ас попросить..."
"Трахал я тебя и твою лошадь."
"Сенатор Роу", сказал я.
"Выруби эту трахнутую камеру."
Я оглянулся на патрульного и махнул ему. Он неохотно выключил камеру.
Свет погас.
"Боже мой", сказал Роу, опустив наконец свои руки. Он смотрел на меня
мутными глазами. "Что здесь, мать-перемать, происходит?"
Я представился.
"Тогда почему вы не разберетесь с этим трахнутым цирком", сказал Роу.
"Я просто ехал в свой трахнутый отель."
"Я понимаю, сенатор."
"Не знаю..." Он нетвердо махнул рукой. "В чем здесь проблема, твою
мать?"
"Сенатор, это вы вели машину?"
"Мать. Вел." Он повернулся к помощнику. "Джерри? Объясни ему. Ради
бога."
Помощник немедленно вступил: "Я приношу извинения за все", гладко начал
он. "Сенатор не очень хорошо себя чувствует. Просто мы вернулись из Токио
вчера вечером. Временной лаг. Он не в себе. Он устал."
"Кто вел машину?", спросил я.
"Я вел", сказал помощник. "Абсолютная правда."
Одна из девиц захихикала.
"Нет, вел не этот", закричал человек в халате с другой стороны машины.
"Вот это вел. А он не смог выбраться из машины и при этом не упасть."
"Боже, трахнутый зоопарк!", пробормотал сенатор Роу, держась за голову.
"Детектив", сказал помощник, "машину вел я и эти две женщины присягнут,
что так и было." Он махнул в сторону девушек в платьях для вечеринки, и со
значением посмотрел на них.
"Это отъявленная ложь", сказал человек в купальном халате.
"Нет, это правда", возразил красивый в такседо, заговорив в первый раз.
У него был загар и свободные повадки, словно он привык, чтобы его приказы
исполнялись. Наверное, какой-то тип с Уолл-Стрита. Он не представился.
"Машину вел я", сказал помощник.
"Все сплошное дерьмо", пробормотал Роу. "Хочу в отель."
"Кто-нибудь пострадал?", спросил я.
"Никто не пострадал", сказал помощник. "Все в порядке."
Я спросил патрульного позади меня: "Вы заполнили форму один-десять?"
Это рапорт об ущербе при дорожных происшествиях.
"Она не нужна", сказал патрульный. "Всего одна машина и оценка ущерба
невелика." Форму надо заполнять только если ущерб превышает две сотни
долларов. "Здесь только пять-одни, если вы захотите продолжать дело."
Я этого не хотел. Одна из истин, которым учат в специальной службе, это
ОАС -- отклик, адекватный ситуации. ОАС означает, что если дело связано с
выборными лицами или знаменитостями, то их следует отпустить, если никто не
настаивает на обвинении. На практике это означает, что задерживать никого
нельзя.
Я сказал помощнику: "Вы получите имя и адрес владельца собственности,
поэтому сможете уладить все связанное с поврежденной лужайкой."
"У него уже есть мое имя и адрес", сказал человек в халате. "Но я хочу
знать, что же будет сделано."
"Я сказал ему, что мы оплатим любой ущерб", сказал помощник. "Я заверил
его, что мы обязательно это сделаем, но он, похоже..."
"Черт побери, посмотрите: ее цветы подавлены. А у нее рак уха."
"Минутку, сэр." Я спросил помощника: "Кто теперь поведет машину?"
"Я", ответил помощник.
"Он", кивнув, согласился сенатор Роу. "Джерри. Поведет машину."
Я сказал помощнику: "Хорошо. Я хочу, чтобы вы прошли анализ дыхания..."
"Да, конечно..."
"И я хочу посмотреть на ваши водительские права."
"Конечно."
Помощник дунул в трубочку и вручил мне свою водительскую лицензию. Она
была из Техаса. Герролд Д. Хардин, тридцать четыре года. Адрес в Остине,
штат Техас. Я записал все подробности и вернул лицензию.
"Все в порядке, мистер Хардин. Я хочу передать сенатора под ваше
попечительство."
"Благодарю вас, лейтенант. Я это ценю."
Человек в халате сказал: "Вы хотите позволить ему уйти?"
"Минутку, сэр." Я обратился к Хардину. "Я хочу, чтобы вы дали этому
человеку свою визитную карточку и оставались с ним в контакте. Я ожидаю, что
ущерб его собственности будет возмещен к его полному удовлетворению."
"Абсолютно. Конечно. Да." Хардин полез в карман за визиткой. Он вытащил
оттуда что-то белое, мелькнувшее в руке, словно платок. Он торопливо
затолкал это обратно в карман, и обошел машину кругом, чтобы вручить
карточку человеку в халате.
"Вы должны заменить все ее бегонии."
"Прекрасно, сэр", сказал Хардин.
"Все абсолютно."
"Да, конечно. Все прекрасно, сэр."
Сенатор Роу откачнулся от переднего бампера, нетвердо стоя на ногах.
"Трахнутые бегонии", сказал он. "Боже, что за поганая ночь. У вас есть
жена?"
"Нет", ответил я.
"А у меня есть", сказал Роу. "Трахнутые бегонии. Твою мать."
"Сюда, сенатор", сказал Хардин. Он помог Роу забраться на пассажирское
сидение. Девицы залезли назад по обе стороны от красивого типа с
Уолл-Стрита. Хардин сел за руль и попросил у Роу ключи. Я оглянулся,
посмотреть как черно-белые отваливают с обочины. Когда я повернулся обратно,
Хардин опустил стекло и поднял на меня глаза. "Благодарю вас."
"Ведите осторожнее, мистер Хардин", ответил я.
Он съехал с лужайки, помяв еще одну клумбу.
"И ирисы", прокричал человек в халате, когда машина выезжала на дорогу.
Он взглянул на меня: "Говорю вам, вел-то другой и он был вдребезги пьян."
Я сказал: "Вот вам моя карточка. Если что-то пойдет не так, позвоните
мне."
Он взглянул на карточку, покачал головой и пошел в дом. Коннор и я
вернулись в машину. Мы поехали вниз по склону холма.
Коннор спросил: "Вы записали данные помощника?"
"Да", ответил я.
"Что было у него в кармане?"
"Я бы сказал, пара женских трусиков."
"Я тоже", сказал Коннор.
x x x
Конечно, тут мы ничего не могли поделать. Лично я с удовольствием
скрутил бы ублюдка, ткнул бы его мордой в машину и обыскал прямо здесь. Но
мы оба понимали, что наши руки связаны: у нас не было легального повода
обыскивать Хардина или задерживать его. Он был молодым человеком, ехавшим с
двумя молодыми женщинами на заднем сидении, любая из которых могла быть без
трусиков, и с пьяным сенатором Соединенных Штатов на переднем сидении.
Единственное разумное -- позволить им всем уйти.
Но оказалось, что весь вечер посвящен отпусканию людей на свободу.
Зазвонил телефон. Я нажал кнопку микрофона: "Лейтенант Смит."
"Эй, приятель?" Это был Грэм. "Я здесь, в морге, и предположи, что?
Какой-то японец жужжит, что должен принять участие во вскрытии. Хочет сидеть
и наблюдать, если верить этому дерьму. Его всего перекосило, потому что мы
уже начали вскрытие без него. И лабораторные анализы начали поступать.
Выглядят неважно для Ниппон Сентрал. Можно утверждать, что наш хлыщ -
японец. Ну, что, ты идешь сюда или как?"
Я взглянул на Коннора. Он кивнул.
"Мы едем немедленно", сказал я.
x x x
Самый быстрый путь в морг Центральной больницы округа лежал через
приемный покой. Когда мы проходили его, на своей тележке весь в крови сидел
какой-то черный, вопя в наркотической ярости: "Убить папу! Прикончить папу!
Затрахать его!" Полдюжины санитаров пытались его уложить. У него были
пулевые ранения в плечо и руку. Пол и стены приемного покоя были в пятнах
крови. Пожилая уборщица ковыляла по холлу, вытирая его шваброй. В коридорах
ждали черные и латинос. У некоторых на коленях сидели дети. Все отводили
глаза от кровавой тряпки. Откуда-то дальше по коридору доносились еще крики.
Мы вошли в лифт. Стало тихо.
Коннор сказал: "Каждые двадцать минут -- убийство. Каждые семь минут --
изнасилование. Каждые четыре часа -- убийство ребенка. Никакая другая страна
не мирится с подобным уровнем преступности."
Двери открылись. По сравнению с приемным покоем подземные коридоры
окружного морга были заметно спокойнее. Стоял сильный запах формальдегида.
Мы подошли к столу, где тощий, угловатый служитель Харри Лондон склонился
над какими-то бумагами, жуя сэндвич с ветчиной. Он не поднял взгляда.
"Привет, парни."
"Привет, Харри."
"Зачем здесь? На вскрытие Остин?"
"Ага."
"Начали примерно полчаса назад. Догадываюсь, что с ней большая спешка,
а?"
"Как так?"
"Шеф вытащил из постели доктора Тима и приказал делать пронто. Давил на
него чертовски сильно. Вы знаете, какой доктор Тим дотошный." Служитель
улыбнулся. "И вызвали также кучу людей из лаборатории. Кто когда слышал,
чтобы среди ночи выпихнули целую смену? Я хочу сказать, во что им обойдутся
сверхурочные?"
Я спросил: "А что насчет Грэма?"
"Он где-то здесь. Его преследует какой-то японский тип. Не отстает, как
тень. И еще каждые полчаса этот японец, просит у меня разрешения
воспользоваться телефоном и куда-то звонит. Говорит недолго по-японски.
Потом возвращается раздражать Грэма. Говорит, что хочет видеть вскрытие и в
это хочется верить. Давит и давит. Кстати, последний звонок японец сделал
минут десять назад и вдруг в нем произошло большое изменение. Я был здесь за
столом. И видел по его лицу. Он все повторял мойо мойо, словно не верил
своим ушам. А потом умчался отсюда. Именно так: умчался."
"А где идет вскрытие?"
"Комната два."
"Спасибо, Харри."
x x x
"Закройте дверь."
"Хай, Тим", сказал я, когда мы вошли в зал. Тим Ешимура, всем
известный, как доктор Тим, склонился над столом из нержавеющей стали. Хотя
было уже без двадцати два ночи, он как обычно выглядел безупречно. Все было
на месте. Волосы аккуратно причесаны. Узел галстука превосходен. Авторучки
выровнены в кармане запятнанного лабораторного халата.
"Вы слышали меня?"
"Я закрываю ее, Тим." Пневматический самозакрывающийся механизм двери,
очевидно, не был достаточно быстр для доктора Тима.
"Только потому, что я не хочу, чтобы это японец заглядывал сюда."
"Он ушел, Тим."
"О, в самом деле? Но он может вернуться. Невероятно настырный и меня
раздражает. Японцы могут быть настоящей занозой в заднице!"
Я сказал: "Забавно слышать такое от тебя, Тим."
"О, я не японец", серьезно сказал он. "Я -- японо-американец, а значит
в их глазах я -- гайджин. Если я приеду в Японию, они станут относиться ко
мне, как к любому другому иностранцу. Неважно, как я выгляжу -- я родился в
Торонто и это конец." Он глянул через плечо. "Кто это с вами? Не Джон
Коннор? Вечность не видел тебя, Джон."
"Хай, Тим." Мы с Коннором подошли к столу. Я увидел, что анатомирование
продвинулось уже далеко, был сделан Y-образный надрез, первые органы удалены
и аккуратно разложены на стальных подносах.
"Теперь, может быть, хоть кто-нибудь скажет мне, что за шумиха с этим
делом?", спросил Тим. "Грэм такой взвинченный, что объяснять ничего не
хочет. Он пошел в соседнюю лабораторию, посмотреть первые результаты. Но я
все же хочу знать, почему меня вытащили из постели в такое время? Марк
здесь, но, очевидно, для такого дела его нашли недостаточно опытным. И,
конечно, ГП уехал из города на конференцию в Сан-Франциско. У него теперь
новая девушка и его постоянно нет в городе. Поэтому вызвали меня. Уж не
помню, когда в последний раз меня вызывали из постели."
"Неужели вы не можете вспомнить?", спросил я. Доктор Тим был дока во
всех смыслах, включая память.
"Последний раз это было в январе три года назад. Но в тот раз надо было
просто закрыть дыру. Большинство сотрудников слегло с гриппом и дела
накапливались. В конечном счете однажды ночью у нас кончились боксы..
Пришлось складывать трупы на полу в мешках. Складывать штабелями. Что-то
надо было делать. Запах стоял ужасный. Однако, нет, я не помню, чтобы меня
вызывали просто потому, что дело политически напряженное."
Коннор сказал: "Мы вообще не представляем, почему оно напряженное."
"Наверное, вам следует это разузнать. Потому что здесь масса давления.
ГП позвонил мне из Сан-Франциско и все повторял: "Сделай немедленно, работай
ночью, приступай сейчас же." Я сказал: "Окей, Билли." Тогда он сказал:
"Слушай, Тим. Сделай все правильно. Работай медленно, делай кучу снимков и
тьму записей. Документируй каждый шаг. Снимай двумя камерами. Потому что у
меня предчувствие, что всякий, кто имеет дело с этим случаем, может
вляпаться в большую кучу дерьма." Так и сказал. Естественно
поинтересоваться, почему такой шум?"
Коннор спросил: "Во сколько он вам звонил?"
"Где-то в десять тридцать, одиннадцать."
"ГП сказал, кто позвонил ему?"
"Нет. Но обычно звонят только два человека: шеф полиции или мэр."
Тим рассмотрел печень, разделил ее на доли и положил их на стальной
поднос. Ассистент посверкал вспышкой над каждым фрагментом и отставил их в
сторону.
"Итак, что же вы нашли?"
"Откровенно говоря, наиболее интересные находки пока внешние", сказал
доктор Тим. "У нее густой макияж на шее для прикрытия следов многочисленных
кровоподтеков. Синяки разного возраста. Даже без спектроскопической кривой
для продуктов разложения гемоглобина на местах кровоподтеков, я все же могу
сказать, что синяки эти разного возраста, вплоть до двух недель. Может, и
старше. Согласуется с повторяющейся, хронической цервикальной травмой. Я
считаю, тут нет вопросов: мы имеем случай сексуальной асфиксии."
"То есть, она -- задыхалка?"
"Ага, именно так."
Так говорила Келли. На сей раз Келли была права.
"Это отклонение более присуще мужчинам, но определенно проявляется и в
женщинах. Синдром заключается в том, что индивидуум сексуально возбуждается
только при гипоксии, близкой к удушению. Такие индивидуумы просят своих
сексуальных партнеров душить их, или надевать им на голову пластиковый
пакет. Когда они одни, то иногда затягивают шнур вокруг шеи и душат себя во
время мастурбации. Так как эффект требует, чтобы они задушили себя почти до
точки отключения, то легко совершить ошибку и зайти слишком далеко. Так все
время и бывает."
"А в этом случае?"
Тим пожал плечами. "Что ж, она находится в состоянии, согласующемся с
длительным синдромом сексуальной асфиксии. И в ее вагине находится эякулят,
а не внешних частях вагины имеются ссадины, согласующиеся с форсированным
сексуальным эпизодом в ночь ее смерти."
Коннор спросил: "Вы уверены, что вагинальные ссадины возникли до ее
смерти?"
"О, да. Это определенно повреждения ante mortem. Нет сомнений, что у
нее был форсированный секс до того, как она умерла."
"Хотите сказать, ее изнасиловали?"
"Нет, так далеко я заходить не хочу. Как видите, ссадины не сильны и
нет ассоциированных повреждений на других частях ее тела. Фактически, здесь
вообще нет следов физической борьбы. Поэтому я рассматриваю обнаруженное,
как согласующееся с преждевременным вагинальным вводом при недостаточном
увлажнении внешнего вагинального аппарата."
Я сказал: "Хотите сказать, у нее не сочилось?"
Тим страдальчески сморщился: "Что ж, в грубых терминах мирянина..."
"Как задолго до смерти причинены эти ссадины?"
"Примерно от часа до двух. Но не близко к фактическому времени смерти.
Это можно сказать по экстравазации и набуханию пораженных областей. Если
смерть наступает вскоре после ранения, то течение крови останавливается, и
поэтому набухание ограничено или совсем отсутствует. Как вы видите, в данном
случае набухание выражено весьма ярко."
"А сперма?"
"Образцы ушли в лабораторию. Вместе с ее обычными выделениями." Он
пожал плечами. "Надо подождать и посмотреть. А теперь вы двое, не просветите
ли меня? Потому что мне кажется, что эта девочка нарывалась на неприятность,
рано или поздно. То есть, я хочу сказать, что она мила, но несколько
сдвинута. Итак, почему такая шумиха? Почему середь ночи я не в постели и
занимаюсь тщательно документированным вскрытием какой-то миленькой
задыхалки?"
Я сказал: "Спросите, что полегче."
"Не темните", сказал доктор Тим. "Услуга за услугу. Я оказал вам свою,
теперь ваш черед."
"Ну, Тим", сказал Коннор, "ты же ведь просто шутил."
"Мать вашу", сказал Тим. "Вы, ребята, у меня в долгу. Не темните."
"Боюсь, что Питер говорит тебе правду", сказал Коннор. "Мы знаем
только, что убийство произошло во время большого японского приема и они
хотят, чтобы оно прояснилось прямо сразу."
"В этом есть смысл", сказал Тим. "В прошлый раз дерьмо попало в
вентилятор, когда был вовлечен японский консул. Помните дело с похищением
Такашима? Может, и не помните: оно не попало в газеты. Японцам удалось
прокрутить все очень тихо. Тем не менее, при очень странных обстоятельствах
был убит охранник и в течении двух суток они страшно давили на нашу контору.
Я был удивлен тем, что они способны сделать. Нам звонил лично губернатор.
Все нам звонили. Можно было подумать, что это ребенок президента. Я хочу
сказать, что эти люди обладают настоящим влиянием."
"Конечно, обладают. За него красиво заплачено", сказал Грэм, входя в
комнату.
"Закрой дверь", сказал Тим.
"Но на этот раз их трахнутое влияние не поможет", сказал Грэм. "Потому
что на сей раз мы держим их за хвост и за задницу. Мы имеем убийство, и,
основываясь на полученных лабораторных анализах, мы без сомнения можем
сказать, что убийцей был японец."
( Патологическая лаборатория размещалась по соседству в громадной
комнате, освещенной ровными рядами ламп дневного света. На столах аккуратно
выстроены ряды микроскопов. Однако, поздно ночью в большом зале работали
лишь два техника. Рядом с ними, ликуя, стоял Грэм.
"Смотрите сами. Вычесывание лобковых волос обнаружило умеренно извитые
мужские лобковые волосы овальные на срезе, почти наверняка азиатского
происхождения. При первом анализе спермы получена группа крови АВ,
относительно низко встречающаяся среди белых европейцев, но гораздо более
обычная среди азиатов. Первый анализ протеина в семенной жидкости показал
отрицательный результат генетического маркера для... как это называется?"
"Этанол-гидрогеназа", подсказал техник.
"Да, верно, этанол-гидрогеназа. Это энзим. Отсутствующий у японцев. И
отсутствующий в данной семенной жидкости. А присутствует фактор Диего,
который является протеином группы крови. Вот так. На подходе еще анализы, но
нам кажется, что у перед тем, как она была убита, у этой девушки был
форсированный секс с японцем перед тем, как она была им убита."
"Ясно, что вы нашли следы японской спермы в ее вагине", сказал Коннор.
"И это все."
"Боже", сказал Грэм. "Японская сперма, японские волосы, японские
факторы крови. Мы говорим о японском мерзавце."
Он разложил несколько фотографий сцены преступления, показывающие
Черил, лежащей на столе заседаний. Он начал расхаживать перед ними взад и
вперед.
"Я знаю, где вы были, ребята, и знаю, что вы напрасно тратите время",
сказал Грэм. "Вы направились за видеолентами, но они исчезли, правильно?
Потом вы поехали в ее квартиру: но ее вычистили еще до того, как вы туда
направились. Именно этого следует ждать, если виновный мерзавец -- японец.
Это очевидно, как доска."
Грэм указал на снимки. "Вот наша девушка. Черил Остин из Техаса. Она
привлекательна. Свежа. Хорошая фигура. Она что-то вроде актрисы. Немного
занимается коммерческой рекламой. Может, для Нисан. Чем угодно. Встречается
с некоторыми людьми. Имеет определенные контакты. Попадает в некоторые
списки. Вы следуете за мной?"
"Да", ответил я Грэму. Коннор пристально уставился на снимки.
"Так или иначе, наша Черил живет достаточно хорошо, чтобы надевать
черное вечернее платье от Ямамото, когда ее приглашают на большое открытие
Башни Накамото. Она приходит с каким-то типом, может быть с другом или
парикмахером. Бородач. Может, она знакома с другими людьми на приеме, а
может и нет. Но в течении вечера некто большой и властный намекает, что они
ненадолго слиняют. Она соглашается подняться наверх. Почему нет? Этой
девушке нравятся приключения. Она любит опасность. Нарывается на синяки.
Поэтому она идет наверх -- может быть вместе с этим типом, может по
отдельности. Но в любом случае они встречаются наверху и высматривают место,
где этим заняться. Место, которое возбуждает. И они решают -- он, наверное
он решает -- сделать это прямо на трахнутом столе заседаний. Они начинают,
они пыхтят, но дело идет наперекосяк. Ее любовничек слегка перетрудился, или
он с заскоками, и ... он сжимает ее шею чересчур сильно. И она мертва. Вы
пока следуете за мной?"
"Да..."
"И теперь у любовничка проблема. Он пошел наверх, чтобы всего лишь
трахнуть девушку, но к несчастью он ее убивает. Так что же ему делать? Что
он может сделать? Он возвращается, присоединяется к приему, и так как
он -- большой самурайский петушок, то говорит одному из своих подчиненных,
что у него маленькая проблема. Он, к несчастью, выдавил жизнь из местной
шлюхи. Очень неудобно при его напряженном расписании. Поэтому шестерки
бегают и зачищают то что напачкал босс. Они вычищают инкриминирующие
свидетельства с верхнего этажа. Удаляют видеоленты. Едут в ее квартиру и
удаляют свидетельства там. И все прекрасно, кроме того что это занимает
время. Поэтому кому-то надо держать полицию в стойле. И вот где появляется
этот гладкий сосун-адвокат Ишигуро. Он задерживает нас на добрых полтора
часа. Вот так. Ну, как это звучит?"
Когда он закончил, наступило молчание. Я ждал, что скажет Коннор.
"Что ж", наконец сказал Коннор. "Я снимаю свою шляпу, Том. Такая
последовательность событий представляется корректной во многих отношениях."
"Ты чертовски прав." Грэм пыхнул сигаретой. "Офигительно прав."
Зазвонил телефон. Лаборант спросил: "Капитан Коннор здесь?"
Коннор подошел ответить. Грэм сказал мне: "Я тебе говорю. Эту девушку
убил джеп и нам надо найти его и затрахать до смерти. Освежевать."
Я спросил: "А что у тебя вообще против них?"
Грэм угрюмо взглянул на меня и спросил: "О чем ты толкуешь?"
"Я говорю о том, что ты ненавидишь японцев."
"Эй, послушай", сказал Грэм. "Давай-ка напрямик, Пити-сан. Я никого не
ненавижу. Я делаю свою работу. Черный, белый, японец -- для меня нет
разницы."
"Окей, Том." Была поздняя ночь. Я не хотел спорить.
"Нет, черт возьми. Твою мать, ты думаешь, что я предубежден."
"Давай оставим это, Том."
"Нет, черт побери. Мы это не оставим. Не сейчас. Позволь мне сказать
тебе кое-что, Пити-сан. Ты подал заявление на эту трахнутую работу
переводчика, правильно?"
"Правильно, Том."
"А почему ты ее выбрал? Из-за своей великой любви к японской культуре?"
"Ну, в то время я работал в пресс- бюро..."
"Нет, нет не мели чепуху! Ты выбрал ее", сказал Грэм, "из-за
дополнительного оклада, разве не так? Две-три тысячи в год. Стипендия на
обучение. Она пришла в департамент от японо-американского Фонда Дружбы, и
департамент позволил в качестве стипендии на образование платить
сотрудникам, чтобы они могли продолжать изучение японского языка и культуры.
Вот так. И как проходят штудии, Пити-сан?"
"Учусь."
"Как часто?"
"Один вечер в неделю."
"Один вечер в неделю. А если ты пропустишь урок, ты потеряешь свою
стипендию?"
"Нет."
"Твою мать, ты прав. На самом деле нет никакой разницы, ходишь ли ты
учиться вообще. Фактически, приятель, ты взял взятку. Ты получил три тысячи
долларов в карман и они идут прямо из страны восходящего солнца. Конечно,
это не так много! Никто не сможет купить тебя за три куска, правильно?
Конечно, нет."
"Эй, Том..."
"Но дело в том, что они тебя не покупают. Они просто влияют на тебя.
Они просто хотят, чтобы ты подумал дважды. Имел тенденцию благосклонно
смотреть на них. А почему нет? Такова человеческая натура. Они сделали твою
жизнь немного лучше. Они сделали вклад в твое процветание. Твоей семьи.
Твоей маленькой дочери. Они чешут тебе спину, почему бы тебе не почесать их
спины? Разве не в этом дело, Пити-сан?"
"Нет, не в этом", сказал я. Я начинал злиться.
"Нет, в этом", сказал Грэм. "Потому что именно так работает влияние.
Оно отрицается. Ты говоришь, что его нет. Говоришь себе, что его нет -- но
оно есть. Единственный способ быть чистым -- это быть чистым, старик. Если
ты не делаешь на это ставку, если у тебя нет от этого дохода, тогда ты
можешь говорить. Иначе, старик, они платят тебе и, я бы сказал,
владеют тобой."
"Дай мне сказать..."
"Поэтому не надо говорить мне о ненависти, старик. Страна ведет войну и
некоторые это понимают, а другие примыкают к врагу. Точно так же, как во
второй мировой войне, когда некоторым платила Германия, чтобы обеспечивать
пропаганду наци. Нью-йоркские газеты публиковали передовицы прямо из уст
Адольфа Гитлера. Иногда эти люди даже не сознавали это. Но они это делали.
Так в любой войне, старик. А ты -- трахнутый коллаборационист."
Я был благодарен когда в этот момент Коннор подошел туда, где мы
стояли. Грэм и я были на грани ссоры, когда Коннор спокойно сказал: "Именно
так я это и понимаю, Том. В соответствии с твоим сценарием, после того как
девушку убили, что случилось с лентами?"
"О, черт, эти ленты пропали", сказал Грэм. "Ты никогда снова не
увидишь эти ленты."
"Что ж, это интересно. Потому что звонок был из штаб-квартиры
дивизиона. Кажется, господин Ишигуро там. И он принес с собой коробку
видеолент, чтобы я посмотрел."
x x x
Коннор и я поехали вместе. Грэм сел в свою машину. Я спросил: "Почему
вы сказали, что японцы никогда не тронут Грэма?"
"Из-за дяди Грэма", ответил Коннор. "Во второй мировой войне он был
военнопленным. Его отправили в Токио, где он пропал. Отец Грэма поехал туда
после войны, чтобы узнать, что с ним случилось. По этому поводу возникли
неприятные вопросы. Ты, наверное, знаешь, что некоторые американские военные
были убиты в Японии в смертельных медицинских экспериментах. Рассказывали
истории, что японцы в шутку скармливали их печенку своим подчиненным, и
всякое такое."
"Нет, я не знал", сказал я.
"Я думаю, каждый хотел бы забыть это время", сказал Коннор, "и
двигаться дальше. И наверное, правильно. Сегодня это другая страна. О чем
говорил Грэм?"
"О моей стипендии переводчика."
Коннор сказал: "Ты говорил, это пятьдесят в неделю."
"Немного больше."
"Насколько больше?"
"Около сотни в неделю. Пятьдесят пять сотен в год. Но это чтобы покрыть
расходы на обучение, книги, на ежедневные поездки, на нянечек для ребенка,
на все такое."
"Итак, ты получаешь пять кусков", сказал Коннор. "И что?"
"Грэм говорит, что я нахожусь под влиянием. Что японцы купили меня."
Коннор сказал: "Что ж, они конечно пытаются это сделать. И они
исключительно искусны."
"Они пытались сделать это с вами?"
"О, конечно." он помолчал. "И часто я принимал это. Давать подарки для
гарантии, что вы будете благосклонны, для японцев это инстинкт. И это не
сильно отличается от того, что делаем мы, если приглашаем босса на обед,
когда на носу повышение. Правильно приглашать босса на ранних стадиях
отношений, когда на кону ничего не стоит. Тогда это просто
доброжелательность. То же самое с японцами. Они верят, что дарить надо
загодя, тогда это не взятка, а просто подарок. Способ установить связи до
того, когда есть какое-нибудь давление."
"И вам кажется, что это окей?"
"Так работает мир."
"Вы думаете, это подкуп?"
Коннор взглянул на меня и спросил: "А ты как думаешь?"
Я долго молчал перед ответом: "Да. Я думаю, так может быть."
Он начал смеяться. "Что ж, это облегчение", сказал он. "Потому что в
противном случае японцы напрасно потратили бы на тебя свои деньги."
"Что тут смешного?"
"Твое смущение, кохай."
"Грэм думает, что идет война."
Коннор сказал: "Что ж, это правда. Мы определенно в войне с Японией. Но
давай поглядим, чем удивит нас господин Ишигуро в следующей стычке."
( Как обычно, вестибюль пятого этажа отдела расследований даунтауна был
оживленным даже в два часа ночи. Детективы перемещались среди потрепанных
проституток и трясущихся наркоманов приведенных для допроса; в углу мужчина
в потертой спортивной куртке орал: "Я сказал заткнись, твою мать!", повторяя
это снова и снова женщине-офицеру с папкой.
В этом мельтешении и шуме Масао Ишигуро выглядел явно не к месту. В
своем голубом костюме в тонкую полоску он сидел в углу, наклонив голову и
сжав колени. На коленях он неловко держал картонную коробку.
Увидев нас, он вскочил на ноги. Он глубоко поклонился, прижав руки к
бедрам, дополнительный знак уважения. Он сохранял поклон несколько секунд.
Потом он немедленно снова поклонился и на этот раз ждал склонившись и смотря
в пол пока Коннор не заговорил с ним по-японски. Ответ Ишигуро, тоже
по-японски был тихим и почтительным. Он продолжал смотреть в пол.
Том Грэм оттеснил меня к охладителю воды. "Великий боже", сказал он.
"Похоже, тут происходит трахнутое признание."
"Ага, наверное", сказал я. Я не был убежден. Я уже видел, как раньше
Ишигуро менял манеру поведения.
Я смотрел, как Коннор говорит с Ишигуро. Японец стоял с виноватым
видом. Он продолжал смотреть в пол.
"Я бы никогда его не заподозрил ", сказал Грэм. "Ни за миллион лет.
Только не его."
"Как так?"
"Ты шутишь? Убить девушку, а потом стоять в комнате и пытаться нас
контролировать. Трахнутые стальные нервы. Но посмотри на него сейчас: боже,
он почти плачет."
Это было правдой: казалось, слезы набухли в глазах Ишигуро. Коннор взял
коробку и повернулся, направляясь через комнату к нам. Он передал мне
коробку. "Займись этим. Я хочу взять у Ишигуро заявление."
"Так", сказал Грэм. "Он сознался?"
"В чем?"
"В убийстве."
"Черт побери, нет", сказал Коннор. "Почему ты так думаешь?"
"Ну, он там так клялся и скребся..."
"Это просто сумимасен", сказал Коннор. "Я не принимаю это слишком
серьезно."
"Он практически плакал", сказал Грэм.
"Только потому что он думает -- это ему поможет."
"Он не сознался?"
"Нет. Но он обнаружил в конце концов, что ленты были удалены. Это
означает, что он сделал серьезную ошибку, публично шумя в присутствии мэра.
Теперь его могут обвинить в сокрытии улик. Его могут лишить практики. Его
корпорация покроется позором. Ишигуро в большой беде и он это знает."
Я спросил: "И поэтому он так унижается?"
"Да. В Японии, если вас прижало, самое лучшее пойти к властям и
разыграть большое шоу о том, как вы извиняетесь, как вам плохо, и как вы
никогда не станете это делать. Это проформа, но на власти производит
впечатление, как именно вы выучили урок. Это сумимасен: извинение без конца.
Японская версия сдачи на милость суда. Это рассматривается как лучший способ
добиться снисходительности. Именно это и делает Ишигуро."
"Ты хочешь сказать, это притворство", сказал Грэм, с посуровевшими
глазами.
"Да и нет. Это трудно объяснить. Слушайте, давайте просмотрим ленты.
Ишигуро говорит, что принес видеопроигрыватель, потому что ленты записаны в
необычном формате и он боится, что мы не сможем их проиграть. Окей?"
Я открыл картонную коробку. И увидел двадцать маленьких
восьмимиллиметровых кассет, наподобие аудиокассет. И небольшую коробочку
размером с Уокмэна -- видеопроигрыватель. У нее был кабель для подключения к
TV.
"Окей", сказал я. "Давай поглядим."
x x x
Первая из лент показывала сорок шестой этаж из камеры в атриуме,
висящей высоко под потолком и глядящей вниз. Лента показывала людей,
работающих на этаже, это выглядело обычным рабочим днем. Мы включили быструю
перемотку. Столбы солнечного света, льющегося в окна, скользнули горячими
арками по полу, потом исчезли. Постепенно свет на этаже стал мягче и
потускнел, когда дневной свет подошел к концу. Одна за другой включались
настольные лампы. Теперь работники двигались медленнее. В конце концов они
начали уходить, один за другим покидая столы. Когда популяция разредилась,
мы заметили еще кое-что. Теперь камера иногда перемещалась, следя то за
одним, то за другим работником, проходящим мимо. Однако, иногда камера не
двигалась. В конце концов мы поняли, что камера, должно быть, оснащена
автоматической фокусировкой и следящей системой. Если в кадре много движения
-- несколько людей ходят в разных направлениях -- то камера не двигалась. Но
если в кадре было в основном пусто, то камера фиксировалась на проходящем
человеке и следила за ним.
"Забавная система", сказал Грэм.
"Наверное, имеет смысл для камер службы безопасности", сказал я. "они
должны больше тревожится относительно одного человека на этаже, чем о
толпе."
Пока мы смотрели, включались ночные огни. Все столы опустели. Теперь
лента начала быстро мигать, почти со стробоэффектом.
"Что-то не так с лентой?", спросил Грэм подозрительно. "Они трахались
на ней?"
"Не знаю. Нет, погоди. Нет, нет, посмотри на часы."
На дальней стене мы видели офисные часы. Минутная стрелка плавно
двигалась с семи- тридцати к восьми часам.
"Это пропуск времени", сказал я.
"Что она, делает снимки?"
Я кивнул. "Наверное когда система некоторое время никого не засекает
она начинает через каждые десять --двадцать секунд делать отдельные снимки,
пока..."
"Эй. Это что?"
Мелькание прекратилось. Камера начала поворачиваться вправо по пустому
этажу. Но в кадре никого не было. Просто пустые столы и редкие ночные
светильники, которые вспыхивали на видео картинке.
"Наверное, у них широкий сенсор", сказал я. "Он видит за границами
кадра. Либо так, либо камеру двигают вручную. Наверное, охранник
откуда-нибудь. Может, снизу, из комнаты охраны."
Картинка сместилась к дверям лифта и замерла. Двери были глубоко справа
в глубокой тени под нависавшим козырьком, закрывавшем нам взгляд.
"Ха, там темень. Кто-нибудь есть?"
"Ничего не вижу", сказал я.
Картинка начала то выходить из фокуса, то снова входить в него.
"Что там теперь?", спросил Грэм.
"Похоже, автоматическая фокусировка барахлит. Наверное, не может
решить, на что фокусироваться. Наверное, козырек смущает логические цепи.
Моя видеокамера дома делает то же самое. Фокусировка сбивается, когда она не
может понять, что же я снимаю."
"Поэтому камера пытается сфокусироваться хоть на чем-то? Я ничего не
могу разглядеть. Там под козырьком просто черно."
"Нет, погляди. Там кто-то есть. Можно видеть бледные ноги. Очень
слабо."
"Боже", сказал Грэм, "это наша девушка. Стоит у лифта. Нет, подожди.
Теперь она движется."
Через мгновение из-под козырька выступила Черил Остин и мы в первый раз
смогли ясно ее разглядеть.
x x x
Она была красива и уверенна. И вошла в комнату решительно. В своих
движениях она была точной и определенной, ничего от неуклюжей, волочащейся
ноги двигательной неряшливости молодых.
"Исусе, какая красотка", сказал Грэм.
Черил Остин была высокой и гибкой, короткие светлые волосы делали ее
еще выше. Она держалась прямо. Медленно поворачиваясь, она осматривала
комнату, словно овладевала ею.
"Не верится, что мы это видим", сказал Грэм.
Я понял, что он имеет в виду. Девушка была убита всего несколько часов
назад. Сейчас мы видели ее на видеоленте всего за несколько минут до смерти.
На мониторе Черил взяла пресс-папье с одного из столов, покрутила в
руках и положила на место. Открыла сумочку и снова закрыла ее. Взглянула на
часы.
"Начинает нервничать."
"Не любит ждать", сказал Грэм. "И могу поспорить, в этом у нее совсем
нет практики. Не у такой девушки."
Она начала постукивать пальцами по столу в определенном ритме. Мне он
показался знакомым. Она покачивала головой в том же ритме. Грэм скосился на
экран. "Она говорит? Она что-то сказала?"
"Похоже", сказал я. Мы едва видели, как шевелится ее рот. И здесь я
вдруг сложил все вместе, ее движения, все. "Кусаю ногти и пальцы ломаю.
Дрожу, но мне это нравится. О, бэби ..."
"Исусе", сказал Грэм. "Ты прав. Как ты догадался?"
"Да, уж, догадался."
Черил перестала напевать. Она повернулась к лифтам.
"Ага, вот и мы."
Черил пошла к лифтам. Остановившись под козырьком, она обняла
появившегося мужчину. Они обнялись и жарко поцеловались. Но мужчина
оставался под козырьком. Мы видели его руки вокруг Черил, но не видели его
лица.
"Черт", сказал Грэм.
"Не беспокойся", сказал я. "Мы увидим его через минуту. Если не с той,
то с другой камеры. Но мне кажется, мы можем сказать, что она встретила его
не только что. Она его уже знает."
"Да, она по-настоящему дружелюбна. Ага, посмотри-ка. Этот тип
времени не тратит."
Руки мужчины скользнули вверх по черному платью, поднимая юбку. Он сжал
ее ягодицы. Черил Остин прижалась к его телу. Их объятье было сильным,
страстным. Вместе они двинулись глубже в комнату, медленно поворачиваясь.
Теперь мужчина был спиной к нам. Ее юбка собралась на талии. Она потянулась
потереть его чресла. Парочка, спотыкаясь, пошла к ближайшему столу. Мужчина
наклонил ее спиной на стол и вдруг она запротестовала, оттолкнув его.
"Ну, ну, не так быстро", сказал Грэм. "Кроме всего, у нашей девушки
есть принципы."
Я не понимал, в чем дело. Казалось, Черил хотела позволить ему, а потом
поменяла мнение. Я обратил внимание, что настроение сменилось мгновенно. Я
недоумевал, хочет ли она довести дело до конца, и не фальшива ли страсть.
Конечно, мужчина не казался особенно удивленным ее внезапным изменением.
Сидя на столе, она почти гневно продолжала отталкивать его. Мужчина
отступил. Он все еще был спиной к нам. Мы не видели его лица. Как только он
отступил, она снова изменилась: заулыбалась, просто котеночек. Медленными
движениями она встала со стола и поправила юбку, призывно изгибая тело и
оглядываясь. Мы видели ее ухо и часть лица, достаточно чтобы различить, что
она говорит. Он заговорил с ней. Она улыбнулась ему и подошла, закинув руки
ему на шею. Они снова начали целоваться, их руки ощупывали друг друга.
Медленно пошли по этажу, направляясь в конференц-зал.
"Так. Это она выбрала конференц-зал?"
"Трудно сказать."
"Черт, я так и не вижу его лица."
Сейчас они были почти в центре комнаты и камера снимала почти
вертикально вниз. Мы видели только его макушку.
Я спросил: "Он кажется тебе японцем?"
"Перемать. Кто сможет сказать? Сколько еще камер в этой комнате?"
"Четыре."
"Хорошо. Его лицо не будет блокировано на всех четырех. Мы пригвоздим
его задницу."
Я сказал: "Знаешь, Том, этот тип выглядит весьма крупным. Он кажется
выше, чем она. А она рослая девушка."
"Кто может сказать под каким углом? Я не скажу ничего кроме, что на нем
костюм. Окей. Они идут туда, в конференц-зал."
Когда они достигли комнаты, она вдруг начала вырываться.
"Упс", сказал Грэм. "Она снова несчастлива. Заковыристая молодая
штучка, не правда?"
Мужчина крепко держал ее, а она крутилась, пытаясь высвободится. Он
наполовину вел, наполовину тащил ее в зал. В дверном проеме она крутанулась
в последний раз, уцепившись в раму, вырываясь.
"Здесь она выронила сумочку?"
"Наверное. Я не вижу ясно."
Конференц-зал располагался прямо напротив камеры, поэтому мы видели
всю. Комнату. Но внутри конференц-зала было очень темно, так что оба
вырисовывались силуэтами на фоне огней небоскребов за стеклами внешних окон.
Мужчина поднял ее на руки и, уложив на стол, перекатил на спину. Она
оставалась пассивной, податливой, пока он заворачивал ее юбку на бедра.
Казалось, она принимает, двигается, чтобы встретить его, потом он сделал
быстрое движение и вдруг что-то мелькнуло и улетело.
"Вон где трусики."
Похоже, они приземлились на пол. Но было трудно сказать наверняка. Если
это трусики, то они черные, или другого темного цвета. Тем лучше для
сенатора Роу, подумал я.
"Трусики исчезли к моменту, когда мы пришли", сказал Грэм, глядя на
монитор. "Трахнутое утаивание улик, чистое и простое." Он потер руки. "Если
у тебя есть акции Накамото, приятель, я бы их продал. Потому что к
завтрашнему дню они будут стоить дешевле дерьма."
На экране она все еще хотела его, а он возился с молнией, как вдруг она
попыталась сесть и дал