нно я этого не знаю, но, думаю, хватит, раз уж он подыскивает себе надел. Вряд ли он просто так, с пустым карманом, стал бы колесить по округе. - Не обессудьте, что я об этом спрашиваю. Дело в том, что сам я как раз в Ныве и живу, тоже поселенец. Однажды и у меня появилось такое желание; мол, продам-ка я, право, свой хуторок да переберусь в город, мол, долго ли еще я тут, в деревне, себя гробить буду. Нет, сам я еще как-нибудь с грехом пополам пободался бы, да жена не дает мне покоя - так и рвется в город, однако... позвольте спросить еще, что за птица этот покупатель? - Вы его, возможно, знаете, или по крайней мере слышали о нем. Старший сын паунвереского портного Йорх. да в добавок еще и Аадниель. - Как? Как вы сказали? - Поселенец из Ныве спрыгивает с телеги и подходит к канаве. - Сын портного Кипра Йорх хочет купить поселенческий хутор? Мои старые солдатские уши, хоть и привыкли ко всяким шуточкам, но такого никогда прежде не слыхивали. - Но это так, - Киппель пожимает плечами, - теперь наши многое слышавшие уши должны привыкнуть и к этому известию. - Вот уж новость так новость! Стало быть, Йорх Кийр покупает хутор?! Это и впрямь большая загадка. Что станет делать такой человек, как он, с хутором... человек, который всю свою жизнь только и знал, что шил пиджаки да брюки? И откуда он возьмет деньги на покупку? Предприниматель вновь пожимает плечами. - Вам надо бы поговорить с ним самим, небось, каждый лучше всего сам знает и представляет собственные дела. - Это, конечно, справедливо, но где же он сам? Что он там, в лесу, так долго делает? - Поди знай. Пошел и застрял. Очень возможно, заблудился и вместо того, чтобы выйти на большак, направился в другую сторону. Он, когда уходил, был немного не в себе. - Хм... - продолжает поселенец. - Но, прошу прощения, я еще даже не представился. Моя фамилия Паавель. - Паавель!? - Предприниматель вскакивает, словно пружина. - Именно к вам-то мы и направляемся. Моя фамилия Киппель. - Очень приятно! Но скажите все же, почему вы решили направиться именно ко мне? - Все потому же, из-за этого хутора. - Хм... Откуда вы узнали, что я собираюсь продавать свой хутор? - Кийр услышал об этом не далее как сегодня от юлесооского хозяина, господина Тоотса. - Смотри-ка ты! Я незнаком с господином Тоотсом лично, однако достаточно о нем наслышан. Да, да, он был в пехоте, я в артиллерии, мы не встречались. Но на фронте он слыл храбрецом - настоящий Кентукский Лев. Хе-е, хе-е! А откуда Тоотс-то узнал, что... - Вы вроде бы сами говорили об этом продавцу паунвереской лавки. - А-а, смотри-ка, до чего быстро распространяются слухи даже и у нас тут, в глуши! Словно по радио. Стало быть, Кийр и впрямь задумал всерьез хутор покупать. Но я все-таки не понимаю, почему этот человек решил покинуть Паунвере. - Говорит, что не может больше на дух выносить паунвереских жителей и хочет перебраться куда-нибудь подальше от них, под свою крышу. - Вот оно что. Ну что же, деньги у него и вправду могут быть: всю войну он ошивался при армейский складах. Поди знай... Может, и сторгуемся, ежели у моей жены еще не прошла охота перебраться в город. Так где же этот Кийр застрял? Не приключилось ли с ним чего? - Ну что с ним могло приключиться! - Киппель маша рукой. - Тут, в лесу, ни волков, ни медведей, ни других хищников не водится. Небось, объявится. - Будем надеяться. А теперь, господин Киппель, разрешите задать вам еще один вопрос? - Сделайте одолжение. - А вы... а вы-то женаты? - Ой, святые отцы! У меня никогда и в мыслях не было жениться, а теперь, когда я одной ногой стою в могиле - теперь о такой блажи, разумеется, и речи быть не может. - В таком случае я, пожалуй, могу назвать вас счастливцем и сказать - благодарите Бога! Да, если человек заполучит добрую и спокойную жену, он может жить да поживать и быть счастливым, но если промахнется, тогда, ох-ох-хо-о! - Как это вам так вдруг пришло в голову задать мне именно этот вопрос? - Предприниматель улыбается. - Небось и сами понимаете: у кого что болит, тот о том и говорит, тем более, что одна мысль порождает другую Речь у нас только что шла о продаже моего надела, не правда ли? А жена вовсю на меня наседает, мол, продадим да продадим, однако, если у нас после продажи дела пойдут плохо, то, разумеется, виноват буду я. Она, бывает, и сейчас впадает в сомнение: дескать, не знаю, стоит ли продавать, может, и лучше тут, на месте, продержаться. Вот и пойми ее! И так во всем, в любой мелочи каждые два часа у нее по три раза меняется настроение, не успеет сказать одно, как тут же говорит сама себе наперекор. "Смотри-ка, какое открытое сердце у человека, - думает Киппель, предлагая нывесцу папиросу. - Едва познакомившись, начинает описывать свою семейную жизнь. Редкостный случай!" Но этот "редкостный случай" сразу же становится объяснимым, как только поселенец присаживается рядом с торговцем на край канавы. Явственно пахнуло перегаром. - Ну, как же это, - продолжает предприниматель уже более непринужденным тоном, - вы артиллерист, а сладить со своей собственной женой не можете?! Вы преувеличиваете! - Нет, господин Киппель, ничуть не преувеличиваю. Видите ли, орудие, то бишь пушку, я волен направить куда хочу, а такая вот несговорчивая жена повернуть себя ни в какую сторону не дает; она, трещотка, может быть, и душе с тобой и согласна, но все равно станет перечить. Скажешь, к примеру, что то или се - белое, так она, вишь ли, должна возразить и доказать, что нет - черное. Делай что хочешь! Но... постой, у меня же здесь, в нагрудном кармане, должна быть бутылочка с лекарством от холода. Не понимаю, с чего это я сегодня такой недогадливый - не соображу попотчевать хотя бы и тем малым, что у меня есть. Какой же хозяин в Ныве, съездив па мельницу, не прихватит из Паунвере чуток горячительного! Аг-га-а, вот она тут - прошу, господин Киппель! - Но... стоит ли?.. - Предприниматель ухмыляется. - Стопки у меня нет, что правда, то правда, но запустим просто так, по старой ветеранской привычке. - Ну так и быть, - Киппель подносит бутылку ко рту, ваше здоровье, господин Паавель! - На здоровье! Буль-буль, издает горлышко бутылки, словно выстреливая пузырьки в рот пьющего; когда же бывший управляющий торговлей Носова заканчивает действо, то, не творя ни слова, вперяет взор в землю и причмокивает. - Брр! - обретает он наконец голос, передернув плечами. - Послушайте-ка, это же никакая не водка, это - спирт! - Тем лучше! Быстрее подействует. Не то окостенеете на холоде в своем легком пальтишке. Будьте здоровы! - Новопоселенец берет бутылку и проделывает ту же операцию уже гораздо основательнее, чем сдержанный горожанин. - Уф, хорошо пошло, - произносит он, закончив пить, - как огнем полыхнуло! - А то как же! - Киппель крякает. - Что до меня, так мне за довольно-таки долгую жизнь не доводилось пробовать питья такой крепости. Уф! - Но это полезно, особенно, если человек мерзнет. Заметьте, господин Киппель, завтра у вас не будет ни насморка, ни кашля, ни какой-нибудь иной хвори, конечно, если вы не застудитесь снова. - Не застужусь, когда ходишь - не холодно, - предприниматель смотрит через плечо. - Аг-га-а, - возвышает он голос, - наконец-то идет наш друг Кийр. - Так это он и есть? - говорит Паавель, глядя на приближающегося портного. - Но почему он шагает так странно, скособочась? Или это я уже окосел. - Эй, господин Кийр, - кричит он, - идите наконец скорее. Вы же не с пулей в теле с поля боя идете! Дрожащий от холода, с посиневшим лицом, портной останавливается, не дойдя двух-трех шагов до сидящих. - К-ка-ак... - с трудом произносит он одно единственное слово. - Ох, не разводите долгих разговоров! - кричит поселенец. - Вы - Йорх Аадниель Кийр из Паунвере, а я - Антс Паавель из Ныве, вот и все дела. Отпейте-ка быстренько отсюда добрый глоток, не то у вас вид точь-в-точь такой, словно вы сию минуту предстанете пред ликом Господним. Пейте быстро, пока не поздно! - Да, но... - Кийр неуверенно принимает протянутую ему бутылку, - но что тут внутри? - Ну, коли это годилось пить господину Киппелю и мне самому, то, небось, сгодится и для вас тоже. Не ял вам предлагают. Портной с некоторым недоверием смотрит на бутылку, взбалтывает содержимое, но в конце концов все же отпивает отменный - для такого молодца, как он, - глоток. - Ай, черт! - вскрикивает он. - Что вы мне дали? Это же купорос! Кое-как выдавив из себя эти слова, бедняга начинает так сильно кашлять и хрипеть, что торговцу даже страшно становится. Сегодня уже второй раз его спутник находится чуть ли не в объятиях смерти. - Не беда! - поселенец делает рукой успокаивающий жест. - Ничего, скоро пройдет. Только такое средство и может спасти от воспаления легких. - И вскакивая, восклицает. - Ой, не бросайте бутылку наземь! В ней остался еще добрый глоточек веселящего! - Огонь да и только! - Кийр вытирает навернувшиеся на глаза слезы. - Ну и обожгло, да и сейчас еще жжет. - Беда невелика! - Артиллерист берет бутылку в свои руки. - Поглядите на меня, господин Кийр! И тут уже пришедший в себя житель Паунвере видит, как нывеский хуторянин опрокидывает себе в рот по меньшей мере в два раза более того, что выпил он сам; и что самое непостижимое - поселенец из Ныве даже не крякнул после такой порции! - Ой, ой! - Кийр вбирает голову в плечи. - Как же это вы так можете? У вас, наверное, луженая глотка. - Ну зачем же, глотка как глотка, - поселенец засовывает бутылку в карман и закуривает папиросу. - Однако не пора ли нам двигаться, господа! Близится вечер, до Ныве еще идти да идти, а дорогая плохая. Поговорим по пути. Я не полезу больше на мешки с мукой, лошади бунт легче тянуть воз. - Однако я толком не уразумел, - Киппель хихикает себе в бороду, - не хочет ли господин Кийр еще раз прогуляться назад, в то самое поселение? - Идите вы к черту вместе с этим поселением! - отвечает Кийр со злостью. - Нo-o, н-но-о! Пошевеливайся! - Поселенец трогает лошадь с места; и трое мужчин двигаются по узкой, но утоптанной пешеходами обочине большака в направлении деревни Ныве. Они вынуждены идти гуськом, потому что ходьба по неровностям дороги не только неудобна, но даже и несколько опасна: можно вывихнуть ногу, разодрать сапоги. Впереди всех шагает Киппель со своим заплечным мешком, затем - поселенец Антс Паавель и в арьергарде семенит портной Георг Аадниель Кийр, лицо у него кислое, сердце ноет от всевозможных переживаний. Местность вдоль дороги еще более безутешная, чем возле оставшегося позади поселения; вокруг лишь серые, покрытые тонкими полосами снега поля - и ничего более. Правда, вдалеке виднеются маленькие рощицы и одиночные хуторские дома, но и они не в состоянии развеять уныние поздней осени. Сейчас Кийр с удовольствием бы оказался дома, сменил нательное белье и бросился в постель всем своим уставшим телом с усталой душой. Доведись ему еще раз отправиться смотреть поселенческие хутора, он нанял бы возницу и ехал бы себе как фон-барон. И надо же было этому чертову Носову именно сегодня попасться ему, Кийру, под руку! Но с другой стороны, Киппель все же старик крепкий: он не трус, и смотрите-ка, идет себе вприпрыжку, будто двадцатилетний юнец. Между тем сумерки сгущаются все больше и далеко впереди в домах уже зажигаются огоньки, словно чьи-то зовущие глаза. - Хоть бы он, чертяка, снежка подсыпал! - Поселенец Паавель, тяжело дыша, смахивает со лба капли пота. Было бы полегче идти. Но, видите ли, он изводит сельских жителей, как только может. - Да-а, да-а, - предприниматель оглядывается назад. - Но ведь у вас теперь появилась возможность перебраться в юрод. Покупатель хутора идет за вами по пятам. Кийр вздрагивает и навостряет уши. - Да, так-то оно так, но поди знай... Портной больше не в состоянии удерживать на привязи свой язык. - Р-разве вы и есть тот самый господин Паавель. который хочет продать свой хутор в Ныве? - спрашивает он, почему-то слегка оробев. - Ну да, я и есть, - отвечает поселенец. - Без обмана и во весь рост. В Ныве больше нет никого по фамилии Паавель. - О-о, тогда это замечательно, что мы уже тут с вами пообщались! - Благодарите меня, господин Кийр! - бросает предприниматель через плечо, замедляя шаг. - Никто другой, как я, завел разговор с господином Паавелем. Вы находились в лесу и понятия не имели, что хозяин из Ныве мимо проезжает. - Небось я его все равно разыскал бы! - хорохорится портной. - А чего там искать, - поселенец привязывает вожжи к передку телеги. - Если уж вы попадете в Ныве, так каждый ребенок укажет, где находится хутор Пихлака21 и его хозяин Антс Паавель. - Ах, стало быть, название вашего хутора Пихлака? - По лицу Кийра пробегает довольная улыбка - ему нравится название хутора, хотя оно и напоминает о горько-кислых ягодах. Портной опасался гораздо худшего: чего-нибудь наподобие Сивву, Супси или Сузи22 ...да мало ли встречается непривлекательных названий. И как прекрасно звучит сравнительно с ними - Пихлака. Как приятно было бы услышать когда-нибудь в чьих-нибудь устах: хозяин хутора Пихлака - Кийр! - Да, я его сам так окрестил. Мой поселенческий надел отрезан от земель бывшей мызы Рийсеманна, и, поручив его в собственность, я мог назвать его по своему усмотрению. Не правда ли? - Почему бы и нет. - Но вас, может быть, интересует, отчего я выбрал именно название "Пихлака"? - Да, это и впрямь интересно! - Кийр трет свои покрасневшие уши, цветом они также напоминают созревшие ягоды рябины. - Видите ли, друзья, дело в том, что я в молодости очень любил рябиновую наливку или же, как ее в то время называли, "рябиновку"... Ну, получил я от властей лот полагающийся мне надел и стал ломать голову, как же его назвать. Вот тут-то мне и припомнились те старые времена, и название было найдено: Пихлака! В тот же день устроил крестины, посадил возле своего наполовину выстроенного "дворца" четыре красивых рябинки. Так было дело; теперь вы уже немного знаете историю моего хутора, хотя сам-то хутор еще и не увидели. Ага - теперь он уже и виднеется, вернее, он виден только мне, вы же еще не знаете, куда смотреть. Но подойдем поближе, тогда увидите. - Не знаю, стоит ли нам идти дальше?.. - неожиданно произносит Кийр писклявым голосом. - Это еще что за разговор? - Пихлакаский хозяин останавливается. - Вы же собирались присмотреть какой-нибудь поселенческий хутор? Хотели посетить деревню Ныве, как мне говорил господин Пик... Пик... нет, господин Киппель? Странно, с чего это вы теперь так сразу?.. - Ничего удивительного тут нет. Мы с вами уже встретились, разве не все равно, где задать вам вопрос, тут или там: а вы действительно настоящий продавец? - Как это настоящий? Что это значит? - Ну, это ваше желание продать свой хутор - достаточно ли оно серьезно? В противном случае мы идем в Ныве совершенно напрасно. - Да, я настоящий продавец. - Паавель щелкает каблуками и по-армейски отдает Кийру честь. - Но при этом я вам все же скажу, что на бутерброд свой участок и строения не сменяю, за нормальный хутор я должен получить и нормальную цену. - Так ведь никто и не рвется заполучить ваш хутор и обмен на бутерброд. У меня есть деньги, которые я скопил усердным трудом и добропорядочным образом жизни. - Так оно и должно быть. Именно поэтому вам и необходимо поближе познакомиться с моей землей, жилым домом и надворными постройками. Кто же покупает поросенка в мешке? И разве не свой глаз - король? Идемте же, идемте дальше, видите, лошадь и господин Пик. Пик... нет, Киппель, уже порядком от нас оторвались. На мне еще шуба чертовски тяжелая надета, давит на плечи, как вражья сила. Но прежде мы все же произведем небольшую заправку. С этими словами поселенец извлекает на белый свет бутылку и протягивает ее Кийру. - Нет, нет, - портной отмахивается обеими руками, - ни за что! Заплатите мне хоть золотыми, все равно пить не стану, я уже знаю, какой вкус у вашего веселящего. - Ну, wie konnen Sie so kena sein!23 Отпейте хотя бы глоточек! - Нет, - Кийр пятится, - ни одной капли! - Ну что поделаешь, тогда я хлебну сам. И поселенец производит небольшую заправку, даже не поморщившись. - Теперь захмелеете, - Кийр с сочувствием качает головой. - Не беда, такая отрада не каждый день выпадает. Так-то вот. А теперь надавай следом за господином Киппелем! Примерно через полчаса они и впрямь добираются до деревни (или поселения) Ныве. Даже и при поверхностном взгляде видно, что народ здесь гораздо состоятельнее, чем там, где живут Липинг и тот душегубец, грозившийся пристрелить двух путников. - Ну вот, мы и у цели, - произносит Паавель, делая соответствующий жест. - Это и есть мой дорогой хутор Пихлака, а там, видите, растут и те знаменитые рябинки. Жалковато будет отсюда уезжать, если когда-нибудь придется уехать. Эхма! Минутку, я открою ворота. Все входят во двор, отделенный от проселка аккуратным забором из штакетника. Справа стоит весьма привлекательный жилой дом с маленькой верандой, слева - две хозяйственные постройки и - ни одного временного или же наскоро сбитого строения, какие наблюдались в том поселении, что на краю леса. Здешние же со спокойным сердцем можно оставить даже и в наследство последующему поколению. - Погодите, погодите, - произносит хозяин, - я отведу лошадь к амбару, пусть батрак перекидает в него мешки. Гак. А теперь идемте в дом. Но прежде, чем они успевают дойти до низкого крыльца, открывается входная дверь, и первый, кто выскакивает им навстречу - опять рычащий пес. - Молчать, Понсо! - прикрикивает на него поселенец - Пошел отсюда! Следом за собакой из дома выходит мужчина с зажженным фонарем и освещает переднюю. - Добрый вечер! - произносит он дружелюбно. Да, добрый вечер, но пусть Март будет теперь так любезен, перетащит мешки с мукой в амбар и распряжет лошадь. Сам же хозяин до того устал и голоден, что сегодня не в состоянии больше ничего делать. - Хорошо, все будет в порядке, - отвечает батрак. - Входите в дом, я посвечу. - Ладно. Так тому и быть. Когда управишься, я налью тебе стопку. Едва мужчины входят в дом, как из второй комнаты появляется моложавая румяная женщина, стриженая под мальчика, одета она по-домашнему, выражение лица не очень-то дружелюбное. Киппель громко щелкает каблуками своих великолепных бахил (сапоги с добротной обсоюзкой) и почтительно здоровается. Кийр что-то бормочет... так что не понять "здрасьте" это или нечто другое в подобном роде. - Ну, мамочка, - произносит поселенец излишне громко, - вот я и дома! Подойди поближе, я тебя познакомлю с этими господами. Один, тот, что постарше - торговец из Тарту, второй собирается купить наш хутор. Полнотелая "мамочка" подходит ближе и без особою желания здоровается с гостями за руку. - Да, да, - уточняет хозяин, вешая пальто на вешалку, - господин Киппель и господин Кийр. - Столько времени пропадал на мельнице! - Хозяйка скрещивает на груди руки. - Целый божий денек! - Да, дорогая Лийзи, но ведь я к мельнице не первым поспел. Ты же знаешь: кто раньше приедет, тот раньше и смелет. Да и воды в зимнее время маловато - всего две пары жерновов кое-как ворочаются. - Ну оправдание-то у тебя всегда найдется! А как ты объяснишь, что опять нализался? - Как это нализался? Прошу, не заводи снова этот свой пилеж. Ежели я и хлебнул пару глоточков - что с того? Выйди, взгляни, какая погода. Ветер страшенный, только что шапку с головы не срывает. -- И обернувшись к гостям, поселенец говорит: - Снимайте же, снимайте пальто и повесьте вот сюда, тогда быстрее согреетесь. - Затем вновь обращается к жене: - А ты, Лийзи, принеси нам поживее поесть! Я голоден, как волк, да и с гостями дело обстоит не лучше. - Придется подождать, пока согрею суп, - недовольно отвечает молодая женщина, направляясь к плите. - Черт возьми, вечно только жди да жди! Мало я еще ждал на мельнице? А теперь и дома то же самое. - Тьфу, не могла же я, в самом деле, явиться следом за тобой на мельницу с миской супа в руках! - Тогда подай нам пока что на стол хотя бы ломоть хлеба. И не ворчи! Я не с увеселительной прогулки вернулся, а с мельницы. - Разве мельница существует для того, чтобы там напиваться? - Оставь, - говорит поселенец со злостью. - Постыдись хотя бы посторонних людей! - Ты сам должен бы постыдиться, ты, пьянчуга! Как куда отправится, так и насосется. - Ну, черт побери! - Остыньте, остыньте, господин Паавель! - уговаривает тихо и просительно Киппель хозяина, положив руку на ею плечо. - Не заводитесь! Давайте-ка лучше закурим по сигаре - это успокаивает. - И чего она грызет голодного и усталого человека. Сама бы и ездила на мельницу. - Да смогла бы и сама ездить, - слышится от плиты. - Нечего так уж кичиться своими поездками! - Помолчи! Ожесточенный грохот печных конфорок. Затем гремит какой-то чугун, потом шмякается на стол краюха хлеба. - Ну, хлеб благополучно прибыл на место, - Паавель хмурит брови, - но где же нож? - А ты что, сам не знаешь, где лежат ножи? - Гхм! - Ох-хо, - думает Кийр, чье сердце радуется такой супружеской перебранке, - нет, моя-то Юули не смеет так со мною собачиться. Она, правда, долговязая, как флагшток, но чтобы возражать - этого нет. Какой прок и привлекательной внешности, если под нею - злая душа?! Разумеется, мимо внимания портного не проходит и то, что обстановка в пихласком доме гораздо богаче, чем там... у Липинга и у того бандита-душегуба. - Не могли бы вы сказать, - обращается он к хозяину, - как название того поселения там, на лесной опушке, мимо которого мы проходили? - Того?.. Нет, этого я не знаю. Да и есть ли у него вообще настоящее название? Просто говорят Пильбасте.24 - Хм-хм, Пильбасте. - Как оказался там такой славный человек, как Липинг? - Поди знай. Наверное, он чуток запоздал с получением своего надела. - Ох, хорошо и так, - портной жалобно вздыхает. - У меня брат погиб на войне, а родителям ничегошеньки не дают. Как я ни ходил, как ни хлопотал - все впустую Страшные люди там, в Паунвере! - Вот как?! Может быть, вы не с того конца начали? - Может быть. Да и сколько же у такого дела вообще концов? - Они все же имеются. - Пусть они все катятся в преисподнюю со всеми своими концами! Лучше уж мне купить хутор, чем связываться с этими фокусниками. - Ну что ж, покупайте, покупайте! Осмотрите тут завтра все как следует и... - Завтра? А отчего не сегодня? - Сегодня уже ничего не выйдет. Что вы в темноте разглядите? Разумеется, переночуете тут же, у нас места хватит. А сейчас для начала хотя бы пожуем хлеба, а там, глядишь, и супу получим. Ах да, у меня же есть еще это самое... Хозяин встает, идет к вешалке, шарит в кармане пальто и приносит на стол бутылку спирта. - Не показывайте ее! - шепчет Киппель, сжимая кисть руки Паавеля. - Уберите! - Почему же? Киппель делает движение головой и указывает глазами в сторону плиты: хозяйке это не понравится. - А-а, пустое! - И обращаясь к жене, Паавель говорит: - Ты, Лийзи, подай нам кружку воды и стакан или чашку и сама тоже вспрысни чуток мельничный день. - О-о! - хозяйка смотрит на обеденный стол. - Так, стало быть, решили еще и дома тем же побаловаться, даже меня приглашают. Только того и не хватало, чтобы и я стала бражничать! Небось, тогда твой хуторок быстренько бы уплыл из рук. - Эхма, из наших рук хуторок уплывет так или иначе. Разве ты не слышала, как я сказал, что один из этих господ - покупатель хутора? - Может, оно и так, но с хмельной головой такие дела не делают. Поешь сначала да проспись, тогда и продолжим разговор. Вот и суп уже горячий, я мигом принесу на стол миску и тарелки. Видавший виды торговец сразу же замечает, что тон хозяйки уже более покладист, чем прежде. Может быть, ей пришелся по душе разговор о покупателе хутора! Это было бы на руку и ему, Киппелю, - товар легче продать, а рассерженному человеку не до покупок. Вскоре хозяйка ставит перед мужчинами большую миску, полную до краев аппетитно пахнущим супом, тогда как на тарелке ею разложены большие куски мяса. - Знаешь, Лийзи, - восклицает поселенец, - ты начинаешь мне нравиться! Я говорю правду, Бог тому свидетель! - Да ну тебя с твоей правдой! - молодая хозяйка уже улыбается уголками губ. - Сейчас тебе может понравиться только добрая порция водки, да отменная закуска. - Ну да, и это, но все-таки ты - больше всего прочего. - Ешь, ешь, не болтай столько! Да оставь немного и Марту выпить. - Я уже посулил ему, - отвечает муж. - На здоровьице! - Он отхлебывает хороший глоток разбавленного водой спирта и принимается усердно закусывать. - Черт побери! - говорит он себе под нос. - Все ж таки не зря сказано, что голод самый лучший повар на свете! - Всеконечно! - подтверждает предприниматель мудрое изречение, наворачивая с тем же усердием. - А теперь... - начинает Киппель после того, как с едой покончено, стол прибран, хозяин обстоятельно рьгнул и курево пущено в ход. - А теперь, стало быть, не соблаговолят ли гостеприимные хозяева посмотреть мои немудреный товар. К сожалению, у меня сейчас уже нет полного набора, но все-таки в этом мешке еще найдется кое-что, без чего не может обойтись ни одно домашнее хозяйство. Как вы думаете, уважаемая госпожа? - Ну что ж, покажите, что у вас там есть. - Но не вернее ли будет вначале поговорить о хуторе, - брюзгливо перебивает Киппеля портной, - крючочки-моточки лучше бы на потом оставить - это же не Бог весть как важно, иголки и нитки можно всегда купить, а продать хутор - совсем иное дело. - Да, само собой, это дело иное, - соглашается господин Паавель, - однако вести разговор о хуторе, как я уже говорил, имеет смысл только при дневном свете; лишь тогда из нашего разговора может выйти толк. Сейчас же... Представим к примеру, что хутор Пихлака да и вообще все поселение Ныве понравится вам ничуть не больше, чем Паунвере... Какая же польза будет от нашего сегодняшнего разговора? А пока что я вам могу сказать только, что у хутора Пихлака - пятнадцать гектаров хорошей пашни, примерно пять гектаров покоса и пастбищ, а леса нет вовсе. О том небольшеньком, что на краю выпаса, и говорить не стоит, - его может кошка на кончике хвоста унести. Затем у нас, по меньшей мере, как я понимаю, добротный жилой дом, амбар, хлев, конюшня и гумно... там, несколько на отшибе. Возле покоса есть сеновал Что касается скота - две лошади, шесть дойных коров, четыре свиньи; кроме того - несколько овец и немного кур. - Ого, стало быть, у вас весьма крепкое обзаведение! -Киппель кивает головой. - Ну, крепкое не крепкое... Скажем проще - приличное. Если же вы хотите увидеть действительно "крепкое" обзаведение, вам надо обойти центр мызы Рийсеманна, дa и окрестности тоже. Сам-то центр, правда, в распоряжении одного полковника из резервистов, однако и у офицеров чином пониже, что в округе, тоже дела идут хорошо, то есть, утех, кто относится к земле уважительно и печется о своем хозяйстве. А вообще-то есть - и немало - такого сорта люди, кто продал свои наделы и постройки или же привел хозяйство в запустение. - Однако вы, господин Паавель, вероятно, еще до получения надела крепко стояли на ногах, - высказывает предположение Кийр. - Иначе как бы вы смогли за такое короткое время поставить так много строений, обзавестись стадом, рабочими лошадьми и необходимыми сельхозорудиями. - Да, было, было... Но не забывайте о поселенческих ссудах и банковских займах. Если состоится продажа хутора Пихлака, как того желает моя драгоценная половина, я, конечно же, немедленно погашу все ссуды, а останься я тут, понадобятся еще годы тяжкого труда, чтобы освободиться от долгов. - Говорить-то говори, Антс, - произносит хозяйка, - а спою половину оставь в покое. Я же в ваш разговор и полсловечка даже не вставила. - Сейчас-то и впрямь не вставила, зато в последнее время ты только и делаешь, что говоришь о продаже хутора. Но Бог с тобой, оставим это, я ведь сказал без всякого желания тебя обидеть! Лучше поглядим с вечера, какой товар предложит господин Киппель, а о более серьезных вещах поговорим с утра. Да, господин горожанин, раскройте свой мешок, весьма любопытно взглянуть, что в нем есть. - Сию минуточку! - Покопавшись в рюкзаке, торговец выкладывает на стол его содержимое. Хозяйка подвигается поближе к мужу, с любопытством оглядывая товар - и тот, что блестит, и тот, что без блеска. - Да, - произносит она, - тут есть очень милые вещички! А чего-нибудь из одежды вы не прихватили? - Нет, госпожа, - отвечает предприниматель с виноватой улыбкой. - Большая ноша не по моей старой спине. Чтобы торговать одеждой, пришлось бы подряжать лошадь и телегу, а это себя не оправдывает. - А пудры и крема для лица? - Тоже нету. На такой артикул спрос весьма невелик. - Чего ты фокусничаешь, Лийзи, и спрашиваешь то, чего тут нет! Ты же видела, господин Киппель выложил из своего мешка все, и эти веши здесь, на виду. - Да, это правда, но я теряюсь в выборе. - Вот те на! Смотри, тут есть нитки и иголки, столовые ножи и вилки, складные ножи, бритвы и много чего еще. - Хм, ты от своего спирта вконец поглупел. Скажи мне, право, на кой ляд женщине складной нож или бритва? Или ты, бедняжка, до того окосел, что меня бородатой видишь? - Послушай, старуха, убери колючки! Купи тогда что-нибудь другое. Видишь, тут есть наперстки, ножницы, тесьма и даже несколько кусков туалетного мыла. - Хорошо, купи мне кусок мыла. - Что значит кусок! Уж если брать, так хотя бы два, тогда ноша господина Киппеля все же чуточку полегчает. А сам я?.. Да, именно так, одну хорошую зажигалку и к ней в придачу две дюжины кремней. Еще коробочку французских булавок. Но что же это я, черт побери, уже давненько мечтаю купить?.. Ну да, вспомнил, впрочем этого у вас нет. - Чего именно? - Я бы купил себе что-нибудь из художественной литературы, одну-две книги. Старые уже читаны-перечитаны. Даже и в паунвереской библиотеке ни одной не осталось, которые бы я не прочел. Сейчас вечера и ночи долгие, не знаешь, как их и убить. Иметь бы какое ремесло, хоть шорника, - чинил бы лошадиную сбрую. Единственное развлечение - перебранка с женою. - Ну и пустобрех же ты! - ворчливо поизносит хозяйка, направляясь в заднюю комнату. - Когда это я подавала повод для перебранки? - Чтобы у меня спрашивали книги, это впервые, - Киппель переводит разговор на другое, - хотя я уже второй год колешу по округе. Чаще всего спрашивают снаряжение для ружей и патроны для револьверов, но торговать этим у меня нет права. Можно бы изрядно подработать, да не тут-то было. Взять хотя бы сахарин... тоже был в моде, однако я, само собой, и его продавать не мог. Хе-хе, чего только у меня не спрашивали - то в открытую, а то и тайком! - Что же еще, к примеру? - Поселенец сонно щурит глаза. - Я не могу тут назвать вам вещи, о которых осведомлялись так... без свидетелей и шепотком. Но медный купорос, средство от блох, мазь против вшей, еврейское... и так далее - все это частенько спрашивают, будто я какой-нибудь бродячий аптекарь! Где же тут всем потрафишь... - Да, у каждого свои трудности. Хозяйка ненадолго скрывается в задней комнате, заем вновь появляется на пороге и произносит: - Будьте любезны, господин Кийр, зайдите на минутку сюда! Мне хочется немного поговорить с вами с глазу на глаз. - Пожалуйста, - портной быстро вскакивает, - с полным удовольствием. Поселенец поднимает брови, пожимает плечами и бросает на Киппеля вопросительный взгляд. - Что бы это значило? - бормочет он удивленно. - Что еще за секреты от нас появились? - Приватная беседа, - предприниматель усмехается. - Да, этот портной Кийр в некотором роде мужичонка довольно странный. Я ведь знаком с ним без году неделя, но все же приметил еще по дороге две-три его уловки, которые мне не понравились. Правда, теперешняя беседа наедине не по его почину начата, но я уже по лицу нашего милого Йорха понял, что это вода на его мельницу. - Может быть, хочет провести меня при покупке хутора? - Как это он, пустозвон, может провести, вы же при купле-продаже оформите контракт у нотариуса! - В любом случае, но я почему-то все-таки сомневаюсь, надежный ли он покупатель. Ха, я рассуждаю чуть ли не так же, как Кийр, когда он по дороге сюда спросил меня, настоящий ли я продавец. Но теперь вы, господин Киппель, сами, хоть и немного, слышали и видели, что за ураган моя жена, теперь вы уже не можете сказать, будто я насочинял вам тогда, возле деревни Пильбасте. - Не стоит принимать близко к сердцу каждое слово женщины, насколько я их знаю, все они более или менее так... элемент легковесный. - Но та, - поселенец указывает большим пальцем на дверь, - которая сидит сейчас с Кийром в задней комнате, та следит не только за моими словами, но и за каждым моим шагом, за каждым движением. Однако, ежели сейчас сам я войду к ним и спрошу, дескать, что это за новая мода такая - секреты от меня заводить, она непременно поднимет крик и наговорит мне добрую дюжину едких словечек. - Так ведь суть этого приватного разговора не останемся секретом для в а с, ее хотят скрыть только от меня. - Кто знает. Ну так вот, я именно потому почти согласился продать хутор и переехать в город, что там для жены есть кинематографы, театры, танцевальные вечера и тому подобное, пусть себе развлекается, тогда я не буду вечно ей под руку попадаться. - Гм, да-а... - Подперев рукой свою мудрую голову, Киппель погружается в недолгую задумчивость. - Да, по и эта мера в своем роде обоюдоострый меч, - продолжает он рассуждать. - То есть? - Что вы скажете, господин Паавель, если ваша супруга будет злоупотреблять развлечениями, там, в городе, где они станут для нее так легко доступными? Кино-то еще куда ни шло, гораздо больше потребуют театры и танцы. Тут понадобятся модные платья и туфли, золотые украшения и так далее. А сколько все это стоит! Сверх того еще завивка волос, румяна, пудра... В конце концов может и к куреву пристраститься. - Да, да, об этом я уже и сам думал. Я сразу увидел в вас человека умудренного жизнью, вы знаете, что говорите, и вы совершенно правы. Но, черт побери, ведь я все-таки не такой дурак и глупец, чтобы совершенно выпустить вожжи из своих рук! Если жена легкомысленна - а она такая и есть! - это еще вовсе не значит, будто я должен в каждом деле плясать под ее дудку. Не правда ли? - Оно так, небось каждый сам лучше всего знает свои возможности, как я уже говорил там, на опушке леса. Хлопает наружная дверь, из прихожей доносятся шаги. В комнату входит долговязый пихлакаский батрак, на его выбритом лице добродушная улыбка, словно он только что по-доброму с кем-то поговорил. - А-а, это ты, Март! - Хозяин поднимается из-за стола и идет к буфету. - Ну, все в порядке? - Точно так, господин капитан! - Тогда иди сюда и хлебни как следует. А после сам налей себе супу и возьми мяса. Сейчас еще все теплое - мы только что поели. Хлеб в буфете. - Спасибо, спасибо! Небось, найду. - А что, служанки у вас нет? - спрашивает предприниматель. - В летнее время есть. А зимою хозяйке приходит помогать одна старушка, она живет тут неподалеку. Ночует v себя дома. - Так, так. Но теперь я, наверное, и впрямь могу сложить свой товар обратно в рюкзак. - Нет, погодите еще немного, я хочу подарить что-нибудь старому холостяку Марту, он у нас славный и исполнительный. - Ох, хозяин, ну что обо мне-то!.. - Нет, нет, иди сюда со своей тарелкой, ешь и высматривай, что тебе по душе... - Но скажите все же, господин Кийр, - выспрашивает пихлакаская хозяйка у паунвересца в задней комнате, - почему вы хотите покинуть ваши родные места и ваших родителей? Портной довольно долго и обстоятельно рассказывай свою печальную историю: - Стало уже совершенно немыслимо существовать в этом недобром краю, наверное, в аду и то лучше. До войны еще можно было жить и даже довольно сносно, а теперь всяк на тебя рога наставляет, так что и подойти страшно. Поверьте, госпожа, даже на большаке в меня так и норовят зубами вцепиться. - Смотрите-ка, смотрите-ка! - Молодая женщина кивает головой. - Да, из-за этих войн и впрямь все теперь шиворот-навыворот. Взять хотя бы меня - да будь сейчас прежние времена, разве бы я куковала здесь, в этом захолустье, в этой глуши? - Но чем же вам тут плохо, если смею спросить? - Плохо?.. Вы не представляете, что значит для городского человека крестьянская работа! Если бы хоть после долгого тяжеленного рабочего дня было куда пойти, было с кем пообщаться! Здесь адская скука. Я бы с удовольствием плюнула в лицо тем горожанам, которые за рюмкой вина разглагольствуют о тишине и покое сельской жизни. Пусть бы приехали да пожили тут немного тогда запели бы совсем иную песню. "Эта из моей команды", - думает Кийр без малейшего сочувствия, но он с удовольствием обнял бы и поцеловал эту пышнотелую молодую женщину, на щеках которой такой свежий румянец и такие аппетитные ямочки Однако портной вообще не так-то легко теряет над собой контроль, а сейчас, когда его ждет серьезная торговая сделка, тем более. - Да, это совершенно верно. - Он словно бы с сожалением склоняет голову набок. - Каждый из нас несет своп крест. - А вы женаты? - спрашивает хозяйка неожиданно и для себя самой. - Нет, - она краснеет, - я этим вовсе не хотела сказать, будто ваша супруга для вас - крест. Я... и сама не понимаю, с чего вдруг так некстати задала это: вопрос. - Пустое! Однако, по правде говоря, она и впрямь - мой крест, моя жена. - А дети у вас есть? - Нет, детей нету. Моя жена... она такая узкобедрая... Бог весть, способна ли она вообще иметь детей. И тут вдруг к портному возвращается та мысль, которая проклюнулась в его рыжей голове, когда он разговаривал со своей свояченицей Маали. - А впрочем, кто знает, может быть, все-таки способна. - Что до меня, так я не хочу детей. - Госпожа хозяйка мотает головой. - Я и без того живу, словно в тюрьме, куда же тут еще детей, чтобы они хныкали да за подол цеплялись! Сейчас я хотя бы два разика в год могу в город съездить, а тогда бы... Ох, даже подумать страшно. - Да, верно, верно! Моя-то, правда, деревенская жительница, она никуда не рвется, а вы, разумеется, дело другое, я очень даже понимаю ваше положение. Но, госпожа Паавель, не могли бы вы мне так, по секрету, сказать, сколько ваш муж хочет за хутор? Вы, разумеется, знаете. - Слышать-то я слышала, но, если я вам скажу, то пусть это действительно останется между нами, не хочется, чтобы Антс подумал, будто я стараюсь вперед него забежать. - Нет, нет, видит Бог! Уж я-то не скажу ему ни словечка до того, как он сам назовет цену. В этом вы можете совершенно не сомневаться. - Он говорил о шестистах тысячах... - Как? Шестьсот тысяч?! - Кийр разом сникает и в ужасе смотрит в лицо пихлакаской хозяйки, его мысли о румянце и ямочках на щеках женщины мгновенно улетучиваются. Теперь бедняга видит перед собой судью, объявившего ему смертный приговор. - Шестьсот тысяч! - Он громко охает, роняя голову на руку. - Тише, тише! Он же в передней комнате, услышит. - Ах да! - Кийр испуганно оглядывается на дверь. Затем произносит еще раз,