лись, и Амбаласи увидела распростертую на земле
Фар'. Одну из  ее рук охватывал  грязный нефмакел, глаза Фар' были  закрыты.
Амбаласи обрадовалась - похоже, Фар' умерла.
     Увы,  это было  не  так. Фар' шевельнулась и,  медленно открыв  большие
глаза, взглянула на Амбаласи. Нагнувшись, та язвительно сказала:
     - А я надеялась, что ты мертва.
     - Ты говоришь, как эйстаа.  И я отвергаю  тебя во  имя  Угуненапсы, как
всех эйстаа.
     - Почему ты ослушалась меня?
     -  Только  дух Угуненапсы  властен  над  моей  жизнью, Медленно потянув
нефмакел, Амбаласи обнажила рану, наслаждаясь стоном Фар'.
     - И с какой же стати Угуненапса послала тебя к сорогетсо?
     - Чтобы эти простые существа познали истину.
     Чтоб я указала им путь к Угуненапсе и тем спасла от грядущих бед.  Даже
юные фарги, выйдя из воды, сразу будут узнавать об Угуненапсе, ибо для этого
мы и явились сюда!
     -  Для того  ли?  Тебя укусило  какое-то  животное, и  рана  воспалена.
Значит,   ты   намереваешься  рассказать  им  об  Угуненапсе?  Так  ты   уже
разговариваешь на их языке?
     - Я знаю несколько слов. И выучу новые.
     - Ни  в коем случае! Я постараюсь, чтобы этого не  случилось.  Кто тебя
укусил?
     Фар' отвернулась и, запинаясь, ответила:
     - Это был самец... кажется, его зовут Асивасси...
     - Еассасиви, Дочь Тупости?  - наслаждаясь собой, загремела Амбаласи. Ты
даже не можешь верно  произнести его имя -  и  собираешься проповедовать ему
учение Угуненапсы.  Струнный  нож,  нефмакел,  антисептик!  - приказала  она
Сетессеи.  - Судя  по  его реакции,  твои речи не произвели  на него особого
впечатления.  Экий  смышленый, я начинаю все больше  ценить  их интеллект. Я
обработаю  антибиотиками твою рану,  а потом  ты  покинешь  это  место,  где
вызываешь необратимые разрушения.
     - Я останусь. Ты не заставишь меня...
     -  Неужели?  - В гневе Амбаласи  нагнулась, обдавая дыханием лицо Фар'.
Смотри. Твои последовательницы  собираются  отнести тебя в город. А если они
откажутся, я возьму хесотсан и убью их. А потом тебя.
     Или ты сомневаешься в том, что я сделаю это?
     Если Фар' и сомневалась, то компаньонки ее не сомневались ни минуты. Не
дав   Фар'  опомниться,   они  по   возможности   мягко   подхватили   слабо
сопротивлявшееся тело и повлекли прочь, невзирая на ее протест.
     - А день, оказывается, не так плох, как показалось вначале, -  блаженно
выговорила Амбаласи и  протянула  вперед  руки,  чтобы восхищенная  Сетессеи
могла очистить их с помощью большого нефмакела.
     Когда они  возвращались  в город, лодка  оказалась более  послушной,  и
Сетессеи скормила ей кусок рыбы в награду. Энге вновь поджидала их.
     -  Фар' вернулась  и рассказала  мне о твоих  угрозах. Ты действительно
убила бы ее?
     Энге была явно расстроена, и Амбаласи не правильно истолковала  причины
ее настроения.
     - Неужели для тебя жизнь одной мерзкой Дочери значит больше, чем судьба
всех сорогетсо?
     - Меня не волнуют ни сорогетсо, ни Фар'. Я опечалена тем, что известная
ученая, знаменитейшая среди иилане', может решиться на убийство низшей.
     - Гнев мой был настолько велик, что я могла бы даже откусить ей голову.
Но  гнев  не вечен,  хорошее  настроение возвращается. Наука  выше  насилия.
Скорее всего, я не тронула бы ее. Впрочем, не поручусь. А теперь позволь мне
забыть эту Дочь Разрушения и выслушать от тебя  известия радостные и важные,
которые ты собиралась мне сообщить.
     - С большим удовольствием. Но сперва ты должна усвоить восемь принципов
Угуненапсы...
     - В самом деле?
     - Конечно. Как ты поймешь законы,  по которым живет тело, не зная, чему
повинуется каждая клетка?
     -   Принимаю   укор,  -  вздохнула  Амбаласи,  опускаясь  на  хвост   и
принюхиваясь к слабому ветерку с реки. - Слушаю - и учусь.
     -  Первый принцип был  дарован  Угуненапсе  в  откровении, это извечная
истина. Все мы живем между большими пальцами Духа Жизни, великой Эфенелейаа.
     - Зрение у твоей Угуненапсы, должно быть, острее моего.  За долгие годы
занятий биологией я что-то не видела эту самую Эфенелейаа.
     - Потому что ты не там искала,  - с воодушевлением продолжала Энге. Дух
Жизни внутри тебя.
     Потому  ты  и  жива.  Когда  усвоена эта  истина, Эфенелейаа  открывает
другие. Далее идет второй принцип.
     -  Постой,  давай  пока  ограничимся  первым.  Я так и не поняла  тебя.
Требуется  определение  новой  концепции, непонятного мне  термина. Что есть
дух?
     -  Этим  словом Угуненапса  обозначала нечто присущее  только  иилане',
незримую  субстанцию,  которую нельзя  увидеть.  Она говорит:  вот  двадцать
фарги, десять из них йилейбе, не способные к речи, а десять -  иилане'. Пока
они  молчат, различить  их невозможно,  Умри они - медицинское  вскрытие  не
выявит  никакой  разницы  между  обеими  группами.  И  потому все  постигшая
Угуненапса  придумала  слово  "дух", чтобы  описать это невидимое - в данном
случае  это  дух  речи.  А чтобы  говорить  о  жизни, она  использовала  имя
"Эфенелейаа" - жизнь-вечность-внутреннее-сущее. Теперь ясно?
     -  И  да  и  нет.  Да -  потому,  что я слышу  тебя и  воспринимаю твои
аргументы. А нет - потому, что я отвергаю эту концепцию духа как надуманную,
несуществующую,  затрудняющую мышление. Ну  хорошо, оставим  это  на  время,
предположим, что да. Хоть я и  отвергаю самую основу, но в порядке дискуссии
хочу уяснить, что следует из данной концепции.
     - Принимаю  твои соображения,  быть может,  потом я еще  раз  попытаюсь
объяснить тебе понятие духа. Я согласна - оно трудное.
     - Не трудное, а неверное и неприемлемое. Но я же говорю - да, чтобы наш
разговор  не  затянулся  до вечера.  Буду  считать  вашу  истину  гипотезой.
Продолжай, Ты собиралась перейти ко второму принципу.
     Энге знаком согласилась подискутировать.
     - Пусть  будет так, как ты сказала. Мы, признавая Эфенелейаа, понимаем,
что обитаем в Городе Жизни, который  включает в себя все города иилане' и не
только их. Разве ты не видишь справедливость и простоту этой мысли?
     - Нет. Это следует еще доказать. Продолжай.
     -  Далее идет третий  принцип.  Он  гласит, что  Дух  Жизни, Эфенелейаа
высшая эйстаа в Городе Жизни, а мы - обитательницы его.
     Приоткрыв  мигательные  мембраны, которыми  Амбаласи отгораживалась  от
натиска схоластики, ученая спросила:
     - И твои сестры верят во все это?
     -  Верят... Да они  живут этим. Только принципы Угуненапсы  и дают  нам
волю к жизни.
     - Тогда продолжай. Значит, вы признаете себя жительницами  города - это
уже кое-что.
     Энге ответила знаками, означавшими великую мудрость:
     - Твой разум находит мои аргументы прежде, чем я успеваю их высказать.
     - Конечно!
     - Тогда слушай четвертый принцип. Узнавая высшую истину, мы приобретаем
новую силу, потому что мы преданы чему-то большему, чем просто город.
     - Неудивительно, что все эйстаа иилане' дружно ненавидят вас.
     -  Пятый  принцип гласит,  что  сила  истины  требует  нового  видения,
позволяющего наблюдателю заметить и то, что видят живые, и то, что скрыто от
них под землей, - тайный, но истинный порядок бытия.
     - Сомнительно. У меня уже голова кружится от усталости. Но ты говорила,
что решение скрыто в седьмом принципе. Нельзя ли перейти прямо к нему?
     - Он следует из шестого,
     - Говори поскорее и покончим с этим наконец.
     Амбаласи изменила  позу: хвост ее уже  начинал неметь.  В  глазах  Энге
вспыхнул огонек убежденности, и она уверенным жестом подняла большие пальцы.
     -  В  шестом  принципе  Угуненапса учит  нас,  что  все  живые существа
взаимосвязаны и поддерживают друг друга. Этот высший порядок стоит над всеми
живыми существами, разумными или неразумными, и существует с яйца времен.
     Амбаласи жестом засвидетельствовала недоумение.
     -  Для этого мне не нужна твоя Угуненапса. Это  же  сжатое  определение
экологии...
     -  Седьмой! - с энтузиазмом продолжала Энге, не  заметив слов Амбаласи.
Признавая  и понимая  этот  порядок, верные  Духу  Жизни  сестры способны  и
обязаны жить ради мира и торжества жизни. Здесь лежит решение проблем нашего
города.
     - Естественно - только ты слишком долго подбиралась к выводу. Ты хочешь
сказать,  что  Дочери, согласные  со  словами  Угуненапсы,  готовы совместно
работать, дабы утвердить основы жизни?
     - Мы верим в  это, мы знаем это, так мы и поступим!  А теперь восьмой и
последний...
     - Избавь меня  хотя бы от него. Оставь про запас на  тот  день, когда я
переутомлюсь  и мне потребуется  источник вдохновения.  Лучше объясни, каким
образом следование седьмой заповеди спасет город?
     - Пойдем, я покажу тебе. Когда мы поняли, куда Угуненапса нас ведет, то
стали стараться найти способ воплощения седьмой заповеди в жизнь. Теперь все
стремятся  работать  в  Городе  Жизни,  от  желающих  нет  отбоя.  Одаренные
талантами возглавляют  ряды добровольцев. Всем  нужны  твои наставления, все
хотят отпраздновать твое благополучное возвращение.
     Выпрямившись, Амбаласи прошлась вдоль причала туда  и обратно. Вечерний
ветерок посвежел, близилось время сна.  Обернувшись к Энге, она протянула  к
ней руку, соединив  большие пальцы в знак того,  что  между  ними  находится
важный вопрос.
     - Ты правильно  сказала, и это меня  радует. Но я обрадуюсь еще больше,
когда увижу систему в действии.
     Но не дала  ли Угуненапса в премудрости своей  ответ еще на один важный
вопрос, который я задавала тебе?
     Энге ответила знаком тревожного отрицания.
     -  Увы, здесь  даже она бессильна.  Когда  я вижу, как  спасают  город,
радость наполняет меня. И меркнет, когда я думаю о смерти, ожидающей Дочерей
Жизни.
     Мы останемся здесь и состаримся, изучая мудрость Угуненапсы.
     - Состаритесь и умрете - и всему придет конец.
     - Всему, -  мрачно  отозвалась  Энге.  Поежившись, словно  от холодного
ветра,  она протянула вперед  ладони и  усилием воли заставила  зеленую кожу
порозоветь  в знаке надежды. - Но я не  прекращу попыток отыскать выход и из
этого тупика. Он должен существовать. И я признаю, что пока  не способна его
найти. Ведь выход есть, правда, великая Амбаласи?
     Та промолчала, не желая огорчать Энге. А  потом отвернулась и принялась
разглядывать небо и воду. Но вечерний свет заставлял помнить о смерти.
     Вейнте' о смерти не думала. И  о жизни тоже. Она  просто  существовала.
Ловила рыбу, когда чувствовала голод, пила из родника, когда хотелось  пить.
Бездумное  и бесцельное существование  устраивало  ее.  Но иногда  приходили
воспоминания - и тогда Вейнте1 теряла покой и, охваченная эмоциями, начинала
щелкать зубами.
     Ей не нравилось это.
     Лучше было не вспоминать. И вообще не думать.

        Глава восьмая

     <i> Janasso to tundri hugalatta,</i>
     <i> ensi to tharmanni - foci er</i>
     <i> suas tharm, so et ho/a likiz modia.</i>
     <i>Смотри на лес, а не на звезды -</i>
     <i>Не то глазом не успеешь моргнуть,</i>
     <i>Как твой тхарм окажется на небе.</i>
     Пословица тану

     Когда жара стала невыносимой, Керрик велел сделать привал.
     - Рано, - недовольно буркнул Харл.
     Шло уже шестнадцатое лето его жизни, и он уже был больше охотником, чем
ребенком.
     -  Для тебя да. Но мы переждем здесь жару и пойдем дальше, когда станет
прохладнее. Если  сильный охотник не хочет ждать,  он может разведать тропу.
Быть может, твое копье найдет свежее мясо.
     Харл обрадованно бросил шесты травоиса  на  землю и  схватил копье.  Но
Керрик остановил его.
     - Возьми стреляющую палку.
     - Она не для охоты.
     - Она для мургу. Возьми.
     Харл молча подчинился. Керрик обернулся  к  Армун, устало привалившейся
спиной к дереву.
     - Надо было нам остановиться раньше, - сказал он.
     - Нет, все в порядке. Когда я иду, то не чувствую усталости.
     Даррас отдала младенца матери. Армун  приложила дочку к груди. Подобные
домашние сцены и отсутствие внимания к  своей персоне не нравились Арнхвиту,
и он потянул Керрика за руку.
     - Я хочу на охоту. С Харлом. Мое копье жаждет крови зверя.
     Керрик улыбнулся.
     -  Я  слышу  речь не  мальчика,  но  мужа. Должно  быть, ты  наслушался
Ортнара.
     И он посмотрел на тропу,  которой они только что пришли. Никого. Хромой
охотник  всегда  отставал - он  не  мог  идти быстро. А  сегодняшний переход
оказался слишком долгим.
     Керрик  взял  у  Даррас  кусок  копченого мяса,  опустился на  землю  и
принялся жевать. Арнхвит уселся рядом - при виде еды он забыл про охоту.
     Они  уже почти покончили с едой, когда  за  деревьями мелькнуло что-то.
Керрик потянулся к хесотсану. Арнхвит расхохотался.
     - Там Ортнар, смотри не подстрели его.
     -  Не подстрелю. Просто глаз мой не так остр, как у могучего маленького
охотника.
     Весь  взмокший,  Ортнар  медленно подошел,  волоча мертвую ногу. Даррас
поспешила к нему  с тыквой, полной  воды. Ортнар напился и, прислонившись  к
стволу дерева, сполз вниз.
     - Рано остановились, - проговорил он.
     - Армун быстро устает. Двинемся попозже, как только станет прохладнее.
     -  Возьми-ка свою  стреляющую палку,  -  спокойно  сказал Ортнар. - Там
прячется зверь, он уже давно крадется за мной.
     - Иди сюда, Арнхвит, -  так же спокойно  позвала Армун. - И ты, Даррас.
Брось все, двигайся медленно.
     Девочка  задрожала,  но  подчинилась. Керрик  шагнул  в сторону и  стал
вглядываться в чащу.
     Внезапно раздался треск - и огромное существо в белых и зеленых  пятнах
выскочило прямо на него.
     Он вскинул хесотсан, тварь  завизжала во всю  глотку,  яростно  оскалив
зубы.  Керрик  сжал  оружие -  но мараг  несся вперед  - сжал  еще раз...  И
огромный мараг, выше человеческого роста, - рухнул к ногам Керрика.
     В воздухе что-то  мелькнуло - и крошечное  копье  Арнхвита воткнулось в
тушу.
     - Отлично, великий охотник, - проговорил  Ортнар с  непривычной улыбкой
на лице. - Ты убил его.
     Арнхвит боязливо подошел - огромная тварь внушала опасения - нагнулся и
вытащил копье.
     - А кто это?
     - Мараг. - Ортнар сплюнул на труп. - Видишь, какие зубы. Хищник.
     - Значит, не он съест нас, а мы его.
     - Они невкусные, просто отрава.
     - Ну тогда я у него хвост отрежу.
     Ортнар усмехнулся.
     - Хвост  побольше  тебя  будет.  Лучше  отрежь  коготь  с  задней лапы.
Повесишь на шею рядом с ножом - чтобы все видели.
     - Не прячется ли где-то второй? - спросила Армун.
     Держа на руках младенца, она встала и отошла подальше. От трупа воняло.
     - Не думаю, - ответил Ортнар. -  Я  видел таких, они  всегда охотятся в
одиночку. Должно быть, их запах отпугивает других мургу.
     - И меня тоже, - проговорил Керрик, подходя к Армун и детям.
     Ортнар  остался на  месте, держа копье наготове  и  глядя, как  Арнхвит
возится у туши.  В это  время вернулся Харл и стал с восхищением осматривать
убитого марага.
     -  Дичи нет. Наверное, этот мараг распугал. Рядом большая тропа. На ней
колеи травоисов.
     - Свежие? - с надеждой спросила Армун.
     - Старые, совсем заросшие. Я их с трудом разглядел.
     Достав кремниевый  нож, Харл принялся помогать перемазавшемуся  в крови
мальчику отпиливать коготь.
     На  этот раз они шли  медленнее.  Несмотря на протесты  Ортнара, Керрик
настоял, чтобы вооруженный хесотсаном Харл держался рядом  с ним. Керрик шел
впереди с остальными, охраняя их от диких зверей.
     Восемь  суток  они  шли   по  следу,  оставленному  ушедшими  на  север
саммадами. Однажды Харл догнал Керрика.
     - Что случилось? - спросил Керрик, поднимая хесотсан.
     - Ничего. Просто Ортнар велел сказать,  что мы проскочили нужную тропу.
Это недалеко.
     Когда они подошли, Ортнар стоял, опираясь на копье.
     Он гордо показал на сломанную ветку, едва заметную среди других ветвей.
     - Моя метка, с прошлого раза осталась. Нам сюда.
     Ортнар пошел первым, остальным пришлось умерить шаг. Идти было недалеко
- вдоль невысокого  гребня, через мелкий ручей.  С  вершины холма открывался
вид  на  океан,  спокойные  воды неторопливой реки,  высокий тростник,  стаи
птиц... Неподалеку от берега - остров.
     - А  за ним пролив шире этой  реки и гряда островов, отделяющая  его от
океана, - сказал Ортнар.
     - Разобьем  стоянку с этой  стороны  острова,  среди деревьев, чтобы не
заметили   с  океана.  Придется  поискать  бревна  для  плота.  Если  успеем
переправимся еще до темноты.
     - А здесь лучше, чем на Круглом озере, - сказала Армун. - Я думаю,  тут
мы будем в безопасности.
     Подальше от всяких мургу.
     Прекрасно понимая, что  она  имеет в  виду, Керрик  сделал вид,  что не
обратил на ее слова  никакого внимания. Конечно,  ей хорошо вдали от  самцов
иилане'.  А ему?  Он уже чувствовал, что ему  не хватает  их  богатой  речи,
жестов,  смысла которых нельзя передать  на  марбаке.  Они были  частью  его
самого, и их отсутствие угнетало его.
     - А хорошая ли здесь охота? - поинтересовался Арнхвит.
     -  Отличная, - ответил Ортнар.  - Иди  помоги Харлу собирать дерево для
плота.
     Лето выдалось сухим  и жарким. Вода в большой реке опустилась. Заливные
луга, затоплявшиеся весной и  зимой, покрылись  высокой сочной травой. Почти
скрываясь в  ней, бродили пасущиеся  олени. Добравшиеся  до края обрыва  над
долиной саммады с восторгом разглядывали мирную картину.
     Тану разбрелись и принялись ставить шатры  в тени под деревьями.  Когда
стемнело и все насытились, саммадары по одному потянулись к костру Херилака.
Сейчас он не считался их вождем - ведь войны не было, но саммады шли вместе,
и Херилак вел их.
     -  Тощают  мастодонты,  - начал Хар-Хавола,  - надо бы остаться  здесь,
пусть попасутся. Я так и сделаю.
     -  Главное не  мастодонты, а  охота, - заявил  Херилак,  вызвав  бурное
одобрение. - Я устал от этих мургу.
     Мне надоело их убивать. И  хоть среди них попадаются  вкусные, с оленем
все равно не сравнить. Все видели луга. Нам нужны шкуры,  ведь вы  ходите  в
харадисе вместо теплых шкур, как саску.
     - Летом в шкурах жарко, - рассудительно произнес Келлиманс,  как обычно
не склонный к шуткам и лишенный воображения.
     -  Конечно, - согласился  Херилак.  -  Но здесь хорошая охота. Наступит
зима,  и  может случиться,  что  нам придется уходить  на  север.  Все может
случиться. Мой саммад собирается поохотиться здесь. А потом пойдем дальше.
     Среди всеобщего одобрения несогласных голосов не послышалось. Слушавшие
разговор женщины тоже были согласны.
     Здесь все кругом  казалось  знакомым,  и повсюду было столько привычной
тану еды, о  которой уже успели забыть: корневища, ягоды, грибы, клубни знай
только, какое  растение выкапывать.  Некоторые  девочки ни  разу в жизни  не
делали этого. Их надо было научить. Очень удачное место для стоянки.
     Меррис радовалась вместе со всеми. Однако не все были счастливы...
     -  Он  тебя наверное  побил,  если  ты  ревешь,  - сказала она  молодой
женщине. - Не позволяй охотнику  так обращаться с тобой. Возьми  палку и дай
сдачи.
     Если он сильнее - отлупи, когда уснет.
     - Нет, ничего подобного, - со слезами  на глазах возразила Малаген. Как
все саску,  она была  тоньше  и ниже  тану,  оливковая  кожа  и темные глаза
выделяли ее среди  светловолосых и белолицых женщин тану. - Невасфар добр ко
мне, поэтому я и ушла с ним. Я дура наверное, потому и реву.
     - Вовсе ты не дура. Просто тебе не хватает  друзей, твоего  саммада. Мы
ведь и говорим по-другому.
     - Я учусь.
     - Молодец. А вот я так и не запомнила ни одного слова саску.
     - Наша  речь называется  сесек.  И  ты  ошибаешься, ведь ты  только что
говорила про тагассо, а это наше слово.
     - Потому что тагассо - вкусная еда, приятно вспомнить.
     - У меня есть немного сухих зерен - могу сварить для тебя.
     -  Прибереги, самой  понадобится. Утром  тебе  многое  придется  делать
впервые. Будем собирать ягоды для эккотаца. Вкусно, тебе понравится.
     Женщина  саску была невысока ростом,  как  дети Меррис, когда они  были
подростками.  Ей хотелось  погладить бедняжку по  голове.  Нельзя - ведь она
взрослая женщина. Малаген успокоилась.
     Меррис неторопливо пошла между  костров, желая побыть  в одиночестве. А
может, наоборот, ей не  хотелось быть  одной,  и  это ее  тревожило.  Дочери
выросли и покинули ее. Солед погибла в городе мургу, вторая, Милде, со своим
охотником кочует  где-то с саммадом Сорли. Никто  не знал,  что с ними, ведь
тогда они ушли на  север, а  остальные  бежали  на запад.  Может быть, Милде
жива. А вот  ее собственный охотник, Улфадан, погиб. Она знала,  что тану не
оплакивают мертвых, знала, что тхарм каждого  охотника  по заслугам обретает
место на небе.
     Взглянув на усыпанное  звездами небо, потом на  костры,  она вздохнула.
Живой  охотник лучше его тхарма в небесах. Впрочем, она женщина сильная... И
одинокая.
     - Не уходи далеко от костров,  - раздался голос у огня, - здесь повсюду
мургу.
     Она покосилась на караульщика.
     - Илгет,  я убила  мургу больше,  чем ты видел. Обрати свою  стреляющую
палку в сторону леса, а я сама о себе позабочусь,
     Спали саммады,  горели  костры. Караульщики  наблюдали за лесом. Вокруг
трещали кусты,  слышались крики животных.  Все  как  обычно. Без  стреляющих
палок нечего и  думать о здешних  южных краях. Только крошечные смертоносные
шипы могли убивать огромных мургу, охотившихся в лесу.
     Вопли зверей в  лесу  разбудили задремавшего Херилака. Через  откинутый
полог  шатра он взглянул  на звездное небо. Что-то жужжало над  ухом охотник
шлепнул себя по щеке и раздавил какое-то насекомое.
     Завтра будет хорошая охота. Но оставаться здесь долго Херилак не хотел.
Где-то в  дальних краях живет  Керрик, его надо отыскать. Потому-то  Херилак
так внимательно приглядывался  к тропе, следя  за каждым ее ответвлением.  В
мире  много саммадов, глядишь, кто-нибудь да  слышал  про  Керрика. Вот  они
поохотятся, вот отъедятся мастодонты - ив путь.
     Яркая вспышка пересекла небо, погасла. Еще один  тхарм...  "Не Керрика,
подумал Херилак, - нет, не Керрика".

        Глава девятая

     <i> Enge hantehei, ate' emboke'na</i>
     <i> iirubushei kaksheise', he'avahei;</i>
     <i> hevai'ihei, kaksheinte,</i>
     <i> enpeleiuu asahen enge.</i>
     <i>Оставить отцовскую любовь ради холодных</i>
     <i>Объятии моря - вот первое горе жизни,</i>
     <i>А первая радость - подруги,</i>
     <i>Что ожидают тебя.</i>
     Апофегма иилане'

     Здесь, за волнами прибоя, было так хорошо.
     Вейнте' плыла, подняв  голову  над водой.  Океанские  волны вздымались,
опадали и устремлялись к берегу, обрушиваясь на песок белой пеной. С гребней
она видела берег, зеленую стену джунглей и темнеющие вдали горы.
     Видела  ли она  их  раньше? Вейнте'  не  помнила,  да  это  и  неважно.
Приподняв носовые  клапаны,  она  фыркнула,  вдохнула  поглубже  и,  прикрыв
прозрачными мембранами глаза, скользнула вниз, в прозрачные глубины.
     Она погружалась все глубже  и глубже, пока  вокруг не стало темно. Лишь
поверхность  воды как  серебряное небо  качалась  высоко  над  головой.  Она
отлично плавала - и теперь словно стала частицей  подводного мира. Прямо под
ней  колыхались водоросли. Среди них прятались крошечные  рыбки, которых она
спугнула  своим  приближением. Вейнте'  не  обратила  на  них  внимания. Над
головой проплывала  стая рыб покрупнее, пестрых  и плоских, переливавшихся в
воде всеми цветами радуги. Вейнте' устремилась в  сторону косяка,  изо  всех
сил работая лапами и хвостом.
     Впереди вниз  метнулись  какие-то темные силуэты  -  рыбу  заметила  не
только она. Вейнте' шарахнулась в  сторону. Ей уже приходилось встречаться с
крупными хищниками и спасаться от них на берегу.  Неужели опять? Нет, темные
силуэты были поменьше, их было много,  и в очертаниях фигур чудилось  что-то
знакомое,  Она так долго пробыла вне времени, лишь  обозревая окружающее, но
не  осмысливая его, что  не  сразу  узнала их.  Неподвижно замерев в  воде и
тихонько  пуская  пузыри из  ноздрей, она ожидала их  приближения.  И только
когда  вся  стайка  оказалась  совсем  близко,  Вейнте' осознала,  что видит
иилане'.
     От долгого  пребывания  под водой у нее  заболела  грудь  и потемнело в
глазах  -  и она быстро устремилась  наверх.  Вейнте'  была потрясена  видом
невесть  откуда взявшихся иилане'.  Туман, так долго  укрывавший ее праздное
сознание, рассеялся. Целое эфенбуру молодняка  в океане... Конечно же они из
города - откуда же еще взяться здесь элининйил? Но молодняк  обычно держится
у родильных пляжей...  И  тут она заметила в  них нечто странное: слишком уж
велики были  они для элининйил, даже собирающихся  выйти на сушу.  Перед ней
были взрослые иилане'. Но что они здесь делают?
     На поверхности появилась голова, за ней другая, третья...  Они  увидели
ее.  Не  раздумывая,  Вейнте'  повернула  к  берегу -  подальше от  чужаков.
Пенистая  волна вынесла  ее  на  мелководье,  и Вейнте'  побрела к знакомому
берегу. Выбравшись на сушу, она остановилась, глядя на деревья и болото. Что
она делает? Что хочет делать? Она пытается убежать от них?
     Непривычные   вопросы,  непривычные  мысли.  Она  чувствовала  какую-то
вялость, двигаться не хотелось. В  жизни ей не приходилось отступать, бежать
от трудностей. Так почему же она вдруг изменила себе? Только что она стояла,
сгорбившись и  опустив руки, но, когда  она  обернулась  к  морю,  голова ее
высоко поднялась и спина гордо  выпрямилась.  Темные фигуры брели  к  берегу
среди волн, и она медленно пошла им навстречу и встала у края песка.
     Иилане', шедшие  впереди, остановились по  колено  в воде, открыв рты и
удивленно глядя на незнакомку.  Она оглядела их.  Совсем взрослые фарги. Они
стояли молча, не шевелясь.
     - Кто вы? Что вы здесь делаете? - спросила Вейнте'.
     Ближайшая фарги  попятилась. Одновременно она выставила вперед  ладони,
по которым побежали цвета, складываясь в простейший узор.
     "Вместе, - говорила она. - Вместе". И ни одного звука.
     Вейнте' машинально ответила тем же жестом.  Она  не  делала его  с того
самого дня, когда впервые вышла из воды много лет назад.  И теперь с  трудом
припомнила  его  истинный смысл.  Ну конечно,  это просто знак приязни, жест
обращения эфенселе к эфенселе в море.
     "Вместе".
     Фарги повыше ростом выступила вперед, грубо толкнув говорившую, так что
та чуть не упала.
     - Делай... что я говорю... делай это.
     Примитивные  жесты,  грубые звуки,  к тому же едва разборчивые. Кто эти
существа? И что они здесь делают?
     Но размышления  Вейнте' разогнал  внезапно нахлынувший  гнев - чувство,
которого она давно не испытывала  на этом пустынном берегу.  Гребень Вейнте'
покраснел, и, раздув ноздри, она завопила:
     -  Что  это за  фарги  такая? Что  за  червяк встал  на  задние  лапы и
командует мною?
     Слова вылетели  неожиданно для нее самой. Фарги озадаченно открыла рот,
ничего не  понимая  в такой  скороговорке. Заметив это,  Вейнте'  заговорила
снова, неторопливо и просто.
     - Молчание. Ты - малая, я - большая. Я командую. Скажи имя.
     Фразу пришлось  повторить с помощью  движений  рук и окраски ладоней, и
тогда ее поняли.
     - Великреи, - произнесла фарги.
     Вейнте' с  удовольствием заметила,  что плечи  ее опустились,  а  спина
сгорбилась в знак подчинения. Как и следовало.
     - Садись.  На песок.  Говори,  - распорядилась Вейнте',  усаживаясь  на
хвост.
     Фарги покорно шагнула вперед, сложив руки в  знак  благодарности. То-то
же. Только  что  пыталась орать, а  теперь  благодарит  за  приказы. Из моря
нерешительно вышли остальные и окружили Вейнте', широко раскрыв глаза и рты.
Знакомая компания... Вейнте' начала понимать, кто они и откуда.
     Это было хорошо, потому  что Великреи ничего толком объяснить не могла.
С  ней приходилось  говорить лишь  потому, что она  одна была здесь иилане'.
Остальные в сущности  ничем не отличались от переростков -  элининйил, так и
не достигших зрелости. Даже имен, похоже, ни у кого  не было. Общались  они,
прибегая к  простейшим движениям и цветам: тем словам,  которым учит море, и
лишь изредка, чтобы выразиться яснее, издавали какие-то хриплые звуки.
     Днем они ловят рыбу, объяснила наконец Великреи.
     Ночью спят на берегу. Откуда пришли? Из города - это она знала. Где  он
находится? Когда до Великреи дошел смысл вопроса, она поглядела на пустынный
океан  и махнула  в  сторону  севера. Ничего  более ей  добавить не удалось.
Дальнейшие  расспросы  не  дали  никаких  результатов. Вейнте'  поняла,  что
возможности Великреи исчерпаны. Довольно. Она и так знает, кто перед него.
     Отверженные. Те, кто не вышел на берег родильных пляжей, те, кто ушел в
океан. Они жили  в  теплой воде и росли. И, созрев, оставили море, физически
вполне способные жить на  земле,  отыскать дорогу от  пляжа в  город.  Чтобы
город их принял, кормил и поглотил.
     Так могло  быть. Жизнь иилане1 во всех городах была одинаковой. Вейнте'
убедилась  в  этом,  посещая разные  города. В  каждом  городе  трудолюбивые
иилане' занимались  разнообразными делами, фарги прислуживали им. Над  всеми
царила  эйстаа, нижайшими были суетливые фарги. Повсюду они были похожи друг
на  друга, как водяные плоды. Безликие, безымянные, они толпились на улицах,
стараясь высмотреть все, представляющее хоть какой-нибудь интерес.
     Впрочем,  не  всегда безликие. Умные  и  способные учились  говорить  и
старательно совершенствовали речь, пока не становились иилане' говорящими. А
потом  занимали в  городе свое  - не  всегда высокое, но  жизненно важное  -
место. Те,  кто оказывался  поспособнее,  поднимались  выше,  иилане'-ученые
брали  их в ученицы, чтобы фарги овладевали разными ремеслами, продвигались,
совершенствовали свое умение.  Ведь  каждая  эйстаа тоже  когда-то  вышла на
берег из моря, так что не было предела высотам, которых могла достичь фарги.
     Ну а те, неспособные, кому не по силам уразуметь скороговорку  приказов
иилане'?  Те,  кто  так  и  остался  йилейбе  -  неспособными  к  речи?  Те,
молчаливые, что  всегда держались в толпе с краю, прячась от мудрых  слов, а
не  идя  им навстречу? Одинаковые,  неразличимые,  они были  обречены  вечно
оставаться за рамками существования  иилане'. Просто ели,  пили  и жили ведь
город давал жизнь всякому.
     Но  если  город  принимал способных,  он должен был отвергать тех,  кто
лишен  всяких  способностей.  Это  неизбежно,  И  никогда  не  исчезнут они,
державшиеся с самого  края, кого  в последнюю  очередь  кормят, кто получает
остатки и отбросы. Те, кто целыми днями шатается, открыв  рот. Они-то и есть
нижайшие,  и хорошо,  если они понимают это. День за  днем их  отталкивали и
прогоняли, и, оказавшись  вдали от водоворота жизни,  неудачницы все  больше
времени  проводили  на пустынных берегах  и приходили  в город только, чтобы
поесть.
     Они  опять  начали  ловить  рыбу  -  хоть  это  они  умели  делать.  И,
возвращаясь  в   город,  встречали  одни  унижения  и  не   понимали  этого.
Возвращались все реже и реже и  наконец  перестали приходить. Жестоко - нет,
это  естественный отбор.  И  нечего хулить  или  хвалить  этот  процесс.  Он
существует и все.
     Вейнте' оглядела ничего не понимающие лица. Они так стремились понимать
- и были  обречены на пожизненное незнание.  Город не отвергал их - город не
мог так  поступить. Они сами себя отвергли.  Конечно,  многие из них погибли
вдали от  города. Чаще  спящими, от зубов ночных  тварей. Так  что перед ней
были не нижайшие из низших, а живые покойницы.
     Вейнте'  вдруг  ощутила странное родство с  ними, потому что тоже  была
отверженной и живой.  Еще раз оглядев добродушные физиономии, она обратилась
к несчастным с жестом тепла и мира, с простейшим из простых знаком:
     - Вместе.
     -  Неужели  Дочери  наконец  научились  вместе  работать...  в  мире  и
согласии, как предписано Угуненапсой? - недоверчиво спросила Амбаласи.
     Энге ответила утвердительным жестом.
     - Угуненапса  выражалась не  совсем так, но мы учимся понимать указания
мудрой Угуненапсы и использовать их в повседневной жизни.
     - Желаю видеть результат.
     - Это возможно - и  немедленно. Я думаю, лучше  подойдет  приготовление
пищи. И для жизни необходимо, и требует сотрудничества.
     -  А  вы  не  зазвали  опять  сорогетсо?  -  последовал полный  мрачной
подозрительности вопрос.
     Энге мгновенно ответила резким отрицательным жестом.
     - Сорогетсо больше не приходили в наш город.
     - Это половина проблемы. А из города к ним теперь никто не ходит?
     - Приказы твои двусмысленны...
     -  Мои приказы  всегда ясны,  однако злодейка  Нинпередапса, которую вы
упорно  зовете  Фар',  все-таки  явилась  туда  со  своими  приспешницами  в
проповедническом пыле.
     - И ее жестоко  покусали, ты знаешь сама, ведь ты перевязывала ей раны.
Она еще лежит - до  сих пор не оправилась - и все ее последовательницы сидят
возле нее.
     - Да  будет ее выздоровление медленным, -  недоброжелательно отозвалась
Амбаласи и  показала на  гигантского угря, слабо дергавшегося  на берегу. Их
по-прежнему много?
     - Да.  Река так  и кишит  ими. А теперь смотри - и увидишь превосходный
пример, как трудятся все, осененные духом Угуненапсы.
     - Дочери Проволочки действительно за работой!
     Немею от изумления.
     -  Заметь,  что распоряжается  ими Сатсат, бывшая со мной в  Алпеасаке.
Работницы выбрали ее старшей - за все страдания, которые она вынесла за свою
веру, и за стойкость перед лицом всяких бед.
     - Ну, выбирая старшую, я руководствовалась бы иными соображениями...
     - Как  известно мудрой Амбаласи, руководить подобным бездумным занятием
способна  почти каждая сколько-нибудь разумная  иилане'.  Все  мы  равны  во
вдохновленном Угуненапсой сотрудничестве, и направлять  труды других великая
честь. Сатсат заслуживает двойного одобрения - она  организовала работу так,
что  все  трудятся  в равной мере,  в едином порыве. А когда с делами  будет
покончено,  надеюсь,  что сегодня  еще  хватит  времени  обсудить  с  нею  в
подробностях принципы  Угуненапсы.  Сегодня Сатсат расскажет о восьмом... Ты
еще не слыхала об этом. Видишь, они остановились послушать. Тебе повезло.
     Амбаласи возвела глаза к небу в знаке благодарности за редкую удачу,
     - А не было ли мое везение организовано тобою?
     - Амбаласи  все видит, все знает. Я говорила им, что приведу тебя и что
ты будешь рада услышать о восьмом принципе. Мне ведь не удалось изложить его
тебе.
     Спасения  из  подстроенной  ловушки  не  было.   Амбаласи  с  ворчанием
опустилась на хвост.
     - Есть время послушать, я устала. Но недолго.
     Сатсат вскарабкалась  на один из чанов с  энзимами и, как  только  Энге
дала ей разрешающий знак, заговорила:
     - Восьмой и последний принцип во всей своей очевидности направляет тех,
кто  принял слова Угуненапсы.  Принцип этот гласит, что Дочери  Жизни должны
помогать  всякой иилане' познать Дух  Жизни  и  найти  путь к  благочестивой
жизни.  Подумайте  о  глубоком  смысле  такого  короткого  и  такого  ясного
изречения.
     Мы, знающие сей путь, должны помогать остальным, чтобы заблуждающиеся и
непонимающие могли им следовать. Но, когда ты постигла эту истину, возникают
два весьма важных вопроса. Во-первых, как  делать  это на виду  у  тех,  кто
желает нашей смерти, потому что мы верим в Угуненапсу, и второй как мы можем
достичь гармонии и  мира,  если живем,  убивая  других?  Не  следует  ли нам
прекратить есть,  чтобы не  убивать живые  существа,  что  питают  нас своей
плотью?
     Она умолкла, потому что Амбаласи встала и, подойдя к чану с энзимами, с
удовольствием отправила в рот кусок рыбы.
     - К вечеру освободите его.  Благодарю за информацию о восьмом принципе,
мне необходимо уйти.
     -  Благодарю  тебя  за  присутствие,  Амбаласи.  Возможно,  ты  желаешь
услышать мои комментарии...
     - Отвечаю  кратко.  Нет.  Все  восемь принципов поняты мною. Применение
седьмого очевидно. Я ухожу.
     Повернувшись, Амбаласи поманила к себе Энге.
     - Я довольна. Твои Дочери при всем их невысоком интеллекте и склонности
к  дискуссиям вполне  способны выполнять  работу, доступную фарги.  Теперь я
должна отправиться вверх  по реке.  Меня не  будет несколько  дней, и,  если
город будет все это время отлично работать, мое удовольствие приумножится.
     - Воистину город Амбаласокеи -  город премудрой Амбаласи. Ты дала жизнь
и ему, и нам. Мы рады лелеять-беречь твой дар.
     - Хорошо сказано.  Моя помощница Сетессеи уже  ждет меня возле урукето.
Мы отплываем. Предвкушаю чудеса, которые увижу по возвращении.
     Опустив увесистый  контейнер, Сетессеи  помогла Амбаласи  подняться  на
широкую спину урукето, потом махнула Элем, выглядывавшей из плавника.
     - Ты проинструктировала ее? - спросила Амбаласи.
     - Как ты велела.  Сначала мы идем к пляжу у озера, там  одна из экипажа
дожидается нас с лодкой.
     - А лодка хоть получше, чем в тот раз?
     - Та же самая. Но теперь она куда спокойнее.
     Путешествие было недолгим, и переправа в лодке на берег не принесла тех
неприятностей,  которых  ждала  Амбаласи. Бурча,  она выбралась  на  пляж  и
поманила к себе Сетессеи.
     - Возьми контейнер - и за мной. А ты жди нас в лодке.
     Знакомой  тропой они  добрались до острова посреди  протоки,  где  жили
сорогетсо. Приблизившись к мосту, они увидели пробирающуюся по нему фигурку.
     - Начинаем, - проговорила Амбаласи, - открывай контейнер.
     В покорном жесте Сетессеи была заметна тревога.
     Поставив  контейнер  на землю,  она  открььла  его,  вынула  хесотсан и
протянула Амбаласи.
     - Неуверенность и страх, - показала она руками.
     - Вся ответственность  как  всегда  на  мне,  -  с  мрачной  решимостью
ответила Амбаласи. - Приходится это делать. Иначе ничего не выйдет.
     Маленькая Мооравиис доверчиво спешила навстречу - она была не знакома с
оружием иилане'.
     Она остановилась, приветливо взмахнула руками.
     Подняв оружие, Амбаласи прицелилась. И выстрелила.
     Сорогетсо пошатнулась и рухнула на землю.

        Глава десятая

     Позади! - вскрикнула Сетессеи. - Берегись!
     Амбаласи обернулась и увидела самца, с  яростным воплем приближавшегося
к ней. Из хесотсана не промахнешься  только вблизи,  и  она  спокойно ждала,
пока тот подойдет поближе. Оружие щелкнуло - и он ничком упал в кусты.
     - Это Еассасиви? - спросила ученая.
     Сетессеи подошла к телу и перевернула его на спину.
     - Он.
     - Хорошо. Пойдем искать остальных.
     Важно не упустить ни одного.
     - Я очень боюсь...
     - А я нет. Ты говоришь как сильная ученая или как слабая фарги?
     - Но влияние метаболизма... Я не уверена...
     - Напрасно. Ты же  видела  ступню, которую  я вырастила из генетических
препаратов  иилане'.  В  генетической   совместимости  нельзя   сомневаться.
Эффективность и безопасность наркотика доказаны. Я и тебе его вводила, когда
ты вызвалась.
     - С большой неохотой: чтобы ты не опробовала его на себе.
     - Нет жертвы, которую нельзя принести ради прогресса науки. Ты пришла в
себя, значит, и они придут.
     Измененная железа этого оружия вырабатывает усыпляющее  вещество, а  не
яд. И когда я введу прекращающее действие наркотика средство, они очнутся. А
теперь бери контейнер - и живо вперед. Нужно действовать без промедления.
     По дороге к острову они наткнулись на парочку сорогетсо и тоже ввели им
наркотик. Перебравшись по мосту, они зашли в лес глубже, чем осмеливались до
сих пор. Всех встречавшихся усыпляли.  Тех, кто  пытался спастись  бегством,
доставали выстрелом в спину.
     Амбаласи остановилась, чтобы вновь заполнить оружие шипами.
     Ученые  впервые  вступили  на  ту  часть  острова,  куда  вход  им  был
строго-настрого  запрещен.  Они  перебрались по древесному  мосту,  которого
прежде не видели, и отправились по хорошо утоптанной тропе. Выглянув из тени
деревьев на песчаный бережок, они увидели весьма интересную картину.
     В теплой воде, положив голову на берег, нежился вялый самец. Возле него
сидела маленькая самочка со сложенной из большого листа чашечкой, в  которой
серебрились рыбешки.
     Родильный  пляж и  нянька, приглядывающая за  беспомощным, вынашивающим
яйца  самцом. Но  с одной  лишь  разницей.  Когда самец закончил неторопливо
жевать, он открыл глаза и поднял над водой руку.
     - Еще.
     Сетессеи   отреагировала  жестами  удивления  и   смятения.  Изумленная
Амбаласи отпрянула. Этого не могло быть - однако же...
     Сетессеи с ужасом посмотрела на Амбаласи.
     -  Огромная  важность! -  объявила она. - Нужна ли Амбаласи поддержка и
помощь?
     Но Амбаласи уже пришла в себя.
     -  Тихо, дура!  Увидела - теперь думай. Или ты  не  понимаешь, что это?
Теперь мне стали ясны некоторые моменты  в биологии сорогетсо. Сила самцов и
их  явное  равенство  с  самками. Вот  -  видишь? Естественная изменчивость?
Сомневаюсь.  Здесь явно  наличие тайных разработок. Естественные  мутации не
могли привести именно к этому следствию.
     - Смиренно прошу пояснения.
     - Сама  смотри. Самец  в  сознании. А  это значит, что все  самцы живут
долго.  Вспомни  - если ты только знала  об этом, - что из-за  неспособности
выйти из оцепенения  каждый третий самец  погибает после рождени