Терри Пратчетт. Цвет волшебства --------------------------------------------------------------- Сериал "Плоский Мир". TERRY PRATCHETT. ''THE COLOUR OF MAGIC.'' Copyright © 1983 bу Terry Pratchett all rights reserved. Перевод с английского Ирины Кравцовой под редакцией Александра Жикаренцева, 1997 Spellcheck: Aslan Frunze Источник: "Библиотека OCR -=anonimous=-" http://members.spree.com/entertainment/rostov_don/ Ў http://members.spree.com/entertainment/rostov_don/ --------------------------------------------------------------- Цвет волшебства. В далеком и далеко не новом комплекте измерений, в том крыле Космоса, которое никогда не предназначалось для полета, клубящиеся звездные туманы дрожат, расступаются и... Смотрите... То приближается Великий А'Туин, черепаха, медленно плывущая по межзвездному проливу. На Ее могучих ластах инеем застыл водород. Ее гигантский и древний панцирь изрыт метеоритными кратерами, а глаза величиной с два моря, покрытые слизью и астероидной пылью, неотрывно глядят в сторону Цели. В Ее мозгу, превышающем размерами город, с геологической медлительностью ворочаются мысли, и все они -- о Бремени. Большую часть Бремени составляют Берилия, Тубул, Великий Т'Фон и Джеракин -- четыре исполинских слона, на чьих широких, загорелых под светом звезд спинах покоится диск Плоского мира, окаймленный пенистой гирляндой грандиозного водопада и накрытый нежно-голубым куполом Небес. О чем думают слоны, астропсихологии установить не удалось. Существование Великой Черепахи было всего лишь гипотезой, пока небольшое и очень скрытное королевство Крулл, чьи горы выступают над самым Краепадом, не построило на вершине одного из утесов подъемное устройство, состоящее из стрелы и блоков. С помощью этого механизма за Край в латунном корабле с кварцевыми стеклами были опущены несколько наблюдателей, в задачу которых входило проникнуть за пелену тумана. Эти первые астрозоологи долгое время провисели в космосе, пока огромные отряды рабов не вытащили их обратно. Ученые сумели собрать обширную информацию о природе и образе Великого А'Туина и слонов, однако даже это не разрешило фундаментальных вопросов о природе и цели Вселенной. Вот к примеру, какого все-таки пола Великий А'Туин? Согласно неимоверно авторитетным заявлениям астрозоологов, на этот жизненно важный вопрос невозможно ответить до тех пор, пока не будет сооружен более крупный и мощный подъемник для космического корабля глубокого погружения. Пока же остается лишь размышлять об уже познанном вселенском пространстве. В среде академиков бытовала и была особенно популярна теория о том, что Великий А'Туин пришел ниоткуда и будет во веки веков равномерно ползти или размеренно продвигаться в никуда. Альтернативная теория, пользующаяся поддержкой религиозно настроенных умов, утверждала, что А'Туин ползет от Места Рождения к Брачной Поре, как и все остальные звезды на небе, которые, очевидно, также передвигаются на спинах гигантских черепах. Когда же космические рептилии наконец сойдутся, наступит краткий и страстный сезон любви, первый и последний в их жизни. От этого пламенного союза родятся новые черепахи, которые понесут на своих панцирях обновленный комплект миров. Данная теория была известна под названием гипотезы Большой Сходки. Так вот и вышло, что молодой косморептилиолог из фракции Размеренного Продвижения, испытывая новый телескоп, с помощью которого он надеялся измерить точное альбедо правого глаза Великого А'Туина, оказался в этот судьбоносный вечер первым сторонним наблюдателем, заметившим, что над самым старым городом Плоского мира поднимается дым пожара. Однако потом ученый так увлекся своими расчетами, что все увиденное полностью вылетело у него из головы. Тем не менее он был первым. Хотя были и другие... Пламя с ревом неслось по двуединому городу Анк-Морпорку. Там, где его язычки лизали Квартал Волшебников, оно пылало синевой и зеленью, разбавленными необычными искрами восьмого цвета, октарина. Там, где передовые отряды пожара проложили дорогу к чанам и масляным складам, расположенным вдоль всей улицы Торговцев, оно продвигалось сериями взмывающих в небо огненных фонтанов и взрывов. Касаясь связок редких сушеных трав и залезая в кладовые аптекарей, пламя заставляло людей сходить с ума и говорить с богами. Вскоре весь центральный Морпорк был охвачен огнем, но более богатые и достойные граждане расположенного на другом берегу Анка не растерялись. Мужественно реагируя на создавшуюся ситуацию, они принялись уничтожать мосты. Однако корабли в морпоркских доках, хорошо просмоленные, нагруженные зерном, хлопком и лесом, уже весело горели. Огонь моментально превратил их швартовы в пепел, и тонущие светлячки судов, штурмуя волны реки Анк, понеслись к морю, поджигая по пути прибрежные дворцы и беседки. Общей суматохи добавлял ветер, разносящий во все стороны искры, которые приземлялись далеко за рекой в укромных садиках и овинах. Дым от радостно пляшущего пламени поднимался высоко в небо -- черная, изогнутая ветром колонна высотой в мили была видна из всех точек Плоского мира. С удаленного на несколько лиг от города холма, удобно расположившись в прохладном тенечке, за пожаром заинтересованно наблюдали двое зрителей. Отсюда зрелище горящего города казалось особенно впечатляющим. Тот, что повыше, попутно грыз цыплячью ножку, опираясь на меч, который был лишь немногим ниже среднего человека. Если бы не ум, светившийся в его проницательных глазах, этого человека вполне можно было бы принять за варвара из пустошей Пупземелья. Его компаньон, закутанный с головы до пят в коричневый плащ, был гораздо меньше ростом. Позднее, когда ему представится возможность перейти к действию, мы увидим, что движется он легко, словно кошка. За последние двадцать минут эти двое не обменялись ни словом, если не считать краткого, закончившегося ничем спора по поводу того, что было источником особенно мощного взрыва -- то ли таможенный склад, где хранились масла, то ли мастерская Керибля Чародея. От выяснения этого факта зависела судьба некоторой суммы денег. Верзила закончил обгладывать кость и, с сожалением улыбнувшись, швырнул ее в траву. -- Вот и конец укромным переулочкам, -- заявил он. -- А мне они нравились. -- Все сокровищницы погорели, -- подхватил низкорослик, а потом задумчиво добавил: -- Интересно, драгоценные камни горят? Я слыхал, они сродни углю. -- Сколько золота плавится и стекает в канавы, -- продолжал высокий, не обращая на товарища никакого внимания. -- А вино, наверное, кипит в бочках... -- Зато крысы передохнут, -- указал закутанный в плащ человечек. -- Крысы -- да, все до единой. -- Не хотелось бы оказаться там сейчас, когда на дворе разгар лета. -- Это точно. Однако нельзя не испытывать... ну, в общем, этакое мимолетное... Голос верзилы затих, но тут лицо его просветлело. -- А ведь мы были должны старому Фредору из "Багровой Пиявки" восемь серебряных монет, -- сказал он. Коротышка кивнул. Они немного помолчали, глядя на то, как целая серия новых взрывов прочерчивает алой линией темные кварталы величайшего города на Плоском мире. Потом верзила пошевелился. -- Хорек? -- Да? -- Как ты думаешь, кто начал этот пожар? Низкорослый собеседник, известный под именем Хорька, ничего не ответил. Он смотрел на освещенную красноватым светом дорогу. Этим путем из города вышли немногие, потому что Противовращательные ворота рухнули одними из первых, осыпая округу дождем раскаленных добела углей. Но сейчас по дороге двигались двое путников. Глаза Хорька, которые прекрасно видели в темноте, различили силуэты двух всадников, за которыми тащилось какое-то приземистое животное. Наверняка богатый купец, удирающий с любимыми сокровищами, которые сумел собрать в отчаянной спешке. Хорек не замедлил сообщить об этом своему приятелю. -- Статус пеших разбойников не очень-то нам подходит, -- вздохнул варвар, -- но, как ты говоришь, времена наступили тяжелые, и сегодня ночью нас не ждет мягкая постелька. Он поудобнее перехватил меч и, когда первый всадник подъехал поближе, шагнул на дорогу, подняв вверх руку. На лице его сияла точно рассчитанная улыбка -- она одобряла и вместе с тем внушала угрозу. -- Прошу прощения, сударь... -- начал было он. Всадник придержал лошадь и стащил с головы капюшон. Перед взором верзилы предстало измученное лицо, покрытое волдырями от ожогов и отмеченное там и сям клочьями опаленной бороды. Даже бровей и тех не было. -- Отвали, -- рыкнуло лицо. -- Ты ведь Бравд из Пупземелья, если я не ошибаюсь?1 До Бравда дошло, что инициативу у него перехватили. -- Исчезни, ладно? -- попросил всадник. -- У меня просто нет времени с тобой еще разбираться. Оглядевшись по сторонам, он добавил: -- Это касается и твоего вшивого компаньона, который, судя по всему, прячется где-нибудь поблизости, в любимом тенечке. Хорек подошел к лошади и вгляделся в расхристанную фигуру. -- Да это же волшебник Ринсвинд! -- восхищенно воскликнул он, одновременно занося в память волшебниково описание своей персоны, чтобы отомстить на досуге. -- То-то думаю, голос знакомый. Бравд сплюнул и вложил меч обратно в ножны. Связываться с волшебником -- себе дороже выйдет. Тем более драгоценностей у магов раз-два и обчелся. -- Для под заборного волшебника этот тип слишком выпендривается, -- буркнул он. -- Ты ничего не понял, -- устало отозвался всадник. -- Я так вас испугался, что мой позвоночник превратился в кисель. Просто как раз сейчас я страдаю от пере дозировки страха. Я хочу сказать, что мне нужно прийти в себя. Тогда я смогу побояться вас как полагается. Хорек ткнул пальцем в сторону горящего города. -- Ты что, прямиком оттуда? -- поинтересовался он. Волшебник потер глаза обожженной докрасна рукой. -- Я был там, когда начался пожар. Видишь вон того? Там, сзади? Он указал на дорогу, по которой все никак не мог доехать его спутник. Любимый метод верховой езды, усвоенный попутчиком волшебника, заключался в том, чтобы выпадать из седла каждые несколько секунд. -- Ну? -- спросил Хорек. -- Это его рук дело, -- просто сказал Ринсвинд. Бравд и Хорек разом поглядели на темный силуэт, который в данную минуту, сунув одну ногу в стремя, прыгал поперек дороги. -- Что, настоящий поджигатель? -- наконец удивился Бравд. -- Да нет, -- фыркнул Ринсвинд. -- Не совсем. Скажем так: воцарись вокруг полный и абсолютный хаос, этот человек стоял бы в самую грозу на вершине холма, одетый в мокрую медную кольчугу, и орал: "Все боги -- сволочи!" Пожрать есть что-нибудь? -- Можем поделиться останками цыпленка, -- сообщил Хорек. -- В обмен на рассказ. -- Как его зовут? -- поинтересовался Бравд, который, как всегда, не поспевал за ходом беседы. -- Двацветок. -- Двацветок? -- удивился Бравд. -- Ну и имечко! -- Вы еще и половины не знаете, -- проворчал Ринсвинд, спешиваясь. -- Цыпленок, говорите? -- С пряностями, -- уточнил Хорек. Волшебник застонал. -- Кстати, -- вспомнил Хорек, прищелкнув пальцами, -- где-то, ну около получаса назад, был такой неслабый взрыв... -- Склад с маслами взлетел на воздух, -- пояснил Ринсвинд, передернувшись при воспоминании об огненном дожде. Хорек с выжидающей ухмылкой повернулся к своему приятелю, и тот, ворча, передал ему вытащенную из кошелька монету. Со стороны дороги послышался краткий, тут же оборвавшийся вопль. Ринсвинд, не поднимая глаз, продолжал пожирать цыпленка. -- Ездить на лошади он действительно не умеет, -- заметил он, потом вдруг застыл, словно вспомнив что-то очень важное, тихонько вскрикнул от ужаса и метнулся в темноту. Когда он вернулся, существо, именуемое Двацветком, безвольно свисало с его плеча. Оно было маленьким и костлявым, а его очень необычное одеяние состояло из доходящих до колен штанов и рубахи таких кричащих, не сочетающихся друг с другом цветов, что привередливый глаз Хорька был оскорблен даже в полутьме. -- На ощупь кости вроде бы целы, -- тяжело дыша, сказал Ринсвинд. Бравд подмигнул Хорьку и отправился исследовать силуэт, который, по предположениям разбойников, был каким-то вьючным животным. -- Ты к нему лучше не суйся, -- посоветовал волшебник, не отрываясь от обследования бесчувственного Двацветка. -- Уж поверь на слово. Его защищает некая сила. -- Заклинание какое-нибудь? -- осведомился Хорек, опускаясь на корточки. -- Н-нет. Но, думаю, какие-то чары. Очень редкие. К примеру, они могут превратить золото в медь, и в то же самое время ты эту медь не отличишь от золота; они делают людей богатыми, уничтожая их собственность, позволяют слабому бесстрашно разгуливать среди воров, проникают сквозь самые мощные двери и выцеживают из-под семи запоров сокровища. Они-то и держат меня в рабстве, так что я вынужден волей-неволей следовать за этим чокнутым и защищать его от всех напастей. Они и с тобой справятся, Бравд. Мне кажется, эти чары даже хитрее тебя, Хорек. -- Ну и как же они называются, эти могущественные чары? Ринсвинд пожал плечами. -- На нашем языке они зовутся "отраженный шум, как будто подземные духи орут". Вина у вас, случаем, не найдется? -- Тебе следует знать, что там, где дело касается волшебства, я тоже кое на что способен, -- заявил Хорек. -- Не далее как в прошлом году я -- с помощью моего, присутствующего здесь, друга -- лишил известного могущественнейшего архимага из Аймитури волшебного посоха, пояса из лунных камней и жизни. Именно в таком порядке. Я не боюсь этого "отраженного шума, как будто подземные духи орут", который ты так расписываешь. Однако, -- добавил он, -- ты заинтересовал меня. Может, еще что-нибудь расскажешь? Бравд смерил взглядом существо на дороге, которое подошло ближе. В предутреннем свете постепенно начали обрисовываться его очертания. Во всех отношениях оно решительно походило на... -- Это что, ящик на ножках? -- спросил Бравд. -- Я все расскажу, -- ответил Ринсвинд. -- Винца только налейте. Снизу, из долины, донесся громкий рев, сменившийся отчаянным шипом. Кто-то, более предусмотрительный, чем все остальные, приказал закрыть огромные речные ворота, расположенные там, где Анк вытекает из двойного города. Река, лишенная свободы передвижения, вышла из берегов и разлилась по терзаемым огнем улицам. Вскоре континент огня превратился в группу островов, каждый из которых становился все меньше и меньше по мере того, как поднимался темный прилив. А над затянутым дымом городом принялось расти, закрывая собой звезды, бурлящее облако пара. Хорек еще подумал, что оно очень напоминает какой-то черный гриб. Двойной город, состоящий из гордого Анка и тлетворного Морпорка (по сравнению с этой парочкой, все остальные города в пространстве и времени представляют собой лишь жалкие отражения), за свою долгую и насыщенную событиями историю выдержал множество напастей. Каждый раз он заново поднимался из пепла и достигал процветания. Так что пожар и последовавшее за ним наводнение, уничтожившее все, что не могло гореть, и добавившее к проблемам уцелевших горожан чрезвычайное зловоние, вовсе не означали конец города. Скорее, это был пламенный знак препинания, рдеющая угольком запятая или огненное, как саламандра, двоеточие в продолжающейся истории. За несколько дней до этих событий по реке с утренним приливом поднялось судно, причалившее в лабиринте доков и верфей к морпоркскому берегу. Груз этого судна состоял из розового жемчуга, молочных орешков, пемзы, нескольких официальных писем, адресованных патрицию города, и человека. Именно этот человек и привлек внимание Слепого Хью, одного из попрошаек, несущих утреннее дежурство в Жемчужном доке. Хью толкнул Калеку Ва в бок и безмолвно указал пальцем. Незнакомец уже стоял на набережной и наблюдал за тем, как несколько матросов, надрываясь, тащат по трапу громадный, скрепленный медными обручами сундук. Рядом с чужеземцем высился хмурый тип, очевидно капитан судна. Слепой Хью славился тем, что с расстояния в пятьдесят шагов мог мгновенно учуять самую мелкую золотую монетку, сейчас же тело попрошайки все затрепетало. Один вид только что прибывшего в Анк-Морпорк чужестранца сулил немедленное и баснословное обогащение. И точно. Когда сундук был поставлен на булыжную мостовую, незнакомец сунул руку в кошелек, и в ней блеснула монета. Несколько монет. Несколько золотых монет. Слепой Хью, чье тело заходило ходуном, словно почуявшая воду ореховая лоза, негромко присвистнул. Калека Ва, схлопотав еще один тычок в бок, заторопился по ближайшему переулку к центру города. После того как капитан вернулся на судно, оставив слегка ошеломленного чужеземца стоять на набережной, Слепой Хью подхватил свою чашку для сбора подаяний и с заискивающей ухмылкой заковылял через улицу. При виде его незнакомец начал поспешно копаться в кошельке. -- Добрый день тебе, господин... -- начал было Хью, но запнулся. С лица незнакомца на нищего взирали сразу четыре глаза. Два обыкновенных, а поверх них -- два абсолютно прозрачных. Попрошайка быстро повернулся и приготовился делать ноги. -- ! -- выпалил чужеземец и схватил Слепого Хью за руку. От Хью не укрылось, что толпящиеся вдоль поручней судна матросы в открытую потешаются над ним. В то же самое время его натренированный нос учуял потрясающий, мощнейший аромат денег. Слепой Хью застыл на месте. Чужестранец отпустил его руку и быстро пролистал маленькую черную книжицу, которую вытащил из-за пояса. -- Привет, -- наконец изрек он, найдя нужную страницу. -- Чего? -- не понял Хью. Незнакомец ошарашено поглядел на нищего. -- Привет? -- повысил голос он. Гласные, срываясь с его языка, с легким звоном вставали на свои места. -- И тебе того же, -- наконец сообразил Хью. Незнакомец широко улыбнулся и снова принялся копаться в кошельке. На этот раз его рука вынырнула с большой золотой монетой размером чуть больше восьмитысячедолларовой анкской кроны. Чеканка выглядела как-то странно, но язык золота Хью понимал сразу. "Моему нынешнему владельцу, -- говорила монета, -- требуется поддержка и помощь. Почему бы тебе не оказать ему пару-другую услуг, чтобы ты и я смогли потом отправиться куда-нибудь и вдоволь насладиться обществом друг друга?" Едва уловимые изменения в позе нищего придали чужеземцу уверенности. Он снова сверился со своей книжечкой. -- Я желаю быть препровожденным в отель, таверну, меблированные комнаты, гостиницу, трактир, караван-сарай, -- сказал он. -- Что, во все места сразу? -- уточнил ошарашенный Хью. -- ? -- отозвался незнакомец. Хью почувствовал на спине взгляды зевак. Вокруг него и странного чужеземца мигом собралась небольшая толпа из торговок рыбой, ловцов моллюсков и просто прохожих. -- Слушай, есть у меня одна классная таверна на примете, -- поспешно посулил он, содрогнувшись при мысли о том, что золотая монета может сейчас уплыть из его жизни. Нет, эту монету он во что бы то ни стало приберет, даже если все остальное достанется Аймору. Здоровенный сундук, составляющий почти весь багаж путешественника, с виду был доверху набит золотом. Четырехглазый опять заглянул в книжицу. -- Я желаю быть препровожденным в отель, место отдыха, трактир... -- Да, да, хорошо. Пошли быстрее, -- заторопился Хью и, подхватив один из узелков приезжего, быстро зашагал прочь. Незнакомец после секундного колебания последовал за ним. В голове Хью одна за другой проносились мысли. То, что ему так легко удалось заманить приезжего в "Порванный Барабан", -- большая удача, и Аймор, возможно, щедро вознаградит его. Однако в новом знакомце Хью, несмотря на кажущуюся кротость, было нечто такое, отчего попрошайка чувствовал себя не в своей тарелке. Что ж его так тревожит? Нет, два лишних глаза -- это, конечно, необычно, но не в них дело. Что-то еще... Хью оглянулся. Низкорослый незнакомец неторопливо шествовал по самой середине улицы, с живейшим интересом изучая окрестности. Но вовсе не это зрелище лишило Слепого Хью дара речи. Здоровенный деревянный сундук, который Хью в последний раз видел стоящим на набережной, следовал за своим хозяином, мягко раскачиваясь на ходу. Медленно, едва удерживаясь на внезапно ослабевших конечностях, Хью нагнулся и заглянул под сундук. Его глазам предстали ряды маленьких ножек. Хью осторожно выпрямился, повернулся и зашагал в сторону "Порванного Барабана". -- Странно, -- заметил Аймор. -- И с собой он привез большой деревянный сундук, -- добавил Калека Ва. -- Это либо купец, либо шпион, -- сделал вывод Аймор, отщипывая от зажатой в руке котлеты кусок мяса и подбрасывая его в воздух. Мясо не успело толком подлететь, как из мрака, скопившегося в углу комнаты, вынырнула черная тень и спикировала вниз, подхватив добычу. -- Либо купец, либо шпион, -- повторил Аймор. -- Лучше последнее. Шпион окупается дважды, потому что за этих негодяев неплохо платят. Мы без труда можем его сдать. А ты, Визель, что думаешь? Сидящий напротив него вор, второй по значению в Анк-Морпорке, прикрыл свой единственный глаз и пожал плечами. -- Я проверил корабль, -- сказал он. -- Обычное торговое судно. Время от времени заходит на Коричневые острова. Люди, которые там живут, -- просто дикари. Они ничего не понимают в шпионаже, а купцов, полагаю, едят. -- Он чем-то смахивает на купца, -- высказался Ва. -- Только худой он какой-то. За окном послышалось хлопанье крыльев. Аймор вытащил свою массивную тушу из кресла, пересек комнату и вернулся обратно с большим вороном в руках. После того как он отцепил от ноги ворона капсулу с письмом, птица сразу взлетела вверх и присоединилась к сородичам, затаившимся среди балок. Визель проводил ее неприязненным взглядом. Вороны Аймора были чрезвычайно преданы своему хозяину -- преданы до такой степени, что единственная попытка Визеля подняться до ранга величайшего вора в Анк-Морпорке стоила ему, правой руке Аймора, левого глаза. Слава богам, не жизни. Аймор никогда не держал зла на амбициозных людей. -- Б12, -- констатировал Аймор, отбрасывая в сторону миниатюрную склянку и разворачивая вытащенную оттуда крошечную записку. -- Кошка Горрин, -- автоматически отозвался Визель. -- Дежурит на посту в Храме Мелких Богов, на вершине сигнальной башни. -- Он сообщает, что Хью отвел нашего чужестранца в "Порванный Барабан". Что ж, неплохо. Пузан -- наш... друг, не так ли? -- Так, -- кивнул Визель. -- Когда понимает, что хорошо для его кошелька, а что не очень. -- Одним из его клиентов был этот твой Горрин, -- довольно продолжал Аймор. -- Потому что он пишет о ящике с ногами, если я правильно разобрал его каракули. Он взглянул поверх края бумаги на Визеля. Одноглазый вор отвернулся. -- Его накажут, -- равнодушно сказал он. Ва посмотрел на облаченную в черное фигуру, которая расположилась в кресле с непринужденностью пумы, разлегшейся на ветке в джунглях Краеземелья. Похоже, Горрин с крыши Храма Мелких Богов скоро присоединится к этой божественной мелюзге в многочисленных измерениях Того Света. А он задолжал Калеке Ва три медяка. Аймор скомкал записку и швырнул в угол. -- Надо будет заглянуть в "Барабан". Чуточку попозже. Заодно отведаем тамошнего пива, которое так влечет твоих людей, Визель. Одноглазый ничего не ответил. Иногда ему казалось, что уж лучше быть забитым до смерти надушенными шнурками от башмаков, чем состоять у Аймора правой рукой. Двойной город Анк-Морпорк, первый по значению из городов, лежащих у Круглого моря, был, само собой разумеется, пристанищем для огромного количества банд, воровских гильдий, синдикатов и других подобных организаций. Данное обстоятельство являлось одной из причин его процветания. Большая часть бедного люда, ютившегося в лабиринте переулков Морпорка, пополняла свои скромные доходы, оказывая те или иные мелкие услуги какой-нибудь из соперничающих группировок. Так вот и вышло, что к тому времени, как Хью и Двацветок вошли во двор "Порванного Барабана", главари многих банд уже прознали о неизвестном богатее, прибывшем в город. Донесения некоторых наиболее наблюдательных шпиков включали в себя описания книжечки, которая подсказывает чужеземцу нужные слова, и сундука, который ходит сам по себе. Однако на эти детали никто не обратил внимания. Ни один чародей, способный на подобное колдовство, даже не подумает соваться в доки Морпорка. То был час, когда большинство горожан либо поднимались с постелей, либо как раз собирались укладываться спать, поэтому лишь немногие из завсегдатаев "Барабана" могли наблюдать то, как Двацветок спускается по лестнице в трактир. Когда же следом за чужеземцем появился Сундук и уверенно заковылял вниз по ступенькам, все клиенты, сидящие за грубыми деревянными столами, как один подозрительно покосились на свою выпивку. Пузан как раз шпынял тролленка, подметавшего бар, когда вся троица прошествовала мимо. -- Это еще что, язви вас в корень, такое? -- поинтересовался хозяин. -- Ты только не распространяйся никому, ладно? -- прошипел Хью. Двацветок принялся листать свою книжечку. -- Чего это он делает? -- осведомился Пузан, скрестив руки на груди. -- Она подсказывает ему, что надо отвечать. Я понимаю, это, конечно, звучит глупо, но... -- пробормотал Хью. -- Как может книга подсказывать человеку, что ему говорить? -- Я желаю место, комнату, номер, меблированную комнату, полный пансион, чисто ли у вас, комнату с видом, сколько вы берете за ночь? -- на одном дыхании выпалил Двацветок. Пузан посмотрел на Хью. Попрошайка пожал плечами. -- У него денег как грязи, -- пояснил он. -- Тогда скажи ему, что за ночь я беру три медяка. Но эту Хреновину придется поставить в конюшню. -- ? -- спросил незнакомец. Пузан поднял вверх три жирных багровых пальца, и лицо приезжего сразу просияло пониманием. Он запустил руку в кошелек и выложил на ладонь Пузана три больших золотых кругляша. Трактирщик, выпучив глаза, уставился на монеты. Сумма примерно в четыре раза превышала стоимость "Порванного Барабана", включая прислугу. Он перевел взгляд на Хью, но понял, что от попрошайки ему помощи не дождаться. Пузан снова посмотрел на чужестранца. Сглотнул. -- Да, -- наконец пропищал он неестественно тонким голоском. -- Плюс питание. Э-э-э... Ну, вы меня понимаете? Пища. Вы едите. Нет? Он воспроизвел соответствующие движения. -- Писча? -- переспросил приезжий. -- Ага, -- согласился Пузан, начиная обливаться потом. -- Ты в книжечку-то взгляни... Чужестранец открыл свой талмуд и провел пальцем по одной из страниц. Пузан, который кое-как умел различать буквы, краешком глаза заглянул в книжицу. Тарабарщина какая-то... -- Пи-ища, -- протянул приезжий. -- Да. Котлета, бефстроганов, отбивная, тушеное мясо, рагу, фрикассе, фарш, антрекот, суфле, клецки, бланманже, щербет, овсянка, колбаса, катиться колбаской, бобы и на бобах, сладости, желе, варенье. Гусиные потроха, -- он послал Пузану лучезарную улыбку. -- Все сразу? -- слабым голосом уточнил трактирщик. -- Просто он так разговаривает, -- объяснил Хью. -- И не спрашивай меня почему. Разговаривает, и все тут. Все глаза в комнате наблюдали за незнакомцем -- все, за исключением пары, принадлежащей волшебнику Ринсвинду, который сидел в самом темном уголке и медленно потягивал из кружки разбавленное пиво. Он разглядывал Сундук. А вы повнимательнее разглядите Ринсвинда. Посмотрите на него. Тощий, подобно большинству волшебников, он одет в темно-красный балахон, по которому потускневшими блестками вышито несколько магических знаков. Кое-кто может принять его за простого ученика чародея, сбежавшего от хозяина из протеста, скуки, страха и еще теплящегося желания женщин. Однако шею Ринсвинда украшает цепь с бронзовым октагоном, сразу выдающая выпускника Незримого Университета, высшей школы магии, чей перемещающийся в пространстве и времени трансцендентно-архитектурный комплекс находится одновременно и Там и Тут. Выпускники этого учебного заведения обычно могут претендовать по меньшей мере на степень мага, но Ринсвинду -- после одного злополучного события -- пришлось покинуть Университет со знанием одного-единственного заклинания. Теперь чародей болтался по городу, зарабатывая на жизнь своей врожденной способностью к языкам. Работать он особо не любил, но отличался живым умом и пронырливыми повадками напоминал смышленого грызуна. Кроме того, он с первого взгляда мог распознать древесину груши разумной. Как раз сейчас он на нее и смотрел -- смотрел и не мог поверить своим глазам. Архимаг, приложив величайшие усилия и затратив огромное количество времени, мог надеяться в конечном итоге заполучить небольшой посох, сделанный из груши разумной. Это редкое дерево растет только в тех местах, где в древности водилась магия, поэтому во всех городах Круглого моря не найдется и двух посохов из груши разумной. Что же касается огромного сундука... Ринсвинд совершил в уме быстрый расчет и пришел к выводу, что даже если б сундук был до отказа набит звездными опалами и кусками золотоносной руды, то все равно его содержимое не стоило бы и десятой части содержащего. На лбу волшебника запульсировала жилка. Ринсвинд поднялся на ноги и направился к троице у стойки. -- Могу я чем-нибудь помочь? -- осведомился он. -- Отвали, Ринсвинд, -- рявкнул Пузан. -- Я всего-навсего подумал, что, может быть, не помешало бы обратиться к этому джентльмену на его родном языке, -- мягко предложил волшебник. -- Он прекрасно обходится без твоей помощи, -- парировал трактирщик, но все же отступил. Ринсвинд вежливо улыбнулся чужестранцу и произнес пару фраз по-химерски. Он гордился тем, что бегло говорит на химерском, но чужеземец лишь удивленно поглядел на него. -- Ничего у тебя не выйдет, -- знающе покачал головой Хью. -- Видишь ли, все дело в этой книжонке. Она советует ему, что сказать. Колдовство, одно слово. Ринсвинд перешел на высоко-борогравийский, затем на ванглемешт, сумтри и даже на черно-оругуйский язык, в котором нет ни одного существительного и только одно прилагательное, к тому же неприличное. Каждая попытка была встречена вежливым непониманием. Отчаявшись, Ринсвинд решил испробовать язык варваров Троба, и тут лицо маленького чужестранца расплылось в довольной улыбке. -- Ну наконец-то! -- воскликнул он. -- Мой добрый друг! Это замечательно. (В действительности на тробском языке последнее слово означало "то, что может случиться лишь однажды за все время службы доброго каноэ, изготовленного при помощи топора и огня из самого высокого алмазного дерева, что растет в знаменитых алмазных лесах на нижних склонах горы Аваява, являющейся, по слухам, обиталищем огненных богов".) -- О чем это вы? -- подозрительно осведомился Пузан. -- Что сказал трактирщик? -- поинтересовался приезжий. Ринсвинд сглотнул. -- Пузан, -- сказал он. -- Он просит принести две кружки твоего лучшего эля. -- Ты понимаешь его? -- О, конечно. -- Скажи ему... скажи, что мы очень рады его прибытию. И скажи, что еда стоит... э-э... один золотой. На какое-то мгновение лицо Пузана напряглось -- словно некая ожесточенная внутренняя борьба происходила в трактирщике, -- и после секундного колебания он во внезапном порыве щедрости добавил: -- Твой завтрак я тоже включу в его счет. -- Чужеземец, -- ровным голосом сказал Ринсвинд, -- если ты останешься здесь, то к ночи тебя либо зарежут, либо отравят. Только не переставай улыбаться, иначе меня постигнет та же судьба. -- Да что вы! -- воскликнул приезжий, оглядываясь по сторонам. -- Здесь так очаровательно. Настоящий морпоркский трактир. Знаете, я так много о них слышал. Вы посмотрите, какие своеобразные старые балки. И такие солидные... Ринсвинд быстро глянул вокруг себя на тот случай, если утечка магии из расположенного за рекой Квартала Волшебников вдруг перенесла их в какое-то другое место... Но нет, все тот же зал "Барабана" -- покрытые пятнами копоти стены; пол, устланный гниющей соломой, поверх которой валяются трупики безымянных жучков; прокисшее пиво, которое не столько покупалось, сколько бралось напрокат. Ринсвинд попробовал примерить этот образ к слову "своеобразный" или, скорее, к его ближайшему тробскому эквиваленту, звучащему как "эта приятная странность конструкции, встречающаяся в коралловых домиках поедающих губки пигмеев с полуострова Орохаи". Его разум не выдержал подобного сравнения. -- Меня зовут Двацветок, -- продолжал гость, протягивая руку. Трое его собеседников инстинктивно опустили глаза, чтобы проверить, нет ли в ней монетки. -- Рад познакомиться, -- ответил Ринсвинд. -- Я Ринсвинд. Послушай, я не шучу. Это настоящий притон. -- Прекрасно! Сюда-то я и хотел попасть! -- Не понял. -- Что это за жидкость в кружках? -- Это? Пиво. Спасибо, Пузан. Да. Пиво. Ну... Пиво, в общем. -- А, этот столь характерный напиток. Как вы думаете, маленькой золотой монетки хватит, чтобы заплатить за пиво? Я бы не хотел никого обидеть. Монета уже наполовину высунулась из его кошелька. -- Аг-ха, -- закашлялся Ринсвинд. -- Я хочу сказать, нет, ты никого не обидишь. -- Хорошо. Значит, это притон. Вы имеете в виду, что сюда частенько захаживают всякие герои и искатели приключений? Ринсвинд поразмыслил над этим предположением. -- Да, -- в конце концов выдавил он. -- Замечательно. Я хотел бы познакомиться с кем-нибудь из них. Тут волшебнику пришло в голову разумное объяснение поведения чужеземца. -- А, -- догадался он, -- так ты приехал за наемниками ("за воинами, которые сражаются за племя, у которого больше молочных орешков")? -- О, нет. Я просто хочу познакомиться с этими людьми. Чтобы, вернувшись домой, я мог похвастаться этим. "Знакомство с клиентами "Барабана" скорее будет означать, что ты вообще не вернешься домой, -- мрачно подумал Ринсвинд. -- Разве что ты живешь ниже по течению и твой труп случайно пронесет мимо". -- И откуда же ты родом? -- поинтересовался Ринсвинд. Тем временем Пузан тихонько ускользнул в одну из задних комнат. Хью с подозрением наблюдал за беседой из-за ближайшего столика. -- Вы когда-нибудь слышали о городе под названием Бес Пеларгик? -- Ну, я в Тробе пробыл очень недолго. Так, заглянул проездом... -- О, это не в Тробе. Я говорю на этом языке, потому что в наши порты заходит множество тробских кораблей. Бес Пеларгик -- это главный морской порт Агатовой империи. -- Боюсь, никогда о такой не слышал. Двацветок приподнял брови: -- Правда? Она довольно-таки большая. До нее примерно неделя ходу от Коричневых островов. Плывите по вращению и вскоре наткнетесь на нее. С вами все в порядке? Чужеземец торопливо обежал вокруг стола и вежливо постучал судорожно закашлявшегося волшебника по спине. Противовесный Континент! За три улицы от трактира старик бросил в кислоту монету и осторожно покачал блюдце. Пузан с нетерпением взирал на происходящее -- ему было не по себе в этой комнате, которая вся пропиталась вонючим дымом из чанов и булькающих реторт. Стены помещения были сплошь заставлены полками, на которых виднелись неясные очертания неведомых вещиц, наводящих на мысли о черепах и чучелах небывалых монстров. -- Ну? -- требовательно спросил трактирщик. -- В таком деле торопиться нельзя, -- брюзгливо отозвался старый алхимик. -- Проверка времени требует. Ага! Он подтолкнул блюдечко пальцем. Монету затянул водоворот зеленых красок. Понаблюдав за реакцией, алхимик проделал какие-то расчеты на обрывке пергамента. -- Исключительно интересно, -- наконец заявил он. -- Она настоящая? -- Это зависит от того, что ты подразумеваешь под этим словом, -- поджал губы старик. -- Если ты хочешь узнать, равняется ли она, к примеру, пятидесяти долларам, то я тебе отвечу, что нет, не равняется. -- Так я и знал! -- возопил трактирщик и ринулся к дверям. -- Видимо, я не совсем ясно выразился... -- крикнул вслед алхимик. Пузан сердито повернулся к нему. -- Что ты хочешь сказать? -- Видишь ли, за долгие годы наши деньги стали... разбавленными, что ли? В обычной монете золота содержится лишь четыре части, а остальные восемь частей из двенадцати составляют серебро, медь и так далее. -- Ну и что с того? -- Я сказал, что эта монета не такая, как наши. Это чистое золото. После того как Пузан рысью выбежал из комнаты, алхимик некоторое время разглядывал потолок. Затем он достал крошечный клочок тонкого пергамента, разыскал в куче хлама на рабочем столе перо и написал очень короткую записку. После чего, подойдя к клеткам с белыми голубями, черными петухами и прочими опытными экземплярами, он вытащил гладкую, лоснящуюся крысу, засунул свернутую записку в маленькую бутылочку, привязанную к задней ноге зверька, и выпустил животное на свободу. Крыса ткнулась носом в пол и исчезла в норе у дальней стены. Примерно в это же самое время одна гадалка, славящаяся никогда не сбывающимися предсказаниями и живущая на другом конце квартала, случайно заглянула в свою магическую чашу и испустила тихий вопль. В течение какого-то часа провидица продала все драгоценности, различные волшебные приспособления, большую часть одежды и прочие пожитки, которые нельзя было увезти на самой быстрой лошади, какую она смогла достать. Тот факт, что немного погодя, когда дом рухнул в пламени, сама гадалка погибла под случайным обвалом в Морпоркских горах, доказывает, что у Смерти тоже есть чувство юмора. Опять-таки примерно в то же время, когда почтовая крыса исчезла в лабиринте ходов под городом и, безошибочно следуя древнему инстинкту, заторопилась к своей цели, патриций Анк-Морпорка взял в руки письма, доставленные прилетевшим утром альбатросом, еще раз задумчиво посмотрел на верхнее из них и вызвал к себе начальника шпионов. А в "Порванном Барабане" Ринсвинд с раскрытым ртом внимал рассказу Двацветка. -- Так что я решил увидеть ваш город своими глазами, -- повествовал маленький чужестранец. -- На это ушли все сбережения, которые я собрал за восемь лет. Но мое путешествие стоит каждого полурайну. Я хочу сказать, наконец-то я очутился здесь. В Анк-Морпорке. В двуедином городе, прославленном в песнях и сагах. На улицах, знававших поступь Хэрика Белого Клинка, Хруна-Варвара, Бравда из Пупземелья и Хорька... Знаете, здесь все именно так, как я себе представлял. Лицо Ринсвинда являло собой маску, изображавшую зачарованный ужас. -- Я уже не мог выносить жизнь в Бес Пеларгике, -- безмятежно продолжал Двацветок. -- Сидеть целый день за конторкой, складывать колонки циферок, не ждать от будущего ничего, кроме пенсии... где ж тут романтика? Двацветок, сказал я себе, сейчас или никогда. Зачем слушать чужие истории? Ты сам можешь поехать туда. Хватит слоняться вокруг доков и подслушивать матросские байки. Одним словом, я составил себе разговорник и купил билет на ближайшее судно, следующее к Коричневым островам. -- И ты не взял с собой никакой охраны? -- пробормотал Ринсвинд. -- А зачем? Что у меня красть? Ринсвинд кашлянул. -- У тебя есть... э-э... золото, -- намекнул он. -- И двух тысяч раину не наберется. Этого только-только хватит, чтоб не помереть с голоду пару-другую месяцев. У меня д