- Я могу войти? Он сел около кровати, прежде чем заговорить, зажег трубку. - Ну вот... - наконец, со вздохом сказал он. Когда Мегрэ повернулся к нему, Ледюк удивился его улыбке, а еще больше его словам: - Ну что, доволен? - Но........ - Все довольны! И доктор! И прокурор! И комиссар! Все, в общем, в восторге, как хорошо подшутили над этим противным полицейским из Парижа! Этот полицейский дал маху по всем статьям! Он считал себя слишком умным! Он так тут себя вел, что его уже были готовы принять всерьез! Кое-кто даже испугался... - Согласись, что ты... - Что я ошибся? - Ну, а что, человека-то нашли! И по внешности он подходит к тому описанию, которое ты дал незнакомцу с поезда. Я видел его. Это тип средних лет, одет скорее бедно, хотя и с претензией. Он получил пулю в висок, почти в упор, насколько это можно судить по тому состоянию... - Ну-ну! - Господин Дюурсо разделяет мнение полиции, что тот покончил с собой примерно неделю назад, может быть, сразу после того, как стрелял в тебя. - Нашли около него оружие? - В том-то и дело! Да только не около него. В кармане пальто нашли револьвер, в котором не хватало одного патрона... - Мой револьвер, черт побери! - Это как раз пытаются установить... Если он покончил с собой, дело упрощается... Чувствуя, что его загнали, вот-вот возьмут, он... - А если это не самоубийство? - Есть очень убедительные версии. Какой-нибудь крестьянин ночью, может быть, после того, как тот на него напал, выстрелил... А потом испугался последствий, это, в общем, в духе крестьянской психологии... - А нападение на свояченицу доктора? - Об этом они тоже говорили. Можно допустить, что кто-то неудачно пошутил, симулировал нападение... - Другими словами, с этим хотят покончить? - сказал Мегрэ со вздохом, выпустив дым из трубки, который расходился вокруг него в виде нимба. - Не совсем так! И все же, наверное, нет смысла тянуть с этим делом, если уж... Мегрэ забавляло замешательство Ледюка. - А билет на поезд! - сказал он. - Нужно объяснить, как этот билет из кармана нашего незнакомца попал в коридор гостиницы "Англия"... Ледюк сосредоточенно смотрел на темно-красный ковер и неожиданно решился: - Хочешь добрый совет? - Оставить все как есть! Побыстрее выздороветь и уехать из Бержерака?! - Проведи несколько дней в Рибодьере, как мы с тобой условились. Я говорил об этом с доктором, он сказал, что уже сейчас тебя можно осторожно туда перевезти... - А прокурор, что он сказал? - Не понимаю. - И он, наверное, сказал свое слово. Разве он тебе не напоминал, что заниматься этим делом у меня нет абсолютно никаких официальных полномочий, разве что на правах жертвы? Бедный Ледюк! Он всем хотел угодить! А Мегрэ был так безжалостен! - Но признайся, что официально... И, собрав все свое мужество, он вдруг сказал: - Слушай, старина! Прямо тебе скажу! Теперь, особенно после твоей утренней комедии, о тебе здесь сложилось плохое мнение. Прокурор по четвергам обедает с префектом полиции, и он мне только что сказал, что постарается, чтобы тебе дали специальное указание из Парижа. И вот что тебе ставится в вину прежде всего: то, что ты раздавал эти вознаграждения по сто франков... Говорят, что... - ...Что я подстрекаю разное отребье говорить все, что им вздумается? - Откуда ты знаешь? - ...Что я выслушиваю всякого рода клевету и что вообще возбуждаю нездоровые настроения... Ледюк молчал, ему нечего было сказать. Именно так, в общем-то, он и думал. Прошло несколько минут, прежде чем он решился: - Был бы у тебя хотя бы верный след!.. В таком случае, должен признать, я бы изменил свое мнение и... - Нет у меня следа!.. Вернее, их у меня четыре или пять. Сегодня утром я надеялся, что по крайней мере два из них к чему-то приведут. Так вот, ничего не вышло! Все лопнуло прямо у меня в руках! - Вот видишь... Послушай! Ты совершил еще одну ошибку, наверное, самую серьезную, потому что из-за нее у тебя появился серьезный враг. Ты позвонил жене доктора!.. А ведь он такой ревнивый, что мало кто может похвастаться, что видел его жену!.. Он ее почти не выпускает из дому... - И в то же время он любовник Франсуазы?! И ревновал бы, следовательно, к ней, а не к жене? - Это меня не касается. Франсуаза вполне независима. Она даже одна катается на машине. Что касается законной жены... Короче говоря, я слышал, как Риво сказал прокурору, что ты поступил по-хамски и по приезде в гостиницу ему очень хотелось показать тебе, где раки зимуют. - Ого! Это уже кое-что! - Что ты имеешь в виду? - А то, что он трижды в день перевязывает мою рану! - и Мегрэ рассмеялся, неестественно легко и громко. Он смеялся, как человек, попавший в глупое положение, но не отступающий от своего, потому что отступать слишком поздно, а как выйти из этого положения - неизвестно. - Ты не остаешься обедать? Мне помнится, ты говорил что-то насчет утки... И опять он засмеялся! Ему предстоит многое сделать в лесу, в больнице, на ферме Новая Мельница, в доме доктора, в важном, наверное, доме со шторами прокурора - повсюду. А также он будет есть жареную утку и трюфеля! Ему придется иметь дело со всем этим городом, которого Мегрэ даже не видел! А он прикован к постели, к окну и едва не вскрикивает от боли даже при слабом движении! Ему набивают трубку, потому что он не может двигать своей левой рукой, жена даже пользуется этим, чтобы ограничить его в курении! - Ты переедешь ко мне? - Обещаю, как только с этим делом будет покончено. - Но ведь больше нет сумасшедшего! - Это еще неизвестно! Иди обедай! Если тебя спросят, что я собираюсь делать, скажи, что ничего не знаешь! А теперь - за работу! Мегрэ сказал это так, словно ему предстояло проделать какую-то совершенно определенную тяжелую физическую работу, замесить, например, тесто для хлеба или перебросать лопатой тонны земли. Ему, в самом деле, предстояло перебросать много всякого: кучу чего- то запутанного, непонятного. Однако все это относилось к области нематериальных понятий: более или менее расплывчатые лица, проходившие перед его мысленным взором, раздраженное и высокомерное лицо прокурора, взволнованное лицо доктора, жалкое и беспокойное - его жены, лечившейся (от чего?) в алжирской больнице, нервная и решительная Франсуаза... И Розали, которая, к великому отчаянию своего жениха, видит по ночам беспокойные сны - кстати, они что, уже спят вместе? И этот намек насчет прокурора - какая-нибудь история, которую замяли? И этот человек из поезда, который выпрыгнул из вагона только для того, чтобы выстрелить в Мегрэ и умереть! Ледюк и племянница его кухарки - как это опасно! А хозяин гостиницы, у которого уже было три жены, у него хватило бы духу убить и двадцать! - Почему Франсуаза?.. - Почему доктор?.. - Почему этот осторожный Ледюк? - Почему? Почему? Почему? А от Мегрэ хотят избавиться, отправив его в Рибодьер? И он опять рассмеялся смехом довольного человека. Когда через четверть часа вернулась жена, он крепко спал. VI МОРЖ Мегрэ приснился мучительный сон. Это было на берегу моря. Было страшно жарко, и обнаженный отливом песок был цвета спелой ржи. Песка было больше, чем воды. Море было где-то очень далеко, до самого горизонта виднелись лишь маленькие лужи среди песка. А Мегрэ был моржом? Не совеем! Но и не китом! А каким-то очень большим животным, очень толстым, черным и блестящим. Он был совсем один в этом бесконечном пекле. И он понимал, что ему во что бы то ни стало нужно уйти, уйти туда, к морю, где он будет, наконец, свободен. Но он не мог двигаться. У него, как у моржа, были какие-то культи, но он не умел ими пользоваться. Члены его не сгибались. Приподнявшись, он снова тяжело падал в песок, обжигавший ему спину. А ему обязательно нужно было добраться до моря! Иначе он увязнет в песке, который при каждом движении проваливался под ним. Почему он такой одеревенелый? Может, его ранил охотник? Он никак не мог ничего припомнить. Он продолжал ворочаться на одном месте. Он был какой-то толстой массой, потной и жалкой. x x x Открыв глаза, он увидел уже освещенное солнцем окно и жену, которая завтракала за столом и смотрела на него. Однако уже по этому первому взгляду он понял, что что-то не так. Это был взгляд, который он хорошо знал, слишком серьезный, слишком заботливый, материнский, с оттенком беспокойства. - Тебе было больно? Потом ему показалось, что голова у него тяжелая. - Почему ты это спрашиваешь? - Ты все время ворочался ночью. Стонал несколько раз... Она поднялась, подошла, коснулась губами его лба. - Ты плохо выглядишь! - сказала она. - Тебе, должно быть, приснился кошмар... И тогда он вспомнил про моржа и одновременно испытал смутное беспокойство и желание рассмеяться. Но он не рассмеялся. Все шло одно к одному. Мадам Мегрэ, сидя на краю постели, сказала ему осторожно, словно боясь его испугать. - Я думаю, что нужно что-нибудь решить. - Что решить? - Вчера вечером я говорила с Ледюком. Совершенно ясно, что у него тебе будет лучше, ты отдохнешь и, наконец, выздоровеешь. Она не решалась смотреть на него прямо. Все это ему было знакомо, он прошептал: - Ты тоже? - Что ты имеешь в виду? - Ты думаешь, я ошибаюсь, верно? Уверена, что у меня ничего не получится и... От напряжения у него на висках и на верхней губе выступил пот. - Успокойся! Сейчас придет доктор и... Действительно, это было время его визита. Мегрэ не видел его после вчерашней сцены, и мысль о предстоящей встрече отвлекла его от других мыслей. - Ты оставишь нас вдвоем. - И мы поедем к Ледюку? - Мы не поедем... Вон тормозит его машина... Уходи... Обычно доктор поднимался по лестнице через ступеньку, но этим утром он вошел более торжественно, слегка кивнул выходившей мадам Мегрэ, молча поставил свой чемоданчик на ночной столик. Утренний визит всегда проходил одинаково. Пока доктор снимал повязку, Мегрэ держал градусник во рту. Так было раньше, в такой же ситуации проходил их разговор и сейчас. - Разумеется, - начал доктор, - я до конца исполню свой долг по отношению к раненому, каковым вы являетесь. Только прошу вас учесть, что отныне этим наши отношения и ограничатся. Кроме того, прошу вас зарубить у себя на носу, что, поскольку у вас нет официальных полномочий, я запрещаю вам беспокоить членов моей семьи. Чувствовалось, что эта фраза была приготовлена заранее. Мегрэ не шелохнулся. Он был по пояс раздет. У него изо рта взяли градусник и он услышал недовольное: - Опять 38! Это была высокая температура, он знал. Доктор нахмурился и, избегая смотреть на Мегрэ, продолжал. - Несмотря на ваше вчерашнее поведение, я как врач говорю, что вам лучше всего окончательно выздоравливать в спокойном месте. Но этот совет можно истолковать по-другому и... Я не делаю вам больно? Продолжая говорить, он ощупывал рану, где еще оставались очаги инфекции. - Нет, продолжайте... Но Риво больше нечего было говорить. Конец осмотра прошел в молчании, и так же молча доктор уложил инструменты в чемодан, вымыл руки. И только уходя, он вновь посмотрел Мегрэ прямо в лицо. Был ли это взгляд врача? Или взгляд родственника Франсуазы, мужа странной мадам Риво? Во всяком случае, в этом взгляде было какое-то беспокойство. Прежде чем выйти, доктор хотел что-то сказать. Но предпочел промолчать и лишь на лестнице что-то шепотом сказал мадам Мегрэ. Мегрэ больше всего беспокоило то, что он начал припоминать все подробности своего сна. Он чувствовал и другие сигналы, предупреждающие об опасности. Только что, хоть он и не сказал ничего доктору, осмотр раны причинил ему больше боли, чем вчера, и это плохой знак. Плохо и то, что температура не снижается! Так плохо, что, уже взяв со столика телефонную трубку, он отложил ее в сторону. С расстроенным видом вошла жена. - Что он тебе сказал? - Он ничего не хочет говорить! Это я его спрашивала. Судя по всему, он советовал тебе полный покой. - Как продвигается официальное расследование? Смирившись, мадам Мегрэ села. Однако было видно, что она не одобряет поведение мужа, его упрямство, его уверенность в себе. - Каковы результаты вскрытия? - Он, наверное, умер, после того как стрелял в тебя, через несколько часов. - Оружие так и не нашли? - Нет. Сегодня утром фотографию трупа опубликовали все газеты, потому что здесь его никто не знает. Ее поместили даже парижские газеты... - Покажи-ка... Мегрэ взял газету с каким-то волнением. Глядя на фотографию, он испытывал чувство, что в общем-то он единственный человек, знавший убитого. Мегрэ не видел его, но они вместе провели ночь. Он вспомнил свой беспокойный сон в вагоне - да спал ли он? - своего соседа по купе, его вздохи, неожиданные всхлипы, похожие на рыдания... Затем эти свисавшие сверху ноги, лакированные ботинки, носки толстой ручной вязки... Фотография была ужасной, как все фотографии мертвецов, когда им хотят придать вид живых людей, чтобы облегчить опознание. Бесцветное лицо, остекленевшие глаза. Мегрэ не удивился, увидев на его щеках седую щетину. Почему он подумал об этом уже тогда, в поезде? Он все время представлял себе своего попутчика именно с седой бородой. И вот, в самом деле, у него была борода, скорее, щетина длиной сантиметра три, которая покрывала все лицо. - А в общем, какое мне дело до этого! Словно извиняясь, жена опять попыталась уговорить его. Его здоровье беспокоило ее. Она смотрела на него как на тяжело больного. - Вчера вечером в ресторане я слушала, что люди говорят. Они все настроены против тебя. Если ты начнешь их расспрашивать, тебе никто ничего не скажет. А поэтому... - Возьми, пожалуйста, бумагу и ручку! И Мегрэ продиктовал телеграмму одному своему старому товарищу, работавшему в полиции в городе Алжире. "Прошу срочно телеграфировать Бержерак все сведения относительно работы доктора Риво больнице Алжире пять лет назад, сердечно благодарен, Мегрэ". На лице жены было написано неодобрение. Она писала, что ей диктовали, но она не верила в это расследование. Не было у нее веры, И Мегрэ это чувствовал. Это его злило. Он спокойно переносил, когда ему не верили другие. Но неверие жены было ему невыносимо! Это его взорвало, он стал язвить! - Так-то вот! Исправлять текст не надо, не надо и высказывать свое мнение! Отправь телеграмму! Узнай, как идет следствие! Все остальное я сделаю сам! Она смотрела на него, словно просила успокоиться, но его уже понесло- - И впредь попрошу свое мнение оставить при себе! И не изливаться в откровениях ни доктору, ни Ледюку, ни любому другому дураку! Он резко повернулся на бок, но так тяжело и неловко, что это ему напомнило о морже, увиденном во сне. Он писал левой рукой, и от этого буквы получались еще толще, чем обычно. Он шумно дышал, потому что лежать ему было неудобно. На площади, как раз под его окнами, двое мальчишек играли в шары, и он уже раз десять собирался крикнуть им, чтобы они вели себя потише. Первое преступление: невестка фермера с Новой Мельницы подверглась нападению на дороге, задушена, после чего ей длинной иглой пронзили сердце. Мегрэ вздохнул, пометил на полях: (точное время, место, физические данные жертвы). Он ничего не знал! При обычном расследовании такие детали можно было выяснить, просто-напросто сходив на место, опросив двух-трех человек. Тут же это целая проблема. Второе преступление: дочка начальника вокзала подверглась нападению, задушена, сердце пронзили иглой. Третье преступление (не удалось): на Розали напали сзади, но она защищалась, и нападающий убежал. (Бредит по ночам и читает много сентиментальных романов. Заявление ее жениха.) Четвертое преступление: с поезда на ходу спрыгивает человек, я его преследую, он стреляет в меня и ранит в плечо. Характерно, что это, как и три предшествовавших события, происходит в лесу у Новой Мельницы. Пятое преступление: этот человек убит выстрелом в голову в том же лесу. Шестое преступление (?): на Франсуазу напали в лесу у Новой Мельницы, но она освободилась от нападавшего. Он смял листок бумаги и, пожав плечами, отбросил его в сторону. Взял другой, небрежно на нем написал: Кто маньяк? Дюурсо? Риво? Франсуаза? Мадам Риво? Розали? Комиссар? Хозяин гостиницы? Ледюк? Неизвестный в лакированных туфлях? Да, но почему здесь должен быть сумасшедший? Мегрэ резко сдвинул брови, вспоминая свои первые часы в Бержераке. Кто же это ему говорил о сумасшедшем? Кто намекал, что оба преступления мог совершить только маньяк? Доктор Риво! А кто тотчас же поддержал эту идею, кто направлял официальное расследование в это русло? Прокурор Дюурсо! А если не искать сумасшедшего? Если попытаться просто найти логическое объяснение цепочке фактов? Например, эта история с иглой в сердце, может, это только для того и делалось, чтобы все подумали, что преступление совершил именно маньяк-садист? На другом листке Мегрэ написал: Вопросы. И стал разрисовывать буквы, как школьник, которому нечего делать. 1. Розали в самом деле подверглась нападению или это плод ее воображения? 2. Нападал ли кто-нибудь на Франсуазу? 3. Если да, то тот ли человек, который уже убил двух женщин? 4. Убийца ли человек в серых носках? 5. Кто убил убийцу? Вошла мадам Мегрэ, бросила быстрый взгляд в сторону постели, затем прошла в глубь комнаты, чтобы снять шляпу и пальто, и, наконец, села рядом с мужем. Машинально взяла у него из рук бумагу и карандаш, сказала со вздохом: "Диктуй!" Мегрэ какое-то время колебался, ему хотелось опять устроить ей разнос, воспринять ее поведение как вызов, как оскорбление, и в то же время он чувствовал, что пора смягчиться, восстановить мир. Всегда неловкий в подобных ситуациях, он отвернулся. Жена пробежала глазами строчки на листках. - У тебя есть какая-то догадка? - Никакой! Его взорвало! Нет у него никакой догадки! В этой страшно запутанной истории он не может найти никаких концов! Он был в ярости! Был почти готов все бросить! Ему хотелось отдохнуть, пожить оставшиеся от отпуска дни в загородном домике Ледюка, среди кур, звуков фермы, запаха навоза... Но он не хотел отступать! И ему не нужны ничьи советы! Понимает хоть это его жена? И будет ли ему помогать вместо упрямых уговоров отдыхать? Вот о чем говорил его тревожный взгляд! И мадам Мегрэ ответила ему словами, которые говорила нечасто: - Бедный мой Мегрэ! Мегрэ она его называла в особых случаях, когда признавала, что он - мужчина, хозяин, сила и мозг. семьи! Может быть, на этот раз она сказала эти слова не слишком-то уверенно. Но разве не ждал он ее ответа, как ребенок - ободрения. Ну вот! Теперь уже все позади. - Подложи мне, пожалуйста, третью подушку. Покончено с глупыми нежностями, вспышками гнева, детскими выходками. - И набей мне трубку! На площади мальчишки поссорились. Один из них получил оплеуху и побежал прямиком к низенькому дому и, входя туда, заплакал, стал жаловаться матери. - Короче говоря, прежде всего нужно составить план действий. И, думаю, лучше всего исходить из того, что больше мы ничего нового не получим! То есть нам надо делать ставку на то, что у нас есть, и проверить все гипотезы, пока какая-нибудь не окажется верной... - В городе я встретила Ледюка. - Он говорил с тобой. - Конечно! - сказала она, улыбаясь. - Он опять настаивал на том, чтобы я уговорила тебя уехать из Бержерака и переехать к нему. Он выходил от прокурора. - Так-так... - Он говорил очень много, словно был чем-то смущен. - Ты ходила в морг, чтобы еще раз посмотреть на труп? - Здесь морга нет. Его положили в камере. В дверях набилось полсотни человек. Я отстояла в очереди. - Ты видела его носки? - Они из прекрасной шерсти, связаны вручную. - Значит, это человек семейный или, по крайней мере, у него есть жена, сестра или дочь, которые о нем заботятся. Или же это бродяга! Потому что бродягам в благотворительных обществах дают носки, связанные девушками из богатых семей. - Но бродяги не ездят в спальных вагонах! - И мелкие буржуа, как правило, тоже. Еще реже в них ездят мелкие служащие. По крайней мере, во Франции. Если судить по спальному вагону, можно предположить, что этот человек привык к дальним поездкам, А ботинки? - На них есть фирменный знак. Такие же продаются в ста или двухстах филиалах этой фирмы. - Какой был на нем костюм? - Черный, очень поношенный, но из хорошего материала, сшитый по заказу. Его носили не меньше трех лет, как и пальто. - А шляпа? - Ее не нашли. Наверно, ветер отнес далеко. Мегрэ попытался вспомнить, но не смог, была ли шляпа у человека с поезда. - Ты ничего больше не заметила? - Рубашка была заштопана на воротничке и манжетах. Довольно аккуратно. - Значит, наверное, о нем заботилась женщина. Как насчет бумажника, документов, разных мелочей из карманов? - Ничего, только мундштук, очень короткий, из слоновой кости. Оба они разговаривали просто, непринужденно, как двое добрых товарищей по работе. После нескольких часов напряжения это была разрядка. Мегрэ попыхивал своей трубкой. - Вон идет Ледюк! Видно было, как тот шел через площадь, его походка была нерешительнее, чем обычно, соломенная шляпа слегка сползла на затылок. Когда он поднялся по лестнице, мадам Мегрэ открыла ему, и он вошел, забыв с ней поздороваться. - Я только что от прокурора... - Знаю. - Ну да... тебе сказала жена... Потом я зашел к комиссару, чтобы убедиться, что полученные мною сведения верны. Это что-то неслыханное, просто невероятное. - Слушаю тебя. Ледюк вытер пот. Машинально выпил половину лимонада в стакане, приготовленного для Мегрэ. - Извини... первый раз сталкиваюсь... Отпечатки пальцев, само собой, отправили в Париж!.. Только что получен ответ... Ну так вот!.. - Что "ну так вот"? - Наш мертвец умер несколько лет назад! - Что, что? - А то, что официально наш мертвец умер несколько лет назад. Это некий Мейер, известный под именем Самюэль, приговоренный к смерти в Алжире. Мегрэ приподнялся на локтях. - И приговор был приведен в исполнение? - Нет! За несколько дней до этого он умер в больнице! Мадам Мегрэ не могла сдержать мягкой, чуть насмешливой улыбки при виде сияющего мужа. Мегрэ заметил ее улыбку, он чуть было сам не улыбнулся в ответ, но чувство собственного достоинства взяло верх. Он принял подобающее случаю серьезное выражение. - Что совершил этот Самюэль? - В ответе из Парижа об этом не говорится. Мы получили лишь шифрованную телеграмму. Сегодня вечером придет копия его анкеты. Не забывайте, что сам Бертийон признает, что, если не ошибаюсь, один раз из ста тысяч отпечатки двух человек могут совпадать. Почему не допустить, что мы имеем дело с таким совпадением... - Прокурор недоволен этим? - Конечно, это создает ему сложности. Теперь он собирается обратиться за помощью в Париж. Но он боится нарваться на инспекторов, которые за инструкциями будут приходить к тебе. Он спрашивал меня, пользуешься ли ты большим влиянием в Управлении, и все такое. - Набей мне трубку! - обратился к жене Мегрэ. - Но это уже третья! - Ничего! Спорим, что у меня температура не больше 37-ми! Самюэль! Ботинки на резинках! Самюэль - еврей! У них обычно чувствительные ноги. Кроме того, семья для них превыше всего: вязаные носки. А также экономия: трехлетней давности костюм из вечного драпа... Он прервал сам себя. - Я шучу, дети мои! Но должен вам признаться: я пережил очень неприятные моменты! Только подумаю о, том, что мне приснилось... Но сейчас, по крайней мере, этот морж - если это был не кит - этот морж, говорю вам, тронулся в путь... И вы увидите, что он, плохо ли, хорошо ли, дойдет куда надо по своей дорожке. И Мегрэ рассмеялся, потому что Ледюк посмотрел на его жену с явным беспокойством. VII САМЮЭЛЬ Обе эти новости были получены почти одновременно, вечером, за несколько минут до прихода доктора. Сначала была телеграмма из Алжира: "Имя доктора Риво неизвестно больницах. Дружеский привет. Мартэн". Мегрэ только что вскрыл ее, как вошел Ледюк, но не решался спросить приятеля, что тот читает. - Посмотри-ка. Тот взглянул на телеграмму, покачал головой, вздохнул: "Ну, конечно!" И это означало: "Ну, конечно, в таком деле все будет не просто! Наоборот, на каждом шагу нам встретятся новые препятствия! И я был прав, когда говорил, что лучше всего спокойненько переехать и жить в Рибодъере". Мадам Мегрэ вышла. Несмотря на сумерки, комиссар не собирался включать свет. На площади горели фонари, и ему нравилась в этот час их вереница огней. Он знал, что первыми зажгут свет во втором доме налево от гаража и что он увидит освещенный лампой силуэт склонившейся над работой портнихи. - У полиции тоже новости! - пробормотал Ледюк. Он был смущен. Ему не хотелось показывать Мегрэ, что он пришел ввести его в курс дела. Может быть, ему даже и запретили сообщать комиссару результаты официального следствия. - Новости о Самюэле? - Вот именно! Во-первых, получена копия его дела. Кроме того, Люка, он им раньше занимался, позвонил из Парижа и сообщил кое-какие подробности. - Рассказывай! - Определенно не известно, откуда он родом. Есть, однако, веские основания полагать, что он родился в Польше или в Югославии. Во всяком случае, где-то там! Это был человек молчаливый, который не очень-то доверял посторонним. В Алжире у него была контора. Угадай, какая? - Торговли почтовыми марками! Мегрэ был в восторге, это как нельзя лучше подходило к его представлению о человеке с поезда. - Торговля почтовыми марками, за которыми, естественно, скрывалось совсем другое! Самое-то главное, что все было так ловко сделано, что полиция ни о чем не подозревала, пока не произошло второе преступление... Я в общих чертах повторяю то, что рассказал по телефону Люка. Контора эта была одной из самых крупных фабрик по производству фальшивых паспортов и прежде всего фальшивых договоров о найме на работу. У Самюэля были клиенты в Варшаве, в Вильно, в Силезии, в Константинополе... За окном было уже совсем темно. Дома выделялись жемчужно-белым цветом. Снизу доносился привычный гул, характерный для часа аперитива. - Любопытно! - отчеканил Мегрэ. Но любопытным ему показалось не профессия Самюэля, а то, что нити, протянутые когда-то между Варшавой и Алжиром, дотянулись сюда, в Бержерак! А главное, что, начав с маленького, местного масштаба, сельского преступления, он напал на след международной банды. Таких людей, как Самюэль, он встречал сотнями и в Париже, и в других местах, и всегда он изучал их с любопытством, к которому примешивалась неловкость, даже не отвращение, словно такие люди были совсем другой особью рода человеческого. Это типы, которые бывают барменами в скандинавских странах, гангстерами в Америке, владельцами игорных домов в Голландии или еще где-нибудь, метрдотелями или директорами театров в Германии, торговцами в Северной Африке... Это было здесь, в Бержераке, напоминанием об ужасном своим могуществом, многообразием и трагичностью мире. В Чикаго больше поляков, чем американцев... Франция впитала в себя целые караваны беженцев из Центральной и Восточной Европы, и чиновники мэрий в маленьких городках просят повторить по буквам имена, когда жители приходят к ним по случаю рождения или смерти... Есть те, кто выезжает официально, со всеми оформленными документами... Есть и другие, которые не могут дождаться своей очереди либо не могут получить визу... И тогда появляются Самюэли! Знающие все городки, где размещают беженцев, все маршруты, все пограничные станции, все марки и печати консульств и подписи чиновников... Самюэли, которые говорят на десяти языках и стольких же наречиях... И которые скрываются за вывесками процветающих торговых контор, - лучше всего с международными связями. Очень удачно, торговля марками! "Господину Леви, Чикаго. Направляю вам ближайшим пароходом двести редких марок, с оранжевой виньеткой, из Чехословакии..." И, конечно, Самюэль, как большинство ему подобных, промышлял не только этим! В домах терпимости Латинской Америки больше всего ценятся француженки. Их поставщики работают в Париже, на Больших Бульварах. Однако основную массу дешевого товара поставляет Восточная Европа. Деревенские девушки, которые отправляются туда в пятнадцать или шестнадцать лет и возвращаются - или не возвращаются! в двадцать, заработав себе на приданое! Типы, подобные Самюэлю, - обычный урожай уголовной полиции Парижа. Мегрэ же смущало то, что этот Самюэль так неожиданно вторгся в это бержеракское дело, где до сих пор были лишь прокурор, доктор с женой, Франсуаза, Ледюк, хозяин гостиницы.,. Вмешательство совсем другого мира, диаметрально противоположного этому... Короче говоря, дело принимает совсем другой оборот! Напротив Мегрэ видел маленькую бакалейную лавку, ее банки на витрине он уже выучил наизусть. Дальше была бензоколонка, принадлежащая гаражу, которая находилась там лишь для украшения, потому что бензин здесь по-прежнему продавали в бидонах! Ледюк продолжал рассказ: - Странно и то, что он все дело основал в Алжире... Впрочем, у Самюэля была обширная клиентура среди арабов и даже негров... - В чем его преступление? - Два преступления! Двух евреев, не известных в Алжире, нашли мертвыми на пустыре. Оба они приехали из Берлина. По этому делу проведено расследование. Ясно, как дважды два, что они долгое время работали вместе с Самюэлем. Следствие шло несколько месяцев, но никаких следов обнаружить не удалось. Потом Самюэль заболел, и его вынуждены были перевести из тюремного лазарета в госпиталь. - Происшедшая драма была примерно восстановлена: два сообщника приехали из Берлина, чтобы выяснить свои отношения с Самюэлем, так как этот пройдоха, видно, обдирал их как липку. Слово за слово, в ход пошли угрозы... - И этот малый их убрал! - Он был приговорен к смерти. Но до казни дело так и не дошло, потому как через несколько дней после вынесения приговора он скончался в госпитале... Вот, пожалуй, и все, что/мне известно! x x x Доктор был удивлен, видя, что двое мужчин сидят в темноте, и резким движением повернул выключатель. Затем быстро поздоровался, поставил на стол чемоданчик, снял свое демисезонное пальто и пустил в умывальнике горячую воду. - Ну, я пошел! - сказал Ледюк, вставая. - Увидимся завтра. Он был не в восторге от того, что его увидел Риво в комнате у Мегрэ. Ведь он был местным, и в его интересах было играть на два лагеря, так как эти два лагеря существовали! - Поправляйся! До свидания, доктор! Доктор, намыливая руки, что-то пробормотал в ответ. - Ну, как температура? - Более-менее! - быстро ответил Мегрэ. Он чувствовал прилив радости, как и тогда, в начале этого, дела, когда огромным счастьем для него было ощущать, что он все еще жив. - Ну, как боль? - А! Я начинаю уже свыкаться... Существовал целый набор ежедневных действий, всегда одних и тех же, которые превратились в своего рода обряд, повторяющийся сегодня вновь в который уже раз. Все это время лицо Риво было вблизи от лица Мегрэ, и тот вдруг неожиданно заметил: - А в вашем лице совсем мало, семитских черт! Ответа не последовало, но дыхание доктора, зондирующего рану, ровное до того, стало немного свистящим. Когда с этим было покончено и вновь была наложена повязка, он заявил: - Итак, отныне вы транспортабельны. - Что вы хотите этим сказать? - То, что вы больше не являетесь узником этого гостиничного номера. Не собираетесь ли вы провести несколько дней у вашего друга Ледюка? Несомненно, этот человек умел владеть собой. Уже по крайней мере четверть часа Мегрэ наблюдал за ним, но тот был абсолютно спокоен. - Отныне я буду навещать вас лишь каждые два дня, что касается остального, я вам пришлю своего ассистента. Вы ему можете полностью доверять. - Так же, как вам? Бывали моменты, впрочем, довольно редко, когда Мегрэ не мог отказать себе в том, чтобы с видом простака не обронить какую-нибудь подобную короткую фразу, в которой и заключалась вся суть, - До свидания! Наконец-то ушел! Вновь Мегрэ остался один на один со своими персонажами в голове, к коллекции которых добавился неизвестный Самюэль, сразу же занявший среди них первое место. Крайне странно, но Самюэль был человеком, который, выходит, умирал дважды! Был ли он тем маньяком со спицей, который убил двух женщин? В этом случае было уж слишком много странностей, две, по крайней мере: прежде всего то, что местом своих "подвигов" маньяк выбрал именно Бержерак. Люди такого сорта предпочитают города, где население было бы перемешано и, следовательно, они имели бы возможность оставаться незамеченными. Однако Самюэля никогда не видели ни в Бержераке, ни во всем округе, не был же он человеком, который, как опереточный злодей, жил бы в лесу. В этом случае нужно было бы предположить, что он искал убежище у кого-то. У доктора? У Ледюка? У Дюурсо? В отеле "Англия"? Во-вторых, преступления, совершенные в Алжире, были преступлениями обдуманными, искусными преступлениями, целью которых было устранение сообщников, ставших опасными. Преступления же в Бержераке, напротив, были делом рук какого-то сексуально озабоченного маньяка или садиста! Может, за период между первым и последним преступлениями Самюэль сошел с ума? Или же по какой-то особой причине ему нужно было симулировать сумасшествие, и вся история с иглой - лишь зловещая маскировка? "Хотел бы я знать, был ли Дюурсо в Алжире!" - пробормотал вполголоса Мегрэ. Вошла жена. Она устала. Бросила шляпу на стол и рухнула на диван. - Ну и работа у тебя, - вздохнула она. - Как подумаешь, что ты крутишься так всю жизнь... - Есть новости? - Ничего интересного. Слышала, что из Парижа получено сообщение, касающееся Самюэля. Но о чем оно, хранят в тайне. - Эту тайну я знаю. - Это Ледюк?.. Молодец!.. Ты ведь здесь на плохом счету. Все сейчас сбиты с толку. Одни говорят, что Самюэль ничего общего не имеет с преступлениями сумасшедшего, речь, мол, идет просто о человеке, который решил покончить с собой в этом лесу, и со дня на день опять убьют какую-нибудь женщину. - Ты побывала около виллы Риво? - Да. Ничего не увидела. Зато узнала об одной мелочи, может, совсем и неважной. Оказывается, на виллу два или три раза приходила одна немолодая женщина, довольно вульгарная с виду, ее считают тещей докторша. Однако никто не знает, где она живет, да и жива ли она сейчас. Ее последний раз ее видели два года назад. - Дай-ка мне телефон! Мегрэ попросил соединить его с полицейским комиссариатом. - Это секретарь?.. Нет, не стоит отвлекать вашего начальника... Скажите мне только девичью фамилию мадам Риво... Надеюсь, вас это не затруднит? Спустя минуту он улыбнулся. Зажав ладонью трубку, сказал жене: - Пошли узнавать у комиссара, можно ли мне давать такие сведения! Они чувствуют себя не в своей тарелке! Предпочли бы, конечно, ничего мне не сообщать. Алло!.. Да-да!.. Как вы сказали?.. Босолей?.. Весьма благодарен. И, положив трубку, воскликнул: - Какая прекрасная фамилия! Ну, а теперь я тебе дам каторжную работу! Возьми справочник "Боттэн" и выпиши из него адреса всех медицинских институтов во Франции. Позвони в каждый из них и выясни, выдавали ли они несколько лет назад диплом некоему Риво... - Ты думаешь, он не... Но... Но тогда... Ведь он лечил тебя. - Все равно, делай, что я говорю! - Мне звонить из будки внизу? Я заметила, что, когда кто-то там говорит, в зале все слышно. - В том то и дело! И опять Мегрэ остался один, набил трубку, закрыл окно - в комнате стало холодновато. Он без труда представил себе виллу доктора, мрачный дом прокурора А ведь Мегрэ испытывал такое удовольствие, когда имел возможность сходить непосредственно на место, понюхать, ощутить, проникнуться атмосферой происходящих там событий! Самое любопытное было бы, наверное, побывать на вилле. Все вокруг обставлено просто, четкие линии! Такие дома вызывают зависть у многих прохожих, которые думают про себя: "Как счастливы те, кто там ж и нет!" Светлые просторные комнаты, роскошные занавески, цветы в саду, сверкающая медь кухонной утвари... У гаража стоит автомобиль с включенным мотором... За руль садится стройная девушка или же доктор, движения его точны и элегантны... О чем они могли говорить между собой по вечерам, собравшись втроем? Знала ли мадам Риво о любви мужа и ее сестры? Мадам Риво некрасива! И она знала это! Она совсем не похожа на влюбленную женщину, скорее, это была покорная мать семейства... Франсуаза же энергичная, полная жизни! Прятались ли они от жены, целуясь украдкой за закрытыми дверьми? А может быть, наоборот, все точки над "и" были поставлены раз и навсегда? Мегрэ однажды столкнулся с подобной ситуацией в доме, который внешне выглядел гораздо строже этого. И тоже это было "в провинции! Откуда это семейство Босолей? А не придумана ли вся эта история с больницей в Алжире? Во всяком случае, в то время мадам Риво была маленькой девочкой из простой семьи. Это чувствовалось в мелких деталях, в том, как она смотрела, двигалась, как держала себя, как одевалась. Две девочки из простой семьи... На старшей отпечаток происхождения был глубже, он обнаруживался и годы спустя... Младшая же, напротив, приспособилась гораздо лучше, ее внешний вид мог легко обмануть... Ненавидели ли они друг дружку? Или были близки и откровенны? Может быть, ревновали друг друга? А их мать, которая дважды приезжала в Бержерак? Сам не зная почему, Мегрэ представлял ее толстухой, счастливой, что удалось пристроить своих дочерей. Она советует им быть полюбезней с таким важным и богатым человеком, как господин доктор. Наверняка она регулярно получает небольшую сумму! "Очень хорошо представляю ее в Париже в XVIII округе или еще лучше в Ницце..." Говорили ли они о преступлениях за обедом? Сходить бы туда, только разок, хоть на несколько минут! Посмотреть на стены, на безделушки, на разные мелочи в доме, которые так выдают интимные стороны семейной жизни! И тоже к господину Дюурсо! Ведь он каким-то образом связан со всем этим, может, и не прямо, но связан! Все они держатся друг за друга, люди одного круга! Неожиданно Мегрэ позвонил вниз и попросил хозяина гостиницу подняться к нему. И сразу, без всякого перехода, спросил того: - Вы не знаете, часто ли господин Дюурсо обедает у Риво? - Каждую среду. Я это знаю, потому что прокурор не хочет иметь свою машину, а мой племянник - таксист и... - Спасибо! - И это все?.. Крайне удивленный, владелец гостиницы ушел. А Мегрэ посадил за воображаемый стол с белой скатертью еще одного человека: прокурора республики, место которого, должно быть, было справа от мадам Риво. "А ведь это в среду, вернее, в ночь со среды на четверг, я спрыгнул с поезда, в меня стреляли, и тогда же был убит Самюэль", - пришел к неожида