Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Carlo Fruttero, Franco Lucentini, 198...
     © Перевод Алексея Верди и Игоря Алюкова
     From: pelepo@mail.ru
     Редакторы В.Б.Фурсова, П.Л.Поляков
---------------------------------------------------------------


     Карло ФРУТТЕРО, Франко ЛУЧЕНТИНИ, а также Чарлз ДИККЕНС

     ДЕЛО Д., или ПРАВДА О "ТАЙНЕ ЭДВИНА ДРУДА"




     Кто  из  ценителей  классического детектива не  размышлял над  загадкой
"Тайны Эдвина  Друда"?  Сложился даже особый круг литературоведов-друдистов,
родственный     математикам-ферматистам,    посвятившим     жизнь    поискам
доказательства  Золотой  теоремы  Ферма,  -- людям,  в  определенном  смысле
конченым и безнадежным.
     Книга  наряду  с текстом знаменитого романа  содержит  увлекательное по
форме, остроумное, ироничное и вместе с  тем глубокое исследование  загадок,
оставленных нам  великим Диккенсом.  Авторы  вместе  с  персонажами  по всем
канонам детективного жанра кропотливо исследуют каждую улику, каждый намек и
подводят читателя к совершенно непредсказуемому, ошеломляющему выводу.


     (Арабскими  цифрами  даны  главы  Фруттеро  &  Лучентини,  римскими  --
Диккенса)

     Часть первая: 1 -- I -- 2 -- II -- 3 -- III -- 4 -- IV -- V -- 5
     Часть вторая: 6 --  VI -- VII -- 7 -- VIII -- IX -- 8 -- X -- XI -- XII
-- 9
     Часть третья:  10  -- XIII -- XIV -- 11 -- XV --  XVI -- 12 --  XVII --
XVIII -- XIX -- XX
     Часть четвертая: 13 -- XXI -- XXII -- XXIII -- 14 -- 15 -- 16 -- 17  --
18
     Эпилог






     Древние   развалины  тонут  в  дождевых  потоках.  Гигантская  каменная
глазница,  молчаливый свидетель ушедших  эпох,  уныло  смотрит  в  вечность.
Теперь это всего лишь остров в океане ревущих автомобилей. Неподалеку от все
еще  величественного  сооружения останавливаются  два  человека  и  долго  в
недоумении  взирают на ископаемую  конструкцию,  опасливо выглядывая  из-под
своих зонтов. Зонты разные -- один  серый,  другой  черный.  Оба чрезвычайно
респектабельны.
     -- Не знаю, -- произносит наконец серый зонт,  --  наверное, именно это
несоответствие  меня  больше  всего  и смущает. Все эти  механические штуки,
вторгшиеся туда, где некогда...
     Одинокий ядовито-желтый фургон, отставший от основного  потока машин, в
панике  проносится  мимо, пытаясь нагнать собратьев, которые бросили  его на
произвол  судьбы. На несколько минут  шум  стихает, и в  наступившей  тишине
осиротевшая мостовая растерянно поблескивает мокрым асфальтом.
     -- Но когда возникло это несоответствие, mon cher?  -- В голосе черного
зонта слышится улыбка. --  Вы полагаете,  что экипажи и фиакры  семнадцатого
века выглядели бы здесь более уместно? Или омнибусы на конной  тяге? Неужели
они в меньшей степени свидетельствовали бы об упадке?
     -- Вы правы, мой  друг. Все,  что моложе колесницы,  выглядит  на  этих
улицах дерзким пришельцем.
     -- В том числе, разумеется, и наши зонты.
     Два нетерпеливых автомобильчика отчаянно бросаются сквозь пелену дождя,
почти  отпихивая  друг  друга и  остервенело  бранясь  на  визгливом наречии
клаксонов. Основная армада  четырехколесных чудовищ  продолжает  раздраженно
реветь у светофора.
     --  Простите,  вы сказали  --  колесницы? -- В разговор вступает третий
зонт, понуро  бредущий  мимо.  --  Но гонки  на колесницах здесь  никогда не
проводились. Кроме того...
     Мимо с оглушительным ревом, вздымая гигантские фонтаны брызг, каждая из
которых  разбивается  на  мириады сверкающих  пылинок, проносится  очередной
табун обезумевших механических монстров.
     -- ...кроме того, в этом городе... -- вновь пытается  заговорить третий
зонт, но, сдавшись, замолкает.
     Чудовищный  шум постепенно слабеет до монотонного  гула,  а затем вновь
воцаряется тишина, и дождь мало-помалу восстанавливает утраченное было право
на звуковую независимость, все увереннее барабаня по зонтам.
     --  Кроме того,  если я верно помню то, что  мы проходили на занятиях в
семинарии, в  этом городе  еще  в 45 году до  Рождества  Христова был  издан
закон, запрещающий движение транспорта в дневные часы. Исключение составляли
лишь пожарные колесницы и повозки мусорщиков.
     -- Однако, --  говорит серый зонт, и  в  голосе  его отчетливо  сквозит
досада, --  разве кто-нибудь когда-нибудь придерживался этого замечательного
закона?  Насколько  я помню  из школьного курса, еще  Ювенал[1] жаловался на
чересчур оживленное движение...

     [1] Римский поэт-сатирик  (около 127  -- около 60  до  н.э.).  (Здесь и
далее, где не указано иначе, -- прим. перев. и ред.)

     Тем временем  черный  зонт узнает  новоприбывший третий  зонт  (изрядно
потрепанный  да  к  тому  же  неописуемого  цвета)  и  разражается   бурными
приветствиями.
     -- Как приятно встретиться с вами, mon chеr! А я и не знал, что вы тоже
здесь.
     -- Полагаю, все  мы  здесь.  Более или  менее. Но  я так и не понял, на
какое время назначено открытие этой проклятой конференции. На три? Или, быть
может, на пять? В гостинице мне толком ничего не удалось узнать.
     --  Они  посоветовали  вернуться  к половине четвертого, -- вступает  в
разговор  серый  зонт, -- и  потому мы решили не отпускать такси. Не желаете
присоединиться к нам? В такую погоду нелегко поймать машину.
     -- Очень любезно с вашей стороны. Премного благодарен.
     Все  трое  забираются в желтое такси,  терпеливо ожидающее  в  стороне.
Машина трогается с  места,  и очертания развалин начинают расплываться, пока
наконец не исчезают, словно мираж на полотне пуантилиста.

     Что  же  это   за  развалины?  Проницательный  читатель,  конечно,  уже
догадался, что исполинская  каменная глазница  --  это римский  Колизей. Для
читателя также  не  составит труда понять,  что три  зонта принадлежат  трем
иностранцам,  прибывшим  в  Рим  на  одну  из  многочисленных  международных
конференций. Ливень, неистовство которого  постепенно сходит на  нет, застал
их врасплох во время короткой экскурсии по знаменитой столице. Но кто они?
     Один из  иностранцев  по всем признакам  принадлежит к  славному отряду
английских католических священников. Двое других, судя, во всяком случае, по
их зонтам, тоже прибыли с брегов  туманного Альбиона.  Но  тот, что  пониже,
как, наверное,  уже  заметил проницательный  читатель,  изредка расцвечивает
унылую английскую речь французскими выражениями.
     Разглядеть   незнакомцев   повнимательнее   мешают   затемненные   окна
автомобиля, так что читатель сможет удовлетворить  любопытство только  после
того, как такси доставит своих пассажиров к гостинице.
     Счастье еще, что остановились они не в "Эксельсиоре", "Гранд отеле" или
в  какой-нибудь другой гостинице, расположенной в центре Рима. В этом случае
путешествие  из-за многочисленных  пробок неизбежно растянулось бы на долгие
часы. А так автомобиль мчится (хотя  даже сейчас определение "мчится" весьма
условно)   по  широким  проспектам   новостроек,  пересекает   площади,  чье
геометрическое  совершенство  почти   неразличимо  за   пеленой   дождя.  Но
заблудиться в  этой  части  нового  Рима  невозможно --  все  дороги ведут к
удивительному  архитектурному  сооружению,  которое  не спутаешь  ни  с чем:
монументальный  серый куб, щедро украшенный арочными перекрытиями, отчетливо
проступает сквозь дождливый сумрак.
     А это значит, что мы вслед за  нашими пассажирами такси огибаем квартал
римской  Всемирной  выставки[2].  Такси  оставляет  удивительное  сооружение
справа и устремляется в район Чеккиньола, где  скопления строительных кранов
чередуются с девственными  пустырями.  Наконец  автомобиль останавливается у
огромного параллелепипеда,  почти  столь же  внушительного, как и упомянутый
выше куб. Гостиница "Urbis et orbis"[3], чье название на фронтоне этого чуда
архитектурной мысли урезано до лаконичного "U & O".

     [2] Квартал, первоначально отведенный под застройку комплекса Всемирной
Выставки, которая должна была открыться  в 1942  г. В связи с началом второй
мировой войны  выставка  не  состоялась.  Сейчас здесь,  кроме жилых  домов,
расположено множество дворцов для проведения различных выставок и конрессов,
а также спортивные сооружения.
     [3]  Дословно: "Города и мира".  Здесь обыгрывается известное выражение
"urbi et orbi" -- "городу и миру" (лат.).

     Гостиницу окружает парк, скудные размеры которого способны выжать слезу
даже  у самого закоснелого  скряги. Тем не менее крошечный пятачок изобилует
деревьями,  кустарниками,  весьма   запутанными  дорожками  и   на  редкость
уродливыми бетонными скамьями.  Огромное красное полотнище,  натянутое перед
входом в гостиницу, горделиво возвещает, что...
     Впрочем, оно ничего не возвещает. Игривый ветер,  временами переходящий
в небольшой  ураган, постарался на славу, перекрутив материю так, что нельзя
разобрать ни слова.
     Поэтому любознательный читатель  вынужден  проследовать  за пассажирами
такси в вестибюль  гостиницы. И только здесь он наконец сможет удовлетворить
свое любопытство, прочитав  на  доске объявлений  об  открывающейся  сегодня
конференции.

     ЗАВЕРШЕННОСТЬ ВСЕМУ

     МЕЖДУНАРОДНЫЙ ФОРУМ
     ПО ЗАВЕРШЕНИЮ НЕОКОНЧЕННЫХ
     ИЛИ СОХРАНИВШИХСЯ В ОТРЫВКАХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
     В ОБЛАСТИ МУЗЫКИ И ЛИТЕРАТУРЫ

     Ф.ШУБЕРТ "Симфония No 8"
     И.-С.БАХ "Искусство фуги"
     Дж.ПУЧЧИНИ "Турандот"
     Тит ЛИВИЙ "От основания Города"
     Э.А.ПО "История А.-Г.Пима"
     Ч.ДИККЕНС "Тайна Эдвина Друда"

     Портье любезно сообщает,  что итальянский  вариант  объявления  еще  не
готов,   но   и  английский  текст  вполне  понятен   всякому  просвещенному
латинянину.   Совершенно   очевидно,   что  конференция   призвана  обсудить
завершение шести  указанных произведений, список которых возглавляет Восьмая
симфония Шуберта, известная также как "Неоконченная".
     Работа  над  "Искусством  фуги",  "Турандот" и  "Тайной  Эдвина  Друда"
оборвалась  по  причине  смерти авторов,  тогда как Эдгар  По  оставил  свою
"Историю Артура Гордона Пима из Нантакета" по собственному почину, возможно,
напуганный призраком, появившимся  в конце двадцать пятой главы.  Только Тит
Ливий завершил свой монументальный труд, но до  нас дошли лишь  XXXV книг из
CXLII.  Судя  по  всему,  организаторы  конференции  преисполнены  решимости
исправить столь прискорбное положение вещей.
     Но  каким  же  образом  они  надеются  преуспеть  в   этом  благородном
начинании?  Или,  вернее,  каким  образом  они  надеются  преуспеть  в  этом
начинании лучше своих многочисленных предшественников? Ибо попытки завершить
каждое  из  упомянутых  произведений  предпринимались  не   раз.  Исключение
составляет   опять   же  Тит  Ливий:   в   его  случае  ученые  мужи  обычно
довольствовались  кратким  пересказом  других  античных   авторов.  Но   для
волнующей  тайны,  оставленной   нам  в  наследство  Чарлзом  Диккенсом,  за
прошедшие со  дня смерти автора десятилетия  было  предложено  почти  двести
вариантов разгадки.
     В том-то и дело. Все эти окончания столь сильно не  согласуются  друг с
другом  (в  отношении  музыкальных  произведений  можно  сказать,  что   они
находятся в диссонансе),  что нет никаких  сомнений:  до  сих  пор к  задаче
завершения неоконченных  шедевров подходили  несерьезно,  по-любительски, не
вооружившись  предварительно  знанием  необходимых  методов  и  приемов,  не
заручившись  поддержкой какой-нибудь  уважаемой и  авторитетной организации.
Однако на этот  раз все будет иначе. Нынешнюю конференцию подготовили весьма
компетентные  особы,   чей  огромный  опыт  в  планировании,  организации  и
осуществлении всего и вся не может быть подвергнут сомнению.
     Именно эти компетентные особы на неделю арендовали гостиницу  "Urbis еt
orbis" и созвали самых знаменитых специалистов, когда-либо  навещавших  этот
бренный мир. О, они пообещали заплатить. А как же иначе! И хорошо заплатить.
Они ведь спонсоры.
     Читатель наверняка уже  догадался,  о  каких  компетентных особах  идет
речь. Да-да-да, это японцы. Да и кто  еще  смог  бы замахнуться на "всеобщее
восстановление  целостности"?! Разумеется,  никто!  Как  никто (и  тут  даже
японцы  не  исключение) не станет платить деньги  просто  за красивые глаза.
Спонсоры  получат  все   права  на  "восстановленные  в  своей  целостности"
произведения  на пятьдесят  лет. Но оговоримся  сразу: упомянутые меценаты и
благодетели  надеются на куда более скорую  отдачу,  каковой  должен явиться
имидж благородных, высокопросвещенных  и  чрезвычайно  щедрых представителей
деловых кругов.  Впрочем, деятельность двух компаний, решивших финансировать
это  смелое совместное  предприятие,  по  своей природе  очень  близка  идее
"всеобщей завершенности":  одна  занимает  лидирующее  положение на  мировом
рынке  запасных частей,  а другая давно и весьма успешно "завершает" на ниве
электроники.

     На какое-то время наши зонты исчезают из поля зрения, затерявшись среди
разноязычной и  пестрой толпы, заполонившей вестибюль  "U &  O". Но вот  они
выныривают   у  дальней  стены,  держась  по-прежнему   вместе,  и,   следуя
указателям, направляются  в бар, предоставленный  в распоряжение их  секции.
Открытие конференции состоится через два часа, и нашим героям как раз хватит
времени, чтобы  ублажить  свой  желудок  доброй  порцией  кофе  со  взбитыми
сливками.   Они  проникают  в  сумрачное  помещение,  где   гуляют  приятные
большинству   сердец   ароматы   и   звучит   негромкая   приятная   музыка.
Многочисленные  коллеги  наших  зонтов уже  утвердились  за  стойкой бара  и
столиками. Это признанные авторитеты в своей области, все они давно и хорошо
знают друг  друга, равно как и всякого, кто  имеет отношение к литературному
жанру, именуемому "детектив". Но все вместе они собрались впервые.
     Следуя  примеру  своих коллег,  новоприбывшие получают у  бармена некие
значки, которые и прикрепляют к своей одежде. Приглядевшись, читатель сможет
разобрать, что  на значках написаны имена. На значке черного зонта начертано
"Э.Пуаро",  на значке серого  зонта --  "Капитан  Гастингс".  Потертый  зонт
несколько  неловко  прикрепляет к своей видавшей  виды сутане  значок "Патер
Браун". Покончив с этим делом, указанные лица отыскивают свободный столик  и
заказывают  кофе.  Немного  погодя  к  ним  подходит  высокий худой человек,
которого нельзя не узнать по развевающейся клетчатой накидке и  характерному
головному убору. Этот достойный джентльмен  склоняется над  нашей  троицей и
начинает пристально изучать их значки сквозь старомодную лупу.
     -- Простите меня за бесцеремонность! -- произносит он хриплым  голосом,
оставшись доволен осмотром. -- Позвольте представиться: я Шерлок Холмс.
     Из-за его  спины выдвигается  еще один  джентльмен, на  значке которого
можно прочесть: "Доктор Ватсон".

     Да,  читатель!  Невероятные  достижения  японской  экономики  позволили
собрать вместе всех или почти всех известных детективов -- мастеров интуиции
и  дедукции,  знатоков  странных  совпадений  и  подозрительных  недомолвок,
исследователей всевозможных загадок и тайн.
     Кроме двух уже распознанных нами  знаменитых дуэтов, здесь присутствуют
и другие  не менее известные пары.  За одним из  столиков расположился Огюст
Дюпен[4]  вместе  со своим неизменным анонимным  спутником. У  занавешенного
окна можно разглядеть доктора Торндайка с неприметным  Эстли[5];  неподалеку
развалился на диване необъятный Ниро Вулф,  рядом примостился его деятельный
помощник Арчи Гудвин[6]  У стойки бара Филип Марлоу  и Лью Арчер[7] устроили
небольшое   состязание,  наперегонки   поглощая   двойные   порции  бурбона.
Детективов-одиночек, подобных патеру Брауну, но не столь известных,  слишком
много, поэтому не станем утомлять читателя перечислением имен. И разумеется,
здесь  великое   множество   представителей   официальных  сыскных  органов.
Преобладает,  естественно,  Скотленд-Ярд,  но хватает публики и из парижской
префектуры, а также, и тут мы не в состоянии скрыть охватившего нас приступа
патриотизма, из итальянской квестуры.

     [4] Cыщик-интеллектуал из рассказов Э.А.По.
     [5]  Доктор   Торндайк   и  мистер  Эстли  --   персонажи   детективных
произведений английского писателя Р.О.Фримена.
     [6] Ниро Вулф и Арчи Гудвин -- герои детективных  романов американского
писателя Рекса Стаута.
     [7] Филип Марлоу -- частный сыщик, герой романов американского писателя
Р.Чандлера. Лью Арчер -- частный сыщик, герой романов американского писателя
Р.Макдональда.

     В  рамках конференции собравшиеся  в  баре специалисты (в  том числе  и
только  что  прибывший  полковник  карабинеров)  составляют  так  называемую
"друдовскую рабочую  группу". Им надлежит расследовать  запутаннейшее  дело,
оставленное в  наследство знаменитым Чарлзом Диккенсом. После того как тайна
Эдвина   Друда   будет  раскрыта,  не  составит  особого   труда  с  помощью
компьютеров,   любезно  предоставленных  услужливыми  спонсорами,  завершить
неоконченный роман и представить его на суд читателя.

     В эту минуту появляется  одна  из распорядительниц  конференции, весьма
энергичная  особа,   обладательница   превосходного   цвета  лица,  чудесных
каштановых локонов и звучного имени Лоредана (о последнем обстоятельстве эта
достойная  особа  спешит  объявить  во  всеуслышание). Шурша  бледно-лиловым
одеянием  весьма  смелого  покроя  и  сияя  умопомрачительной  улыбкой,  она
объявляет (на весьма относительном  английском), что  программа  конференции
должна претерпеть незначительные изменения.
     Итальянский  читатель (а  через  секунду-другую  его примеру  наверняка
последуют  и  все прочие читатели) не преминет  буркнуть себе  под нос,  что
этого  и  следовало   ожидать.   То,  что   подобную  конференцию  принимает
общепризнанная столица древних  руин  и интенсивных  реставрационных  работ,
представляется совершенно  уместным,  если не неизбежным.  Но  Рим  является
также  и  общепризнанной  столицей забастовок,  неразберихи и  автомобильных
пробок, это город, где нормальная работа  аэропорта воспринимается как нечто
экстраординарное, а  городской совет постоянно лихорадит. Так что нет ничего
удивительного в том, что мэр  --  главный  персонаж  торжественной церемонии
открытия --  задержался на нескончаемом заседании  на площади Кампидольо[8],
министр  культуры  застрял  в  аэропорту  Катании,  а  самолет  из Токио  со
спонсорами-благодетелями  на  борту  по   невыясненным   причинам  предпочел
приземлиться в Пизе.

     [8] Здесь находится Сенаторский дворец  -- ныне официальная  резиденция
мэра Рима.

     Несравненная  Лоредана  сообщает  обо  всем этом с лучезарной  улыбкой,
предназначенной  всем  и никому. Время от времени она  кокетливо  поправляет
свои   роскошные   каштановые   волосы.   Ее  невозмутимость   неопровержимо
свидетельствует:  хозяйка  конференции  знает все  о задержках,  заминках  и
прочих осложнениях.  О,  она  уверена  (пальчик  игриво  дергает  непокорный
локон),  что  конференция  обязательно  будет  открыта,  надо  лишь  немного
подождать  --  часов до  семи  вечера. Соответственно банкет  переносится на
восемь тридцать, и вместо торжественного ланча гостей ожидает  торжественный
обед. Однако  (тут Лоредана одаривает публику  очередной дразнящей  улыбкой)
первое  заседание  можно провести прямо  сейчас,  и она с радостью  проводит
группу друдистов в конференц-зал.
     Решительно  кивнув,  отчего над головой  взметнулся  каштановый  вихрь,
любезная, но непреклонная красавица  делает знак своим  подопечным следовать
за ней и решительным шагом устремляется в подземные глубины "U & O". Звездам
сыскного дела ничего  не  остается,  как подчиниться  аппенинскому  напору и
углубиться в лабиринты бесчисленных коридоров и залов  заседаний (со стороны
специалисты-детективы   напоминают  колонну  несколько  одряхлевших  агнцев,
ведомых на  заклание). Время от времени  навстречу путникам попадаются такие
же группы растерянных знаменитостей, возглавляемых товарками Лореданы, столь
же улыбчивыми и столь же непреклонными. Зал Шуберта, зал  Баха и прочие залы
уже приветливо  распахнули  двери,  готовые принять в  свои чрева доверчивых
знатоков.
     А вот и зал Диккенса. И пусть он не так велик, как музыкальные залы или
зал Ливия,  но  и  здесь имеются  ряды  черных  изящных  кресел,  снабженных
вертящимися (и верткими) подставками  для бумаг и наушниками для синхронного
перевода. Перед креслами находится возвышение, на котором красуется  длинный
стол; в  центре  сиротливо  сгрудились  четыре микрофона  и  четыре  бутылки
минеральной  воды.  Рядом со столом  имеется трибуна,  увенчанная еще  одним
микрофоном.
     Неутомимая   Лоредана   устремляется  к   трибуне   и   бодро  извещает
столпившихся  в дверях специалистов о еще одной  "незначительной  проблеме".
Организаторы гарантировали (на лице ее вновь появляется озорная и кокетливая
улыбка) синхронный перевод, однако по техническим причинам  в  данный момент
придется ограничиться переводом  на латинский.  Правда, ведь в конце  концов
(она энергично всплескивает нежными пухлыми ручками и тут же выразительно их
роняет) латынь -- самый универсальный язык в мире.
     Это  жизнерадостное  заявление   вызывает  недовольную  тираду  некоего
Э.Попо,  которого,  похоже,  никто   не  знает.  Зато  бурно  приветствуется
Порфирием  Петровичем,  великим  докой в  области интуиции. Наш просвещенный
читатель наверняка помнит,  что именно этот человек  проник в душу  студента
Раскольникова, заставив беднягу признаться  в содеянном кровавом убийстве  и
раскаяться.
     --  Roma caput mundi[9],  --  провозглашает  полковник  карабинеров  и,
решительно грохоча сапогами,  проходит в  первый ряд, где и располагается  с
видимым удовольствием.

     [9] Рим -- столица мира (лат.).

     Вслед  за  ним рассаживаются  и  остальные.  Три  знаменитых  детектива
занимают  места  в президиуме, по-братски  поделив  микрофоны  и  бутылки  с
минеральной  водой.  Зал  разражается  громкими   аплодисментами.  Четвертый
микрофон и четвертая бутылка  достаются неприметному  господину  в  твидовом
пиджаке.  Он  говорит с  едва уловимым  оксфордским  акцентом. Некоторые  из
собравшихся ошибочно принимают его за Фило Вэнса[10].

     [10] Сыщик-любитель, герой романов С.С. ван Дайна.

     Но  это  вовсе  не  знаменитый  специалист  по  расследованию  убийств,
совершенных  в  запертых  комнатах.  Лоредана,  жеманно  поводя  глазами,  с
показным смущением поясняет, что доктор Уилмот --  главный редактор  журнала
"Диккенсиана", в котором с 1904  года публикуются все  лучшие исследования о
творчестве  великого  писателя.  Будучи ведущим специалистом в этой области,
доктор Уилмот станет председательствовать на предстоящем обсуждении. Всякий,
кто пожелает  сделать замечание  или  задать  вопрос с  места, получит такую
возможность. Надо лишь поднять руку.
     Лоредана еще раз  обольстительно улыбается,  на сей  раз  в  ее  улыбке
сквозит удовлетворение от исполненной миссии, и сходит с трибуны.
     Председатель несколько нервно поправляет галстук-бабочку. В шестом ряду
уже маячит чья-то рука.
     -- Да? -- спрашивает председатель.
     Это  все  тот же  таинственный  Э.Попо.  Он  вскакивает  и  раздраженно
выпаливает:
     -- Предполагается, что всем известен предмет обсуждения?!
     Лоредана, презрев опасность в виде то и дело сползающих с плеч бретелек
платья, вихрем взлетает на трибуну.
     -- Вовсе нет. Прошу извинить меня за оплошность,  это целиком моя вина.
Я должна была сразу сказать. Текст ТЭД будет прочитан целиком и...
     -- Текст  чего? -- рявкает Попо.  Любезность и способность к дедукции у
этого джентльмена явно ниже средних.
     -- В специальных исследованиях, посвященных  "Тайне  Эдвина Друда", это
общепринятое  сокращение,  --  мягко  поясняет  доктор  Уилмот.  И  дабы  не
оставлять никаких сомнений, добавляет: -- Т -- тайна, Э -- Эдвин, Д -- Друд.
     --  Ааа,  --  удовлетворенно  откликается  с  первого   ряда  полковник
карабинеров и с видом победителя оглядывается на зал.
     Достойная  Лоредана,  которой  посыльный  только  что  вручил  какую-то
записку, снова решительно оттесняет доктора Уилмота от микрофона.
     -- Итак, полный текст романа... то есть полный текст написанных глав...
эээ... будет  прочитан во время заседаний.  Таким образом, участники,  равно
как и президиум...
     Но  похоже, бедняжка  вдруг  потеряла  нить рассуждений.  Возможно, это
связано  с  внезапным  озарением, посетившим  достойную особу,  --  Лоредана
неожиданно поняла, что именно ей и придется читать вслух  текст  пресловутой
ТЭД.
     --  Дело в  том... -- Несчастная  явно  пребывает  в замешательстве. --
Спонсоры...  то есть  компании-организаторы,  в  целях достижения наибольшей
эффективности  пригласили известного диктора -- весьма  талантливую актрису,
но, к сожалению, она...
     -- Не в состоянии прибыть сюда  по независящим от нее  обстоятельствам,
--  с улыбкой заканчивает сидящий  в президиуме Огюст Дюпен. Столь блестящее
заключение он, похоже,  сделал, заглянув в листок бумаги, который подрагивал
в руках вконец расстроенной Лореданы.
     -- Элементарно, мой дорогой Дюпен, -- улыбается Холмс,  тщетно стараясь
скрыть досаду.
     Третий  член  президиума  --  Жюль  Мегрэ[11]  в это  время  благодушно
раскуривает трубку (к его облегчению, на световом табло над выходом из  зала
весело  мерцает   надпись   "КУРИТЬ   РАЗРЕШАЕТСЯ").   Добившись   желаемого
результата, мсье Мегрэ по-отечески обращается к Лоредане:

     [11] Комиссар парижской полиции, герой произведений Ж.Сименона.

     -- Почему бы вам, дорогуша, самой не прочесть первую главу? Уверен, все
присутствующие...
     Зал оглашают бурные аплодисменты, исполненные сочувствия и одобрения. И
воодушевленная Лоредана решает остаться на трибуне. Доктор Уилмот с поклоном
передает  ей небольшую книгу в цветной суперобложке и,  повернувшись к залу,
напоминает, что роман выходил в свет ежемесячными выпусками начиная с апреля
1870 года и оборвался на шестом выпуске.
     --  Выпуск первый,  -- с выражением  провозглашает Лоредана.  --  Глава
первая.





     Так кончается  первая глава.  Крайне короткая.  И  Лоредана, чье чтение
после нескольких заминок приобрело вскоре изящную беглость, явно собирается,
не мешкая, перейти  ко  второй  главе. В  1870  году  юные особы с  таким же
нетерпением перелистывали страницы в точности такой же книжки, премило надув
губки и радуя глаз викторианскими  манерами.  Наконец-то новый  Диккенс! Уже
пять долгих лет, минувших после  выхода в свет "Нашего общего друга", из-под
пера знаменитого  писателя не появлялось  ничего нового, и широкие массы его
почитателей,  включая саму  королеву, находились  с тех пор  в  нетерпеливом
ожидании.
     Но  присутствующие  собрались  в  этом зале вовсе  не  для того,  чтобы
послушать  выразительное  чтение   Лореданы.  Любезный  читатель  не  должен
забывать,  что в элегантных черных креслах расположились  дотошные,  если не
сказать фанатичные,  исследователи. Их отношение к происходящему  понятно: с
деловой   точки   зрения   они   взяли    на    себя   обязательства   перед
спонсорами-японцами;  кроме того, каждый из  детективов, стремясь не уронить
свое доброе имя, не  желает упускать  ни одной детали сплетенных между собой
загадок  ТЭД.  И  конечно,  как хорошо  известно читателю,  кое-кто из  этих
достойных  представителей  сыскного  сословия  не  преминет  воспользоваться
случаем и побравировать своими и впрямь выдающимися способностями.
     Поэтому взмахом  руки доктор Уилмот  охлаждает  рвение Лореданы и  дает
слово Шерлоку Холмсу, который уже энергично машет своей знаменитой лупой.
     -- Мне  хотелось бы прояснить один  вопрос,  -- объявляет специалист по
фосфоресцирующим собакам. -- Человек, спешащий в храм и подхватывающий слова
хора  "Егда приидет  нечестивый"[12],  --  это  тот же  самый  человек,  что
покидает на рассвете опиумный притон? Хотел бы обратить ваше внимание на то,
что автор прямо не говорит об этом.

     [12] Так в  русском переводе "Тайны Эдвина Друда".  Как показано  ниже,
этот перевод неточен.

     Редактор "Диккенсианы" понуро вздыхает. Если все станут так придираться
к каждому слову, то обсуждение может затянуться до бесконечности.
     -- Интересный вопрос, -- вежливо соглашается  он, -- но  я предпочел бы
не вдаваться сейчас  в его обсуждение. Пока мы вполне можем принять на веру,
что курильщик  опиума  и  регент  --  одно и  то  же лицо.  Диккенс не сразу
раскрывает его имя, и этот персонаж (весьма эффектный прием, должен сказать)
предстает перед нами в ореоле таинственной неоднозначности или, если хотите,
двойственности.  Но, --  добавляет с  легкой  улыбкой  мистер  Уилмот,  -- в
последующих главах эта двойственность частично получит объяснение.
     -- Благодарю. -- Холмс тоже улыбается в ответ, правда, довольно  кисло.
-- Этого я и опасался.
     --  Слишком простое объяснение,  -- доносится  хриплый голос  с  задних
рядов.
     С минуту  все недоуменно  молчат, обдумывая эту туманную реплику. Некая
элегантная  дама, воспользовавшись  возникшей  паузой, обращается  к  патеру
Брауну:
     -- Значит, подразумевается, что этот  человек и есть "беззаконник"[13]?
Я имею в виду курильщика опиума.

     [13]  Именно  это  слово   соответствует  английскому  "wicked  man"  в
приведенном  ниже стихе  из  Иезекииля,  начало  которого цитируется в конце
первой главы романа Диккенса.

     -- С  моей точки зрения, -- застенчиво отвечает патер Браун, недоуменно
вертя в руках микрофон, который вручила ему расторопная Лоредана,  --  автор
совершенно явно намекает на это. Но...
     -- Слишком  явно, слишком  явно,  --  ворчливо произносит  все  тот  же
хриплый голос.
     -- ...но, -- продолжает священник, не повышая голоса, --  этот намек не
носит искусственного  характера. Вечерня в англиканской литургии открывается
именно этим стихом из Иезекииля (18:27); таким образом, эти слова у Диккенса
совершенно естественны. Можно еще добавить, что полный текст стиха открывает
новые  возможности  для  толкования.  "И  беззаконник,  если  обращается  от
беззакония своего, какое делал, и  творит суд и правду, -- к жизни возвратит
душу свою".  Следовательно, у него есть надежда на спасение, несмотря на его
греховную тайну.
     --  Почему  греховную?  --  удивляется  элегантная дама. --  Мой  брат,
главный  консультант в Ареццо[14], рассказывал  мне, что во времена Диккенса
пристрастие к наркотикам не  считалось  чем-то  предосудительным и позорным.
Опиум  представлял  собой  весьма  распространенное  обезболивающее,  и  его
употребление наркоманы не считали чем-то особенно постыдным.

     [14] Город в Центральной Италии на реке Арно в области Тоскана.

     Дорогой  читатель, нам стоит  призвать на  помощь терпимость и  чувство
такта, дабы не надерзить этой непонятливой  особе.  Бедняжка  не поняла, что
тайна курильщика опиума никак не связана с его пагубным пристрастием.
     В следующее мгновение все  тот  же  Э.Попо (который важно сообщает, что
некогда  служил  в  парижской префектуре, а ныне  состоит на службе у миссис
М.Беллок Лаундес в  качестве  частного детектива) спешит продемонстрировать,
что он понял еще меньше.
     --  Mais si secret  il y a?[15] --  вопрошает он. -- А  если здесь есть
секрет,  то  разве он  не  кроется  в  тех  словах,  что пытается  разобрать
интересующий нас персонаж в бормотании хозяйки притона?

     [15] Но есть ли здесь секрет? (фр.).

     Председатель  откашливается  и поворачивается к  Мегрэ, который усердно
набивает свою трубку и, кажется, полностью поглощен этим процессом.
     -- Такая интерпретация вашего бывшего коллеги, возможно...
     -- Совершенно верно. Но мы должны признать, что данный текст,  особенно
в переводе...  гм...  на латынь,  способен  сбить  с  толку.  Поскольку  наш
персонаж действительно прислушивается к  бормотанию  женщины, можно подумать
(не  без  умысла  со стороны  автора), что его  возглас  "Нет, ничего нельзя
понять!" вызван разочарованием. Ключ к  решению этой маленькой загадки лежит
в "мрачной усмешке"  и "удовлетворенном кивке головы", а его поведение перед
уходом из притона свидетельствует, что он вовсе не стремится выведать чей-то
секрет, но, напротив, сам боится выдать какую-то ужасную тайну.
     --  Слишком явная  тайна,  слишком  явная  тайна, -- снова  вмешивается
хриплый голос.
     Читателю,   несомненно,  не  терпится  узнать,  кому   принадлежат  эти
провокационные замечания, но,  увы, имя этого  человека никому не  известно.
Томас  де Куинси  в своем  знаменитом эссе "Убийство как  вид искусства"[16]
именует  его просто  "Жаба  в  норе"  (так  назывался в лондонских трактирах
бифштекс,  запеченный в тесте),  но пусть  прозвище  не  вводит  читателя  в
заблуждение  --  этого  человека не стоит  недооценивать. В действительности
Жаба --  дотошный  знаток  убийств,  ненасытный  гурман  криминальных  тайн.
Преисполнившись отвращением к незамысловатым и легкораскрываемым  лондонским
убийствам,  он  в один прекрасный день предпочел провинцию.  Это чрезвычайно
требовательный и  сверхкритичный эксперт, от которого и в дальнейшем следует
ожидать едких реплик.

     [16]  Томас де  Куинси  (1785--1859) -- английский писатель-эссеист. На
русский язык переведено  лишь самое известное его произведение --  "Исповедь
англичанина, употребляющего опиум".

     И   вот  Дюпен,  который  уже  давно  проявляет  признаки   нетерпения,
склоняется к микрофону.
     -- Ничего не  имею против намеков,  первых впечатлений  и взаимосвязей,
бурь явных  и  скрытых --  они  впоследствии  могут  привести  к  интересным
результатам.  Но  мне  хотелось бы  обратить  внимание на то, что до сих пор
никто  не поставил чисто технический вопрос о времени  и месте действия. Где
находится опиумный притон? Где находится собор? Сколько требовалось времени,
с  учетом возможностей  тогдашних транспортных  средств, чтобы добраться  из
притона до  собора? И согласуется  ли  оно с отрезком времени,  указанным  в
романе?
     Ропот проносится по рядам внушительного собрания знатоков  всевозможных
расписаний и любителей  ежеминутно  поглядывать  на  часы.  Все они  не  раз
докапывались до истины на основании  крошечного несоответствия в хронологии.
И   редактор  "Диккенсианы"  немедленно  удовлетворяет  вспыхнувшее  в  зале
любопытство.
     --  Опиумный притон  находится  в  Лондоне.  У нас  есть  свидетельства
заслуживающих  доверия очевидцев,  что, когда  Диккенс собирал  материал для
своей книги, он посетил  один из таких  притонов. Хозяйка и посетители этого
притона стали прообразами персонажей романа. Притон расположен неподалеку от
порта  в печально известном районе  Шедуэлл, а точнее, в... Впрочем, вряд ли
это имеет отношение к делу.
     Но,  любезный  читатель, мы  не  можем  не упомянуть о том, что  притон
находился не просто в Шедуэлле, а рядом с Рэтклифской дорогой, да-да, именно
там, где произошли  "Убийства  на  Рэтклифской  дороге",  которые  де Куинси
провозгласил "национальным достоянием" и  таким образом восстановил в глазах
Жабы  авторитет лондонских  убийц. Нужно добавить, что  Диккенс знакомился с
этим замечательным районом английской столицы  в сопровождении представителя
Скотленд-Ярда, который под именем  Баккета  появляется на  страницах другого
романа[17] И это первый инспектор-детектив в английской литературе.

     [17] Инспектор Баккет -- персонаж романа Диккенса "Холодный дом".

     Не  следует проходить  и  мимо того  факта,  что  некоему коллекционеру
вскоре  после  смерти  писателя  пришла в голову  счастливая  идея  посетить
описанный в романе притон. И там он обнаружил ту самую "неопрятную кровать".
Не долго думая, коллекционер купил кровать за один  фунт  и  переправил ее в
свой дом в США, где на нее можно полюбоваться и сейчас.
     --  Что  касается  города,  где  расположен  собор,  --  продолжает тем
временем  свои  разъяснения  доктор  Уилмот, -- то  в  романе он  называется
Клойстергэм.  Однако все  исследователи  единодушно  сходятся  в том, что на
самом деле это Рочестер, где великий писатель провел  часть  своего детства,
где он обдумывал некоторые бессмертные сцены "Пиквикского  клуба" и  где ему
предстояло умереть  9 июня 1870 года.  Время действия романа относится, судя
по всему, к  сороковым годам, когда железнодорожное сообщение с Лондоном еще
не было полностью введено. Из текста самой  ТЭД  следует,  что тридцать пять
миль, отделяющие Клойстергэм от Лондона, преодолевались частично  на поезде,
частично на дилижансе и поездка занимала три часа.
     -- Но... --  Полковник карабинеров подкручивает  усы. --  Это означает,
что  обвиняемый не  мог покинуть  Лондон раньше часу дня. А учитывая, что он
поспел как раз к вечерней службе, возникает  вопрос "Что он  делал  до этого
времени?"
     -- Хороший  вопрос.  --  Мистер Уилмот несколько удивленно  смотрит  на
полковника. -- Но он так и остался без ответа.  Это тем более досадно, что с
подобной же ситуацией мы сталкиваемся и в двадцать третьей главе, последней,
имеющейся в  нашем распоряжении.  Снова этот...  все-таки  не обвиняемый,  а
скорее   подозреваемый...   покидает  на  рассвете  опиумный   притон,  а  в
Клойстергэм возвращается дневным, а точнее сказать, вечерним поездом.
     Доктор Уилмот с  улыбкой оглядывает  зал, но  в его  голосе чувствуется
непреклонность серпа, готового скосить все поднятые руки.
     -- Кстати  о  времени:  наверное,  нам нужно двигаться дальше, так что,
если наша милая помощница соблаговолит вновь приступить к чтению...
     На мгновение пухлые щечки Лореданы заливаются жарким румянцем, но голос
ее остается столь же звучным, как и прежде.
     -- Глава вторая.





     На этой двусмысленной  ноте завершается вторая  глава. Мы уверены,  что
читатель  не  преминул  отметить  гениальную  игру  слов  в заголовке[18]  и
восхитительную  сцену,  в которой Диккенс, словно  ткач-виртуоз, переплетает
нити своего замысла. Мы  не должны забывать, что умение выстраивать подобные
сцены составляет саму суть искусства любого романиста, и мастерство писателя
определяется тем,  насколько неназойливо подводит он нас к развязке, которая
ни в коем случае не должна напоминать неожиданный фокус. (Надо заметить, сам
Диккенс был весьма неплохим фокусником-любителем и никогда не упускал случая
повеселить детей своими магическими способностями.)

     [18]  В  оригинале глава II  называется  "A Dean, and Chapter  also" --
непереводимая  игра  слов.  Dean --  настоятель,  chapter  --  1)  глава; 2)
коллегия  каноников  собора (англ.). То  есть  заглавие можно  перевести как
"Настоятель, и глава тоже" или "Настоятель, он же коллегия каноников".

     Но  специалисты   по  преступлениям  уже  трудятся  вовсю,  переваривая
обильную информацию, предоставленную второй  главой. Давайте же вслушаемся в
их дискуссию.
     По правде говоря, никто не произносит ни слова, поскольку Шерлок Холмс,
переговорив с председателем, решительно покидает  президиум и занимает место
в зале. Но  почему? Словно заметив наше удивление, доктор  Уилмот объявляет,
что знаменитый  сыщик сделает  заявление чуть  позже.  Место Холмса занимает
Порфирий  Петрович,  пристав  следственных  дел  из  Санкт-Петербурга, столь
блистательно зарекомендовавший себя в деле Раскольникова.
     С задних рядов кресел раздается хриплый голос Жабы:
     --  Так  что вы  скажете о  великой  тайне  Джаспера?  Не будете  же вы
утверждать, будто думаете, как все те простаки, что очертя  голову бросились
по  ложному следу? -- Жаба сразу же переходит в наступление. --  Да, Джаспер
обезумел от ревности и решает избавиться  от своего племянника,  ну и  что с
того? Да за такую, с позволения сказать, тайну я не дал бы даже того жалкого
гроша, который стоил этот журнальчик!
     -- Здесь указано, шиллинг, синьор, -- назидательно вставляет Лоредана.
     Пристав  улыбается ей сквозь облако  сигаретного  дыма,  но  голос его,
когда он обращается к Жабе, полон искреннего сожаления.
     -- Нет-нет, любезный. Боюсь, я вынужден не согласиться с вами.  Диккенс
создавал  произведения, рассчитанные на  широкую публику, но  это  ни в коем
случае не означает, что он позволял себе писать небрежно или плоско. Следует
также  упомянуть  о том,  что  Достоевский  относился к  нему с восхищением,
граничившим  с обожествлением. В  самом  деле,  во  многих  его  работах,  и
особенно в "Униженных и оскорбленных" -- доктор Уилмот поправит меня, если я
ошибаюсь, -- мы можем обнаружить явное влияние Диккенса.
     Доктор  Уилмот его не поправляет, и  Порфирий Петрович, извинившись  за
отступление, продолжает:
     -- Короче  говоря, я  утверждаю, что Джаспер -- это отнюдь не заурядный
лицемер,  скрывающий под доброжелательной улыбкой  презрительную усмешку, не
дешевый  злодей из  романов  с  продолжением (история Раскольникова, кстати,
также  впервые   публиковалась   отдельными  выпусками  в  журнале  "Русский
язык").[19]  Джаспер  --  человек сложный, страдающий.  Его  привязанность к
Друду  искренна  и  естественна,  в его  отношении  к племяннику  нет ничего
фальшивого. Его совесть отчаянно восстает против...

     [19] Ошибка авторов: роман "Преступление и наказание" впервые напечатан
в журнале "Русский вестник" за 1886 г.

     Мы  не сомневаемся, дорогой  читатель, что никому  не  придет  в голову
прервать  эту  искусную  защиту  Джаспера  (имеется  в   виду  Джаспер   как
литературный персонаж, а не как обвиняемый, поскольку его предполагаемая или
доказанная  вина  пока  не  рассматривается). Но отвлечемся  на  мгновение и
рассмотрим два подхода к роману, которые уже  начали оформляться  в процессе
заседания,  хотя до  убийства  Эдвина  Друда еще далеко (если  он вообще был
убит).
     Представителей   первого  подхода   можно   отнести  к  школе  Порфирия
Петровича, а потому назовем их порфирианами. Они считают, что ТЭД не столько
детектив, сколько психологический триллер. Или даже психиатрический триллер,
если принять во внимание особую роль опиума в романе.
     Представителей  второго  подхода мы отнесем  к школе незабвенной  Агаты
Кристи и присвоим им славное имя агатистов. Агатисты настаивают, что роман с
самого  начала  представляет  собой чисто  детективную  историю,  а  значит,
предполагает неожиданную развязку.
     Обрывки фраз,  доносящиеся  до  нас  с  разных  концов  конференц-зала,
однозначно свидетельствуют: борьба двух лагерей уже началась.
     -- ...натура убийцы. И, с моей точки зрения, именно это автор...
     -- ...ничего против психологии не имею, но только при условии, что...
     -- ...должен быть кто-то другой, поскольку в подлинном детективе первый
подозреваемый никогда...
     --  ...если  только  он  сам  не   сфабриковал  свидетельства,  которые
указывают  на его вину  и которые  впоследствии  должны на поверку оказаться
ложными...
     -- Но это же Диккенс, а не какой-то там посредственный писака!
     -- Не будем  переходить на личности. Мы  прекрасно  знаем,  что Диккенс
есть Диккенс, но он тоже...
     Жаркие  споры продолжаются до тех пор,  пока председатель многократными
призывами  не добивается относительного  порядка.  Лоредана берет  мел и под
диктовку Дюпена выводит на доске:

     БЕЗЫМЯННЫЙ КУРИЛЬЩИК ОПИУМА.
     СОДЕРЖАТЕЛЬНИЦА ПРИТОНА.
     ДВА ДРУГИХ ПОСЕТИТЕЛЯ ПРИТОНА.
     КИТАЕЦ (содержатель другого притона).
     МИСТЕР ТОП (жезлоносец).
     ХОРИСТЫ.
     НАСТОЯТЕЛЬ.
     ЖЕНА НАСТОЯТЕЛЯ.
     ДОЧЬ НАСТОЯТЕЛЯ, девица.
     ПРЕПОДОБНЫЙ КРИСПАРКЛ.
     ДЖОН  ДЖАСПЕР (регент и дядя Эдвина Друда.  Возможно, то же самое лицо,
что и курильщик опиума, а может быть, также и "беззаконник" из книги пророка
Иезекииля).
     КИСКА  (пансионерка,  невеста Эдвина  Друда,  пока  мы  видели  лишь ее
портрет).
     ЭДВИН ДРУД (племянник Джаспера, инженер и жених Киски).
     МИССИС ТОП  (жена жезлоносца,  время  от  времени  прибирается  в  доме
Джаспера).

     -- Прекрасно,  -- благодарит Дюпен. --  Теперь  у нас есть  список всех
персонажей двух первых глав. Или, если хотите, список подозреваемых.
     -- Подозреваемых, подозреваемых, -- дружно поддакивают агатисты.
     --  Нет, персонажей, -- протестует  Порфирий Петрович, который убежден,
что подозрения в  отношении девушки или,  еще хуже, в отношении настоятеля и
его дочери повредят серьезности дискуссии.
     Председатель   предоставляет   слово    суперинтенданту    Бэттлу    из
Скотленд-Ярда[20]. Этот джентльмен, несмотря на довольно близкие отношения с
Эркюлем Пуаро,  никогда не относил себя к какой-либо школе. Это бесстрастный
и уверенный  в себе человек, для которого существует только один критерий --
результат.

     [20] Персонаж нескольких произведений Агаты Кристи.

     --  Я  помню, -- флегматично  произносит  он, -- как много  лет назад я
беседовал с одним инспектором по поводу дела Уэйнфлейта...
     -- Дело Уэйнфлейта, parfaitment[21], -- согласно кивает Пуаро.

     [21] Возможно (фр.).

     -- ...и в качестве  примера я привел список  лиц, которые  не попали  в
число   подозреваемых,  но   которые   в   итоге  и   оказались   настоящими
преступниками.  Юная   школьница,   весьма  добродетельная   старая  дева  и
высокопоставленный сановник англиканской церкви.
     -- Вы полагаете, это относится и к нашим персонажам?
     -- Нет-нет. Я лишь констатирую факт, что  преступником может  оказаться
кто угодно.
     Все   волей-неволей   вынуждены   принять   это   весьма   убедительное
соображение.  Редактора  "Диккенсианы", которому до мельчайших  подробностей
известно все, что написано о деле Друда, просят подойти к доске.
     --  Теоретически,  -- говорит Мегрэ,  передавая  ему  мел,  --  все эти
добропорядочные лица могут  оказаться под подозрением, но,  чтобы  упростить
дело, не  могли бы  вы вычеркнуть тех, кто не вызвал подозрения ни у кого из
наших предшественников?
     Уилмот  вычеркнул настоятеля с женой и  дочерью.  Он также  вычеркивает
преподобного  Криспаркла,  "двух  других  посетителей  притона"   и,   после
некоторого раздумья, Друда. На этом почтенный доктор останавливается.
     --  Разумеется, --  говорит он, --  не  следует забывать, что различные
попытки "реконструкции" нельзя считать равноценными. Многие из них даже...
     -- Разумеется, -- поддакивают слушатели.
     -- Таким образом, осталось исключить лишь курильщика опиума, поскольку,
как я  уже упоминал, никто никогда не сомневался, что Джаспер и курильщик --
это одно и то же лицо.
     -- И все же вы его не исключили,  --  бормочет Мегрэ, разглядывая  свою
трубку. -- Почему?
     -- Ох,  --  вздыхает  Уилмот, -- вы  ставите меня  в трудное положение,
инспектор.

     Всякий читатель, который  пожелает представить, как доктор Уилмот сидит
в кабинете Мегрэ лицом к лицу  с хозяином, а  инспектор Люка и малыш  Жанвье
забрасывают  беднягу  градом  безжалостных вопросов,  безусловно,  волен это
сделать. Но не ждите, что почтенного  профессора можно запугать и  заставить
проговориться.  Доктор  Уилмот по-прежнему  сдержан, даже  уклончив.  Он  не
отказывается  сообщить   информацию  о   предыдущих   исследованиях  или  об
обнаруженных  уликах.  Но,  настаивает  доктор  Уилмот,  будет  разумнее  не
касаться некоторых слишком дерзких теорий, дабы не "влиять на нормальный ход
расследования". Это, утверждает он, "в интересах правосудия, если можно  так
выразиться".
     В  итоге  единственное,  что  умудряется вытянуть  из  мистера  Уилмота
персонал  с  набережной Орфевр, так  это  предложение "обратить внимание" на
внезапные превращения Джаспера: сейчас он нормален,  а в следующее мгновение
совершенно безумен  --  возможно,  это действие опиума,  который он,  по его
собственному утверждению, принимает в качестве лекарства. Друд даже  говорит
Джасперу: "...у тебя глаза вдруг стали какие-то мутные..."
     Мегрэ что-то помечает в своем блокноте. Но в этом  разговоре Джаспера с
Друдом его  поражают не  столько превращения  дядюшки, сколько  доверчивость
племянника.  Неужели  юноша  и  впрямь  воспринял  почти неприкрытую  угрозу
Джаспера как признак любви  и привязанности? Разве он не  замечает зловещего
смысла в довольно странном приглашении "прогуляться по кладбищу"?
     Мистер Уилмот разводит руками.
     -- Нельзя  отрицать, что интеллектуальный  уровень  Друда, по-видимому,
гораздо  ниже среднего. Однако, -- добавляет  он и чинно кивает Лоредане, --
прежде  чем продолжить обсуждение  этого вопроса,  давайте послушаем  третью
главу.





     Если  бы  вместо  сыщиков  в этом  зале сидели литературные  критики  и
филологи  (которым,  к  слову,  совсем  не   помешали  бы  внимательность  и
настойчивость частных детективов),  то  читателю  после  прочтения  подобной
главы  не  удалось  бы избежать  научной  лекции, посвященной сравнительному
анализу творчества Диккенса и Алессандро Мандзони.
     Но, к счастью  или  к несчастью,  в зале  собрались детективы, и только
полковник карабинеров  в порыве патриотизма вспоминает  великого миланца:  в
конце концов, разве Эдвин и Роза не promessi sposi -- обрученные? И разве не
слышны  в  стенах  древнего  монастыря отголоски Монцы[22]?  Особенно, когда
автор  взывает к  теням непокорных монахинь, замурованных заживо за то,  что
следовали... гм, природным инстинктам...

     [22]  В   знаменитой  главе  своего   романа  "Обрученные"   А.Мандзони
(1785--1873) пересказывает  историю  монахини  из Монцы,  жившей  в XVII  в.
Соблазненная одним негодяем, она, чтобы скрыть свой грех, стала соучастницей
убийства.

     Всякий  представитель карабинеров, особенно если он дослужился  до чина
полковника,  заслуживает  всяческого  уважения,  и  доктор  Уилмот  бормочет
соответствующие  слова  благодарности за столь интересное замечание.  Но при
описании мрачной и удушливой атмосферы монастыря антиклерикал Диккенс скорее
черпал вдохновение  у Дидро  и  Вольтера, чем  у  набожного Мандзони. А  что
касается promessi sposi,  то  ситуация Эдди и  Розового Бутончика  несколько
отличается (если не сказать противоположна) от ситуации Ренцо и Лючии.
     С  другой  стороны, нам известно, добавляет редактор "Диккенсианы", что
именно в этом состоял первоначальный  замысел романа. Давайте  отправимся  в
апрель  1869  года.  Изнуренный  лекционным  турне  по  Америке,  Диккенс по
настоянию  врача удалился в свой прекрасный загородный дом в  Гэдсхилле  и в
данную  минуту  сидит у  окна  кабинета,  откуда  открывается вид  на  собор
Рочестера-Клойстергэма. Близкие писателя  всерьез озабочены  состоянием  его
кровообращения. Но  Диккенс не  поддается  на  их  уговоры  и не соглашается
оставить  работу над  романом. За последние  четыре года он  не  написал  ни
строчки; возможно, его одолевает  профессиональная зависть к Уилки Коллинзу,
дружба с которым дала трещину  после сенсационного  успеха "Лунного  камня",
настоящего бестселлера 1868 года.
     И вот  в сельской глуши Кента Диккенс начинает искать сюжет  для нового
романа. Сначала ему на ум приходит  история о двух молодых людях, которые не
только любят друг друга (или верят,  что любят), но и согласно желанию своих
почивших  родителей  должны  пожениться  после  достижения  совершеннолетия.
Оригинальность сюжета состоит в том, что препятствием для любви и счастливой
развязки  является как  раз предопределенность  последней.  Через  несколько
недель Диккенс коренным образом перерабатывает сюжет,  но при этом сохраняет
влюбленную парочку.
     Мы избавим  читателя от  скабрезных  замечаний, которыми Филип Марлоу и
Лью  Арчер  обмениваются  по  поводу  юных  героев  романа.  "Крутые  парни"
пребывают в раздраженном  состоянии  духа, вызванном длительным воздержанием
от алкоголя,  и  теперь  их  головы  целиком  заняты  мыслями  о предстоящем
"торжественном  открытии" и неких горячительных напитках,  которые,  как  от
души надеются бедняги, потекут там рекой.
     Но  остальные  мастера  сыскного  дела  разглядели  за  сентиментальной
перебранкой и  милыми  улыбками  немало  значительных деталей.  Эркюль Пуаро
по-прежнему молчит, но всем  очевидно  --  то,  над  чем размышляет  великий
бельгиец,  может  оказаться  очень  и очень  важным. Гэдсхилл... Гэдсхилл...
Пуаро снова и снова  повторяет  про  себя это слово. Где же  он  слышал его?
Подобно  большинству  англизированных иностранцев,  он послушно  изучил  все
произведения  великого  барда, включая  сонеты, и  вот  теперь  его  усердие
вознаграждено.  Ну,  конечно,  "Генрих  IV",  часть первая!  Та  сцена,  где
Фальстаф  получает заслуженную взбучку  от  двух "мерзавцев  в  плащах"[23].
Упомянутые мерзавцы в героически-эпическом  изложении Фальстафа превращаются
сначала в четырех мерзавцев, потом  в семерых мерзавцев, потом в одиннадцать
мерзавцев... С тех пор  выражение "мерзавцы в плащах" становится поговоркой,
означающей "воображаемые мерзавцы".

     [23] Шекспир, "Генрих  IV", часть I, акт II, сцена  II. В  начале сцены
имеется ремарка: "Большая дорога у Гэдских холмов" (пер. Б.Пастернака).

     В голове Пуаро что-то щелкает, и с темного дна бельгийского подсознания
медленно всплывает червячок догадки -- пока еще смутная идея  о некоей связи
между  этими  мифическими противниками  и  "опаленными  солнцем  бродягами",
которые всегда убыстряют  свой шаг, когда  проходят  через Клойстергэм.  Что
это, живописный  штришок,  призванный  подчеркнуть заштатность городка?  Или
упомянутая  мелкая  деталь  означает,  что  обвиняемый   --  если,  конечно,
преступление  вообще   имело  место,  --   пытается  заманить  неискушенного
следователя  в ловушку, убедить его,  что  злодейство --  дело рук  заезжего
негодяя.
     Тем  временем  Порфирий   Петрович  пробирается  узкими   тропками   по
запутанному лабиринту человеческой психологии. Прислушаемся же к тому, о чем
толкуют знаменитые сыщики.

     ПОРФИРИЙ  ПЕТРОВИЧ, с  жаром. Да, еще  два  детских характера, еще  две
невинные  души!  Но  невинные  лишь  до определенной степени. Эдвин  открыто
признает: он "мало что знает, кроме своего инженерного дела" и, как типичный
представитель своего возраста, не в состоянии понять  капризов и  настроений
юной  девушки. Но  в романе имеется также немало указаний на то, что Роза не
просто взбалмошная девица.  Когда  она  слышит доносящееся  из  собора пение
Джаспера, ее охватывает непритворный страх, и Роза просит  Эдвина увести  ее
как можно скорее.  А вот и другая  сцена: вспоминая о бале и  своей подруге,
переодетой молодым человеком, Роза  буквально  впадает в экстаз. Думаю, я не
возьму  на себя  слишком большую смелость, если  стану утверждать, что такое
поведение является  не  чем  иным,  как  эротическим  беспокойством, хотя  и
неосознанным. Это очень характерно для девушки ее возраста.
     ПАТЕР БРАУН, вздыхая. Секс, секс, секс... Бедный Диккенс.
     АРЧЕР,  сквозь  зубы.  Да  будет  вам!  Несмотря  на  всю викторианскую
добропорядочность  своих  романов, сам Диккенс отнюдь не был  святошей.  Это
ведь он упросил старого повесу Уилки Коллинза показать ему изнанку парижской
жизни; он завел тайную интрижку с актрисой  Эллен Лолес Тернан, которая была
на  тридцать лет моложе.  Возможно  даже,  что ваш  хваленый Диккенс  крутил
шуры-муры со свояченицей.
     ПАТЕР БРАУН, сухо. Гнусная клевета.
     МИСТЕР УИЛМОТ, примирительно. Что ж, вряд ли такой полнокровный, щедрый
и  энергичный  человек  не был  лично  знаком с  определенными...  сторонами
жизни...
     НИРО ВУЛФ, нетерпеливым  жестом прерывает дискуссию. Господа,  господа,
мы  упускаем  из  виду  основную деталь  данной  главы.  Мы  забыли  о  мисс
Твинклтон! Писатель  такого класса, как Диккенс, разумеется, знал: для  того
чтобы сюжетный ход не выглядел  надуманным, нужно использовать его загодя, в
несколько ином контексте. Как только мы узнаем, что мисс Твинклтон, типичный
комический персонаж, живет двойной жизнью, нам тут же следует насторожиться.
Автор  открытым  текстом  сообщает,  что существуют  две мисс Твинклтон, две
совершенно различные личности, каждая из  которых ничего не ведает о другой.
А в качестве наглядного  примера он  приводит самого  себя: "Так,  например,
если  я спрятал  часы,  когда был пьян, в трезвом  виде  я не знаю, где  они
спрятаны,  и узнаю, только  когда опять напьюсь".  Это  классический  случай
раздвоения личности, и если Диккенс приводит его  в самом начале романах, да
еще в достаточно легкомысленном контексте, то у меня почти нет сомнений, что
рано или поздно мы встретимся с ним  вновь уже  в драматическом контексте, и
возможно даже, что подобное раздвоение станет сутью развязки.
     ЖАБА, чрезвычайно хриплым голосом и с видом человека, всецело отдающего
себе отчет в том, что он говорит. Так, значит, это всего лишь плагиат?!

     Мы не можем  пройти мимо этих слов, читатель. В детективных кругах Жаба
имеет определенный авторитет, но даже  Жабе не позволено голословно обвинять
в плагиате одного из  наиболее плодовитых и изобретательных романистов  всех
времен. Слова  осуждения  изливаются на Жабу бурным потоком,  и совершившему
святотатство  предлагается  немедленно  покинуть  помещение.   Громче  всех,
естественно, возмущаются те,  кто меньше  всех  заинтересован  в результатах
конференции, кто, каким-то непостижимым образом раздобыв приглашение, пришел
сюда, дабы скоротать унылый, дождливый вечерок.
     Когда престарелый юрист, учитель начальных  классов  и молодой активист
какого-то  там движения постепенно переходят на крик, у  читателя  наверняка
возникает уверенность, что сейчас здесь будет сущий бедлам. Напрасно  доктор
Уилмот  пытается напомнить спорщикам,  что на  этой  конференции обсуждается
совершенно  конкретный роман; напрасно он повторяет до хрипоты,  что плагиат
д'Аннунцио[24], викторианское лицемерие, ранние этапы промышленной революции
и знак зодиака Диккенса вряд ли могут служить вескими аргументами.

     [24]  Габриэле  д'Аннунцио  (1863--1938)  --  итальянский  писатель   и
политический деятель. Плагиат -- (?)

     Уилмота спасает находчивая Лоредана, которая, набрав в легкие  побольше
воздуха, командирским  рыком напоминает  собравшимся, что время идет.  И эта
истина  мгновенно охлаждает  дискуссионный пыл.  Действительно, до  открытия
осталось всего полчаса. Разумеется,  для  паники нет  никаких  причин.  Если
участникам  конференции придет  в  голову отправиться  в  свои  номера, дабы
освежиться  перед торжественным открытием, то они  обязательно обнаружат там
странные  свитки, перевязанные желтой шелковой лентой. Это  текст  последних
двух  глав  первого  апрельского  выпуска  ТЭД.   Еще  один  пример  усердия
организаторов:  копии выполнены  на  рисовой бумаге  ручной  работы,  каждая
страница  пронумерована  и  содержит  факсимильную  подпись автора.  Так что
вечером  каждый  сможет  прочесть  четвертую  и пятую  главы и  как  следует
обдумать их  содержание, а  быть может, даже и  обсудить. Если,  конечно, не
предпочтет провести оставшиеся вечерние часы в обществе турецко-бразильского
оркестра, который будет услаждать слух специалистов на террасе гостиницы.
     Воодушевленные  Арчер и Марлоу энергично вскакивают на  ноги, несколько
задумчиво проводят ладонями по колючим подбородкам. После недолгих колебаний
они  единодушно  решают-таки  не  утруждать  себя  бритьем  и  бодрой  рысью
отправляются на поиски зала,  где  должно  состояться открытие. Точнее, этих
достойных джентльменов  интересует другой, соседний зал. По опыту предыдущих
конференций  они  знают, что  там обязательно обнаружатся  надутые  бармены,
позвякивающие стаканы и булькающие бутылки.
     Остальные участники расходятся по своим номерам. Все начисто  забыли  о
Шерлоке  Холмсе  и  его  так  и  несделанном заявлении.  Посидев  немного  в
опустевшем зале, мистер Холмс обиженно пожимает плечами и отправляется вслед
за своими коллегами.

     Торжественное открытие  конференции представляет собой триумф истинного
совершенства.  По меньшей  мере дюжина телекамер фиксируют все до мельчайших
подробностей, около  тридцати  фотографов снимают  и  так  и этак. Тут и там
прохаживаются   некие  фигуры   весьма   официального   вида,  облаченные  в
чрезвычайно консервативные  костюмы.  Имеются тут и  дамы, вооруженные  всем
необходимым от  толстого слоя некоей бело-розовой субстанции на лице до лака
неописуемых оттенков на ногтях и от  умопомрачительных  причесок до не менее
умопомрачительных  каблуков.  Сквозь  сверкание  своих  драгоценностей  дамы
кидают друг на друга взгляды,  характерные  для оценщиков и представительниц
высшего света.
     Единственное, что явно не соответствует уровню  конференции, -- так это
наши репортерские  способности.  К  примеру, как  найти верные  слова,  дабы
отдать должное приветственной речи, которую оглашает  заместитель мэра  (сам
мэр так и не прибыл)? Заместитель отличается от своего  шефа  лишь несколько
более игривой формой носа да  пристрастием к противоположному  политическому
лагерю.  Приветственная  речь исполнена многочисленных  и весьма велеречивых
реверансов в  сторону уважаемых спонсоров, сияющих  одинаковыми  улыбками  в
первых рядах; изобилует цитатами из классиков и  призывами  к международному
сотрудничеству, миру во всем мире и всеобщему братству.
     За пышным словоизлиянием заместителя мэра следуют не  менее  яркие речи
ораторов,  каждый  из  которых  спешит  представить  свой  репертуар  цитат,
примеров, метафор и теорий.  Платон и Данте, Перикл и Возрождение, Лейбниц и
энциклопедисты слились в  едином хоре, славящем спонсоров,  Италию  и  самих
ораторов. Для пущей  убедительности на  помощь призваны  физика, астрономия,
геометрия,  экология,  супружество, ЮНЕСКО,  Интерпол,  капля  воды и  дикая
роза[25].

     [25] Капля воды и дикая роза -- (?)

     Ораторы  в своей напыщенности  достигают  вершин  совершенства, достичь
которых простым смертным не суждено. Но зачем нам с вами, любезный читатель,
слушать  даже  самые  совершенные из совершенных речей, если к нашим услугам
сатирический гений Диккенса, предлагающий  саму квинтэссенцию напыщенности в
лице  несравненного  мистера   Сапси?  Почему  бы  нам,  подобно  участникам
конференции, не  приняться за  чтение последних двух  глав первого  выпуска?
Итак, приступим.






     Последнего оратора  встречают  особенно  бурными  аплодисментами, почти
овацией. На мгновение участникам конференции кажется, что они хлопают самому
Чарлзу Диккенсу, ведь, в конце концов, именно  такой прием встречал великого
писателя, когда  тот  разъезжал с гастролями,  читая со  сцен провинциальных
театров страницы своих романов, что, кстати, приносило ему приличный доход.
     Но к концу  подошла  только  сама церемония открытия конференции,  и на
сцену выдвинулись истинное веселье и непосредственность. Ни один из тех, кто
направляется сейчас к столу с закусками, не утруждал себя  платой за входной
билет.  Стоит ли  нам с вами, читатель, задерживаться в этой толпе,  которая
хищно обступает длинный стол,  уставленный всевозможными яствами, и начинает
битву за самые  лакомые  кусочки? Наверное,  нет.  Читателю  хорошо  знакомы
подобные сцены:  жадные руки, снующие между тарелками и  ртами; локти, так и
норовящие   заехать  в  бок  соседу;  размазанный  по  скатерти  соус,  лужи
всевозможных  напитков.  Не  лучше  ли  плавно   перенестись  во  времени  и
пространстве  и  обнаружить  участников (за исключением парочки  сыщиков)  в
спокойной боковой комнате.
     Битва за лакомства позади,  и теперь знаменитые специалисты с некоторым
удивлением изучают тарелки с трофеями, добытыми в нелегкой битве за шведский
стол.  Мастерам загадок предстоит справиться с кулинарной тайной, возлежащей
сейчас на их тарелках. До нас доносятся слова:
     -- Финик с креветкой? Ca alors![26]

     [26] Вот это да! (фр.).

     -- А стоит ли выяснять, что находится под этой серо-зеленой слизью?
     --  Косвенные  улики указывают на  то, что  это голубь, но начинка, вне
всякого сомнения, из манго.
     -- Салями, посыпанная карамелью?
     -- Цель вполне похвальна,  -- замечает доктор Уилмот, отделяя банановый
блинчик  от  квашеной капусты,  -- представить  кулинарное искусство во всей
полноте. Чего тут только не найдешь! -- И он обреченно вздыхает.
     --  Кулинария,  --  назидательно  заявляет  Ниро  Вулф,  который  решил
избежать сюрпризов, ограничившись пучком свежего сельдерея,  -- это вовсе не
беспорядочное сочетание имеющихся  продуктов.  Искусство  приготовления пищи
заключается  в  точном  расчете  и  тщательном  обдумывании,  так же  как  и
искусство   романиста.  Возьмем  Диккенса.  Посмотрите,  как  он  использует
Джованни  Батисту  Бельцони,  итальянского   археолога,  который   едва   не
задохнулся во второй пирамиде в Гизе[27]. У Диккенса его имя упоминает  Роза
в третьей  главе, туманно намекая на приключившуюся с  ним неприятность. Так
писатель  готовит  почву  для  Дердлса,  который  по-своему, в  комическом и
исключительно английском контексте,  тоже  археолог  и использует те же, так
сказать,  эхографические  методы. Это,  в  свою  очередь,  определяет  образ
действий  убийцы, а  если заглянуть вперед, то и место  обнаружения  жертвы.
Столь  тонкое, почти изощренное введение деталей сродни высокому кулинарному
искусству.

     [27] Джованни  Батиста Бельцони (1778--1823) -- египтолог (см. прим.  к
тексту ТЭД). Гиза -- ныне пригород Каира. В Гизе  находятся пирамиды Хеопса,
Хедугена и Минерина.

     ДЮПЕН. А что вы скажете о ключах? Сама идея распознавания нужного ключа
по  позвякиванию в связке поразила меня  своей  изысканностью. Чего,  боюсь,
нельзя сказать об этой свиной ножке под шоколадом.
     ЖАБА. И вы называете  это искусными деталями?  Похоронить Джаспера  под
грудой  очевидных  улик? Воспользовавшись  совершенно надуманным  предлогом,
связанным с глупейшей надписью на камне, автор вводит Джаспера в дом мистера
Сапси. Так  Джаспер встречается  с Дердлсом и узнает,  каким  ключом следует
открыть склеп, где он намеревается спрятать  труп!  А  затем  происходит еще
одна "случайная" встреча с Дердлсом, и как раз у кладбищенской ограды.
     УИЛМОТ, выковыривая кусочки акульего плавника, к его немалому изумлению
обнаружившиеся в  сливовом  пироге.  Должен  заметить,  последнее совпадение
произошло  не  в  результате небрежности или  невнимательности,  в чем порой
упрекают Диккенса. Это вынужденный  шаг автора, обусловленный тем, что роман
печатался  выпусками.  Диккенс  собирался закончить первый выпуск  четвертой
главой и  уже написал  значительную часть  следующего, в том числе и восьмую
главу, в которой и происходит ночная встреча Джаспера с Дердлсом. Но в самый
последний  момент  издатель  решил, что  выпуск  получился слишком коротким:
двадцать шесть страниц вместо обычных  тридцати  двух.  И Диккенсу  пришлось
переделывать восьмую главу в пятую и включать ее в первый выпуск.
     ВУЛФ. Снова  высокое  кулинарное искусство!  Приготовить  из  имеющихся
продуктов  нечто новое, когда  непредвиденные  обстоятельства  не  позволяют
выполнить задуманное, -- дар, присущий только величайшим поварам. Потому что
помимо прискорбного "совпадения"  здесь имеется еще одна  нестыковка: мистер
Сапси проживает на Главной улице напротив Женской Обители, так что  Джасперу
нет необходимости по пути домой проходить мимо кладбища...

     Этот  образчик  сыщицкой   дотошности  приветствуется  глухим  мычанием
набитых ртов.

     ВУЛФ,  продолжая. ...и все  же  я считаю, что  в  таком виде апрельский
выпуск стал намного  лучше. Характер Дердлса  обрел законченный  вид,  и  мы
познакомились с уличным  оборванцем по имени Депутат. Есть в  этом мальчишке
что-то  очень  лондонское, он  как-то не вписывается в  мрачный  захолустный
пейзаж с древним собором в центре. Но в то же время Депутат появляется очень
вовремя,  как бы компенсируя провинциальную  респектабельность Клойстергэма.
Тем самым Диккенс демонстрирует нам, что в этом  спокойном  городке  имеются
если  не преступные элементы, то,  во всяком случае,  те, кто  не собирается
оставаться в рамках каких-то там правил.
     ЖАБА. Но это не мешает  автору громоздить  новые улики против Джаспера!
Действительно, этот подозрительный дядюшка набивается в помощники к Дердлсу,
чтобы  побольше  разузнать  о  склепах  и  могилах. А  по  возвращении домой
одаривает спящего  племянника пристальным взглядом, после  чего "отдается во
власть  призраков", которыми  населяет глухую полночь содержимое его трубки.
Всем ясно, что это призраки грядущего преступления! Нет, это слишком просто,
слишком... очевидно.
     ХОЛМС, который нашел <совершенный обед> совершенно несъедобным и теперь
усмиряет бунтующее пищеварение стаканом  минеральной  воды,  вздрагивает при
слове  "призраки".  Он  машинально  отпивает  воды и,  несколько  побледнев,
обращается  к Жабе. Слишком  очевидно, говорите? Вы полагаете, что это  дело
слишком простое, слишком элементарное? Да... так кажется на первый взгляд...
И все же  Конан  Дойл,  человек,  на  которого  я длительное  время работал,
придерживался  иного мнения.  И  в  1927 году он, будучи твердым сторонником
спиритизма (как  вы, наверное,  знаете,  мой создатель являлся председателем
Британского общества спиритических исследований), решил посвятить себя  делу
Друда и расспросить дух Чарлза Диккенса.
     ПУАРО. Вы хотите сказать, что он прямо спросил у Диккенса, кто убийца?
     ХОЛМС. Да.  Он вызвал дух  Боза --  так  подписывался  Диккенс в период
своей журналистской деятельности.
     ПУАРО. И что сказал Боз? Он хотя бы явился?
     ХОЛМС. Да, дружище. Он явился. И ответил.
     ВСЕ, хором. Что?!

     Но тут  от дверей доносится не то мычание, не то смех. Все оглядываются
и видят несравненную Лоредану.
     -- Так вот вы  где! -- говорит  она громче,  чем обычно,  и  заливается
безудержным хохотом. На ногах красавица стоит не совсем твердо.

     ХОЛМС, выпаливает  скороговоркой, явно  опасаясь, что  про  него  опять
забудут.  Боз сказал, что в тайне Эдвина  Друда сокрыто нечто, о  чем ему не
хотелось бы  говорить. И во  время сеанса меня  не покидало,  да и сейчас не
покидает, чувство, что лучше оставить это дело в покое.
     ПУАРО. Во всяком случае, если мы и вернемся к нему, то не сегодня.

     Затем  все выходят на террасу, где достойная Лоредана все это время без
устали поглощала самые  разные  напитки и  танцевала под турецко-бразильские
ритмы в компании Арчера и Марлоу.






     Всякий, кто  провел шесть часов в аэропорту  в ожидании отправки  рейса
AZ-437  на  Франкфурт,  знает,  что  отсрочками  "по  техническим  причинам"
возмущаться  бесполезно.  При  этом оные причины  по  самой своей природе не
могут,  а точнее,  не  должны  раскрываться  пассажирам,  поскольку подобная
информация  для последних  не только бесполезна,  но и вредна. Да и потом, к
услугам  пассажиров в аэропорту  полно  киосков  (хотя и открытых  далеко не
всегда),  благодаря которым можно скоротать несколько  часов  за книгой  или
журналом. Если пассажиру повезет, он даже наткнется на что-нибудь не слишком
гнетущее.
     И вот перед нами лежит второй выпуск "Тайны Эдвина Друда", датированный
маем 1870  года.  Но  на  прилавках выпуск  появился уже тридцатого  апреля.
Прекрасная возможность  забыться и  прочесть  пару  глав.  Хотя  мы  с вами,
дорогой  читатель, ждем не  объявления посадки на  самолет,  а возобновления
заседаний в зале Диккенса, отложенных по техническим причинам. Что, впрочем,
одно и то же.






     Грозное  предостережение  в  конце  седьмой  главы   приводит   нас   в
недоумение. Похоже, странные отблески в глазах Елены  Ландлес спровоцированы
кем-то конкретным, и этот кто-то должен поберечься. Но кто он? Логика просто
вопиет,  что это Джаспер.  Но нас  ни  на секунду  не покидает ощущение, что
осторожность следует проявить читателю, что именно ему следует поберечься.
     Автор сообщает нам, что  лицо,  которому адресованы эти отблески, может
оказаться кем угодно,  но в том, как он это преподносит,  чувствуется весьма
ироничная усмешка, словно сам автор в эту самую пресловутую логику нисколько
не верит.
     Он словно говорит с широкой улыбкой завзятого игрока:
     -- Ну, разумеется, это Джаспер! Кто же еще?
     -- Друд, -- отвечаем мы, не веря ни единому слову. Но с  равным успехом
мы могли бы назвать любое другое имя.
     В ожидании возобновления конференции давайте еще  раз  взглянем на всех
персонажей. Кого из них мы можем вычеркнуть из списка подозреваемых?
     К середине второго выпуска Джек Джаспер  становится подозреваемым номер
один. Если раньше подозрения были весьма  основательны, то сейчас они просто
подавляют.  С  каждой  страницей  поведение  Джаспера становится  все  более
зловещим.  Преподобного Криспаркла, напротив, можно смело исключить, и вовсе
не потому, что  до сих  пор каноник вел себя как невинный агнец. (Если на то
пошло,  Елена  тоже   не   бросается  на  людей.)  В  отличие  от  всеобщего
благодетеля-филантропа  Сластигроха  Криспаркл  --  воплощение  терпимости и
доброжелательности. Немыслимо, чтобы такой человек оказался убийцей!  По той
же причине нам  следует  снять  всякие  подозрения с мистера  Грюджиуса, еще
одного  замечательного  диккенсовского  персонажа.   И  если  отказаться  от
разгадок парадоксального или пародийного  характера, то  нужно  исключить  и
комические персонажи: Дердлса, мистера и миссис Топ, мисс Твинклтон, а также
такие карикатурные  фигуры,  как  настоятель и  мистер  Сапси. А Сластигрох,
каким  бы  отвратительным он ни казался,  слишком гротескный  субъект, чтобы
заподозрить  его  в  чем-то  большем,  чем   обман  подопечных  и  банальное
мошенничество.  В  результате  выходит,  что,  кроме  Розы  (предоставим  ее
суперинтенданту Бэттлу), конкуренцию  Джасперу могут составить только брат и
сестра Ландлесы.
     Но  немногочисленные  факты,  способные  бросить тень на близнецов,  не
выдерживают серьезной  критики,  тогда  как  свидетельства  против  Джаспера
весомы  и  подробно  описаны.  Какое значение могут  иметь  такие надуманные
"свидетельства",  как  восточное  происхождение,  "дикость"  Ландлесов   или
внезапная влюбленность Невила?
     И все же  можем ли мы исключить вероятность того, что все свидетельства
против Джаспера  лишь кажущиеся,  что впоследствии они не  обернутся  ложной
приманкой? Диккенс, конечно, не читал Агату Кристи, но он был знаком с Уилки
Коллинзом и его "Лунным камнем", по словам Т.С.Элиота[28], -- "первым, самым
длинным и самым лучшим английским детективным романом".

     [28] Томас Стерн Элиот (1888--1965) -- англо-американский поэт, лауреат
Нобелевской премии 1948 г.

     Потому при изучении ТЭД мы должны проявлять  предельную осторожность  и
не  отбрасывать слишком очевидные  улики,  равно как и не пропускать детали,
которые  автор помещает  между строк  или прячет в отступлениях и  красочных
описаниях, вроде не имеющих никакого отношения к преступлению.
     Кстати об отступлениях: давайте сделаем одно из них. В загадочную сферу
гипноза и телепатии.
     В  спиритизм Диккенс  не верил,  и  в  своих  историях о привидениях не
уставал  высмеивать  столоверчение  и  тому  подобные  невинные  забавы.  Но
паранормальная психология его весьма интересовала.  Насколько  нам известно,
он сам пробовал свои силы в гипнозе. Правда, экспериментируя на своей дочери
Кейт,  Диккенс потерпел полное и безоговорочное  фиаско. И все-таки писатель
сохранил веру  в возможности гипноза. Так, он  был свято убежден, что  можно
воздействовать на человека на расстоянии. Именно поэтому Роза, натура весьма
чувствительная и восприимчивая,  боится  Джаспера,  его магнетизма. И именно
поэтому  Елена нисколько  не страшится  мрачного  регента, поскольку сама  в
избытке  обладает магнетическими  и  телепатическими  способностями. Она  не
только  признает в Джаспере "коллегу" (вспомните ее взгляд,  устремленный на
него в  тот вечер у Криспаркла, когда Джаспер тайком гипнотизирует Розу), но
и, вероятно, считает себя сильнее. Не  забывайте, что у Елены черные глаза и
смуглое лицо. И что родом она с Цейлона,
     Более того,  общение  посредством  телепатии,  судя  по всему, является
привычным для  близнецов.  Они способны понимать друг  друга  без слов,  что
сразу  замечает Криспаркл.  Позже,  во  время  занятий с Невилом, у каноника
создается впечатление, будто, "обучая одного, он обучает двоих".
     Но вернемся к  концу седьмой главы и зададимся вопросом:  где находится
Невил  во  время  разговора Елены  и Розы? Или с кем? Заглавие восьмой главы
предполагает, что ссора в этот момент уже в самом разгаре, и даже мимолетный
взгляд на  ситуацию подтверждает  эту догадку:  горячий юноша вот-вот  готов
убить  своего  обидчика в присутствии Джаспера.  И  не  только Джаспера. Его
сестра  тоже присутствует  при ссоре, пускай и незримо. Если  между братом и
сестрой существует телепатическая связь,  то все  обстоит именно так. Против
кого же в  таком  случае  направлены эти  "отблески"  в глазах  Елены? Ответ
напрашивается сам собой: против Эдвина Друда.
     Наша гипотеза, в  конце концов, не столь уж и невероятна. И будь  у нас
такая возможность, мы бы посоветовали Друду опасаться прежде всего Елены.

     Мы  снова в  зале  Диккенса, где наконец  вот-вот  начнется  заседание.
Технические причины оказываются и впрямь техническими,  и они уже устранены:
спонсоры,  устав дожидаться знаменитую чтицу и  решив сэкономить драгоценное
время, установили  новую  трансляционную  систему,  которая, воздействуя  на
подсознание,  позволяет мгновенно внедрить в  него  любой  текст. Техники  в
белых халатах как раз завершают установку аппаратуры.
     Лоредана с присущей  ей неутомимостью  объясняет,  что каждый  участник
должен  надеть  наушники  и  внимательно  прослушать трехсекундный  звуковой
сигнал (в действительности содержащий гигабайты информации),  и малоприятное
попискивание запечатлеет в сознании слушателей всю вторую часть ТЭД.
     Итак, внимание.
     "З-з-з, з-з-з" -- это шестая и седьмая главы (которые нам уже знакомы).
     "З-з-з, з-з-з" -- это восьмая и девятая.






     После  того  как  с  быстротой  молнии  произошло  внедрение  текста  в
подсознание,  в  зале  воцаряется  тишина.  Медленными,  сонными  движениями
участники конференции  один за  другим стягивают  наушники. Их  взгляды были
устремлены куда-то в  пространство, губы сжаты, лица  окаменели. Лишь доктор
Уилмот не подвергся воздействию электроники, поскольку и так знает текст ТЭД
наизусть. Он удивленно озирается, не в силах понять, почему это  его коллеги
вдруг потеряли дар речи.
     Мистер  Уилмот  являет собой  чистый  тип  ученого-филолога,  он  и  не
подозревает  о достижениях  современных технологий, не догадывается, что его
окаменевшие коллеги  в эту минуту энергично общаются между  собой, но только
мысленно.  Читателю  это  явление   наверняка  знакомо.  После  интенсивного
воздействия   на   подсознание   наблюдается  интереснейший   эффект:  между
субъектами упомянутого  воздействия устанавливается, хотя и ненадолго, некое
подобие телепатической связи.  А  в данном конкретном случае  усилить эффект
мог и сам текст, изобилующий намеками на паранормальные способности Джаспера
и близнецов.
     Правда,  у такого  способа общения  имеются и  свои  недостатки.  Мысли
собеседников так сильно путаются и переплетаются, что вскоре уже  невозможно
понять,  кому они принадлежат.  Приведем для  сведения читателя  отрывок  из
стенограммы утреннего заседания (технический персонал перевел  мысли в слова
при помощи удивительных приборов, привезенных спонсорами).

     ...мне совсем не нравится Роза, и я ничуть не удивлюсь, если... но  что
Джаспер подложил  в  вино  опиум, не производит  такого действия... с другой
стороны, Елена... с  другой стороны, Роза... время совпадает, а  это значит,
что отблески...  да перестаньте же, Диккенс не  мог рассчитывать... я выбрал
бы  скорее  Лоредану, нежели Розу или  Елену... но  он действительно верил в
телепатию, так  же как и в предчувствия... mamma mia... помните: они выходцы
с Цейлона... именно потому собаки не... ясновидение... mamma mia... теперь я
вижу все,  абсолютно все... Лоредана действительно...  из-за этого матраса я
всю ночь глаз не сомкнул... говорю  вам,  я понял все...  фальшивый бродяга,
кувшин у окна, рука,  которая... этой Лоредане мне хотелось бы...  но Цейлон
не... и все же с литературной точки зрения... убийца...  Индия -- это Индия,
сиккхи[29], таги[30] и Бог знает кто еще...  ждем британского  солдата, ждем
солдата  в Мандалай[31]...  под ее бледно-лиловым платьем... послушайте, вот
как  это произошло...  потому  что  мой брат однажды  говорил  мне...  и  он
воспользовался  этим  острым  ножом,  чтобы  отрезать   ее  локон...  чертов
паштет... возможно,  малайский  кинжал...  говорю вам, с литературной  точки
зрения... мы  могли бы  заняться  с  ней этим хоть  на кровати из  опиумного
притона...   слушайте,   избавьте  нас   от  ваших   похотливых  мечтаний...
замечательный образ Грюджиуса,  который впоследствии вдохновил Стивенсона...
давай,  крошка  брось  строить из себя недотрогу... собор в... я все вижу...
собаки, окно... собор в сумерках...

     [29] Последователи индуистской секты, превратившейся в XVI--XVII  вв. в
самостоятельную религию.
     [30] Члены религиозной секты на севере Индии, разбойники-душители.
     [31] Цитата из стихотворения Р.Киплинга "Мандалай" (пер. И.Грингольца).
Мандалай  --  столица Бирмы  в конце  XIX в. В  ходе  англо-бирманской войны
(1885--1886) ее захватили английские войска.

     Бесполезно и  пытаться  разобраться в  этом  бессвязном лепете. Обрывки
мыслей  налезают друг  на  друга,  путаются,  да еще  совершенно  непрошенно
вторгаются замечания,  которые не имеют никакого отношения к нашему делу, не
говоря уже о том,  что некоторые так просто отдают душком.  А что  прикажете
делать  с  настойчивыми упоминаниями о  каких-то собаках,  кувшине  у окна и
фальшивом бродяге, который действительно может  оказаться убийцей? Нет,  это
скорее всего  чья-то  галлюцинация, вызванная разговором  о ясновидении[32].
Сей  ясновидящий утверждает, что "видит все". И пусть каждый сам решает, что
кроется за  подобной формулировкой. Насколько нам известно,  в  Клойстергэме
нет недостатка в бродягах, но в тексте ТЭД не фигурирует ни одна собака и ни
один кувшин, тем более стоящий на подоконнике.

     [32] Скорее всего, виновата дама, чей брат служит старшим консультантом
в  Ареццо. Заметьте,  что с  той  минуты, как  она  в расстроенных  чувствах
покидает зал, реплики "ясновидящего" пропадают. Больше эту даму никто в "U &
O" не видел. (Прим. авт.)

     К   счаcтью,   при  некотором  усилии  в   стенограмме  все-таки  можно
разобраться. То  здесь,  то  там  на  фоне всяческих  помех  слышны знакомые
голоса,  позволяя нам держаться на плаву  в море гипотез и предположений. Но
(надеюсь,  читатель  нас  поймет)  мы  вынуждены  соблюдать  осторожность  в
соотнесении той или иной мысли с каким-то определенным участником дискуссии.
Поэтому приведем обобщенные варианты различных мнений.

     ПОРФИРИАНЕ. Восхищены образом Грюджиуса, который впоследствии вдохновит
Р.Л.Стивенсона на создание бессмертной фигуры мистера Аттерсона из "Странной
истории  доктора  Джекила и мистера  Хайда". Как считает  Порфирий Петрович,
талант Диккенса проявился здесь во всей своей полноте. Ниро Вулф, обладающий
безупречным  вкусом,  выражает  восторг  относительно  других  мест  романа:
описания  собора  во  время  заката  в  "двойной  перспективе";   речи  мисс
Твинклтон, обращенной к ученицам  и призванной смягчить впечатление от ссоры
между Друдом и Невилом.
     ПАТЕР  БРАУН.  Ничто  не  указывает  на  то, что  автор  исписался  или
находится в  творческом кризисе. Те,  кто полагал раньше  и полагает сейчас,
что ТЭД  -- не просто незаконченный  роман, а роман,  попавший к нам почти с
того  света,  просто не  понимают,  о  чем толкуют.  Что же  касается  Уилки
Коллинза, который  в частной  беседе утверждал, что это "последнее отчаянное
усилие  Диккенса,  мрачное  творение  измученного  сознания",  то не следует
забывать:  к  этому  времени  бывшие  друзья  находятся  по  разные  стороны
баррикад.
     АГАТИСТЫ.  Мы  обсуждаем  не  литературные  достоинства романа,  а  его
замысел.  С  этой  точки зрения  Уилки  Коллинз,  возможно,  и прав. Если  у
Диккенса всегда убийцей  оказывался первый подозреваемый, то почему эта  так
называемая тайна...

     Но здесь мнения  расходятся,  и  мы  вынуждены разделить  агатистов  на
пессимистов и оптимистов.

     АГАТИСТЫ-ПЕССИМИСТЫ.  Второй выпуск  не  оставляет  никаких сомнений  в
виновности  Джаспера.  С  появлением  близнецов  такая  развязка  становится
неизбежной.  До сих  пор у  читателя  сохранялась надежда, что  преступление
регента носит чисто  умозрительный характер,  что это  всего лишь  фантазия,
вызванная  пристрастием  к опиуму.  Но теперь такой поворот уже  невозможен.
Поскольку совершенно ясно,  что  Невил, с  Еленой  или без нее, --  персонаж
условный, введенный с одной-единственной  целью: подсунуть злодею  невинного
агнца, на которого можно отвести все подозрения.  В самом деле, с появлением
Невила  Джаспер  без промедления начинает действовать: 1) пустив в  ход свою
дьявольскую  интуицию,  сразу же  замечает неприязнь,  возникшую  между  его
племянником и Невилом;  2)  тайком последовав за молодыми  людьми и  завидев
признаки  разгорающейся ссоры,  выходит из своего укрытия,  якобы  для того,
чтобы  охладить страсти,  но, 3) выяснив,  что причиной ссоры является Роза,
дьявольски улыбается и что-то подсыпает в  вино. В  результате молодые  люди
распаляются настолько, что  дело  чуть не доходит  до драки;  4) сразу после
этого Джаспер спешит к Криспарклу и рассказывает ему о драке, причем в самых
драматических выражениях, дабы внушить канонику предубеждение против Невила,
якобы неспособного  справиться  со своим восточным темпераментом;  5) теперь
Джаспер настолько уверен, что его преступление  останется нераскрытым, что в
присутствии  Грюджиуса  намеренно  зловеще играет  словами  "благословит"  и
"спасет";  6)   единственная  проблема  состоит  в  том,   что  преступление
оборачивается для него сплошным разочарованием.
     ХОЛМС.  Уж лучше разочарование, чем...  Не знаю, я более чем когда-либо
убежден, что нам лучше оставить это  дело и не пытаться проникнуть в него...
Кое-кто поднял здесь вопрос, который меня очень сильно тревожит[33].

     [33] Мы  приписываем эти  слова  Холмсу,  основываясь  на его вчерашнем
заявлении. Но смысл последней фразы остается неясным. (Прим. авт.)

     АГАТИСТЫ-ОПТИМИСТЫ. Окончание романа не так уж очевидно, и  близнецы ни
в  коем  случае  не  условные  персонажи.  Диккенс  наделяет  их  не  только
своеобразным  колоритом, но и весьма опасными  чертами. В своем таинственном
прошлом  им довелось испытать немало  страданий и унижений. Брат и сестра не
раз восставали против жестокого  обращения. Невил сам  признается, что  имел
обыкновение никогда не расставаться с ножом. Возможно, прибыв в Клойстергэм,
он  сохранил эту опасную  привычку. По  его собственным  словам,  в приступе
внезапной ярости он способен убить  кого  угодно.  Невил угрюм, до крайности
обидчив и одержим сильнейшим комплексом из-за своего  социального положения.
Его сестра в  равной степени внушает страх. Девочка, способная расстаться со
своими локонами только ради  того,  чтобы сойти за мальчишку, не остановится
ни  перед  чем.  Она сама во всеуслышание  заявляет, что не  боится никого и
ничего.  Так  что в  качестве  "запасных злодеев"  близнецы  выглядят вполне
убедительно.
     МЕГРЭ. Если  брат  и сестра  Ландлесы меня в чем и убеждают, так  это в
том,  что  они являются  (пых,  пых)[34]  классическими носителями coups  de
the'^atre[35]. То, что они прибыли с Цейлона, их таинственное прошлое -- все
указывает на это. Взгляните: автор сообщает, что  они близнецы, но ничего не
говорит об их семье. Их жестокий отчим (пых, пых), не появится ли он  снова?
Возможно,   в  дальнейшем  все  это  прояснится,  и  нас  ждет  какая-нибудь
неожиданная сцена узнавания. А что  касается смуглолицести, то она оставляет
широкие  возможности для разного  рода предположений,  связанных с  тайнами,
сектами и обрядами (пых, пых) Востока.

     [34] Интересно отметить, что Мегрэ даже мысленно не расстается со своей
трубкой.
     [35] Неожиданная развязка (фр.).

     ДЮПЕН.  Может  статься,  что  неожиданный  поворот  сюжета   связан   с
телепатией. Близнецы порознь могли воспылать неодолимой ненавистью к Эдвину,
могли задумать и совершить убийство, общаясь посредством телепатии. Подобный
подход  оказался бы  совершенно  неожиданным  для  читателя,  который  затем
испытал бы благодарность к Диккенсу за то, что  писатель  сбил его со  следа
обилием свидетельств против Джаспера. Бедняги Джаспера, как я бы его назвал.
     ЖАБА. Сбить со следа -- это одно, но обман -- совсем другое! Забудьте о
телепатии  и вспомните  о  молочнике. Вы  заметили,  что во  втором  выпуске
появляется молочник? Проще простого придумать для него мотив -- например, он
тоже тайно влюблен в  Розу или  в один прекрасный день  Друд обнаружил,  что
молочник разбавляет молоко. Я был бы вполне удовлетворен подобной разгадкой,
если автор соблаговолит объяснить  мне во всех  подробностях, почему Джаспер
ведет себя так странно. Повторяю, одно дело сбить со следа, а...
     ПАТЕР  БРАУН  или ПОРФИРИЙ  ПЕТРОВИЧ. Как писатель  Диккенс  никогда не
грешил  обманом. Верно, его сюжеты запутаны, порой  даже  непоследовательны.
Так что злодеем в конце романа вполне может оказаться и Невил.  Но вовлекать
Елену  --  это уже слишком. А гипотеза  телепатической передачи ненависти не
выдерживает никакой критики.
     АРЧЕР или МАРЛОУ. Да все эти подмигивания и перешептывания выдают Елену
и Розу  с головой.  Все эти  объятия, поцелуйчики. "Вы  такая чудесная", "вы
придаете мне  смелости",  "держите  меня",  "останьтесь со мной". И  вы  еще
станете утверждать,  что  это  обычная  сентиментальность  шестнадцатилетних
школьниц?! Одна их них откровенно мужеподобна, не скрывает своей властности,
ее манеры  грубы.  А  другая  не  упускает  случая лишний  раз хлопнуться  в
обморок, вечно сюсюкает и явно  напрашивается  на  комплименты. Старина  Боз
знал о жизни куда больше, чем  кое-кто полагает! О, он наверняка был отлично
осведомлен  о подноготной  дерьмовых моралистов  и сделал ставку на  то, что
среди  них найдется  немало таких,  кому придется  по душе подобный  поворот
дела.
     ГАСТИНГС.  Возможно, я тоже  лицемерный  моралист, но и  для  меня  это
несколько чересчур. А что думаете вы, Пуаро?
     ПУАРО. ...[36]

     [36]  До  сих пор Пуаро  не вступал в дискуссию,  и даже  сейчас он  не
отвечает  на прямой вопрос.  Может, дело Друда его больше не интересует? Или
же   "маленькие   серые   клеточки"   работают   столь   быстро,  что   даже
высокочастотные японские психодатчики не способны уловить их сигналы? (Прим.
авт.)

     ЛОРЕДАНА,  вслух,  томным жестом поднеся  руку  ко  лбу.  Что...  где..
который час?
     УИЛМОТ, все еще ничего не понимая. Девять минут двенадцатого.

     Так,  значит, заседание началось всего  три  минуты назад,  а участники
конференции  уже  успели  все  обсудить.  Арчер и  Марлоу  встают,  фальшиво
насвистывая  каждый  свое, и явно собираются  устроить перекур.  Но  Ватсон,
заметив   смущение   Уилмота,   понимает,   что   профессор   оказался   вне
телепатической   связи,   и  принимается   просвещать   его.  Тем   временем
несравненная Лоредана, пощебетав с техниками, раздобыла  распечатанный текст
дискуссии.

     УИЛМОТ,   проглядывая   листы,  врученные  ему  услужливой  помощницей.
Прекрасно... Пожалуй,  можно  переходить  к  третьему  выпуску,  то  есть  к
июньскому номеру.

     Однако  предложение встречает дружный ропот  аудитории.  Идея перерыва,
столь наглядно выраженная "крутыми парнями", явно пришлась всем  по вкусу. А
перерыв  плавно  перетекает  в  обед,  выплескивается  в  сад  и   вестибюль
гостиницы,  где   расставлены   мягчайшие  и   уютнейшие   кресла.   Кое-кто
уподобляется  древним  римлянам  и  отправляется  к  себе  в   номер   часок
вздремнуть.
     Технический персонал использует перерыв для настройки аппаратуры,  дабы
ликвидировать  побочные  эффекты. И  когда  на  следующее  утро  конференция
возобновляет  свою  работу,  на  передачу третьего выпуска, то есть десятой,
одиннадцатой и двенадцатой глав, требуется целая минута.







     По   окончании  сеанса  доктор  Уилмот  с  несколько  отрешенным  видом
поворачивается  к  Лоредане, на лице которой гуляет  лучезарно-бессмысленная
улыбка.
     -- Это, конечно, впечатляет, -- говорит он и  передает ей третий выпуск
романа. -- Моя милая, не могли бы вы прочесть нам еще раз последнюю фразу?
     Лоредана, явно польщенная столь неформальным  обращением доктора, почти
вырывает у него книжицу и бойко зачитывает:
     -- "И так как все на свете имеет конец, то и эта странная экспедиция на
том кончается -- по крайней мере, до поры до времени".
     -- Отлично. Благодарю вас,  дорогая. Итак, мы подошли к концу  третьего
выпуска, равно как и экспедиции... до поры до времени. Но до какого времени?
Мне  кажется, нам следует ответить на этот вопрос как в рамках романа, так и
вне их.

     ВСЕ, не вполне понимая председателя. Верно.
     УИЛМОТ.  Если  внимательно  следить за ходом  повествования, то  станет
ясно, что  Джаспер  возвращается домой  в  третьем  часу  ночи. Это  ночь  с
воскресенья, восемнадцатого декабря на понедельник, девятнадцатое.
     ЛОРЕДАНА, деликатно откашливаясь. Гм...
     УИЛМОТ. Что такое, милая синьорина?
     ЛОРЕДАНА, заливаясь жарким румянцем. Мне кажется, что это все-таки ночь
с   понедельника  на  вторник.  Ведь  перед  самой  экспедицией  преподобный
Криспаркл говорит Невилу:  "Сегодня  первый день недели, а последний день на
этой неделе -- сочельник".

     По  залу  проносится  шорох.  Все  энергично  кивают  головой и  что-то
одобрительно  бормочут,  молчит лишь  патер  Браун.  Редактор  "Диккенсианы"
дожидается, пока уляжется шум, потом снова берет слово.
     --  Вы внимательный читатель  и прекрасный помощник, любезная Лоредана.
Но... -- Он пробегает глазами по книжным полкам. -- Я вижу  здесь двухтомный
"Краткий оксфордский словарь английского языка". Не найдете ли вы там  слово
"понедельник"?
     Лоредана,  на  лице  которой  румянец сменяется смертельной бледностью,
находит нужный том и принимается лихорадочно  листать  страницы  словаря. Но
вот она замирает и снова густо краснеет.
     --  Понедельник --  второй день недели,  --  запинаясь, произносит  она
упавшим голосом.
     Председатель   начинает   ласково   утешать  бедняжку,   а  на  трибуну
поднимается  патер  Браун и  застенчиво  объясняет,  в  чем  кроется  ошибка
незадачливой помощницы.
     -- Уважаемая  синьорина  не виновата. В  наш  век, век уик-эндов,  день
Господень  стал последним  днем  недели.  Однако  для  церкви  он всегда был
первым, так же как и для Диккенса, тем  более что он  вкладывает эти слова в
уста священника. Поэтому можно  с уверенностью утверждать: первая экспедиция
состоялась в ночь с воскресенья на понедельник.

     В этом, читатель, и состоит преимущество конференций.  Сколь многие  из
нас, читая ТЭД, совершили бы ту же ошибку, что и Лоредана? И  решили бы, что
предполагаемая  "вторая  экспедиция"  состоялась  в  рождественскую  ночь  с
воскресенья на  понедельник,  а  не  в  ночь  с субботы  на  воскресенье. Вы
скажете,  незначительная деталь? Но когда требуется раскрыть тайну убийства,
незначительных деталей не бывает.

     УИЛМОТ.  Особенно  если  это  убийство  описывается  в  романе, который
выходит  отдельными  выпусками  и  которому  волею судьбы  суждено  остаться
неоконченным. Именно поэтому я и говорю, что мы должны проследить хронологию
событий как  внутри, так  и вне  рамок  романа. Давайте  еще раз обратимся к
третьему выпуску.

     Оправившаяся  от  смущения  Лоредана  снова  берет  в  руки  журнал,  и
председатель продолжает:
     -- Последняя строка относится к 19 декабря. Год скорее всего 1842-й. До
Рождества шесть дней. А какое число стоит на титуле журнала?
     Лоредана открывает первую страницу,  потом поднимает недоуменный взгляд
на  Уилмота. Он  поощряюще кивает,  и, похлопав ресницами,  Лоредана наконец
догадывается и смотрит на обложку.
     -- Июнь  1870  года. --  И  после довольно долгой паузы  добавляет:  --
Восемь дней до смерти!

     УИЛМОТ. Совершенно верно. Третий  номер оказался последним прижизненным
выпуском.  Следующие три выйдут  уже  после  смерти  Диккенса.  Нам  следует
помнить об этом.

     Таинственный Попо,  который каким-то непостижимым образом протиснулся к
самой  трибуне, устроившись между Гидеоном Феллом[37] и доктором Торндайком,
перебивает Уилмота. Голос его, по обыкновению, полон желчи.

     [37] Ученый и детектив-любитель, персонаж произведений Дж.Д.Карра.

     -- Не вижу, что это может  изменить. По-моему,  мы просто теряем время.
Не лучше ли продолжить рассмотрение свидетельств?
     --  Но  разве  то  обстоятельство,  что  последние  три  выпуска  вышли
посмертно,  не  может  повлиять на надежность  свидетельств? -- спрашивает с
места Пуаро. -- Не к этому ли вы хотели привлечь наше внимание, мсье Уилмот?

     УИЛМОТ. Да. В том смысле, что  совокупность свидетельств на понедельник
19 декабря 1842 года  в романе и на среду 1 июня 1870 года в  реальной жизни
действительно...
     ПОПО.  Возражаю,  мсье! Ранее,  основываясь на  рассуждениях  по поводу
железной дороги, вы утверждали, что действие романа "может быть"  отнесено к
1842 году. Теперь вы в этом убеждены. Как вы это объясните?
     ПУАРО. Полагаю, доктор Уилмот за это время, так же как и я, сверился со
своим вечным  григорианским календарем и  выяснил, что  19 декабря 1842 года
приходится на понедельник.
     УИЛМОТ.  Совершенно  верно.  Но  вернемся к вопросу  о  свидетельствах.
Свидетельства, содержащиеся в трех  уже вышедших номерах (каждый  из которых
продан тиражом  около 100000 экземпляров), разумеется, нельзя было изменить.
Но с последующими выпусками  дело  обстояло иначе.  Четвертый и пятый номера
находились у редактора, и  автор уже просмотрел корректуру,  но, конечно, он
вполне мог успеть внести какие-то изменения.  Шестой выпуск был написан лишь
частично. По сведениям из различных источников мы  знаем,  что 1 июня (в тот
самый день, когда Диккенс  вернулся из  Лондона  в Гэдсхилл, чтобы завершить
шестой  выпуск) у писателя возникли проблемы с дальнейшим развитием  сюжета.
"Не  знаю, как я  смогу выпутаться из этого  лабиринта", --  признавался  он
Уильяму Уиллзу[38] Таким образом, вполне вероятно, что он собирался изменить
часть свидетельств, которые оказались столь подробными, что  связали  его по
рукам и  ногам. Диккенсу  требовалась  бо'льшая  свобода как с  точки зрения
дальнейшего  развития  сюжета,  так  и  с  точки  зрения  лучшей  подготовки
неожиданной концовки.

     [38] См. прим. ниже.

     ПОПО. Возражаю! Нам неизвестно, что концовка должна быть неожиданной.
     ЖАБА.  Согласен.  Я   более   чем  убежден,  что  книга   кончилась  бы
многостраничным описанием мук совести Джаспера, и ничуть не жалею о том, что
мы лишились этого удовольствия.
     УИЛМОТ.  Мы  этот вопрос  уже обсуждали. Одни,  например дочь Диккенса,
полагают, что писателя больше  интересовали "трагические тайны человеческого
сердца", чем "хитросплетения сюжета". Другие же думают иначе. Но Диккенс сам
писал Джеймсу  Т.Филду,  своему американскому издателю: "Начиная с пятого  и
шестого выпусков  история будет  держать в  напряжении до самого конца". Для
меня такое заявление самого писателя и означает неожиданную концовку.

     Спокойный  и  беспристрастный ответ председателя вызывает  уважительные
аплодисменты аудитории.  Порфирий  Петрович, усатый полковник  карабинеров и
даже  сам  Жаба  встают  и  по  очереди   пожимают  доктору  Уилмоту   руку.
Несравненная  Лоредана одаривает его взглядом,  куда более заинтересованным,
нежели того требуют ее обязанности. Но докладчик, не замечая, какое произвел
впечатление на столь достойную  во всех отношениях  особу,  присоединяется к
Торндайку  и Феллу  и  с  головой  погружается  в  обсуждение "свидетельств,
которые нельзя изменить".

     Экстрасенсорные  способности.   У   преподобного   Криспаркла  возникло
странное  чувство,  будто, обучая Невила, он словно  бы  учит и Елену. Кроме
того, Елена, по-видимому,  обладает  гипнотическим влиянием на  каноника:  в
первый момент Криспарклу кажется,  что девушка не менее опасна, чем ее брат,
но потом он возводит  ее чуть ли не  в святые. По мнению доктора  Фелла, это
обстоятельство   совсем   не   обязательно    связано   с    паранормальными
способностями. Елена, возможно, просто использует  обычные женские хитрости,
дабы завоевать расположение каноника. Она вполне может  разыгрывать из  себя
крайне набожную особу, на  самом деле  таковой не являясь. Во всяком случае,
набожность  никак  не  вяжется  с  ее  характером. Остается  лишь  ждать  --
возможно, в дальнейшем станет ясно, для чего она затеяла эту игру.
     Руки   Невила.  "Вы  опять   повторяете  этот  жест,  который  мне  так
неприятен", -- говорит каноник, когда его  ученик, обуреваемый  ненавистью к
Друду, судорожно  сжимает руки. И заметьте  (тут доктор  Торндайк вскидывает
указующий перст), автор говорит именно о руках, а не о кулаках, что довольно
необычно[39].   Это  обстоятельство  будет  иметь  важное   значение,   если
произведенное  в конце  концов вскрытие покажет, что Друда задушили,  прежде
чем  сбросить с  башни  (если  это,  конечно, вообще произошло). Но в  таком
случае, как говорит  доктор Уилмот, справедливо предвидя  появление подобной
детали, необходимо установить, как именно задушили Друда: руками или шарфом,
который в следующем выпуске появляется на шее Джаспера.

     [39] В русском переводе "Тайны Эдвина Друда" говорится именно о кулаках
-- неточность, допущенная переводчицей.

     Лекарственные травы. В отличие  от буфета, всегда  тщательно запертого,
свою "траволекарственную темницу"  миссис Криспаркл держала открытой. Помимо
всего прочего,  там имелись бутылочки  со средством  против зубной  боли (то
есть с опийной настойкой). Чтобы указать на  это обстоятельство, автор целых
две страницы  посвящает подробному описанию  лекарственного шкафчика. Зачем?
По  мнению обоих  докладчиков,  только для того,  чтобы показать: Невил тоже
имел доступ к наркотикам.
     Непонятный  крик.  "Что  случилось?  Кто это сделал?" --  с этим криком
вскакивает Джаспер, очнувшись от сна, но  еще не придя в себя. Криспарклу он
объясняет свой  крик нездоровым послеобеденным сном, во  время  которого ему
привиделся кошмар. На  самом деле это, наверное, были его обычные "видения".
Но фраза "Кто это  сделал?" вызывает опасение,  что некое  действие,  доселе
лишь  воображаемое, уже свершилось. Или же Джаспер настолько свыкся с мыслью
об убийстве, что боится, как бы кто не опередил?
     Кольцо. Сыграет ли  оно свою роль при опознании? Патер Браун, не будучи
специалистом  в  области  химии,  задает  вопрос, способно  ли такое  кольцо
устоять против действия негашеной извести. Доктор Торндайк приводит выдержки
из различных  дел, где на трупах,  наполовину уничтоженных  оксидом кальция,
находили  совершенно неповрежденные  кольца. Гидеон Фелл добавляет, что даже
без  колец  и других ювелирных изделий человека можно опознать по  ногтям на
ногах, поскольку обычно они защищены обувью.
     Полномочия мэра. По требованию собравшихся председатель перечисляет эти
полномочия, цитируя  по  памяти  бессмертные страницы "Пиквикских  записок",
касающиеся Г.Напкинса,  эсквайра,  мэра Ипсвича. В таких маленьких городках,
как  Ипсвич  и Рочестер,  мэр  являлся  также и начальником  полиции. Именно
поэтому  Джаспер  столь  усердствует, улещивая  мистера  Сапси  и делая  все
возможное, лишь бы настроить его против "полукровки" Невила. И не только для
того, чтобы отвести возможные подозрения. Джаспер вполне  может рассчитывать
на то, что Невил потерпит неудачу в драке,  и тогда в столкновение с законом
войдет уже Друд.
     Куча негашеной извести. Еще одна палка о двух концах. Джаспер проявляет
к извести  определенный интерес. Но если регент желает избавиться от  Друда,
то  он  уже  и так  имеет  доступ к  склепу миссис Сапси. Кроме  того, автор
специально  указывает, что  куча  находится "у  ворот",  неподалеку от  дома
Криспаркла. А значит, вполне возможно, что Невил тоже ее видел.
     Глаз и спусковой крючок. Когда Джаспер замечает вдали силуэт Невила, им
внезапно  овладевает  демон  разрушения.  Но  эту ненависть  вряд  ли  можно
объяснить ревностью к сопернику, к тому  же столь  второстепенному.  Неясно,
почему автор  делает  на  этом  акцент.  "Если  только  не предполагать,  --
бормочет  себе  под  нос Лоредана,  не  осмеливаясь более  вмешиваться в ход
обсуждения, -- что дядя,  вопреки очевидному, все-таки  находится на стороне
племянника".  Тем временем  полковник  карабинеров ставит доктора Уилмота  в
тупик чисто техническим вопросом.
     --  В  те  времена действительно требовалось при стрельбе  смотреть  на
спусковой крючок, а не в прицел? Или это ошибка Диккенса?[40]

     [40]  В  данном  эпизоде  двенадцатой  главы   "Тайны   Эдвина   Друда"
переводчицей допущена небольшая неточность.

     Призрак   вопля.   Докладчики   отказываются   хоть   как-то  объяснить
происхождение и возможное значение этого крика. Но они обращают внимание  на
дату, сочельник, когда, по утверждению Дердлса, он год назад слышал крик.
     Башня и ключи. Какова цель таинственной экспедиции? Все соглашаются (за
исключением  Жабы,  иронически  утверждающего,  что  Джаспер на  самом  деле
одержим  желанием написать "Путеводитель  по Клойстергэму", который принесет
ему славу и состояние), что цели экспедиции следующие: 1) осмотреть лестницы
и галереи,  ведущие на  башню; 2) еще раз изучить  при  лунном свете  место,
откуда можно столкнуть человека вниз; 3) опоив Дердлса снотворным, забрать у
того ключ от склепа Сапси.
     Судя  по  всему, эти  три цели были достигнуты, хотя  остаются сомнения
относительно ключа. Точнее, ключей, поскольку...

     ЛОРЕДАНА, больше не в состоянии хранить молчание. Но если он  собирался
подняться со своей  жертвой на башню, разве ему не понадобился также ключ от
башни?
     ПОПО,  сочувственно.  Mais  voyons,  ma  pauvre fille![41] Джаспер, как
регент, имел  доступ  в  ризницу и без труда  мог взять ключи Топа. Но я  не
понимаю, как Дердлс мог не заметить, что ключ от склепа похищен.

     [41] Да что вы, моя бедная девочка! (фр.).

     ПУАРО.  Джаспер   мог   взять  его  лишь  на  несколько  минут.   Этого
достаточно...
     ПОПО, с сарказмом. ...чтобы  открыть склеп? В надежде, что до Рождества
Дердлс не сунет туда нос? Mais voyons, mon pauvre monsieur!
     ПУАРО, елейно. Этого достаточно, чтобы сделать слепок, любезный, а воск
Джаспер предусмотрительно захватил с собой. Но столь простая гипотеза Эркюля
Пуаро,  судя  по всему,  вряд ли достойна великого Эркюля  Попо! (Удивленные
выкрики и  продолжительный  гул в зале). В регистрационной книге гостиницы я
заметил, что у  вас не  только фамилия схожа  с моей, но и то же имя. И наше
прошлое тоже странным образом совпадает. Вы бывший высокопоставленный офицер
французской  полиции, а я  служил  в  бельгийской. Должен  признаться, такие
совпадения вызывают у меня определенное подозрение.
     ПОПО, в ярости. Вы меня считаете подозрительным?! Если тут кто и должен
что-либо объяснять, так это вы!
     УИЛМОТ, дипломатично  глядя на часы. Уже поздно, господа.  Предлагаю по
примеру  Диккенса  отложить  рассмотрение  этого  вопроса   до  июльского  и
августовского выпусков.






     Какая обычно царит атмосфера на третий день конференции?
     Дорогой читатель, откроем  небольшой  секрет: вряд  ли ее можно назвать
сердечной  или  хотя  бы  деловой. Публика много болтает (в  основном весьма
легкомысленно) и много курит. Кто-то до сих пор не привык к матрацам, кто-то
продолжает жаловаться на  кухню,  кто-то начинает проявлять первые  признаки
нетерпимости по  отношению к  отдельным коллегам,  а кого-то  явно одолевает
чувство, которое ничем  иным, как  человеконенавистничеством,  не  назовешь.
Есть  даже такие, кто уставился пустыми глазами в стену, не в силах ответить
на роковой вопрос: "Какого черта я здесь торчу?"
     Вчера  вечером  никто не  смог  покинуть  стен  гостеприимного "U & O".
Предполагалось  роскошно отобедать в живописных римских тратториях, лицезрея
не менее роскошных римских танцовщиц. Но в вестибюле отеля наши... как же их
назвать  --  завершители?  завершатели?  завершальники?  Впрочем,  не  имеет
значения.  Так  вот,  наши  досточтимые специалисты столкнулись  с враждебно
настроенной  толпой,  которая  ворвалась  в  микроскопический  сад  отеля  и
блокировала выход.
     Кто  эти  возмутители  спокойствия,  неуверенно  сдерживаемые  горсткой
растерянных  полицейских?  Полистаем  утренние  газеты.  Так,  вот:  "Группа
фанатиков, вооруженная мегафонами, транспарантами, листовками и бенгальскими
огнями, устроила демонстрацию,  требуя  включить  в  повестку конференции их
любимые  произведения".  Что  же,  ознакомимся  с  надписями  на  упомянутых
транспарантах.

     ЗАВЕРШИТЕ "ДОН ЖУАНА"!
     ЧЕМ ЗАКОНЧИЛСЯ "ЧЕЛОВЕК БЕЗ СВОЙСТВ"?[42]
     ДАЕШЬ "АМЕРИКУ"![43]

     [42] Неоконченный роман австрийского писателя Роберта Музиля.
     [43] Неоконченный роман Франца Кафки, австрийского писателя, оказавшего
огромное влияние на всю литературу XX в.

     Читаем дальше:  "Попыток насильственных действий не  наблюдалось". И на
том спасибо. Впрочем, группа экстремистски настроенных любительниц Кафки без
особого  успеха  попыталась  прорваться  в  отель  через служебный  вход. На
переговоры с  бунтовщиками отправился  полковник  карабинеров.  Ему  удалось
достичь компромисса: митингующие остаются вне стен отеля, участники внутри.
     -- Как  это? --  загалдели  недовольные сыщики,  уже  настроившиеся как
следует поразвлечься. -- И это называется компромисс?!
     Некий специалист из Фрайбурга взобрался на кадку с пальмой и, энергично
размахивая   руками,   прочел  краткую  лекцию  по  сравнительному   анализу
сложившегося положения с  осадой  замка  Сан-Анджело,  столь ярко  описанной
великим Бенвенуто Челлини[44].

     [44]Итальянский скульптор, ювелир, писатель (?--?). Осада замка описана
в  знаменитой   "Жизни   Бенвенуто,   сына  маэстро  Джованни,  флорентинца,
написанная им самим во Флоренции".

     --  От  Пуччини  у  меня  уже  изжога!  -- выкрикнул известный  датский
музыковед, оседлав соседнюю пальму.
     Столь сильное  заявление вызвало некоторое оцепенение  в рядах знатоков
музыки.  После  чего поднялся  неимоверный  шум.  Когда неразбериха достигла
своего апогея, некий  латинист  из Пирны предложил закончить "Сатирикон"[45]
или восстановить комедии Плавта[46], а не заниматься всяким занудством вроде
"Истории Рима", которая и так невыносимо затянута.

     [45]Роман римского писателя Гая Петрония (умер в 66).
     [46] Тит Макций Плавт (середина III в. до н.э. -- около 184) -- римский
комедиограф.

     Иконоборческое предложение  породило  целый шквал  встречных  пожеланий
прочих  специалистов   (нашлись   даже  такие,  для  кого   Леонкавалло[47],
"Неоконченная  симфония"   и   "O  Sole   Mio"[48]   представлялись  слишком
необъятными). Вся эта  катавасия получила в прессе гораздо больший резонанс,
чем   того  заслуживала.   Но   не   бывает  худа   без   добра.   Заварушка
поспособствовала  тому,  что  на  диккенсовскую  группу  перестали  обращать
внимание. В результате алчные журналисты (существа, к  слову сказать, весьма
неприятные), чей интерес к завершению неоконченных произведений не идет ни в
какое сравнение  с жаждой скандалов и сплетен, упустили отличную возможность
запустить зубы в весьма лакомый кусочек.

     [47] Руджеро Леонкавалло (1857--1919) -- итальянский  композитор, автор
оперы <Паяцы>, длящейся (?) ч.
     [48] "О мое солнце" (ит.) -- итальянская народная песня.

     После  заседания,  несмотря  на  настойчивые  уговоры  доктора  Уилмота
отложить  этот  вопрос  на  неопределенное  время,  сыщики окружили Пуаро  и
нелепого самозванца Попо. Тут-то и выяснилась обескураживающая истина: Попо,
может, и нелеп, но никак  не самозванец. Именно Пуаро или  его рассеянная (а
может, расчетливая?) создательница присвоили чужое  имя  и  биографию,  лишь
слегка их изменив[49].

     [49]  Еще за  двадцать  лет до  появления на  литературной сцене Эркюля
Пуаро миссис Мария Аделаида Беллок Лаундес (1868--1948) создала образ Эркюля
Попо -- высокопоставленного  французского полицейского.  В  1918  году после
непродолжительной   работы  в  контрразведке  Эркюль   Попо  превращается  в
англизированного  частного  детектива.   Метаморфоза  происходит  с  ним   в
мелодраматических  рассказах,   принадлежащих  перу  Хилари  Беллок.  Сестра
создательницы злосчастного Попо даже получила кое-какую известность. Так, по
ее роману Альфред  Хичкок снял свой фильм  "Жилец". А Эркюль  Пуаро со своей
пенсией, усами и маленькими серыми  клеточками появляется лишь в 1920 году в
"Таинственном  деле  в  Стайлзе", первом  детективном  романе  Агаты Кристи.
(Прим. авт.)

     Но,   дорогой  читатель,   мы  полагаем,   не  стоит  облегчать  работу
хищникам-журналистам.  А  посему давайте  не  будем  останавливаться  ни  на
постыдном поведении прославленного плагиатора, ни на торжестве  его скромной
жертвы.  Вместо этого  мы вкратце опишем  ход  дальнейшей дискуссии, которую
опытный председатель  с присущим ему тактом  перевел с конкретного случая на
тему плагиата вообще.

     УИЛМОТ.  В  конце  концов,  существует  ведь  и  неосознанный  плагиат.
Писатель может, не отдавая  себе отчета, использовать  имя ситуацию или даже
исходную канву сюжета, услышанную им когда-то.
     ЛАТИНИСТ, который, возмутившись вероломством  коллеги из  Пирны,  решил
покинуть свою  группу и  присоединиться к  диккенсовцам. У  древних  римлян,
разумеется, отсутствовали как  понятие авторских  прав, так  и  литературный
рынок.  Соответственно  в  латинском  языке  нет  аналога,  соответствующего
современному  значению слова  "плагиат".  Понятие  plagiarius (от греческого
plagios  --  коварный, лукавый)  относилось к человеку,  укрывавшему  беглых
рабов или низводившему свободного человека до положения раба.
     ВУЛФ.  Однако  в наши  дни  авторское право --  неотъемлемая часть прав
человека! И его нарушение означает, по сути, кражу авторского гонорара!
     ХОЛМС.  Господа, эти  мелкие  склоки недостойны настоящих джентльменов!
Заимствования  и пересечения тем и характеров всегда составляли неотъемлемую
часть литературной игры.
     УИЛМОТ.  В   качестве  примера  можно  привести  Грюджиуса,  чей  образ
позаимствовал и развил Стивенсон в своей "Странной истории доктора Джекила и
мистера Хайда", но который в свою очередь ведет свое происхождение от одного
из персонажей "Тристрама Шенди" Стерна.
     ЛОРЕДАНА, в восторге складывая руки  у груди. Вы  такой знаток,  доктор
Уилмот!
     МАРЛОУ и АРЧЕР, хором, но вполголоса. Лучше взгляни на нас, крошка, кое
в чем мы знатоки ничуть не хуже...
     ЛОРЕДАНА, со счастливой улыбкой, в сторону. Да они просто завидуют!
     УИЛМОТ,  явно воодушевленный вниманием достойной особы. Более  того.  В
другом  романе Стивенсон  использовал  идею  о  злобном дядюшке,  задумавшем
сбросить своего племянника с башни.
     МАРЛОУ и АРЧЕР, хором, по-прежнему вполголоса,  но чрезвычайно ядовито.
Вы такой знаток, доктор Уилмот!
     ЛОРЕДАНА, едва сдерживая праведный гнев. Хамы!
     ПОРФИРИЙ  ПЕТРОВИЧ. С моей точки  зрения, в  "Странной истории  доктора
Джекила и мистера  Хайда"  Стивенсон заимствует  из  ТЭД не только отдельный
персонаж или ряд важных обстоятельств. Он берет основную тему романа! Идею о
человеке, который, как  и все  мы, состоит из добра  и  зла  и чья  личность
трагически расщепляется  под  действием  наркотика. Эти половины,  добрая  и
злая,  не только ведут  себя  независимо, но  каждая  из них не ведает,  что
делает  вторая половина. В этом смысле ТЭД  можно  было бы назвать "Странной
историей мистера Джаспера и беззаконника".
     МЕГРЭ. Полагаю, подобная гипотеза уже выдвигалась?
     УИЛМОТ. Неоднократно  и в  разных  вариантах. Именно  поэтому,  дорогой
инспектор, я не смог вчера ответить на ваш вопрос. Я не сумел объяснить вам,
как Джаспер и безымянный курильщик опиума могут одновременно и являться и не
являться одним и  тем  же лицом,  пока Порфирий  Петровича не предложил свое
блестящее решение.
     ЖАБА.  И это  вы называете  блестящим  решением?  После  всех  обещаний
неожиданной  концовки?  Если   это  и  впрямь  так,  то  я  удаляюсь.  Лучше
присоединюсь к демонстрантам.
     ЛОРЕДАНА, явно обидевшись за  председателя. Это было бы так неучтиво  с
вашей стороны, синьор Жаба. Если у вас есть гипотеза получше, то вам следует
изложить  ее, и я  уверена, доктор Уилмот (тут она бросает  на Уилмота столь
страстный взгляд, что  даже Жаба совершенно  ошарашен)  не преминет  принять
вашу версию к рассмотрению.
     УИЛМОТ.  Отложим это  до  завтра.  А сейчас я  хотел бы  заметить,  что
некоторые  решения джекилианского  типа сами  по себе  крайне неожиданны, не
говоря уже об их эффектности.
     ПАТЕР  БРАУН. Не станете же  вы  утверждать, что злой Джаспер,  подобно
Хайду, на целый фут короче доброго Джаспера?
     УИЛМОТ. Нет, ведь все происходит лишь в области психологии. Например, в
одной из недавних попыток  разгадки[50] Джаспер  в конце концов возвращается
под  воздействием  опиума  на  место  преступления  и во  всех  подробностях
вспоминает совершенное злодейство. Но при этом  регент и не подозревает, что
именно он убийца.

     [50] Чарлз Форсайт.  Расшифровка "Эдвина  Друда". Лондон,  1980. (Прим.
авт.)

     ЖАБА. Значит, ваш хваленый  Диккенс допустил  еще один плагиат. Плагиат
по  отношению к своему другу. Потому что этот сюжетный  ход уже  использовал
Уилки Коллинз в "Лунном  камне",  хотя там речь шла о краже алмаза,  а не об
убийстве соперника.
     УИЛМОТ,  откашливаясь.  Верно.  Но  другой  "джекилианец" -- американец
Эдмунд Уилсон[51]  нашел  способ  обойти эту проблему.  Он предположил,  что
Джаспер не  собирался  убивать своего племянника,  но совершил  убийство под
воздействием опиума в состоянии  самогипноза.  Елена же  должна воскресить в
его памяти это событие при помощи того же гипноза.

     [51]  Э.Уилсон. "Два скряги" (в книге  "Рана  и  лук". 1939). Еще  один
авторитетный  джекилианец  --  Дж.Б.Пристли  (см.  его  биографию  Диккенса,
изданную в 1961 году). (Прим. авт.)

     ПАТЕР БРАУН, также откашливаясь. Не вижу особой разницы. К тому же я не
уверен,  что  косвенное подражание  лучше  прямого  плагиата. "Плохие  поэты
подражают,  зрелые   крадут",  --  говаривал  Элиот,  которого   здесь   уже
цитировали.
     ПУАРО, восхищенный этой цитатой. Parfaitement!
     ЧЕЛОВЕК  В  ЧЕРНОМ[52]. До определенной степени, Пуаро, до определенной
степени. А что думаете вы, Порфирий?

     [52] Это чрезвычайно худой человек, одетый во все черное. Все заседания
он провел на заднем ряду, ни разу  не вступив  в  дискуссию. В  перерывах он
также всегда один: с унылым видом гуляет по саду, то и дело останавливаясь и
бросая  сочувственные  взгляды  на розовые кусты  (за  которыми, к  слову, и
впрямь весьма дурно ухаживают). (Прим. авт.)

     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ.  Как пристав следственных  дел, я  обязан  пресекать
всякое преступление против  собственности, в том числе и интеллектуальной. С
другой  стороны, столь же верно,  что художнику  "prend  son bien o`u  il le
trouve"[53], как заявил Мольер в свое оправдание. Но есть же пределы.

     [53] Хорошей мыслью не грешно воспользоваться (фр.).

     ПОПО. Хотелось бы надеяться!
     ПОРФИРИЙ  ПЕТРОВИЧ. Даже  в классической античности, весьма терпимой  в
этом вопросе, некто  Эфор, ученик  Исократа[54]. был  подвергнут  публичному
осуждению,  когда выяснилось, что  не менее  трех тысяч  строк в  его трудах
напрямую переписаны у других авторов.

     [54] Исократ  (436--338 до н.э.) -- афинский оратор, учитель риторики и
публицист. Оказал  влияние на  позднейших  ораторов,  в  первую  очередь  на
Цицерона.

     УИЛМОТ. Не будем запрягать телегу впереди лошади.  Прежде чем  обвинять
Диккенса в плагиате, следует сначала рассмотреть другие возможности. В конце
концов  мысль  о  раздвоении личности  у  Джаспера под  влиянием опиума  или
гипноза -- это всего лишь одна из гипотез, выдвинутых по  делу Друда. Другая
гипотеза состоит в  том,  что  опиум и  гипноз  играют  второстепенную роль,
служат отвлекающим маневром, поскольку злодей -- вовсе не Джаспер.
     ЖАБА.  Вы  бросаете  мне  спасательный  круг,  доктор  Уилмот!  Скажите
немедленно, кто этот...
     УИЛМОТ,  поднимая руки. Я  уже говорил,  мой дорогой  друг, что не хочу
мешать  нормальному  ходу  расследования.  К   тому  же  становится  поздно,
гостиница все еще в осаде, и я предпочел бы сначала хорошенько выспаться.
     ЛОРЕДАНА. Да-да, пойдемте спать. (Тут она понижает голос и склоняется к
уху редактора "Диккенсианы", но ее жаркий шепот не ускользает от чуткого уха
Эркюля Пуаро.)  У меня одиннадцатый номер на втором этаже, по правую сторону
в конце коридора.

     Вот, любезный  читатель,  приблизительный  отчет о событиях  вчерашнего
вечера, имевших  место  в гостинице  "U  &  O".  Именно  над этими вопросами
сыщики-исследователи (за исключением  двух-трех человек) думали  всю ночь. И
быть  может,  даже видели сны  на  эту тему.  Так что  судите сами, в  каком
состоянии духа они встретили новый день.






     Тот  самый худой унылый человек в  черном, который  вчера возбудил наше
любопытство, сегодня сидит  в президиуме вместе с суперинтендантом Бэттлом и
невысоким  флегматичным  инспектором  Баккетом[55].  Эти  двое  представляют
Скотленд-Ярд. Но кто же этот  мрачный незнакомец? То ли  по рассеянности, то
из пристрастия к  черному цвету  (странным  образом  контрастирующего с  его
любовью к розам) человек приколол значок со своим именем с оборотной стороны
лацкана пиджака. Поэтому нет никакой возможности представить его читателю.

     [55] Читатель,  безусловно,  помнит,  что Баккет  из  "Холодного  дома"
(1853) является первым детективом в  английской литературе. Прообразом этого
персонажа стал друг  Диккенса инспектор Чарлз Ф.Филд, с которым, как  мы уже
упоминали,  писатель  посещал  опиумный  притон.  У  Баккета  имелся  весьма
характерный  жест,  списанный  с натуры: он направлял  указательный палец на
подозреваемого, а потом подносил к уху, словно прислушивался, что скажет тот
в свое оправдание. (Прим. авт.)

     Но  все  глаза  в зале устремлены  отнюдь не  на заинтересовавшего  нас
загадочного  персонажа,  а на несравненную Лоредану, которая  в  эту  минуту
появляется в  дверях. Вид у нее весьма довольный.  Ее  внешность  претерпела
некоторую метаморфозу, и  теперь  Лоредана являет  собой  типичный  образчик
оксфордского  сословия:  на  ней   строгое   и  вместе  с  тем  не  лишенное
кокетливости  бежевое  платье и  скромная  брошь; пышные  волосы  собраны  в
респектабельный пучок.
     Вслед  за  ней  шествует  доктор  Уилмот.  Председатель  так и  лучится
самодовольством; кашемировый  шарф чрезвычайно  агрессивного оттенка желтого
словно подчеркивает некую новоприобретенную веру  в себя. Галстук-бабочка на
сей раз висит не так криво.
     Уилмот поднимается на трибуну и открывает заседание.
     -- В середине  четвертого выпуска возникает состояние неопределенности.
И  эту неопределенность автор обещает поддерживать  до  самого конца романа.
Только тогда читатель узнает, кто же убил жениха Розы.

     ЧЕЛОВЕК  В  ЧЕРНОМ.  Простите,  но,  может  быть,  Диккенс  намеревался
поддерживать  состояние  неопределенности,  начиная  с  пятого  или  шестого
выпуска?
     УИЛМОТ.  Нет.  По  всей  вероятности,  подлинная  неопределенность,  по
замыслу  Диккенса,  должна  была  возникнуть  с  появлением нового и  крайне
загадочного   персонажа,   некоего  Дэчери,  до  августовского   выпуска  не
упоминавшегося. Однако,  по мнению  большинства критиков, тут  перед автором
встала  проблема замедления хода событий.  Именно это имел  в  виду Диккенс,
когда  говорил,  что испытывает  трудности  с сюжетом.  Неверно  распределив
события, он перегрузил шесть первых выпусков и теперь не знал, чем заполнить
остальные шесть.
     ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ.  Еще  раз прошу  прощения, но мне это  представляется
абсурдным.  Перед таким писателем,  как Диккенс,  от природы  многословным и
склонным к всевозможным отклонениям от основной темы повествования, вряд  ли
могла стоять  подобная  проблема. Я думаю,  это  означает, что... А  что  вы
скажете, суперинтендант?
     БЭТТЛ. Я  не  знаю,  кто  этот  таинственный  Дэчери, но согласен,  что
история куда запутаннее, чем кажется на первый взгляд.
     ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ. Инспектор Баккет?
     БАККЕТ. Присоединяюсь  к  суперинтенданту. Что мы  имеем? Двух или трех
предполагаемых  убийц.  Тщательно разработанный  способ  убийства.  Опиумную
линию.  Но все это не  раз объяснялось, возможно, даже чересчур подробно. Мы
знаем, что мотивом для убийства послужила ревность. Так в чем проблема? Если
убийца   --   Джаспер,   то   достаточно  одного   относительно  смышленного
полицейского, и вы глазом не успеете моргнуть, как дядюшка Друда  признается
в злодействе и добровольно взойдет на виселицу. Но...
     ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ.  Совершенно верно! Раз автор говорит,  что испытывает
трудности с сюжетом, то это может означать только одно -- злодей не Джаспер.
     ЖАБА. Слушайте! Слушайте!
     ЧЕЛОВЕК В  ЧЕРНОМ.  Если только -- а я не исключаю такой возможности --
если только Джаспер не действовал заодно с близнецами.
     УИЛМОТ, жестом останавливая выкрики  с мест. Этот тезис никогда до  сих
пор не  выдвигался.  Но  раз  он  исходит от Ричарда  Каффа, мы, разумеется,
должны отнестись к нему со всей серьезностью. Благодарю вас, сержант Кафф.
     ЛОРЕДАНА,  (ее  восторженность  носит  явно  не  оксфордский  оттенок).
Сержант Кафф! Так это вы?!

     Лоредана  -- крупный специалист  по  "Лунному камню": она дважды видела
фильм,  снятый по знаменитому  роману  Уилки  Коллинза.  Но  даже  не  столь
сведущие  люди   знают,  что   увлекательную   тайну  разгадал   сержант  из
Скотленд-Ярда.  Следует  отметить,  что  в  Старом  Скотленд-Ярде   (до  его
преобразования в Большой  Скотленд-Ярд  и последующего  переезда уже  Нового
Скотленд-Ярда  на  набережную  Темзы, а позднее  на  Виктория-стрит) сержант
следственного  отдела был довольно высоким чином. Уилмот  не случайно выбрал
сегодняшний президиум: можно  с  полным основанием сказать, что Скотленд-Ярд
высадил в Клойстергэме  десант  для  расследования  событий  четвертого, или
"таинственного",  как  называл  его  сам  автор, выпуска.  Последуем  же  за
британскими  невидимками-полицейскими,  крадущимися по  древнему призрачному
городу.

     Двадцать третье декабря. Полдень. Все пансионерки, за исключением Елены
и Розы, покинули обитель мисс Твинклтон. Роза, уже одетая для прогулки, ждет
Эдвина.  А  вот  и сам Друд, он только что прибыл  из Лондона. Молодые люди,
поприветствовав друг друга, совершают  свою обычную прогулку к собору. Сцена
выяснения  отношений   проходит  более  или  менее  так,  как  ожидалось,  и
следователи не узнают ничего нового.
     Как  раз, когда Эдвин упоминает о "припадках" дяди, Роза замечает,  что
объект  их   разговора  следит   за  ними,  спрятавшись  за  деревом.  Глава
оканчивается  сценой  прощания  у  ворот. В  поведении Джаспера  Друд упрямо
отказывается видеть что-либо кроме заботы о племяннике. Когда  Эдвин уходит,
Роза провожает его укоризненным взглядом, как бы  говоря: "Ах! Неужели ты не
понимаешь!"
     --  Этот парень слишком глуп для того, чтобы задержаться на этом свете,
-- цинично замечает Баккет.  За двадцать выпусков "Холодного дома"  (два  из
которых  сдвоенные)  этот человек,  наблюдая  жизнь лондонских трущоб, успел
зачерстветь.
     Бэттл соглашается.
     -- Да,  классический пример персонажа, который слишком хорош и  слишком
глуп, чтобы остаться в живых.  Такой  субъект имеется  в  каждом триллере, и
читатели  ждут  не дождутся,  когда же  его  прикончат. И все  же  у нас нет
доказательств того, что он ошибается  в мотивах поведения Джаспера. Причина,
по  которой Джаспер не  спускает глаз с  Друда, вполне  возможно,  не  имеет
никакого отношения к ревности.
     Кафф кивает.  Его отрешенный  взгляд,  похоже, пытается  проникнуть  за
стены пансиона.
     -- Интересно, -- говорит он, -- почему Роза ждала Друда  в одиночестве?
Где в эту минуту  находилась Елена? Все девушки разъехались, остались только
они  вдвоем.  Было бы  естественно, если бы две  такие  закадычные  подружки
проводили все  время  вместе,  болтая  и  обмениваясь  секретами.  Но вместо
этого...  Столь  необычное поведение наводит на мысль... Не  знаю, но у меня
такое чувство, что больше мы их вместе не увидим.

     "Сочельник в Клойстергэме. На улицах появились новые, незнакомые лица и
еще другие лица, не то знакомые, не то нет..."
     Нетерпеливый  читатель не найдет  в начале  четырнадцатой главы ничего,
кроме живописной  зарисовки. Но  Баккет,  как  никто знающий метод Диккенса,
тотчас   понимает,   что   "незнакомые  лица"  упомянуты   не   случайно.  И
действительно,  оглянувшись,  он быстро обнаруживает свою (или нашу?) старую
знакомую.
     -- Да здесь Матросская Салли, -- бормочет он, окидывая взглядом коллег.
-- Я послежу за ней. До встречи.
     И Баккет исчезает.
     Два других сыщика  тоже  расходятся в разные стороны. Один устремляется
за  Невилом,  другой --  за  Друдом.  (Что касается  Джаспера,  которого они
видели, когда тот прогуливался  в  своем новом  черном  шелковом  шарфе,  то
известно, что оставшуюся часть дня регент проведет в соборе.)
     По дороге к дому младшего каноника Кафф оказывается у городского театра
и на минуту останавливается,  чтобы  рассмотреть  огромный  цветной  плакат,
возвещающий о  комической пантомиме  с участием  синьора Джаксонини. Комик с
афиши приветствует зрителей  словами: "Здравствуйте, как  завтра поживаете?"
Еще один намек, и весьма мрачный. На этот раз скрытый под личиной шутовства.
Череп Йорика[56] проглядывает сквозь клоунскую  маску синьора Джаксонини. Да
и призрак Банко тоже тут как тут, если судить по названию главы[57].

     [56] Найденный могильщиками на кладбище череп старого королевского шута
Йорика наводит принца Гамлета на размышления  о тщете земной жизни (Шекспир.
"Гамлет, принц Датский", акт V, сцена 1).
     [57] Название главы взято  из  первой  фразы  шекспировского "Макбета":
Когда  средь  молний,  в  дождь  и гром  Мы  вновь  увидимся  втроем?  (Пер.
Б.Пастернака.)  Банко -- персонаж "Макбета". По предсказанию  его род должен
править Шотландией.  Макбет  убивает Банко, и дух убитого является  убийце в
сопровождении  вереницы   призраков,  которые  представляли   несостоявшихся
королей из рода Банко.

     Но затем,  словно в пику этим изящным намекам, происходит сцена  в доме
каноника, которая столь откровенно и неуклюже направляет наши мысли, что это
скорее говорит  в  пользу  Невила, чем  против  него.  Мстительный  (хотя  и
сознающий всю порочность этой стороны  своей  натуры) юноша  отправляется на
встречу с бывшим соперником и обидчиком,  вооружившись тяжеленной тростью! А
Криспаркл из деликатности  (он  что, совсем  рассудок  потерял?)  ничего  не
говорит. Невил,  весь день посвятивший  уничтожению "ненужных бумаг" (что за
бумаги? какое  они  имеют  отношение  к  происходящему?), заявляет,  что ему
необходимо развеяться,  а потому  завтрашним утром  он уезжает! Даже  самого
несмышленого читателя не могут обмануть подобные намеки.
     Насвистывая "Последнюю розу  лета"[58], сержант Кафф с первого  взгляда
подмечает:  "Тяжелая  трость,  подбитая  железом.  Уничтожение бумаг  вместо
занятий. Хочет  исчезнуть на несколько дней. Зачем? Для того, чтобы избежать
вопросов или же чтобы выждать, пока уляжется пыль?"

     [58]  В романе Коллинза у сержанта помимо почти патологической любви  к
розам имеется еще  и привычка  в минуты задумчивости насвистывать "Последнюю
розу лета". (Прим. авт.)

     Пусть не улыбается читатель. Ему лучше последовать за Каффом, который в
свою  очередь  следует за  близнецами, решившими прогуляться перед  закатом.
Послушаем,  о чем  они говорят.  На  первый  взгляд  беседа брата  и  сестры
выглядит вполне невинно. Никаких  недомолвок или  намеков, за  которые можно
было бы  зацепиться.  Но  при  повторном воспроизведении  мы  замечаем некую
странность в этой сцене.
     Если  Невил  действительно  решил  уехать, не  в  силах больше выносить
любовную муку, то почему он колеблется и не  сразу  говорит  об этом сестре?
Поскольку  ранее  Елена  осудила  его  слабость  к  Розе,  то она  наверняка
поддержала бы  его  решение. Почему  же тогда Елена настроена столь  сурово?
Такое впечатление, что Невил испытывает огромное облегчение,  почти эйфорию,
когда сестра одобряет его план. Но это происходит лишь после того, как Елена
узнает,  что решение  Невила поддержал каноник. Но затем  следует  замечание
относительно тяжелой трости, и Невил тут же впадает в угрюмую задумчивость.
     "Как  мне не  хочется идти  на этот обед,  Елена", --  наконец  говорит
Невил, когда они почти подошли к воротам Женской Обители.
     Мы знаем,  что цель обеда -- примирение  Друда и  Невила. Последние две
недели все  только  этого и ждут.  Именно  по этому поводу  Елена в обществе
Криспаркла взывала к добродетели и небесам. А потому если  во время прогулки
близнецов и  должно что-то интересовать, так это именно предстоящий обед. Но
они  упоминают о нем лишь  в самом конце,  да  еще вскользь, да  еще в таких
выражениях, что читатель  пребывает в полном  недоумении, о чем, собственно,
идет речь. Но давайте послушаем их раз.

     Невил, хмуро. Как мне не хочется идти на этот обед, Елена.
     Елена, весело. Милый Невил, стоит ли из-за этого беспокоиться? Подумай,
ведь скоро все это будет уже позади.
     Невил, мрачно. Позади? Да. И все же мне это не нравится.
     Елена, успокаивающе. Вначале, может быть, и будет минута неловкости, но
только минута. Ведь ты же уверен в себе?
     Невил, зловеще. В себе-то я уверен. А вот во всем остальном -- не знаю!
     Елена, вскидывая  брови. Как странно ты говоришь,  Невил! Что ты хочешь
сказать?
     Невил, нахмурившись. Елена, я  и сам не знаю. Знаю  только, что мне все
это не нравится. Какая странная тяжесть в воздухе!

     Нужно сделать над  собой усилие, замечает  Кафф, чтобы  догадаться, что
речь  идет о предстоящем примирении с Друдом. Но зато этот диалог  с первого
до последнего  слова применим к убийству Друда,  если считать, что именно за
этим прибыли  с  Цейлона "англо-сингальские"  близнецы  (или  кто  они там).
Будучи  специалистом по расследованию преступлений  с  восточной подоплекой,
Кафф знает, что такое вполне возможно[59]. И в этом случае, добавляет сыщик,
убийство носило бы ритуальный характер, и значит,  должно быть совершено без
пролития крови, а именно путем удушения. Если так, то сцену беседы близнецов
можно интерпретировать следующим образом:

     [59]  Три   брамина,   убившие  Эбльуайта  в  "Лунном  камне",  прибыли
непосредственно из Серингапатама.

     Невил собирается задушить жертву либо голыми руками,  либо шнурком, как
принято у тагов. Об  этом  они условились  с сестрой заранее. Но в последнюю
минуту у него возникает опасение, что он не справится, и поэтому Невил берет
с собой тяжелую трость.  Сестре это  не нравится. Елена  явно  играет в этом
тандеме  ведущую  роль,  и в ее  планы  (составной  частью  которых,  вполне
возможно,  является избавление от тела с помощью  оксида кальция) совсем  не
входит  стремительный  отъезд брата. Однако Невил чувствует, что не сможет с
собой совладать,  и ей остается только  смириться с неизбежным. Но подлинная
проблема состоит в том, что вера  Невила дала трещину, тогда как  Елена  все
еще фанатически  верит. Невилу не  нравится не только убийство  Друда,  но и
"все остальное":  кто знает,  в осуществление  каких еще планов  позволил он
себя  втянуть?  Именно поэтому  сестра обвиняет его в том,  что он  "странно
говорит", и  именно в  этом  кроется причина долгого сомневающегося взгляда,
которым она провожает его при расставании.

     -- Бедная я, бедная!
     Женщина   из  опиумного  притона  в  Шедуэлле,  известная  полиции  как
Матросская Салли, или Салли Курилка, почти ничем не отличается от женщины  в
романе. Когда  Диккенс  встретился с ней -- трясущейся, истощенной, охрипшей
от  приступов   чудовищного  кашля,  --  на  вид  ей  можно  было  дать  лет
шестьдесят-семьдесят. На самом деле бедняжке всего двадцать шесть[60].

     [60] Некоторые невнимательные комментаторы и даже переводчики говорят о
"старухе  из  опиумного притона". Но  сам Диккенс ни  разу  не упоминает  ее
возраст и ни разу не называет "старухой". (Прим. авт.)

     -- Ох, легкие у меня плохие, совсем никуда у меня легкие,  -- причитает
она сквозь отчаянный кашель.
     Но  это вовсе не жалость к себе и не попытка завоевать сочувствие Друда
(или  сочувствие двух невидимых  сыщиков). Скорее  это  трезвая  самооценка,
суровая, но точная характеристика собственного состояния. В недолгие  минуты
просветления женщина словно фиксирует, до какой степени падения она дошла.
     В данную минуту ей нужно три шиллинга и шесть пенсов, чтобы купить себе
очередную порцию опиума.  Получит она  их от Друда  -- хорошо, не получит --
что ж, но она живет  так, как  ей хочется. Она вовсе не  попрошайничает,  не
клянчит  подаяние.  Она прямо говорит,  что  в  Лондоне  у  нее  собственное
"заведение",  которое  позволяет  ей  прокормиться, хотя времена  настали не
лучшие и дела идут все хуже.
     -- Плохо идет торговля!
     Даже  Баккет   вынужден   отдать   должное  этим   последним   остаткам
достоинства, этому упрямому стремлению к независимости. Сыщик наблюдает, как
женщина,  зажав  в  руке  свои  три шиллинга  и  шесть  пенсов,  удаляется в
направлении рассадника греха -- "Двухпенсовых номеров для проезжающих".
     А  тем  временем  Бэттл смотрит  вслед удаляющемуся  Друду (поскольку в
тринадцатой и четырнадцатой главах вечно  кто-то  удаляется  и всегда  вслед
удаляющемуся кто-то смотрит).
     -- Бедный юноша! Бедный юноша! -- повторяет он вместе с автором.
     --  Знаете,  он  действительно  неплохой малый,  жаль,  что  я  не могу
остаться и спасти его.
     -- Жаль, что мы не можем остаться  и посмотреть, кто же  его  убьет, --
цинично замечает Баккет, поворачиваясь к Каффу.
     Последний как раз присоединяется к своим коллегам.
     А вообще-то  сыщикам  пора  возвращаться в  зал  Диккенса, где все ждут
результатов   расследования.  Тем  временем  наиболее  энергичные  участники
конференции,  такие, как  Жаба,  уже  приступили к обсуждению пятнадцатой  и
шестнадцатой  глав. Значит,  нам с вами,  дорогой читатель, лучше присесть в
уголке и внимательно послушать, о чем они говорят.






     Обсуждение  "таинственного выпуска" протекает  не столь  организованно,
как  можно  было бы ожидать. Вернувшимся из Клойстергэма сыщикам  приходится
излагать  свои  впечатления под оживленный гомон  тех, кто уже  приступил  к
обсуждению пятнадцатой главы,  и возмущенное  ворчание тех, кто еще не успел
дочитать указанную главу. По  выражению Порфирия Петровича, гласность еще не
проникла в ряды исследователей Диккенса.  Одним словом, дорогой читатель, мы
словно присутствуем  на игре, которую  спортивный  обозреватель, окажись  он
здесь, назвал бы  грубой и сумбурной. И судья Уилмот, судя  по всему,  давно
уже потерял возможность влиять на игроков.
     Вот вперед вырывается  Баккет и, получив пас от Салли, которая, похоже,
вознамерилась спасти  Нэда, после  того как выведала у  Джаспера  его тайну,
заявляет  о  своем  намерении  арестовать  или  по  крайней  мере  задержать
последнего. Но его атаку прерывает Жаба.  Он заявляет, что  Нэд, неизвестный
юноша, имя которого  не раз  слетало с уст  посетителя  ее  притона во время
опиумных видений, -- это вовсе  не тот, кого Джаспер собирался убить в своих
наркотических грезах, а скорее человек, которого он жаждет спасти, сбросив с
башни кого-то другого.
     Арчер,  подхватывая  мяч,  устремляется вперед,  но  Попо  отбивает его
бросок презрительным замечанием: "Неужели? А как  же вы объясните, любезный,
что Джаспер всегда произносит имя своего  племянника и ни  разу  не называет
имя таинственного злодея?"
     Мегрэ  успокаивающе  попыхивает  трубкой.  "Может,  Джаспер попросту не
знает его имени? -- вступает он в игру. -- И возможно, даже теперь он его не
знает, ведь если Невил..."
     Эх! Попо с разбегу бьет его по ногам, и тут же получает суровый выговор
от судьи.  Дюпен  при поддержке Каффа,  воспользовавшись  моментом,  сменяет
тему.  Ему  кажется,  что   первая   сцена  второго  акта  "Макбета"  чем-то
удивительно напоминает...
     "Напоминает заголовок четырнадцатой  главы!" --  торжествующе  вопит со
скамейки запасных несравненная Лоредана. Она явно старается  привлечь к себе
внимание судьи, но при этом забывает, что слова ведьмы ("Когда средь молний,
в  дождь и гром, мы снова встретимся втроем?" открывают первый, а  не второй
акт. Кроме  того, с  некоторым смущением сообщает Уилмот,  все  комментаторы
отмечали цитату из "Макбета", но ни один не смог предложить путной гипотезы,
способной объяснить, как это обстоятельство проливает свет на тайну.
     "Тем  не  менее  мадемуазель  Лоредана   весьма  своевременно  обратила
внимание на  название главы, -- подключается к игре учтивый Эркюль Пуаро. --
Ведь в  нем может  скрываться более глубокое  указание.  Мне  представляется
важным, мой коллега Дюпен..."
     "Очень  важно,  --  подхватывает мяч Дюпен, --  что Диккенс  специально
пометил  кульминационную  главу  строкой  из   "Макбета".  Но  мое  внимание
привлекает  не  сама  строка  Шекспира,  а  скорее  трагическая  тема,  тема
убийства, совершенного мужем против своей воли, по настоянию жены".
     Тут сержант Кафф, подслушавший разговор близнецов, делает ловкий финт и
развивает атаку,  начатую  Дюпеном. С  его точки  зрения,  этот диалог можно
интерпретировать как  прелюдию  к убийству. К убийству, совершенному  братом
против своей воли, по настоянию сестры.  "Но  пусть мой друг Дюпен  покажет,
как..."
     Однако пас перехватывает полковник карабинеров и выбивает этот аргумент
далеко за пределы поля. Он замечает, что  у Невила  должен  иметься паспорт,
раз он  приехал из-за  границы.  "Или он уничтожил  его  вместе с остальными
бумагами?" -- вопрошает полковник, довольно поглаживая усы.
     Неисправимый  Попо  услаждает  слух  своих  коллег  ядовитым  и  крайне
неблагозвучным  смехом, чрезвычайно  напоминающим дверной  скрип.  Но доктор
Уилмот  находит  вопрос  полковника  вполне резонным.  Что  нам  известно  о
личности близнецов кроме того, что сообщил Сластигрох? А на этого достойного
джентльмена нельзя полагаться. Мы даже не знаем, действительно ли они брат и
сестра. Особого внешнего сходства между ними не наблюдается.
     Тут в игру вступает  Порфирий  Петрович  и  приводит  обратный  пример.
Случай с  Алексеем  и Нелли  из  "Униженных и оскорбленных" дает  повод  для
целого ряда сомнений. Его тут же поддерживают Марлоу и Ниро Вулф.

     МАРЛОУ. Надо еще проверить, кто такой этот церковный сторож.
     ВУЛФ.  Откуда нам  известно, что Джаспер  и  Друд действительно дядя  и
племянник?

     В результате блистательно начатая атака захлебывается.
     Патер Браун вводит мяч в игру, отпасовывает его Каффу, тот  еще дальше,
Дюпену,  который берет  игру  на себя,  продолжая обсуждать "сходство"  дела
Друда  и  истории  Макбета.  Макбет,  как  и  Невил,  утверждает  он,  после
нескольких попыток  устраниться дает убедить  себя своей сообщнице  (которая
незадолго  до этого молит: "Пусть женщина умрет  во мне"[61].  Ей нужны силы
для свершения "ночного  дела"). Макбет, в ужасе перед преступлением, которое
он  должен  совершить,  замечает, что "природа замерла"[62]. Но то же  самое
происходит  и в ТЭД:  когда Елена  в конце концов  убеждает брата  совершить
"ночное дело", Невил говорит: "Какая странная  тяжесть в воздухе!" И в обоих
случаях, заключает  Дюпен, нанося удар по  воротам, ночью  поднимается такая
страшная буря, что с крыш падают трубы[63].

     [61]  Шекспир.  "Макбет".  Акт  I,  сцена  V.  Дюпен  напоминает  своим
коллегам,  как  Елена  в  ярости остригла  себе  волосы,  дабы убить  в себе
женщину. (Прим. авт.)
     [62] Там же.
     [63]  ТЭД,  глава  XIV:  "На  улицах  с  крыш валятся  трубы". Шекспир,
"Макбет",  акт  II, сцена  III:  "С  того строения,  где ночевали мы, снесло
трубу". (Прим. авт.)

     -- Гол! Мы выиграли!
     Этот торжествующий вопль  издает Жаба:  он совершенно уверен, что атака
Дюпена,  подготовленная  Каффом,  спасет Джаспера от напрасных обвинений. Но
далеко не  все согласны с  ним. В  том числе  и судья. На  поле  разгорается
перебранка...
     Мы  слышим  возбужденные голоса, сопровождаемые невнятным бормотанием в
микрофон,  затем  трансляция  обрывается.   Прервав   прямой   репортаж,  мы
отодвигаемся  от  центра  склоки  на  безопасное  расстояние  и  лихорадочно
набрасываем более упорядоченный, хотя и сокращенный, отчет о концовке матча.

     УИЛМОТ.  Аналогия с  "Макбетом" интересна, но  скорее всего  это чистое
совпадение. Вообще, ТЭД изобилует явными и  неявными  ссылками на  Шекспира:
например,  сцена, когда  Джаспер открыто  признается  Розе  в  своей  любви,
удивительным  образом  напоминает  эпизод  из  первой  сцены  третьего  акта
"Гамлета", когда принц с угрозами и проклятиями  отрекается от своей любви к
Офелии.  Может,  Джаспер  преследует  ту  же  цель --  убедить  Розу в своем
безумии?
     МЕГРЭ.  Не  знаю,  что  и  сказать.  А  что  говорят  по  этому  поводу
комментаторы?
     УИЛМОТ, в замешательстве.  Я могу  привести гипотезу одного выдающегося
защитника Джаспера, но мне лучше не вмешиваться в ход расследования.
     ЖАБА. Этот выдающийся защитник обвинял близнецов?
     УИЛМОТ. Нет, я  уже говорил, что до сержанта Каффа  никто не подозревал
близнецов.
     ЖАБА, по-шекспировски. Слава отважному сержанту![64]

     [64] Шекспир. "Макбет". Акт I, сцена II.

     ПУАРО.  Особенно интересно  замечание Каффа по поводу  нежелания автора
сводить в дальнейшем Розу с Еленой.
     КАФФ. Или с Невилом! Обратите внимание, что брат начиная  с ареста и до
отбытия в  неизвестном направлении ни разу на страницах романа не беседует с
сестрой!
     ПОПО. Быть может, они поссорились?
     ПУАРО.  Быть  может, автор  не  желает, чтобы они  беседовали? Иначе их
замысел (если таковой существует) перестанет быть тайной.
     КАФФ.  Вот  именно. Их  диалог  ante  factum[65]  кажется  надуманным и
неубедительным,  несмотря на  дьявольскую изобретательность романиста.  Если
они виновны, то автор не мог позволить им беседу post factum[66]! Не меньшие
трудности представляет собой  разговор между Еленой и Розой. Роза непременно
должна была  бы  выразить  Елене  свое удивление относительно  непоколебимой
уверенности последней в невиновности  брата.  Ведь Невил так вспыльчив. Куда
проще вставить в беседу Грюджиуса и Джаспера невинное утверждение, что  мисс
Ландлес "отвергает всякие подозрения и непоколебимо уверена  в  невиновности
брата".

     [65] Перед свершением факта (лат.).
     [66] После свершения факта (лат.).

     ЛОРЕДАНА, немало пораженная  доводом Каффа. Но почему  этого не заметил
такой выдающийся защитник Джаспера, как доктор Уилмот?
     УИЛМОТ. Синьорина, я предпочел бы...
     КАФФ. В оставшихся выпусках вы больше не встретите  ни одного разговора
Елены с Розой и Елены с Невилом.
     УИЛМОТ. Все это и верно,  и неверно  одновременно. Больше  я  ничего не
скажу, дабы не оказывать давление на ход расследования.
     ЛОРЕДАНА, явно начиная терять терпение. Но, Фредди!

     Тут  зал  оглашается  смущенным  кашлем  одних  и  фривольными смешками
других. Доктор Уилмот с непередаваемой  оксфордской надменностью  поправляет
галстук, обратив холодный взгляд в никуда.

     ПОРФИРИЙ  ПЕТРОВИЧ.   Джаспер  превращается   в  "груду  изорванной   и
перепачканной грязью  одежды",  когда  узнает о том, что помолвка племянника
расторгнута. Этому  есть  только  одно  объяснение: злодей с ужасом  осознал
бессмысленность  своего преступления.  Я  с  уважением отношусь к  нежеланию
председателя вмешиваться в ход обсуждения, но мне хотелось  бы знать,  нашел
ли пресловутый выдающийся защитник Джаспера какое-нибудь иное объяснение?
     УИЛМОТ, весьма холодно. Да. Он приводит вполне  правдоподобную причину,
почему это известие так подействовало на дядю.
     ПАТЕР БРАУН.  Я  призываю  всякого,  защитник  он  или  нет,  объяснить
нижеследующие факты: 1) дядя, который так печется о безопасности племянника,
ждет  до  рассвета,  прежде  чем  приступить  к  поискам;  2)  Криспаркл  не
дождавшись Невила,  ложится  спать и не знает, когда тот вернулся; 3) первый
допрос  Невила  заканчивается  на  удивление   быстро,  после  чего  каноник
обнаруживает на плотине часы, а на дне реки(!!!) булавку для галстука. Затем
каноник  ведет  Невила к  мэру  на новый  допрос, который романист  даже  не
приводит (nota bene!). В итоге Криспаркл заявляет,  что "твердо уверен в его
невиновности".  Короче  говоря,  Елена,  Роза  и каноник  вопреки  всему  не
испытывают никаких сомнений относительно невиновности  Невила. К этой троице
надо добавить Грюджиуса, который мельком видел сестру, а брата не видел даже
издали. Ну  и  ну!  Слишком  много несуразностей!  Никакого правдоподобия! Я
начинаю задавать себе вопрос: а  способен  ли автор  дать  хоть какое-нибудь
решение?!
     ЖАБА, уныло. О Боже!
     ХОЛМС, в призрачной надежде. Будь автор жив, наверное, был бы способен.
     ПАТЕР  БРАУН,  не  обращая  внимания на реплики с  мест.  С  позволения
доктора  Уилмота  я хотел  бы  привести высказывания моего...  гм... земного
создателя.
     УИЛМОТ. Прошу вас, патер.
     ПАТЕР   БРАУН.   Будучи   судьей  на   литературном  процессе  по  делу
Джаспера[67],  Г.К.Честертон заявил,  что  из  текста ТЭД невозможно сделать
вывод  о  чьей-либо  вине  или  невиновности.  Более  того,  нельзя  даже  с
определенностью сказать,  жив Друд  или мертв. И всему  виной многочисленные
несоответствия   и  противоречия,   имеющиеся  в   самом  тексте.  Дж.Б.Шоу,
возглавлявший  на  этом  процессе совет присяжных, без  каких-либо колебаний
отказал  роману  в   литературных   достоинствах,  назвав  его  "конвульсией
человека, стоящего одной ногой в могиле".

     [67] "Процесс  Джона  Джаспера. Стенографический  отчет  под  редакцией
Диккенсовского Общества". Лондон, 1914. (Прим. авт.)

     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Возражаю! Я отказываюсь признавать авторитет мистера
Шоу,  которого  интересовал  исключительно  "социальный"  аспект  творчества
Диккенса. Мистер Шоу испытал разочарование из-за отсутствия этого элемента в
последнем  романе писателя  и не  смог  оценить  художественные  достоинства
книги.
     ПОЛКОВНИК КАРАБИНЕРОВ. Совершенно верно.
     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ.  Спасибо. Что же касается художественных достоинств,
то позвольте  мне сослаться на мнение поэта Г.-У.Лонгфелло (1807--1882).  Он
говорил: "ТЭД -- одна из лучших книг Диккенса, хотя и неоконченная". Значит,
это нечто большее, чем "конвульсия человека, стоящего одной ногой в могиле"!
Достаточно взглянуть на  таких персонажей, как Дердлс,  Твинклтон, Грюджиус,
Баззард,  хозяйка  опиумного притона,  чтобы признать руку гения  английской
литературы!  Чего  стоит  только описание "Опрокинутого  фургона"  и мокрого
ребенка в одном красном носке!

     Со  всех  сторон раздаются  выкрики: "Слушайте!  Слушайте!",  "Браво!".
Сыщики  покинули  свои  места  и теперь топятся  вокруг Порфирия  Петровича,
поздравляя его с убедительной победой. Подходит к нему и патер Браун.
     -- Я цитировал  Шоу лишь ради полноты картины, -- уверяет он, -- можете
не принимать мои слова в расчет!
     Порфирий Петрович поднимается ему навстречу. Оба невысокие, полноватые,
одеты  небрежно.  Оба  глубоко религиозны. Оба  подвижны и весьма  проворны,
несмотря  на короткие  ножки. Они  тепло  пожимают  друг  другу руки.  Пуаро
удивленно взирает  на столь  трогательное  единодушие.  Бельгийца  одолевают
сомнения  (о чем, впившись глазами в его лицо, немедленно догадываются Холмс
и Дюпен): неужели такое сходство -- всего лишь случайное совпадение?! Не мог
ли  Честертон,  спрашивает  себя  Пуаро,  создать  образ своего  знаменитого
детектива, взяв за образец пристава следственных дел из Санкт-Петербурга?
     Пусть читатель решает сам, ибо бельгийцем уже завладели другие мысли. А
именно:  1)  Диккенс намеренно построил сюжет  ТЭД  по  образцу  бестселлера
своего  бывшего друга и нынешнего противника Уилки Коллинза;  2) если верить
Форстеру,  Диккенс  хотел  продемонстрировать читателям, как  можно улучшить
подобный  сюжет;  но:  3)  у  Диккенса  отсутствовал  опыт,  а  возможно,  и
способности  для создания крепкого  детективного  сюжета;  и потому: 4)  его
честолюбивый  план, быть может,  привел к обратным  результатам и обусловил,
при  общем  высоком художественном  уровне ТЭД, слабости построения  романа,
отмеченные  создателем патера  Брауна;  5) ключом к разгадке тайны  остается
опиум,  что  делает  джекилианское  решение  неизбежным;  6)  свидетельства,
собранные  сыщиками   Скотленд-Ярда  против   близнецов,   дают   пищу   для
размышлений, но вряд ли их можно признать существенными, поскольку они носят
косвенный характер и ничем другим не подтверждаются.
     Так  что  мы  продолжаем  ходить  по  замкнутому  кругу.  Этого  мнения
придерживаются  также  Мегрэ,  Вулф,  Торндайк и даже  Латинист,  по  ошибке
забредший в  Диккенсовский  зал на  обратном  пути из  туалета. Тем временем
Марлоу и Арчер, подчеркнуто пренебрегая  происходящим, насмешливо  наблюдают
за  Лореданой,  которая  полностью  ушла  в  созерцание своего  драгоценного
Фредди. Фредди (то бишь доктор Уилмот) предлагает сделать перерыв на обед  и
собраться  снова  в  три  часа   пополудни,  дабы  внедрить   в  подсознание
августовский выпуск и приступить к его обсуждению.
     Однако,   как  известно  или   должно  быть  известно   всем,   человек
предполагает, а техник  располагает. И  вот, оный представитель высших сил и
объявляет, что по техническим  причинам  внедрение откладывается  до  16.00,
впрочем, если  все  согласны,  его  можно  осуществить немедленно.  Согласны
далеко не все. Кое-кто не прочь выкинуть поднадоевшую ТЭД из головы  хотя бы
на несколько часов. С  другой  стороны, сыщики так долго обсуждали  июльский
номер, что успели сродниться с героями романа. Кроме того, вопросам не видно
конца  и края,  а  время... А время  идет. Уилмот суровым  голосом призывает
проголосовать,  и  партия сторонников  немедленного  внедрения  побеждает. А
потому, читатель, мы переходим к следующему выпуску.











     Дорогой читатель,  сейчас  уже должен  был бы наступить четвертый  день
конференции,  и мы  бы взялись за  последний выпуск  ТЭД.  Но на самом  деле
сейчас  все еще тянется середина  предыдущего дня, и мы, погрузившись вместе
со специалистами в туристский автобус,  мчимся по виа Остиенсе в направлении
к "историческому центру"  древнего города. В данную минуту автобус проезжает
мимо    собора    Святого    Павла[68].    В    чем   же    причина    этого
пространственно-временного искажения?

     [68]  Построен  в IV  в.  и  был одним из  старейших в Риме.  В  XIX в.
полностью  уничтожен  пожаром.  В  восстановленном  виде  собор,  по  мнению
специалистов, много утратил.

     Чтобы объяснить, в чем тут дело, необходимо вернуться на полчаса назад,
то  есть к  15.00. Все члены нашей группы вновь собираются в  зале Диккенса.
Докладчики занимают места за столом, и председатель открывает заседание. Вот
тут-то в дверях и появляется весьма миловидная темноволосая особа, на носу у
нее кокетливо примостились строгие очки в простой металлической  оправе. Она
напоминает манекенщицу,  в припадке безумия решившую переквалифицироваться в
учительницу младших классов.  Особа сурово  возвещает,  что  автобус подан и
уважаемым специалистам пора отправляться на экскурсию.
     В зале вспыхивает паника. Какой автобус? Какая экскурсия?
     За сим следует оживленный обмен репликами между несравненной  Лореданой
и  вновь  прибывшей  красавицей  (как  вскоре   выясняется,  обладательницей
звучного имени Антония), из которого специалисты узнают, что  каждая рабочая
группа  имеет  право  на  поездку  в город  в  сопровождении экскурсовода. И
сегодня настал черед друдистов.

     ЛОРЕДАНА, ткнув пальцем в  сторону растерянно толпящихся криминалистов.
Но мы уже внедрили им августовский выпуск.
     АНТОНИЯ. Ни  о каком  августовском  выпуске  мне ничего не известно.  Я
должна  отвезти  всех  к  римскому  Форуму[69],  а  потом  к собору  Святого
Петра[70]. На улице прекрасная погода! Зачем в  такой чудесный день  держать
бедняжек взаперти?

     [69] Главная площадь Рима в низине между Палатином и Капитолием.
     [70] Главный  собор Ватикана. Построен в XVI в.  по проекту архитектора
Браманте. Купол проектировал и руководил его постройкой Микеланджело.

     Латинист,  подгоняемый неприязнью к своему  коллеге из Пирны и по  этой
причине  время от времени  присоединяющийся к  друдовской группе, предлагает
компромисс:  обсуждение  можно провести  прямо  в  автобусе,  где  наверняка
имеется микрофон.
     Два  микрофона,  уточняет Антония: один  предназначен для  нее, как для
экскурсовода, другим может воспользоваться любой член туристской группы.
     И  вот  мы  в автобусе.  Позади  остаются  не  только  помпезный  собор
(помпезный, как  верно указывает  Антония, исключительно по причине неумелой
"реставрации", предпринятой в дояпонскую эпоху, а именно вскоре после пожара
1823  года), но и семнадцатая  глава, изобилующая замечательными страницами,
посвященными Сластигроху, но мало относящаяся к расследованию нашего дела.
     --  Однако, --  говорит  Кафф, -- нам  не следует  проходить  мимо того
факта, что впервые Диккенс вкладывает в уста Криспаркла  некоторые  сомнения
относительно Ландлеса. Вспомните, шесть  месяцев назад каноник в разговоре с
настоятелем выразил полную убежденность в невиновности  Невила. Он и  теперь
не  изменил  своего  мнения   и  лишь  добавляет,   что  сохранит  дружеское
расположение к юноше лишь до  тех  пор, пока у него "будет эта уверенность".
Не значит ли это, что автор пытается отвести от себя удар?
     -- Ну,  конечно,  --  вставляет  Лоредана  с  чисто женской логикой. --
Каноник  понял, что  сестра Невила подлизывается к  нему,  и теперь с ужасом
думает, какую  сцену  устроит ему  мать, если он  позволит  заманить себя  в
ловушку.
     --  Совершенно верно, --  подхватывает полковник  карабинеров. -- Мы не
должны забывать -- и синьорина Лоредана очень вовремя напомнила нам об этом,
-- что миссис Криспаркл  вовсе не одобряет снисходительного отношения своего
сына  к обвиняемому. Вспомните, она с самого  начала пребывала в  убеждении,
что этот  юноша опасен. Возможно,  уже тогда автор стремился отвести от себя
обвинения в непоследовательности.
     --  Прошу  прощения,  -- вмешивается  Антония. Сомнения в  невиновности
Невила, а  также собственная тирада по поводу достоинств собора помешали  ей
вовремя  обратить  внимание  на  языческую  гробницу,  которая  только   что
промелькнула  справа. -- По преданию, -- несколько  запоздало  сообщает она,
поправляя  нелепые  очки на  неприступно-совершенном  лице  манекенщицы,  --
именно здесь, неподалеку от "U & O", в склепе матроны Люцины христиане тайно
похоронили апостола Павла, обезглавленного у Трех Источников[71].

     [71]  На этом месте,  расположенном  неподалеку  от квартала  Всемирной
выставки, было основано аббатство Трех Источников.

     Экскурсанты  с уважением  внимают ей,  но  естественные  ассоциации  со
склепом матроны  Сапси  сразу же  возвращают их  к обсуждению  восемнадцатой
главы ТЭД.
     --   Друдист   Дж.Й.Уотт  назвал  ее  "самой  обсуждаемой  главой  всех
современных  книг"[72], --  говорит доктор  Уилмот. -- Конечно, он несколько
преувеличил,  но суть  дела отразил  верно, ведь  никакой другой  вопрос  не
вызывал  столько  разногласий  среди  исследователей, как вопрос  о личности
Дэчери,  таинственного   и  явно  ряженого   персонажа,   что  поселяется  в
Клойстергэме и принимается следить за Джаспером

     [72]  Дж.Й.Уотт. "Студенческие исследования  "Эдвина Друда". Без  даты,
но, скорее всего, 1913 г. (Прим. авт.)

     -- Готова поспорить,  что этот... как там его  зовут?... клерк  мистера
Грюджиуса, которого  мы  встречаем в одиннадцатой главе и... ах да, Баззард!
Так вот, готова поспорить, что Дэчери -- это Баззард! -- объявляет Антония.
     Все  с удивлением взирают  на нее,  и  даже водитель выворачивает  шею,
рискуя врезаться в грузовик, зад которого назойливо маячит перед автобусом.
     -- Но откуда ты... -- Лоредана на мгновение замолкает,  но, справившись
с  изумлением,  спрашивает: -- Но ведь ты же не читала ТЭД? Или у тебя  тоже
телепатические способности?
     Дорогой   читатель,   истина   всегда   гораздо   проще,  чем  кажется.
Добросовестная Антония, зная,  что заботам ее  подруги  поручена  друдовская
группа, и желая  проникнуться интересами гостей, внедрила в свое подсознание
всю книгу целиком. И, как оказалось, не без пользы. Ибо доктор Уилмот отдает
должное  ее  гипотезе,  поскольку она,  то есть гипотеза, ни в коей  мере не
является фантастической.
     Редактор "Диккенсианы" поясняет, что 33,7  процента ученых считают, что
Дэчери --  это  Баззард.  Но,  тут же  добавляет  он,  добрых  20  процентов
полагают, что  это  Елена или Невил; 16 процентов  подозревают в нем мистера
Тартара,  и еще  16 процентов  исследователей видят  в Дэчери  самого Друда,
который, жив-живехонек, явился, дабы разоблачить дядюшку Джаспера. Остальные
14,3 процента придерживаются следующих мнений на этот счет: Дэчери -- это а)
вездесущий Грюджиус; б) некий детектив,  нанятый все  тем же Грюджиусом;  в)
детектив,  которого  никто  не  нанимал, но прослышавший  о деле  Друда и по
собственному почину решивший взяться за расследование тайны; г) сам Диккенс,
который собственной  персоной появляется  в  самом  конце,  словно  deus  ex
machina[73];  д) незнакомец, который  так и останется незнакомцем, поскольку
автор  в  который раз проявит  полную  неспособность  дать разумное решение.
Последней точки зрения, добавляет Уилмот, придерживался Г.К.Честертон, тогда
как Сесил  Честертон  (защищавший  Джаспера  на псевдопроцессе  в 1914 году)
принадлежал к лагерю "баззардианцев"[74].

     [73] Бог из машины (лат.). Такую необычную гипотезу выдвинул английский
ученый У.-У.Робсон  (Литературное приложение  к  "Таймс",  No 4206).  (Прим.
авт.)
     [74] Баззардианская  гипотеза  подтверждается  тем  фактом,  что  клерк
находится "в отпуске", когда Роза приезжает в Лондон. (Прим. авт.)

     ЛОРЕДАНА. Антония права, это  непременно Баззард. Во всяком случае, под
маской  Дэчери скрывается опытный сыщик. Вспомните,  как быстро  он вышел на
Дердлса и склеп Сапси, украшенный дурацкой эпитафией.
     АНТОНИЯ.  Посмотрите налево, мы проезжаем мимо пирамиды Гая Цестия[75].
Высота ее составляет тридцать семь метров, внутри имеется гробница размерами
четыре на шесть  метров, в которой Бельцони не смог бы застрять. Надпись  на
ней...

     [75] Народный трибун в Риме (I в. до н.э.).

     ЛАТИНИСТ, явно стараясь  произвести впечатление на  прекрасную Антонию.
Выполнена  шрифтом, характерным  для  эпохи  Августа[76]  и гласит, что  Гай
Цестий (почивший в 12  г. до Р.Х.) был членом Septemviri epulones[77]  и что
на возведение его гробницы потребовалось 330 дней.

     [76] Римский император (27 до н.э. -- 14 н.э.).
     [77]  Сентябрьский  эпулон (лат.),  --  коллегия жрецов, в  обязанности
которой входила организация пиршеств.

     УИЛМОТ.  Возможно,  вам  интересно  будет узнать, что  во  время своего
пребывания  в  Риме в 1845  году,  описанного в  "Картинах  Италии"  (1846),
Диккенс восхищался видом этой пирамиды в лунном свете...
     АНТОНИЯ...  которая  вместе с находящимися  неподалеку воротами Святого
Павла (в древности Остийские ворота[78]) составляет одно из самых живописных
достопримечательностей Рима.

     [78] Один из въездов в Рим. Остия -- портовый город в устье Тибра.

     УИЛМОТ.  Диккенс  не  упустил  возможности побродить  по расположенному
неподалеку протестантскому  кладбищу, где покоятся прах Шелли[79]  и останки
Китса[80].

     [79] Перси Биши Шелли (1792--1822) -- английский поэт-романтик.
     [80] Джон Китс (1795--1821) -- английский поэт-романтик.

     А   читатель,    несомненно,   не    упустит   возможности   подивиться
предусмотрительности  японцев,  под  чьей   эгидой  удалось  достичь  такого
замечательного сплава туризма, культуры и отдыха. Замечания Марлоу и Арчера,
которые  эта  парочка пробными шарами запускает в сторону Антонии,  выглядят
куда менее уместными.
     --  После  всех  этих разговоров о могилах перестаешь сомневаться,  что
Друд действительно мертв[81].

     [81] Циничный Баккет уже  указывал  на одну из причин, по которой Друда
следует  считать убитым,  хотя добрая треть друдистов полагает,  что он жив.
Нам  представляется, что самым сильным доводом в пользу его смерти  является
кольцо  с  бриллиантом и рубинами, которое  Диккенс кладет ему в карман. Для
чего еще нужно это кольцо, как не  для опознания тела, наполовину сожженного
негашеной известью? (Прим. авт.)

     Антония, все-таки  сочтя это  замечание  весьма сомнительным, ничего не
отвечает. Она предпочитает  пуститься  в  оживленную беседу с  Латинистом по
поводу Тита Ливия  (которого  она  тоже  внедрила в  свое подсознание).  Тем
временем автобус сворачивает на  плаза Албания,  где  немедленно  попадает в
пробку.  И  у наших специалистов появляется отличная  возможность перейти  к
девятнадцатой главе с ее грозной "тенью на солнечных часах".

     ЛОРЕДАНА. Какой подонок!
     ДЮПЕН. Не обязательно,  если  принять гипотезу,  что Джаспер всего лишь
притворился  безумным,  дабы подлинный злодей  или  злодеи не  заметили  его
расследования. С  этой точки зрения сходство со  сценой Гамлета и Офелии[82]
представляется  мне  крайне  важным. А если  присовокупить  сюда  "Макбета",
бросающего тень на близнецов, то...

     [82] См.: Шекспир. "Гамлет". Акт III, сцена I.

     ПУАРО. Но выдающийся  защитник Джаспера, если я верно понял, не считает
близнецов убийцами.
     УИЛМОТ. Не совсем так... Впрочем, я могу раскрыть  имя  этого защитника
-- сэр Феликс Эйлмер,  известный  актер, чья книга  "Дело Друда" произвела в
1964 году революцию в подходе к ТЭД.
     ЖАБА, про себя. Слава Богу, мы наконец начинаем продвигаться вперед! Но
у меня дурное предчувствие...
     УИЛМОТ.  Согласно Эйлмеру,  убийца  --  это пока еще  не  упоминавшийся
персонаж. Он  фанатик, нечто вроде террориста и прибыл  с Ближнего  Востока,
дабы,  согласно  мусульманскому   обычаю,  отомстить   Друду   за  серьезное
оскорбление, нанесенное исламу отцом  Эдвина (отец, как мы знаем,  некоторое
время жил на Ближнем Востоке).
     ВСЕ,  включая  Антонию  и  Латиниста,  прервавших  свою   беседу.  Дело
Рушди![83]

     [83] Салмон  Рушди --  современный пакистанский писатель, своим романом
"Сатанинские  строки"  навлекший  на  себя  гнев  мусульманских  ортодоксов,
которые заочно  приговорили его к смерти.  Приговор до сих пор не отменен, и
С.Рушди уже не первое десятилетие вынужден скрываться.

     УИЛМОТ.   Не  будем  торопить  события.  Эйлмер  предложил  религиозную
гипотезу  как  первую, пришедшую ему  в  голову. Ведь камни в кольце  вполне
могли быть похищены.  Вспомните святотатственное ограбление, имевшее место в
Мекке в 1813 году, в котором оказались замешаны офицеры-европейцы, служившие
у Мехмета Али[84]...

     [84] Мехмет Али (Мухаммед Али) -- паша  Египта  с  1805  г., основатель
династии, правившей до 1953 г. Создал регулярную армию,  вел завоевательские
войны, фактически отделил Египет от Турции.

     ВСЕ, за исключением Антонии, которая  не читала и  не  внедряла в  свое
сознание  содержание  книги  Коллинза,  но включая,  что  довольно  странно,
Латиниста. Но это повторение сюжета "Лунного Камня"! Опиум и все такое!
     УИЛМОТ.  Совершенно верно. Поэтому  Эйлмер,  рассудив, что  Диккенс  не
способен на столь откровенный плагиат, делает выбор  в пользу кровной мести.
Он  считает,  что  отец  Друда  публично  оскорбил знатного  мусульманина, и
потомки обиженного поклялись отомстить сыну своего врага именно 24  декабря,
в день,  когда было нанесено оскорбление.  Джаспер,  знавший  о нависшей над
Друдом угрозе, составляет  план, как предотвратить трагедию, и приходится он
Эдвину  вовсе  не  дядей,  а  единоутробным  братом,  тогда как  женщина  из
опиумного притона -- это бабушка Розы. Вспомните, что отец Розы...
     ЖАБА. Довольно!  Можете не продолжать. Что  называется,  из  огня да  в
полымя. Сначала убийцей против всех правил оказывается первый подозреваемый,
а теперь и вовсе нет подозреваемого, поскольку убийца  еще не появился!  Так
очень далеко можно зайти! Пуаро, ради Бога, скажите что-нибудь.
     ПУАРО.  Нельзя  отрицать,  что,  когда  убийцей оказывается  совершенно
неизвестное лицо, преступление  сильно  теряет в своей... гм... charm[85]. В
классическом   случае  это  обычный   бродяга,  и  такой   вариант  мы   уже
рассматривали. Но если Эйлмер прав...

     [85] Прелесть (фр.).

     ЖАБА.  Разницы  все  равно  никакой: некто,  о  ком  мы  и не  слышали!
Совершенно незнакомое лицо!
     ПУАРО. Не совсем  так. Комиссар  Мегрэ уже  высказывал подозрение о его
существовании.
     МЕГРЭ. Я просто предложил гипотезу, объясняющую, почему Джаспер в своих
видениях повторяет имя племянника. Хотя  враг, которого он собирается убить,
-- это  вовсе  не  Эдвин.  Вполне возможно,  дядя  подозревал о нависшей над
племянником опасности, но не знал, откуда именно эта опасность исходит.
     ПУАРО. Иными словами, Джаспер с некоторых  пор знал, что  кто-то в ночь
на 24 декабря  собирается  убить  его племянника,  но не  знал, кто  именно.
Позже,  после приезда близнецов, он начинает  подозревать  Невила, но у него
нет доказательств.
     АНТОНИЯ.  Все  это  очень  глупо! Если Джаспер знал  об угрозе  и  даже
собирался предотвратить ее, то  с какой стати он преспокойно ложится  спать,
отпустив Друда прогуливаться с предполагаемым убийцей?
     УИЛМОТ.  Гипотеза Эйлмера  несколько непоследовательна, но все  же  она
обладает  определенной  логикой.  Я,  безусловно,   не  стал  бы   исключать
возможность  того, что  замысел  Диккенса состоял  в чем-то  подобном.  Ведь
публика  всегда испытывала слабость  к  мрачным семейным историям, особенно,
если  они  как-то  связаны   с  английскими  колониями.  Так  вот,  согласно
Эйлмеру...

     Дорогой  читатель,  гипотеза   действительно   весьма  сложна.  Поэтому
приведем лишь ее краткое резюме.
     Мусульманская семья распространила на сына  проклятие,  возложенное  на
отца, и по  закону  священной мести  приговорила  Эдвина Друда к смерти,  но
приговор  нельзя привести  в  исполнение  (по  другому  закону),  пока  Друд
помолвлен с Розой. Поскольку отец Розы, хотя и был другом отца Эдвина, но  в
отношении  пострадавшей  семьи вел себя более чем  достойно.  Поэтому убийца
собирался сначала удостовериться в том, что помолвка Эдвина и Розы все еще в
силе. И только в том  случае, если это не так, он мог осуществить акт мести.
Джаспер действует  в двух  направлениях. С одной стороны,  он  раззадоривает
Невила, чтобы  тот выдал себя (если юноша  и впрямь является убийцей),  а  с
другой  -- следит за молодыми  людьми,  дабы  убедиться, что они по-прежнему
любят  друг  друга.  Уверенный  в  последнем  (как  мы знаем, ошибочно),  он
спокойно отправляется  спать.  Остается вопрос: как  убийца  узнал о разрыве
помолвки? Объяснение очень простое -- он подслушал разговор между  Эдвином и
Розой,  подслушал  целиком,  в  отличие  от  Джаспера,  который  видел  лишь
последний дружеский поцелуй.

     ВОДИТЕЛЬ,  который,  пока  автобус  все еще  торчит  в пробке на  плаза
Албания, от нечего делать прислушивается к обсуждению гипотезы. Вот история!

     Если  читатель бывал  в Риме  в  разгар лета,  попадал в  автомобильную
пробку  и вместе с ней  в час по чайной ложке полз от  плаза Албания по  виа
Авентино, то  он прекрасно знает, что нет  никакого смысла выезжать в правый
ряд.  Справа,  со  стороны  Большого цирка[86], нет  ничего  интересного, за
исключением на редкость отвратительного Дворца ФАО[87] с  примыкающим к нему
почтовым ведомством.  Но вот  если сместиться  влево, то глазам  открывается
прекрасный   вид  на  развалины  юго-западной   части  Палатинского   холма,
освещенные мягким сиянием заката.

     [86]  Самый древний  цирк на  территории Рима. Был расположен в  долине
между Авентином и  Палатином. Естественным амфитеатром служили  склоны  этих
холмов. Впоследствии в низине была оборудована овальная арена.
     [87]  Штаб-квартира  организации  ООН  по  вопросам   продовольствия  и
сельского хозяйства.

     В нашем случае солнце  еще  не село, и зрелище поражает своей красотой.
Антония с  помощью Латиниста  сопровождает картину комментариями.  Перебивая
друг друга, они  описывают строение Домициана[88]  на западе, арки  Септимия
Севера[89] (от 20 до 30  метров в высоту) на юге и знаменитый Септизоний[90]
на  юго-востоке (правда, последний давно уже канул в Лету). Но Жаба не  дает
никому насладиться чудесным зрелищем.  "Questa e quella, per  me pari sono",
-- ворчливо напевает он строчку из  "Риголетто"[91] ("Та иль другая, мне все
равно!").  Он  явно   имеет  в  виду,  что   нет   никакой   разницы   между
"джекилианским"  решением и разгадкой с привлечением неизвестного  убийцы. И
тут же добавляет, что  появление Матросской Салли в  двадцать третьей  главе
исключает многие варианты.

     [88] Римский  император  (? --?). Имеется в  виду  стадион, построенный
Домицианом лично для себя.
     [89]  Римский  император  (146--211),   основатель  династии   Северов.
Триумфальные арки возведены в 203 г. по случаю побед над парфянами.
     [90]  Высотное  здание,  построенное Септимием Севером у  юго-восточной
оконечности Большого цирка.
     [91] Опера итальянского композитора Дж.Верди.

     Но ведь двадцать третья глава еще не  внедрялась в  головы специалистов
(не может  не возразить внимательный читатель). Почему же о ней  говорят? Мы
забыли сообщить, что автобус на виа Авентино стоял так долго, что обсуждение
августовского выпуска успело зачахнуть. Торндайк, ссылаясь на главу "Тень на
солнечных часах",  обратил  внимание на гипнотические  способности Джаспера.
Просто глядя  на  Розу, регент  сумел не  только парализовать ее волю, но  и
вынудил девушку дважды  ответить  чем-то  отдаленно  напоминающим  согласие.
Затем Дюпен вновь  принимается убеждать всех в том, что эта сцена ведет свое
происхождение от "Гамлета". Он даже наглядно показывает,  как  Джаспер то  и
дело выражает свои мысли ямбическим пентаметром[92].

     [92] Дотошный  Пуаро подтверждает, что насчитал девять  таких мест. Вот
одно, звучащее  наиболее по-шекспировски:  "Я  не нанесу удара слишком рано.
Подай мне знак, что слышишь меня". (Прим. авт.)

     А сержант  Кафф  напоминает, что, как он и  предвидел (отчасти с подачи
доктора Уилмота), мы больше  не встречаем в романе разговоров наедине  между
Еленой и Розой. Не говоря уже о беседах Елены с Невилом.
     -- После роковой ночи  прошло шесть месяцев,  -- говорит сержант. -- Мы
дошли  до  последней  страницы  пятого  выпуска.  А  эта  троица  больше  не
обменялась  друг  с другом  ни словом, по крайней мере в  нашем присутствии.
Такое  положение  вещей не  могло  сохраняться и  дальше, иначе  у  читателя
непременно зародились бы подозрения.

     ПОЛКОВНИК. Совершенно верно!
     КАФФ.  Но  Диккенс  очень  остроумно  выходит  из  положения,  намекая:
подобный  разговор  может  быть  опасен  для жизни. Он  заставляет Грюджиуса
произнести  вроде  бы  невинные  слова:  "Я  еще  не  решил,  насколько  при
сложившихся  обстоятельствах  будет  благоразумно,  если прелестная  молодая
леди, здесь присутствующая, станет поддерживать открытые сношения с Еленой и
мистером Невилом... С другой  стороны, мисс Роза, понятно, хочет видеть свою
подругу,  мисс  Елену, и, во  всяком  случае, желательно, чтобы мисс  Елена,
незаметным для других  образом, узнала из уст мисс Розы о том, что произошло
и чем ей угрожают".
     ЖАБА. Слушайте, слушайте!
     КАФФ.  С моей точки зрения,  это все  равно что  сказать:  "Как автор я
знаю, нельзя позволить им побеседовать и при  этом не проболтаться. Но иначе
читатель может что-то заподозрить. Поэтому в следующем выпуске разговор Розы
с Еленой  состоится. Просто,  сославшись на происки Джаспера, я устрою  так,
чтобы обещанная беседа ни в коем случае не произошла с глазу на глаз".

     Так  что же  придумал  автор?  Жажда  узнать, как  развивались  события
дальше,  возрастает у  наших  экскурсантов  настолько, что в итоге  Лоредана
связывается по  радиотелефону с "U & О". Имеется ли возможность прямо сейчас
произвести  внедрение следующего  номера через имеющиеся в автобусе наушники
для синхронного перевода?
     Судя по всему, ответ положительный, и в мгновение ока импульсы, несущие
информацию о  тексте Диккенса, достигли  подсознания специалистов. Не  успел
еще показаться Палатинский холм,  как все уже знали содержание сентябрьского
выпуска, того  самого, для  которого  автор  не успел  к 8  июня  1870  года
дописать  шести-семи  страниц  и  который   читатель   найдет  на  следующих
страницах...
     ЛОРЕДАНА. Но...

     Ах да, одну  минуту, читатель. Увлекшись обсуждением предыдущей главы и
достопримечательностями  древней  столицы,  мы  совсем  забыли  упомянуть  о
паре-тройке важных вещей.
     А. Двадцатая глава называется в  оригинале  "Divers  Flights". Для тех,
кто  не  знает английского языка,  Лоредана  поясняет,  что у слова "flight"
имеется два  значения: одно подразумевает перемещение в воздухе, а другое --
бегство. Следовательно, divers flight  -- это,  во-первых,  бегство Розы  из
Клойстергэма; во-вторых,  стремительное  движение  поезда  "над  лондонскими
крышами"   (железнодорожное  полотно  проложено  по   эстакаде);  в-третьих,
восхождение в "воздушный сад" посланного самим небом мистера Тартара[93].

     [93] В русском переводе этот эпизод относится к главе XXI.

     B.  По поводу разговора "из окна в окно", состоявшегося  между мистером
Тартаром и "бедным  студентом", Порфирий Петрович  в шутку  обвиняет Кафку в
плагиате.  Почему? Да потому, что  Кафка,  прилежный читатель Диккенса  (чью
"широкую  душу и  огромную беззаботную  щедрость"  он  превозносил  в  своем
дневнике), почти наверняка написал  сцену  беседы с балкона на балкон  между
Карлом  и  "бедным студентом"[94],  находясь под впечатлением  именно  этого
эпизода ТЭД.

     [94] Из романа "Америка".

     C. Латинист во  все более оживленной беседе  с  Антонией  объявил  себя
горячим поклонником Уилки Коллинза. Как странно это для  латиниста, замечает
она.  Дело  в том, отвечает  тот, что латынью он увлекся под  влиянием одной
страстной почитательницы романа Коллинза. А что это был за роман и как звали
почитательницу,  немедленно  осведомляется Антония. Вместо  ответа  Латинист
густо краснеет и  отворачивается  в сторону. Так что отложим выяснение этого
вопроса до более подходящего случая.







     И  вот  мы  наконец  добрались  до  Большого  цирка и  одновременно  до
окутанной дымом сцены в опиумном притоне, которая развеяла последние надежды
Жабы.
     --  Одно  из  двух, --  уныло говорит  этот  бескомпромиссный  ценитель
преступлений.  -- Либо Джаспер  стремится  с  помощью  опиума успокоить свою
совесть,  несколько растревоженную после  убийства племянника,  убийства,  о
котором он  так долго мечтал и которое наконец свершилось; либо прав Эйлмер,
и  Джаспер отнюдь не  мучим угрызениями совести, уверенный, что прикончил не
своего племянника, а неизвестного  убийцу, который в действительности  бежал
после того, как задушил Друда и спрятал труп[95]. Как бы там  ни  было, дело
Друда отныне потеряло свою привлекательность, по крайней мере для меня.

     [95]  В "реконструкции"  Эйлмера неизвестный убийца  уверен,  что  убил
Друда, задушив его шелковым шарфом, который перед тем выкрал у Джаспера.  Но
на самом  деле  Друд  выжил, очнулся  и, увидев  этот  шарф,  решил, что его
пытался  убить  любящий   дядюшка.  Поэтому,   окончательно  очухавшись,  он
немедленно бежал  в Египет  и  должен вернуться  в Англию  лишь к счастливой
развязке. (Прим. авт.)

     Но Дюпен и Кафф не собираются так просто сдаваться.
     -- Ясно только одно, -- говорит Дюпен, -- автор всеми  силами стремится
не допустить, чтобы герои  романа вели какие-либо разговоры о случившемся. И
в первую очередь Джаспер, который поклялся, что не станет обсуждать эту тему
ни  с  одним  человеком,  пока  не  отыщет  убийцу.  Криспаркл  из  принципа
отказывается кого-либо подозревать. Роза не может  не подозревать  Джаспера,
но не  хочет признаваться в этом даже самой себе.  Грюджиус не скрывает, что
испытывает "неумолимую  враждебность"  к  Джасперу,  но эту  враждебность он
"даже отдаленным  намеком  не  возводил  к такому источнику",  как убийство.
Елена  же  решила не  говорить подруге о "слабости"  своего брата,  и автор,
воспользовавшись  этим предлогом,  лишает ее  права распространяться  на эту
печальную тему. Что же касается самого Невила, то  он с головой  погружен  в
свои занятия, и отрывает оную от книг только для того, чтобы в очередной раз
поблагодарить  Криспаркла и объявить, что он  "отмеченный и заклейменный, но
невиновный". И такое положение вещей, -- продолжает Дюпен, -- сохраняется на
протяжении шести  месяцев. Настал момент, когда сам Диккенс, как справедливо
отметил сержант Кафф, сообразил, что если  продолжать в том  же  духе, то  у
читателя неизбежно зародятся  свои собственные подозрения. И он обещает, что
между Еленой и Розой состоится беседа наедине. Но, как и предвидел Кафф...
     Обезумевший хор автомобильных  клаксонов не дает Дюпену договорить. Все
вскакивают   с   мест.    Что   происходит?   Похоже,   водитель   настолько
заинтересовался делом Друда, что начисто забыл о своих прямых обязанностях и
тем самым вызвал праведный  гнев прочих  жертв  автомобильной пробки. Однако
постепенно  все успокаивается и вновь наступает затишье. Раздраженно урчащее
автомобильное  стадо,   кажется,  навечно   замирает  на  площади  Капенских
Ворот[96].  Однако  прекрасная  Антония  авторитетно  сообщает,  что  вскоре
автобус выберется из  пробки, свернув на виа Деи  Черки, что  тянется  вдоль
аллеи  Большого  цирка,   где,  как  известно,   имело  место   историческое
изнасилование сабинянок[97].

     [96] Ворота в  Сервилиевой стене в юго-восточной части Рима, от которых
начиналась знаменитая Аппиева дорога..
     [97] Сабиняне -- соседи древних латинов.  Их  поселения  на холмах Рима
датируются VIII --  началом VII в. до н.э. В  легенде о  похищении сабинянок
отразился факт  слияния  двух  этнических элементов  в  римской  гражданской
общине.

     -- Да,  -- замечает  Кафф, --  я  действительно  предвидел,  что  автор
выпутается с  помощью какой-нибудь хитрости  -- очередного свидетельства его
таланта.  Что же происходит  в романе?  Диккенс умудрился обставить все так,
что разговор  Елены с Розой происходит  одновременно и наедине, и не совсем.
Они беседуют друг с другом, высунувшись из окон, и их разговор могут слышать
абсолютно все, в том числе и "бедный Невил". Результат? Милая сценка, словно
выдернутая из  оперетты. Девушки  беседуют о чем  угодно, только  не  о том,
из-за чего  они обе здесь очутились. О таинственном исчезновении  Друда даже
не  упоминается.  Создается впечатление,  что  само  это имя  находится  под
запретом.

     ВОДИТЕЛЬ. Дело ясное, профессор, Диккенс не хочет связывать себе руки.
     КАФФ.  Совершенно  верно.  Обстоятельства  исчезновения  Друда  окутаны
мраком, и  автор дает нам понять: тема эта подниматься больше не будет. Все,
что нам известно, мы  узнали при первом допросе Невила, когда тот утверждал,
что вернулся домой в десять минут первого, после того, как перекинулся парой
слов с Друдом  на  берегу реки. Все остальное покрыто  мраком совершеннейшей
тайны.  Официальное расследование  проходит мимо  нас: мы  узнаем о нем лишь
потому, что шесть месяцев спустя Роза мимоходом упоминает о своих показаниях
в полиции.
     ВОДИТЕЛЬ. Я так скажу, профессор: раз автор нас не позвал, значит, он и
не собирался отвечать на наши вопросы.
     ДЮПЕН. Именно!  Почему,  спрашивается,  Криспаркл  не  стал  дожидаться
своего  подопечного? Может, он почувствовал внезапную сонливость после того,
как выпил травяного чая, который его маменька (так по крайней мере думал он)
оставила на столике у  кровати? А всегда беспокойный  Джаспер, у которого до
рассвета горел свет? Почему он так долго ждал, прежде чем поспешил на поиски
своего  племянника? Может,  его  тоже одолел  сон?  Теперь давайте  займемся
Еленой. Нам известно, что обычно она ночевала в одной комнате с Розой, а это
значит, что если бы Елена решила прогуляться, то Роза непременно заметила бы
это.  Но на  рождественские  праздники  пансион  опустел,  так  что,  вполне
возможно,  Елена  под каким-нибудь благовидным предлогом  сменила комнату...
Даже  в  столь   бездарном  расследовании,   возглавляемом  Сапси,  все  эти
обстоятельства не могли не всплыть на поверхность. Но вместо этого...

     Никогда  не следует вовлекать  в  разговор водителя. Увлеченный беседой
сыщиков, водитель нашего автобуса  оборачивается и снова совершенно забывает
о своих  прямых  обязанностях.  В чувство  его  приводит  оглушительный  рев
клаксонов. Когда шум стихает, слово берет суперинтендант Бэттл.
     -- В последней главе последнего выпуска Диккенс сам дает  краткий обзор
положения дел и после этого преспокойно заключает: "Так обстояли дела к тому
времени, о  котором  теперь  пойдет речь".  В действительности  о  том,  как
обстоят  дела, мы не  знаем практически ничего. Кафф  и Дюпен  уловили  суть
проблемы,   которая   стоит   перед   нами:   необходимо   найти   косвенные
доказательства  вины  в  условиях,  когда  показания  свидетелей практически
отсутствуют, а все  персонажи предпочитают отмалчиваться на интересующую нас
тему.
     -- Какая любопытная задачка, -- вмешивается водитель, сворачивая на виа
Деи Черки.
     -- Самое обычное дело,  если преступление  связано  с  мафией, -- резко
отвечает полковник карабинеров.

     Замечание  о  мафии  воодушевляет   наших  экскурсантов.  Настроение  в
автобусе явно улучшается, тем более  что маневр, связанный с выездом на  виа
Деи  Черки  завершается полным  и  оглушительным успехом.  Автобус,  оставив
позади исходящую клаксонным визгом автомобильную пробку, на весьма приличной
скорости мчится  между склонами Палатинского и Авентинского  холмов. Правда,
последний  с этой стороны ничем  не  примечателен, если  не считать нелепого
памятника  Мадзини[98],  застывшему в  крайне  неудобной  позе  на  огромном
мраморном   постаменте  в   окружении   статуй  помельче  и   многочисленных
барельефов.

     [98]       Джузеппе       Мадзини      (1805--1872)      --       вождь
республиканско-демократического крыла Рисорджименто, движения за объединение
Италии.

     Слово берет доктор Уилмот.
     --  Диккенс,  --  говорит  он,  --  высоко  ценил  великого генуэзского
идеалиста, которого знал лично. Он всемерно поддерживал школу в Клеренвилле,
которую  Мадзини открыл для  итальянских мальчишек-шарманщиков, промышлявших
на улицах Лондона.
     Автобус тем временем  приближается  к Бычьему  форуму  (самому древнему
рынку  в Риме, возникшему  еще до  основания Города), и тут  же  перед  нами
встает  проблема, как добраться  до римского Форума. Мы должны либо пересечь
этот рынок (ныне пьяцца Делла Бокка Делла Верита, одно из самых интересных и
живописных  мест  города,  но  также и наиболее  любимое автомобилистами)  и
продолжить путь по улице Театра  Марцелла, дабы столкнуться с неизвестностью
на  площади Венеции;  либо попытаться  проскочить  по  улице  Святого Иоанна
Предтечи, улице Успокоения и вырулить на улицу Тюрьмы Туллия.
     Бокка Делла Верита (Пасть Истины, древняя крышка  водостока, вырезанная
из камня в виде человеческого лица;  существует поверье, что эта самая Пасть
кусает руку лжеца)  привлекает, по-видимому, многих, в том числе и Лоредану,
которая замечает, что если бы можно было  заставить Джаспера вложить  руку в
этот каменный провал, то дело было бы раскрыто.
     --  Совсем  не  обязательно,  --  возражает  Ниро  Вулф,  --  поскольку
джекилианцы утверждают, что существуют два Джаспера: один хороший и честный,
а второй --  мерзкий лжец. Как бы эта самая каменная  крышка отличила одного
от другого?
     В итоге  почтенное  собрание решает пробиваться по улице Святого Иоанна
Предтечи. Улица  эта  весьма  узкая и  тесная, но  автобус сбавляет скорость
совсем по  другой причине:  друдисты  вдруг  проникаются интересом к  церкви
шестнадцатого  века  (принадлежавшей  Флорентинскому  Братству[99],  которое
облегчало  души  приговоренных  к  смерти),  точнее,  Историческая  комната,
имеющаяся в этой церкви.

     [99] (?)

     -- В этой комнате, -- поясняет Лоредана, -- собраны различные предметы,
имеющие отношение к  смертной казни.  В том числе и  к казни  Беатриче Ченчи
(прозванной "прекрасной отцеубийцей") и ее  брата Джакомо[100]. И кто знает,
может,  эта  мрачная  семейная  история  (тема  знаменитой  трагедии  Шелли)
вдохновит кого-нибудь на новые идеи относительно близнецов Ландлесов.

     [100]  В  1605 г.  в  Риме  были  казнены четыре члена семьи  Ченчи  --
Беатриче,  два  ее брата и мачеха, обвиненные  в убийстве их  отца  и  мужа,
Франческо  Ченчи,  человека  крайне  развращенного,  который,  как  сообщают
современники,  покушался на  честь  своей  дочери.  Казнь  четырех  Ченчи, и
особенно Беатриче, глубоко  потрясла современников. Этот исторический эпизод
не раз служил  темой литературных произведений, так, например, Шелли написал
свою знаменитую трагедию "Ченчи".

     Водитель ухитряется втиснуть автобус на  крохотную стоянку. Но церковь,
к великому разочарованию наших  экскурсантов,  оказывается закрытой. Антонии
приходится довольствоваться описанием  фасада;  в заключение она  добавляет,
что   за  церковной   оградой  имеется  семь  общих  могил   для   казненных
преступников. Шесть мужских и одна женская.
     -- Счастливое было времечко, -- замечают  Марлоу и Арчер, как всегда, в
унисон, правда, явно не испытывая особой радости.
     Тут доктор Уилмот просит обратить внимание  на  стену напротив, где  за
проржавевшей решеткой можно разглядеть запущенный древний дворик.
     -- Возможно,  именно здесь, -- говорит он, -- 8 марта 1845 года Диккенс
взобрался на  груду  старых тележных  колес,  чтобы  увидеть  казнь  некоего
грабителя, который до смерти избил одну германскую графиню, упорствовавшую в
своем нежелании расстаться с драгоценностями.
     -- Баварскую, -- уточняет  полковник карабинеров -- он прекрасно помнит
это дело.  -- Бедняжка  совершала  паломничество в  Рим, причем  пешком и  в
одиночку, что было  совершенно неосмотрительно. Убийца,  молодой человек  из
окрестностей Витербо, нанес ей несколько ударов дубинкой и завладел деньгами
и  драгоценностями несчастной синьоры. Он допустил  непростительную  ошибку,
подарив кое-что из  безделушек жене, которая  встревожилась  и рассказала об
этом своему исповеднику.  А тот в свою очередь...  Не  знаю, сообщает ли  об
этом Диккенс...
     -- Сообщает, -- уверяет его Уилмот.
     -- А тот  в свою  очередь передал  ее рассказ  нашему  представителю  в
Витербо. После чего в действие вступил закон.
     --  Преступника обезглавили на этом самом месте, -- продолжает редактор
"Диккенсианы", --  и описание казни в  "Картинах Италии" полно мрачных, даже
садистских  подробностей.  В  частности, автор  замечает, что,  несмотря  на
совершенную  работу гильотины, шея словно бы исчезла. "Голова была срезана у
самого основания, так  что, казалось,  еще  немного --  и  нож раздробил  бы
нижнюю челюсть  или  отсек ухо,  а у  тела был  такой вид, точно над плечами
решительно ничего не осталось."
     -- Какой ужас! -- хором восклицают милейшие Лоредана и Антония.
     Водитель слегка вздрагивает, бросая автобус прочь от страшного места. В
салоне надолго повисает тягостное молчание. Прерывает его Порфирий Петрович.
     --  Я  хорошо  знаю  "Картины Италии",  --  говорит  он,  --  и  должен
признаться, описание  казни  этого  бедняги меня всегда смущало.  Не  только
потому, что Диккенс, некогда противник смертной казни, стал вдруг ее горячим
сторонником. И не  только  из-за глупых  шуточек,  которые  он  отпускает по
поводу  Иоанна  Крестителя,   вероятно,   по   причине   своего  врожденного
антипапизма. Нет, мне становится не  по себе, когда он  презрительно смотрит
на  толпу,  которая  пришла, чтобы  "на  время  отбросить всякие  помыслы  о
торговле и отдаться  полностью  удовольствию".  А  для  чего  же,  позвольте
спросить,  сам он пришел  за  три  часа  до казни? -- да  чтобы занять место
поудобнее! "Но  я не такой как они!" -- должно быть, говорил он себе, так же
как  часто,  слишком часто говорил в своей жизни. Все  это,  разумеется,  не
может повлиять на мое восхищенние Диккенсом-писателем.
     --  Автобус  -- не  лучшее место  для  обсуждения  подобных  тем...  --
откликается доктор Уилмот, испытывая вполне понятную неловкость.
     Инспектор  Баккет,  хорошенько обдумав  случай  с  баварской  графиней,
возвращается к делу Друда.
     -- Убив  Эдвина  своей  тяжелой тростью, --  говорит он (приставляя при
этом указательный палец к уху и как бы приглашая всех высказаться), -- Невил
мог бы снять с тела драгоценности, чтобы  симулировать ограбление. Заколку и
часы он выбросил в запруду, а кольцо мог отдать Елене. Невил прекрасно знал,
что  она  не станет  уподобляться  крестьянке  из Витербо  и  исповедоваться
преподобному Криспарклу. Но возможно, автор действительно собирался устроить
все так, чтобы Елена призналась в содеянном злодействе в самом конце.
     Это простодушное предположение вызывает одобрение Жабы.
     -- Какие могут быть сомнения, -- говорит этот гурман криминалистики, --
конечно, дело сингальских  близнецов списано с дела молодчика из  Витербо. С
той лишь разницей, что Елена  закончит свои дни не под ножом гильотины, а на
эшафоте.  Не  будем  забывать,  добавляет  он,  что  среди  общих могил  для
казненных имеется и женская.
     Полковник карабинеров выглядит не столь убежденным.
     --  Действительно,  злодей из  Витербо подарил жене  именно кольцо,  --
говорит  он, -- но скорее всего это было  не  слишком дорогое  кольцо, и  уж
точно без алмазов и  рубинов. Кроме того, я не совсем точно выразился, когда
сказал, что  он убил ее  дубинкой. В  качестве  орудия  преступления  убийца
воспользовался  странническим посохом  тевтонской  туристки.  Разница  между
этими двумя делами весьма значительная.
     --  Да,  --  снова  вступает  в  дискуссию  Жаба,  --  но  когда  Невил
демонстрирует трость своей так называемой сестре, он именует трость посохом.
Намек достаточно откровенный.
     Тем временем  автобус  выруливает на площадь Успокоения у южного склона
Капитолия[101],  и Антония  призывает обратить  внимание  на  западный  утес
великого холма, где темнеет обнажившаяся порода.

     [101] Часть Рима, расположенная на Капитолийском холме, где сохранились
развалины многих памятников античности. Здесь же находится основанный папами
Музей древностей.

     --  С этого  места,  -- говорит она, --  сбрасывали  тех, кто  совершил
государственную измену или  покрыл себя позором. Ученые сходятся во  мнении,
что Тарпейская скала  получила свое название  по имени дочери консула Спурия
Тарпея,  которая  обновила  место   казни,  когда   сабиняне  ворвались   на
Капитолий[102].

     [102] Мстя за своих женщин  (см. примеч. выше),  сабиняне начали  войну
против  Рима.  Благодаря   предательнице  Тарпее  им  удалось  ворваться  на
Капитолий. Войну остановили похищенные сабинянки, вставшие между враждующими
сторонами. Тарпею казнили  на скале в юго-западной  части Капитолия,  откуда
сбрасывали  вниз преступников. Чтобы усугубить вину Тарпеи, римские писатели
изображали ее весталкой (см. прим. ниже.)

     ЛОРЕДАНА, улыбаясь.  А чье  тело мы бы  увидели распростертым на земле,
если бы смогли хоть краешком глаза взглянуть на опиумные фантазии  Джаспера?
Я помню, как он  вскрикивает: "Все  кончилось!" --  подразумевая,  наверное,
зрелище, открывшееся ему с вершины башни.
     КАФФ, припоминая. Но разве он при этом не добавляет слова "так быстро"?
Или это сказала женщина из притона? Во всяком случае, Елена произносит почти
те  же  слова, когда  говорит  Невилу накануне преступления:  "Подумай, ведь
скоро все это уже будет позади".
     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. К этому можно добавить, что похожими словами Диккенс
завершает описание казни: "...и представление было окончено".

     Более серьезным  диккенсоведам  последнее обстоятельство кажется весьма
интересным, но Марлоу и Арчер выглядят довольно раздраженными.
     -- Это  экскурсия по городу или  заседание?  Если  экскурсия,  то зачем
вытаскивать Диккенса и потрясать этой дурацкой ТЭД?!

     АНТОНИЯ, примирительно. Если на улице Успокоения не окажется пробки, мы
скоро подъедем к знаменитому  Туллиануму, известному  также как Мамертинская
тюрьма[103].  Название   ведет  свое  происхождение   не  от  имени   Сервия
Туллия[104],  а  от слова tullus --  источник,  который не  иссяк  и поныне.
Первоначально  Туллианум  использовали  как резервуар, и только  во  времена
Республики,  когда пристроили  камеру для приговоренных к смертной казни, он
стал  играть  роль  тюрьмы.  Среди  его   узников  были   Верцингеториг[105]
(обезглавлен),    Югурта[106]    (задушен)    и   сообщники    Катилины[107]
("Vexerunt"[108], -- сказал Цицерон). Все это не имеет никакого отношения ни
к Диккенсу, ни к ТЭД.

     [103] Государственная тюрьма Древнего Рима. По преданию, была построена
в VII  в. до н.э. В действительности  она построена, по-видимому,  в III  в.
н.э.   Свое   название   ведет  от  мамертинцев  --   италийских  наемников,
взбунтовавшихся и разбойничавших на Сицилии в начале III в. до н.э.
     [104] Согласно преданию, царь Рима с 578 г. до н.э. по 534 г. до н.э.
     [105]  Вождь арбернов, в 52 г. до н.э. начал войну против  Цезаря, но в
сражении при Алезии был побежден и взят в плен, а впоследствии казнен.
     [106] Царь Нумидии, воевал с римлянами. После ряда побед в 105 г. попал
в плен.
     [107] Организатор  заговора,  раскрытого  консулом Цицероном в 63 г. до
н.э. Погиб в сражении в 62 г. до н.э.
     [108] Пусть живут (лат.).

     ДОКТОР   УИЛМОТ,  улыбаясь.  Кстати  об  этой  самой  тюрьме.  Согласно
иллюстратору   произведений  Диккенса  Филдсу[109]  писатель   первоначально
предполагал, что местом действия  заключительной сцены романа станет  камера
для приговоренных  к  смерти. Кроме того, он  собирался осмотреть  тюрьму  в
Мейдстоуне. Однако вряд  ли можно сомневаться, что он не преминул посетить и
Мамертинскую тюрьму, верхняя камера которой  (позднее превращенная в часовню
Святого  Петра   в  Темнице[110])  особенно   привлекла  его   "заржавевшими
кинжалами, ножами,  пистолетами,  дубинками  и  другими орудиями  насилия  и
убийства, принесенными сюда  сразу после  того, как они были пущены в ход, и
развешанными, чтобы умилостивить оскорбленное небо".

     [109]  Позже  мы  внимательно  рассмотрим  иллюстрацию,  которую  Филдс
приготовил для обложки ТЭД, а также знаменитую гравюру "Опустевшее  кресло".
(Прим. авт.)  (По  другим  данным иллюстрацию  для обложки  выполнил не  Люк
Филдс, а Чарлз Олстон Коллинз, брат Уилки Коллинза.)
     [110]  Согласно  традиции Св.Петр,  заточенный в  Мамертинскую  тюрьму,
сотворил чудо,  и из  скалы забил источник,  который утолил  жажду  узников.
После этого многие заключенные обратились в христианство. В средние века эта
тюрьма  стала  местом  поклонения и  получила  название  часовни Св.Петра  в
Темнице.

     Все  посмеиваются над ошибкой Антонии,  в том  числе и  сама Антония, и
прекрасная  экскурсоводша  просит  водителя свернуть на  улицу Благодарения.
Вскоре  все  забывают о Мамертинской тюрьме.  Автобус подъезжает к  римскому
Форуму,  и  после  длительных  переговоров с великолепной  Антонией любезные
служители гостеприимно распахивают ворота запасного входа.



     Если посетитель римского Форума вознамерился бы сейчас спуститься в эту
узкую нишу, ошибочно именуемую гробницей Ромула[111], где под плитой черного
мрамора  (знаменитый Lapis  Niger) действительно покоятся  какие-то останки,
относящиеся к эпохе царей, он немало удивился бы желанию Антонии и Латиниста
расшифровать загадочную  надпись на разрушенной пирамидальной стеле. Если не
считать так называемой "фибулы из  Пренесте"[112] (вероятно, подделки), это,
вне всякого  сомнения, самая ранняя из известных латинских  надписей. Но где
же остальные участники автобусной дискуссии?

     [111] Легендарный  основатель и первый царь Рима (755 до н.э. -- 716 до
н.э.).
     [112] Фибула (лат.) -- пряжка для скрепления одежды,  сделанная в  виде
цельной пружинящей спирали. Пренесте  (ныне Палестрина) -- центр италийского
бронзового искусства. Имеется в виду,  вероятно, фибула Мания (около  600 до
н.э.) с древнейшими латинскими надписями.

     Выбравшись  на поверхность,  посетитель  смог  бы опознать в  человеке,
раскуривающем трубку под аркой Септимия Севера, комиссара Мегрэ. А в парочке
туристов нетрудно узнать Холмса и доктора Ватсона. Эти достойные джентльмены
с интересом  разглядывают Золотой  миллиарий[113]  (неподалеку  от Umbilicus
Urbis[114]),  пытаясь  выяснить  расстояние  от  Рима  до  основных  городов
империи.  Но  сомневаемся,  что  даже  самый  внимательный  и   просвещенный
посетитель Форума  узнает в троице, только  что скрывшейся в курии  (здании,
где обычно собирался сенат[115]), Торндайка и доктора Фелла, не говоря уже о
таинственном  Попо.  Судя  по   всему,  эти   трое  собираются  полюбоваться
величественной  Anaglypha  Traiani[116],  которая,   как  полагают,  некогда
украшала ростральную колонну[117].

     [113]  Миллиарий  -- мильный столб. Золотой  миллиарий установил Август
неподалеку от храма Сатурна на римском Форуме.
     [114] Центр Города (лат.).
     [115] Государственный совет Рима.
     [116]  Анаглифа Траяна  (лат.). Анаглифа (от  греч.) -- резьба, изделия
чеканной работы. Траян (? --?) -- римский император.
     [117] Колонна на римском Форуме, украшенная носами античных кораблей.

     Что касается остальных  членов друдовской группы, то  они,  устав ждать
Антонию, давно уже разбрелись в разные стороны. Кто-то отправился к базилике
Эмилия[118]   и   храму   Антонина   и  Фаустины[119],   кто-то   ко  Дворцу
весталок[120],  а остальные еще дальше, в сторону  арки Тита[121]. Попробуем
выяснить, как аура  этого древнего места  повлияла  на  наших  специалистов,
вдохновила ли она их на новые подходы к решению тайны ТЭД.
     Базилика  --  тип  общественного здания.  На  римском  Форуме  базилики
появились в  начале  II  в. до н.э. Использовались для  всякого рода деловых
операций и (в порядке  исключения) для судебных заседаний.  Базилика  Эмилия
была построена в 179 г.

     [119] Построен в честь императора Пия Антонина (138--161) и его жены.
     [120]  Здесь  жили  весталки,  жрицы  храма  Весты (см. примеч.  ниже),
поддерживающие в нем неугасимый огонь.
     [121] Возвигнута в честь императора Тита (? --?)  в память о завоевании
Иерусалима.

     -- Тайна тайн! Тайна в квадрате! -- слышим мы, как восклицает Гастингс,
который вместе с  Пуаро  прохаживается  среди  живописных обломков мраморных
памятников,  образующих  рядом  с  источником   Ютурны[122]   некое  подобие
лабиринта.  Бельгиец  же,  мимоходом  заметив:  "Почему   не  в  кубе?",  --
продолжает рассматривать кубический алтарь Genius aquarum[123].

     [122] Нимфа  Ютурна,  возлюбленная  Юпитера,  получила от  него  в  дар
бессмертие  и владычество  над всеми водами. Вода из  ее источника считалась
целебной.
     [123]   Гений   вод  (лат.).   Гениями   в   Древнем   Риме  назывались
боги-покровители. Свой гений был у каждого дома, леса, реки и т.д.

     До  сих  пор вклад Пуаро  в расследование был  более чем скромен. Едкое
замечание бельгийца вызвано скорее  всего не чем иным, как  замешательством.
Однако  его  беседу  с капитаном Гастингсом прерывает  Огюст Дюпен,  который
приближается  к  ним  со  стороны  ростральной  колонны,  цитируя  на  своем
совершенном английском  речь  Антония[124],  обличавшую  убийц  Цезаря[125]:
"Друзья, римляне, соотечественники..."

     [124] (?)
     [125] (?--? до н.э.)

     -- На этой  самой колонне, --  припоминает он, -- выставили на всеобщее
обозрение  голову  Цицерона[126],  убитого  наемными  убийцами   по  приказу
Антония. И знаете, Антоний  вовсе не  был жестокосердым чудовищем, каким его
иногда представляют. Снова, как  и  в "Макбете", подстрекательницей  явилась
жена, которая без колебаний вонзила гвоздь в язык великого оратора[127].

     [126] (?)
     [127] (?)

     Что это? Намек на истинный характер Елены?
     Теперь мы, вслед за сыщиками, пересекаем Тусскую  улицу[128] и входим в
древний Дворец  правосудия,  или, иначе, базилику Юлия[129], где полицейские
беседуют с представителем судебной власти, каковым является пристав Порфирий
Петрович. Тема дискуссии "на высшем уровне", но не  имеет никакого отношения
к  ТЭД.  Они  обсуждают  извечную проблему борьбы с  преступниками,  которых
полицейские  в поте  лица своего ловят, а судьи столь же усердно освобождают
под самыми  разными  предлогами. Как бы  между прочим полковник  карабинеров
осведомляется, а каково мнение Диккенса на этот счет.

     [128]  Расположена  к  юго-западу  от  Форума,  в  одном  из  беднейших
кварталов Древнего Рима.
     [129] Постороена по приказу первого римского императора Гая Юлия Цезаря
в целях прославления рода Юлиев.

     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Диккенс порицал нездоровое сочувствие к преступникам
всех  мастей,  поощряемое,  по  его   мнению,  викторианским  обществом.  По
утверждению писателя, интеллект  преступника разительным образом  отличается
от  интеллекта среднего человека.  Представления  Диккенса о правосудии были
крайне  просты:  виселица  для  убийц  и  пожизненное  заключение  для  всех
остальных, от разбойников до мелких воришек  и  хулиганов, если они совершат
преступление повторно.
     УИЛМОТ, приближаясь к Лоредане. Что касается бродяг, то если не считать
фальшивых...
     ПУАРО, прогуливаясь  вместе с Гастингсом  по Тусской улице.  Что еще за
фальшивые бродяги?
     УИЛМОТ. Диккенс с неподражаемым колоритом описывает их в своих заметках
о площади Испании. Его интересует не  роскошная лестница восемнадцатого века
(барокко вызывало у  Диккенса  отвращение),  не  фонтан  Баркачча,  творение
Пьетро   Бернини[130];  его  любопытство   раздразнили  странные   личности,
облаченные  в  одеяния  гуртовщиков,  странников,  разбойников  и  пастухов,
толпившиеся  на  ступенях лестницы и  предлагавшие свои  услуги  в  качестве
моделей  многочисленным  художникам-иностранцам.  Диккенс именует  их самыми
фальшивыми  бродягами  на  свете.  По  его словам,  "подобных  им нет  ни  в
остальном Риме, ни в других обитаемых частях нашей планеты"[131].

     [130] Отец знаменитого архитектора  и скульптора Лоренцо  Бернини  (см.
прим. ниже).
     [131] Цитата из "Картин Италии".

     ЛОРЕДАНА. А  настоящие  бродяги?  Не  хотел  же он  и тех приговорить к
пожизненному заключению?
     УИЛМОТ. Нет, и  в некоторых своих  романах  он довольно  снисходительно
относится  к бродягам. Но мы знаем, что тех, кто проходил по Дуврской дороге
мимо окон  его дома  в Гэдсхилле, Диккенс называл "проклятой чумой". Сам вид
этих бродяг приводил его в бешенство. Причем в такое бешенство, что он велел
прокопать подземный переход к  своим  владениям  от  противоположной стороны
дороги, дабы избавить себя от необходимости заговаривать с ними.
     ГАСТИНГС.  У всех, даже самых  гениальных,  людей есть свои слабости. Я
помню,  как   на  Сомме  мой  бригадный  командир,   человек  фантастической
храбрости...

     Милитаристские   воспоминания  Гастингса   способны   разрушить   любую
компанию. Через  несколько секунд  каждый вспоминает, что не успел осмотреть
храм  Весты[132], храм Божественного  Ромула[133] или интересную коллекцию в
Музее  древностей  и в считанные  секунды бедный Гастингс остается  в полном
одиночестве.

     [132] Культ Весты был  культом священного очага. В круглом  храме Весты
(около  древнего  царского  дома)  не  было  изображений  богини  --  только
священный огонь, который поддерживали шесть жриц-весталок.
     [133]  Сын  Максентия,  умерший  ребенком  в   307  году.  Впоследствии
обожествлен. (Прим. авт.)

     Тем временем Антония и Латинист наконец  выходят из подземелий на  свет
Божий и, немного  побродив среди древних  руин,  останавливаются у  каменной
плиты с очередной надписью. Откуда у них этот интерес к эпитафиям? Может, он
связан с Сапси? Давайте подойдем поближе и послушаем, о чем они говорят.
     Надпись  сообщает  о чьей-то  победе  в  войне против  готов[134]  (имя
победителя  кануло в  Лету,  стертое с поверхности камня либо климатическими
катаклизмами,  либо чьей-то решительной рукой). Вскоре нам  становится ясно:
мысли этой пары весьма далеки от дела Друда.

     [134]  Война против остготов и их союзников во главе с Радагайсом в 405
г.

     -- Эта надпись относится к последнему периоду Западной Римской империи,
-- с  воодушевлением  вещает Латинист.  --  Великий  Стилихон[135],  одержав
победу над  Радагайсом[136] при Фиезоле (403), сумел сдержать натиск  готов.
Но затем  он впал у  Гонория[137] в немилость  и был убит (408). Как видите,
его  имя даже  стерто  с  камня  (ради  damnatio  memoria[138]). После  чего
Аларих[139]  беспрепятственно  захватил  и  разграбил  Рим  (410).  На  этом
трагическом фоне Уилки Коллинз...

     [135] Полководец императора Гонория, родом из  племени вандалов. Казнен
в 408 г.
     [136] Варвар, возглавивший поход остготов,  вандалов, свевов, аланов  и
др. на Рим. Разбит Стилихоном.
     [137] Первый император Западной Римской империи (395--423).
     [138] Вычеркнуто из памяти (лат.).
     [139] Вождь вестготов.

     -- Да? -- подбадривает его Антония, ловящая каждое слово мэтра.
     --  ...Как  я  уже  говорил,  Коллинз в своем юношеском романе излагает
историю римской девушки, прекрасной Антонии[140]...

     [140]  Позже мы  узнаем  от других  членов  группы,  которые  нескромно
подслушивали,  что  роман называется "Антония, или Падение Рима", а Латинист
настолько страстный любитель Уилки Коллинза, что прочел все его романы, даже
самые слабые, и  никогда  не упускает случая пересказать сюжет всякому,  кто
готов его выслушать.

     -- Антонии! -- со счастливейшей улыбкой восклицает Антония и делает шаг
к Латинисту.
     После    этого     диалог     молодых     людей     принимает     столь
слащаво-сентиментальный  характер,  что  нам  лучше  обратиться  в  бегство.
Поспешим же  к  центру Форума, где  его пересекает Священная дорога[141] Эту
дорогу, карабкающуюся вверх, в направлении Тусской улицы,  некогда именовали
Священным  подъемом.  И тут события  начинают  приобретать  весьма  странный
характер.

     [141] Соединяла Форум с Палатином.

     Но чем вызвана эта странность, дорогой  читатель? Древним пророчеством,
вроде того, что заставило легендарного  Марка Курция[142] броситься со своим
конем  в ближайшую lacus[143], которая теперь носит его  имя? Или же виноват
некий магический религиозный культ,  связанный со священным фиговым деревом,
что произрастает в аккурат рядом с упомянутой lacus? А быть может,  все дело
в matronae veneficae[144],  упоминаемых  Ливием,  которых viator (посыльный)
привел на Форум и которые признались,  что  отравили  источники таинственным
зельем? Как бы то ни  было, поведение Марлоу и Арчера, взбирающихся в данную
минуту по Священному подъему, не поддается разумному объяснению.

     [142] Римский герой IV в. до н.э.
     [143] Яма, пропасть (лат.).
     [144] Женщины-отравительницы (лат.).

     До  сих  пор  поведение  этой  парочки  если  и  нельзя  было   назвать
безукоризненным, то, уж во всяком  случае, оно было совершенно естественным.
Например, Марлоу с Арчером пытались  (вполне  безуспешно) завязать  беседу с
двумя  туристками,  к  слову  сказать,  не  отягощенными  грузом  чрезмерной
привлекательности. Потом  они  допытывались у сторожа, нельзя  ли  купить на
Форуме чего-нибудь  покрепче  апельсинового сока  и минеральной воды. И  вот
теперь  Марлоу  и Арчер, словно пьяные мухи, кружат вокруг  развалин частных
домов эпохи  Республики, примыкающих к подъему.  Они  как  одержимые носятся
взад и вперед  между остатками кирпичного пола  и  прямоугольным фундаментом
какого-то здания, состоявшего  из  небольших комнат,  на  которые это здание
было разбито перпендикулярными коридорами.
     Что же они ищут?
     Когда  Холмс подходит к  ним и задает этот вопрос,  "крутые ребята" как
будто  выходят  из транса и  признаются, что и сами понятия не  имеют. Холмс
хмурит брови, и мы тут же догадываемся почему.
     Читатель, конечно, помнит, какой эффект вызвало первое внедрение текста
в подсознание. Кто-то (дама из Ареццо?)  впал в некое подобие гипнотического
транса,  который  сопровождался галлюцинациями; и кто-то  еще (Холмс? Точно,
Холмс) тогда  сказал,  что некоторые вещи, хотя  они и не относятся  к  делу
Друда, сильно его встревожили. Мы знаем, что  Конан  Дойл однажды вызвал дух
Диккенса,  чтобы  выяснить, кто же убийца, но  Боз многозначительно ответил,
что  будет лучше,  если истину  никто  никогда  не  узнает.  Поэтому тревога
Холмса, связанная со всякого рода паранормальными явлениями, сопровождающими
нашу  конференцию,  вполне объяснима. А  странные  действия "крутых" сыщиков
можно смело назвать сверхъестественным феноменом.
     Будем  откровенны: маловероятно, чтобы два таких субъекта, как Марлоу с
Арчером, вдруг решили посвятить себя археологическим изысканиям. Да что там,
они же не отличат храм  Сатурна[145] от  базилики  Максентия[146].  И тем не
менее  нашу  парочку со всей очевидностью тянет  к этим остаткам  кирпичного
пола  и  к этому  зданию с  маленькими  комнатками.  Кто  сообщил  (или  что
сообщило) их подсознанию,  что первое некогда являлось постоялым двором (это
определил  в 1908 году Бони[147] по остаткам винного погреба), а второе (как
еще позже обнаружил Бартоли[148]) -- борделем?

     [145] Один из древнейших римских богов, отождествленный (не позднее III
в. до н.э.) с греческим Кроном. Храм был построен на месте находившегося там
с незапамятных времен алтаря.
     [146]  Построена императором  Константином  в  312  г. Названа  в честь
императора Максентия (306--312).
     [147] (?)
     [148] (?)

     Теперь,  когда эти  двое пришли в  себя,  они  спешно покидают  и своих
товарищей, и  Форум.  Марлоу  и Арчер  бодрой  рысью отправляются  на поиски
наслаждений и вернутся только к следующему утру.
     Но это всего  лишь первое  проявление  паранормальных эффектов. Антонии
вдруг приходит  в голову, что резные  постаменты по обе стороны  Lapis niger
поддерживали не лежащих львов, как полагал Бони, а двух больших собак. Вулф,
которого мы  обнаруживаем  в  Музее древностей,  с  восхищением  взирает  на
небольшой urceus (кувшин), который вместе с фрагментами прочей утвари найден
в древнем некрополе[149] и теперь помещен под стекло. "Кувшин!" -- слышим мы
--  это,  словно  сквозь  сон, бормочет  Ниро  Вулф.  Инспектору  Баккету  и
суперинтенданту  Бэттлу  вдруг  срочно  понадобилось  вернуться  на  площадь
Испании, чтобы  проверить  на  подлинность  слоняющихся там  бродяг.  А Попо
из-под арки Тита вскидывает обвиняющий перст в сторону оборванного бородача,
сидящего на ступеньках  храма Юпитера[150]. "Убийца! Убийца!"  --  повторяет
он, словно  в бреду,  но с  такой  убежденностью, что  полковник карабинеров
приказывает болтающемуся неподалеку полицейскому проверить у подозрительного
субъекта документы.

     [149] Некрополь обнаружен неподалеку от храма Антонина и Фаустины.
     [150] Храм Юпитера стоял на одной из двух вершин Капитолийского холма.

     Читатель, вероятно, не поверит, но этот человек и в самом деле оказался
фальшивым  бродягой.  Столь оригинальным  способом один весьма  обеспеченный
писатель решил вдохновить себя на создание  нового романа, действие которого
разворачивается в эпоху Августа.
     Латинист не находит в том ничего странного.
     -- Молодой Коллинз, -- говорит он, -- тоже искал вдохновения среди этих
развалин, и у нас  нет  никаких оснований полагать, что он  был хорошо одет.
Тем более Коллинз тогда еще не был знаком с Антонией.
     --  Может, у  него тоже была  борода?  -- спрашивает Антония, кокетливо
поводя глазами.
     Но Антония и Латинист не присутствовали вчера  на  утреннем заседании и
потому ничего не знают о таинственном видении с собаками, кувшином  у окна и
фальшивым бродягой, который оказался самым настоящим убийцей. После того как
Лоредана таинственным шепотом просвещает их  на  этот счет (едва при этом не
оглушив), они,  как  и все остальные  участники  нашего  рассказа, изумленно
замолкают.



     Девять часов утра. Участники конференции собираются в зале Диккенса. Но
давайте,   любезный  читатель,  перенесемся  на   несколько  часов  назад  и
посмотрим, чем закончилась вчерашняя экскурсия. Предполагалось  завершить ее
посещением собора Святого Петра и Сикстинской капеллы, где в настоящее время
идет грандиозная  реставрация, финансируемая... кем бы вы думали? Правильно,
всеобщими благодетелями из страны Восходящего Солнца.
     Автобус  уже  подъезжал  к  собору  Святого  Петра,  когда с  водителем
случился  неожиданный  приступ,  как  чуть   позже  выяснится,   отвращения.
Несравненная Лоредана и прекрасная Антония бросились уговаривать и увещевать
водителя,  умоляя  продолжить путь. Но  в чем  же причина столь неожиданного
поведения этого человека? Неужели он сомневается  в компетенции спонсоров  и
не верит  в  успех реставрационных  работ? Нет,  дело совсем  в  другом,  со
вздохом объясняет водитель. Просто  он не выносит фресок  Микеланджело[151].
Особенно  тех,  что на  дальней стороне  собора.  Они плохо  сказываются  на
функционировании его желудка.

     [151] Роспись  стен и свода  Сикстинской капеллы, над  которой художник
работал с 1508 по 1545 г.

     -- Вы имеете в виду <Страшный суд>?  Вы тоже находите  его... несколько
перегруженным? -- спрашивают прекрасные утешительницы.
     Но водитель не знает, что ответить на этот вопрос, поскольку никогда не
видел фреску.  И тем не  менее он  испытывает к  ней ни с  чем не  сравнимое
отвращение. Говорит он каким-то странным, "потусторонним" голосом: "...как к
типичному   примеру  предбарочного  искусства,   провозвестника  невыносимых
уродцев, которых  Бернини[152] и его подручные расплодили  по всему Риму". С
этими  словами  водитель рискованно  разворачивает автобус  на 180 градусов,
выезжает на проспект Трастевере и мчится обратно к "U & O".

     [152]  Лоренцо  Бернини   (1598--1688)  --   архитектор   и  скульптор,
представитель барокко. Создал колоннаду на площади Св.Петра.

     Антония и Лоредана уже собираются пуститься в долгий и бесплодный спор,
но доктор  Уилмот, понизив  голос,  советует  им  не  делать  этого.  Уилмот
возвращается  к  этой  теме  только  вечером,  после  ужина,  когда всеобщее
возбуждение немного улеглось.
     -- Мы наблюдали еще одно  паранормальное явление,  -- говорит он. -- Не
знаю, заметил ли кто-нибудь, но...
     -- Да, да, да! --  восклицает Порфирий Петрович.  -- Не могу сказать, в
результате  ли  экстрасенсорного восприятия  или  по какой  иной причине, но
когда  водитель автобуса произносил обвинительную речь, направленную  против
Микеланджело,  он  просто-напросто  повторял   мысли  самого   Диккенса.   В
"Картинах"...
     -- И не только в "Картинах", -- подхватывает редактор "Диккенсианы". --
Точно  такой  же  отзыв (по  правде  говоря, довольно  несправедливый,  как,
впрочем, и вообще мнение Диккенса  относительно изобразительного  искусства)
можно найти в письме из Рима к другу и биографу Форстеру.
     Тут Холмс ударяет кулаком по столу и решительно заявляет: нет сомнений,
что  все эти загадочные  явления  вызваны духом самого Диккенса,  который  в
последний раз предупреждает, что сыщики должны оставить в покое дело Друда.
     --  А  это  означает,  что  мы  вплотную  приблизились  к  истине,   --
глубокомысленно замечает полковник карабинеров.
     Но Гидеон Фелл, специалист по привидениям (которые с завидным упорством
оказывались  не такими  уж  бесплотными  духами)  выдвигает  иную  гипотезу:
возможно,   подкупленный  конкурентами   спонсоров,   водитель   симулировал
припадок, дабы ввести сыщиков в заблуждение.
     -- Ладно, а  что  вы  скажете  по  поводу  остальных  происшествий?  --
спрашивает  Мегрэ,  который  тоже  не  верит  в привидения, но  при  этом не
понимает, каким образом гипотетические конкуренты могли  превратить Марлоу и
Арчера в одержимых  археологов  или  вызвать  в головах  специалистов образы
собак, кувшинов и бродяг.
     Патер Браун предлагает более правдоподобное объяснение. Для  начала  он
указывает   на   то   обстоятельство,   что   англиканская   церковь  всегда
неодобрительно относилась к спиритизму.
     -- Однако, -- продолжает святой отец, -- это не мешает нам признать тот
факт, что человеческий разум обладает естественными способностями, о которых
нам мало что известно, например, так называемой способностью к телепатии. На
вчерашнем  заседании  мы  сами оказались  замешаны в  сложное, хотя и весьма
сумбурное психическое взаимодействие, когда фрагменты мыслей одного человека
передавались другому. То же самое, возможно, произошло и сегодня утром.

     ЖАБА. Но водитель...
     ПАТЕР БРАУН. Я полностью согласен с комиссаром Мегрэ -- водитель не мог
знать  необдуманного суждения Диккенса о  барокко и Микеланджело. Но доктору
Уилмоту и приставу Порфирию Петровичу оно, безусловно, известно! Поэтому нет
никакой необходимости тревожить дух Диккенса, чтобы...
     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Но я ни о чем таком не думал...
     УИЛМОТ.  И  я тоже. Я  выкинул  из  головы  взгляды Диккенса  по  этому
вопросу, поскольку считал их не имеющими никакого отношения к нашему делу.
     ПАТЕР  БРАУН.  Это лишь  увеличивает вероятность того, что моя  догадка
верна.  При определенных  обстоятельствах  именно то,  что человек старается
забыть, как раз и становится добычей подсознания.
     ПОЛКОВНИК КАРАБИНЕРОВ, веско. Истинно так.
     ПАТЕР БРАУН.  Давайте перейдем  к вопросу о... об общественных зданиях,
если можно так  выразиться,  которые  весьма заинтересовали некоторых  наших
коллег. Будет ли  ошибкой  предположение, что  кое-кто из нас, возможно, наш
друг Латинист, знал о назначении этих руин? И неосознанно...
     ЛАТИНИСТ,   краснея  под  недоуменным   взглядом  прекрасной   Антонии.
Абсолютно неосознанно! Если не считать надписей на стелах, которые там порой
встречаются, я не испытываю никакого интереса к подобным...
     ПАТЕР БРАУН.  Нисколько в  том не  сомневаюсь, дорогой друг.  А  теперь
давайте  разберемся с  собаками, кувшином и фальшивым бродягой. Все это тоже
могло  стать следствием  неосознанной телепатии.  Но  тут  имеются некоторые
отличия. Во-первых,  все эти одушевленнные и  неодушевленные предметы скорее
всего имеют отношение к ТЭД, хотя и не упоминаются  в тексте. Во-вторых, они
появляются уже не в первый  раз. И наконец, мы не знаем источник, то есть не
знаем, кто передал нам эти  образы,  хотя  первый подозреваемый, несомненно,
доктор Уилмот.
     УИЛМОТ, заметив, что все с подозрением уставились на него. Но я...
     ПАТЕР  БРАУН.  Я  знаю,  что вы скажете.  Вы не  принимали  участия  во
вчерашнем телепатическом обмене мыслями, поскольку в ваше подсознание  текст
не   внедрялся.  Но  обрывки  ваших   мыслей   мог  уловить   кто-нибудь  из
присутствующих в этом зале, а затем передать...
     ПОЛКОВНИК КАРАБИНЕРОВ. По этому  поводу у меня  имеется информация, что
некая дама без опознавательного значка  спешно  покинула тогда зал.  Я  могу
приказать, чтобы ее разыскали и допросили.  Мы могли бы также устроить очную
ставку с обвиняемым... простите, с доктором Уилмотом.
     ПАТЕР БРАУН.  Для начала я попросил  бы доктора  Уилмота  напрячь  свою
память.  Возможно, автор собирался использовать этих собак, кувшины и прочее
для раскрытия тайны. Возможно,  имеются косвенные свидетельства или какие-то
намеки,    сделанные   самим   Диккенсом,   которые   доктор   Уилмот   счел
незначительными и потому попросту забыл о них.
     ПОРФИРИЙ  ПЕТРОВИЧ.  Возможно,  эти  элементы   использовали   какие-то
друдисты   в  собственных  вариантах   решения   загадки,   не   выводя   их
непосредственно из текста  романа,  вроде  предложенного  Эйлмером  наемного
убийцы, или  зонтика, который этот  американец, Керр, ввел в свою знаменитую
разгадку-пародию[153].

     [153] О.К.Керр (псевдоним Р.Х.Ньюэлла). "След дьявола". Нью-Йорк, 1870.
Согласно Керру Джаспер  потерял не  только  память  во время убийства, но  и
зонтик. Поэтому, когда он вновь его обнаружил... (Прим. авт.)

     На этом  зонтике, читатель, и завершилось вечернее заседание. Смущенный
Уилмот,  может,  и  рад  бы немедленно  приступить  к  изысканиям  в  недрах
собственной памяти, но несравненная Лоредана энергично дергает его за рукав.
То  же   самое   Антония  проделывает   с   Латинистом,   который  увлеченно
пересказывает капитану Гастингсу сюжет "Гостиницы с  привидениями", позднего
романа Уилки Коллинза[154].  Не считая тех немногих, кто решил задержаться и
усладить  себя  дружеской  болтовней,  все   остальные   нестройными  рядами
отправляются на боковую.

     [154]  "Дом с  привидениями, или  Тайна современной  Венеции".  Лондон,
1878. (Прим. авт.)

     Если читатель чего-то ждет от сегодняшнего  утреннего заседания, то его
постигнет разочарование. Хотя Уилмот и напрягал мозги в послеполуночные часы
(о  чем свидетельствует  его весьма  помятый вид), он не смог вспомнить ни о
каких паранормальных явлениях, связанных с ТЭД или с исследованиями на  тему
романа. Поэтому  редактор "Диккенсианы"  испытывает большие сомнения  в том,
что именно он послужил источником загадочного явления.
     --  Я  мог  бы забыть  о  собаках  и  кувшинах,  -- говорит  он, --  но
фальшивого бродягу я бы запомнил обязательно.
     Как  бы  то  ни было,  --  добавляет он,  -- теперь, после  того как мы
рассмотрели  все шесть  выпусков,  самое  время  перейти  к  вспомогательным
документам. Вот список наиболее важных из них:
     а) замечания Диккенса, которые мы уже приводили, относительно структуры
и разбиения на главы первых шести выпусков;
     б) исправления и добавления, сделанные автором в рукописи и корректуре;
     и  в)  так  называемый  "фрагмент  Сапси",  то есть  несколько  страниц
рукописи  с неизвестной  датировкой,  где  описывается,  как  в  Клойстергэм
приезжает некто Покер и пытается втереться в доверие к  Сапси, дабы получить
сведения об  исчезновении Друда.  Очевидно,  что  этот  персонаж  -- первый,
черновой вариант  Дэчери, которого Диккенс впоследствии полностью переделал.
Из этого фрагмента нельзя извлечь никакой информации о том, кто такой Дэчери
на самом деле.
     -- Вряд  ли нужно напоминать, -- уверяет  Уилмот, -- что  все серьезные
друдисты изучили эти  документы  до  последней запятой  в  надежде  получить
подтверждение своим многочисленным гипотезам. Однако, по моему мнению, никто
до сих пор не обнаружил ничего стоящего.
     Методичный  Попо настаивает на  том, чтобы все эти документы непременно
внедрили в  подсознание  участникам  конференции.  Но  остальные с  радостью
принимают слова председателя на веру и предлагают перейти к другим вопросам.
     -- Особенно если учесть, что время поджимает! -- рявкает Жаба[155].

     [155] Завтра, читатель,  пятый и  последний  рабочий  день конференции,
поскольку  суббота  будет  полностью посвящена приемам  и развлечениям, а  в
воскресенье все разъедутся по домам. (Прим. авт.)

     -- Все  прочие документы, --  продолжает председатель, получивший почти
единодушную  поддержку  аудитории,  --  это  различных "частные  признания",
которые  Диккенс  якобы  делал  своим  родственникам  и  ближайшим  друзьям.
Например, уже  упоминавшееся свидетельство о том, что неопределенность будет
поддерживаться до  самого  конца. Филдса  утверждает, будто  последняя сцена
романа произойдет в камере для приговоренных  к смертной казни.  Сохранилось
заявление Уиллза[156] о  "серьезных трудностях",  которые, по словам автора,
возникли  во  время  работы  над шестым  выпуском. Как полагает  Уиллз,  эти
трудности усугубили  состояние  Диккенса и, возможно,  ускорили его кончину.
Существует, наконец, не раз обсуждавшееся свидетельство Форстера, на котором
основана "джекилианская  версия". Диккенс  якобы признался  своему  другу  и
биографу,  что  1) злодей -- Джаспер  и  2) неожиданность концовки состоит в
том, что Джаспер в подробностях опишет, как произошло убийство Эдвина Друда,
не сознавая при этом, что убийца он сам.

     [156] Заместитель  редактора  журнала  "All  the Year Round"  ("Круглый
год"), который в  1859 г.  пришел на  смену  "Household  Worlds"  ("Семейный
круг"). (Прим. авт.)

     ЖАБА. Форстер  --  шарлатан, напыщенный глупец, который сует  нос не  в
свое дело! Он только делал вид,  будто находился с Диккенсом в столь близких
отношениях, что тот рассказывал ему  все без утайки, тогда как на самом деле
ничего подобного не было. Поэтому, когда этот  шарлатан чего-то  не знал, он
домысливал или же попросту  нагло выдумывал все от начала  до конца. Диккенс
как-то раз даже вышвырнул его за это из дома. Я за то, чтобы не принимать во
внимание данное свидетельство.
     УИЛМОТ.  Многие  другие  тоже утверждали, что  удостоились  "признания"
Диккенса относительно смерти Друда или личности Дэчери. Отсюда можно сделать
единственный  разумный   вывод.   Диккенс,   которому  надоели   любопытные,
осаждавшие его со всех сторон, и который никому не верил, решил "признаться"
каждому.  А в качестве "признания"  преподносил первое, что приходило ему  в
голову.
     ПУАРО. Даже самой королеве?

     Вопрос Пуаро  повергает всех в изумление.  Даже  нас, дорогой читатель.
Что  может   знать  этот   бельгиец   об  отношениях   Диккенса  и  королевы
Виктории[157]?  Улыбка на лице  Порфирия Петровича, единственного,  если  не
считать редактора "Диккенсианы", знатока Диккенса в  этом зале помогает  нам
догадаться. Описание вчерашнего вечера,  приведенное в начале данной  главы,
не совсем полное. Мы упоминали,  что кое-кто остался в зале, решив поболтать
перед сном. Но поскольку нас самих ужасно клонило в сон, мы не стали внимать
приватным беседам, самонадеянно решив, что вряд ли темой праздных разговоров
окажется  дело Друда. Теперь  же  выясняется,  что  Эркюль  Пуаро (возможно,
несколько  раздраженный  увлечением  Уилмота  несравненной   Лореданой   или
попросту   желая   ускорить  ход   событий)   подверг   Порфирия   Петровича
перекрестному допросу.

     [157] Королева Великобритании (1837--1901).

     Мы уже не  сможем выяснить, какие именно вопросы он задавал. Но, должно
быть,  Порфирий Петрович, помимо всего прочего, привел и живописный анекдот,
который сейчас рассказывает Уилмот.

     УИЛМОТ. В марте 1870 года, когда все с нетерпением ждали выхода первого
выпуска  ТЭД,   королева  Виктория   пригласила   писателя   в  Букингемский
дворец[158].  Можно предположить, что  Диккенс в шутку пообещал  ей, что она
будет получать каждый выпуск  "несколько  раньше,  чем простые смертные". Но
ходили   слухи   (которые,   возможно,  распространялись   намеренно,   дабы
поспособствовать  коммерческому  успеху   книги),  будто  писатель  пообещал
королеве заранее сообщить разгадку тайны. Известен  факт, что автор по этому
случаю преподнес  ее величеству собрание своих сочинений, а в  начале  июня,
когда  он  заканчивал шестой  выпуск,  королева сообщила  ему  в  письме  из
Балморала[159], что эти  тома прекрасно  смотрятся в ее гостиной. Может, так
она напоминала ему об обещании?

     [158] Главная королевская резиденция в Лондоне. Построен в 1703 г.
     [159] Построен королевой Викторией. С  1852  г.  официальная резиденция
английских королей в Шотландии.

     ЛОРЕДАНА,  Уилмоту,  вся  во  власти   благоговения  перед   английским
королевским домом. Ее величество! Это... это великолепно! Дорогой, почему ты
нам об этом не рассказывал?
     АНТОНИЯ, Латинисту, республиканскими  воззрениями  которого  она успела
проникнуться[160]. Не понимаю, чем королева отличается от простых смертных?

     [160]  Надо ли  говорить, что Антонии, после  ее участия  во  вчерашних
событиях,   спонсоры   разрешили  постоянно   присутствовать  на  заседаниях
друдовской группы. (Прим. авт.)

     Редактор "Диккенсианы" не обращает на эти реплики никакого внимания. Он
делает знак рукой служителю в черном и поворачивается к экрану, белеющему на
месте доски.
     -- Но  письмо  из  замка  Балморал, -- продолжает он,  --  добралось до
Гэдсхилла только к 10 июня, а на следующий день... Пожалуйста, рисунок номер
один.
     Свет  в  зале  гаснет,  и  на  экране  появляется  "Опустевшее кресло",
знаменитый   рисунок  Люка  Филдса,  по   которому  Ф.Г.Киттон  впоследствии
изготовил  гравюру.   Эта  гравюра  украшает  столовые   и  гостиные  многих
английских пансионов.
     В зале  повисает  благоговейная  тишина.  Голос доктора Уилмота  звучит
по-прежнему отчетливо и уверенно, как у  профессионального оратора, но в нем
слышится волнение, когда редактор "Диккенсианы" начинает рассказ о последних
днях писателя.
     -- В мае, который Диккенс провел в Лондоне, положение с кровообращением
еще ухудшилось.  Писатель усердно трудился над шестым  выпуском,  который 10
июня следовало отправить  в  печать. Но  в тиши  Гэдсхилла здоровье Диккенса
пошло  на  поправку.  Каждое  утро  он   отправлялся  работать  в  небольшое
шале[161],  расположенное  в  "Зарослях"  (лес,  принадлежавший  Диккенсу  и
находившийся  по другую сторону Дуврской дороги). В дом Диккенс  возвращался
под вечер, держа под мышкой кипу исписанных страниц.

     [161] Швейцарский домик, подаренный Диккенсу Фехнером. (Прим. авт.)

     Возможно, ему удалось преодолеть те трудности, о которых он рассказывал
Уиллзу  несколькими  днями ранее.  Во всяком  случае, его творческая энергия
нисколько  не  иссякла.  Возьмем  хотя  бы  одну  из последних  сцен, беседу
Депутата  и Дэчери  у  древних  могил.  Лишь  абсолютной слепотой  и  полным
непониманием   можно   объяснить  заявление   Шоу,   который  назвал   роман
произведением человека,  "одной  ногой стоящего в  могиле". Что  же касается
Уилки  Коллинза,  то  его  ядовитый отзыв о ТЭД  ("Последний вымученный жест
Диккенса,  мрачное  усилие  изможденного  разума") следует  приписать личной
неприязни.
     К 7 июня до  завершения выпуска оставалось  пятнадцать страниц. Диккенс
совершил  пешую  прогулку в компании с  Мейми  и Джорджиной[162], после чего
наведался в Рочестер,  чтобы отправить письма, и вернулся с  целой гирляндой
китайских  фонариков, которые  собственноручно (несмотря на  боли  в руке  и
ноге) развесил в саду.

     [162] Дж.Каминг Уолтерс (см. примеч. ниже). "Полное собрание материалов
по ТЭД". Лондон, 1912.

     На следующий день Диккенс  снова  работал в шале, написал и  выправил с
полдюжины страниц.  "Завтра  я  закончу", -- сообщил  он  свояченице,  когда
вернулся домой. Потом он,  как обычно, уединившись  в кабинете, просматривал
за своим любимым письменным столом (за тем, что сейчас перед нами на экране)
полученную  корреспонденцию. Это было  в пять  часов  вечера. Около половины
шестого  он  вошел  в гостиную. Свояченица  (Мейми уехала к сестре в Лондон)
заметила,  как Диккенс пошатнулся в дверях  и лицо  его исказилось от  боли.
Писатель  сказал, что уже  около часа чувствует себя неважно, и  опустился в
кресло  у  камина.  Потом  пробормотал  что-то  несвязное, встал,  отчетливо
произнес, что ему надо немедленно ехать в  Лондон,  в следующую секунду упал
без сознания.
     Несмотря на помощь, которую  почти  сразу  оказал местный врач,  доктор
Стил, а  вскоре и вызванные лондонские светила,  Диккенс так  и не пришел  в
себя. Диагноз -- кровоизлияние в мозг. Днем  9 июня он скончался. На рисунке
его  друга,  художника Люка  Филдса  мы видим кабинет в  том виде,  в  каком
писатель  оставил  его  накануне  своей смерти, в  том  числе неотправленные
письма и "опустевшее кресло", отодвинутое от стола... Пожалуйста, свет.



     --  В  ожидании  Пуаро[163],  --  шутит   Лоредана,  а   доктор  Уилмот
многозначительно достает из жилетного кармана часы.

     [163]  Намек на абсурдистскую  пьесу ирландского  писателя и драматурга
Сэмюэла Беккета "В ожидании Годо".

     Четверть четвертого.
     Пуаро, обычно  столь пунктуальный, опаздывает на дневное заседание. Это
тем более досадно,  что  времени остается совсем немного, о чем спешит снова
напомнить Жаба:
     -- Время  поджимает! А мы  должны представить заключение  к завтрашнему
утру. Но  учтите,  если  злодеем окажется Джаспер или неизвестный убийца, на
мою подпись можете не рассчитывать.
     Но опаздывает  не  только Пуаро (капитан  Гастингс упорно отрицает, что
знает о  местонахождении  своего  бельгийского  друга).  Доктор  Торндайк  и
полковник  карабинеров   также  отсутствуют.  И...  Нет,  Латинист,   а   по
совместительству специалист  по Уилки Коллинзу, появляется в дверях под руку
с прекрасной Антонией.
     В  три  двадцать  председатель  все-таки  открывает  заседание,  знаком
показывая ассистенту, чтобы тот занял место у проектора.
     --  Последний документ, который нам  необходимо рассмотреть, -- говорит
он,  --  это рисунок, выполненный  Филдсом для обложки ТЭД в соответствии  с
подробными указаниями автора. Эта иллюстрация предваряет все шесть выпусков,
о  чем,  мне кажется,  я  уже упоминал. О композиции рисунка  наиболее  емко
выразился  Дж.Каминг Уолтерс[164]: "Не найдется  и  двух друдистов,  которые
дали бы ей одинаковое истолкование". Второй рисунок, пожалуйста.

     [164]   Английский   исследователь   творчества   Диккенса,   президент
Диккенсовского общества. На русском языке опубликованы (1963) "Ключи к тайне
Эдвина Друда".

     После  навевающего   тоску   "Опустевшего   кресла"   обложка   ТЭД   с
многочисленными живыми  сценками  производит  на аудиторию явно возбуждающее
действие. Правда, замечания Мегрэ и Дюпена, положившие начало обсуждению, не
столь фривольны, как можно было бы ожидать.

     МЕГРЭ. Молодая пара в правом верхнем углу, выходящая из собора, видимо,
имеет  целью  уверить читателя  викторианской  эпохи, что  история окончится
счастливым браком. Но  что это  за счастливая пара? Если судить по выражению
лица  Джаспера, яростно грызущего  ногти  (при условии,  что справа рядом  с
настоятелем и  младшим  каноником  стоит именно Джаспер), то невестой должна
быть Роза, которая  только что обвенчалась  с мистером Тартаром. Все хорошо,
но ведь по традиции свадьба в романах происходит  после разоблачения убийцы.
Тогда что  тут  делает Джаспер? Ведь  если  убийца он, то  ему  следует  уже
болтаться на виселице или хотя бы куковать в камере для приговоренных.
     ДЮПЕН.  Если принять во внимание намеки, сделанные автором в  последнем
выпуске,  то  свадьбы должно  быть две: Розы  и  Тартара,  а также  Елены  и
Криспаркла. Иллюстратор вряд ли упустил бы такую возможность!  А  значит, мы
можем  заключить,  что все сложилось несколько  иначе и в  камере смертников
оказался не Джаспер, а Елена и ее так называемый брат.
     ЖАБА. Молю Господа, чтобы дело обстояло именно так!
     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Прошу обратить внимание:  все эпизоды на обложке, за
исключением того, что центрального  в нижней половине, происходят  как бы  в
опиумных фантазиях  --  они окутаны клубами  дыма,  поднимающимися из трубок
двух курильщиков, обосновавшихся  в  нижних  углах  рисунка. Содержательница
опиумного  притона в одном  углу  и  китаец  из конкурирующего притона  -- в
другом. Поэтому сцена наверху...
     УИЛМОТ.  Да,  почти все  джекилианцы  указывают на эту  особенность, по
крайней  мере  верхнего рисунка.  Иными  словами,  это,  по  их  мнению,  не
подлинное событие, а кошмар  Джаспера. Не  в силах  примириться  со свадьбой
Розы  и Эдвина, под влиянием опиума он замышляет убийство племянника. Что же
касается двух  сцен слева, то не имеет значения,  реальность это или сон: на
правой девушка, вероятно Роза, читает афишку "ПРОПАЛ БЕЗ ВЕСТИ", расклеенную
по всему Клойстергэму; на второй Джаспер на коленях признается Розе в любви.

     -- А что вы скажете о сцене справа? -- раздается незнакомый голос.
     Вновь  загорается верхний  свет, и  мы видим,  что в первом ряду  сидит
молодой  человек  в форме  карабинера. Он вошел  в  темноте  и обосновался в
кресле,  которое  обычно  занимал  его   командир.  ("Лейтенант  Маттеи,  --
представляется  он,  отвешивая  учтивый  поклон  председателю.  --  Господин
полковник просит извинить, но служебные  дела потребовали его присутствия. В
качестве  замены  он  прислал  меня,  чтобы  я  держал  его в  курсе дела".)
Пользуясь  возможностью,  мы озираемся,  но  по-прежнему не обнаруживаем  ни
Пуаро, ни Торндайка. Свет снова гаснет.

     УИЛМОТ. По поводу рисунка справа можно сказать со всей определенностью:
здесь изображен вовсе не Джаспер, ведущий  то ли во  сне, то ли наяву своего
племянника на башню. И основание тому --  третья фигура. Следовательно,  это
реальная сцена, которая должна произойти в самом конце расследования. Трудно
сказать, кто из этих троих Дэчери. Согласно Уилсону, чью  теорию  мы уже  не
раз обсуждали, три человека на  винтовой лестнице  -- это Невил, Криспаркл и
Грюджиус, взбирающиеся  на башню вслед  за Дэчери, где собираются застигнуть
врасплох  Джаспера,  неодолимо, подобно  всем  убийцам, влекомого  на  место
преступления.
     БАККЕТ. Всякий раз,  когда им это удобно, джекилианцы извлекают на свет
Божий  опиум, но  тут же о нем  забывают,  когда  положение складывается  не
лучшим для них образом.
     БЭТТЛ. Совершенно верно.  Разве не тот  же  Уилсон доказывал раздвоение
личности  Джаспера,  ссылаясь  на  опиум, и  одновременно  утверждал,  будто
решающее  признание, пустив в ход  свои гипнотические способности, вырвет  у
преступника Елена? В противном  случае совпадения с сюжетом Коллинза перешли
бы все мыслимые  пределы. И  сейчас происходит то же самое.  Сцена в верхней
части рисунка  объясняется опиумными испарениями в нижней. А сцена справа  к
опиуму вроде как и не имеет отношения, поскольку не укладывается в привычную
схему. Нет-нет, господа, это слишком упрощенный подход!
     ЛЕЙТЕНАНТ  МАТТЕИ, произведя на Жабу  самое  приятное  впечатление. Да,
слишком упрощенный.
     УИЛМОТ. Обратимся  теперь к рисунку в центре нижней части.  Он особенно
дорог сердцам тех, кто полагает, что убийца Джаспер, антиджасперианцам,  так
сказать. Они  не обязательно  все  принадлежат  лагерю джекилианцев,  многие
считают Джаспера обыкновенным мерзавцем, "беззаконником", чье  пристрастие к
наркотикам ничуть его не оправдывает.
     ЛЕЙТЕНАНТ МАТТЕИ, тут же теряя расположение Жабы. Совершенно верно.
     СЕРЖАНТ  КАФФ.  Мне  вполне  понятны  доводы  антиджасперианцев,  и  до
определенного  предела  я   с  ними  согласен.  Человек  с  фонарем  --  это
действительно Джаспер, и он входит в склеп миссис Сапси,  чтобы открыть гроб
и проверить его содержимое.
     УИЛМОТ. Да,  он догадался, что  Дэчери подослан  Грюджиусом следить  за
ним.   Джаспер  также   узнал  о  кольце   благодаря  своей  привычке  вечно
подслушивать и подсматривать. Он справедливо опасается,  что  кольцо уцелело
среди сожженных известью останков, и потому явился забрать его.
     ДЮПЕН.  Но Дэчери, под маской которого, разумеется, скрывается Баззард,
не такой простак,  чтобы  столь важная информация попала к Джасперу  без его
ведома. Когда  Дэчери  разговаривал с Грюджиусом у  стен собора,  он нарочно
повысил  голос,  дабы  Джаспер  мог  его  услышать.  Так что  когда Джаспер,
попавшись на приманку,  в  ту же ночь, вооруженный фонарем,  отправляется  к
склепу, Дэчери, подобно грозному призраку, уже поджидает его там.
     УИЛМОТ. Некоторые адвокаты Джаспера нашли не один остроумный выход[165]
из этого затруднительного положения, но я привел  интерпретацию его наиболее
влиятельных обвинителей. Но, как я уже упоминал, не  все  сходятся во мнении
по поводу личности таинственного следователя. Некоторые полагают, что Дэчери
-- это... Елена. Другие  утверждают, что Дэчери  конечно же  Баззард, но вот
призрачная фигура в  склепе  -- это Елена,  переодетая Друдом,  или, вернее,
призраком  Друда.  Таким  образом  она  пытается  усилить  воздействие своих
гипнотических чар и добиться признания.

     [165] Например, Эйлмер утверждает, что эта сцена происходит не в склепе
Сапси, а в каком-то другом  месте, где Джаспер встречает  Невила или кого-то
еще, в ком подозревает неизвестного убийцу.

     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ,  откашливаясь. Гм, не знаю,  какое значение для суда
будет иметь признание, полученное таким образом. Но  кем бы ни являлась  эта
призрачная фигура, важно одно: если сцена действительно происходит  в склепе
Сапси, то мы получаем очень сильный аргумент в пользу виновности Джаспера.
     КАФФ. Почему?

     Вопрос,  подобно  брошенной  перчатке,  заставляет  зал   на  мгновение
притихнуть.   Всем  совершенно  ясно:   у   высокопоставленного   сотрудника
Скотленд-Ярда   имеется  своя  собственная   трактовка.  И  это   объяснение
(саркастически  улыбаясь,   бормочет  председатель)  окажется,  вне   всяких
сомнений,  гораздо  менее  фантастическим,  чем  гипотезы  прочих адвокатов.
Гораздо менее фантастическим  и гораздо более  продуманным. Остается  только
пожалеть, что Торндайк и Пуаро отсутствуют в столь увлекательный момент.
     -- А потому, -- продолжает доктор  Уилмот (тут как раз зажигается свет,
и  все убеждаются,  что  два кресла по-прежнему пустуют),  -- поскольку  уже
довольно  поздно, я предлагаю перенести  заседание  на завтра, когда,  можно
надеяться...
     -- Как вам угодно, -- не менее учтиво откликается Кафф. -- Но то, что я
собираюсь  сказать,  вовсе  не  является  продуманной,  как  вы  выразились,
гипотезой. Я просто хотел напомнить, что Джаспер сам проводит расследование,
о чем  он  неустанно повторяет. Почему же  в таком случае  встреча с  другим
сыщиком в склепе Сапси -- сильный довод  в  пользу  его виновности? Моя идея
состоит  в  том,  что с этой  встречи Дэчери  начинает улавливать истину,  а
потому тайком  действует  заодно с  Джаспером,  дабы  ускорить  разоблачение
истинного убийцы.

     ЖАБА,  в крайнем возбуждении.  Я за то,  чтобы  немедленно  представить
спонсорам  эту  замечательнейшую  разгадку! Убийцы --  зловещие  сингальские
близнецы! Джаспер же невинен, как младенец!
     ХОЛМС, мрачно.  Может, и  я был  бы  только  рад,  если бы  все  так  и
оказалось... Но в таком случае почему в послании с того света автор сообщил,
что не хочет, чтобы тайна раскрылась? Нет, за исчезновением Друда скрывается
нечто более зловещее! Кроме того, я не понимаю, какая существует связь...

     Он замолкает. В его душе явно борются профессионализм сыщика и обещание
Конан Дойла, данное  призраку  Диккенса.  Наконец Холмс качает головой, всем
своим видом демонстрируя, что отказывается продолжать.
     После недолгих дебатов все соглашаются с предложением доктора Уилмота и
начинают собираться.
     Но Лоредана, одолеваемая, судя по  всему, профессиональными сомнениями,
продолжает топтаться на трибуне.
     -- Не понимаю, -- говорит она наконец, --  это  так не похоже  на столь
пунктуальных людей, как мистер Пуаро и мистер  Торндайк... Даже не поставили
нас в известность...

     АНТОНИЯ, с места. Я тоже  не понимаю. Или нет, слишком хорошо  понимаю.
Ты не думаешь...
     ЛОРЕДАНА. Ну конечно же!
     АНТОНИЯ. Подожди меня здесь, а я схожу посмотрю.

     Участники  конференции,  отлично осведомленные  о  порядках  в  больших
международных отелях, догадались обо всем еще до того, как  Антония принесла
сложенный вчетверо листок бумаги, в котором нетрудно опознать  голубой бланк
телефонограммы. Более того, имеется еще и телекс.
     -- И то и  другое с пометкой  "срочно" и  адресовано  доктору Фредерику
Уилмоту из зала Диккенса, -- объявляет Лоредана, проглядывая оба сообщения и
затем протягивая их председателю. -- Они лежат у портье уже несколько часов.
     -- О tempora![166] -- выражает Латинист мнение аудитории.

     [166] О времена! (лат.).

     Доктор Уилмот громко зачитывает:
     --  "14.15,  телефонное сообщение из  Рима от  мистера Пуаро и  мистера
Торндайка: "По  делу Д. проводим расследование на месте. Вероятно, опоздаем.
Приносим  свои  извинения.  Начинайте  без  нас".  14.45, телефонограмма  из
Сполето,  Перуджа:   "Задержимся  до   вечера".   15.30,  телефонограмма  из
Монте-Сан-Савино, Ареццо,  от мистера Пуаро: "Вернусь завтра утром".  16.00,
телекс из Пизы: "Надеюсь вернуться завтра днем. Торндайк".
     Естественно,  все  тут же поворачиваются к капитану Гастингсу и  Эстли,
неприметному спутнику Торндайка.
     Что означает  "расследование  на месте"? И почему в  Сполето? Почему  в
Монте-Сан-Савино?  А  Пиза?!  Быть может,  имеется какая-то связь  между  ее
знаменитой  башней, столь  блистательно описанной  в  "Картинах  Италии",  и
башней Клойстергэма? Далее, почему Пуаро  уверен, что  вернется утром, тогда
как Торндайк "надеется вернуться завтра днем".
     Гастингс в полном смущении  повторяет  (вероятно,  врет), что ведать не
ведал  о  намерении  Пуаро   покинуть  гостеприимную  "U   &   O",  а  Эстли
ограничивается кратким "Без комментариев".
     Тогда подозрение падает на  Латиниста:  утром  его видели  беседующим с
Пуаро,  -- а также на Антонию. (У обоих, когда они  с опозданием  явились на
дневное  заседание,  был, по  выражению  Попо,  "довольно  глуповатый вид".)
Остальные  бросаются  с  расспросами  к   лейтенанту  Маттеи,  но  карабинер
немедленно  заявляет,  что  ему  пора  заняться  своими  делами, и  поспешно
откланивается.
     Остаток  вечера специалисты проводят в догадках.  Так,  например, Мегрэ
высказывает предположение, что сполетский фестиваль[167] может  пролить свет
на частые диккенсовские ссылки на драматические произведения. Но большинство
явно решает  хранить  свои  гипотезы  и догадки  при себе.  Некоторым явно о
чем-то  напоминает  название Монте-Сан-Савино. И никто не проходит мимо того
факта, что два исследователя передвигаются с  невероятной быстротой. Значит,
в их распоряжении  имеются какие-то  весьма необычные средства передвижения.
Что касается Пизы, то ее значение совершенно ясно -- по крайней мере для нас
-- в свете перемещений  Торндайка и его "надежды" вернуться завтра днем. А в
остальном нам остается лишь дождаться утра.

     [167] Имеется в виду ежегодный театральный фестиваль в Сполето.




     -- Допускаю, что по делу Д. вполне уместно "расследование на месте", но
некоторая  пунктуальность  тоже  не  помешала бы,  --  несколько раздраженно
замечает  главный  редактор  "Диккенсианы",  еще  раз проглядывая  вчерашние
сообщения. -- Кроме  того, Пуаро сам  просил  начинать  без  него. Так  что,
поскольку больше сообщений не предвидится[168], я вношу предложение...

     [168]  Никаких новых  сообщений  до сих  пор  не  поступало.  Если  они
появятся, то Антония, которая дежурит  у  конторки портье,  тотчас  доставит
новости сыщикам. Поэтому мы тоже считаем, что начинать надо прямо сейчас.

     -- Совершенно  верно, -- подхватывает полковник  карабинеров,  который,
как обычно, прибыл минута в  минуту  и сейчас усиленно делает вид,  будто не
замечает устремленных на него вопросительных взглядов.
     Слово берет Порфирий Петрович.
     -- Можно  начать с  повтороного  краткого  изложения, а затем сравнения
основных гипотез, которых, как я полагаю, три.
     --  Четыре, -- поправляет  его Мегрэ. -- Не будем забывать  о фальшивом
бродяге.
     --  Ах  да... -- улыбается  изобличитель Раскольникова. --  Возможно, в
этом есть какой-то смысл. Мы знаем, что через романный Клойстергэм,  так  же
как  и через  реальный Рочестер, постоянно проходили бродяги, направлявшиеся
из Грейвсенда в Дувр и обратно. Можно представить себе, хотя  это и абсурдно
с  литературной  точки зрения,  что  Друда убил  настоящий  бродяга  в целях
ограбления, подобно  грабителю паломницы-графини.  Но что,  если  убийца  --
неизвестный выходец с  Востока, переодетый бродягой?  Я  знаю,  нашего друга
Жабу  такой поворот  дела  не устраивает,  но тем  менее он вполне возможен.
Однако это  всего  лишь еще одна вариация на тему о неизвестном  убийце, так
что основных гипотез все же три.
     -- Их можно свести даже к двум, -- вмешивается Дюпен, -- поскольку...
     -- Минуточку, минуточку, -- останавливает  его председатель, -- давайте
все же сформулируем эти три гипотезы. Иначе мы окончательно запутаемся.
     --  Совершенно верно, --  подхватывает полковник Д'Аттильо  (наконец-то
нам сообщили его имя).
     И  с общего  согласия доктор Уилмот принимается излагать  три  основные
гипотезы.

     -- ГИПОТЕЗА А.
     Ее выдвинул Уилсон, позднее  разработал  Форсайт. Убийца -- Джаспер,  а
мотив и способ совершения преступления  известны изначально.  Джаспер  столь
сильно  ревнует Розу и  столь яростно  ненавидит Эдвина  Друда,  что  решает
задушить  племянника,  а  тело  для   надежности  сбросить  с  башни.  После
осуществления своего черного  замысла  Джаспер прячет  тело в склепе  Сапси,
засыпав негашеной известью. Но Дэчери--Баззард опознает останки по кольцу, и
дядя-убийца в конце концов вынужден признаться.
     Очевидная слабость  данной гипотезы: в этом случае тайна вовсе  никакая
не тайна.
     На  это  возражение  можно  дать  следующий  ответ:  тайна   состоит  в
раздвоении  личности Джаспера, о чем читателю станет ясно лишь в самом конце
романа.
     Наиболее  серьезная  критика  подобного  ответа высказана  сторонниками
гипотезы B: какой бы драматичной ни оказалась процедура выявления у Джаспера
раздвоения  личности,  публика,  которую  Уилки  Коллинз  уже  познакомил  с
детективной прозой,  будет страшно разочарована. Диккенс  не мог быть  столь
недальновидным и упустить из виду данное обстоятельство.
     Если позволите, -- добавляет  Уилмот, --  я внесу свой вклад  в критику
гипотезы А. Ревность,  связана она с радвоением личности или  не связана, --
не повод для столь  зверского преступления. Почему Джаспер не избавляется от
своего племянника  по-тихому? Что за варварское обращение  с трупами?  Зачем
ему нужно, чтобы жертва молила о пощаде, ползая перед ним на коленях?[169] В
конце концов, ведь предатель сам Джаспер, а вовсе не наоборот. Друд ведь  не
уводил у него Розу.

     [169] О чем Джаспер говорит содержательнице притона, "вспоминая" своего
"спутника" на башне. (Прим. авт.)

     Итак, если  убийца  и  в  самом  деле Джаспер,  у него  должен  иметься
какой-то более глубокий мотив!  Возможно, именно в этом и состоит  подлинная
тайна.  Мне  хотелось  бы  напомнить   вам  один   тонкий  вопрос,  заданный
полковником Д'Аттильо: "Выйдя из  притона на рассвете, курильщик опиума едва
поспевает к вечерней  службе. Значит,  он не  мог выехать из  Лондона раньше
часу  дня. Где же он  был и чем занимался до отхода поезда?" Автор ничего не
говорит на этот счет, и в первый раз мы не стали заострять на этом внимание.
Возможно,  тут и нет  ничего существенного. Но  в последней главе происходит
абсолютно то же самое: Джаспер снова покидает притон на  рассвете. Но теперь
автор  старательно подчеркивает  (никак,  правда,  это  не объясняя),  что в
Клойстергэм регент отправляется лишь в  шесть часов  вечера. Таким  образом,
становится  ясно,  что у  Джаспера  в  Лондоне  дело,  не  имеющее  никакого
отношения  к  опиумным наслаждениям. Но может,  это  дело  как-то  связано с
Друдом? Пусть подумают над этим сторонники гипотезы А.

     -- ГИПОТЕЗА B.
     Гипотеза "неизвестного  убийцы", выдвинутая  Эйлмером. Он  приводит два
возможных варианта: 1) кровная  месть согласно мусульманскому обычаю; 2) акт
террора в ответ на некое оскорбление, нанесенное отцом Эдвина Друда исламу.
     Эйлмер придерживается  первого варианта, поскольку  в  противном случае
это был бы слишком откровенный плагиат "Лунного камня".
     Но в любом случае план, составленный Джаспером, направлен исключительно
на  защиту  племянника,  а  не  во  вред  ему.  Особенно  интересно  и  даже
убедительно гипотеза В объясняет  "крик призрака", который Дердлс слышал год
назад накануне Рождества. В ту ночь  (а это очередная годовщина  упомянутого
оскорбления) неизвестный убийца побывал  в Клойстергэме, но, убедившись, что
Друд по-прежнему помолвлен с Розой, отложил исполнение приговора. И все-таки
он поднялся на башню собора, дабы осмотреть место возможного акта возмездия,
оступился и упал, издав вышеозначенный  крик.  Джаспер,  который был в курсе
семейной истории, услышал не только крик, но и какой-то шум. Он не поленился
подняться  на   башню  и  обнаружил   там  бездыханное   тело  незадачливого
преступника,  каковое  и  скинул  в  реку.  Это  происшествие  побудило  его
разработать   безжалостный   и   весьма   изощренный   план.  Что   касается
таинственного  дела  Джаспера в  Лондоне,  то и  оно  работает  на  гипотезу
Эйлмера. Будучи по матери египтянином (вспомните  его смуглое лицо), Джаспер
прекрасно  знает язык  (турецкий или арабский), а значит,  имеет возможность
общаться с  мусульманами  из  портового района  Лондона.  Таким  образом  он
надеется разведать о прибытии убийцы.

     -- ГИПОТЕЗА С.
     Ее  можно  назвать  гипотезой  Скотленд-Ярда,  --  говорит  Уилмот.  --
Сформулировал  гипотезу  сержант  Кафф  при поддержке инспектора  Баккета  и
суперинтенданта  Бэттла.  Я полагаю, она  нашла  сторонников в лице  Дюпена,
комиссара  Мегрэ  и,  разумеется,  нашего  друга  Жабы.  Впервые  в  истории
исследований ТЭД обвиняются брат и сестра Ландлесы.

     ЖАБА.  Не совсем  так!  Следует  выбрать  между  близнецами и фальшивым
бродягой.  И  гипотезу А, и  гипотезу В я  категорически  не  приемлю!  И не
понимаю, как, по утверждению нашего друга Дюпена,  можно свести три гипотезы
к двум.
     МЕГРЭ. По правде говоря, их можно свести и к одной.
     ДЮПЕН.  Возможно,  но  прежде  чем  приступить  к синтезу,  покончим  с
анализом.  Итак, и в гипотезе В, и  в нашей  гипотезе С речь идет  о наемном
убийце. Но в гипотезе В убийцу не знает  никто,  даже читатель, поскольку он
попросту отсутствует  среди  уже  упомянутых в романе персонажей. Этот прием
нельзя  назвать  удачным, поскольку он идет  вразрез с законами детективного
жанра,  разработанными  отцом  Ноксом[170],  а  именно:  в  последний момент
появляется  никому не известное действующее лицо. В  гипотезе  С,  напротив,
убийца неизвестен лишь до поры до времени. В конце концов выяснится, что он,
точнее, они появились в самом начале романа.

     [170]  Монсеньор  Рональд   Нокс  (1888--1957)  --  римско-католический
священник  и исследователь классической  литературы, разработал  в  1926  г.
"Десять заповедей детектива".

     Подводя итог, можно сказать, что эти две гипотезы дополняют друг друга,
хотя, естественно, кое-что остается непонятным. Например, Эйлмер настаивает,
что Друд не погиб, а бежал, уверенный,  что  любимый  дядюшка замыслил убить
его. Мы  же утверждаем, что он мертв и что его останки вместе с  пресловутым
кольцом  покоятся  в  склепе  Сапси.  Как они туда  попали?  Это  необходимо
выяснить.  А пока отмечу, что и в  том, и в  другом  случае мы имеем  дело с
каким-то  весьма неумелым  убийцей. У  Эйлмера  он,  по  идее,  должен  быть
профессиональным душителем, и тем не менее убийца оставляет Друда в живых. У
нас  же злодей, вместо  того чтобы совершить  ритуальное убийство, как  того
требовала   его  фанатичная  и  волевая  сестра,   проделывает  все   как-то
нерешительно и бессистемно.
     ЖАБА. Превосходно!
     ДЮПЕН. Что касается мотива, кровная месть и  религиозный фанатизм вовсе
не  исключают друг  друга.  Мы  не  считаем,  подобно Эйлмеру  и сторонникам
гипотезы А, что Диккенс стал  бы проявлять щепетильность при  выборе сюжета,
опасаясь совершить плагиат.  После весьма  сдержанного приема его последнего
романа  и  оглушительного успеха "Лунного  камня" зависть к более удачливому
коллеге,  бывшему  соавтору  и  бывшему  другу,  могла  перерасти  в желчное
презрение. "Умелый ремесленник, и даже не  очень умелый", -- заметил однажды
писатель  в беседе со  своим редактором  Уиллзом.  Вполне  возможно, Диккенс
задумал  написать  собственный детектив, решив продемонстрировать  всем, что
способен   состряпать  куда  более   привлекательное   варево   из  того  же
содержимого.
     ПАТЕР  БРАУН. Боюсь,  это  может оказаться правдой. Всякий, кому ведомы
человеческие  сердца,  а особенно  сердца  художников,  может  на  основании
приведенного  Уиллзом отрывка представить себе внутренний монолог  Диккенса.
"Как? Мой талант иссяк? Я исписался?  Я еще покажу и этому пустозвону и всем
остальным! Им требуется детектив? Отлично. Я покажу всем, как следует писать
детективы. Я покажу, как можно написать поистине великий детектив из  тех же
составных  частей, что использовал этот ничтожный писака, этот третьесортный
борзописец! Я облагорожу низкий жанр, вдохну в него жизнь, сотворю подлинных
персонажей,  подлинную  атмосферу,  подлинную  драму и,  ей-Богу,  подлинную
прозу!"  Да,  друзья мои, очень вероятно,  что ТЭД  обязана своим  рождением
ярости и гордыне,  стремлению уничтожить конкурента мощным взмахом  великого
пера. Забыто  все  --  честь,  прежняя привязанность, щепетильность. И  если
пристрастие   Джаспера  к  наркотикам  и   террористы  с  Востока   выглядят
заимствованиями из "Лунного камня", тем лучше: это будет плагиат, но плагиат
нарочитый, насмешливый, уничтожающий.
     ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ. Поначалу  я поддерживал гипотезу  А. Тема раздвоения
личности  Джаспера, тема, которая символизирует борьбу Добра и Зла, казалась
мне (и  кажется  до сих  пор) достойной  пера  Диккенса.  Однако автор  пока
показывал нам Джаспера лишь с темной стороны. Когда же он собирается перейти
к светлой стороне? Борьба между  ними как-то не  получает в  романе никакого
развития.
     Поэтому я допускаю, что в конце концов склонюсь к гипотезе С. Но только
если  дело  не  сведется к  кровной мести  по мусульманскому  обычаю.  Нечто
похожее на  дело Рушди было  бы куда интереснее, тем  более  что это  больше
соответствует  нашим знаниям о близнецах  Ландлесах. Кроме того, не  следует
замыкаться   лишь  на   ритуальном  убийстве   исламского  или  индуистского
происхождения (последний вариант представлен хорошо известной Vama cara, или
Путь Левой Руки[171]. В марте 1869 года двадцатилетний Нечаев[172] приехал в
Женеву пропагандировать свой "Катехезис  революционера",  который  привел  в
восхищение  Бакунина[173].  Книга  Нечаева  побуждала   молодых  людей  всех
национальностей  к  самым  диким  формам  терроризма.  Разве  не  могло  так
случиться,  что  тема  революционного  терроризма вдохновила  и Диккенса?  В
августе того же года он пишет Форстеру: "У  меня появилась весьма любопытная
и свежая идея для моей новой книги. Не хочу ее рассказывать (иначе  пропадет
интерес к книге), но это невероятно плодотворная идея, хотя и весьма сложная
для разработки".

     [171] (?)
     [172] С.Г.Нечаев (1847--1882) -- русский террорист, организатор тайного
общества "Народная расправа".
     [173]  М.А.Бакунин   (1817--1876)  --  русский  революционер,  теоретик
анархизма.

     ЖАБА. Слушайте, слушайте!
     ПАТЕР БРАУН, НИРО ВУЛФ, ГИДЕОН ФЕЛЛ, молча, но явно склоняются в пользу
гипотезы С.
     СЕРЖАНТ  КАФФ.  Представители  Скотленд-Ярда  также  не  могут  принять
вариант кровной мести. Террористическая акция  в духе  Нечаева--Бакунина или
подобная планируемой  в  отношении  Салмона Рушди, как представляется, более
отвечает характерам Елены (классический тип фанатика, который не остановится
ни  перед  чем)  и  Невила  (классический  тип  отступника).  В  этом  свете
приобретают новое  значение слухи (которые автор приводит в главе XVI),  что
будто  Невил  способен  на все. "Если  б не его сестра, которая одна  только
имеет на него влияние и без которой с ним просто опасно встречаться"...
     И остается еще вопрос о бумагах, которые Невил уничтожил перед попыткой
бегства. Какие  могут быть  бумаги, коль это кровная месть? Зачем везти их с
Цейлона? Зато политические террористы  вечно  таскают с  собой ворохи всяких
пропагандистских  брошюр и книжечек. (Хотя, разумеется, среди  них не  могло
быть  "Катехезиса революционера", поскольку  в 1842 году он еще  попросту не
существовал.)
     Наконец, согласно гипотезе В Невил  не убийца,  но Джаспер тем не менее
его подозревает. В гипотезе С объясняется как поведение Джаспера в отношении
молодого   человека,  так  и   определенное   взаимопонимание   между   ними
(относительно  помолвки  Розы).  Лично  я  считаю  последнее  обстоятельство
установленным фактом. Но если отбросить идею кровной мести, необходимо найти
какую-то иную связь между убийством Эдвина и расторжением помолвки.
     ЖАБА. Мы ее найдем!
     УИЛМОТ.  Или это  сделает компьютер. А нам нужно  представить  разгадку
тайны хотя бы в общих чертах.

     Дела,   дорогой   читатель,   обстоят   неважно.   Утреннее   заседание
завершилось, началось дневное,  а ни  от Пуаро,  ни от Торндайка нет никаких
вестей. Участники уже стали сомневаться, смогут ли эти двое разузнать что-то
новое. Хотя  гипотезу С еще никто не изложил полностью, она успела завоевать
поддержку большинства.
     -- Мне кажется, -- говорит  Дюпен, --  остался один серьезный вопрос, о
котором я уже упоминал  сегодня  утром. Если Друд мертв  вопреки уверенности
Эйлмера  и его останки вместе с кольцом покоятся в  склепе Сапси, то как они
туда  попали? Возможно, это работа  Ландлесов, которые прознали о  намерении
Джаспера помешать их планам. Но каким образом они могли узнать?
     Как ни странно,  этому можно найти не  столь  уж и сложное  объяснение,
которое    к   тому   же   устраняет   неувязки,    не   замеченные   нашими
предшественниками. Вы, конечно, помните, что  в ночь  преступления, несмотря
на беспокойство о своих подопечных, ни Джаспер, ни  преподобный Криспаркл их
не  ждали. Я предполагаю,  что Невил  подлил им настойку опия, обнаруженую в
траволекарственном  шкафчике  миссис Криспаркл. Затем Елена  (которая,  дабы
иметь  возможность незаметно покинуть пансион,  сменила спальню) проникает в
домик  над  воротами,   чтобы   убедиться  в  действии  наркотика.  Там  она
обнаруживает  Джаспера,  который  под  действием  лекарства становится,  как
обычно, весьма разговорчивым и опрометчиво раскрывает перед ней свой план.
     Елена забирает ключ и со всех ног бежит к реке. Там она находит Невила,
который уже убил  Друда, хотя и без  соблюдения ритуала. Но  что сделано, то
сделано. Елена снимает часы и  булавку (на следующий день  она выбросит их с
плотины),  но намеренно оставляет  кольцо, чтобы тело можно  было  опознать.
Вдвоем  с  Невилом  они затаскивают  труп  во  двор Дердлса и  обваливают  в
негашеной извести. После чего прячут тело в гроб, предусмотрительно открытый
Джаспером[174].

     [174] Все эти манипуляции  с негашеной известью и перетаскиванием трупа
могут  показаться  читателю чересчур  сложными. Но как указывает  все тот же
Нечаев  (и  эти слова  можно отнести  ко  всем  религиозным  фанатикам):  "У
террориста может быть только одна  наука -- наука разрушения. Ради этой цели
он должен изучать инженерное дело, физику,  химию  и даже  медицину". (Прим.
авт.)

     КАФФ. Что  касается Дэчери--Баззарда, то  после  встречи с Джаспером  в
склепе  он начинает вести расследование  сразу по нескольким направлениям. В
отличие от Розы, Криспаркла, Грюджиуса и остальных, в отличие от тех, кто до
нас занимался делом Друда, Баззард не находится под влиянием Елены, и она не
может  манипулировать  им,  как  другими.  Как   только  Баззард  поверил  в
искренность  Джаспера, они  начинают  действовать  сообща,  надеясь  вырвать
признание у  Ландлесов, и это  им  удается.  Однако, мне кажется,  инспектор
Мегрэ хочет что-то сказать.
     МЕГРЭ. Учитывая слабохарактерность Невила и его склонность к раскаянию,
может показаться, что первым должен признаться именно он. Но в викторианской
Англии  даже  чистосердечное  раскаяние  не  давало  убийце  шанса  избежать
смертного приговора.  Невил прекрасно знает, что его  в любом случае ожидает
виселица (помните, как в девятнадцатой главе Джаспер пророчески бросает тень
виселицы и на его сестру[175]).  Поэтому следствием его слабости могло стать
лишь  упрямое  молчание.  Но  сестра  (а  может,  "сестра"?)  упорствует  по
совершенно   иной  причине.  Как  вы  помните,  в  гипотезе  А  Елена  своей
гипнотической силой вызывает признание Джаспера. Она  сама говорит Розе, что
не боится власти  Джаспера,  потому что  чувствует себя сильнее.  Но  вполне
возможно,  в финальном поединке верх одержит Джаспер.  И под гипнозом именно
Елена  признается в  совершенном  злодеянии,  и  признается именно так,  как
должен  сделать это  в  гипотезе  А  Джаспер:  вспомнит  все  до  мельчайших
подробностей,  не сознавая при этом, что речь идет о ней самой. Именно это я
имел в виду, когда говорил, что все три гипотезы можно свести к одной.

     [175] "Тебе дорого ее душевное спокойствие, --  говорит он Розе, -- так
отведи же от нее тень виселицы". (Прим. авт.)

     ПУАРО. Но вы упомянули также о четвертой гипотезе, комиссар, которую мы
можем назвать ГИПОТЕЗОЙ D.

     Да, читатель.  Никто из присутствующих, поглощенных необычными выводами
из гипотезы С, не заметил  появления Эркюля Пуаро. Точнее, бельгиец появился
уже давно, но до своей реплики незаметно стоял в дверях[176]. Никто, однако,
не  выказывает  признаков  удивления, никто  не  задает  ему преждевременных
вопросов. Все знают: это бесполезно.

     [176] Кроме  того,  по  прибытии Пуаро первым делом зашел в техническую
комнату и внедрил себе в подсознание запись последних двух заседаний. (Прим.
авт.)

     Только полковник Д'Аттильо отпускает несколько неожиданное замечание.
     -- Гипотеза D, -- глубокомысленно говорит он. -- Совершенно верно.

     МЕГРЭ, обращаясь к Пуаро, который направляется к своему месту. Нетрудно
сделать вывод, что все,  о чем мы здесь говорили,  уже у  вас в подсознании,
cher ami. Следовательно, вы знаете, что  я упоминал фальшивого бродягу. А из
ваших посланий я понял, что  вы с Торндайком побывали в окрестностях Ареццо,
после чего Торндайк  отправился в  пизанский  аэропорт, а оттуда, вне всяких
сомнений, прямиком в Лондон.
     ДЮПЕН. Я со своей стороны мог бы сделать вывод, что тут не обошлось без
помощи полковника Д'Аттильо, который вчера вечером тоже отсутствовал. Потому
как невозможно находиться в Риме в  14.15, в Сполето в 14.45, в окрестностях
Ареццо  в  15.30  и  в Пизе в 16.00,  если у  тебя  нет  вертолета,  любезно
предоставленного карабинерами.
     Д'АТТИЛЬО.  От  вас, дорогой  Дюпен,  ничего  не  скроешь. Признаю, что
действительно предоставил Пуаро вертолет после того, как поступило заявление
от  родственников  дамы, чей  брат, по собственному  ее  утверждению, служит
старшим консультантом в Ареццо.

     Что касается читателя,  то конечно же он легко  догадается, что Пуаро в
какую-то минуту стал придавать  особое  значение телепатической галлюцинации
оной  дамы.  Но  почему?  Что  заставило  Пуаро обратиться к  карабинерам  с
просьбой о вертолете и заняться расследованием в этом направлении?

     ПУАРО, будто читая  наши  мысли.  Мы  все  хорошо  знаем, что  в  любом
расследовании на  верный путь выводят  не чистосердечные  признания, а почти
всегда  пропуски и недомолвки. И расследование дела Друда не  исключение  из
правила.  Во мне  давно зрело  подозрение, что один из нас скрывает  правду.
Потом я обнаружил, что правду скрывают сразу два человека. Но только сегодня
утром  я  нашел  решающее   тому  доказательство.  К  изложению  какового  я
немедленно и приступаю...
     ПОПО, его злобный голос выделяется  в  хоре удивленных возгласов. Какое
еще доказательство? О чем вы говорите? Вы что, с ума сошли?
     ПУАРО. Спасибо. Когда мне говорят, что я сошел с ума, это, как правило,
означает одно: дело раскрыто. А  что  касается  доказательства,  то  это  из
области videns non vident.
     ЛАТИНИСТ.  Videns non vident et audiens  non audient. Имеющие глаза  не
видят, имеющие уши не слышат.
     ПУАРО.  Да, доказательство у вас  перед глазами, а вы его  не видите. А
кое-кто,  к сожалению,  я  имею в виду Порфирия  Петровича,  имеет уши и  не
слышит. Но об этом позже. Так вот, получив доказательство, я тотчас известил
карабинеров. И они в лице полковника Д'Аттильо...
     Д'АТТИЛЬО. Мы довольно быстро установили личность дамы. Она принадлежит
к весьма известной в Ареццо семье и,  судя по всему, посетила конференцию из
чистого любопытства. Из телефонного разговора с ее родственником выяснилось,
что  во вторник после полудня эта дама вернулась домой  в Монте-Сан-Савино в
весьма возбужденном состоянии.  Она непрерывно твердила о  каких-то собаках,
кувшинах,  окнах  и лжебродягах-убийцах.  В  тот  же  вечер,  ускользнув  от
наблюдения,  она отправилась в Сполето,  где ее  обнаружили  поздно  вечером
среди развалин древнего театра, при этом она лепетала  что-то бессвязное. По
утверждениям свидетелей,  дама среди  прочего  упоминала шотландскую сову  и
итальянскую мышеловку.
     ДЮПЕН, загадочно. Это согласуется с гипотезой С.
     ПУАРО.  Полностью.  Прежде,  чем  направиться  в  Монте-Сан-Савино,  мы
заскочили в Сполето,  где свидетели подтвердили  все  вышесказанное. Один из
них  сообщил,  что безумная настаивала на связи совы и  мышеловки с каким-то
убийством. Она отчетливо прокричала несколько раз: "Потому они его и убили!"
     ДЮПЕН. А вот это не согласуется с гипотезой С.
     ПУАРО.  Но  зато  согласуется  с  гипотезой  D.  Мы сами встретились  с
пациенткой... простите, телепаткой  и,  несмотря на  сопротивление ее брата,
сумели  получить  описание  убийцы,  хотя и не достаточно подробное.  Как ни
странно для бродяги, истинного или мнимого, он  носил очки.  Только узнав об
этом, я наконец увидел луч истины.
     ХОЛМС, бледный, как привидение. Нет!.. Пуаро, ради Бога, нет!
     ПУАРО.  Прошу  прощения,  Холмс.  Вы знаете, что в поисках истины  я не
останавливаюсь на полпути.
     УИЛМОТ, резко. Господа, напоминаю вам, у нас мало времени. Мне кажется,
эта  конференция  не  совсем  подходящее место  для  выводов,  основанных на
телепатии и спиритизме.
     ПУАРО, не менее  резко.  Несомненно,  доктор  Уилмот.  Мы  предпочли бы
основывать свои выводы на фактах, если бы вы намеренно не скрыли их от нас.
     ЛОРЕДАНА. Чудовищно! Неслыханно! Это... это глупо!
     ПУАРО.  Милая  барышня,  в  ответ  я могу  лишь повторить  слова нашего
дражайшего  мсье  Попо.  А  что  касается  спиритизма,  то  как раз  крайний
скептицизм и заставил меня заподозрить  Холмса. Я не верил, что он  способен
основываться   в  своих  выводах  на  такой  шаткой  вещи,  как   результаты
спиритического сеанса.  А раз сыщик  такого масштаба убежден, что Диккенс не
пожелал открыть истину  о  деле Друда, значит,  на  то имелись весьма веские
причины. Известно, что Холмс изучал это дело задолго до нас. И  должно быть,
сказал я тогда  себе, он пришел к заключению, которое его  напугало. А затем
он, наверное, постарался забыть о нем, в его сознании произошла подмена, и в
какой-то момент мой уважаемый  коллега  решил, что  все это просто результат
некоего спиритического  сеанса. Но  теперь, судя по сделанному минуту  назад
замечанию, память возвращается к нему. Не так ли, Холмс?
     ХОЛМС  сидит  молча,   понурив  голову,  не   обращая  внимания  ни  на
недоуменные взгляды коллег, ни на шипение Ватсона.
     УИЛМОТ  тоже  хранит  довольно  угрюмое  молчание,   не  замечая  суету
несравненной Лореданы, которая со странными завываниями носится вокруг.
     ПУАРО.  Но  вернемся  в  Монте-Сан-Савино.  Точнее,  вновь его покинем:
Торндайк направился через Пизу в Лондон,  а я в Рим, где все утро штудировал
биографические и библиографические источники. Непосредственные источники.
     ЖАБА. Весьма разумно,  учитывая, что  здесь никому не следует верить на
слово.
     ПУАРО.  Я  вел  поиски  сразу по  нескольким направлениям, так что  вам
придется  набраться  терпения,  пока я буду  рассказывать.  Начнем с театра.
Ясно, что "шотландская сова",  которая проникла  в  разум  дамы  из Ареццо и
которая,  несомненно, вначале обитала только в  головах  Холмса  и  Уилмота,
связана  с  тем самым "совиным криком", что слышит леди  Макбет в ту минуту,
когда ее муж убивает несчастного Дункана[177].

     [177] Шекспир. "Макбет". Акт II, сцена II.

     ДЮПЕН. Совершенно ясно.
     ПУАРО.  Столь  же   ясно,  сколь  "итальянская  мышеловка",  означающая
"Мышеловку", вымышленную пьесу из "Гамлета"[178], которую Гамлет  заставляет
бродячих  актеров разыграть перед отчимом-отравителем и собственной матерью.
Дюпен уже указывал на то, как часто в тексте  ТЭД встречаются скрытые цитаты
из "Гамлета" и "Макбета".  Кроме того, наш дорогой друг заметил, что в  этих
двух трагедиях  (точнее, в трех, если присовокупить  вымышленную, где убийца
носит имя  Луциана) имеется преступная пара, весьма  напоминающая нашу пару,
Елену  и Невила. Но  Дюпен,  как мне  кажется,  уделил недостаточно внимания
другой теме, теме пьесы внутри пьесы.

     [178] Шекспир. "Гамлет". Акт III, сцена V.

     ПОЛКОВНИК Д'АТТИЛЬО, ОТЕЦ БРАУН, ПОРФИРИЙ ПЕТРОВИЧ, ЛАТИНИСТ  И ДРУГИЕ.
Возможно, потому что мы уже насытились Шекспиром.
     ПУАРО.   Совершенно  согласен.  Но  дело  в  том,  что   ТЭД  изобилует
театральными намеками, начиная  с мрачно-гротескной пантомимы "Как вы завтра
поживаете?"  псевдоитальянского  клоуна,  сеньора  Джаксонини.  Новоявленный
детектив  Баззард (безусловно,  это  именно он скрывается под именем Дэчери)
сам пописывает пьески -- занятие для простого клерка весьма  необычное. В те
времена, во всяком случае. Думаю,  концовка ТЭД скорее  всего предполагалась
как раз в сугубо театральном ключе.
     ДЮПЕН.  Вы хотите сказать, что Баззард прибегнет к пьесе внутри  пьесы,
дабы разоблачить убийц?
     ПУАРО. И не только. Я  хочу сказать, что в финале сам Диккенс собирался
прибегнуть к пьесе  в  романе. Я думаю, именно в этом состояла новизна идеи,
неожиданный  сюжетный  ход,  который  романист,  всегда питавший слабость  к
театру, приготовил для читателей.
     ПОПО, с сарказмом. Это вам тоже сообщила дама из Ареццо?
     ПУАРО.  Нет,  это  сообщил  мой друг  Латинист.  Но  в  каком-то смысле
комиссар Мегрэ тоже уловил истину, заметив, что в конце концов неважно, кто'
должен признаться, а,  как это следует из слов Диккенса Форстеру, все дело в
необычной форме  признания.  Убийца должен  будет  изложить все  так,  будто
убийство произошло в каком-то вымышленном  мире.  Что-то вроде захватывающей
пьесы. Но быть может, наш друг Латинист объяснит все лучше меня.
     АНТОНИЯ, с гордостью. О, он великолепен!
     ЛАТИНИСТ, стараясь, в отличие от прекрасной Антонии, скрыть распирающую
его гордость.  Брат и сестра неизвестного происхождения,  весьма  возможно с
изрядной  примесью  цыганской   крови,  задумали  убить  англичанина.   Брат
испытывает сомнения  и уже готов отступить,  но сестра неумолима. Именно она
разрабатывает  план,  согласно  которому тело следует уничтожить,  а останки
спрятать  в каком-нибудь недоступном месте. Так  все и происходит. В течение
нескольких месяцев все  ломают голову: добровольное это исчезновение или  же
преступление.  Но  место,  где  спрятан  труп,   оказалось  не  столь  уж  и
недоступным, как полагали брат  и сестра. Останки опознают по сохранившемуся
кольцу.
     АНТОНИЯ. Разве он не великолепен?!
     ЛАТИНИСТ.  В  тот  день,  когда  обнаружат  тело, родственник  убитого,
человек,  весьма увлеченный  театром, предложит "сестре",  которая  обладает
ярко   выраженными  гипнотическими   способностями   и  подвержена   мрачным
фантазиям,  написать  захватывающую пьесу  в  елизаветинском стиле. "Сестра"
даст согласие, и на сцене воссоздадут точную картину преступления, персонажи
которой, как и в "Гамлете", отличаются от реальных лиц лишь именами.
     АНТОНИЯ, пока  Латинист  с  довольным видом  садится на  свое место. Он
великолепен!
     ЛОРЕДАНА.  Не  понимаю,  что  тут  великолепного.  Франсуа  (так  зовут
Латиниста) просто кратко изложил нам сюжет ТЭД согласно гипотезе С.
     ПУАРО. Правильно.  Но одновременно он  изложил, а  я сумел проверить по
одной  весьма редкой  книге, основную  канву  сюжета  "Дома с привидениями",
романа Уилки Коллинза, вышедшего в 1878 году.

     Пуаро вовсе не обладает сверхъестественной проницательностью, читатель.
Своим  решением заглянуть  в посредственный  и практически неизвестный роман
Коллинза, о котором до сих пор не вспоминал ни один исследователь  ТЭД[179],
он  обязан подслушанной беседе,  состоявшейся между Латинистом и Гастингсом.
Потому-то великий  сыщик так  долго  и беседовал  с  Латинистом  перед своим
таинственным отъездом из Рима.

     [179]  Возможно,  их  сбило  с толку  название.  В  романе  нет никаких
привидений,  а  название  относится  к  гипнотическим особенностям  главного
героя.  Удивительно,  что  вместо  этого многие друдисты настаивали на  куда
более  сомнительном сходстве  ТЭД и  еще одной книги Коллинза --  "Мисс  или
миссис?", вышедшей в 1871 г. (Прим. авт.)

     Можно себе представить,  какую  неловкость испытал  Пуаро,  сделав  это
открытие.  Если  исключить  случайное  совпадение,   оставалось  всего   три
возможности. Первая  --  Уилки  Коллинз воссоздал  сюжет ТЭД, в том числе  и
пьесу  внутри  романа,  и  воспользовался  им  для  своей  собственной книги
(изменив, разумеется, героев и  обстановку)[180]. Но зачем  ему это, если он
считал  ТЭД  порождением  "изможденного  сознания"?  Вторая  возможность  --
Диккенс  сам пересказал сюжет своему бывшему другу и соавтору. Но, опять же,
с какой было стати Диккенсу это делать,  когда он  видел в Коллинзе грозного
соперника,  хотя  и  называет   его  ничтожным  писакой?  Имеется  еще  одна
возможность...

     [180]  В романе Коллинза  женщина-убийца с  самого  начала не  скрывает
своего  пристрастия  к  театру.  Она  пишет  пьесу-признание  под  действием
самовнушения, тогда как Елена, согласно  гипотезе С, напишет свою  пьесу под
гипнотическим  влиянием  Джаспера.  Хотя,  возможно,  у  нее  также  имеется
склонность к  сочинительству, что не так уж редко встречается у террористов.
(Прим. авт.)

     ПУАРО.  Третья  возможность  состоит в  том, что основа  сюжета  и  его
разработка  принадлежат Уилки  Коллинзу  и именно Коллинз  пересказал  сюжет
Диккенсу  еще до резкого ухудшения их отношений.  А  Диккенс,  проявив  свой
обычный эгоизм, беззастенчиво присвоил себе чужой замысел.

     В этом  месте  читатель,  несомненно, вообразит,  что диккенсовский зал
оглашают  протестующие  и потрясенные крики.  И ошибется.  Друдовская группа
ошеломленно  молчит.  А Пуаро  в  полной  тишине  спокойно  продолжает  свой
рассказ.

     ПУАРО. Это многое объясняет.  Например, еще  одно, весьма  своеобразное
сходство  ТЭД и романа Коллинза. У Коллинза пьеса,  которую  убийца, судя по
всему, собиралась передать заказчику, обрывается  на середине, как раз когда
преступление  уже  совершено,  но  дальнейшие  действия преступника  еще  не
описаны.  Писательницу обнаруживают на полу  подле рукописи, скончавшейся от
кровоизлияния  в  мозг. Сама  рукопись, написанная неровным почерком, так  и
кишит признаками "переутомленного сознания". Взгляните на рисунок номер три,
который имеется в книге Форстера и который доктор Уилмот скрыл от нас.

     Ассистент включает проектор. Лоредана машинально гасит свет.

     ПУАРО. Взгляните. На рисунке приведена последняя черновая страница ТЭД,
а ниже для сравнения страница рукописи "Оливера Твиста". Здесь также история
обрывается  на   середине   и  также   все   признаки  переутомленного  (или
изможденного) сознания. И в тот же день наступает смерть от  кровоизлияния в
мозг. У меня нет никаких сомнений, что в коллинзовском романе без привидений
(единственный призрак обитает в  голове автора) этот тройной  намек порожден
рисунком  номер  три и  всепоглощающей  ненавистью к  Диккенсу. Да,  Коллинз
продолжал  ненавидеть  того, кто не только унизил и оскорбил его, но и украл
сюжет   и   основную  идею   пьесы   внутри   романа.  Однако   относительно
"кровоизлияния в мозг" у  меня  имеются  некоторые сомнения.  Давайте  вновь
вернемся к первому рисунку.

     В эту минуту, читатель, тишина  в зале становится почти осязаемой. Всех
не  покидает  ощущение, что натянутая нить  вот-вот  лопнет.  Пока  они ждут
продолжения, уставившись на  экран, мы вновь настойчиво рекомендуем читателю
взглянуть на первый рисунок. Внимательно взглянуть.
     Но вот раздается сдавленный крик Лореданы.
     -- Кувшин!!!

     ПУАРО. Именно. У окна. Кувшин с водой, который Диккенс всегда держал на
письменном столе  и  о  котором доктор Уилмот,  по-видимому, начисто  забыл.
Помните,  наш  председатель признался:  "Я мог  бы забыть собак и кувшин, но
лжебродягу я бы обязательно запомнил". Классический трюк: признавайся в том,
что  не имеет  значения, дабы получше скрыть  то,  что  действительно важно.
Доктор  Уилмот знал, что  демонстрации известного рисунка  ему  избежать  не
удастся,  но  рассчитывал,  что  никто не  заметит  ничем  не примечательный
кувшин. Так бы и случилось, если  бы не... гм, Эркюль Пуаро,  который  таким
образом добыл твердое доказательство и недостающее звено в цепи.
     ПОПО. Доказательство чего? Звено в какой цепи? Какое отношение  все это
имеет к делу Друда?
     ПУАРО.  Никакого, во всяком случае, непосредственного. Убийцы Друда уже
выявлены   представителями  Скотленд-Ярда  при  содействии   Дюпена.  А   мы
рассматриваем  гипотезу   D,   которая  относится  не  к  делу  Друда,  а  к
преступлению лжебродяги.
     УИЛМОТ,  решившись. Хорошо, Пуаро.  Но  можно  мне сначала поговорить с
вами наедине?
     ПУАРО. Безусловно, cher ami. Но, быть может, Холмс тоже...
     ХОЛМС. Да, я к вам присоединяюсь...

     Все трое  выходят в коридор. Давайте  же заглянем в замочную скважину и
полюбопытствуем,   чем  они  занимаются.  Какое-то  время   все  трое  стоят
неподалеку от двери, но слов  не слышно. Холмс несколько  раз удовлетворенно
кивает  головой,  а  доктор  Уилмот   выглядит  уже  не  таким  напряженным.
Председатель подходит к телефону. Через  несколько минут он возвращается,  и
троица снова появляется в зале Диккенса. Пуаро возобновляет свой рассказ.

     ПУАРО. Когда я утверждал, что  доктор Уилмот  намеренно  утаил факты, я
вовсе не собирался обвинять его в том, что  он с самого начала стремился нас
обмануть. Так же как и Холмс, он  интуитивно почувствовал истину о деле Д. и
неосознанно постарался выкинуть все из головы. Но  когда председатель увидел
на экране  кувшин,  он,  возможно, начал кое-что припоминать. Именно поэтому
доктор Уилмот  сразу,  хотя и довольно  неуклюже, попытался  скрыть прогулку
Диккенса с собаками.
     УИЛМОТ. Почему неуклюже? Я просто ничего об этом не сказал.
     ПУАРО. Слишком поздно. Когда вы описывали, как  Диккенс  отдыхал 7 июня
после  полудня, то есть накануне смерти,  вы ведь уже собирались  сказать  о
собаках.  Но  внезапно  поняли, что Дона и Линду упоминать нельзя ни в  коем
случае. Поэтому вы сообщили, что Диккенс взял на прогулку Мейми и Джорджину,
свою  старшую  дочь  и  свояченицу.  Однако  небольшая  заминка  перед  этим
сообщением  не ускользнула  от  внимания Эркюля  Пуаро!  Не  преминул  он  и
заметить,   что   выражение  "взять   на   прогулку"   плохо  сочетается   с
обстоятельтвами. Пожилой,  прихрамывающий  писатель  и  две  молодые, полные
энергии  дамы. В действительности, как я выяснил в ходе  своих исследований,
Диккенс отправился  на прогулку  с  Доном и  Линдой --  крупными сторожевыми
собаками, ньюфаундлендом  и сенбернаром, которых обычно держали на привязи в
саду.  Мейми в тот день  вообще не было дома,  поскольку она  отправилась  в
Лондон навестить свою сестру Кейт.
     ПОРФИРИЙ  ПЕТРОВИЧ. Верно! Странно,  что я этого не заметил, хотя читал
книгу Форстера и прекрасно помню описание этого дня.
     ПУАРО. Значит,  вы  тоже отвели взгляд от ужасной истины. Без сомнения,
дама из Ареццо имела в виду именно этих сторожевых собак. "Вот почему собаки
не..." Что означает это "не"? Таким опытным людям, как мы, не составит труда
закончить предложение. Вот почему собаки не...
     ЛОРЕДАНА, почти неслышно. Вот почему собаки не залаяли?
     ПУАРО. А на кого они должны были залаять?
     ЛОРЕДАНА, еще тише. На  лжебродягу, который пробрался в сад и подкрался
к окну. У него был пузырек с ядом.
     ПУАРО. А почему они не залаяли?
     ЛОРЕДАНА закрывает лицо руками и не отвечает.
     АНТОНИЯ, набравшись смелости. Потому что собаки знали этого лжебродягу,
хотя он давно здесь не бывал.
     ПУАРО. Совершенно верно. Коллинз, до того как...
     ПОПО, пораженный. Коллинз? Уж не хотите ли вы сказать, что  Диккенс был
убит? И убийца -- Коллинз?
     ПУАРО. Разумеется, mon ami.
     ПОПО,  напоминая  полицейского,  всегда узнающего истину последним.  Ca
alors!
     ПУАРО. Я уже  говорил, что  Коллинз до  ссоры с Диккенсом часто посещал
Гэдсхилл. И дело не только в том, что собаки хорошо знали Уилки. Коллинз был
прекрасно осведомлен о привычках бывшего друга.  Он знал,  что летом Диккенс
работает по утрам в летнем шале, а во второй половине дня возвращается в дом
просмотреть почту в своем кабинете на первом этаже. Коллинз знал, что у окна
на письменном столе  всегда стоит кувшин. Наконец, он знал от Кейт  Диккенс,
жены своего брата Чарлза, что дела со здоровьем  у ее отца обстоят неважно и
ему  грозит  кровоизлияние  в  мозг.  Поэтому  Коллинзу  не составило  труда
осуществить  свой  замысел. Помехой могли стать лишь очки. Коллинз был очень
близорук и  не  решался снять очки,  даже несмотря  на  угрозу разоблачения,
когда он прохаживался по гэдсхиллской дороге в ожидании подходящего момента.
И  этот  момент  наступил.  Джорджина принесла  почту,  которую оставила  на
письменном столе, сменила  воду в кувшине и удалилась к себе  наверх. Мейми,
как мы знаем и как  знал  Коллинз,  уехала в Лондон.  Единственная опасность
состояла в том, что Диккенс мог появиться раньше, чем  Коллинз успеет вылить
содержимое своей бутылочки в кувшин и исчезнуть[181].

     [181]  Жертва конечно же могла проигнорировать кувшин, хотя  он и стоял
как раз для того, чтобы Диккенс  мог запивать  многочисленные таблетки. Если
бы содержимое выпил кто-нибудь другой, то ничего особенного не произошло бы.
Однако  Диккенс, поглощенный  работой над страницей,  которую мы только  что
видели, вернулся довольно поздно. (Прим. авт.)

     МАРЛОУ, воспользовавшись драматической паузой. Очень складно, Пуаро. Но
где доказательства? Вы говорите о яде, а симптомы, описанные доктором Стилом
и двумя  лондонскими  врачами,  однозначно свидетельствуют  --  имело  место
кровоизлияние в мозг.
     ПУАРО. Но Диккенс и должен  был умереть от кровоизлияния в мозг, если в
качестве  яда  был  использован дигиталин.  Хорошо  известно,  что  гликозид
дигиталиса  вызывает  мощное  и  быстрое  повышение  кровяного  давления.  А
состояние Диккенса было таково, что даже несколько сотых грамма привели бы к
разрыву артерии.
     АРЧЕР. Тогда,  может, вы позаботитесь о нескольких сотых граммах  такой
штуки,  как доказательства,  приятель?  Ни один суд  в  мире не  признал  бы
Коллинза виновным на основании этих весьма косвенных свидетельств. Нам нужны
до-ка-за-тель-ства!
     ПУАРО. Не спорю.  Именно за ними доктор Торндайк и отправился в Лондон.
Ждать  его не  стоит  -- наверняка  он  застрял в аэропорту  из-за очередной
забастовки.  Сегодня  утром   Торндайк  прислал  мне  телекс,  состоящий  из
одного-единственного   слова.  Но   это   слово   многое  скажет  тому,  кто
догадывается  о цели его  поездки[182].  (Пуаро извлекает из  кармана листок
бумаги и вручает его редактору "Диккенсианы".) Это лично вам, доктор Уилмот,
после прочтения можете уничтожить.

     [182] Совершенно  очевидно, что из Лондона Торндайк прямиком направился
в Гэдсхилл. Там, переодевшись бродягой, он сумел подобраться к окну кабинета
Диккенса (где ничего  не изменилось, поскольку сейчас там музей), соскреб со
дна  кувшина  осадок,  который  затем  подверг  тщательному  исследованию  в
собственной лаборатории. Не менее очевидно, что  в  телеграмме было написано
одно-единственное слово: "ДИГИТАЛИН".




     Таким  образом,  читатель,  дело  Д.  на  самом  деле  оказалось  делом
Диккенса.
     Дальнейшие   педантичные   действия    Пуаро   большого   интереса   не
представляют.  Однако  мы  не  можем  пройти  мимо  одного   выдвинутого  им
предположения.  Когда  Диккенс  говорил  Уиллзу, что испытывает трудности  с
дальнейшим  развитием сюжета,  то,  возможно,  он  имел  в  виду собственные
угрызения совести, которые заставили  его изменить  концовку и отказаться от
идеи пьесы внутри романа. Коллинз, который с первого же выпуска признал свое
творение[183], не мог об этом знать. И таким образом, так же как и Джаспер в
гипотезе  А,  совершил убийство  ненавистного  соперника,  когда  повод  для
соперничества уже, собственно, пропал.

     [183]  Еще  одна  возможность:  Диккенс  мог  сам  рассказать  об  этом
Коллинзу,  убеждая  (и  убедив  самого себя), что это его собственная  идея.
Однажды он уже повел себя  столь же бесстыдным образом.  В середине 1869  г.
еще  один  автор журнала "Круглый год" -- Р.Литтон  прислал Диккенсу  начало
своего  романа,  где,  как  и  в  ТЭД,  речь шла о взаимоотношениях  дяди  и
племянника.  Диккенс  отклонил его,  сославшись на  то,  что  сюжет  слишком
напоминает  сюжет  одного уже опубликованного  романа. Ни один исследователь
ТЭД не обнаружил следов этого мифического романа. (Прим. авт.)

     Мы не можем полностью привести страстную речь  Латиниста в защиту Уилки
Коллинза,  в  которой  оратор  восхвалял  мягкий  характер  писателя  и  его
длительную  привязанность к Диккенсу. Молодой человек зашел так  далеко, что
умудрился заявить: "Если Уилки действительно убил Диккенса,  то  у меня рука
не поднимется его осудить!"
     Но давайте вернемся  к  мини-совещанию  в коридоре. Точнее, пусть Пуаро
сам все расскажет в своем классически-отточенном стиле.
     --  С  самого  начала,  --  говорит Пуаро, --  мы  в  наших обсуждениях
поднимали вопрос  о  плагиате.  Имелся в виду плагиат Диккенса  в  отношении
"Лунного  камня",  и это обвинение  настолько  сбило  всех  исследователей с
толку, что они были уже не в состоянии напасть на верный след. Тут все очень
тесно  переплетено. Во-первых,  само предполагаемое  заимствование сюжета из
"Лунного   камня";   во-вторых,   странный   характер   Джаспера,   довольно
недвусмысленно  намекающий  на  знаменитый  рассказ  Стивенсона;  в-третьих,
плагиат  самого Стивенсона по отношению  к Диккенсу, а именно: история дяди,
который собирается сбросить с башни племянника, описанная в  "Похищенном", а
также Аттерсон  -- точная  копия Грюджиуса,  образ  которого Диккенс  в свою
очередь позаимствовал у  Стерна.  Мы  также  заметили,  что  Диккенс  как бы
ненароком  цитирует  сцены  из "Макбета"  и  "Гамлета",  преследуя при  этом
двойную  цель: осторожно бросить тень на Ландлесов и  подготовить читателя к
неожиданному сюжетному ходу.
     Но  до  сих  пор,  --  продолжает  Пуаро,  --  мы  оставались  в  чисто
литературных  рамках.  Плагиат  становится  по-настоящему  серьезным,  когда
реальные   события  начинают  повторять  сюжетные   перипетии   литературных
произведений. Так, например, выясняется, что самый подлинный из всех сыщиков
мира,   то   есть   moi[184],   неподражаемый   Эркюль   Пуаро,  оказывается
всего-навсего невольным подражанием... сомнительному субъекту по имени Попо!
Мы видим, как  Гэдсхиллская дорога заполняется  воображаемыми -- нет, дважды
воображаемыми -- "людьми в  плащах",  предвосхищая появление реальных бродяг
(среди  которых имеется один,  более чем  реальный, хотя  и ложный), которые
пройдут мимо дома Диккенса в тот самый роковой день 8 июня 1870 года.

     [184] Я (фр.).

     Случайно ли,  --  осведомляется Пуаро, --  я  вспомнил об этих  людях в
плащах,  когда доктор  Уилмот рассказывал нам о доме Диккенса и его саде? Вы
знаете,  я  не верю в сверхъестественные предчувствия, но  меня  не покидала
уверенность,  что  я ухватил за хвост  нечто зловещее и  ужасное. Я принялся
обдумывать  неосознанные опасения Холмса и спросил себя, а не лежат ли в  их
основе какие-то реальные земные факты?
     Но  давайте  покинем  дом  в   Гэдсхилле,  --  после  эффектной   паузы
возобновляет свой рассказ  Пуаро, -- и перенесемся в замок  Эльсинор,  где в
третьем акте разыгрывается пьеса  внутри  пьесы. Мы видим актера,  играющего
убийцу по  имени  Луциан  в  итальянской  трагедии (убитого  зовут Гонзаго).
Убийца украдкой пробирается в сад со словами: "Рука тверда, дух черен, верен
яд, час дружествен, ничей не видит взгляд"[185] -- и вливает упомянутый яд в
ухо спящей жертвы. Дополнительные подробности мы узнаем из "подлинной" сцены
первого  акта,  где  призрак  жертвы,  заявив,  что убийца знал,  что король
"обычно делал пополудни", указывает:  яд был  "соком  белены",  "прокажающим
раствором", "чье свойство глубоко враждебно крови нашей"[186].

     [185] Шекспир. "Гамлет". Акт III, сцена II.
     [186] Шекспир. "Гамлет". Акт I, сцена V.

     Ученые, --  добавляет  Пуаро  после очередной  эффектной  паузы, --  не
смогли  установить,  какое  именно  растение  Шекспир  называет  беленой  (в
оригинале hebenon). И я не знаю,  обладает ли digitalis purpurea вредоносным
действием,  если  его  настой  влить  в   ухо.  Но  выдуманная  сцена  столь
поразительно предвосхищает действительность, что  я  склонен  думать,  будто
"Гамлет" вдохновил Коллинза не только на создание оригинального сюжета, но и
на преступление. Если...
     На этот раз Пуаро  замолкает так надолго, что все уже собираются встать
и потихоньку  разойтись,  когда вдруг великий бельгиец начинает  выкрикивать
слова призрака из "Гамлета":
     "О ужас! Ужас! О великий ужас!"[187]

     [187] Там же.

     Голос его дрожит, когда он  произносит последнюю,  заключительную фразу
своего монолога:
     -- Если только не правы Холмс и Гамлет, когда говорят, что и в небе и в
земле сокрыто больше... чем снится мудрости Эркюля Пуаро![188]

     [188] Перефразировка  строк:  И в  небе  и в земле сокрыто  больше, Чем
снится вашей мудрости, Горацио.  (Шекспир.  "Гамлет".  Акт I, сцена IV. Пер.
М.Лозинского.)

     УИЛМОТ, обращаясь к аудитории. Учитывая эту возможность,  не говоря уже
об ужасе, который вызовет гипотеза D в сердцах наших  уважаемых спонсоров, я
попросил  технический персонал стереть  запись нашего последнего  заседания.
Пуаро,   Холмс  и  я   дали  торжественное  обещание  никому  и  никогда  не
рассказывать о том, что' мы  выяснили. Смеем ли мы  просить и вас всех о том
же самом?
     ЖАБА, голосом еще более хриплым, чем обычно.  Я первый дам такое слово!
Предлагаю предъявить  спонсорам  гипотезу С, в  которой сокрыто  больше, чем
снится мудрости друдистов.

     Нет нужды говорить, читатель, что все присутствующие, включая Лоредану,
Антонию,  Латиниста и Торндайка  (который  только  что  прибыл),  немедленно
последовали примеру уважаемого Жабы. И, как читатель, верно, уже  догадался,
вопреки зловещим  предсказаниям знаменитой  обложки  ТЭД  состоится  не одна
свадьба,  а две.  Кто же станет  участниками  сих  обрядов?  На  этот вопрос
читатель пусть ответит сам.


Last-modified: Sun, 01 Apr 2001 20:35:04 GMT

Оцените этот текст: