Оцените этот текст:


--------------------
Богумил Райнов.
Утро - еще не день ("Эмиль Боев" #7).
Пер. с болг. - С.Никоненко
========================================
HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
--------------------







     Не знаю, как в других сферах человеческой деятельности,  но  я  давно
убедился,  что  в  нашей  значительно  больше  историй,   которые   хорошо
начинаются, нежели таких, которые хорошо  заканчиваются.  Вообще  в  наших
кругах поговорка: "Утро день определяет" - не очень популярна; чем  больше
проходит лет,  тем  больше  убеждаешься,  что  солнечное  утро  не  всегда
предвещает погожий день.
     Конечно, наша профессия такова, что  надо  предвидеть  все  и  носить
зонтик даже тогда, когда  над  головой  безоблачное  небо.  Иначе  говоря,
работаешь по детально разработанному плану,  но  при  этом  всегда  имеешь
запасные варианты на случай, если события будут развиваться  не  так,  как
предполагал. А когда ты вынужден что-то решать немедленно,  перед  угрозой
опасности, шансы ошибиться невероятно возрастают.
     Автострада Брюссель - Льеж, по которой я  сейчас  еду,  просторная  и
удобная, даже скучно держать руль, и наверное, именно скука  наводит  меня
на такие размышления - не очень-то интересные  и  не  такие  уж  новые.  И
думаешь обо всем этом машинально, без эмоций, особенно когда, как в данном
случае, операция позади и была она осуществлена почти по плану.  А  такое,
как я уже говорил, случается не каждый день.
     Напряжение и опасность уже миновали. Впереди  спокойное  возвращение.
Две  тысячи  километров  пути  -  этого  достаточно,  чтоб  спало  нервное
напряжение и ты снова почувствовал, что жизнь не такая уж и  плохая  вещь.
Почти  настоящий  бельгийский  паспорт,  хороший  автомобиль  с   отличным
мотором, наконец - чудесная погода.
     Заметив впереди ресторан, я медленно отпускаю  педаль  газа.  Сбавляю
скорость, и делаю это очень своевременно - как раз на повороте к ресторану
стоит мужчина и подает мне знак остановиться. Это Борислав.
     Мы  с  Бориславом  выполняли  совместную  работу  и  прошлым  вечером
распрощались до скорой встречи на родине, хотя и  не  очень  надеялись  на
это. И вот встреча состоялась: даже слишком быстро. Настолько быстро, что,
увидев, как мой товарищ торчит  на  обочине  шоссе,  я  почувствовал,  как
похолодело у меня в груди. Такое случается и  с  людьми  нашей  профессии.
Даже если ты успешно завершил операцию.
     Останавливаюсь  на  мгновение,  чтобы  дать   возможность   Бориславу
устроиться рядом со мной, затем резко нажимаю на газ и  включаю  кассетный
магнитофон.
     - Чем ты меня  обрадуешь?  -  спрашиваю  своего  коллегу,  когда  бас
покойного Армстронга заглушил рокот мотора.
     - Срочное  распоряжение  из  Центра.  Ты  должен  вырвать  Радева  из
Мюнхена.
     - Какого еще Радева?
     - Да Петко Земляка. Неужели не помнишь?
     Как не помнить, когда мы вместе работали!  Только  я  помню  его  как
Земляка, а не как Радева. Невысокий, смуглый, с поседевшими волосами, лицо
всегда какое-то печальное; он имеет привычку называть каждого  "земляком".
Не удивлюсь, если он, и обращаясь к баварцу, скажет: "А, земляк!.."
     Медленно веду автомобиль по крайней  полосе  справа,  предназначенной
для таких, как я, черепах, и краешком  глаза  наблюдаю  в  зеркальце,  что
делается сзади, пока Борислав, как всегда лаконично, излагает суть дела:
     - Радев занимался какими-то эмигрантами. Они раскусили его, втянули в
грязную уличную драку, обвинили в вооруженном  нападении  и  напустили  на
него полицию. Ему удалось выскользнуть, и он скрылся в толпе. Твое задание
- найти его.
     - Пустяки, - говорю я. - Мюнхенская толпа вряд ли  превышает  полтора
миллиона человек.
     Пустяки это или нет, но я  чувствую,  что  истома  в  груди  начинает
отступать. Хорошо хоть, что  все  остальное  у  меня  закончилось.  А  что
касается нового задания, которое только что возникло перед тобой...  то  у
нас так заведено: одно кончается, другое начинается.
     - Ищи его в "Кауфхофе", - слышу голос  Борислава,  который  старается
перекричать бас певца. - Он должен  крутиться  где-то  там.  В  "Кауфхофе"
Радев  встречался  со  своим  связным  -  Лазаровым,  ты   его   знаешь...
Следовательно, это единственное место, где его можно найти.
     - Почему же сам Лазаров не поискал его?
     - Потому что он влип в ту самую историю, только с ним еще  хуже:  его
задержали.
     - В какое время они встречались в "Кауфхофе"?
     - Об этом они договаривались между собой. Посидишь и подождешь.
     - Чтоб сказать ему "добрый день"?..
     - Может, вообще ничего не скажешь. Достаточно и  того,  что  передашь
ему  паспорт  на  новую  фамилию.  Документ  уже  готов.  Получишь  его  в
Висбадене. Запомни адрес.
     Борислав медленно выговаривает адрес, и я, прежде  чем  зафиксировать
его в памяти, вслух повторяю, чтоб не  произошло  какой-то  ошибки.  Потом
подытоживаю:
     - Погорел, бедолага.
     - Но не так, как ты в Копенгагене, - напоминает Борислав. Он  из  тех
людей, которые всегда успокаивают себя тем, что бывает еще хуже.
     - В Копенгагене? О чем это ты?
     - А ты даже не помнишь, что когда-то был в том городе?
     - Возможно, и был. Вылетело из головы.
     - Если ты в самом деле забыл, то с тобой все хорошо. Как хорошо  было
бы, если б мы могли стирать из памяти плохие воспоминания!
     Какое-то время в автомобиле  слышен  лишь  хриплый  речитатив  певца,
который, не  переводя  дыхания,  переходит  от  "Хелло,  Долли"  к  "Мекки
Мессер". Я поглядываю в зеркальце.  За  спиной  у  нас  время  от  времени
возникают автомобили, быстро догоняют и исчезают. Словно  издалека,  слышу
голос Борислава:
     - Может, ты все же развернешься на каком-то  перекрестке  и  отвезешь
меня назад. Я не собираюсь переходить границу.
     - Не волнуйся, я тебя не перевезу через границу, -  рассеянно  бросаю
я.
     Совсем рассеянно, ибо в этот момент  я  занят  тем,  чего  вообще  не
следует делать, - представляю себе, что может случиться.


     Пообедать я остановился уже на  территории  Федеративной  республики.
Время обеда давно прошло, и я могу блаженствовать в полупустом  ресторане,
зная, что тебя обслужат без лишней задержки.
     Столик мой возле огромного окна, откуда открывается вид  на  соседний
сосновый лес. Борислав напомнил мне ту датскую историю.
     Датская полиция разыскивала меня, обвиняя в убийстве,  к  которому  я
был  непричастен.  Агенты  ЦРУ  подстерегали  меня,  чтобы  свести  счеты.
Никакого пути к отступлению. Никакой связи с Центром. И к тому же гнетущее
сомнение - что, если Центр давно уже считает меня предателем? Погибнуть от
чужой пули на чужой земле - это обычный риск для людей моей профессии,  но
остаться в памяти своих изменником...
     Развязка  тогда  немного  затянулась,  мастерски  организованная  тем
ужасным человеком - Сеймуром, который и до сих пор приходит иногда ко  мне
во сне со словами: "У вас нет никакого выхода, Майкл. Вы в западне..."
     Думать про Сеймура и одновременно с аппетитом есть -  невозможно.  Но
от кофе в голове проясняется, и  мои  мысли  переключаются  на  теперешние
события. Заполненная заботами повседневность - лучшее лекарство от  плохих
воспоминаний.
     Мысль о том, что сейчас Петко Земляк скрывается в Мюнхене так же, как
я когда-то скрывался в Копенгагене, заставляет меня быстро рассчитаться  и
снова выехать на шоссе.
     В Висбаден я прибываю еще засветло. По старой привычке сперва еду  по
указанному адресу, осматриваю место, не  останавливаясь.  Тихая  улочка  в
тихом жилом квартале.  Вот  и  нужный  мне  одноэтажный  дом  с  маленьким
садиком. Опасность быть замеченным и зафиксированным тут  намного  больше,
чем на многолюдном бульваре.
     Добравшись до торговых улиц, не сразу  нахожу  место  для  стоянки  в
маленьком переулочке. С полчаса жду в какой-то пивной,  пока  стемнеет,  и
снова еду по указанному адресу.
     Металлическая калитка сада оказалась открытой.  Вхожу  и  нажимаю  на
звонок. Ни звука. Звоню снова. На этот раз слышно, как поворачивают  ключ,
затем отодвигают засов, снимают цепочку; наконец появляется женское  лицо.
Выражение его не очень приветливо.
     - Господин Шмитхаген дома? - спрашиваю я.
     - Его нет.
     - Он мне нужен по поводу автомобиля.
     - Я же вам сказала: его нет.
     Кажется, я оторвал ее от телевизора, потому-то  она  явно  не  желает
продолжать разговор.
     - Разве он вас не  предупреждал,  что  его  будут  искать  по  поводу
автомобиля? - настаиваю я, пристально глядя на нее.
     Мой пристальный взгляд,  видимо,  освобождает  ее  от  телевизионного
гипноза, и она бормочет:
     - Собственно, да. Говорил, чтоб вы приехали завтра утром.
     "Завтра утром" - это не  раньше  семи  часов.  А  еще  надо  проехать
пятьсот километров до Мюнхена. Даже при наилучшем развитии событий встреча
с Петко до обеда не состоится.
     Но и тут крутиться и привлекать внимание соседей не следует. Трогаюсь
снова в центр, оказываюсь на какой-то  площади  с  церквушкой  и  сквером.
Ночь, цепочка уличных фонарей, красная неоновая надпись: "Кюраско".
     Наконец хоть что-то знакомое среди этой чужой  обстановки!  Рестораны
Кюраско известны своеобразным меню: в них подают только жареную  говядину,
причем тех животных, которых специально откармливают в Аргентине.  Прохожу
в центр зала в поисках свободного места и вдруг слышу знакомый голос:
     - Вы одни, Майкл?
     Первое впечатление такое, словно я сплю и надо немедленно проснуться.
И сразу возникает желание превратиться в невидимку.
     - Один, Уильям.
     - В таком случае прошу ко мне. Я тоже один.
     И чтоб я не подумал, что он набивается  ко  мне  в  компанию,  Сеймур
добавляет:
     - Все равно не найдете свободного столика. Это последний.
     Да, это Сеймур. Такой же, каким я помню его  по  Копенгагену,  такой,
каким я его вижу в своих снах. Седоватые  волосы,  серые  холодные  глаза,
мужественное лицо с чуть заметным выражением уныния.
     Мне не  остается  ничего  другого,  как  играть  в  непринужденность.
Неторопливо опускают на стул напротив и спрашиваю:
     - Вы уже заказали?
     - Нет. Ждал вас. - На его тонких губах появляется что-то  похожее  на
улыбку. - Конечно, я вас не ждал. Но знаете, Майкл, я всегда  был  уверен,
что мы когда-то еще увидимся.
     - Вы мне льстите, Уильям. Я думал, что вы уже давно забыли обо мне.
     - Для меня в самом деле было бы удобнее забыть вас. Да что поделаешь:
я никогда не забываю свои поражения.
     Уильям протягивает пачку "Кента" и сам по  старой  привычке  зажимает
сигарету в правом углу рта.
     - Чтоб не испортить вам аппетит, хочу сразу сказать, что та история в
Копенгагене для меня - дело прошлое. Нет, я ее не забыл, однако уже  давно
сдал  в  архив.  Следовательно,  можете  спокойно  есть  филе   с   полной
уверенностью, что вам ничто не угрожает.
     - Другого я от вас и не ждал, Уильям.
     - Конечно, когда  некоторые  инстанции  узнают,  что  вы  продолжаете
подвизаться в этой части света, это, наверное, им не очень понравится.  Но
я не уполномочен заниматься вами и в данный момент нахожусь тут  по  чисто
личному делу.
     - Я также, Уильям.
     - Так еще лучше. Следовательно, будем считать, что мы с вами  -  двое
туристов, которые познакомились когда-то во время  отпуска  и  встретились
снова во время второго отпуска.
     - Отпуск - чудесная вещь, - соглашаюсь я. - Хотя, между нами  говоря,
тот первый отпуск чуть не стоил мне жизни.
     Он молча смотрит на меня, сощурив правый глаз от дыма  сигареты,  что
торчит в углу его рта. Потом, немного поколебавшись, говорит:
     - Может, мне бы и не следовало вам этого говорить, потому что  вы  не
поверите, но фактически своей жизнью вы обязаны мне, Майкл.
     - Я не сомневаюсь в этом.
     - Не собираюсь переубеждать вас, но так оно и есть. Если бы я  провел
операцию по вашему задержанию как следует, вас непременно поймали бы. Но я
провел ее кое-как. Это вас и спасло.
     - В таком случае я не знаю, как понимать ваш жест.
     - Все очень просто. Это негласная благодарность  за  ваш  собственный
жест в тот вечер, на квартире. У вас была возможность ликвидировать  меня,
но вы удовлетворились тем, что усыпили меня.
     - Даже не предполагал, что заслужил благодарность с вашей стороны.
     - Вы считаете моим поражением то, что вы убежали. Нет, мое  поражение
в том, что я не смог сделать из вас своего  человека.  Потом  ваша  судьба
меня особенно не волновала. Игра закончилась. Какой же смысл  бросать  вас
на съедение зверям!  В  какой  гостинице  вы  остановились?  -  спрашивает
Сеймур.
     - Ни в какой. Я только что прибыл.
     - Я бы вам посоветовал "Черного козла". Я - в нем.
     - Это близко?
     - В двух шагах отсюда.
     Останавливаться в гостинице не предусмотрено моим предыдущим  планом,
однако  я  уже  выбит  из  колеи  плана  и  пребывают  в  ненадежной  зоне
импровизации.
     "Черный козел" в самом  деле  оказался  совсем  рядом.  Вопреки  моим
надеждам, администратор сообщает, что есть свободная комната.
     - Ну, Майкл, я пошел, - бросает Сеймур. - Возможно, завтра  утром  не
увидимся, поэтому - счастливого пути.
     - Вам также, - отвечаю я. - Пойду подгоню автомобиль.
     Я выхожу из гостиницы и медленно отправляюсь улицей, убедившись,  что
никто не идет за мной следом. Потом сворачиваю  в  первый  же  переулок  и
какое-то время наблюдаю. В самом деле - никого.
     До площади, где остался мой автомобиль, не больше трехсот метров,  но
я петляю, втрое увеличивая это расстояние,  верный  правилу,  что  кружные
пути иногда короче прямых.
     Закончив все эти привычные для меня маневры, я подхожу к церкви и  из
темноты сквера изучаю обстановку вокруг автомобиля.
     Сажусь в БМВ и выбираюсь из вереницы автомобилей, чтоб отправиться  в
уже знакомый мне жилой квартал. Окна того дома, который  меня  интересует,
темны. А впрочем, не совсем темны. В крайнем справа  вспыхивают  мерцающие
цветные отблески, свидетельствуя, что телевизор до сих пор работает.
     Ставлю машину подальше от уличных фонарей,  но  ближе  к  дому,  чтоб
следить  за  входом.  "Он  вернется  поздно  ночью",  -  сказала   женщина
критического возраста. Будем надеяться, что она не брякнула это  наугад  и
что Шмитхаген еще не пришел.
     Снова обдумываю свои дальнейшие действия, делаю это  главным  образом
для того, чтоб не заснуть. Без четверти час наконец вижу мужчину,  который
приближается к садовой калитке. Однако на этот  раз  калитка  заперта,  и,
пока он ее отпирает, я оказываюсь около него.
     - Господин Шмитхаген...
     Мужчина вздрагивает, но не утрачивает самообладания.
     - Я пришел за машиной.
     - В такое время? - взволнованно  говорит  мужчина,  невольно  нарушая
текст пароля.
     - Я пришел за серым "мерседесом", - заканчиваю я свою часть пароля.
     - ...не пришли ли вы за черным "вольво",  -  добавляет  Шмитхаген.  -
Только, боже мой, в такое время... Идите вслед за мною.
     Хозяин обходит дом и ведет меня во внутренний двор.
     - Я не могу принять вас в доме, - тихо предупреждает меня  Шмитхаген,
прежде чем провернуть ключ в замке. - Проснется жена. Сядьте вон  там,  на
скамье.
     Через пять минут он уже сидит рядом со мной, а я прячу во  внутренний
карман толстый конверт.
     В конторке "Черного козла", как я и надеялся, произошла смена. Сонный
дежурный вежливо выслушивает мое объяснение  -  к  сожалению,  я  вынужден
немедленно выехать.


     Холл пуст. Улица перед гостиницей  -  тоже.  Сажусь  в  автомобиль  и
трогаюсь.
     Фары прорезают во мраке световой туннель, и я лечу в этом туннеле вот
уже столько времени под равномерное гудение мотора, словно  оторванный  от
окружающего мира, и только сине-белые дорожные знаки напоминают о том, что
окружающий мир еще существует: Умлайтунг - поворот,  Аусфарт  -  выезд  из
населенного пункта, "Нюрнберг - 75 км"...
     Гоню автомобиль со скоростью двести километров в час - не потому, что
надо очень спешить, а потому, что большая скорость возбуждает нервы  и  не
дает уснуть за рулем. Не  доезжая  до  предместья  Мюнхена,  сворачиваю  с
автострады на узенький проселок и  останавливаюсь  около  соснового  леса;
выключаю мотор автомобиля и пробую сделать то же самое с мотором в голове:
на сон у меня осталось ровно два часа.
     Первый из этих двух часов проходит в каком-то идиотском разговоре:
     "Вы один, Майкл?"
     "Один или нет, какое вам до этого дело, Уильям?"
     Да, кажется, постепенно я засыпаю, потому что,  когда  в  моем  мозгу
звонит будильник, стрелки на циферблате часов показывают  семь.  Закуриваю
сигарету, чтобы окончательно проснуться, и снова выезжаю на шоссе.
     В Мюнхен я прибываю как раз вовремя. Пью кофе  -  затрачено  четверть
часа, еще четверть на то, чтоб найти место для автомашины. Но  вот  я  уже
стою перед  универмагом  "Кауфхоф"  -  за  пять  минут  до  торжественного
открытия дверей к сокровищам серийной продукции.
     Если бы "Кауфхоф" был лавочкой галстуков или газовых  зажигалок,  все
было бы очень просто. Стоишь  где-нибудь  поблизости,  так  чтобы  в  поле
зрения попал тротуар перед входом, и ждешь, пока появится Радев.
     В "Кауфхофе" есть и галстуки, и зажигалки. Но, к сожалению, там  есть
еще миллион других вещей, ибо это четырехэтажный универмаг, который тяжело
даже обойти - где уж там все разглядеть!
     Для начала я мог бы  воспользоваться  методом  элиминации:  исключить
секторы, где по той или иной причине Земляк вряд ли  мог  быть.  Например,
отделы женской одежды. Толкаться там - значит все время  попадаться  людям
на глаза. В те джунгли платьев, костюмов и юбок редко проникают мужчины, а
если и проникают, то держатся около своих  жен.  Или  этаж  ковров  -  там
слишком мало покупателей, чтобы остаться  незамеченным,  если  задержаться
немного дольше. Или огромный сектор парфюмерии и косметики, где продавщицы
все время предлагают вам свою помощь. Или первый этаж - гастрономия, - где
нескончаемый людской поток не позволяет задержаться на одном месте.
     Итак, порядочно секторов  магазина  отпадает.  Остается  сравнительно
небольшое число отделов, на которых можно сосредоточить внимание.  Книжный
отдел. Вполне естественно,  люди  тут  задерживаются  дольше,  разглядывая
альбомы с цветными снимками. Стенды с сувенирами. Тут также можно  бродить
сколько хочешь, не вызывая подозрения, ибо выбор сувениров - вещь  сложная
и деликатная в том отношении, что никогда не найдешь того, что ищешь. Этаж
модной одежды для мужчин, где каждому разрешено  тратить  время,  созерцая
товары. И наконец, кафе на верхнем этаже - людей там не очень много  и  не
так уж мало, короче говоря, вполне подходящее  место  для  кратковременной
встречи, участники которой не стремятся  быть  зафиксированными  в  памяти
человечества или в архивах полиции.
     Элиминация - чудесный метод,  которым  пользуются  миллионы.  Объекты
моих наблюдений сведены  до  минимума  -  десяток  мест,  разбросанных  на
четырех этажах магазина. Вот если  б  можно  было  раздробить  и  себя  на
десяток частей, чтоб одновременно быть везде, - тогда все было бы хорошо.
     Так я размышляю, делая пробный обход  этажей  магазина.  Потом  снова
стою у входа. Ведь попасть в "Кауфхоф" можно только через входную дверь, и
значит, это надежнейший контрольный пункт.
     Одна беда - тут два входа с двух разных улиц. Я стою около одного  из
них, куря сигарету и оглядывая  толпу.  Надо  искать  оптимальные  решения
проблемы, а не торчать перед этим входом, тогда  как  Петко  может  пройти
вторым.
     Две  женщины,  видимо,  не  найдя  в  магазине  того,   что   искали,
разговаривают, остановившись рядом со мной.
     - Лучше заглянем к Херти, - говорит одна.
     - Или в другой "Кауфхоф", - предлагает ее подруга.
     Следовательно, существует еще  и  второй  "Кауфхоф".  Надо  решить  -
обходить их целый день по определенному графику или рискнуть и задержаться
в одном из них. Короче говоря, попробовать самому найти  Радева  или  дать
ему возможность найти тебя.
     Оба способа имеют свои плюсы и минусы. Первый,  если  посчастливится,
скорее даст результаты, но может случиться и  такое,  что  мы  разминемся.
Хотя, если двое ходят по одним и тем же местам, они не  могут  разминаться
бесконечно. Конечно,  остановиться  на  углу  и  торчать  там  до  полного
отупения - способ намного надежней. Но топтанье целый день на одном  месте
бросается в глаза. А мне никак не хочется привлекать внимание.
     Мысль о том, что не  стоит  привлекать  к  себе  внимание,  возникает
одновременно с тем, что я  замечаю,  как  молодая  женщина,  остановившись
около  магазина  напротив,  мастерски  распределяет  свое  внимание  между
дамскими сумочками и моей персоной. Если учесть,  что  в  витрине  сумочки
самые модные, то сам факт, что мною интересуются в такой же степени, как и
ими, должен был бы меня радовать.
     Первый порыв в таких  случаях  общеизвестен:  раствориться  в  толпе.
Однако я давно уже перерос возраст первых порывов, так же  как  и  возраст
иллюзий.
     Начинаю довольно нахально разглядывать даму. Внешне она не богиня, но
заслуживает внимания: слегка скуластое округлое лицо,  другие  части  тела
еще округлей. Одним словом, породистая немка.
     Мой  нахальный  взгляд  сразу  же  замечен  и   расшифрован.   Вместо
приветливой улыбки,  женщина  поворачивается  ко  мне  спиной  и  медленно
удаляется. Она не из тех, кто занимается любовью.
     Теперь как раз время скрыться в толпе.  Надо  оставить  этот  квартал
хотя бы временно, чтоб заглянуть в другой "Кауфхоф".
     Я должен быть благодарен той упитанной немке за то, что она перегнала
меня из одного магазина в другой. Ибо как раз там я и  обнаруживаю  Петко.
Уже под вечер, когда едва держусь на ногах от хождения туда-сюда.  Конечно
же, нахожу его около стенда с рыболовным снаряжением.
     Я  подошел  к  нему,  когда  он  сосредоточенно   проверял   механизм
спиннинговой катушки.
     - Здравствуй, Земляк, - бормочу я. Не глядя на него, делаю  вид,  что
прилип к стенду, и словно  нечаянно  касаюсь  его.  -  Паспорт,  деньги  и
инструкции - в кармане твоего плаща. Выезжай первым же поездом на Пассау.
     - Эх, браток, бывай здоров... - тихо говорит  Петко  перед  тем,  как
покинуть рыболовецкий рай.
     А  я  захожу  в  какой-то  "Винервальд".   Говорю   "какой-то",   ибо
"Винервальд", так же как и "Кюраско", не название конкретного ресторана, а
сеть заведений.
     Выбираю стол подальше от входа и витрины  и  заказываю  официантке  в
тирольском наряде цыпленка. Если уж мне суждено  попасть  в  западню,  так
пусть хоть не с пустым желудком.
     Так что же это за женщина, что появилась утром  перед  "Кауфхофом"?..
Если   это   не   какое-то   приятное   недоразумение,   ее    присутствие
свидетельствует о внимании со стороны Сеймура к моей скромной  персоне.  В
случае, если американец установил  за  мною  наблюдение,  мое  прибытие  в
гостиницу заметили и одновременно засекли мой автомобиль  -  марку,  цвет,
номер. Отныне серенький незаметный БМВ становится моей ахиллесовой пятой.
     Лучше было бы  остановить  его.  Но,  к  сожалению,  это  невозможно.
Автомобиль для меня - единственный способ  незаметно  пересечь  границу  в
каком-то маленьком отдаленном приграничном пункте. Конечно,  при  условии,
если Сеймур  не  определил  наперед  моей  судьбы.  Если  же  он  это  уже
предусмотрел, мое положение одинаково безнадежно  с  автомобилем  или  без
автомобиля.
     Чем я рискую? По меньшей мере - засудят за умышленное  убийство;  это
то,  чего  я  едва  избежал  в  Копенгагене.  То  обстоятельство,  что   я
путешествую с фальшивым паспортом, немного добавит к моим грехам.
     Что выиграет американец, воскресив давно  забытую  историю?  Конечно,
ничего. Даже  если  он  по  каким-то  причинам  хотел  учинить  надо  мной
расправу, почему он этого не сделал, когда я был в его руках?  Зачем  было
отпускать меня, чтоб потом гоняться снова? Ведь я теперь мог быть  уже  за
границей Федеративной республики, если бы не эта задержка в  Мюнхене  ради
Петко.
     Та женщина в самом деле была похожа на "хвост" - у меня на такие вещи
глаз наметан, - но где гарантия, что она следила именно за мной? Даже если
ее послал  американец,  это  еще  не  означает,  что  он  имеет  намерение
задержать меня.
     Через пятнадцать минут я принимаюсь за  кофе  и  прихожу  к  твердому
выводу, что все выяснится, как только я возвращусь  к  своему  БМВ.  Очень
рискованная проверка, но она неизбежна. Без автомобиля  я  ни  на  что  не
годен. И наконец, если существует какая-то опасность, лучше узнать об этом
тут, около  автомобиля,  чем  потом,  на  границе,  в  присутствии  лиц  в
униформе. Рассчитываюсь с официанткой и выхожу.
     Автомобиль стоит у дома "Дрезденер банк" и  плотно  зажат  спереди  и
сзади  двумя  другими  машинами.  Это  уже  не  случайность.  Я   мог   бы
возвратиться назад, пока меня не заметили, еще есть такая возможность,  но
будет ли от этого какая-то польза?
     Уверенно приближаюсь к  автомобилю.  Что  и  говорить  -  его  хорошо
забаррикадировали. Если бы мне только удалось хоть на  полметра  подвинуть
зеленый "мерседес" впереди...
     - Это вам не удастся, - слышу спокойный женский голос  именно  в  тот
миг, когда пытаюсь воплотить в жизнь свой замысел.
     Дама выходит из-под темной арки, где она нашла себе укрытие, и делает
несколько шагов ко мне. Вряд ли надо понять, что это та самая.
     - Так включите мотор и продвиньтесь  немного  вперед,  -  замечаю  я,
прекращая свои тщетные физические упражнения. - Надо как-то разойтись.
     - Зачем расходиться? - так же спокойно спрашивает дама.  -  Вы  лучше
заходите!
     Она открывает правую дверцу "мерседеса" и приглашает меня садиться на
место рядом с водителем, которое называют местом покойником.
     - Вот это да! - говорю я. - Мы поедем к вам?
     - Может быть, когда-нибудь, - отвечает женщина. - Но не сейчас.
     - Следовательно?
     - Вас хочет видеть один ваш знакомый.
     - Кто именно? У меня много знакомых.
     - Могли бы догадаться, - говорит она.





     Ресторан на первом этаже с видом на  Карл-плац.  Уютное  заведение  с
модерновой мебелью, кельнеры в смокингах.  Сеймур  устроился  за  столиком
около широкого окна. Он чуть заметно кивает нам и говорит:
     - Прошу, Альбер. Я думал,  что  мы  вместе  поужинаем,  но  вы  очень
опоздали.
     - Я не голодна, - замечает дама, когда мы садимся. - Разве что выпить
бы чего-нибудь, а то немного замерзла.
     - Я тоже поужинал, - заявляю я, в свою очередь.
     Альбер... Следовательно, он уже знает мое новое имя - из тех,  какими
я уже пользовался. Альбер Каре - бельгиец по национальности,  торговец  по
профессии. Почему бы не возвратиться  к  нему  снова,  если  это  лицо  не
скомпрометировало себя! Оформить новые документы не так просто.
     - Я бы выпила скотч, - говорит дама.
     - Я тоже.
     - Три скотча, -  заказывает  Сеймур.  И  когда  официант  в  смокинге
отходит, добавляет: - Надеюсь, вы уже познакомились?
     - Только что узнала от вас его имя, - ответила женщина. И,  посмотрев
на меня, отрекомендовалась: - Меня зовут Мод.
     - Ее зовут Мод, Альбер, - подтверждает американец.  -  Запомните  это
имя. Думаю, вы станете если  не  друзьями,  то  по  крайней  мере  добрыми
знакомыми. Это будет только на  пользу  нашей  совместной  работе.  Но  не
путайте работу с развлечениями.
     Мы молча выпиваем принесенный напиток,  после  чего  Мод,  словно  по
невидимому знаку Сеймура, поднимается и уходит.
     -  Видимо,  вы  ждете  объяснения?  -  говорит  Сеймур,  когда  и  мы
оказываемся на улице. - Поэтому я начну с объяснения.
     Однако он не торопится - то ли обдумывает, как начать, то ли  потому,
что нам надо спуститься эскалатором в подземный переход.  И  только  после
того, как мы выбираемся из-под Карл-плац и уже  идем  по  почти  безлюдной
Нойхаузерштрассе, продолжает:
     - Вчера вечером я говорил, что вам не надо  меня  бояться.  Сказанное
остается в силе, но при определенных условиях.
     - Разумеется. И мне очень неудобно, что, сделав такой жест, я  теперь
вынужден запугивать вас. Но, Майкл, вы же знаете, какая у  нас  профессия:
человек нечасто может действовать в согласии со своими личными желаниями.
     Я оставляю без внимания эти обобщения, ожидая, что будет дальше.
     - Если бы я не пригласил вас заглянуть к "Черному  козлу",  наверное,
мы больше не увиделись бы. Но что поделаешь - одна  случайность  тянет  за
собой другую. Один из моих помощников увидел  вас  в  холле  гостиницы.  К
вашему счастью, он не знает, кто вы на самом деле, но когда-то видел вас в
компании другого господина, который в данном случае нас интересует.
     - Ну и что?
     - Речь идет только о том, чтоб вы узнали того человека, Майкл.
     - Решили использовать меня?..
     - Не волнуйтесь. Я не требую от вас  предательства.  Тот  тип  не  из
ваших людей. Скорее наоборот: он западный агент.
     - Я не поддерживаю связи с такими людьми.
     - Поддерживали. Хотя и не  дружеские.  Следовательно,  вы  не  будете
действовать вопреки вашей совести. В конце концов я не могу заставить  вас
сказать: "Я его знаю..."
     - Но что это за человек?
     - Это скажете нам вы. Мы его знаем  под  одной  фамилией,  вы  -  под
другой. У нас возникло сомнение: не работает ли он на двух  шефов?  Только
успокойтесь: он поставляет информацию не о вас, а о  наших  союзниках.  Ни
для кого не секрет, что союзники шпионят друг за другом.
     - Что вам надо от меня конкретно?
     -  Собственно,  ничего.   Точнее,   маленькая   услуга.   Вы   будете
сопровождать Мод или ее подруг. Будете кавалером. Если  не  ошибаюсь,  вы,
кажется, когда-то имели к этому склонность.
     Несколько минут мы молча идем вдоль ярко освещенных витрин.
     -  Она  будет  спрашивать  вас:  "Знаете  ли  вы   этого   человека?"
Единственное, что требуется от вас, это точно отвечать на вопрос.
     - Только и всего?
     Очень странно. Если Уильям захочет что-то о ком-то узнать, он  сможет
сделать это через другие каналы, не обращаясь  ко  мне.  Разве  что  решил
скомпрометировать ту личность связью со мной, доказать, что она связана  с
коммунистами? Или же он использует меня совсем с другой целью, которую я в
данный момент не могу разгадать.
     Американец  остановился,  достал  пачку  сигарет,  предложил  мне   и
закуривает сам.
     - Над чем вы ломаете голову, Майкл?
     - Вы назойливо называете меня Майклом, - заметил я.
     - Это просто привычка. Я хорошо знаю, что вы не Майкл. Точно так  же,
как и не Альбер.
     - Так записано в моем паспорте...
     - О, в паспорте! Понятно, вы останетесь Майклом только для меня, и то
когда мы одни. Имейте в виду: кто вы, известно лишь  мне  одному.  Женщины
ничего не знают.
     - Какую же версию относительно меня вы приготовили для женщин?
     - Зачем готовить мне, когда вы сами все сделали.  Мы  принимаем  вашу
легенду - и все.
     - Если вы со всем соглашаетесь, то  почему  бы  вам  не  принять  мое
предложение?
     - Какое? Дать вам сесть в автомобиль и отвалить?
     - Вот именно.
     - Это невозможно, Майкл. После того как мой человек увидел  вас,  это
уже невозможно.
     - А если я все-таки попробую?
     - Во-первых, это будет напрасная попытка. И во-вторых, она  обернется
для вас катастрофой.
     - В каком смысле?
     - Не вынуждайте меня прибегать к угрозам. Вы все прекрасно понимаете.
Возможно, вы никого не убивали, но для западной полиции вы убийца. Не хочу
повторять, кто вы такой для нас там, за океаном.
     В самом деле, он не угрожает. Просто доводит до  моего  сведения  то,
что мне и без него понятно.
     - Хорошо, Уильям, я  сдаюсь.  Если  мои  функции  сводятся  только  к
идентификации...
     - Да, да, - прерывает  меня  Сеймур.  -  Я  понимаю,  что  вы  хотите
сказать. Надеюсь, вы не будете прибегать к попыткам скрыться. Если  я  вам
говорю, что у вас нет никакой  возможности  освободиться,  вы  должны  мне
верить... А теперь, - говорит Сеймур, медленно поворачивая назад, - пойдем
к вашему автомобилю. Потом я проведу вас  в  гостиницу,  где  остановилась
Мод. Комната для вас заказана. Дальнейшие директивы получите завтра утром.
Я  лично  не  смогу  все  время  ходить  с  вами,  вы  будете  иметь  дело
преимущественно с дамами. И, зная вашу склонность  использовать  женщин  в
личных целях, хочу предупредить: не  тешьте  себя  иллюзиями  относительно
этих дам. Они профессионалки. Кое в чем они, по-моему,  даже  педантичней,
чем я. Следовательно, не мешайте проведению  операции,  которая,  судя  по
всему, должна пройти легко и без осложнений даже для вас.
     И он повел меня к неизвестной гостинице и неизвестной цели.


     Гостиница "Четыре времени года" отличалась не  только  своим  длинным
названием, но и просторными холлами; много картин, люстр и зеркал.  Вообще
в  больших  гостиницах  привыкли  завоевывать  престиж   главным   образом
роскошными холлами, а вот о жилых  помещениях  там  заботятся  значительно
меньше. Вполне логично: холл подбивает тебя  снять  номер  именно  в  этой
гостинице, а когда ты уже номер снял, воспринимаешь  его  скромный  вид  с
философским спокойствием.
     Собственно, у меня  комната  хорошая.  Обои  цвета  блеклого  золота,
старинная мебель с  оливково-зеленой  обивкой  и,  что  самое  главное,  -
большая мягкая кровать.
     Но сон не идет ко мне. При полной изоляции,  в  которой  я  очутился,
остается единственная - ненадежная - возможность  выйти  на  связь  -  это
человек из Висбадена.
     Но неизвестно, в каком он положении,  не  находится  ли  он  сам  под
наблюдением. И как связаться с ним после того, как ты  оказался  в  плену?
Неизвестно, как оставить адрес, чтоб тебя  нашли  свои.  Неизвестно  даже,
смогут ли вовремя передать твое послание, ибо, если его получат уже  после
того, как ты окажешься в  каком-то  полицейском  подвале,  вряд  ли  будет
большая польза от твоих письменных упражнений...
     Когда и как заснул - не  знаю.  Просыпаюсь  потому,  что  возле  моей
головы мягко звонит телефон. Раскрываю глаза. За окном уже день.
     - Альбер, вы уже завтракали? - раздается в  трубке  приятный  женский
голос.
     - Нет. Во время сна я никогда не завтракаю.
     - Тогда мы могли бы позавтракать вместе примерно через полчаса...
     - Хорошо. Я успею собраться.
     Полчаса, конечно, вполне достаточно, чтоб побриться,  принять  душ  и
одеться. Но приказной тон, каким дама говорила со мной, мне не понравился,
и я выхожу к ней через сорок минут.
     Мод сидит за столом, никак не показывая своего отношения к тому,  что
я опоздал. Десять часов утра. Просторная столовая пуста.
     - Надеюсь, я не заставил вас ждать, - учтиво говорю я.
     - Я думала, что торговцы - народ пунктуальный.
     - Улыбнитесь, - говорю я. - Сегодня будет чудесный день.
     Ее лицо и в самом деле осветилось легкой улыбкой. Легкой и,  кажется,
иронической.
     -  Договоримся  наперед  не  говорить  о   погоде.   И   вообще   вам
необязательно развлекать меня разговором.
     - Хорошо, я буду молчать. Если вы настаиваете.
     - Я ни на чем не настаиваю,  -  произносит  она,  словно  я  ребенок,
которому надо объяснять элементарные вещи. -  Просто  хочу,  чтобы  вы  не
делали лишних усилий. Считайте меня служебным лицом.
     Кельнер приносит кофе, а вместе с ним булочку, масло, конфитюр.
     - Не скажете ли вы мне, как служебное лицо, какие у нас планы?
     - Наш общий знакомый вам об этом говорил, - отвечает Мод.
     - Я имею в виду сегодняшний день.
     - Поедем во Франкфурт.
     Дама поднимает на меня глаза. Большие, темно-карие, они сообщают: тут
не место для разговоров.
     - У вас красивые глаза, - говорю я.
     - Я позабочусь о том, чтоб вынесли чемоданы, и расплачусь, -  говорит
Мод, поднимаясь. - Подождите меня в холле.
     Что и говорить: служебное лицо.
     В подземном гараже гостиницы возникла небольшая размолвка.
     - Вы куда? - спросила дама, увидев, что я направляюсь к своему БМВ. -
Мы поедем вместе.
     - Конечно, но каждый в своем автомобиле.
     - Вы поедете в моем автомобиле, Альбер.
     - Но наш общий знакомый мне этого не говорил...
     - Он говорил мне. Со временем вы снова получите  свой  автомобиль.  А
пока что кладите сюда свой чемодан.
     Сажусь в зеленый "мерседес" на место покойников. В отличие  от  моего
БМВ, пропитанного запахом бензина и табака, тут господствует легкий  запах
парфюмерии.
     Она ловко выводит "мерседес" из гаража. Опытного  водителя  видно  по
тому, как он трогается с места.  Максимилианштрассе  залита  солнцем.  Мод
держит руль левой рукой,  правой  вынимает  из  сумки  черные  очки,  и  я
вспоминаю бывшую секретаршу Сеймура - Грейс, хотя ее очки были не темные.
     Если не принимать во внимание очки, то сходство  между  Грейс  и  Мод
такое  же,  как  между  небом  и  землей.  Та  была   стройная,   нервная,
агрессивная.   А   эта   -   "в   здоровом   теле   -    здоровый    дух",
спокойно-самоуверенна  и  холодно-доброжелательна.  Чистое,   матово-белое
лицо, под  бледно-лиловой  поплиновой  блузкой  выделяется  большой  бюст,
массивные бедра обтягивает  юбка  на  серой  английской  фланели.  Нет,  у
Сеймура не такой вкус. Служебное лицо - и только.
     Объезжаем бензоколонку и  выезжаем  на  автостраду.  Точнее  сказать:
въезжаем в автостраду, ибо это особый мир, ограниченный с боков  бетонными
рвами, где денно и нощно нескончаемые потоки механических  кровяных  телец
циркулируют в бетонных венах.
     Изолированный, оторванный от всего окружающего  мир  двух  измерений,
сведенный к двум направлениям - того, откуда ты едешь, и того, куда едешь,
- серая лента, которая непрерывно раскручивается под тобой,  связывая  то,
что было, с тем, что будет.
     - У меня такое чувство, будто  вы  работали  на  радио,  -  говорю  я
немного погодя.
     - Если это вас так интересует, так я действительно там работала.
     - У вас такой мелодичный, хорошо поставленный голос.
     - Не понимаю, чем вам не нравится мой голос? - небрежно бросает Мод.
     - Ничем. Просто он мне напоминает магнитофонную запись...
     - В таком случае ни о чем меня не расспрашивайте. Будете молчать вы -
будет молчать и мой магнитофон.
     - Почему же! Тембр вашего голоса мне приятен. К тому же у меня к  вам
вопрос.
     Женщина молчит, глядя на бетонную ленту, что бежит нам навстречу.
     Прибываем во Франкфурт около трех  часов.  Гостиница  "Континенталь",
где мы  останавливаемся,  несмотря  на  громкое  название,  -  стандартная
гостиница среднего уровня. Когда мы поднимаемся в  лифте  в  сопровождении
мальчика с чемоданами, дама предлагает:
     - Примем ванну и тогда спустимся пообедать.
     - Я не голоден.
     - Тогда я закажу что-нибудь себе в комнату.
     - Если вы будете делать заказ, попросите, чтоб мне в  номер  принесли
газеты.
     - Хорошо.
     Комнаты на четвертом этаже, но довольно далеко одна от другой. Моя  -
в конце коридора, и, пока мальчик отпирает дверь, я замечаю в глубине  еще
один лифт, видимо служебный.
     Через несколько  минут  после  того,  как  я  распаковал  свои  вещи,
принесли газеты. Наскоро просматриваю одну из  них:  надо  же  знать,  что
происходит в мире. Потом, по привычке, сгибаю ее на финансовой странице  и
бросаю на кровать. Теперь надо ждать телефонного звонка. Вскоре  дожидаюсь
и этого.
     - Принесли ли вам газеты? - слышу голос дикторши.
     - Да, благодарю.
     Через полчаса она определенно позвонит снова, чтоб  поинтересоваться,
прочитал ли я их. А еще со временем захочет узнать, не проголодался ли  я.
Проверим. Звонить она будет непременно, но я не могу  терять  из-за  этого
свой последний шанс.
     Тихонько выхожу в  коридор,  цепляю  на  дверь  найденную  в  комнате
табличку с надписью: "Прошу не беспокоить",  запираю  номер  и  крадусь  к
лифту.
     Грузовой лифт опускает меня в партер  служебной  части  гостиницы.  В
глубине коридора  -  выход  на  улицу.  В  помещении  -  ни  души.  Сквозь
приоткрытую дверь замечаю женщину, занятую сортировкой простыней,  но  она
меня не видит.
     "Континенталь" стоит на площади около  вокзала,  где  всегда  дежурят
такси. Беру первое попавшееся и бросаю шоферу:
     - Висбаден - и обратно. Чем быстрее, тем лучше.
     Мне посчастливилось. Водитель из тех юношей - с длинными волосами,  в
черной спортивной куртке, - для которых вождение автомобиля и профессия, и
спорт. Я уже чуть ли не жалею, что сел  к  нему.  В  моих  обстоятельствах
быстрая езда - это хорошо, но еще лучше возвратиться назад живым.
     Когда сегодня утром Мод сказала: "Франкфурт",  я  сразу  же  подумал:
"Это твой последний шанс, смотри, чтоб его не потерять". Ибо, если бы  она
назвала Гамбург, Любек или какой-то  еще  город  в  том  направлении,  это
означало бы конец всем надеждам.
     ...Часы показывают около пяти, когда я говорю водителю: "Остановись",
вручаю ему банкнот, чтоб не волновался, что не возвращусь, и скрываюсь  за
углом.
     В этот день мне в самом деле везет.  Приближаясь  к  знакомому  дому,
вижу Шмитхагена - он возится  около  автомобиля  перед  садовой  калиткой.
Шмитхаген также  замечает  меня  издалека  и,  когда  я  подхожу,  грустно
говорит:
     - Это вы...
     - Наверное, предпоследний раз, - успокаиваю его.
     - Лучше, чтоб это было в последний, - ворчит он. - Жена, сосед, я  же
вам говорил...
     - Да, да, но, разговаривая, жестикулируйте, будто вы мне  показываете
дорогу...
     Ну и чудак: остерегается соседей, а не думает о том,  что,  возможно,
кто-то следит за мной.
     Услыхав мой совет, Шмитхаген показывает рукой в  конец  улицы,  потом
направо, налево, словно флюгер.
     - Довольно, - киваю я, словно благодарю. - Записку я бросил в  окошко
автомобиля. Проследите, чтоб ее немедленно переправили.
     - Только завтра, раньше не выйдет, - предупреждает Шмитхаген.
     Голос его я слышу уже у себя за  спиной,  ибо  направляюсь  к  такси.
Водитель  ждет  там,   где   я   его   оставил.   Порядочный   парень.   И
неразговорчивый,  что  очень  важно.  Возвращение  назад  тоже  связано  с
серьезной опасностью, зато добираюсь  до  гостиницы  намного  раньше,  чем
надеялся.
     В номере  у  меня  звонит  телефон.  Не  обращаю  на  него  внимания,
переодеваюсь - надеваю пижаму, вытягиваюсь на  кровати  и  почти  засыпаю.
Чуть погодя стучат в дверь. Сначала тихонько, потом - громче.  Неторопливо
поднимаюсь и отпираю.
     - Где вы ходили, Альбер? - любезно спрашивает Мод и входит в комнату,
не обращая внимания на то, что я в пижаме. И не только  входит,  а  еще  и
садится на стул, закинув ногу на ногу. Значит, разговора не избежать.
     - Я был в постели. Разве не видно?
     - Я три раза вам звонила.
     - Наверное, я спал.
     - И два раза стучала в дверь.
     - Видимо, вы не заметили табличку: "Прошу не беспокоить".
     - Это для прислуги. А я не прислуга.
     - Дверь не прозрачная, откуда мне было знать, что это вы?
     - И все-таки куда вы ходили?
     Тон мягкий, как всегда, но я уже хорошо изучил  его,  чтоб  понимать,
что к чему.
     - Знаете, Мод, - говорю я, садясь на стул напротив, - мне  ничего  не
мешает признаться, что я действительно выходил,  и  даже  подтвердить  это
перед нашим общим знакомым. Но такое признание  повредит  только  вам.  Вы
согласны со мной?
     Она молча смотрит на меня, но лицо  ее  ничего  не  выражает  -  само
внимание! Ну а мое внимание распределено  между  ее  лицом  и  скрещенными
ножками.
     - Не хочу хвастаться, но я могу очень усложнить вашу миссию  игрой  в
прятки - и тогда наш общий знакомый будет считать вас  никчемной.  Поэтому
договоримся так: не будем компрометировать друг друга.
     - Но я не могу позволить вам делать что вздумается.
     - Я и не собираюсь делать что-то такое, что могло бы  усложнить  наше
общее задание. Речь идет лишь о том, чтоб не надоедать друг другу.
     - Разве я вам надоела?
     - Вообще говоря, не очень. Если не обращать внимания на мелочи: утром
вы меня разбудили, а теперь мешаете заснуть.
     Женщина смотрит на меня, а я на нее. Если  уж  Сеймур  отрекомендовал
меня как бабника, надо подкрепить эту рекомендацию, но не перебрать.
     Приятное лицо, приятный ясный взгляд, приятная  полуулыбка,  которая,
едва появившись, сразу же угасает. Нетрудно  догадаться,  что  кроется  за
этим  приветливым  фасадом:  карие  глаза  изучают  собеседника,  красивые
высокие  брови  дергаются  от  напряженных  раздумий,  уголки  полных  губ
кривятся в недоверчивой улыбке, частые паузы в разговоре свидетельствуют о
настороженности - одним словом, обычные рефлексы  профессионалки  среднего
уровня.
     Фигура у этой дамы довольно пропорциональна. В случае нужды Мод могла
бы зарабатывать себе на хлеб как натурщица.
     Но сейчас ей вряд ли угрожает нужда. Лиловая  блузка,  серая  юбка  и
серые туфли на  высоких  каблуках  придают  тот  элегантный  вид,  который
свидетельствует о жизненном достатке, а бриллиант на маленьком перстне  на
левой руке, кажется, настоящий.
     - Следовательно, вы  предлагаете  мне  что-то  вроде  джентльменского
соглашения? - наконец говорит Мод с чуть заметной усмешкой.
     - Когда вы меня так сосредоточенно изучаете, можете не усмехаться,  -
замечаю я. - Это рассеивает ваше внимание.
     - Вы тоже изучаете меня, но я не делаю вам замечаний.
     - Я лишь любуюсь вами.
     - Оставьте дешевые комплименты. На меня они не действуют.
     - Вы пресыщены ими.
     - Нет. Просто я не такая дуреха, как  вам  кажется.  А  что  касается
соглашения, то должна вам сказать, что я  заключаю  соглашения  только  со
своими работодателями.
     - Очень сожалею, что вы так истолковали мои слова.
     - Извините, если ошиблась. В таком случае можете быть уверены, что  и
без любого соглашения я буду стараться не беспокоить вас.
     - Чудесно. Только этого я и хотел.
     - А я хочу еще чего-то, - молвит дама, поднимаясь. -  Скажем,  хорошо
поужинать.  Своими  выдумками  вы  испортили  мне  аппетит,  но  теперь  я
чувствую, что он возвратился.
     - Еще нет шести... - напоминаю я.
     - Неужто вы живете по часам? - сводит брови Мод. - Вы  не  похожи  на
такого... - И, направляясь к двери, добавляет: - Будете ждать меня  внизу,
хорошо?


     В ресторане я ем медленно: разжевывая пищу, я "пережевываю" и  мысли.
А они у меня не очень веселые.
     Послание,  переданное  Шмитхагену,  было  нацарапано  еще   утром   в
гостинице. Совсем коротенькое сообщение  о  ситуации,  которая  создалась.
Теперь остается ждать инструкции и канал  для  отступления.  Ответ  должен
прийти снова к Шмитхагену, ибо я не имел возможности  дать  другой  адрес.
Когда придет ответ и смогу ли я в ближайшее время  побывать  в  Висбадене,
чтоб получить его? - вот вопрос, который сейчас беспокоит меня.
     Наливаю себе немного кьянти. Я бы налил и даме, но ее бокал полон.
     Мод абсолютно уверена, что я выходил из своей комнаты, и  неизвестно,
как истолковала мой поступок, однако именно этим поступком я  возбудил  ее
интерес. Утром она почти не обращала на меня внимания, а теперь пристально
изучает.
     - Полагаю, вы уже получили инструкции? - спрашиваю я.
     - Инструкции такие: остаемся тут.
     Может быть, Мод ничего и не знает. Сеймур вряд ли посвящает ее в свои
планы. Просто каждый раз дает отдельные  задания.  "Немного  терпения",  -
приказываю себе. Немного терпения, больше болтовни - это наилучший  способ
убить время.
     - Можно сменить обстановку, - предлагает Мод, посмотрев на часы.
     Эдакий непринужденный жест, непринужденное  и  предложение,  но  люди
нашей профессии подозрительны. "Начинаются общие подходы", - думаю я. Ну и
что? Пусть начинаются!
     -  Я  слыхал,  что  Франкфурт  славился   когда-то   местами   ночных
развлечений, - бросаю я пробный шар.
     - В наше время  развлекаться  можно  одинаково  и  днем  и  ночью,  -
небрежно отвечает дама.
     - Да, но тут ночная жизнь была особенно оживленная, - не сдаюсь я.  -
Что нам мешает посмотреть на нее?
     - Ничего, кроме времени, - отвечает Мод. -  Насколько  мне  известно,
развлекательные программы начинаются здесь где-то  в  одиннадцать.  Пойдем
выпьем в "Глобус", а потом заглянем еще куда-нибудь.
     "Но ты же не пьешь!" - думаю я, а вслух говорю:
     - Великолепная идея!
     Я никогда не слыхал о  "Глобусе",  видимо,  он  не  фигурирует  среди
достопримечательных мест Франкфурта. Маленький,  ничем  не  примечательный
бар. Зеленые и розовые неоновые огни, зеркала, миниатюрные кресла,  обитые
черной искусственной кожей, да еще полки с бутылками за медным прилавком -
этим и исчерпывается  модерновая  меблировка.  Посетители  преимущественно
мужчины, специфическая внешность и язык которых свидетельствуют о том, что
большинство клиентов - американские офицеры в гражданском.
     Мы устраиваемся за маленьким столиком в уголке за баром,  где  никому
нет до нас дела, в том числе и кельнеру, перегруженному заказами.  "И  это
уютное заведение?" - хочется мне спросить, но вместо этого я говорю:
     - Что вы будете пить?
     - Кока-колу.
     Я  иду  к  стойке,  беру  кока-колу,  себе  скотч,  расплачиваюсь   и
возвращаюсь к столу.
     - А вы энергичный, - констатирует Мод.
     - Да. В мелочах.
     - И к тому же скромный.
     - Когда нечем похвалиться, человек всегда скромен.
     Дама машинально поддерживает разговор. Ее внимание  сосредоточено  на
посетителях. Да, она  профессионалка,  но  среднего  уровня.  Отбросив  ее
притворное безразличие, легко заметить, как пристально присматривается она
ко всем.
     - Я думал - вы немка, а оказывается - американка, - замечаю я.
     - Вы уже дважды угадали. Сперва про радио, теперь мое  происхождение.
Не надо так часто угадывать, Альбер. Это не к лицу обыкновенному торговцу.
     Я оставляю ее реплику без внимания, и она продолжает:
     - По матери я немка, а по отцу - американка.
     - Но выросли в Штатах.
     - Снова угадали. Только на этот раз не засчитывается  -  угадать  это
было очень легко: американцы не переселяются в  Европу,  скорее  наоборот.
Так случилось с моей матерью.
     Слова звучат как прелюдия к семейной истории. Выходит, я ошибся:  эта
женщина подхватывает любую тему, но не любит доводить разговор  до  конца.
Да, в конце концов, какое  это  имеет  значение?  Важно  что-то  говорить,
убивая время.
     Мод уже не изучает публику, ее темно-карие глаза  смотрят  в  сторону
дверей. Взгляды всех - мой также - направлены туда.
     Женщина, которая вошла, свободно смогла бы дать  фору  моей  даме.  В
этом заведении появление Мод почти не заметили, она не  из  тех  эффектных
дамочек, на которых мужчины оглядываются на улицах. А  эта...  секс-бомба,
да еще и высокого класса!
     Секс-бомбу сопровождает какой-то бесцветный тип в твидовом пиджаке  и
серых брюках.
     Под ливнем восхищенных взглядов новоприбывшая направляется  к  нашему
столику.
     - Мод, милая, я тебя увидела еще из  дверей,  -  протяжно  звучит  ее
мелодичный голос. - Не возражаешь, если мы выпьем с вами? - Это Добс, если
вы незнакомы.
     - А это - господин Каре, - говорит Мод, перехватив взгляд секс-бомбы,
которая посмотрела на меня. - Размещайтесь.
     Секс-бомбу зовут Сандрой. То, что она говорит, мало чем отличается от
болтовни первой попавшейся секретарши или машинистки.
     Меня она словно не замечает: это очень удобно, так как освобождает от
необходимости искать темы для светского разговора. И  все  же,  когда  эта
пара немного погодя оставляет нас, секс-бомба, прощаясь с Мод, не забывает
бросить и мне:
     - До свидания, мистер Каре.
     Глаза Мод уже не следят за входом. Если она надеялась  с  кем-то  тут
встретиться, то это была, очевидно, Сандра, хотя я  и  не  понимаю  смысла
этой встречи.
     - Вам надоело? - через некоторое время спрашивает Мод.
     - Пробую привыкнуть.
     - Моя подруга не понравилась?
     - А надо, чтоб она мне понравилась? -  уклончиво  отвечаю  я,  верный
правилу: никогда не хвали женщине другую.
     - Вы довольно долго ее рассматривали.
     - Не надо преувеличивать. Когда нечего делать, можно рассматривать  и
носок своего ботинка.
     - Сожалею, что довела вас до такого состояния.  И  складываю  оружие.
Отныне инициатива в ваших руках.
     Выходим из "Глобуса" и берем курс снова в направлении вокзала - туда,
где находится квартал "ночной жизни".
     Сворачиваем  наугад  в  какую-то  бетонную  арку,  увенчанную   белой
надписью "Эрос", и попадаем в  настоящий  лабиринт  коридоров,  по  стенам
которых стоят женщины в чрезмерно коротких платьях, хотя мода на мини  уже
давно прошла, и чрезмерно оголенные. Они  не  приглашают  ни  словами,  ни
жестами - во-первых, это запрещено, а во-вторых, если они уже тут, значит,
предлагают себя. А клиентов  мало.  Преобладают  зрители,  такие  как  мы,
неторопливо  проходящие   мимо   этих   женщин,   застывших   под   темным
электрическим светом, словно персонажи нелегкой пантомимы.
     - Зачем вы привели меня сюда? - спрашивает  Мод.  -  Видимо,  не  для
того, чтоб я помогла вам в выборе?
     - Разве это я вас привел? Я же только сопровождаю вас.
     - Но мы ведь договорились, что инициативу вы берете в свои руки!
     Вот так, впервые инициатива оказалась в моих руках, а я даже не знаю,
что с нею делать.
     - Зайдем куда-нибудь, - предлагаю я, когда мы выбираемся из лабиринта
и снова оказываемся на улице.
     - Только не в эти кабаре, где артистки тычут тебе под нос свои бедра.
- Мод гадливо кривит губы.
     - У меня идея!
     - Ну, говорите.
     - Пойдем в гостиницу и ляжем спать.
     Итак, мы возвращаемся в  гостиницу,  поднимаемся  на  четвертый  этаж
лифтом и желаем друг другу спокойной ночи.
     Но прежде чем разойтись по комнатам, Мод говорит:
     - Альбер, не считайте меня нахалкой, если я попрошу вас не  оставлять
гостиницу, не предупредив  меня.  Должна  вам  сказать,  что  Франкфурт  -
довольно опасный город, особенно ночью.
     - Не волнуйтесь, - отвечаю я. - А если хотите быть совсем  спокойной,
можете взять меня в свою комнату.
     - Лучше идите к себе. - Ее голос дикторши звучит приглушенно-мягко. -
Ничто так не укрепляет здоровье, как спокойный сон и одиночество. Знаю это
по собственному опыту.





     - Мне необходим ваш паспорт, Альбер, - говорит Мод на следующее утро.
     - Зачем?
     - Это связано с определенными формальностями.
     С этой женщиной напрасно спорить. Четвертый день  мы  с  нею  в  этом
городе, но я изучил ее достаточно хорошо. Она любезна и уступчива во всем,
кроме главного - того, что касается плана. Того плана, что у нее в голове.
Того плана, о котором мне по сию пору ничего не известно.
     Когда недостает сведений, остаются догадки. Фразу  "несколько  дней",
наверное, надо было понимать как  несколько  недель.  То  ли  потому,  что
американец меня обманул, или же потому, что изменился  план,  или  потому,
что возникли непредвиденные осложнения. Как бы там ни было, нервозность не
поможет.
     Когда приходится ждать, а тебе не терпится,  лучше  всего  повторять:
все, что делается, -  к  лучшему.  Допустим,  что  Шмитхаген  передал  мое
послание на следующий день, что оно появилось  на  столе  у  генерала  еще
через день, а  Центр  имел  под  рукой  все  необходимое,  -  тогда  можно
рассчитывать, что в четверг или  в  пятницу  Шмитхаген  получит  еще  один
конверт с документами и указаниями - только на этот раз уже не  для  Петко
Земляка, а для меня.
     Не  раньше  чем  в  четверг   или   пятницу.   А   сегодня   вторник.
Следовательно, надо подождать. Я готов ждать до посинения, лишь бы  только
моей даме не пришло в голову переехать из  Франкфурта  в  Дюссельдорф  или
Бремен.
     -  А  как  же  передвигаться  без   паспорта?   -   спрашиваю   после
продолжительной паузы.
     - Точно так, как вы передвигаетесь  сейчас.  Паспорт  -  не  средство
передвижения.
     Предыдущие дни мы согласно с моими пожеланиями  находились  каждый  в
своей комнате, за исключением совместных походов в ресторан  и  кафе.  Два
раза за  время  таких  вылазок  Мод  встречалась  со  своими  знакомыми  и
обменивалась с ними несколькими словами. Очевидно,  случайные  встречи  со
случайными знакомыми, ибо я не слыхал адресованной мне фразы: знаете ли вы
этого человека?
     А сегодня незадолго до  обеда  она  неожиданно  заглянула  ко  мне  в
комнату:
     - Альбер, мне надо купить крем для лица. Не будете ли  вы  так  добры
сопроводить меня?
     Эта любезная фраза на самом деле означала: иди со мной.
     - Зачем вам крем? - сказал  я,  лишь  бы  что-то  сказать.  -  У  вас
чудесная кожа. Если вы прикажете мне вас поцеловать, я соглашусь.
     - Если у женщины хорошая кожа - значит,  она  старательно  следит  за
ней, - ответила дама, оставив мое предложение без внимания.
     - Не  лучше  отложить  покупку  на  более  позднее  время,  а  сейчас
заскочить куда-нибудь пообедать? - предлагаю я.
     - Сделаем и то и другое, -  говорит  Мод.  -  Только  на  пять  минут
забежим в "Карлштадт". Как раз за этим магазином есть чудесный ресторан.
     Предложение подано как чистейшая импровизация. Но в наших кругах люди
недоверчивы, и я подозреваю, что покупка - только  повод  для  того,  чтоб
затянуть  меня  именно  в  этот  чудесный  ресторанчик  за  "Карлштадтом".
Подозрение перерастает в уверенность: когда через каких-то  четверть  часа
после того, как мы уселись, к нашему столу подходит невысокий, смахивающий
на пивную бочку, краснощекий господин.
     - О Мод! Куда вы исчезли? - радостно выкрикивает незнакомец.
     - Вот я перед вами, Франк, - успокаивает его дама. - Садитесь, если у
вас нет другой компании. Это - господин Каре.
     Оказывается, что у незнакомца нет другой компании  и  он  очень-очень
рад познакомиться с господином Каре.
     Судя по тому, как  разговаривает  краснощекий  с  кельнером,  он  тут
постоянный посетитель, хорошо знает не только кухню, но и  винные  погреба
этого заведения.
     Первого поданного блюда мне вполне достаточно,  чтоб  утолить  голод,
поэтому появление еще и  свиной  ноги  меня  больше  пугает,  чем  радует.
Отодвигаю тарелку и зажигаю сигарету. Это не остается незамеченным.
     - Какое варварство, уважаемый  господин  Каре!  -  замечает  Франк  с
полным ртом. - Эта  свинья  пожертвовала  своей  жизнью  ради  нас,  а  вы
отвечаете на ее самопожертвование неуважением.
     - У Альбера всегда плохой аппетит, - старается оправдать меня Мод.  -
Но у него  есть  другие  достоинства.  Он  с  первого  взгляда  определяет
профессию и происхождение человека.
     - Боюсь, что ко мне вам придется присматриваться долго, - скептически
качает головой Франк. - Ну хорошо, смотрите сколько хотите, и делайте свои
выводы.
     Он вызывающе моргает своими блестящими темными глазами,  потом  снова
переключает свое внимание на свиную ногу.
     - Наверное, Мод переоценила мои возможности, - замечаю я. -  Но  если
речь идет об угадывании, то вы американец немецкого происхождения,  видимо
торговец.
     - Я же вам говорила, что он угадывает! - довольно улыбается дама.
     - А я разве не  говорил,  что  со  мной  дело  сложное?  -  возражает
толстяк. - Чтоб ваш ответ был точнее, надо было добавить  для  приправы  и
кое-что итальянское.
     - Не будьте таким мелочным, - протестует Мод. - Альбер угадал.
     - Я совсем не мелочный, - протестует, в свою очередь,  Франк.  -  Для
меня эта итальянская приправа очень важна. Мать  у  меня  была  итальянка,
отец - немец, и мое рождение связано с созданием политической  оси  Рим  -
Берлин, смерть отца связана с крахом этой оси в борьбе с  большевиками,  а
следующий брак моей матери - с приходом американцев.
     - Хорошо хоть, что ваша мать не вступила в брак с русским, -  бросает
Мод.
     - Расположение фронтов исключало такую опасность, - замечает Франк. -
Но если учесть, как развиваются события, не  будет  ничего  удивительного,
если ваша дочь или даже вы сами выйдете замуж за китайца.
     - Кажется, я уже говорила вам, Франк, что ваши шутки...
     - Никаких шуток, милая, никаких шуток. В один прекрасный день в самом
деле может случиться так, что нам  придется  выбирать  между  китайцами  и
русскими. Что вы думаете по этому поводу, уважаемый Каре?
     - Меня больше волнует финансовый застой, - бормочу я.
     - Что ж, Франк, - говорит через какое-то время Мод, отодвигая от себя
пустую посуду. - Альбер боится кризиса, вы  боитесь  русских  и  китайцев,
вообще у каждого свои страхи.
     - Нет, милая, я ничего не боюсь, - возражает толстяк. -  Думаю,  пока
китайцы завладеют этим миром, я успею перебраться на тот  свет...  Римская
империя рушилась целых два столетия. Наша  агония  продлится,  по  крайней
мере, несколько десятилетий.
     - На вас плохо сказывается пребывание в Европе, - констатирует  дама.
И, обращаясь ко мне,  поясняет:  -  Фрак  -  американец,  который  получил
европейское воспитание.
     - В ее словах есть частица правды, - подтверждает гость. -  Матери  я
обязан знанием итальянского и немецкого языков, а  отцу  -  невозможностью
использовать эти знания в Европе. Прошла уже целая вечность с тех пор, как
я тут живу. Вообще я утратил американский оптимизм, не успев обрести  его.
Знаете ли вы, что у нас, за океаном, глупость называют оптимизмом?
     Он еще какое-то время  распространялся  в  том  же  духе,  поощряемый
короткими репликами дамы, а я, глядя сквозь витрину на  панораму  торговой
улицы, спрашивал себя: какова настоящая цель этой случайной встречи,  если
такая цель вообще существует?
     В диалоге между Мод  и  Франком  за  чашкой  кофе  некоторые  реплики
заставляют меня насторожиться.
     - Мы не нарушили  ваших  планов  тем,  что  забрали  вас  к  себе?  -
спрашивает Мод. - Возможно, вы хотели сесть где-то в другом месте?
     -  Да.  Или,  собственно,  нет.  Я  надеялся  встретить  тут   одного
знакомого, но он не пришел.
     - Очень плохо с его стороны, если он вам обещал.
     - Скорее это было полуобещание. Он очень занят. Люди, от  которых  мы
зависим, всегда очень заняты.
     Дама не возражает. Она потеряла всякий  интерес  к  разговору.  Франк
также. Поэтому приглашаем официантку, чтоб расплатиться. Как всегда, плачу
я. Обыкновенная игра в джентльменство - не больше. Мод  всегда  возвращает
мне деньги... "Накладные расходы за мой счет", -  говорит  она.  По  этому
поводу я не возражаю. У меня  нет  никакого  желания  финансировать  чужие
операции.  Не  такой  я  богатый.  Если   будет   возможность   продолжать
путешествие, деньги мне тоже будут необходимы.
     Да, если будет возможность. Если...


     - Вы до сего времени не дали мне свой паспорт, - напомнила Мод.
     - Хорошо, возьмите, - говорю я, отдавая ей паспорт.  -  Но  имейте  в
виду, что я остался без документов.
     Быстрый взгляд больших карих глаз и почти лирический вопрос:
     - Скажите, Альбер: неужели нам нельзя работать,  доверяя  друг  другу
немного больше?
     - Дорогая моя, доверие достигается  не  словами,  а  делами.  Вы  мне
никогда ничего не говорите. Я и сейчас не  знаю,  куда  это  мы  полетели,
какой пожар будем тушить.
     Мы и правда летим. Летим в зеленом "мерседесе" автострадой.
     По дороге из ресторана в гостиницу Мод дважды забегала  в  телефонные
кабины и разговаривала с неизвестными  лицами,  а  потом,  после  обычного
послеобеденного отдыха, пришла ко мне сказать,  что  я  могу  убрать  свою
пижаму в чемодан: счет оплачен и мы отправляемся.
     - О каком пожаре вы говорите, Альбер? - бросает дама, вперив глаза  в
ленту шоссе, что стелется перед нами. - Кажется, разговор с Франком  плохо
подействовал на вас. Терпеть не могу таких  спокойных  истериков,  которые
только и думают о возможных катастрофах и агониях.
     - А я не люблю собеседников, которые никогда не отвечают на  вопросы.
Вы слышите? Я спросил: куда мы летим?
     - К цели, Альбер. Прямо к цели. Иногда сроки  и  методы  меняются,  а
цель остается.
     - Скажите мне хотя бы название населенного пункта. Конечно,  если  мы
едем в населенный пункт.
     - Он не очень населенный, находится совсем близко и называется  Идар,
если это вам о чем-то говорит.
     Название "Идар" мне ни о чем не говорит, но вопрос  расстояния  очень
важен.
     Съезжаем с автострады  на  асфальтовую  дорогу  в  лес.  Мод  молчит,
занятая машиной. Потом бросает, будто между прочим:
     - Когда-то в воскресной школе нам читали Евангелие, где сказано: если
у тебя две рубашки, отдай одну своему ближнему. Это, конечно, глупость...
     - Почему же глупость, если так написано в Евангелии?
     - Эту историю про две рубашки мы слышали уже две тысячи лет, но я еще
не слыхала, чтоб кто-то подарил кому-то свою вторую  рубашку.  Людям  надо
говорить лишь то, что они могут воспринять. Например: не зарься на большее
количество рубашек, чем тебе потребно.
     - Вам лично сколько их необходимо?
     - Как раз столько, сколько имею. Маленький автомобиль - не такой, как
этот, в котором мы сейчас  едем,  и  уютная  квартира  -  вот  и  все  мои
потребности.
     - Но женщина с вашим интеллектом, не говоря уже про внешность,  могла
бы достигнуть значительно большего.
     - Именно жажда "большего" и  приводит  ко  всяким  катастрофам.  Одни
катастрофы есть результат любовных неудач, другие, так  сказать,  деловых.
Иллюзия семейного счастья и нестерпимая жажда наживы... Первое толкает вас
к браку, а второе - в тюрьму.
     Уже темнеет, фары автомобиля выхватывают придорожную табличку:  "Идар
- Оберштайн - 35 км". А отсюда до Висбадена приблизительно еще столько же.
Да и эта дорога с крутыми поворотами - это вам не  прямая  автострада.  Не
говоря уже о том, что я без автомашины. В данный момент все  это  занимает
меня "значительно больше, чем вопрос брака или жадности.
     У дамы, наверное, тоже свои проблемы, которые надо обдумать,  поэтому
в "мерседесе" царит молчание.
     Вокруг  уже  давно  наступила  темнота,  когда  перед  нами  блеснула
табличка: "Идар - Оберштайн. Индустриальный район". Приехали,  говорю  сам
себе, но, оказывается, я ошибся. От индустриального района до  города  еще
ехать и ехать. "Мерседес" сворачивает с шоссе  направо,  на  крутую  узкую
дорогу. Не знаю, сколько и  куда  мы  поднимаемся,  но,  наверное,  теперь
двигаемся в противоположном направлении,  ибо  после  очередного  поворота
вижу город уже где-то далеко внизу под  нами.  Еще  одни  поворот,  машина
проезжает  под  какими-то  кустами  и  останавливается   перед   небольшим
строением, спрятанным среди деревьев.
     Строение имеет вид нежилой, по крайней мере пока Мод не  нажимает  на
кнопку звонка. Слышен легкий шум,  скрип  задвижки,  и  на  пороге  домика
появляется... Сеймур.
     - Заходите.
     Закрыв за нами, хозяин щелкает выключателями.  Тесный,  неприветливый
коридор освещает голая лампочка. Сеймур  ведет  нас  в  какую-то  комнату,
немного пристойней на вид. Кушетка  и  кресла  обиты  серым,  уже  немного
вытертым бархатом. На окнах такие  же  бархатные  занавески.  В  помещении
стоит крепкий табачный дух. Старомодная люстра освещает комнату.
     Эта дама, кажется, понимает все без слов. Достаточно  одного  взгляда
Сеймура, и она уже достает из шкафа виски, бутылку воды и стаканы.  Сделав
это, оставляет комнату.
     - Сколько? - спрашивает хозяин, готовясь налить мне.
     - Сколько необходимо для разговора.
     - Для разговора достаточно и двух граммов, а может, не хватит и  двух
бутылок. Все зависит от вас, Майкл.
     - Если от меня, то два грамма.
     Он наливает по четверти  стакана  нам  обоим:  потом  добавляет  себе
содовой, выпивает и закуривает сигарету. Я машинально делаю то  же  самое.
Курю и жду.
     Сеймур стоит у  стены,  оклеенной  полинявшими  серебристыми  обоями,
держа в одной руке стакан,  а  в  другой  -  сигарету.  Высокая  фигура  в
безупречном сером костюме бросает темную тень на  обои.  При  свете  лампы
лицо его кажется зеленоватым и уставшим.  Американец  по  старой  привычке
прикусывает сигарету и щурится от дыма.
     - Вам не везет, Майкл, - говорит он наконец.
     - Я это понял еще тогда, когда встретил вас.
     - Ничего вы не  поняли.  Встреча  со  мной  была  для  вас  последним
счастливым шансом. Ибо, если бы вы встретили не меня, а  Эванса,  Уорнера,
Бентона или кого-то другого из их шайки, ваша судьба сложилась  бы  совсем
иначе.
     Я молчу, поэтому Сеймур повторяет:
     - Эванс, Уорнер, Бентон... Вы их помните, не так ли?
     Еще бы не помнить!
     - А зачем мне их встречать? Я давно сменил среду, Уильям, и давно уже
работаю в торговле.
     - Знаю, знаю. Вы и раньше работали в торговле, что лишь помогало  вам
в другой работе. Но допустим, что вы и правда работаете в торговле  и  что
вы даже настоящий бельгиец. Это будет неудобно для нас обоих. Даже если вы
эскимос, у вас есть прошлое, и некоторые  люди  не  склонны  прощать  его.
Например, мистер Томас. Надеюсь, вы не забыли Томаса?
     Фамилия подброшена будто между прочим, но я знаю, что это не так.
     - Вы ничего не говорите про Томаса, - настаивает американец.
     - Я не знаю Томаса. И он не знает меня. Думаю, именно это вы и хотели
услышать.
     - Даже не имеете представления, кто он  такой  и  как  выглядит...  -
подсказывает мне Сеймур.
     - Откровенно говоря, я не такой  уж  незнайка.  Но  узнал  о  нем  по
фотографии и письменным справкам.
     - А не допускаете ли вы, что  и  Томас  знает  вас  по  фотографии  и
письменным справкам?
     - Я уверен, что Томас вообще не подозревает о моем существовании.
     Сеймур отпивает немного из рюмки, бросает на меня  ледяной  взгляд  и
замечает:
     - В таком случае, может, повезет и вам. Ведь не может без конца  идти
плохая карта.
     - Если бы мне везло, я бы встретил человека, который  выполняет  свои
обещания. Вы сказали "несколько дней"...
     - По моему плану именно так и должно было  быть.  Но  вы  же  знаете,
иногда планы... Тот тип оказался чрезвычайно подозрительным.
     - Какой тип?
     - Да, чрезвычайно подозрительный, - повторяет американец,  словно  не
услышав моего вопроса.
     - Я понимаю ваше положение, - киваю я. - Но что вам надо от меня?
     - Очень сожалею, Майкл, но мне надо довести игру до конца... А  вы  -
мой главный козырь.
     - Эта карточная терминология мне ни о чем не  говорит,  -  говорю  я,
загасив окурок в тарелке, которая служит пепельницей. - Хотите, чтоб  я  с
вами сотрудничал, и ничегошеньки мне не говорите о сути дела.
     - Я делал это в ваших же интересах. Зачем вам знать то,  что  вас  не
интересует.  Но  теперь  обстоятельства   изменились,   поэтому   возникла
необходимость ознакомить вас с некоторыми деталями...
     - Думаю, что речь идет о деталях, которые не имеют никакого значения,
если вы решили доверить их мне.
     - Не  обещаю,  что  обязательно  раскрою  вам  все  свои  карты,  но,
повторяю, познакомлю вас с теми, которые примут участие в игре, - уточняет
Сеймур.
     - Это ваше дело, - пожимаю плечами. - Но если я  плохо  информирован,
неудивительно, если я плохо буду выполнять свою роль.
     Американец измеряет меня быстрым, острым взглядом, выплевывает на пол
окурок, затаптывает его ногой и закуривает новую сигарету.
     - Успех дела требует, чтоб мы играли честно. Что вы скажете на это?
     - Пока ничего. Если откровенно, то я удивляюсь, как это мы с  вами  -
имея в виду нашу профессию и взгляды - можем заниматься общим делом?!
     - Значит, вы не диалектик. В этом  мире  бесконечных  противоречий  и
безудержных перемен вовсе неудивительно, если в конкретной  ситуации  и  в
какой-то момент пути двух враждующих индивидуумов сойдутся.  Разве  такого
не может быть?
     - Только в сфере абстрактных положений.
     - В таком случае перейдем к конкретным.
     Он медленно делает четыре шага - подходит  к  противоположной  стене,
потом еще четыре - возвращается назад.  Выплевывает  окурок,  растаптывает
его и, прислонившись спиной к полинявшим обоям, говорит:
     - Томас, а?
     Я молчу, и он добавляет:
     - Насколько мне известно, он не так давно подвизался у вас...
     Я не говорю ни "да", ни "нет".
     - Он развил довольно активную деятельность... Или вы не в курсе?
     - Если не ошибаюсь, его деятельность исчерпывается одной-единственной
дерзкой операцией, а в его активе - провал.
     Американец кивает головой в знак согласия  и  пристально  смотрит  на
меня.
     - Это вы его провалили?
     - Если человек идет на провал, кто-то всегда поможет ему в этом.
     - Эта история мне  известна  лишь  в  общих  чертах.  В  самом  деле,
совершенно авантюристическая операция и вполне логичный финал.  Не  говоря
уже о том, что он привел к провалу трех наших агентов.
     Я удерживаюсь от комментариев.
     - Собственно, Томас достаточно деловой парень, только не в  разведке,
- замечает Сеймур. И, так  же  пристально  глядя  на  меня,  добавляет:  -
Наверное, вы думаете, что все мы банда жуликов, похожих на Томаса...
     Я беру свою рюмку, однако пить мне не  хочется,  и  я  ставлю  ее  на
место.
     - В данном случае жульничество -  не  главное.  Томас  стал  причиной
смерти некоторых людей, - бросаю я.
     -  С  вами  такое  тоже,  наверное,  случалось,  -  пожимает  плечами
американец. - Наша профессия - грубая профессия.
     - Погибли совсем молодые люди, Уильям. И погибли бессмысленно.
     - Мне приятно знать, что вы  имеете  против  него  зуб.  Вот  видите:
бывает, что наши оценки совпадают.
     - Поскольку вы вспомнили про нашу профессию, то я хотел бы  заметить,
что тут поступки не определяются личными симпатиями или антипатиями.
     - Да. И все же, думаю, вы охотно подключитесь к операции,  зная,  что
человек, которого надлежит победить, это именно Томас. Но вы  не  ответили
на мой вопрос: считаете ли вы, что все мы такие, как Томас?
     - Допускаю, что есть и исключения.
     - Речь идет о правиле, - настаивает Сеймур.
     - Правило лучше знаете вы... Я встречал всяких людей. Не  скажу,  что
все они одинаково корыстны. Бывают исключения из правил.
     -  Следовательно,  вы  не  считаете  всех  жуликами,  -  подытоживает
американец.
     - Это ваш вывод.
     - Ну хорошо, - кивает Сеймур. - В данном случае речь идет как  раз  о
двух жуликах. Один из них вам известен.  Второй  ничем  не  отличается  от
первого. Думаю, что так ваша совесть будет спокойна. Не знаю,  как  велика
ваша антипатия к Томасу, только я лично имею зуб против того, второго.
     Не договорив, он берет новую сигарету и щелкает зажигалкой.
     - Речь идет об одном грязном дуэте, Майкл,  в  котором  Томас  играет
вторую скрипку. А меня  интересует  первая.  Именно  ее  мы  и  хотим  вам
показать. Только она отказывается выходить на сцену. Надо,  чтобы  вы  при
помощи Томаса вошли в контакт с первой скрипкой. Если Томас в  самом  деле
вас не знает, задание будет совсем легким. Ваша роль  исчерпывается  одной
кратковременной очной ставкой с первой скрипкой.
     - И все-таки могу ли я спросить, в какие сроки укладывается этот  ваш
новый вариант?
     - Неделя... Десять  дней...  Кто  знает...  Я  уже  не  хочу  наперед
определять сроки, чтоб меня не обвинили во лжи.  Важно,  что  после  очной
ставки вы спокойно продолжите свое путешествие.
     Я не возражаю. Единственное мое желание в данный момент -  как  можно
скорее выйти на свежий воздух. Словно угадав это, Сеймур говорит:
     - Допивайте виски. Совещание закончено.
     Американец делает два шага к двери, останавливается  и  словно  между
прочим спрашивает:
     - Каковы ваши отношения с Мод?
     - Как со служебным лицом. Мод непрестанно повторяет мне это.
     - А чего бы вы хотели? Я не могу всегда предлагать вам таких  женщин,
как Грейс.
     - Разве вы мне предлагали Грейс?
     - Оставим сейчас этот разговор. Тут нечем дышать.  Я  бы  вас  охотно
провел в бар в гостинице,  но  в  интересах  операции  нам  надо  избегать
публичных демонстраций.


     В дверь ко мне стучат - еще и еще, через неровные интервалы. Но я  не
обращаю на это внимания, ибо  стою  под  душем.  Стук  продолжается.  "Она
получит инфаркт с перепугу, что я убежал", - думаю я. И чтоб  поберечь  ее
сердце, выхожу из ванной и немного приоткрываю дверь.
     - Входите, дорогая.
     - Но вы же голый! - констатирует она.
     - Не привык купаться одетым. Вы зайдете или нет?
     - Да. После того как вы на себя что-нибудь набросите.
     Обматываю поясницу махровым полотенцем и открываю дверь:
     - Быстрее, а то простужусь.
     - Вы слишком бесцеремонный, - заявляет дама, садясь  в  кресло.  -  И
очень медлительный.
     - Если вы хотите ускорить события, можете заказать завтрак сюда.
     - Известно ли вам, Альбер, что вы находитесь в прославленном  центре?
- сообщает дама уже во время завтрака.
     - В центре овцеводства?
     - Какое овцеводство  на  этих  скалах!  Центр  обработки  драгоценных
камней и ювелирной индустрии.
     - Интересно... - бормочу я, думая совсем о другом.
     - Надо обойти предприятия... Кое-что вам показать...
     - Интересно... - киваю я.
     - Город небольшой, - не унимается женщина. - В  таких  городках  люди
любознательные. Если нам придется тут на несколько дней  остаться,  начнут
интересоваться, что мы делаем.
     - Пусть интересуются.
     -  Но  ведь  вокруг  военные  лагеря  НАТО.  А   присутствие   такого
иностранца, как вы...
     - Вы правы, - отвечаю я. - Лучше поедем.
     - Прекратите, Альбер! Для такого, как  вы,  торговца  вполне  логично
посетить некоторые фирмы.
     - Я не торгую драгоценными камнями.
     -  Возможно,  еще  будете.  Во  времена  кризиса  ассортимент  быстро
меняется.
     Спорить с Мод - пустое дело.
     Через час мы уже выезжаем из нашего  "Парк-отеля".  Дама  разработала
точное расписание наших посещений на  основе  туристической  брошюры,  что
валяется во всех  комнатах  гостиницы  и  знакомит  со  всеми  знаменитыми
фирмами города.
     Первая фирма  находится  меньше  чем  в  двухстах  метрах  от  нашего
временного жилища. Но покупать драгоценные камни пешком не ходят,  поэтому
Мод останавливает машину у главного входа,  и  мы  торжественно  входим  в
стеклянные двери предприятия "Рупенталь".
     Дама, выступая в роли моей секретарши,  погружается  в  разговоры  со
служащими фирм, следовательно, мне остается только скучать. Служащая,  что
сопровождает нас,  прежде  всего  ведет  в  музей  фирмы.  На  витринах  -
кристаллы и обработанные камни таких  необычных  размеров  и  цветов,  что
привлекают  даже  мое  внимание,  но  только  сначала,  пока  у  меня   не
разболелась  голова  от  этого  блеска  и  неугомонного  щебетанья   нашей
проводницы.
     Проходим на верхний этаж в торговый отдел, где Мод не  только  ставит
вопросы и  что-то  записывает  в  своем  блокноте,  но  и  -  для  большей
убедительности - покупает как образцы несколько дешевых камешков.
     - Может, на сегодня хватит? - спрашиваю я,  когда  мы  наконец  снова
садимся в "мерседес".
     - Надо посетить еще хотя бы одну фирму, - отвечает  дама.  -  Но  это
можно сделать и  после  обеда.  В  Оберштайне  есть  чудесный  итальянский
ресторан. Прогуляемся, чтоб вы посмотрели селение, и пойдем обедать.
     Идар  и  Оберштайн,  два  цветущих  местечка,  которые  со   временем
объединились в одно, - "идеальные образцы естественной красоты  и  покоя".
Об этом я узнал еще с утра из упоминавшейся уже рекламной брошюры.  Однако
действительность не всегда соответствует рекламе. "Быстрая  горная  речка"
на   самом   деле   оказывается   грязным   ручьем,   загаженным   всякими
пластмассовыми отбросами. По обоим берегам  ручья  пролегают  две  главные
улицы  -  Хауптштрассе  и  Майнцерштрассе,  что  представляют  собой   два
обыкновенных шоссе, если хотите, два  желоба,  по  которым  с  грохотом  и
треском катится автомобильный поток от Майнца  до  Саарбрюккена  и  назад.
Дома тянутся вдоль этих шоссе, теснясь один над другим на  крутых  склонах
окрестных холмов.
     Если не обращать внимания на грохот и  оживленное  движение,  которые
портят  впечатление,   другие   данные   рекламного   проспекта   отвечают
действительности: зеленые, покрытые лесом холмы - на своем месте;  вверху,
высоко над городскими  крышами,  вырисовывается  силуэт  церкви;  магазины
бижутерии обступают со всех сторон, а рестораны предлагают отдых и богатый
выбор блюд по доступным ценам.
     Не  знаю,  какое  место  занимает  среди  этих   заведений   ресторан
"Риголетто", но обстановка привлекает,  особенно  светильники  над  каждым
столиком, - садясь и вставая, ты непременно ударишься о них головой.  Зато
в просторном прохладном помещении господствует тишина.
     - Может, вы хоть раз проявите инициативу в выборе блюд? -  спрашивает
дама.
     - Я уже выбрал... Но имею в виду не кулинарию.
     - Кажется, банальные шутки Франка негативно подействовали на  вас,  -
бросает дама, не отрывая глаз от меню.
     - А, собственно, кто он такой, этот Франк?
     - Франк - мой шеф, если это для вас имеет какое-то значение.
     - В каком смысле "шеф"?
     - В смысле - торговый директор. Я работаю в торговой фирме, Альбер.
     Видимо, меня взяли в надежные  тиски,  если  доверяют  такие  детали.
Наверное, они с Сеймуром ночью перебросились  несколькими  словами,  иначе
она вряд ли сказала бы мне об этом.
     Им ничего бояться. Я человек без паспорта, без автомобиля, без связи,
обвиняемый в убийстве, а  может,  и  обреченный  быть  убитым  в  один  из
наступающих дней.
     - Что вы скажете по поводу порции "спагетти миланез", а потом...
     - Целиком согласен с вами, -  останавливаю  ее,  не  дослушав,  -  но
только спагетти придется ждать.
     - Всего надо ждать, Альбер, - вздыхает Мод.
     - А ваш Франк способен лишь рассказывать сказки...
     - Не торопитесь судить о нем! Вы же почти не знаете его.
     - Если бы он устроил встречу, я бы теперь уже был в Брюсселе.
     - Не так давно вы сказали мне про свой выбор, - замечает  женщина.  -
Наверное, вы имели в виду Брюссель?
     - Не смешивайте любовь с работой, - говорю я.
     - Не будем говорить про  любовь  и  работу  на  голодный  желудок,  -
парирует Мод.
     Следовательно, откладываем разговор до того  времени,  пока  принесут
спагетти, а потом - до того, как съедим их.  Молчание  затягивается.  Лишь
когда уже подают фрукты, дама делает попытку разрядить атмосферу.
     - Я считала вас спокойным человеком. А вы не такой?
     - Именно такой. Но это не означает, что  живу  жизнью  растений,  без
каких-либо мыслей и намерений.
     - Знаю, знаю, - сочувственно кивает головой Мод. - Работа, семья...
     - Жена и четверо детей.
     - Четверо? А почему не пятеро?
     - Ничего удивительного, если станет и пятеро.
     - Вы не женаты, Альбер. Такие вещи я угадываю безошибочно.
     - А вы?
     - В данный момент я незамужняя.
     - Это меня радует.
     - Я не сказала, что я в вашем распоряжении.
     - Про такое не говорят. Мы выпьем кофе?
     Пьем и кофе, конечно...
     Она смотрит на часы и уже другим тоном говорит:
     - А теперь заскочим на фирму "Эфген".
     - А что там?
     - Синтетические камни. Современные дешевые товары.
     Честно говоря,  я  не  вижу  разницы  между  произведениями  химии  и
творениями природы, кроме цены. Пожилой служащий "Эфгена" раскрывает  один
за другим пакетики с образцами, а Мод роется в них  своей  белой  рукой  и
записывает цены в блокнот. Я понимаю, почему  Сеймур  отдает  предпочтение
женщинам. Мужчины не станут так печься о своем легальном фасаде.
     - А теперь, может быть, возвратиться в гостиницу и поспать? -  говорю
я, когда мы наконец выходим на улицу.
     - Как вам не  стыдно!  У  вас  впереди  целая  ночь.  Прогуляемся  по
окраинам, подышим свежим воздухом.
     - Гуляйте. А меня оставьте в гостинице.
     - У вас не выходит из головы жена с четырьмя  детьми,  -  сочувствует
мне Мод.
     Остаемся отдыхать каждый в своей  комнате.  Маленькая  месть  с  моей
стороны за то, что она целый день морочила мне голову своими камнями.
     Вечер проводим в баре гостиницы. Бар работает далеко за  полночь,  но
мы возвращаемся около десяти. На следующий день - то же самое. И еще через
день - снова. Сколько ни прислушиваюсь - не могу уловить ни  одного  звука
"скрипки", ни первой, ни второй.


     - Пойдем напьемся! - предлагаю я.
     - Что это на вас нашло? - спрашивает Мод.
     - А разве на вас никогда не находит?
     Спокойное выражение ее лица свидетельствует о негативном отношении  к
моему предложению. Но и выражение лица иногда бывает притворным.
     Мы засели в ресторане при гостинице. Выбрали совсем  раннее  время  -
еще нет и восьми, - ибо  после  десяти  вечера  тут  начинается  настоящее
безумие. Ночных заведений в Идаре не так уж и много.
     - И все-таки вы меня удивляете, Мод, - говорю я под конец ужина.
     - Тем, что не пригласила вас в свою комнату?
     - Речь идет не обо мне. Вы же не  можете  быть  круглосуточно  только
служебным лицом.
     - А я и не говорила, что способна на такой подвиг.
     - Вы меня удивляете, - повторяю я. - Не представляю  вас  в  семейной
или интимной обстановке. Странно, или не так?
     - Ничего странного. Такая обстановка не для меня.
     - А как же тогда должны рождаться дети?
     - А зачем рожать? Чтоб готовить к атомной смерти? Или для того,  чтоб
население планеты быстрее составило двадцать миллиардов?
     - Я не задумывался над этими вопросами.
     - Еще бы! Ведь вы их не решаете. Приходите, берете, что вам  надо,  и
идете дальше. А боль остается для женщины.
     - Вы это испытали?
     - Едва не испытала во время первого и, надеюсь, последнего брака.
     - И все-таки брак вас не обошел.
     - Стало быть, не обошел.  Ибо  мы  как  обезьяны  -  недаром  от  них
происходим. Подражаем друг другу. Точно так, как обезьяны.
     - Это от Сеймура, - констатирую я. - И не пытайтесь возражать. Это от
Сеймура.
     - Думаю, что вы напрасно  упоминаете  имя  этого  человека,  -  почти
любезно замечает Мод. - Когда б вы знали его лучше, то поняли бы,  что  он
никогда не стал бы вести со мной таких разговоров.
     - Вы по уши влюблены в него, - снова бросаю я пробный шар.
     - Я уважаю его.
     Наконец хоть одно существо, которое любит  Сеймура.  Он  держался  за
Грейс, а та показала ему язык. Эта влюблена в него, а он на  нее  никакого
внимания. Обычная история.
     - Какая нелепость, - говорит Мод, словно прочитав мои мысли. -  Людям
кажется, что они сходятся, а на самом деле они расстаются. Не  могут  жить
отдельно, не могут существовать один без другого, и  в  то  же  время  они
ничего не значат один для другого, ну положительно ничего! А вообще,  если
мне нужен мужчина, его найти нетрудно. Но я же  не  могу  каждого  кретина
пускать к себе в постель.
     - Благодарю за комплимент, - говорю я.
     - Я не вас имела в виду. Вы - особый случай.
     - Особый не я, особая ситуация.
     - Одно и то же. Надо действовать по расписанию. И согласно указаниям.
Вы уже выпили кофе?
     - Почти.
     - Тогда рассчитаемся.
     Видно, что разговор этот ее и утомил  немного,  и  развлек.  Разрядил
атмосферу этого нудного ожидания. Ждать - тяжелая работа.
     Выходим из бара в гостиницу. Дама, как всегда, сопровождает  меня  до
дверей комнаты, чтоб я случайно не затерялся в коридоре.
     - Думаю,  хоть  раз  мы  могли  бы  нарушить  и  инструкцию,  и  наше
одиночество, - предлагаю я, чтобы просто что-то сказать.
     - А вы нахальней, чем я думала, - вздыхает Мод. И добавляет: - Только
будем нарушать ее в моем номере. Не у вас.
     - Разве в вашем номере нет подслушивающей аппаратуры? - спрашиваю я.
     - Альбер, вы переоцениваете вес своей особы в этой  ситуации.  Думаю,
что в данный момент для вас вполне достаточно меня как аппаратуры.





     - Надо подскочить в Майнц, - через два дня говорит мне Мод.
     Наконец хоть что-то.
     - Подскочить или переехать?
     - Подскочить, Альбер. Собирать багаж излишне.
     Утро дождливое  и  туманное.  Мы  торопливо  залезаем  в  "мерседес",
тяжелые дождевые капли глухо барабанят по крыше.
     - Мы остановимся в гостинице? - спрашиваю я.
     - Конечно.
     - Но у меня же нет паспорта.
     - Уже есть. В моей сумочке.
     - Наверное, его место не в вашей сумочке.
     - Наоборот, именно там - не вы, а я толкусь около администраторов,  -
отвечает дама. И добавляет будто  удивленно:  -  Вы  до  сих  пор  мне  не
доверяете?
     Извилистой дорогой взбираемся в гору. Туман становится  прозрачным  и
синеватым, как  разведенное  молоко,  а  потом  совсем  рассеивается.  Лес
исчезает,  вместо  него  появляются  темно-зеленые  луга,   над   которыми
поднимается легкий пар. Дождь прекратился.
     - Вас ждет знакомство с одной женщиной, - сообщает Мод. -  Надо  было
сказать вам с утра, чтоб вы взяли новый костюм, но я не сделала  этого  из
ревности.
     - Наверное, новая секс-бомба.
     - В данном случае это не совсем то. Но  не  исключено,  что  она  вам
понравится.
     - Только если она похожа на вас.
     - Полная противоположность. Во всех отношениях.
     - В таком случае не понравится. Вы даже не замечаете,  как  вместе  с
паспортом вы присвоили и мое сердце.
     - Не люблю лгунов, - ворчит Мод. - Хотя  такую  ложь  иногда  приятно
слушать. Особенно когда она не очень грубая.
     - Во лжи часто бывает доля правды.
     - Будем надеяться.
     Красивая,  хотя  и  не  богиня,  порядочная,  хотя   и   не   святая,
откровенная, хотя и  не  нарушает  служебных  инструкций,  эта  женщина  -
настоящая находка для такого, как я, человека,  привыкшего  иметь  дело  с
собеседниками, которые говорят совсем не то, что думают. Такая  не  всадит
тебе нож в спину. Разве что Сеймур прикажет ей прикончить тебя.
     "Будем надеяться" - эти немного скептические  слова,  кажется,  стали
для нее привычными.
     В ту ночь, когда я впервые пришел к Мод в комнату, она сказала:
     - Эта деталь останется между нами, хорошо?
     - Я не допускал, что вы боитесь Сеймура.
     - Боюсь. Но не в том смысле, как вы думаете. Я не  привыкла  нарушать
дисциплину.
     - Он приказал вам держаться от меня на расстоянии?
     - Говорил, чтоб я была настороже.
     - Ну, теперь вам уже не  придется  быть  настороже.  Маленькая  тайна
всегда сближает людей.
     - Я тоже надеюсь, только не тешу себя особыми иллюзиями.
     Тот факт, что она держит  мой  паспорт  в  своей  сумочке,  не  очень
вдохновляет.


     Прибываем в Майнц перед обедом и устраиваемся в "Хилтоне".
     Солидный, как и все гостиницы Хилтона, комплекс домов,  расположенный
между шоссе и речкой.
     - Поднимемся в комнаты, Альбер, - предлагает дама. - Через полчаса  я
зайду за вами. Пообедаем тут.
     С самого начала эта  история  проходит  преимущественно  в  обедах  и
ужинах. Хорошо, если бы и дальше только так.
     В "Хилтоне" три ресторана. Мод выбрала этот, внизу,  оборудованный  в
народном стиле, с уютными уголками. Но вместо  того  чтоб  воспользоваться
ими, тянет меня к широкому столу, где уже устроилась одна пара - девушка с
ясным лицом в ореоле золотистых волос и молодой смуглый здоровяк в  черном
кожаном пиджаке.
     - А, Мод! - радостно вскрикивает девушка, когда мы подходим.
     - Добрый день, Дейзи, -  довольно  сдержанно  отвечает  дама.  -  Это
Альбер.
     - А это Эрих, - представляет блондинка своего кавалера.  -  Пообедаем
вместе?
     Мы со смуглым киваем друг другу, я помогаю Мод сесть  и  сажусь  сам.
Появляется официантка, берет у нас заказ и скрывается.
     - Мы тут говорили о секретаршах,  -  обращается  к  нам  Дейзи.  -  Я
сказала, что плохо быть секретаршей, а  Эрих  -  что  плохо  быть  немкой.
Наконец  мы  столковались:  хуже  всего,  если  ты  немка   и   секретарша
одновременно.
     - Следовательно, разговор закончился, - подытоживает Мод.
     - Совсем нет. Надо знать и ваше мнение.
     Эта тема мне хорошо знакома, ибо я целыми  днями  в  гостинице  читал
газеты. Известно, между писаниями  местной  прессы  и  реальными  фактами,
несомненно, мало общего, но так или иначе  пропагандистская  машина  снова
закрутилась на оборотах шпиономании. Шпионами  провозглашают  чуть  ли  не
всех секретарш больших начальников, которые, оказавшись  перед  опасностью
быть "изобличенными", одна за другой убегают в ГДР.
     - Скажите же, Альбер, - подбивает меня Мод.  -  Хотят  услышать  ваше
мнение.
     - Я не совсем в курсе, - бормочу я.
     - Как это так! - вскрикивает Дейзи.  -  Тут  все  об  этом  только  и
говорят.
     - Если все говорят, то, наверное, уже все сказано,  -  отвечаю  я.  -
Поэтому я вряд ли потешу вас чем-то новым.
     Обед проходит без особых приключений, за исключением  того,  что  Мод
дважды выходит звонить, а Дейзи через неровные интервалы нарушает молчание
возгласами.  Она  принадлежит  к  импульсивным  экстравагантным  девушкам.
Думаю, многим нравится ее  грациозная  худенькая  фигурка  в  бледно-синей
блузке и брюках, большие синие глаза  и  худое  лицо,  выражение  которого
непрерывно меняется. Полная противоположность Мод. А также и моим вкусам.
     Парень, наоборот, крепкий, особенно в  руках  и  плечах.  На  вид  он
довольно добродушный, этакое спокойное добродушие человека,  уверенного  в
своей силе.
     Во время кофе разговор снова оживился, но его ведут  только  женщины:
Мод рассказывает, какие чудеса  бижутерии  мы  видели  в  Идаре,  а  Дейзи
сообщает, что как раз сегодня  в  Майнце  открылась  ярмарка  минералов  и
драгоценных камней.
     - Я думала, вы понравитесь друг другу, - бросает камешек в наш огород
Дейзи. - А вы молчите.
     - Разве надо, чтоб мы понравились  друг  другу?  -  спрашивает  Эрих,
доставая из кармана пачку жвачки и медленно раскрывая ее.
     - А почему бы и нет? - спрашивает, в  свою  очередь,  Мод.  -  Альбер
торговец, вы поставщик.
     - Поставщик чего? - решаю и я подать голос.
     - Всего, - уклоняется от прямого ответа Эрих. - А больше всего точной
механики. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты?
     -  Точная  механика   теперь   самая   перспективная,   -   тороплюсь
согласиться. - Только я специализируюсь на стекольных изделиях.
     - Деликатный товар, - бросает немец. - Имею в виду способ перевозки.
     - Для этого существуют страховые компании.
     - Но у вас, наверное, есть свои поставщики.
     - Хватает. Однако  разнообразие  в  ассортименте  всегда  полезно,  -
авторитетно говорю я, хотя мне начхать на ассортимент.
     Эрих, кажется, заинтересован возможностью сделать бизнес:
     - Какое количество вас интересует?
     - Количество не имеет значения, - отвечаю так  же  авторитетно.  -  Я
оптовик.
     - В таком случае можем заключить соглашение, - предлагает немец. - Не
хочу хвастаться, но  я  тоже  не  размениваюсь  на  мелочи.  -  И,  что-то
вспомнив, смеется:  -  Следовательно...  стеклянные  изделия,  а?  Отлично
сказано. Ха-ха, стеклянные изделия!
     - Чего ты хохочешь, как идиот? - набрасывается на него Дейзи. - Я  не
вижу тут ничего смешного.
     - Пусть смеется, смех - это здоровье, - примирительно  замечает  Мод,
которая оценивает вещи преимущественно с точки зрения физиологии.


     Лифт выстреливает нас на шестой этаж, но,  прежде  чем  разойтись  по
своим комнатам, дама замечает:
     - Полагаю, двух часов вам хватит, чтоб отлежаться. Надо все-таки и  в
самом деле побывать на этой ярмарке.
     - Вполне достаточно, - киваю  я.  -  Только  если  засну,  это  может
продолжаться и три часа. Поэтому было бы целесообразней пойти к вам. Тогда
я не засну.
     - Приходите, если хотите.
     Я растягиваюсь на ее кровати, чтоб все обмозговать,  пока  из  ванной
комнаты доносится легкий плеск воды.
     Мысль о том, что "теперь или никогда", засела у меня в голове  еще  в
тот момент, когда я услыхал, что мы едем в Майнц. От Майнца  до  Висбадена
рукой подать.
     Теперь или никогда - даже нечего и думать.  Важно  определить,  когда
именно "теперь": теперь - немедленно или теперь - на  ярмарке?  Ярмарка  -
последняя возможность и, конечно, не самая лучшая. Даже если  мне  удастся
незаметно скрыться в толпе,  мое  отсутствие  быстро  зафиксируют.  И  нет
никакой  гарантии,  что  все  обойдется  какой-то   ложью   и   неприятным
разговором.
     Теперь или позднее, но связь надо установить именно сегодня. До того,
как мы возвратимся  в  Идар.  И  до  того,  как  мы  отправимся  из  Идара
неизвестно куда.
     Именно сегодня, говорю себе; в это время из ванной выходит Мод.
     - Вы так и будете лежать одетым? - спрашивает она, укоризненно  глядя
на меня.
     Особенного желания раздеваться  я  не  чувствую,  но  что  поделаешь!
Поднимаюсь именно  в  тот  момент,  когда  дама  укладывается  на  широкой
постели.
     - Не поищете ли в холодильнике чего-нибудь выпить? - слышу за  спиной
ее голос. - Тот венгерский гуляш просто испепелил мне нутро.
     Эта фраза все решает.
     - Вы имеете в виду что-то крепкое? - бросаю я, направляясь  к  белому
шкафу.
     - Дайте мне кока-колу.
     Конечно, кока-колу: она пенистая и темного цвета. Я открываю бутылку,
и  с  моей  руки  туда  падает  маленькая  таблетка,  которая   сразу   же
растворяется. Наливаю напиток в бокал, даю его даме и начинаю раздеваться.
     - Эта доска Дейзи, по-моему, немного неуравновешенна,  -  замечаю  я,
вешая пиджак на спинку стула.
     - Теперь все молодые такие, - отвечает женщина,  закладывая  руки  за
голову и давая простор своему бюсту.
     - "Все молодые"? Себя вы к ним не относите?
     - Неужели я так молодо выгляжу?
     - "Так" - нет. Но, во всяком случае, до тридцати.
     - Вы привыкли тешить женщин банальнейшим способом, - вздыхает Мод.  И
добавляет: - Собственно, вы правы:  наибанальнейший  -  наиэффективнейший.
Большинство женщин - дурехи, зачем же напрягать воображение!
     - Если так, то отныне я буду говорить только неприятные вещи.
     - Говорите что  хотите,  Альбер,  -  соглашается  дама.  -  А  сейчас
чувствуйте себя как дома...
     У меня возникает сомнение, в самом ли деле мой  препарат  эффективен?
Но, закурив сигарету,  замечаю,  что  Мод  едва  преодолевает  сонливость.
Вскоре ею овладел спокойный сон.
     Я выкуриваю еще одну сигарету, поднимаюсь и открываю окно, чтоб вышел
дым. Пусть женщина хорошо спит и проснется без головной боли и  неприятных
сомнений. Без головной боли!
     Молниеносно одеваюсь, бросаю дверь незапертой и  по  давней  привычке
оставляю гостиницу через черный ход. Пока преодолею  двести  метров  пути,
надо убедиться, что за мною никого. Да, только двести-триста метров,  и  я
добираюсь до такси.
     - Чем быстрее, тем лучше, - говорю водителю среднего возраста.
     - Предоставьте это мне,  -  отвечает  он  и  трогается  со  скоростью
тридцать километров в час.
     На  автостраде  этот  симпатяга  прибегает  к  смертельному  риску  -
увеличивает скорость до шестидесяти километров. Но расстояние до Висбадена
не превышает десяти километров, поэтому мы все-таки успеваем доехать  туда
в этот же день.
     Вручаю шоферу банкнот, приказываю подождать и  двигаюсь  к  знакомому
домику на тихой улице. Автомобиль,  как  и  раньше,  стоит  около  садовой
калитки, но хозяина не видно. Ничего удивительного, если его нет дома:  он
не назначал мне встречи.
     Садовая калитка отперта. Подхожу и звоню.  Никаких  признаков  жизни.
Держу палец на кнопке звонка дольше, но не очень  злоупотребляю  этим.  На
этот раз слышу какой-то неясный шорох. Будто шаркают шлепанцы. Вот снимают
цепочку и поворачивают ключ.
     -  Кто  там?  -  спрашивает  хозяйка,  стоя  на  пороге.  Собственно,
спрашивает не она, а ее недоброжелательный взгляд.
     - Я по поводу машины, - объясняю ей.
     - Снова эта машина! - ворчит женщина. - А он лежит.
     - Я знаю, что в такое время люди отдыхают, но...
     - Не отдыхают. Он болен, - бросает она, готовясь закрыть дверь.
     -  И  все-таки  скажите  ему,  что  я   пришел,   очень   прошу.   Мы
договаривались...
     Дверь гремит у меня перед носом, я остаюсь ждать.  Такая  уж  у  меня
профессия. Проходит порядочное время, пока снова щелкает ключ.  Теперь,  к
счастью, появляется сам хозяин, в халате, с  печальными  глазами.  Большой
костлявый нос кажется еще больше, а щеки - еще более запавшими.
     - Очень извиняюсь...
     - Заходите, - кивает он.
     Пересекаем маленький полутемный коридорчик, вдыхая  запахи  кухни,  и
Шмитхаген  открывает  какую-то  дверь.  Из  глубины   коридорчика   слышен
сварливый женский голос:
     - Если ты не продашь наконец эту машину, я  позову  Петера,  чтоб  он
забрал ее...
     - Заходите, заходите, - нервно подгоняет меня хозяин.
     Маленькая  комната,  обставленная  мягкой  мебелью  в  белых  чехлах,
видимо, служит гостиной.  Не  успеваю  оглядеться  вокруг,  ибо  тороплюсь
бросить сквозь полупрозрачные занавески на окнах взгляд на садик и  фасады
домов с противоположной стороны. Мужчина  за  моей  спиной  тяжело  дышит,
что-то передвигая, чем-то шелестит. Тайник.
     - Вот, - слышу я. Поворачиваюсь и получаю долгожданный конверт.
     Австрийский  паспорт.  Фотография  моей  персоны.  И  -  наконец!   -
коротенькая записка. Содержание записки легко  расшифровать  тому,  кто  в
курсе: каждое третье слово. Остальные слова ничего не  значат.  На  первый
взгляд  письмо  совсем  невинное.  Читаю  его.  Потом  щелкаю  зажигалкой.
Шмитхаген подает пепельницу.
     -  В  тот  день  вы  говорили,  что  пришли  в  предпоследний  раз...
Следовательно, сегодняшний визит должен быть последним...
     - Именно так. И не волнуйтесь больше.
     - Речь  идет   не   обо   мне.   Ведь   я   объяснял   вам...   Такие
обстоятельства...
     - Знаю, знаю. У меня то же самое. Иначе я бы вам не  надоедал.  Желаю
быстрейшего выздоровления.
     Такси ждет меня на том же месте.
     - Как можно быстрее, - говорю водителю.
     - Предоставьте это мне, - успокаивает он. - Все торопятся. И вы тоже.
Хорошо, можно и быстрее. Но и торопясь, надо  же  придерживаться  разумной
скорости.
     Я уже упоминал, какую скорость он считал "разумной".
     Расположившись на  заднем  сиденье,  стараюсь  расслабиться  и  снова
перечитываю мысленно записку, которая уже превратилась в пепел.
     В ней сообщается, что в течение двух дней такой-то "опель" с таким-то
номером в такое-то время будет ждать меня на  такой-то  улице.  Упомянутые
два дня уже прошли. Но назначены две  резервные  даты  -  29  и  30  июня,
которые, к счастью, еще впереди. Тот же автомобиль, на той же самой улице,
в то же время. А самое главное последнее: "Чрезвычайная осторожность.  При
удобном случае займитесь программой "Спирит".
     Это английское слово в  переводе  означает  "дух",  "призрак".  Я  не
слыхал о такой программе. Наши,  кажется,  что-то  слышали,  но  не  знают
ничего конкретного. И не настаивают  на  немедленном  раскрытии  ее.  "При
случае". То есть не считай, что это обязательно, будь осторожен,  чтоб  не
влипнуть в какую-нибудь неприятность... "Чрезвычайная осторожность!"
     Я выхожу из такси на том же месте, где его взял, и возвращаюсь черным
ходом в "Хилтон".
     Мод еще спит, лицо ее даже  во  сне  сохраняет  серьезное  выражение.
Бесшумно раздеваюсь и устраиваюсь рядом, делая вид, будто тоже сплю. Я так
старательно играю свою роль, что вскоре засыпаю по-настоящему. Просыпаюсь,
ибо крепкая рука энергично трясет меня за плечо:
     - Альбер!.. Ну же, Альбер! Или вы хотите, чтоб мы тут провели и ночь?
     - Только и знаете, что будите меня, - огрызаюсь я, переворачиваясь на
другой бок.
     Однако  дама  настроена  довольно  решительно,   поэтому   приходится
раскрыть глаза. На улице уже темнеет. В такое время года это означает, что
перевалило уже за восемь.
     - Что там такое? - спрашиваю я. - Почему вы мешаете мне спать?
     Она подходит к окну, резким движением опускает  занавеску  и  щелкает
выключателем.
     - Вы же хотели идти на ярмарку? -  невинно  спрашиваю  я,  садясь  на
кровати.
     - Хотела... Такого со мною никогда не бывало. Проспать среди бела дня
шесть часов...
     Карие глаза смотрят на меня сосредоточено и немного подозрительно, но
я делаю вид, что не замечаю этого.
     - И все-таки вы проснулись.
     - Меня разбудила Дейзи. Вы не слыхали телефонного звонка?
     - К счастью, на этот раз аппарат стоит с вашей стороны.
     - А что вы делали все это время?
     - Разве вы не видели?
     - Имею в виду - раньше. Я, кажется, заснула перед вами.
     - Все правильно. Я последовал вашему примеру после того, как  выкурил
две сигареты. Не понимаю только, зачем этот допрос? Или вы думаете, что  я
перебежал к Дейзи?
     - Не исключено, - сухо отвечает она.
     На этом следствие заканчивается. Вряд ли я развеял ее подозрения.  Но
в наши дни кого только они не мучат?
     В баре мы находим Дейзи  с  ее  Эрихом.  Женщины  на  какое-то  время
выходят - им надо кому-то позвонить,  а  мы  с  молодым  атлетом  остаемся
развлекаться: я - сигаретой, а он - неизменной жвачкой.
     - Итак, когда что-то выгорит, я  сообщу  Мод  через  Дейзи,  -  снова
напоминает атлет.
     - Именно так, - подтверждаю я. - Сообщите.
     Дейзи скоро возвращается, а немного погодя появляется и Мод, которая,
оказывается, ходила рассчитываться за  гостиницу.  Выпиваем  по  рюмке  на
дорогу, обмениваемся притворно дружескими улыбками и выезжаем.
     - У меня такое чувство, словно вы что-то сделали со мной после обеда,
- говорит Мод, когда "мерседес"  уже  мчится  автострадой,  прорезая  мрак
светом мощных фар.
     - Вам было неприятно?
     - Если бы мне было неприятно, я б вам сказала об этом  еще  в  первый
раз. Вы знаете, что речь идет не об этом.
     - А о чем?
     - Перед тем как я легла, вы дали мне кока-колу...
     - По вашей просьбе.
     - Вы меня одурманили...
     - Почему? Разве у вас болит голова?
     - У меня здоровая голова, Альбер. Лучше поберегите свою.
     - Зачем мне беречь ее, когда я нахожусь в  ваших  руках.  Вы  играете
мною как вам вздумается. Лучше объясните, почему Эриха так развеселили мои
разговоры про стеклянные изделия?
     Она какое-то  время  молчит,  сосредоточенно  смотрит  на  освещенную
фарами полосу автострады. Наконец говорит:
     - Я не уполномочена давать вам разъяснения, Альбер.  Вы  знаете,  кто
это делает. - И добавляет: - И все-таки вы меня одурманили.


     Пока что трудно сказать, что  обещает  мне  пакет,  полученный  через
Шмитхагена,  -  реальное  спасение  или  иллюзию  спасения.   Вероятнейшая
возможность упущена. В то  время  как  мы  с  Мод  рассматривали  в  Идаре
бижутерию, наш человек ждал меня с машиной в Висбадене, чтоб освободить из
западни.
     Следующая встреча назначена на последние дни месяца, в запасе еще две
недели, но все зависит от этих досадных "если": если  я  сумею  вырваться,
если сумею добраться, если... останусь жив.
     Австрийский паспорт - это уже что-то. На случай, если встреча с нашим
человеком сорвется, у  меня  останется  шанс  воспользоваться  гражданским
транспортом: сесть в поезд на какой-то станции вблизи границы  и  испытать
свою судьбу. Вчера у меня не было ни одного шанса, а сегодня есть два.
     Чувствую, что то  гадкое  ощущение,  которое  чем  дольше,  тем  чаще
охватывало меня, немного рассеялось. Я знаю, что Центру уже известно,  где
я приблизительно нахожусь и чем приблизительно занимаюсь.  Знаю,  что  мне
предоставлена свобода действий, но  в  то  же  время  меня  предупреждают:
чрезвычайная осторожность! Знаю и то, что при определенных обстоятельствах
могу сделать полезное для раскрытия тайной операции "Спирит".
     Вот только забота с этим  австрийским  паспортом.  Его  необязательно
похищать у меня - достаточно  узнать,  что  он  у  меня  есть,  и  паспорт
потеряет всякую ценность.
     Вообще-то Сеймур имел основание, когда говорил, что мне не везет.  Но
ведь бывает же, что выигрываешь, не имея почти никаких шансов на  выигрыш.
Например, вчерашняя встреча со Шмитхагеном - это настоящая удача. Удача  в
последнюю минуту, ибо сегодня Мод уже говорит:
     - Будем хорошо, если вы соберете свой багаж, Альбер. Мы  отправляемся
в Кельн.
     Эту новость мне сообщают во время завтрака, а в обед мы уже в Кельне.
Гостиница  "Европа",  где  мы  останавливаемся,   видимо,   выше   средней
категории, судя по мебели и виду на кафедральный  собор.  Но  у  меня  нет
времени любоваться пейзажем. Уладив формальности с  администратором,  дама
спрашивает:
     - Пойдете в свою комнату или отправимся сразу?
     Садимся в "мерседес",  и  Мод  прибегает  к  сложным  маневрам,  чтоб
отъехать от площади у кафедрального собора. Сделать это не так-то  просто,
ибо окрестные улицы или закрыты для автомашин, или  же  там  одностороннее
движение, поэтому приходится ехать не туда, куда надо, а куда можно.
     На улице жара, смрад выхлопных газов острее,  чем  когда-либо.  Улицы
заполнены автомашинами, которые едва ползут  или  же  сбиваются  в  стадо,
загипнотизированные красными глазами светофоров. Над полными  чувственными
губами моей дамы выступили мелкие капельки пота.
     Наконец мы как-то вырываемся из  автомобильного  водоворота,  который
создался вокруг собора. Мод поддает газу, машина  выскакивает  на  широкий
бульвар и какое-то время мчится по нему. Свернув с бульвара, снова петляет
маленькими улочками, но  это  уже  спокойный,  сонный  жилой  квартал  без
людской кутерьмы. Кажется, на этот раз мы едем не питаться.
     - Вот здесь, - говорит  Мод,  припарковывая  "мерседес"  перед  жилым
домом, облицованным белым камнем.
     Расспрашивать - пустое дело. Я выхожу из машины и  направляюсь  вслед
за дамой. Из прохладного вестибюля лифт поднимает нас  на  шестой  этаж  -
дальше некуда, седьмого этажа  нет.  Одна-единственная  дверь  без  всякой
таблички. Два  коротких  звонка  и  после  паузы  -  еще  два.  На  пороге
появляется Сеймур, молча кивает и отступает, давая нам дорогу.
     Проходим через  переднюю  в  просторный,  богато  обставленный  холл,
проходим его и оказываемся на широкой  террасе,  защищенной  от  солнечных
лучей навесом  в  бело-зеленых  полосах.  В  углу  мягко  журчит  огромный
вентилятор.
     Мод отстала еще в передней,  наверное,  чтоб  посмотреть,  где  стоят
бутылки. Мы опускаемся в плетеные кресла, когда она появляется с подносом,
наполненным всем необходимым для делового разговора. Оставляет  поднос  на
низеньком столике между двумя креслами и скрывается.
     - Мне приятно видеть вас, Майкл,  -  говорит  американец,  принимаясь
сервировать стол.
     - К сожалению, не могу ответить вам полной взаимностью, - бормочу  я.
- Но вы меня поймете.
     - Надеюсь, и вы меня.
     Он опускает в свой стакан  два  кубика  льда,  добавляет  минеральной
воды,  отпивает,  чтоб  проверить,  выдержана  ли  пропорция,  и  подносит
зажигалку к зажатой в правом углу рта сигарете.
     - Не смотрите так на меня. Ничего драматического не произошло. Просто
хочу продолжить наш разговор, прерванный в тот день.
     Я не возражаю. Бросаю в  стакан  немного  льда  и,  в  свою  очередь,
дегустирую. Сеймур тем временем достает из  кармана  несколько  снимков  и
подает мне:
     - Что вы скажете об этой продукции?
     - Совсем любительская, - отвечаю я, наскоро просматривая снимки.
     Они и в самом деле любительские, но достаточно точные.  Эрих  и  я  в
разные моменты нашей вчерашней беседы  в  ресторане  и  в  баре  гостиницы
"Хилтон".
     - А теперь послушайте это, - предлагает Сеймур,  достает  из  другого
кармана миниатюрный магнитофон и нажимает кнопку.
     Снова Эрих и я, на этот раз представленные  своими  голосами.  Голоса
звучат совсем аутентично.
     "Я: Поставщик чего?
     Эрих: Всего. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты?..  Но
у вас, наверное, есть свои поставщики?
     Я: Хватает. Однако разнообразие в ассортименте всегда полезно.
     Эрих: Какое количество вас интересует?
     Я: Количество не имеет значения. Я оптовик.
     Эрих: В таком случае можем заключить  какое-то  соглашение.  Не  хочу
хвастать, но я тоже не размениваюсь на мелочи..."
     - Ну, что скажете? - спрашивает американец.
     - Вульгарный монтаж - и только.
     - Вы необъективны, Майкл, - качает головой Сеймур.  -  Для  вас  это,
возможно, монтаж, ибо вы знаете настоящий разговор.  А  представьте  себе,
как прозвучит эта запись для  неосведомленных,  особенно  в  сопровождении
снимков вашей дружеской встречи.
     -  Если  слушатели  такие  неосведомленные,   что   даже   не   имеют
представления о трюках монтажа...
     - Нет, нет... Вы необъективны, - снова качает головой американец. - А
представьте себе, когда к этому материалу будет прибавлено еще и несколько
подобных, которые документально подтверждают сделки с другими лицами все в
той же сфере бизнеса на оружии...
     - Допустим, что представляю. Ну и что дальше? После того как  вы  уже
один раз обвинили меня в  убийстве,  зачем  вам  обвинять  меня  еще  и  в
торговле оружием?
     - Не вас, Майкл. Вы только козырь в этой игре, я же вам об  этом  уже
говорил. Обвинение будет направлено против других.
     - Но вы  же  втягиваете  меня  в  историю  с  компрометацией,  а  это
компрометирует прежде всего меня. Я в самом деле занимаюсь  торговлей,  но
никто никогда не поручал мне торговать оружием. Я не включусь в  операцию,
которая может перерасти в политический скандал и запятнать мою страну.
     - Оставьте патетические декларации, - примирительно бросает Сеймур. -
Какой там политический скандал! Речь идет о внутренних делах между  нашими
ведомствами.
     - Это на данном этапе. А когда завтра все это будет  подытожено  и  в
одном из ваших ведомств  соберется  целая  папка  фальшивых  обвинительных
материалов, где гарантия, что соответствующий шеф не  захочет  извлечь  из
них двойную выгоду? "Коммунистический  агент  торгует  оружием  под  носом
федеральной полиции" - неплохая сенсация  для  западной  прессы  и  весьма
полезная для вас.
     - Глупости, - снова пожимает плечами Сеймур. - Чистейшая глупость.
     Он достает очередную сигарету, щелкает зажигалкой  и  потягивается  в
кресле.
     - Во время нашего предыдущего  разговора  новый  вариант  был  только
проектом. Однако со вчерашнего дня операция в  действии.  И  поскольку  вы
жалуетесь, что вас  держат  в  полном  неведении,  я  решил  в  дальнейшем
работать с вами открыто, Майкл. Так будет лучше для нас  обоих.  Вам  ведь
известно, что есть  изделия,  которые  производятся  всюду  в  невероятном
количестве. Это оружие. Вооружение растет в бешеной прогрессии. К тому  же
оружие очень быстро устаревает. Старое заменяют новым, новое -  еще  более
новым, одним словом, машина работает  полным  ходом.  Задумывались  ли  вы
когда-нибудь над тем, что делают с устаревшим оружием?
     - Его вывозят в магазины и там продают вместе с галстуками, вышедшими
из моды.
     - Может, его и не вывозят в магазины, но  приблизительно  так  оно  и
бывает. Наверное, вы слышали про "Интерармко"?
     - Кто не слышал.
     - "Интерармко" покупает у нашей  армии  устаревшее  оружие,  а  потом
разными каналами пересылает его своим клиентам. Но, как вам  сказал  вчера
Эрих, вопрос транспортировки часто создает серьезные  затруднения.  Именно
поэтому наш здешний штаб, вместо того чтобы возвращать  устаревшее  оружие
назад, в Штаты, складывает  его  на  месте  в  ангары,  которые  формально
принадлежат армии, а фактически являются собственностью  "Интерармко".  До
некоторого времени интендантом одного из  таких  складов  был  ваш  старый
знакомый Томас.
     - Вы хотите сказать, что его уже выгнали?
     - Еще нет. Но это произойдет. Ибо Томас, как вы догадываетесь, иногда
заключал соглашения на поставку оружия по собственной инициативе, а деньги
клал себе в карман. Дирекция - за океаном, оружия - много, ревизию  делают
в кои веки и очень поверхностно, так почему же человеку не  поработать  на
себя. Субъект, который помогает ему в этой частной торговле оружием, также
ваш знакомый -  Эрих.  -  Сеймур  поднимается  и  широкими  шагами  меряет
террасу. Ему тяжело высидеть на месте больше пяти  минут.  -  В  последнее
время, однако, произошли изменения. Томасу пришлось отказаться от  сольной
партии и довольствоваться партией второй скрипки в дуэте,  навязанном  ему
сверху. Не знаю, то ли что-то пронюхали в дирекции о его  частных  сделках
или просто решили устроить на тепленькое место еще одного паразита,  но  в
концерт включили и первую скрипку. Теперь шеф секции Райен, а Томас -  его
подчиненный.
     Американец перестает ходить и опирается на перила.
     - Я уже говорил вам это, Майкл: моя цель - Райен. Ведет он себя  так,
будто так и хочет сказать: "Я закончил Гарвард! А знаете ли  вы,  кто  мой
отец?" Этот человек мне и нужен, Майкл.
     - Понимаю. Только не могу понять - зачем?
     - В данном случае мои личные причины ничего не значат.  Главное,  что
Райен должен быть разоблачен. Непосредственно выйти на  него  не  удалось,
поэтому вы сделаете это через Томаса. Но о деталях потом. В конце  концов,
вы будете действовать не голыми руками. Рассчитывайте на помощь трех дам.
     Он смотрит на меня: хорошо ли я его понял?  Потом  снова  подходит  к
столику, берет ведерко для льда, убеждается, что там уже  только  вода,  и
наконец, успокоившись, отпивает из своего стакана.
     - Жарища.
     - Хороший день, - отвечаю я, глядя на раскаленное белесое небо. Потом
добавляю: - И все-таки странно, что такой женоненавистник, как вы,  всегда
работает с женщинами.
     - Я не женоненавистник. Женщины  находчивей  в  игре.  Они  деликатно
берут вас на мушку и очаровательно улыбаются, подталкивая к пропасти.
     - Возможно, у вас есть основания.
     - Не говоря о том, что они старательней и педантичней в мелочах...
     Словно  в  подтверждение  этих  слов  из  холла  выглядывает  Мод   и
спрашивает:
     - Вы еще не проголодались?
     - Тут нечего есть, - бурчит Сеймур.
     - Уже все приготовлено.
     - Вот видите, Майкл? - подхватывает американец. - Мужчина никогда  бы
не додумался до этого. Женщина,  если  она  собирается  дать  вам  отраву,
сделает это, угощая вас  роскошным  обедом.  А  мужчина  в  лучшем  случае
поднесет вам отраву вместе со стаканом воды, да еще прошипит: "Ну-ка,  пей
быстрее, а то у меня нет времени!"
     - При чем тут отрава? - спрашивает сбитая  с  толку  Мод.  -  Ассорти
совсем свежее, салат - также.
     - Мы высказываемся аллегорически, дорогая, - успокаивает ее Сеймур. -
Говорим как раз о преимуществах вашего пола.





     Современный Кельн, конечно, сильно отличается от давнего, но  и  ныне
центром городской жизни является кафедральный собор, особенно  когда  речь
идет о жизни полчищ туристов.
     По  соседству  есть  и  музеи,  гостиницы,  кафе,  рестораны,  ночные
заведения - все это задумано и сооружено так, чтоб сделать кратковременное
пребывание тут приятным и содержательным.
     Наше пребывание, к сожалению, кажется, не будет кратковременным.  Вот
уже десять дней моя деятельность сводится к тому, что я ничего  не  делаю.
По собственному опыту я знаю, что неизвестность тягостна,  но  никогда  не
представлял, как увеличивается эта тягость, когда к ней прибавляется еще и
безделье.
     - У вас подавленный вид, - сочувственно замечает Мод  однажды,  когда
мы прогуливаемся по пешеходной зоне.
     - Я не привык болтаться без дела.
     - Эти люди вокруг вас точно так же  болтаются  без  дела  и  довольны
этим.
     - Они на каникулах.
     - Считайте, что и вы на каникулах.
     - Не поможет. Я не выношу каникул.
     Мысль,  которая  подбадривает  меня,  вертится  вокруг  цифры  29   -
последнего срока, когда я могу поднять якорь и отчалить  в  Висбаден,  где
меня ждет спасительная автомашина. В самом деле  успокаивающая  мысль,  но
немного приправленная горечью: возвращаться  к  своим  с  пустыми  руками,
словно блудный  сын,  -  не  такое  уж  большое  счастье.  Другое  дело  -
возвратиться с  какими-то  данными  о  проекте  "Спирит"  и  с  внутренним
удовлетворением от того, что Томаса настигла заслуженная кара.
     По примеру туристов мы с Мод толчемся преимущественно в заведениях  и
магазинах вблизи кафедрального собора, заполненных толпами  покупателей  и
ротозеев.
     Мы принадлежим к категории ротозеев. Я - по принуждению, а Мод  -  по
природной женской склонности ко всему, что может  украсить  или  упростить
быт. У витрины с ювелирными изделиями я пускаю пробный шар.
     - Что бы вы сказали, если бы я предложил вам выбрать что-то  себе  за
мой счет?
     - Не вижу оснований, чтобы вы это делали. После того  как  я  пустила
вас в свою спальню...
     - Вы не любите бриллиантов?
     - Я не люблю подкупа.
     - При чем тут подкуп?
     - Никогда ничего не делают даром, Альбер. Разве что-то совсем  ничего
не стоящее. А бриллианты имеют цену.
     - Наверное, вы и в  самом  деле  не  очень  любите  их.  Хотя  носите
перстень с бриллиантом.
     - Я бы не стала тратить деньги на бриллиантовый перстень, -  замечает
Мод, медленно двигаясь дальше вдоль витрин. - Это подарок бывшего мужа.
     - У вас был щедрый муж, - бормочу я, стараясь избежать столкновения с
мальчиком, который мчится на роликах прямо на меня. В последнее  мгновение
мальчик резко сворачивает, довольный, что напугал меня, и  направляется  к
следующей жертве.
     - И все-таки вы не раскрыли причину вашего развода, - говорю я.
     - Я не сержусь на вас, что вы избрали мое прошлое  как  способ  убить
время, - ворчит Мод. - Но и на этот раз вы не угадали.
     Не возражаю, но и она, кажется, чувствует необходимость как-то  убить
время, потому что после короткой паузы продолжает:
     - Наверное, вы никогда не были женаты, если не понимаете, что  всякий
брак - это уже достаточная причина для развода. Может,  я  бы  не  сделала
этого, если бы натолкнулась на кого-то  из  тех  слабохарактерных  мужчин,
которые будут потворствовать всем твоим привычкам. Только мой  муж  хотел,
чтоб я потакала его привычкам, принимала дома  неприятных  типов,  ибо  он
считал это полезными связями. Шла к нему  в  постель,  когда  он  захочет,
родила ребенка, потому что он этого хотел,  и  даже  бросила  работу,  ибо
господин, видите ли, зарабатывал вполне достаточно для двоих.
     Она не привыкла к длительным  разговорам,  поэтому,  коротко  изложив
суть дела, умолкает.
     - А ваш муж, конечно же, был коллегой Сеймура... - решаюсь я рискнуть
еще.
     На этот раз она молчит, словно размышляя, не слишком ли откровенна со
мной.
     - ...имею в виду - социолог, - уточняю я.
     - Не будем вдаваться в детали, - предлагает дама.
     - Это не детали. Ведь вы ради работы разорвали брак...
     - Я разорвала брак ради своей свободы.
     - О какой свободе можно говорить при такой работе!
     - Любая работа - это всегда зависимость, Альбер. Свобода - лишь пауза
между двумя рабочими днями, и я, чтоб вы знали,  хочу  сама  распоряжаться
этой паузой.
     - Все-таки вы увлечены своей профессией.
     Она не отвечает.
     - Спущусь в "Дионисус" выпить кофе, - говорю я. - В  нашей  гостинице
отвратительный кофе.
     Кофе в "Европе" в самом деле готовят по старой немецкой привычке: как
можно больше цикория и меньше кофе.
     - Да, да, идите, - соглашается Мод. - Я  тоже  скоро  приду.  У  меня
телефонный разговор.
     Последнее время Мод чаще доверяла мне,  это  очень  легко  объяснить,
учитывая то, что мой бельгийский  паспорт  был  у  нее  в  сумочке,  а  об
австрийском она даже не подозревала.
     Ресторанчик  "Дионисус"  является  составной  частью  ансамбля  музея
римского искусства, что прилепился у кафедрального собора. Заведение имеет
вполне современный вид: большой параллелепипед из стекла  и  алюминия,  из
окон которого виден и фасад нашей гостиницы. Устраиваюсь около  одного  из
окон; ресторан почти  пустой  -  уже  не  утро  и  еще  не  обед,  поэтому
официантка сразу же приносит мне заказанный кофе.
     Да, фасад гостиницы видно отлично, даже окно моей  комнаты  -  третье
слева на втором этаже: занавески на окне подняты, и я могу увидеть кое-что
в комнате,  а  именно  -  большое  подвижное  синее  пятно  цвета  туалета
уважаемой Мод. Это такое, значит, доверие! Хорошо, что я вовремя преодолел
легкомысленное стремление спрятать свой австрийский паспорт в гостинице.
     Дама появляется в "Дионисусе" через четверть часа.
     - Вы, кажется, сегодня в хорошем настроении? - спрашиваю я.
     - Разумеется, сегодня воскресенье, - говорит она. - Даже  по  Библии,
воскресенье - день безделья.
     - В нашем календаре последнее время все дни воскресенья.
     - В таком случае что вы скажете про обед у "Лавальер" вместе с  Дейзи
и Эрихом?
     - Эти вопросы решаете вы. Кстати, кто такая Дейзи?
     Она молчит, поэтому я снова спрашиваю:
     - А Эрих?
     - Посредник. Авантюрист.
     - Однако вы, наверное, чем-то его держите...
     - Его держит Дейзи. Идите к ней и расспросите.
     Она замолкает.  Так  заканчиваются  все  наши  разговоры.  Непременно
наступает момент, когда она перестает отвечать. Словно достигает  какой-то
невидимой границы и останавливается.


     После солнечного  света  и  жары  на  улице  ресторан  встречает  нас
приятной прохладой. Все тут в стиле "бель эпок". Мебель из темного дерева.
Старинные  бра  с  зелеными  абажурами.  Зеркала,  в  которых  вы   можете
наблюдать, что делается у вас за спиной, не поворачивая шеи. А тем, кто не
хочет, чтоб за ними наблюдали, предлагают уютные кабинеты.
     Дейзи  и  Эрих  заняли   один   из   таких   кабинетов.   Не   лишняя
предусмотрительность, ибо ресторан почти полон.
     Обед проходит вяло, несмотря на усилия  Дейзи  оживить  разговор.  На
этот раз она комментирует вслух, что будто где-то в США похищено  какое-то
количество обогащенного урана.
     - Не понимаю, почему ты так волнуешься, дорогая, -  бросает  Мод,  на
миг переставая жевать. - Разве это твой уран?
     - Неужели  ты  не  понимаешь,  что,  может,  в  эту  минуту  какая-то
преступная банда уже  изготовила  где-то  свою  первую  атомную  бомбу?  -
спрашивает Дейзи, и ее большие синие глаза расширяются от ужаса.
     - Я бы с удовольствием помог им, - добродушно говорит Эрих.  -  Не  в
изготовлении бомбы, а на дальнейшем этапе.
     - На каком это "дальнейшем этапе"? Когда наступит очередь  сбрасывать
ее на наши головы? - спрашивает девушка, ероша свои золотистые волосы.
     - Не сбросят, не бойся, - успокаивает ее Мод. - Я не  верю,  что  они
всадили в ту бомбу такие деньги только для того, чтоб посмотреть,  как  те
деньги испаряются в воздух.
     - Именно так, - лениво подтверждает немец. - Прибыли  реализуются  не
действием, а угрозой действия. Священный шантаж.
     Полчаса спустя, когда подают кофе и коньяк, мы  переходим  к  главной
теме, не без помощи деловитой Мод.
     - Судя по вашим общим рассуждениям,  вы  вряд  ли  готовы  предложить
что-то конкретное господину Каре, - говорит она немцу.
     -  Ошибаетесь,  -  спокойно  отвечает  Эрих.  И,  обращаясь  ко  мне,
добавляет: - Женщины всегда ошибаются. И все по той же причине: торопятся.
     - В таком случае  оставим  мужчин  и  не  будем  надоедать  им  своим
нетерпением, - кивнул Дейзи, замечает Мод.
     Они поднимаются и направляются в туалет. Моя дама оставила  на  столе
свою  сумочку.  Очень  милая  рассеянность.  Ведь  и   магнитофон   должен
продолжать действовать.
     -  Можете  получить  товар  на  этой  неделе,  -  сообщает  Эрих  без
предисловия.
     - Какой ассортимент?
     - Недоверчивость является нашим общим  злом,  герр  Каре.  Прошли  те
времена, когда  слово  имело  больше  веса,  чем  чековая  книжка.  Теперь
господин  поставщик,  с  которым  я  оформил  столько  соглашений,  желает
договариваться лично с вами.
     - То, что к операции причастно третье лицо, усложняет дело, -  говорю
я, делая озабоченный вид.
     - Почему?
     - А потому, что тогда может появиться и четвертый.
     - Нет, четвертого не будет, - крутит головой немец. - Мой  человек  в
таких случаях действует самостоятельно.
     - Будем надеяться, - звучит голос Мод, которая как  раз  возвращается
на свое место.
     Дейзи также садится.
     - Я вот сказал, что нам необходима еще одна  встреча...  -  объясняет
Эрих.
     - Где и когда? - спрашивает Мод.
     - ...и в ней примет участие еще одно лицо.
     - Где и когда?
     - Я же вам говорил,  что  женщины  всегда  торопятся,  герр  Каре,  -
пренебрежительно бросает немец. Потом обращается к моей  даме:  -  Сегодня
вечером, вас это устраивает? В восемь часов, ресторан  "Интерконтиненталь"
в Бонне.


     "Ваша операция завершилась, мистер Томас", - учтиво говорю я.
     "Не знаю, кто вы такой и о  чем  вы  говорите",  -  холодно  отвечает
мужчина, остановившись против меня.
     "Кто я такой, сейчас не имеет значения. А что касается  операции,  то
она вам хорошо известна, ибо это  ваше  дело.  Дело,  которое  закончилось
полным провалом, мистер Томас".
     "Вы не можете доказать мою причастность к этой операции".
     "Ошибаетесь. Доказательства собраны, и свидетели в  наличии.  С  вами
покончено, мистер Томас..."
     Этот разговор я не  раз  повторял  в  мыслях.  С  того  времени,  как
американец спровоцировал смерть троих юношей, я  стремился  встретиться  с
ним и предъявить ему счет.
     С той поры много воды утекло, а время размывает все, в  том  числе  и
ненависть. И все-таки, когда Сеймур вспомнил тогда имя Томаса, это сыграло
определенную роль. Старые воспоминания снова проснулись, и  я  понял,  что
ошибся: с этим человеком еще не покончено.
     Томас. Дипломат среднего ранга, или разведчик средней  руки.  Обычное
агрессивное  ничтожество,  которое  стремится  чем-то  стать.  Серия   его
решительных,  грубых  действий  в  Чили  и   Нигерии   закончилась   почти
катастрофой. Почти - ибо ничтожеству был предоставлен последний шанс.  Его
назначили культурным советником в Софию. Мог бы сидеть незаметно,  ожидая,
пока забудут его старые провалы. Но он не желает  выжидать.  Он  стремится
блеснуть, взять реванш, снова оказаться наверху. Так в  маленькой  головке
этого ничтожного человека  возникает  идея:  получить  ценную  информацию,
использовав временно замороженного агента.  Чтоб  застраховать  агента  от
разоблачения, основной ход прикрыть запасными вариантами; он втянул  новых
лиц, которые часто даже не подозревали о характере отведенной им роли.
     Томас разбирается в тонкостях своей профессии.  Однако  полностью  не
представляет обстановку в нашей стране.  Самоуверенность  приводит  его  к
рискованным решениям, нетерпение подталкивает к непродуманным действиям. И
когда он наконец понял, что все идет не так, как он  думал,  то  уничтожил
несколько человек, лишь бы спасти себя.
     Я считал, что он не спасется, но,  выходит,  ошибся.  Государственный
департамент выбросил его из  своей  системы,  однако  разведуправление  не
забыло о нем. Этому человеку дали возможность дослужить до пенсии на одном
из складов "Интерармко".
     Несмотря на то что этим типом мне пришлось заниматься довольно долго,
я его почти не видел, кроме одного-единственного раза, да и то издали,  на
вокзале в Стамбуле. Знаю его  преимущественно  по  фотоснимкам:  маленький
человечек с добродушным лицом - банальная внешность,  так  же  как  и  все
другое, включая безукоризненный синий костюм. Внешность без  отличительных
примет - это только плюс в его профессии, где не  очень  желательно,  чтоб
тебя замечали, а тем более запоминали.
     Сейчас, когда я вблизи наблюдаю за  его  подвижным  лицом,  я  бы  не
сказал, что оно совсем  без  отличительных  примет.  Маленькие  желтоватые
глазки с меняющимся оттенком смотрят на вас,  когда  вы  избегаете  их,  и
избегают вас, когда вы смотрите в них. Небольшой  остренький  нос  придает
бледному круглому лицу какое-то мальчишеское  выражение.  Маленькие,  едва
заметные морщинки вокруг глаз и губ. И наконец, также  не  очень  заметный
тик - время от времени  он  быстро  моргает,  словно  в  глаз  ему  попала
соринка.
     Томас и Сандра сидят против меня и Мод,  Эрих  и  Дейзи  оккупировали
третью сторону стола, а четвертая отдана кельнеру.  Официант  с  ловкостью
иллюзиониста подкатывает  и  откатывает  тележки  с  закусками,  ставит  и
забирает блюда, зажигает спиртовки и поджаривает  на  огне  кусочки  мяса.
Дамы с нескрываемым удовольствием наблюдают за его  действиями,  а  Томас,
пренебрежительно отвернувшись, тихонько разговаривает с немцем.
     Если  бы  не  аттракционы  кельнера,   то   ужин   проходит   немного
принужденно, как это бывает, когда  людям  не  о  чем  особенно  говорить.
Попытка Дейзи оживить разговор темой о взрывах на Солнце, очевидно, только
что почерпнутой из "Штерна"  или  "Квика",  ограничивается  ее  монологом.
Никого за столом это не интересует. Компания сосредоточенно ест  -  только
приборы позвякивают, да изредка звучат короткие реплики.
     - Жаркое - просто чудо, - констатирует Сандра.
     - Еще бы, за такие деньги, - замечает Томас.
     Снова звон приборов, снова пустые фразы.
     - Почему нет музыки? - спрашивает Дейзи.
     - Потому что дирекция уважает клиентуру, - отвечает Эрих.
     - Венский вальс пищеварению не помешал бы, - возражает девушка.
     - Да, правда. Я заметил, что желудок лучше  работает  под  музыку,  -
добродушно подтверждает Томас.
     - Когда мы слышим венский вальс, нам чудится запах венского  шницеля,
- бурчит Эрих, который немного не в настроении.
     С тех пор как нас представили друг другу,  Томас  не  сказал  мне  ни
слова, но я чувствую, как он  тайком  изучает  меня.  Делаю  вид,  что  не
замечаю  этого,  словно  он  совсем  не  интересует  меня.  Сандра   более
интересный объект для наблюдений, однако и  тут  надо  сдерживаться  -  по
всему видно, что она подруга Томаса. Они  пришли  вместе:  дама,  чтоб  не
казаться выше своего кавалера, надела позолоченные босоножки без каблуков.
Томас был в черных туфлях с шестисантиметровыми каблуками.
     Есть немало  людей,  для  которых  низкий  рост  ничуть  не  является
источником неприятных переживаний. Есть  и  такие,  что  воспринимают  это
болезненно, но успокаивают себя тем, что многие  знаменитости  также  были
невысокого  роста.  А  Томас,  наверное,  принадлежит  к   людям   третьей
категории. К тем, которые считают себя обиженными судьбой.
     Я лениво раздумываю об этом, машинально пережевываю  очередной  кусок
мяса и стараюсь не смотреть на мужчину напротив.
     За чашкой кофе принято  переходить  к  деловым  разговорам.  Поэтому,
когда кельнер в белом жилете церемониально расставляет миниатюрные чашечки
и уходит, я надеюсь услышать что-то по образцу: "Итак, господа,  чем  могу
быть вам полезен?" или "Насколько я понял, мистер Каре интересуется нашими
изделиями?"
     Однако все пьют кофе в мертвой тишине, словно понимают, что повод для
ужина отпал. Наступает время рассчитываться. Плачу я -  не  от  чрезмерной
щедрости, а потому что перехватываю многозначительный взгляд Мод. Никто не
возражает.
     - Рыбка не клюнула, - замечаю я, когда Мод ведет  свой  "мерседес"  к
Кельну.
     - У меня такое впечатление, словно это вас утешает, -  сухо  отвечает
женщина.
     - Сеймур еще что-нибудь придумает, - безразлично бросаю я.
     Не могу же я ей объяснить, что мой собственный план не  имеет  ничего
общего с их планами и что  независимо  от  того,  клюнет  рыбка  или  нет,
двадцать девятое число уже не за горами.
     Минуем  Бонн  и  выезжаем  на  автостраду.  Мод  немного  увеличивает
скорость,  сосредоточенно  вглядываясь  в  асфальтовую  ленту,  освещенную
фарами. Я невнимательно смотрю, как проносятся  мимо  нас  темные  силуэты
деревьев. Тишина и плохое настроение. Все-таки у моей дамы есть одна очень
хорошая черта: она  молча  смиряет  свое  раздражение,  вместо  того  чтоб
сорвать его на мне. Только когда мы уже заходим в гостиницу  и  садимся  в
лифт, Мод говорит:
     - Сочувствую вам, Альбер, но, кажется, ваша миссия затягивается.
     - Я  тоже  сочувствую  вам,  дорогая.  Вы  слишком  близко  к  сердцу
принимаете неудачи вашего шефа.
     - И ваши...
     - При чем тут я?
     - Не знаю.  Но  Томас  явно  назначил  эту  встречу  для  того,  чтоб
посмотреть на вас. А когда он вас увидел, вы, кажется, не понравились ему.
     Мы выходим из лифта и желаем друг другу доброй ночи.
     В своем номере я кладу сумочку,  где  ношу  теперь  свой  австрийский
паспорт, на ночной столик, потом вешаю пиджак на спинку  стула  и  ложусь.
Надо все обдумать.
     Партнеров в торговле  выбирают  не  по  тому,  симпатична  ли  у  них
физиономия или нет. Если я не понравился Томасу, причина может быть  одна:
он узнал меня. Однако как он может узнать человека, никогда не видав  его?
Быть может, так же,  как  я  узнал  его,  -  по  фотографиям.  Это  вполне
возможно. Мне известно, что я зафиксирован в картотеке ЦРУ.
     Как  бы  там  ни  было,  встреча  в  "Интерконтинентале"  завершилась
неудачей. Если причина неудачи не во мне, то надо искать ее  в  других.  В
Эрихе. Или в каком-то нежелательном постороннем свидетеле, которого я даже
не знаю.
     "Зачем ломать голову, - говорю я себе. - Рассчитаться с таким  типом,
как  Томас,  было  бы  неплохо,  но  в  сегодняшнем  твоем  положении  это
непозволительная роскошь. Никто тебя не уполномочивал  чинить  правосудие.
Делай свое дело".
     В дверь три раза постучали - не  очень  громко,  но  решительно.  Так
стучит Мод.
     - Я тут, не бойтесь, - говорю, открывая ей.
     - Я не пришла вас проверять, - парирует она и входит.  -  Мне  только
что позвонили. Нас ждет еще одна встреча, Альбер.
     - Но ведь уже полночь...
     - Какое это имеет значение? Вы же еще не умираете от недосыпания.
     Через пять минут мы выходим из гостиницы. По привычке я направляюсь к
"мерседесу", но Мод останавливает меня:
     - Обойдемся без автомобиля. Это совсем близко.
     Сворачиваем направо, потом налево, потом снова направо, снова налево,
наконец останавливаемся перед темным двухэтажным домом.  Здание  могло  бы
показаться незаселенным,  если  бы  над  входом  не  сиял  кроваво-красный
неоновый свет: "Баккара. Диско-танцы".
     - Я не знал, что Сеймур увлекается танцами.
     Дама оставляет мое замечание без внимания  и  нажимает  на  массивную
дверь. Грохот, что  обрушился  на  нас  еще  с  порога,  был  лишь  нежным
вступлением. Надо пройти вестибюль и войти  в  зал,  чтоб  сполна  оценить
неограниченные  возможности  усилительной  радиотехники.  Визжание  медных
инструментов шипами впивается в уши, а  ударные  будто  кулаками  бьют  по
темени. Если на протяжении первых нескольких минут пребывания  в  подобном
заведении тебя не хватит кондрашка, есть шанс  вскоре  настолько  отупеть,
что окружающая обстановка тебя уже не будет шокировать.
     Хотя я в подобных местах и не  впервые,  у  меня  такое  впечатление,
будто я попал в ад. Это впечатление создают  не  только  нетерпимо  резкие
звуки оркестра, усиленные специальными установками,  но  и  яркие  вспышки
огней, в то время как несколько  десятков  танцоров  корчатся  на  большой
площадке.
     - Чудесное место для встречи, -  горланю  на  ухо  Мод.  -  Мы  будем
разговаривать с помощью мегафона, не так ли?
     - Берегите свои голосовые связки,  -  отвечает  дама.  -  Они  вам  в
дальнейшем пригодятся.
     Добираемся до темного угла. Мод ведет меня  узкой  крутой  лестницей,
спиралью поднимающейся к потолку.  Наконец  мы  достигаем  узкой  галереи,
опоясывающей дансинг, минуем несколько  пьянчужек  и  входим  в  маленькую
комнатку. Стол, и за ним двое - Томас и Сандра.
     Помещение тускло освещают лампы с красными абажурами. В этих  красных
сумерках вспыхивают две сигареты, будто два бледно-желтых огонька.
     Посреди  стола  выстроилась  батарея  бутылок:   газированная   вода,
кока-кола, ведерко со льдом и две бутылки  виски,  одна  почти  наполовину
пустая.
     -  Может,  следовало  извиниться  за  недавний  инцидент,  -  говорит
американец. - Не знаю, как иначе еще можно назвать  тот  ужин,  кроме  как
"инцидент", но если кто-то и должен извиняться, то это не я, а  наш  общий
друг.
     Он отпивает глоток скотча. Судя по полупустой  бутылке,  он  набирает
темп. Обычная болезнь некоторых шпионов в  отставке.  После  того  как  он
целую жизнь вынужден был придерживаться меры, наступает момент, когда  все
запреты перестают существовать.
     - Я сказала Эриху, что готов с вами встретиться,  предложил  место  и
время встречи, - объясняет Томас. - Но не приглашал в свидетели ни его, ни
его подругу. Надеюсь, вы также.
     - Конечно, - киваю я в ответ.
     - Так я и думал, а Эрих утверждает, будто пришел по вашему желанию  и
будто вы вообще настаивали, чтоб связь между вами  и  мною  поддерживалась
через него. Вам что, в самом деле необходим посредник?
     - Посредник  возник  по  необходимости,  -  отвечаю  я.  -  Наилучшие
соглашения, как вы знаете, заключаются один на один.
     - Мне приятно слышать,  что  мы  с  вами  придерживаемся  одинакового
взгляда по этому поводу, - удовлетворенно бормочет американец.
     Он поднимает стакан, опорожняет его, наливает снова  и  бросает  туда
два кусочка льда.
     - Не забывай и про меня, Генри, - говорит Сандра.
     - Извини, дорогая.
     Американец наливает своей даме и снова обращается ко мне:
     - Следовательно, по первому вопросу  мы  пришли  к  соглашению:  Эрих
остается вне игры.
     - Если это возможно, - отвечаю я и чувствую под столом нажим крепкого
бедра Мод. - Но все-таки мне необходим человек для транспортировки.
     -  Это  ваше   дело,   мистер   Каре.   Если   Эрих   необходим   для
транспортировки, используйте его.
     - В таком случае все хорошо, - бросаю  я,  снова  почувствовав  бедро
своей дамы.
     - Теперь второй вопрос. Должен признаться, что сначала  я  отнесся  к
вашему предложению с определенным недоверием. И, чтоб быть откровенным  до
конца, добавлю, что недоверие и до сих пор не совсем  исчезло.  Я,  знаете
ли, привык оперировать с определенным  количеством  и  точно  обозначенным
ассортиментом изделий.
     - Понимаю вас, - киваю я. - Но ваше недоверие вряд  ли  было  сильнее
моего недоверия к  господину  Эриху.  Я  не  могу  высказывать  конкретных
предложений, пока не удостоверюсь, что имею дело с серьезными  партнерами.
Насколько помню, мы с вашим знакомым вели разговор про стеклянные изделия.
     - "Стеклянные изделия", ха-ха! - смеется Томас. - Да, он в самом деле
говорил мне, что вы воспользовались этой странной терминологией.
     Американец глотает  очередную  дозу  скотча,  закуривает  сигарету  и
говорит:
     - Я готов воспринять  ваши  "стеклянные  изделия"  как  увертюру,  но
думаю, что уже настало время поговорить и об оружии.
     - Не вижу причин, которые бы нам мешали.
     - Тогда хочу услышать ваше предложение, - сообщает Томас и делает еще
один глоток.
     - Я уже объяснил господину  Эриху,  что  отдаю  предпочтение  большим
партиям товара. Но сейчас речь идет о первом  соглашении,  после  которого
будут еще и другие...
     - Могут быть, а могут и не быть, - качает головой Томас. -  На  рынке
оружия ситуация быстро меняется. Поэтому позвольте  мне  дать  вам  совет:
берите столько, сколько можете взять.
     - Согласен. Однако я еще не знаю, что вы можете мне предложить.
     - Разве Эрих вам не говорил?
     - В общих чертах. Упоминал что-то о пистолетах и ручных гранатах.
     - И автоматы. И карабины с  длинными  или  укороченными  стволами.  И
легкие пулеметы. И даже минометы, если они вам нужны.  Вообще  ассортимент
широкий. Вам остается только выбирать.
     - Меня интересует все, кроме пулеметов и минометов. Ну и все вместе с
необходимым количеством боеприпасов. Но надо знать и цену.
     - Видимо, вы ее знаете.
     - Приблизительно.
     - Ну хорошо:  дам  вам  тридцать  процентов  скидки,  если,  конечно,
количество товара будет заслуживать этого.
     - Но ведь ваш товар устарел...
     Бедро Мод не подает мне никаких  сигналов,  наверное,  все  идет  как
полагается.
     Томас поднял рюмку, но не пьет, а смотрит на меня, моргая так,  будто
в глаз ему влетела соринка.
     - А какой товар не устарел? Любое оружие  становится  товаром  только
тогда, когда  устаревает.  Новое  оружие,  уважаемый,  еще  испытывают  на
полигонах.
     - Согласен. Но  согласитесь  и  вы,  что  существуют  разные  степени
устарелости.
     - Я дам вам новейшее из устаревшего,  -  уверяет  Томас.  -  То,  что
только два года назад было на вооружении нашей армии. Так  что  оно  будет
намного современней всего того, чем сейчас воюют в африканских джунглях  и
на Ближнем Востоке.
     Чувствую, как Мод толкает меня ногой: соглашайтесь! Но в этих делах я
разбираюсь немного лучше, чем Мод, и если уж сел играть,  то  надо  играть
как следует.
     - Ваше предложение соблазнительно, - признаю я. - А как насчет скидки
на пятьдесят процентов?
     - Э нет, уважаемый! - смеется американец. - Вы не можете рассчитывать
на такую скидку хотя бы потому, что  до  сих  пор  не  назвали  количество
необходимого вам товара.
     В ожидании конкретных цифр Томас выпивает виски и наливает снова.
     - Не забывай и про меня, Генри, - подает голос Сандра.
     - Извини, дорогая. Что поделаешь: мужской разговор.
     Дамы,  очевидно,  хорошо  понимают,  что  происходит  именно  мужской
разговор, ибо не только не делают попытки включиться в него, но даже и  не
переговариваются между собой. Зачем портить магнитофонную  запись  лишними
шумами!
     - По скольку штук вы упаковываете? - интересуюсь я.
     - Пистолеты по тридцать штук в  ящике,  автоматы  -  по  шестнадцать,
карабины - то же самое.
     - В таком случае мы возьмем по двести  ящиков  каждого  изделия.  Что
касается боеприпасов...
     - Оставьте боеприпасы, - останавливает меня американец. - Боеприпасов
каждый хочет как можно больше. Поэтому у нас норма: пять ящиков на  каждый
ствол.
     - Не очень щедро. Но это мелочи, если мы договоримся о главном.
     Американец задумчиво смотрит на  меня  и  моргает,  будто  ему  снова
мешает соринка в глазу. Потом отпивает из стакана и снова моргает.
     - Вы заказываете шесть тысяч пистолетов и  при  этом  настаиваете  на
большой скидке. Да  я  могу  реализовать  сколько  угодно  пистолетов  без
малейшего усилия без всякой скидки. Пистолеты!.. Пистолеты -  это  золотой
бизнес!
     Он умолкает, будто прислушивается  к  диско-грохоту,  потом  начинает
легонько  постукивать  пальцами  по  столу,  словно  проверяя   клавиатуру
пианино, и говорит:
     - Вам надо  взять  больше  карабинов.  Удвоим  количество  карабинов,
наполовину уменьшим количество пистолетов, скромнее закажем  автоматов,  и
тогда вы можете рассчитывать на тридцатипроцентную скидку.
     Плотное бедро снова жмет меня под столом: соглашайся! На этот  раз  я
тоже толкаю его в ответ: не мешай!
     - У меня  такое  впечатление,  будто  компромисс  уже  намечается,  -
замечаю я. - Мой начальный вариант - и сорок процентов скидки.  Или,  если
хотите, ваш вариант и пятьдесят процентов скидки.
     Нога Мод замирает в напряженном ожидании, а  Томас  снова  заливается
смехом:
     - Разве это компромисс? То, что вы предлагаете, для меня -  настоящая
капитуляция. Согласитесь,  мистер  Каре,  что  человек  капитулирует  лишь
тогда, когда нет другого выхода. А у меня есть  достаточно  каналов,  чтоб
сбывать свой товар.
     - Да, но у вас, наверное, и товара больше чем достаточно.  Зачем  ему
лежать и ржаветь?
     - Не волнуйтесь, товар не ржавеет. Он хорошо смазан.
     - Но стареет.
     - Он долго не залеживается, чтоб стареть.
     Наступает молчание, предвестник разрыва. Мод назойливо толкает  меня,
но я не реагирую.
     - Жаль, что мы не пришли к соглашению, - наконец говорю  я.  -  Будем
надеяться, что когда-то, другим разом...
     - Я же вам сказал: не полагайтесь на другой раз, - бурчит американец.
- Оружие, в отличие от стеклянных  изделий,  не  предлагают  ежедневно  на
каждом шагу.
     Он хлопает глазами, потом подносит к губам  стакан.  Я  беру  с  него
пример, безразличный к сигналам Мод. Возможно, время отступать,  думаю  я,
но как раз в этот момент вижу, что Томас тянется к неоткупоренной бутылке,
ибо первая уже пустая. Нет, давать отбой еще рано.  Впереди  у  нас  целая
бутылка, поэтому нечего торопиться.
     - Видите ли, мистер Каре, - говорит американец,  привычным  движением
откручивая металлический колпачок. -  Поскольку  это  в  самом  деле  наше
первое соглашение и неизвестно, будет ли когда-то второе, я хотел  бы  вам
угодить. Но вы должны понять меня: я не шеф фирмы, и мои права  ограничены
определенными рамками. Поэтому не требуйте от меня невозможного.
     Он щедро наливает себе, не  забывая  на  этот  раз  и  Сандру.  Потом
подсовывает бутылку мне. Беру ее, но, прежде чем налить, говорю:
     - Чтоб не требовать невозможного, надо знать ваши возможности.
     - Могу увеличить скидку на пять процентов, если брать второй вариант.
     - А как с первым?
     - Максимум - тридцать процентов, как я вам уже сказал.
     - Хорошо, - говорю я, - но позвольте мне подумать день или два.
     - Ну что ж.  Если  день-два,  подумайте,  -  кивает  Томас.  -  Таких
выгодных условий вам никто не предложит.
     Напряжение спало. Мод успокоилась,  Сандра  что-то  мурлычет  в  такт
диско-мелодии, которая доносится снизу.
     Почувствовав,   что   соглашение   почти   заключено,   Томас   также
расслабляется. Алкоголь, до сих пор нейтрализованный силой воли,  кажется,
начинает действовать и на него. Он бросает  на  меня  дружеский  взгляд  и
говорит:
     - Оружие - это самое выдающееся изобретение!  Единственное  лекарство
против  человеческой  глупости.  Мы  должны  быть   благодарны   глупости,
уважаемый Каре. Если бы не она, кто бы покупал оружие?
     - Все это теория, - возражает Сандра. - Пойдем танцевать.
     - Только не я, - качает головой  американец.  -  Я  могу  выпить  еще
рюмку, чтоб сделать тебе приятное.
     - Тогда с вами, - вдруг обращается секс-бомба ко мне.
     Она уже поднялась, и я  не  могу  отказать,  тем  паче  что  и  Томас
добродушно подбивает:
     - Идите, идите! Вы же знаете! Когда дамы приглашают...
     Я трогаюсь вслед за дамой по узкой галерее. Вдруг  она  оборачивается
ко мне и спрашивает:
     - Вы и в самом деле считаете, что Эрих вам необходим?
     - Конечно. Если это для вас имеет значение.
     - Для меня едва ли.  Но,  слушая  ваш  разговор,  я  подумала,  какие
мужчины глупые. Тратят попусту время на какие-то никчемные проценты, а про
главное забывают.
     Она делает многозначительную паузу и снова поднимает на меня глаза, в
которых уже нет и следа опьянения.
     - Эрих - опасный человек.
     - Я это понял. Но вы высказываетесь очень общно.
     - Нет времени на подробности. Нам надо возвращаться наверх, - говорит
женщина.
     - Почему так быстро? Или Томас тоже опасный человек?
     - Оставьте шутки.  И  если  вы  не  совсем  утратили  здравый  смысл,
подумайте над тем, что я вам сказала.


     - Вы мне все-таки потрепали нервы, милый, - заявляет  Мод,  когда  мы
наконец оказываемся на улице и направляемся к гостинице.
     - Вы мною недовольны?
     - Наоборот, вы превзошли все мои ожидания! Не понимаю  только,  зачем
было переигрывать и ставить переговоры на грань срыва.
     - Зачем? Да Томас не поверил бы, что я торговец, если бы я  сразу  же
принял его условия.
     - Вы заставили даже меня поверить в то, что вы торговец.
     - Неужели вы до сих пор сомневаетесь?
     - Честно говоря, да.
     Мы идем, погрузившись каждый в свои мысли,  и  наши  шаги  отзываются
эхом на пустой улице. Хорошо, хоть  мысли  мои  беззвучны.  Если  бы  дама
сейчас их услышала, с нее сразу слетела бы вся сонливость.
     О чем я думаю? Миллионы разных мыслей. О том,  что  у  Томаса  вблизи
довольно-таки жалкий вид, что Сандра не безразличная наблюдательница игры,
что Эрих по непонятным причинам имеет все шансы быть устраненным, что  ход
операции снова не совпадает с  планом  Сеймура,  что  это  расхождение  он
особенно  почувствовал  после  сюрприза,  который  ждет   его,   -   моего
неожиданного бегства, что Мод выглядит уставшей.
     - Вы были на высоте, Альбер, - говорит она.
     - Мне приятно это слышать.
     - Да, вы в самом деле были на высоте... Но,  несмотря  на  это,  план
сорвался.
     - На какой стадии?
     - Райен... - бормочет она. - На стадии Райена...
     Да, по воле Томаса Райен в самом деле остается вне игры. И  в  то  же
время Сандра пытается отстранить Эриха. Что же  тогда  остается?  Остается
только Томас. Лично для меня этого вполне  достаточно.  То  есть  было  бы
достаточно, если бы я имел намерение вести дальше эту игру,  цель  которой
мне совсем неизвестна.





     Сегодня намечается такой же день, как и предыдущие. Из окна гостиницы
виден знакомый, уже надоевший пейзаж - залитая солнцем  площадь  и  темная
громада  кафедрального  собора  на  фоне  белесого  летнего  неба.  Группы
туристов уже собираются около церкви и магазинов сувениров.
     В дверь настойчиво стучат. Это, конечно, Мод, привлекательная в сером
платье с большими фиолетовыми цветами.
     - Извините, Альбер, но через полчаса меня  будет  ждать  Франк,  а  я
должна бежать на другую встречу. Хорошо было бы, чтобы  вы  составили  ему
компанию, пока я возвращусь. Потом пойдем куда-нибудь обедать.
     - Почему же нет, дорогая?  Вы  же  знаете,  мое  хобби  -  составлять
кому-то компанию!
     - Этого я не знала, но думаю, что лучше начинать  день  улыбкой,  чем
насупленным видом, -  ласково  отвечает  дама.  И,  чтоб  дать  мне  повод
улыбнуться, добавляет: - Думаю, что  после  встречи,  которая  меня  ждет,
развитие событий значительно ускорится.
     Старая песня. Развитие событий  ускорится...  еще  несколько  дней...
чувствуйте себя как на каникулах.
     Верните мне мой старенький БМВ, а потом, если хотите, ускоряйте  себе
события!
     В конце недели гостиница "Европа" переполнена, а в другие  дни  почти
пуста. Спускаясь вниз, чтоб встретить Франка, я  нахожу  его  в  безлюдном
холле. Франк выслушивает мое объяснение, одобрительно кивая головой, после
чего замечает:
     - Ну если надо подождать, то пойдем в  ресторан.  Я  заметил,  что  в
ресторане время проходит значительно быстрее, чем в  таком  нудном  месте,
как этот холл.
     Он   решительно   поднимается,   но   в   этот   момент    отзывается
девушка-администратор:
     - Ресторан закрыт, господин.
     - В таком случае дайте нам что-нибудь выпить.
     - Пожалуйста. Чего вы желаете?
     Мальчик из  буфета  приносит  нам  напитки.  Франк  опускает  губы  в
запотевший стакан, довольно причмокивает и замечает:
     - Вот видите, из всякого положения можно найти выход.
     Он  пристально  смотрит  на  меня  маленькими  хитрыми   глазками   и
добавляет:
     - У меня такое предчувствие, будто вы уже нашли выход.  -  И,  игриво
погрозив пальцем, продолжает: - Не  возражайте.  Я  понял,  что  наша  Мод
работает на вас.
     - Мне кажется, что...
     - Ничего вам не кажется, - обрывает меня гость. -  И  вам  ничего  не
надо мне объяснять. Я не из тех, кто вас будет упрекать за это.
     Франк отпивает немного из стакана и словно вскользь говорит:
     - Оружие! С таким товаром никогда не будет застоя!
     - Не  говорите.  Если  переговоры  о  разоружении  когда-то  все-таки
дойдут...
     - Сказки, дорогой мой, пустые разговоры. Можете ли  вы  мне  привести
пример из истории человечества, чтоб кто-то когда-то разоружился?
     Черные глазки смотрят на меня насмешливо,  будто  ждут  ответа,  а  я
смотрю на стакан с виски и на два маленьких айсберга, что плавают в желтой
жидкости.
     - Оружие -  это  первое,  что  создал  человек,  и,  наверное,  будет
последним, - гундосит Франк, протягивая руку к стакану.
     - Думаю, что все-таки сначала человек создал орудия труда.
     - И ошибаетесь. Между орудиями и оружием нет никакой разницы.  Камень
или дубинка использовались прежде всего не  для  труда,  а  для  убийства.
Разве вы не помните: "И сказал Каин брату своему Авелю: пойдем в поле.  И,
придя в поле, Каин набросился на своего брата и  убил  его.  И  спрашивает
господь Каина: "Где твой брат Авель?" - А тот отвечает:  "Не  знаю,  я  не
сторож брату своему". Первое убийство и первая ложь. Ложь! Это очень важно
в данном случае, очень.
     - Важнее, чем убийство?
     - Да, даже чем убийство. Ложь  свидетельствует,  что  человек  хорошо
понимал суть того, что сотворил, и поэтому пытался скрыть  свой  поступок.
Именно  в  этом  и  состоит  преступление.  Животное  не  имеет  моральных
критериев, оно убивает из биологической необходимости. А человек  убивает,
пренебрегая собственными законами или законами своего бога, - это  одно  и
то же. Преступление, дорогой мой, рождается одновременно с человеком.  Его
сотворил, развил и  усовершенствовал  сам  человек,  а  не  кошка.  Таково
содержание и такова суть всей истории человечества.
     - А  вы  смотрите  на  мир  довольно  пессимистически,  -  говорю  я,
покачивая в пальцах стакан с двумя айсбергами.
     - На мир - возможно, - кивает он. - Но не на бизнес. Ведь ваш  бизнес
базируется  именно  на  этой  механике:  пока  существуют  люди,  будут  и
преступления, а для преступления необходимы инструменты.  Оружие!  Дорогой
мой,  все  грабежи,  резня,  войны,  прежде  чем  воплотиться   в   жизнь,
разыгрывались в чьем-то воображении. Если они не вызревают как замысел, то
вряд ли  перерастут  в  действие.  Суд  старается  установить:  умышленное
преступление  или  нет.  В  политике  такое  исследование  излишне.  Любое
политическое злодеяние - умышленное, и, прежде чем стать преступным актом,
оно было преступной мыслью. Если в данный момент где-то в  мире  возникает
кризис или военное столкновение, можете держать пари, что  этот,  казалось
бы, случайный инцидент был хорошо продуман.
     - Мне кажется, что вы немного отклонились от маршрута, - замечаю я  и
тянусь к стакану.
     - Наоборот, я иду прямо к цели, - возражает гость,  также  беря  свой
стакан.   -   Эволюция   оружия   может   произойти   не    количественным
нагромождением, а приобретением нового качества. Человек творит не  только
мускулами, но и мыслью, следовательно, и оружие тоже надо направить против
мысли. Понимаете?
     - Нисколько.
     - Дух - вот сфера нового  оружия,  дорогой  мой.  Дух!  Спирит!  -  с
пафосом провозглашает Франк.
     - Спирит! - подтверждаю я,  беря  бутылку.  И,  пронзенный  внезапной
догадкой, добавляю: - Операция "Спирит"!
     - Вам и об этом известно! - с ноткой разочарования в  голосе  говорит
краснощекий. И чтоб показать мне, что он  тоже  в  курсе,  уточняет:  -  К
вашему сведению, это не операция, а целая программа.
     - Я слышал, - подхватываю я.
     - Программа уже выполняется.
     - Вы меня пугаете, Франк.
     - Почему? Что же страшного в моих словах?
     - А то,  что  это  означает  конец  общеизвестного  оружия.  А  конец
общеизвестного оружия...
     - ...означает конец бизнеса, - завершает гость. -  Ничего  подобного,
дорогой мой. Вы напрасно боитесь за свой бизнес. Речь  идет  не  о  легком
оружии, а о широких операциях. Легкое оружие и дальше  будут  изготовлять,
поэтому вам нечего бояться.
     - Это хорошо, Франк.
     - Не знаю.
     Он делает знак кельнеру, красноречиво поднимая вверх два пальца. Этот
пузан, кажется, хочет подпоить меня. Черта лысого! Я замечаю, что  он  сам
уже не очень уверенно чувствует себя во времени и пространстве.
     -  Я  считал,  что  все  эти  нервно-паралитические  газы  уже  давно
уничтожены, - пускаю пробный шар.
     -  Уничтожены!  -  сводит  реденькие  брови  краснощекий.   -   Фирма
"Шольцбергер" в Гамбурге и до сего времени  производит  их.  Сколько  тонн
табУна или фосгена вам надо?
     - Это товар не для меня.
     - Только, дорогой мой, вы ошибаетесь, если думаете, что  в  программу
"Спирит"  включены  столь  примитивные  вещи.  Да,  примитивные,  ибо  они
созданы, исходя из старых принципов.
     Он делает большой глоток разведенного лимонадом скотча,  причмокивает
и повторяет:
     - Именно по старым критериям. Когда  несколько  лет  тому  назад  был
изготовлен ЛСД-25, некоторые мудрецы  из  Пентагона  решили,  что  открыли
новое оружие. Но потом оказалось, что препарат этот невероятно дорогой для
того, чтоб  начать  его  массовое  производство.  Тогда  вдруг  появляется
пресловутый "Би-Зет", и генералы ухватились за него.  Испытывали  даже  во
Вьетнаме. Фантастический эффект! Но и это все старые критерии.
     Он снова отпивает из рюмки и повторяет:
     -  Да,  старые  критерии.  Потому  что  это  оружие  опять-таки  надо
доставлять и сбрасывать с самолетов. Это означает  начало  войны.  А  если
начнется война, то никто не будет ждать,  пока  вы  будете  окуривать  его
своим "Би-Зетом". Взлетят ракеты - и готово!
     - Но операция "Спирит"...
     - Я уже говорил, что это не операция, а целая программа, дорогой мой.
И чтоб понять ее, надо мыслить немного иначе. Представьте себе лучи, волны
или  что-то  в  таком  духе,  которые,  коснувшись  человека,  лишают  его
возможности мыслить, соображать, реагировать. И представьте себе, что  это
невидимое бесшумное оружие будет незаметно нацелено на кого надо  и  когда
надо. Никто ничего не подозревает, никто ничего не чувствует,  не  ударила
ни одна пушка, а война уже выиграна, ибо у противника парализовано то, без
чего человек не является человеком, - мысль.
     - Вы меня огорчаете, Франк. Я не допускаю, что вы  всерьез  верите  в
эту фантастику.
     - Все, чего  мы  достигли,  было  когда-то  фантастикой,  -  спокойно
отвечает гость. - Именно поэтому я и  стараюсь  втолковать  вам,  что  все
создается человеческим мозгом, что мысль...
     -  Человеческий  мозг...  мысль...  Вы  совсем  увязли  в   проблемах
философии, - звучит приятный голос Мод.
     - Мы с удовольствием увязли бы и  в  других  проблемах,  если  бы  вы
пришли позднее, милая, - бормочет Франк, явно недовольный тем, что ему  не
дали договорить.
     Я тоже не очень доволен неожиданным  появлением  дамы.  Хотя,  честно
говоря, не думаю, что краснощекий мог бы изложить  мне  конкретные  детали
программы "Спирит" - вряд ли его подробно ввели в курс дела.
     -  Вы  не  голодны?  -  спрашивает  Мод.  -  Я  могла  бы  предложить
"Дионисус". Это как раз напротив.


     - Вчера я наконец встретился в нашим возможным клиентом,  -  сообщает
Франк за кофе в "Дионисусе". - Мне показалось,  на  этот  раз  он  проявил
определенный интерес к предложению и готов к переговорам. Только не сразу.
Говорит, придется подождать месяц-два.
     - Почему?
     - Я считал, что неучтиво требовать от него объяснения.
     Мод не возражает, невнимательно смотрит в окно.
     - Вы знаете: я не  принадлежу  к  оптимистам,  -  подхватывает  снова
краснощекий, - но у меня такое предчувствие, что дело выгорит. Когда я ему
сказал,  что  речь  идет  о  больших  партиях,  это  его  в   самом   деле
заинтересовало.
     - Благодарю вас, Франк.
     - Вижу,  вам  не  хочется  ждать,  но  этот  товар  за  месяц-два  не
заплесневеет.
     - Благодарю вас, Франк, - повторяет дама.
     Она выговаривает это таким ледяным тоном, что пузан смотрит  на  меня
сокрушенно и разводит руками: мол, попробуй угодить этой женщине!
     Прощаемся с ним около ресторана и направляемся в гостиницу.
     - Я бы хотел поспать, если не  возражаете,  -  докладываю  служебному
лицу.
     - Немного здорового сна вам в самом деле не повредит,  -  соглашается
Мод.
     Захожу в комнату, ложусь на кровать и начинаю размышлять.  Реплики  в
"Дионисусе" вполне ясные. Задание краснощекого, очевидно, связано с первым
вариантом замысла Сеймура: установить прямую связь с Райеном. В свое время
Франк не смог выполнить этого задания, и  поэтому  первый  вариант  отпал.
Однако теперь оказывается, что Франк все-таки может выполнить его,  но  со
временем - через месяц-два. Это на тот случай, если Уильям настроен  ждать
и если вариант с Томасом не пройдет. Но пусть этим занимается Сеймур  -  у
меня другие планы.
     Итак, "Спирит" начинает немного  проясняться.  В  развязной  болтовне
краснощекого точная информация занимала довольно скромное место, но и  то,
что он выболтал, важно: "Спирит" -  не  изолированная  операция,  а  целая
программа, к тому же, видимо, долгосрочная. Программа военного  характера,
нацеленная на решение качественно новыми средствами вопроса  о  победе  во
время глобальной войны. Мое задание  выполнено.  Значение  слова  "Спирит"
расшифровано.
     Конечно, для  большей  достоверности  полученную  информацию  следует
подтвердить данными из других источников.  Но  других  источников  нет.  И
времени тоже нет.  Вся  надежда  на  то,  что  мой  единственный  источник
достаточно серьезен. Видимо, фирму  Франка  используют  как  фасад  другие
люди. И вполне естественно, что он кое-что слышит от этих "других  людей".
Не исключено, что он резонер, но не фантазер, поэтому вряд ли стал бы  мне
подносить какие-то выдумки.
     Последняя мысль меня настолько успокаивает,  что  я  засыпаю.  Но,  к
сожалению, едва заснув, просыпаюсь. Привычный стук  в  дверь  -  не  очень
сильный, но весьма настойчивый.
     - Не собираетесь ли вы спать до вечера? -  спрашивает  Мод,  когда  я
открываю.
     - Как я могу рассчитывать на такое, если  вы  находитесь  в  этой  же
гостинице.
     - Очень сожалею, Альбер, но нас ждет новая встреча.
     - Разве дискотеки работают и днем?
     - Встретимся внизу через  пятнадцать  минут.  -  И  дама  скрывается,
оставив мой вопрос без ответа.
     Около шести, а на улице такая же жара и такая же толчея прохожих.
     - Неужели снова поднялись цены на бензин? - спрашиваю я,  прокладывая
дорогу сквозь толпу.
     - Откуда вы это взяли?
     - Последне время вы все меньше пользуетесь автомобилем.
     Мод показывает мне на огромный жилой дом.
     - Вон там, квартира номер тридцать пять. Подниметесь на шестой  этаж.
Лифт работает.
     - А вы?
     - Обо мне не беспокойтесь. Увидимся позднее.
     - Не бросаете ли вы меня в объятия Дейзи или Сандры? - спрашиваю я.
     - Пока что нет. Но и такое  может  случиться.  Не  очень  торопитесь,
Альбер.
     Ничего больше не объясняя, она сворачивает в первую же  улочку,  а  я
направляюсь к дому. На шестом этаже только одна дверь. В маленькой рамочке
карточки - женское имя. Знакомое имя. Но это имя не  Дейзи  и  не  Сандры:
"Модести Милтон".
     Бедняжка Мод. Не решается зайти даже в собственную квартиру. Звоню, и
дверь сразу же открывается.
     - Заходите, - говорит Сеймур.
     Захожу.  Сначала  в  полутемный  коридор,  потом  в  небольшой  холл.
Обстановка значительно скромнее, чем в предыдущей квартире. Легкая  мебель
из светлого дерева. Станка с непременной  стереоаппаратурой,  обязательный
маленький бар и две-три полки с дешевыми  изданиями  в  пестрых  обложках.
Украшением помещения является огромное окно, из  которого  видны  соседние
крыши, а вдали - темный силуэт  собора.  Уютное  жилище  с  едва  уловимым
запахом запустения.
     Сеймур закуривает сигарету и  подходит  к  окну,  словно  забыл,  что
пришел гость.
     - Вы переселились к Мод? - спрашиваю я без особого интереса и  сажусь
в кресло как раз против маленького вентилятора, который, наверное,  только
что включили.
     - Временно, временно,  -  бурчит  американец.  -  Ровно  на  столько,
сколько будет продолжаться наш разговор. А вообще вы напрасно ревнуете.
     - Вы даже не представляете, как боготворит вас эта женщина.
     - Не время ли нам перейти к более серьезной теме? - замечает  Сеймур,
отходя от окна.
     Не ожидая моего согласия,  он  приближается  к  серванту  и  нажимает
кнопку, чтобы продемонстрировать мне запись разговоров. И  конечно  же,  с
моим ценным участием. Сперва я разговариваю с Эрихом, потом с Томасом - об
оружии.
     -  Вторая  запись  не  очень  качественная,  -  говорит   американец,
останавливая магнитофон. - Этот глупый  хитрец  решил  избрать  для  торга
самое шумное место. Но, как видите, все слышно достаточно хорошо.
     - Неплохая работа, - признаюсь я. - И сокрушительная документация. Но
есть один существенный недостаток.
     - Ваша правда. Пока что  в  коллекции  отсутствует  голос  важнейшего
собеседника. И именно по этому вопросу нам надо посоветоваться.
     Сеймур открывает маленький бар и снова закрывает его.
     - У этой женщины нечего пить...
     Он берет новую сигарету, щелкает зажигалкой и говорит:
     - Следовательно, Томас хочет устранить  Эриха  как  посредника,  чтоб
сохранить комиссионные.  Это  не  беда.  Эрих  может  фигурировать  и  как
человек, который обеспечивает транспорт, но он должен фигурировать.
     - Мне кажется, что его хотят лишить и этой маленькой роли.
     - Кто? - сводит брови американец.
     - Ваша Сандра.
     Излагаю в двух словах мысль Сандры о том, что Эрих - опасный человек.
     - Мод мне этого не говорила, - замечает Сеймур.
     - Я не исповедуюсь перед Мод. Разговор происходил с глазу на глаз.
     Американец задумчиво молчит, поэтому я добавляю:
     - Странно все-таки, что ваши женщины позволяют  себе  действовать  по
собственному усмотрению.
     - Ошибаетесь, Майкл, -  качает  головой  американец.  -  Это  не  мои
женщины. Больше  того,  те  две  сестрички  даже  не  подозревают  о  моем
существовании.
     - Сестрички?
     - Да, сестрички. Наверное, отцы у них разные,  а  мать  одна.  Но  не
будем углубляться в  такие  мелочи.  Сейчас  приходится  их  использовать.
Сандру - в связи с ее отношениями с Томасом, а Дейзи - потому что  она  по
приказу  Мод  смогла  установить  отношения  с  Эрихом.  Обеим  сестричкам
известно только то, что Мод старается заключить  соглашение,  от  которого
кое-что перепадает и им.
     - В таком случае их действия могут быть достаточно  неожиданными  для
вас.
     - Но не настолько, чтоб провалить операцию.
     Остановившись посреди холла, Сеймур какое-то время  молча  насыщается
табачным дымом, потом переводит взгляд на меня.
     - Сандра не стремится  устранить  Эриха.  Ей  на  него  начхать.  Она
старается устранить Дейзи.
     - А какое отношение к этой сделке имеет Дейзи?
     - К этой - никакого. Но, наверное, имеет отношение к другой, учитывая
то, что брак - это тоже сделка. - И чтоб  мне  стало  понятней,  добавляет
после короткой паузы: - Связь между Томасом и Сандрой  уже  давно  вела  к
свадьбе. Но теперь на горизонте появилась младшая  сестричка  и  привлекла
внимание жениха. Отсюда и защитная реакция старшей.  Если  вам  необходимы
детальные подробности, получите их от Мод.
     - Я не стремлюсь во что бы то ни стало получить информацию, Уильям. Я
уже вам объяснял, что не приехал на охоту.
     - Жаль.  А  я  только  что  собирался  дать  вам  некоторые  сведения
относительно программы "Спирит". Или включить по  крайней  мере  еще  одну
запись.
     - Неужели Франк - тоже объект вашего шантажа? -  сдержанно  спрашиваю
я.
     - Совсем нет. Франк - случайный помощник, точно так  же,  как  и  обе
сестры. Но вы ничего не говорите по поводу программы "Спирит".
     - Вы же знаете, что я не из военной разведки.
     - И все-таки эта  тема  занимала  довольно  заметное  место  в  вашей
беседе.
     - Вы имеете в виду монолог Франка? Разве  я  что-то  отвечал  на  его
болтовню?
     - Я не настолько глуп, Майкл, чтоб не понять, что к чему. Вы довольно
умело направляли болтовню Франка.
     - Очень содержательная болтовня!
     - Но не столь уж и бессодержательная.
     Американец   раздавливает   окурок   в   роскошной   пепельнице.   Он
поднимается, делает несколько шагов к окну,  потом  снова  возвращается  и
садится. Этот человек ни минуты не сидит на месте.
     - Отношения между сестрами - это всего лишь  бытовая  деталь,  Майкл.
Если ею умело воспользоваться, можно значительно  облегчить  себе  работу.
Важнее то, что Томас, вместо того чтоб привести нас  к  Райену,  старается
закрыть путь к нему.
     - А разве вы надеялись на другое?
     - Да, можно было ждать и иного. Можно было  ждать,  что  Томас,  чтоб
обеспечить себе сотрудничество с Райеном, попробует подключить его к своим
проделкам. Но, кажется, Томас остерегается привлекать Райена,  боясь,  что
тот его уволит. И стремится как можно лучше использовать  короткое  время,
которое у него осталось.  Считает,  что  бессмысленно  делиться  с  кем-то
успехом, который может оказаться последним перед пенсией. Такой вариант не
на пользу нам, Майкл.
     - Скажите об этом Томасу.
     - Это вы скажете ему. И не прямо, а через Сандру.
     Я  не  возражал.  Мой  интерес  ко  всему   этому   разговору   чисто
академический.
     "Можешь спокойно рассчитывать на меня, Уильям, - говорю я мысленно, -
но только до завтрашнего вечера. Завтра двадцать десятое".
     - Этому хитрому глупцу Томасу надо втолковать, что  для  него  крайне
важно,  чтоб  к  соглашению  был  подключен  Райен,  -   говорит   Сеймур,
поднимаясь. - И надо, чтоб это втолковал ему человек, к которому он  имеет
полное доверие, такой человек, как Сандра.
     - Вы тешите себя иллюзиями относительно моей близости  к  этой  даме.
Да, у меня был с нею короткий разговор с глазу на глаз, но...
     - Для такого человека, как вы,  близкие  отношения  с  дамой  -  вещь
нормальная,  было  бы  желание,  -  говорит  американец,  прохаживаясь  по
комнате. - Женщины часто бОльшие  реалистки,  чем  мужчины,  так  что  вы,
очевидно, сможете ее убедить. Можете даже пообещать ей что-нибудь.
     - Что именно?
     - Устранить Эриха, то есть Дейзи.
     - Но вы же сами говорите, что Эрих вам необходим.
     - О Майкл, не прикидывайтесь наивным. Обещать - это еще  не  означает
выполнить. По крайней мере в нашей профессии нет такого правила.
     - Как же ее убедить, что Райена надо привлечь любой ценой?
     - Не торопитесь. Дойдем и до этого.
     - А где гарантия, что Райен согласится?
     Сеймур бросает на меня быстрый взгляд.
     - Извечный  импульс,  Майкл,  -  это  жадность.  Согласно  информации
Франка, рыба уже готова "клюнуть".
     - Франк говорит "через месяц-два".
     - А почему "через  месяц-два"?  Потому  что  Райен  надеется  к  тому
времени избавиться от Томаса и заключить сделку сам.
     - Значит, он будет ждать.
     - Но он же не знает, что речь идет об одном и том  же  клиенте  и  об
одном и том же гешефте. Надо, чтоб у него сложилось впечатление,  что  это
срочное дело, неожиданная  возможность  провернуть  быстрое  и  прибыльное
дельце.
     - Не вижу никакой гарантии, что он ухватился за это дело.
     - Гарантии в самом деле нет. Но, прежде чем решить,  взяться  за  это
дело или нет, он проведет проверку, а это вынудит его встретиться с  вами.
Не забывайте, что для вас важнее встреча, чем соглашение.  От  гешефта  не
отказываются без веских причин, особенно когда его предлагает ваш помощник
по службе.
     - Возможно, вы правы.
     - Что ж, в таком случае мы можем перейти к деталям.
     Когда наконец все обсуждено и уточнено до мельчайших подробностей, на
улице уже темно, мы сидим в полутьме. Только маленькая настольная лампа на
буфете   излучает   бледно-синий   свет.   В   большом   окне   на    фоне
темно-фиолетового ночного неба четко  вырисовывается  кафедральный  собор,
освещенный  прожекторами.  Американец  замер  около  окна;   кажется,   он
разглядывает собор, ибо внезапно спрашивает:
     - Что вам напоминает эта громадина?
     - Корабль.
     - Вы не оригинальны. Он и построен так, чтобы напоминать корабль.
     - Так почему он должен напоминать мне что-то иное?
     - Кое-кто видит в нем  окаменевший  порыв.  Извечный  порыв  человека
подняться над собой.
     - Может, и так. Я не очень  в  этом  разбираюсь.  Во  всяком  случае,
сооружено крепко. Если он столько выстоял...
     - Да, словно огромный зуб, что  прогнил  с  течением  времени  и  его
непрестанно укрепляют - пломбируют. Непрестанно! И  в  этом  также  порыв,
только напрасный, ибо невозможно избежать разрушительной силы  времени.  -
Он на минуту умолкает, потом продолжает дальше, будто говоря сам  себе:  -
Все гниет, распадается, превращается в пепел и пыль...
     - А вы нисколько не изменились, - замечаю я. - Ваши размышления,  как
и когда-то, напоминают мне надгробную речь, что началась когда-то давно  и
продолжается безгранично долго.
     - Зато вы совершенно безразличны к раздумьям, - бурчит Сеймур. -  Вам
все  понятно.  Вы  человек  благородных  чувств.  А  благородные   чувства
предназначены для благородных призывов - отечество, класс и тому подобное.
     - Вы возвращаетесь к очень давнему разговору, - говорю  я,  зевая.  -
Собственно, что вас больше раздражает: то, что я чему-то предан,  или  то,
что вам самому не за что ухватиться?
     - Меня раздражает ваша наивная вера, будто правда на вашей стороне, -
спокойно отвечает американец.
     - Разве я виноват, если правда действительно на нашей стороне?
     - Вы как дети, - снисходительно ворчит Сеймур.  -  Хорошо,  допустим,
что правда на вашей стороне. Только какая польза от этого, если  вместе  с
нами, грешниками, погибнете и вы, праведники, а после нас уже не останется
никого, чтоб рассудить - кто был прав, а кто - нет?
     - Снова надгробная речь, - говорю я.
     - Мы с вами словно те два козла, что стоят  один  против  другого  на
узеньком мостике,  столкнувшись  лбами.  Каждый  нажимает,  чтоб  сбросить
другого в бездну, не думая, что, если до этого дойдет,  пропасть  поглотит
их обоих.
     - Не обязательно обоих.
     - Вот, вот: "Не обязательно обоих", - повторяет американец, подходя к
столу, чтоб загасить окурок. - Ваша логика такая же, как у того козла.  Вы
не позволяете допустить даже  как  гипотезу  разумную  мысль  о  том,  что
следует хоть немного отступить и дать возможность пройти другому, чтоб  он
освободил вам дорогу.
     - Отступите вы.
     - Так, так, козлиная логика.
     - А почему не логика истории?
     Сеймур сидит напротив меня, я плохо вижу его лицо, зато чувствую, что
он заслонил от меня вентилятор.
     - В отличие от ваших козлов, - говорю я,  -  мы  с  вами  каждый  раз
расходимся. Хочу лишь напомнить, что мы не исключаем разумного компромисса
и не раз это доказывали.
     - О, "разумный компромисс"! Делаешь вид,  будто  делаешь  шаг  назад,
чтоб занять более удобную позицию.
     Он умолкает, смотрит на меня и замечает:
     - А вы не пьете.
     - И вы тоже не пьете.
     - Когда темно и не видно напитка, у меня  такое  чувство,  словно  он
утратил вкус.
     - Тогда включите большую лампу.
     - Оставьте, это сделает Мод.
     - Пожалуйста, - говорит дама, которая только  что  вошла,  и  комната
освещается.
     Мод бросает сумку на стул, а сама садится на другой.
     - Не могли нигде найти Сандру и решили ждать около ее  квартиры.  Она
только что возвратилась.
     - Довольно о том, что было, - ворчит Сеймур. - Скажите, что будет.
     - Все хорошо. Завтра вечером Сандра в вашем распоряжении.


     Сандра. Одна из тысяч секретарш, про которых  нельзя  с  уверенностью
сказать - насколько они служат бизнесу, а насколько - разведке. Происходит
из средних слоев с  незначительным  положением  в  обществе  и  еще  более
незначительным состоянием. Но в противовес этим минусам  природа  наделила
ее завидной внешностью.  Довольно  долгое  время  она  была  уверена,  что
мужская половина человечества лежит у ее ног, что  счастье  -  это  вопрос
ближайших дней и в ожидании его можно и поразвлечься. Но  чем  больше  лет
проходило в развлечениях в ночных заведениях и холостяцких квартирах,  тем
больше росло сомнение в том, что большой бюст является залогом счастливого
будущего.
     Мечта о красивом молодом сыне миллионера, который  встречает  тебя  в
ночном баре и в ту же  ночь  предлагает  выйти  замуж,  постепенно  таяла.
Теперь она уже  готова  довольствоваться  не  очень  молодым  и  не  очень
состоятельным мужчиной из деловых кругов, олицетворением стабильной  жизни
среднего класса, но мужчины этой категории, как правило, уже давно женаты.
     И вот в поле зрения появляется субъект, совсем незаметный  на  первый
взгляд, но после тщательного изучения оказывается, что именно  он  и  есть
тот  долгожданный  носитель  если  не  счастья,   то   по   крайней   мере
благосостояния.
     Томас.  Он  просто  бредит  эффектными  женщинами,   которые   лучшее
лекарство для больного мужского достоинства, уязвленного низким  ростом  и
симптомами старения. Томас уже имел одну такую эффектную женщину  законной
женой: Элен,  дочку  богатого  бакалейщика.  Она  стремилась  пробиться  в
высокие сферы дипломатических коктейлей и светских приемов, но, поняв, что
ее муж вряд ли сделает карьеру, смотала удочки.
     Ныне у Томаса есть все данные, чтобы не только завоевать женщину,  но
и удержать ее. Речь идет не о хорошем заработке и  не  о  будущей  высокой
пенсии. Все  это  мелочи  по  сравнению  с  суммами,  нажитыми  секретными
операциями с оружием. Говорят, деньги не пахнут. Но если они у тебя  есть,
чуткий женский нюх быстро обнаружит их. Первой этот нюх  проявила  Сандра.
Сандра Дейвис, а затем и ее сестра Дейзи.
     Таковы данные об интимных отношениях в  треугольнике,  полученные  от
Сеймура, а  также  и  от  Мод  на  следующий  день,  когда  мы  под  вечер
отправляемся на квартиру секс-бомбы.
     Следующий день. И день последний. Но для того чтоб он  стал  в  самом
деле последним, надо играть свою роль спокойно и естественно.
     Темнеет, и  огни  реклам  играют  радужными  красками.  Около  витрин
прогуливаются молодые и не совсем молодые парочки. Мы с Мод тоже  парочка.
Парочка по принуждению. Или результат игры случая.
     Сворачиваем с главной улицы влево, и едва проходим  метров  сто,  как
дама останавливает меня:
     - Вон там освещенный вход. Красавица живет на третьем этаже.
     - Гм, красавица. А дракон?
     - Дракон... - презрительно произносит Мод. - Неужели вы боитесь  того
карманного человечка?
     - Маленький человечек может устроить огромный скандал.
     - Не надо бояться. Если бы был риск, Сандра бы вас не приняла.
     - Чудесно, - киваю я. - На вашу ответственность. Магнитофон вы хорошо
спрятали? Если вы успели записать даже мой разговор с Франком...  Этого  я
от вас не ожидал, милая.
     - Я работаю в соответствии с распоряжением, Альбер.  Кажется,  я  вас
уже предупреждала.
     Судя по облицованным мрамором лестницам, в этом  доме  живут  богатые
люди. На третьем этаже две двери,  однако  латунная  табличка  с  надписью
"Сандра Дейвис" исключает ошибку. Хозяйка открывает мне и  ведет  в  холл,
значительно просторней и роскошней, чем в квартире Мод.
     Сандра делает небрежный жест, мол, садитесь, если хотите,  опускается
в кресло, ждет, пока я сделаю то же самое, потом, охватив ладонями колени,
холодно спрашивает:
     - Для чего мы собрались?
     - Думаю, чтоб приятно провести вечер.
     - Думаете, но не уверены.
     - Это зависит не только от меня.
     - Конечно.
     Одним словом, я ошибся,  надеясь  увидеть  соблазнительницу,  которая
будет демонстрировать мне свои  прелести  сквозь  полупрозрачный  пеньюар.
Бледно-синее домашнее платье Сандры совсем не прозрачное и плотно  закрыто
от шеи до пят, а  выражение  лица  женщины  уж  вовсе  не  настраивает  на
фривольный лад. Что ж, в таком случае можно приступать  непосредственно  к
теме.
     - Не знаю, чем вызвана ваша откровенность, но в тот вечер вы дали мне
ценную информацию об Эрихе.
     - Я тоже такого мнения, - подтверждает Сандра без лишней  скромности.
- Но информация ценна только тогда, когда ее принимают во внимание.
     - Поговорим и об этом. Я хотел сказать, что пришел ответить на услугу
услугой.
     - Кто же откажется от услуги! - пожимает плечами хозяйка.
     - Речь идет о моей сделке с Томасом. Ваш друг ясно дал понять, что из
гешефта исключается Райен.
     - Кто вам сказал о Райене? - Женщина поднимает подрисованные брови.
     - Я проинформирован. Нельзя работать без информации в такой  отрасли,
как наша.
     - Про Эриха вы не были проинформированы.
     - Я сказал вам, что дойдем и до этого вопроса. А сейчас  говорю,  что
ни в коем случае нельзя исключать из соглашения Райена.
     - Почему вы не скажете это Томасу?
     - Я не настолько близко с ним знаком. Не  знаю,  поймет  ли  он.  Мне
кажется, что с вами мы договоримся.
     - Вряд ли. Хотя бы по той причине, что я не знаю никакого Райена.
     - Вам деже не известно, что он шеф Томаса?
     - Впервые слышу.
     - Я вас понимаю, - киваю я. -  Такой  разговор,  как  наш,  неминуемо
начинается с определенного  недоверия.  Будем  надеяться,  что  так  будет
только сначала. В тот вечер я очень серьезно отнесся к  вашей  информации.
Теперь попробуйте вы терпеливо выслушать меня.
     - Именно это я и делаю - слушаю вас, - говорит она, безразлично глядя
на меня.
     - Ваш друг наряду с чисто служебной деятельностью  позволяет  себе  и
некоторые посторонние соглашения.
     - Какие это посторонние соглашения?
     - Ну, подобные тем, которые он заключил с Эрихом.
     - Ясно. Тот тип уже пустил в ход свои интриги.
     - Не волнуйтесь. Я с пониманием отношусь к этим вещам. Такая  у  меня
профессия.
     - Следовательно, Эрих раззвонил...
     - Не торопитесь... Я не сказал, что Эрих. А  впрочем,  ваш  друг  был
замешан в подобных аферах задолго до появления Эриха. Еще  с  тех  времен,
когда он был дипломатом в Нигерии...
     И я излагаю ей ту  историю,  в  результате  которой  Томаса  чуть  не
выбросили из ЦРУ. Это в самом  деле  грязная  история,  стоившая  кое-кому
жизни, но принесшая нашему герою кругленькую сумму.
     - В каком романе вычитали  вы  эти  небылицы?  -  спрашивает  Сандра,
терпеливо выслушивая меня.
     - Не знаю, как называется этот роман, но автор его - ваш  друг.  Если
не верите, спросите у него.
     Последняя фраза производит заметный эффект.
     - У вас есть еще что-то?
     - "Еще что-то" - самое  важное,  -  подчеркиваю  я.  -  Оно  касается
сегодняшнего дня. Если вы в самом деле не знаете  Райена,  то  должен  вам
сказать, что он не такой глупец, каким его считает Томас.  У  Райена  есть
определенные подозрения относительно прошлой  деятельности  вашего  друга.
Райен следит за каждым его шагом. Райен  только  и  ждет  удобного  случая
застукать вашего  друга  на  месте  преступления,  чтоб  выбросить  его  и
поставить вместо него своего человека. И именно в этот миг  ваш  друг  сам
кладет на гильотину свою голову.
     - Пусть так. Но что теряете тут лично вы? Ведь для вас важно получить
товар?
     - Извините, но мне не нужен товар, который может вызвать катастрофу.
     - Почему катастрофу?
     - А  как  же  иначе?  Ведь  Райену,  чтоб  разоблачить  Томаса,  буду
необходим я? Это означает, что он попробует во что бы то ни стало привлечь
меня на свою сторону. А  это,  в  свою  очередь,  будет  означать  широкое
разглашение дела, соглашение объявят недействительным,  не  говоря  уже  о
других возможных осложнениях. Нет, такой бизнес меня не привлекает.
     - Тогда надо было  обращаться  непосредственно  к  вашему  Райену,  -
замечает Сандра.
     - Должен вам признаться, что именно с этого я и начал. Только  Райен,
как новый человек в этих местах, проявил осторожность  и  отказался  вести
переговоры, точнее, отложил переговоры на потом.
     - Ну, если отложил, то ждите.
     - Не могу ждать,  такая  ситуация.  Соглашение  или  будет  заключено
сейчас, или оно вообще сорвется.
     - Жаль, но я ничем не могу вам помочь, -  говорит  дама,  поднимаясь.
Она ждет, чтобы я сделал то же самое.
     - Вы не должны мне помогать,  -  говорю  я,  не  собираясь  оставлять
своего места. - Я думал, что вы попробуете помочь своему другу.
     - Если я вас правильно поняла, вас беспокоит  именно  забота  о  моем
друге... - поддразнивает меня Сандра, снова садясь в кресло.
     - Конечно, нет. На этом свете каждый  думает  прежде  всего  о  себе.
Однако возможно, что в данный момент интересы двух человек совпадают.
     - Пока что мне не понятны ваши интересы.
     - Думаю, это не так  уж  и  сложно.  Я  заинтересован,  чтоб  к  делу
привлекли  Райена,  лишь  бы   избежать   дальнейших   осложнений.   Томас
заинтересован в том же, чтоб  втянуть  Райена  в  ловушку,  обезвредить  и
заставить закрыть рот.
     - Вы что-нибудь выпьете? - спрашивает дама.
     - Только вместе с вами.
     - Вы заставляете меня думать, - жалуется она. - А я не  могу  думать,
когда у меня пересохли губы.
     Кажется, скотч и в самом  деле  стимулирует  процесс  мышления,  ибо,
смочив губы и закурив сигарету, Сандра замечает:
     - Вы сказали, что Райен неглуп.
     - Оттого-то он такой жадный.
     - Но он же отклонил переговоры с вами.
     - Не отклонил. Он их отложил.
     - Тогда отложит и эти.
     - Необязательно. В данном случае все зависит от  Томаса.  Если  Томас
будет настаивать, что соглашение срочное и он лично знает  клиента,  Райен
так или иначе ухватится за это.
     - Как понять "так или иначе"?
     - Или подключится к соглашению вместе с вашим другом,  или  попробует
заключить его сам.
     - Но во втором случае Томас останется при пиковом интересе.
     - На первый взгляд так. На  самом  же  деле  он  выиграет  неизмеримо
больше любой суммы. Он получит данные, с  помощью  которых  будет  держать
Райена на поводке до конца его жизни.
     - Кто ему даст эти данные?
     - Я.
     - Звучит заманчиво. Но такие дела  требуют  детального  обсуждения  и
надежных гарантий.
     Женщина одним духом выпивает свою рюмку, потом какое-то время курит и
соображает.
     - А что выиграю во всем этом деле я?
     - Не имею представления, на что вы претендуете.
     - Я не такая корыстолюбивая,  чтоб  требовать  от  вас  комиссионные.
Вместо комиссионных устраните Эриха. Этот тип мне неприятен. Не говоря уже
о том, что он опасен и для вас.
     - Эрих мне необходим.
     - Тогда я вам не нужна.
     - Не торопитесь, - говорю я. - Давайте посмотрим на вещи вблизи.  Вы,
собственно, хотите устранить не Эриха, а Дейзи.
     - Не знаю, известно ли вам, что Дейзи моя сестра?
     - Не знаю, известно ли вам, что Каин убил своего брата Авеля? Я забыл
об этом инциденте, но вчера мне напомнили о нем. Думаю, что ваши отношения
с сестрой не очень отличаются от отношений между теми братьями.
     - Думайте что хотите.
     - Кроме того, у меня есть некоторые факты.
     - Сберегите их для себя, - безразлично отвечает Сандра и поднимается.
     Я не тороплюсь последовать ее примеру, поэтому она добавляет:
     - Думаю, что уже довольно поздно для разговоров.
     - Вы мне позволите допить эту рюмку?
     - Конечно. Только быстрее, если не хотите, чтоб вас тут застал Томас.
     - Это мне не угрожает. В данный момент ваш друг находится в Майнце.
     Она смотрит на меня удивленно, и я вынужден объяснить:
     - Да, да, в Майнце. А точнее, в гостинице  "Хилтон".  Может,  вы  еще
спросите, с кем он там, с какой женщиной?
     - Чтоб сделать вам приятное,  отвечу:  с  Дейзи,  -  говорит  женщина
ледяным голосом.
     - Именно так: с Дейзи. И это мне вовсе не доставляет удовольствия.
     - Ибо вы на моей стороне.
     - Разумеется.
     - Влюбились в меня до самозабвения еще в тот вечер.
     - Я в самом деле небезразличен к вам. Но важнее то, что наши интересы
совпадают.
     Женщина все еще стоит перед моим креслом, словно в ожидании, когда  я
наконец уберусь прочь. В ее взгляде нет и следа симпатии.
     - Если наша интересы хоть  немного  совпадают,  вы  должны  устранить
этого грязного типа Эриха.
     - Я не могу устранить Эриха. Но готов сделать это с Дейзи.
     - Каким образом? - спрашивает Сандра, забыв  на  миг,  что  Дейзи  ее
сестра.
     - Простейшим: служебная командировка в Штаты.
     - Это в самом деле отличный вариант, - признает женщина.
     Она идет к белому бару и возвращается с двумя полными рюмками.  Потом
снова садится напротив меня, какое-то время курит, пьет и раздумывает.
     - Вы уверены, что можете откомандировать ее проветриться за океан?
     - Если я вам говорю!.. Вы же знаете - все зависит от связей.
     Женщина снова молчит, погрузившись в свои мысли.
     - Эту историю про "Хилтон"  и  Майнц  вы,  конечно,  придумали,  чтоб
раззадорить меня?
     - Такие вещи очень легко проверить, - отвечаю я. - Ведь  у  вас  есть
телефон.
     Сандра  машинально  поднимается  и  направляется  к  телефону.  Берет
трубку, потом кидает ее и задумчиво смотрит на меня.
     - Если он нам и ответит, то непременно что-нибудь соврет.
     - На его месте каждый бы так поступил.
     Хозяйка неторопливо возвращается к креслу, садится и снова смотрит на
меня, словно ждет от меня решения этой проблемы.
     - Можете доехать до Майнца автомобилем за один час, - говорю я.
     - Я тоже подумала об этом.
     - Но тут можно добиться и обратного результата. Они вам  скажут:  да,
мы вдвоем и останемся вдвоем на всю жизнь.
     - Я подумал и об этом.
     - В таких случаях лучше всего проверить все у администратора, держать
этот факт в резерве и в нужный момент выложить его.
     - Хорошо, - говорит дама. Я проверю завтра утром.


     До сих поря я смотрел на вокзал  лишь  издали  и  имел  о  нем  общее
представление. Обхожу центральный вход и вхожу в боковую дверь. Оказываюсь
в длинном пассаже, который ведет к центральному холлу.  Возможно,  днем  в
этом просторном помещении толпятся люди, но  сейчас  все  закрыто  и  холл
почти пустой, если не принимать во внимание десяток людей, что стоят перед
окошками касс.
     Быстро покупаю билет и перехожу в  туннель,  что  ведет  к  перронам.
Поезд отходит через десять минут, его уже подали. Вокруг все спокойно. Как
всегда в таких случаях, минуты тянутся очень медленно.
     Безразличный  женский  голос  из  репродуктора  сообщает,  что  поезд
отправляется.  Наконец-то!  Для  большей  уверенности  выжидаю,  пока   он
тронется, и в последний миг прыгаю на ступеньку.
     Оказываюсь в безлюдном купе и с облегчением закуриваю  сигарету.  Мне
до сих пор не верится, что я вырвался  на  свободу.  Открываю  сумочку,  с
которой  не  разлучался  столько  дней,  бросаю  быстрый  взгляд  на  свое
имущество. Деньги. Паспорт. Раскрываю его еще раз, чтоб убедиться, что  он
не вызывает подозрения, и вздрагиваю от  неожиданности:  кроме  фотографии
моей собственной персоны, обнаруживаю в паспорте еще одну,  неприклеенную.
Это  фотография  женщины.  Чистое,  спокойное  лицо,  на   устах   улыбка.
Загадочная,  словно  улыбка  Моны  Лизы,   улыбка   Мод.   "Не   пытайтесь
воспользоваться этим паспортом, Альбер, - будто говорит Мод, - о  нем  уже
все знают. Вас разоблачили".
     В самом деле я никогда не  расставался  с  этой  сумкой?  Моя  память
перебирает события последних дней. Собственно,  последних  вечеров.  И,  в
частности, того, в диско-танцевальном баре "Баккара". Неожиданное  желание
Сандры пойти танцевать. Дамы приглашают. Нельзя же танцевать  с  сумкой  в
руке! Да, так оно и есть. Быстрая проверка в полутьме  и  вместо  визитной
карточки оставлена фотография.
     Беглый анализ ситуации возвращает мне самообладание, хотя и неполное.
Итак,  Сеймур  знает  об  австрийском  паспорте,  но  не  может  знать  об
автомобиле, что ждет меня на одной из улиц Висбадена.
     Я не знаю о возможностях человека, который ждет меня  в  "опеле",  но
думаю, что мы успеем что-то придумать. По крайней мере спрятаться  куда-то
на несколько дней, пока незнакомый сотрудник сможет обеспечить меня  новым
паспортом. Спрятаться, переодеться, отпустить усы, даже бороду, только  не
возвращаться в гостиницу "Европа".
     - О, Альбер! - слышу приятный женский голос,  сопровождаемый  скрипом
двери, которая открывается. - А я уже беспокоилась, не прозевала ли вас.
     Мод садится напротив и, приятно улыбаясь, смотрит на меня.
     - Представлю себе, как вы дрожали, что прозевали меня, -  замечаю  я,
не зная, что можно сказать еще. - Сеймур не шутит.
     - Думаете, что шефу надо обо всем знать? - мягко спрашивает  дама.  -
Зачем беспокоить его такими  мелочами?  Пусть  это  маленькое  приключение
останется нашей общей тайной. Так будет лучше для нас обоих.
     - Если вы считаете...
     - Важен только  конечный  результат,  -  продолжает  дальше  женщина,
словно извиняясь. - Ведь вы не уехали.
     - И все-таки мы едем.
     - Через четверть часа выйдем в Бонне. Там нас ждем мой автомобиль.
     - И об этом позаботились...





     Западня... В Копенгагене она выглядела куда более зловещей. Надо было
скрываться в том гнилом бараке и кормиться отбросами с  базара.  А  тут  -
люкс. Западня с кондиционером. Но теперь хоть в Центре знают,  где  я,  и,
очевидно, догадываются, чем занимаюсь.
     Еще до того, как выйти в Бонне из поезда, Мод предложила:
     - Альбер, а не лучше ли отдать мне этот австрийский паспорт? Он может
причинить вам много неприятностей.
     - Каких именно?
     - Представьте себе, что вас случайно  задержат.  Зарегистрированы  вы
как  бельгийский  гражданин,  а  имеете  при  себе  австрийский   паспорт.
Возникнут всякие осложнения.
     - Следовательно, вы меня снова оставляете без документов.
     - Совсем нет: я возвращу  вам  бельгийский.  Бельгийский  паспорт  не
будет так искушать вас ко всякого  рода  необдуманным  действиям,  ибо  вы
знаете, что он зарегистрирован там, где надо.
     И вот снова второй этаж.  Третья  комната  слева.  Уютная  комната  с
ореховой  панелью,  псевдостаринной  мебелью  и   импозантным   альпийским
пейзажем. Большое удобство этого помещения в том, что, кроме кровати,  тут
есть еще и диван, чудесное место, которое  напоминает  тебе,  что  ты  лег
обдумывать ситуацию, а не спать.
     "Пусть это маленькое приключение останется  нашей  общей  тайной",  -
предложила дама. "Не будем  беспокоить  шефа  мелочами",  -  сказала  она.
Конечно же, болтовня. Напустила на меня тумана. Могу держать пари, что Мод
вместе с шефом обдумали, как меня изловить. Маленькая  проверка  душевного
состояния  пациента.  Полезная  проверка  перед   неизбежной   психической
нагрузкой, которая намечается в перспективе.
     Заснеженный Монблан на картине, освещенной утренними  лучами  солнца,
утомляет глаза. И на улице светает...
     Мы снова в Идаре, и я теперь понял интерес  Мод  к  этому  городку  и
причину того, почему мы вот уже несколько дней  слоняемся  по  его  тесным
улицам. Тут находится главная квартира Томаса, а возможно, и Райена.
     На этот раз Томас пригласил меня для разговора к себе домой.
     Сандра встречает нас и сопровождает на одну  из  террас,  где  гости,
которые пришли раньше, уже составили компанию для игры в бридж. Среди  них
две незнакомые мне дамы и двое мужчин  -  один  из  них  помощник  Томаса,
второй - Добс, очевидно, помощник Сандры в некоторых деликатных вопросах.
     - А вот вам и состав второй партии, - говорит хозяин, кивнув нам.
     - Боюсь, что Мод не отличает валета от туза, -  заявляю  я,  согласно
полученным инструкциям.
     - В таком случае не могу вам  предложить  никакой  другой  спортивной
игры, кроме как выпить, - добродушно говорит Томас.
     - Я слышал, что вы коллекционируете старинные пистолеты? - бросаю  я,
опять-таки согласно с указаниями Мод.
     - Старинные пистолеты? - восклицает хозяин. - У  меня  не  так  много
свободного времени, уважаемый, чтоб собирать коллекции. А эту  я  приобрел
готовую на аукционе. Но она  стоит  таких  денег.  Если  вы  интересуетесь
стариной...
     Сценка, призванная мотивировать наше временное  отсутствие,  довольно
элементарна и, наверное, излишня, ибо картежники под зонтиком не  обращают
на нас никакого внимания.
     Томас ведет меня в свой кабинет, на второй этаж. Встроенные в  стенку
длинные полки загромождены шкатулками из кожи и  полированного  дерева,  в
которых,  наверное,  хранится  ценное  оружие.  Однако  хозяин  совсем  не
собирается демонстрировать свою коллекцию, он опускается  в  кресло  около
столика под окном и небрежно кивает мне на противоположное  кресло.  Потом
закуривает сигарету и говорит:
     - Слушаю вас.
     - Думаю, мисс Дейвис проинформировала вас о нашем разговоре.
     - Да, она сказала мне, что вы наговорили невесть каких  глупостей,  -
кивает Томас. И, чтоб немного смягчить эту фразу, добавляет: -  Я  вас  не
обвиняю. Вы пересказали то, что слышали.
     - Я также не собираюсь вас  ни  в  чем  обвинять,  точно  так  же  не
собираюсь проверять, идет ли  речь  о  пустяках  или  о  серьезных  вещах.
Единственное, что меня интересует, - это соглашение.
     - Вот именно.
     - Это означает, что соглашение надо заключить не с вами,  а  с  вашим
шефом.
     Хозяин разводит руками, показывая, что не возражает:
     - Так заключайте.
     - Но тут будет необходима ваша помощь. У вас очень недоверчивый  шеф,
мистер Томас.
     - Вот вы снова обращаетесь к Томасу. А чего ради Томасу вам помогать?
     - Чтоб избежать катастрофы.
     - Разве мне грозит катастрофа?
     - Я  уже  говорил,  что  ваш  шеф  очень  недоверчивый  человек.  Эта
недоверчивость сейчас больше всего направлена против вас.
     - Послушать вас, может сложиться  впечатление,  что  вы  каждое  утро
пьете виски с моим шефом, которого даже не знаете.
     - Лично не знаю. Зато я хорошо знаком с одним господином,  который  в
самом деле довольно часто пьет виски с вашим шефом.
     - Если вы хотите, чтоб наш разговор не превратился в пустую болтовню,
высказывайтесь конкретней: фамилия, профессия.
     Наверное, не надо было впутывать в это дело  Франка,  но  я  действую
согласно директиве.
     - Теперь все понятно, - говорит хозяин, выслушав мою информацию, - вы
объединили произвольные гипотезы вашего Франка  с  умышленными  небылицами
Эриха, и перед вами возникла картина катастрофы.
     Он  умолкает,  моргает  глазом,  будто  туда  попала  соринка,  потом
спокойно произносит:
     - Катастрофы не предвидится.
     - Катастрофа неминуема, - настаиваю я точно так же спокойно.  -  Если
вы вовремя не сделаете всего необходимого, чтобы избежать ее. Райен  имеет
определенное мнение о вас и конкретный план, как вас убрать. Ему нужен  не
компаньон, а покорный слуга.
     - А эту нигерийскую легенду вы откуда выкопали?
     - Ее выкопал Райен. Возможно, это и в самом деле  легенда,  но  Райен
довольно детально изучал вас, чтоб знать, с кем ему придется тут работать.
     - Он  изучил  клевету.  Думаю,  вам  известно,  что  личное  досье  в
большинстве случаев складывается из клеветы.
     Я не священник, поэтому не собираюсь подбивать  хозяина  к  исповеди.
Терпеливо отвечаю на вопросы, которые он мне подбрасывает, дабы проверить,
насколько я информирован. Наконец мы возвращаемся к главному.
     - Следовательно, вы хотите заключить соглашение лично с Райеном?
     - Другого пути я не вижу.
     - А что буду иметь я, кроме вашей искренней благодарности?
     - Я отдам вам копию фактуры. Если вы положите себе в карман  фактуру,
значит, у вас в кармане будет и Райен.
     - Это вы так думаете, - скептически говорит Томас. -  Такая  фактура,
уважаемый, не стоит и цента.
     - Почему?
     - До сего  времени  вы  мне  втолковывали,  что  шеф  -  недоверчивый
человек,  и  вдруг  выходит,   что   этот   недоверчивый   человек   готов
саморазоблачиться просто ради того, чтобы сделать мне приятное.
     - Вы не понимаете, что такие деньги без документов  никто  никому  не
вручит.
     - Все это я понимаю. Даже и то, что  в  документе  будет  указана  не
реально  полученная  сумма,  а  официальная,  та,  что  предназначена  для
предъявления  дирекции.  Вы  даете  мне  сто  долларов,  а  мы  записываем
пятьдесят. Наверное, вы знакомы с этой практикой?
     Как  я  могу  быть  с  ней  незнаком,  если  торговля  -  моя  вторая
специальность! Но в данный момент  я  действую  под  диктовку  Сеймура,  а
Сеймур, кажется, все предвидел, ибо, немного помолчав, хозяин замечает:
     - Хорошо, договоримся, что вы передадите мне фактуру.  Но,  поскольку
эта фактура как доказательство ничего не стоит, к ней надо добавить еще  и
письменное подтверждение о настоящей сделке.
     - А разве такое подтверждение будет иметь какой-то вес? -  пытаюсь  я
выскользнуть.
     - Пусть это вас не беспокоит.
     - Но это угрожает мне осложнениями, которых я хочу избежать.
     - О каких осложнениях вы  говорите,  уважаемый?  Ваше  подтверждение,
если возникнет такая необходимость, будет  предъявлено  только  Райену,  а
Райен совсем не заинтересован раззванивать об этом.
     - Может, оно и так, но...
     - Именно так, без "может" и без "но", - прерывает меня  хозяин.  -  И
еще одно: надо заранее сообщить мне про день и час заключения  соглашения.
Если дело дойдет до соглашения.
     - Это дело несложное.
     -  Все  сложности,  как  всегда,  ложатся  на  Томаса.  А  ваше  дело
несложное. Только позвольте предупредить: я  не  такой  недоверчивый,  как
Райен, и, в отличие от него, доверяю людям. Но если вам ненароком придет в
голову обмануть  мое  доверие,  будьте  уверены,  что  вас  будут  ожидать
осложнения значительно серьезней тех, которых вы стараетесь избежать.
     - Этого можно было и не говорить, - бросаю  я.  -  Вы  могли  бы  уже
понять, что предпочитаю работать с таким человеком, как вы, чем  с  таким,
как Райен. - Мне очень приятно, если это так, -  кивает  Томас.  Переводит
взгляд на заполненные шкатулками полки и говорит:
     - Надеюсь, что вы не будете принуждать меня копаться  в  этом  старом
хламе. Я приготовлю для вас кое-что намного современней. И  в  значительно
большем количестве.
     Визит  к  Сеймуру  на  этот  раз  совсем  короткий  и  деловой,   без
философских отступлений и историй про двух козлов. Место встречи  -  снова
квартира Мод, но хозяйка  хлопочет  на  кухне,  чем  и  ограничивается  ее
участие. Передаю почти буквально разговор с Томасом,  пока  Сеймур  меряет
шагами комнату, наполняя ее табачным дымом.
     - Мне кажется,  что  мы  наконец  поставили  операцию  на  рельсы,  -
констатирует американец, когда я заканчиваю.
     - На рельсах тоже случаются несчастные случаи, - замечаю я.
     - Оставьте  об  этом.  Обсудим  детальнее  возможные  варианты  вашей
встречи с Райеном. Эта встреча, вероятно, уже не за горами, Майкл.
     И мы обсуждаем варианты, а потом переходим к легкому  ужину,  который
приготовила Мод, так что я под конец едва  успеваю  бросить  реплику,  уже
давно вертевшуюся на языке:
     - Вы не говорили мне, что к  фактуре  придется  добавить  еще  и  мое
собственноручное подтверждение. Наверное, не допускали  такой  выходки  со
стороны Томаса?
     - Допускал, конечно, но не хотел преждевременно вас пугать.
     - Выжидали, когда я буду на все готов.
     - Вы никогда не будете на все готовы. В этом ваша беда.
     - И все же харакири в форме письменного самопризнания...
     - Когда б вы только знали, каким надоедливым  вы  иногда  бываете!  -
вздыхает Сеймур. Потом снисходительней добавляет: - Не волнуйтесь,  Майкл.
Я не буду вынуждать вас писать. Я уже вам говорил: обещать -  это  еще  не
означает выполнять. По крайней мере в нашей профессии такого правила нет.
     Во время разговора Сеймур холодно-доброжелателен. Ни одного намека на
мою недавнюю попытку убежать,  словно  такой  попытки  и  не  было.  Зачем
дразнить меня накануне встречи с Райеном?
     Встреча с Райеном... Я до сего времени не уверен, что она состоится.
     Через два дня во время нашего ужина в "Лавальере" Мод сообщает:
     - Советую вам, Альбер, лечь сегодня раньше и хорошо выспаться.
     - Оставьте свои медицинские советы, - ворчу я. - Лучше скажите: когда
и где?
     - В кабинете главного шефа, конечно. Ровно в одиннадцать. Его контора
находится во Франкфурте, следовательно, мы выедем отсюда в девять.
     И вот мы  снова  во  Франкфурте.  Чудесный  июльский  день,  то  есть
солнечный  и  жаркий.  Мод  оставляет  автомобиль  на  стоянке  во  дворе,
невдалеке от импозантного кирпичного здания, в которое мне надлежало войти
через пять минут.
     - Фирма на втором этаже, - инструктирует меня дама.  -  Скажете,  что
идете в объединение, этого довольно. Напомнила еще раз:  после  переговора
Райена желательно вывести. Предложите ему вместе пообедать или выпить. Вот
вам запасные ключи от автомобиля. Он в вашем распоряжении...
     - Не переутомляйтесь, - останавливаю  ее.  -  Вы  уже  в  третий  раз
повторяете мне одно и то же.
     Массивная бронзовая табличка на втором этаже с  лаконичной  надписью:
САМСОН. ЗАПАСНЫЕ ЧАСТИ.
     Мне открывает секретарша старого образца, то есть не очень молодая  и
не очень привлекательная.
     - Мне назначена встреча.
     - Как доложить?
     Подаю свою визитную карточку.
     - Пожалуйста, подождите.
     Она делает гостеприимный  жест  в  сторону  узенького  холла,  словно
приглашая меня посидеть, и скрывается в дверях. Я не сажусь по той простой
причине,  что  сесть  тут  можно  только  на  пол.   Обстановка   довольно
непривлекательная. Массивные  металлические  двери  серо-стального  цвета,
плакаты   с   изображением   огромных    винтов,    зубчатых    колес    и
шарикоподшипников.
     Секретарша старого образца возвратилась.
     -  Проходите,  -  приглашает  она.  -  Дверь  в   глубине   коридора,
пожалуйста.
     Следующий этап - секретарша самого Райена. Это уже женщина не старого
образца, хотя и не нового, скорее переходное звено между двумя  образцами.
А точнее, пожилая, седая дама, которую я недавно видел на вилле у Томаса.
     - А, мистер Каре. - Она, улыбаясь, показывает на еще  одну  дверь:  -
Вас ждут.
     Наконец  я  в  святилище.  Ничего  общего  с  показными  импозантными
кабинетами с толстыми коврами и массивной мебелью. Помещение небольшое, но
каждый сантиметр рационально использован. Шкафы, стол, стулья, рама, окна,
абажуры - все металлическое. Исключение составляет лишь сам хозяин.
     Опершись локтями на письменный стол,  он  напоминает  в  этот  момент
черепаху. Длинная шея с маленькой головой, что резво двигается  туда-сюда.
Костлявый нос с горбинкой, оседланный  очками  в  золотой  оправе,  сквозь
стекла которых поблескивают маленькие черные  глазки.  Панцирь  скроен  из
классического материала, называемого английской фланелью,  конечно,  также
серого цвета, как и все остальное  в  этом  кабинете,  который  напоминает
сейф.
     Надменная черепаха с ироническим тоном.  Я  понял  это  с  первой  же
реплики:
     - Я к вашим услугам, мистер.
     Произнеся эти слова неприятным скрипучим голосом, шеф меняет  позу  и
постукивает костлявыми пальцами по письменному столу,  давая  понять,  что
свободного времени у него нет.
     - Чтоб вам не надоедать, я  составил  в  письменном  виде  что-то  по
образцу заявок, - говорю я, достаю из портфеля листок  бумаги,  полученный
от Мод. - Речь идет о...
     - ...запасных частях, - торопится подсказать мне Райен.
     Тон скрипучего голоса означает: много не болтай; поэтому  я  умолкаю.
Хозяин склоняет свой нос с горбинкой над заявкой, словно не читает  ее,  а
нюхает. Кажется, у него хороший нюх, ибо он делает это очень быстро.
     - Заявку можно выполнить.
     - Могу ли я узнать цену?
     - Вполне естественное требование.
     Райен достает из кармана авторучку и привычным жестом набрасывает  на
листе несколько цифр и подает его мне. Как  и  ожидал,  претензии  намного
выше, чем у Томаса.
     - А скидка?
     Черепаха  смотрит  на  меня  немного  удивленно,   будто   собирается
спросить, какая еще скидка, потом неохотно ворчит:
     - Обычные десять процентов.
     - Десять процентов даже за это приспособление? - удивленно  восклицаю
я, делая жест, будто целюсь из карабина.
     - А более мелкие запчасти? - спрашивает Райен, в свою очередь,  делая
жест, будто стреляет в  меня  из  автомата.  -  А  самые  мелкие  и  самые
дефицитные?  -  И  воображаемый  автомат  уступает   место   воображаемому
пистолету. - Боюсь, что у  меня  нет  времени  вести  дальше  разговор,  -
бросает наконец черепаха, напоминая мне, что мы не на базаре.
     - А у меня, к сожалению, нет лишних денег, - отвечаю я, поднимаясь.
     Видимо, моя артистическая  игра  производит  впечатление,  ибо  Райен
говорит немного уступчивей:
     - Я вас понимаю. Вам тоже хочется сэкономить. Только фирма же не моя,
я не могу поступать как мне вздумается.
     Он умолкает, словно это только сейчас обдумывает, как же быть дальше,
потом вытягивает вперед шею и предлагает:
     - Оставьте мне ваш заказ, я в  спокойной  обстановке  детально  изучу
его. Завтра в такое же время я дам вам точный ответ.
     И, чтоб я не подумал, что торг повторится,  резко  отбрасывает  назад
свою маленькую головку и провозглашает:
     - Окончательный!
     Встреча с Уильямом происходит в этот же  вечер  в  уже  знакомой  мне
квартире мисс Модести Милтон, которая любезно приготовила нам два  больших
сандвича и две банки пива.
     - Кажется, пиво холодное, - говорит Сеймур, наполняя кружки.
     Он откусывает кусочек сандвича, потом забывает о нем и возвращается к
главной теме разговора:
     - Имея в  виду  чрезвычайную  недоверчивость  нашего  контрагента,  я
считаю, что вы вполне правильно повели торг к границе разрыва. И наоборот:
если бы вы  согласились  без  особых  возражений  на  такие  фантастически
высокие цены, Райен уклонился бы от соглашения.
     От отодвигает тарелку, выпивает пиво и закуривает сигарету.
     - Одним словом, если вам необходимо  оружие,  вы  его  получите.  Но,
насколько я знаю, вам оружие не нужно. И мне тоже. Это соглашение не будет
иметь для нас никакой ценности, если не будет зафиксировано в документах.
     Серые ледяные глаза смотрят в меня с требовательной настойчивостью.
     - Что самое главное для Райена во всей этой истории? Конечно, деньги.
Следовательно надо сделать так, чтоб Райен не мог их получить, не выйдя из
своего логова. Правильно я говорю или нет?
     - Ваши соображения мне не совсем нравятся.
     - В чем же я ошибаюсь?
     - Вы не говорили мне, что  соглашение  будет  заключено  и  что  дело
дойдет до оплаты. Если не ошибаюсь, вы утверждали как раз противоположное.
     - Ваша правда, - невозмутимо отвечает Сеймур. - Но это уже пройденный
этап. Теперь, когда техника моих людей оказалась  беспомощной,  только  вы
можете спасти положение, Майкл.
     - Спасти положение, провалив себя?
     - Не думаю, что дойдет до этого. Я  вам  уже  говорил:  даже  если  и
возникнет скандал, это будет скандал третьего типа, то  есть  бесшумный  и
для вас совсем безопасный.
     - Однако вы так часто меняете условия игры...
     - Я ничего не меняю. Они сами меняются, не спрашивая ни вас, ни меня.


     Любезная дама с седыми прядями кивает на дверь:
     - Вас ждут, мистер Каре.
     Райен достает из папки листок и протягивает мне.
     -  Я  постарался  сделать  определенные  уточнения  предыдущих   цен.
Довольно существенные коррективы, мистер.
     Я  смотрю  на  листок  сосредоточенным  взглядом  человека,   который
мысленно делает подсчеты. Вздохнув, говорю:
     - Хорошо, пусть будет так. Но я хочу,  чтоб  вы  знали,  что  уступаю
только потому, что вынужден обстоятельствами.
     - Все, кто приходит  сюда,  вынуждены  обстоятельствами,  -  спокойно
кивает черепаха. - Люди не покупают запасные части для украшения.
     - Ваша правда. Правда всегда на стороне сильного, мистер.
     Последняя  фраза,  кажется,  доставляет   определенное   удовольствие
Райену, хотя это не мешает ему подбросить:
     - Надеюсь, вы не забываете, что сделанная вам скидка  реальна  только
наполовину.
     - То есть как?
     - А так: если пишется, что на большие запасные части  делается  сорок
процентов скидки,  фактически  это  означает  только  двадцать  процентов.
Остальные  двадцать  процентов  должны  быть  выплачены  как  обыкновенные
накладные расходы.
     В этом стальном ящике карабины называют запасными частями, а взятки -
накладными расходами.
     - Но это меняет всю картину...
     - Ничего не меняет, - спокойно возражает  Райен.  -  Я  полагал,  что
такие элементарные вещи вам известны.
     - Накладные расходы - обычная вещь, - поспешно согласился я. - Но  вы
могли бы легко перекрыть их, увеличив скидку до шестидесяти  процентов,  и
таким образом объединили бы свои интересы с моими.
     - Я сказал: торга  не  будет,  -  сухо  напоминает  черепаха.  -  Это
окончательно.
     Делаю паузу, что должно означать глубокую  внутреннюю  борьбу,  потом
спрашиваю:
     - Как произойдет расчет?
     - Достанете деньги и заплатите. Я  думал,  что  вы  имеете  при  себе
необходимую сумму.
     - Я имею при себе чековую книжку.
     Райен сдвигает очки, чтоб посмотреть на меня  поверх  них.  Маленькие
глазки, недоверчивые и колючие.
     - Вы, кажется, и в самом деле новичок в нашем деле, если  не  знаете,
что чеки у нас не котируются.
     - Я допускал  такой  вариант  и  приготовили  необходимую  сумму.  Но
согласитесь, что я не могу ходить по городу с чемоданами банкнот.
     - Это меня не касается.
     - Деньги в кассе гостиницы, в пяти шагах отсюда. Мы могли бы выйти и,
пока выпьем по рюмке...
     - По гостиницам не хожу. Я не уличный торгаш.
     - В таком случае я  могу  позвонить  секретарше,  чтоб  она  принесла
деньги.
     - Нет, - так же  категорически  отвечает  черепаха.  -  Я  не  привык
допускать к себе третьих лиц.
     Этот категорический тон  и  эта  задранная  вверх  маленькая  головка
начинают меня раздражать.
     - Может, я и в самом деле новичок, но не настолько, чтоб принести вам
на стол полтора миллиона долларов взамен этого листочка, который  даже  не
является обычной фактурой.
     -  Обычная  фактура  тут,  в  ящике,  -  спокойно  говорит  черепаха,
постукивая пальцами по столу.
     - Все равно. Ваша фактура не больше, чем лист бумаги. Мне не нужна не
бумажонка, а...
     - ...запасные части, - подсказывает Райен, чтоб я, чего  доброго,  не
сболтнул лишнего.
     - Именно так: запасные части, а не счета на бумаге.
     Черепаха снова вытягивает длинную шею. Маленькие глазки снова смотрят
на меня поверх очков.
     - Вы не доверяете мне?
     - В нашей отрасли, как вам известно, доверие не фигурирует как товар.
     - А вы и в самом деле тяжелый клиент.
     - Можем заключить соглашение на  вашем  складе.  Грузить  запчасти  и
считать деньги.
     - Мне нечего делать на складе. Дайте мне подумать.
     Его размышления не отнимают много времени.
     - Насколько  я  понял,  транспортировка  товара  будет  возложена  на
какого-то Эриха.
     - Именно так.
     - В таком случае передача денег и товара может состояться так, как вы
желаете, то есть одновременно. Пока Томас и ваш  Эрих  будут  работать  на
складе, мы будем делать свое дело, только в другом месте.
     Его решение я принимаю без возражений, ибо оно одинаково  удобно  для
обоих. Имею в виду его и Сеймура. Сворачиваю бумажку со  счетом,  прячу  в
карман и поднимаюсь.
     - Не придавайте большого значения этому документу, - на всякий случай
предупреждает меня Райен. - Это фактура  "для  вида",  которая  ничего  не
стоит.
     - Понял, - киваю я. - А вторая в вашем ящике.
     Когда в пять часов мы встречаемся с Эрихом в одном  заведении  вблизи
вокзала, наше внимание целиком сосредоточено на завтрашнем дне. И  Сеймур,
и Райен, и Томас, и Эрих, и даже каждая из женщин надеются, что этот  день
им что-то принесет - успех, деньги или решение какой-то личной проблемы. Я
тоже не исключение. Я тоже жду и надеюсь.
     - Я нанял на две недели фургончик, - сообщает мне Эрих, - думаю, двух
недель хватит.
     - Вполне хватит.
     Счастливый, он  планирует  свою  деятельность  на  целых  две  недели
вперед! А я не знаю, что меня ждет через два дня.
     - Я нашел место, где мы ненадолго оставим груз. Всегда полезно,  чтоб
между приемом и отправкой товара прошло какое-то время.
     - Вы это лучше разбираетесь.
     - Ведь за это мне платят. Через  десять  дней  я  отправляю  товар  в
Гамбург. Там придется заменить упаковку.
     - Конечно.
     Он еще минут десять распространялся о всяких деталях  дела,  лишь  бы
доказать, что транспортировка оружия связана с порядочными расходами и что
предварительная выплата не такая уж и большая, как это может показаться на
первый взгляд.
     - Самое главное: не забудьте проверить еще на складе один-два  ящика,
- приказываю я согласно инструкции Сеймура. - Томас  может  нам  подсунуть
товар худшего качества, чем договорено.
     - Об этом не беспокойтесь. Я не позволю, чтоб этот  мошенник  обманул
нас.
     - Снова серьезные разговоры, - звучит мягкий женский голос.
     Мод появилась внезапно.
     - Очень жалею, что опоздала, но на улице такое движение.
     - Очень мило с вашей стороны, что вы пришли меня забрать, - говорю ей
на  улице,  когда  мы  уже  распрощались  с  Эрихом.  -  Я  бы  сейчас   с
удовольствием немного подремал перед встречей с Уильямом.
     - К сожалению, Альбер, я уже выписалась из гостиницы. А наша  встреча
состоится на пути в Идар.
     Мы попадаем как раз в час "пик", когда десятки тысяч людей  оставляют
конторы и магазины, чтоб сесть в автомобиль и тронуться в общем потоке  из
тесного города. Когда и нам наконец удается  сделать  это,  стрелки  часов
показывают семь.
     Мод держит руль левой рукой, а правой надевает большие  темные  очки.
Солнце через несколько минут спрячется,  но  перед  заходом  оно  огромным
ржаво-красным  диском  зависает  над  холмами,  чтоб   в   последний   раз
посмотреть, как идут земные дела.
     Мод останавливается около бензоколонки  после  поворота  на  Идар.  Я
выхожу размяться. Медленно прохаживаюсь по узкому тротуару  возле  низкого
строения из бетона истекла, замечаю Сеймура.
     Американец застыл перед своим серым "мерседесом" на  пустой  площадке
для стоянки автомобилей и, подняв капот,  делает  вид,  будто  осматривает
мотор. На меня не  обращает  никакого  внимания,  хотя  не  заметить  моей
персоны он не мог. Это заставляет меня оглядеться вокруг и  направиться  в
обратном направлении мимо туалета, лавочки, кафе. Мод уже рассчитывается с
мальчиком в ярко-желтом комбинезоне.
     - Сеймур был на стоянке, но сделал вид, что не видит меня,  -  говорю
я, когда мы трогаем дальше.
     - Наверное, у него были на то причины.
     - Зачем такая маниакальная пугливость? Неужели за нами кто-то следит?
     - Пусть это вас не беспокоит,  Альбер.  Думайте  о  смысле  жизни,  а
бытовые заботы оставьте для меня.
     Уже темнеет, когда Мод, постепенно уменьшая скорость,  выруливает  на
боковую дорогу. Проехав  еще  около  километра,  сворачивает  с  дороги  и
останавливается за высоким кустарником.  Можно  предположить,  что  где-то
вблизи остановился и Сеймур, ибо через пять минут он присоединяется к нам.
     - Не мешает немного размяться, -  предлагает  американец.  -  Немного
чистого воздуха и немного движения - это рекомендуют даже врачи.
     Направляется к деревьям, темнеющим на фоне еще  ясного  неба.  Пахнет
свежим сеном - видимо, где-то вблизи косили.  Под  раскидистыми  деревьями
совсем темно, но не настолько, чтоб  не  увидеть  скамью  в  конце  аллеи.
"Девственная"  немецкая  природа  везде  и  всегда  украшена  скамьями   и
корзиночками для мусора.
     Детально пересказываю  разговор  с  Райеном.  Американец  внимательно
слушает, воткнув в рот незаженную сигарету. Когда я  заканчиваю,  небрежно
бросает:
     - Хитрый дурак. Предусмотрел все, кроме самого главного.
     - Выходя от него, я  встретил  Эриха.  Тот  намекнул  что  собирается
проучить Томаса.
     - Этого можно было ожидать.
     - После обеда мы с Эрихом встретились снова. Договорились  о  деталях
транспортировки. Если вас интересует...
     - Вы знаете, что это меня не интересует.
     Он умолкает, потом уже другим тоном продолжает:
     - Я не говорю, что всегда можно все предусмотреть,  но  мне  кажется,
что в данном  случае  мы  учли  даже  и  то,  чего  нельзя  предусмотреть.
По-моему,  мы  приложили  слишком  много  усилий   для   такой   никчемной
комбинации. Ведь, согласитесь, эта комбинация в самом начале никчемна.
     - Это не мешает вам держаться за нее.
     - Иногда незначительная причина дает большие последствия, -  бормочет
Сеймур. - И потом, мы с вами на каникулах.
     - Согласно вашему обещанию, мои каникулы могли бы завтра закончиться.
     Он  поднимается  со  скамьи,  кладет  руки   на   пояс   и   легонько
потягивается.
     - Закончатся. После встречи с Райеном в  гостинице  вас  будет  ждать
Мод. Она передаст вам документы на автомобиль и проводит до вокзала.  Если
вам нужны деньги...
     - Не нужны. Но если о них зашла речь...
     - Доллары получите от Мод, - прерывает меня Сеймур. - Думаю, она  уже
успела перенести их из моего "мерседеса" в свой. Ну, надеюсь,  мы  с  вами
больше не увидимся.
     - Я тоже горячо этого желаю.
     - Вы  меня  неправильно  поняли.  Если  мы  не  увидимся,  это  будет
означать, что все прошло хорошо. А вообще, я бы не против выпить с вами по
рюмке во время будущих каникул. Правда, вы очень нелегкий  собеседник,  но
скажите мне, что легко на этом свете?
     Скрип песка свидетельствует о том, что он удаляется.


     Большой день. Мод, кажется, считает, что начало такого дня непременно
следует отметить щедрым завтраком - она два раза бегает к столу,  где  для
посетителей выставлены булочки, конфитюры, сыры и колбасы. А я,  наоборот,
считаю, что мозг лучше работает на пустой желудок,  поэтому  довольствуюсь
обыкновенным кофе.
     - За руль сядете вы, Альбер, - говорит Мод, когда мы  немного  погодя
выходим из гостиницы. - Отныне каждому следует сидеть на своем месте.
     - Я считал, что мое постоянное место - место покойника.  Но  если  вы
настаиваете...
     - Не надо начинать день разговорами о мертвецах, - советует дама.
     А когда я мчусь по Хауптштрассе слишком быстро, она добавляет:
     - И не надо рисковать превратиться в покойника вот тут, на шоссе.
     - Выруливайте  вверх!  -  приказывает  женщина,  когда  мы  достигаем
перекрестка на окраине.
     Выскакиваю главной трассой на  верхушку  холма,  потом  сворачиваю  в
сторону и еду вдоль бетонной ограды, миновав  строгую  надпись:  ЗАПРЕТНАЯ
ЗОНА. АРМИЯ США.
     - Наверное, это и есть владения Томаса, - бросаю я.
     - Да, тут склады, - подтверждает Мод. - Теперь сворачивайте  направо,
я выйду на повороте.
     - А где я вас заберу назад?
     - Обо мне не беспокойтесь. Встретимся в гостинице.
     Дорога круто бежит вверх, потом заворачивает и снова  поднимается  на
холм, покрытый сосновым лесом.
     Еще два поворота, и я достигаю вершины.  Поляна  с  низкой  травой  и
бетонным столбиком,  на  котором  обозначена  высота.  Это  и  есть  место
назначенной встречи. Выключаю мотор и выхожу подышать чистым воздухом.
     Лес  остался  внизу,  следовательно,  ничто  не  закрывает   пейзажа,
приятного, но довольно однообразного - освещенные июльским солнцем  лесные
холмы, синеватая дымка горизонта.
     Отсюда, словно с высоты птичьего полета, я  могу  осмотреть  владения
Томаса. Довольно обширные владения, очерченные впереди и с  боков  прямыми
линиями бетонной ограды, сзади они упираются в лес.  Три  покрытых  ржавым
железом больших ангара, которые стоят на довольно значительном  расстоянии
друг от друга, и  еще  одноэтажная  постройка,  где,  видимо,  размещается
канцелярия - вот и все сооружения запретной зоны. Население  ее  пока  что
ограничивается одним солдатом в белой каске, который  охраняет,  а  может,
дремлет в тени будки у входа в зону.
     Немного  погодя  количество  населения   удваивается.   Около   будки
останавливается темно-синий "опель". Между мужчиной из "опеля"  и  часовым
происходит разговор,  после  чего  автомобиль  подъезжает  к  одноэтажному
сооружению. Мужчина, который вышел из "опеля", судя по всему, Томас.
     Еще через пять минут перед будкой  охраны  появляется  грязно-зеленая
крытая грузовая машина. Она притормаживает,  а  после  того,  как  часовой
машет рукой - мол, проезжай, - также направляется к канцелярии.
     Видимо, уже одиннадцать часов, ибо за  спиной  я  слышу  гул  мотора.
Из-за поворота выскакивает новенький серебристый "бьюик". Он подъезжает  к
моему "мерседесу" и останавливается рядом. Из "бьюика" выходит Райен, едва
заметно кивает мне и также смотрит вниз.
     - Наверное, то ваш человек, - замечает он, когда из  кабины  грузовой
машины высовывается голова Эриха.
     Голова высовывается, но Эрих  не  выходит  -  от  канцелярии  к  нему
направляется Томас. Низенький мужчина проворно  прыгает  на  ступеньку,  и
машина трогается к тому ангару, который под лесом.
     - Наверное, то ваш человек? - повторяет Райен.
     - "Будто вы его не узнаете!" - вертится у меня на языке,  но  я  лишь
утвердительно киваю.
     - Следовательно, вы видите, что они поехали грузиться?
     - Догадываюсь.
     - Нечего догадываться. Если я вам говорю,  так  оно  и  есть.  Я  дал
Томасу необходимые указания.
     Я и дальше любуюсь пейзажем, поэтому шеф немного раздраженно говорит:
     - Не будем тратить время. Они делают свое дело,  а  нам  надо  делать
свое.
     Я смотрю на него и убеждаюсь, что тут, на воздухе,  он  какой-то  еще
более нескладный, чем  в  конторе.  В  конторе  хоть  есть  стол,  немного
прикрывающий этот массивный непропорциональный торс, увенчанный  маленькой
головкой, что покачивается на длинной шее.
     - Я бы предпочел придерживаться  определенной  последовательности,  -
говорю  я,  чтоб  выиграть  время.   -   Сперва   посмотрим,   как   будут
развертываться события там, внизу, а потом и мы возьмемся за свое дело.
     - Этого не будет, - отчеканивает Райен.  -  Если  вы  решили  тянуть,
должен вас заверить, что в течение трех секунд я могу положить конец  всей
этой истории.
     - Неужели начнете кричать?
     - Мне не надо кричать. У меня есть радиосвязь.
     Он отступает на два шага к "бьюику". Я иду за ним, увидев,  что  там,
внизу, те двое загнали машину в ангар.
     - Не хотел делать вам замечания, но вы грубо обходитесь с  клиентами,
мистер Райен.
     Вместо   ответа   черепаха   демонстрирует   мне   хорошо    знакомое
приспособление, вмонтированное в панели "бьюика".
     - Так остановить операцию или как?
     - Хорошо, хорошо, - вздыхаю я. - Полагаю, вы принесли фактуру?
     Подойдя к "мерседесу", я беду два  чемодана,  небрежно  брошенные  на
заднем сиденье.
     - Вот, - обращаюсь я к  черепахе,  которая  уже  устроилась  в  своем
автомобиле. - Если хотите, можете пересчитать.
     - Это не ваше дело, - рычит шеф.
     - Будьте добры, фактуру, - напоминаю я.
     Он делает вид, будто  не  слышит,  ставит  чемодан  себе  на  колени,
открывает и, быстро заглянув внутрь,  достает  из  кармана  и  отдает  мне
фактуру. Потом вынимает одну пачку денег и ловко пересчитывает банкноты.
     Закончив проверку первого чемодана, Райен открывает  второй.  В  этот
момент неожиданный блеск вынуждает меня  перевести  взгляд  на  ангар  под
лесом. Там, в темном отверстии входа, что-то вспыхнуло, но, прежде  чем  я
успел  сообразить,  _ч_т_о_  случилось,  задняя  часть   ангара   бесшумно
поднимается в воздух. Словно в немом  кино.  Звучит  оглушительный  взрыв,
точнее, беспорядочная канонада взрывов, и все  сооружение  взлетает  вверх
среди туч дыма и огромных огненных клубов.
     Зрелище в самом деле впечатляющее,  но  это  еще  не  причина,  чтобы
забыть о деле.
     - Это все меняет, -  бросаю  я,  пытаясь  выхватить  чемодан  из  рук
Райена.
     - Это действительно все меняет! - рычит шеф и  внезапно  сильно  бьет
меня кулаком в лицо. Кулак у этого  человека,  кажется,  больше,  чем  его
голова. Пока я пытаюсь остановить кровь, текущую из  разбитого  носа,  мой
слух фиксирует шум удаляющейся машины.
     Первая мысль  после  того,  как  я  зажал  платком  фонтан  крови,  -
броситься вслед за "бьюиком". Но нет, не гнаться  за  Райеном,  а  быстрее
очутиться как можно дальше от этих мест. Не пройдет и четверти  часа,  как
тут будут кишеть полицейские, военные и санитары. Прыгаю  в  "мерседес"  и
нажимаю на газ, стараясь не обращать внимания на боль. Но уже на первом же
повороте мне преграждают путь.
     - Куда? - спокойно спрашивает Мод, открывая дверцу автомобиля.
     - Конечно, в гостиницу.
     - В гостиницу? С окровавленным лицом? И после такого взрыва?
     Спрашивая, она отодвигает меня и садится за руль.  Резкий  маневр,  и
автомобиль едет туда, откуда я прибыл.
     Преодолевая  голую  вершину,  спускаемся  с  противоположной  стороны
холма, а потом снова поднимаемся вверх.  Еще  одна  вершина,  и  еще  одни
спуск. Место, где мы останавливаемся, мне будто знакомо.  Заросшая  травой
поляна, затерянная среди кустов, и маленькая постройка, похожая на ту, где
не так давно со мной встречался Сеймур.
     Он и сейчас встречает меня, молчаливый, но  спокойный.  Я  прохожу  в
комнату с полинявшими обоями, а хозяин остается в коридоре для разговора с
Мод. Закуриваю сигарету, все еще стараясь не  думать  о  боли.  Подхожу  к
окну, смотрю на густую зелень, которая  уже  завяла  под  летним  солнцем.
Вилла и в самом деле хорошо спрятана, но если начнут шнырять по  окраинам,
то, безусловно, доберутся и сюда.
     Мод пересекает поляну и садится в "мерседес". Гудит мотор,  и  машина
скрывается за деревьями.
     - Ну, Майкл, кажется, я уже говорил, что  вам  страшно  не  везет,  -
слышу я голос Сеймура.
     - Да, - бормочу я, поворачиваясь спиной к  окну.  -  И  все,  что  вы
собираетесь сейчас  сказать  мне,  вы  также  уже  говорили:  снов  что-то
перепуталось, отъезд отменяется, но не будем терять надежды, есть еще один
вариант.
     - Ничего не перепуталось, - крутит головой американец.  -  И  никаких
новых вариантов нам уже не нужно.
     - Имеете в виду, что операция завершена?
     - Именно это я и хотел вам сказать.
     - Следовательно, я свободен!
     - Конечно, свободен, друг.
     И, перехватив мой недоверчивый взгляд, добавил:
     - Вы можете в любой момент, не боясь,  что  я  окликну  "стойте"  или
выстрелю вам в спину.
     Конечно, я никуда не ухожу - жду, что будет дальше.
     - И все же, если вы спросите  меня,  я  вам  не  советую  торопиться.
Сейчас вокруг уже полно военной полиции. А я не имею  власти  над  военной
полицией. Вы же знаете, что я не военный человек.
     -  Следовательно,  дарите  мне  свободу,  когда   я   уже   не   могу
воспользоваться ею.
     - Я говорил, Майкл: вам страшно не везет!





     Сонную  послеобеденную  тишину  разрывают  выстрелы.  Несколько  пуль
пролетают у меня над головой с едва слышным свистом. С  веток  кустарника,
где я припал к земле, сыплются засохшие листья.
     Не надо  было  убегать  из  виллы,  думаю  я,  лежа  в  кустарнике  и
прислушиваясь. К сожалению, как это часто бывает, полезные мысли  приходят
с опозданием. Трудно  представить  себе  более  неудобное  положение:  они
расположились на вершине холма, а  мы  внизу,  под  ненадежным  прикрытием
редкого кустарника. Они методически простреливают кустарник из  автоматов.
Когда именно нас продырявят - это лишь вопрос времени.
     - Надо перебежками подняться наверх  и  швырнуть  в  их  логово  пару
гранат, - обращается ко мне человек, что лежит рядом.
     Он уже ранен, следовательно, вполне понятно, что перебегать  придется
мне.
     Между  кустарником,  где  мы  затаились,  и  вершиной  холма,  откуда
стреляют они, пролегает  голый  скалистый  склон,  пустынный  и  страшный,
пепельно-серый под жарким  летним  небом.  Надо  пробежать  этим  зловещим
склоном, над которым свистят пули, и остаться живым. Надо  преодолеть  эту
территорию смерти и упасть. А  если  упадешь...  Ох,  все  равно  придется
клгда-нибудь упасть. Главное,  прежде  чем  упасть,  взобраться  наверх  и
швырнуть в них гранату.
     Перестаю вслушиваться в жужжание пуль и  пробую  подняться,  да  ноги
отяжелели, стали словно свинцовые, и я понимаю,  что  это  свинец  страха.
Надо преодолеть этот страх - и вперед!. Потому что, если хоть  на  секунду
задержишься, впереди уже ничего не будет, все полетит ко всем чертям.
     Страшным напряжением воли заставляю себя подняться и... просыпаюсь.
     Мои давние страхи. Еще с тех пор,  когда  мы  преследовали  вражеские
банды в приграничных кручах. Мой давний кошмар. Настолько  давний,  что  я
уже почти забыл о нем.
     Тот кошмар, что преследует меня после событий в  Копенгагене,  совсем
иной. В нем нет ни  выстрелов,  ни  зловещей  крутизны,  есть  лишь  голая
комната, что тонет в полутьме. "Вы свободны, Майкл, -  с  ледяной  улыбкой
кивает американец, - я не смею вас задерживать, идите".  Исчезай  быстрее,
говорю себе, пока ему не пришло на ум что-то иное, и,  пробормотав  что-то
наподобие "бывай", направляюсь к выходу. В вот выхода нет.  Дверь  исчезла
бесследно, а с нею и окно. Я хорошо помню, что было два окна, а теперь нет
ни одного. Осматриваюсь в полутемной комнате и  встречаю  взгляд  Сеймура.
Довольно красноречивый взгляд, в котором застыла мрачная улыбка. Чувствую,
как меня охватывает не страх, а ледяной ужас полной  безвыходности.  Такой
безвыходности, что мне не остается ничего другого, как проснуться.
     Время, когда мы с врагом перестреливались в кустарниках и лесах,  ужа
давно миновало. Пришлось привыкать не перестреливаться,  а  пожимать  руку
противнику, шутить, заключать торговые соглашения, приглашать  на  ужин  и
разговаривать о погоде. Если прикинуть, то, наверное, выйдет, что я провел
больше времени среди врагов, чем среди своих.
     Темные ветви деревьев за  окном  таинственно  покачиваются.  Движение
темно-фиолетовых туч словно подсказывает мне направление. Чего  ты  ждешь?
Прыжок в окно - и ты на свободе! До шоссе, видимо, не больше километра.  А
машины там идут круглосуточно.  Как-нибудь  доберешься  до  Штутгарта,  до
Саарбрюккена или еще куда-нибудь - лишь бы подальше от этой дыры.
     А что Сеймур? Он спит. Спит или не спит, он за тебя не даст и медного
гроша.
     Отхожу от окна и снова растягиваюсь на диване. Выпрыгнуть в темноту -
нет ничего проще. А потом? Прыжок во  мрак,  прыжок  вслепую,  и  в  такое
время! Зачем прыгать в лапы противника?
     С такими мыслями я уснул, и сон приснился уже спокойный.
     На следующее утро я  выхожу  в  кухню  сполоснуть  лицо  и  вижу  там
Сеймура, который возится около электрической плитки.
     - Не работала, - говорит он. - Но теперь все хорошо.
     - Никогда  не  думал,  что  вы  можете  варить  кофе  и  даже  чинить
электрические плитки, - замечаю я, когда мы сидим перед фаянсовыми чашками
с темной горячей жидкостью.
     - Я могу делать миллион дел.  Кажется,  я  уже  говорил  вам,  что  в
молодости прошел все этапы нищеты.
     - И очень радуетесь, что вырвались из нее.
     - Человек никогда не может  вырваться  из  нищеты,  Майкл.  Он  может
только заменить одну нищету на другую, - качает головой американец.
     Он вынимает изо рта сигарету, отпивает из чашки и констатирует:
     - Эта бурда  сохранила  из  всех  своих  натуральных  качеств  только
горечь. Но и это лучше, чем совсем ничего.
     - Вы уверены, что тут ничего не найдется съестного?
     - Я все обшарил. Два ящика виски, только что  распакованный  кофе  да
еще вода в кране - это все наши пищевые продукты.
     - Надеюсь все-таки, что Мод возвратится раньше,  чем  мы  вспухнем  с
голода, - говорю я.
     -  Надейтесь,  -  подбадривает  меня  Сеймур.  -   Это   способствует
кровообращению.
     - Но вы не убедите меня,  что  сидеть  тут  без  какой-либо  связи  с
окружающим миром...
     - Конечно, нет. В  нашей  работе  связь  всегда  необходима.  Но  что
сделаешь, если тебе не отвечают...
     Я намереваюсь спросить  что-то  еще,  когда  с  поляны  перед  виллой
доносится шум мотора.
     - Если кто-то попытается  войти,  вам  придется  исчезнуть,  конечно,
через окно, - быстро бросает Сеймур, поднимаясь и направляясь к двери.
     Иду вслед за ним и припадаю глазами к  щели  между  створками  дверей
первой  комнаты.  На  поляне  остановился  военный   "джип"   с   четырьмя
американцами в униформе и в белых касках. Военная  полиция.  Двое  из  них
направляются  сюда,  небрежно  держа  в  руках  автоматы.  Сеймур  выходит
навстречу гостям. Обмен репликами, которых  мне  не  слышно.  Предъявление
документов,  которых  я  не  могу  увидеть.  Документ,  кажется,  вызывает
уважение к Сеймуру, ибо суровые полицейские  становятся  приветливей.  Еще
несколько реплик, потом гости возвращаются в "джип".
     - Разыскивают какого-то бельгийца, - объясняет мне американец,  когда
шум мотора затих вдали.
     - Искали меня, а нашли вас, - уточняю я, в свою очередь. -  Не  очень
волнуетесь, что вас застукали?
     - Почему вы считаете, что меня застукали? - сводит  брови  Сеймур.  -
Неужели только вы можете иметь два паспорта?
     Он умолкает. Потом говорит:
     - Следовательно, разыскивают вас. Этого надо было ожидать.  Интересно
только, кто поднял тревогу - Райен или Томас?
     - Райен не заинтересован в этом после того, как он забрал деньги.
     - Банкноты были фальшивые, все до единого, Майкл. Служебный  реквизит
- и не больше. Неужели вы  допускали,  что  я  отдам  какому-то  мошеннику
настоящие доллары! У Райена есть все основания выдать вас, потому что  вас
ему рекомендовал Томас. Томас тоже может это сделать после  того,  как  вы
заключили соглашение с Райеном.
     Он задумчиво втыкает в уголок рта сигарету и щелкает зажигалкой.
     - Как у нас с сигаретами? - спрашиваю я, тоже закуривая.
     - Этого больше, чем нужно. Так же, как и виски. А что, если выпить по
стакану шотландского?
     - Я согласен на все, лишь бы притупить адскую боль в желудке.
     - Да, Райен или Томас -  вот  в  чем  проблема,  -  вслух  размышляет
Сеймур.
     - Какое это имеет значение для вас? Ведь ваша операция завершена.
     - А вы, Майкл?
     - Не убеждайте меня, что вас так беспокоит моя судьба.
     - Вопрос о вашей  судьбе  в  самом  деле  не  решен.  А  я  не  люблю
нерешенных вопросов. Со вчерашним взрывом  взлетели  в  воздух  и  готовые
решения. Теперь придется ждать. Это даст нам возможность подумать.
     День проходит если не  во  сне,  то,  по  крайней  мере,  в  какой-то
летаргии.
     Лежишь  на  скрипучем  диване  и  ощупываешь  взглядом  полутьму  над
головой, пока затуманится в глазах и  ты  окажешься  в  сновидении,  таком
запутанном, что невозможно и пересказать.
     Наконец  осознаешь,  что  ты  снова  проснулся   или   пребываешь   в
полузабытьи - это почти одинаково, - и тебя одолевают  мысли,  назойливые,
как осенние мухи.
     Вот тот взрыв... Для Сеймура он не больше чем мелкая неприятность. Он
даже не знает, что именно произошло, или делает вид, что  не  знает,  хотя
именно он, возможно, подготовил эту акцию. Хотя не исключено, что Сеймур в
самом деле не причастен,  и  это  даже  придает  еще  больше  блеска  всей
операции. Но ведь  между  твоими  интересами  и  интересами  Сеймура  есть
определенная дистанция.
     "Скандал третьей категории" - так  сказал  американец.  Скандал,  что
остается тайной. Однако такой оглушительный взрыв не может  сохраняться  в
тайне. Им занимается прежде всего военная полиция, а потом общественность.
Отзвук этого  нежелательного  взрыва  на  полузабытом  складе  может  быть
намного громче, чем кое-кто надеется. Атмосфера шпиономании, подготовка  к
предстоящим выборам, недостаток других сенсаций в данный момент  -  и  вот
мелкий инцидент перерастает в политический скандал.
     А для скандала нужны герои. Известно, главные герои - Томас  и  Эрих.
Однако американцы постараются оставить Томаса в тени, а один Эрих -  очень
мелкий герой. Кто стоит за Эрихом - такой будет первый вопрос.
     "Разыскивают бельгийца". Таинственный бельгиец -  вот  что  могло  бы
подогреть  интерес  публики  и  дать  повод   для   всяких   комментариев:
представитель   левых   или    правых    экстремистов,    орудие    мафии,
коммунистический агент. Короче  говоря,  нет  ничего  удивительного,  если
вскоре ты увидишь свой портрет на первых страницах газет.
     Конечно, не исключено, что американцы с самого начала  закрыли  двери
перед носом  любознательных:  не  вмешивайтесь  в  наши  внутренние  дела!
Возможно, никто и не разыскивает бельгийца. Возможно, все это прятанье  на
вилле, закрытые ставни, голодание  лишь  фрагмент  очередной  инсценировки
Сеймура. Держит тебя тут, мол, надо пересидеть, а на самом деле обдумывает
какой-то новый ход. Это в его духе. Ради этого он может  даже  поголодать.
Если он тайком  не  жует  за  стеной  заранее  припасенные  сандвичи.  Это
предположение так возмущает меня, что  проходит  какое-то  время,  пока  я
снова собираюсь с мыслями.
     "Разыскивают какого-то бельгийца, Майкл". - "Но  я  же  не  бельгиец,
Уильям. Я - австриец". - "Австриец или  бельгиец,  они  ищут  вас.  Можете
иметь сто разных паспортов, но физиономия у вас одна, как  вы  справедливо
заметили".
     Вполне  вероятно,  что  меня  все-таки  разыскивают.  Собственноручно
толкнув меня в болото, Сеймур теперь прикидывается моим спасителем. Мол, я
столкнул, но не хотел, чтобы вы утонули, мне жаль вас. К  сожалению,  роль
спасителя не перечеркивает его обычного амплуа: если Уильям  говорит,  что
кого-то спасает, можно поставить на том человеке крест. Крест - на  Грейс,
а теперь, возможно, и на тебе.
     Вероятней всего, что ты до сих пор нужен ему.  И  это  не  так  уж  и
плохо, ибо в этом случае он будет  стараться  сберечь  тебя  еще  какое-то
время. А потом... Потом - прощайте, Майкл, думаю,  вы  и  сами  как-нибудь
найдете дорогу, имея два паспорта. Прощайте  или  пусть  земля  будет  вам
пухом - какая разница?
     Темнеет. Это наталкивает меня на мысль,  что  можно  шире  приоткрыть
ставни, чтоб  отогнать  сон  и  глотнуть  вместо  ужина  немного  вечерней
прохлады. Только я высовываю голову в окно, как слышу за спиной  знакомый,
немного хриплый голос:
     - Я уже говорил вам, дорогой мой, что лишняя реклама нам ни к чему.
     - Какая реклама? На улице почти темно.
     - Да, "почти", но не совсем.
     Отхожу от окна и устраиваюсь в кресле.
     - Я только что установил, что в холодильнике снова  образовался  лед.
Как вы смотрите на маленький аперитив перед ужином?
     - Я считал бы лучше сразу приступить к ужину, - отвечаю я.
     - Вы ничего не выиграете, - качает головой американец. - На  ужин  та
же самая жидкость. Не забывайте, что наше виски изготовлено из кукурузы, а
если для вас даже кукуруза не еда...
     Легко вздохнув, я поднимаюсь с кресла:
     - Хорошо, Уильям. Выпьем, только не напоминайте мне про еду.
     Приносим  из  кухни  все  необходимое  и  устраиваемся  за  низеньким
столиком. Глотнув ледяного напитка, я чувствую что-то похожее  на  удар  в
сведенный от голода желудок и дурман в голове. Поэтому решаю глотнуть  еще
с чисто профилактической целью. Чем больше у тебя задурманена голова,  тем
меньше думаешь, что ты голоден.
     - Я не намерен интересоваться вашими тайнами,  но  не  можете  ли  вы
что-нибудь сказать по поводу связи? - спрашиваю я.
     - Противоположная сторона до  сих  пор  молчит,  -  коротко  сообщает
американец. Он щелкает зажигалкой, закрыв огонь ладонью, и на мгновение из
темноты проступает его лицо, освещенное желтым пламенем.
     - О какой  связи  вы  мне  рассказываете,  если  ни  одного  раза  не
воспользовались радио!
     - Наоборот, воспользовался. Один-единственный раз. Вчера. Узнал,  что
документы наших с вами наблюдений переданы куда надо. Речь идет  о  совсем
примитивной радиосвязи в радиусе восьмисот метров...
     - ...при помощи которой  вы  поддерживали  контакт  с  Мод  во  время
позавчерашней операции.
     - Именно так. Откуда мне было знать,  что  после  операции  возникнут
осложнения? Поэтому теперь у меня единственная аппаратура для связи - этот
маломощный транзистор. Восемьсот  метров  -  я  же  вам  сказал.  Молчание
означает, что для  Мод  нежелательно  приближаться  на  такое  расстояние,
поскольку дороги контролируются, или же она  не  отваживается  отозваться,
зная, что сообщения могут перехватить.
     - Не исключено, что Мод просто заболела.
     - Мод не может заболеть, - категорически возражает Сеймур.
     - Или разбилась в автомобиле.
     - Оставьте, Майкл. Легче месяц сбить с его орбиты, чем Мод - с шоссе.
Тем более что Мод знает: она не имеет права  попадать  в  аварию  в  такой
момент.
     - Учитывая вашу болезненную подозрительность, такое доверие к Мод мне
кажется просто странным.
     - Я знаю, с кем имею дело.
     - А если ее задержали военные?
     - Даже если они и сделают  это  под  каким-то  предлогом,  все  равно
ничего не добьются. На Мод нитка оборвется, Майкл.
     - Вам это лучше знать.
     - Знаю. Ибо если нитка не оборвется на Мод, она  дойдет  до  меня.  А
если дойдет до меня, то может дотянуться и до высокого начальства.  Такого
никакое начальство не допустит. Нитка всегда обрывается хоть за один виток
до высокого начальства.
     - Но в этом случае Мод сгорит.
     - Грубо говоря, да. Ведь ей за то и  платят,  чтоб  она  играла  роль
электрического предохранителя.
     - Точно так же, как и я. С  той  лишь  разницей,  что  мне  никто  не
платит.
     - Ну, ваш случай особый, - признает Сеймур, и снова звенит стакан.  -
Вы даже не представляете себе, как облегчили бы  мое  положение,  если  бы
вдруг исчезли где-то в неизвестном направлении.
     Кажется, он говорит это искренне, и я молчу. Ночной  ветер  усилился.
Постукивают ставни, нарушая тишину, которая наступила в темной комнате.
     - Вы вынуждаете меня чувствовать себя виноватым в том, что вы до  сих
пор не учинили  надо  мной  расправы,  -  замечаю  я,  ибо  пауза  слишком
затянулась.
     - Я уже думал и об этом. Но, наверное, и вы  хорошо  знаете:  намного
труднее спрятать труп, чем живого человека. Живой человек может  незаметно
пройти мимо полицейского, а  на  труп  он  почему-то  обязательно  обратит
внимание. Чей это труп, почему он очутился  именно  тут,  а  не  в  другом
месте, кто его оставил... И потом, этот противный запах... Нет, Майкл,  вы
все же мне друг! И я не хочу видеть вас трупом.
     Как-то проходит и эта ночь.
     Ночью  хоть  и  с  перерывами,  но   спишь,   тебе   что-то   снится,
преимущественно кошмары.  А  днем  намного  хуже.  Кажется,  ты  проснулся
невесть когда, а на улице все еще утро, мы сидим в кухне после  того,  как
уже давно выпили горький невкусный кофе, последний кофе на этой  проклятой
вилле.
     За свою жизнь я испытал достаточно всяких неприятностей, но я никогда
не думал, что так  трудно  вытерпеть  трое  голодных  суток.  Лишь  теперь
начинаю понимать, что голод такое великое зло. Лишь  теперь,  когда  время
словно остановилось, когда даже Сеймур замолчал, а я собираюсь  с  силами,
чтоб снова переместиться на диван и неподвижно замереть там.
     - Просыпайтесь, Майкл, - слышу хрипловатый голос.
     Голос доносится издали, потому что как раз в этот  миг  я  потонул  в
бездонной глубине, из которой я не  хочу  выныривать  на  поверхность  для
пустой болтовни.
     - Просыпайтесь, Майкл, быстрей! - снова раздается голос.
     - А? Что случилось? - бормочу я, стараясь стряхнуть с себя сон.
     - Тот тип... Наверное, он ищет вас... Его  сюда  нельзя  впускать,  -
объясняет американец, трогая меня за плечо.
     Сделав усилие, поднимаюсь и припадаю к щели в ставне.
     На поляне перед виллой остановился черный "опель" - странно, как я не
услыхал! - а в "опеле", если мне не изменяет зрение, сидит так  называемый
шеф Мод - мистер Фрэнк или Франк.
     Когда я выхожу наружу, он делает мне энергичный знак подойти.
     - Здравствуйте, Каре... Возьмите сумку на заднем сиденье...  Это  вам
передала Мод.
     Едва я успел взять сумку, выслушав его невразумительный монолог,  как
Франк махнул на прощанье рукой, и машина скрылась.
     - А тип очень напуган, -  замечает  Сеймур,  когда  я  возвращаюсь  в
комнату. - Это плохо.
     Он нетерпеливо достает  из  емкой  базарной  сумки  колбасу,  брынзу,
консервы, хлебцы  -  чего  там  только  нет!  Наконец  вынимает  маленький
заклеенный конверт:
     - Это вам...
     - Еще чего! - возражаю я.
     - Вскрывайте, это вам, - настаивает американец.
     Действительно, на конверте скромно обозначено мое имя. Внутри записка
с лаконичным текстом: "Много не ешьте"  -  и  второй  конверт  -  уже  без
надписи.
     - А это мне, - говорит Сеймур.
     Он вскрывает конверт, быстро пробегает  глазами  коротенькое  письмо,
потом глядит на меня  и  снова  перечитывает.  Его  всегда  угрюмое  лицо,
кажется, стало еще угрюмей.
     - Наверное, плохие новости?
     Он задумчиво смотрит на меня, словно все еще  обдумывает  то,  о  чем
речь идет в письме, потом спокойно говорит:
     - Наоборот, новости хорошие,  в  частности,  те,  что  касаются  вас.
Контроль на дорогах сегодня днем снят, завтра,  наверное,  приедет  Мод  и
заберет вас.
     - И это все?
     - Все, это  касается  вас,  -  уточняет  Сеймур,  делая  ударение  на
последнем слове. - А что касается меня...
     Он замолкает, берет из пачки на столе сигарету и щелкает  зажигалкой.
Потом выпускает несколько густых струек дыма и добавляет:
     - Надо было бы извиниться перед вами за напрасно отнятое у вас время.
Операция аннулирована. Конечно, благодарят за старательность,  но  добытые
нами документы спрятали в архив или бросили в огонь.  Приказ  однозначный:
довольно заниматься Райеном!
     - Следовательно, вся эта история оказалась бессмысленной,  -  замечаю
я.
     - Еще неизвестно, - твердо возражает американец.
     - Но вы же сами  говорите,  что  приказ  ясный:  довольно  заниматься
Райеном!
     - Да. Но кто знает, что я получил это распоряжение? Пока  оно  дойдет
до адресата, пройдет несколько  дней.  А  за  это  время  с  людьми  может
случиться все что угодно, в том числе и с Райеном.
     - Уильям, у меня такое чувство, словно  вы  снова  хватаете  меня  за
горло.
     - Не волнуйтесь.  Вы  мне  больше  не  нужны.  Отныне  события  будут
развиваться иначе.
     Придвигаю ногой кухонный табурет и сажусь на него. Хотя я и проглотил
чудесную свежую ветчину, колени у меня все еще дрожат от слабости.
     - Понимаю  ваше  состояние,  -  соглашаюсь  я,  поскольку  упомянутая
ветчина возвратила мне добродушное настроение. - Затратишь столько времени
на служебное задание...
     - Это не служебное задание, - возражает американец.
     - Следовательно, самоинициатива?
     - И не самоинициатива.
     - Неужели может быть что-то третье?
     -  Вот  именно!  Представьте  себе  такое:  один  из  больших   шефов
приглашает вас прогуляться на автомобиле - выпить  с  ним  на  природе  по
рюмке. И когда вы пьете,  он  говорит:  нет  ли  у  вас  желания  посетить
Германию? Не мешало бы присмотреться к Райену - знаете такого? - выяснить,
какую комбинацию он разрабатывает, ведь это великий мастер комбинаций, как
и его отец, хотя и не в таких масштабах.  Старый  Райен  теперь  стремится
получить заказ на  изготовление  нового  самолета.  И  наверное,  получит.
Конечно, если его сын не впутается в какой-нибудь скандал...
     Сеймур замолкает и смотрит на меня:
     - Понятно?
     - Посылают охотиться на львов на собственный риск и ответственность.
     - Вот именно.
     - Но вы же могли отказаться.
     - Если бы была возможность отказаться, никто  бы  не  начинал  такого
разговора. Они заранее знали, что я не откажусь.
     - Потому что ненавидите Райена.
     - Ну, ненавижу - это слишком громко сказано. Такие  типы  заслуживают
не больше чем пренебрежение.
     - Так пренебрегайте им и не пачкайте им руки.
     Сеймур смотрит на меня, немного сощурившись, словно думает, стоит  ил
возражать. Потом допивает  виски,  ставит  стакан  на  стол  и  закуривает
очередную сигарету.
     - Вчера вы удивлялись, когда я сказал, что избрал эту профессию  ради
свободы. Вы удивлялись не без основания. Какая может  быть  свобода,  ведь
мы, по сути, военные! А теперь, однако, видите, что я прав. Какая свобода?
А вот, например, свобода утереть нос мерзавцу из высших кругов.  Из  самых
высоких, Майкл!
     - И что вам это даст? Если и будет  какая-то  польза,  то,  наверное,
вашему шефу, который связан с конкурирующей фирмой.
     - Очевидно.
     - Так что же вы выигрываете?
     -  Несколько   часов   хорошего   настроения.   Разве   этого   мало?
Представляете,  как  эти  напыщенные  индюки,  Райен-отец   и   Райен-сын,
вытаращат глаза, получив такой удар!
     - Теперь мне ясно. Вы действительно ненавидите Райена.
     - Говорил же вам: я его не могу ненавидеть.  Я  слишком  хорошо  знаю
Райена. Помню еще с университета, а через некоторое время и  по  секретной
службе. Помню это ничтожество, который опережал талантливых только потому,
что был наследником одного из молодых капиталистов.
     - Молодого или старого, какое это имеет значение?
     - Тут есть один нюанс. Маленький нюанс иногда имеет большое значение.
Старые  придерживаются  определенных  правил   приличия,   Майкл.   Старые
обогащаются, опираясь на законы,  которые  они  сами  создали.  А  молодые
глумятся даже над собственными законами. Коррупция, аферы.
     После недолгого молчания опять звучит голос Сеймура:
     - Вот я просто захотел развлечься, почувствовать, что выполнил личную
прихоть, свою собственную! Понимаете или нет? Свою, а не  указание  высшей
инстанции.  Что  хоть  раз  позволил  себе  такую  роскошь  -  действовать
свободно.
     - Уильям, - говорю я, - выходит, вы совсем не циник - вы моралист.
     - Я не моралист, - крутит головой американец.
     - Моралист, - настаиваю я. - Из категории тех  наихудших  моралистов,
которые не отваживаются признаться в этом даже себе.
     Я надеялся увидеть Сеймура на следующий день  угнетенным  и  угрюмым,
но, очевидно, ошибся. Одеваясь, слышу,  как  из  кухни  доносится  хриплое
пение. Уильям поет. Дожили!
     - Будете пить растворимый кофе, Майкл?
     - Это специально для вас, - отвечаю я. - Мод отлично знает, что я  не
люблю растворимый кофе. Эта женщина обожествляет вас.
     - Почему вы считаете, что все должны меня  ненавидеть?  -  равнодушно
спрашивает американец, переставляя с электрической плитки на стол посудину
с кипятком.
     - Раньше я думал, что вы излучаете опасные лучи,  очень  вредные  для
окружающих. Теперь же у меня такое чувство, что ваши отравляющие  эманации
больше всего отравляют вас самого.  Наверное,  вы  истощены  и  радиус  их
действия уменьшился.
     - С годами все мы меняемся. Наши  силы  тают,  и  это  вынуждает  нас
становиться смирнее, даже добродушнее.
     Я мог  бы  убедить  его,  что  он  мало  изменился  и  вряд  ли  стал
добродушным, но промолчал. Если не обращать внимания на поседевшие волосы,
это тот самый Сеймур, герой моих кошмаров.
     Он поднимается, делает несколько шагов  по  кухне  и  останавливается
около окна.
     - Не кажется ли вам, что уже время открыть ставни? - предлагаю  я.  -
Тут можно задохнуться.
     - Не надо торопиться. Дождемся Мод.
     Но она не появляется ни в обед, ни после обеда, и мы, потеряв желание
разговаривать, ходим, словно звери в клетке, каждый в своей комнате.
     Садится солнце, когда мой напряженный слух различает гудение  мотора.
Немного погодя между деревьями выныривает зеленый "мерседес". Мод входит в
дом,  приветливо  улыбаясь,  но  на  ее  улыбку  Сеймур   отвечает   сухим
замечанием:
     - Вчера вы не додумались передать через своего Франка газеты.
     Она достает из сумки газету и протягивает ее  Сеймуру.  Тот  берет  и
передает мне:
     - Посмотрите, Альбер.
     Тем временем он, наверное, успел кивнуть Мод, потому что  они  вдвоем
выходят в комнату американца. Военный  совет  продолжается  минут  десять,
времени вполне достаточно, чтоб прочитать не только коротенькую заметку от
инциденте, но и зарубежные новости.
     Судя по информации, взрыв на складе произошел в результате  короткого
замыкания,  одна  жертва  -  техник  Эрих  Прель,   найденный   на   месте
происшествия. Других имен не упоминается. Подробностей нет.
     Ну и хорошо. Откровенно говоря, взрыв в каком-то сарае  с  устаревшим
оружием вряд ли может кого-то взволновать. Старое  железо  превратилось  в
обгоревшее железо, только и всего. Кто  станет  раздувать  историю  вокруг
такой мелочи, к тому же единственная жертва - какой-то техник!
     Коротенькая  заметка,  безусловно,  прошла  сквозь   фильтр   военной
цензуры. Выходит, Сеймур прав. Если и возникнет скандал, то  он  останется
почти не замеченным. Напрасно надеяться, что ты станешь  звездой  газетной
хроники!
     И  все  же  американские  власти  разыскивают  бельгийца.   Возможно,
популярность и обошла тебя, но полиция не обойдет.  Возможно,  на  дорогах
вокруг  контроль  и  снят,  но  на  пограничных  пунктах  он,  безусловно,
действует. Когда разыскивают иностранца, вероятней всего подстерегать  его
на границе.
     -  Такие,  значит,  дела,  Альбер,  -  говорит  Сеймур,   когда   они
возвращаются в комнату. - Мод нашла вам тихое, спокойное жилище в  Майнце.
Проведете там несколько дней,  пока  эта  история  совсем  заглохнет,  тем
временем вам подготовят канал для побега. И тогда мы вам скажем: бывайте!
     Увидев, что я намереваюсь возразить, он поднимает руку и добавляет:
     - Конечно, мы можем попрощаться  с  вами  и  сейчас,  если  вы  очень
настаиваете. Я же вам сказал, что  наша  общая  деятельность  закончилась.
Однако не уверен, что вы справитесь сами, имея два паспорта, из которых ни
одни не годится.
     - Хорошо, - соглашаюсь я. - Буду рассчитывать на вашу помощь.
     - И не ошибетесь.  А  теперь  Мод  вывезет  вас.  Я  останусь  помыть
тарелки.
     - О, мистер... - восклицает Мод, которая привыкла принимать за чистую
монету каждое слово шефа. - Если только ради тарелок...
     - Идите, идите, - кивает Сеймур. - Сейчас  самое  удобное  время  для
этой операции.
     - Сейчас самое удобное время, - повторяет Мод, когда мы  направляемся
к автомобилю. - Когда едешь очень поздно, вызываешь подозрение.
     Я собираюсь устроиться на своем привычном  "месте  мертвеца",  однако
Мод предупреждает меня:
     - Не сюда, Альбер.  Ложитесь  на  заднее  сиденье  и  укройтесь  этим
плащом. Не надо, чтоб вас видели. И еще одно: вы уже  не  бельгиец.  Вы  -
австриец. Вот ваш паспорт. Конечно, лучше, чтоб не дошло  до  предъявления
паспортов.
     Она  включает  мотор,  и  машина   плавно   трогается,   сворачивает,
поднимается вверх и выезжает на шоссе.
     Такого со мной еще не было - путешествовать в  виде  ручного  багажа,
брошенного на заднее сиденье.





     Просыпаюсь с таким чувством, будто я лежу где-то в саду. Сад за окном
шириной во всю  стену.  Легкий  ветерок  колышет  ветви  буйных  зарослей,
увенчанных  огромными  розовыми  и  фиолетовыми  цветами,  и  в  помещении
чувствуется их благоухание.
     В  дверь  стучат,  но  я  не  обращаю   внимания.   Стук   становится
настойчивей, потом слышен мелодичный женский голос:
     - Альбер, вы спите?
     - Да, сплю. Или, точнее, спал.
     - Да ведь уже девять часов!
     - Ну и что? Разве мы пойдем в церковь?
     - Ваш завтрак остынет.
     - С этого и надо было начинать,  милая.  Если  вы  хотите  поднять  с
постели человека, начинайте с завтрака, а не с того, который сейчас час.
     Через двадцать минут, умывшись и побрившись, я захожу в светлый холл,
также украшенный цветами - преимущественно на обоях и  занавесках.  Однако
прежде всего мое внимание привлекает роскошно накрытый стол.
     - Последние дни мне вас очень недоставало, дорогая Мод.
     - Знаю, знаю. Садитесь.
     Наступает сосредоточенное молчание. Когда едят, не разговаривают,  об
этом можно прочитать в первой -  лучшей  брошюре  о  гигиене  питания.  И,
только когда мы, отдав должное горячим  блюдам,  принимаемся  за  кофе,  я
спрашиваю:
     - Какая программа?
     - Программа та же: никуда не выходить.
     - А вы?
     - Я тоже.
     Беру газеты и возвращаюсь назад в спальню,  где  меня  ждут  цветы  и
одиночество.
     Одиночество... Самое дорогое приобретение человека, если верить  Мод.
Но одно дело - одиночество среди своих и совсем иное - среди чужих.
     Следующий день, еще один и два дня потом проходят  также  за  чтением
газет, которое нарушается дремотой, хождением по комнате и приглашением  в
определенные часы: "Альбер, кушать подано!"
     Короче говоря, то же самое положение  осады,  хотя  квартира  другая.
Все-таки цветы, а самое главное - нет  рядом  Сеймура,  который  время  от
времени входит к тебе в комнату и сообщает, что  этот  мир  надо  было  бы
переделать заново, начав все от амебы.
     Мод - это, известно, не  Сеймур.  Она  умеет  хорошо  готовить  и  не
навязывается.
     И все же, независимо от того, что  рядом  Мод,  а  не  Сеймур,  время
проходит очень медленно; газеты изо дня в день  напоминают  мне,  что  уже
начало августа, а я все еще здесь.
     "Переждете несколько  дней,  тем  временем  вам  обеспечат  канал..."
Сколько дней, какой канал и куда? На  эти  вопросы  может  быть  множество
ответов. Напрасно расспрашивать даму - она ничего не знает.
     Лишь на пятый день  около  полуночи  ситуация  немного  изменяется  -
прибывает Сеймур.
     -  Как-то  вы  интересовались,  люблю  ли  я  музыку,  поэтому   хочу
предложить вам  кое-что  послушать,  -  говорит  он,  вынимая  из  кармана
миниатюрный магнитофон, ставит прибор на столик и, прежде  чем  нажать  на
кнопку, добавляет: - Наберитесь терпения. Дуэт немного затянутый.
     Запись невысокого  качества,  однако  достаточно  разборчивая,  чтобы
сразу же установить, что исполнители дуэта - Райен и Томас.
     Райен. Как продвигается расследование?
     Томас. Как же вы хотите, чтоб оно продвигалось? Все  настолько  ясно,
что дальше некуда.
     Райен. Если бы все было достаточно ясно, вам бы не миновать беды.
     Томас. Не понимаю.
     Райен. Вы все отлично понимаете. Если я решил  не  опровергать  вашей
версии перед  проверочной  комиссией,  то  это  было  с  моей  стороны  не
наивностью, а просто желанием не выставлять напоказ наши семейные ссоры...
     Томас. Какую это "мою" версию?
     Райен. Не думаете ли вы, что я так и поверил вашей выдумке о  взрыве?
Во время взрыва я был на холме, что над базой, откуда прекрасно видно  всю
территорию базы.
     Томас. Какое имеет значение, где вы были...
     Райен. Для вас - решающее. Ведь ваша версия такая: Эрих начал  в  вас
стрелять, вы побежали в канцелярию, и именно тогда  случайная  пуля  немца
произвела взрыв. Но, во-первых, выстрелов не было. Во-вторых, если  бы  вы
бежали к канцелярии, я бы вас видел.
     Томас. К вашему сведению, выстрелы были. Эрих стрелял  с  глушителем,
который потом был найден.
     Райен. Потому что вы предусмотрительно бросили его в  огонь.  Это  бы
ваш глушитель, с ним стреляли вы, и вы сами подорвали склад,  выскочив  из
него в боковую дверь со стороны леса. Именно так: оставили немца проверять
товар,  сами  выскользнули  запасным  выходом  и  выстрелили  в   какую-то
взрывчатку, видимо, заранее подложенную где-то в удобном месте.
     Вы крали, как хотели, уважаемый, и это продолжалось годами.  А  немец
был  соучастником  некоторых  краж,  то  есть  потенциально   небезопасный
свидетель. Поэтому вы и считаете, что очень удачно избавились от него,  не
говоря уж о том, что уничтожили и следы своих краж. Во  время  ревизии  вы
спишете всю недостачу товара за счет склада, что сгорел, не так ли? Но  вы
немного опоздали.
     Томас. Вы имеете право на догадки, но вы все же переборщили...
     Райен. Не торопитесь, вы еще не все услыхали. Прежде чем  отправиться
на тот свет, немец пришел ко  мне  и  все  рассказал.  Мне  нетрудно  было
развязать ему язык. "Сколько вы до сего времени заработали  у  Томаса?"  -
спросил я. "Не могу вам точно сказать, не записывал",  -  ответил  он.  "А
все-таки, в приблизительных  цифрах?"  -  настаивал  я.  "Сколько  вы  мне
заплатите за такую информацию?" - спросил он. И мы сразу же  столковались.
Его показания записаны на магнитофон.
     Томас. Если хотите что-то предложить - предлагайте.
     Райен. Теперь ваша очередь предлагать, Томас.  Единственное,  что  вы
могли бы сделать, это возвратить мне все  деньги,  которые  нажили  своими
махинациями.
     Томас. Я хотел бы знать, что вы понимаете под "всеми деньгами".
     Райен. Я уверен, что сумма немного  превышает  миллион,  так  как  вы
только с Эрихом поделили триста тысяч. Но, чтобы не  торговаться,  давайте
остановимся на миллионе.
     Томас. О, теперь кое-что прояснилось, по крайней мере для меня. А что
касается вас, то в вашей голове до сих пор не рассеялся туман...
     Райен. Мне не нравится ваш тон...
     Томас. Боюсь, что факты понравятся вам  еще  меньше.  А  они  таковы:
во-первых, никакой суд не признает  прямым  доказательством  магнитофонную
запись. Во-вторых, прямое доказательство все-так есть, и оно - против вас.
Это предыдущая фактура, которую вы дали тому бельгийцу. Копия ее  у  меня.
Вы же знаете, что Эрих был лишь мальчиком на побегушках у того  бельгийца,
и, вопреки разработанной нами версии, Эрих пришел на  склад  не  проверять
наличие товара, а получить товар по вашему распоряжению.
     Райен. По какому распоряжению?
     Томас. Разве  накануне  вечером  вы  лично  не  сообщили  мне,  какое
количество оружия передать Эриху? Это у меня записано.
     Райен. Оставьте  эту  запись  себе  на  память.  Я  не  помню  такого
разговора.
     Томас. Конечно. Но когда  появится  на  свет  фактура,  вам  придется
вспомнить.
     Райен. Если не ошибаюсь, речь идет о фактуре  для  формы,  документе,
который не имеет никакой ценности.
     Томас. Как фактура - это правда не документ, но как доказательство  -
материал первостепенной важности, напечатанный на вашем бланке и  выданный
на имя Альбера Каре.
     Райен. А где этот Каре, чтоб подтвердить?
     Томас. Надеюсь, в ближайшее время будет в наличии и он. Мои люди  уже
напали на его след.
     Райен. Смотрите только, чтоб ваших людей не  опередили  мои  люди.  Я
тоже хочу, чтоб тот бельгиец появился на свет. Его рекомендовали  мне  вы,
Томас!
     Томас. Не помню такого.
     Райен.  Ваша  частичная  потеря  памяти  в  данном  случае  не  имеет
значения. Каре напомнит.
     Магнитофончик, легонько  свистнув,  замолк.  Сеймур  тушит  сигарету,
третью подряд, и замечает:
     - Если бы те двое не были такие пьяные и такие разговорчивые, беседа,
наверное, вышла бы намного короче, и тогда бы мы имели ее целиком.  А  так
она не уместилась на пленке, поэтому приходится лишь догадываться, до чего
они доторговались.
     - До того, что им диктует инстинкт самосохранения.
     - Каждому  из  них  нужны  ваши  показания,  Майкл.  Однако  обратите
внимание: каждый рассчитывает только на часть ваших показаний. Томас хотел
бы, чтобы вы молчали о том, что он предложил вас как клиента, а рассказали
главным образом о своем соглашении с Райеном. А Райен хотел бы,  чтобы  вы
молчали о соглашении и доскональней рассказали о своих связях с Томасом.
     - Это вполне логично.
     - Тогда вам, наверное, понятно и  другое:  каждый  из  них  попробует
прибрать вас к своим рукам, вытянуть необходимые показания, а после  этого
уничтожить. Не хочу повторяться, Майкл, но последнее время вам страшно  не
везет.
     - Почему же? Ведь вы взялись обеспечить мне канал.
     - Я уже обеспечил его. Только пока что мы  не  можем  воспользоваться
им.
     - Наверное, что-то затормозилось...
     - Неужели вы не понимаете - мы не можем воспользоваться им, пока  эти
двое стоят у нас на пути!
     - И этим, конечно, снова придется заниматься мне.  Я  понял  это  еще
тогда, когда вы начали забивать мне голову своими разговорами. Мы  с  вами
снова на исходной позиции:  возвращаю  тебе  свободу,  но  сперва  кое-что
сделай!
     - Вы уже  на  свободе,  друг.  И  не  моя  вина,  что  вы  не  можете
воспользоваться ею.
     - Не выкручивайтесь, Уильям. Вы ставили  себе  целью  расправиться  с
Райеном, но, получив приказ выйти из игры, снова почувствовали  надобность
во мне, чтоб закончить игру в вашу пользу.
     - Вы мне в самом деле нужны для совсем мелкой услуги, и это уже будет
в последний раз.
     - Так, так. Слушаю вас.
     - Томас и Райен легко не договорятся, Майкл. Райен во что  бы  то  ни
стало будет пытаться получить от Томаса кругленькую сумму, а  Томас  будет
упорно сопротивляться. Но в этом  же  единоборстве  силы  неравные.  Томас
будет  прижат  обстоятельствами,  и  не  исключено,  что  в  конце  концов
отступит. Этого не должно случиться. Вы должны помочь Томасу, дорогой мой.
     - Вы не могли выбрать для меня задания отвратительней? - бросаю я.
     - Мы поможем ему свести счеты с Райеном... и самим собою, - объясняет
Сеймур.
     - Каким образом?
     - Самым простейшим: дадите ему фактуру, настоящую и окончательную.
     - Почему я должен ее давать? Отошлите почтой, это его обрадует.
     - И напугает: значит, в игру включается кто-то третий. И  потом,  мне
нужна Дейзи. Отнесете документ к  Дейзи.  Сделаете  вид,  будто  опечалены
смертью  Эриха  и   взволнованы   провалом   операции.   Подбросьте,   что
подозреваете в  этом  Райена,  который  заграбастал  деньги  и  решил  вас
обмануть. Размахивайте  фактурой  как  орудием  мести.  Посоветуйте  Дейзи
передать ее Томасу, объяснив ему, что фактуру  ей  оставил  на  сохранение
Эрих.
     - Если бы фактуру действительно оставил Эрих, Дейзи уже давно  должна
бы передать ее Томасу.
     - Да, но отношения между Томасом и Дейзи в данный момент прерваны, об
этом позаботилась Сандра. Дейзи будет  счастлива,  что  ей  представляется
возможность помочь Томасу и возвратить его  себе  как  возможного  жениха.
Поэтому ваше задание будет значительно облегчено.
     - Это все?
     - Есть еще одна маленькая техническая мелочь,  о  ней  вам  расскажет
Мод. Надо в квартире Дейзи пристроить микрофон.
     - Я удивлен вашим поведением. Не понимаю, почему вы уделяете  столько
внимания борьбе двух ничтожеств.
     - Сами по себе Райен и Томас - ничто, - признает Сеймур. -  Но  когда
за спиной одного мафия  "Интерармко",  а  за  другим  -  люди  из  военной
разведки, эти ничтожества приобретают определенный вес.
     Он выпускает к потолку струйку дыма и говорит, будто размышляя вслух:
     - Мне всегда это казалось абсурдным, но что  поделаешь:  ничтожество,
включенное в систему, становится уж силой.
     - Вы утверждаете, что за Райеном стоит "Интерармко", а за  Томасом  -
военная разведка. Что же выигрываю я, когда  эти  двое  выйдут  из  строя?
Разве это расчистит мне путь?
     -  Послушайте,  дорогой  мой:  люди,  которые  разыскивают  вас,   не
выполняют служебного задания - они делают услугу лично  Райену  и  Томасу.
Когда же эти двое отойдут туда, где им давно место, вы  никому  больше  не
будете нужны.


     Иногда, бреясь перед зеркалом, я удивляюсь: неужели вот  тот  человек
напротив - это я? Что общего может быть у меня  с  этим  довольно  угрюмым
седым типом, сощуренные глаза которого смотрят на меня недоверчиво, словно
не знают, кто я такой!  Единственное  утешение,  что  бритье  -  процедура
непродолжительная, не надо долго любоваться своей физиономией. Итак,  стою
под душем, кручу краны, ощущаю достоинство  холодной  воды:  следует  быть
бодрым - ведь впереди у меня встреча с Дейзи.
     Во  время  завтрака  Мод  со  своим  надоедливым  педантизмом   снова
повторяет мне, где вход, какой этаж, где звонок,  не  забывая  добавить  и
некоторые советы, как мне вести себя с Дейзи, учитывая ее красоту.
     - Вести себя совсем непринужденно,  она  любит  таких.  Можно  плести
какие-то глупости, я уверена, что это ей  понравится.  И  не  забывайте  о
микрофончике. Лучше всего спрятать его между сиденьем и спинкой кресла.
     - Нашли место!
     - На всякий случай заметьте  ей  между  прочим,  что  вы  сегодня  же
уезжаете. Пусть Дейзи думает, что вы исчезли бесследно.
     - Не исключено, что так и случится.
     - Ни о чем не волнуйтесь. Я буду рядом.
     - Где именно?
     - Не перенапрягайте мозг лишними мелочами. Вам достаточно знать,  что
вы не один.
     Ровно в десять часов утра я поднимаюсь по лестнице на второй  этаж  и
нажимаю на кнопку звонка. Дверь открывается сразу же.
     - Ах, какая неожиданность! - восклицает она, узнав меня.
     Холл в который заводит меня Дейзи, не имеет ничего общего с роскошной
обстановкой Сандры. На стенах афиши "Сантаны", "Спейса"  и  других  модных
ансамблей, под стенкой низенький диван, на полу стереопроигрыватель, стопы
граммофонных пластинок, полбутылки виски и разнообразные предметы  верхней
и нижней женской одежды.
     - Садитесь куда хотите, пока я тут немного наведу порядок, -  говорит
хозяйка. - Что вас привело? - спрашивает она, распихав тряпки по углам.
     - Меня привело... Не знаю,  не  прозвучит  ли  это  для  вас...  Меня
привело неодолимое желание.
     - Сексуальной близости?
     - Точнее сказать - стремление отомстить...
     - Это становиться интересным, - констатирует Дейзи, садясь  на  диван
рядом со мной.
     - Эта бессмысленная история привела к  гибели  Эриха,  -  начинаю  я.
Однако девушка сразу же обрывает меня:
     - Не будем тревожить мертвых.
     - Но я потерял довольно кругленькую сумму. Мне неудобно даже называть
ее.
     - Ну и не называйте.
     - А во всем виноват тот... извините за  выражение,  мошенник...  этот
подлый тип - Райен.
     - Когда кто-то  терпит  убытки,  надо,  чтоб  кто-то  от  этого  имел
прибыль, - философски подытоживает Дейзи.
     - Это не прибыль, а грабеж, - возражаю я.
     - Вы  начинаете  мне  надоедать.  Дебютировали  интересно,  а  теперь
морочите голову своими финансовыми проблемами.
     - Неизбежное вступление, - спешу извиниться я. - А теперь перейдем  к
сути...
     - Переходите.
     - Одним словом, я решил отомстить Райену.
     - Похвальное намерение, - соглашается она. - Преступление должно быть
наказано. Так сказал еще Достоевский.  Но  я  же  не  Достоевский,  и  эти
проблемы  меня  не  интересуют.  К  тому  же  мне  назначила   время   моя
парикмахерша.
     Она намеревается подняться, но не успевает,  потому  что  я  галантно
беру ее талию и снов сажаю на диван.
     - Вы меня обнимаете? - встревоженно сводит брови девушка.  -  Что  бы
это означало?
     - Да этого я еще не дошел. Стараюсь овладеть собой...
     - Успеете.
     - ...потому что хочу объяснить вам: хотя вы и не Достоевский, но этот
вопрос все же касается вас.
     - Вот как?
     - Точнее, он касается вашего друга Томаса.
     - Томас мне не друг. Он сердится на меня, я на него. Мы поссорились.
     - Вот вам и повод помириться.
     - Откуда вы знаете, что я хочу с ним мириться?
     - Хорошо, тогда оставьте его Сандре.
     - Видали! Вы, оказывается, знакомы с тем, что вас не касается.
     - Касается! И именно поэтому я стараюсь  объяснить  вам,  что  у  нас
общие интересы. Райен хочет ликвидировать Томаса. А у меня есть  документ,
при помощи которого Томас может уничтожить Райена. Понятно или нет?
     - Нет.
     Она прикидывается глупее, чем есть на самом деле,  но  уже  проявляет
заинтересованность. Коротко рассказываю ей о фактуре,  делая  ударение  на
практическом значении этой бумажки.
     - С помощью этого документа Томас устранит  Райена,  а  вы  устраните
Сандру.
     - Не исключено, - соглашается Дейзи.  -  Только  почему  вы  сами  не
передадите фактуру Томасу?
     Глупая, да не совсем.
     - По очень простой причине: теперь мои отношения с Томасом такие  же,
как и ваши.  Он  меня  не  примет  и  не  выслушает  или  же  отнесется  с
недоверием...
     - А что, я доверчивая?..
     - Разумеется, - говорю я, - вы объясните, что фактуру вам оставил  на
сохранение Эрих на тот случай,  если  с  ним  что-то  случится;  вы  долго
колебались, не зная, что с ней делать, и наконец  решили  отнести  Томасу,
хотя он этого и не заслуживает.
     - Собственно, почему бы и не занести? - Дейзи ерошит свои волосы. - В
конце концов, если она ему не нужна, пусть сожжет.
     - Сжечь? Да он вам ноги будет целовать, как только увидит ее!
     - Пусть сперва я разрешу ему, - бросает девушка, но возможность того,
что Томас будет целовать ей ноги, ее явно привлекает.
     Она кажется мне такой легкомысленной, что я решаю  на  всякий  случай
проинструктировать  ее  в  деталях,  предупредив,  чтобы  она  никому   не
показывала фактуру и не рассказывала о моем визите.
     - Довольно! Вы надоели мне! - вздыхает девушка. - Что вы будете пить?
     - Ничего, - хочу я ответить, но вовремя вспоминаю, что еще не спрятал
в кресло микрофончик, так как в холле нет и намека на кресло.
     - Да, - киваю ей, - немного выпью, а то, как вы  подсели  ко  мне,  я
словно сам не свой сделался...
     - Вы не  страдаете  отсутствием  вкуса,  хотя  вы  и  старомодный,  -
признает девушка. И,  оглянувшись,  тихо  добавляет:  -  Где-то  тут  были
рюмки... А впрочем, нет, я отнесла их на кухню.
     Она идет на кухню, я тоже поднимаюсь с дивана.  Теперь  или  никогда!
Тайник найден: ниша с радиатором парового отопления, закрытым  деревянными
решетками. Просовываю руку и опускаю миниатюрное устройство  на  радиатор.
Вряд ли кто-нибудь найдет его тут, по крайней мере до осени.
     -  А  отсюда  открывается  чудесный  пейзаж,  -  замечаю   я,   когда
возвращается Дейзи и видит меня возле окна.
     - Никогда не обращала внимания, - безразлично  отвечает  она.  -  Мне
больше нравится, когда на окнах занавески.
     Дейзи ставит рюмки со льдом на пол около дивана и берет бутылку.
     - Сколько?
     - Как и себе.
     Она щедро наливает и поднимает рюмку. Я следую  ее  примеру,  немного
отпиваю.
     - Нежели вам не нравится - садик и цветы?
     - Почему же? Но достаточно того, что это мои цветы. Достаточно знать,
что они около моего дома. Как надоедает жить в  неопределенности!  Сегодня
тут, завтра там, сегодня с одним, завтра с другим.
     - Разнообразие.
     - Разнообразие приятно только тогда, когда ты этого хочешь, а  не  по
принуждению. Садитесь, чего торчите!
     Сажусь. И моя надежда на то, что все ограничится рюмкой виски,  летит
кувырком. Дейзи, видимо, считает, что я очень манерный, жду приглашения, а
это займет много времени, поэтому берет инициативу в свои руки.
     Девушка поглядывает на свои часы и соскакивает с дивана.
     - С вами было очень хорошо, я бы сказала даже, чудесно, учитывая  ваш
возраст, однако теперь вам надо идти.
     - Конечно, парикмахерша, - вспоминаю я и тоже поднимаюсь.
     - Парикмахершу придется отложить, у меня еще одна встреча.
     - Через две минуты меня тут не будет.
     - Тогда до свидания, или до  встречи  при  случае,  или  же...  Одним
словом, прощайте! Мне надо под душ.
     Она выходит, я наскоро привожу себя в порядок  и  оставляю  квартиру,
представив себе, как где-то поблизости бедняжка Мод вот уже два часа  ждет
меня.
     Выходя из дома, я сталкиваюсь с молодым субъектом, лицо которого  мне
будто бы знакомо. Хочу обойти его, но субъект хватает меня за локоть.
     - Герр Каре? - спрашивает он, преграждая мне путь.
     Возможно, это просто невинная фамильярность, поэтому она  вызывает  с
моей стороны также невинный жест - я довольно энергично отталкиваю  его  и
останавливаюсь.
     - Чем могу быть полезен?
     - Вы меня не узнаете?
     - Ах да, - вспоминаю я и вежливо улыбаюсь. -  Вы  были  помощником  у
Томаса... мистер...
     - Мистер Мур, - подсказывает он.
     - Да, да, мистер Мур. Очень было приятно, - говорю я и иду дальше.
     Но, оказывается, фамильярность Мура не  такая  уж  невинная,  ибо  он
снова оказывается передо мной - видимо, забыл, куда шел.
     - Как хорошо, что я вас встретил. Мой шеф, мистер Томас, очень  хочет
видеть вас.
     - Мне тоже будет приятно, - любезно киваю  я.  -  Пусть  позвонит.  Я
остановился в "Хилтоне".
     Успеваю сделать еще  три  шага  к  зеленому  "мерседесу",  что  стоит
вблизи, прежде чем Мур во второй раз преграждает мне путь.
     - Не сочтите это за нахальство, но я предлагаю сейчас же подскочить к
нему. Это совсем близко.
     - Очень сожалею, но сейчас у меня нет настроения. -  И  я  снова,  на
этот раз энергичней, отстраняю назойливого человека.
     До "мерседеса" еще пять шагов. Но Мур в третий раз стоит передо мной:
     - Так, говорите, остановились в "Хилтоне"?
     - Вот именно.
     - Однако вы там не зарегистрированы.
     - Ваша информация устарела, друг. Я прибыл сегодня утром. А  впрочем,
чему обязан таким вниманием к  своей  персоне:  вы  меня  разыскиваете  по
гостиницам?
     - Служба, - вздыхает Мур. - Я из военной полиции.
     - Надо было с этого и начинать,  -  замечаю  я,  уже  в  который  раз
отстраняя его, - а не играть в светские приглашения.
     - Не старайтесь оттолкнуть меня, - в голосе его звучит угроза.
     - А вы не пытайтесь меня остановить.
     - Говорю же вам: я из военной полиции.
     - Откуда мне знать, кто вы такой?
     Вместо ответа Мур вынимает служебное удостоверение  и  сует  мне  под
нос.
     - Это другое дело, - бормочу я. - Теперь я вам  верю.  Следовательно,
занимайтесь своим делом. Я в вашей армии не служу,  поэтому  ваша  полиция
мне не указ!
     - Есть еще и другая полиция! - напоминает Мур.
     - Конечно. Обращайтесь к ней.
     На этот раз я отталкиваю его уже совсем грубо, он чуть не падает.  До
"мерседеса" остается еще два шага, когда Мур снова догоняет  меня.  Из-под
его  серого  старого  пиджака  незаметно  высовывается   дуло   маленького
"люгера".
     - Стойте, Каре!
     В ответ я прыгаю к  автомобилю,  открываю  дверцу,  сажусь  за  руль,
включаю мотор и с места даю полный ход.
     "Я буду совсем рядом", - сказала дама. Однако улица пустая,  если  не
принимать во  внимание  двух  пожилых  женщин  с  хозяйственными  сумками,
которые остановились на углу поболтать. Безликая улица  в  безликом  жилом
квартале с двумя рядами припаркованных  автомашин.  Если  бы  Мод  была  в
каком-то из этих автомобилей или где-то в подворотне ближайшего дома,  она
бы подала мне знак. Не исключено, что она уже ушла, устав меня ждать.
     Эти мысли возникают у меня между прочим, пока я мчусь узким  проходом
между автомобилями. Потом мысли о Мод вообще перестают меня волновать, мое
внимание привлекает одна из автомашин, которая следует за мной. Сворачиваю
на первом же перекрестке и вижу,  что  серый  БМВ  едет  сзади.  Энергично
нажимаю на акселератор, рискуя наскочить на случайного  прохожего.  Машина
сзади также увеличивает скорость.
     Снова поворот. Потом еще один. И тут я вижу еще один БМВ,  над  рулем
тупая  физиономия  Мура.  Сильнее  нажимаю  на  педаль  газа,  но   черный
автомобиль Мура неотступно едет за мной.
     На  следующем  перекрестке  собираюсь  свернуть,  но  там   улица   с
односторонним движением. А дальше... Дальше бульвар: светофоры, пешеходные
дорожки, полицейские - конец высоким скоростям, если не хочешь, удирая  от
военных властей, попасть в руки федеральных. Выезжаю на  бульвар  и  снова
вижу серый БМВ, на этот раз уже впереди. Вряд  ли  стоит  напоминать,  что
черный автомобиль до сего времени сзади.
     Эти типы, наверное, поддерживают  между  собой  радиосвязь.  Очевидно
также, что их не двое, а трое, потому что немного погодя появляется желтый
"порше", равняется со мной и уже не отстает. Я словно в пакете.
     Еду  помедленней.  Это  вынуждает  моих  конвоиров  также   уменьшить
скорость, что вызывает нарекая водителей сзади  нас,  особенно  по  адресу
желтого "порше". Некоторые машины сигналят, но безрезультатно. У человека,
что сидит за рулем "порше", такое же тупое и нахальное выражение, как и  у
Мура. Конечно, на этих людей звуковые эффекты не влияют.
     Положение кажется безнадежным. Но  совсем  безвыходных  положений  не
бывает, поэтому  я  и  дальше  спокойно  продвигаюсь  в  центре  "пакета",
внимательно следя за обстановкой. Наверное, если бы я немного  лучше  знал
Майнц, то эта троица уже только бы меня  и  видела,  но  что  поделаешь  -
нельзя знать все города как свои пять пальцев.
     Долгожданный случай возникает перед одним из светофоров.  На  стоянке
около тротуара освободилось место, и я немедленно  приткнулся  там,  давая
возможность серому БМВ  проскочить  перекресток,  а  двум  другим  глупцам
ломать себе голову над тем, что им делать,  -  ведь  не  может  автомобиль
остановиться ни с того ни с сего на шоссе с оживленным движением,  да  еще
на глазах у полицейского!
     Следовательно, я припарковался, а они  -  хочешь  не  хочешь  -  едут
дальше в общем потоке. Мгновенно  трогаюсь  снова,  сворачиваю  направо  и
поддаю газу. Плохо, что на центральных улицах нельзя  все  время  жать  на
акселератор, ибо впереди едут другие автомобили. Плохо и то, что я уже  не
знаю, где я, потерял всякую ориентацию. А  хуже  всего,  что  в  бензобаке
осталось совсем мало горючего.
     Снова сворачиваю направо и  наконец  оказываюсь  в  более  или  менее
знакомых местах. Улица спускается  вниз,  через  нее  переброшен  бетонный
мост. Припоминаю эту улицу. Она ведет к окружному бульвару.
     Знакомые места и... знакомые люди. На  следующем  перекрестке  передо
мной неожиданно выскакивает желтый "порше", а на хвосте снова  висит  Мур.
Серый БМВ тоже не опоздал подпереть меня слева.  Мои  спутники  поменялись
местами, что же касается всего остального, компания не изменилась.  Ничего
общего с той погоней в приключенческих фильмах с перевертыванием, опасными
поворотами, космическими  скоростями  и  адским  визжанием  тормозов.  Три
автомобиля медленно продвигаются вперед,  только  я  в  немного  неудобном
положении: никак не могу разорвать этот "пакет".
     А может, все-таки есть какой-то выход? За несколько метров до  выезда
на окружной бульвар включаю правый поворот -  все  вполне  нормально,  тут
обязательный поворот  направо.  "Порше"  впереди  делает  то  же  самое  и
поворачивает, как этого требует знак, а  я,  пренебрегая  знаком,  нарушаю
правила. Теперь я могу увеличить скорость и направиться к "Хилтону". Снова
включаю правый поворот, надеясь немного сбить с толку преследователей. Мне
надо выиграть  несколько  секунд,  не  больше,  но  где  ты  их  возьмешь!
Стремительно  сворачиваю  на  аллею,  что  ведет  к  гостинице,   так   же
стремительно  миную  центральный  вход,  снов  оказываются  на   бульваре.
Двигаясь теперь в обратном направлении, резко  сворачиваю  к  "Хилтону"  и
въезжаю в гостиницу или, точнее, в ее подземный гараж.
     Ставлю "мерседес" на первое свободное место, что  попадается  мне  на
глаза, выскакиваю из автомобиля, прыгаю в лифт и оказываюсь в холле. Тут и
посетители трех ресторанов, и группы туристов. Следовательно, для меня  не
составляло  никаких  трудностей,  бросив  взгляд  на   центральный   вход,
выскользнуть сквозь служебную дверь. Хоть моих  преследователей  нигде  не
видно, все же не думаю, что своим  внезапным  маневром  я  выиграл  больше
нескольких минут. Они, видимо, уже  обнаружили  мой  автомобиль  и  в  эту
минуту, возможно, ищут меня в холле. Поэтому надо немедленно скрываться.
     Единственное   спасение   -   добраться   до   большого   пешеходного
путепровода, ведущего к центру города. Этот вариант  мною  предусмотрен  с
самого начала, поэтому не  теряю  времени  на  лишние  размышления  и  под
прикрытием прибрежной растительности подкрадываюсь к лестнице путепровода.
     Там, наверху, построен большой бетонный павильон, который при  случае
используют для  ярмарок.  Изучаю  задние  двери  павильона.  Одна  из  них
отперта. Втискиваюсь через  полуоткрытую  дверь  в  коридорчик.  В  тесном
помещении есть  еще  одна  дверь,  я  без  особых  усилий  открываю  ее  и
убеждаюсь, что она ведет в просторный пустой зал. Закрываю дверь  и  снова
забираюсь в тесную полутьму. Не прошло и десяти минут, как я почувствовал,
что обливаюсь потом и могу растаять от жары - такая адская духота  в  этом
темном коридоре. Ко всему еще свалена какая-то коробка с нитрокрасками: от
них несет ацетоном. И я  решаю  приоткрыть  дверь  в  зал.  Но  вдруг  она
открывается сами, и на пороге стоит мужчина сером костюме.
     - Вот вы где! - восклицает Мур. - А я уже подумал,  не  случилось  ли
что с вами.
     Он выхватывает пистолет. Одного взгляда достаточно, чтобы установить,
что это не тот нескладный "люгер", а какая новейшая модель.
     - Довольно фокусов, - цедит сквозь зубы нежданный гость. - Пойдем.
     -  На  улице  страшная  духота,  -  возражаю  я,   стараясь   оценить
обстановку.
     - Не переигрывайте, Каре. Вы вынудите меня стрелять!
     - Тут, в центре Майнца, среди белого дня! Вы же еще не сошли с ума.
     - Этот пистолет, чтоб вы знали, стреляет без шума и без пуль. В  тело
входит  маленькая  ампулка  со  смертоносной  жикостью,   которая   быстро
растворяется в организме, в мертвом  теле  не  оставляет  никаких  следов.
Итак, пойдем.
     - Э, нет!
     Мур в сложном положении. Ему ведь надо  вывести  меня  отсюда,  а  не
продырявить.
     - Зачем вы все усложняете? - спрашивает он уже другим  тоном.  -  Нам
необходимы  от  вас  лишь  некоторые  сведения.  Одна  маленькая  справка,
понимаете или нет?
     - Только и всего? - выкрикиваю я. - Тогда спрашивайте!
     Мур раздраженно смотрит на меня, но во взгляде его заметно колебание.
Не выпуская пистолета, направленного мне в грудь, он левой  рукой  достает
из кармана портативный магнитофончик.
     - Хорошо, Каре! Рискуя тем, что у меня могут возникнуть неприятности,
я облегчу ваше дело. Если вы будете точны в своих ответах, я отпущу вас  и
вы еще успеете к обеду. Скажите мне, заключали ли вы с Райеном  соглашение
об оружии?
     - Конечно.
     - На какое количество?
     Добросовестно перечисляю количество оружия.
     - Какая цена?
     - Понимаете: цены - это вопрос  сложный.  Райен  настаивал,  чтобы  я
платил по высоким расценкам,  а  в  фактуру  должны  быть  записаны  более
низкие.
     - Интересно. Какие же были первые цены и какие - вторые?
     Сообщаю и это. Сеймур должен  был  бы  быть  доволен.  Еще  несколько
камешков летят в огород Райена.
     Вопросы сыплются один за другим.
     - Выплатили ли вы ему указанную сумму?
     - А что же я должен был делать...
     - Отвечайте конкретнее.
     - Конечно, выплатил.
     - Как вы платили?
     - А как платят? Достаешь деньги и платишь.
     - Хотите сказать - наличными?
     - Конечно, наличными, в долларах, пачками по десять тысяч,  если  вам
нужны и такие детали.
     Наконец ставится вопрос, которого я давно ждал:
     - Кто за вами стоит?
     - Не понимаю.
     - Не пытайтесь уверять меня, что вы работаете только на себя.  Так  я
повторяю: кто стоит за вами?
     Его тон снова становится  угрожающим.  Вытянув  из  меня  необходимые
данные, Мур может позволить себе на десерт и этот аттракцион -  выстрелить
в меня ампулой.
     - Вы что, оглохли? - грубо кричит он. - Говорите, кто стоит у вас  за
спиной!
     Лучше посмотрите, кто у вас за спиной, хочется мне ответить,  но  это
уже становится лишним. В дверях появляется Сеймур. Удар кулаком  -  и  Мур
падает на пол, покрытый синтетическим ковром.
     Американец наклоняется и быстренько проверяет карманы Мура.
     - Где-то тут поблизости еще двое его друзей, - предупреждаю я.
     - Они уже не тут, - отвечает Сеймур, не прерывая осмотра.
     - А "мерседес" остался в "Хилтоне".
     - Пусть там постоит. В данный момент им нельзя пользоваться.
     - Мод куда-то исчезла.
     - Если бы она исчезла, меня бы тут не было, - возражает американец. -
Она ждет нас на той стороне моста.
     В конце путепровода я в самом деле встречаю Мод,  но  мне  необходимо
время, чтобы убедиться, что это она.  Изменена  прическа,  ярко  накрашены
губы, нацеплены огромные темные очки.
     Она ведет меня к серо-стальному "мерседесу", который стоит невдалеке,
и через минуту мы уже едем.
     - Наверное, вам не по вкусу такие опасные игры, - замечаю я.
     - Мне по душе вкусная пища, Альбер. А если вспомнить, что у нас  дома
лишь холодная ветчина...





     - Довольно о вашем Сеймуре, - говорю я с преувеличенным  возмущением.
- Он просто авантюрист. - И с жадностью набрасываюсь на гусиный паштет.
     - Вы неблагодарный тип, - возражает Мод и, в свою  очередь,  налегает
на паштет. - Судя по тому,  что  вы  рассказали,  Сеймур  вытащил  вас  из
могилы.
     - Да. После того как сперва толкнул туда.
     - Но с вами же ничего не случилось! Что вам еще надо?
     Говоря это, она откусывает большой кусок бутерброда  и  с  осуждением
смотрит на меня.
     - Вы могли бы знать о том, что Мур ходит к Дейзи.
     Мод прожевывает кусок, затем говорит:
     - Возможно, мы об этом и знали.
     - Надо было знать также, что Мур придет к Дейзи именно сегодня.
     - Возможно, знали и это.
     - Следовательно, Сеймур сознательно  подтолкнул  меня  в  руки  Мура,
чтобы я дал нужные показания и помог Томасу в единоборстве с Райеном.
     Дама не торопится  с  ответом  -  она  берет  еще  один  бутерброд  и
старательно жует.
     - Думаю, ваши подозрения  неосновательны.  Мур  явился  в  двенадцать
часов, а вы пришли к Дейзи в десять. Никто  не  принуждал  вас  превращать
служебный визит в оргию.
     - Если бы Сеймур не хотел, чтобы я попал в руки  Мура,  он  начал  бы
свою спасательную операцию немного раньше, а именно - когда я только вышел
из дома Дейзи.
     - Это было невозможно, Альбер!
     - Вы же обещали быть "совсем рядом"!
     - Я и была совсем  рядом.  В  ста  метра  от  вас,  в  том  же  сером
"мерседесе". Только если вы думаете, что шеф сидел рядом...
     - Где же был он?
     - Он был в своей машине на соседней  улице.  Мы  с  ним  поддерживали
связь... Вы знаете как.
     - Понятно, - киваю я. - Вам обоим я обязан тем, что родился во второй
раз.
     - Неужели вы родились во второй раз? -  удивляется  Мод,  отпивая  из
чашки молоко.
     - Что вы хотите этим сказать?
     - Думаю, что вы рождались по крайней мере раз десять.
     - Возможно, вы правы. Торговля оружием - опасная профессия.
     - Вы не торговец оружием, Альбер, - возражает женщина, глядя на  меня
спокойными темными глазами.
     - Конечно. Официально я торгую стеклянными изделиями.
     - Вы вообще не торговец, Альбер. Разве что информацией.
     - Еще немного - и вы сделаете из меня агента Москвы.
     - Этого я не говорю. Но думаю, что вы все-таки чей-то агент.


     Жарища длится два месяца, столбик термометра прыгает за цифру  30,  и
газеты пишут, что такого жаркого лета не было уже сто лет.
     Моя спальня находится с северной стороны, а садовая клумба под окном,
которую старательно поливает  Мод,  наполняет  комнату  влажными  запахами
цветов. Поэтому люблю уединяться тут в обществе газет  и  своих  маленьких
проблем.
     Итак, Сеймур прав, по крайней  мере,  в  одном:  меня  в  самом  деле
разыскивают и собираются ликвидировать. А отсюда выходит,  что  американец
прав и в другом: главное условие для успеха побега  -  устранить  с  моего
пути Томаса и Райена.
     Хорошо, что Уильям так рьяно занялся этим делом, но  плохо,  что  он,
как всегда, действует не собственными руками, а использует меня или Мод  -
пешек, которых он держит, пока они ему нужны, и которыми легко пожертвует.
     Иногда мне кажется, что вся эта история для него не больше чем  игра.
Опасная и бессмысленная игра.
     А возможно, и что-то  другое.  Скажем,  стремление  к  самовыражению.
Отголосок давно забытого, похороненного чувства морали в аморальном  мире.
Неожиданная  вспышка  возмущения  у  циника,  неспособного  на  нормальные
эмоции.
     В конце концов это его дело. Плохо только, что комбинации придумывает
он, а выполнять приходится мне. Приносит фальшивые доллары, а сбываю их я.
Бьет Мура, а в случае чего за это снова-таки отвечать буду я. Сводит счеты
с Томасом и Райеном, а они и их друзья охотятся за мной. И, если Сеймур не
одолеет этих двух мошенников, вся их банда набросится  на  меня.  Если  же
одолеет...
     Если одолеет, то я не  удивлюсь,  если  он  заявит:  "Очень  сожалею,
очень, но канал  до  сих  пор  закрыт.  Трогайтесь  сами  с  двумя  вашими
паспортами, ни один из которых не годен".  И  бросит  меня.  Или  выдвинет
последнее предложение, которое  уже  выдвигал  в  Копенгагене:  не  хотите
погибнуть - переходите ко мне. В моем учреждении найдется место и для вас.
     Очень опасно забывать, что Сеймур - противник. Противник, не  похожий
на других. Другие, все те, кого я встречал на  своем  пути  на  протяжении
последних лет, намного проще. С ними легче: устраняешь противника из игры,
если он тебя не устранил. При этом рискуешь только получить пулю  -  и  не
больше; все по правилам игры.
     Противник... С годами их насобиралось  у  меня  порядочно.  Полковник
Дуглас и его человек, который прибыл ликвидировать меня  в  Париже;  Эвен,
Уорнер и Райман из той длинной запутанной истории  в  Амстердаме;  Дрей  и
Нортон, которые, каждый по своей линии, готовили мне некролог  в  Лондоне;
Ральф Бетон, что обещал рассчитаться со мной в Берне... Я не вспоминаю про
других, тех, с  которыми  я  не  встречался  с  глазу  на  глаз,  но  они,
склонившись над моим досье, мудрили в своих кабинетах над тем, где  и  как
меня похоронить.
     Пестрая галерея типов, некоторые  совсем  не  стандартные,  некоторые
придерживаются определенных  убеждений  о  чести  и  морали,  но  все  они
небезразличны к шелесту банкнотов. Трусливые  бюрократы  или  авантюристы,
интеллектуалы или снайперы, они были страшно банальны в своих  побуждениях
и реакциях. В случае опасности сберечь собственную шкуру, потому что она у
тебя одна. На случай катастроф спасти свое служебное реноме,  ибо  на  нем
основывается твое жалованье и положение в обществе. А при  удобном  случае
положить себе что-то в карман - ведь надо думать и о старости.
     А этому типу, оказывается, несвойственны тривиальные  стремления.  Он
рискует собственной  шкурой,  ставит  на  карту  свою  карьеру  и,  словно
глухарь, совсем не реагирует на шелест банкнотов. Не стоит допытываться, в
чем состоит его движущая сила - ведь он уже давно дал мне понять,  что  ее
нет. Но разве можно находиться  в  постоянном  движении  без  мотора?  Это
просто какая-то аномалия по имени Уильям Сеймур.
     "Аномалия" появляется лишь на  третий  вечер  после  моей  встречи  с
Дейзи.
     Он усаживается в кресле напротив меня, небрежно отодвигает  поднос  с
рюмками достает из кармана уже знакомый мне портативный магнитофончик.
     - Маленький дуэт?
     - А почему бы и нет? Говорят, музыка облагораживает.
     - Конечно, - подтверждает  Сеймур.  -  Особенно  такая.  Он  нажимает
кнопку:
     Райен. В тот день вы не сказали мне, что, кроме  фактуры  для  формы,
имеете и окончательную фактуру.
     Томас. Не считал нужным класть ее в карман, идя к вам в дом.
     Райен. Ибо у вас был только один-единственный экземпляр...
     Томас. Да.
     Райен. Могу ли я все-таки посмотреть на ваш экземпляр?
     Томас. Прошу! Именно для этого я вас и пригласил. (Пауза.)
     Райен. Гм. Так. Это в самом деле кое-что меняет.
     Томас. Кое-что?
     Райен. Не забывайте, что того бельгийца прислали ко мне вы.
     Томас. Не будем спорить о том, чего нельзя доказать.
     Райен. То, что не доказано сегодня,  завтра  может  быть  доказано  и
подтверждено документами. Я говорил вам, что мои люди  активно  занимаются
этим вопросом. Между прочим, уже установлено, что соглашение вашего Каре и
той африканской республики -  это  блеф.  Оружие  было  предназначено  для
других, есть все основания полагать, что этот инцидент может  перерасти  в
политический скандал.
     Томас. Искренне вам сочувствую.
     Райен. Благодарю. Но не забывайте посочувствовать и себе.  Инициатива
шла от вас, Томас. И это очень скоро также будет установлено.
     Томас. Я думал, что вы пришли с серьезными намерениями.
     Райен. Мои намерения вполне серьезны. Но,  как  я  вам  уже  говорил,
каждый  разговор  с  вами  связан  с  обременительными  и  совсем  лишними
проволочками только потому, что вы не хотите видеть очевидное.
     Томас. Очевидное - это фактура, которую я вам  показал.  Единственный
неоспоримый факт во всей этой путанице.
     Райен. Вы забыли про запись, что хранится в моем сейфе.
     Томас. О,  если  говорить  о  записи,  то  у  меня  есть  значительно
интереснее.
     Райен. Какие именно?
     Томас. Это уже другая тема. Сейчас  речь  идет  о  фактуре.  Если  мы
достигнем какого-то согласия, сможем поговорить и про запись.
     Райен. Хотите сказать, что после этого шантажа  вы  преподнесете  мне
еще и другой?
     Томас. Я не шантажист. Я честный делец. И могу наперед заверить  вас,
что, если мы заключаем соглашение, я подарю вам эту  запись.  Впечатляющая
запись, мистер. Только не угрожайте мне политическим скандалом. Я  человек
военный, и политика меня не интересует.
     Райен. Верю вам. Но не знаю, поверят ли другие.
     Томас. Еще бы, другие поверят только вам.
     Райен. Признаюсь, что  я  тоже  оказываюсь  в  неприятном  положении.
Однако думаю, вам известно, что в силу определенных обстоятельств  я  могу
рассчитывать на поддержку в высоких сферах.
     Томас. Скажу вам по большому секрету, что  я  тоже  имею  влиятельных
друзей. А поскольку разговор  не  по  моей  вине  перешел  в  иное  русло,
предлагаю остановить его.
     Райен. Я бы хотел все-таки услыхать ваши условия.
     Томас. Наконец. Мои условия, мистер, более приемлемы,  чем  ваши.  Из
обозначенной в этом документе суммы, которую вы положили  себе  в  карман,
считаю нормальным получить половину.
     Райен. Половину? Но это же очень много!
     Томас. Именно так: для одного человека много, поэтому я предлагаю вам
разделить ее.
     Райен. Это же настоящий грабеж!
     Томас. Что-то похоже. Вы грабите "Интерармко", я граблю вас... Но что
поделаешь. Так ведется.
     Райен. Как деловой человек, я согласен  заплатить  вам  за  документ,
только в границах разумного.
     Томас. То есть?
     Райен. Сто тысяч!
     Томас. Оставьте их себе. И на этом  поставим  точку.  Боюсь,  что  вы
совсем не деловой человек.
     Райен. Наоборот. Я даже соглашаюсь на некоторое уточнение, только при
одном условии: сперва я хочу  услыхать  вашу  запись,  если  такая  вообще
существует.
     Томас.  О,  то  исключительная  запись,  я  уже  вам   сказал.   Каре
свидетельствует против Райена:  как  было  заключено  соглашение,  сколько
денег он выплатил ему наличными, вообще все подробности.
     Райен. Какая нелепость!
     Томас. С вами в самом деле трудно разговаривать.  Запись  хранится  у
меня в сейфе, в пяти шагах отсюда.
     Райен. Вы хотите сказать, что нашли Каре?
     Томас. Именно.
     Райен. Где именно?
     Томас. Там, где и надеялись, - в Кельне, где его постоянное убежище.
     Райен. И теперь он в ваших руках?
     Томас. Я не обязан перед вами отчитываться. Могу только сказать,  что
Каре уже вне вашей сферы действия.
     Райен. Вы его убрали...
     Томас. Не будем вдаваться в лишние детали. (Короткая пауза.)
     Райен. Хорошо. Предложите разумную сумму и принесите запись.
     Томас. Сумма уже назначена, мистер. И снижения не будет - можете  мне
поверить. (Пауза, на этот раз более длительная.)
     Райен. Хорошо. Я вам выплачу  эту  сумму,  вы  даете  мне  фактуру  и
запись. Но и фактура, и запись - это же копии, следовательно,  вам  ничего
не стоит завтра снова прийти ко мне и требовать что-то еще. Короче говоря,
обычная механика цепного шантажа.
     Томас. Повторяю, я не шантажист. Я занимаюсь честными соглашениями.
     Райен. Ваше представление о честности мне известно еще со времен  той
нигерийской аферы. Помните?
     Томас. Не знаю, как вас убедить, что у меня нет других копий.
     Райен. Не надо меня убеждать. Все равно  я  вам  не  поверю.  Поэтому
предлагаю очень простой выход: я вам даю деньги,  а  вы  мне  -  расписку.
Таким образом, мы с вами будем  связаны  до  самой  могилы,  как  сиамские
близнецы.
     Томас. Для меня большая честь быть связанным с таким  человеком,  как
вы... Но только чтоб до могилы...
     Райен. Иного выхода нет, Томас. Никто на моем месте  не  поступил  бы
иначе. Сознаюсь, что такое решение неудобно для нас обоих и в то же  время
одинаково устраивает нас. (Короткая пауза.)
     Томас. Хорошо, я согласен. Пойдем за деньгами.
     Райен. В такое время?  Деньги  у  меня  в  служебном  сейфе.  Придете
завтра, принесете документы, напишете расписку и  получите  деньги.  Такую
фантастическую сумму!..
     Томас. Я согласен и на это. Завтра в одиннадцать вас устраивает?
     Райен. Всегда к вашим услугам...
     Еще несколько незначительных фраз, и пленка кончается.
     - Хочу услышать ваше мнение, - говорит Сеймур, пряча магнитофончик  и
закуривая очередную сигарету.
     - Думаю, что Райен очень легко согласился на такую сумму.
     - Вы правы.
     - Это наталкивает меня на мысль, что выплата вряд ли состоится.
     - А почему? У него два чемодана долларов, и, наверное,  он  уже  имел
возможность убедиться, что банкноты фальшивые.
     - Расписка Томаса тоже недорого стоит, -  замечаю  я.  -  Еще  меньше
будет стоить она, когда Томас обнаружит,  что  получил  чемодан  фальшивых
долларов.
     -  Правильно.  Томас  понимает,  что  Райен  вряд  ли   воспользуется
распиской, которая разоблачает его самого. И, когда Томас увидит, что  его
обманули, шантаж начнется снова.
     - Хотите сказать, что для Райена история с платежом - это лишь способ
выиграть врем?
     - Нет. Райен в самом деле заплатит ему.  Интересно  только,  когда  и
как?
     Сеймур пытливо смотрит на меня.
     - Не хотели бы вы присутствовать во время этого расчета, Майкл?
     - Я уже говорил вам: вся эта история меня совсем не интересует.
     - Ах да, я забыл, что вы готовы даже рисковать жизнью  только  в  том
случае, если видите в этом смысл.
     - А как же иначе?
     - Просто так: если жизнь чего-то стоит, то лишь потому, что ею  можно
рисковать. Но что поделаешь - человек часто ценит что-то лишь тогда, когда
существует опасность потерять это "что-то".
     - Интересно, рискнули бы вы жизнью, когда бы надо было сделать добро?
     - А что делаем сейчас мы с вами, Майкл? Мы преследуем двух  выродков.
Боремся со злом.
     - Вы боретесь не потому, что это зло, а просто ради борьбы.
     - Возможно. Но разве я виновен в том, что философия и до сего времени
не удосужилась объяснить, что такое зло и что - добро?
     - Не надо усложнять. Существует еще и мораль.
     - Какая, например? Ваша или та, из древних заповедей? Вашей морали  я
не понимаю. А что касается заповедей, то они, как и все моральные нормы, -
выдумка корыстолюбивых людей. Когда вы слышите: "Не укради!" - можете быть
уверены, что это придумал человек, который не раз крал, иначе этот  вопрос
его не волновал бы. И когда кто-то вам советует: "Не  прелюбодействуй!"  -
знайте, что он имеет красивую  жену  и  боится  стать  рогоносцем.  А  что
касается заповеди: "Чти отца своего и мать свою"  -  то  ее  провозгласили
родители, у которых не было абсолютно никаких оснований быть чтимыми.
     - Но существуют же еще и другие нормы.
     - Например?
     - Скажем, "Люби ближнего своего".
     - Кто этот ближний, Майкл? Райен или Томас? И  почему  я  обязательно
должен его любить? Вы, например, меня любите?
     - Ваш вопрос довольно бестактен.
     - А какой же он может  быть,  когда  речь  идет  о  добре  и  зле,  о
категориях непримиримых, как свет и тьма, как жизнь и смерть, как  день  и
ночь?
     - С вами когда-то  что-то  случилось,  Уильям.  Я  не  верю,  что  вы
родились с такими идеями в голове.
     - Конечно, я, как и все, пережил в  юности  пору  иллюзий.  Наверное,
стремился любить мир и людей, сделать что-то для этого  мира  и  для  этих
людей, кто знает, может, даже посвятить  свою  жизнь  этому  миру  и  этим
людям. Потом настало разочарование,  и  я  возненавидел  их.  Нет  трезвее
чувства, чем разочарование. Мои выводы,  дорогой  мой,  базируются  не  на
одной-двух травмах, а на всем том, что тебя  окружает,  что  ты  мимоходом
познаешь настолько, что тебя начинает  тошнить.  Это  грязный,  неприятный
запах жизни... Неужели вы не чувствуете его, Майкл?
     -  Я  чувствую  иное.  В  вас  живет  какое-то  приглушенное  чувство
справедливости, и поэтому иногда вы чувствуете себя очень неуютно.
     - Чувство справедливости? Снова громкие слова...  Проработав  столько
времени по чужим заповедям, я решил осуществить один собственный  замысел!
Совсем  мелкий  замысел,  просто  чтоб  ощутить  иллюзорное   самочувствие
свободного  человека.  Закончив  эту  исповедь,  он   бросает   окурок   в
пепельницу.
     "Не хотели бы вы присутствовать во время этого расчета, Майкл?"
     Когда Сеймур говорил об этом, я воспринял его слова как  риторический
вопрос. Разве я могу присутствовать во время заключения  соглашения  между
Райеном и Томасом, если они  оба  только  и  ждут  моего  появления,  чтоб
расквитаться со мной?!
     Но это был не риторический вопрос. Я понял это  только  на  следующий
день, когда во время завтрака Мод спрашивает меня:
     - Нет ли у вас желания прогуляться?
     - Вы же сами приказали: никаких прогулок!
     - На все свое время, Альбер. Теперь пришла иная директива.
     - Так и выполняйте ее. Мне никто не давал директив.
     - Вы правы. И никто вас не принуждает идти со мной. Мне будет  просто
приятно, если вы...
     - Речь идет о приятном или полезном? - прерываю ее.
     - Думаю, если мы будем вдвоем, я буду чувствовать себя лучше.
     - Тогда так и говорите, что вам необходим охранник. Какое  оружие  вы
мне дадите?
     - Оружие не предусмотрено. И битва тоже.  Когда  что-то  случится,  я
смогу предупредить шефа. Он будем совсем рядом.
     - Знаю я это ваше "совсем рядом".
     Несмотря на возражение, через полчаса мы уже едем  в  "мерседесе"  во
Франкфурт. Жара не спала,  а  автомобильное  движение  на  шоссе  вряд  ли
когда-нибудь останавливается, и поэтому вентилятор наполняет машину теплым
воздухом бензиновых паров. Мод снова прибегла к  элементарной  маскировке:
простая, немножко взлохмаченная прическа, ярко-красные губы и темные  очки
- не те, обычные, а другие, закрывающие половину лица.
     Не буду скрывать: я тоже  внешне  немного  изменился.  Проведено  две
операции: вымыл голову в какой-то бесцветной жидкости, и волосы  приобрели
свой былой темно-каштановый цвет, а очки  в  золотой  оправе  придали  мне
глуповатый  вид  тех  субъектов,  которые  ради  университетских  дипломов
частично теряют зрение в результате чрезмерной зубрежки.  Очки  я  нацепил
еще на вилле, чтоб  привыкнуть  к  ним.  Привыкать,  собственно,  пришлось
переносице, а не глазам, ибо стеклышки в очках без диоптрий, такие же, как
были когда-то у бедной Грейс.
     - Не решили ли вы отвезти меня к Райену?  -  спрашиваю  я,  когда  мы
добираемся до Франкфурта и  Мод,  выбравшись  из  заторов  на  центральных
магистралях, сворачивает на знакомую улочку.
     - Почти, - отвечает дама, углубившись, как всегда, в сложную механику
парковки автомобиля.
     На открытой стоянке есть порядочно свободных мест, но женщина  минует
ее и останавливается на углу, как раз напротив входа в кафе.
     Хоть  на  первом  этаже  свободных  мест   больше   чем   достаточно,
поднимаемся на второй - с видом на площадку, на упомянутую уже автостоянку
и на вход в фирму "Самсон - запасные части". Садимся за столик  у  окна  и
заказываем, как всегда, большую порцию  мороженого  для  Мод  и  маленькую
порцию кофе для меня.
     Заметив, что я оглядываюсь вокруг, дама обращается ко мне:
     - Вы  не  туда  смотрите,  Альбер,  у  вас  достаточно  объектов  для
наблюдения на улице. Помещение оставьте для меня, тем более что  важнейшее
тут - лестница, а она у вас за спиной.
     Официантка приносит заказ и уходит, а Мод добавляет:
     - Если появятся нежелательные посетители, я наступаю вам  под  столом
на ногу.
     - Только не очень сильно, - торопливо предупреждаю ее.
     Часы показывают  без  пяти  одиннадцать,  когда  на  стоянке  наконец
паркуется машина, которая привлекает мое внимание: из нее  выходит  Томас.
Он старательно запирает свой "опель" и с чемоданом в руке  направляется  к
двери "Самсона", где и исчезает.
     Минуты через три из "форда", остановившегося напротив  кафе,  выходит
незнакомый мужчина. Он тоже направляется к фирме "Самсон"  и  исчезает  за
дверью.
     Еще через две минуты из этого же "форда" выходит  второй  господин  и
непринужденно двигается к стоянке.  Поравнявшись  с  "опелем"  Томаса,  он
отпирает дверцу  и  так  же  непринужденно  садится  в  автомобиль.  Можно
допустить, что господин обнаружил какие неполадки,  и  это  вынуждает  его
выйти и поднять капот.  Покопавшись  в  моторе,  мужчина  опускает  капот,
садится в "опель" и, видимо, собирается ехать. Но, наверное,  неполадки  в
двигателе не устранены или же незнакомец  изменил  свое  решение,  ибо  он
вдруг выходит из автомобиля, запирает его и возвращается к своему "форду".
Через минуту в дверях "Самсона" появляется первый господин и также садится
в "форд".
     Мод заметила мой возросший интерес к событиям внешнего  мира,  но  не
спрашивает, что там происходит, она продолжает делать свое дело: наблюдает
за помещением.
     В одиннадцать часов пятнадцать минут Томас выходит из дома и, держа в
руке чемодан, направляется к своему автомобилю. Отпирает  дверцу,  садится
за руль, видимо, пробует включить мотор, и в этот  момент  передняя  часть
"опеля" исчезает в пламени и  дыму,  раздается  глухой  взрыв.  Господа  в
"форде" скрываются за углом.
     После общего  оцепенения,  как  всегда,  начинается  суматоха.  Толпа
зевак, которая издали смотрит  на  пылающий  "опель",  густеет.  Откуда-то
взялся и полицейский. Вскоре слышно завывание сирен служебных автомобилей.
     Мод сохраняет присущее ей спокойствие, хотя  и  повернулась  лицом  к
окну - иногда чрезмерное безразличие может вызвать подозрение. Но  до  нас
нет никому дела. Посетители и официантки припали к окнам и  наблюдают  то,
что происходит на улице.
     - Снова террористы! - авторитетно заявляет пожилая женщина в огромной
фиолетовой шляпе.
     - Может, даже есть жертвы... - почти восторженно  выкрикивает  другая
женщина.
     После вмешательства пожарников и появления санитаров выясняется,  что
единственной жертвой стал какой-то мужчина, но никто из присутствующих дам
не может высказать более или менее убедительного предположения о  личности
потерпевшего. Определенную информацию по этому поводу  им  могла  бы  дать
Мод, но она воздерживается.
     Когда общее возбуждение утихает и  официантки  наконец  вспоминают  о
своих служебных обязанностях, я заказываю еще одно мороженое  и  еще  один
кофе. На улице уже нет ничего интересного, но нам и торопиться некуда. При
такой ситуации торопиться ни к чему.
     Поднимаемся,  когда  в  кафе  начинается  обеденный   наплыв   людей.
Пожарники,  санитары,  полицейские  и  следственный  фотограф  уже   давно
закончили свое дело.
     - Проверьте, не подложили ли и вам бомбу, - советую я даме, когда  мы
садимся в "мерседес".
     - Если подложили, то она предназначена для вас, - отвечает Мод.  -  Я
очень мелкая личность, чтоб мне подкладывать бомбу, Альбер.
     Проходят три долгих  дня,  заполненных  дремотой,  чтением  и  вялыми
раздумьями, прежде чем осуществляется путешествие, которое  было  обещано.
Вопреки моим надеждам, это поездка не в Австрию и не в Швейцарию, а только
в Штутгарт.
     Трогаемся рано утром, пока не так жарко,  после  легкого  завтрака  и
незначительного  изменения  внешности,  о  котором   уже   рассказывалось.
Проезжаем  заполненную  транспортом  пригородную  зону  -   тут   движение
преимущественно встречное - и добираемся до просторной автострады.
     - Вы  такая  загадочная  в  этих  темных  очках,  -  говорю  я.  -  И
молчаливая, словно сфинкс...
     - Мы с вами наговорились за эти два месяца, - говорит Мод  мелодичным
голосом диктора детских радиопередач.
     - За два с половиной месяца, -  поправляю  ее  я.  -  И  если  кто-то
наговорился за это время, то не вы, а я. Вы только и знаете, что  молчите,
боясь нарушить инструкции Сеймура.
     - Шеф не давал мне инструкций молчать.
     - Тогда говорите!
     - Что вас интересует, Альбер?
     - Думаю, я имею право знать, чем закончится вся эта историю?
     - Не верю, что это так уж вас волнует.
     - Не "так уж", но в какой-то мере...
     Мод не отвечает, уставив глаза в грузовую машину, едущую  впереди,  -
алюминиевую громаду с зелеными буквами фирмы "Саламандра". Она  давно  уже
могла бы обогнать ее, но боится, чтобы какой-нибудь  автомобиль  сзади  не
стукнул нас в  самый  ответственный  момент.  Наконец  обгон  завершен.  С
облегчением вздыхаю и закуриваю сигарету.
     - Если вы волнуетесь за своих подруг, то могу  вас  заверить,  что  с
ними все порядке.
     - Но тех подруг вы же навязали мне.
     - Только по службе, Альбер. Интимные отношения -  исключительно  ваша
инициатива.
     Она снова замолкает, потому что впереди  еще  одна  грузовая  машина.
Однако едет она довольно быстро, и дама, подумав, решает не обгонять ее.
     - Да, ваши подруги живы и здоровы. Мне даже кажется, что  теперь  они
помирятся - им уже некого делить.
     - Почему же! А Мур? А Добс?..
     - Таких, как Мур и Добс, они могут иметь десяток. Речь идет о женихе,
Альбер. Вечная мечта дурех.
     - Знаю, знаю. Ваш взгляд на это мне известен. Не морочьте мне  голову
женскими историями.
     - Женские истории - это составная часть человеческих  историй,  друг.
Томас, прежде чем сделать свой фатальный  визит  к  "Самсону",  оставил  у
Дейзи письмо для нашего посольства и копию фактуры. Узнав о гибели  своего
возможного мужа, Дейзи передала документ Муру, а тот отнес их  куда  надо.
Короче говоря, Райен задержан, и проводится следствие.
     - Это еще ничего не значит.
     - Райен, наверное, не разделяет вашего мнения. Обвинение против  него
довольно весомое и подтверждается по всем линиям.
     - Вы думаете, что доклад Сеймура извлекли из архива?
     - Я ничего не знаю про его доклад.
     - Извините, вы никогда ничего не знаете.
     - Неблагодарный!
     -  И  все-таки  Райен  как-нибудь  выпутается.   Америка   -   страна
неограниченных возможностей, в частности, для таких, как Райен-отец.
     - В Америке, как и везде, у сильных людей есть и сильные недруги.  Не
думаю,  чтоб  противники  Райенов  не   воспользовались   такой   чудесной
возможностью свести с ними давние счеты.
     -  Буду  рад,  если  окажется,  что  вы  не  ошиблись.  Ведь  приятно
сознавать, что столько усилий было затрачено недаром. Имею в  виду  прежде
всего усилия Сеймура, а также и ваши.
     - Какие усилия, Альбер? Я просто выполняю распоряжения.
     - Вы когда-нибудь обгоните эту машину или нет?
     - Зачем, Альбер? Потом появится другая. Неужели вы не  заметили,  что
самое разумное - двигаться в своем ряду с умеренной скоростью?
     - О, поэтому Сеймур никогда вам и не улыбается: вы хотите двигаться в
своем ряду, да еще и с умеренной скоростью!
     Прибываем в Штутгарт,  а  точнее,  под  Штутгарт,  после  обеда.  Мод
сворачивает с шоссе на какой-то холмик и останавливается  перед  маленькой
гостиницей, что прячется среди деревьев.
     - Зачем мозолить людям глаза? - объясняет  она.  -  Тут  чистенько  и
хорошая кухня.
     - К чему эти оправдания? - спрашиваю. - Разве мы тут будем зимовать?
     - Я ничего не знаю, - отвечает дама и идет оформлять документы.
     Точно так же она ничего не знает и во время обеда, и потом,  когда  я
прихожу к ней в комнату, чтоб добиться  каких-то  сведений  о  предстоящих
планах.
     - Уже время просыпаться, - доносится до меня ее мелодичный голос.
     Она еще дважды повторяет это, прежде чем я решаюсь открыть глаза.
     - Что случилось?
     - Вы спите уже два часа.
     - Ну и что?
     - К нам могут заглянуть гости, - объясняет женщина,  которая  никогда
ничего не знает.
     Гости прибывают под вечер и в одиночестве. Это, конечно  же,  Сеймур.
Он даже не позволит выйти из серо-стального "мерседеса", такого же, как  и
у Мод, - ждет, пока мы приблизимся к нему.
     - Садитесь, дорогой мой...
     - Мои вещи наверху...
     - Пусть лежат. Мод уберет их.
     Сажусь спереди и бросаю взгляд на даму; она в ответ легонько  кивает,
улыбаясь  неуловимой   полуулыбкой,   словно   говорит   мне:   "Прощайте,
счастливого пути!"
     "Мерседес" срывается с места и стремительно набирает скорость - давно
знакомый мне шоферский стиль американца. Когда мы выезжаем на  автостраду,
Сеймур увеличивает скорость до двухсот километров. Такое я тоже уже видел:
так летел он когда-то по улицам Копенгагена.
     - Если все будет хорошо, в эту ночь вы перейдете границу,  -  наконец
сообщает мне Уильям.
     - Вы так отчаянно гоните, что я могу и не перейти ее.
     - Вижу, вы уже совсем под влиянием Мод, - замечает он. - Не  бойтесь,
я езжу довольно осторожно.
     - Следовательно, занавес опущен, - решаю я изменить тему разговора.
     - Наверное, Мод проинформировала вас.
     - Из Мод не вытянешь больше одной фразы.
     Сеймур молчит, потому что готовится обогнать  "порше".  Такая  задача
вообще непосильна для "мерседеса", но только не для этого.
     - Ваш автомобиль, видимо, не такой, как у Мод, - говорю я.
     - Откуда вы взяли? - спрашивает Сеймур, прижимаясь  к  обочине,  чтоб
дать дорогу "порше", который снова вырывается вперед.
     "Мерседес" летит и дальше так  же  стремительно:  пейзаж  вокруг  нас
размазан бешеной скоростью и сумерками,  которые  уже  заметно  сгущаются.
"Порше" остается далеко позади. Американец  немного  сбавляет  скорость  и
включает фары ближнего освещения.
     - Слушая ваше теоретизирование, я прихожу к выводу, что  вы  довольны
эпилогом, - замечаю я.
     - Я всегда  теоретизирую,  дорогой  мой.  Хотя  и  не  всегда  вслух.
Неприятная  привычка,  но  что  поделаешь!  Кое-кто  грызет  ногти,  а   я
теоретизирую.
     - И все-таки этот эпилог...
     - Лучший, чем можно было надеяться, - признает Уильям. -  Мы  думали,
что Райен удалится, как и Томас, а возможно, и  раньше,  чем  Томас.  Сами
знаете,  что  в  таких  случаях  может  быть   много   вариантов.   Теория
вероятностей не предусматривает осложнений, и так далее.
     - Выходит, вы не желали ему самого худшего?
     - Наоборот. Смерть - это  одна  из  форм  помилования,  Майкл.  Лучше
умереть, чем мучиться. Однако позвольте спросить: а почему  бы  ему  и  не
помучиться?  Почему  не  пройти  через  увольнение  с  поста,   следствие,
процессы, травлю прессы, а уже потом отдохнуть в тюрьме? Почему он  должен
умереть? Пусть поживет в постоянном напряжении сам, а с ним и  тот  старый
подонок, его отец.
     Он снова притормаживает, и я вижу на краю шоссе знакомый  стандартный
знак: вилка,  нож  и  соответствующая  цифра.  Это  означает,  что  вблизи
ресторан.
     - Вы не проголодались?
     - Ничуть.
     - Я тоже, однако надо остановиться и подождать.
     Сеймур резко  сбавляет  скорость  и  немного  погодя  сворачивает  на
второстепенную дорогу, минует бензозаправочную станцию  и  останавливается
на противоположной стороне перед освещенным фасадом бара.  Останавливается
и сразу же трогается дальше:
     - Нет, тут многовато света и, наверное, очень людно.
     - Считаете, что до сего времени есть опасность?
     - Наоборот. Но человек никогда не знает...
     Снова выезжаем на автостраду,  и  через  несколько  километров  снова
сворачиваем,  чтобы  остановиться  перед  маленьким   буфетом-клеткой   из
алюминия и  стекла.  Тут  почти  безлюдно,  что  гарантирует  нам  хороший
наблюдательный пункт.
     - Лучше было бы вообще не заходить сюда, - позволяю себе заметить я.
     - Почему? Если что-то не в порядке, пусть мы это увидим сейчас, а  не
на границе.
     Заходим в бар и берем по чашке кофе и тоник -  тут  самообслуживание.
Становимся к столику  за  большой  декоративной  пальмой  у  окна.  Пальма
частично прикрывает нас, не мешая наблюдать за входными дверями.
     - Жаль, что нельзя поставить ближе "мерседес",  -  ворчит  Сеймур.  -
Чтоб он был у нас перед глазами.
     - Боитесь, что с вашим автомобилем сделают  то  же  самое,  что  и  с
автомобилем Томаса?
     - Не боюсь. Но человек никогда не знает...
     На улице подъезжают и подъезжают автомобили, направляясь  к  соседней
бензозаправочной станции. А тут почти пусто - двое  шоферов  невдалеке  от
нас пьют пиво, дальше - молодая пара с  маленькой  девочкой  в  тирольском
костюме,  возле  бара  -  двое  работников  бензостанции   в   ярко-желтых
комбинезонах.
     - По-моему, вы чем-то подавлены, - констатирует  Сеймур,  выдыхая  на
меня густую струйку дыма.
     - Это вам кажется. Просто интересно: есть ли  у  вас,  кроме  оружия,
мысли, что-то реальное из оружия?
     - Дорогой мой, не путайте меня с Муром.
     - Но Мура же вы свалили не мыслью.
     - Трудно свалить мыслью такую тварь, особенно сзади.
     - Почему? Франк, например, считает...
     - Мне известно, что считает Франк. Я  прослушал  ваш  разговор.  Один
невежда  пытается  что-то  вытянуть  из  другого  невежды  -  вот   каково
содержание вашего разговора.
     - Вы же знаете, что я не специалист в военных делах, Уильям.
     - Я тоже. Но можно хоть иногда просматривать газеты.
     Сеймур машинально качает на пальце брелок с ключом, большой брелок  в
форме серебряного всадника в золотом кольце, и  не  видит,  что  уже  стал
объектом пристального внимания. Девочка  в  тирольском  наряде  подошла  к
нашему столу и с интересом смотрит на блестящего всадника, что качается на
пальце Уильяма.
     Наконец  американец  замечает  ребенка,  чуть  заметно  улыбается   и
подносит брелок к блестящим темным глазкам.
     - Тебе нравится?
     Девочка стесняется, глотает слюну, потом шепчет:
     - Нравится!
     Сеймур снимает брелок с кольца и подает ей:
     - Тогда возьми...
     Девочка какое-то мгновение колеблется, словно боится, что это  шутка,
потом хватает игрушку и бежит к родителям.
     - Вы, наверное, любите детей?
     - Кто же их не любит.
     - А я думал...
     - Да, да, знаю: думаете, что если я аномалия... А разве вы не  любите
маленьких медвежат? Они просто фантастические, словно пушистые мячики.  Но
только пока маленькие, пока еще не стали хищниками.  Дети  -  это  еще  не
хищники, Майкл, пока что нет. Когда смотришь на них, кажется, у  них  есть
все основания вырасти лучшими, чем мы, но этого не будет. Ведь воспитываем
их мы, делаем такими же, как сами.
     Он допивает кофе, и какое-то время мы молчим, наблюдая за входом и за
автомобилями, что проезжают мимо. Муж с женой и ребенком выходят,  любезно
кивнув нам. Двое шоферов идут к стойке обменять пустые бутылки на полные.
     - Задождило, - сообщает Уильям.
     - Я это вижу и без него. Тяжелые капли  редко  падают  на  асфальт  в
зеленом свете неоновых букв. Но вот  капли  стали  падать  чаще,  проходит
несколько минут, и дождь уже льет как из ведра, по асфальту бегут  длинные
зеленые струйки.
     - Значит, все идет хорошо, -  говорю  я  себе,  чувствуя  облегчение.
Возможно, это неразумно, но издавна уверовал: если погода  изменится,  мои
дела наладятся. - Не  понял  вот,  почему  вы  назвали  меня  невеждой,  -
интересуюсь я. - Возможно, имели в виду, что разговоры об  этой  программе
"Спирит" лишь пустая болтовня?
     - Известно, что не пустая болтовня. Если бы это было так,  вы  бы  не
подпаивали Франка и не расспрашивали о ней. К вашему несчастью,  Франк  не
знает об этой программе ничего определенного, как, кстати, и я. Ну  а  что
касается элементарных вещей, то о них  сообщалось  в  прессе,  хоть  и  не
упоминалась никакая программа.
     - Я не читал. Углубился в финансовую страничку...
     - Вам и не надо читать, разве  что  для  самообразования.  Информация
всегда  соответствующим  образом  фильтруется.  Важно,  что  если  мы   не
уничтожим друг друга атомными бомбами,  то  непременно  постигнем  скрытые
механизмы мысли. И что бы  там  ни  болтал  ваш  Франк  -  это  совсем  не
качественный скачок, а все то же самое:  гений  разрушения  как  наивысшее
проявление человека! Скорпион, который погибнет от собственного жала.
     Он смотрит на часы.
     - Кажется, можно трогаться.
     Ночь на улице озвучена шумом дождя. "Мерседес" стоит на том же месте,
где мы его оставили.
     - Будем надеяться, что нам не успели подложить  бомбу,  -  бросаю  я,
когда мы бежим под дождем к автомобилю.
     - Про бомбу не знаю, но этот тип стал так, что мы вряд ли  выедем,  -
замечает Сеймур.
     Впритык за  "мерседесом"  пристроилась  грузовая  машина  с  огромным
фургоном; нечего и думать продвинуть ее.  А  тип,  про  которого  упомянул
Уильям, стал впереди, прижав свой "фольксваген"  почти  к  бамперу  нашего
автомобиля, а сам, конечно же, скрылся.
     - Он поставил его на ручной тормоз, - констатирует американец,  делая
попытку  оттащить  "фольксваген"  немного  вперед.  -  Не  знаю,  как   мы
выберемся...
     - Не выберетесь, мистер, - звучат у нас за спиной чей-то голос. -  На
этот раз уже не выберетесь.
     Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что это голос того бесцветного мужчины
- Добса. Рядом с ним стоит какой-то незнакомец. В руках у них пистолеты  с
глушителями.
     - Заберите свои утюги, - спокойно говорит Сеймур.
     - Сделаем и это,  но  сперва  заберем  вас,  -  отвечает  Добс.  Юмор
специфический, присущий полицейским и мелким гангстерам.
     Они упирают нам в спины пистолеты, подсказывая, что надо идти.
     Ночной мрак,  лепет  дождя,  безлюдная  стоянка  и  ко  всему  еще  и
пистолеты... Оказывать сопротивление  бессмысленно.  Подходим  к  огромной
машине и, покоряясь коротким приказам,  оказываемся  в  чреве  фургона.  В
кабине шофера не видно, но  лишь  только  закрылась  металлическая  дверца
фургона,  как  грохот  мощного  мотора  и   дрожание   пола   под   ногами
свидетельствуют, что мы уже в пути.
     Внутри почти пусто, если  не  принимать  во  внимание  две  скамейки,
установленные одна против другой  вдоль  фургона,  и  несколько  ящиков  в
противоположном от нас углу. Над головой мигает фонарик, вмонтированный  в
потолок.
     - Садитесь вон там, напротив, -  хрипит  Добс,  показывая  на  скамью
пистолетом. - И сидите спокойно, без лишних движений. Я принадлежу  к  тем
людям, которые сперва стреляют, а уже потом думают, стоило ли это делать.
     Он устраивается напротив нас и приказывает своему напарнику:
     - Обыщи их, Билли!
     Сеймур сохраняет невозмутимое спокойствие.  Я  бы  даже  сказал,  что
сейчас он спокойней, чем когда-либо. Только когда тот Билли  залезает  ему
во внутренний карман и вытягивает оттуда кошелек, Уильям замечает:
     - Если можно, не душите мне в лицо - не люблю клозетных запахов.
     Билли хищно смотрит на него, но в этот миг снова звучит голос Добса:
     - Оставь, Билли! Тут руковожу я. Дай-ка мне этот кошелек.
     -  Советую  вам  тщательнее  просмотреть  его  содержимое.  Там  есть
служебное удостоверение... - отзывается Уильям.
     - Мне не надо изучать ваши служебные удостоверения, мистер Сеймур,  -
отвечает Добс. - Я прекрасно знаю, кто вы такой и где работаете.
     - В таком случае, наверное, знаете, и что вас ждет.
     - Даже  и  не  подумал  об  этом.  Сейчас  вы  в  моих  руках.  И  не
рассчитывайте на  мою  интеллигентность.  Я  полицейский  старого  закала:
стреляю, не раздумывая.
     Добс искусно просматривает документы, и Сеймур безразлично смотрит на
него.
     Закончив проверку, безликий субъект кладет кошелек на скамейку  рядом
с собой и снова поднимает глаза на нас.
     - Итак, мистер, я знал, кто вы такой. Но знаете ли вы, кто я такой?
     - Думаю, что знаю, - кивает Уильям. -  Вы  мелкая  сошка  из  военной
разведки.
     - Я  же  вам  сказал:  я  полицейский  старой  закалки  -  шпион  без
образования. Вообще не имею никакого отношения к вашим сферам. Если бы моя
воля, я бы таких, как вы, расстреливал только за ваши дипломы. Ну, всех  я
вряд ли успею расстрелять, но могу начать с вас.
     Уильям не возражает. В фургоне наступает молчание.  Билли  занимается
моими карманами.
     - А теперь наступила очередь мсье Каре,  бельгийца,  -  ворчит  Добс,
беря мой кошелек. - О, что я вижу! Бельгиец превратился в  австрийца!  Нет
уже мсье Каре, есть герр Шульц. Здравствуйте, Шульц!
     Он очень доволен своим открытием. На его месте я тоже был бы доволен.
     -  Итак,  -  начинает  Добс,  покончив  с  документами,  -  не  будем
повторяться. Я вас расстреляю и выброшу где-то  обоих,  как  собак,  а  уж
местная полиция пусть потом устанавливает, кто вы такие и кто вас убил.
     Он меряет нас строгим взглядом, ожидая, какой эффект  производят  его
слова. Эффекта никакого.
     - Конечно, есть еще и другой вариант, - будто нехотя говорит безликий
тип. - Ответите мне на несколько вопросов  и  пойдете  себе.  Пусть  потом
руководство решает вашу судьбу. Это касается вас,  мистер  Сеймур.  Второй
никуда не пойдет, мы его отвезем куда следует.
     Снова никакого эффекта.
     - Откровенно говоря, - провозглашает после  короткой  паузы  Добс,  -
лично я избрал бы первый вариант. Поотрывал  бы  головы  просто  так,  для
собственного удовольствия, а потом даже потратил бы один-два часа и хорошо
запрятал ваши трупы. Не уверен, что их совсем никогда не  найдут,  но  это
произойдет не так скоро. Только ведь я служебное лицо и выполняю  задание.
Поэтому должен уведомить вас и о другом варианте.
     - Хоть вы и без образования, но много болтаете, - замечает Уильям.  -
Что вам, собственно, надо от нас?
     - Вы вроде бы и профессор, а соображаете  плохо,  -  пренебрежительно
отвечает Добс. - Мне надо,  чтоб  вы  дали  точные  ответы  на  пять-шесть
вопросов.
     - Так ставьте вопросы, вместо того чтоб болтать глупости.
     - Именно это я и хотел услыхать  от  вас,  -  с  достоинством  кивает
безликий тип, оставляя без внимания оскорбительную часть реплики. - Садись
здесь,  Билли,  и  не  спускай  пистолета  с  этого  австро-бельгийца.   С
профессором я сам справлюсь.
     Наступает короткая пауза, наверное, необходимая Добсу, чтобы мысленно
сформулировать вопросы. Возможно, он не рассчитывал, что Уильям так быстро
отступит. Возможно, еще сомневается в его готовности отвечать, потому  что
через какое-то время замечает:
     -  Только  договоримся  сразу:  мы  освобождаем  вас,  а   не   этого
австро-бельгийца.
     Сеймур не возражает и терпеливо ждет вопросов. Не исключено,  что  он
решил пожертвовать мною. Но что бы он ни решил, сейчас от этого ничего  не
зависит.
     Фургон равномерно покачивается, нас почти не  трясет.  Видимо,  шофер
ведет машину по рецепту Мод: едет в своем ряду  и  не  пытается  обгонять.
Вообще путешествие даже приятное, если не учитывать удушливый воздух.
     - Хочу, чтоб вы прежде всего сказали, что вас связывает с этим типом,
который сидит рядом с вами, - оглашает Добс,  решив,  очевидно,  начать  с
легчайшего вопроса.
     - Работает ли тут магнитофон? - интересуется Сеймур.
     - Это вас не касается.
     - Я хочу, чтоб мои ответы были зафиксированы на  случай,  если  потом
вам вдруг вздумается переиначивать их, - объясняет Уильям.
     - Они будут зафиксированы, не волнуйтесь.
     - Отвечаю: с господином Шульцем я познакомился несколько  часов  тому
назад.
     - Шульц или Каре?
     - Я его знаю как Шульца.
     - И где же вы так неожиданно познакомились?
     -  Его  мне  отрекомендовала  моя  знакомая.  Попросила  подвезти  до
Страсбурга, так как его автомобиль испортился.
     - А вы ехали в Страсбург...
     - Именно.
     - И кто же та ваша знакомая? Имя, адрес и прочее?
     - Мисс Модести Милтон.
     На угрюмом лице Добса появляется выражение заинтересованности.  Итак,
Сеймур выдает и Мод, говорю я себе.
     - А! Мисс Милтон! Вот как!
     Уильям кивает.
     - В каких отношениях были мисс Милтон и мистер Каре?
     - Этого я не могу знать.
     - Ясно, - подытоживает Добс. - Наверное, вы ничего не знаете.  Диплом
об образовании, профессорское звание, а знать ничего не знаете!
     Он смотрит на Сеймура и сочувствующе качает головой.
     - Так мы ни до чего  не  договоримся,  мистер.  Я  допускаю,  что  вы
стыдитесь, допускаю, что боитесь выдать что-то, чего мы не знаем.  Поэтому
я помогу вам, хотя это и противоречит  служебным  правилам.  Скажу  вам  в
общих чертах, что нам уже известно. Вам остается самое легкое: подтвердить
факты. Хорошо?
     - Дело ваше, - пожимает плечами Уильям. - Разговор начали вы, а не я.
     - Следовательно, так называемое соглашение между вашим Каре и Райеном
было предварительно разработано. Его обмозговали вы, мистер, в содружестве
с этим самым Каре и Томасом. Про Томаса все хорошо знают  там,  где  надо.
Его досье очень красноречивое. Что же касается вашего Каре, то у нас  есть
все основания считать, что речь идет  о  коммунистическом  агенте,  и  это
очень скоро будет доказано.
     Он делает небольшую паузу, чтоб проверить, какой эффект произвели его
слова.
     - Итак, мы добрались до существа дела, мистер:  вы  организовали  эту
комбинацию с единственной целью -  скомпрометировать  Райена,  подослав  к
нему   коммунистического   агента.   Тот    продает    оружие    какому-то
коммунистическому режиму, что, конечно, не останется в тайне, и ни  в  чем
не виноватый Райен окажется в трудном положении.
     - Даже не допускал, что у Райена есть друзья, -  бормочет  будто  сам
себе Уильям.
     -  Вы  забыли  про  его  отца,  -  отвечает  Добс.  И,   опомнившись,
выкрикивает: - Итак, вы признаетесь, что знакомы с Райеном?!
     - Еще бы! Мы вместе учились в университете.
     - Снова вы про ваш университет! - презрительно бормочет безликий тип.
     - А кто убил Томаса? - спрашивает Сеймур.
     - Конечно же, вы. Чтоб уничтожить  не  очень  надежного  соучастника.
Вообще  вы  действуете  довольно  решительно   для   человека   с   высшим
образованием. Но в конце выдали себя. Выдали себя покушением на Мура.
     - Даже не слыхал про такое!
     - Оставьте. Если вы работали с Томасом, то не могли не знать, что Мур
был его правой рукой. После того  как  Томас  умер,  у  Мура  не  осталось
защитника. И, когда мы прижали его, он нам все рассказал. Тогда мы поняли,
что в игре принимает участие еще одно лицо. Но ближе к  делу.  Вы  слышали
факты. Подтвердите их, и  мы  высадим  вас  у  ближайшей  бензозаправочной
станции.
     - Я не знал, что вы собрали столько фактов, - признается Уильям.
     - Вы, гражданские, если бы не  задирали  так  высоко  нос,  могли  бы
многому научиться у нас, военных, - усмехается Добс.
     - В самом деле, не знал... - бормочет Сеймур.
     Он сидит на скамейке,  понурив  голову,  но  вдруг  в  какую-то  долю
секунды  его  тело  вытягивается  и,  оттолкнувшись  ногами  от  пола,   в
неожиданном прыжке летит на Добса. Рука с револьвером отброшена в сторону.
Звучит негромкий выстрел, будто откупорили бутылку шампанского.
     Билли машинально наводит пистолет на Сеймура.  Очень  удобный  момент
схватить его за руку, и пистолет падает на пол.
     - Подержите его секунду, Майкл, - отзывается Уильям.
     Не знаю, что он сделал с Добсом, но  тот  неподвижно  лежит  на  полу
фургона. Что Уильям с ним сделал? Наверное, то же самое, что  делает  и  с
Билли: маленькую пластиковую ампулку с длинным острием вкалывает в вену  и
сразу же вынимает.
     - Заберите свой кошелек. Надо  найти  магнитофон,  если  он  есть,  -
говорит Сеймур и трогается к ящикам в противоположный конец фургона.
     Магнитофонов  оказалось  целых  три  -  они   запрограммированы   для
последовательных действий. Добс, очевидно,  предвидел,  что  допрос  будет
продолжаться долго. Возможно, он предвидел и определенную реакцию с  нашей
стороны,  но  чего  же  тут  было  бояться?  Двое  с  пистолетами   против
беззащитного профессора. Это породило самоуверенность. А когда ты  слишком
самоуверен...
     - Магнитофоны соединены с кабиной шофера, - устанавливает американец,
забирая кассеты.
     - Возможно, еще что-то соединено с кабиной шофера.
     - Какое это имеет  значение,  если  оно  пока  что  не  действует,  -
отвечает Сеймур. - Готовьтесь к приземлению!
     Машина едет не очень быстро. Не очень быстро, если ты не прыгаешь,  а
сидишь внутри. Но тянуть невозможно. Придется  рисковать,  хотя  вывихнуть
или сломать ногу сейчас было бы очень некстати.
     Сеймур открывает  дверь,  и  машина,  как  по  заказу,  еще  сбавляет
скорость и останавливается. Следовательно, дверь соединена с кабиной!
     - Быстрей! Прыгайте! - кричит Уильям и исчезает в темноте.
     Прыгаю вслед за ним и, уже стоя на асфальте, вижу, как шофер  выходит
из кабины и направляется в нашу сторону. Перепрыгиваю металлическую рейку,
что отгораживает шоссе, и оглядываюсь.  Шофер,  видимо,  замечает  меня  и
решает посмотреть, что  же  произошло  в  фургоне.  Это  доброе  намерение
срывает американец, который выскакивает с противоположной стороны машины и
ударом сзади сбивает шофера с ног.
     - Кажется, мы где-то вблизи Базельбада, - говорит Сеймур, подходя  ко
мне. - Нас отделяет от города этот лес. Пройдем его пешком.  Шофер  быстро
оправится.
     - Неужели не можете и в него воткнуть ампулку?
     - Кончились. Но оно без ампулок и лучше. Если фургон долго будет  тут
стоять, дорожная полиция непременно заинтересуется им.  Пусть  шофер  себе
едет.
     Продвигаемся наугад  в  темноте  между  деревьями,  пока  выходим  на
какой-то проселок.  Дождь  почти  утих,  совсем  тихонько  постукивает  по
листьям.
     - Вы когда-нибудь были в Базельбаде? - тихо спрашивает американец.
     - Проездом.
     - Удобная граница. По одной стороне Базельбад, а по другой -  Базель.
Это, собственно, один город, граница разделяет улицы, дворы, даже дома.  Я
собирался переправить вас через один такой дом.
     - Но канал закупорился...
     - Не закупорился. Боюсь, что он ненадежный. После того  как  те  типы
зашевелились, я не  могу  доверять  никому.  Это  был  очень  близкий  мне
человек. Но я уже говорил вам: часто дружба лишь промежуточное звено между
двумя предательствами.
     Идем медленно, немного покачиваясь. Пахнет влагою и мокрыми листьями,
как в моей спальне на той вилле.
     - Чувствуете этот острый запах? - спрашивает Сеймур.
     - Запах свежести.
     - Запах кладбища, - возражает американец.
     - Вы никогда не ходили кладбищем?
     - Приходилось. Мои сестры вообще не были на могиле матери, ведь  надо
же хоть мне навещать ее.
     Он останавливается перевести дух и добавляет:
     - Мать не очень любила меня. Я вам рассказывал, что появился на  этот
свет нежеланным. Но я хожу на ее могилу. Наверное, человеку все-таки  надо
кого-то любить. Хоть одного-единственного. Хотя бы свою мать.
     Наконец мы взбираемся на взгорье. Тут лес кончается.  Противоположный
склон холма почти голый.  Внизу  сквозь  пелену  мелкого  дождя  виднеются
светлые ленты улиц,  обозначенные  лимонно-желтыми  пунктирами  на  черной
доске ночи.
     - Да, Базельбад, - говорил Сеймур.  -  Там,  слева,  есть  пропускной
пункт. С права - второй. Мы перейдем посредине.
     Он показывает на какое-то темное место между яркими линиями улиц.
     - Там наш частный пропускной пункт, Майкл.
     - Разве и вы пойдете со мной?
     - Должен. Вы сами не сориентируетесь.
     - А как сориентируетесь вы после того, как зашевелятся друзья Райена?
     - Их действия - это уже последняя конвульсия. С Райеном покончено раз
и навсегда. Его место за решеткой.  А  с  вашим  исчезновением  дверь  его
камеры закроется.
     Он  вынимает  из  кармана  пачку  сигарет,  смотрит  на  нее,   потом
заталкивает назад в карман.
     - Мы будем переходить границу  на  строительной  площадке.  Котлован,
бетонные фундаменты, колонны и балки  -  вообще  впечатляющая  обстановка.
Линия границы - символическая. Если нас  не  заметят,  придется  бежать  -
вперед или назад в зависимости от обстановки. Граница, какая она ни  есть,
все-таки граница.
     Спускаемся с  холма,  поросшего  густой  травой,  притормаживаем  наш
спуск. В трехстах метрах впереди в  мокрой  темноте  белый  ореол  первого
городского фонаря.
     Сеймур неслышно шагает вдоль забора. Я иду вслед  за  ним,  чувствую,
что мой мокрый пиджак стал тяжелым, а вода стекает струйками  за  воротник
рубашки. Пройдя метров пятьдесят, американец отодвигает на заборе доску  и
скрывается. Я проскальзываю с ним.
     По другую сторону забора совсем  темно.  Настолько  темно,  что  тебя
охватывает ложное чувство, будто ты наконец попал в безопасное место.
     - Немного посидим, пока глаза привыкнут к темноте, - шепчет Сеймур. -
Вон видите, напротив уже Швейцария.
     Не вижу. Ничегошеньки не вижу. Передо мной мрак, словно огромная яма,
будто мертвое болото, будто бездонная пустота. Потом  постепенно  различаю
сквозь сетку дождя очертания какого-то огромного здания.
     - Вы готовы, Майкл? - чуть слышно спрашивает Сеймур.
     - Настолько готов, что дальше некуда.
     - Тогда идите за мной. И не надо торопиться. Нас никто не ждет.
     Он осторожно продвигается между двумя ямами,  шаг  за  шагом,  словно
идет по трясине или по тонкому льду. Я шагаю вслед за ним, глядя себе  под
ноги, насколько это возможно. Так лучше -  шаг  за  шагом.  Ни  о  чем  не
думаешь, сосредоточен только на следующем шаге.
     Не знаю, как там на льду, а тут, на мокрой  куче  раскопанной  земли,
очень скользко. Я убеждаюсь в этом уже на десятом шаге,  когда  неожиданно
оказываюсь в яме. Она не очень глубокая, но наполнена водой.
     - Что случилось? Где вы? - слышится тихий голос Уильяма.
     - Только на метр от поверхности земли. Думаю, что  для  могилы  нужна
большая глубина.
     - Ошибаетесь, как раз достаточно, - уверяет меня американец.
     Как-то выбираюсь, хотя  и  измазан  грязью  по  уши.  Немного  погодя
наступает очередь Сеймура.
     - Моя могила значительно глубже, чем ваша, - слышен его голос.
     Шутливое настроение исчезло после третьего инцидента.  На  этот  раз,
попав в яму, я чувствую, что нога под водой за что-то зацепилась.
     Это проволока. Условная граница не такая уж и условная. Где-то справа
ярко вспыхнул прожектор.
     Прожектор медленно и неумолимо ощупывает темноту. Внезапно глаза  мне
ослепляет белое сияние - так бывает в кинозале, когда внезапно  обрывается
лента. Хорошо, что эта яма глубже могилы. Потом сияние исчезает, наверное,
переместилось дальше.
     - Где вы, Майкл?
     - Снова в яме.
     - Немедленно трогайтесь. Вот так прямо и прямо. На той  стороне  есть
два желтых дома. Идите как раз между ними.
     - А вы?
     Он отвечает не сразу.
     - Со мной все...
     - Что случилось?
     - Сломал ногу, - шепчет Сеймур. - Бегите.
     Мрак ночи над нашими головами снова прорезает луч прожектора.
     Мне  действительно  надо  бежать.  Надо  попробовать   бежать,   пока
прожектор не схватил меня своей длинной рукой.
     - Очень сожалею, Уильям.
     Я и правда сожалею.
     Поднимаюсь и снова прячусь, потому что луч, только что промелькнувший
над нами, возвращается - видимо, нащупал нас.
     - Бегите... - повторяет Сеймур. - Два желтых дома...
     "Ты уже бредишь, Уильям, - думаю я. - Какие могут быть желтые дома  в
этой темноте?"
     - Я бы хотел помочь вам, - бормочу я.
     - Это лишнее, да и поздно... Бегите.
     И  правда,  чем  я  ему  помогу?  Да  и  зачем  помогать?  Чтобы   он
когда-нибудь пристрелил меня?
     "Что ж, оставайся,  Уильям",  -  говорю  я  мысленно.  Становлюсь  на
колени, вдыхаю глоток воздуха, потом беру его тяжелое вялое  тело,  насилу
поднимаюсь и трогаюсь вперед. "Черт бы тебя побрал, Уильям..."
     Он, видимо, уже теряет сознание, и я слышу, как он бормочет:
     - Оставьте меня... Такой глупец... Хотите, чтоб и вас...
     "Не исключено", - думаю я, ступая шаг за шагом  по  черной  скользкой
земле. Справа снова вспыхивает прожектор.
     Непогода - это мое время, но я не удивлюсь, если и со мной произойдет
несчастье. Рано или поздно, всем над дорога в никуда. Я уже,  в  общем-то,
созрел для пенсии.
     Делаю шаг, потом второй, рискуя попасть под  луч  прожектора.  Думать
надо только про один шаг, следующий шаг, иначе невозможно...
     Американец недвижно висит у меня на руках. И  хорошо,  что  недвижно,
потому что когда он шевелится, то становится еще тяжелей. От  его  слабого
тела разит  мокрой  одеждой  и  табаком.  Много  куришь,  Уильям,  следует
подумать о своем здоровье.
     Вот и здание. Наконец. Захожу под железобетонную плиту и  прислоняюсь
к колонне. В небе с глухим  треском  вспыхивает  ракета,  ночь  становится
розовой и ясной.
     Снова темнота. Значит, надо двигаться. Этот Сеймур ничего не  ест,  а
такой тяжелый, словно из камня. Хорошо, что нам некуда спешить. Нас  никто
не ждет.
     А точно ли никто? Снова вы обманули меня, Уильям. Только  я  добрался
до дерева между двумя домами, как слышу голос Мод:
     - Сюда, Альбер!
     Она сидит в черном "ситроене" и машет из окошка  рукой,  но,  увидев,
что я с багажом, выскакивает помогать мне.
     - Он мертвый?
     Ее голос немного дрожит.
     - Этот вопрос еще не решен... - отвечает вместо меня Уильям  и  снова
закрывает глаза.


     ...Под действием снотворного Сеймур проспал почти целый день, так что
не надоедал мне своей идеей о человеческой истории,  которую  он  трактует
как кладбище. Оказалось, что он вывихнул и  вторую  ногу,  но,  по  мнению
врача, найденного и доставленного Мод в ту же ночь, время и покой  исцелят
его.
     И вот наступило время прощания. Мы поцеловались не очень горячо,  ибо
Мод не принадлежит к пылким натурам.
     - Как там Уильям?
     - Он хотел бы вас увидеть.
     Я застал его с сигаретой в уголке рта. Он полулежал, опершись на кучу
подушек, и смотрел в потолок. Когда я зашел, он медленно повернул голову.
     - Отправляетесь, Майкл?
     - Я отправился почти три  месяца  тому  назад,  Уильям,  но  до  сего
времени не поехал.
     - Понимаю, что устроил вам много  неприятностей...  Только  не  знаю,
надо ли извиняться, если вся наша жизнь - одни неприятности.
     - Не терзайтесь этими проблемами.
     - Думаю, что вместо извинения перед вами разумней поблагодарить -  вы
спасли меня. Мне это очень неприятно, Майкл, что именно вы спасли меня.
     - В таком случае забудьте об этом.
     - Потому-то мне и неприятно,  что  я  не  смогу  забыть  этого.  Буду
вспоминать вас. Мало того, что мне  надо  ходить  на  могилу  матери,  так
теперь я еще буду вспоминать вас.
     ...Дверь купе порывисто открывается, но на этот раз на  пороге  стоит
девушка с подносом в руках:
     - Не желаете ли чего-нибудь, господин?
     - Я бы выпил кофе.
     Когда девушка подает мне пластмассовую чашечку, я спрашиваю:
     - Сколько еще ехать до Женевы?
     - Не больше часа, господин.
     Женева. Маленькая крутая  улочка  -  Гран  рю.  И  маленький  пожилой
человечек с печальными глазами, который служит мне почтовым  ящиком.  Ведь
прежде всего - наладить связь. Все другое как-нибудь наладится.
     Трудно даже представить себе: прошло уже два с половиной месяца с тех
пор, как я тронулся домой, но и по сей день не добрался. А  ведь  говорят,
век техники сократил расстояния! Возможно, где-то и сократил, только не  в
нашем деле, где по утру далеко не всегда можно судить, как сложится день.

Last-modified: Sun, 21 Jan 2001 22:05:42 GMT

Оцените этот текст: