Игорь. Он был более или менее похож на человека, за исключением волос на руках и единой сросшейся брови на лбу. Он бросил пару ковриков на стол и поставил напитки. -- Ты наверно хотела, чтобы это был бар гномов, -- сказала Ангуа. Она осторожно взяла свой коврик и посмотрела на изнанку. Веселинка еще раз оглянулась. Сейчас, если бы это был бар гномов, пол был бы липким от пива, воздух дрожал бы от рыганья, а народ пел бы. Пели бы вероятно последний хит гномов: Золото, Золото, Золото, или прошлогодний хит, типа: Золото, Золото, Золото, а может быть что-то из классики: Золото, Золото, Золото. Через несколько минут запустили бы первый топор. -- Нет, -- сказала она, -- так ужасно быть не может. -- Пей, -- сказала Ангуа. -- Нам надо сходить кой-куда. Огромная волосатая рука схватила Ангуа за запястье. Она подняла взгляд и посмотрела в страшное лицо, состоящее из глаз, рта и волос. -- Привет Шлитцен, -- холодно сказала она. -- Ха, я слышал что есть один барон, который действительно зол на тебя, -- сказал Шлитцен, выдыхая пары алкоголя. -- Это мое дело, Шлитцен, -- сказала Ангуа. -- Почему бы тебе не пойти, и спрятаться под порогом, как и полагается хорошему домовому? -- Ха, он спрашивает, где ты позоришь Старую Страну... -- Пожалуйста, отпусти, -- сказала Ангуа. Ее кожа побелела в месте, где Шлитцен сжимал ее руку. Веселинка перевела взгляд с запястья вверх по руке Шлитца. Хоть существо и было поджарым, мускулы выступали как бусины на ожерелье. -- Ха, ты носишь значок, -- усмехнулся он. -- Что для нас хорошего... Ангуа сделала резкое движение. Свободной рукой она вытянула что-то из-за ремня, и накрыла голову Шлитца. Тот остановился, постоял раскачиваясь вперед и назад, и издал стонущий звук. С его головы, через уши свисал тяжелый материал, похожий на старую шапочку от загара. Ангуа оттолкнула назад стул и схватила свой коврик. Фигуры в полутьме бормотали. -- Уходим отсюда, -- сказала она. -- Игорь, дай нам полминуты и можешь снимать с него одеяло. Пошли. Они быстро выбежали. Туман уже затянул солнце до бледного пятнышка в небе, но по сравнению с полутьмой в пивнушке, здесь был яркий солнечный день. -- Что с ним случилось? -- стараясь бежать в шаг с Ангуа, спросила Веселинка. -- Неуверенность существования, -- ответила Ангуа. -- Он не знает -- существует он или нет. Хоть это и жестоко, но это единственное, как мы узнали, что срабатывает против домовых. Самое лучшее это голубое пуховое одеяло, -- она заметила непонимание в глазах Веселинки. -- Смотри, все знают, что домовые уходят, если накрыться одеялом с головой, не так ли? А если накрыть их голову одеялом... -- А, я поняла. Ох, как ужасно... -- Он оправится через десять минут, -- Ангуа зашвырнула коврик через улицу. -- А что он говорил про барона? -- Я слушала невнимательно, -- осторожно ответила Ангуа. Веселинка дрожала в тумане, но не только от холода. -- Похоже, что он, как и мы, из Убервальда. Там недалеко от нас жил барон, который ненавидел, если кто-то уезжал. -- Да... -- Вся семья были оборотнями. Один из них съел моего двоюродного брата. Воспоминания закружились в голове Ангуа. Старые трапезы кошмарами преследовали ее до тех пор, пока она не сказала: нет, так жить нельзя. Гном, гном... Нет, она была почти уверена что она никогда... В семье всегда шутили по поводу ее привычек в еде. -- Это то, что я в них не выношу, -- сказала Веселинка. -- Да, люди говорят, что их можно приучить, но мое мнение что, став один раз волком, становишься волком навсегда. Им нельзя верить. Они же изначально зло. Я знаю, что они могут стать дикими в любой момент. -- Да. Ты, наверно, права. -- И самое ужасное то, что большую часть времени они ходят среди нас как самые обыкновенные люди. У Ангуа щемило в глазах, она была рада и скрывающему туману, и твердой уверенности Веселинки. -- Давай. Мы почти пришли. -- Куда? -- Мы сейчас встретимся кое с кем, кто -- или убийца, или знает -- кто убийца. Веселинка остановилась. -- Но у тебя есть только один меч, а у меня вообще ничего. -- Не волнуйся, нам не понадобится оружие. -- О, конечно. -- Оно бесполезно. -- О. Ваймз открыл дверь, чтобы увидеть, кто так орет внизу. Капрал внизу орал нечеловеческим, то есть негномьим голосом: -- Опять? Сколько раз Вас убивали на этой неделе? -- Я занимался своей работой! -- ответил невидимый заявитель. -- Грузчиком чеснока? Вы же -- вампир! Посмотрим, какую работу вы выполняли... Точильщик колов для строительной фирмы, контроллер качества темных очков у оптика Аргуса... У меня что крыша поехала, или в этом, все-таки, есть непонятная тенденция? -- Извините, коммандер Ваймз? Ваймз оглянулся на улыбающееся лицо, выражающее уверенность, что оно несет только добро миру, даже если мир и не хотел этого. -- А... констебль Посети, что такое? -- торопливо сказал он. -- Я боюсь, что сейчас я сильно занят, и я даже не уверен, есть ли у меня бессмертная душа, ха-ха, возможно ты можешь зайти позже, когда... -- Я на счет тех слов, что Вы попросили узнать, -- с упреком сказал Посети. -- Каких слов? -- Слов, которые написал отец Тубелчек собственной кровью. Вы просили попробовать узнать, что они означают. -- А. Да. Заходи в кабинет, -- Ваймз расслабился. Не было похоже на начало еще одной дурацкой беседы, о состоянии души, и о необходимости ее стирки и чистки, пока на нее не наслали вечное проклятие. Этот разговор должен был быть важным. -- Это древний язык Кенотинов, сэр. Выписка из одной из их священных книг, хотя, конечно, когда я говорю "священных", это же факт, что они изначально заблуждались... -- Да, да, я уверен, -- усаживаясь, сказал Ваймз. -- Там каким-нибудь образом говорится что-то типа -- "Мистер Икс сделал это, аарх, аарх, аарх"? -- Нет, сэр. Такой фразы нет ни в одной из известных священных книг, сэр. -- А, -- сказал Ваймз. -- Кроме того, я просмотрел другие документы в комнате, и стало ясно, что почерк на бумажке не покойного, сэр. Лицо Ваймза прояснилось. -- Ах-ха! Чей-то еще? Там говорится что-то типа "Возьми это, ублюдок, прошла вечность пока мы не нашли тебя, чтобы отомстить за то -- что ты тогда сделал"? -- Нет, сэр. Такой фразы нет ни в одной из священных книг, -- сказал констебль Посети, и засомневался. -- За исключением, Апокрифа к Завету Мщения Оффлера, -- добросовестно добавил он. -- Те слова из Кенотичной Книги Правды, -- он усмехнулся, -- как они ее называли. Это то -- что их лжебог... -- Можно просто перевести слова и оставить в стороне сравнение религий? -- спросил Ваймз. -- Хорошо, сэр, -- Посети выглядел обиженно, но развернул бумажку и пренебрежительно усмехнулся. -- Это некоторые правила, которые их бог якобы наставил первым людям, после того как вылепил их из глины и обжег в печи, сэр. Правила типа: "Иже проработает Твоя усердна всю жизнь твоя", сэр, и "Не убий" и "Будь рабом покорным", все такое, сэр. -- И это все? -- спросил Ваймз. -- Да, сэр, -- ответил Посети. -- Просто религиозные наставления? -- Да, сэр. -- Какие-нибудь предположения, почему это было у него во рту? Бедняга выглядел так, как если бы курил свою последнюю сигарету. -- Нет никаких, сэр. -- Я бы мог понять, если было бы что-то типа: "Порази врагов своих", -- сказал Ваймз. -- А здесь просто говорится: "работай упорно и не создавай проблем". -- Кено был довольно-таки либеральным богом, сэр. Не слишком командовал. -- Похоже он был довольно-таки приличным богом, по сравнению с другими. Посети неодобрительно посмотрел на Ваймза: -- Кенотины вымерли за пятьсот лет жесточайших войн на континенте, сэр. -- Понахватали молний и спалили всю паству? -- сказал Ваймз. -- Не понял, сэр? -- О, ничего. Ну, спасибо, констебль. Я, э, сообщу все капитану Кэрроту, и еще раз спасибо, не позволяйте мне держать Вас в... Ваймз в отчаянии повысил голос увидев как Посети начал вытаскивать из-за пазухи кипу бумаг, но было поздно... -- Я принес Вам свежий номер журнала "Факты без прикрас", сэр, а также ежемесячник "Призыва к битве", в котором есть много статей, которые, я уверен, очень заинтересуют Вас, включая статью пастора Носа Коробейника о необходимости собираться и нести слово народу через почтовые ящики, сэр. -- Э..., спасибо. -- Не могу не заметить, сэр, что памфлеты и журналы, которые я дал Вам на прошлой неделе, лежат на том же месте, где я их оставил, сэр. -- О, да, ну, извиняюсь, знаете как это бывает, количество работы в последние дни мешает мне выкроить время для... -- Никогда не поздно заняться спасением души, сэр. -- Я все время думаю об этом, констебль. Спасибо. "Так нечестно" -- подумал Ваймз, когда Посети ушел. "Оставлена записка на месте преступления в моем городе и в ней беспардонно нет никакой угрозы. Почему? Последнее послание человека с упоминанием имени убийцы? Нет. Просто немного религиозной чуши. Какая польза от улики, если в ней больше загадки, чем в самой загадке. Он чиркнул надпись на переводе Посети и бросил его в ящик с надписью "Входящие". Слишком поздно Ангуа вспомнила, почему она всегда избегала квартал боен в это время месяца. Она могла преобразоваться в любое время по собственному желанию. Люди забывают об этой черте оборотней. Но они помнили важную вещь. Полная луна была непреодолимым спусковым крючком: лунные лучи достигали до самого дна ее памяти оборотня, включали все выключатели, хотела она того или нет. Только пара дней прошло с полнолунья. А вкусные запахи от скота в загонах и от крови на бойнях било по ее показному вегетарианству. Ее организм звенел в состоянии ПЛС*. Она остановилась и уставилась на затемненное здание перед ней. -- Я думаю, мы обойдем его с задней стороны, -- сказала она. -- И ты постучишь. -- Я? Да они не обратят на меня внимания. -- Ты покажешь им свой значок и скажешь что ты из городской стражи. -- Да они проигнорируют меня! Они посмеются надо мной! -- Рано или поздно тебе придется это делать. Пошли. Дверь открыл здоровый детина в кровавом переднике. Он был шокирован когда одна рука гнома схватила его за пояс, а другая рука гнома вытянулась снизу и поднесла к его лицу полицейский значок, а голос гнома, где-то из области его пупка, выкрикнул: -- Мы из городской стражи, ясно? О, да! И если ты не дашь нам войти, мы пустим твои кишки на сосиски. -- Неплохо для начала, -- пробормотала Ангуа. Она отодвинула Веселинку в сторону и ослепительно улыбнулась мяснику. -- Мистер Хук? Мы бы хотели поговорить с Вашим работником мистером Дорфлом. Мужчина не совсем еще отошел от шока произведенного Веселинкой, но все ж таки выдавил из себя: -- Мистер Дорфл? Что он наделал? -- Мы просто хотели с ним поговорить. Можно войти? Мистер Хук посмотрел на нервно и возбужденно дрожащую Веселинку. -- У меня есть выбор? -- спросил он. -- Давайте скажем, что Вас есть что-то типа выбора, -- сказала Ангуа. Она старалась не вдыхать воздух с обманчивыми миазмами крови. В помещении даже стоял сосисочный станок. В него уходили те части животных, которые никто не стал бы есть, мало кто их даже узнал бы. Ее чуть не выворачивало от запахов бойни, но глубоко внутри, часть ее встрепенулась и молило и просило этих смешавшихся запахов свинины и говядины и баранины и... -- Крысы? -- понюхав, спросила она. -- Я не знала, что Вы поставляете товар гномам, мистер Хук. Мистер Хук неожиданно превратился в человека с удовольствием идущего на сотрудничество с полицией. -- Дорфл! Немедленно иди сюда! Послышались шаги, и из-за пивных ящиков появилась фигура. У некоторых людей есть предубеждения на счет нежити. Ангуа знала, что коммандер Ваймз ненавидел их, хотя в последнее время несколько смягчился. Людям необходимо чувствовать кого-то впереди. Живущие ненавидят нежить, а нежить отвечает тем же, она почувствовала, как у нее сжались кулаки -- неживым. Голем по имени Дорфл немного прихрамывал, потому что одна нога у него была немного короче другой. Он не носил никакой одежды, потому что нечего было скрывать, поэтому можно было видеть его тело, испещренное разноцветной глиной от многочисленных ремонтов. Было столько заплат, что Ангуа задумалась, сколько лет могло быть этому голему. Изначально, видимо в этой фигуре копировалась мускулатура человека, но многочисленные заплаты почти все затерли. Он был похож на горшки, которые презирал Вулкан, те горшки, что изготавливались людьми, которые думали что если это ручная работа, то она должна выглядеть как ручная работа, и поэтому отпечатки пальцев в готовом горшке, были как знаки качества. Это было так. Этот голем был похож на ручную работу. Конечно, за годы он переделал себя, многочисленными ремонтами. Его треугольные глаза слабо светились. В них не было зрачков, только темно-красный отблеск далекого огня. Голем держал огромный, тяжелый нож. Взгляд Веселинки как застрял на нем так и не отрывался от этого ужасного инструмента. В другой руке голем сжимал кусок веревки, с привязанным к ней огромным, волосатым и очень вонючим козлом. -- Что ты делаешь, Дорфл? Голем кивнул на козла. -- Кормишь козла? Голем кивнул еще раз. -- У Вас есть, чем заняться, мистер Хук? -- спросила Ангуа. -- Нет, я... -- У Вас есть, чем заняться, мистер Хук, -- выразительно сказала Ангуа. -- А? Да? Да. Что? Да. Конечно. Мне как раз надо посмотреть котлы с потрохами... Мясник повернулся, чтобы уйти, но остановился и пригрозил пальцем перед тем местом, где у Дорфла должен был быть нос, если бы у големов бывали носы. -- Если из-за тебя будут проблемы... -- начал он. -- Мне кажется, там надо срочно проследить за котлами, -- резко сказала Ангуа. Мясник исчез. Во дворе стояла тишина, хотя сюда через стену проникали слабые звуки города. С другой стороны бойни слышались редкое блеянье встревоженных овец. Дорфл стоял ровно, держа свой страшный нож и смотря под ноги. -- Это тролль сделанный как человек? -- прошептала Веселинка. -- У него такие глаза! -- Это не тролль, -- сказала Ангуа. -- Это голем. Человек из глины. Это машина. -- Он выглядит как человек! -- Потому что это машина сделанная похожей на человека. Она обошла вокруг голема. -- Я хочу прочесть твои скрипты, Дорфл, -- сказала она. Дорфл отпустил козла, поднял свой нож и с размаху воткнул его в пень для рубки, рядом с Веселинкой, заставив ее отскочить в сторону. Затем он взял грифельную дощечку, которая висела на веревке через плечо, отцепил крючок и написал: Да. Когда Ангуа подняла руку, Веселинка заметила что вокруг лба голема тонкую линию. К ее ужасу верх головы откинулся. Ангуа, нисколько не обеспокоенная, засунула туда руку и вытащила желтоватый свиток. Голем застыл. Глаза потухли. Ангуа развернула бумагу. -- Те же святые надписи, -- сказала она. -- Как всегда. Какая-то древняя мертвая религия. -- Ты убила его? -- Нет. Невозможно отнять то, чего нет. Она положила свиток обратно, закрыла и защелкнула верхушку головы. Голем ожил, и глаза опять начали светиться. У Веселинки перехватило дыхание. -- Что ты сделала? -- выдавила она из себя. -- Скажи ей, Дорфл, -- сказала Ангуа. Своими толстыми пальцами голем на удивление быстро начертал на дощечке. Я -- голем. Я сделан из глины. Моя жизнь -- в словах. От слов цели в моей голове я получаю жизнь. Моя жизнь -- это работа. Я подчиняюсь командам. Я не отдыхаю. -- Что за слова цели? Специальный текст, основанный на вере. Голем должен работать. У голема должен быть хозяин. Козел улегся рядом с големом и начал жевать жвачку. -- Было совершенно два убийства, -- сказала Ангуа. -- Я уверенна, что одно было совершенно големом, возможно оба. Ты можешь нам что-нибудь сказать, Дорфл? -- Извини, я не поняла, -- сказала Веселинка. -- Ты говоришь что... эта штука живет из-за слов? Я имею в виду... она говорит, что живет из-за слов? -- Почему бы и нет? В словах есть сила. Все это знают, -- сказала Ангуа. -- Здесь много големов, больше чем ты можешь представить. Они сейчас не в моде, но они остались. Они могут работать под водой, или в полной темноте, по колено в яде. Годами. Им не надо отдыхать и их не надо кормить. Они... -- Но это рабство! -- воскликнула Веселинка. -- Да что ты! Ты так же можешь назвать рабом дверную ручку. У тебя есть, что мне сказать, Дорфл? Веселинка продолжала смотреть на огромный нож, торчащий из пня. Слова типа длинный, тяжелый и острый засели в ее голове крепче, чем любые слова в голове голема. Дорфл ничего не говорил. -- Как давно ты здесь работаешь, Дорфл? Сейчас уже триста дней. -- У тебя бывают выходные? Чтобы впустую смеяться? Зачем мне выходные? -- Я имею в виду, ты все свое время проводишь на бойне? Иногда я разношу товар. -- И встречаешься с другими големами? А теперь слушай, Дорфл, я знаю, что вы големы, каким-то образом поддерживаете контакт. И, если кто-то из големов убивает настоящих людей, я бы не поставила на ваши шансы и разбитой кофейной чашки. Люди припрутся сюда с зажженными факелами. И огромными молотами. Ты понимаешь, к чему я клоню? Голем пожал плечами. Невозможно отнять то -- чего нет, -- написал он. Ангуа вскинула руки. -- Я пытаюсь все решить цивилизованным способом, -- сказала она. -- Я могу конфисковать тебя прямо сейчас. По обвинению "оказание препятствий в тяжелый день, и мне все надоело". Ты знаешь отца Тубелчека? Старый священник, что живет на мосте. -- Откуда ты знаешь его? Я доставлял туда товар. -- Его убили. Где был ты во время убийства? На бойне. -- Откуда ты знаешь? Дорфл постоял в сомнении. Следующие слова были написаны очень медленно, как будто они возникали после очень долгого раздумывания. Потому-что, это должно было случиться недавно, потому-что вы возбужденны. В течение последних трех дней я работал здесь. -- Все время? Да. -- По двадцать четыре часа? Да. Здесь много людей и троллей. Они скажут Вам. Днем я должен забивать скот, свежевать, расчленять, раскалывать кости, а ночью я без отдыха изготавливаю сосиски, и кипячу печенки, сердца, рубцы, почки и кишки. -- Это ужасно, -- сказала Веселинка. Карандаш быстро отстрочил: Вроде того. Дорфл медленно повернул голову в сторону Ангуа и написал: Я еще нужен Вам? -- Если будешь нужен, мы знаем, где тебя найти. Я сожалею, что так случилось со стариком. -- Хорошо. Пошли Веселинка. Проходя через двор, они чувствовали взгляд голема. -- Он лгал, -- сказала Веселинка. -- Почему ты так говоришь? -- Он выглядел, как если он лгал. -- Ты, наверно, права, -- сказала Ангуа. Но ты видела размер бойни. Могу поспорить, что мы не смогли бы доказать что он выходил хотя бы на полчаса. Я думаю, что я поставлю это дело под, как коммандер Ваймз называет, специальное расследование. -- Что, как... в простой одежде? -- Что-то вроде того, -- осторожно сказала Ангуа. -- Я думаю, забавно смотрится любимец козел на бойне, -- сказала Веселинка, когда они шли по туманным улицам. -- Что? А, ты имеешь в виду того козла, -- сказала Ангуа. -- Почти на всех бойнях есть такой козел. Только он не любимец. Я думаю его лучше назвать работником. -- Работником? Какую работу он может выполнять? -- Ха. Быть на бойне каждый день. Это и есть работа. Смотри, у тебя загон полный испуганных животных, так? Они ходят по кругу, и без вожака... и там такой спуск к зданию, выглядит зловеще... и, эй, тут ходит козел, он не испуган, и стадо идет за ним и вжик, -- Ангуа провела ребром ладони по горлу, -- только козел выходит оттуда. -- Это ужасно! -- Мне кажется для козла это нормально. По меньшей мере, он выходит оттуда, -- сказала Ангуа. -- Откуда ты все это знаешь? -- Наберешься всякого такого, пока поработаешь в полиции. -- Я вижу, мне надо учиться, -- сказала Веселинка. -- Я не знала, например, что надо носить с собой кусочек одеяла. -- Это специальная экипировка, если работаешь с нежитью. -- Да, я знаю о чесноке и вампирах. Я знаю, что все святое срабатывает против вампиров. Что еще срабатывает против оборотней? -- Что? -- сказала Ангуа, которая все еще думала о големе. -- На мне надета серебряная кольчуга, я обещала семье, что буду ее все время носить, но есть еще что-нибудь против оборотней? -- Джин с тоником всегда приветствуются, -- отвлеченно сказала Ангуа. -- Ангуа? -- Хмм? Да? Что? -- Кто-то сказал мне, что в полиции есть оборотень! Я не могу в это поверить! Ангуа остановилась и уставилась на нее. -- Я думаю, рано или поздно волк выскочит, -- сказала Веселинка. -- Я удивлена, как коммандер Ваймз позволил такое. -- В полиции есть оборотень, да, -- сказала Ангуа. -- Я уверенна, в констебле Посети есть что-то странное. У Ангуа отвалилась челюсть. -- Он всегда выглядит голодным, -- сказала Веселинка. И у него все время странная улыбка. Я узнаю оборотня с первого взгляда. -- Он выглядит немного голодным, что правда, то правда, -- сказала Ангуа. Она не знала, что еще сказать. -- Хорошо, я буду держаться от него подальше! -- Отлично, -- сказала Ангуа. -- Ангуа... -- Да? -- Почему ты носишь свой значок на галстуке вокруг шеи? -- Что? О. Ну... таким образом он всегда под рукой. Понимаешь. При любых обстоятельствах. -- Мне тоже так надо сделать? -- Я так не думаю. Мистер Хук подпрыгнул. -- Дорфл, чертов глупый чурбан! Никогда не подходи так тихо к человеку, который работает на ноже для бекона! Я тебе уже сто раз говорил! И старайся создавать побольше шума, когда идешь, черт тебя побери! Голем протянул дощечку, на которой было написано: Сегодня я не смогу работать. -- Что такое? У ножа для резки бекона нет выходных! Сегодня святой день. Хук посмотрел в красные глаза. Старик Рыбнокост говорил что-то об этом, когда продавал Дорфла. Что-то типа: "Иногда он будет уходить на несколько часов, потому как у них святой день. Это из-за слов в голове. Если он не уйдет или не ускачет в свой храм, и слова перестанут работать, не спрашивай у меня почему. Это нельзя останавливать". Эта штука стоила пятьсот тридцать долларов. Он думал, что это была сделка, а это и была сделка, нет ни капли сомнения. Эта штука переставала работать только тогда, когда кончалась работа. Иногда такое случается, рассказывают случаи. Рассказывают о том, как големы затапливали дома, потому-что никто не сказал им прекратить таскать воду в дом, или отмывали блюда, пока они не становились тонкими как бумага. Тупые штуковины. Но полезные, если не спускать с них глаз. Но все же... все же... он знал, что никто не держал их подолгу. Эти проклятые двурукие моторы просто стоят, берут все и откладывают себе... куда? И никогда не жалуются. Вообще не разговаривают. Человек начинает задумываться о сделке, вроде той и успокаивается только тогда когда подписывает договор с новым владельцем. -- Что-то много святых дней стало в последнее время, -- сказал Хук. Иногда бывает много святых дней. Но они не могут отлынивать. Они могут только работать. -- Я не знаю, как мы справимся без..., -- начал Хук. Сегодня святой день. Ну, хорошо. Можешь взять выходной завтра. Сегодня вечером. Святой день начинается после заката. -- Тогда долго не задерживайся, -- слабо сказал Хук. -- Или я... Ты не задерживайся, слышишь. Это была обратная сторона медали. Их нельзя наказать. Невозможно удержать оплату, потому-что они не получают никаких денег. Их невозможно испугать. Рыбнокост говорил, что один ткач с Напских холмов приказал голему разбить себе голову, и тот выполнил приказ. Да. Я слышал. В любом случае, совершенно не важно кто они. Фактически анонимность была частью их работы. Они сами о себе думали, что они часть хода истории, прилив прогресса и волна будущего. Они были людьми которые думали что Время Настало. Государства выдерживает орды дикарей, сумасшедших террористов, скрытые секретные общества, но у государства появляются большие проблемы, когда преуспевающие и анонимные люди садятся за большой круглый стол и обсуждают такие вот мысли. Один сказал: -- По меньшей мере, это чистый способ. Бескровный. -- И это, конечно, пойдет на пользу городу. Они степенно покивали. Никому не надо было говорить, что хорошо для них, хорошо и для Анх-Морпорка. -- А он не умрет? -- Вообще-то его можно держать в состоянии просто... недееспособности. Мне сказали, что дозу можно менять. -- Хорошо. Я бы предпочел, чтобы он был недееспособен, чем мертв. Я бы не доверился Ветинари в гробу. -- Я слышал, что вообще-то он предпочел бы, чтобы его кремировали. -- Тогда я надеюсь, что его прах разбросают очень широко. -- Что насчет городской стражи? -- Что насчет городской стражи? -- А... Лорд Ветинари открыл глаза. Вопреки здравому смыслу, его волосы болели. Он сконцентрировался, и мутная фигура у кровати сфокусировалась в Самуэля Ваймза. -- А, Ваймз, -- слабо сказал он. -- Как Вы себя чувствуете, сэр? -- Практически мертвым. Кто был тот малый с невероятно кривыми ногами. -- Это был Пончик Джимми, сэр. Он был жокеем на очень толстой лошади. -- Беговой лошади? -- Так точно, сэр. -- Толстая беговая лошадь? Наверняка они не могли выиграть скачки? -- Я уверен, что у них это никогда не получалось. Но Джимми сделал большие деньги на невыигрывании скачек. -- А. Он дал мне молоко и какое-то вонючее лекарство, -- Ветинари сконцентрировался. -- Я здорово болел. -- Я тоже так думаю, сэр. -- Забавная фраза. Здорово болел. Я думаю, почему существует такое клише. Звучит... смешно. Правда, довольно забавно. -- Да, сэр. -- Как будто у меня сильный грипп. Голова толком не соображает. -- Правда, сэр? Лорд-мэр немного подумал. Что-то еще крутилось на уме. -- Ваймз, почему он до сих пор пахнет лошадьми? -- наконец спросил он. -- Он лошадиный доктор, сэр. Чертовски хорош. Я слышал, что в прошлом месяце он так накачал лекарствами Тяжелую Удачу, что она не упала до последней стометровки. -- Не очень обнадеживает, Ваймз. -- О, я не знаю сэр. Лошадь околела еще до старта. -- А, я понял. Ну, ну. Какой противно-мнительный разум у Вас, Ваймз. -- Спасибо, сэр. Лорд-мэр приподнялся на локте. -- Могут ли ногти пульсировать, Ваймз? -- Не могу знать, сэр. -- Сейчас мне хочется немного почитать. Жизнь продолжается, не так ли? Ваймз подошел к окну. На перилах балкона, уставившись в сгущающийся туман, сидела ужаснейшая скрюченная фигура. -- Констебль Крючконос, все спокойно? -- Даф, фер, -- ответило приведение. -- Я сейчас закрою окно. Туман заходит. -- Фы прафы, фер. Ваймз захлопнул окно, чуть не прижав пару, вовремя ускользнувших, усиков. -- Что это было, -- спросил лорд Ветинари. -- Горгулья констебль Крючконос, сэр. Он бесполезен на парадах, и чертовски бесполезен на улицах, но когда нужно усидеть на одном месте, сэр, никто не может с ним тягаться. Он чемпион мира по неподвижности. Если Вам нужен победитель на стометровке неподвижности, берите его. Он в дождь просидел три дня на крыше когда мы ловили Нобблера с аллей парка. Они ничего не пропускает. Капрал Буравчик патрулирует коридор, а констебль Глодснефью патрулирует этаж под нами, констебли Кремень и Морена сидят в двух соседних комнатах, а сержант Камнелом постоянно проверяет их, и если кто уснет, он получит пинок по заднице, сэр, и Вы узнаете об этом, потому как бедняга залетит сюда сквозь стену. -- Хорошая работа, Ваймз. Мне показалось или это так, что все мои охранники нелюди? Кажется они все гномы и тролли. -- Самое безопасное, сэр. -- Вы все обдумали, Ваймз. -- Надеюсь, сэр. -- Спасибо, Ваймз, -- Ветинари сел и взял кипу бумаг со столика у кровати. -- Не смею Вас задерживать. Ваймз открыл рот. Ветинари посмотрел на него. -- Что-нибудь еще, коммандер? -- Ну... Кажется нет, сэр. Я думаю, я пойду, сэр. -- Если не возражаете. И я думаю, много бумаг накопилось в моем кабинете, я буду очень обязан, если Вы пошлете кого-нибудь за ними. Ваймз хлопнул дверью, несколько сильнее, чем нужно было. Господи, как это выводило его из себя, все как Ветинари включал и выключал его, как простой выключатель, и благодарности от него -- как от крокодила. Патриций полагался на Ваймзе по работе, зная, что Ваймз будет делать свое дело, чтобы он там не думал по этому поводу. Хорошо, в один прекрасный день Ваймз устроит... устроит... ... да ничего он не устроит, а будет, как проклятый, делать свое дело, потому-что он не знает, что еще можно делать. Но понимание этого только ухудшало положение вещей. Туман становился все гуще и желтел. Ваймз кивнул охранникам у двери и выглянул в клубящийся обволакивающий туман. Отсюда до полицейского участка на Псевдополис-Ярде почти прямая дорога. Из-за тумана ночь в городе наступила раньше. На улицах почти не было народа, они сидели по домам, запирая окна от сырых клочков тумана, которые казалось, проникают повсюду. Да... пустые улицы, холодная ночь, сырость в воздухе... Чтобы довести эту ночь до совершенства не хватало одного. Он отослал карету домой и вернулся к одному из охранников. -- Вы -- констебль Лакер, не так ли? -- Так точно, сэр Самуэль. -- Какой у Вас размер обуви? Лакер видимо запаниковал: -- Что, сэр? -- Это простой вопрос, мужик! -- Семь с половиной, сэр. -- От старого сапожника на Нью-Кобблер? Дешевые? -- Так точно, сэр! -- Не могу оставить человека на охране в обуви на картонной подошве! -- сказал Ваймз, улыбаясь до ушей. -- Снимите ботинки, констебль. Возьмите мои. На них все еще драконье... ну, то что там драконы делают, но они будут Вам как раз. Не стойте как чурбан с открытым ртом. Отдайте ботинки. Вам останутся мои. -- Ваймз добавил: -- У меня их полно. Констебль наблюдал с испуганным изумлением как Ваймз надел дешевые ботинки, выпрямился, и притопнул несколько раз с закрытыми глазами. -- Ага, -- сказал он. -- Я стою прямо перед дворцом, правильно? -- Э..., да, сэр. Вы только что вышли из него, сэр. Это такое большое здание. -- Ага, -- весело сказал Ваймз, -- но я бы знал это, даже если бы я из него не выходил! -- Э... -- Это камни мостовой, -- сказал Ваймз. -- Они нестандартного размера, и немного вогнуты в центре. Ты не заметил? Ноги, парень! Вот чем тебе надо научится думать. Он повернулся и счастливо зашагал в туман, прочь от ошарашенного констебля. Его превосходительство граф Анхский капрал Нобби Ноббс толкнул дверь полицейского участка и, пошатываясь, вошел. Сержант Кишка оторвал глаза от стола и ахнул. -- Нобби, с тобой все в порядке? -- воскликнул он, оббегая стол, чтобы поддержать падающее тело. -- Это ужасно, Фред. Ужасно! -- Садись на стул. Ты такой бледный. -- Меня избрали, Фред! -- простонал Нобби. -- Не может быть! Ты запомнил, кто это сделал? Нобби без слов протянул свиток, который всучил ему Дракон -- Король Гербов, и откинулся назад. Из-за уха он вытянул длинную и тонкую самокрутку и трясущимися руками прикурил ее. -- Я не знаю, я уверен, -- сказал он. -- Сидишь тише травы, ниже воды, не высовываешься, не создаешь проблемы, и происходит такое. Кишка медленно читал свиток, его губы шевелились, когда он доходил до трудных слов типа "и" или "это". -- Нобби, ты читал это? Тут говорится, что ты господин! -- Старик сказал, что они еще раз все перепроверят, но он думает, что и так все ясно с кольцом и со всем. Фред, что я буду делать? -- Я думаю -- сидеть в горностае и есть с фарфора! -- В том то и дело, Фред. У меня нет денег. Нет особняка. Нет земель. Ни медяка! -- Что, совсем ничего? -- Ни гроша, Фред. -- Я думал у шишек -- сундуки с деньгами. -- Ну, я шишка из шишек, Фред. Я не знаю как надо господствовать! Я не хочу носить элегантную одежду и искать яйца, и все такое. Сержант Кишка сел рядом с ним. -- Ты ничего не знал о своих дворянских связях? -- Ну... мой кузен Винсент приставал с неприличными намереньями к ... герцогине Квирнской... -- К самой герцогине? -- К ее служанке. -- Наверно это не считается. Кто-нибудь еще об этом знает? -- Ну, она знает, она пошла и сказала... -- Я имею в виду о том, что ты граф. -- Только мистер Ваймз. -- Ну, тогда проще, -- возвращая свиток, сказал сержант Кишка. -- Тебе не надо говорить об этом. Тогда тебе не надо ходить в золотых брюках, и тебе не надо искать яйца, если только ты не потеряешь их. Ты просто сиди тут, а я сейчас тебе заварю чайку, ты не против чая? Мы все сейчас обдумаем, ты не волнуйся. -- Благодарю, Фред. -- Не стоит благодарности, Ваше благородие! -- Кишка улыбнулся. -- Усек? -- Не надо, Фред, -- слабо ответил Нобби. Дверь в полицейский участок распахнулась. Клубом влетел туман. В его сердцевине светились два красных глаза. Когда туман рассеялся, проступила фигура голема. -- Ум, -- громко сглотнул Кишка. Голем протянул грифельную доску: Я пришел к вам. -- Да. Да. Да. Я, э... да, я понял, -- сказал Кишка. Дорфл перевернул дощечку. На другой стороне было написано: Я признаюсь в убийстве. Я убил старого священника. Преступление раскрыто. Кишка, как только у него перестали дрожать губы, обошел и встал за, кажущимся теперь таким хрупким, столом и зарылся в бумаги. -- Ты следи за ним, Нобби, -- сказал он. -- Смотри, чтобы он не убежал. -- С чего ему убегать? -- спросил Нобби. Сержант Кишка нашел относительно чистый лист бумаги. -- Ну... ну... ну... я, ну... я думаю, я лучше... Ваше имя? Голем написал: Дорфл. Ко времени, когда он дошел до Брасс-бриджа (округленный булыжник среднего размера называемый "кошачьей головкой"), Ваймз задумался, правильно ли он поступил. Осенние туманы всегда были густыми, но такого еще никогда не было. Гробовой покров тумана заглушал звуки города и глушил самые яркие лучи до тусклого сияния, хотя по идее солнце еще не село. Он шел по парапету. Из тумана выплыла коренастая и блестящая фигура. То был один из деревянных бегемотов, какой-то отдаленный потомок Родерика и Кейт. По бокам были еще четыре такие же, все они смотрели в сторону моря. Ваймз проходил мимо них тысячу раз. Они были его старыми друзьями. Холодными ночами он часто прятался за ними, когда надо было спрятаться от проблем. Все так и было. Не верится, что это было недавно. Вся полиция пряталась от проблем. А потом появился Кэррот, и узкий круг их жизней разорвался, и теперь в полиции было уже почти тридцать человек (конечно включая троллей, гномов и т.п.), и они уже не шатаются повсюду подальше от проблем, они ищут проблемы, и они их находят. Забавно. Как в своей манере заметил Ветинари, чем больше у тебя полицейских, тем больше преступлений совершается. Но полицейские были и тут и там на улицах, и если у них не получались пинки как у Камнелома, то по меньшей мере по заднице они могли наддать. Он зажег спичку об копытце бегемота и, прикрывшись ладонью от ветра, прикурил сигару. Теперь эти убийства. Всем было бы все равно, если бы полиции не было все равно. Ничего не своровано. Он поправил себя, ничего, по-видимому, не своровано. Конечно, у сворованных вещей был один дурацкий недостаток, их никогда нет на месте преступления. Они, можно быть уверенным не прелюбодействовали с чужими женами. Они наверно не помнили уже, что такое прелюбодеяние. Один проводил свое время со старыми религиозными книгами; другой, господи боже, был экспертом по наступательному использованию выпечки. Люди наверно скажут, что они жили невинной жизнью. Но Ваймз был полицейским. Никто не живет полностью невинной жизнью. Это было возможно, только если ты лежишь тихо где-то в подвале, тогда один день можно не совершать преступления. Но только. Но, даже тогда, тебя могут обвинить в тунеядстве. В любом случае, кажется, Ангуа приняла это дело как личное. Она всегда вставала на защиту слабых. Так же поступал Ваймз. Так надо поступать. Не потому что они богаты и знатны, они не богаты и не знатны. Надо быть на стороне слабых, потому что они слабые. Все в этом городе следили друг за другом. Для этого и были созданы гильдии. Люди группировались против других людей. Гильдия следит за тобой с пеленок до могилы, или, в случае с убийцами, до могил других людей. Они даже придерживаются закона, или, по меньшей мере, делают вид что придерживаются. Воровство без лицензии наказывается смертью по первому же прецеденту.[11] Гильдия Воров следила за этим. Организация казалось невозможной, но она срабатывала. Она работала как машина. И все было отлично, за исключением для тех случайных людей, что попадали под ее колеса. Сырой булыжник под подошвами успокаивал. Господи, как он скучал по всему этому. Раньше он один патрулировал улицы. Когда он был один, и в три ночи камни начинали блестеть, все это казалось, придавало смысл... Он остановился. Мир вокруг него вдруг наполнился страхом, особым страхом, не имеющим никакого отношения к клыкам или венам или к приведениям, но от которого все знакомое вдруг становилось незнакомым. Что-то фундаментальное было неправильным. У него ушло несколько долгих секунд, чтобы понять, что заметило его подсознание. На парапете стояло пять статуй. Но должно быть только четыре. Он медленно повернулся и подошел к последней статуе. Это был бегемот, все нормально. То же со следующей. На ней была надпись. Ничего сверхъестественного, нацарапано что-то типа: "Сдес был Вонкер". До следующей статуи не было так уж очень далеко, и когда он взглянул на нее... Две красные точки света засветились над ним в тумане. Что-то темное и тяжелое спрыгнуло вниз, толкнуло его на землю и исчезло в темноте. Ваймз вскочил на ноги, встряхнул головой и побежал следом. Не было никаких мыслей. Это был древний инстинкт зверей и полицейских преследовать все что убегает. Он бежал и автоматически искал свисток, чтобы привлечь других полицейских, но коммандер полиции не носил свисток. Коммандеры полиции должны были справляться сами. В убогом кабинете Ваймза капитан Кэррот тупо уставился в бумажку: "Ремонт водосточных труб, полицейский участок, Псевдополис-ярд. Новая водосточная труба, уклон 35( по Миклвайту, четыре правоугольных крепления, работа и приведение в порядок. $16.35". На столе лежала еще целая куча подобных бумажек, включая счет за пингвина для констебля Крючконоса. Он знал, что сержант Кишка возражал против оплаты полицейскому пингвинами, но констебль Крючконос был горгульей, а горгульи ничего не понимали в деньгах. Но они имели понятия о пингвинах, когда ели их. Все равно, стало больше порядка. Когда Кэррот пришел сюда, деньги на мелкие расходы полиции хранились на полке в жестянке с этикеткой "Полироль доспехов Крепкослова для блестящих армий", и,