ребенка только потому, что видела в вас скорее тетушку, чем дядюшку?" Габриелю пришлось согласиться с этим. "Атчасти, да",- сказал он. -- Ну как я тебе? - спросила Зази.- Здорово. правда?! Марселина, перестав подслушивать, посмотрела на нее. - Да, девочки действительно теперь так одеваются,- спокойно сказала она. - Тебе не нравица? - Ну, нравица. Но скажи, ты уверена, что этот человек не рассердится на тебя за сверток? - Я ш тебе говорю, джынзы - мои. Могу представить себе, как у него рожа вытянется, когда он меня увидит. - А ты что, собираешься выйти, не дождавшись его ухода? - А то?! Не здесь же мне торчать?! Зази направилась прямо к двери, которая, как магнит, притягивала ее ухо. Она услышала, как хмырь сказал: "Черт, куда я сверток задевал?!" - Слушай, тетка Марселина, - возмутилась Зази.- Ты что, издеваешься или вправду туга на ухо? Отсюда все прекрасно слышно! - Ну и что же там слышно? Решив пока особо не вдаваться в вопрос о возможной глухоте своей тетушки, Зази снова прижала ухо к двери. А хмырь тем временем говорил вот что: "Надо бы проверить, не сперла ли у меня сверток ваша девчонка".- "Может, у вас его вообще с собой не было?" - намекнул Габриель. "Был,- ответил хмырь.- И если девчонка у меня его сперла, я тут такое устрою!.." - Во, разорался,- сказала Зази. - Что, не уходит? - тихо спросила Марселина. - Нет,- ответила Зази.- Теперь он по твоему поводу из дядюшки начал кровь пить. - На худой конец, его могла спереть и ваша супружница. Ей небось тоже охота иметь джынзы, супружнице вашей. - Уж точно, нет,- ответил Габриель. - А вы-то откуда знаете? - возразил хмырь.- Может быть, ей тоже захотелось, глядя на ужимки мужа-гормосессуалиста? - А гормосессуалист - это кто? - спросила Зази. - Это мужчина, который носит джынзы,- спокойно сказала Марселина. - Иди врать,- отозвалась Зази. - Хорошо бы Габриель его выставил! - тихо сказала Марселина. - Да, это было бы здорово,- ответила Зази. И потом недоверчиво спросила: - А ему не слабо? - Посмотрим. - Постой-ка, я войду первой. Она открыла дверь и четко и громко произнесла следующие слова: - Ну, дядя Габриель, как тебе мои новые джынзы? - Ну-ка быстренько, снимай! - испуганно воскликнул Габриель.- И немедленно верни их этому господину. - Иди ты в задницу,- провозгласила Зази.- С какой стати?! Они - мои. - У меня нет в этом полной уверенности,- смущенно ответил Габриель. - Вот именно,- сказал хмырь.- Снимай, и по-быстрому. - Слушай! Выстави ты его отсюда, и все! - сказана Зази Габриелю. - Ну и шуточки же у тебя! - возмутился Габриель.- Сначала говоришь, что это легавый, а потом требуешь, чтобы я дал ему под зад коленом. - Да, он - полицейский, ну и что из этого? - сказала Зази с риторическим запалом.- Он прежде всего мерзавец, который хотел меня соблазнить, и, будь он хоть трижды полицейским, мы подадим на него в суд, а судьи, я-то их знаю, обожают маленьких девочек и поэтому приговорят этого мерзкого полицейского к смерти, и его гильотинируют, а я потом найду его отрубленную голову в корзине с отрубями, и харкну ему в рожу, вот так-то! При упоминании этих жестокостей Габриель задрожал всем телом. Он повернулся к хмырю: "Слышите? Вы все взвесили? Эти девчонки - просто жуть какая-то". - Дядя Габриель,- закричала Зази.- Я тебе чем хочешь поклянусь, что это мои джынзы! Ты должен за меня вступиться, дядя Габриель! Ты должен меня защитить. Что скажет маямама, если она узнает, что ты позволил меня оскорбить этой жадобе, этому жмоту и, быть может, даже политическому банкроту... "Черт,- добавила она внутренним голосом,- а я ведь сейчас так же хороша, как Мишель Морган в "Даме с камелиями". Глубоко тронутый ее патетической тирадой, Габриель описал свое затруднительное положение в следующих сдержанных выражениях, произнесенных мэдза воче ' и даже, можно сказать, почти ин петто 2: ' Вполголоса {ит.). 2 Про себя (ит.). - Глупо было бы поцапаться с легавым, послать его, к примеру, себе в задницу! Хмырь мерзко захихикал. - Какой вы все-таки испорченный человек,- сказал Габриель, краснея. - Вы не понимаете, чем вы рискуете, произнес хмырь с чертовски мефистофельским видом.- Сводничество, обкрадывание клиентов, гормосессуализм, эонизм, фаллическое гипостояние все это потянет лет на десять каторжных работ. Он повернулся к Марселине: - Ну а мадам? Хотелось бы узнать что-нибудь и о вас. - Что именно? - спокойно спросила Марселина. - Говорить можно только в присутствии адвоката,- вмешалась Зази.- Дядюшка меня не послушал, видишь, как он теперь влип?! - Заткнись,- сказал хмырь Зази. - Так вот,- обратился он к Марселине.- Не могла бы мадам сообщить мне, чем именно она занимается? - Домашним хозяйством,- с яростью ответил Габриель. -- И к чему ж это сводится? - иронически поинтересовался хмырь. Габриель повернулся к Зази и подмигнул ей, чтобы та была готова насладиться тем, что за этим последует. - В чем же это заключается? - переспросил Габриель, прибегая к анафоре.- В частности, в том, что она выносит помойное ведро. Габриель схватил хмыря за воротник, выволок его на лестничную клетку и столкнул вниз, в ниженаходящееся помещение. Послышался приглушенный удар. За хмырем последовала и его шляпа. Шума от нее было меньше, несмотря на то, что это был котелок. - Чудно! - с энтузиазмом воскликнула Зази, в то время как внизу хмырь собирал себя по частям, водружая на прежнее место усы и темные очки. - Что будете пить? - спросил Турандот. - Что-нибудь для поднятия духа,- находчиво ответил хмырь. - Но таких напитков много. - Мне все равно что. Он ушел и сел в глубине зала. - Чего же мне ему налить? - промямлил Турандот.- Стаканчик ферне-бранка? - Это в рот взять невозможно,- вмешался Шарль. - Ты, наверно, никогда и не пробовал. Не такая уж это и гадость, а потом для желудка очень полезно. Ты бы сделал хоть глоточек! - Ладно, плесни на донышко,- примирительно согласился Шарль. Турандот налил ему щедрой рукой. Шарль смочил губы, причмокнул пару раз, втянул в себя немного, еще раз втянул, вдумчиво, шевеля губами, распробовал как следует. Сделал глоток, потом еще. - Ну? - спросил Турандот. - Не дурно. - Еще немного? Турандот снова наполнил его стакан и поставил бутылку на полку. Изрядно пошуровав там, он обнаружил еще кое-что: - А! Здесь есть кой-чего и покрепче. Настоящая царская водка. - Монархии нынче вышли из моды. Мы живем в эпоху демократии. От такого экскурса во всемирную историю все покатились со смеху. - Я вижу, вы здесь не скучаете,- прокричал Габриель, влетая в бистро на всех парах.- Не то что я. Ну и история! Налей-ка мне гранатового сиропа, да покрепче, не бухай много воды. Мне нужно поддержать свои силы. Если бы вы знали, что со мной сейчас было. - Потом расскажешь,- сказал Турандот, озираясь. - Привет тебе! - сказал Габриель Шарлю.- Пообедаешь с нами? - Так мы же уже договорились. - Я тебе просто напоминаю. - Да мне не надо напоминать! Я не забыл. - Тогда, считай, что я просто подтвердил приглашение. - А чего его подтверждать, раз мы уже договорились. - Значит, ты просто обедаешь с нами, и все,- заключил Габриель, который хотел, чтобы последнее слово осталось за ним. - Болтай, болтай, вот все, на что ты годен,- произнес Зеленуда. - Пей же наконец! - сказал Турандот Габриелю. Габриель последовал его совету. Вздохнул. - Ну и история! Вы видели, как Зази вернулась в сопровождении какого-то хмыря? - Мда,- сдержанно продадакали Турандот и Мадо Ножка-Крошка. - Я пришел позже,- сказал Шарль. - А как он выходил, вы тоже видели? - Знаешь,- сказал Турандот.- Я не успел его как следует рассмотреть, поэтому вряд ли смог бы его узнать, но не он ли сидит за твоей спиной в глубине зала? Габриель оглянулся. Хмырь действительно сидел там на стуле, терпеливо ожидая поднимающего дух напитка. - Боже! - сказал Турандот.- Простите меня, я о вас совсем забыл. - Пустяки,- вежливо вымолвил хмырь. - Как бы вы отнеслись к ферне-бранка? - С удовольствием последовал бы вашему совету. В этот момент позеленевший Габриель вяло сполз на пол. - Итак, два ферне-бранка,- сказал Шарль, подхватывая на лету своего друга. - Два ферне-бранка, два,- машинально повторил Турандот. Из-за этих событий он совсем разнервничался. Руки его дрожали, и ему никак не удавалось наполнить стаканы. Вокруг них то здесь, то там образовывались коричневые лужицы, которые при помощи своих псевдоножек разбегались в разные стороны и пачкали уже не цинковую, а деревянную (со времен оккупации) стойку. "Давайте лучше я",- сказала Мадо Ножка-Крошка, вырывая из рук взволнованного хозяина бутылку. Турандот вытер пот со лба. Хмырь мирно высосал наконец-то поданный ему тонизирующий напиток. Зажав Габриелю нос, Шарль залил ему в рот немного гранатового сиропа. Несколько капель вытекло из уголков рта. Габриель встряхнулся. - Ах ты недоносок! - с нежностью сказал ему Шарль. - Слабак,- сказал взбодрившийся хмырь. - Не нужно так говорить,- вмешался Турандот.- Во время войны он доказал, на что способен. - А что он такого сделал? - небрежно поинтересовался хмырь. - Он был на принудительных работах в Германии,- ответил владелец кабачка, разливая по кругу новые порции ферне. - А...- сказал хмырь безразлично. - Мошт, вы уже забыли,- сказал Турандот.- Все-таки до чего быстро люди забывают! Принудительные работы. В Германии. Что, не помните? - Это еще не значит, что он - герой,- ответил хмырь. - А бомбежки? - ответил Турандот.- Вы забыли про бомбежки? - Ну и что же делал ваш герой во время бомбежек? Хватал снаряды голыми руками, чтобы они не взрывались? - Плоско шутите,- сказал уже начавший нервничать Шарль. - Не ссорьтесь,- прошептал Габриель, восстанавливая контакт с окружающей действительностью. Походкой, слишком нетвердой для того, чтобы называться уверенной, Габриель подошел к столику, за которым сидел хмырь, и грохнулся на стул. Он извлек из кармана небольшую сиреневую простынку и вытер ею лицо, наполняя бистро ароматом лунной амбры и серебристого мускуса. - Фу,- фукнул хмырь.- Ну и запашок у вашего постельного белья. - Неужели вы опять будете ко мне цепляться? -страдальчески произнес Габриель.- Это духи от Кристиана Фиора. - Да ты просто не понимаешь, с кем имеешь дело. Некоторые дикари вовсе не выносят изысков. - И это изыск? - произнес хмырь.- Вы изыскали наши изыски на говноочистительной изыскарне, вот что. - Вы угадали,- радостно произнес Габриель.- Говорят, что в духи самых лучших марок добавляют для запаха немного этой субстанции. - И в одеколоны тоже? - с робостью спросил! Турандот, приближаясь к этому столь изысканному обществу. - Какой же ты осел! - сказал Шарль.- Ты что, не видишь, что Габриель как какую глупость услышит, тут же повторяет, даже не удосужившись понять, о чем идет речь. - Действительно, чтобы повторить, нужно как минимум услышать,- парировал Габриель.- А что, тебе когда-нибудь удавалось щегольнуть глупостью собственного изобретения? - Ну это уже чересчур,- сказал хмырь. - Что чересчур? - спросил Шарль. Хмырь не дрогнул. - Вы что, никогда глупостей не говорили? спросил он ехидно. - Он их приберегает лично для себя,- сказал Шарль двум другим участникам беседы.- Больно важный! Типичный выпендряла. - Что-то я совсем запутался,- вмешался Турандот. - А О чем мы говорили? - спросил Габриель. - Я тебе сказал, что ты не в состоянии сам придумать все изрыгаемые тобою глупости,- ответил Шарль. - А что я такого изрог? - Уже не помню. Ты их сотнями изрыгаешь! - В таком случае тебе должно быть совсем не трудно назвать мне хотя бы одну. - Предоставляю вас вашей дискуссии,- произнес Турандот, окончательно потерявший нить рассуждения.- Мне нужно обслуживать клиентов. Народ валит. Полуденные обедатели стремительно прибывали, некоторые со своими обедами в солдатских котелках. То и дело раздавался голос Зеленуды с его вечным "Болтай, болтай, вот все, на что ты годен". - Так вот,- задумчиво произнес Габриель,- о чем, бишь, мы там говорили? - Ни-а-чем,- ответил хмырь.- Ни-а-чем. Габриель с отвращением посмотрел на него. - Тогда,- ответил Габриель,- не понимаю, какого хрена мне здесь надо?! - Ты пришел за мной,- сказал Шарль.- Что, забыл? Мы идем к тебе обедать, а потом я повезу малышку на Эйфелеву башню. - Ладно, пошли. Габриель поднялся и в сопровождении Шарля удалился, не попрощавшись с хмырем. Хмырь подозвал (жест) Мадо Ножку-Крошку. -- Раз уж я все равно здесь оказался, можно и пообедать,- сказал он. На лестнице Габриель остановился. Он хотел посоветоваться с Шарлем. - Тебе не кажется, что я обошелся с ним недостаточно учтиво? Может, стоило и его пригласить на обед? VII Обычно Подшаффэ обедал прямо у себя в мастерской. чтобы не упустить клиента, если таковой объявится. Было известно, однако, что в это время дня такого не случалось никогда. Таким образом, обед в мастерской таил в себе двойное преимущество: во-первых, клиент отсутствовал, а во-вторых, благодаря во-первых, Подшаффе мог спокойно заморить червячка. Последний, как правило, безропотно отдавал концы от горячей порции рубленого мяса с картофельным пюре которую приносила Мадо Ножка-Крошка около часу дня, сразу после схлыва нахлыва посетителей. - А я думал, сегодня будет требуха,- сказал Подшаффэ, наклоняясь за спрятанной в углу бутылкой красного вина. Мадо Ножка-Крошка только пожала плечами: -- Требуха? Размечтался! Подшаффэ и сам это прекрасно знал. - Ну, что там хмырь? - Доедает. Молчит пока. - Вопросов не задает? - Нет. - А Турандот с ним не разговаривал? - Нет, робеет. - Какой-то он нелюбопытный. - Да любопытный, любопытный! Только не решается. - Мда. Подшаффэ приступил к уничтожению своего месива, температура которого тем временем понизилась до разумных пределов. - Что-нибудь еще принести? - спросила Мадо Ножка-Крошка.- Сыр бри? Камамбер? - А бри - хороший? - Не так чтобы очень. - Тогда этого - того. Мадо Ножка-Крошка уже направилась было к вы ходу, когда Подшаффе спросил: - А что он ел? - То же, что и вы. Нуфточнасти. И Мадо молниеносно преодолела десять метров, отделявшие мастерскую от "Погребка". Более обстоятельно она ответит потом. Подшаффэ счел поступившую информацию в высшей степени недостаточной. Но создавалось впечатление, что до возвращения Мадо пищи для размышления ему тем не менее хватило. Официантка протянула ему тарелку с тоскливым кусочком сыра. - Ну что? - спросил Подшаффэ.- Что хмырь? - Кофе допивает. - Чего говорит? - Молчит по-прежнему. - Хорошо поел? Как у него с аппетитом? - Нормально. Глотает не жуя. - А с чего он начал? С большой сардины или салата из помидор? - Я же вам сказала, фточнасти, как вы, нуфточности. Нисчего ни начал. - А пил что? - Красное. - Маленький стакан или большой? - Большой. Все выпил. -- Мда,- сказал Подшаффэ с явным интересом. Перед тем как приступить к сыру, он ловким сосательным движением не спеша извлек пук говяжьих волокон, застрявших у него в нескольких местах между зубами. -- Ну а в туалет? - спросил он еще.- Он в туалет ходил? -- Нет. -- Даже не писал? -- Нет. -- И руки не мыл? -- Нет. -- А выражение лица какое? -- Никакого. Подшаффэ принялся за объемистый бутерброд с сыром, которые был приготовлен им с чрезвычайной тщательностью. Он отодвинул корочку камамбера к дальнему краю ломтя, оставляя, таким образом, лучшее на потом. Мадо Ножка-Крошка рассеянно наблюдала за ним. Она почему-то уже никуда не спешила, хотя ее рабочее время еще не истекло. В "Погребке" наверняка сидели клиенты и требовали счет. Одним из них мог быть и хмырь. Она прислонилась к будочке и, пользуясь тем, что рот у Подшаффэ был набит и он тем самым был лишен дара речи, перешла к обсуждению своих личных проблем. - Человек он серьезный,- сказала она.- Со специальностью. И специальность хорошая - таксист, правда ведь? ...(Жест.) - Не слишком стар. И не слишком молод. Здоровье в порядке. Крепкий парень. И денежки наверняка водятся. Одно плохо - романтик он. - Этушточно,- едва успел вымолвить Подшаффэ между двумя заглатываниями пищи. - Но как он все-таки меня бесит! Копается в этих брачных объявлениях, упивается письмами читательниц в каких-то дурацких женских журналах. Я ему говорю: "Ниужелишвы думаете, ниужелишвы думаете, что откопаете там птичку вашей мечты?" Если бы птичка действительно была так хороша, ее б без всяких объявлений откопали, правда ведь? ...(Жест.) Подшаффэ проглотил последний кусок. Покончив с бутербродом, он не спеша выпил стаканчик вина, после чего поставил бутылку на место. - Ну а Шарль? - спросил он.- Что он на это говорит? - Только отмахивается. "А тебя-то, птичка моя, что, часто откапывали?" Шутит в общем. (Вздыхает.) Не хочет меня понять. - Ты бы ему честно во всем призналась. - Я уже думала об этом, но как-то все не складывается. Вот, например, встречаемся мы с ним иногда на лестнице. Перепихнемся по-быстрому, прямо там, "на ступеньках замка, на ступеньках замка", знаете, как в песне поется? Только в эти минуты я не могу с ним серьезно разговаривать, я о другом думаю (пауза), не о том, чтоб с ним серьезно поговорить (пауза). Надо бы мне пригласить его как-нибудь на ужин. Как вы думаете, он пойдет? - Во всяком случае, с его стороны было бы нехорошо тебе отказывать. - Тото и оното, что Шарль не всегда себя хорошо ведет по отношению ко мне. Подшаффэ жестом выразил свое несогласие. Тут на пороге "Погребка" с криком "Мадо!" появился Турандот. "Сейчас, минутку!" - крикнула она в ответ, вложив в свои слова энергию, обеспечивающую им нужное ускорение и интенсивность звуковых колебаний при прохождении через воздушную массу. - Интересно все-таки,- добавила она уже тише, обращаясь к Подшаффэ,- на что он в конечном счете рассчитывает, чем эта девица из газеты может быть лучше меня? Что у нее, жопа из чистого золота или еще чего? Турандот издал очередной клич, не позволив ей тем самым сформулировать следующую гипотезу. Она унесла посуду, оставив Подшаффэ наедине с башмаками и улицей. Но он не сразу принялся за работу. Медленно скрутив одну из своих пяти ежедневных сигарет, он спокойно начал курить. Глядя на него, можно было почти с полной уверенностью сказать: создается впечатление, что он как будто о чем-то думает. Когда сигарета была почти докурена, он загасил окурок и аккуратно засунул его в коробочку из-под мятных таблеток - эта привычка сохранилась у него еще со времен оккупации. Потом он услышал вопрос: "Не найдется ли у вас случайно шнурка для ботинок, а то мой только что порвался?" Подшаффэ поднял глаза - чтоб ему провалиться на этом месте! - но это и в самом деле был хмырь, который продолжил так: - Нет ничего отвратительней разорванного шнурка, не правда ли? - Не знаю,- ответил Подшаффэ. - Мне желтые нужны, ну, если хотите, коричневые. Но не черные. - Сейчас посмотрю, что у меня вообще есть,- сказал Подшаффэ.- Я не уверен, что тут у меня найдутся все нужные вам цвета. Однако он не сдвинулся с места и продолжал разглядывать своего собеседника. Последний же делал вид, что ничего не замечает. - Я же у вас не требую шнурков всех цветов радуги? - Каких, каких? - Всех цветов радуги. - Именно радужных у меня как раз в данный момент и нету. Как, впрочем, и других цветов. - А вот там, в той коробке, у вас случайно не шнурки? Подшаффэпрашшиппел: - Послушайте, мне не нравится, когда у меня тут все вынюхивают. - Но вы же не откажете в шнурке человеку, которому он действительно нужен! Это все равно, что отказать голодающему в корке хлеба! - Хватит. Не пытайтесь меня разжалобить. - А пару ботинок? Вы и ботинки мне продадите? - Ну знаете ли! - воскликнул Подшаффэ.-- Вы - нахал! - Почему это? - У меня ремонт обуви, а не обувной магазин. "Не сутор ультра крепидам" ', как говорили древние. Вы случайно по-латыни не понимаете? Ускве нон асцендам анк'ио сон питторе адиос амигос аминь 2. Вот так-то. Хотя вы не можете этого оценить, вы ведь не священник, а легавый. - Откуда вы взяли, скажите на милость? - Легавый или извращенец. Хмырь спокойно пожал плечами: - Оскорбления! Вот награда за то, что я привел домой заблудившегося ребенка! Сплошные оскорбления,- сказал он неуверенно, без малейшей горечи в голосе. И добавил, тяжело вздохнув:- А родственнички-то одни чего стоят. Подшаффэ оторвал задницу от стула и спросил угрожающе: - Чем вам родственники-то не угодили? Что вам не нравится? - Да так, ничего. (Улыбнулся.) - Нет уж, скажите. Скажите! Чего уж там. - Дядюшка-то голубой. - Не правда! - заорал Подшаффэ.- Не правда! Я запрещаю вам так говорить! - Вы ничего не можете мне запретить, дорогой мой. Вы мне не указ. - Габриель,- сказал Подшаффэ напыщенно.- Габриель честный гражданин, порядочный, всеми уважаемый человек. Его, кстати говоря, все здесь любят. - Соблазнительница он. - Надоели вы мне, только и знаете, что всех осуждать. Повторяю, Габриель не голубой, неужели не ясно? - А вы докажите,- парировал хмырь. - Нет ничего проще,- ответил Подшаффэ.- Он женат. ' Пусть сапожник судит не выше сапога (лат.). 2 До тех пор, пока не достигну (лот.), и я также художник (ит.), до свидания, друзья (исп.). - Это ничего не значит. Вот Генрих Третий, например, тоже был женат. - На ком же это? (Улыбнулся.) - На Луизе де Водемон. Подшаффэ испустил смешок. - Если бы эта тетка и вправду была королевой Франции, это было бы давно известно. - Это и так известно. - Наверное, это по ящику передавали (гримаса). Вы что, верите всему, что они говорят? - Не только по ящику. Это и во всех книгах есть! - Даже в телефонном справочнике? Хмырь в замешательстве стушевался. - Вот видите,- добродушно сказал Подшаффэ. И продолжил в крылатых выражениях: - Уж вы мне поверьте, не надо судить о людях слишком поспешно. Ну хорошо, ну выступает Габриель в баре для педиков в костюме испанской дамы. Ну и что? Что из этого? Да, кстати, дайте сюда башмак - я вдену шнурок. Хмырь снял ботинок и до тех пор, пока операция по замене не была закончена, стоял на одной ноге. - Все это говорит лишь о том,- продолжал Подшаффэ,- что дуракам это нравится. Когда здоровый парень выходит в костюме тореадора, все улыбаются, но когда здоровый мужик выходит в костюме испанской дамы, тут уж народ со стульев от хохота падает. Кстати, это еще не все. Он там исполняет танец умирающего лебедя, как в Гранд Опера. В пачке. Тут уж зрители вообще за животики хватаются. Вы будете утверждать, что это лишь проявление всеобщего идиотизма. Согласен, но ведь такая работа не хуже любой другой, в конце концов. Что, я не прав? - Ну и работенка,- сказал хмырь. - "Ну и работенка",- передразнил его Подшаффэ.- А что, у вас, что ли, лучше? Хмырь не ответил. (Оба помолчали.) - Готово,- сказал Подшаффэ.- Вот вам башмак с новыми шнурками. - Сколько я вам должен? - Ничего не должны,- сказал Подшаффэ.- И добавил: - А все-таки вы так . мне ничего и не сказали. - Это несправедливо, ведь я сам к вам пришел. - Да, но когда вам задают вопросы, вы н не отвечаете. - Какие, например? - Вы любите шпинат? - Если с гренками - то ничего, но так очень - нельзя сказать. Подшаффэ на минуту призадумался, но затем выпустил вполголоса целую очередь чертвозьмиев. - Что с вами? - спросил хмырь. - Дорого бы я дал, чтоб узнать, зачем вы сюда пожаловали. - Отвел заблудившуюся девочку домой к родственникам. - В конце концов вы заставите меня в это поверить. - И я дорого за это заплатил. - Мг! Не так уж и дорого,- сказал Подшаффз. - Дело здесь совсем не в короле испанского танца и не в принцессе синих джынзов. (Помолчали.) Все гораздо хуже. Хмырь наконец надел башмак. - Все гораздо хуже,- повторил он. - Что "все"? - испуганно спросил Подшаффэ. - Я отвел ребенка домой, а сам - потерялся. - А! Ну это - пустяки,- с облегчением сказал Подшаффэ.- Повернете сейчас налево и чуть-чуть пройдете прямо, до метро. Это совсем несложно, вот увидите! - Дело не в этом. Я себя, себя потерял. - Не понимаю,- опять забеспокоился Подшаффэ. - Спросите меня о чем-нибудь, спросите! Вы сразу поймете. - Но вы ведь на вопросы не отвечаете. - Какая несправедливость! Можно подумать, что я про шпинат не сказал. Подшаффэ почесал затылок. - Ну вот, например... И тут же замолчал в полном замешательстве. - Ну говорите же, говорите! - настаивал хмырь. (Молчание.) Подшаффэ опустил глаза. Хмырь сам пришел ему на помощь: - Может, вассыинтирисуит какминязавут? - Да,- сказал Подшаффэ.- Именно. Как вас зовут? - А вот и не знаю! Подшаффэ поднял глаза. - Ну вы даете! - Не знаю - и все! - Как же так? - Как же так? А вот так! Я свое имя наизусть не заучивал. (Молчание.) - Вы что, издеваетесь? - спросил Подшаффэ. - Почему? Отнюдь нет. - Неужели имя обязательно заучивать наизусть? - Вот вас, вас как зовут? - спросил хмырь. -Подшаффэ,- неосторожно ответил Подшаффэ. - Вот видите! Вы же знаете свое имя "Подшаффэ" наизусть! - И в самом деле,- пробормотал Подшаффэ. - Но что в моем случае самое ужасное, так это то, что я даже не знаю, было ли у меня таковое раньше,- продолжал хмырь. - Имя? - Имя. - Этого не может быть,- пробормотал вконец подавленный Подшаффэ. - Может, может, и вообще, что значит "не может", когда так оно и есть? - Вы хотите сказать, что у вас никогда не было имени? - По всей видимости, нет. - А это вам жить не мешало? - Не слишком. (Молчание.) Хмырь повторил: - Не слишком. (Молчание.) - А возраст! - вдруг встрепенулся Подшаффэ.- Вы что, и сколько вам лет не знаете? - Нет,- ответил хмырь.- Конечно, не знаю. Подшаффэ внимательно изучал лицо собеседника. - Вам, наверное, лет... И тут же замолчал. - Трудно сказать,- пробормотал он. - Правда ведь? Так что, когда вы меня спросили, чем я занимаюсь, я действительно не мог вам ответить. - Понимаю,- нервно кивнул Подшаффэ. Послышались жидкие хлопки мотора. Хмырь обернулся. Мимо проехало старое такси с открытым верхом, из которого выглядывали Габриель и Зази. - Гулять отправились,- сказал хмырь. Подшаффэ промолчал. Он хотел, чтобы хмырь тоже куда-нибудь отправился. А точнее - куда подальше. - Остается только поблагодарить вас,- сказал хмырь. - Не за что,- ответил Подшаффэ. - Так, значит, метро где-то там? (Жест.) - Да-да. Туда. - Очень полезно это знать,- сказал хмырь.- Тем более что сейчас забастовка. - Ну, схему-то вы можете посмотреть и не заходя внутрь,- сказал Подшаффэ. И начал громко стучать по какой-то подошве. Хмырюшел. VIII - Ах! Париж! - воскликнул Габриель, с энтузиазмом потирая руки. И вдруг осекся.- Смотри, Зази! Смотри! Это метро!! - показал он куда-то вдаль. - Метро? - переспросила Зази. Нахмурилась. - Наземный участок, разумеется,- добавил он слащаво. Зази уже хотела было возмутиться, но Габриель опередил ее: - Вон там! Посмотри!! Это Пантеон!!! - прокричал он. - Это не Пантеон,- сказал Шарль.- Это Дом Инвалидов. - Опять за свое? - воскликнула Зази. - Ты что, совсем спятил? - заорал Габриель.- Ты хочешь сказать, что это не Пантеон? - Нет, это - Дом Инвалидов,- сказал Шарль. Габриель обернулся и посмотрел ему прямо в роговицу глаза. - Ты в этом уверен? - спросил он.- Ты так уж в этом уверен? Шарль молчал. - Так в чем же ты так уверен? - не унимался Габриель. - Я все понял,- вдруг заорал Шарль.- Это вовсе не Дом Инвалидов, это храм Сакре-Кер. - А ты случайно не хам Крысомор? - игриво поинтересовался Габриель. - Мне больно слушать, когда люди в вашем возрасте так шутят,- сказала Зази. Они молча любовались открывшейся панорамой, потом Зази принялась рассматривать то, что находилось тремястами метрами ниже, если, конечно, мерить отвесом. - Не так-то и высоко,- заметила она. - Да, но разглядеть людей отсюда трудно,- сказал Шарль. - Да,- сказал Габриель, принюхиваясь,- видно их плохо, но запах все равно чувствуется. - Меньше, чем в метро,- сказал Шарль. - Ты ведь никогда в метро не ездишь,- сказал Габриель.- Я, кстати говоря, тоже. Желая избежать обсуждения этой травмирующей ее темы, Зази обратилась к дядюшке: - Что же ты не смотришь? Наклонись - интересно же! Габриель сделал попытку заглянуть в зияющую бездну. - Черт,- сказал он, отпрянув от края.- У меня от этого голова кружится. Он вытер пот со лба и заблагоухал. - Я пошел,- сказал он.- Если вам это занятие еще не надоело, я подожду вас внизу. Он исчез так быстро, что Зази и Шарль не успели даже рты пораскрывать. - Я здесь, наверху, уже лет двадцать не был,- сказал Шарль,- хотя людей сюда возил ой как часто. Но Зази не слушала. - Вы почему-то очень редко смеетесь,- сказала она.- Сколько вам лет? - А сколько дашь? - Молодым вас никак не назовешь: лет тридцать. - Накинь еще пятнадцать. - Значит, вы еще хорошо сохранились. А дяде Габриелю сколько? - Тридцать два. - А выглядит он старше. - Ты ему только этого не говори, а то он заплачет. - Почему? Потому что он занимается гормосес-суализмом? - Откуда ты взяла? - Я слышала, как хмырь, который меня домой привел, сказал об этом дядюшке Габриелю. Хмырь этот так и сказал, дескать, недолго за это и за решетку угодить. Ну за гормосессуализм то есть. А что это такое? - Это неправда. - Правда, так и сказал,- возмущенно возразила Зази: она не могла допустить, чтобы хоть одно ее слово ставилось под сомнение. - Я не об этом. Неправда то, что этот хмырь говорил о Габриеле. - Что он гормосессуалист? Так что же это все-таки значит? Что он обливается духами? - Вот именно. Это и имелось в виду. - За это в тюрьму не сажают. - Конечно, нет. Они замолчали и на мгновение предались мечтаниям, глядя на Сакре-Кер. - Ну а вы, вы - гормосессуалист? - Что, по-твоему, я похож на гомосека? - Да нет, какой же вы дровосек, вы - шофер! - Ты же понимаешь! -- Ничего не понимаю. - Что, тебе нарисовать, чтоб ты наконец поняла? - Вы что, хорошо рисуете? Шарль отвернулся и целиком ушел в созерцание шпилей церкви Святой Клотильды, построенной по проекту Брокгауза и Ефрона. А потом вдруг предложил: - Давай спустимся вниз. - Послушайте,- сказала Зази, не трогаясь с места,- почему вы не женаты? - Так уж получилось. - Тогда почему вы не женитесь? - Мне никто не нравится. Зази даже присвистнула от восхищения. - А вы страшный сноб,- сказала она. - Может быть! Но а вот ты, когда ты вырастешь, ты что думаешь, будет много мужчин, за которых тебе захочется выйти замуж? - Минуточку,- сказала Зази,- о чем мы, собственно, говорим, о мужчинах или о женщинах? - В моем случае - о женщинах, в твоем - о мужчинах. - Это совершенно разные вещи,- сказала Зази. - Где-то ты права. - Странный вы человек,- сказала Зази.- Сами толком не знаете, что думаете. Наверное, это страшно утомительно. У вас поэтому все время такой серьезный вид? Шарль снизошел до улыбки. - Ну а я бы вам понравилась? - Ты еще ребенок. - Некоторые уже в пятнадцать лет выходят замуж, даже в четырнадцать. Есть мужчины, которым это нравится. - Ну а я? Я бы тебе понравился? - Конечно, нет,- простодушно ответила Зази. Откушав этой фундаментальной истины, Шарль сделал следующее заявление: - Странно, что тебе в твоем возрасте такое приходит в голову. - Действительно странно, я и сама не знаю, откуда все это берется. - Ну этого я не могу тебе сказать. - Почему люди говорят именно то, что говорят, а не что-нибудь другое? - Если б человек говорил не то, что хочет сказать, его б никто не понял. - А вы всегда говорите то, что хотите сказать, чтоб вас поняли? ...(Жест.) - Все-таки совсем не обязательно говорить то, что говоришь, можно было бы сказать что-нибудь совсем другое. ...(Жест.) - Ну ответьте мне, скажите хоть что-нибудь! - У меня от тебя голова болит, и вообще ты меня ни о чем не спрашиваешь. - Нет, спрашиваю! Просто вы не знаете, что ответить. - По-моему, я еще не готов к семейной жизни,- задумчиво сказал Шарль. - Вы же понимаете,- сказала Зази,- не все женщины задают такие вопросы, как я. - "Не все женщины"! Нет, вы только послушайте! Не все женщины! Да ты еще совсем ребенок. - Нет уж, извините, я уже достигла половой зрелости. - Хватит. Это уже совсем непристойно. - Чего тут непристойного? Это жизнь. - Хорошенькая жизнь! Пощипывая усы, он опять вяло уставился на Сакре-Кер. - У кого-кого, а у вас должен быть богатый жизненный опыт. Говорят, в такси чего только не насмотришься. - Откуда ты взяла? - Это я в нашей газете прочитала, в "Воскресном санмонтронце", очень клевая газетенка, даже для провинции: там все есть, и знаменитые любовные истории, и гороскоп, в общем - все. Ну и вот там писали, что шоферы какой только сессуальности не повидали, всех видов, всех сортов. Начиная с пассажирок, которые хотят расплачиваться натурой. С вами такое часто бывало? - Ладно! Хватит! - На все один ответ: "Ладно! Хватит!" Наверное, вы индивид с подавленным сессуальным влечением. - Боже! Как она мне надоела! - Чем возмущаться, лучше расскажите о ваших комплексах. - Чего только не приходится выслушивать! - Наверное, вы просто боитесь женщин? - Я пошел вниз. У меня голова кругом идет. Не от этого (жест). А от таких, как ты, девочка. На этом он удалился и через несколько мгновений оказался всего лишь в нескольких метрах над уровнем моря. Габриель с потухшим взором ждал их, положив руки на широко расставленные колени. Увидев Шарля без племянницы, он тут же вскочил, и лицо его приобрело зеленовато-встревоженный оттенок. - Неужели ты это сделал?! - воскликнул он. - Тогда бы ты услышал стук падающего тела,- невесело пошутил Шарль и сел рядом. - Это што! Это было б ничего. Но зачем ты оставил ее там одну - я тебя спрашиваю?! - Все равно у выхода ты с ней встретишься. Не улетит же она! - Да, но сколько она дров наломает, пока не спустится вниз (вздох). Если бы я только мог предположить! Шарль продолжал молча сидеть рядом. Тогда Габриель принялся разглядывать башню, смотрел на нее долго и внимательно, а потом сказал: - Не понимаю, почему Париж всегда сравнивают с женщиной. С такой-то штукой посередине. До того, как ее построили, наверное, можно было. Но теперь! Это как женщины, которые превращаются в мужчин от слишком интенсивных занятий спортом. Об этом в газетах писали. ...(Молчание.) - Ты что, язык проглотил? Скажи, что ты об этом думаешь? Тогда Шарль издал протяжный, заунывный звук, похожий на ржание, обхватил голову руками и простонал. - И он туда же,- простонал он,- и он... Везде одно и то же... Опять эта сессуальность... Только об этом и говорят... Повсюду... Все время... Омерзительно... Разложительно... Все только об этом и думают... Габриель заботливо похлопал его по плечу. - Ты что, чем-то расстроен? - спросил он так, между прочим.- Что случилось? - Это все из-за твоей племянницы... Чтоб она!.. - Эй, ты! Потише! - воскликнул Габриель, отдернул руку и воздел ее к небу.- В конце концов это моя племянница. Попридержи язык. а то и твоей бабушке достанется. Шарль в отчаянии махнул рукой. Вскочил. - Послушай,- сказал он.- Я, пожалуй, пойду. Я не хочу больше с ней встречаться. Прощай. И он ринулся к своей таратайке. Габриель побежал за ним: - Как же мы домой доберемся? - На метро. - Тоже мне, шутник. - пробурчал Габриель, отказываясь от дальнейшего преследования. Такси уехало. Оставшись стоять посередине улицы, Габриель погрузился в размышления, а затем сказал следующее: - Ничто иль бытие, проблема вот лишь в чем. То вниз, то вверх, туда-сюда. О человек! Ты столько суетишься, что вот тебя уж нет! Уносишься в такси, увозишься в метро. Но башне этой дела нет и Пантеону тоже. Париж всего лишь сон - прекрасное виденье. Зази виденье лишь, проскользнувшее во сне (или в кошмаре), история же эта всего лишь виденье виденья, сон, увиденный во сне, чуть больше, чем просто бред, напечатанный на машинке дураком-писателем (ах! извините!). Вон там, подальше, еще чуть дальше, за площадью Республики - скопление могил парижан, которые здесь жили раньше. Они поднимались и спускались по лестницам, ходили взад-вперед по улицам - так много суетились, что наконец исчезли. Появились на свет они благодаря акушерским щипцам - унес их катафалк, а тем временем башня ржавеет и Пантеон разрушается еще быстрее, чем кости этих еще совсем земных мертвецов разлагаются в пропитанной заботами земле этого города. Но я-то жив, и это все, что знаю. Ибо о таксисте, сбежавшем в своей наемной таратайке, или же о племяннице, зависшей где-то в трехстах метрах над землей, или же о моей супруге, нежнейшей Марселине, оставшейся дома, я знаю в данный момент, находясь здесь, лишь то, что мог бы выразить стихом александрийским: они почти мертвы, раз их со мною нет. Что вижу я вдали, за лесом сим голов простоволосых! Вокруг него действительно собрались туристы, принявшие его за второго экскурсовода. Все повернулись и стали смотреть в ту же сторону, что и он. - А что там, собственно говоря, виднеется? - спросил один из туристов, обладавший наиболее глубокими познаниями в области французского языка. - Да, что там интересного? - спросил другой. - Действительно,- вмешался третий.- На что мы должны смотреть? Шомыдолжсмареть? - спросил третий.- Шомыдолжсмареть? шомыдолжсмареть? шомыдолжсмареть? - Шомыдолжсмареть? - переспросил Габриель.- Вот, пожалуйста (плавный жест), Зази, моя племянница, выходит из башни и направляется к нам. Кинокамеры застрекотали. Девочку наконец пропустили вперед. Она хихикнула. - Что, дядюшка? Полный сбор? - Как видишь,- ответил довольный Габриель. Зази пожала плечами и посмотрела на собравшихся. Не обнаружив среди них Шарля, она тут же выразила свое недоумение. - Отвалил,- сказал Габриель. - Почему? - Нипачему. - Ни почему - это не ответ, - Ну уехал, и все тут. - Но ведь должна же быть причина? - Знаешь, Шарль вообще... (жест). - Ты не хочешь мне сказать? - Сама не хуже меня знаешь. Тут вмешался какой-то турист: - Мале бонас хорас коллокамус и вообще ди-цис исти пуэлле the reason why this man Carles went away '. - Послушай, старик,- сказал ему Габриель.- Не суй свой нос в чужие дела. She knows why and she bothers me quite a lot 2. - Вот это да! - воскликнула Зази.- Теперь ты что, по-заграничному заговорил?! - Я не нарочно! - ответил Габриель, скромно потупя взор. - Мost interesting 3,- произнес один из туристов. Зази опять вернулась к волнующему ее вопросу. - Да, но я такинипаняла, почему Шарлятвалил? Габриель занервн