ходила в море, с палубы можно было видеть несчастных, все еще лежавших на набережной там, где их выгрузили в первый день. Многие умерли -- некоторые от болезни, другие же, в буквальном смысле слова, от жажды. Английские матросы и медсестры с корабля делали все, что могли, чтобы помочь несчастным -- хотя никто не просил их об этом, -- но их возможности были крайне ограничены. Иногда посмотреть на раненых приходили молодые советские женщины в форме и с жесткими лицами. Йесма-ну сказали, что это любовницы высокопоставленных офицеров. Лишь одна из них на минуту обнаружила интерес к происходящему: когда английский матрос обносил водой умиравших от жажды людей, молодая дама выразила возмущение некультурностью матроса, который поил всех с одной ложки. Однако в целом советские власти не бездействовали. Мы уже убедились, что обычно офицеров, возвращавшихся на родину, расстреливали тут же по прибытии. Но среди жалких человеческих обрубков на борту "Абы" офицеров не было. Впрочем, сотрудники 363 НКВД справились и с этой задачей: двух русских врачей и фельдшера отвели в сарай метров за сорок и расстреляли: ленинцы свято блюли свои заповеди. До Йесмана донеслись их крики и проклятья; позже он видел тела расстрелянных. Многие члены команды корабля тоже слышали приглушенный залп. Покончив со всеми делами, "Аба" и сопровождавшие ее суда вышли в норвежские воды. Рапорт о приеме, оказанном советскими властями больным согражданам, был передан в МИД, и Томас Браймлоу заявил, что все это "отвратительно и очень грустно" и рапорт может пригодиться для служебного пользования при подготовке ответа на утверждения генерала Голикова, будто родина принимает своих сынов с распростертыми объятиями35. МИД, однако, не мог позволить себе такую "бестактность", как прямой упрек в адрес советских представителей. Во время службы в армии Чеслав Йесман имел возможность близко узнать одного из своих коллег в советской миссии, сотрудника СМЕРШа майора Шершуна. Шершун был родом из Белоруссии и уверял, что знает тамошних родственников Йесмана. Иес-ман называет Шершуна то "честным разбойником", то "симпатичным крестьянином", но замечает при этом, что попасть к Шершуну на допрос ему не хотелось бы -- это был настоящий убийца, хотя и не лишенный своеобразного обаяния. Йесман оказался с ним в одной каюте на пути в Мурманск и обратно. К Бритневу, который был попутчиком Шершуна на пути из Халла, советский майор отнесся с подозрением, но с Йесманом он разоткровенничался. Немногие, наверное, могут похвалиться тем, что лицезрели офицера СМЕРШа вне его служебной скорлупы, обиженным и в крайнем смущении. Пожалуй, Йесмана даже притягивала эта сложная личность. Когда "Аба" под укоризненные взгляды калек и умирающих на причале отправилась в путь, Шершун вдруг раскрылся совершенно с неожиданной стороны. Как описано в последовавшем затем рапорте, было замечено, что на обратном пути майор Шершун вовсе не появлялся в кают-компании и выходил из своей' каюты только во время трапез. Он прекратил всякое общение с офицерами. К переводчику стали приставать с вопросами, и оказалось, что когда англичане ушли из мурманского госпиталя, где встречались с советским полковником, майор Шершун сказал полковнику, что, по его мнению, англичанам был оказан плохой прием; "после всего того, что англичане сделали для русских больных", следовало принять их теплей и сердечнее. 364 Чеслав Йесман вспоминает, как Шершун сидел на койке, закрыв лицо руками, и повторял: "Мне так стыдно". К несчастью, его критические высказывания дошли до ушей бдительных советских коллег. Его тут же обвинили в том, что он "нахватался заразы" у англичан, и приказали через три недели вернуться из Норвегии в СССР, пообещав "ликвидировать". К возмущению дежурного английского офицера, в Тромсе на борт судна поднялись два офицера НКВД и увели Шершуна. Правда, СМЕРШевца не ликвидировали. То ли у него были высокопоставленные друзья, то ли ему удалось сыграть на своем обаянии, но он вновь всплыл на горизонте, и Йесман позже встречал его в Египте и Константинополе36. Вскоре Объединенный комитет начальников штабов сообщил, что репатриация примерно 81 тысячи русских завершена к 22 июля 1945 года. 65 тысяч из них были вывезены из Норвегии в Швецию по железной дороге, а затем морем из Швеции на советских и финских судах. Остальные 16 тысяч были доставлены морем. В Норвегии осталось около 3 тысяч русских, которых предполагается вывезти к концу июля 194537. Последние репатриированные -- опять больные -- были высажены в Мурманске 29 июля. Сопровождавший их английский офицер сообщал о том, что их приняли "точно так же, как в прошлый раз"38. Так закончилась эта забытая глава репатриационных операций. ТАСС при этом умудрился заявить, что англичане дурно обращались с русскими во время их пребывания в Норвегии39, а 30 июля на Потсдамской конференции Молотов уверял, что многих русских все еще удерживают там помимо их воли40. Оказалось, речь шла о прибалтийцах, поляках и других -- тех, кого англичане советскими гражданами не признавали. Они не подверглись выдаче советским властям и были перед уходом английской армии из Норвегии перевезены в Германию. Агенты генерала Ра-това, прибывшего из Англии проследить за операцией, в течение августа и сентября часто попадались на попытках похитить или убить кого-нибудь из этих людей41. Задачи генерала Ратова, однако, не ограничивались возвращением "советских граждан". Как и в других местах, присутствие советской репатриационной миссии (и требование британского МИДа разрешить ей остаться там на неопределенный срок) было прикрытием для работы советских шпионских служб на Западе. И если бы советские власти решили, например, после ухода англичан в октябре, продвинуть свои оккупационные части, дислоцированные в Киркенесе, на юг и устано- 365 вить в Осло социалистический режим, присутствие Ратова и его 167 офицеров оказалось бы очень кстати42. Итак, за три летних месяца 1945 года мужчины, женщины и дети, численность которых почти равнялась населению Норвегии, были захвачены победоносными западными державами и переданы представителям СМЕРШа на пограничных пунктах зон или в портах Одессы и Мурманска43. История эта имеет, однако, любопытный эпилог: Около двухсот советских граждан умерли в нацистских концентрационных лагерях в Норвегии во время войны, и несколько красноармейцев были убиты при освобождении северных провинций. В качестве жеста доброй воли норвежцы позволили советской комиссии ухаживать за русскими кладбищами на территории страны, что было использовано Советами как прикрытие для шпионской деятельности44. ПРИМЕЧАНИЯ См.: Gerald Reitlinger. The House Built on Sand. -- London, 1960, pp. 305--307, 337, 346--347, 393--394. Шалва Яшвили был в то время в лагере в Таранто. По его словам, многие в лагере верили неизменным обещаниям майора Грамасова, что Сталин распро странил амнистию на всех репатриантов. Подробности этого путешествия см.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47895. Штаб ВКЭСС некоторое время настаивал на репатриации этим путем (см.: Документы кабинета министров, 88/30, 457, 460). О лагере в Марсе ле см.: "Voinov". Outlaw: The Autobiography of a Soviet Waif.-- London, 1955, p. 230 4 Nicholas Bethell. The Last Secret: Forcible Repatriation to Russia 1944-1947.-- London, 1974, p. 197. Peter Huxley-Blythe. The East Came West,-- Caldwell, Idaho, 1964, pp. 180--181. Jurgen Thorwald. Wen sie verderben wollen: Bericht des grossen Verrats.-- Stuttgart, 1952, SS. 572--574. Bernard Roeder. Katorga: An Aspect of Modern Slavery.-- London, 1958, p. 173. См.: Arabs Seek to Aid Soviet Deserters.-- The New York Times, 15.12.1946. Архив военного министерства Великобритании, 32/11139, 335 А, 337 А; 32/11681, 19ОА(15А,17А). Подробнее см.: Malcolm J. Proudfoot. European Refugees. -- London, 1957, pp. 207--210. Michail Koriakov. I'll Never Go Back. -- London, 1948, pp. 139--141. Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., pp. 210--211; F. S. V. Donnison. Civil Affairs and Military Government: North-West Europe, 1944-1946.-- London, 1961, p. 350. См. также замечания генерала Голикова в изложении ТАСС (Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47900). Отрывки из донесения генерала-майора Вильсона, любезно предоставленного мне его дочерью, госпожой Джулиан Уотен. Jean E. Smith (d.). The Papers of General Lucius D. Clay: Germany 1944-1949, vol 1 -- Indiana, 1974, pp. 30--31. Информация предоставлена Н. Ф. Чоунером. Информация предоставлена Майклом Бейли. Z. Stypulkowski. Invitation to Moscow. -- London, 1951, p. 285. См. письмо редактору The Sunday Oklahoman, 22.10.1972. Информация предоставлена Джеффри Данном. Многие русские умерли в пути от отравления спиртом, который они гнали из картошки. См.: Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., pp. 210--212. Сообщение Майкла Бейли. Сообщение майора У. Томпсона. Сообщение капитана Дж. Перейры. 367 В мае 1945 года офицер-перебежчик из Красной армии встречал на дорогах Германии множество русских, которые изъявляли желание вернуться домой (см.: Michail Koriakov, указ. соч., стр. 202). Сообщение Энтони Смита. См.: Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., рр.211--212. См.: The Scotsman, 2.3.1946. См : Документы кабинета министров, 88/39, 84. См. там же, 89--91. Forrest С. Pogue. The Supreme Command. -- Washington, 1954, pp. 510--511. Отрывки из дневника майора А. Э. Николса, любезно предоставленного авто ру. О суровом обращении шведов с русскими, находившимися проездом в Швеции, см.: Per Olov Enquist. The Legionnaires. -- London, 1974, p. 86. См.: The Times, 12.6.1945; The New York Times, 12.6.1945. Инструкции генерала Торна по репатриации можно найти в Архиве министер ства иностранных дел Великобритании, 371 /47904. Данные ВКЭСС о цифрах и местностях см. в Документах кабинета министров, 88/39, 87--88 (22.6.1945). Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/47904, 80--82. См. там же, 149. Рассказ о плавании на "Абе" основан на информации Бритнева и Йесмана, а также рапорте подполковника Ллойда Вильямса (см. там же, 371/47904, 150--153). Князь Леонид Ливен, находившийся на сопровождающем судне "Стелла Полярис", подтвердил детали этих сообщений. Документы кабинета министров, 88/39, 85. Архив министерства иностранных дел Великобритании, 47/904, 82--83. Под робный отчет генерала Торна об операции см. там же, 371/47903. Число репатриантов оценивается в 83 850 человек. 8 августа 1945 года полный отчет был послан новому министру иностранных дел Великобритании Э. Бевину (см. там же, 371/47904). См. там же, 934/5 (42), 108. 14 августа 1945 года Советы прислали простран ную жалобу на то, что репатрианты не были обеспечены достаточным количе ством одежды (см. там же, 371/47903, 170--172). (Князь Леонид Ливен ви дел, как на мурманской набережной с репатриантов снимали одежду, выдан ную английскими властями.) См. там же, 934/5 (42), 103--104. См. там же, 371/47904, 47905. 42 Опасения по этому поводу выражал посол Англии в Норвегии (см. там же, 371/47904,78--80). Из Дании было выслано 7800 человек (см. там же, 371/47905). Следует так же учесть репатриантов, отосланных в это время из Франции, Бельгии, Швей царии, Италии и Греции. Е. Н. Cookridge. Soviet Spy Net.-- London, 1955, p. 195. Глава 14 СОЛДАТСКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ К лету 1945 года, когда около двух миллионов советских граждан -- основная масса тех, кто оказался за время войны на Западе,-- были переданы Сталину, ситуация несколько изменилась. Союзные военнопленные, освобожденные Красной армией в Восточной Европе, практически все уже вернулись домой, так что отпали причины, в свое время сыгравшие важнейшую роль в принятии Англией и Америкой решения о депортациях. Европа понемногу приходила в себя, начиналась мирная жизнь, и теперь можно было по-новому взглянуть на проблемы, оставшиеся в наследство от тотальной войны, многое не принимавшей в расчет; в том числе и на проблему насильственной репатриации. Более того, были уже совершенно ясны советские планы относительно стран Восточной Европы. Пребывание нескольких тысяч советских граждан на Западе само по себе не представляло серьезной административной проблемы: среди тех миллионов, которые должна была обеспечить кровом, одеждой и едой Международная Комиссия помощи беженцам, они были всего лишь каплей в море. Наконец, в военных и правительственных кругах Запада широко распространились свидетельства о бессудной, жестокой расправе советских властей с репатриантами. Государственные деятели, дипломаты и военные располагали теперь кое-каким досугом и вполне могли задуматься над моральными и политическими последствиями депортации. Здесь возникало множество вопросов, и главными среди них были следующие: может ли Англия отказаться от официального обязательства Идена и своей прежней трактовки Ялтинского соглашения; будут ли Соединенные Штаты по-прежнему придерживаться принципа, что гражданство определяется военной формой? Если да -- то могут ли русские в форме вермахта рассчитывать, что с ними будут обращаться, как с немцами? Все эти вопросы сводились к главному: нужно ли репатриировать оставшихся на Западе советских граждан против их воли? И если нужно -- то сколько: всех или часть? А может, и вовсе никого? Именно в этот послевоенный период начали формироваться различные позиции, а за кулисами разгорелись споры, от исхода которых зависела судьба тех, кто не желал возвращаться в СССР. 369 Соединенные Штаты никогда не были ярыми приверженцами политики насильственной репатриации. Госдепартамент, как мы помним, весьма неохотно принял следующую формулировку: Политика США состоит в том, чтобы репатриировать в СССР всех объявляющих себя советскими гражданами, при подтверждении этого факта советскими властями. На практике это означает... что советские граждане, проживавшие в границах СССР до 1939 года, подлежат репатриации независимо от их личных желаний1. На эту тему была выпущена специальная директива ВКЭСС2. Несмотря на несколько извиняющийся тон формулировки ("на практике..."), она с неизбежностью повлекла за собой жестокие меры. О том, как эта "практика" выглядела на деле, рассказывает письмо бывшего американского офицера: Летом 1945 года мне и еще нескольким артиллерийским офицерам 102-й пехотной дивизии было поручено привести колонну из всех имевшихся в батальоне грузовиков с целью собрать русских военнопленных из немецких лагерей для интернированных и доставить их советским представителям в Хемнице. Около двух недель, днем и ночью, я вел колонну из 17 грузовиков через всю Германию и Францию. По дорогам шли тысячи других грузовиков с той же миссией. Мы скоро выяснили, что многие русские не желают возвращаться, а затем узнали и о причинах этого нежелания. Они считали, что все офицеры-военнопленные будут немедленно по прибытии [в СССР] расстреляны, а прочих отправят в лагеря в Сибирь. В результате нам пришлось угрожать им оружием, а наш приказ предписывал стрелять при попытке к побегу. Однако многие русские все же шли на риск и пытались бежать3. Госдепартамент отчасти разделял недовольство солдат, которым выпало проводить в жизнь эту жестокую политику. По просьбе государственного секретаря Стеттиниуса, посол США в СССР Гарриман представил 11 июня отчет о том, как обращаются в СССР с вернувшимися пленными. Хотя посольство не располагает фактами, подтверждающими сообщения о жестоких расправах с советскими гражданами, репатриированными из районов, занятых союзниками, было бы неразумно утверждать, что оснований для таких сообщений нет. Советское правительство и военные власти 370 всегда достаточно ясно выражали презрение к своим солдатам, попавшим в плен. Советское правительство не подписало Женевскую конвенцию и на протяжении войны не раз отклоняло всякие попытки воюющих с ним стран заключить соглашение о военнопленных, которое могло бы облегчить судьбу советских пленных в Германии... Хотя репатриация освобожденных [из плена] советских граждан ведется уже в течение нескольких месяцев, посольству известен только один случай, когда репатриированный военнопленный вернулся в Москву, к семье и к прежней работе. Этот человек болен туберкулезом, и его освободили, продержав четыре месяца в лагере под Москвой. Известно, что в портах прибытия репатриируемых встречают милиция и охранники, которые уводят репатриантов в неизвестном направлении. Товарные поезда с репатриантами проходят через Москву в восточном направлении, во время стоянки на московских вокзалах пассажиров не выпускают из вагонов и общение с ними невозможно. Несмотря на недостаток информации, мы полагаем, что репатрианты первым делом подвергаются интенсивным допросам со стороны работников милицейской службы... Вполне возможно, что лиц, признанных виновными в намеренном дезертирстве из армии либо антигосударственной деятельности, расстреливают, а тех, у кого хороший послужной список и кто попал в плен раненым (или в аналогичных обстоятельствах) и отказался служить у немцев, могут отпустить домой. Однако большинство репатриируемых, вероятно, попадают в строительные батальоны и используются на строительстве на Урале, в Средней Азии, Сибири и на Дальнем Севере под наблюдением охраны. Этот безусловно честный отчет невольно создает впечатление о грубом, несовершенном, но все же -- правосудии. Госдепартамент не располагал свидетельствами очевидцев о чудовищных расправах и жестоком обращении с репатриантами в Одессе и Мурманске -- свидетельствами, которые британское министерство иностранных дел спокойно отправило в свои архивы. Тем не менее 11 августа Госдепартамент вновь запросил посольство в Москве, не принимало ли советское правительство во время войны указов о лишении гражданства советских подданных, попавших в плен. Американские власти явно искали юридическую лазейку, чтобы иметь возможность оправдать свой отказ от политики насильственной репатриации. Но ответ посольства от 16 августа гласил, что о таких указах ничего не известно4; поэтому Стеттиниус решил, что ему остается лишь по-прежнему подчиняться советским 371 требованиям. Кроме того, от американцев пока не поступали сообщения о преступлениях советских властей, подобных тем, что были совершены в Одессе 18 апреля и 10 июня на глазах у англичан, а американским солдатам еще не пришлось участвовать в таких душераздирающих событиях, какие разыгрались в Лиенце 1 июня. И хотя вынужденное участие в насильственной репатриации было американцам не по душе, они не располагали достаточными основаниями для того, чтобы отказать СССР в его требованиях. Как следует из документа, датированного 14 июля, в английском МИДе все еще полагали, что американцы всегда спрашивают советских граждан, взятых ими в плен в немецкой форме, согласны ли они вернуться в СССР. Если эти люди заявляют, что находятся под протекцией Женевской конвенции, им разрешается остаться как немецким военнопленным5. Но к тому времени позиция США в этом вопросе уже коренным образом изменилась; и отход от прежней, достойной и безупречной, политики был провозглашен Джозефом К. Грю, человеком, до тех пор рьяно отстаивавшим примат принципа над целесообразностью. Исполняющий обязанности государственного секретаря, Грю долго и упорно заявлял, что подпись Соединенных Штатов под Женевской конвенцией 1929 года обязывает считать всех пленных, захваченных в немецкой форме, немецкими солдатами. США добились того же для своих солдат -- японцы, итальянцы, немцы, служившие в американской армии, считались американцами,-- поэтому, как доказывал Грю советскому поверенному в делах Николаю Новикову, американское правительство должно не менее скрупулезно, нежели немецкое, соблюдать свои обязательства, обусловленные международным правом. Однако к лету 1945 года в этой политике произошел резкий перелом. В течение зимы 1944-45 советские власти требовали возвращения небольшой группы власовцев, упорно сопротивлявшихся репатриации и с самого начала понявших, что они имеют право считаться немецкими военнопленными. Вообще из бывших советских граждан, отправленных с немецкими военнопленными в США вскоре после высадки в Нормандии, возвращаться в СССР не желали очень многие6, но большинство не сумело отстоять свои права, и около 4300 были отправлены во Владивосток. 118 человек заявили о том, что находятся под защитой Женевской конвенции7, и уже 5 мая Грю сообщил Новикову, что Соединенные Штаты обеспечат репатриацию всех советских граждан, за исключением этой группы8. 372 Три дня спустя война закончилась, а еще через четыре дня Грю написал письмо министру военно-морского флота Форресто-лу. Изложив историю этих 118 русских, попавших в особую категорию, и упомянув об упорном отказе Госдепартамента передать их советским властям, Грю продолжал: Я полагаю, что теперь, когда Германия безоговорочно капитулировала и все американские военнопленные в немецком плену освобождены, отпадает всякая опасность того, что немецкие власти предпримут какие бы то ни было меры против американских военнопленных. Поэтому я считаю, что было бы разумно передать эту группу из 118 человек советским властям с целью их последующей репатриации в СССР, а также выдать Советам любых других лиц аналогичного статуса, которые могут быть обнаружены под опекой Соединенных Штатов в будущем. Подробности обсуждения этой записки нам неизвестны, но 18 мая Государственный координационный комитет военно-морского флота одобрил предложение Грю и 23 мая известил об этом государственного секретаря9. Вот так, без долгих раздумий, Соединенные Штаты заявили о своей готовности совершить то, что сам Грю ранее назвал "нарушением самой сути Конвенции", в частности, следующего пункта: Военнопленные имеют право, чтобы с ними обращались, исходя из того, какая форма была на них в момент сдачи в плен, и пленившая их страна не должна без их согласия определять их гражданство или национальность иначе, как на основании их военной формы10. Столь резкое изменение американской позиции было вызвано весьма малодостойной логикой: раз Соединенные Штаты больше не используют преимуществ, предоставляемых им Конвенцией, они могут позволить себе отказать в этих преимуществах солдатам Германии. Во исполнение решения государственного секретаря, 118 русских, претендовавших на немецкое гражданство, и еще 36 человек, находившихся в том же положении, были собраны в обнесенном проволокой лагере в Форте Дике, штат Нью-Джерси". Здесь им сообщили, что 29 июня их посадят на пароход, идущий в СССР. Пленные, явно догадывающиеся, зачем их собрали вместе, и раньше были настроены довольно мрачно, но сообщение коменданта лагеря подполковника Г. М. Триша о 373 репатриации толкнуло их на отчаянные шаги. Они сразу же забаррикадировались в бараках и отказались выходить или впускать кого-либо. Триш, прибывший на место событий, потребовал, чтобы три командира -- получивших звание в немецкой армии -- вышли к нему для переговоров. Ответом было молчание. Вскоре из окна барака потянулся дым. Триш приказал забросать барак слезоточивыми гранатами, после чего оттуда посыпались люди, размахивающие доморощенным оружием -- ножами из столовых приборов, ножками от столов и стульев. Американские солдаты были захвачены врасплох. В суматохе пленные захватили и ранили трех солдат, оказавшихся впереди, но дальше стояли боевые отряды с карабинами и автоматами, и когда русские бросились вперед, прозвучала торопливая команда и раздался залп. Семеро пленных упали. После получасовой схватки американцы одолели оставшихся. Еще двое получили рваные раны, пытаясь подлезть под колючую проволоку, чтобы выбраться из лагеря. Солдаты ворвались в барак, в котором все еще стоял запах слезоточивого газа. Наверное, они выглядели довольно устрашающе в своих жутких противогазах, но в бараке их глазам предстало зрелище пострашнее. Три тела раскачивались на балках, еще пятнадцать петель ждали следующих жертв. На допросах выжившие показали, что немедленное применение полковником Тришем слезоточивого газа предупредило самоубийство всех 154 человек. Пленных под усиленной охраной вывели из лагеря и отвезли в порт. Этот инцидент получил широкое освещение в прессе12. 30 июня пленных привезли в порт на грузовиках -- в каждом по четыре пленных и по пять охранников. Раненых доставили в машинах скорой помощи, тоже под охраной. Вход в порт был заблокирован отрядом военной полиции из 80 человек с автоматами. В доке уже стояло транспортное судно американского флота "Мон-тичелло", бывший итальянский лайнер "Конте Гранде". Через 15 минут после прибытия пленных командир охраны, полковник Джон Ландерс, неожиданно получил новый приказ. Посадка на судно отменялась; пленным надлежало вернуться в бараки. В 3.30 150 русских в сопровождении 200 охранников двинулись назад, в Форт Дике. Почему вдруг изменились планы -- никто не объяснил, но ясно было, что дело пересматривается. По возвращении в лагерь были приняты чрезвычайные меры по предотвращению самоубийств. Пленных поселили в бараках, где ничего не было, кроме матрасов. У них отобрали все предметы и вещи, которые могли бы быть использованы в целях самоубийства13. 374 Весь этот инцидент был крайне неприятен для правительств СССР и США. Вооруженным охранникам в порту пришлось сдерживать толпу любопытствующих нью-йоркцев; газеты широко освещали факты -- первые публичные свидетельства того, что русские предпочитают смерть возвращению на родину; а генерал Голубев в заявлении от 3 июля обвинил Соединенные Штаты в том, что те силой препятствуют возвращению на родину людей, отчаянно рвущихся воссоединиться со своими соотечественниками. Его нимало не смутили возражения американцев, что сотрудникам советской военной миссии было разрешено посещать пленных и что только один из 154 поддался на угрозы и посулы и вызвался вернуться14. Группа русских в составе 151 человека ждала решения Госдепартамента. 11 июля Грю писал: "Мы рассматриваем возможность отправки этой группы в Германию, где они будут лишены статуса военнопленных и переданы советским властям"15. Разумеется, государственные мужи надеялись с помощью этой уловки избежать обвинений в нарушении Женевской конвенции, поскольку германской армии уже не существовало. Однако, опасаясь повторения огласки, которую могли бы вызвать эти поспешные меры, Грю счел нужным прежде всего установить, действительно ли все эти люди являются советскими гражданами, и распорядился провести дополнительную проверку16. Между тем 7 августа политический советник США в Италии Кирк сообщил государственному секретарю Джеймсу Ф. Бирнсу, сменившему 3 июля Стеттиниуса, что 118 пленных власовцев обратились к генералу Маршаллу и Международному Красному Кресту с просьбой о предоставлении им "во имя человечности" убежища. Кирк, встревоженный доказательствами того, что США в международных делах отказываются от своей традиционной гуманной роли, требовал задержать "выдачу до отправки сообщения в Госдепартамент и получения ответа". Однако его просьба не возымела действия. Бирнс ответил, что "в соответствии с обязательствами, принятыми в Ялте", все члены группы в Форт Дике, являющиеся советскими гражданами, подлежат репатриации17. Наконец, 31 августа, обреченная группа была отправлена в Германию и в условиях строжайшей секретности передана СМЕРШу. Последняя глава этой трагедии, как и операции в Лиенце и Обер-драубурге 30 мая -- 1 июня, оказалась скрытой от глаз общественности. Однако решимость, проявленная пленными 29 июня, потрясла Госдепартамент и несомненно повлияла на принятые летом 1945 года решения, касающиеся репатриации18. Но имелась группа людей, прекрасно информированных и о насильственной репатриации, и о методах ее осуществления: солдаты, которым выпало проводить репатриацию. Лиенц ужаснул 375 большинство участников операции, и сомнительно, чтобы их удалось заставить снова участвовать в таком деле. Как объяснял впоследствии автору начальник генштаба фельдмаршала Александера генерал Уильям Морган, сообщения о трагедии 1 июня привели в ужас даже главнокомандующего, и он твердо решил, насколько это в его власти, не допускать впредь подобных эпизодов. Недели через две Александер отправил в военное министерство шифрованную телеграмму: 55 советских граждан, в том числе 16 женщин и 11 детей, большинство из которых утверждает, что они являются по литическими беженцами, после проверки, проведенной в со ответствии с Ялтинскими соглашениями, отказываются доб ровольно вернуться в СССР. Советская миссия потребовала их выдачи. Для этого пона добится применение силы, в том числе наручников, и пере возка пленных под охраной, в запертых вагонах. Мы полагаем, что выдача этих лиц почти неминуемо при ведет к их гибели. Таких случаев, вероятно, много. Прошу как можно скорее прислать ваши распоряжения относительно этих лиц, так как местная советская миссия будет наверняка настаивать на их выдаче. Чиновники британского МИДа, подивившись тому, что сам фельдмаршал заинтересовался этим делом, разъяснили в ответе, что лица, о которых идет речь, подлежат репатриации в случае отсутствия возражений со стороны американцев. Томас Браймлоу считал, что при наличии в группе детей, родившихся за пределами СССР, может возникнуть вопрос о гражданстве, но во всем остальном "мы связаны Ялтинским соглашением, и я не думаю, что мы можем спасти их от их участи". Патрик Дин, напротив, полагал, что о проблеме с детьми "думать незачем", а единственным препятствием могут стать возражения американцев, если они проявят особую мягкость по отношению к "советским женщинам и детям, которые не являются собственно военнопленными". Впрочем, замечал он, вряд ли это может вылиться в постоянное препятствие. Браймлоу подытожил, что в случае необходимости следует применять силу (он считал нелишним попросить советскую миссию прислать вооруженную охрану "для необходимых мер предосторожности") и соблюдать соглашение с американцами, если это понадобится19. В это же самое время военное министерство запросило подробную информацию относительно этих русских, в частности, 376 о месте их пребывания. Александер ответил, что они были в немецких лагерях на юге Германии и в Австрии, а сейчас находятся в транзитном лагере в Риме (Чинечитта). В следующей телеграмме он подчеркивал, что вряд ли в Западной Европе осталось еще много советских граждан. Опасения Александера нашли отклик в военном министерстве. Генерал Гепп, заведующий отделом по делам военнопленных, считал маловероятным, чтобы американцы согласились на применение силы. (В тот день -- 2.7.1945 -- в "Тайме" появилось сообщение об отмене выхода в море "Монтичелло".) Гепп отмечал также, что, по мнению штаба союзных сил в Италии, будет трудно убедить английских солдат силой осуществлять посадку в поезда людей, "которые не хотят возвращаться в свою страну и которых по возвращении могут прикончить"20. Кстати, следует заметить, что 55 человек, о которых идет речь, были последними советскими обитателями транзитного лагеря для беженцев и перемещенных лиц, существовавшего уже довольно долгое время на территории бывшей киностудии Чинечитта, под Римом. Охранялся лагерь весьма небрежно. В ноябре 1944 года, например, здесь произошел случай, вызвавший праведный гнев советской миссии: сорок семь русских, подлежащих переводу в лагерь для советских граждан, отказались садиться в грузовики и сбежали. Той же ночью они пробрались назад в лагерь за своими пожитками, погрузились в семитонку, стоявшую внутри ограждения, и укатили прочь, своротив по дороге главные ворота21. Прибыв в мае 1945 года в лагерь, Деннис Хиллс, английский офицер, говоривший по-русски, обнаружил там всего около 100 перемещенных лиц, и комендант района вполне ясно дал понять Хиллсу, что проблема побегов его нимало не заботит -- обитатели лагеря могли свободно уходить и возвращаться. Многим предоставила кров Украинская католическая община в Риме (Руссикум). Хиллс нисколько не препятствовал исходу из лагеря, он даже сам ездил в центр Руссикума, где видел своих подопечных. Но другие пленные предпочли остаться в лагере, очевидно, рассчитывая на то, что при таком мягком режиме их не выдадут Советам. (Кстати, ни Хиллс, ни его полковник понятия не имели, что пленным угрожает такая опасность.) Еда же в лагере была лучше и обильнее, чем в Руссикуме. Вот так и образовалась группа из 55 человек, о которых говорил Александер в своей телеграмме. Тут возникла новая сложность. После выдачи домановских казаков в начале июня английские войска, стоявшие в долине Дравы, были посланы на прочесывание гор и розыск беглецов, скрывающихся на снежных вершинах. Многим удалось бежать, но других возвратили в Пеггец. В военном дневнике 36-й пехотной бригады объясняется, почему их не передали Советам: 377 При нормальном ходе дел эти казаки были бы вывезены в советскую оккупационную зону, но советские власти, вероятно, утолили свои аппетиты и больше не требовали их выдачи. Это означало, что на нашем попечении оказалось несколько сотен недовольных казаков22. Майор Дэвис в Пеггеце получил приказ провести проверку для отделения новых эмигрантов от старых. Задачу эту он выполнял спустя рукава, и при его попустительстве многие бежали, либо зарегистрировались по фальшивым документам как несоветские граждане. Тем не менее, бежавших из СССР после 1939 года в Пеггеце тоже было достаточно, а лагерь кишел информаторами и стукачами. Старостой лагеря был некий Шилихов, русский из Белграда, которому не доверяли ни казаки, ни Дэвис, и в конце 1945 года его заменили гораздо более симпатичным человеком, югославом Лакичем. Все советские граждане, чье подданство не вызывало сомнений, были переведены в лагерь в Дользахе, обнесенный проволокой. Здесь под строгой охраной содержалось около 500 советских граждан, прошедших проверку23. 8 июля фельдмаршал Александер телеграфировал в военное министерство: Мы сейчас содержим в Австрии 500 казаков. Они бежали во время выдачи казаков советским властям и не желают возвращаться в СССР. Советы настаивают на выдаче этой группы. Не исключено, что это потребует от нас применения силы. Прошу ваших инструкций по этому поводу. Военное министерство запросило МИД. Джон Голсуорси сказал, что телеграмма ничего не меняет. По его мнению, так же, как и по мнению Браймлоу и Патрика Дина, лучше всего было бы, чтобы военные обсудили вопрос о репатриации с Объединенным комитетом начальников штабов. Наконец, Браймлоу набросал проект письма для своего начальника Кристофера Уорнера, предлагая военному министерству попытаться убедить советскую военную миссию прислать вооруженный отряд для перевозки группы смутьянов. Чтобы заручиться согласием американцев, он рекомендовал проконсультироваться с Объединенным комитетом, но полученное в результате решение будет относиться лишь к казакам в Австрии, которые являются военнопленными, и не распространится на группу из 55 человек в Риме, поскольку женщин и детей, очевидно, нельзя считать военнопленными. Это послужит дополнительной причиной к тому, 378 чтобы сначала разобраться с небольшой группой в Риме, а уже затем -- с казаками. На совещании представителей армии и МИДа 31 июля четко выявилась разница в их подходе. Томас Браймлоу объяснил, что хотя "эта политика, отличаясь от традиционной политики правительства его королевского величества в отношении политических беженцев, вызывает некоторое замешательство", МИД тем не менее считает, что с военнопленными и перемещенными лицами "следует обращаться одинаково и передавать их советским властям независимо от их желаний". Генерал-майор А. В. Андерсон возразил на это, что, по его мнению, Ялтинскому соглашению предназначалась роль рабочего соглашения при репатриации освобожденных советских граждан, и оно было принято вовсе не для того, чтобы обеспечить насильственную репатриацию политических беженцев, которые не отвечают за действия стран Оси и не желают возвращаться в СССР. Это заявление Браймлоу оставил без ответа24. Но, несмотря на настойчивость МИДа, политика министерства постоянно наталкивалась на все новые препятствия. Сомнительно было, что удастся получить согласие американцев, необходимое для районов, находящихся под объединенным командованием. Все уже знали о задержке "Монтичелло" -- неизвестно было только, что это всего лишь тактический маневр Госдепартамента. Имелись также тревожные и загадочные сообщения об обструкции, устроенной американской армией. 29 июля британский МИД узнал о том, что генерал Пол Парен из американской 26-й пехотной дивизии, "отказавшись выдать военных в немецкой форме, считающихся военнопленными, действовал по инструкции высшего военного начальства",-- речь шла о "нескольких тысячах русских, служивших в вермахте"25. Но худшее было еще впереди. В Ялте руководители трех великих держав приняли стратегический план окончательной победы над нацистской Германией. Теперь, шесть месяцев спустя, эта задача была выполнена, и границы "большевистского обезьянника" (давнишние слова Черчилля) растянулись от туманных болот Припяти до неторопливой Эльбы, более чем на 1000 километров, в самом центре Европы. Советским руководителям оставалось лишь понять, как воспримут государственные мужи Запада новую Европу, возникшую на развалинах старой. 17 июля Трумэн, Черчилль и Сталин встретились в Потсдаме. Естествен- 379 но, в повестке дня был и вопрос о русских беженцах на Западе. К тому времени подавляющее большинство их уже было возвращено на родину, но с оставшимися дело обстояло еще сложнее, чем раньше. Даже те, кто поначалу принял варварство массовых репатриаций как должное, начинали понимать, что дело нечисто. Непредвиденный ужасный поворот событий в Лиенце, Одессе и других местах вызывал у одних отвращение, у других -- страх перед обнародованием. Что если бы истинные факты, связанные с насильственной репатриацией, стали достоянием широкой публики? Даже сегодня никто из причастных к решению о сотрудничестве со СМЕРШем и его проведению в жизнь не желает высказываться на эту тему. А если бы от них потребовали оправдать свои решения еще в 1945 году? На пленарном заседании Потсдамской конференции 22 июля Молотов заявил, что англичане держат в лагере в Чесенатико, под Равенной, не менее 10 тысяч советских граждан, причем они до сих пор составляют целую дивизию из 12 полков, с офицерами, назначенными немцами. Черчилль пообещал