Оцените этот текст:Не читал10987654321
СодержаниеFine HTMLPrinted versiontxt(Word,КПК)Lib.ru html
Флетчер Нибел, Чарльз Бейли. Семь дней в мае

   -----------------------------------------------------------------------
   Fletcher Knebel, Charles Bailey. Seven Days in May (1963).
   Пер. - П.Видуэцкий, А.Горский. М., Воениздат, 1966.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 15 October 2001
   -----------------------------------------------------------------------



ВОСКРЕСЕНЬЕ

   Стоянка автомашин, в этот час совершенно пустынная, тянулась от реки на
север. Лишь кое-где тоненькая  тень  молодого  клена  оживляла  удручающее
однообразие  залитого  бетоном  пространства.  По  соседству,   в   лагуне
Потомака, словно наклеенные на зеркало, приткнулись к  причалам  небольшие
суденышки. Поверхность реки казалась неподвижной; только там, где  на  нее
падали лучи всходившего над куполами и крышами Вашингтона солнца, на  воде
искрилась легкая рябь.
   Полковник Кейси поставил машину у входа в  Пентагон  со  стороны  реки.
Рассеянно побрякивая ключами, он  какое-то  время  брезгливо  рассматривал
свой старенький "форд". Что и говорить, вид  у  него  жалкий:  темно-синяя
краска  выцвела  и  побурела,  стекла  потрескались,   крылья   помяты   и
поцарапаны.
   Кейси перевел взгляд на огромное здание. Пентагон возвышался мрачный  и
внушительный, с рядами одинаковых окон от угла до угла, лишенный какого бы
то ни было  намека  на  красоту  и  оригинальность,  такой  же  мрачный  и
зловещий, как и дела, которые из года в год творились за его стенами.
   К  воскресному  дежурству  Кейси   обычно   относился   с   насмешливой
покорностью. Но в это утро смутная тревога не покидала его все время, пока
он ехал на службу.
   Он никак не мог понять, что, собственно, его тревожит,  хотя  вообще-то
причин было достаточно. Вся страна была в угрюмом настроении  -  озабочена
договором о ядерном разоружении, опасается Москвы, рассержена затянувшейся
забастовкой на ракетных заводах, обеспокоена безработицей и инфляцией,  не
совсем уверена в человеке из Белого дома. Лично его, Кейси,  больше  всего
раздражала забастовка. Не далее как в пятницу  генерал  Сиджер,  начальник
ракетного центра Ванденберг, в ехидном, саркастическом  тоне  предупредил,
что, если забастовка не закончится в ближайшие дни, это серьезно отразится
на производстве ракет "Олимп".
   Пытаясь отделаться от дурного настроения, Кейси энергично зашагал через
площадку для стоянки специальных машин.  В  поле  его  зрения  то  и  дело
попадали до блеска начищенные башмаки.  Если  за  двадцать  лет  службы  в
морской пехоте  человек  и  не  научится  ничему,  подумал  Кейси,  то  уж
башмаки-то чистить его по крайней мере научат.
   Полковник Мартин Дж.Кейси возглавлял  объединенный  штаб  -  группу  из
двухсот специально отобранных офицеров, занятых исследовательской  работой
и  планированием  для  комитета  начальников  штабов.  Раз  в  месяц,   по
воскресеньям, он дежурил в Пентагоне; дежурство  это,  крайне  важное  для
всей системы военного командования, казалось ему невероятно скучным делом.
   Кейси взбежал по широким ступеням со стороны набережной и  открыл  одну
из высоких деревянных дверей. Часовой за  столом  отложил  газету  и  взял
протянутый ему пропуск.
   - Не везет вам, полковник, - заметил он. - Чудесный  денек,  совсем  не
для работы, а?
   Кейси направился в ту часть здания, где размещался  штаб  и  на  дверях
висела  большая  табличка:  "Вход  по  пропускам".   Установленный   здесь
фотоэлемент привел в действие  сигнал,  оповестивший  другого  часового  -
моряка, главного старшину по званию, - он  сидел  за  столом,  на  котором
лежал  журнал  дежурств.  Кейси  расписался  и  в  графе  "Время  прихода"
поставил: 7:55.
   - Привет, старшина. Все в порядке?
   - Мертвый штиль, сэр, - ухмыльнулся  часовой.  -  А  вы  предпочли  бы,
наверно, быть сегодня на площадке для гольфа?
   Кейси никогда не мог понять, откуда у рядовых такая  осведомленность  о
личных привычках офицеров. Он подмигнул моряку:
   - Как и ты, наверно. Но кому-то же нужно нести вахту.
   - Так точно,  сэр,  -  ответил  часовой  и,  чувствуя  себя  по  случаю
воскресенья несколько вольнее, добавил: - Да  и  работается  лучше,  когда
начальства меньше.
   Кейси прошел через лабиринт коридоров и кабинетов штаба. Некогда в  нем
работало до четырехсот офицеров во  главе  с  генерал-лейтенантом,  но  за
последние годы штат сократился вдвое и штаб превратился, по сути  дела,  в
орган планирования при председателе комитета начальников  штабов.  Сегодня
тут было так же безлюдно, как и  внизу  на  автомобильной  стоянке.  Кейси
услышал стук пишущей машинки и, судя по ее неуверенному ритму, решил,  что
какой-то офицер сам пытается напечатать ответ на залежавшийся документ.
   Оказавшись в своем большом кабинете, Кейси  окинул  взглядом  выцветшую
зелень стен и окончательно утвердился в мысли, что он снова на  службе,  в
холодной и мрачной громаде Пентагона. Он  повесил  китель  и,  со  вздохом
опустившись на стул, стал просматривать  захваченные  из  дому  воскресные
газеты.
   В  "Вашингтон  пост"  полковник  пробежал  статьи  двух  комментаторов,
ознакомился с результатами игр в бейсбол, потом взялся за "Нью-Йорк таймс"
и подробно, не пропуская ни строки, начал читать обзор последних событий.
   Повсеместно от Малайи до Милуоки  происходили  неприятности.  Совещание
промышленников  Среднего  Запада  осудило  заключенный  договор;   комитет
каких-то граждан послал телеграммы всем членам конгресса, требуя  призвать
на военную службу бастующих рабочих ракетных заводов.
   Но в каком бы кислом настроении ни находился мир, лично у него,  Джигса
Кейси, не  было,  в  сущности,  оснований  хандрить.  Он  чувствовал  себя
здоровым и отдохнувшим. В свои сорок четыре года Кейси обладал  не  только
прекрасным самочувствием, но и изрядной долей скептицизма. После окончания
войны в мире так и не наступило успокоение, а если бы  оно  наступило,  то
кому бы тогда понадобился он, морской пехотинец? Его родина, к которой  он
относился  со  смешанным  чувством   любви   и   раздражения,   ухитрилась
благополучно  просуществовать  почти  два  столетия   и,   если   повезет,
поблагоденствует еще лет тридцать - примерный срок, в течение которого все
происходящее еще будет затрагивать его лично. Однако сегодня  утром  Кейси
не находил в себе  обычной  терпимости  к  ошибкам  и  заблуждениям  своей
страны. Он был встревожен, и ему это не нравилось.
   Полковник морской  пехоты  США  Мартин  Дж.Кейси  казался  самому  себе
воплощением "живучести", если  выражаться  на  жаргоне  Пентагона.  Он  не
отличался особой красотой, но когда-то женщины находили  его  неотразимым,
да и теперь  еще  в  разговорах  называли  симпатичным.  Среди  мужчин  он
пользовался уважением. Кейси был чуточку выше шести футов и сейчас,  после
года канцелярской работы, весил сто девяносто фунтов. По его расчетам, это
было фунтов на десять больше, чем нужно, однако никаких признаков ожирения
в его фигуре не замечалось. Прическа бобриком пока еще надежно  прикрывала
начавшую лысеть  макушку.  Спокойные  зеленоватые  глаза  и  короткая  шея
придавали ему солидность. Такими же солидными  выглядели  и  его  сыновья,
фотография которых стояла на письменном столе.
   Кейси не относился к числу бескорыстных рыцарей истины  и  добра  и  не
блистал особым умом. В военно-морском училище в Аннаполисе, не проучившись
еще и года, он понял, что оба  эти  качества  совсем  не  обязательны  для
преуспевающего  военного.  И  все  же  он  был  хорошим,  храбрым  морским
пехотинцем и надеялся уйти в отставку бригадным  генералом.  Если  бы  его
спросили, почему он не претендует на большее, он ответил бы: "Для Кейси  и
этого хватит".
   Почти час потребовался ему, чтобы прочитать "Таймс". Все это время, как
он и ожидал, его никто не беспокоил. Раз в месяц, по  воскресеньям,  Кейси
приходилось дежурить, чтобы  поднять  тревогу,  если  вспыхнет  война  или
разразится стихийное бедствие, ответить на  телефонный  звонок  из  Белого
дома или какого-нибудь конгрессмена, однако, как правило, ничего этого  не
происходило. Правда, однажды звонили  из  Белого  дома,  но  по  какому-то
пустяку, так что Кейси даже не запомнил,  о  чем  шла  речь.  Конгрессмены
звонили чаще; приходилось кратко записывать суть их претензий  -  чтобы  в
понедельник утром кто-нибудь ими  занялся  -  и  в  ответ  выражать,  если
требовалось, интерес, сочувствие или озабоченность.
   В то  время  как  Кейси  просматривал  почту,  в  кабинет,  как  всегда
бесцеремонно, ввалился младший лейтенант военно-морского флота Дорси  Хаф:
по воскресеньям Хаф регулярно дежурил в шифровальном отделе, через который
проходили  все  радиограммы  Пентагона.  Хаф  был   обязан   шифровать   и
расшифровывать секретные документы. И сейчас он держал в руке пачку тонких
бумаг - копии телеграмм, присланных командующими американскими войсками за
границей в комитет начальников штабов.
   -  Ни  черта  интересного,  полковник,  -  сообщил  Хаф.  -  Все  самое
обыденное.
   Он бросил телеграммы на стол, плюхнулся в соседнее кресло и,  казалось,
дремал, пока  один  из  солдат  караульного  подразделения  не  принес  по
приказанию Кейси два больших кофейника из белого фаянса.
   Дорси Хаф постоянно сутулился, рот у него был вечно полуоткрыт,  словно
он вот-вот начнет зевать. Он представлял собой тот тип офицера, к которому
Кейси  относился,  как  говорила  его  жена  Мардж,   слишком   прохладно.
Военно-морской флот интересовал Хафа разве что чуточку  больше,  чем  весь
остальной мир. Кейси давно уже  решил,  что  позолоченные  дубовые  листья
капитана 3 ранга никогда не украсят козырька фуражки Хафа. Однако во время
воскресных дежурств у Кейси  обычно  не  было  срочной  работы,  и  потому
болтовня с Хафом стала для него своего рода привычкой.
   -  Ну,  Дорси,  что  новенького?  -  спросил  он.  -  Помимо   девочек,
разумеется.
   - Да вот вчера вечером потратил на одну двадцать  долларов,  -  ответил
Хаф, как бы  не  слыша  последних  слов  Кейси.  -  Да  только  ничего  не
получилось. Пустой номер... Да, должно быть, у нашего Джентльмена Джима на
скачках в Прикнессе участвует лошадка. Если  же  нет  -  тогда  непонятно,
зачем он так старается собрать ставки со своих дружков?
   Кейси рассеянно подумал, что на месте Хафа, будучи младшим офицером, он
никогда  бы  не  назвал  председателя  комитета  начальников  штабов   так
фамильярно в присутствии старшего офицера,  к  тому  же  непосредственного
подчиненного   председателя.   Джентльменом   Джимом   называли   генерала
военно-воздушных сил Джеймса Меттуна Скотта, кавалера  креста  "За  боевые
заслуги", медали "За  выдающиеся  заслуги"  и  креста  "За  летные  боевые
заслуги" с двумя дубовыми ветками. Судя по всему, он был самым  популярным
лицом в военно-воздушных силах и, вероятно, вообще в стране, и это  не  на
шутку тревожило друзей президента. Блестящий  офицер.  Скотт  обладал  тем
сочетанием добродушия,  сильной  воли  и  обаяния,  которое  люди  считают
признаком каждого выдающегося руководителя. Свое прозвище он получил еще в
средней школе за безупречную внешность и за  редкую  способность  на  лету
усваивать манеры взрослых.
   - Адъютант генерала полковник  Мердок  принес  мне  телеграмму  в  семь
двадцать пять утра, я еще и глаза не успел как следует продрать.  -  Кейси
слушал болтовню Хафа краем уха. - На ней было целых пять адресов, и все  о
какой-то ставке на скачках в Прикнессе. Вот  если  бы  бюджетная  комиссия
конгресса узнала, какие телеграммки проходят через мои руки,  особенно  по
воскресеньям!
   Кейси взглянул на развалившегося в кресле Хафа.
   - Ну, в лошадях-то генерал Скотт разбирается, - лениво заметил он. - На
какую же он хочет ставить?
   - Об этом там ничего не говорилось, речь шла только о каких-то  заявках
на его имя и о том, чтобы они не опоздали с ними.
   Хаф порылся в кармане своей свеженакрахмаленной  рубашки  ("По  крайней
мере хоть рубашки у него чистые", -  подумал  Кейси),  достал  телеграфный
бланк и прочитал вслух:
   - "Последняя заявка ежегодный пул в Прикнессе. Уже вручил  свои  десять
долларов Мердоку. При равном количестве очков  ваш  выбор  выиграет,  если
пройдет на несколько корпусов вперед. Срок  взноса  -  пятница  семнадцать
ноль-ноль  по  Гринвичу.  Начало  заезда  -  суббота  восемнадцатого   мая
девятнадцать ноль-ноль по Гринвичу. Скотт".
   Кейси протянул руку за телеграммой. Он заметил, что она написана  рукой
Хафа, и решил прочитать ему небольшую нотацию.
   -  Черт  возьми,  Дорси!  Вы  же   знаете,   что   правила   секретного
делопроизводства запрещают снимать копии с шифровок.
   Но Дорси и бровью не повел.
   - Вот будет номер, полковник, - протянул он, - если соберут  офицерский
суд и накажут меня за разглашение букмекерских махинаций Джентльмена Джима
на тотализаторе!
   Кейси не смог сдержать улыбку.
   - Скотт, должно быть, по привычке занимается этими  махинациями  раз  в
году. Кто же значится у него в списке простаков?
   Хаф в шутку отдал честь.
   - Сэр, докладываю, что я зашифровал "голубым" шифром,  то  есть  личным
шифром председателя  комитета  начальников  штабов,  телеграммы  следующим
нижепоименованным  генералам  и  адмиралам:  начальнику  ракетного  центра
Ванденберг   генералу   Джорджу    Сиджеру,    Калифорния;    командующему
стратегической авиацией генералу Теодору  Ф.Дэниелу,  Омаха;  командующему
6-м флотом вице-адмиралу Фарли К.Барнсуэллу, Гибралтар; главнокомандующему
вооруженными  силами  на   Тихом   океане   адмиралу   Топпингу   Уилсону,
Пирл-Харбор; командиру 1-го воздушно-десантного корпуса генерал-лейтенанту
Томасу Р.Хастингсу, Форт-Брэгг.
   Кейси что-то буркнул - он  уже  устал  и  от  самого  Хафа,  и  от  его
болтовни, потом потянулся к пачке телеграмм, принесенных молодым офицером.
Каждую из них нужно было  зарегистрировать,  прочитать  и  пометить,  кому
передать завтра утром для исполнения.
   - Ладно, проваливайте, Дорси, - сказал он. - Встретимся позднее.
   Входящие телеграммы  касались  самых  разных  сторон  армейской  жизни.
Полковник  Суэйн,  откомандированный  из  посольства  в  Буэнос-Айресе   и
направляющийся  в  Вашингтон  за  новым  назначением,  просит   разрешения
обратиться лично к генералу Скотту... Начальник  штаба  главнокомандующего
вооруженными силами на  Тихом  океане  контр-адмирал  Ле  Мастерс  требует
уточнить, означает ли директива комитета начальников  штабов  0974/АР4  от
23.4.1974, что  по  воскресеньям  и  праздникам  количество  патрулирующих
подводных лодок нужно увеличивать вдвое... Командир базы ВВС США в Лагенсе
на Азорских островах бригадный генерал Келли  просит  комитет  начальников
штабов потребовать от министерства обороны  отменить  ограничение  отпуска
спиртных  напитков   офицерскому   клубу,   поскольку   это   отрицательно
сказывается на моральном состоянии личного состава базы... Командир  101-й
воздушно-десантной дивизии из Форт-Кемпбелла просит разъяснить  пункт  "с"
параграфа  15   директивы   комитета   начальников   штабов,   в   которой
критиковались  действия  воздушно-десантных  частей  во  время   последней
тревоги...
   У Кейси вошло в обычай самому отвечать на некоторые  запросы  во  время
воскресного  дежурства.  Это,  кстати,  позволяло  ему  хотя  бы   отчасти
знакомиться с поступающими в его аппарат документами в  их  первоначальном
виде. Вот и сейчас  он  придвинул  пишущую  машинку  и  напечатал  в  трех
экземплярах ответы на некоторые телеграммы - обычные канцелярские запросы,
на которые, по разрешению  членов  комитета  начальников  штабов,  он  мог
отвечать сам. Остальные, те, что требовали ответов кого-нибудь  из  членов
комитета начальников штабов, он сложил  в  специальную  папку.  На  каждом
документе Кейси указал время поступления, а на некоторых  проставил  номер
соответствующего  приказа  или  директивы.  В  процессе  этой  работы  ему
приходилось заглядывать в большие папки, хранившиеся в его личном сейфе, и
документы, в которых имели гриф "Совершенно секретно".
   Время подходило к полудню, когда Кейси покончил с  делами  и,  захватив
большой конверт с подготовленными ответами, отправился в шифровальную.  Но
сначала ему  нужно  было,  как  всегда,  наведаться  в  центральный  пункт
управления комитета начальников штабов. В этой  огромной  комнате,  сплошь
увешанной различными  картами,  офицеры  несли  круглосуточное  дежурство,
обслуживая  высшее  командование  вооруженных  сил  страны.  Линии   связи
соединяли пункт управления более чем с сотней основных командных  пунктов,
включая  командование  стратегической  авиации  близ  Омахи,  объединенное
командование ПВО североамериканского континента в Колорадо-Спрингс и  штаб
вооруженных сил НАТО в Париже. На  отдельном  столике  стояли  телефоны  -
позолоченный и красный - для немедленной передачи боевых приказов в случае
возникновения войны.
   Кейси немного поболтал с дежурным офицером. Судя по  картам,  нигде  не
проводилось никаких учений, если не считать  одного  из  районов  в  южной
части Тихого океана, очерченного красным  карандашом,  где  шесть  атомных
подводных лодок начнут завтра учебные стрельбы ракетами  "Поларис".  Кейси
пробыл на центральном пункте всего несколько минут.
   Проходя по  главному  коридору  Пентагона,  он  остановился  у  окна  и
взглянул  на  залитый  солнцем  внутренний  дворик.  Сочетание   маленькой
деревянной беседки, оплетенной вьющимися растениями,  и  высоких  бетонных
стен превращало его в какой-то странный гибрид сельского парка с  тюремным
двором для прогулок.
   "Пусть в мире царит хаос, - подумал он,  -  а  все-таки  денек  сегодня
выдался на славу". На скамейке внизу сидели какой-то парень в рубашке  без
пиджака и девушка. "А ножки у нее ничего, - отметил  Кейси.  -  Интересно,
почему у нас тут работают почти одни старые девы? Может, они лучше  хранят
секреты?"
   Он не торопился отойти от окна. Ласковое майское солнце хозяйничало  во
дворе. Несколько пушистых  облачков  на  юго-западе  лишь  оттеняли  ясную
голубизну неба. В такой день человек невольно  начинает  мечтать  о  своем
уголке где-нибудь за городом, о кресле под развесистым тенистым деревом  и
еще, быть может, о паре лошадей.
   "Лошади... Значит, Джентльмен Джим играет в тотализатор в Прикнессе?  -
улыбнулся Кейси. - Убаюкивает подчиненных ему военачальников  болтовней  о
скачках, назначенных на тот самый день, когда  состоится  учебная  тревога
под названием "Всеобщая красная".
   Последняя такая тревога, проведенная полтора месяца  назад,  по  общему
признанию, прошла из рук вон плохо. Две группы десантных  войск  оказались
захваченными в порту врасплох,  причем  половина  судов,  как  выяснилось,
имела мелкие неисправности, которые можно  было  устранить  еще  несколько
недель  назад.  Только  немногим  больше  трети  самолетов  стратегической
авиации поднялось в воздух вовремя. По меньшей мере из  шести  заграничных
баз  в  печать  просочились  сведения  о  начавшейся  в  них  неразберихе.
Президент Лимен дважды звонил по телефону, спрашивал, в чем дело, и Скотт,
хотя он редко терял самообладание, совершенно вышел из себя.
   Вот тогда-то и было принято решение провести еще одну учебную тревогу -
на  этот  раз  ее  точное  время  держалось  в  строгом  секрете.  Комитет
начальников штабов установил день и  час  тревоги  в  четверг  на  прошлой
неделе, о чем кроме членов комитета и  президента  знали  только  Кейси  и
личный адъютант Скотта полковник Джордж Мердок. Дата  была  выбрана  самим
Скоттом: суббота 18 мая, 19:00 по Гринвичу, или  15:00  по  вашингтонскому
времени.
   О предстоящей тревоге не знал даже министр  обороны.  Кейси  специально
интересовался этим у  Скотта,  и  тот  ответил,  что  таково  распоряжение
президента. За последнее время отношения  между  президентом  и  министром
становились все более натянутыми, и, возможно, Лимен решил  захватить  его
врасплох.
   По мнению Кейси, предстоящая в субботу тревога была  призвана  доказать
эффективность  мероприятий,  в  срочном   порядке   осуществленных   после
мартовского конфуза. Не случайным был и выбор времени: он должен показать,
поддерживают ли командиры на местах постоянную боевую готовность вверенных
им частей. В  субботу,  в  15:00  по  вашингтонскому  времени  большинство
воинских частей  и  учреждений  на  территории  Соединенных  Штатов  будет
отдыхать, как всегда в мирное время, в конце недели. Если бы  какой-нибудь
потенциальный противник и  вздумал  совершить  неожиданное  нападение,  то
можно  с  уверенностью  сказать,  что  это  произошло  бы  в  субботу  или
воскресенье.
   Теперь Скотт  усыплял  бдительность  пятерых  своих  высокопоставленных
подчиненных  успокоительным  средством  в  виде  телеграммы  о  скачках  в
Прикнессе и, конечно, не  случайно  приурочил  "начало  заезда"  к  началу
тревоги. "Неплохо придумано, - решил Кейси.  -  Найдутся  такие,  кто  еще
больше успокоится, полагая, что Скотт уехал на скачки".
   Девушка, нежившаяся на солнце во внутреннем дворике, небрежно  склонила
голову на плечо своему спутнику. Кейси отвернулся  от  окна  и  прошел  по
коридору в шифровальную,  у  дверей  которой  тоже  стоял  часовой.  Здесь
хозяйничали преимущественно моряки. Четверо из них сидели с наушниками  за
машинками. Выкрашенная в черный цвет дверь,  на  которой  большими  белыми
буквами было написано "Вход воспрещен", вела  в  криптографический  центр,
где Хаф проводил большую часть времени. Впрочем,  сейчас  он  находился  в
соседней  комнате  и,  склонившись  над  письменным  столом,  рассматривал
комиксы в воскресной газете.
   - Алло, полковник, - обратился он к Кейси. - У вас есть  работенка  для
моих тигров?
   Кейси передал ему пакет. Порывшись в нем, Хаф  отобрал  те  телеграммы,
шифровать  которые  входило  в  его  обязанности,   а   остальные   роздал
подчиненным. Кейси кивнул и хотел уже  выйти,  но  Хаф  придержал  его  за
локоть:
   - Взгляните-ка, полковник.
   Он подал Кейси лист тонкой бумаги - копию входящей  телеграммы.  В  ней
говорилось:

   "КНШ ВАШИНГТОН СКОТТУ НЕ СТАВЛЮ ОДНАКО КАК ВСЕГДА
   С НАИЛУЧШИМИ ПОЖЕЛАНИЯМИ КОМ ФЛОТА ШЕСТЬ БАРНСУЭЛЛ"

   - Это лишь доказывает, что иногда и адмирал не может  наскрести  десяти
долларов, чтобы сделать ставку, - заметил Хаф. -  А  может,  он  не  хочет
подать дурной пример личному составу флота?
   - Если вы не прекратите совать свой нос в дела Скотта, - сказал  Кейси,
- возможно, все кончится тем, что  вас  в  назидание  другим  отправят  на
Алеутские острова.
   - Будет вам, полковник! Для меня достаточно  и  Гавайских.  Пожалуй,  в
Пирл-Харборе совсем неплохо. Как раз сегодня утром я  посоветовал  Мердоку
оставить в покое лошадок своего шефа  и  сделать  благое  дело  для  этого
паршивого городишки  -  устроить  мой  перевод  на  острова.  Уж  тогда-то
неразберихи тут станет куда меньше, правда?
   - Правда-то правда, Дорси,  но  разве  мы  прогневались  за  что-то  на
Гавайские острова? А вот на Алеутских островах вы бы пригодились.
   Кейси не спеша  пересек  вестибюль  и  зашел  в  столовую  для  старших
офицеров, почти безлюдную в этот день, как  и  все  здание.  За  одним  из
столов расположилась группа офицеров - моряков и летчиков. В дальнем  углу
в одиночестве сидел какой-то армейский офицер. Завидев Кейси, он  привстал
и помахал рукой.
   - Алло, Джигс!
   Приятно удивленный этой встречей, Кейси поспешил подойти. Последний раз
он и его приятель подполковник связист Матт Гендерсон  виделись  года  три
назад, во время войны в Иране. Теперь, судя по знакам различия, он был уже
полковником. Полковник Уильям М.Гендерсон.
   - Привет, Матт! Когда ты успел схватить этих птичек? -  Кейси  ткнул  в
погон Матта, потом похлопал его по спине. - Рад тебя видеть. Каким  ветром
занесло к нам?
   - Должен же кто-то время от  времени  подстегивать  вас,  тыловиков,  -
ответил Гендерсон. У него были большие черные глаза, на  круглом  багровом
лице играла знакомая Кейси хитроватая усмешка.
   Кейси заказал сандвич и стакан  чаю,  и  приятели  уселись  за  столик,
внимательно рассматривая друг друга.
   "Вот что мне нравится в военной службе, - подумал Кейси. - У  штатского
найдется самое большое три-четыре близких приятеля, а военный  насчитывает
их дюжинами. Где бы  ни  пришлось  служить,  всегда  найдется  офицер  или
сержант, с которым ты вместе пережил несколько опасных минут, делил  скуку
армейской жизни, бутылку виски, а может, и девушку.  Твое  прошлое  всегда
при тебе, ибо всюду находятся те, кто знает всю твою подноготную".
   Кейси и Гендерсон в свое время тоже делили  и  скуку,  и  опасность,  и
бутылку. Впервые они встретились как-то ненастной  ночью  в  Иране,  когда
Гендерсон, волоча за собой порванный провод  полевого  телефона,  сполз  в
стрелковую ячейку, из которой Кейси пытался  управлять  действиями  своего
батальона. Затем  их  подразделения  в  течение  нескольких  месяцев  были
расположены по соседству, и они стали друзьями.
   Кейси откусил кусочек сандвича и наклонился к приятелю:
   - Ну хорошо, Матт, рассказывай. Где ты сейчас служишь?
   - Вот уже месяца четыре я уклоняюсь от ответа на этот  вопрос,  -  тихо
ответил Гендерсон. - Но ты тут допущен к таким секретам, что не можешь  не
знать. Черт возьми. Джигс! Да  ведь  мое  назначение  проходило,  наверно,
через тебя. Я же начальник штаба ОСКОСС.
   Кейси усмехнулся с понимающим видом. Он никогда не слышал об ОСКОСС, но
если чему-нибудь и научился  после  училища  в  Аннаполисе,  кроме  чистки
башмаков, так это не показывать  виду,  что  чего-то  не  знаешь.  Правда,
теперь, когда ему приходилось  постоянно  держать  в  голове  даже  точное
местонахождение каждой термоядерной боевой части в стране, оставалось мало
такого, чего  бы  он  не  знал.  Начальник  объединенного  штаба  комитета
начальников штабов не смог бы работать продуктивно, если бы не знал  таких
деталей.  Кейси  подумал,  что  Гендерсон   употребил   местное   название
какой-нибудь части, известной ему, Кейси, в комитете под  своим  подлинным
наименованием, и решил осторожно порасспросить приятеля.
   - Так, значит, тебе не нравится твой пост, дружище?  Но  я  тут,  между
прочим, совершенно ни при чем. А живешь там же, на базе?
   - Бог мой, конечно нет! - фыркнул Гендерсон. - Кто может жить  в  такой
дьявольской дыре! Хватит уже того, что этот сукин сын шеф заставляет  меня
торчать там по четыре-пять дней. Нет, у нас с Мейбл есть небольшой домик в
Эль-Пасо.
   Гендерсон вытащил из кармана блокнот и что-то записал на листке.
   - Вот тебе мой домашний телефон. Может, когда окажешься в наших  краях?
Ты же знаешь, на всей базе "У" нет  внешних  телефонов,  только  личный  у
начальника.
   - Говорят, для деревенского парня ты неплохо поставил дело, - продолжал
Кейси, все еще пытаясь что-нибудь  разузнать.  -  Сколько  у  тебя  сейчас
людей? По-моему, у вас все еще некомплект?
   - Нет, штат у нас полный -  сто  офицеров  и  три  с  половиной  тысячи
солдат. Последнее пополнение прибыло недели две назад.  А  знаешь,  Джигс,
странные у нас происходят вещи. Мы больше учим солдат тому, как штурмовать
различные объекты, а не как их защищать. Если бы я не  знал,  как  обстоят
дела в действительности, то мог бы  подумать,  что  кое-кто  из  окружения
Скотта прямо-таки пораженец. Такое впечатление, что противник  уже  что-то
захватил и нам предстоит отбивать захваченное.
   "Скотт что-то скрывает от  меня,  -  подумал  Кейси.  -  Или  держит  в
строжайшем  секрете  по  приказу  президента.  Но  что  это  может   быть?
Какой-нибудь центр по подготовке диверсантов?"
   -  Предусмотрительность,  Матт,  предусмотрительность!  -  ответил  он,
маскируя бодрым тоном свое любопытство. - Можешь сказать там, у себя,  что
Вашингтон всегда смотрит вперед, даже когда ошибается... Долго ты  намерен
пробыть здесь?
   - Только до завтра, -  поморщился  Гендерсон.  -  Мой  шеф  докладывает
Скотту, ну а я тут на всякий случай, если вдруг  потребуется  какая-нибудь
справка. У нас здесь каморка с телефоном на пятом этаже. -  Он  достал  из
кармана рубашки клочок бумаги и заглянул в него. -  Телефон  семь-двадцать
два-девяносто один, если я тебе понадоблюсь. Мы улетаем завтра вечером.
   Кейси подмывало спросить,  кто  начальник  Матта,  но  он  не  решился:
Гендерсон, несомненно, уверен, что Кейси обязан это  знать.  Он  переменил
тему разговора, и друзья заговорили о своих семьях, о  войне  и  политике.
Так же, как и в Иране, когда им впервые  стало  известно  о  разделе  этой
страны, они вновь сошлись на том,  что  не  было  в  истории  американской
дипломатии более позорной страницы, чем согласие на этот раздел.  Кейси  и
Гендерсон принадлежали к тем американцам, которые  на  выборах  1972  года
подавляющим   большинством   провалили   кандидата   в    президенты    от
республиканцев Эдгара Фрейзиера, причем именно вокруг  вопроса  о  разделе
Ирана развернулась тогда самая ожесточенная борьба.
   -  Джордан  Лимен  привлек  меня  на  свою  сторону  своим  первым   же
выступлением, - продолжал Гендерсон. - Это первый демократ, за которого  я
голосовал. Никогда не забуду его слов: "Мы будем спорить до бесконечности,
но отныне никогда, нигде и никому не уступим ни клочка  нашего  свободного
мира".
   - Верно, верно, - согласился Кейси улыбаясь. - Но я и до него голосовал
за демократов.
   - А вот сейчас я снова начинаю беспокоиться. Намерен  ли  он  и  впредь
придерживаться своего заявления?  По-моему,  новый  договор  ни  черта  не
стоит, да и вся страна, если судить по тому, что я читаю и слышу, тоже  от
него не в восторге.
   - Договор подписан и ратифицирован, - ответил Кейси. - Возражать теперь
бессмысленно. Но если ты хочешь знать, что думают некоторые о  президенте,
обратись завтра к Скотту. Уж он-то все уши тебе прожужжит.
   - Ну, с генералами я не разговариваю... пока, - засмеялся  Гендерсон  и
поднялся из-за стола. - Только выслушиваю их.
   По брошенному жребию платить по счету выпало Кейси, и  они  расстались.
Гендерсон пошел к себе наверх, а Кейси вернулся в свой кабинет.
   Он снова подумал об ОСКОСС и в поисках какого-либо упоминания о нем  не
меньше  часа  безрезультатно  листал  приказы  и   распоряжения   комитета
начальников штабов за прошедший год. "Ну что ж, - решил он,  -  Скотт  сам
скажет, когда найдет нужным".
   Зазвонил телефон. Кейси с удовлетворением отметил, что  за  сегодняшнее
дежурство телефон в первый раз дает о  себе  знать.  В  трубке  послышался
мягкий  голос  полковника  Мердока.  Как  обычно,  адъютант   председателя
комитета проверял несение воскресных дежурств.
   - Ничего интересного, полковник, - доложил Кейси. - За весь день только
раз произошел шумок, да и то целиком по вашей вине. Молодой Хаф ходит  сам
не свой из-за ваших скачек.
   Как Кейси и ожидал, его слова вовсе не рассмешили Мердока.
   - Надо заткнуть этому болтуну рот, - сердито бросил он.
   - Все мы свободно вздохнем, если вы убедите генерала  Скотта  отправить
его в Пирл-Харбор, - шутливо подсказал Кейси.
   - А вы, пожалуй, правы, - вполне серьезно согласился Мердок. - Черт  бы
его побрал! Вмешиваться в личные дела генерала!
   - Так я ему и сказал, полковник. Но  вам,  как  образцовому  адъютанту,
вероятно,  придется  проверить  кредитоспособность  адмирала   Барнсуэлла.
Похоже, он не наскребет у себя в кармане и десяти долларов.
   На другом конце линии наступило  молчание,  а  когда  Мердок  заговорил
снова, его голос уже не напоминал, как обычно, вкрадчивого  мурлыканья,  в
нем слышались ледяные нотки:
   - Я весь день буду дома  на  тот  случай,  если  произойдет  что-нибудь
особенное.  -  На  последнем  слове  Мердок  сделал  ударение,  достаточно
сильное, чтобы Кейси мог  понять,  что  Мердок  не  одобряет  его  попыток
шутить.
   - Ваше имя, полковник, значится  в  списке  тех,  кому  я  должен  буду
позвонить, - ответил Кейси и, не прощаясь,  положил  трубку.  Как  всегда,
Джорджу Мердоку удалось вывести его из себя. Кейси никогда не уважал  тех,
кто во имя карьеры услужливо распахивал двери перед начальством  и  таскал
за ним портфели, а Мердок к  тому  же  делал  это  с  какой-то  вызывающей
деловитостью.
   Кейси повернул диск сейфа, повесил на его ручку красный ярлык "Открыто"
и вынул папку с планом тревоги. На  верхней  обложке  папки,  между  двумя
грифами "Совершенно секретно", было  написано:  "Всеобщая  красная  74-2".
Несомненно, на этой неделе Скотт ничем другим заниматься не будет, и Кейси
решил, что не мешает еще раз тщательно ознакомиться с планом  тревоги.  Он
принялся читать - медленно, стараясь запомнить каждое слово.
   В субботу, в 10 часов, президент отправится в Кэмп-Дэвид; там  в  горах
Мэриленда он иногда проводит конец недели.  После  краткого  отдыха  он  в
своем вертолете полетит на юг, где  в  Маунт-Тандере,  среди  Голубых  гор
Виргинии, находится подземный командный пункт. Все  пять  членов  комитета
начальников штабов, каждый в своей  машине,  прибудут  туда  же  не  позже
11:15, незадолго до президента. Мердок поедет со Скоттом, а  Кейси  должен
был ехать один.
   Когда президент  и  начальники  штабов  прибудут  на  место,  состоится
совещание, на котором будут оглашены "разведывательные данные" о том,  что
не исключена возможность враждебных действий со стороны Советского  Союза.
Совещание проводит Скотт. В обусловленное время - около 14:45 - выяснится,
что,  по  данным  системы  дальнего  обнаружения,  с  советских  стартовых
площадок поднимаются ракеты. С этого  момента,  по  существу,  и  начнется
тревога, причем Скотт  и  начальники  штабов  отдадут  приказ  привести  в
действие аварийные линии связи.
   В 15:00 президент Лимен даст сигнал тревоги  "Всеобщая  красная".  Если
все пойдет нормально, ракеты на базах будут в течение пяти минут  оснащены
боевыми частями, в течение десяти минут все бомбардировщики стратегической
авиации поднимутся в воздух, все противоракетные системы "Найк-Зевс" будут
оснащены  боевыми  частями  и  начнут  сопровождение  целей,   а   корабли
военно-морского флота будут либо выходить из баз в море, либо готовиться к
выходу. По одному полку от каждой  из  воздушно-десантных  дивизий  армии,
дислоцированных в Форт-Брэгге и Форт-Кемпбелле, будет погружено в самолеты
с  тем,   чтобы   в   течение   тридцати   минут   подняться   в   воздух.
Истребители-перехватчики ПВО, вооруженные ракетами "воздух-воздух",  через
десять минут после получения приказа должны быть в воздухе  на  высоте  50
тысяч футов.
   В плане подробно перечислялись задачи всех видов  вооруженных  сил.  На
бумаге выходило, что стране потребуется всего лишь несколько минут,  чтобы
подготовиться к  отражению  нападения.  Только  проверка  могла  показать,
реален ли этот план.
   Во время тревоги предполагалось проверить также, насколько  действенной
окажется  система  контроля  над  основными  средствами   связи.   Простым
переключением  рубильника   в   Маунт-Тандере   все   радиовещательные   и
телевизионные станции будут поставлены под контроль главного командования.
Поскольку  тревога  носит  учебный  характер,  это  будет  означать   лишь
тридцатисекундную паузу в радио- и телепередачах. На  экранах  телевизоров
появится объявление: "Перерыв по техническим причинам",  причем  он  будет
длиться ровно столько, сколько потребуется  главному  командованию,  чтобы
убедиться в действенности системы централизованного управления.  В  случае
действительного нападения все радио- и телевизионные станции  будут  ждать
выступления   президента.   Во    время    последней    тревоги    система
централизованного управления работала безотказно, - пожалуй, единственное,
что удалось выполнить из намеченных мероприятий.
   В приложенном к плану  списке  указывалось,  кого  из  официальных  лиц
следовало уведомить в случае тревоги. Список был короче обычного, и  Кейси
в  специальном  примечании  объяснял,  чем  это  вызвано.   Вице-президент
Джианелли отправится в это время в Италию с миссией доброй воли.  Конгресс
- в связи с прениями по договору, он не прерывал своих заседаний  даже  на
время пасхальных каникул - будет распущен со среды 15 мая до  понедельника
27 мая.
   Кейси все еще размышлял над планом, когда пришел офицер, заступавший на
дежурство после него, с 16:00. Кейси торопливо захлопнул папку и убрал  ее
в сейф, почувствовав себя неловко: Фрэнк Шнейдер был таким же  проверенным
человеком, как и он сам, но  даже  малейшее  нарушение  секретности  могло
свести на нет тщательно разработанный план. Ничто так быстро не разносится
по Пентагону, как слушок о предстоящей операции. Шнейдер, сделав вид,  что
он ничего не заметил, даже  не  взглянув  на  сейф,  принялся  невозмутимо
рыться в письменном столе.
   Машин на стоянке было еще меньше, чем утром, и Кейси уныло подумал, что
его старенький "форд" выделяется среди них, как солдат, идущий не  в  ногу
со строем. Он нажал стартер, мотор чихнул, а  когда  Кейси  перевел  рычаг
коробки скоростей, закашлял, словно простуженный.
   "Черт бы побрал этих штатских, окопавшихся в  правительстве!"  -  думал
Кейси,  сворачивая  с  Арлингтонского  бульвара.  С  тех   пор   как   он,
новоиспеченный второй лейтенант [первичное офицерское звание в армии США],
только  что  окончивший  училище  в  Аннаполисе,   отправился   в   Корею,
правительство одну за другой отменяло надбавки военным,  подрывая  престиж
армии. Уже не существовало доброй половины прежних  дополнительных  льгот.
За двадцать лет только дважды назначалась кое-какая прибавка к  жалованью.
Если  бы  Кейси  вовремя  не  произвели  в   полковники,   он   бы   давно
демобилизовался  и  зарабатывал  куда  больше.  Некоторые  из  его  бывших
сослуживцев сейчас загребают тысяч по  тридцать  в  год.  А  он  едва-едва
сводит концы с концами,  с  трудом  выплачивает  ежемесячные  проценты  по
закладной на дом и ездит  на  своей  развалюхе  вот  уже  года  два  сверх
отпущенного  ей  срока.  Если  бы  Мардж  не  имела   некоторых   средств,
унаследованных от матери, она не смогла бы даже прилично одеваться  здесь,
в Вашингтоне.
   Пентагон  подготовил   новый   законопроект   о   повышении   жалованья
военнослужащим и о восстановлении некоторых отмененных ранее льгот.  Кейси
знал, что Скотт настойчиво рекомендовал президенту внести на  рассмотрение
конгресса соответствующий законопроект, однако Лимен пока уклонялся.
   Можно ли удивляться тому, продолжал мрачно размышлять Кейси,  что  люди
недоумевают, отчего так пал моральный дух войск, почему так мало  желающих
остаться на сверхсрочную службу и почему так низка  боеспособность  армии.
Что ж, если бы господь бог не обделил  штатских  здравым  смыслом,  им  не
понадобилось бы ни вооружение вообще, ни морская пехота в частности.
   Ребята играли на  площадке  перед  гаражом  в  баскетбол,  когда  Кейси
подъехал к домику в Арлингтоне - они с Мардж купили его  после  того,  как
Кейси получил назначение в Пентагон. Шестнадцатилетний Дон, ростом с отца,
считался одним из лучших в команде своей школы. Билл, двумя годами  младше
и дюймов на шесть ниже, плотный, как и Мардж,  играл  куда  хуже  старшего
брата, но никогда ему не уступал.
   - Привет, братва! - крикнул Кейси, выходя из машины. - А где же мать?
   - Да у Альфредов,  -  ответил  Дон,  кивнув  на  соседний  дом.  -  На,
попробуй, - предложил он отцу, перебрасывая ему мяч.
   Кейси схватил мяч  приемом,  который  был  в  моде  еще  в  1950  году,
тщательно прицелился и бросил. Мяч задел за край корзины и отскочил.
   - Послушай, папа, - проворчал Билл, - а что делает команда  противника,
пока ты целишься? Может, салютует тебе?
   - Замолчи, - вмешался Дон. - Сначала подрасти и начни платить налоги, а
потом и критикуй, как налогоплательщик.
   Кейси улыбнулся своему первенцу. Дон перебросил мяч брату и обратился к
отцу с более серьезным вопросом:
   - Послушай, папа, можно мне вечером взять машину? Мы  собираемся  целой
компанией в кино.
   - Если хочешь управлять машиной, сначала подрасти, а  потом  обзаводись
собственным автомобилем, - с  притворной  строгостью  ответил  он.  Теперь
рассмеялся Билл. - Нет,  Дон,  серьезно,  нам  с  матерью  нужно  съездить
сегодня вечером в одно место. Пусть машину  достает  кто-нибудь  из  вашей
компании.
   - Значит, остается только Гарри со  своей  развалиной,  -  покачал  Дон
головой. - Надеюсь, она еще двигается.
   Кейси снова дважды бросил мяч и,  решив  переодеться  в  более  удобный
костюм, вошел в дом. Как только он разделся, его вдруг потянуло ко сну.
   Полчаса спустя, вернувшись домой, Мардж Кейси обнаружила своего супруга
на кровати в одних трусах; он крепко спал. Вздохнув при взгляде на помятое
покрывало - она уже лет двадцать уговаривала мужа снимать его,  перед  тем
как ложиться, - Мардж присела  у  своего  туалетного  столика  привести  в
порядок ногти - сегодня они с мужем были приглашены на ужин.
   За этим занятием и увидел ее Кейси, когда проснулся. Он посмотрел на ее
обнаженную спину, на узенькие бретельки  бюстгальтера  и  подумал,  что  с
Мардж ему повезло; всегда при виде ее он испытывал и любовь, и желание.  В
сорок два  года  она  еще  не  утратила  очарования  той  красивой,  ладно
сложенной девушки, с которой он встретился в Ньюарке,  куда  приезжал  для
вербовки добровольцев вскоре после войны в Корее.
   Мардж рассматривала себя в зеркало, и он увидел ее широко  поставленные
темные глаза и россыпь веснушек на носу. Заметив, что муж проснулся, Мардж
улыбнулась, обнажив узенькую щель между передними зубами, что придавало ей
вид маленькой девочки и так нравилось Кейси.
   - Может быть, если бы ты была чуточку женственнее и если бы у нас  было
чуточку больше времени, - сострил Кейси, - я решил бы,  что  сейчас  самый
подходящий момент перетащить тебя в постель.
   Мардж сморщила нос, взглянула на стоявшие на столике часы,  фыркнула  и
прикрыла дверь спальни.
   - Мне иногда кажется, - сказала она, присаживаясь на  край  кровати,  -
что морские пехотинцы не столько воюют, сколько болтают языком.
   Они оба засмеялись, Кейси шутливо  зарычал  на  нее  и,  взяв  жену  за
обнаженное плечо, потянул к себе.
   Солнце уже село, и весенний вечер заметно посвежел, когда они пересекли
Уэстерн-авеню, направляясь в Чеви-Чейс. Мардж болтала  не  переставая,  но
Кейси почти не слушал ее - не то чтобы из-за нежелания, а  просто  потому,
что находился в состоянии какой-то приятной рассеянности. Это не  помешало
ему вспомнить, что перед отъездом он не сделал одной вещи.
   -  Черт  возьми!  Я  забыл  позвонить  Скотту.  Мардж,   напомни   мне,
пожалуйста, когда вернемся домой. Он должен  принять  одного  человека,  а
часы приема я с ним не согласовал.
   - Слушаюсь, сэр! -  по-военному  ответила  Мардж.  -  Судьба  страны  в
надежных руках. Следует только опасаться, что вдруг наступит день, когда я
забуду напомнить тебе о том, о чем ты должен помнить  без  меня...  Ой!  -
взвизгнула Мардж и сморщилась, ощутив щипок за ногу.  -  Руки  на  рулевое
колесо, полковник!..
   Чета  Диллардов  проживала  в  большом  особняке  на   Роллинг-роуд   в
Чеви-Чейс. Два огромных дуба затеняли дом, как  бы  подчеркивая  старинную
колониальную архитектуру здания, построенного в действительности  в  конце
сороковых годов. Дом выглядел таким солидным, что глаза невольно  начинали
искать на его фронтоне короткую надпись: "Престиж".
   Особняк вполне соответствовал положению Дилларда  -  он  представлял  в
Вашингтоне   интересы   "Всеамериканской   корпорации   по    производству
инструментов" и вел постоянные деловые переговоры с министерством обороны.
Уже одно то, что он имел дом в самой фешенебельной части города, укрепляло
его репутацию. К тому же почти рядом находился "Чеви-чейс  клаб",  где  он
мог встречаться с нужными людьми и играть в  гольф;  в  своем  собственном
саду Диллард время от времени устраивал приемы для тех случайных знакомых,
которые могли быть ему полезными.
   На улице перед домом уже  выстроилась  вереница  машин.  Кейси  обратил
внимание на номерной знак одной из них,  кремового  цвета:  "Калифорния  -
ССША-1" [ССША -  сенат  Соединенных  Штатов  Америки].  "Кажется,  сенатор
Прентис пожаловал, - подумал Кейси. - Пожалуй, сегодня  он  будет  главным
гостем у Дилларда".
   Кейси поставил свой старенький "фордик"  чуть  поодаль  от  особняка  и
держал  дверцу  открытой,  пока  Мардж  приглаживала  выбившийся  локон  и
вытирала помаду в уголках губ.
   - Будь они неладны, эти корсеты, - проворчала она, поеживаясь, и  взяла
мужа под руку. - Так какой разряд вы сегодня дадите, полковник?
   Это была их  обычная  игра  перед  вечеринками.  Кейси  обвел  взглядом
соседние машины.
   - Пожалуй, ниже среднего. Судя вот по  тому  номерному  знаку,  -  один
сенатор,  затем,  вероятно,  один  помощник  президента  и  один  довольно
высокопоставленный военный - это, конечно, я. - Мардж фыркнула,  но  Кейси
невозмутимо продолжал: - Двое-трое журналистов, двое  конгрессменов,  член
какой-нибудь государственной  комиссии  и  пар  шесть  каких-то  людей,  с
которыми ты никогда не встречалась  и  о  которых  ты  никогда  ничего  не
узнаешь.
   - Ну, а как относительно журналиста, того,  что  ведет  отдел  светской
хроники в газете "Стар"?
   - Не будет. Но готов  биться  об  заклад,  что  Фрэнсайн  уже  сообщила
газетам по телефону  список  своих  гостей  и  завтра  в  разделе  хроники
появится сообщение о приеме. Слуга-филиппинец в белой куртке открыл  перед
ними парадную дверь и жестом показал на  лужайку  в  саду  за  домом.  Гул
многих голосов оглушил их,  едва  они  спустились  с  крыльца  веранды.  В
воздухе висел аромат духов и свежескошенной травы,  отлогая  лужайка  была
покрыта окурками и исколота тоненькими  дамскими  каблучками.  К  Мардж  и
Кейси сейчас же  подлетела  Фрэнсайн.  Откинув  плечи,  выставив  грудь  и
сверкая зубами, она рассыпалась в выражениях восторга и приветствиях.
   - Мардж, дорогая! - воскликнула она и протянула  ей  обе  руки,  словно
подносила круговую чашу. - Ты выглядишь чудесно!
   Подошел Стью Диллард, намереваясь представить их  остальным  гостям,  и
Фрэнсайн полетела приветствовать новую пару,  показавшуюся  в  дверях.  Не
спеша обходя с женой сад, Кейси обнаружил,  что  был  не  совсем  точен  в
предварительном определении состава гостей: среди  них  он  не  увидел  ни
одного конгрессмена.  Но  в  общем  он  был  близок  к  истине.  Сенатором
действительно  оказался   демократ   из   Калифорнии   Фредерик   Прентис,
председатель сенатской комиссии по делам вооруженных сил, крупная фигура в
своей партии и фактический  контролер  Пентагона.  Присутствовал  здесь  и
Адольф Коронски из федеральной торговой комиссии, назначенный на этот пост
еще  президентом-республиканцем  Фрейзиером.   Из   журналистов   наиболее
солидным был  Мэлколм  Уотерс  ("Милки"),  поставлявший  для  "Ассошиэйтед
Пресс" материалы о Белом доме.
   Личность сотрудника из аппарата Белого дома вызвала у Кейси улыбку: это
был Поль Джирард, секретарь  президента,  ведавший  назначением  встреч  и
приемов. Кейси и Джирард дружили с тех пор, как Поль играл в баскетбольной
команде  своего   университета,   а   Кейси   был   запасным   в   команде
военно-морского флота. Они встречались в Вашингтоне как на деловой  почве,
так и в часы развлечений, и Кейси  еще  несколько  лет  назад  решил,  что
Джирарду всегда можно довериться. Обладая недюжинным  умом,  он  знал  всю
подноготную каждого  сенатора  и  конгрессмена  и  пользовался  абсолютным
доверием президента Лимена. Природа наделила Джирарда почти  отталкивающей
внешностью -  голова  у  него  казалась  несуразно  большой,  ноздри  были
вывернуты  наружу,  глаза  вечно  полуприкрыты.  Незнакомые  люди  нередко
принимали Джирарда за олуха, но уже на следующий день убеждались  в  своем
глубоком заблуждении.
   - А, Джигс! Привет, - сказал он, беря стакан с виски  в  левую  руку  и
протягивая правую Кейси.
   - Рад видеть тебя, Поль. По крайней мере я окажусь в хорошей  компании,
когда меня привлекут к ответственности за получение подношений  от  фирмы,
выполняющей оборонные заказы.
   - Ты же хорошо знаешь существующие на сей счет правила, Джигс, - в  тон
ему ответил Джирард. - Все, что человек съедает  и  выпивает  не  сходя  с
места, не считается взяткой. - Он показал на свой почти пустой  стакан.  -
Ну а выпить я могу немало.
   Кейси взял у подошедшего к ним  по  сигналу  Джирарда  официанта  бокал
джина, смешанного с тонизирующим напитком, и осмотрелся, отыскивая  Мардж;
поток гостей увлек ее за собой, и она оказалась среди дам, около азалий  в
нижней части сада. Вина и  закуски  заметно  оживили  разговоры.  Кейси  и
Джирард как-то незаметно для себя  присоединились  к  группе  во  главе  с
Уотерсом и Прентисом. Журналист и сенатор беседовали.
   - Вы слышали,  что  завтра  будут  опубликованы  результаты  очередного
опроса института Гэллапа? - спросил Уотерс безразличным тоном.
   - Нет, не слыхал, но хочу высказать кое-какие предположения, -  ответил
Прентис. - Пожалуй, вновь  наступило  время  еще  раз  определить  степень
популярности Лимена, и, по-моему,  он  должен  радоваться,  если  за  него
выскажутся процентов сорок опрошенных.
   На всей внешности Прентиса лежал  отпечаток  той  самоуверенности,  что
вырабатывается на посту председателя сенатской комиссии годами власти,  не
отягощенной никакой  ответственностью.  Он  мог  критиковать,  высказывать
любые предположения, расследовать и  насмехаться,  не  опасаясь,  что  ему
укажут на его ошибки, потому что не он, а другие вырабатывали  политику  и
проводили ее в жизнь.
   На  первый  взгляд  старший  сенатор  из   Калифорнии   не   производил
впечатления выдающегося деятеля, однако ему без  труда  удавалось  внушить
окружающим, что такому человеку, как он, ничего не  стоит  овладеть  общим
вниманием, что, кстати, он и делал. Пусть его талия была чересчур полной -
это давало ему известное преимущество перед менее солидными людьми.  Пусть
его жесты были слишком размашистыми, а голос слишком громким  для  обычной
беседы - это не вызывало протестов, поскольку  казалось  естественным  для
человека, привыкшего говорить, а не слушать.
   Сейчас, посматривая на Уотерса и ожидая поддержки своего предположения,
сенатор всем своим видом  и  выражением  глаз  намекал,  что  не  потерпит
никаких возражений. Но журналист и не думал возражать.
   - Вы правы, сенатор, но ваша оценка слишком завышена. Результаты  будут
опубликованы завтра, и вы сможете убедиться, что  только  двадцать  девять
процентов опрошенных одобрят  действия  президента.  Сотрудники  института
Гэллапа утверждают, что это самая низкая оценка популярности президента  с
тех пор, как они начали проводить опросы.
   Прентис  кивнул,   несколько   раз   ткнул   указательным   пальцем   в
пространство.
   - И объясняется  все  очень  просто,  -  тоном  лектора  заявил  он.  -
Президент верит России, а мы нет. Нам не нравится договор.  Мы  не  верим,
что русские уничтожат к первому июля некоторое  число  боевых  частей  для
ракет и бомб.
   Договор, договор, договор... Кейси, да и все остальные в Вашингтоне  ни
о чем другом не слышали с тех  пор,  как  в  январе  собрался  конгресс  и
президент Лимен с трудом набрал в  сенате  требуемые  две  трети  голосов,
чтобы ратифицировать договор. Казалось, население столицы разбилось на два
лагеря, а страницы газет, заполненные письмами читателей, показывали,  что
то же самое происходит по всей стране. Кейси украдкой оглянулся -  он  был
бы не прочь незаметно уйти, но его со всех сторон окружали гости.
   Кейси уже знал все,  что  можно  было  узнать  про  договор  о  ядерном
разоружении, который вступал в  силу  с  первого  июля.  В  этот  день,  в
соответствии с соглашением, достигнутым осенью прошлого года в Вене  между
президентом США и советским премьер-министром, одновременно в  Лос-Аламосе
и в Семипалатинске предполагалось в присутствии  инспекторов  из  Индии  и
Финляндии разрядить по десять нейтронных  бомб.  В  дальнейшем  не  только
Россия и Соединенные Штаты, но и все остальные западные и коммунистические
державы, обладающие ядерным оружием, были обязаны демонтировать ежемесячно
еще по нескольку бомб. Этот процесс должен был продолжаться  до  тех  пор,
пока все склады ядерных бомб Востока и Запада не окажутся пустыми,  но  не
дольше двух лет с момента ратификации договора.
   - А вы не  думаете,  сенатор,  -  снова  заговорил  Уотерс,  -  что  на
результатах опроса отразились и некоторые другие факторы, например большая
безработица, инфляция, забастовки на ракетных заводах?
   - Вы не правы, молодой человек, - возразил Прентис. - Каждый  президент
встречался с подобными неприятностями. Лимен же вел переговоры о договоре,
не считаясь с обстановкой. Как вы  знаете,  я  решительно  боролся  против
ратификации и горжусь этим.
   - Да, да, - кисло отозвался Джирард. - Мы, демократы, всегда вместе.
   Прентис резко повернулся к Джирарду.  Его  лицо  выражало  раздражение,
палец снова пронзал воздух.
   - А вам, Джирард, следовало бы помнить, что  именно  президент  изменил
идеалам  демократической  партии.  Это  говорю  вам  я,  человек,  который
полностью поддерживал его во время предвыборной кампании.
   - Ну а так ли уж необоснованна позиция президента? - вмешался человек в
спортивном пиджаке кремового цвета. Кейси никак не мог вспомнить его  имя.
- Я хочу сказать, что, если Россия откажется выполнять свои  обязательства
или обманет нас, мы тут же узнаем об этом и аннулируем договор.
   - Подобные доводы я слышу уже лет тридцать,  -  ответил  Прентис,  -  и
всякий  раз,  когда  они  приводятся  в  оправдание  нашей  политики,   мы
где-нибудь что-нибудь теряем. В последний раз так было в семидесятом году,
во время совещания на высшем уровне по урегулированию  иранского  вопроса.
Спустя шесть месяцев Иран наводнили партизаны, и теперь у нас  два  Ирана,
причем в одном из них правят коммунисты.
   - Не знаю, сенатор. Мне кажется, я не могу согласиться с вашей  оценкой
действий президента. - Человека в спортивном пиджаке не так-то легко  было
смутить. - Возможно, он идет на рассчитанный риск, но, по-моему, мы хорошо
подготовлены ко всяким неожиданностям. Если же президент ставит  на  карту
свою популярность во имя спасения мира, то  мне  остается  лишь  пожелать,
чтобы у него было как можно больше власти.
   "А ведь он, пожалуй, прав", - подумал Кейси. Некоторые из гостей молча,
кивком выразили свое согласие с человеком  в  спортивном  пиджаке,  однако
Прентис не мог оставить без ответа доводы защитника президента.
   -  Перестаньте  болтать  о  популярности  президента,  -   сказал   он,
надвигаясь на собеседника. - Лимен не  пользуется  никакой  популярностью,
так что терять ему нечего. Кстати, он и не заслуживает популярности.
   Чем больше поглощалось коктейлей, тем горячее становился спор.  Диллард
сразу уловил это, поспешил к гостям  и,  выполняя  миротворческие  функции
хозяина, умело перевел разговор на более общую политическую тему.
   - Оставляя в  стороне  вопрос  о  положительных  сторонах  договора,  -
вмешался он, - я готов держать пари, на разумных, конечно,  условиях,  что
на выборах в семьдесят  шестом  году  республиканцы  выставят  кандидатуру
генерала Скотта, и это будет вполне закономерно. У Скотта для  этого  есть
все. Если с договором ничего  не  выйдет,  все  вспомнят,  что  он  всегда
возражал против него. Если же договор окажется реальным  делом,  люди  все
равно будут озабочены вооруженными силами России обычного типа, и  сильная
личность, вроде Скотта, будет им импонировать.
   - Боже милосердный! - воскликнул Джирард. -  Я  уже  зримо  представляю
себе лозунг: "Скотт - знамя тысяча девятьсот семьдесят шестого года!"
   - Вам,  мальчикам  из  Белого  дома,  следовало  бы  воздерживаться  от
подобных шуточек, - заметил Прентис. - Я согласен  со  Стью.  Бесспорно  и
очевидно, что республиканцы выдвинут кандидатуру Скотта.  Если  бы  выборы
состоялись сегодня, он побил бы Лимена, не шевельнув для этого и пальцем.
   - Могу я, сенатор,  передать  ваши  наилучшие  пожелания  лидеру  вашей
партии? - слегка повысил голос Джирард.
   - Я говорю лишь о том, что есть на самом деле, - резко ответил Прентис.
- У нас нет ни малейшей возможности победить Скотта, сынок.
   Яркие лампы на веранде замигали, оповещая,  что  ужин  готов.  Фрэнсайн
собрала гостей и повела их в дальнюю часть сада, где повар в высоком белом
колпаке жарил бифштексы. К  бифштексам  подавался  поджаренный  картофель.
Гости расселись за столиками на  веранде;  около  каждого  прибора  стояла
бутылка пива и тарелка с салатом из свежих овощей.
   Соседкой Кейси  за  столиком  оказалась  Сара  Прентис,  жизнерадостная
полная дама, - в  Вашингтоне  она  занималась  главным  образом  тем,  что
поливала бальзамом раны тех, кого обижал ее муж.
   - Фред страшно переживает историю  с  договором,  -  заговорила  миссис
Прентис, - но он и без того большой поклонник вашего генерала Скотта.
   - Положим, он не совсем мой, - ответил Кейси  с  полагающейся  в  таких
случаях военному  человеку  объективностью.  -  Я  только  служу  под  его
началом.
   - Но разве вы не находите, что он душка?
   - Я нахожу, что он очень толковый генерал.
   - Ох уж эти мне морские пехотинцы! - засмеялась миссис Прентис,  словно
о чем-то вспомнив. - Разве могут они похвалить летчика!
   После  ужина  гости  вновь  заполнили  лужайку.  Кейси   отказался   от
предложенного виски в пользу еще одной бутылки превосходного светлого  эля
из погреба Дилларда. Но едва он сделал первый глоток, как к  нему  подошел
Прентис и, взяв за локоть, отвел в сторону.
   - А знаете, полковник, ведь я говорил  совершенно  серьезно,  когда  мы
болтали тут перед ужином.  Вы  счастливчик,  вы  работаете  для  человека,
которому верит вся страна и кто может вывести нас из хаоса.
   -  Я  офицер,  сенатор,  -  ответил  Кейси,  подчеркивая,  что  придает
разговору шутливый, как и принято на вечеринках, тон, -  а  вы,  по-моему,
старательно толкаете меня в пучину политики.
   - Не нужно дурачиться,  полковник,  -  рассердился  Прентис.  -  Страна
переживает тяжелое время, очень тяжелое. Офицер вы или нет,  прежде  всего
вы гражданин, а каждый гражданин обязан заниматься политикой.
   Кейси засмеялся, хотя этот разговор еще больше усилил его тревогу.
   - А знаете ли, -  сказал  он,  -  в  Аннаполисе  из  вас  не  вышел  бы
профессор. Сегодня я в штатском, но форма висит в моем гардеробе, и завтра
в семь ноль-ноль я снова надену ее.
   Прентис наставительно поднял палец и в  полумраке  сгущающихся  сумерек
внимательно посмотрел на Кейси.
   - Вот что? Как только представится возможность, обязательно  поговорите
с генералом Скоттом. Серьезно, полковник. Не сомневаюсь, он  рассматривает
ситуацию почти так же,  как  вы,  и  так  же,  как  ее  сегодня  оценивает
большинство настоящих американцев.
   Кейси не имел ни малейшего понятия, куда с такой  настойчивостью  тянет
его этот политикан, однако он не  собирался  следовать  за  ним  и  потому
переменил тему разговора.
   - Надеюсь, вас и миссис Прентис ожидает хороший отдых во время  каникул
сената? За ужином я забыл спросить у нее, куда вы намерены поехать.
   - Никуда. Я  буду  здесь.  У  меня  слишком  много  работы.  -  Прентис
оглянулся. - Кроме того, должен же кто-то  из  сената  быть  на  месте  на
случай... ну, на случай какой-нибудь там тревоги. Особенно в  субботу,  а,
полковник?
   Слово "тревога" застало Кейси врасплох.
   - Да, сэр, конечно. Мы всегда должны быть готовы ко всему,  -  смущенно
пробормотал он. Прентис похлопал его по плечу и отошел.
   Вечеринка уже  заканчивалась.  Кейси  разыскал  Мардж  и  вопросительно
взглянул на нее. Она утвердительно кивнула,  они  распрощались  и  прежним
путем, через парадную дверь, вышли на улицу...
   Кейси ехал домой, почти не  замечая  уличного  движения.  Нет,  но  как
все-таки Прентису стало известно о  тревоге?  Предполагалось,  что  о  ней
знают только восемь человек, и Прентис  не  входил  в  их  число.  Правда,
Прентису, как председателю сенатской комиссии по  делам  вооруженных  сил,
сообщали многое, однако на этот раз  Скотт  был  особенно  непоколебим  во
всем,  что  касалось  сохранения  секретности.  Если  знает  Прентис,  то,
возможно, знают и другие? Во всяком случае бесспорно одно: завтра утром он
обязан доложить обо всем Скотту.
   Мардж не переставая болтала о вечеринке.
   - Кто с тобой сидел за столиком, Джигс?
   - Миссис Прентис, жена сенатора. Милая дама, чего никак не скажешь о ее
супруге.
   - Я видела, что в конце вечеринки он долго разговаривал  с  тобой.  Что
ему надо?
   - Да  так,  обычные  сенатские  сплетни,  -  ответил  Кейси,  решив  не
вдаваться в детали.
   - Он из сенатской комиссии по делам вооруженных сил?..  Кстати,  Джигс,
ты просил напомнить о каком-то телефонном звонке.
   При свете уличного фонаря - они как раз проезжали  мимо  него  -  Кейси
взглянул на часы.
   - Фу  ты,  черт!  Слишком  поздно.  Придется  встать  завтра  пораньше,
позвонить с утра.
   Билл уже спал, когда они вернулись, а Дон еще был в кино.  Мардж  пошла
принимать ванну, а Кейси решил немного отдохнуть в гостиной  -  таков  был
заведенный порядок.  Зато  утром  первым  купался  он.  До  него  все  еще
доносился шум льющейся наверху воды, когда раздался телефонный звонок.
   - Папа? - послышался в трубке голос Дона. -  Послушай,  мы  только  что
вышли из кино, а у машины Гарри спустил баллон. Сейчас уже  поздно,  да  к
тому же воскресенье, я просто не знаю, что делать, а раз уж мы живем ближе
всех, то...
   - Я скажу вам, что делать: сменить колесо.
   - Папа! - воскликнул Дон с явным сожалением к  этим  взрослым,  которые
никогда ничего не понимают. - Да у Гарри нет запасного колеса!
   "Опять я должен отдуваться!" - подумал Кейси.
   - Вы где?
   Получив от  Дона  адрес  кинотеатра,  Кейси  поехал  по  Арлингтонскому
бульвару, решив прежде завернуть в  Форт-Майер.  Возможно,  Скотт  еще  не
спит, и он  доложит  ему  о  просьбе  начальника  штаба  английской  армии
перенести его прием завтра утром с 9:00 на 8:30.
   Широкие обрамленные вязами улицы старинного военного городка Форт-Майер
были мрачны и безлюдны.  Скотт  жил  в  доме  из  шестнадцати  комнат,  по
традиции предназначенном для  председателя  комитета  начальников  штабов.
Каменное здание корпуса N_6, возведенное лет  семьдесят  назад  в  грубом,
если не сказать безобразном,  стиле  офицерских  общежитии  того  периода,
раньше напоминало деревенскую богадельню,  а  после  капитального  ремонта
стало пригодным и даже удобным для жилья, хотя и не выглядело  элегантным.
Отсюда, с гребня холма, где был расположен корпус  N_6,  открывался  через
Питомак прекрасный вид на Вашингтон. Из своих окон на втором  этаже  Скотт
мог видеть расположенный внизу Капитолий, памятник Линкольну и  резиденцию
своего верховного главнокомандующего - Белый дом.
   Кейси свернул за угол и, оказавшись перед домом, резко сбавил скорость;
в свете фар блеснул ствол  винтовки  часового,  шагавшего  взад-вперед  по
тротуару. Яркий луч  выхватил  из  темноты  багажник  машины  "тандербэрд"
кремового цвета, стоявшей перед домом, и отразился в покрытом  специальной
краской номерном знаке. Он сразу бросился Кейси  в  глаза:  "Калифорния  -
ССША-1".
   "Позвольте, да ведь это машина Прентиса!" - чуть не вскрикнул Кейси. Он
взглянул на дом. Только в одном окне, там, где,  как  ему  было  известно,
находился кабинет Скотта, горел свет.
   Кейси  прибавил  скорость  и,  сделав  большой  круг,  объехал   машину
Прентиса. Если Скотт совещается с председателем комиссии сената  по  делам
вооруженных  сил,  он  вряд  ли  будет  доволен  вторжением  Кейси.  Лучше
позвонить ему пораньше утром.
   Выручив сына и двух его приятелей, которых  он  нашел  на  стоянке  для
автомобилей рядом с кинотеатром, и возвращаясь домой, Кейси не  переставал
думать о машине перед особняком Скотта. Он не знал, что Скотта и  Прентиса
связывают  приятельские  отношения,  хотя  вообще-то  генералу  так  часто
приходилось давать комиссии сенатора различные показания,  что  он  вполне
мог подружиться там на всю жизнь с целой дюжиной людей. Возможно,  Прентис
примчался  информировать  генерала  о  результатах  опроса,   проведенного
институтом Гэллапа. Скотт никогда не скрывал своего недовольства  Лименом.
Да и Прентис  сегодня  отзывался  о  президенте  довольно  резко,  хотя  и
числился одним из лидеров той же партии, к которой принадлежал  президент.
Но почему им нужно встречаться ночью? Кейси снова взглянул на  часы.  Пять
минут  первого.  Что  и  говорить,  поздновато  для  простой  политической
болтовни.
   А кроме того, Прентис знал - не хуже тех,  кому  положено  знать,  -  о
"Всеобщей красной". Что все это значит?
   Вернувшись домой, Кейси на всякий случай поставил будильник на  6:30  -
до семи он должен обязательно позвонить Скотту о встрече с англичанином  -
и устало подумал,  что  из-за  нежелания  заехать  к  Скотту  и  попросить
кого-нибудь передать генералу об этой встрече, он  не  доспит  по  меньшей
мере полчаса.
   Мардж зашевелилась, когда он укладывался в постель, но не проснулась. В
поисках удобной позы Кейси ворочался с боку на бок, ложился то лицом вниз,
то на спину, но сон упорно не шел к нему. Смутное беспокойство, охватившее
его утром, вернулось к нему посреди ночи, переросло в глубокую тревогу.
   - Что-нибудь стряслось, Джигс? - хриплым сонным голосом спросила Мардж.
   - Не знаю, родная, не знаю...



ПОНЕДЕЛЬНИК

   Еще только пытаясь нащупать кнопку будильника и прервать звонок,  Кейси
уже почувствовал, какой тяжелый день ему предстоит. Тупая боль  в  затылке
дала знать, что он не выспался, а горечь во  рту  напомнила  ему,  что  на
вечеринках он всегда курит раза в три больше, чем обычно.
   Душ принес некоторое облегчение. Кейси завернулся в простыню, вышел  из
ванной и позвонил Скотту домой. После второго звонка генерал снял трубку.
   - Докладывает полковник Кейси. Надеюсь, я не разбудил вас, генерал?
   - Нет, нет. Джигс, - совсем бодрым голосом ответил Скотт. - В чем дело?
   - Сэр Гарри Ланкастер попросил перенести встречу  на  восемь  тридцать,
сэр. Я согласился, полагая, что вы не будете возражать. Все нужные справки
я приготовлю к восьми ноль-ноль.
   - Прекрасно, Джигс.
   - Я хотел позвонить вчера, сэр, но запамятовал, а когда вспомнил,  было
уже поздно; я решил, что вы, возможно, спите, и подумал...
   - Да, да, вы правы, - прервал его Скотт. - Я рано лег  и  сразу  уснул.
Пожалуй, в половине одиннадцатого я уже спал. Давно не  спал  так  хорошо.
Спасибо, что позвонили, полковник.
   - Есть, сэр, - ответил Кейси и повесил трубку.
   "Если только я не видел все это во сне, мой дорогой генерал, -  подумал
Кейси, поднимаясь по лестнице, - то вы просто морочите мне голову, да  еще
как!"
   Почему Скотт сказал неправду? Кейси не помнил ни одного  случая,  когда
бы генерал солгал ему или хотя бы попытался солгать. Правда, Скотт  иногда
хитрил или, лучше сказать, проявлял осторожность с конгрессом  и  с  Белым
домом, но постоянно подчеркивал, что от подчиненных  у  него  нет  никаких
секретов.
   Да и зачем бы ему скрывать встречу с Прентисом? Сенатор, очевидно,  был
осведомлен о предстоящей тревоге. Возможно, верхи что-то задумали.
   Однако странно. Уж кому-кому, а ему,  Кейси,  начальнику  объединенного
штаба, по штату было положено знать все, что касается военных дел.  Именно
положено - это он знал наверняка.
   Из ванной выглянула Мардж; с ее лица капала вода.
   -  Передай  мне  простыню,  Джигс.  Сухую,  пожалуйста.   Когда-нибудь,
дорогой, ты, может быть, станешь богатым и знаменитым, и нам  не  придется
подниматься с петухами.
   За завтраком Кейси почти не разговаривал. Он так  напряженно  размышлял
над словами Скотта, что снова почувствовал боль в затылке,  хотя  от  кофе
она несколько притупилась. Он посмотрел первую страницу  утренней  газеты,
но  его  не  могла  заинтересовать  даже  теоретическая  статья  о  "новом
направлении" военной политики,  отвечающем  духу  нового  договора.  Мардж
тихонько ворчала.
   - Ты не выспался, Джигс, - заметила она.
   - Да, я мало спал, и все по вине Дона. Из-за какого-то дурацкого колеса
потерять целый час!
   Пять дней в неделю Кейси подавали служебную машину из гаража Пентагона.
Эта машина унылого оливкового цвета была одной  из  привилегий  начальника
объединенного штаба.  Это  позволяло  Мардж  пользоваться  их  собственным
автомобилем, а Кейси - пока  он  ехал  на  службу  -  успевал  прочитывать
утреннюю газету. Однако сегодня газета  лежала  неразвернутой  на  коленях
Кейси, а сам он подставлял  лицо  утреннему  ветерку,  врывавшемуся  через
опущенное боковое стекло. Когда он все же  развернул  газету,  его  взгляд
сразу  упал  на  неброско  набранный  заголовок:  "Вице-президент  намерен
посетить деревню своих предков". В заметке говорилось:

   "Как стало известно, вице-президент  Винсент  Джианелли,  вылетающий  в
среду  в  Италию  с  визитом  доброй  воли,  намерен  провести  уик-энд  в
уединенной горной деревушке, где родился его дед".

   Далее  давалось  описание  деревни  Корнилио,  расположенной  высоко  в
Апеннинах, к югу от Пармы. Деревушка  насчитывала  всего  несколько  сотен
жителей и лежала в горах, в конце грунтовой дороги. Джианелли  намеревался
провести пятницу и субботу в хижине своего деда и в воскресенье  вернуться
в Рим.
   Кейси  снова  подумал,  каким  благоприятным  для  проведения   тревоги
окажется следующий уик-энд; конгресс распущен на каникулы,  вице-президент
уедет в Италию. Никому из командующих и в голову не придет, что при  таких
условиях может состояться какая-то проверка  готовности.  Не  удивительно,
что комитет начальников штабов выбрал именно это время.
   Кейси приехал на службу в семь сорок пять. По привычке оглядев  себя  в
зеркало  в  туалетной  комнате,  он  собрал  информационные  материалы,  с
которыми  должен  был  ознакомиться  Скотт  перед   визитом   сэра   Гарри
Ланкастера, и по коридору кольца "Е"  отправился  в  кабинет  председателя
комитета начальников штабов. Ждать ему пришлось недолго:  через  несколько
минут в приемную вошел Скотт.
   - Доброе утро, Джигс, - поздоровался он. - Заходите.
   Наблюдая,  как  Скотт  достает  из  коробки  на   столе   и   аккуратно
раскладывает около большого зеленого пресс-папье  утреннюю  порцию  сигар,
Кейси не мог не восхититься своим шефом. Несмотря на свои пятьдесят восемь
лет, Скотт оставался военным с головы до ног. Чуть  загорелое,  почти  без
морщин, если не считать паутинки в уголках глаз, лицо. Рост футов шесть  с
лишним, вес около двухсот  фунтов.  Никто  бы  не  назвал  его  изнеженным
человеком. Очень густые с проседью волосы были аккуратно  зачесаны  набок.
Твердый подбородок и резко обозначенные скулы делали его  лицо  волевым  и
запоминающимся.
   Кейси разделял  мнение  тех,  кто  считал  Скотта  наиболее  популярным
военачальником после Дуайта Д.Эйзенхауэра. Почти тридцать  лет  журналисты
превозносили его - и как летчика-истребителя в годы второй мировой  войны,
сбившего в течение дня несколько "мессершмиттов", и как одного  из  первых
асов реактивной авиации  во  время  событий  в  Корее,  и  как  блестящего
командира  ВВС  в  Иране,  изобретательно   применившего   новую   тактику
авиационного прикрытия войск, что в какой-то мере восполняло недостаточную
боеспособность наземных частей.
   В журнальных статьях часто утверждалось, что в Скотте сочетаются лучшие
качества Эйзенхауэра и Макартура. Он обладает, говорилось в них,  теплотой
и добродушной улыбкой первого  и  в  то  же  время  суровым  патриотизмом,
блестящим умом и некоторой склонностью к позированию - второго.  Вместе  с
тем Кейси знал кое-что такое, чего не знало большинство журналистов. Скотт
был наделен чувством политической интуиции и обладал  широким  кругозором.
Кейси знал также, что Скотт  пока  не  допустил  ни  одной  сколько-нибудь
крупной ошибки военного или  политического  характера.  Осуждая  отношение
правительства  к  войне  в  Корее,  и  в  частности  запрещение  совершать
бомбардировочные рейды за Ялуцзян, он ухитрялся выражать  свой  протест  в
такой форме, что не  нажил  неприятностей,  так  пагубно  отразившихся  на
карьере Макартура. Соответствующие рекомендации  Скотта,  направленные  по
команде, не получали огласки до тех пор, пока кто-то  (Кейси  предполагал,
что Мердок)  несколько  месяцев  назад  не  разболтал  о  них  журналистам
газетного концерна "Скриппс-Говард". Скотт категорически  возражал  против
решения президента Фрейзиера добиваться мира в  Иране  и  не  подвергаться
риску ядерной войны, но и тут соблюдал необходимую  осторожность.  Никогда
не переходил он границ дозволенного и во всем,  что  касалось  договора  о
разоружении, хотя в качестве председателя комитета начальников штабов  мог
бы действовать открыто.
   Углубившись в работу, Скотт быстро просматривал  справочные  материалы,
временами смачивая большой палец и листая страницы.
   - На этот раз  англичане  предлагают  больше,  чем  просят,  -  наконец
заметил он. - Что вы думаете об их предложении перебросить  на  Окинаву  в
наше распоряжение воздушно-десантный полк?
   - Мне оно нравится,  сэр.  Шотландцы  -  первоклассные  солдаты,  а  их
командир - большой друг генерала Фарадея. Они быстро поймут друг друга.
   - Верно. Я упустил это из виду. По-моему, предложение дельное. Спасибо,
Джигс. Пожалуй, теперь я полностью в курсе дела.
   Кейси уже шел к двери, когда Скотт добавил:
   - Между прочим, передайте офицерам, составлявшим эти документы, что, по
моему мнению, они отлично справились со своей задачей.
   "Нет, вы только подумайте:  такой  прямой  человек  и  так  солгал  мне
несколько часов назад!" - Кейси осторожно закрыл  за  собой  дверь.  Скотт
погрузился в чтение кипы  подготовленных  для  него  бумаг.  Рабочий  день
председателя комитета начальников штабов начался.


   За рекой, в Белом доме, рабочий день  тоже  был  в  разгаре.  Президент
Джордан Лимен, как и его главный военный  советник  генерал  Скотт,  начал
пораньше и к половине девятого уже успел поработать  около  часа.  Разница
состояла в том, что Лимен все еще не встал с кровати. Вокруг него валялись
развернутые газеты. Лимен просматривал воскресные газеты  потому,  что  по
воскресеньям они публиковали много читательских писем  и  более  подробные
передовые статьи.
   Просмотрев пачку газет, он пришел к выводу,  что  настроение  в  стране
никак   нельзя   назвать   радужным.   Например,   в   передовице   газеты
"Конститьюшн", издававшейся в городе Атланте, говорилось:

   "...По мере  приближения  первого  этапа  разоружения  усиливается  наш
скептицизм в  отношении  России...  Мы,  конечно,  надеемся,  что  доверие
президента Лимена к Москве оправдается, но..."

   "Нью-Йорк таймс" в передовой, написанной в обычном для  нее  похоронном
тоне, заявляла:

   "...рискованную авантюру с ядерным разоружением мы поддерживали с очень
серьезными оговорками. Эти оговорки вовсе не были излишними,  если  судить
по  последним  сообщениям  официального  органа  Коммунистической   партии
Советского Союза "Правды"..."

   "Боже милосердный, - подумал Лимен,  -  можно  подумать,  что  во  всей
Америке очень  серьезные  оговорки  имелись  только  у  авторов  передовых
статей!" Он встал с кровати, прошел в большой, овальной  формы  кабинет  и
налил чашку кофе из только что принесенного кофейника.
   Через высокие окна, выходившие на  южную  сторону,  Джордан  Лимен  мог
видеть непрерывно катившийся по Конститьюшн-авеню  утренний  поток  машин.
"Забавно, - подумал он. - Люди, которые едут в этих автомашинах, работают,
как и я, в правительственных учреждениях. Я могу поручать им  любое  дело,
придумать для них должности или, наоборот, ликвидировать  их.  И,  однако,
они обладают властью погубить все, что сделано мною, -  по  ошибке,  из-за
халатности или даже умышленно".
   Он был президент и знаменитость, а они всего  лишь  жалкие,  никому  не
известные чиновники.  Но  именно  в  результате  своей  неизвестности  они
чувствовали себя в безопасности и имели массу друзей, а он благодаря своей
славе был уязвим и одинок.
   Лимен прочитал достаточно книг по истории  США  и  прекрасно  сознавал,
какое одиночество ждет его, едва он принесет присягу и  переедет  в  Белый
дом. Однако до вступления на пост президента его  опасения  на  этот  счет
носили отвлеченный характер, поскольку основывались  лишь  на  мемуарах  и
легендах. Ни чтение книг, ни советы предшественников не могли  подготовить
его к тяжкому бремени президентства. Джордан Лимен до сих  пор  не  забыл,
как он был потрясен и  подавлен,  когда  его  подробно  ознакомили  с  тем
механизмом, при помощи которого президент мог  в  роковой  момент  открыть
шлюзы ядерной войны.
   - Довольно, Лимен! - вслух сказал он себе и отхлебнул  глоток  горячего
кофе. - Расхныкался!
   Он взял с подноса утреннюю газету - слуга каждое утро оставлял ее рядом
с кофейником. Взглянув на первую  страницу,  он  сразу  увидел  заголовок,
который, как он и предполагал,  должен  был  рано  или  поздно  появиться:
"ПОПУЛЯРНОСТЬ ЛИМЕНА  УПАЛА  ДО  САМОГО  НИЗШЕГО  УРОВНЯ  ЗА  ВСЮ  ИСТОРИЮ
ПРОВЕДЕНИЯ ОПРОСОВ".
   В этом не было для  него  ничего  неожиданного.  Ожесточенный  характер
дебатов в сенате во время ратификации договора много раз  подчеркивался  в
газетах, что не могло не повредить ему в общественном  мнении.  Но  цифры,
которые еще вчера вечером сообщил секретарь, застали его врасплох, "Да, на
этот раз мы получаем  основательную  взбучку,  -  подумал  он.  -  Мы?  Не
увиливай от самого себя: ты. Ты!"
   Лимен вернулся в спальню, снял и бросил на пол пижаму  и  направился  в
ванную комнату - купаться и бриться. Он позволил себе еще  раз  на  минуту
задуматься над результатами проклятого опроса  и  снова  вслух  с  иронией
произнес:
   - Не унывай, мировой лидер! Не  забудь,  что  в  свое  время,  судя  по
результатам опроса "Литерери дайджест", президентом  должны  были  избрать
Элфа Лендона, а он провалился, да еще с треском.
   Минут через десять Лимен пошел завтракать. Пересекая большой  холл,  он
кивнул пехотному  уорент-офицеру  [уорент-офицеры  занимают  в  армии  США
промежуточное положение между офицерами и сержантами; по своему  правовому
положению они приравнены  к  младшим  офицерам],  сидевшему  у  двери  его
комнаты:
   - Доброе утро.
   - Доброе утро, господин президент.
   Ничто в заведенном распорядке дня так сильно не  угнетало  Лимена,  как
обмен утренними приветствиями с этими военными. Их было пятеро,  и  каждую
ночь, пока Лимен спал, один из них дежурил у его  двери.  В  течение  всей
ночи на коленях у него лежал портфель, а в нем небольшая  черная  шкатулка
со сложными шифрами, которые были  необходимы  президенту  при  объявлении
ядерной войны.
   По утрам, едва взглянув на  свою  "атомную  тень",  как  Лимен  называл
молчаливых и незаметных уорент-офицеров,  он  сразу  возвращался  к  своим
президентским будням, чувствуя себя так, словно нагим бросался  в  ледяную
воду. Однако со временем Лимен смирился с этим постоянным  напоминанием  о
ядерном кошмаре и обращал на него не больше внимания, чем на  трехдюймовые
бронированные стекла кабинета,  способные  защитить  его  от  пули  любого
сумасшедшего  со  снайперской  винтовкой.  Лимен  завтракал  в   маленькой
семейной столовой, отделанной  белыми  панелями,  и  теперь  был  озабочен
только тем, как научить этих  болванов  на  кухне  по-настоящему  готовить
грейпфрутовый сок. Кто-то постучал в дверь.
   - Я работаю для института Гэллапа, - заговорил посетитель,  подчеркивая
своим южным произношением, что он уроженец Джорджии, -  и  пришел  узнать,
что вы думаете о Джордане Лимене. Есть  же  кто-то,  кому  он  нравится...
Привет, господин президент!
   Реймонд Кларк улыбался такой же широкой,  как  и  вся  его  физиономия,
улыбкой; казалось, он улыбался даже складками кожи под подбородком.  Лимен
громко рассмеялся. Как всегда, настроение  у  него  улучшилось  при  одном
только появлении  младшего  сенатора  от  штата  Джорджия  -  его  частого
компаньона во время завтрака.
   - Запишите, что я еще не решил, - в тон ему ответил Лимен. - А  что  вы
сами думаете?
   - Я? По-моему, он умный старик, но несколько опережает свою эпоху,  вот
и все. - И тут же уже обычным, без южного акцента голосом  добавил:  -  Но
ничего, Джорди, все обойдется.
   Официант подал яичницу с беконом, подсушенный хлеб и свежий кофе, и они
принялись за еду. Лимен мысленно спросил  себя,  понимает  ли  Кларк,  как
много значит для него их дружба. Среди всех  друзей  Лимена  в  Вашингтоне
Кларк занимал особое место, их тесная дружба была прежде всего  личной,  а
уж потом - по стечению обстоятельств - политической.
   Широкая  публика  знала  Рея  Кларка  как  политического   антрепренера
Джордана Лимена и  человека,  заключившего  сделку  с  губернатором  штата
Нью-Йорк Винсентом Джианелли. Убедившись, что у него нет дальнейших шансов
быть выставленным на пост президента, Джианелли  согласился  дать  команду
всем своим сторонникам поддержать  Лимена.  И  действительно,  кандидатура
Лимена была принята в Чикаго уже после третьего тура голосования.
   Но никто не знал, что лет за двадцать до этого Кларк преподнес Джордану
Лимену куда более ценный подарок.
   Произошло это в Корее, где оба они, офицеры, призванные в 1951 году  из
резерва, командовали расположенными плечом  к  плечу  пехотными  взводами.
Однажды туманным утром, когда они, получив инструктаж перед  наступлением,
только что вернулись в траншею, Лимен вдруг сдал: зубы у него  стучали  от
озноба, в глазах стояли слезы беспомощности, он впал  в  состояние  полной
физической и моральной прострации.
   Кларк слегка подтолкнул его:
   - Возьми себя в руки, мой мальчик янки. - Он назвал  своего  дружка  из
Огайо так, как южане уже давно называли северян. - Пошли-ка!
   Лимен даже не шевельнулся.
   - Черт побери, Джорди,  довольно!  -  решительно,  но  тихо,  чтобы  не
услышали солдаты, сказал Кларк.
   И снова ни звука, ни движения.
   Кларк встал между Лименом и солдатами, заставил его войти в  блиндаж  и
раза четыре с силой ударил по щекам. С полминуты они стояли  нос  к  носу,
пожирая друг друга взглядами.
   - Ну, теперь ты пришел в себя, Джорди? - спросил Кларк.
   - Да, Рей. Пошли.
   В тот день Кларк был ранен в руку осколком мины;  это  произошло  почти
сразу  после  того,  как  Лимен  лично  подавил  гранатами  два   пулемета
противника и обеспечил обоим подразделениям успех  атаки.  При  первой  же
возможности Лимен разыскал полевой госпиталь, куда эвакуировали Кларка.
   - Рей, - заговорил он, - я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал
для меня вчера утром. Ты вздул меня и тем самым спас не только жизнь, но и
еще кое-что поважнее.
   - Знаешь, Джорди, - ответил Кларк, волнуясь и понижая  голос,  так  как
госпитальная палатка была переполнена, - что касается меня, то я ничего не
видел и не слышал. С тобой произошло то же, что  происходит  с  миллионами
других, и если ты действительно умен, в чем я не  сомневаюсь,  то  начисто
выбросишь из головы все, что случилось. Я никогда не заикнусь об этом - ни
тебе, ни другим.
   И Кларк сдержал слово. Больше того, всякий  раз,  когда  Лимен  начинал
вспоминать тот инцидент, Кларк переводил разговор на другую тему. О чем бы
ни шла речь, он старательно избегал выражений, которые могли бы  напомнить
Лимену то утро, и никогда больше не называл его "мальчик янки".
   Однако сам Лимен, несмотря на все свои  старания,  не  выполнил  совета
Кларка все забыть. Случай на фронте еще долго преследовал его во сне. Даже
сейчас раз или два в год  он  снова  переживал  все  случившееся  в  своих
сновидениях. Ни тесная политическая связь  с  Кларком,  ни  их  постоянное
дружеское общение не помогли ему забыть прошлое.  Всегда  в  самые  острые
политические моменты под руками был Кларк - и когда  Лимен  баллотировался
на пост губернатора штата Огайо и надо было произнести  решающую  речь,  и
когда его выдвинули кандидатом в президенты, и в тот зимний вечер прошлого
года, когда Лимен  решил  уломать  несговорчивый  сенат  и  заставить  его
утвердить договор о разоружении. Лимен не признавался  даже  самому  себе,
как он, Кларк, нужен ему. Всякий раз, обращаясь к своему другу за помощью,
он находил для этого все новые причины: то  способность  Кларка  принимать
правильные решения, то его заразительный юмор, то его  здравый  смысл,  то
его общительность. Как  бы  то  ни  было,  в  нужное  время  Кларк  всегда
оказывался на месте.
   Президент стряхнул с пальцев крошки хлеба и возобновил разговор.
   - Я солгал бы тебе, Рей, если бы сказал, что мне безразличны результаты
опроса. Это не так. Однако я уверен, что заключение договора было разумным
делом. Посмотрим, что покажет опрос осенью этого года.
   - Не спорю, господин президент... Джорди... сэр.  Если  нас  попытаются
обмануть, мы снова начнем делать  бомбы.  В  любом  случае  к  осени  ваше
положение упрочится, - ответил Кларк, умышленно произнося отдельные  слова
с южным акцентом.
   - А знаешь, Рей, если бы я не знал тебя так хорошо, то  решил  бы,  что
Джордж Бернард Шоу писал свою Элизу Дулитл с  тебя.  Как  ты  определяешь,
когда нужно и когда не нужно употреблять этот жаргон бродяг?
   - Человек должен все время практиковаться в своем  искусстве,  господин
президент, - с ленивой улыбкой протянул Кларк. - У себя  в  Джорджии  я  -
простой деревенский парень, отчаянно пытающийся не  допустить  возвращения
Шермана. А в Вашингтоне - воспитанник юридического факультета Гарвардского
университета, практикующийся в искусстве управлять государством.
   - Ну  хорошо,  хорошо,  профессор.  Может,  теперь  ты  прочитаешь  мне
коротенькую лекцию о настроениях в сенате, имея в виду мою программу?
   - Я пока еще  не  вполне  уверен,  господин  президент,  но,  по-моему,
положение довольно щекотливое. Пожалуй, было  бы  целесообразнее  отложить
крупные законопроекты в области внутренней политики до следующего года.  Я
понимаю, что надвигаются  выборы,  но  мы,  сенаторы  Соединенных  Штатов,
несколько обижены бесцеремонным обращением с нами во время конфликта из-за
договора.
   - Сказано, как и подобает настоящему сенатору, Рей. Но разве ты-то  сам
не несешь никакой ответственности за это бесцеремонное обращение?
   - Не помню,  господин  президент.  Возможно,  я  и  просветил  немножко
кое-кого из своих коллег, но  не  больше.  Во  всяком  случае,  начинаются
двухнедельные  каникулы,  и  никакой  особенной  работы  в  Капитолии   не
предвидится. Я тоже буду  свободен  с  завтрашнего  дня,  после  заседания
комиссии по делам вооруженных сил, где выяснится, останется ли  что-нибудь
от нашей обороны, когда вы лишите страну ядерных бомб.
   - Скотт тоже там будет?
   - Да, сэр. Джентльмен Джим  сделает  общий  доклад,  а  затем  выступит
представитель военно-морских сил.
   - Ну,  если  Прентис  даст  Скотту  повод  снова  критиковать  договор,
внимательно послушай его. Если он скажет  что-нибудь  интересное,  позвони
мне.
   - Конечно позвоню, - пообещал  Кларк,  вставая  из-за  стола.  -  Между
прочим, что слышно от Дорис и Лиз?
   - Дорис вчера вечером звонила из  Луисвилла.  Лиз  ждет  ребенка  через
день-другой, и уж безусловно  на  этой  неделе.  Будущие  деды.  Рей,  уже
волнуются.
   Элизабет,  единственная  дочь  Лименов,  вышла  замуж  за   неделю   до
вступления отца на пост президента.
   - А малыш появится весьма кстати, - заметил Кларк. - Зачем нам упускать
возможность, которую можно использовать для повышения вашей популярности в
стране?
   - Лиз - замечательный маленький политик, - с нежностью сказал Лимен.  -
Она неплохо рассчитала время рождения ребенка.
   - Передайте Дорис и Элизабет мой привет.
   Друзья направились в  западное  крыло  здания.  Лимен  свернул  в  свой
кабинет, а Кларк неторопливо прошествовал через гостиную.  В  этот  ранний
час  здесь  оказалось  только  два   репортера,   интересующихся   мнением
президента  о  результатах  последнего  опроса,  проведенного   институтом
Гэллапа.
   - Я не знаю,  что  думает  президент,  -  ответил  Кларк,  и  лицо  его
расплылось в ленивой улыбке, - но вы можете сослаться на меня, если у  вас
нет другого материала. Двадцать девять процентов людей  все  еще  считают,
что в сорок восьмом году Дьюи победил Трумэна.


   Лимен сидел за огромным письменным  столом  в  своем  кабинете.  Спустя
минуту после его прихода из двери соседней комнаты выглянул Поль  Джирард.
Лимен посмотрел на него и укоризненно покачал головой.
   - Судя по вашим глазам, вы поздненько легли спать, - заметил он. -  Где
вы были вчера вечером?
   - В стане врага, - ответил Джирард,  угрюмо  качая  большой  некрасивой
головой. - Я обедал или, точнее говоря, пил в  доме  Стьюарта  Дилларда  -
представителя "Всеамериканской корпорации по производству инструментов".
   - Будьте осторожны, - с напускной суровостью и в то же время  ухмыляясь
сказал Лимен. - Не забудьте, что произошло  с  Шерманом  Адамсом  и  Мэтом
Конолли.
   - Если вчера вечером  я  и  давал  кому-то  какие-нибудь  обещания,  то
сегодня уже ничего не помню. К тому же большую часть времени мне  пришлось
выслушивать заверения этого ублюдка Прентиса в его вечной преданности вам.
   - Представляю! Во всяком случае, мы можем утешаться хотя бы тем, что  и
все остальные терпеть его не могут.
   - Судя по тому, как Прентис отзывался вчера вечером о генерале  Скотте,
они прямо-таки обожают друг друга, - проворчал Джирард.
   Джирард достал из кармана белую карточку размером пять на семь дюймов и
положил ее в папку на столе Лимена.
   - Список встреч на сегодня, господин президент. Первый на очереди Клифф
Линдсей. Его время - восемь сорок, он уже ждет полторы минуты.
   - Задержите его еще минуты на две, Поль. Я хочу позвонить кое-куда.
   Джирард пошел к себе, а Лимен включил телефон внутренней связи.
   - Эстер?  Соедините  меня,  пожалуйста,  с  вице-президентом.  Да,  он,
вероятно, еще дома.
   Рядом с телефоном замигала  красная  лампочка,  и  Лимен  нажал  нужную
кнопку.
   - Вине?.. Да, я знаю. И это я тоже видел. Как  вы  посмотрите,  если  я
приглашу вас на ленч? Мне хочется, чтобы  вы  подбодрили  меня...  Я  хочу
поговорить  кстати  и  о  вашей  поездке...  Вас  устроит   в   двенадцать
тридцать?.. Ну и чудесно. Спасибо, Вине.
   Президент   АФТ-КПП   [Американская   федерация   труда   и    Конгресс
производственных профсоюзов (АФТ-КПП) - крупнейшее профсоюзное объединение
США, созданное в 1955 г. в  результате  слияния  существовавших  до  этого
раздельно организаций АФТ и КПП] Клифф Линдсей слегка  поклонился  Лимену,
когда Джирард ввел его в кабинет. Он молча пожал протянутую ему руку и сел
в предложенное кресло.
   - Вы просили меня приехать, господин президент? - ничего не  выражающим
тоном спросил Линдсей.
   - Да,  Клифф,  просил.  Забастовка  на  ракетных  заводах  кажется  мне
совершенно бессмысленной. Рабочие получают хорошую зарплату, и я  не  вижу
особых причин к недовольству. Возможно,  существуют  какие-то  неизвестные
мне причины, и я подумал, что вы можете проинформировать меня о них.
   - Вы знаете о событиях только со слов министра труда,  -  сухо  ответил
Линдсей. - А мы не считаем его мнение объективным.
   - Вы хотите сказать,  что  он  слишком  склонен  поддерживать  интересы
рабочих? - улыбнулся Лимен.
   - Если вы, господин президент, склонны обратить все в  шутку,  то  могу
заверить вас, что исполнительный совет нашей организации  смотрит  на  это
дело совершенно иначе.
   - А я могу заверить вас, что нам некогда шутить, - резко ответил Лимен.
- Я хочу узнать от вас, почему бастуют рабочие.
   - Никакого секрета,  господин  президент.  Речь  идет  о  разграничении
функций  отдельных  профсоюзов.  Листопрокатчики  поспорили   с   рабочими
алюминиевых  заводов,  шоферы  приняли  сторону  листопрокатчиков,   и   в
результате перед предприятиями появились пикеты. Конечно, хорошего во всем
этом мало, но  ваш  министр  труда  не  имеет  права  обвинять  рабочих  в
безответственности. Ему прекрасно известно, что  так  людей  не  заставишь
вернуться на работу.
   - Министр сделал такое заявление с моего согласия. Клифф,  мне  надоела
позиция вашей организации - или все, или ничего.
   Лицо Линдсея сохраняло спокойствие, но его голубые глаза гневно  бегали
по комнате.
   - Видите ли, - медленно произнес он, - если  на  прошлых  президентских
выборах наша позиция по отношению к вам была "все", то в следующий раз она
может оказаться "ничего".
   - Если это  угроза,  то  вы  для  нее  выбрали  плохое  время.  Русские
внимательно следят за нами в связи с договором, и мы обязаны проявить хоть
какое-то единство.
   - Мне потребуется время, чтобы утрясти все, - не так агрессивно, но все
еще жестко ответил Линдсей.
   - Даю вам время до понедельника на будущей неделе. Если к этому времени
вы не урегулируете положение, мне придется дать министру юстиции  указание
возбудить дело в суде [принятый конгрессом США в 1947 г. и действующий  до
настоящего времени антирабочий закон Тафта-Хартли значительно урезал права
и свободы профсоюзов; он, в частности, предоставил судебным органам  право
выносить  решения  о  прекращении  забастовок;  этот  закон   неоднократно
применялся правящими кругами США для срыва крупных забастовок американских
трудящихся].
   Лимен проводил Линдсея до двери. Профсоюзный деятель  пожал  протянутую
ему руку, но снова промолчал, и Лимен сделал вид, что  не  заметил  этого.
Клифф был неплохим человеком, но и у него были свои трудности.
   По внутреннему телефону Лимен вызвал Джирарда:
   - Поль, передайте этим людям из Западной Виргинии, что на торжествах по
случаю Дня цветов вместо меня будет присутствовать министр внутренних дел.
Объясните  им,  что  у  меня  срочное   заседание   Национального   совета
безопасности или что-нибудь другое.
   - А в действительности, господин президент?
   - Черт возьми! Мне нужно решить, как действовать дальше, а для этого  я
должен подумать - хотя бы в виде исключения.
   Джирард усмехнулся и  отвесил  легкий  поклон.  Лимен  не  знал  никого
другого, чья улыбка была бы одновременно такой циничной и такой теплой.
   - Понимаю, босс, - ответил  он.  -  Время  от  времени  это  необходимо
каждому из нас.
   Джордан Лимен не сомневался, что был прав в разговоре с Линдсеем и  что
их беседа принесет положительные результаты,  и  все  же  чувствовал  себя
раздраженным и неудовлетворенным. "Я занял пост президента, - думал он,  -
в то время,  когда  Соединенные  Штаты  из-за  грубейших  ошибок  в  Иране
растеряли почти весь свой престиж. Требовалось  что-то  предпринять,  и  я
предпринял.  Я  начал  переговоры  о  заключении  договора   по   ядерному
разоружению и успешно довел их  до  конца,  что  не  удавалось  ни  одному
президенту США. И чем же меня отблагодарили?  Профсоюзы  мной  недовольны.
Бизнесмены всегда относились ко мне  враждебно,  а  теперь,  когда  отпала
необходимость в производстве ядерных боевых частей и нужно заняться чем-то
иным, прямо-таки взбешены. Ну а если верить опросу Гэллапа,  публика,  что
бы она собой ни представляла, тоже недовольна".
   Лимен не мог понять явно  враждебного,  казалось,  отношения  страны  к
договору. Ни он, ни  члены  его  правительства  не  могли  забыть  чувства
облегчения, охватившего не только  всю  страну,  но  и  весь  мир  в  день
подписания договора. Какой-то фотограф  снял  советского  премьер-министра
при выходе из американского посольства в Вене  после  продолжавшегося  всю
ночь заседания. Небритые, утомленные заключительным этапом торга  Лимен  и
русский, стоя на ступеньках крыльца, пожимали друг другу руки, а  утреннее
солнце заливало своими лучами эту сцену и обещало наступление нового  дня.
Фотография обошла все газеты мира. Люди смотрели на нее и чувствовали, что
на них перестает давить это тяжкое бремя  -  вечный  страх  перед  ядерной
катастрофой.
   Однако позже стали распространяться другие  настроения.  Только  теперь
Лимен начал понимать, как чувствовал себя Вильсон после  Версаля.  Сколько
ни объясняй с трибуны и в частном  порядке,  что  в  соглашении  тщательно
оговорены  твердые  гарантии,  все  равно  находились  люди,  будоражившие
общественное мнение криками об "умиротворении" и "продажности".  Прения  в
сенате в связи с ратификацией договора открыли перед каждым  сенатором  из
числа   "бешеных"   неограниченную   возможность   для   демагогии.   Люди
забеспокоились, словно вместе с прекращением производства бомб Соединенные
Штаты лишались источника существования.
   Лимен сожалел о непостоянстве общественного мнения, что  проявилось  не
далее чем сегодня утром, и по-прежнему верил, что  в  конце  концов  народ
поймет его. Он часто задумывался над этим на протяжении всей своей карьеры
- районный прокурор, сенатор  штата,  прокурор  штата,  губернатор  штата,
президент. Вопрос:  на  чем  основана  ваша  уверенность,  что  избиратели
разумно используют власть, которой они пользуются в США? Ответ:  не  знаю,
но в конечном итоге так получалось всегда. Уже не одно  десятилетие  Лимен
ломал себе голову над этой  проблемой.  В  окнах  его  кабинета  часто  до
глубокой ночи горел свет, - поудобнее  устроившись  в  мягком  кресле,  он
читал все, что было написано  о  деятельности  американских  правительств,
начиная от  писем  Джефферсона  и  кончая  отчетами  о  пресс-конференциях
Эйзенхауэра. Он редко уходил  по  вечерам  из  кабинета,  не  захватив  из
книжного шкафа очередной том с печатными работами президентов.
   Врожденная любознательность, заставлявшая Лимена с такой настойчивостью
изучать эти проблемы, и  приобретенные  познания  помогли  ему  выработать
столь пригодившиеся сейчас уравновешенность и самообладание. Он мог  выйти
из себя, но никогда не  принимал  в  таком  состоянии  ни  одного  важного
решения. Приводя в отчаяние своих помощников, он долго взвешивал все  "за"
и "против", но, приняв решение, уже никогда от  него  не  отступал.  Лимен
твердо придерживался этой тщательно продуманной линии и вместе с тем  умел
отдавать  должное  своим  противникам  -  не  из  излишней  скромности,  а
вследствие широты кругозора, хотя  другие  не  всегда  это  понимали.  Он,
например, мог откровенно признать, что  при  определенных  обстоятельствах
генерал Скотт или министр финансов Кристофер Тодд, мозг его кабинета, были
бы более уместны в роли президента. Но хотя в таких  случаях  Лимен  и  не
добавлял вслух, что в сложившихся обстоятельствах он считает себя фигурой,
более подходящей для  президентского  кресла,  про  себя-то  он  рассуждал
именно так. И все же те, кто слышали его высказывания,  иногда  спрашивали
себя, не страдает ли он  отсутствием  уверенности  в  своих  силах.  Лимен
когда-то и сам размышлял над этим, но, если  бы  его  спросили  прямо,  он
ответил бы, что это не так. Однако никто не задавал ему таких  вопросов  -
тем, кто общается с президентом Соединенных Штатов  Америки,  не  пристало
его расспрашивать, так что они оставляли вопрос при себе, как, очевидно, и
широкая публика.
   Безусловно, Лимен был более сложным человеком, чем могло показаться при
беглом ознакомлении с его биографией, говорящей о непрерывных политических
победах на всех выборах, где он  выставлял  свою  кандидатуру,  и  об  его
непревзойденном мастерстве в закулисной политике.  Он  добился  выдвижения
своей кандидатуры на пост президента  в  результате  сделки  с  человеком,
который явился  на  партийный  съезд  в  Чикаго,  располагая  обеспеченным
большинством голосов в итоге первой баллотировки.  Лимен  в  сопровождении
Кларка без  лишних  слов  поднялся  на  грузовом  лифте  в  комнату  Винса
Джианелли и прямо сказал ему, что тот никогда не добьется выдвижения своей
кандидатуры на пост президента. Джианелли возмутился и начал  спорить,  но
Лимен - он, конечно, все заранее  тщательно  продумал  -  так  убедительно
объяснил ему обстановку, что вскоре неясным остался  только  один  вопрос:
согласится   ли   губернатор    Нью-Йорка    баллотироваться    на    пост
вице-президента. Прошел час, и Джианелли согласился.
   Предвыборную борьбу Лимена против президента  Эдгара  Фрейзиера  в  том
году, собственно, и нельзя было назвать борьбой. Он выиграл ее уже в самом
начале с помощью одной-единственной фразы, произнесенной в  речи  о  своем
согласии баллотироваться: "Мы будем спорить до  бесконечности,  но  отныне
никогда, нигде и никому не уступим  ни  клочка  нашего  свободного  мира".
Республиканцам так и не удалось преодолеть всеобщего  недовольства  народа
войной в Иране. В частных беседах они издевались над Лименом и  Джианелли,
обзывая одного  из  них  фараоном,  а  другого  макаронником,  и  пытались
использовать против демократов деятельность Лимена в прокуратуре в Огайо и
национальность  Джианелли.  По  подсчетам   специалистов,   республиканцы,
прибегая в предвыборной кампании к подобным оскорблениям, потеряли  больше
голосов избирателей, чем приобрели. Впервые  после  Эйзенхауэра  кандидаты
демократов победили во  всех  штатах,  за  исключением  семи,  подавляющим
большинством голосов.
   "Да, - думал Лимен, - полтора  года  назад  я  победил  в  сорока  трех
штатах. А сегодня не смог бы победить и в десяти, хотя  и  пытаюсь  что-то
сделать для страны".
   Он прошел в туалетную комнату, освежил лицо  холодной  водой  и  насухо
вытерся.
   - Послушай-ка, Лимен, - вслух сказал он, -  ты  ведь  еще  жив,  старый
петух. Ты добьешься успеха. Обязан добиться.
   "Опять завел свое, - продолжал он уже про себя,  следя  за  тем,  чтобы
даже в мыслях его речь звучала властно. - Перестань,  Джорди.  Ты  ставишь
себя в нелепое положение".
   Лимен   вернулся   к   письменному   столу   и   углубился   в   чтение
разведывательных сводок, оставленных адъютантом. Незнакомый человек принял
бы его сейчас за университетского профессора. Ему было пятьдесят два года,
на его несколько удлиненном, почти гладком лице  бросались  в  глаза  лишь
несколько  глубоких  морщин.  В  курчавых,  редеющих  у   висков   волосах
серебрились седые пряди. Он еженедельно подстригался и часто причесывался,
и все же его жесткие волосы были постоянно взлохмачены.  На  крупном  носу
держались очки в бесцветной пластмассовой оправе. Невысокий,  около  шести
футов ростом, он казался неуклюжим, возможно петому, что  при  всей  своей
худощавости имел крупные руки и ноги. Никто не назвал бы его красивым,  но
зато при первом же взгляде он вызывал доверие, и ни один политик не мог бы
пожелать для себя лучшей внешности.
   Президент  перечитал  и  подписал  первую  пачку   бумаг,   оставленных
секретарем, и отложил несколько подготовленных к подписи писем,  собираясь
продиктовать их заново. Он уже занялся новой кипой почты, когда в  кабинет
вошла Эстер Таунсенд. Она начала работать с Лименом  еще  в  бытность  его
прокурором штата Огайо, вместе с ним перешла в дом губернатора,  а  затем,
естественно, и в Белый дом. Никто из аппарата Джордана  Лимена  не  изучил
его так хорошо, как эта  высокая  блондинка  со  светло-карими  глазами  и
спадавшей на лоб прядью волос. Она знала Лимена настолько хорошо, что  ему
лишь в редких случаях приходилось давать ей какие-либо разъяснения. В свою
очередь и он доверял ей так, что никогда не сомневался в  правильности  ее
решений.
   - Прибыл вице-президент, - доложила Эстер. - Вы еще хотите побыть один?
   - Нет, Эстер, спасибо. Сегодня  я  уже  достаточно  поработал  мозгами.
Скажите, пусть ленч подадут сюда.
   За ленчем оба они посетовали  по  поводу  явного  падения  популярности
руководимого ими правительства.
   - Я еще не убедил страну в  необходимости  договора,  Вине,  -  заметил
Лимен, - слишком долго мне пришлось увещевать сенат. К вашему  возвращению
из Италии я подготовлю  план.  Не  беспокойтесь,  мы  выберемся  из  этого
положения. Мы можем и обязаны это сделать,  потому  что  правда  на  нашей
стороне.
   - Я ни в  чем  вас  не  виню,  господин  президент.  Результаты  опроса
института Гэллапа на этот раз отрицательные. Ну  и  что?  В  жизни  всякое
бывает. Месяца через два вы станете героем.
   - А вы. Вине, станете героем уже на этой неделе. Подумать только!  "Наш
земляк, сделавший карьеру!" - Лимен послал ему воздушный  поцелуй.  -  Как
вам удалось придумать этот уик-энд в деревне деда? Блестящая идея!
   Вине широко улыбнулся, подмигнул и замахал руками, не забывая вместе  с
тем отправлять  в  рот  куски  мяса.  Лимен  никак  не  мог  привыкнуть  к
неиссякаемому аппетиту Джианелли  и  к  торопливости,  с  которой  он  его
удовлетворял. Впрочем, Вине  как-то  заметил:  "Если  бы  вы  нуждались  в
человеке с аристократическими манерами, вам  следовало  баллотироваться  с
кем-нибудь из Принстона и... потерпеть поражение".
   - Ну, плоды-то буду пожинать я, а идею знаете кто подал?  Прентис,  вот
кто! Я намечал провести субботу в Корнилио и  выступить  там  с  небольшой
речью. В прошлую пятницу Прентис встречает меня в гардеробе и  спрашивает,
что я намерен делать на родине моих предков. Я коротенько рассказал. Ни  с
того ни с сего он тычет  пальцем  мне  в  лицо,  как  обычно,  и  начинает
напевать всякую дребедень о традициях,  чувствах,  о  голосах  американцев
итальянского происхождения. Подумать только, говорить мне  подобные  вещи!
Потом  спрашивает,  почему  бы  не  усилить  всю  эту  трескотню  о   моем
возвращении на родину и не провести  там  пару  деньков?  От  кого  бы  ни
исходила  такая  мысль,  предложение   мне   понравилось.   Я   немедленно
согласился, а вчера мои ребята "нечаянно" проболтались газетчикам.
   - Прентис, конечно, умен, - сухо согласился Лимен. -  Он  причинил  нам
уже немало неприятностей из-за договора.
   -  Ничего,  он  тоже  займет  правильную  позицию,  когда  все  немного
утрясется. Уж я-то знаю. Я тоже не  доверяю  этому  мерзавцу,  но  хорошая
мысль остается хорошей, кто бы ее ни подал. Так?
   -  Так,  Вине.  Ваша  поездка  в  эту,  как  ее  там,  деревню   просто
очаровательна.
   - Какое тут очарование? Трескотня, и все, - возразил Джианелли.
   - Трескотня так трескотня, - улыбаясь, согласился Лимен. - Нам сейчас и
трескотня пригодится.
   Они  заговорили  о  различных  политических  сплетнях.  Часто  бывая  в
кулуарах сената и у спикера  палаты  представителей,  Джианелли  регулярно
снабжал Лимена полезной, хотя и не очень солидной информацией.
   Вице-президент расправился с мороженым, похлопал себя по животу и встал
из-за стола.
   - Не унывайте, шеф. Теперь дела должны пойти хороша.  -  Он  помахал  с
порога: - Арриведерчи, господин президент.


   Выйдя от генерала Скотта, Кейси занялся своими служебными делами в  том
строгом порядке, в котором обычно начинал  свой  день.  Пока  председатель
комитета начальников штабов беседовал с  сэром  Гарри  Ланкастером,  Кейси
читал различные сообщения, запросы, подтверждения о получении  приказов  -
почту, поступившую после его ухода со вчерашнего  дежурства.  Отобрав  все
то, что требовалось доложить лично Скотту, и добавив бумаги, полученные  в
воскресенье, Кейси вскоре после ухода начальника  штаба  британской  армии
вновь направился в кабинет в коридоре "Е".
   Скотт в благодушном настроении попыхивал первой за день сигарой.  Кейси
даже показалось, что он чувствует исходящее  от  генерала  сияние,  словно
стоит на пляже в первых жарких лучах  утреннего  солнца.  Редкий  человек,
оказавшись в обществе Скотта, мог устоять перед его обаянием.
   - Глядя на вас, Джигс, можно подумать, что вы с  похмелья,  а  ведь  вы
вчера дежурили.
   - Вчера вечером, генерал,  мы  с  Мардж  были  в  гостях.  У  Диллардов
собралась вполне приличная компания. По-моему, вы встречались  с  ним.  Он
представляет  интересы   "Всеамериканской   корпорации   по   производству
инструментов".
   - Я знаю кого-нибудь из гостей?
   - Да, сэр. Мне кажется, главными гостями были Поль  Джирард  из  Белого
дома и сенатор Прентис.
   Скотт принялся внимательно рассматривать  тоненькую  струйку  сигарного
дыма, извивающуюся в капризных потоках кондиционированного воздуха,  затем
тихонько рассмеялся.
   - Не сомневаюсь, - заметил он, - что они устроили там  целую  дискуссию
по поводу договора. Прентис, конечно, защищал нашу точку зрения?
   - Он был довольно откровенен, сэр, и высоко отзывался о вас.
   "Зачем он спрашивает меня  об  этом?  -  недоуменно  подумал  Кейси.  -
Несомненно, Скотт уже говорил об этом с Прентисом вчера вечером у себя  на
квартире".
   Не зная, как вести себя дальше, Кейси перешел к делам.
   - Вот здесь папка с сообщениями, генерал... Кстати, сэр, не найдете  ли
вы целесообразным пригласить несколько  конгрессменов  для  наблюдения  за
проведением  "Всеобщей  красной"?  Наш  престиж  в  Капитолии  отнюдь   не
пострадает, если руководство конгресса удостоверится, как четко  мы  можем
работать, если нужно.
   Скотт положил на стол руки с широко раздвинутыми пальцами и так  крепко
прижал их, что побелели ногти. Кейси  давно  уже  подметил  у  Скотта  эту
подсознательную манеру тренировать мышцы рук:  он  то  сжимал  кулаки,  то
давил ладонями на какой-нибудь предмет, то с силой нажимал  одной  ладонью
на другую.
   Прежде чем ответить,  Скотт  посмотрел  на  Кейси,  потом  взглянул  на
потолок.
   - Нет, Джигс. Я хочу проверить не только нашу готовность, но и то,  как
мы умеем хранить тайну. Сейчас в конгрессе никто ни о чем не  подозревает,
и нужно, чтобы и дальше все сохранялось в строжайшем секрете.
   Кейси хотел сказать, что сенатору Прентису уже известно  о  предстоящей
тревоге,  но,  снова  вспомнив  о  странной  встрече  накануне  вечером  в
Форт-Майере, решил промолчать.
   - Время для "Цистерны", - заметил Скотт, взглянув на часы.  -  Пойдемте
со мной, немного  подождете  там.  Возможно,  у  нас  возникнут  кое-какие
вопросы и потребуется ваша помощь.
   "Цистерной" называли большой конференц-зал комитета начальников штабов.
Уже одно название показывало, как угнетающе действовал зал  на  всех  тех,
кто в нем бывал. Постоянно опущенные шторы, темная, унылая мебель,  нелепо
раскрашенные стены придавали залу  мрачный  вид.  Только  несколько  ярких
флажков между окнами оживляли это помещение. Их было девять: личные флажки
начальников штабов,  штандарты  каждого  вида  вооруженных  сил  и  флажок
председателя  комитета  начальников  штабов  -  сине-белый  прямоугольник,
разделенный по  диагонали,  с  двумя  звездами  на  каждой  половине  и  с
американским орлом, несущим щит и три золотистые молнии.
   Когда Кейси уже сидел на стуле около двери,  ведущей  в  зал,  один  за
другим стали приходить начальники штабов.
   Первым появился  начальник  штаба  армии  генерал  Эдуард  Диффенбах  -
коренастый парашютист с черной повязкой  на  глазу.  Он  шел  так,  словно
по-прежнему носил высокие ботинки парашютиста, и явно хотел показать,  что
все еще считает себя бывалым солдатом воздушной пехоты.
   Начальник штаба ВВС генерал Паркер  Хардести  не  нуждался  в  подобных
украшениях - их вполне заменяли ему курчавые каштановые волосы  и  длинная
сигара.
   Следующим явился командующий морской  пехотой  генерал  Уильям  (Билли)
Райли,  обладатель  самых  невинных  голубых  глаз  и  самого  выдающегося
подбородка во всех американских вооруженных  силах.  В  отличие  от  своих
коллег, слегка кивавших Кейси, Райли остановился и подмигнул ему.
   - Опять иду в "Цистерну" биться за морскую пехоту, Джигс, - заметил он.
- И, как всегда, в меньшинстве.
   Выглянул Скотт, но только для того, чтобы  закрыть  дверь.  "Минуточку,
генерал, - подумал Кейси, -  вам  еще  придется  подождать  флот".  Однако
заседание началось, а начальник штаба ВМС адмирал Лоренс Палмер все еще не
появлялся. Скотт, должно быть, знал, что адмирал не будет присутствовать.
   Заседание с участием четырех генералов продолжалось минут двадцать. Как
только генералы вышли из зала. Скотт пригласил Кейси  и  жестом  предложил
ему сесть. Кейси опустился на "стул ВВС",  на  котором  только  что  сидел
генерал Хардести. Крепко сжимая руки,  Скотт  подошел  к  окну,  собираясь
поднять штору. Кейси, постукивая пальцами  по  большой  серой  пепельнице,
стоящей прямо против места, где сидел Хардести, задел какую-то  скомканную
бумажку и стал рассеянно вертеть ее, пока Скотт не вернулся к столу  и  не
закурил новую сигару.
   - Джигс, - заговорил генерал, - Мердок доложил мне, что вы прослышали о
наших ставках на тотализаторе в Прикнессе. Я буду рассматривать как личное
одолжение, если вы сохраните это строго между нами.
   Кейси не смог скрыть удивления.
   - Не беспокойтесь, сэр, - улыбнулся он. - Я только хочу,  чтобы  вы  не
ошиблись с выбором лошади... Но, говоря серьезно,  я  всегда  уважал  вашу
личную переписку, генерал.
   - Надеюсь, вы сохраните в секрете и ответ адмирала Барнсуэлла.
   - Безусловно, сэр.
   Скотт шутливо наморщил брови.
   - Высокое звание дает определенные привилегии,  полковник.  Вы  поймете
это, когда сами станете генералом. - Тут он улыбнулся Кейси и  добавил:  -
Что, как я надеюсь, уже не за горами.
   Слова Скотта взбудоражили Кейси.
   - Вообще-то говоря, генерал, во время воскресных  дежурств  я  стараюсь
ограничиться  только  служебной  перепиской.  Личная  почта   председателя
комитета начальников штабов меня не касается,  но  на  этот  раз...  Одним
словом, сэр, молодой офицерик из шифровалки - порядочный болтун.
   - Слышал, слышал. Его фамилия, кажется, Хаф?
   - Да, сэр.
   Вернувшись в свой кабинет, Кейси обнаружил, что все еще держит  в  руке
скомканную бумажку, которую он взял со стола в  конференц-зале.  Размышляя
над словами Скотта о том, что ему, возможно,  присвоят  очередное  звание,
Кейси машинально развернул смятую  бумагу.  По  положению  ему  предстояло
пробыть  полковником  еще  три  года,  прежде  чем  начать   помышлять   о
генеральском звании. Ну, а к той поре благодаря договору о  разоружении  с
генеральскими вакансиями, видимо, будет не так уж густо. Во всяком случае,
так  рассуждало  великое  множество  жадных  до  производства  в  генералы
полковников,  которые  тут  околачивались.  Стоило  ли  тратить  время  на
подобные размышления?
   Но  почему  вдруг  такая  возня  вокруг  этих  сообщений  о  скачках  в
Прикнессе? Скотт, говоря о них, чувствовал себя явно не в  своей  тарелке.
Судя по всему, он явно оборонялся, а такого полковник не замечал за ним  в
течение всей их совместной службы... Кейси разгладил клочок  бумаги  -  он
оказался  страницей   одного   из   блокнотов,   лежавших   на   столе   в
конференц-зале.
   Рукой  Хардести  на  ней  было  что-то  написано  карандашом,  и  Кейси
прищурился,  пытаясь  разобрать  слова.  Насколько  он  понял,  в  записке
говорилось:

   "Воздушный мост" ОСКОСС. 40 "К-212" на базу "У"
   к 7:00 суб. Чик, НИ, ЛА. ЮТА?"

   "К-212" был новейшим реактивным самолетом военно-транспортной  авиации,
способным  поднимать  одновременно  до  сотни  солдат  в   полном   боевом
снаряжении и с легким  вооружением.  Опять  этот  странный  ОСКОСС.  "Черт
возьми, но что же, наконец, происходит?" - спросил  себя  Кейси.  Написано
действительно рукой Хардести. Зачем нужно столько  транспортных  самолетов
для тревоги в субботу? Пряча бумагу  в  карман,  Кейси  начинал  понемногу
злиться.  Почему  вся  операция   держится   в   секрете   от   начальника
объединенного штаба, который, как предполагается, должен знать все?
   Часа через два, направляясь в столовую, Кейси встретил в коридоре Дорси
Хафа. На его желтоватом лице уже не было  прежнего  скучающего  выражения,
оно светилось торжествующей улыбкой.
   - Привет, полковник! Помните, я  говорил  вам  о  переводе?  Не  иначе,
кто-то подслушал меня. Несколько минут назад вопрос решен, и я  отправлюсь
в милый Пирл-Харбор.
   Он попытался - не совсем  удачно,  вильнув  бедрами,  изобразить  танец
хула-хула и подмигнул Кейси:
   - Да, между прочим, только Барнсуэлл отказался сыграть с  председателем
в тотализатор. Все остальные согласились.
   Не  ожидая  ответа,  он  вперевалку  отправился  дальше  по   коридору,
насвистывая "Милашку Лейлани".
   "Бог ты мой, - подумал Кейси, -  для  разговоров  с  идиотами,  которых
здесь  -  хоть  пруд  пруди,  моих  четырех  часов  сна  этой  ночью  явно
недостаточно. Ведь это же шут  гороховый!  И  как  только  подобных  типов
допускают к шифровальной работе? Слава богу, что японцы сейчас не угрожают
Пирл-Харбору!"
   Во второй половине дня,  вручив  секретарю  Скотта  еще  одну  папку  с
бумагами, Кейси встретился со знакомым полковником войск связи, выходившим
из кабинета генерала. Офицеры чуть не столкнулись лбами в дверях приемной.
   - А, сколько лет, сколько зим! Подумать только! Мой любимый  сухопутный
моряк! - воскликнул офицер и, вытащив Кейси в  коридор,  принялся  в  упор
рассматривать его с головы до ног.
   - Здравствуй, Бродерик, - ответил Кейси,  пытаясь  скрыть  недовольство
фамильярностью  офицера  и  этим  оскорбительным  для   всякого   морского
пехотинца обращением - "сухопутный моряк". - Я думал, ты  на  Окинаве  или
еще где-нибудь почище.
   - Ну уж только не я, Джером, только не я! - И тяжеленной рукой Бродерик
больно хлопнул Кейси по спине.
   Старая неприязнь к этому человеку вновь охватила Кейси. Полковник  Джон
Р.Бродерик имел на редкость безобразную внешность. Его брови  сливались  в
сплошную черную  полосу,  на  правой  щеке  виднелся  шрам,  а  кисти  рук
покрывали густые  черные  волосы.  Впервые  увидев  его  лицо,  искаженное
гримасой презрения, Кейси решил, что это самый наглый тип  из  всех,  кого
Кейси знал.
   Они  не  понравились  друг  другу  с  первого  взгляда  -  как   только
познакомились в офицерском клубе на военно-морской базе в  Норфолке  много
лет назад, участвуя в совместных  учениях  по  высадке  морского  десанта:
Кейси в качестве стажера общевойсковой  офицерской  школы  в  Квантико,  а
Бродерик вновь испеченным вторым лейтенантом  пехоты.  Оба  были  в  баре,
когда Бродерик сказал что-то оскорбительное в  адрес  морских  пехотинцев.
Кейси выразил уверенность, что Бродерик, несомненно, хотел сказать  что-то
другое, но тот повторил свою грубость, и Кейси предложил ему вместе  выйти
на улицу для "объяснения". Однако Бродерик в ответ ударил Кейси и  тут  же
сам получил удар. Хорошо еще, что друзья разняли их, а в баре не оказалось
никого из старших офицеров.
   В последующие годы они встречались редко. Последняя встреча произошла в
Иране, где, как помнил Кейси,  Бродерик,  уже  командир  батальона  связи,
постоянно жаловался, что Соединенные Штаты ни черта не будут стоить до тех
пор, пока страна "не получит достаточно волевого  и  сильного  президента,
способного на пару лет разогнать проклятый конгресс". Как ни  странно,  но
их жены дружили, и Кейси пришлось помучиться не один  вечер,  слушая,  как
Бродерик яростно громил президента, демократов  и  республиканцев  и  всех
политиков вообще. Несколько месяцев назад Бродерик и его жена  исчезли  из
Вашингтона, и Кейси и  в  голову  не  пришло  поинтересоваться,  куда  они
уехали.
   В дни их знакомства Бродерик каким-то образом  разузнал,  что  может  в
любую минуту рассердить Кейси, называя  его  уменьшительным  именем,  чего
Кейси терпеть не мог.
   - Джером, мальчик, - продолжал Бродерик, - говорят, ты занимаешь  очень
ответственный  пост  -  начальника  объединенного  штаба...  Ответственный
пост...
   Кейси захотелось влепить  ему  еще  одну  хорошую  затрещину.  Одно  из
ужасных  свойств  Бродерика  заключалось  в  привычке   дважды   повторять
сказанное, словно его собеседник был глухим, или слабоумным, или и  тем  и
другим вместе.
   - Послушай, Бродерик, где ты сейчас служишь?
   - О нет, нет! Я теперь, дружок, засекречен с головы до пят, с головы до
пят... Вот приехал на день в город с докладом председателю.
   Кивком он указал на кабинет Скотта и снисходительно улыбнулся.
   - Дело твое, Бродерик. Обычно ты всегда добиваешься своего.
   - Ты прав, Джеромчик, ты прав. Ну пока!
   Спустя несколько минут, когда Кейси, все еще раздраженный, снова  сидел
за своим столом, позвонила Мардж. Она только что закончила партию гольфа в
военно-морском офицерском клубе и собиралась заехать в школу  -  захватить
ребят.
   - Джигс, кого, по-твоему, я встретила в клубе?
   - Черта полосатого.
   - Знаешь, милый, ты что-то неудачно  шутишь  по  понедельникам...  Элен
Бродерик - вот кого! Она напускает на себя такую таинственность - ну прямо
Мата Хари. Не хочет даже сказать, что сейчас делает ее Джон.  Говорит,  он
на каком-то ужасно засекреченном  объекте  около  Форт-Блисса.  Разве  ты,
дорогой, не в курсе всех этих секретных дел?
   - Конечно в курсе, - ответил Кейси, а  про  себя  добавил:  -  "Был  до
недавнего времени".
   - Ну так я буквально сгораю от любопытства. Это  так  загадочно  и  так
интересно... Ты когда вернешься домой?
   - Да, пожалуй, как всегда. Часов в шесть.
   Кейси взял со стола карандаш и задумчиво повертел его в руках.  Значит,
Бродерик командует  какой-то  засекреченной  частью,  расположенной  около
Форт-Блисса, так? Это совпадает  с  тем,  о  чем  вчера  рассказывал  Матт
Гендерсон. Повинуясь  какому-то  предчувствию,  Кейси  достал  из  кармана
клочок бумаги, который дал ему Матт, и  набрал  записанный  на  нем  номер
телефона. Гендерсон сразу же поднял трубку.
   - Привет, Матт,  говорит  Джигс.  Проверяю,  здесь  ли  ты  еще.  Когда
отбываешь?
   - Часа через два, как только мой начальник закончит доклад Скотту.
   - Надеюсь, ты ладишь с  Джонни  Бродериком  лучше,  чем  я?  -  деланно
небрежным тоном заметил он. - Этот тип страшно действует мне на нервы.
   - Да, привыкнуть к нему трудновато, но зато как командир он  незаменим.
Наша часть все время начеку. Люди его терпеть не могут, а все же лезут  из
кожи вон. Дисциплину он тут навел - лучше некуда.
   - Ну что  ж,  Матт,  желаю  успеха.  Дай  знать  о  себе,  когда  снова
наведаешься в наши края.
   "Бог мой, - подумал  Кейси,  положив  трубку,  -  Скотт  выбрал  самого
настоящего фашиста командовать своим ОСКОСС, что бы ни скрывалось за  этим
словом".
   Кейси взял пачку бумаг из  входящей  почты  и  попытался  углубиться  в
работу, но не мог. На ум все время приходили события двух последних  дней.
В конце концов он отодвинул почту и  некоторое  время  сидел,  недоумевая,
почему, собственно, он так встревожен. Внезапно он вскочил, убрал со стола
бумаги, закрыл сейф и надел фуражку.
   - Мисс Харт, - сказал он секретарше. - Вызовите машину.  Я  еду  домой.
Если будет что-нибудь срочное - звоните.
   Собственная машина Кейси стояла у подъезда, когда он подъехал к дому на
служебном автомобиле. Ребят не было, а Мардж хлопотала на кухне.
   - Сейчас только четыре часа, Джигс! - удивленно заметила она. - Ты что,
заболел?
   Но он так крепко обнял  ее,  что  полностью  рассеял  все  ее  сомнения
относительно его здоровья. Когда Мардж с трудом вырвалась из его рук,  он,
улыбаясь, ответил:
   - Я абсолютно здоров. Мне  нужна  машина  съездить  по  делу.  Я  скоро
вернусь.
   Кейси переоделся в спортивные брюки и рубашку, сел в машину и повел  ее
по автостраде Джорджа Вашингтона вдоль Потомака, мимо фешенебельных домов,
расположенных на возвышении, пока не добрался  до  больших  водопадов.  Он
оставил машину здесь, а сам по  тропинке  поднялся  на  выступ  скалистого
берега, откуда открывался вид на каскады.
   Присев на обломок скалы, он стал  смотреть,  как  бурая  вода  Потомака
падает с каменных уступов, образуя темные, доходящие до дна водовороты,  а
затем мчится дальше. Кейси смотрел, но, погруженный в  глубокое  раздумье,
ничего не видел.
   Упоминание Прентиса о тревоге... Отказ  адмирала  Барнсуэлла  играть  в
тотализатор с председателем и сделать ставку  в  десять  долларов...  Этот
ублюдок Бродерик...  ОСКОСС...  Скомканная  записка  генерала  Хардести  о
воздушной переброске войск в  Нью-Йорк,  Чикаго,  Лос-Анжелос  и...  может
быть, в Юту... Почему в Юту? Зачем вообще нужна эта переброска? Что это за
база "У"? Почему Скотту понадобилось что-то скрывать от него?..
   События и эпизоды последних  двух  дней  кружились  в  сознании  Кейси,
подобно воде у подножия  водопадов.  Он  пытался  разобраться  в  них.  По
какой-то причине - он не мог понять по какой - на ум все  время  приходила
поездка  вице-президента.  Кейси  опять  почувствовал  ту  же  тревогу   и
озабоченность, что и в воскресенье утром и накануне вечером,  когда  долго
не мог заснуть. Пристально всматриваясь в бурлившие рядом водопады,  Кейси
снова и снова спрашивал себя, что все это может значить...
   Так просидел он около часу, не замечая ни прогуливающихся  парочек,  ни
проносившихся мимо ребятишек.  Наконец  он  встал,  потянулся  и  медленно
побрел по тропинке обратно.  Все  еще  погруженный  в  свои  мысли,  Кейси
направил машину вдоль реки, к городу, и только в Лангли, заметив  рядом  с
бензозаправочной колонкой  будку  телефона-автомата,  полностью  пришел  в
себя.
   Свернув с шоссе, он вышел из машины, опустил монету в автомат и  набрал
номер.
   - Белый дом, - будничным тоном ответила телефонистка. -  Кейси  глубоко
вздохнул, хотел что-то сказать, но заколебался.
   - Белый дом, - уже вопросительно повторила телефонистка.
   - Поля Джирарда, пожалуйста, - попросил Кейси, обретая наконец голос.
   - Как доложить, кто ему звонит?
   - Полковник Мартин Кейси.
   - Минуточку, полковник.
   Однако прошло больше минуты, прежде чем Джирард взял трубку:
   - Знаешь, Джигс, если ты собираешься пригласить меня выпить, я перережу
тебе глотку, когда встречу.
   - Поль, - сказал Кейси, не находя сил ответить шуткой  на  шутку,  -  я
хочу видеть президента.
   - Да? Только и всего? Ты что делал вчера, когда вернулся  домой?  Начал
все сначала? Наверно, поэтому ты и сейчас не совсем в своем уме.
   - Поль, я хочу видеть президента, - повторил Кейси. - Я не шучу.
   - А почему бы и нет? Придумай, чтобы в сутках было сорок часов, и тогда
он примет и тебя, и всех остальных.
   - Я серьезно, Поль. Мне нужно обязательно его видеть.
   - Хорошо, милый,  -  Джирард  рассмеялся  коротким  покровительственным
смешком. - Как ты посмотришь, если я зарезервирую для тебя несколько минут
в следующий раз, когда у нас,  например,  будет  твой  босс?  Тогда  и  ты
окажешься более кстати... А уж я постараюсь потом протолкнуть тебя...
   - Гм... Я должен увидеть его как можно скорее. Сегодня же.
   - Сегодня же? - переспросил Джирард, и впервые в его голосе  прозвучали
нотки профессиональной настороженности. - Что там у  тебя,  Джигс?  Может,
пожар в Пентагоне?
   - Поль, я не могу сейчас вдаваться в подробности.
   - Дядюшке Полю, Джигс, ты можешь рассказать все. Эта линия защищена  от
подслушивания.
   - Не в том дело, Поль.  -  В  телефонной  будке  было  душно,  и  Кейси
покрылся  потом,  но  не  от  духоты.  -  Поль,  я  ничего  не  могу  тебе
рассказать... Речь идет... о безопасности страны.
   Кейси знал, что многие известные ему сведения по  вопросам,  касающимся
обороны,  не  известны  Полю  Джирарду  -  считалось,  что  в   этом   нет
необходимости. Он надеялся, что теперь ему достаточно будет лишь намекнуть
на безопасность страны, но оказалось, что это не так.
   - Черт возьми, Джигс, что-то ты больно высоко метишь! Почему бы тебе не
обратиться к Скотту или к министру обороны?
   - Не могу, Поль.
   - Ну, я, кажется,  начинаю  понимать,  -  иронически  заметил  Джирард,
видимо снова решив обратить все в шутку. - Ты  хочешь  перепрыгнуть  через
голову своего начальства? Уж не намерен ли ты просить  о  назначении  тебя
председателем комитета начальников штабов?
   Кейси с силой сжал телефонную трубку.
   - Послушай меня, Поль. Ты же понимаешь, что я рассказал  бы  тебе  все,
если бы мог. Мне очень хотелось бы рассказать. Возможно, это  сделает  сам
президент - все зависит от  него.  Понимаешь,  это  связано  с  вещами,  о
которых тебе ничего не известно, и я не имею права говорить о них  даже  с
тобой. - Кейси замолчал.
   - Продолжай, Джигс. - Голос Джирарда звучал на  этот  раз  серьезно,  и
Кейси понял, что ему наконец удалось его убедить.
   - Я уже сказал, что речь  идет  о  безопасности  страны.  Точнее,  о...
безопасности правительства. Президент  должен  все  узнать,  и  как  можно
скорее.
   Джирард некоторое время молчал, и Кейси показалось,  что  прошла  целая
вечность. Наконец он заговорил, теперь уже совсем деловым тоном.
   - Ну а как относительно завтрашнего утра? Могу устроить прием на восемь
тридцать.
   - Значит, будет потеряно еще двенадцать часов. К тому же я могу  прийти
только вечером.
   - Да? - Снова наступила  пауза,  потом  Джирард  сказал:  -  Подожди  у
телефона, Джигс. Я переговорю со Стариком и выясню, что можно сделать.
   Кейси расстегнул ворот рубашки, приоткрыл дверь кабинки и  закурил.  Он
уже выкурил половину сигареты,  когда  в  трубке  снова  послышался  голос
Джирарда:
   - Все в  порядке,  Джигс.  Приходи  сегодня  вечером,  ровно  в  восемь
тридцать, к восточному подъезду,  я  буду  тебя  ждать.  Надеюсь,  у  тебя
действительно важное дело, как ты утверждаешь, а то ведь президент терпеть
не может всяких ночных бесед.
   - Спасибо, Поль. Дело действительно  крайне  важное.  Кстати,  расскажи
президенту все, что знаешь обо мне. Он должен внимательно меня выслушать.



ПОНЕДЕЛЬНИК, ВЕЧЕР

   Кейси поставил машину в гараж на  улице  "Ф"  и  обошел  вокруг  здания
казначейства. На город,  гася  дневной  свет,  подобно  вуали,  опускались
мягкие  вечерние  сумерки.  Статуя  Альберта   Галлатена   перед   зданием
казначейства  в  полумраке   казалась   ожившей   и   очень   дружелюбной.
Пенсильвания-авеню была почти безлюдна - улицы  Вашингтона  в  отличие  от
Парижа и Лондона после захода солнца пустели.  Европейцы  иронизируют  над
этой особенностью Вашингтона, а, по мнению  американцев,  она  придает  их
столице особый  колорит  одинокого  и  величавого  достоинства.  Кейси  же
пустынные улицы только радовали, он не  хотел  попадаться  кому-нибудь  на
глаза.
   Уже много раз  Кейси  видел  эту  картину:  огромные  вязы,  образующие
зеленый тоннель над тротуаром, ведущим к Белому дому; одинокий гид в белой
шапочке на углу, не теряющий надежды дождаться  какого-нибудь  запоздалого
туриста; редких людей, дремлющих  на  скамейках  в  парке  Лафайета;  свет
большого фонаря на галерее Белого дома. Но сегодня все это казалось  Кейси
каким-то нереальным, до странности далеким от того, что привело его сюда.
   Кейси свернул за угол Ист-Экзекьютив-авеню и быстро подошел к восточным
воротам с караульной будкой и полицейским из охраны Белого  дома.  Джирард
поджидал Кейси на подъездной дорожке за воротами. Как  всегда,  его  глаза
были полуприкрыты  веками,  словно  шторками,  руки  небрежно  засунуты  в
карманы брюк.
   - Это он, - бросил Джирард полицейскому. - Все в порядке.
   По широкому коридору восточного крыла  они  направились  в  центральную
часть здания. Джирард не пытался скрывать свое любопытство:
   - Ну что там у тебя стряслось?
   - Я же говорил, Поль, что ничего не могу тебе рассказать.  Пусть  решит
сам президент. Он знает обо мне?
   - Конечно. - Они  остановились  у  лифта.  Прежде  чем  нажать  кнопку,
Джирард, помолчав, заметил: - Послушай, Джигс. Я надеюсь, твой  приход  не
будет означать новых неприятностей? У Старика их и без того по горло.
   Дверцы кабинки распахнулись, и они вошли в  лифт.  Отделанная  ореховым
деревом, застланная дорогим коричневым ковриком, кабина с двумя  овальными
окошечками в дверцах напоминала маленькую комнату. На втором этаже Джирард
жестом предложил Кейси выйти и провел его по холлу - огромной, похожей  на
пещеру комнате.
   Овальный  кабинет  президента,  как  предполагал  полковник,  находился
непосредственно над богато отделанным Синим залом,  где  Кейси  доводилось
бывать. Здесь, в жилых комнатах,  благодаря  коврам  и  мебели,  обтянутой
чехлами приятного желтого цвета, казалось как-то теплее, но  сам  кабинет,
по мнению Кейси, был слишком велик, чтобы выглядеть  уютным  и  нравиться.
Высокий потолок, украшенные пилястрами стены, книжные шкафы во всю  стену,
огромный камин давили на Кейси, заставляли его чувствовать  себя  каким-то
очень уж маленьким.
   Когда Кейси и Джирард вошли  в  кабинет,  президент  Лимен  читал;  его
большие ноги  почти  совсем  скрывали  подставленную  под  них  скамеечку.
Ирландский  сеттер,  с   шелковистой   красновато-коричневой   шерстью   и
печальными глазами, свернулся клубком  на  коврике  у  кресла  президента.
Лимен встал, положил очки на стол и, улыбаясь и протягивая  большую  руку,
пошел навстречу. Сеттер поднялся и  поплелся  за  ним,  остановился  перед
Кейси и деловито обнюхал манжеты его брюк.
   - Здравствуйте, полковник. Рад вас видеть даже в такое неурочное время.
   - Да, но если он пришел из-за какого-нибудь пустяка, - заявил  Джирард,
- я его придушу. - Он направился к двери: - Ну, оставляю вас наедине.
   - Полковник, - заговорил Лимен, как  только  Джирард  закрыл  за  собой
дверь. - Познакомьтесь с Триммером.  Это  политический  пес.  У  него  нет
абсолютно никаких убеждений, зато он предан своим друзьям.
   - Я слышал о нем, сэр, - ответил Кейси. - Здравствуй, Триммер.
   - Бывали здесь когда-нибудь раньше, полковник?
   - Нет, сэр. Только на приемах внизу. Ужасно большие комнаты, сэр.
   - Слишком велики, чтобы жить, и слишком малы для партийных  съездов,  -
засмеялся Лимен. - Я не виню Гарри Трумэна и остальных за то, что они  под
всякими предлогами старались как можно реже бывать в них. У меня тут  тоже
иногда мурашки по коже бегают. - Костлявой рукой, высунувшейся из манжеты,
он обвел комнату широким жестом. - Для балов эта комната вполне  пригодна,
лучшей и желать нечего. Говорят,  она  выглядела  довольно  казенно,  пока
миссис Кеннеди не отделала ее в желтый цвет. Она же раскопала  где-то  вот
эту скамеечку для ног. Фрейзиеры тут ни к чему не прикасались, ну а  мы  с
Дорис тоже решили ничего не переделывать.
   Кейси чувствовал  себя  крайне  неловко.  Он  много  раз  встречался  с
высокопоставленными лицами, включая и Лимена, но сейчас, когда  он  слушал
невинную болтовню президента,  явно  рассчитанную  на  то,  чтобы  придать
беседе  непринужденный  характер,  причины,  которые  привели  его   сюда,
внезапно показались ему не заслуживающими  внимания.  То,  что  в  грохоте
водопадов казалось чем-то ужасным и требовало неотложных действий,  теперь
стало смутным и нереальным. Растерянный и смущенный, Кейси стоял, не зная,
что сказать.
   - Хотите чего-нибудь выпить, полковник?
   - Что?.. Да, да! Виски, если можно, сэр. Не очень крепкое, если  вы  не
возражаете, сэр.
   - Чудесно. Я составлю вам компанию.
   С бокалами в руках они уселись в  покрытые  желтыми  чехлами  кресла  у
низенького столика. Триммер, не спуская с Кейси глаз, вновь  устроился  на
коврике. Со стены, с висевшего над камином портрета работы  Хели,  на  них
надменно и неодобрительно посматривала Евфимия ван Рансселер. Кейси  сидел
лицом к высоким, с тюлевыми шторами окнам,  выходившим  на  погруженный  в
полумрак Эллипс [сквер, расположенный позади  Белого  дома  и  окаймленный
дорогой в форме эллипса]. Из фонтана на южной  лужайке  била  струя  воды,
почти  касаясь  нависавшего  над  ней  балкона.  Вдали,  около   бассейна,
вздымался  купол  памятника  Джефферсону  с   освещенной   мягким   светом
центральной статуей. Значительно ближе и чуть  левее  торчал  серый  шпиль
памятника Вашингтону с красными сигнальными огнями для самолетов.
   - Ну а теперь, полковник, перейдем к вашему делу о безопасности страны,
- сказал Лимен, взглянув на Кейси.
   Кейси облизнул губы  кончиком  языка,  растерянно  помолчал  и  наконец
заговорил, употребляя отрепетированные еще в машине выражения:
   - Господин президент, вы когда-нибудь  слышали  о  воинской  части  под
названием ОСКОСС?
   - Кажется, нет. Что это такое?
   - Точно не скажу, сэр, но в соответствии с общепринятыми у нас в  армии
сокращениями это должно означать  что-то  вроде  "Особый  контроль  систем
связи".
   - Никогда не слышал.
   Кейси отважился на следующий шаг.
   - Я отдаю себе отчет, сэр, что какой-то там полковник  не  имеет  права
задавать вопросы верховному главнокомандующему,  но  все  же  скажите:  вы
когда-нибудь давали согласие на формирование засекреченной воинской части,
как бы она ни называлась, имеющей отношение  к  охране  телефонной  связи,
телевидения, радио?
   - Нет, не давал, - недоумевающе ответил Лимен, наклонясь к Кейси.
   - Я снова должен извиниться, сэр, но у меня есть еще один  вопрос.  Вам
что-нибудь известно о секретном военном объекте, созданном недавно  где-то
близ Эль-Пасо?
   - Я опять отвечаю: нет, полковник. В чем дело?
   - Видите ли, сэр, до вчерашнего дня я тоже ничего об этом не слышал.  А
в качестве начальника объединенного штаба я допущен  ко  всем  секретам  и
должен знать все, что происходит в вооруженных  силах.  Тем  более  должны
были бы быть в курсе дела вы, верховный главнокомандующий.
   Лимен отпил глоток вина. Кейси взял свой бокал и с чувством  облегчения
тоже отхлебнул из него.
   - Вы  знаете,  господин  президент,  -  продолжал  он,  -  после  ваших
отрицательных ответов мне  стало  по-своему  даже  как-то  легче,  хотя  в
общем-то  оснований  для  этого  никаких.  Я  хочу  сказать,  если  бы  вы
подтвердили,  что  вам  известно  об  ОСКОСС,  мне  оставалось  бы  только
извиниться за беспокойство и с  вашего  разрешения  удалиться  с  чувством
неловкости. Но, господин президент, дела, как видно, плохи. Я  встревожен,
сэр.
   - Ну,  нас  тут  не  так-то  легко  запугать,  полковник.  Надеюсь,  вы
расскажете мне все сначала.
   - Видите ли,  сэр,  от  своего  старого  приятеля,  некоего  полковника
Гендерсона, я узнал вчера, что он занимает пост начальника  штаба  ОСКОСС.
Сегодня мне стало известно, что командиром у него другой  мой  знакомый  -
полковник Джон Бродерик. Оба они офицеры войск связи, и, следовательно, их
часть имеет какое-то отношение к системам связи. В ней сто офицеров и  три
тысячи пятьсот солдат, и вот уже  в  течение  шести  недель  они  проходят
секретное обучение на объекте, расположенном в пустыне около Эль-Пасо.
   С Гендерсоном мы встретились случайно, он, естественно, считает, что  я
благодаря своему положению знаю все. Он бросил одну странную фразу, она-то
и заставила меня задуматься. Гендерсон сказал, что  они  больше  обучаются
штурмовать различные объекты, чем защищать их. Он добавил,  что  кто-то  в
верхах охвачен, как видно, пораженческими настроениями - потому-то  боевая
подготовка строится так, словно  противник  уже  захватил  что-то,  а  они
готовятся отбивать захваченное...
   - Что отбивать? - прервал его Лимен.
   - Он ничего не сказал.
   - По чьему указанию сформировано подразделение?
   - Предполагаю, сэр,  по  указанию  генерала  Скотта.  По  крайней  мере
Бродерик и  Гендерсон  сегодня  докладывали  лично  председателю  комитета
начальников штабов... Услыхав об этом,  я  решил,  что  от  меня  скрывают
некоторые факты по вполне понятным соображениям секретности. В тот  момент
мне и в голову не пришло, что вы тоже можете ничего  не  знать.  Я  только
подумал, не слишком ли все это  странно.  Сегодня  утром  опять  произошло
нечто непонятное. Вот, сэр, взгляните.
   Кейси достал из  бумажника  лист  блокнота,  развернул  его  и  передал
президенту. Лимен надел очки и некоторое время всматривался в бумажку.
   - Не скажу, полковник, что мне понятны эти каракули.
   - Почерк генерала Хардести, сэр,  он  мне  хорошо  знаком.  Вы  держите
страницу одного из блокнотов, что обычно лежат на столе  в  конференц-зале
комитета  начальников  штабов.  Страница  была  скомкана  и   валялась   в
пепельнице, а потом попала ко мне в руки.
   - Да, но что тут говорится? Я не понимаю даже того,  что  разбираю,  не
говоря об остальном.
   Лимен протянул бумагу Кейси.
   - "Воздушный мост" ОСКОСС. Сорок "К-двести двенадцать" на  базу  "У"  к
семи ноль-ноль суб. Чик, Ни, Ла. ЮТА?" -  громко  прочитал  Кейси.  -  Мне
кажется, сэр, что реактивные транспортные  самолеты  военно-воздушных  сил
"К-двести  двенадцать"  перед  началом  тревоги  в  субботу  должны  будут
приземлиться на базе "У" -  так  Гендерсон  назвал  секретную  базу  около
Эль-Пасо - и перебросить подразделения в Чикаго, Нью-Йорк, Лос-Анжелос  и,
возможно, в Юту. Как вам известно, сэр, именно в  Юте  находится  основная
релейная станция телефонной компании линий дальней связи.
   Лимен внимательно смотрел на  Кейси,  и  тот,  заметив,  что  президент
нахмурился,   мысленно   спросил   себя,   что   это   означает:    просто
сосредоточенность или это признак возникшего подозрения?
   - Но что же, полковник, вы хотите сказать?
   - Как я уже говорил, господин президент, мне и  самому  пока  не  ясно.
Разрешите доложить о других фактах двух последних дней.  Я  пока  не  могу
разобраться в них.
   Лимен кивнул, и Кейси тщательно  и  подробно  перечислил  все  странные
мелочи, привлекшие его внимание начиная с воскресного  утра.  Он  начал  с
отправленного пяти командующим приглашения принять  участие  в  скачках  в
Прикнессе, упомянул об  отказе  адмирала  Барнсуэлла  и  о  той  необычной
настойчивости, с какой Скотт просил его, Кейси, сохранить  все  в  строгом
секрете. Он рассказал о встрече  с  сенатором  Прентисом  на  вечеринке  у
Диллардов, о резких отзывах Прентиса о  Лимене  и  похвалах  его  в  адрес
Скотта,  а  также  о  несомненной  осведомленности  сенатора  относительно
предстоящей тревоги. Кейси сообщил, при каких обстоятельствах обнаружил  в
полночь машину Прентиса около дома Скотта и как Скотт не только скрыл  это
от него, но и лгал, утверждая, будто в 10:30 вечера он уже лег в  постель.
Кейси упомянул и о другой лжи Скотта, заявившего, что никто в Капитолии не
знает  о  предполагаемой  учебной  боевой  тревоге,  и  обратил   внимание
президента на внезапное откомандирование Дорси Хафа.  Затем  Кейси  привел
неоднократные высказывания Бродерика о желательности иметь  правительство,
не связанное конгрессом,  и  сообщил  об  его  презрительном  отношении  к
гражданским лидерам.  А  разве  не  кажется  многозначительным  тот  факт,
продолжал Кейси, что комитет начальников штабов назначил тревогу  как  раз
на то время, когда у конгресса начнутся каникулы, вице-президент уедет  за
границу, а президент будет находиться в убежище  главного  командования  в
Маунт-Тандере? Он припомнил, с каким удивлением прочитал в газете,  что  в
субботу вечером вице-президент  окажется  в  какой-то  захолустной  горной
деревушке в Италии.
   Когда Кейси закончил рассказ, над Белым домом опустилась глубокая ночь.
Из окон можно было видеть только уличные фонари и отблески воды, бьющей из
фонтана. Кейси взглянул на часы. Он говорил почти целый час.
   Лимен потянулся и широкой ладонью провел по спутанным жестким  волосам.
Подойдя к столику, он выбрал трубку  и,  прежде  чем  закурить,  некоторое
время возился с ней. Наступившее  молчание  снова  вернуло  Кейси  чувство
неуверенности и беспокойства, и он  торопливо  допил  из  стакана  остатки
виски со льдом.
   - Ну, а теперь, полковник, - заговорил наконец Лимен, - я  хочу  задать
вам несколько вопросов. Вы давно работаете вместе с генералом Скоттом?
   - Около года, сэр.
   Лимен зажег спичку и стал раскуривать трубку.
   - Вы кому-нибудь рассказывали обо всем этом?
   - Нет, сэр. Поль расспрашивал меня, но я подумал, что в  этой  ситуации
следует  прежде  всего  переговорить  с  вами.  Больше  я  ни  с  кем   не
разговаривал.
   Лимен снова сел в  кресло,  скрестил  ноги  на  подставке  и  попытался
пустить несколько колец дыма. В открытые окна сильно сквозило.
   - Как в самом деле Скотт относится к договору? - спросил  президент.  -
Из его выступления в  Капитолии  я  знаю,  что  он  против  договора;  мне
известно также, что в нескольких  случаях  он  умышленно  допустил  утечку
информации в печать. Но насколько серьезны у него такие настроения?
   - Сэр, он считает договор ужасной и даже трагической ошибкой. По мнению
генерала Скотта, русские обманут нас и поставят в глупое положение или же,
того хуже, используют договор как ширму для внезапного нападения.
   - А ваше мнение, полковник?
   - Я еще не пришел к определенному выводу, - покачал  Кейси  головой.  -
Иногда мне кажется, что договор - единственный выход для обеих  сторон.  А
иногда я думаю, что  мы  простофили.  Вообще-то,  по-моему,  это  касается
только вас и сената. Вы заключили договор,  сенат  одобрил  его,  и  я  не
понимаю, какое право имеем мы, военные, сомневаться в нем. Я хочу сказать,
сомневаться-то мы можем, но бороться против него -  никогда...  Во  всяком
случае, не должны.
   Лимен улыбнулся.
   - Джигс, да? Вас так, кажется, зовут?
   -  Совершенно  верно,  сэр.  -  Кейси  почувствовал,  что   спокойствие
возвращается к нему.
   - Вы за конституцию, Джигс?
   - Знаете, господин  президент...  Я  никогда  не  задавал  себе  такого
вопроса. Конституция у нас есть, и, по-моему, неплохая.  И  я  не  из  тех
людей, кто заявляет, что ее надо изменить.
   - Мне тоже этого  не  хочется,  а  я  много  размышлял  о  конституции.
Особенно за последнее время, в связи с  шумихой  вокруг  договора.  Ну,  а
другие начальники штабов в комитете, как они относятся к договору. Джигс?
   - Точно так же, как генерал Скотт, сэр. Все они против. Начальник штаба
военно-морских сил адмирал Палмер прямо-таки из себя выходит, когда слышит
о договоре.
   Едва  закончив  фразу,  Кейси  почувствовал,  что  вот  последнего   не
следовало говорить.  Одно  дело  критиковать  высокопоставленного  офицера
среди своих, военных, другое - вне службы, со штатскими.
   - Я не собирался,  сэр,  выделять  адмирала.  Все  они  в  равной  мере
настроены отрицательно. Адмирал всего лишь...
   -  Понятно,  полковник,  -  прервал  его  Лимен.  -  Между  прочим,  на
сегодняшнем заседании, где, как вы  утверждаете,  была  написана  записка,
присутствовали все пять членов комитета начальников штабов?
   - Нет, сэр. Собственно... адмирал Палмер отсутствовал. - Кейси овладело
полное смущение.
   - В этом есть что-нибудь необычное?
   - Нет... Хотя, пожалуй, да. Сейчас я вспоминаю, что  отсутствовал  даже
его представитель... Я хочу сказать, нет  ничего  необычного  в  том,  что
кто-то из членов комитета пропускает заседание,  но  в  таких  случаях  он
кого-нибудь посылает вместо себя. Более того, я не знаю ни одного  случая,
когда  бы  на  заседании  не  присутствовали  представители   всех   видов
вооруженных сил.
   После недолгого раздумья Лимен, видимо, решил не вдаваться в дальнейшие
детали.
   - Между прочим, полковник, есть ли у Скотта  особенно  близкие  люди  в
прессе и на телевидении? Вам что-нибудь известно?
   Вопрос президента удивил Кейси,  он  взглянул  на  Лимена,  пытаясь  по
выражению  его  лица  понять,  к  чему  тот   клонит,   однако   президент
сосредоточенно рассматривал свою трубку.
   - Понимаете, сэр, - нерешительно заговорил Кейси. - Я, право, не  знаю.
Он знаком с некоторыми крупными комментаторами, иногда обедает или ужинает
с руководителями вашингтонских бюро газет и журналов, но я не знаю, с  кем
из них он особенно близок. Раза два его навестил издатель журнала  "Лайф",
ну и, конечно, военные обозреватели газет "Сан" и "Стар". Больше никого не
припомню...  Впрочем,  подождите.  Они  близкие  друзья  с   телевизионным
комментатором Гарольдом  Макферсоном.  По-моему,  тот  работает  для  РБК.
Макферсон звонил несколько раз, когда я был в  кабинете  у  генерала;  они
встречаются по-приятельски. И кажется, довольно часто.
   - Ну, а история со ставками? - Президент, видимо,  перебирал  в  памяти
все услышанное от Кейси. - Я не совсем понимаю, что вы хотели сказать.
   - Я бы тоже не обратил внимания, если бы не все  остальное.  Откровенно
говоря, сэр, телеграммы Скотта могут оказаться зашифрованными  директивами
на субботу, не имеющими никакого отношения к скачкам. Вот Барнсуэлл и  дал
знать, что на него пусть не рассчитывают.
   Снова наступила пауза.
   - Итак, что же, по-вашему, все это означает, Джигс?
   - Не могу сказать с уверенностью, сэр... -  Кейси  замялся,  подыскивая
нужные выражения. - Пожалуй, то, что у нас, в военной разведке, называется
"противник проводит мобилизацию", если вы меня понимаете. Все это  кажется
просто фантастическим, но я счел своим долгом обратиться к вам.
   - Вы  что,  полковник,  боитесь  называть  вещи  своими  именами?  -  с
внезапной резкостью спросил Лимен.
   - Нет, сэр. Но дело в том, что...
   - Вы хотите сказать, что, по вашему мнению,  не  исключена  возможность
военного заговора с целью захвата власти? - с мрачным  видом  прервал  его
президент.
   Слова Лимена ошеломили Кейси. Он все время гнал от себя  эту  мысль,  а
теперь она, страшная и непостижимая, была произнесена вслух.
   - Видимо, да, сэр, - тихо ответил он. - Видимо,  такая  возможность  не
исключена.
   - А вы отдаете себе отчет, - сурово спросил  Лимен,  -  что  вас  могут
разжаловать и уволить из армии за ваш сегодняшний поступок?
   Теперь и  Кейси  весь  напрягся.  Жилы  на  его  толстой  короткой  шее
вздулись.
   - Да, сэр, отдаю. Но сегодня я все тщательно  обдумал,  пришел  сюда  и
рассказал. - Совсем тихо он добавил: - Конечно, я думал и о  последствиях,
ведь я прослужил в армии более двадцати лет.
   Резкость Лимена как рукой сняло. Он подошел к  маленькому  бару,  налил
новый  бокал  виски  и  спросил  Кейси,  не  хочет  ли  он  выпить.  Кейси
утвердительно кивнул. "Вот уж когда мне  действительно  нужно  выпить!"  -
подумал он.
   - Вы знаете,  -  заговорил  Лимен,  -  я  очень  высоко  ценю  кадровых
офицеров. Наш офицерский корпус, наши профессионалы-военные служат верой и
правдой, и страна отблагодарила их - посмотрите, сколько  наград  получили
они.
   Рассматривая вино в бокале и размышляя вслух, словно он был один, Лимен
стал припоминать знакомых генералов и адмиралов. С уважением он перечислил
боевые заслуги Скотта, Райли, Диффенбаха и признал, что Скотт  -  наиболее
вероятный его преемник на посту президента.
   Кейси почтительно слушал, отпивая  виски.  Он  и  не  предполагал,  что
президент такого мнения о военных. Казалось,  он  знал  о  них  все  и  не
скупился на похвалы. Лимен даже рассказал анекдот о Райли, в  котором  сам
он, президент, выглядел довольно нелепо, и Кейси смеялся вместе с  ним.  И
все же Кейси понял, что Лимен более проницателен  и  осведомлен,  чем  ему
показалось вначале.
   - Возможно, наша система  потому  так  хорошо  и  действует,  -  сказал
президент, - что одаренные люди, вроде Скотта и Райли, находятся почти  на
самой ее вершине и могут применять свои таланты, оставаясь  под  контролем
гражданских лиц, разумеется. Я прихожу в ужас при одной  лишь  мысли,  что
равновесие может оказаться нарушенным в результате  необдуманных  действий
людей, которые потом до конца дней своих будут об этом сожалеть.
   - Так же, как и я, сэр.
   - Что я должен делать дальше? Вы можете  дать  мне  какой-нибудь  умный
совет, Джигс?
   - Нет, сэр, - ответил Кейси, чувствуя себя неловко,  словно  он  чем-то
подвел Лимена. - На этот раз я просто пасую, господин президент.  Я  лично
не в силах предложить вам что-либо.
   Президент снял ноги с  подставки,  медленно  поднялся,  что,  казалось,
стоило ему немалых усилий, схватил руку Кейси и крепко пожал ее. Он  ничем
не показал, что беседа закончилась,  однако  сразу  же  после  рукопожатия
Кейси обнаружил, что идет к двери.
   - Я очень вам признателен, полковник, за ваш визит. Пожалуй,  мне  надо
знать, где я смогу найти вас в случае необходимости.  Вы  могли  бы  утром
позвонить моему секретарю мисс  Таунсенд  и  сообщить,  где  вы  будете  в
течение дня? Я скажу ей, что вы позвоните. Спасибо,  что  пришли.  Большое
спасибо.
   - Слушаюсь, сэр. Спокойной ночи,  сэр.  -  Провожаемый  Лименом,  Кейси
вышел в большой холл и направился к лифту.
   - Еще одну минуту, полковник.  Теперь,  когда  вы  поделились  со  мной
своими соображениями, о них известно  только  нам  двоим.  Пожалуй,  будет
лучше, если я сам решу, нужно ли посвящать в них кого-нибудь третьего.  Не
исключая и вашей супруги.
   - Я никогда не посвящаю ее в служебные секреты, сэр.
   - В таком случае ваш верховный главнокомандующий только что  засекретил
эту беседу, - улыбнулся Лимен. - Спокойной ночи, Джигс.
   Джирард встретил Кейси внизу, проводил его и вернулся в кабинет Лимена.
Президент нетерпеливо ходил по комнате.
   - Сначала возьми-ка стакан виски, Поль. Это тебе не помешает. Твой друг
Кейси  полагает,  что  он  раскрыл  военный  заговор  с  целью   свержения
президента и захвата государственной власти.
   - Что?! - Джирард задохнулся от изумления.
   -   Так   он   считает.   Прямо-таки   хунта,   словно    в    какой-то
латиноамериканской стране.
   - Боже милосердный! - простонал  Джирард  с  притворным  ужасом.  -  Уж
только бы не сейчас. У нас и без того куча неприятностей.
   Отклоняя предоставленную ему  возможность  ответить  шуткой  на  шутку,
Лимен медленно сказал:
   - Поль, я расскажу тебе все, о чем он говорил. Вначале об  одной  вещи,
тебе следует о ней  знать.  С  моего  согласия  в  субботу  на  пятнадцать
ноль-ноль назначена еще одна "Всеобщая красная" тревога - проверка  боевой
готовности всех вооруженных сил. Предполагается, что я буду руководить  ею
из убежища в Маунт-Тендере. В целях сохранения абсолютной тайны ни ты,  ни
другие, за  исключением  начальников  штабов,  Кейси  и  адъютанта  Скотта
полковника Мердока, до поры до  времени  не  должны  даже  догадываться  о
предстоящей тревоге. Так вот, запомни это и теперь слушай меня.
   Лимен подробно пересказал Джирарду все, что сообщил Кейси.  Он  показал
ему смятую записку генерала Хардести, копии  телеграммы  Скотта  и  ответа
Барнсуэлла, оставленные Кейси.  Слушая  президента,  Джирард  лишь  глубже
опускался в кресло, обхватив руками низко опущенную голову и почти сомкнув
сонные глаза.
   -  А  теперь  я  хочу  дополнить  все  сказанное  некоторыми  деталями,
известными только мне. Я ничего  не  говорил  о  них  Кейси,  -  заявил  в
заключение Лимен. - Несколько месяцев назад мне позвонил  командующий  ПВО
генерал Барни Рутковский. Мы, с ним давно  знакомы,  и,  видимо,  на  этом
основании он считает, что может откровенно разговаривать со мной. Так вот,
Барни сообщил, что  командующий  стратегической  авиацией  генерал  Дэниел
выяснял у него, не хочет ли он приехать  в  Вашингтон  и  переговорить  со
Скоттом о "политическом хаосе в стране и об ответственности  военных"  или
что-то в этом роде. Барни спрашивал меня, как ему быть. Я  сказал,  что  и
сам не возражал бы получить совет Скотта. Барни не ответил на приглашение,
и больше я об этом ничего не слышал.
   Джирард дернул себя за ухо.
   - Вы хотите сказать, что, по-вашему, Дэниел один  из  тех,  кто  делает
ставку в тотализаторе Скотта?
   - Да. Кроме того,  я  обратил  внимание  на  формулировку  приглашения,
полученного Барни. Дальше. Во время ленча Вине  Джианелли  рассказал  мне,
что мысль  провести  пятницу  и  субботу  в  горной  деревушке  предков  и
заночевать там подсказал ему Прентис. По его словам,  Фред  дал  ему  этот
совет  еще  в  пятницу  на  прошлой  неделе.  Вине   согласился   и   внес
соответствующие изменения в свои планы. Что и говорить,  отличный  трюк  с
точки зрения  пропаганды,  однако  странно,  что  Прентис  вдруг  воспылал
желанием помочь правительству и  выбрал  как  раз  тот  день,  на  который
комитет начальников штабов назначил тревогу,  о  чем  Прентис  осведомлен,
если верить Кейси.
   - Ну, в Кейси вы не сомневайтесь, босс. Джигс - уравновешенный,  вполне
положительный человек, он никогда ничего не изобретает. К тому же  у  него
прекрасная память.
   - Третье. В воскресенье на прошлой неделе я видел и слышал  выступление
Гарольда Макферсона по телевидению. В течение двадцати  пяти  минут  он  с
пеной у  рта  критиковал  и  меня,  и  договор,  а  остальные  пять  минут
превозносил  до  небес  Скотта.  Мне  давненько   не   доводилось   видеть
Макферсона. По совести говоря, я решил  взглянуть  на  него  только  из-за
Дорис - она прожужжала мне все уши, все восторгалась его  внешностью.  Как
тут было не посмотреть  на  этого  Дон-Жуана!  Надо  отдать  ему  должное:
типичный демагог, умеющий без труда  овладевать  аудиторией.  Ни  дать  ни
взять современный епископ Шин или, скажем. Билли Грэхам. Потом я  подумал,
что почти ничего о нем не знаю, и попросил Арта Корвина потихоньку собрать
необходимые сведения.
   - Это вы могли бы поручить и мне, - обиделся Джирард; обычно он,  а  не
начальник   охраны   Белого    дома    выполнял    политические    задания
конфиденциального характера.
   - Я так и собирался сделать, Поль, но, по  совести  говоря,  забыл.  Ну
вот. Спустя некоторое время, к моему удивлению, Корвин  доложил,  что  ФБР
имеет довольно солидное досье на Макферсона. Он,  кажется,  принадлежит  к
нескольким группам крайне правых экстремистов.  Среди  членов  этих  групп
много отставных военных. Ты знаешь, что они проповедуют?
   - Да. Поголовное  уничтожение  всех  и  вся,  -  проворчал  Джирард.  -
Некоторые из них впадают в  бешенство  при  одном  лишь  упоминании  слова
"социализм" или того, что они под ним  подразумевают.  Если  принимать  их
всерьез, нам остается только немедленно обвинить  себя  в  государственной
измене... и их, конечно.
   - Пожалуй. Во всяком случае, Кейси утверждает, будто Скотт и  Макферсон
близкие друзья, что,  признаться,  меня  удивляет.  Но  если  Кейсл  прав,
следовательно, Скотт заигрывает с "бешеными".
   Теперь четвертое. Сегодня днем мне звонил Скотт в связи  с  предстоящей
тревогой. Он хочет, чтоб я отделался от журналистов в Кэмп-Дэвиде  и  один
отправился на вертолете в Маунт-Тандер. Я ответил, что не хотел бы обижать
газетчиков и собираюсь взять хотя бы одного из них. А  Скотт  заупрямился:
тревога, говорит, должна проводиться так, словно происходит на самом деле;
в конце концов я уступил. Ты видишь,  чем  все  это  может  обернуться.  Я
отправляюсь в убежище только с Корвином и в лучшем  случае  с  одним-двумя
телохранителями.
   - Вы говорите  так,  -  кисло  заметил  Джирард,  -  словно  вам  нужно
захватить с собой две-три дивизии охранников,  не  считая  агентов  ФБР  и
вообще всех, кто умеет стрелять.
   - Судя по твоей шутке, ты не веришь Кейси?
   - Не подумайте, что я  намекаю,  будто  он  выдумывает.  Вовсе  нет.  Я
убежден, что Кейси говорит правду.  Но  я  никак  не  могу  согласиться  с
выводами. Я не верю, что готовится военный переворот. Это абсурд.
   - Да, абсурд. Но не слишком ли много странных совпадений?
   - И уж совсем фантастической кажется мне история с  ок-эс-эс,  или  как
там называет Кейси эту часть? Как ухитрился Скотт  создать  такую  крупную
базу, с таким количеством людей, снабжать их всем необходимым и  прочее  -
все это без вашего ведома? Допустим, объект существует всего только  шесть
недель. Но когда же его начали строить? Выходит,  сразу  после  подписания
договора, осенью прошлого года.
   - Это не так уж трудно проверить.
   Джирард встал и подошел к телефону, стоявшему около полукруглой кушетки
у окна.
   -   Правильно.   А   что,   если   позвонить   Биллу   Фуллертону?   Он
профессиональный  чиновник,  объективный  человек  и  к  тому   же   знает
решительно все расходы Пентагона.
   - Позвони. Между прочим, Поль, часть называется ос-ко-эс-эс.
   Джирард позвонил Фуллертону -  начальнику  военного  отдела  бюджетного
управления.
   - Послушай, Билл, у меня к тебе одно секретное дело от самого  Старика.
Вы отпускаете какие-нибудь средства на некий ОСКОСС?  Предполагается,  что
это воинская часть, около трех с половиной тысяч людей... Да, правильно...
Нет, не отпускаете?
   Лимен написал на клочке бумаги:  "Какие-нибудь  особые  фонды  комитета
начальников штабов?" - И показал написанное Джирарду.
   - А вообще-то тебе что-нибудь известно об ОСКОСС?
   Выслушав Фуллертона, Джирард прикрыл трубку рукой.
   - Говорит, никогда ничего не слышал, - повернулся он к президенту.
   -  Ну  а  все  же  есть  у  комитета  начальников  штабов  какие-нибудь
нераспределенные фонды? - снова обратился он к Фуллертону. - Да?  И  иначе
никак? Ну что ж, Билл, спасибо. Надеюсь, я не стащил  тебя  с  постели?  И
пожалуйста, никому ни слова, договорились? Ну пока.
   Джирард положил трубку и повернулся к Лимену.
   - Фуллертон ничего не знает. Между тем, по его словам, должен бы знать,
поскольку именно он обязан давать  заключение  о  целесообразности  любого
нового мероприятия, какой бы секретный характер оно ни носило.  На  случай
срочных непредвиденных расходов комитет начальников штабов имеет около ста
миллионов долларов, но, насколько известно Фуллертону, до денег  никто  не
дотрагивался. Да и нельзя до  них  дотрагиваться  без  вашего  письменного
согласия... Черт возьми, но если на базе до трех с половиной тысяч  людей,
то ведь нужно не меньше двадцати миллионов в год, чтобы прокормить,  одеть
и содержать их!
   Джирард снова налил  себе  стакан  виски.  Лимен  рассеянно  постукивал
пальцами по бокалу, пустому еще с  момента  ухода  Кейси,  и  отрицательно
покачал головой, когда Джирард хотел передать ему бутылку. Несколько минут
они молчали.
   - Мой маленький племянник, -  заговорил  наконец  холостяк  Джирард,  -
сказал бы, что все  получается  как  будто  в  сказке.  Я  никак  не  могу
заставить себя поверить, что все это серьезно.
   - Вот и у меня, Поль, неотступно вертится такая  мысль,  но,  по-моему,
правильнее исходить из предпосылки, что все, в сущности, возможно.
   - Конечно. - Джирард кивнул в знак согласия.
   - В общем дело может обернуться плохо,  даже  очень  плохо,  -  заметил
Лимен, взвешивая каждое свое слово.
   - Может, босс, может.
   - Я рад, что наши мнения совпадают и мне не придется тебя убеждать.
   Лимен подошел к окну, выходившему на  южную  лужайку,  распахнул  дверь
рядом с ним и вышел на балкон. В  ночном  воздухе  была  разлита  чудесная
свежесть. Лимен  посмотрел  на  огромный  обелиск  в  честь  Вашингтона  -
хорошего  генерала,  ставшего  хорошим  президентом.  Он  знал,   что   за
магнолиями справа высится памятник  Линкольну  -  хорошему  президенту,  у
которого были неприятности (боже, а  разве  у  него  их  нет?)  с  плохими
генералами. Слева, в сторону от Мэлл, стояла не видимая  во  мраке  статуя
Гранта, очень хорошего генерала, оказавшегося очень плохим президентом...
   Лимен вернулся в кабинет, где его ждал Джирард, и продолжал так, словно
не делал паузы:
   - И пожалуй, Поль, лучше не будем  убеждать  друг  друга,  иначе  может
оказаться, что мы заблуждаемся,  а  уж  тогда  проще  простого  попасть  в
неловкое положение.
   - Хорошо. Так и сделаем. Что же дальше?
   - Если все рассказанное Кейси  соответствует  действительности,  то  до
субботы у нас остается  только  четыре  полных  дня.  Сегодня  уже  поздно
что-либо предпринимать. Нужно начинать утром. Если все подтвердится  и  мы
сумеем предотвратить удар... что тогда?
   - Очень просто. Вы уволите всю банду и отдадите их под суд за измену.
   - Нет, не думаю, - Лимен покачал головой. - Не при моем  правительстве.
Да и вообще ни при  каком.  Подобный  процесс  глубоко  расколол  бы  нашу
страну... Ну что ж, думай, думай. Утром встретимся.
   - Спокойной ночи, господин президент.  Спите  спокойно.  Возможно,  все
объяснится очень просто, и мы потом как следует посмеемся над собой.
   - Возможно, - ответил Лимен, пожимая плечами. - Спокойной ночи, Поль.
   Президент остался наедине с Триммером. Он  ослабил  галстук,  несколько
раз прошелся взад и вперед и снова вышел на балкон. Балкон Трумэна. В этом
доме все напоминало о прошлом. В углу  кабинета  стояла  одна  из  качалок
Джона  Кеннеди,  соломенное  сиденье  и  деревянная  спинка  которой  были
прикрыты желтой парусиной. Лакированный с инкрустациями большой письменный
стол на суживающихся книзу ножках в свое время принадлежал Монро. У дверей
в спальню стояли два флага - национальный и личный штандарт президента.  С
тех пор как во времена Эйзенхауэра  Гавайские  острова  стали  пятидесятым
штатом, новых звездочек на национальном флаге не прибавилось.
   "Какой одинокий дом, - подумал  Лимен.  -  Слишком  большой  и  слишком
пустой; дом, где человек не может уединиться и подумать без  вмешательства
прошлого. Вдобавок ко всему этот дом принадлежит не мне".
   С балкона Лимен видел то гаснущие,  то  вспыхивающие  огни  фар,  когда
водители огибали высокую чугунную ограду вокруг лужайки, на которой  стоял
Белый дом. Как всегда,  проезжая  мимо,  шоферы  замедляли  ход,  надеясь,
несмотря на позднее время, увидеть, хотя бы мельком,  кого-нибудь  из  его
обитателей.
   Фантастично! Только так и можно охарактеризовать историю,  рассказанную
Кейси. Вопреки уверениям Джирарда, Лимен спрашивал себя, в  своем  ли  уме
этот человек? Но Кейси и в самом деле вел  себя  как  нормальный  человек.
Смущение  и  скованность?  Так  ведут  себя  первый  раз  и   все   другие
посетители... Пожалуй,  он  выглядел  даже  слишком  обычным  посетителем.
Может, это какой-нибудь двойной трюк Скотта, чтобы поймать его в  ловушку,
а затем выставить на  посмешище  перед  всей  страной  и  дискредитировать
договор? Нет, такое объяснение чересчур неправдоподобно.
   Видимо,  единственно  правильный  путь  -  безотлагательная   секретная
проверка.  Возможно,  в  действительности  все  объяснится  как-нибудь  до
смешного просто. Может быть, это как раз то совпадение ничем не  связанных
обстоятельств, которое бывает в одном случае на  миллион.  Утверждают  же,
что если штук шесть обезьян без устали будут стучать на пишущих  машинках,
то в конце концов у них получится "Британская энциклопедия".
   Лимен снова  уселся  в  свое  мягкое  кресло  и  закурил  трубку.  Пора
продумать всю историю и попытаться разобраться в  ней.  В  первую  очередь
нужно сделать то, что советует Джирард: разузнать об ОСКОСС. Для этой цели
нужен верный человек. Пожалуй, наступило время подобрать себе команду.
   Он начал мысленно перебирать список чиновников, останавливаясь на  тех,
кого  сам  назначил  на  важные  посты  за  шестнадцать   месяцев   своего
президентства. Прошло немного времени, и  Лимен  обнаружил,  что  одну  за
другой отбрасывает кандидатуры этих людей, не может на  них  положиться  -
либо потому, что они нерешительны, либо не  заслуживают  особого  доверия,
либо недостаточно близки к нему, либо из-за того, что станут болтать, если
его предположения не подтвердятся.
   "Станут болтать..." Дело вовсе не в том, что он боится  насмешек,  а  в
том, чтобы за границу не просочился даже малейший слушок, будто  президент
Лимен допускал возможность  военного  переворота.  Иначе  страна  окажется
скомпрометированной.
   "И ты вместе с ней, - подумал он. - Да, но  разве  это  не  идиотизм  -
ломать голову над тем,  на  кого  можно  положиться,  когда  речь  идет  о
безопасности страны?..  Хорошо,  но  кто  же  не  проболтается,  если  все
окажется фантазией, и кто, если все подтвердится,  сможет  помочь  тебе  и
останется с тобой до конца?"
   Джирард и Рей Кларк, подумал Лимен, конечно, посмеются над ним, если он
откровенно расскажет им о своих колебаниях и сомнениях. А  рассказать  все
же придется. Это решено. Без Джирарда и Кларка ему не обойтись.
   Кто же еще? Кейси, конечно. Возможно, полковник не самый  блестящий  из
всех известных ему офицеров, но инстинкт, видимо, ведет его по правильному
пути. Можно надеяться, что и сообщенные им факты тоже верны. Черт  возьми!
Или лучше надеяться, что они, напротив, не верны? Во всяком случае,  Кейси
уже влез в эту историю по самые уши.
   Кабинет?  Лимен  мысленно  пробежал  глазами  по   всему   списку.   От
педантичного и скучного государственного секретаря никакого проку. Министр
обороны болтун. Боже, до чего же беспокойный человек! Если бы у него вдруг
и появились дельные мысли, никто бы не узнал об этом только потому, что не
смог бы дослушать его до конца.  Министр  здравоохранения,  образования  и
социального обеспечения Том Бартон нравился Лимену. В  борьбе  за  власть,
если она начнется, он мог бы оказаться полезным. Бартон умен. Однако этому
рослому негру просто невозможно выбраться из Белого  дома  или,  наоборот,
пробраться в него без того, чтобы его не заметили и не закидали  вопросами
репортеры. Цвет кожи  делает  его  кандидатуру  неприемлемой,  и  от  него
придется отказаться.
   Лимен отбрасывал одно имя за другим, иногда спрашивая  себя,  зачем  он
вообще выбирал и назначал этих людей на тот или иной пост?  Он  знал,  что
оставляет  напоследок  сурового   и   эрудированного   министра   финансов
Кристофера Тодда, наиболее умного из всех его министров. Тодд уже доказал,
что умеет держать язык за зубами, когда речь заходит о  делах  президента.
Еще одно большое достоинство Криса: он любит конспирацию.  Его  хлебом  не
корми, дай только  позабавиться  всякими  конспиративными  делами.  Помимо
всего  прочего,  Крис   Тодд   обладал   характерной   для   адвоката-янки
способностью  выуживать  из  массы  случайной  чепухи  непреложные  факты.
Несомненно, Криса придется привлечь.
   Перебирая  фамилии  сотрудников  канцелярии  Белого  дома,  Лимен  даже
удивился, как много имен отпадало само  по  себе,  подобно  сухим  осенним
листьям. Ведь эти люди дрались вместе с ним в дни избирательной  кампании,
помогали ему формировать  правительство,  но  на  кого  из  них  он  может
положиться в  создавшейся  обстановке?  Уж  конечно  не  на  секретаря  по
вопросам печати Фрэнка Саймона. Саймон умеет изящно и ловко  скользить  по
поверхности, а серьезное дело, такое, как это, ему  совсем  не  по  плечу.
Слишком уж он легко поддается давлению со стороны. Будет  лучше,  если  он
останется в неведении. Юрисконсульт  президента  по  особо  важным  делам?
Слишком рьяный законник, а тут ни  один  закон  не  поможет.  Его  главный
посредник по контактам с сенаторами и конгрессменами? Слишком тщеславен  и
немедленно начнет претендовать на самую выигрышную роль.
   Но оставался еще Арт Корвин. Широкоплечий  спокойный  Мистер  Действие,
как называли его чины охраны Белого дома, сделает все для президента - для
любого из президентов. Лимен не наводил специальных справок, но знал,  что
Корвин предан самой идее президентства, а не тому,  кто  в  тот  или  иной
момент занимает президентский пост. Больше того, Лимен,  по  существу,  не
мог и шагу сделать без Корвина. Его надо привлечь к делу.
   Ну а еще кого? Директора ФБР? Сильный  и  влиятельный  человек,  такого
полезно иметь на своей стороне.  Однако  Лимен  почти  не  знал  его,  они
беседовали всего раза три, да и то спешно и по делу.
   Президент снял  с  полки  справочники  с  именами  членов  конгресса  и
правительства, улыбаясь при мысли, что ему приходится заглядывать в книгу,
чтобы  припомнить,  кого  и  куда  он  назначил.  Фамилии  заместителей  и
помощников министров, членов различных комиссий, судей...  Они  ничего  не
сказали ему и ничего в нем не вызвали. Он  слишком  мало  знал  их,  чтобы
довериться. Направить  кого-нибудь  в  посольство  за  границу,  назначить
судьей - да. Но опереться в борьбе за сохранение власти - нет.
   Итак, Лимен остановился на шести  фамилиях:  он  сам,  Кларк,  Джирард,
Кейси, Крис Тодд, Арт Корвин. Да, и Эстер. Бог мой, конечно Эстер! Без  ее
участия он не  мог  даже  кому-нибудь  позвонить.  Она  по-прежнему  будет
выполнять любые поручения с полной лояльностью, четко и быстро, пусть и не
из-за любви к правительству.
   "Ну вот, по  крайней  мере  нас  семеро  против  пяти  членов  комитета
начальников штабов, - подумал Лимен. - У нас нет  ни  дивизий,  ни  ракет,
зато на нашей стороне двести лет истории... и четыре дня. Четыре дня! Все,
что рассказывал здесь Кейси, даже не сон - чудовищный кошмар. В нем нет ни
капли здравого смысла".
   Лимен  прошел  в  спальню  и  остановился  перед  туалетным   столиком,
освобождая карманы брюк. Он должен беспокоиться обо всем  мире,  да  сверх
того о каком-то сбитом с толку офицере морской пехоты, не забывая  о  том,
что  замышляет  председатель  комитета  начальников  штабов...  "Перестань
позировать, Лимен, и отправляйся-ка спать!" - приказал он себе.
   - Пора спать, Триммер! - сказал он сеттеру. - Марш на место!
   Собака подошла к двери и терпеливо ждала, пока Лимен открывал ее. Потом
пес неторопливо пересек холл, спустился по лестнице и направился к  своему
местечку в буфетной комнате около кухни.
   Застегивая пижаму, Лимен наблюдал, как вспыхивают фары машин,  стоявших
вокруг Эллипса. "Должно быть, окончился спектакль", - подумал он, заметив,
как в ярком свете уличных фонарей то появляются, то исчезают кучки  людей,
идущих со стороны Национального театра.
   Это был конец обычного дня в Вашингтоне, жители которого ложатся  спать
раньше,  чем  в   любой   другой   столице.   Закончился   вечерний   матч
баскетболистов, и последние посетители спешили прямо через покрытую травой
площадку к  выходу  со  стадиона.  На  Арлингтонском  кладбище,  у  могилы
Неизвестного солдата, сменился  караул,  и  солдаты,  прежде  чем  улечься
спать, протерли свои парадные винтовки.
   В национальном клубе печати самые упорные завсегдатаи бросали  на  стол
карты, допивали стаканы и расходились по домам. Среди  них  был  и  Мэлком
Уотерс из Ассошиэйтед Пресс, позволивший себе провести вечер  за  игрой  в
покер и за бутылкой виски, поскольку в расписании Старика на завтра ничего
не предвиделось до одиннадцати часов.
   В канцелярии сената два усталых чиновника жаловались  друг  другу,  что
кипы  корреспонденции,  поступившей  накануне   каникул,   заставляют   их
задерживаться на работе так поздно.
   В скромном домике  в  Арлингтоне  Джигс  Кейси  протер  глаза,  отложил
потрепанный "Всемирный альманах" и выключил лампу. Только в этой книге  из
всех, что были в доме, он смог найти текст конституции Соединенных Штатов.
   В  маленьких  будках  вокруг  Белого  дома  разместилась  новая   смена
полицейских,  которым  вменялось   в   обязанность   обеспечивать   личную
безопасность президента, насколько это в их силах. Они охраняли  человека,
но не пост; самому посту ничто не угрожало вот уже почти двести лет.



ВТОРНИК, УТРО

   Джордан Лимен приоткрыл один глаз, но тут же снова сомкнул его. В окна,
окрашенные бледной синевой рассвета, стучал дождь. Лимен почти  проснулся,
но, убаюканный мерным шумом  мелких  дождевых  капель,  снова  задремал  и
увидел себя в Огайо, в дни своего  детства,  когда  он  холодным  и  серым
утром, уютно завернувшись в одеяло, ждал обычного  окрика  отца:  "Джорди,
пора вставать! Мир ждет тебя".
   Здесь, в Белом доме, мир тоже его ждал,  однако  никто  не  осмеливался
будить президента без его указания, а Лимен на это утро  никаких  указаний
не давал. Он потянулся и поскреб затылок. Боже, ну и погодка! Почему никто
не решился перенести столицу в Аризону? Месяцы, прожитые Лименом  в  Белом
доме, подтвердили его излюбленное выражение, что "американская  дипломатия
страдала  недостатком  инициативы  главным  образом  из-за  вашингтонского
климата".  Либо  моросящий  дождь,  либо   отвратительная   духота,   либо
пронизывающая сырость под сплошным пологом облаков - другой  погоды  город
не знал. Ясных, прохладных, бодрящих дней едва ли набралось бы с месяц  за
весь год.
   Лимен окончательно проснулся, но ему все еще не хотелось расставаться с
уютом постели. Он подумал о  своей  дочери  Элизабет,  там,  в  Луисвилле.
"Надеюсь, солнышко светит на мою бедную девочку. Сейчас она уже,  наверно,
в родильном доме. Ну что ж, у таких  родителей,  как  Лиза  и  ее  супруг,
будет,  конечно,  хорошенький   мальчишка.   Мальчишка?   Да,   мальчишка.
Безусловно, Лиз хорошо все  перенесет.  Но  не  мешает  сегодня  же  утром
позвонить Дорис, узнать, как обстоят дела".
   Лимен приподнялся и, спуская ноги  с  постели,  вспомнил  и  полковника
морской  пехоты,  и  его  невероятную  историю...  Скотт...   Макферсон...
ОСКОСС...
   Посидев несколько минут на краю кровати,  он  поднял  трубку  телефона,
стоявшего на ночном столике.
   - Грейс, - сказал Лимен телефонистке, - доброе утро, вернее, утро  было
добрым, пока я не взглянул в окно. Пожалуйста,  позвоните  Эстер  домой  и
попросите ее  как  можно  скорее  приехать  сюда.  Скажите  ей,  что  она,
вероятно, найдет меня в столовой. Спасибо.
   Лимену  понадобилось  пятнадцать  минут,  чтобы  умыться,  побриться  и
одеться.  Выходя  из  спальни,   он   нашел   в   себе   силы   улыбнуться
уорент-офицеру, сидевшему в холле с  портфелем,  набитым  шифрами  ядерной
войны. "Вот с чего приходится президенту начинать  рабочий  день,  да  еще
такой дождливый!" - подумал Лимен.
   Эстер Таунсенд пришла, когда он завтракал в  столовой,  отчаянно  кляня
поданный ему грейпфрутовый сок. Подобранная, аккуратная, с  очень  светлой
губной помадой, в блузке с поднятым невысоким воротником, с ниспадающей на
лоб прядью волос... "Почему она не выходит замуж?" - подумал президент, но
эту мысль тотчас вытеснили другие.
   - Выпейте со мной кофе, Эстер. Новости сегодня такие же отвратительные,
как и погода. Кое-кто зарится на мой пост.
   Присевшая к углу стола Эстер взглянула на него поверх чашки с кофе.
   - Ну, знаете, губернатор, - так она называла Лимена с тех пор,  как  он
стал  генеральным  прокурором  штата  Огайо,  еще  за  два  года  до   его
губернаторства. - Не слишком ли рано вы начинаете беспокоиться о том,  что
произойдет в семьдесят шестом году?
   - Кое-кому мой пост нужен уже сегодня - так,  во  всяком  случае,  меня
информировали. - И Лимен за пять минут сообщил Эстер  все,  что  рассказал
ему Кейси и что знал сам.
   - Возможно, все это простое недоразумение, Эстер, - заметил  он,  -  но
надо разобраться, и как можно скорее. Пока что обо всем, кроме меня и вас,
будут знать пять человек: Рей Кларк, Поль Джирард,  полковник  Кейси,  Арт
Корвин и Крис Тодд. Если кто-нибудь из них будет звонить  в  течение  этой
недели, обязательно выслушайте его, в какое бы время это ни происходило.
   - Вы не находите, что мне лучше и ночевать здесь? - спросила Эстер.  Ее
голос звучал  совершенно  ровно,  и  Лимен  не  мог  определить,  как  она
отнеслась к его рассказу. "Боже! - подумал он. - Я и  своего-то  отношения
до сих пор не могу определить. А если бы  сейчас  светило  солнце,  я  бы,
наверно, подумал, что мне приснился кошмарный сон".
   - Правильно. По-моему, до конца недели вы можете пользоваться  кушеткой
в кабинете врача. Да, Эстер, а как с телефонистками? Пусть  это  покажется
смешным, но в сложившейся обстановке я не стал бы полагаться на людей,  не
пользующихся вашим доверием.
   - Ну, тут ничего сложного нет. Мы с Элен Червейси хорошие приятельницы.
Я поручу ей организовать двухсменное дневное дежурство с  таким  расчетом,
чтобы все звонки от этих пятерых переключались на меня.  Ночное  дежурство
на коммутаторе я возьму на себя.
   - Ну что вы, Эстер! - встревожился Лимен. - Ведь вы же  дня  через  два
свалитесь с ног.
   - Ничего, - ответила Эстер, покачав головой.  -  Я  могу  вздремнуть  и
днем, а после полуночи звонков будет немного.
   - Так что же все-таки вы  думаете  обо  всем  этом?  -  с  любопытством
спросил он, поскольку Эстер пока так и не  высказала  своего  отношения  к
странной проблеме, вставшей перед правительством президента Лимена.
   Эстер поднесла палец  к  голове  -  известный  только  им  двоим  знак,
означавший: "Тихо! Секретарь думает". Они улыбнулись друг другу.
   - Честно говоря, губернатор, я озадачена, как и вы. Как женщина,  я  бы
сказала, что должна больше знать генерала Скотта. Между тем  я  ничего  не
могу о нем сказать. На вашем месте я постаралась бы побольше узнать о  его
любовнице.
   - У него есть любовница?
   - А вы не знали? - Эстер улыбнулась с видом  превосходства  и  покачала
головой, словно сожалея по поводу такой неосведомленности мужчин. -  Слухи
носятся уже года два. Время  от  времени  генерал  потихоньку  выезжает  в
Нью-Йорк для встреч с шикарной штучкой по  имени  Милисент  Сеньер  -  она
редактор отдела мод журнала "Шери". Предполагается большая любовь.
   - Ну и ну! И подумать только, какие тайны может узнать  человек,  когда
намекнет, что кто-то хочет занять его место! Это, конечно,  любопытно,  но
вряд ли поможет нам в деле спасения республики. Мы напрасно теряем  время.
Пригласите ко мне Рея Кларка.
   Утренние газеты - Лимен так и не притронулся к ним - все еще аккуратной
стопкой лежали на столике около письменного стола, когда в  кабинет  вплыл
Рей Кларк.
   - За каким дьяволом, господин президент, вытряхнули вы меня  из  теплой
постели в такую рань? - заговорил он с сильным южным акцентом. Лицо у него
было мокрым от дождя. - И даже не удосужились послать за мной один из этих
даровых катафалков Белого дома стоимостью в десять тысяч долларов. Старику
Рею пришлось самому гнать машину.
   - Перестань дурачиться. Рей, - с небрежной улыбкой заметил Лимен. - Нам
предстоит кой о чем поразмыслить.
   Он позвонил Эстер и велел заказать завтрак для Кларка.
   - Ты знаешь полковника морской пехоты Кейси, Мартина Кейси?
   - Конечно, если вы имеете в виду  начальника  объединенного  штаба.  Он
несколько раз бывал у нас на комиссии, а кроме  того,  как-то  оказал  мне
одну услугу, когда сын одного моего приятеля из Атланты ушел в самовольную
отлучку из учебного лагеря морской пехоты на острове Пэррис. Парня, как  и
полагается, наказали, но Кейси оказался настолько любезным, что скрыл этот
факт от газетчиков.
   - Что ты думаешь о нем. Рей?
   -  Насколько  я  могу  судить,  порядочный  человек.  -  Кларк  заметил
недоумевающее выражение на лице Лимена и поспешил уточнить: -  Пожалуй,  я
сказал бы больше. Есть люди, которые сразу вызывают к  себе  расположение.
Это всего лишь интуиция, но, по-моему, Кейси солидный, твердый  и  честный
человек. А почему вы спрашиваете? Хотите доверить ему что-нибудь?
   - Еще бы! Вчера вечером Кейси был у меня. По его мнению, группа военных
попытается в субботу захватить власть.
   Лимен ожидал, что Кларк разразится гомерическим хохотом, однако сенатор
только вскинул брови и уставился на президента.
   - Ты не удивлен? Или ты считаешь, что я не в своем уме?
   - Первое, Джорди.
   - Но, ради бога, почему?
   - Вначале рассказывайте вы. А потом я скажу почему.
   Как и накануне в  беседе  с  Джирардом,  президент  Лимен  потратил  на
рассказ почти час. Он рассказал и о том, что знал сам, передал  содержание
разговора Джирарда с Фуллертоном из Бюджетного бюро и даже  услышанный  от
Эстер слушок о романе Скотта. Пока Лимен говорил, Кларк успел покончить  с
завтраком.
   - А теперь я хочу задать несколько вопросов, - сказал  Лимен,  закончив
рассказ. - Что известно тебе,  одному  из  руководящих  деятелей  комиссии
сената по делам вооруженных сил, об организации ОСКОСС? И еще: почему тебя
не удивило мое сообщение?
   - Отвечаю на первый вопрос: абсолютно  ничего,  -  медленно  проговорил
Кларк. - Отвечу и на ваш второй вопрос, господин президент.  Черт  возьми,
уже раза три я говорил вам, как упал  моральный  дух  войск.  Еще  никогда
военные не получали такого низкого жалованья по сравнению с  гражданскими.
Ваш отказ восстановить  льготные  выплаты  офицеры,  да  и  сержантский  и
рядовой состав рассматривают как своего рода личное оскорбление.
   - Рей, но я же обещал передать в сенат соответствующий законопроект - и
об  урегулировании  денежного  содержания,  и  о  дополнительных   льготах
военнослужащим и намерен добиться своего, как только  наступит  подходящее
время. Возможно, до сих пор я не проявлял должной настойчивости, но сейчас
законопроект почти готов. - Лимен потянул себя за  ухо.  -  Но  ты  же  не
думаешь, что военные попытаются захватить  государственную  власть  только
потому, что получают низкое жалованье?
   - Нет,  конечно,  нет.  Все  объясняется  общей  ситуацией,  Джорди,  а
обстановка в  стране  -  хуже  некуда.  И  дело  вовсе  не  в  договоре  о
разоружении, или в забастовке на  ракетных  заводах,  или  в  чем-то  еще,
взятом  в   отдельности.   Речь   идет   об   ужаснейшем   прогрессирующем
разочаровании всех во всем. О каждом новом президенте люди думают, что вот
тот  самый  волшебник,  который  заставит  коммунистов   сгинуть.   Ничего
подобного никогда не произойдет. Напряженность день ото дня растет.  После
каждого выступления этого  сумасшедшего  Макферсона  я  получаю  не  менее
пятисот писем от своих избирателей. А некоторые сенаторы и того больше.
   - Да, но при чем тут заговор Пентагона?
   - Я имею в виду общую обстановку в стране, Джорди, а из  нее  вытекает,
что на крайние меры могут пойти любые круги. Готов спорить,  что,  если  у
этого подонка Прентиса есть хоть капля  смекалки,  он  тоже  не  откажется
приложить  руку.  Сейчас,  когда,  если   верить   данным   опроса,   ваша
популярность упала до двадцати девяти процентов, он и ему подобные  только
и караулят момент,  чтобы  вцепиться  вам  в  горло.  Теперь  можно  всего
ожидать.
   - Но вчера ты несколько иначе расценивал результаты  опроса  институтом
Гэллапа.
   - Вчера я не знал, что генерал Скотт включился в эту игру.
   - Значит, ты веришь этой истории?
   - Я согласен с вами и Кейси: нужно обязательно и как можно  скорее  все
проверить.
   -  Я  знал,  что  могу  положиться  на  тебя.  Рей,  -  с  нескрываемым
облегчением проговорил Лимен. - Не знаю, что бы я стал делать без тебя.
   - Господин президент, вы мой лучший друг, - глядя прямо в глаза Лимену,
ответил Кларк, - и я сделаю для вас все возможное, но должен сказать, если
вы не обидитесь, что я имею в виду нечто более  значительное,  чем  только
помощь Джордану Лимену.
   Лимен обошел вокруг стола.
   - Поскребите настоящего южанина,  -  заметил  он,  -  и  вы  обнаружите
подлинного патриота, хотя ему приходится столько переносить от янки...  Ну
а сейчас, Рей, коль скоро мы разоткровенничались, я надеюсь, что до  конца
недели ты будешь сдерживать себя и не влипнешь в  какую-нибудь  неприятную
историю.
   Кларк, до этого  не  спускавший  глаз  с  президента,  отвел  взгляд  в
сторону.
   - Подобных обещаний я никому никогда не даю. Только самому себе.
   - Это уж как тебе нравится, Рей. Однако до поры до времени ты не должен
прикасаться к бутылке. Эго приказ, так и знай.
   - Я могу сам о себе позаботиться, господин президент,  -  сухо  ответил
Кларк. - Что мне нужно делать дальше, по-вашему?
   - Попытайся сегодня утром на заседании разузнать у Скотта что-нибудь об
ОСКОСС. Так как-нибудь, между прочим. Очень осторожно. Ни малейшего намека
на то, что мы что-то подозреваем. Ровно к двум возвращайся  сюда.  Я  хочу
провести совещание. Приходи  через  восточный  подъезд.  Мы  поднимемся  в
солярий. А я с утра переговорю с глазу на глаз с Корвином и Крисом.
   Когда  Кларк  закрывал  за  собой  дверь,  Лимен  уже  разговаривал  по
внутреннему телефону:
   - Эстер, сейчас же пришлите ко мне Арта Корвина. Да,  Эстер,  передайте
Полю, пусть он отправляется к Фуллертону и  получит  у  него  список  всех
засекреченных военных объектов в стране. Можно включить в него  и  объекты
за границей. Велите ему снова напомнить Фуллертону, что вчерашний разговор
должен оставаться в секрете, как и сегодняшний... Да, еще одно  поручение:
пусть Крис Тодд придет ко мне в одиннадцать. Вы поняли?
   В дверь тихо вошел Артур Корвин - начальник секретной  службы,  несущей
охрану Белого дома и президента. Корвин редко улыбался, и все же  в  Белом
доме не было более добродушного лица. В общем-то оно было невыразительным,
но морщинки вокруг глаз придавали Корвину вид человека, довольного всем  и
вся. После пятнадцати лет работы в качестве детектива, главным образом  по
делам  фальшивомонетчиков,  он  еще  при  предшественнике  Лимена   Эдгаре
Фрейзиере был  прикомандирован  к  Белому  дому.  Начальником  охраны  его
назначил уже Лимен, после того как предыдущий начальник ушел на пенсию.
   Лимен и Корвин с первого взгляда понравились друг  другу  -  еще  в  ту
ночь, когда Корвин сразу после выборов явился в губернаторский  особняк  в
Колумбусе, чтобы организовать охрану нового президента Соединенных Штатов.
Лимен  никогда  не  расспрашивал  Корвина,   но   догадывался,   что   тот
недолюбливал Фрейзиера, хотя сам Корвин ни разу об этом не обмолвился, чем
еще больше расположил к себе нового президента.
   Широкоплечий,  сильный  Корвин,  с  какой-то  гордостью  носивший  свой
торчавший ежик волос, ростом был выше Лимена.  Несмотря  на  узость  своих
интересов (Лимен не сомневался, что после окончания колледжа  его  главный
телохранитель вряд ли осилил  десять  -  двенадцать  книг),  он  ежедневно
тщательно прочитывал газеты, пытаясь чуточку опередить  своего  хозяина  и
угадать, куда он может поехать, кого увидеть, каких посетителей принять.
   Корвин подошел к письменному столу и застыл в ожидании.
   - Садитесь, Арт, - предложил Лимен. - Возможно,  меня  ожидают  крупные
неприятности и мне может понадобиться ваша помощь. Во-первых, вам  следует
знать, что на субботу намечена еще одна  "Всеобщая  красная"  тревога.  Из
соображений секретности вы должны были узнать об этом только  в  последнюю
минуту.
   Пересказывая сообщение Кейси в четвертый раз, Лимен обнаружил, что  уже
автоматически редактирует его, сокращает одни пункты и  развивает  другие.
Чем отчетливее видел он происходящее, тем  ярче  выделялись  три  эпизода:
сформирование ОСКОСС, отказ адмирала Барнсуэлла участвовать в тотализаторе
Скотта на скачках и скомканная записка, написанная рукой Хардести.
   - Да, господин президент, но просто  невозможно  поверить,  что  кто-то
собрал в пустыне  столько  людей,  снабдил  их  всем  необходимым,  возвел
постройки, а до Белого дома не дошло ни малейшего слуха.
   - По совести говоря, Арт, вот это и смущает меня  больше  всего.  Ясное
дело, что Кейси  только  строит  догадки.  Он  складывает  два  и  два  и,
возможно, получает пять. Сегодня утром я попытался мысленно подсчитать все
наши секретные базы и не смог. У нас сейчас так много баз  -  секретных  и
полусекретных, что никому и в голову не придет докладывать мне о  какой-то
одной из них, если я не дам специального указания или если не  потребуется
принять об этом объекте какое-то особое решение.
   Корвин промолчал, и Лимен мысленно спросил себя, о  чем  сейчас  думает
этот большой и спокойный человек. "Разделяет ли он гнев, закипающий во мне
при одной лишь мысли о том, что  интеллигентные,  способные  и  облеченные
доверием американцы готовятся бросить вызов конституции? Испытывает ли  он
то же отчаяние и то же чувство беспомощности, что и  я?  Настолько  ли  он
лоялен как телохранитель, чтобы защитить не только телесное воплощение, но
и дух того, что ему поручено защищать?"
   - Так что вы скажете, Арт?
   - Полагаю, что мы должны удвоить охрану за счет  людей,  на  которых  я
смело могу положиться, - быстро ответил Корвин.
   - Нет, нет, я совсем о другом. Что вы думаете обо всем этом,  обо  всей
этой истории? Она не представляется вам бессмыслицей?
   Корвин впервые улыбнулся, и Лимену показалось, что  он  прочел  на  его
лице выражение какой-то особой теплоты и привязанности.
   - Господин президент, - сказал Корвин, - время от времени я  встречаюсь
с моим предшественником по работе. Вы удивились бы, если бы услыхали,  что
мы говорим о президентах. Для нас это всего  лишь  работа,  как  и  всякая
другая, а вот каждый из вас - наполовину беспомощное дитя, а наполовину  -
дурак. Кто-нибудь постоянно стремится отправить президента на тот свет. За
год мы  получаем  штук  сто  писем  от  разных  сумасшедших,  собирающихся
перерезать президенту глотку, или отравить, или продырявить из винтовки.
   - И доктор Гэллап, должно быть, переговорил с каждым из них на  прошлой
неделе, - горестно заметил Лимен.
   Корвин вежливо улыбнулся, но не позволил себя отвлечь.
   - И все же  президенты  ухитряются  вести  себя  наиглупейшим  образом.
Помните, в разгар этой истории с пуэрториканцами Трумэн высунул голову  из
окна Блэйр Хауз, чтобы узнать, почему и в  кого  стреляют?  А  Кеннеди?  С
больной спиной он отплывал ярдов на пятьдесят от  яхты,  да  еще  в  таких
местах, где глубина достигала футов сорока. А Эйзенхауэр? Играл в гольф на
опушке такого  густого  леса  вдоль  некоторых  автострад,  что  несколько
шизофреников могли бы спокойно стрелять в него с деревьев и никакая охрана
не могла бы даже напасть на их след.
   Лимен протестующе поднял свою большую руку.
   - Но сейчас, Арт, речь идет о другом. Если... если это правда,  значит,
готовится захват власти.
   - А нам все равно, господин президент. Мы никому  не  верим.  Возможно,
вам покажется смешным, но иногда я ловлю себя на том, что присматриваюсь к
самым  высокопоставленным  лицам  из  вашего  окружения,  включая   членов
кабинета, и пытаюсь определить, не прячет ли кто-нибудь из  них  револьвер
под пиджаком.
   - Но мы же говорим о совершенно разных вещах,  Арт,  -  снова  возразил
Лимен. - Я не  вижу  тут  никакой  опасности  лично  для  себя.  Возможно,
опасность угрожает самому посту президента, который сейчас  занимаю  я,  а
следовательно, - конституции.
   - В конце концов это одно и то же, сэр. Если кто-нибудь хочет захватить
власть, он должен будет сначала отделаться от вас,  как-то  убрать  вас  с
пути - ну, скажем,  посадить  в  один  из  отсеков  подземного  убежища  в
Маунт-Тандере.
   Лимен понимал, что напрасно тратит время. Корвин отказывался  следовать
за ним в область политической философии.  Но  какое  это  имело  значение?
Кругозор Корвина  позволял  ему  видеть  только  одну  задачу:  обеспечить
физическую безопасность президента как личности. Ну что ж, возможно,  дело
дойдет и до этого. А если все окажется мыльным пузырем и Лимен превратится
в посмешище для всей страны, по крайней мере хоть Корвин не будет смеяться
и распространять сплетни.
   - Хорошо, Арт. В два часа дня в солярии у нас состоится совещание, и  я
хочу, чтобы вы на нем присутствовали. Между прочим, как  вы  считаете,  не
установить ли слежку за генералом Скоттом - посмотреть, чем он занимается?
   - Вот видите, а вы утверждали, будто  мы  толкуем  о  разных  вещах,  -
улыбнулся Корвин. - Я как раз хотел внести такое предложение. У  вас  есть
вполне  подходящий  человек  для  этой  цели.   Занимаясь   "художниками",
любителями  рисовать  банкноты,  я  получил  весьма  солидную  практику  в
подобных делах.
   Корвин уже уходил, когда в кабинет вошла Эстер и  доложила  о  прибытии
министра финансов Тодда, но  Лимен  сначала  решил  поговорить  с  Фрэнком
Саймоном. Молодой жилистый человек - секретарь по делам печати, похожий  в
своих роговых очках на нахохлившуюся  сову,  торопливо  вошел  в  кабинет.
Никто лучше Саймона не умел ладить с  прессой,  но  Лимен  уже  при  одном
взгляде на него начинал  раздражаться,  словно  кто-то  прикасался  к  его
обнаженным нервам.
   - Фрэнк, - обратился он к Саймону, - отмените мою встречу с Донахью  из
"Федерал рипортер", она назначена на одиннадцать утра. Есть ряд  вопросов,
связанных с выполнением договора,  кому-то  из  нас  нужно  заняться  ими.
Репортерам   ничего   не   сообщайте.   Скажите   только,   что   свидание
откладывается, так как я работаю над некоторыми законопроектами. Понятно?
   Саймон передернул плечами.
   - Если  после  вчерашнего  оглашения  результатов  опроса  вы  отмените
единственную встречу, назначенную на сегодня, немедленно  поползут  всякие
нелепые слухи.
   - Тут уж я бессилен. Если первый этап разоружения не будет  осуществлен
в полном соответствии с договором, то во время  следующего  опроса  вообще
некому будет задавать вопросы.
   - Хорошо, господин президент. - Саймон  снова  сгорбился.  -  Вообще-то
говоря, мне было бы куда легче маневрировать, если  бы  вы  чуть  пораньше
предупреждали меня. В потемках я работаю не самым лучшим образом.
   "Если б ты только  знал,  о  каких  потемках  идет  речь!"  -  мысленно
воскликнул Лимен.
   В кабинет большими шагами вошел Кристофер Тодд с неизменным портфелем в
руках. Всей своей  внешностью  он  производил  впечатление  человека,  мир
которого всегда и во всем упорядочен. К тому времени, когда Лимен назначил
шестидесятилетнего Кристофера Тодда министром финансов, он уже  был  одним
из наиболее известных на Уолл-стрите адвокатов -  специалистов  в  области
корпоративного права.
   Здоровый красновато-коричневый загар выдавал в  нем  яхтсмена,  в  свое
время проводившего уик-энды на Саунде, а теперь в Чесапикском  заливе.  На
нем был прекрасно сшитый костюм из материи мягкого серого  цвета,  с  чуть
более темным, но тоже серым  гладким  галстуком,  на  котором  поблескивал
крохотный синий якорек. Его черные, ручной работы английские ботинки  были
вычищены безукоризненно, но не до  кричащего  блеска.  Жилетку  пересекала
золотая цепочка от унаследованных дедовских часов.
   Пресса  называла  его   "вылощенным",   "холодным",   "проницательным",
"ехидным". Все эти эпитеты соответствовали действительности, но не  давали
полного представления о Тодде.
   Лимен поднялся,  поздоровался  с  Тоддом  и  достал  из  стола  коробку
превосходных сигар, хранимых специально для  него.  Пока  Тодд  осматривал
сигару, обрезал и прикуривал ее от большой  спички,  вынутой  из  кармана,
Лимен открыл свой мешочек с табаком и набил  трубку.  Потом  он  рассказал
Тодду всю историю.
   Чем дольше он говорил, не упуская даже мельчайших деталей, тем  больше,
как заметил Лимен, оживлялся взгляд Тодда. Адвокат сидел выпрямившись и не
спуская с Лимена глаз, лишь изредка посматривая на  кончик  сигары.  Лимен
знал, что Тодд никогда не забывал проверить качество сигары. Он  утверждал
- и был искренне убежден в своей правоте, - что всякая  порядочная  сигара
должна куриться минут пятнадцать, прежде чем понадобится пепельница. Лимен
закончил свой рассказ вопросом:
   - Так какой же приговор, Крис?
   Тодд  поднял  седые  брови.  Эта  привычка  особенно   раздражала   его
недоброжелателей, они видели в ней знак презрения  или  осуждения  (обычно
это так и было). Лимена же манерность Тодда просто забавляла.
   - Если бы мне пришлось защищать Скотта в суде от  подобных  не  стоящих
выеденного яйца обвинений, - заявил он, -  я  потребовал  бы  немедленного
оправдания своего подзащитного, и вся процедура была  бы  закончена  через
десять минут.
   - Да, но я высказал все это в качестве предположения, -  мягко  ответил
Лимен. - Из нас двоих, Крис, не только вы адвокат.
   В голубых глазах Тодда мелькнул огонек.
   - Да будет вам известно, господин президент, что у вас в  Огайо  вообще
нет адвокатов, там подвизаются только подмастерья.  Став  адвокатами,  они
немедленно перебираются в Нью-Йорк.
   - Или в Вашингтон, - добавил Лимен и, посмеиваясь, принялся раскуривать
погасшую трубку.
   - Давайте внимательно разберемся в вашей истории, - продолжал  Тодд.  -
Вы усиленно подчеркиваете все, что касается ОСКОСС. Никто об этом  объекте
до сих пор ничего не слыхал. Ни вы, ни Джирард, ни Фуллертон, ни полковник
Кейси.  Почему  же  вы  убеждены,  что  объект  действительно  существует?
Существует только  предположение  полковника,  не  подкрепленное  никакими
фактами.
   - А записка Хардести? В ней содержится ссылка на эту часть  и  на  базу
"У", как один из  приятелей  Кейси  называет  место  около  Эль-Пасо,  где
расположена эта самая часть.
   - Но вполне  возможно,  что  речь  идет  и  о  каком-то  другом  месте.
Засекреченных объектов у нас расплодилось до глупости много. По-моему,  мы
больше путаем самих себя, чем русских.
   - Ну, ответ мы получим сегодня днем, - заметил Лимен. - Джирард как раз
проверяет дислокацию и характер всех засекреченных объектов.
   - Что же касается переброски войск по воздуху в большие города в случае
тревоги, - продолжал Тодд развивать свою точку зрения, - то это не  только
логично, но и  благоразумно.  Совершенно  очевидно,  что  если  произойдет
нападение, то нам  потребуются  войска,  чтобы  поддержать  порядок  и  не
допустить всеобщей паники в больших городах. Рассматривать  же  участие  в
коллективной  ставке  на  скачках  в  Прикнессе  как  некую  зашифрованную
переписку о зловещем заговоре для свержения правительства и захвата власти
просто, по-моему, бессмысленно. Одни догадки, не больше. Кто же не  знает,
что генерал Скотт и в самом деле любит бывать на скачках, а каждый, кто их
любит, играет на них. Полковник Кейси наделен поразительными  дедуктивными
способностями, если не сказать больше.
   Лимен облокотился на письменный стол и положил голову на руки.
   - Забудьте на минуту о всех деталях, Крис, и скажите мне, что вообще вы
думаете о возможности заговора. Реален ли он,  если  учесть  обстановку  в
стране и настроения в армии?
   - Нет, не реален. - Тодд внимательно посмотрел на окурок своей  сигары,
прежде чем бросить его в большую пепельницу на столе. - И  вместе  с  тем,
господин президент, я понимаю, что мы должны тщательно проверить факты,  и
как можно скорее. Было бы преступной небрежностью не сделать этого.
   Тодд открыл портфель и вынул  длинный  желтый  блокнот.  Авторучкой  он
набросал столбик номеров и против первого написал: "ОСКОСС".
   - Давайте вновь переберем все детали, - предложил он. - Я  подумаю  над
своими заметками  и  во  второй  половине  дня  составлю  конкретный  план
расследования.  Однако  должен  сказать,  господин  президент,  ваш  выбор
следователей не очень-то богат.
   - Мысленно поставьте себя на мое  место,  Крис,  пройдитесь  по  списку
друзей и знакомых, которых у вас, вероятно, не меньше тысячи, и подумайте,
скольким из них вы можете  полностью  доверять.  Вы  удивитесь,  как  мало
окажется таких людей.
   - Особенно если отбросить тех, - ехидно добавил Тодд, снова  вздергивая
брови, - кто не откажет себе в удовольствии поднять вас на смех, когда все
окажется нелепой выдумкой.
   - Ото! - шутливо воскликнул Лимен. - Вы не только солидный адвокат,  но
и отличный провинциальный врач-психолог.
   Пункт за пунктом они вновь перебрали все  события  и  эпизоды,  и  Тодд
заполнил полторы страницы различными заметками.
   - Некоторые детали заставляют меня думать, что полковник Кейси обладает
чересчур пылким воображением, - заметил Тодд. - Вот, например, фраза Фреда
Прентиса о необходимости остаться в городе на случай "тревоги" в  субботу.
Почему ее нужно обязательно связывать с "Всеобщей красной"  тревогой?  Под
словом "тревога"  можно  иметь  в  виду  все,  что  угодно,  всякий  может
употребить в разговоре такое выражение.
   - Возможно, вы правы, Крис. Не  исключено,  что,  как  только  у  Кейси
возникло подозрение, он  невольно  стал  придавать  особый  смысл  каждому
случайному замечанию. И все же, я полагаю, эту историю нужно рассматривать
в целом.
   - Ну, я, пожалуй, пойду  к  себе,  -  сказал  Тодд,  убирая  блокнот  в
портфель и щелкая замком. - Попытаюсь обнаружить какой-то  смысл  во  всей
этой мешанине.
   Тодд вышел, неся свой портфель,  словно  профессор,  отправляющийся  на
лекцию. Сквозь открытую дверь Лимен видел, как  он,  проходя  мимо  Эстер,
слегка кивнул ей. Эстер взглянула на президента, и тот знаком подозвал ее.
   -  Эстер,  позвоните  полковнику  Кейси  и  скажите  ему  о  совещании.
Объяснять ничего не нужно. Пусть опять придет через восточный подъезд.
   "Ну вот, - подумал Лимен, - из всех моих посвященных только  мы  вдвоем
способны увидеть за деревьями лес... если лес существует. Только мы с Реем
Кларком представляем себе, насколько все это важно. И  спешную  борьбу  за
конституцию можно вести лишь в атмосфере, когда народ встревожен глубоко и
по-настоящему. Встревожен ли он сейчас?..  Милый  старина  Крис!  Как  его
заинтриговало предположение о наличии конспирации! Об  этом  говорили  его
глаза, хотя он и не захотел признаться. Ему обязательно  нужны  свидетели,
доказательства... Корвин все сводит к личной безопасности президента. Поль
- к борьбе за власть между мной и Скоттом. Кейси? Он  всего  лишь  офицер,
выполняющий свой долг, как он его понимает.
   Все они поборники справедливости, и лучших помощников нечего и  желать.
Но не в моих силах заставить их  проникнуться  всей  важностью  того,  что
может произойти. Конечно, каждый из  них  понимает,  что  может  произойти
нечто важное, но всех последствий они понять не в состоянии. Мне предстоит
убедить их взглянуть на вещи моими глазами, моими и  Кларка...  Но  сам-то
Кларк? Понимает ли он, какая угроза нависла над страной? Он  говорит:  да,
но правду ли он говорит?  Кто  бы  вы  ни  были  и  как  бы  много  вы  ни
размышляли, я не уверен, что вы отнесетесь ко всему этому так же,  как  я,
пока не сидите вот на этом стуле. Наверное, никто не думает  так  много  о
стране, как президент. Да это и понятно".
   Лимен повернулся и посмотрел  в  высокие,  от  пола  до  потолка  окна.
Тяжелый майский дождь стучал по изгородям из кустарника,  по  кустам  роз,
рододендронам  и  большим,  словно  лакированным  листьям   магнолий.   По
полукруглой подъездной  аллее  прошел  охранник  с  надвинутым  на  голову
капюшоном черного прорезиненного плаща. Покуривая, президент проводил  его
взглядом и некоторое время  постоял  у  окна,  молча  проклиная  погоду  и
близорукость людей.
   В комнате прессы репортеры и  фотографы  резались  в  покер,  по  столу
звенели монеты в двадцать пять  и  пятьдесят  центов.  Сразу  звонило  три
телефона. Милки Уотерс, положив ноги на стол, разговаривал с Хью  Уланским
из "Юнайтед пресс интернейшнл".
   На этот раз в голосе Уотерса не было и в помине той  бесстрастности,  с
какой он обычно беседовал с политиками и вообще со всеми, кто сообщал  ему
очередные новости. В его тоне слышались властность и  уверенность,  как  и
подобает дуайену газетной братии, обслуживающей Белый дом.
   -  Никак  не  пойму  этого  деятеля,  -  говорил  он.  -  Только  вчера
опубликованы  результаты  опроса,  только  что   стало   ясно,   что   его
популярность летит к чертям, а он соглашается принять  всего  лишь  одного
человека, да и то отменяет прием.
   - Может, он тайный нудист, - подсказал Уланский, - и  сейчас  созерцает
свой пуп?
   - Положим, сынок, нудисты не занимаются созерцанием своих пупов, но  ты
правильно подметил. Этот фрукт такой же политик, как я шпагоглотатель.
   В комнату вошел Саймон. Не снимая ног со стола, Уотерс достал  блокнот.
Картежники на время прекратили игру и замерли в ожидании.
   - Ничего особенного сообщить не могу,  -  объявил  секретарь  по  делам
печати, перебирая в пальцах дужки очков. - Меня тут спрашивали, над какими
законопроектами сегодня утром работал президент. Я еще не видел его, но во
второй половине дня смогу вас проинформировать.
   - Фрэнк, вы подали мне блестящую мысль!  -  воскликнул  Уланский.  -  Я
должен сдать вечером  передовую  статью  -  так  вот,  вместо  того  чтобы
написать в ней, что президент ничего не делал,  я  напишу,  что  президент
переутомился от безделья и врачи предписали ему на завтра отдых.
   Саймон не счел нужным отвечать и вышел. Игра в покер возобновилась.  На
улице по-прежнему шумел дождь.
   Для Джигса Кейси это утро в Пентагоне оказалось таким же мрачным, как и
погода. Едва он проснулся и  встал  с  постели,  в  голову  полезли  самые
противоречивые предположения. В пепельнице на столе  лежало  вдвое  больше
окурков, чем обычно; он решил, что его военной карьере пришел конец.
   Какой сумасшедший  порыв  заставил  его  лететь  в  Белый  дом  с  этой
историей, похожей на ночной кошмар? Как у него повернулся язык связать имя
Скотта с каким-то заговором - случайным и  сомнительным  совпадением  ряда
обстоятельств, не больше? Вдобавок ко всему он предал свой род войск. Нет,
морские пехотинцы так не поступают.  Чувство  вины  перед  сослуживцами  и
коллегами еще больше  отравляло  настроение  Кейси.  Всякий  раз,  пытаясь
представить себе все, что произвело на него вчера  такое  впечатление,  он
неудержимо возвращался к мысли об ожидающих его  неприятностях.  Возможно,
президент уже затребовал его личное дело и приказал Джирарду разузнать, не
лечился ли он от нервных заболеваний.  Слава  богу,  хоть  тут-то  к  нему
нельзя придраться. А может, президент  вызвал  самого  генерала  Скотта  и
потребовал  немедленно  направить  начальника   объединенного   штаба   на
обследование к врачам-психиатрам?
   Кейси все еще размышлял над  этой  возможностью,  когда,  вскоре  после
десяти, его вызвал к себе Скотт. Вот и достукался, подумал он, проходя  по
холлу. Еще одним отставным морским пехотинцем станет больше.
   Скотт дружески приветствовал Кейси и жестом пригласил  садиться.  Кейси
показалось, что генерал был не только  жизнерадостен,  как  всегда,  но  и
чему-то рад.
   - Джигс, - заговорил генерал,  -  вы  здорово  поработали  в  последнее
время. Теперь вам можно бы и отдохнуть до конца недели. Прихватите с собой
Мардж и отправьтесь встряхнуться куда-нибудь в Уайт-Салфер.
   Кейси ожидал чего угодно,  только  не  этого,  и  отрицательно  покачал
головой:
   - Не могу, сэр.  Нужно  кое-что  уточнить  и  доработать  по  "Всеобщей
красной". Эта мысль все равно не даст мне покоя, испортит всякий отдых.
   Широким жестом руки с сигарой Скотт отбросил все возражения Кейси.
   - Ни о чем не беспокойтесь. Все сделает за вас Мердок. Вы  устали,  это
видно.
   - Сэр, но я хочу быть с вами в субботу в Маунт-Тандере, - запротестовал
Кейси.
   - Ну что ж, сделайте милость. Можете  вернуться  на  службу  в  субботу
утром  и  действовать  в  соответствии  с  планом.  А   до   субботы   вам
предоставляется, ну, скажем, трехдневный отпуск.
   Кейси хотел что-то возразить, но Скотт знаком остановил его:
   - Послушайте, Джигс. Я уже все это обдумал. Понимаете,  слухи  о  вашем
отпуске распространятся мгновенно. А кому придет  в  голову,  что  тревога
будет проводиться в отсутствие начальника  объединенного  штаба?  Так  что
можете рассматривать свой отпуск как некий камуфляж  в  целях  обеспечения
секретности. И еще совет: выкиньте вы из головы эту субботу! Видеть вас  в
отличной форме мне важнее, чем получить от вас еще один блестящий документ
к предстоящим учениям.
   - Когда прикажете уехать, сэр? - спросил Кейси, пытаясь скрыть дрожь  в
голосе.
   - Немедленно, - прогудел Скотт. - Вот выйдете от меня  и  отправляйтесь
домой. Поцелуйте за меня Мардж. - Он проводил  Кейси  до  двери  и  крепко
пожал ему руку. - До субботы, Джигс. Приятного отдыха.
   Не проехав и половины короткого обратного  пути,  Кейси  поставил  себе
безрадостный диагноз. Президент Лимен позвонил  Скотту,  рассказал  ему  о
вечернем визите в Белый дом, и  они  решили,  что  хоть  Кейси  и  хороший
офицер, но очень нуждается в отдыхе... Да-да, так оно и было.
   Эта мысль почему-то даже несколько успокоила  Кейси.  У  самого  своего
дома он поблагодарил шофера и, шлепая по лужам, побежал к парадной  двери.
Гараж был пуст - Мардж, видимо, отправилась по своим делам. "Тем лучше,  -
подумал он. - По крайней мере успею придумать какое-нибудь объяснение".
   Открывая дверь,  Кейси  услышал  звонок.  Прямо  в  плаще,  не  замечая
стекающей с него воды, он подошел к телефону и снял трубку.
   - Полковник Кейси?
   - Да, полковник Кейси, - ответил он, не зная еще, кто его спрашивает.
   - Полковник, с  вами  говорит  Эстер  Таунсенд  из  Белого  дома.  Ваша
секретарша сказала, что вы уехали из Пентагона. Прошу вас быть в два  часа
дня на заседании. Приходите, пожалуйста, через  восточный  вход.  Охранник
будет знать вашу фамилию. Воспользуйтесь тем же самым лифтом, что и  вчера
вечером, но только поднимитесь  на  третий  этаж.  Заседание  состоится  в
солярии - он слева, сразу же над кабинетом.
   - Да, мэм. Я приду.
   - Спасибо, полковник. Президент сказал, что вас не нужно  информировать
о повестке дня.
   Ошеломленный Кейси, не обращая  внимания  на  лужицы  набежавшей  воды,
сбросил фуражку и плащ, расстегнул воротник, распустил галстук и плюхнулся
в кресло.
   Он  внезапно   почувствовал   облегчение.   Выходит,   не   такими   уж
беспочвенными оказались его подозрения. Совсем  не  дурной  сон.  Наверно,
президент не терял времени, проверил  и  убедился,  что  Кейси  прав.  При
мысли, что теперь-то уж ему наверняка не избежать серьезных неприятностей,
Кейси снова ощутил тревогу.
   Но что означает неожиданное предложение Скотта  о  трехдневном  отдыхе?
Нет, не предложение, а приказ; приказ убраться на время со  службы.  Может
быть, до генерала каким-то путем дошло, что  вчера  ночью  Кейси  проезжал
мимо его дома? Возможно, часовой узнал  его  и  записал  номер  машины.  А
может, Матт Гендерсон рассказал Бродерику о повышенном  интересе  Кейси  к
ОСКОСС и Бродерик поспешил шепнуть Скотту?  Не  возникли  ли  какие-нибудь
подозрения у Мердока? Но о чем он может подозревать? Уж Мердоку-то  он  не
давал ни малейшего повода для подозрений. Может, предстоит  дополнительный
обмен шифровками по поводу намеченной на субботу операции и  кто-то  нашел
нужным убрать Кейси?


   В старом здании сената, в комнате комиссии по  делам  вооруженных  сил,
сенатор Реймонд Кларк занял свое место справа от  председателя.  По  обеим
сторонам длинного, покрытого зеленым сукном стола уже сидело человек шесть
сенаторов.
   На другом конце, в одном из кресел для приглашенных на  заседание  лиц,
расположился генерал Скотт - комиссии предстояло заслушать его  сообщение.
Рядом с ним  сидел  начальник  штаба  военно-морских  сил  адмирал  Лоренс
Палмер. Позади, на складных  металлических  стульях,  расположилась  целая
группа полковников и морских офицеров; они перебирали в толстых  портфелях
какие-то  бумаги.  Скотт  шептался  со  своим  подобострастным  адъютантом
полковником  Мердоком.  Слева  на  куртке  Скотта  пестрели  шесть   рядов
орденских  ленточек.  Генерал  держался  по  обыкновению  непринужденно  и
уверенно.
   Кларк взглянул на Скотта с вновь пробудившимся интересом.
   "Из всех военных, появлявшихся в Вашингтоне за последние двадцать  лет,
- подумал он, - этот безусловно производит самое сильное впечатление".
   Один из служащих распахнул дверь кабинета председателя  комиссии,  и  в
комнату вошел сенатор Фредерик Прентис. Прежде чем усесться в свое  обитое
черной кожей кресло,  он  кивнул  Скотту  и  Палмеру,  потом  медленно,  с
хозяйским видом, обвел комнату взглядом. Казалось, он зачисляет  в  личную
собственность все, что есть в  ней,  -  и  остальных  членов  комиссии,  и
колонны из зеленого с прожилками мрамора, и  штандарты  видов  вооруженных
сил, украшенные многими лентами - боевыми  отличиями  частей,  и  чудесные
хрустальные люстры.
   Прентис бросил на стол папку с бумагами и стукнул молоточком. Секретарь
вывесил на главной двери табличку "Идет заседание" и плотно прикрыл дверь.
   - Мы собрались сегодня, - заговорил Прентис, - чтобы выслушать генерала
Скотта. Сенат разрешил нам работать в часы его заседаний, поэтому мы можем
не делать перерыва в полдень. Заседание продлится до  часу  дня,  то  есть
займет полтора часа, если не возражают сенаторы.
   Прентис посмотрел направо и налево и снова стукнул молотком.
   - В таком случае, решено. Генерал Скотт, вам слово. На  прошлой  неделе
вы почти полностью изложили общее положение. Надеюсь,  вас  не  будут  без
особой необходимости прерывать и мы успеем  выслушать  сообщение  адмирала
Палмера о состоянии дел в военно-морских силах. Прошу, генерал.
   Скотт откинулся на стуле и так крепко сжал пальцами край стола,  что  у
него напряглись плечи.
   - Полагаю, - медленно начал  он,  -  что  прошлый  раз  я  исчерпывающе
доложил вам о всех видах  вооружения,  если  не  считать  некоторых  типов
межконтинентальных баллистических ракет. Комиссии уже известна наша  точка
зрения: мы считаем, что и  в  этой  области  полностью  ликвидировали  так
называемое отставание от русских, которое имело место в конце  пятидесятых
и начале шестидесятых годов, а сейчас быстро осваиваем ракету "Олимп" - по
силе тяги и точности попадания она превосходит любую ракету русских.
   Нет надобности говорить,  как  встревожен  комитет  начальников  штабов
забастовкой на ракетных  заводах,  поскольку  в  основном  именно  на  них
производятся ракеты "Олимп". Вам известно,  что  по  договору  мы  обязаны
демонтировать  только  боевые  части  для  ракет.  Договор  не   запрещает
создавать нам сами  ракеты,  и  мы  обязаны  их  создавать.  Это  послужит
некоторой гарантией на будущее - слабой, но все же гарантией...
   - Скажите, генерал, - перебил Прентис, хотя сам же просил не  прерывать
Скотта, - как вы расцениваете позицию других  правительственных  ведомств?
Все ли они делают для прекращения этой совершенно  незаконной  забастовки,
возникшей из-за какого-то юридического пустяка?
   Среди демократов, членов комиссии,  произошло  легкое  движение.  Скотт
обвел глазами присутствующих и по-прежнему вежливо и сдержанно ответил:
   - Не могу, господин председатель, ответить со всей определенностью,  но
полагаю, что да. Вчера, насколько мне известно, президент вызывал  к  себе
руководителя АФТ-КПП. О результатах беседы я пока не осведомлен.
   - А вы согласны, - спросил Прентис, - что уж кого-кого, а  вас-то  надо
было информировать самым исчерпывающим образом, особенно если учесть  вашу
ответственность за производство ракет?
   - Видите ли, господин председатель, - улыбнулся Скотт, - я, разумеется,
рассчитываю получить необходимые сведения, однако...
   - Мы только зря теряем время, - вмешался Джорд Пэппес, сенатор-демократ
от штата Иллинойс, лояльный сторонник администрации Лимена. - Председателю
известно,  что  в  нынешней  трудной  обстановке  Белый  дом  делает   все
возможное. Я убежден, что будут приняты все необходимые меры.  Не  следует
забывать, что мы слушаем генерала Скотта, а не арбитра по трудовым спорам.
   - Я добиваюсь абсолютной ясности нашей позиции, - заметил Прентис.
   - По-моему, у некоторых она уже и без того ясна, - резко бросил Пэппес.
   Прентис усмехнулся:
   - Прошу вас, генерал,  продолжайте.  Достопочтенный  сенатор  от  штата
Иллинойс в обычной для него манере внес полную ясность в вопрос.
   - Господин председатель... - сердито  начал  было  Пэппес,  но  Прентис
ударом молотка по столу прекратил дальнейшие препирательства.
   Скотт говорил еще минут пятнадцать - все так же энергично и уверенно  -
и, заканчивая свое сообщение о ракетах, вкратце подытожил общее  состояние
обороны  страны.  Несмотря  на  немногословность,  он   сумел   нарисовать
подробную и яркую картину.
   - Разумеется, - закончил он, - как члены комитета  начальников  штабов,
так и все командующие армиями и флотами полагают,  что  предстоящие  шесть
недель будут для нас критическими, и потому впредь до вступления  договора
в силу мы намерены, насколько это возможно, держать наши вооруженные  силы
в состоянии постоянной боевой готовности.
   - Благодарю вас, генерал. - Прентис откашлялся. -  Как  председатель  я
ограничусь всего лишь одним вопросом в связи с вашими последними  словами.
Как вы думаете, увеличилась  или  уменьшилась  опасность  для  Соединенных
Штатов после заключения договора о ядерном разоружении?
   Скотт взял лежавший перед ним блокнот и принялся что-то задумчиво в нем
чертить. Прошло не меньше полминуты, прежде чем он ответил.
   - Господин председатель, - почти  добродушно,  но  тщательно  взвешивая
каждое слово, заговорил он, - прошу извинить меня за ссылку на свой личный
пример,  но  страна  оказала  мне  великое  доверие.  -   Члены   комиссии
внимательно слушали Скотта. - Вероятно, я снова повторюсь, если скажу, что
вышел из низов, но ведь это и в самом деле так.
   До поступления в Вест-Пойнт я как-то и не задумывался, что мне,  как  и
всем остальным гражданам, даровано счастье  жить  в  стране  с  уникальной
системой правления.
   Я пришел в училище в тридцать четвертом году. По-моему, члены  комиссии
согласятся, что в том году наша система правления  функционировала  далеко
не лучшим образом. И все же, будучи в  училище,  я  быстро  понял  все  ее
достоинства и все различие между американским и любым другим обществом.
   Все, что я видел за годы войны на Дальнем Востоке, а совсем  недавно  и
на Ближнем, лишь укрепило мои убеждения.
   Говоря о себе как о  гражданине,  а  не  как  о  председателе  комитета
начальников штабов, должен сказать,  что  меня  уже  много  лет  тревожит,
насколько беспечно  относятся  иногда  американцы  к  тому,  что  серьезно
угрожает и лично им, и американскому образу жизни. Не сомневаюсь, что  при
тщательном изучении событий конца тридцатых и  сороковых  годов,  а  также
пятьдесят пятого, пятьдесят девятого, начала шестьдесят  первого  и  самых
последних  лет,  мы  обнаружим  все  признаки  периодически   возникающего
настроения,  которое  можно  охарактеризовать  как  благодушие   или   как
стремление выдавать желаемое за действительное.
   Прошу извинить, господин председатель,  за  довольно  косвенный  ответ.
Короче говоря, мне вот что хотелось бы сказать: надеюсь, мы не вступаем  в
очередной такой период. Повторяю, мы обладаем  системой,  которую  все  мы
хотим защитить  и  сохранить.  Лично  я  считаю,  что  мы  приближаемся  к
критическому моменту - в такой же мере, а возможно, и более  критическому,
чем любой другой за последние тридцать лет, поскольку правительство решило
заключить договор о ядерном разоружении.
   Комиссии уже известна позиция членов комитета начальников штабов. Я  не
вижу смысла снова излагать ее, хочу лишь сказать, что, по мнению комитета,
договор слишком расплывчато  трактует  вопрос  об  инспектировании  нового
производства ядерного оружия. Иными словами,  мы  по-прежнему  утверждаем,
что, демонтировав первого июля в присутствии  инспекторов  десять  ядерных
боеголовок "ЗЕТ-четыре",  русские  могут  в  каком-нибудь  укромном  месте
собрать десять новых.
   Я глубоко уверен, повторяю, что мы вступаем в крайне опасный  период  и
можем оказаться перед лицом совершенно непредвиденных  обстоятельств.  Мне
дорога наша система, все мы хотим ее сохранить, но некоторые  присущие  ей
особенности делают ее уязвимой. Не сомневаюсь, что никто из нас  не  хочет
видеть, как нашу систему превращают в орудие разрушения  всего  того,  что
она нам дает. Таким образом,  если  мы  признаем,  что  перед  нами  могут
возникнуть новые,  неожиданные  проблемы,  то  нужно  признать  и  другое:
опасность, угрожающая нашей стране, усилилась.
   Скотт умолк, его пальцы выпустили край стола, и руки упали на колени.
   Сенатор Реймонд Кларк разгладил лежавшие перед ним бумаги. "Не речь,  а
прямо-таки духовное завещание, - подумал он. - Интересно только, правильно
ли мы поняли вас, генерал?"
   Прентис даже не пытался  скрыть  своего  удовлетворения.  Он  широко  и
горделиво улыбался.
   - Генерал, я полагаю, что выражу общее  мнение  всех  членов  комиссии,
если скажу: жаль, чрезвычайно  жаль,  что  мы  не  запротоколировали  ваше
замечательное заявление. Мне бы хотелось, чтобы  его  могли  услышать  все
американцы... Ну а теперь,  возможно,  у  членов  комиссии  есть  вопросы.
Попрошу как можно короче, нам  еще  предстоит  заслушать  доклад  адмирала
Палмера.
   Прентис кивнул Кларку - второму по старшинству  после  него  демократу.
"Ну что ж, - подумал  Кларк,  -  это  будет  не  очень-то  созвучно  твоей
декламации, да уж ничего не поделаешь".
   - Генерал, - начал он, -  я  могу  только  присоединиться  к  заявлению
председателя. Кроме того, я хотел бы задать один маленький  вопрос,  хотя,
возможно, вы уже касались  его  на  пропущенном  мною  заседании.  Что  вы
намерены предпринять для  охраны  наших  систем  связи,  телефонных  линий
дальней связи, телевизионных станций, средств радиовещания и так далее?
   Прентис  удивленно  взглянул  на  Скотта,  но   тот   был   по-прежнему
невозмутим.
   - Не входя в детальное обсуждение вопроса, сенатор, - сказал  он,  -  я
могу, как мне кажется, заверить вас, что мы предусмотрели все  необходимые
меры. Средства связи всегда  были  жизненно  важны  для  каждого  военного
объекта, тем более важны они сегодня. Мы все  понимаем  и  действуем,  как
требует обстановка.
   - Я был бы вам  признателен,  если  бы  вы  осветили  вопрос  несколько
подробнее, - сказал Кларк.
   Скотт улыбнулся, и на  его  лице  появилось  чуть  ли  не  извиняющееся
выражение.
   - Видите ли, сенатор, вы коснулись довольно деликатной  темы,  и  я  не
уверен, что сейчас время и место...
   - Комиссия просто  не  располагает  временем,  -  вмешался  Прентис.  -
Сегодня мы не можем  вдаваться  в  подробное  обсуждение  вопросов.  Скоро
перерыв, сенатор Кларк, а нам нужно еще выслушать адмирала Палмера.
   - Я обратил внимание, господин председатель, - спокойно ответил  Кларк,
- что вы, например, нашли время, чтобы -  уже  в  который  раз  -  поднять
вопрос о договоре. Буду очень признателен членам комиссии, если они,  хотя
бы ненадолго, проявят ко мне снисходительность.
   - Большая часть информации, касающейся систем связи,  носит  совершенно
секретный характер, - резко бросил  Прентис.  -  У  генерала  сегодня  нет
времени разбираться, что можно сообщить комиссии, а что нельзя.
   - Позвольте,  позвольте,  господин  председатель!  -  холодно  возразил
Кларк, по-прежнему сутулясь на своем стуле. - На моей памяти нет ни одного
случая утечки информации из нашей комиссии.  Наоборот,  существует  давняя
традиция, в силу которой у военного  ведомства  нет  никаких  секретов  от
комиссии - так повелось, если я правильно  информирован,  с  сорок  пятого
года. Еще за несколько месяцев до применения первой атомной бомбы комиссии
были тогда сообщены все детали работы над ней.
   Пока Кларк говорил, Мердок наклонился к Скотту  и  что-то  ему  шепнул.
Генерал одобрительно кивнул и сделал знак Прентису.
   - Позвольте одно замечание, господин председатель. - Комиссии известно,
что  несколько  недель  назад  мы  провели  учение  по   проверке   боевой
готовности. Однако комиссия не  знает,  что,  по  нашему  мнению,  учебная
тревога прошла не совсем удовлетворительно, и в частности были  обнаружены
неполадки именно с некоторыми системами связи. Сейчас они устраняются, и я
предпочел бы подождать несколько недель - ну, скажем, до окончания каникул
конгресса, - а потом подробно доложить комиссии обо  всем,  включая  и  те
изменения, которые, возможно, будут сделаны.
   Прентис расплылся в широкой, довольной улыбке.
   - Теперь вы удовлетворены? - спросил он у Кларка.
   - Нет, не удовлетворен. По-моему, мы имеем право кое-что  услышать  уже
сейчас. Кроме того, я вовсе не хочу, чтобы создалось впечатление, будто  я
не считаю возможным доверять кому-либо из членов нашей комиссии  секретную
информацию.
   - Да и я этого не хочу! - запротестовал Скотт. - Откровенно говоря, это
очень сложный вопрос, и я согласен,  что  комиссия  имеет  право  получить
полный и подробный доклад. Но сегодня мы просто не подготовлены.
   Прентис постучал своим председательским молотком.
   - Могу лично  заверить  уважаемого  сенатора,  -  он  подчеркнул  слово
"уважаемого", - что наши средства связи находятся  в  безопасности.  Ну  а
теперь, если сенатор не вынудит нас поставить вопрос  на  голосование,  мы
продолжим наше заседание. Коль скоро вопросов  к  генералу  Скотту  больше
нет, заслушаем адмирала Палмера.
   Прентис взглянул на других сенаторов, но все  промолчали,  и  он  опять
постучал молотком.
   - Возражений нет. Слово имеет адмирал Палмер.
   Доклад адмирала  занял  полчаса.  Когда  был  объявлен  перерыв,  Кларк
заглянул ненадолго в свой кабинет,  а  затем  вышел  на  улицу,  собираясь
где-нибудь перекусить. Над городом низко висели тяжелые тучи. Серая пелена
дождя почти скрывала очертания купола Капитолия, хотя до него  было  рукой
подать.
   У тротуара стоял лимузин Скотта с четырьмя  генеральскими  звездами  на
планке, прикрепленной к бамперу. Скотт придерживал открытую дверцу машины,
и Кларк увидел позади него  массивную  фигуру  Прентиса.  Они  уселись  на
задние места, и автомобиль помчался по мокрому асфальту.
   Как только лимузин Скотта скрылся  из  виду,  вслед  за  ним  скользнул
серенький "седан", стоявший поодаль. Когда машина поравнялась  с  Кларком,
он сразу узнал водителя - сенатор видел его сотни раз. Это был Арт Корвин.
   "Значит, ты всех нас уже заставил работать, Джорди, - подумал Кларк.  -
Давно пора, мой мальчик янки. Нам многое предстоит узнать,  а  времени-то,
возможно, в обрез... Боже, как хочется выпить!"
   Кларк в нерешительности постоял на тротуаре и уже хотел было  вернуться
в свой кабинет, но потом решительно сунул руки в карманы плаща и, сойдя  с
тротуара, направился в облюбованный ранее ресторан.  Заведение  находилось
всего на расстоянии квартала, готовили в нем хорошо,  и  принадлежало  оно
методистской церкви.



ВТОРНИК, ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ

   Минут за двадцать до  совещания,  когда  президент  Лимен  находился  в
кабинете, Эстер Таунсенд принесла ему большой серый конверт.
   - Хоть вы и не просили, губернатор, - заметила она, - однако Арт Корвин
считает, что перед заседанием это может вам понадобиться.  Не  спрашивайте
меня, как ему удалось это раздобыть.
   Лимен разрезал конверт и достал тонкую папку в твердой  обложке;  сбоку
был наклеен ярлык с надписью чернилами: "Кейси, Мартин Джером".  Это  было
личное дело полковника Кейси;  Лимен  внезапно  подумал,  что  хоть  он  и
верховный главнокомандующий всех вооруженных сил, однако  до  сих  пор  не
видел ни одного офицерского личного дела. Президент  перелистал  страницы,
внимательно прочитал биографию, ознакомился с  аттестациями,  результатами
медицинских осмотров и благодарностями. "Хороший офицер, - подумал он, - и
храбрый человек". Несколько бумаг в конце дела привлекли его  внимание,  и
он тщательно прочитал их.
   Потом Лимен поднялся на  третий  этаж,  пересек  холл  и  по  небольшой
лестнице поднялся в солярий. Кристофер Тодд уже пришел и  теперь  сидел  в
одном из массивных кожаных кресел. Джордан Лимен не  часто  бывал  в  этом
помещении, но оно нравилось ему.  Пристройку  сделали  по  указанию  Гарри
Трумэна во время капитального ремонта Белого дома в 1951 году. Помещение с
низким потолком, все  из  зеркального  стекла  и  стали,  с  пластмассовым
паркетом, отличалось отсутствием всякой отделки и совершенно  не  походило
на все другие комнаты президентского особняка. Эйзенхауэр использовал  его
для игры в бридж. Кеннеди убрали отсюда  плетеную  мебель,  сделали  нечто
вроде алькова  с  двумя  низкими  умывальниками  и  устроили  детскую  для
Каролины и Джона-младшего. Фрейзиеры  использовали  помещение  в  качестве
детской для своих внуков, а Дорис  Лимен  превратила  комнату  в  укромный
уголок для своего супруга. Лимен оставил здесь только одно  напоминание  о
том времени, когда тут играла Каролина: синюю пластмассовую  утку,  лукаво
присевшую, на подоконнике.
   С утра на улице шумел настоящий ливень, днем  он  перешел  в  моросящий
дождь, а теперь все покрылось густым туманом, оседавшим  капельками  влаги
на стеклах пятистворчатого окна; это  делало  комнату  похожей  на  мостик
корабля в туманном море.
   -  В  такой  день,  как  сегодня,  никак  не  скажешь,  что  это  самый
жизнерадостный уголок во всем доме, - проворчал Тодд. - Такое чувство, как
будто собрался крейсировать в Саунде во время сплошного тумана.
   - Понимаю, - ответил Лимен, - но  здесь  нет  телефона  и  только  одна
дверь. Возможно, не очень-то безопасное место для дел вроде наших, но  тут
я чувствую себя спокойнее.
   Тодд показал на маленький  бар  в  алькове.  Там  в  готовности  стояло
бутылок шесть и ведерко со льдом.
   -  Вы  не  находите  предосудительным  соблазнять  сенатора  Кларка?  -
поинтересовался он.
   - Послушайте, Крис, я знаю, что после смерти Марты в течение  последних
нескольких лет Рей частенько прикладывается к бутылке.  Но  в  критические
моменты он не только надежнее, но  и  сообразительнее  многих  из  нас.  Я
убедился в этом в Корее.
   - Да, но после Кореи он потерял жену, -  возразил  Тодд.  -  Этот  бар,
по-моему, самый настоящий соблазн.
   - Ничего. Все будет в порядке,  -  тоном,  не  допускающим  возражений,
ответил президент.
   В течение нескольких следующих минут по одному подошли Джирард, Кларк и
Корвин, а Кейси переступил порог с точностью военного: в два  часа  ровно.
Лимен представил его Тодду - они  никогда  раньше  не  встречались.  Кейси
почувствовал себя несколько неловко,  когда  министр  финансов  оценивающе
оглядел его от бобрика до башмаков, точно так же,  как  осматривал  бы  от
шпангоутов до оснастки новую яхту.
   После того как все расселись, президент надел очки и вынул из  конверта
с личным делом Кейси две страницы.
   - Вот заключение о последнем медицинском осмотре  полковника  Кейси,  -
объявил он. - Осмотр проходил в военном госпитале,  накануне  производства
Кейси в полковники. Я не стану зачитывать все  заключение,  но,  по-моему,
вас  заинтересует  мнение  врача-психиатра.  Вот  оно;  "Полковник   Кейси
абсолютно здоров. Он не страдает ни нервной возбудимостью, ни какой-нибудь
манией, ни другим видом психического расстройства, обычного для людей  его
возраста. Лишь очень немногие из  проходивших  осмотр  в  нашем  отделении
обладали такой здоровой психикой".
   Лимен, Кларк и Корвин, посмеиваясь, посмотрели на слегка  покрасневшего
Кейси.
   - А знаете, - произнес тот, - сегодня утром, пока мне не позвонила мисс
Таунсенд, я думал, что схожу с ума. Это были самые длинные четыре  часа  в
моей жизни.
   - Будьте довольны, полковник, что  вас  считают  совершенно  нормальным
человеком, - заметил Тодд. - Здесь, в Вашингтоне, мало о ком можно сказать
такое с полной уверенностью.
   - Я предпринял этот довольно необычный шаг, - заговорил Лимен, -  чтобы
раз и навсегда устранить все  сомнения.  Джигс  может  ошибаться  в  своем
анализе последних событий - нам предстоит сделать окончательный  вывод,  -
но он действовал в здравом уме. Ну а теперь,  по-моему,  правильнее  всего
будет  передать  слово  Крису  Тодду.  Он,  так  сказать,  государственный
обвинитель и пусть командует парадом хотя бы на время нашего совещания.
   Министр финансов достал из нагрудного кармана очки в черной  оправе,  а
из портфеля - длинный желтый блокнот, каким обычно пользуются юристы.
   - Нам всем известно сообщение полковника  Кейси,  -  начал  он,  -  но,
насколько я понимаю, ему неизвестны отдельные детали,  о  которых  говорил
президент.
   Обращаясь к Кейси, Тодд рассказал ему о телефонном  разговоре  генерала
Рутковского с президентом несколько месяцев назад; о том, что,  по  словам
вице-президента Джианелли, мысль провести конец недели в деревушке предков
в Италии ему подсказал  Прентис;  об  имеющихся  в  досье  ФБР  сведениях,
доказывающих связи Гарольда Макферсона с "ультра", а также о том, с  какой
настойчивостью Скотт требовал, чтобы Лимен, вопреки  обыкновению,  вылетел
из Кэмп-Дэвида в Маунт-Тандер без журналистов.
   - Если бы вы, Джигс, знали обо  всем  этом  вчера  вечером,  -  пошутил
Кларк, - вы бы, пожалуй, явились сюда со всей морской пехотой.
   - Морская пехота, Рей, - холодно поправил Тодд, - на  стороне  генерала
Скотта. Или сие вам не известно?
   Кейси взглянул на Лимена. Президент понял,  что  он  порывается  что-то
сказать, и кивнул.
   - Вы об этом не знаете, господин министр, - сказал Кейси, - но  сегодня
утром генерал Скотт убедил меня, или, точнее, приказал мне  отправиться  в
трехдневный отпуск. Еще до полудня я оказался дома.
   - Он указал причину? - поинтересовался Тодд.
   - Нет, сэр, не совсем. Он просто сказал, что у меня усталый вид  и  что
мне следует немного отдохнуть. Пожалуй, он  мог  что-нибудь  разузнать  от
полковника Мердока или от одного из часовых в Форт-Майере.
   - Гм-м... - Тодд что-то записал в своем блокноте,  но  было  незаметно,
чтобы сообщение Кейси произвело на него особое впечатление.
   -  Есть  еще  что-нибудь  новое,  имеющее  касательство  к  сложившейся
обстановке? - спросил он.
   Наступило неловкое молчание. "А странную мы  представляем  компанию,  -
подумал Кейси. - Каждый, кроме меня, наверное, привязан  к  президенту,  и
никто - к  кому-либо  другому.  Я-то  ведь  никого  из  них  не  знаю,  за
исключением Поля. Интересно, по какому принципу  президент  подбирал  этих
людей?" Пока Кейси ломал себе голову, пытаясь  понять,  почему  здесь  нет
видных деятелей конгресса и кабинета, заговорил Кларк.
   Сенатор сообщил, как он пытался расспросить Скотта о системах  связи  и
как тот уклонился от ответа  под  тем  предлогом,  что  во  время  прошлой
тревоги выявлены какие-то недостатки  и  что  сейчас  как  раз  проводится
соответствующая работа по их устранению.
   - Это верно, Джигс? - спросил Лимен.
   - Нет, сэр, - твердо ответил Кейси, - неверно. В прошлый раз, во  время
"Всеобщей красной", по  существу,  только  связь  и  работала  безотказно.
Превосходно действовало,  хотя  до  этого  никогда  не  проверялось,  даже
приспособление,  позволяющее  главному  командованию   установить   полный
контроль над всеми системами радио- и телевизионной сети.
   - Еще очко не в пользу генерала Скотта, - отозвался Джирард. -  А  я-то
всегда считал его настоящим пай-мальчиком.
   - И сегодня утром он замечательно сыграл эту роль, - сообщил  Кларк.  -
Не часто можно слышать заявления, с каким он выступил на комиссии.
   И сенатор пересказал все  сказанное  генералом  о  договоре  и  об  его
опасениях по поводу возможного вероломства русских.
   - Вот в чем вся зыбкость наших предположений, - заявил Лимен. - Я  имею
в виду характер Скотта. Ведь мысль о насильственном изменении  конституции
может  допустить  лишь  человек  особого  рода  -  крайне  честолюбивый  и
несколько испорченный. Скотт же  всегда  производил  на  меня  впечатление
человека с совершенно иными наклонностями. Я никогда не сомневался  в  его
искренности и в его преданности стране. В конце  концов,  ведь  недаром  я
назначил его председателем комитета начальников штабов.  Что  вы  скажете,
Джигс?
   - Поэтому-то я так долго колебался, прежде чем прийти к  вам  вчера,  -
нерешительно ответил Кейси. - Генерал Скотт никогда не был лицемером.  Они
есть у нас в армии,  как  есть  и  у  вас,  у  политиков.  Генерал  всегда
прямолинеен и постоянно повторяет, что ни в какой иной стране он  не  смог
бы так выдвинуться.
   - Точно такое же впечатление он  произвел  на  меня  сегодня  утром,  -
произнес Кларк. - Я не почувствовал никакой фальши в его словах.
   - Именно это я и хотел сказать, - заметил Кейси. - Вы, наверно, помните
старый анекдот о Макартуре, когда  во  время  исполнения  государственного
гимна он повернулся к жене и сказал: "Слышишь, дорогая,  исполняется  наша
песня!" Вот и я всегда думал, что это  "песня"  Скотта.  -  Кейси  немного
помолчал и добавил: - Вот потому-то его неверные сообщения и произвели  на
меня вчера такое тяжелое впечатление.
   - Вы хотите сказать, его лживые сообщения,  полковник,  не  так  ли?  -
быстро спросил Тодд.
   - Да, сэр.
   - Я полагаю, дело у нас пойдет куда быстрее, если мы  будем  совершенно
откровенны, - ехидно заметил Тодд. - Это поможет нам сэкономить время.
   Все молчали, ожидая, что Лимен  продолжит  разговор  о  Скотте,  однако
президент занялся набивкой и раскуриванием трубки, и Тодд снова взялся  за
свой блокнот.
   - Что еще нового?
   - По приказанию президента я сегодня вел слежку за Скоттом, - вступил в
беседу Корвин. - После заседания сенатской комиссии генерал привез к  себе
домой в Форт-Майер сенатора  Прентиса.  Спустя  несколько  минут  туда  же
приехали генералы Хардести и Райли, а затем на  служебной  машине  генерал
Диффенбах. Я так и не дождался, когда они разошлись.  Ленч,  надо  думать,
затянулся.
   - И адмирал Палмер там был? - спросил Тодд.
   - Нет, Палмер не появлялся.
   Тодд постучал кончиком карандаша по зубам и задумчиво  нахмурил  брови.
Он явно наслаждался своей ролью главного диагноста.
   - Как вы знаете, - сказал  он,  -  Палмер  не  присутствовал  вчера  на
заседании комитета начальников штабов. Я не придал этому особого значения,
но вот его сегодняшнее отсутствие... Это  уже  куда  интереснее.  Из  всех
членов комитета не было только его. У меня есть одно предложение, господин
президент.
   - Ну-ка, ну-ка, Крис, давайте.
   - Почему бы вам не позвонить Барни Рутковскому? Вы могли бы напомнить о
вашем разговоре и поинтересоваться, известно ли ему, что произошло дальше.
Скажите, что вы хотите, чтобы он прилетел сюда  и  обо  всем  доверительно
доложил вам. Затем под каким-нибудь предлогом пошлите его к Палмеру, пусть
он выяснит, знает ли  что-нибудь  адмирал.  Такой  визит  может  оказаться
весьма интересным.
   - Вы уверены, что Барни и Палмер знакомы? - спросил Кларк.
   - Все члены комитета начальников штабов побывали  у  командования  ПВО.
Они выезжают туда по меньшей мере раз в год, - ответил Кейси, посмеиваясь.
- Да и я тоже. Всем хочется побывать на курорте в Колорадо-Спрингс.
   - Вот и хорошо, - одобрил Тодд. - Что вы скажете, господин президент?
   Лимен подошел к одному из окон и провел пальцем по стеклу. Но от  этого
не стало виднее - туман плотно прильнул к окну снаружи.
   - Пожалуй, предложение мне нравится, - ответил он.
   -  Но  действуйте  так,  чтобы  Рутковский  ничего  не  заподозрил,   -
предупредил Тодд. - Вы понимаете, что я имею в виду.
   Корвин, сидевший у двери, щелкнул пальцами и поднял  руку,  призывая  к
молчанию. Спустя мгновение кто-то постучал в дверь. Начальник охраны  чуть
приоткрыл ее - ровно настолько, чтобы снаружи  нельзя  было  увидеть,  кто
находится в комнате, но, узнав Эстер Таунсенд, широко распахнул дверь.
   С лица секретарши не сходила улыбка.
   - Прошу извинить, что прерываю вас, но вы, господин  президент,  только
что  стали  дедушкой.  Теперь  у  вас  есть  внучка.  Лиз  чувствует  себя
прекрасно.
   - Боже мой! - воскликнул Лимен и быстро встал. - Я совсем  забыл,  хотя
все утро собирался позвонить Дорис. Джентльмены, прошу  извинить  меня.  Я
должен позвонить миссис Лимен.
   - Можете закурить по сигаре, - шутливо обратился Кларк к собравшимся. -
Снабжаю всех желающих... из запасов президента.
   - Пока вы будете внизу, - заметил Тодд, словно и не слыхавший сообщения
Эстер, - почему бы вам не позвонить Рутковскому, господин президент? Время
не ждет.
   Когда Лимен спустился в свою спальню,  этажом  ниже,  родильный  дом  в
Луисвилле  был  уже  на  проводе.  Как  всегда   жизнерадостная,   супруга
президента Дорис  радостно  затрещала  по  телефону.  Лиз  чувствует  себя
превосходно,  но  еще  слишком  слаба   для   разговора   с   ним.   Желая
удостовериться, что с Лиз все в порядке, Дорис некоторое время  подождала,
прежде чем звонить Лимену. Ребенок  родился  здоровенький,  со  всем,  что
полагается, и с очаровательными морщинками. Согласен ли он, чтобы  девочку
назвали Флоренс в честь его матери?
   - Пусть будет так, как хотят  дети,  -  согласился  счастливый  дед.  -
Поцелуй за меня Лиз, родная. Да, скажи Эду, что он мировой парень.
   Еще одна лампочка на аппарате  Лимена  для  внутренней  связи  часто  и
настойчиво замигала. Лимен попросил  жену  подождать  и  включил  аппарат.
Звонил Фрэнк Саймон.
   - Господин президент, - обратился к нему секретарь по делам  печати,  -
Эстер сообщила мне, что вы разговариваете с  Луисвиллом.  Может  быть,  вы
позволите фоторепортерам зайти к вам и сделать несколько снимков? Они  нам
пригодятся. Ребята из комнаты для прессы думают, что вы заболели.
   - Конечно, конечно! - ответил все еще взволнованный Лимен. -  Приведите
их сюда, Фрэнк.
   Лимен сказал жене, что, как  ему  ни  хочется  видеть  ее,  все  же  ей
придется задержаться в Луисвилле до понедельника. Во всяком случае, он все
равно страшно занят, в связи с договором дел у него по горло.
   - Слишком уж вы серьезно выглядите для вновь испеченного деда, господин
президент, - обратился к нему Пит Шнуре из фотослужбы Ассошиэйтед Пресс. -
Может быть, все-таки улыбнетесь, а?
   Под фейерверк фотовспышек Лимен выполнил просьбу Шнуре, но отрицательно
покачал головой, когда его попросили  позировать  еще.  Саймон  выпроводил
своих подопечных за двери кабинета. Президент закончил разговор с женой и,
убедившись, что фоторепортеры отправились на лифте вниз, попросил Эстер по
обычному телефону соединить его с командующим ПВО генералом Рутковским, на
что потребовалось всего несколько минут.
   - Говорит Джордан Лимен, Барни. Как дела?
   - Прекрасно, господин президент, - громко, уверенно ответил генерал.
   - Барни, вы помните наш разговор  несколько  месяцев  назад,  когда  вы
звонили мне?
   - Прекрасно помню, сэр.
   - А позднее к вам не обращались... те же круги?
   - Нет, сэр. Еще  тогда  я  дал  понять,  что  отрицательно  отношусь  к
подобным разговорам, и больше ко мне никто не обращался.
   - Барни, может произойти нечто важное. Вы могли бы сегодня прилететь?
   - Безусловно, сэр. Я могу вылететь через час-другой.
   - Пожалуйста, сохраните все в секрете, Барни.  Придумайте  какую-нибудь
причину. Нужно сделать так, чтобы никто не знал о нашей встрече.
   - Это не представит особых  трудностей.  У  меня  всегда  есть  дела  в
Вашингтоне. Кстати, я все равно собирался побывать там на будущей  неделе.
Зайти к вам сразу же после приезда?
   - Да, пожалуйста. Спросите мисс Таунсенд, она найдет меня.
   Когда Лимен вернулся в солярий, Корвин  захлебывался  от  смеха,  Кейси
вытирал слезы на глазах и даже Тодд улыбался. Кларк занимал собравшихся.
   - Ну так вот, говоря о докторах. -  Лимен  не  сомневался,  что  в  его
отсутствие Кларк пичкал собравшихся куда более  пикантными  анекдотами.  -
Говоря о докторах, - продолжал Кларк, - я вспомнил об одном старом  враче,
он как-то баллотировался против меня. Средства для избирательной  кампании
этот  врач  собирал  тут  же,  на  предвыборных  митингах,  предварительно
обработав своих слушателей длинными речами. Он  чинно  стоял  на  трибуне,
багровый и потный от выпитого пива, и громко объявлял достоинство  каждого
полученного банкнота: "Еще десяточка в  выборный  фонд!"  -  и  все  такое
прочее. Однажды толстый торговец автомашинами в Южной Джорджии передал ему
пятидесятидолларовую бумажку. Старина доктор взглянул на нее раз-другой  и
чуть не упал в обморок, а потом сунул деньги в карман и громко и отчетливо
пропел: "Еще десяточка в выборный фонд!"
   Все поздравили Лимена, а Кларк заметил, что уж теперь-то, при следующем
опросе, популярность президента  наверняка  поднимется  пунктов  на  пять.
Джирард жестом указал на портативный бар и предложил поднять тост, на  что
президент отрицательно покачал головой. Деловое настроение  снова  целиком
овладело им.
   - Сегодня вечером сюда прилетит Барни, - сообщил он, - я  пошлю  его  к
Палмеру. Но предварительно надо продумать, Крис, что сказать Барни  и  как
вообще вести себя с ним. Нужно найти к нему правильный подход.
   Тодд кивнул и сделал заметку в блокноте, затем вновь прошелся пером  по
своему списку.
   - Прежде всего, - сказал он, - нам нужно разобраться в этой  истории  с
ОСКОСС. Есть ли у нас сколько-нибудь веские  доказательства  существования
такой базы, если не считать разговора полковника  Кейси  с  Гендерсоном  и
записки Хардести? По-моему, нет.
   Лимен жестом дал знак Джирарду.
   - Поль, зачитайте список всех засекреченных баз,  который  вы  получили
сегодня утром.
   В списке числилось семнадцать баз, причем  только  пять  находились  на
территории Соединенных Штатов. Две из баз - Маунт-Тандер  и  особый  район
Кэмп-Ритчи  в  Мэриленде  -  представляли  собой  подземные  убежища   для
высокопоставленных правительственных чиновников на случай ядерной войны, а
три другие были хранилищами ядерных боевых частей и деталей к  ним.  Около
Эль-Пасо вообще не числилось  никакой  базы,  как  не  числилось  нигде  и
объекта под названием "ОСКОСС" или чего-то похожего. Ни внутри страны,  ни
за границей Фуллертон не знал никакой базы под литером "У".
   - ...Он заявил, что, насколько ему известно, это название употреблялось
лишь для Лос-Аламоса, когда там в сорок пятом году делали атомную бомбу, -
закончил Джирард.
   - Я не мог бы перечислить по памяти все объекты, - сказал Лимен,  -  но
знаю, что каждый из них в отдельности утвержден либо мной, либо кем-нибудь
из моих предшественников. Больше  того,  на  следующий  день  после  моего
вступления в должность мне доложили  о  всех  существовавших  в  то  время
базах. Я убежден, что ни о какой секретной базе около Эль-Пасо  не  шло  и
речи.
   - Теперь мне ясно, -  ответил  Тодд,  -  что  нет  никаких  документов,
подтверждающих факт существования такой базы. При  всем  моем  уважении  к
полковнику Кейси должен сказать, что ее, видимо, и  в  самом  деле  нет  в
природе.
   - Если я вас правильно понял, именно  это  нам  и  нужно  установить  в
первую очередь? - спросил Лимен.
   - Совершенно верно. Но как? Конечно, господин президент,  вы  могли  бы
позвонить генералу Скотту и  прямо  спросить  его  -  это  был  бы  вполне
естественный шаг. В случае отрицательного  ответа  вы  предложили  бы  ему
сопровождать вас в инспекционной поездке в район Эль-Пасо. Если  базы  там
действительно не окажется, вы уволите полковника Кейси и извинитесь  перед
Скоттом. Если же база  существует,  вы  расформируете  ОСКОСС  и  отдадите
Скотта под суд за неповиновение.
   Все пятеро посмотрели на Лимена.
   -  Вы  серьезно  предлагаете  такой  план  действий,  Крис?  -  спросил
президент с улыбкой.
   - Нет, я только говорю,  как  следовало  бы  поступить  президенту  при
обычных условиях...
   - Послушайте,  господин  министр,  -  вмешался  Джирард.  -  Если  база
окажется плодом чьего-то воображения, то об  этой  истории  протрубят  все
газеты страны. Наш босс выглядел бы полнейшим идиотом, а правительство  не
стоило бы той веревки, которой пришлось  бы  связать  его,  чтобы  оно  не
развалилось. Это не политика, господин министр, это безумие.
   -  Да,  но  ведь  мы  исходим  из  предположения,  что  такая  база   в
действительности существует, иначе зачем бы мы  сидели  здесь?  -  начиная
раздражаться, ответил Тодд.
   - Взгляните на вопрос с другой стороны,  Крис,  -  продолжал  Лимен.  -
Предположим, мы обнаружим базу и я потребую отставки Скотта. Он,  наверно,
ответит, что я устно разрешил создать ее. В конгрессе и в газетах начнется
борьба, и в стране произойдет настоящий раскол.
   - Вне всякого сомнения, черт возьми! - ехидно вставил  Джирард.  -  При
нынешних настроениях не пройдет и недели,  как  конгресс  примет  закон  о
предании президента суду  за  государственные  преступления.  Конгрессмены
будут доказывать, что босс сошел сума. Как ни  люблю  я  босса,  но,  если
встанет вопрос, кому страна поверит скорее - ему или Скотту,  я  и  десять
центов не рискну поставить на нашего хозяина.
   - Спасибо, Поль, -  насмешливо  ответил  Лимен  с  улыбкой,  означавшей
терпение и согласие.
   - Подождите, подождите, - вмешался Тодд. - Я вовсе не защищаю  подобный
способ действий, но инстинкт всегда подсказывает мне во время шторма,  что
плыть в гавань надо кратчайшим путем.
   - Вот поэтому-то, Крис,  вас  и  назначили  министром  финансов,  а  не
выбрали  сенатором  или  губернатором.  -   Лимен   говорил   медленно   и
наставительно,  как  педагог  или  как  человек,  объясняющий  ничего   не
смыслящим друзьям некоторые тонкости  своей  профессии.  -  Вопрос  сугубо
политический, дело не только в характере Скотта, но и вот в чем:  возможно
ли все это в действительности? Вот над чем я ломал голову последние сутки.
   Президент, как всегда неуклюже, поднялся с кресла, обошел полкомнаты  и
прислонился к центральному окну. Казалось, Лимен хотел, чтобы его  большие
ноги не бросались в глаза; он скрестил  их  и  некоторое  время  занимался
своей трубкой.
   - Вообще-то говоря, - продолжал он,  -  вчерашний  визит  Джигса  снова
заставил меня задуматься над некоторыми фактами; они уже давно, с тех  пор
как я вступил на пост президента, не дают мне покоя. Надеюсь,  вы  сумеете
выдержать немножко философии, поскольку она необходима для уяснения  самой
сути происходящего?
   Уже после взрыва первой атомной бомбы над Хиросимой в психологии  людей
стало проявляться что-то  необычное.  Да  это  и  не  удивительно.  Раньше
человек еще мог считать, что даже в самой ужасной войне он волен в той или
иной степени распоряжаться своим собственным существованием. Правда, не  в
очень значительной, но все же в какой-то. Бомба покончила с этой иллюзией.
Первой мыслью людей было, что бомба положит конец всем  войнам;  второй  -
что если войны не исчезнут, то человечеству останется только  рассчитывать
на милость  тех,  кто  располагает  атомными  бомбами.  Позднее  появилось
водородное, а теперь еще и это ужасное нейтронное оружие.
   В стенаниях и плаче  цивилизация  может  исчезнуть  в  одну  ночь.  Это
известно каждому. Что, кроме ощущения  своей  беспомощности,  в  состоянии
испытывать  тот  или  иной  индивидуум?  Нет  смысла  хватать  винтовку  и
бросаться на защиту своей  страны.  Бессмысленно,  вероятно,  и  поступать
добровольцем  в  военно-морской  флот,  на  одну   из   подводных   лодок,
вооруженных ракетами. Как только будет дан приказ открыть  огонь,  человек
сразу поймет, что его дом уже превратился в  груду  пепла  или  станет  ею
через пятнадцать минут.
   В комнате царило молчание.  Тодд  утонул  в  своем  кресле  и  даже  не
заметил, что его блокнот упал на пол. Корвин прямо и  неподвижно  сидел  у
двери. Кейси бесшумно загасил сигарету и сцепил пальцы за толстой шеей.
   - Все это не  имеет  особого  значения  для  государств,  где  люди  не
научились влиять на свое правительство; они не  в  состоянии  понять,  чем
может это кончиться. Иное дело в условиях демократии. Каждый из нас обязан
сознавать, что и он влияет на ход событий, хотя бы и отчасти. Если же люди
проникаются убеждением, что их влияние равно нулю, они начинают испытывать
неудовлетворенность и гнев. Чувство беспомощности толкает их на крайность.
Загляните в историю... Маккарти, потом берчисты,  теперь  этот  популярный
фанатик Макферсон.
   Лимен умолк и взглянул на собравшихся. Тодд воспринял  его  взгляд  как
предложение высказаться.
   - Допустим, все это так, господин  президент,  -  заговорил  он,  -  но
припомните историю с генералом Уокером  [Уокер  Эдвин  -  генерал-майор  в
отставке,  один  из  лидеров  американских  "бешеных",  известный   своими
профашистскими взглядами и связями с "Обществом Джона  Берча";  будучи  до
1961  г.  командиром  24-й  пехотной  дивизии,  организовал   разнузданную
идеологическую обработку личного состава, призывал к развязыванию  третьей
мировой  войны  и  устранению  из  правительства   США   "коммунистических
элементов";   после   выхода   в   отставку   неоднократно   выступал    с
подстрекательскими  заявлениями   против   президента   Кеннеди,   активно
участвовал в расистских выступлениях на Юге США]  -  командиром  одной  из
наших дивизий в Германии.  Когда  в  шестьдесят  первом  году  он  нарушил
установленный порядок, президент Кеннеди немедленно его отозвал.
   - Именно подобные факты я и имею  в  виду,  Крис.  Вы  привели  удачный
пример. Кеннеди пользовался тогда большой  популярностью,  и  общественное
мнение явно было на его стороне. Но с тех пор общее настроение, о  котором
я  говорю,  систематически  ухудшалось.  Люди  жаждали   найти   какого-то
сверхчеловека.  Не  думайте,  что  я  не  ощущал  этого  во  время   своей
предвыборной кампании. В речи, в которой я дал согласие на выдвижение моей
кандидатуры, благодаря Рею содержалось, по-моему, нечто такое, что  делало
меня похожим на сверхчеловека.
   - В решающей фразе содержалось всего восемнадцать  слов,  -  рассмеялся
Кларк, - но, готов спорить, мы сидели над ней часа два.
   - Умные люди - а к ним, я верю, относятся все  здесь  присутствующие  -
понимают, что никаких сверхчеловеков не существует, - продолжал  Лимен.  -
Дело заключается в том, что непременным условием существования  демократии
является желание подавляющего большинства граждан  отдавать  правительству
свое время, свою умственную и  физическую  энергию.  Наступление  атомного
века сокрушило веру человека в свою способность влиять на происходящее,  и
это обстоятельство могло бы привести Соединенные  Штаты  к  краху  еще  до
того, как на них  начнут  падать  бомбы.  Вот  почему  я  решил  заключить
договор, пусть даже мне ничего больше не суждено сделать.
   Однако я и сам не знаю, достаточно ли договора.  Возможно,  мы  слишком
запоздали с ним. Сейчас климат для демократии в  нашей  стране  хуже,  чем
когда-либо раньше. Быть может, по мнению генерала Скотта, спасение  страны
находится в его руках. Если Скотт действительно  так  думает,  он  глубоко
заблуждается, и мне его жаль.
   Президент  сидел,  ссутулившись,  на  подоконнике  большого  окна;  его
жесткие волосы были взъерошены, руки и ноги казались до нелепости большими
и неуклюжими. У Кейси мелькнула мысль, что Лимен сейчас  больше  похож  на
провинциального поэта, чем на президента. Молчание в  комнате  длилось  до
тех пор, пока все не ощутили  его  и  Кларк  не  нарушил  тишину  громким:
"Аминь, возлюбленный брат мой Лимен!"
   Лимен засмеялся и сделал знак Тодду:
   - Пожалуй, и в самом деле хватит  проповедей,  хотя  я  говорил  вполне
серьезно. Давайте вернемся к нашим делам, Крис.
   - Что ж, если принять вашу аргументацию, - сказал Тодд, - нам  остается
лишь одно:  приступить  к  сбору  доказательств  того,  что...  или  такая
операция готовится, или существует только в нашем воображении.
   - И я так думаю, - согласился Джирард.
   - В таком случае кому-то придется отправиться в  Эль-Пасо  и  проверить
все на месте, - продолжал Тодд, явно обрадованный тем, что вновь ступил на
твердую почву фактов. - Звонить по телефону  мы  не  можем,  расспрашивать
людей тоже. Кому-то придется туда поехать.
   Он обвел взглядом присутствующих.
   - Удобнее всего мне, - вызвался Кларк.  -  Я  уже  ездил  по  западному
Техасу и по Нью-Мексико с членами комиссии. Может, я не очень-то похож  на
сенатора, но, если у меня возникнут какие-нибудь  неприятности,  я  всегда
могу предъявить свое удостоверение и заявить, что произвожу  расследование
для комиссии. Это будет выглядеть  тем  более  естественно,  что  конгресс
сейчас распущен на каникулы.
   - По-моему, Рей прав, - согласился Лимен. - Однако, Рей, я хочу,  чтобы
ты вернулся как можно скорее. Узнай, нельзя ли отправиться сегодня же  или
в крайнем случае завтра утром, и постарайся закончить дело в течение  дня.
Одним словом, возвращайся не позже чем в четверг вечером. И держи связь  с
Эстер.
   - Хорошо. - Кларк потянулся, словно уже закончил работу, и взглянул  на
бар.
   - Вам надо бы записать номер телефона Гендерсона, господин  сенатор,  -
сказал Кейси, вынимая маленькую записную книжку. - А подробно о нем и  его
супруге я расскажу, как только мы закончим совещание.
   - Вот и прекрасно. Кстати, меня зовут Рей.
   -  Господин  министр,  -  вмешался  Джирард,   -   вы   упустили   одно
обстоятельство, когда рассказывали, что нового произошло после  вчерашнего
визита Кейси. Насколько я понимаю, Эстер утверждает, будто у  Скотта  есть
любовница в Нью-Йорке. Возможно, этот факт представит какой-то интерес для
нас.
   -  Правильно,  -  кивнул  Тодд.  -  Вряд  ли  это  имеет  отношение   к
интересующему нас вопросу, но разобраться все же не  мешает.  Кому-то  все
равно придется съездить в Нью-Йорк  собрать  более  подробные  сведения  о
Макферсоне. Если существует заговор, не  исключено,  что  он  тоже  в  нем
участвует, хотя, признаюсь, это кажется мне маловероятным.  Чем  он  может
быть полезен заговорщикам?
   - Ответить не так уж трудно, - сразу  отозвался  Джирард.  -  Он  может
выступить в роли глашатая заговорщиков и объявить стране, что она получила
нового хозяина.
   - Подобные догадки не производят на меня никакого впечатления. - Теребя
цепочку часов, Тодд презрительно сдвинул брови. - Точно так же на меня  не
действует и эта абракадабра о возможности контролировать все телевизионные
передатчики с центрального пункта.
   - Извините, господин министр, - тихо, но решительно сказал Кейси. - Это
уже нечто такое, в чем  я  неплохо  разбираюсь.  Если  наши  предположения
соответствуют действительности и  заговорщики  воспользуются  возможностью
произвести переключение с центрального  пункта,  то  президент  в  течение
нескольких часов не сможет обратиться к стране, даже если и  останется  на
свободе. У него просто не будет такой возможности.
   - Как фамилия той девицы? - поинтересовался Корвин.
   - Сеньер, - ответил Тодд, заглянув в свой блокнот. - Сень-ер,  Милисент
Сеньер. По словам мисс Таунсенд, она редактор отдела мод в журнале "Шери".
   - Правильно, - подтвердил Кейси. - Я с ней однажды встречался.
   Тодд удивленно взглянул на Кейси, а Лимен, как  раз  проходивший  мимо,
шутливо похлопал офицера по плечу.
   - Ну и ну! - сказал он. - А в вашем личном деле, полковник, ни слова не
говорится, что вы пользуетесь успехом у дам.
   Кейси покраснел и смущенно почесал голову.
   - Понимаете, сэр, я знаю в Нью-Йорке девушку, которая  знает  ее.  Или,
точнее, я знал в Нью-Йорке девушку, которая знала ее, когда мы знали  друг
друга...
   Он окончательно запутался и замолчал. Все захохотали,  причем  в  общем
взрыве веселья особенно выделялся гулкий смех Кларка.
   - Может быть, вы расскажете нам с самого начала, полковник? - предложил
Тодд.
   Кейси тоже рассмеялся, а потом начал объяснять:
   - У нас в семье мы об этом больше не вспоминаем.  Года  два  назад,  до
назначения  в  комитет  начальников  штабов,  я  в  течение  двух   недель
командовал подразделением морской пехоты, которое несло  охрану  во  время
пребывания советского премьер-министра на сессии ООН.
   - И? - поторопил его Тодд.
   - Вообще-то говоря, охрану несла полиция Нью-Йорка, и у меня оставалось
много свободного времени. Как-то я познакомился  с  девушкой,  сценаристом
телевизионной студии... и... ну, в общем, на  вечеринке  меня  представили
мисс Сеньер.
   - И с тех пор вы все время поддерживаете контакт с  этой  телевизионной
дамой? - поинтересовался Тодд.
   - Нет, сэр, - категорически ответил Кейси, но тут же снова покраснел, а
Джирард многозначительно рассмеялся. - Я хочу сказать, что не встречался с
ней, но знаю, что она все еще подвизается на телевидении.
   - Таким образом, вопрос о том, кто должен поехать в  Нью-Йорк,  видимо,
решен, - заметил Тодд.
   - О нет, что вы! - воскликнул Кейси. - Моя жена никак не  поймет  такой
секретной командировки, никак не поймет!
   - Но вы же знакомы с этой особой, возлюбленной  генерала,  -  продолжал
настаивать Тодд. - Кроме того, вы знаете кое-кого на телевидении и поэтому
без труда сможете получить  сведения  о  Макферсоне.  У  нас  нет  времени
начинать все сначала.
   - А знаете. Джигс, - вмешался президент, - нам, в сущности, не из  кого
и выбирать. Крис должен находиться при мне для координации наших действий.
По совершенно понятным причинам я пленник в этом доме. Арт занят тем,  что
только ему и по силам, - слежкой за Скоттом. Рей отправляется в  Эль-Пасо,
а для Поля я уже приготовил  задание.  Вот  и  получается,  что  остаетесь
только вы.
   - А что я скажу Мардж, сэр?
   - Ничего, -  ответил  Тодд.  -  Но,  если  давление  окажется  чересчур
сильным, президент, быть может, найдет возможным позвонить миссис Кейси.
   - С удовольствием, - согласился Лимен.
   - Бог ты мой! - уныло воскликнул Кейси. - Если бы только не в Нью-Йорк!
   - Теперь вы, наверно, сожалеете, что не остались на стороне  Скотта?  -
пошутил Кларк.
   - Фамилия вашей приятельницы нам не нужна, - пояснил Лимен, - но  номер
ее телефона все же дайте Эстер.
   Тодд взял свой блокнот и снова прошелся по списку - пункт  за  пунктом.
По каждому из них завязывалась дискуссия.  Длительное  обсуждение  вызвала
позиция сенатора Прентиса и  его  связь  с  членами  комитета  начальников
штабов, причем все пришли  к  такому  выводу:  хотя  и  маловероятно,  что
Прентис участвует в заговоре  против  системы  правления,  в  которой  уже
занимает такое выдающееся место, однако  среди  лиц,  финансировавших  его
избрание,  насчитывается  много  промышленников,   выполняющих   оборонные
заказы; кроме того, он полностью доверяет  военным  и  не  находит  нужным
скрывать, что сомневается в способностях правительства Лимена справиться с
положением, если русские не выполнят  своих  обязательств  по  договору  о
ядерном разоружении.
   Телеграммы, связанные со скачками, Тодд оставил на конец.
   - Вот еще одно обстоятельство, которое, как  и  ОСКОСС,  представляется
мне совершенно невероятным, - заявил он. - Я  имею  в  виду  интерпретацию
полковником Кейси известных всем фактов.
   На мой взгляд, телеграммы можно понимать трояко. Во-первых,  они  могут
означать именно то, что означают, то есть совместную ставку в тотализаторе
на скачках. Во-вторых, они могут служить своего рода дымовой  завесой  для
прикрытия  нужного  и  полезного  военного  мероприятия  с  целью  усыпить
бдительность старших командиров перед  назначенной  на  субботу  тревогой.
В-третьих, телеграммы могут представлять собой закодированные  указания  о
проведении какой-то секретной военной операции пока еще не известного  нам
характера.
   Давайте остановимся на первом толковании.  Как  известно,  Скотт  любит
играть на скачках, не так ли?
   - Да, так, - ответил Кларк. - Увлечение генерала послужило нам  поводом
для шуток в прошлом году, когда сенат утверждал его на  пост  председателя
комитета  начальников  штабов  и  он  присутствовал  на  заседании   нашей
комиссии. Прентис  еще  сказал  тогда,  что  в  этом  увлечении  он  видит
единственный порок генерала.
   - Я много раз  встречал  в  газетах  фотографии  Скотта,  заснятого  на
различных ипподромах, - сообщил Джирард.
   - И вполне возможно,  телеграммы  означают  именно  то,  о  чем  в  них
говорится, - добавил Тодд.
   - Одну минуту,  -  вмешался  Лимен.  -  Почему  же  тогда  он  был  так
недоволен, когда узнал, что Кейси известно содержание телеграмм?
   -  Видите  ли,  -  продолжал  упорствовать  Тодд,  -   каналы   военной
радиосвязи, конечно,  не  должны  использоваться  для  передачи  телеграмм
подобного содержания, и Скотта нельзя винить, если он хочет сохранить этот
факт в секрете.
   - Да, но мало ли я вижу разных других личных телеграмм  Скотта,  о  чем
он, конечно, знает, - возразил Кейси. - Некоторые  из  них,  если  бы  они
стали известны, вызвали бы куда больший скандал,  чем  те,  о  которых  мы
говорим. Например, он как-то приказал начальнику интендантского  склада  в
Бордо прислать  ящик  кларета.  Телеграмму  зашифровали  личным  "голубым"
шифром генерала и,  по  его  распоряжению,  передали  по  радиопередатчику
вооруженных сил. До вчерашнего дня  он  никогда  не  предупреждал  меня  о
необходимости держать такие вещи в секрете.
   - И тем не менее у нас нет твердых  доказательств,  что  в  телеграммах
речь идет не о скачках, а о чем-то другом.  А  теперь  давайте  рассмотрим
вторую гипотезу. Возможно, он просто-напросто хочет ввести  в  заблуждение
высших начальников - шаг, вполне объяснимый накануне тревоги.
   И опять Кейси выразил сомнение.
   - Меня крайне  удивляет  упоминание  адмирала  Уилсона.  Не  могу  даже
представить, как Топпинг Уилсон будет играть в тотализатор  по  радио  или
как-то еще. Черт возьми, да в свое время, командуя дивизией крейсеров,  он
издал специальный приказ, категорически запрещающий всякие азартные игры.
   - Откуда вам это известно? - спросил Тодд.
   - А я тогда командовал подразделением морской пехоты на его флагманском
корабле, - ответил Кейси. - Уилсон всегда был свирепым служакой, наверняка
остался им и сейчас, когда стал главнокомандующим вооруженными  силами  на
Тихом океане. Просто не понимаю, как он может позволить  себе  делать  то,
что сам же запретил своим подчиненным.
   - И все же вы ничего мне не доказали, - упрямо твердил Тодд.
   Кейси покраснел, но теперь уже не от смущения.
   - Знаете, господин министр... - начал было он, но Лимен прервал его:
   - Спокойно, Крис. Джигс  и  не  пытается  что-то  доказывать.  Пока  мы
соберем необходимые  суду  доказательства,  будет  уже,  возможно,  поздно
предотвратить то, что мы собираемся доказывать.
   Кейси вздохнул с облегчением, но Тодд, мрачно буркнув что-то  себе  под
нос, продолжал упорствовать:
   - Ну хорошо, предположим, мы согласимся  на  худшее  и  эти  телеграммы
представляют собой...
   -  Одну  секунду,  -  остановил  его  Джирард.  -   Я   размышлял   над
организационной стороной тревоги и вот о чем подумал. Кто определил список
тех, кому заранее надлежит знать о "Всеобщей красной" тревоге?
   - Как кто? Конечно генерал Скотт. Такова у  нас  обычная  процедура,  -
пояснил Лимен.
   - Вы хотите сказать, сэр, что не давали  генералу  Скотту  специального
указания не ставить в известность министра обороны? - удивился Кейси.
   - Совершенно верно. Я вообще не думал в то время о министре обороны.
   - Не в том дело, господин президент. - Кейси обращался к президенту, но
его слова были явно адресованы  Тодду.  -  На  мой  вопрос  генерал  прямо
ответил, что вы приказали ни о чем не сообщать министру обороны.
   Джирард тяжело заворочался на стуле:
   - И снова генерал солгал. Наш великий полководец  уже  заставляет  меня
немного нервничать.
   Тодд промолчал,  сделал  какую-то  пометку  в  блокноте  и  лишь  потом
заговорил.
   - Предполагая худшее, о чем я сказал вначале,  то  есть  допуская,  что
телеграммы  представляют  какие-то  зашифрованные  указания,   мы   должны
задаться вопросом: когда же они успели договориться? Скотт  встречался  за
последнее время с этими пятью военачальниками?
   - В течение пятнадцати  месяцев  генерал  трижды  объехал  все  базы  и
соединения за границей, - сообщил Кейси.
   - В этом есть что-нибудь необычное?
   - Нет. Просто своего рода рекорд. Кроме того, за последние  два  месяца
каждый из пяти командующих побывал в Вашингтоне.
   - И все, конечно, у Скотта?
   - Да.
   - Все, кроме Уилсона, -  вмешался  Кларк,  -  выступали  на  заседаниях
комиссии по делам вооруженных сил в связи  с  обсуждением  дел  в  области
обороны.
   - Так вот, - снова заговорил  Тодд,  -  по-прежнему  предполагая  самое
худшее, мы подходим к фигуре адмирала Барнсуэлла, командующего 6-м флотом,
отказавшегося принимать участие в пари. Если какой-то заговор  существует,
во что я не верю, и если телеграммы представляют собой частный код, в  чем
я не убежден, тогда его ответ приобретает исключительно важное значение.
   Лимен наклонился вперед в своем кресле.
   - Крис, я уже решил, что  необходимо  послать  Поля  к  Барнсуэллу  для
переговоров.  Он  может  незаметно  улететь  сегодня  вечером   вместе   с
вице-президентом. Я говорил с  Винсом,  он  сказал,  что  с  удовольствием
поможет. Я дал ему понять, что у Поля есть какие-то свои  конфиденциальные
дела за границей.
   - Вот и хорошо, - согласился Тодд.  -  Ну  а  кто  знает  о  Барнсуэлле
что-нибудь такое, что облегчило бы Полю его миссию?
   - Я встречался с ним, - отозвался Кларк, - но почти ничего  не  знаю  о
нем,  кроме  того,  что  он  производит  впечатление  человека,   умеющего
уклоняться от всяких споров.  Он  очень  любезен,  когда  выступает  перед
комиссией.
   - Вот именно, - добавил Кейси. - Перед тем как позвонить вчера Полю,  я
тоже много думал об адмирале. Понимаете, Барнсуэлл пользуется в  Пентагоне
репутацией сугубо осторожного  человека.  Он  всегда  старается  держаться
подальше от всего, что может как-то его скомпрометировать,  и  никогда  не
выскакивает вперед.  Прежде  чем  принять  решение,  он  обычно  старается
определить, в какую сторону дует ветер.
   - Одним словом, приспособленец, - сухо заметил Тодд. - Ну и портрет  вы
рисуете, полковник.
   - Я знаю, господин министр, не очень-то ладно у меня получается. - Этот
старый сварливый адвокат и его нелепые шуточки всерьез раздражали Кейси. -
Откровенно говоря, существует мнение, что  Барнсуэлл  всегда  предпочитает
оказаться на стороне победителя, что, как правило, ему и удается.
   - Боже мой, - воскликнул Лимен, - но  как  военно-морской  министр  мог
назначить подобного человека на такой важный пост - командующим флотом  на
Средиземном море!
   - Уж если на то пошло, - протянул  Кларк,  -  как  вы  могли  назначить
Уолстедта военно-морским министром?
   В голосе Кларка уже не было обычного добродушия, и всем стало ясно, что
задеты какие-то политические  нервы  сенатора  от  штата  Джорджия.  Лимен
казался смущенным. В комнате наступила  напряженная  тишина,  все  шестеро
молча посматривали друг на друга. В эти секунды они отдавали  себе  отчет,
что  состав  правительства  Лимена  уже  никогда  не  останется   прежним,
независимо от того, произойдет что-нибудь в субботу или не  произойдет.  В
будущем все  они,  безотносительно  к  их  политической  принадлежности  и
общественному положению, разделятся на тех, кто знал, и тех,  кто  никогда
не узнает. В зависимости от степени близости к президенту  на  каждого  из
присутствующих эта мысль действовала  по-разному.  Но  все  понимали,  что
администрация Лимена переживает  критический  момент,  и  сознание  этого,
казалось, пронизывало ледяным холодом воздух комнаты, а окрашенный ранними
сумерками туман за окнами делало еще более густым.
   Тодд усиленно протирал очки.
   - Я думаю, Поль, тебе надо взять на всякий случай мое письмо, - наконец
нарушил молчание Лимен. Он отошел в угол, к маленькому письменному  столу,
достал лист знакомой всем почтовой бумаги, которую обычно  употреблял  для
личной переписки - рыжевато-коричневого  цвета,  с  позолоченным  оттиском
президентской печати, - и быстро написал:

   "Дорогой адмирал Барнсуэлл!
   Податель сего  -  мой  секретарь  Поль  Джирард,  ведающий  назначением
свиданий и приемов, и мой личный помощник. Уверен, что вы примете  его  со
всей возможной  любезностью  и  подробно  и  откровенно  ответите  на  все
вопросы, которые он пожелает вам задать.
   Поль Джирард выполняет мое поручение и пользуется моим полным  доверием
и поддержкой. Ваши ответы будут сохранены в тайне.
   Заранее признательный, искренне Ваш
   Джордан Лимен".

   - Тебе придется самостоятельно добираться от Рима до Гибралтара,  Поль,
- заметил Лимен, запечатывая письмо в конверт и передавая Джирарду.
   -  А  ответы  Барнсуэлла  вы  должны  получить  в  письменном  виде,  -
предупредил Тодд. - Вы джентльмен, но на суде ваши устные показания против
Барнсуэлла или Скотта будут стоить не очень-то много.
   Совещание близилось к концу, и Тодд обвел всех взглядом.
   - Каждому из вас нужно так рассчитать свое время, чтобы вернуться  сюда
не позднее полудня в четверг, - подчеркнул он. - Если Кейси  прав,  у  нас
останется только двое суток.
   - Код, Крис? - немного смущенно напомнил президент.
   - Да-да. Если все подтвердится, мы обязаны  соблюдать  осторожность.  Я
разработал  простой  код,  мы  будем  пользоваться   им   для   телефонных
разговоров.
   Корвин - он все еще сидел прислонившись к двери -  повернулся  с  такой
живостью, что ножки стула со стуком опустились на пол.
   - Это не должно вас беспокоить, господин министр. Президент,  по-моему,
уже дал мисс  Таунсенд  соответствующие  указания.  Все  телефонные  линии
Белого дома защищены от подслушивания, насколько это практически возможно.
   -  А  разве  нельзя  подслушивать  там,   откуда   будут   звонить?   -
поинтересовался Тодд.
   - Пользуйтесь телефонами-автоматами, - посоветовал Корвин. - Невозможно
наладить одновременное подслушивание такого количества телефонных линий.
   - Хорошо, - согласился Лимен. - Возможно, это  излишне,  но  на  всякий
случай соблюдайте осторожность в разговорах  по  телефону.  Мы  все  равно
поймем, если вы будете говорить намеками.
   - Вообще-то мы уже несколько устарели для  подобных  забав,  -  заметил
Тодд. -  По  совести  говоря,  я  по-прежнему  считаю  абсурдом  все  наши
предположения, и, чем скорее мы установим истину, тем лучше.
   - Надеюсь, вы правы, господин министр, - сказал Кларк, - но я чувствую,
как воняет тухлой рыбой, которая слишком долго валялась на солнце.
   Присутствующие стали  расходиться;  Лимен  отвел  в  сторону  Кларка  и
Джирарда и закрыл дверь за Тоддом, который уходил последним.
   - Три замечательных человека, - заговорил президент, - но я не  уверен,
что мы толкуем на одном языке. Особенно Крис. Черт побери, послушать  его,
так я должен с амвона закричать пастве: "Среди вас вор!" -  и  потребовать
обыскать всех верующих.
   - Тут уж ничего не поделаешь, - сказал Джирард. - Они не политики.
   - Он прав, Джорди, - подтвердил Кларк. - Любой  политик  понимает,  что
сейчас вы не можете рубить сплеча. Боже, да при той "популярности",  какой
мы пользуемся сейчас в стране, любая  наша  схватка  со  Скоттом  заведомо
обречена на поражение.
   - Что может означать и потерю всей страны, - задумчиво кивнул Лимен.  -
Острый конфликт между военными и гражданскими в Соединенных  Штатах...  Да
русским  и  не  нужен  лучший  предлог,  чтобы  отказаться  от  выполнения
договора... Не пойму я что-то Криса. Странно, но, по его мнению, мы должны
действовать открыто.
   - А в действительности в этой игре нам надо  держать  карты  как  можно
ближе к жилетке, чтобы никто не подсмотрел, - добавил Кларк.
   - Вот-вот, - согласился Лимен. - Вчера вечером я  решил,  что,  если  в
наших догадках есть хоть доля правды, мы  обязаны  действовать  без  шума;
пусть страна никогда ничего не узнает. Конечно, не так-то это просто, надо
получить  убедительные  доказательства,  чтобы  вынудить  Скотта  уйти   в
отставку под каким-нибудь предлогом.
   - Ну, коль скоро Крис в курсе дела,  вы,  босс,  должны  заставить  его
понять это, - сказал Джирард.
   Они посидели еще с полчаса  и  вновь  обсудили  все,  что  произошло  в
воскресенье и в понедельник.
   - А почему бы не применить к Скотту "метод А"? -  обратился  Джирард  к
президенту.  -  Это,  возможно,  поможет,  а  если  наши   подозрения   не
подтвердятся,  все  равно  никто  не  сможет  предъявить  к  нам   никаких
претензий.
   - "Метод А"? - недоуменно переспросил Лимен.
   - Ну да. Вы же знаете,  шеф,  о  чем  я  говорю,  -  цинично  улыбнулся
Джирард. - Убрать его из города. Послать куда-нибудь за границу. Скотт  не
сможет захватить ваш пост, если  окажется,  скажем,  за  пять  тысяч  миль
отсюда.
   - Должно быть, на вас так действуют нравы  Белого  дома,  -  усмехнулся
Кларк. - Помню,  один  парень,  -  кстати,  университетский  профессор,  -
работавший тут во  времена  Кеннеди,  рассказывал  мне,  что  нет  лучшего
способа отделаться от человека, чем держать его вне Вашингтона...  Честное
слово, Джорди, предложение весьма и весьма заманчивое.
   - Не думаю. - Лимен отрицательно покачал головой. - Такой способ мог бы
оказаться подходящим почти в любой другой  ситуации,  но  не  в  нынешней.
Нельзя же послать председателя  комитета  начальников  штабов  с  каким-то
надуманным поручением. Во всяком случае, я предпочитаю видеть Скотта здесь
- тут по крайней мере Арт может присматривать за ним.
   Уже стемнело, когда Кларк поднялся, собираясь уходить. Президент  пожал
им руки.
   - Возвращайтесь оба поскорее, - попросил он. -  Я  не  хочу  оставаться
здесь один против девяти, а возможно, и больше генералов и адмиралов.
   После ухода Кларка и Джирарда Лимец некоторое время постоял у  большого
окна. Туман начал рассеиваться; стали видны низкие тучи, на них отражалось
зарево городских огней.
   Сколько бы людей ни было вовлечено в эту историю,  думал  президент,  в
конце концов именно он, Лимен, останется лицом к лицу  со  Скоттом.  Нужно
как-то получше узнать  этого  человека,  почувствовать  его.  Пройдет  еще
немного часов, и ему придется один на один столкнуться со Скоттом.
   Президент стоял в темноте.  Мимо  старинных  фонарей-шаров,  освещавших
заднюю подъездную аллею, проносились клочья редеющего тумана.
   "Все они люди хорошие, - размышлял  он,  -  но  под  конец  ты  все  же
остаешься один, Джорди. Боже мой, как ты одинок в этом доме! Хотя бы Дорис
была здесь. Как было бы хорошо с кем-нибудь поужинать..."



ВТОРНИК, ВЕЧЕР

   Арт  Корвин  поставил  машину  на   подъездной   дорожке,   ведущей   к
многоквартирному жилому дому, напротив главных ворот  Форт-Майера.  Он  не
случайно выбрал это место. Дорожка  отлого  спускалась  к  автостраде.  От
переднего автомобиля его отделяло не менее четырех футов, так что  он  мог
вывести свою машину одним движением рулевого колеса. Прямо перед  ним,  на
автостраде N_50, находился перекресток; в случае необходимости можно  было
пересечь двойную ленту дороги и свернуть налево, в Вашингтон, или  сделать
правый поворот, выехать на внешнюю полосу автострады и направиться в глубь
Виргинии.
   Дождь прекратился, туман рассеялся, но низкие облака все  еще  скрывали
луну. Улицы и листва деревьев - все было мокрым и унылым,  однако  это  не
влияло на настроение Корвина. Он был бодр и готов ко всему. После  долгого
совещания в Белом доме кружка пива и сандвич из ржаного хлеба  с  ветчиной
показались  ему  необыкновенно  вкусными.  На  своей   машине   с   хорошо
отрегулированным мощным мотором он мог делать при необходимости больше ста
миль в час. Кроме того, сейчас он опять работал один,  как  в  те  далекие
времена, когда его главной заботой было изобличить  какого-нибудь  мелкого
фальшивомонетчика  и  не   приходилось   испытывать   этого   ежеминутного
напряжения,  связанного   с   обязанностью   охранять   жизнь   президента
Соединенных Штатов.
   Вскоре после семи часов вечера Корвин  медленно  проехал  мимо  корпуса
N_6,  расположенного  на  холме,  внутри  старинного   военного   городка.
Служебный  лимузин  председателя  комитета  начальников   штабов   и   его
собственный "крайслер"  стояли  в  подъездной  аллее.  Только  после  этой
предварительной разведки Корвин и облюбовал место напротив  главных  ворот
Форт-Майера, откуда можно  было  наблюдать  за  всеми,  кто  приезжал  или
уезжал. Он дважды менял место стоянки, пока не выбрал наиболее удобное.  В
свете уличного фонаря отсюда можно было различить лицо любого  посетителя,
когда тот остановится у караульной будки, чтобы предъявить, как  обычно  в
ночное время, пропуск.
   Странная все же история, думал Корвин. Он не знал,  метит  ли  Скотт  в
президенты, но был уверен, что сомнения Кристофера Тодда могли привести  к
весьма нежелательным последствиям. Корвин приучил себя всегда предполагать
самое худшее. Так что же, Скотт действительно хочет стать президентом?  Ну
а кто в Вашингтоне не хочет им стать?
   Корвин попытался прикинуть, сколько человек  ему  придется  добавить  к
группе  охранников  Белого   дома   в   конце   недели.   Если   бы   этим
скоропалительным спектаклем руководил  он,  недурно  было  бы  заслать  на
радиостанцию Пентагона своего человека. Дело, правда, не из легких,  но...
Интересно, думал ли об этом Тодд?  Вообще-то  министр  финансов  настолько
уверен в невозможности военного заговора, что легко  мог  забыть  о  самых
необходимых мерах предосторожности. А  если  Скотт  выступит  раньше?  Что
тогда делать?
   Корвин все еще размышлял над  проблемой  охраны  президента,  когда  из
ворот Форт-Майера под яркий свет уличных фонарей выскользнул темно-голубой
семиместный "крайслер". Часовой у будки  вытянулся  и  лихо  козырнул.  За
рулем сидел генерал Скотт, без фуражки, одетый, видимо, в штатское. Корвин
успел заметить густые, черные с проседью  волосы  генерала.  Рядом  с  ним
сидел командующий морской пехотой  генерал  Билли  Райли.  Второго  такого
подбородка не сыщешь во всем Вашингтоне.
   Как  только  "крайслер"   выехал   на   автостраду   и   направился   в
противоположную от Вашингтона сторону, Корвин  включил  подфарники,  завел
машину и скатился по склону холма  к  перекрестку.  Пропустив  вперед  три
автомобиля, он включил фары и влился в поток мчащихся  машин.  Разделенная
тремя линиями, автострада уходила в сторону от  столицы.  Покрышки  колес,
соприкасаясь с влажным асфальтом, казалось, пели, и Корвину это нравилось.
Не спуская взгляда с "крайслера" и уголками глаз наблюдая за движением  на
дороге, он замурлыкал модную песенку - пародию на романс "Элис  в  голубом
платье":

   ...Я помню, как бешеный атом
   Сюрприз преподнес дипломатам...

   Указатели на автостраде разрешали увеличить скорость, и  Корвин  слегка
нажал на акселератор, стараясь не отстать от Скотта. Это  не  представляло
трудности, поскольку густой поток машин не позволял "крайслеру"  вырваться
вперед. Куда все же направлялся генерал?
   В лабиринте освещенных неоновыми фонарями улочек местечка Севен-Корнерс
Корвин увидел, что Скотт свернул направо,  на  автостраду  N_7  -  главную
дорогу на Лисберг. Обе машины медленно проехали Фоллс-Черч; после него уже
не было такого сильного движения, и машины мчались быстрее.  Корвин  решил
немного отстать. Он заметил, что Скотт неизменно  придерживается  одной  и
той же скорости - около пятидесяти пяти миль в час.
   Перед Лисбергом тучи стали редеть. Корвин увидел  в  посветлевшем  небе
очертания облака и выглянувшую  из-за  него  звезду.  Стало  свежо,  и  он
опустил стекло, чтобы полной грудью вдохнуть бодрящий  загородный  воздух.
На развилке западнее Лисберга Скотт свернул  направо,  на  дорогу  N_9,  к
Чарльстону. "Что же вам там нужно, генерал? - мысленно спросил  Корвин.  -
Вечерние бега в Шенандоа-Даунс?"
   Слежка между тем затруднилась. Машин на дороге попадалось все меньше, и
Корвину все реже удавалось держать между собой и большим "крайслером" хотя
бы один автомобиль.  Долины,  холмы,  частые  повороты  вынуждали  Корвина
держаться как можно ближе к Скотту. Раз  или  два  он  полностью  выключал
свет, минуту-другую мчался со скоростью миль  семьдесят  в  час,  а  затем
снова включал фары. Если бы даже Скотт время от времени  и  посматривал  в
зеркальце, в чем Корвин сомневался, он просто  думал  бы,  что  на  дороге
позади него появилась еще одна машина, только и всего.
   Они  начали  подниматься  на  Голубые  горы  -  восточный  край  долины
Шенандоа. В одном месте Корвин свернул  было  на  щебеночную  дорогу,  но,
спохватившись, поспешно  развернулся  и  возвратился  на  автостраду  N_9.
Машина Скотта уже почти скрылась из виду, только  ее  стоп-фары  замигали,
когда Скотт  затормозил  на  очередном  повороте.  К  счастью,  показалась
какая-то машина, и Корвин смог укрыться  за  ней.  Он  взглянул  на  часы:
9:15... Генералы были в пути уже час двадцать минут.
   К западу от Хилсборо, где  дорога  пересекала  Голубые  горы,  а  затем
спускалась в долину, на машине Скотта замигал указатель  левого  поворота.
Корвин резко сбавил ход. Скотт свернул влево. Корвин последовал за ним  по
черной щебеночной дороге, уходившей вдоль  горного  хребта  прямо  на  юг.
Стоп-фары "крайслера" то исчезали, то вновь появлялись примерно в полумиле
впереди.
   "Так вот оно что!" - подумал Корвин. По своей службе в  Белом  доме  он
знал кое-что об этом шоссе, Виргиния-120,  известном  лишь  немногим.  Оно
вело к Маунт-Тандеру, подземному убежищу, откуда президент  мог  управлять
страной в случае ядерной войны. Корвин проезжал здесь по меньшей мере  раз
шесть и хорошо изучил  дорогу.  Теперь  это  ему  пригодилось  -  начались
довольно крутые подъемы и спуски, сильно затруднявшие наблюдение. По обеим
сторонам шоссе за старыми каменными заборами высились огромные деревья.
   Предполагая, что Скотт направляется в Маунт-Тандер - до базы оставалось
только несколько миль, - Корвин опять выключил свет. "Ну и темнота  же!  -
подумал он. - А дело осложняется".
   Внезапно на машине Скотта ярко вспыхнули стоп-фары. Корвин остановился.
"Крайслер" медленно свернул  налево  и  скрылся  среди  деревьев.  Включив
только подфарники, Корвин так же медленно проехал еще несколько  метров  и
остановился ярдах в ста от того  места,  где  свернул  Скотт.  На  обочине
дороги он отыскал довольно широкую площадку и  развернул  машину  носом  к
автостраде. Однако почва здесь оказалась слишком сырой,  и,  когда  Корвин
проверил, сможет ли быстро тронуться  с  места,  колеса  стали  буксовать.
Отъехав чуть подальше, он нашел более твердую, покрытую гравием  площадку.
Довольный этим, Корвин выключил мотор, освободил  правый  карман  брюк  от
денежной мелочи и сунул в него кожаный  футляр  для  ключей,  отметив  про
себя, где лежит ключ от зажигания. Кто знает, подумал он,  вдруг  придется
спешно ретироваться? Затем он достал  маленький  электрофонарик  и  ощупью
удостоверился, что записная книжка и карандаш на  месте  -  во  внутреннем
кармане плаща.
   По мощеной дороге Корвин пешком дошел до того места, где свернул Скотт.
Отсюда к востоку по склону горы,  через  густые  заросли  смешанного  леса
спускалась узкая дорога. На  маленьком  указателе  около  каменной  ограды
Корвин с помощью фонарика разобрал слово "Гарлок".
   "Того же поля ягода!" - подумал Корвин. Дорога,  должно  быть,  вела  к
дому генерала Гарлока.
   С генералом Мэтью  Г.Гарлоком,  командиром  базы  Маунт-Тандер,  Корвин
встречался не раз. "Если у них какое-то совещание,  -  подумал  он,  -  не
мешает и мне побывать на нем".
   Посыпанная гравием дорога крутыми зигзагами спускалась к подножию  гор.
Корвин шел обочиной, ступая по сосновым иглам  и  временами  спотыкаясь  о
сброшенный с полотна дороги камень. Он знал, что тучи,  закрывавшие  небо,
рассеялись, а здесь, в густом лесу, не было видно ни зги.  Дождь  и  туман
пропитали почву влагой, деревья стояли мокрые, и капли воды падали Корвину
на лицо всякий раз, когда он задевал за ветку. Звук его  шагов  терялся  в
насыщенном сыростью воздухе. Примерно через четверть мили  дорога  сделала
последний поворот, и Корвин оказался на опушке.
   Красота открывшегося  внизу  вида  заставила  Корвина  остановиться.  У
подножия горы стоял большой приземистый бревенчатый дом. Цепь  гор  позади
него уходила к далекой долине.  Сквозь  вечернюю  дымку,  опустившуюся  на
равнину,  проступала  россыпь  огоньков.  Огромный  купол  неба  заполняли
бесчисленные звезды, намного более яркие, чем в городе. На востоке, словно
фонарь на сторожевой башне, висела  бледная  робкая  луна.  Самое  большое
скопление огней в долине обозначало, по-видимому, Мидлберг, решил  Корвин,
самое маленькое, справа, - Аппервилл. Значительно дальше виднелось  зарево
Уоррентона, подернутое дымкой.
   "Неплохая работенка у генерала Гарлока! - подумал Корвин. -  Не  выходя
из дому, он может наблюдать отсюда, с высоты, за бегами на всех ипподромах
Виргинии".
   Корвин внимательно осмотрел дом. Справа  была  кухня,  в  ней  какая-то
женщина  склонилась  над  раковиной.  Центральная  часть  дома,  по   всем
признакам из  нескольких  комнат,  оставалась  неосвещенной,  но  в  левой
половине, в большой комнате с камином, Корвин разглядел  Скотта  и  Райли;
они сидели на кушетке лицом к нему. Когда Скотт достал сигару,  из  кресла
поднялся третий человек и протянул генералу горящую спичку.  Корвин  узнал
Гарлока.
   Арт пригнулся, пересек лужайку, перебрался через изгородь и... угодил в
самую гущу роз. Кляня про  себя  их  острые  шипы,  он  торопливо  облизал
царапины на руках. Свернув направо  и  стараясь  держаться  в  тени  дома,
Корвин на цыпочках перешел посыпанную  гравием  дорожку  и  устроился  под
освещенными окнами. Отсюда он хорошо слышал все три голоса, но  ничего  не
видел, кроме толстой деревянной балки в центре потолка.  Корвин  опустился
на одно колено и положил на другое записную книжку. Не слишком-то это было
удобно - держать в одной руке книжку и фонарик, а другой  писать,  но  что
поделаешь... Говорил Скотт.
   - ...Мы признательны вам, генерал, за то, что вы смогли принять нас так
поздно. Впервые за всю неделю у меня выдался свободный вечер,  и  я  решил
уточнить некоторые детали. После недавних неприятностей хочу теперь  лично
все проверить.
   - Вы совершенно правы,  сэр.  -  Гарлок  говорил  с  подобающей  случаю
почтительностью, но в его голосе слышалось  удивление.  -  Наше  хозяйство
работает двадцать четыре часа в  сутки.  Вы  имеете  в  виду  какие-нибудь
специальные меры в связи с предстоящей тревогой?
   - На этот раз к вам пожалует сам президент, - ответил  Скотт,  -  хочет
взглянуть,  как  идут  дела.  Вот  мы  и  решили,  что  будет  не   лишним
дополнительно подбросить сюда солдат.
   - Да?! - удивился Гарлок. - Раньше  мы  обходились  без  дополнительных
солдат.
   - Понимаете, - вмешался Райли, - нам надо сделать для  него  что-нибудь
такое... особенное. Прошлый раз  он  остался  недоволен  тем,  как  прошла
"Всеобщая красная".
   - Ну, конечно, нужно подумать и о безопасности президента, -  продолжал
Скотт. - Давайте обсудим, как  разместить  здесь  еще  человек  двести.  О
питании можете не беспокоиться. Они получат полностью полевой паек на пару
дней и все  необходимое  для  участия  в  маневрах.  В  конце  концов,  им
предстоит действовать в обстановке абсолютной  секретности,  они  даже  не
будут знать, куда их отправляют.
   - Питание меня не беспокоит, генерал, - ответил Гарлок. -  Продуктов  у
нас достаточно. А вот как быть с койками? Тесновато тут у нас.
   - А почему бы часть людей не разместить в палатках? - спросил Райли.  -
Все равно в военное время многим из них  придется  занимать  тут  круговую
оборону.
   - Боюсь, что мы не сможем  обеспечить  внезапность  тревоги,  если  они
преждевременно расположатся на виду у всех, - возразил  Гарлок.  -  Дорога
вдоль хребта довольно  оживленная,  проезжает  много  военных,  а  они  по
привычке внимательно наблюдают за местностью.
   -  Может,  разбить  лагерь  чуть  ниже  по  склону  холма,  за  старыми
постройками? - предложил Райли.
   - Пожалуй, - кивнул Гарлок. - Между прочим, когда прибывает президент?
   - В субботу около полудня, - ответил Скотт. - Конечно, все пять  членов
комитета начальников штабов будут здесь к одиннадцати пятнадцати.  Если  у
вас возникнут какие-нибудь  дополнительные  вопросы  в  связи  с  приездом
президента, у нас еще будет время все утрясти.
   - Меня по-прежнему смущает ваше  решение  о  дополнительной  охране,  -
заявил Гарлок. - Я сказал бы: ваше неожиданное решение. Постоянную  охрану
у нас тут и без того несут около ста человек.
   Корвину слышалось некоторое раздражение в голосе  Гарлока,  словно  тот
рассматривал внезапный визит генералов как намек  на  отсутствие  должного
порядка на вверенном ему объекте. Видимо, так показалось и Скотту.
   - Пожалуйста, не думайте, что мы приехали критиковать вас, - сказал он.
-  Просто  мы  должны  научиться  более  оперативно,  чем  до   сих   пор,
перебрасывать  части  охранения.  Последняя  проверка  боевой   готовности
отчетливо показала эту нашу слабость.
   - Ну, если президент принял такое  решение,  -  ответил  Гарлок,  -  я,
разумеется, не стану возражать.
   Наступило молчание, и Корвин представил себе Скотта, следящего взглядом
за дымом сигары.  Когда  он  вскоре  снова  заговорил,  голос  его  звучал
несколько тише:
   - Вообще-то президент  ничего  не  знает.  Он  остался  недоволен  нами
прошлый раз, и мы хотели показать ему...
   Корвин приподнялся с онемевшего колена  и  задел  за  куст  бересклета.
Мокрая ветка, прижатая его плечом, освободилась и с силой хлестнула стену.
В кухне зарычала собака, и женщина спросила:
   - Леди, ты хочешь на улицу?
   Корвин перемахнул через дорожку, взбежал по наклонному двору к  лужайке
и бросился на землю; скорчившись, он  посмотрел  на  дом.  Хлопнула  дверь
кухни, и во двор  выскочил  черный,  с  лоснящейся  шерстью  лабрадор;  он
примчался к кустам, где только что таился Корвин, и стал их обнюхивать.
   - Пошли, -  сказал  Гарлок,  открывая  дверь  комнаты,  в  которой  они
разговаривали, - позабавимся, если к нам снова забежал олень.
   Корвин видел, как Гарлок протянул руку и взял с каминной доски  длинный
электрический фонарик. Пока они выходили из дому, Корвин успел  переползти
двор и добраться до опушки. Луч фонаря в руках Гарлока  осветил  небольшое
пространство между конюшней и террасой, около  которой  Корвин  был  всего
несколько  секунд  назад.  А  здоровенный  охранник  президента  лежал  за
каким-то бревном на мокрой траве и чувствовал, как  его  брюки  постепенно
пропитываются влагой.
   Генералы прошли по дорожке, и Гарлок время от времени  обшаривал  лучом
фонарика двор. Собака устремилась по следу Корвина, добежала  до  террасы,
но здесь, на камнях, след, видимо, исчез, и Лабрадор, жалобно  взвизгивая,
заметался взад и вперед.
   - До чего же красив олень, когда вы внезапно осветите  его,  -  заметил
Гарлок. - Глаза у него горят, как угли.
   Он повернулся, собираясь идти домой, но Райли  взял  у  него  фонарь  и
вместе со Скоттом направился к лесу. Гарлок с собакой остался поджидать их
у двери. Ярдов двадцать, не больше, отделяло генералов от  Корвина,  когда
он услышал голос Райли:
   - Возможно, Джим, это и в самом деле был олень, но, признаться,  я  все
время испытывал какое-то странное чувство, пока мы ехали сюда.
   - Напрасно вы беспокоитесь, - ответил Скотт. - Я  довольно  внимательно
следил в зеркальце за дорогой и не заметил никаких признаков слежки.
   Вскоре Скотт и Райли  отказались  от  дальнейших  поисков  и  вместе  с
Гарлоком вернулись в дом. Они прошли в гостиную, а женщина зазвала собаку.
Лишь  после  того  как  вновь  хлопнула  дверь  кухни,  Корвин   осмелился
пошевелиться; он чувствовал себя так,  словно  лежал  все  это  время  под
проливным дождем в старом, дырявом спальном мешке.  Он  промок  до  нитки.
Выбравшись на посыпанную щебнем дорогу, он  побежал  и  совсем  запыхался,
пока наконец добрался до места, где оставил свою машину.
   "Я, наверно, с головы до пят в грязи, - подумал Корвин. - Ну,  господин
президент, вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что я не потребую с вас
суточных за эту веселенькую поездку, плюс по десять центов с мили  пробега
машины, плюс счет мастерской химчистки - в общем кругленькую  суммочку..."
Тут Корвин вспомнил, что его расходы должна  оплачивать  секретная  служба
министерства  финансов,  а  не   президент.   "Сколько   ни   трудись   на
правительство, - усмехнулся он, - все равно ничего не заработаешь".
   Проехав с полмили, Корвин остановился у небольшого поворота, решив, что
отсюда он увидит свет фар машины  Скотта,  когда  тот  свернет  с  дороги,
ведущей к дому Гарлока. Вряд ли Скотт выберет  другое  направление  -  это
значительно удлинило бы обратный путь в Вашингтон. Конечно,  Гарлок  может
посоветовать им ехать по другой  дороге,  но  Корвин  решил,  что  отсюда,
оставаясь незамеченным, он сумеет разглядеть, куда дальше поедут генералы.
Ему вдруг нестерпимо захотелось курить. Последний раз это  было  лет  пять
назад, и сейчас он так ясно представил себе, какой вкусной казалась всегда
первая   затяжка   после   долгой   засады   против   какой-нибудь   банды
фальшивомонетчиков.
   Ему не пришлось долго ждать. На дороге, ведущей к дому Гарлока, блеснул
свет фар. Казалось, водитель некоторое время размышлял, какое  направление
выбрать, но затем машина стала приближаться к  Корвину.  Он  завел  мотор,
быстро пересек в темноте небольшой холмик,  включил  фары  и  помчался  по
извилистой дороге, спускавшейся с Голубых  гор.  У  подножия  горной  цепи
Корвин свернул на проселок, развернул машину и, выключив свет, стал ждать.
Спустя несколько минут  мимо  пролетел  большой  "крайслер";  на  переднем
сиденье рядом со Скоттом сидел Райли. Корвин возобновил слежку, но  теперь
держался от "крайслера" значительно дальше.
   Обратная поездка  проходила  как  будто  быстрее.  Ночное  небо  совсем
прояснилось, последняя большая черная туча уплыла на восток. Легкий  ветер
успел подсушить  автостраду.  Стоп-фары  машины  Скотта  казались  Корвину
глазами какого-то живого существа, и он не сводил с них взгляда.
   На маленьком перекрестке в Дрейнсвилле Скотт  свернул  налево.  "Теперь
труднее будет следить за ним, - мелькнуло у Корвина в голове, - он  выбрал
дорогу на Цепной мост.  Значит,  генерал  не  поедет  в  Форт-Майер  и  не
собирается подвезти Райли  домой,  в  юго-восточную  часть  Вашингтона,  в
городок  морской   пехоты.   Должно   быть,   он   направляется   либо   в
северо-западную часть Вашингтона, либо в Мэриленд".
   Дорога  вилась  среди  деревьев,  и   Арту   пришлось   несколько   раз
останавливаться, чтобы сохранять необходимую дистанцию.
   Он почувствовал облегчение лишь после  того,  как  генерал  пересек  по
Цепному мосту реку Потомак. В городе, на оживленных улицах, следить  стало
проще, и Корвин сразу пропустил вперед четыре или пять машин. Скотт доехал
до Массачусетс-авеню и направился к центру  города.  Продолжая  неотступно
следовать за ним, Корвин увидел, как генерал свернул в боковую  улочку,  к
стоянке автомашин, расположенной позади нового  большого  многоквартирного
дома. Скотт подъехал к стоянке, а Корвин остановился  недалеко  отнес,  на
улице.
   Он видел, как Скотт и Райли, выйдя из машины, миновали освещенный щит с
надписью "Стоянка только для машин жильцов "Добни-хауз"  и  направились  к
подземному гаражу. Со своего места Корвин мог разглядеть только  их  ноги.
Генералы углубились в помещение и свернули в боковой коридор. Он подождал,
пока Скотт и Райли, по его расчету, не вошли в лифт, и поспешил  в  гараж.
Коридор, где скрылись генералы, оканчивался тупичком с грузовым лифтом.
   "Ну и дела! - подумал Корвин. - Странные все-таки визиты у председателя
комитета начальников штабов".
   Корвин вернулся к своей машине, перевел ее на  стоянку  и  поставил  за
десять -  двенадцать  машин  от  автомобиля  Скотта.  Повинуясь  какому-то
наитию, Корвин достал из ящичка кабины карманный справочник по конгрессу -
он всегда возил его с собой - и перелистал несколько страниц. Так и  есть!
"Сенатор  от  штата  Калифорния   Фредерик   Прентис;   место   жительства
"Добни-хауз".
   Спустя несколько минут к дому подъехало желтое такси - Корвин знал, что
за таксомоторным парком,  которому  принадлежала  эта  машина,  закреплено
преимущественное право на обслуживание международного аэропорта. Узнал  он
и вышедшего из такси пассажира - высокого, худого, чуть  сутуловатого.  На
нем был легкий шерстяной костюм из блестящей материи.
   "Что значит хорошо  выполнить  домашние  задания",  -  подумал  о  себе
Корвин. Сразу же после утренней встречи с президентом и прежде чем  начать
слежку за Скоттом, он успел проделать две вещи: во-первых, заказал  личное
дело Кейси, во-вторых, изучил фотографии всех, о  ком  упомянул  президент
Лимен. Ему не понадобилось напрягать свою память, чтобы опознать вышедшего
из машины человека. Это был не  кто  иной,  как  обозреватель  телевидения
Гарольд  Макферсон.  Теперь  он   направлялся   к   служебному   входу   в
многоквартирный "Добни-хауз".
   Корвин вылез из кабины и не спеша  подошел  к  гаражу.  Он  видел,  как
Макферсон свернул влево и зашагал по коридору к грузовому лифту.
   Прошло больше часа, было уже далеко за полночь, когда Скотт и  Райли  в
сопровождении Макферсона вновь появились у выхода из  гаража.  Они  пожали
друг другу руки, и Макферсон поспешил к ожидавшему его такси.
   Корвин решил на минуту забыть  об  указаниях  президента  и  взять  под
наблюдение желтую  машину.  Теперь  у  него  появился  объект  поновее  и,
следовательно, куда более интересный. "Честно говоря, - усмехнулся Корвин,
- сегодня вечером я уже достаточно насмотрелся на Джентльмена Джима".
   Как Корвин и предполагал, такси доставило Макферсона в аэропорт. Наспех
счистив с брюк и плаща грязь, Корвин прошел вслед за  ним  в  вестибюль  и
увидел, как обозреватель зарегистрировал свой билет у представителя Истерн
эйрлайнс, купил журнал,  вышел  на  платформу  и  по  лесенке  поднялся  в
самолет, отправлявшийся ночным рейсом N_348 в Нью-Йорк.
   Охранник президента вошел в будку телефона-автомата  и  позвонил  Эстер
Таунсенд в Белый дом. Было уже без пяти минут два часа ночи.
   - Говорит Арт, -  сказал  он.  -  У  меня  есть  сведения,  и  довольно
интересные.
   - А нельзя ли до утра? - сонно спросила Эстер.
   - Тогда как можно раньше, моя прелесть. Как только можно.
   - Ну, скажем, часов в семь, наверху?
   - Хорошо. Я приду.
   - Так будет лучше, - пояснила Эстер. - Он лег спать около  часа  назад,
и, возможно, для него это последняя ночь,  когда  он  может  по-настоящему
отдохнуть.
   - Думаю, что и для нас всех тоже, моя прелесть. Я буду дома.
   Когда Корвин проезжал мимо крайнего ангара аэродрома, самолет рейса 348
поднимался со взлетной полосы. "Бог мой, как я устал, - подумал Арт. - Как
я отвратительно себя чувствую. И воняет от меня, как от мускусной крысы".
   Он с силой нажал на акселератор и устало замурлыкал:

   ...Я помню, как бешеный атом
   Сюрприз преподнес дипломатам...



СРЕДА, УТРО

   Ночное небо начало светлеть на востоке, когда  Джигс  Кейси  и  сенатор
Реймонд Кларк проезжали по Виргинии. Выполняя поручения президента Лимена,
они направлялись в аэропорт, откуда Арт Корвин уехал всего лишь  несколько
часов назад.
   Из помощников Лимена не одни они приступили к  работе  еще  задолго  до
восхода солнца. К тому времени, когда Корвин, с еще не просохшими  пятнами
красной глины на одежде, добрался до своего дома, Поль Джирард уже пересек
Атлантический океан в хвостовом салоне  большого  транспортного  самолета,
доставившего в Рим вице-президента Винсента Джианелли.
   По предварительной договоренности с Кейси Кларк  сам  вел  машину:  они
хотели поговорить, не  опасаясь  водителя.  В  начале  пятого  утра  Кларк
негромко просигналил  перед  домом  Кейси  в  Арлингтоне.  Полковник,  уже
поджидавший на темной веранде, уселся в его машину с открывающимся  верхом
и обитыми красной кожей сиденьями, бросив позади себя тоненький  портфель.
Ему нужно было лететь в Нью-Йорк, а Кларку в Эль-Пасо.
   - Неплохая у вас машина, сенатор, - заметил Кейси.
   - Знаете, Джигс, если вы не будете звать меня просто  Рей,  я  заставлю
Билли Райли разжаловать вас в майоры.
   - Хорошо, Рей. - Кейси нравился этот дружелюбный  политический  деятель
из Джорджии. - Я говорю, недурная у вас машинка.
   - Просто  утешение  бедного  вдовца,  Джигс.  Должны  же  и  мы  как-то
развлекаться... Так что же ваша супруга сказала по поводу этой поездки?
   - Я счел бы вас сумасшедшим, если бы вы стали уверять, что можно  легко
уехать из дому без всякого объяснения, - уныло проговорил Кейси. - Не  мог
же я сказать жене, что у меня секретная  командировка,  -  вдруг  позвонит
Скотт? И о том, что меня посылает президент, надо было помалкивать. Нельзя
было объяснить, что я еду по служебным делам. Черт  побери,  да  я  вообще
ничего не мог объяснить! Я просто стоял и смотрел, как  ее  большие  карие
глаза становятся зелеными от ревности.
   - Будет вам. Джигс, - насмешливо отозвался Кларк. - Или вы  и  в  самом
деле хотите сказать, что миссис Кейси имеет какие-то  основания  ревновать
вас?
   - Понимаете, оснований у нее нет. И все-таки, если бы жена узнала,  что
я еду в Нью-Йорк, она стала бы ревновать.
   - К той девице на телевидении?
   - Да.
   - А в чем все-таки дело? Вчера вы что-то мямлили, мямлили.
   - Все произошло года два  назад  и  закончилось,  так  и  не  успев,  в
сущности, начаться, - нехотя ответил Кейси.
   - Я тоже. Джигс, начинаю вас кое в чем  подозревать,  -  сказал  Кларк,
подтрунивая над ним.
   Кейси пришлось защищаться.
   - Видите ли, с этой особой, Сеньер,  я  познакомился  года  два  назад,
когда был в командировке в Нью-Йорке. Она приятельница девушки, с  которой
я встречался. Мы... Все быстро закончилось... Ну, словом, как  это  иногда
бывает. Мардж каким-то образом узнала и устроила мне грандиозный  скандал.
Конечно, заслуженно. Я вел себя как идиот, но, понимаете...
   - Все понимаю. Но не надо снова терзать себя.
   - Не в том дело. Президент, по существу,  вынуждает  меня  вернуться  к
тому, что давно забыто и похоронено... Я хочу  сказать,  что  разузнать  о
Скотте и Милисент Сеньер я смогу только при помощи Шу.
   - Шу?
   - Шу Холбрук. Элеонора Холбрук. Вы-то должны это знать,  возможно,  вам
придется вызволять меня  оттуда.  Она  пишет  сценарии  для  телевизионных
постановок.
   Некоторое время Кларк молча вел машину.
   - А в общем-то, Джигс, не стоит волноваться, - снова  заговорил  он.  -
Хорошей жене цены нет.
   - Да я понимаю.
   - Она дороже всего на свете, за исключением родины, конечно, -  добавил
Кларк, внезапно став серьезным.
   - Ну а что вы все-таки думаете о моем сообщении?
   Кларк не без оснований считался лучшим другом президента,  и  Кейси  не
скрывал своего желания узнать его мнение.
   Кларк на мгновение отвел взгляд от дороги и посмотрел на Кейси.
   - А я думаю вот что: самая нелепая, самая неправдоподобная  история  из
всех, какие я слышал за всю свою жизнь. - Он помолчал, потом добавил: -  И
по всей вероятности, она соответствует действительности.
   - Вы находите?
   - Может быть, не все ваши сенсационные факты  на  самом  деле  выглядят
так, как представляются вам, но именно  это  мы  и  должны  установить.  А
вообще-то, Джигс, в стране сейчас самый подходящий политический климат для
всяких неожиданностей, как подметил вчера президент. Я уже давно  чувствую
что-то такое в воздухе. Вы видели, вчера после вашего ухода мы с Джирардом
остались наедине с президентом. Он нуждался в нас. В конце концов, из всех
присутствовавших в солярии мы были единственными политиками. И вы, и  Арт,
и Тодд замечательные ребята,  но  нужен  профессиональный  политик,  чтобы
взвесить все "за" и "против".
   - А что, по-вашему, собирается предпринять президент? У меня  сложилось
впечатление, что он не хочет никакой огласки.
   - Да это и ни к чему, -  быстро  ответил  Кларк.  -  Скотт  станет  все
отрицать,  а  его  друзья  распускать  слухи,  что  у  президента  нервное
расстройство или что-нибудь похуже. Им ничего не стоит объявить президента
сумасшедшим. Его сместят и привлекут к ответственности, но  даже  если  до
этого и не дойдет, власть фактически перейдет в руки  Скотта,  и  с  этого
времени авторитет гражданской власти не будет стоить и цента.
   - Ну и что же теперь делать?
   - Президент хочет собрать неопровержимые доказательства, а  потом...  -
Кларк умолк. Кейси взглянул  на  него  и  заметил,  что  на  лице  южанина
появилось жесткое выражение. - А потом он быстро укротит Скотта.  Заставит
уйти в отставку. Вот для этого и нужно иметь абсолютно точные факты.
   Кейси закурил  сигарету.  "На  вид-то  добродушный,  -  подумал  он  об
южанине, - а боец, должно быть, хоть куда".
   - А что, если доказательства  окажутся  недостаточно  убедительными?  -
спросил он.
   - Я уже задавался таким вопросом, а вот президент,  по-моему,  нет,  он
чересчур уверен, что дело кончится ничем, что  все  это  не  подтвердится.
Конечно, президент мог бы без всякого  предупреждения  немедленно  уволить
Скотта, назначить председателем комитета  кого-нибудь  вроде  Рутковского,
отменить тревогу и приказать Рутковскому расформировать ОСКОСС, если такой
объект действительно существует.
   - Но это должно быть сделано не позднее пятницы, - сказал Кейси,  -  до
того, как они начнут перебрасывать солдат по воздуху во все части страны.
   - Понимаю, понимаю. Но понимает ли  Джорди...  понимает  ли  президент?
Джигс, до того как все это кончится,  нам  понадобится  ваш  совет,  совет
профессионала военного. Не исключено, что нам нужно будет знать,  в  каком
месте надо прервать связь и систему управления вооруженными силами,  чтобы
командование оказалось в наших руках, а не в руках Скотта.
   Оба замолчали. В этот сумеречный час перед восходом солнца Кейси  вдруг
почувствовал себя маленьким и беспомощным. Вот они шестеро,  несведущие  и
неумелые, пытаются справиться с огромной военной машиной. Им  противостоит
Пентагон, готовый автоматически реагировать на любую команду Скотта, - три
миллиона солдат, пушки, корабли, самолеты, ракеты... Кейси  казалось,  что
он потерял всякую способность  ориентироваться  в  обстановке.  В  чем  же
заключается власть президента, о которой он столько слышал за свою жизнь?
   - Какое бы положение ни занимал  у  нас  политик,  -  заговорил  Кларк,
словно читая мысли Кейси, - он ничего не значит без поддержки народа.
   Перед самым аэропортом Кейси написал на клочке бумаги из своей записной
книжки номер телефона Матта Гендерсона в Эль-Пасо и передал Кларку.
   - Спасибо, Джигс, - поблагодарил сенатор. - Но я думаю, что  мне  лучше
самому осмотреть базу. Если я этого не сделаю, мы не продвинемся вперед ни
на шаг.
   Они пожали друг другу руки  и  расстались  в  вестибюле  аэропорта.  На
горизонте уже  висело  большое  красное  солнце,  когда  Кейси  садился  в
самолет, отправлявшийся в Нью-Йорк. А спустя несколько  минут,  когда  уже
совсем рассвело и наступило утро, Кларк подъехал к  реактивному  самолету,
улетавшему утренним рейсом на Даллас и Эль-Пасо.


   В 8:30 утра, прежде чем заняться делами, президент Лимен позвонил своей
жене Дорис, гостившей у дочери в Луисвилле.  Лимен  знал,  что  одно  лишь
ласковое слово делало Дорис счастливой, и подумал, что  было  бы  неплохо,
если  бы  и  здесь  он  мог  одним  только  добрым  словом  устранять  все
возникающие неприятности. Поговорив с миссис  Лимен,  он  позвонил  Лиз  в
родильный дом, услышал, как  она  впервые  назвала  его  "дедушка",  и  по
телефону послал ей воздушный поцелуй.
   Его приподнятое настроение не укрылось от позвонившего  вслед  за  этим
Тодда.
   - Боже мой, господин президент! - укоризненно воскликнул он. - Судя  по
вашему тону, можно подумать, что Скотт отказался от всех своих замыслов  и
скоропостижно скончался.
   - Нет, не скончался, и я только что собирался вам позвонить.  Вы  могли
бы сейчас зайти ко мне?
   К  тому  времени,  когда  Тодд   пришел   из   министерства   финансов,
расположенного на другой стороне улицы, Лимен уже  успел  просмотреть  две
утренние газеты, сообщил своему секретарю по  делам  печати,  что  никаких
официальных встреч у него сегодня не будет, причем не стал  и  выслушивать
его протесты, выяснил у Эстер Таунсенд, что все три его эмиссара находятся
в пути, и прочитал рапорт Корвина о результатах наблюдения за Скоттом.
   Читая этот рапорт, молча переданный  ему  президентом,  Тодд  рассеянно
теребил цепочку часов. Лимен снял очки и, удерживая их кончиками  пальцев,
принялся рассматривать так, словно искал в стеклах какие-то дефекты.
   - Должен сказать, что в рапорте нет ничего такого, что  опровергало  бы
сообщение полковника Кейси, - заметил Тодд. - Вы только представьте  себе:
два солидных человека глубокой ночью  поднимаются  в  грузовом  лифте  для
встречи с полусумасшедшим типом, вроде Макферсона.
   - Между прочим, можно не сомневаться, что они были у Прентиса, - сказал
Лимен. - Сегодня  утром  Эстер  проверяла  по  телефонному  справочнику  и
выяснила, что из членов палаты  представителей  и  сената  в  "Добни-хаус"
проживает только Прентис.
   - Я, конечно, могу понять дружбу Скотта с Прентисом, - продолжал  Тодд.
- В конце концов, он же председатель комитета начальников штабов  и  может
навестить Прентиса даже и в такое позднее время. Но вот почему он путается
с этим Макферсоном... просто ума не приложу.
   Лимен нагнулся над письменным столом:
   - А знаете, Крис, если в сообщении Кейси есть хоть доля  правды,  тогда
мне все понятно. Каждый вечер Макферсона смотрят и слушают восемь - десять
миллионов человек, и они, очевидно, принимают каждое его слово как  святую
правду. Если Скотт что-то  готовит,  ему  нужен  человек,  который  сможет
должным  образом  преподнести  все  это  стране.  Судя   по   выступлениям
Макферсона, он готов на это пойти. Вот только роль Прентиса мне непонятна.
   Теперь уже Тодд счел возможным ответить чуть покровительственным тоном:
   - Господин президент, если что-то готовится (в чем я еще  не  убежден),
то роль сенатора Прентиса мне совершенно ясна. Он  очень  тесно  связан  с
военными,  и  не  только  по  должности  председателя  комиссии  по  делам
вооруженных сил, но  и  потому,  что  представляет  в  сенате  Калифорнию.
Подумайте только, как много контрактов на поставку  вооружения  приходится
на долю Калифорнии! Там изготовляют почти все наши ракеты и самолеты. Речь
идет не только о крупной промышленности этого штата, но  и  о  профсоюзах.
Как только мы начнем полное разоружение, очень скоро  вокруг  Лос-Анжелоса
появится много опустевших городков и местечек.
   - Позвольте, позвольте,  Прентис  выше  всего  этого,  -  запротестовал
Лимен. - Он влиятельный человек и упорно спорил со мной о целесообразности
договора. Однако я всегда по-настоящему уважал его, честное слово.
   - Ну и что? А сейчас у  него  своего  рода  защитная  реакция.  Договор
угрожает его образу жизни, вот и все.
   Затем Тодд вновь заговорил о деталях.
   - Так как же с Рутковским?
   - Вчера вечером мы беседовали почти  целый  час,  -  ответил  Лимен.  -
Оказалось, разговор вокруг да  около  совсем  не  по  мне.  В  основном  я
придерживался той линии, что меня беспокоит отношение военных к договору и
все такое прочее. Барни согласился сегодня утром встретиться с Палмером  и
позондировать его.
   - Он рассказывал...
   - Да, он рассказывал еще кое-что,  -  прервал  Тодда  президент.  -  По
словам Барни, недели три назад ему позвонил полковник Мердок и пригласил в
Вашингтон для беседы со Скоттом. Мердок подчеркнул, что это не официальный
вызов, а частное приглашение приехать и  обсудить  политическую  ситуацию.
Барни ответил, что политика его не интересует, но что он заглянет к Скотту
как-нибудь в следующий раз, когда будет в Вашингтоне. Мердок сразу  как-то
замялся, а потом говорит: "Ну что ж, пожалуйста" или что-то в этом роде.
   - По-моему, Рутковскому не следует сейчас  "заглядывать"  к  Скотту,  -
заметил Тодд. - Как бы у генерала не возникли подозрения.
   - Правильно, - согласился Лимен. - Однако,  по-моему,  надо  сейчас  же
позвонить Скотту и сказать, что я не смогу  присутствовать  на  проведении
тревоги и уеду в конце недели в штат Мэн.
   Тодд одобрительно кивнул.
   - Это лучшее средство проверить его. Уж на такое заявление он не  может
не реагировать. Чем скорее вы это сделаете, тем лучше.
   По аппарату внутренней связи президент связался с Эстер.
   - У меня есть для вас неприятное поручение, - сообщил  он.  -  Я  хочу,
чтобы вы соединили меня по телефону со Скоттом, а затем застенографировали
наш разговор.
   Все время, пока президент разговаривал со Скоттом, Тодд  не  спускал  с
него глаз. Время от времени Лимен кивал Тодду и невесело  улыбался.  Когда
через пять минут он положил трубку, от его  утренней  жизнерадостности  не
осталось и следа.
   Тодд хотел что-то сказать, но  Лимен  жестом  остановил  его  и  поднял
трубку телефона.
   - Зайдите ко мне и прочтите запись, - попросил он Эстер.
   Таунсенд   почти   тотчас   вошла   в   кабинет   с    тетрадкой    для
стенографирования, села и начала читать:

   "Президент. Доброе утро, генерал. Говорит Джордан Лимен.
   Скотт. Доброе утро, господин президент. Я вижу, мы оба  сегодня  ранние
птицы.
   Президент. Генерал, не буду терять времени  и  сразу  перейду  к  делу.
После долгого размышления я окончательно решил, что не смогу участвовать в
проведении тревоги. Откровенно говоря, я устал и решил поехать к  себе  на
Голубое озеро, порыбачить два-три дня.
   Скотт. Господин президент, если вы позволите возразить, вам не  следует
этого делать. Вы имеете непосредственное отношение к предстоящей операции.
Ваше присутствие не только необходимо, но крайне важно.
   Президент. В подобных делах я всего лишь пешка, о чем вам  известно  не
хуже меня, генерал. Учения вполне можно провести и без меня.
   Скотт. Но вы же верховный главнокомандующий, определенные приказы могут
исходить только от вас.
   Президент. Да, но  такие  приказы  рассчитаны  лишь  на  самый  крайний
случай, в субботу же они будут носить условный характер.
   Скотт.  Дело  не  только  в  этом.  Ваше  присутствие  необходимо   для
укрепления морального духа войск, вы нужны высшим начальникам  и  особенно
тем, кто будет непосредственно участвовать в учениях;  люди  будут  знать,
что за всем наблюдает лично президент.
   Президент. Об этом не беспокойтесь. Я буду тщательно наблюдать за  всем
и с Голубого озера.
   Скотт. Извините, сэр, но я считаю крайне  неразумным  с  вашей  стороны
брать  отпуск  при  теперешних  наших  отношениях  с  Россией.  Учения  не
произведут на русских особого впечатления,  если  президент  тем  временем
будет удить рыбу.
   Президент. Договоримся, что вы позволите мне самому решать, что разумно
и что неразумно. Боюсь, что  мое  решение  окончательно.  Мне  обязательно
нужно отдохнуть.
   Скотт. Дело ваше, но должен сказать, что не могу одобрить такой шаг.
   Президент. Послушайте...
   Скотт. Когда вы собираетесь выехать на Голубое озеро?
   Президент. Вероятно, в пятницу вечером.
   Скотт. Ну что  ж,  мне  остается  только  позавидовать.  Желаю  удачной
рыбалки.
   Президент. До свиданья, генерал.
   Скотт. До свиданья, господин президент".

   Тодд подождал, пока с лица Лимена не сошел румянец гнева и раздражения.
   - Нелегко провести такого  человека,  -  заметил  он.  -  Можно  только
радоваться, что он все-таки на нашей стороне, а не на стороне русских.
   - На нашей? Вы все еще так думаете?
   - Должен признаться, что мои сомнения увеличиваются. Однако вы  все  же
заставили его в какой-то  мере  раскрыться.  Что  же  вы  намерены  делать
дальше?
   - Хочу позвонить Хэнку на Голубое озеро. Если Скотт  что-то  замышляет,
он, по-моему, пошлет кого-нибудь посмотреть, что там происходит.
   Эстер потребовалось несколько минут, чтобы соединиться с Генри Пайкотом
- сторожем уединенного домика президента в штате Мэн и егерем.
   - Хэнк? Говорит Джордан Лимен... Да?  Сколько?..  Ну  и  враль  же  ты,
Хэнк!.. Нет, на этот уик-энд я не приеду, но ты все сделай  так,  будто  я
приезжаю... Да, да, правильно... И вот  еще  что:  проговорись,  вроде  бы
невзначай, о моем приезде, когда будешь брать в лавке почту...
   Кстати, возможно, что там у нас появятся репортеры - взглянуть  на  это
место... Ну, может быть, через день-другой... Ты же знаешь, им вечно нужны
фотографии. Если увидишь на острове каких-нибудь незнакомых людей, будь  с
ними вежлив, но в дом никого не пускай. Хорошо?.. И еще, Хэнк:  хорошенько
присмотрись к ним, а как только они уедут, позвони мне. Понял?..
   Нет,  не  точно.  Я  не  знаю,  когда  они  приедут.   Просто   я   так
предполагаю... Ну, ты же знаешь, что у меня нет врагов - только ты и  твоя
рыба... Хорошо, хорошо... Спасибо, Хэнк. - Тодд одобрительно кивнул:
   - Если положение и в самом деле такое скверное, каким кажется, у вашего
Пайкота еще до пятницы появятся гости.
   - Весьма возможно.
   - Знаете что? Пожалуй, я пойду к себе, надо разработать  план  действий
на случай, если нам придется принимать  какое-то  альтернативное  решение.
Допустим, что мы убедимся в существовании заговора, но доказать не сможем.
Тогда вам придется действовать с молниеносной быстротой.
   - Очень хорошо, Крис. Откровенно говоря, я еще не задумывался над этим.
   После ухода Тодда Лимен вновь просмотрел рапорт Корвина и нашел, что он
читается прямо-таки как дешевый детективный роман. Гарлока он видел только
однажды и  теперь  даже  не  мог  как  следует  припомнить  его.  Но  было
совершенно ясно, что Скотт не посвятил его в свои планы. Лимена  почему-то
огорчало участие  генерала  Райли  в  предполагаемом  заговоре.  Президент
вспомнил один шумный вечер в прошлом  году;  он  тогда  устроил  несколько
холостяцких обедов для военных и пирушку для  высшего  командного  состава
морской пехоты.  Присутствовавший  на  ней  Райли  так  и  сыпал  солеными
анекдотами из времен второй мировой войны. Редко кому удавалось произвести
на Лимена так быстро и  такое  приятное  впечатление.  Как  же  мог  Райли
участвовать в заговоре против той самой  системы  правления,  которая  так
много дала его стране, его сослуживцам, ему самому? И как Скотт  и  Райли,
люди, занимающие такое положение, могли опуститься до того,  что,  подобно
ворам, прокрадываются на встречу с явным шарлатаном Макферсоном? Но, может
быть, он недооценивает Макферсона? А может быть, Корвину это приснилось?
   Звонок Эстер, доложившей по внутреннему  телефону  о  приходе  генерала
Рутковского, прервал размышления Лимена. Он даже обрадовался этому - мысли
у него стали разбегаться, а времени для раздумий не оставалось.
   Аккуратная форма военно-воздушных сил  с  нагрудным  офицерским  знаком
летчика сидела на генерале Бернарде Рутковском так, словно  он  родился  в
ней. Это был слегка  располневший  коренастый  блондин.  Умный  и  упрямый
подросток из трущоб Чикаго, он буквально заставил взять себя в  Вест-Пойнт
- иными словами, до тех пор надоедал конгрессменам, пока один  из  них  не
дал ему рекомендацию. Тогда ему  хотелось  летать,  теперь  -  командовать
летчиками и ракетами. Много лет он ухитрялся избегать службы в  Пентагоне.
Должность командующего ПВО страны была его первой нелетной  должностью,  и
он болезненно это переживал.
   Президент жестом показал на кресло, и Рутковский  с  решительным  видом
уселся в него. Лимен предложил ему  сигару  из  той  коробки,  что  держал
специально  для  Тодда,  и  спустя  несколько  секунд   генерал   окутался
голубоватым дымом.
   - Отменная сигара! - похвалил  генерал.  -  Ну-с,  так  я  поговорил  с
адмиралом Палмером, и неплохо. - Он подул сквозь облако табачного дыма,  а
потом внимательно посмотрел на Лимена. - Вы знаете, господин президент, не
мастер я по всяким там шпионским делам, особенно  когда  и  сам  не  очень
понимаю, что вы хотели бы узнать через меня.
   Лимен вновь решил прибегнуть к  тому  эзоповскому  языку,  которым  уже
пользовался накануне вечером. "Неприятно мне так поступать с тобой, Барни,
- подумал он, - но ничего не поделаешь".
   - Ничего особенного, Барни, - ответил он. - Я уже говорил вам, что меня
немного беспокоит отношение кое-кого из наших военачальников к договору  о
разоружении. У меня такое ощущение, будто некоторые ваши коллеги оказывают
мне организованное сопротивление, а это не сулит стране ничего хорошего.
   Рутковского  явно  не  удовлетворило  объяснение  президента,   но   со
свойственной ему манерой идти напролом он продолжал:
   - Во всяком случае, я сказал Палмеру, что, по-моему, тут, в Вашингтоне,
что-то происходит, и я, парень из захолустья, хотел бы просветиться на сей
счет.  Упомянул,  что  в  прошлом  году  зимой  мне   звонил   командующий
стратегической авиацией Дэниел, а недели две назад полковник Мердок.
   Палмер попытался уклониться от разговора, но в таких делах он не  лучше
меня. В конце концов он признался, что тоже, как и я, что-то чует,  а  что
именно и почему - объяснить  не  может.  По  его  словам,  еще  как-то  на
рождество в прошлом году Скотт пригласил его  пообедать  в  клуб  армии  и
флота и весь вечер говорил только о политике.
   - Палмер сказал, что он ответил Скотту?
   - Конечно. Он человек прямой и  ответил,  что  ему  не  по  душе  такие
разговоры. Он сказал, что политика его не интересует и что он  видит  свою
задачу только в том, чтобы командовать ВМС и помогать комитету начальников
штабов разрабатывать военную стратегию.
   - На этом все и кончилось?
   - Да. Месяца на два. В феврале Скотт пригласил Палмера к себе на  обед,
на котором присутствовали также генералы Райли и Диффенбах. На  этот  раз,
как рассказывает Палмер, все они придерживались одной линии и очень  резко
критиковали вас и вашу внешнюю политику.
   - По их мнению, я все провалил?
   - Вроде того, - усмехнулся Рутковский. - Я не  могу  повторить  рассказ
Палмера, не очень-то он заботился о выборе выражений.
   - А вы повторите, не бойтесь, - улыбнулся Лимен.  -  На  этом  посту  я
каждый день слышу всякое. Почитали  бы  вы  некоторые  письма,  которые  я
получаю!
   - Палмер говорит, что он больше молчал да слушал. А когда его  пытались
заставить высказаться, он давал задний ход. На  том  дело  и  закончилось,
пока на заседании сенатской комиссии по делам вооруженных  сил  Палмер  не
выступил с осуждением  договора.  По  его  словам,  Скотта,  должно  быть,
проинформировали об этом, потому что он в тот  же  вечер  позвонил  ему  и
поздравил с хорошей речью. И на этот раз он завел было разговор о политике
вашего правительства, но Палмер уклонился.
   - И это все?
   - Нет, не все. Палмер рассказывает, что не так  давно,  видимо  в  одно
время со  мной,  он  получил  через  Мердока  приглашение  побеседовать  о
политической ситуации и об "ответственности военных". Насколько я понимаю,
Палмер отчитал полковника. Он заявил,  что  уже  высказал  свое  мнение  о
договоре, а дальше, мол, ваша забота, и говорить больше не о чем.
   Кстати, еще  одно  обстоятельство.  Палмер  уверен,  что  другие  члены
комитета устраивали какие-то совещания - сам он на них  не  присутствовал.
По его мнению,  они  собираются  выступить  в  поддержку  группы  граждан,
которая попытается добиться аннулирования договора или что-то вроде  того.
Как он полагает, члены комитета будут поддерживать  эту  группу  негласно,
оставаясь в тени. Палмер добавил, что считает такую игру нечестной.
   - А сами вы что думаете о договоре, Барни? - спросил Лимен.
   - Вы  хотите  знать  мое  откровенное  мнение,  господин  президент?  -
вопросом на вопрос ответил Рутковский, передвинув сигару в уголок рта.
   - Мне важен именно откровенный ответ.
   - По-моему, русские считают вас простачком.
   - Вы не доверяете нашей разведке?
   - В данном случае - нет, господин  президент.  Россия  слишком  большая
страна.
   - Но вы примкнули бы  к  какой-нибудь  группе,  ну,  скажем,  к  группе
генерала Скотта, если бы он создал ее, добиваясь аннулирования договора?
   - Никогда, - заявил Рутковский. - Вы приняли решение. Вы просили у  нас
совета. Мы дали его - вы с ним не согласились. Ну а дальше уж  ваше  дело.
Благослови вас боже, господин президент, но я надеюсь, что вы правы.  Если
же  нет,  нам  придется  попыхтеть  и  попотеть,  чтобы  отработать   свое
жалованье.
   Лимен улыбнулся, надеясь, что ему удалось выразить этой улыбкой  теплое
чувство, которое он сейчас испытывал к этому человеку.
   - Барни,  было  бы  хорошо,  если  бы  вы  перебрались  в  Вашингтон  и
консультировали меня. Я с удовольствием  выслушиваю  ваши  советы.  Вы  не
способны интриговать, как кое-кто из тех, кого я знаю.
   - Извините за грубость, господин президент, но от кабинетных  интриг  у
меня начинают ныть ягодицы. Вот почему я так и не научился интриговать.
   Лимен, как всегда неуклюже, поднялся  и  вышел  из-за  стола.  Провожая
Рутковского до двери, он еще раз попросил его  сохранить  в  секрете  свои
визиты к Палмеру и в Белый дом.
   - Как  только  вы  снова  понадобитесь  мне  в  Вашингтоне,  -  добавил
президент, - я надеюсь, Барни, что вы не откажетесь приехать.
   - Пока налогоплательщики позволяют  мне  иметь  в  личном  распоряжении
реактивный  самолет,  я  в  любое  время  через  два  часа  буду  в  вашем
распоряжении.
   Когда за генералом закрылась дверь, Лимен сунул руки в карманы, подошел
к высокому  окну  и  некоторое  время  постоял  около  него,  рассматривая
розарий. Солнце светило тускло, но все же это было  лучше,  чем  вчерашний
дождь. А вот его положение -  стало  ли  оно  сегодня  лучше,  чем  вчера?
Возможно, Палмер прав, и Скотт всего  лишь  прибегает  к  обычной  военной
хитрости:  поддерживает  гражданскую  организацию,  представители  которой
будут говорить то, что не могут и не должны говорить сами генералы.  "Если
дело только в этом, я опущу в церковную кружку долларов пятьдесят и первым
трижды крикну "ура" генералу Скотту, - подумал Лимен. -  Ну  а  как  же  с
ОСКОСС? Нужны ли председателю комитета начальников штабов для подкрепления
общественного мнения три тысячи пятьсот хорошо обученных диверсантов? Да и
существует ли, в конце концов, ОСКОСС? Впрочем, на это  Рей  Кларк  сможет
получить ответ уже через несколько часов".


   Волна зноя обдала Кларка, едва он вышел из самолета  в  Эль-Пасо.  Было
раннее утро, но низкое  солнце  уже  припекало  непривычно  сильно.  Кларк
провел языком по небу и поморщился от неприятного привкуса во  рту.  После
Далласа он заснул, потому что, только вылетев из Вашингтона,  сразу  же  в
два глотка опорожнил полбутылки виски.
   Кларк попытался представить себя со стороны: на лице мрачное  выражение
ночного путешественника, на щеках щетина. Он никак не мог понять, чего ему
хочется - выпить или позавтракать, и решил, что  не  помешает  ни  то,  ни
другое.
   Первым на глаза ему попался буфет, и он заказал  себе  сок,  пончики  и
кофе, а затем попросил официантку назвать ближайший приличный мотель.
   - Попробуйте остановиться в гостинице "Песок и седло", - ответила та. -
Очень неплохое место, но, прежде чем появиться  там,  не  следует  ли  вам
побриться, мистер?
   Во время непродолжительной поездки в  мотель  Кларк  заставил  таксиста
разговориться, что, впрочем, не представило особой трудности.
   - Я разыскиваю одного старого дружка, - начал он. - Он служит здесь  на
какой-то военной базе. Ты не знаешь, что тут за базы?
   - Да их тут не так уж  и  много.  И  все  огромные.  Может,  вам  нужен
Форт-Блисс?
   - Нет, ничего похожего.
   - По дороге в Нью-Мексико есть еще Уайт-Сэндс и там же авиационная база
Холломен. - Водитель в зеркальце внимательно посмотрел на Кларка.  -  Есть
еще аэродром Бигс.
   - Нет. Не то. Он служит на какой-то новой базе,  она  существует  всего
месяца два. Черт возьми, я потерял бумажку, на которой записал его адрес.
   - Тут поблизости есть какая-то новая база, только военные очень  уж  ее
засекретили. Сказать по совести, я даже не знаю, где  она.  Заработка  она
нам не дает, ну а если дядя Сэм не хочет, чтоб я совал нос в его дела, я и
не сую.
   - Мой знакомый служит в войсках связи.
   - Ничем не могу помочь, приятель. Ничего о них не слышал.
   Мотель "Песок и седло" оказался  двухэтажным  зданием,  оба  крыла  его
уютным полукругом расходились от конторы, около  которой  Кларк  вышел  из
машины. Через открытые пассажи виднелся плавательный бассейн  и  шезлонги.
Аппараты для  охлаждения  воздуха  делали  температуру  в  конторе  вполне
приемлемой - градусов восемьдесят по Фаренгейту. Сенатор зарегистрировался
просто  как  "Р.Кларк  из  Мейкона  в  Джорджии".  Подросток-мексиканец  с
заученной улыбкой и ничего  не  выражающими  глазами  взял  сумку-портфель
Кларка и провел его в комнату на втором этаже.
   Из серого кондиционера, вделанного в окно, шел ровный  поток  холодного
воздуха. Кларк наклонился к прибору, подставив лицо под струю воздуха.
   - Ты не смог бы побыстрее раздобыть мне немного виски? - спросил  он  у
коридорного.
   - Извините, босс, но магазин открывается только в десять часов утра,  -
ответил юноша. - Да и идти далеко.
   - Будет тебе, сынок, - усмехнулся  Кларк  и  протянул  десятидолларовую
бумажку. - У тебя, конечно, есть небольшой запасец для хороших клиентов.
   Юноша ушел и через несколько минут вернулся  с  бутылкой  виски.  Кларк
взглянул на этикетку и поморщился, но виски  взял,  не  сказав  ни  слова.
Оставшись один, он раскупорил бутылку, сделал большой глоток, закашлялся и
потер заслезившиеся глаза. Затем вдруг решительным шагом прошел  в  ванную
комнату, поставил бутылку в шкафчик с аптечкой и с силой захлопнул дверцу.
Вернувшись в комнату, он снял трубку телефона.
   - Пожалуйста, позвоните мне через час, - попросил он телефонистку.
   Раздевшись до трусов, Кларк накрылся простыней  и  почти  сразу  уснул.
Через час, когда его разбудил телефонный звонок, Кларк чувствовал себя уже
лучше. Он побрился, надел рубашку с короткими рукавами и легкий спортивный
пиджак и некоторое время сидел на  краю  постели,  уставившись  на  клочок
бумаги, полученный  от  Кейси.  В  конце  концов  он  решился  и  попросил
телефонистку соединить  его  с  записанным  номером.  На  звонок  ответила
женщина.
   - Миссис Гендерсон?
   - Да.
   - Мэм, мое имя Рей Кларк, я друг Матта и Джигса Кейси.  Джигс  дал  мне
номер вашего телефона и просил позвонить вам, как только я окажусь в ваших
краях. К сожалению, мне не удалось повидаться с Маттом в Вашингтоне.
   - Как жаль, - ответила женщина. - Матт вернулся в понедельник  вечером,
и ему тут же пришлось отправиться на базу. Боюсь,  он  пробудет  там  весь
уик-энд.
   - Можно ли как-нибудь связаться с ним?
   - Если вы найдете способ связаться с  ним,  -  рассмеялась  женщина,  -
пожалуйста, сообщите мне. Я даже не знаю, где находится его база.
   - Вы хотите сказать, что ни разу ее  не  видели?  -  удивленно  спросил
Кларк, подчеркивая интонацией всю невероятность такого предположения.
   - Ну, однажды действительно, когда мы ехали в Уайт-Сэндс,  муж  показал
мне общее направление, и теперь я хоть знаю, что он не на Аляске.
   - Да-а... Бедные жены военных!
   -  Разве  вы  сами-то  не  в  армии?  -  настороженно  спросила  миссис
Гендерсон.
   - Конечно, в армии, - солгал Кларк. - Потому-то,  я  и  говорю:  бедные
наши жены... Постоянно разъезжаешь со всякими там "игрушками"...
   - Да. - В голосе миссис Гендерсон послышалось облегчение. -  А  где  вы
остановились? Я попрошу мужа позвонить вам, когда он вернется.
   - Извините, но я сегодня же днем улетаю в Лос-Анжелос, -  снова  солгал
Кларк. - Просто скажите ему, что звонил Рей. А вам большое спасибо, миссис
Гендерсон.
   Уже направляясь к двери, Кларк заколебался, сделал было шаг  в  сторону
ванной, но резко повернулся и вышел из комнаты, сильно хлопнув дверью.  Он
быстро зашагал к конторе и, еще до того как открыть  дверь,  изобразил  на
лице улыбку. Передав клерку ключ от своего номера, он попросил достать ему
напрокат автомашину.
   - "Кадиллак"? - спросил клерк.
   Рей даже не предполагал, что бритье так сильно может  изменить  внешний
вид человека.
   - Нет. Сойдет "шевроле" или "форд".
   В  ожидании  машины  Кларк  наклонился  над  столом   и   заговорил   с
распоряжавшимся в конторе худощавым молодым человеком.
   - Какой дорогой нужно ехать в Уайт-Сэндс? - спросил он.
   - А вы на ней и находитесь. Дорога номер пятьдесят четыре. От  подъезда
налево, а потом все время прямо. Миль шестьдесят отсюда.
   - Скажите, а как добраться до новой военной базы? У меня  приятель  там
служит в войсках связи.
   - Чего не знаю, того не знаю, - передернул плечами молодой  человек.  -
По слухам, есть там какая-то база, но, как говорят, засекреченная.
   - А между мотелем и Уайт-Сэндс есть что-нибудь?
   - Пустыня, - ухмыльнулся клерк.
   Отъехав немного от Эль-Пасо и двигаясь с непривычной для него скоростью
миль сорок  в  час,  Рей  убедился,  что  клерк  был  прав.  Скрываясь  за
горизонтом,  справа  тянулась  серо-коричневая   пустыня,   почти   догола
выжженная безжалостным солнцем, пылавшим сейчас где-то высоко в небе. Лишь
кое-где  виднелись  небольшие  валуны,  кучи  перекати-поле   и   одинокие
бочкообразные кактусы. Слева поднимались горы Франклина - серые  и  голые,
если не  считать  колючего  кустарника  внизу  на  склонах.  Более  сорока
миллионов лет назад конвульсия Земли  выбросила  на  поверхность  огонь  и
лаву, породив этот мощный горный хребет. В течение столетий ветер и солнце
дюйм за дюймом разрушали вершины,  и  сейчас  известняковые  скалы  стояли
подобно худым и изможденным старцам.
   Несмотря на жару, Кларк чувствовал себя в здешнем сухом воздухе  лучше,
чем ожидал. Он провел рукой по лбу и обнаружил, что совсем не вспотел; пот
испарялся едва проступив, и человек здесь был похож  на  самоохлаждающуюся
машину.  Переехав   границу   штата   Нью-Мексико,   Рей   остановился   у
бензозаправочной  станции.  Дальше,  насколько  хватало   глаз,   тянулась
пустынная дорога; станция эта была, очевидно, единственной на многомильном
отрезке шоссе.
   В дверях стоял  человек  с  морщинистым,  сухим  лицом,  в  испачканной
масляными  пятнами  нижней  рубашке  -  владелец  станции,  судя  по   его
независимо-властному виду.
   - Кока-кола есть? - спросил Кларк. Человек кивком  показал  на  большой
красный ящик. Кларк опустил в автомат монету и взял появившуюся бутылку.
   - Хотите?
   Человек отрицательно  покачал  головой,  но  слегка  улыбнулся  в  знак
благодарности.
   - До Уайт-Сэндс еще далеко?
   - Около пятидесяти миль.
   - Жарковато тут у вас, а мне еще надо побывать сегодня в  трех  военных
магазинах.
   - Коммивояжер?
   - Угу. Моющие средства. Но этот  маршрут  для  меня  новый.  -  Человек
промолчал, и Кларк продолжал: - Сколько еще миль до этой  военной  базы?..
Ну, вы знаете, она построена всего шесть-семь недель назад.
   - Я так и  думал,  что  вы  попытаетесь  выудить  у  меня  какие-нибудь
сведения, - ответил человек в нижней рубашке и поскреб подбородок. -  Судя
по номеру, вы арендовали машину в Эль-Пасо, так что бензин вам пока  ни  к
чему.
   - Ну ладно, ладно, - засмеялся Кларк. - Я  уже  потратился  тут  и  еще
готов потратиться. Слушайте, а что если я  предложу  вам  сделку?  Я  хочу
перехватить для себя весь этот район и обслуживать базу.
   - Что это за сделка?
   Кларк положил на стеклянный  прилавок  около  кассы  двадцатидолларовую
бумажку, но человек даже не пошевелился, чтобы взять ее.
   - Откуда я знаю, что вы не шпион? - спросил он.
   Кларк снова вытащил бумажник и стал рыться среди документов  в  поисках
удостоверения личности офицера запаса. Быстро перебрав несколько  карточек
на получение товаров и  услуг  в  кредит  (в  них  было  указано,  что  он
сенатор). Рей нашел наконец свое удостоверение резервиста с  фотокарточкой
и оттисками правого и левого указательных пальцев.
   - Джорджия? Откуда именно?
   - Вообще-то я из Мейкона, но работаю сейчас в Далласе. Послушайте,  мне
ведь  нужно  для  начала  за  что-то  ухватиться.  Расскажите,  где   надо
сворачивать с этой дороги на базу, и двадцать долларов  ваши.  А  потом  я
каждый раз буду заправляться бензином только у вас.
   Человек со звоном повернул ручку кассы и  осторожно  положил  купюру  в
отделение для бумажных денег.
   - Честное слово, приятель, я почти ничего не знаю. Знаю только, что вон
там построена какая-то база. - Он неопределенно махнул  рукой  куда-то  на
северо-запад. - Говорят,  там  есть  довольно  большой  аэродром  и  много
построек, но я  никого  оттуда  не  видел.  Во  всяком  случае,  никто  не
признавался, что он оттуда.  На  вашем  месте  я  бы  ехал  да  следил  за
спидометром, а  миль  так  через  тридцать...  нет,  миль  через  двадцать
семь-двадцать восемь поискал бы дорогу с черным покрытием, идущую  налево,
к небольшой возвышенности.
   - Вот за это спасибо, - сказал Кларк и допил бутылку кока-колы.
   - Если вы проберетесь туда,  чтобы  торговать  своим  шилом-мылом,  вас
нужно будет премировать золотыми часами. Только я не верю, что вам удастся
пробраться.
   Отъезжая  от  бензоколонки,  Кларк  видел  в  зеркальце,  как   человек
прищурившись посмотрел на багажник  его  автомашины,  а  затем  послюнявил
кончик карандаша и что-то записал на тыльной стороне ладони. "Этот  парень
или работает для кого-нибудь, - подумал Рей, - или  больно  уж  бдительный
гражданин".
   Кларк нажимал педаль акселератора до тех пор, пока  не  довел  скорость
машины до семидесяти пяти миль в час. Он внимательно следил за спидометром
и, когда определил, что проехал от бензозаправочной станции двадцать  пять
миль,  стал  притормаживать.  Мимо  пронеслись  несколько  автомобилей,  и
водители бросали на Рея злые взгляды. Кларк все время посматривал  налево.
Горы стали  несколько  выше,  но  отступили  от  дороги,  а  на  местности
неподалеку от автострады появились небольшие холмики.
   Кларк еще больше замедлил ход машины и  вскоре  остановился  совсем.  В
этом месте от автострады под прямым углом ответвлялась черная  асфальтовая
полоска новой дороги, никак и ничем не помеченной.
   Кларк свернул на нее и  медленно  повел  машину  вперед.  Дорога  круто
поднималась вверх и была покрыта толстым слоем асфальта с  чуть  заметными
следами тяжелых  грузовых  автомобилей.  По  обеим  сторонам  расстилалась
пустыня, лишь справа, в нескольких милях,  виднелся  какой-то  холм,  или,
скорее, похожая на купол возвышенность.
   Внезапно дорога стала опускаться, и примерно в миле перед  собой  Кларк
увидел высокую проволочную ограду. За ней, рядом с  преграждавшими  дорогу
воротами из проволочной сетки, стояла маленькая будка.  На  воротах  висел
какой-то знак, но из-за  дальности  Рей  не  мог  разобрать,  что  на  нем
написано. Теперь его машина двигалась со скоростью не более двадцати  миль
в час.
   - Стой, приятель, слишком уж далеко ты забрался!
   Кларк повернул голову и увидел, что к нему направляется вышедший  из-за
камня солдат. На нем  были  трусы  цвета  хаки,  гимнастерка  с  короткими
рукавами, полевые башмаки  и  шлем  для  защиты  от  солнца.  На  какое-то
мгновение Кларку  припомнились  фотоснимки  английских  солдат  из  частей
Монтгомери  времен  второй  мировой  войны.  Но  у  солдата   был   вполне
современный автомат, направленный сейчас на Рея, и американские  трафареты
в петлицах.
   В нескольких ярдах дальше, с другой  стороны  дороги,  появился  второй
солдат и тоже направился к Кларку. Сенатор остановил машину.
   - Подвинься-ка, приятель.
   Солдат распахнул дверку машины и оттолкнул Кларка на середину  сиденья.
Свой автомат он бросил на заднее сиденье. Другой солдат втиснулся в кабину
с правой стороны от Кларка и, тоже кинув автомат назад, достал  из  кобуры
пистолет. У Кларка мелькнула мысль, что оба они, видимо, кадровые солдаты.
Каждому было, на его взгляд, лет по тридцать. Сразу было  видно,  что  они
хорошо вымуштрованы.
   Сидевший за рулем солдат повел  машину  по  дороге  и  резко,  так  что
взвизгнули тормоза, остановился перед воротами. За проволокой Кларк  снова
увидел ту же пустыню с бегущими  по  ней  перекати-поле.  Водитель  открыл
ворота, зашел в будку, снял трубку полевого  телефона  и  покрутил  ручку.
Теперь Кларк мог прочитать надпись на знаке: "Собственность  правительства
США. Секретно. Посторонним вход категорически запрещен".
   - Соедини меня с дежурным, - сказал солдат в трубку. - Сэр? Докладывает
капрал Стайнер. Мы тут схватили подозрительного типа на машине с техасским
номером...



СРЕДА, ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ

   Небольшой самолет, нанятый Полем Джирардом, перед тем как опуститься на
посадочную  площадку,  спрятанную  с  северной  стороны  крепости,  сделал
несколько кругов над скалистым полуостровом Гибралтар,  бросавшим  длинную
тень на Средиземное море. Почти в шесть часов  -  местное  время  на  пять
часов опережало вашингтонское - Джирард увидел землю  и  начал  опознавать
корабли 6-го флота, стоявшие на рейде в  Алхесирасской  бухте.  Среди  них
выделялись три авианосца, но даже отсюда, с высоты,  Джирард  сразу  нашел
тот,  который  был  ему  нужен,  -   "Дуайт   Д.Эйзенхауэр"   -   атомный,
водоизмещением в 100 тысяч тонн, флагманский  авианосец  командующего  6-м
флотом Фарли К.Барнсуэлла.
   Летчик-итальянец выровнял свой аккуратный шестиместный самолет и  начал
планировать на взлетно-посадочную полосу. "Боже мой, - подумал Джирард,  -
не аэродром, а прямо почтовая марка, брошенная на середину ванны".
   Во время перелета через Атлантический океан с вице-президентом  Джирард
крепко спал. Летели они на самолете "Бакай" -  Джордан  Лимен  предоставил
его в распоряжение Джианелли на  время  поездки  в  Италию.  Незадолго  до
полудня они совершили посадку в  римском  аэропорту.  Джианелли  тщательно
рассчитал свое прибытие и надеялся проехать по городу во время  обеденного
перерыва, когда улицы будут заполнены людьми, однако  толпа  фотографов  и
итальянских высокопоставленных чиновников, включая премьер-министра, почти
на час задержала его в аэропорту. Спрятавшись в туалетной кабине,  Джирард
подождал, пока последняя машина из эскорта  Джианелли  покинула  аэропорт.
Охранявшие "Бакай" солдаты из взвода почетного  караула,  наверно,  немало
удивились, увидев, как из самолета на час позже других  выходит  еще  один
пассажир, но капитан, их командир, только улыбнулся и козырнул. Он даже не
попытался узнать, кто же такой этот человек.
   Несколько  больше  времени  потребовалось  на  всякие   бюрократические
формальности, связанные с арендой самолета для  рейса  в  Гибралтар,  хотя
выбор самой машины оказался делом куда более  простым,  поскольку  Джирард
догадался показать толстую пачку американских банкнотов.
   Если бы боязливому итальянцу, владельцу агентства по прокату самолетов,
стало известно, как Джирард получил эти деньги, у него  бы  глаза  на  лоб
вылезли.  Во  вторник  вечером,  уже  покинув  Белый  дом,  Джирард  вдруг
сообразил, что ему потребуется солидная сумма. У себя дома он нашел только
тридцать восемь долларов. Пришлось позвонить  президенту,  а  тот  в  свою
очередь связался с председателем правления "Риггс нэшнл  бэнк".  Банкир  и
его кассир возвратились в свою цитадель  на  Пенсильвания-авеню,  сняли  с
личного счета Лимена две тысячи долларов и  сами  доставили  деньги  Эстер
Таунсенд в Белый дом.  "Получается,  что  я  обязан  не  только  оборонять
страну, но и финансировать ее", - пошутил Лимен.
   В Риме, уже после того как  было  покончено  со  всеми  формальностями,
связанными с арендой самолета, возникло новое  осложнение.  Пилот  заявил,
что без предварительного  разрешения  британских  военных  властей  он  не
сможет приземлиться в Гибралтаре. Не желая  обращаться  в  штаб  ближайшей
части американской военно-транспортной авиации, Джирард решил связаться  с
посольством  Великобритании  в   Риме.   Экспансивный   молодой   чиновник
консульского отдела примчался в аэропорт,  проверил  выданные  канцелярией
Белого  дома  документы,  удостоверяющие  личность   Джирарда,   и   после
длительных переговоров с тремя инстанциями английских военно-воздушных сил
дал необходимое разрешение. На это потребовалось еще часа два.
   И вот уже самолет коснулся колесами  земли.  Джирард  глазам  своим  не
верил,  видя  по  обе  стороны  посадочной  полосы   колонны   неподвижных
автомашин. Оказывается, из-за недостатка свободного и ровного пространства
взлетно-посадочную полосу протянули прямо через автостраду.
   Джирард явился в штаб английских  военно-воздушных  сил  в  Гибралтаре,
откуда его вежливо переправили к британским морякам, а  те  переадресовали
неожиданного посетителя своим американским коллегам. На это ушло еще около
часа, и Джирард, пока тянулась эта канитель, успел проглотить две  большие
кружки чаю с молоком по-английски.
   Подпрыгивая на жестком сиденье "джипа", Джирард проехал мимо  каменного
вала старинной крепости, футбольного  поля  и  переполненных  покупателями
магазинчиков в деловых кварталах города. В белом  административном  здании
базы американских военно-морских сил в  Гибралтаре  Джирард  встретился  с
дежурным офицером и лишь тогда понял,  что  главное,  в  сущности,  только
начинается. Дежурный  -  щеголеватый  капитан  3  ранга  -  несколько  раз
принимался рассматривать удостоверение Джирарда.
   - А знаете, это несколько необычно, - сказал  он  наконец.  -  Как  вам
известно, мы не подчиняемся адмиралу Барнсуэллу, мы лишь  обслуживаем  его
корабли во время стоянки в базе.
   - Вы только свяжите меня с его флаг-секретарем, - предложил Джирард; он
не  намеревался   предъявлять   письмо   президента,   если   не   вынудят
обстоятельства.
   Офицер еще раз  внимательно  оглядел  неуклюжего  человека  с  огромной
головой и полузакрытыми глазами. Эмиссары Белого дома, особенно  секретари
президента, так внезапно, без предупреждения, не появляются. Тем не  менее
после некоторого колебания дежурный все же позвонил по телефону  командиру
береговой базы. "Черт бы их побрал! - возмущался про  себя  Джирард.  -  К
тому времени, когда они закончат все формальности, о  моем  приезде  будут
знать все морские офицеры отсюда до Бейрута".
   Дежурный почтительно выслушал по телефону какое-то указание, написал на
листке бумаги несколько слов и вручил записку вызванному сигнальщику.
   - Сейчас он передаст на "Эйзенхауэр"  сигнальным  фонарем,  -  объяснил
дежурный. - Адмирал сегодня на корабле.
   Джирард стоял у окна. Пост наблюдения и связи размещался в  башенке  на
крыше административного здания. Через несколько минут  он  увидел,  как  в
сгущающихся сумерках на далеком авианосце замигал ратьер. Наступила долгая
пауза, - видимо, сигнальщик наверху передал свое сообщение и ждал  ответа.
Затем на корабле снова замигал огонек. Джирард разобрал лишь две буквы "Д"
и "Е", - азбуку Морзе он изучал много лет назад, да и то лишь две  недели,
во время переподготовки. Но вот сигнальщик вернулся в  кабинет  и  передал
дежурному запись полученного ответа.
   - Флаг-секретарь хочет знать, - сказал  тот,  -  какой  характер  носит
визит, частный или официальный?
   Джирард решил, что теперь уже ему нечего  приуменьшать  значение  своей
персоны. Перспектива добираться до флагманского авианосца вплавь вовсе ему
не улыбалась.
   - Я представляю президента Соединенных Штатов, - заявил он. - И дело  у
меня очень срочное.
   На этот раз сигнальщикам для обмена  телеграммами  потребовалось  минут
пять.
   - За вами выслан катер командующего, - сообщил  дежурный,  с  почтением
посматривая на Джирарда.
   Изящный катер с тремя нарисованными серебряной краской  звездами  почти
бесшумно подошел к стенке, к тому месту, где его поджидал Джирард. Младший
боцман встретил Джирарда на сходнях  и  провел  в  прекрасно  обставленную
каюту. У  одной  из  переборок  стоял  письменный  стол  красного  дерева;
несколько вращающихся, обитых кожей  кресел  были  наглухо  прикреплены  к
полу. На бортовых иллюминаторах висели жестко шелестевшие маленькие  синие
занавески.  Каждая  металлическая  деталь  блестела,  словно  какая-нибудь
драгоценность.
   Делая узлов пятнадцать, адмиральский катер шел к возвышавшейся  впереди
громаде "Эйзенхауэр". Гигантский корабль, лишь слегка покачиваясь на зыби,
стоял, как гора где-нибудь на юго-западе США. Позади корабля, там, где  за
Алхесирасом солнце быстро  опускалось  в  море,  полыхало  зарево  заката.
Аккуратными рядами на полетной палубе выстроились реактивные истребители и
бомбардировщики-штурмовики. Входя на катере в прохладную  тень  авианосца,
Джирард услышал мерный гул -  слившиеся  воедино  пестрые  звуки  большого
военного корабля, готовящегося к ночи.
   Одинокий штатский на борту военного корабля, среди обилия разнообразных
видов вооружения  и  механизмов,  являл  собой  поистине  жалкое  зрелище.
Взбираясь по деревянным ступеням  носового  трапа  с  выступившей  на  них
местами  морской  солью,  Джирард  чувствовал  себя   потерпевшим   аварию
космическим путешественником. Корпус авианосца казался чудовищно огромным.
Внизу подпрыгивал на волнах адмиральский катер, похожий отсюда на  детский
кораблик в пруду.
   На палубе у  трапа  загорелый  молодой  лейтенант,  по  всем  признакам
дежурный офицер, лихо отдал честь, а стоявший здесь же  капитан  3  ранга,
видимо флаг-секретарь, протянул Джирарду руку.
   - Приветствую вас на нашем корабле, сэр, - сказал он.  -  Я  сейчас  же
провожу вас к адмиралу. Прошу следовать за мной.
   Группа моряков, наблюдавших, как  Джирард,  направляясь  к  надстройке,
пересек  полетную  палубу,  не  увидела  ничего  интересного.  Неуверенной
сухопутной  походкой  по  палубе  шагал  неуклюжий  человек  с   маленьким
чемоданчиком  в  руках.  Высказывались  догадки,  что   это   какой-нибудь
маленький правительственный служащий или технический  представитель  одной
из самолетных либо ракетных фирм. Только вахтенный на сигнальном  мостике,
принимавший телеграммы с берега, рассматривал его с любопытством.  Матросы
видели,  как  адмирал  Барнсуэлл  в  накрахмаленной  сорочке,  на  уголках
воротничка которой поблескивали по три звездочки, вышел из своей каюты  и,
приветствуя гостя, протянул ему руку.
   - Рад видеть вас здесь, сэр, - услышали моряки слова адмирала.  -  Рад,
что мы можем предложить вам настоящую средиземноморскую погоду,  а  не  ту
мразь, что иногда посылает нам Атлантика.
   Джирард и Барнсуэлл вошли в каюту.
   Шли часы. На небе одна за  другой  загорались  яркие  звезды,  пока  не
усыпали все ночное небо. Вахтенный офицер,  не  спускавший  глаз  с  каюты
адмирала, знал только, что шеф приказал подать обед на двоих.
   Прошло более четырех часов, прежде чем вахтенные  на  мостике  увидели,
как  распахнулась  дверь  адмиральской   каюты.   Барнсуэлл   и   штатский
распрощались без шуток, обменявшись быстрым, небрежным рукопожатием. Никто
из них не улыбался.
   Вахтенный офицер заметил суровое выражение на лице штатского, когда тот
неловко, спиной вперед, чтобы не потерять равновесие, спускался по  трапу.
Мягко урча, адмиральский катер повез его на берег.
   В порту Джирард отказался от "джипа" и спросил,  как  пройти  в  город.
Некрасиво выбрасывая ноги, длинными шагами он углубился в лабиринт  улочек
со множеством кафе и лавчонок,  приютившихся  у  подножия  скалы.  Джирард
заглянул  в  несколько  баров,  прежде  чем  заметил  в   одном   из   них
телефон-автомат. Он уселся за столик и заказал  хозяину  в  белом  фартуке
рюмку хереса, а потом вошел в телефонную будку, захватив рюмку с собой.
   Прошло некоторое время, пока его соединили с Белым  домом.  По  расчету
Джирарда, в Вашингтоне было семь часов вечера и  большинство  телефонисток
еще дежурило на коммутаторах. Он сказал, что ему нужна  Элен  Червейси  и,
услышав ее  голос,  обратился  к  ней  с  просьбой  подтвердить,  что  его
телефонный разговор будет  оплачен.  Червейси  так  и  сделала  и  тут  же
соединила Джирарда с Эстер Таунсенд.
   Эстер была в веселом настроении, а слышимость оказалась хорошей.
   - Я не ошибусь, если скажу, что там,  в  Испании,  вы  наслаждаетесь  в
обществе очаровательных синьорин? - спросила Эстер.
   - Конечно, моя красавица! Зачем же иначе босс послал бы сюда холостяка?
   - Сейчас я соединю вас с  ним.  За  последние  полчаса  он  уже  дважды
справлялся о вас.
   - Поль? - послышался голос Лимена, и Джирард  сразу  почувствовал,  как
озабочен президент.
   -  Так  вот,  новости  или  превосходны,  или  отвратительны,  босс,  -
заговорил Джирард медленно и отчетливо. - Все зависит  от  того,  с  какой
стороны посмотреть.
   - Это значит...
   - Это значит, что наши  подозрения  подтвердились.  Полностью.  Здешний
деятель человек ловкий. Точнее, настоящий угорь. Однако я  получил  все  в
письменном виде, мы оба подписались, а он даже  и  время  проставил  своей
рукой.
   - О боже! - воскликнул Лимен. Джирард  ждал,  но  слышал  лишь  тяжелое
дыхание президента.
   - Босс?
   - Да.
   - Вы не беспокойтесь. Я все выяснил, хотя и мне это нравится не больше,
чем вам. Все будет сделано. Я сейчас на пути домой.
   - Ты можешь вернуться как можно скорее?
   - В двадцать три часа пять минут по вашингтонскому времени я вылечу  на
самолете из Мадрида прямо в Вашингтон. К завтраку  я  обязательно  буду  у
вас.
   - А с пересадками не  возникнут  трудности?  -  по-прежнему  озабоченно
спросил президент.
   - Нет. Меня ждет нанятый самолет. Быстроходная итальянская игрушка. Мне
придется пока немного побездельничать в Мадриде.
   - Эту штуку держи  в  кармане,  -  предупредил  Лимен.  -  Не  клади  в
портфель.
   - Конечно, конечно. Вы помните тот портсигар, что подарили мне на  день
рождения? Табачок в нем мы сейчас не носим, держим только бумагу.  Сегодня
он как раз пригодится.
   - А не получится так, что твой деятель возьмет да обратится к нашему...
Ну, к тому, кто сейчас у нас тут?
   - Никогда, босс. Вам  нужно  лично  поговорить  с  этим  парнем,  чтобы
получить о нем представление. Джигс прав. Этот человек всегда  на  стороне
победителя... Самый гнусный документ, какой вы когда-либо читали.
   - Ну что ж, Поль, будь осторожен. Мы созовем всех остальных, как только
вместе с тобой прочтем твой документ.  Кстати,  подумай,  что  и  как  нам
завтра нужно будет сделать.
   - Хорошо. Встретимся за завтраком. Спокойной ночи, босс.
   - Спокойной ночи, Поль.
   Когда полчаса спустя маленький реактивный самолет Джирарда  поднялся  с
аэродрома в Гибралтаре, Поль оглянулся и посмотрел вниз, на "Эйзенхауэр" -
ярко освещенное пятно среди разбросанных по рейду огоньков.  Сжимая  левой
рукой в кармане пиджака серебряный портсигар, Джирард поудобнее  уселся  в
кресле.



СРЕДА, ВЕЧЕР

   Джигс Кейси проснулся, когда сквозь оконные  занавески  еще  пробивался
сумеречный свет угасающего дня. В комнате  было  душно,  и  все  его  тело
покрылось липким потом. Кейси взглянул на часы:  половина  седьмого.  Пора
идти: в семь часов он должен быть у Шу.
   Сняв утром номер в отеле "Шервуд", он тут же позвонил Элеоноре  Холбрук
на службу. Кейси не видел Шу два года, но сразу  же  узнал  ее  по  слегка
раздраженному тону и коротким беспорядочным фразам, которые она выпаливала
единым духом.
   - Привет, Шу, - начал он. - Помнишь парня по фамилии Кейси?
   - Джигс!
   - Во сколько ты кончаешь работать?
   - Не торопитесь, полковник. - Кейси услышал,  как  она  быстро  втянула
воздух, и вспомнил ее манеру глубоко затягиваться во время курения. - Я не
рассчитываю на людей, которые исчезают с лица земли, а потом вдруг  как  с
неба сваливаются.
   - Я хочу с тобой пообедать, - сказал Кейси.
   - Ах вот как? А что, полковник,  если  у  леди  назначено  свидание?  И
кстати, так оно и есть.
   - Фу  ты!  А  нельзя  ли  его  отменить?  -  Кейси  понизил  голос.  Он
почувствовал, что поступает подло, разыгрывая из себя влюбленного. Но  ему
обязательно нужно с ней встретиться. - Мне нужно с тобой поговорить, Шу, в
самом деле.
   - Бедненький! Что, жена надоела? - с насмешкой спросила она.
   Он представил себе, как она в платье  с  короткими  рукавами  сидит  за
рабочим столом, как поблескивают золотистые волоски на ее обнаженной руке,
когда она стряхивает пепел с сигареты, как-то нелепо зажатой  между  двумя
пальцами. Он вспомнил ее каштановые волосы, взбитые надо лбом,  маленький,
тонкий нос, полные, всегда полуоткрытые губы. Ей, должно быть, теперь  лет
двадцать восемь, этой высокой,  статной  девушке,  которая  так  торопится
познать все в жизни. Она любила  мечтать  о  сельском  домике,  но  вполне
приспособилась к бурному темпу нью-йоркской жизни -  город  гипнотизировал
ее, был ее стихией. В течение короткого, недельного, их  знакомства  Кейси
постоянно раздражала какая-то театральность Элеоноры, что в конце  концов,
и к счастью, охладило его чувства. Но жадное влечение девушки к  огромному
городу захватывало его, и волнение будоражило ему  кровь,  даже  когда  он
сердился на нее. Да, это была настоящая дочь Нью-Йорка.
   Теперь, с тоской вспоминая прошлое, он ощущал какой-то  трепет,  и  ему
трудно было придумать веселый ответ, которого, как он знал, ожидала Шу.
   - Ты что, язык проглотил?
   "Наступление - лучшая оборона", - подумал он.
   - Слушай, Шу. Я не какой-нибудь коммивояжер. У меня  дома  два  сына  и
жена, которую я люблю.  Но  какое  отношение  это  имеет  к  нам?  Я  хочу
повидаться с тобой сегодня вечером.
   - Где ты сейчас?
   Он назвал ей номер своей комнаты в "Шервуде".
   - Жди у себя, - коротко, по-деловому, ответила Шу. -  Я  позвоню  тебе.
Все равно мое сегодняшнее свидание полуделовое. Что-нибудь придумаю.
   "Полуделовое? - подумал Кейси. - А мое-то совсем деловое,  душечка.  Во
всяком случае, именно такое я имел в виду,  когда  тебе  звонил.  Черт  бы
побрал генерала Скотта, который впутал меня в это дело! Что я  сделал  вам
плохого, генерал?"
   Шу позвонила тут же.
   - Приходи ко мне что-нибудь около семи, -  сказала  она.  -  Выпьем,  а
насчет обеда подумаем потом.
   - Напомни мне свой адрес, Шу.
   "Мардж была бы довольна хоть тем, что я забыл адрес", - подумал он.
   - Ну тебя к черту, полковник. - Ее голос звучал грубовато  и  в  то  же
время с нежностью. - Посмотри в телефонной книге, великий деятель!
   Кейси нашел номер дома, записал его в  блокнот  и  вышел  из  отеля  на
освещенную теплым майским солнцем Мэдисон-авеню. Обычно лихорадочная суета
Нью-Йорка действовала ему на нервы, но сегодня южный ветер разогнал дымный
туман, на душе стало веселее, и он с  любопытством  смотрел  на  торопливо
проносящиеся мимо мрачные фигуры мужчин, на стройные ножки девушек, быстро
мелькающие на тротуарах.
   Кейси хотел было с пользой для дела провести оставшееся  до  встречи  с
Элеонорой время, но, когда он мысленно перебрал  всех  своих  нью-йоркских
друзей,  ему  пришлось  оставить  это  намерение.  Показываться   знакомым
офицерам нельзя, а немногие друзья  из  штатских  имели  самое  отдаленное
отношение  к  журналу  "Шери",  где  служила   Миллисент   Сеньер,   и   к
радиовещательной компании Ригел  бродкастинг  корпорейшн,  где  подвизался
Макферсон.
   Кейси бесцельно прошелся по Пятой авеню,  дошел  до  угла  Центрального
парка, снова пересек Мэдисон-авеню и вернулся в отель.  Он  зашел  в  бар,
заполнявшийся в  этот  полуденный  час  посетителями,  и  заказал  двойной
мартини.
   "Остается только хватить как  следует  и  хорошенько  вздремнуть  перед
вечером", - решил он. За эту неделю он недобрал часов десять  сна,  и  это
основательно давало себя знать. И потом, куда это годится, если он вечером
будет клевать носом?
   Проспав часов шесть, Кейси  почувствовал  себя  готовым  к  щекотливому
свиданию с Шу  Холбрук.  Он  надел  легкий  темно-синий  костюм,  еще  раз
побрился электрической бритвой и надел галстук в черную и красную полоску,
тщательно завязав узел. Однажды Шу сделала ему замечание, что узел на  его
форменном галстуке слишком велик, и  ей  будет  приятно  увидеть,  что  он
запомнил это.
   "Господи, - сказал он себе, - кто бы мог  подумать,  что  мне  придется
заниматься такими делами?"
   Кейси взял такси и поехал к Шу.  Она  жила  в  многоквартирном  доме  в
восточной   части   города,   недалеко   от   парка.   Швейцар,   лифт   с
самообслуживанием, узкий коридор, покрытый серым ковром, номер 315  на  ее
двери - все это вновь напомнило те дни, которые, как он думал, ему удалось
забыть.
   Шу открыла дверь и протянула ему руку. Он заметил,  что  ее  каштановые
волосы все так же мягкими завитками обрамляли лоб, а носик мило  сморщился
от удовольствия, когда она его увидела. Как всегда, на ее  лице  почти  не
было косметики, если не считать накрашенных губ. На ней были  серые  узкие
брюки, желтая блуза и сандалии на босу ногу.
   Девушка отступила назад, подбоченилась и принялась разглядывать гостя.
   - Никогда не видела тебя в штатском,  -  сказала  она.  -  В  форме  ты
выглядишь лучше. Джигс, но сойдет и так. Вполне сойдет.
   Кейси усмехнулся и ткнул пальцем в узел на галстуке.
   - Не велик, Шу?
   Она  быстро  шагнула  вперед,  взяла  в  ладони  его  лицо  и  тихонько
поцеловала.
   - За то, что помнишь.
   Они закурили и  уселись  на  противоположных  концах  кушетки  у  окна.
Посыпались вопросы: где он теперь работает, что делает в Нью-Йорке,  любит
ли еще мартини?..
   - Люблю, но  помню,  что  он  бывает  чертовски  опасным  для  женатого
человека. - Он мысленно перенесся на два  года  назад.  В  тот  вечер  они
начали с мартини и так и не прикоснулись к еде. Сегодня, обещал  он  себе,
все будет совершенно по-другому.
   - Мне со льдом, - сказал он, когда Шу направилась в кухню.
   - О, да ты стареешь, Джигс!
   "Да, в такой  квартирке  совсем  не  хочется  думать  о  предотвращении
государственного переворота и тому подобных вещах", - подумал Кейси.
   Обстановка комнаты свидетельствовала о пестроте вкуса  Шу.  Висящая  на
стене большая полуабстрактная  картина  изображала  двух  черных  быков  с
зелеными рогами на малиново-оранжевом  полосатом  фоне,  готовых  кинуться
друг на друга. На полу  стоял  торшер  цвета  слоновой  кости  с  четырьмя
оранжевыми абажурами, направленными в разные стороны. Даже кофейный столик
- массивная, покрытая щербинами деревянная тумба,  поддерживающая  тяжелую
стеклянную крышку, - имел необычные очертания. Ярко-оранжевая скатерть  на
обеденном столе гармонировала с переплетами книг  в  шкафах.  Неужели  эта
комната действительно предназначена для жилья, удивлялся Кейси, а  не  для
случайных любовных свиданий?
   Графин, полный мартини, покрылся капельками влаги. Шу наполнила  бокалы
почти до краев и сразу же выпила свой до  дна,  закусив  только  крохотной
маслиной. Они болтали и смеялись.  Шу  так  и  сыпала  всякими  историями,
касавшимися, как она выразилась, ее  "идиотской  профессии":  о  поведении
начальства, о капризах организаторов передач,  о  скандальных  случаях  из
жизни артистов. Им стало совсем легко друг с  другом,  как  когда-то,  два
года назад.
   А потом Шу замолчала и долго вглядывалась в лицо Кейси.
   - Вот мы беседуем, полковник, как самые близкие друзья, - начала она. -
Но женский инстинкт подсказывает мне, что ты пришел сюда  совсем  не  ради
моих прекрасных глаз. Я читаю это на твоем открытом,  честном  лице.  Тебе
нужно что-то другое. Ну, говори, в чем дело?
   Кейси засмеялся. Доказательства были налицо: она уже выпила два бокала,
а его бокал все еще стоял наполовину полный.
   - Я знал, что ты рано или поздно разоблачишь меня, Шу, - сказал он. - Я
приехал в Нью-Йорк, чтобы кое-что разузнать, и думал, что ты захочешь  мне
помочь. Но все это должно остаться между нами.
   - Милый мой, - ответила она, - я не имею  ни  малейшего  понятия  ни  о
бомбах, ни о тех штучках, в которых люди носятся вокруг земли. А  если  ты
один из этих контрразведчиков, то я, слава богу, не  знакома  ни  с  одним
русским.
   - Это политическое дело, Шу, - сказал Кейси. Он  знал,  что  тут  нужна
осторожность, и заранее продумал все, что скажет ей. - Жизнь в  Вашингтоне
очень сложна, и иногда военным приходится выполнять  задания,  не  имеющие
ничего общего с пушками или ракетами.
   - Это я хорошо знаю, золотце.
   -  Одним  словом,  я  выполняю  небольшое  секретное  поручение  группы
демократов, которые опасаются, что  генерал  Скотт,  мой  шеф,  попытается
выставить свою кандидатуру против президента Лимена на  предстоящих  через
два года выборах.
   - Ой как интересно! - Шу подвернула под себя ноги и  подняла  сигарету,
словно дирижерскую палочку. - Спрашивай меня поскорее.
   - Обещаешь, что весь наш разговор останется в тайне?
   - Что за вопрос? На службе меня зовут Мисс Ни гугу. А мне давно хочется
тайно участвовать в каком-нибудь политическом деле погрязнее.
   Кейси распустил галстук и вертел недопитый бокал.
   - Так вот, мы слышали, что  генерал  Скотт  состоит  в  связи  с  твоей
подругой Миллисент Сеньер. Помнишь, ты как-то нас знакомила?
   - А, Милли, - с разочарованной гримасой протянула  Шу.  -  Что  же  тут
секретного? Они путаются бог знает с каких пор. Можешь объявить об этом  в
световой  газете  на  Таймс-сквер  десятифутовыми  буквами,  и  никто   не
удивится.
   - Может быть, - согласился Кейси, - но не  думаю,  чтобы  об  их  связи
когда-нибудь писали в газетах. Во всяком случае,  нам  надо  узнать  более
подробно об их отношениях... от тебя, если возможно.
   - Кому это "нам"?
   - Скажем, кое-кому из друзей президента.
   - Ай-я-яй, - покачала головой Шу. - Значит, жизнь  в  Вашингтоне  очень
сложна, а? Днем ты работаешь для генерала Скотта, а ночью - против него.
   - М-м... да, в некотором роде. Ну так как же?
   - Я обожаю президента Лимена, и, по-моему,  с  ним  поступают  низко  и
несправедливо, особенно теперь, когда он старается избавить  нас  от  этой
ужасной бомбы. Правда, Джигс?
   Кейси отпил из бокала и промолчал.
   - Ну так вот. Милли и Джим Скотт путаются уже давно. Вначале у них была
действительно горячая любовь. Я не знаю, как генерал  относится  к  миссис
Скотт, но он и вправду по уши влюбился в Милли. Она  тоже  почти  полюбила
его. Не думаю, чтобы Милли могла его по-настоящему полюбить, но, во всяком
случае, она  очень  привязалась  к  нему.  Она  то  и  дело  звонила  мне,
требовала, чтобы я поклялась держать все в тайне, и без умолку  болтала  о
своем Джиме. Я встречала у нее генерала несколько  раз.  Должна  признать,
очень видный мужчина, хотя и не в моем вкусе.
   - Как ты думаешь, Скотт не собирался разводиться? - перебил ее Кейси.
   - Никогда, - решительно заявила Шу. - Да и Милли этого не  хотела.  Это
весьма деловая женщина. Она  без  ума  от  своего  журнала.  Ей  нравится,
конечно, вся эта любовная романтика, но женитьба - нет! -  Шу  бросила  на
него быстрый взгляд поверх бокала. - Интересно, стану ли и я такой, Джигс?
   - Нет, - сказал он, изображая строгого отца. - Мы вас  женим,  барышня.
Ну, а Скотт и Милли все еще увлечены друг другом?
   - Не совсем. Он,  правда,  звонит  по  телефону,  а  недели  две  назад
приезжал сам, но в общем они поостыли.  Милли  говорит,  он  чем-то  очень
занят. Последний раз, говорила она, Скотт приезжал со своим  адъютантом  -
его фамилия, кажется, Мердок, - и они просто воспользовались ее  квартирой
для каких-то своих военных дел. Ведь увлечениям всегда приходит конец,  и,
зная Милли, я даже удивляюсь, что это тянулось  так  долго.  Я  думаю,  ей
льстило, что она стала любовницей такого важного генерала.
   Кейси разглядывал картину с двумя  быками.  "Почему  зеленые  рога?"  -
удивлялся он, думая в то же время обо всей этой любовной истории.
   - Есть какие-нибудь доказательства их связи? - спросил он.
   - Доказательства? Что ты имеешь в виду?
   - Ну, какие-нибудь письменные доказательства.
   Шу с притворным отвращением передернула плечами.
   - Если ты думаешь, Джигс, что я унижусь до того, что стану  красть  для
тебя любовные письма...
   - Да я не о письмах, - возразил  он,  -  и  вовсе  не  хочу,  чтобы  ты
что-нибудь крала. Но нет ли, скажем, фотографии с автографом, или  подарка
от  Скотта,  который  подтверждался  бы  счетом  из  магазина,   или   еще
чего-нибудь вроде этого?
   - А-а... - Шу задумалась, потом  захихикала.  -  Не  знаю,  следует  ли
рассказывать, но это так забавно. Милли, скажу тебе, - это тип. Она  такая
женственная и такая модница, и у нее такой тонкий вкус, но,  бог  мой,  до
чего же она жадна на деньги! Милли зарабатывает кучу денег, и в эту  зиму,
когда ей надо было составлять налоговую декларацию, она из кожи вон лезла,
чтобы как-то уменьшить сумму своих доходов. Не знаю, посоветовал ли ей это
адвокат, - не думаю, но  она  списала  три  тысячи  долларов  на  угощение
генерала Скотта за прошлый год.
   - Неужели? - Кейси в самом деле удивился. - Как же это ей удалось?
   - Ты забыл, что значат моды в наше время, мой дорогой.  -  Шу  откинула
назад голову и расхохоталась. - Ну не умора ли? Милли решила, что, если ее
будут допрашивать, она скажет, что ей приходилось угощать генерала Скотта,
чтобы получать от него самые свежие сведения о том, что носят жены военных
и девушки, служащие в армии. Я  просто  в  восторге  от  ее  находчивости.
Скостить налог за счет любовной связи - вот потеха! Никто, кроме Милли, до
этого не додумался бы.
   - Ну и удалось ей это проделать?
   - Погоди, дальше было еще смешнее.  Милли  заблаговременно  представила
декларацию,  а  в  марте  к  ней  зашел  налоговый  инспектор  и  попросил
объяснить, на каком основании она сделала вычет из  своих  доходов.  Милли
сообщила ему все, что  я  тебе  сейчас  рассказала.  Вскоре  после  визита
инспектора ей прислали  извещение  из  налогового  управления,  в  котором
говорилось, что она не имела права уменьшать сумму своих доходов и обязана
уплатить еще какую-то сумму в счет налога. Милли  рассвирепела  и  понесла
всякий вздор. Говорит, если правительство хочет ее  судить,  пусть  судит.
Видно, их любовь все равно уже пошла на убыль и Милли нечего было  терять.
Она так взбесилась, что готова была полезть в драку.  Конечно,  у  нее  не
было никаких оснований спорить, но попробуй докажи  ей  что-нибудь,  когда
дело касается денег.
   - Чем же все кончилось? - небрежно спросил Кейси,  стараясь  не  подать
виду, что эта история его заинтересовала.
   - Они пошли на компромисс! - Шу снова заливисто расхохоталась. - Ну  не
молодец ли Милли? Какой-то человек в налоговом управлении робко и невнятно
пробормотал, что никто не хочет ставить в неловкое положение  ни  генерала
Скотта, ни мисс Сеньер, и спросил, не будет  ли  она  возражать,  если  ей
разрешат убавить сумму дохода  на  полторы  тысячи  и  уплатить  налог  за
остальное. Так она и  сделала,  и  все  остались  довольны.  Она  сберегла
тысячу, правительство получило тысячу, а генерал Скотт, насколько я  знаю,
по сей день ничего не подозревает. Что, остроумно?
   - Я думал, что такие компромиссы делаются гласно, - сказал Кейси.
   - О, это касается крупных дел, когда нанимают адвокатов  и  усаживаются
вокруг стола с портфелями и всякой дребеденью, - сказала  Шу.  -  А  здесь
была просто маленькая частная беседа между Милли и симпатичным  человечком
из налогового управления.
   Кейси перевел разговор на личные темы. Шу спросила  его  о  сыновьях  и
поинтересовалась, был ли он сам пай-мальчик в  Вашингтоне.  А  вот  она  в
прошлом году чуть было не вышла замуж, но вовремя успела  обнаружить,  что
жених невероятно нудный тип, что он хочет  наплодить  кучу  детей  и  жить
где-то в глуши, в округе Фэрфилд.
   -  Все-таки  нельзя  верить  мужчинам,  даже  самым  хорошим...   -   с
театральным вздохом сказала Шу.  -  Да,  Джигс,  я  думаю,  нам  не  стоит
выходить из дому и тратить уйму денег, которых у офицеров  морской  пехоты
не так уж много. Давай-ка лучше останемся здесь, тем более что  у  меня  в
холодильнике есть чудесный бифштекс и еще кое-что.
   Кейси колебался. Он понимал,  что  появляться  в  больших  нью-йоркских
ресторанах ему сейчас нельзя. С другой стороны, обед при свечах наедине  с
девушкой может привести к последствиям, непозволительным для человека,  на
которого возложена ответственная  миссия.  Поэтому,  собираясь  к  Шу,  он
намеревался  предложить  ей  пообедать  в  каком-нибудь  маленьком  уютном
заведении, где не бывает много посетителей и где  он  не  будет  опасаться
встречи с кем-нибудь из знакомых.
   - Идет, - наконец сказал он,  преодолев  свои  сомнения.  -  С  большим
удовольствием пообедаю здесь. Только ты, пожалуйста, там ничего особенного
не...
   - А я и не умею ничего особенного... на кухне. - Она поцеловала  его  в
лоб и вышла. Кейси услышал, как хлопнула дверца холодильника  и  загремели
сковородки.
   - Послушай-ка, Шу, - крикнул он, - пока ты готовишь, я добегу до  угла,
позвоню по телефону. Мне надо кое с кем договориться.
   - Позвони из спальни. Джигс. Обещаю не подслушивать, даже  если  будешь
говорить с миссис Кейси.
   - Нет, это деловой разговор,  и  нам  приказывают  пользоваться  только
автоматами.
   Шу высунула голову в дверь.
   - Ай-я-яй, скажите, как таинственно. Хотя это и не очень  вежливо,  но,
если так действуют тайные агенты, валяй. Скоро вернешься?
   - Конечно.
   Кейси застегнул воротничок рубашки и затянул галстук. Выходя  из  дому,
он кивнул швейцару и направился в сторону Лексингтон-авеню. Из  телефонной
будки в аптеке на углу улицы он  позвонил  в  Белый  дом  и  спросил  мисс
Червейси, которая переключила его на Эстер Таунсенд.
   - Мисс Таунсенд, говорит Кейси. Какие новости?
   - Все трудятся. Только что получили хорошие вести из-за океана от Поля.
   - Так он достал это?
   - Кажется, достал. Во всяком случае, шеф чувствует себя гораздо  лучше.
А что у вас?
   - Слушайте, мисс Таунсенд. Подробности я сообщу  ему  завтра  лично.  А
пока передайте хозяину вот  что.  Миллисент  Сеньер  указала  в  налоговой
декларации, что она потратила порядочную сумму на угощение  нашего  общего
друга. Это не совсем то  доказательство,  какое  мы  ищем,  но  оно  может
пригодиться, если мы окажемся в затруднительном положении. По-моему, Тодду
следовало бы затребовать эту декларацию. Даю имя по буквам: М-и-л-л-и...
   - Я знаю, как оно пишется, полковник. Что-нибудь еще?
   - Пока все.
   - Хорошо. Не забудьте стереть губную помаду, перед  тем  как  вернетесь
домой. До свидания, полковник.
   Обед у Шу, как и следовало ожидать, проходил весьма интимно.  На  столе
мерцала одинокая свеча, после  бифштекса  и  салата  Шу  принесла  бутылку
коньяку. Потом она опустилась на пол, прислонив голову к колену Кейси.
   - Мне так хорошо, Джигс, - сказала она. - Все как прежде.
   Ее низкий голос и мягкий полусвет убаюкивали Кейси. Он  снял  пиджак  и
ослабил галстук. "Если  я  потеряю  осторожность,  -  подумал  он,  -  мне
крышка".
   - Скажи, - усилием воли он заставил себя вернуться к прежней теме, - не
говорила ли когда-нибудь Милли о том, что  Скотт  знаком  с  телевизионным
комментатором Гарольдом Макферсоном?
   - Ах ты стервец, - тихо проговорила Шу. Она повернула к нему  голову  и
потерлась щекой о его колено. - У тебя и сейчас одни дела на уме!
   - Надо же отрабатывать свои суточные.
   "Кстати, - подумал он, - кто мне оплатит расходы  по  поездке?  Видимо,
это будет мой вклад в дело защиты конституции".
   - Ну, Шу, выкладывай, что  знаешь.  Я  думал,  ты  любишь  политические
интриги.
   - Люблю, - надулась Шу, - но, знаешь, всему свое  место  и  время.  Ну,
ладно. Допрашивайте, мистер окружной прокурор.
   - Так что, она говорила что-нибудь о нем?
   - Зачем ей было говорить? Макферсон с женой  был  как-то  на  одном  из
интимных обедов у нее, на котором, была и я. Ну и сосед мне тогда достался
- жуткий зануда! И все же лучше этого Макферсона. Меня  прямо  воротит  от
таких воображал, как он. Весь вечер тогда канючил одно и то же: все ему не
по душе, начиная с равноправия женщин и кончая конгрессом.
   - Скотт дружит с ним? - спросил Кейси.
   - Они уже давно знакомы, и похоже, что очень дружны. Когда я  говорила,
что мне не нравится твой Джентльмен Джим, я имела в виду именно его дружбу
с Макферсоном. Меня не интересуют люди, которые слушают этого маньяка.  Он
загипнотизировал всю страну, а на самом деле ведь это просто шарлатан.
   - Ты думаешь, у Скотта с Макферсоном хорошие отношения?
   - Не думаю, а  знаю,  -  ответила  Шу.  -  Когда  Скотт  приезжал  сюда
последний раз, недели  две  назад,  Милли  говорила,  что  он  проводит  с
Макферсоном больше времени, чем с ней.
   - Знаешь, Шу, ты в самом деле можешь мне помочь. Мне надо поговорить  с
человеком, который достаточно хорошо знает Макферсона.  Может,  ты  знаешь
кого-нибудь из его окружения, кто относился бы к нему так же, как и ты?
   - Есть такой человек - Мортон Фримен, - сразу же ответила Шу. - Он один
из писак в том же заведении. Зарабатывает кучу денег, но я  знаю,  что  он
ненавидит Макферсона и ждет случая, чтобы перекинуться в другую контору.
   - Ты можешь устроить мне встречу с ним, скажем, за ленчем?
   - Конечно. - Шу встала, взяла со столика вечернюю  газету,  перелистала
несколько страниц и, найдя нужное место,  перегнула  газету  и  подала  ее
Кейси. - Вот посмотри. Ходили слухи о специальном выступлении Макферсона в
конце недели, а здесь, кажется, пишут об этом подробнее.
   Шу оставила Кейси газету и пошла к телефону. Он зажег торшер,  повернул
к себе один из  абажуров  и  в  разделе  телевизионных  новостей  прочитал
заметку, указанную Шу.

   "МАК САМ ОПЛАЧИВАЕТ СВОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ?..
   Гарольд Макферсон, сердитый пожилой человек с  телевидения,  требует  у
радиовещательной компании РБК время для выступления с 6 до 7 часов  вечера
в субботу.  Политический  болтун,  как  нам  стало  известно,  так  жаждет
получить это время, что готов  взять  на  себя  расходы.  Он  отказывается
сообщить заправилам  компании  о  своих  намерениях,  сказал  только,  что
посвятит весь час политическим комментариям, а ведь он и так  пять  раз  в
неделю участвует в передаче новостей. РБК, которая все равно  в  этот  час
передает  всякую  чепуху  об  общественном  обслуживании,   как   говорят,
сочувственно относится к просьбе Макферсона. Вероятнее  всего,  в  субботу
вечером   Мак   целый   час   без   передышки   будет   выкладывать   свои
антиправительственные взгляды".

   - Джигс, - крикнула из спальни Шу, - Мортон  предлагает  встретиться  в
половине первого у входа на искусственный каток. Тебя это устраивает?
   - Время устраивает, - ответил Кейси, - но лучше бы подыскать  не  такое
оживленное место.
   Шу вышла из спальни и вскочила на кушетку.
   - Он будет ждать тебя в "Чаше". Это маленький кабачок  на  54-й  улице,
между Мэдисон и парком. В половине первого. Ты его легко узнаешь: он носит
большие толстые очки, а волосы у него вечно  взлохмачены.  И  вид  у  него
всегда очень-очень серьезный.
   Кейси вырвал заметку из газеты.
   - Ты ничего не слышала у себя на службе  о  выступлении  Макферсона?  -
спросил он.
   Она плотнее прижалась к нему и пробежала заметку.
   - В понедельник прошел какой-то слух, а вчера была небольшая заметка  в
"Ньюс".  По-моему,  это  правда.  Ух,  этот  ужасный  Макферсон!  Будь   я
директором РБК, я давно дала бы ему по шапке.
   Шу протянула руку и выключила лампу: осталась только свеча, горевшая на
столе. Они выпили еще по рюмке коньяку. Минуты шли, прошло уже около часа.
Шу игриво пощипывала мочку его уха. Когда он обнял ее за  талию,  а  потом
отнял руку, она тут же водворила ее назад.
   Перебирая пальцами волосы Кейси, Шу прошептала:
   - Мне всегда нравился твой ежик. Помнишь?
   "Становится чересчур уютно, - подумал Кейси, - и чересчур  приятно".  У
него сильно забилось сердце, и он почувствовал, что не  в  силах  побороть
желание. Но, решив на сей раз не поддаваться, Кейси извинился и  прошел  в
ванную.
   В  ванной  оказались  новые  обои  с  рисунками  достопримечательностей
Парижа: тут были и новые киоски, и собор Парижской богоматери, и  прилавки
с книгами  на  берегу  Сены,  и  полуобнаженные  танцовщицы,  и,  конечно,
Эйфелева башня. Кейси покоробило от такой безвкусицы.
   "Глупенькая озорница! Слишком молода, - подумал он. -  А  я  давно  уже
вышел из этого возраста".
   Его внимание привлекло маленькое объявление,  написанное  Шу  печатными
буквами и приклеенное к зеркалу: "Господа, не лезьте в чужие аптечки".
   "Да, Шу, ты очень пикантная девушка, можно сказать, неотразимая, но  ты
еще очень молода. Мне сорок четыре года и приходится быть  осмотрительнее.
Если я просижу еще десять минут, то останусь на всю ночь".
   Вернувшись в комнату, он поправил галстук  и  лениво  потянулся.  Нужно
было уйти, но так, чтобы ее не обидеть.
   - Мне, пожалуй, пора возвращаться в отель, -  сказал  он.  -  Ведь  нам
обоим завтра работать.
   - Лгунишка, - опять разоблачила его Шу, - ты можешь спать до полудня  и
прекрасно знаешь, что я тоже не люблю  вставать  рано.  -  Она  подошла  и
крепко прижалась к нему, обвив руками шею. - Там в шкафчике на полке лежит
зубная щетка, которой ты пользовался всего раза два, - прошептала она. - Я
думала, она когда-нибудь может тебе понадобиться.
   Он крепко поцеловал ее и ощутил теплоту соблазнительных бедер.  "Прости
меня, Шу, - подумал он, - мне очень жаль, но все кончилось в ту  же  ночь,
когда и началось, и было это два года назад". Они молча стояли, прижавшись
друг к другу. Потом Кейси заставил себя оторваться.
   Шу стояла, расставив ноги и откинув назад голову, и смотрела на него  с
горькой усмешкой.
   - Итак, женатик отчаливает, - сказала она.
   - По-видимому, да, Шу. Спасибо за все...
   - Не благодари меня, Джигс. Я благодарить тебя не собираюсь.
   Он нерешительно открыл дверь, смущенный, что приходится так уходить.  В
мерцании оплывшей свечи вырисовывался силуэт девушки. Она  стояла  посреди
комнаты, скрестив на груди руки, лицо ее не выражало ничего.
   - До свиданья, Шу.
   - Прощай, Джигс, - мягко поправила она.
   Кейси быстро зашагал по  коридору:  хотелось  скорее  выйти  на  свежий
воздух.  Пока  он  проходил  пятнадцать  кварталов,  отделявших   его   от
"Шервуда", мысли лихорадочно толклись в его  голове.  Та  ночь,  два  года
назад, о которой он нарочно старался не думать весь вечер,  теперь  встала
перед ним во всех подробностях: неожиданный взрыв чувств, жаркие  объятия,
нежные и требовательные слова, ее  полная  и  безраздельная  поглощенность
любовной страстью. А потом долго и молчаливо они по  очереди  тянули  одну
сигарету, слишком уставшие, чтобы говорить.
   "Спасибо этим обоям, - подумал он, - иначе началось бы  такое,  что  на
этот раз, наверно, не скоро кончилось бы".
   Мысли Кейси все еще блуждали в прошлом, когда он повернул выключатель в
своем   номере.   Внезапная   вспышка   яркого   света   вернула   его   к
действительности. На туалетном столике стояла небольшая фотография Мардж с
мальчиками, которую он всегда брал с собой в поездки.
   Опустившись на край постели, он снял  телефонную  трубку.  Телефонистка
ответила не сразу.
   "Можно позвонить Мардж, - подумал он, - просто чтобы она знала,  что  я
жив и лежу в своей постели... один".
   Потом он вдруг рассердился. "К чертям! Я уже сегодня достаточно  сделал
для Мардж. Больше, чем хотел, знает бог.  Будем  говорить  честно,  Кейси:
тебе хотелось остаться у Шу и переспать с ней. И даже сейчас  ты  жалеешь,
что не остался..."
   - Какой номер? - спросила телефонистка.
   - Не надо, - ответил Кейси и положил трубку. Он все еще чувствовал вкус
губной помады Шу, тот же вкус, что и два года назад. Он помнил его, помнил
даже название помады, хотя только раз видел тюбик  утром  на  умывальнике:
"Малина со льдом".
   - К черту, к черту, к черту!
   Почти всю ночь Кейси метался в постели и  заснул  только  под  утро,  а
когда проснулся, часы показывали 7:45. Он умылся,  побрился  и  направился
было вниз позавтракать, но потом решил сначала позвонить в Белый дом.
   Когда его соединили с  Эстер  Таунсенд,  ее  голос  звучал  натянуто  и
устало.
   - Я лучше соединю вас с ним, - сказала она, когда он назвал себя.
   Секунду спустя он услышал другой голос:
   - Да?
   - Доброе утро, сэр, говорит полковник Кейси. У меня дела  идут  хорошо.
Надеюсь, когда я вернусь сегодня днем, у меня будет что доложить.
   - Делайте все, что можете. - Голос Лимена был совершенно  безжизненный.
- Все, что можете. Поль Джирард погиб.



ЧЕТВЕРГ, УТРО

   Джордан Лимен положил трубку. Он почти не слушал, что говорил Кейси,  и
снова уставился на клочок желтой  бумаги  с  наклеенным  на  нее  обрывком
телеграфной ленты, присланный  секретарем  Белого  дома  по  делам  печати
Фрэнком Саймоном.

   "Мадрид.   Сегодня   рано   утром   в    горах    Сьерра-де-Гвадаррама,
северо-западнее  Мадрида,  разбился  трансокеанский   реактивный   лайнер.
Погибло 48 человек, в том  числе  один  из  высокопоставленных  чиновников
Белого дома.
   Как полагают, при катастрофе погиб 21 американец, в числе которых был и
Поль Джирард, 45 лет, секретарь президента Лимена по  вопросам  назначения
встреч и приемов. Самолет, шедший курсом на Нью-Йорк, разбился и взорвался
вскоре после того,  как  пилот  радировал,  что  обнаружились  технические
неполадки и он возвращается в Мадрид для устранения неисправностей.
   По  имеющимся  сведениям,  оставшихся  в   живых   нет.   Представители
авиационной  компании  не  могли  сразу  представить   объяснения   причин
катастрофы".

   Лимен взглянул на Саймона, стоящего перед столом. Худое  лицо  молодого
человека выражало глубокую скорбь.
   - Боже мой, господин президент, какой ужас! - сказал Саймон. -  Я  даже
не знал, что Поль в отъезде, пока мне не позвонили в четыре часа утра.
   Лимен привстал, вцепившись в ручки кресла. Его голос задрожал от гнева.
   - Я потерял самого близкого друга, а вы горюете о том, что  подумают  о
вас эти жалкие репортеришки. Неужели вы действительно думаете, что это так
важно?
   Он снова опустился в кресло, закрыл глаза и с явным усилием взял себя в
руки.
   - Поль погиб, Фрэнк. Вот что важно.
   Саймон стоял навытяжку перед столом президента, ошеломленный и тем, как
Лимен истолковал его замечание, и внезапной вспышкой гнева в его голосе.
   - Простите, господин президент, - чуть слышно произнес он,  -  но  Поль
был и моим другом.
   Лимен взглянул на него и  медленно  покачал  головой,  словно  стараясь
отделаться от тяжелых мыслей.
   - Разумеется, Фрэнк. Извините меня. Просто я... - Он не закончил фразы.
- Вот что: надо опубликовать  извещение.  Попробуйте  набросать  проект  и
покажите мне. Вы знаете, что я хотел бы сказать?
   - О его поездке, господин президент...
   - Напишите, что он был за  границей  в  отпуске,  но  по  моей  просьбе
возвращался  домой,  чтобы  разрешить  некоторые  вопросы,   связанные   с
забастовкой в ракетной промышленности. Много писать не надо.
   "Много писать не надо, - думал Лимен. - Не надо писать  о  том,  что  я
послал его на смерть, что он погиб,  выполняя  для  меня  грязную  работу,
пытаясь спасти мою шкуру. Не надо  писать,  что  он  выполнил  ее  так  же
хорошо, как делал для меня все прочее.
   Не надо писать, что я не знаю, как обойдусь без него. Написать  только,
что он был в отпуске".
   Когда через несколько  минут  Саймон  вернулся  с  проектом  извещения,
президент согнувшись  сидел  за  столом  и,  подперев  руками  подбородок,
разглядывал  акварель,  висевшую  на  стене.  Картина  изображала  дом   в
Норуолке, в штате Огайо, где он провел свои детские годы. Лимен просмотрел
проект.
   - Хорошо, Фрэнк, - сказал он, не поднимая глаз на секретаря.
   Выйдя из кабинета, Саймон остановился у стола Эстер Таунсенд  и  указал
большим пальцем через плечо.
   - Ей-богу, Эстер, его здорово потрясла гибель Поля, правда?
   - Если бы вы только знали!..
   - Слушайте, - продолжал Саймон, - за последние  дни  у  меня  создалось
впечатление, будто здесь все катится под гору. Лимен никого не принимает и
нигде не появляется.
   Эстер пожала плечами.
   - Шеф озабочен договором, Фрэнк. Он в большом затруднении. Бывают такие
моменты.
   Лимен сидел за столом, чувствуя страшную физическую слабость. Он  видел
перед   собой   большую   некрасивую   голову    Джирарда,    видел    его
полусочувственную, полуциничную улыбку,  слышал  его  резкие,  но  здравые
рассуждения об этой  отвратительной  авантюре  Скотта.  Он  слышал  голос,
доносившийся по телефону вчера вечером. И вот Поль погиб, а вместе  с  ним
погибло и единственное доказательство... "Прости меня,  Поль,  -  мысленно
произнес Лимен, - что я упоминаю об этом в  такой  момент,  но  без  твоих
доказательств решить дело будет почти невозможно".
   Он пытался проанализировать ход событий начиная со вторника.  Вчерашний
телефонный разговор с Джирардом подтвердил самое  худшее.  Доклад  Корвина
показывает, что Макферсон активно участвует во  всех  замыслах  Скотта.  В
субботу в Маунт-Тандер, возможно, прибудут войска ОСКОСС. Сообщение  Кейси
о  налоговой  декларации?  Может  быть,  это  и  интересно,   но   никаким
доказательством служить не может.
   Президент был близок к панике.  Нужны  железные  факты,  чтобы  нанести
противнику сокрушающий удар, но где они? И где Рей Кларк?  Со  времени  их
последней встречи  во  вторник  вечером  от  Рея  нет  ни  единого  слова.
Размышляя обо всем этом, он почувствовал вдруг ту же спазму в желудке, что
сковала его тогда на фронте в Корее. В памяти его встало далекое  туманное
утро. Он увидел упрямо выставленную вперед челюсть Кларка  и  почувствовал
жгучую боль, как тогда, когда Кларк ударил его по щеке. Тщетно старался он
изгнать эту сцену из своей памяти. Лимен почувствовал, что рубашка на  нем
взмокла от пота. Почему Кларк не позвонил?
   Когда полчаса спустя в кабинет  вошел  Кристофер  Тодд,  Джордан  Лимен
успел уже немного успокоиться, хотя тревога не оставляла  его.  Вид  Тодда
окончательно вернул его к действительности.
   Вчера вечером, когда Лимен, получив сообщение Джирарда  из  Гибралтара,
позвонил Тодду по телефону, они все шутили. Теперь Тодд, как и  президент,
был мрачен.
   - Положение серьезное, господин президент, - сказал он.
   - Ужасное, - ответил Лимен. - А что, может быть,  у  вас  еще  остаются
сомнения, Крис?
   - После сообщения Джирарда я уже не сомневаюсь,  -  сказал  министр.  -
Если человек, которому вы полностью  доверяете,  подтверждает  подозрения,
сомнениям не может быть места. Хуже всего, что мы  не  знаем,  что  именно
рассказал ему Барнсуэлл.
   - Да, этого мы не знаем. Я думаю, не послать ли  Корвина  повидаться  с
ним еще раз. А может быть, вас?
   Тодд отрицательно покачал головой:
   - Мне слишком часто приходилось иметь  дело  со  свидетелями,  неохотно
дающими  показания,  господин  президент.  Из  этого  ничего  не   выйдет.
Барнсуэлл  знает  о  гибели  Джирарда,  и,  если  он  действительно  такой
проницательный, как говорят, посылку вами второго эмиссара  он  сочтет  за
признак паники и переметнется на сторону Скотта.
   Президент угрюмо посмотрел на министра  финансов.  Тодд  позволил  себе
слегка улыбнуться.
   - А эта налоговая  декларация  мисс  Сеньер  представляет  значительный
интерес, Джордан. - Тодд подался  вперед.  -  Несколько  минут  назад  мне
прочитали интересующий нас пункт этой декларации, и сегодня  к  концу  дня
все документы из нью-йоркского управления будут у  нас.  Подумать  только,
женщина пытается списать три тысячи долларов на угощение генерала  Скотта.
Этим можно его убить.
   Лимен смотрел на  адвоката  с  терпеливой  улыбкой,  как  на  мальчика.
Усердие Тодда несколько рассеяло его мрачное настроение.
   - Крис, - спокойно сказал он, - это шантаж. Неужели  вы  в  самом  деле
думаете, что я пойду на это? Использовать отношения  мужчины  с  женщиной,
чтобы выполнить присягу, данную мною при вступлении в должность?
   - Клянусь богом, господин президент, если бы я  был  уверен,  что  речь
идет о подготовке переворота, я использовал бы все доступные средства.
   На президентском телефоне мигнула лампочка. Это Арт Корвин докладывал о
Скотте: генерал только что прибыл из Форт-Майера в Пентагон, но перед этим
он заехал в Добни-хауз за  сенатором  Прентисом.  Они  проехали  в  машине
Скотта по 14-й улице и Конститьюшн-авеню, а потом распрощались. У Прентиса
был расстроенный вид, сказал Корвин, когда  он,  стоя  на  краю  тротуара,
пытался остановить такси, чтобы доехать до Капитолия.
   В кабинет незаметно вошла Эстер Таунсенд. Она закрыла  за  собой  дверь
так же тихо, как и открыла ее.
   - Прошу прощения, господин президент.  Вас  ждет  министр  Бартон.  Ему
необходимо с вами поговорить.
   Лимен протестующе поднял руки.
   -  Эстер,  я  не  могу  сейчас  разговаривать   с   Томом.   Придумайте
какой-нибудь предлог, хорошо?
   - Вряд ли  сейчас  подходящий  момент,  чтобы  обременять  вашего  шефа
проблемами здравоохранения, просвещения и  социального  обеспечения,  мисс
Таунсенд, - проговорил Тодд.
   - Том никогда не приходит ко мне без  достаточных  оснований,  Крис,  -
возразил Лимен, - но сегодня пусть им займется кто-нибудь другой. А что  у
него за дело?
   - Он говорит, что истекает срок  внесения  поправок  в  законопроект  о
социальном обеспечении, - пояснила Эстер. - Вам остается только  два  дня,
чтобы  решить,  будете  ли  вы  подписывать  этот   законопроект.   Бартон
настаивает на разговоре с вами. Он утверждает, что это жизненно важно.
   - Важно - да, но не жизненно. Во всяком случае, в  свете  событий  этой
недели. Его  мнение  относительно  законопроекта  мне  известно,  и  я  не
собираюсь  ничего  предпринимать,  пока  не   получу   доклад   бюджетного
управления. Пусть он лучше обратится туда.
   Эстер кивнула головой  и  направилась  к  выходу,  но  у  самых  дверей
остановилась и, повернувшись к президенту, добавила:
   - Господин президент, министр Бартон только один из  двадцати  человек,
записавшихся к вам на прием,  но  я  уж  не  стала  беспокоить  вас  из-за
остальных.
   - Я знаю, Эстер, спасибо вам, - сказал Лимен.  -  Ну  а  теперь  будьте
умницей и придумайте какой-нибудь приличный ответ Тому.
   Тодд встал и одернул пиджак.
   - Пора поднять штормовой сигнал, господин президент, - сказал он.  -  Я
возвращаюсь в министерство и разработаю план. Мне кажется, сегодня вечером
вам, может быть, придется начать действовать.
   - Как так?
   - Вот это я и хочу продумать.
   Лимен бросил сердитый взгляд на стопку бумаг, лежавших с правой стороны
стола, - повседневную канцелярскую работу  президента,  -  не  тронутых  с
понедельника. Там были приказы о присвоении офицерских  званий,  несколько
второстепенных   административных   приказов,   требующих   его   подписи,
информационные материалы  из  государственного  департамента  и  несколько
представлений  министра  юстиции.  На  самом  верху  стопки  лежал  проект
постановления о назначении судьи в Чикаго. Министр юстиции рекомендовал на
этот пост одного из партнеров  крупнейшей  в  городе  адвокатской  конторы
Бенджамина Кракоу, который поддерживал кандидатуру Лимена  еще  до  съезда
демократической партии. Ассоциация юристов включила Кракоу  в  число  трех
претендентов, достойных, по ее мнению, занять эту должность.
   Президент написал в нижней части листа:  "Согласен.  Джордан  Лимен"  и
переложил его на левую сторону стола. Он потянулся за  следующей  бумагой,
но тут в кабинет опять вошла Эстер.
   -  Сол  Либермен  просит  принять  его.  Он  говорит,  что  ему  крайне
необходимо  повидаться  с  вами  сейчас  же.  Я  не  стала  его   особенно
обнадеживать.
   - Если Сол говорит, что необходимо, значит, так оно и  есть,  -  сказал
Лимен после секундного колебания. - Пусть  заходит.  Да,  Эстер,  скажите,
пусть войдет через парадный вход и  передаст  Фрэнку  Саймону,  чтобы  тот
сообщил об этой встрече журналистам. По крайней мере, не будут думать, что
я умер.
   Сол Либермен был директором Центрального разведывательного  управления.
Если бы Лимен устраивал для назначаемых им лиц экзамены по определению  их
"умственного развития", Либермен дал бы всем сто очков  вперед.  Во  время
второй мировой войны он был  рядовым  в  армейской  службе  контрразведки.
Потом вернулся домой в Детройт, где основал контору по  розничной  продаже
товаров в кредит. Две  поездки  в  социалистические  страны  с  секретными
заданиями и участие в нескольких комиссиях,  назначенных  президентом  для
обсуждения недостатков в работе Центрального разведывательного управления,
создали ему некоторую репутацию в мире шпионажа, но, назначив  его  главой
Центрального разведывательного управления, Лимен удивил весь мир.
   Либермен чуть ли не  бравировал  своей  неотесанностью.  Ему  нравилось
изводить вашингтонских дам варварским жаргоном, и за полтора года он  стал
в  Вашингтоне  притчей  во  языцех.  Никогда   еще   чопорные   сотрудники
Центрального разведывательного управления не видели в своей  среде  такого
вульгарного субъекта.
   - Как обстоят дела на фронтах "холодной войны"? - спросил Лимен,  когда
десять минут спустя Либермен влетел в кабинет.
   - Паршиво, господин  президент.  Меня  потрясло  сообщение  о  Поле.  И
поверьте мне, я не стал бы вас сегодня беспокоить, если бы это не было так
важно.
   - Ничего, Сол, я понимаю.
   - После того что я узнал сегодня утром, -  выпалил  Либермен,  -  можно
было бы рехнуться. Посмотрите.
   Он вытащил из кармана пиджака  какую-то  бумагу  и,  положив  на  стол,
подвинул ее президенту. Это была обычная контурная  карта  России,  какими
пользуются на уроках географии школьники.
   В одном из районов Сибири кто-то поставил красным карандашом крест.
   - Это Якутск, -  пояснил  Либермен,  -  и  оттуда  плохие  новости.  Мы
получили их из  таких  достоверных  источников,  что  даже  не  приходится
сомневаться. Русские приступают к сборке ракет "Зет-четыре" в Якутске.
   Лимен смотрел на начальника  разведки  безразличным  взглядом.  "Зет-4"
была русским эквивалентом американской ракеты "Олимп" с нейтронной  боевой
частью. Договор не предусматривал уничтожения самих ракет  -  он  требовал
демонтирования боевых частей и проведения инспекции на заводах,  чтобы  не
допустить дальнейшего производства этих ракет.
   Если  они  тайно  от  инспекторов   построили   где-то   новый   завод,
производящий ракеты "Зет-4", - это потрясающий факт. Значит, Кремль  решил
нарушить договор и сознательно пойти на риск быть  разоблаченным.  Значит,
конец тщательно разработанным планам Лимена и  его  сокровенным  надеждам.
Значит, - и это поразило его, как удар грома,  -  конец  всей  цивилизации
вообще.
   Помимо всего этого, сообщение Либермена  означало,  что  генерал  Скотт
оказался прав в своих  сомнениях.  В  напряженном  мозгу  Лимена  молниями
вспыхивали  различные  предположения   со   всеми   вытекающими   из   них
последствиями,  перед  глазами  замелькали   заголовки   газет:   "КРАСНЫЕ
ОДУРАЧИВАЮТ ЛИМЕНА. РЕСПУБЛИКАНЦЫ ОБВИНЯЮТ".
   А если предсказания Скотта подтвердились, то какое право  имеет  теперь
он, президент, оказавшийся столь легковерным, бороться с ним?
   Лимен  глубже  опустился  во  вращающееся  кресло.  Его  лицо  казалось
Либермену  безучастным,  ничего  не  выражающим.   Руководитель   разведки
продолжал:
   - Отрывочные сведения  начали  поступать  к  нам  еще  с  понедельника,
господин президент, но ничего нового они не дали. Мы знали, что  в  Якутск
отправляют специальный сплав, применяющийся  в  ракетах  "Зет-четыре".  Во
вторник туда вылетели  специальным  самолетом  из  Москвы  трое  ученых  -
руководители проекта "Зет-четыре". И наконец, вчера вечером  мне  позвонил
дежурный офицер НИЦ. "Сол, - говорит он, - в Якутске делают "Зет-четыре".
   НИЦ -  так  сокращенно  назывался  национальный  информационный  центр,
размещенный в подвалах Пентагона, где специалисты из всех разведывательных
органов несли круглосуточную вахту, следя при  помощи  особых  электронных
вычислительных машин за всем, что происходит в коммунистическом  мире.  Их
задача состояла в том, чтобы собрать  воедино  все  элементы  головоломки,
которую представляли передвижения  войск,  перевозки  оружия,  материалов,
поездки политических деятелей, ученых в лагере красных, и  раскрыть  любую
затею, представляющую угрозу для Соединенных Штатов.
   Лимен молчал, а Либермен рассказывал:
   - Около полуночи, настроенный весьма скептически, я отправился  в  НИЦ.
Хотел увидеть все своими глазами. К трем часам ночи я убедился, что ребята
правы. Они собрали данные о движении не менее двадцати пяти  или  двадцати
шести видов грузов, относящихся исключительно к "Зет-четыре",  и  все  эти
грузы устремились к Якутску.
   Либермен склонился над столом и  начал  делать  отметки  на  карте.  Он
прочертил карандашом линию от Москвы: маршрут троих ученых.  Другую  линию
он провел от Новосибирска; новый  прибор  для  сложной  системы  наведения
ракеты. Из Волгограда -  несколько  чувствительных  электронных  приборов,
которые изготовляются  только  на  одном  местном  заводе  и  используются
исключительно в ракетах "Зет-4". Линии на карте росли, перекрещиваясь друг
с другом.
   - Если это правда, то договору конец.  А  может  быть,  и  всему  миру.
Надеюсь, об этом поставили в известность  комитет  начальников  штабов?  -
спросил Лимен.
   - Да. Дежурный офицер НИЦ как  раз  сейчас,  должно  быть,  докладывает
генералу Скотту. Я не счел нужным собирать еще одно совещание  для  оценки
этих фактов: вопрос и так совершенно ясен.
   Лимен в раздумье теребил уголок карты. Либермен  явно  ожидал  от  него
каких-то действий. "Стране в настоящее время грозит не одна эта опасность,
Сол, - думал Лимен, - и неизвестно, какая из них больше.  И  откуда  ждать
помощи? Джирард больше ничего не посоветует - никогда. Есть еще Рей  Кларк
- но где он? Остается один Крис. Нет, остается только Джордан Лимен".
   Лимен нажал кнопку, и тут же вошла Эстер.
   - Эстер, -  сказал  президент,  -  сообщите,  пожалуйста,  всем  членам
Национального  совета  безопасности,  что  во  вторник   утром   состоится
специальное заседание. Назначьте  его  на  девять  часов.  Передайте,  что
вопрос очень важный и никто не должен посылать вместо себя заместителей.
   Эстер быстро записала распоряжение президента и вышла.
   - Во вторник? - переспросил Либермен. - Это  значит  через  пять  дней,
господин президент!
   Лимен кивнул.
   - Так я хочу. Мы должны быть абсолютно уверены, что наши  предположения
основательны, прежде чем бить  тревогу.  Я  не  могу  ставить  под  угрозу
договор на основании сомнительных сведений, даже если мы с вами верили  бы
им. Кроме того, я хочу, чтобы присутствовали все члены совета, в том числе
Вине Джианелли, а он вернется из Италии только ко вторнику.
   На подвижном лице Либермена отразилось разочарование.
   -  Послушайте,  Сол,  -  сказал  президент.  -  До  первого  июля,  дня
вступления договора в  силу,  остается  больше  шести  недель.  Мы  должны
избегать неосмотрительных действий.
   Когда  директор  ЦРУ  ушел,  Лимен  постарался   хладнокровно   оценить
положение. Впервые за этот день его мысли текли свободно, не  сдерживаемые
никакими  барьерами.  Лимен  сразу   понял,   что,   если   сведения   ЦРУ
подтвердятся, нельзя будет ограничиться полумерами.
   "Должен ли я  выступить  перед  Организацией  Объединенных  Наций?  Или
предложить главе Советского правительства обменяться  визитами  на  пункты
сборки  ракет,  чтобы  каждый  при  этом  мог  выбрать  город  по   своему
усмотрению? Может быть, обратиться с речью ко всему  миру,  объявить,  что
США имеют сведения о том, что происходит в Якутске, и  потребовать,  чтобы
Кремль тотчас же согласился допустить международную инспекцию? Или сделать
еще  более  решительный  шаг  -  вылететь  в  Москву  и  лично  предложить
советскому премьеру совместно совершить поездку на любую  из  американских
ракетных баз, остановившись по пути в Якутске?
   Но как быть со Скоттом? Что,  если  он  ухватится  за  эти  сведения  и
распространит их по всей стране, прежде чем я  сумею  до  него  добраться?
Что, если нам  не  удастся  остановить  его  до  субботы?  Да  и  как  его
остановить?"
   - Эстер, - спросил он по внутреннему телефону, - ничего  не  слышно  от
Рея?
   - К сожалению, губернатор, все еще ни звука.
   Лимен скомкал  свои  заметки  и  маленькую  карту  России,  принесенную
Либерменом, потом снова расправил их и медленно разорвал на клочки.  Когда
он  бросил  обрывки  в  мусорную  корзину,  ему  пришла  в  голову  мысль,
заставившая его улыбнуться.
   "Интересно, - подумал он, - если в  следующий  четверг  в  этом  кресле
будет сидеть генерал Скотт, потребуется ли ему помощь Национального совета
безопасности, чтобы принять решение по этому якутскому делу?"



ЧЕТВЕРГ, ПОЛДЕНЬ

   Джигс Кейси улыбнулся своей  обезоруживающей  улыбкой.  Мортон  Фримен,
допив второй бокал вина, потянул к себе меню вместе  с  клетчатой  линялой
скатертью. Пустой  бокал  из-под  коктейля  свалился  на  пол  и  разбился
вдребезги. Сценарист свирепо посмотрел на Кейси.
   - О господи, - заворчал он, -  терпеть  не  могу  безликих  людей.  Они
действуют мне  на  нервы.  Я  обещал  Шу  встретиться  с  вами  только  из
любезности к ней; вы же все ходите вокруг да около.
   - Я не хочу вступать в политические  споры,  мистер  Фримен.  Мне  надо
только выяснить некоторые вопросы.
   Фримен взглянул на него сквозь очки в черной  оправе  и  откинул  назад
сбившиеся на лоб волосы. Он огляделся кругом, словно искал в переполненном
ресторане союзников. Кейси чувствовал себя как иностранец, который  должен
предъявить метрдотелю паспорт.
   - Я вас не понимаю, Кейси, -  продолжал  Фримен.  -  Вы  говорите,  что
хотите разоблачить Макферсона, с тем  чтобы  Вашингтон  мог  заткнуть  ему
глотку, но вместе с тем не желаете ничем рисковать. Неужели вы никогда  не
решаетесь поставить под удар свою толстую, жирную шею?
   Все началось  довольно  мирно.  Кейси  сразу  узнал  Морти  Фримена  по
описанию Шу. Когда они уселись в дальнем углу "Чаши", он просто, хотя и не
совсем  правдиво,  изложил  свое  дело.  Кейси  назвал  себя   демократом,
занимающим скромную должность в одном из федеральных учреждений,  и  одним
из  многочисленных  друзей  президента  Лимена,  озабоченных   все   более
яростными нападками Гарольда Макферсона на правительство и  на  договор  о
ядерном разоружении.
   Фримен тут же стал страстно осуждать ядерное оружие и прежнюю  политику
Соединенных Штатов, вознося похвалы Лимену за  то,  что  у  него  "хватило
мужества" понять, что "коммунисты тоже хотят жить". Когда  же  он  заявил,
что недоверие правительств  Эйзенхауэра  и  Кеннеди  к  русским  отбросило
цивилизацию на два десятилетия назад, Кейси мягко выразил свое  несогласие
с ним. Но Фримен все равно продолжал бушевать. Он  обрушился  на  военных,
называя их "современными франкистами", проклинал  республиканскую  партию,
торговую палату, ассоциацию медицинских работников и  провозгласил  Лимена
"единственным государственным деятелем мирового масштаба со времен Неру".
   Когда  Кейси  возразил,  что  взгляды  этих  двух  деятелей  совершенно
противоположны, Фримен замолчал и уставился  на  своего  собеседника,  как
будто впервые его заметил.
   - Скажите, - спросил он, - какова же все-таки ваша точка зрения?
   Кейси замялся, но Фримен отрезал ему путь отхода. Кейси решил,  что  не
стоит горячиться, пока он  не  получит  необходимых  сведений.  Фримен  же
продолжал настаивать, чтобы он изложил ему свои политические взгляды.
   - Послушайте, - сказал наконец Кейси, - я не боюсь рисковать, но сейчас
это не входит в мою задачу. Я стараюсь добыть некоторые факты, чтобы можно
было  поставить  Макферсона  на  место,  а   мои   взгляды   на   проблему
деторождения, например, или на помощь Югославии не имеют к этому  никакого
отношения. Хотите помочь мне или нет?
   Фримен отодвинулся от стола.
   - А почем я знаю, может, вы какой-нибудь паршивый агент  ФБР  и  хотите
поймать меня на слове, чтобы внести в черный список?
   - Вам нечего бояться.  Не  думаете  же  вы,  что  Шу,  которая,  кстати
сказать, мой старый друг,  приготовила  вам  ловушку.  Ну  ладно,  давайте
говорить серьезно.
   - Плевать мне на вас, - сказал Фримен уже менее воинственно. -  Давайте
закажем, раз вы угощаете, а потом уж задавайте свои вопросы, а я посмотрю,
может, и отвечу.
   Пока он изучал меню, Кейси еще раз продумал план беседы.  Они  заказали
завтрак, но Фримен решил, что сначала ему требуется еще порция вина.
   - В сущности, - начал Кейси,  у  меня  к  вам  лишь  пара  вопросов  по
секрету. Прежде всего нам надо иметь представление о  характере  отношений
между Макферсоном и генералом Скоттом, председателем комитета  начальников
штабов.
   - Да они закадычные друзья, - со злобой отвечал Фримен. - Скотт  был  у
Мака в Коннектикуте два или три раза. Мак несколько раз принимал участие в
секретных "инструктажах", на которых присутствовали  только  консерваторы.
Вы  знаете,  генерал  говорил  им,  что  социальное  обеспечение   -   это
первородный  грех  и  что,  если  так  пойдет,  все   мы   завтра   станем
коммунистами. Консерваторам  такие  рассуждения  нравятся,  и  они  готовы
поддержать кандидатуру Скотта на президентских выборах.
   - Вы серьезно говорите, что Скотт намерен баллотироваться в президенты?
   - А вы что думали? Конечно намерен. А Макферсон хочет прослыть  творцом
президентов.
   - Когда проводились эти совещания? - спросил Кейси.
   Фримен вцепился в свой бокал, как будто испугался, что его отберут.
   - Одно было как-то зимой, потом одно  в  апреле.  Мне  запомнилось  это
последнее совещание, потому что Мак вызвал  меня,  чтобы  исправить  текст
передачи и включить туда кое-что из высказываний Скотта.
   -  Ну  а  как  насчет  будущей  субботы?  Говорят,  он  готовит  что-то
особенное?
   -  Я  сам  ничего  не  знаю.  Он  ни  черта  не  говорит  мне  об  этой
экстраординарной передаче. А это что-нибудь да значит. Ведь он платит  мне
семьсот долларов в неделю за мою писанину  и  имеет  право  выкачать  меня
досуха. Говорит, что хочет сам написать текст своей речи. - Фримен  сделал
презрительную гримасу. - Советую вам приготовить хорошие затычки для ушей,
Кейси. Мак способен трепаться, как заведенный, но  написать  он  не  может
даже собственной фамилии.
   -  Выходит,  газетные  сплетни  подтверждаются?  Я  хочу  сказать,   он
действительно просил радиовещательную компанию выделить ему время?
   - Ну конечно! Сегодня утром он сказал мне, что РБК  дала  согласие.  Он
получает целый час, с шести до семи,  за  свой  счет.  И  выложит  за  это
шестьдесят пять тысяч из своего кармана.
   - А он представит заранее текст своего выступления? - спросил Кейси.
   - Нет. По существующим правилам он, конечно, обязан, но на сей  счет  у
них есть неписаное соглашение. Единственное, что от него требуется, -  это
не приклеивать обидных кличек своим политическим противникам.
   Фримен продолжал болтать о Макферсоне, со  смаком  и  со  знанием  дела
копаясь  в  его  недостатках,  словно  психиатр,  анализирующий   характер
дьявола. Кейси слушал без интереса. Фримен исчерпал свой запас  фактов,  а
его суждения едва ли стоили платы  за  завтрак,  которая,  когда  принесли
счет, составила 12 долларов 75 центов.
   - Меня удивляет одно, - сказал Кейси, расплатившись по счету. - Если вы
так ненавидите Макферсона, зачем вы на него работаете?
   Фримен впервые искренне улыбнулся:
   - Он меня так бесит, что  я  трачу  все,  что  зарабатываю,  только  бы
как-нибудь забыть свою работу. Любой порядочный  либеральный  комментатор,
который предложит мне работу, может заполучить  меня  по  сходной  цене  -
вплоть до шестисот девяноста пяти долларов в неделю.
   Кейси  вышел  вслед  за  Фрименом   из   переполненного   ресторанчика,
отвернувшись  в  сторону,  чтобы  не   быть   кем-нибудь   узнанным.   Его
нью-йоркская миссия подходила к концу, и он чувствовал, что особого успеха
не добился, хотя  ему  удалось  подтвердить  имевшиеся  подозрения  насчет
заговора. Что же касается налоговой декларации Миллисент Сеньер,  то  она,
вероятно, не представит особой ценности. Он думал  о  Джирарде.  Надо  же,
чтобы с таким славным парнем приключилось такое! И в каком затруднительном
положении оказался теперь президент! Правда, мисс  Таунсенд  сказала,  что
Джирард передал по телефону  хорошую  весть.  Удалось  ли  ему  что-нибудь
выяснить? Скорей бы уж добраться до аэродрома и сесть в самолет.
   На тротуаре, под тентом витрины, Фримен, щурясь  от  солнечного  света,
ткнул Кейси пальцем в грудь.
   - Вы не похожи на человека, пригодного для таких  дел,  но  я  все-таки
надеюсь, что вашей группе удастся свалить Макферсона и Скотта и оздоровить
общую атмосферу.
   Кейси протянул ему руку.
   - Ну, спасибо, мистер Фримен.  Все,  что  вы  мне  рассказали,  я  буду
хранить в тайне.
   Фримен уклонился от рукопожатия, и его прощальные  слова  прозвучали  с
нескрываемым сарказмом:
   - Все же постарайтесь, Кейси, занять определенную  позицию.  Вам  будет
полезно разбить себе нос за стоящее дело. Прощайте, дружище.
   Кейси посмотрел ему вслед. "Сынок, - сказал он про себя, - если бы  мне
не надо было  возвращаться  в  Вашингтон,  я  бы  сейчас  же  свернул  шею
кое-кому..."
   В Белом  доме  Джордан  Лимен,  рассеянно  жуя  сандвич,  читал  сводку
последних новостей, принесенную Фрэнком Саймоном. В  ней  содержались  три
дополнения к сообщению о катастрофе, полученному  утром,  -  перечислялись
кое-какие  подробности  ее,  и  было  одно  новое  сообщение,  по-видимому
написанное корреспондентом, побывавшим на месте происшествия:
   "Ла-Гранха, Испания. Расплющенные и обгорелые обломки, разбросанные  по
голым склонам кастильских холмов, - вот все, что осталось  от  гигантского
трансокеанского  лайнера,  потерпевшего  здесь  катастрофу  рано  утром  в
четверг.
   Полиция и спасательные команды продолжают  разыскивать  среди  обломков
самолета тела пассажиров, в числе которых находился Поль Джирард, 45  лет,
секретарь президента Лимена.
   Отдельные куски крыльев и части двигателей были найдены на значительном
расстоянии от места катастрофы,  что  свидетельствует  об  ужасающей  силе
удара. Причина катастрофы не установлена, хотя пилот вскоре  после  вылета
радировал на контрольно-диспетчерский  пункт  мадридского  аэродрома,  что
вследствие технических неполадок он возвращается в испанскую  столицу  для
устранения неисправностей.
   Представители авиакомпании заявили, что, возможно,  удастся  установить
характер  неисправностей.  Хотя  большая  часть  самолета   сгорела,   они
надеются,  что  уцелевшие  приборы  из  кабины  летчика  и  регистрирующие
устройства могут дать ключ к объяснению причин катастрофы,  самой  крупной
за последние пять лет".
   "Да, - подумал Лимен, - это кладет конец  последней  возможности  найти
маленький  клочок  бумаги,  который  мог  бы  заставить  Скотта  подать  в
отставку.   Пожалуй,   единственной   надеждой   получить   сколько-нибудь
основательные доказательства остается доклад Кларка из Эль-Пасо.  Но  боже
мой, почему же он молчит?"
   Впрочем,  Лимен  с  тяжелым  чувством  вынужден  был  признать,  что  и
доказательство существования секретной базы, не утвержденной  президентом,
- шаткое основание для увольнения председателя комитета начальников штабов
и его коллег - всем известных генералов. Страна просто не  поймет,  почему
популярный генерал должен быть смещен с поста только за то, что он  принял
меры, хотя бы и секретные, для охраны систем связи.
   "Может быть, Крис прав, - подумал он, - и надо действовать в открытую?"
   Лимен чувствовал себя как священник, чья паства внезапно покидает его в
то самое утро, когда должна состояться  торжественная  церемония  открытия
новой церкви.
   Эстер приоткрыла дверь ровно  настолько,  чтобы  можно  было  просунуть
голову.
   - Доктор Креймер напоминает, что через пять минут вы должны быть в  его
кабинете для медицинского осмотра, - сказала она.
   Лимен вышел на веранду и направился через розарий по  дорожке,  ведущей
от западного крыла к особняку, в первом этаже которого  находился  кабинет
доктора.
   Погода  стала  лучше.  Полуденное  солнце  светило  через  тонкий  слой
плывущих по небу облаков, в воздухе приятно пахло  свежескошенной  травой.
Где-то проскрипела голубая сойка, и какая-то  птица,  сидевшая  на  ветвях
большой магнолии, стремительно кинулась на воробья.  Лимен  кивнул  агенту
секретной службы, скромно стоявшему у стены.
   Доктор  Горас  Креймер,  давнишний  врач  Лимена,  бросил  практику   в
Колумбусе, чтобы  следить  за  здоровьем  президента.  Болтая  о  перемене
погоды,   он   проводил   еженедельный   осмотр:   выслушивал   президента
стетоскопом; измерял кровяное давление, намотав ему на руку ленту и  надув
ее воздухом; исследовал с помощью рефлектора глаза, уши, нос и  горло.  На
этот раз, закончив осмотр, Креймер сел на табуретку и, небрежно  помахивая
стетоскопом, уставился на своего пациента.
   - Когда вы были последний раз в отпуске? - спросил он.
   Креймер  был  круглолицый  мужчина  с  глубоко   посаженными   глазами,
испытующе взиравшими на пациентов.
   -  Весной  я  провел  два  уик-энда  на  Голубом  озере,  -  как  будто
оправдываясь, ответил президент.
   - Я говорю  об  отпуске,  господин  президент,  -  повторил  Креймер  с
терпеливой настойчивостью.
   - Сейчас, дайте вспомнить... Прошлым летом я целую  неделю  отдыхал  на
озере.
   Креймер покачал головой, не отрывая глаз от Лимена.
   - Это тоже не отпуск, господин президент. В ту неделю у вас было по два
совещания в день, и, по моим подсчетам,  вы  только  три  раза  ходили  на
рыбалку.
   Лимен молчал. В мыслях он был весьма далек  от  кабинета  врача.  Холмы
Испании, Пентагон,  где  сидел  стройный,  подтянутый  генерал,  пустынные
просторы Юго-Запада - все это мелькало в его голове.
   - Я буду говорить прямо, Джордан, -  сказал  Креймер.  -  У  вас  опять
поднялось  давление,  и  мне  это  совсем  не  нравится.  Отныне  извольте
выполнять мои предписания. Вам надо уехать по крайней мере недели на  две.
Можете проводить одно совещание в неделю - и как можно  меньше  телефонных
разговоров.
   Президент покачал головой и чуть улыбнулся:
   - Не могу, Горас. Придется подождать до  июля,  когда  вступит  в  силу
договор.
   Креймер попытался изменить курс.
   - Если вы не дорожите своим здоровьем, подумайте о моей репутации. Ведь
я не смогу заработать в Колумбусе ни цента, если вы умрете по моей вине.
   - Сможете, - усмехнулся Лимен. -  Объявите  только,  что  я  был  самой
крупной вашей ошибкой.
   Креймер только пожал плечами. Лимен снял с вешалки пиджак, надел его  и
зашагал обратно в свой кабинет, не подозревая, что доктор, стоя в  дверях,
провожает его взглядом. Креймер бросил на стол  стетоскоп  и  обратился  к
медсестре, вошедшей в кабинет после ухода Лимена.
   - Где логика? Мы избираем человека президентом, а потом  стараемся  как
можно  скорее  его  угробить.  Иногда  мне  кажется,  что  идет   какое-то
непрерывное состязание: кто рухнет раньше - президент или страна.
   Джордан Лимен снова задержал  взгляд  на  магнолии.  Птицы  улетели,  и
единственным звуком, нарушавшим тишину, было отдаленное жужжание самолета.
Оно с новой силой напомнило ему о Поле  Джирарде  и  о  всех  его  планах,
которые вдруг начали рушиться на глазах. Лимен прошел мимо охранника, даже
не взглянув на него,



ЧЕТВЕРГ. ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ

   "Такова уж  наша  дипломатическая  служба,  -  размышлял  Генри  Уитни,
выезжая  из  Мадрида.  -  В  каждом  задании,  которое  получаешь,  обычно
сочетается и хорошее и плохое".
   Но теперешнее поручение было явно неприятным. Из-за него Уитни пришлось
пожертвовать первым за три недели свободным вечером в  домашнем  кругу.  А
все потому, что посол, желая угодить Белому дому, поручил  это  дело  ему,
человеку высокопоставленному, хотя со всем этим вполне бы справился  самый
младший сотрудник из отдела Уитни. Политика - вот в чем все дело.
   Единственное, что утешало Уитни, - это возможность проехать по  местам,
которые он любил больше всего на  свете.  И  теперь,  ведя  "мерседес"  по
автостраде, уходящей на северо-запад, в горы,  он  радовался  этой  мысли.
Уитни открыл эти горы,  когда,  став  чиновником  дипломатической  службы,
впервые получил назначение в Испанию, и с тех пор не переставал их любить.
Он решил срезать путь, свернув с шоссе у Вильяльбы, где начинается  горный
перевал, и взобраться вверх к Ла-Гранха по проселочной  дороге.  Хоть  это
был и не самый короткий путь через Сьерра-де-Гвадаррама, но ему  нравилась
эта дорога, и он давно уже по ней не ездил. Он попадет к месту  катастрофы
задолго до наступления темноты, посмотрит на  обломки  самолета,  выполнит
необходимые формальности в полиции, и еще останется время, чтобы  прилично
пообедать  и  как  следует  выспаться.  Не  было   никакой   необходимости
возвращаться в столицу до завтрашнего дня.
   Уитни,  сбавив  скорость,  въехал  в  Торрелодонес  и  стал   осторожно
пробираться к центру города по запруженной пешеходами и вьючными животными
улице,  мимо  подтянутых,  но  совершенно  бездеятельных   полицейских   -
регулировщиков движения. Выехав  на  противоположную  окраину  города,  он
прибавил скорость и снова впал в мечтательное настроение.
   Что же все-таки заставило старину Арчи поднять столько шуму вокруг этой
авиационной катастрофы? Никого в посольстве особенно не взволновало, что в
списке погибших пассажиров значилось имя сотрудника Белого дома. Мало  кто
вообще слышал о Поле Джирарде. С трудом вспомнили, что это  был  секретарь
президента по вопросам назначения встреч и приемов. Никто и не подозревал,
что он находится в Испании. Вероятно, он недолго пробыл в  стране,  потому
что  работники  консульств,  подчиненные  Уитни,  имели  строгое,  хотя  и
неофициальное распоряжение сразу же извещать его, когда в их руки  попадет
паспорт сотрудника Белого дома или члена конгресса.
   Как только посол Арчибальд Литл узнал о катастрофе  -  это  было  около
полудня, - он вызвал Уитни  по  внутреннему  телефону,  и  полчаса  спустя
генеральный  консул  получил  приказание  лично   отправиться   на   место
происшествия и посмотреть,  не  осталось  ли  чего-нибудь  такого,  о  чем
следовало бы позаботиться посольству. Уитни спросил, было ли на этот  счет
распоряжение из Вашингтона. Посол  ответил  довольно  резко,  что  никаких
распоряжений не было, но никогда не мешает  дать  понять  государственному
департаменту, не говоря уже о Белом доме, что  посольство  заботится  и  о
мелочах - ведь они тоже могут иметь значение.  Кроме  того,  Уитни  должен
сообщить по телеграфу о состоянии останков  Джирарда  и  ждать  дальнейших
инструкций из Вашингтона. Последнее, видимо, действительно что-то значило,
хотя в общем-то с этой работой мог справиться любой из подчиненных Уитни.
   "Вот так, - размышлял он, - папаша Арчибальд и достиг своего  нынешнего
положения.  Он  знает,  что  делает,  хотя  президенту  Лимену,   конечно,
совершенно  безразлично,  какого  ранга  консульский  чиновник  отправится
собирать останки его покойного помощника".
   Уитни прервал свои размышления. Все эти рассуждения "неконструктивные",
решил он, вспомнив излюбленное выражение дипломатов. Он давно уже научился
не растравлять душу напрасными  раздумьями  о  неприятностях,  считая  это
пустой тратой  времени.  На  дипломатической  службе  было  немало  людей,
которые портили жизнь себе и другим из-за мельчайших пустяков, не  стоящих
выеденного яйца.
   Он сосредоточил свое внимание на управлении машиной, успевая  в  то  же
время следить за ландшафтом. Его чудесный маленький "мерседес"  (одним  из
немногих преимуществ этой страны, которое тщательно скрывали  от  приезжих
американских сенаторов, были низкие цены на хорошие автомобили)  несся  по
извилистой горной дороге, как по бульвару. Уитни не знал лучшего  места  в
мире, чем этот  двадцатикилометровый  участок  пути.  Вначале  дорога  шла
вверх, к перевалу  Навасеррада,  потом  спускалась  через  покрытые  лесом
северные склоны гор и вела к Ла-Гранхи, где среди пышных садов и  фонтанов
стоял изумительной красоты летний дворец Габсбургов.
   По мере  того  как  дорога  поднималась  вверх  к  перевалу,  местность
становилась все более голой и мрачной - и  так  до  самой  вершины.  Внизу
виднелись домики лыжной базы, запертые на лето,  с  наглухо  заколоченными
ставнями. Вся прелесть  Пуэрто-де-Навасеррада  заключалась  в  разительном
контрасте между двумя склонами  горы.  Южный  склон  был  усеян  огромными
камнями и почти лишен зелени, а северный покрыт густым сосновым лесом.
   Уитни миновал указатель на гребне горы, въехал в сосновый лес  и  начал
спускаться по извилистой дороге, то пересекая залитые солнцем  поляны,  то
ныряя в густую  тень  деревьев.  Лес  был  большой,  деревья  росли  через
правильные промежутки; вся земля, кроме небольших зеленых островков,  была
сплошь покрыта опавшей сосновой хвоей.
   Уитни исходил эти места двадцать лет назад. Сейчас он несся вниз, минуя
крутые повороты, проехал через белый бетонный мост, - говорят, тот  самый,
который взорвали партизаны  в  романе  Хемингуэя  о  гражданской  войне  в
Испании. В ту весну Уитни носил  эту  книгу  в  своем  рюкзаке  и,  полный
романтических чувств и смутной тоски, мысленно жил одной жизнью с  героями
Хемингуэя.
   Час спустя  Генри  Уитни  был  всецело  поглощен  делом,  взбираясь  на
невысокий холм около Ла-Гранхи с Хуаном Ортегой, офицером местной полиции.
Они подошли к месту катастрофы. В широкой уродливой борозде, протянувшейся
вдоль гребня, еще дымились куски обгорелого, искореженного металла.  Груда
побольше обозначала, по-видимому, то,  что  некогда  было  фюзеляжем.  Еще
дальше, ярдах в двухстах, лежали обломки, в которых можно было  распознать
носовую часть с измятой кабиной пилота. Видимо, при столкновении с  землей
нос машины был приподнят, подумал Уитни, и эту часть отбросило в  сторону,
поэтому она не пострадала от огня.
   - Если это не очень обременительно, -  по-испански  обратился  Уитни  к
офицеру, когда они пробирались мимо обломков, - не могли  бы  вы  оставить
здесь несколько солдат до прибытия следственной комиссии  авиакомпании?  В
таких случаях опытный глаз  очень  много  значит  для  определения  причин
катастрофы, и лучше, если все останется, как было.
   - Разумеется, - согласился Ортега. - Как видите, я привел сюда  солдат,
чтобы  отгонять  любопытных.  -  Три  солдата  в  серо-зеленой  форме,   с
винтовками на ремень стояли  невдалеке.  -  Никто  сюда  не  сунется.  Все
осталось,  как  было,  кроме  нескольких  мелких  предметов,  которые   мы
подобрали и сложили в моей канцелярии. Я их вам отдам.
   При виде обгорелых частей тел Уитни стало не по себе. Отвернувшись,  он
спросил, не пытались ли установить личность погибших. Ортега пожал плечами
и сказал, что  это  невозможно.  Распознать  удалось  только  трех  членов
экипажа, трупы которых были найдены в разбитой кабине пилота.
   Они спустились вместе по склону холма, сели в машину Уитни и поехали  в
город. Войдя в свою канцелярию, Ортега приказал солдату  принести  хересу,
потом взял стоявший в  углу  старый  деревянный  ящик  из-под  патронов  и
поставил его на стол.
   - Это все, сеньор. Уж очень сильный был пожар.
   В ящике было не  много  вещей.  Уитни  осторожно  вынул  две  обгорелые
книжки, одну  сережку,  распоротую  дорожную  сумку,  пропитанную  запахом
коньяка, исходившим  из  лежавшей  в  ней  разбитой  подарочной  бутылочки
фундадора, мужскую шляпу, разорванный дамский кошелек, половину  форменной
шапочки стюардессы и измятый серебряный  портсигар,  который  нельзя  было
открыть, потому что заело замок.
   Уитни с содроганием рассматривал все, что  осталось  от  сорока  восьми
человек. Его бросило в  жар  и  начало  поташнивать  от  затхлого  воздуха
канцелярии. "К черту, я слишком стар для таких дел, - подумал он, -  пусть
этим занимается молодежь". Тем не менее он старался казаться  спокойным  и
невозмутимым и неторопливо потягивал херес.
   - Большое спасибо, - сказал он, допив стакан. - Мне пора  отправляться.
С вашего разрешения, я возьму этот ящик с собой.
   - Пожалуйста, - согласился офицер, вставая вслед за  Уитни.  -  Надеюсь
встретиться с вами еще, сеньор, при более приятных обстоятельствах.
   Уитни вышел  из  канцелярии.  Приятно  было  вдохнуть  свежий  вечерний
воздух. Он открыл  багажник  "мерседеса",  положил  туда  ящик,  захлопнул
крышку и запер ее на замок. "Главное сейчас - выпить хорошую порцию  виски
и спокойно поспать, - решил он. - Заняться этими вещичками можно и  потом.
Собственно говоря, от меня требуется только выложить их на  стол  Арчи,  и
больше ничего".



ЧЕТВЕРГ, ВЕЧЕР

   Хэнк Пайкот чистил рыбу для обеда на  большом  плоском  камне  у  самых
мостков, когда услышал шум подвесного мотора лодки, огибавшей остров. Хотя
мотор работал на малых  оборотах  и  шум  его  был  еле  слышен,  Хэнк  по
глубокому хриплому звуку узнал одну из  тех  больших,  сдаваемых  напрокат
лодок, что стояли у пристани около дома Эдвардсов.
   "Черт побери, - подумал он, - еще только середина мая, а эти спортсмены
уже тут как тут. Скоро здесь не будет покоя даже  зимой,  да  и  рыбу  всю
выловят".
   Хэнк искоса следил за лодкой, показавшейся из-за поворота. В  угасающем
свете дня он различил, что  это  действительно  одна  из  лодок  Эдвардса,
непомерно большая, с сорокасильным  мотором,  слишком  мощным  для  такого
маленького озера. Три человека, находившиеся  в  лодке,  вовсе  не  ловили
рыбу, а, медленно продвигаясь вдоль берега, изучали остров.
   И Хэнк вспомнил телефонный звонок Джордана Лимена. Ох уж  эта  газетная
братия! Вечно им нужны новые снимки. Кажется, прошлым летом они  наснимали
столько, что хватило бы на все журналы до скончания века.
   Пайкот только что выпотрошил последнюю рыбу, когда человек, стоявший на
носу лодки, показал  на  него  пальцем  и  стал  что-то  говорить  другим.
Сидевший на корме, у мотора, резко повернул лодку к мосткам.
   Лодка с выключенным мотором медленно заскользила вдоль мостков. "Что-то
они не похожи на городских  парней,  -  подумал  Пайкот,  -  какие  обычно
приезжают на Голубое озеро. У них такой вид, как будто они живут все время
на воздухе. Крепкие ребята! Видать, умеют постоять за себя. И только  один
маленький фотоаппарат. Нет, не похожи они на фотографов".
   Пайкот поболтал ножом в воде, вытер его о  штаны  и  засунул  в  ножны,
висевшие на поясе. Потом вымыл руки в холодной воде. За все  время  он  не
проронил ни слова.
   - Вы здешний сторож?  -  заговорил  стоявший  на  носу  -  черноволосый
мужчина с густыми бровями и шрамом на щеке.
   - Как будто, - ответил Пайкот. - А что такое?
   - Секретная служба, - сказал черноволосый. - Проверяем, как тут обстоят
дела перед приездом президента. Обычная проверка.
   "Вот как? - удивился Пайкот. - Что-то я вас раньше никогда не видел,  а
когда приезжает секретная служба - это всегда одни и те же ребята. К  тому
же Лимен уже два раза был здесь в этом году, а по телефону  он  ничего  не
говорил насчет новой проверки. Может, вы думаете, что я совсем  ничего  не
понимаю?"
   Черноволосый продел носовую цепь  через  одно  из  колец,  вделанных  в
мостки, и приготовился прыгнуть на берег.
   - Постойте-ка, - сказал Пайкот, переходя с плоского камня на мостки.  -
Этот остров - частная собственность президента.
   Черноволосый все-таки поднялся на мостик и встал перед Пайкотом.
   - Не беспокойся, дружище! Мы  из  Вашингтона.  Хотим  только  осмотреть
остров и проверить связь - радио и все  такое  прочее.  Как  она  работала
зимой - хорошо?
   Пайкот не спеша вытащил сигарету из пачки, засунутой в карман  рубашки,
и закурил. Застегнул карман. "Рожа у этого парня, как у дикобраза,  ничуть
не лучше, - подумал он. - Если он действительно из  секретной  службы,  то
должен бы знать, что военные связисты проверили всю аппаратуру  еще  месяц
назад".
   - А у вас есть какое-нибудь удостоверение? - спросил Пайкот.
   Черноволосый молча уставился на него. Сидевший  посреди  лодки  потянул
своего товарища за брюки, и тот, не  говоря  ни  слова,  отвязал  цепь  от
кольца и сел в лодку.
   - Ну что ж, если вы говорите, что связь в порядке,  пожалуй,  можно  не
проверять второй раз, - произнес он наконец.
   "Да я же ничего такого не говорил", - изумился Пайкот, но промолчал.
   Черноволосый дал знак своему помощнику, сидевшему на корме.  Тот  завел
мотор, лодка отошла от берега и  медленно  направилась  к  дальнему  концу
острова.
   Пайкот собрал рыбу и пошел по усыпанной сосновой хвоей дорожке к  дому.
Бросив рыбу в холодильник, он вышел на крыльцо. Хотя дом  стоял  на  самой
высокой точке островка, окружающие деревья скрывали из виду большую  часть
береговой линии. Но он мог следить за  курсом  лодки,  медленно  огибавшей
остров, по шуму мотора. Один  раз  лодка  остановилась  на  дальнем  конце
островка, где была установлена радиомачта и  выходил  из  воды  телефонный
кабель, но через минуту  мотор  заработал  снова,  и  лодка  полным  ходом
направилась от острова к пристани.
   "Да, Лимен правильно говорил насчет посетителей, - размышлял Пайкот,  -
только не похоже, что эти люди из какого-то журнала. У них другое на  уме,
и уж наверняка недоброе. Может, стянуть что-нибудь хотели?"
   Тишину разорвал дребезжащий крик гагары. Пайкот взглянул  на  зеркально
гладкую поверхность озера, словно застывшего в  безветренных  сумерках,  и
поежился. Черт возьми, холодает. Он повернулся и  зашагал  к  дому,  чтобы
позвонить президенту.


   Когда в кабинете Лимена раздался телефонный звонок, за длинным кофейным
столом, уставленным тарелками, сидели четверо: Лимен, Кристофер Тодд,  Арт
Корвин и Джигс Кейси. Президент почти не  притронулся  к  еде,  он  только
выпил две чашки кофе и теперь тщетно пытался поддерживать огонь в  трубке,
пока ели остальные.
   - Может быть, это  Рей?  -  произнес  он,  поспешно  снимая  телефонную
трубку.
   Когда он узнал голос Пайкота, лицо его отразило разочарование, хотя  он
продолжал внимательно слушать. Закончив разговор, он  передал  другим  его
содержание, описав тех троих в лодке.
   - Это Бродерик, - заявил Кейси, - из миллиона людей не найдешь другого,
к кому бы так подходило это описание.
   - Что-то он забрался слишком далеко от дома, - заметил Корвин.  -  Ведь
от Эль-Пасо до Мэна добрых две тысячи миль.
   Тодд  одернул  полы  жилетки,  подобно  адвокату,  только   что   ловко
поймавшему на слове свидетеля, самодовольно  улыбнулся  хмурому  Лимену  и
весело сказал:
   - Господин президент, вам везет.
   - Везет? - переспросил тот. - По-вашему, когда  все  идет  прахом,  это
значит везет?
   - Послушайте, - сказал Тодд. Он вытащил  из  верхнего  кармана  жилетки
карандаш в серебряной оправе и постучал им по огромному желтому  блокноту,
который теперь стал столь же неотъемлемой принадлежностью его туалета, как
цепочка от часов или запонки. - С тех пор как я убедился  в  существовании
заговора...
   - Что произошло, насколько мне помнится, Крис, всего  двенадцать  часов
назад... - съязвил президент.
   Если не считать едва  заметной  улыбки,  адвокат  пропустил  мимо  ушей
замечание президента.
   - С тех пор как я убедился в этом, - продолжал он, -  меня  интересовал
один очень важный вопрос, а именно: сколько союзников у  Скотта?  Если  их
очень много и в заговор  втянуто  множество  воинских  частей,  больших  и
малых, то наше положение не из  легких.  Но  если  в  нем  участвует  лишь
несколько человек, хотя  бы  и  высших  командиров,  все  шансы  на  нашей
стороне.
   - Ну и что? - заинтересовался Лимен.
   - А то, что  если  генералу  Скотту  приходится  отправлять  полковника
Бродерика из Эль-Пасо, где он командует частью, играющей решающую  роль  в
операции, в Мэн с задачей, которую может выполнить  любой  рядовой  сыщик,
значит Скотт пускается в плавание с бумажными парусами.
   Но Лимена это заключение  не  обрадовало.  С  тех  пор  как  час  назад
собралась эта небольшая компания, он не переставал нервничать. Лимен встал
и зашагал по комнате, засунув руки в карманы брюк.
   - Не вижу, чем это может особенно помочь, Крис, - сказал он.
   - Поможет, если вы решите разгромить их немедленно, - ответил Тодд, - а
время для такого решения уже назревает.
   Но Лимен думал о другом.
   - Надо выяснить, что случилось с Реем. Господи,  не  может  же  сенатор
Соединенных Штатов просто так взять и исчезнуть? - Он взглянул на часы.  -
Прошло уже больше тридцати шести часов, с тех пор как  Джигс  расстался  с
ним в аэропорту. Не могу понять, в чем дело.
   Тодда подмывало намекнуть на бутылки, возвышавшиеся на подносе,  но  он
не решился. Не хотелось  еще  больше  раздражать  президента.  Но  что  же
все-таки могло случиться с Кларком? Они звонили в его канцелярию - там  не
знали, где он. Несколько раз звонили домой - никто  не  отвечал.  Пытались
связаться с отелем в Мейконе, где  Кларк  останавливался,  когда  ездил  в
Джорджию, - напрасный труд. Скорее всего, он  где-то  в  районе  Эль-Пасо.
Лимен даже предложил обзвонить все отели и мотели в  районе  Эль-Пасо,  но
Тодд убедил его, что это неосторожно.
   - Джигс, -  сказал  президент,  -  не  позвонить  ли  вам  на  квартиру
полковника Гендерсона в Эль-Пасо?
   - Я не уверен, господин президент, - начал Кейси, - стоит ли...
   - Все-таки попытайтесь, - повторил Лимен.
   Кейси понял, что это  приказ.  Он  достал  из  кармана  номер  телефона
Гендерсона  и  сделал  вызов  через  Эстер.  К  телефону  подошла   миссис
Гендерсон. Матт был на базе и сказал, что, вероятно, останется  там  и  на
воскресенье. Да, какой-то мистер Кларк вчера звонил, но сказал, что  летит
в Лос-Анжелос. Нет, от Кларка больше ничего не было.  А  разве  что-нибудь
случилось?
   Остальные трое выслушали Кейси,  изложившего  содержание  разговора,  в
молчании. Лимен налил себе еще чашку кофе. "Уже третья, - отметил про себя
Корвин, - он явно нервничает".
   Тодд в раздумье наморщил лоб. Потом,  постучав  костяшками  пальцев  по
блокноту, сказал:
   - Я хотел бы задать один прямой вопрос. Кто из присутствующих  считает,
что военный переворот не готовится?
   Корвин и Кейси промолчали.
   -  Хорошо,  если  бы  я  ошибался,  но  мне  кажется,   что   переворот
действительно готовится, - проговорил Лимен.
   - Мне тоже, - сказал Тодд. - На это указывает все, что выяснили Кейси и
Корвин. Об этом прямо говорит сообщение Джирарда. Я  думаю,  даже  генерал
Рутковский  подозревает,  что  тут  кроется  нечто  большее,  чем  скрытая
пропаганда начальников штабов, выступающих против  договора.  По-видимому,
адмирал Палмер тоже разделяет эти подозрения. - Тодд сделал  паузу,  потом
отрубил: - Но у нас нет никаких доказательств, способных убедить  суд,  не
говоря уже о широкой публике, которая благоволит  генералу  Скотту.  Более
того, не думаю, что нам удастся получить такие доказательства, если только
вскоре не вернется сенатор Кларк.
   - Я рассчитываю на Рея, - упрямо проговорил Лимен.
   - Это только надежда, но не реальность, господин президент, -  возразил
Тодд. - Получить доказательства, которые  заставили  бы  Скотта  подать  в
отставку,  представляется  мне   в   лучшем   случае   весьма   отдаленной
возможностью. Я считаю, что настало время вступить в борьбу.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я хочу сказать, что мы должны решить сейчас же, сегодня вечером,  как
вам обезвредить Скотта и сохранить свою власть.
   - Что же вы предлагаете, Крис? -  В  голосе  Лимена  не  было  никакого
интереса, как у человека, выслушивающего  уговоры  продавца,  хотя  он  не
намерен ничего покупать.
   - У меня есть кое-какие соображения, - сказал Тодд.  -  Надо  тщательно
обсудить их со всех сторон, но если бы решение  зависело  от  меня,  я  бы
сегодня же вечером сделал вот что:  во-первых,  вызвал  бы  сюда  генерала
Гарлока и  приказал  ему  выставить  усиленную  круглосуточную  охрану  на
центральном пункте управления теле- и радиосетями. И еще приказал  бы  ему
запереть ворота Маунт-Тандера и под угрозой военного суда не пускать  туда
никого - ни военных, ни гражданских - до  моего  распоряжения.  Во-вторых,
вызвал бы сюда Скотта и отстранил его...
   - А под каким предлогом? - перебил Лимен.
   - За самочинное создание ОСКОСС.
   - Но это же не убедительная причина, Крис, сами знаете.
   - Если он заартачится, я пригрозил бы ему  налоговой  декларацией  мисс
Сеньер, а если и это  не  подействует,  все  равно  отстранил  бы  его  от
должности и запер в одной из комнат этого дома  под  охраной  людей  Арта.
В-третьих, я отстранил бы Хардести, Диффенбаха и Райли от  занимаемых  ими
постов за тайный  сговор  с  целью  аннулирования  договора,  заключенного
президентом и ратифицированного сенатом.
   Выкладывая свои планы, Тодд  рявкал,  как  ротный  старшина.  Никто  не
пытался его прервать, и он продолжал:
   - В-четвертых, я назначил бы кого-нибудь из тех, кому доверяю,  скажем,
адмирала Палмера, председателем комитета начальников штабов и приказал  бы
ему  немедленно  расформировать  ОСКОСС.  Потом  я  вызвал   бы   генерала
Рутковского, поставил его во главе военно-воздушных сил и приказал бы  ему
немедленно отменить все распоряжения о переброске  транспортных  самолетов
на эту базу около Эль-Пасо. Если часть самолетов уже вылетела, я  приказал
бы ему вернуть их обратно. Наконец, я вызвал бы роту из третьего пехотного
полка и на несколько дней разместил бы ее здесь, вокруг Белого дома.
   Кейси удивился, что министр знает не только о  существовании  парадного
полка в Форт-Майере, но даже и о его истинном предназначении. Видно, он не
терял времени даром в эти дни.
   Лимен сидел, глубоко опустившись  в  кресло,  опершись  подбородком  на
большие пальцы, а остальными прикрыв нос.  Когда  Тодд  умолк,  он  слегка
улыбнулся.
   - Ну, Крис, - сказал он, - тут целый воз предложений. Вы  уверены,  что
ничего не забыли?
   - Да, еще вот что. - Тодд отмечал  пункты,  как  счетовод,  проверяющий
баланс. - Я вызвал бы директора телевизионной компании и попросил  его,  в
качестве личного одолжения, не давать этому бесноватому Макферсону времени
в субботу.
   Лимен ничего не ответил Тодду, а вместо этого обратился к Кейси:
   - Что вы думаете об этой программе, Джигс?
   - Вы хотите сказать, следует ли вам ее принять? - Кейси не ожидал,  что
у него спросят совета.
   - Нет, я хочу спросить вас, как военного человека, считаете  ли  вы  ее
осуществимой.
   - Я думаю, что она выполнима, сэр, если только вы немедленно  назначите
нового председателя комитета начальников штабов.  И  еще  лучше,  если  вы
облегчите его задачу, заменив начальников штабов  всех  видов  вооруженных
сил, чтобы не нарушать порядка в  системе  командования.  По-моему,  новый
председатель  комитета  должен  будет  отдать  распоряжение   всем   видам
вооруженных сил об отмене субботней тревоги. Это может вызвать удивление у
тех, кто не знал, что намечается тревога, но для таких людей, как  генерал
Сиджер на базе Ванденберг или адмирал Уилсон  в  Пирл-Харборе,  это  будет
означать, что заговор провалился.
   - Все пункты взяты на заметку и приняты, - сказал  Тодд.  -  Что-нибудь
еще?
   - Ну, насчет  того,  чтобы  запереть  здесь  генерала  Скотта,  сэр,  -
продолжал Кейси, - я не совсем уверен. Само собой разумеется,  что  он  не
может руководить переворотом из запертой спальни, но...
   Лимен улыбнулся.
   - Но вы думаете, это может вызвать  нежелательную  для  нас  реакцию  в
обществе?
   - Да, сэр,  пожалуй.  Это  произвело  бы  неблагоприятное  впечатление,
особенно на военных.
   - Арт! - обратился Лимен к начальнику своей охраны.
   Корвин пожал своими мощными плечами.
   - Не спрашивайте меня, как обезглавить политический  заговор,  господин
президент. Но с точки зрения соблюдения законности я  бы  посоветовал  вам
использовать солдат для содержания генерала Скотта под стражей. В качестве
оправдания  можно  будет  заявить,  что  он  угрожал  вашей  жизни.  А   я
подозреваю, что отчасти так оно и есть. Во всяком случае, мы сделаем  все,
что вы прикажете.
   Лимен подошел к столу,  на  котором  стояли  бутылки,  и  вопросительно
взглянул на остальных. Кейси и Корвин отрицательно покачали головами.
   - Виски с содовой, пожалуйста, - сказал Тодд.
   Президент смешал напиток и передал Тодду,  потом  приготовил  такую  же
смесь и себе. С  минуту  он,  забыв,  казалось,  об  остальных,  задумчиво
рассматривал пузырьки, поднимающиеся в  бокале,  потом,  не  оборачиваясь,
заговорил:
   - Крис, единственный недостаток вашего предложения тот же,  на  который
кто-то уже указывал во вторник. Газеты поднимут страшный вой, требуя моего
скальпа. Конгресс придет в ярость, и в первый же день будет внесено десять
законопроектов о снятии меня с поста и возбуждении дела о  государственном
преступлении.  Начнутся  расследования,  которые  протянутся  черт   знает
сколько  времени.  Страна  потребует  военного  суда  над  Скоттом,  чтобы
"получить факты". - Он круто повернулся и посмотрел на министра  финансов.
- Клянусь богом, друг мой, прежде чем все это  кончится,  меня  упрячут  в
больницу святой Елизаветы, и половина психиатров страны удостоверит, что я
страдаю манией преследования.
   Тодд поднял на Лимена указующий перст.
   - Если даже допустить, что все будет именно так, с чем, между прочим, я
не  могу  согласиться,  тогда  пост  президента   займет   Джианелли,   но
конституция все равно останется в силе, не правда ли?
   - Надолго ли, Крис? - Лимен взмахнул  бокалом,  как  бы  отметая  довод
Тодда. - Скотт  слопает  страну  со  всеми  потрохами.  Будет  установлена
военная диктатура, а Вине останется лишь номинальной фигурой.
   - Но Скотт же будет смещен, - возразил Тодд, снова возвысив голос.
   - Не больше чем на неделю, если  не  меньше,  -  отпарировал  Лимен.  -
Давление будет таким сильным, что Винсу придется сместить  Палмера  -  или
кого бы там ни было - и вернуть Скотта на прежний пост. И с этого  момента
Скотт, получит возможность бесконтрольно управлять страной.
   - Черт возьми, господин президент, вы просто  фантазируете!  -  выпалил
Тодд.  -  Не  забудьте,  что  вы  принесли  присягу  защищать  конституцию
Соединенных Штатов против  всех  врагов,  и  если  не  будете  действовать
решительно, то нарушите свою клятву.
   Разгоряченный спором, Тодд вскочил на ноги. Они  с  президентом  стояли
посреди комнаты не более чем в двух футах друг  от  друга  и,  красные  от
возбуждения, потрясали бокалами, словно оружием.
   - Не говорите мне о присяге! - рявкнул Лимен. - Может быть, вы  великий
адвокат, но как я выполняю свои обязанности - это мое дело.
   - Между прочим, эта страна так же моя, как и ваша, Джордан, - скрипучим
голосом крикнул Тодд, - и я не намерен стоять в стороне  и  смотреть,  как
она катится в пропасть, потому что вы  не  хотите  считаться  с  реальными
фактами.
   В пылу спора  они  совершенно  забыли  про  офицера  морской  пехоты  и
начальника охраны. Тодд в бешенстве метал громы и молнии, Лимен  с  гневом
оборонялся. Это был гнев усталого, загнанного в угол человека.
   - Крис, вы просто не разбираетесь в психологии избирателей. - В  голосе
президента чувствовалась безмерная усталость.
   - Что-то я не замечал, чтобы те, кто имеет с  ними  дело,  стали  более
мудрыми.
   - Вас, Крис, не выбрали  бы  даже  на  должность  живодера.  -  В  тоне
президента не оставалось и тени юмора.
   - Ну что ж,  по  крайней  мере,  теперь  мы  выяснили  наши  позиции...
господин президент. - Тодд произнес титул таким тоном,  словно  Лимен  был
недостоин его.
   Лимен свирепо смотрел на адвоката, и Кейси  всерьез  опасался,  как  бы
дело не дошло до драки. Тут Тодд схватил свой портфель, вытащил  налоговую
декларацию Миллисент Сеньер и начал размахивать ею перед лицом Лимена.
   - Почему вы не воспользуетесь этим? - Тодд резко возвысил голос.
   - Не хочу.
   - У вас не хватает смелости!
   - Я не сторонник шантажа, -  сказал  Лимен.  -  И  меня  удивляет,  что
шантаж, видимо, считается обычным делом на Уолл-стрите.
   Тодд помахал бумагой.
   - Подумайте, господин президент! Мы стоим перед  угрозой  гибели  нашей
системы  правления,  а  вы  настаиваете,   чтобы   мы   действовали,   как
какие-нибудь кисейные барышни!
   - Ради бога, Крис, перестаньте  размахивать  этой  штукой,  -  попросил
Лимен. - Вы напоминаете мне Джо Маккарти.
   Тодд засунул документ обратно и швырнул портфель на стул.
   - Что же касается вашей идеи оцепить Белый дом войсками, то это  просто
ребячество, - добавил Лимен. - Я стал бы посмешищем всего западного мира.
   - Похоже, что вас больше беспокоит собственная  репутация,  чем  судьба
страны, - ледяным тоном проговорил Тодд.
   - Расставить войска вокруг Белого дома было бы проявлением трусости,  -
упрямо повторил Лимен.
   - Хорошо, черт возьми,  тогда  предложите  хоть  что-нибудь  сами.  Мне
надоело разговаривать. Пора действовать, а вы ведете себя, как страус...
   Тодд  и  Лимен  совершенно  забыли  о  том,  что  в  комнате  находятся
посторонние. А Корвин  и  Кейси  чувствовали  себя  так  неловко,  что  не
решались взглянуть друг  на  друга.  Корвину  приходилось  и  раньше  быть
свидетелем  перепалок  между  высокопоставленными   особами,   но   ничего
подобного он никогда не видел. Что касается Кейси, то ему просто  хотелось
выйти из  комнаты;  он  чувствовал  себя  как  человек,  случайно  ставший
свидетелем крупного семейного скандала у соседей, и не смел  взглянуть  на
президента. Ему было невыносимо жаль этого человека, и он  мысленно  молил
Тодда остановиться.
   Однако первым успокоился Лимен.
   - Мы зря надрываем себе горло, Крис, - сказал он. - Решить вопрос  так,
как вы предлагаете, просто невозможно.  Эх,  если  бы  Рей  был  здесь,  -
добавил он упавшим голосом.
   - Боже мой, господин президент, - вспылил Тодд, - неужели вы не  можете
принять решение, если сенатор от Джорджии не держит вас за руку?
   - От него, по крайней мере, можно ждать реалистического совета, - Лимен
устало улыбнулся и положил свою большую руку на плечо Тодду. - Боюсь,  что
генералу удалось внести раскол в ряды союзников, - пошутил он. - Дело не в
том,  Крис,  что  я  боюсь  действовать.  Просто  я  точно  не  знаю,  как
действовать. Мы пока толчем воду в ступе и, в сущности,  знаем  сейчас  не
больше, чем два дня назад.
   Лимен повернулся  к  остальным,  как  будто  только  что  обнаружил  их
присутствие. Его глаза молчаливо просили их совета. Но ни Корвин, ни Кейси
не могли ничего предложить.
   - Пошли спать, - сказал наконец Лимен, опустив глаза в  пол.  -  Может,
что-нибудь прояснится утром. А если нет, тогда посмотрим.
   Тодд, Корвин и Кейси направились к двери. Уже взявшись за  ручку,  Тодд
обернулся и сказал, с трудом сдерживая голос:
   - Давайте только договоримся, что мы начнем действовать  до  того,  как
станет поздно.
   Стоя у высокого окна, Лимен крутил за дужки очки и смотрел на одинокую,
смутно вырисовывающуюся в темноте скульптуру Джефферсона в  ротонде  около
бассейна. Плечи его были низко опущены.
   - Правильно, Крис, - мягко произнес он. - Вы как раз напомнили мне  кое
о чем. Доброй ночи, господа.
   "Боже мой, - думал Кейси, выходя из комнаты, - я,  кажется,  больше  не
способен здраво рассуждать. - Кейси чувствовал страшную усталость,  шея  и
плечи словно онемели. - Если Лимен чувствует себя так, как я, он  конченый
человек".
   Но Джордан Лимен, несмотря на физическую  усталость,  не  был  конченым
человеком, да и с работой в тот день еще не  было  покончено.  Как  только
закрылась дверь за его помощниками, он поднял телефонную трубку.
   - Эстер? Соедините меня, пожалуйста, с государственным секретарем.
   Не прошло и минуты,  как  государственный  секретарь  был  у  телефона.
Видимо, Эстер застала его дома.
   - Джордж? Говорит президент. Не хотелось вас беспокоить, но этим  делом
надо заняться сегодня же. Я хочу встретиться с советским премьер-министром
не позднее чем в конце следующей недели. Совершенно верно. Все равно  где,
пусть опять в Вене, но мне  необходимо  с  ним  встретиться.  Попрошу  вас
связаться с Москвой  и  передать  послу,  чтобы  он  завтра  первым  делом
отправился в министерство иностранных дел. Нет,  он  не  должен  объяснять
зачем, но вы знаете, о чем идет речь. У меня есть одна  идея,  которая,  я
думаю, поможет нам разобраться во всем этом деле. Я поеду в  любое  место,
куда захотят русские. Только скажите послу, чтобы он настоял  на  встрече.
Хорошо. Большое спасибо, Джордж. При первой возможности я вам все подробно
объясню.
   Лимен положил трубку. "Надо действовать,  -  сказал  он  себе.  -  Крис
прав".
   Его взгляд упал на поднос с бутылками, стоящий  у  стены.  "Где  же,  -
подумал он, - ну где же Рей Кларк?"



ЧЕТВЕРГ, НОЧЬ

   Сенатор Реймонд Кларк сидел в скромно  обставленном  сборном  домике  с
кондиционированным воздухом в пустыне Нью-Мексико, почти у самого подножия
голых гор Сан-Андрее. Посматривая время от времени в окно через  опущенные
жалюзи, он каждый раз видел фигуру часового, стоящего перед домиком. Этот,
как и все другие солдаты, попавшиеся на глаза Кларку за два дня пребывания
в гарнизоне, был не молод и держался со спокойной уверенностью закаленного
в боях ветерана.
   В ярком свете восходящей луны Кларк видел в окно еще несколько таких же
домиков, с полдюжины радиомачт, разбросанных на несколько квадратных миль,
какие-то бетонные сооружения без окон и бесконечный простор пустыни. Когда
Кларк в последний раз перед  наступлением  темноты  выглянул  в  окно,  он
увидел колонну грузовиков  во  главе  с  джипом,  прогромыхавшую  мимо  по
усыпанной гравием дороге, которая, казалось, никуда не вела.  Он  сосчитал
машины и добавил несколько палочек к заметкам,  которые  вел  на  обратной
стороне конверта.
   Теперь, сидя на  складном  брезентовом  стуле,  Кларк  перечитывал  эти
записи.

   "Взлетная полоса. Истребители. F-112?
   2 средних турбореактивных транспортных самолета.
   Башни. УКВ релейные станции?
   Башни, радиопередатчик.
   Подвижные рации на грузовиках II.
   Джипы, штабные машины. Много.
   Бронетранспортеры I.
   Пехота, прибл. один б-н.
   Тяж. транспортные самолеты. Для переброски войск? Приземлились в  среду
ночью.
   Трехосные грузовики III".

   Кларк засунул конверт в карман и снова стал вспоминать события, которые
привели его сюда. "Хоть бы чем-нибудь заняться, пока не усну",  -  подумал
он.
   В среду утром его около часа продержали в душной будке у ворот.  Капрал
- тот, что назвал себя по телефону Стайнером, - ковырял в зубах и  сердито
поглядывал на Кларка. Ни капрал, ни его товарищ не  обращали  внимания  на
все его попытки завязать разговор.
   Потом к будке подкатил джип, за которым тянулось облако пыли, и из него
вышел полковник с черными бровями и со шрамом на щеке. Когда офицер  вошел
в комнату,  Кларк  прочитал  на  его  лице  изумление,  словно  он  увидел
человека, которого где-то раньше встречал.  Подозревая,  что  его  узнали,
Кларк решил, что было бы глупо прикидываться кем-то  другим.  Он  протянул
полковнику руку.
   - Я сенатор от Джорджии Реймонд Кларк,  -  представился  он.  -  А  вы,
вероятно, полковник Бродерик?
   Бродерик еще больше удивился, услышав, что его узнали.
   -  Рад  с  вами  познакомиться,  сенатор,  -  сказал  он,  отвечая   на
рукопожатие. Рад познакомиться. Я много слышал о вас.
   - Ваши люди не очень-то любезны, полковник.
   - Да, наверное. Пойдемте, сенатор, тут можно изжариться. Я отвезу вас в
домик  для  приезжающих,  там  кондиционированный  воздух  и  можно  будет
поговорить. К нам редко приезжают гости.
   Дорога шла прямо на  запад  по  ровной,  выжженной  солнцем  местности.
Кларк, прикрыв глаза рукой от солнца, смотрел по сторонам,  но  ничего  не
видел, кроме громады гор на горизонте. Они проехали минут двадцать,  потом
дорога пошла под уклон, и  Кларк  увидел  военный  городок,  раскинувшийся
впереди: большие здания и маленькие домики, башни и  единственную  широкую
бетонную взлетную полосу, - как он прикинул, не меньше двух  миль  длиной.
Около полосы  стояли  несколько  реактивных  истребителей  и  транспортных
самолетов.
   Бродерик почти не отвечал на расспросы Кларка по пути. Его  глаза  были
спрятаны за темными  очками,  а  на  лице  застыла  натянутая  улыбка.  Он
уклонялся от прямых ответов. База  строго  засекречена,  объяснил  он.  На
некоторые вопросы Кларка он отвечал лишь неопределенным хмыканьем.
   Бродерик  остановил  машину  перед  одиноким  домиком,   удаленным   от
ближайшего строения больше чем на сто  ярдов.  Перебрав  связку  ключей  и
найдя  нужный,  он   отпер   дверь.   Вделанный   в   окно   аппарат   для
кондиционирования воздуха жужжал на полных оборотах, и Кларк с облегчением
подставил себя под струю свежего воздуха, осматриваясь вокруг.  Две  узкие
койки, накрытые бежевыми покрывалами; в одном углу  некрашеный  деревянный
стол и стул; в другом - торшер  и  складной  брезентовый  стул.  Крошечная
ванная комнатка едва вмещала душевую колонку. Сводчатый потолок  опускался
со всех сторон до уровня плеч.
   Бродерик подошел к переднему окну и  опустил  штору,  потом  уселся  на
кровать и указал Кларку на стул.
   - Ну а теперь, сенатор, - начал он, -  объясните,  в  чем,  собственно,
дело?
   - Ничего особенного, -  весело  ответил  Кларк.  -  Просто  я  совершаю
небольшую частную инспекционную поездку во  время  перерыва  в  заседаниях
сената, и вот заглянул сюда.
   - Это нарушение правил, сенатор, нарушение правил. -  Бродерик  почесал
свою волосатую руку. - Я уверен, что  вам  известен  совершенно  секретный
характер этой базы. Председатель вашей комиссии заверил нас, что никто  не
будет посещать базу. Мы не хотим выдавать место своего расположения.
   - О, ваши слова звучат весьма  таинственно,  -  сказал  Кларк.  -  А  я
никогда в жизни не слышал об этой базе.
   Бродерик взглянул на него из-под  черных  бровей.  Это  был  отнюдь  не
дружелюбный взгляд.
   - Откуда же вы тогда узнали, где она находится?
   - Услышал в Эль-Пасо, -  сказал  Кларк,  стараясь  изобразить  вежливую
улыбку. - Я направлялся на авиационную базу Холломен и в Уайт-Сэндс.
   - Кто вам сказал?
   - Вот что, полковник, я  прибыл  к  вам  как  сенатор  и  полагаю,  что
задавать вопросы - мое дело.
   - Откровенно говоря, я вам не верю. В Эль-Пасо никто не знает  об  этой
базе.
   - Не собираюсь спорить об этом, полковник. - Кларк встал. - А теперь, с
вашего позволения, я хотел бы позвонить в свою канцелярию и дать  знать  о
своем местонахождении. Потом можете показать мне базу, и я уеду.
   - Боюсь, это невозможно, сенатор,  -  ответил  Бродерик.  -  Телефонные
разговоры, которые могут раскрыть дислокацию  базы,  воспрещаются.  Отсюда
идет только одна линия, и телефон находится  в  моем  кабинете  для  моего
личного пользования.
   Кларк указал на телефон, стоящий на столе.
   - А это что?
   - Этот телефон включен в ту же линию, но  пользоваться  им  имею  право
только я. Никто, кроме начальника базы, отсюда не разговаривает.
   - Ну, браток, - протянул Кларк со  своим  южным  акцентом,  -  тут,  на
западе, не очень-то гостеприимно встречают гостей. У  нас  в  Джорджии  мы
нажарили бы свежей рыбки, и кукурузных пончиков и приняли  бы  гостя,  как
родного.
   - Вы напрасно тратите свое время, - резко проговорил Бродерик, - и  мое
тоже. Ваша комиссия уже знает все, что ей положено, об этой базе.
   - Мне не хотелось бы называть вас лжецом, Бродерик, - возразил Кларк, -
но ни один из членов комиссии по вооруженным силам в жизни  не  слышал  об
этой базе.
   - Послушайте, сенатор, почему бы нам не позвонить сенатору  Прентису  в
Вашингтон и не спросить его?
   Кларк постарался скрыть свое изумление.
   - Прекрасно, полковник. Я с удовольствием поговорил бы с кем-нибудь  из
внешнего мира.
   Бродерик взял телефонную трубку.
   - Сержант, - приказал он, - соедините  меня  с  сенатором  Прентисом  в
Вашингтоне. Сначала попробуйте позвонить ему в кабинет, а потом домой. - У
полковника был недовольный вид, как у заведующего  секцией  универсального
магазина, пытающегося ублаготворить капризного покупателя.
   "Видимо, разговор с Прентисом здесь обычное дело, -  подумал  Кларк.  -
Интересно, каким образом сержант их соединяет? Возможно, телефонная  линия
включена прямо в коммутатор конечного пункта связи в Вашингтоне".
   - Сенатор? Хэлло! - сказал Бродерик  в  телефон.  -  Говорит  полковник
Бродерик. Здесь у меня ваш друг, сенатор Реймонд  Кларк.  Да,  так  точно,
сенатор Кларк  из  Джорджии.  Он  думает,  что  у  нас  на  базе  какие-то
непорядки. Да, сэр, даю.
   Бродерик передал трубку Кларку с улыбкой, которая как бы  говорила:  "Я
же вам сказал".
   - Рей? - послышался густой голос Прентиса. -  Что  вы  делаете  в  этой
сушилке, сын мой?
   - Фред, - произнес Кларк, - что же это творится, черт возьми?  Бродерик
утверждает, что комиссия знает об этой базе, а я впервые о ней слышу.
   Прентис рассмеялся.
   -  Я  предупреждал  вас  нынешней  весной,  что  вы  пропустите  важные
заседания, если будете так часто  ездить  в  Джорджию.  Без  вас  комиссию
подробно информировали о базе "У".
   - Странно, что никто мне не говорил об этом, особенно вы,  Фред.  Да  и
генерал Скотт вчера ничего не упоминал о базе. Мне кажется, если  комиссия
все знает, он мог бы по крайней мере сослаться на  это,  когда  я  задавал
вопрос о системе связи.
   На другом конце провода замолчали. "А-а, - подумал Кларк, - ведь  я  не
должен знать, что база имеет  какое-то  отношение  к  системе  связи".  Он
подавил желание взглянуть на Бродерика.
   - Ладно, не кипятитесь. Рей, - успокаивающе произнес Прентис. - Незачем
выходить  из  себя.  Пусть  Бродерик  все  вам  покажет,  а  потом,  когда
возобновится заседание, вы  сможете  лично  доложить  комиссии.  Дайте  на
минутку трубку Бродерику.
   Полковник взял трубку и стал слушать.
   - Да, сэр. Разумеется. - Он продолжал слушать, время от  времени  кивая
головой. - Слушаюсь, сенатор. Я прекрасно понимаю. Хорошо. Всего  доброго,
сэр.
   - Ну, надеюсь, вы удовлетворены, сенатор? - обратился он  к  Кларку.  -
Располагайтесь как  дома,  а  я  сейчас  отдам  кое-какие  распоряжения  и
примерно через час вернусь и покажу вам нашу базу. Мы очень гордимся ею.
   - Давайте начнем осмотр сейчас же,  если  не  возражаете,  -  предложил
Кларк.
   - Это невозможно, сенатор, невозможно. Увидимся позже.  Осмотрим  базу,
когда станет прохладнее, а потом пообедаем.
   Бродерик выдернул шнур из розетки и сгреб телефон под мышку.
   - Что это значит, черт побери? - вспылил Кларк.
   Бродерик только подмигнул и вышел из дому, захлопнув  за  собой  дверь.
Кларк попробовал открыть ее, но дверь была заперта на замок.  Когда  через
несколько минут  он  поднял  жалюзи,  за  окном  прохаживался  взад-вперед
часовой. "Вот тебе на! Клянусь богом, меня арестовали", - решил он.
   Через полчаса раздался стук в дверь, и в комнату с ключом в руках вошел
капрал. Он положил на пол пакет из оберточной бумаги.
   - Привет от полковника, сэр, - сказал капрал. - Он  говорит,  чтобы  вы
чувствовали себя как дома. В семнадцать сорок пять принесем обед.
   - Вот что, сынок, - сказал Кларк. - Я не намерен сидеть взаперти в этой
комнате. Я выйду с тобой.
   - Прошу прощения, сэр. - Капрал вышел на улицу, снова закрыв дверь.
   Кларк достал из бумажного пакета две  бутылки.  В  одной  была  содовая
вода, в другой - "Старый Бенджамин" - виски его любимой марки. Он поставил
кварту содовой и бутылку виски на письменный стол,  уселся  на  кровать  и
минут десять смотрел на них  не  отрывая  глаз.  Потом  подошел  к  столу,
откупорил виски и понюхал. Да, настоящий "Старый Бенджамин".
   Взяв бутылку, Кларк медленно направился в ванную. Опрокинув бутылку над
унитазом, он, как зачарованный, смотрел на льющееся виски.  Когда  бутылка
опорожнилась, он встряхнул ее - вылилось еще несколько капель. Он  спустил
воду, потом провел по горлышку бутылки пальцем и лизнул его.
   - Сволочи! - проворчал Кларк и с размаху бросил бутылку на пол, но  она
не разбилась. Он поднял ее и хотел было швырнуть снова, но  остановился  и
поставил ее в угол под душем.
   "Не знаю, как насчет Скотта, - сказал он  себе,  -  но  с  Прентисом  и
Бродериком уж я рассчитаюсь, чего бы это ни стоило".
   Потянулись бесконечные минуты. В комнате не было ни  единой  книги  или
журнала. Кларк обнаружил в кармане брошюрку  "Путеводитель  по  Эль-Пасо",
которую,  должно  быть,  прихватил  в  мотеле,  и  прочел  ее  шестнадцать
страничек столько раз, что чуть ли не выучил их наизусть.  Он  посидел  на
стуле,  потом  полежал  на  кровати,  осмотрел  пол  и,   подняв   жалюзи,
забарабанил в окно, но в ответ получил лишь замечание от часового.
   Через несколько часов Кларк начал делать заметки  на  обратной  стороне
конверта. Приподняв угол жалюзи, он пытался  запомнить  каждый  замеченный
предмет. В его поле зрения попадало немного, хотя далеко справа был  виден
конец взлетной полосы и конус ветроуказателя.
   Без четверти шесть, как и было обещано, капрал принес на подносе  обед.
Рядом с едой лежала свернутая газета. Кларк опять начал  требовать,  чтобы
его выпустили, но на этот раз солдат вообще не стал разговаривать. Он  все
время держался между Кларком и дверью и, пока ставил на  стол  поднос,  не
спускал с сенатора глаз, а потом пятясь вышел  из  комнаты,  захлопнув  за
собой дверь на замок.
   Ладно, хоть обед оказался хорошим. Съев бифштекс с горошком  и  печеным
картофелем, две булочки, пирог с персиками и выпив кофе (он вспомнил,  что
с самого утра ничего не ел), Кларк почувствовал себя значительно лучше. Он
растянулся  на  кровати  и  взялся  за  газету.  Однако  газета  оказалась
вчерашней, и, кроме нескольких заметок на местные темы, он не нашел в  ней
ничего такого, чего не знал бы, уезжая из  Вашингтона.  Джианелли  едет  в
Италию.  Профсоюзы  отказались  внять  призыву  президента  о  прекращении
забастовки на  ракетных  заводах.  "Королева  рододендронов"  из  Западной
Виргинии  не  сумела  добиться  аудиенции  у  Лимена  и   вынуждена   была
довольствоваться беседой с министром  внутренних  дел.  Над  сообщением  о
рождении внучки у президента Лимена  была  помещена  фотография:  Лимен  с
широкой улыбкой на лице разговаривает по телефону из своей спальни.
   Ночь показалась Кларку почти такой же долгой, как, бывало, на передовой
в Корее. Каждые полчаса он приподнимал жалюзи,  чтобы  бросить  взгляд  на
затихшую базу. Он попытался пробить отверстие в матовом окошке ванной,  но
стекло оказалось слишком толстым. Обстучав стены от пола до потолка, Кларк
в конце концов пришел к убеждению, что без кувалды или  лома  из  дома  не
выбраться.
   Он уже разделся, собираясь немного вздремнуть, как услышал  нарастающий
гул приближающегося самолета. Через щель он увидел, как большой реактивный
самолет, по-видимому транспортный, опустился на посадочную полосу и вскоре
исчез из виду. Вслед за ним с интервалами в три минуты стали  приземляться
другие самолеты такого же типа. Кларк насчитал их целую  дюжину.  Взглянув
на часы, он отметил, что последний самолет сел в 2:26 ночи.  Только  когда
замер вой последнего  из  заруливающих  самолетов,  он  улегся  и  наконец
заснул.
   Утром Кларку пришлось достать из-под  койки  газету,  чтобы  вспомнить,
какой сегодня день. Ему  казалось,  что  он  здесь  уже  целый  месяц,  но
сегодня, должно быть, только четверг. Да, газета была за вторник, вечерний
выпуск. В Эль-Пасо он прибыл в среду утром, и с тех пор прошла только одна
ночь.
   И вдруг он увидел: на  полу,  около  двери,  стояла  еще  одна  бутылка
"Старого Бенджамина". Без колебаний он отнес ее в уборную и вылил  все  до
капли. На этот раз он не стал проверять вкус пальцем,  а  просто  поставил
пустую бутылку рядом с первой.
   В 7:30 принесли завтрак. Как и прежде, солдат торопливо поставил его на
стол, взял вчерашний поднос и  удалился.  Кларк  даже  не  пытался  с  ним
заговорить.
   Казалось,  утро  никогда  не  кончится.  Прибор  для  кондиционирования
воздуха жужжал без остановки. Перед домом шагал уже другой часовой.  Кларк
следил за тонкими полосками света, проникавшими через  жалюзи  и  медленно
ползшими по полу - по мере того как солнце поднималось выше.
   Ленч, состоявший из супа, сандвича и молока, принес уже  новый  солдат.
Он тоже ничего не сказал.
   Кларк ощутил легкие симптомы паники. Он никогда не  знал  страха  и  не
помнил, чтобы когда-нибудь у него сдали нервы,  но  теперь  сознание,  что
рухнули  все  планы,  мучительно   терзало   его   и   никак   не   давало
сосредоточиться. Если  даже  ему  как-нибудь  удастся  выбраться  из  этой
одиночной камеры, то что дальше? Где его автомобиль? Как  уехать  с  базы?
Ему не удавалось довести нить своих мыслей до конца. Они  перескакивали  с
одного  на  другое.  Джирард  уже  должен  бы  вернуться.  Получил  ли  он
какие-нибудь письменные доказательства? Будем надеяться, помоги ему бог. А
Лимен, наверное, не может понять, что стряслось с его старым дружком Реем.
Сомневается ли все еще Тодд насчет авантюры Скотта? Если да, то хорошо  бы
этому скептику поменяться местами  с  ним,  Кларком.  Сумеют  ли  все  они
сорвать эту безумную затею без него?
   Он ходил взад и вперед  по  комнате,  считая  шаги  и  высоко  поднимая
колени. Пересчитал все заклепки в металлическом каркасе крыши. Стал думать
о жене. Она умерла три года назад, и как ему все это время не хватало  ее!
Старался представить, как поступил бы Скотт  с  конгрессом,  если  бы  ему
удалось в субботу захватить власть. А что бы  он  предпринял  в  отношении
России? Кларк выстирал нижнюю рубашку в ванной и повесил ее  сушить  перед
прибором для кондиционирования воздуха, потом принял душ: он весь вспотел,
а главное - надо же было что-то делать.
   Потом снова растянулся на кровати, дав себе слово прочитать  газету  от
начала до конца, но вскоре выронил ее из рук и задремал.  Проснувшись,  он
понял, что уже вечер, потому что полоски света дошли до конца пола и  даже
взобрались на стену и были уже не такими яркими, как прежде.  Он  еще  раз
приподнял жалюзи. Единственное, что изменилось, - это тень от гор:  теперь
она простиралась через пустыню.  Принесли  обед,  и  Кларк  заставил  себя
поесть. Позднее, уже в сумерках, прошла колонна  грузовиков  с  джипом  во
главе. Он сосчитал их и сделал еще несколько пометок на конверте.
   Стук в дверь прервал беспорядочные размышления Кларка.
   - Сенатор Кларк?
   Голос был незнакомый. Новый посетитель как будто не решался входить,  и
Кларк крикнул:
   - Войдите!
   Вошел офицер со знаками  различия  полковника  на  куртке  с  раскрытым
воротом. У него было  круглое  румяное  лицо,  кудрявые  черные  волосы  и
большие оттопыренные уши, похожие на ручки кувшина.
   У  Кларка  сильно  забилось  сердце.  Должно  быть,  это  друг   Кейси,
Гендерсон, подумал он.  Во  всяком  случае,  его  внешность  соответствует
описанию.
   - Я полковник Гендерсон,  сэр,  -  сказал  офицер,  протягивая  руку  и
застенчиво улыбаясь, - исполняющий обязанности начальника  базы  на  время
отсутствия полковника Бродерика.
   "Отсутствия? - подумал Кларк. - Рей, старина, вот тебе случай доказать,
что ты мог бы быть лучшим коммерсантом во всей Джорджии,  если  бы  только
захотел".
   - Рад с вами познакомиться, - сказал  сенатор.  -  А  что  случилось  с
полковником Бродериком?
   - Приказ, сэр, - ответил Гендерсон. -  Его  вызвали  на  день-два.  Мне
очень жаль, что приходится просить вас остаться в  этом  домике,  сенатор.
Откровенно говоря, я не могу понять, зачем это нужно, но я получил на  сей
счет особое распоряжение.
   - Я понимаю, что вы здесь ни при чем, полковник. -  Кларк  решил  вести
игру не спеша и спокойно. - Тут, должно  быть,  просто  недоразумение.  Мы
выигрываем войны, но не можем избавиться от неразберихи в мирное время.
   - Вы правы, сенатор, - улыбнулся Гендерсон, - но, к сожалению, я  ничем
не могу вам помочь.
   - Забудем об этом, и присядьте на минутку, - сказал Кларк. - А  знаете,
ведь ваш приятель Кейси - мой  хороший  друг.  Он  о  вас  очень  высокого
мнения... Матт, так, кажется?
   - Да, сэр. Откуда вы знаете Джигса?
   - Зовите меня Реем, Матт, - сказал Кларк неожиданно очень бодрым тоном.
- О, Кейси не раз выступал перед нашей комиссией. Между прочим, он однажды
оказал огромную услугу одному из моих друзей в Атланте. Мы  с  Кейси,  как
говорится, люди одной породы. Он добрый малый, я тоже.
   Гендерсон держался уже не так официально.  Он  не  имел  представления,
зачем этого сенатора посадили под замок, но, как  бы  то  ни  было,  Кларк
показался ему действительно славным парнем, каких на базе "У"  встречалось
не много.
   - Не нужно ли вам чего-нибудь, сенатор? - спросил он. -  Не  хотите  ли
выпить?
   Кларк подозрительно посмотрел на Гендерсона, но не мог прочесть на  его
лице ничего, кроме самого невинного гостеприимства. "Ну что же, -  подумал
он, - можно начинать".
   - Как раз этой дряни мне не надо, - сказал он. - Подойдите-ка сюда.
   Кларк повел Гендерсона в ванную и показал ему две пустые бутылки.
   - Ваш начальник был настолько любезен, или, вернее, настолько подл, что
снабдил меня этим добром. Я вылил их в унитаз.
   - Я не понимаю вас, сенатор, - в недоумении сказал Гендерсон. -  Почему
эти бутылки? И зачем вы их вылили?
   - Я слабоват насчет выпивки, Матт, - пояснил  Кларк,  -  и  ваш  хозяин
знает об этом, вернее, узнал после разговора с сенатором Прентисом.
   - С Прентисом?
   - Да, с Прентисом - председателем нашей комиссии. - Голос Кларка звучал
иронически. - Бродерик звонил ему из этой комнаты. По окончании  разговора
он унес с собой телефон, а я получил виски и вдобавок...  тюремный  номер,
как я полагаю.
   По виду Гендерсона было ясно, что он что-то заподозрил,  но  не  знает,
как быть. Он бочком направился к двери, бормоча  что-то  невнятное  насчет
неотложных дел, но Кларк удержал его за локоть.
   - Погодите, полковник, не уходите. Я в здравом уме, несмотря на то  что
меня уже два дня держат  взаперти.  Не  распорядитесь  ли  вы,  чтобы  нам
принесли из столовой кофе? Я хочу вам  кое-что  рассказать  и  прошу  меня
выслушать.
   Гендерсон неохотно согласился. Он открыл дверь, сказал что-то  часовому
и вернулся в комнату, но на этот раз выбрал стул поближе к двери.
   - Матт, - спросил Кларк, - вы доверяете Кейси?
   - Абсолютно. А что?
   - Если бы Джигс вполне серьезно рассказал вам кое о чем, вы поверили бы
ему?
   - Конечно.
   - Хорошо. Знаете ли вы, - медленно проговорил Кларк, - что, когда вы  в
прошлое воскресенье говорили Кейси об ОСКОСС, он понятия не имел, что  это
такое?
   Гендерсон не мог скрыть своего изумления.
   - Откуда вы знаете, что я виделся с Джигсом в воскресенье?
   - Он сам рассказал об этом мне и еще некоторым людям, - выпалил  Кларк.
- Кейси никогда не слыхал об этой базе.
   - Правда? - Гендерсон нахмурился, его круглое лицо приняло  озабоченный
вид. - Но он говорил со мной так, как будто знает о ней все.
   - Он притворялся. А вернувшись после завтрака с вами  в  свой  кабинет,
перерыл все приказы комитета начальников штабов за целый год, но не  нашел
никакого упоминания об ОСКОСС или о чем-нибудь в этом роде.  Больше  того,
президент Лимен никогда не слышал об этой базе. И я тоже.
   - Не могу поверить, сэр. Полковник Бродерик все время ездит в Вашингтон
для доклада начальству.
   - Некоторым начальникам он, может быть, и  докладывает,  но  только  не
верховному  главнокомандующему.  Матт,  теперь  выслушайте  меня.  Я  хочу
рассказать вам такую гнусную историю, какой вы никогда в жизни не слыхали.
   Кларк начал рассказывать обо всем, что обнаружил Кейси в воскресенье  и
понедельник. В дверь постучали: вошел сержант и поставил  поднос  с  двумя
кружками кофе  на  столик.  Пока  они  потягивали  кофе,  Кларк,  стараясь
произвести   впечатление   на   Гендерсона,   рассказал   с    мельчайшими
подробностями о том, как Кейси первый раз пришел в Белый дом, потом  бегло
описал совещание  в  солярии  во  вторник,  упомянув  о  заданиях,  данных
Джирарду и Кейси, и объяснил, как он сам проделал путь  из  международного
аэропорта в Эль-Пасо до ворот базы "У".
   Но Гендерсона это не убедило.
   - Трудно поверить всему этому,  сенатор.  Как  же  так?  Генерал  Скотт
несколько раз за последние недели прилетал сюда с другими членами комитета
начальников штабов, и не было ни малейшего намека на  то,  что  происходит
что-то... что-то неладное.
   - А адмирал Палмер был когда-нибудь здесь?
   - Нет, но...
   - А почему меня заперли? А две  бутылки  моего  любимого  виски,  чтобы
напоить меня пьяным? Разве  вы  всегда  подсовываете  посетителям  бутылку
виски перед завтраком?
   - Нет, сэр. Признаюсь, все это очень странно... как вы  связываете  эти
факты.
   - Иначе их и не свяжешь, полковник. И это хуже, чем  странно.  -  Кларк
говорил нарочно резко. - Это заранее обдуманная и тщательно  разработанная
попытка свержения законного правительства Соединенных  Штатов.  Это,  друг
мой, подрывная деятельность, мятеж, и всякий,  кто  в  нем  участвует  или
помогает другим, рискует получить двадцать лет каторжной тюрьмы.
   Гендерсон слушал с растерянным  и  нерешительным  видом;  это  был  уже
совсем не тот добродушный офицер, что час назад.
   - Что же вы от меня хотите, сенатор?
   - Когда вернется Бродерик?
   - Завтра, он говорил.
   - Тогда сегодня вечером вы должны выпустить меня с этой базы. И я хочу,
чтобы вы полетели со мной в Вашингтон.
   Гендерсон отрицательно покачал головой.
   - Сенатор, вы  знаете,  что  это  невозможно.  Я  офицер  и  подчиняюсь
приказам. Я никогда еще не нарушал приказов.
   - Никогда, Матт?
   - Никогда.
   - Тогда я приказываю вам от  имени  главнокомандующего  выпустить  меня
отсюда и отправиться со мной в Вашингтон.
   - Но...
   - Вам нечего бояться, - продолжал Кларк. - Смотрите: если  и  Кейси,  и
президент, и я ошибаемся, и  ничего  такого  нет,  я  гарантирую,  что  вы
получите  письмо  от  президента  Соединенных   Штатов,   которое   можете
предъявить своему начальнику, подшить в личное дело или  использовать  как
захотите. А если мы правы, вам не придется оправдываться  за  то,  что  вы
меня освободили. Ну, что вы теперь скажете?
   - Не в этом дело, - проговорил Гендерсон,  явно  встревоженный  и  даже
сердитый оттого, что его ставили между двух огней. - Я получил  приказ  от
своего начальника не выпускать вас из этого дома. Я понимаю, что президент
может его отменить, но вы-то не имеете такого права, сенатор.
   - Полковник, если вы  будете  упорствовать,  вы  рискуете  собственными
руками погубить страну.
   Гендерсон опять покачал головой. Кларк попробовал  переменить  тактику,
заявив, что Кейси сделал гораздо больше того,  о  чем  просят  Гендерсона.
Кейси сам пошел к президенту, поставив на карту свою долгую и  безупречную
службу в морской пехоте. Он пошел потому, - Кларк говорил,  используя  всю
силу своего убеждения, - что сердцем чувствовал свою правоту.
   - Так-то оно так, - возразил Гендерсон, - но, может быть, Джигс вовсе и
не прав, даже если вы правильно передаете его мысли.
   Кларк продолжал настаивать, он  почувствовал,  что  Гендерсон  начинает
понемногу сдавать.  Ему  было  жаль  офицера,  которого  сейчас  раздирали
противоречия, но ослаблять нажим было никак нельзя. Кларк  отстаивал  свою
точку зрения с решимостью, какой ему часто не хватало во  время  сенатских
дебатов.
   - Для чего все эти  отборные  войска?  -  вопрошал  он,  гремя  на  всю
комнату. - Вы знаете, что здесь собран цвет армии. Почему же это держат  в
тайне от президента?  Почему  Скотт  поручил  командование  ими  человеку,
который открыто презирает гражданскую власть?  Что  же,  черт  возьми,  вы
думаете,  здесь  происходит,  Матт,  если  не   подготовка   к   свержению
правительства?
   Гендерсон сидел, уставившись на свои  руки,  прижатые  к  коленям.  Его
всегда веселое круглое лицо теперь исказилось от мучительного  напряжения,
а огромные уши еще больше подчеркивали его несчастный вид.  Но,  когда  он
заговорил, в голосе его слышалось прежнее упрямство.
   -  Но  ведь,  сенатор,  для  борьбы  с  подрывной  деятельностью  нужны
закаленные люди.
   - С подрывной деятельностью? Матт, разве не вы говорили Джигсу, что вам
кажется странным, почему в боевой подготовке вашей части уделяется  больше
внимания захвату объектов, а не обороне их, или что-то в этом роде?
   - Да, но...
   -  И  почему  базой  командует  человек,   открыто   объявляющий   себя
сторонником диктатуры?
   - Конечно, полковник Бродерик, как бы сказать, довольно  консервативный
человек, но...
   - Какой там к черту  консервативный!  -  снова  вспылил  Кларк.  -  Это
отъявленный фашист, и вы это прекрасно знаете.
   Гендерсон поднял глаза и встретился взглядом с Кларком:
   - Послушайте, сенатор, скажу вам  откровенно.  У  меня  есть  кое-какие
сомнения насчет нашей части и Бродерика, но то, что вы сказали,  -  в  это
трудно поверить. И потом, откуда я знаю, что у вас на уме?
   - Вы хотите сказать, что я не в своем уме?
   - Нет, сэр, что вы! Но, может быть,  это  какая-нибудь  каверза.  Может
быть, генерал Скотт послал вас сюда проверить нашу бдительность.
   - Если бы даже это и было так, чего на самом деле нет, что вы  теряете,
уехав со мной?
   - Как что? Я стал бы дезертиром, - унылым тоном произнес Гендерсон. - В
военное время за это могут расстрелять, а в мирное время, да еще  в  такой
части, могут влепить добрых двадцать лет тюрьмы.
   - За то, что вы уехали с сенатором Соединенных Штатов?
   - Вы штатский человек. И в этом все дело.  Я  не  могу  выполнять  ваши
приказания.
   Кларк почувствовал легкую боль в желудке, но старался  не  обращать  на
нее внимания.
   - Если нам удастся дозвониться к Кейси, вы его послушаете?
   - Конечно. Во всяком случае, я так думаю.
   Кларк сразу же понял, что допустил ошибку. Было бы глупо  разговаривать
с Кейси  отсюда.  Какие  порядки  на  военном  коммутаторе  в  Вашингтоне?
Наверно, о каждом вызове докладывают  Скотту  или  Мердоку.  Кларк  быстро
сообразил, как выйти из положения.
   - Хорошо, - сказал он.  -  Само  собой  разумеется,  что  мы  не  можем
воспользоваться  линией  базы.  Давайте  выйдем  за  ворота,  пройдем   до
ближайшего автомата и позвоним Кейси. Даю вам слово,  что,  если  разговор
вас не удовлетворит, я вернусь с вами обратно.
   Гендерсон покачал головой.
   - Вы никак не можете понять, сенатор, что  мне  приказано  держать  вас
здесь.
   - Вы тоже никак не можете понять,  что  я  имею  устное  полномочие  от
главнокомандующего приказывать вам.
   Гендерсон упрямо покачал головой. Кларк предпринял новую попытку.
   - Ладно, Матт, а как вы смотрите на такое предложение? Мы  выезжаем  из
базы и едем по направлению к  Эль-Пасо  до  первой  телефонной  будки.  Вы
опускаете монету и просите телефонистку дать вам коммутатор  Белого  дома.
Когда вам ответят, я беру трубку и вызываю вам президента.  Вы  объясняете
ему обстановку и просите указаний. Клянусь богом, это должно удовлетворить
любого военного, в каком бы ранге он ни был.
   Кларк вынул бумажник  и  сунул  Гендерсону  дюжину  разных  документов:
свидетельство  об  образовании,  удостоверения  офицера  резерва  армии  и
почетного автоинспектора штата Джорджия,  водительские  права.  Шесть  или
семь документов подтверждали, что  он  сенатор  Соединенных  Штатов.  Один
документ  Гендерсон  изучал  особенно   внимательно.   Тисненный   золотом
заголовок гласил: "Клуб сторонников Лимена", а в списке числились Лимен  в
качестве президента клуба, Кларк  -  вице-президента  и  еще  с  полдюжины
видных демократов в качестве членов-учредителей. Карточка  была  подписана
характерным росчерком Лимена, а на  оборотной  стороне  было  написано  от
руки: "Рею, человеку, который сделал это возможным. Джорди".
   Гендерсон вертел в руках карточку, разглядывая ее со всех  сторон.  Тем
временем  Кларк  возобновил  психологическую  обработку.  Он  красноречиво
говорил об американской системе правления, о  высоком  уважении  Лимена  к
военным, о традициях. Он старался  повторить  слово  в  слово  рассуждения
Лимена в солярии Белого  дома  в  прошлый  вторник.  Кларк  говорил  почти
пятнадцать минут, и Гендерсон ни разу не перебил  его.  Когда  он  кончил,
наступило молчание.
   Полковник, шагавший по комнате, пока Кларк наставлял его,  остановился,
с минуту пристально смотрел на сенатора и наконец направился к двери.
   - Я схожу домой, возьму кое-какие вещи и отдам некоторые  распоряжения,
- сообщил он почти шепотом. - Не беспокойтесь, я вернусь.
   Кларк, совершенно обессиленный, бросился  на  кровать.  "О  господи,  я
совсем выдохся", - подумал  он.  Совет  Гендерсона  "не  беспокоиться"  не
помогал. Кларк начал сомневаться, увидит ли он еще полковника. А вдруг тот
вернется с врачом и смирительной рубашкой?
   Первым звуком, который он услышал почти через час, был шум подъехавшего
автомобиля.
   - На сегодня достаточно, сержант, - раздался  голос  Гендерсона.  -  Вы
свободны. Я беру  штатского  на  свое  попечение.  Можете  отправляться  в
казарму.
   Гендерсон просунул голову в дверь:
   - Берите свой пиджак и выходите.
   Около дома  стоял  взятый  напрокат  "форд"  Кларка.  Гендерсон  жестом
пригласил сенатора сесть за руль, а сам показывал, куда ехать.  Ночь  была
прохладная, почти холодная, солнце село уже пять часов назад. Часы  Кларка
показывали 2:30 по вашингтонскому времени. Значит,  здесь  11:30,  подумал
он.
   Гендерсон  ничего  не  говорил,  только  жестом  показывал,  где  нужно
повернуть. Вскоре они выехали на ровную, прямую дорогу, которая, пересекая
пустыню, вела к металлической ограде. Воздух был  чудесный.  Кларк  решил,
что два дня пребывания в помещении с кондиционированным  воздухом  -  это,
пожалуй, уже предел для человека.  Мимо  проносилась  ровная  и  пустынная
местность,  только  изредка  в  лунном  свете  мелькали   крошечные   тени
перекати-поля.
   - Можете не звонить президенту, - отрывисто проговорил Гендерсон.
   - Я человек слова, Матт, - ответил Кларк.
   - Не нужно, - сказал Гендерсон. - Стоит мне выйти за ворота базы,  и  я
все равно получу свое, если вы говорите неправду. Даже президент не сможет
мне помочь.
   Только  теперь  Кларк   ощутил   всю   глубину   пропасти,   отделяющей
политического деятеля от военного человека. Для  Кларка  приказ  был  лишь
выражением определенного мнения, чем-то таким, что можно хотя бы обсуждать
и  ставить  под  сомнение.  Для  Гендерсона  он  был  чем-то   абсолютным,
непреложным, как закон. Кларк вздрогнул.
   - Мне все равно надо ему позвонить, - сказал он, - если позволит время.
Может быть, придется просить его помощи, чтобы нам дали отсюда самолет.
   Из будки у ворот вышел сержант, отдал честь  Гендерсону  и  внимательно
посмотрел на Кларка.
   - Прошу прощения, полковник, - обратился он  к  Гендерсону,  -  но  мне
приказано не выпускать этого гражданского с базы, сэр.
   - Не беспокойтесь, сержант, - ответил Гендерсон. -  Я  сейчас  исполняю
обязанности начальника базы и сопровождаю его в город.
   - Полковник Бродерик сказал "нет", сэр.  -  Сержант  был  настойчив.  -
Перед отъездом он остановился здесь и велел ни при  каких  обстоятельствах
не выпускать из базы этого гражданского, да и вообще никого.
   Часовой с бесстрастным лицом стоял  около  машины,  держа  перед  собой
винтовку.
   Неожиданно Гендерсон высунул руку в окно, схватил винтовку  за  ложе  и
ударил сержанта стволом по скуле. В тот  же  момент  он  открыл  дверцу  и
выскочил из машины. Часовой  попятился  назад.  Гендерсон  вырвал  у  него
винтовку, вынул патроны и забросил ее как можно дальше.
   Потом, направив на ошеломленного часового пистолет, - Кларк недоумевал,
где Матт его прятал,  -  Гендерсон  откинул  щеколду  и  широко  распахнул
ворога. "Ого, - подумал Кларк, - раз уж этот парень решился, он даром слов
не тратит".
   Кларк выехал за ворота и  остановился  подождать  Гендерсона.  Пистолет
полковника все еще был направлен на часового.
   - Жмите, сенатор, - сказал он. - Теперь нас больше никто не  остановит.
Вечером всех загоняют за ограду.
   Кларк погнал "форд" по шоссе. Он вел машину на предельной  скорости  до
самого поворота на автостраду, повернул направо  и  помчал  по  освещенной
лунным светом дороге на Эль-Пасо.



ПЯТНИЦА, УТРО

   Кларк и Гендерсон медленно ехали в Вашингтон из  аэропорта.  Когда  они
проезжали мост, часы на приборной доске автомобиля показывали одну  минуту
девятого. Кларк, борясь с усталостью, сбросил правый  ботинок  в  надежде,
что вибрация мотора, передаваемая через педаль акселератора, не  даст  ему
заснуть. Гендерсон с Открытым ртом покачивался на своем сиденье. Он  уснул
почти в ту же минуту, как Кларк  захлопнул  дверцу  машины  на  стоянке  в
аэропорту.
   Пробиваясь в утреннем потоке машин, несущихся через мост к Пентагону  и
другим правительственным учреждениям, расположенным  в  Вашингтоне  и  его
окрестностях, Кларк испытывал такое чувство,  словно  кто-то  насыпал  ему
песку под веки. Это была долгая ночь. Мчась во взятом  напрокат  седане  к
аэропорту Эль-Пасо, они решили не пользоваться рейсовым  самолетом,  чтобы
избежать риска быть перехваченными. Гендерсон заметил, что, хотя база  "У"
не зарегистрирована в местной  комендатуре,  любой  офицер  с  базы  может
приказать военной полиции арестовать  его  и  задержать  Кларка.  Поэтому,
миновав  аэродром,  они  направились  к  отдаленному  ангару,  где   после
получасовой нервотрепки Кларку удалось  нанять  маленький  самолет.  Затем
Кларк созвонился с  Далласом  и  заказал  места  на  рейсовый  самолет  до
Вашингтона. Пилот арендованного самолета доставил  их  в  Даллас  лишь  за
несколько минут до отлета.
   Кларк с его "золотым  характером",  как  называл  президент  Лимен  его
способность изливать на собеседника все тепло своего южного обаяния, никак
не мог успокоить расходившиеся нервы  своего  спутника.  Матта  Гендерсона
одолевали мрачные мысли. Ему было совершенно ясно, что его военная карьера
кончилась. Он то подолгу угрюмо молчал,  то  засыпал  Кларка  беспокойными
вопросами. Сенатор пытался шутить, но Гендерсон не воспринимал его  шуток.
Кларк понял, что только Кейси может помочь ему привести Гендерсона в себя.
Теперь полковник горько раскаивался в своем поступке.  По  мнению  Кларка,
Гендерсон наверняка считал, что, чем ближе они к  Вашингтону,  тем  скорее
будет над ним военный суд. Поэтому Рей даже обрадовался,  когда  Гендерсон
наконец уснул в автомобиле.
   Кларк остановил машину  перед  выкрашенным  в  белую  краску  кирпичным
домиком в Джорджтауне, фасад которого был лишь на  фут  или  на  два  шире
длины автомобиля. Гендерсон шаткой походкой пересек вслед за ним тротуар и
остановился в ожидании, пока Кларк возился с дверным ключом.
   - Вот мы и дома, - сказал сенатор.
   На кушетке и на полу небольшой гостиной валялись книги, старые газеты и
журналы. На углу камина висел свитер, а на столе выделялись серые  круглые
пятна от стаканов.
   - Уборщица приходит раз в неделю, - извинился Кларк. -  Садитесь,  а  я
попробую вызвать Джигса по телефону.
   Он отыскал в телефонной книге домашний номер Кейси и  набрал  его.  Оба
продолжали стоять. От прежнего румянца на лице Гендерсона  не  осталось  и
следа.
   - Джигс? - сказал сенатор. - Говорит Рей Кларк. Да, это я. Мне повезло,
а то бы я все еще торчал посреди пустыни. Слушайте, тут со мной  один  наш
приятель. У него ужасный вид.  То  ли  он  наелся  неспелых  дынь,  то  ли
считает, что свалял дурака, приняв нашу сторону. Скажите  ему  пару  слов.
Его зовут Матт Гендерсон.
   Гендерсон  взял  телефонную  трубку.  Он  слушал  Кейси,  и  лицо   его
постепенно прояснялось. Сначала он слабо улыбнулся, потом  расхохотался  и
повесил трубку.
   - Джигс говорит, чтобы я не беспокоился, - радостно сообщил  Гендерсон.
- Он не может всего сказать, потому что Мардж дома, но говорит, что  скоро
увидимся. Я готов сделать все, что вы скажете.
   - Сейчас вы отправитесь спать,  -  распорядился  Кларк  и,  подталкивая
Гендерсона, отвел его наверх в спальню. - Теперь ваша очередь  побыть  под
домашним арестом, только у нас нет вооруженной охраны вокруг  дома.  Мы  в
Вашингтоне обходимся без этого. Но смотрите, никаких телефонных разговоров
и не выходить из дому, пока я за вами  не  вернусь.  Если  проголодаетесь,
когда проснетесь, найдете что-нибудь поесть в кухне. Кофе в  шкафчике  над
плитой.
   Гендерсон уже развязывал шнурки на  ботинках,  когда  Кларк  закрыл  за
собой дверь спальни. Сенатор сбежал вниз через две  ступеньки  и  позвонил
Эстер Таунсенд в Белый дом.
   - Сенатор! - Ему редко приходилось  слышать  такой  возглас  радости  и
облегчения. - Где вы?
   - Дома, золотко, где  и  положено  быть  всем  пай-мальчикам  во  время
завтрака.
   - Можете сейчас же приехать сюда? - спросила  она,  сразу  переходя  на
серьезный тон. - У него большие неприятности, вы ему нужны.
   - Еду, - ответил Кларк.
   Он подъехал к Белому дому с тыльной стороны  и  поставил  машину  около
большой магнолии у  входа  в  приемную,  расположенную  на  первом  этаже.
Часовые и полицейские Белого дома кивнули ему.  Сенатору  от  Джорджии  не
нужно было предъявлять удостоверение: его здесь все знали в лицо. Он вошел
в здание и в маленьком, отделанном ореховыми панелями  лифте  поднялся  на
второй этаж.
   Лимен сидел в кабинете, склонившись над  подносом  с  завтраком;  когда
Кларк, постучавшись, вошел в комнату, он быстро  поднялся  и  в  три  шага
пересек кабинет ему навстречу. Триммер, радостно виляя хвостом,  обнюхивал
брюки Кларка.
   - Боже мой, как  я  рад  тебя  видеть,  Рей!  Я  уж  думал,  ты  вообще
провалился в тартарары. - Он схватил Кларка за руку и стиснул  ему  плечо,
словно желая убедиться, что это не призрак, а живой  человек  из  плоти  и
крови.
   Кларка поразил вид Лимена: серое лицо, под глазами  мешки.  В  волосах,
казалось, прибавилось седины, хотя потом Кларк  понял,  что  Лимен  просто
пропустил  обычную   еженедельную   стрижку.   Пятидесятидвухлетний,   еще
моложавый мужчина, с которым Кларк расстался во вторник вечером,  выглядел
теперь почти стариком. Сенатор догадался, что его друг почти не спал.
   - Я вернулся из пустыни, - сказал Кларк. - Это вам почище, чем Али-баба
и сорок разбойников.
   Кларк стоял в небрежной позе, держась рукой за высокую белую  мраморную
полку камина. Лимен уселся в кресло и  нагнулся  вперед,  уперев  локти  в
колени. Он выглядел вялым и изнуренным.
   - Рей, - тихо сказал он, - ты, наверно, еще  не  знаешь.  Поль  Джирард
погиб. Его самолет разбился по пути домой.
   Кларк широко раскрытыми глазами смотрел на президента.
   - Прости, Джорди, - тихо проговорил он, - я не знал.
   Он опустился на диван против кресла  Лимена.  Президент  снял  очки  и,
держа их перед собой, пристально рассматривал, словно  выискивал  царапину
на стеклах.
   - Поль добился письменного заявления от Барнсуэлла. Он звонил мне перед
отлетом и сказал об этом.  И  еще  добавил,  что  Кейси  был  прав.  Потом
отправился в Мадрид и сел на трансокеанский лайнер, а тот врезался в гору.
   Кларк не знал, что сказать. Лимен продолжал  рассказывать  о  событиях,
происшедших в среду и в четверг, в том числе о потрясающем сообщении  Сола
Либермена, словно забыв о присутствии друга. Его глаза блуждали по  узорам
ковра,  лежащего  на  полу,  руки   безвольно   повисли,   из-под   манжет
высовывались запястья, пальцы нервно крутили очки. Когда он рассказывал  о
вчерашней перепалке с  Тоддом  в  присутствии  Кейси  и  Корвина,  на  его
сгорбленные плечи лег отпечаток какой-то вины.
   - С русскими я сумею договориться, но что касается того, другого  дела,
я не вижу выхода, Рей, - заключил он.
   Кларк вспомнил то утро в Корее. Он снова почувствовал  зуд  в  ладонях,
как тогда, когда он отхлестал по щекам молодого Джордана Лимена. Он вложил
в свои слова сердечность, которой в этот момент вовсе не испытывал.
   - Брось, Джорди, - сказал он, - выход всегда есть. Но времени  остается
мало. Послушай, что я тебе скажу.
   Кларк подробно рассказал о своих приключениях.  По  мере  того  как  он
говорил, росло его негодование.
   - Мерзавцы, трижды мерзавцы, - выругался он, описав, как ему  подсунули
две бутылки виски.
   Ему показалось,  что  и  Лимена  это  тоже  взбесило,  и  он  продолжал
рассказывать, как прошлой ночью Гендерсон двинул  часового  у  ворот  базы
"У".
   - Бродерик, наверно, уже вернулся на базу, - сказал  Кларк,  -  и  могу
побиться об заклад, что Скотт, Прентис и вся эта сволочь уже собрались  на
тайное совещание или скоро  соберутся.  Теперь  они  знают,  что  нам  все
известно, и это нехорошо,  Джорди.  Меня  тревожит  одно:  удастся  ли  им
ускорить события?
   - Прибывали ли еще транспортные самолеты прошлой ночью?
   "Вот так,  мой  мальчик,  -  подумал  Кларк.  -  Пора  начать  шевелить
мозгами... Чуть побольше боевого духа - вот что нам сейчас нужно".
   - Нет, - сказал он вслух, - кроме  тех  двенадцати  больших  реактивных
самолетов, которые прибыли в среду ночью, больше ни один  не  садился.  Но
если остальные самолеты перебросят сегодня,  может  быть,  им  удастся  на
несколько часов ускорить события.
   В дверь постучали.
   - Войдите, - сказал Лимен.
   В кабинет вошел  Кристофер  Тодд,  как  всегда  аккуратно  одетый  и  с
портфелем в руке, словно он  собирался  на  заседание  совета  директоров.
Министр слегка улыбнулся Лимену и чуть небрежно поклонился Кларку.
   - А, блудный сын возвратился, - сказал он с некоторым холодком.
   Кларк быстро повторил свой рассказ,  пока  президент,  наполнив  чашку,
потягивал горячий кофе.
   - Ну что ж, господин президент, - произнес  Тодд,  когда  Кларк  кончил
свой рассказ, - надо немедленно сделать одно дело.
   - Что именно, Крис?
   - Позвонить Прентису. Посмотрим, что он  скажет  насчет  ареста  своего
коллеги.
   - Не раскроем ли мы свои карты?
   - Они уже знают, что мы напали на след. Надо попытаться узнать, что они
сейчас замышляют. Ваш звонок может вывести Прентиса из  равновесия,  и  вы
получите от него кое-какие сведения.
   Лимен вызвал Прентиса по телефону, и,  пока  он  говорил,  двое  других
слушали. Президент начал твердым, почти резким тоном:
   - Доброе утро, Фред, говорит президент. Я хотел бы услышать вашу версию
телефонного разговора, который был у вас  в  среду  с  сенатором  Кларком,
находившимся в Нью-Мексико.
   Кларк и Тодд слышали глубокий, размеренный  голос  Фредерика  Прентиса,
гудевший в телефонной трубке.  Усталое  лицо  президента  приняло  суровое
выражение.
   "Он устал, устал, устал, - повторял про себя Кларк. - Но кто же из  нас
не устал?" Он налил себе чашку кофе, чтобы взбодриться.
   - Откровенно говоря, я вам не верю, Фред, - сказал Лимен. - Не  скажете
ли вы мне, где сейчас находится полковник Бродерик? Похоже,  что  он  стал
заправским туристом.
   Президент стал слушать, закусив нижнюю губу и покачивая головой.
   - Ваши разъяснения, как всегда, были чрезвычайно  полезны,  сенатор,  -
сказал он и с силой опустил трубку на рычаг.
   - Он говорит, что ни в среду, ни позднее  не  разговаривал  с  Реем  по
телефону. О полковнике Бродерике он как будто слышал, но не помнит,  чтобы
ему приходилось с ним разговаривать, и он будто бы не имеет  ни  малейшего
представления, где тот может быть.
   - Лжец, - сердито отрубил Кларк.
   - Он говорит, что, должно быть, вам это... приснилось, Рей.
   - Пусть мне приснилось, но у меня дома  сидит  вполне  реальный,  живой
полковник, которому приснился точно такой же кошмарный сон.
   - Я думаю, что полковник Гендерсон должен провести остаток дня с  нами,
- посоветовал Тодд. - Он, наверно, сможет рассказать  нам,  как  действует
это их адское заведение.
   - Да, лучше привезите его сюда. Рей, - согласился Лимен.  -  А  мы  тем
временем вызовем Кейси и Корвина.
   Кларк быстро проехал двадцать кварталов до своего дома  в  Джорджтауне,
дважды проскочив красный свет. Он въехал в переулок и поставил  автомобиль
вплотную к высокой кирпичной стене своего сада.  Выйдя  из  машины,  он  с
удивлением обнаружил, что одно стекло в задней двери,  над  самым  замком,
выбито. Кларк вошел в дом и вбежал по узкой лестнице наверх.
   Комната для гостей в задней части дома  была  пуста.  Измятые  простыни
грудой лежали на постели, где он оставил Гендерсона.  Одеяло  валялось  на
полу. Кларк заглянул в стенной шкаф. Вешалки были пусты; одежды Гендерсона
нигде не было видно.
   - Матт! - крикнул  Кларк  с  лестницы  вниз.  Никто  не  отзывался.  Он
заглянул в переднюю спальню, пробежал по комнатам нижнего этажа -  никого.
Вернувшись к  задней  двери,  он  заметил,  что  осколки  выбитого  стекла
валяются на полу кухни. Значит, стекло выбили снаружи.
   Сенатор сел в машину и на полной скорости помчался назад, в Белый  дом.
Корвин  и  Кейси  уже  были  там.  Когда  Кларк  сообщил  об  исчезновении
полковника, они тихо выругались.
   - А я еще говорил Гендерсону,  что  у  нас  в  Вашингтоне  он  будет  в
безопасности! - с раскаянием заключил Кларк. - Много я знаю!
   Лимен промолчал. Первый заговорил Тодд.
   - Либо сенатор Кларк совсем  выжил  из  ума,  что  маловероятно,  либо,
господин президент, надо немедленно принять меры.
   - Прежде всего надо выручить Гендерсона, - предложил Кларк. - Он не сам
вышел из дому, его похитили. Об этом говорит способ, каким выбито  стекло.
Они начинают играть грубо.
   - Что вы думаете. Джигс? - спросил Лимен.
   - Я думаю, за Маттом и сенатором следили с самого аэродрома, -  ответил
Кейси. - По-моему, Матта посадили  на  гауптвахту.  Ему  могли  предъявить
обвинение в самовольной отлучке или в нападении на часового, или в  том  и
другом вместе.
   Корвин взглянул на президента. Лимен кивнул.
   - Займитесь-ка этим сразу же, Арт, - сказал он. - Надо его найти.
   - Все обстоит именно так, как я говорил вчера вечером,  -  начал  Тодд,
после того как начальник охраны вышел из комнаты. - У нас нет ни малейшего
доказательства, которое можно было бы использовать в суде,  но  каждый  из
нас знает, что готовится крупная операция. Мы точно не знаем ее  цели,  но
разгромить заговорщиков надо сегодня же, и, чем скорее, тем лучше.
   Тодд  сверлил  глазами  президента,  словно  пытаясь  побудить  его   к
действию. Лимен посмотрел на Кларка.
   - По-моему, Крис прав, - сказал Кларк. - Надо действовать.
   - Как?
   - Вызовите Скотта и отстраните его от должности,  -  быстро  проговорил
Кларк. Потом продолжал уже медленнее, взвешивая слова: -  Затем  известите
всех командующих, что  тревога,  назначенная  на  субботу,  отменяется.  И
запретите  все  крупные  передвижения  войск   без   вашего   специального
разрешения. После этого прикажите Барни Рутковскому вылететь на базу "У" и
расформировать ее.
   - А чем объяснить это Скотту... и стране?
   - Как чем? Организацией этого проклятого ОСКОСС без разрешения и тайной
переброской войск на самолетах со всех концов страны, - ответил Кларк. - И
не забудьте эту налоговую декларацию. Можете  помахать  ею  у  него  перед
носом.
   Лимен крутил трубку, лежащую на кофейном столике, и смотрел, как  чубук
описывает дугу вокруг чашечки. Потом выбил трубку в пепельницу. Тодд  было
заговорил, но президент поднял руку.
   - Нет,  -  медленно  произнес  он.  -  Еще  не  время.  Надо  придумать
что-нибудь получше.  Такое  внезапное  решение  приведет  к  тому,  что  в
понедельник к утру Скотт завладеет страной. Народ просто не  поймет  и  не
поддержит нас.
   - Возможно, - не сдавался Кларк, - но приходится  идти  на  риск.  Дело
зашло слишком далеко. - Лимен подошел к высокому  окну  и  взглянул  через
большой газон на сверкающий в лучах утреннего солнца фонтан. Два садовника
копались  на  клумбе,  окружающей  бассейн.  Потом  повернулся   к   своим
собеседникам.
   - Нет, не сейчас, - повторил  он.  -  Наша  позиция  станет  неизмеримо
сильнее, если удастся освободить Гендерсона.  Ведь  это  наш  единственный
беспристрастный свидетель.
   - Вы ставите на карту судьбу всей страны, - резко проговорил Тодд. -  А
что, если Скотт перенесет срок выступления и не станет ждать до завтра?
   Лимен не стал снова вступать в спор с Тоддом и обратился к Кейси:
   - Это осуществимо, Джигс? Можно  ли  ускорить  начало  такой  операции,
связанной с переброской войск по воздуху?
   -  Сомневаюсь,  господин  президент.  Ведь   на   подготовку   операции
потребовались недели. Может быть, это и возможно, но  маловероятно.  -  Он
усмехнулся. - Во всяком случае, если бы  я  проводил  такую  операцию,  не
думаю, что мог бы ее ускорить.
   - Я согласен с суждением военного человека, - сказал Лимен. -  Подождем
еще несколько часов, прежде чем принимать решение, а тем  временем,  будем
надеяться, удастся освободить Гендерсона.
   -  Я  считаю  такое  решение,  вернее,  отсутствие   всякого   решения,
неразумным, господин президент, - заявил Тодд.
   - Вы полностью изложили свое  мнение  вчера  вечером,  Крис,  -  сказал
президент, - и нам оно  совершенно  ясно.  Я  думаю,  можно  обойтись  без
дальнейших пояснений. Благодарю вас.
   Лимен проводил Тодда и Кейси до двери.
   - Будьте у телефона, - предупредил он. - Вы можете понадобиться  мне  в
любую минуту. Боюсь, что это будет длинный день.
   Направляясь вместе с Кейси  через  длинный  коридор  к  лифту,  адвокат
пристально посмотрел на армейского уорент-офицера,  неподвижно  застывшего
на стуле с зажатым между коленями небольшим портфелем.
   - Скажите, полковник, - спросил Тодд, когда они вошли в лифт, - что это
за люди? Один из них всегда сидит у двери президента, где бы тот ни был.
   - Не знаю. Я думаю, это какое-то секретное дело,  господин  министр,  -
уклончиво ответил Кейси. "До чего же сложная вещь государственная  машина,
- подумал он. -  Сидит  человек  с  шифрованными  документами,  с  помощью
которых можно развязать ядерную войну, а министр финансов даже не знает об
этом".
   - Надеюсь, что он не завербован Скоттом.
   - Я тоже, - сказал Кейси. "Но даже главнокомандующий не может приказать
ему уйти с поста, - продолжал размышлять он.  -  И  может  быть,  вся  эта
система  настолько  хитроумна  и  содержит  столько  тонкостей,  что  даже
генералу Скотту ее не пробить.  Будем  надеяться,  что  это  действительно
так".
   По пути домой мысли Кейси обратились к семейным делам. Он  до  сих  пор
ничего не объяснил Мардж о своей поездке  в  Нью-Йорк  и  о  том,  где  он
пропадал прошлую ночь. Насколько он знал свою  жену,  она  вот-вот  должна
потребовать от него ответа.
   И он не ошибся. Вместо обычного утреннего рабочего костюма на ней  было
зеленое платье  из  набивной  ткани  и  туфли  на  высоких  каблуках.  Это
означало, что она либо договорилась встретиться с  кем-нибудь  за  ленчем,
либо собирается серьезно поговорить с ним. По ее  натянутой  улыбке  Кейси
понял, что предстоит последнее.
   - Что это ты такая  нарядная  с  самого  утра?  -  поинтересовался  он,
направляясь за женой в гостиную. Марджи уселась на кожаный пуфик, подложив
под себя ногу в нейлоновом чулке.
   - Полковник Кейси, - начала она, - я думаю, вам пора уже доверять своей
боевой подруге.
   - То есть?
   - То есть: где ты был в среду ночью,  и  вообще,  что  значат  все  эти
отлучки?
   - Прости меня, Марджи, но я уехал из города по секретному заданию.
   - Знаю, мой милый. По очень секретному. - Марджи улыбнулась,  обнаружив
небольшую щелку между зубами. - Но  у  тебя  же  отпуск!  Давай  не  будем
притворяться, будто ты ездил по делу.
   Кейси попытался изобразить на своем  лице  обиду.  Это  не  стоило  ему
большого труда. Он и в самом деле чувствовал себя обиженным и непонятым.
   - Я действительно ездил по делу, Мардж.  Официальное  правительственное
поручение.
   - Может быть, ты встречался  в  Нью-Йорке  с  этой  долговязой  стервой
Элеонор Холбрук тоже для пользы дела?
   - Ах брось, Мардж. Это дело прошлое, и незачем его пережевывать снова.
   - Ты был в Нью-Йорке! - Это был уже не вопрос, а обвинение.
   - Нет, не был, - солгал он. Неужели кто-нибудь из знакомых Мардж  видел
его в "Шервуде"? Или в том ресторане? Или, упаси бог, в доме Шу?
   - Ты слишком честен, Джигс. Ты так и не научился как следует врать.
   - Ладно, Мардж, хватит об этом, черт возьми, - рассердился Кейси.  -  Я
не хочу больше разговаривать на эту тему. Может, я  смогу  объяснить  тебе
кое-что в воскресенье, а может, и нет. Вот так, тут ничего не поделаешь.
   Мардж  сердито  сморщила  носик.  Эта  ее  гримаска  всегда  предвещала
неприятности.
   -  Возможно,  я  уеду  на  уик-энд  по  собственному  конфиденциальному
"заданию", так что буду лишена удовольствия выслушивать твою историю, если
ты сумеешь к тому времени ее сочинить.
   - О, ради бога, Мардж, не делай глупостей! - вспылил Кейси.
   Однако миссис Кейси с драматическим видом вскочила со  своего  сиденья,
простучала каблучками по коридору и скрылась  в  маленькой  комнатке,  где
стояла ее  швейная  машина,  клюшки  для  гольфа  и  письменный  столик  с
параллельным телефоном, захлопнув за собой дверь.
   Кейси со всей силой пнул ногой пуфик. Слава богу, что страну приходится
спасать не так уж часто.



ПЯТНИЦА, ПОЛДЕНЬ

   Арт Корвин, выйдя из одной двери и направляясь к следующей,  думал:  ну
что  ж,  за  эту  неделю  он  пройдет  полный  повторный  курс  по   своей
специальности. Правда, острой нужды в этом для  него  не  было.  Пусть  он
провел пару лет в западном крыле Белого дома, но все  равно  старой  своей
профессии не забыл.
   Обойдя еще несколько домов Джорджтауна,  он  с  удовлетворением  подвел
итоги. Две горничные и одна очень миловидная молодая хозяйка в  облегающих
длинных черных брюках  и  алой  домашней  курточке  вспомнили,  что  около
половины девятого утра видели стоявший на улице  военный  автомобиль.  Все
трое заявили, что в нем было два солдата. Машина стояла футах в сорока  от
подъезда дома сенатора Кларка. Одна из горничных видела, как около  девяти
часов сенатор уехал, и заметила, что сразу же после его отъезда двое людей
в форме подошли к дому и подергали дверь. Она уже хотела выйти и  сказать,
что дома никого нет, как эти двое - один из них,  видимо,  офицер,  потому
что у него были "такие блестящие штучки на плечах", - вернулись к машине и
уехали.
   Пожилая женщина с соседней улицы,  чей  сад  расположен  напротив  сада
Кларка, через переулок, видела, как в  начале  десятого  из  задней  двери
сенаторского дома вышли двое военных.
   - С ними был еще один человек,  и  они  вроде  его  поддерживали.  Надо
сказать, я немного удивилась. Правда, я  слышала:  иногда  из  этого  дома
выходят люди в таком виде, что их приходится поддерживать, но сама никогда
этого  не  видела.  И  подумайте  только:  в  девять  часов  утра!  -  Она
презрительно фыркнула. - Порой  удивляешься,  как  это  правительство  еще
ухитряется что-то делать, если в нем такие пьяницы.
   Корвин снова сел  в  машину  и  после  минутного  раздумья  помчался  к
"Добни-хаузу". В отделанном мрамором вестибюле он справился  у  клерка,  в
каком номере остановился сенатор Прентис, потом поднялся  на  его  этаж  и
минут пятнадцать бродил по коридорам. Ничего не  узнав,  он  спустился  на
грузовом лифте и поговорил с ремонтными рабочими в гараже, но без  всякого
результата. Обошел место стоянки машин в поисках  военного  седана.  Потом
медленно  объехал  кругом  весь  квартал,   но   не   заметил   ни   одной
правительственной машины.
   Далее он поехал по Массачусетс-авеню и  через  Шериден-серкл  въехал  в
парк Рок-Крик. Затем проследовал к мосту на Конститьюшн-авеню и переехал в
Виргинию. У Форт-Майера он остановил машину перед воротами и направился  к
проходной. Предъявив часовому удостоверение агента  секретной  службы,  он
сказал, что хотел бы поговорить с солдатом, который дежурил у ворот  около
девяти часов или в начале десятого.
   - Это был я, - сказал часовой, молоденький солдат военной полиции.
   - Тогда, может быть, вы сумеете мне помочь. - Корвин понизил голос. - Я
работаю  в  контрразведке,   мы   расследуем   одно   дело   о   нарушении
государственной безопасности.
   - Пожалуйста, спрашивайте.
   - Не приезжал ли сюда в начале десятого военный седан с двумя офицерами
и одним солдатом?
   - Да, кажется, - сказал солдат, явно заинтригованный и  довольный  тем,
что ему приходится принимать участие в столь важном деле. - Точно. Там был
полковник, майор и сержант. Я запомнил, потому что мне показалось, что тут
дело не совсем чисто. Майор сидел за рулем,  а  сержант  с  полковником  -
сзади. У полковника был фонарь под глазом, будто его стукнули или что-то в
этом роде.
   - А не знаете, эти люди не из вашего гарнизона?
   - Нет, сэр, не думаю. Во всяком случае, раньше я их не видел.
   - Знаете, куда они поехали?
   - Нет, но догадываюсь.  Они  спрашивали,  как  проехать  к  гарнизонной
гауптвахте. Я сказал им, и они поехали дальше.
   - Спасибо, - сказал Корвин. -  Попрошу  о  нашем  разговоре  никому  не
рассказывать. Дело чрезвычайно секретное.
   - Слушаюсь, сэр.
   Через десять минут Корвин был уже в Белом доме и докладывал президенту,
сидевшему в своем кабинете в западном крыле.
   - Мне не хотелось околачиваться около гарнизонной гауптвахты,  господин
президент, - объяснил он. - Мою вывеску  хорошо  знают  в  городе,  и  мне
приходилось часто иметь дело с офицерами этих парадных частей из Майера.
   - У меня есть идея, - сказал Лимен. Он взял  трубку  и  попросил  Эстер
соединить его с квартирой Кейси.
   - Хэлло! Вы, наверно, миссис  Кейси?  Говорит  Джордан  Лимен.  Могу  я
поговорить с Джигсом?
   Лимен прикрыл рукой микрофон и улыбнулся Корвину.
   - Кажется, этот разговор пойдет Кейси на пользу. Миссис сначала чуть не
грызла зубами трубку, а когда я назвал себя,  она  поперхнулась,  а  затем
таким сладеньким голоском ответила: "Пожалуйста, сэр".
   Корвин рассмеялся:
   - Наверное, миссис больше известно о поездке Кейси в Нью-Йорк, чем нам.
   Тут Лимен заговорил снова, и он замолчал.
   - Джигс? Арт думает, что напал на след вашего приятеля. Его отвезли  на
гауптвахту Форт-Майера майор и сержант. Нет ли у вас там знакомых, у  кого
бы узнать... Хорошо, так пойдет, я  думаю.  Да,  пожалуйста.  И  сразу  же
позвоните мне.
   Через несколько минут Кейси снова был у телефона.
   - Подождите минутку, Джигс, я хочу, чтобы Арт тоже послушал,  -  сказал
Лимен, указав Корвину на добавочный телефон.
   - Предположения оправдались, - сообщил Кейси. -  Я  позвонил  дежурному
сержанту на гауптвахте в Майере и спросил, держат ли они еще  под  арестом
полковника Уильяма Гендерсона. Он ответил утвердительно. Тогда  я  сказал,
что меня назначили его защитником, и спросил, в чем его обвиняют. Дежурный
ответил, что еще не знает, но майор, который привел арестованного, сказал,
что тот ударил сержанта и самовольно  отлучился  из  гарнизона.  Полковник
взят под  арест  по  устному  распоряжению  своего  командира  по  фамилии
Бродерик.
   - Спасибо, Джигс, - сказал Лимен. - По крайней мере, мы  теперь  знаем,
где он находится. Наверно, его не удастся освободить без скандала?
   - Боюсь, что нет, сэр. Но, по-моему, пока ему ничего не грозит.
   -  Приезжайте-ка  лучше  сюда,  Джигс.  По-видимому,  придется  принять
кое-какие срочные меры.
   Лимен положил трубку и обратился к Корвину:
   - Арт, отправляйтесь в Пентагон и проследите за  каждым  шагом  Скотта.
Мне нужно знать, где он побывает сегодня  днем.  В  любом  случае  звоните
Эстер примерно через каждые полчаса. Вы можете срочно понадобиться.
   - Слушаюсь, сэр.
   После ухода Корвина Лимен прошел в  особняк  и  поднялся  на  лифте  на
третий этаж. Кларк спал в одной из комнат для  гостей  под  самой  крышей.
Президент тихо постучал в дверь.
   - Рей, - сказал он, просунув голову  в  комнату,  -  спустись-ка  вниз,
слышишь? Дело принимает серьезный оборот. Я буду в кабинете.
   Кларк, зевая, сошел вниз с все еще красными глазами,  но  одолженная  у
президента  рубашка  с  крошечными  инициалами  "Дж.Л.",  вышитыми  синими
нитками на кармашке, придавала ему сравнительно свежий вид.
   Лимен, Тодд и Кейси ели сандвичи с ветчиной,  запивая  молоком.  Вид  у
президента был невеселый, но, по  крайней  мере,  подумал  Кларк,  у  него
появился аппетит. Довольный Триммер лежал свернувшись на своем коврике.
   - Нет, спасибо, сейчас не хочу, - сказал Кларк, когда Лимен указал  ему
на тарелку с сандвичами. - Только немного кофе.
   Когда другие поели, Лимен отодвинул свою тарелку.
   - Рей, мы нашли полковника Гендерсона, -  сказал  президент.  -  Он  на
гауптвахте в Форт-Майере. Его похитили из вашего дома около девяти часов и
посадили по приказанию Бродерика. Джигс считает, что с ним там  ничего  не
случится, да мы все равно сейчас мало чем можем ему помочь.
   Кларк поставил чашку с кофе на стол.
   - А знаете,  -  сказал  он,  -  по-моему,  противник  начинает  немного
паниковать. Не очень-то умно было захватывать Гендерсона таким образом,  а
тем более сажать туда, где его первым делом будут искать.
   - Типичный пример военного мышления, сенатор, - по  своему  обыкновению
съязвил Тодд, и Кейси заерзал на стуле.  Министр  отвесил  в  его  сторону
легкий поклон: - О присутствующих, конечно, не говорят.
   Лимен взял трубку, доверху набил ее табаком и только тогда заговорил:
   - В конце концов, люди Скотта - это не опытные конспираторы, хотя они и
участвуют в тайном заговоре. Это дилетанты. - Он чиркнул спичкой  и  зажег
трубку. - Слава богу хоть  за  эту  маленькую  милость.  Должно  быть,  мы
застигли их врасплох и им приходится импровизировать.
   - Мы тоже импровизируем. - Это опять подал голос  Тодд.  -  И  как  раз
сейчас, господин президент.
   - Да, пожалуй, - неохотно согласился Лимен,  -  но  откладывать  больше
нельзя.
   - Правильно, - подтвердил Тодд.
   Кейси уловил в его тоне самодовольство.
   - Теперь я хочу обсудить план действий, -  продолжал  Лимен,  -  с  тем
чтобы приступить к его осуществлению сегодня  же  вечером.  Но  необходимо
тщательнейшим образом обдумать каждый  шаг  и  рассмотреть  все  возможные
последствия любого нашего хода. Я  убежден,  что  один  ложный  шаг  может
погубить все дело. Должен сказать, что я  серьезно  сомневаюсь  в  успехе,
какие бы меры мы ни предприняли.
   - Черт возьми, господин президент, но это не  способ...  -  начал  было
Тодд, но вдруг зазвонил телефон. Лимен взял трубку и тут же ответил:
   - Да, давайте его. - Обернувшись к присутствующим, он объяснил:  -  Это
Барни Рутковский из Колорадо-Спрингс.



ПЯТНИЦА, ЧАС ТРИДЦАТЬ ДНЯ

   Генерал Бернард Рутковский, легкомысленно сдвинув набок фуражку,  шагал
по туннелю. Его коротенькое, полное тело раскачивалось  на  ходу,  круглые
щеки разгорелись от ходьбы. Начищенные до  блеска  пуговицы  и  серебряная
мишура на козырьке сверкали в ярком свете подвешенных к потолку ламп.
   Было 1:30 по  вашингтонскому  времени,  следовательно,  10:30  утра  по
местному колорадскому. Но здесь, в туннеле, на полмили врезавшемся в толщу
горы Чейен, можно было с тем  же  успехом  сказать,  что  теперь  полночь.
Генерал Рутковский совершал свой  ежедневный  визит  в  оперативный  центр
объединенного командования  противовоздушной  обороны  североамериканского
континента. В качестве командующего Рутковский не пропускал ни одного дня,
чтобы не проверить работу центра - сердца противовоздушной обороны страны,
но старался каждый раз менять время своих посещений, чтобы держать  личный
состав в постоянной готовности.
   Сегодня он проехал полмили от входа по  извилистому  главному  туннелю,
широкому, как шоссе, который вел к основному поперечному туннелю. Здесь он
выскочил из "джипа" и остальной путь до трехэтажного стального  блокгауза,
где помещался оперативный центр, проделал пешком.
   Он вошел в здание центра, и часовой у  входа  четко  отдал  честь,  так
резко  взмахнув  рукой,  что,  казалось,  послышался  свист   рассекаемого
воздуха.  Приветствуемый  часовыми,  Рутковский  быстро  шел  к  длинному,
похожему на театральный зал двухъярусному  помещению,  где  человек  сорок
постоянно следили за движением каждой  ракеты,  спутника  и  самолета  над
территорией Северной Америки.
   Генерал поднялся на балкон и занял место за укрепленным на  кронштейнах
столом, вокруг которого располагались циферблаты, телефоны,  переключатели
и кнопки. Дежурный контролер полковник Фрэнсис О'Мэлли вскочил со стула  и
замер по стойке "смирно".
   - Вольно, Фрэнк, -  сказал  Рутковский.  -  Было  что-нибудь  серьезное
сегодня?
   О'Мэлли передал свой  пост  помощнику  и  опустился  на  стул  рядом  с
генералом. Перед ними был огромный экран, на  котором  отображалось,  все,
что движется в воздухе над континентом. Электронная вычислительная машина,
которую питали данными телеграф, телефон и телетайп с сотен  аэропортов  и
военных баз, меняла знаки на экране через каждые несколько секунд.
   - Ничего серьезного, сэр, - ответил О'Мэлли. - Недавно у нас  тут  была
горячка, когда с базы Ванденберг выпустили пару  больших  ракет,  даже  не
потрудившись предупредить нас  о  точном  времени  пуска.  Прежде  чем  мы
узнали, чертовы штуки уже вылетели из пусковых шахт.
   - Это непростительно. Вы хоть дали там кое-кому по мозгам?
   О'Мэлли усмехнулся:
   - Не беспокойтесь, сэр.  Дал.  Думаю,  что  после  моей  нотации  этому
контролеру из Ванденберга небо показалось с овчинку.
   Рутковскому нравился этот подтянутый молодой офицер. Первые  выпускники
военно-воздушной академии начинали выдвигаться на ответственные  посты,  и
Рутковский  оценивал  их  в  общем  гораздо  выше,  чем  офицеров   своего
поколения, которых сначала учили в Вест-Пойнте, а потом уже  переводили  в
авиацию.  Эта  молодежь,  думал  он,  целиком  принадлежит   авиации.   Их
натаскивали  с   первых   дней,   когда   они   были   еще   бритоголовыми
первокурсниками. В академии не  щадили  усилий,  чтобы  отсеять  тех,  кто
впоследствии мог бы отказаться от  военной  карьеры.  Курсантов  гоняли  и
муштровали, пока у них не вырабатывался инстинкт механического  послушания
и не появлялось сознание ответственности, стремление  проявить  себя.  Это
были блестящие, подтянутые офицеры, любившие  службу.  Рутковский  не  мог
требовать большего от офицеров авиации.
   Майор, подменивший О'Мэлли на контрольном  посту,  обернулся  и  сделал
знак головой. Полковник извинился,  отошел  к  столу  и,  взяв  протянутый
майором клочок бумаги, отнес ее генералу.
   - На этой неделе отмечаются какие-то помехи, сэр,  -  сказал  он.  -  Я
думал, удастся освободиться от них, но дело принимает серьезный оборот.
   Рутковский взял из рук О'Мэлли бумажку с  наклеенным  на  ней  обрывком
желтой телеграфной ленты.

   "О'Мэлли. Оперцентр. ОК ПВО.
   Транспорты исчезают с экрана в пятидесяти милях.
   Место посадки неизвестно.
   Томас. Оперчасть. Бигс-Филд".

   - Что это все значит, Фрэнк? - спросил Рутковский.
   - Об этом я как раз и хотел спросить вас сегодня, сэр. В среду  вечером
нас поставили в известность о перелете двенадцати транспортных самолетов с
авиационной базы Поуп в Форт-Брэгге на аэродром Бигс-Филд, около Эль-Пасо.
Но к месту назначения они не  прибыли,  а  повернули  на  север  и  где-то
приземлились. Мы видели их на экране радиолокатора еще минут десять  после
того, как они должны были сесть в Бигсе. Они исчезли  с  экрана  где-то  в
пустыне Нью-Мексико.
   - Что это были за самолеты?
   - По размерам и скорости импульсов контролеры определили, что это  были
"К-двести двенадцать", - сказал О'Мэлли. - И так оказалось на самом деле.
   - Воздушно-десантные маневры?
   - Наверно, но, черт возьми, не можем же мы  позволить,  чтобы  самолеты
блуждали по нашим экранам и садились бог знает где.
   - Это случалось раньше, Фрэнк?
   - М-м... да, сэр. Оказывается, случалось, хотя я не  знал  об  этом  до
вечера среды. Отдельные самолеты садились и взлетали где-то между Бигсом и
авиабазой Холломен, но никто не обращал на это особого внимания,  пока  мы
не засекли перелет этих двенадцати.
   - Вы проверяли эти данные?
   - Да, сэр. И в Поупе и в Бигсе. Я связался с оперативным дежурным  базы
Поуп по телефону. Мне сказали,  что  они  представили  заявку  на  перелет
двенадцати "К-двести двенадцать" в Бигс-Филд и были уверены, что  самолеты
туда и направлялись. Больше ничего об этом перелете они  не  знают.  Потом
офицер из оперативной части Бигса сказал мне, что в  нескольких  милях  от
базы  самолеты  прекратили  с  ним  радиосвязь.  Куда   они   направились,
неизвестно.
   - А что значит эта телеграмма? - спросил Рутковский, постучав  пальцами
по бумажке, лежащей у него на ладони.
   - Сегодня утром из Бигса сообщили, что завтра  в  семь  ноль-ноль  туда
должны прибыть еще тридцать  "К-двести  двенадцать".  Поэтому  я  запросил
Томаса из оперативной части Бигса, где будут садиться  самолеты.  Это  его
ответ.
   Рутковский с минуту разглядывал бумажку, потом вернул ее контролеру.
   - Может быть, какое-нибудь распоряжение из Вашингтона, Фрэнк. Я проверю
и дам вам знать. Но вы, конечно,  правы:  мы  не  можем  позволить,  чтобы
самолеты исчезали в пустыне, если от  нас  требуют  обеспечивать  надежную
противовоздушную оборону. Хорошо, что вы доложили об этом.
   Генерал продолжал обход зала. Он  остановился,  чтобы  поздороваться  с
канадским офицером, который сидел за одним пультом управления  с  О'Мэлли,
спустился на первый этаж, обошел его и вышел из центра.
   Через  полчаса   Барни   Рутковский   вернулся   в   свой   кабинет   в
Колорадо-Спрингс, в семи милях от главного входа  в  туннель.  Он  закурил
сигару и пробежал глазами по большой  цветной  карте  континента,  которая
закрывала одну из стен кабинета.
   Генерал  был  раздражен:  дело  касалось  его  служебной   компетенции.
Согласно положению командование ПВО должны были заблаговременно ставить  в
известность  о  предстоящих  полетах  всех  самолетов,  ракет   и   прочих
летательных  аппаратов  в  воздушном  пространстве   Соединенных   Штатов,
независимо от продолжительности этих полетов. Время  от  времени  правила,
разумеется, нарушались. Небольшие частные самолеты то и дело перескакивали
с одной импровизированной площадки на другую без представления заявок.  Но
двенадцать больших реактивных самолетов, да еще военных!
   Секретная база! Это уже совсем вывело его из себя.  Два  года  назад  у
него  было  столкновение   с   генералом   Хардести,   начальником   штаба
военно-воздушных  сил.  Не  имеет  абсолютно  никакого  смысла,  доказывал
Рутковский, настолько засекречивать базы, чтобы командование ПВО  даже  не
знало об их существовании. Как может его командование осуществлять  надзор
за воздушным пространством, если самолеты будут носиться через континент к
какой-нибудь  секретной  базе,  вроде  той,  в  северной   Альберте,   где
проводились какие-то  исследовательские  работы  со  спутниками?  Хардести
согласился с ним, поставил этот вопрос в  комитете  начальников  штабов  и
добился положительного решения. В  начале  января  прошлого  года  комитет
начальников штабов издал  директиву,  категорически  требовавшую  от  всех
организаций, на территории которых предполагается посадка или взлет  любых
"летающих    объектов",    зарегистрироваться    у    командующего     ПВО
североамериканского континента,  независимо  от  степени  их  секретности.
Теперь кто-то игнорирует или нарушает эту директиву.
   Чем больше Рутковский размышлял об  этой  истории  в  Нью-Мексико,  тем
сильнее разгорался его гнев. Он быстро выходил из себя и сейчас  потянулся
было к  телефону,  чтобы  немедленно  позвонить  в  Вашингтон  и  спросить
Хардести, что же это,  черт  возьми,  происходит.  Но  долголетняя  служба
приучила его, как бы он ни был  сердит,  действовать  по  инстанции.  Надо
позвонить Томми Хастингсу  в  Форт-Брэгг.  Строго  говоря,  эти  войсковые
транспорты   принадлежали   тактическому   авиационному   командованию   и
обращаться следовало туда, но он знал Томми,  любил  его  и  от  него  мог
узнать больше.  Он  попросил  секретаря  связаться  с  генерал-лейтенантом
Томасом Хастингсом, командиром первого воздушно-десантного  корпуса  армии
США.
   В ожидании вызова Рутковский смотрел на висящую на стене карту, а когда
зазвонил телефон, передвинул погасшую сигару в угол рта.
   - Томми? Это  Барни  Рутковский.  Скажи-ка,  дружище,  куда,  к  черту,
направляются эти "К-двести двенадцать" с  вашей  базы?  От  меня  требуют,
чтобы я был в курсе всего, а ваши войсковые транспорты доводят моих  людей
до бешенства. Они исчезают из виду где-то севернее Эль-Пасо.
   Голос генерал-лейтенанта Хастингса звучал спокойно и безмятежно:
   - Я тут  ни  при  чем,  Барни.  Эти  крошки  не  мои.  Они  принадлежат
военно-воздушным силам. Я только кормлю и размещаю на ночлег экипажи.
   - Не темни, Томми, - сказал Рутковский. - Должен же  ты  знать,  в  чем
дело. В конце концов, ведь они вылетают из твоей лавочки.
   - Слушай, Барни, зря ты  на  меня  нажимаешь,  дружище.  Это  секретные
маневры. Если хочешь получить ответ, обращайся не ко  мне,  а  куда-нибудь
повыше.
   - Спасибо, приятель, - раздраженно проговорил Рутковский. -  Если  я  в
свою очередь смогу быть тебе полезен, только свистни.
   - Барни! - обиженно воскликнул Хастингс.
   - В любое время, Томми, - сказал Рутковский, вешая трубку.
   Командующий ПВО с минуту печально смотрел на телефон, потом  вызвал  по
прямому проводу дежурного контролера оперативного центра.
   - Фрэнк, - спросил он, - когда, вы сказали, самолеты должны прибыть  на
эту чертову базу: сегодня вечером или завтра?
   - Сначала расчетное время прибытия было назначено на семь  ноль-ноль  в
субботу, - ответил О'Мэлли, - но только что получена вторая телеграмма  из
Бигса о том, что оно переносится на двадцать три ноль-ноль сегодня.
   -  Где,  по-вашему,  все-таки  находится  эта  распроклятая  посадочная
площадка?
   - Должно быть, довольно близко от Эль-Пасо,  сэр.  Самолеты  прекращают
радиосвязь с Бигсом около пятидесяти  миль  восточнее  и  поворачивают  на
северо-запад. Они продолжают идти в этом направлении еще несколько  минут,
потом мы теряем их из виду.
   - Спасибо, Фрэнк, - буркнул Рутковский.
   Он был теперь совершенно взбешен.  Мысль  о  том,  что  ему,  человеку,
который  носит  четыре  генеральских  звезды  на  погонах  и  отвечает  за
противовоздушную оборону страны, не доверяют, приводила его в ярость.
   Он не стал беспокоить секретаря,  а  сам  вызвал  Паркера  Хардести  по
прямому проводу военно-воздушных сил, соединявшему его с Вашингтоном.
   - Говорит Рутковский, генерал, - сказал он. - Я возмущен. Какой-то  дуб
там у вас считает, что мне нельзя доверять государственное дело.
   - Успокойтесь, Барни.
   Рутковский  представил  себе  гладкое,  без  морщин,   лицо   Хардести,
волнистые каштановые волосы. Его голос, как всегда, звучал невозмутимо.
   - Я говорю серьезно, - волновался  Рутковский.  -  Какой-то  сукин  сын
думает, что я могу руководить  противовоздушной  обороной,  не  зная,  что
делается в воздухе.
   - Может быть, вы все-таки объясните, в чем дело, Барни?
   - Слушайте, около тридцати  войсковых  транспортных  самолетов  сегодня
вечером прибывают на какую-то секретную базу около Эль-Пасо из Поуп-Филда,
а у нас нет даже плана полетов. Больше того, на последней сотне  миль  они
применяют маскировочный маневр.
   - Помилуйте, не думаете же вы, что это бандиты?
   - О черт, да не в этом дело, генерал, - проговорил  Рутковский  усталым
голосом. - Будем мы придерживаться установленного порядка или не будем?
   Хардести пытался его успокоить:
   - Конечно будем, Барни, но вы зря беспокоитесь насчет этой операции. Вы
же знаете, что самолеты свои, знаете, что они прибывают из Форт-Брэгга. На
вашем месте я наплевал бы на эти последние несколько миль и забыл об этом.
   - Вы знаете, что это за дьявольская база там в пустыне?
   Хардести помолчал, потом ответил  ровным  голосом,  тщательно  подбирая
слова:
   - Давайте лучше не будем говорить об  этом.  Все  мы  знаем,  что  есть
разные  степени  секретности.  Нравится  это  нам  или  не  нравится,   но
приходится считаться с таким положением.
   - Вы хотите сказать, что мне об этом знать не положено?
   - Я этого не говорил.
   - Да, но вы  имели  в  виду  именно  это,  генерал.  Если  такова  ваша
политика, то она дурно пахнет. Я не могу работать в потемках.
   - Прошу прощения, Барни, - сказал Хардести, давая понять, что  разговор
окончен.
   - Хорошо, - сказал Рутковский. - До свидания.
   Он зло швырнул окурок  сигары  в  пепельницу.  Ему  стало  жарко,  хотя
термометр  за  окном  показывал  только  шестьдесят   семь   градусов   по
Фаренгейту. Он  сорвал  с  себя  китель  и  расстегнул  воротник  рубашки.
Хардести, получивший четвертую звезду всего на  несколько  месяцев  раньше
него, обращался с ним как с  каким-нибудь  приготовишкой.  Он  возглавляет
третье по важности командование в военно-воздушных силах, а Вашингтон  его
обходит. Интересно, знает ли об этой базе и об этих  полетах  Тэд  Дэниел,
командующий стратегической авиацией? Он решил было позвонить  Дэниелу,  но
передумал. Если Дэниел знает, то тем труднее будет это перенести.
   К черту! Кое-кто из этих типов,  окружающих  генерала  Скотта,  слишком
беспокоится о политике и  международных  делах  и  не  уделяет  достаточно
внимания руководству вооруженными силами. Рутковский закурил новую  сигару
и откинулся на своем вертящемся стуле. Непонятно, зачем Лимен вызывал  его
к себе во вторник вечером  и  в  среду  утром.  И  разговор  был  какой-то
странный. Зачем президенту понадобилось вызывать  его  в  Вашингтон,  если
можно было переговорить по телефону? А когда он прибыл,  Лимен  вроде  все
ходил вокруг да около, вместо того чтобы сказать ему все - что бы  это  ни
было - начистоту. Это на него не похоже.
   Но все равно он выполнил просьбу президента  и  прозондировал  адмирала
Палмера. А теперь, черт  возьми,  президент  утвердил  какую-то  секретную
операцию и преднамеренно исключил командующего ПВО из списка лиц,  которым
положено о ней знать. Разве можно так  обращаться  с  человеком,  особенно
если речь идет о чем-то непосредственно связанном с его деятельностью! Вот
именно, повторил он себе: непосредственно связанном с его деятельностью.
   Но если президент мог позвонить ему по секрету, почему же не  может  он
позвонить президенту?  Рутковский  терпеть  не  мог  обходных  маневров  и
презирал офицеров, у  которых  не  хватало  смелости  прямо  обращаться  к
начальникам. Но  тут  другое  дело.  Лимен,  очевидно,  назначил  какие-то
секретные учения и сам решил, кто должен о них знать. Президент - штатский
человек и, вероятно, просто не понимает, что это такое, когда командование
ПВО  континента  не  в  состоянии  следить  за   движением   в   воздушном
пространстве. Это же дьявольски опасная штука. Опасная? Больше  того,  это
может сказаться самоубийством.
   Приняв решение, Рутковский поднял трубку белого телефона,  соединявшего
его непосредственно с коммутатором Белого дома. За два года пребывания  на
посту командующего ПВО он ни разу не воспользовался этой связью.
   Белый дом ответил немедленно.
   -  Президента,  пожалуйста,  -  попросил   Рутковский,   сразу   остыв.
Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы соединить его с президентом.
   - В чем дело, Барни?
   - Обращаюсь к вам с личной жалобой,  господин  президент,  но,  на  мой
взгляд, очень важной, иначе я не стал бы вас беспокоить. Как  я  понял  из
нашего последнего разговора, вы хотите, чтобы я говорил откровенно.
   - Иначе и быть не может.
   - Дело вот в чем, господин президент. По-моему, вы допустили  серьезную
ошибку, назначив эти учения по переброске войск на самолетах и не  включив
мое командование в организацию мер безопасности. И, по-моему, вы совершили
вторую ошибку, организовав базу со взлетно-посадочной полосой в пустыне.
   Наступило молчание.
   - Нельзя ли поподробнее, Барни?
   - Слушаюсь, сэр. Для бесперебойной работы системы  ПВО  континента  нам
необходимо знать о каждом своем самолете, или  ракете,  или  любом  другом
летательном  аппарате,  появляющемся  в  нашем   воздушном   пространстве.
Достаточно вам было засекретить от нас только одну операцию, и вся система
нарушилась.
   - Барни, не вдаваясь в спор по этому вопросу, я попрошу  вас  сообщить,
как вы об этом узнали.
   - Пожалуйста. Мы требуем от дежурных офицеров знать все, что происходит
в воздушном пространстве. В среду вечером один из моих  офицеров  наблюдал
перелет первой группы. Самолеты направлялись в Эль-Пасо, потом  неожиданно
повернули на северо-запад и исчезли с экранов радиолокаторов.  Он  пытался
выяснить, что это за самолеты, по обычным каналам, но ему  не  удалось,  и
тогда сегодня в полдень он доложил мне.
   - Первой группы? - спросил президент. - Вы думаете, что  был  еще  один
перелет?
   - Да, сэр, как вам, вероятно, известно. Тридцать транспортных самолетов
должны были прибыть на эту проклятую секретную базу в  семь  ноль-ноль  (в
семь часов утра) завтра. Потом я узнал, что время прибытия передвинуто  на
двадцать три ноль-ноль сегодня.
   - В одиннадцать часов вечера сегодня?
   - Да, сэр.
   -  Подождите  минутку,  Барни.  -  В  телефоне  замерло,  и  Рутковский
догадался, что президент закрыл рукой микрофон. Возможно, у Лимена как раз
в это время проходило совещание с генералом Скоттом или еще  с  кем-нибудь
по этому вопросу. Рутковский ждал, вертя в пальцах погасшую сигару. Прошло
несколько минут - и он снова услышал голос президента:
   -  Барни,  дело  очень  серьезное.  Оно  связано  с  важными   военными
вопросами, и мне нужен ваш совет. Вы можете прибыть сюда еще раз  -  прямо
сейчас?
   - Да, я полагаю. По телефону их решить нельзя, сэр?
   - Нет. Требуется ваше личное присутствие.
   - Понимаю, господин  президент,  но  как  быть  с  этими  транспортными
самолетами?
   - Барни, это и есть один из вопросов. Когда вы можете прибыть?
   - Господин президент, учитывая дорогу на аэродром и с аэродрома, я могу
быть через три часа. Вас это устраивает?
   - Хорошо, хорошо. Нет, одну минуту. - Президент снова умолк, но на этот
раз ненадолго.
   - Барни, не так важно время, как  соблюдение  тайны.  Вы  не  могли  бы
прилететь сами, я хочу сказать: без пилота?
   - Разумеется. - Генерал усмехнулся. - Я все равно должен налетать  свои
часы. Я могу прилететь на истребителе, но надо будет заправиться  в  пути.
Дайте мне четыре часа.
   - Это немало. Вот что, Барни, только чтобы об этом действительно  никто
не знал. Пожалуйста, никому  не  говорите,  куда  направляетесь.  А  когда
сядете в  Эндрюсе,  придумайте  какой-нибудь  предлог  личного  характера.
Скажите, например,  что  собираетесь  навестить  больную  сестру  или  еще
кого-нибудь из близких  где-то  в  Мэриленде.  Где  угодно,  только  не  в
Вашингтоне. Потом возьмете такси и подъедете к восточному  входу  в  Белый
дом. Охрана будет вас ожидать. Вы можете надеть штатское платье?
   - Да, сэр. - Рутковский был в недоумении, но президент не  стал  больше
ничего объяснять.
   - Ладно, Барни, до вечера.
   - Слушаюсь, господин президент.
   Генерал Рутковский снял китель со спинки стула и рассеянно  сунул  одну
руку в рукав.
   - Ни черта не понимаю, - пробормотал он и, поправив  галстук,  поспешно
вышел из кабинета.


   Лимен положил трубку и повернулся к сидящим в  кабинете.  С  минуту  он
молчал, глядя куда-то вдаль. Рей Кларк никогда еще не видел своего старого
друга таким утомленным, таким  печальным  и  одиноким.  Кристофер  Тодд  с
тонкой улыбкой на лице и с торжествующим взглядом  пристально  смотрел  на
Лимена. Кейси, напротив, старался не смотреть в лицо президенту,  устремив
взгляд на ярко освещенный солнцем памятник Вашингтону.
   Над городом слышалось тихое жужжание самолета. Через  открытые  окна  в
комнату  лилось  пение  пересмешника,  устроившегося  на  вершине  большой
магнолии. В комнате царило молчание.
   Лимен  засунул  руки  в  карманы  пиджака  и  закусил  губу.  Когда  он
заговорил, голос его показался всем старчески усталым.
   - Надо начинать действовать сегодня же вечером, - сказал он. -  Времени
остается совсем немного.
   - Мы согласны с вами, господин президент, - произнес Кларк.
   - Помоги мне бог снести это бремя. - Лимен, казалось, вовсе  не  слышал
слов Кларка.
   Тодд возвысил  голос,  словно  стараясь  разогнать  мрачное  настроение
президента:
   - Вы победите,  господин  президент.  Вы  одержите  верх,  если  будете
действовать точно и быстро.
   Лимен улыбнулся терпеливой и сочувственной улыбкой и мягко прошелся  по
ковру.
   - Сегодня вечером не будет победителей, Крис. Будем  надеяться,  что  в
стране сохранится спокойствие.
   Президент встряхнул головой, словно пробуждаясь  от  глубокого  сна,  и
опустился в кресло.
   - Ну ладно, - сказал он, - перейдем к делу.
   - Как мне кажется, - оживленно проговорил Тодд, - надо  начать  с  трех
мероприятий. Во-первых, вы вызываете к себе Скотта и  отстраняете  его  от
должности. Во-вторых, вы рассылаете всем командующим телеграммы  за  своей
подписью: объявляете об отставке Скотта и воспрещаете всякие  передвижения
войск в  течение  последующих  сорока  восьми  часов  без  вашего  особого
распоряжения. В-третьих, вы посылаете генерала Рутковского на базу  "У"  с
распоряжением немедленно ее ликвидировать.
   - Ваше мнение, Джигс? - Президент вопросительно посмотрел на Кейси.
   - Меня беспокоит, господин президент, известное  всем  нам  специальное
приспособление, позволяющее контролировать телевизионную  сеть  страны,  -
сказал Кейси. - По-моему, кто-то должен отвезти  письмо  от  вас  генералу
Гарлоку в Маунт-Тандер с  указанием  не  вмешиваться  без  вашего  личного
разрешения в работу гражданских телевизионных станций.
   - Я не думаю, что есть необходимость посылать Барни  в  Нью-Мексико,  -
сказал Лимен Тодду после минутного  раздумья.  -  Ему  лучше  быть  здесь.
Существуют сотни всяких тонкостей в системе военной связи,  и  он  поможет
нам справиться с этим делом. Я даже  не  знаю,  в  чем  все  эти  тонкости
заключаются.
   - Это верно, - заметил Кларк. - И я  предложил  бы  Рутковскому  отдать
распоряжение, чтобы эти транспортные самолеты не вылетали  из  Форт-Брэгга
под угрозой военного суда, если он сочтет нужным пойти  на  такую  крайнюю
меру.
   - Разумеется, надо все рассказать Барни, - согласился президент. - Судя
по нашему телефонному разговору, его вряд ли придется  особенно  убеждать.
Факты  настолько  бросаются  в  глаза,  что  никто  сейчас  не  может   их
игнорировать.
   Кейси провел рукой по своим коротко стриженным волосам.
   - Господин президент, мне не хочется говорить плохое о генералах, но вы
значительно укрепите свои позиции, если сместите также генерала Хардести и
назначите на его место генерала Рутковского. Тогда он получит  возможность
отдавать распоряжения своей властью.
   - Я уже так и решил, Джигс, - сказал Лимен. - И, разумеется,  я  должен
объявить обо всем стране.
   - Только не сегодня, Джордан, -  вмешался  Кларк.  -  Оставьте  это  на
завтра. К тому же Фрэнк Саймон, вероятно, упадет замертво, когда  услышит,
что вы сместили Скотта.
   - Бедняга Фрэнк, - сказал президент, - я не очень-то  жаловал  его  эту
неделю, не правда ли?
   Кейси все еще был неспокоен.
   - Господин президент, если позволите мне  сказать,  я  считал  бы,  что
лучше вам самому позвонить генералу Хастингсу в  Форт-Брэгг  и  приказать,
чтобы ни один из этих самолетов не поднялся с аэродрома. Я не уверен,  что
он подчинится генералу Рутковскому.
   - Я думал, что безоговорочное подчинение -  главная  черта  военных,  -
ядовито заметил Тодд.
   - Это верно, сэр, - вспыхнул  Кейси,  -  но  когда  в  верхах  внезапно
происходят какие-то сдвиги, реакция  на  приказания  меняется.  Надо  дать
каждому офицеру некоторое время, чтобы приспособиться к  переменам.  Иначе
он не будет уверен, что приказы, которые он получает, законны. Кроме того,
Хастингс принадлежит к армии, а Рутковский -  к  авиации,  а  между  этими
видами вооруженных сил всегда было соперничество. Но  если  приказ  отдает
президент, никто не может поставить под сомнение его законность.
   - Я не вижу оснований  тревожиться  насчет  этой  треклятой  братии  из
ОСКОСС именно сегодня, -  сказал  Кларк.  -  Если  у  Бродерика  не  будет
самолетов, он не сумеет вывезти с базы своих людей.
   - Но у него уже есть двенадцать самолетов, - указал  Тодд.  -  Вы  сами
видели, как они приземлились.
   - Я думаю, об этом мы посоветуемся с Барни, когда он приедет, -  сказал
Лимен. - Очевидно, переброска людей с базы намечена не раньше полуночи.
   - Разрешите мне внести еще  одно  предложение,  господин  президент,  -
попросил Кейси.
   - Пожалуйста.
   - Я думаю, вам следовало бы позвонить всем командующим, перечисленным в
телеграмме генерала Скотта о "скачках" в Прикнессе. Скажите им только, что
тревога отменяется и они должны оставаться на своих местах до  дальнейшего
распоряжения.
   -  Они  будут  ошеломлены,  -  усмехнулся  Кларк.  -  Главнокомандующий
сообщает им об отмене тревоги, хотя им даже не полагалось знать,  что  она
намечается.
   - Я думаю, Кейси и на этот раз прав, - сказал Лимен.  -  Крис,  вы  все
записываете?
   Вопрос не требовал ответа. Тодд с расплывшимся в довольной улыбке лицом
и с деловым видом делал записи в своем большом желтом блокноте.
   - Ну вот, - продолжал Лимен, - мы наконец подходим к моменту, которого,
я надеялся, никогда не будет. Должен  сказать,  что  у  меня  нет  никакой
уверенности в  нашем  успехе.  Боюсь,  что  к  понедельнику  страна  может
оказаться на грани гражданской войны. Представляете себе Скотта на  экране
телевизора?
   - Это напомнило мне, - сказал Кларк, - еще одну вещь, которую вам  надо
записать, Крис. Президенту надо вызвать главу Ригел бродкастинг корпорейшн
и  попросить  его,  в  качестве  личного  одолжения,  отменить  завтрашнее
выступление Макферсона.
   - Правильно, - согласился Лимен.
   Он снова встал и подошел к окну. Казалось, он опять как бы  отгородился
от своих собеседников. Лимен пробежал взглядом от Эллипса, через бассейн к
колоннаде памятника Джефферсону и подумал: "Разве не  Джефферсон  говорил:
"Я дрожу за свою страну"? Теперь я понимаю, что он хотел сказать. Если  бы
у нас было письменное доказательство заговора, я  мог  бы  предъявить  его
Скотту и заставить его без шума выйти в отставку под предлогом разногласий
по вопросу о договоре, и страна никогда ничего не узнала бы. А сейчас? При
существующем положении у нас один шанс из тысячи на  успех.  Ни  Тодд,  ни
Кейси, ни даже Рей этого не понимают и не могут понять.  Только  президент
может это понять, а президент - это ты, Лимен, и  никакого  выбора  теперь
нет. Ладно, хватит строить из себя  мудрого  старца,  Джорди.  Вернемся  к
делу".
   Он все еще стоял у окна, когда громкий стук в дверь заставил вздрогнуть
всех присутствующих. В кабинет вошла Эстер Таунсенд.
   - Прошу прощения, господин президент, - сказала она. - Внизу дожидается
один человек, который настаивает, чтобы вы  его  сейчас  же  приняли.  Его
зовут Генри Уитни. - Голос секретарши дрогнул. - Он наш генеральный консул
в Испании.



ПЯТНИЦА, ЧЕТЫРЕ ЧАСА ДНЯ

   За время двадцатилетней службы Генри Уитни научился скрывать неловкость
и волнение, в каком бы обществе он ни находился.  Но  сейчас  он  попал  в
частные апартаменты президента Соединенных Штатов,  незваный,  непрошеный,
минуя все инстанции. Больше всего его выбивало из колеи именно это:  минуя
инстанции. Он последовал за мисс Таунсенд по сводчатому коридору.
   - Президент ждет вас в этой комнате, -  сказала  секретарша  и  открыла
перед ним дверь, не удосужившись даже постучать. - Господин президент, это
мистер Генри Уитни.
   Джордан Лимен быстро шагнул ему навстречу и протянул руку.
   - Рад вас видеть, мистер Уитни.
   - Здравствуйте, сэр, - смущенно ответил генеральный консул.
   Он стыдился  своей  несвежей  сорочки,  измятого  костюма  и  нечищеных
ботинок. Не было времени привести себя в порядок. После бешеной  гонки  из
Ла-Гранха в мадридский аэропорт он вылетел  в  Нью-Йорк  и,  прибыв  туда,
промчался  на  такси  через  Лонг-Айленд,  чтобы  на  первом  же  самолете
отправиться в Вашингтон. У него едва хватило времени умыться  и  пробежать
электрической бритвой по лицу в аэропорту.
   - Вы насчет Поля... насчет Джирарда? - нетерпеливо спросил Лимен.
   - Да, сэр, насчет мистера Джирарда. Не знаю, с чего начать, сэр.  Лучше
я сразу вручу вам вот это.
   Уитни поставил свой тонкий кожаный чемоданчик на стул, открыл  замки  и
достал искореженный серебряный портсигар.
   - Загляните внутрь, господин президент.
   Лимен чуть не вырвал портсигар из рук Уитни. Пытаясь  открыть  его,  он
сломал ноготь на большом пальце.
   - Минуточку, сэр. - Уитни достал перочинный ножик и, всунув его в щель,
открыл замок.
   Лимен вынул сложенные два листка бумаги,  подпаленные  по  краям  и  на
сгибах, но в остальном невредимые. Пробежал глазами  первые  фразы,  потом
взял вторую страничку и заглянул в конец.
   - Садитесь, садитесь, - сказал он Уитни. - Ради бога,  извините.  Дайте
мне только прочитать.
   Лимен поднес бумаги к окну, надел очки и начал читать. Дойдя до  конца,
он вновь перечитал некоторые фразы.
   - Вы читали? - вдруг спросил он Уитни.
   - Да, сэр. - Уитни в неловкой позе сидел в кресле с изогнутой спинкой.
   Лимен взглянул на дипломата любопытным, изучающим взглядом, как смотрит
один человек на другого,  сделавшего  ему  неожиданно  великое  одолжение.
Перед ним был тщедушный мужчина с рыжими волосами и тонкими чертами  лица.
Большие голубые глаза придавали его  лицу  выражение  невинности,  которое
казалось совершенно несовместимым с его присутствием в Белом доме в  такой
момент.
   - Вы поняли, что это такое?
   - Не совсем, сэр. Я мог только сопоставить факты. Но я думал,  что  вам
было бы... важно получить это. Поэтому я и привез портсигар.
   - Вы обсуждали с кем-нибудь содержание документа? -  спросил  Лимен.  -
Или показывали его кому-нибудь? Скажем, послу?
   - Нет, сэр. Может быть, следовало это сделать, но я не стал.  Никто  не
видел документа, кроме вас и меня. Мне показалось, что это  сугубо  личное
послание. Я совершенно  уверен,  что  испанская  полиция  в  Ла-Гранха  не
догадалась заглянуть внутрь. Посол не знает, что я здесь.  Возможно,  меня
уже разыскивают.
   - Посол Литл об этом ничего не знает?
   -  Нет,  сэр.  Видите  ли,  господин  президент,  начальник  полиции  в
Ла-Гранха - это место, где разбился самолет, - передал мне ящик с  вещами,
найденными на месте катастрофы. Там не было ничего ценного,  но  все,  что
было, он передал мне. Я поставил ящик  в  свою  машину  и  пошел  обедать.
Потом, прежде чем вернуться на место происшествия,  чтобы  встретиться  со
следователями, я решил посмотреть, нет ли  среди  вещей  чего-нибудь,  что
могло бы установить личность  погибших.  На  портсигаре  снаружи  не  было
никаких отметок, а открыв его, я... ну, я прочитал документ и  решил,  что
вам надо немедленно его вручить.
   Лимен свернул бумажки, аккуратно вложил их  в  серебряный  портсигар  и
опустил его в карман. Он пододвинул стул вплотную к Уитни и сел.
   - Мистер Уитни, у меня есть еще вопросы, - сказал он, - но прежде всего
насчет Поля. Вы... вы видели его?
   - Нет, господин президент. Сохранились в целости лишь тела тех, кто был
в кабине пилота. Все остальные сгорели. -  Потом,  увидев  выражение  лица
Лимена, Уитни добавил: - Я  совершенно  уверен,  сэр,  что  все  произошло
мгновенно. При столкновении.
   Лимен отвернулся к окну. Почему-то перед его глазами  встал  Джирард  в
день торжеств по поводу вступления  в  должность  нового  президента.  Его
большая голова выглядела так смешно во взятом напрокат шелковом  цилиндре.
Они оба шутили по этому поводу.  Поль  сравнивал  тогда  себя  с  обычными
карикатурами на поклонников сухого закона и пуританских нравов. Теперь его
уже нет. Да, вот так, наверное, старые люди каждый раз, раскрыв  газету  и
увидев в ней некролог, чувствуют, как уходит жизнь.
   - Должно быть, в момент  катастрофы  он  держал  портсигар  в  руке,  -
заметил Уитни.
   - Да, он, наверно, старался его спасти,  -  сказал  Лимен  очень  тихо.
Потом добавил, обращаясь к Уитни:  -  Мы  были  очень  близкими  друзьями,
мистер Уитни.
   - Мне очень жаль, господин президент...
   Лимен заставил себя вернуться к расспросам.
   - Итак, вы не информировали посла Литла?
   - Нет, сэр. - Голубые глаза Уитни, не мигая, выдержали взгляд Лимена, и
в голосе его не прозвучало раскаяния. - Прочитав документ, я передал  ящик
с остальными вещами сотруднику авиакомпании, а потом поехал в Мадрид и сел
на первый самолет, отправлявшийся в Штаты. Я... я даже не захватил с собой
чистой сорочки.
   Лимен только махнул рукой в ответ на последнее замечание Уитни.
   - Нет нужды говорить вам, что это  самый  важный  документ,  полученный
мною от чиновника государственного департамента в этом году. Вы  поступили
правильно. Я полагаю, что нет также необходимости напоминать вам,  что  вы
не должны никому рассказывать о том, что прочитали...
   - Я понимаю, сэр.
   - И что вы никогда не должны упоминать и даже намекать о  существовании
этого документа.
   - Да, сэр.
   - Я подчеркиваю слово "никогда".
   - Слушаюсь, сэр.
   - Вы даете мне в этом слово, мистер Уитни?
   - Безусловно, сэр.
   - Ничего такого, - медленно произнес Лимен, похлопав себя по карману, -
в нашей стране не случалось. Незачем говорить, что я  не  хочу  допустить,
чтобы это случилось. Но не менее важно, чтобы никто не мог даже  подумать,
что такое могло бы случиться. Спасибо вам. Теперь я  могу  надеяться,  что
сумею уладить это дело без огласки.
   - Понимаю, сэр.
   - Хорошо, - Лимен улыбнулся.  -  Мистер  Уитни,  я  думаю,  перед  вами
откроются определенные перспективы по службе...
   - Спасибо, господин президент.
   Уитни встал, поняв, что у президента больше нет вопросов к нему.  Лимен
пристально вглядывался в тонкие черты лица дипломата,  пытаясь  разгадать,
как он реагирует на этот странный разговор, но ничего не  мог  обнаружить.
Уитни просто вежливо ждал, что еще скажет президент.
   - Теперь вам  надо  оправдаться  перед  государственным  департаментом.
Придумайте  любую  историю,  какую  хотите,  а  если  будут   какие-нибудь
неприятности, позвоните мисс Таунсенд. Она чудесно умеет  помогать  людям.
Кстати, как вы до нее добрались?
   - Честно говоря, сэр, я знал только  два  имени  в  Белом  доме,  кроме
вашего,  конечно:  Фрэнка  Саймона  и  Эстер  Таунсенд.  При   сложившихся
обстоятельствах  я  решил,  что  следует  поговорить  с   мисс   Таунсенд.
Потребовалось порядочно времени, чтобы до нее добраться.
   - Молодец. Теперь идите выспитесь и забудьте об этом деле.
   - Слушаюсь, сэр. Это все, сэр?
   - Да, все. Еще раз спасибо.
   Лимен проводил Уитни до лифта, подождал, пока  лифт  тронулся,  быстрым
шагом направился в кабинет и широко распахнул двери.
   - Открывайте виски! - торжествующе крикнул он. - Я угощаю.
   Тодд  удивлен-но  уставился  на  президента,   впервые   вышедшего   из
равновесия.
   - Боже правый! Неужели он привез?..
   Лимен вытащил из кармана портсигар и поднял его вверх.
   - Здесь все, - сказал  он.  Радостная  улыбка  впервые  за  четыре  дня
расплылась по его лицу.  -  Теперь,  можно  сказать,  опасность  миновала.
Спасибо братцу Уитни. - И тихо добавил: - И Полю.
   - Ну, господин президент, - сказал Кларк, покачивая головой. - Не иначе
как вы родились в сорочке.
   - Там оказалось все, что вам нужно? - нетерпеливо спросил  Кейси.  -  В
этой записке, я хочу сказать.
   - Такой подлости я еще не видел, -  сказал  Лимен.  -  В  общем,  этого
вполне достаточно, чтобы получить от Скотта прошение об отставке.
   Лимену хотелось увести Рея Кларка в соседнюю комнату  и  там  тщательно
перечитать весь документ, фразу за фразой. Но  проформа  требовала,  чтобы
министр финансов прочитал его первым.
   - Читайте, Крис, - сказал президент. - А потом и все прочтут.
   Серебряный портсигар на этот раз открылся легче. Президент вынул бумаги
и вручил Тодду. Пока  министр  читал,  Лимен  жестом  пригласил  остальных
выпить. Кларк отрицательно покачал головой. Тодд, углубившийся  в  чтение,
не глядя, взял свой бокал. Президент с улыбкой чокнулся с Кейси.
   Тодд дважды медленно прочитал документ.
   - Совершенно согласен, господин  президент,  -  сказал  он.  -  Я  тоже
никогда не читал подобных  гнусностей.  Этот  документ  достаточно  хорошо
характеризует и Барнсуэлла. Он и вправду ненадежный человек.  Хорошо,  что
мы ему не позвонили.
   Кларк тоже прочитал  документ;  остальные  молчали.  Но  когда  подошла
очередь Кейси, он отрицательно покачал головой.
   - Сэр, если вы не возражаете, я не буду читать. Мне  достаточно  знать,
что здесь содержится то, что вам нужно, и незачем читать... В случае  если
кто-нибудь меня спросит, я скажу, что не имею о нем ни малейшего понятия.
   - Джигс, - усмехнулся Лимен, - а тот сценарист из Нью-Йорка  как  будто
прав: уж не хотите ли вы остаться нейтральным?
   - Сэр, я все еще офицер морской пехоты. И если высунуть шею дальше, чем
я уже высунул, можно превратиться в жирафа.
   Атмосфера в комнате, столь долго  сгущавшаяся,  стала  разряжаться.  За
несколько последних минут  все  четверо  сразу  почувствовали  облегчение.
Кларк рассказал  новый  политический  анекдот  из  жизни  Джорджии.  Лимен
вспомнил, как накануне выборов  губернатора  штата  Огайо  ему  по  ошибке
позвонил один из советников другого претендента, и Лимен подал ему  совет,
который  вызвал  полное  смятение  в  стане  его  противников.  Даже  Тодд
разошелся и рассказал, как он однажды проиграл шлюпочные гонки, из-за того
что  какие-то  шутники  подкупили  девицу  легкого  поведения,  чтобы  она
спряталась на судне.
   Однако тот же Тодд первым вернул собравшихся к действительности.
   - Так что же нам теперь делать? - спросил он.
   - Я уже решил, Крис, - без колебания заявил Лимен.  -  Вечером  позвоню
Скотту и скажу ему, что все-таки решил поехать в Маунт-Тандер. Я  приглашу
его к себе, чтобы он  меня  ознакомил  с  обстановкой.  Потом  мы  немного
побеседуем, и я получу от него рапорт об отставке.
   - Что-то очень просто у вас получается, -  усомнился  Тодд.  -  Как  вы
думаете добиться его отставки?
   - Я намерен поставить перед ним вопрос об ОСКОСС, о задержании  Рея,  о
похищении Гендерсона,  об  отправке  кодированной  телеграммы,  фактически
устанавливавшей дату военного переворота, одним словом, выложу весь букет.
   Тодд и Кларк откликнулись одновременно.
   - А как же насчет налоговой декларации? - спросил Тодд.
   - А записка Джирарда? - изумился Кларк.
   - Налоговая декларация мисс Сеньер исключается, - ответил  Лимен.  -  Я
сказал это раньше и подтверждаю сейчас. Это личное дело Скотта.
   Он постучал бокалом о ручку кресла и продолжал как бы про себя:
   - Что касается  признания  Барнсуэлла,  то,  чем  меньше  о  нем  будет
сказано, тем лучше. Если я использую сообщение Поля и Скотт узнает, что мы
располагаем  этим  документом,  то  впоследствии  будет  гораздо   труднее
сохранить его в тайне. А нам  предстоит  еще  очень  много  поработать  до
вступления в силу  договора,  чертовски  много.  И  лишние  помехи,  вроде
разговоров об этом военном  заговоре,  лишняя  грязь  нам  ни  к  чему.  -
Президент замолчал, пристально посмотрел на  Кларка,  затем  продолжал:  -
Послушайте. Я думаю, народ разделяет мое убеждение в том, что такие  вещи,
о которых говорится в этом документе, немыслимы в нашей стране. Вы знаете,
как я отношусь к политическим деятелям, которые способны лгать. Но заверяю
вас, что, не колеблясь, солгу, только чтобы страна никогда не узнала,  что
замышлялось такое грязное дело.
   - На кой же черт тогда весь этот шум? - воскликнул Кларк. - Если вы  не
собираетесь использовать этот документ, чего же мы радуемся, как козлята в
огороде?
   - Это страховка, Рей, - улыбнулся Лимен.  -  Я  буду  чувствовать  себя
гораздо увереннее с этой бумажкой в кармане.
   - А если он будет все отрицать? - спросил Тодд. - Или  заявит,  что  не
имеет к заговору никакого отношения?
   - Тогда будет видно, - упрямо сказал Лимен.
   - Ну, знаете ли, если вам удастся  выиграть  дело  таким  способом,  вы
просто чудотворец, - с сомнением сказал Кларк. - Но, откровенно говоря,  я
считаю, что нам надо иметь в резерве нечто посильнее.
   - Так и будет, - сказал Лимен. - Во-первых, Барни  Рутковский  задержит
транспортные самолеты в Форт-Брэгге.  Во-вторых,  всем  командующим  будут
даны указания об отмене намеченной тревоги.
   Зазвонил телефон. Лимен взял трубку.
   - Хорошо, Арт, - сказал он, выслушав собеседника. - Продолжайте  в  том
же духе. - Обернувшись к остальным, он объяснил:  -  Корвин  говорит,  что
Прентис, Райли и Хардести только что вышли из шестого корпуса. Они пробыли
у Скотта весь день.
   Тодд стукнул кулаком по ладони:
   - Ах, если бы можно было записать их разговор на магнитофон! Они знают,
что теперь нам все  известно.  Интересно,  как  бы  я  поступил  на  месте
Скотта?..
   Кейси нахмурился:
   - Это не так уж трудно представить. Поскольку ему удалось взять в  свои
руки контроль над  всей  военной  радиосетью  и  центральным  коммутатором
телевизионных сетей, он может позволить себе ждать. Скотт считает, что его
войска будут переброшены сегодня вечером, и,  вероятно,  думает,  что  ему
удалось блокировать президента.
   - А знаешь, братец, - по-южному растягивая слова, проговорил  Кларк,  -
если когда-нибудь я поселюсь в этом доме, я возьму тебя к себе.
   - К вашим услугам, сенатор. - Кейси охватило легкомысленное настроение.
Видимо, уверенность в себе Лимена подействовала на всех.
   - Если только я не переоцениваю Скотта, -  сказал  Тодд,  -  он  изучил
характер президента Лимена, и решил, что президент не  станет  действовать
против  него  открыто;  он  думает,  что  сделал  все,  чтобы  лишить  нас
возможности действовать иначе.
   - Я готов  согласиться,  -  заметил  Кларк,  -  если  еще  учесть  этот
злосчастный опрос общественного мнения  институтом  Гэллапа.  Скотт  может
прикинуть, что  человек,  которого  поддерживает  только  двадцать  девять
процентов населения страны, не сумеет оказать ему  какого-либо  серьезного
сопротивления.
   - Давайте, давайте, господа, - весело сказал  Лимен,  -  считайте,  что
меня здесь нет.
   Тодд повернул к нему серьезное лицо.
   - Вы по-прежнему собираетесь рассказать Рутковскому, что происходит?
   - Видимо, придется, - ответил Лимен.  -  По-моему,  он  уже  почти  все
понял.
   Президент поднял телефонную трубку.
   - Эстер, -  сказал  он,  -  соедините  меня,  пожалуйста,  с  генералом
Скоттом. Он, наверно, сейчас дома,  в  Форт-Майере.  -  Он  прикрыл  рукой
микрофон. - Рей, возьмите вторую трубку, я хочу,  чтобы  вы  слышали  этот
разговор.
   Не прошло и минуты, как Скотт был у телефона.
   - Генерал, говорит президент, - быстро  проговорил  Лимен.  -  Я  опять
передумал. Я решил не ездить  завтра  на  рыбную  ловлю,  а  приступить  к
исполнению своих обязанностей.
   - Отлично, отлично, господин президент, - сказал Скотт. - Я рад, что вы
так решили.
   - Я так и думал, что вы будете довольны, - продолжал  Лимен,  тщательно
взвешивая слова. - Пожалуй, так будет спокойнее.  Я  решил,  что  в  такой
момент мне лучше поддерживать с вами тесную связь.
   - Слушаюсь, сэр.
   - А теперь, чтобы мне быть в курсе дела, попрошу до  нашего  выезда  на
командный пункт кратко проинформировать меня о дислокации наших войск  как
на континенте, так и за границей.
   - Хорошая мысль, сэр. Я утром пришлю  в  ваше  распоряжение  одного  из
офицеров объединенного штаба.
   - Если не возражаете, генерал, я предпочел бы,  чтобы  вы  сделали  это
сами.
   - Видите ли, сэр, я намечал выехать завтра пораньше, чтобы,  понимаете,
ознакомиться на месте...
   - Нет, нет, я имею в виду сегодняшний вечер.
   - А, сегодня? Понимаю.
   - Да, сегодня. Если не возражаете, попрошу вас прибыть  сюда,  генерал.
Скажем, в восемь часов вас устраивает?
   - М-м... да, сэр. Вполне.
   - Хорошо, - сказал Лимен. - Тогда жду вас в восемь. В кабинете наверху.
Прикажите шоферу остановиться у служебного входа и поднимайтесь наверх.
   - Слушаюсь, господин президент.
   Лимен повесил трубку. Кларк тоже положил  трубку  на  рычаг  и  покачал
головой.
   - Что вы думаете, Рей? - спросил Лимен.
   - Что можно сказать по его голосу? Ясно одно, что этого  парня  нелегко
запугать.
   Лимен взглянул на часы и обратился к Тодду и Кейси:
   - Сейчас четверть шестого. Попрошу вас обоих прибыть  сюда  в  половине
восьмого. Мы с Реем останемся здесь и будем ждать прибытия Барни.
   Президент проводил их до  двери,  потом  опустился  в  большое,  обитое
желтой кожей кресло, развязал шнурки и скинул ботинки. Кларк посмотрел  на
его ноги в носках и скорбно покачал головой:
   - Слава богу, что никому не удалось сфотографировать твои ноги во время
предвыборной кампании, а то не избежать бы нам грустных минут.
   Лимен улыбнулся и очень серьезно сказал:
   - Рей, я горжусь тобой, тем, что ты вылил две бутылки  виски  в  унитаз
там, в Нью-Мексико.
   - Чрезвычайные обстоятельства, - проворчал Кларк.  -  Зато  я  раздавил
полпинты в самолете по пути в Эль-Пасо.
   Лимен наклонился вперед и уперся локтями в колени. Крутя в  руке  очки,
он начал размышлять вслух о том, что делать дальше. Они подробно  обсудили
предстоящее свидание со Скоттом. Кларк излагал Лимену свои соображения,  а
президент сортировал их в уме, принимал одни, отвергал другие. Как поведет
себя Скотт? Они взвешивали все возможные варианты, когда позвонила Эстер и
сообщила о прибытии генерала Рутковского.
   - Давайте его сюда, - сказал Лимен и потянулся за ботинками.
   В штатском платье Рутковский напоминал скорее буфетчика, чем  генерала.
Он был в спортивной рубашке без галстука, но застегнутой на все  пуговицы,
и пиджаке. Коротенький и толстый, светловолосый, с массивной челюстью,  он
не шел ни в какое сравнение со стройным, подтянутым Скоттом. Он производил
впечатление слабохарактерного, безвольного человека, но с  первых  же  его
слов эта иллюзия рассеивалась.  Рутковский  сразу  же  заговорил  властным
командирским голосом:
   - Господин президент, мне полагается премия. Я прибыл  через  три  часа
семнадцать минут.
   Лимен протянул ему руку:
   - Вы ведь знакомы с сенатором Реймондом Кларком из Джорджии?
   - Разумеется, - ответил Рутковский. - За свою жизнь я  потратил  немало
времени, выступая перед его комиссией, и при нем, и до него.
   - Слушайте, Барни, я знаю, что вы  любите  прямой  разговор,  -  сказал
Лимен. - Сенатора продержали около тридцати шести часов под арестом на той
самой  секретной  базе  в  Нью-Мексико,  которая  причинила  вам   столько
беспокойства.
   - Что, что? - недоверчиво переспросил Рутковский.  Спичка  в  его  руке
погасла на полпути к кончику сигары, пришлось зажечь новую.
   - Мало того, -  добавил  Лимен,  -  база  была  организована  несколько
месяцев назад, а я впервые узнал о ее существовании в понедельник вечером.
   Президент кратко изложил генералу суть дела, опуская некоторые  детали,
но  сообщая  то,  что  требовалось  командующему  ПВО  континента,   чтобы
составить собственное мнение обо всем. Когда он кончил, Рутковский  сидел,
окутанный облаком сигарного дыма, не зная, что сказать.
   - Если я назначу вас сегодня вечером начальником штаба военно-воздушных
сил, при условии,  что  добьюсь  отставки  Хардести,  то  что  вы  сможете
сделать, чтобы остановить это дело? - спросил Лимен.
   - Во всяком случае, я наверняка смогу сделать одно, господин президент:
не допустить вылета самолетов из Поупа. - Рутковский посмотрел на часы.  -
Если они должны прибыть в Нью-Мексико в двадцать три ноль-ноль по местному
времени, значит, они вылетят из Поупа примерно в тот же час по  восточному
времени.
   - Вы хотите сказать: в одиннадцать по нашему времени?
   - Да, сэр. - Рутковский улыбнулся. - Я  понимаю,  что  у  вас  остается
времени в обрез. Но не огорчайтесь. Надо прибавить еще по меньшей мере час
на погрузку в Нью-Мексико, если даже им удалось бы туда прибыть.
   - Согласны вы принять эту должность?
   Рутковский опять улыбнулся:
   - Я выполняю все распоряжения главнокомандующего. Строго говоря, это не
так уж трудно. Если вы сместите Скотта и Хардести, мы прикроем эту лавочку
за полчаса.
   -  Но,  очевидно,  с  базы  "У"  идет  только  одна  телефонная  линия,
соединенная с каким-то секретным коммутатором в кабинете  Скотта  или  еще
где-то в Пентагоне.
   - Предоставьте это мне, - сказал Рутковский.  -  Дайте  мне  только  на
сегодняшний вечер  пару  ребят  с  крепкими  ногами  для  выполнения  моих
поручений.
   Кларк с изумлением смотрел на генерала.
   - Кажется, вы вовсе не удивлены, генерал, - сказал он.  -  Неужели  это
вас ничуть не поразило?
   - По пути сюда я все  время  сопоставлял  в  уме  факты,  сенатор.  Все
говорят, что у нас такого не может случиться, и я  сам  отношусь  к  таким
людям. Но вдруг я понял, что ошибаюсь. При известных  обстоятельствах  это
может случиться везде. И - только не ссылайтесь на  меня  в  сенате  -  со
второй мировой войны военные в нашей стране играют чрезмерно большую роль.
- Он широко и доверчиво улыбнулся. - Надо было мне понять это раньше. Ведь
я тоже один из них.
   Лимен снова снял очки и взял в рот кончик дужки.
   - А знаете, это верно, хотя мне никогда не приходила в голову  подобная
точка  зрения.  Действительно,  такой  широкой  милитаризации  страны   на
протяжении столь долгого времени у нас никогда раньше  не  было.  Но  ваша
мысль все еще меня поражает, Барни.
   Рутковский развел руками, словно говоря, что ему нечего больше сказать.
   - Может быть, мой, извините за выражение,  босс  -  генерал  Скотт  все
объяснит вам сегодня вечером.
   - Если бы он мог, - печально произнес Лимен, - если бы только он мог!
   Попросив Кларка подождать, президент отвел Рутковского на третий этаж в
покои для гостей. Он позвонил на кухню, велел  принести  генералу  обед  и
сказал ему, что он может отдыхать до половины восьмого.
   Когда Лимен вернулся в кабинет, вместе с Кларком его  дожидалась  Эстер
Таунсенд.
   - Господин президент, одно срочное  дело,  -  сказала  она,  протягивая
бумаги. - Сегодня истекает срок для  вашего  решения  по  законопроекту  о
социальном страховании.
   Лимен взял документы и, рассеянно перелистывая их,  старался  заставить
себя вернуться к повседневным делам.
   - Я ведь еще не говорил с Томом Бартоном, - в задумчивости  пробормотал
он, потом, словно оживившись, спросил Эстер: -  А  как  насчет  бюджетного
управления?
   - Заключение управления здесь, господин президент.  Оно  рекомендует  в
общем одобрить проект, хотя и считает некоторые вопросы спорными.
   - Хорошо, - сказал Лимен, усевшись  за  стол  и  разложив  перед  собой
бумаги. - Эти вопросы бюджетное управление может подработать с Томом и его
сотрудниками. - Он подписал проект, Эстер собрала бумаги и удалилась.
   - Рей,  вечер  будет  трудный.  Давай-ка  искупаемся  перед  обедом,  -
предложил Лимен.
   - Охотно, Джорди.
   Несколько минут спустя два старых друга плескались в бассейне,  который
устроил в подвальном этаже еще президент Рузвельт. Кларк фыркал, как  кит,
плавал под водой и демонстрировал, как он выражался, "лименовский кроль" -
делая лишь легкие взмахи руками на  поверхности  и  с  силой  отталкиваясь
ногами под водой.  Президент  размеренно  и  спокойно  плыл  брассом.  Они
остановились перевести дух, зацепившись руками за трубу, подающую воду.
   - Слушай, Рей, я хочу, чтобы во время разговора со  Скоттом  ты  был  в
соседней комнате. Мне может понадобиться помощь.
   - Джорди, - сказал Кларк, - вы ведь знаете, я всегда рядом.



ПЯТНИЦА, ВОСЕМЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА

   Президент еще раз проверил, все ли на месте. На  кофейном  столике,  за
ящиком с сигарами, так, чтобы не  было  видно  оттуда,  где  будет  сидеть
генерал Скотт, лежал листок бумаги,  на  котором  мелким  четким  почерком
Криса Тодда было записано  двадцать  пронумерованных  пунктов.  В  кармане
пиджака Лимена покоился  серебряный  портсигар.  Внутри  него  лежали  два
листка  бумаги.  В  ящике  письменного  стола,  ближнем  к  стене,  лежала
налоговая декларация Миллисент Сеньер. На этом настоял Тодд,  несмотря  на
категорический отказ президента даже упоминать о ней.
   Лимен в ожидании стоял у окна. Вечер был тихий, внизу  ровными  струями
бил фонтан, медленно замирало уличное движение. Улицы деловой части города
притихли в предвечерних сумерках. По газону  вприпрыжку  носился  Триммер,
изгнанный на этот вечер из кабинета.
   Как президент  ни  старался,  он  не  мог  избавиться  от  мучительного
напряжения. Плечи и шею стянуло, и стоять казалось ему лучше, чем  сидеть.
Хотя он немного поел за обедом и выпил два стакана молока, в желудке стоял
какой-то ком. Вот за оградой Белого  дома  показался  черный  лимузин.  Он
подъехал к юго-западному входу, остановился, пока часовой открывал ворота,
и  покатил  дальше  по  дороге.  Лимен  быстро  отошел  от  окна,  взял  с
журнального столика книгу и уселся в кресло. Надо по крайней мере  принять
непринужденную позу, когда явится посетитель. Снова в  решительную  минуту
он остался, как всегда, один. Впрочем, так и должно быть.
   После ужина помощники  Лимена  разбрелись  в  разные  стороны.  Генерал
Рутковский   и   полковник   Кейси   уехали   в   автомобиле,   снабженном
радиотелефоном. Им предстояло ждать на стоянке  у  Пентагона,  пока  Эстер
Таунсенд не сообщит, что генерал Скотт прибыл в Белый дом. После этого они
должны были пройти в центральный  пункт  управления  комитета  начальников
штабов.
   Тодд сидел внизу, в зале заседаний правительства, у телефона. Ничего не
сказав  ни  президенту,  ни  другим,  он  собрал  в  своем   министерстве,
расположенном через дорогу, напротив Белого дома, агентов бюро по борьбе с
наркотиками и отдела налогов на  алкогольные  напитки  -  обе  организации
находились в ведении министра финансов.  Свыше  тридцати  агентов,  срочно
вызванных начальниками по приказу Тодда, толклись около приемной министра,
пили кофе, играли в карты, стараясь догадаться, зачем они понадобились.
   Рей Кларк  сидел,  положив  ноги  на  диван,  в  соседней  с  кабинетом
президента комнате и внимательно читал конституцию  Соединенных  Штатов  -
впервые после окончания университета.
   Арт Корвин расставил двадцать четыре агента секретной службы  по  всему
Белому дому и вокруг парка. Он сказал им только, что президент,  возможно,
решит сегодня отправиться на Голубое озеро или в Кэмп-Дэвид  и  надо  быть
готовыми быстро последовать за ним в любом из этих направлений. Сам Корвин
стоял  в  коридоре  второго  этажа  у  дверей  кабинета.  Напротив   сидел
неизменный уорент-офицер с тощим  портфелем,  зажатым  между  коленями.  В
восточном  конце  длинного  сводчатого  коридора,  где,  как  в   семейной
гостиной, были составлены кресла и кушетки, сидели два  старших  помощника
Корвина из отряда охраны Белого дома.
   Генерал  Джеймс  Мэттун  Скотт  вышел   из   лифта   ровно   в   19:59.
Светло-коричневая авиационная форма с  четырьмя  серебряными  звездочками,
блестевшими на плечах, плотно, без единой морщинки, облегала  его  крупную
фигуру. На груди сверкали шесть рядов  орденских  планок.  Черные  волосы,
чуть тронутые сединой, были аккуратно причесаны. Любезная улыбка  смягчила
его лицо с резкими чертами и массивной челюстью, когда он кивнул Корвину и
уорент-офицеру.
   - Добрый вечер, господа, - сказал он.
   Корвин вежливо ответил на приветствие и распахнул перед генералом дверь
кабинета.
   Скотт твердым  шагом  вошел  в  комнату.  С  самоуверенной  улыбкой  он
смотрел, как Лимен, отложив книгу, встал и пошел ему навстречу.
   "Он хочет с самого начала  овладеть  положением,  -  подумал  Лимен.  -
Держись, Джорди, это серьезный противник".
   Лимен жестом указал генералу на кушетку, а сам снова уселся  в  кресло.
Теперь они были одни. В открытое  окно  вливался  теплый  майский  воздух,
время от времени доносился отдаленный шум проходящих машин.
   Скотт  принес  с  собой  папку  с  картами  и  со  штампом  "Совершенно
секретно". Положив ее на кофейный столик, он стал развязывать завязки.
   - Не  трудитесь,  генерал,  -  сказал  Лимен.  -  Нам  она  сегодня  не
потребуется. Тревоги завтра не будет.
   Скотт выпрямился и  посмотрел  на  Лимена.  На  его  лице  нельзя  было
прочесть ни удивления, ни  гнева,  ни  даже  простого  любопытства.  Скотт
смотрел прямо в глаза президенту, и тот  понял,  что  предстоит  долгая  и
трудная ночь.
   - Прошу прощения, господин президент,  -  сказал  Скотт.  -  Вы  хотите
отменить тревогу?
   - Да, я намерен ее отменить.
   - Позвольте спросить почему?
   - За последние несколько дней мое внимание привлекли  некоторые  факты,
генерал, - ответил Лимен. - Он смотрел Скотту прямо в глаза и усилием воли
заставил себя не отводить взгляда. - Я не  буду  сейчас  терять  время  на
изложение подробностей. Скажу  только,  что  требую,  чтобы  вы,  а  также
генералы Хардести, Райли и Диффенбах сегодня же подали в отставку.
   Морщинки вокруг глаз Скотта собрались теснее. Он  продолжал  пристально
смотреть на президента, пока тишина в комнате не стала физически ощутимой.
   - Либо вы шутите, либо вам изменяет  рассудок,  господин  президент,  -
тихо проговорил Скотт. - У меня нет причин добровольно исключать свое  имя
из списков кадрового состава армии, - разумеется, пока я не получу полного
объяснения такого, мягко говоря, необычного требования.
   Лимен опустил глаза  и  украдкой  взглянул  на  вырванный  из  блокнота
листок, спрятанный за ящиком с сигарами.
   - Я надеялся, что мы сможем обойтись без  лишних  объяснений,  генерал.
Незачем рассказывать вам то, что вы уже знаете.
   - Ваше замечание, по меньшей мере, чрезвычайно странно.
   Лимен вздохнул.
   - Мне стало  известно,  генерал,  -  начал  он,  -  что  вы  без  моего
разрешения  израсходовали  значительные  суммы  из   чрезвычайного   фонда
комитета начальников штабов на организацию базы и  подготовку  специальной
войсковой части, назначение и  самое  существование  которых  скрывали  от
меня, а также от ответственных  сотрудников  бюджетного  управления  и  от
членов конгресса. Это явное нарушение закона.
   - Какую часть вы имеете в виду, господин президент?
   - Ее сокращенное наименование ОСКОСС. Я расшифровываю  его  как  особый
контроль над системами связи.
   Скотт  облегченно  улыбнулся  и  уселся  на   кушетку.   Он   заговорил
успокаивающим тоном, словно обращаясь к напуганному ребенку:
   - Боюсь, что вам изменяет  память,  господин  президент.  Вы  дали  мне
устное разрешение на организацию и базы, и части. Насколько я помню, в тот
же день мы рассматривали целый ряд вопросов, и, возможно, вы  не  обратили
на это особого внимания. Я полагал, что вы сами  поставите  в  известность
директора бюджетного управления.
   - Какого числа было это совещание, генерал?  -  Лимену  стоило  больших
усилий сдержать гнев, но он говорил таким же ровным голосом, как и Скотт.
   - Точно не помню, но это было в вашем кабинете внизу что-нибудь прошлой
осенью. Кажется, в конце ноября.
   - У вас записана дата совещания и обсуждавшиеся вопросы?
   - Разумеется. Записи в моем кабинете.  Если  вы  придаете  этому  такое
значение, я могу сейчас же съездить в Пентагон и привезти их.
   - Нет, не нужно, генерал.
   - Хорошо, все равно это не так уж важно, - небрежно заметил Скотт. - На
совещании  присутствовал  мой  адъютант   полковник   Мердок,   он   может
подтвердить мои слова о дате совещания и обсуждавшихся вопросах.
   "Ах вот как, - подумал Лимен. - Значит, у тебя есть свидетель,  который
может подтвердить твое заявление. Интересно, можно  ли  вообще  застигнуть
Скотта врасплох?"
   - Что касается информирования конгресса, - продолжал Скотт, - то охрана
средств связи дело настолько  щепетильное,  что  мы  сочли  за  лучшее  не
ставить этот вопрос на обсуждение комиссий конгресса.
   - Да, но вы же обсуждали этот вопрос с сенатором Прентисом, генерал,  -
нанес ответный удар Лимен. - Насколько мне известно,  на  этой  неделе  вы
обсуждали с ним целый ряд вопросов и в самых различных местах.
   Это заявление не произвело на Скотта  особого  впечатления.  Он  только
ниже нагнулся над столом и положил на него  руки.  Лимен  смотрел  на  его
пальцы с побелевшими ногтями,  нажимавшие  на  край  стола,  словно  Скотт
старался продавить крышку.
   - Сенатор Прентис ничего не знает об ОСКОСС, - сказал генерал.
   - Когда сенатор Реймонд Кларк в среду был на базе, - возразил Лимен,  -
он разговаривал с  Прентисом  по  телефону.  Как  доложил  Кларк,  сенатор
Прентис сказал ему, что комиссии по вооруженным силам все о ней известно.
   Скотт пожал плечами.
   - Я не знал, что сенатор Кларк посещал базу. Что  касается  разногласий
между членами конгресса, то должен сказать, что я давно  уже  научился  не
вмешиваться в такие дела.
   Но Лимен еще не покончил с этим вопросом.
   - Не можете ли  вы  объяснить,  почему  вы  подобрали  для  этой  части
командира, который открыто выражает  презрение  к  гражданским  властям  и
заявления которого граничат с  нарушением  закона  о  подстрекательстве  к
мятежу?
   - Я никогда в жизни не обсуждал с офицерами их политических взглядов. -
В голосе Скотта прозвучала негодующая нотка.  -  Офицер,  о  котором  идет
речь, имеет отличный послужной список и является одним  из  самых  знающих
офицеров войск связи.
   - И кроме того, увлекается туризмом, - не уступал Лимен.  -  Зачем  это
полковник Бродерик вчера вечером кружил  в  моторной  лодке  вокруг  моего
островка на Голубом озере, в штате Мэн?
   - Это фантазия, господин  президент.  -  Скотт  смотрел  на  Лимена  со
странным выражением, словно не верил своим ушам или сомневался  в  здравом
уме президента. - Полковник  Бродерик  вчера  вечером  выезжал  с  базы  в
Вашингтон по моему вызову.
   - Описание, данное моим сторожем, довольно точно совпадает с внешностью
полковника Бродерика: черные брови, смуглая кожа, жесткие черты лица и все
остальное...
   - С Бродериком можно спутать тысячи людей.
   - А шрам на правой щеке? - спросил Лимен.
   - Разве вы не говорили, что это было вечером, господин  президент?  Ваш
сторож, видимо, не очень-то хорошо видит в темноте.
   - Еще не было темно, генерал, - спокойно возразил Лимен.
   - Он, очевидно, ошибся, - сказал Скотт, не в состоянии привести  других
доводов.
   - Ну хорошо, генерал, а не можете ли вы объяснить, почему был  задержан
на базе "У" сенатор Кларк?
   - Я бы сказал, что подобное обвинение несколько  опрометчиво,  господин
президент. Насколько мне известно, сенатор от Джорджии имеет  некоторые...
э-э...  личные  слабости   и   при   известных   обстоятельствах   склонен
воображать...
   - Я полагаю, что  вам  следует  взять  назад  свои  слова,  генерал,  -
вспыхнул Лимен. - Рей не пил ни капли на вашей базе, как  бы  Бродерик  ни
хотел этого - он подсунул в комнату сенатора две бутылки виски.
   - Если сенатор Кларк рассказывал вам нечто подобное, - продолжал  Скотт
бесстрастным,  но  твердым  голосом,  -  то  фантастичность  этой  выдумки
совершенно очевидна. Ни один суд на свете не принял бы во  внимание  такое
свидетельство.
   - Вы хотите сказать, что должно быть какое-то судебное разбирательство?
   - Отнюдь нет, господин президент, - снисходительным тоном сказал Скотт.
- Я только хочу сказать, что Кларк говорит одно,  Бродерик  -  другое,  и,
собственно, у нас нет никаких доказательств, что Кларк вообще был на базе.
   - Вы отрицаете, что сенатор Кларк был там?
   - Не отрицаю, но и не подтверждаю. Я не знаю ни того, ни другого.  Знаю
только, что вчера  вечером  полковник  Бродерик  не  упоминал  об  этом  в
разговоре со мной.
   Лимен снова взглянул на свой список.
   - Теперь, генерал, вопрос  об  аресте  полковника  Уильяма  Гендерсона,
который до сих пор содержится на гауптвахте в Форт-Майере.
   - Вы имеете в виду заместителя начальника базы "У"?
   - Вы очень хорошо знаете, кого я имею в виду, генерал.
   - Вот с этим делом я как раз знаком, - сказал  Скотт.  -  Сегодня  днем
полковник Бродерик доложил мне, что полковник Гендерсон арестован,  за  то
что покинул свой служебный пост и ударил сержанта.
   - А Бродерик не говорил вам, где задержали Гендерсона?
   - Насколько мне известно, он был арестован военной полицией на улице  в
деловой части города, здесь, в Вашингтоне.
   Лимен нетерпеливо тряхнул головой.
   - Генерал, полковник Гендерсон был похищен. Его  силой  увели  из  дома
сенатора Кларка в Джорджтауне.
   Скотт откинул назад голову и рассмеялся.
   - Господин президент, давайте вернемся на землю. Не знаю, кто  снабжает
вас  информацией,  но  у  этого  человека,  несомненно,  слишком   богатое
воображение.
   - Перейдем к следующему вопросу, - холодно произнес Лимен.
   - А прежде, господин президент, не разрешите ли  воспользоваться  одной
из этих чудесных сигар из вашего ящика?
   Лимен отнюдь не намеревался облегчать положение генерала, позволив  ему
укрыться за облаком табачного дыма.
   - К сожалению, - солгал он, - Эстер, должно быть,  забыла  сегодня  его
наполнить. Я смотрел как раз перед вашим приходом.
   - Ну что ж. -  Скотт  расстегнул  пуговицу  кителя  и  полез  в  карман
рубашки. - Надеюсь, вы не будете возражать, если я закурю свою?
   - Пожалуйста. - Лимен почувствовал, что его перехитрили.
   Скотт закурил сигару и  задумчиво  смотрел,  как  первые  облачка  дыма
поднимаются к потолку. Он откинулся на кушетке и улыбнулся.
   - Что-нибудь еще, господин президент?
   "Да, клиент не из легких", - подумал Лимен. У него болели лопатки, лицо
было напряжено. Он хотел бы выглядеть  в  глазах  Скотта  хоть  наполовину
таким самоуверенным, каким генерал казался ему.
   - Разумеется, -  сказал  Лимен.  -  Я  хотел  бы  получить  разъяснение
относительно  другой  стороны   вашей   деятельности,   в   частности,   о
коллективной ставке в Прикнессе.
   - Помилуйте, господин президент. Не собираетесь же вы пригвождать  меня
к позорному столбу за то, что я играю на скачках?
   - Я хотел бы получить разъяснение, - повторил Лимен.
   - Да тут, собственно, нечего разъяснять, - ответил Скотт. - А, понимаю:
конечно,  не  полагается  использовать  военную  радиосвязь   для   личных
сообщений такого рода. Но обычно председателю комитета начальников  штабов
разрешаются небольшие поблажки.
   - Мне известно, что вы перевели из Пентагона одного  молодого  морского
офицера, который говорил об этих телеграммах.
   - Шифровальщики не должны болтать о каких бы то ни было телеграммах,  -
огрызнулся Скотт. - Я вижу, что полковник  Кейси  тоже  распространялся  о
моих личных делах. Откровенно говоря,  господин  президент,  я  удивлен  и
разочарован.
   - Откуда вы знаете, что я разговаривал с  полковником  Кейси?  -  резко
спросил Лимен.
   - Я не утверждал, что вы разговаривали. Я только сказал, что  полковник
Кейси с кем-то разговаривал. Значит, он был у вас?
   - Если не возражаете, генерал, вопросы буду задавать я.  Почему  вы  на
этой неделе освободили Кейси на четыре дня от работы?
   - Он переутомился.
   - А почему адмирал Барнсуэлл отказался принять участие  в  коллективной
ставке?
   - Не имею понятия, господин президент. Очевидно, некоторые люди  просто
не хотят рисковать. А я люблю риск, - откровенно заявил Скотт. - Это  один
из моих многочисленных недостатков.
   Лимен внимательно смотрел на Скотта. Ничто не говорило о том, что Скотт
знает о поездке Джирарда и его разговоре с Барнсуэллом. Президент выжидал,
надеясь, что генерал добавит что-нибудь еще, что  могло  бы  дать  ключ  к
разгадке этого вопроса, но, когда Скотт,  в  раздумье  выпустив  несколько
облачков табачного дыма, заговорил снова,  его  голос  звучал  спокойно  и
естественно.
   - Разрешите мне задать только один вопрос, господин  президент:  какова
цель этих расспросов о моих ставках в Прикнессе? Вы,  конечно,  не  хотите
сказать, что требуете моей  отставки  из-за  того,  что  я  послал  личную
телеграмму?
   - Разумеется, нет, генерал, - сказал Лимен. - Теперь еще  один  вопрос.
Объясните, пожалуйста, почему вы и комитет  начальников  штабов  назначили
тревогу на такой день, когда в заседаниях конгресса будет  перерыв  и  его
члены разъедутся по всей стране?
   - Самый лучший способ  усыпить  бдительность  войсковых  командиров,  -
быстро ответил Скотт. - Если помните,  вы  говорили  то  же  самое,  когда
утверждали дату тревоги.
   -  Присутствовал  ли  адмирал  Палмер  на  заседании  комитета,   когда
утверждалась дата?
   - Не-ет. - Скотт в первый раз, казалось, чуть-чуть смутился. - Нет, его
не было.
   - А его заместитель?
   -  Насколько  мне   помнится,   его   тоже   не   было.   Представители
военно-морских сил в тот день отсутствовали.
   - И за последнее время было еще  несколько  заседаний,  на  которых  не
присутствовали ни адмирал Палмер, ни его заместители?
   - М-м, да. Теперь я вспоминаю, что такие случаи были.
   - Вы не находите, что это в высшей степени ненормально?
   - Может быть, и ненормально, но  не  в  высшей  степени.  Представители
военно-морских сил просто не могли присутствовать на нескольких  последних
заседаниях. Адмирал Палмер, как я понимаю, в последнее время  очень  занят
некоторыми специальными проблемами, касающимися крейсеров-ракетоносцев.
   - Адмирал Палмер объясняет это иначе, генерал. Его просто не извещали о
некоторых заседаниях комитета начальников штабов. А  это  действительно  в
высшей степени ненормально.
   - Отсюда я заключаю, что адмирал Палмер, как и полковник Кейси, изволил
жаловаться. Похоже, что офицеры флота и морской пехоты, начиная с  младших
лейтенантов и кончая адмиралами, обращаются не по команде.
   Лимен оставил это замечание без ответа и перешел  к  следующему  пункту
списка. Скотт спокойно ждал.
   - Во вторник вечером вы с генералом Райли посетили генерала Гарлока,  -
сказал Лимен.
   - Да, мы хотели убедиться, что в Маунт-Тандере все готово к  проведению
тревоги.
   - И договориться о  размещении  там  в  субботу  кое-каких  специальных
войск?
   - Видимо, за мной следили  всю  неделю,  -  сказал  Скотт,  не  обращая
внимания на вопрос президента.
   - Я хотел бы получить ответ, генерал.
   - Сначала я  хотел  бы  узнать,  почему  президент  Соединенных  Штатов
считает  необходимым   устраивать   слежку   за   председателем   комитета
начальников штабов, как за обыкновенным преступником.
   - Ответьте сначала на мой вопрос, генерал.
   - Не буду, пока вы не ответите на мой, господин президент.
   Скотт встал, возвышаясь  над  продолжавшим  сидеть  президентом.  Зажав
между большим и указательным пальцами сигару, он угрожающе направил  ее  в
сторону Лимена.
   - Я не намерен больше оставаться в этой комнате и подвергаться допросу.
- В его властном командирском  голосе  звенел  металл.  -  Я  не  подам  в
отставку и не буду отвечать ни на один вопрос.  Но  хочу  кое-что  сказать
вам, господин президент.
   Сидя перед стоящим над ним высоким, внушительным генералом, направившим
на него сигару, словно  пистолет,  Лимен  почувствовал  себя  маленьким  и
тщедушным. Он встал и сделал шаг вперед, поставив себя в какой-то  степени
в более равные условия со Скоттом. Теперь оба противника стояли друг перед
другом на расстоянии не более двух футов.
   - Сведения, собранные национальным информационным центром и  доложенные
нам обоим  Либерменом,  подтверждают  все  опасения  комитета  начальников
штабов, - продолжал Скотт. - Мы неоднократно говорили вам и  доказывали  с
пеной у рта, что неразумно подписывать документ, который  оставляет  явную
лазейку, а именно: та или  иная  сторона  сразу  же  после  демонтирования
боеголовок в одном  месте  в  присутствии  нейтральных  инспекторов  может
приступить к их сборке в другом месте.
   - Я знаю все это не хуже вас, генерал. - Лимен снова почувствовал  себя
старым и усталым, как всю  эту  неделю  до  неожиданного  появления  Генри
Уитни.
   - Скажу больше, господин  президент:  нежелание  принять  срочные  меры
граничит с преступной небрежностью. Если вы по-прежнему  будете  следовать
по этому пути, мне, как американскому патриоту, не останется иного выхода,
как изложить все факты стране.
   - Вы отказываетесь подать в отставку и вместе с  тем  готовы  пойти  на
такой шаг, который неминуемо приведет к вашему смещению, - заметил Лимен.
   Скотт промолчал.
   - Не беспокойтесь, - продолжал президент, - я принял меры.  Но  сначала
надо решить другой вопрос, не менее, а может  быть,  и  более  важный  для
страны.
   - А именно?
   - Я думаю, вы знаете, генерал.
   - Не имею ни малейшего представления о том, что вы хотите этим сказать,
так же как и о десятке других вещей, которые вы наговорили за этот вечер.
   Лимен лукаво посмотрел на Скотта:
   - Генерал, а как поступили бы вы со сведениями Либермена,  если  бы  вы
были президентом?
   - Я сказал, что больше не буду отвечать на вопросы.
   - Это не имеет никакого отношения к  теме  нашего  прежнего  разговора.
Скажите откровенно, мне очень интересно.  Президент  нуждается  во  всякой
помощи, а у вас, генерал, скромно говоря, изобретательный ум.
   - Я никогда не подписал бы этот договор.
   - Знаю. Но представьте, что вы стали президентом уже  после  того,  как
договор подписан и ратифицирован. Как реагировали бы вы в этом случае?
   Скотт,  повернувшийся  уже  было  к  двери,  остановился  и  пристально
взглянул в лицо  президенту,  видимо  стараясь  понять,  искренне  ли  тот
говорит. Генерал обхватил левой рукой сжатый кулак правой и сосредоточенно
нахмурился, явно заинтересованный поставленной перед ним проблемой.
   - Это вы серьезно, господин президент?
   - Я еще никогда не говорил так серьезно, генерал.
   - Ну хорошо. - Скотт еще крепче сжал кулак. Видно было, что он на время
забыл все происшедшее.
   - Во-первых, - медленно заговорил Скотт после минутного раздумья,  -  я
связался бы с русскими и потребовал немедленной встречи.
   Впервые за эти полчаса Лимен улыбнулся. Когда у него зародилась идея  о
встрече с советским премьером,  ему  потребовалось  на  размышление  почти
столько же секунд.
   - Может быть, вас это удивит, генерал, - сказал он,  -  но  я  уже  это
сделал. Государственный  секретарь  по  моей  просьбе  отдал  распоряжение
нашему  посольству  в  Москве  организовать  такую  встречу.  Я  предложил
встретиться с ним при первой возможности на следующей неделе.
   Лицо Скотта выражало искреннее изумление, но  он  с  сомнением  покачал
головой.
   - Что-то не верится, господин президент, - сказал он.
   - Вот телефон,  -  показал  Лимен.  -  Если  хотите,  можете  позвонить
государственному секретарю и проверить.
   В ответ на это предложение Скотт только пожал плечами, как  джентльмен,
готовый поверить на слово другому джентльмену.
   - Что же вы намечаете сделать, когда встретитесь с ним? - спросил он.
   - Нет уж, генерал, - ответил Лимен. - Помните, что  это  я  нуждаюсь  в
совете. Вот и скажите, что сделали бы вы на моем месте?
   Было видно, что, как ни претил Скотту способ  допроса,  который  учинил
ему Лимен, он старался найти путь к решению проблемы. Морщины  вокруг  его
глаз собрались теснее.
   - Я действовал бы просто и прямолинейно, - сказал Скотт. - Я потребовал
бы, чтобы  мне  дали  возможность  посетить  Якутию.  А  если  бы  русские
отказались,  обратился  бы  в  Организацию  Объединенных  Наций,  а  потом
приступил бы к сборке боевых частей для "олимпов".
   Лимен расхохотался, удивленный не меньше Скотта.
   - Вы находите такой образ действий смешным? - обиделся Скотт.
   - Нисколько, нисколько, - закачал головой Лимен, все еще посмеиваясь. -
Просто ирония судьбы, генерал.
   - Не вижу в этом ничего смешного, - рассердился Скотт.
   - Садитесь, генерал. -  Лимен  жестом  указал  на  кушетку.  -  Я  хочу
рассказать вам кое-что об особенностях того поста,  который  вы,  по  всей
видимости, намеревались завтра захватить.
   - Это ложь.
   - Садитесь.
   После  короткого  колебания  Скотт   подчинился.   "Удивительная   вещь
любопытство", - подумал Лимен, снова усаживаясь в кресло.
   - Мне показалось смешным, - сказал он, - что вы предложили почти те  же
самые шаги, которые предполагал сделать я сам, по крайней мере  на  первых
порах. То есть вы действовали бы почти так же, как  собираюсь  действовать
я. И все же вы хотите свергнуть нынешнее правительство. Не кажется ли  это
вам несколько... м-м... странным, генерал?
   - Я отвергаю это голословное обвинение! - гневно воскликнул Скотт. -  И
вообще должен сказать, что большая  часть  нашего  сегодняшнего  разговора
кажется мне весьма странной.
   Лимен, пытаясь сменить позу, скрестил ноги. Нервы его были натянуты  до
предела. Он страшно устал, но старался, чтобы Скотт его правильно понял.
   - Очень жаль, генерал. Мы могли бы так хорошо вместе работать, и каждый
из  нас  выполнял  бы  свои  обязанности.  Ваши  ответы  на  мои   вопросы
показывают, насколько схожи наши взгляды. А знаете, ведь в нашей работе, в
сущности, нет ничего такого, что мог бы проглядеть любой из нас. И не  так
уж  много  вопросов,  которые  другой  человек  мог  бы  решить  по-иному,
независимо от покроя его одежды.
   - Не значит ли это, что вы хотите бросить тень на мою форму?
   - Упаси меня бог. Нет, я только хочу  сказать,  что  военному  человеку
отнюдь  не  легче,  чем  штатскому,  справиться  с  огромными  проблемами,
стоящими перед президентом, многие из которых  действительно  неразрешимы.
Проблемы, генерал, остаются одни и те же.
   - Одни люди действуют, другие только говорят, - отрезал Скотт.
   Лимен сокрушенно покачал головой.
   - Генерал, вы просто слепы. Неужели вы не видите, как  близко  сходятся
наши точки зрения по этому вопросу? Неужели вы в самом деле не видите?
   - Откровенно говоря, господин президент,  я  считаю,  что  вы  утратили
чувство реальности. И ваш беспорядочный самоанализ лишний  раз  доказывает
это.
   Слова Скотта прозвучали резко. На Лимена снова нахлынула усталость.  "Я
не в состоянии пробить этого  человека,  -  подумал  он,  -  просто  не  в
состоянии". Ком в желудке не давал ему покоя, перед глазами поплыл туман -
как тогда, много лет назад, на горном хребте в Корее.
   - Послушайте, господин президент. -  Скотт  говорил  негромко,  но  его
слова, казалось, молотом били по Лимену. - Вы  потеряли  уважение  страны.
Ваша политика  привела  нас  на  грань  бедствия.  Деловые  круги  вам  не
доверяют. Профсоюзы щеголяют своим пренебрежением к вам в этой  забастовке
ракетчиков. Моральное состояние военных упало до  самой  низшей  точки  за
последние тридцать лет вследствие вашего упорного нежелания обеспечить  им
мало-мальски приличную компенсацию  за  служение  нации.  Заключить  такой
договор мог бы только наивный мальчик.
   - Вы не смеете так говорить, генерал. - Голос Лимена казался слабым, он
не мог заглушить расходившегося генерала.
   - Таковы факты, - продолжал Скотт.  -  Народ  в  вас  не  верит.  Опрос
Гэллапа, может быть, и не совсем точен,  но  довольно  правильно  отражает
положение вещей. Если в стране  не  будет  установлена  твердая  власть  и
дисциплина, она может погибнуть за месяц.
   - И эта власть должна принадлежать  вам,  генерал?  -  В  устах  Лимена
вопрос прозвучал почти как утверждение.
   - Я этого не говорил, - возразил Скотт. - Но, разумеется,  я  не  стану
притворяться, будто действовал бы так же, как вы. Я не хочу брать на  себя
хотя бы частичную ответственность за банкротство правительства Лимена.
   "Этого человека ничем не проймешь, - подумал Лимен. - Просто невозможно
заставить его что-нибудь понять. Неужели мое правительство точно так же не
сумело объяснить свою политику стране? Не в этом ли смысл его  слов?  Прав
ли он, говоря, что время разговоров прошло? Неужели никто не понимает, что
здесь ставится на карту?.. Надо поговорить с Реем, - решил  он.  -  Да,  с
Реем. Где же он? Мне надо его видеть. А,  да,  он  же  рядом,  в  соседней
комнате. Можно просто пройти туда и поговорить с ним. Уж он-то знает,  что
делать".
   Лимен спокойно смотрел на Скотта, но никак не мог сосредоточиться. Надо
пойти к Рею за помощью, за поддержкой, которую он всегда найдет у  старого
друга. Разве Рей не спас ему жизнь,  не  вернул  ему  гордость,  мужество,
уважение к себе на том хребте в Корее? Неужели он не может сделать это еще
раз, только один раз, чтобы помочь ему преодолеть и это  препятствие!  Ему
захотелось снова ощутить на своем лице  ладонь  Кларка,  возвращающую  ему
силы.
   "Это было двадцать лет назад, Джорди, и ты  не  был  тогда  президентом
Соединенных Штатов. А теперь пощечина не поможет. Ты можешь проиграть  или
выиграть только сам, без посторонней помощи".
   Лимен провел рукой по груди. Он нащупал твердый предмет  во  внутреннем
кармане пиджака  и  снова  воспрянул  духом.  Все-таки  дошла  очередь  до
документа Барнсуэлла. Он был блаженным  оптимистом,  считая,  что  удастся
обойтись без него. Крис и Рей были правы.
   Он обдумывал  все  это,  не  спуская  глаз  со  Скотта.  Генерал  сидел
неподвижно, на  его  лице  не  дрогнул  ни  один  мускул.  Лимен  старался
проникнуть в его сокровенные мысли.
   И вдруг он заметил: мелкие морщинки вокруг глаз приняли иную форму,  и,
хотя лицо оставалось  неподвижным,  в  нем  появилась  какая-то  перемена,
какое-то новое выражение. Что это? Осторожность? Тревога? Неуверенность?
   Да. Неуверенность. Лимен почувствовал это  каким-то  сверхчутьем.  Весь
вечер этот человек казался таким самоуверенным, а теперь он  не  уверен  в
себе. Или, может быть, такое выражение было у него все время, только Лимен
его не замечал?
   Президент, почти  успокоившись,  откинулся  в  кресле.  "А  ведь  этого
человека можно сломить, - сказал он себе. - В сущности, у него ничего  нет
за душой". Лимен отвел глаза от лица Скотта. Дальше эта дуэль  была  ни  к
чему. Он обвел взглядом  комнату:  знамена  Эйзенхауэра,  кресло  Кеннеди,
разукрашенный  письменный  стол  Монро.  Реликвии  президентства  еще  раз
напомнили ему о силе государственной власти, которую теперь  он  держал  в
руках.
   - Генерал, - спокойно сказал он, - я хочу вам кое-что прочитать.  -  Он
вынул из кармана портсигар.
   - Я сейчас ухожу, - быстро проговорил Скотт.
   - Нет, -  сказал  президент.  "О,  я  кое-что  заметил,  теперь  все  в
порядке", - подумал он. - Нет, садитесь и слушайте. Я скажу вам, когда  вы
можете идти.
   Скотт смотрел, как Лимен, вскрыв портсигар, вынул два листка  обгорелой
бумаги, положил на стол, тщательно их разгладил и поправил очки.
   - Это нашли среди обломков самолета, на котором погиб Поль  Джирард,  -
сказал он. - Он возвращался домой из Гибралтара.
   Теперь Скотт уже не мог бы уйти,  даже  если  бы  Лимен  приказал  ему.
Любопытство приковало его к кушетке.
   Лимен начал читать:

   -  "Памятная  записка  президенту.  Гибралтар.  Пятнадцатого  мая.  Мы,
нижеподписавшиеся, поставившие также свои  инициалы  на  каждой  странице,
подтверждаем, что изложенное ниже представляет  собой  содержание  беседы,
имевшей  место  в  этот  день  в  каюте  адмирала  Барнсуэлла   на   борту
американского корабля "Эйзенхауэр".

   Лимен  посмотрел  на  Скотта.  Лицо  генерала  сохраняло   бесстрастное
выражение, только веки опустились, полуприкрыв глаза.

   - "В конце декабря тысяча девятьсот  семьдесят  третьего  года  адмирал
Барнсуэлл,  находившийся  по  делам  службы  в  Вашингтоне,  встретился  с
генералом Скоттом,  председателем  комитета  начальников  штабов,  на  его
квартире в Форт-Майере. Присутствовали также  генерал  Райли,  командующий
морской пехотой, и генерал Диффенбах, начальник штаба армии США.
   Собравшиеся  подробно  обсудили  положение  в   стране   и   пришли   к
единодушному выводу, что правительство  Лимена  теряет  доверие  народа  и
вызывает недовольство в широких кругах общества. Было признано также,  что
предлагаемый договор о ядерном разоружении оставляет страну беззащитной  в
случае внезапного нападения. Эти соображения, наряду с угрожающим падением
морального  духа  в  вооруженных  силах  вследствие  отказа  правительства
поддержать требования об улучшении материального положения военнослужащих,
привели всех присутствующих к  заключению,  что  страна  переживает  самый
критический момент своей истории.
   Генерал Скотт заявил, что в такой обстановке военачальники должны  быть
готовы,  в  соответствии  с  данной  ими  клятвой  верности   конституции,
предпринять любые шаги, которые представятся необходимыми. Было достигнуто
соглашение, что если  потребуются  определенные  действия,  то  командиры,
разделяющие  мнение  присутствующих,  могут  быть   подняты   по   тревоге
распоряжением генерала Скотта.
   26 февраля во время инспекционной поездки по Средиземному морю  генерал
Скотт  посетил  адмирала  Барнсуэлла  на  борту  этого  корабля.  В   ходе
длительной конфиденциальной беседы Скотт указал, что обстановка со времени
декабрьского совещания еще более ухудшилась. Барнсуэлл согласился  с  тем,
что военные должны исполнить свой долг  перед  страной,  но  спросил,  что
Скотт предлагает. Скотт ответил, что надо действовать,  "чтобы  поддержать
авторитет  нации".  Барнсуэлл   спросил,   означает   ли   это   поддержку
конституционной  власти,  в  частности  президента.  Скотт   сказал,   что
конституционную власть, безусловно, надо поддерживать, если только внешние
события не подорвут и не ослабят ее до такой  степени,  что  она  потеряет
смысл. Барнсуэлл заявил Скотту, что он, как всегда, готов  выполнить  свой
долг.
   23-24 апреля адмирал Барнсуэлл опять был в Вашингтоне и имел  еще  одну
беседу со  Скоттом.  В  этот  раз  Скотт  сказал,  что,  если  потребуется
действовать, Барнсуэллу и  другим  будет  сообщено  об  этом  кодированной
телеграммой в форме приглашения принять участие в коллективной  ставке  на
скачках, причем  в  телеграмме  будет  указано  время  начала  необходимых
действий.  Согласие  принять  участие  в  коллективной  ставке,  данное  в
ответной телеграмме, послужит достаточным подтверждением.
   Адмирал Барнсуэлл и в этот раз потребовал заверения, что такие действия
никоим образом не будут направлены против  законных  гражданских  властей.
Скотт дал такое заверение  с  оговоркой:  "в  зависимости  от  обстановки,
сложившейся в данный момент". Тогда адмирал Барнсуэлл спросил,  что  Скотт
подразумевает  под  "обстановкой,  сложившейся  в  данный  момент"?  Скотт
ответил, что он имеет в виду последние события,  указывающие  на  то,  что
президент,  по-видимому,  не  выполняет  своих  обязанностей  в  отношении
национальной безопасности и что если это действительно  подтвердится,  то,
быть может, для блага страны потребуется его заменить.
   12 мая адмирал Барнсуэлл получил от Скотта  телеграмму  с  приглашением
принять участие в коллективной ставке на скачках в Прикнессе в субботу  18
мая с указанием времени начала заезда. Подумав, адмирал Барнсуэлл ответил:
"Не ставлю". Тем самым адмирал Барнсуэлл хотел сказать, что ему желательно
получить более подробную  информацию  и  заверения,  что  намечаемые  меры
одобрены президентом.
   К моменту настоящей беседы адмирал Барнсуэлл  не  получил  от  генерала
Скотта  больше  никаких  сообщений.  Адмирал  Барнсуэлл  был   удивлен   и
встревожен,  узнав  со  слов  господина   Джирарда,   что   президент   не
информирован о предстоящих действиях и, следовательно, не мог их одобрить.
В сложившейся обстановке адмирал Барнсуэлл не может  выполнять  дальнейшее
распоряжение без особого подтверждения президента.
   Фарли К.Барнсуэлл, вице-адмирал. 22:00 по Гринвичу 15 мая.
   Поль Джирард".

   - Что вы скажете? - спросил Лимен.
   - Это фальшивка.
   - Фальшивка? - не веря своим ушам, повторил Лимен.
   - Именно, господин президент.
   Кровь бросилась в лицо Лимену, он скрестил свои длинные руки на груди.
   - Вы обвиняете меня в подделке документа, генерал?
   - Я никого не обвиняю. Я только хочу сказать, что  события,  изложенные
на этих клочках бумаги, никогда не имели места. У меня  не  было  подобных
разговоров с адмиралом Барнсуэллом. Жаль, что здесь нет мистера  Джирарда,
он мог бы нам рассказать, при каких обстоятельствах это было написано.
   - Жаль, что Поль лишился жизни, пытаясь спасти свою страну, - с  гневом
поправил его Лимен.
   - Если все это предназначено  для  того,  чтобы  бросить  тень  на  мои
патриотические чувства, то вы напрасно тратите время.
   Лимен взмахнул бумажками:
   - Вы отрицаете, что это подпись адмирала Барнсуэлла?
   Скотт пожал плечами.
   - Откуда я знаю? Но если бы я сделал  заявление  против  этой  писанины
Барнсуэлла, от нее бы ничего не осталось.
   - Вы, кажется, опять намекаете на какое-то разбирательство, генерал?
   -  Если  дойдет  до  этого,  американский  народ  никогда  не   поверит
состряпанной вами истории.
   - Я готов пойти на такой риск, - сказал Лимен, - даже не касаясь целого
ряда других вопросов. - Он вытащил листок бумаги из-за сигарного  ящика  и
стал перечислять пункт за пунктом: -  Вы  заявили  сенатской  комиссии  по
делам вооруженных сил, что  во  время  последней  тревоги  плохо  работала
связь, тогда как на самом деле чуть ли не одна только связь и  действовала
как полагается. Взять также ваше длительное и весьма близкое знакомство  с
Гарольдом Макферсоном, фигурой с крайне сомнительными связями. Или  тайное
посещение сенатора Прентиса, когда вы в  полночь  поднимались  к  нему  на
грузовом лифте, чтобы вас не заметили. Есть немало и других данных, но,  я
думаю, не стоит в них копаться. Я требую вашей отставки и отставки  других
трех генералов из комитета начальников штабов в течение часа.
   Неуверенность,  замеченная  Лименом  раньше,  казалось,   все   сильнее
охватывала Скотта. Его глаза забегали от обгорелых бумажек к листку в руке
Лимена, потом остановились на лице президента.
   - Может быть, "фальшивка" слишком сильное слово, - признал он, - но нет
никаких доказательств подлинности этого документа.
   - Нет, генерал, боюсь, что у вас ничего не  выйдет.  Документ  подписан
двумя людьми, один из которых еще жив. Джирард звонил мне  по  телефону  и
сообщил, что он получил письменное заявление и для сохранности спрятал его
в портсигар. Офицер испанской полиции нашел этот портсигар и  передал  его
одному из сотрудников американского  посольства.  Этот  человек  находится
сейчас в Вашингтоне. Он вручил мне портсигар сегодня днем.
   - Как его фамилия?
   - Этого я вам не скажу. Но могу вас заверить, что он читал  документ  и
подтвердит его содержание. Офицер испанской  полиции,  разумеется,  сможет
опознать портсигар. Что касается самого документа,  то  есть  эксперты  по
почерку.
   Скотт вяло улыбнулся.
   - Вы хотите предъявить мне обвинение перед судом?
   Лимен ничего не ответил. Скотт сидел не шевелясь. В его поведении ничто
не изменилось, но глаза выдали его прежде, чем он заговорил.
   - Если я подам в отставку, вы уничтожите этот документ?
   Теперь  Скотт  торговался.  Лимен,  не  ожидавший  такой   возможности,
задумался. В комнате было слышно только дыхание двоих людей, да  время  от
времени в открытое окно врывался шум уличного движения.
   - Уничтожу, - сказал Лимен. - Не по той причине, которую  вы  имеете  в
виду, но уничтожу. В сущности, больше с ним нечего и делать. Я  сожгу  его
вот в этом камине, если хотите, на ваших глазах, как только у меня в руках
будут четыре прошения об отставке.
   Скотт встал. Он смотрел сверху на президента, и Лимен  не  мог  понять,
собирается ли генерал капитулировать  или  гордо  выйти  из  комнаты.  Они
смотрели друг другу в глаза. Потом Скотт тихо сказал:
   - Могу я воспользоваться вашим письменным столом?
   - Разумеется.
   Скотт быстро прошел к письменному столу орехового дерева,  стоявшему  у
стены. Лимен, придерживая коленом  нижний  ящик,  чтобы  он  не  открылся,
выдвинул Скотту верхний ящик стола. Генерал взял лист бумаги и под золотой
эмблемой президента написал:

   "17 мая
   Настоящим подаю в отставку с поста  председателя  комитета  начальников
штабов Соединенных  Штатов  с  вступлением  в  силу  немедленно  после  ее
принятия.
   Джеймс М.Скотт, генерал военно-воздушных сил США".

   Лимен взял лист, подул на него, чтобы просохли чернила,  склонился  над
столом и написал наискосок внизу:

   "Отставка принята. 17 мая, 21 ч. 39 м.
   Джордан Лимен".

   Президент взял прошение и подошел к телефону.
   - Эстер, - сказал он, - генерал Скотт на несколько минут  воспользуется
моим  телефоном,  чтобы  поговорить   со   своими   коллегами.   Вызовите,
пожалуйста, всех, кого он пожелает. Но сначала соедините меня с  генералом
Рутковским - он  в  центральном  пункте  управления  комитета  начальников
штабов.
   Скотт, стоявший посредине кабинета, не мог  скрыть  изумления,  услышав
фамилию Рутковского.
   - Барни, говорит Джордан  Лимен.  Генерал  Скотт  только  что  подал  в
отставку, и я ее принял. Отправьте, пожалуйста,  срочную  телеграмму  всем
командующим за моей подписью об отмене назначенной на  завтра  тревоги.  И
прикажите, чтобы эти "К-двести двенадцать" оставались в Форт-Брэгге.  Если
они уже вылетели, направьте их  в  другой  пункт  назначения  или  верните
обратно. Если потребуется, поставьте и на этом приказе мою подпись.
   Лимен повесил трубку и повернулся к Скотту. Генерал мрачно улыбался.
   - Генерал, я не хочу, чтобы  страна  когда-либо  узнала  действительную
причину вашей отставки, - сказал он. - Не знаю, одобряете вы это или  нет,
но так будет.
   - Но вы укажете какую-то причину?
   - Да. Наши разногласия по вопросу о договоре. Видит бог, они достаточно
реальны. Завтра я выступлю с речью перед страной и скажу,  что  потребовал
вашей отставки и отставки других трех членов комитета, потому что  вы  уже
после  принятия  окончательного  решения   продолжали   выступать   против
утвержденной национальной политики в жизненно важном вопросе.
   - А что, если я скажу другое?
   - Разумеется, вы можете сказать все, что вам угодно, - улыбнулся Лимен.
- Но если вы упомянете подлинную причину  своей  отставки,  я  сделаю  все
возможное, чтобы вам не поверили.
   Скотт подошел вплотную к президенту.
   - Господин президент,  "подлинной  причины",  как  вы  выражаетесь,  не
существует.  С  моей  стороны  не  было  абсолютно  никаких  неправильных,
незаконных или подстрекательских  действий,  на  что  вы  намекаете.  Меня
заставил выйти в отставку человек, который потерял... ориентировку.
   - Думайте, что хотите, генерал, - ответил Лимен, - но дайте мне  слово,
что будете молчать, пока я не объявлю свое  решение.  Иначе  мне  придется
задержать вас в этом доме на весь завтрашний день.
   - Даю вам слово, - сказал Скотт. - Если я и выскажусь, то  лишь  тогда,
когда факты, касающиеся этого дела, станут широко известны.
   Лимен направился к двери.
   -  Я  оставлю  вас  на  некоторое  время  одного,  генерал.  Передайте,
пожалуйста, Райли, Хардести и Диффенбаху,  чтобы  они  немедленно  прибыли
сюда. Они могут войти через задние ворота, как и вы. Как  только  кто-либо
из них явится, позвоните по телефону мисс Таунсенд. Она меня найдет.
   Лимен вышел в коридор, закрыл за  собой  дверь  и,  соединив  в  кольцо
большой и указательный пальцы, подал Корвину  знак,  что  все  в  порядке.
Потом направился в комнату, где был Кларк. Широко распахнув двери, он чуть
было не крикнул: "Рей!" - но увидел, что комната пуста.
   Президент жестом подозвал Корвина.
   - Арт, где же Рей? Он должен был ждать меня здесь.
   - О, сенатор ушел уже больше часа назад, - сказал Корвин. - Он внизу, в
зале заседаний правительства, с министром Тоддом.
   Спускаясь в лифте, Лимен думал: "Значит, Рея вовсе и не было в  комнате
во время нашей схватки. А если бы он мне понадобился? Но  я  обошелся  без
него. Может быть, он знал, что я обойдусь..." Торопливо  шагая  по  крытой
галерее мимо розария в западное крыло дома, Лимен поймал себя на том,  что
он насвистывает какую-то мелодию.
   Президент вошел в зал заседаний правительства, и  оба  его  союзника  в
нетерпении бросились ему  навстречу.  Лимен  стоял  улыбаясь,  как  всегда
неловкий и угловатый, но с явно победоносным видом. Он вытащил из  кармана
лист бумаги.
   - Генерал Скотт подал в отставку, - объявил он.
   Седые брови Тодда, изогнувшись дугой, взлетели кверху. Он  крепко  сжал
руку президенту.
   - Вы выдержали бурю, господин президент. Все остальное  пойдет  как  по
маслу.
   Кларк замахнулся, словно намереваясь нанести Лимену удар в  челюсть,  и
улыбнулся.
   - И это сделал ты, Джорди, - сказал он. - Отлично, дружище!



ПЯТНИЦА, ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА

   "Ликвидация  остатков  капитулировавшей  армии",  как  выразился  Тодд,
требовала известного времени. Корвин, Тодд, Кейси и Рутковский - последние
двое были срочно вызваны из Пентагона - беспокойно  слонялись  по  комнате
Монро, пока президент Лимен был занят в своем кабинете.
   Первым явился начальник штаба  военно-воздушных  сил  Хардести,  внешне
спокойный, не проявляющий никаких признаков тревоги.  Его  волнение  выдал
только один жест, когда  он  смущенно  провел  рукой  по  своим  волнистым
каштановым волосам.
   Как только Хардести ушел, Лимен назначил генерала Бернарда  Рутковского
новым начальником штаба военно-воздушных сил.  Генерал  стоял  неподвижно,
положив руку на библию, пока министр Тодд приводил его к присяге.
   Рутковский тут же  позвонил  в  штаб  объединенного  командования  ПВО,
вызвал  полковника  О'Мэлли  и  приказал  ему  немедленно   доложить,   не
обнаружили ли радиолокаторы каких-нибудь самолетов, вылетевших с секретной
базы в Нью-Мексико.
   Начальник штаба армии генерал Диффенбах написал прошение  об  отставке,
не обменявшись с президентом ни единым словом.  Уходя,  он  только  слегка
поклонился и поправил черную повязку, прикрывавшую глаз.
   Как только Диффенбах поставил  свою  подпись  на  прошении,  Рутковский
позвонил  заместителю  начальника  штаба  армии  и  от  имени   президента
потребовал немедленного освобождения с гауптвахты  Форт-Майера  полковника
Уильяма Гендерсона. Кейси с запиской от Лимена отправился выручать друга.
   Последним  пришел  генерал  Билли  Райли,  как  всегда  с   воинственно
выдвинутой вперед челюстью и только с потемневшими от  гнева  глазами.  На
этом все было кончено. Корвин, стоявший у дверей комнаты Монро,  дал  знак
остальным.
   - Генерал Скотт уходит, - шепнул он.
   Кларк и Тодд вместе поспешно вышли из комнаты. Они догнали Скотта около
лифта.
   - Можно вас на пару слов, генерал? - спросил Кларк.
   Пока они разговаривали, а Лимен наблюдал, стоя в коридоре, Тодд  прошел
в кабинет и направился к письменному столику. Он вынул  из  нижнего  ящика
конверт, сунул его во внутренний карман пиджака и быстро  присоединился  к
Кларку и Скотту, стоявшим у лифта. Все трое в молчании спустились вниз.
   Ночь была теплая. Луна скрылась за облаками, но в  бледном,  рассеянном
свете отчетливо выделялись контуры деревьев  и  кустов.  Трое  стояли  под
навесом, ведущим от расположенного в первом этаже зала  приемов  к  изгибу
южной подъездной аллеи.
   - Генерал,  -  сказал  Тодд,  -  президент  не  только  государственный
деятель, но и джентльмен.
   - Первого я что-то не замечал, - отрубил Скотт.
   Тодд оставил без внимания его замечание.
   - Но прежде всего  он  джентльмен.  Я  не  джентльмен.  Я  обыкновенный
черствый адвокат. Сенатор Кларк - политик. Нам с ним ни к  чему  соблюдать
излишнюю вежливость.
   -  Для  одного  вечера  с  меня  вполне  достаточно   всяких   окольных
разговоров, спасибо, - сказал Скотт. - А сейчас, с  вашего  позволения,  я
сажусь в машину и уезжаю.
   Тодд, который был на полголовы ниже Скотта, загородил ему дорогу.
   - Я думаю, вы не уедете, генерал, пока мы не закончим, -  сказал  он  и
выхватил из кармана  конверт.  -  Здесь  находится  декларация  на  уплату
федерального  подоходного  налога  за  текущий  год,  представленная  мисс
Миллисент Сеньер из города Нью-Йорка.
   Скотт остановился. В темноте под навесом не видно  было  выражения  его
лица. Он только спросил:
   - Да?
   - Я не уверен, знаете ли вы об этом, - продолжал Тодд, - но мисс Сеньер
убавила сумму своих доходов за прошлый год на три тысячи семьдесят  девять
долларов,  истраченных  на  угощение  председателя  комитета   начальников
штабов. Когда же налоговое управление усомнилось в  этом,  она  объяснила,
что   ей   пришлось   угощать   вас,   чтобы    узнать    фасоны    одежды
женщин-военнослужащих.
   - Это любопытно,  но  едва  ли  представляет  какой-нибудь  интерес,  -
холодно проговорил Скотт.
   - У нас есть  еще  немало  доказательств,  безошибочно  указывающих  на
длительные и, я бы сказал, сердечные отношения между вами и  мисс  Сеньер.
Президент поступил как истинный джентльмен, не упомянув  об  этом  сегодня
вечером.
   - Ну что ж, - сказал генерал, - теперь,  когда  и  вы  урвали  свое,  я
полагаю, что могу пожелать вам спокойной ночи.
   - А знаете, - вмешался Кларк, - я думаю,  до  вас  еще  не  все  дошло,
честное слово, генерал. Если вы хоть на столечко переступите границу, мы с
сенатором заткнем вам глотку этой налоговой декларацией.
   - Что это значит? - чуть не закричал Скотт. - Никто в этом  доме  прямо
не говорит, чего он добивается.
   Кларк заговорил снова, на этот раз тщательно и точно подбирая слова.
   - Я хочу сказать, что я член той же партии, что и президент. И если  вы
будете выступать с антиправительственными речами и позволите кому бы то ни
было сделать из вас великомученика, ваш любовный роман будет  фигурировать
на первых страницах всех газет страны.
   - Я уверен, что этим вы завоюете особое расположение  миссис  Скотт,  -
зло заметил генерал.
   - Там, наверху, президент действовал исключительно в интересах  страны.
Мы же с сенатором заботимся об интересах нашей партии, - сказал Тодд.
   Кларк ткнул пальцем в китель Скотта.
   - И в частности, генерал, вы не должны выставлять  свою  кандидатуру  в
президенты  против  Джордана  Лимена  на  очередных  выборах,  даже   если
обстановка покажется вам  благоприятной.  Бросьте  и  думать  об  этом!  В
противном случае мы с Тоддом повесим вам мисс Миллисент  Сеньер  прямо  на
шею.
   - Я вижу, что передо мной два самых обыкновенных негодяя,  -  пробурчал
Скотт.
   Кларк громко расхохотался.
   - Куда к черту, генерал, еще хуже!
   Скотт, отстранив  своих  собеседников,  направился  к  машине.  Он  шел
подчеркнуто твердой походкой, расправив плечи и не сгибая  мощного  торса.
Взявшись за дверцу лимузина, обернулся.
   - Можете гордиться: вы выкинули весьма дешевый и грязный номер.
   - Во всяком случае, нам не  понадобилось  для  этого  три  с  половиной
тысячи  наемных  головорезов  и  база  в  пустыне,  влетевшая  в  двадцать
миллионов долларов, - выпалил в ответ Кларк.
   Не удостоив его ответом.  Скотт  захлопнул  дверцу,  и  большая  машина
бесшумно заскользила. Тодд и Кларк провожали ее взглядом, пока задние огни
машины не скрылись за юго-западными воротами, потом повернулись и вошли  в
дом. Когда они открывали входную дверь, подлетел Триммер и проскочил  мимо
них в дом, словно  чувствуя,  что  теперь  ему  снова  разрешат  лежать  в
кабинете хозяина.
   Пока Тодд и Кларк ждали лифта, пес понесся вверх по  широкой  лестнице.
Тодд вытащил длинную сигару и, раскатав ее между  большим  и  указательным
пальцами, засунул в рот.
   В лифте Кларк, покачав головой, сказал:
   - Может, зря я отмочил  эту  последнюю  штуку,  но  он  вывел  меня  из
терпения.
   Прежде чем ответить, Тодд извлек из жилетного кармана  большую  спичку,
чиркнул ее о ноготь и закурил сигару.
   - Забудьте об этом, - посоветовал он. - Но  нельзя  не  восхищаться,  с
каким невозмутимым видом он пошел ко дну. Так и представляешь себе: вот он
стоит на мостике тонущего корабля по пояс в воде и  слушает,  как  оркестр
играет "Ближе к тебе, мой боже".
   - Да, очень жаль, что он оказался не на нашей стороне.
   Они  застали  Лимена  в  кабинете.  Он  стоял  у  мраморного  камина  и
пристально смотрел на кучку пепла на решетке. Президент взглянул на  своих
друзей блестящими глазами и покачал головой.
   - Какая жалость, - прошептал он, - Поль так и не узнает, что в конечном
счете он спас страну.
   Кларк долго смотрел на решетку. Потом проговорил:
   - Он помог, Джорди, безусловно, помог. Но он не сумел бы этого сделать,
так же как и любой из нас. Только ты мог - и действительно сделал это.



СУББОТА, ЧАС ДНЯ

   В западном крыле Белого дома, в  зале  для  прессы,  подобно  огромному
косяку макрели, устремившемуся к берегу  в  поисках  пищи,  бурлила  толпа
репортеров. Было так тесно,  что  некоторым  приходилось  делать  заметки,
пристроив блокноты на спины соседей. Духота стояла как в парной  бане.  Из
общего гама иногда вырывались отдельные возгласы - кто-то пытался о чем-то
спросить, но безуспешно.
   Фрэнк Саймон встал  на  вертящийся  стул  и  отчаянно  замахал  руками,
призывая к  тишине.  Наконец  ему  удалось  угомонить  толпу.  Послышались
выкрики:
   - Когда нам дадут текст?
   - Уходит ли Лимен с поста?
   - Будет ли он выступать по радио и телевидению?
   - В чем все-таки дело, черт возьми?
   Тонкое лицо Саймона подергивалось, на лбу выступили капельки пота.
   - Если вы помолчите минутку, - крикнул Саймон  охрипшим  голосом,  -  я
постараюсь рассказать вам все, что знаю. Во-первых,  президент  затребовал
от всех радио- и телевизионных компаний страны  пятнадцать  минут  времени
для  выступления  по  вопросу  большого  государственного  значения.   Ему
предоставили это время, и он выступит в час дня сегодня. Говорить будет из
зала заседаний кабинета. Во-вторых, текст заранее роздан не будет, но...
   Раздались крики, негодующие возгласы, которые, как огонь по  бикфордову
шнуру, перекинулись из зала в коридор и вестибюль.
   - Да погодите  же!  -  надрывался  Саймон.  -  Неужели  нельзя  немного
помолчать? Стэн, слезайте оттуда, а то вы кого-нибудь покалечите.
   Слова эти относились к фотографу, который забрался на шкаф, чтобы снять
толпу, и стоял там, балансируя на одной ноге. На  предостережение  Саймона
фотограф не обратил никакого внимания.
   - Кто это придумал не давать текст? - прогремел Хэл  Бреннен,  огромный
шумный детина из "Нью-Йорк таймс".
   - Никто, - огрызнулся  Саймон.  -  Просто  текст  еще  не  написан.  Да
послушайте, черт вас возьми! Мы посадим у  телевизоров  стенографисток,  и
вам будут давать копии стенограммы по частям с того  самого  момента,  как
президент начнет говорить. В вестибюле будет установлен стол  для  раздачи
копий. К половине второго вы получите всю речь.
   - Фрэнк, - раздался голос откуда-то сзади, - говорят, генерал Диффенбах
ушел в отставку. Это правда?
   - К сожалению, я ничего не знаю, - ответил Саймон. - Ходит много всяких
слухов. Давайте подождем до часу.
   - Кто пишет речь?
   - Президент. И честно вам говорю, я не имею ни малейшего представления,
о чем он собирается говорить.
   По  залу  прокатился  неодобрительный  смех,  но   толпа   уже   начала
расходиться. Группами  по  три-четыре  человека,  оживленно  болтая  между
собой, журналисты выходили в вестибюль.
   Мэлком Уотерс замешкался у стола Саймона.  Секретарь  по  делам  печати
закурил сигару и доверчиво склонился к корреспонденту Ассошиэйтед Пресс.
   - Убей меня бог. Милки, - пожаловался он, - но я знаю не больше вас,  а
может быть, даже меньше.
   Уотерс понизил голос:
   - Творится что-то странное. Вчера вечером в кабинете министра  финансов
собралось человек тридцать агентов министерства, которые проболтались  там
почти до полуночи. Никто из них не знал, зачем их  вызвали.  Еще  говорят,
вчера вечером Арт Корвин вызвал на дежурство всю свою команду.
   - Слышал, слышал, - мрачно сказал Саймон. -  Но  мне  Лимен  ничего  не
говорил, и вообще он меня полностью выключил из этого дела.
   В зале задержались несколько репортеров.  Уотерс  еще  ближе  придвинул
лицо к уху Саймона:
   - Генерал Скотт был здесь вчера вечером?
   - Скотт? - изумился Саймон. - Понятия не имею. Может быть, он вызывал к
себе самого Александра Македонского - откуда я знаю.
   ...В своем кабинете, скинув пиджак, сидел за столом президент Лимен. По
столу  были  разбросаны  исписанные  листы  бумаги.  Напротив   президента
восседал Кристофер Тодд, как всегда безупречно одетый - в сером костюме  с
узорчатым галстуком, - и что-то записывал в большой линованный блокнот. На
углу  стола  сидел  Рей  Кларк  с  расстегнутым  воротничком  и   свободно
болтающимся галстуком. Постукивая карандашом по зубам,  он  сосредоточенно
вглядывался в листок с  заметками.  За  окнами  в  жарком  мареве  первого
по-настоящему летнего дня  ярко  блестели  листья  магнолий,  а  здесь,  в
кабинете с кондиционированным воздухом, было прохладно.
   - Меня беспокоят эти войска на базе "У", - сказал  Лимен,  -  но  Барни
говорит, что без самолетов они не тронутся с места.  Он  считает,  что  не
следует поручать это дело заместителю начальника штаба армии, до того  как
будет произнесена речь.
   - Он прав, -  кивнул  Тодд.  -  Эту  банду  надо  расформировать  очень
осторожно, иначе можно нажить неприятности.
   - А почему бы не оставить эту базу, - предложил Кларк, - для подготовки
таких же специалистов, только  влить  туда  новых  офицеров.  Может  быть,
назначить начальником Гендерсона. И выполоть сорную траву среди сержантов.
Жалко расформировывать часть с таким высоким боевым духом.
   - А что, может быть, это и неплохая идея. Рей,  -  сказал  Лимен.  -  Я
поговорю с Барни.
   - Адмирал Палмер уже знает о своем будущем назначении? - спросил Тодд.
   - Нет, - усмехнулся Лимен. - Он будет немало удивлен, когда услышит  об
этом сегодня. Хотел бы я видеть в этот момент его лицо. Ну ладно,  давайте
к делу. Начало речи мне нравится, но конец слабоват.
   Все трое снова принялись за работу. Наступило молчание, только время от
времени, просматривая очередную страницу, Тодд или Кларк предлагали ту или
иную  поправку.   Если   президент   кивал   головой,   она   принималась.
Лакей-филиппинец принес три сандвича, молоко и кофе.  Вскоре  разбросанные
по столу бумаги покрылись крошками и кофейными пятнами.
   В половине первого Эстер Таунсенд открыла дверь.
   - Если вы хотите  иметь  отпечатанный  экземпляр,  девушкам  надо  дать
материал через пять минут.
   Лимен вручил ей пачку бумаг. Целые  строчки  были  перечеркнуты,  листы
покрыты кляксами и чернильными вставками.
   - Продиктуйте девушкам, пожалуйста, - сказал он.  -  Здесь  все,  кроме
последних двух-трех страниц.
   Без четверти час она вернулась:
   - Давайте остальное, а то не успеем.
   Лимен дал ей еще два листа.
   - Ну и достаточно, - сказал он. - Последнюю страницу я прочитаю и  так.
Правда, тут не все разборчиво, но все равно: теперь я уже знаю,  что  хочу
сказать.
   Без нескольких минут час все трое вошли в зал заседаний  правительства.
Лимен держал в руках десять листов текста, отпечатанного  крупным  шрифтом
на специальной машинке для облегчения чтения. Внизу лежали две  рукописные
страницы, испещренные сделанными в последнюю минуту поправками.
   Прежде чем войти в комнату, Лимен остановился перед Эстер.
   - Как я выгляжу? -  спросил  он.  -  Дорис  и  Лиз  будут  смотреть  по
телевизору в Луисвилле, и я не хочу, чтобы семье  было  стыдно  за  своего
старика.
   Эстер улыбнулась ему и ткнула указательным пальцем себе  в  висок,  что
означало: "Тихо, секретарь думает". Потом  она  осмотрела  его,  поправила
галстук и смахнула крошку с сорочки.
   - Все в порядке, губернатор, сойдет, - сказала она. - Жалко, что нельзя
убрать эти мешки под глазами, но ничего: они  придают  вам  вид  солидного
государственного деятеля.
   - Держись, - прошептал другу Кларк.
   В комнате  царила  молчаливая  суета.  На  центр  длинного  стола  было
направлено пять телевизионных камер - по одной от всех главных компаний. С
полдюжины звукооператоров с наушниками проверяли приборы и  соединительные
муфты, стараясь не споткнуться в путанице проводов. Фотографы и  операторы
кинохроники пристроились по обе стороны телевизионных камер.
   Лимен занял свое место за небольшой переносной кафедрой с президентской
эмблемой, установленной на столе. По обе стороны от него  стояли  флаги  -
один национальный, другой - его личный. Эстер, Тодд, Кларк  и  Арт  Корвин
встали у боковой стены позади  трех  репортеров  газетного  пула,  которые
должны  были  передавать  отдельные  детали  и  нюансы  предстоящей   речи
остальным представителям печати, столпившимся у четырех телевизоров в зале
для прессы, в вестибюле и в кабинете Саймона.
   Перед тем как закрылась  дверь,  Лимен  уловил  взгляд  уорент-офицера,
сидящего  с  бесстрастным  лицом  в  коридоре,  держа  на  коленях  черный
портфель.
   Один из людей  с  наушниками  показал  президенту  указательный  палец:
остается одна минута. Потом согнул палец:  тридцать  секунд.  Приглушенный
шум голосов  затих.  Как  только  оператор  сжал  кулак,  пятеро  дикторов
заговорили,  каждый  в  свой  микрофон:  "Леди  и  джентльмены,  выступает
президент Соединенных Штатов..."
   Кулак снова поднялся вверх, указательный палец  повелительно  уставился
на Лимена, и президент начал:
   - Мои сограждане! Мне жаль прерывать ваш отдых после недельного труда в
такой прекрасный день. В Вашингтоне сегодня чудесная погода, и,  насколько
я знаю, примерно такая же погода во всей стране  -  это  первый  настоящий
летний день для всех нас. Благодарю вас, что вы уделили  несколько  минут,
чтобы меня выслушать.


   Хью Уланский из Юнайтед пресс интернейшнл, сидящий перед телевизором  в
кабинете Фрэнка Саймона, фыркнул:
   - Что это, прогноз погоды?
   Толпа репортеров тихо заржала.
   - Заткнитесь, Хью, - проворчал Саймон.


   - ...Я не стал бы отнимать у вас сегодня время, если бы речь не  шла  о
весьма серьезном для каждого американца деле.  Для  некоторых  из  нас,  в
Белом доме, это  была  неделя  тяжелых  испытаний  и  в  известном  смысле
мучительного  и   глубокого   разочарования.   Я   считаю   своим   долгом
незамедлительно доложить вам по трем важным вопросам.


   Вице-президент Винсент Джианелли сидел за старинным деревянным столом в
кафе в итальянской горной деревушке.  Слушая  речь  президента  по  своему
портативному радиоприемнику, он в изумлении склонил набок голову. Что  все
это значит? Последний опрос института Гэллапа, должно быть, потряс  Лимена
больше, чем можно было ожидать.


   - Во-первых, я с сожалением должен заявить, что  сегодня  мне  пришлось
попросить министра юстиции обратиться в понедельник  утром  в  суд,  чтобы
добиться судебного  решения  о  прекращении  забастовки  рабочих  ракетной
промышленности. Я полагаю, что большинство рабочих  и  работниц  -  членов
профсоюзов, а также их профсоюзные лидеры  озабочены,  так  же  как  и  я,
приостановкой работ. Я ценю усилия  председателя  АФТ-КПП  Линдсея  и  его
коллег. Но забастовка все еще продолжается,  и  моя  обязанность  защитить
национальные  интересы.  В  этот  критический  момент   нельзя   рисковать
безопасностью Соединенных Штатов.


   В своем новом загородном доме в штате Мэриленд  Клиф  Линдсей  в  гневе
вскочил со стула. "Надувательство! - пробормотал он про себя.  -  Ведь  он
дал мне срок до понедельника, а теперь украл у меня сорок восемь часов". -
Линдсей,  тяжело  ступая,  прошел  к   телефону   позвонить   руководителю
профсоюзов Западного побережья.
   В своем кабинете на ракетной  базе  Ванденберг  генерал  Джордж  Сиджер
снисходительно кивнул головой. Вчера  вечером  поступило  распоряжение  об
отмене тревоги, а утром "солдатская почта" принесла слух о смещении  Джима
Скотта. Но, слава богу, президент наконец проявил  некоторую  твердость  в
отношении этих стачек. Давно уже пора. Сиджер  придвинул  стул  поближе  к
телевизору. А как же насчет "операции Прикнесс"?


   - Во-вторых, мои сограждане, я должен сообщить вам, что возникло весьма
серьезное осложнение в связи с договором о  ядерном  разоружении,  недавно
ратифицированным  сенатом.  Вопрос  настолько  серьезный,  что   возникают
сомнения, удастся ли приступить  к  реализации  договора  в  установленный
срок, то есть с первого июля.


   Сенатор  Фредерик  Прентис  слушал  речь  президента  по  приемнику   в
автомобиле, который мчал его по шоссе к Маунт-Тандеру. Он  провел  ночь  в
горной хижине  севернее  Лисберга  -  в  убежище  без  телефона,  куда  он
отправился  отдохнуть.  Теперь,  по   предварительной   договоренности   с
генералом Скоттом, он направлялся  в  Маунт-Тандер,  чтобы  помочь  стране
обрести твердое  руководство,  какого  она  заслуживает.  Теперь,  Джордан
Лимен, тебе уже ничто не поможет, хоть ты и передумал насчет договора.  Ты
опоздал, машина уже запущена.


   - Соображения безопасности не позволяют мне изложить истинный  характер
этой проблемы. Могу только сказать, что я надеюсь ее разрешить. Мы  должны
разрешить эту проблему, и как можно скорее, если хотим, чтобы договор,  на
который мы все  возлагаем  столь  большие  надежды,  вступил  в  действие.
Поэтому два дня назад я предложил нашему послу в Москве просить советского
премьер-министра немедленно  встретиться  со  мной.  Он  согласился,  и  я
рассчитываю встретиться с ним в будущую среду в Вене.


   В здании Юнайтед пресс интернейшнл, в нескольких  кварталах  от  Белого
дома,  редактор  последних  известий  резко  отвернулся  от  телевизора  и
прокричал своему  сотруднику,  ожидавшему  в  нескольких  шагах:  "Срочное
сообщение: президент встречается с русскими в Вене в среду!"  В  агентстве
Ассошиэйтед пресс на Коннектикут-авеню выиграли драгоценные  две  секунды,
потому что начальник пресс-бюро сам сидел за телетайпом. Едва  он  услышал
заявление Лимена, как его пальцы тут же застучали по клавишам:
   "МОЛНИЯ. ЛИМЕН ВСТРЕЧАЕТСЯ С СОВЕТСКИМ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРОМ В СРЕДУ".
   Начальник пресс-бюро снова повернулся к  телевизору,  не  отрываясь  от
телетайпа.


   - Меня  будут  сопровождать  государственный  секретарь  и  другие  мои
коллеги. Мы испытываем, разумеется,  тревогу,  но  -  могу  заверить  моих
слушателей - едем без страха. У меня есть все основания надеяться, что эта
встреча разрешит возникшие проблемы  и  что  договор,  как  и  намечалось,
вступит в действие одновременно в Лос-Аламосе и в Семипалатинске,  первого
июля. К сожалению, в настоящее время я не могу больше  ничего  сказать  по
этому вопросу.


   В своем кабинете в центральном разведывательном управлении,  на  другом
берегу реки Потомак, Сол Либермен одобрительно кивнул головой.  Совершенно
правильно. У нас один шанс из десяти на успех, но можно попытаться.  Лимен
сумеет использовать этот  шанс.  Он  умеет  выходить  из  самого  трудного
положения.
   В палате луисвилльской больницы Дорис  Лимен  склонилась  над  постелью
дочери и взяла ее за руку:
   - О, Лиз, надо было мне вчера уехать домой.
   - Поезжай сегодня, мама. Я уже чувствую себя хорошо,  -  тихо  ответила
Элизабет.


   В длинной высокой комнате в  Кремле  в  угасающих  московских  сумерках
ложились тонкие тени. Советский  премьер,  склонив  набок  голову,  слушал
трансляцию. Сегодня телевизионная ретрансляционная станция,  установленная
на спутнике, работала  исключительно  хорошо,  и  он  вглядывался  в  лицо
американского президента на  экране  телевизора,  пока  переводчик  быстро
излагал ему содержание речи.


   - Теперь перехожу к третьему вопросу, который я должен сегодня  с  вами
обсудить. Я делаю это с тяжелым сердцем,  потому  что  произошло  событие,
которое встревожило меня больше, чем  что-либо  иное,  с  тех  пор  как  я
вступил в должность. Ни  для  кого  из  вас  не  секрет,  что  ратификация
договора о ядерном разоружении вызвала в  стране  еще  более  ожесточенные
споры, чем при первоначальном его подписании.


   Стьюард  Диллард,  сидя  на  веранде  своего  фешенебельного   дома   в
Чеви-Чейс, усмехнувшись, обратился к жене:
   - Конечно, это не  было  тайной  для  Белого  дома.  Лимен  должен  был
слышать, какой шум поднял Фред Прентис на приеме в воскресенье вечером.
   - Но ведь, Стью, - с недовольной гримасой проговорила Фрэнсайн Диллард,
- на следующий день все так хорошо отзывались о нашем приеме.


   Мортон Фримен сидел в своей нью-йоркской квартире и, сердито  глядя  на
экран телевизора, думал: "Подождем, пока  Лимен  услышит  сегодня  вечером
красавчика Макферсона. Тогда  все,  что  было  за  последние  два  месяца,
покажется ему детским лепетом. Почему этот  фашистский  ублюдок  не  хочет
показать мне текст своей сегодняшней речи?"


   - Меня встревожили не споры, которые вы вели у себя дома и  на  службе,
не дебаты, происходившие  в  сенате.  Так  у  нас  принято,  и  пусть  так
продолжается и впредь. Меня обеспокоило скрытое от  общества  ожесточенное
сопротивление договору со стороны некоторых высших военных лидеров страны.


   - Вот оно, - прошептал Милки Уотерс сидящему рядом репортеру. -  Ставлю
двадцать против десяти, что генерал Скотт летит со своего поста.
   Репортер в замешательстве посмотрел на Уотерса:
   - Скотт?
   В зале, откуда велась  передача,  Кларк  смотрел  на  Лимена  и  думал:
"Теперь только не увлекайся, Джорди, а то ты их  напугаешь.  Спокойно,  не
торопись".


   - Позвольте мне кратко изложить свою точку  зрения  на  взаимоотношения
гражданских и  военных  властей  в  нашей  системе  правления.  Я  глубоко
убежден, как, очевидно, и подавляющее большинство американцев,  что  нашим
военным руководителям во всех случаях  должна  быть  предоставлена  полная
возможность высказывать свои взгляды. Такая возможность, разумеется,  была
им предоставлена и при обсуждении договора о ядерном разоружении.


   Адмирал Лоренс Палмер, начальник  штаба  военно-морских  сил,  сидя  за
столом в своем кабинете в Пентагоне, кивнул сидящему рядом помощнику:
   - Он прав. Я выступал против договора по меньшей мере пять раз.
   - Но ведь все это были закрытые заседания, сэр, - возразил помощник.
   - Разумеется, - согласился Палмер, - но меня всегда выслушивали,  когда
решалось дело.


   Генерал  Паркер  Хардести,  слушавший  речь  дома,  в  обществе   жены,
вспыхнул:
   - Это наглая ложь! Я пытался вставить только один абзац в свою  речь  в
Чикаго, а проклятые цензоры министра зарезали это место.


   - Но когда  президент  и  сенат  в  законодательном  порядке  принимают
решение, тогда, мои сограждане, всяким  дебатам  и  оппозиции  со  стороны
военных должен быть положен конец.  Так  делается  и  на  войне:  командир
выслушивает всевозможные мнения офицеров своего штаба, но, раз  он  принял
решение о плане предстоящего боя, никакому  обсуждению  оно  не  подлежит.
Всякий иной путь привел бы к путанице, хаосу и неизбежному поражению.  Все
это относится и к советникам правительства в Вашингтоне.


   Генерал Скотт в спортивном костюме сидел  развалясь  перед  портативным
телевизором в кабинете на втором этаже своего  особняка  в  Форт-Майере  в
обществе генералов Райли и Диффенбаха.
   - Надо отдать ему справедливость, -  заметил  Скотт,  -  для  человека,
который абсолютно не прав, он держится как нельзя лучше. Если  бы  он  так
держался там, где это нужно.
   Райли пожал плечами:
   - На меня его речь не производит впечатления, Джим. В Вене он ничего не
добьется.
   Диффенбах достал бумажник.
   - Хоть всем нам на это наплевать, -  сказал  он,  -  но  ставлю  десять
долларов, что следующим председателем комитета будет Барни Рутковский.
   - Вы задеваете мою слабую струнку, Эд, - улыбнулся Скотт.  -  Принимаю.
По-моему, председателем будет Палмер.


   - В начале этой недели я  обратил  внимание  на  то,  что  председатель
комитета начальников штабов генерал Скотт и три других члена  комитета  не
только все еще возражают против договора, несмотря на его ратификацию,  но
фактически сколачивают группу, стремящуюся помешать его вступлению в  силу
первого июля.


   Миллисент  Сеньер  и  Элеонор  Холбрук  вместе  смотрели   передачу   в
Нью-Йорке, потягивая виски с содовой и льдом из высоких бокалов.
   - Господи боже мой,  -  воскликнула  Милли,  -  неужели  он  собирается
уволить Джима?
   Шу  вспомнила  руки  офицера  морской  пехоты,  обвивавшие  ее  шею,  и
подумала: "Должно быть, Джигс хорошо справился со своим делом. Может быть,
его сделают генералом или еще кем-нибудь". Вслух она сказала:
   - Не все ли равно, Милли? Люблю этого Лимена.


   -  Я  высоко  ценю  генерала  Скотта.  Это  один  из  лучших   умов   в
правительстве.  В  течение  ряда  месяцев  его  советы  по   бесчисленному
множеству  вопросов,  встававших  передо  мной  и   другими   гражданскими
ведомствами, были чрезвычайно ценными, часто незаменимыми. Я знаю, что  он
пользуется большим уважением среди своих соотечественников. Я разделяю это
мнение. Когда мне стало известно о его  участии  в  плане  организованного
сопротивления договору, я не поверил. Но генерал  Скотт,  со  свойственной
ему честностью и прямотой, откровенно признался  мне,  что  дело  обстояло
именно так.


   В шифровальной комнате штаба Тихоокеанского флота  в  Пирл-Харборе,  на
Гавайских островах, лейтенант Дорси Хаф включил радио на полную  мощность,
чтобы заглушить стук пишущих машинок, на которых  матросы  с  надетыми  на
голову  наушниками  печатали  телеграммы,  рассылаемые   на   Окинаву,   в
Сан-Франциско, на остров Мидуэй и кораблям, находящимся в море. Ноги  Хафа
покоились на письменном столе, на коленях лежал раскрытый журнал. "На  кой
черт такие цветистые фразы, если хочешь уволить парня только за то, что он
ставит на лошадок? - пробормотал он вполголоса. - Этот Лимен, должно быть,
терпеть не может азартных игр".


   В сборном домике в пустыне Нью-Мексико полковник Джон  Бродерик  злобно
пнул ногой треногу,  на  которой  стоял  телевизор.  Приемник  с  грохотом
полетел на пол.
   - Хватит с меня этой идиотской проповеди! - прорычал он сидящему  рядом
майору. - По-моему, в Белом доме засел коммунист, да, да,  в  самом  Белом
доме!


   -  Более  того,  я  отдаю  должное  твердости  его  убеждений:  генерал
отказался прекратить дальнейшую борьбу против договора. Поэтому у меня  не
оставалось иного выбора, как предложить генералу Скотту подать в отставку.
Вчера вечером он вручил мне прошение. Несмотря на мое глубокое сожаление о
том, что нация лишается талантов этого способного генерала, я  принял  его
отставку.


   В  редакциях  газет  по  всей  стране  зазвенели   звонки   телетайпов:
"ПОСЛЕДНЯЯ НОВОСТЬ: ГЕНЕРАЛ СКОТТ СМЕЩЕН".


   Адмирал  Фарли  Барнсуэлл  в  своей  каюте  на  борту  "Эйзенхауэра"  в
Гибралтаре дернул себя за  ухо  и  задумался  над  своим  положением.  Раз
Джирард погиб, то мог ли президент каким-нибудь образом узнать о  памятной
записке, которую он,  Барнсуэлл,  подписал?  Нет,  конечно,  нет.  Мог  ли
Джирард переговорить с президентом по телефону за время,  остававшееся  до
отправки его самолета из Мадрида? Возможно, но сомнительно.  Из  береговых
учреждений флота Джирард не звонил, и у него было не так уж много времени,
чтобы позвонить откуда-нибудь еще. Барнсуэлл  нервно  потер  руки.  Теперь
ничего не поделаешь - остается только ждать.


   - Вместе  с  тем  я  сразу  же,  с  соблюдением  всех  правил  этикета,
потребовал   отставки   трех   других    генералов:    начальника    штаба
военно-воздушных сил генерала Хардести, начальника  штаба  армии  генерала
Диффенбаха и генерала Райли, командующего морской пехотой.  Поскольку  все
эти генералы честно и  мужественно  следовали  своим  убеждениям,  я  буду
просить конгресс не лишать их положенной при выходе в отставку пенсии. Это
лишь небольшая компенсация за долгие годы служения стране.  Между  прочим,
могу сообщить, что в ближайшем будущем я представлю  конгрессу,  когда  он
вновь соберется,  законопроект  об  увеличении  не  только  пенсий,  но  и
денежного содержания военнослужащих.


   Адмирал Топпинг Уилсон,  командующий  Тихоокеанским  флотом,  рассеянно
слушал  речь  президента  в  своем  доме  на  вершине  холма  в  Гонолулу.
Телеграмма от президента, полученная двенадцать часов назад  и  извещавшая
об  отмене  назначенной  на  субботу  тревоги,  означала,  что   "операция
Прикнесс"  провалилась.  Теперь  он  словно  оцепенел.  Что  его   дернуло
впутываться в эту безумную авантюру Скотта?  Он  радовался,  что  все  это
кончилось. Честно говоря, что еще мог бы сделать Скотт,  кроме  того,  что
уже делает Лимен?  Уилсон  провел  пальцем  по  серебряным  звездочкам  на
воротнике и вспомнил те дни, когда  он,  стоя  на  мостике  крейсера,  вел
корабли в Пирл-Харбор мимо вон того мыса. Он словно вновь  ощутил  соленые
брызги на щеках и почувствовал себя бесконечно старым.


   В  рабочем  кабинете  прекрасно  обставленного   загородного   дома   в
Коннектикуте Гарольд Макферсон тяжело опустился  в  кресло  перед  пишущей
машинкой. Он  вынул  последний  лист  как  раз  перед  тем,  как  началось
выступление президента. Теперь он медленно разорвал всю пачку отпечатанных
листов сначала пополам, потом  на  четыре  части  и,  наконец,  на  восемь
частей. Подойдя к плетеной корзине для бумаг, он  бросил  в  нее  обрывки,
проводив взглядом прилипшие к пальцам последние  клочки.  Страна  погибла,
думал Макферсон. Погибла. Можно хоронить. Коммунисты добрались до Джордана
Лимена, и вся наша долгая борьба пошла прахом. Он налил полстакана виски и
выпил  одним  глотком.  Мрачно  вертя  стакан  в  руках,  он   разглядывал
вырезанные на стекле  инициалы,  потом  с  силой  швырнул  его  через  всю
комнату. Стакан попал в старинный мраморный камин и разбился вдребезги.


   - Разумеется, я немедленно принял  меры  для  замещения  освободившихся
после отставки генералов вакансий, с тем чтобы не пришлось беспокоиться  о
безопасности Соединенных Штатов.  Я  назначаю  адмирала  Лоренса  Палмера,
нынешнего  начальника  штаба  военно-морских  сил,   новым   председателем
комитета начальников  штабов.  Председатель  Верховного  суда  Соединенных
Штатов любезно согласился принять присягу от адмирала Палмера сегодня днем
в моем кабинете.
   Могут, конечно, сказать, что адмирал Палмер был не меньшим  противником
договора, чем его бывшие  коллеги  по  комитету  начальников  штабов.  Это
верно. Но, раз президент принял решение и раз оно было утверждено сенатом,
адмирал подавил свой голос  протеста  и  присоединился  ко  многим  другим
военным руководителям,  сплотившимся  вокруг  главнокомандующего.  Адмирал
Палмер  -  исключительно  способный  военачальник,   обладающий   широкими
военными  знаниями,  и  я  уверен,  что  он  вполне  справится  со  своими
обязанностями.


   В особняке Скотта в Форт-Майере Диффенбах медленно вытащил из бумажника
десятидолларовую  бумажку  и  протянул  ее  Скотту.  Бывший   председатель
комитета прищурился и посмотрел в окно на Капитолий, освещенный полуденным
солнцем. "Мне так и не удалось расшевелить Палмера", - подумал он.


   В Маунт-Тандере генерал Гарлок уставился на телевизор.  Он  был  совсем
сбит с толку. Визит Джима Скотта и Билли Райли во вторник вечером все  эти
четыре дня не давал ему покоя. Правда ли, что президент знает больше того,
что говорит? Следует ли ему попросить аудиенции в Белом доме и  рассказать
президенту об этом визите? Как велит поступить его долг? Он подался вперед
и продолжал слушать речь Лимена.


   - Новый начальник штаба военно-воздушных сил уже назначен. Это  генерал
Бернард Рутковский, возглавлявший до сих пор объединенное командование ПВО
североамериканского континента. Его жизнь и служба являются  примером  для
будущих  поколений  американцев.  Его  боевые  заслуги  и   исключительные
способности как военного тактика и стратега говорят сами за себя.  Генерал
Рутковский был приведен к присяге вчера вечером в Белом доме.  Я  убежден,
что он будет отлично нести службу бок о бок с адмиралом Палмером.
   Армия,   морская   пехота   и   военно-морские   силы   имеют    вполне
квалифицированных заместителей командующих, которые  временно  вступили  в
командование соответствующими видами вооруженных сил.


   Джигс Кейси сидел между женой и своим старым другом Маттом  Гендерсоном
в столовой своей арлингтонской квартиры. Мардж прошептала на ухо Кейси:
   - Извини меня, что я устроила такой скандал из-за Нью-Йорка, милый. Я и
не подозревала, что происходит что-то важное.
   Кейси только улыбнулся.
   Гендерсон встал с дивана, рассеянно ощупывая кончиками пальцев багровую
шишку под левым глазом:
   - Ей-богу, не слишком ли много для простого деревенского парня за  одну
неделю? А что, если парень приготовит себе что-нибудь выпить?
   - Валяй, - сказал Кейси, - и нам с Марджи тоже приготовь.
   Когда Гендерсон вышел на кухню, Мардж спросила:
   - Джигс, правда, что на этой неделе готовился переворот  или  что-то  в
этом роде?
   Кейси с удивлением взглянул на жену:
   - Не знаю, Мардж, правда, не знаю. У меня нет никаких точных сведений.
   В другом пригородном районе, по ту сторону реки, Билл Фуллертон стоял в
тени огромного бука позади своего дома и слушал радио, стоящее на  столике
летней кухни. Какая же, черт возьми, связь между всем этим и звонком  Поля
Джирарда в понедельник  вечером?  А  тот  список  секретных  баз,  который
требовал президент Лимен  во  вторник  утром?  "За  тридцать  лет,  что  я
просидел в бюджетном управлении,  постоянно  имея  дело  с  Пентагоном,  -
подумал он, - я научился чуять, где нечисто, как бы  ни  прятали  концы  в
воду, а это дело определенно подозрительно пахнет. Не  связано  ли  оно  с
какой-то военной  операцией?  А  эта  база  "У"  -  где  же  она  все-таки
находится, черт ее побери?"


   - Возможно, найдутся люди, которые  сочтут,  что  изменения  в  составе
высшего военного командования  в  критический  момент  ослабят  страну.  Я
отвечаю им с полной уверенностью: оставьте ваши опасения. Адмирал  Палмер,
генерал Рутковский и другие офицеры, возглавляющие сейчас нашу оборону,  в
течение многих лет служили в высших военных органах и вполне  подготовлены
к своим новым обязанностям.
   На той неделе я отправляюсь в Вену, и мне понадобятся ваша поддержка  и
ваши молитвы. Но я еду в уверенности, что в нашем доме все благополучно.


   Генри Уитни с сосредоточенным  вниманием  слушал  речь  президента.  Он
остановился  у  своего  сослуживца   по   дипломатическому   ведомству   в
Джорджтауне.  Когда  Уитни  утром  зарегистрировался  в  испанском  отделе
государственного департамента, ему  прочли  гневную  телеграмму  посла  из
Мадрида. Уитни еще не придумал, как уладить это дело, но сейчас его  мысли
были заняты другим. "Да, - сказал он себе,  -  я  буду  молиться  за  вас,
господин президент, куда бы вы ни поехали и что бы ни  делали".  Потом  он
вспомнил про обещание, данное ему Джорданом Лименом при расставании. Может
быть, мисс Таунсенд удастся что-то  сделать,  чтобы  смягчить  гнев  посла
Литла? Лучше позвонить ей сразу же по окончании передачи.


   - А теперь позвольте мне сделать несколько общих замечаний.  Независимо
от того, какими убеждениями и мотивами руководствовались в своих действиях
генерал Скотт и его коллеги,  мне,  как  президенту  и  главнокомандующему
вооруженными силами, не оставалось иного выбора,  как  действовать  именно
так, как я и действовал. Если бы я поступил иначе, я не оправдал  бы  того
огромного доверия, которым облекли нас два столетия назад  люди,  писавшие
конституцию.
   Наша страна - республика, управляемая президентом.  Иногда  президентом
избирают военного, иногда гражданского деятеля. Его прежняя  профессия  не
играет роли: раз он избран, он должен взять на себя, согласно конституции,
полную ответственность за внешнюю политику и оборону  Соединенных  Штатов.
Он может ошибаться, его решения могут быть популярными или  непопулярными,
но, пока он остается у власти,  он  не  может  уклоняться  от  обязанности
принимать решения. А отсюда должно следовать, что, раз он принял решение -
будь то к лучшему  или  к  худшему,  -  члены  правительства,  которым  он
руководит, обязаны оказать полную поддержку его политике.
   Не  оппозиция  договору  со  стороны  генерала  Скотта  и  его   коллег
потребовала  его  отставки,  а  ее  несвоевременность.   Пока   сенат   не
ратифицировал договор, они  имели  полное  право,  и  даже  были  обязаны,
открыто и до конца высказывать свои взгляды.  Но,  после  того  как  сенат
проголосовал  и  утвердил  договор  как  элемент   национальной   политики
Соединенных Штатов, они были обязаны оказывать  ему  всяческую  поддержку,
какая только в их силах, до тех пор  пока  оставались  на  государственной
службе. От этого они отказались, и ни один президент не мог бы примириться
с таким положением вещей.
   Сейчас меня где-то слушают люди, которые в один прекрасный день  займут
место президента. Я изменил бы своему долгу перед ними и перед всем  новым
поколением американцев, так же как и своему долгу перед историей  и  перед
всеми вами, если не поступил бы именно так. До свидания, и да  благословит
вас всех господь.


   Заключительные  слова  президента  с   нелепым   хрипом   вылетели   из
радиоприемника разбитого автомобиля, когда машина дорожной полиции съехала
на обочину шоссе. Полицейский поспешил через дорогу к автомобилю, лежащему
на боку у каменной стены. Пыль и дым от страшного удара все еще  клубились
над местом катастрофы.
   На дороге стоял армейский автобус, и  человек  десять  солдат  окружили
тело, лежащее на усыпанной гравием  обочине.  Когда  подошел  полицейский,
сержант начал ему объяснять:
   - Мы хотели оказать первую помощь, но он уже был мертв. Наверно,  погиб
при ударе.
   - Как это случилось?
   - Мы толком не видели. У одного из нас есть портативный приемник, и  мы
сидели  и  слушали  президента.  Водитель  говорит,  что  машина  внезапно
выскочила на  большой  скорости  из-за  поворота  прямо  перед  нами.  Она
вильнула в сторону и врезалась в стену. Наверно, он не следил за  дорогой,
а когда увидел нас, растерялся.
   Полицейский подошел к разбитому  автомобилю,  просунул  внутрь  руку  и
выключил радио. Потом увидел номер машины и тихо выругался. "Проклятие,  -
подумал он, - теперь не распутаешься и за неделю".
   Задний номерной знак был измят, но легко  можно  было  прочитать  литер
Калифорнии и номер: ССША-1.



ЭПИЛОГ

   Пресс-конференция президента Джордана Лимена.
   Понедельник, 20 мая, 10 час. 30 мин.
   (Присутствовало 483 человека.)

   Президент. Доброе утро. У меня есть несколько сообщений.
   Во-первых, подготовка к моей поездке в Вену  уже  завершена,  и  мистер
Саймон сегодня к полудню сделает вам подробное сообщение по этому вопросу.
   Во-вторых, предстоит одно дипломатическое назначение.  Когда  соберется
сенат, я представлю на его утверждение кандидатуру на пост посла  в  Чили,
который остается вакантным уже несколько недель. Я назначаю на  этот  пост
мистера   Генри   Уитни,   профессионального   дипломата,    исключительно
инициативного  и  опытного  работника.  В  настоящее  время  он   является
генеральным консулом в Испании.
   В-третьих, я принял отставку  ряда  высших  офицеров  вооруженных  сил.
Полный список  будет  объявлен  после  пресс-конференции.  В  него  входят
генералы военно-воздушных сил  Джордж  Сиджер  и  Теодор  Дэниел.  Генерал
Сиджер командовал ракетной базой Ванденберг, а генерал  Дэниел  возглавлял
стратегическое авиационное командование. В отставку выходят также  адмирал
Топпинг Уилсон, командующий Тихоокеанским флотом, адмирал Фарли Барнсуэлл,
командующий 6-м флотом на  Средиземном  море,  и  генерал-лейтенант  Томас
Хастингс, командир 1-го воздушно-десантного корпуса армии в Форт-Брэгге.
   Мэлком Уотерс (Ассошиэйтед Пресс). Господин президент...
   Президент.  Прошу  прощения,  мистер  Уотерс,  у  меня  есть  еще  одно
сообщение. Как вам известно, у президента по  традиции  было  три  военных
адъютанта - по одному от армии, военно-морских и военно-воздушных  сил.  Я
думаю, настало время добавить адъютанта от морской пехоты  и  назначаю  на
эту должность полковника Кейси.  Ему  будет  присвоено  звание  бригадного
генерала. Вот все, что я хотел сообщить.
   Хью Уланский (Юнайтед  пресс  интернейшнл).  Можно  узнать  полное  имя
полковника Кейси, сэр?
   Президент.  Виноват.  Его  зовут  полковник  Мартин  Джером  Кейси.   В
настоящее время он занимает должность начальника  объединенного  штаба.  Я
думаю, некоторые из вас должны его знать.
   Меррил Стэнли (Нейшнл бродкастинг компани). Господин президент, следует
ли понимать, что только что перечисленные вами  пять  офицеров  уволены  в
отставку по  той  же  причине,  что  и  начальники  штабов,  то  есть  как
противники договора?
   Президент. Давайте сначала уточним один вопрос. Причиной отставки  была
не просто оппозиция договору, а  организованное  и  упорное  сопротивление
правительству, после того как его политика  твердо  определилась.  С  этой
оговоркой  я  отвечаю  на  ваш  вопрос  утвердительно.  Эти  пять   высших
командиров  намеревались  объединиться  с  генералом  Скоттом  в  открытом
неповиновении политике правительства. Этого допустить было нельзя.
   Меррил  Стэнли  (НБК).  Господин  президент,  нас  буквально   засыпали
вопросами об этой истории с начальниками штабов.
   Президент. И меня тоже. (Смех.)
   Меррил Стэнли (НБК). Правда, сэр. И большинство из них сводится к тому,
что народ не понимает, зачем понадобилось увольнять столько людей.
   Президент. Но их же не увольняли. Они сами подали в отставку. Правда, я
рекомендовал  этим  генералам  подать  в  отставку,  но  ведь  они   могли
отказаться и перенести вопрос в другую инстанцию. Они предпочли  этого  не
делать и, думаю, поступили разумно. Теперь, почему их так много?  Отставка
коснулась только тех генералов,  которые  намеревались  противодействовать
проведению национальной политики после того, как она была утверждена.  Как
я говорил в субботу, мы не могли работать в такой обстановке. Ни  один  из
военных  руководителей  не  пострадал  из-за  того,  что  выступал  против
договора  до  его  ратификации.  Напротив,  адмирал   Палмер   и   генерал
Рутковский, которые в прошлом году очень резко выступали против  договора,
выдвинуты на более ответственные посты.
   Джеймс Комптон ("Найт ньюспейперс"). Сэр, из вашей  субботней  речи  не
ясно, в какой степени сказалось  ваше  давление  на  их  решении  выйти  в
отставку.
   Президент. Допустим, Джим, что это вопрос, хотя я  и  не  слышу  в  нем
вопросительного знака. Скажем так: я посоветовал им выйти  в  отставку,  и
они приняли мой совет. (Смех.)
   Хэл Бреннен ("Нью-Йорк таймс").  Господин  президент,  из  авторитетных
источников нам сообщили, что ваша поездка в Вену для встречи  с  советским
премьер-министром связана с получением  разведывательных  данных,  которые
вызывают сомнения в  намерении  русских  твердо  придерживаться  договора.
Правильно ли это, сэр?
   Президент. К  сожалению,  больше  ничего  не  могу  сказать  о  Венском
совещании, пока оно не закончится.
   Хэл Бреннен ("Нью-Йорк таймс"). Следовательно, можно считать,  что  это
сообщение правильное?
   Президент. Послушайте, мистер Бреннен, я ничего не подтверждаю и ничего
не отрицаю. Я просто воздерживаюсь от обсуждения этого вопроса. Рад бы вам
помочь,  но  думаю,  что  обсуждение  этого  вопроса   в   данный   момент
нецелесообразно. Все вы будете информированы в свое время.
   Рут Эверсон  (новоорлеанская  "Таймс-пикеюн").  Господин  президент,  в
нашем штате очень встревожены проблемой  безопасности  страны  в  связи  с
увольнением всех этих генералов. Что бы вы могли сказать по этому поводу?
   Президент. Полагаю, что в субботу я достаточно ясно заявил, что у  меня
в этом вопросе нет никаких сомнений.
   Томас Ходжес ("Миннеаполис стар энд трибюн").  Господин  президент,  вы
консультировались по этому вопросу с Национальным советом безопасности,  с
членами правительства или с другими советниками?
   Президент. Ни с Национальным советом безопасности, ни с кабинетом я  не
консультировался, но со всей серьезностью и детально обсуждал этот  вопрос
с некоторыми из моих советников.
   Томас Ходжес ("Миннеаполис стар энд трибюн"). Не могли бы  вы  сообщить
нам их имена, сэр?
   Президент. В данном случае, я думаю, это не имеет значения.
   Роджер Суэнссон ("Чикаго трибюн"). Господин  президент,  многим  трудно
поверить, что причиной этого массового увольнения послужил только договор.
Не было ли еще других причин?
   Президент.   Договор   очень    глубоко    взволновал    всю    страну.
Высокопоставленные лица тоже не свободны от проявления чувств.
   Роджер Суэнссон ("Чикаго трибюн"). Вы хотите сказать, сэр, что  отчасти
здесь сыграли роль и соображения личного характера?
   Президент. Нет, я этого не говорю.  Я  хочу  сказать,  что  в  вопросе,
жизненно важном для безопасности и будущего нашей страны и всего мира,  мы
с начальниками штабов занимали диаметрально противоположные  позиции.  Эти
противоречия были неразрешимы.
   Грант  Черч  ("Вашингтон  стар").  Господин  президент,  в  субботу  вы
сказали, что сегодня обратитесь в суд по вопросу о забастовке  в  ракетной
промышленности. Вы по-прежнему намерены это сделать?
   Президент.  Я  попросил  министра  юстиции  подождать  до  конца   дня.
По-моему, появились обнадеживающие признаки  разрешить  эту  проблему  без
суда. Но если сегодня утром дело не продвинется, то, как я указывал, мы  к
концу дня обратимся в суд.
   Эдгар Джон ("Вашингтон пост"). Господин  президент,  за  последние  дни
строят  много  предположений  о  политическом  значении   этих   отставок,
поскольку  генерал  Скотт  пользовался  большим   авторитетом   у   многих
республиканцев и даже у некоторых демократов. Не  предвидите  ли  вы,  что
республиканская партия может выдвинуть его  кандидатуру  против  вашей  на
следующих президентских выборах?
   Президент. Эдди, не  хотите  же  вы,  чтобы  я  уже  сейчас  объявил  о
намерении добиваться переизбрания? (Смех.) Во всяком случае,  не  сегодня.
(Смех.) Возможно, что генерал Скотт проявит интерес к  выборам,  но  я  не
думаю, что он сможет победить, если я вторично выдвину  свою  кандидатуру,
несмотря на мое, скажем, несколько скромное положение,  по  данным  одного
недавнего опроса. (Смех.) Правда, в политике все меняется быстро, но я был
бы очень удивлен, основываясь на некоторых сведениях,  полученных  мною  в
конце недели, если бы генерал Скотт решил добиваться  выборной  должности.
Но позвольте мне заявить здесь, что  я  высоко  ценю  генерала  Скотта.  Я
просто считаю, что в некоторых вопросах он заблуждается.
   А.Х.Куледж ("Кинг фичерс"). Господин президент, вы сказали "в некоторых
вопросах". А как насчет остальных вопросов, сэр?
   Президент. Я хотел сказать, что, по-моему, он ошибается в главном.  Под
"некоторыми вопросами" я имел в виду второстепенные вопросы, вытекающие из
главного.
   Эрнест Дюбуа ("Лос-Анжелос таймс"). Господин президент, пришлось ли вам
уже беседовать с губернатором Калифорнии о назначении  преемника  сенатору
Прентису?
   Президент. Я считаю, что было бы бестактно с моей стороны предпринимать
подобные шаги. Во всяком случае, это неуместно сейчас и ненужно. Я уверен,
что губернатор в нужное время решит все и без  моей  помощи.  Хочу  только
сказать, что сенат остро ощутит безвременную кончину сенатора Прентиса. Ни
для кого не секрет, что мы расходились во взглядах по некоторым  вопросам,
но это нисколько не умаляло его в моих глазах.
   Элен Апдайк (Коламбия  бродкастинг  систем).  Господин  президент,  кто
назначается на место тех высших командиров, которых вы упомянули в  начале
своего выступления?
   Президент. Во всех случаях  их  обязанности  временно  будут  исполнять
заместители или начальники штабов.
   Кайл  Морисон  ("Балтимор  сан").  Господин  президент,  вы,   конечно,
слышали, что кроме договора многие  военные  недовольны  тем,  что  вы  не
предприняли никаких шагов для восстановления некоторых льгот, которыми они
раньше пользовались, и это, как утверждают, отрицательно сказывается на их
моральном состоянии. Не можете ли вы что-нибудь сказать по этому  вопросу,
сэр?
   Президент. Могу, мистер Морисон. Как вам известно, я уже касался  этого
вопроса в субботу. Думаю, что  такие  настроения  в  значительной  степени
оправданы. Поднять моральный дух в вооруженных силах или в отдельных видах
их, разумеется, можно, и одним из стимулов является то, о чем вы говорили.
Мы  рассчитываем  в  течение  ближайших  двух  недель  внести  в  конгресс
соответствующий законопроект. Он не будет обременительным для бюджета,  но
вместе с тем будет достаточно щедрым. Я  думаю,  что  детали  можно  будет
разработать довольно быстро. Возможно, я немного затянул это дело, но лишь
потому, что было слишком много более важных, на мой взгляд, вопросов.
   Джон Хатчинсон ("Чикаго сан-таймс"). Господин президент, я  по  другому
вопросу: приняли ли вы уже решение о замещении вакансии  в  окружном  суде
штата Иллинойс?
   Президент. Да, решение принято, но боюсь, что за всем, что произошло за
последние несколько дней, я забыл об этом.  Одну  минутку.  (Совещается  с
мистером Саймоном.) Ах да. Фрэнк напомнил мне. Я намерен назначить на  эту
должность Бенджамина Кракоу из Чикаго.  Мистер  Саймон  говорит,  что  эта
кандидатура одобрена "Сан-таймс" (смех), а также ассоциацией юристов.
   Аллан Энджел ("Ньюарк  стар-леджер").  Господин  президент,  откуда  вы
знаете, что названные вами высшие офицеры продолжали до последнего времени
выступать против договора?
   Президент. Видите ли, у президента тоже есть свои источники информации.
Случилось так, что пять командиров, об отставке которых я объявил сегодня,
объединились  с  генералом  Скоттом  и  поддерживали  намечаемый  им  курс
действий.
   Оскар Льюис ("Де-Мойн реджистер"). Господин президент, не хотите ли  вы
сказать, что существовал некий военно-политический  заговор  или  нечто  в
этом роде?
   Президент. Нет, я просто констатирую некоторые факты. Все,  подавшие  в
отставку, хорошо знали друг друга, довольно открыто обменивались  мнениями
и не держали своих взглядов в секрете. Все дело  в  том,  что  они  тянули
страну на неверный путь, вразрез  утвержденной  национальной  политике,  а
такое положение нетерпимо.
   Марвин О'Рурке ("Гэннет ньюспейперс"). Господин президент, ходят всякие
таинственные слухи о том, что в пятницу вечером  в  министерстве  финансов
был собран целый полк финансовых агентов. Не можете ли вы объяснить нам, в
чем было дело?
   Президент. Нет, ничего не могу  сказать.  Я  думаю,  что  министр  Тодд
получил сведения о том, что преступные элементы готовят в городе  какую-то
операцию, которая так  и  не  состоялась.  Впрочем,  я  наведу  справки  и
прослежу, чтобы мистер Саймон проинформировал вас позднее.
   Уильям Ситон (РБК). Господин президент, это было не в  мое  время,  но,
насколько я знаю, когда президент  Трумэн  в  тысяча  девятьсот  пятьдесят
первом году отстранил от должности  генерала  Макартура,  он  не  возражал
против обращения Макартура к конгрессу. Что вы сказали бы, если бы генерал
Скотт поступил подобным образом?
   Президент. Я считаю, что никак  нельзя  сравнивать  эти  две  различные
ситуации.  Меры,  принятые  президентом  Трумэном,  носили  прежде   всего
дисциплинарный характер -  если  вы  заглянете  в  документы,  то  сможете
убедиться, что дело обстояло  именно  так.  Мои  расхождения  с  генералом
Скоттом зашли гораздо дальше: они касались дальнейшей судьбы нашей  нации.
Мне кажется, ваш вопрос относится к категории "если бы да кабы". Не думаю,
что лидеры конгресса намерены  начать  расследование,  и  сомневаюсь,  что
генерал Скотт встретил бы там благосклонный прием.
   Питер Бенджамин ("Юнайтед фичерс"). Господин президент,  у  меня  очень
щепетильный  вопрос,  и  я  постараюсь  сформулировать  его  поточнее.   В
последние дни ходили упорные слухи о том, что речь идет  о  гораздо  более
важных проблемах, чем договор, и что были какие-то данные или сигналы о...
ну, о подготовке к свержению правительства. Известно ли вам  о  каком-либо
заговоре в военных кругах с целью замены или  уничтожения  какого-либо  из
элементов нынешней государственной системы?
   Президент. Я уверен, мистер Бенджамин, что вы не хотите допустить, даже
в  форме  вопроса,  будто  генерал  Скотт  стремился  узурпировать   права
гражданских властей. Если как следует поразмыслить, уважение к конституции
является, пожалуй, самой лучшей традицией наших вооруженных  сил,  которая
приобретает особое значение сейчас, когда при наличии ракет,  спутников  и
ядерного оружия военные начальники могут захватить власть в  любой  стране
простым нажатием нескольких кнопок.
   Я уверен, что американский народ не верит, что такая мысль приходила  в
голову кому-либо из генералов  наших  вооруженных  сил  со  дня  основания
страны. Будем надеяться, что это никогда не случится.
   Мэлком Уотерс (Ассошиэйтед Пресс). Спасибо, господин президент.
Last-modified: Mon, 15 Oct 2001 21:47:22 GMT
Оцените этот текст:Не читал10987654321