Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------


                        (из трилогии "ПОМОРЫ")
                             книга третья





     Пустынен и неприветлив Абрамовский берег глубокой осенью.  Холод-
ные резкие ветры наносят с моря туманы и дожди пополам с  мокрым  сне-
гом.  Нет преград ветрам, на все четыре стороны размахнулась безлесная
тундровая равнина,  и они свободно стелются над ней, насквозь прошивая
рыбацкое  село,  рассыпанное  возле самого устья на берегу Унды.  Избы
содрогаются от ударов непогоды.
     На дворе октябрь,  сумеречный, зябкий, моросный. Навигация закон-
чилась. Рыбачьи суда надолго прилепились к берегу, почти все карбаса и
елы  вытащены из воды,  опрокинуты вверх днищами - до весны.  Моторные
бота поставлены в затишки на зимовку.  Движение пассажирских пароходов
по линии Мезень - Архангельск прекратилось. Скоро ледостав.
     В эту глухую пору шел из Каменки в Архангельск  внерейсовый  пос-
ледний пароход "Коммунар". Председатель колхоза Панькин накануне дого-
ворился по телефону,  чтобы пароход сделал около Унды остановку и взял
на борт три бочки свежепросольной семги из последних сентябрьских уло-
вов. Доставить их на рейд в парусной еле было поручено Семену Дерябину
с Федором Кукшиным.
     - Глядите в оба,  - предостерег Панькин.  Ветра  ныне  изменчивы,
волна крута. Постарайтесь успеть до прилива к пароходу.
     - Почему раньше-то не отправил рыбу?  - спросил с неудовольствием
Дерябин.  Выходить на взморье ему не очень хотелось: стужа, сырость, а
у него побаливала поясница.
     - С дальней тони рыба,  - ответил председатель. - Пока доставляли
ее в село,  - упустили время.  Хоть бы теперь,  с последним пароходом,
отправить.

     В назначенный  час,  уже перед сумерками,  Семен и Федор пришли к
еле,  что стояла с грузом у причала возле артельного склада. У Кукшина
щека повязана шерстяным платком.
     - Болеешь, что ли? - спросил Семен.
     - Ы-ы-ы... зу-бы... - промычал Федор, невесело махнув рукой.
     - Так отказался бы от поездки. Еще вздует тебе всю щеку.
     - Ы-ы-ы...  поехали давай,  - выдавил из себя Федор, сморщившись.
Длинный, худой, он жалко горбился возле борта елы. - Ы-ы-ы говорю...
     - Что - говорю?
     - Да поехали!
     - Ладно,  поехали, - согласился Семен, сочувственно поглядывая на
страдальчески сморщенное лицо Кукшина.
     Зубов у  Федора  осталось немного однажды в фашистском концлагере
охранник,  остервенясь,  вышиб Федору половину верхней челюсти.  Да  и
уцелевшие зубы теперь болели, а лечить было негде: в районную поликли-
нику в Мезень ехать далеко.
     Однако выходить на взморье надо.  Отчалили. Семен сел к рулю, Фе-
дор поставил мачту с парусом.  Тяжелая, будто чугунная волна с упругой
силой ударила в корму.  Парус нехотя расправился, и ела пошла в устье.
На поддоне рядком стояли три желтоватых новых бочонка.
     С полчаса шли молча. До прилива осталось немного времени, и Деря-
бин опасался, как бы не опоздать к пароходу.
     Вскоре вышли  в  губу.  С  рейда уже доносился нетерпеливый гудок
"Коммунара". Он ждал на якоре. Ела легла носом на крутые валы, и Деря-
бин почувствовал, что ветер меняет направление.
     - На всток1 забирает, - обеспокоенно сказал он.
     1 Всток - восток (поморское).

     Кукшин повертел перевязанной головой и промычал что-то  неразбор-
чивое. Потом привстал и прикинул взглядом расстояние до парохода.
     На палубе матросы готовились принять груз. В иллюминаторах весело
горели  огни,  желтым светлячком качался на верхушке мачты топовый фо-
нарь. Федор и Семен стали подгребать к борту парохода.
     Парус они убрали,  работали веслами.  Но разыгралась волна, и ела
медленно подавалась вперед. Наконец приблизились к пароходу. С "Комму-
нара" им бросили швартов,  Федор изловчился - поймал его и стал подтя-
гивать суденышко к высокому,  с глазками светящихся иллюминаторов бор-
ту.
     Волнение все усиливалось,  и елу то поднимало почти вровень с па-
лубой парохода, то опускало до ватерлинии. О разгрузке в такую болтан-
ку нечего было и думать...  И еще откуда ни  возьмись  налетел  шквал,
ударил в борт елы и вырвал трос из рук Федора.  Пароход мгновенно ока-
зался в стороне.
     Все усилия  снова подгрести к нему ни к чему не привели.  "Комму-
нар" все удалялся. С палубы кричали в рупор:
     - Погрузка отменя-я-яется!
     Ветер разорвал в клочья прощальный сипловатый гудок, и "Коммунар"
снялся с якоря. Далеко позади моталась ела, которую швыряло из стороны
в сторону.  Дерябин с тревогой заметил,  что не закрепленные по оплош-
ности бочки стали сползать к левому борту. "Не дай бог, перевернемся!"
- подумал он,  работая веслами. Кукшин тоже греб изо всех сил, задыха-
ясь от напряжения.  Оба взмокли,  мускулы на руках немели,  весла гну-
лись.
     На повороте  в  устье удар волны пришелся прямо в правый борт,  и
бочки еще больше сползли к левому.  Ела накренилась,  следующая  волна
довершила дело:  бочки опружило в море, и суденышко опрокинулось вверх
килем..
     А кругом  было  совсем темно,  не различить границы между морем и
небесами
     И пустынно  было,  как  на новорожденной Земле в седые библейские
времена.
     И некому подоспеть на помощь.
     Никола, Никола,  моряцкий заступник!  Спасай рыбаков! Вся надежда
только на тебя...




     "Неужто пропали рыбаки?  - думал Панькин в угрюмой тревоге. - За-
чем я послал эту разнесчастную елу с тремя бочками!  Кабы  знать,  что
погода так подведет, лучше было бы выйти на "Боевике".
     Это судно заводской постройки,  купленное года  три  назад,  было
первым  металлическим  кораблем  среди  деревянного  колхозного флота.
Панькин допустил оплошность,  и теперь его мучили  угрызения  совести.
"Остарел,  седой мерин! - мысленно ругал он себя. - Плохо стал сообра-
жать. Дело-то вон как обернулось..." Еще муторнее стало на душе, когда
Тихон Сафоныч вспомнил о том,  что, посылая елу, он больше заботился о
грузе (теперь-то он казался ему ничтожным), чем о людях, которые могут
попасть в беду.
     Панькин посмотрел в окно. На улице бушевал ветрище и волны на ре-
ке бились о берег.  Председатель взглянул на часы - девять. Ела ушла в
четыре.  На всю поездку потребовалось бы не более двух часов:  полчаса
до рейда, полчаса на разгрузку, полчаса на обратный путь, ну и еще ми-
нут тридцать про запас.  Однако минуло пять часов, а о Семене и Федоре
никаких вестей...
     Панькин недавно ходил к реке. Но там тьма-тьмущая - хоть глаз вы-
коли.  Простояв на пристани целый час и продрогнув,  председатель вер-
нулся в контору.
     Курьер-уборщица Манефа вошла в кабинет с охапкой дров, молча сва-
лила их у голландки и принялась укладывать поленья  в  топку.  Достала
из-за печки сухое полено,  нащепала ножом лучинок,  подожгла их и тоже
сунула в печку.  Потом стала подметать пол.  Здоровая, медлительная, в
стареньком ватнике,  она незаметно поглядывала на Панькина. Ссыпав му-
сор в топку, Манефа сказала:
     - В прошлом году об эту пору утонули братья Семенихины...
     Панькин вздохнул и промолчал.  Он помнил, как Семенихины пошли на
взморье ставить сети,  а к ночи разыгрался шторм, и карбас опрокинуло.
Братьев нашли через двое суток,  выброшенных прибоем на  кромку  бере-
га...
     Манефа сунула веник под мышку, еще раз заглянула в топку и вышла.
В печке весело потрескивали дрова - не в лад мрачному настроению Пань-
кина. Он все ходил по кабинету и думал, что предпринять. "Придется по-
сылать на поиски "Боевик", - решил он и уже собрался идти за капитаном
судна Котцовым, но тут пришел Дорофей Киндяков. Сбросив с плеч брезен-
товый дождевик и расстегнув поношенный китель,  он сел на стул, шевеля
густыми с сединкой бровями.  Панькин чувствовал на себе угрюмый взгляд
Дорофея.
     - Горючего пожалел? Куда бережешь? Зимой плавать собираешься?
     - Да какое там!  - Панькин взмахнул короткопалой сильной рукой. -
Кабы знать,  что заштормит!  Думал:  нечего из-за трех бочек судно го-
нять, обойдусь елой...
     - Ну вот!  - с упреком отозвался Дорофей и смолк, опустив большую
ладонь на колено.
     Несколько минут назад к нему в избу прибежала жена Семена Деряби-
на Калерия - в расстегнутом пальтишке,  простоволосая, плачущая. Заго-
лосила как по покойнику.
     - Ох, чует мое сердце - в беду попал Семен. Ветрище-то какой! Из-
ба дрожит. Помоги ты ему, Дорофеюшко, спаси-и-и!.. - и бухнулась в но-
ги пожилому кормщику.
     Дорофей поднял ее, как мог успокоил, оделся и пошел в правление.
     - Надо выходить на "Боевике",  - сказал он Панькину, - искать му-
жиков.
     - Да, - тотчас отозвался председатель. - Я пойду в море, а ты по-
дежурь тут. Может, пригребут, так помоги им...




     Под низким избяным потолком тихонько,  почти на одной ноте струи-
лась, будто ручеек, колыбельная песенка:

                     Баю, баю, покачаю
                     Дитю маленькую,
                     Дитю крошечную!
                     Я пойду во торги
                     И куплю пояски,
                     Все шелковенькие
                     К люльке прицепите,
                     Сашеньку усыпите.
                     Баю, баю, укачаю...

     Это Соня усыпляла шестимесячную дочурку Сашу.  Ритмично поскрипы-
вал очеп, колебался от движения зыбки ситцевый полог над ней. Времена-
ми  Соня  переставала качать зыбку и прислушивалась,  не раздадутся ли
шаги за окном,  не стукнет ли в сенях дверь. Сашенька, словно чувствуя
беспокойство  матери,  не могла заснуть,  ворочалась и тихонько сучила
ножонками под ватным стеганым одеяльцем.
     Тревога за мужа все усиливается, но, хоть на душе и муторно, Соня
опять принимается за песню:

                     Сон да дрема
                     По новым сеням брела,
                     По новым сеням брела,
                     Сашеньку искала.
                     "Ино где мне ее найтить -
                     Тут и спать уложить,
                     Спать уложить, дитю усыпить "
                     Баю, баю, баю... -

     А на  улице вовсю гуляет ветер,  грохочет шторм.  Лежит камнем на
сердце тоска. "Ой, беда, беда!" - всплакнула Соня.
     Варвара, свекровь,  одевшись  потеплее,  уже  давно ушла на берег
встречать Федю и не возвращается.  Значит,  не пришли до сих пор рыба-
ки...
     Ветер давит на оконные стекла, и они зябко дребезжат в раме. Сту-
чит о калитку витое железное кольцо,  повизгивают ржавые дверные наве-
сы.
     Тоска. И недобрые предчувствия.




     Вынырнув, Федор  увидел  прямо перед собой какой-то темный бугор,
захлестываемый волнами.  В первую минуту подумал: "Островок... Или ка-
мень плоский...  Но ведь тут глубоко!  Откуда быть камню?  А островков
тут совсем быть не должно.."  Стараясь  удержаться  на  плаву,  тяжело
взмахивая руками,  он все смотрел на этот темный большой предмет и на-
конец сообразил:  "Да это же ела днищем кверху!" Поплыл к ней.  Мокрая
одежда, тяжелые бахилы тянули вниз, шапка уплыла. Пряди волос закрыва-
ли глаза, и Федор исступленно мотал головой, взлетая на волнах и затем
проваливаясь  в  пучину.  С трудом великим домахал до елы,  попробовал
уцепиться за днище Это никак не удавалось - рука скользила,  ногти ло-
мались. "Надо с носа, либо с кормы", - сообразил он. И тут до него до-
несся истошный крик Семена:
     - Фе-е-е-едор! Фе-е-е-едор!
     - Семе-е-ен!  - изо всей мочи  крикнул  Кукшин,  -  Семе-е-ен!  Я
ту-у-у-ут!
     Он не видел Дерябина, хотя тот был где-то рядом.
     - Дай руку-у-у! Р-руку да-а-ай! - кричал Семен.
     - Где ты-ы-ы?  - сорванный от напряжения и стужи голос  Федора  с
трудом прорывался сквозь шум моря. - Не вижу-у-у!
     - Сюда смотри, я на киле-е-е!
     Федор наконец  различил в плотных сумерках протянутую к нему руку
и,  изловчившись, ухватился за нее. Волна, будто на качелях, подкинула
Кукшина,  и  он нащупал свободной рукой окованный полосой железа киль.
Собрав остаток сил, выбрался на днище. В животе все ворочалось: поряд-
ком наглотался воды. Несколько минут Федор молча отплевывался.
     - Ну,  брат,  хана-а-а!  - сказал затем отчетливо и зло. - Слышь,
брат? Рыб кормить будем...
     - Погоди с отходной-то! - сурово одернул его Семен, который лежал
боком на днище. - Бахилы у тя подвязаны?
     - Подвязаны.
     - Одну завязку дай мне. Я тоже сниму - свяжем весла, чтобы не уп-
лыли...
     - Весла? - радостно переспросил Федор. - Неуж-то весла?
     - Весла,  - повторил Семен.  - Когда я вынырнул, так одно мне под
руку подвернулось. Поймал. А другое возле борта нашел.
     - Ну,  Семен, везучий ты! Весла - это хорошо. - Федор одной рукой
стал  развязывать  сыромятный ремешок на бахиле под коленом.  Отвязал,
хотя кожа размокла и рука плохо слушалась. - Держи!
     - Погоди...  - Семен половчее передвинул весла,  прижатые телом к
днищу у основания киля. - Давай! - Связал ремешки, зубами затянул узе-
лок. Свободный конец ремешка умудрился продеть в щель под железную по-
лосу, тоже крепко завязал. - Ну вот и ладно. Как ты? Закоченел?
     - Спрашиваешь! - хмуро отозвался Федор, всматриваясь в потемки. -
Все одно пропадем.  Не утонем, так замерзнем. Мокрехонькие, только что
не нагишом.
     - Ну-ну! Крепись! Отлив начнется, волна спадет - легче будет.
     Федору стало неловко от того,  что он вроде бы совсем упал духом.
Уже спокойнее спросил:
     - А мы ровно на месте стоим?..
     - На якоре. Он выпал из елы и за дно зацепился. Только бы трос не
перетерло. Перетрет - утащит нас в голомя1..
     1 Голомя - открытое море (поморское).

     Федор промолчал.  Он думал, как им спастись, и не мог ничего при-
думать
     - Чего молчишь: Живой ли?
     - Да живой...
     - Зубы-то как?
     - До них ли тут?
     - Ну ладно, - примирительно сказал Семен. - А я вроде обтерпелся.
Теплей вроде стало.  Ко всему привычен человек...  Эх!  -  Он  крепко,
по-мужицки выругался. Потом заговорил с оттенком виноватости: - Прежде
мужики в таком дурацком положении богу молились...  Николу  на  помощь
звали... А мы вот забыли об этом.
     Федор выслушал его молча.  Море гремело в потемках, катило лохма-
тые  волны и мотало из стороны в сторону утлое перевернутое суденышко.
Рыбаков все время окатывало водой.  "Долго не продержаться,  - подумал
Дерябин.  - Что делать? Попробовать перевернуть елу? На такой волне на
киль ее не поставить.  Да если бы и удалось, воды полно будет. Ох, бе-
да, беда! Может, придут из села на помощь? Но когда хватятся?
     - Федор, а, Федор!
     - Чего?
     - Так зубы-то не болят? - снова спросил Семен.
     Он понимал, что надо раскачать Федора на разговор. Когда молчишь,
думы нехорошие роятся в голове,  будто злые осы... Семен это знал: бы-
вал на своем веку в передрягах.
     - Нет, не болят, - равнодушно отозвался Федор.
     Он и в самом деле не ощущал боли,  которая так терзала его на бе-
регу.
     - С перепугу болеть перестали.  Это так.  У меня перед выходом на
рейд поясницу ломило, а теперь прошло. Давай думать, что делать.
     - А что?  Видно, так и висеть на днище. Рассвет придет - может, и
в голове посветлеет. Тогда, глядишь, что и придумаем.
     - Верно.  Умная твоя головушка! - похвалил Семен и, помолчав, до-
бавил. - Бочки у нас пропали...
     - Спишут,  -  не очень уверенно ответил Федор.  - Хрен с ними,  с
бочками! Лишь бы самим спастись!
     - Да,  теперь не до бочек, - согласился Семен, но все же подумал,
что если потерянный груз отнесут на них,  то придется платить изрядную
сумму, такую, какая и во сне не снилась ни ему, ни Федору.
     Настроение стало еще мрачнее,  и он надолго замолчал.  Федор  уже
подумал, не случилось ли с ним чего: вдруг задремал, еще сползет в во-
ду. Он хотел было окликнуть товарища, но тот и сам, наконец, подал го-
лос.
     - Отлив начался. Волна меньше стала.
     - Верно. Скорее бы рассвело.
     - Ну рассветет еще не скоро Что это?..  Гляди,  луч! - воскликнул
Семен. - Позади тебя светит. С парохода, что ли?
     Федор быстро обернулся,  всмотрелся во тьму и разглядел вдали луч
света, скользнувший по волнам. А вскоре донесся и слабый гудок.
     - Никак нас ищут!?
     - Похоже,  - отозвался Семен.  - На "Боевике", верно, пришли. Его
фонарь. И гудок его. Только не там ищут...
     - Давай покричим.
     Оба дружно принялись кричать,  но быстро отчаялись в том,  что их
услышат на таком большом расстоянии.
     - Зря кричим. Гудок и то еле слышно, - сказал Семен. - Жаль, огня
у нас нет...  Сигнал не подать. Ежели до рассвета проищут, тогда заме-
тят.
     - Не ушли бы мористее...
     - Хоть бы скорее рассвело. Рубаху исподнюю на весле бы подняли.
     Слабый луч  света,  вспыхивавший время от времени,  все удалялся.
Рыбаки приуныли.

..................................................................

     - Федор, а, Федор!
     - Ну?
     - Как ты, живой?
     - Чуть живой.
     Федор находился в том дремотном,  близком к  обмороку  состоянии,
когда уже перестаешь ощущать и холод,  и голод,  и постепенно погружа-
ешься в небытие.  Так случается с путником,  застигнутым где-нибудь  в
пустынной  тундре  лютой пургой.  Выбившись из сил,  человек валится в
сугроб и медленно погружается в свой последний вечный  сон...  Усилием
воли  Федор  гнал  прочь эту сонную одурь,  обволакивающую его тягучей
прочной сетью,  сколько было возможно, ворочался на смоляном днище елы
и все чувствовал,  что силы уходят и гибель близка.  Ему стало до слез
жалко Соню и маленькую дочурку Сашу:  "Как же они  без  меня-то  будут
жить?"
     Студеная злая вода сковывала тело.  Ветер пробирал до костей. Фе-
дор подумал, что в таком безнадежно-отчаянном положении ему бывать еще
не приходилось, Разве только в фашистском плену, куда он попал, будучи
сильно контуженным и раненным, в сорок первом, в июле.
     ...Вспомнилось ему, как мостили булыжником дорогу. Камни из карь-
ера - большие,  тяжелые - носили на руках. А руки слабые, пальцы скрю-
ченные,  с ободранными ногтями.  Спина нестерпимо болела... Шел Федор,
горбясь,  прижимая  к  груди неуклюжий булыжник,  шатался из стороны в
сторону на костлявых и длинных,  словно палки,  ногах. А охранник, что
стоял  на  обочине  тропы,  уже примеривался сунуть Федору прикладом в
спину.  Кукшин запнулся,  камень вывалился из рук.  Он стал  поднимать
его, внушая себе: "Только бы не упасть... Только бы..." Тех, кто выби-
вался из сил, немцы пристреливали.
     Поднял камень,  выпрямился  и пошел.  Немец - прикладом ему в бок
так, что ребра хрустнули.
     - Руссишен швайн!
     Охранник, видимо, сломал ему ребро. Вечером в бараке товарищи на-
ложили Федору тугую повязку. Бок долго болел.
     И все-таки Федор выжил.  Сколько вынес в плену,  рядом со смертью
ходил,  но вернулся, и вот - на тебе, в родном краю погибель!.. Он по-
мотал головой, тихо застонав.
     - Чего ты? - окликнул его Семен. - Худо тебе?
     - Да нет...  Просто так, - отозвался Федор и, с трудом приподняв-
шись, посмотрел вокруг.
     Начинался бледный рассвет. Уже отчетливо различались гребни волн,
вдали обозначился горизонт. Теперь Федор увидел и лицо своего товарища
- бледное,  осунувшееся,  совершенно бескровное,  со спутанными седыми
волосами на лбу, с губами землистого цвета. "А ведь ему труднее, - по-
думал Федор.  - Он меня много старше, здоровьишко не ахти. Однако дер-
жится!"
     Серые губы Семена разомкнулись, и Кукшин услышал:
     - Светает.
     - Светает. А мы, кажись, плывем?
     - Плывем. Трос якорный перетерло, мы и не заметили...
     То, что трос порвался и елу относит  на  юго-восток,  он  заметил
давно, но не говорил об этом Федору.
     - Берег!  - неожиданно вырвалось у Федора, заметившего темную по-
лоску на горизонте.
     - Да ну?  - Семен торопливо обернулся.  - Верно, берег. Верстах в
трех.
     Пошел дождь вперемешку с мелким липким снегом,  и берег словно бы
размылся за его нависью. Но все равно у рыбаков затеплилась надежда на
спасение.
     Волнение на  море  поулеглось.  И вдруг ела ударилась обо что-то,
так что ее корпус содрогнулся.  Семен и Федор  переглянулись  и  снова
ощутили под собой глухой удар. Судно теперь вроде бы стояло на месте.
     - Камень! - воскликнул Семен.
     - Все может быть, - неуверенно произнес Федор.
     - Кажется,  обмелились,  слава богу!  Однако надо проверить, а уж
после  "ура" кричать.  Дай-ка я опущу весло,  - Семен поспешно ослабил
ремешок, вытащил весло. - Держи меня.
     Федор вцепился в полу Семеновой тужурки почти негнущейся, сведен-
ной от холода рукой. Дерябин, склонившись, опустил весло торчком в во-
ду и нащупал дно. Воды - по самую рукоятку.
     - На кошку1 вынесло. Наше счастье, что вода убыла, - сказал он. -
Теперь придется нам поработать. А под елой-то не камень, а бочка.
     1 Кошка - песчаная или мелкокаменистая отмель в море

     - Бочка? - удивился Федор.
     - Она, я разглядел в воде,-Семен снова сунул весло в петлю, затя-
нул ее.  - Ну, благословясь, опять в воду, - сказал он деловито и оза-
боченно, словно выполнял привычную обыденную работу.
     Федор остановил его:
     - Погоди, я длиннее тебя. Авось дна достану.
     Он быстро соскользнул с днища и нащупал грунт,  оказавшись в воде
по грудь.
     - Плотно.  Песок, - сказал Федор, слабо улыбаясь и дрожа от холо-
да, охватившего тисками все тело. - А дале... - он немного удалился от
елы, и вода стала ему по пояс, - еще мельче. Видишь? Дай-ко я попробую
подтянуть сюда елу...
     Семен тоже спустился в воду и стал помогать тянуть суденышко. Вы-
биваясь из сил,  они,  наконец,  вытащили елу на отмель и, взявшись за
борт,  стали переворачивать ее. Возились долго, и все же поставили су-
денышко на киль.  И хотя в нем было много воды,  оба забрались в елу с
радостью.  Семен вспомнил,  что в носу в закрытом отсеке обычно храни-
лось жестяное ведерко, и достал его. По очереди стали откачивать воду.
И хотя оба находились в крайней степени изнеможения, надежда на спасе-
ние прибавляла им сил.  Ведро то и дело переходило из рук в руки, вода
заметно убывала.  Скоро добрались до днища. Суденышко стало непривычно
легким и вертким.  Возле борта всплыли на привязи весла.  Взяли  их  в
елу.  Уцелел и парус,  засунутый с мачтой под банку. Но ветер был сла-
бый, и парус решили не ставить. Сели, мокрые с головы до ног, на банку
и хотели было грести, чтобы поскорее согреться, но Семен спохватился:
     - Постой. Надо поискать бочки. Ведь все-таки семга. Сколько в нее
труда вложено!
     - Да ну их к дьяволу, эти бочки! - взорвался Федор.
     Но Семен посмотрел на него с упреком, и он сник.
     Одну из бочек нашли сразу, неподалеку. Она торчала среди волн ок-
руглым краем. Опять пришлось барахтаться в ледяной воде.
     Это была тяжелая работа.  Едва брались руками за дно бочки, чтобы
перевалить  ее через борт,  ела ускользала,  и бочка плюхалась в воду.
Уже,  кажется, не осталось сил, оба ругали на чем свет стоит непослуш-
ную бочку, но все-таки не отступались и опять подводили к ней елу.
     - Ни черта так не выйдет. Надо одному держать елу, а другому под-
нимать эту проклятущую бочку, - тяжело дыша, сказал Семен. Вода с него
текла ручьями, и был он похож на водяного.
     - Давай,  я буду закатывать, а ты стань с того борта, - предложил
Федор.
     Семен побрел к другому борту и налег на него грудью, а Федор под-
вел бочку к еле и,  поднатужась,  перевалил ее  через  борт.  В  спине
что-то хрустнуло, но в горячке он не придал этому значения.
     Влезли сами. Один стал грести, а другой - высматривать среди волн
другие бочки. Долго крутились над отмелью и, когда все бочки выловили,
сели на банку,  обессиленно прислонясь друг к другу.  Потом взялись за
весла.
     - Это Васильевская кошка,  - сказал Семен. - Теперь уж я убедился
- Васильевская?  Ее всегда опасались в отлив,  как бы не обмелиться. А
теперь вот она нас выручила... Не было бы счастья, да несчастье помог-
ло. Ну, теперь домой, с богом!
     - Да,  теперь уж мы спаслись,  - расслабленным голосом  подхватил
Федор.  - Уж я думал,  совсем нам будет хана...  Теперь я увижу Соню и
Сашу...
     Мокрая от  воды,  нагруженная  бочками  ела  тяжело легла носом в
устье реки.  Гребцы, откидываясь назад всем корпусом, налегали на вес-
ла.  Им казалось, что гребут они сильно и споро, а на самом деле весла
еле-еле поднимались из воды, которая, словно тесто, засасывала их.
     Семен, вглядываясь в удручающе серые дали Мезенской губы,  приме-
тил смазанный дождем и снегом силуэт судна.
     - Гляди, никак "Боевик"! - сказал он почти равнодушно.
     Теперь, когда они сами вызволили себя из беды,  запоздалая помощь
не вызывала радости.
     - Верно,  "Боевик",  - согласился Федор.  - Где они  шлялись  всю
ночь?
     - Не знали, где искать. Да и видимости никакой...
     - Ладно,  нагонят,  дак хоть в кубрике обогреемся, - подобрел Фе-
дор.
     "Боевик" на полном ходу быстро приближался к ним со стороны моря,
давая частые призывные гудки в знак того, что рыбаков заметили.





     История с  двумя рыбаками,  чуть не погибшими в шторм на взморье,
взволновала все село и дошла до Мезени. Секретарь райкома Иван Демидо-
вич Шатилов предложил Митеневу обсудить этот случай в партийном поряд-
ке.  Митенев назначил заседание партбюро на ближайшую субботу. Оба ры-
бака,  потерпевшие бедствие,  серьезно заболели. Хорошо еще, что оста-
лись живы...
     Панькин, старый, опытный председатель, приуныл, ходил по селу по-
тупя голову, избегая глядеть людям в глаза. Дорофей Киндяков, его друг
и приятель, пытался успокоить председателя:
     - С кем не бывает!  Все ошибаются,  - сказал он, когда они вместе
шли домой вечером.
     - Погорел я с этой елой.  Надо было послать "Боевик", - хмуро от-
ветил Панькин,  и Дорофей различил в его голосе не только досаду, но и
дремучую тоску.
     - Видишь ли, дело в чем, - рассуждал Дорофей, - привыкли мы рабо-
тать по старинке,  на парусниках, на деревянных слабосильных суденках,
силой  да сноровкой брать...  Горбом,  одним словом.  И ты по привычке
этой старинной,  шут ее подери, решил положиться на парус да на силу и
находчивость рыбаков.  Годами ведь так работали: хлеб добывали, хребет
ломали, пупок надрывали. А нынче не те времена, - Дорофей взял Паньки-
на за локоть,  придерживая его: изба председателя светилась рядом низ-
кими оконцами.  - Вот еще,  к примеру, рассудим так. Купил человек но-
вый,  с иголочки, кафтан доброго сукна и повесил его в гардероб. А сам
ходит в старом латаном-перелатанном,  ветром подбитом. А почему? Новый
жаль носить!  Бережет его для праздников. Проклятая мужицкая экономия,
Так и ты: "Боевик" у тебя для праздников, а ела - для буден.
     - "Боевик" я приберегал не для парада. Лето придет - по тоням его
придется гонять, к пароходу посылать за грузами. Тут как хошь думай...
     Панькин вздохнул и попрощался.




     На улице уже который день шел въедливый дождь, перемежаясь с лип-
ким снегом.  Слякотная мерзкая погода. Вечерами - тьма-тьмущая. Родион
на  крыльце правленческого дома зацепился ногой за плетеный веревочный
коврик и больно ударился локтем о дверь.  Она с грохотом распахнулась.
Сверху, с лестницы, недовольный голос:
     - Господи, кто там ломится?
     Манефа стояла  наверху,  светя керосиновой лампой-десятилинейкой.
Электрический свет недавно погас, что-то случилось с движком.
     - Это я, Манефа Васильевна, - отозвался Родион.
     - Ноги-то вытер? - Манефа не любила вечерних заседаний в конторе,
они  доставляли  ей дополнительные хлопоты и мешали заваливаться спать
спозаранку. - На улице грязища! А ты никак опоздал...
     Тут дали свет,  загорелась в коридоре лампочка. Мальгин одним ма-
хом взбежал по лестнице наверх, в комнату, где начиналось заседание.
     - На повестке дня у нас два вопроса,  - объявил Митенев. - Первый
- "О личной ответственности коммунистов за аварию  на  рейде  седьмого
октября  сего  года"  и второй - "О готовности к наважьей путине".  По
первому вопросу - мое сообщение, по второму - Панькина.
     Чуть сутулые, широкие плечи Митенева обтягивал серый коверкотовый
старомодного покроя пиджак. Рубашка сверкала белизной, галстук в косую
полоску был повязан аккуратным небольшим узелком. Лицо у Митенева упи-
танное,  гладкое, чуть рыхловатое. Плешивая голова лоснилась при свете
лампочки.  За  двухтумбовым письменным столом парторг выглядел уверен-
ным, внушительным и даже монументальным. Сбоку стола пристроился Пань-
кин.  Вид у него настороженно-виноватый, глаза потуплены. На стульях у
стены - предсельсовета Мальгин, Дорофей, директор школы Сергеичев, по-
жилой  сухощавый  в очках с золоченой оправой.  Он приехал на работу в
Унду в сорок втором году,  будучи эвакуированным со Смоленщины. Теперь
собирался выйти на пенсию и вернуться на родину.
     Митенев продолжал вести заседание.
     - Нам надо точно выяснить причины аварии,  установить виновных и,
если они того заслуживают,  наказать в партийном порядке.  - Секретарь
партбюро помолчал,  подумал. - Конечно, если бы не шквал, застигнувший
рыбаков,  может, все и обошлось бы... Но шквал шквалом, а факт налицо.
И факт печальный!  Почему бочки в еле не были закреплены?  Они сдвину-
лись к борту и опрокинули судно.  И, наконец, почему "Боевик" не сразу
нашел Дерябина и Кукшина? Капитан судна Котцов всю ночь не мог выйти к
месту аварии и снять рыбаков с днища. Вот вопросы, на которые мы долж-
ны получить ответ. Прошу высказываться.
     Митенев сел. Однорукий Родион зажал меж колен коробок со спичками
и прикурил. Затянувшееся молчание прервал Панькин:
     - Дмитрий Викентьевич,  видимо, из деликатности не упомянул моего
имени,  - сказал он глухо, будто не своим голосом. - Но вывод напраши-
вается такой: виноват я как руководитель. И в том, что послал елу - не
"Боевика", и в том, что не обратил внимания на незакрепленный груз, и,
наконец,  ночью я был на борту судна и неуспех поисков ложится тоже на
меня. И я приму как должное любое наказание.
     Неловкое молчание снова охватило собравшихся. Очень уж непривычно
было Панькину выступать в роли виновного. Однако Митенев требовательно
заметил:
     - Легче  всего,  Тихон Сафоныч,  признать свою оплошку.  А почему
все-таки случилась беда? Почему мы забыли о том, что в нашем деле каж-
дый  шаг  в море связан с риском и возможной гибелью людей?  Почему мы
легко и непродуманно отдаем хозяйственные  распоряжения?  Ведь  иногда
жизнь человека зависит от самой малой небрежности!  На кого будем спи-
сывать издержки?  На судьбу?  На войну?  Так ведь она уже давно кончи-
лась...
     Стало опять тихо.  Было слышно, как работает на окраине села дви-
жок.
     - Ну что, молчать будем? - с неудовольствием спросил Митенев.
     Родион погасил окурок и встал.
     - Случай,  конечно, чрезвычайный. Но винить во всем только Тихона
Сафоныча  будет  несправедливо.  Много для колхоза сделал он,  и я его
глубоко уважаю.  Видите ли...  ставя перед собой хозяйственную задачу,
мы печемся лишь о том,  чтобы в срок ее выполнить. А о тех, кто ее вы-
полняет,  мы и не думаем подчас,  Работа у нас заслоняет  человека.  А
ведь должно быть наоборот!  Честно сказать, у меня в сельсовете тоже с
некоторых пор стал прививаться этакий бюрократический казенный  метод:
все  обсуждаем планы да мероприятия,  а о людях,  исполнителях планов,
вспоминаем редко...
     - Куда  тебя заносит?  - поправил Родиона Митенев.  - При чем тут
сельсовет? Ближе к делу!
     - А если ближе к делу,  так и я тоже виноват в том, что не пришел
в тот вечер на причал, не поинтересовался, как выходят на рейд колхоз-
ники. Хоть и знал, что выходят.
     - Самокритика - дело нужное.  Но теперь она вовсе ни  к  чему,  -
жестковато сказал Митенев. - Какие будут конкретные предложения?
     - Предложение у меня такое: записать пункт о коллективной ответс-
твенности за жизнь каждого рыбака.
     - Коллективная ответственность - дело не лишнее, - усмехнулся Ми-
тенев. - Ты обратил внимание на повестку дня? Личная ответственность -
основа порядка.  Она прежде всего,  а уж потом  коллективная,  которая
складывается  из суммы личных ответственностей.  Дорофей,  ты что ска-
жешь? А вы, товарищ Сергеичев?
     Дорофей чувствовал  себя неловко.  Ему не хотелось "катить бочку"
на председателя. Он чувствовал, что многое в том происшествии зависело
от случайности, от шторма. Но и безнаказанным это не должно сойти. По-
тому он нерешительно предложил:
     - Может быть, надо все-таки поставить нашему председателю на вид,
потому как он сам признал свою промашку?
     Директор школы из осторожности промолчал.  Митенев упрекнул Доро-
фея:
     - Соломку подстилаешь, чтоб помягче было?
     - Ну,  почему соломку... Ведь был шторм. А он, известное дело, не
спрашивает, кто прав, а кто виноват...
     - Мы должны быть принципиальны.  Как требует устав.  И  потому  я
предлагаю  за непродуманные действия по отправке груза объявить комму-
нисту Панькину выговор без занесения в учетную карточку и предупредить
его настоятельным образом. Есть еще предложения? Нет? Тогда голосуем.
     После этого пригласили из  бухгалтерии  ожидавшего  там  капитана
"Боевика" Андрея Котцова.
     В год получения судна правление колхоза назначило на него капита-
ном Дорофея,  а Котцова - помощником.  В середине лета нынешнего года,
когда надо было возводить клуб, не оказалось руководителя строительной
бригады.  Во  всей  Унде  только Дорофей хорошо знал плотницкое дело и
разбирался в чертежах. Ему и поручили возглавить строительную бригаду,
а судно доверили Котцову:  остаток навигации он водил "Боевик" уже без
Дорофея.
     - Садись, Котцов. У нас к тебе будут вопросы, - Митенев указал на
свободный стул, - Почему поиск рыбаков с елой затянулся до утра?
     - Была  очень  плохая  видимость,  - ответил Андрей.  - Шторм во-
семь-девять баллов.  Ночь навалилась медведицей...  А у нас  прожектор
слабый, недалеко светит.
     - Навигационные приборы были в порядке? - поинтересовался молчав-
ший до сих пор директор школы.
     - Прибор у нас один - компас. Он в порядке.
     - Скажи по правде:  заплутал?  Искал, не там, где надо? - допыты-
вался Митенев.
     - Немудрено и заплутать в такой обстановке...
     - Председатель был с вами? Он руководил поисками?
     - Как  же!  - тотчас ответил Котцов,  - Тихон Сафоныч находился в
рубке,
     Панькин с неудовольствием прервал Котцова:
     - Брось,  Андрей,  говори правду. Меня ведь укачало, Так трепану-
ло!..  Я в кубрике на койке валялся, И ты, друг сердечный, меня не вы-
гораживай.
     - Так вы же были в рубке! - настойчиво повторил Котцов.
     - Ну заглянул ненадолго.  А остаток ночи был совсем плох.  Стыдно
перед командой...
     - А какое значение имеет - был в рубке Панькин или не был? В кон-
це концов вел "Боевик"-то я.  С меня и спрос. И если говорить начисто-
ту,  то я больше беспокоился за свое судно, хотя рыбаков тоже искал, -
Котцов нервно смял в руке фуражку.
     - За свое судно? - удивился Митенев.
     - Ну да.  Штормина был крепкий. "Боевик" мог опрокинуться. Вполне
свободно оверкиль1 сыграть. Осадка у судна без груза невелика, а палу-
ба  высокая  и фальшборт тоже...  Ну и рубка,  да еще сверху поисковый
мостик с брезентовым ограждением - все парусит - будь здоров!  Я  ста-
рался против ветра держать. А чтобы бортом к волне стать - упаси бог!
     1 Оверкиль  - положение судна вверх днищем во время кораблекруше-
ния.

     - Ну вот,  - как бы оправдывая Панькина и Котцова,  заметил Доро-
фей.  - На "Боевике" и то опасно было.  Выходит,  и в том,  и в другом
случае  был риск.  Надо кончать это разбирательство.  И так все ясно -
авария произошла в штормовой обстановке.
     Митенев глянул на него неодобрительно.
     - Видимо,  неудачный поиск рыбаков,  потерпевших бедствие, все же
объясняется неумением водить судно в шторм. Он, видите ли, боялся, что
"Боевик" опрокинется,  и не хотел рисковать в то время,  когда два со-
вершенно  закоченевших рыбака были на краю гибели!  Ну ладно,  Панькин
морской болезнью страдал,  - с кем не бывало, а Котцов был у штурвала,
ему и ответ держать.  Надо нам записать в решении: "Партийное бюро ре-
комендует правлению колхоза отстранить Котцова от обязанностей капита-
на  ввиду  его  слабой  судоводительской подготовки и вернуть на судно
Киндякова". Ну а бригадира на стройку надо искать другого.
     - Зачем искать?  - вставил Дорофей.  - Навигация кончилась.  Куда
пойдете на "Боевике"? На носу ледостав.
     - Ну ладно.  Тогда какие будут еще предложения? Я считаю, что нам
все же надо предупредить Котцова,  пусть более внимательно относится к
служебным обязанностям.
     Против этого не возражали. Котцов в сердцах нахлобучил фуражку на
голову и вышел.
     - Переходим ко второму вопросу, - сказал Митенев.

     Когда расходились по домам, Дорофей спросил председателя:
     - Чего молчишь? Расстроился?
     - Думаю.  Наважников-то на Канин надо отправлять! Кого пошлем ка-
питаном? Опять же Котцова?
     - Пусть ведет судно.  Митенев зря на него наседал.  Мы с Андреем,
бывало, до Югорского Шара ходили, он морем испытан.
     Было темно,  и накрапывал мелкий холодный дождик.  Ноги скользили
на мокрой тропке. Дорофей тронул председателя за локоть.
     - Родион чего-то такое говорил на бюро,  что я его не очень и по-
нял...
     - Ему не хотелось,  чтобы мне выговор дали,  вот и  ухватился  за
коллективную ответственность. Ты тоже пытался меня выгораживать. А за-
чем?




     С рейсом на Канин в этом году припозднились.  Прежде бригады отп-
равлялись ловить навагу в конце сентября. Задержка вышла из-за болезни
рыбмастера,  который вот уже пятый год ходил старшим на стан колхоза в
устье Чижи и был там, как говорится, и царь и бог на целых три месяца.
Путь "Боевику" предстоял нелегкий:  осенние туманы, непогоды, ветры, -
все это надо было преодолеть,  забросить людей,  продукты, снасти и до
ледостава вернуться домой.
     Внутренних помещений на судне почти не было,  только машинное от-
деление да носовой кубрик на пять коек.  Рыбакам приходилось ехать на-
верху, спасаясь от дождя и стужи под брезентом.
     У причала Панькин напутствовал Котцова:
     - Гляди, чтобы людей не смыло с палубы!
     - Да ладно, не впервой, - суховато отозвался капитан. - Не беспо-
койся.
     Панькин стал прощаться с рыбаками.  Чуть подольше других подержал
в  своей  ладони теплую и мягкую руку Феклы Зюзиной.  Она стояла возле
люка в машинное отделение и с какой-то отрешенной задумчивостью гляде-
ла на реку,  не замечая людей, толпившихся на палубе, не слыша голосов
и предотвальной суеты.  На ней был ватный костюм,  на голове  серый  в
темную крупную клетку полушалок. Карие глаза затаенно грустны. В угол-
ках рта и на лбу резкие морщинки.  Губы,  прежде алые,  сочные, теперь
были бледны,  почти бескровны. "Стареет Феня", - подумал Панькин с со-
жалением.
     - Фекла Осиповна,  - обратился он к ней, - я тебя прошу как члена
правления, если случится задержка с отправкой рыбы, дай знать.
     Фекла сдержанно кивнула.
     - Счастливо оставаться, Тихон Сафоныч.
     Панькин выпустил ее руку и добавил:
     - Пожалеть бы тебя пора,  приберечь... Хватит по тоням скитаться.
Присмотрю-ка я тебе постоянную работу в селе.
     Фекла глянула на него вприщур,  глаза потеплели,  появился в  них
прежний задорный блеск.
     - Чего так?  Неужто старею?  С чего жалость ко мне появилась? - И
вдруг сразу потемнела лицом, опустила взгляд. - Да, старею. И пора мне
в самом деле спокойную должность на берегу дать.
     - Дадим,  -  Панькин  глянул на нее снизу вверх,  - она была выше
председателя почти на голову. - Последний раз едешь на Канин.
     - Ну-ну, поглядим, - Фекла недоверчиво усмехнулась.
     Панькин, невысокий, ссутуленный, в набухшем от дождя суконном по-
лупальтеце,  осторожно сошел на пристань по скользкому трапу,  помахал
оттуда рукой.  "Боевик" прогудел сипловато и коротко. Отдали швартовы,
из люка высунулся Офоня Патокин с маленьким, точно кулачок, невероятно
морщинистым лицом.  В одной руке - промасленная ветошь, в другой - па-
пироса. Помахал ветошью:
     - Поехали-и-и!
     Андрей Котцов, ладный, крепкий, в кожаной куртке в обтяжку, высу-
нулся в дверь рубки.
     - Малый вперед!
     - Есть,  малый вперед! - Офоня исчез, будто провалился в железное
нутро судна.
     Котцов встал у небольшого,  окованного  красной  медью  штурвала.
"Боевик" отделился от шаткой дощатой пристани и пошел в устье.  Двига-
тель стал работать на средних оборотах, на стук шатунов и поршней кор-
пус отзывался гулким стоном.
     Фекла прошла в корму, постояла там, провожая взглядом удаляющееся
село.  Все  меньше  и приземистей становились сараи-склады,  за ними -
россыпь избенок на берегу, телефонные столбы, белые наличники окон ма-
газина,  антенна  на крыше правления,  мокрый от дождя темнобурый флаг
над сельсоветом.  За кормой грязно-желтые лохматые волны пытались дог-
нать  судно.  Река была по-осеннему холодна и неласкова.  И неласковым
было небо за сеткой мелкого назойливого дождя.  Он непрерывно  сыпался
из низеньких, быстро бегущих облаков, напоминающих клубы банного пара.
     Впереди три месяца жизни в тесной избенке с нарами  в  два  ряда,
ежедневная изматывающая работа на льду у рюж,  морозы и оттепели,  сы-
рость и простуда. Там, на канинском берегу, пустынном и голом, - обыч-
ная  рыбстановская жизнь.  Фекла к ней готовилась уже теперь,  в пути,
настраивая себя на все трудности и  тяготы.  Она  наперед  знала  свою
судьбу: пока здорова и сильна, ей предстоит работать в колхозе, ловить
семгу и навагу,  чинить и вязать сети, летом косить сено, а как соста-
рится - быть в хозяйстве "на подхвате",  пристроиться уборщицей в рыб-
коопе или в школе, а то и нянькой у чужих детей в садике. Все просто и
ясно.  Она не знала,  что имел в виду Панькин, обещая ей новую работу,
но догадывалась,  что она не будет необычной и сложной.  Ведь моряков,
которые начнут сдавать, всегда списывают на берег...
     Она постояла, погрустила и вернулась к рыбакам, которые сидели на
мешках и ящиках,  укрываясь от мороси брезентом.  Села на туго набитый
мешок с рюжами,  натянула на голову край парусины и услышала,  как  по
ней дробно сеется дождь.




     Тогда, после памятного заседания бюро,  Панькин, уйдя домой с вы-
говором,  почувствовал в себе неуверенность,  и будто в  душе  у  него
что-то  надломилось.  Обижаться  на  Митенева не приходилось.  Во всем
Панькин винил только себя. Бывали и раньше подобные положения: риска в
поморском деле хватало. Однако все обходилось более или менее благопо-
лучно. А тут не обошлось.
     Для иного  тертого жизнью и притерпевшегося ко всему руководителя
выговор значил бы не так уж много:  дескать, не впервой, пройдет время
- снимут.  Но Паньтан к наказаниям не привык, и сейчас ему было нелег-
ко.
     Его всегда хвалили и ставили в пример - и в районе,  и в области.
Это было в общем справедливо: Панькин руководил хозяйством умело. Бла-
годарностей  и  почетных грамот у него не счесть,  а в сорок пятом его
наградили орденом Трудового Красного Знамени.
     И вот  - выговор.  Хотя и без занесения в учетную карточку,  и на
бюро райкома его персональное дело обсуждаться, по-видимому, не будет,
все же неприятно,  Митенев по долгу службы доложит об этом в райком, а
там скажут:  "Стареть стал унденский председатель, промашки допускает.
Не пора ли ему на покой?" Основания для таких предположений у Панькина
были.  Еще в прошлом году первый секретарь райкома Шатилов,  оставшись
после  заседания  в кабинете наедине с Панькиным,  поинтересовался его
здоровьем,  да будто между прочим уточнил, сколько ему лет. В этом не-
долгом и вроде бы случайном разговоре было что-то такое, что заставило
Тихона Сафоныча и самого подумать о возрасте и выходе на пенсию. В са-
мом  деле,  годы подошли - удаляйся от дел,  лови для себя рыбу сеткой
или удочками,  а то хоть вяжи носки  из  овечьей  шерсти...  Занимайся
всем, чем угодно, и доживай век без хлопот и нервотрепки.
     А кто заменит его? Рыбаки и во сне море видят, во время промыслов
их дома на канате не удержишь.  А тот,  кто остается на берегу, не го-
дится в председательскую упряжку по здоровью.
     Пришлые люди на Поморье не приживаются.  Места тут глухие,  даль-
ние,  От села до села огромные немеренные расстояния,  бездорожье, мхи
да болота.  Летом тут еще так-сяк: охота, рыбалка, морошка с черникой,
а зимой скучища, выдержать которую может только местный житель, потому
как тут - его родина, земля дедов и прадедов.
     Могут, конечно,  прислать замену из райцентра.  Но какой она ока-
жется?  В соседнем колхозе после войны по рекомендации райкома избрали
на председательский пост бывшего директора пищекомбината  Осипова.  Не
прожил там и года - завалил дело, перессорился с рыбаками и в доверше-
ние всех бед запил горькую. Пришлось искать другого.
     И Панькин трудился по пословице:  "Вразумись здраво,  начни рано,
исполни прилежно",  забывая о годах,  о старой ране, которая тревожила
его по ночам.
     На сердце он не жаловался. Однако не вечно же ему стучать без пе-
ребоев.  В тот вечер, придя с заседания, Панькин почувствовал слабость
во всем теле,  ноги неизвестно почему ослабли, подгибались в коленках,
и он поспешил раздеться да сесть.  Жена встретила его привычной шуточ-
кой:
     - Заботушка  мой пришел.  Вот уж любишь позаседать-то!  Хлебом не
корми...  - Но,  приметив на лице супруга необычную бледность и на лбу
испарину,  смешалась и сменила шутливый тон на участливый: - Неможется
тебе, Тихон?
     - Да так... Устал.
     - Выпей чаю да полежи - пройдет.
     Однако не прошло.  Ночью Панькин не мог уснуть,  болело сердце. А
под утро ему и вовсе стало плохо.  Он лежал на спине, тихонько вздыхал
и морщился,  но не хотел беспокоить жену, которая, разметав на подушке
волосы,  словно девчонка,  сладко посапывала носом.  Тихонько он вылез
из-под  одеяла,  пошел  на кухню попить воды и там,  потеряв сознание,
упал. Жена вскочила, перепугалась и стала приводить его в чувство. Оч-
нувшись,  Тихон  Сафоныч  посмотрел на нее и стал подниматься с ее по-
мощью.
     - Что с тобой, милый? - чуть не плача, спросила жена.
     - А и не знаю что...
     - За фельдшерицей сбегать?
     - Не надо. Прошло.
     Голова была ясной, а сердце ныло, словно в грудь положили горячий
уголек.
     Фельдшерица, навестившая Панькина утром по просьбе жены, сказала,
что у него сердечная недостаточность и  посоветовала  Тихону  Сафонычу
полежать с недельку,  попринимать лекарства.  Панькин обещал выполнять
ее советы, но едва фельдшерица ушла, отправился-таки в правление: жда-
ли неотложные дела.
     Жена настойчиво стала уговаривать его,  чтобы расстался  с  долж-
ностью  председателя:  "С тридцатого года в упряжке.  Пора и на покой.
Кончай свое руководство!"
     Она, конечно,  была права. Он и сам понимал, что пора в отставку.
Но опять его засосали обычные заботы, и он стал забывать, как грохнул-
ся среди ночи на пол.
     Но сердце вновь напомнило о себе. Панькин пролежал в постели пол-
месяца и уже твердо решил:  "Пора на покой.  А то вынесут из правления
вперед ногами".
     Уйти в отставку не стыдно:  двадцать восемь лет руководил хозяйс-
твом,  делил с рыбаками и беды и радости,  не знал ни часа, ни дня по-
коя.  И не напрасно:  колхоз окреп, не на пепелище придет новый работ-
ник.
     В лихую военную пору,  когда Панькин с горсткой людей, все больше
женщин, подростков да стариков, ловил рыбу и бил тюленя, казалось: вот
свернем шею фашизму и всем трудностям придет конец!  "Только бы мир, а
уж там!.." И хотя никто не мечтал о молочных реках да кисельных  бере-
гах,  даже  относительно  легкого и спокойного житья все же не получи-
лось.  Война подорвала экономику, не хватало то одного, то другого, то
тут, то там зияли прорехи. Недоставало и самого главного - людей, здо-
ровых опытных мужиков, каких было полно в селе до войны.
     Потребовался добрый десяток лет,  чтобы поднять хозяйство. Хоть и
не сразу,  но стало лучше со снастями,  продовольствием, промтоварами.
Уже  не  было нужды перевивать старые канаты,  выбирая из мало-мальски
пригодной каболки пряди,  которые могли послужить в море.  Стали появ-
ляться  и капроновые сети - пока еще диковина в рыбацком деле.  Колхоз
приобрел новые, архангельской постройки рыболовные суденышки типа "До-
ри",  именуемые в деревенском обиходе на русский лад - доры, и два мо-
торных бота.
     Многие рыбстаны пришли в ветхость, и пришлось заняться строитель-
ством и ремонтом промысловых изб.  Недавно приобрели силовую установку
для электростанции и построили для нее капитальное помещение.  Зарабо-
тал радиоузел, запроектированный еще до войны. Теперь взялись за клуб.
     Ждало очереди строительство фермы.  Стадо выросло до ста двадцати
голов, а доярки вот-вот откажутся работать в старых, насквозь прогнив-
ших помещениях.  У них уже не стало сил вручную задавать корма, носить
воду и дважды,  а летом и трижды тягать буренок за соски во время руч-
ной дойки. Требовался электродоильный агрегат.
     Районы промыслов оставались старыми со  времен  парусного  флота.
Семгу ловили ставными неводами по побережью, селедку - малыми судами в
Мезенской губе, навагу и треску - близ Канина. Но все реже становились
сельдяные и тресковые косяки,  мельче рыбешка. И от того, что ловецкие
угодья истощались,  труднее стало выполнять план, который не уменьшал-
ся, а, наоборот, увеличивался.
     Пора, пора уходить от родных берегов, от дедовских ловецких мест,
искать новые районы лова. Траловый флот, базирующийся в Архангельске и
Мурманске,  облавливал Баренцево море. В страдную промысловую пору там
скапливались сотни судов.  И вот подались тральщики в Атлантику.  Куда
тягаться с ними колхозу с его маломощным флотом! Не те суда, снасти не
те, не приспособлены для глубьевого (глубинного) лова в отдаленных мо-
рях.
     А тягаться надо - жизнь заставляла.
     Не раз вспоминал Панькин довоенную мечту,  и свою,  и Дорофея,  о
"железных  посудинах",  дальних  плаваниях.  Вот и настало время мечте
обернуться явью.  Правда,  покупать тральщики было пока не на что,  но
был другой путь - арендовать их. В пятьдесят втором году колхоз взял в
аренду у Мурмансельди рыболовный сейнер.  Тогда же арендовали в тралф-
лоте два средних рыболовных траулера.
     Капитанов, штурманов и механиков не хватало. Многие опытные море-
ходы не вернулись с войны. Те, кто остался в селе, не годились в "ком-
состав" по своим способностям и образованию.  И Панькин стал  готовить
специалистов  впрок.  Каждый  год в Унду приезжали демобилизованные из
армии парни,  и он уговаривал их поехать учиться на курсы или в рыбоп-
ромышленный техникум.  Парни учились,  возвращались в село и требовали
работу по специальности.  Председатель  обещал  им  в  скором  времени
тральщики, а пока ставил на бота и доры.
     Правление подкапливало средства на счету. И вот наконец колхозные
мотористы,  рулевые,  шкиперы  покинули деревянные бота и доры и стали
плавать на арендованных кораблях. Колхоз вышел в районы глубьевого ло-
ва.
     А старые рыбаки вроде Дорофея,  Офони Патокина да Андрея  Котцова
плавали на малых судах, зная, что теперь решающее слово за молодыми.





     Родион Мальгин,  рекомендованный Панькиным еще в сорок пятом году
на работу в сельсовет,  пришелся там,  как говорится,  ко двору. Одно-
сельчане привыкли к своему однорукому худощавому и  на  вид  несколько
флегматичному  предсельсовета,  каждое  утро  неторопливо шагающему от
своей избы на работу с неизменной полевой сумкой, заменяющей ему порт-
фель.  Главным  предметом  в этой сумке была тетрадь,  в которую после
каждых выборов Родион аккуратно записывал для себя наказы избирателей.
Против каждого наказа стояла пометка: "выполнено" или "в стадии выпол-
нения".  А против иных наказов пометки не было, значит, ими еще предс-
тояло заняться.
     С течением времени характер наказов менялся.  В первые послевоен-
ные годы они касались,  к примеру,  ремонта школы, обеспечения нуждаю-
щихся учеников обувью и одеждой,  пенсионного дела и снабжения дровами
семей погибших фронтовиков. Наказы по тому времени были трудными и вы-
полнялись с большими усилиями. Теперь жить стало легче, и характер на-
казов изменился.
     На последних выборах ундяне настоятельно просили сельсовет  отре-
монтировать дороги и мосты, а по улицам села проложить деревянные тро-
туары,  потому что в слякотную пору тут ни пройти ни проехать. Однажды
возчик Ермолай,  уже изрядно постаревший, отправился в магазин за хле-
бом и увяз по дороге так, что на рыбкооповское крылечко взошел в одном
сапоге,  а другой, грязный до невозможности, выловленный из топкой лу-
жи,  надел только после того,  как вылил из него воду. Родион, отложив
все дела, занялся благоустройством.
     Но как выполнить этот наказ, если у сельсовета нет ни рабочих, ни
тягла,  чтобы заготовить и привезти лес,  распилить его на пилораме да
сделать мосточки?  И председатель сельсовета обратился  за  помощью  в
колхоз.
     Панькин, выслушав его, замахал руками:
     - Сейчас никак невозможно!  Лес нужен для артельного строительст-
ва, пилорама занята вырезкой брускового материала. И чего тебе приспи-
чило заняться улицами? Ну, дедко Ермолай забрел в лужу сослепу. А дру-
гим-то ведь можно ее и обойти.  И куда нам ездить да ходить по мощеным
да присыпанным улицам?  От избы к магазину и обратно? Повремени с этим
делом.
     Родион согласился подождать до конца лета, а потом снова напомнил
Панькину о бревнах.  Председатель насупился, по привычке поскреб седой
загривок и упрекнул:
     - Тоже мне сельсовет! Ничего-то у тебя нету. Только усы да сумка!
Когда перестанешь просить то одно, то другое?
     - Никогда,  - отрезал Мальгин.  - Не для себя стараюсь, для твоих
же колхозников.  А усы да сумка разве плохо?  В усах,  к примеру,  вся
мужская красота да сила.
     - Так уж и вся, - Панькин перешел на шутливый тон. - Бабы-то, по-
ди, другую силу уважают. Усов-то им хоть век не будь...
     - Ну,  а что касается сумки,  - Родион похлопал ладонью по лосня-
щейся от долгого употребления кирзе,  - здесь у меня хранится тетрадь,
а в ней записаны наказы избирателей.  Между прочим и наказ о благоуст-
ройстве села. И, если говорить начистоту, то у меня, окромя всего про-
чего,  есть еще и власть. Этой властью я вас, Тихон Сафоныч, (он хотел
было употребить слово "заставлю",  но сдержался) попрошу  помочь  нам,
потому что заготовка леса дело такое, что одними воскресниками нам его
не осилить.
     Он подцепил  длинными  пальцами сумку за ремешок и пошел к двери.
Панькин сказал вдогонку:
     - Власть употреблять надобно с толком.
     - С толком и употребим,  - обернулся Родион. - Вы, Тихон Сафоныч,
сегодня приходите в пять на исполком. Там и решим.
     На заседании исполкома сельсовета,  которое  устроил  Мальгин  по
вопросу благоустройства,  Панькин оказался в меньшинстве.  А на другой
день сельсоветская курьерша принесла в правление колхоза  решение,  по
всей форме отпечатанное на машинке (Панькин знал, что Родион тыкал од-
ним пальцем в клавиатуру,  машинистки у него не имелось) и скрепленное
для  большей  убедительности  гербовой печатью:  "Обязать председателя
колхоза "Путь к социализму" тов.  Панькина Т.  С. заготовить, а с нас-
туплением санного пути и вывезти сто кубометров круглого леса и распи-
лить его на пилораме для благоустройства улиц в с. Унда."
     Панькин возмутился столь решительными действиями Мальгина и схва-
тился за голову:  "Все только и пишут:  "обязать!"  Рыбакколхозсоюз  -
"обязать",  райком - "обязать",  райисполком - "предложить", первичная
парторганизация - "обязать"... И кого? Да все того же Панькина. Теперь
вот и Родька,  дьявол однорукий, его, Тихона Сафоныча, протеже, бумагу
пишет "обязать" и никаких Ну и дела!" Но ничего не оставалось, как вы-
полнять решение.
     Поднатужился колхоз и все же заготовил,  вывез и распилил на  тес
бревна,  а Родион со своим сельсоветским активом поднял народ на воск-
ресники.  За лето вечерами проложили по главной,  да и боковым  улицам
мосточки.
     Несмотря на конфликты,  возникающие иной раз между сельсоветом  и
Панькиным на деловой основе, в личных отношениях Мальгин с Тихоном Са-
фонычем были на дружеской ноге.
     Первое время предсельсовета чувствовал себя на этой должности не-
уверенно.  Мешало то,  что окончил он,  по его собственному признанию,
"четыре класса да коридор". Курсы советских и партийных работников, на
которые он ездил в Архангельск вскоре после избрания на  председатель-
ский пост, дали ему многое. Но с грамотой было туговато.
     На помощь пришла Августа.  Она вечерами  заставляла  мужа  писать
диктанты,  как в школе. Она четко произносила тексты из книг, а он за-
писывал,  стараясь правильно расставлять знаки препинания,  и  любовно
поглядывая на жену. Совсем как в юности, когда Августа работала в биб-
лиотеке,  а он приходил за книгами и, не таясь, любовался ею. Она, бы-
вало,  сидела за барьером в накинутой на мягкие плечи шубейке и что-то
писала. А он стоял рядом с книгой в руках и смотрел на ее глаза в опу-
ши  светлых ресниц,  на крупные завитки волос у висков и с каждым днем
влюблялся все больше.  Сколько же времени прошло? Много... Войну пере-
жили, дети поднялись...
     Августа с раскрытой книгой тихонько расхаживала по комнате в мяг-
ких оленьих туфлях, во фланелевом халате и шерстяном платке, наброшен-
ном на плечи.  Платок ей прислал Тихон из Владивостока: "Оренбургский,
носи на здоровье.  Своей жены нет,  так хоть братневой подарю". Родион
испытал платок через обручальное кольцо - не прошел. "Значит, не орен-
бургский, - сделал он вывод. - Оренбургские легко продергиваются через
колечко... Ну да ладно, хороший платок, мягкий".
     Иногда Августа  сажала  за стол дочь Светлану,  теперь уже пятик-
лассницу. Хоть текст бывал для нее и труден, она все же по примеру от-
ца старалась вовсю.
     Августа в последнее время пополнела.  Однако полнота была умерен-
ной и даже шла ей, по крайней мере, так говорил муж. Лицо у нее храни-
ло прежнюю молодую свежесть и чистоту, а глаза - блеск и живинку.
     Сын Елисей  учился  в школе-интернате в соседнем селе Долгощелье.
Уезжал туда в конце августа и появлялся дома в зимние каникулы. Он был
очень  похож на своего дядю Тихона - и ростом,  и ухваткой,  и веселым
нравом. А Тихон еще с войны остался на Тихом океане, ходил на торговом
судне капитаном и раз в месяц писал домой письма. Он до сих пор не же-
нился.  Довоенная его любовь, дочь архангельского капитана Элла, в со-
рок пятом уехала в Ленинград учиться в университете,  там вышла замуж,
и след ее затерялся. Тихон больше в письмах не вспоминал о ней. Он со-
жалел,  что  ему  приходится жить вдалеке от дома и тосковал по родным
местам. Родион звал его в Унду.
     Сам Родион теперь вроде бы и забыл о том,  что он когда-то плавал
на шхуне и ботах,  тащил из моря снасти, стоял у штурвала парусника, а
по веснам выходил на лед бить тюленей.  Прошлое напоминало о себе иной
раз по ночам,  когда он вдруг испытывал тягучую,  как дым от  тлеющего
смолья, бессонницу. Однажды, заснув лишь под утро, он увидел необыкно-
венный сон,  надолго оставивший у него ощущение радости и вместе с тем
грусти.
     ...Синее, синее море, какое в этих широтах бывает редко. Оно ско-
рее  напоминало  южный  тропический  океан.  Волны  неторопливо бежали
вдаль,  и там,  впереди,  из воды поднимались стены и башни сказочного
замка. Над ними - яркая и какая-то тревожная заря. И мимо стен крепос-
ти плыла шхуна при полной парусной оснастке.  Паруса высились  ярусами
до самого клотика. Когда шхуна подошла поближе, Родион увидел отца. Он
стоял в носу, на палубе, и смотрел вперед, молодой, кудрявый, веселый.
Отец вдруг крикнул:
     - Родька-а-а!
     - Батя-я-я! - отозвался Родион и почувствовал толчок в бок.
     Августа спросила со сна:
     - Ты чего кричишь?
     Родион тихонько вздохнул и закрыл глаза.
     Но парусник исчез...




     Панькин не  любил  засиживаться  в своем кабинете из-за телефона.
Тот с самого утра начинал бить по нервам настойчивыми звонками  то  из
Мезени,  то из Архангельска,  то с производственных участков.  Звонили
иной раз и по пустячному поводу,  но на все звонки  приходилась  отве-
чать,  все объяснять, а иногда и в чем-то оправдываться. Когда Панькин
уходил из конторы,  по телефону разговаривала Настя-секретарша,  русая
девушка с меланхолическими серыми глазами, опрятно одетая и весьма де-
ловитая,  или Окунев,  заместитель Панькина по сельскому хозяйству.  У
него  горячее время бывало летом,  а в остальные дни он обычно сидел в
конторе.  Он и говорил по телефону,  проявляя известную  находчивость.
Колхозники  за  глаза в шутку называли Окунева "телефонным председате-
лем".
     Но все же было заведено, что утром Панькин должен сидеть за своим
столом,  и люди знали,  что застать его тут можно лишь спозаранку. Они
несли ему свои заботы:  тому наряд подписать, тому накладную, тому на-
ложить визу на заявление о выдаче денежного аванса,  у того крыша про-
худилась - просит тесу.  Кто не мог выйти на промысел по болезни - дай
ему работу на берегу. А то еще и жены придут жаловаться на запивших ни
с того ни с сего мужей...  Словом, Панькин крутился с посетителями це-
лое утро.
     Когда текущие вопросы были решены и кабинет пустел, он облегченно
вздыхал, открывал форточку: "Накурили тут, табакуры" - и брал фуражку,
чтобы исчезнуть из конторы до вечера.
     На этот раз ему вовремя ускользнуть не удалось: пришел доложить о
рейсе  на Канин Андрей Котцов,  вернувшийся на "Боевике" вчера поздним
вечером.
     - Здравствуй,  Андрей.  Как сходил?  - спросил Панькин, бросив на
фуражку, сиротливо висевшую на гвоздике, тоскливый взгляд: "Сейчас еще
кто-нибудь нагрянет,  а надо бы пойти на стройку,  поругать мужиков за
то, что плоховато проконопатили пазы с восточной стороны".
     Котцов, отоспавшийся, свежевыбритый, в новеньком ватнике и цигей-
ковой шапке прежде чем ответить закурил.  Панькин поморщился,  сам  уж
давно бросил это занятие.
     - Сходили благополучно,  - ответил Котцов. - У двигателя надо ме-
нять кольца. Компрессия слабая...
     - Уже? - воскликнул председатель.
     - А чего удивляетесь, Тихон Сафоныч? Еще ведь не было судно в ре-
монте,  а плаваем уже три навигации. Вечного-то двигателя еще не изоб-
рели.
     - Ладно. Как рыбаки добрались?
     - Благополучно.  Назяблись только. Сугрев под парусиной не велик.
По очереди в кубрик лазили к печке.  А Фекла-та бессменно  на  камбузе
кашеварила. Ей-то было тепло.
     - Высадка хорошо прошла?
     - Вошли в реку, как обычно, с приливом. Выбрались с полной водой.
На обратном пути шторм застиг.  Как раз посреди губы. Но ничего, сошло
благополучно.
     - Ну, спасибо. Теперь отдыхай. Пару дней тебе даю. Насчет ремонта
будем думать. Сперва надо судно осмотреть и, как должно, составить де-
фектную ведомость.
     Сказав это, Панькин уловил чутким слухом шум мотора и посмотрел в
окно. На улице подморозило, ночью выпала пороша.
     Котцов тоже прислушался.
     - Никак самолет? - сказал он.
     - Пожалуй. Чубодеров летит... Подмерзло, сесть можно, вот и решил
нас навестить. Пойду на посадочную площадку. - Панькин надел фуражку и
- вон из конторы.
     Аэропорта в Унде еще не было. Имелась только грунтовая посадочная
площадка да халупка об одном оконце,  где стояла радиостанция и прода-
вали билеты.  Самолет АН-2 летал нерегулярно - мешали погодные условия
и  слабый  неплотный  грунт посадочной полосы,  размокавший при первом
дожде. Благоустроенный промежуточный аэропорт был еще в проекте.
     Водил самолет  местный  ас,  известный всему побережью Чубодеров,
молодой расторопный пилот, которого Панькин любил и уважал, хоть и на-
зывал  его  иногда в шутку продувной бестией.  Водить с ним дружбу был
расчет.  Чубодеров всегда выручит:  привезет из областного  центра  не
только  почту  и пассажиров,  но при необходимости и запчасти в мешке,
пакет от начальства, а обратным рейсом заберет посылку для знакомых.
     Когда Панькин подошел к самолету,  Чубодеров уже вылез из кабины,
пожелал всего хорошего прибывшим пассажирам и  наблюдал  за  выгрузкой
почты.  Рядом  стоял молодой парень в солдатской форме с погонами сер-
жанта. Завидя председателя, Чубодеров помахал рукой.
     - Э-геей, Панькин, привет!
     - Здравствуй,  здравствуй,  орел наш! - Панькин, подойдя, осведо-
мился: - Чего привез?
     - Все, что надо. И между прочим, новую кадру тебе.
     - Какую кадру?
     - А вот сержанта. Демобилизовался. Хорош будет рыбак!
     Панькин глянул  на парня из-под лакированного козырька и радостно
воскликнул:
     - Ванюшка! Уже отслужил?
     - Отслужил. - Парень взялся за чемодан.
     - Ну  молодец!  - искренне обрадовался Панькин.  - В каких частях
был?
     - Танкист. Механик-водитель.
     - Молодец! - повторил Панькин. - Спасибо, Чубодеров!
     - Рад стараться! - выждав, когда на смену выгруженной почте в са-
молет сложат мешки и посылки из Унды, пилот полез по стремянке в каби-
ну. - Что там, в Архангельске, передать?
     - Пока ничего,  - ответил Панькин. - Поклонись полярнику с оленем
возле Дома Советов.
     - Поклонюсь, обязательно поклонюсь! - Чубодеров расхохотался, по-
махал рукой и закрыл дверцу.
     Через минуту мотор взревел,  и самолет начал выруливать на старт.
Пилот торопился: грунт на площадке начал подтаивать.
     Когда самолет улетел,  Панькин пошел в село вместе с  демобилизо-
ванным Иваном Климцовым и по пути завел беседу с прицелом:
     - Надеюсь, ты насовсем в Унду?
     - Там посмотрим, - уклончиво ответил Иван.
     - А жена молодая где?
     - Покамест в Вельске.
     - Привози женку. Квартиру организуем.
     - Покамест остановлюсь у матери.
     - Ладно, у матери. Но у нее будет тесновато. Жену привезешь - да-
дим помещение.
     - А работу какую дадите? - спросил Климцов.
     - Любую. Знаю, парень ты дельный.
     Климцов посмотрел на председателя с любопытством я усмехнулся:
     - Как вы сразу - быка за рога. Я отдыхать приехал.
     - Так отдыхай.  Отдыхай,  милок!  Разве я против? Теперь, правда,
время  неудобное,  рыбалки пока нет.  За сигами на озера можно махнуть
попозже, в ноябре. Винца попьешь, с друзьями детства встретишься.
     - Винцом не увлекаюсь.  Друзей увижу, - Климцов посмотрел с угора
на избы,  рассыпанные по берегу. На крышах тонким слоем лежал подтаяв-
ший снег, вода в реке была темная, подернутая ленивой предзимней рябью
- Хорошо тут!  Уж лет семь дома не был.  Пока учился на тракториста да
работал в вельском колхозе, я потом служил...
     - И то верно,  Ваня. Семь лет!.. Быстро летит время. Как говорит-
ся,  время за нами, время перед нами, а при нас его нет. Глянь-ка, вон
клуб строим!  Судно хозяйственное приобрели - "Боевик".  Капитанит  на
нем Андрей Котцов. Помнишь его? Ну вот... Три судна плавают от колхоза
в море: сейнер да два средних тральщика. Команды в основном свои...
     - Уже и суда завели? Здорово...
     - Пока арендуем, но скоро купим. Хочешь плавать - пожалуйста. Хо-
чешь на берегу робить - милости просим. Комсомолец?
     - Кандидат в члены партии, - ответил Климцов.
     - Вот и ладно! Дел у нас хватит.
     Вошли в село. Климцов удивился:
     - Мосточки настлали?
     - А как же, культура! Это сельсовет постарался. И я, конечно, по-
мог. Ну, как отдохнешь - заходи.
     - Хорошо, зайду, - пообещал Климцов.




     Миновав громоздкий,  заметно постаревший ряхинский дом, в котором
все  еще  помещалось правление колхоза,  Климцов нетерпеливо свернул в
проулок и наконец оказался у родного порога. Еще довольно крепкий, об-
шитый снаружи тесом дом глядел окнами на безмолвный и холодный восток.
Раньше он принадлежал Трофиму Мальгину,  брату матери  Ивана,  которая
сейчас  жила  на  первом этаже.  На втором разместился с семьей Андрей
Котцов.
     Иван поднимался на крыльцо, когда, завидя сына в окошко, навстре-
чу ему выбежала мать.
     - Ой, Ваня! Прозевала я... Ой, прозевала, Ваня!
     - Да что прозевала-то,  мама?  - Климцов, поставив чемодан, обнял
ее.
     - Да самолет-от прозевала!  Не знала, что летишь-то! Пошто не со-
общил-то? Хоть бы телеграмму дал в три словечушка...
     - А так, мама, невзначай больше радости.
     - Ой, и верно, Ваня! Радость-то какая! Насовсем приехал-то?
     - Насовсем.
     - Ой,  хорошо!  Дай-ко я возьму чемодан-от. Устал, поди, за доро-
гу...
     - Почему устал? Ведь не пешком же...
     - В ероплане-то качает. Кого и мутит...
     - Кого и мутит, да не меня.

     Мать хлопотала,  стараясь получше принять сына:  согрела самовар,
принесла из чулана соленой рыбы,  достала чуть запылившуюся от долгого
хранения бутылку водки,  поставила блюдо моченой морошки,  пирог с си-
гом.
     - Боле  ничего  вкусненького-то  и нет,  - виновато оправдывалась
она.  - В рыбкоопе у нас бедновато:  хлеб, соль, масло да консервы. Их
навалом на всех полках. Баночна така торговля...
     - Да ты не беспокойся,  мама.  Я ведь не голодный,  - сказал сын,
умывшись и садясь к столу. - Морошки много ли нынче наросло?
     - Мало,  Ванюшка Весной приморозило, прихватило цвет, а остальное
летом  от солнца выгорело.  На открытых местах ягод не было,  только в
лесу.
     - Расскажи мне деревенские новости.
     - Дак какие новости-то,  - мать села, стала наливать чай в чашки.
- Все у нас вроде по-старому.
     - Как люди живут?
     - А по-разному,  сынок. Кто хорошо, кто не шибко. Кто на промысел
ходит на судах, те порядочно зарабатывают. На Канине у рюж хлеб хоть и
трудный, но там расценки повыше. Рыбаки-наважники живут в достатке. На
семге заработки меньше, все лето сидят на тонях, а уловы небольшие А я
в деревне,  на разных работах: куда пошлют. На хлеб зароблю - и ладно.
Екатерина Прохоровна посмотрела в окно,  как бы  раздумывая,  что  еще
рассказать сыну. За окном пошел снег хлопьями, видно, тяжелый, талый.
     - Старики умирают,  молодежь растет.  Парни становятся  мужиками,
уходят в море.  А девки,  как кончат школу, - до свиданья. Делать им в
селе вроде и нечего.
     - Как нечего, мама? - удивился Иван. - Разве работы для девушек в
колхозе мало?
     - Почти что нету. На промыслы нынче девки не ходят, не то что мы,
- бывало,  целыми зимами на Канине жили. На тонях им скучно. Девки те-
перь пошли учены да белоруки... Им работу давай почище, боле для голо-
вы,  чем для рук... Вот и уезжают кто в техникум, кто в институт, а то
и на курсы какие-ни-набудь в Мезень,  в Архангельск.  Приживаются там,
замуж выскакивают,  детишек рожают... А парней-то наших и некому приг-
реть.  Невест не хватает. Ну да парни-то все больше в море. На больших
судах плавают,  дале-е-еко...  Придут в Мурманск,  разгрузятся,  винца
попьют-погуляют - и опять рыбачить. А кто и в Унду прилетит, родителей
навестить, в домашней баенке попариться. Деньги есть, а счастья у ино-
го и нету. Это прежде говорили: "Бедней всех бед, когда денег нет!" Не
в одних деньгах дело. Надо что то и для души, для отрады.
     Разглядывая сына,  мать отметила перемены в его внешности: "Повз-
рослел.  Русы-те кудерышки стали вроде пожиже... А глаза те же, серые,
строгие,  отцовские... И нос словно покрупнее стал, тоже как у батюшки
покойного".
     Иван был невысок ростом,  но крепок,  широкоплеч.  Светлые волосы
вились, как ни старался их пригладить. Смуглое лицо еще хранило лагер-
ный армейский загар.  Лоб широкий,  выпуклый, глаза сидят глубоко, от-
цовские, как говорит мать.
     А отец погиб на войне.  В сорок третьем пришла похоронная... Рас-
тила Екатерина Прохоровна Ивана в трудное,  бесхлебное время.  Но  вот
вырос - и крепок и телом, и духом.
     В пятьдесят пятом году, окончив семилетку, подался Иван в училище
механизации  сельского хозяйства в районный центр Вельск.  Выучился на
механизатора широкого профиля,  направили в колхоз.  Весной работал на
тракторе,  а летом - на комбайне.  Жил далеко от дома, от Белого моря.
Сначала все было внове,  увлекся  работой,  а  потом  заскучал.  Решил
осенью,  когда  управится с зябью,  взять в колхозе расчет и вернуться
домой.  Но задержался. Познакомился с девушкой, погулял зиму, а весной
женился.  Мать приезжала на свадьбу, старалась быть веселой, а на душе
лежала тяжесть: сын отбился от дома, забыл Унду, жену взял не в родном
селе,  не поморку...  Собой, правда, хороша, лицом светла, голубоглаза
и, видать, умна и добра, а все ж не унденская.
     Когда мать уезжала, то сказала сыну:
     - Приезжай домой,  Иванушко!  Вместе с женой приезжай.  Старею я,
скучно одной. Жить дома будете хорошо.
     Иван обещал уговорить молодую жену переехать в Унду, но тут подо-
шел призыв в армию.
     - За женкой-то поедешь? - осторожно спросила мать.
     - Конечно,  мама.  У нас уж все решено. Погощу денька три и махну
за Тамарой. Если самолет полетит.
     - Полетит! Как не полетит! Чубодеров часто у нас садится, - обра-
довалась мать и сразу заговорила веселее:  - Да ты  что  не  пьешь-то?
Дай-ко и я с тобой рюмочку подниму. С возвращеньицем!
     Узнав о приезде Ивана,  к ним спустился со  второго  этажа  сосед
Андрей Котцов.  Получив два дня отдыха, он был навеселе, ощущая полную
свободу: жена на работе, дети в школе.
     - Привет солдату! - сказал он, садясь на широкую лавку.
     - Здравствуйте,  Андрей Максимович,  - ответил Иван. - Садитесь к
столу.
     Андрей не заставил себя упрашивать, поднял стопку.
     - По случаю демобилизации из Советской Армии! С прибытием на род-
ную землю!
     - Все плаваете?  - немного погодя,  спросил Иван. - На "Боевике"?
Что за судно?
     - Приемо-транспортное судно.  В каботажку ходим.  Хочешь ко мне в
команду?
     Климцов помолчал, подумал.
     - Пока отдохну. Там будет видно.
     - Тоже верно. Где воевал? - спросил Котцов.
     - Я не воевал, не пришлось...
     - А,  да...  -  Андрей  махнул рукой и рассмеялся.  - Оговорился.
Прости.  У нас,  у фронтовиков,  в привычку вошло:  как встретимся, то
первый вопрос - где воевал, на каком фронте. Да-а-а. А мы, брат, с До-
рофеем Киндяковым хватили горячего.  На боте плавали всю войну. Теперь
он там под берегом стоит.
     - "Вьюн"?  Знаю. Мы с ребятами играли на нем в моряков, когда я в
школе учился.
     - И теперь сопленосые играют.  Пусть.  Может,  вырастут -  станут
морскими  скитальцами.  Однако  нынче  деревянному флоту пришел конец.
Отслужили свое бота и шхуны... Я тоже мечтаю плавать на тральце1.
     1 Тралец - тральщик (жаргонное).

     Климцов одобрительно заметил:
     - А что? Вы можете. Возраст еще позволяет.
     - Могу,  - Андрей захмелел, стал развязнее и откровеннее. - Верно
ты оценил!  А другие не ценят. Вот недавно было: парторг Митенев пред-
лагал с капитанов меня снять,  - я временно вожу судно,  заменяю Доро-
фея, он клуб строит. А почему? Да потому, что шторм был, ночь, ни чер-
та не видать...  Не нашел елу с рыбаками... Вот за это самое и взъелся
Митенев. Он, брат, у нас всему голова. Его даже Панькин побаивается.
     - Это какой Митенев? - спросил Иван. - Бухгалтер, что ли?
     - Он не только главбух,  но и партийный секретарь. С ним ухо надо
держать востро.  Строгий мужик,  волевой. Одним словом, как это сказа-
но?... Во-люн-та-риз-ма. Ишь ты как!
     - Зря наговариваешь,  Андрюха,  - сурово одернула мать.  -  Почто
лишнего выпил? Митенев хороший мужик, деловой. Знаю его с малых лет. А
тебя поделом постращали:  судном ты правил,  видать, неважно. На праду
не обижайся. От правды отстанешь - куда пристанешь?
     Котцов в изумлении уставился на Екатерину Прохоровну:
     - И ты, мать, в ту же дудку? Вот не ожидал... А еще соседка!
     - Соседка - не соседка, а думай, что говоришь.
     Котцов помолчал,  поводил пальцем по узору клеенки на столе,  по-
том,  положив руку на плечо Ивана,  вернулся в своих  воспоминаниях  к
войне:
     - А мы с Дорофеем на боте плавали... Мины - не мины, обстрел - не
обстрел - идем! Мы маленькие, в нас снарядом попасть трудно.
     И вдруг он запел:

                     Р-растаял в далеком тумане Рыбачий,
                     Родимая наша земля-я-я...

     Иван стал   подтягивать.   Мать  смотрела  на  них  и  улыбалась,
чуть-чуть захмелевшая.  Тихонько гладила руку сына своей сухонькой ру-
кой с выпуклыми прожилками вен. Песня кончилась. Иван сказал:
     - Председатель мне квартиру обещал.  Вези, говорит, семью - жилье
дадим.
     Мать ничего не успела сказать, перебил Котцов.
     - Какая квартира?  Да ты что,  в самом-то деле? Здесь живи, с ма-
терью. Весь низ пустой. А дом еще крепкий.
     - Верно, низ-от пустой, - сказала мать нерешительно. - Но как тут
жить-то? Везде хлам, печи развалились... С военной поры пустует полдо-
ма. Во всем низу я одна живу...
     - Ну и что?  - продолжал Котцов. - Печи можно поправить, хлам вы-
кинуть. А ну, пойдем поглядим!
     Он повел Ивана осматривать пустующее помещение.
     В одной маленькой в два оконца комнате печь была цела,  но вынуты
несколько половиц в войну на дрова. В другой был разрушен дымоход печ-
ки.  На полу валялись битые кирпичи, стекла, старые рассохшиеся ушаты,
ломаные горшки и чугуны,  обрезки кожи,  сапожные колодки и другой му-
сор.
     - Тут сапожник жил в войну-то, - пояснила Екатерина Прохоровна. -
Умер в сорок пятом зимой от сердца...
     - Ну вот, чем не жилье? Руки у тебя есть? Есть, - говорил Андрей.
- Я приду помогу. Хлам выкинем, печи починим, пол переберем, все выбе-
лишь,  выкрасишь.  Живи да радуйся!  Председатель тебе лучше ничего не
даст. К какой-нибудь вдовушке определит на постой.
     - Пожалуй,  в ваших словах есть резон, - не очень решительно сог-
ласился с ним Климцов. - Надо подумать.
     - Думай.  Думать никогда нелишне.  Ну, будь здоров, сержант Клим-
цов! - сказал Андрей. - Я пойду еще кое-куда.
     Он в тот день загулял. Сначала навестил одноногого Петра Куропте-
ва,  кавалера  двух орденов Славы.  От Куроптева попал в гости к Офоне
Мотористу,  потом еще к кому-то.  В пьяной болтовне он все обижался на
Митенева  и  приписывал  ему  волюнтаризм,  значение которого и сам не
очень ясно представлял, однако слышал от других такой термин.
     Переходя от  одного  дома  к другому,  Андрей старательно обходил
сторонкой здание почты,  чтобы жена не засекла его в окно.  Однако она
узнала, что муж закутил, разыскала его и, наградив тумаками, увела до-
мой.
     А разговоры о волюнтаризме все-таки докатились до ушей Митенева.





     Дмитрий Викентьевич Митенев по утрам любил пить простоквашу.  "От
чая  отказывался,  говоря,  что он расслабляет организм и "дает склон-
ность к простуде",  если его выпить зимой перед тем,  как выйти на мо-
роз.   Жена,   придерживаясь  своих  правил,  выпивала  чаю  кряду  по
пять-шесть чашек. Вкусы и привычки у них были разные, хотя они прожили
вместе уже более тридцати лет.  Жена любила рыбу печорского посола,  с
запашком, которую муж терпеть не мог. Он питал слабость к соленым гри-
бам, она - к маринованным. Жена любила прохладу и чистый воздух в избе
и в отсутствие мужа открывала настежь все форточки,  а он наглухо зак-
рывал их,  боясь сквозняков.  Единственное, что их объединяло, так это
привязанность к Унде.  Митеневу однажды предлагали работу в  областном
центре, в рыбаксоюзовской бухгалтерии, но он отказался от нее, считая,
что лучше Унды на свете другого места нет, и жена вполне искренне сог-
ласилась с ним.
     Жена старалась никогда не перечить супругу и не  раздражать  его,
потому что характер у него был вспыльчивый и,  придерживаясь старинных
домостроевских правил,  Дмитрий Викентьевич иногда на нее даже прикри-
кивал.  Супруга  находилась  вроде бы в подчиненном-положении,  но эта
подчиненность была внешней.  На все случаи жизни у  нее  имелось  свое
мнение, и она все делала по-своему, принимая замечания мужа со снисхо-
дительной усмешливостью.  Он считал хозяином в доме, главой семьи, се-
бя,  а она-то знала, что он вовсе никакой не хозяи и не глава, так как
совсем ушел в свои правленческие дела и являлся в избу только есть  да
спать. Все хозяйство лежало на плечах супруги.
     У них было двое детей,  сын и дочь.  Выучившись и оперившись, они
оставили  родительский кров.  Сын,  окончив рыбопромышленный техникум,
плавал тралмейстером на БМРТ1,  а дочь выучилась на фельдшера и  вышла
замуж за бригадира строителей в Архангельске. Город перестраивался, по
генеральному плану реконструкции, на смену ветхим деревянным строениям
вырастали  высокие  каменные дома,  и профессия строителя была здесь в
большом почете.
     1 БМРТ - большой морозильный рыболовный траулер.

     Каждый год супруги Митеневы ездили в областной центр.  Сына редко
заставали дома.  Следуя поговорке рыбаков, он по четыре месяца "держал
нос по волне".  А целиком поговорка была  такая:  "Лови  рыбу  стране,
деньги - жене,  а сам - нос по волне". Сын зарабатывал прилично, квар-
тиру обставил богато. Но жена у него была особа заносчивая, к свекру и
свекрови  относилась со сдержанной холодноватой вежливостью,  и они не
любили жить в сыновнем доме в его отсутствие,  обычно останавливаясь у
дочери, в ее уютной, хотя и тесноватой, квартирке в новом доме.
     Дмитрий Викентьевич каждый год замечал перемены во внешнем облике
Архангельска,  удивлялся  масштабам  строительства  и невольно думал о
том,  что село Унда, центр известного рыболовецкого колхоза, не в при-
мер городу сохраняло прежний вид, заданный еще прадедами. Это кое-кому
нравилось,  особенно туристам и участникам разных экспедиций,  изредка
приезжавшим сюда собирать "старые доски", - иконы, фольклор и рукопис-
ные книги.  Они даже восхищались первозданным видом  поморских  изб  и
расточали по этому поводу охи и ахи.  Пожалуй,  только мосточки да те-
перь еще строящийся клуб были приметами нового в Унде. Переустройством
деревни заниматься пока было не по средствам и не по силам: деньги шли
на расширение промысловой базы.
     Митенев был человеком "старой школы", как он говорил иногда о се-
бе в доверительных беседах с Панькиным.  Тот  прекрасно  понимал,  что
именно хотел этим сказать главбух,  однако не без лукавой подначки пы-
тался уточнить:
     - О  какой  школе  ты говоришь,  Дмитрий Викентьевич?  Расшифруй,
брат, это не совсем понятное для меня выражение.
     Митенев смотрел на него серыми глазами и невозмутимо отвечал:
     - Помнишь,  как, бывало, в кооперативе мы экономили каждый рубль?
Я как бухгалтер немало с тобой повоевал!  Ты,  Тихон,  не в обиду будь
сказано, не умел экономить денежки-то. Из ссуд да авансов не вылезали.
     - Так ведь я на дело.
     - А и на дело, да не всегда расчетливо.
     - Что старое вспоминать!
     - Вспомнить и старое не мешает,  - так же  невозмутимо  продолжал
Митенев.  - Метода у тебя и нынче та же осталась. Приспичит тебе - вы-
ложи деньги на стол тотчас же.  Затеял строить клуб,  а суда  покупать
собираешься. С клубом-то можно бы и погодить...
     - Это кто говорит-то?  - Панькин насмешливо щурил глаз на  своего
помощника.  -  Это кто говорит-то?  Секретарь парторганизации!  Совсем
отсталые настроения.  Клуб нужен,  брат ты мой, дозарезу! Молодежь его
просит.  А она все смотрит на города.  Там,  видишь,  культура,  то да
се... А у нас что?
     - И  как  бухгалтер  и как парторг говорю,  что со строительством
клуба можно было бы повременить. Главное - промысловая база!
     - Не согласен, - упрямо сказал Панькин. - Никак с тобой не согла-
сен. Вот надо бы еще провести водопровод с Гладкого озера. Станцию на-
сосную соорудить.
     - А не погоришь ты с этим водопроводом? - Митенев сложил над сто-
лом руки лодочкой.  - Вот тебе твое Гладкое озеро. Воды в нем - с при-
горшню. Твои насосы выкачают ее за неделю и останешься на мели.
     - Ну,  не скажи. Гладкое озеро питается подземными ключами. Приг-
ласим гидрологов, проверим.
     - Гидрологические изыскания тоже денег стоят.  Надо, чтобы лишний
рубль шел в распределение доходов.
     - Жила  ты,  Дмитрий Викентьевич,  - с огорчением сказал Панькин,
хотя в глубине души одобрял действия  Митенева,  его  прижимистость  и
расчетливость,  а главное - убедительность в доводах.  - Времена нынче
другие, масштабы жизни тоже.
     - Экономия в любые времена,  при любых масштабах не помешает. Сам
знаешь,  от зверобойки нынче дохода мало. Деньги надо беречь на черный
день. Иное дело не мешает и притормозить... А отдача от задуманных то-
бой объектов?  Сколько дохода даст водопровод?  Копейки со двора. Одни
убытки.
     Осмотрительность и непробиваемая мужицкая  скуповатость  Митенева
иной раз тормозили председательские нововведения. Но, поразмыслив спо-
койнее и глубже, Панькин убеждался в его правоте.
     Так было, например, в прошлом году, когда Панькии задумал постро-
ить близ семужьих тоней новый засольный пункт и  пекарню  для  выпечки
хлеба рыбакам.  Митенев прикинул,  во что это обойдется и привел такие
доводы:
     - Посольный пункт может пока находиться в старом помещении.  Надо
только починить крышу да перебрать пол.  А стены еще крепкие,  не один
десяток лет простоят.  Ну, а что касается пекарни, то строить ее там и
вовсе нет расчета. Рыбаков, что сидят на тонях, от силы человек сорок,
находятся  они там не больше трех месяцев в году.  Сколько надо в день
рыбаку хлеба?  От силы буханка, если с приварком. Значит, в сутки тре-
буется  испечь  сорок  буханок.  И для них ты хочешь строить пекарню и
держать там работников сезонно, три месяца? Ох, умная головушка! Какая
нам от того выгода? Рыбкооп ту пекарню на свой баланс не возьмет - не-
рентабельно. Не лучше ли возить хлеб из села?
     - Ты все о выгоде думаешь. А люди? - хмурился Панькин.
     - А люди тебе скажут то же самое. Они видят, что выгодно для кол-
хоза, а что нет. Поставь-ка на общем собрании вопрос - сам увидишь.
     Пришлось и тут согласиться с Митеневым.
     Прижимистость Митенева сохранилась с давних времен,  когда первый
рыбацкий кооператив испытывал финансовые и  иные  затруднения.  Теперь
колхоз  ворочал  сотнями тысяч,  а Митенев придерживался своей "старой
школы".  Панькин был предприимчив и порывист, Митенев осторожен и рас-
четлив. Один дополнял другого.
     Перед самой войной Митенева избрали секретарем колхозной  партий-
ной организации,  и на этом посту он оставался до сих пор. Дмитрий Ви-
кентьевич был коммунистом с большим стажем,  всегда находился в  курсе
дел,  прекрасно знал хозяйство и видел насквозь каждого человека.  Все
привыкли к тому, что он, партийный секретарь, прилежен и аккуратен, не
даст никому спуску, не сделает послабления, кто б ты ни был. Он своев-
ременно доводил до исполнителей партийные директивы и решения,  каждый
месяц проводил собрания и заседания бюро,  числился в районном активе,
был избран членом райкома.  Каждая бумажка у него подшита в папку, все
коммунисты  имеют  постоянные партийные поручения.  Словом,  Митенев -
примерный в районе секретарь колхозной партийной организации.
     Услышав, что  подгулявший  Андрей  Котцов приписывал ему волюнта-
ризм,  Дмитрий Викентьевич встревожился. Сначала он подумал: "Стоит ли
придавать  этому  значение?  Пустая болтовня Котцова,  да еще в пьяном
состоянии".  Но,  хорошенько поразмыслив,  решил,  что спускать  такое
нельзя.
     Он заглянул в справочник и еще больше огорчился,  уяснив для себя
значение этого термина.  "Андрюха-то сболтнул спьяна,  но люди-то ведь
слышали.  В деревне всякое лыко в строку,  любая кличка прилипает  на-
мертво и к детям,  и к внукам перейти может. Еще обзовут меня волюнта-
ристом навечно".
     Обеспокоенный необходимостью сохранить в чистоте свое доброе имя,
он решил поговорить с Котцовым.
     - У меня к тебе два вопроса. Первый. Зачем пьешь?
     Андрей Котцов явился к парторгу вполне трезвый, загул у него про-
шел, и теперь он чувствовал себя виноватым перед всеми.
     - Прекратил я это занятие,  Дмитрий Викентьевич, - сказал Котцов.
- Теперь веду трезвую жизнь.
     - Смотри! - многозначительно сказал Митенев. - Теперь второй воп-
рос - чего треплешься? Позоришь меня перед людьми?
     - Ва-а-ас?  - протянул Котцов с искренним удивлением. - Что-то не
припомню. Быть не должно.
     - Было! Люди не врут.
     - Ей богу, не помню...
     Митенев насупился:
     - Ты знаешь, что такое волюнтаризм? Сам-то хоть понимаешь?
     - Волюнтаризм?  Нет, не ведаю. Но уж ежели употребил такое слово,
прошу прощения.
     Голос у Котцова был виноватый,  и даже подавленный, но в его гла-
зах Митенев приметил ехидную смешинку - малюсенькую,  еле заметную,  и
от того насупился еще больше.
     - Так  что  же  такое волюнтаризм?  - переспросил он холодно,  не
по-доброму.
     - Так разве я понимаю?
     - Слова надобно употреблять к месту.  Всякое неуместное слово мо-
жет повредить тому, кто его говорит, да и другим тоже... Волюнтаризм -
это мне ни к чему. Ну а требовать с вашего брата, как мне по должности
положено, буду! Так и запомни, да и другим передай. Поскольку требова-
тельность - основа порядка.  Ежели я как секретарь партийной организа-
ции не буду требовать, чтобы все у нас в колхозе шло ладом, да Панькин
как председатель,  да и сельсовет с правлением не потребуют,  никакого
порядка, никакой организованности не будет. Понял?
     - Понял.  Еще раз прошу прощения. Что и было, так без злого умыс-
ла...




     Иван Климцов, пожив у матери с неделю и отдохнув, принялся ремон-
тировать одну из пустовавших в доме комнат.  Выбросил  хлам,  осмотрел
печь,  стены и пол,  и пошел в правление просить материал для ремонта.
Панькин дал ему тесу, кирпичей, мела и даже дефицитной половой краски.
Мать Ивана договорилась с Немком,  глухонемым Евстропием Рюжиным, и он
вечерами переложил у Климцовых печь,  починил дымоход и остеклил рамы.
Сосед Андрей Котцов сдержал слово - помог перебрать пол. Иван покрасил
его и с очередным рейсом АН-2 улетел за женой.
     Вернулся он быстро, мать едва успела просушить жилье после ремон-
та.  Жена Тамара привезла трехгодовалого сынишку и два узла: в большом
-  подушки да кое-что из одежды,  а в малом - репчатый лук.  "На Край-
нем-то Севере цингой бы не заболеть",  - высказала она опасение. "Тоже
мне,  нашлась южанка!" - пошутил муж. "А что? Наш район по сравнению с
Ундой - юг. У нас садоводы-любители даже яблоки выращивают". - "Пробо-
вал те яблоки.  Рот на сторону сводит,  такие кислые...  - посмеивался
Иван, - а впрочем, лук - это хорошо".
     Купили в промтоварном магазине диван-кровать, четыре стула, круг-
лый стол,  трюмо,  электроплитку и чайник,  истратив на это почти  все
сбережения, и началась послеармейская семейная жизнь Ивана Климцова.
     Для начала Панькин послал его на стройку клуба.  Там плотники под
руководством Дорофея поставили стропила и аккуратно настилали шиферную
кровлю.  Выяснив, что Иван хорошо знает слесарное дело, Дорофей напра-
вил его к Офоне Патокину,  который вместе с кузнецом начал монтировать
отопительную систему.
     Строители торопились:  клуб  надо было сдать к Новому году.  Иван
делал на концах труб резьбу,  подгонял гайки и муфты,  набирал батареи
из чугунных секций.  Он был внимателен,  ловок и быстр, так что угодил
даже придирчивому Офоне.
     Панькин каждый  день проверял стройку,  и,  видя,  как Иван умело
действует слесарным инструментом,  стоя у привинченных к верстаку тис-
ков, говорил:
     - Молодец,  Ванюша! Сразу видно специалиста. Вот кончите до срока
- будет вам премия.
     Иван трудился не ради премии.  Его увлекал сам процесс  подгонки,
нарезания,  подвинчивания  металлических деталей.  Руки соскучились по
такой обычной, не армейской, работе. Однако и премия не помешает.
     - Заработком и так не обижаете, - ответил он председателю. - Ну а
если еще и премия - совсем хорошо.
     Тихон Сафоныч,  дружелюбно похлопав его по плечу, пошел к плотни-
кам. Климцов ему нравился все больше. Были у парня хозяйственная хват-
ка, смекалка и расторопность. "Побольше бы нам таких", - подумал пред-
седатель.
     Панькин припомнил,  как рос Иван. Весной сорок третьего Екатерина
Прохоровна Климцова получила похоронку.  Председатель  зашел  тогда  к
ней,  еще не зная о горе.  Климцова сидела за пустым чистым столом, на
котором лежал листок бумаги,  то самое извещение. Екатерина Прохоровна
не плакала,  сидела молча, подперев подбородок худым жилистым кулаком,
и смотрела на этот листок с выражением какой-то безнадежной  отчужден-
ности  в  глазах,  кажущихся огромными на худом бледном лице.  А рядом
стоял шестилетний Ванюшка в чиненых-перечиненных валенках и  в  теплой
стеганке, сшитой из отцовской телогрейки.
     А кажется, в пятьдесят втором... ну да, именно в том году во вре-
мя школьных каникул Панькин назначил Ивана рулевым на моторный карбас,
что ходил по реке с правого берега на левый да возил с верховьев  реки
сено и дрова для фермы.
     ...Понадобилось Тихону Сафонычу как-то переехать на тот берег,  в
Слободку.  Мотор был старый,  капризный. Он сам с трудом запустил его,
сел на банку и,  глянув на Ивана,  удивился, как он вырос. Пятнадцати-
летний парень во всем походил на взрослого мужика:  на ногах резиновые
бродни,  ватник перепоясан широким кожаным ремнем, лицо смуглое от за-
гара и ветра, движения сдержанные, уверенные. Он улыбнулся Панькину и,
вырулив против течения,  стал в корме, заложив руки в карманы. Панькин
хотел  было  сделать ему замечание за то,  что он оставил румпель,  но
приметил,  что короткая, отшлифованная многими ладонями деревянная ру-
коятка  руля  находится у Ивана под коленкой и правит он карбасом этак
небрежно, щегольски, едва уловимыми движениями ноги.
     - Это что, новый способ - так держать румпель? - спросил Панькин.
     Иван улыбнулся в ответ,  но ничего не сказал, а только плавно по-
вернул румпель и направил карбас к берегу.
     "Ишь как, руки в брюки и подколенкой правит рулем... Это у них, у
подростков,  такой шик,  - отметил про себя Тихон Сафоныч и озабоченно
подумал:  - В будущем году Иван закончит восьмой класс.  Куда  дальше?
Уедет из села наверняка..."
     Председатель спросил об этом и получил уклончивый ответ:
     - Поживем - увидим. Покамест никуда не собираюсь...
     Окончив восьмилетку, Ванюшка действительно уехал, и Панькин вроде
бы даже стал забывать его,  как приходилось ему забывать и других пар-
ней и девчат, уходивших из дому.
     Но вот  Климцов  вернулся,  и  старый председатель был рад этому.
Когда закончили монтаж отопительной системы,  Панькин  решил  испытать
Ивана  в другом хлопотливом деле - снабженческом,  требующем известной
пробивной силы и находчивости. Несмотря на энергичный протест Дорофея,
Тихон Сафоныч снял Климцова со стройки и отправил его в Архангельск за
запасными частями.  Иван отбыл с очередным рейсом самолета и  вернулся
через пять дней, привезя все необходимое, в том числе и запасные порш-
невые кольца для двигателя "Боевика",  и не один, а целых два комплек-
та. В рыбакколхозсоюзе таких дефицитных частей не оказалось. Иван отп-
равился в морское пароходство.  Сначала ему там отказали в просьбе, но
он пошел в обком партии и заручился поддержкой.  Словом, два комплекта
колец были привезены и можно было начинать ремонт.  Панькин был  дово-
лен, но счел нужным заметить:
     - В будущем постарайся обходиться без помощи обкома,  потому  что
ходить туда за каждым пустяком несолидно. Надо действовать другими пу-
тями. А в общем ты проявил находчивость. Хвалю.




     Панькин все чаще замечал,  что время шло  очень  уж  быстро,  так
быстро, что он едва успевал следить за календарем: листки с него слов-
но ветром сдувало. Тихон Сафоныч невольно сравнивал старость с осенью,
и  ему  казалось,  что  дни  теперь слетают с календаря,  словно ворох
листьев с деревьев,  и календарная стенка скоро опустеет, как обнажен-
ная ветка...
     Стремительный бег времени особенно стал заметен,  когда годы  по-
добрались  к  такой  круглой дате,  которую нынче принято отмечать как
юбилей.
     Раньше в  Унде  видом не видали и слыхом не слыхали о юбилеях,  а
теперь и здесь стала прививаться мода:  стукнуло человеку пятьдесят  -
справляй юбилей,  в шестьдесят - сам бог велел, ну а в семьдесят - тем
более.  Зови дружков-приятелей, накачивай их вином и слушай панегирики
в свой адрес. И хоть они, эти панегирики, смахивали на похоронные пох-
вальные речи - столько в них лилось меда и патоки,  слушать их все  же
было приятно. Будто кто-то почесывал тебе спину промеж лопаток как раз
в том самом месте, где зуд - ну прямо невтерпеж.
     Как-то, будучи в областном центре на совещании председателей кол-
хозов,  Тихон Сафоныч услышал вечером в гостинице рассказ о  том,  как
провожали  одного  районного  деятеля  на  пенсию,  когда ему стукнуло
шестьдесят.  Как положено, сослуживцы в конце рабочего дня собрались в
учреждении.  Посадив  юбиляра  в президиум,  говорили похвальные речи,
преподносили подарки - самовар,  часы с боем,  серебряный,  подстакан-
ник... Один из приятелей вручил ему также берестяные лапотки, по-мест-
ному ступни,  с намеком на то,  что на досуге пенсионеру не мешает за-
няться  подобным рукомеслом ради успокоения нервов и полезного времяп-
репровождения. Ну а потом юбиляр, как водится, пригласил всех домой на
товарищеский ужин, по-городскому - банкет.
     Гости, конечно,  подвыпили,  стали петь песни, а потом наладились
плясать,  да еще как плясать! Посуда на столе подпрыгивала, и весь де-
ревянный домишко гудел и покачивался с боку на бок.  Юбиляр тоже разо-
шелся  и тряхнул стариной.  Сначала отплясывал барыню в валенках (дело
было зимой), но валенки стали ему мешать, скинул их, остался в шерстя-
ных  домашней  вязки  носках.  А потом и носки стали помехой,  их тоже
сбросил и принялся оттаптывать дробь голыми пятками.  То-то  было  ве-
селья!  На улице прохожие останавливались и заглядывали в окна,  а те,
кто был в доме, смеялись до колик в животе.
     Затем сбились  все в тесный круг в общем плясе,  и никто не заме-
тил,  как юбиляр куда-то исчез из горницы.  Хватились,  стали искать и
нашли:  стоит на крыльце на морозе босой в обнимку с разбитной вдовуш-
кой-соседкой и целует ее в полное удовольствие.
     После стольких пылких поцелуев юбиляр угодил в больницу с обморо-
женными ногами.  "Вот какие бывают юбилеи!" - Панькин  долго  хохотал,
услышав эту историю.
     Шутки шутками,  а в феврале Тихону Сафонычу  предстояло  отметить
две памятные даты: свой день рождения и тридцатилетие со дня организа-
ции колхоза "Путь к социализму".
     Отчетно-выборные собрания  проводились  обычно  в феврале,  когда
возвращались с Канина с подледного лова наваги рыбаки  и  приближалось
время  зимнего  боя тюленей.  Председатель заранее готовил материалы к
отчетному докладу.  И когда он стал просматривать архивные  документы,
подбирая  цифры  для сравнения,  то увидел протокол первого колхозного
собрания.  Все с отчетливой ясностью встало у него в памяти, и он раз-
волновался.  Сколько лет прошло! Как все изменилось с тех пор, как вы-
росли люди!  Он пошел к Митеневу,  и они долго беседовали о прошлом, о
настоящем,  забыв о деловых бумагах на столе, о том, что поздно и надо
идти домой.
     Решили ехать в райком партии в Мезень, чтобы обговорить там поря-
док юбилейного торжества и уход Панькина на пенсию.  Надо  было  также
посоветоваться насчет нового председателя.
     Стояли вьюжные дни,  погода была нелетной, и Тихон Сафоныч снаря-
дил для поездки сани-розвальни с шустрой и крепкой лошадкой.
     Поехали втроем - Панькин,  Митенев и Климцов.  Ивана вызывали  на
бюро для приема в члены партии.
     Перед поездкой Панькин говорил с Митеневым о Иване Климцове как о
возможной кандидатуре на председательский пост.
     - Я все присматриваюсь к нему.  Все данные  есть:  хозяйственный,
расчетливый,  на дело хваткий. В рюмку лишний раз не заглянет. Серьез-
ный парень. В армии хорошую закалку получил.
     Митенев поначалу сдержанно заметил:
     - Хозяйство большое, а опыта у Ивана нет.
     - Опыт дело наживное, - настаивал Панькин. - Важно, что это впол-
не сформировавшийся человек...
     Митенев помолчал, подумал и наконец согласился.
     - Да, ты, видимо, прав. Больше некого. Хороший руководитель нужен
не на год,  не на два, а на много лет. И надо дать руль молодым. Оста-
новимся на Климцове. Я поддержу его кандидатуру.
     Потом они  пригласили Климцова и поговорили с ним.  Иван был оше-
ломлен таким поворотом в его судьбе.  Он ссылался на молодость и  нео-
пытность, но Митенев и Панькин сумели убедить его в том, что с работой
председателя он вполне может справиться, если подойдет к ней серьезно.
     - Надо же когда-нибудь и молодым начинать, - сказал Митенев, пок-
ровительственно похлопав Ивана по плечу.
     - А  колхозники-то что на это скажут?  Вы с ними советовались?  -
спросил Климцов.
     - С народом будем говорить попозже,  - успокоил Панькин. - Сейчас
главное, чтобы ты согласился.





     Иван Демидович Шатилов с утра просматривал сводку по надоям моло-
ка.  Это сейчас было самым важным.  Секретаря райкома тревожило,  что,
несмотря  на  окончание сухостойного периода и начавшиеся отелы коров,
удойность в колхозах и совхозах поднималась слишком  медленно.  Сказы-
вался недостаток кормов.  Рационы, составленные зоотехниками еще перед
зимовкой,  давно уже стали,  как выразился однажды Шатилов,  филькиной
грамотой,  существовали на бумаге,  но не на фермах. Придерживаться их
было невозможно:  лето стояло дождливое, кормов заготовили мало. Запа-
сов сена по полной норме хватило только до января, а потом нормы корм-
ления пришлось урезать по крайней мере на треть - иначе не дотянешь до
пастбищного периода.  Силоса запасли больше, но и его до весны не хва-
тит.
     Область помогла  концентратами,  но  далеко  не в том количестве,
чтобы выйти из положения.  Бюро райкома и  райсовет  приняли  решение:
экономнее  расходовать  и  хорошо приготовлять корма,  ввести в рацион
хвойную муку и витаминный настой для молодняка. Животноводам предписы-
валось заготовлять ветки лиственных деревьев, измельчать их на дробил-
ках, запаривать и давать скоту.
     Это все были вынужденные меры. Шатилов и сам не очень верил в то,
что они выправят положение. На хвое да на ветках не поднимешь удоев...
Только бы дотянуть до пастбищной поры.
     Такой трудной зимовки давно не бывало.  Каждый  день,  просмотрев
очередную  сводку,  Шатилов  принимался звонить в хозяйства,  выяснять
обстановку и по ходу дела давать рекомендации.
     На проводе был директор совхоза "Мир" Красавин.  Услышав его глу-
ховатый и настороженный басок, Шатилов спросил:
     - Как дела на фермах?
     Красавин, ответом не порадовал:
     - Отелы идут благополучно,  но удои не поднимаются. Мы используем
все возможности для того, чтобы...
     Выслушав директора, Шатилов сказал:
     - Вчера в райкоме было заседание по этому вопросу. Хозяйствам да-
ны рекомендации.  Вам выделено из резерва две тонны концентратов. Это-
го,  конечно,  будет мало. Используйте как добавку веточный корм. Дро-
билки в исправности?
     - В исправности. А когда можно получить концентраты?
     - Загрузи  все  агрегаты.  Давайте  скоту витаминную подкормку из
хвои.  К концу февраля надо резко поднять удойность!  У тебя трещат не
только обязательства, но и планы по надоям. Ты сознаешь это?
     - Да,  сознаю, Иван Демидович... Когда можно приехать за концент-
ратами?
     - Если сознаешь, так действуй. Завтра доложите, сколько заготови-
те вспомогательных кормов.
     - Хорошо, Иван Демидович. Когда можно...
     - За концентратами пошли машину сегодня.
     - Пошлю. Спасибо за помощь.
     - Смотри там!
     Шатилов положил трубку.  Телефонный аппарат был красивый, импорт-
ный, из белой пластмассы. Такие аппараты в районной конторе связи поя-
вились недавно. Письменный и приставной столы тоже новые, с зеркальной
полированной  поверхностью.  Стены кабинета покрашены голубой масляной
краской.  На полу - широкая малинового цвета ковровая дорожка. Радост-
ная  и  уютная обстановка кабинета никак не соответствовала настроению
секретаря райкома,  которому, сидя за таким роскошным столом, приходи-
лось давать по новомодному аппарату ветхозаветные, укоренившиеся еще с
первых послевоенных лет указания о хвое и ветках... Но что делать? Та-
кова жизнь.
     Конечно, можно было упрекнуть Шатилова за то,  что  он  подменяет
управление сельского хозяйства, что не его дело названивать по телефо-
ну по таким хозяйственным вопросам.  Но пусть тот, кто скажет ему это,
побудет сам на его месте...
     Года три назад совхоз "Мир" образовался из пяти мелких  колхозов.
Это  был  не  только формальный акт укрупнения их в большое хозяйство,
чтобы лучше использовать технику и земли. Создание совхозов было необ-
ходимой мерой:  колхозы обезлюдели, часть населения унесла война, мно-
гие уехали в города.  Причиной тому были тощий трудодень и  отсутствие
необходимых культурных благ в деревнях. Чтобы спасти положение, и соз-
дали совхоз.  Государство выделило ему кредиты, позволившие обеспечить
твердые заработки, удержать на селе механизаторов и животноводов. Сов-
хоз вдохнул в села жизнь, захиревшие было деревеньки ожили. Однако хо-
зяйство все еще не стало рентабельным. Себестоимость была высокой, до-
тация шла из государственного кармана.
     Хозяйства, конечно,  были разными. В одних дела шли лучше, в дру-
гих хуже, в зависимости от того, кто в каких оказался природных микро-
условиях и где какие были руководители.
     Райком старался укрепить совхозы, и усилия эти не были бесплодны-
ми.  Но до поры до времени, пока не подводила природа: наладится вдруг
дождливое лето - и сведет на нет все старания. Начинай все сначала.
     Шатилов ждал звонка из обкома и был озабочен предстоящим разгово-
ром с областным начальством.  Ходить вокруг да около не полагалось,  а
похвалиться было нечем. Иван Демидович раздумывал о том, как он выйдет
из положения:  секретарь обкома был столь же деловит,  сколь и крут, и
принимал  далеко не всякое оправдание и не каждую объективную причину.
Шатилов,  кажется,  нашел нужные слова для объяснения, когда вошел его
помощник Саженцев и сообщил о прибытии Панькина с Митеневым.
     - Пусть войдут, - сказал Шатилов.
     Встречая руководителей рыболовецкого колхоза, он вышел из-за сто-
ла и энергично пожал им руки. При этом еще довольно густой вихор русых
с  проседью волос рассыпался у него на лбу,  и он ладонью водворил его
на место. Посмотрел приветливо на Панькина, на Митенева и пригласил их
сесть.
     Шатилов был выше среднего роста, плотен. Темно-серый костюм сидел
на нем несколько мешковато, галстук на белоснежной рубашке был повязан
небрежно,  узел чуть сбился набок. Но такая небрежность даже шла ему и
придавала оттенок молодечества.
     - Давно вас не видел,  - сказал он,  вернувшись за стол.  - С чем
пожаловали? Как дела? Как уловы?
     Панькин чуть замялся, не зная, на какой вопрос ответить прежде, а
Шатилов тотчас подкинул новый:
     - Как идет зимовка скота?
     - В этом деле у нас полный порядок, - уверенно ответил Панькин. -
Начались отелы, удои прибавляются.
     - Ну ладно.  А с кормами как? Мы вчера приняли решение рекомендо-
вать всем хозяйствам применять витаминный и веточный корм.
     Панькин переглянулся с Митеневым.
     - Еще не хватало, чтобы мы ветками коров кормили. У нас сена хва-
тает, Иван Демидович.
     Шатилов нахмурился, видимо вспомнив о других хозяйствах, и озабо-
ченно наморщил лоб.
     - Ишь,  как ты говоришь...  Ну ладно.  Раз у тебя все хорошо,  то
хвалю.  Впрочем, рыбколхозы меня не очень тревожат. У вас покосы хоро-
шие, летом не зеваете. Молодцы.
     - Да уж стараемся...
     Похвала Шатилова была скуповатой,  но вполне искренней. Скота ры-
баки держали мало, заботились о кормах в первую голову. Ни о какой до-
тации государства рыбакам не могло быть и речи. Колхозы имели полумил-
лионные доходы,  разумеется, не за счет животноводства, а за счет про-
мыслов.
     - А вот с выловом наваги вы подкачали, - сказал Иван Демидович. -
Против прошлого года наваги недобрали триста центнеров. Почему?
     - У вас,  Иван Демидович,  не совсем точные данные.  Недобрали мы
сто шестьдесят центнеров.  Это объясняется поздним ледоставом.  Рыбаки
потеряли много времени впустую. Да и навага нынче шла плохо.
     - Все у вас причины.
     - Что поделать, - вздохнул Панькин.
     - Причины надо своевременно устранять, тогда и недостатков не бу-
дет, - назидательно заметил Шатилов. - Как рыбаки, что потерпели бедс-
твие осенью? Здоровы ли?
     - Поболели простудой. Теперь работают.
     - Поделом тебя наказали,  Тихон Сафоныч.  Но полиберальничали. За
такую промашку надо было тебе строгача всыпать. Митенев, видно, к ста-
рости жалостлив стал...
     - Не я решал,  Иван Демидович.  Так постановило бюро,  - смутился
Дмитрий Викентьевич.
     Панькин тоже сразу сник. Заметив это, Шатилов повернул разговор в
другое русло.
     - Рассказывайте, что привело вас сюда.




     Выслушав Панькина  с Митеневым,  Иван Демидович вышел из-за пись-
менного стола и сел за приставной, поближе к ним. Он знал, что унденс-
кий  председатель  скоро будет проситься на пенсию и что ему в этом не
откажешь: не вечен человек, отработал свое - и хватит.
     Смена руководителя  в любой отрасли была сопряжена с двумя момен-
тами,  которые Шатилов старался учесть,  - положительным и отрицатель-
ным. Положительный заключался в том, что на смену старому, подзасидев-
шемуся на привычном месте работнику,  приходил новый, а, как известно,
"новая метла по-новому метет". Молодой руководитель свежим глазом сра-
зу замечает недостатки и начинает вводить новшества и усовершенствова-
ния. В этом очевидный плюс смены руководства.
     Но, с другой стороны,  был и отрицательный момент. Прежний работ-
ник знал свое дело досконально,  в любую минуту мог быстро сориентиро-
ваться в обстановке и действовать безошибочно или почти безошибочно  -
в этом ему помогал опыт.  Старый работник доставлял меньше хлопот, чем
новый,  за которым на первых порах надо было присматривать, чаще конт-
ролировать его действия и решения и,  если он ошибался,  поправлять. А
старому нянька не требовалась - он знал, что и как делать.
     И потому прежнего толкового работника всегда хотелось удержать на
месте хотя бы годик-другой.
     Однако новое назначение было неизбежным.  Некоторое время Шатилов
думал об этом, а потом сказал:
     - Значит, вы, Тихон Сафоныч, решили уйти на отдых. Что ж... Види-
мо,  время настало. А жаль. Мы в райкоме привыкли к тому, что в Унде у
нас работает Панькин, ветеран колхозного строительства, прекрасный хо-
зяйственник,  коммунист с большим стажем. На него можно положиться, не
опекать его излишне. И хоть я бываю иногда по отношению к вам чересчур
требовательным,  так это не потому, что вам не доверяю или плохо к вам
отношусь.  Это по должности.  В глубине души я вас высоко ценю,  Тихон
Сафоныч!
     Шатилов умолк.  Панькин  вспомнил о юбилеях и подумал,  что вот и
началось славословие в его адрес.  Ведь только что Шатилов  говорил  о
"строгаче". Ему даже стало неловко, словно он надел тесную обувь.
     - На добром слове спасибо.  А уходить  все  же  надо.  Шестьдесят
лет!..
     - Да, шестьдесят, - повторил Шатилов. - Тридцать лет на руководя-
щем колхозном посту - это трудовой подвиг.  Мы подумаем,  как достойно
отблагодарить вас.
     - Дело не в этом,  Иван Демидович,  - слегка смутился Панькин.  -
Надо бы посоветоваться с вами насчет нового председателя. Хозяйство-то
ведь немалое.
     - Тоже верно.  Корабль у вас большой. Команде нужен опытный капи-
тан. Кто у вас есть на примете? Найдется, ли такой человек в Унде?
     Шатилов был почти уверен,  что  подходящего  человека  в  колхозе
трудно найти и что наверняка придется посылать кого-либо из района. Но
Панькин и Митенев дружно сказали:
     - Найдется.
     - Кто же?
     - Мы советовались с Дмитрием Викентьевичем.  По нашему мнению,  к
руководству надо ставить молодого энергичного  товарища,  -  предложил
Панькин.  -  Сегодня  вы  собираетесь на бюро принимать в члены партии
Ивана Климцова. Вот вам и председатель.
     - Климцов?  - поднял голову Шатилов.  - Я, к сожалению, с ним еще
не знаком.  Но ничего,  познакомимся. Он ведь недавно из армии пришел?
Кажется, на строительстве трудится?
     - Да,  он монтировал систему парового отопления в клубе.  Дельный
парень.
     - А есть у него организаторские способности?
     - Я присматривался к нему. Думаю - потянет.
     - Потянет,  - уверенно поддержал Митенев.  - Надо молодежь выдви-
гать, Иван Демидович. У нее - чувство нового!
     - Чувство нового - хорошо. А опыт?
     - Опыт придет.  Многие начинали, не имея его. Я ведь тоже начинал
с азов, - признался Панькин. - Учился на ошибках...
     - Ну,  вы - другое дело.  А как смотрит на это сам Климцов?  Вы с
ним, конечно, беседовали?
     - Беседовали, - ответил Панькин. - Он сперва отказывался, ссылал-
ся на неопытность.
     - Долго отказывался? Искренне? - почему-то спросил Шатилов.
     - Вполне искренне. Еле уломали, - сказал Митенев.
     - Это ладно,  что товарищ не сразу решается взять на себя ответс-
твенное дело.  Видно,  что подход у него к этому серьезный.  Пусть  он
зайдет ко мне в половине второго.  Потолкуем с ним. Ну а о тридцатиле-
тии колхоза посоветуемся в  райисполкоме.  Дата  круглая,  мероприятие
важное.  Назначьте  у себя юбилейную комиссию,  все хорошо продумайте.
Чтоб было и по-деловому и в то же время празднично, торжественно. Меж-
ду прочим,  не пора ли вам сменить название? "Путь к социализму" - хо-
рошее название,  но ведь устарело... Мы живем в условиях развитого со-
циализма и решаем теперь проблемы коммунистического строительства.  Не
так ли?
     - Пожалуй, так, - сказал Митенев. - О названии подумаем.
     - Приглашаю вас на бюро,  - сказал Шатилов. - Посидите, послушай-
те. Авось что и полезное для себя извлечете.
     Тут раздался резкий телефонный звонок  с  междугородной.  Шатилов
взял трубку и, не выпуская ее, придерживая левой рукой шнур, пересел в
свое кресло.
     Панькин и Митенев вышли.




     В феврале прибыли с Канина, с наважьей путины, рыбаки. Фекла вер-
нулась с обмороженными руками. Не то чтобы она попала в беду, как слу-
чалось на промыслах сплошь и рядом, нет. Причиной тому был ее горячий,
напористый характер.
     В начале  лова  погода была неустойчивой.  Метели часто сменялись
оттепелями. Поверхность льда покрывалась снеговой кашей. А в конце де-
кабря  ударил  лютый мороз,  такой,  от которого рыбаки уже и отвыкли:
давно не бывало. Ветер леденил лица, захватывал дух. Ночами над унылой
заснеженной тундрой светились россыпи звезд, словно раскинутая сеть из
тонкой ажурной пряжи.  Большая Медведица мерцала голубым огнем  непри-
вычно для глаз - ярко и трепетно.
     Осматривая ловушки,  рыбаки  спешили:  пробитые  пешнями  проруби
быстро схватывало льдом.
     Пошла на нерест сайка. Ее столько набивалось в ловушки, что рыба-
ки с трудом выволакивали их из воды, чтобы взять улов. Звено, вышедшее
утром на реку,  никак не могло вытащить одну из рюж - сил недоставало.
Работали  в  брезентовых рукавицах.  Никто не решался их снять в такую
стужу. Долго возились у снасти и все без толку: улов был очень грузен.
     - Не оборвать бы рюжу, - озадаченно сказал звеньевой.
     - Не оборвется,  - уверенно возразила Фекла.  - Новая рюжа, креп-
кая. Давайте попробуем еще.
     Рыбаки снова стали тянуть снасть.
     - Эк  набилось сайки!  Со всей реки,  - с досадой сказала одна из
рыбачек. - И не вытащишь никак...
     Фекла, войдя в азарт,  заткнула рукавицы за ремень, которым у нее
была подпоясана малица, и схватилась за веревку голыми руками.
     - Зачем рукавицы сняла! - кричал звеньевой. - Смотри!
     - Ничего-о-о! - с какой-то отчаянной лихостью отозвалась Фекла. -
Давайте еще! Р-раз-два, взя-ли-и-и!
     Ладони обожгло морозом и ветром. Пальцы, казалось, намертво прих-
ватило к веревке. Упираясь обшитыми кожей валенками в смерзшийся снег,
Фекла изо всех сил тянула снасть,  ей помогало все звено,  однако  все
старания оказались безуспешными.  Показав первый обруч,  рюжа намертво
застряла в глубине, будто кто ее там держал.
     Сил больше не стало.  Фекла выпустила конец.  Ладони как обожгло,
кожа лопнула, брызнула кровь.
     - Ну вот, я тебе говорил! Говорил же! - накинулся на Феклу звень-
евой. - Иди в избу, перевяжи руки.
     В избушке  Фекла  с помощью подруги перевязала руки,  залив ранки
йодом и,  почувствовав озноб,  села поближе к плите.  Вскоре вернулись
рыбаки, усталые, недовольные: вытащить рюжу так и не удалось.
     Руки у Феклы не на шутку разболелись, она вынуждена была сидеть в
избе,  изнывая  от  безделья.  Заняться  бы хоть вязаньем или починкой
одежды,  но как, если и ложку за обедом еле держала сведенными пальца-
ми.
     Отошли руки лишь к концу путины,  но бригадир ее больше не пустил
на лед. "И руки угробила, и заработала шиш!" - с досадой думала Фекла,
возвращаясь домой.
     Дома она долечивалась гусиным жиром.  Каждый раз,  смазывая им на
ночь ладони, она вздыхала и морщилась.
     Годы незаметно  подобрались  к  пятидесяти.  Вернувшись с Канина,
Фекла всерьез задумалась об этом. Десятого февраля - день ее рождения.
     Да, уже пятьдесят. А чего она достигла в жизни? Живет одна-одине-
шенька.  Вот уже и седина вцепилась в волосы:  сколько по утрам ни вы-
дергивай перед зеркалом седых волосинок, а их все больше и больше. Но-
ги побаливают - нажила на промыслах ревматизм. Теперь вот и руки...
     Денег не накопила.  В сберкассе текущего счета не имеет. Дом вет-
шает с каждым годом. Только еще в зимовке и держится жилой дух.
     Семьи нет, о детях мечтать не приходится. Любимый человек - Борис
Мальгин погиб на войне. Мало радостей подарила жизнь Фекле. Почти сов-
сем их не было. Да и будут ли?
     После таких невеселых раздумий Фекла решила все  же  как  следует
отметить  свое  пятидесятилетие и стала думать,  кого позвать в гости.
Хороших знакомых у нее было предостаточно, однако настоящих друзей она
могла пересчитать по пальцам. Пригласила бы Фекла Иеронима Пастухова с
Никифором Рындиным, но оба давно умерли. И Серафима Егоровна, мать Бо-
риса, после Победы не прожила и года. Оставались Соня, верная подружка
с молодых лет, да Августа с Родионом. Хотелось Фекле позвать в гости и
Панькина: он много лет принимал участие в ее судьбе, и она уважала его
за справедливость и доброту. И еще Фекла решила позвать рыбаков, с ко-
торыми работала на тонях.
     Она сходила в магазин,  закупила кое-что для праздника,  а  потом
отправилась приглашать гостей и прежде всего зашла в правление.
     Панькин с Митеневым сидели в кабинете.  Настя-секретарша никого к
ним не пускала, но Фекла уговорила ее сказать, что пришла ненадолго по
срочному делу.
     Настя сразу вернулась, и за ней вышел Панькин.
     - А,  Фекла Осиповна!  - приветливо улыбнулся он. - Заходи, пожа-
луйста. Для тебя дверь всегда открыта.
     Стол в кабинете был завален бумагами. Митенев с черными сатиновы-
ми  нарукавниками на толстом шерстяном свитере водил пальцем по графам
обширной ведомости, выписывая из нее цифирь.
     - Садись, - сказал Панькин. - Как руки, зажили?
     - Зажили.  Как на собаке.  Я на минуточку, Тихон Сафоныч. Не буду
отрывать вас от дела. - Фекла немного замялась, раздумывая, пригласить
ли в гости Митенева. Бухгалтера она почему-то недолюбливала. Но решила
из приличия все-таки позвать и его. - У меня завтра день рождения, Ти-
хон Сафоныч,  так прошу в гости.  Вечером, сразу после работы. Вы тоже
приходите, Дмитрий Викентьевич.
     - За приглашение спасибо, - ответил председатель с вежливым полу-
поклоном.  -  Позволь спросить,  хотя это по отношению к женщинам и не
принято, - сколь же тебе годков?
     - Придете - узнаете, - улыбнулась Фекла.
     - Да полста ей стукнуло,  - без всякой дипломатии сказал Митенев,
- дата круглая. Юбилей!
     Панькин посмотрел на Феклу с грустинкой и вздохнул:
     - Уже пятьдесят? Ох, время! Прямо рысью скачет... Хорошо, придем.
Хотя...  - Панькин помедлил, - лучше было бы нам с тобой отпраздновать
именины вместе.
     - Вместе?
     - Да. Мои, твои и колхозные в один вечер. Вот будет собрание.
     - Так ведь оно намечено на пятнадцатое, а у меня дата - завтра.
     - Добро, - согласился Панькин. - Завтра отпразднуем у тебя по-до-
машнему, а потом официально.
     - Вот-вот... Сперва по-домашнему, а уж потом как хотите...

     Соня Хват обещала прийти с мужем Федором Кукшиным,  Августа с Ро-
дионом. Фекла зашла еще к Ермолаю, Семену Дерябину, Дорофею. Не обошла
она приглашением и Немка - Евстропия Рюжина, и Николая Воронкова.
     "Ну вот, слава богу. Все у меня выходит хорошо. С утра примусь за
стряпню. Надо гостей накормить как следует", - думала Фекла, возвраща-
ясь домой.
     Она осмотрела свои припасы,  прикинула, хватит ли продуктов и ви-
на, и решила, что хватит.
     Во второй  половине дня она принялась топить баню,  чтобы к завт-
рашнему своему празднику как следует намыться. Баня была рядом, на за-
дах.  Фекла наносила дров, привезла на санках воды и затопила каменку.
Пока она нагревалась Фекла приготовляла в бочках горячую  воду  с  по-
мощью раскаленных камней-песчаников, стало уже темно.
     Подождав, пока баня "созреет" и выйдет из нее лишний угар,  Фекла
стала собираться. Вынула из сундука белье, взяла мыло, мочалку, эмали-
рованный таз и, прихватив веник, пошла мыться.
     Засветила в предбаннике коптилку, подгоняемая холодом, быстренько
разделась и с коптилкой в руке шагнула за дверь,  отделявшую помещение
с каменкой.
     Коптилками в банях  пользовались  из  предосторожности:  ламповые
стекла  лопались  от  воды.  Поставив светильник на подоконник,  Фекла
прошла по теплому полу осторожно, словно по льду, и плеснула на камен-
ку ковшик горячей воды. Крепкий духовитый пар упругой волной ударил ей
в грудь,  и она отпрянула от печки. Камни, пошипев, умолкли. Стало ти-
хо. Фекла зажмурилась от удовольствия, от тепла, ласково обнявшего все
большое белое тело,  повела плечами,  распустила волосы и, налив в таз
горячей воды,  распарила веник. Поддав пару еще раз, положила веник на
каменку и,  выдержав его с минуту на жару, обдала водой теплый тесовый
полок. Потом по приступкам забралась на него. Полежав, принялась нето-
ропливо охаживать себя мягким и шелковистым веником.  Зашумели листья,
в бане запахло лесом, терпким ароматом молодых июньских берез.
     Можно ли представить себе удовольствие более  приятное,  чем  па-
риться с мороза в домашней деревенской баньке! Ничего не может быть на
свете приятнее.
     Горячий жар насквозь прокалил тело,  и оно стало багровым. Поста-
нывая от удовольствия,  Фекла спустилась с полка и окатила себя холод-
ной  водой из таза.  Отдышавшись немного,  снова плеснула на каменку и
снова забралась наверх. Веник еще азартнее заходил по спине, по бокам.

     К приходу гостей у Феклы все уже было готово: стол накрыт и само-
вар грелся.
     Она надела лучшее платье из голубого цветистого крепдешина, прик-
репила  на грудь старинной работы серебряную брошь с красным камушком,
подаренную купцом Ряхиным,  когда ей исполнилось восемнадцать лет.  На
ногах  - капрон,  модные туфли на высоком каблуке.  Туфли Фекла купила
лет восемь назад,  выиграв на облигацию пятьсот рублей  еще  в  старых
деньгах.
     Пудрилась Фекла самую малость.  Губы она никогда не подкрашивала.
Волосы укладывала в тяжелый узел и сейчас скрепила его крупными костя-
ными заколками.
     Она еще раз осмотрела себя в зеркало и, довольная своим празднич-
ным видом,  прошлась по горенке,  привыкая к туфлям,  которые надевала
очень редко.
     Начало смеркаться.  Фекла включила свет. Заметила кое-где непоря-
док, прибралась получше, сменила на кровати покрывало. Потом засветила
керосиновую лампу и вынесла ее в сени, чтобы гости в темноте ненароком
не споткнулись и сразу нашли дверь в избу.
     Первыми пришли Соня с Федором.  Соня,  скинув пальто, расцеловала
хозяйку:
     - Какая ты красивая,  Феня! Собой видная, разодетая, как невеста!
Что годы?.. Было бы здоровье. На вот, мы принесли тебе небольшой пода-
рочек.
     Фекла с  поклоном приняла сверток и поблагодарила.  Федор положил
на стул гармонику,  завернутую в старый плат, снял полушубок и, словно
стесняясь высокого роста, поспешил сесть.
     В сенях снова послышались шаги,  и вошла Августа Мальгина. Родион
чуть замешкался, сметая снег с валенок, и она нетерпеливо выглянула за
дверь.
     - Да иди скорее-то! Выстудишь тепло.
     Родион плотно прикрыл за собой дверь.
     - Здравствуйте,  гости дорогие! - приветствовала их Фекла. - Про-
ходите, милости прошу. Спасибо, что уважили...
     - К тебе, Феня, я бы бегом прибежал, - весело отозвался предсель-
совета.  - У нас с тобой давняя дружба. А ну-ка, ну-ка, покажись! Экая
нарядная да молодая.
     Он обвел взглядом зимовку,  и вспомнилось ему,  как давно, еще до
войны, он стоял вот так, а перед ним - Фекла, молодая, статная, полная
сил. Она просилась к нему в бригаду рыбаков на полуостров Канин. А по-
том предложила ему,  как добрый знак,  иконку Николы морского... И еще
вспомнилось,  как она,  подозвав его к комоду - вот к этому самому,  -
распустила перед зеркалом свои великолепные косы...
     Родион тихонько вздохнул, улыбнулся, пригладил усы, прошелся рас-
ческой по волосам,  которые были уже не столь густы,  как в молодости,
и,  поймав настороженный взгляд жены,  сел рядом с Федором.  Кивнув на
гармошку, сказал:
     - Эх, сыграл бы, кабы две руки! Жаль. Теперь я могу играть только
на Густиных нервишках...
     - Не беспокойся,  отыграюсь,  - с вызовом ответила Густя и  стала
прихорашиваться перед зеркалом.
     - Бог с вами!  - отозвалась хозяйка, подбавляя в самовар угольев.
- Чего вам на нервах друг у друга играть? Живите в любви да согласии.
     - Так и живем, - отозвался Родион.
     На пороге появился неожиданный гость - новый директор школы Сухо-
верхов.  Он,  видимо, стеснялся, потому что с хозяйкой еще не был зна-
ком.  Панькин,  который привел Суховерхова, легонько подталкивал его в
спину.
     - Смелее, Леонид Иванович. Тут все свои.
     За ними вошел Митенев. Фекла приветствовала их:
     - Проходите,  проходите. Гостям - почет, хозяину - честь! Давайте
я вам помогу,  - она хотела было принять у Панькина полушубок,  но тот
глазами показал на директора школы:
     - Лучше помоги ему. Он застенчив.
     Пальто у директора было тонкое,  осеннее, и Фекла удивилась: "Как
легко одет! Не простудился бы..." Повесила пальто и провела Суховерхо-
ва в красный угол, посадила на лавку.
     Митенев, сдержанно улыбаясь, пожал ей руку.
     - С днем рождения, Фекла Осиповна!
     - Спасибо, спасибо...
     - Дай-ка  я тебя приласкаю,  пока жена не видит,  - Панькин обнял
Феклу и троекратно с ней расцеловался.  - Вот как сладко! И приятно...
В тебя, Феня, влюбиться можно.
     Гости засмеялись, а Фекла сказала:
     - Какая уж теперь любовь, Тихон Сафоныч. Все мы стареем...
     - Ну-ну! Не нами сказано: седина в бороду... - Панькин, как пока-
залось Фекле, многозначительно посмотрел на Суховерхова. - Вот какая у
нас именинница, Леонид Иванович. Королева!
     - Какая уж там королева! Скажете тоже, - засмущалась Фекла.
     Ей было приятно,  что пришел директор школы,  уважаемый и образо-
ванный человек. На вид Суховерхову можно было дать лет сорок пять. По-
явился он здесь недавно,  перед Новым годом,  когда  прежний  директор
Сергеичев уехал на родину.
     - Прошу к столу, - пригласила Фекла.
     Пока рассаживались, подошли еще Дорофей Киндяков, Семен Дерябин и
Немко,  который принес Фекле особый подарок: собственноручно сделанную
деревянную  птицу  с  развернутыми узорными крыльями и резной грудкой.
Попросив молоток,  гвоздик и нитку,  он подвесил птицу под потолок над
комодом.  Словно из сказки прилетев в зимовку Феклы, она замерла, паря
в воздухе.
     - Угощайтесь, пожалуйста, - радушно обратилась к гостям хозяйка.
     За столом стало оживленно.  Гости,  как водится говорили приятные
слова, желали хозяйке счастья и благополучия, а она благодарила и так-
же желала всем доброго здоровья.
     Впервые столько гостей собралось в ее доме за столом, и Фекла бы-
ла довольна и рада тому,  что у них хорошее настроение,  что они весе-
лятся и шутят,  и угощала всех от души. Она присматривалась к гостям и
примечала, что за последние годы все они изменились внешне. Не то что-
бы уж очень постарели,  нет, но производили теперь впечатление зрелых,
умудренных опытом людей. Ведь если разобраться, то они, ее сверстники,
и есть старшее поколение, по которому равняются те, кто помоложе.
     Годы идут,  люди внешне меняются,  а характеры остаются прежними.
Вот и Родион Мальгин все такой же - и строгий и шутливый в зависимости
от обстоятельств.  В сельсовете за своим  красным  столом  он  кажется
серьезным,  сосредоточенным. А вне работы - свойский парень, в котором
узнается тот Родька, что, бывало, пацаненком плавал на паруснике и по-
лучал тычки от кормщика и от хозяина,  если что-нибудь у него не клеи-
лось.  Правда,  после войны,  как заметила Фекла,  Родион стал добрее,
мягче.
     Дорофей - тот изрядно постарел,  ссутулился,  и на лице обозначи-
лась сеть морщин.  Но он по-прежнему с достоинством бывалого, знающего
себе истинную цену морехода носил свою поседевшую голову и,  как преж-
де,  любил  порассуждать  о  политике,  а иногда и перекинуться острым
словцом.  Шуточки у него были особенные, с глубоким смыслом, со значе-
нием,  с подковыркой. Фекле они нравились. Она ценила и деловой разго-
вор, и шутку.
     Радовалась Фекла,  глядя  и на свою подружку Соню,  которая вышла
замуж за Федора поздновато, когда уж обоим было за тридцать, - помеша-
ла  война.  Зато  теперь  они  жили душа в душу.  После того как Федор
осенью попал в шторм на взморье, Соня не отходила от кровати, пока муж
не поправился, и потом запретила ему плавать в море, опасаясь потерять
его. Теперь он дежурил сменным мотористом на электростанции.
     Семен Дерябин,  как он говорил про себя, "добивал" теперь седьмой
десяток.  Фекла помнила,  как,  бывало, в первый год войны на семужьей
тоне они вдвоем работали у неводов.  Уставали так,  что еле выбирались
из-под берега на угор, к избушке. Она тогда оберегала Семена, стараясь
делать за него работу потяжелее, а он заботился о ней. Семен считал ее
как бы своей старшей дочерью, а Фекла относилась к нему, как к отцу.
     - Вот  что,  именинница,  - прервал размышления Феклы Панькин.  -
Правление колхоза решило отметить тебя Почетной грамотой и выдать  де-
нежную  премию как ударнице пятилетки.  Это мы сделаем на собрании.  И
еще: я нашел тебе работу на берегу. Помнишь, обещал? Хочешь заведовать
молочнотоварной фермой?
     Гости одобрительно зашумели:
     - Это хорошо!
     - Она справится.
     - Поздравляем!
     Фекла же не знала, радоваться ей или огорчаться тому, что Панькин
предложил ей такую хоть и важную,  но хлопотную должность. Ей, сказать
по правде,  хотелось на склоне лет иметь работу поспокойнее. И в то же
время было лестно, что ей доверяют. К тому же ферма - дело знакомое. И
все же,  подстраиваясь под общее веселое настроение, она сказала с вы-
зовом:
     - Это как же, Тихон Сафоныч, - сам на пенсию, а меня в хомут? Вот
так удружил своей-то любимице...
     Гости засмеялись, а Панькин удивился:
     - Почему хомут?  Ферма - важный участок в хозяйстве,  и нужна там
опытная рука.  А ты смолоду за коровами ходила,  еще у Вавилы,  тебе -
доверие и почет.
     - За доверие и почет спасибо,  - продолжала Фекла. - Но я бы тоже
хотела на пенсию. Вместе будем на крыльце у магазина лясы точить.
     - Тебе на пенсию рановато, - возразил Панькин. - Еще пупок не на-
дорвала, как твой покорный слуга...
     - Нечего,  нечего тут!- проворчал Дорофей.  - Несолидно от  такой
должности отказываться.  Ежели ты откажешься,  я откажусь, да и другие
не захотят - кто же тогда будет быкам хвосты крутить?
     - Хвосты крутить, как я понимаю, дело не женское, - Фекла подлила
Дорофею вина.  - Надо будет крутить,  тебя,  Дорофей, кликну. Что хму-
ришься? Вы-пей-ко, добрее станешь.
     Гости снова засмеялись.  Федор взял гармошку,  стал играть.  Соня
тряхнула головой и запела:

                     С неба звездочка упала,
                     И вторая мечется...
                     Вы скажите, где больница, -
                     От любови лечатся?

     Еще задорнее всхлипнула тальянка, еще звонче и бесшабашней зазву-
чал голос певуньи:

                     Мой-от миленькой не глуп,
                     Завернул меня в тулуп,
                     К стеночке приваливал,
                     Гулять уговаривал..

     Гости разошлись,  задержались только Панькин да Суховерхов. Тихон
Сафоныч сказал Фекле:
     - Прогуляйся по свежему воздуху. Проводи нас.
     - С удовольствием!  - Фекла сбросила с ног туфли, надела валенки,
неизменный выходной плюшевый жакет, накинула на голову шерстяной полу-
шалок. - Идемте.
     Замкнув дверь, она подхватила Панькина и Суховерхова под руки.
     - Хоть пройтись под ручку с начальством-то!  Женки ваши не увидят
- темно, да и поздновато...
     - О  женках говорить нечего,  - Панькин поправил на голове шапку,
посадил ее набекрень. - У меня возраст не тот, чтобы ревновать, а Лео-
нид Иванович,  как мне известно, до сих пор холостяк... Оженю-ка я те-
бя, Суховерхов, посажу в Унде крепко на якорь.
     - Женитьба - дело серьезное,  - сдержанно сказал директор.  - Тут
надо все хорошо взвесить. Особенно в моем возрасте...
     - Взвесим,  -  Панькин сказал это уверенно,  будто и в самом деле
собирался оженить директора школы. - Вот ты скажи, откуда берутся ста-
рые холостяки?
     - Разве я отношусь к этой категории?  Впрочем, пожалуй... - отоз-
вался  Суховерхов.  -  Как-то  не  было времени,  да и условий завести
семью.
     - Какие там условия?  Захороводил бабенку - и валяй в загс.  Чего
мудреного-то?
     - До войны не успел,  учился,  матери помогал,  а на фронте какая
женитьба...
     - Были ухари, и на фронте успевали, - заметил Панькин.
     - Я не из тех...  Когда демобилизовался,  то уж и возраст стал не
жениховский...
     - А как вы здесь оказались? - поинтересовалась Фекла.
     - Приехал по направлению облоно.  Любопытные здесь места. Все ка-
кое-то особенное. И село, и люди, и образ жизни... Я ведь родом из Ли-
пецкой области. На Север попал во время войны, на Карельский фронт...
     - Вы были ранены?
     - Легко...
     Панькин осторожно высвободил свой локоть из Феклиной теплой руки:
     - Пора домой. Извините, жена заждалась. Спасибо, Феня, за хороший
вечер. Спокойной ночи.
     И свернул в проулок, исчез во тьме.
     На улице было тихо и тепло. Под ногами хрупал свежий снег. Он вы-
пал вечером.  Фекле все хотелось идти по тропке и прислушиваться,  как
под валенками похрустывает этот чистый, еще не слежавшийся февральский
снежок.  Низко над крышами горела яркая звездочка, одна в темном небе.
Кое-где в домах, там, где еще полуночничали, теплился свет в окнах.
     - Вам не холодно? - спросил Суховерхов.
     "Вежливый, - подумала Фекла,  - Сам в пальтишке на рыбьем меху, а
у меня спрашивает..."
     - Да что вы!  - ответила. - Сегодня оттеплило. Морозы стояли дол-
го, мне они на Канине так надоели!
     - На промысле?
     - Да.
     - Надо бы и мне побывать на промыслах,  для общего  знакомства  с
рыбацкой жизнью...
     - Побываете еще.
     Подошли к школе.  Большой двухэтажный дом казался нежилым - в ок-
нах ни огонька. Фекла спросила:
     - Вы тут и живете?
     - Сплю в кабинете, на диване.
     - Почему же не на квартире?
     - Надо привыкнуть к школе.  Впрочем, Тихон Сафоныч мне уже подыс-
кал жилье у одного рыбака по имени Ермолай...
     - Так он же бобыль! Кто будет прибирать вам избу, варить щи?
     - Как-нибудь сами...
     - Ну, это не дело. Надо найти другое жилье.
     - Но мы уже договорились. Вскоре я туда перейду. Вот мы и пришли.
Не хотите заглянуть ко мне?
     - Спасибо, уж поздно.
     - Тогда я вас провожу.
     - Так  и  будем  провожать - я вас,  а вы меня?  - Фекла тихонько
рассмеялась. - Отдыхайте. Вам рано вставать. Спокойной ночи!
     Суховерхов постоял, поглядел ей вслед и стал отпирать дверь.

     На другой  день с утра Фекла отправилась в магазин за хлебом.  На
улице,  как и ночью, было тихо, тепло, и она неторопливо шла по слегка
обледенелым мосточкам. Еще издали услышала:
     - У Феклы вечор гостьбище было. Именины, кажись...
     По голосу Фекла узнала Василису Мальгину, жену рулевого с доры.
     - Все начальство у ей паслось.  Собрались на дарову рюмку,  -  не
без зависти и ехидства сказала Авдотья Тимонина.  Высокий, визгливый и
злой голос ее Фекла могла бы узнать из тысячи.
     - Пятьдесят сполнилось, - уточнила Василиса. - Как без гостей-то?
Така дата...
     Фекла замедлила шаг. Крыльцо рядом, за углом. Ей было любопытно.
     - А что ей деется-то? Здоровушша, как лошадь. Мужика все ищет, да
не находит.  Дураков нету,  - слова Авдотьи будто хлестнули Феклу.  Но
она не показала своей обиды.  Выйдя из-за угла,  поздоровалась и нето-
ропливо вошла в магазин.
     А Авдотья молча заковыляла прочь,  сердито тыча посохом в снег  и
не оглядываясь.





     К новогоднему празднику клуб достроить не успели.  Как ни  стара-
лись колхозные мастера,  как ни наседал на них Панькин, оставались еще
кое-какие недоделки.  После малярных работ медленно подсыхала  краска,
потому  что  олифа была некачественная.  Дорофей выдвинул в оправдание
свои доводы:
     - Олифу покупал не я. И к чему вообще торопиться нам, Тихон? Ведь
давно известно: "Где сшито на живую нитку, там жди прорехи". И не стой
ты у нас над душой. К собранию все закончим.
     Наконец пустили котельную, по трубам пошло тепло. К четырнадцато-
му  февраля  клуб  был готов.  Приходили люди поглядеть - восхищались,
ахали.  Но больше всех был доволен Панькин. Он неторопливо, еще до ко-
миссии,  осмотрел все помещения,  посидел в зрительном зале в фанерном
кресле с гнутой спинкой, постоял на сцене за трибуной, прошел за кули-
сы.
     - Добро сделали,  - сказал он строителям,  которые гуськом ходили
за ним, ревниво наблюдая, какое впечатление произвела их работа.




     Все казалось  обычным на этом собрании - и зал с оживленными при-
наряженными людьми,  и президиум,  где сидели члены правления и секре-
тарь райкома Шатилов с председателем рыбакколхозсоюза Поморцевым,  до-
вольно частым гостем в Унде. Секретарша Настя с Августой за своим сто-
лом были готовы вести протокол. Привычная обстановка отчетного ежегод-
ного собрания. Кругом знакомые лица...
     Но сердце  старого  председателя  тревожила  какая-то  непонятная
грусть. Не оттого ли, что он делал колхозникам свой последний доклад?
     Голос у него вначале от волнения срывался, но постепенно приобрел
уверенность.  Тихон Сафоныч снова вошел в привычную деловую  колею,  и
колхозники это почувствовали.
     - Сегодня у нас особый торжественный день,  - говорил Панькин.  -
Колхозу "Путь к социализму" исполнилось тридцать лет. И давайте, доро-
гие товарищи, окинем взглядом пройденный нами путь. Тридцать лет мину-
ло с той поры, когда рыбаки собрались на первое организационное собра-
ние,  чтобы объединиться в коллективное хозяйство.  Помнится, у многих
тогда имелись сомнения, а кое у кого и возражения... И это было вполне
понятно,  дело в ту пору начиналось невиданное и незнакомое. С чего мы
начинали?  С гребного карбаса,  с парусной елы. Путь был труден, но мы
уверенно шли вперед к новой жизни. Уже давненько мы расстались со ста-
рыми методами и орудиями лова,  с прежним флотом.  И теперь мы говорим
прошлому: "Прощайте, паруса!", потому что они были основной двигатель-
ной силой,  пришедшей к нам от дедов и прадедов.  От парусного судна к
современному рыболовному траулеру - таков наш путь.  На  долю  рыбаков
выпало немало испытаний.  Вспомните, как мы работали в трудные военные
годы, когда женщины, старики да подростки промышляли тюленей, ходили в
губу за селедкой,  облавливали дальние тундровые озера и давали фронту
продовольствие. Вот здесь, в этом зале нового клуба, сидят организато-
ры колхоза и его первые работники:  Дорофей Киндяков, Дмитрий Митенев,
Родион и Августа Мальгины,  Фекла Зюзина, Анисим Родионов, Семен Деря-
бин,  Николай Тимонин и другие. Это - ветераны колхоза. Они вынесли на
своих плечах все трудности и привели хозяйство к сегодняшнему его виду
и качеству. Вся их жизнь - пример для нашей молодежи, в энергичные ру-
ки которой мы сегодня передаем колхоз.
     Доклад у  Тихона  Сафоныча пошел свободно,  он вроде бы и забыл о
тексте, который лежал перед ним.
     - Вот  я приведу некоторые цифры,  - продолжал он.  - За тридцать
лет мощность колхозного промыслового флота возросла в семнадцать  раз.
Триста  пятьдесят  тысяч центнеров рыбы выловлено и сдано государству.
Доходы от промыслов выросли в семь,  а основные средства колхоза в со-
рок с лишним раз...
     Председатель приводил еще и другие цифры,  - известное дело,  без
них не обходится ни один доклад. А когда он перешел к итогам минувшего
года и начал говорить о недостатках,  доклад стал и  вовсе  будничным,
деловым. Упоминать о промахах в работе председателю не очень хотелось,
но их, как слова из песни выкинуть, убрать из доклада было невозможно.
И  Тихон  Сафоныч лишь сожалел,  что устранять эти недостатки придется
уже не ему, а новому председателю.
     Наконец Панькин поставил, как положено, задачи на будущее и обра-
тился к Поморцеву, руководителю рыбакколхозсоюза:
     - А теперь я изложу наши неотложные просьбы к руководству.  Прошу
вас,  Сергей Осипович, для дальнейшего развития хозяйства выделить нам
следующее:  моторную дору для речных и каботажных перевозок, сверлиль-
ный и токарный станки,  оборудование водонапорной башни, трактор ДТ-75
с гидросистемой, строительные материалы - кирпич, шифер, цемент, горю-
чее и смазочное,  а также прислать специалистов для изыскательских ра-
бот по строительству авиаплощадки, осушке болота и строительства грун-
товой дороги от Унды до моря...
     - Ого!  Ничего себе запросики!  - заметил Поморцев, воспользовав-
шись паузой, и тут же спросил:
     - Все?
     - Нет, не все, - продолжал Панькин. - Теперь главная просьба: ес-
ли к вам поступит судно - средний рыболовный траулер, - новое, разуме-
ется,  то выделите его нам.  Хватит брать в аренду  суда.  Пора  иметь
свои.
     - А есть ли деньги на покупку такого судна?
     - Найдем.
     Поморцев озадаченно покачал головой.
     - Ладно. Изложите все это письменно.
     Панькин тут же подал Поморцеву заранее  подготовленную  заявку  и
сошел с трибуны.
     Председатель собрания Митенев предоставил слово  для  выступления
Поморцеву.
     Сергей Осипович Поморцев, невысокий плотный мужчина лет пятидеся-
ти с хвостиком, в форменном морском кителе с нашивками на рукавах, ко-
ротко подстриженный,  остроглазый, поздравил колхозников с тридцатиле-
тием и зачитал поздравительную телеграмму из Москвы,  из главка. В те-
леграмме сообщалось,  что колхозу присуждены одно из первых мест в со-
ревновании и Почетная грамота главка с премией.
     После него выступил Шатилов.  Секретарь райкома  передал  рыбакам
приветственный адрес и обратился к председателю:
     - Рад сообщить вам, Тихон Сафоныч, и всему собранию о том, что за
долголетнюю  и  безупречную  работу  на посту председателя колхоза и в
связи с шестидесятилетием правительство наградило вас орденом Ленина.
     В зале одобрительно зашумели,  раздались аплодисменты. Иван Деми-
дович прикрепил к  лацкану  пиджака  растерявшемуся  от  неожиданности
Панькину орден. А затем вручил также орден "Знак Почета" Фекле Зюзиной
и медали "За трудовую доблесть" Дорофею Киндякову,  Семену Дерябину и
еще нескольким рыбакам.
     Потом объявили перерыв.




     На прения колхозники раскачались не сразу и, чтобы подать пример,
а заодно и заполнить паузу,  стал выступать Митенев.  Поблагодарив вы-
шестоящие организации за награды и приветствия, хотя и чувствовал себя
несколько обиженным тем, что его, ветерана колхоза, на этот раз награ-
дой обошли,  Дмитрий Викентьевич со знанием дела заговорил о предстоя-
щей  весенней  путине.  После него взял слово Родион Мальгин,  а затем
разговорились и другие.  О чем только не говорили: о том, что на судах
хромает  дисциплина  по  приходе  в порт и что летом уменьшались уловы
семги,  так как часть рыбаков снимали с тоней на сенокос;  о том,  что
наважьи  рюжи  следует  просушивать через каждые три недели лова и что
необходимо уменьшить в них для уловистости ячеи;  о том, что договор с
рыбокомбинатом выполнен не по всем пунктам и что надо ввести в правле-
нии штатную единицу техника рыбодобычи, и так далее... Пожеланий и за-
мечаний было так много, что Панькин приуныл и повесил голову, чувствуя
себя неловко.
     Всегда на собраниях всплывал ворох неполадок,  и, кажется, ему не
привыкать к этому: дело обычное, для того и собрания. Но сегодня Пань-
кин сидел как на горячих угольях,  он даже стал подумывать,  что орден
ему,  пожалуй,  дали не по заслугам: "Вон как меня шпыняет каждый ора-
тор!"
     На трибуне теперь стояла Фекла. Дородная, статная... Она смотрела
в зал и молчала. Конечно же, волновалась: никогда прежде не выступала.
Но вот она повернулась к президиуму,  приложила руку к высокой груди и
поклонилась.
     - Спасибо за орден.  Премного благодарна. Я, пожалуй, еще не зас-
лужила такой высокой награды.  Считайте, что ее дали вперед, вроде как
авансом.  Но я заслужу!  - Фекла перевела дух и... заговорила быстро и
напористо: - Что же такое творится у нас, товарищи, с транспортировкой
наваги с тони?  Где такое видано,  чтобы по месяцу, а то и больше рыба
лежала  на берегу?  Обозов из Мезени нет как нет,  а самолетами возить
дорого.  Вот и маемся.  Уловы все копятся и копятся. Заморозим рыбу, а
тут  оттепель  -  и  все растает...  Что же в конце концов получается?
Брак! Рыба для употребления почти что и непригодная. Хозяйки в городе,
верно,  носы воротят от такой наваги! Я давала тебе знать, Тихон Сафо-
ныч,  и ты высылал два раза оленьи упряжки.  А потом опять успокоился.
Негоже так, негоже! Вот что я хотела сказать. Если складно, так и лад-
но, а не складно, так извините. На этом моя речь кончается.
     Когда Фекла вернулась на свое место в президиуме, Родион хитрова-
то улыбнулся и шепнул ей:
     - Ты чего на Панькина-то взъелась? Давно ли он у тебя гостил?
     Фекла шевельнула бровями.
     - Дружба дружбой,  а служба службой. Или не ведома тебе такая по-
говорка?

     Было часов семь вечера. Уже дважды объявляли перерыв, и, кажется,
выпили весь чай из ведерных самоваров, и съели все пирожки и бутербро-
ды в буфете. Собрание подошло к выборам правления.
     В него  избрали  девять человек,  в том числе Митенева,  Дорофея,
Феклу, Родиона и Климцова. Когда Панькин предложил кандидатуру Климцо-
ва,  по залу прошел шумок.  Но,  поскольку Ивана рекомендовал Панькин,
возражать не стали, полагаясь на мнение и опыт Тихона Сафоныча.
     Стали выбирать  председателя.  Эту  процедуру,  как  обычно,  вел
представитель из района.
     - Тихон Сафоныч уходит на заслуженный отдых,  - сказал Шатилов. -
Конечно, хотелось бы, чтобы он еще поработал, однако возраст и состоя-
ние здоровья не позволяют. Пора человеку и отдохнуть. Но кто его заме-
нит? Какие будут предложения?
     - У меня есть предложение,  - сказал Митенев. - По поручению пар-
тийной группы и старого состава  правления  колхоза  я  рекомендую  на
должность  председателя  Ивана  Даниловича Климцова.  Товарищ молодой,
энергичный, с работой справится.
     - Недавно его приняли в члены партии,  - добавил Шатилов.  - Есть
ли другие предложения?
     Послышались возгласы:
     - А не молод ли?
     - Сладит ли с работой?
     - Почему не сладит? Дельный парень. Свой, унденский!
     Шатилов прислушивался к репликам, не спешил их прерывать. Наконец
он повторил:
     - Есть другие предложения?
     - Есть! - крикнул с места Андрей Котцов. - Митенева! У него твер-
дая рука и опыт имеется!..
     Андрей, не выдержав до конца собрания,  был чуть навеселе.  Офоня
Патокин,  что сидел рядом,  тянул его за полу:  "Да сиди ты! Чего тебя
дернуло за язык?" Но Андрей,  не слушая его, кричал, размахивая рукой:
"Митенева-а-а!"
     - Хорошо, - сказал Шатилов, - Поступила вторая кандидатура: Мите-
нев. Есть еще предложения?
     Больше предложений не поступило.  Шатилов  озабоченно  глянул  на
парторга, сидевшего рядом. Тот пожал плечами и попросил слова:
     - Я снимаю свою кандидатуру,  так как быть председателем  мне  не
позволяет возраст. Кроме того, как вы знаете, у меня есть общественная
работа...
     - Поступил самоотвод,  - с видимым облегчением сказал Шатилов.  -
Ну как, удовлетворим просьбу товарища Митенева?
     - Уважим!
     - Удовлетворить!
     - Но Андрей опять поднял руку из своего угла в последнем ряду.
     - Митенева-а-а!
     - Да прикуси ты язык,  Андрюха! - одернула его одна из рыбачек. -
Дело говори!
     - Митенева-а-а! - все тянул Котцов.
     - Тихо, товарищи, - продолжал Шатилов. - Давайте обсудим все спо-
койно. Котцов, который кричит там в углу, по-моему, навеселе...
     - Вывести его! - зашумело, собрание.
     - Ну вот, докричался? И дался тебе этот Митенев! - в сердцах про-
ворчал Офоня и ткнул Андрея кулаком в бок. Чувствуя, что дело принима-
ет серьезный оборот, Котцов замолчал. Поэтому выводить его не стали.
     - Ставлю на голосование:  кто за самоотвод Дмитрия  Викентьевича?
Так... Большинство. Принято. Кто теперь желает высказаться по кандида-
туре Климцова? - спросил Шатилов.
     Высказались двое:  Панькин и "телефонный председатель" Окунев. Из
зала поступило предложение:
     - Надо бы послушать, что скажет сам Климцов.
     - Верно! Как он думает?
     Иван, чуть-чуть смущаясь, вышел на сцену и стал рядом с трибуной.
     - Не изберете - не обижусь,  а изберете - не подведу, - сказал он
и вернулся на место.
     - Вот так высказался: всего два слова!
     - Этот не из говорунов, сразу видно...
     - Давайте голосовать!
     Проголосовали за Ивана дружно. Даже Андрей Котцов поднял руку.
     В тот вечер колхоз получил новое название - "Звезда Севера".





     Новый председатель  начал с того,  что ввел у себя ежедневные ут-
ренние планерки. К восьми часам все стулья в его кабинете были заняты.
Иван Данилович начинал совещание неизменным "итак".
     - Итак,  что мы имеем за прошлые сутки?  - Он сам отвечал на этот
не  очень  конкретный,  но в общем-то всем понятный вопрос:  - К ферме
привезли шесть возов сена. Мало, Фекла Осиповна! Почему рано отпустили
возчиков? Можно было еще по разу обернуться.
     Фекла глянула на Климцова холодновато, вприщур. Серые глаза пред-
седателя на молодом скуластом лице были непреклонны.  Фекла вздохнула,
досадуя на себя: еще не вошла в роль заведующей по-настоящему и больше
занималась уговорами, чем требовала.
     - Да вывезем сено. Не впервые, - примирительно сказал Окунев.
     - Проследите за этим,  - распорядился Климцов. - А вы, Фекла Оси-
повна,  требовательнее относитесь к подчиненным, - уже более мягко по-
советовал Климцов. - Теперь дальше... Как идет ремонт судовых механиз-
мов на "Боевике", Афанасий Григорьевич?
     - Денька через три опробуем двигатель, - ответил Патокин.
     - Срок приемлемый.  А что с трактором?  -  Климцов  повернулся  к
трактористу,  высокому рыжеватому парню в ватнике. - Почему вчера, Па-
вел, не ездил за бревнами?
     - Двигатель забарахлил. Ремонтировать надо, - ответил тракторист.
     - Какая неполадка?
     - Что-то с пускачом.
     - Немедленно займитесь ремонтом.  Пока стоит зимник, лес, что за-
готовлен для строительства, надо вывезти до бревнышка!
     Все это были те самые текущие дела,  о которых  говорил  Климцову
Панькин, когда передавал бразды правления.
     Когда люди разошлись,  Митенев принес на подпись банковские доку-
менты.
     - Такая новость, Дмитрий Викентьевич, - сказал ему Климцов. - Нам
предлагают купить в тралфлоте судно.  Они там обновляют свой флот, по-
лучают новые тральщики, а старые списывают или продают.
     Митенев насторожился.
     - Какой тип судна?
     - Средний тральщик.
     - А стоимость?
     Климцов назвал  внушительную  сумму.  Дмитрий Викентьевич покачал
головой.
     - А плавал сколько?
     - Не знаю. Надо уточнить...
     - Куда нам старье-то! Был бы новый...
     - Пока, быть может, придется купить и старый. Надо съездить в Ар-
хангельск, посмотреть, что за корабль.
     - Посмотреть непременно надо.  Кота в мешке не  покупают.  Может,
развалина какая... По принципу - на тебе, боже, что нам негоже...
     - Кого мне взять из знающих рыбаков? - спросил Климцов
     - Офоню - по двигателям, а Дорофея - по мореходной части, - посо-
ветовал Митенев.  - В рыбакколхозсоюзе еще попроси Сергеева посмотреть
судно. И, само собой, Поморцева...
     - Спасибо за совет. Завтра вылетим.
     Митенев еще посоветовал ему:
     - Смотри,  Иван, старьем не увлекайся. По молодости лет тебе, мо-
жет, и хочется поскорее заиметь свое судно. Но по мне - лучше погодить
бы до нового. Деньги на ветер нам нельзя бросать. И уж если тебе будут
навязывать тральщик,  то гляди в оба. Все досконально обследуй: двига-
тели,  ходовую часть,  корпус, траление чтоб было кормовым - не борто-
вым... Бортовое траление устарело... Дотошней будь.
     - Постараюсь, - сказал Иван.




     Тихон Сафоныч,  сдав хозяйство Климцову,  почувствовал себя не на
месте. Подобное случалось со всеми пенсионерами, когда они оказывались
не у дел.  Предаваться отдыху и праздному времяпрепровождению для него
было,  пожалуй, труднее, чем тянуть председательскую лямку. Он все ни-
как не мог привыкнуть к положению отставного главы колхоза. По-прежне-
му по утрам его подкидывало с кровати чуть ли не с петухами. Пока жена
досматривала утренние сны,  он грел самовар и потихоньку садился  пить
чай. Потом, глянув на часы, хватался за пиджак: торопился в правление.
Но тут же спохватывался - там его больше не ждут...
     "А может, ждут? Наверное, по привычке счетоводки и Митенев погля-
дывают на дверь: скоро ли появится Панькин? Да нет, чего им теперь ме-
ня ждать?  Они,  небось,  радуются,  когда в контору легкой походочкой
влетает молодой председатель Иван Климцов. Все, Панькин, отплавал твой
парусник.  Приспосабливайся, брат, к новой жизни, как постаревший вер-
ховой конь, отгарцевавший свое под седлом, привыкает к тележному скри-
пу.  Примиряйся  со званием персонального пенсионера с орденами и вче-
рашней славой" - вот какие мысли приходили в голову Тихону Сафонычу, и
он, вздохнув, снимал пиджак и возвращался к столу продолжать чаепитие.
     Вставала жена, умывалась, заплетала в косу жидкие волосы и погля-
дывала на мужа с ласковой многозначительной усмешкой.
     - Что,  муженек,  кончились твои заботы? Теперь уж я не знаю, как
тебя и величать по должности.
     - Так и величай: пен-си-о-нер!
     Приметив пиджак, небрежно накинутый на спинку стула, Ирина Львов-
на интересовалась:
     - Опять надевал пиджак-от? Теплынь ведь в избе.
     - Дак попал на глаза...
     Жена, налив чаю, подвигала к мужу тарелку с шанежками.
     Единственная дочь Панькиных Лиза перед войной уехала в  Ярославль
учиться в техникуме, да там и осталась. Вышла замуж за мастера шинного
завода. Теперь уж подросла и ходит в школу внучка. Иногда Лиза навеща-
ла родителей, но редко. Тихон Сафоныч и Ирина Львовна скучали по доче-
ри и внучке.
     Ирина Львовна нрав имела веселый,  любила шуточку да острое слов-
цо. За тридцать лет замужества она ни разу не огорчила мужа ни женским
капризом, ни вздорной выходкой. Многие мужики завидовали Панькину, что
у него такая славная жена.
     Теперь она то и дело находила работу своему бездельничающему суп-
ругу, чтобы он не очень уж тосковал по служебному креслу.
     - На повети половица прохудилась.  Заменить бы надо. А то пойдешь
сено задавать овцам - и оступишься. Шею сломать можно.
     Тихон Сафоныч брал топор, пилу и шел заменять половицу.
     Потом она  просила  его  расчесать  проволочными  щетками-ческами
овечью шерсть для пряжи, вставить в горнице в раму новое стекло взамен
треснувшего,  наколоть хороших смолистых полешков для растопки и  сло-
жить их сушиться за печку.  Тихон Сафоныч чесал шерсть, заготовлял лу-
чину, вставлял стекла, но тоска по привычным председательским делам не
проходила.
     Он стал наведываться в правление.  Его там встречали почтительно.
Счетоводки подвигали ему стул,  Митенев приветливо улыбался и даже пы-
тался шутить, что было совсем не в его характере.
     - Ну как на пенсионерских-то хлебах?  Живот начал небось расти от
неподвижного образа жизни? - спрашивал он, надевая очки, чтобы получше
рассмотреть Панькина.
     Тот отвечал:
     - Наоборот, худею. От безделья...
     - Скоро и мне такой жребий падет:  мух в избе пересчитывать да  с
женкой браниться... Недолго уж осталось, - с притворной сокрушенностью
говорил бухгалтер.
     Секретарша Настя уже не вставала,  как раньше, при его появлении,
не вытягивалась в струнку,  а только вежливо здоровалась и тотчас пог-
ружалась в свои бумажки.
     Климцов, правда,  частенько забегал к Тихону  Сафонычу  посовето-
ваться  в затруднительных случаях,  чему Панькин всегда радовался.  И,
собираясь покупать тральщик,  Иван  Данилович  пригласил  его  принять
участие в осмотре судна.  Но Тихон Сафоныч вежливо уклонился от такого
предложения,  сказав, что в современных рыболовных судах он совершенно
не разбирается. Во время поездок в Мурманск к приходу туда рыбаков Ти-
хон Сафоныч бывал на колхозных судах в основном гостем.  Ему  отводили
одну  из лучших кают,  и он общался с экипажем.  А по части устройства
тральщика и состояния его механизмов он был специалистом неважным. Да-
же шутил по этому поводу: "Я знаю только, где нос, а где корма. Ну еще
в салоне место сумею найти,  когда сядем обедать да чарку поднимать за
ваш приход с моря".
     Потому он и сказал Климцову:
     - Я буду вам только обузой.  Обойдетесь без меня. Однако могу по-
советовать вот что... Тебе будут нахваливать судно: все, мол, в поряд-
ке,  тральщик почти новый! Так ты не очень-то слушай и про себя думай:
"Ничего подобного,  должны быть в нем изъяны", - и старайся обнаружить
их.  Надувать тебя никто не собирается,  однако им надо списать судно,
чтобы поскорее купить новое. На такое приобретение нужны большие день-
ги, и потому тебе будут продавать старое подороже. А стоимость корабля
зависит от процента изношенности.  Ты старайся определить его  точнее,
чтобы этот процент был повыше.  Они станут его занижать, а ты повышай.
И помни - тут есть одна тонкость.  Чрезмерно занижать процент изношен-
ности им тоже не с руки.  К ним может вышестоящее начальство придрать-
ся: а, мол, судно еще хорошее, может плавать, а вы его списываете. По-
тому и нажимай на них. Поломаются, поломаются, да и уступят.
     Климцов осторожно возразил:
     - Вы думаете,  нам придется торговаться? У них, наверное, уже все
определено по документам - и уровень изношенности, и стоимость судна.
     - Все  может быть,  - уклончиво ответил Панькин.- И если то судно
нам не очень годится,  ставь вопрос о продаже тральщиков,  которые  мы
арендуем. По отзывам капитанов и механиков, они еще довольно прочные и
могут плавать долго.





     Ферму от прежней заведующей Фекла приняла порядком подзапущенной.
Помещения, стайки и кормушки требовали ремонта, в котельной растреска-
лась печь,  всюду была грязь. Доярки даже фляги для молока мыли холод-
ной водой.  Полей в колхозе не имелось, и возле скотного двора накопи-
лись горы навоза.
     Фекле, привыкшей к чистоте и  аккуратности,  такое  хозяйство  не
понравилось, и она принялась наводить в нем порядок. Сходила к Мальги-
ну в сельсовет и попросила его отвести место для свалки навоза подаль-
ше от села,  в тундре. Потом позвала на помощь Немка. Он привез глину,
песок,  известь и стал ремонтировать печи в котельной. Но одному Немку
выполнить весь ремонт было не под силу,  и Фекла решила пригласить еще
Дорофея Киндякова.
     Дорофей на ремонте судна был занят не полный день,  однако прини-
маться за кормушки в коровнике ему не очень хотелось.
     - Я на ремонте "Боевика" вкалываю. Навигация скоро...
     - Выбери времечко-то. Очень прошу.
     - А чего меня просить?  В правление иди, пусть дадут тебе людей и
наряд оформят как следует быть.
     - Будет,  будет наряд,  Дорофеюшко!  Уж я тебе обещаю.  Ты только
согласись.  С людьми нынче туговато.  Сам видишь, многие на зверобойку
собираются...
     Дорофей не сдавался.
     - Сказал - занят.
     - Я тебе хошь бутылку,  хошь две поставлю,  - пустила Фекла в ход
последний козырь.
     Дорофей обиделся:
     - Нашла калымщика! Да ты что? Я сроду за бутылку не робил.
     Фекла хитренько прищурилась, погрозила пальцем.
     - Полно давай.  Какой мужик откажется от бутылки? Где видано? Мне
ведь не жалко. У меня нынче зарплата приличная. Я тебе все сделаю. Что
мне какая-нибудь десятка?
     - Тьфу!  - Дорофей вскочил,  как ужаленный.  - Ей говорят одно, а
она другое. Никаких бутылок мне не нужно. Взяток не беру.
     - Так это ж не взятка, а могарыч...
     - Шут с тобой. И так сделаю, А материал есть?
     - Материал Немко подвез, - обрадованно сказала Фекла.
     - За бутылку?
     - Был грех...  Он хоть не пьет, да копит. У него скоро день анге-
ла...
     Дорофей уж совсем добродушно залился смехом:
     - Хо-хо-хо! Нашла... нашла ангела! Ох-хо-хо...
     - Ох-хо-хо да хо-хо-хо! - передразнила Фекла. - Чем не ангел? Бе-
зотказный человек!  Умелец на все руки. Только кликни - все сделает. А
тебя уговаривать приходится,  словно ижемского купчину. Уж до чего до-
ломался!.. Ну я пойду за нарядом. Спасибо тебе.
     - На здоровье, - буркнул Дорофей.
     У порога Фекла задержалась:
     - Женка-то где? Здорова ли?
     - А что, и ее захомутаешь на ферму? - насторожился Дорофей.
     - Да нет... Старовата.
     - И то верно - стара. Здоровье неважное. Ушла к Мальгиным в чулан
помолиться...  Свои-то иконы я еще в тридцатом году вынес из избы, а у
них  сохранились.  Родион хотел было в расход пустить,  да оставил как
память о матери.  Только запрятал в  темный  угол,  чтобы  не  видели.
Праздник нынче какой-то...
     - Верно,  Евдокия...  А иконы нельзя в чулан прятать. Им свет ну-
жен.
     - Да ты что?  Разве можно так говорить? - Дорофей изумленно уста-
вился на Феклу.  - Активистка,  член правления,  заведующая фермой - и
веруешь?
     - Я же тебе не сказала,  что верую. Не наговаривай. Так не забудь
про ремонт. Прощевай!
     - Будь здорова!
     Дорофей, вспомнив о возрасте жены и о  ее  болезнях,  погрустнел:
недоброе предчувствие легло на сердце...




     Ефросинья пришла к дочери,  когда та, подоткнув подол, мыла в чу-
лане пол после побелки.  Чулан служил Мальгиным продовольственной кла-
довкой,  в нем хранили соленую рыбу в бочонках, ягоды - морошку и чер-
нику и другие припасы.  К весне они были почти съедены, чулан опустел,
и Густя занялась им, благо у нее был выходной день.
     Ефросинья, постояв у порога,  приметила,  что угол в чулане опус-
тел, иконы исчезли.
     - Куды иконы-то дели? - спросила она у дочери.
     - Вынесли на поветь,  там положили,  - ответила Августа. - Только
чулан загромождают.  Да и довольно их тут хранить. Увидит кто - непри-
ятностей не оберешься.  Скажут - муж предсельсовета, жена завклубом, а
доски хранят. Уж не молятся ли втихую?..
     Ефросинья недовольно  поджала  губы  и  укоризненно посмотрела на
дочь, которая старательно выжимала над ведром тряпку.
     - Сегодня Евдокия. Грех полы-то мыть... Большой грех!
     - Полноте,  мама. Спутники запускаем, космонавты летают, а вы все
еще в бога верите. Пора бы от старинки-то и отрешиться.
     Ефросинья насупилась и хотела было уйти, но спросила:
     - Где они лежат-то?  Я хоть одну возьму. А то еще пожгете, хватит
у вас ума...
     - А на повети.  Берите, пожалуйста, хоть все, пока не пришло лето
и не хлынули сюда бородатые москвичи. Те приедут - все подберут. Охочи
до предметов старого быта.
     - Бородатые-то москвичи иконы собирают из корысти. Я слыхала, что
продают их там за большие деньги. За границу утекают наши иконки к ка-
толикам разным.  Вот ты,  культурный работник,  позаботилась бы, чтобы
иконы взяли в музей в Архангельск.  Там бы они сохранились. Все лучше,
чем барышникам отдавать...
     - Ладно,  может,  из  музея кто приедет,  так отдадим.  А вы себе
возьмите какую надо...
     Ефросинья подумала, пожевала запавшими старческими губами.
     - Дак отец-от опять выкинет.  Он еще в тридцатом, в коллективиза-
цию,  все  иконы на растопку пустил,  безбожник окаянный.  И твои пус-
тит... Я одну только возьму, чтобы он не видел.
     - Как хочешь, мама.
     Ефросинья пошла на поветь,  долго искала там иконы и нашла  их  в
самом дальнем углу,  за ворохом сена,  сложенными в стопку и накрытыми
мешковиной.  Она выбрала для себя изображение богоматери с  младенцем,
подошла к оконцу, пригляделась к иконе на свету и аккуратно смахнула с
нее пыль. Икона была старинного строгановского письма.
     В конце  шестнадцатого века купцы Строгановы завели у себя "икон-
ную горницу", где работали лучшие мастера-иконописцы в манере северно-
го письма.  Оттуда, из Сольвычегодска, и попала Богоматерь на Поморье.
Этого Ефросинья не знала, но ценила образ не только из религиозных по-
буждений,  а и потому, что икона была старинная и Богоматерь с младен-
цем выглядели на ней как живые.  Она завернула икону в старый платок и
понесла домой.
     Дорофей встретил ее с этой ношей не очень приветливо.
     - Ты не гляди так косо, Дорофеюшко, - сказала жена, положив икону
на лавку.  - Куды человеку деться со своей верой?  Не осуждай.  Ну-ка,
выкинули Богоматерь на поветь. Разве так можно?
     В молодые годы Дорофей бы без лишних слов взялся за топор, раско-
лол бы икону и пустил ее в печь на растопку, а теперь промолчал и мах-
нул рукой.




     Хоть и хвалился Панькин в райкоме удоями да запасами сена,  скот-
ный  двор  в  колхозе  давно  устарел.  О механической подаче кормов и
электродойке скотницы только мечтали.  Единственным  достижением  были
автопоилки, установленные два года назад.
     Стойловый период длился чуть ли не весь год.  Только летом  пасли
коров на отгонном пастбище в приречных лугах, а осенью, зимой и весной
- почти до июня их держали на привязи во дворе.
     Работа доярок была утомительной.  Приходили к первой дойке еще до
света, возвращались по домам, задав корм, поздно вечером.
     Фекла отправилась в правление колхоза со своими предложениями.
     - Что такое делается?  - сказала она Климцову.  - По всей  стране
животноводство механизировано,  а в нашем передовом колхозе доярки ко-
ров по старинушке руками за сиськи тянут?  Не годится. Надо, Иванушко,
непременно  завести  нам  электродойку.  Ну в это лето я ее от тебя не
потребую: работать еще только начинаешь, дел шибко много. А к осени, к
стойловому периоду, чтоб были электрические доилки!
     Климцов, наморщив лоб,  посмотрел в бумаги,  лежавшие  на  столе,
словно в них искал ответ.
     - Сперва надо построить новый коровник, а уж потом об электродой-
ке думать.
     - Давай строить. Когда?
     - Годика через два.  Раньше никак.  Уж пока поработайте в старом.
Это у нас не первое дело. Главное - промыслы.
     - Все главное,  - холодновато возразила Фекла.  - И по-моему, так
ближняя соломка лучше дальнего сенца.  Электродойку надо заводить сей-
час. Построим новый двор - перенесем.
     - Хорошо. Подумаем. На правлении обсудим, - пообещал Климцов.
     На заседании  правления Фекла настояла на приобретении электродо-
ильного агрегата.
     - Скоро,  бабоньки, будем коров доить электричеством, - пообещала
она скотницам. - Потерпите маленько.
     Правление ввело недавно денежную оплату дояркам вместо прежней по
трудодням, и заинтересованность в работе возросла. Сейчас каждая дояр-
ка держалась за место.
     С переходом на ферму многое изменилось в жизни Феклы.  Теперь она
всегда  находилась  близ дома,  в селе,  каждый день ела горячую пищу,
спала на мягкой постели - не то что раньше, когда целыми месяцами жила
по  тоням на морском берегу,  на озерах,  на Канине в душных избушках,
где и сесть было негде,  кроме как на нарах,  и спать было неудобно  и
жестко. Но на новой работе были свои беспокойства.
     Однажды Фекле среди ночи постучали в окошко.  Откинув  занавеску,
она увидела Трифона,  одного из братьев Сергеевых, которых она в войну
уличила в краже рыбы на озере.  Трифон теперь постарел,  остепенился и
мирно доживал свой век, выполняя обязанности сторожа на ферме.
     В руке у него горел фонарь "летучая мышь".
     - Что случилось, Трифон? - спросила Фекла в форточку.
     - Настурция никак не растелится, - ответил сторож. Фонарь качнул-
ся у него в руке,  и свет заметался по темному окну. - Агафья тебя зо-
вет на помощь...
     - Сейчас...
     Фекла оделась,  побежала к ветеринару,  разбудила его. Настурция,
небольшая  коровенка  местной  породы,  с  помощью ветеринара растели-
лась-таки благополучно.
     Но случались отелы и неудачные.  А то вдруг заболеет какая-нибудь
корова... Или корм перерасходуют, или поилки откажут в работе - движок
подкачает... И все бегут к Фекле. Как же иначе? Она - начальство.
     Да еще требовался подход к каждой скотнице, характеры у некоторых
были строптивые,  неуживчивые.  И надо было следить за сторожем, чтобы
ночами не дремал, не оставлял хозяйство без присмотра и сам бы ненаро-
ком не пожег от цигарки двор:  курилка был неисправимый. А то и выпив-
шим приходил на дежурство. Фекла не однажды заставала его спящим и да-
вала разгон по всем правилам.
     Все это доставляло ей массу хлопот.  Но что  поделаешь?  Уж  если
взялась за ответственное дело, надо не подкачать.
     С фермы Фекла уходила последней.  И сегодня, собравшись домой уже
поздно вечером, дала очередной наказ сторожу:
     - Смотри хорошенько, Трифон! Если что - беги ко мне.
     - Да ладно, не впервой. Знаю.
     - Знать-то знаешь,  а смотри в оба!  Ежели еще раз уснешь на  де-
журстве - не сносить тебе головы.
     - Уж больно ты строга, Феклуша. Совсем, значится, вошла в роль, -
говорил Трифон,  поглядывая хитрыми, чуть навыкате глазами и скручивая
цигарку.  - Недаром говорят: дай бабе власть - она все под себя подом-
нет. Мужику тогда никаких не останется удоволь-ствиев...
     - Чего это ты про удовольствия запел?  - Фекла посмотрела на под-
чиненного с напускной строгостью.  - Какие тебе нужны удовольствия? Уж
не такие ли, какие однажды Таська тебе доставила?
     Фекла намекала на давний случай,  происшедший с Трифоном.  Как-то
сразу после войны в трудное,  полуголодное время кто-то  повадился  по
ночам на ферме доить одну и ту же корову Пеструху.  Придет утром скот-
ница, потянет за соски - молока в вымени нет.
     Сторож тогда  был старый,  глуховатый и подслеповатый.  Он обычно
сидел в котельной у теплой печки и ничего не видел и не слышал.  Пань-
кин попросил Трифона подежурить и выведать, кто крадет молоко. Чем ру-
ководствовался председатель, давая такое поручение именно Трифону, бы-
ло непонятно:  Сергеевы нечисты на руку,  всякий знал.  Хотел, видимо,
Панькин таким необычным способом перевоспитать мужика.
     Вечером Трифон пробрался на скотный двор,  устроился на куче све-
жей хвои,  привезенной для подстилки, затаился. Вскоре скрипнула дверь
с улицы, кто-то тихонько прошмыгнул к стойлу, сел под Пеструху на ска-
мейку,  и струйки молока тоненько запели в  жестяном  ведерке.  Трифон
подкрался, зажег спичку и увидел Таисью. От испуга она перевернула ве-
дерко, и молоко вылилось...
     - Так вот кто по ночам коров доит! - сказал Трифон.
     - Ой,  Трифонушко, это я случайно. Не говори никому, бога ради! -
стала упрашивать Таисья.
     На Трифона ее уговоры не  подействовали,  он  грозился  обо  всем
рассказать  Панькину.  Тогда Таисья пустила в ход последнее,  но самое
верное средство:  обхватила Трифона за шею и стала целовать его  столь
пылко, что он не устоял перед такими чарами...
     Надо же было в те самые минуты ночному сторожу очнуться от дремо-
ты и выйти из котельной с фонарем.  От него и пошла эта история гулять
по деревне. На очередном собрании колхозники шутки ради попросили Три-
фона рассказать,  как он подкарауливал вора на ферме и что из того по-
лучилось. Трифону пришлось признаться во всем, и жена тут же отхлеста-
ла его по щекам, говоря: "Ах вот ты какой! Вот ты какой!"
     - Ладно,  Феклуша, про удовольствия забудем, - примирительно ска-
зал Трифон.  - А за порядок ночью не беспокойся.  Я нынче вина не пью.
Завязал.




     Не торопясь шла Фекла домой и думала о том,  что завтра  надо  бы
послать  лошадей  за хвоей,  пока зимник еще держится,  да получить на
складе отрубей на будущую неделю,  и подсчитать, кто из доярок зарабо-
тал дополнительную оплату.  Забот было много, и, как она ни старалась,
их не убывало.  "Ну, Тихон Сафоныч! и нашел же ты для меня "спокойную"
работенку на берегу!  - вспомнила она Панькина. - Надо будет навестить
его, посмотреть, как живет".
     На Фекле было новое драповое зеленоватого цвета пальто,  приобре-
тенное недавно взамен вышедшей из моды и поистрепавшейся плюшевой  жа-
кетки.  Старинный материнский полушалок с кистями прикрывал плечи.  На
ногах были резиновые сапоги. В походке по-прежнему ощущалась легкость.
Когда Фекла шла вот так неторопливо, то ставила ногу осторожно и акку-
ратно, будто старалась попасть в след, проложенный раньше.
     На улице уже было темно, в избах горел свет. Из репродуктора, что
был укреплен на столбе возле правления,  звучала фортепьянная  музыка.
Она не мешала Фекле предаваться собственным мыслям.
     - Фекла Осиповна! - окликнул ее кто-то.
     Обернулась -  по  тропинке от сельсовета шел директор школы Сухо-
верхов.
     - Добрый вечер! С работы? - спросил он.
     - Да, с работы, - ответила Фекла.
     Она сняла варежку и подала руку. Суховерхов вежливо пожал ее, по-
чему-то смутившись, и прошелся пальцами по пуговицам своего демисезон-
ного пальто. Пуговицы были все застегнуты.
     - Идемте вместе,  - предложила Фекла.  - Вы теперь живете у Ермо-
лая?
     - Да.  Дружно живем.  Оба одинокие, любим поговорить, пофилософс-
твовать...
     - О чем же говорите?
     - О разном. Вчера, например, была у нас беседа о звездных скопле-
ниях нашей галактики...
     - Вон куда вас занесло! О звездах, значит. Ну и как они там?
     - На этот вопрос можно ответить стихами старого поэта. Вот послу-
шайте...
     Суховерхов глуховатым и ровным голосом начал читать:

              Ты для кого горишь, во тьме ночной звезда?
              Ты что в себе таишь? Твой путь лежит куда?
              - Я для себя горю. Мой путь - от всех вдали.
              На Землю свет я лью, не ведая Земли.

     Ишь как...  Спасибо.  Хорошие стихи.  Значит звездам до Земли нет
дела. Так я поняла? А мы все же о них думаем?
     - Да.  В связи с запусками спутников и автоматических станций эта
тема для нас стала злободневной.  Впрочем, не о них надо... Если спус-
титься на землю,  то следует заметить - вы сами звезда первой величины
у нашего горизонта...
     Фекла удивилась  и  присмотрелась к директору получше:  "Чего это
его потянуло в такие высокие материи? Уж не принял ли чарку?" Но Сухо-
верхов был совершенно трезв,  и она поддержала разговор в заданном то-
не:
     - Даже так... А почему у горизонта, почему не выше?
     - Потому что вы - звезда восходящая.
     Фекла помолчала, с сомнением покачав головой. Большие темные гла-
за ее скользнули по лицу Суховерхова и спрятались под ресницами.
     - В  моем возрасте восходящих звезд не бывает.  Моя звезда скорее
всего заходит, на убыль идет...
     - Это как рассматривать. Все в природе и в жизни относительно.
     Фекла задумалась,  опасаясь попасть впросак в этом не совсем при-
вычном для нее разговоре.
     - Может, и так, - не очень уверенно произнесла она. - До звезд ой
как далеко! Не скоро до них доберешься...
     - И все же когда-нибудь астронавты доберутся,  - сказал  Суховер-
хов.  - Несмотря на колоссальные расстояния... Вот, например, луч све-
та, покинувший Полярную звезду, достигает Земли спустя 472 года.
     - Откуда это известно?
     - Подсчитали ученые-астрономы.
     Фекла подняла  голову,  посмотрела в небо.  Там не было ни единой
звездочки - сплошь темные ночные облака.  Суховерхов  слегка  посколь-
знулся  на обледенелой тропке и,  когда Фекла подхватила его под руку,
почувствовал сдержанную и уверенную силу этой женщины.
     - Новая работа вам нравится?  - перевел он разговор на земные те-
мы.
     - Хлопот много, - призналась Фекла.
     - Хозяйство большое?
     - Да. Но ничего, привыкаю.
     Впереди показалась приземистая изба Ермолая, придавленная к земле
огромным сугробом снега на крыше. Электрический свет в маленьком окон-
це горел непривычно ярко.  Суховерхов пригласил Феклу зайти  в  дом  и
поглядеть, как он живет со стариком.
     Ермолай сидел на лавке у окна. Старенький, бородатый, весь как бы
усохший,  он подшивал валенок, ковыряя шилом и держа во рту конец чер-
ной толстой дратвы.  В конец была вплетена свиная щетинка,  заменявшая
иглу.  Завидя  гостью,  Ермолай встал,  отряхнул лоснящиеся на коленях
ватные брюки.
     - Давно не видал вас,  Фекла Осиповна,  - приветствовал он ее.  -
Проходите, садитесь... Я сейчас самоварчик...
     Фекла осмотрелась. В избе подметено, но пол, как говорят женщины,
замыт.  Видимо,  терли его только вехоткой,  без дресвы и  голика.  На
шестке - прокопченные чугуны. По всему было видно, что хозяин старался
поддерживать порядок,  но это ему плохо удавалось.  Не чувствовалось в
доме женской руки.
     Фекла сняла и повесила пальто,  взяла с лавки валенок и протянула
его Ермолаю:
     - Продолжай свою работу. А самовар я поставлю.
     Ермолай переглянулся с Суховерховым и, сев поближе к свету, снова
взялся за шило.
     - Есть у тебя клюква, Ермолай Иванович? - спросила Фекла, оглядев
самовар.
     Ермолай удивленно поднял голову.
     - На кислое потянуло тебя, Феклуша?
     - На кислое.
     - Найду немножко.
     - Давай неси клюкву! Самовар-то весь позеленел от злости на хозя-
ина. Из такого пить чай - страсть божья, отобьет аппетит начисто.
     Хозяин принес  ягоды в кринке,  Фекла закатала рукава и принялась
чистить самовар клюквой и печной золой.
     - Ой,  Феня, осторожней! Медали-то на нем не сотри! - пошутил Ер-
молай.
     - Не бойсь, не сотру.
     Она быстро вычистила старинный латунный с медалями самовар, вымы-
ла его в тазу, окатила чистой водой, протерла и только тогда стала на-
полнять. Вскоре сухие смолистые лучинки весело затрещали в трубе.
     Фекла не ограничилась чисткой самовара.  После того как он засиял
золотистыми боками,  она принялась мыть и скоблить ножом стол, чистить
чугуны.
     Ермолай тем временем заканчивал подшивку  валенка,  а  Суховерхов
просматривал газеты, незаметно наблюдая за ловкой работой гостьи.
     - Вот теперь хорошо.  Еще бы пол вымыть... Да уж придется, видно,
в другой раз.
     - Что вы,  Фекла Осиповна! - сказал Ермолай. - Пол я и сам вымою.
Зачем вас затруднять...
     - Вам тяжело наклоняться.  Возраст...  А тут требуется  ловкость,
гибкость да силенка! - заметила Фекла.
     Самовар закипел,  и Суховерхов поднял его на стол. Ермолай достал
чайную посуду, принес из чулана моченой морошки, соленых грибов, выта-
щил из печи сковороду с жареной рыбой, нарезал хлеба и вынул из кухон-
ного шкафа бутылку водки.
     - Такая гостья! Не грех и по чарке.
     Сели за стол. Ермолай разлил водку в граненые стопки, но Фекла ее
пить не стала, налила себе чаю.
     - Ну, рассказывайте, как живете? Чем, Ермолай Иванович, нынче за-
нимаетесь? - поинтересовалась она.
     - Я ведь на пенсии. Сижу дома. Слежу за порядком, обеды готовлю.
     - Очень вкусно готовит! - подхватил Суховерхов.
     - Вам бы женщину. Хоть одну на двоих. Уютнее бы стало в избе.
     Ермолай рассмеялся,  в седой бороде блеснули ровные и еще крепкие
зубы.
     - Надо бы... Да где ее взять? Со мной теперь бабы не хотят связы-
ваться. Ушло мое время. А у Леонида Ивановича - школа. Ему не до баб.
     - Одно другому не помешает, - неожиданно рассмеялась Фекла. - На-
до вам на паях пригласить хотя бы уборщицу.  Эх вы,  астрономы! Звезды
считаете, а себя как следует обслужить не можете. В баню-то ходите?
     - Каждую субботу, - ответил Ермолай.
     - А белье кто стирает?
     - Сам.
     - Представляю...  Вот бы поглядеть! - Фекла уже совсем развесели-
лась,  ей было забавно подтрунивать над бобылями. - После стирки белье
полощешь?
     - А как же! На реку к полынье хожу.
     - В прорубь ни разу не свалился?
     - Еще того не хватало! Ты, Феня, чем смеяться над стариком, взяла
бы да и постирала.
     - И возьму. Приготовь, - серьезно предложила Фекла.
     - Что вы! - вмешался Суховерхов. - У вас дел много. Я могу школь-
ную уборщицу попросить.
     - Анфису?  Да у нее своих забот куча:  пятеро детей.  До чужой ли
тут стирки?
     - Неужели пятеро? - удивился Суховерхов.
     - Пятеро! Мал мала меньше.
     - Так у нее,  кажется,  и мужа-то нет, - растерялся Леонид Ивано-
вич.
     - А-зачем муж?  В селе не вывелись мастера по этой части. - Фекла
опять захохотала.  - Сколько до Полярной звезды,  сосчитали, а сколько
детей у Фисы, не знаете. Вот так директор!
     Леонид Иванович не обиделся. "В самом деле, - упрекнул он себя, -
как это я не поинтересовался семейным положением своего работника?" Он
уже не раз ловил себя на том,  что ему приятно смотреть на Феклу.  Она
все еще была хороша собой и так весело и заразительно смеялась и гово-
рила обо всем с удивительной прямотой. Все в ней казалось таким понят-
ным, что обижаться на нее было просто невозможно.
     Суховерхов за  свою жизнь повидал немало людей и чувствовал,  что
Фекла была не совсем обычным и вовсе не заурядным человеком.
     После чая Леонид Иванович показал ей свою горницу.  Там стоял не-
большой стол с аккуратно сложенными на нем тетрадями и  учебниками,  а
также с чернильницей-непроливашкой,  принесенной, видимо, из школы. На
стене висел портрет Ленина. На подоконнике стоял в глиняном цветочнике
полузасохший  цветок.  В  углу разместилась простая железная койка под
суконным, похожим на солдатское, одеялом.
     Фекла ткнула пальцем в цветочник.
     - Надо поливать,  - заметила она и, повернувшись к кровати, взяла
подушку, взбила ее и поставила углом вверх. Подушка сразу стала мягкой
и пышной.  - Вот так,  - улыбнулась Фекла,  видя, как Леонид Иванович,
принеся  воды  в ковшике,  осторожно поливает цветок.- Незавидное ваше
холостяцкое житье. Нравится оно?
     - Как сказать...  - замялся Суховерхов. - Откровенно говоря, при-
ятного мало.
     - Пора мне домой, - сказала Фекла и вышла в переднюю комнату, где
Ермолай, прибрав на столе, сидел с газетой в руках.
     - Спасибо тебе, Феня, за приборку и за самовар. Сияет, как новый,
- сказал он. - Приходи к нам почаще.
     - Постараюсь. Белье для стирки приготовил?
     - Если хочешь,  так постирай, пожалуйста, - Ермолай вынес узелок.
- Вот.
     Суховерхов вызвался проводить ее.
     - По правде сказать, я не привыкла к проводам, - сказала Фекла, -
но если желаете...





     Климцов с  Киндяковым  и  Патокиным проездили в Архангельск почти
неделю.  От покупки траулера пришлось отказаться.  Судно было старое -
даже Иван своим неискушенным глазом сразу заметил его изъяны: траление
бортовое, при котором судно имеет низкие надводные борта и рыбу матро-
сы шкерят прямо на палубе;  к тому же долго находиться в море тральщик
не мог, так как надо было быстрее сдавать улов, пока он не испортился.
Но главное - корабль был порядком изношен, находился много раз в капи-
тальном и текущем ремонтах.
     Офоня, обследовав машинное отделение,  высказал председателю свое
мнение:
     - Не стоит овчинка выделки. Год-два поплаваем и на слом.
     Дорофей тоже придирчиво осмотрел тральщик от форпика до  ахтерпи-
ка1 и не проявил восторга.
     1 Форпик  - носовой и ахтерпик - кормовой отсеки судна с водонеп-
роницаемыми переборками.

     - Корабль настоящий,  промысловый, - сказал он Климцову. - Старое
судно надо уважать,  а все же плавать на нем будет не только труднова-
то,  но и рискованно.  Лучше нам, Ваня, дождаться нового. Нынче, как я
слышал, строят большие траулеры с морозильными установками.
     Иван согласился со своими помощниками.
     Представитель тралового флота, приняв после осмотра СРТ колхозных
рыбаков и выслушав их мнение, не удержался от упрека:
     - Что вы понимаете в судах? Такой корабль вам не нравится! Плава-
ете бог знает на чем, а гонора хоть отбавляй. Где купите лучшей?
     - У вас же,  - невозмутимо ответил Климцов, помня совет Панькина.
- Вот те два судна, которые мы арендуем, можем купить. Продадите?
     - Это вопрос особый.  Я не могу вам сейчас ответить.  Доложу  на-
чальнику управления, тогда и решим.
     - Сколько ждать?
     - Пару дней. Пока не уезжайте.
     С тем и ушли из управления. Пока суд да дело, Иван Климцов занял-
ся снабженческими операциями, а Дорофей с Офоней решили прогуляться по
городу.
     В том месте,  где старинная Поморская улица пересекалась проспек-
том Павлина Виноградова,  было очень людно. Колхозники дивились толпам
спешивших прохожих:  день будничный, не выходной, а народу - тьма. До-
рофею такое скопление людей не очень понравилось.  "Здесь народу уйма,
а в деревне пусто..." - с неудовольствием отметил он.
     Вместо старых деревянных построек в северо-восточной части  горо-
да, известной под названием Кузнечиха, поднялись новые корпуса. Раски-
нули в сыром апрельском воздухе стрелы башенные краны на Мхах,  в При-
вокзальном районе.
     Город перестраивался заново.
     - Многое изменилось, - с любопытством поглядывал по сторонам Офо-
ня.  - Обновляетя,  можно сказать,  столица Севера... Я с войны не был
тут...
     - Так ведь и я тоже, - сказал Дорофей. - Почти двадцать лет прош-
ло...
     - Больше. Двадцать четыре...
     Прошлись по  набережной.  Остановились  в сквере возле бронзового
Петра на высоком пьедестале.  Посреди Двины фарватер был взломан ледо-
колами,  и по проходу медленно,  будто ощупью, пробирался вниз по реке
буксир.
     Вдали виднелся железнодорожный мост, построенный недавно.
     - А сколько мороки было с перевозом! - вспомнил Офоня. - Теперь -
другое дело.  Да-а,  строится город, прихорашивается. Понимаешь, Доро-
фей,  гляжу я вот на эти каменные громадины и думаю теряет Архангельск
стародавний поморский облик.  Прежнюю губернскую пыль с себя отряхива-
ет... Это и хорошо, с одной стороны, а с другой - и грустновато.
     - Старую пыль отряхивает, верно - Дорофей еще раз глянул на брон-
зового Петра.  - Ну а обличье поморское все же остается. Тут я с тобой
не  согласен.  Морское  пароходство как было - так и есть,  и траловый
флот, и речники...
     - А все ж и старинушку вспомнить приятно.  Помнишь, наверное, как
у Соборной пристани парусники тояли?  Лес мачт!  Шхуны,  лодьи, шняки,
бота...
     - У нас в Унде тоже были парусники.  А нынче заботимся о  трауле-
рах.  Жаль только, что плавать нам с гобой на них не придется. Остаре-
ли, брат...
     - Да, жаль. Что верно, то верно.
     Офоня поглубже нахлобучил на лоб цигейковую ушанку.  Был он сухо-
пар,  по-молодому подвижен,  и только по морщинам, густой сетью покры-
вавшим лицо, и можно было судить о его почтенном возрасте.
     - Знаешь что,  - Дорофей вдруг стал шарить по карманам своего но-
вомодного пальто из синтетической ткани.  - Был тут у меня один  адре-
сок,  Фекла дала. Да куда же он запропастился? Вот, нашел... Адрес Ва-
вилы.
     - Вавилы?  - удивился Офоня.  - Да жив ли он?  Ему уж,  поди,  за
семьдесят. Много за семьдесят... Надо бы зайти, навестить старика. Как
никак земляк. Как он теперь живет-то?
     - Не могу сказать.  Знаю только,  что женку он похоронил в  сорок
шестом году.  О том,  что сын Вениамин погиб,  тебе известно. А сейчас
Вавила живет... - Дорофей прочел адрес: - на Новгородском проспекте...
     Но на Новгородском проспекте,  к их удивлению, указанного дома не
оказалось.  Стали расспрашивать прохожих.  Те объяснили,  что дом  тот
снесли, а жильцов переселили в новый. В какой - неизвестно.




     По справке,  полученной в адресном столе,  друзья разыскали новый
девятиэтажный дом в Кузнечике.  Квартира была внизу,  на первом этаже.
Дорофей деликатно нажал кнопку звонка. Подождали - никто не отозвался.
Еще позвонили.  Наконец за тонкой дверью послышались шаркающие шаги  и
покашливание.  Дверь отворилась,  и на нежданных гостей глянули из-под
серебристых бровей темные глаза Вавилы, будто подернутые туманцем, как
бывает у сильно близоруких людей.
     - Кого бог послал? - хозяин посторонился в узкой прихожей. - Про-
ходите, прошу. Уж не ундяне ли?
     - Угадал, Вавила Дмитрич, - отозвался Дорофей.
     В комнате было светлее, чем в прихожей, и Вавила теперь хорошень-
ко разглядел вошедших.
     - Дорофей! Офонюшка! Ну, брат, порадовали меня...
     Бледное рыхловатое лицо Вавилы из-за окладистой, совсем уже седой
бороды  казалось широким,  потертая вельветовая куртка свободно висела
на его высокой сутулой фигуре с угловатыми плечами.
     Обнимая земляков,  Вавила  даже  прослезился - так разволновался.
Подал старинные венские стулья с гнутыми спинками.
     Дорофей бегло осмотрел жилье. Комната небольшая, в одно окно. Под
потолком - трехрожковая люстра. Посредине - круглый стол без скатерти,
на нем чайник,  стакан в подстаканнике,  сахарница,  тарелка с хлебом.
Стены голые - ни картинки,  ни коврика,  как заведено в иных городских
квартирах.  На комоде дешевенькая скатерть, будильник, какие-то безде-
лушки,  оставшиеся, видимо, от покойной жены Меланьи, и два портрета в
одной  рамке под стеклом:  Меланья еще в молодом возрасте и сын в мат-
росской форме.
     Вавила прошел в крошечную кухоньку, принялся там хлопотать.
     - Чайку согрею.  Выпьем чего-нибудь,  - сказал  оттуда  громко  и
вскоре принес чайник,  бутылку вина.  - Закуска вот только неважная, -
принялся он вскрывать банку рыбных консервов.
     - Не хлопочи, Вавила Дмитрич. Мы ведь не в гости. Навестить приш-
ли, справиться о здоровье, - пояснил Дорофей.
     - Спасибо.  На  здоровье пока не жалуюсь.  Вот только глаза стали
слабоваты.  Иной раз на улице, если потемки, и дороги не различаю. Од-
ним словом,  по поговорке: "Ночь-та темна, лошадь-та черна, еду-еду да
пощупаю:  тут ли она?" - Вавила рассмеялся беззвучно, тряхнув бородой.
- А живу...  - он поставил перед гостями консервы,  стаканы, - живу, с
одной стороны,  вроде бы и ничего. Квартиру дали в новом доме, как ро-
дителю павшего воина... Пенсия идет, хоть и небольшая. На хлеб хватает
- и ладно.  И в то же время плохо живу, тоскливо. Один как перст, жену
давно похоронил,  сына нет, родных больше никого... Знакомых можно пе-
речесть по пальцам. Работать всерьез не могу. Остарел. Зимой иногда на
барже дежурю сторожем... Вот и все мои, как говорится, жизненные инте-
ресы. Ну что же, земляки, по чарочке для встречи!
     Выпили по стопке.  Дорофей чувствовал себя немного стесненно.  Не
виделся со своим бывшим хозяином давно,  отношения у них в прошлом бы-
вали натянутые. Однако мало-помалу разговорились, натянутость исчезла.
Воспоминания о прежних морских странствиях растопили ледок.  В прежнем
бывало и хорошее,  не все плохое. О размолвке в памятный тридцатый год
не вспоминали - теперь уж ни к чему. Оба старательно, словно подводный
риф, обошли эту тему.
     Вавила грустил вслух:
     - Одна у меня отрада - глядеть на Двину.  Как лед пройдет, каждый
день хожу на набережную.  Там весело,  там жизнь! Корабли, ветер, вол-
ны...  Иной раз и солнышко проглянет, обогреет. Воздух там, на берегу,
чистый, дышу не надышусь. Кажинный денек хожу. В этом только и интерес
в жизни. Ну а вы-то как? Хорошо ли нынче в Унде живете?
     Дорофей неторопливо и обстоятельно рассказал обо всем: о том, как
отмечали тридцатилетие колхоза,  как избрали нового председателя и как
вот теперь приехали покупать суда...
     - Жизнь у вас идет своим чередом, - Вавила стал наливать чай.
     Дорофей смотрел на него украдкой,  стараясь  понять  его,  и  все
больше убеждался,  что перед ними сидел уже не тот, не прежний Вавила,
властный,  уверенный в себе человек.  Но и душевного надлома в нем  не
было. Просто он был уже стар; чувствовалось, что сам подвел итог своей
жизни и успокоился на этом.  Никакие планы и честолюбивые мечты уже не
волновали  его - так старое,  отплававшее свое судно стоит в затоне на
долгой стоянке до тех пор,  пока держится на плаву,  а потом  идет  на
слом...
     "Все у него в прошлом.  Да и в нем-то было мало радости. Не успел
купец развернуть свои дела - революция помешала..." Дорофею стало даже
жаль Вавилу.
     - Значит,  Панькин остарел, теперь на пенсии? А колхоз, говорите,
богатеет? Это ладно. А как люди-то живут материально? Не все ли деньги
на суда ухлопываете? - спросил Вавила.
     - Суда мы покупаем на средства капиталовложений.  То,  что идет в
оплату труда,  - особая статья по смете, - стал объяснять Дорофей. - У
тех, кто на промыслах, заработок твердый. Не обижаемся.
     - Да,  не обижаемся, - охотно подтвердил Офоня. - Мне дак хватает
на прокорм семьи. Еще и лодочный мотор покупать собираюсь...
     - А сколько он стоит, этот мотор? - спросил Вавила между прочим.
     - Да сотни две-три. Смотря какой марки...
     - Покупка  солидная,  -  усмехнулся Вавила,  но тотчас опять стал
серьезным.  - Так-так...  Раз есть достаток - и жить легко.  А как там
Фекла? А Родька Мальгин?
     - Зюзина теперь заведует фермой. А Родион по-прежнему в сельсове-
те.
     - Так-так,  - повторил Вавила.  - Значит,  Фекла-то в  начальство
вышла?  Справляется ли?  Малограмотная девица была. Но - старательная.
Этого у нее не отнимешь.  Годы,  видно, изменили ее к лучшему. Растут,
значит, люди?
     - Не только растут, но и старятся...
     - Да,  да, это уж само собой, - развел руками Вавила и тихо опус-
тил их на стол. - А ты, Дорофей, кем состоишь в колхозе? А ты, Офоня?
     Рассказали. Вавила одобрительно кивнул. Офоня думал-думал и пред-
ложил:
     - Переезжай-ко, Вавила Дмитрич, к нам. Чего тебе тут под каменной
плитой сидеть? - кивнул он на бетонное потолочное перекрытие. - Все же
родные места, природа и прочее...
     Вавила долго молчал,  размышляя над таким  предложением.  Дорофей
тоже сказал:
     - Если надумаете приехать - примем.
     - Это вы так говорите. А другие?
     - И другие примут. Даю слово.
     - А ты что, большая шишка в колхозе, раз даешь слово? - улыбнулся
Вавила, смягчая грубоватую шутку.
     - Шишка не шишка, а уважения среди людей еще не потерял.
     - Это хорошо,  что не потерял.  А я вот потерял.  Давно потерял и
сам не пойму - почему.  Видно,  такова жизнь. Вертит людскими судьбами
так и сяк...  Ну а если переберусь в село - чем заниматься буду? В де-
ревне  бездельников не любят.  Это в городе их вроде не видят,  народу
много... А там не любят праздных людей.
     - Чем можешь - тем и занимайся.  Хоть отдыхай,  живи пенсионером,
сиди со стариками на рыбкооповском крылечке...  Хоть помогай посильным
трудом,  - сказал Офоня, оживившись. Ему и в самом деле хотелось зата-
щить Вавилу обратно в Унду.  Будто там без него чего не хватало.  - На
родине и помирать легче...
     - Какой из меня теперь работяга!  Разве сторожем где-нибудь. И то
не доверят. Скажут - "из бывших".
     - Не дело говоришь!  - Офоня даже обиделся.  - Я за тебя,  Вавила
Дмитрич, и поручиться могу!
     - Вон как!  Ну спасибо,  Офонюшка.  Твоя порука  пригодилась  бы.
Только переезжать мне, пожалуй, не стоит. Поздно. Да и землякам, чтобы
принять меня,  бывшего,  как вы называли,  экс...  эксплуататора, надо
старое забыть... А возможно ли?
     - Старое все забыто, - сказал Офоня.
     - Почти забыто, - уточнил Дорофей.
     - Вот-вот, почти... Это ты правильно подметил. Нет, брат, оставим
этот разговор.  Спасибо вам на добром слове,  но старого пса к цепи не
приучишь.  Здесь мне все же лучше.  Здесь я - пенсионер и все... Таких
много. А там... - Он не договорил, махнул рукой. - Давайте-ко поднимем
по чарке да вспомним, как воевали...
     Расстались по-доброму. Обещали наведываться к Вавиле, не забывать
его.
     Отойдя от  дома на некоторое расстояние,  Дорофей и Офоня оберну-
лись. В синеве влажных апрельских сумерек яркими прямоугольниками све-
тились  окна.  Нашли окно Вавилы...  Оно казалось придавленным к земле
массивной громадой дома.
     Через два  дня  решился  вопрос о продаже колхозу двух арендуемых
тральщиков, и делегация вернулась домой.




     Приехав из Архангельска, Климцов первым делом пошел к Панькину.
     Неустойчивая весенняя погода действовала на Тихона Сафоныча угне-
тающе,  настроение у него было кислым - побаливала голова,  не  давала
покоя старая рана в боку,  в последнее время начал еще донимать ревма-
тизм. Однако Панькин решил превозмочь все эти хвори и навестить Родио-
на Мальгина. Он собрался было идти, но тут явился Климцов.
     - Добрый вечер! - Иван снял шапку и торопливо, словно оно ему на-
доело,  сбросил с плеч пальто и прошел в горницу.  - Такое дело, Тихон
Сафоныч: купили мы два тральщика. Те, которые у нас в аренде.
     - Вот  как!  -  Панькин  сразу  оживился,  услышав такую приятную
весть. - Ну а тот, ради которого ездили?
     - Старый,  изношенный.  Офоня сказал,  что плавать на нем от силы
можно две-три навигаций. От покупки отказались.
     - Ну что ж, это по-хозяйски.
     - Я последовал вашему совету.
     В самом деле,  если бы не Панькин,  мысль о покупке двух судов не
пришла бы Ивану в голову.
     - Пожалуй,  надо дать телеграмму на тральщики, чтобы команды зна-
ли... - обратился он к Тихону Сафонычу.
     - Радировать можно. А деньги за суда еще не уплачены?
     - Пока нет. Завтра перечислим.
     - Не торопись. На общем собрании вопрос ведь не обсуждался. Преж-
де надо собрать правление, потом собрание. Колхозники сперва прикинут,
во что это приобретение обойдется,  какая будет хозяйству выгода да не
ударят ли тральщики по их карману.  Все не так просто.  Ты думаешь,  с
ходу денежки выложил - и делу конец?
     - Я упустил все это из виду, - признался Климцов.
     - В делах нужен порядок,  - поучал Панькин.  В душе он,  конечно,
радовался,  что колхоз наконец купит свои суда, хоть и старенькие. Как
он, бывало, мечтал об этом! - Оформишь все с этими тральщиками, а пос-
ле надо копить деньги на новый.  Рыбы в море  становится  все  меньше,
плавать за ней придется далеко...
     Вспомнив о своем намерении навестить Родиона,  он предложил Клим-
цову:
     - Я собираюсь к Мальгиным. Давно не бывал у них. Только в сельсо-
вете и встречаюсь с Родионом. Идешь со мной?
     Иван замялся.
     - Я бы охотно, но... домой надо. Баня топлена. Молодая женка ску-
чает...





     Родион Мальгин  стоял возле стола с какой-то бумажкой в руках,  и
вид у него был весьма озадаченный.
     - Здравствуй,  Тихон Сафоныч! Проходи, садись. Густя, подогрей-ко
самоварчик, - сказал он жене, которая что-то шила в горнице.
     На подоконнике  сидел дымчатый белогрудый кот и старательно намы-
вал лапками гостей - по примете.  В избе было тепло, пахло жареной ры-
бой. Августа вышла из горницы, поздоровалась, повязывая на ходу ситце-
вый фартук. Невысокая, полногрудая, с аккуратным тугим узлом русых во-
лос на голове, она вся была какая-то домовитая, ласковая, уверенно-не-
торопливая. Одним словом, хорошая жена, олицетворение семейного уюта и
благополучия.
     Панькин сел, пригладил поредевшие волосы рукой.
     - Зашел навестить вас. Давно не был. Чем занимаетесь?
     - Да вот братец задал мне задачку.
     - Какую?  - Панькин понял, что речь идет о Тихоне, который служил
в торговом пароходстве во Владивостоке.
     - Вот послушайте! - бумажка, которую Родион держал в руке, оказа-
лась телеграммой.  - "Женюсь.  Благослови.  Приезжай.  Свадьба первого
мая".
     - Ну дает у тебя братец!  Наконец-то собрался жениться!  Ему  уж,
поди, за сорок?
     - Да.  Возраст, можно сказать, критический для женитьбы. Любопыт-
но, какая краля его там захомутала? Посмотреть бы... Но как? Владивос-
ток - не Архангельск,  до него не рукой подать.  Он,  небось, думает -
сел да поехал. А одна дорога чего стоит!
     - Да-а-а,  - Панькин по привычке почесал затылок. - Задачка не из
легких.
     - До первого мая осталось чуть больше недели, - размышлял Родион.
- Аэродром у нас действует последние дни...
     - Да.  Потом Чубодерова не жди до конца мая, пока посадочная пло-
щадка  не  просохнет,  -  посочувствовал Панькин - Тихон-то ведь домой
вернуться намеревался. Я помню, писал он тебе, что тоскует по Унде.
     - Собирался.  Да разве молодая жена поедет в такую даль? Я хоть и
не знаю ее,  не видал,  однако думаю так,  - вздохнул Родион. - И если
рассудить здраво, видимо, и сам Тихон уже крепко прижился там... У нас
условия плавания особые,  нам надо промыслом заниматься, а он не рыбак
-  капитан торгового судна,  в своем роде морская аристократия.  У них
ведь дела: привез - увез, и все заботы. Придут в порт - ходят в отгла-
женной форме и в белых перчаточках.  А мы самые что ни на есть обыкно-
венные работяги. У нас роба в рыбьей чешуе, сапоги в тюленьей крови...
Разве  может  он  находить рыбные косяки да по нескольку недель в море
возле одной-двух банок1 крутиться?  А штормовать с тралами  на  борту?
Вряд ли... - Родион говорил спокойно, но чувствовалось, что он пережи-
вает разлуку с братом.  - Жалко, что не прибился Тихон к родному бере-
гу. Война все спутала. Не она - остался бы на Севере...
     1 Б а н к а - отмель в море.

     Тихон Сафоныч задумался. Родион был прав.
     - Это верно,  - наконец вымолвил он. - Моряк моряку рознь. И хоть
все плавают,  да не одинаково.  А Тихона там, видимо, ценят и уважают.
Квартиру имеет...  Теперь вот семьей обзаводится.  Это  много  значит,
когда на берегу жена ждет.  А все же, Родион, не мешало бы его еще ра-
зок прощупать. Вот будет Климцов покупать новый тральщик - пригласи на
него Тихона. Авось клюнет...
     - Попробовать можно,  но я надеждой себя не тешу. С чем вернулись
из Архангельска покупатели?
     - Договорились о приобретении арендуемых тральщиков. Осталось вы-
полнить формальности.
     - Это здорово!  - Родион взволнованно заходил взад-вперед. - Хоть
и старенькие суда,  да будут свои. Климцов, кажется, смекалкой не оби-
жен. Есть хозяйская жилка.
     - Парень дельный! Он еще себя покажет.
     - Нет,  на свадьбу ехать не придется, - решил Родион. Приглашение
брата  не  выходило у него из головы.  - Да вот еще забота:  Елеська в
этом году кончает десятый класс. Я его агитировал по мореходной части,
но у него душа к другому лежит.  Хочет ехать в архитектурный институт.
Вот те и поморский сын! Нет чтобы идти по дороге отцов-дедов.
     - Уже подал заявление?
     - Собирается.
     Августа налила  им  по  стакану чаю,  выжидательно посматривая на
Панькина: "Что он скажет о решении сына?" Знала, Родион всегда считал-
ся с мнением Тихона Сафоныча.
     - А почему все-таки в архитектурный?  Разве есть такие задатки? -
поинтересовался Панькин.
     - По черчению,  видишь ли, у него высокие оценки. А к архитектуре
он тяготеет,  должно быть,  еще с той поры,  когда на лавке из кубиков
дома сооружал, - усмехнулся Родион.
     - Так не отговаривай его. Пусть учится. Хотя по мне так лучше бы-
ло бы,  ежели бы он стал рыбаком.  Но ведь у молодежи свой  интерес  в
жизни. Мешать им неразумно.
     Августа благодарно глянула на бывшего председателя. А Родион уди-
вился:  раньше Панькин старался удержать молодежь дома,  на промыслах.
Что такое с ним произошло? Или теперь рыбаки стали не нужны, поскольку
он больше не председатель?
     - А семейная традиция?  Ты, Тихон Сафоныч, раньше частенько о ней
говаривал.
     - Традиция традицией,  а раз у парня своя цель, пусть добивается.
Может,  из него хороший зодчий получится.  Может,  у нею талант!  А мы
этот талант в море утопим...
     - И  что  такое делается с молодежью!  - сказал с неудовольствием
Родион.  - Мы вон,  бывало, за честь считали, если на ванты пошлют или
хоть на камбуз картошку чистить. А они... - не договорил он.
     Очень уж хотелось Родиону,  чтобы сын был помором - плавал бы  на
колхозных судах, женился на рыбацкой дочери и зажил своим домом тут, в
селе.
     - Ну а дочь как? - спросил Тихон Сафоныч.
     - Та еще трешки да колы из школы носит. Устал воспитывать...
     - Полно!  - вступилась за Светлану Августа. - Много ли трешек-то?
А единица одна была еще осенью,  да и то случайно.  Уж ты, муженек, не
позорь Светку-то!
     - И понимаешь ли,  - продолжал Родион, не придав значения замеча-
нию жены, - понимаешь, Тихон Сафоныч, теперь она жинсы просит.
     - Чего чего? Жинсы?
     - Ну эти самые,  штаны... Я спрашиваю: "Зачем тебе штаны? Ты ведь
не мужик".  А она говорит:  "Мода такая" - "А где носить их будешь?" -
"А тут,  в селе.  Иной раз,  говорит,  холодно, ветер поддувает, дак в
штанах теплее..." Видал, Тихон Сафоныч?
     - Нда-а-а... Ну что же, купи ей жинсы, раз надо.
     Августа рассмеялась.
     - Да джинсы! Не жинсы...
     - Ну джинсы.  А где я их возьму? В Архангельск надо заказывать. И
есть ли там - с нашлепками,  с молниями,  да еще,  говорит,  потертые.
Вишь, моднее потертые-то...
     - Купи матерьялу в рыбкоопе, Августа сошьет. А потрет Света сама,
на реке с песочком, - рассмеялся Панькин.
     - Слава богу,  хоть вы-то, Тихон Сафоныч, улавливаете веяния сов-
ременной моды,  - полушутя заметила Августа.  - Отец,  ну, отец! Ты же
глава сельсовета, тебе не к лицу не понимать этого!
     - Вот потому-то и не надо жинсов, что я - глава сельсовета. Какой
пример  подадим другим?  Что,  ежели все девки и молоды женки в жинсах
заходят? Это у нас-то! В старом поморском селе!
     - Тебя  не переубедишь,  - махнула рукой жена.  И переглянулась с
Панькиным, который от души смеялся, слушая перепалку.
     - И ты в жннсах пойдешь? - обратился Родион к Августе.
     - А что?  И я пойду,  если под настроение. Возьму тебя под руку и
пойду в джинсах в клуб. Худо ли?
     - Фигура не та. Задок луковкой...
     - Сяду на диету, - глаза жены рассыпали веселые искорки.
     - Диета не поможет.
     - Много ты понимаешь! Я по науке.
     Родион отпил чай из стакана, недовольно пошмыгал носом.
     - Вот ноне жизнь какая, Тихон Сафоныч. И надо нам быть настороже,
чтобы старинные традиции вовсе не потонули в западных жинсах!
     - Да джи-и-инсы! - опять поправила Августа.
     - Ну ладно,  - примирительно сказал Панькин.  - Вот  ты  говоришь
раньше... А куда нам с тобой было податься из села с четырьмя-то клас-
сами?  В Архангельск на лесозавод - бревна  катать?  Или  на  пристани
грузчиками? Уж лучше плавать. И потом, в прежние времена глава семейс-
тва старался удержать детей дома, потому что ему нужны были работники.
Один  на карбасе или на еле в море не выйдешь за той же селедкой.  Кто
помощники?  Да сыновья, дочери, зятья... И ловецкие угодья распределя-
лись по числу душ. А теперь этого нет. Теперь для молодых - институты,
техникумы,  училища всякие.  Города манят теплом,  светом, весельем...
Вот и уезжают. И на канате не удержишь. Хотели бы, да, не в силах. Та-
кая, брат, логика жизни.
     Августа заметно повеселела.
     - Правильно говорите,  Тихон Сафоныч.  У нынешней молодежи  жизнь
совсем другая, интересы - тоже.
     Родион молчал,  отпивая чай маленькими глотками и глядя куда-то в
угол.
     - Так,  да и не так, - сказал он наконец. - Трудной работы не хо-
тят  делать.  За чертежной доской в городском уюте куда легче,  чем на
Канине рюжи норить или в море за треской да селедкой мотаться.  Вот  в
чем причина. Прежде всего!
     - Одна из причин, - осторожно поправил Панькин.




     Климцов вел дела напористо,  энергично и даже с  азартом,  свойс-
твенным молодым,  искреннем и порывистым людям, еще не знакомым с уши-
бами и синяками,  какие иной раз доводится получать от вышестоящих ор-
ганизаций за промашки или недоработку.  Им пока все в охотку,  во всем
они еще делают для себя полезные открытия.  Но им присуще и скептичес-
кое отношение к старому и вполне естественное желание заменить его бо-
лее современным, без чего движение вперед немыслимо.
     В сравнительно короткий срок Иван Данилович приобрел два тральщи-
ка,  заменил невода на семужьих тонях, отремонтировал склад и рыбопри-
емный пункт, свел и еще кое-какие усовершенствования в хозяйстве.
     Он вылетел самолетом к приходу своих  судов  в  Мурманский  порт,
познакомился  с  кораблями  и экипажами,  выслушал просьбы и пожелания
колхозных капитанов, а перед отъездом установил личный контакт с руко-
водителями судоремонтной базы.
     Колхозники первое время присматривались к Климцову,  как он начи-
нает  ходить  в председательской упряжке,  не попадает ли ему шлея под
хвост,  не ошибается ли,  не злоупотребляет ли по молодости доверенной
ему властью.  Но вскоре убедились, что Климцов - хороший хозяин и рука
у него уверенная и твердая.
     Даже Панькин,  который наблюдал за ним пристрастно,  замечал, что
дела идут не хуже,  а кое в чем,  пожалуй, и лучше, чем во времена его
руководства.  Те новшества,  о которых старый председатель только меч-
тал, стали постепенно укореняться в колхозе "Звезда Севера".
     Взять хотя бы зверобойный промысел.  Прежде чем отправить бригады
во льды, Климцов полетел на разведку тюленьих стад в горло Белого моря
на вертолете.  Узнав об этом,  Панькин только почесал загривок: "Обой-
дется эта разведка в копеечку, а Митенева, пожалуй, хватит кондрашка".
Митенев,  конечно,  ужаснулся, такой расход ему и во сне не снился, но
Климцов прижал его убедительными доводами: лежки зверя течением и вет-
рами сильно раскидало,  подходы судов к ним затруднены,  а тюлень дер-
жится у берегов считанные дни...
     - Все  окупится,  если  зверя  не прозеваем,  - решительно заявил
председатель.
     Митенев вынужден был раскошелиться.  И разведка помогла. Зверя не
прозевали.  Подведя после промысла свой дебет и кредит, Мтенев увидел,
что рейс машины окупился с лихвой.
     Тихон Сафоныч открывал у Ивана все новые положительные  качества.
"Откуда что и берется? - думал он. - Отец Климцова умел только править
карбасом да парусной елой,  а мать управляться с  печкой  да  домашней
живностью.  Откуда у сына эта решительность и безошибочный расчет? На-
верное, от прадедов, что пришли сюда на своих ушкуях по лесным рекам с
новгородчины...  А  с  новгородчины ли?  Ведь древняя предприимчивая и
строптивая новгородская кровь в Унде  была  изрядно  разбавлена  более
поздней, но не менее строптивой и предприимчивой московской..."
     Панькин заметил, что Иван стал реже приходить к нему за советами.
"Видимо, необходимость в них отпала. Это ладно".
     Вечерами Климцов подолгу сидел в своем кабинете.  Он любил пораз-
мышлять в спокойной обстановке,  неторопливо взвесить все "за" и "про-
тив", листая аккуратно подшитые колхозные документы - протоколы собра-
ний,  годовые отчеты: вся история хозяйства проходила перед его глаза-
ми.  Он видел,  что прежде колхоз жил бедновато,  флот был маломощный,
деревянный,  за тюленем ходили пешим порядком с лодками-волокушами.  А
теперь вот появились собственные тральщики,  впервые  на  Поморье  был
применен вертолет для разведки тюленьих лежек.
     Будущее зверобойного промысла виделось Климцову во взаимодействии
с авиацией. Обследование всего района промысла за короткий срок, быст-
рая высадка бригад на лед и своевременное их  возвращение  -  все  это
могли обеспечить вертолеты.  "Конечно, стоимость часа полета еще доро-
говата для колхоза по сегодняшним его возможностям.  Но со временем мы
преодолеем и эту трудность", - решил Иван, закрывая папку с документа-
ми и берясь за другую.
     Вошла курьер-уборщица Манефа с охапкой поленьев. Она бухнула дро-
ва на пол перед топкой, поправила полушалок и спросила довольно бесце-
ремонно:
     - Долго сидеть-то будешь?
     Для Манефы  субординации не существовало.  По старой привычке она
со всеми была на "ты".
     Иван оторвался от бумаг.
     - Да посижу. А что?
     - Топить-то можно ли?
     - Топи, пожалуй.
     Несмотря на лето,  погода стояла скверная, холодная, дождливая, и
Манефа время от времени протапливала печи.  Она уложила дрова в топку,
нащепала лучинок и растопила голландку.
     - Прежний-то председатель вечерами тут  не  сидел.  Видать,  тебе
зарплату положили поболе, чем была у него? - спросила Манефа.
     - Зарплата та же, - смутился чуть-чуть Климцов. - А сижу тут, по-
тому что люблю подумать в тишине.
     - Прежний-то к стулу не приклеивался.  По телефону дак  за  него,
все, бывало, Окунев говорил... Ну, думай-ко. Я пойду.
     Климцов кивнул. Манефа взялась за скобу двери, но задержалась.
     - Подумай-ко,  Иван  Данилович,  как мне зарплату поболе выхлопо-
тать. Работы по горло, а я все на сорока рублях. Нонче деньги-те стали
дешевы...  На хлеб едва хватает.  Ты вот еще и с бумажками меня каждый
день посылаешь: то одного, то другого вызови к тебе...
     Климцов улыбнулся.  Действительно, он взял за правило в некоторых
случаях вызывать людей,  тех, кто в чем-нибудь провинился или недоста-
точно точно выполнил его указание. За Панькиным этого не водилось, тот
предпочитал беседовать с колхозниками там,  где с ними встретится, об-
ходя хозяйство по утрам.
     Просьба Манефы была несколько неожиданной для Климцова.
     - Вопрос  о  вашей зарплате надо обсудить на правлении,  - сказал
он.
     - Обсуди,  раз  такой  порядок.  Панькин-то  обещал прибавку,  да
сколько раз пообещает, столько и забудет. - Манефа помедлила и добави-
ла.  - Ну, может, он и не забывал, а Митенев был против. Он ведь у нас
жом! Ты с него и начни, сперва его обработай. А правление-то согласит-
ся, я знаю.
     - Хорошо, хорошо, - заверил Климцов.
     Когда Манефа вышла,  он вспомнил другую просьбу - Феклы Зюзиной -
об электродойке.  На заседании правления вопрос об этом решили положи-
тельно.  Но  Климцов  был уверен,  что устанавливать электроаппараты в
старом коровнике неразумно. Конечно, то, что доярки требуют облегчения
труда,  вполне  законно.  Да  и  в городе на одном из совещаний нового
председателя критиковали за "дедовские методы в животноводстве", будто
он, Климцов, внедрял их...
     "Видимо, строительство коровника откладывать больше нельзя.  Если
не  заложить его теперь,  через несколько месяцев непременно возникнет
потребность строить что-то другое,  не менее важное,  и тогда затея  с
коровником будет опять отложена, - размышлял Климцов. - А где строить?
Рядом с нынешним? А может, целесообразно возводить его в другом месте?
И  где взять материал,  если лес,  заготовленный впрок,  пущен в дело?
Впрочем,  не весь.  Есть еще штабель отличных бревен,  припасенных для
постройки колхозной конторы. С этим можно и подождать..."




     Иван Данилович засиделся в правлении и пришел домой уже около де-
сяти часов.  Сын Гришка спал,  жена стояла у стола и что-то кроила  из
пестрого ситца. Скинув сапоги, Климцов походил взад-вперед по комнате,
ощущая, как домашнее тепло просачивается под рубашку.
     Тамара, положив ножницы, тихо спросила:
     - Что долго?
     - Да все дела.
     Тамара собрала со стола разрезанные куски ткани и,  подойдя к му-
жу, обняла его.
     - Скучно мне. Ты приходи пораньше.
     - Ну-ну,  ладно,  - тронутый неожиданной лаской и этим признанием
жены, пообещал Иван Данилович и посмотрел на детскую кроватку.
     - Лег-то вовремя?
     - В девять.  Убегался.  Подружился с соседскими детьми, еле домой
зазвала.
     - Ну пусть спит. Перекусить бы.
     - Сейчас соберу. Чайник горячий. Да, чуть не забыла, там для тебя
есть сюрприз,  - жена многозначительно улыбнулась и принесла из  сеней
сверток, развернула его. В нем оказалась свежая семга. Иван вскочил со
стула, точно ужаленный.
     - Это что такое? - возмутился он.
     Жена прикрыла ему рот ладонью.
     - Тише, разбудишь сына. Принес какой-то рыбак.
     - Какой рыбак?
     - Не знаю. Он не назвал себя.
     - И ты приняла?  Какая неосторожность! Ты понимаешь, что ты наде-
лала?
     - А что? Разве ты не просил его принести?
     - Конечно,  не  просил!  И не собираюсь просить.  Это знаешь что,
друг мой? Взятка!
     Тамара совершенно растерялась.
     - Да кабы я знала, Ваня! - наконец вымолвила она.
     - Ну ладно, расскажи, какой он из себя.
     - Ну...  такой... среднего роста, в резиновых сапогах, черноборо-
дый.  Нет, скорее, седобородый... Глаза большие, темные, вроде цыганс-
кие...
     - Старый?
     - На вид лет пятьдесят или побольше.
     - И что сказал?
     - Сказал, что принес тебе рыбу и все...
     - Эх,  Тамара!  Надо  было  взашей гнать его с таким подношением!
Семга - рыба строгого учета. Это, наверное, браконьерская или украден-
ная из улова на тоне.  Ну ладно,  ты не очень расстраивайся.  Выясним,
кто принес. Меня, видишь ли, прощупывают, беру ли я подарки. Люди ведь
разные.  Больше,  конечно, хороших, но есть и прохиндеи: ищут для себя
всякие лазейки да выгоды.  Прошу тебя,  впредь никаких  приношений  не
принимай. Поняла?
     - Как не понять, Ваня...
     - Ну вот и ладно. Будем ужинать.
     Пришла мать, Екатерина Прохоровна, почаевничать. По расстроенному
виду снохи она сразу догадалась в чем дело.
     - Тут приходил Степан Сергеев.  Я в окно видела,  -  сказала  она
будто между прочим.
     - Степан Сергеев?  - с живостью спросил сын.  - Ну завтра я с ним
поговорю.
     - Поговори-ко, поговори. - В словах матери Иван уловил одобрение.
- Чего принес-то? Семгу, поди?
     - Семгу.
     - Ты ведь не просил!
     - Была нужда!
     - Проверяют тебя, Иван. Не попади впросак, - посоветовала мать. -
Степан-то нехороший мужик. Раньше, бывало, все, что плохо лежит, тянул
к себе.  А и теперь лучше не стал. В колхозе работать не хочет - боль-
ным сказывается, а для себя ловит рыбу на озерах и продает. Деньги ко-
пит. Одним словом, живет единоличником. Панькин с ним немало крови по-
портил. Вот теперь и тебя стал обхаживать...
     Тамара потупила взгляд. Ей было стыдно, что она подвела мужа.

     Придя утром  на  работу,  Климцов сразу же послал за Сергеевым и,
пока он не пришел,  хотел было заняться делами. Но тут в кабинете поя-
вился олений пастух Василий Валей.
     В последние годы он сильно постарел и  пасти  колхозное  стадо  в
двести с лишним оленей ему стало не под силу.  Он сидел в чуме или ло-
вил рыбу на ближнем озерке,  а заботу о колхозном и личном стаде пере-
ложил на двух своих женатых сыновей.
     - Здравствуй, Василий Прокопьевич. Зачем прибыл? Как наши олешки?
- поинтересовался председатель.
     - Худо, ой, худо! - сказал Валей, держа наготове какой-то узелок.
     - Почему же худо?
     - Да вот, смотри сам...
     Валей развернул на приставном столике узел. Иван Данилович увидел
на раскинутой тряпице какие-то странные сморщенные серые комочки,  из-
дали напоминающие недосушенные грибы.
     - Что это? - удивленно взглянул на него Климцов.
     - Уши. Олешков уши... Пали олешки, а я уши привез, - ответил пас-
тух.
     - Как пали?- встревожился Иван Данилович. - Почему? И при чем тут
уши!
     - Считай...  Двадцать олешков пало...  Ой,  худо, председатель! -
Валей сел на стул,  печально глядя на разложенные на  тряпочке  оленьи
уши.
     - Ну, а уши-то ты зачем привез? - раздраженно спросил Климцов.
     - Всегда привозил. По ушам списывали олешков, чтобы на мне не ви-
сели...
     "Чертовщина какая-то!" - рассердился председатель.  От ушей нехо-
рошо попахивало.
     - Заверни и вынеси отсюда, - распорядился Климцов.
     - Ты сперва пересчитай,  а потом я вынесу,  - не двинулся с места
Валей.
     Иван растерялся. Известие о падеже оленей неприятно поразило его.
Он позвал на помощь Митенева.
     - Вот,  Дмитрий Викентьевич, - сказал он главбуху. - Валей привез
оленьи уши.  Надо, говорит, списывать оленей по ним. Болеют олени, что
ли?
     - Так было заведено,  - ответил Митенев.  - Если олени заболеют и
падут, то в качестве оправдательного, так сказать, вещественного дока-
зательства  мы принимали от пастуха уши.  По их числу списывали живот-
ных.
     - Это что за метод учета! - возмутился Климцов.
     Митенев пожал плечами:
     - Стадо далеко, ехать туда трудно: ни пути, ни дороги...
     - Надо теперь же послать Окунева все проверить на месте, - жестко
сказал Климцов. - Если появилась эпидемия, то срочно вызовем ветврача.
Между прочим, я слышал, что на днях в Мезени на рынке продавали олени-
ну...
     - Я не продавал!  - Валей вскочил со стула.  - Неправда это. Пали
олешки. Поедем - сам посмотри.
     - Мне ехать недосуг. Поедет Окунев.
     - Он,  конечно, разберется, - одобрил Митенев решение председате-
ля.  - Но ты, Иван Данилович, на всякий случай пересчитай эти уши. Бу-
дем составлять акт...
     - Это уж ваше дело, - холодно сказал Климцов.
     - Ну  тогда я разберусь.  Идем,  Василий,  - Митенев повернулся к
двери.
     Потом Климцов  пригласил  своего заместителя по сельскому хозяйс-
тву. Окунев решил отправиться к стаду вместе с Валеем.
     Вызванный Иваном  Даниловичем  Степан  Сергеев ожидал в приемной.
Климцов велел ему зайти. Сергеев стал у порога и с настороженным видом
мял в руках свой бараний с кожаным верхом треух.
     Сергееву можно было дать,  пожалуй,  все шестьдесят. Тамара ошиб-
лась.  И борода у него седая,  черноты почти совсем не осталось. Но он
был еще крепок,  с крупными руками. Носил резиновые бродни с подверну-
тыми голенищами, ватный костюм и поверх него брезентовую куртку. Глаза
у Сергеева и впрямь смахивали на цыганские: темные, пронзительные.
     - Вызывали? - спросил Сергеев.
     - Вызывал.  Подойди ближе.  - Иван Данилович не пригласил  рыбака
сесть, и тот догадался, что предстоит неприятный разговор. Климцов вы-
тащил из-под стола мешок и,  вынув из него сверток, положил перед Сер-
геевым. - Это ты вчера принес? - спросил сухо.
     - Я, - ответил Сергеев.
     - Зачем?
     - Гостинец.  Дай, думаю, подкормлю председателя. Человек он хоро-
ший, работы у него через край, а пища, верно, неважнецкая... А что? Не
ладно сделал? Я ведь от чистой души.
     Климцова подмывало вскочить стукнуть по столу кулаком,  накричать
на этого неприятного ему мужика, который неизвестно почему вдруг взду-
мал  его "подкармливать",  но он сдержался и спросил как можно спокой-
нее:
     - Значит, подкормить меня решил? Спасибо. Но такой подарок я при-
нять не могу. И вообще никаких подношений не принимаю.
     - Мы ведь рыбаки,  можно нам немного и для себя... У хлеба не без
крох, - неуверенно произнес Сергеев.
     - Не то говоришь. Что тебе нужно от меня?
     - Да ничего.  Ей богу ничего. Я вас уважаю, вот и принес. От всей
души.
     - Не то, не то, Сергеев! Ты туману не напускай. Где взял рыбину?
     - Так я ж на тоне неделю сидел...
     - Значит, там украл?
     - Ну вот,  сразу и украл... Пошто так, Иван Данилович! Я ведь ло-
вил.  Ну взял одну: дай-ко, думаю, отнесу председателю. Он в этом году
свежей семги, наверное, не пробовал...
     - Не то, не то, Сергеев. Чего хотел добиться этой подачкой?
     - Да ничего не хотел! - взорвался вдруг рыбак.
     - Ну вот что: возьми рыбу и сдай на приемный пункт. Квитанцию по-
том мне покажи. Понял?
     - Как хошь, - уныло сказал Сергеев.
     - Все. Иди.
     Степан поморщился,  словно съел горькую пилюлю, торопливо опустил
рыбу в мешок и, не попрощавшись, вышел.
     Иван Данилович сорвался со стула и забегал по кабинету, давая вы-
ход своему раздражению.  Наконец он поостыл, успокоился, махнул рукой:
"Да ну его к дьяволу!"
     В кабинет вошла Фекла.
     - Здравствуй, Иван Данилович. Пришла я доложить тебе о происшест-
вии на ферме.
     - Еще чего?  - Климцов глянул на нее,  набычившись. - Какое такое
происшествие?
     - Да сторожа выгнала с работы. Трифона Сергеева.
     - За что?
     - Напился. Чуть коровник не спалил. Прошлой ночью мне не спалось.
Дай,  думаю, добегу до фермы, проверю, как там... Захожу во двор - ды-
мом пахнет. Напугалась, сунулась туда-сюда - огня не видно. Побежала в
котельную - там всегда сторож сидит.  Открыла дверь - матушки мои. Дым
как шибанет в лицо,  да такой едучий,  словно бы от тряпок... А Трифон
разлегся на полу и храпит. И сбоку у него какая-то одежка тлеет, и фу-
файка на нем вроде бы занимается. Ну, растолкала его. Сел да как заво-
пит спросонья: "По-жа-а-ар!" А я схватила ведро воды и вылила на него.
Очухался. "Что это ты, спрашивает, Фекла, воду на меня льешь?" - "Ват-
ник-от у тя зашаял, пьяница несчастный, отвечаю. - Опять, видно, с ци-
гаркой заснул!" А он мне:  "Я курил осторожно..." А от самого  винищем
несет.  Ну я его взашей и вытолкала с фермы,  и сама дежурила до утра,
до прихода доярок.  - Фекла помолчала,  перевела дух.  - Днем он вчера
приходил,  каялся,  божился,  что пить не будет, но у меня больше веры
ему нет. Такой сторож мне не надобен. Назначьте другого.
     Теперь Климцов  сообразил,  почему  приходил к нему с дарами брат
Трофима Степан.
     - Все понятно!
     - Как не понятно,  Иван Данилович, - с живостью подхватила Фекла.
- Пьяницу держать нечего. Надо непьющего да некурящего.
     - Понятно,  понятно, - кивнул Климцов. - Согласен с вами. Трифону
и  раньше были замечания,  я помню.  Ну а кого назначим?  Кто у нас из
старой гвардии мог бы пойти в сторожа?
     - Да, право, не знаю... Пожилых людей немало, да не всякий на эту
работу гож. А кто и подойдет - согласится ли? Ночами дежурить нелегко.
Вот,  к примеру,  Ермолай.  Ему сторожить будет трудно.  Возраст, да и
здоровье...
     - Это тот Ермолай, у которого Суховерхов квартирует?
     - Он самый...  Ну вот еще Дмитрий Котовцев, - назвав эту фамилию,
Фекла  чуточку смутилась:  уж очень много неприятных воспоминаний было
связано с этим человеком.  - Но тот еще мужик крепкий,  и пока  не  на
пенсии.  А если взять Немка,  - продолжала она размышлять вслух, - тот
ничего не слышит. Какой из него сторож? А вот, кажется, подходящий че-
ловек...  Семен Дерябин. Я с ним в войну на тонях сидела. Теперь он на
пенсии,  дома. Только стар. Уж поди за семьдесят. Ежели бы согласился,
лучшего сторожа не надо. Есть, правда, у нас еще пенсионер, - мелькну-
ла у Фекла озорная мысль. - Панькнн.
     - Ну это,  пожалуй, не та кандидатура, - Климцов деликатно кашля-
нул. - Не гоже заслуженного председателя, ветерана и организатора кол-
хоза в сторожа сватать. Обидится, да и мы проявим бестактность...
     - А добрый был бы из него сторож!  - звонко рассмеялась Фекла.  -
Под  моим-то началом!  Я бы уж ему и поблажку дала,  подушечку из дому
принесла:  мол,  вздремни,  Тихон Сафоныч,  часок - ферма от этого  не
пострадает, коли все тихо, спокойно, да засовы надежные...
     Климцов тоже посмеялся, но сказал уже серьезно:
     - Остановимся пока на Дерябине. Если с ним не договоритесь, тогда
будем еще искать.
     - Ладно, схожу к нему.
     - Погодите, Фекла Осиповна, - остановил ее председатель. - В ста-
рый  коровник  мы все же решили электродоильные аппараты не устанавли-
вать, но на днях заложим новый.
     - Вот как!  - обрадовалась Фекла.  - Это куда как хорошо! И когда
построите?
     - Думаю - к весне будущего года.
     - Долгонько. Ну да ладно, стройка у нас не одна.
     Когда Фекла ушла,  Иван Данилович,  вспомнив о Сергеевых, оконча-
тельно утвердился в том,  что Степан приходил к нему просить за брата.
Работа сторожа,  хоть и не очень заметная,  давала ощутимую прибавку к
пенсии. "Брат погорел, так ему защитник нашелся. Хотел поймать меня на
крючок! Дудки!"
     Семен Дерябин,  хотя был уже и стар, и частенько прихварывал, все
же согласился подежурить на ферме. Фекла успокоилась: нашла сторожа.
     На улице она встретила Климцова и сказала ему об этом.
     - Вот и ладно,  - одобрил Климцов.  - Я завтра полечу в Мезень на
бюро райкома.  По сельскому хозяйству отчитываться. Нужны будут сведе-
ния по ферме за полугодие.
     - Хорошо. Приготовлю, - пообещала Фекла.

     Над сведениями за полугодие она корпела дома  весь  остаток  дня.
Кажется,  ничего сложного - привести в систему показатели по удойности
на корову,  по группам и в целом по ферме,  высчитать среднюю жирность
молока,  отразить на бумаге "движение стада", то есть указать, сколько
было и сколько стало коров,  быков,  телок и бычков,  какое количество
молодняка  поставлено на откорм да сдано государству на мясо.  Все эти
показатели она знала наизусть, были записаны они у нее в тетрадку, ко-
торую она постоянно носила в кармане.  Но привести это в стройную сис-
тему на бумаге оказалось для нее сущей  мукой:  как-никак  образование
всего три класса,  да и много писать до работы на ферме ей не приходи-
лось. Даже писем посылать было некому.
     Шариковая ручка  непривычно скользила в пальцах,  но Фекла стара-
тельно выводила буковку к буковке,  циферку к циферке, чтобы председа-
тель мог все хорошо понять и не ошибиться, когда будет держать ответ в
райкоме.




     Фекле очень хотелось сходить по ягоды. Уже поспела черника, скоро
будет и морошка.  Больших заморозков в начале лета не было, и ягодники
сохранили цвет. А раз цвет уцелел, будет и плод. Идя утром проторенной
дорожкой на ферму, Фекла видела, как в тундру, к озерам тянутся стару-
хи, детишки, молодухи.
     Она даже не помнила, когда ходила по ягоды последний раз. Все де-
ла удерживали. Да и не хотелось нежелательных пересудов: вот, дескать,
Зюзина бросила ферму и убежала по ягоды... Но наконец Фекла все же ре-
шилась выбраться в лес. В субботу особенно тщательно проверила, все ли
в порядке на скотном дворе, а воскресным утром взяла корзинку и пошла.
     Был солнечный день.  Холодноватый восточный ветер освежал лицо, с
губы доносились запахи моря.  Фекла шагала быстро по бурой торфянистой
тропке,  огибая бочажки с водой, ощущая необыкновенную, давно не испы-
танную легкость во всем теле.
     До небольших озер, окруженных кустарником и низкорослыми березка-
ми,  было  рукой подать.  Вскоре Фекла вышла к озеру Глубокому и стала
брать чернику. Быстро наполнила корзинку и поспешила домой.
     Перекусив и высыпав ягоды на холстину, она решила сходить к озеру
еще раз. По пути заглянула на ферму справиться, увезли ли молоко после
утренней дойки.
     Но второй раз быстро набрать корзинку не удалось:  пока Фекла хо-
дила домой,  ягодницы порядком обобрали кусты.  И когда корзинка снова
наполнилась, солнце уже коснулось края земли.
     Ветер поутих,  стало спокойно и тепло.  Фекла огляделась вокруг и
поразилась глубине неба и шири горизонта,  который полукружьем охваты-
вал тундровую даль. Над озером летела гагара, она то опускалась на во-
ду,  то поднималась,  и Фекла видела,  что крылья гагары снизу подбиты
золотистым  пухом,  который  искрится и будто просвечивает насквозь от
лучей солнца.
     Спокойная заря отражалась в воде, и казалось, было две совершенно
одинаковые зари,  разделенные полоской дальнего кустарника.  У берегов
озера покачивался камыш,  на мелководье вода рябила,  и сквозь нее был
виден мелкий песок.  Фекла села у самой воды,  сняла платок, поправила
волосы  и  долго сидела неподвижно,  словно и сама стала частицей этой
удивительной неброской природы.  Она думала о том, что редко выходит в
тундру,  все  у нее работа да домашние дела,  а полюбоваться всем тем,
что вокруг, и отдохнуть некогда. Ведь в общении с природой человек об-
ретает  состояние покоя,  равновесия и душевной чистоты,  очищается от
всего наносного, суетного и мелочного.
     Фекла тихонько  вздохнула и поднялась с кочки.  На пути домой она
свернула чуть влево,  к другому озеру - Тихому, что было неподалеку. В
детстве она любила ходить к нему с девчонками. Очень уж заманчиво поб-
лескивало оно в просветы между березками.  Вода в нем прозрачная, чис-
тая-чистая.  Пить  ее из пригоршни сущее удовольствие - и не хочешь да
напьешься...  И вот теперь ей захотелось поглядеть,  как в озере Тихом
колышется на заре розовая вода, как шуршат у берегов зеленовато-желтые
камышинки,  как с поверхности воды взлетают чайки, кружат над озером и
тоскливо кричат: "Кили-и... кили-и!"
     Фекла пробралась через кусты и, придерживаясь за корявую сучкова-
тую березку, зачерпнула воды рукой и глотнула ее, ощутив холод во рту.
Озеро лежало перед ней в зеленом березовом ожерелье. Внизу, в камышах,
стал наслаиваться легкий туман.
     Просветленная вышла Фекла на тропку,  что вела к дому, и тут уви-
дела  между  деревцами рыболова.  С длинной удочкой он зашел по мелко-
водью в резиновых броднях далеко в озеро.  На голове у него была соло-
менная шляпа.
     Шляп в Унде не носили,  и Фекла решила,  что это,  наверное,  ка-
кой-нибудь командированный.  Но когда рыболов повернул голову, она уз-
нала Суховерхова.
     Фекла слышала, что после окончания учебного года Суховерхов соби-
рался съездить на родину в Липецкую область.  Значит, он уже вернулся.
     Она спустилась к воде и окликнула:
     - Леонид Иванович!
     Он быстро обернулся и, узнав ее, вышел на берег. В одной руке Су-
ховерхов держал удочку,  в другой нес прозрачную полиэтиленовую сумку,
в которой виднелось несколько рыбешек средних размеров.
     - Ловится рыба? - спросила Фекла.
     Суховерхов поздоровался и повыше поднял сумку.
     - Вот, окуни. Тут, кроме них, другой рыбы, видимо, нет. Да и оку-
ни держатся в глубине, на дне ямы. Если бы не такие сапоги, не поймать
бы ни хвоста.
     - А вы не свалитесь в яму?
     - Я осторожно. Дно удилищем щупаю...
     Суховерхов бережно  опустил сумку на траву,  рядом положил удочку
и,  подвернув голенища сапог,  пригласил Феклу сесть на старый обрубок
дерева возле кострища.
     Трава уже покрывалась росой,  и Суховерхов, наломав веток, сел на
них.
     - Какие крупные ягоды, - сказал он, заглянув в корзинку Феклы.
     - Ешьте, не стесняйтесь.
     Суховерхов осторожно взял сверху немного ягод.
     - Вкусные! - зажмурился он. - Сладкие и холодные.
     - Ешьте вволю.  У меня дома еще есть.  Я уж здесь сегодня  второй
раз. Вы на родину ездили? - спросила Фекла.
     - Ездил...
     Суховерхов рассказал ей про свою поездку,  про то,  как, прибыв в
родной город, с трудом нашел старых знакомых.
     - Все там изменилось, - грустно заметил он.
     - Родных у вас там не осталось?
     - Никого. Посмотрел я, как там живут, и уехал.
     - Вам бы на юг, на курорт! - сказала Фекла.
     - Не люблю курортов. Там все искусственное.
     - Как это?
     - Ну, здания, парки, дорожки, газоны, пляжи - все сделано по пла-
ну,  как бы по линеечке... В огромных зданиях напичкано людей, выходят
они на обнесенные проволочными сетками пляжи и лежат там днями изнемо-
гая от жары, духоты и тесноты... Нет, плохо на курортах. Тесно. И весь
комфорт, хоть и современный, какой-то казенный, стандартный...
     - Я никогда не была на курортах, - призналась Фекла.
     - И не надо! - с живостью подхватил Леонид Иванович. - Здесь луч-
ше всякого курорта.  Одни озера чего стоят!  Ширь,  красота, раздолье!
Дышится  легко.  - Он отодвинул от себя корзинку с ягодами.  - Вдоволь
наелся черники. Спасибо вам.
     Фекла, заметив, что не только рот у него стал черным, но и подбо-
родок и щеки измазаны соком, достала из кармана чистый платочек.
     - У вас все лицо в ягодах. Утритесь.
     - Правда?  - Он послушно взял платок и стал вытирать губы.  - Те-
перь как?
     Вместо ответа она взяла у него платок, намочила его в озере и от-
жала.  А затем влажным платочком осторожно провела по подбородку и ще-
кам.
     - Теперь ладно. Удить будете?
     - Да нет. Пожалуй, хватит.
     Суховерхов посмотрел на закат. Солнце стойло совсем низко над го-
ризонтом. В летнюю пору оно здесь почти не заходило.
     Фекла смотрела  на  Суховерхова  выжидательно,  и  он поймал этот
взгляд.  Еще с того вечера,  с именин, он почувствовал влечение к этой
женщине  и  все  к ней присматривался.  Нравилась ему уверенность в ее
взгляде,  осанке,  походке. Нравилось то, что она прекрасно знала себе
цену и то,  чего хочет от жизни.  Фекла выглядела намного моложе своих
лет,  и во внешности, и во всем ее поведении чувствовалась сдержанная,
зрелая сила.
     Суховерхов молчал, сидя на влажных от росы ольховых ветках, и ду-
мал о ней.  И Фекла думала о том, что вот этот скромный, немолодой уже
мужчина мог бы стать ее спутником в оставшейся жизни.  Он, пожалуй, ей
нравился,  хотя  Фекла и не разобралась еще до конца в своих чувствах.
Но не поздно ли в ее годы строить семью? Ведь в ее жизни уже наступает
осень - с дождями,  листопадом, с холодными туманными рассветами и пе-
чальными и темными вечерами.
     Она прервала затянувшееся молчание:
     - Идемте домой. Поздно. Уже и роса выпала.
     Суховерхов поднялся и помог ей встать.
     Фекла шла впереди и все время чувствовала на себе его взгляд.  Он
волновал, тревожил ее, однако она не оборачивалась.
     Лишь когда они вошли в уснувшее  село,  Суховерхов  поравнялся  с
Феклой и сказал:
     - Сейчас бы сварить свежую уху! Но мой хозяин, конечно, спит.
     - Ермолай-то? Спи-и-ит.
     - Замечательная была бы уха! - мечтательно произнес Леонид Ивано-
вич.
     - Идемте ко мне! Я затоплю плиту и сварим... - предложила Фекла.
     Дома она принесла дров, растопила плиту, поставила воду в кастрю-
ле и принялась на столе чистить окуней.  Работа в ее руках  спорилась.
Дрова в плите весело потрескивали, в неплотно прикрытую дверцу выплес-
кивались огоньки, пахло смолистым дымком от бересты.
     - Картошки положить? - спросила Фекла.
     - Пожалуй,  нет.  От нее утратится вкус настоящей ухи. Если поло-
жить картошки, то это будет уже не уха, а рыбный суп, - пояснил Леонид
Иванович. - Лаврового бы листика...
     - Положу лавровый лист. И луку, да?
     - И луку, если есть.
     - Есть. Как же нет?
     Вскоре в избе вкусно запахло свежей ухой. Фекла разлила ее по та-
релкам, нарезала хлеба, поставила солонку и пригласила гостя к столу.
     - Пожалуйте кушать,  - улыбнулась она ласково.
     Суховерхов, заботливо переобутый в теплые валенки,  сел за стол и
стал есть,  обжигаясь и похваливая поварское искусство хозяйки.  Потом
они пили чай,  а после чая Леонид Иванович еще посидел, покурил и, уже
подремывая, все смотрел, как в полусвете белой ночи вырисовывается пе-
ред ним округлый овал лица Феклы.
     - Надо идти, - сказал он, погасив папиросу.
     - Как хотите, - ответила Фекла и мизинцем стала смахивать со сто-
ла маленькую хлебную крошку.
     - Вы сказали: "Как хотите". А если... А если я останусь? - неуве-
ренно спросил он.
     - Оставайтесь, - сказала Фекла и тихо, взволнованно вздохнула...





     Из райцентра Климцов вернулся не один.  С ним  прибыли  секретарь
райкома Шатилов и председатель рыбакколхозсоюза Поморцев. Иван Данило-
вич повел их в правление, в комнату приезжих на втором этаже.
     Оба руководителя,  районный и областной, приехали сюда, чтобы оз-
накомиться с хозяйством,  посмотреть, как ведет дела молодой председа-
тель, поговорить с людьми и, если потребуется в чем-то помощь, оказать
ее.  Но помимо этого у каждого из них была и своя особая задача. Шати-
лова интересовало состояние партийной работы в колхозе. Он хотел выяс-
нить,  не пора ли заменить секретаря  парторганизации  более  молодым,
энергичным работником.  Митенев - опытный человек, в райкоме его цени-
ли, однако возраст у него был уже пенсионный. Поморцев хотел поделить-
ся с колхозными зверобоями своими планами реорганизации промысла, при-
чем реорганизации существенной,  но пока еще не проверенной на практи-
ке.  Он давно вынашивал идею такой реорганизации,  несколько лет гото-
вился к ее внедрению,  и теперь ему хотелось  знать  мнение  колхозных
промысловиков на сей счет.
     ...Несколько лет назад Поморцев вылетал на вертолете на  разведку
тюленьих стад.  По времени зверь должен был появиться в Белом море, но
погода была плохая,  метелило, и найти его было нелегко. Моторную зве-
робойную шхуну, вышедшую на промысел, затерло во льдах, и надо было ее
тоже разыскать.
     Вертолеты тогда  еще  только  начинали завоевывать северное небо.
Машина,  на которой летели,  была небольшая,  из первых выпусков,  но,
несмотря на непогоду и слабую видимость, пилот вел ее уверенно.
     Из кабины Сергей Осипович видел внизу торосистые ледяные  поля  и
меж  ними небольшие водные пространства.  Мела поземка,  временами по-
лыньи затягивало белой движущейся пеленой.  Поморцев  всматривался  во
льды,  искал  тюленьи  лежки и простым глазом и в бинокль.  По законам
миграции тюлени должны были в это время находится в горле Белого моря.
     Ветер дул порывами,  пилот следил за работой мотора, за приборами
и в то же время нетерпеливо поглядывал на Поморцева,  ждал команды по-
вернуть обратно. Но вот Сергей Осипович заметил внизу небольшую темную
точку.  Пилот пошел на снижение, и вскоре они разглядели, что под ними
зажатая во льду шхуна.  Поморцев знал,  что корпус у такой шхуны дере-
вянный, с тонкой ледовой обшивкой. "Не раздавило бы судно.!" - подумал
он.
     По его просьбе пилот "завесил" машину над шхуной,  и тогда Сергей
Осипович увидел примерно в полукилометре от судна туши битого зверя на
льду. Между льдиной, где они лежали, и льдом, окружающим шхуну, видне-
лась полоса воды. "Значит, зверя набили, а собрать не смогли из-за не-
погоды",  - с досадой отметил Поморцев и  спросил  пилота,  нельзя  ли
опуститься на лед возле шхуны. Пилот кивнул и стал кружить, примерива-
ясь, где удобнее сесть. Ветер вроде бы поутих, а льдина была большая и
крепкая, и они без особых осложнений приледнились.
     Сергей Осипович спустился по стремянке на лед и побрел по  глубо-
кому снегу к борту шхуны. В каюте капитана, куда его провел вахтенный,
было тепло и уютно.  Капитан Дмитрий Моторин,  рослый,  широкоплечий и
рыжеватый, расхаживал по ковровой дорожке в домашних тапочках и, види-
мо,  нервничал. Поморцев удивился, почему он не вышел на палубу на шум
вертолета. "Впрочем, это человек себе на уме и со странностями", - ре-
шил он.
     - Садись, Сергей Осипович, - предложил капитан. - Сейчас с камбу-
за принесут кипяток,  заварим кофе... По рюмочке выпьем... Садись, са-
дись!
     - Спасибо, - ответил Поморцев, - Чаи-кофеи мне распивать некогда.
Чего по каюте маршируешь?
     - Да как же...  Пурга помешала взять добрую треть набитого зверя.
Удастся ли снова подойти, не знаю...
     - Если ветер переменится на юго-западный,  тогда,  быть может,  и
подойдете, - высказал свое предположение Поморцев. - Эх, Дмитрий Алек-
сеевич! Менять нам все надо!
     - Чего менять-то? - почти равнодушно спросил Моторин.
     - Да как же... Зверя бьем, а собрать не можем. Это что же за про-
мысел? На вертолеты надо пересаживаться. Они в любом месте достанут.
     - Выдумал тоже...  Это не так просто. Вертолетный парк будешь за-
водить в рыбаксоюзе?  На судне вернее:  попью кофейку, ветер сменится,
возьму на борт зверя и потопаем дальше.
     - Ну-ну, топай. Желаю успеха! Полечу. Ледокол тебе нужен?
     - Сам выберусь, - уверенно ответил капитан.
     - Смотри! Если затрет сильно - дай радио.
     - Дам.
     С тем  они  и расстались.  И с той поры засела в голове Поморцева
навязчивая идея организовать промыслы с помощью авиации.  Вначале  это
казалось несбыточным,  но по мере того, как вертолеты стали все больше
осваивать небо над Беломорьем, задумка Поморцева становилась все более
реальной. Но вертолеты - еще не все. Главное - приемы и принципы раци-
онального отлова зверя в дружбе с наукой и в полном соответствии с го-
сударственными и международными нормами использования тюленьих стад.
     Еще в Мезени Поморцев посвятил в общих чертах в свой проект Шати-
лова и Климцова. Разговор состоялся в кабинете первого секретаря после
заседания бюро.
     - Вы,  конечно,  знаете,  что  прежде основной формой организации
промысла была ромша - зверобойная артель,  оснащенная небольшой легкой
лодкой,  винтовками и баграми,  - говорил Поморцев.  - Затем наши доб-
лестные зверобои, как того требовали время и технический прогресс, пе-
ресели на ледокольные пароходы и шхуны,  отстреливали и забивали баго-
риками тюленей,  волокли связки шкур к судну и грузили в трюмы. Промы-
сел расширялся,  а тюленьи стада отнюдь нет.  Поэтому время от времени
государство на добычу морского зверя вводило  ограничения  или  полный
запрет, с тем чтобы стада отдохнули и размножились.
     - Конечно, дай вам волю - всех перебьете, - сказал Шатилов.
     - Ну,  Иван Демидович... Мы-то особенно заинтересованы в сохране-
нии морского зверя,  - возразил Поморцев и продолжил:  - Так вот. Нап-
равление промысла было кожевенно-жировым. Теперь оно несколько измени-
лось.  Стало выгоднее шкурки пускать не на кожу,  а выделывать мех И в
шестидесятые  годы  мы  начали добывать белька в момент его перехода в
серку1. Такая шкурка на меховых аукционах ценится высоко, и продолжать
добычу серки - прямой расчет и нам,  и государству.  Вот я и предлагаю
прекратить трудоемкий и не очень маневренный промысел тюленей с кораб-
лей и призвать на помощь авиацию.
     1 Серка - молодой тюлень с пятнистым мехом стального оттенка

     - Каким образом? - поинтересовался Шатилов.
     - Мы берем в аренду или напрокат несколько вертолетов на весь пе-
риод зверобойной кампании,  подвешиваем  к  ним  металлические  гондо-
лы-контейнеры. Затем отлавливаем на льду нужного нам зверя, сажаем его
в сетные мешки, грузим в контейнеры, берем их на подвеску к вертолетам
и  доставляем на берег.  А там у нас приготовлены открытые вольеры.  В
них выдерживаем белька-хохлушу недели две до  той  поры,  пока  он  не
превратится в серку и... усыпляем препаратом.
     - Раньше багром в лоб,  а теперь укольчик - и все готово...  - не
без иронии заметил Шатилов.
     - Да, усыпляем дителином, - подтвердил Поморцев. - А потом снима-
ем шкурки и пускаем их в обработку. Вот и все.
     - А чем будете зверей кормить в вольерах?  Бельки ведь от матерей
отлучены...
     - Питаться зверь будет за счет жировых отложений. Наш способ поз-
волит сохранить около трети тюленей,  которые гибнут при  отстреле  из
винтовок,  - ведь не каждая пуля в цель, - избежать подранков, которые
ныряют в воду и гибнут в море...
     - Ну что же, - Шатилов откинулся на спинку стула - Если у вас все
достаточно обосновано и экономический эффект очевиден, такой промысел,
вероятно,  заинтересует  наши колхозы.  Только как-то не очень гуманно
получается...  Берем детеныша от матери,  тащим его по воздуху в лютый
мороз на берег,  держим его без пищи, а потом, значит, того... усыпля-
ем. Как это с точки зрения охраны природы?
     Поморцев и  Шатилов  были давно и довольно близко знакомы,  и то,
что секретарь иной раз подтрунивал над Сергеем Осиповичем,  было делом
обычным. Но последнее замечание Поморцеву явно не понравилось.
     - Мы,  Иван Демидович,  с вами не гимназисточки, - заговорил он с
горячностью.  - Мы - промысловики.  А промысел - дело государственное.
Что значит, не гуманно? Зверю все равно быть битому. Природные богатс-
тва для того и существуют, чтобы использовать их в интересах народного
хозяйства.  Использовать разумно,  в допустимых пределах, - не мне вам
объяснять.  Мы ведь не будем брать взрослых тюленей, пусть они живут и
размножаются. Мы будем брать приплод, причем не весь подряд, а опреде-
ленную квоту.
     Климцов, который все время молчал, наконец воспользовался паузой:
     - Сергей  Осипович,  а  мне ведь тоже приходила в голову подобная
мысль...
     - Какая? - с живостью обернулся Поморцев.
     - О том, чтобы использовать вертолеты. Только я не знал, как. За-
думка такая появилась, когда я в марте летал на разведку.
     - Вот и я летал на разведку,  и у меня  тоже  появилась  задумка.
Значит, вы со мной солидарны? Так что у нас еще один союзник появился.
     - Можете и меня считать таковым, - сказал Шатилов.
     - Сергей Осипович,  - продолжал Климцов. - Что потребуется от на-
шего колхоза? Каковы будут затраты?
     - Вот это по-деловому,  - одобрил Поморцев.  - Нужны будут прежде
всего вертолеты.  Они есть.  Авиаторам нужна работа.  У них тоже план.
Правда,  рейсы  дорогие,  но они окупятся.  Затем потребуются вольеры.
Проволочные сетки для ограждений стоят не так уж дорого. Мы на них да-
ли заявку.  Придется строить также гостиницу или общежитие для авиато-
ров и других работников.  Но самое главное - производственный цех.  Он
должен иметь необходимое оборудование и кадры.  В цехе будет первичная
обработка шкурок. Окончательная - на мехзаводах. Ну и еще нужны брига-
ды зверобоев или точнее звероловов, из колхозников.
     - Дел много.  Расходы большие, - призадумался Климцов. - Надо все
это обсудить с колхозниками.
     - Вот поедем и обсудим. Для начала придется использовать имеющие-
ся помещения и инвентарь. У вас есть склад, его можно временно приспо-
собить под цех. Пилотов придется пока размещать по домам колхозников.
     - Разместим, - заверил Климцов.
     - Базу горючего оборудуем в месте,  удобном для заправки вертоле-
тов. И вольеры надо строить сразу как следует, не на один год.
     - А в верхах ваш проект рассматривался? - спросил Шатилов.
     Поморцев мог бы рассказать ему,  что прежде, чем получить "добро"
на вольерное доращивание тюленей,  ему  пришлось  выдержать  несколько
сражений в разных инстанциях.  Севрыба возражала против такого метода,
потому что его внедрение могло, якобы, привести к простоям зверобойных
шхун.  Поморцев без особого труда опроверг несостоятельность этого до-
вода.  Решительно были настроены против этого метода и сотрудники  По-
лярного института, возражения свои они изложили в письме в научно тех-
нический совет министерства.  Вероятно,  возражения научных работников
ПИНРО1 имели под собой реальную почву:  нельзя было не считаться с ес-
тественными условиями миграции тюленьих стад в Белом море. Наука забо-
тилась об их сохранении и приросте, однако практика одержала верх. По-
морцев, опираясь на исследования одного из биологов, изучавших тюленьи
стада, сумел убедить всех в целесообразности новой технологии.
     1 Полярный  научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и
океанографии

     Но рассказывать  обо  всем этом сейчас Шатилову Поморцев счел из-
лишним. Он лишь ответил:
     - Область и Москва приняли и утвердили технологию, правда, пока в
порядке опыта... Она запатентована как изобретение.
     - И то ладно,  - кивнул Шатилов и посмотрел на Климцова. - Всякое
новое дело нуждается в проверке, Вам, Климцов, и карты в руки.




     Сергей Осипович Поморцев,  человек  твердого  характера,  большой
практик,  умел вести дела с размахом,  Он взял себе за правило совето-
ваться с людьми, учитывать коллективное мнение и опыт даже тогда, ког-
да был совершенно уверен в задуманном предприятии.  Ведь иной раз сов-
сем неожиданно могут быть обнаружены какие-либо просчеты.  Недаром го-
ворится: "На свой ум надейся, а с чужим советуйся".
     Поморцев рассказал обо всем на собрании колхозников.  Новые  нео-
бычные  условия и размах работ удивили зверобоев.  Но,  как люди дела,
они были расчетливы и осторожны и задали массу вопросов:  во что обой-
дется наем вертолетов, как будет оплачиваться труд, где взять дефицит-
ные материалы.  Невиданный прежде способ массового отлова зверя вызвал
разные толки и сомнения.  Непривычным было уже то,  что людям, как де-
сантникам, предстояло высаживаться с вертолетов на ледяные поля, целый
день  там ловить зверей,  сажать их в сетные мешки,  а после грузить в
контейнеры на подвеску к машинам. "А вдруг ударит непогода? Не потеря-
емся  ли мы во льдах?  Ведь вертолеты не могут летать при плохой види-
мости".
     У Поморцева  на каждый вопрос нашелся обстоятельный ответ.  И сам
он,  солидный в своем морском кителе с нашивками,  седоголовый, вселял
своим видом уверенность в успехе задуманного.
     На собрании были и старые поморы - Панькин,  Киндяков,  Дерябин и
другие.  Конечно,  им подобное не могло и во сне привидеться: огромная
ревущая машина зависает над льдиной где-нибудь между островом Моржовец
и Зимним берегом...  И с нее по стремянке прямо в снег спускаются зве-
робои, имея лишь самое необходимое и харч на день. Семен Дерябин толь-
ко слушал да головой покачивал. Дорофей подталкивал локтем в бок Пань-
кина и многозначительно поглядывал на него: дескать, вон теперь как! А
Панькин только вздыхал взволнованно. Он видел в своем воображении, как
будущей весной село наводнят пилоты, заправщики, метеорологи, радисты,
сотрудники рыбакколхозсоюза,  полярного института, корреспонденты, фо-
тографы и еще бог знает кто...  И станет в Унде так оживленно,  как не
бывало никогда.  И людям будет жарко от работы.  А ему,  Панькину,  по
старости лет и нездоровью придется только смотреть на все со  стороны.
Досадно...
     Увлеченный идеей Поморцева,  Дорофей не замечал огорчений старого
товарища  и продолжал подталкивать его локтем и даже подмигивать:  вон
как новое-то шагает! Панькин не выдержал и раздраженно одернул его:
     - Да перестань ты меня толкать.
     Собрание меж тем продолжалось. Секретарь райкома поинтересовался:
     - А что скажет по поводу новой технологии товарищ Митенев?
     Шатилов спросил его неспроста.  До сих  пор  Дмитрий  Викентьевич
молчал. Его, видимо, одолевали сомнения.
     - В принципе...  В принципе я это дело одобряю, - сказал парторг.
-  Однако  мы  идем на большой риск.  Придется нести огромные затраты.
Окупятся ли они?  Ведь мы только что приобрели тральщики.  На счету  у
нас кот наплакал...
     - Так,  - по лицу Шатилова пробежала тень озабоченности.  - А как
думает председатель?
     - Средства мы найдем,  - ответил Климцов. - Надо приступать к де-
лу.  Дмитрию Викентьевичу с его бухгалтерией следует составить подроб-
ную смету на все виды работ.  Тогда и увидим,  сколько потребуется де-
нег.
     Слова попросил Панькин.
     - Раздумывать тут нечего, - сказал он. - В новой организации про-
мысла я вижу прямую выгоду. Сколько стоит шкурка серки на меховом аук-
ционе?
     Поморцев назвал примерную цену.
     - Ну вот. А сколько надо добыть зверя в марте?
     Поморцев назвал внушительную цифру.
     - Так давайте перемножим, - Панькин при этом посмотрел на Митене-
ва.
     - А сколько стоит вертолет в сутки?  И много ли дней он будет ра-
ботать? - спросил тот.
     - Я называл вам стоимость машин на всю кампанию, - пояснил Помор-
цев.  - Вычтите эту сумму из предполагаемых доходов!  И учтите,  что в
зверобойном  промысле  будут  участвовать  на паях и соседние колхозы.
Центр промысла будет у вас,  и сюда они пришлют свои  бригады.  И  все
расходы и доходы будут распределяться, исходя из долевого участия.
     - Словом, дело решенное, - заявил Климцов. - Отступать нам теперь
никак нельзя...




     Шатилов и  Поморцев  коротали вечер в комнате приезжих,  где было
довольно уютно и чисто.  Манефа,  которой правление все-таки прибавило
зарплату,  хорошо все прибрала и протопила печку. От нее струилось ус-
тойчивое ровное тепло.
     В окно было видно,  как на западе в разорванные ветром облака са-
дилось солнце. На столе были разложены хлеб, масло, консервы, печенье.
Шатилов  наливал  в стаканы круто заваренный чай.  Пиджак его висел на
спинке стула,  воротник рубашки был по-домашнему расстегнут.  Поморцев
же,  затянутый в морской китель, и в этой обстановке выглядел, как ка-
питан на мостике.
     Пришел Климцов. Шатилов пригласил его к столу:
     - Садись, Иван Данилович, попьем чайку. Ну как, забот теперь при-
бавилось?
     - Конечно,  - отозвался Климцов. - Надо начинать с плана подгото-
вительных работ.
     - Командируем тебе в помощь плановика с экономистом,  -  пообещал
Поморцев.
     - Помощь будет кстати, - обрадовался Климцов.- Я в этих делах еще
не силен.
     - Мы завтра улетаем.  Если есть просьбы, выкладывай, - сказал По-
морцев.
     Иван Данилович тотчас достал из кармана аккуратно свернутый  лист
бумаги, развернув его, подал своему начальнику.
     - Это что, письменная просьба? - спросил тот.
     - Это  -  заявка,  которую  Панькин давал вам на отчетно-выборном
собрании. Она, к сожалению, не вся выполнена, - пояснил Климцов.
     Поморцев надел очки.
     - Давай посмотрим по пунктам. По-моему, тут уже выполнено многое.
     - Вы читайте, читайте, - лукаво посмотрел на него Иван Данилович.
     - Читаю: "Выделить моторную дору".
     - Дора не выделена, Сергей Осипович.
     - И не будем выделять. - Поморцев взглянул на Климцова поверх оч-
ков.  - Зачем она вам? Мы дадим новое судно типа ПТС1 мощностью двести
сил.  Примерно такое, как ваш "Боевик", только лучше - их модернизиро-
вали. Двигатели стоят мощнее, ну и все другое усовершенствовано.
     1 Приемо-транспортное судно.

     - Это  хорошо,  - согласился председатель.  - А когда можно полу-
чить?
     - Будущим летом. Вот денег заработаете...
     - Долгонько, но подождем. А не забудете?
     - Не забудем.  Дальше:  "сверлильный и токарный станки..." Это вы
получили.
     - Получили. А оборудование водонапорной башни?
     - С этим туго. Завод-изготовитель задерживает отгрузку. Мы посла-
ли туда толкача.  Получим - дадим. Дальше: трактор ДТ-75 с гидросисте-
мой. Получили же!
     - Получили. А вот кирпича и шифера, извиняюсь, вы дали нам вполо-
вину меньше против заявки.  Нам эти материалы нужны будут дозарезу!  -
Климцов наседал на Поморцева так настойчиво, Что Шатилов заулыбался. -
Новый-то цех придется строить!
     - Но ведь он будет деревянный,  брусковый,  - глянул опять поверх
очков Поморцев. - И крышу накинете тесовую.
     - Стены деревянные,  верно, - согласился Климцов, - а крышу лучше
делать шиферной. Дешевле и практичнее.
     Деловой разговор продолжался.  И когда,  наконец, все обговорили,
согласовали и утрясли, довольный обещаниями Поморцева, Климцов пригла-
сил начальство к себе на ужин.
     Но в это время пришел вызванный Шатиловым Митенев.  Чтобы не  ме-
шать их разговору,  Климцов решил уйти,  Поморцев вышел вместе с ним и
попросил показать ему колхозную электростанцию.
     - Пожалуйста, - охотно согласился Иван Данилович.
     По дороге Поморцев завел разговор:
     - У вас электростанция дает ток только до двенадцати ночи.  Такой
режим работы представляет для населения большие неудобства.
     - Почему, Сергей Осипович? Ведь ночью все спят.
     - А холодильники в домах?
     - Так их нет...
     - Потому и нет, что электричество не круглые сутки.
     - Обойдутся  без холодильников.  Погреба со льдом имеют.  Испокон
веку так было.
     - Надо жить по-современному. Холодильники колхозникам необходимы.
В других селах,  подключенных к государственной энергосети,  ток  дают
круглые сутки.  Нынче уже почти во всех деревнях и холодильники, и те-
левизоры,  и радиолы и даже пылесосы...  Так что отстаете... Ну а если
припозднился рыбак,  прибыл с путины ночью? Как ему чайком побаловать-
ся?  Ни плитки,  ни чайника не согреть,  да и зажечь кроме керосиновой
лампы, нечего... Тебе не приходила такая мысль? Подумай-ка над этим!




     Митенев внутренне  подобрался  и насторожился.  Иван Демидович не
спешил с разговором.
     - Что нового в партийной организации? - наконец спросил он.
     - Да все вроде по-старому,  Иван Демидович.  Живем обычным поряд-
ком. Собрания у нас ежемесячно, заседания бюро тоже...
     - Это ладно,  что и собрания и заседания бюро.  Только я хотел  о
другом. Вот сегодня говорили на собрании о новой технологии. Какую по-
зицию заняли вы? Разве это не партийное дело - внедрение нового? - Ша-
тилов  чуть склонился над столом.  - Вы - прекрасный финансист.  Но...
как бы вам сказать...  Вы почему-то не слишком заинтересованно относи-
тесь  к  новой технологии промысла морского зверя.  В чем же дело?  Вы
что, не верите в замысел Поморцева?
     - Да нет же,  - с досадой возразил Митенев.  - Поморцев - мужик с
опытом, много лет на этом деле. И я не против того, чтобы все это осу-
ществить.  Я  сомневаюсь только в сроках.  Будущей весной мы не сумеем
развернуться - дела много, а времени на подготовку мало. Что может по-
лучиться? А то, что мы возьмем семерку вертолетов, наловим зверей, по-
лучим шкурки,  а обработать не сумеем. На строительство и оборудование
цеха нет еще и проекта.  Ни машин,  ни приспособлений,  ни мастеров. А
ведь сырье надо как следует обработать! Не сотни, а тысячи шкурок.
     - Вот как, - суховато сказал Шатилов
     - Да,  так,  Иван Демидович. Зверобоям придется работать в непри-
вычной обстановке. Они станут звероловами. Белька нетрудно поймать, он
малоподвижен, но ведь надо его еще и погрузить на вертолеты. Какие бу-
дут контейнеры?  Крытые?  Открытые?  Если открытые, то в морозы да при
ветрах в полете не померзнут ли звери? Ведь отвечать придется...
     - Ответственности боитесь? - упрекнул Шатилов.
     - Нет... - Митенев старался сохранить спокойствие. - Я готов дер-
жать  ответ по справедливости.  Но непродуманными и скороспелыми дейс-
твиями мы можем нанести ущерб колхозу и государству.  -  Он  замолчал,
опустил голову.
     Шатилов в раздумье заходил по комнате.
     - Ну,  ладно,  допустим, вы правы. Так почему же, черт побери, вы
не сказали о том,  что вас мучает, на собрании? Почему вы только огра-
ничились упоминанием о больших расходах?
     Митенев приложил руку к груди.
     - Иван Демидович,  как я мог сказать, что в будущем году промысел
может сорваться?  Все - за,  один Митенев - против? "Ох, уж этот Мите-
нев, скажут, всегда и во всем сомневается! Сам себе не верит".
     - Напрасно ничего не сказали.  Нельзя было молчать. Все надо было
высказать на собрании, чтобы выяснить истинное положение дел.
     - Видимо, духу не хватило, - признался Митенев.
     - А ведь Климцов придерживается иного мнения!
     - Климцов молод и неопытен. Подбрось ему интересную идейку - сра-
зу ухватится... А что и как - не разберется.
     - Молод,  верно, но кое-какой опыт уже есть. Ну и что же вы пред-
лагаете?
     - Начать новый промысел не раньше чем через год.
     - Давайте подождем, когда вернется Поморцев. И вы ему обязательно
все выскажите.  Обсудим еще раз.  Но если окажется, что вы все-таки не
правы,  вам  круто придется менять свое отношение к вертолетной кампа-
нии.  Иначе вам трудно будет направлять усилия коммунистов и всех про-
мысловиков на то,  чтобы в марте будущего года уже работать по новому.
Если секретарь партбюро в чем то не убежден, может ли он убеждать дру-
гих?
     - Надо ставить на эту должность другого, - сказал Митенев сухо. -
Я давно собирался просить замену.  Мне трудно работать.  Дадим возмож-
ность проявить себя тому,  кто помоложе, кто мыслит по-современному. А
мне, видимо, возраст мешает... Я не привык, Иван Демидович, к нынешне-
му размаху в хозяйственной деятельности, к нынешним масштабам. Не при-
вык десятками тысяч расходовать вот так сразу деньги...




     Ночь выдалась  какая-то  бессонная  Шатилов  и  Поморцев,  сходив
все-таки к Климцову на ужин и досыта наевшись кулебяк с рыбой и напив-
шись чаю, улеглись на койки, но сон к ним не приходил.
     По комнате плавал,  словно легкий туман,  полусвет белой ночи. За
печкой верещал сверчок. Тикал казенный будильник на столе.
     Шатилов сел,  опустив с койки босые ноги, и подвинул ближе стул с
пепельницей. Поморцев лежал на спине, заложив руки за голову, и глядел
в выбеленный потолок.
     - Не спится, Иван Демидович? - спросил он
     - Не спится,  - пыхнул папиросой Шатилов. - Всякие мысли в голову
лезут...  Климцов  сказал,  что собирался строить коровник,  но теперь
придется это отложить - цех нужен. А ведь он обещал дояркам, что в бу-
дущем году перейдут в новое помещение, механизированное по всем прави-
лам...
     - Ну, коровник подождет.
     - Нельзя. Нельзя эту стройку откладывать, - резковато перебил его
Шатилов.  - Кто же будет заботиться о животноводах? Кто будет заводить
крупные животноводческие комплексы?
     - Иван Демидович, дорогой! Здесь ведь Поморье...
     - И в поморском колхозе есть возможность  сделать  животноводство
не попутной, не вспомогательной отраслью, а основной. Во всяком случае
не второстепенной. И рентабельной!
     - Ну, тут твоими устами заговорил аграрник!
     - А как же иначе?  Я ведь и есть аграрник. Кроме поморских, в ра-
йоне двадцать животноводческих хозяйств,  и о них - моя первая и глав-
ная забота!
     - Это я понимаю. И все же райкому не мешает почаще интересоваться
и рыбколхозами...
     - А разве мы не интересуемся?
     - Маловато, маловато, дорогой секретарь.
     - Маловато, потому что у них экономика крепче, да и есть постоян-
ный хозяин - рыбакколхозсоюз,  где шефом некий Поморцев.  Зачем же нам
его подменять?
     - Ну-ну,  - уклончиво произнес Сергей Осипович. - Чем же вы зани-
маетесь в остальных, не рыболовецких хозяйствах? Просвети-ка меня, все
равно не спим...
     - Дел много.  Прежде всего - комплексы.  Они - основа ведения ны-
нешнего хозяйства.  Их пока у нас в районе немного.  А надо переводить
сельский труд на промышленную основу,  добиваться,  чтобы каждый комп-
лекс стал фабрикой молока и мяса. С птицефермами у нас уже стало хоро-
шо. А с животноводческими комплексами посложнее. Многое еще мешает...
     - Что именно?
     - Мало рабочих рук...  Нет хороших дорог... Дороги, я тебе скажу,
в нашей местности - первое дело.  Хозяйства у нас растянулись по бере-
гам реки на добрую сотню километров. А дорог нет... Ни корма подвезти,
ни снабжение как следует наладить... Во многие села продукты и промто-
вары завозим летом, водным путем - создаем годовой запас. А река стала
- мы сели. Как из этих, пока еще предполагаемых, комплексов вывозить в
город молоко и мясо? Как доставлять материалы для строительства на се-
ло?  И не самолетами же перебрасывать скот на убойные пункты... Потому
что дорог хороших нет,  деревни у нас разрознены. В какой-нибудь дере-
вушке заболеет колхозник или колхозница, а медпункт в центре сельсове-
та, километров за десять или больше. Дорога, особенно весной и осенью,
скверная,  колеса вязнут,  - на лошаденке хрюпать приходится.  Ты  это
знаешь не хуже меня... И потому-то не держатся люди в деревне, и преж-
де всего молодежь.  Получат среднее образование - и до  свиданья,  дом
родной...  - Шатилов погасил окурок и лег.  - Я все больше задумываюсь
над судьбой нашей северной деревни. Она сейчас находится на своего ро-
да  водоразделе,  когда  со старым мы уже расстались,  а нового еще не
достигли...
     - Что ты имеешь в виду?
     - А то,  что деревня долгое время вынуждена была жить  в  рамках,
запрограммированных еще единоличным хозяйством. Теперь небольшие дере-
веньки исчезают.  А разобщенность сел вступает в противоречие с требо-
ваниями времени.  Время диктует новые способы и приемы ведения хозяйс-
тва,  новый бытовой уклад.  Вот я говорил о комплексах.  Вокруг такого
сельского  объекта и должны жить и работать современные землеробы.  Но
объектов таких пока еще очень мало.  До обидного мало,  и они не столь
совершенны, как бы хотелось...
     - Так в чем же дело?
     - Силенок маловато, чтобы сразу поднять такую махину... Мы многое
сделали и делаем, но надо делать куда как больше!..
     Оба умолкли.  Думали о деревне, но каждый по-своему. У Шатилова в
голове засела деревня с животноводческими комплексами и  всем  с  ними
связанным,  У  Поморцева  все  мысли  были связаны с рыбацкими селами.
Проблемы возникали разные, но одинаково трудноразрешимые.
     - Нелегко, - сказал наконец Поморцев. - Сочувствую тебе, Иван Де-
мидович, а помочь, сам понимаешь, не могу... Своих проблем - хоть пруд
пруди...
     - Вот как!  - полушутливо отозвался Шатилов.  - А я думал в твоем
рыбацком деле проблем не бывает: закинул невод - и тащи, что попадет.
     - Вот именно:  закинул... а вытащил вместо рыбы опять те же проб-
лемы... Мы, поморские колхозы, у Севрыбы да у Министерства рыбного хо-
зяйства вроде как сбоку припека...
     - Это как понимать?
     - Да так. Есть "большой флот" и есть "малый флот". "Большой флот"
-  это  Севрыба с тралфлотами Мурманским и Архангельским,  а "малый" -
мы, колхозники.
     - Ну и что? Делаете одно дело - ловите рыбу.
     - Ловить-то ловим,  да не в равных условиях.  Вот недавно  колхоз
"Звезда  Севера"  купил  два  старых тральщика.  А где новые?  Их дали
тралфлоту на пополнение...  И вообще,  сколько за последние десять лет
Севрыба получила новых кораблей,  а колхозы - ни одного.  И если бы не
купили старых, неизвестно, чем бы жили.
     - Так проси, добивайся новых кораблей!
     - А я не прошу?  Все время тем и занимаемся,  что просим. Теперь,
правда,  обещали  выделить  новый тральщик,  на него-то и рассчитывает
Климцов.
     - Все же, значит, дают.
     - Мало.  И вообще нам привыкли давать в основном то, что в "боль-
шом"  флоте не очень гоже,  не шибко рентабельно.  Но колхозники и при
таких неравных условиях тралфлот обходят.
     - Ну вот!  Зачем вам новые корабли,  раз вы и на старых траловому
флоту даете десять очков вперед.
     - Обижаешь,  Иван Демидович.  Надо нас в правах уравнять с госло-
вом. Рыбу-то ведь ловим тоже для государства!
     - Да... И я тебе сочувствую. Давай-ка попробуем все же теперь ус-
нуть.  Проблем всех нам все равно не решить, - сказал Шатилов, посмеи-
ваясь. Но смех его был не очень веселым.

     Дмитрий Викентьевич в тот вечер понял, что не случайно он остался
со своим мнением в одиночестве.  Жизнь идет вперед и диктует новые ме-
тоды работы, требующие смелых решений. А он к этому не привык, и у но-
вой жизни оказался как бы в хвосте.
     "Видимо, плохо я,  старый работник, представляющий вчерашний день
колхоза,  вписываюсь в современные масштабы. Как у финансиста, положе-
ние у меня подчиненное. Средствами распоряжаются правление с председа-
телем.  Мне остается только выполнять указания... А вот как парторг я,
кажется,  и вправду устарел.  Пусть поработает на этом месте другой. С
меня хватит".
     Утром он пришел на работу, как всегда, спокойный, уравновешенный,
чисто выбритый и первым делом заглянул в кабинет председателя.
     До вылета оставалось еще часа два.  С утра Шатилов и Поморцев ос-
мотрели помещение, предназначенное для временного цеха, и теперь сиде-
ли у Климцова, обмениваясь мнениями. Поморцев советовал председателю:
     - Надо до осени сделать для консервации шкурок небольшие бетонные
резервуары в земле на возвышенном месте, где нет грунтовых вод. Черте-
жи мы пришлем. Цемент, как приеду, сразу отгрузим.
     Климцов слушал и записывал в блокнот. Шатилов молча сидел у окна.
     - А, Дмитрий Викентьевич! - приветствовал он главбуха.
     Митенев вежливо поздоровался и стал слушать,  что говорит началь-
ство.  Когда Поморцев закончил деловой инструктаж, Шатилов сказал, об-
ращаясь ко всем:
     - Вот, товарищи, вчера Дмитрий Викентьевич просил заменить его на
посту секретаря партийной организации. Что скажете по этому поводу?
     - Разве есть к тому достаточные причины? - спросил Климцов.
     - Видимо, есть, - сдержанно заметил Шатилов.
     - Мне трудно работать по двум направлениям.  Теперь в бухгалтерии
дел  будет еще больше,  - стал объяснять Митенев.  - Да и со здоровьем
неважно...
     - Если Дмитрий Викентьевич настаивает,  просьбу придется уважить,
- высказал свое мнение Климцов. - Но я прошу вас, Дмитрий Викентьевич,
- обратился он к Митеневу,  - в бухгалтерии еще поработать. Никто, как
вы, не умеет экономить колхозный рубль. Другого главбуха нам не надо.
     - Буду работать, пока смогу, - обещал Дмитрий Викентьевич, трону-
тый просьбой председателя.
     - И  до отчетно-выборного собрания придется вам вести и партийную
работу.  Преждевременно вас освобождать никто не собирается,  - сказал
Шатилов.





     В отношениях мужчины и женщины наступает такой момент, когда при-
ходится  так или иначе решать свою судьбу.  И Суховерхов понимал,  что
такой момент в его отношениях с Феклой наступил.  Чувство, возникшее у
него к этой женщине,  было глубоко и серьезно. Кроме того, он, как ди-
ректор школы, руководитель коллектива педагогов, воспитатель детей, не
мог пренебрегать общественным мнением.  А что, если его ночной визит к
Фекле не остался незамеченным?  Это может вызвать  ненужные  кривотол-
ки...
     Школа была пуста.  Недавно в ней закончили ремонт, предшествующий
началу учебного года.  Леонид Иванович пришел проверить, хорошо ли вы-
сохла краска на партах,  и задержался в одном из классов. Не без труда
втиснувшись за парту,  предназначенную дляпятиклассников-шестиклассни-
ков, он облокотился на блестящую крышку и задумался. Фекла не выходила
у него из головы.  Одиночество ему наскучило,  а она определенно отно-
сится к нему с большой симпатией.  Конечно, любовь украдкой дальше не-
возможна.  Надо  или порывать связь,  или соединять свою судьбу с этой
женщиной.  А почему бы не соединить? У Феклы масса достоинств. Она ум-
на,  практична,  находчива,  жизнелюбива, заботлива, умелая хозяйка. В
селе ее уважают и ценят.  Недостаток образования с лихвой восполняется
в ней живостью ума, общительностью и массой других достоинств.

     Для объяснения с Феклой Суховерхов выбрал воскресный вечер, надел
выходной костюм, белую рубашку и тщательно повязал галстук. В портфель
положил бутылку марочного вина и коробку конфет.
     Ермолай был посвящен в его сердечные дела  и  отнесся  к  решению
постояльца одобрительно. Выйдя проводить Леонида Ивановича на крыльцо,
он весь так и сиял.
     Напутствовал Суховерхова Ермолай по-своему, по-унденски:
     - Будь с ней посмелее.  Она баба - огонь!  За словом в карман  не
полезет. Долго не обхаживай, не рассыпайся перед ней. Бери быка за ро-
га: раз-два - ив дамки!
     Фекла, придя  с  фермы  и поужинав,  сидела у стола и вышивала на
пяльцах.  В избе было тепло,  аппетитно пахло чем-то печеным или жаре-
ным. Леонид Иванович тихо прикрыл за собой дверь.
     - Добрый вечер, Фекла Осиповна!
     Фекла положила пяльцы на подоконник,  подошла к нему и подала ру-
ку.
     - Здравствуйте, Леонид Иванович! Рада вас видеть.
     Он пожал ее руку деликатно и многозначительно. Но обращение Феклы
к нему на "вы" привело его в некоторое смущение.
     - Что же вы,  будто аршин проглотили? - усмехнулась Фекла. - Про-
ходите,  садитесь. Я самовар поставлю. Долго не появлялись... Я уж ду-
мала - забыли про меня...
     Взявшись за самовар,  который стоял на табурете возле плиты,  она
метнула на Леонида Ивановича радостный взгляд, и он, поймав его, сразу
приободрился.
     - Дорогая Фекла Осиповна...  - торжественно произнес  Суховерхов,
не сходя с места и по-прежнему держа портфель в руке.
     Фекла поставила самовар на пол, сняла крышку и недоуменно посмот-
рела на него.
     - Да садитесь же. Почему это вы сегодня такой торжественный?
     - Я  пришел  сказать вам,  Фекла Осиповна...  Словом,  прошу вас,
будьте моей женой!
     Фекла чуть отступила,  выставив вперед руку,  словно останавливая
его этим жестом:  "Погодите,  не говорите ничего больше". Потом, маши-
нально поправив прическу и наконец овладев собой, подошла к Суховерхо-
ву и сняла с него мягкую шляпу,  отобрала портфель.  Шляпу повесила на
гвоздик,  портфель поставила на лавку,  а Леонида Ивановича усадила на
стул.
     - Вот так.  Теперь можно и потолковать. Что это вы такое там ска-
зали у порога? Я не расслышала...
     - Я  прошу вас стать моей женой,  - повторил он и добавил мягко и
доверительно: - Я вас полюбил...
     Фекла молча стояла перед ним.  Правду сказать, она немного расте-
рялась,  хоть и была женщиной находчивой.  Да и предложение это в  об-
щем-то  не явилось для нее неожиданностью.  Она частенько подумывала о
том,  что Суховерхов рано или поздно беспременно потянется к домашнему
теплу. Так оно и вышло. Но когда он произнес ожидаемые слова, Фекла не
нашлась, что ему ответить.
     - Ой, самовар-то! Простите... Я сейчас... - спохватилась она.
     И пока наливала самовар,  клала в него уголья, опускала зажженные
лучинки, а потом ставила жестяную трубу, в голове у нее вился рой мыс-
лей: "Что же ему ответить? Ах, боже мой! Человек пришел с открытой ду-
шой, а у меня и слов нет..."
     Наконец она решилась:
     - А вы, Леонид Иванович, хорошо все обдумали?- спросила напрямик.
     Теперь, когда главное уже было сказано, Суховерхову стало легче.
     - Да, Фекла Осиповна, я все обдумал.
     Она вздохнула и продолжила с некоторым сожалением:
     - Я уж не молода. Вам бы нужна подруга жизни помоложе...
     - Никто другой мне не нужен.
     - Ну что ж...  спасибо...  Но,  как бы вам сказать,  чтобы вас не
обидеть... Я ведь уж старею. Вы моложе меня...
     - Давайте, не будем говорить об этом, - попросил он.
     Она взглянула на него благодарно и отозвалась  очень  тихо,  так,
что он едва расслышал:
     - Как хотите. Не будем, так не будем. Только... только я не знаю,
смогу ли стать матерью... - она вся напряглась, словно пытаясь преодо-
леть сильную внутреннюю боль, но сказать о таком щекотливом деле сочла
просто необходимым.
     - И об этом не будем говорить.  Я просто хочу,  чтобы вы были  со
мной рядом до конца... С вами будет тепло, радостно. Я знаю.
     - Вы так думаете?
     - Я уверен в этом.
     - Милый ты мой! Учитель! - точно вырвалось у нее из души, но Фек-
ла сдержала себя и спрятала вспыхнувшее румянцем лицо,  снова склонив-
шись над самоваром.
     Затем они пили чай, угощались массандровским вином. Фекла усилен-
но потчевала Леонида Ивановича,  а он благодарил и все ждал от нее от-
вета.  Но Фекла все время словно бы уклонялась от окончательного реше-
ния,  и Суховерхов начал тревожиться. От волнения он даже выпил лишнюю
рюмку,  и  голова у него закружилась.  Пришлось приналечь на закуску и
выпить крепкого чаю.
     Когда Леонид  Иванович собрался уходить,  Фекла подала ему шляпу,
смахнув с нее воображаемую пыль платочком.
     - Вы так и не дали мне ответа,  Феня... - робко напомнил Суховер-
хов.
     Она провела рукой по его волнистым русым волосам.
     - Раз вы хотите жениться на мне и думаете,  что вам со мной будет
хорошо, то я согласна. Лишь бы вам со мной было хорошо...
     Потом посмотрела ему прямо в глаза и степенно, по-старинному, по-
целовала в губы.
     - Ну вот. Теперь идите...
     И когда Леонид Иванович ушел,  накинула полушалок и тоже вышла на
улицу.  Постояла на крыльце, счастливо улыбаясь, и побрела по тропинке
к реке.
     Берег был неподалеку.  На обрыве лежал большой,  вросший в  землю
камень.  Фекла вспомнила, как здесь, напротив камня, мужики, среди ко-
торых был и ее отец,  грузили перед самым приливом карбас. А когда на-
чался прилив,  карбас отчалил и пошел к шхуне, стоявшей в устье. Отец,
сидя в корме,  у правила,  обернувшись,  помахал им с матерью рукой. А
потом,  сутулясь,  отвернулся и стал смотреть вперед. Мать взяла ее за
руку и повела домой старательно пряча слезы,  вызванные  расставанием.
События давних лет со всей отчетливостью воскресли в памяти Феклы.
     Взгляд ее устремился в сторону устья,  которое расширялось и вли-
валось вдали в губу.  В левой стороне залива невидимо отсюда над морем
высокий обрыв Чебурай.  Берег Розовой Чайки...  Фекла вспомнила войну,
то,  как она ловила семгу с Семеном Дерябиным, и в сердце шевельнулась
грусть...
     А Суховерхов  в  это  время вернулся домой совершенно счастливый.
Едва переступив порог,  он уткнулся лицом в жидкую стариковскую бороду
Ермолая, и тот сразу понял, с какими вестями вернулся его постоялец.
     - Когда свадьба-то?
     - Скоро. Очень скоро будет свадьба.




     Женитьба эта порядком взбудоражила село. Кто бы мог подумать, что
Зюзина на склоне лет выйдет замуж,  да еще и жениха  отхватит  такого,
что многим на зависть:  человека образованного, директора школы. Имена
жениха и невесты вертелись у баб на языке целую неделю.  Известное де-
ло,  людская  молва,  что морская волна:  начнет бить в берег - только
держись, а как ветер утихнет - и нет ее, улеглась.
     Как водится, позлословили:
     - Вспомнила Фекла свой девишник...
     - Опоила приворотным зельем Суховерхова, вот и присох к ней.
     - Леонид-то Иванович женился,  как на льду обломился: Фекла-то уж
не первой молодости невеста, и чего он сунул шею в хомут?
     Высказывались и другие мнения:
     - Фекла - баба золотая. Директору повезло.
     - Не она, так до смерти и ходил бы бобылем. Правильно сделал: без
жены, как без шапки. "Клад да жена на счастливого".
     Все эти суды-пересуды происходили,  как водится,  по-за глаза.  В
открытую даже недоброжелатели не решались осуждать Зюзину и Суховерхо-
ва:  "Что ж, оба они - люди свободные, а годы уходят. Нашли друг друга
- и ладно, пусть живут с богом".
     А старые друзья Зюзиной - те просто были довольны, что Фекла Оси-
повна  наконец-то  устроила свою судьбу,  выходя замуж за Суховерхова.
Родион Мальгин, регистрируя в сельсовете их брак, сказал Фекле:
     - А  помнишь,  Феня,  как  ты везла меня в санях после госпиталя?
Помнишь, как сожалела, что не нашла своего суженого? Вот теперь и наш-
ла. Живите в любви да в согласии!
     И Панькин,  когда Фекла пришла звать его на свадьбу,  расчувство-
вался и признался:
     - Женитьба ваша, Фекла Осиповна, не случайна. Ведь я еще тогда, в
твои именины, решил: быть вам вместе. Вот и вышло по-моему. Так или не
так?
     - Так,  так Тихон Сафонович,  - прослезилась на радостях Фекла. -
Вы,  правду сказать,  во многом определяли мою судьбу.  Спасибо вам! -
Она помолчала,  успокоилась и уже по-деловому добавила:  - Мы не будем
делать большую свадьбу. Я приглашаю только самых близких.
     - Хорошо. Мы с женкой придем непременно.
     Фекла ушла от Панькина грустная,  потому что выглядел он неважно:
лицо  бледное,  с  нездоровой рыхловатостью,  ходил по избе осторожно,
словно боялся поскользнуться.  И хоть бодрился и шутил Тихон  Сафоныч,
Фекла отметила про себя,  что бывший председатель сильно сдал: укатали
сивку крутые горки.
     А вот Киндяков и с возрастом не накопил жирка,  был жилист, цепок
к жизни.  Борода у него задорно торчала вперед,  и ходил  он  довольно
резво.  "Сухое дерево дольше скрипит.  Дай бог ему здоровья", - не раз
желала мысленно Фекла.
     К известию о ее замужестве Дорофей отнесся с одобрением.
     - Давно, Феня, надо было найти тебе свой причал. Вот и нашла. Жи-
ви счастливо и благополучно!
     - Спасибо, Дорофеюшко, - поблагодарила его Фекла.
     Однако от своих обычных подковырок Дорофей все же не удержался:
     - Давно ли крутите любовь-то? - будто между прочим поинтересовал-
ся он.
     Фекла ответила уклончиво.
     - Значит,  по пословице:  "Была бы постелюшка, а милой найдется?"
Девице положено согрешить, иначе ей не в чем было бы каяться...
     Фекла довольно чувствительно ударила его кулаком по спине.
     - Ох и шуточки у тя!  Язык бы отсох!  Правду говорят -  горбатого
могила исправит.
     - Неужто обиделась? - с невинным видом спросил Дорофей., - А еже-
ли  эдак  мужа будешь лупить - так он долго не протянет.  Вдовой оста-
нешься.
     - Мужа  я буду колотить полегче.  А обижаться на тебя грех.  Ты у
нас святой,  Дорофеюшко!  Весь век прожил с Ефросиньей и ни разу ей не
изменил.  Бабы, что иной раз дерутся с мужьями-гуленами, тебя всегда в
пример ставят.
     - Ишь ты, как сказанула! Не знаю уж, то ли благодарить тя на доб-
ром слове, то ли обозлиться?
     - Благодари, Дорофеюшко, потому как я сказала тебе сущую правду.
     - Ну спасибо,  спасибо,  - рассмеялся Дорофей.  - Только этим ты,
Феклуша, вроде как мою мужскую честь задела...
     - Всяк честен своими заслугами.  Ладно,  приходи в гости,  обмоем
наше бракосочетание.
     - Приду,  приду.  Кто знает,  может, боле и не гуливать на свадь-
бах-то? Старею я, Феклуша. А ты молодец! Про деток не забудь, - нраво-
учительно напомнил Дорофей. - Родить надобно помора!
     - Это уж как получится... - улыбнулась Фекла.
     Праздничное настроение ее неожиданно нарушилось:  в  самый  канун
свадьбы  умерла Авдотья Тимонина.  Давняя недоброжелательница Зюзиной,
она даже смертью своей словно хотела испортить ей светлый праздник за-
мужества...
     Сколько раз бывало вгоняла она Феклу  в  слезы,  сколько  сплетен
распространяла  про  нее по селу.  Что поделать,  когда зависть творит
свое черное дело: хоть бисером рассыпься, а не заслужишь от завистника
доброго слова.  Даже достоинства твои обернутся в его устах против те-
бя.  Но Фекла все-таки жалела Авдотью - как-никак вместе в войну рыба-
чили, ходили зверя бить во льды - и с согласия мужа передвинула свадь-
бу.
     Чтобы было веселее, она пригласила на торжество и молодежь: Роди-
она попросила привести дочь и сына,  а Соне Кукшиной сказала, чтобы та
пришла  с  дочкой  Сашей.  Само собой разумеется,  пришли на свадьбу и
Климцов с супругой.
     Митенев на  свадьбе не был,  сославшись на головную боль и модную
нынче болезнь гипертонию...
     Застолье проходило в верхней, чистой, или летней, избе. Фекла два
дня прибирала ее,  выбрасывала старье, белила потолок, мыла окна и по-
лы, вместе с Леонидом Ивановичем оклеивала стены новыми обоями. Тесная
зимовка казалась ей неподходящей для семейной жизни,  и она решила об-
живать летнюю половину.
     Под дружные возгласы "горько" Леонид Иванович целовался с  супру-
гой, говорил ей ласковые слова, а потом, как это порой бывает с мало и
редко пьющими людьми,  не рассчитав свои силы,  сник.  Фекла чуть-чуть
сконфузилась,  но  ненадолго.  Она решительно подхватила мужа и унесла
его в спальню. Гости одобрительно зашумели:
     - О-о-о! Вот это жена! С такой не пропадешь!




     В середине  августа  к Родиону неожиданно приехал его брат Тихон.
Они не виделись с зимы сорок первого года.  Хотя Родион воевал на  Се-
верном фронте, а Тихон плавал в Баренцевом и Белом морях на транспорт-
ном пароходе "Большевик", перевозившем союзнические грузы, встретиться
братьям в те годы так и не довелось. А потом Тихон совершил переход на
"Большевике" во Владивосток и остался служить на Тихом  океане.  Когда
пароход  списали  с флота за ветхостью,  Тихона назначили капитаном на
новое океанское судно-сухогруз,  и выбраться на побывку в родные места
ему опять не удалось.
     Но вот наконец он в Унде.  Родион едва  узнал  брата.  Годы  дали
знать себя:  на загорелом лице Тихона резко обозначились морщинки,  он
полысел и обзавелся заметным брюшком,  хотя и выглядел  в  капитанской
форме бравым мореходом.
     - Ты чего такой худой?  - спросил он,  обнимая Родиона.  -  Плохо
кормят,  что ли? Тощий, безрукий, в эдаком пиджачишке... За что только
тебя Августа любит? И любит ли? - пошутил брат.
     - Каждому  свое,  -  отвечал Родион.  - Я вот руку потерял,  а ты
брюшко нажил... А насчет любви не сомневайся... И этот пиджачишко, как
ты  изволил выразиться,  вполне удобен.  Мы ведь не столь богаты,  как
морская интеллигенция. Мы - сермяжная рыбацкая рать. И не растолстел я
потому,  что питаюсь в основном рыбой,  на которой не разжиреешь. Но в
ней,  говорят,  фосфору много, что для головных мозгов пользительно. И
потому в Унде у нас народ толковый,  а не то,  что какие-нибудь влади-
востокские варяги...
     Тихон рассмеялся открыто, весело, как бывало в юности.
     - Отбрил!  Ну,  отбрил,  братуха! Ладно, не обижайся. Я ведь шут-
кую...
     - Да чего обижаться то? Ишь, и словечки у тебя не поморские стали
соскакивать с языка:  "шуткую"...  Там научился?  Ну, ничего, поживешь
дома - вспомнишь родные слова.  Женку-то почему не  привез?  Поглядели
бы...
     - Дома сидит.  В декретном отпуске.  Живот у нее, пожалуй, теперь
побольше моего,  - снова засмеялся Тихон.  - Я вот уехал и беспокоюсь,
не рассыпалась бы там без меня... Ну да ничего, в крайнем случае, теща
поможет.
     - Значит, наследника ждешь? Это ладно.
     Тихон приехал на Север не только для того, чтобы побывать в роди-
тельском доме.  Комитет ветеранов Северного морского пароходства приг-
ласил его на встречу старых моряков,  которые плавали во время войны в
конвоях, и три дня он провел в Архангельске.
     - Собралась  старая  гвардия в мореходном училище,  - рассказывал
он. - В большом зале столики расставлены, на них угощение: фрукты, ка-
рамельки,  лимонад,  пиво,  икорка на тарелочках и все такое прочее. И
сцена с микрофоном.  Открыл встречу начальник пароходства, а потом ве-
тераны ударились в воспоминания, кто на чем и куда плавал, сколько раз
тонул,  сколько под бомбежкой был,  как доставляли  грузы  ценные  для
фронта.  И меня вытащили к микрофону. Вспомнил и я, как мы с капитаном
Афанасьевым да помполитом Петровским шли из  Исландии  в  Мурманск  на
"Большевике", как бомба грохнулась на палубу, а мы назло фашистам сох-
ранили и плавучесть,  и ход.  Хорошо поговорили... Ну а на другой день
на "Александре Кучине"1 пошли в море к острову Сосновец почтить память
товарищей,  что погибли в Великую Отечественную...  Там венки на  воду
опускали,  и  салютовали,  и  торжественное построение было на палубе.
Словом, эти дни надолго запомнятся.
     1 Теплоход, названный именем известного капитана и питомца Архан-
гельского мореходного училища Александра Степановича Кучина.  В после-
военные годы это судно было учебным кораблем для молодых моряков.

     Братья сходили на кладбище,  на могилу матери. Постояли там молча
перед заросшим травой бугорком с темным, чуть потрескавшимся от време-
ни сосновым крестом.  Положили на могилу цветы.  А потом Тихон,  надев
сапоги и ватник, отправился бродить по тропинкам своего детства. Преж-
де всего побывал на причале у колхозных складов,  откуда, бывало, ухо-
дили рыбаки в море,  осмотрел старый бот,  на котором Дорофей Киндяков
плавал  в войну у берегов Мурмана.  Бот стоял теперь под урезом берега
на деревянных подпорах.
     Тихон поднялся  на  палубу,  которая и сейчас еще была без единой
щелки - на совесть строили северные корабелы. Покрутил старинный дубо-
вый  штурвал  с  выточенными  из стали накладками у осевого отверстия.
Стекол конечно, не сохранилось, и в рубке тоскливо посвистывал ветер.
     На северо-восточной окраине села Тихон спустился на берег, к при-
ливной,  черте. Здесь Унда издавна провожала в море, а потом встречала
с промысла зверобоев. Тихон долго стоял на обнажившейся в отлив песча-
ной  полосе,  сняв шапку и вспоминая,  как в феврале двадцать девятого
года, перед самой коллективизацией он с Родионом и матерью встречал из
плавания  отца.  Это тогда Анисим Родионов принес худую весть о гибели
во льдах Елисея Мальгина. Все вспомнил Тихон: и низкое негреющее солн-
це,  и резкий ветер,  и поземку, и то, как у матери подкосились ноги и
она,  опустившись в снег на колени,  закричала страшно и пронзительно:
"Елисе-е-е-юшко-о-о!"
     Над морем толпились лиловые облака, а в просветы меж них прорыва-
лись веселые лучи солнца.  Тронутые позолотой плескались в стремитель-
ном беге волны,  они торопились вдаль, к горизонту, и, казалось, ничто
не могло удержать их. Тихон долго не мог отвести от них взгляд. А ког-
да повернул обратно в село, задержался на возвышенном местечке у бере-
гового обрыва, возле серых от непогоды деревянных поминальных крестов.
Ветер трепал навешенные на них белые льняные полотенца.
     ...В тридцать втором году колхозный промысловый бот "Ударник" по-
пал в жестокий шторм у берегов Мурмана.  Двигатель отказал, и неуправ-
ляемое суденышко прибоем разбило в щепки о скалы. Вся команда погибла.
В память о ней и были поставлены эти кресты.  Сюда,  словно на древнее
языческое  капище,  каждый  год  в день поминовения приходили матери и
вдовы утонувших рыбаков плакать и причитать:

                     Он, уж и век по путям нашим, дороженькам,
                     Уж вам больше будет не бывати,
                     Уж и черных-то болотинок
                     Да вам больше будет не топтати...

     Только ветры  да пустынный берег знали,  сколько тут было пролито
слез, сколько произнесено сокровенных, идущих от сердца слов.
     Да, старое  неизбывно напоминало о себе.  От него не уйдешь,  его
нигде и никогда не забудешь!  Крепок поморский корень  с  незапамятных
времен в этих пустынных неприветливых местах.

     Теперь здесь новая жизнь. Брат рассказывал Тихону, что колхоз об-
завелся тральщиками и будущей весной собирается вести зверобойный про-
мысел с помощью авиации.  А сможет ли он, Тихон, вернуться сюда, чтобы
участвовать в этой новой жизни?  Непросто после бойких торговых  путей
ложиться  на древний поморский курс.  Вряд ли он решится расстаться со
своим кораблем,  экипажем,  с большим и оживленным портом  на  Дальнем
Востоке. Да и жена, наверно, не согласится переехать сюда...




     Многое менялось  в  поморском  селе:  его внешний вид,  способы и
средства промыслов, бытовой уклад, но традиции и многие привычки оста-
вались незыблемыми.
     Как всегда,  посиживали старики на ступеньках магазинного крылеч-
ка.  Они приходили сюда обменяться новостями,  погреться на солнышке и
вчера, и позавчера, и много лет назад.
     Ушли из жизни, "улетели на Гусиную землю" деды Иероним Пастухов и
Никифор Рындин,  пришли на смену Аниспм Родионов,  Ермолай  Мальгин  и
другие.  Тут они и сидели,  на вымытых до блеска ступенях,  встречая и
провожая каждого прохожего мудрыми всевидящими взглядами и неторопливо
разговаривая о погоде, об уловах, о направлении ветров, о том, кто уе-
хал в город навовсе,  а кто не навовсе, кто на ком собирается жениться
и кто с кем поссорился, а то и подрался, пытаясь таким способом решить
семейный конфликт... Да мало ли тем для разговоров!
     Когда Тихон проходил мимо, один из стариков окликнул его:
     - Эй, тезка! Подь-ко сюда. Посиди с нами, уважь ветеранов.
     Это был  Тихон Сафоныч,  бывший предколхоза,  а ныне персональный
пенсионер областного значения.
     Выйдя на пенсию, на крылечко Панькин попал не сразу: все не хоте-
лось считать себя стариком.  Каждый день он довольно резво  поднимался
по ступенькам,  в магазин за хлебом,  но со стариками только снисходи-
тельно здоровался да отвечал шуточками на их  колкие  замечания:  дес-
кать,  "нашего полку прибыло, пополнилась пенсионерская гвардия", "был
председатель,  да весь вышел;  только по старому  морскому  картузику,
именуемому мичманкой, и можно узнать бывшего резвого главу колхоза..."
Старики не спешили приглашать Панькина посидеть с ними.  Знали -  рано
или  поздно не минует Тихон Сафоныч этой участи,  и как бы он ни моло-
дился, как бы ни хорохорился, на крылечке ему сидеть все равно придет-
ся.
     А Тихон Сафоныч первое время сидение такое считал для себя даже в
некотором  роде  зазорным,  тем более что кой-кто из стариков не прочь
был, выждав податливых знакомых, подзанять у них рублишко да скинуться
"на  троих"  - такой городской обычай приплавился каким-то путем и сю-
да... Правда, выпивох среди пенсионеров было немного. Кадровые седуны,
понимая, что вино преждевременно уносит в могилу далеко не маловытных1
поморских мужей,  опасались спиртного, как черти ладана, собираясь по-
жить возможно дольше...
     1 От слова "выть" - прием пищи (обед,  ужин и пр.).  Маловытныи -
слабый, некрепкий, малохольный.

     Но пришло  время  - стали плохо слушаться ноги,  заныла поясница,
запокалывало сердце,  и Тихон Сафоныч  стал  частенько  опускаться  на
гладкие ступеньки рыбкооповского крылечка.
     Иногда за продуктами приходил и Дорофей Киндяков.  Подобно Тихону
Сафонычу,  на первых порах он тоже хорохорился,  небрежно здороваясь с
теми,  кто праздно греет задом крыльцо,  и довольно проворно шмыгал  в
магазин.  Но старики не сомневались,  что скоро и он наденет валенки с
галошами, фуфайку, ушанку и попросит их потесниться. А пока его встре-
чали примерно так:
     - Все плаваешь, капитан?
     - Да плаваю, - отвечал он. - Куды денессе-то? вместе с "Боевиком"
и пойду на отдых. А у него ищо цилиндры не скрипят...
     - Ну,  ну,  плавай пока,  - старики многозначительно переглядыва-
лись.
     Тихон остановился перед крыльцом,  отвесив общий поклон.  Панькин
поднялся и обнял Мальгина-младшего.
     - Прибыл-таки к родному очагу! Почему ко мне не заходишь? Не заз-
нался ли?..  Грешно забывать старых друзей! Я ведь тебя на руках наши-
вал, когда ты сопельки под носом рукавом вытирать изволил...
     - Уж вы простите меня,  Тихон Сафоныч, - ответил Тихон Мальгин. -
Я ведь только вчера прибыл.  Вечер провел с братухой...  А сегодня вот
пошел посмотреть на родное село.
     - Ну и как? - Панькин опять сел на ступеньку. - Понравилось?
     - Да разве может не понравиться родное село? Где бы ни был, в ка-
ких бы морях ни болтался, а дом все-таки есть дом...
     - Ну,  как живешь-то?  На Дальнем Востоке ветра-то холоднее наших
али теплее? И волна там круче ли нашей?
     - Ветра разные бывают.  И волна тоже...  Зайду - поговорим, Тихон
Сафоныч. Или нет, лучше вы приходите к нам вечерком. Чайку попьем, по-
беседуем. Придете?
     - Ладно, приду.
     Панькин приветливо поглядел из-под козырька мичманки на тезку.




     По случаю приезда брата Родион Мальгин позвал в гости своего тес-
тя Дорофея и Панькина с женами.  Августа с утра жарила и пекла в русс-
кой печи,  и на сей раз превзошла самое себя:  все получилось исключи-
тельно вкусно - и кулебячки с сигами,  и тушеная баранина,  и пироги с
рисом и печенкой.  Гости,  отдавая должное всевозможным кушаньям, вина
пили немного, и застолье не было шумным.
     Родион и Панькин,  памятуя о давнем намерении перетянуть Тихона с
Дальнего Востока на Север, дружно обрабатывали его.
     - Вот ты, Тиша, подумай хорошенько, - говорил Родион. - Заработки
у  нас не меньше,  и премии при выполнении плана начисляют.  Ну а если
тебе дома жить не поглянется, так поселись в Архангельске. Там колхозы
на паях строят жилой дом для судового командного состава. Квартиру те-
бе дадут. Чего думать-то?
     - Сколько бы ни скитался на чужой стороне,  домой рано пли поздно
все равно захочется,  - убеждал Панькин,  - Не сейчас,  так после, под
старость непременно пригребешь сюда.  Выйдешь на пенсию - спать по но-
чам не заможешь.  Унда у тебя постоянно будет перед  глазами.  Попомни
мое слово! Уж лучше перебраться теперь, чем после.
     - Надо подумать хорошенько. С женой обговорить. Боюсь, она на это
дело туго пойдет,  у нее там родители старенькие, - высказал свои опа-
сения Тихон.
     - Ты потолкуй с ней,  - настаивал Родион.  - Скажи, что на Севере
много хорошего.
     - Да,  хорошего  немало,  - подхватил Дорофей.  - Вон грибов-ягод
сколько!  Да и места красивые...  Ныне каждый  год  туристов  навалом.
Взять хоть Соловки...  Прежде,  при царе,  туда ссылали, а теперь сами
едут.  Музей там, достопримечательность старинная. И под Архангельском
в Малых Карелах деревянных церквей понастроили. С колокольным звоном.
     - Церкви да иные здания привезены в Малые Карелы из разных  дере-
вень  как памятники архитектуры и старого быта,  - уточнил Панькин.  -
Музей деревянного зодчества называется.
     - А  строительство в Архангельске!  - продолжал Дорофей.  - Какие
здания отгроханы!  На удивление.  Старых деревянных домишек уж  совсем
немного осталось.  Мы вон с Офоней Патокиным искали Вавилу Ряхина, так
еле нашли... А еще ты жене про Кий-остров расскажи. Вот где красотища,
говорят, - оживился он. - Я хоть и не бывал там, но слыхивал.
     - По тоням ее провезем,  по побережью, - пообещал Родион. - Там у
нас  благодать!  Посмотрит,  как семгу ловят.  Ухи рыбацкой похлебает.
Влюбится в Унду, ей богу...
     - А народ-то у нас какой!  - воскликнул Тихон Сафоныч.  - Работя-
щий, умный, добрый! Ты ей про народ непременно обскажи.
     - Да,  да!  - поддержал Панькина Дорофей. - У вас там люди приез-
жие,  с бору да с сосенки.  Может,  они и хорошие, хаять не буду. Но у
нас - все свои. Один поп, бывало, крестил... Дружно живем.
     - Да я не знаю,  что ли? - улыбнулся Тихон. - В общем вы меня пе-
рестаньте уговаривать.  К родине я всей душой расположен.  Только надо
все хорошенько обмозговать.
     - Вот и обмозговывай да решай поскорее,  - словно подвел итог Ро-
дион.
     Затем объектом поучений стал сын Мальгиных Елисей,  который сидел
тут же за чашкой чая.  Высокий,  как и все нынешние парни, светловоло-
сый,  прическа по-современному. Большие серые глаза внимательно и чуть
снисходительно посматривают на отца,  на дядю, на Дорофея с Панькиным.
Он слушал,  как убеждали дядю переехать на Север,  и думал:  "Пожалуй,
напрасно стараются.  Дядя все равно там останется: отрезанный ломоть к
караваю  не пристанет.  Во Владивостоке жизнь бойчее,  веселее..." Эта
уверенность у Елисея укрепилась,  когда Тихон рассказывал о дальневос-
точном флоте, о тамошних морских традициях, о знаменитой бухте Золотой
Рог...
     Но теперь взоры сидевших за столом обратились к Елисею.
     - Ну дак что,  Елисей, не удалось в институт поступить? - спросил
Дорофей.
     - Не прошел по конкурсу,  - ответил  парень,  опустив  голову.  -
Тройку схватил...
     - Нынче на тройках не ездят. Век не тот, - сказал отец.
     - Не горюй, парень, - добродушно ободрил паренька Панькин. - Мож-
но на будущий год повторить попытку.  А не лучше ли было бы тебе в мо-
реходку податься?
     - Да я с ним говорил, - махнул рукой отец. - Не пожелал он.
     Елисей с некоторой досадой отозвался:
     - Почему вы, батя, так? Меня тянуло к архитектуре. Но раз не выш-
ло, теперь я должен по другому решать свою судьбу.
     - И как будешь решать ее? - поинтересовался дядя.
     - Отслужу пока в армии, а там видно будет.
     - А все-таки лучше бы тебе в мореходку,  - сказал Тихон.  -  Наша
профессия в почете,  живем неплохо. Плавал бы капитаном, штурманом или
механиком. Поедем со мной, - там у нас высшее мореходное училище есть.
Собирай чемодан - и баста!
     Тут уж Родион не выдержал и обиженно прервал брата:
     - Да ты что,  в самом-то деле! Сам от дома отбился и племяша сле-
дом тянешь?  Видали?  - обратился он за сочувствием к Панькину и Доро-
фею. - Мы его целый час уговаривали, а он все на восток глядит.
     Елисей довольно смело вступился за дядю:
     - Везде люди живут.
     - Видали?  - еще больше возмутился Родион.  - Каков дядя, таков и
племяш!
     Вид у него был такой сердитый и обиженный,  что Тихон не выдержал
и рассмеялся.
     - Не расстраивайся,  братуха!  - весело сказал он.  - Мы ведь еще
никуда не поехали. Давайте лучше по чарочке.
     Тихон выпил стопку, обвел взглядом застолье и вдруг запел:

                     В синем море волны пляшут,
                     Норовят лизнуть шпигаты.
                     С моряками море пашут
                     Салажата, салажата...

     - Бывало,  эту песенку мы в мореходке пели...  Эх! - пояснил он и
еще раз повторил:

                     С мо-ря-ка-ми мо-ре па-шут
                     Салажа-та, са-ла-жа-та-а-а...

     - Все  мы салажата в этой агромадной жизни,  - философски заметил
Панькин.
     Через два  дня Тихон уехал во Владивосток.  На прощанье он сказал
брату:
     - Насчет переезда я, конечно, подумаю...
     Голос его при этом был не очень уверенным, скорее, виноватым.





     В конце августа "Боевик" вышел с приливом на семужьи тони, распо-
ложенные на Абрамовском берегу Мезенского залива.  Правил судном Доро-
фей.  Груз  невелик  -  продукты  для рыбаков-семужников да кое-что из
снастей. Капитан рассчитывал вернуться в село к вечеру. Стоя в рубке у
штурвала,  он вглядывался в очертания берега, который тянулся слева по
курсу, посматривал в небо и изредка на компас.
     С утра было облачно и прохладно. Дул ровный северо-западный ветер
- побережник. Но во второй половине дня облака ушли за горизонт, и не-
бо стало чистым, ничто не предвещало ненастья.
     Ритмично работал дизель, волны шумели и плескались о борта. Судно
шло полным ходом.
     И вдруг полоска берега куда-то  исчезла.  Ее  вроде  бы  затянуло
плотным туманом.  Дорофей сверился по компасу и удивился: берег должен
быть совсем близко, но его не видно, хоть погода - яснее некуда. Доро-
фей приметил, как полоса тумана, расширяясь, быстро двигалась к бортам
судна со стороны берега. И какой-то странный туман: то он редел, почти
исчезал,  то становился очень плотным.  Вот уже и нос "Боевика" словно
бы растворился в нем.
     А с неба ярко светило солнце,  клонившееся к горизонту и заливав-
шее рубку теплым спокойным светом.
     "Никакого тумана быть не должно,  - подумал капитан.  - Неужели у
меня что-то со зрением случилось? - Он свободной левой рукой стал про-
тирать  глаза.  Зажмурился от солнца,  снова открыл глаза,  но на море
по-прежнему плавал туман,  зыбкий, изменчивый, словно пар... Вот вдали
обозначился  высокий  обрыв на берегу и тут же исчез из виду.  - Вести
судно дальше нельзя, - решил Дорофей. - Надо либо стать на якорь, если
это в самом деле хмарь,  либо передать штурвал Андрею, если глаза под-
водят..."
     Он вызвал из кубрика своего помощника,  Андрей явился подтянутый,
чисто выбритый, трезвый, как стеклышко.
     Пока судно  несколько  дней  стояло на приколе,  Андрей по своему
обыкновению от безделья закутил.  Ходил вечером по селу,  распевая  во
весь голос похабные частушки, а наутро Манефа вызвала его в правление.
Климцов пригрозил, что если Андрей не перестанет валять дурака, то бу-
дет  списан  с  судна и направлен разнорабочим на склад.  А вечером на
квартиру к Андрею пришел Дорофей и долго стыдил и увещевал его при же-
не.  Жена не осталась в стороне от воспитательных мер и в свою очередь
пригрозила Андрею разводом.  Дело принимало серьезный оборот, и Котцов
объявил себе сухой закон.
     Все еще испытывая чувство неловкости перед  Дорофеем,  он  слегка
тронул его за локоть.
     - Устал? Сменить?
     Дорофей тяжело вздохнул, проведя рукой по глазам.
     - Или туман накинуло, или я ни черта не вижу...
     - Тумана  нет,  -  с удивлением вымолвил Котцов.  - Погода ясная.
Весь берег видно.
     - Значит,  я слепну, - упавшим голосом сказал капитан. - Принимай
управление судном.
     - Да что ты!
     - Бери штурвал! - Дорофей уже сердито посмотрел на помощника.
     - Есть! - отозвался тот и принял штурвал.
     Дорофей постоял еще в рубке,  вглядываясь вперед и по-прежнему не
различая берега,  затем махнув рукой,  спустился в кубрик.  Там он лег
ничком на койку, уткнувшись лицом в широкие шершавые ладони. Лежал так
долго,  закрыв глаза. А перед ними все плавали какие-то круги. Они по-
являлись, наплывали, увеличивались в размерах, а потом лопались, слов-
но мыльные пузыри.
     "Все, отплавался!" - с тоской подумал Дорофей.

     Да, отплавался Дорофей Киндяков. Фельдшерица Любовь Павловна, то-
же  постаревшая за последние годы,  седенькая,  маленькая,  воплощение
доброты и отзывчивости,  выслушала старого морехода и дала ему направ-
ление в Мезень.
     Врач-окулист районной поликлиники  расспросил  Дорофея,  что,  да
как,  да когда, долго рассматривал его глаза с помощью зеркальца, зас-
тавлял вслух читать через разные линзы буквы на таблице и выписал  ему
очки для дальнозорких, а на солнце рекомендовал носить дымчатые. Кроме
того, дал ему рецепт на капли.
     - Глаза надо беречь, - назидательно сказал врач на прощанье. - Не
перенапрягайте их,  избегайте прямого солнечного света.  А плавать вам
больше не надо.  Вы ведь уже на пенсии? Ну вот. Зачем же плавать? Сов-
сем можете остаться без глаз...
     В аптеке Дорофею дали капли, пипетку, темные пляжные очки. А нуж-
ных линз для других очков не оказалось, и ему посоветовали заказать их
в Архангельске.  Дорофей вовсе приуныл:  "Вон какое худое зрение! Даже
очков для меня нет..."
     Через знакомых он заказал очки в областном центре, а потом пришел
к Ивану Климцову.
     - Придется,  Иван Данилович, уходить мне с "Боевика". Врач не ве-
лит плавать: глаза плохи...
     Климцов посочувствовал ему.
     - Кого назначим капитаном?
     - Андрюху. Он пить бросил, а моряк толковый.
     Климцов согласился не очень охотно.
     - Ладно,  быть по-вашему. Только не обижайтесь, при первом же за-
мечании я руль у него отберу.
     - Это самой собой.  А пока пусть плавает.  В конце концов сколько
можно ему гусарить?
     Передав Котцову,  как положено, судно по акту, Дорофей напутство-
вал старого товарища:
     - Плавай,  Андрей.  Гладкой  тебе поветери!  И смотри не сорвись!
Иначе тебе веры не будет.
     - Не сорвусь, - твердо сказал Котцов.

     ...Беда не приходит одна. Очень сильно захворала жена Дорофея Еф-
росинья. Она слегла в постель, жалуясь на сердце, на головокружение, и
больше не поднялась.
     Любовь Павловна старательно лечила ее уколами, каплями, пилюлями.
Дорофей ходил как в воду опущенный.
     - Кажись, приходит мой час, Дорофеюшко, - словно извинялась жена,
будто в чем-то была перед ним виновата.
     - Да что ты! И думать об этом забудь!
     - Дак ведь годы... Годы-то подошли. Ох, господи...
     Ночами Дорофей почти не спал, лежа на печи, на теплых кирпичах, и
все  посматривал на кровать Ефросиньи,  на ее бледное лицо с заострив-
шимся носом.
     Однажды видя, что муж не спит, Ефросинья попросила:
     - Принес бы,  Дорофеюшко,  божью матерь с младенцем.  Поставил бы
так, чтобы я ее видела...
     Он послушно спустился с печки, отыскал в горнице икону и поставил
ее на стул рядом с кроватью.  Ефросинья умиротворенно вздохнула и сме-
жила веки.  Дорофей склонился над ней - дышит.  "Слава богу,  спит", -
успокоился он и полез на печку.
     Сон его сморил, и он проспал до утра. А проснувшись, тотчас заме-
тил,  что одеяло на груди жены не шевелится, как обычно, а глаза Ефро-
синьи глядят прямо в потолок.
     Дорофей плохо  помнил,  как свернулся с печи,  как в страхе отнял
руку от холодного лба жены, как слезы потекли по его щекам...
     Ефросинья умерла так же тихо, как и жила.




     Похоронив жену,  Дорофей остался в одиночестве в своей старой из-
бе. Дочь, правда, не забывала его: наведывалась почти каждый день, го-
товила обед,  мыла пол,  брала в стирку белье.  Частенько заглядывал и
Панькин,  и они подолгу сидели за шахматной доской.  Дорофей иной  раз
передвигал фигуры невпопад,  лишь бы сделать ход, и Панькин видел, что
он в такие минуты меньше всего думал о шахматах.  "Конечно,  не  может
примириться с потерей жены..." - догадывался Тихон Сафоныч.
     Дорофей места не находил от тоски.  Да и как было  не  тосковать,
век  прожили  с  Ефросиньей душа в душу.  Жена была для него и близким
другом, и советчиком, и утешителем. Теперь ее не стало, и в доме слов-
но бы образовалась пустота, хотя все в нем было на прежних местах.
     Он ложился,  не раздеваясь,  на раскладушку.  Кровать, на которой
лежала  Ефросинья,  оставил  нетронутой,  прибрав и застелив ее чистым
покрывалом.  "Пусть все, как при жизни Ефросиньюшки". Раскладушка была
низкая и легкая,  и когда он,  терзаемый бессонницей, ворочался с боку
на бок, она елозила по крашеным половицам...
     Ночами он  не гасил светильник,  боялся темноты.  Ему мерещилось,
что в избе развелись крысы,  хотя никаких крыс и в помине не было.  Но
Дорофея одолевала мнительность, и он стал брать у дочери на ночь кота.
Звали его изысканно - Маркиз.  Белогрудый, дымчатый, ожиревший от без-
делья и потому ленивый, Маркиз залезал на раскладушку в ноги к Дорофею
и,  свернувшись клубочком,  безмятежно спал до утра.  А хозяин не  мог
сомкнуть глаз до рассвета, но старался не двигаться, чтобы не побеспо-
коить и не согнать с раскладушки Маркиза: "Все же живая душа рядом. От
нее теплее..."
     Утром, едва Дорофей отворял дверь,  кот шмыгал на улицу  и  опро-
метью бежал домой, к Мальгиным.
     Все проходит со временем,  ко всему человек привыкает.  И Дорофей
тоже стал привыкать к положению вдовца. Ночные страхи у него прошли.
     На "Боевике" он больше не плавал,  делать ему было нечего,  и  он
задумал сходить на взморье,  а,  может,  и дальше под парусом на своей
старенькой лодке.  Если погода позволит, то можно заглянуть и на ближ-
нюю тоню к рыбакам. А то скоро они закончат путину, и ему так и не до-
ведется поесть свежей рыбацкой ухи.
     Лодка, скорее небольшой карбасок,  сшитый лет пять назад,  была в
порядке:  проконопачена,  высмолена и опрокинута вверх дном на берегу.
Еще  летом  после сенокоса он вытащил ее из воды и старательно прикрыл
кусками старого брезента.  И парус имелся на  повети,  растянутый  для
просушки года три тому назад, да и забытый... Он осмотрел его, на уго-
лок,  где крепился шкот,  наложил прочную заплатку, налил в деревянный
анкерок воды,  в мешок положил хлеба,  соли,  котелок, чайник, словом,
все что могло понадобиться, и рано утром, взвалив на себя ношу, отпра-
вился на берег.
     Под парусами в Унде теперь уже никто не ходил,  у рыбаков  появи-
лись подвесные моторы.  Но Дорофей мотором не обзавелся, не чувствуя в
нем необходимости.  Сам он в летнюю пору редко бывал  на  берегу,  все
плавал на "Боевике" - то на тони,  то на ближние острова, то в губу за
селедкой или на рейд к пассажирскому теплоходу - и на  своем  карбаске
он  почти  никуда не выходил.  Разве только в ягодную или грибную пору
перевозил на веслах жену на тот берег.
     Теперь он  решил  наведаться на побережье непременно под парусом.
"Вспомню старинушку,  - думал Дорофей,  подсовывая под днище катки,  -
как,  бывало, шкот и румпель держал в руках!" Он погрузил в лодку пок-
лажу, поднял голенища бродней и, оттолкнув суденко от берега, проворно
влез в него. Для начала поработал веслами, а когда выгреб на фарватер,
поставил мачту с парусом,  подтянул и намотал на утку1 конец  шкота  и
сел в корме к румпелю.
     1 У  т к а - деревянное приспособление у борта парусной лодки для
закрепления пенькового троса.

     Подгоняемый попутным  ветром,  карбасок уверенно рванулся вперед.
Зрение у Дорофея теперь немного улучшилось, и он различал даже гребеш-
ки волн.
     Было тихо. Только плескались о борта волны, да в ушах посвистывал
ветер-обедник. Ходу под парусами всегда сопутствовала тишина, нарушае-
мая разве только шумом волн:  ни грохота двигателей, ни гари от выхло-
па.  И думалось под парусами легко: мысли шли в голову какие-то возвы-
шенные.
     Вон среди облаков блеснул голубой просвет, такой чистый, прозрач-
ный,  глубокий,  что Дорофей не мог оторвать от него глаз, пока облака
наконец не сомкнулись.  Вдруг стало сумеречно, холодно и как-то неуют-
но. Приполярный сентябрь напоминал, что зима близка.
     Лодка меж  тем  вышла  из устья реки в полые воды Мезенской губы.
Дорофей направил ее вдоль левого берега.  Там, километрах в семи отсю-
да, находилась первая семужья тоня.
     Ветер крепчал,  волны нарастали, и Дорофей начал беспокоиться: не
налетел бы шторм,  не сорвало бы с его мачты плохонькую парусину. Чего
опасался он,  то и случилось.  Обедник притащил с юго-востока  плотные
тучи, которые заволокли весь горизонт. Ветер усилился, перешел в шквал
и,  налетев на крохотное суденышко, подхватил его и понес в сторону от
берега,  в открытое море. Дорофей уж на что опытный моряк, а растерял-
ся:  опустить парус нельзя - карбасок потеряет ход и окажется  целиком
во  власти  волн,  но и продолжать идти под парусом рискованно - лодка
сильно кренилась.  Поэтому Дорофей лишь чуть ослабил шкот и,  покрепче
взявшись за руль, стал править по ветру, чтобы не начерпать воды.
     Но старое полотнище,  не выдержав нового порыва шквального ветра,
с треском лопнуло, обрывки его залохматились, захлопали на ветру. Кар-
басок потерял ход и стал переваливаться с боку на бок.  Поспешно пере-
сев на среднюю банку, Дорофей взялся за весла. Не без труда он развер-
нул лодку навстречу ветру и стал удерживать ее в таком положении, что-
бы не подставлять волне борта.
     Понемногу ветер стал стихать, и Дорофей, облегченно вздохнув, ре-
шил  повернуть  обратно к дому:  "До ухи ли тут!" С неба хлынул дождь.
Крупный, частый, он вскоре перешел в сплошной ливень. Мачта с обрывка-
ми паруса тормозила ход,  и Дорофей, сняв ее, положил на днище. Он по-
жалел,  что не взял с собой плаща.  Ватник у него скоро намок, потяже-
лел, и шапка тоже.
     До села было еще далеко.  Грести придется,  по меньшей мере, часа
три,  если не поднимется снова тот же ветер, теперь уже встречь - про-
тивной.  Дорофей работал веслами размеренно,  делая широкие,  нечастые
взмахи.  Он  опасался  теперь уже не встречного,  а бокового ветра.  И
опять,  - положительно ему не везло,  - чего опасался,  то и выпало на
долю.  Дождик перебесился, и снова поднялся ветер, переменив направле-
ние. Полуночник, с северо-востока, он дул теперь прямо в борт.
     "Делать нечего, надо все-таки добираться до дому", - Дорофей при-
налег на весла.  Он обрадовался, когда издали донесся частый стукоток,
сперва мягкий,  слабо различимый, но все приближающийся, переходящий в
ровное гуденье.  "Мотор!" - без труда определил Дорофей и стал выиски-
вать  среди  волн суденышко.  Однако от чрезмерного напряжения глаза у
него опять ослабли,  и он не сразу увидел нос приближающегося карбаса,
который то поднимался,  то опускался среди волн.  Подпрыгивая на греб-
нях,  он вскоре поравнялся с лодкой Дорофея,  и тот разглядел в  корме
своего старинного друга, моториста Офоню.
     - Эй, Дорофей! Ты чего тут воду толчешь? - крикнул Офоня.
     - Плаваю...  -  отозвался  Дорофей и расхохотался,  вспомнив свои
злоключения. - Был у меня парус да треснул. Весь в лохмотья!..
     Офоня подрулил совсем близко.
     - Эк тебе не повезло! А ну, держи конец!
     Упругий и  крепкий  пеньковый конец упал к ногам Дорофея,  и тот,
ухватив его, перебрался в нос своего суденышка. Когда трос был закреп-
лен в кованом кольце, он махнул рукой: "Давай!"
     Мотор у Офони взревел,  как ретивый зверь,  и карбас ринулся впе-
ред, таща Дорофеево суденко на буксире.
     - Так-то лучше!  Ноне паруса уже не в  моде.  Техника  ноне...  -
обернулся Офоня.
     - Отвыкли от парусов. Надо, видно, с ними прощаться. А жаль! Мно-
го хожено под ними.. - с сожалением ответил Дорофей.
     Он достал жестяную баночку с дешевыми папиросами,  закурил.  "Да,
брат,  правду сказал Панькин на собрании: "Прощайте, паруса!" Ишь, как
двигатель у Офони работает!  Как часы. Да, меняется жизнь... Годы ухо-
дят,  силы  убавляются...  Сколько  еще протяну?" - невесело размышлял
старый мореход под ровный стукоток Офониного мотора.




     Панькину было легче, чем Климцову: Тихон Сафоныч проработал пред-
седателем колхоза тридцать лет и знал здесь каждого - каков у него ха-
рактер,  каковы семья и достаток. Ему было известно, какими интересами
живет человек,  чего добился,  о чем мечтает.  Словом, любой колхозник
был перед Панькиным как солдат в строю перед старшиной, у которого все
на учете, вплоть до того, у кого на какой пятке мозоль.
     Климцову же пришлось знакомиться с людьми заново,  изучать их ха-
рактеры и способности. И, быть может, поэтому он относился к некоторым
колхозникам с недоверием и осторожностью. Много времени у него уходило
на  излишнюю  опеку  работников,  отчего стал вырабатываться далеко не
лучший стиль руководства.
     Поднаторевший в практических вопросах главбух заметил,  что новый
председатель водит на помочах своих подчиненных,  хотя они в том и  не
нуждаются, и по долгу старшего товарища сказал об этом Климцову, посо-
ветовав ему не распыляться.
     - Я хочу во всем убеждаться лично,  - возразил ему Климцов. - Все
видеть, все знать.
     Он уже привык к некоторой самостоятельности,  и голос у него при-
обрел административные нотки.
     Но Митенев стоял на своем:
     - Больше доверяй людям.  Зачем ты вчера копался  в  двигателе  на
электростанции?  Весь день возился, а дела в конторе стояли. А на тоню
с трактором поехал для чего?
     - Надо было опробовать новый способ забивки кольев у неводов.
     - Без тебя бы опробовали.  Есть техник рыбодобычи.  Его это дело.
Проторчал там два дня, а телефон в конторе звонил, как заведенный: на-
чальство требует Климцова, а его нет.
     - Вы  хотите  сказать,  что я неправильно руковожу хозяйством?  -
насторожился Климцов.
     - Не то,  чтобы неправильно,  но,  подменяя своих подчиненных, ты
этим снимаешь с них ответственность.  Я  хочу  тебя  видеть  настоящим
председателем, а не затычкой...
     - Это я-то затычка? - возмутился Климцов. - Как вы можете так го-
ворить?
     - Ну, затычка, может, и грубо сказано, да лучшего слова не подбе-
решь. Не обижайся, слушай стариков. Они жизнь прожили...
     - Эти старики только мешают, - не сдержался Иван Данилович и рез-
ко,  со стуком задвинул ящик стола, в котором перед этим что-то искал.
- Надоели со своими советами.
     - Ну вот! Ты еще и зазнаваться стал. Это уж совсем ни в какие во-
рота.
     Обиженный Митенев  вышел  из  кабинета.  А  через несколько минут
Климцов явился к нему в бухгалтерию.
     - Извините, Дмитрий Викентьевич. Погорячился я. Незаслуженно оби-
дел вас. И в общем вы правы, а я не прав... Не совсем прав.
     - Да ладно,  чего там, - примирительно ответил Митенев. Ему стало
неловко от того,  что председатель извиняется в присутствии работников
бухгалтерии.
     Как бы там ни было,  Иван Данилович бил в одну точку:  всю  осень
занимался организацией базы для промысла серки.  На него обрушился це-
лый ворох хозяйственных забот, и все они были срочными. Заключение до-
говоров  с  соседними  колхозами на долевое участие в промысле,  выбор
места для строительства цеха и склада горючего, заготовка лесоматериа-
лов,  проволочных сеток,  металлических волокуш, контейнеров, цинковых
строп,  спальных мешков,  продуктов,  оборудование общежития на период
промысла  -  все требовало внимания.  Дел было так много;  что Климцов
совсем закрутился.
     Фекла застала его в самый разгар больших хлопот.
     - Ну слушаю,  - нетерпеливо вымолвил председатель.  - Что  случи-
лось?
     - Да ничего не случилось.  Что такое может случиться? Я, Иван Да-
нилович, хочу вам напомнить о ферме. Хоть дел у вас и много... Хоть бы
фундамент заложили, и то бы дояркам веселее стало...
     - Заложить фундамент и оставить его на неопределенное время,  за-
морозить материал и деньги - так в строительной практике не принято, -
сухо сказал Климцов.
     Фекла опустила глаза.
     - Я все понимаю, Иван Данилович. Но стена-то, та, что на северной
стороне, выпучилась! Сруб осел, и бревна наружу выставились...
     - Знаю.  Пошлем плотников,  схватим стену вертикальными брусьями,
стянем болтами.
     - Ну тогда ладно уж...
     Климцов вздохнул с видимым облегчением и даже улыбнулся.
     - Как поживаете в замужестве? - спросил он.
     - Хорошо живем. В согласии.
     - Так,  так... - Климцов поглядел на нее с затаенным любопытством
и подумал:  "Вот ведь как бывает! Женятся под старость. Неужели это уж
так необходимо? И что за любовь у них? Мудрено понять..."
     Молодость иной раз бывает несправедливо жестока к пожилым людям и
судит об их поступках с убийственной иронией. За плечами Ивана Данило-
вича не было ни холодной сиротской юности,  ни работы на  хозяина.  Не
ведал  он  и постылого одиночества,  когда не с кем поделиться горем и
радостью,  и вечного ожидания человека, с которым можно разделить и то
и другое.  Такого одиночества,  когда человек может замкнуться в себе,
очерстветь душой,  стать эгоистом и себялюбцем...  Не пережил он,  как
Фекла,  и  сомнений,  придет  ли наконец желанный друг,  поэтому ему и
трудно было понять ее.
     - Вот какое дело, - обратился он к ней, снова переходя на деловой
тон, - к весне, к началу промысла, нам потребуется больше молока. При-
едет много людей: авиаторы, зверобои соседних колхозов. Всех надо кор-
мить,  и кормить получше.  А план сдачи нам не уменьшат  и  фондов  на
внутреннее потребление не увеличат. Вы поняли меня?
     - Поняла. Будем стараться, - ответила Фекла, а про себя подумала:
"Хорош председатель! Ферму не строит, а молока ему давай побольше".
     Затем к Ивану Даниловичу явился Елисей Мальгин.  Он поздоровался,
сел на стул,  положив длинные узкие ладони на колени, обтянутые синими
джинсами.
     - Такое дело,  Иван Данилович, - начал он. - Мне дали отсрочку от
призыва до мая.
     - По какой причине?
     - Не знаю.  И теперь мне надо подумать о работе.  Батя  послал  к
вам.
     Иван Данилович мысленно отметил, что Елисей - ладный парень и ве-
дет  себя свободно и уверенно.  Правда,  Климцову не очень поглянулись
узкие джинсы и легкомысленная курточка с молниями,  донельзя потертые.
Но что поделаешь, коль и до сельской молодежи городская мода дошла?
     - Чего-чего, а работы хватит. Чем бы ты хотел заняться? - спросил
он Елисея.
     - Хочу на лед со зверобоями.
     - Ты ведь там не бывал?
     - Но батя мне много рассказывал.  И я знаю,  как тюленя бить, как
ошкуривать...
     "Эх, молодо-зелено!  Он уже все знает!" - подумал  Климцов,  хотя
сам многое познавал впервые.
     - Бить и ошкуривать тюленей не придется.  Не прежние  времена,  -
пояснил он.  - Ладно. Поживем до марта - тогда решим, включать ли тебя
в операцию "Белое море".  А пока будешь на  подготовительных  работах.
Согласен?
     - Согласен.





     Март, первый  месяц весны,  на Крайнем Севере весенним можно счи-
тать только условно,  по календарю.  В Унде по всем улицам и закоулкам
вьюга  гоняла  перекати-полем колкий сухой снег,  а по ночам от лютого
мороза с треском лопались бревна в срубах, пугая привычную, устоявшую-
ся тишину. Все село было еще в сугробах.
     В понедельник часов в десять утра деревенский  покой  растревожил
вертолет. Он прибыл из областного центра, наполнив округу ревом двига-
теля, и осторожно опустился на посадочную площадку, проутюженную трак-
тором со снегоочистителем.
     Климцов встречал прибывших в  аэропорту.  Едва  остановился  винт
"борта", - так здесь называли вертолет, - из кабины стали выходить ру-
ководители зверобойной операции "Белое море".  Первым по стремянке со-
шел Виктор Васильевич Томилин, высокий, худощавый мужчина лет сорока в
черном овчинном полушубке, ушанке и утепленных городских ботинках. Бо-
тинки,  видимо,  не были рассчитаны на унденский мороз, и здороваясь с
председателем, Виктор Васильевич поколачивал ногой о ногу. Он улыбнул-
ся  Климцову дежурной начальственной улыбкой и тотчас,  замахав рукой,
закричал кому-то, суетившемуся у подъехавших розвальней:
     - Правильно ставьте ящик! Там верх обозначен.
     Климцов не стал проявлять любопытства по поводу ящика с  "обозна-
ченным верхом".
     - С прибытием вас на унденскую землю!  - приветствовал он Томили-
на.
     - Спасибо, - поблагодарил тот коротко и опять застучал ботинками,
жалея, что не одел в дорогу валенки, которые были у него в рюкзаке.
     Томилин работал в рыбакколхозсоюзе начальником отдела. С ним при-
летели  инженер-технолог  по обработке зверобойной продукции Вельтман;
инструктор отдела Прыгунов,  назначенный на период промысла  диспетче-
ром; три научных сотрудника Полярного института - с рюкзаками и сумка-
ми;  медичка в пальтеце на вате и в белой кроличьей шапочке и еще  два
журналиста и кинооператор областного телевидения с видавшим виды кожа-
ным футляром со съемочной техникой.
     Иван Данилович,  уминая  хрусткий  снег теплыми собачьими унтами,
объяснил прибывшим, где их разместят, и велел Окуневу проводить гостей
в село.  А вскоре и сам пошел туда с Томилиным, поручив встречать сле-
дующие "борта" колхозному механику Малыгину.
     По дороге в штаб,  расположившийся на втором этаже правления кол-
хоза, Виктор Васильевич поинтересовался:
     - Как у вас, все готово?
     - Все, - заверил Климцов. - А что известно о тюленьих залежках?
     - В горле Белого моря зверя пока нет, - ответил Томилин. - Данные
разведывательных полетов неутешительны.  Дрейф льдов из-за ветра не  в
нашу пользу. Придется выжидать.
     В просторной комнате с тремя письменными столами и  картой  горла
Белого  моря  на  стене Томилин разделся и сразу,  подойдя к телефону,
стал звонить в Архангельск. Пока он говорил, в штабе появились еще лю-
ди. Они заняли места за столами, разложили бумаги и стали работать.
     С этого момента управление промыслом перешло к оперативной группе
во главе с Томилиным,  а Климцову была отведена скромная роль заведую-
щего хозяйственным обеспечением.
     Между тем на аэродром опустился второй вертолет, за ним - третий,
и за каких-нибудь полчаса приземлились все семь машин. Это были мощные
"борта" Ми-8.  Шесть из них должны были летать в море, а седьмой пред-
назначался для резерва.
     Прилет целого отряда авиаторов был для Унды зрелищем необыкновен-
ным и грандиозным,  и зрители молча и потрясенно взирали  на  "борта",
выстроившиеся в ряд до приказа "На взлет!"




     На вертолетах, чтобы участвовать в промысле, прибыли бригады кол-
хозников из соседних рыбацких хозяйств.  Иван Данилович всех разместил
по общежитиям и избам.
     В штаб в течение всего дня заходили бригадиры - узнать  о  начале
работы,  авиаторы  - справиться о погоде,  обслуживающий персонал - по
разным делам. Заглядывали сюда время от времени и журналисты, и киноо-
ператор,  средних лет мужчина, боевой и напористый, в полушубке и теп-
лых унтах. Он все напоминал Томилину, чтобы тот не забыл отправить его
со звероловами на лед для натурных съемок, необходимых, как он заявил,
не только для местного, но и для центрального телевидения. Томилин ни-
чего не имел против телевидения, однако сдержанно отвечал, что это бу-
дет, возможно, не скоро, так как промысловая обстановка еще не ясна, и
что в первые рейсы оператора брать не придется.  Его можно будет взять
в кабину лишь в конце промысла,  "под занавес".  Тем не менее оператор
продолжал настойчиво напоминать о себе и,  видимо, порядком надоел То-
милину.
     - Не  подходи,  злой буду!  - отогнал он чуть ли не в десятый раз
обратившегося к нему телевизионщика.
     Оператор не  обиделся и пошел пить чай.  Но так как в это время к
правлению подъехали упряжки Василия Валея с сыном,  чаю попить ему  не
удалось: он побежал снимать "для экзотики" оленей.
     Прыгунов с Вельтманом смотрели в окно и старались определить нап-
равление ветра по "колбасе" на аэродроме.
     - Колбаса-то задом к нам, - сказал Вельтман.
     - Нет, передом, - возразил Прыгунов и потер пальцем оконное стек-
ло, изузоренное морозом.
     - Плохо видите. Задом же!
     - Да передом! Ветер, значит, с северо-запада.
     - Нет, с юга. Точнее - с юго-запада. Солнце-то вон где! - настаи-
вал Вельтман.
     Солнце, действительно,  обозначилось  среди  туч белесым пятном и
тотчас спряталось.
     - Солнце за тучами - к ветру, - заметил Томилин и, подойдя к кар-
те на стене, стал размышлять вслух. - Разведка видела тюленей, но не в
крупном стаде,  а на одиночных льдинах.  Ветром их раскидало по сторо-
нам. Вот здесь, у Конушинских кошек...
     - И  у северо-западной оконечности Моржовца,  - добавил диспетчер
Прыгунов.  Был он высок, тяжеловесен, и половицы под ним жалобно поск-
рипывали.
     - Скорость течения тут до двух с половиной - четырех километров в
час, - определил по карте течений Вельтман.
     - С утра начнем. Ждать нечего, - решил Томилин. - Сегодня посове-
туемся  с наукой,  а завтра пораньше проведем инструктаж бригад - и по
машинам!




     Как-то в одной из центральных газет появилась заметка о том,  что
канадские и норвежские зверобои варварски охотились за тюленями, стре-
ляли по ним из огнестрельного оружия с вертолетов.  При этом  подранки
обычно погибали - уползали и прятались за торосами, ныряли в воду.
     Советские зверодобытчики взяли себе за правило: ни одного подран-
ка, ни одного погибшего зверя. В последнее время они стали отлавливать
тюленей без всякой стрельбы - руками.  Разумеется, не голыми руками, а
в брезентовых рукавицах: без них легко поранить руки о ласты. А если в
ссадину попадет защитное жировое отложение,  то может  развиться  дли-
тельная и трудноизлечимая болезнь - чинга.
     Брать разрешалось не каждого детеныша, а такого, который по клас-
сификации биологов и охотоведов достигал стадии развития "Б",  то есть
в такой период, когда матка оставляла уже достаточно выросшего белька,
и он начинал линять с хвоста и с носа,  превращаясь в серку.  В стадии
"Б" у тюлененка появляется новый пятнисто-серый мех,  ради которого  и
ведется промысел. Причем зверя берут с таким расчетом, чтобы изменение
цвета шкурки происходило уже на берегу, в вольерах. Иначе серка вместе
со  стадом  выбирается из Белого моря и в конце марта уходит к берегам
Гренландии.
     Ловить или  бить взрослых тюленей запрещалось.  Таким образом из-
давна укоренившееся на Беломорье название профессии  зверобой  измени-
лось на зверолов.




     Утром около  сотни звероловов из Унды,  Ручьев,  Инцов и Золотицы
собрались в клубе для инструктажа. Тут были только мужчины: женщин те-
перь нужда не посылала на лед,  как бывало в прежние времена.  Рядом с
пожилыми,  но еще крепкими  ветеранами  зверобойного  промысла,  вроде
Дмитрия Котовцева,  находились и колхозники помоложе.  Но совсем моло-
дых,  таких, как Елисей, было лишь несколько. Утверждая списки бригад,
Томилин,  руководствуясь  соображениями  техники безопасности,  отсеял
многих, говоря, что "это дело не для безусых".
     Сидели тихо,  даже торжественно,  как бывает перед значительным и
ответственным делом, сняв шапки и вполголоса разговаривая. Ожидали То-
милина. Тот задержался в штабе, выясняя, где находятся тюлени и какова
погода в море, и лишь получив нужные сведения, поспешил в клуб.
     Томилин сообщил звероловам, что тюлени в горло Белого моря, в ра-
йон промысла пришли,  и хотя  залежки  расположены  далековато,  ждать
больше нельзя, надо начинать операцию "Белое море". Каждой бригаде был
придан вертолет и радист с портативной рацией для связи с  пилотами  и
берегом. Бригадиры получили пиропатроны, иначе говоря, ракеты для сиг-
нализации.  Томилин предупредил звероловов,  чтобы  работали  на  льду
только парами, у вертолетов помнили о винтах.
     - Работать надо быстро и согласованно,  по сторонам не зевать,  -
сказал он.  - Промысловая обстановка меняется быстро: вчера видели ль-
дину у Моржовца,  а сегодня ее не найти - отнесло уже  миль  за  трид-
цать...

     ...Когда Елисей  готовился вечером в путь,  отец достал из чулана
старый заплечный мешок из нерпичьей кожи. Елисей покосился на него.
     - Рюкзак бы...
     - Нерпичий мешок лучше рюкзака,  - сказал Родион, вынимая из него
зверобойный нож в кожаных ножнах.  - Держи!  Нож этот памятный,  можно
сказать,  родовой.  И я с ним на зверобойку ходил.  Помню, как первого
тюленя ошкуривал...
     Елисей осмотрел мешок,  старательно вытряс из него сор и принялся
точить "родовой" нож о брусок.  Отец тихо вышагивал по избе и наблюдал
за ним.
     Вспомнилось, как давным-давно он вот так же сидел на лавке, точил
нож,  а мать плакала и не пускала его на промысел,  боясь  потерять...
Погибший во льдах муж стоял перед ее глазами. Она опасалась, чтобы та-
кая же участь не постигла и сына.
     "Теперь на льду легче,  безопаснее,  - успокаивал себя Родион.  -
Техника, радио... Сразу на помощь придут, если что случится".
     Августа укладывала в мешок хлеб,  галеты,  консервы, сахар, соль,
термос - все, что надо в дорогу.
     - Ты,  мама, на целую неделю еды кладешь, - посмеивался Елисей. -
Ведь я вечером буду дома.
     - Запас не помешает.  Тут ведь немного, - завязав верхний ремешок
у мешка,  Августа положила его на лавку. - Смотри, Елеся, будь там, на
льду-то, осторожен...
     - Да что ты, мама, я ведь не маленький. И не один там буду.

     И вот теперь он сидел в зале и слушал Томилина,  стараясь все хо-
рошенько запомнить. И еще беспокоился: "Успею ли сбегать домой за меш-
ком? А вдруг сразу пойдут к вертолетам?"
     Но к машинам пошли не сразу. Томилин дал десять минут на сборы.
     Повесив нож на ремень,  закинув за плечи мешок и прихватив зверо-
бойный багор, Елисей побежал к месту сбора. Номер машины ему сказали в
клубе,  и он сразу нашел ее.  Мужики грузили в кабину сетчатые  мешки,
шесты, легкие санки-волокуши из оцинкованного железа. Когда все уложи-
ли, Котовцев, назначенный бригадиром, велел садиться. Елисей взобрался
по  стремянке  и занял место у оконца.  В кабине было холодновато,  но
оделся он тепло:  ватный костюм, валенки, поверх фуфайки - брезентовая
куртка с капюшоном.
     Вертолет поднялся и вскоре опять снизился за селом возле вольеров
для того,  чтобы прицепить подвесной контейнер.  Потом двигатель опять
взревел. Взвихрив снег, машина поднялась и повернула в сторону моря.
     Елисей прильнул  к иллюминатору и увидел избы,  правление,  клуб,
магазин,  занесенную снегом реку - все маленькое, словно не настоящее.
Но вот село скрылось из виду, началась тундра с редкими темными кусти-
ками, а затем пошла морская равнина, где все белым-бело, ни единой то-
чечки.
     Елисей оторвался от оконца. Мужики переговаривались, стараясь пе-
рекричать шум мотора, смеялись, будто летели не на лед, на промысел, а
на свадьбу или на праздник. Елисею тоже стало весело и спокойно.
     Примерно через полчаса впереди показался остров Моржовец - посто-
янное место весенних тюленьих залежек.  Взяли севернее,  углубившись в
море. И тут внизу, у кромки льдов, Елисей заметил тюленье стадо.
     Вертолет стал снижаться поодаль от него,  чтобы не распугать зве-
ря.  Завис над льдиной, над снеговой целиной с редкими торосами, и ак-
куратно положил на ровную гладь днище контейнера в триста  килограммов
весом. Когда его отцепили, "борт" чуть подался в сторону. Поморы спус-
тились по трапу на лед и быстренько выгрузили из кабины поклажу. Борт-
механик помахал рукой,  крикнул:  "Ни пуха ни пера!" или что-то в этом
роде и закрыл дверь. Вертолет пошел обратно за другим контейнером.
     Звероловы остались  на льдине.  Не успел Елисей осмотреться,  как
Котовцев подозвал его к вороху сетчатых мешков.
     - Бери пять сеток. Бери шест с флажком. Поставишь его в снег, где
начнем работать, - распорядился он.
     Елисей перекинул через плечо сетные мешки и взял шест.  Остальные
тоже нагрузились мешками, подхватили волокуши и пошли следом за брига-
диром к тюленьему стаду. Шествие замыкал радист с рацией.
     Елисей шагал за Котовцевым.  Снег был плотный и  жесткий,  сбитый
ветрами. Иногда ноги проваливались, и куски взломанного наста издавали
еле слышный звон,  словно свежеобожженные кирпичи, когда их переклады-
вают.
     - Голыми руками зверя не тронь! - предостерегал Дмитрий. - Заходи
к нему сзади, а мешок подставляй с головы. Заталкивай зверя и сразу на
хвосте завязывай сетку.  Ежели тюлень-самец или утельга-самка  приста-
нут, отпугивай их багровищем. Не крюком, а древком, чтобы не поранить.
Легонько толкай в бок. Понял?
     - Понял, - ответил Елисей.
     Звероловы приближались к  стаду.  Там,  впереди,  стоял  сплошной
рев...




     Промысел продолжался.  В первый день вертолеты сделали по три-че-
тыре вылета в море,  и каждый раз доставляли на берег контейнеры с жи-
вым грузом. В вольерах все прибавлялось молодых тюленят - красивых пу-
шистых созданий с черными мырками - мордочками Добытые руками звероло-
вов, они лежали на снегу под скуповатым солнцем ранней весны, перепол-
зали с места на место,  сбивались в плотные кучки. Их, конечно, трево-
жила непривычная обстановка - проволочные сетки, шум вертолетов, голо-
са людей, и они выражали свое беспокойство разноголосым ревом.
     Научные сотрудники  Полярного института весь день провели в воль-
ерах,  осматривая,  взвешивая зверей,  делая всевозможные наблюдения и
анализы и следя за тем,  чтобы при отлове соблюдалось соотношение воз-
растных категорий
     Томилин из штаба постоянно справлялся, как идет отлов, запрашивал
по радио,  не нужна ли бригадам какая-либо помощь, напоминал командиру
группы  авиаторов  о необходимости уплотнить время полетов,  чтобы по-
меньше его затрачивалось на маневрирование и заправку.
     Иван Данилович  Климцов,  исполняя  свою хлопотную должность,  то
спешил к вольерам,  то в цех,  то на склады.  Он следил за  получением
продуктов и снаряжения, интересовался качеством пищи в столовой, забо-
тился о тепле и уюте в общежитиях.
     Заведующая клубом Августа Мальгина принесла звероловам и летчикам
свежие газеты.  А на вечер она назначила  два  киносеанса,  чтобы  все
участники промысла смогли посмотреть новый фильм.
     Фекла зашла в штаб поинтересоваться,  хватает ли молочных продук-
тов.  Заглянул сюда и Тихон Сафоныч,  молча посидел в уголке на стуле,
понаблюдал за происходящим и, видя, что все заняты делом, так же неза-
метно удалился.
     После ужина пилоты собрались в  небольшом  зальце,  где  командир
группы Клычков и замполит Белянкин проводили разбор полетов.  А зверо-
ловы - кто разошелся по домам, кто направился в клуб, а кто и устроил-
ся тут же в правлении, в холодноватом коридоре на скамейке, покуривая,
прислушиваясь к доносившимся из-за двери голосам авиаторов и  высказы-
вая свое суждение обо всем том новом и необычном, что вошло в их жизнь
и изменило многие привычные представления.  Они провели целый  день  в
море, в ушах у них все еще стоял вой ветра и рев тюленей, и теперь они
отдыхали, наслаждаясь тишиной и покоем.
     Так закончился первый, такой напряженный день промысла.

     Назавтра подвела погода:  с утра пошел снег, а потом поднялся та-
кой свирепый ветер, что вертолетам пришлось стоять на приколе.
     Метелило почти  до  полудня.  Томилин хмурился и вымеривал шагами
комнату. Кинооператор сегодня даже не решался подходить к нему. Журна-
листы тоже оставили Томилина в покое, и пока вертолеты бездействовали,
осаждали вопросами авиаторов.
     Полеты разрешили только после двенадцати. Звероловы опять улетели
в море. "Борта" успели сделать по одному-два рейса.
     К вечеру летчики доставили всех зверобоев обратно,  кроме бригады
Котовцева,  которая работала дальше всех. Вертолет снял людей со льди-
ны, но вовремя на базу не вернулся. В штабе встревожились.
     - Васюков,  сообщи координаты, - запросил по рации командир груп-
пы.
     Пилот сообщил.
     - Какова скорость?
     - Ветрище, контейнер сильно тормозит...
     - Горючего хватит? Дотянешь ли до берега?
     В ответ - молчание. Командир забеспокоился:
     - Чего молчишь? Дотянешь до берега?
     - А баню топите?
     Командир переглянулся с Томилиным.
     - Топим для тебя баню. И самовар греем.
     - Ну тогда дотяну!
     - Давай, давай, браток! - сказал командир уже веселее. Еще немно-
го осталось лететь...
     Командир закончил связь и обратился к Томилину:
     - Придется баньку топить.  Нельзя обманывать экипаж. Как думаешь,
начальник?
     - Сейчас распоряжусь, - сказал Томилин и вышел.
     ...Через полчаса Томилин,  Клычков и Прыгунов вышли на улицу. Су-
мерки сгустились, ветер не утихал, но снегопад прекратился.
     - Хоть снег перестал сыпать. Уже легче... - заметил командир.
     - Кажется, летит! - прислушался Прыгунов.
     Издалека донесся рокот мотора. И вот уже во мраке весело, призыв-
но замигали красные бортовые огни. Вертолет снизился, прошел над селом
и стал опускаться возле вольеров.
     - Ну,  приглашай теперь экипаж в баню, - обратился к Клычкову То-
милин.  - Я нашел готовую.  Хозяева топили для себя. Воды достаточно и
пар есть.
     - Отлично!  - обрадовался Клычков. - Пожалуй, и я с Васюковым по-
парюсь за компанию.
     Посещение бани авиаторами не осталось без  внимания.  Назавтра  в
"боевом  листке"  появился дружеский шарж - вертолет Васюкова с подве-
шенным к нему на стропах огромным веником.




     Шел третий день промысла. В штабе, как обычно, было шумно, прихо-
дили и уходили люди.  В этой сутолоке никто не обратил внимания на вы-
сокого,  совершенно седого старика в рыбацких бахилах, просторном, ка-
кого-то зеленовато-желтого цвета ватнике и потертой шапке из дымчатого
кролика.
     Он не очень уверенно вошел и поздоровался.  Постояв, тихонько сел
на стул,  что был у двери,  и осмотрелся.  Глаза у него были  большие,
цепкие, а брови седые с желтизной, как и борода.
     Климцов сидел возле стола Томилина и  ждал,  когда  тот  закончит
разговор с Поморцевым по телефону. Диспетчер за своим столом расчерчи-
вал по линейке лист бумаги,  экономист экспедиции  крутил  арифмометр.
Кто-то заглянул в дверь, но не вошел, а только коротко бросил: "Здрас-
те!"
     Томилин положил трубку.
     - Завтра прилетит Поморцев,  - повернулся он к Климцову. - Знаешь
что, Иван Данилович, в вольерах, как мне сказали, уснуло несколько тю-
ленят. Надо бы их вынести из загородок и ошкурить.
     - Отчего они уснули? - поинтересовался Климцов.
     - Кто знает...  Есть ведь и слабые зверьки.  Наверное,  озябли во
время полета.  Контейнеры открыты:  а мороз,  ветер. Ты пошли кого-ни-
будь. Не пропадать же шкуркам.
     - Придется послать.  Только кого?  - вздохнул Климцов.  - Все при
деле. Хоть сам иди...
     Он повел взглядом по сторонам,  как бы отыскивая, кого можно пос-
лать, и приметил старика на стуле.
     - Тебе чего, дед? - спросил он.
     Старик не ожидал,  что с ним заговорят, и растерялся, даже уронил
на пол рукавицу.
     - Мне ничего не надо.  Зашел просто так.  Полюбопытствовать.  Али
нельзя?
     - Почему нельзя. Тут дверь открыта для всех, - ответил Климцов. -
Но я что-то вас не помню. Как ваша фамилия?
     - Фамилия-та? Дак что... Фамилия... Это не важно. Я здешний, пен-
сионер. Уж давно на пенсии, - добавил старик.
     Климцов не придал значения тому, что старик не назвал себя. Голо-
ва председателя была занята уснувшими бельками.
     - Ну ладно, пенсионер так пенсионер. А сколько лет?
     - Восемьдесят пять, - сообщил старик.
     - Ого!  Мне бы дожить до таких годков...  - взглянул на  Томилина
Иван  Данилович.  И снова обратился к незнакомцу:  - Слушай,  дед!  Ты
ведь,  наверное, из племени зверобоев. Возьмись-ка обработать уснувших
зверят. Заплатим как положено, по расценкам. Сделай милость, прошу те-
бя! Если, конечно, сможешь...
     Старик нахмурился, но согласился.
     - Это я,  пожалуй, могу. Когда-то клепик1 держал в руках. И ножик
зверобойный тоже...
     1 Клепик - специальный нож,  которым отделяют сало от шкуры тюле-
ня.

     - Вот и помоги нам.  Будь добр.  Сходи домой за ножом -  и  сюда.
Скоро к вольерам поедут на лошади и тебя прихватят. Я скажу. Там обра-
тишься к бригадиру Анисиму Родионову.
     - К Анисиму?  - с живостью переспросил старик. - Ладно. Обращусь.
Можно мне идти?
     - Конечно. Желаю успеха.
     - Спасибо.
     Несмотря на  высоченный  рост и преклонные годы,  старик довольно
проворно встал и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.
     Иван Данилович,  посчитав вопрос решенным, сразу забыл о старике.
Откуда молодому председателю было знать,  что старик этот ни кто иной,
как бывший хозяин Унды, купец и промышленник Вавила Ряхин.




     О промысле  тюленей  с  помощью авиации Вавила узнал из областной
газеты. Она писала в конце февраля, что в рыбацком колхозе "Звезда Се-
вера" будет применяться новый способ добычи зверя, который никогда ра-
нее не применялся.  Перечитав заметку,  Вавила невольно вспомнил,  как
когда-то,  еще до коллективизации, он с помощью мужиков с лодками про-
мышлял тюленей во льдах.  Сообщение очень заинтересовало его.  Подума-
лось: "Вот бы посмотреть, как нынче там живут и работают". Ряхина неу-
держимо потянуло на родину.  Захотелось своими глазами увидеть,  какие
там произошли перемены, как все теперь выглядит.
     Вспомнил он, как несколько лет назад к нему приходили Офоня-мото-
рист и Дорофей Киндяков и приглашали его вернуться жить в родное село.
     И он решил: "Поеду". И не только на побывку надумал он поехать, а
и для того, чтобы присмотреть себе место на дедовском кладбище рядом с
отцом и матерью. В том, что его час пробьет скоро, он не сомневался.
     В Архангельске  у  него не было родственников,  кроме брата жены,
однако с ним он даже не был знаком. Стало быть, его тут ничто не удер-
живало.
     "Но кто там,  в Унде, сможет принять и приютить меня? - задумался
Вавила.  - Офоня живет с сыном, снохой и внуками, на него рассчитывать
нечего. Вот разве Фекла... Она, наверное, не откажет". И он написал ей
письмо.
     Ответ пришел быстро.  Фекла сообщала, что вышла замуж, что супруг
у нее хороший и живут они в большой избе,  а маленькую - зимовку могут
предоставить в полное распоряжение Ряхина.  "Приезжайте,  Вавила Дмит-
рич, и живите с богом", - приглашала она.
     Вавила обрадовался теплому письму.  Ключ от квартиры он  отнес  в
домоуправление и заявил там:  "Я поеду в деревню.  Возможно, и не вер-
нусь.  Так вы после моей кончины квартиру кому-нибудь нуждающемуся пе-
редайте...  И можете, как хотите, распорядиться моим имуществом. Прав-
да, человек я небогатый..."
     В домоуправлении подивились такому заявлению квартиросъемщика, но
ключ приняли и сказали: "Живите на здоровье и возвращайтесь. А ключ мы
будем хранить"

     Самолет прибыл в Унду в сумерках, и Ряхин, подняв воротник, чтобы
никто его не заприметил, пошел к Фекле. Та приняла его, напоила чаем и
отвела в зимовку, где топилась лежанка и была приготовлена постель.
     Сначала Фекла сомневалась, правильно ли поступила, приютив своего
старого хозяина: ведь он как-никак из "бывших". Но потом на все сомне-
ния махнула рукой:  "А что он теперь сделает старый-то?  Приехал домой
умирать... Разве можно отказать ему в помощи? Он-то в свое время прию-
тил меня, дал кусок хлеба..."
     Мужу Фекла,  конечно, рассказывала, что за гость собирается к ним
приехать,  но Леониду Ивановичу было не до него - хватало дел в школе,
и он лишь заметил, что принимать гостей - обязанность хозяйки.
     Вавила долго не выходил из избы,  но потом все-таки решился прой-
тись по улице. Никто его пока не узнавал, он осмелел, и ноги сами при-
вели его в родной дом, где теперь размещалось правление колхоза, а за-
тем неудержимое любопытство заставило заглянуть в штаб.
     Согласившись ошкурить уснувших тюленят,  Вавила поспешил домой, а
когда  вернулся,  ватник  у  него был перепоясан ремнем и на нем висел
зверобойный нож в ножнах, что дала Фекла.
     - Пришел?  - обрадовался Климцов. - Вот и ладно. Как звать-то те-
бя, дед?
     Ряхин помялся, но все таки решил назвать себя:
     - Вавила. По отчеству Дмитриевич.
     - Отлично.  Значит, Вавила Дмитриевич... Вон под окном - лошадь с
дровнями. Садитесь и поезжайте! У вольеров не забудьте спросить Аниси-
ма.
     - Не забуду.
     Он мог бы добавить, что с Анисимом Родионовым связан родственными
узами,  что тот плавал на его шхуне "Поветерь" кормщиком,  но это было
совсем ни к чему.




     За проволочными  сетками  на изрытом снегу лежали и ползали сотни
линяющих бельков-хохлуш,  и в морозном воздухе стоял разноголосый рев,
привычный уху зверобоя.  Вавила сразу вспомнил,  как он в молодые годы
ходил за тюленями. Но сейчас он подивился тому, с каким широким разма-
хом  ведется промысел,  поставленный,  как видно,  опытными,  знающими
людьми.  Он посмотрел, как поодаль снижается вертолет, опуская на снег
какой-то большой двухрядный ребристый ящик, и догадался, что в нем на-
ходятся хохлуши, доставленные с моря необычным путем, по воздуху.
     Его окликнули:
     - Эй, дед! Ты чего тут?
     Голос показался знакомым.  Вавила обернулся и с трудом узнал Ани-
сима. Изрядно постаревший, с усталым морщинистым лицом свояк подошел к
нему поближе.
     - Меня послали ошкуривать уснувших бельков,  - Вавила показал  на
нож, висевший на поясе.
     - Ну тогда идем.
     Анисим первым прошел к большому тесовому сараю.  Здесь, уложенные
рядком, находились уснувшие тюленята.
     - Вот.  Хоть здесь ошкуривай,  хоть вытаскивай на улицу, - сказал
Анисим, так и не признавший своего бывшего хозяина. - Как зовут-то те-
бя? - спросил он, прежде чем оставить его.
     - Вавила Дмитриевич Ряхин.
     Анисим остолбенел.
     - Ты че...  ты че?..  - с трудом вымолвил он. - Да постой, неужто
Вавила Дмитрич?
     - Вот так, - тихо отозвался Вавила. - Гора с горой не сходятся, а
человек с человеком... Здравствуй, Анисим!
     - Ну напугал! А ведь говорили... того, ты уж прости меня, говори-
ли - умер!
     - Мало ли что говорят...  Жив, как видишь. Хочу дома умереть спо-
койно. Феклуша меня приютила.
     Анисим торопливо закивал.
     - Все понял, Вавила Дмитрич, все!
     - Ты кем тут? Бригадиром?
     - Бригадиром. Скоро начнем обработку зверя. Дел будет по завязку.
А пока тут с разными заботами кручусь...
     - Вот и встретились.  Ну,  иди по своим делам. И я, благословясь,
тоже примусь за работу. Хотя и сбоку припека...
     Анисим пошел потихоньку,  оглядываясь и продолжая удивляться нео-
жиданному появлению старого своего родича и хозяина.
     А Вавила вернулся в сарай,  перекрестился,  и,  взяв за хвост не-
большую тушку хохлуши,  выволок ее на улицу,  на снег:  "Здесь светлее
работать". Повернул тушку животом кверху, поместил ее между ног, вынул
нож и сделал аккуратный глубокий надрез вдоль брюшка...
     Наклоняться ему было трудновато,  ноги с непривычки дрожали. "Эх,
совсем старик стал!" - вздохнул Вавила,  распрямился  и  посмотрел  по
сторонам.
     Вертолет, что приземлился поодаль,  снова взлетел и пошел к морю.
Под  металлическим  брюхом  у него висел на стропах контейнер.  Вавила
проследил за его полетом.
     Солнце выглянуло  из-за облаков и залило все вокруг радужным сия-
нием. Снега искрились, сверкали алмазной крошкой. Налево располагались
вольеры. Их было много - не охватить взглядом! У ближней загородки су-
етились люди. Вавила приметил среди них желтый дубленый полушубок Ани-
сима. Свояк размахивал руками и что-то говорил мужикам, которые волок-
ли в вольер тюленят, опутанных сетками. Потом мужики закрыли проволоч-
ную дверцу и стали высвобождать хохлуш из мешков.  Тюленята,  высколь-
знув из пут, торопливо расползались в разные стороны.
     Выпустив всех  зверей  из  мешков,  колхозники удалились.  Вавила
опять склонился над тушкой,  отделяя сало от ребер. В уши ему врывался
многоголосый крик тюленьих детенышей.
     - Экие голосистые красотуленьки! - пробормотал он.
     Солнце било в упор веселыми мартовскими всплесками.  Глазам стало
больно. Вавила снял рукавицу и смахнул слезинки рукой.




     Вечером над отлогим заснеженным полем с вольерами стали сгущаться
синие мартовские сумерки. Со всех сторон - от реки, от моря, из тундры
- наступала тьма.  Она становилась все плотнее  и  глуше.  Прекратился
грохот  вертолетов,  смолкли голоса людей,  и слышались только посвист
ветра-полуночника да разноголосица тюленят, которые сбивались в сетча-
тых загородках поближе друг к другу,  готовясь встретить ночь.  Посте-
пенно голоса бельков затихали.
     Цепочкой вокруг  вольеров вспыхнули электрические огни.  Они зас-
веркали призывно и ярко на невысоких столбах с электропроводкой. Начал
свой первый обход ночной сторож с карабином за спиной.  Он неторопливо
скользил вдоль ограждений на широких,  подбитых камусом охотничьих лы-
жах и посматривал по сторонам:  не порвалась ли где проволочная сетка,
не явились ли незваные гости - волки из тундры, оголодавшие за длинную
полярную ночь.
     Сторож - а это был Ермолай - шел неторопко:  бегать ему было  уже
не по силам,  годы не молодые. На усах и бороде у него намерзли льдин-
ки,  лицо обжигал резкий ветер, под ноги стлалась сухая снежная позем-
ка.
     "Волкам тут делать нечего,  - успокаивал он себя.- Вертолеты рас-
пугали всю живность на десятки верст в округе". Сторож обогнул вольеры
и вышел на самый берег.  Тут остановился,  отдышался в затишке за  не-
большой дощатой будкой и, став спиной к ветру, закурил.
     На голове у него была оленья шапка с длинными ушами, на ногах ва-
ленки,  теплый и легкий полушубок подпоясан ремешком. Ермолай снял лы-
жи, сел на лежавший возле будки пустой ящик и поглядел на реку, прита-
ившуюся подо льдом и снегом неподалеку от вольеров.
     В электрическом свете снег искрился,  переливался  блестками,  но
дальше к реке все пряталось в темноте. И ничего в этой тьме не увидишь
на десятки, сотни километров, до самого Воронова мыса, до горла Белого
моря. И там тоже - тьма-тьмущая, холодная, безлюдная.
     Но вот из-за сугробов показалась луна.  Ее серебристый шар, будто
круглый большой поплавок от морского невода, все выше всплывал над бе-
регом. Тьма неохотно стала расступаться, теснимая электрическим и лун-
ным  светом.  Луна  привнесла в безмолвие ночи нечто свое,  особенное,
словно бы чуточку оживившее окрестность.
     Что-то заставило  Ермолая  насторожиться  и  получше вглядеться в
темноту под берегом.  Там,  где боролись меж собой свет и потемки,  на
льду  реки он приметил чуть заметное движение.  "Что там такое мельте-
шит?  - подумал он, тихонько сняв карабин с ремня и положив его на ко-
лени. - Ничего не разберу... Аль пригрезилось мне?"
     Но вот то,  что двигалось,  попало в полосу света, и он разглядел
тюлениху-утельгу.  Торопливо работая ластами, выгибая массивную жирную
спину, она подползла ближе к берегу и, подняв голову, замерла. Ермолаю
показалось,  что  она  смотрит прямо на него своими темными блестящими
глазами.  Он бросил окурок и осторожно поправил  на  коленях  карабин:
"Чего ей тут надо?"
     Утельга больше не двигалась и только тянула морду в сторону воль-
еров, будто принюхивалась. "Ну и ну... - удивлялся Ермолай. - Издалека
пожаловала...  Уж не детеныша ли ищет?" Он покачал головой, дивясь то-
му,  что тюлениха подошла к самым вольерам, а когда опять посмотрел на
реку,  ее уже не было...  "Заприметила меня и ушла,  - подумал он. - В
воду нырнула. Там есть полынья..."
     Ермолай встал,  надел лыжи, закинул за спину карабин и снова зас-
кользил  по сухому снегу вдоль ограждения.  Его тень неотступно двига-
лась рядом с ним,  но была зыбкой и изменчивой:  то вовсе исчезала, то
появлялась  опять в зависимости от расположения электрических фонарей.
От ветра фонари раскачивались, и тень тоже колебалась на снегу.
     С окраины села донесся треск мотора, блеснул тускловатый свет фа-
ры.  Ермолай остановился, выжидая. Вскоре на снегоходе "Буран", подняв
белесое облако, подкатил председатель колхоза Климцов. Он решил прове-
рить сторожа и вольеры.
     Климцов осадил своего трескучего коня, выключил мотор и спросил:
     - Как идет дежурство, Ермолай Иванович?
     - Все в полном порядке,  - ответил сторож.  - Я только что обошел
все вольеры... Не беспокойтесь.
     - Хорошо,  -  чуть простуженным баском отозвался председатель.  -
Смена тебе будет в два часа ночи. Выдюжишь? Не смерзнешь?
     - Холодно будет - пройдусь на лыжах. Да и тулуп у меня есть там в
будке, - ответил Ермолай и добавил: - Гостья с моря приходила...
     - Какая гостья?
     - Да утельга...
     - А зачем?
     - Спроси у нее...  - Ермолай сдержанно рассмеялся и, сняв рукави-
цу, стал обирать пальцами льдинки с усов.
     Климцов поглядел в темноту над рекой, но ничего не сказал. Только
попрощался и укатил домой, оставив после себя туманное снеговое облач-
ко.





     Зверобойная кампания закончилась.  Вертолеты поднялись с посадоч-
ной площадки и улетели в Архангельск,  взяв на борт всех, кто приезжал
в  Унду.  Из  работников  областного  объединения остался только инже-
нер-технолог Вельтман.  Ему предстояло организовать обработку  добытых
тюленей и консервацию шкурок.
     По утрам этот крепкий,  средних лет мужчина в неизменной дубленке
и шапке из пыжика шагал к вольерам и в цех, где заканчивалась установ-
ка оборудования.  Его не очень устраивало то,  что  цех  размещался  в
большом и холодном сарае, бывшем складе, что не все станки были осенью
завезены.  Но это зависело не от него, и даже не от Климцова, и прихо-
дилось довольствоваться тем,  что имелось под рукой.  Вельтман торопил
рабочих,  оборудовавших цех: дней через десять бельки в вольерах прев-
ратятся в серку,  и начнется горячая пора.  Надо,  чтобы все поголовье
было сохранено,  обработано и затраты колхозов окупились. И Вельтман с
утра  до  вечера  хлопотал возле станков и приспособлений,  деревянных
больших чанов,  рельсового пути и вагонеток,  проверял готовность  ко-
тельной и трубопроводов. Словом дел у него было по завязку.
     Иван Данилович Климцов с правленцами комплектовал звенья для  ра-
боты в цехе. Опытных обработчиков не хватало, приходилось обращаться к
старикам-зверобоям. Те охотно откликались на его предложения.
     Климцов опасался, как бы инженер, подготовив цех, не уехал, оста-
вив его одного с такой прорвой дел. Но Вельтман заверил, что будет на-
ходиться в колхозе до той поры, пока не обработают все меховое сырье.
     Климцов успокоился,  но вскоре у него появились новые заботы. Ми-
тенев со своей бухгалтерией подвел дебет-кредит и,  составив ведомости
для расчета со звероловами, зашел к Ивану Даниловичу подписать их.
     - Заработали мужики,  по-моему,  неплохо.  Не должны обижаться, -
заметил Климцов, проглядывая ведомости.
     - Неплохо,  - согласился Митенев.  - Однако деньги на счету тают.
После оплаты вертолетов осталось всего ничего...
     - Скоро получим за шкурки солидные деньги,  - сказал Климцов нес-
колько самоуверенно.
     - Цыплят по осени считают.
     - А сколько у нас в банке на счету? - спросил председатель.
     Митенев назвал  сумму,  и Климцов заговорил уже не столь самоуве-
ренно.
     - Тральщики еще заработают.
     - На это не очень-то надейтесь,  Иван Данилович, - опять возразил
главбух.  - Треску да окуня больше ищут,  чем ловят, да и мелкая пошла
рыбешка,  еле дотягивает до промыслового стандарта.  А мойве велика ли
цена? На зарплату рыбакам дай бог заработать. А ремонт? Суда ведь тре-
буют ежегодного ремонта!
     Иван Данилович  умолк  и досадливо передернул угловатыми плечами:
"Этот Митенев всегда испортит настроение.  Что за человек!" Но предсе-
датель  понимал,  что  опасения главбуха не напрасны,  и выложил он их
вовремя, чтобы предупредить о возможных будущих финансовых затруднени-
ях. Митенев меж тем продолжал:
     - Ты не забыл, Иван Данилович, что летом к будущей зверобойке на-
до строить цех, гостиницу, склады, столовую? Деньги опять потребуются.
     - Поморцев поможет. Дело-то ведь общее.
     - В  принципе  -  да,  - согласился Дмитрий Викентьевич.  - Но ты
все-таки обговори это в рыбаксоюзе. Там тоже должны думать...
     - Хорошо. Полечу в город и все выясню.
     Митенев еще постоял, помялся и наконец вымолвил:
     - Ох,  чует мое сердце,  что придется нам брать ссуду в банке. Не
люблю я этих ссуд. Долги!
     Климцов улыбнулся,  видя,  как  морщится Митенев при упоминании о
долгах, будто сунул в рот горсть клюквы.
     - А вот поговорка есть,  - сказал он. - "Должен - не спорю; отдам
не скоро,  когда захочу, тогда и заплачу". Не падай духом, Дмитрий Ви-
кентьевич.  Обойдемся  без  ссуды.  Зверобойный  промысел нас выручит.
Раньше-то выручал!
     - Так то раньше. Одни вертолеты чего стоят...
     Митенев недоверчиво покачал головой и ушел. Проводив его взглядом
до двери, Иван Данилович подумал, что главбух, как всегда, прав.
     "Да, а как же быть с фермой?  Я ведь обещал Зюзиной и дояркам но-
вый  коровник,  -  Климцов  озадаченно  наморщил  лоб  и  стал  ходить
взад-вперед по кабинету.  - Придется им сказать начистоту: "Поработай-
те, бабоньки, пока еще в старом... А электродойку надо вводить, невзи-
рая ни на что".
     Так цепочкой возникали разные дела,  и казалось - конца им не бу-
дет.  Вытащишь одно звено - за ним тянется другое, третье... И все ре-
шать надо сегодня, сейчас, немедля. Завтра уже будет поздно.




     Елисей получил в конторе расчет за зверобойку и, придя домой, по-
ложил на стол перед отцом деньги.
     - Вот, батя, мой заработок. Тут все до копейки.
     Родион посмотрел на сына попристальней,  прищурив усталые глаза с
белесыми ресницами, погладил усы и мягко улыбнулся:
     - Поздравляю с первой получкой. Сколько тут?
     - Триста восемьдесят два рубля.
     - Прилично. Сколько дней ты работал в море?
     - Неделю.
     - Вот видишь!
     "Вон какой у меня сын вымахал,  - подумал отец.  - Высок, строен,
пригляден.  Вполне пригожий парень".  Августа, вытащив из русской печи
чугун с горячей водой, тоже любовалась Елисеем, голубые глаза ее излу-
чали материнское тепло и ласку.  Она поставила ухват,  вытерла руки  о
фартук,  и,  подойдя к сыну, поцеловала его в щеку. Для этого ей приш-
лось привстать на цыпочки.
     - Вот и вырос ты у нас,  сынок,  - сказала она.  - И зарабатывать
начал. Себе-то оставил на карманные расходы?
     - Мне  не надо,  - ответил Елисей и,  считая разговор оконченным,
ушел в горницу и занялся там проигрывателем.  Из  горницы  послышалась
негромкая музыка.
     Родиону хотелось еще поговорить с сыном, и он позвал:
     - Что скоро ушел-то? Иди сюда.
     Елисей послушно вышел опять на кухню.  Отец взял деньги, подержал
их в руке и снова бережно положил на стол.
     - Так ты... это самое... Деньги - в общий семейный кошелек?
     - Конечно.
     - Возьми себе сколько-нибудь, - снова предложила мать.
     - Я же сказал - не надо. Куда мне деньги?
     - Н-ну ладно,  сынок.  Спасибо,  - расчувствовался отец. Он вышел
из-за стола. - Дай-ка и я тебя обниму.
     Обхватив плечи сына своей  единственной  рукой,  Родион  нечаянно
ткнулся  обрубком  левой ему в грудь.  И Елисею вспомнилось и то,  как
вернулся с войны безрукий отец, и то, как трудно привыкал он к положе-
нию инвалида: иной раз не спал ночами, сидел без огня на кухне и курил
без конца - видимо, болела рана...
     - Да что вы в самом-то деле... Обниматься, целоваться вздумали, -
смущенно пошутил Елисей. - Этакое событие...
     - Первая получка - большое событие, сынок. А еще мы с матерью до-
вольны тем,  что ты отдал родителям все  до  копейки,  что  к  деньгам
пристрастия не имеешь. Так, мать? - обратился Родион к жене.
     - Так, так.
     Елисей замялся и не очень уверенно попросил:
     - Если вы не против,  то из моей получки купили бы джинсы  Свете.
Давно мечтает.
     Родители переглянулись,  оба вспомнили недавний разговор  на  эту
тему в присутствии Панькина.  Отец нахмурился, мать, пряча улыбку, от-
вернулась к печке.
     Светланы дома не было,  ушла в клуб на репетицию. Она участвовала
в самодеятельном хоре.
     - Ну это ты зря,  сынок, - сказал отец. - Трудовой заработок тра-
тить на пустяки. Зачем ей эти штаны из парусины?
     - Все  же сколько они стоят?  - В голосе матери послышались нотки
примирения.
     - В магазинах хорошие джинсы бывают редко, а на толкучке в городе
они стоят сотни две, - ответил Елисей.
     - Да как же это?  - взорвался вдруг отец.  - За какие-то западные
штанцы две сотни выложить?  А все потому, что ты их разбаловала, - уп-
рекнул  Родион  жену.  Он  взял деньги со стола,  отнес их в горницу и
спрятал в комод.  - Никаких жинсов, - возмущался он, вернувшись. - Это
не предмет первой необходимости.  А получку твою я,  как есть, сохраню
до твоего возвращения из армии.  Отслужишь,  вернешься и приоденешься.
Все, все, решено.
     Елисей, не выдержав, расхохотался.
     - Ну, батя, я ведь не настаиваю. Что ты вспылил? Чисто кипяток.
     - Кипяток и есть, - сказала Августа, лукаво поглядывая на мужа.
     - А ты все надо мной подсмеиваешься,  - повернулся к жене Родион.
- Вижу, вижу. Всю жизнь ехидничаешь...
     - Надо же с тебя немного спесь сбить.  Ходишь по деревне со своей
сумкой уж больно серьезный.  Как генерал,  в мундир  затянутый,  -  не
подступишься. Одна только и управа - жена законная...
     Широко распахнув дверь,  в избу вбежала Светлана. Быстрая, шумли-
вая, чуточку возбужденная, она скинула пальто, шапку из белого песца и
- сразу за стол:
     - Есть хочу!
     - Ишь,  какая шустрая, - с нарочитой строгостью проворчал отец. -
Где была?
     - На репетиции. Вы чего все надулись?
     - Кто надулся? Вовсе нет, - сказала мать. - Сейчас будем ужинать.
Мой руки, да стели скатерку.
     Светлане шел  шестнадцатый  год.  Она  была очень похожа на мать:
роста среднего,  полненькая, светлые волосы заплетены в косу, а у вис-
ков  прядки вьются кольцами.  И ямочки на щеках,  как у матери.  Когда
Светлана улыбалась, они становились глубже и делали ее еще более прив-
лекательной.
     - У нас, Света, сегодня событие, - сказала мать.
     - Какое? - Светлана расстелила на столе полотняную скатерть.
     - Елеся получку принес.
     - Поздравляю.  Сколько заработал?  - поинтересовалась Светлана и,
когда ей ответили,  вполне  серьезно  одобрила:  -  Молодец,  Елеська!
Кое-что можешь. Купил бы мне со своей получки обнову.
     Она говорила это брату, а сама поглядывала на отца и рассыпала по
избе веселые искорки из своих зеленовато-голубых глаз. Конечно же, она
опять намекала на злополучные джинсы.  Елисей, заметив, как вытянулось
лицо у отца,  отвернулся и прыснул в ладонь. Августа еле удержалась от
смеха. Но Родион на этот раз оказался на высоте положения.
     - Будет  тебе  обнова,  - сказал он коротко.  - Садитесь за стол.
Мать, тащи, что есть в печи!

     Родион все присматривался повнимательней к сыну и думал, с какого
бока  к  нему подойти,  чтобы пробудить у него привязанность к родному
дому и рыбацкой профессии. Разговоры об этом велись и прежде, а теперь
отец решил "прощупать" сына как следует.
     После неудавшейся попытки поступить в институт  Елисей  вроде  бы
усомнился в правильности выбранного пути - по крайней мере,  так каза-
лось отцу. А после того, как сын приобщился к промыслу, у Родиона поя-
вилась надежда,  что его отцовское желание исполнится, что древняя де-
довская кровь наверняка позовет Елисея на тральщик,  на зверобойку или
на семужьи тони.
     Августа, зная,  чем дышит ее супруг,  больше всего опасалась, что
сын  пойдет по отцовскому пути.  Ей хотелось,  чтобы Елисей непременно
окончил институт и приобрел городскую профессию.  И в то же время  ей,
как  и  любой другой матери,  хотелось,  чтобы сын оставался в деревне
возле родителей, был опорой их в старости. В ней боролись два желания,
и все-таки победило первое: "Пусть уж лучше в городе, в учреждении или
на производстве".
     Родион начал разговор, как водится, издалека:
     - Вот я пошел на завод Ряхина строгать тюленьи шкуры в пятнадцать
лет.  Отец погиб в уносе,  надо было семью кормить. А условия были - с
нынешними ни в какое сравнение. Холод, сырость, грязь, вонь... Все де-
лали вручную. Придешь, бывало, домой - руки болят, ноги дрожат в коле-
нях.  Целый день стоишь,  не присядешь. Чуть замешкаешься - хозяин тут
как тут, кричит: "Пошевеливайся!" И все за кусок хлеба только. Учиться
не довелось, где там! Не то, что вам... Теперь вон зверобоев на льдину
на вертолете доставляют, словно почетных пассажиров.
     Дети слушали его со снисходительной вежливостью, изредка перегля-
дываясь. Светлана зачерпнув ложечкой варенья из вазы, сказала:
     - Знаем, батя, вам пришлось испытать много трудностей.
     - А нынче жизнь другая, - заметил сын.
     - Другая, верно, - подхватил отец, радуясь, что дети понимают его
с полуслова.  - Нынче,  окромя хлеба,  вам подай и то, и се. Заработки
приличные, все можно приобрести, ежели жить расчетливо, даже "Жигули".
     - А куда ездить на них, батя? - улыбнулся Елисей, - У нас тундра,
дорог нету.
     - Так то у нас, а в других местах поезжай куда хошь. И ездят мно-
гие.
     - Сиди уж со своими "Жигулями"! - махнула рукой Августа. - На ка-
кие шиши будешь покупать?
     - Это я к примеру.  У нас ведь на промысле можно прилично зарабо-
тать,  - не обратив внимания на замечание жены,  продолжал  Родион.  -
Елисей тому пример. Три сотни с гаком за неделю.
     - Так это,  батя, заработок случайный. Раз в год, во время верто-
летной кампании.  А в остальные дни рыбаки, слышал я, не густо получа-
ют,  - сказал сын.  - Впрочем,  дело не в одних только деньгах. Скучно
здесь жить. Развернуться негде...
     - Во сказанул! - удивился отец. - Море рядом - разворачивайся ку-
да хошь! Или тебя уж совсем море не зовет? На тральщиках разве нет за-
работка?
     - А  труд там какой?  - опять возразила жена.  - По четыре месяца
берега не видят,  день и ночь в робе, насквозь мокрые, да на ветру, да
и шторма бывают сильные.
     - Пословица говорит: "Пола мокра, дак брюхо сыто!"
     - То-то,  пословица!  Нет, муженек, уж ты не сбивай сына с толку,
не агитируй. Пусть учится в институте. У него своя судьба.
     - Разве я агитирую? - обиделся Родион. - Была нужда...
     - Как же не агитируешь? Будто у парня нет своей головы на плечах.
Не маленький теперь.
     - Да полно вам,  - прервал их сын.  - Мне надо еще в армии отслу-
жить. Или забыли?
     - А после куда?  Все надо предрешить заранее,  -  урезонивал  его
отец. Благодушное настроение у него улетучилось, и он насупился.
     Елисей сказал решительно:
     - После армии, батя, я пойду опять в архитектурный институт. Хоть
обижайся, хоть нет.
     - Правильно решил, - с живостью поддержала его сестра. - Добивай-
ся своей цели.
     - Настойчивость - второй ум, - подхватила мать.
     - А ты куда? - спросил Родион дочь.
     - А я...  Я замуж, - расхохоталась Светлана. - Нет, если по-серь-
езному, то я пойду в педагогический.
     - А я то думал...  - Родион пожевал губами, усы у него смешно за-
топорщились.  - Я думал,  Елеся, сходишь на зверобойку - и проснется в
тебе поморская кровь.  Куда там! Ну да делай, как хочешь, я уж тебе не
указ. Ты сам большой...
     Отец допил чай из стакана и ушел в горницу, лег там на кровать.
     Августа посмотрела ему вслед и тихо сказала детям:
     - Ничего.  Пройдет у него обида.  Отходчив. Он ведь у нас староп-
режний человек.  Вас не всегда и поймет. А вам надо высшее образование
получить.




     Брюки Светлане отец с,  матерью все же купили на свои сбережения.
Из Мурманска на побывку приехал моряк Федор Мальгин. Он привез из заг-
ранплавания  пару модных джинсов и одни продал Светлане.  Та прибежала
домой с покупкой радостная и тотчас стала ее примеривать. Она с трудом
натянула на себя джинсы, которые поджимали со всех боков.
     - Тесноваты? - посочувствовала мать.
     - Да нет, покрой такой. Надо, чтобы в обтяжку, - ответила дочь.
     - Да ты застегни молнию-то!  - посоветовал отец.  - Тогда и  уви-
дишь, что они совсем тебе не подходят.
     Светлана с усилием потянула замок-молнию.  Он застегнулся  только
до половины. В поясе брюки оказались непомерно узкими.
     - Вот видите! - возмущался отец. - Что я вам говорил?
     Брюки пришлось вернуть их владельцу. Впрочем, их у него тотчас же
купили: нашлась тощая девица среди сверстниц Светланы.




     По ночам, когда в летней половине остывала печь и в комнатах ста-
новилось  холодно,  Фекла просыпалась и молча лежала,  глядя в темноту
горницы.  Натянув теплое одеяло до подбородка,  она  прислушивалась  к
ночным  звукам и шорохам.  На стене размеренно стучали маятником боль-
шие,  без боя часы, купленные недавно Леонидом Ивановичем. У соседей в
хлеву тоненько мемекал теленок,  видимо будил матку, чтобы присосаться
к теплому коровьему вымени.  За окнами на столбах  гудели  телеграфные
провода  - к перемене погоды.  В последние ночи народилась луна,  и от
нее в горенку через замерзшее оконце тянулись снопы холодного голубого
света. Они высвечивали пол со старинными домоткаными половиками.
     Прежде Фекла ночами спала крепко,  а  теперь  с  ней  происходило
что-то непонятное:  хоть глаза сшивай, не спится и все тут. Она лежала
спокойно,  не ворочаясь,  боясь потревожить супруга, который с головой
упрятался под одеяло.
     "Надо бы спать в зимовке.  Там теплее, - подумала Фекла. - Но там
Вавила..."
     Одной из причин беспокойства и был, наверное, он, старый ее хозя-
ин.  Нельзя сказать,  чтобы Вавила пришелся им в тягость,  нет. Просто
она опасалась,  как бы он в одночасье не отдал богу душу,  - уж  очень
стар. К тому же Вавила попростыл, ошкуривая у вольеров тюленят и целую
неделю кашлял и жаловался на головные боли. Фекла еле отпоила его чаем
с сушеной малиной.
     Лежа молча,  боясь пошелохнуться,  она вспоминала  прежние  годы,
когда, бывало, Вавила - молодой, здоровый, сильный - хозяином ходил по
селу, ведя торговые и промысловые дела. Жил хоть и не всегда в ладах с
приглядной и капризной Меланьей,  но вполне благополучно. Вспомнилось,
как в тридцатом году ночью он заявился к Фекле, тогда еще совсем юной.
Признался ей в любви, обещал взять замуж, разведясь с женой... "Пустое
было!  Хмель в нем бродил,  как дрожжи.  Да и беды на него  посыпались
тогда со всех сторон: начиналась коллективизация. Бог с ним, его время
прошло.  Хоть бы скончался не теперь,  не в зимнюю пору...  Да и пусть
живет, никому не мешает".
     Ундяне, узнав о госте в зимовке Феклы, спрашивали ее при встрече:
"Кто  у тебя там?  Что за старик?" Она отвечала:  "Знакомый,  земляк".
Старики помнили Вавилу,  но их осталось уже немного.  А кто помоложе -
откуда им знать о нем? И кому какое дело, кто поселился в ее избе?
     "А я-то как живу?  - спрашивала себя Фекла.  - Что дало  мне  это
позднее замужество?" И тут же отвечала: "Конечно, радости особой нету.
Годы все-таки.  Но и огорчаться причины нет.  Леонид Иванович  хороший
муж,  предупредительный, заботливый. Кажется, любит... Но хозяин нику-
дышный. Что-нибудь сделать в доме - он к этому совсем не способен. По-
чинить,  покрасить,  дров напилить - все надо соседей звать на помощь.
Да и некогда ему,  целый день в школе.  Иногда и вечера  прихватывает.
Ответственная у него работа".
     Думка за думкой тянулись в голове в недобрый бессонный час. Нако-
нец под утро Фекла успокаивалась и засыпала.
     А днем забот полон рот.  На ферме дел не переделать. Начались ве-
сенние отелы, молодняк надо беречь да холить. А в скотном дворе холод-
но, очень уж он старый, щелястый. Как ни ремонтировали, как ни утепля-
ли осенью,  толку мало.  Председатель приходил как-то утром, упрашивал
женщин:  "Поработайте, бабоньки, еще с годик. Через год непременно но-
вую ферму выстроим по всем правилам".
     Бессонница бессонницей,  а в шесть утра Фекла была уже на  ногах.
Топила  печь,  готовила завтрак и обед.  Леонид Иванович вставал часом
позже, они завтракали и вместе шли она - на ферму, он - в школу, как и
положено любящим супругам, рука об руку.
     Перед тем как уйти, Фекла наведывалась в зимовку к Вавиле. Прино-
сила дров к плите,  кормила его завтраком.  Вавила жил отшельником, на
летнюю половину к хозяевам не поднимался и на  улицу  не  показывался.
Однажды  только навестили его Дорофей,  Офоня-моторист да свояк Анисим
Родионов. Посидели, поговорили о том о сем. Встреча была холодноватой,
чувствовалась какая-то отчужденность. Вавила этот приход земляков наз-
вал визитом вежливости.
     Однажды, когда Фекла явилась в зимовку, Вавила объявил:
     - Надо мне,  Феклуша, в город. Спасибо за приют, за хлеб-соль. Но
нагостился. Домой пора.
     - Что так, Вавила Дмитрич? - удивилась Фекла.
     - Гость  хозяевам не в тягость,  если живет у них недолго.  Но не
только поэтому. Потянуло меня в свой угол. Прости, но надо лететь. Ку-
пи, пожалуйста, билет. Завтра бы и отчалить.
     - Поживи еще,  Вавила Дмитрич. Куда торопишься? Кто тебя в городе
ждет?
     - Нет,  нет.  Решил я,  Феклуша.  Билет купи, а до самолета я сам
дойду.  Тебе не надо меня провожать.  Так лучше.  Будь ласкова.  Хотел
здесь встретить смертный час, да передумал...
     - Ну что ж, - вздохнула Фекла. - Воля ваша.
     - Городским жителем стал. Скучно мне на селе, - Вавила попробовал
улыбнуться, но улыбка получилась вымученной, кисловатой.
     - Дорофея с Офоней позвать попрощаться?
     - Не надо. Уеду незаметно. Ни к чему их беспокоить.
     Фекла выполнила просьбу Вавилы - купила билет на самолет и все же
проводила его на аэродром.
     Случилось так,  что тем же рейсом в Архангельск полетел председа-
тель  колхоза  Климцов,  и случайно его место оказалось рядом с местом
Вавилы.  Поначалу Климцов не обратил внимания на старика, но потом уз-
нал его, вспомнив, как посылал к вольерам.
     - Ты куда, дед, полетел?
     - Да в город...
     - Живешь-то постоянно где? Там?
     Вавила кивнул  утвердительно,  напустив на себя неприступный вид.
Он даже поднял воротник полушубка,  хотя в самолете было тепло,  давая
понять, что к дальнейшей беседе не склонен. Климцов, видя это, оставил
его в покое.

     ...Деловая поездка Ивана Даниловича в Архангельск была  успешной.
Он разрешил все финансовые и снабженческие дела и привез проекты ново-
го цеха и гостиницы, а в начале мая рыбакколхозсоюз обещал направить в
колхоз и техника-строителя.

     ...Вавила умер весной перед майским праздником.  Известие об этом
пришло в Унду уже после похорон.




     Еще никогда в этих местах не было такой ранней  и  бурной  весны.
Даже  старики  не  помнили,  чтобы  в апреле почти весь снег согнало в
тундре.  Только остался он рыхлыми плитками вылеживаться по оврагам  и
лайдам1.  Лед в реке стремительно ринулся к морю, ломая и круша все на
своем пути. В конце села, что ближе к заливу, начисто срезало льдинами
две бани.  Вода поднялась, подмыла столбы с электролинией. Лед шел че-
тыре дня.  С верховьев несло кучи сена и бревна от сенокосных избушек.
Рыбаки подолгу стояли на взгорке возле продмага и дивились такому нео-
бычному, шумному буйству вешних вод.
     1 Лайда - заливной луг в тундре.

     А потом вдруг ударили холода.  Северо-восточные  ветры  притащили
низкие тяжелые тучи,  и на подмерзшую землю посыпался новый снег.  Все
кругом побелело,  и только темными коробками выделялись избы. Тяжелая,
почти черная вода в реке струилась глубинным течением к устью.
     Вешний снег растаял через три дня.  Дорофею не сиделось  в  избе.
Побаловавшись утренним чайком с шанежками, которые ему почти ежедневно
приносила дочь,  он одевался потеплее, брал суковатый можжевеловый по-
сох  и шел прогуляться.  Посох ему был нужен как помощник в пути.  Им,
как сапер щупом,  Дорофей пробовал подозрительные места - плохо  приг-
нанные доски на мосточках, топкие лужицы на проезжей части улицы.
     Он с удовольствием дышал свежим и влажным воздухом,  у палисадни-
ков трогал рукой ветки черемушек, проверяя, не набухли ли почки. Почки
уже появились,  он срывал их, растирал в ладони и вдыхал запах - терп-
кий, живительный, как сама весна.
     Дорофей приходил на "смотровую площадку" стариков  возле  рыбкоо-
повского  магазина.  Они  частенько сидели тут на пустых ящиках из-под
товаров и наблюдали за тем,  что творилось вокруг. Но с рыбкооповского
крылечка видно недалеко,  и Дорофей предпочитал сидеть на берегу, пос-
тавив посох меж колен и положив на гладкий набалдашник темные  руки  с
узловатыми длинными пальцами.
     Хотя глаза у него ослабли, он все-таки видел многое, а что не ви-
дел,  угадывал чутьем. Слух у него был хороший, и он различал в весен-
нем шуме крики чаек-поморников, писк куличков, что проворно перебегали
среди камней.
     А однажды он услышал призывные трубные голоса серых гусей и  под-
нял голову к небу. Он не сразу увидел птиц среди облаков, заметив стаю
лишь тогда,  когда она попала в разрыв туч и лучи солнца засверкали на
подбитых пухом белых подкрыльях. Гуси перекликались, словно подбодряли
друг друга на долгом и утомительном пути с юга к тундровым озерам.
     Они скрылись,  голоса умолкли, тучи сомкнулись, и на лице, на ру-
ках Дорофей ощутил капли холодного дождя.
     - Сидишь?  - послышался голос позади. Дорофей обернулся и обрадо-
вался, увидев Панькина.
     - Да вот сижу,  - ответил он. - Гусей слушал... Только что проле-
тели.
     - Ожил старый зуек!  Весну почуял? - с ласковой ворчливостью ска-
зал Панькин и сел рядом. - Я тоже выбрался на волю. Три дня хворал.
     - Чем хворал?
     - Да поясницу схватило,  шут ее побери! Р-радикулит. Этакая злов-
редная хворь.
     - Беречься надо,  - назидательно сказал старый кормщик. - Годы не
молодые, а ты в ватнике. Надел бы полушубок.
     - Да вроде тепло... А впрочем, ты прав. - Панькин поглубже нахло-
бучил свою мичманку.  Околыш ее был порядком засален, но лаковый козы-
рек еще блестел, хотя и был испещрен трещинками.
     - И фураньку свою кинь. Надень шапку. Старый форсун! - ворчал До-
рофей миролюбиво.
     - Верно,  и шапка не помешала бы, - согласился Панькин. - Холодно
тут. Пойдем в шахматы сыграем.
     - Что ж,  это можно. Давно не играли, - Дорофей неторопливо встал
с ящика, и они отправились в избу.
     - На нас с тобой со стороны глядеть, наверное, не очень весело, -
грустновато промолвил Панькин.  - Теперь мы как пить дать на  покойных
Иеронима Пастухова да Никифора Рындина смахиваем. Помнишь их?
     - Как не помнить! Дружки были - водой не разлить. И мы теперь по-
хожи на них.  Это ты правду сказал.  И пусть. Старики были хорошие. Их
помнят добром.
     - Так бы помнили нас.
     - Да,  - согласился Дорофей.  - Надо,  чтобы о человеке  осталась
добрая память.  Ну,  ежели добром нас вспоминать не будут, - обернулся
он к другу-приятелю, - так хоть по крайности зла мы никому не причиня-
ли. Лихом помнить - тоже причины нет.
     - Это как сказать,  - вздохнул Панькин.  - О тебе худого никто не
скажет, никому ты не насолил. А я - другое дело...
     - Почему?
     - Да потому,  что был я на руководящей должности. С людей спраши-
вал крепко,  по всей строгости,  а иной раз и покрикивал да наказывал,
кого следовало. На меня кое-кто зуб имеет.
     - Да, брат, плохи твои дела. Выходит, тебя и после смерти поруги-
вать будут.  - Дорофей рассмеялся и оступился, забыв проверить посохом
дорогу. И упал бы, если бы не схватился за рукав Панькина. - Ладно да-
вай! Хватит об этом. Нечего себя отпевать прежде времени.
     В старой избенке Дорофея было тепло и даже  уютно.  Крашеный  пол
блистал  чистотой,  на  подоконниках  зеленели цветы - герань да вань-
ка-мокрый.  Стол,  шесток у печи,  лавки - все было обихожено так, что
можно  подумать  -  у  Дорофея появилась хозяйка.  Но хозяйки не было.
Дочь,  правда,  приходила, кое в чем помогала, но больше Дорофей забо-
тился о чистоте сам.
     Панькин разделся,  прошел к столу и спросил Дорофея,  как это ему
удается поддерживать в избе порядок.
     - Дак я же старый моряк! - не без гордости ответил тот. - Палубу,
бывало,  в молодости драил? Драил. Теперь пол в избе драю, как палубу.
У меня и швабра есть,  и ведерки с тазиками. Шваброй я здорово орудую!
Наклоняться не надо. И все остальное тоже держу как следует быть. Печь
- тот же камбуз,  где я еще зуйком кашеварил, стол - на каждом корабле
в каюте стоит и должен быть чист, как ладошка...
     Панькин покачал головой, дивясь такому проворству.
     - Вишь как!  Старую халупку с кораблем сравнил. Это же надо доду-
маться!
     - Ничего хитрого нет,  все ясно как божий день. - Дорофей расста-
вил шахматы на доске и зажал фигуры в кулаках:  - Давай, в которой ру-
ке? - разыграл он первый ход.
     - Одному-то,  наверное,  все-таки скучновато,  - сказал  Панькин,
сходив пешкой. - Ночами-то как?
     - Сплю хорошо. Как барсук в норе. А в общем скучновато. Ты заходи
почаще.
     - Ладно.
     - Густя звала к себе, чтобы у них жил. Кровать, говорит, поставлю
в почетном месте для тебя.  Пищу принимать, будешь вовремя и свежую. А
я отказался. У них избенка еще меньше моей, а в семье четверо. Не хочу
стеснять их. Мне и дома хорошо. Давай ходи!
     Панькин взялся  было  за ладью,  но тут в дверь постучали,  и оба
обернулись.
     - Войдите! - сказал Дорофей.
     Вошла целая делегация - пятеро школьников лет двенадцати, три де-
вочки и два мальчика.  Они поздоровались. Одна из девчушек пухлощекая,
нос пуговкой,  глаза черные, как смородинки, вышла вперед и подала До-
рофею букет бумажных цветов.
     - Поздравляем вас с наступающим праздником Победы,  - слегка вол-
нуясь, выпалила она единым духом. - И вот цветы вам, ветеранам Великой
Отечественной войны, в подарок от нас. - И уже тише пояснила: - Насто-
ящих-то негде взять, так сами сделали. Извините.
     Дорофей встал, принял букетик и поклонился.
     - Спасибо.  От меня и вот от Тихона Сафоныча. Он у нас ведь вете-
ран еще гражданской войны. - Премного вам благодарны за внимание.
     - И еще, - заговорила снова девочка, - мы приглашаем вас обоих на
торжественную линейку в школу завтра в десять утра.
     - Приходите, приходите, - поддержали ее другие ребята.
     Дорофей переглянулся с Панькиным и пообещал:
     - Непременно придем.
     Школьники ушли.  Дорофей получше рассмотрел бумажные цветы,  сде-
ланные с немалым старанием, и передал их Панькину. Тот тоже полюбовал-
ся букетом.
     - Вот и стали мы ветеранами,  - сказал Тихон Сафоныч.  - Почетная
должность!  Но это еще не все.  Завтра того и гляди нас в пионеры при-
мут.  - Он встал, увидел на кухонном шкафу узкогорлую, слегка запылен-
ную вазу,  давно не используемую по назначению, и распорядился: - Дос-
тань-ка вазу-то. Вон на шкафчике у тебя.
     Дорофей достал вазу, и Панькин поставил ее на подоконник.
     - Пусть все видят с улицы,  что у тебя цветы цветут!  - сказал он
удовлетворенно, устраивая букет в вазу.
     На другой  день  Дорофей  встал пораньше и,  пока грелся самовар,
старательно отгладил сохранившуюся с сорок  пятого  года  диагоналевую
защитного  цвета  гимнастерку,  подшил  к  ней бязевый подворотничок и
прикрепил награды - орден Славы,  медаль "За отвагу" и другие  медали:
"К юному поколению надо явиться по всей форме".
     Но гимнастерка оказалась тесной,  ворот не застегивался. "Неужели
растолстел?  - подумал Дорофей. - Не должно быть. Наверное, ткань сле-
жалась или села от стирки.  Покойная Ефросинья выстирала ее перед  тем
как упрятать в сундук".  Он разочарованно вздохнул и перевесил награды
на штатский синий костюм, который носил только по праздникам.
     После чая он оделся, зашел к Панькину, и они направились в школу.
Директор Суховерхов радушно пожал им руки и  провел  в  зал,  где  уже
выстроились в два ряда пионеры в праздничной форме.  Гостей усадили за
красный стол, и торжество началось.
     Линейка шла почти час.  Дорофею пришлось держать речь.  И хотя он
не умел красно говорить, все же обстоятельно рассказал детям, как пла-
вал на боте "Вьюн" в Кольском заливе да в проливе Маточкин Шар, вспом-
нив при этом боевых друзей.  Потом выступал Панькин.  Мало кто в  селе
знал,  что  он  участвовал в ноябре двадцатого года в штурме Перекопа,
был ранен, с трудом выбрался из соленой перекопской воды и потом лежал
два месяца в госпитале в Воронеже.  Слушали его с большим вниманием, а
потом Панькина и Киндякова приняли в почетные пионеры, повязав им пио-
нерские галстуки.
     На этом празднество не кончилось.  К удивлению Дорофея,  одна  из
учительниц  объявила,  что  сразу после линейки состоится экскурсия на
берег, к боту "Вьюн".
     ...Бот стоял  на пустынном берегу на окраине села уже много лет в
бездействии.  После войны Дорофей с командой плавал на нем всего  лишь
одну навигацию,  да и то близ берега по семужьим тоням. Затем его спи-
сали за ветхостью и оставили на песчаной приливной  полосе  на  вечную
стоянку.
     О "Вьюне" почти забыли.  Только ребятишки иногда лазили  на  нем,
играли в свои мальчишеские игры, бегали по палубе, забирались в рубку,
крутили крепкий дубовый штурвал. Изредка приходили сюда Дорофей с Офо-
ней,  сидели  на берегу,  смотрели на старое суденко и вспоминали свои
странствия по северным морям.
     Глядеть на  ветхий заброшенный корабль было грустновато.  Сначала
бот стоял в вертикальном положении, на киле, вонзив в небо две мачты с
остатками  снастей и вант.  Но потом приливами да ветрами его повалило
набок, и мачты накренились.
     Придя со школьниками к месту стоянки "Вьюна", Дорофей увидел, что
кто-то поставил его снова на киль,  подведя под нос и корму  срубы  из
толстых коротких бревен. Это совсем недавно сделали колхозные плотники
по распоряжению Климцова.  Сам Климцов вряд ли бы догадался  выровнять
бот  - ему и так хватало дел,  - если бы не директор школы Суховерхов.
Это ему пришла мысль использовать "Вьюн" для экскурсий с целью  пробу-
дить у детей интерес к морским профессиям.
     Здесь, на берегу Дорофея попросили продолжить беседу,  начатую  в
школе,  и подробнее рассказать об истории "Вьюна".  Дети обступили его
кругом,  поглядывая на старого капитана и  на  его  суденышко.  Позади
школьников стояли учителя, Панькин и еще несколько жителей села, прив-
леченных сюда многолюдством.  Дорофей, не привыкший к такому вниманию,
немного смутился, но быстро овладел собой и начал:
     - Вот,  ребята,  перед вами колхозный рыболовный бот "Вьюн".  Его
построили в тридцать пятом году соломбальские корабелы в Архангельске.
Колхоз тогда приобрел четыре таких суденка.  Вон стоит Панькин, он был
тогда председателем и купил их. Помнишь, Тихон Сафоныч?
     - Как же, помню! - отозвался Панькин. - Мы тогда обновляли парус-
ный флот. Переводили его на механическую тягу...
     - Ну вот, значит, суденко, как видите, деревянное, небольшое. Те-
перь уж таких не строят.  Теперь другие корабли - тральщики с рефриже-
раторными установками.  Мощные! Ну а мы тогда ловили рыбу на таких бо-
тах. Мощность дизеля пятьдесят лошадиных сил, по тому времени подходя-
щая. А район плавания... район плавания, можно сказать, небольшой. Од-
нако  в сорок четвертом году мы с экипажем ходили аж до пролива Маточ-
кин Шар.  Я и сам удивляюсь теперь,  как мы забрались в такую даль. Но
надо было.  Имели спецзадание - вылавливать мины,  что понаставили фа-
шисты.  Почему назвали его "Вьюном"?  Да потому,  что  устойчив  он  в
шторм. Вьется, волнам в лапы не дается... Как поплавок ныряет вверх да
вниз.  Бегал быстро,  как резвая лошадь.  А качало на нем,  -  Дорофей
рассмеялся,  - почище,  чем на качелях.  У иного нутро выворачивало...
Однако мы держались. Руля хорошо слушался. Давайте-ко пройдем на палу-
бу.
     Сразу на палубе все школьники разместиться не могли, и потому они
разделились на две группы.  Дорофей,  продолжая беседу, показывал, что
где находится - рубка, люки, якорная лебедка, мачты, смотровая "бочка"
на одной из них.
     Ему задавали много вопросов. Один паренек спросил:
     - Что нужно для того, чтобы стать моряком?
     - Прежде всего желание,  - ответил Дорофей.  - И приложить к тому
хорошую  учебу в школе да примерное поведение.  Моряки - народ серьез-
ный.  А больше всего надобно воспитывать характер. Волю, значит. И до-
биваться своей цели.
     Когда школьники ушли, к Дорофею подошел Панькин и положил ему ру-
ку на плечо:
     - Ты им хорошо все объяснил.  Может, пробудил у кого сегодня тягу
к морю.
     - Любовь к морю,  - поправил его Дорофей.  - Ты ведь знаешь, море
любить надо!
     Было холодно.  С губы тянул свежий ветер,  насыщенный сыростью  и
запахами водорослей. Дорофей глянул на низкое облачное небо. Тучи, го-
нимые ветром,  шли на северо-восток, на полночь. Среди них образовался
разрыв и блеснула прозрачная майская синева.  В разрыв хлынули длинные
и косые солнечные лучи.  Они высветили вдали гребни волн, вода заблес-
тела,  засверкала ослепительно.  Дорофею показалось,  что там, в небе,
кто-то большой и сильный тянет из воды огромный невод.  А тетива у не-
вода и ажурная тонкая сеть так и светятся, отливая чистым золотом.

1970-1981

Last-modified: Mon, 04 Dec 2000 20:57:13 GMT

Оцените этот текст: