неестественно лаконичен и лишен заглавных букв. Не успевает Рэнди его напечатать, как подходит очаровательное трепетное создание в кимоно и сообщает, что в бизнес центре к его услугам имеется целый штат опытных машинисток. Рэнди отказывается со всей возможной вежливостью, то есть, по японским меркам, недостаточно вежливо. Девушка отступает крохотными шажочками, кланяясь и с придыханием повторяя «хай». Рэнди снова принимается тыкать карандашом. Он старается четко и коротко изложить, что сделал и что, по его мнению, происходит между генералом Ином и Енохом Роотом. Вопрос, с какого бока тут замешан Дантист, остается открытым. Закончив, Рэнди шифрует отчет и поднимается в номер, чтобы отправить его электронной почтой. Чистоте невозможно надивиться. Впечатление, что простыни натянули на матрас стяжными муфтами и погрузили в крахмал. Впервые за месяц в ноздри не шибает теплый запах канализации, а глаза не ест аммиачный дух разлагающейся мочи. Где то в Японии человек в чистой белой спецовке заливает из шланга в форму смесь мелко нарубленного стекловолокна и полиэфирной смолы, затем из формы вынимают вот такую ванную комнату: единую топологическую поверхность, лишь в паре тройке мест нарушенную дырками для слива и кранов. Пока компьютер отправляет почту, Рэнди пускает горячую струю в самую большую и гладкую выемку ванной комнаты, потом снимает одежду и забирается в воду. Рэнди никогда не принимает ванну, но он весь провонял тюрьмой, да и горнило Пылающей Любви требовательно заявляет о себе, так что сегодня можно сделать исключение. Хуже всего было последние несколько дней. Когда Рэнди закончил свой проект и вывел на экран обманные данные, он ждал, что дверь камеры немедленно распахнется. Он выйдет на улицы Манилы, и, просто в качестве дополнительного приза, возле их тюрьмы будет ждать Ами. Однако целый день ничего не происходило, потом пришел адвокат Алехандро и сказал, что, кажется, дело сдвинулось, но придется еще поработать. Как вскорости стало ясно, сдвинулось оно не лучшим образом: обвинения с Рэнди не снимут. Его депортируют из страны под строгим запретом возвращаться. Адвокат Алехандро не пытался уверить, будто это наилучший финал, но намекнул, что рыпаться бессмысленно: решение принято на недоступно высоком уровне. Теперь, оставшись в номере, Рэнди мог бы легко разобраться с горнилом Пылающей Любви, но, к собственному изумлению, решает повременить. Может, это ненормально; он точно не знает. Полтора месяца полного воздержания, облегчаемого лишь ночными поллюциями примерно раз в две недели, определенно привели его в умственное состояние, которого он прежде не только не достигал, но и представить себе не мог. В тюрьме он выработал строжайшую умственную дисциплину, чтобы не отвлекаться на мысли о сексе. Получилось так здорово, что даже боязно. Такой неестественный подход к проблеме тело мозг идет вразрез со всем, что проповедовали в шестидесятых семидесятых, и ассоциируется скорее с железобетонными ребятами типа спартанцев, викторианцев или американских героев времен Второй мировой. Рэнди научился программировать с таким же беззаветным упорством и полагает, что это придаст ему неведомые прежде горячность и страстность в делах сердечных. Он не может этого проверить, пока не увидит Ами, что вряд ли произойдет скоро, поскольку его выперли из страны, где она живет и работает. В качестве эксперимента он решает временно не давать воли рукам. Если в итоге он станет несколько более вспыльчивым и резким по сравнению со своей неестественной американской уравновешенностью, невелика беда. Чем хороша Азия, вспыльчивые, взрывные люди отлично вписываются в здешнюю жизнь. Еще никто не умер от сексуального возбуждения. Так что Рэнди встает из ванны неоскверненным и закутывается в девственно белоснежный халат. В тюрьме не было зеркала. Он знает, что, наверное, похудел, но только выйдя из ванны и подойдя к зеркалу, понимает насколько. Впервые с ранней юности у него есть талия; из за этого белый халат похож на спортивное кимоно. Узнать себя почти невозможно. До начала Третьего Захода в Бизнес Рэнди считал, что к тридцати годам более или менее устоялся и будет жить по инерции, накапливая жирок и счет в банке. Он не думал, что способен так измениться, и теперь не знает, чего ждать дальше. Ладно, хватит размышлять о ерунде. Японцы -- мастера выразительного рисунка, достаточно вспомнить их мангу и анимэ; особенно это заметно в пиктограммах на случай чрезвычайных ситуаций. Алые языки пламени, здания, под которыми разверзается земля, фигурка бегуна силуэтом в дверном проеме, застывшая в стробоскопическом свете взрыва. Сопроводительные инструкции Рэнди, разумеется, прочесть не может, и рациональной части его мозга нечем себя занять; жуткие пиктограммы вспыхивают обрывками кошмара со стен, из ящиков стола в номере, в других неожиданных местах, стоит на мгновение ослабить бдительность. Надписи на английском не особо успокаивают. Рэнди лежит, пытаясь уснуть, и мысленно проверяет, где аварийный фонарик и пара гостиничных тапочек (слишком маленьких), чтобы он мог выбежать из горящего и рушащегося отеля, не разрезав ступни в сасими, когда очередной толчок с магнитудой восемь запятая ноль вышибет окна из рам. Светодиоды аварийного оборудования на потолке складываются в алое созвездие: вставшую раком фигурку, в которой греки узнали бы Ганимеда, подставляющего зад виночерпия, а японцы -- Хидео, отважного спасателя, склоненного над развалинами в поисках погребенных. Все это оставляет чувство разлитого в воздухе ужаса. Рэнди встает в пять, хватает две капсулы японской еды из мини бара и выходит по одному из двух маршрутов аварийной эвакуации, которые смог запомнить. Он идет в город, думая, как здорово было бы заблудиться. Это происходит примерно через тридцать секунд. Надо было прихватить джи пи эску и забить в нее координаты отеля. Перехваты «Аретузы» приводят координаты Голгофы в градусах, минутах, секундах и десятых секунды. Минута -- морская миля, секунда -- что то порядка ста футов. Один знак после запятой предполагает погрешность около десяти футов, как и у джи пи эс. Японские геодезисты во время войны должны были пользоваться секстаном; какая у него точность, Рэнди не знает. Накануне освобождения он записал координаты на бумаге, но отбросил секунды, так что получилось «XX градусов и двадцать с половиной минут», то есть точность около двух тысяч футов. Потом он сочинил еще три участка в тех же краях, но на расстоянии миль, и присоединил их к списку, поставив реальные координаты номером вторым. Сверху написал «Кому принадлежат эти участки земли?», или, на языке криптографии, КОМУП РИНАД ЛЕЖАТ и так далее. Целый вечер ушел на то, чтобы долго и нудно синхронизировать две колоды карт и зашифровать сообщение. Шифровку и вторую колоду Рэнди отдал Еноху Рооту, открытым текстом вытер жир с обеденного подноса и бросил листок в угол. Через час его съела крыса. Рэнди гуляет весь день. Сперва все просто тоскливо и удручающе, и он не думает, что выдержит долго, потом проникается духом места и научается есть: подходишь к джентльмену на углу, который торгует жареными кусочками осьминога, начинаешь сопеть, как неандерталец, и совать йены, пока еда не окажется у тебя в руках. Некое врожденное чутье компьютерщика приводит его в Акихабару, район электронной торговли. Рэнди некоторое время ходит по магазинам, разглядывая бытовую электронику, которую в Штатах будут продавать через год. Тут у него звонит мобильник. -- Алло? -- Это я. Стою у жирной желтой линии. -- В каком аэропорту? -- Нарита. -- Рад слышать. Скажи таксисту, чтобы отвез тебя в «Мистер Донат» в Акихабаре. Час спустя Рэнди сидит в пончиковой, перелистывая эпическую мангу размером с телефонный справочник. Входит Ави. Неписаный протокол требует обняться, что они и делают, к изумлению других посетителей пончиковой, которые при встрече обмениваются поклонами. Трехэтажное кафе уместилось на клочке земли площадью примерно с основание винтовой лестницы и набито людьми, изучавшими английский в лучших учебных заведениях. Кроме того, Рэнди час назад назвал по сотовому место и время их встречи. Так что они говорят о пустяках, потом выходят пройтись. Ави знает район и ведет Рэнди в нердвану. -- Многим невдомек, -- объясняет Ави, -- что слово, которое мы произносим и пишем «нирвана», правильнее транслитерируется «нирдвана» или «нердвана». Это -- нердвана. Ядро, вокруг которого возникла Акихабара. Сюда пасокон отаку отправляются за нужными деталями. -- Кто то? -- Пасокон отаку. Фанатики персональных компьютеров, -- говорит Ави. -- Здесь, как и во многом другом, японцы дошли до невообразимой крайности. Все как на азиатском базаре: лабиринт узеньких проходов между прилавками размером с телефонную будку, на которых торговцы разложили товар. Первым им попадается лоток с проводами: не меньше сотни мотков со всевозможными шнурами и проволокой в яркой пластиковой обмотке. -- Как кстати! -- говори Ави. -- Нам надо поговорить о проводах. Нет надобности объяснять, что это идеальное место для разговора: проходы такие узкие, что приходится идти в затылок -- никто не может подслушать их незаметно. Один лоток ощетинился паяльниками -- их агрессивный блеск придает ему сходство с магазином холодного оружия. Потенциометры размером с кофейную банку составлены пирамидами. -- Расскажи мне о проводах, -- говорит Рэнди. -- Можно не объяснять, как сильно мы зависим от подводных кабелей, -- начинает Ави. -- Мы -- это Крипта или общество в целом? -- И то, и то. Ясно, что Крипта не может функционировать без связи с остальным миром. Однако Интернет и все такое точно так же зависит от кабелей. Пасокон отаку в длинном пальто, держа в руках пластиковую миску вместо магазинной тележки, склонился над россыпью медных кольцевых катушек, судя по виду, отполированных вручную. Галогенные лампы над прилавком подчеркивают их геометрическую безупречность. -- И что? -- Провода уязвимы. Они проходят мимо лотка, специализирующегося на «банановых» штекерах. Целый ряд занимают пестрые розетки «крокодилов», прищепленных к картонным кругам. -- Раньше кабели принадлежали Управлениям связи и телекоммуникаций, то есть правительственным структурам, которые более или менее делали то, что им говорили сверху. Однако сейчас большей частью кабелей владеют корпорации, неподотчетные никому, кроме своих инвесторов. Некоторым правительствам это не по душе. -- Ясно, -- говорит Рэнди. -- Раньше они полностью контролировали поток информации через УСТы, владеющие кабелями. -- Да. -- А теперь не контролируют. -- Верно. У них под носом произошла непредвиденная передача власти. Ави останавливается перед лотком, где продаются светодиоды всех цветов жевательной резинки: они уложены в коробочки, как экзотические фрукты, и глядят из пенопласта психоделическими грибами. Ави делает жест, изображающий передачу власти, но Рэнди, чьи мысли устремлены в одну сторону, это кажется перекладыванием тяжелого золотого слитка из штабеля в штабель. Через проход на них таращат мертвые глаза сотни миниатюрных видеокамер. Ави продолжает: -- Мы уже много раз обсуждали, что у разных правительств есть свои причины контролировать информацию. В Китае это политическая цензура, Штаты хотят следить за электронными платежами, чтобы взимать налоги. Раньше они владели кабелями и могли это делать. -- Теперь не могут, -- говорит Рэнди. -- Теперь не могут, причем перемены произошли очень быстро -- во всяком случае, для правительств с их замедленным интеллектуальным метаболизмом. Они остались далеко за поворотом, напуганы, злы и начинают взбрыкивать. -- Правда? -- Правда. -- И как же они взбрыкивают? Продавец тумблеров встряхивает тряпкой над рядами товара из нержавейки. Край тряпки пересекает звуковой барьер; оглушительный хлопок сдувает пылинку с выключателя. Все заняты своим делом, никто не смотрит на двух прохожих. -- Знаешь, сколько стоит время на современном кабеле? -- Естественно, -- говорит Рэнди. -- Сотни тысяч долларов в минуту. -- Верно. А чтобы починить разорванный кабель, нужно по меньшей мере два дня. Один разрыв кабеля может обойтись компании в десятки и даже сотни миллионов упущенной прибыли. -- Но эта проблема практически не стоит, -- замечает Рэнди -- Кабели укладывают глубоко. По поверхности они идут только на океаническом ложе. -- Да. Там, где их может перерезать лишь тот, кто владеет серьезными военно морскими ресурсами. -- Черт! -- Таков новый баланс власти, Рэнди. -- Не хочешь же ты сказать, что правительства угрожают... -- Китайцы уже начали. Перерезали старый кабель -- оптоволокно первого поколения -- между Японией и Кореей. Не бог весть какой важный кабель -- они сделали это в качестве предупредительного выстрела. А каково золотое правило в отношении правительств, перерезающих подводные кабели? -- Как ядерная война, -- говорит Рэнди. -- Легко начать. Сокрушительные результаты. Поэтому никто этого не делает. -- Но если китайцы перерезали кабель, другие правительства, заинтересованные в несвободе информации, могут сказать: «Ага, китайцы это сделали, мы должны показать, что в силах нанести ответный удар». -- И это происходит? -- Нет, нет, нет! -- говорит Ави. Они остановились перед самой большой выставкой острогубцев, какую Рэнди видел в жизни. -- Это просто демонстрация мускулов. Нацеленная не столько против других правительств, сколько против предпринимателей, владеющих подводными кабелями. До Рэнди наконец доходит. -- Таких, как Дантист... -- Дантист вложил в частные подводные кабели больше, чем кто либо еще в мире. Ему принадлежала миноритарная доля в перерезанном кабеле между Японией и Кореей. Он как крыса в крысоловке. У него нет абсолютно никакого выбора, кроме как делать, что велят. -- А кто велит? -- Уверен, китайцы глубоко в этом замешаны -- в их правительстве нет сдержек и противовесов, поэтому они более склонны к резким движениям. -- И больше других теряют от бесконтрольного распространения информации. -- Да. Однако выскажу циничное предположение: за этим стоят и многие другие правительства. -- Если так, -- говорит Рэнди, -- то мы в полной заднице. Рано или поздно начнется тотальное перерезание кабелей. Вся связь оборвется. Конец истории. -- Так теперь дела не делаются, Рэнди. Правительства собираются и договариваются. Как в Брюсселе после Рождества. Приходят к соглашению. Ничего тотального не происходит. Обычно. -- Значит, они до чего то договорились? -- Насколько я могу заключить. Достигнут баланс между ведущими военно морскими державами, способными перерезать кабели, и владельцами этих кабелей. Каждая сторона боится другой, поэтому они пришли к мирной договоренности. Ее бюрократическое воплощение -- МОКПД. -- И Дантист как то в этом участвует. -- Вот именно. -- Так что, может быть, наезд на «Ордо» действительно организовало правительство. -- Вряд ли Комсток лично отдал такой приказ, -- говорит Ави. -- Скорее Дантист просто хотел выслужиться. -- А как насчет Крипты? Султан тоже участвует в соглашении? -- Прагасу отмалчивается. Я сказал ему то, что сейчас тебе. Изложил свою теорию. Он вежливо улыбнулся. Не подтвердил и не опроверг. Однако дал понять, что Крипта войдет в строй по графику. -- Мне трудно в это поверить, -- говорит Рэнди. -- Крипта -- их худший кошмар. -- Чей? -- Правительств, которым надо собирать налоги. -- Рэнди, правительства всегда найдут способ собрать налоги. В худшем случае Налоговое управление США установит один единственный налог на все виды собственности: дом в киберпространстве не спрячешь. Но учти, что, кроме Штатов, есть еще одна заинтересованная сторона: Китай. -- Ин! -- восклицает Рэнди. Оба разом вбирают голову в плечи и озираются. Пасокон отаку заняты своими делами. Продавец разноцветных ленточных кабелей с вежливым любопытством смотрит на двух американцев, потом отводит взгляд. Они выходят с рынка. Начинается дождик. Почти неотличимые девушки на шпильках и в мини юбках строем идут посередине улицы, закрываясь огромными зонтами с рожицей мультипликационного персонажа. -- Ин ищет золото в Бандоке, -- говорит Рэнди. -- Он думает, будто знает, где Голгофа. Если он ее отыщет, ему понадобится очень специфический банк. -- Не одному ему нужен очень специфический банк, -- говорит Ави. -- Много лет Швейцария имеет дело с правительствами и околоправительственными структурами. Почему Гитлер не оккупировал Швейцарию? Потому что фашисты в ней нуждались. Крипта занимает ту же экологическую нишу. -- Ясно, -- говорит Рэнди. -- Значит, ей позволят существовать. -- Думаю, да. Мир в ней нуждается, -- отвечает Ави. -- И мы будем нуждаться, когда раскопаем Голгофу. Внезапно Ави корчит хитрющую физиономию; кажется, что он сбросил лет десять. Рэнди впервые за два месяца хохочет от души. Что то внезапно сдвинулось в его душе -- весь мир вокруг выглядит иначе. -- Мало знать, где она. Енох сказал, что сокровища упрятаны глубоко в скальной породе. Чтобы их достать, нужен серьезный инженерный проект. -- А зачем, по твоему, я в Токио? -- спрашивает Ави. -- Ладно, пошли в гостиницу. Пока Ави регистрируется, Рэнди смотрит, нет ли ему почты, и видит ФедЭксовский конверт. Если его и вскрыли по дороге, то очень аккуратно, никаких следов не осталось. В конверте шифрованное послание от Еноха Роота, который, видимо, нашел способ, не поступаясь принципами, выбраться из тюряги. Это бессмысленные с виду группы по пять букв. Рэнди с самого освобождения носит при себе предварительно разложенную колоду карт: ключ к шифру. Перспектива несколько часов раскладывать пасьянс выглядит в Токио куда менее привлекательной, чем в тюрьме, а быстрее такое длинное сообщение не расшифруешь. Но он уже запрограммировал ноутбук раскладывать пасьянс по правилам Еноха и набил ключевую последовательность карт: она записана на дискете, которая резинкой прикреплена к колоде и лежит у Рэнди в кармане. По пути в номер Ави они заходят за ноутбуком; пока Ави смотрит сообщения на пейджере, Рэнди вводит и читает шифртекст. -- Енох сообщает, что земля под Голгофой принадлежит церкви, -- говорит Рэнди, -- но по пути к ней надо миновать владения Ина и нескольких филиппинцев... Ави словно не слышит. Его взгляд прикован к пейджеру. -- Что случилось? -- спрашивает Рэнди. -- Маленькая перемена в планах на сегодняшний вечер. Надеюсь, у тебя есть с собой по настоящему хороший костюм. -- Я не знал, что мы куда то собираемся. -- Мы должны были встретиться с Гото Фурудененду, -- объясняет Ави. -- Я подумал, что это те ребята, к которым стоит обращаться по поводу серьезных горных работ. -- Я с тобой, -- говорит Рэнди. -- А какая перемена в планах? -- Старик приезжает из своего уединенного домика на Хоккайдо и хочет пригласить нас в ресторан. -- Какой старик? -- Основатель компании, отец Гото Фурудененду, -- говорит Ави. -- Протеже Дугласа Макартура. Мультимультимультимиллионер. Партнер по гольфу и доверенное лицо премьер министров. Старикан по имени Гото Денго. ПРОЕКТ X Начало апреля 1945 года. Пожилая японская вдова чувствует, как земля под ногами переворачивается, и выбегает из своего бумажного домика, думая, что началось землетрясение. Домик стоит на острове Кюсю, у моря. Она видит на горизонте черный корабль в ореоле собственного восходящего солнца: при каждом залпе он весь на мгновение окутывается алым огнем. Первая ее мысль: «Ямато», самый большой линкор в мире, растаявший за горизонтом несколько дней назад, вернулся с победой и салютует. Однако это американский линкор, он обстреливает порт, из которого вышел «Ямато», и земля корчится, словно силясь исторгнуть рвоту. До сего момента японка свято верила, что вооруженные силы ее страны сокрушают американцев, китайцев, голландцев и англичан по всему миру. Видимо, это какой то самоубийственный прорыв американцев. Однако черный корабль остается на горизонте весь день, осыпая священную землю тоннами и тоннами динамита. Ни один самолет его не бомбит, ни одна подводная лодка не взрывает его торпедой. Паттон беспардонно форсировал Рейн, обскакав Монтгомери, который тщательно готовился сделать это первым. Немецкая подводная лодка U 234 идет Атлантическим океаном к мысу Доброй Надежды. На ее борту десять контейнеров с тысячью двумястами фунтами окиси урана. Уран ждут в Токио для предварительных экспериментов по созданию новой, исключительно мощной бомбы. Генерал Кертис Лемей летает до опасного низко над японскими городами, осыпая их зажигательными снарядами. Четверть Токио в руинах -- здесь погибли восемьдесят три тысячи человек. В ночь после налета на Осаку американские морпехи водрузили знамя над Иводзимой, и эта фотография обошла все газеты. За считанные дни Красная Армия, ныне самая сокрушительная сила на земле, захватила Вену и нефтяные месторождения Венгрии. Советский Союз объявил, что не будет продлевать с Японией пакт о ненападении. Бои за Окинаву идут с невиданным ожесточением. Японцы бросили против американского флота все свои силы. «Ямато» вышел в море, ощетинясь восемнадцатидюймовыми орудиями и неся запас топлива только в одну сторону. Однако американские криптоаналитики перехватили и расшифровали приказы. Величайший линкор мира потопили, и с ним две тысячи пятьсот человек. Теперь американцам противостоят «хризантемы на воде»: тучи летчиков камикадзе, человекобомб, человекоторпед, начиненных взрывчаткой катеров. К изумлению и досаде немецкого командования, японское правительство попросило, чтобы в случае утраты всех европейских военно морских баз кригсмарине получил приказ действовать совместно с японцами на Дальнем Востоке. Радиограмма была зашифрована кодом «Индиго». Ее перехватили и прочли страны союзницы. В Англии доктор Алан Матисон Тьюринг, считая, что война практически закончена, давно переключился с секретной телефонии на создание думающих машин. Последние пять месяцев -- с тех пор как в Блетчли парк доставили «Колосс Марк II» -- он работал с действительно программируемой вычислительной машиной. Алан изобрел эти машины задолго до того, как их начали строить, и ему не обязательно трогать железяки. Впрочем, работа с «Колоссом Марк II» помогла четче сформулировать, какой должна быть следующая машина. Алан думает о ней как о послевоенной, но только потому, что он в Европе и меньше Уотерхауза озабочен окончательным разгромом Японии. -- Я работаю над ЗАРЫВАТЬ и ВЫКАПЫВАТЬ, -- говорит голос, идущий из маленьких дырочек в бакелитовых наушниках на голове у Лоуренса. Голос странно искажен и почти тонет в белом шуме и раздражающем треске. -- Повтори, пожалуйста, -- просит Уотерхауз, плотнее прижимая наушники. -- ЗАРЫВАТЬ и ВЫКАПЫВАТЬ, -- говорит голос. -- Это... э э... набор инструкций, которые надо выполнить. Алгоритм. Программа. -- Да! Прости, я первый раз тебя не услышал. Я тоже над этим работаю, -- говорит Уотерхауз. -- У следующей машины будет запоминающее устройство, Лоуренс, звуковые волны в цилиндрах, наполненных ртутью. Мы украли идею у Джона Уилкинса, основателя Королевского общества, который придумал ее триста лет назад, только он собирался вместо ртути использовать воздух. Я... прости, Лоуренс, ты сказал, что тоже над этим работаешь? -- Я применил электронные лампы. -- Что ж, вам, американцам, это годится, -- говорит Алан. -- Полагаю, если иметь неограниченные средства, можно сделать систему ЗАРЫВАНИЯ ВЫКАПЫВАНИЯ из паровозов или чего еще и держать многотысячный штат рабочих, чтобы все это смазывать. -- Насчет ртути идея хорошая, -- признает Уотерхауз. -- Очень перспективная. -- Так ты правда научился ЗАРЫВАТЬ и ВЫКАПЫВАТЬ с помощью электронных ламп? -- Да. Я ВЫКАПЫВАЮ успешнее, чем мы с тобой в ту поездку, -- говорит Лоуренс. -- Ты нашел те слитки, которые зарыл? -- Нет, -- рассеянно отвечает Алан. -- Они затерялись. Затерялись в шуме бытия. -- Ты знаешь, я только что задал тебе тест Тьюринга, -- говорит Лоуренс. -- Прости? -- Эта дрянь так искажает голос, что не поймешь, ты это или Уинстон Черчилль, -- говорит Лоуренс. -- Единственный способ убедиться, что это ты, -- услышать то, что может сказать только Алан Тьюринг. Алан смеется высоким пронзительным смехом -- это точно он. -- «Проект X» ужасен, -- говорит Алан. -- «Далила» несравненно лучше. Жаль, что ты не можешь ее увидеть. Или услышать. Алан в Лондоне, где то в командном бункере. Лоуренс в Манильском заливе, на острове Коррехидор. Их соединяет медная нить, протянутая вдоль всей планеты. Сейчас мировой океан пересекает множество таких нитей, но лишь особые тянутся в такие помещения, как эти. Они есть в Вашингтоне, Лондоне, Мельбурне, а теперь и на Коррехидоре. Лоуренс смотрит через толстое стекло в кабинку механика, где на самом дорогом и точном в мире граммофоне крутится грампластинка. Она тоже самая дорогая в мире -- на ней записан псевдослучайный белый шум. Шум электронным образом суммируется с голосом Лоуренса, прежде чем его отправят по проводам. В Лондоне шум (считываемый с такого же граммофона) вычитают из сигнала и результат передают Алану в наушники. Успех зависит от полной синхронизации граммофонов Чтобы их синхронизировать, надо передавать этот мерзкий скрежет, несущую волну, вместе с голосовым сигналом. Если все идет хорошо, второй граммофон подстраивается под первый, и они крутятся в унисон. Другими словами, пластинка -- тот же одноразовый шифр блокнот. Где то в Нью Йорке, в недрах «Лабораторий Белла», за охраняемыми запертыми дверями, техники записывают шлягеры белого шума, штампуют несколько копий, отправляют с курьером в места назначения, а оригиналы уничтожают. Этот разговор вообще не мог бы состояться, если бы пару месяцев назад, когда Лоуренс еще был на Йглме, английское правительство не попросило Алана оценить криптостойкость «Проекта X». Он проработал в «Лабораториях Белла» несколько месяцев и дал заключение, что система достаточно надежна -- потом вернулся в Англию и начал разрабатывать еще более надежную систему, «Далилу». Как это связано с мертвыми китайскими рабами? Для Лоуренса, который смотрит через стекло на крутящийся диск с белым шумом, связь яснее ясного. Он говорит: -- Когда мы последний раз беседовали, ты работал над генератором шума к «Далиле». -- Да, -- рассеянно отвечает Алан. Это было давным давно, проект ЗАРЫТ в запоминающем устройстве памяти и нужно минуты две, чтобы его ВЫКОПАТЬ. -- Какие алгоритмы ты рассматривал в качестве возможных? Еще пятисекундная пауза, потом Алан пускается в рассуждения о математических функциях, пригодных для генерации псевдослучайных числовых последовательностей. Алан учился в хорошей английской закрытой школе, и его речь, как правило, четко структурирована: вступление, основная мысль и так далее. ПСЕВДОСЛУЧАЙНЫЕ ЧИСЛА I. Предостережение: на самом деле они, разумеется, не случайные, просто такими выглядят, отсюда «псевдо». II. Обзор задачи: А. Она кажется простой. В. В реальности она очень сложна. С. Последствия неудачи: немцы расшифровывают наши сообщения, миллионы гибнут, человечество порабощено, мир погружается в новое Средневековье. D. Как определить, что последовательность чисел случайна? 1, 2, 3... (Список различных статистических тестов на случайность, достоинства и недостатки каждого.) III. Всякая всячина, которую я, Алан Тьюринг, перепробовал. А, В, С... (Перечень разных математических функций, с помощью которых Алан пытался получить случайные числа; как почти все они позорно провалились, его недоумение, потом злость, потом отчаяние и, наконец, осторожная уверенность, что один из методов все таки работает.) IV. Выводы: А. Это труднее, чем кажется. В. Тут нужна осмотрительность. С. С делом можно справиться, если приложить мозги. D. Оценивая задним числом, это очень интересная математическая задачка, которой надо будет при случае заняться вплотную. Когда Алан заканчивает безупречно структурированный облет Удивительного Мира Псевдослучайности, Лоуренс спрашивает: -- Как насчет дзета функции? -- Даже не рассматривал ее, -- отвечает Алан. У Лоуренса отвисает челюсть. Его полупрозрачное отражение в стекле наложено на крутящуюся пластинку; Уотерхауз видит на своем лице тень досады. Должно быть что то вопиюще неслучайное в дзета функции, если Алан с ходу ее отбросил. Но Лоуренс ничего такого не видел. Он знает, что Алан умнее, однако не привык отставать безнадежно. -- Почему... почему нет? -- мямлит он. -- Из за Руди! -- гремит Алан. -- Мы с тобой и с Руди работали в Принстоне над этой чертовой машиной! Руди знает, что мы можем ее построитьДзета функция -- первое, что пришло бы ему в голову. -- А. -- Лоуренс вздыхает. -- Но по всем остальным параметрам она могла бы подойти. -- Могла бы, -- осторожно отвечает Алан. -- Не проверял. Ты ведь не думаешь ее использовать? Лоуренс рассказывает про счЈты. Несмотря на шум и треск, ясно, что Алан ошарашен. Наступает пауза, пока техники на двух концах провода возятся с граммофонами. Когда связь восстанавливается, голос Алана по прежнему звучит взволнованно. -- Давай расскажу кое что еще, -- говорит Лоуренс. -- Расскажи. -- Ты знаешь, что у японцев уйма шифров и мы до сих пор взломали не все. -- Да. -- Есть невзломанный шифр, который Центральное бюро зовет «Аретузой». Используется исключительно редко. Перехвачено всего тридцать с чем то сообщений. -- Корпоративный код? -- спрашивает Алан. Догадка правдоподобная: до войны каждая крупная японская компания имела свой шифр. Огромные усилия были потрачены на то, чтобы выкрасть кодовые книги или как нибудь еще расколоть шифр, например, «Мицубиси». -- Мы не можем определить, кто их посылает и кому, -- говорит Лоуренс. -- Судя по данным пеленгации, большая часть сообщений отправлена с подводных лодок. Может быть, с одной, идущей из Европы в Юго Восточную Азию. Кроме того, радиограммы посылались из Швеции, Лондона, Буэнос Айреса и Манилы. -- Буэнос Айреса? Швеции? -- Да. И поэтому, Алан, я заинтересовался «Аретузой». -- Ясно. -- По формату сообщения напоминают «Лазурь/Рыбу еж». -- Криптосистему Руди? -- Да. -- Кстати, мои поздравленияМолодец! -- Спасибо, Алан. Как ты уже, наверное, слышал, она построена на дзета функции. Той самой, которую ты отмел из опасений, что Руди про нее подумает. Отсюда вопрос: не хотел ли Руди с самого начала, чтобы мы взломали «Лазурь/Рыбу еж»? -- Да, мысль закрадывается. Но зачем? -- Не могу представить. Может быть, старые перехваты дадут какую нибудь подсказку. Сейчас мой Цифровой Вычислитель генерирует ретроактивные шифрблокноты, чтобы расшифровать старые перехваты. -- Надо будет сделать то же на «Колоссе». Пока он занят, расшифровывает немецкие сообщения, -- говорит Алан. -- Хотя вряд ли Гитлер долго продержится. Как только с ним покончат, я, наверное, загляну в Блетчли и расшифрую перехваты, о которых ты говоришь. -- Еще я работаю над «Аретузой». Подозреваю, это все как то связано с золотом. -- Почему ты так думаешь? -- спрашивает Алан. Тут иголка граммофона доходит до конца спиральной дорожки и отрывается от пластинки. Время вышло. «Лаборатории Белла» и правительства стран союзниц создали «Проект X» не для того, чтобы два математика бесконечно болтали про всякие заумные функции. ВЫСАДКА Ранним утром парусник «Гертруда» входит в бухту. Бишоф не в силах сдержать смех. Ракушки так густо облепили корпус, что (ему кажется) корку можно снять, оснастить парусами и мачтами и отправить в плавание на Таити. Стометровый шлейф уцепившихся за ракушки водорослей грязной массой колышется в кильватере. Видно, что мачта ломалась как минимум раз. Ее в аварийном порядке заменили первым, что попалось под руку -- неотесанным стволом. Хотя заметны попытки окультурить его стругом, местами даже не содрана кора, и потеки золотой смолы вперемежку с солью стекают, будто воск на свече. Паруса почти черные от грязи и плесени и наспех залатаны толстыми черными стежками, как чудище Франкенштейна. У людей на борту вид не лучше. Они даже не бросают якорь -- «Гертруда» садится брюхом на гребень кораллового рифа и застревает намертво. Команде Бишофа, которая собралась наверху «V Миллион», подлодки ракеты, кажется, что они в жизни не видели ничего смешнее. Но когда пассажиры «Гертруды» спускаются в шлюпку и начинают грести к субмарине, моряки вспоминают про хорошие манеры, вытягиваются по стойке «смирно» и отдают честь. Шлюпка приближается. Бишоф пытается узнать пассажиров. Их пятеро. Отто сбросил брюхо и поседел. С Руди все иначе: он отрастил на удивление густую бороду, как у викинга, и длинные волосы, которые перетянул на затылке, они теперь ниспадают на спину мягким хвостом. Кроме того, у него, похоже, выбит левый глаз -- место залеплено черным кружком. -- О боже! -- говорит Бишоф. -- Пираты! Еще трое ему незнакомы: негр в мелких косичках, какой то смуглый малый, похожий на индейца, и рыжий европеец. Руди смотрит в воду. На десятиметровой глубине лениво колышет мясистыми крыльями скат. -- Как прелестна эта идеально прозрачная вода, -- замечает он. -- Когда нас накроют «каталины», Руди, вы будете мечтать о грязных северных морях, -- говорит Бишоф. Рудольф фон Хакльгебер поводит единственным глазом, и, увидев Бишофа, позволяет себе улыбку. -- Разрешите подняться на борт, капитан? -- спрашивает он. -- С удовольствием. -- Шлюпка уже подошла к округлому корпусу субмарины, и команда Бишофа разворачивает веревочный трап. -- Добро пожаловать на «V Миллион». -- Я слышал про «V 1» и «V 2», но... -- Мы решили не забивать голову подсчетами, сколько еще «V» оружия изобретет Гитлер, и выбрали очень, очень большое число, -- гордо отвечает Бишоф. -- Но, Гюнтер, что означает «V»? -- Vergeltungswaffen, -- говорит Бишоф. -- Вы просто не задумались, Руди. Отто озадачен, а когда он озадачен, он начинает злиться. -- Слово Vergeltung означает возмездие, верно? -- Оно означает компенсацию, воздаяние по заслугам, может, даже благословение, -- отвечает Руди. -- Мне очень нравится, Гюнтер. -- Для вас -- адмирал Бишоф, -- официальным тоном заявляет тот. -- Вы главный на «V Миллион», верно? Над вами никого нет? Бишоф щелкает каблуками и выбрасывает вперед правую руку. -- Хайль Дениц! -- Это еще что за херня? -- недоумевает Отто. -- Вы не читаете газет? Вчера Гитлер покончил с собой. В Берлине. Новый фюрер -- мой друг Карл Дениц. -- Он тоже член тайного общества? -- ворчит Отто. -- Я думал, преемником Гитлера будет мой дорогой наставник и покровитель Герман Геринг, -- почти удрученно говорит Руди. -- Он где то на юге, -- отвечает Бишоф. -- Худеет. Прежде чем принять цианид, Гитлер приказал СС арестовать этого жирного ублюдка. -- Кроме шуток, Гюнтер, когда вы поднялись на борт этой подлодки в Швеции, она называлась иначе и на ней были какие то нацисты, ведь так? -- спрашивает Руди. -- Не припомню ничего подобного. -- Бишоф складывает ладони рупором и кричит в открытый люк на блестящей, скругленной орудийной башне: -- Есть тут нацисты? Вопрос разносится по всей лодке, от матроса к матросу: «Наци? Наци? Наци?» В какой то момент он превращается в «Nein! Nein! Nein!» и, отразившись эхом от стен, вырывается через люк наружу. Руди босиком взбирается на гладкий корпус «V Миллион». -- У вас есть какие нибудь цитрусы? -- Он улыбается, демонстрируя десны с малиновыми впадинами вместо зубов. -- Принесите каламанси, -- говорит Бишоф одному из матросов. -- Руди, специально для вас -- миниатюрные филиппинские лаймы в неограниченном количестве. В них столько витамина С, сколько вам в жизни не съесть. -- Сомневаюсь, -- отвечает Руди. Отто с упреком смотрит на Бишофа, который лично виноват в том, что ему, Отто, пришлось провести весь 1944 й и четыре месяца 1945 года на паруснике с четырьмя спутниками. Наконец он спрашивает: -- Этот сукин сын Шафто тоже здесь? -- Сукин сын Шафто погиб, -- отвечает Бишоф. Отто отводит глаза и кивает. -- Полагаю, вы получили мое письмо из Буэнос Айреса? -- спрашивает Руди фон Хакльгебер. -- «Господину Г. Бишофу, до востребования, Манила, Филиппины», -- наизусть декламирует Бишоф. -- Разумеется, получил, друг мой, иначе бы не знал, где вас встречать. Я забрал его, когда был в городе, наведывался к старому знакомому Еноху Рооту. -- Он был рад? -- Да. -- Как погиб Шафто? -- Геройски, разумеется, -- отвечает Бишоф. -- И еще одна новость от Джульеты: у тайного общества родился сын! Поздравляю, Отто, с внуком. На лице Отто наконец появляется мрачное, неуверенное подобие улыбки. -- Как его назвали? -- Гюнтер Енох Бобби Кивистик. Восемь фунтов, три унции -- по военному времени просто великолепно. Все жмут друг другу руки. Неизменно галантный Руди достает гавайские сигары и предлагает отметить событие. Они с Отто стоят на солнце, курят сигары и пьют сок каламанси. -- Мы ждали вас три недели, -- говорит Бишоф. -- Что случилось? Нечленораздельное шипение Отто должно выражать крайнее недовольство: -- Прошу прощения, что вам пришлось три недели греть задницы на пляже, в то время как мы плыли под парусом по Тихому океану на вонючей старой калоше! -- Когда мы огибали мыс Горн, у нас сорвало мачту, трое погибли, я лишился глаза, а Отто двух пальцев, не считая других потерь, -- извиняющимся тоном говорит Руди. -- Сигары подмокли. Весь график пошел к черту. -- Ладно, не страшно. Золото никуда не денется, -- отвечает Бишоф. -- Мы знаем, где оно? -- Не совсем. Но мы нашли человека, который знает. -- Несомненно, нам есть что обсудить, -- говорит Руди. -- Но прежде я должен умереть. Желательно на мягкой постели. -- Прекрасно, -- отвечает Бишоф. -- На «Гертруде» осталось что нибудь, что вы хотели бы забрать, прежде чем мы перережем ей глотку, и ракушки утянут ее на дно? -- Утопи эту суку немедленно, -- отзывается Отто. -- Я с удовольствием полюбуюсь. -- Первым делом надо выгрузить из трюма пять ящиков с надписью «Собственность рейхсмаршала», -- говорит Руди. -- Они служили нам балластом. Отто, встрепенувшись, удивленно чешет бороду: -- А я и забыл. -- Постепенно события полуторагодичной давности начинают всплывать в его памяти. -- Сам же грузил их целый день. Хотелось вас убить. Спину до сих пор ломит. Бишоф спрашивает: -- Руди, неужели вы умыкнули коллекцию геринговской порнографии? -- Такого рода порнография мне неинтересна, -- бесстрастно отвечает Руди. -- Там трофейные культур