oни. Я бы удивился, если такие вещи в Вегасе случаются сплошь и рядом - тачки с: опаздывающими пассажирами отчаянно прорываются через взлетно-посадочную полосу, и выбрасывают Самоанцев с бешеными глазами, которые, размахивая холщовыми сумками, вскакивают в самолет в: последнюю секунду, и с ревом моторов взмывают вверх в восходящее солнце. "Может. и так, - подумал я. - Возможно, в Вегасе это самое обычное дело, как зубы почистить... " Я заехал за фургон и затормозил, только чтобы он успел выпрыгнуть. - И не позволяй этим свиньям над собой измываться, - проорал я ему вдогонку. - Помни, если; у тебя будут напряги, ты всегда можещь прислать телеграмму Правильным Людям. Он усмехнулся. - Ну да-а-а... Объясняя мою позицию. Какой-то говнюк однажды написал об этом поэму. Это, наверное, хороший совет, если у тебя дерьмо вместо мозгов. И он махнул мне рукой на прощание. - И тебе того же, - сказал я, трогаясь прочь. Еще раньше я заметил разрыв в. высоченном проволочном ограждении - и сейчас на мал рй скорости направил туда "Кита". Меня никто не преследовал. Я не мог этого понять. Глянул в зеркальце и увидел своего адвоката, карабкающегося в самолет... никакой борьбы... никаких скандалов... я промчался через ворота и растворился в утреннем потоке машин на Парадайз Роуд. Я быстро свернул направо к Расселу, затем налево к Мэрилэнд Парквэй... и неожиданно, терзаемый похотливой анонимностью, проехал через кэмпус Университета Лас-Вегаса... никакого напряжения на этих лицах. Я остановился на красный свет, и на мгновение потерялся в солнечном сиянии плоти на пешеходной дорожке: ласкающие взгляд выразительные бедра, красные мини-юбки, спелые молодые соски, блузы без рукавов, длинные светлые волосы, розовые губы и голубые глаза - все отличительные черты пугающе невинной культуры. Я уж было собрался окончательно здесь зависнуть и начать страстно бормотать похабные заклинания: "Эй, Сладенькая, давай оторвемся вместе... Прыгай в этот охуенный Кадди, и мы помчимся прямо в мой номер во "Фламинго", накачаемся эфиром и устроим дикую живот ную оргию в моем частном, почковидном басеейне... " "И мы как пить дать устроим", - думал я. Но к тому времени я проехал уже далеко по парквэю; сбавив скорость на левом повороте к Фламинго Роуд. Назад, в отель -- критически надо всем поразмыслить. Было очевидно, как ни крути, что я нарывался, прямо-таки опрашивался на неприятности, и подверг свою удачу еще большим испытаниям. Я нарушил все правила, по которым жил Лас-Вегас, - ; кинул местных, оскорбил туристов, затерроризировал служащих. И сейчас, чувствовал я, остается лишь надеяться, что мы дошли с нашими выходками до такой крайности, что никто из тех, кто способен занести над нами карающий меч правосудия, просто не сможет во все это поверить. Особенно с тех пор, как мы вписались на Полицейскую Конференцию. Когда: ты отрываешься по полной программе в этом городе, не трать время на дешевую хуету и oмелкое хулиганство. Играй по-крупному. Тяни сразу на махровую уголовщину. Ментальность Лас-Вегаса настолько чудовищно атавистична, что зачастую настоящее крупное преступление остаЈтся незамеченным. Один из моих соседей недавно отсидел неделю в тюрьме Вегаса за "бродяжничество". Ему около двадцати: длинные волосы, джинсовая куртка, рюкзак - как с картинки сошедший бродяга, архетипичный Дорожный Персонаж. И абсолютно безвредный. Он просто шатался по стране в поисках того же, на что мы, как полагали, подсели. в Шестидесятые, - типа кислотного полета Боба Циммермана в самом начале карьеры. Во время путешествия из Чикаго в Лос-Анджелес ему стало вдруг любопытно посмотреть Лас-Вегас, и он решился туда заехать. Просто проезжая мимо, слоняясь по улицам и рассматривая вывески на Бульваре.... Никакой спешки, да и к чему торопиться? Он стоял на углу рядом с "Цирк-Цирком", медитируя на разноцветный фонтан, когда рядом остановилась полицейская тачка. Он и пикнуть не успел. Прямо в тюрьму. Никаких телефонных звонков, ни адвоката, ни обвинений. "Они запихнули меня в машину и отвезли в участок, - рассказывал он. - Завели в большую переполненную комнату и приказали снять до регистрации с себя всю одежду. Я стоял напротив высоченной стойки, в шесть футов, наверное, за которой сидел легавый, смотревший на меня, как судья на еретика в средневековье. В комнате было много людей- Может быть, около дюжины заключенных: вдвое больше легавых и около десятка женщин-полицейских. Ты должен был выйти на середину комнаты, выложить все из карманов, положить на стол и раздеться догола - и все на тебя глазели. У меня с собой оказалось только двадцать баксов, а штраф за бродяжничество - двадцать пять, так что они отправили меня на скамью с теми, кого отправляли в камеру. Никто не терзал меня вопросами. Вся процедура напоминала конвейер. Прямо передо мной были двое волосатых. Кислотные люди. Их тоже загребли за бродяжничество. Но когда они начали выгребать деньги из карманов, вся комната охуела. У них на двоих было 130, 000 долларов, большая часть крупными купюрами. Легавые не могли в это поверить. А те парни, оба голые, просто доставали пачки и сваливали их на стол в каком-то исступлении, не говоря ничего. Легавые обезумели, когда они увидели все эти деньги. Они начали шептаться друг с другом: "черт, у них не было никакой возможности повинтить этих ребят за "бродяжничество", - злорадно засмеялся он. - Так что они пришили им "подозрение в уклонении от уплаты налогов". - Нас всех отправили в камеру, и те два парня чуть не спятили... Они, разумеется, были дилерами, и весь свой товар заныкали в номере отеля - так что им надо было выбираться, пока легавые не выяснили, где они остановились. Они предложили одному из охранников сотню баксов, чтобы тот отправился поискать лучшего адвоката в городе... и через двадцать минут такой адвокат примчался в участок, вопя о habeas corpus - о неприкосновенности личности, и о всяком подобном дерьме... Черт, я сам пытался поговорить с ним, но у того хлыща была одна извилина в мозгу. Я сказал, что смогу внести залог и даже заплатить ему, если они позволят мне позвонить моему отцу в Чикаго, но он был слишком занят, обхаживая тех дилеров. Через два часа адвокат вернулся с охранником и сказал: "Пошли". И они выбрались. Один из парней сказал мне, пока они ждали, что они попали на 30 000 долларов... И я врубался, что так оно и было, но какого черта? Это дешево, по сравнению с тем, что могло случиться, если бы они не откупились. В конце концов они разрешили послать телеграмму моему старику, и он выслал мне 125 баксов... но это заняло семь или восемь дней; не могу точно сказать, сколько я там провел, потому чти в той камере не было окон, а кормили они нас каждые двенадцать часов... ты теряешь чувство времени, когда не можешь видеть солнце. В каждой камере было по 75 человек - большие комнаты с парашей прямо посредине. Когда ты заходил внутрь, тебе выдавали соломенный тюфяк, и ты мог спать, где захочешь. Парень, оказавшийся рядом со мной, провел здесь тридцать лет за ограбление бензоколонки. Когда наконец меня выпустили, полицейский за стойкой вытащил ещЈ 25 баксов из того, что прислал отец, - сверх той суммы штрафа, которую я уже внес за бродяжничество. Что я мог сказать? Легавый просто взял их. Затем он выдал оставшиеся 75 долларов и сказал, что такси ждет меня снаружи и доставит прямо в аэропорт... а когда я забрался в машину, водитель сказал: "Едем без остановок, дружок, и тебе лучше не дергаться, пока не доедем до терминала". Я не пошевелил и пальцем, черт возьми. Он бы пристрелил меняй Я был в этом уверен. И пошел прямо на самолет, никому не сказав ни слова, пока не понял, что мы покинули Неваду. Старый, это именно то самое место, куда я никогда не вернусь. 11. Мошенничество? Воровство? Изнасилование? Брутальное пересечение с Алисой из прачеченой. Я с грустью размышлял над этой историей, когда подъехал на Белом Ките к парковке "Фламинго". Пятьдесят баксов и неделя в тюрьме, просто за то, что ты стоял на углу и взирал с любопытством на фонтан... Господи, какие же невероятные штрафы они извергнут как блевотину на меня? . Я перебрал все возможные обвинения, но в схематичном наброске, в форме юридических терминов они смотрелись не так уж плохо: Изнасилование? Мы уверенно разобьем это обвинение. Я и в мыслях никогда не домогался этой проклятой девочки, не говоря уже о том, чтобы ее лапать. Мошенничество? Воровство? Я всегда могу предложить "уладить дело полюбовно". Все оплатить. Или, скажем, сослаться на то, что я был послан сюда журналом "Sports Illustrated", и втянуть адвокатов "Тайм Инкорпорейтед" в кошмарный судебный процесс. Связать их на долгие годы, занеся пути-дороги метелью исков и апелляций. Пустить по ветру все их активы в таких местах, как Джуно и Хьюстон, а затем постоянно подавать ходатайства о направлении дела на новое рассмотрение из-за его перевода в другой судебный округ - из Кито в Ним, потом в Арубу... Сделай так, чтобы дело продолжало перемещаться, води их по кругу, измотай до смерти и ввергни законников в конфликт с бухгалтерским департаментом: УВЕДОМЛЕНИЕ Абнеру X, Доджу. ГЛАВНОМУ ЮРИСКОНСУЛЬТУ Извещение: Непредвиденною расходы по делу Р. Дьюка составляют 44, 066, 12$... и подлежат немедленной оплате. Мы преследовали обвиняемого Р. Дьюка через все Западное полушарие и, наконец, загнали его в деревушку на северном побережье острова, известного как Кулебра, на Карибах. Однако адвокаты РДьюка добились там судебного постановления, что все далънейшее разбирательство должно вестись на языке племени Карибов. С этой целью мы послали трех наших людей в Берлитц, но за девятнадцать часов до назначенной даты судебных прений обвиняемый сбежал в Колумбию, обосновавшись в рыбацкой деревне Гуахира, неподалеку от границы с Венесуэлой, где официальным языком юриспруденции является невразумительный диалект "Гуахиро". Спустя много месяцев мы сумели наладить судопроизводство в Гуахире, но к тому времени обвиняемый перебрался в фактически недоступный порт в истоках Амазонки, наладив там деловые и. дружеские отношения с племенем охотников за головами под названием "Хибарос". Наш судебный исполнитель в Манаусе был отправлен вверх по реке, с целью найти и нанять местного адвоката, способного изъясняться на Хибарос, однако поиски были затруднены серьезнейшими коммуникационными проблемами, а вскоре трагически оборвались... Представители нашего офиса в Рио проявляют в настоящий момент сильное беспокойство по поводу того, что вдова вышеупомянутого исполнителя из Манауса может добиться разорительного для нас решения суда, - учитывая предвзятость местных судебных органов, - и итоговая сумма может оказаться гораздо большей, нежели та, которую любой присяжный в нашей собственной стране сочтет разумной или даже: нормальной. Разумеется. Но что есть нормальность? Особенно здесь, "в нашей собственной стране", во времена обреченной на заклание эры Никсона. Мы все втянуты сейчас в путешествие по выживанию. Нет больше той скорости, которая была топливом Шестидесятых. Стимуляторы вышли из моды. Это фатальный просчет кислотного полета Тима Лири. Он сотрясал Америку, продавая "расширение сознания", даже не задумываясь о беспощадных лапах реальности, поджидавшей в засаде всех тех людей, которые восприняли его чересчур серьезно. После Вест Пойнта и Священства, ЛСД должно быть, показалось ему совершенно логичным... но, даже осознавая, что он сам подрубил под собой сук, потянув за собой слишком многих, не получаешь большого удовлетворения. И не то чтобы они этого не заслуживали: несомненно, они все Получили То, Что Пришло К Ним. Bсe эти патетически нетерпеливые кислотные фрики, полагавшие, что они смогут купить Мир и Понимание по три бакса за дозу. Но все их потери и поражения- одновременно и наши потери и поражения... То, что Лири унес с собой, было главной иллюзией общего образа жизни, который он попытался создать... поколения вечных калек, падших искателей, никогда не понимавших основного, старого мистического заблуждения "Кислотной Культуры": безнадежного предположения, исходной посылки, что кто-то-или, по крайней мере, какие-то силы - приведет к тому Свету в конце туннеля. Это такая же жестокая и парадоксально доброжелательная хуйня, которая столетиями держала на плаву Католическую Церковь. И моральный кодекс военных... слепую веру в какую-то высшую и мудрую "власть" Папы, Генерала, Премьер-Министра... и, по восходящей, к "Господу". Один из решающих моментов Шестидесятых наступил в тот день, когда "Битлз" связали свою судьбу с Махариши. Это то же самое, как если бы Дилан отправился в Ватикан облобызать кольцо Папы. Сначала "гуру". Затем, когда это не сработало, назад к Иисусу. И сейчас, следуя примитивной дорогой, инстинктивно проторенной Мэнсоном, хлынула целая новая волна комунн-кланов Божков, таких, как Мэл Лайман, глава "Аватары", или "Каково его Имя", владеющий "Духом и Плотью". Сонни Баргер (лидер "Ангелов Ада" в шестидесятые) никогда четко не улавливал смысл всего этого, но он так и не поймет, насколько близко подошел к колоссальному прорыву. Ангелы Ада похерили его в 1965-м, на границе Оклэнда-Беркли, когда, следуя руководящим указаниям каски Баргера и его инстинктам авторитета, атаковали: передние ряды антивоенной демонстрации. Что, в свою очередь, привело к историческому расколу в тогдашнем нарастающем Приливе Молодежного Движения Шестидесятых. Это была первая открытая стычка Гризеров с Волосатыми, и о ее важности можно прочитать: в истории СДО (Студенты за Демократическое Общество), в итоге уничтожившего себя в заранее обреченной на провал попытке согласовать интересы байкеров-маргиналов (выходцев из низов общества и рабочего класса) и студентов-активистов Беркли (представителей высшего и среднего классов). Никто из вовлеченных в это столкновение тогда не имел возможности постичь Скрытый Смысл провала тандема Гинзберга-Кизи убедить Ангелов Ада объединить свои силы с левыми радикалами из Беркли. Конечный разрыв произошел в Алтамонте, четыре года спустя, но к тому времени он уже был очевиден для всех, за исключением оравы торчков из рок-индустрии и национальной прессы. Оргия насилия в Алтамонте лишь усилила драматическую окраску проблемы. Реалии были уже определены; болезнь вступила в завершающую стадию, и Энергии Движения были с тех пор надолго сметены и подавлены агрессивной тягой к самосохранению. Ох этот ужасный бред. Жестокие воспоминания. и. дурные флэшбэки, смутно всплывающие сквозь время и туман на Стэниан Стрит... для беженцев нет утешения, нет смысла оглядываться назад. Главный вопрос, как всегда, а что - сейчас? Я завалился на кровать в своем номере во "Фламинго", чувствуя себя полностью вне контекста с тем; что меня окружало. Здесь произошло нечто отвратительное. Я был в этом уверен. Комната напоминала место проведения зловещего зоологического эксперимента, связанного с виски и гориллами. Десятифутовое зеркало было расколото, но все еще чудом висело -- скверное свидетельство- о том дне, когда мой адвокат прикинулся амоком и начал молотить по нему молотком для кокосов, а разбив его, перебил вдобавок все лампочки.. Мы заменили их набором красных и голубых гирлянд для Рождественской елки из "Сейфвэя", но не было никакой надежды обзавестись новым зеркалом. Постель моего адвоката выглядела так, как будто огнеметом прошлись по крысиной норе. Огонь уничтожил изголовье, а остальное было массой пружин и обуглившегося постельного белья. К счастью, горничные даже близко не подходили к нашему номеру после мерзкой конфронтации во Вторник. Я спал, когда в то утро зашла горничная. Мы забыли вывесить снаружи табличку "Не Беспокоить"... и она вломилась в комнату, вспугнув моего адвоката, стоявшего голым на коленях в сортире и блевавшего себе на ботинки... полагая, что на самом деле он находится в ванной, и вдруг неожиданно узрел рядом с собой женщину с лицом Мики Руни, уставившуюся на него, онемевшую от неожиданности, содрогавшуюся от страха и смущения. "Она держала в руках швабру, похожую на секиру, - скажет он позднее. - Так что я выскочил из клозета на полусогнутых, все еще блюя, и вломил ей прямо по коленям... это было чисто инстинктивно. Я думал, что она собирается меня убить... и затем она завизжала, когда я заткнул ей пасть пузырем для льда".: Да, я помню этот визг... один из самых ужасающих звуков, которые я слышал в своей жизни. Я проснулся и увидел своего адвоката, сцепившегося в отчаянной схватке на полу, прямо возле моей кровати, с каким-то телом, оказавшимся пожилой женщиной. В комнате стоял дикий шум от телевизора, работающего на пустом канале и включенном на полную громкость. Я едва мог расслышать сдавленные женские крики. Она изо всех сил пыталась выплюнуть изо рта пузырь для льда... но не могла оказать достойного сопротивления голой туше моего адвоката, которому удалось наконец зажать ее в углу рядом с телевизором, сдавив руками ее горло, пока она жалостливо лепетала: "Пожалуйста, пожалуйста... Я только горничная, я не имела в виду ничего... ". Я опрометью вскочил с постели, схватил свой бумажник и начал размахивать у нее перед физиономией золотым значком Полицейской Благотворительной Ассоциации, выписанным в свое время для прессы. - Вы арестованы! - закричал я. - - Нет! - завыла она. - Я просто хотела убраться! Мой адвокат поднялся на ноги, тяжело дыша. - Должно быть, она использовала отмычку, - сказал он. - Я чистил ботинки в сортире, и вдруг заметил, что она крадется, - и я взял ее. Адвокат дрожал, размазывая блевотину по подбородку, и было видно; что он понимает серьезность этой ситуации. Наше поведение вышло уже далеко за пределы частных извращений. И вот мы стояли, оба голые, уставившись на до смерти перепуганную старуху, - служащую отеля, - распластанную на полу нашего номера в пароксизме страха и истерики. Ее надо было обработать. - Кто тебя заставил? - грозно спросил я. - Кто тебе заплатил? - Никто! - стенала она. - Я горничная! - Ты лжешь! - заорал мой адвокат. - Есть доказательства! Кто заслал тебя сюда - менеджер? - Я работаю в отеле, - сказала она. - Все, что я делаю, это прибираю в номерах. Я повернулся к моему адвокату. - Значит они знают, что у нас есть. И они решили послать сюда бедную старую женщину выкрасть это. - Нет! - вопила она. - Я не знаю, о чем вы говорите! - Чушь собачья! - крикнул мой адвокат. - Ты такая же часть этого, как и они.. - Часть чего? - Банды торчков, - сказал я. - Ты должна знать, что происходит в этом отеле. Зачем мы, по-твоему, здесь находимся? Она уставилась на нас, пытаясь говорить, но лишь всхлипывала: - Я знала, что вы полицейские. Но думала, что вы просто пошли туда, на съезд. Клянусь! Я хотела только убраться в вашем номере. Я ничего не знаю о наркотиках! Мой адвокат засмеялся. - Ну-ну, детка. Только не втюхивай нам, что ты никогда не слышала о Грандже Гормане. - Нет! - завизжала она. - Нет! Богом клянусь, я никогда не слышала о таких вещах! Адвокат немного подумал, затем наклонился, чтобы помочь ей встать на ноги. - Может, она говорит нам правду, - сказал он мне. - Может, она с ними не связана. - Нет! Клянусь, нет! - завыла она. - Ладно, - проговорил я. - В таком случае, возможно, мы и не заберем ее... если она сможет помочь - Да! - страстно заявила она. - Я помогу во всем, что вам нужно. Я ненавижу наркоманов! - Как и мы, леди, - сказал я. - Думаю, мы должны посадить ее на зарплату, - внес предложение мой адвокат. - Проверим ее, внесем в ведомость и начнем Башлять каждый месяц, в зависимости от того, с чем она будет приходить. Лицо старой дамы заметно изменилось. Она уже не находила ничего предосудительного в том, чтобы болтать с двумя голыми мужиками, один из которых пытался ее задушить несколько минут назад. - А ты с этим справишься? - спросил я ее. - Телефонный звонок каждый день, - сказал мой адвокат, похлопывая ее по плечу/ - Просто сообщай нам, что ты видела. И не волнуйся, если информация не подтвердится. Это уже наша проблема. Она расплылась в подобострастной улыбке. - И вы будуте платить мне за это? - Ты права, черт возьми, - сказал я. - Но как только ты что-нибудь об этом расскажешь - неважно кому, любому, - ты отправишься прямиком в тюрьму - на всю оставшуюся жизнь. Она кивнула. - Я помогу вам всем, что в моих силах. Но кому я должна звонить? - Не беспокойся, - ответил адвокат. - Как тебя зовут? -- Алиса. Просто позвоните в прачечную и спросите Алису. - С Тобой свяжутся, - убежденно сказал я. - Это займет около недели. Но пока, между тем, просто смотри в оба. И работай, как будто ничего не произошло. Ты сможешь это сделать? -- О да, сэр! - воскликнула она, глуповато улыбаясь. - А я увижу вас снова, джентльмены? После всего этого, я имею в виду... - Нет, - отрезал мой адвокат. - Они прислали нас из Кapcoн Сити. С тобой свяжется инспектор Рок. Артур Рок. Он прикидывается политиком, но ты узнаешь его без труда. Она, похоже, нервно заерзала. - Все ясно? - спросил я. - Есть ли еще что-нибудь, что ты нам не сообщила? - О нет, - быстро проговорила она. - Я просто никак не соображу - а кто же будет мне платить? - Инспектор Рок позаботится об этом, - сказал я. - Оплата наличными: тысяча долларов девятого числа каждого месяца.. - О Господи! - вскричала она. - Да я все что угодно сделаю за такие деньги! - Ты и многие другие, - заметил мой адвокат. - Ты будешь удивлена, узнав, кого мы держим на зарплате - прямо здесь, в этом самом отеле. Она выглядела потрясенной. - Я узнаю их? - Может быть, - сказал я. - Но все они под прикрытием. Ты узнаешь их, только если действительно случится что-то серьезное и один из них свяжется с тобой прямо на работе при помощи пароля. - А какого? - спросила она. - Рука Руку Моет, - ответил я. - И в ту минуту, когда услышишь эти слова, ты должна ответить: "Я ничего не боюсь". Вот так они и узнают тебя. Горничная кивнула, несколько раз повторила пароль и отзыв, пока мы не убедились, что она все правильно запомнила. - О'кей, - подытожил мой адвокат. На сегодня все. Мы, вероятно, больше тебя не увидим, пока не пробьет тот час. Тебе лучцхе игнорировать нас, пока мы не уедем. И не волнуйся насчет уборки номера. Просто оставляй, пару полотенец и мыло перед дверью, ровно в полночь, - он улыбнулся. - Таким образом мы не будем подвергать друг друга риску повторения подобных маленьких инцидентов, не так ли? Она пошла к двери. -- Как укажете, джентльмены. Не могу выразить, как я сожалею о том, что случилось... но это только потому, что я не понимала.,;;;.. " Мой-адвокат проводил ее к выходу. - Зато мы понимаем, - сказал он мягко. - Но теперь все кончено, Слава Богу, есть еще порядочные люди. Она улыбалась, закрывая за собой дверь. 12. Возвращение в Цирк-Цирк... В поисках обезьяны... К черту Американскую Мечту Почти трое суток прошло со времени этого странного и неожиданного столкновения, и ни одна горничная ни на шаг не приближалась к нашей комнате. Мне было интересно, что же сказала им Алиса. Мы видели ее всего один раз, подкатив на "Ките" к отелю, - она тащила тележку с бельем через автостоянку, но мы сделали вид, что незнакомы, и она, похоже, поняла. Но слишком долго продолжаться это не могло. Номер был забит использованными полотенцами; они валялись повсюду. Пол в ванной поднялся на шесть дюймов - куски мыла, блевотина и кожура грейпфрутов, смешанные с разбитым стеклом. Теперь мне приходилось одевать ботинки каждый раз, когда я отправлялся писать. Ворс серого пледа была настолько забит семенами марихуаны, что сам плед уже казался зеленым. Все остальное пространство в комнате было настолько невероятно засрано и заблевано, что я посчитал: будет уместным смотаться, настаивая, что, дескать, это - "Наглядные Экспонаты", которые мы приволокли с Хэйт Стрит, чтобы показать полицейским из других частей страны, насколько глубоко в безнравственности и дегенерации могут опуститься нарколыги, если только не помешать их коварным замыслам. Но какому же наркоману нужны все эта скорлупа кокосов, искромсанная кожура белых мускатных дынь? Можно ли объяснить присутствием джанки всю, эту несъеденную жареную картошку? Пятна засохшего кетчупа на комоде? При желании можно. Но тогда к чему все это бухло? И кричащие порнографические фотки, вырванные с мясом из таких бульварных журнальчиков, как "Шлюхи Швеции" и oОргии в Касбе", приклеенные к разбитому стеклу горчицей, высохшей до состояния толстой желтой корки... и все эти признаки насилия, странные красные и голубые лампочки, мелкие кусочки битого стекла, отбитая штукатурка. Нет, это нельзя списать на бесчинств нормального, богобоязненного джанки. Это было слишком дико, слишком агрессивно. Эта комната свидетельствовала о чрезмерном потреблении почти всех наркотиков, известных человеку с 1544 года Нашей Эры. Единственным объяснением такото состояния могло быть следующее: это монтаж - со всей тщательностью собранная коллекция в несколько раз увеличенных медицинских учебных экспонатов, показывающая, что может случиться, если двадцать два серьезных наркоотморозка - подсевших на разные наркотики - будут заперты в одной комнате на пять дней и ночей и брошены на произвол судьбы. Разумеется. Но, конечно, этого никогда не случалось в Реальной Жизни, господа. Мы просто собрали эти штуки с демонстрационными целями... Неожиданно зазвонил телефон, вырвав меня из ступора моей фантазии. Я посмотрел на него. Дззззиииииннннь... Господи, что сейчас? Неужели началось? Я уже почти слышал визгливый голос Менеджера, Мистера Хима, сообщающего, что полиция направляется в мой номер, и могу ли я любезно согласиться не стрелять через дверь, когда они начнут ее выламывать. Дззииииннннь... Нет, первыми они звонить не будут. Если уж они решили меня взять, то, вероятно, устроят засаду в лифте: сначала "Мэйс", потом повалят на пол и защелкнут за спиной наручники. Без всякого предупреждения. Так что я взял трубку. Звонил из "Цирк-Цирка" мой друг Брюс Иннес. Он нашел мужика, продававшего обезьяну, о которой я наводил справки. Цена - 750 долларов. - Ну и с каким амфетаминщиком мы имеем дело? Он что, закинулся зеленым? - спросил я. - Прошлой ночью было четыре сотни. - Он утверждает, что она оказалась ручной, - сказал Брюс. - Прошлой ночью он оставил ее спать в трейлере, и эта тварь в натуре посрала на слив в душе. - Это ничего не значит, - заметил я. - Обезьян тянет к воде. В следующий раз она посрет в раковину умывальника. - Может, ты придешь сюда и поторгуешься с этим парнем, - предложил Брюс. - Он здесь со мной в баре. Я сказал ему, что ты действительно хочешь обезьяну и прекрасно о ней позаботишься. Думаю, с ним можно сговориться. Он . по-настоящему привязался к этой вонючей скотине. Она сейчас с нами в баре, сидит у стойки на чертовом табурете и пускает слюни в пивную кружку. - О'кей, - сказал я. - Буду через десять минут. Не позволяй этому ублюдку напиваться. Я хочу встретиться с ним на трезвую голову. Когда я добрался до "Цирк-Цирка", из главного входа к машине скорой помощи выносили какого-то; сТарика. - Что случилось? - спросил я (служащего, загонявшего на стоянку автомобили. - Точно не знаю, - ответил он. - Но кто-то сказал мне, что его хватил удар. Однако я заметил рваную рану у него на затылке, - парень сел в "Кадиллак" и протянул мне талон. - Хотите, я заначу для вас выпивку? - спросил он; поднимая большой стакан текилы на переднем сиденье. - Я могу поставить его в холодильник, если хотите. Я кивнул. Эти люди хорошо освоили мои привычки. Я уже так часто оказывался внутри и снаружи этого заведения с Брюсом и другими музыкантами его ансамбля, что служащие, отгонявшие машины, знали меня по имени, - а ведь я никогда им не представлялся, и никто даже об этом не спрашивал. Я просто принял это как часть происходившей здесь игры; они наверняка обшарили бардачок и нашли записную книжку с моим именем на обложке. А настоящая причина такой осведомлЈнности, до которой я тогда так и не додумался, заключалась в том, что я всЈ еще носил свой АйДи - значок Конференции Окружных Прокуроров. Он висел у нагрудного кармана моей разноцветной охотничьей куртки, но я уже давно о нем позабыл. Несомненно, они принимали меня за супер-странного тайного агента... а может, и нет; может, они просто ублажали меня, потому что врубились, что только сумасшедший будет корчить из себя легавого, раскатывая по Вегасу в белом "Кадиллаке" с откидным верхом и стаканом текилы в руке. Тянет на Крутого и, наверное, даже опасного. А в месте, где ни один амбициозный человек не является тем, кто он есть на самом деле, нет особого риска в том, чтобы выступить как отъявленный фрик. Окружающие будут многозначительно и с пониманием кивать друг другу и бормотать об этих "проклятых деклассированных понтярщиках". Обратная сторона монеты - синдром "Черт возьми! А это кто? ". Он присущ швейцарам и дежурным по этажу, которые допускают, что любой, кто кажется ненормальным, но все еще щедро дает на чай, должно быть, важная птица, - а это означает, что ему надо потакать или, по крайней мере, обращаться с ним вежливо. Но вся эта байда по барабану, когда у тебя башка забита мескалином. Ты просто двигаешься инстинктивно, делая все, что кажется тебе правильным, и обычно так оно и оказывается. В Вегасе полно прирожденных фриков - людей, рехнувшихся всерьез и надолго, и наркотики на самом деле не такая уж и проблема, если не брать в расчет легавых и героиновый синдикат. Психоделики почти неуместны в городе, в котором ты можешь вломиться в казино в любое время дня или ночи и наблюдать распятие гориллы - на пламенеющем неоновом кресте, внезапно превращающемся в цевочное колесо, вращающее зверя немыслимыми кругами над толпами обезумевших игроков. Я нашел Брюса в баре, но обезьяны не было видно. - Где она? - потребовал я. - Я готов выписать чек. Хочу вернуться с этим ублюдком домой на самолете. Я уже забронировал два места первого класса - Р. Дьюк и Сын. - Возьмешь ее на самолет? - Да, черт побери, - сказал я. - Думаешь, они что-нибудь скажут? Обратят внимание на физические недостатки моего сына? Брюс пожал плечами. - Забудь об этом, - сказал он. - Они только что ее забрали. Она напала на старика прямо здесь в баре. Этот урод прицепился к бармену: "Почему они позволяют расхаживать в этом месте босиком", - а потом покатил бочку на истерически хохотавшую обезьяну - в общем, старик швырнул в нее пиво, и она обезумела, сорвавшись с места, как ерт из табакерки, вцепилась ему в голову, располосовав затылок... бармену пришлось вызвать скорую помощь, а затем появились легавые и забрали обезьяну. - Твою мать.... А какой залог? Я хочу эту обезьяну. - Возьми себя в руки. Тебе лучше держаться от тюряги подальше. Они только этого и ждут, чтобы тебя упечь. Забудь об этой обезьяне. Она тебе не нужна. Я немного поразмышлял, и решил, что он, наверное, прав. Бессмысленно похерить все ради какой-то буйной обезьяны, которую я даже в глаза-то никогда не видел. Насколько я понял, она сразу вцепится мне в голову, если я попытаюсь выкупить ее под залог. После шока от пребывания за стойкой бара ей потребуется некоторое время, чтобы окончательно успокоиться, а я не мог позволить себе ждать. - Когда улетаешь? - спросил Брюс. - Как можно скорее, - ответил я. - Болтаться дальше в этом городе без мазы. Я получил все что нужно. Если только еще что-нибудь не спутает мне карты. Он выглядел удивленным. - Так ты нашел Американскую Мечту? В этом городе? Я кивнул. - Мы сидим сейчас в ее нервном центре. Ты помнишь ту историю, которую нам рассказывал менеджер о владельце этого места? Как он всегда хотел сбежать из дома и присоединиться к цирку, когда он был ребенком? Брюс заказал еще два пива и, окинув взглядом казино, пожал плечами. - Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал он, кивая. - Сейчас у этого мерзавца свой собственный цирк, и лицензия на воровство тоже... Ты прав, он - образец. - Точно. Это чистый Горацио Элджер, начиная с повадок, кончая отношением к делу. Я пытался переговорить с ним, но какая-то громоподобная Лесбо, заявившая, что она - его ответственный секретарь, приказала мне убираться на хуй. Она сказала, что он ненавидит прессу больше, чем что-либо другое в Америке. - Хим и Спироу Эгню, - пробормотал Брюс. - И они оба правы, - заметил я. - Я пытался сказать этой женщине, что согласен со всем, что он отстаивает, но она заявила: если я знаю, что для меня хорошо, а что плохо, то мне следует убраться из города хоть к черту на рога и даже не думать о том, чтобы беспокоить ее Босса, "Он действительно ненавидит репортеров, - сказала она. -- Я не хочу, чтобы это звучало как предупреждение, но если бы я оказалась на вашем месте, то приняла бы это к сведению... " Брюс кивнул. Босс платил ему тысячу: баксов в неделю за два выступления в "Отдыхе Леопарда", и другие две штуки башлял на всю группу. Все, что от них требовалось, - устраивать дьявольский шум два часа каждый вечер. Боссу было насрать с высокой колокольни, какие песни они пели: просто чтобы бит был тяжелый и динамики ревели бы достаточно громко, завлекая посетителей в бар. Очень странно сидеть здесь в Вегасе и слышать, как Брюс поет лютейшую чуму, такую, как "Чикаго" или "Country Song". Если бы менеджмент удосужился обратить внимание на слова, то весь ансамбль немедленно бы линчевали. Спустя несколько месяцев в Эспене Брюс спел несколько песен в клубе, забитом туристами, среди которых оказался бывший Американский Астронавт... и, когда последний номер был отыгран, этот хрен подсел за наш столик и начал вопить всякую пьяную суперпатриотическую хуйню, наседая на Брюса - дескать, "Какой наглости набрался этот проклятый Канадец, чтобы приехать сюда оскорблять эту страну? ". - Слушай, мужик, - сказал я. - Я - Американец. Я живу здесь и согласен с каждым его пиздатым словом. Тут появились накурившиеся гашиша вышибалы, загадочно ухмыляясь во весь рот, и сказали: "Доброго Вечера вам, джентльмены. И Цзин говорит, что пора успокоиться, так? И никто не может цепляться в этом месте к музыкантам, понятно? ". Астронавт поднялся, угрожающе бормоча об использовании всего своего влияния, чтобы "что-нибудь было сделано - и, черт возьми, быстро" - с Иммиграционным Статусом. - Как тебя зовут? - спросил он меня, когда выщибалы-гашишисты потащили его прочь. - Боб Циммерман, - ответил я. - И вот кого я ненавижу в этом мире, так это чертовых тупоголовых Поляков. - Ты думаешь, я Поляк!? - завопил он. - Ах ты грязный сачок! Вы все дерьмо! Вы не представляете эту страну. - Господи, будем надеяться, что и ты ее не представляешь, козлина уебищная, - пробормотал Брюс. Астронавт все еще бушевал, когда его силой выкинули на улицу. На следующий вечер он, трезвый как стеклышко, хавал свою жратву в другом ресторане, когда к нему подошел четырнадцатилетний подросток и попросил автограф. Этот хлыщ, скромно потупив глаза и притворно изображая смущение, небрежно расписался на маленьком листе бумажки, который протягивал ему мальчик. Тот взглянул на роспись и, порвав листок на мелкие кусочки, бросил их Астронавту на колени. "Не все любят тебя здесь, парень", - сказал мальчик. Затем повернулся и сел за свой столик, в шести футах от него. Немая сцена в компании Австронавта. Восемь или десять персонажей - жены, менеджеры и привилегированные старшие инженеры - привезли Астронавта весело провести время в легендарном Эспене. И сейчас они выглядели так, как будто кто-то обрызгал их стол поносом. Никто не сказал ни слова. Они быстро доели и без скандала покинули ресторан. Слишком много для Эспена и астронавтов. У этого патриота никогда не было бы подобных неприятностей в Лас-Вегасе. Небольшое прикосновение к этому городу, и тебя засасывает как в воронку. Через пять дней в Вегасе чувствуешь, будто провел здесь пять лет. Некоторые люди говорят, что им нравится, - но некоторым нравится также и Никсон. Он мог бы стать отличным Мэром этого города; с Джоном Митчеллом в должности Шерифа и Эгню в качестве Главного Ассенизатора. 13. Конец дороги... Смерть Кита... Обливаясь потом в аэропорту Когда я попробовал сесть за столик для игры в баккара, в меня сразу вцепились вышибалы. - Тебя здесь не было, - спокойно сказал один из них. - Пошли на воздух. - А что не так? - удивился я. Они повели меня к главному выходу и просигналили, чтобы доставили кадиллак. - А где твой друг? - спросили они, пока мы ждали. - Какой друг? - Большой хряк. - Послушайте, - сказал я. - Я - Доктор Журналистики. И вы никогда не застанете меня здесь с каким-то чертовым хряком. Они засмеялись. - Тогда как насчет этого? - и они ткнули мне в рожу большую фотографию, на которой я и мой адвокат сидели за столиком в баре-карусели. Я пожал плечами. - Это не я. Это парень по фамилии Томпсон. Он работает на "Rolling Stone"... вот уж кто действительно порочный и сумасшедший человек. А тот, кто сидит рядом с ним, - наемный убийца Мафии в Голливуде. Блядь, да вы изучали эту фотографию? Какой еще маньяк будет разгуливать по Вегасу в одной черной перчатке. - Мы это заметили, - сказали они. - А где он сейчас? Я развел руками. - Он довольно быстро передвигается с места на место. Его заказы приходят из Сент-Луиса. Они уставились на меня в недоумении. - А ты откуда все это знаешь? Повернувшись спиной к толпе, я показал им свой золотой значок ПВА, мелькнувший у них перед глазами как молния. - Ведите себя естественно, o-прошептал я им на ухо. - Не засветите меня,. Они все еще стояли остолбенев на входе, когда я отъехал. Тот мудак, предлагавший мне поставить текилу в холодильник, подогнал "Кита" в нужный момент. Я дал ему пятидолларовую купюру, и машина стильно рванула по улице. Все было кончено. Я заехал во "Фламинго" и загрузил свой багаж в машину. Я попытался для интима натянуть крышу, но с движком случилась какая-то лажа. Огненно-красная лампочка генератора продолжала гореть и после того, как я отогнал тачку на озеро Мид для охлаждения. Беглый осмотр приборной доски показал, что каждый прибор в моей машине совершенно ебнулся. Ничего не работало. Даже передние фары... а когда я врубил кондиционер, то услышал противный хлопок под капотом. Крышу удалось задернуть лишь наполовину, но я все-таки решил попытаться доехать до аэропорта. Если эта проклятая колымага заартачится, я всегда могу ее бросить и вызвать такси. К черту этот мусор из Детройта. Они не созданы для того, чтобы на них удирать. Всходило солнце. Добравшись до аэропорта, я оставил "Кита" на парковке ВИП. Машину зарегистрировал мальчик лет пятнадцати, но я отказался отвечать на его вопросы. Он был слишком взволнован общим состоянием автомобиля. "Великий Боже! - восклицал