говорил он все это напевно. -- Мы -- всего лишь пара сверхъестественных существ, и нам нужно узнать, не знаете ли вы местоположение знаменитого Сына Сатаны. -- Он холодно улыбнулся ангелу. -- Я ее опять разбужу, да? И ты можешь это все ей сказать. -- Ну. Раз уж ты так ставишь вопрос... -- медленно ответил ангел. -- Иногда старые способы лучше всего, -- кивнул Кроули. Он повернулся к впечатляющей женщине. -- Была ты здесь монашкой одиннадцать лет назад? -- спросил он. -- Да, -- отозвалась Мэри. -- Вот! -- улыбнулся Азирафаилу Кроули. -- Видишь? Я знал, что я не ошибся. -- Удача дьявола, -- пробормотал ангел. -- Звали тебя тогда Сестра Говорливая. Или как-то так. -- Болтливая, -- ответила Мэри Ходжэс глухим голосом. -- И помнишь ли ты эпизод с обменом новорожденных малышей? -- продолжал допрос Кроули. Мэри Ходжэс замешкалась. Когда она наконец заговорила, чувствовалось, что она впервые касается воспоминаний, занесенных многолетней пылью. -- Да, -- вот что она сказала. -- И может ли в принципе быть, что что-то не так произошло во время обмена? -- Я не знаю. Кроули секунду подумал. -- Должны не быть записи, -- бросил он. -- Записи всегда есть. Сегодня нет не имеющих их. -- Он гордо глянул на Азирафаила. -- Это была одна из моих лучших идей. -- А, конечно, -- ответила Мэри. -- И где они? -- сладко спросил Азирафаил. -- Сразу после обмена был пожар. Кроули застонал и схватился за голову. -- Хастур был, видно, -- выдохнул он. -- Его стиль. Представляешь, что за народ? И ведь наверняка думал, что очень умен. -- А чего-нибудь не помнишь ли про второго ребенка? -- попытался зайти с другой стороны Азирафаил. -- Помню. -- Скажи мне, пожалуйста. -- У него чудесные маленькие пальчики были. -- А. -- И вообще он был славный, -- задумчиво добавила Мэри Ходжэс. Снаружи послышался вой сирены, внезапно оборвавшийся, когда в нее попала пуля. Азирафаил толкнул Кроули. -- Давай быстрей, -- бросил он. -- Здесь вот-вот будет полно полиции, и я, конечно, буду морально обязан помочь им в их расследовании. -- Он секунду подумал. -- Может, спросить ее, не рожал ли еще кто той ночью, и... Внизу послышался звук бегущих ног. -- Останови их! -- резко проговорил Кроули. -- Нам нужно время! -- Еще одно чудо, и нас уж точно Сверху заметят, -- отозвался Азирафаил. -- Если тебе действительно нужно, чтобы Гавриил или еще кто-то стал разбираться, с чего это сорок полицейских заснули... -- Ладно, -- кивнул Кроули. -- Все. Все. Надо было попробовать. Пошли отсюда. -- Через тридцать секунд ты проснешься, -- сказал Азирафаил находящейся в трансе бывшей монашке, -- увидев до того чудный сон о любимом предмете, и... -- Да, да, отлично, -- вздохнул Кроули. -- Теперь можем идти? x x x Никто не заметил их ухода. Полиция была слишком занята -- загоняла сорок переполненных адреналином, страстно желающих драться учащихся, еще недавно желавших выучиться мирной работе управляющих. Три полицейских машины выдолбили в лужайке овраги, и Азирафаил заставил Кроули уступить дорогу первой машине "Скорой помощи", но вот наконец "Бентли" помчался в ночь. Позади горели летний домик и надстройка над ним. -- Да, мы, конечно, в ужасной ситуации бедную женщину оставили, -- вздохнул ангел. -- Думаешь? -- отозвался Кроули, попытался сбить ежа, но промахнулся. -- Попомни мои слова, число заказов удвоится. Если, конечно, она все правильно сделает, разберется со всякими узаканиваниями, правилами. Тренировка с настоящими пистолетами? Желающие в очереди выстроятся. -- Почему ты всегда так циничен? -- Я же сказал. Потому что у меня работа такая. Некоторое время они ехали в тишине. Потом Азирафаил заметил: -- А ведь он должен был бы показаться, а? Мы должны бы были как-то его засечь. -- Не покажется он. Не нам. Защитный камуфляж. Он и знать этого не будет, но его силы его скрывать будут от ищущих оккультных сил. -- Оккультных сил? -- Тебя и меня, -- пояснил Кроули. -- Я вовсе не оккультный, -- поправил Азирафаил. -- Ангелы не оккультные. Мы небесные. -- Неважно, -- резко ответил Кроули, слишком взволнованный, чтобы спорить. -- А как-то еще его найти можно? Кроули пожал плечами. -- Понятия не имею, -- отозвался он. -- Думаешь, у меня какой-нибудь опыт есть в таких делах? Армагеддон лишь раз происходит, знаешь ли. Они его не прогоняют много раз, пока ты правильно все не сделаешь. Ангел уставился на проносящиеся за стеклом живые изгороди. -- Все таким мирным кажется, -- вздохнул он. -- Как все случится, как думаешь? -- Ну, вымирание от ядерного оружия всегда было популярно. Хотя сейчас, надо сказать, большие парни весьма вежливы друг с другом. -- Падение астероида? -- предположил Азирафаил. -- Очень модно в нынешнее время, как я понимаю. Падает в Индийский океан, огромное облако пыли и пара, до свидания, все высшие формы жизни. -- Ух ты, -- поразился Кроули, аккуратно превышая высшую допустимую скорость. Каждая маленькая вещица помогает. -- Да, и подумать об этом трудно, верно? -- мрачно проговорил Азирафаил. -- Да, все высшие формы жизни исчезают, сразу прям... -- Жуть. -- Ничего, только пыль и фундаменталисты. -- Не говори гадости! -- Прости. Не мог удержаться. Они уставились на дорогу. -- Может, какой террорист...? -- начал Азирафаил. -- Не наш, -- откликнулся Кроули. -- И не наш, -- добавил Азирафаил. -- Хотя наши, конечно, борцы за свободу. -- Вот что я тебе скажу, -- бросил Кроули, паля резину на Тадфилдской дороге. -- Пора класть карты на стол. Я тебе наших скажу, если ты мне скажешь ваших. -- Ладно. Ты первый. -- Э, нет. Ты первый. -- Ты же демон. -- Да, но держащий слово демон, надеюсь. Азирафаил назвал пять политических деятелей. Кроули -- шесть. Два имени были в обеих списках. -- Видишь? -- усмехнулся Кроули. -- Я давно уже об этом твержу. Люди -- такие хитрюги! Нельзя ни одному ни на дюйм доверять. -- Но, мне кажется, ни у одного из наших нет больших планов, -- проговорил Азирафаил. -- Лишь маленькие тер... акты политического протеста. -- А, -- грустно отозвался Кроули. -- Ты имеешь в виду, никаких дешевых убийств как у всех? Только обслуживание высшего уровня, каждая пуля выпущена из оружия опытным убийцей? Азирафаил не счел нужным ответить на выпад. -- И что мы теперь собираемся делать? -- Попробуем чуть-чуть поспать -- Тебе не нужен сон. Мне не нужен сон. Зло никогда не спит, и Добродетель всегда бдительна. -- Зло в целом и не спит, может. Но конкретно эта его часть привыкла время от времени голову склонять на подушку. Он уставился на фары. Очень скоро придет время, когда обо сне и подумать нельзя будет. Когда там, Внизу, узнают, что он, лично он, потерял Антихриста, они, наверное, все его отчеты про Испанскую Инквизицию откопают и на нем все попробуют, один за раз, а потом все сразу. Он порылся в отделении для перчаток, достал случайную кассету и вставил ее в проигрыватель. Немного музыки его... У Вельзевула специальный есть демон для меня, для меня... -- Для меня, -- пробормотал Кроули. На мгновение выражение лица Кроули стало отсутствующим. Потом он сдавленно вскрикнул и рванул включатель. -- Конечно, мы можем поручить поиски человеку, -- заметил Азирафаил задумчиво. -- Что? -- отстраненно переспросил Кроули. -- Люди других людей хорошо находят. Тысячи лет это делали. А ребенок -- несомненно человек. Как и... ну, ты знаешь. Он нас он будет скрыт, но другие люди смогут... ну, почувствовать его, может. Или то заметить, о чем мы и подумать не могли бы. -- Не сработает. Он Антихрист! У него есть эта... автоматическая защита, что ли, так? Даже если он этого не знает. Она не позволит людям его подозревать. Не сейчас. Не пока все будет готово. Подозрение с него скатиться, как, как.... то, с чего вода скатывается, -- закончил он некрасиво. -- У тебя есть лучшие идеи? Хоть одна, хоть единственная лучшая идея? -- спросил Азирафаил. -- Нет. -- Ну и все тогда. Может ведь и сработать. Не говори мне, что у тебя нет подходящих к случаю организаций. Я знаю, у меня есть. Посмотрим, смогут ли они что-то найти. -- А что они такого сделать могут, чего мы не можем? -- Ну, для начала они не дадут возможность людям палить друг в друга, они не будут гипнотизировать уважаемых женщин, они... -- Ладно. Ладно. Но у этого шансов меньше, чем у снежка в Аду. Поверь мне, я знаю. Но ничего лучшего я придумать не могу. Кроули повернул на шоссе и направился к Лондону. -- У меня есть... есть некоторая сеть агентов, -- бросил через некоторое время Азирафаил. -- По всей стране. Дисциплинированные солдаты. Вижу, как они ищут. -- У меня, э, есть нечто похожее, -- признался Кроули. -- Ты понимаешь, так ведь, никогда не знаешь, когда пригодятся... -- Надо поставить перед ними цель. Как думаешь, может, стоит им вместе работать? Кроули покачал головой. -- Не думаю, что это хорошая идея, -- откликнулся он. -- Они не слишком сложные личности, с политической точки зрения. -- Тогда каждый проконтактируем со своими людьми и посмотрим, что они смогут. -- Да, стоит попробовать, полагаю, -- кивнул Кроули. -- Не то чтобы у меня, Бог знает, кучи другой работы не было. Его лоб на секунду сморщился, а потом он триумфально ударил по рулю. -- Утки! -- вскричал он. -- Что? -- Вот с чего вода скатывается! Азирафаил тяжело вздохнул. -- Пожалуйста, веди машину, больше ничего не делай, -- проговорил он устало. Они мчались к городу сквозь закат, и играл кассетный проигрыватель "Мессу в Б Минор" И. С. Баха, вокал Ф. Меркьюри. Кроули любил город ранним утром. Его население в это время почти целиком состояло из людей, имеющих приличную работу и настоящие причины там быть, не то что те ненужные миллионы, забивавшие улицы после восьми утра, и улицы были более-менее тихи. На тесной дороге напротив книжного магазина Азирафаила были двойные желтые линии, значащие "парковаться нельзя", но они послушно свернулись, чтоб не было видно, когда "Бентли" подкатил бордюру. -- Ну ладно, -- бросил демон, когда Азирафаил достал свой плащ с заднего сиденья. -- Будем поддерживать связь. Ладно? -- Что это? -- спросил Азирафаил, показывая ему коричневый прямоугольник. Кроули на него сощурился. -- Книга? -- удивился он. -- Не моя. Азирафаил перевернул несколько пожелтевших страниц. В глубине его сознания зазвонили тихие библиографические звоночки. -- Наверное, она принадлежит той юной леди, -- проговорил он медленно. -- Надо было взять ее адрес. -- Слушай, у меня и так достаточно проблем, я не хочу еще и распространения информации, что я возвращаю чужое имущество, -- резко ответил Кроули. Азирафаил дошел до заголовка. Пожалуй, хорошо было, что Кроули не видит выражения его лица. -- Думаю, можно послать на тамошнюю почту, -- говорил Кроули, -- если для тебя это так много значит. Адрес сумасшедшей женщины с велосипедом. Никогда не доверяй женщине, дающей странные имена транспорту... -- Да, да, конечно, -- отозвался ангел. Он нашарил ключи, уронил их на тротуар, поднял, опять уронил и поспешил к двери магазина. -- Будем поддерживать связь, да? -- крикнул Кроули вслед. Азирафаил остановился в процессе поворачивания ключа. -- Что? -- переспросил он. -- А. А. Да. Отлично. Превосходно. И он захлопнул дверь. -- Ладно, -- буркнул Кроули, неожиданно чувствуя себя очень одиноко. x x x В долине горел мигающий цвет факела. Книгу в коричневой обложке найти среди коричневых листьев и коричневой воды на дне канавы в коричневой земле в коричневом, ладно, сером свете зари было невозможно. Ее там не было. Анафема попробовала все ей известные методы поиска. Она методично раз за разом сужала в четыре раза область поиска. Она быстро тыкала в папоротник у дороги. Она беззаботно подкрадывалась к нему и краем глаза смотрела в сторону. Она даже попробовала метод, на который все романтические нервы в ее теле надеялись -- театрально сдалась, села и позволила глазам упасть на место в земле, которое, если бы она была в какой-то нормальной истории, содержал бы книгу. Ее там не было. Что значило, как она с самого начала и боялась, что она была, вероятно, на заднем сидении машины, принадлежащей двум согласным чинильщикам велосипедов. Она слышала, как над ней смеются поколения потомков Агнес Наттер. Даже если эти двое настолько честны, чтобы захотеть ее вернуть, они вряд ли будут мучаться, разыскивая домик, который еле видели в темноте. Единственная надежда была на то, что они не знают, что им досталось. У Азирафаила, как и у большинства продавцов из Сохо, специализирующихся на книгах, которые трудно найти, продающих их распознающему знатоку, была задняя комната, но то, что в ней лежало, было гораздо более эзотерично, чем что-либо, обычно находящееся в шуршащем пакете для Покупателя, Знающего, Что Нужно. Он особенно гордился своими книгами пророчеств. Обычно это были первые издания. И каждая была подписана. У него был Роберт Никсон [Полудурок из шестнадцатого века, не связанный с каким-либо президентом США. Прим. авт.], и Марта Цыганка, и Игнатий Сивилла, и Старый Оттвелл Биннс. Нострадамус написал "Другу старому Азирафаилу, с пожеланиями наилучшими", мать Шиптон пролила на его копию напиток; а в ящике с контролируемым климатом в одном из углов был оригинальный свиток, написанный дрожащим почерком Святого Иоанна Богослова Патмосского, чье "Откровение" было вечным бестселлером. Азирафаилу он показался приятным парнем, только очень уж любящим необычные грибы. Чего в коллекции не было, так это копии "Прелестных и аккуратных пророчеств Агнес Безумцер", и Азирафаил вошел в комнату, держа ее так, как усердный филателист держал бы "Синюю Мавританскую", наклеенную на открытку от его тетушки. Он никогда еще не видел эту книгу, но он слышал о ней. Каждый торговец (надо учесть, что это очень специализированная торговля, и всего их около дюжины) о ней слышал. Ее существование -- такой вакуум, вокруг которого самые разные странные истории обращались сотни лет. Азирафаил понял, что не знает, можно ли обращаться вокруг вакуума, и плюнул на это; "Прелестные и аккуратные пророчества" заставляли "Дневники Гитлера" выглядеть грубой подделкой. Его руку почти совсем не дрожали, когда он положил книгу на верстак, надел пару хирургических резиновых перчаток и ее благоговейно открыл. Азирафаил был ангелом, но также он поклонялся книгам. На первой странице было написано: Прелестные и Аккуратные Пророчества Агнес Безумцер. Шрифтом чуть поменьше: Точное, Безошибочное Изложение Событий С Сегодняшнего Дня До Конца сего Мира. Далее шрифт вновь увеличился: Внутри найдете Множество Различных Чудес и Указаний Мудрецам. Другим шрифтом: Более полная, чем что-либо напечатанное раньше. Шрифтом поменьше, но заглавными буквами: КАСАЮЩАЯСЯ СТРАННЫХ ВРЕМЕН, ЧТО ГРЯДУТ. Слегка отчаянным курсивом: И страннейшие происшествия. И вновь крупным шрифтом: "Напоминает лучшие произведения Нострадамуса" -- Урсула Шиптон. Пророчества были пронумерованы, и их было больше четырех тысяч. -- Спокойно, спокойно, -- пробормотал сам себе Азирафаил. Он сходил в маленькую кухоньку, сделал себе немного какао и сделал несколько глубоких вдохов. Потом он вернулся и прочел случайно выбранное пророчество. Сорок минут спустя какао было все еще нетронуто. x x x Рыжеволосая женщина в углу гостиничного бара была самым успешным военкором в мире. Сейчас у нее был паспорт на имя КарминЗуигибер, и она ездила туда, где были войны. Ну... Более-менее. Вообще-то она ездила туда, где их не было. Там, где они были, она уже побывала. Ее не особо знали, разве что коллеги. Соберите полдюжины военкоров в баре аэропорта и разговор будет двигаться, как показывающий на север компас, от Мерчисона из "Нью Йорк Таймс" к Ван Хорну из "Ньюсвик", а от того к Анфорфу из "Ай. Ти. Эн. Ньюз". Военкоры из Военкоров. А когда сами Мерчисон, и Ван Хорн, и Анфорф встречаются в сгоревшем жестяном домике где-то в Бейруте, Афганистане или Судане, после того, как полюбовались на шрамы друг друга и немного выпили, они обмениваются благоговейными историями о "Ржавой" [Вообще-то рыжей, но т.к. здесь намек на цвет крови, я решил оставить оригинальный цвет -- хоть и звучит некрасиво. Прим. перев.] Зуигибер, из "Национального Мирового Еженедельника". -- Эта тупая газетенка, -- говорил Мерчисон, -- совершенно не представляет, что ей досталось. Вообще-то "Национальный Мировой Еженедельник" вполне представлял, что ему досталось: Военкор. Вот только он не знал, почему, и что с ним теперь делать, когда есть. Дело в том, что "Национальный Мировой Еженедельник" писал обычно о таких вещах: как лик Иисуса видел кто-то на купленной в Дес Мойнесе булочке "Биг Мак", с картинкой булочки, вернее, того, как ее представляет художник; как Элвиса Пресли недавно выдели работающем в "Бургер Лорде" в Дес Мойнесе; как слушавшаяся записи Элвиса Пресли домохозяйка вылечилась от рака; что неожиданные стаи оборотней, появившиеся на Среднем Западе, результат изнасилований благородных женщин-пионеров снежными людьми; и что Элвиса забрали в 1976-ом Космические Пришельцы, потому что он был слишком хорош для этого мира [Надо заметить, что одна из этих историй -- чистая правда. Прим. авт.] Вот что такое был "Национальный Мировой Еженедельник". В неделю расходилось четыре миллиона копий, и Военкор нужен был им не больше, чем интервью с Генеральным Секретарем ООН [Интервью было взято в 1983-ем, и было в нем вот что: В: Значит, вы Секретарь ООН? А: Si. В: Элвиса когда-нибудь видели? Прим. авт.]. Так что они платили Ржавой Зуигибер кучу денег, чтобы ездила, искала войны, и игнорировали пухлые, плохо напечатанные конверты, время присылаемые ей из разных мест, чтобы оправдать свои -- обычно совершенно разумные -- требования насчет денег. Они считали, что поступают правильно, так как, насколько им казалось, не была она особо хорошим военкором, правда, была она очень даже привлекательна, что многого стоило в "Национальном Мировом Еженедельнике". Ее репортажи всегда были про стреляющие друг в друга кучки парней, без всякого там понимания политических разветвлений, и, что важнее, без всякого Интереса К Людям. Время от времени они отдавали ее истории переписывальщику, чтоб исправил ("Девятилетнем Мануэлю Гонзалесу во время отлично организованной битвы на Рио Конкорса явился Иисус и велел ему идти домой, ибо мать ребенка о нем волновалась. -- Я знаю, что это был Иисус, -- сказал храбрый маленький мальчик, -- потому что выглядел он так же, как на изображении, чудом возникшем на моей коробке с сэндвичами".) В основном же "Национальный Мировой Еженедельник" ее не трогал и аккуратно выкидывал репортажи в мусорную корзину. Мерчисона, Ван Хорна и Анфорфа это не волновало. Все, что они знали, это то, что когда разражалась война, мисс Зуигибер была на месте первой. В сущности раньше. -- Как это у нее получается? -- спрашивали они друг друга непонимающе. -- Черт, как это у нее получается? И глаза их встречались и молча говорили: если бы она машиной, была бы "Феррари", она из таких женщин, которые являются женами развращенного генералиссимуса в разваливающейся стране Третьего Мира, и она не чуждается нашей компании. Счастливчики мы, верно? Мисс Зуигибер тихо улыбалась и покупала еще напитки для всех, за счет "Национального Мирового Еженедельника". Смотрела начинающиеся вокруг нее драки. И улыбалась. Она не ошиблась. Журналистика ей подошла. И все же, всем нужны каникулы, и сейчас у Ржавой Зуигибер были первые за одиннадцать лет. Она остановилась на маленьком острове в Средиземноморье, который деньги зарабатывал на туризме, и было это очень странно. Ржавая казалась женщиной, которая остановится на каком-то острове меньше Австралии, лишь если она дружит с его хозяином. И если бы вы сказали какому-нибудь островитянину всего месяц назад, что приближается война, он бы рассмеялся и попытался вам продать подставку для бутылок из рафии или картину залива, выложенную из ракушек; то было тогда. Сейчас все изменилось. Сейчас глубокий спор на религиозно-политической почве относительно того, частью какой из четырех маленьких стран на континенте остров на самом деле не являлся, разделил страну на три группы, уничтожил фигуру Санта Марии на городской площади, и покончил с туризмом. Ржавая Зуигибер сидела в баре "Hotel Palomar del Sol", потягивая так называемый коктейль. В одном из углом играл усталый пианист, и официант в парике монотонно пел в микрофон: -- АААААААААААднажды-двно-жил-был МАЛЕНЬКИЙ БЕЛЫЙ БИИЧОК АААААААААААочень-грустен-ибо-н-был МАЛЕНЬКИЙ БЕЛЫЙ БИИЧОК. Человек перевалился через подоконник, держа в зубах нож, в одной руке автомат Калашникова, в другой гранату. -- Я зашватываю шию гоштиницу именем... -- и он остановился. Вынул изо рта нож и вновь начал: -- Я захватываю сию гостиницу именем про-туркской Группы Освобождения. Двое оставшихся на острове отдыхающих [Мистер и миссис Томас Фрелфолл, из дома 9, Вязы, Пэйнтон. Они всегда считали, что одна из приятнейших вещей насчет отдыха -- не надо читать газеты и слушать новости, просто отключаешься от всего, и все. Из-за подхваченной мистером Фрелфоллом желудочной инфекции, а также из-за того, что в первый день миссис Фрелфолл слишком много провела на солнце, они впервые за полторы недели выбрались из номера. Прим. авт.] забрались под свой столик. Красная беззаботно достала из своего напитка вишенку "марачино" [Какой-то специальный сорт, названный в честь напитка. Прим. перев.], поднесла ее к своим алым губам и медленно всосала ее с палочки так, что у некоторых мужчин в комнате выступил холодный пот. Пианист встал, залез в пианино и вытащил оттуда старый пулемет. -- Эту гостиницу уже захватили во имя про-греческой Террористической Бригады! -- крикнул он. -- Одно движение, и ты мертвец! Движение у двери привлекло всеобщее внимание. Там стоял некто огромный, чернобородый, с ослепительной улыбкой и самым настоящим древним пулеметом Гетлинга стоял там, а за ним толпилась куча таких же высоких, хотя не так впечатляюще вооруженных людей. -- Эта стратегически важная гостиница, долгие годы символ туристического бизнеса фашистов империалистов турко-греческих управлявших псов, есть теперь имущество итало-мальтийских Борцов за Свободу! -- прогремел он ласково. -- Теперь мы все убить! -- Глупости! -- отозвался пианист. -- Не есть стратегически важна. Просто имеет невероятно хорошо набитый винный погреб! -- Он прав, Педро, -- поддержал человек с Калашниковым. -- Поэтому его мои и хотели. Il general Эрнесто де Монтойя сказал мне, он сказал, Фернандо, к субботе война кончится, парни захотят покутить. Сходи-ка к "Hotel Palomar del Sol", объяви гостиницу нашей добычей, ладно? Бородатый покраснел. -- Есть весьма важна стратегически, Фернандо Кьянти! Я рисовал большую карту острова и есть прямо посередине, что ее очень-очень стратегически важной делает, говорю тебе. -- Ха! -- бросил Фернандо. -- Еще скажи, что только потому, что дом Маленького Диего имеет вид декадентского капиталистического пляжа для нудистов, что он стратегически важен! Пианист глубоко покраснел. -- Наши его этим утром захватили, -- признался он. Наступила тишина. В тишине послышалось тихое шуршание шелка. Ржавая расплела свои ноги. Адамово яблоко пианиста подпрыгнуло вверх, затем опустилось вниз. -- Ну, он очень даже стратегически важен, -- ухитрился произнести он, пытаясь игнорировать женщину на стуле. -- В смысле, если бы кто-то на него пустил подлодку, хотелось бы быть где-то, откуда все видно. Молчание. -- Ну, он гораздо больше стратегически важен, чем эта гостиница, -- закончил он. Педро угрожающе кашлянул. -- Следующий, кто скажет что-нибудь. Неважно, что. Мертвец. -- Он усмехнулся. Поднял пулемет. -- Так. Теперь -- все встаньте к дальней стене. Никто не сдвинулся с места. Его больше не слушали. Внимание всех приковало низкое, неразборчивое бормотание в коридоре за ним, монотонное и негромкое. Группа у двери вновь стала переминаться с ноги на ногу. Похоже, что они изо всех сил старались стоять неподвижно, но бормотание неумолимо их сдвигало со своего пути, кстати, в бормотании этом стали слышны разборчивые фразы. -- Не обращайте внимания, парни, ну и ночка, а? Три раза остров обошел, еле-еле место нашел, кто-то не верит в силу указателей, а? Все-таки нашел в конце концов, три раза пришлось останавливаться, спрашивать, в конце концов на почте спросил, на почте всегда знают, правда, им карту пришлось нарисовать, где-то она здесь... Безмятежно скользя мимо вооруженных людей, как щука сквозь пруд, полный форели, в комнату вошел маленький, очкастый человек в голубой униформе, несущий длинную, тонкую, коричневую, обернутую в бумагу посылку, обвязанную веревкой. Единственной его уступкой климату были коричневые пластиковые сандалии с открытым передом, а надетые под ними зеленые шерстяные носки показывали его глубокое природное недоверие к иностранной погоде. На нем была одета кепка с козырьком, на которой большими белыми буквами было написано "Международный Экспресс". Он не был вооружен, и никто к нему не притронулся. Даже оружие на него не направили. На него просто смотрели. Маленький человек прошвырнулся взглядом по комнате, рассматривая лица, а затем посмотрел вниз, на свою записную книжку; потом он прошел прямо к Красной, все еще сидящей на своем стуле. -- Посылка для вас, мисс, -- бросил он. Красная ее взяла и стала развязывать веревку. Человек из "Международного Экспресса" осторожно кашлянул и дал журналистке мятую квитанцию и желтую пластиковую шариковую ручку, привязанную веревкой к записной книжке. -- Распишитесь, мисс. Вот здесь. Вот тут печатными буквами напишите свое полное имя, а вон там, внизу, поставьте подпись. -- Конечно. Красная неразборчиво подписала квитанцию, а затем печатными буквами вывела свое имя. И написала она вовсе не "Кармин Зуигибер". Написала она имя гораздо короче. Человек ее мило поблагодарил и вышел, бормоча "славное местечко, парни, всегда хотел здесь отдохнуть, не хотел вам мешать, простите, сэр". И он исчез из их жизней также безмятежно, как пришел. Ржавая закончила разворачивать посылку. Люди стали собираться вокруг, чтобы хорошо все разглядеть. Внутри был большой меч. Она его оглядела. Это был очень прямой меч, длинный и острый; выглядел он старым и неиспользованным; и не был он декоративным или впечатляющим. Это не был магический меч, не было мистическое оружие с великой силой и властью. Это был, с первого взгляда видно, меч, созданный для того, чтобы кромсать, резать, колоть, желательно убивать, а если не получиться, хотя бы калечить так, чтобы исправить было нельзя, весьма большое количество людей. У него была неопределенная аура ненависти и ярости. Ржавая сжала эфес в своей изысканно наманикюренной правой руке и поднесла меч к глазам. Клинок засветился. -- Аааатлично! -- вскричала она, вставая со стула. -- Наконец-то! Она допила свой напиток, закинула меч на плечо и взглянула на теперь окружившие ее группы. -- Простите, что ухожу, парни, -- бросила она. -- Хотелось бы остаться, получше вас узнать. Мужчины в комнате неожиданно поняли, что не хотели бы ее получше узнать. Она была красивой, конечно -- так же, как и лесной пожар: что-то, чем восхищаться надо издали, не находясь в лесу. И она держала свой меч, и она улыбалась, как нож. В комнате было довольно много оружия, и медленно, дрожащими руками, они были нацелены на ее грудь, спину, голову. Ее окружили, и выхода не было. -- Не двигаться! -- каркнул Педро. Все остальные кивнули. Ржавая пожала плечами. Она пошла вперед. Каждый палец на каждом клинке сжался, практически по собственной воле. Воздух наполнился свинцом и запахом пороха. Стакан из-под коктейля Ржавой разбился в ее руке. Оставшиеся целыми зеркала взорвались смертельными осколками. Часть потолка повалилась на пол. А затем все было кончено. Кармин Зуигибер повернулась и уставилась на окружавшие ее тела, словно не могла понять, откуда они там очутились. Они слизнула брызги крови -- чей-то чужой -- с тыльной стороны руки алым, кошачьим языком. Потом она улыбнулась. И она вышла из бара, и каблуки ее издавали, ступая на плитки, звук, похожий на стук далеких молотов. Двое отдыхающих выбрались из-под стола и оглядели сечу. -- Если бы поехали в Торремолинос, как обычно, этого бы не случилось, -- проговорил один из них, жалобно. -- Иностранцы, -- отозвался второй. -- Они просто на нас не похожи, Патриция. -- Что ж, тогда решено. В следующем году мы поедем в Брайтон, -- сказала миссис Фрелфолл, ясно показав, что не поняла важности только что произошедшего. Произошедшее значило, что не будет следующего года. Более того, оно резко снижало шансы того, что будет следующая неделя. ЧЕТВЕРГ В деревне появился новый житель. Новые лица всегда интересовали Их [Неважно, как за годы существования называла себя четверка -- частые смены имени обычно происходили под влиянием того, что в предыдущий день Адам прочитал или посмотрел (Отряд Адама Янга; Адам и Компания; Шайка "Дыра-В-Мелу"; Очень и Очень Хорошо Известные Четверо; Легион Настоящих Супер-Героев; Шайка из Карьера; Секретная Четверка; Тадфилдское Общество Справедливости; Галаксотроны; Четыре Справедливых Господина; Повстанцы). Все остальные всегда мрачно называли компанию Они, и в конце концов они последовали всеобщему примеру. Прим. авт.] и служили предметов размышлений, а в этот раз у Пеппер были наготове впечатляющие новости. -- Она въехала в Жасминовый Домик и она ведьма, -- объявила девочка. -- Я знаю, потому что убирает там миссис Хендерсон, и она сказала моей матери, что приехавшая получает газету для ведьм. Также и кучу обычных газет, но ведь и специальную для ведьм. -- Мой отец говорит, что ведьм нет на свете, -- отозвался Венслидэйл, у которого были белокурые волнистые волосы и который серьезно глядел на жизнь сквозь толстые очки с черным ободом. Широкий круг людей верил, что при крещении ему дали имя Джереми, но этого имени никто не использовал, даже его родители, которые его звали Мальчик. Они так делали, подсознательно надеясь, что он поймет намек; Венслидэйл производил впечатление рожденного с душевным возрастом сорок семь лет. -- Не понимаю, почему бы и нет, -- заявил Брайан, у которого было широкое, приветливое лицо -- под, похоже, постоянным слоем въевшейся грязи. -- Не понимаю, почему бы ведьмам не иметь собственной газеты. С рассказами про новейшие выдуманные заклинания и все такое. Мой отец получает "Рыболовскую Почту", и я готов поспорить, что ведьм больше, чем рыболовов. -- Та газета называется "Новости для экстрасенсов", -- проговорила Пеппер. -- Так это не ведьмы, -- фыркнул Венслидэйл. -- Моя тетя из таких. Это просто возможность ложки сгибать силой воли, предсказание судьбы, люди, думающие, что в одной из прошлых жизней они были королевой Елизаветой Первой. На самом деле, ведьм больше нет. Люди придумали лекарства, сказали им, что больше не нужны, и жечь стали. -- В ней могут быть картинки лягушек и таких штук, -- говорил свое Брайан, который не желал выбрасывать хорошую идею. -- И... и тесты разных метел. И колонка про котов. -- Да и потом, твоя тетя вполне может быть ведьмой, -- заметила Пеппер. -- Тайно. Весь день быть твоей тетей, а ночью тайно заниматься ведьмовством. -- Не моя тетя, -- ответил Венслидэйл мрачно. -- И рецепты, -- тянул Брайан. -- Новые варианты использования лишних лягушек. -- Ой, да заткнись ты, -- зло бросила Пеппер. Брайан запыхтел. Если бы это сказал Венсли, последовала бы беззлобная дружеская потасовка. Но остальные Они давно узнали, что Пеппер считала себя не связанной неформальными правилами братских потасовок. Она могла бить и кусать с физиологической точности, невероятной для одиннадцатилетней девочки. К тому, в одиннадцать лет Их начинало беспокоить смутное понимание того, что притрагивание к старой доброй Пеп перемещало их в области стучащей крови, кроме того, что тебя по-змеиному быстро били -- Карате-Кида на землю бы такой удар свалил. Но в шайке ее иметь хорошо было. Они с гордостью помнили, как однажды Жирный Джонсон и его шайка над ними насмехались из-за того, что с девочкой играют. Пеппер с такой яростью на это ответила, что мать Жирного пришла вечером жаловаться [Жирный Джонсон был грустным и крупным ребенком. Такие есть в каждой школе; не то чтобы толстые, просто огромные, носящие одежду такого же размера, как отец. В его огромных пальцах рвалась бумага, в его кулаке давились ручки. Дети, с которыми он пытался играть в тихие, дружественные игры, в результате попадали под его гигантские ноги, и Жирный Джонсон практически из самозащиты стал задирой. В конце-то концов, лучше уж называться задирой, что по крайней мере подразумевает какой-то контроль и стремление, чем большим неуклюжим тупицей. Из-за него печалился физкультурник -- если бы спорт Жирного Джонсона интересовал, у школы были бы чемпионы. Но Жирного Джонсона никакой спорт долго не интересовал. Вместо этого он был секретно предан своей коллекции тропических рыбок, за которую он получал призы. Жирному Джонсону было столько же, сколько Адаму Янгу, плюс-минус два часа, и его родители никогда ему не говорили, что он приемный ребенок. Видите? Вы правы были насчет малышей. Прим. авт.]. Пеппер смотрела на него, гигантского представителя мужского пола, как на естественного врага. У нее у самой были короткие рыжие волосы и лицо, которые было не веснушчатым, скорее одной большой веснушкой с проглядывающей кожей. Данные ей родителями имена были Пиппин Галадриэль Лунная Дочь. Дали ей их на церемонии именования в грязном поле, содержавшем трех овец и некоторое количество протекающих полиэтиленовых вигвамов. Мать ее посчитала уэльскую долину Пант-И-Гирдл идеальным местом для Возврата к Природе. (Через шесть месяцев, смертельно устав от дождя, москитов, людей, наступающих на палатки овец, которые съели сначала весь запас травы марихуаны коммуны, а затем ее древний миниавтобус, и начиная теперь понимать, почему вся человеческая история полна стремления подальше от Природы уйти, мать Пеппер вернулась к ее удивленным бабушке и дедушке в Тадфилд, купила лифчик и с глубоким вздохом облегчения стала изучать социологию.) Ребенку с именем Пиппин Галадриэль Лунная Дочь открыто лишь два пути в жизни, Пеппер выбрала другой: три представителя Их мужского пола узнали это в их первый день в школе, на игровой площадке, в возрасте четырех лет. Они спросили, как ее зовут, и она -- так невинно-невинно -- им сказала. После понадобилось ведро воды, чтобы вытащить зубы Пиппин Галадриэль Лунной Дочери из обуви Адама. Первые очки Венслидэйла были сломаны, а свитер Брайана был в пяти местах порван. С тех пор Они были вместе, а Пеппер навсегда стала Пеппер для всех, кроме ее матери, а также (когда те были особенно храбры, и Они точно не могли их услышать) Жирного Джонсона и Джонсонитов, единственной другой шайки в деревне. Адам стучал пятками по краю исполняющего обязанности трона ящика из-под молока, расслабленно слушая этот спор -- как король, слушающий праздную болтовню своих придворных. Он лениво жевал соломинку. Было утро четверга. Впереди простирались выходные, бесконечные и пустые. Их надо было заполнить. Он позволил разговору себя обтекать, словно звону кузнечиков, или, точнее, как златоискатель, просматривающий сбитый гравий, надеясь увидеть блеск желаемого золота. -- В нашей воскресной газете сказано, что в стране тысячи ведьм, -- проговорил Брайан. -- Поклоняющихся Природе и едящих здоровую пищу, и все такое. Так что не понимаю, почему бы здесь одной не появиться. Они заполняют страну Волной Безрассудного Зла, там сказано. -- Что, поклоняясь Природе и едя здоровую пищу? -- спросил Венслидэйл. -- Там так было сказано. Остальные Они обдумали это. Однажды -- по предложению Адама -- они целую вторую половину дня просидели на диете из здоровой пище. После они решили, что спокойно можно прожить на здоровой пище -- только до этого надо съесть большой ленч, приготовленный из нормальной. Брайан заговорщицки наклонился вперед. -- А еще там было сказано, что они голыми танцуют, -- добавил он. -- Забираются на Стоунхендж, холмы и такие штуки и голыми танцуют. На этот раз обдумывание было поглубже. Они уже достигли такого положения, где американские горки жизни завершили длинный подъем к первому большому горбу половоззрения, так что они могли посмотреть вниз, на грядущий отвесный путь, полный тайн, ужаса и возбуждающих искривлений. -- Нда-а, -- протянула Пеппер. -- Не моя тетя, -- высказался Венслидэйл и вернул нормальное состояние душ. -- Точно не моя тетя. Оно просто пытается с дядей поговорить. -- Твой дядя помер, -- указала Пеппер. -- Она говорит, он все еще двигает стакан, -- защищаясь, ответил Венслидэйл. -- Мой отец говорит, что из-за постоянного двигания стаканов он и помер. Не понимаю, чего она с ним говорить хочет, -- добавил он, -- при его жизни мало говорили. -- Это некромантия, вот что, -- заметил Брайан. -- В Библии про это написано. Бог смертельно не любит некромантию. И ведьм. За это в Ад попасть можно. Сидящий на троне -- ящике из-под молока лениво поменял положение. Адам собрался заговорить. Они замолкли. Адама всегда послушать стоило. В глубине душ Они знали, что вовсе не являются шайкой из четырех, а являются шайкой из трех, принадлежащей Адаму. Но сколько он давал возбуждения, как было интересно, как заполнены были дни -- несомненно, любой из Них поставит низкое положение в шайке Адама гораздо выше лидерства в любой другой где бы то ни было. -- Не понимаю, чего все так на ведьм ополчились, -- высказался Адам. Они глянули друг на друга. Многообещающее начало... -- Ну, они губят посевы, -- отозвалась Пеппер. -- И топят корабли. И говорят тебе, что королем будешь, и такие штуки. И варят штуки всякие с травой. -- Моя мать использует траву, -- указал Адам. -- Да и твоя тоже. -- О, эти как раз не страшны, -- пояснил Брайан, не намеренный терять место эксперта по оккультизму. -- Думаю, Бог сказал -- ничего страшного в использовании мяты и шалфея. Разумно, что шалфей и мяту использовать можно. -- И они могут тебя заболеть заставить, просто посмотрев на тебя, -- продолжала Пеппер. -- Сглазить называется. Поглядят на тебя, ты заболеешь -- никто не узнает, почему. И они куклу тебя делают, втыкают в нее булавки, и у тебя там болит там, где булавки, -- добавила она весело. -- Такие вещи больше не происходят, -- проговорил Венслидэйл, личность рационально думающая. -- Мы ж Науку выдумали, и для их же пользы викарии сожгли всех ведьм. Называлось Испанская Инквизиция. -- Тогда, я считаю, надо узнать, ведьма ли эта в Жасминовом Домике, если ведьма, надо сказать мистеру Пикерсгиллу, -- проговорил Брайан. Мистер Пикерсгилл был викарием. В тот момент его взгляды расходились с в