Иван Ефремов. На краю Ойкумены --------------------------------------------------------------- OCR, Spellcheck and Origin: "Советская Электронная Библиотека" http://www.geocities.com/Athens/Academy/9997/ Ў http://www.geocities.com/Athens/Academy/9997/ http://people.weekend.ru/epb/ Ў http://people.weekend.ru/epb/ ТЕКСТ ПРОВЕРЕН С ПОМОЩЬЮ ПРОГРАММЫ ORFO, ПРОВЕДЕНА ПОЛНАЯ ВЫЧИТКА И СВЕРКА АБЗАЦЕВ! ВЫСОКОЕ КАЧЕСТВО ТЕКСТА ГАРАНТИРУЕТСЯ! УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ В НАШИХ ТЕКСТАХ: *ПРИМЕР* - ЖИРНЫЙ ШРИФТ, _ПРИМЕР_ - НАКЛОННЫЙ ШРИФТ --------------------------------------------------------------- Повесть ====================================================================== Повесть "На краю Ойкумены" уводит читателя в Грецию и Египет XI - X вв. до н.э. и рассказывает о приключениях молодого скульптора грека Пандиона. ====================================================================== СОДЕРЖАНИЕ Часть первая. ПУТЕШЕСТВИЕ БАУРДЖЕДА Глава первая. Завещание Джосера Глава вторая. Подводные сады Глава третья. Великая Дуга Часть вторая. НА КРАЮ ОЙКУМЕНЫ Пролог Глава первая. Ученик художника Глава вторая. Пенная страна Глава третья. Раб фараона Глава четвертая. Борьба за свободу Глава пятая. Золотая степь Глава шестая. Темная дорога Глава седьмая. Сила лесов Глава восьмая. Сыны ветра ======================================================================  * Часть первая. ПУТЕШЕСТВИЕ БАУРДЖЕДА *  Глава первая. ЗАВЕЩАНИЕ ДЖОСЕРА Над низкими глинобитными оградами взвились клубы пыли, послышались пронзительные крики. Что-то случилось в лабиринте узких улиц, у самой пристани города Белых Стен[Белая Стена (Мемфис) - столица Египта в Древнем Царстве.] - столицы Черной Земли, страны Та-Кем[Та-Кем - Черная Земля. В просторечии "кем" или "кемт" - "черная". Так называли древние египтяне свою страну.]. Уахенеб - кормчий царского казначея - стремительно поднялся и стал всматриваться в сторону города, откуда доносился тревожный шум. Сидевшие рядом гости не двинулись, даже не оглянулись на происходившее за стенами маленького сада. - Что происходит там? - нетерпеливо спросил кормчий, пытаясь заглянуть в потупившиеся лица друзей. - Вестники Великого Дома[Великий Дом - иносказательное наименование царя (пер-о), откуда пошло древнееврейское "фараон".] ловят преступника... - неохотно ответил седовласый тесть Уахенеба. - Но шум около дома Антефа, моего друга и друга детей моих! - с беспокойством воскликнул кормчий. - Ловят самого Антефа, - вмешался молодой сосед. - Мы знаем, что за ним приходили вестники нашей окраины. - Как! Ловят Антефа, а вы сидите, словно идет погоня за антилопой? - негодующе вскрикнул Уахенеб. - Этот человек не может быть преступником! Кто не знает корабельного плотника Антефа! Кормчий негодующе оглянулся на неподвижные фигуры своих гостей и выскочил на улицу, а за ним оба его юных сына, такие же высокие и плечистые, как отец. К ним присоединились и корабельные ученики Уахенеба, находившиеся в числе гостей. - Уахенеб слишком много времени проводит в плаваниях и еще не знает, как свирепствуют сейчас посланцы фараона... - тихо сказал тесть кормчего. - Если не научится быть покорным, то скоро его поволокут, закованного, в каменоломни! - угрюмо проворчал худой кузнец. - Стыдно тебе, говорящему худое, - вмешалась жена кормчего. - Мой Уахенеб умен и испытан в опасностях. Его любит и сам казначей бога Баурджед... - Любит как крокодил антилопу, - бурчал упрямый кузнец, - пока у его лучшего кормчего все хорошо. Но стоит только Уахенебу оступиться - кто защитит его? Кто посмеет выступить против повеления Великого Дома?.. Крики приблизились к воротам сада, и жена кормчего тревожно выглянула на улицу. Слева, в конце узкого прохода между однообразными оградами из серого речного ила, показался одинокий беглец. Он опередил на два десятка локтей[Локоть - основная древняя мера длины, равная приблизительно 0,5 метра.] своих преследователей, во главе которых неслись, словно гончие собаки, два полуобнаженных человека в пестрых поясах вестников фараона, вооруженные кинжалами и тяжелыми палками. За вестниками бежал всякий сброд: бездельники - сыновья пристанских чиновников, погонщики ослов и случайные прохожие, обрадовавшиеся перемене в однообразии неторопливой жизни. Все вопили и визжали, будто увидели "отвращающего лицо" - злого духа пустыни или подземное чудовище древних преданий. Беглец не походил ни на злодея, ни на чудовище. Его измученное лицо в разводах грязи, глаза, расширенные и полные отчаяния, могли вызвать только жалость и негодование в каждом, кто знал этого человека. Беглец приблизился к Уахенебу. - Антеф! - негромко окликнул его кормчий и продолжал скороговоркой: - Беги улицей Гребцов налево, повернешь у сада богини к складу товаров, доставленных нами... Скажи сторожу - я велел, и он укроет тебя среди тюков. Там жди ночи... Беги и не оглядывайся. Антеф поравнялся с Уахенебом. Преследователи почти настигли свою жертву. Кормчий закричал и ринулся прямо на Антефа. Наблюдавшая из сада женщина вскрикнула от негодования. Но, когда ее сыновья и трое из учеников мужа кучей бросились вслед Уахенебу, столкнулись с преследователями и свалились в густую пыль, она поняла, что Уахенеб и молодежь действуют по уговору. Антеф исчез за углом, а молодые люди продолжали удерживать преследователей с криками: "Поймали, поймали!.." Бежавшая позади вестников толпа остановилась в недоумении. Наиболее азартные приняли участие в свалке, и пыль совершенно закрыла все происходящее на улице. Вестникам фараона не скоро удалось разобраться в сумятице и освободиться от рук своих усердных помощников. Но когда выяснилось, что беглец избежал поимки, то старший вестник подскочил к Уахенебу с угрозами: - Как смел ты, старый бегемот, вмешиваться в дело Великого Дома? Твое глупое усердие и неловкость твоих щенков привели к тому, что преступный Антеф убежал от законного возмездия. Но кара не минует злодея, тебе же придется держать ответ перед начальником. Пойдем. - И вестник положил грязную, исцарапанную руку на плечо Уахенеба. Тот резким движением сбросил руку представителя власти. - Я не виноват... я старался помочь тебе и сам не знаю, как вышло, что преступник ускользнул. Но мне нельзя идти с тобой - казначей бога приказал мне прийти сегодня вечером, я не могу ослушаться повеления... Где я живу, ты знаешь, - спокойно добавил Уахенеб. Кормчий солгал, но расчет его оказался верным. Вестник нахмурился и огляделся в раздумье. Плечо к плечу с кормчим стояли сильные юноши, на лицах которых читалась твердая решимость не уступать никому. Толпа, только что объединявшаяся яростным преследованием, разбилась на группы. Люди выжидали в молчании, не проявляя никакого сочувствия вестникам, терпевшим очевидное поражение. Бормоча проклятия, вестники удалились вслед скрывшемуся Антефу. Кормчий с помощниками вернулся в сад. Молодежь дала волю смеху, горячо обсуждая случившееся и вспоминая, как грохнулся под ноги вестникам фараона старший сын Уахенеба. Встревоженные гости скоро разошлись; участники побоища отправились к реке смывать пыль. Уахенеб сидел в раздумье до темноты, потом встал, захватил приготовленный женой мешок с пищей и вышел в непроглядную тьму. Ни одного огонька не было видно в домиках пристанского поместья. Жечь масло или жир в светильниках было дорого, да и проводимый в труде день был слишком длинен, чтобы люди засиживались в своих домах после наступления темноты. Только неутомимая молодежь, таясь от старших, собиралась у маленького храма. Из темноты доносились тихие разговоры, легкие шаги босых ног... Кормчий быстро добрался до склада, побеседовал с Антефом, возвратился домой и молча взобрался на плоскую крышу дома, где все его семейство спасалось от духоты и насекомых и лежало в ряд на жестких циновках из папируса. - Удалось тебе? - прошептала жена, когда кормчий улегся с тяжелым вздохом усталого человека. - Антеф в безопасности, - помолчав, ответил Уахенеб. - Он знает тайное место на краю западной пустыни, в городе мертвых. Там спрячется он... пока не отчалит снова мой корабль. Но это малое дело... - Кормчий угрюмо умолк. - Что же еще плохо, во имя священной девятки?[Священная девятка - девять главных богов Египта.] - с беспокойством спросила жена. - Плохо все... плоха наша жизнь, трепещущая перед людьми Великого Дома, перед посланными жрецов. Они гнут ее, как ветер пустыни гнет тонкий стебель тростника, как сгибает раба кнут надсмотрщика! - Разве это ново для тебя? - удивилась жена. - Нет нового в том, но почему плохое должно длиться вечно? Неужели никогда не наступит хорошее? Еще совсем недавно, когда ты носила нашего младшего сына[Имена детей не называли во избежание "сглаза".], фараон - строитель великой пирамиды[Имя фараона запрещалось называть по тем же соображениям.] обрек нас, простых неджесов и роме[Неджес - "маленький", название свободного жителя Египта; роме - египтянин.], на голод и разорение. Если бы не добыл я пищи и золота в опасном плавании в страны Зеленого моря[Так называлось у египтян Средиземное море.], может, не осталось бы в живых никого из наших братьев и сестер. Но великая пирамида построена, фараон отошел в вечность, а разве жить стало легче? По-прежнему требуют с нас непосильной работы, бьют и отдают в рабство за недоимки. Множество чиновников смотрит за нашими путями, записывают каждую меру собранных плодов, каждого журавля[Журавли и антилопы приручались и разводились в Древнем Египте.] и еще не родившегося детеныша антилопы... - Ты был в разных странах. Неужели и там так тяжела жизнь? - Плохо везде, где есть бедность. Я не видел страны, в которой бы не было бедняков, мучимых страхом, болезнями и голодом. И я не видел страны лучше нашей Кемт. Только здесь земля так плодородна, только здесь не свирепствуют ветры, сокрушительные ливни. Страна защищена пустынями от набегов хищных соседей. Прекрасно наше вечно ясное небо, могучая река - источник жизни, богатые сады и поля. Мы любим нашу Кемт, и всем нам плохо жить тут! - С детства я любила сказки о Стране Духов - волшебном Пунте[Пунт - легендарная страна, богатая золотом и благовониями, по представлениям египтян, находившаяся у истоков Нила, в Стране Духов - Та-Нутер. Позднее, когда египтяне стали плавать далеко на юг, страны, открытые ими на восточном побережье Африки, южнее Сомали, получили название Пунта.]. Вот там хорошая жизнь, там люди, похожие на нас, роме, живут подобно духам полей Иалу[Поля Иалу - в представлении египтян о загробном мире соответствуют нашему раю.]. - Никто не видел Пунта, безмерно далек от нас и недостижим смертному, - неохотно ответил Уахенеб. - Плохо, что нет защиты для нас в родной нам Черной Земле. Надо спасать друзей, а они спасут нас... так, - твердо решил кормчий. - Слушай, ты еще не знаешь всего о несчастии Антефа. Он тяжко поранил себя теслом и не мог работать пять времен года[Пять времен года - приблизительно полтора года. У египтян год делится на три времени.]. Дом его стоит на земле храма Хнума[Хнум - один из главных богов, изображавшийся с бараньей головой.]... Антеф задолжал начальнику мастеров[Начальник мастеров - титул главного жреца.], не уплатил долга, и жрец захотел взять в храм его дочь. - Как, ясноглазую То-Мери? - воскликнула жена. - Тише. Да, ее. Она красива, и жрец может продать ее с выгодой в храм Нейт или... оставить рабыней у себя. Рабы храма под начальством младшего жреца ворвались в дом Антефа, избили его и жену и увели дочь. Антеф побежал сказать вестникам... - Зачем? - удивилась жена. - Теперь я тоже скажу: зачем? - ответил кормчий. - За один вечер я стал умнее на десять лет... - Антеф так любил свою То-Мери! - Потому и сделался гонимым, подобно робкой антилопе. Дом его без хозяина и отца, жена и дети оплакивают его как умершего. Пойди к ним на рассвете и скажи тайное утешение. А я... - Уахенеб умолк. - Я слушаю тебя! - Антеф сделал то, что должен был сделать отец и мужчина. Он проник в храм Хнума в поисках дочери, проследил, что она заперта в кладовой дома начальника мастеров, и, пытаясь освободить То-Мери, напал на жреца... - И... - И едва спасся из храма. Вернулся в дом свой в великом горе и напрасно размышлял, придумывая, как спасти дочь. Вестники объявили его врагом города... Остальное ты знаешь. - Ты задумал опасное дело, господин мой, - сказала жена, поняв затаенные думы кормчего. - Не опасайся, я сумею исполнить это, не привлекая внимания чиновников Великого Дома. Я почти гость здесь - так редко приходится бывать мне дома, за мной нет записей и глаз... Если хочешь помочь мне, пойди скорее в дом, где живут мои ученики Ахавер и Нехеб-ка, разбуди их. Скажи, что я заболел и зову. - У нас в саду спит сегодня тот - большой и темнокожий, твой мастер паруса[Мастер паруса - моряк, управляющий единственным парусом египетского корабля.]... - А, большой Нехси здесь? Это помощь от богов... Я разбужу его!.. Проснувшиеся сыновья Уахенеба стали умолять отца позволить им тоже идти на таинственное дело. Но кормчий оказался неумолимым. Во тьме и тишине четыре человека выскользнули на улицу и молча направились к храму Хнума, стоявшему среди большого сада, на возвышенном участке берега. Уахенеб обладал хорошей зрительной памятью и навсегда запоминал те места, в которых ему приходилось бывать. Теперь он уверенно обошел главный вход, в глубине которого мерцал слабый огонь двух светильников, и приблизился к небольшим воротам, ведшим во внутренний двор около дома главного жреца. - Теперь ты, Ахавер, и ты, Нехеб-ка, по сигналу Нехси начинайте драку у ворот, бросайте камнями, выкрикивайте проклятия... Когда раздастся вопль шакала, убегайте, но сначала в верхнюю улицу, чтобы спутать мысли врагов, потом бегите к реке. Мы будем ждать в лодке за Кедровой Пристанью... Все последующее произошло быстро: крики Ахавера, грубая брань Нехеб-ка, грохот камней о доски ворот, неистовый лай собак главного жреца, кинувшихся к ограде. Замелькали факелы в руках младших жрецов, которые спали в храме и теперь выскочили на шум. Мрак во внутреннем дворе казался особенно непроглядным. Большой Нехси, увлекаемый за руку Уахенебом, быстро добрался до крепкой двери в низкой кубической постройке из плотной, затвердевшей на жарком солнце глины. Дверь быстро уступила огромной силе моряка. В душной тьме помещения царило молчание. - То-Мери, где ты? Я Уахенеб, друг твоего отца, ты знаешь меня. Выходи скорей! В глубине кладовой раздался слабый крик. Уахенеб устремился внутрь, вытянув вперед руки. Его ладонь коснулась плеча девушки. Кормчий провел рукой по лицу и волосам То-Мери, чтобы успокоить девушку, и нащупал твердый ремень бегемотовой кожи, прикрепленный к металлическому ошейнику, замкнутому на тонкой девичьей шее. - Я привязана, - прошептала То-Мери. Кормчий дернул изо всех сил, но ремень был крепок. Медлить долее было нельзя: там, у ворот, жрецы могли опомниться и схватить Ахавера с его другом, а собаки - почуять присутствие чужих во дворе. - Нехси, скорее! - позвал Уахенеб. Гигант потянул, и прочная кожа в два пальца толщиной разорвалась. Нехси бросил легкую То-Мери себе на плечо и побежал за Уахенебом. Они перелезли через изгородь там, где двор граничил с садом. Пронзительный вопль шакала пронесся в темноте, повторился раз, другой, третий... Ахавер и Нехеб-ка катались по земле, браня друг друга и осыпая ударами. Услышав сигнал, они вскочили на ноги. Жрецы, домовые рабы и сам главный жрец столпились вокруг них с факелами, наблюдая за дерущимися со злорадством и негодованием. За воротами неистовствовали свирепые собаки. Внезапно оба юноши повернулись и бросились вверх по улице. Они бежали рядом изо всех сил, и быстрые ноги унесли их далеко от растерявшихся жрецов. Ахавер и Нехеб-ка пробежали четыре квартала и, не услышав погони, свернули в поперечный переулок. Они долго неслись вдоль реки, пока решились спуститься к берегу, и подошли к Кедровой Пристани с другой стороны. Лодка отплыла беззвучно, весла искусных гребцов гнали ее с возрастающей скоростью. Там, где находился храм Хнума, мелькали огни факелов. Ахавер и Нехеб-ка торжествующе засмеялись. - Гребите, гребите! - весело сказал кормчий. - Путь далек, скоро рассветет... - И сильным толчком кормового весла Уахенеб прибавил ходу лодке. Нехси заставил сидевшую на дне лодки девушку опереться спиной на его колени и старался разогнуть запор ее ошейника, путаясь в массе густых вьющихся волос. Ошейник был заперт на толстый бронзовый крючок. Лодка удалилась на шесть тысяч локтей от города Белых Стен и плыла вдоль ненаселенного западного берега великой реки. Позади осталась гигантская пирамида и город мертвых для знати и богатых, примыкавший к северной стороне пирамиды. Мрак рассеивался, гладь реки заблестела тускло и неприветливо. Мастеру паруса наконец удалось справиться с крючком. Ошейник раскрылся, и Нехси швырнул его далеко на середину реки. Все сидевшие в лодке следили за его полетом. С легким всплеском орудие унижения и плена навсегда погрузилось на дно реки. И в тот же миг за восточной пустыней поднялся краешек солнца, яркие лучи алого света загорелись на реке в том месте, где потонул ошейник. - Утопить бы так все, что гнетет нас! - задумчиво сказал Уахенеб, выразив этим неясные стремления своих спутников. Лодка причалила у двух одиноко росших пальм. В сотне локтей от берега, в пределах высокой бесплодной равнины, расположился город мертвых для простых роме. Здесь не было ничего похожего на массивные каменные или кирпичные гробницы знатных людей, только бесчисленные ряды маленьких холмиков отмечали места, где хранились останки отошедших в западные края. - Неужели Антеф не боится оставаться здесь в ночные часы? - удивился большой Нехси. - О, мне пришлось один раз быть здесь поздно вечером, - отозвался Нехеб-ка. - Выли шакалы, хохотали гиены, страшные птицы ночи летали над головой. Вдали ревел лев, глухим плеском отзывались в реке крокодилы, - мне показалось, что стонет земля, наполненная умершими. Я едва удерживал свое сердце от бегства... - Антеф не здесь, он скрывается в древнем подземелье, близко от берега. Если каждому из нас придется выбирать между позорной смертью и страхом перед отошедшими, - я думаю, что он меньше убоится мертвых, - спокойно сказал Уахенеб. - От мертвых еще никто не погиб. Здесь давно живет старый сторож с семьей, и все от мала до велика здоровы и целы. У нас, бедняков, не знающих вещей[Не знающий вещей - египетский термин, означавший бедняков.], тут нет ничего - ни таинственных гробниц, ни подземелий. Про город мертвых для знатных рассказывают страшные предания... А может быть, для того, чтобы... никто не смел трогать вещи, хранящиеся в богатых гробницах? - Кормчий тихо рассмеялся, а его спутники посмотрели на него с удивлением. - Мы будем здесь жить? - тихо спросила девушка, устремив на Уахенеба глаза, еще полные грусти. - Вовсе нет, - рассмеялся кормчий. - Тебя завтра возьмет на корабль мой верный друг, кормчий Саанахт. Ты будешь жить в Дельте, у моих родных, пока не повернется лицо богов... - А отец? - Антефа нельзя отослать с тобой. Я возьму его на свой корабль тайно, в день отплытия. Нам не дадут много отдыхать - скоро пойдем мы опять за кедром для храмов на Великое Зеленое море... В доме Уахенеба вновь собрались гости - кормчий решил отпраздновать спасение Антефа и его дочери, не объясняя никому причины торжества. Опустели два кувшина вина, громадный глиняный сосуд с пивом. У захмелевших людей развязались языки, все смелее становились выкрики и взволнованные речи о несправедливости жизни в Та-Кем, о том, что жрецы обманывают бедняков что государство не жалеет своих подданных. - Рабы у богатых и во дворцах живут лучше, чем мы! - воскликнул тот же хмурый кузнец, который угрожал Уахенебу каменоломнями в прошлый раз. Кормчий поднял руку: - Слушайте сказку о стране счастья! Низенький старик с круглой лысой головой говорил о трудности жизни без просвета и защиты. Гости стали кивать головами, соглашаясь. Сказка описывала чудесную страну Пунт, страну духов счастья. Никто не согнут страхом и голодом, золото сверкает в речных песках, деревья отягощены чудесными плодами, благовонные смолы текут по стволам, прекрасные девушки дарят всех ласковыми улыбками. Все равно сыты, нет тяжких работ и свирепых зверей... - Там, там! За восточной пустыней, за Лазурными Водами[Лазурные Воды - Красное море.], в безмерной дали! Старик вскочил, указывая на восток; поднялись и все гости, всматриваясь в пыльную мглу над восточными холмами, точно стараясь сквозь нее разглядеть призрачное видение чудесной страны... - Никто, никто, кроме могучих людей-богов древности, не достигал пределов Пунта! - Недоступна, прекрасна желанная страна, отрада смертных, живущих там наравне с духами, похожих на нас, детей Черной Земли!.. Внезапно раздались удары палки в калитку сада. Громкий стук оборвал сказку; люди насторожились, воцарилось молчание, полное опасений. Угрюмый человек, морщинистый и суровый, подошел к кормчему. Уахенеб поджидал его с затвердевшим, как у статуи, лицом. - Мой и твой господин, казначей бога Баурджед, велит тебе прийти завтра, после дневного сна! - громко, не допускающим возражения тоном сказал посланный, и Уахенеб перевел дыхание. Зов казначея еще не был бедой. Пестрые занавеси в оконных просветах колыхались под легким ветерком. По коричневой полированной поверхности деревянных колонн пробегали слабые блики света. В комнату, тяжело ступая, пошел великий властитель, молодой фараон Джедефра[Джедефра - фараон IV династии Древнего Царства (2877 - 2869 гг. до н.э.).]. Следом за ним спешили два человека с золотыми нагрудными знаками. Они с привычной ловкостью распростерлись на полу перед фараоном. Нетерпеливое движение руки Джедефра заставило их встать. Один, высокий и худой, носивший звание хранителя царских сандалий, снял с ног фараона сандалии из позолоченной кожи. Другой, смотритель ларца с притираниями, осторожно освободил Джедефра от тяжелого парика, прикрытого полосатым головным платком и пшентом[Пшент - двойная корона египетского царя.] и снял футляр, заменявший бороду. Фараон с облегчением провел ладонью по гладко выбритой голове. Вельможи удалились. Джедефра сбросил длинную белую одежду из серебристого льна, выделанного так тонко, что ткань просвечивала. Он остался в короткой рубашке, перетянутой голубым поясом с тяжелыми синими лентами на золотых пряжках. Фараон устало потянулся. Нелегко было соблюдать каменную неподвижность поз, требуемых ритуалом при публичных появлениях. Сухое, жестокое лицо Джедефра было хмурым и сосредоточенным. Он медленно подошел к окну, выходившему на запад, и слегка отодвинул плотный занавес. В прозрачном воздухе под густой синевой чистого неба предстал перед Джедефра предел его страны. Дворец фараона стоял на невысоком холме, близ которого плодородная темная земля Нильской долины резко граничила с красновато-желтой пустыней. Вдали отчетливо вырисовывались изгибы огромных песчаных бугров. Там пески, поднимающиеся горами по пятьсот локтей вышины, пылают под знойным небом, как гигантский костер, преграждающий живым путь в страну запада, царство ушедших, обиталище мертвых... От песчаных холмов к долине сбегали голые каменные уступы. На них за белой каменной оградой колыхалась темная зелень высоких пальм. Джедефра угрюмо усмехнулся. В глубокой тишине доносился лишь плеск воды в ступенчатых бассейнах. Рабы, выстроившись длинной цепочкой, с утра до ночи качали воду из реки, чтобы вокруг пирамиды мог существовать зеленый сад. А некоторым деревьям сада было уже больше двадцати лет... Но фараон, конечно, не думал об этом. Миллионы роме, сотни тысяч рабов, как трудолюбивые муравьи, копошатся у него под ногами, обожествляя все четыре имени царя[Фараон, кроме собственного имени, имел еще несколько так называемых тронных имен.]. Джедефра думал о древнем обычае царей воздвигать на краю западной пустыни - границе страны мертвых - особые сооружения, получившие название "священная высота"[Священная высота - по-древнеегипетски "перема"; отсюда - пирамида.]. Эти "высоты", резко возвышаясь над плоской страной, поднимали ввысь, утверждая в вечности личность фараона. Со времени великого Джосера[Джосер - выдающийся фараон III династии (2980 г. до н.э.).], создателя могущества страны Черной Земли, эти сооружения стали строить из камня. Недалеко от его дворца, на том же западном плоскогорье, высится исполинская пирамида Хуфу[Хуфу, иначе Хеопс - фараон IV династии (2900 г. до н.э.), строитель самой большой пирамиды.] - беспощадного властелина, грозного фараона, неожиданным наследником которого явился он, Джедефра, сын одной из самых молодых и незаметных жен Хуфу. Сын, знавший отца только в образе живого бога, владыки сурового и недоступного, Джедефра рос вдали от дворца и воспитывался в маленьком храме, у старого жреца, даже не думая о том, чтобы занять видное место в государстве Черной Земли. Его мать - умная и хитрая южанка, происходившая из области древнейшей столицы Та-Кем, тайно готовила сыну иное. Она сумела добиться доверия могущественного союза жрецов Ра, безраздельно владычествовавших в "Городе" - храме Солнца, у начала Дельты, к северу от столицы. Жрецы осмелились противостоять даже могучему Хуфу, фараону, впервые сумевшему согнуть непокорных служителей богов и взять у бесчисленных храмов часть богатств и рабов для постройки великой пирамиды. Этот грозный пришелец из средней Кемт, выдвинутый старой знатью и жрецами бога Хнума, сменил владык потомков Хасехемуи[Хасехемуи - последний фараон II династии, отец Джосера.] и еще более возвеличил божественную власть фараонов. Перед его железной волей и безграничной жестокостью вся Кемт в страхе распростерлась ниц. Всю мощь государства, укрепленного фараонами-предшественниками - Джосером и Снофру[Снофру - фараон-завоеватель, последний в III династии (2980 - 2900 гг. до н.э.).] - и их советниками - учеными Имхотепом, Кегемни, Птахотепом, воспетыми в народе, все богатства Та-Кем и его многочисленных рабов Хуфу употребил на достижение единственной цели - постройки огромной пирамиды, невиданной от сотворения мира. Гигантская пирамида должна была навеки утвердить имя Хуфу, поразить все будущие поколения. Она стояла над каждым жителем страны, господствовала над мечтами, мыслями, поступками и снами миллионов людей. Все другое, даже великие и грозные боги, требовавшие непрестанных жертв, обрядов и празднеств, отошло на задний план. Количество громадных камней, уложенных в пирамиду, каждый новый десяток локтей ее вышины сделались важнейшими новостями страны. Забыты были далекие походы в неизвестные страны, неведомые и манящие дали морей Великой Дуги. Забыт был и самый мир, окружающий страну Та-Кем, словно все средоточие Вселенной сошлось на узкой ленте Черной Земли и внутри ее, на острие пирамиды Хуфу... Страна обеднела, ропот недовольства все чаще раздавался не только среди бедных земледельцев, но и среди могущественной знати и великих жрецов. А фараон продолжал постройку. И вот белая пирамида в триста локтей высоты ослепительно сверкает под вечно голубым небом, в кольце садов и храмов. Каждый из ее камней, весом в шесть быков, так тщательно пригнан к другим, без следов соединения, что пирамида кажется единой массой. В глубине белой пирамиды заключен саркофаг из черного гранита, и в нем лежит отошедший в страну запада грозный фараон. И теперь он, Джедефра, живой бог, принявший власть и силу всего государства, хочет возвеличить себя исправлением бед, нанесенных постройкой великой пирамиды. Он тоже строит свою "высоту" там, против дворца, на северном конце плоскогорья, не считая возможным нарушить священный обычай. Но всего в шестьдесят локтей будет это сооружение - жалкий холмик перед колоссальной гробницей Хуфу. Джедефра отменил подати с храмов, вернул им тысячи рабов. Он посылал суда к Великому Зеленому морю, и на восток, и на юг, в страну Куш[Страна Куш - часть Нубии, на юг от Египта, выше по Нилу.]. Посланные возвратились благополучно, с добычей золота, меди, кедрового дерева. Но в стране неспокойно. Начальники округов недовольны, урожаи уменьшились, голодные земледельцы опять осмеливаются грабить государственные склады. А он, живой бог, молод и не знает, что нужно сделать еще, хотя и хочет быть подобным Джосеру и Снофру, возвеличившим Та-Кем и без конца прославляемым в легендах и преданиях. Если бы у него был советник, мудростью равный Имхотепу... Недавно он беседовал с великим ясновидцем[Великий ясновидец - титул верховного жреца Ра.], который снова намекнул фараону на неправильный путь, избранный им в управлении государством. Верховный жрец настаивал на строительстве новой огромной пирамиды, уверяя Джедефра, что такова воля богов и заветы высшей мудрости. Народ Та-Кем многочислен, трудолюбив, рабы должны быть непрерывно заняты самым тяжким трудом, иначе толпы их разъярятся и возникнут бунты. Что может быть лучше постройки новой великой пирамиды! Народ будет все более убеждаться в ничтожестве своей земной жизни и обратит свои мысли к загробному существованию в счастливых полях Иалу. Знатные властители сепов[Сепы - области или провинции.] должны будут отдать для постройки пирамиды свои богатства, рабов и даже часть свободных людей - значит, у них не будет сил противиться фараону. А ему, живому богу, останется только требовать покорности себе и богам, возвышая храмы и жрецов, одаривая их золотом, рабами и скотом. Великая пирамида прославит его на миллионы лет. А он построил ничтожную гробницу, роняя свое божественное достоинство. Это посеет пагубные сомнения в умах людей, которые могут перестать чтить жрецов и - страшно сказать! - богов. И без того не только знатные, но даже простой народ начинает требовать себе хорошей жизни, здесь, сейчас, а не в стране ушедших. Джедефра не сумел хорошо возразить великому ясновидцу. Он только сказал, что хочет искать других путей, подобных путям Джосера, но не знает, как это сделать. Жрец, затаив злобную усмешку, объявил царю, что времена Джосера миновали безвозвратно. Теперь фараон должен идти другими путями и Джедефра не может отступить от них, иначе страну постигнут бедствия. Угроза, скрытая под внешней почтительностью верховного жреца, встревожила молодого фараона. Он, сам получивший власть из рук жрецов Ра, знал их могущество и знал истинную цену своему божественному достоинству, незыблемому только в глазах простого народа. Он был одинок, занял трон владык Черной Земли силой жрецов Ра и мог опираться только на них. Но они направляли его по пути, не казавшемуся достойным ему, с детства воспитанному на преданиях о деятельности великих фараонов - потомков Хасехемуи, выходцев с юга, откуда была родом и его мать. И тут он вспомнил, что его отец, грозный Хуфу, не раз призывал жрецов древнего бога знания, письма и искусства - Тота и требовал от них открыть ему тайну храмов Тота, по преданиям, хранивших бесчисленные сокровища и тайные книги знаний. Хуфу, старавшийся добыть как можно больше сокровищ для постройки своей пирамиды, грозил жрецам Тота всевозможными карами, но ничего не добился. Жрецы объявили ему, что тайные замки Тота - не более как легенда, оставшаяся от очень древних времен, когда их бог был одним из главенствующих. Джедефра решил обратиться к служителям Тота в надежде на их знания. Жрецы бога, главенствовавшего во времена Джосера, должны были научить молодого фараона тайнам власти и созданию мощи и богатства. И сейчас Джедефра ожидал главного жреца Тота, обещавшего явиться к фараону на закате солнца. Джедефра отвернулся от окна, прошел по мягким коврам и опустился в легкое кресло из черного дерева. Снизу, со двора, обнесенного высокой глинобитной стеной, донеслось негромкое бряцание оружия. Стукнул медный щит, и в тишине поплыл протяжный, звенящий звук. Внезапно и бесшумно в комнате появился крепкий, коренастый человек с блестящим бритым черепом. Он был в простой набедренной повязке, но переброшенная через левое плечо леопардовая шкура означала сан главного жреца. Жрец не распростерся на полу, а только склонился перед Джедефра, согнув локти у пола, и брови фараона недовольно поднялись. Пришедший выпрямился как ни в чем не бывало и, осторожно ступая, приблизился к фараону. Джедефра пристально всматривался в его лицо - тяжелый лоб, резкий выступ крупного носа, недобрый прищур смелых глаз. - Он звал меня, великий царь, анх уда снеб (жизнь, здоровье, сила[Жизнь, здоровье, сила - обязательная приставка ко всякому упоминанию фараона.]), - сказал жрец, избегая назвать имя фараона и обращаясь к нему только в третьем лице. - Ты великий начальник мастеров Носатого?[Носатый - фамильярное название бога Тота, изображавшегося с головой ибиса.] - спросил фараон. - Ты вовсе еще не стар. - Тень недоверия скользнула в словах Джедефра. - Всего два года, как я назначен вместо ушедшего Джехути, мощный Бык Черной Земли, - ответил жрец. Джедефра нетерпеливо нахмурился: - Можешь избегать хорошей речи. Мы будем говорить как два жреца. Жрец склонился в знак послушания. - Два года - это немного, - продолжал фараон. - Ведомы ли тебе тайны Тота? - Ведомы, Великий Дом, - спокойно ответил жрец. - Тогда слушай и потом скажешь мне все, что открыла тебе премудрость Носатого, - приказал фараон. Огонек мелькнул в непроницаемых глазах жреца, точно искра, высеченная в черном кремне. Джедефра говорил медленно, стараясь придать словам тяжесть и прочность бронзы. Он хочет быть продолжателем великого Джосера. Страна обеднела, постройка великой пирамиды отняла прежние богатства. Повсюду недовольство, и только страх, оставшийся после царствования Хуфу, еще сдерживает гнев знатных людей и голод бедняков. Нужно дать богатства знати и хлеб земледельцам. Но в сокровищнице бога мало золота, каналы и плотины попорчены, так как оставались долго без ухода и починки. Презренные негры страны Нуб, согнутые прежде в покорности, теперь осмелели настолько, что разрушили Дом Снофру - стену в пятьдесят тысяч локтей длиной, воздвигнутую на южных границах Та-Кем. Теперь эта сильная крепость больше не угрожает неграм: они добывают золото не для Та-Кем, а для себя, у самой стены. Чтобы найти дорогу истины, фараон хочет знать о других странах, окружающих Та-Кем, до самых пределов Великой Дуги. Какие сокровища можно добыть оттуда? Куда нужно послать верных и отважных людей? Если же, кроме жалких негров, на краю Великой Дуги обитают только духи... тогда нужно искать иные пути для поднятия могущества Та-Кем! Джедефра замолчал и вопросительно посмотрел на жреца. Тот выждал несколько минут и заговорил: - Одиннадцатая из сорока двух великих и тайных книг, называемых "Души Ра", содержит перечень всех местностей и учение о том, что они заключают в себе. Писец ее - сам Тот[Подлинный текст.]. Но разве Великому Дому не известно завещание его предка Нетерхета-Джосера? Жрец заметил удивление, мелькнувшее в лице Джедефра, и быстро спросил: - Неужели верховный жрец Ра не сказал об этом? Джедефра поднялся, лицо его стало грозным: - Я хочу видеть завещание теперь же! Где скрыто оно? В его высоте? - Да, на этой плоской горе, против Белой Стены, - ответил жрец и заглянул в окно. - Ра вступает[Ра - имя бога солнца; в Древнем Царстве - верховное божество. Ра вступает (подразумевается - в западные края) - солнце садится.] - продолжал он, - во время жатвы[Время жатвы, время наводнения, время посева - три основных времени года у египтян.] ночь хороша для пути. Жрец опустил глаза и, отойдя в угол комнаты, безмолвно и бесстрастно уселся на ковре. По зову фараона молчаливые комнаты ожили. Просторное судно с высоко поднятой кормой поплыло вверх по широкой реке. Джедефра расположился на троне из черного дерева под навесом, раскрашенным в желтую и синюю клетку, цвета царского покрывала. Четыре светлокожих гиганта ливийца, стоя наготове с луками и секирами, охраняли священную особу царя. Плавание должно было занять весь вечер и часть ночи: от дворца фараона до столицы страны - города Белых Стен - было не меньше шестидесяти тысяч локтей. Медленно проплывали мимо унылые берега - ровные крутые уступы плоскогорья западной пустыни, болотные заросли восточного берега. Мертвые склоны долины казались издали лишь невысокой, красной в лучах опускающегося солнца полоской. Между ней и рекой колыхалось обширное зеленое пространство густой болотной растительности. Кое-где поблескивали озерки воды. Группы высоких пальм трепетали темными перистыми кронами, чеканно выделяясь в золотистом небе. Под ветром высокая трава сгибалась, словно серебряные волны широко катились по сплошным зарослям осок. Стройные "дары реки" - папирусы стояли в самой воде, поднимая звездчатые метелки из узких листьев почти на два человеческих роста, а около них были разбросаны крупные яркие чаши голубых и белых лотосов. Временами пальмы образовывали небольшие рощи: за кольчатыми стволами виднелись низенькие, скученные домики, построенные из зеленовато-серого нильского ила. На плоских крышах некоторых домов расположились отдыхать семьи земледельцев. Кое-кто уже спал, завернувшись в мягкие циновки из папируса, другие еще доканчивали скудный ужин из стеблей того же папируса, политых касторовым маслом. При виде барки фараона люди проворно поворачивались к реке и утыкались лбами в глину крыши или в мягкую пыль вытоптанной вокруг домов земли. Солнце зашло, закат быстро мерк, ослабевший ветер стал прохладным. Фараон встал, нарушив молчание: - Я сделался усталым, сердце мое следует дремоте![Подлинный текст.] Джедефра удалился в каюту на корме в сопровождении хранителя сандалий. Кормчий потряс жезлом, и весла послушных гребцов стали опускаться в воду. Жрец направился на плоский нос судна, низко нависший над водой, где стоял помощник кормчего с шестом, беспрерывно измерявший глубину. До восхода луны необходимо было плыть с осторожностью. Река изобиловала мелями, часто менявшими свое место и неведомыми даже самому опытному кормчему. В сумеречном воздухе быстро замелькали неясные мечущиеся тени - множество летучих мышей вылетело из своих дневных убежищ. Слева, из-за темной стены скалистого берега, медленно поднималась ущербная луна. Ее красные высокие рога первыми бросили дробящийся свет на гладь широкой реки[В южных странах серп луны занимает горизонтальной положение.] черные полосы теней вонзились в освещенный край пустыни. Луна поднималась все выше, свет ее принимал все более яркий блеск серебра, и наполнявшая долину темнота быстро отступала к северу. Жрец стоял на носу судна, глубоко задумавшись. Он думал о том, что завещание Джосера не исполнилось. Могучий фараон, создавший единое и крепкое государство, вместе с могуществом заложил и другие семена, которые мог