ым вопросам: обсуждению биологических открытий
Амбаласи и связи открытых ею видов с имеющимися в Гендаси. Это было куда
более плодотворное занятие.
Дни летели за днями. Вкусная пища для тела, изысканное питание для ума.
Ланефенуу настаивала, чтобы Амбаласи осталась, Укхереб и Акотолп тоже, но
Амбаласи была непреклонна.
- Пребывание в Алпеасаке - просто наслаждение. Но работы мои еще не
закончены. Я с каждым днем старею, дней для труда остается все меньше. А я
должна все закончить. Работа движется. На урукето измеряют температуру воды,
и скоро он вернется. И я уплыву вместе с ним.
Она уже поднаторела во всякого рода неопределенностях. Прошло девять
дней, урукето вернется наутро, и она покинет город. Визит был очень
приятным.
Однако удовольствие оказалось недолгим. Праздную беседу ученых вдруг
нарушили крики и страшный шум, доносящийся с амбесида. Не успели они
поинтересоваться, что случилось, как явилась вестница. Не какая-нибудь
фарги, а Муруспе собственной персоной.
Запыхавшись, эфенселе Ланефенуу едва выговорила:
- Требуется присутствие... необходимость движения... сильное желание.
Расталкивая путавшихся под ногами фарги, они добрались до центра
амбесида, где сидела эйстаа. Высокая иилане1, стоявшая рядом, крепко держала
за руки низкорослую и тощую. Ее фигура показалась Амбаласи печально
знакомой.
- Погляди-ка! - рявкнула Ланефснуу. - Погляди-ка, кого поймали на
берегу.
Впервые в своей жизни Амбаласи не могла произнести ни слова.
Перед ней стояла Фар'.
Глава шестнадцатая
- Отсутствие понимания, - заявила Акотолп. - Полное незнание причин ее
появления.
- Говори, эсекасак, - приказала эйстаа, - поведай собравшимся обо всем,
что видела.
Высокая иилане' оказалась эсекасак - хранительницей родильных пляжей.
Встряхнув Фар', как крохотного элиноу, она толкнула ее вперед.
- Долг мой охранять пляжи и самцов.
Когда самцы в ханане, я просто стерегу берега. Чтобы элининйил,
выходящие из моря, были в безопасности. Они ведь слабенькие и нуждаются в
защите. И я обязана видеть каждого элининйил, что выходит из моря, потому
что одно дело эфенбуру на мелководье, а другое - город.
Она замолчала и беспомощно взглянула на эйстаа.
- Я расскажу, - сказала Ланефенуу. - Эсекасак не разрешено говорить об
этом. Она должна всех защищать, отделять самцов, когда они выходят из океана
и немедленно водворять их в ханане. И, исполняя свои обязанности, она
изловила на пляже вот эту.
Ланефенуу замолчала - гнев ее был так велик, что мешал говорить.
Постаравшись овладеть собой, она указала на Фар' большими пальцами, а потом
с трудом проговорила:
- Поймала эту... когда она уходила с пляжа... с элининйил. С САМЦОМ!
Преступление было неслыханным, невероятным. Порядок, весь образ жизни в
городе не допускал подобных поступков. Самцы находятся в ханане, в городе их
не увидишь. Они всегда под охраной. Что случилось? Как это могло случиться?
Все вокруг потрясенно оцепенели, поэтому смущенная поза Амбаласи не
привлекала внимания, Но Акотолп, остававшаяся ученой в любой ситуации,
шагнула вперед.
- Где теперь самец?
- В ханане.
- Он что-нибудь объяснил?
- Нет, он - пиленое.
- А эта говорила?
- Нет.
Подойдя к Фар' поближе, Акотолп завопила едва не ей в лицо:
- Я не знаю тебя, говори свое имя!
Фар' сделала отрицательный жест - и тут же охнула от боли, когда
могучие лапы стражницы стиснули ее тонкие руки. Акотолп обвела взглядом
иилане'.
- Кто-нибудь знает ее? Кому ведомо ее имя?
Ответом ей было молчание. Потом Ланефенуу сказала:
- Имя ее неизвестно. Она не из нашего города, она здесь чужая. Откуда
ты явилась, незнакомка? Кто-нибудь должен тебя знать, если ты вместе с нами
пришла из Икхалменетса.
Конечности Фар' шевельнулись в ответ - не из Икхалменетса. Правду она
сказать не могла, но, как и все иилане', не умела лгать. Она сказала то, что
думала, и этого было достаточно. Ланефенуу была неумолима.
- Ты пытаешься скрыть, кто ты и откуда. Но ты не сумеешь ничего скрыть
от меня. Не сумеешь, Я назову этот город - и ты ответишь. И я буду
спрашивать, пока ты все не расскажешь.
Фар' в панике огляделась: она не хотела говорить, но понимала, что
эйстаа заставит. Взгляд ее на миг упал на оцепеневшую Амбаласи, задержался,
двинулся дальше. Она все поняла.
Незаметно для других, не сводивших взгляда с Акотолп и пленницы,
Амбаласи произнесла короткое слово, не требовавшее звуков. Фар' поняла. И
задергалась от ненависти. Ее ненависть была такой сильной, что даже эйстаа
отшатнулась.
"Смерть, - произнесла Амбаласи. - Смерть".
Фар' понимала, что не сможет не проговориться. И выдаст город, выдаст
всех Дочерей Жизни. Их разыщут, схватят и убьют. Стоит только заговорить и
все, чем она жила, погибнет. Ненависть ее предназначалась Амбаласи, которая
останется жить. А Фар' оставалось только одно. Умереть.
Только ей - или всем другим? Мысль о возможном кровопролитии заставила
Фар' забиться в агонии. Глаза ее закрылись, тело обмякло. Недвижная и
невозмутимая Амбаласи наблюдала за нею.
- Мертва, - с отвращением бросила Ланефенуу, когда эсекасак разжала
пальцы и тело Фар' повалилось на землю. - Теперь мы ничего не узнаем.
Акотолп подошла к трупу, толкнула его ногой и поманила к себе ближайшую
фарги.
- Произведем вскрытие, эйстаа. Может быть, она заболела, схватила
какую-нибудь мозговую инфекцию - только так можно объяснить ее странное
поведение.
Ланефенуу дала знак, и тело утащили прочь. Большинство зевак
разбежалось: эйстаа еще кипела гневом и негодованием и явно была не
расположена к беседам.
Про Амбаласи забыли, и та ушла со всеми, не желая попадаться на глаза
эйстаа. Вокруг в темноте суетились фарги, отыскивая удобное место для сна, и
она осталась с ними. Ночью они не обращали на нее никакого внимания.
Выспавшись - насколько это было возможно на жесткой земле, - она с
первыми же лучами света устремилась к морю. Миновав привязанного к причалу
урукето, она вышла на край причала. И стала ждать, заставив себя окаменеть в
невозмутимом молчании.
Очень скоро из морского тумана вынырнул урукето, и Амбаласи с
облегчением заметила Элем на его плавнике. Прибывший урукето ничем не
выделялся среди других. Иилане' из экипажа помогла ей подняться на плавник,
и Амбаласи приказала немедленно отплывать.
- В твоих жестах тревога, большие неприятности, - заметила Элем.
- У меня есть на то причины. Потом расскажу. А сейчас у тебя и у
экипажа нет времени на разговоры - нужно торопиться, чтобы как можно скорее
добраться до пляжа.
Четыре Дочери Жизни и жавшиеся друг к другу перепуганные фарги ждали на
песке. Фарги с трудом удалось загнать в воду и растолковать, что надо плыть
к урукето. Но, оказавшись в море, они быстро добрались до живого судна,
поскольку только что вышли из воды. Поднявшись на урукето, они испуганно
озирались по сторонам, в то время как Дочери еще одолевали водное
пространство.
Первой выбравшись из воды, Сатсат немедленно предстала перед
разгневанной Амбаласи.
- Что здесь произошло? Что случилось с этой дурой Фар'? Знаешь ли ты,
что она натворила?
- Знаю, Мы не могли отговорить ее. Она сказала, что наши дела здесь
закончены, ведь мы говорили с фарги и кормили их. Те, кто нас понял,
остались, а йилейбе разошлись. Те, кто узнал об Угуненапсе, теперь с нами.
Наш город будет процветать и расти...
- Не отвлекайся! Говори о Фар'!
Сатсат с грустью посмотрела на фарги, карабкавшихся на плавник урукето,
и постаралась привести свои мысли в порядок.
- Она сказала, что теперь у нас есть новые Дочери Жизни - но только
Дочери... Чтобы город рос и процветал, необходимы самцы - она без конца это
повторяла. Мы просили ее не ходить, уговаривали, напоминали об опасности, но
она не послушала нас.
- Могу в это поверить.
- Она пошла на смерть, но по собственной воле. Ей казалось, что, если
хотя бы один самец разделит мудрость Угуненапсы, никакие жертвы не покажутся
малыми. И она оставила нас и не вернулась. Ни вчера, ни сегодня утром.
- Она сделала, что хотела, - хрипло выговорила Амбаласи. - И исполнила
свое желание - умерла.
Она умерла, чтобы не заговорить. Разумнее этого она еще ничего в жизни
не делала.
Отвер1гувшись от потрясенной Сатсат, Амбаласи отправилась внутрь
урукето и забралась в самый темный угол. Там она провела почти весь обратный
путь, ни на кого не обращала внимания, мало ела и много спала.
Впрочем, изредка разговаривала с фарги, неторопливо и спокойно, без
обычных резкостей. А потом снова спала.
Вернулись они в полдень. Амбаласи первой спустилась на берег, приказав
начинать разгрузку. Их заметили уже на реке, и весь город собрался
встречать.
- Глядеть - не работать... Дочери Несогласия в своем репертуаре.
Проигнорировав почтительное приветствие Эяге, Амбаласи обратилась к своей
помощнице Сстсссеи:
- Уверена, что пока меня не было, случилось множество бед.
- Несколько несчастных случаев...
- А со смертельным исходом?
- Ни одного.
- Очень плохо. Но город растет?
- Растет.
- Ну, хоть на это я могу рассчитывать. - Амбаласи повернулась к Эпге с
жестами, требующими внимания и покорности. - Давай пройдемся по берегу, где
нет Дочерей и не слышны мысли Угуненапсы,
- С удовольствием. Фарги приехали, значит, все в порядке.
- Не сказала бы. Одна осталась в Алпеасаке. Фар'.
- Не поняла. Почему?
- Ей не из чего было выбирать - она умерла.
Амбаласи сказала эти слова не без злорадства, а потом долго молчала,
пока Энге приходила в себя.
Потом Амбаласи изложила события в своем понимании - коротко и грубо.
- Она умерла по собственной глупости, другого объяснения нет.
- О мертвых либо хорошо, либо ничего, Амбаласи.
Впредь она уже не будет досаждать тебе. Она умерла, чтобы жил город. И
мы долго будем сожалеть о ее смерти.
- Я бы предложила вам возрадоваться: если бы Фар' не умерла, всем нам
пришел бы конец. Ее новообращенные тоже не доставят вам особой радости. Я
поговорила с ними и нашла, что они только начинают становиться иилане', к
тому же невероятно глупы. Просто дрессирован! 1ые животные. И они ничего не
знают об Угуненапсе, даже не думают о ней. Просто заучили несколько фраз.
Потому что за это им давали еду.
- Но они научатся понимать.
- Да хоть и нe научатся, руки-то нужны. Но больше попыток обращения не
будет. Приближаться к другим городам слишком опасно. Придется искать другой
путь к выживанию. Перебери-ка заново все ваши восемь принципов.
- Попробую, но попозже. Скорбь о погибшей сестре переполняет меня. Я
знаю, Амбалгси, - не надо мне напоминать об этом, - она была глупа и
своенравна. Но свой поступок она совершила для нас, и ее следует оплакать.
- Как хотите. А мне нужно изучать новый континент. Я вновь отправлюсь
вверх по реке, как только завершу все приготовления.
Энге с уважением распрощалась. Трудно было даже представить, что она
больше не увидит Фар'. С грустью она вспоминала их размолвки. Смерть Фар'
оставила пустоту, которую нечем заполнить.
Впрочем, печалиться некогда. Перед Энге стояла одна из новоприбывших и
с нескрываемым удивлением смотрела на новый город. Энге приблизилась к ней с
приветственным жестом. Фарги отшатнулась.
- Не бойся. Вокруг тебя - Дочери Жизни, они не причинят тебе зла. Есть
ли у тебя имя?
Фарги смотрела на нее, медленно двигая челюстями.
- Ты понимаешь меня? - Реакции не последовало, - Хорошо, я научу тебя
говорить. Ты узнаешь всю истину, открытую нам Угуненапсой...
- Первый принцип, - вдруг медленно заговорила фарги. - Мы упираемся в
пальцы Духа Жизни, Эфенелейаа.
- Значит, ты не йилейбе и уже успела ознакомиться с мудростью...
- Второй принцип. Все живут в Городе Жизни.
Третий принцип. Дух Жизни, Эфенелейаа - высшая эйстаа...
Фарги умолкла, вероятно забыв, что там дальше.
Пытаясь припомнить, она дергалась всем телом и двигала челюстями.
Ничего не вспомнив, она завела снова:
- Первый принцип...
- Довольно, остановись.
- Еда-еда-еда! - закончила фарги и широко открыла рот, как птенец в
гнезде.
Взяв ее за руку, Энге направилась к чанам с едой.
Она приуныла. Амбаласи как всегда оказалась права.
Фарги только повторяют звуки и жесты, не понимая их смысла, чтобы
получить пищу. Дрессированное животное, а не иилане'. И Фар' умерла...
Энге отогнала отчаяние. Еще так много предстояло сделать.
Глава семнадцатая
Es то Icirril drepasiar,
er em so man drija.
Если брат мой ранен -
Я истекаю кровью.
Пословица тану
Херилак шел по тропе впереди саммадов, зорко вглядываясь в лесную чащу.
Он переступил через дерево, лежавшее поперек тропы, - саммад уже проходил
этим путем. В кустах что-то зашевелилось, он остановился и пригляделся, но
ничего не увидел. В ветвях над головой кричали птицы. Вдруг невдалеке резко
щелкнула стреляющая палка.
Взяв хесотсан на изготовку, Херилак побежал назад. Надрис толкал ногой
неподвижное тело животного - этого марага они называли спиношипом.
- Что там? - спросил Херилак.
- Да вот, выскочил из-за дерева и бросился к мастодонтам. Пришлось
убить.
Глаза животного уже остекленели; оно было покрыто толстыми костистыми
пластинами, из которых торчали ряды острых шипов. Меткий стрелок послал
отравленный шип прямо в пасть.
- Он вкусный, - заметил Надрис.
- Разделывать трудно, - возразил Херилак, - но, если его перевернуть,
можно отрубить задние ноги.
Только скоро нам придется останавливаться на ночлег - постарайся не
терять времени. Начинай, я пришлю тебе на помощь Нсвасфара. Погрузите мясо
на мастодонта и догоняйте.
Люди отправились дальше. Проходя мимо огромной туши, мастодонты в
страхе закатывали глаза и трубили.
Херилак снова пошел вперед - искать поляну, на которой можно будет
развести костер. Понадобятся сухие дрова - и много, чтобы испечь все мясо,
иначе оно протухнет, а жаль.
Следы животного пересекали колею и уходили в лес. Херилак остановился,
чтобы посмотреть, не редеет ли лес, но что-то привлекло его внимание. На
древесном стволе белел след от ножа; он уже начал затекать смолой, но сделан
был явно в этом году. Повыше была надломлена ветка - так метят дорогу тану.
Меррис вела своего мастодонта, остальные цепочкой следовали за ней. Она
первой заметила остановившегося Херилака. Подойдя поближе, она увидела на
его лице довольную ухмылку. Охотник указывал рукой на восток.
- Я нашел тропу к побережью. Ее пометили даже дважды.
- Неужели Керрик?
- Не знаю, это может быть кто угодно - другой саммад, например. Если
это не Керрик - то, может быть, там слыхали о нем.
На побережье Херилак вышел, когда уже совсем стемнело. Впереди чернел
остров. Слишком темно. Он принюхался. Неужели пахнет дымом? Он не был
уверен. Утром все станет ясно.
Этой ночью тану наелись до отвала, можно сказать, заталкивали в себя
мясо - его оказалось слишком много, больше, чем можно было съесть и
закоптить.
Старый Фракен жаловался на жесткий кусок - у него почти не осталось
зубов. Парень-без-имени мелко крошил для Фракена мясо: старик приказывал ему
делать это, не давая поесть самому. Но едва Фракен отворачивался, тот быстро
заталкивал в рот куски.
Херилак не замечал вкуса еды. Он жевал мясо, думая только о том, что
завтра обнаружит на острове.
Той ночью саммадар долго не мог уснуть, а потом забылся беспокойным
сном и проснулся, когда на небо еще горели звезды. Он вытащил из углей
остывший кусок мяса, откусил и отправился будить Ханата.
- Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Мне понадобится помощь, когда я буду
перебираться на остров.
От голоса Херилака проснулся Моргил.
- А я? - спросил он.
- Оставайся с саммадом. Накоптите мяса, столько, сколько сможете. А мы
вернемся сразу, как только узнаем - тану ли на этом острове. Если там саммад
- Ханат вернется и сообщит вам.
...Утро было прохладным. Охотники торопливо спускались по тропе к воде.
Подняв голову, Ханат принюхался.
- Дым, - сказал он, указывая на остров. - Оттуда.
- Вчера вечером я тоже почуял дым... Смотри-ка - здесь волокли плот или
лодку. Там кто-то есть.
- А как мы переберемся?
- Точно так же.
- Смотри-ка, вон кто-то идет под деревьями.
Оба охотника замерли, вглядываясь в полумрак под деревьями на том
берегу. Качнулся сук, другой... показалась фигура, за ней еще одна.
- Охотник и мальчик, - сказал Ханат.
- Двое мальчишек, один большой, почти охотник.
Поднеся руки ко рту, Херилак громко крикнул.
Мальчики остановились и обернулись, потом замахали, заметив охотников.
А потом повернулись и исчезли за деревьями.
...Керрик глядел на бежавших навстречу ему мальчишек. Они кричали, едва
переводя дыхание:
- Там за водой двое охотников!
- Танy? - спросил Ортнар, поднимаясь.
- У них такие же копья и луки, как у нас, - сказал Харл. - Это охотники
тану.
- Я должен взглянуть, - произнес Керрик, взяв хесотсан.
- Я покажу тебе, где они остались! - От возбуждения Арнхвит не мог
устоять на месте.
- Хорошо.
Услыхав охотников, Армун выглянула из шатра с младенцем на руках.
- Не бойся. Это тану. Ортнар побудет с тобой.
Арнхвит их заметил, а значит, заслужил, чтобы я взял его с собой. Может
быть, от них мы узнаем, что случилось в долине?
- Приведите их сюда.
Мальчишки умчались. Неужели саммад? Там женщины, будет с кем
поговорить, там дети. Армун чувствовала не меньшее возбуждение, чем дети. Из
шатра вышла Дзррас - как всегда молчаливая и пугливая. Ей неплохо побыть с
девчонками. Как хорошо, что рядом оказался саммад.
Возбужденно переговариваясь, мальчишки побежали вперед и уже
вытаскивали плот из кустарника, когда Керрик вышел на берег. Они были правы:
на том берегу стоял охотник. Он был один, и что-то в рослой фигуре было
неуловимо знакомым. Он поднял хесотсан и окликнул Керрика.
Это был не кто иной, как сам Херилак. Керрик молча ответил
приветственным жестом, припоминая их последнюю встречу в городе. Тогда
саммадар сильно гневался на него за то, что Керрик хотел, чтобы саммады
остались в городе. Они так и не поговорили, потому что Керрик с Ортнаром на
следующее же утро ушли на север. Тогда он тщательно продумал свой путь -
чтобы ненароком не встретиться с тану. Иначе оба самца сразу погибли бы. Что
Херилаку здесь нужно, что он скажет теперь? Ведь они наговорили Друг другу
столько резких слов.
...Отталкиваясь шестами, мальчишки гнали плот к берегу. Коррик молча
стоял рядом с ними. Когда плот уткнулся в песок, Херилак положил оружие на
траву и шагнул вперед.
- Я приветствую тебя, Керрик. Приветствую.
Херилак прикоснулся к ножу из небесного металла, висевшему на груди.
Потом снял его со шнурка и протянул Керрику. Керрик медленно протянул руку и
взял его. Начищенная песком поверхность ножа блестела на солнце.
- Они принесли его, - сказал Херилак. - Мургу. Они напали на нас - и
уже почти победили. И вдруг ушли, а нам оставили это.
- Это был знак для них, а не для вас. Хорошо, что нож попал к тебе. Вы
поняли, что он означает?
Суровое лицо Херилака озарилось улыбкой.
- Я не понял, как это случилось. Только сообразил: что-то остановило
мургу и заставило их уйти. И что все это - дело твоих рук. Я понял, что
иначе быть не могло. Сразу, как только увидел нож. - Херилак вновь
нахмурился и скрестил руки на груди. - В последний раз я наговорил тебе
много грубостей, Керрик, Ты из моего саммада, но я говорил и поступал
недостойно. И я не сделал того, что должен был сделать для женщины Армун. И
мне стыдно.
- Все это в прошлом, Херилак. Не будем вспоминать. Вот мой сын,
Поздоровайся, Арнхвит. Перед тобой саммадар Херилак, первый среди охотников
и саммадаров.
- Не первый, Арнхвит. - Херилак наклонился к мальчику. - Гордись отцом.
Он и есть первый среди нас. А этого парня я знаю. Сын Нивота. Он ушел вместе
с Армун. Значит, и она здесь?
- Здесь. И еще Ортнар из твоего саммада,
- На меня словно тьма снизошла, и я обошелся с Ортнаром не лучше, чем с
тобой. Даже хуже. Я ударил его. Теперь тьма оставила меня. Я горько жалел о
своих поступках, но сделанного не вернешь.
- Не надо говорить об этом. Мальчики сказали мне, что охотников было
двое.
- Второй вернулся к саммаду, чтобы звать их сюда, Пойдешь ли ты со
своим саммадом вместе с нами?
- Куда же вы идете?
- Как куда - тебя ищем.
Заметив недоумение на лице Херилака, Керрик расхохотался. Охотник
нахмурился, потом тоже засмеялся.
- Вы нашли меня - вот и конец дороге. Оставайтесь. На острове
безопасно. Охота отличная. Здесь много оленей и небольших съедобных мургу.
Очень удобное место для стоянки.
- А хищные мургу?
- Изредка перебираются через реку. Мы находим их следы, потом
выслеживаем и убиваем. - Разговор о мургу что-то напомнил Керрику, - Жду на
острове тебя и весь твой саммад. - Керрик поколебался. - Только должен тебе
сказать - один из этих городских самцов живет на другом острове неподалеку.
- Один из тех, кто спасся от большого пожара? - Херилак машинально
приподнял копье.
- Да. Их было двое. Только второй самец... умер. Я помню: ты считаешь,
что каждого марага следует убить, я не забыл твоих слов. Но этот не опасен
для тану.
- Ты хочешь сказать, что если мы останемся здесь, то должны будем
хранить покой марага? Это тяжело...
- Тяжело, но так должно быть. Я разговариваю с ним. Ведь лишь потому,
что я умею говорить с мургу, мне удалось спасти долину, заставить их
прекратить войну. И передать тебе нож.
- Прежде я не понимал этого. После гибели моего саммада я возненавидел
мургу. Всех. Ты говоришь, что не все они одинаковы, но я не могу понять
тебя.
- Этот самец безопасен. Он всю жизнь провел в заточении. С нами воевали
только самки. Я хочу, чтобы он жил.
Хмурясь, Херилак качнул головой.
- Да будет так, как ты сказал, Я и близко не подойду к этой твари.
- А остальные?
- Пусть каждый скажет сам или уходит. Пусть остров, где обитает мараг,
станет запретным для тану - так будет лучше. Покажи нам этот остров, чтобы
все тану поклялись не ступать на него. И тану, и их дети.
Все мы обязаны тебе жизнью и должны выполнить твое желание. Пусть мараг
живет.
Трубя, из леса вышел первый мастодонт. Саммады шли на остров.
Глава восемнадцатая
Армун услышала мастодонтов и радостно прижала дочку к груди. Вскоре из
лесу показались охотники. Впереди шла женщина, хорошо знакомая Армун.
- Меррис! - закричала она.
Женщина услышала ее и, приветливо помахав рукой, поспешила навстречу.
- Армун! Это ты. Ты жива. У тебя семья.
Ты была совсем девчонкой, а сейчас ты мать.
Смотри-ка, какая красивая девочка. Дай подержать-то.
- Ее зовут Исель, - радостно сказала Армун, передавая малышку Меррис. А
брат ее уже подрос. Ты видела его - он вас встречал.
- У нее твои глаза. - Меррис обернулась - из-за полога шатра застенчиво
выглянула Даррас. - Еще одна дочка?
- Это наша приемная дочь. - Даррас нерешительно приблизилась к
незнакомой женщине. - Это Меррис, мы с ней знакомы с самого моего детства. Я
была тогда еще меньше тебя, Даррас.
Улыбнувшись, Меррис погладила девочку по голове и ощутила, как дрожит
под рукой ее тело. Повернувшись, Даррас бросилась к мастодонту, который
задумчиво жевал листья.
- Она осталась одна. Мы нашли ее, - сказала Армун. - Ее и мастодонта.
Всех остальных перебили мургу. С тех пор девочка с нами. До сих пор она
просыпается по ночам от кошмаров.
- Бедняжка, - вздохнула Меррис, передавая Исель матери. - А чей это был
саммад?
- Сорли, саммад Сорли.
Охнув, Меррис прижала к груди кулаки.
- Значит, она мертва, значит, и вторая моя дочь погибла! Они с
охотником ушли вместе с саммадом Сорли. Моя Милдо погибла, как и ее сестра!
Армун оцепенела от неожиданности, так прижав к себе Исель, что та
закричала. Придя в себя, она успокоила малышку и проговорила дрожащим
голосом:
- Когда мы нашли Даррас, она ничего не говорила, только плакала. Она же
видела, как они гибли... Потом она заговорила, и я узнала, как она оказалась
в лесу.
Назвала мне свое имя - Даррас. И имя своей матери.
Ее звали Милде.
Обе женщины взволнованно посмотрели друг на друга, Первой сумела
заговорить Меррис:
- Значит... она моя внучка?
- Это она. Надо поговорить с ней. Она никогда не называла мне имени
своего отца, но она должна его знать.
Сначала Даррас не поняла, что произошло. Но когда ей растолковали, кто
эта женщина, и она наконец поняла это - слезы градом хлынули из глаз, и она
зарыдала, припав к бабушке.
- Ты будешь жить со мной, - сказала Меррис. - Если захочешь, конечно, и
если Армун не будет возражать.
- Эта девочка - дочь твоей дочери. И теперь она твоя. Поставь свой
шатер рядом с моим, чтобы мы всегда были вместе.
Меррис засмеялась сквозь слезы, ее примеру последовала Армун, и даже
Даррас сумела улыбнуться.
Эти дни были самыми счастливыми в жизни Арму", Мургу оставили их в
покое. О них можно было 'е думать, даже позабыть. Приход саммада полностью
изменил жизнь на острове. Под деревьями выросли шатры, заклубился дым над
многочисленными очагами, Между ними визжа бегали дети, с поляны им вторили
мастодонты. Все были сыты, в коптильнях полно мяса.
Возле стоянки повалили огромное дерево с плотной древесиной, обрубили
на нем ветви, притащили бревно на берег и под руководством Херилака выжгли
сердцевину ствола. Теперь у тану будет лодка, чтобы плавать по болоту и
охотиться на птиц. Глядя на взрослых, Арпхвит и мальчишки саммада решили
сделать себе челнок поменьше, Не обошлось без ожогов и слез, но работа
спорилась.
Как-то раз в шатер к Ортнару пришел Херилак.
Никто не слышал, о чем говорили охотники, но скоро все узнали, что они
помирились и мир восстановлен.
Теперь шатер Ортнара стоял рядом с шатром саммадара. Вечерами хромой
охотник сидел у общего костра и даже смеялся. Он уже не заводил речи о том,
что пора уходить в лес.
А Арнхвит - когда был не занят лодкой, что бывало не так уж часто играл
с ровесниками. Харл ушел жить к охотникам. Все было так, как положено у
тану, и Армун была счастлива.
Однажды она сидела на солнышке у шатра; перед ней на мягкой шкуре
лежала дочка, сучила ножками и ворковала.
Малаген, не скрывая удовольствия, разглядывала ребенка.
- А можно взять ее на руки? - спросила она на сесеке.
Армун еще не забыла этот язык, и Малаген иногда приходила к ней, чтобы
послушать родные слова. Исель лежала у нее на руках, мягкие волосики ребенка
белели на темной коже женщины. Светловолосые тану не переставали занимать
Малаген.
- Ой, и глаза синие как небо! А я кое-что сделала для нее. Смотри,
Запустив руку за пазуху, она достала длинную темную ленту и протянула Армун.
- Будешь повязывать ей на головку, когда волосы подрастут. Так делают саску.
Армун восхищенно смотрела на ленту.
- Какая мягкая - но ведь это не ткань?
- Это очень важная вещь, я тебе все расскажу. Когда мы покидали долину,
я кое-что прихватила с собой. Ты видела, как я делала ткань из харадиса. Но
волокна кончились. Тогда я увидела ваших валискисов, и они разрешили мне
прикоснуться к ним. О, это было великолепно.
Армун согласно кивнула. Она знала, что мастодонты - валискисы на сесеке
- священные для саску животные. Малаген могла целый день восхищенно
наблюдать за ними.
- Я прикоснулась, и они позволили себя причесать.
Им даже понравилось. На гребне остались волосы. Я сберегла их. Однажды
я попробовала спрясть из них нитку, как из харадиса, и обнаружила, что можно
соткать и полотно. Так я и сделала - вот оно. - Рассмеявшись, она
прошептала:
- Я делала эту повязку для мандукто. Но им я могу сделать другую. К
тому же она такая маленькая. По-моему, она подошла бы Исель.
Саску были мастерами на все руки, и Армун была рада, что Малаген ушла с
тану. Так, Малаген обследовала весь остров, потом заставила Невасфара
сходить с ней на материк и наконец нашла то, что искала - глину. Женщины
снарядили за ней мастодонта Меррис и вернулись с полными корзинами. Теперь
надо соорудить печь для обжига - и у тану будут крепкие как камень горшки.
Жизнь стала такой интересной, что Армун уже не беспокоилась, когда
Керрик уходил к своему марагу.
Она заметила, что теперь он ходил один - Арнхвит был поглощен своими
мальчишескими играми. Это радовало Армун, хотя вслух она ничего не говорила.
Керрик, ее охотник, умел делать то, на что не был способен ни один из
охотников и саммадаров. Например, разговаривать с мургу. Если бы он не
говорил с главным марагом на острове, саммадов уже не было бы в живых. А
теперь все знали, что сделал Керрик и как ему это удалось, и никому не
надоедало слушать рассказы Армун. И о парамутанах, и о том, как они плавали
за океан, и обо всем, что там с ними случилось. Ее слушали с почтительным
молчанием - не только потому, что Керрик - ее охотник, но и потому, что она
сама проделала весь этот путь вместе с ним. Она уже не прятала раздвоенную
губу и даже не вспоминала о ней. Жизнь была прекрасна, солнце грело, а
бесконечное лето куда лучше бесконечной зимы. Некоторые из женщин скучали о
снегах, о ягодах, что растут только на севере, и о многом другом. Она их
слушала, но молчала - потому что ей не хотелось возвращаться.
Керрик заметил перемену в Армун, но не стал задавать ей лишних
вопросов. Он был ей благодарен. Как-то нерадостно жилось в их маленьком
саммаде. Хромой охотник, печальная девочка да двое мальчишек, большой и
маленький, которым было не очень-то интересно друг с другом. Но все
изменилось. Даррас жила с бабушкой; теперь она улыбалась и разговаривала.
Казалось, она наконец позабыла о гибели своего саммада.
Керрик все еще надеялся, что Арнхвит найдет время, чтобы поговорить с
Надаске', Да и сам он давно уже не навещал друга. Со времени их последней
встречи прошло много времени, он даже не помнил сколько. Нельзя так
относиться к друзьям.
Керрик отрубил ногу только что убитого оленя, взял хесотсан и знакомой
тропкой отправился к океану.
Никого не встретив, он перебрался через пролив на маленький островок.
Оглядел с высокого берега море: пусто как всегда. Иилане' сидели в городе,
как обещала Ланефенуу. Если бы он раньше привел сюда свой саммад, они не
встретили бы охотниц. И Имехеи остался бы жив. Керрик качнул головой,
прогоняя грустные мысли. Что попусту размышлять - прошедшего не вернешь. И,
подойдя к кустам, крикнул, предупреждая, что будет говорить.
Шалаш оказался пустым. Хесотсана не было - может быть, Надаске' ушел на
охоту. Внутри Керрик заметил свежие листья и положил на них мясо. Выбравшись
наружу, он сразу увидел Надаске'.
- Надаске' - лесное создание, что ходит безмолвно, как ветер. Ты
охотился?
- Нет. Услышав звук шагов, я спрятался. - Опустив хесотсан на землю,
самец заметил мясо, - Сладкая плоть убитого зверя во много раз вкуснее рыбы.
Я благодарю эфенселе.
- Постараюсь принести еще. Скоро. У меня столько дел. Но почему ты
прятался? Это какая-то игра из ханане?
Надаске' набил рот мясом и не сразу ответил:
- В тен и еще тен раз вкуснее, чем рыба. Игры ханане... Да, мы играли
там. Скучно-глупо. Трудно даже представить себе эту жизнь - и почему мы
считали ее хорошей? Нет, это не игра. Здесь были маленькие устузоу и грозили
мне смертью от каменного зуба.
- Кто? Охотники?
- Нет, не большие устузоу, а поменьше - как мягкий-маленький или чуть
больше.
- Ах, вот оно что. Мальчишки. Они бросали в тебя копья?
- Кричали, махали оружием, убегали в кусты.
- Я этого так не оставлю, - угрюмо произнес Керрик. - Они знают, что
сюда нельзя ходить. Решили, что очень храбрые. Посмотрим, Больше такого не
будет.
Надаске' уже обгладывал кости. Потом он рыгнул и сделал жест: "сладкое
мясо - сладкая жизнь". Керрик думал о мальчишках, о том, как сделать, чтобы
подобное ise повторилось, и не сразу понял жест Надаске'.
Теперь кругом были тану, и мир иилане' отступал, становясь чужим и
враждебным. Надаске' с огромной пастью и блестящей шкурой был так не похож
на тану.
Вот и кость он держит двумя большими пальцами.
Взгляд Керрика привлекла перебегавшая поляну ящерица. Надаске' выронил
кость, и ящерица застыла на месте. Словно окаменела, как Надаске', Одинаково
не похожие на тану, одинаково чуждые.
- Случилось еще кое-что, - произнес Надаске' - и минутное отчуждение
исчезло. Это был Надаске', его ДРУГ.
- Что?
- Урукето.
По спине Керрика пробежали мурашки.
- Здесь? Они выходили на берег?
- Отрицание и отрицание. Он плыл в океане, неподалеку от берега на
север, но на следующий день проплыл в обратную сторону.
- Тот же?
- Утверждение-положительно, доказательства-отрицательно.
Внезапный страх прошел. Иилане' не высаживались, значит, к саммадам это
не имеет никакого отношения.
Конечно, в океане можно встретить и урукето. Но если не показываться на
берегу, то бояться нечего. Однако все это было похоже на зловещее
предзнаменование, Как на охоте: если увидишь сразу двух черных птиц, не жди
в тот день удачи. Так говорила Армун. Еще нельзя было держать нож острием к
себе - тоже плохая примета. Но Керрик не очень верил в приметы.
- А тебе уже случалось видеть урукето?
- Один раз - далеко в океане.
- Не думаю, что стоит беспокоиться. Алпсасак находится на этом же
побережье к югу от нас. Урукето и рыболовные лодки идут в его порт. Лишь бы
только иилане' на берег не выходили.
- Не выйдут. - Надаске' стукнул пальцем по зубам - укушенный боится
укусившего. - Эйстаа, любящая урукето, будет помнить два трупа на берегу.
Они будут жить в городе, мы будем жить здесь, еды хватит на всех.
- Наверное, ты прав. Только трудно поверить, что между иилане' и
устузоу может быть мир.
- Между тобой и мной мир. Может быть, потому, что мы самцы, а все зло в
мире - от самок, Бойся самок устузоу.
Керрик сделал жест согласия и понимания. Он давно уже оставил попытки
втолковать Надаске', чем мужчина отличается от женщины. Надаске' так и не
мог поверить, что Керрик все делает сам, а не по приказу Армун.
- Пора, - сказал охотник, вставая.
- Любопытствую. Прошу Керрика осмотреть хесотсан. - Надаске' протянул
оружие и показал на скрюченную, бессильно повисшую ножку животного.
Маленькое изменение - важно ли?
Керрик взял хесотсан и принялся внимательно разглядывать его. Хесотсан
как хесотсан: зажмуренные глазки, атрофированные конечности тесно прижаты к
бокам. Взрослое животное так и должно выглядеть.
Керрик заметил белую пыль на темной ножке и смахнул ее пальцем.
- Да, здесь шкура стала серой. Знаешь, я такого еще не видел. Может
быть, он стареет? Ты не знаешь, сколько они живут?
- Познания отсутствуют. Кроме этой отметины все в порядке.
Керрик достал шип, вставил его, направил хесотсан в сторону океана и
нажал. Раздался привычный треск, и игла, описав дугу, исчезла из виду.
Керрик притронулся к губам животного - рот открылся, требуя еды.
- Вроде бы все в порядке. Причин для беспокойства нет.
- Всегда есть причины для беспокойства, - ответил Надаске', забирая
оружие и внимательно разглядывая его. - Нет хесотсана - нет жизни. Смерть от
зубов хищников.
- Рано беспокоиться. Твои страхи беспочвенны.
Жизнь полна солнца и мяса.
Керрик направился к лагерю. Отойдя подальше от берега, он остановился и
поглядел на собственный хесотсан. Хесотсан как хесотсан.
Но беспокойство уже не отпускало Керрика. И он торопливо затрусил к
стоянке.
Надо проверить все хесотсаны охотников.
Глава девятнадцатая
О причинах беды они так и не узнали и понятия не имели, как с ней
бороться.
Поначалу опасения Керрика показались беспочвенными. Все хесотсаны,
которые он проверил, казались нормальными, ни на одном не было серых пятен,
как на оружии Надаске'. Может быть, тот не заметил, как сам повредил оружие.
И Керрик перестал об этом думать: как и другие охотники тану, он ждал первой
охоты на птиц.
Дожди сделались чаще, иногда по утрам над землей стлался туман. У
старика Фракена еще хватало ума замечать, что дни стали короче - значит, на
севере снова зима. Но это охотники знали и без него. В проливе и на болотах
было полно птиц. Они кружили над головой, с громким криком опускались на
землю, стая за стаей. Подкормившись и отдохнув дня два, они продолжали свой
путь на юг.
А ствол все долбили и выжигали, И наконец лодка была готова - наступила
пора охоты.
Над лодкой трудились почти все охотники, и каждому хотелось оказаться в
числе четырех счастливчиков, которые отправятся на первую охоту. И чтобы
избежать ссор, Керрик решил тянуть жребий. Нарезали одинаковых соломинок по
количеству охотников, засунули их в глиняный горшок. Нижние концы четырех
соломинок были выкрашены краской из внутренностей хардальта.
Охотники по очереди пытали судьбу. Криков было много: проигравшие
сокрушались, выигравшие не скрывали радости. В конце концов все отправились
к лодке и укрыли охотников под сетью, разбросав по ней пучки травы, чтобы
тех не было заметно. Распугивая птиц, лодка отплыла от берега. Охотники не
пытались их ловить, а поплыли в тростники, где собирались ждать новую стаю.
Отозвав Керрика в сторону, Херилак негромко сказал:
- Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу. - Он первым подошел к своему шатру
и вытащил из него хесотсан. - Ты говорил о стреляющих палках. Ты это имел в
виду?
Повертев оружие в руках, Керрик с ужасом заметил, что одна нога
существа стала серой и вяло болталась.
- И давно это с ним?
- Не знаю, несколько дней. А что это значит?
- Может быть, и ничего. Ведь они стареют, им тоже приходит пора
умирать.
Однако дело обернулось иначе. Серое пятно на оружии Херилака росло
медленно, но настойчиво. А потом существо стало скверно пахнуть и перестало
выбрасывать иглы. Охотники зарыли его в лесу - подальше от шатров.
- Говорят, еще с двумя случилось то же самое.
- Значит, это какая-то болезнь, - сказал Керрик, - и передается она от
оружия к оружию. Придется держать их подальше друг от друга.
- А что если умрут другие? Что будем делать?
- Пусть умирают. Для охоты они нам не нужны.
- Так-то оно так. - Херилак угрюмо взглянул на берег за проливом. - А
чем будем убивать огромных мургу? Вчера вечером сюда опять залез один.
Мастодонты услышали и подняли шум. И прежде чем мараг успел добраться до
них, Ханат убил его. Здоровый, раза в два выше мастодонта - и клыки что твой
локоть.
Такого марага ни копьем, ни стрелой не возьмешь.
- Но околела только одна стреляющая палка. Другие-то живы.
- Они тоже становятся серыми. Что если все умрут?
Керрик не знал, что говорить, он не меньше Херилака был встревожен
случившимся.
- Весной можно уйти на север - куда мургу не пойдут - в горы, к снегам.
- Можно. Но надолго ли? В долинах зима, которая никогда не кончается. И
тану, что охотятся на севере, не обрадуются нам. Тану уже убивали тану, а
если и мы заявимся, то стычек не миновать. Здесь жить можно, охота хорошая.
Но только если есть стреляющие палки.
Все было предельно ясно, и ни у кого не было желания продолжать
разговор. И только когда заболели еще две палки, Херилак велел собирать
саммадаров.
Они собрались возле костра, негромко беседуя. Кое-кто улыбался, но
смеха слышно не было. Херилак встал, и все умолкли.
- Все знают, что происходит со стреляющими палками. Одна уже сдохла, а
две стали серыми.
- Три! - крикнул Хар-Хавола. - И моя тоже...
Если они все сдохнут - что с нами будет?
- Но не все же заболели, - возразил Керрик, - Не торопи события.
- Но это возможно, - и что тогда? Чем будем убивать му