Когда историк описывает какой-нибудь период, событие или даже эпизод, то он невольно рассматривает его с одной стороны. Это не пристрастие, не тенденциозность, не несправедливость, а неизбежная закономерность выбора угла зрения, особенность человеческого восприятия. Однако она привносит в исследование некоторую однобокость, что часто вызывает несправедливые нарекания профанов, не искушенных в тайнах ремесла.
Так и в нашем случае: монголы, объединенные Чингисханом, создали державу, охватившую полмира. Поэтому почти все историки, посвятившие свои труды и силы изучению XIII в., писали историю монголов и их завоеваний. Но наша тема обязывает нас к другому, и мы попробуем написать историю найманов и их поражения [*92]. Факты будут те же самые, равно как и источники. Методика исследования не изменится тоже, но, несмотря на это, мы сможем увидеть события в ином свете, потому что будем смотреть на них с другой стороны.
Прежде всего изменится наш взгляд на проблему становления кочевого феодализма [*93]. Кидани в Маньчжурии имели организованное феодальное государство с бюрократией, состоявшей из китайских грамотеев, и с податным сословием [†1]. Войска, уведенные Елюем Даши на запад, сохранили только элементарную военную организацию: у них не осталось ни имущества, ни земельных владений, ни крепостных - ну, словом, ничего, кроме оружия. После побед они получили некоторый источник дохода в виде дани с мусульманских городов и пастбищных угодий, которые они отобрали у местного населения. Казалось бы, тут-то им бы и обратить побежденных канглов и кыпчаков в крепостных да выжимать из них средства на содержание роскошного двора и вельмож. Но Елюй Даши не был так глуп. Он великолепно понимал, что людей у него мало, а врагов много и единственное средство спасения - приобрести симпатии местного населения. Поэтому он только заставил их чуть-чуть потесниться, чтобы и его народу нашлось место в степи и предгорьях. Это ему удалось тем легче, что в XII в. происходило интенсивное увлажнение степной зоны Евразии [†2] и количество пастбищ увеличилось за счет изменения природных условий [†3] Таким образом, в степи был установлен мир и стала возможной консолидация кочевников.
Характерно и то, что гурхан препятствовал созданию аристократии. Ни один военачальник не смел командовать больше чем сотней воинов. Слишком свеж был страшный опыт падения империи Ляо, где расшатанная дисциплина облегчила победу чжурчжэней. Теперь только гурхан командовал послушным войском. Ну где же тут феодализм? Ни феодалов, ни крепостных, ни ренты, ни иерархии - а просто армия с семьями.
Точно в таком же положении оказался Инанч-хан, по всей видимости, человек настолько честолюбивый, что чин сотника его не удовлетворил. Всегда есть люди, недовольные начальством, и за горным хребтом Монгольского Алтая они оказались за пределами сферы действия кара-киданьских порядков. На их счастье, здесь было редкое население, состоявшее из некогда сильного, но выродившегося племени тикин [†4]. Найманы (так называли их соседи, употребив вместо этнонима прозвище) знали, что на новой земле их окружают сильные и чуждые народы, и поэтому вместе с территорией они приняли в свою среду остатки тикинов. В армии всегда есть нужда в пополнении.
Инанч-хан умер в 1201-1202 гг., а его войско распалось на две орды, управлявшиеся его сыновьями: Таян-ханом и Буюрук-ханом. Братья не ладили между собой, но, думается. причиной этого были не столько их характеры, сколько воля их войск. При военной демократии хан больше зависит от настроения своих воинов, чем воины от капризов хана. Кидани издавна любили племенной строй и децентрализацию, называемую "союзом племен". Лишившись того и другого вследствие решительности Елюя Амбаганя, они были вынуждены повиноваться ханам, превратившимся в императоров. Но как только империя пала и у власти встали простые члены племени, киданьские беженцы вернулись к привычным формам общественного строя и разделились на два ханства (на восемь просто не хватило бы людей).
Таким образом, мы можем констатировать, что в среде уцелевших от разгрома киданей прошел процесс упрощения быта, культуры и общественных отношений. Они вернулись к своему натуральному состоянию, стали храбрыми охотниками и скотоводами, забыли китайскую грамоту и, поскольку потребность в письменности у них сохранилась, заимствовали у уйгуров алфавит, кстати сказать, куда больше приспособленный к их языку, чем иероглифика. А вместе с алфавитом пришла идеология - несторианство, которое быстро вытеснило пережитки представлений, не укоренившихся в народе. Первым последствием распадения царства оказалось то, что гурхан Чжулху и Инанч Бильгэ Буку-хан начали вместе самостоятельную политику, чем парализовали друг друга и развязали руки своим многочисленным врагам.
Силы кара-киданьского гурхана были полностью скованы необходимостью удерживать Среднюю Азию, где в это время усилился Хорезм. Эта страница истории написана достаточно подробно [†5], и на ней мы не будем останавливаться [*94].
Вернемся к найманам. Западная граница их была надежно прикрыта Алтаем. С кыпчаками, обитавшими западнее Алтая, найманы установили добрососедские отношения, и оба народа не беспокоили друг друга. Гораздо сложнее были отношения на востоке. Центральную часть Монголии населяли кераиты, принявшие несторианство еще в 1007-1008 гг. История их до XII в. совершенно не освещена источниками. Первого зафиксированного историей хана - Маркуза (Марк), носившего титул - Буюрук-хан [†6], легендарная генеалогия выводит из потомства праматери монголов - Алан-гоа [†7]. Не будем отвлекаться, проверяя, насколько соответствует легенда истории, для нас важно лишь то, что кераиты считали себя близкими родственниками монголов. После смерти монгольского Хабул-хана, прадеда Чингисхана [†8], Маркуз возглавил кочевников для борьбы с чжурчжэнями, но судьба обошлась с ним предельно жестоко. Его захватили в плен татары и выдали чжурчжэням. Маркуз погиб, будучи прибит гвоздями к "деревянному ослу". Датируется это событие началом 50-х годов XII в. [†9].
У Маркуза было два сына: Хурчахус-Буюрук-хан, видимо, возглавил собственно кераитов, а второй, носивший титул "гурхана" [†10], - союз кераитов с монголами, потому что с этого времени у монголов появился собственный государь - Хутула-хаган. Хурчахус умер около 1171 г. [†11], а его наследник, Тогрул (Тоорил), ознаменовал вступление на ханский престол тем, что казнил своих дядей. Это вызвало возмущение в народе, и "гурхан" сверг своего племянника, который обратился за помощью к монголам. Есугэй-баатур, отец Чингиса, возглавлявший в то время объединение монгольских племен, пришел на помощь к изгнанному принцу и восстановил его на престоле. Гурхан бежал на южную окраину Гоби, к тангутам [†12], и там получил от тангутского правительства место для поселения своих сторонников.
В этом на первый взгляд незначительном эпизоде отразились две линии, оказавшие влияние на ход исторических событий: государственная, определенная общеазиатской политикой, и личная, связанная с характером Тогрула, кераитского хана. Поскольку только сочетание обоих направлений анализа может прояснить картину исторической действительности, придется расчленить их и разобрать поочередно.
Около 1170 г. для всех степняков, способных соображать и оценивать обстановку, было ясно, что над их родиной нависла грозная опасность. Неукротимые чжурчжэни, основав империю Кинь, т.е. "Золотую", стремились к тому же, что 500 лет спустя осуществили их потомки, маньчжуры, - к владычеству над Азией. Но то, что без большого труда осуществили маньчжуры в XVII в., использовав влияние ламаистской церкви, с которой они сотрудничали, в XII в. встретило мощное сопротивление несторианской церкви, уже испытавшей ужас китайских гонений (около 1000 г.). Поэтому все кочевники, за исключением татар, были настроены против проникновения чжурчжэней в степь. Даже монголы, отнюдь не христиане, активно поддерживали несторианский блок. Этих сил было бы достаточно, чтобы остановить агрессора, тем более что главные силы чжурчжэней увязли в Китае, но в самой степи возникли помехи, благодаря которым идея активной обороны осталась неосуществленной.
Разберемся в ситуации. Казалось бы, естественным вождем, вокруг которого могли бы сплотиться кочевые и оседлые христиане, был кара-киданьский гурхан, но Елюй Даши умер, а его наследники оказались в русле политики, направляемой уйгурским купеческим капиталом [†13]
Для уйгуров конфликт с Китаем, какое бы правительство там ни свирепствовало, был смерти подобен, потому что они богатели за счет транзитной, караванной торговли и в случае конфликта не получили бы необходимых им товаров. Поэтому-то они направили удар кара-киданей на своих мусульманских конкурентов, на Среднюю Азию, и не финансировали их попыток обратить оружие на восток.
Еще сложнее было положение в Тангуте. Долголетняя война с Китаем стала традицией вражды, но появление мощной чжурчжэньской армии и слишком свободное обращение чжурчжэней с договорными обязательствами вынуждали тангутское правительство пересмотреть ситуацию и поддержать античжурчжэньские силы как на юге, в Китае, так и на севере, в степи. Потому-то и был принят ими кераитский гурхан, т.е. претендент на командование объединенными силами кочевников. Но в самом тангутском царстве не было единой точки зрения, и сторонник союза с Китаем был казнен по требованию чжурчжэней в 1168 г., хотя его противники не добились союза с империей Кинь (Цзинь), против империи Сун и монголов [†14].
Но больше всего мешал объединению кочевников тот самый племенной строй, который они изо всех сил отстаивали. И тут пора перейти к личным симпатиям и антипатиям степных вождей, от которых зависела свобода их народов. Ведь каждый из них, вне зависимости от того, понимал он общую ситуацию или нет, имел собственные интересы и хотел только, чтобы они совпадали с общественными. В противном же случае, особенно когда дело шло о жизни, никто не жертвовал собой, точнее, не давал сопернику убить себя лишь ради того, чтобы абстрактная степная свобода не стала через десяток-другой лет жертвой чжурчжэньского властолюбия. Таков был и Тогрул (Тоорил).
Биография Тогрула сложилась крайне тяжело. В семилетнем возрасте его захватили в плен меркиты, и ханский сын толок просо в меркитских ступках, потому что пленников было принято использовать как домашнюю прислугу. Однако его отец сумел напасть на меркитов и спасти сына. Шесть лет спустя Тогрул вместе с матерью попал в плен к татарам и пас там верблюдов, но на этот раз, не дождавшись помощи из дому, бежал сам и вернулся домой. Уже эти два факта указывают, что в кераитской ставке было неблагополучно. Дважды пленить ханского сына враги могли только при попустительстве ханских родственников и вельмож. Это отчасти объясняет ту злобу, которую Тогрул стал испытывать к своим дядям, злопамятность, повлекшую их казнь. Свергнутый снова с престола в 1171 г., он обрел свои права лишь при помощи монгольского вождя Есугэй-баатура, но тут же лишился единственного друга, который в том же году был отравлен татарами. Даже из этих кратких сообщений видно, что в кераитской ставке племенное единство было давно утрачено, а власть держалась на копьях дружинников, направляемых доброй или злой волей своих вождей. Цементировало же распадающийся на части народ только вероисповедание, ибо кераиты были окружены с севера язычниками монголами, а с юга буддистами тангутами. Когда же на западе возникло единоверное найманское ханство, ситуация еще более обострилась.
Враги Тогрула получили точку опоры. С позиций понимания морали и долга, самоочевидных в XII в., никто не мог упрекнуть кераитских вельмож за сочувствие христианскому хану, врагу ненавистных чжурчжэней. В среде кераитов возникла оппозиция Тогрулу, и Инанч использовал ситуацию в своих политических целях: заключил союз с сильными северными племенами: ойратами, жившими на склонах Западных Саян, и меркитами, обитавшими на южных берегах Байкала. По-видимому, ему удалось привлечь в коалицию даже татар, успевших поссориться с чжурчжэнями и завести дипломатические отношения с онгутами, или "белыми татарами", потомками храбрых шато, кочевавших у китайской стены, между Ордосом и Хинганом.
Тогрул оказался в изоляции и был вынужден искать поддержку у монголов, но этот народ переживал тяжелую эпоху распада и не представлял уже единого целого. Большая часть монголов, руководимая родом тайджиутов, находилась в дружбе с найманами и не спешила на помощь незадачливому кераитскому хану. Но другая часть, сплотившаяся вокруг сына Есугэй-баатура, Тэмуджина, принявшего в 1182 г. титул Чингисхана, поддержала Тогрула. Причины столь неожиданного оборота событий настолько существенны, что нам придется провести специальный анализ социальных сдвигов, которые их породили. Пока же ограничимся констатацией того факта, что Тогрул и Тэмуджин пошли даже на то, чтобы заключить временный союз с Алтан-ханом, как они называли чжурчжэньского императора, переводя китайское наименование империи Кинь (совр. чтение Цзинь) на монгольский язык.
В 1183 г. союзники использовали бедственное положение татар, на которых напали регулярные войска чжурчжэней, чтобы отучить этих грабителей от постоянных набегов. Тэмуджин и Тогрул ударили по отступавшим татарам, убили их вождя, разделили пленных и вдобавок получили в виде благодарности за помощь китайские звания, принятые в чжурчжэньской империи Кинь [†15]. С этого времени Тогрул стал ваном, а так как слово "ван" - царь - было кочевникам непонятно, то они прибавили к нему известное слово "хан". Так получился титул Ван-хан, что европейцами воспринималось как "царь Иван" [†16] [*95].
Как могли реагировать на это найманы? Только крайне отрицательно! Вместо христианского союза кочевников, направленного против насильников и захватчиков чжурчжэней, создался прочжурчжэньский монголо-кераитский блок, причем оба правителя, Ванхан и Чингисхан, действовали вопреки воле своих народов. Так, сразу после победы над татарами Чингисхан истребил сильный и многочисленный род Джурки за то, что они не участвовали в походе, опоздав к назначенному месту встречи.
Действительно, это была расхлябанность, но монголы не были приучены к строгой дисциплине и полагали, что смертная казнь целого племени за ее нарушение - наказание, несоразмерное преступлению. Однако целых 18 лет напуганные монгольские племена не трогали орду Чингисхана.
Некоторое время в ставке Ванхана было спокойно, но найманские интриги сделали свое дело. В 1194 г. младший брат его, Эркехара, бежал и передался найманам, объяснив свое поведение страхом за жизнь. Очевидно, это был вождь пронайманской партии, потому что Инанч-хан немедленно послал войско в кераитские кочевья. Никаких боев не возникло; никто не поднял копья против интервентов в защиту своего хана. Ван-хан, видимо зная настроение народа, собрал кучку верных людей, тоже не ждавших от найманов добра, и бежал вместе с ними в Тангут осенью 1196 г. [†17].
Тангутский царь отнесся к кераитскому хану сочувственно. Он снабдил его пищей и отправил через Уйгурию, т.е. единственной безопасной дорогой, к кара-киданям. Несмотря на всю мягкость гурхана Джулху, через год Тогрулу пришлось бежать, причем даже трудно вообразить, что он. будучи гостем, натворил. В 1197 г. Тогрул снова появился в Тангуте, но, поскольку его спутники, изголодавшиеся после перехода через пустыню, начали грабить население, тангуты спровадили гостя обратно и северные степи, куда он пришел, имея всего пять дойных коз и одного верблюда, из которого он точил кровь, чтобы не умереть с голоду.
Но тут судьба опять улыбнулась изгнаннику. Сын его старого друга и его друг - Чингисхан выехал ему навстречу, накормил его и осенью 1198 г. водворил на престол его отца и деда. Этим Чингисхан упрочил союз с кераитами, потому что благодарность была одним из качеств кочевников, моральным категорическим императивом.
Однако многие из сподвижников Тогрула относились к нему весьма отрицательно и выражали это не стесняясь. По доносу хан узнал о поносных речах и повелел арестовать участников разговоров. Их привели к нему, но хан ограничился тем, что укорил виновных в неверности и плюнул каждому из них в лицо. Потом их отпустили, но один из недовольных, младший брат хана, успел бежать к найманам и был там хорошо принят. Итак, в степи образовалось два центра: монголо-кераитский и наймано-меркито-монгольский, ибо часть монголов и татар держались найманской ориентации.
Дальнейшие события столь переплетены с историей монголов, что, прежде чем излагать их, необходимо бросить хотя бы беглый взгляд на тот народ, который выхватил первенство и у кераитов, и у найманов, да и у всех народов Евразии на целых 100 лет. Не будем вдаваться в глубины социологического анализа. Для нашей задачи достаточно самого краткого описания тех порядков, которые сложились у монголов в конце XII в.
Основным элементом древнемонгольского общества был род (обох), находившийся на стадии разложения. Во главе многочисленных родов стояла аристократия, богатая и влиятельная. Представители ее носили почетные звания: баатур-багадур (богатырь), нойон (господин), сэчэн (мудрый) и тайши (царевич или член влиятельного рода). Главная забота багатуров и нойонов была в том, чтобы добывать пастбища и нужное число работников для ухода за скотом и юртами. Аристократия управляла низшими слоями: дружинниками (нокорами), родовичами низшего происхождения (харачу, или чернь) и рабами (богол). В эту последнюю категорию входили не столько настоящие рабы из числа военнопленных, сколько целые роды, покоренные некогда более сильными родами или примкнувшие к ним добровольно (унаган-богол) [†18]
[†18] Эти последние не лишались личной свободы и по существу мало отличались в правовом отношении от своих господ. Низкий уровень производительных сил и крайне слабое развитие торговли, даже меновой, не давали возможности использовать подневольный труд в кочевом скотоводстве. Рабы употреблялись в домашнем хозяйстве как прислуга, что не влияло существенно на развитие производственных отношений, благодаря чему основы родового строя сохранились. Совместное владение угодьями, жертвоприношения предкам, кровная месть и связанные с ней межплеменные войны - все это входило в компетенцию не отдельного лица, а рода в целом. Отсюда вытекали укоренившиеся у монголов представления о родовом коллективе как основе социальной жизни, о родовой (коллективной) ответственности за судьбу любого члена рода и о взаимовыручке как единственной доминанте социального поведения. Член рода всегда чувствовал поддержку своего коллектива и всегда был готов выполнять обязанности, налагаемые на него коллективом.
Но монгольские роды охватывали все население Монголии только по идее. На самом деле постоянно находились отдельные люди, которых тяготила дисциплина родовой общины, где фактическая власть принадлежала старейшим, а прочие, несмотря на любые заслуги, должны были довольствоваться второстепенным положением. Те богатыри или витязи, которые не мирились с необходимостью быть всегда на последних ролях, отделялись от родовых общин, покидали свои курени и становились "людьми длинной воли" или "свободного состояния" (ulu duri-yin guun), в китайской передаче "белотелые" (бай-шень), т.е. "белая кость" [†19].
Судьба этих людей часто была трагичной: лишенные общественной поддержки, они были принуждены добывать себе пропитание трудоемкой лесной охотой, рыбной ловлей и даже разбоем, но в последнем случае гибель их была неизбежна потому, что в степи скрыться некуда. С течением времени они стали составлять отдельные отряды, чтобы сопротивляться своим организованным соплеменникам, и искать талантливых вождей для борьбы с родами и родовыми объединениями. Число их неуклонно росло, и наконец в их среде оказался сын погибшего племенного вождя и правнук общемонгольского хана, потерявший состояние и общественное положение, член знатного рода Борджигинов, Тэмуджин, впоследствии ставший Чингисханом [*96].
Тэмуджин родился в урочище Делюн-Болдох, в восьми километрах севернее современной советско-монгольской границы. Дата его рождения в разных источниках разная. Рашид ад-дин пишет, что Чингисхан родился в "год свиньи", т.е. 1152-1153, но что в момент смерти - август 1227 г. - ему было 72 года, т.е. дата рождения приходится на 1155 г. По-видимому, более точной является датировка Юань-ши - "год лошади" - 1162 г., с чем совпадает и монгольская легендарная традиция, и расчеты времени женитьбы Тэмуджина, и возраст его сыновей: Джучи, Чагатая, Угедея и Толуя [†20]
Война с чжурчжэнями, к которым после 1147 г. примкнули татары, стала для монголов насущной задачей. В 1161 г. татары [†21] нанесли монголам поражение у озера Буир-нур, в результате чего древнемонгольское ханство распалось, но народ продолжал войну. Одно из наиболее активных монгольских племенных объединений - тайджиутов - возглавил внук Хабул-хана Есугэй-баатур. Ему удалось остановить татарское наступление на монголов и захватить в плен их богатыря Тэмуджина, именем которого Есугэй назвал своего новорожденного сына. Оказав помощь кераитскому князю Тогрулу в борьбе за престол, которую тот вел со своим дядей гурханом, опиравшимся на найманов, Есугэй приобрел влиятельного друга. Однако Есугэй поссорился с меркитами, отняв у одного из их вождей невесту, Оэлун-экэ, ставшую матерью Тэмуджина и Хасара.
Этот романтический эпизод вызвал согласно родовым обычаям вражду между меркитами и монголами, впоследствии переросшую в жестокую войну, так как племя, по понятиям того времени, обязано было вступиться за обиженного соплеменника. Чтобы иметь поддержку в борьбе с татарами и меркитами, Есугэй обручил своего девятилетнего сына Тэмуджина с Бортэ, дочерью вождя сильного монгольского племени хонкиратов, но на обратном пути был отравлен татарами, пригласившими его разделить трапезу, и умер. Немедленно после его смерти распалось племенное объединение, которое он возглавлял, и бывшие подчиненные из племени тайджиутов угнали весь скот, оставив семью своего вождя в нищете. Вдова и сироты с трудом поддерживали существование охотой и рыбной ловлей, причем последняя для монгола означает высшую степень бедности. Так жили все "люди длинной воли".
Когда Тэмуджин подрос, тайджиутский вождь Таргутай Кирилтух, сделав набег на кочевье борджигинов, захватил Тэмуджина в плен и посадил в колодку. Но Тэмуджину удалось убежать. После спасения из рук соплеменников Тэмуджин женился на нареченной невесте Бортэ, благодаря чему приобрел поддержку ее племени. Приданое жены, соболью шубу, он преподнес кераитскому хану, который сразу вспомнил былую дружбу с Есугэем и обещал Тэмуджину покровительство. Кроме того, Тэмуджин побратался с влиятельным вождем племени джаджиратов - Джамухой-сэчэном. Имея сильных друзей, он мог больше не опасаться тайджиутов.
У древних монголов бытовал трогательный обычай братания. Мальчики или юноши обменивались подарками, становились андами, назваными братьями. Побратимство считалось выше кровного родства; анды - как одна душа: никогда не оставляя, спасают друг друга в смертельной опасности. Этот обычай использовал Александр Невский. Побратавшись с сыном Батыя, Сартаком, он стал как бы родственником хана и, пользуясь этим, отвел многие беды от русской земли.
Когда Тэмуджину исполнилось 11 лет (автор "Тайной истории" для начала повествования пользуется живой хронологией [†22]), т.е. в 1172-1173 гг., он вместе с Джамухой играл на льду Онона, и тогда они впервые обменялись подарками, а весной того же года поклялись друг другу в верности как анды [†23].
Однако после этого они не встречались семь лет. За эти годы Тэмуджин успел убить своего сводного брата Бектера, попасть в плен и убежать, жениться, подружиться с кераитским Ванханом, приобрести собственного дружинника, и, как видно, не только одного, потому что какие-то монгольские роды признали. наследника Хабулхана и Есугэй-баатура своим номинальным главой. В этих событиях имя Джамухи не фигурирует.
Наконец, в 1180 г. произошло событие, давшее начало цепной реакции, результатом которой было возникновение монгольской империи. Само по себе оно было заурядным: меркиты сделали набег на кочевье борджигинов и увезли с собой молодую жену Тэмуджина Бортэ. Тэмуджин отправился к Ванхану просить помощи, а тот посоветовал обратиться еще к Джамухе, и тот откликнулся на призыв анды. Кераиты и джаджираты напали на меркитов, убили многих мужей, забрали женщин в полон и освободили Борта. Эта "Троянская война" в монгольской степи создала Тэмуджину огромный престиж, и он им немедленно воспользовался.
И вот тут происходит нечто странное: полтора года Тэмуджин и Джамуха были неразлучны, но в какой-то момент Джамуха произнес внешне ничего не значившую фразу, которая насторожила Тэмуджина и особенно Бортэ, и дружба, скрепленная кровью, испарилась за несколько минут. Эту фразу принято называть "кочевой загадкой Джамухи" и искать в ней причины дальнейших событий [†24], но мы здесь поставим вопрос по-другому. Откуда мы знаем о фразе, сказанной одним другом другому без посторонних свидетелей? Из текста "Тайной истории". Так, а откуда мог знать об этой фразе автор источника? Только непосредственно от Тэмуджина или от жены, но тогда, значит, он был в ставке Тэмуджина лицом, к нему приближенным. Но если так, то почему он, вставив явно невнятный текст в строго продуманное повествование, не раскрыл его смысл? Если это намек, то на что? Все завуалировано до такой степени, что даже в момент произнесения слова оно оказалось непонятным Тэмуджину и его семье, воспринявших эту фразу в подлинной интонации и на фоне известной им обстановки.
А что, если здесь только литературный прием, часто применявшийся в древней литературе: вкладывание мыслей автора в уста героя? Но тогда здесь в тексте кроется политическая зашифровка, которая нарочито подана как загадка. Подчеркнуто, что смысл не был ясен самим очевидцам, так где уж нам его раскрыть. Важно другое: друзья, не поссорившись, разъехались, и через сутки вокруг Тэмуджина собралось много людей, которые провозгласили его ханом. Джамуха отнесся к этому поразительно флегматично, но когда один из дружинников Тэмуджина застрелил его младшего брата, занимавшегося кражей коней, то Джамуха произвел набег на Чингисхана и, казнив пленных, вернулся домой. Все шло как будто обычным для Монголии порядком, потому что после этого 18 лет нет никаких сведений о столкновениях между андами. Однако за это время что-то происходило, потому что тогда вспыхнула гражданская война среди монголов, да такая, какой до тех пор не бывало. Поэтому, прежде чем идти дальше, попробуем прокомментировать события, описанные нами.
Сущность этого периода, умещающегося между 1180 и 1183 гг., применительно к взаимоотношениям Джамухи с Тэмуджином состоит в переходе от разобщенности к сближению, от сближения к дружбе, от дружбы к вражде, а затем - к вооруженному столкновению - по крайней мере все так выглядит внешне. Отметим еще особенность этого периода: начало целеустремленной политической борьбы (а не межплеменной и случайной) в монгольской истории этой поры связано с конфликтом Джамухи и Тэмуджина. Именно с конфликтом, ибо все столкновения до него носили какой-то частный характер - даже поход на меркитов был совершен только с целью отбить Бортэ; когда же Бортэ отбили, Тэмуджин сказал, что достаточно преследовать меркитов - он "нашел, что искал" [†25]; довели же дело до конца - завершили поход - тем, что разграбили меркитов совершенно, особенно, как свидетельствуют источники, при этом обогатился Тогрул, который сейчас же после окончания похода откололся и пошел на реку Толу, в свой Темный бор, бывший его постоянным местопребыванием.
Тэмуджин и Джамуха были побратимы с детства, но с тех давних лет они надолго отошли друг от друга, так что после похода на меркитов сочли нужным заново совершить обряд братания. Да и обращение Тэмуджина к Джамухе с просьбой о помощи - через посредство Тогрула - говорит о том, что он не поддерживал до этого времени со своим андой никаких отношений. Это взаимное охлаждение - вернее, незнание, забвение друг друга - чувствуется и в резком тоне упрека, с которым обратился Джамуха к опоздавшим к месту встречи на три дня Тэмуджину и Тогрулу, и в том, что Джамуха, идя навстречу просьбе своего друга детства, совсем не желал разбрасываться своими войсками - вместо того, чтобы выступить с двумя своими тьмами (как предлагал ему Тогрул), он, вспомнив, что "на пути" его, "вверх по Онону, есть люди, принадлежащие к улусу анды", соображает, что "из улуса анды составится одна тьма. Да одна тьма отсюда, всего будет две тьмы" [†26], - и выступает именно с этими двумя тьмами, из которых только одна его. Таков отправной пункт второго периода взаимоотношений Тэмуджина и Джамухи. Мы не знаем, что движет Джамухой в его поступках, не знаем его планов, его истинных взглядов на происходящее. О его отношении к Тэмуджину по походу на меркитов судить не приходится: они в сущности не знали еще друг друга. После похода происходит нечто, по всей вероятности, не характерное для таких объединенных походов: вместо того чтобы разойтись по своим улусам и зажить там прежней жизнью, как это сделал, например, в рамках обычного, надо думать, Тогрул, Джамуха и Тэмуджин заново совершают обряд братания, остаются вместе и проводят неразлучно "в полном мире и согласии... один год и половину другого" [†27].
Что руководило поведением Тэмуджина и Джамухи? Может быть, дружба? Однако искренность Джамухи (и Тэмуджина тоже, разумеется) вызывает сомнение; очень уж эта дружба похожа на закрепление того союза, который сложился между ними в походе, союза военно-политического.
Мы не знаем, что побудило Тэмуджина и Джамуху заключить столь необычный для того времени союз. Может быть, это действительно была только вдруг вспыхнувшая дружеская привязанность. Но даже и в этом случае объективно, независимо от них двоих, она являлась фактом общественного значения. Об этом свидетельствует огромный политический резонанс, который вызвал среди монголов разрыв Тэмуджина и Джамухи, приведший в движение всю страну.
Разрыв побратимов неожидан. Попытка выяснения его причин из рассказа "Сокровенного сказания" не привела ни к чему конкретному. А между тем этот момент крайне важен для понимания двух ключевых проблем истории не только Срединной Азии, но и всего мира: 1) как и почему сложилась монгольская империя и 2) отчего проиграли с ней войну ее кочевые соседи: найманы и кераиты, меркиты и татары. Как мы увидим ниже, роль Джамухи тут была не меньшей, чем роль Тэмуджина. Однако историки XX в. не ставят вопросов: отчего? и почему? - хотя только ответы на эти вопросы делают историю наукой. В крайне подробном и добросовестном труде [†28] Р.Груссе ограничился пересказом источника, в котором ответа на наш вопрос нет. Приходится искать самому. Обратимся к фактам.
В том же, 1182 г. Джамуха, получив известие об избрании Тэмуджина Чингисханом, обратился к знатным монголам Алтану и Хучару, видя в них главных виновников разрыва: "Зачем вы, Алтан и Хучар, разлучили нас с андой, вмешиваясь в наши дела?" [†29] Это замечание Джамухи и вызов, который он бросил не Чингису, а именно этим двоим, можно истолковать по-разному. Можно предположить, что Джамуха пока еще не решался открыто бросить вызов самому Чингису, но можно в этом же видеть и просто обиду на людей, кознями своими приведших к разрыву между андами. Упоминание об Алтане и Хучаре перекликается с другим сообщением "Сокровенного сказания", где рассказывается о том, что к Тэмуджину присоединились "одним куренем - Хучар-беки, сын Некун-тайджи; одним куренем - Алтан-отчигин, сын Хутула-хана" [†30]. Этих людей характеризует прежде всего то, что они пришли "одним куренем", что как бы противопоставляется возможно большему количеству их. А если обратить внимание на то, что они - сыновья ханов, то становится ясным смысл характеристик, который сводится к подчеркиванию того, что они выделились из племени. Это обстоятельство имело бы небольшое значение, если бы от него не тянулась нить дальше, приводящая к ответу на вопрос: зачем было Алтану и Хучару "разлучать" Тэмуджина с Джамухой?
Наутро после той ночи, когда произошел инцидент между побратимами, как описывает автор "Сокровенного сказания", к Тэмуджину подошло множество людей. И, рассказывая об этом, автор характеризует их так же, как и Алтана с Хучаром. Это было бы поразительным совпадением, если бы в нем не таился более глубокий смысл. Вот что говорит автор: "... подошли следующие племена: из Чжалаиров - три брата Тохурауны... Из племени Барулас... Из племени Манхуд..." и т.д. То есть здесь тоже были не племена, а части их, причем приходящие из одного племени были связаны между собой семейными узами - отцы с сыновьями, братья. Процесс дробления племени даже не приходится ставить под вопрос - он налицо и буквально засвидетельствован источником, например: "Из племени Арулад выделился и пришел к своему брату, Боорчу, младший его брат, Огеленчерби. Из племени Урянхай выделился и пришел..." [†31] и т.д. Шли к Тэмуджину не племенами, а семьями или куренями - военными единицами, как простые богатыри, так и аристократия.
И тогда были выдвинуты две программы, взаимно исключавшие друг друга. Родовые старейшины хотели создать конфедерацию племен с выборным ханом. На этот пост больше всех претендентов подходил Джамуха, опытный воин и изворотливый политик. При победе этой программы "людям длинной воли" не оставалось места в жизни. Поэтому последние сгруппировались вокруг Тэмуджина, который был по существу одним из них. Как только Тэмуджин, уже готовившийся к перевороту, откочевал от Джамухи, вокруг него образовались дружина в 13 тыс. воинов. В 1182 г. они избрали Тэмуджина ханом под названием Чингис, принеся ему присягу, текст которой весьма характерен: "Когда Тэмуджин станет ханом, то мы, передовым отрядом преследуя врагов, будем доставлять ему прекрасных дев и жен, юрты, холопов и лучших лошадей. При облаве выделять тебе половину добычи. Если мы нарушим в дни войны твой устав, разбросай наши черные головы по земле; если в мирное время мы нарушим твой покой - отлучи нас от жен, детей и холопов, бросай нас в бесхозяйной земле" [†32]. Здесь оговорен раздел добычи и степень наказаний за нарушения дисциплины: во время войны - казнь, в мирное время ссылка. Условия типичные для создавшейся военной организации [*97].
Избрание Тэмуджина ханом было признано кераитами, но встретило сопротивление в среде самих монголов, большая часть которых не примкнула к Тэмуджину, а объединилась вокруг Джамухи. Назревший конфликт произошел из-за убийства брата Джамухи, вздумавшего отогнать табун у чингисовцев. Джамуха привел 30 тыс. всадников, добровольно примкнувших к нему, а Чингисхан имел только 13 тыс. человек из разных родов и племен [†33]. В битве при Далан-балчжутах Джамуха опрокинул войско Чингиса и запер его в ущелье близ реки Онон [†34]. Но, верный традициям межплеменных войн, он ограничился казнью пленных и отвел свои войска, благодаря чему Чингисхан уцелел, получил передышку в 18 лет и усилился настолько, что война стала необходимой.
И тут возникает вопрос: для кого? Оказывается, для всех! Для монголов, противников Чингисхана, ибо его орда пополнялась "людьми длинной воли", у которых были личные счеты с родственниками, обидевшими их, так что эти богатые родственники имели все основания для беспокойства. Для окрестных племен: татар, отравивших отца Чингисхана, и меркитов, обесчестивших его жену. Для Ванхана кераитского, стремившегося победами поднять свой престиж. Для найманского хана, который несколько позже сформулировал оценку политической ситуации так: "На небе нет двух солнц: может ли народ иметь двух государей" [†35]. Эта знаменательная фраза показывает, что еще в начале XIII в. не испарились традиции степного единства, заложенные хуннами, развитые тюрками и продолженные тем объединением монголоязычных татарских племен, которое условно именовалось цзубу. Теперь настало время для увенчания здания кочевой культуры, и было неясно только одно: сделают это найманы или монголы.
Джамуха появляется на страницах "Сокровенного сказания" вновь уже в связи с избранием Тэмуджина Чингисханом и сражением при Далан-балчжутах, в рассказе о котором есть следующая фраза: "Чжадаранцы, во главе с Джамухой, объединили вокруг себя тринадцать племен и составили три тьмы войска... с Чингисханом было тоже тринадцать куреней, и он также составил три тьмы войска и пошел навстречу Джамухе" [†36]. Из этого мы заключаем, что у противников было по 3 тьмы войска, но у Джамухи было 13 племен, а у Чингиса - 13 куреней! Разница огромная: курень не синоним племени, в данном контексте - это войсковая единица (хотя при этом могло быть и так, что племя могло выставить один курень [†37]). Прийти к окончательному выводу позволяет описание в "Сокровенном сказании" избрания Джамухи в гурханы, отделенного от рассматриваемого момента (1182 г.) периодом в 18 лет (1200 г.). Избирают Джамуху именно "племена", т.е. племенная аристократия, которая направляет этот союз против Чингисхана ("...они уговорились выступить в поход против Чингисхана и Ванхана" [†38]).
Все вышеприведенное подводит к следующим выводам: в рассматриваемый период монгольское племя переживало стадию распада; процесс характеризуется крайним обострением отношений между племенной аристократией и непокорными, стремящимися выйти из орбиты племени людьми; процесс зашел так далеко, что поставил перед выделившимися из племен отщепенцами - так называемыми "людьми длинной воли" - задачу объединения, в основу которого, естественно, должен был быть положен не племенной принцип; в условиях же обострения отношений "людей длинной воли" с племенной верхушкой этот принцип мог быть только военным. Все это нашло практическое выражение в объединении куреней вокруг Тэмуджина и "племен" - вокруг Джамухи.
Вернемся еще к одному из обстоятельств разрыва Тэмуджина и Джамухи: "люди длинной воли" - все эти "из племени" такого-то - подошли к Тэмуджину одновременно и сразу же после отъезда Тэмуджина от Джамухи. Уже одно то, что они пришли к Тэмуджину в одно и то же время - значит, вместе, наводит на мысль о том, что и до этого они были уже вместе и были недалеко от Тэмуджина, о чем свидетельствует мгновенность их реакции на известие о ссоре двух друзей. Это стояние их наизготове, их ожидание разрыва может быть объяснено лишь только связью с Тэмуджином. И вот здесь особенно становится понятной роль Алтана и Хучара во всей этой истории - роль посредников между Тэмуджином и "людьми длинной воли", к которым они и сами относились, так как тоже были "из племени...". Упрек, брошенный Джамухой, был вполне обоснован.
Венчает этот период битва при Далан-балчжутах, рассказ о которой есть как в "Сокровенном сказании", так и у Рашид ад-дина, но у второго рассказывается совершенно противоположное рассказу первого. "Сокровенное сказание" утверждает, что победил Джамуха, - запер "Чингиса в ущелье, казнил княжичей из рода Чонос и ушел". У Рашид ад-дина все наоборот: победил Чингисхан, и это он таким же способом казнил своих врагов. Кому верить? Тому, который не был заинтересован в искажении события, - автору "Тайной истории", потому что унижение Чингисхана перед его врагами не входило в его задачу. К тому же Джамуха не пользуется у него особыми симпатиями: его образ дан как в положительных, так и в отрицательных поступках. Напротив, Рашид-ад-дин прямо был заинтересован в искажении действительности. Задача возвеличения Чингисхана не позволяла ему показывать своего героя в унизительном положении побежденного. Поэтому у Рашид-ад-дина отсутствуют подробности сражения, но зато много общих фраз, вроде: "От сияния солнца счастья Чингисхана враги рассеялись, словно пылинки в воздушном пространстве" [†39].
В описании битвы при Далан-балчжутах мы впервые сталкиваемся с первым из цепи парадоксов в поведении Джамухи: находясь на грани победы над Чингисханом, он внезапно отказывается от нее и уходит с места сражения, сказав только: "Ну, мы крепко заперли его в Ононском Цзерене!" [†40]. Почему он поступил так?
Теперь, когда стало известно, воплощением каких антагонистических общественных сил оказались Джамуха с Тэмуджином, можно попытаться подойти к вопросу о степени совпадения личных интересов каждого из них с интересами возглавляемой им стороны. Сделать это можно, отбрасывая то, что мотивируется общественными интересами, интересами двух враждующих лагерей, на которые распалось общество; оставшееся характеризует личность.
"Сокровенное сказание" следующим образом описывает первое столкновение Джамухи с Чингисханом: узнав об убийстве своего младшего брата одним из чингисханцев, Джамуха выступает с войском против своего побратима, с которым "разлучили" его Алтак и Хучар. Чингисхан, узнав о выступлении Джамухи, также собирает войско и движется ему навстречу - происходит сражение при Далан-балчжутах; причем Джамуха загоняет Чингисхана с войском в ущелье. Если Джамуха, забыв о своей былой дружбе с Тэмуджином, идет против него с войском и, значит, хочет разгромить его, то совершенно непонятно, почему же, когда ему нужно сделать один шаг, чтобы уничтожить своего врага, когда он накануне победы, - он этого шага не делает: он поворачивает назад. Создается впечатление, что не один и тот же, а два различных человека действуют здесь - один отдает приказ о начале военных действий, другой - об отходе с поля сражения. Невольно возникает мысль о том что в этой битве и во всем, что с ней связано, действовали две воли, но настолько противоположные, что действие одной уничтожает содеянное другой. Но в свете двухпланового понимания цепи исследуемых событий - в плане личности и в плане общественном - становится ясно, какие две воли могли здесь действовать.
Объединение "людей длинной воли", избрание ими Тэмуджина ханом - и как реакция, очевидно, такое же объединение 13 племен вокруг Джамухи - это накалило обстановку до предела, так что убийство брата Джамухи явилось поводом к открытию военных действий. Неизвестно точно, какие цели преследовал Джамуха сам, выступая в поход, но что коалиция "племен" этого выступления хотела, не подлежит сомнению. В обстановке, когда враждующие стороны только-только сорганизовались в масштабе страны, когда силы врага еще неизвестны, наиболее агрессивной и рвущейся в бой должна была быть та сторона, на традиционное господство которой покушалось уже одно существование другой. Итак, окружение Джамухи было сильно заинтересовано в походе, но интересовалось оно походом лишь как средством. Целью было уничтожение коалиции чингисовцев, чего, как мы видели; не произошло, а потому приказ об отступлении характеризует именно и только Джамуху.
Если мы будем рассматривать поведение Джамухи во всей этой истории с походом, исходя из того. что он, выступая вместе с племенной аристократией против Чингиса, был и интересами своими вместе с нею, т.е. преследовал цель полного разгрома Чингиса и его гибели, - мы неизбежно зайдем в тупик при попытке объяснить приказ Джамухи об отходе с Далан-балчжутах. Однако, с другой стороны, мы не можем сказать, что он не был заинтересован в походе. Так же как никто не помешал ему этот поход прервать, когда до победы оставался один шаг, так же никто бы не мог принудить его участвовать в этом походе, если бы он этого не хотел. Поэтому трудно сказать, что двигало Джамухой, но ясно, что его интересы не были интересами его окружения, они совпадали только по своей направленности - к Чингису, но не более. Кроме того, цели племенной аристократии должны были быть достигнуты победоносным завершением похода, в то время как цели Джамухи достигались самим процессом похода, так что Джамуха не счел нужным доводить его до конца.
В тесной связи с вышесказанным находится факт ухода от Джамухи к Чингису, после сражения урудов и мангудов, что было их реакцией на решение Джамухи отойти с Далан-балчжутах. Если бы уход их к Чингису был продиктован не чем иным, как только симпатией к последнему, то им следовало бы перейти к нему до сражения, что могло пойти только на пользу ему; помешать же им сделать это до сражения никто бы не смог, как и после) т.е. причина их ухода лежит в самой битве, а не вне ее. Так как они участвовали в этом походе, преследуя те же цели, что и вся племенная аристократия, естественно, что причина их ухода заключается не в самом факте битвы, а в том неожиданном, что в ней проявилось - в несовпадении, больше того - в противоречии интересов Джамухи и его союзников и попрании Джамухой интересов племенной аристократии.
Иными словами, мы наблюдаем тот редкий в истории случай, когда интересы главы общественной группировки не тождественны устремлениям последней и если соприкасаются, то лишь временно. Тогда возникает иллюзия единодушия, которая разрушается, как только наступает момент, когда интересы дела требуют единодушия подлинного, и действия такой общественной группировки заранее обречены на неуспех. Это поняли уруды и мангуды, и это только одно могло послужить причиной их. казалось, необъяснимого ухода к Чингису. В самом деле, ведь переход от Джамухи к Чингису был не просто переходом от одного вождя к другому. Это был переход из одного враждующего лагеря в другой. В основе же вражды лежали социальные противоречия между племенной аристократией, в лагере которой находились уруды и мангуды, и "людьми длинной воли".
Как объяснить факт перехода "племен" на сторону чингисовцев? Только одним - смыслом развернувшейся политической борьбы. Но при этом следует иметь в виду следующее. В то время как лагерь "людей длинной воли" был однородным по своему составу и по своим устремлениям, аристократический лагерь делился на два слоя: племенную аристократию, конфликтовавшую с "людьми длинной воли", и рядовых членов племен, которые потенциально были теми же самыми "людьми длинной воли" и отличались от последних только своей покорностью знати. Такое положение создавало неустойчивость в лагере племенной аристократии и возможность перехода отдельных племен в лагерь Чингисхана в случае заинтересованности их вождей в этом переходе.
Какой же политический расчет кроется в поступке урудов и мангудов? Почему вожди этих племен, невзирая на то что "люди длинной воли" принадлежали к числу их социальных противников, все-таки связали свою дальнейшую судьбу с ними? Вероятно, только потому, что социальный признак уже перестал играть ту роль, которую он играл в момент размежевания людей на два враждующих лагеря. Выдвижение военной верхушки в лагере "людей длинной воли" трансформировало борьбу последних из борьбы за свободу и независимость в борьбу за господство. Поэтому победа "людей длинной воли" означала на деле установление господства военной верхушки во главе с Чингисом. Этой верхушке можно было служить, так что уруды и мангуды фактически перешли не на сторону "людей длинной воли", а на службу к Чингисхану и его ближним. Что же все-таки побудило их на такой переход? А то, что, будучи самыми воинственными (что впоследствии отметил сам Джамуха), они, естественно, стремились побеждать. Джамуха не оправдал их надежд, им стало ясно, что с ним победить нельзя, и они ушли от него к Чингису, благодаря чему тот из атамана превратился в государя.
Постоянные внутренние войны, набеги, взаимный угон скота и прочие "прелести" междоусобиц тяготили самих монголов. Но когда к этому добавилась угроза извне, потребность в объединении стала ощущаться всем народом. С юга наседали татары, подстрекаемые чжурчжэнями. С севера грозили меркиты, стремившиеся отплатить за недавний разгром. На западе активизировались найманы, которым удалось снова найти претендента на престол кераитского ханства, временно изгнать Ванхана и ослабить тем самым единственного союзника монголов. Монголы оказались в кольце. Но осуществить их объединение было невозможно без программы, приемлемой для подавляющего большинства народа. А ее не было.
На счастье Чингисхана, умный и дальновидный Инанч-хан последние пять лет своей жизни себя не проявил. То ли он был болен, то ли сказался возраст, а может быть, ему мешали дети, уступавшие ему в талантах и проницательности. Когда же в 1201 г. Инанч-хан умер и ханство его разделилось на два ханства, хотя и не враждовавших открыто, но относящихся друг к другу более чем прохладно, развернулась жестокая межплеменная война.
В 1201 г. 16 племенных вождей [†41] собрались на курилтай и выбрали гурханом Джамуху, поставив своей целью войну против Чингисхана и Ванхана. Представителем найманов был младший брат Буюрук-хан. В битве при Койтене Чингисхан и Ванхан разгромили это скопище благодаря тому, что внезапно налетел ураган и разноплеменные войска Джамухи потеряли связь друг с другом. "А Джамуха, разграбив его же возводивший в ханы народ" [†42], отступил и покинул своих союзников. Развивая успех, Чингисхан разгромил тайджиутов на берегу реки Онон, а на следующий год (1202) нанес решительное поражение татарам. В это время Ванхан ходил походом на меркитов и загнал их на запад от Байкала, получив при этом изрядную добычу. Затем союзники объединились снова и атаковали наймайского Буюрук-хана. Тот бежал, не приняв боя, но был настигнут в низовьях реки Урунгу и убит [†43].
Но тут вступили в войну основные силы найманов. Полководец Коксеу-Сабрах на урочище Байдарах-бельчир преградил дорогу отходившим после набега кераитам и монголам. Ночью Ванхан отделился от Чингиса, почему-то объединился с Джамухой и ушел, а Чингис, увидев, что он одинок, тоже отступил в другую сторону. Найманы пустились преследовать Ванхана и захватили много пленных. Тогда Чингис послал войско на выручку Ванхану и помог -ему отбить полон. За это Ванхан усыновил Чингиса [†44].
Казалось бы, союз должен был укрепиться, но вместо этого кераитские вельможи и царевич Нилха-Сэнгум составили заговор против Чингиса. Они хотели заманить его к себе и убить. Почему-то в ставке Ванхана первым советником оказался Джамуха, который, вызвав конфликт, отказался от участи в войне [†45]. Кераиты подготовили набег на монголов, желая использовать фактор неожиданности, но перебежчики из числа простых пастухов [†46], надеясь на награду за своевременную информацию. предупредили Чингисхана, и монгольские женщины с детьми успели откочевать, а войско подготовиться к битве. В бою у Халагунола благодаря сумасшедшей храбрости вождя урудов Хуилдара, бросившего в атаку кераитов, монголам удалось избегнуть полного поражения. Под покровом ночи Чингисхан отвел остатки своего войска - всего 2600 всадников. Искусно маневрируя, монголы избегали повторной битвы, усыпили бдительность кераитов переговорами и нечаянным нападением у горы Джэджээр (между истоками Толы и Керулена) осенью 1203 г. разбили их в ночном бою. Ванхан бежал к найманам и при встрече с пограничным найманским караулом был убит, потому что начальник караула не знал его в лицо и не поверил, что перед ним столь важная персона [†47]. Остатки кераитов под предводительством его сына Сэнгума бежали и добрались до Хотана, где вождь племени калач схватил и убил Сэнгума [†48].
Так кончилось самое сильное и древнее христианское ханство Центральной Азии, пав жертвой язычников, но любопытно, что эта сторона дела в источниках совершенно не отражена [*98]. Рашид ад-дин только в предварительном описании отмечает: "До них дошел призыв Иисуса, - мир ему! - и они вступили в его веру" [†49], - не делая из этого никаких выводов. В "Тайной истории" приведена только кераитская молитва - "абай-бабай", т.е. "авва - отче...", и то между делом [†50]. Из этого вытекает только то, что сами монголы не придавали значения разнице в вере [†51].
И с этой точки зрения весьма важно, что того же мнения держались сами кераиты. О падении их царства сохранилась крайне искаженная версия в сибирских летописях. Деформирована она настолько, что ни одному исследователю не пришло в голову отнести эту запись к событиям XIII в. Вот текст [†52]: "Был царь магометова закона именем Он" (так - в Есиповской летописи), Иван (в Строгановской летописи) или же Он-Сом-хан (в Ремизовской летописи). Против него "восста его же державы от простых людей именем Чинги и шед на него яко разбойник... и уби Она) и вступил на царство сам Чинги".
Тут многое перепутано. Вместо забытого несторианства поставлено магометанство; Чингисхан назван простым разбойником, но для нас важно то, что сведение, прошедшее через десятки рук, сохранило свой смысл - социальный. Вождь "людей длинной воли" своим противникам и должен был представляться разбойничьим атаманом. Этого основного содержания источник не утерял. Но мы, чтобы найти жемчужное зерно истины в шелухе наслоений, должны хорошо выучить фактическую историю, ибо только этим способом у исследователя расширяется до нужных пределов система ассоциации.
Но если кераиты и монголы имели общие традиции, сложившиеся в то время, когда и те и другие входили в общекочевое объединение, условно названное цзубу, то найманы были совсем другим народом - и война между ними и монголами должна рассматриваться как внешняя, межплеменная [*99]. Наши источники единодушно утверждают, что инициатива войны принадлежала найманскому Таян-хану, который попытался вовлечь в союз онгутов, но те отказались наотрез и предупредили Чингисхана. С другой стороны, все уцелевшие от побед Чингисовых и следовавшей за ними резни: татары, меркиты, монголы - сторонники Джамухи и прочие собрались к найманскому хану, чтобы продолжать борьбу. В 1204 г. оба войска столкнулись у гор Хангая. Джамуха в решительный момент увел свой отряд, и найманы потерпели поражение. Таян-хан погиб, его мать попала в плен, а сын, Кучлук, бежал к меркитам, успевшим отступить по долине Иртыша за Алтай. Степь была снова объединена, как во времена тюркских и уйгурских ханов.
Последним непобежденным противником Чингисхана оставался его названый брат и первый соперник Джамуха-сэчэн. В 1205 г. он был связан собственными воинами, выдан Чингису и казнен.
В 1206 г. на берегу Онона собрались все войска; защищавшие "девятиножное белое знамя" в боях со своими соплеменниками. Это собрание - курилтай - было высшим органом власти, и только оно имело право доверить функции управления определенному лицу, именуемому в дальнейшем ханом. Его поднимали на войлоке над головами окружавшей его толпы, а та криками выражала свое согласие повиноваться ему. Разумеется, "ханом был вторично избран Тэмуджин, и курилтай подтвердил его титул - Чингисхан. Требовалось также определить имя народа, ядром которого были верные сторонники Чингисхана вместе с их семьями и домочадцами. Тогда они назывались "монголы", и это название было официально закреплено за вновь сформированным народом-войском.
Здесь самым примечательным обстоятельством было то, что монгольское войско выросло с 13 тыс. добровольцев до 110 тыс. регулярной армии. Ясно, что пополнение шло за счет включения в войска побежденных кераитов и найманов. Но ведь люди не шахматные фигуры. Оказавшись в армии победителя, они ни разу не проявили нелояльности новому хану, а это значит, что для них были созданы приемлемые условия существования. Ведь на каждого монгольского ветерана приходилось десять новобранцев-военнопленных, привыкших бунтовать даже против своих племенных ханов. В этой армии сила была на стороне побежденных, но они быстро стали верноподданными. Думается, что здесь сыграла решающую роль степная традиция централизованной сильной власти, способной противостоять оседлым соседям: чжурчжэням, тангутам и мусульманам. Сменив кличку "цзубу" на гордое имя "монгол", они ничего не проиграли, а те, которые не хотели жить в объединенном государстве, ушли на запад и продолжали войну. Это были неукротимые меркиты и часть найманов. Прочие перенесли свои симпатии на Чингисхана.
Родовой принцип был нарушен немедленно и сознательно. Командиры получили награды соответственно заслугам, а не по праву рождения. Воины были разверстаны по десяткам, сотням и тысячам и были обязаны служить с четырнадцати до семидесяти лет. Для наблюдения за порядком кроме стотысячной армии была создана десятитысячная гвардия, несшая службу по охране ханской юрты. В основу законодательства был положен воинский устав чингисовской армии. Наказаний было установлено два: смертная казнь и ссылка в Сибирь. Отличительной чертой этого установления было введение наказания за неоказание помощи в беде боевому товарищу. Этот закон назывался Яса, и хранителем Ясы (верховным прокурором) был назначен второй сын Чингисхана, Чагатай. Новорожденная империя возникла из-за войн и только для войн, поводов для коих оставалось еще немало.
В столь воинственном и разноплеменном людском скопище было необходимо поддерживать строгий порядок, для чего всегда требуется реальная сила. Чингисхан это предусмотрел и из числа наиболее проверенных воинов создал две стражи, дневную и ночную. Они несли круглосуточное дежурство в орде, находились неотлучно при хане и подчинялись только ему. Это был монгольский аппарат принуждения, поставленный выше армейского командного состава: рядовой гвардеец считался по рангу выше тысячника [†53]. Тысячниками же были назначены 95 нойонов, "которые потрудились... в созидании государства" [†54]. Так из "людей длинной воли" была создана военная элита, которую нельзя назвать ни аристократией, ни олигархией, ни демократией, ибо это была орда древнетюркского каганата [†55], но разросшаяся на всю Великую степь и поглотившая племена.
Орда - это народ-войско. Считать командиров войсковых соединений аристократами неправильно по одному тому, что должности они получают за выслугу, а за проступки могут быть разжалованы. Древность рода у всех монголов была одинакова - от Алан-гоа. Демократией эту систему тоже не назовешь, так как массы связаны железной воинской дисциплиной. И какая же это олигархия, если высшая власть принадлежит хану. Но если это монархия, то весьма сомнительная, потому что хан всего лишь пожизненный президент, выбираемый всем войском, с настроением которого он должен считаться. Нельзя назвать эту систему и тиранией, потому что судебная власть - Яса - была отделена от исполнительной, ханской. По принятому порядку хан имел право требовать соблюдения закона, но не нарушения его. Позднее, когда Узбек предложил в 1312 г. своим подданным принять ислам, они ответили: "Ты ожидай от нас покорности и повиновения, а какое тебе дело до нашей веры и исповедания и каким образом мы покинем закон и ясак Чингисхана и перейдем в веру арабов" [†56].
Как мы видим, ханская власть была ограничена гораздо более, чем власть королей феодальной Европы. Дворянства не было, а крепостными были все.
Конечно, монгольские ветераны за свои заслуги подучили лучшие места и должности. Казалось бы, этого достаточно, чтобы видеть в них зачаток будущего феодального сословия. Не тут-то было! Как мы увидим ниже, им не удалось воспользоваться плодами своих побед и завещать детям положение и богатство. Каждая война, даже победоносная, уменьшала их число и увеличивала количество покоренных, привлекаемых в войско и тем самым становившихся полноправными членами орды. Процентное соотношение менялось не в пользу победителей.
Весьма сложной проблемой оказалась и экономика объединенной Монголии. Шестилетняя гражданская войн не могла не отразиться на единственном виде народного достояния - поголовье скота. Во время походов его не столько пасут, сколько едят. Следовательно, для того чтобы кормить армию, которую нельзя было распустить, поскольку на всех границах имелись враги, надо было продолжать войну. Тогда войско, уходя за границу, находило себе пропитание само, а на месте дети и собаки могли охранять ягнят от волков. Однако такой выход означал, что народ должен находиться в постоянном напряжении, без малейшей надежды на отдых. А правительство, если оно хотело уцелеть, обязано было обеспечить лояльность подавляющего большинства населения, носившего луки и сабли.
Ни одно правительство не может существовать без денежных средств, а, как мы видели, с народа-войска ничего нельзя было собрать; наоборот, ему надо было выплачивать хотя бы на пищу и вооружение. Эти средства монгольский хан получал с пошлин на караваны, что втягивало Монголию в сложную международную политику, а последняя требовала наличия сильной, единоличной власти.
Но каким путем Чингисхану удалось примирить со своей неограниченной властью новых подданных, привыкших к свободной жизни? И не входим ли мы в противоречие с собственными ранее сделанными заключениями о роли исповедания веры, подменяя конфессиональный примат политическим? В том-то и дело, что нет! Чингис женил своих сыновей на христианках: Угедея - на меркитке Туракине, Толуя - на кераитской царевне Соркактани-бэги. Несторианские церкви были воздвигнуты в ханской ставке, и внуки Чингиса воспитывались в уважении к христианской вере.
А монгольская "черная вера" [†57], служители и главы которой в тяжелые годы были опорой Чингисхана, была хотя и не упразднена, но весьма ограничена в своих возможностях. Глава монгольской церкви, прорицатель Кокочу, попытался было влиять на государственные дела и собирать людей, переманивая их даже от царевичей. Что ж, его пригласили в ханскую ставку и там переломили хребет, после чего его сторонники "присмирели" [†58].
Ограничение "черной веры", конечно, не означало, что несторианство стало или даже получило шанс стать государственной религией. Но зато несториане получили доступ к государственным должностям и, следовательно, возможность направлять политику новорожденной империи. Потому-то и оказались в изоляции найманский царевич Кучлук и меркитский князь Токта-беки, ушедшие за Алтай, где их приняли и поддержали кыпчаки. Но эти храбрые люди не бросили сабель.
В 1207 г. война возобновилась. Старший сын Чингиса, Джучи, за один поход, не встретив серьезного сопротивления, покорил "лесные народы" Южной Сибири, чем обеспечил монгольскому улусу тыл. В следующем, 1208 г. монгольский полководец Субэтэй настиг и вынудил к битве найманов и меркитов в долине Иртыша у впадения в него Бухтармы. Вождь меркитов Токта пал в бою, его дети бежали к кыпчакам (в совр. Казахстан), а найманский царевич Кучлук со своими соплеменниками ушел в Семиречье и был там ласково принят гурханом Чжулху, нуждавшимся в воинах для войны с хорезмшахом Мухаммедом. Впоследствии Кучлук стал близким другом и фаворитом гурхана, не отличавшегося проницательностью и умением разбираться в людях. Гурхан даже выдал за него свою дочь.
1209 год принес гурхану огромное огорчение. Мы уже отмечали, что небольшое кара-китайское государство финансировалось уйгурскими купцами, просившими хана расправиться с их мусульманскими конкурентами. Поскольку гурхан не справился с полученным заданием, уйгуры убили киданьского чиновника и предложили свою покорность Чингисхану. Это была сделка, выгодная обеим сторонам. Монгольскому хану предстояла война чжурчжэнями. Этого от него требовала вся степная общественность. А для любой войны нужны деньги. Уйгуры деньги дали.
Уйгурским купцам были нужны товары для торговли. Они могли скупить у монгольских воинов любое количество добычи, разумеется по дешевке, так как они были монополистами; кроме того, монголам были необходимы грамотные чиновники. Дошло до того, что вакансии предоставлялись пленным найманам. Уйгурские грамотеи немедленно предложили свои услуги и получили должности не менее выгодные, чем даже торговые сделки. Больше не было причин для отсрочки войны с империей Кинь, и в 1211 г. она началась [*100].
Первый удар монголы нанесли по царству Тангут. Скорее всего это был военно-политический ход. В 1209 г. монголы разбили тангутские полевые войска, набрали огромное количество скота и верблюдов, но были вынуждены снять осаду со столицы, так как тангуты, прорвав плотины, затопили окрестности города водами Хуанхэ. Монголы отступили, заключив мир и договор о военной взаимопомощи, чем освободили свои войска для основной кампании.
Момент для начала неизбежной войны был выбран очень обдуманно. Империя Кинь вела уже войну на трех фронтах: с империей Сун, тангутами и народным движением "краснокафтанников", боровшихся против чужеземной власти. Несмотря на численный перевес противников, чжурчжэни везде одерживали победы. Весной 1211 г. монголы взяли пограничную крепость У-ша. Вскоре пали несколько крепостей, на которые чжурчжэни надеялись как на непреодолимый для кочевников оплот, и вся страна, до ворот Пекина, была опустошена. Киданьские войска восстали и передались монголам, мотивируя это тем, что они братья по крови. В 1215 г. пал Пекин [*101], и Чингисхан заключил перемирие, потому что его отозвали неотложные дела на западе.
Меркиты, отступившие в 1208 г. за горные проходы Алтая и Тарбагатая. получили помощь от кыпчаков. или восточных половцев. Благодаря ей они к 1216 г. собрались с силами и попытались ударить монголам в тыл. Только два тумена отборных монгольских войск, спешно переброшенных из Центральной Монголии, под командой старшего царевича Джучи остановили и оттеснили противника. Меркиты, покинутые Кулуком, были настигнуты монголами у реки Иргиз [*102] и истреблены до последнего человека. Там же, у Иргиза, монголы подверглись нападению хорезмшаха Мухаммеда, любившего воевать с неверными. Удивленные внезапным, ничем не вызванным нападением, монголы потеснили хорезмийцев и вернулись домой.
А в кара-киданьском царстве дела шли все хуже и хуже. Заигрывания гурхана с хорезмшахом Мухаммедом привели только к усилению Хорезма. К 1208 г. Мухаммед отказался от взноса дани, привлек на свою сторону владетеля Хотана и занял Бухару и Самарканд. Мусульманское население, измученное произволом кара-киданьских вельмож и сборщиков податей, приветствовало хорезмийцев как избавителей. Вот тут-то и потребовались войска, набранные Кучлуком среди бывших врагов Чингисхана, но Кучлук пустился на авантюру: вместо того чтобы выручать тестя, захватил в Узгенде казну гурхана и, узнав, что большая часть кара-киданьских войск сражается с мусульманами, попытался овладеть особой самого гурхана. Эта смелость успеха не имела: гурхан успел собрать войско и разбить Кучлука. В это же время другая кара-киданьская армия взяла Самарканд, но война на этом не прекратилась. Мусульмане снова пошли в наступление и были остановлены только у Баласагуна, да и то успех был сомнительным.
Но тут вмешались в политику народные массы и смешали все карты своих правителей. Мусульманское население Мавераннахра нашло, что иго единоверных хорезмийцев хуже ярма неверных. После некоторых перипетий в Самарканде были перебиты все хорезмийцы, причем их разрубленные члены развешивались на базарах [†59]. С другой стороны, взбунтовалось войско гурхана, которое, отбив у Кучлука казну, не вернуло ее правителю, а поделило ее между собой. Тогда Кучлук возобновил свою авантюру, встал во главе бунтовщиков и в 1211 г. арестовал гурхана, пытавшегося укрыться в Кашгаре. За гурханом был оставлен титул и все знаки достоинства, но Кучлук стоял рядом с троном, и дела решались по мановению его руки. Кара-киданьские вельможи, видя неспособность гурхана, перенесли свои симпатии на Кучлука, видя в нем возможного спасителя гибнущей державы. Гурхан Чжулху умер в 1213 г., и Кучлук был единогласно признан кара-киданьским гурханом.
Описанные здесь события проливают свет на найманскую проблему. Как мы видели, найманы бежали спасаться от монголов к кара-киданям как к соплеменникам, и были там приняты, как свои. Кучлук захватил власть, опираясь на поддержку вождей кара-киданьского войска, что было бы невозможно, если бы он был чужаком. Очевидно, разница между кара-киданями и найманами лежала в плане политическом, а не этническом, что и подтверждает нашу первоначальную интерпретацию событий.
Гораздо сложнее религиозная проблема. По всем данным, Кучлук был сначала несторианином, но после захвата власти покинул свою жену, христианку, и влюбился в кара-киданьскую девицу, которая совратила его в "поклонение странным богам" [†60] (может быть, буддам?) [†61].
Благодаря тому, что монгольские войска увязли в Китае, Кучлук получил передышку и использовал ее для восстановления границ кара-китайской державы. Ему удалось оттеснить хорезмийцев на юге и подчинить отпавшие княжества Восточного Туркестана, за исключением Алмалыка, отдавшегося под покровительство монголов. Но, будучи неплохим полководцем, Кучлук оказался плохим политиком и позволил несторианам и буддистам начать религиозные гонения против мусульман, составлявших большинство населения кара-китайской державы. Это оттолкнуло от него массы, перенесшие симпатии на монгольского хана, в это время весьма благоволившего к мусульманам.
В 1218 г. Кучлук, захватив врасплох владетеля Алмалыка [*103], осадил город, где обороной руководила жена владетеля, монголка, внучка Чингисхана. Монголы немедленно пришли на помощь, и Кучлук вынужден был отступить. При первой вести о появлении монгольского войска мусульманское население стало избивать сторонников Кучлука, который, не имея возможности закрепиться, бежал на крайний юг страны, в Сарыкол, где был настигнут монголами и убит. Кара-китаи (кидани) подчинились монголам без сопротивления и были включены в состав народа-войска как (отдельный десятитысячный корпус, уравненный в правах с собственно монгольскими частями.
После 1218 г. врагами монголов в степи оставались только кыпчаки, т.е. восточные половцы, оказавшие помощь меркитам. Война с ними затянулась до 1229 г., когда монголами был взят город Саксин [*104] на нижнем течении Волги или Яика. Половецкое население прикаспийских и приаральских степей частью бежало на запад, частью подчинилось монголам и умножило их войска.
Кучлук потерял жизнь, но обрел славу, о которой не мечтал и которой не заслужил. Его гонения на мусульман, столь же бессмысленные, как и драгонады [*105] Людовика XIV, имели на западной окраине Азии неожиданный резонанс. Во-первых, Кучлука решил приспособить к делу багдадский халиф, не ладивший с хорезмшахом. В 1217 г. несторианский патриарх, живший в Багдаде, по просьбе халифа отправил послов к "царю Давиду" с просьбой совершить диверсию против Хорезма [†62]. Но к этому времени Кучлук отступил от христианской веры, и все его интересы сосредоточились на Джунгарии, а не на Средней Азии. Тем не менее слух пополз дальше и достиг крестоносцев, осаждавших в 1218 г. Дамиетту в Северном Египте. Часть их, а именно венгры, предводительствуемые королем Андреем II, доехали до Акры, повеселились в богатом торговом городе и вернулись домой; но другие: германцы, фризы, датчане, норвежцы, побуждаемые папским легатом Пелагием, который был в контакте с хитрыми итальянскими купцами, в мае 1218 г. направились в Египет. Сначала крестоносцы выиграли несколько сражений и даже взяли Дамиетту [*106], но, не имея перспектив для дальнейшего наступления, в 1221 г. покинули Египет.
Именно в это время слух о восточном союзнике нашел почву и оформился на этот раз так: "Во всем христианском мире ходили слухи, что индийский царь Давид, называемый священником Иоанном, приближается с большим войском, покорил Персию, Медию (в данном случае - Среднюю Азию) и много других сарацинских земель и известил халифа Багдадского Балдаха, верховного папу Сарацин, что хочет идти войной на него и на все язычество, если тот не перейдет в христианскую веру. А христианскому войску под Дамиеттой и в стране Иерусалимской он обещал прийти на помощь" [†63].
Еще более распространенно и патетично повествует о "царе Давиде", который "зовется народом священником Иоанном" и "подобно Давиду, святому царю Израиля... коронован волей Провидения", Жак де Витри, епископ Акки, в письме к папе Гонорию III. Дата письма - 18 апреля 1221 г. В это время косточки Кучлука уже успели истлеть, а надежда на его помощь продолжала туманить умы европейцев. Де Витри среди прочих нелепостей утверждает, что войско царя Давида "уже стоит на расстоянии не более 15 дней пути от Антиохии и спешит прийти в Землю Обетованную, чтобы узреть гроб господень, и восстановить Святое государство", т.е. Иерусалимское королевство, завоеванное в 1187 г. Салах ад-дином. Сведения, легшие в основу письма, были получены епископом Акки от воинов, попавших в плен к мусульманам и отправленных на восток, в Багдад, где их передал халиф "царю Давиду", а тот, узнав, что они христиане, освободил их и отправил в Антиохию [†64].
Эта последняя деталь еще поддается объяснению, хотя достоверность, вернее, вероятность его очень мала. Не исключено, что христианские пленники оказались в районе действия монголов, громивших в эти годы Хорезмийский султанат. Возможно, что они попали к монголам либо просто убежали к ним и нашли там единоверцев из кераитов или найманов, служивших в монгольской армии. Нет ничего невероятного в том, что монгольские воины оказали помощь врагам своих врагов и дали возможность пробраться к своим. Но это только детали ненаписанного исторического романа, а все, что имеет отношение к исторической науке, искажено до полной неузнаваемости. Во всяком случае - приведенный текст хронологически последний из числа легенд и обманутых надежд. В XIII в. европейцам открылась суровая действительность, которая их отрезвила.
Как мы уже видели, каждая степень приближения дает возможность обозреть предмет по-новому, но прямо пропорционально приобретениям растут и утраты. Так, обозревая предмет с "высоты птичьего полета" или приближения 2,5, мы смогли обнаружить географическое место несуществовавшего христианского царства в Азии и даже эпоху, в которую произошли события, давшие повод к созданию средневековой легенды. Но при этом подходе мы не в состоянии установить детали событий, а тем более их причины: экономические, социальные, политические и идеологические. Последние, наименее весомые в реальном ходе истории, имеют значение индикатора для выявления глубоких закономерностей. Но даже поверхностное описание было недостаточно полным, потому что не сохранилось полемической литературы несторианства против конфуцианства, буддизма, даосизма, бона, шаманизма и даже суфизма; а она, конечно, была, только до нас не дошла.
Поэтому, выбрав самое важное звено в цепи событий, мы рассмотрели его более детально и благодаря этому уяснили некоторые закономерности "силы вещей" или, говоря более академично - логики событий. Но глобальная перспектива пропала. В дымке у горизонта предметы вырисовываются неотчетливо; так и должно быть. Если дать историю Европы, Византии, Халифата и Китая в том же приближении, то наши кара-кидани, найманы и даже монголы потонут в море фактов весьма интересных, но далеких от нашего сюжета, как бывает далек силуэт верблюда на фоне неба, там, где оно смыкается с землей; разумеется, только для нашего глаза. Но и обойтись без перспективы нельзя, ибо связи между событиями ощутимы на всем пространстве Евразийского континента и Северной Африки. Вот мы и попытаемся найти выход, изображая отдаленные, но значительные явления, как абрисы или, говоря метафорически, силуэты.
За 108 лет, протекших от распада кочевого объединения, известного под условным названием "цзубу", до великого курилтая на реке Онон, где была провозглашена новая кочевая империя, Европа и Передняя Азия изменились до неузнаваемости. Первый крестовый поход повел к созданию феодального Иерусалимского королевства, второй - вызвал, как духа из бездны, гениального курда Юсуфа сына Эюба, Салах ад-дина, отвоевавшего Иерусалим и объединившего Египет и Сирию, чем был создан барьер, который не смогли перешагнуть даже короли и рыцари третьего крестового похода.
Вражда франков с греками росла не по дням, а по часам. Опустошение сицилийскими норманнами Эпира и Фессалоники, грабежи крестоносцев в дружественной Фракии, бесчинства итальянских купцов в самом Константинополе вызвали справедливое негодование греков. Отказ греков в помощи крестоносцам провиантом, обязательство, налагаемое византийским императором на вождей крестоносных ополчений, приносить ленные присяги, привлечение печенегов и турок против европейских войск Готфрида Бульонского и Фридриха Барбароссы вызвали возмущение всего католического мира. Вину за неудачи крестоносцы возлагали на греков, и Жоффруа Виллардуэн писал, что "Заморская земля (Палестина) была зажата между Персидой и Византией". Оба культурных региона были ему одинаково враждебны, несмотря на то, что один из них был христианским. Этнокультурный разрыв оказался сильнее догматического сходства. И наконец, потекла кровь - в 1182 г. греческое население прибрежных городов устроило погром факторий итальянских купцов и беспощадную резню, ответом на которую, не обдуманным, а эмоциональным, основанным не на политическом расчете, а на "силе вещей", стал четвертый крестовый поход. Только благодаря накопившейся ненависти удалось осуществить дожу Дандоло его адский замысел.
Между XII и XIII вв. плавного перехода не было. Жестокий спазм на Западе и Востоке проложил резкую грань между двумя эпохами, за какие-нибудь три года изменив всю расстановку сил на Евразийском континенте. Эта грань прошла по 1204 г. [*107]
В XII в. Константинополь был Парижем средневековья. Он "знаменит своими богатствами, но в действительности, - пишет Эвд де Дейль, - его сокровища превышают славу о них". А Роберт де Клари утверждал, что "две трети мирового достояния находятся в Константинополе, а одна треть рассеяна по всему свету" [†65]. И вот 12 апреля 1204 г. Константинополь был взят приступом, и Византийская империя прекратила свое существование.
Рыцари-крестоносцы оправдали себя тем, что они совершили богоугодное дело - ведь греки были схизматики, еретики, пожалуй, хуже мусульман и язычников [†66]. Культурно-исторический принцип возобладал над догматическим, и католичество, не сумев победить ислам, объявило войну православию. Папа Иннокентий III, который сначала был против войны с христианами и грозил крестоносцам отлучением, в 1207 г. встал (или вынужден был встать) во главе нового натиска на восток [†67]. В этот год католическим дипломатам удалось заключить соглашение с болгарским царем, что спасло Латинскую империю, а от Польши, Ордена, Швеции и Норвегии папа потребовал, чтобы они перестали ввозить на Русь железо. Политическая близорукость русских князей обеспечила успех католическому проникновению. В 1212 г. ливонский епископ Альберт заключил союз с полоцким князем против эстов, а затем женил своего брата на дочери псковского князя, после чего в 1228 г. в Пскове появилась пронемецкая боярская группировка [†68]. В 1231 г. папа Григорий IX предложил Юрию II, князю Владимирскому и всея Руси, принять католичество [†69]. В ответ Юрий выслал из Руси доминиканских монахов, после чего началось наступление на Новгород и Псков силами шведов, немцев и литовцев. Последние в то время искали союз с папством для обуздания ливонских рыцарей.
В 1239 г., когда обострились отношения латинян с Болгарией, Наржо-де-Туси, заключил союз, скрепленный браком, с одним из половецких ханов, чтобы зажать Болгарию и Русь в клещи. К.Маркс считал, что это было "последнее слово глупости рыцарей-крестоносцев" [†70], и был прав, хотя в XIII в. просвещенные европейцы считали, что завоевание Руси не будет труднее покорения Пруссии [†71]. По существу война, начавшаяся в 1204 г., была одной из первых войн за приобретение колоний, а религиозная окраска ее соответствовала духу времени.
В то же самое время в монгольских степях Чингисхан победил и завоевал два наиболее сильных и культурных ханства: кераитское - в 1203 г. и найманское - в 1204 г. Но Чингисхан обошелся с побежденными кераитами и найманами куда гуманнее, чем Балдуин Фландрский с греками. Кераиты и найманы умножили силы монгольской армии, царевна Соркактани [†72] вышла замуж за любимого ханского сына Толуя и сохранила при себе несторианскую церковь с клиром и имуществом [†73]. Дети ее - Мункэ, Хубилай, Хулагу и Ариг-буга - были воспитаны в духе уважения к христианской религии, хотя, по монгольской Ясе, не могли быть крещены [†74]. Для православия в торжестве несторианства не было ничего хорошего, так как кочевые священники в XIII в. еще помнили, что основатель их веры принял от греков мученический венец [†75].
Но, пожалуй, еще большими бедами победа несторианства грозила мусульманам. Ведь именно христиане-уйгуры натравливали кара-киданей и найманов на мусульманское население Средней Азии и, как только убедились, что гурханы ограничиваются взиманием дани, отказали им в поддержке. Никакой симпатии не вызывали у несториан и китайские конфуцианцы, 200 лет тому назад изгнавшие христианскую веру из Китая. И теперь, когда они составляли большинство в армии и чиновничьем аппарате, когда царевичи и многие монгольские нойоны были связаны с ними узами брака или дружбы и когда их купцы получили роскошные привилегии и доходы лишь за то, что не вынудили монголов себя истреблять, теперь несториане сочли удобным время, чтобы при помощи языческого хана осуществить ту самую мечту о восточном христианском царстве, которого до сих пор не удавалось создать. Поэтому они стали горячими сторонниками Чингисхана, искренними защитниками его власти.
Со своей стороны Чингисхан умел ценить верность и усердие. Трудно сказать, знал ли он о надеждах, возлагавшихся на него? Скорее всего знал, но не утруждал себя размышлениями по этому поводу. У него и без того хватало забот. Чжурчжэни в Китае были мужественны и упорны, как сами монголы, и война на востоке продолжалась, хотя и без должной энергии, все время его царствования. А западный сосед, хорезмшах Мухаммед, имел регулярную армию вдвое большую, нежели все войско Чингисхана. Отношение хорезмийцев к монголам было открыто враждебным, и инициатива развязывания войны принадлежала им. Монголы проявляли завидную выдержку. Они не реагировали на ничем не вызванное нападение на их войска на Иргизе в 1216 г. После разграбления и истребления каравана в Отраре в 1218 г. Чингисхан попытался ликвидировать конфликт дипломатическим путем, но, когда хорезмшах приказал убить монгольского посла, война стала неизбежной. Впервые после Первого тюркского каганата перед Ближним Востоком встала объединенная Великая степь.
Трагедией 1218 г., точнее гибелью Кучлука, заканчивается хронологический отрезок, в котором умещается поставленная нами проблема. Но подобно тому как изложению событий, непосредственно нас занимающих, мы посвятили вводную главу о предпосылках исходного момента, так ради внесения ясности нам надлежит проследить контуры новой эпохи - величия и распадения монгольского улуса, потому что главные источники по нашей теме написаны в XIII в. А достоверность сведений источников зависит не только от материала, использованного авторами, но и от той обстановки, в которой они работали, и от читателей, к которым они обращались.
И второе, еще более важное обстоятельство заставляет нас уделить место последствиям описанных событий. Зная причины, нетрудно рассчитать их следствия, а зная следствия, обратным ходом мысли можно восстановить причины, их породившие. Поэтому чем больше мы расширим нашу цель в пространстве и времени, тем легче мы в нее попадем. За 100 лет, прошедших от появления легенды о царе-пресвитере Иоанне до полного разочарования в надеждах на восточное христианство, в Европе произошли такие перемены, которые имеют к нашей теме прямое отношение. Попробуем охватить их одним взглядом, разумеется, опуская детали и мелочи, которые теперь могут нам только помешать. Для них найдется особое место и своя методика анализа и синтеза, но в другом масштабе.
Равным образом мы оставим без внимания проблему исчезновения несторианства в Азии, так как она столь сложна, что заслуживает специального исследования не меньшего объема, чем предпринятое нами. Всего в одной книге не напишешь, но иметь в поле зрения следует многое. В этом практическое значение "панорамного метода", предлагаемого и применяемого нами в этой работе. Поэтому начнем с исторической панорамы.
В 1211 г. монголы взяли пограничную чжурчжэньскую крепость У-ша, и тем самым выявилось, что они ведут войну с чжурчжэнями. Первый тур войны закончился в 1215 г. взятием Пекина и заключением перемирия, прерванного в следующем году, так как предложения монгольского хана оказались для чжурчжэнсй неприемлемыми. Чингисхан потребовал уступки всех земель севернее Хуанхэ и отказа чжурчжэньского государя от императорского титула - иными словами, от самостоятельности.
Война между чжурчжэнями и монголами была крайне кровопролитна. Так, при падении Пекина "чиновников и жителей погибло великое множество" [†76]. Многие женщины, чтобы не достаться врагу, бросились с городских стен и разбились насмерть. Душераздирающие картины, впечатляя воображение китайских историков, давали им повод объявить монголов чудовищными истребителями людей, а Чингисхана - извергом. Однако надо смотреть на предмет с двух сторон. Война с чжурчжэнями была монголами не начата, а продолжена. Первый период ее, начавшийся убийством чжурчжэньского соглядатая. 1135-1147 гг., закончился победой монголов, отстоявших свои кочевья от чжурчжэньской агрессии. Второй период, о котором постоянно забывают, начался в год рождения Чингисхана, 1161/1162, и продолжался до 1189 г. Его блестяще охарактеризовал ученый и умный китаец Мэн Хун [†77]: "Цзиньский глава... с испугом воскликнул: "Татары непременно будут причиной беспокойства для нашего царства!" Поэтому он отдал приказание немедленно выступить в поход против их отдаленной и пустынной страны. Через каждые три года отправлялись войска на север для истребления и грабежа: это называлось "уменьшением рабов и истреблением людей". Поныне еще в Китае помнят, что за двадцать лет перед этим, в Шаньдуне и Хэбэе, в чьем доме не было куплено в рабство татарских девочек и мальчиков? Это были все захваченные в плен войсками. Те, которые в настоящее время (XIII в. - Л.Г.) у татар вельможами, тогда, по большей части, были уведены в плен... Татары убежали в Шамо (пустыню. - Л.Г.) и мщение проникло в их мозг и кровь" [†78]. Лучше не скажешь! То, что описано китайским ученым, напоминает охоту за скальпами индейцев, организованную пуританами Новой Англии и баптистами Массачусетса, работорговлю французских и английских купцов-авантюристов, расправу с патагонцами, предпринятую правительством Аргентины, т.е. страницы истории, заклейменные презрением как самые позорные для человечества. После стольких преступлений, совершенных именно чжурчжэнями, ожесточение монголов объяснимо как психологическая реакция на экзогенный раздражитель или как условный рефлекс: от чжурчжэней - боль, значит, надо уничтожить источник боли. При такой ситуации, сложившейся исторически, личные качества Чингисхана не имели значения. Он повел свой народ на исконных, безжалостных врагов потому, что этого хотел весь народ, дети убитых и братья проданных в рабство. Да если бы он этого не сделал, так не быть бы ему ханом!
При этом надо отметить, что монголы вели войну корректно. Когда онгуты и кидани, также обиженные чжурчжэнями, предложили Чингису мир и помощь - он ее принял, и эти народы ничем не пострадали. Больше того, северные чжурчжэни (в Маньчжурии) капитулировали и были не только пощажены, но включены в монгольскую армию как отдельный корпус (тумен). Война, конечно, дело страшное, но в любом обществе она неизбежна как единственный способ разрешения противоречий. Можно осуждать морально того, кто начал войну, но тогда виноваты чжурчжэни. А винить победителя, перенесшего поле сражения на территорию противника, бессмысленно и аморально. Тут, очевидно, доминирует не историческое прозрение, а пристрастие.
Объединение степи военным путем имело и положительные и отрицательные последствия. Выиграли купцы, водившие караваны между Дальним и Ближним Востоком, и монгольские нойоны, покупавшие роскошные ткани для своих жен. Проиграло бедное население степей, так как за время войн снизилось поголовье скота и степь обеднела. Но поскольку сформированное 110-тысячное войско надо было кормить, то приходилось без остановки вести войну в Китае, где солдаты находили себе пропитание и добычу сами. Чжурчжэни после первых поражений оправились и оказали монголам бешеное сопротивление, так что война затянулась до 1234 г. и удачное завершение ее в некоторой степени обязано тому, что Южная Сун (собственно китайская империя) ударила по тылам чжурчжэней и сковала те силы, которые были нужны для отражения монголов. Чжурчжэни, продолжавшие сопротивление в крепостях южнее Хуанхэ, по большей части погибли.
Конфликт монголов с хорезмшахом Мухаммедом повел к войне 1219 г., закончившейся полным разгромом хорезмских войск. Монгольские войска проникли в Индию, на Кавказ и в южнорусские степи, но оккупировать удалось лишь Среднюю Азию до Амударьи, и силы хорезмийцев были в некоторой части восстановлены сыном Мухаммеда Джалял ад-дином, пытавшимся объединить владения мусульманских султанов и эмиров Переднего Востока для борьбы против монгольского вторжения. Однако ему пришлось потратить время и силы на войну с Грузией, вследствие чего он потерял темп наступления, что позволило монголам закрепиться в Средней Азии. К 1227 г. положение фронтов здесь стало угрожающе напряженным.
Удачные войны в Китае, Средней Азии, Иране и Половецкой степи, позволявшие монгольскому правительству кормить армию, не спасали страну от экономического кризиса, потому что при огромных расстояниях и плохих средствах сообщения доставить добычу домой было очень трудно. Большая часть ее пропадала по дороге и не попадала в Монголию, где росла нужда в материях и скоте. Поэтому Чингисхан ухватился за повод к войне с близколежащим Тангутом, который предоставил ему сам тангутский царь. Последний отказал Чингисхану в военной помощи против Хорезма, которую он должен был оказать по договору 1211 г. Очевидно, тангутский царь надеялся, что Чингисхан потерпит поражение в войне с Хорезмом и тангутское царство вернет себе независимость без пролития крови. Чингисхан, закончив в начале 1225 г. среднеазиатский поход, с освободившимися войсками напал на тангутов и осадил город Эцзин-ай (ныне развалины Хара-хото). Во время осады, в августе 1227 г., Чингисхан умер, но нойоны скрыли смерть хана, принудили город к сдаче и жестоко расправились с его населением. Огромная добыча скотом и особенно верблюдами спасла Монголию от жестокого экономического кризиса, вызванного военными расходами. Эта последняя победа обеспечила господство Монгольской империи в Центральной Азии, где у монголов не осталось соперников. Одно время считалось, что монголы истребили тангутов полностью и превратили страну в пустыню, но исследования текстов, привезенных из Хара-хото П.К.Козловым, показали, что город Эцзин-ай под монгольским названием Урахай существовал до 1372 г., когда он был взят китайцами и уничтожен [†79].
Победа над тангутским царством повлекла за собою добровольное подчинение Тибета. После первого набега на Северный
Тибет, когда монголы захватили несколько монастырей и перебили монахов, тибетцы предложили монголам получить с них дань учеными ламами и согласились разрешить своим юношам вступать в ряды монгольского войска - видимо, чтобы избавиться от избыточного населения [†80]. Соглашение устроило обе стороны, так как монголы нуждались в грамотных чиновниках и солдатах, а бесплодные нагорья и хребты их не манили. В Тибете же не было центральной власти, и анархия томила разобщенную страну. Степь была вмещающим ландшафтом для монголов, и расселяться за ее пределами они не хотели и не могли.
Необходимо отметить, что кочевник гораздо больше связан со своим первоначальным ареалом, чем земледелец. Последний приспосабливает природу к своим потребностям и привычкам, изменяет на возделанных участках флору и, имея избыточный продукт, воспитывает домашних животных, т.е. воздействует на фауну. У земледельца всегда есть запас продовольствия, позволяющий ему совершать далекие переселения и создавать на новых подходящих местах привычные условия. А кочевник связан со своими животными, приспособленными к тем или иным, но строго специализированным условиям. Поэтому хотя ареал кочевника широк, но он может быть сменен только на аналогичный, например ковыльные степи на полынные, но не на лес, горы или пустыню. Это настолько снижает способности кочевых народов к миграции, что монголы, завоевав кыпчакские степи до Урала и Среднюю Азию до Амударьи и Аральского моря, не перенесли туда своих кочевий, ограничившись освоением части Джунгарии. Но даже и там, в предгорьях Тарбагатая, коренные монголы смешались с местным, тюркским населением, хозяйство которого было приспособлено к условиям сезонного выпаса скота и вертикальных перекочевок - из степей в горы и назад. В результате вторичной адаптации и метизации возник новый народ, который с течением времени полностью обособился от коренных монголов и получил древнее название - ойраты или новое - калмыки [†81].
Казалось бы, что, исходя из описанного принципа, дальнейшие завоевания монголам были совсем не нужны. И действительно, в последующие войны Монголия была втянута не собственной волей, а логикой событий мировой истории и политики, в которой она уже не могла не принимать участия.
У Чингисхана было четыре сына-наследника (от первой законной жены). Старший, Джучи, не ладил с отцом, пытался оказывать милость побежденным и в начале 1227 г. был убит подосланными убийцами. Дети его. Орда и Бату, получили скромные уделы на бесплодной северо-западной окраине империи. Орда - Южную Сибирь, а Бату - урало-каспийскую степь с Хорезмом в придачу. Второй сын, Чагатай, был "хранителем Ясы" и в удел получил Среднюю Азию. Он был настолько крут и строг, что Чингисхан перед смертью рекомендовал избрать на престол не его, а третьего сына, Угедея, получившего в удел Западную Монголию и Джунгарию. Угедей был добр, бездарен и склонен к запою, поэтому не казался опасным для монгольской военной знати, опасавшейся ханского произвола. Четвертый сын, Толуй, получивший по монгольскому обычаю в удел земли своего отца, был одним из самых способных полководцев и энергичных правителей. Военную выучку он получил в Китае, сражаясь против лучших чжурчжэньских полководцев под руководством Субэтэя-багадура, который за пятьдесят лет военной службы не потерпел ни одного поражения и ни разу не нарушил монгольской Ясы. Близость к Субэтэю обеспечила Толую популярность в войсках. Согласно монгольскому праву ханов избирал курилтай (общее собрание воинов); до его созыва, на что требовалось время, было учреждено регентство и во главе правительства был поставлен Толуй.
Курилтай, на котором в ханы был избран Угедей, состоялся в 1229 г., и за то время, что монгольские войска были оттянуты с фронтов, чжурчжэни и мусульмане успели оправиться и потеснить монгольские заслоны. Но с 1230 г. монголы опять перешли в наступление, докончили покорение чжурчжэней в Китае и, разбив в 1230 г. Джалял ад-дина, ворвались в Переднюю Азию, где подчинили себе всех мусульманских владетелей, исключая багдадского халифа.
В 1235 г., после победы над чжурчжэнями, в построенной Чингисханом монгольской столице, Каракоруме, был собран курилтай, постановивший довести до конца войну с половцами, болгарами и поддержавшими их русскими. В "западный поход" были направлены войска от всех четырех улусов монгольской империи. Высшее командование принадлежало Бату-хану, а для фактического руководства операцией ему был придан лучший из монгольских полководцев, Субэтэй. Отдельными корпусами командовали: сын Угедея - Гуюк, сын Чагатая - Бури и сын Толуя - Мункэ. К основным регулярным войскам были присоединены отряды среднеазиатских тюрок, бродивших без дела после разгрома Хорезма. Эти последние были малобоеспособны, но помощь основным войскам оказали.
В 1236 г. монгольские войска переправились через Волгу и взяли город Великий Булгар (около Казани). Затем Мункэ напал на половцев в низовьях Волги и разбил их вождя Бачмана, прятавшегося от монголов в Волго-Ахтубинской пойме. Вслед за тем Мункэ победил аланов на Кубани и вышел на Дон, гоня перед собой остатки половецких войск. Одновременно Бату с главными силами вторгся в Рязанское княжество и взял Рязань. Затем монголы напали на Владимирское княжество и сожгли Суздаль. Князь Юрий II приказал воеводам оборонять столицу, а сам ушел на север собирать ополчение. 7 февраля 1238 г. монголы взяли Владимир, а 4 марта разбили у реки Сити ополчение, собранное Юрием II, который сам пал в бою. После боя, взяв Торжок, монголы двинулись к Новгороду, но весенняя распутица заставила их отступить на лето в степи. По дороге их на семь недель задержал город Козельск, в котором монголы не оставили ни одного живого человека.
В 1239-1240 гг. монголы вступили в Южную Русь и взяли Чернигов и Киев. Последний пострадал особенно сильно, потому что киевляне убили монгольских парламентеров. Оттуда монголы через Волынь и Галицию проникли в Польшу и при Лигнице в 1241 г. наголову разбили польско-немецкое рыцарское ополчение.
Тем временем другое монгольское войско проникло в Венгрию через проходы в Карпатах и разгромило венгерскую армию при реке Шаяве. Вслед за тем монголы взяли Пешт и, преследуя венгерского короля, дошли до Адриатического моря. Однако в Моравии чехи нанесли монголам поражение под Ольмюцем и заставили одну из монгольских армий отступить в Венгрию на соединение с главными силами. Здесь Бату получил известие о смерти хана Угедея и спешно отошел со своим войском через Болгарию, Валахию, Молдавию и половецкие степи на восток, так как обострение противоречий внутри монгольской империи требовало его непосредственного вмешательства: в самом монгольском войске образовались партии, столкновение между которыми было неизбежно и которое сулило побежденным жестокую смерть [†82].
Монгольское войско включило в свои ряды такое большое количество побежденных, что последние стали предъявлять свои права. Основной проблемой, ставшей перед Чингисханом накануне его смерти, было отношение к побежденным. Одна тенденция заключалась в том, чтобы удерживать их в покорности силой, вторая - чтобы привязать их милостью. Вторую линию пытался провести Джучи и заплатил за это жизнью. В 1240- 1241 гг. Бату рассорился со своими двоюродными братьями Гуюком и Бури, выслал их из армии и пожаловался на них их отцам. Хан и хранитель Ясы наказали опалой своих сыновей, но все же возник вопрос о том, кто станет ханом, а кто будет казнен. Оба соперника, Гуюк и Бату, стали искать опоры, причем дети Чагатая присоединились к Гуюку, а сыновья Толуя - к Бату. Но подлинная власть в стране принадлежала уже не ханам и царевичам, а иноземцу, чиновнику Елюй Чуцаю, назначенному Угедеем "начальником великого императорского секретариата", т.е. главой гражданской администрации завоеванного Китая. Странами запада ведал кераит - Чинкай, имевший куда меньшее влияние.
Елюй Чуцай был членом киданьского царского дома, низвергнутого чжурчжэнями. Он получил образование в духе конфуцианской философии и был чиновником чжурчжэньского правительства. Перейдя к монголам, Елюй Чуцай сделал карьеру и стал одним из ближайших советников Чингисхана, испытавшего нужду в культурных людях.
В конце Чингисова царствования на курилтае был поставлен вопрос о том, что делать с населением покоренного Северного Китая. Народ, страшась монголов, разбегался по горами лесам, образовывал банды, и пользы от него монголам никакой не было. Монгольские воеводы предложили перебить всех китайцев, а земли их обратить в пастбища, но Елюй Чуцай восстал против этого. С цифрами в руках он показал, какие налоги можно собрать, если предоставить народу право жить и работать. Деньги соблазнили хана, и китайское население было пощажено.
Угедей всецело подчинился влиянию своего министра, произведшего в 1229 г. реформы, которые должны были превратить военную монархию в бюрократическую. Судебная реформа установила судопроизводство, ограничив тем самым произвол властей, т.е. монгольских офицеров на гражданской службе.
Финансовая реформа ввела обложение самих монголов однопроцентным налогом. В 1230 г. Елюй Чуцай сказал Угедею: "Империя была завоевана верхом на коне, но управлять ею с седла невозможно". Хан выслушал это благосклонно и назначил в 1231 г. Елюя Чуцая чжуншулином, т.е. канцлером, позволив ему проводить свою политическую линию. Она увенчалась успехом. Налоги дали доход, который поверг хана в изумление. Елюй Чуцай получил полное доверие хана и, совместив в своих руках финансовую, судебную и административную власть, превратился в руководителя всей внутренней политики в Китае. Но эта система встретила оппозицию со стороны армии; первое столкновение произошло еще в 1233 г. После долгой и тяжелой осады Субэтэй взял чжурчжэньскую столицу Бяньцзин (Кайфын). Согласно монгольскому закону город, не сдавшийся до того, как были пущены в ход осадные орудия, должен быть вырезан до последнего человека. Эта судьба ожидала жителей Бяньцзина, но Елюй Чуцай доказал, что истребление жителей города нанесет ущерб казне, и представил цифру дохода, который можно получить, пощадив жителей. Угедей согласился с ним.
На деньги, полученные с пощаженного населения, Елюй Чуцай достроил Каракорум, столицу империи, заложенную еще Чингисханом в 1220 г. Для хана был сооружен роскошный дворец, но Угедей предпочитал жить в юрте.
В 1235 г. оказалось, что для продолжения завоевательной политики людские ресурсы Монголии недостаточны. Возник проект использовать мусульманские войска в Китае, а китайские на западе. Елюй Чуцай добился отмены этого проекта, аргументируя тем, что в чужих и непривычных условиях эти войска принесут мало пользы при огромных потерях и что переброски этих войск будут слишком затруднительны. И в этом случае Елюй Чуцай защищал интересы покоренных народов, а не монгольского войска.
По завоевании Китая Угедей обещал своим генералах распределить между ними покоренные земли. Елюй Чуцай предложил вознаградить их не уделами, что наносило ущерб авторитету центральной власти, а деньгами, шелками и драгоценностями.
Это восстановило против него многих офицеров и генералов. Побуждаемый ими Отчигин, дядя хана, донес на министра как на иностранца, имеющего коварные виды. Угедей узнал, кто руководил интригой, и хотел, чтобы министр сам решил судьбу клеветника. Елюй Чуцай пренебрег местью. Вопрос получил компромиссное решение: наряду с монгольскими правителями были назначены фискальные чиновники, которым категорически запрещалось брать взятки от кого бы то ни было. Не менее остро встал вопрос о налогах и системе обложения. Как уже было отмечено выше, Елюй Чуцай обложил монголов прямым и однопроцентным налогом еще в 1231 г. В 1236 г. были обложены привозимые товары на 1/30, а вино, как предмет роскоши, на 1/10 их продажной стоимости. От этого должны были пострадать как уйгурские купцы, терявшие в конкуренции с местным производством, так и потребитель, т.е. монгольская военная аристократия.
Но еще больше возмутило монголов, что Елюй Чуцай ввел в Китае прежнюю систему обложения - с огня или жилища, тогда как монголы и мусульмане платили более тяжелую подушную подать. Елюй Чуцай указал, что от стишком тяжелых налогов население разбежится и казна потерпит ущерб. Его мнение восторжествовало.
Последовательно стремясь к возрождению китайской культуры, Елюй Чуцай учредил историческое общество в 1236 г. [†83], а в 1237 г. добился разрешения принимать на государственную службу интеллигентных китайцев. Для проверки их знании были организованы экзаменационные коллегии. Экзаменоваться могли и рабы; если же их хозяева препятствовали им, то за это полагалась смертная казнь. В результате явились 4030 грамотеев, четвертая часть которых освободилась из рабства.
Превращение военной монархии в бюрократическую, планомерно проводимое Елюем Чуцаем, не могло не встретить отпора в тех слоях монгольского общества, которые были принуждены уступать кровью завоеванное первое место. Но простодушные и бесхитростные монголы ничего не могли поделать с гениальным иностранцем, управлявшим ими. Опасность для министра пришла с другой стороны.
Мы уже видели, что система пошлин на привезенные товары и возрождение китайского производства не могла прийтись по вкусу купцам, занимавшимся посреднической торговлей и желавшим иметь рынок исключительно для себя. Таковы были уйгуры и перешедшие на сторону монголов мусульмане. Нам известны имена их вождей: Кадак, уполномоченный по переписи Китая, и Чинкай, унаследовавший от Елюя Чуцая пост премьера, были христиане. Откупщик Абдурахман и чиновник Махмуд Ялвач - мусульманские ренегаты. Это были люди, искушенные в интригах. Уже в 1230-1240 гг. Абдурахман получил на откуп налоги с Китая вопреки мнению Елюя Чуцая, который разнервничался в споре до того, что хан сказал ему: "Ты, кажется, хочешь драться? - и добавил: - Долго ли ты будешь болеть за народ?"
Однако, несмотря на это, положение Елюя Чуцая не было поколеблено, так как Угедей верил ему, зная его искренность, честность, ум и таланты. Ненависть вельмож и интриги купцов казались бессильными, но 11 декабря 1241 г. хан Угедей умер. До выборов нового хана власть оказалась в руках вдовы Угедея, Туракины, по происхождению меркитки.
Официально было объявлено, что хан умер от пьянства, но Плано Карпини передает настойчивые слухи об отраве, а Рашид ад-дин настолько горячо отвергает эту версию, что она невольно кажется справедливой.
Как бы то ни было, но смерть Угедея развязала руки врагам Елюя Чуцая. Кераит, несторианин Чинкай заместил его в администрации, мусульманин Абдурахман - по части финансов. Министр умер в 1243 г., видя крушение дела, которому он отдал свою жизнь [†84].
Было бы ошибкой думать, что эпоха регентства Туракины-хатун была эпохой господства военной партии. Туракина унаследовала достаточно мощный аппарат, чтобы продержаться несколько лет, не обращаясь к поддержке оппозиционных социальных групп. Это не могло продолжаться долго, но такая глупая и невежественная женщина, как Туракина, не отдавала себе в этом отчета.
У власти оказалась придворная камарилья, во главе которой стояла Фатима-ханум, пленная персиянка, наперсница ханши. Интриги и произвол достигли своего расцвета. Чинкай должен был, спасая свою жизнь, укрыться под защиту царевича Кудэна, внука Угедея; Махмуд Ялвач бежал, обманув стражу, а нойон-темник Керегез был арестован и казнен по наветам Фатимы. Правление Туракины породило еще большее недовольство, чем управление Елюя Чуцая.
Военная же партия, которая в 30-е годы казалась такой сплоченной, отнюдь не оказалась такой в 40-е. Она разбилась на две группы, соперничество которых помогло Туракине сохранить власть до августа 1246 г., когда на престол был избран Гуюк.
Монгольская армия состояла из двух неравных по численности разделов. Ядро ее составляли ветераны, примкнувшие к Чингисхану добровольно и одержавшие первые победы над тайджиутами, татарами, кераитами и найманами. Первоначально их было всего 13 тыс. человек, и если это число увеличилось за счет добровольцев, то очень ненамного. Основная масса войска состояла из побежденных кочевников, которым Чингисхан позволил служить его престолу. Однако они имели ограничения в повышениях по службе: тысячниками были только монголы и онгуты, добровольно примкнувшие к Чингисхану. Общее число армии в 1206 г. составляло 110 тыс. человек, и ясно, что ветераны были в меньшинстве, хотя и занимали командные посты. Во время царствования Угедея войско пополнялось за счет покоренных тюрок, чжурчжэней, тангутов и даже китайцев. Ясно, что процент монголов, даже при учете естественного прироста, еще более снизился. Таким образом, получилось, что победившие монголы в созданной ими державе оказались в меньшинстве, а реальной силой стали побежденные и покоренные народы. Правители, желавшие твердо сидеть на престоле, должны были все больше и больше считаться с последними.
Монгольские ветераны ориентировались на брата Чингисхана, Темуге-отчигина, который в 1242 г. сделал неудачную попытку захватить престол. Тем самым обнаружилось, что партия ветеранов находилась в оппозиции к линии Угедея и, значит, к его сыну Гуюку. Все замешанные в заговоре были казнены.
Вторая партия, состоявшая из низшего офицерства кераитского, найманского и кара-китайского происхождения, группировалась вокруг вдовы Толуя, Соркактанибэги, и ее детей. Идеологией этой партии было несторианство, ибо в XIII в. исповедание веры и политическое направление в какой-то мере соответствовали друг другу.
Каждый хан великолепно понимал, что без сочувствия и преданности своих воинов он - ничто и, хуже того, жертва своих соперников. А воины были отнюдь не пешки. Каждый из них связан с какими-нибудь общественными группами и религиозными общинами, а те в свою очередь диктовали через рядовых воинов свою волю нойонам, которые давали советы царевичам. И эти советы были столь весомы, что с ними нельзя было не считаться. Иными остовами, хан зависел от воинов не меньше, чем воины от хана, а за спиной у тех и других стояли купцы и священники разных исповеданий, а также чиновники, шаманы, старейшины племен и князья покоренных земель, уцелевшие при завоевании. И у всех висели на боку сабли. Это была реальная сила, которая избирала ханом царевича-чингисида пожизненно, но продолжительность жизни определялась не возрастом или здоровьем, а популярностью в войске и числом преданных людей. Как известно, нередко преданность покупается, и цена на нее колеблется в зависимости от напряженности ситуации.
Положение обоих соперников - Гуюка и Бату - оказалось крайне острым. Бату имел только 4 тыс. верных монгольских воинов, которых было явно недостаточно, чтобы силой удерживать в покорности Восточную Европу с шестимиллионным населением. Надеяться на помощь из метрополии он не мог, так как Гуюк искал только его гибели.
Гуюк встал во главе стотысячного войска, которое по большей части состояло из несториан, предпочитавших ему детей Толуя. Гуюк пытался добиться популярности, бесплатно распределяя среди воинов шелковые ткани (расход покрывался за счет налогов с оседлого населения). Он старался опереться на православную церковь и русских князей, располагавших большими людскими и денежными ресурсами. К несчастью для Гуюка, великий князь Ярослав, приехавший в ставку хана для переговоров, был отравлен Туракиной по доносу одного из бояр из свиты князя. Тогда сыновья погибшего, Александр Невский и Андрей, отошли от Гуюка и так активно поддержали Бату, что тот в 1248 г. имел уже возможность выступить с походом на восток против великого хана. Гуюк двинулся ему навстречу, но по дороге умер при невыясненных обстоятельствах [†85].
Снова наступило междуцарствие. Регентство получила вдова Гуюка, Огуль-Гаймыш, женщина слабая и невежественная. На курилтае 1251 г. большинство получили Бату и его друг Мункэ, сын Толуя, Последний был избран великим ханом, а Бату был признан "старейшим в роде". Сторонники Гуюка были казнены.
Русская помощь, благодаря которой Бату вышел из борьбы победителем, была продиктована глубоким политическим расчетом. С начала XIII в. католическая Европа начала крестовый поход против православных: греков и русских. В 1204 г. Константинополь был взят крестоносцами, основавшими на месте Византийской - Латинскую империю. Латыши и эсты покорены и обращены в крепостных. Та же участь ожидала Русь, но Александр Невский разбил крестоносцев в 1240 г. на Неве и в 1242 г. на Чудском озере и этим остановил первый натиск. Однако война продолжалась, и союзники Александру Невскому были нужны. Поэтому он побратался с сыном Бату, Сартаком, и получил монгольские войска для борьбы с немцами. Союз не был разорван и после смерти Александра Невского. В 1269 г. немцы, узнав о появлении в Новгороде монгольского отряда, запросили мира "зело бо бояхуся и имени татарского". Русская земля была спасена от крестоносного нашествия [†86].
За период внутренней борьбы положение на границах монгольской империи обострилось. Бату очистил Польшу, Венгрию и Болгарию, оставив за собой только Русь и половецкие степи. Однако он жаловал грамоты и ярлыки "султанам Рума, Сирии и других стран" [†87] на Ближнем Востоке, где начали привыкать к мысли о приоритете Золотой Орды над местным военачальником Байджу-нойоном.
Бату умер в 1256 г., великий хан Мункэ утвердил его наследником Сартака, который немедленно поссорился со своим дядей Берке, заявив ему: "Ты мусульманин, я же держусь веры христианской; видеть лицо мусульманское для меня несчастье" [†88]. Царевич не ошибался: через несколько дней после своего опрометчивого заявления он был отравлен. Ханский престол перешел к его малолетнему сыну, Улакчи, за которого правила его бабушка, Баракчин-хатун, вдова Бату. Однако Улакчи скончался столь же быстро, как и его отец, а Баракчин, пытавшаяся в 1257 г. уехать в Иран, была схвачена и казнена. Ханом стал мусульманин Берке, учинивший резню несториан в Самарканде. Но он не изменил политику в отношении Александра Невского и русских земель. Наоборот, когда на Русь явились чиновники великого хана, чтобы, переписав население, обложить его налогом, Берке позволил русскому князю организовать убийство этих чиновников, после чего прекратил отсылать деньги, собираемые на Руси [†89], в Монголию. Это означало, что фактический разрыв Золотой Орды с метрополией произошел, а хан, сидевший в Сарае, оказался в зависимости от своих подданных: русских, болгарских и половецких. Таким образом, возник симбиоз [†90] пришельцев и аборигенов, эпоха продуктивного сосуществования, продолжавшаяся до XIV в. За это время Русь успела окрепнуть и усилиться, потому что Золотая Орда стала заслоном Руси с востока.
Обе проблемы, западная и восточная, были решены Александром Невским и, по-видимому, большинством современников одобрены, что выразилось в канонизации памяти князя, нашедшего выход из положения, казавшегося безвыходным.
Когда Европа испытала на своих лучших войсках остроту монгольских сабель, то интерес к проблеме царства пресвитера Иоанна весьма возрос [*108]. Разобраться в нюансах восточной политики оказалось жизненно необходимо. Значит, нужно было получить достоверную информацию, и тогда начались путешествия в восточные страны, познавательные задачи которых подкреплялись чисто практическими интересами. На Восток ездили греки из Никеи, армяне из Киликии, русские из Владимира и Галича, итальянские купцы из Венеции и Генуи, рыцари из Франции, Англии и Палестины, но наиболее содержательную информацию доставили монахи: посланный папским престолом Плано Карпини и придворный Людовика Святого Гильом Рубрук. Их отчеты открыли западным европейцам глаза на жестокую действительность [†91].
Плано Карпини совершил свое путешествие за два года, с 16 апреля 1245 г. до осени 1247 г. Сначала он прибыл в ставку Бату, но тот не принял папского послания и отправил Плано Карпини в Каракорум, где тот оказался свидетелем возведения на престол Гуюка. Прожив в ставке Гуюка четыре месяца, Плано Карпини вернулся сначала в Киев, а потом в Лион, где и вручил папе Иннокентию IV ответ Гуюка и собственный отчет.
Рубрук застал уже совсем другую эпоху. Выехав из Константинополя в мае 1253 г. в Крым, он попал сначала в ставку Сартака, потом в орду Бату и, наконец, в Каракорум, где правил Мункэ-хан. Видел и описал он гораздо больше, чем Плано Карпини, несмотря на то, что уже в 1254 г. вернулся в Европу. Выводы обоих путешественников совпали: монголы не христиане, от царства пресвитера Иоанна сохранились лишь воспоминания и несториане для католической Европы не друзья и братья, а еретики и враги. Последнее заключение определило поведение папского престола в отношении восточных христиан на весь последующий век.
Материал, привезенный этими и некоторыми другими путешественниками, столь обширен и так обильно комментировался учеными разных стран и эпох, что мы ограничимся краткими выдержками, имеющими прямое отношение к нашей теме.
О пресвитере Иоанне Плано Карпини упоминает один раз, в ретроспективном очерке походов Чингисхана. Сначала он перечисляет войны, действительно имевшие место в истории, потом - сражения с амазонками, людьми-собаками и подземными людьми; эпизод о сражении монголов с индийскими войсками царя, "который народом той страны (Индии) именовался Пресвитером Иоанном" [†92], помещен на рубеже истории с баснословием и, несомненно, должен быть причислен к последнему. Зато о направлении политики Гуюка как об агрессивной и заостренной против католической Европы он пишет вполне конкретно, предупреждая своих соотечественников о нависшей опасности.
Смерть Гуюка и переворот, совершенный Батыем, спасли Европу, потому что пришедшие к власти несториане толкнули Мункэ-хана на войну с мусульманами. Поэтому Рубрук встретил менее настороженный прием и собрал больше сведений. У него пресвитер Иоанн трактуется как недавно умерший царь найманов [†93], т.е. реконструкция Рубрука совпадает с излагаемой в этой книге. Легенды его интересуют гораздо меньше, чем действительность, и он много рассказывает о несторианах. По его описанию, несториане - люди не искушенные в тонкостях богословия [†94], лихоимцы, пьяницы и многоженцы; поста по пятницам не соблюдают и заботятся больше о своих семьях, нежели о распространении веры.
От внимания Рубрука не укрылось, что большинство цариц и придворных Мункэ-хана открыто исповедовали несторианство, но сами ханы уклонялись от высказывания своих взглядов. По-видимому, принадлежность к монгольской религии была обязательна для того, чтобы править монголами. Те же, которые были заведомо христианами, как, например, Сартак [†95] и Ариг-буга, не признавались в этом официально. Поэтому влияние несториан было ограниченным и положение их - нетвердым. Отношение их к православным было враждебным, но с католиками они хотели добиться взаимопонимания и допускали их к причастию, не требуя отречения от веры. К чему это привело, мы увидим ниже.
Помимо догматических и исторических причин слиянию православных с несторианами мешала этнография, т.е. народные обычаи, которые воспринимались как религиозные запреты. Например, русские, греки, осетины и грузины считали грехом пить кумыс. Даже если приходилось выпить, то священники примиряли согрешивших с церковью, как будто они отказались от христианской веры [†96]. Само собой понятно, что кочевники без кумыса прожить не могли и такое отвращение коробило их.
В поведении людей, как общественном, так и личном, всегда соучаствуют два стимула: стремление к выгоде и искренность, под которой надо понимать исторически сложившуюся систему взглядов, тех или иных психологических реакций, нюансы отношения к внешнему миру и особенности саморазвития того или иного этнического коллектива.
Насаждение идеальных концепций всегда разбивается о реальность повседневного бытия. Так было и в нашем случае. Догматические различия между католичеством, православием и несторианством были ничтожны, и не они мешали взаимопониманию между латинянами, греками и монголами. Ведь произошло же в Восточной Азии в 1142 г. примирение несториан с монофизитами - яковитами, хотя их догматические и теологические установки находились на крайних точках шкалы религиозных расхождений. Можно сказать, что религиозное сознание входит в историческую действительность как элемент, но оно не исчерпывает ее. Кочевники, став христианами, оставались в глазах греков степными варварами, а в глазах латинян - дикарями, пусть не язычниками, но еретиками; в обоих случаях они были чужими. Для того чтобы возник контакт, потребовались десятилетия совместной жизни, взаимопроникновение, соратничество, общность интересов: Всего этого не могло возникнуть при первой встрече, тем более что обе стороны больше интересовались политикой. И поэтому Рубрук был прав, когда закончил свое сочинение советом: "Мне кажется бесполезным, чтобы какой-нибудь брат ездил впредь к татарам [*109] так, как ездил я или ездят братья проповедники, но если бы папа... пожелал отправить епископа... то он мог бы сказать им все, что захочет, и даже заставить, чтобы они записали это" [†97]. Рекомендация Рубрука была принята к сведению, и последствия ее оказались поистине грандиозными.
Легенда о приходе восточных христиан, стремящихся помочь крестоносцам освободить гроб Господень, начала претворяться в жизнь с запозданием всего на 100 лет. После разгрома хорезмийских войск Джалял-ад-дина в 1231 г. монголы вышли на рубеж верхнего Тигра и заняли ту самую позицию, в которой европейцы 100 лет назад представляли себе войско мифического первосвященника Иоанна.
Военный глава монголов Чормаган имел двух зятьев-несториан и сам был склонен к этому исповеданию [†98]. Уполномоченный по религиозным делам Симеон, называемый чаще Раббан-ата, был ревностным христианином и строил церкви в Тавризе, где раньше произнесение имени Христова было запрещено. Наконец, глава гражданского правления, уйгур Коркуз (Георгий), был, по-видимому, богоискателем. Судя по имени, он происходил из христианской семьи, но приехал в Хорасан буддистом, а потом перешел в ислам, но не стал фанатиком, а всячески способствовал облегчению тягот покоренного населения [†99].
Казалось бы, мечта крестоносцев сбылась: они получили мощного союзника для борьбы с мусульманами. Но ни малейшего интереса к монголам в Иерусалимском королевстве не было проявлено. В 1241 г. в Акке резались тамплиеры с иоаннитами и тевтонами; на Кипре сторонники дома Ибелина военным путем вытеснили немецких баронов, оставленных там Фридрихом II для подкрепления христианских сил на Востоке; на море венецианцы нападали на генуэзцев [†100]. Короче говоря, война гвельфов с гибеллинами терзала Палестину в той же мере, как и Италию.
Занятые сведением домашних счетов, крестоносцы упустили время для того, чтобы установить отношения с монголами. В 1242 г. заболевшего Чормагана сменил Байджу-нойон, ретивый монгольский служака, без каких бы то ни было идейных симпатий. Он стал наводить порядки на границах и в 1244 г. вытеснил из Месопотамии передние отряды непокоренных хорезмийцев. Те двинулись искать пристанища в Египет и по дороге взяли Иерусалим, незадолго перед этим освобожденный Фридрихом II и возвращенный Иерусалимской короне (1229 г.). Крестоносцы объединились с сирийскими Эюбидами для войны с Египтом, но 18 октября 1244 г. хорезмийцы и египтяне при Газе наголову разбили крестоносцев, а вслед за тем взяли Дамаск. Хорезмийцы, превращенные египтянами в наемников, попробовали восстать, но в 1245 г. были усмирены и почти поголовно истреблены, после чего египтяне отняли у крестоносцев Аскалон. Одновременно туркмены из Икониума напали на Антиохийское княжество и сильно потрепали рыцарей Боэмунда.
На фоне этих мрачных событий доминиканские монахи Асцелин и Гишар Кремонский приехали 24 мая 1247 г. в ставку Байджу и без дипломатических ухищрений предложили ему подчиниться папе. Тот чуть-чуть их не казнил! [†101] Но уже через полтора месяца положение изменилось. На место Байджу был назначен друг Гуюка, Эльчидай-нойон. который отпустил Асцелина (25 июля 1247 г.), а год спустя отправят посольство к Иннокентию IX в Рим и Людовику IX на Кипр. Последний послал для переговоров Андре Лонжюмо, доминиканского монаха, который достиг Каракорума уже после смерти хана. Регентша Огуль-Гаймыш, не поняв значения посольства, потребовала представления дани, угрожая истреблением французского народа [†102]. Разве можно было предусмотреть, какие глупости выкинет вздорная баба? [†103]
Обескураженные послы вернулись 6 апреля 1251 г. в Цезарею [*110], где нашли своего короля надломленным неудачами и пленом. Попытка контакта окончилась плачевно; и самая надежда на него была потеряна осенью того же года, когда был казнен Эльчидай-нойон, как друг Гуюка. Людовик жалел о том, что послал миссию в Каракорум, и, очевидно, поэтому его второй эмиссар, Рубрук, держал там себя предельно осторожно и ограничился сбором информации, уклоняясь от дипломатических переговоров с Мункэ-ханом.
Большую гибкость проявили греческие дипломаты. Им удалось установить с монголами дружественное взаимопонимание и соглашение против сельджуков, благодаря чему Никейская империя развязала себе руки для балканской войны, окончившейся освобождением Константинополя от латинян 25 июля 1261 г.
Итак, свершение сказки показалось европейцам тусклым и неинтересным. Монгольские несториане должны были рассчитывать только на себя и своих единоверцев, немалое число которых томилось в Сирии и Малой Азии под тяжелой пятой мусульманских султанов. Что же, монголы тщательно изучили обстановку и продумали поход в Палестину. Поход должен был удаться и удался бы, если бы в игру не вступили силы, появления которых никто не мог предвидеть.
В 1253 г. на зеленеющих берегах извилистых верховьев Онона состоялся очередной курилтай монгольского народа-войска. Было принято решение завершить войну в Китае, для чего был назначен царевич Хубилай, и освободить от мусульман Иерусалим, что было поручено царевичу Хулагу.
Выбор кандидатур для ответственнейших операций кажется удивительным. Христианские симпатии Хубилая ни для кого не были тайной [†104], а его направили в страну, где господство над умами делили конфуцианцы, даосы и буддисты. Хулагу был открытым почитателем Майтреи [†105], мистического направления буддизма, пользовавшегося особым покровительством монгольские ханов [†106], а ему велели защищать христианскую веру! Можно думать, что Мункэ, тонкий и умный политик, дал эти назначения не случайно. Призрак отпадения окраин уже начал тревожить расширявшуюся монгольскую империю, и было крайне важно, чтобы контакт наместника с подданными не становился полным. Хан-иноверец всегда должен был искать поддержку у центральной власти, что очень и очень препятствовало его отпадению. Поэтому Хубилай для покорения южно-китайской империи получил кыпчакские и аланские войска [†107]
[†107] а Хулагу сопровождала свита из буддийских монахов-уйгуров, тибетцев и китайцев [†108], связанных со своими родными странами и их повелителем великим ханом Мункэ.
Но, с другой стороны, были приняты меры к тому, чтобы предотвратить возможное поражение армии из-за недостаточного контакта с местным населением. Жена Хулагу-хана, кераитка Докуз-хатун, была христианкой и покровительницей христиан. Начальник штаба найман Кит-Бука-нойон был ревностным несторианином, и помощников он подобрал из единоверцев. Наконец, в союз с монголами вступил царь Малой Армении Гетум I, который в 1253 г. лично прибыл в ставку Мункэ и просил хана рассмотреть семь статей договора о союзе. Эти статьи столь любопытны, что стоит их привести, хотя бы в сокращении. Царь просил хана: 1) креститься со всем народом; 2) установить дружбу христиан и татар; 3) освободить духовенство от податей; 4) возвратить Святую Землю христианам; 5) покончить с багдадским халифом; 6) чтобы по просьбе царя все татарские военачальники без промедления оказывали ему помощь; 7) вернуть земли, ранее отнятые у армян мусульманами. Очевидно, хан отдавал себе отчет в трудности затеянного предприятия, потому что согласился на условия армянского царя и тем обеспечил себе его активную помощь [†109]. Больше того, Гетум привлек к союзу с монголами антиохийского князя Боэмунда, которого привязал к себе, выдав за него замуж свою дочь.
Подготовка военной экспедиции была проведена исключительно тщательно. Чтобы сохранить нетронутыми пастбища, кочевое население согнали с маршрута армии, через реки навели понтонные мосты, заготовили провиант и вызвали из Китая тысячу специалистов по метательным машинам [†110]. Армия двигалась неспешно и лишь в январе 1256 г. перешла на левый берег Амударьи. Зато к концу 1257 г. она ликвидировала все крепости исмаилитов в Иране и в феврале 1258 г. заняла Багдад.
Падение Багдада было воспринято восточными христианами как небесное возмездие угнетателям за века унижений и произвола. Заступничества Докуз-хатун было достаточно, чтобы Хулагу запретил убивать и грабить христиан всех исповеданий. Хан даже подарил несторианскому патриарху дворец халифа для устройства резиденции. Это обратило к нему сердца армян и сирийцев, которые, по словам армянского историка Киракоса, изнывали под игом мусульман 647 лет [†111]. Армянский патриарх благословил хана на священную войну, а царь Малой Армении (Киликии) Гетум I и его зять, антиохийский князь Боэмунд VI, присоединили свои войска к монгольским. Монголам был открыт путь в Сирию.
Султаны династии Эюбидов в Месопотамии и Сирии, несмотря на несомненную доблесть, стали жертвами монголо-христианского союза. Потомки доблестного Юсуфа Салах ад-дина, отнявшего у крестоносцев Иерусалим в 1187 г. и отразившего
Ричарда Львиное Сердце в 1192 г., обарабившиеся курды, не обладали способностями основателя династии и проводили время в междоусобных войнах, даже вступая в союзы с крестоносцами против единоверцев и родственников. В этой войне проявилось большее чем когда-либо ожесточение, потому что монголы стали практиковать мучительства при казни пленных, чего до тех пор не наблюдалось. Похоже на то, что они заимствовали некоторые малопочтенные обычаи своих ближневосточных союзников. Мусульманские мечети в Алеппо, Дамаске, Хаме, Хомсе, Баниясе горели, а христианские храмы украшались трофеями. Весна 1259 г. застала монгольское войско у Газы. Казалось, что дни господства ислама сочтены.
Последним прибежищем ревностных мусульман в 1259 г. был Египет, где законными правителями считались потомки Салах ал-дина, но фактически они уже много лет не были ими. Египет - страна богатая, но мобилизовать для военной службы феллахов или арабских торговцев с каирского базара было более чем бесполезно. Они платили налоги в казну султану, но не умели и не хотели воевать. Поэтому Эюбиды покупали в Судане и Крыму военнопленных и, обучив их военному искусству, употребляли для военной службы. Поскольку эти рабы принадлежали государству, их называли мамлюками (государственными рабами).
Экономическое и социальное положение мамлюков было неизмеримо выше, чем свободных налогоплательщиков. Они были организованной, сплоченной и единственно реальной силой в стране. Они побеждали врагов ислама - крестоносцев, и именно они заставили Людовика IX сдаться на милость победителя. Но когда им показалось, что ими плохо руководят, то они взяли власть в свои руки.
2 мая 1250 г. мамлюк Бейбарс возмутил своих сотоварищей и, взяв дворец султана Туран-шаха, убил этого глупого мальчика. Мамлюки возвели на престол ребенка, Камиля, за которого правили султанша Шеджерет аддурр и мамлюк, туркмен Айбек, ставший ее мужем. В 1257 г. ревнивая султанша отравила своего супруга за измену, но мамлюки посадили ее в тюрьму, и в 1259 г. другой мамлюк, Куттуз, велел принести присягу себе [†112]. И это не вызвало ни малейшего ропота, так как всем в Египте было ясно, что только мамлюки могут спасти страну от монголов.
А с монголами у мамлюков были личные счеты. Все они были в свое время захвачены монголами в плен и проданы на невольничьих базарах. Покупка воспринималась ими почти как освобождение, и это было совершенно правильно. В Египте они попадали к своим землякам - кыпчакам, черкесам, туркменам, только проданным раньше и успевшим устроиться. Те оказывали прибывающим поддержку и вместе с ними проклинали монголов, лишивших их родины и свободы. Но теперь, в 1259 г., монголы опять грозили им... и мамлюки знали чем. Опять стоять нагим и скованным на невольничьем базаре, ждать, когда тебя купят и пошлют копать оросительные канавы под палящим солнцем, - это, пожалуй, хуже смерти в бою. Поэтому мамлюки решили сражаться до последней капли крови, а воевать они умели не хуже самих монголов. Ведь они были такие же степняки, как и те, которые шли на них, а по военному таланту кыпчаки Куттуз и Бейбарс не уступали найману Кит-Буке.
В надвигавшейся схватке мамлюки имели несколько важных преимуществ. Богатый Египет как база наступления был ближе к Палестине, чем разоренный войной Ирак. Монгольские войска были утомлены походом, а мамлюки тщательно подготовили людей и коней. Сирийские мусульмане так же жадно ждали султана Куттуза, как год назад христиане - хана Хулагу. И наконец, у мамлюков оказался неожиданный союзник, а у монголов - два непредусмотренных врага. Поэтому чаша весов победы закачалась.
На правом фланге наступавшей монгольской армии располагалось Иерусалимское королевство, уже потерявшее святой город, но удерживавшее всю прибрежную полосу с сильными крепостями: Тиром, Сидоном и Акрой. Фактическая власть здесь принадлежала тамплиерам и иоаннитам, а контроль над морем - венецианцам и генуэзцам. В то время как вся Западная Европа радовалась победам восточных христиан и сравнивала Хулагу и Докуз-хатун с Константином и Еленой, крестоносные рыцари-монахи заявили, что "если придут монгольские черти, то они найдут на поле сражения слуг Христа готовыми к бою" [†113], а папский легат отлучил от церкви Боэмунда Антиохийского за союз с монголами [†114]
Это была откровенная измена делу, которому они обещали служить. Но еще удивительнее, что 600 лет спустя немецкий историк оправдывает предательство крестоносцев тем, что "рыцарям было ясно, что бороться с турками с такими союзниками-варварами на самом деле то же, что изгонять беса силою Вельзевула" [†115]. И он даже не дает себе труда пояснить, почему ему милее степные "варвары", обращенные в ислам, нежели степняки, уже 200 лет исповедующие христианскую веру! Нет, легче понять корыстолюбие венецианцев и вероломство тамплиеров, чем чванство цивилизованного европейца, для которого все находящееся восточнее Вислы - дикость и убожество. Однако именно эта концепция, принятая активную часть средневекового рыцарства и купечества начиная с XIII в. Это было глубокое заблуждение, но оно сыграло решающую роль в событиях, которые произошли во второй половине XIII в.
Второе непредвиденное осложнение возникло в Грузии. До 1256 г. эта страна считалась улусом Золотой Орды, а по смерти Бату перешла в ведение ильхана Хулагу. Население Грузии выросло до 5 млн. человек [†116], т.е. почти сравнялось с населением тогдашней Руси. Раны, нанесенные мусульманскими тюрками Джалял ад-дина, были забыты.
Монголы считали грузин своими естественными союзниками и поэтому не лишили их самоуправления. В Тбилиси сидели одновременно два грузинских царя Давида (Давид Нарин и Улу Давид - малый и большой), причем Улу Давид был женат на монгольской княжне. От Грузии требовались только уплата налогов (сами монголы тоже платили подушную подать) и участие в войне с мусульманами, исконными врагами Грузии. И вот в 1259 г. грузины восстали!
Сделали они это крайне непродуманно. Сначала восстал Давид Нарин, но, не добившись успеха, бросил страну в жертву врагам и удрал в имеретинские горные замки. Затем восстал Улу Давид, потерпел поражение и тоже сбежал, покинув свой народ на расправу. В 1262 г. он вернулся, вымолил прощение, чем восстановилось исходное положение. Царские безумства стоили Грузии много крови, а для христианского дела оказались трагичными, так как монголы, вместо того чтобы опереться на грузинские войска, истратили свои резервы на разгром их в тот момент, когда в Палестине был дорог каждый человек. Выиграли от такого стечения обстоятельств только воинственные мамлюки.
Осенью 1259 г., в разгар сирийской кампании, Хулагу-хан получил извещение о кончине своего брата, верховного хана Мун-кэ. В Монгольской империи междуцарствие всегда вело к остановке всех дел и требовало личного присутствия Чингисидов на курилтае. Кроме того, Хулагу не ладил с Берке, мусульманином и врагом несторианской церкви. Поэтому ильхан срочно вернулся в Иран, оставив в Палестине только 20 тыс. воинов, которыми командовал Кит-Бука-нойон. И тогда началось!
Жюльен, граф Сидона, без повода и предупреждения напал на монгольский патруль. В числе убитых оказался племянник Кит-Буки. Разъяренные монголы разгромили Сидон, а крестоносцы протрубили на весь мир о монгольской свирепости.
26 июля 1260 г. мамлюкский авангард вышел из Египта без обозов, на рысях миновал Синайскую пустыню, уничтожил малочисленный монгольский заслон у Газы, а затем вступил на землю франков и под стенами Акры получил необходимое войску продовольствие. Там мамлюки отдохнули, перегруппировались и через территорию Иерусалимского королевства вышли в Галилею, в тыл монгольской армии. При Айн-Джалуде 3 сентября 1260 г. монгольско-армянское войско было разбито, а сам Кит-Бука попал в плен. Этот последний, подлинный паладин креста, вел себя предельно мужественно. Он не просил пощады, но обвинил победоносного Куттуза в убийстве законного султана, противопоставив преступлениям мамлюков монгольскую верность. Тут ему немедля отрубили голову.
Куттуз ознаменовал свой триумфальный въезд в Дамаск расправой над жившими там христианами. Хулагу попытался оказать помощь союзникам и бросил на Сирию новую армию, которая взяла было Алеппо, но через несколько дней, 10 декабря 1260 г., была разбита мамлюками при Хомсе и откатилась за Евфрат. Эту победу одержал новый мамлюкский султан, Бейбарс, только что зарезавший своего лучшего друга и соратника Куттуза в октябре того же, богатого событиями 1260 г. Победитель Кит-Буки пережил своего пленника всего на два месяца.
Дальнейшие события развивались так, как катится лавина, которую можно столкнуть или не столкнуть, но нельзя остановить. Предав монголов и армян, которым они не давали перейти в контрнаступление до конца 1263 г., крестоносцы остались наедине с мамлюками. Агония Иерусалимского королевства длилась 31 год, до 18 мая 1291 г., когда последние крестоносцы покинули сирийский берег. Но последствия содеянного им потянулись в прекрасную Францию, где тамплиеры стали жертвой лукавства тех. кого они искренне считали своими лучшими друзьями, - французского короля и римского папы.
С 1307 по 1313 г. длился жуткий процесс тамплиеров, обвиненных в поклонении Бафомету, поругании святынь и множестве других грехов, в которых они виновными себя не хотели признавать. Но вспоминали ли они в промежутках между пытками, прикованные к стенам французских застенков, что именно благодаря их ордену, деяниям их предшественников было уничтожено христианское население Сирии, убиты врагами пришедшие к ним на помощь союзники и благодаря этому всему навсегда потеряна цель крестовых походов - Святая земля. Но если даже эти мысли не приходили им в голову, то логика событий была такова, чтобы враги друзей своих шли на костер, приготовленный для них их же делами.
Не менее трагичным стало положение монголов в Иране. Идея основания христианского царства на Ближнем Востоке была утрачена, так как населенные христианами земли попали в руки врага. Одновременно Бейбарс завел сношения со своими соплеменниками в Золотой Орде и склонил на свою сторону Берке-хана. Между Хулагу и Берке давно назревала вражда из-за разных культурно-политических ориентаций. Еще около 1256 г., когда начался желтый крестовый поход. Берке воскликнул: "Мы возвели Мункэ-хана на престол, а чем он нам воздаст за это? Тем, что отплачивает нам злом против наших друзей, нарушает наши договоры... и домогается владений халифа, моего союзника... В этом есть нечто гнусное" [†117]. А убийство племянника и казнь жены брата Берке гнусным не считал.
Однако согласно монгольской Ясе золотоордынские части сражались в войсках ильхана во время похода на Багдад и Дамаск. Но после поражения Кит-Буки Берке послал своим командирам предписание покинуть армию Хулагу и, если не удастся вернуться домой, уходить в Египет. Так те и поступили, умножив войска мамлюков (1261 г.) [†118]. После этого война Золотой Орды и Ирана стала вопросом времени. Очевидно, не случайно в том же году Берке учредил православную епископию в Сарае. Друг мамлюков и враг несториан искал опоры в православной церкви и на Руси [†119].
По существу, в 1261 г. закончился пятый акт трагедии царства пресвитера Иоанна, но у нее был эпилог, который развернулся на Дальнем Востоке. Теперь местом действия будет залитый кровью Китай и озаренная солнцем монгольская степь в годы до и после смерти Мункэ.
В 1253 г. Хубилай обошел империю Сун с запада. Он провел войско из Шэньси в Сычуань и покорил находившееся на юге Китая самостоятельное царство Наньчжао. В отличие от Хулагу Хубилай запретил убивать жителей сдавшейся ему столицы и тем закрепил монгольскую власть в Сычуани [†120]. Это было настолько необычно, что Мункэ вызвал Хубилая к себе для объяснений [†121] и командование южной армией перешло к Урян-хадаю, сыну славного Субэтэя, который подчинил тибетские и бирманские племена, а в 1257 г. взял Ханой и вышел в тыл империи Сун.
Но, несмотря на множество отдельных успехов, окончательная победа монголам не давалась. Поэтому в сентябре 1258 г. Мункэ снова созвал курилгай и принял командование в Китае на себя. С новой специально набранной армией он вступил в Сычуань и начал планомерную осаду китайских крепостей, т.е. опорных пунктов противника. Многие из них были взяты, но город Хэчжоу устоял, а развивавшаяся среди монголов эпидемия дизентерии заставила их оттянуть войска.
Под стенами Хэчжоу 11 августа 1259 г. скончался сам великий монгольский хан, оставив в наследство своему брату Хубилаю, наступавшему в это же время на Китай с севера, огромную по монгольским масштабам армию и отряд Урян-хадая, усиленный ополчениями, набранными среди покоренных бирманцев и аннамитов. Монголы в этой армии составляли абсолютное меньшинство, но порядки были монгольские, и верность хану гарантировалась тем, что дезертировать в Китае было равносильно мучительному самоубийству. Благодаря такому стечению обстоятельств Хубилай стал самым сильным из всех монгольских принцев.
Покойный хан был "степенен, решителен, говорил мало, не любил пиршества, о себе говаривал, что он следует примеру своих предков. Он имел страсть к звериной охоте и до безумия верил волхвам и ворожеям. При каждом предприятии призывал их к себе и ни единого дня без них не был" [†122]. Зато ревностным христианином был его младший брат Ариг-буга, утверждавший публично, что "Мессия - Бог". Умный и сдержанный Хубилай до поры не показывал своих взглядов. А четвертый их современник - золотоордынский Берке-хан - не только принял ислам, но, как отмечалось выше, и устроил резню несториан в Самарканде. Впрочем, его антипатия к христианству не распространялась на православных, и дружбу с Александром Невским он не порывал [†123].
Такова была расстановка сил при жизни Мункэ, но после его смерти стало очевидно, что старые традиции поддерживать некому. Соратники Чингисхана состарились и умерли [†124]. Их дети, проведшие всю жизнь в походах, устали. Теперь должны были сказать свое слово внуки. А они, как мы видели, уже были обработаны где несторианами, где буддистами, где мусульманами. Старая монгольская традиция разлилась слишком широко для того, чтобы остаться цельной, а образовавшиеся из этого родника потоки не могли и не хотели течь в одном русле. События, которые были неизбежны, заставили себя ждать только полгода.
Согласно монгольскому праву - Ясе после смерти хана войско и царевичи должны были собраться на курилтай в родной монгольской степи. Там, опять-таки в согласии с обычаем, правил младший сын Толуя Ариг-буга. Сразу по получении вести о кончине брата Ариг-буга начал подготовку к созыву в Каракоруме курилтая, который должен был возвести его на престол.
Ни из чего не видно, что сам Ариг-буга обладал выдающимися способностями или повышенной энергией, но даже если бы эти качества у него были, их было бы недостаточно, чтобы склонить на свою сторону симпатии всего монгольского народа-войска. Значит, нужно нам найти группировки, которые поддерживали его кандидатуру или, вернее, выдвинули этого царевича в кандидаты на престол, чтобы затем править страной при помощи его имени и титула. Это не так уж сложно. Несторианские симпатии к поддержка первого министра Булгая, кераита и несторианина, показывают со всей очевидностью, какая сила сплотилась вокруг имени Ариг-буги.
Вместе с тем соблюдение строгой законности склонило на его сторону большинство принцев Чингисидов, в том числе хана чагатайского улуса Алгуя и правителя области мекрин (в Восточном Тянь-Шане) Хайду. Ариг-бугу были готовы поддерживать даже войска, приведенные Мункэ в Сычуань и Шэньси [†125], но Хубилай сумел перехватить инициативу.
4 июня 1260 г. в новом монгольском городе Шанду [†126] (Кайпинфу, основанный Хубилаем в 1256 г.) у озера Долоннор, на границе Китая и Монголии (Чахара и Жзхэ), Хубилай собрал на курилтай своих воинов и при их согласии провозгласил себя великим ханом. Это было прямое нарушение закона, за которое полагалась смертная казнь. Что же руководило мятежным принцем и, что еще важнее, его избирателями?
Ответить на это можно, присмотревшись к составу армии Хубилая. Кого только там не было! Чжурчжэни и северные китайцы, онгуты (потомки тюрок-шато) и тангуты, бирманцы, тибетцы, мяо, поло, аву и аннамиты, приведенные с юга Урянхадаем, кыпчаки и ясы, тюрки из Средней Азии и русские, навербованные баскаками; меньше всего было там монголов. Из Чингисидов упомянуты только два принца: Кадан, сын Угедея, и Тогачар, сын Тэмугэ-отчигина. Но это скопище, скованное железной дисциплиной, было закалено в боях. Общим для всех воинов здесь было не исповедание веры, не любовь к родине, не традиции, унаследованные от предков, а понимание своей выгоды и умение пользоваться своей силой. Под последней надо понимать не только число копий и сабель, но также наличие глубокого, богатого и успокоенного тыла: Северного и Западного Китая, примиренного с завоевателями двадцать лет назад благодаря мероприятиям Елюя Чуцая. Пусть великий канцлер умер в опале, но плоды его трудов созрели, и снова Монголия оказалась лицом к лицу с Китаем, хотя теперь во главе последнего стоял честолюбивый монгольский царевич.
Личная выгода кое-где оказалась сильнее принципа. На стороне Хубилая выступили онгутские князья, несториане Кун-бука и Ай-бука (Солнечный бык и Лунный бык). Впрочем, их дети порвали с религией предков и перешли в католицизм, о чем пойдет речь ниже. Не исключено, что в это время уже намечался раскол дальневосточной христианской церкви.
По идее ильхан Хулагу должен был бы стать на сторону Ариг-буги, потому что его окружали и им руководили несторианские советники, инициаторы "желтого крестового похода" на мусульман. Но, увы, руки ильхана были связаны. Наступление мамлюков в Сирии и одновременно происшедшее восстание Улу Давида в Грузии связали силы монголов и приковали их к западной границе. Восстание грузин было подавлено, но оккупация Закавказья иранскими монголами вызвала конфликт с Золотой Ордой, которая раньше считала эти земли своими. Кроме того, золотоордынские несториане ориентировались на Иран [†127] , что обострило отношения Берке с Хулагу. Короче говоря, Хулагу, по силе вещей, должен был стать на сторону противников Берке.
А Берке хотел только одного: не платить ничего великому хану. Поэтому он сначала признал далекого Хубилая, но как только выяснилось, что на сторону последнего склоняется победа, Берке перенес свои симпатии на Ариг-бугу. Это отнюдь не означало, что он собирался активно его поддерживать, но этим актом он невольно толкнул Хулагу на союз с Хубилаем, который, впрочем, тоже оказался символическим. Итак, если исходить из рассмотрения реальных событий, то несторианская проблема окажется для них фоном, но при обобщении видно, что религиозные страсти объединяли и разделяли людей наряду с политическими расчетами, причем фоном для первых было развитие кочевой культуры, противопоставившей себя оседлым соседям, вступившим с нею в последнюю борьбу. Посмотрим же, как она протекала.
Обе стороны немедленно перешли к решительным действиям. Едва власть о самовольном поступке Хубилая достигла Каракорума, там осенью 1260 г. провозгласили ханом Ариг-бугу. Хубилай перебросил свои войска на север и у реки Онгин разбил войска Ариг-буги, что вынудило последнего отступить к верховьям Енисея. Одновременно уполномоченные Хубилая сумели подавить мятеж в Шэньси. Часть сторонников Ариг-буги попала в плен и была казнена, а часть отступила на запад, к Ганьчжоу, и дальше, в долину Эцзингола, где их подкрепил корпус монголов под предводительством Алемдара. Однако их попытка перейти в наступление кончилась полным разгромом в пустыне восточнее Ганьчжоу. Успокоенный за свой левый фланг, Хубилай занял Каракорум гарнизоном и вернулся в Шанду.
Ариг-буга послал сказать Хубилаю, что он считает свой по ступок безумием, раскаивается в нем и слагает оружие. Я не вижу причин не верить его искренности, потому что Хубилай, хорошо знавший своего брата, поверил ему. Но несчастный царевич был нужен своей партии как знамя, и в конце 1261 г. войска Ариг-буги захватили Каракорум и ринулись на юг, стремясь застать Хубилая врасплох.
На южной окраине Гоби ветераны Хубилая остановили натиск монголов, но хан воспретил преследование противника. Вероятно, он, единственный в своей армии, не хотел разрушения своей страны. Второе наступление монголов было также остановлено. И тут Хубилай ограничился тем, что прекратил отправку продовольствия из Китая в Монголию. Там возник голод, и Ариг-буга со своим войском, а может быть, вернее, войско со своим ханом, отступили на западную окраину Монголии.
Здесь Ариг-бугу подстерегала новая беда. Ему изменил и передался Хубилаю чагатаид Алгуй. Авангард войск Ариг-буги, двинутый против изменника, в 1262 г. был разбит. Алгуй, упоенный победой, вернулся в свою ставку и распустил часть войск. Ариг-буга воспользовался его беспечностью и занял Алмалык, а затем заставил Алгуя бежать в Самарканд. Но тут опять проявилась "сила вещей". Ожесточившиеся сторонники Ариг-буги стали так жестоко расправляться с населением захваченной ими области и особенно с монгольскими воинами Алгуя, не успевшими своевременно отойти в Тянь-Шань, что вызвали негодование среди другой части войск Ариг-буги и те передались на сторону Хубилая.
Тем временем Алгуй наладил в Самарканде и Бухаре контакт с мусульманским населением, получил от него большие суммы на переформирование армии и позволил своему пасынку и наследнику перейти в ислам. В 1263 г. Алгуй разбил сторонника Ариг-буги - внука Угедея, Хайду, и совместно с войсками Хубилая взял Ариг-бугу и его ослабевшую деморализованную армию в клещи.
В 1264 г. Ариг-буга с остатком своих приверженцев сдался на милость Хубилая. Тот передал пленных суду, где Ариг-буга был помилован, а все прочие, в том числе Булгай, казнены.
Приговор суда, очевидно обоснованный, хотя мотивы не сохранились в источниках, показывает, что не честолюбие Ариг-буги было причиной кровавой войны (иначе и ему бы не сносить головы), а ожесточение, родившееся в борьбе партий, на которые раскололось монгольское войско. Поражение потерпели дети былых завоевателей мира, а победу одержали дети разбитых и покоренных. Но это был еще не конец монгольской трагедии.
Немедленно после победы, в 1264 г., Хубилай перенес резиденцию из Кайпина в Пекин и лишил звания столицы Каракорум, а в 1271 г. дал своей династии китайское название "Юань", сам же из хана превратился в императора и "Сына Неба". Монголия оказалась обращенной в провинцию... нет, не Китая, а внеэтничной военной монархии, основанной на господстве верной наемной армии над покоренными странами. Получив с запада, от ильхана Абаги и хана Берке, многочисленные подкрепления, состоящие из арабов, персов, аланов, кыпчаков и других народов [†128], Хубилай возобновил войну против империи Сун, правительство которой арестовало его посла, и закончил ее покорение к 1279 г. За это время его противники в Западной Монголии успели перестроиться. Последним паладином монгольской воинской славы стал царевич Хайду.
В отличие от своего предшественника Ариг-буги Хайду был честолюбив и талантлив. Незаметно, чтобы он позволял играть собой каким-либо группировкам; скорее он использовал их в своих целях. Но ни один претендент не может побеждать без опоры, без особой настроенности масс. И Хайду не был исключением: он знал, где искать и как найти соратников.
На берегах Итиля и склонах Тарбагатая жили монголы, оставшиеся верными старым обычаям и степному образу жизни. Они были антитезой солдат Хубилая, предававшихся войне и разгулу в побеждаемом Китае. "Без сомнения, - пишет Р.Груссе, - они были поражены переносом столицы в Китай и превращением ханства в империю" [†129]. Эти перемены были им чужды и противны, и именно эту настроенность использовал Хайду, став вождем всех западных монголов.
Нам не стоит отвлекаться от темы, прослеживая все перипетии бурной биографии монгольского царевича, тем более что это уже сделано, и не раз [†130]. Достаточно сказать, что, объединив под своим знаменем всех монгольских князей и ханов Средней Азии, Хайду начал в 1275 г. войну с Хубилаем и вел ее до самой смерти, наступившей в 1301 г. Война состояла не столько из крупных сражений, сколько из маневров, набегов и контрнабегов. Против своих сородичей Хубилай выставил кыпчакскую (половецкую) конницу, которая прекрасно воевала в степных условиях. Религиозная проблема при Хайду отошла на второй план, так как на его стороне кроме несториан были среднеазиатские мусульмане и последователи "черной веры" - иными словами, все защитники традиций империи Чингисхана. Они не одержали победы, но и не потерпели поражения.
Но один из эпизодов этой войны представляет для нас специальный интерес, так как он связан с нашей проблемой. Это восстание восточных Чингисидов, потомков братьев Чингисхана, среди которых самым сильным и энергичным был Ная, потомок Тэмугэ-отчигина. Подобно Константину Равноапостольному, Ная выступил против Хубилая, подняв на своем знамени крест [†131].
Для того чтобы разобраться в причинах и обстоятельствах новой вспышки религиозной войны на Дальнем Востоке, нам придется бросить взгляд на историю сложения столь напряженной коллизии. После изгнания христиан из Китая (конец Х в.) там возгорелось соперничество между буддистами и даосами. Сначала перевес клонился на сторону буддистов, которых поддерживали владыки киданьские и тангутские, потом даосский монах Чань-чунь сумел добиться от Чингисхана в 1223 г. для даосских монахов освобождения от всех повинностей, податей и оброков [†132]. Обрадованные высокой милостью, даосы стали захватывать буддийские монастыри и выбрасывать изображения Будды, заменяя их статуями Лао-цзы.
При Угедее Елюй Чуцай, бывший истым буддистом, несколько ограничил активность даосов [†133]. На сторону буддистов склонялся и Мункэ, организовавший в 1255 г. диспут, на котором буддисты одержали победу. Но хитрый политик Мункэ открыто заявлял, что для него пять религий - как пять пальцев на одной руке, все равно нужны и дороги [†134]. Следующий шаг сделал Хубилай, организовавший победу буддистов на диспуте 1258 г. в городе Шанду. После этого даосы были выгнаны из захваченных ими монастырей, а их антибуддийские трактаты преданы сожжению по указам 1258, 1261, 1280, 1281 гг. [†135]. Это уже можно было назвать религиозным гонением.
Несториане были, пожалуй, наиболее неуживчивыми и строптивыми из всех представителей христианских исповеданий.
Они сумели поссориться и с греками, поддерживая мусульман, и с мусульманами, забрав влияние в ханстве кара-киданей, и с волхвами "черной веры", и, наконец, с буддистами. Единственно, с кем они поддерживали мир, это были даосы, уважаемые христианами отчасти за строгость монастырского устава, а еще больше за то, что они не пытались развернуть пропаганду своего учения за пределами собственно Китая. Поэтому торжество буддизма, бившее по даосизму, задевало и несторианство. Ная и его двоюродные братья имели уделы в Восточной Монголии и Северной Маньчжурии, господствуя над воинственными племенами, восстания которых некогда потрясали империю Ляо. У нас нет сведений о пропаганде несторианства в этих областях, но сам факт наличия христианского движения, направленного против буддизма [†136], показывает, что несторианские миссионеры здесь неплохо поработали.
Повстанцы имели немало шансов на успех. Лучшие войска Хубилая были связаны в Джунгарии войной с Хайду, и Хубилаю пришлось пополнить армию, брошенную против Ная китайцами. Флот, вызванный с Янцзы, доставил армию к устьям Ляохэ, где она встретила остановившуюся на отдых рать монголов. Хубилай, хотя ему уже исполнилось 72 года, руководил из башни, которую несли четыре слона. Застав Ная врасплох, он окружил его лагерь и принудил монголов к рукопашной, лишив их свободы маневра. В бою, который длился от утра до полудня, китайская пехота одолела монгольскую конницу, потому что последняя не могла развернуться. Мятежники сдались на милость победителя. Однако в милости им отказано. Ная за благородство его происхождения было позволено умереть без пролития крови. Его завернули в кошму и задавили, скручивая ее концы. Хубилай передал командование войсками своему внуку Тэмуру и вернулся в Пекин, а война на севере продолжалась. Повстанцев возглавил князь Кадан, который сделал попытку перейти в наступление. Тэмур бросился ему навстречу, и жестокие бои развернулись в Северо-Западной Маньчжурии на берегах реки Нонни. Тэмур одержал две победы - в 1288 и 1289 гг. - и принудил мятежников к сдаче. Расправа была жестокой: Кадан и другие вожди восстания потеряли головы, а рядовые воины - свободу. Пленные воины были отправлены в ссылку в Ордос и Амдо, где им было очень плохо [†137].
Христианская религия как таковая не подвергалась гонению, а только была поставлена под особый надзор: в 1289 г. Хубилай учредил "управление по христианским делам" [†138]. Очевидно, приходилось считаться с онгутами, бывшими наиболее надежной опорой престола. Но умный правитель и тут нашел выход.
Вспомним, что Хубилай получил христианское воспитание, хотя и не был, как Чингисид. крещен. С единоверцами его развели политические, а не идейные мотивы, и потому он обратил внимание на другое исповедание христианской веры, т.е. на римский католицизм. В середине 60-х годов, т.е. сразу после разгрома Ариг-буги, Хубилай предложил венецианским купцам Николаю и Матвею Поло доставить его письмо папе. Он хотел завязать сношения с католиками и просил прислать миссионеров [†139], очевидно для того, чтобы создать собственную церковь, ориентирующуюся на него, а не на его соперников.
Хан называл местных христиан "невеждами" за то, что не умели делать чудес, прогонять дурную погоду и т.п., что будто бы запросто делали буддисты. Он заявлял, что при наличии достаточного количества образованных священников с Запада готов сам обратиться в христианство вместе со своим народом [†140]. Казалось бы, папскому престолу надо было ухватиться за такое предложение, но активная пропаганда католицизма началась в Китае только в 1293 г., когда в Пекин прибыл Джованни Монтекорвино, францисканский монах и будущий архиепископ Китая [†141] [*111].
Папы не виноваты в опоздании. Им было очень некогда. За три десятка лет, истекших с отъезда братьев Поло из латинского Константинополя (1259 г.) до назначения брата Джованни миссионером в Китай (1289 г.), карта западной окраины Евразийского континента изменилась до неузнаваемости. Святая земля попала в руки мамлюков, за исключением крепости Акра, но и ее дни были сочтены. На месте Латинской империи гордо высилась обновленная Византия. В Италии после довольно больших успехов гибеллинов, захвативших Ломбардию и Тоскану, Карл Анжуйский овладел Сицилийским королевством. Последние Гогенштауфены погибли либо в бою (Манфред), либо на плахе (Конрадин), но и победители-французы приняли жестокую смерть под звон колоколов "Сицилийской вечерни" (30 марта 1282 г.). Вмешательство Арагона затянуло войну в Италии до 1287 г., когда было заключено кратковременное перемирие и Джованни Монтекорвино отправился на Восток. По сути дела, миссия запоздала. После подавления христианского восстания Ная и Кадана христианские симпатии Хубилая заменились буддийскими, и Монтекорвино сообщает, что хан "уже закоснел в язычестве", но относился к христианам радушно [†142]. Но он тут же поссорился с несторианами, и которые распространили слух, что Монтекорвино шпион. Судебное следствие без заключения под стражу продолжалось пять лет и закончилось победой католического миссионера; которому помог сам император Тэмур (внук Хубилая). Интересно, за что выпала итальянскому монаху такая удача, как монаршая милость?
Дело в том, что не дремал враг китайских монголов, Хайду. В 1297 г. ему удалось проникнуть до Селенги [†143]. Еще немного - и Монголия была бы освобождена от династии, связавшей свою судьбу с Китаем. Вопрос решала только степная конница, а та, которой располагал Тэмур, состояла из онгутов и кераитов, т.е. несториан. Привлечь эти войска на свою сторону для Тэмура было необходимо, и тут ему помог Монтекорвино. Он крестил несторианина, правителя области Тендук [†144]
[†144] князя Коркуза [†145], в католическую веру и тем самым сделал его врагом несториан и другом Тэмура. Коркуз, он же принц Георгий, выступил со своими несторианскими подданными на стороне буддийского императора, и войска Хайду откатились к истокам Черного Иртыша. Там и погиб в 1298 г. князь-вероотступник [†146].
Он попал в плен к Хайду, и ему отрубили голову. Это значит, что ожесточение войны превысило нормы обычного, ибо Коркуз мог рассчитывать на смерть без пролития крови.
По сути дела, выступление онгутов и кераитов на стороне пекинского правительства решило судьбу войны. Наступление войск Хайду было остановлено, и в 1301 г. последний поборник степных традиций скончался. Междоусобная война погасла.
Совпадение дат обращения Коркуза и начала возвышения Монтекорвино не позволяет сомневаться в том, что именно за это католический миссионер получил преимущества, позволившие ему основать епископию в Пекине. Но как это похоже на тамлиеров Акры! Снова католики предали несториан, на этот раз буддистам. И тут возникает вопрос, что это: случай, совпадение или продуманная система?
Ответить на этот вопрос тем более трудно, что злая воля пап и прелатов заведомо исключается. Они действовали согласно своей совести и представлениям своей эпохи. Это снимает с них моральную ответственность. Однако остается в силе логика событий, которая улавливается нашим историоскопом при условии некоторого отдаления и обобщения.
Обруч догмы и философемы лопнул под давлением этнокультурного развития, толкавшего народы романо-германской Западной Европы на путь обособления. Если в XI в. они еще считали греков братьями по религии и только удивлялись, до чего же эти братья непохожи на них самих, если в XII в. они ждали прихода восточных христиан как естественных союзников, то в XIII в. все иллюзии исчезли, и народы, не объединенные папской тиарой, для европейцев стали чужими: язычниками и, хуже того, еретиками. Под этой эквилибристикой богословскими терминами крылся глубокий этнологический смысл: европейцы выделили себя из остального человечества и противопоставили себя ему, как это некогда сделали арабы и китайцы, а в древности эллины, иудеи, персы и египтяне. Следовательно, тут мы наблюдаем единый для всех эпох и стран процесс этногенеза [*112]. А раз так, то мы не имеем права рассматривать эти события ни как случайные совпадения, ни как политический заговор европейцев против азиатов, а должны их рассматривать как естественно протекавший процесс или закономерность этнической истории человечества в ту жестокую эпоху, когда наступило время кристаллизации народов, живущих и действующих поныне.
Напряженная деятельность венецианских, генуэзских и римских торговых и дипломатических агентов, чрезвычайно добросовестно работавших всю вторую половину XIII в., принесла свои плоды. Легенду о пресвитере Иоанне заместила "Книга о Великом Хаане" [†147], обобщившая все сведения, накопленные европейскими путешественниками. Дошедший до нас текст является переводом с латинского подлинника на очень старый французский язык. По мнению публикатора, это - нормандский диалект с крайне вольной орфографией [†148]. Но первые же фразы текста, посвященные описанию политического положения в Азии, дают данные для весьма точной датировки утерянного подлинника.
Наиболее могущественным сувереном назван великий хан Катая (Le grand Kaan de cathay), которому подчинены все сеньоры страны; из их числа выделены три великих императора: император Ханбалыка [†149] (cambabech), Бусаи (boussay) и Узбек (usbech). Ниже указано, что Узбек и Бусаи ведут войну между собою. Совершенно ясно, что Узбек - хан Золотой Орды, правивший в 1312-1341 гг., а Бусаи - Абу Сайд, имя которого персы произносили Бу Са'ид [†150] ильхан Ирана с 1316 по 1335 г. Путем сопоставления дат правления обоих названных ханов мы получаем совпадение в 1316-1335 гг., когда, очевидно, и был составлен изучаемый нами источник. Имена дальневосточных ханов составителям документа не были известны. Это указывает на то, что первичная информация была собрана на Ближнем Востоке [*113].
Важно отметить, что составитель "Книги о Великом Хаане" допустил анахронизм, сообщив, что все три монарха подчиняются четвертому, самому великому, хану "Катая". В XIII в. "Катаем" называлось Семиречье, т.е. бывшее царство Елюя Даши. В конце ХIII в. здесь располагался удел Хайду, который претендовал на приоритет среди прочих монгольских ханов. В XIV в. эти претензии унаследовал Чагатаид Дува, скончавшийся в 1306 г., после чего престол Чагатайского улуса перешел в руки слабых и ничтожных правителей, от которых остались имена [†151], но не деяния. Претензии их на гегемонию, если они и заявлялись, были беспочвенны, но, по-видимому, итальянский компилятор не был достаточно осведомлен об истинном положении дел в Средней Азии и изложил политическую ситуацию так, как она представлялась его информаторам - путешественникам конца XIII в.
Это наблюдение особенно ценно для нашего исследования, потому что оно дает возможность приурочить приведенные ниже данные о несторианах к концу XIII в., т.е. к той эпохе, когда они еще боролись за свое господство в монгольском улусе. О среднеазиатских несторианах нет ни слова, но тем, которые жили в Ханбалыке (Пекине), Посвящено две главы.
В них сказано, что ханбалыкские христиане-схизматики придерживаются греческого обряда и не подчиняются римской церкви, что они недоброжелательно относятся к католикам, истребляют по ночам католических монахов и творят им столько вреда, сколько могут. Но поскольку император благоволит к католикам, несториане их побаиваются. Несториане имеют много очень красивых церквей с крестами и иконами и весьма заботятся о том, чтобы их паства не общалась с католическими миссионерами и мирянами, обращенными в католичество, потому что благодаря поддержке великого хана как административной, так и денежной, католикам удалось окрестить многих местных несториан и некоторых язычников, называемых в источнике "vritanes" (?!) [†152].
Эти сведения согласуются с данными из письма архиепископа Китая Джованни Монтекорвино к главному викарию Францисканского ордена в Крыму, написанному в Пекине 8 января 1305 г. Прелат очень жалуется на несториан и указывает, что его спасло только вмешательство императора, который выслал из столицы его врагов. Одновременно он поясняет, что его миссионерская деятельность была направлена на перекрещивание именно несториан, а что касается язычников, то он купил 150 мальчиков в возрасте от 7 до 11 лет и крестил их в католическую веру [†153].
Ожесточение несториан становится вполне понятным. А ведь всего полвека перед тем они искали соглашения с римской церковью и спасли Европу, направив своим влиянием и советами главный удар не растраченных еще монгольских сил на Багдад, в "желтый крестовый поход", т.е. совершили то, чего ждали от первосвященника Иоанна. Что ж, ни одно доброе дело не остается безнаказанным!
Католическая Европа отказала в поддержке ильхану Абаге, покровителю христиан, просившему у пап Климента IV в 1268 г. и у Николая III (1277-1280) организовать крестовый поход против египетских мамлюков [†154]. В результате ильханы капитулировали перед силой ислама. В 1295 г. на престол Ирана вступил перешедший в мусульманскую веру сын Аргуна, Газан, ознаменовавший свое отпадение от древних монгольских традиций и Ясы тем, что он прервал формально вассальные отношения, которые связывали Иран с улусом великого хана.
Неустойчивость и колебания правившей в Иране монгольской знати отразились на выборе имен для последних еще сильных ильханов. Газан имел мусульманское имя - Махмуд, а его брат и наследник, Ульчжайту, был крещен в детстве своей матерью и наречен Николаем. Персы дали ему насмешливое прозвище - Харбандэ ("раб осла"), которое он при переходе в ислам изменил на Худабандэ ("раб божий"), хотя официальным его именем стало имя пророка - Мухаммед [†155].
Сами Газан и Ульчжайту еще продолжали по традиции считаться со своими христианскими подданными, но при следующем государе, Абу Сайде, возникли такие стеснения христиан, что монгольско-несторианская община вынуждена поднять восстание, которое было жестоко подавлено. После этого в Иране и Средней Азии христианами остались только местные уроженцы, община которых была уничтожена Тимуром [†156].
Вина папского престола и французской короны в происшедшей трагедии относительно невелика. Они просто покинули восточных христиан в беде, а европейцы неоказание помощи преступлением не считают. К тому же в XIII в. страсти с религиозной окраской так разгорелись, что католики отказались считать схизматиков единоверцами, и это объясняет их глубокое равнодушие к восточным христианам, ставшим жертвой новой вспышки мусульманского фанатизма.
Зато католики не пожалели усилий для того, чтобы разложить и обессилить дальневосточную общину "вероломных еретиков-христиан" [†157], и это им удалось. Но выиграла от этого отнюдь не римская курия, не католические короли и даже не венецианская сеньория, а только средневековая географическая наука, ибо басни о царстве пресвитера Иоанна заменились трезвой и относительно верной информацией о монгольском улусе, содержащейся в "Книге о Великом Хаане".
Дальнейшая судьба католической епископии в Китае была не блестящей. В 1304 г. по жалобе даосской церкви хан запретил крещение китайцев, а молебны о его здравии приказал служить после даосской и буддийской служб. В 1311 г. буддисты отняли у христиан храмы на берегу Янцзы и закрасили фрески на сюжеты из Евангелия изображениями бодисатв и дармапал [†158].
По-видимому, это было реакцией на попытку католиков привлечь в 1310 г. к своей вере хана Хайсана, пьяницу и вырожденца [†159], но тут Монтекорвино не имел успеха [†160]. После смерти архиепископа Китая, наступившей в 1328 г., католическая община прозябала до 1368 г., т.е. до свержения монгольской династии. Новая победоносная династия Мин враждебно относилась ко всем направлениям христианства, и последнее постепенно заглохло под давлением мусульманства и буддизма [†161]. Несколько дольше держались несторианские монастыри в Уйгурии, но их никто не считал за царство пресвитера Иоанна.
Мы просмотрели всю историю Срединной Азии с высоты полета орла и вершины высокого кургана. Кое-что прояснилось, но многое осталось тайной. И хуже того, количество тайн как будто увеличилось.
В самом деле, пока речь шла о хуннах и древних тюрках, все было ясно: кочевники имели свой специфический быт, а следовательно, и свою идеологию, к этому быту приспособленную. Но появился Уйгурский каганат - и сразу возникает обращение кочевников в иноземные религии, принесенные с Запада и Востока. В 841-847 гг. гибнет манихейское теократическое государство, явно нежизнеспособное, так как чужая религия не была воспринята народом. Казалось бы, гибель Уйгурии должна была отбить у кочевников охоту к идеологическим заимствованиям. Но не тут-то было! Большая часть их принимает христианство и не без успеха приспосабливает его к своей устоявшейся культуре. Значение христианства для них, видимо, заключалось не в том, чтобы устанавливать контакты с основной струей этой религии, а в том, чтобы противопоставить китайским культурным влияниям нечто весомое и равноценное буддизму. Если это так, то почему же этим пренебрегли монголы? Очевидно, нужно разобраться в деталях монгольской религии, а этого с птичьего полета не сделаешь.
Затем непонятно, почему монголы и несториане после нескольких стычек стали мирно уживаться друг с другом. Ведь монголов в армии Чингисхана было около 13 тыс., а всего она состояла из 130 тыс. Почему же 90% храбрых воинов подчинялись 10%, не говоря уже о вспомогательных контингентах? И не только подчинялись, но и сражались за девятибунчужное знамя до последней капли крови. И наконец, каким образом несторианство перестало владеть умами и почему оно исчезло? Все непонятно!
Очевидно, принятый нами подход к предмету не универсален, но свою службу он сослужил. Ведь не будь у нас полного охвата исторических явлений, нам не пришло бы в голову ставить такие вопросы. Мы даже не задумались бы над "белыми пятнами" истории Азии и остались бы в блаженном неведении, прикрытом общими фразами о развитии, прогрессе и застое. Теперь же у нас появился повод снова обратиться к источникам и попытаться извлечь из них недостающие сведения.
Работа над текстами требует совсем иного подхода. Мелочи, оговорки средневековых авторов, совпадения и несовпадения разных версий, эмоциональная нагрузка и литературные приемы - вот новое поле для исследования, которое, можно надеяться, окажется плодотворным, потому что мы уже не будем складывать здание по кирпичу, а сосредоточим внимание на деталях, нам интересных и неясных. Но прежде всего вопрос о достоверности. Что толку изучать чужую ложь, хотя бы и древнюю?! И для решения новой проблемы посмотрим на те же события как бы из мышиной норы, естественно ограничиваясь тем небольшим пейзажем, который оттуда виден.
[†1] Думан Л.И. К истории государств Тоба Вэй и Ляо... С. 20-36.
[†2] Гумилев Л.II. Гетерохронность увлажнения Евразии в Средние века.С.82.
[†3] Гумилев Л.Н. Истоки ритма кочевой культуры Срединной Азии. С.92.
[†4] Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.I, I.С.139. В переводе Березина дано "бикин", но "тикин" предпочтительнее, так как, видимо это остатки алтайской ветви тюркютов. См.: Гумилев Л.Н. Алтайская ветвь тюрок-тукю. С. 105 и след.
[†5] Бартольд В.В. Туркестан. Т. II. С. 182-344.
[†6] Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.I,I. С.130.
[†7] Сокровенное сказание... С. 83-84.
[†8] Грумм-Гржимайло Г.Е. Когда произошло и чем было вызвано распадение монголов на восточных и западных. С. 169.
[†9] В.Бартольд предполагает, что Маркуз был, возможно, современником Елюя Даши (см.: О христианстве в Туркестане... С. 25), но погиб он уже после смерти Хабул-хана, жившего в 1147 г.
[†10] См.: Рашид ад-Дин. С.130; титул "гурхан" указывает, что он был вождем обьединения племен, а таким в указанное время был только монгольско-кераитский союз.
[†11] Дата установлена Палладием Кафаровым, который ссылается на "исторические записки о Си-Ся (сочинение, появившееся недавно)...", указывая, что хронологические данные этого сочинения "требуют проверки" (Палладий. Старинное монгольское сказание о Чингис-хане. С. 199).
[†12] В тексте - Хашин, название, переделанное монголами из китайского слова "Хэ-си" - западнее реки. Так назывались предгорья Алашаня и Наньшаня, лежащие западнее поворота Хуанхэ на север. Эта область с крайне смешанным населением была сердцем государства Тангут (кит. Си-Ся).
[†13] Купеческий капитал Генуи, Венеции и Флоренции синхронен и аналогичен такому же явлению в Куче и Турфане. Поэтому данный термин не модернизация.
[†14] Иакинф [Бичурин]. История Тибета и Хухунора. Т.II. С. 108-110.
[†15] Р.Груссе дает неверную дату этого события L'Empire... С. 259.
[†16] См.: Хенниг P. Неведомые земли.Т.II.С.446 и след.
[†17] Хронологоя этих собьпий не ясна. По Р.Груссе (L'Empire. С. 259), бегство и возвращение Ванхана происходили в 1194-1196 гг. К.Виттфогель (С. 648) разбирает этот вариант и предлагает другой - бегство Ванхана в 1196 г. и возвращение - в 1198 г. Второй вариант более убедителен, так как Инанч-хану было нужно время для того, чтобы собрать достаточно сильную армию, от которой Ванхан бежал без боя. Если положить на это полтора года, то все становится на место. И затем, основные события развернулись в год курицы (1201 ), по второму варианту через три года после возвращения Ванхана, а не через шесть лет - срок слишком длинный для того, чтобы связывать события между собой. Унаган-богол - чтение Б. Я. Владимирцова, вошедшее л литературу; Н.Ц.Мункуев исправляет чтение на "отэгубогол".
[†19] Козин С.Л, Сокровенное сказание. С.54.
[†20] Так как до 1200 г. даты событий рассчитываются по "живой хронологии" рождения и женитьбы Чингиса, то несовпадение наших датировок с общепринятыми доказывается специальным экскурсом.
[†21] Р.Груссе (L'Empire... С. 253; L'Empire Mongol. С. 47), Бойл (статья "Cingiz.-Khan" в новом изд. The Encyclopaedia of Islam, Leiden-London. 1960), И.Кафаров (Старинное монгольское сказание. С. 173), П.В.Бартольд (Сочинения. Т.I, М.,163.С. 447) и другие авторы говорят о разгроме монголов чжурчжэнями. Но Ван Го-Вэн (Мэн-гукао. Исследование о монголах. С. 8 а-б) пишет, что чжурчжэньский правитель Хайлин-ван (1149-1161) только издал прокламацию о своем намерении наказать монголов, а поход не был предпринят. Очевидно, для разгрома монголов оказалось достаточно татар, союзных с чжурчжэнями. Мнение Ван Говэй сообщено мне Н.Ц.Мункусевым, которому и приношу искреннюю благодарность.
[†22] Гумилев Л.Н. Этнос и категория времени.
[†23] Сокровенное сказание. § 116.
[†24] Не следует забывать, что текст написан через 58 лет после произнесения, если таковое было. По одному этому здесь не может быть буквальной точности. Эту фразу исследователи (филологи и историки) считают поводом к началу военных действий, но переводят очень по-разному. Так, Палладий Кафаров, переведший "Тайную историю" с китайского перевода, дает такой вариант загадочной фразы: "Джамуха сказал: "Ныне, если мы остановимся у горы, то пасущие коней достанут юрты; если подле потока, то пасущие овец и ягнят достанут пищи для горла" (Палладий. Старинное монгольское сказание... С. 59) С.Л.Козин, сделавший перевод с подлинника, предлагает другой вариант: "Покочуем-ка возле гор - для наших табунщиков шалаш готов. Покочуем-ка возле рек - для овчаров наших в глотку (еда) готова" (Сокровенное сказание. § 118). По Л.Лигети, переводя тот же текст, осмысливает его иначе: "У самого подножия гор наши прилежные табунщики пусть найдут загон (вар.: пусть гора им будет загоном). У самого берега реки пусть мы поселимся там, пусть наши овчары найдут там корм" (L.Ligeli. A Mongolok litkos tortenete. C. 239). Есть и еще варианты, но хватит и приведенных, потому что, не понимая смысла фразы, нельзя сделать верный перевод, а именно смысл-то и неясен. Установив это немаловажное обстоятельство, можно, и даже следует, отказаться от попыток найти в "кочевой загадке Джамухи" как отгадку причин создания Монгольского улуса (ср.: Бартольд В. Образование империи Чингис-хана//3аписки Восточного отделения Российского археологического общества. X. 1896), так и "подчеркнутое равнодушие... скучающего барина" (Козин С.Л. Юань-Чао биши как памятник литературы //Сокровенное сказание. С. 40). Здесь имеет место литературный прием, разгадать который мы не можем, так как наша эстетические нормы и системы ассоциаций иные, нежели у монголов XIII в., к которым адресована "Тайная история". Слово живет только в момент произнесения, при наличии внятной интонации и определенной обстановки. Перенесенное через века, оно умирает, и "как пчелы в улье опустелом дурно пахнут мертвые слова". А смысл бессмертен, но улавливать его следует иными способами.
[†25] Сокровенное сказание. § 110.
[†26] Так же. § 106. С. 101.
[†27] Там же. § 118.
[†28] Grousset R. L'Empire Mongol. С. 72-75.
[†29] Сокровенное сказание. § 127.
[†30] Там же. §122.
[†31] Там же. § 120.
[†32] Там же.§ 123 (в сокращении).
[†33] Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.1, 2. С.87-88; по "Сокровенному сказанию", силы были равны. С. 129.
[†34] Источники по этому поводу противоречат друг другу. "Тайная история" излагает события так, как они приведены здесь (Сокровенное сказание. § 129). Рашид ид ад-Дин (Сборник летописей. Т. 1, 2. С. 88) и Юань-ши (Иакинф [Бичурин], История первых четырех ханов... С. 9) утверждают, что победу одержал Чингисхан. О причине разногласий см. ниже.
[†35] Иакинф [Бичурин]. История первых четырех ханов...С.31.
[†36] Сокровенное сказание. § 129.
[†37] Буквально: курень - кольцевая оборона стойбища на случай нападения врага.
[†38] Сокровенное сказание. § 141. С. 116.
[†39] Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.I. С.88.
[†40] Сокровенное сказание. § 129.
[†41] В отличие от состава батуров, выбиравших Тэмуджина, здесь подчеркнуто, что хана выбирали представители племен, которых только десять. Тайджуты и татары имели по три представителя, найманы -двух, и особое место занимал сам Джамуха, племя которого, джаджираты, в списке не указано. Шесть племен были монгольскими в полном смысле слова: унгираты, икиресы, горлосы (кураласы), хадагинцы, сальджуты и тайджиуты, причем три последних были из раздела нирун, т.е. находились в родстве с Чингисханом. Найманы, ойраты, меркиты и татары были, видимо, приглашены как союзники, что показывает на характер войны: она возникла как гражданская, социальная, а не межплеменная. Именно поэтому продолжался раскол внутри племен: горлосский воин известил Чингисхана о сговоре против него, но это не расценено в источнике как предательство: этот воин просто выбрал сторону, на которой хотел сражаться (Сокровенное сказание § 141). Эта особенность войны подчеркнута ниже, в эпизоде с пленением тайджиутского вождя Тартутая своими воинами. Они его везли к Чингису, но отпустили, чтобы не накладывать рук "на природного государя". За это Чингисхан их похвалил и принял на службу (Там же. § 149). Значит, сами воины, по тогдашним этическим нормам, имели право на выбор знамени, но не на личную нечестность. Этическая система монголов настолько отличалась от современных им представлений Китая и Европы, что часто возникали конфликты только из-за взаимного непонимания: то, что казалось монголам преступлением, для европейца было нормальным, и наоборот.
[†42] Сокровенное сказание. § 144.
[†43] Опять противоречие в источниках. Здесь приведена версия "Тайной истории" (Сокровенное сказание. § 158), а Рашид ад-дин сообщает, что Буюрук-хая был застигнут на охоте в 1206 г. и убит (Сборник летописей. Т. 1,2. С. 135). Ту же версию приводит "Юань-ши" (Иакинф [Бичурин). История первых четырех ханов... С. 36), но это говорит лишь о том, что китайский и персидский варианты восходят к одному, очевидно, монгольскому источнику.
[†44] Сокровенное сказание. § 164.
[†45] Поведение Джамухи в этой и других кампаниях столь странно, что заслуживает особого изучения. Авторы источников как бы не замечают нелогичности поведения одного из главных героев развернувшейся трагедии, а историки XX в. предлагают объяснения явно несостоятельные. Мы разберем этот вопрос отдельно; см. ниже, глава XI.
[†46] Перебежчики были на обеих сторонах, но если к Чингисхану бежали пастухи-араты, то у Ванхана группировались благородные нойоны, например Алтаи, Хучар и даже брат Чингисхана - Хасар. Отсюда видно, что война между монголами и кераитами была не межплеменной, а скорее социальной, решением спора между "людьми длинной воли", которые после победы стали нойонами, и родовой знатью. Только так можно интерпретировать тезис о "монгольском кочевом феодализме", не входя в противоречие с фактами.
[†47] Сокровенное сказание. § 188.
[†48] Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.1,2. С.134.
[†49] Там же. Т. 1. 1. С. 127.
[†50] Сокровенное сказание. § 174.
[†51] "Книга Марко Поло". М., 1955. С. 85-87.
[†52] Сибирские летописи.С.36; Миллер Г.ф. История Сибири. Т. 1. С. 190-191. Сводку мнений и толкований см.: Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды.С.220.
[†53] Сокровенное сказание. § 228.
[†54] Там же. § 202.
[†55] Гумилев Л.Н. Древние тюрки. С.60.
[†56] Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... С. 100, 141.
[†57] Сложный вопрос о догматике древнемонгольской религии как сопернице несторианства будет разобран ниже, в главе XII.
[†58] Сокровенное сказание. § 246.
[†59] Бартольд В.В. Туркестан... С.382 и след.
[†60] Об этом сообщает хроника знаменитого сирийского врача и полигистора XII в. Бар Гебрея "The Chronography of Gregory Abu'l Faral, lhe son of Aaron, the Hebrew Physician commonly known as Bar Hebraeus" (trad. from Siriak by E. A. Wales Busge, London, 1932), но, как водится, все перепутано. Вот текст: "Ун-хан, Иван, царь христиан, правитель хуннских варварских племен, именуемых Крит (Кераит), взял жену из племени одного из китайских народов, называемых каракета (кара-китаи). Он покинул веру отцов и стал поклоняться странным богам" (по цит. Wittfogel К. and Feng Hsla-sheng, History...С.б53).Бар Гебрей слил в одно лицо Кучлука и Ванхана, смешал найманов и кераитов. Так создался образ "царя Ивана", а затем "царя Давида". Нет, пожалуй, мы знаем историю лучше, чем авторы аутентичных источников, и целесообразнее опираться не на интерпретации древних авторов, а на бесспорные факты, извлеченные из их сочинений исторической критикой.
[†61] Wittfogel К. and Feng Haia-sheng. History...С.653. Прим.31.Это сомнительно, ибо Рашид ад-Дин сообщает, что, по мнению найманов, "Кучлук обладал такой властью над дивами и пери, что выдаивал их молоко и приготовлял из него кумыс" ("Сборник летописей", т. 1, 2, C.I 12). Тут скорее неизвестное нам эзотерическое демонопоклонство, чем буддизм.
[†62] Бартольд В.В. Туркестан...С. 403.
[†63] Redulphus de Coggeshale. Chronicon Anglicanum ed J. Stevenson, цит. по.: Хеннинг P. Неведомые земли. Т. III. С. 28-29.
[†64] Spicilegium sive Collectio veterum aliquot scriptorum, qui in Galliae bibiothecis delituerant, Pаris, 1723. Т.III. С.591 и след.цит.по Хенниг Р. Неведомые земли. Т. III. С.26-27.
[†65] Диль Ш. История Византийской империи. С. 114.
[†66] В послании Балдуина Фландрского, ставшего в 1204 г. императором Константинопольским, содержатся следующие характерные выражения: "чудесный успех", "неслыханная добыча" и "беззакония греков у самого Господа вызвали рвоту". Редакция текста приписывается Иоанну, епископу Нуайонскому. См.: Панченко Б. А. Латинский Константинополь и папа Иннокентий III. С. 5-6.
[†67] В булле русским князьям в 1207 г. он писал: "Так как страна греков и их церковь почти полностью вернулись к признанию апостольского креста и подчиняются распоряжениям его, представляется заблуждением, что часть не соглашается с целым и что частное откололось от общего" ( Тургенев Л.И. Акты исторические... (на лат.яз.).С.4). "Новгородская первая летопись..." С. 77;
[†68] Тарханова С.А. Древний Псков.С.28.
[†69] Тургенев А.И. Акты исторические...С.30-31.
[†70] Архив Маркса и Энгельса. Т.V. М., 1938. С.205.
[†71] Путешествие в Восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 108.
[†72] Pelliot P. Le nom de Seroctan.
[†73] Grousset R. L'Empire des steppes... C.347.
[†74] В 1254 г. Рубрук описывает несторианскую службу, где ханши и царевичи поклонялись. кресту (Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 145-151). Царевич Ариг-буга сказал при Рубруке: "Мы знаем, что Мессия - Бог" (Там же.С. 167); о христианских взглядах Хубилая сообщает Марко Поло (см.: Книга Марко Поло. С. 242, 281).
[†75] Несториане не причащали православных, но допускали к евхаристии католиков (Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 161, 240), а в 1213 г. на диспуте, происшедшем в Константинополе между кардиналом Пелагием из Альбано и Николаем Месаритом, митрополитом Ефесским, последний сказал: "Ты изгоняешь греческое духовенство за непокорность папским велениям... хотя латиняне терпят в своей среде иудаев и еретиков, армян, несториан, яковитов" (Панченко Б.А. Латинский Константинополь... С. 51). Полвека спустя католики расправились с несторианством.
[†76] Иакинф [Бичурин]. История четырех первых ханов... С.80.
[†77] Мэн Хун, сановник в империи Сун, автор книги "Записки о монголо-татарах", написанной в 1221 г. См: Васильев В.П. История и древности... С. 170. Ван Го-вэй выдвинул мнение, что автором этой книги правильнее считать не генерала Мэн Хуна, а южносунского посла Чжао Хуна, посетившего в 1221 г. Пекин для переговоров с Мухали-нойоном. См.: Pelliot P. L' Edition collective des oeuvres de Wang Kuowei. С. 166.
[†78] Васильев В.II. История и древности... С.227.
[†79] Козлов В.П. Научное значение археологических находок П.К.Козлова.C.10.
[†80] Дата этого события не уточнена, но оно имело место после смерти Чингисхана. См.: История Тибета пятого Далай-ламы.
[†81] См.:Грумм-Гржимайло Г.Е. Когда произошло и чем было вызвано распадение монголов на восточных и западных.
[†82] О других причинах отхода монголов.: Насонов А.Н. Монголы и Русь. Гл.1.
[†83] Иакинф [Бичурин]. История первых четырех ханов... С.259.
[†84] Мункуев Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. С. 18-22.
[†85] Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. С. 135.
[†86] Насонов А.Н. Монголы и Русь. С.20-21.
[†87] Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... С.21-22.
[†88] Там же. С. 19.
[†89] Насонов А.Н. Монголы и Русь.С.14-16.
[†90] "В древности это государство было страной кыпчаков, но когда им завладели татары, то кыпчаки сделались их подданными. Потом они смешались и породнились с ними, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их, и все они стали точно кыпчаки, как будто одного с ними рода" (Эль Омари// Тигенгаузен В.Г. Сборник материалов...С.325).
[†91] Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука.
[†92] Там же. С.41.
[†93] Там же. С.59-61, 116, 134.
[†94] Несториане унаследовали от манихеев учение об изначальном зле и о переселении душ (Там же. С. 171).
[†95] Там же. С. 114 (ср.: Галстян А.Г. Армянские источники о монголах. С. 110. Приведена литература).
[†96] Там же. С. 105, 107, 227.
[†97] Там же. С. 194.
[†98] Pelliot P. Les Mongols et la Papaute.C. 247 (51).
[†99] Grousset R. L'Empire des steppes... С. 425.
[†100] Куглер Б. Истерия крестовых походов. С.372.
[†101] Grousset R. L'Empire des steppes... С.421.
[†102] Тамже.С.422; Реlliot P. Les Mongols et la Papaute.С.172,193; Хенниг Р. Неведомые земли. Т. III. С. 50-57.
[†103] "Огуль-Гаймыш была женщиной крайне ограниченной. Кроме сделок с купцами, никаких дел больше не было, и Огуль-Гаймыш большую часть времени проводила наедине с шаманами и была занята их бреднями и небылицами... Вследствие разногласий между матерью, сыновьями и другими, противоречивых мнений и распоряжений, дела пришли в беспорядок" (Рашид ад-Дин. Сборник летописей.Т. II. С. 121 -122). За глупость ханша заплатила дорогой ценой - жестокой гибелью, не только своей, но и многих родных и друзей.
[†104] Книга Марко Поло. С. 47, 281.
[†105] Grousset R. L'Empire des steppes. C.432.
[†106] Палладий [Кафаров]. Старинные следы христианства в Китае. С.62.
+105 Русские и кыпчаки вместе составляли войско, называвшееся "Алань-асы" (Там же. С. 47).
[†108] Gruusset R. L'Empire des steppes. C.441.
[†109] Галстян А.Г. Армянские источники о монголах. С.б7-70.
[†110] Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия... С.474.
[†111] Grousset R. L'Empire des steppes. C.430.
[†112] Куглер Б. История крестовых походов.С.391 и след., Мюллера. История ислама. С. 181-183.
[†113] Куглер Б. История крестовых походов. С. 404.
[†114] Richard J. Le debut des relations... С.293.
[†115] Мюллер А. История ислама. С. 259.
[†116] История Грузии. С. 260.
[†117] Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов... С.245-246.
[†118] Закиров С. Дипломатические отношения... С. 38-39.
[†119] Насонов А.Н. Монголы и Русь. С.45.
[†120] Иакинф [Бичурин]. История первых четырех ханов... С.324.
[†121] Мункэ заподозрил брата в том, что тот хочет добиться популярности, а затем и независимости (см.: Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия...С.471).
[†122] Иакинф [Бичурин]. История первых четырех ханов...С.353-354.
[†123] Насонов А.Н. Монголы и Русь. С. 51.
[†124] Например, Шики-Хутуху, приемный сын Чингисхана, первый монгол, выучивший грамоту, сидевший на пирах Угедея выше самого Мункэ, скончался около 1260 г. в возрасте 82 лет (см.: Рашид ад-Дин. Сборник летописей. T.I. С. 107).
[†125] Grousset R. L'Empire.. .С. 353.
[†126] Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия... С.477.
[†127] Ханша Боракчин в 1257 г. вступила в связь с Хулагу для противодействия Берке (см.: Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов. ..С. 150-151, 378).
[†128] "... Тридцать туманов монгольского войска и восемьдесят туманов китайского..." (Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.I. С.188).Цифры явно завышены, но соотношение их показательно: монголы составляли меньше трети этой армии, несмотря на поголовную мобилизацию населения.
[†129] Grousset R. L'Empire... С. 359.
[†130] Предлагаю вниманию читателя несколько сводных работ, из коих он может выбрать любую, на том языке, который ему лучше знаком: Howorth Н.Н. History of Mongols...; D'Ohsson C. Histoire des Mongols de puis Tchinguizkhan...; Spuler В. Die Mongolen in Iran...
[†131] Книга Марко Поло. С. 102.
[†132] Палладий [Кафаров]. Сиюцзи, или описание путешествия на Запад. С.375.
[†133] Мункуев Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. С. 375.
[†134] Grousset R. L'Empire...С.342.
[†135] Там же. С. 366.
[†136] Pelliot P. Chretiens d'Asie Centrale...C.635.
[†137] Там же. С. 636.
[†138] Там же. С. 637.
[†139] Книга Марко Поло. С. 46-47.
[†140] Там же. С. 281.
[†141] Хенниг P. Неведомые земли. Т. III. С. 150.
[†142] Там же. С. 138.
[†143] Грумм-Гржимайло Г. Е. Западная Монголия...С.501. 144 О названии страны "Тендук" есть много предположений. В данном случае, видимо, имеется в виду степь севернее Ордоса.
[†145] Коркуз известен как кераитский князь, наследник Ванхана. П.Пельо предполагает, что он был онгут (Pelliot P., Chretiens d'Asie Central. C.633-635).
[†146] Р.Хенниг (Неведомые земли. С. 155) приводит другие даты: 1299 и 1300 гг.
[†147] Le livre du Grant Caan. C. 57-72.
[†148] Там же; Note preliminaire. C. 59.
[†149] Ханбалык - Пекин, столица империи Юань.
[†150] Мюллер А. История ислама.С.277.
[†151] Дува умер в 1306 г., его сын, Куньчжек, -в 1308 г.; после недолгой, но кровавой смуты ханом был избран сын Дувы - Эсэньбука (1309-1318). Его сын, Кебек, был убит в 1321 г., и после смуты власть взял его брат, Тармаширин (1326), казненный в 1334 г., затем наступила новая смута, до 1343 г., когда хан Казан попытался восстановить авторитет ханской власти, но пал в битве с эмиром Казаганом, после чего воцарилась анархия.
[†152] Le livre du Grant Caan. С. 69-71.
[†153] Хенниг Р. Неведомые земли. С.139.
[†154] Пашуто В.Т. Некоторые данные об источниках по истории монгольской политики папства. С.209-213; также: Remusat A. Memoires...T.VI. C.486; T.VII.C.340.
[†155] Мюллер А. История ислама. С.276-277.
[†156] Петрушевский И.П. К истории христианства в Средней Азии.
[†157] Так францисканский монах Пасхалий из Виттории в письме, написанном на родину в свой монастырь из Алмалыка 10 августа 1338 г., именует несториан. См.: Хенниг Р. Неведомые земли. Т. III. С. 213.
[†158] Палладий [Кафаров]. Старинные следы христианства в Китае. С.32, 44-45.
[†159] Хенниг Р. Неведомые земли. С.154.
[†160] Бартольд В.В. К вопросу о чингисидах-христианах. Т.II. С.417-418.
[†161] И. Н. А. Исторический очерк католической пропаганды в Китае. С. 6.
КОММЕНТАРИИ
[*92] Это утверждение - принципиальная этическая позиция ученого, который никогда не забывал писать о проигравшей стороне. Проявление столь щепетильного отношения к источникам, восхваляющим победителей, и столь же ясного и безукоризненного отношения к людям и этносам, оказавшимся жертвами истории.
[*93] Теория о "кочевом феодализме" была модной в 1920-1950-е гг.. и она была идеологическим обоснованием насильственного перевода кочевников в следующую формацию развития - социализм, что повлекло за собой гибель нескольких миллионов бывших кочевников - казахов, монголов, киргизов, ногайцев и многих других. Теория отпала, как только у нас покончили с кочевниками.
[*94] В лекциях и в экскурсах к истории завоеваний Тимура (Тамерлана) автор совершенно нетрадиционно осветил и создание Хорезмского султаната.
[*95] У Гумилева две версии интерпретации появления имени Иоанн-Иван: ранее им воспроизводился имя "государь Инанч", переводимое с арабского на латынь как Иоанн.
[*96] О "людях длинной воли" как о людях "первого Рима", собравшихся во имя своего будущего на семи холмах, как и о первых сподвижниках Мухаммеда или о людях окружения Александра Невского, автор писал многократно. В лекциях по этнологии все эти описания объединены под термином "вспышки этногенезов".
[*97] Логика политического анализа историка, посвятившего себя изучению смысла событий в степи в 1182 г. и двум взаимно пересекающимся переворотам у монголов, оказалась неопровержимой и признана сегодня большинством исследователей. Это уже факт науки. Такова же авторская логика и при анализе ситуации вторжения монголов на Русь в 1240 г. и Куликовской битвы в 1380 г., а также при анализе ряда аналогично сложных событий: битвы на Катванской равнине в 1141 г. или при Айн-Джалуте в 1261 г., но специалисты по истории этих государств отрицают доказанность аргументации Л.Н.Гумилева.
[*98] Более подробно картина взаимоотношений степных племен рассмотрена в книге "Древняя Русь и Великая степь" в главе "Деяния монголов XII в.".
[*99] Мысль о переходе внутриплеменной борьбы к внешнеполитической - за гегемонию не признает ни один исследователь истории "деяний монголов" в XIII в. По укоренившейся традиции не заниматься "мелочью" подробностей быта и "семейных" распрей монгольских племен, историки с первых же шагов видят в Чингисхане завоевателя и "императора степей". Период подготовки становления или созревания вождя, что обычно при рассмотрении биографий Цезаря, Кромвеля или Бонапарта, считается для Востока пока несущественным.
[*100] Автор на время упустил из поля зрения империю чжурчжэней Кинь (Цзинь), но только для того, чтобы вернуться к военным действиям, которые послужили причиной всех дальнейших военных походов монголов. Приведу для сравнения цитату из работы академика С.Тихвинского, который, обобщая "проблемы феодализма", выставляет оценку истории XIII-XIV вв.: "Новое монгольское государство (Чингисхана) по сравнению с предыдущими раннефеодальными объединениями носило ярко выраженный феодальный характер... Сложение монгольского феодального государства в начале XIII в. способствовало росту производительных сил и укреплению внутреннего единства монгольского народа и могло бы привести в конечном итоге к значительному экономическому и культурному подъему страны. Однако завоевательная политика монгольских феодалов, превративших народ в воинов, а страну - в военный лагерь, помешала этому. Завоевательные походы Чингисхана и его преемников против народов Дальнего Востока, Центральной Азии, Ближнего и Среднего Востока, Кавказа, Восточной Европы и других стран не только надолго затормозили прогрессивное развитие этих стран, но и привели к задержке подъема производительных сил и культуры самой Монголии..." (см.: Тихвинский С.Л. Татаро-монголы в Азии и Европе. М.,1977.С.3).
Все вроде понятно, но не ясно ничего - таков итог советской официальной историографии за 60 лет творческого изучения XIII в.
[*101] Монголы взяли Пекин, столицу чжурчжэней, называвшийся Джунду, и ушли. Столица империи Цзинь, или Кинь перенесена была в Кайфын на Хуанхэ. На месте Пекина в более поздние годы была построена монгольская столица Ханбалык, описанная европейцами.
[*102] По поводу местонахождения реки Иргиз мнения историков разделилось. Некоторые подразумевали, что это река в нынешней Самарской области, приток Волги. Все-таки битва произошла при другой реке, тоже Иргиз, но в нынешней Актюбинской области Казахстана. В начале XIII в. река была полноводной, текла в сторону Аральского моря и, возможно, впадала в него, не теряясь в песках. Иргиз - традиционное место водопоя многочисленных стад кыпчаков. Хорезмшах Мухаммед держали этих местах усиленные стражи для предотвращения набегов на Хорезм с севера.
[*103] Алмалык - один из наиболее известных городов на Великом шелковом пути в начальной части течения реки Или. Населен был в описываемое время почти исключительно несторианами. Десятки европейцев, персов, арабов, проехавших по Шелковому пути в ставку монгольского хана в этом и следующем столетиях, описали город. Ничего общего с названием Алма-Аты.
[*104] Саксин - новое название хазарского города в низовьях Волги. Автор умышленно говорит о нижнем течении Волги или Яика (Урала) потому, что в XIX в. под Саксином иногда подразумевали город Сарайчик, разрушенный казаками в XVI в.
[*105] Людовик XIV(1638-1715) -король Франции, в правление которого разгорелись Фронда и религиозные военные распри, походы, названные драгонадами, между католиками и протестантами.
[*106] Авантюра с захватом Дамиетты в устье Нила в 1218 г. напоминает такой же внезапный и бессмысленный десант Наполеона Бонапарта против англичан в Египет в 1798 г. Те же места и те же цели - закрепиться в Леванте. В 1218 г.. во время Пятого крестового похода, была подготовлена версия или легеида о "помощи", едущей с Востока. Жертвой этой фальсификации пал Людовик IX Святой, попавшийся в плен во время Шестого похода в 1248-1254гг. О Иерусалиме уже забыли, он был в руках потомков курда Саладина.
[*107] Между 1204 г. - взятием крестоносцами Константинополя, и 1261 г. - битвой между мусульманами-мамлюками и монголами за освобождение Иерусалима, приведшей в итоге к уходу католического Запада с Ближнего Востока в 1291 г., лежит, по мнению Гумилева, черта, отделяющая Средневековье от Нового времени. В этой полосе перемен лежит и закономерная изоляция Руси от международных отношений - как проигравшей вместе с Византией страной. Дож Венеции Дондоло - организатор похода на Константинополь.
[*108] Гумилев фиксирует внимание на как бы второй стадии интереса к царству Иоанна, уже после разочарования в помощи с его стороны в критические годы Пятого и Шестого крестовых походов. С изменением вероисповедания ханов Золотой Орды после 1260-х гг. и в связи с интересом части монголов к Европе началась целая эпоха путешествий и паломничеств западных миссионеров и разведчиков на Восток. Эта поистине эпопея "Первой Америки" в Евразии отражена в множестве документов, книг, хрестоматий.
Гумилев собирался написать комментарий к запискам двух наиболее прославленных монахов: Плано Карпини и Гильома Рубрука, но все его интересы сосредоточились на "обороне" от врагов, запретивших ему, "монголофилу", печататься с 1976 по 1988 г.
[*109] Уже утвердилось название "татары" для всех тюрко-монголов: собственно монголов, найманов, половцев и иных. Этим только подчеркивалось, что этно-политическое единство новой Евразии сложилось, и определение через этноним облегчало всем понимание ситуации как в Восточной Европе, так и на Среднем Востоке.
[*110] Цезорея - столица Иерусалимского королевства после утери Иерусалима. В первые века н.э. центр римской провинции Палестина.
[*111] Существует большая литература по взаимоотношениям католической церкви и Китая. Успехи миссионеров были минимальны, но они позволили европейцам серьезно изучить жизнь Китая. Россия присоединилась к этой работе в Китае только при Николае I.
[*112] Здесь ответ ученого на обвинения в его пристрастии к Азии и нелюбви к европейцам. Гумилева волновали кривые этногенезов, он был наблюдателем, но не моралистом, поэтому так часто он показывал изнанку каждого витка этнической истории.
[*113] Одна из самых увлекательных историографических тем - кто был автором "Книги о Великом Хаане" или "Каане", как иногда ее называют. Гумилев мучился этой загадкой, но не разрешал себе заниматься этой достаточно выигрышной темой, так как торопился объяснить содержание этнических коллизий и контактов разных этнокультурных регионов - суперэтносов. Истолкование смысла ошибок в данном тексте "Книги о Великом Хаане" оказалось под силу пока только ему.