Чак Паланик. Бойцовский клуб --------------------------------------------------------------- © Copyright Чак Паланик © Copyright Алексей Егоренков, перевод Ў http://zhurnal.lib.ru/e/egorenkow_a_m/ Origin: http://zhurnal.lib.ru/e/egorenkow_a_m/fightclub.shtml Ў http://zhurnal.lib.ru/e/egorenkow_a_m/fightclub.shtml Комментарии Ў http://zhurnal.lib.ru/comment/e/egorenkow_a_m/fightclub Date: 19 May 2003 --------------------------------------------------------------- Аннотация: Отныне выкладываю ПОЛНЫЙ текст, без недостающих страниц и со всеми причиндалами. Даю примечания по моментам, которые могут вызвать недоумение :) Перевод посвящаю нашему Илье Кормильцеву, который писал хорошие стихи, и вообще побольше моего прожил, как говорила моя редактор :))) Кэрол Мидер, которая терпит все мои нехорошие манеры Благодарности: Мне хотелось бы поблагодарить следующих людей за их любовь и поддержку несмотря на разные, ну, вы понимаете, жуткие вещи, которые случаются. Айна Джиберт Джефф Плит Майка Кифи Майкл Верн Смит Сьюзи Вителло Том Спэнбауэр Джеральд Говард Эдвард Хибберт Гордон Грауден Деннис Стоуэлл Линни Стоуэлл Кен Фостер Моника Дрейк Фред Паланик Глава 1. Тайлер находит мне работу официанта, потом он же суЈт мне в рот пистолет и говорит: "Первый шаг к бессмертию - это смерть". Хотя долгое время мы с Тайлером были лучшими друзьями. Меня всегда спрашивают - знаю ли я Тайлера ДЈрдена. Ствол пушки упЈрся мне в глотку, Тайлер говорит: - На самом деле мы не умрЈм. Языком я чувствую дырочки глушителя, которые мы насверлили в стволе пистолета. Шум от выстрела почти полностью возникает из-за расширения газов, плюс лЈгкий звуковой хлопок от пули - из-за еЈ скорости. Чтобы сделать глушитель, нужно просто насверлить дырочек в стволе пушки, много дырочек. Тогда газ выйдет через них, и скорость пули упадЈт ниже сверхзвуковой. Насверлишь дырочек неправильно - пистолет разорвЈт тебе руку. - Это не смерть на самом деле, - говорит Тайлер. - Мы станем легендой. И мы не состаримся. Я отпихиваю ствол языком за щЈку и говорю, - "Тайлер, это как про вампиров". Здания под нами не станет через десять минут. БерЈшь одну часть 98-процентного концентрата дымящей азотной кислоты и смешиваешь еЈ с тремя частями серной кислоты. Делать это надо на ледяной бане. Потом пипеткой добавляешь глицерин, капля по капле. Получаешь нитроглицерин. Я знаю это, поскольку это известно Тайлеру. Смешиваешь нитроглицерин с опилками - получаешь милую пластиковую взрывчатку. Многие мешают его с хлопком и добавляют горькой соли - в качестве сульфата. Тоже работает. Некоторые - используют смесь парафина и нитроглицерина. Как по мне - парафин вообще никогда не срабатывает. И вот, Тайлер и я на верхушке Паркер-Моррис Билдинг, у меня во рту торчит пистолет; и мы слышим, как бьется стекло. Заглянем через бортик. Облачный день, даже на этой верхотуре. Это самое высокое в мире здание, и на такой высоте всегда холодный ветер. Здесь настолько тихо, что возникает чувство, будто ты - одна из тех обезьян-космонавтов. Делаешь маленькую работу, которой обучен. Потяни за рычаг. Нажми на кнопку. Никакого понимания своих действий, - и потом умираешь. Сто девяносто один этаж в высоту, заглядываешь через бортик крыши, - а улица внизу покрыта мохнатым ковром стоящих и смотрящих вверх людей. Стекло бьется в окне под нами. Окно взрывается осколками сбоку здания, потом появляется шкаф для бумаг, большой, как чЈрный холодильник, - прямо под нами этот шкаф с картотекой на шесть ящиков вылетает из отвесной грани здания и падает, медленно вращаясь, и падает, уменьшаясь вдали, и падает, исчезая в сбившейся в кучу толпе. Где-то, на каких-то из ста девяносто одного этажей внизу, буйствуют обезьяны-космонавты из Подрывного Комитета Проекта Разгром, уничтожая историю до кусочка. Старая поговорка, про то, что мы всегда причиняем боль тем, кого любим, - так вот, знаете, у этой палки два конца. Когда во рту торчит пистолет, и его ствол воткнут между зубами, речь сводится к мычанию. У нас осталось десять минут. ЕщЈ одно окно в здании взрывается, и разлетается стекло, сверкая в воздухе, как стая голубей, потом тЈмный деревянный стол, подталкиваемый Подрывным Комитетом, выдвигается из здания дюйм за дюймом, вдруг наклоняется, соскальзывает, и, в конце концов, став на время сказочным летающим предметом, теряется в толпе. Паркер-Моррис Билдинг не станет через девять минут. Когда берЈшь нужное количество гремучей смеси и наносишь на опоры фундамента чего угодно - можно свалить любое здание в мире. Нужно только тщательно, плотно обложить и затрамбовать это дело мешками с песком, чтобы сила взрыва ушла в опоры, а не рассеялась по подвальному гаражу вокруг них. Такие технические тонкости не найти в каких-нибудь там учебниках истории. Три способа изготовить напалм. Первый: можно смешать равные части бензина и замороженного концентрата апельсинового сока. Второй: можно смешать равные части бензина и диетической колы. Третий: можно растворять в бензине размолотый кошачий кал, пока смесь не загустеет. Спросите меня, как изготовить нервно-паралитический газ. О, или эти, бешеные автобомбы. Девять минут. Паркер-Моррис Билдинг опадЈт, все сто девяносто и один этаж, медленно, - так дерево валится в лесу. Бревно. Можно свалить всЈ, что угодно. Странно подумать, что место, где мы стоим, станет лишь отметкой в небе. Тайлер и я у бортика крыши, пистолет у меня во рту, и я с интересом думаю, насколько он грязен. Мы полностью забываем обо всей убийственно-суицидальной затее Тайлера, и смотрим, как ещЈ один шкаф для бумаг выскальзывает сбоку здания, и его ящики в воздухе выкатываются наружу; стопки бумаги подхватываются воздушным потоком, и их уносит ветер. Восемь минут. Потом дым, - дым начинает валить из разбитых окон. Команда подрывников пустит в ход первичный заряд примерно через восемь минут. Первичный заряд взорвЈт основной, опоры фундамента рухнут, и серия фотографий Паркер-Моррис Билдинг попадЈт во все учебники истории. Серия снимков из пяти фиксированных картинок. Вот - здание стоит. Вторая картинка - здание будет снято под углом в восемьдесят градусов. Потом угол в семьдесят градусов. Здание под углом в сорок пять градусов на следующей картинке, когда каркас начинает сдавать, и башня образует небольшую дугу по линии его сгиба. Последний снимок - башня, все сто девяносто один еЈ этаж, обрушится на национальный музей - вот истинная цель Тайлера. - Сейчас это наш мир, и только наш, - говорит Тайлер. - А все эти древние - мертвы. Знай я, как всЈ повернЈтся - сейчас я тоже с огромным удовольствием был бы мЈртв и на небесах. Семь минут. Высоко, на вершине Паркер-Моррис Билдинг, и пистолет Тайлера у меня во рту. Столы, шкафы-картотеки и компьютеры метеоритным дождЈм летят на окружившую нас толпу, дым клубится из разбитых окон, в трЈх кварталах ниже по улице команда подрывников смотрит на часы, - и в это время я подумал, что всЈ это, - пистолет, анархия, взрыв, - как-то связано с девушкой по имени Марла Сингер. Шесть минут. У нас тут что-то типа треугольника. Мне нужен Тайлер. Тайлеру нужна Марла. Марле нужен я. Мне не нужна Марла, а Тайлер больше не нуждается в моЈм обществе. Тут речь не о любви, как о пристрастии. Тут речь о собственности, как о владении. Без Марлы Тайлер остался бы ни с чем. Пять минут. Может, мы станем легендой, может, не станем. Хотя нет, я скажу, погодите. Где и кем был бы Иисус, если бы никто не написал евангелия? Четыре минуты. Языком отпихиваю ствол пистолета за щЈку и говорю: "Ты хочешь стать легендой, Тайлер, дружище, - так я сделаю тебя легендой. Я был неподалЈку с самого начала". Я помню всЈ. Три минуты. Глава 2. Большие руки Боба были сомкнуты в объятья, удерживавшие меня, и я оказался зажат в темноте между нынешними потными титьками Боба, висячими, огромных размеров, - наверное, такие же громадные мы представляем себе у самого Бога. Вокруг подвал церкви, он полон народу, каждый вечер мы встречаемся: это Арт, это Пол, это Боб. Здоровенные плечи Боба наводили меня на мысль о линии горизонта. Густые светлые волосы Боба были похожи на результат применения крема для укладки, надпись на котором гласит "скульпторный мусс", - очень густые и светлые, и очень ровно расчЈсаны. Его руки обвили меня, его ладонь прижимает мою голову к его нынешним титькам, выросшим из бочкообразной груди. - ВсЈ будет хорошо, - говорит Боб. - Теперь ты поплачь. От колен до макушки я ощущаю химические реакции внутри Боба, переваривающие пищу и перегоняющие кислород. - Может, они поторопились со всем этим, - говорит Боб. - Может быть, это просто семинома. При семиноме у тебя почти стопроцентный шанс выжить, - плечи Боба поднимаются в протяжном вздохе, потом падают рывками, падают, падают под судорожные всхлипы. Поднимаются со вздохом. Падают, падают, падают. Я хожу сюда каждую неделю уже два года, и каждую неделю Боб заключает меня в объятия, и я плачу. - Поплачь, - говорит Боб, и вздыхает, и всхлип, всхлип, всхлипывает. - Давай, поплачь. Большое влажное лицо укладывается на моей макушке, и я теряюсь где-то внутри. Это тот момент, когда я плачу. Это то, что надо - плакать в окутывающей тебя темноте, замкнувшись внутри кого-то другого, когда видишь, что всЈ, чего ты когда-либо сможешь добиться, в итоге окажется грудой хлама. ВсЈ, чем ты когда-либо гордился, будет выброшено прочь. И я теряюсь где-то внутри. Это что-то вроде того, как если бы я проспал неделю кряду. Вот как я повстречал Марлу Сингер. Боб плачет, потому что шесть месяцев назад ему удалили яички. Потом гормональная терапия. Из-за избытка тестостерона у Боба выросли титьки. Когда уровень тестостерона поднимается слишком высоко, организм вырабатывает эстроген, чтобы достичь баланса. Я плачу в этот момент, потому что прямо сейчас жизнь превращается в ничто, даже не совсем в ничто - в забвение. Слишком много эстрогена - и у тебя вырастет сучье вымя. Плакать легко, когда осознаЈшь, что все, кого ты любишь, рано или поздно отвергнут тебя, - или же умрут. На достаточно большом отрезке времени вероятность выживания для каждого близка к нулю. Боб любит меня, потому что думает, что мне тоже удалили яички. В Епископальной Церкви Святой Троицы, в подвале, среди клетчатых диванов из магазина недорогой мебели, - где-то двадцать мужчин и только одна женщина, все парами, прильнули друг к другу, большая часть рыдает. Некоторые наклонились вперЈд, прижались ухо к уху, как борцы в захвате. Мужчина в паре с единственной женщиной пристроил локти ей на плечи, - оба локтя с обеих сторон еЈ головы, еЈ голова между его рук, и его плачущее лицо уткнулось ей в шею. Лицо женщины повЈрнуто вбок, рукой она подносит ко рту сигарету. Я подсматриваю сквозь подмышку Большого Боба. - Вся моя жизнь, - плачет Боб. - Зачем всЈ, что я делаю - я не знаю. Единственная женщина здесь, в "Останемся мужчинами вместе", в группе психологической поддержки для больных раком яичек, - и эта женщина курит сигарету под бременем чужого горя, и еЈ глаза встречаются с моими. Симулянтка. Симулянтка. Симулянтка. Короткие матово-чЈрные волосы, большие глаза, - как у персонажей японских мультфильмов; вся сливочно-худая, с болезненным оттенком кожи, в своЈм платье с орнаментом из тЈмных роз, эта женщина объявлялась также в моей группе поддержки больных туберкулЈзом по вечерам в пятницу. Она была за моим круглым столом больных меланомой по вечерам в среду. Под вечер по понедельникам она была в моей рэп-группе поддержки для больных лейкемией "Стойко верящие". Пробор по центру еЈ причЈски - просвет белой кожи головы, как изогнутая молния. Все эти группы поддержки, которые находишь - названия их звучат причудливо и торжественно. Моя группа кровяных паразитов по вечерам во вторник называется - "Свобода и чистота". Группа по мозговым паразитам, в которую я хожу, называется "Высшее и предначертанное". И днЈм в воскресенье, в "Останемся мужчинами вместе", в подвале Епископальной Церкви Святой Троицы, эта женщина снова здесь. И что ещЈ хуже - я не могу плакать, когда она пялится. Это, наверное, было моЈ любимое занятие - плакать в объятьях Большого Боба, без тени надежды. Любой из нас постоянно так вкалывает. Это единственное место, где мне когда-либо удавалось полностью расслабиться и успокоиться. Это - мой отпуск. Я пошЈл в свою первую группу психологической поддержки два года назад, после очередного визита к моему врачу с жалобой на бессонницу. Я не спал три недели. Три недели без сна - и всЈ вокруг становится призрачным и бестелесным. Мой врач сказал: "Бессонница - это всего лишь симптом. Симптом чего-то большего. Найдите, что в самом деле не так. Прислушайтесь к своему телу". Я просто хотел уснуть. Мне хотелось маленьких голубых 200-миллиграмовых капсул амитала натрия. Мне хотелось голубых пулевидных капсул туинала, красного как помада секонала. Доктор посоветовал мне попить валерианки и побольше двигаться. Сказал, в итоге я смогу уснуть. МоЈ лицо помято, синяки от недосыпания, превратилось во что-то вроде ссохшегося фрукта. Меня можно было даже принять за мЈртвого. Мой врач сказал, что если мне хочется увидеть настоящие человеческие страдания, мне стоит прокатиться в Первую Методистскую вечером в четверг. Увидеть, что такое мозговые паразиты. Увидеть, что такое дегенеративные болезни кости. Органические дисфункции мозга. Увидеть сборище больных раком. Вот я и поехал. В первой группе, куда я попал, всех представляли: это Элис, это Бренда, это Дауэр. Все улыбаются, у всех к вискам будто приставлены невидимые пистолеты. Я никогда не называю своЈ настоящее имя в группах психологической поддержки. Маленький скелет женщины по имени Клоуи с печально и пусто свисающей кормой брюк. Клоуи рассказывает мне, что самое худшее в еЈ мозговых паразитах - это то, что никто не хочет секса с ней. Вот такой она была, - настолько близка к смерти, что по еЈ полису страховки жизни было выплачено шестьдесят пять тысяч баксов; и всЈ, чего хотела Клоуи - один раз напоследок заняться любовью. Никаких интимных отношений, просто секс. Что ответил бы парень? Я имею в виду - что бы ответили вы сами? Весь путь умирания начался для Клоуи с небольшой усталости, а теперь ей слишком наскучил процесс лечения. Порнофильмы, - у неЈ дома, на квартире были порнофильмы. Во время Французской революции, рассказала мне Клоуи, женщины в тюрьмах, - герцогини, баронессы, маркизы, все подряд, - были готовы трахаться с любым мужиком, который на них заберЈтся. Клоуи дышала мне в шею. "ЗаберЈтся", ну, мне понятно? "Поскачет". "Трахнет" - это уже устарело. "La petite mort", "маленькая смерть", как выражаются французы. У Клоуи были порнофильмы, если мне интересно. Амил-нитраты. Лубрикаты. В обычном случае у меня возникла бы эрекция. Но ведь наша Клоуи - облитый воском скелет. С тем, как выглядит Клоуи - у меня ничего нет. Ну, не совсем ничего. ЕЈ плечо по-прежнему касается моего, когда мы садимся в круг на ворсистый ковЈр. Была очередь Клоуи вести нас в направленную медитацию, и она говорила о нас в саду безмятежного спокойствия. Она провела нас по холму в дворец с семью дверями. Внутри дворца семь дверей: зелЈная, оранжевая дверь; и Клоуи рассказывала, как мы открываем каждую из них; голубая, белая, красная дверь; и что мы обнаруживаем за ними. Глаза закрыты, мы представляем свою боль как шар белого исцеляющего света, кружащего вокруг наших ног и поднимающегося к нашим коленям, к нашей талии, к нашей груди. Наши чакры открываются. Сердечная чакра. Чакра головы. Клоуи говорила о нас в пещерах, где мы встретим животное, покровительствующее нам. Моим оказался пингвин. ЛЈд покрывал пол пещеры, и пингвин сказал: "Скользи!". Без всяких усилий мы заскользили по тоннелям и галереям. Потом настало время объятий. "Откройте глаза". Это физический терапевтический контакт, как говорила Клоуи. Каждый из нас должен выбрать себе партнЈра. Клоуи обвила руками мою голову и зарыдала. У неЈ дома было нижнее бельЈ без завязок, - и она рыдала. У Клоуи была смазка и наручники, и она рыдала, пока я смотрел на секундную стрелку своих часов, отсчитывая одиннадцать оборотов. Так что я не плакал в первой своей группе поддержки два года назад. Я не плакал во второй группе поддержки, и в третьей тоже. Я не плакал ни на кровяных паразитах, ни на раке кишечника, ни на органических поражениях мозга. Когда у тебя бессонница, дела обстоят так. ВсЈ маячит где-то вдали, всЈ лишь копия копии копии. Бессонница ложится расстоянием между тобой и всем остальным, ты не можешь ничего коснуться, и ничто не может коснуться тебя. Потом был Боб. Когда я впервые пришЈл на рак яичек, Боб, здоровенный лось, огромный гамбургер, навалился на меня в "Останемся мужчинами вместе", и зарыдал. Здоровяк пересЈк помещение, когда пришло время объятий, руки висят по бокам, плечи опущены. Его здоровенный подбородок покоится на груди, на глазах уже целлофановая пелена слЈз. Шаркающая походка, колени прижаты друг к другу, он неуклюже семенит; Боб скользнул через комнату, чтобы взвалиться на меня. Боб навалился на меня. Большие руки Боба обвили меня. Большой Боб был качком, как он рассказывал. Все эти дни наркоты - на дианаболе, потом на вистроле, стероиде, который вводят скаковым лошадям. Его собственная качалка, - у Большого Боба был собственный зал. Он был женат трижды. Его имя было на рекламных продуктах, и, кстати, не видел ли я его по телевизору как-нибудь? Вся программа по технике расширения грудной мышцы была, фактически, его находкой. Такое откровение со стороны незнакомых людей заставляет меня чувствовать себя весьма неуютно, если вы меня понимаете. Боб не понимал. Он знал, - пускай даже у одного из его "huevos" ущемление, - всегда был фактор риска. Боб рассказал мне о постоперационной гормональной терапии. Многие из культуристов, колющих слишком много тестостерона, могут получить то, что они называют "сучье вымя". Мне пришлось спросить у Боба, что он имеет в виду под "huevos". "Huevos", - сказал Боб. - "Яйца. Шары. Хозяйство. Орехи. В Мексике, где покупаешь стероиды, их называют "яйела"". "Развод, развод, развод" - говорил Боб, достав фото из бумажника и показав мне. На фото был он сам, огромный и на первый взгляд совсем голый, позирующий в культуристской повязке на каких-то соревнованиях. "Так жить глупо", - сказал Боб, - "Но, бывает, стоишь накачанный и обритый на сцене, совершенно выпотрошен, - в теле жира всего на пару процентов, и диуретики делают тебя холодным и крепким наощупь, как бетон. Ты слепнешь от прожекторов и глохнешь от фоновой музыки из колонок, а судья командует: "Расправь правую грудную, напряги и держи". "Расправь левую руку, напряги бицепс и держи"". Это лучше, чем настоящая жизнь. "Ну, и дальше в таком духе", - сказал Боб, - "Потом рак". Он банкрот. У него двое взрослых детей, которые даже не перезванивают ему. Чтобы лечить сучье вымя, врачу приходилось резать грудь Боба и выпускать жидкость. Это всЈ, что я запомнил, потому что потом Боб заключил меня в объятья, пригнул голову, чтобы укрыть меня. И я потерялся в забвении, тЈмном, безмолвном и полнейшем самозабвении, - и когда я, наконец, отступил от его уютной груди, на футболке Боба остался влажный отпечаток моего плакавшего лица. Это было два года назад, в мой первый вечер с "Останемся мужчинами вместе". Почти на каждой встрече с того момента Большой Боб вызывал у меня слЈзы. Я больше не ходил к врачу. Я никогда не пил валерианку. Это была свобода. Свобода - утрата всяческих надежд. Я молчал - и люди в группах думали, что у меня всЈ совсем плохо. Они рыдали громче. Я рыдал громче. Посмотри на звЈзды, - и тебя не станет. Когда я шЈл домой из какой-нибудь группы психологической поддержки, я чувствовал себя более живым, чем когда-либо. Во мне не было раковых опухолей, моя кровь не кишела паразитами, - я был маленьким тЈплым очагом, средоточием всего живого в этом мире. И я спал. Младенцы не спят так крепко. Каждый вечер я умирал, и каждый вечер возрождался снова. Из мЈртвых. До сегодняшнего вечера, - два года успешной жизни до сегодняшнего вечера, - потому что я не могу плакать, когда эта женщина пялится на меня. Потому что не могу достичь крайней черты, не могу спастись. Мой язык будто облеплен бумагой, я сильно закусываю губы. Я не спал уже четверо суток. Когда она смотрит на меня - я чувствую себя лжецом. Она симулянтка. Она лгунья. Сегодня вечером было знакомство, мы все представлялись: я Боб, я Пол, я Терри, я Дэвид. Я никогда не называю своЈ настоящее имя. - Здесь больные раком, так? - спросила она. Потом говорит: - Ну, что же, привет всем, я Марла Сингер. Никто не сказал Марле, какой именно рак. Потом все мы занялись укачиванием своего внутреннего дитя. Мужчина по-прежнему плачет, обвив еЈ шею, Марла в очередной раз затягивается сигаретой. Я смотрю на неЈ из-под вздрагивающих титек Боба. Для Марлы - я фальшивка. Со второго вечера нашей встречи я не могу уснуть. Хотя - я-то первая фальшивка здесь, - ну, если только все эти люди не притворяются, со всеми своими поражениями организма, кашлем и опухолями, - все, даже Большой Боб, здоровенный лось. Огромный гамбургер. Взглянуть, к примеру, хотя бы на эти его уложенные кремом волосы. Марла курит и закатывает глаза. В этот момент еЈ ложь - отражение моей лжи, и я вижу только эту ложь. Посреди правды всех остальных. Все прильнули друг к другу и отваживаются поделиться своими худшими страхами, говорят о том, как на них надвигается смерть, и о стволе пушки, уткнувшейся каждому из них в глотку. Ну да, и Марла, курит и закатывает глаза, и я, погребЈнный под хныкающим ковром; и внезапно всЈ страшное, - даже смерть и отмирание, - становится в ряд с искусственными цветами на видео, как нечто несущественное. - Боб, - говорю. - Ты меня раздавишь, - пытаюсь шЈпотом, потом перестаю. - Боб, - хочу сбавить тон, потом уже почти ору. - Боб, мне нужно выйти в сортир. В ванной над раковиной висит зеркало. Если так пойдет и дальше, - я увижу Марлу Сингер в "Высшем и Предначертанном", группе паразитической дисфункции мозга. Марла будет там. Конечно, Марла будет там, - и первым делом я сяду рядом с ней. И потом, после знакомства и направленной медитации, после семи дверей дворца и белого шара исцеляющего света, после того, как мы откроем свои чакры, когда придЈт время объятий, - я схвачу мелкую сучку. ЕЈ руки крепко прижаты к бокам, мои губы уткнутся ей в ухо, и я скажу - "Марла, ты фальшивка, убирайся!" "Это единственная стоящая вещь в моей жизни, а ты разрушаешь еЈ!" "Ты гастролЈрша!" При следующей нашей встрече я скажу: "Марла, я не могу уснуть, пока ты здесь. Мне это нужно. Убирайся!". Глава 3. Ты просыпаешься в Эйр Харбор Интернэшнл*. При каждом взлЈте и посадке, когда самолЈт делал резкий крен, я молил о катастрофе. Тот миг, когда можно умереть и сгореть, как беспомощный табак из человечины в сигаре фюзеляжа, на время избавляет меня от бессонницы и нарколепсии. Вот как я встретил Тайлера ДЈрдена. Ты просыпаешься в аэропорту О'Хейр. Ты просыпаешься в аэропорту Ла Гардиа. Ты просыпаешься в аэропорту Логана. Тайлер подрабатывал киномехаником. По своей природе, Тайлер мог работать только по ночам. Если киномеханик брал больничный, профсоюз звонил Тайлеру. Бывают ночные люди. Бывают дневные. Я могу работать только днЈм. Ты просыпаешься в Даллесе. Страховка утраивается в случае смерти в служебной поездке. Я молил о турбулентности, я молил о том, чтобы в турбину затянуло пеликана, и о развинтившихся болтах, и о наледи на крыльях. При взлЈте, когда самолЈт отталкивается от полосы, и выдвигаются закрылки, сиденья переводятся в вертикальное положение, складные столики убираются, и весь ручной личный багаж размещЈн в ячейках под потолком; в то время как конец взлЈтной полосы пробегает под нами, а мы сидим с потушенными курительными принадлежностями, - я молил о катастрофе. Ты просыпаешься в Лав Филд. В проекционной будке Тайлер делал переходы между частями, если дело было в старом кинотеатре. Для переходов в будке установлено два проектора, один работает. Я знаю это, поскольку это известно Тайлеру. Во второй проектор заряжена следующая катушка фильма. Почти все фильмы разбиты на шесть-семь катушек, которые надо проиграть в определЈнном порядке. В кинотеатрах поновее все катушки склеивают в одну большую, пятифутовую. Тогда не надо держать включЈнными оба проектора и делать переходы, переключаться взад-вперЈд: катушка один, щЈлк, катушка два на втором проекторе, щЈлк, катушка три на первом проекторе. ЩЈлк. Ты просыпаешься в Ситеке. Я разглядываю картинки людей на ламинированной карточке позади сиденья. Женщина плывЈт в океане, еЈ каштановые волосы развеваются сзади, спасательный жилет застЈгнут на груди. ЕЈ глаза широко открыты, но женщина не хмурится и не улыбается. На другой картинке люди тянутся за кислородными масками, свисающими с потолка, - на лицах безмятежность, как у коров в Индии. Должно быть, авария. Ой. У нас разгерметизация салона. Ой. Ты просыпаешься, и ты в Виллоу Ран. Старый кинотеатр, новый кинотеатр; чтобы перетащить в очередной театр фильм - Тайлеру приходилось разрезать плЈнку на изначальные шесть или семь катушек. Маленькие катушки упаковываются в пару стальных шестиугольных чемоданов. Сверху каждого чемодана - ручка. Подыми один - вывихнешь плечо. Они настолько тяжЈлые. Тайлер был официантом на банкетах, обслуживал столики в отеле в центре города; и Тайлер был киномехаником в профсоюзе кинооператоров. Не знаю, сколько работал Тайлер всеми теми ночами, когда я безуспешно пытался уснуть. В старых кинотеатрах, где фильм крутят с двух проекторов, оператор должен стоять рядом с ними и переключить проекторы секунда в секунду, чтобы зрители не заметили разрыва в том месте, когда одна катушка запускается, а другая заканчивается. В правом верхнем углу экрана можно заметить белые точки. Это сигнал. Смотрим фильм и в конце катушки примечаем две точки. "Сигаретный ожог", как здесь это называют. Первая белая точка - двухминутное предупреждение. Нужно включить второй проектор, чтобы он прогрелся до полной скорости. Вторая белая точка - пятисекундное предупреждение. Восторг. Стоишь между двух проекторов, а в будке жарко и душно от ксеноновых ламп, при взгляде на которые слепнешь. Первая точка мелькает на экране. Звук фильма передаЈтся из большого динамика за экраном. Будка киномеханика звукоизолирована, ведь в будке стоит шум колЈсиков, протягивающих ленту через объектив со скоростью шесть футов в секунду, десять кадров на фут, за секунду прощЈлкивается шестьдесят кадров*, - грохот как от гаубицы. Оба проектора крутятся, ты стоишь посередине и держишь руки на рычагах затвора каждого из них. На совсем старых проекторах есть ещЈ сигнал в механизме подачи плЈнки. Даже когда фильм пойдЈт на телеэкран, - точки предупреждения сохранятся. Даже в фильмах, которые крутят в самолЈте. Когда большая часть ленты с фильмом наматывается на катушку-приЈмник, - эта катушка крутится медленнее, а катушка-источник - быстрее. В конце катушки подающая часть будет крутиться с такой скоростью, что зазвенит сигнал, предупреждая о приближающемся моменте перехода на новую катушку. Темнота разогревается от ламп внутри проекторов, и звенит сигнал. Стоишь между проекторов, держась за рычаги обоих, и смотришь в угол экрана. Мелькает вторая точка. Считаешь до пяти. Закрываешь один затвор. В тот же миг открываешь второй. Переход. Фильм продолжается. Никто в зале ничего не заметил. На катушке-источнике есть сигнал, поэтому киномеханик может вздремнуть. Киномеханик вообще может делать много того, чего не должен бы. Не в каждом проекторе есть звонок. Иногда просыпаешься в домашней постели, в тЈмной спальне, с ужасом подумав, что уснул в будке и пропустил момент перехода. Зрители проклянут тебя. Все эти зрители, - их киносон разрушен; и менеджер звонит в профсоюз. Ты просыпаешься в Крисси Филд. Прелесть таких поездок в том, что везде, куда бы я ни приехал, - миниатюризованный быт. Я иду в отель, - маленькое мыло, крошечный набор шампуней и кондиционеров, порции масла на один укус, крохотный тюбик зубной пасты и одноразовая зубная щЈтка. Устраиваешься на обычном сиденье самолЈта. Ты - великан. Беда в том, что твои плечи слишком широки. Твои ноги, как у Алисы в Стране Чудес, - тянутся на много миль, такие длинные, что касаются подмЈток сидящего впереди тебя. Приносят ужин: миниатюрный набор "Чикен Кордон Блю" - "сделай сам", вроде конструктора-головоломки, чтобы развлечь тебя во время полЈта. Пилот включил сигнал "Пристегнуть ремни" и "Мы просим вас воздержаться от перемещения по салону". Ты просыпаешься в Мегс Филд. Иногда Тайлер, дрожа от ужаса, вскакивает по ночам, - ему кажется, что он пропустил замену катушки, или лента порвалась, или фильм соскользнул в проекторе набок, и теперь шестерЈнки тянут край ленты с линией отверстий через проход для звуковой дорожки. Фильм слетел с катушки, лампа светит через дырочки сбоку ленты, и вместо речи слышишь только оглушительный звук вертолЈтных лопастей: "хоп-хоп-хоп", и с каждым "хоп" очередная вспышка света мелькает сквозь отверстие. Чего ещЈ не должен делать киномеханик: Тайлер изготавливал слайды из лучших одиночных кадров фильма. К примеру, тот первый на памяти всех полноформатный фильм, в котором была сцена с обнажЈнной актрисой Энгл Дикинсон. Пока копия этого фильма перекочевала из кинозалов Западного побережья в кинозалы Восточного побережья - сцена обнажЈнки исчезла. Один киномеханик взял кадр. Другой киномеханик взял кадр. Всем хотелось изготовить слайд с голой Энгл Дикинсон. Порно просочилось в кинотеатры, и многие из этих операторов, - особенно некоторые, - собрали целые коллекции, ставшие легендарными. Ты просыпаешься в Боинг Филд. Ты просыпаешься в Эл-Эй-Экс. Сегодня вечером мы летим почти порожняком, так что можно спокойно поднять подлокотники, опустить спинку и вытянуться. Вытягиваешься, как зигзаг: согнут в коленях, в талии, в локтях, - распрямляешься на три или четыре сиденья. Перевожу стрелки на пару часов вперЈд или три назад: Тихоокеанский, Горный, Центральный, Западный пояса; час потерял, час выиграл. Это твоя жизнь, и с каждой минутой она близится к концу. Ты просыпаешься в Кливленд Хопкинс. Ты просыпаешься в Ситеке - снова. Ты киномеханик; злой и уставший, - особенно от скуки, - киномеханик, и ты начинаешь с того, что берЈшь один кадр из порнографической коллекции другого киномеханика, кучу которой ты нашЈл в будке, - и ты вклеиваешь такой кадр с крепким членом или зевающим влажным влагалищем точнЈхонько в сосвем-совсем другой фильм. Это один из всяких фильмов про похождения домашних животных, где кота и собаку семья забывает при переезде, и они должны найти дорогу домой. И вот, когда в третьей части Храбрый ПЈс и Жирный Кот, говорящие друг с другом голосами кинозвЈзд, едят отбросы из мусорного бака, на экране мелькает эрекция. Это работа Тайлера. Один кадр фильма задерживается на экране лишь на одну шестидесятую секунды. Вот поделите секунду на шестьдесят равных частей. Столько длится эрекция на экране. Член башней возвышается над жующим попкорн залом, скользкий, красный и жуткий, - и никто не замечает его. Ты просыпаешься в Логане - снова. Путешествовать так - ужасно. Мне приходится посещать собрания, которые не хочет посещать мой босс. Я делаю записи. Потом возвращаюсь. Куда бы я ни приехал, моя работа заключается в применении одной простой формулы. Я храню тайны. Это элементарная арифметика. Это задача из учебника. Если автомобиль новой модели, изготовленный моей компанией, выехал из Чикаго на запад со скоростью 60 миль в час, - и заклинивает задний мост, машина разбивается и сгорает со всеми, кто попался в ловушку еЈ салона, - стоит ли моей компании возвращать модель на доработку? Берем общее количество выпущенных машин данной модели (A), умножаем на вероятное количество машин с неисправностью (B), потом умножаем результат на среднюю стоимость решения вопроса без суда (C). A умножить на B умножить на C. Равняется X. Столько стоит не возвратить модель на доработку. Если X больше стоимости возврата - мы возвращаем машины, и никто больше не пострадает. Если X - меньше стоимости возврата - возврата не будет. Куда бы я ни поехал, меня везде ждЈт выгоревший, искорЈженный корпус автомобиля. Я знаю, в каких чуланах скелеты. Это вроде моей служебной тайны. Время в гостинице, еда из ресторана. Куда бы я ни поехал, мои соседи по сиденьям - друзья на один полЈт, на срок перелЈта от Логана до Виллоу Ран. "Я просто координатор в отделе возвратов", - говорю я очередному одноразовому другу на сиденье рядом, - "Но я тружусь над карьерой как посудомойка". Ты просыпаешься в О'Хейр, снова. Потом Тайлер начал вклеивать члены во всЈ подряд. Обычно крупным планом, - или влагалище размером как Гранд-каньон, с его эхом, - четырЈхэтажное, пульсирующее от давления крови, - это в то время, как зрители смотрели на танец Золушки с прекрасным принцем. Никаких жалоб не было. Люди так же ели и пили, но этим вечером что-то было по-другому. Люди вдруг ощущали себя больными или начинали плакать без причины. Только птичка-колибри смогла бы засечь работу Тайлера. Ты просыпаешься в Джей-Эф-Кей. У меня кожа идЈт мурашками в тот момент посадки, когда одно колесо толчком касается полосы, а самолЈт кренится набок и застывает в раздумии - выровняться или продолжать крен. В такие моменты ничто не имеет значения. Посмотри на звЈзды, - и тебя не станет. Ничто не имеет значения. Ни твой багаж. Ни дурной запах изо рта. За иллюминатором темно, и сзади ревут турбины. С этим рЈвом салон зависает под неправильным углом, - и никогда больше тебе не придЈтся заполнять карточки счетов. Списки закупок общей стоимостью около двадцати пяти долларов. Никогда больше ты не сменишь причЈску. Толчок, и второе колесо касается гудрона. Вновь трещит стакатто сотен застЈжек на ремнях, и одноразовый друг, рядом с которым ты едва не погиб, говорит: - Я надеюсь, ваша встреча пройдЈт успешно. Ага, я тоже надеюсь. Столько продолжается твой миг. И снова жизнь идЈт своим чередом. И как-то раз, чисто случайно, мы с Тайлером повстречались. Было время отпуска. Ты просыпаешься в Эл-Эй-Экс. Снова. Я познакомился с Тайлером так. ПошЈл на нудистский пляж. Был самый конец лета, и я уснул. Тайлер был гол и покрыт потом, усыпан песком, его влажные спутанные волосы падали на лицо. Тайлер был здесь задолго до моего прихода. Тайлер вылавливал брЈвна, принесенные в залив водой, и вытаскивал их на пляж. Он уже воткнул несколько штук полукругом в мокрый песок на расстоянии нескольких дюймов друг от друга до высоты своих глаз. Пока стояло четыре бревна, а когда я проснулся, - увидел Тайлера с пятым, которое он вытащил. Тайлер вырыл яму в песке у одного конца бревна, потом приподнял другой конец, чтобы бревно скользнуло в яму и стало в ней под небольшим углом Ты просыпаешься на пляже. Кроме нас с Тайлером здесь никого нет. Палкой Тайлер очертил линию на песке в нескольких футах неподалЈку. Потом вернулся и подровнял бревно, утоптав песок у его основания. Никто не смотрел на него, кроме меня. Тайлер крикнул мне: "Который час, не знаешь?" Я всегда ношу часы. - Который час, не знаешь? Я спросил: "Где?" - Прямо здесь, - ответил Тайлер. - Прямо сейчас. Было 4:06 пополудни. Через некоторое время Тайлер уселся, скрестив ноги, в тени торчащих брЈвен. Спустя несколько минут поднялся, пошЈл купаться, когда вышел - натянул футболку и спортивные брюки, собрался уходить. Но я должен был узнать. Мне было интересно, что это делал Тайлер, пока я спал. Если можно проснуться в другом месте - нельзя ли проснуться другим человеком? Я спросил Тайлера, - не художник ли он. Тайлер пожал плечами и показал мне, что торчащие брЈвна утолщаются к основанию. Тайлер показал мне линию, начерченную им на песке, и продемонстрировал, как при еЈ помощи он подровнял тень, отбрасываемую каждым из брЈвен. Иногда просыпаешься, и приходится узнавать, где ты. Творением Тайлера была тень гигантской руки. Правда, пальцы еЈ теперь уже были длинны, как у графа вампиров Носферату, а большой палец стал слишком коротким, - но он сказал, что ровно в полпятого рука была совершенством. Тайлер сидел на совершенной ладони, которую создал сам. Ты просыпаешься, и ты нигде. "Одной минуты достаточно", - сказал Тайлер, - "Ради неЈ приходится хорошо потрудиться, но минута совершенства того стоит. Один миг - это самое большее, что можно получить от совершенства". Ты просыпаешься, и с тебя хватит. Его звали Тайлер ДЈрден, и он работал киномехаником в профсоюзе, и был официантом отеля в центре, и оставил мне номер телефона. Так мы и встретились. Глава 4. Сегодня вечером - снова привычные мозговые паразиты. В "Высшем и предначертанном" всегда полно народу. Это Питер. Это Элду. Это Марси. "Привет". Знакомства; поприветствуем, это Марла Сингер, сегодня она с нами впервые. "Привет, Марла". В "Высшем и предначертанном" начинаем с разминочной речЈвки. Группа не называется "Паразитические мозговые паразиты". Ни от кого здесь не услышишь слова "паразит". Каждый всегда идЈт на поправку. "О, эти новые медикаменты!". У каждого поворотный момент в лечении. И всЈ равно - все вокруг окосевшие от пятидневной головной боли. Невольными слезами рыдает женщина. У каждого на груди карточка с именем, и люди, которых встречаешь каждый вторник, подходят к тебе, с готовностью жмут руку, и переводят взгляд на эту карточку. Надо же, какая встреча. Никто не скажет "паразит". Все говорят - "агент". Никто не скажет "лечение". Все говорят - "уход". В разминочной речЈвке кто-нибудь скажет, что агент поразил его спинной мозг, и как после приступа у него отказала левая рука. Агент, - расскажет кто-то, - иссушил кору его головного мозга, и теперь мозг болтается у него в черепе, вызывая припадки. В последний раз, когда я был здесь, женщина п