азу показывает перемену нашего отношения к защите отечества на 180 градусов. Так имен но и надо" (Троцкий. О Ленине, с. 104; AT, T-3742. Л. Троцкий. Советская республика и капиталистический мир, т. 17, ч. 1, с. 659). Бонч-Бруевич. Вся власть Советам, с. 251. Текст германского ультиматума был сформулирован после об суждения проектов, предоставленных командованием германс кого Восточного фронта и МИДом. Согласно ультиматуму, сфор мулированному командованием Восточного фронта, советское правительство должно было безотлагательно заключить мир с Украиной и Финляндией, очистив территории этих государств от войск Красной гвардии, признать германо-украинский мир и правительство Рады, очистить от советских войск Лифляндйю и Эстляндию и согласиться на оккупацию этих территорий герман скими войсками, прекратить "всякую пропаганду против союзных правительств и их государственного устройства" (Германия, док. No 268 от 19 февраля 1918 г. Тел. Шюлера в МИД Германии). Кюльман от имени МИДа внес в этот ультиматум незначительные поправки, упрощающие и смягчающие текст. Он предложил опу стить требование заключения мира с Финляндией, так как совет ское правительство не находилось с Финляндией в состоянии войны; не настаивать на признании германо-украинского догово ра и правительства рады, так как предполагаемый советско-укра инский мирный договор неизбежно включал бы эти пункты; не настаивать на прекращении пропаганды, "чтобы не слишком 274 утяжелять ультиматум". Против последнего, однако, высказался кайзер (там же, док. No 269 от 19 февраля-1918 г. Тел. Бусше Лерснеру). 65 Текст германского ультиматума от 21 февраля (дата написания) в кн. ДВП, т. 1,с. 112-113; см. также Германия, док No 271 от 19 февраля 1918 г. Тел. Бусше в германское посольство в Вене. 66 Гофман. Записки и дневники, с. 240. Протоколы заседаний ЦК РСДРП(б), с. 211-212. "Передышки не будет, наше подписание, наоборот, будет усиле нием германского империализма, -- сказал Дзержинский. -- Подписав условия, мы не гарантируем себя от новых ультимату мов. Подписывая этот мир, мы ничего не спасаем. Но согласен с Троцким, что если бы партия была достаточно сильна, чтобы вынести развал и отставку Ленина, тогда можно было бы принять решение, теперь -- нет". 69 Иоффе отказался от слова. 70 Урицкий аргументировал тем, что "капитуляция перед герман ским империализмом задержит зарождающуюся революцию на Западе [...] [а] Советская власть не спасется подписанием этого мира". Бухарин -- что "гражданская война вовсе не должна быть только в одной стране. Передышки нет". Ломов -- что "в герман ских войсках непременно будет раздражение. Если Ленин грозит отставкой, то напрасно пугаются. Надо брать власть без В. И. (Ленина). Надо идти на фронт и делать все возможное" (там же, с. 212- 214). Там же, с. 212-213. Там же, с. 215. 73 Там же, с. 216-218. 74 Из резолюции Третьей калужской губернской конференции от 23 февраля 1918 г. (Установление советской власти в Калужской губернии, с. 295-296). 75 Из наказа губернской организации своему делегату на Седьмой партийный съезд. -- Там же, с. 302. 76 "Тогда не было в советской республике ни одной социалистиче ской партии, которая бы не одобрила" в Бресте формулу Троцкого, писал Штейнберг. "В Центральном Исполнительном комитете ни одна рука не поднялась против резолюции, которая одобряла действия нашей делегации" (Штейнберг. Почему мы против Бре стского мира, с. 12). 77 AT, T-3742. H. Ленин. Собр. соч., т. 20, доп., ч. 2, с. 216. Речь на заседании Центрального исполнительного комитета 23 февраля 1918г. 78 Свердлова. Я. М. Свердлов, с. 312-313. Там же, с. 314. Гусев. Крах партии левых эсеров, с. 152. 275 Еще 22 февраля радиограммой было передано по стране постанов ление ЦК РСДРП (меньшевиков) против Брестского мира. Нужно отметить, что меньшевики достаточно хорошо понимали причи ны, по которым Ленин так настаивал на подписании мира: только так и можно было сохранить власть ленинского правительства в России. В постановлении ЦК меньшевиков говорилось, что под писание грабительского сепаратного мира было прямым резуль татом крушения попыток заключения мира демократического. Ответственность за эту катастрофу меньшевики возлагали на ле нинское правительство, которое "в своем слепом стремлении удер жать в своих руках господство над страной" решило "капитули ровать перед германским империализмом и вступить в переговоры о мире, расчленяющем Россию и порабощающем ряд ее народов". Это решение, "как заявляют сами вожди большевизма, продикто вано им прежде всего стремлением сохранить власть в руках Совета народных комиссаров, в чем они ложно усматривают залог торжества всемирной социалистической революции", хотя одно временно с этим облегчают положение германского империализма и, значит, наносят "тяжелый удар международному движению пролетариата и прежде всего борьбе германского и австрийского пролетариата". Правительство Ленина, готовое на экономическое и политическое порабощение России, указывалось далее в резо люции, "признает возможной и необходимой оборону только в том случае, если германский империализм сверх того посягнет на власть этого правительства над остальной частью России". ЦИК РСДРП протестовал против подписания мирного договора на ус ловиях, выдвинутых немцами, и требовал "всенародного сопро тивления неприятельскому нашествию" как "германской контр революции", для успешного отражения которой предлагал "доби ваться создания признанной всей демократией и на всю демокра тию опирающейся власти, способной прекратить повсеместную гражданскую войну" и "обратиться к австрийскому и германскому пролетариату с воззванием о противодействии преступным пла нам империалистической реакции, собирающейся распять рус скую революцию" (АИГН, 5/2). В тот же день Петроградская общегородская конференция РСДРП (объединенной) приняла ре золюцию "о необходимости в интересах достижения скорейшего всеобщего и демократического мира" созвать международную социалистическую конференцию (АИГН, 659/4). А. О. Чубарьян указывает, что против было 84 человека (Брест ский мир, с. 172). Протоколы съездов и конференций, с. 262. Возможно, что двое из тех 26 были анархистами. Ленин. ПСС, т. 35, с. 147, с. 490, прим. 276 Майоров. Борьба советской России, с. 230-231. Ленин торопился: за несколько часов до начала заседания ВЦИК Ленин дал указание радиостанции Царского Села подготовить все к немедленной от правке телеграммы. "Приемка ночью должна быть прекращена для того, [...] чтобы наша радиотелеграмма могла быть отправле на безотлагательно и с полной гарантией" (Ленинский сборник, том XI, с. 27). Василий Баландин (Чубарьян. Брестский мир, с. 173). Германия, док. No 289 от 24 февраля. Тел. Лерснера в МИД Германии. Германское наступление, однако, продолжалось. 25 февраля Крыленко заявил по этому поводу протест. На следую щий день Гофман ответил, что наступление будет продолжаться до тех пор, пока мир не будет подписан. Тогда глава советской делегации Сокольников направил командующему германскими войсками в Пскове письмо с протестом. (Чубарьян. Брестский мир, с. 175). Протест был проигнорирован. Людендорф о решении наступать до подписания мира писал следующее: "Войска продви гались неожиданно быстро через Литву и Венден, который был указан имперскому канцлеру в качестве цели наступления. Но так как к этому времени еще не была получена просьба Ленина о мире, то продвижение продолжалось, и именно с согласия канцлера. О получении мирного предложения большевиков он тотчас был извещен и одобрил намерение продолжать продвижение войск до тех пор, пока большевики не подпишут мира" (Носович. Захват ническая политика германского империализма, с. 225). Протоколы заседаний ЦК РСДРП(б), с. 219-228. Известия ВЦИК, 30 января 1924, статья Чичерина. Ленинский сборник, т. XI, с. 29; Майоров. Борьба советской России, с. 236. Аникеев. Деятельность ЦК РСДРП(б), с. 210. Чубарьян. Брестский мир, с. 171. Германия, док. No 300 от 28 февраля 1918 г. Тел. Розенберга в МИД Германии. Там же, док. No 305 от 2 марта 1918 г. Тел. Розенберга Кюльману в Бухарест. Там же, док. No 307 от 3 марта 1918 г. Тел. Розенберга в МИД Германии; Гофман. Война упущенных возможностей, с. 188. ДВП, т. 1,с. 119. Баумгарт. Брест-Литовск и "разумный мир", с. 66. 277 ГЛАВА ВОСЬМАЯ СРЕДНЯЯ ЛИНИЯ ЛЕНИНА (ПЕРЕДЫШКА) Оппозиция сепаратному миру в партии и советском аппарате заставила Ленина изменить тактику. Он постепенно переместил акцент с "мира" на "передышку". Вместо мирного соглашения с Четверным союзом Ленин ратовал теперь за подписание ни к чему не обязывающего бумажного договора ради короткой, пусть хоть в два дня, паузы, необходимой для подготовки к революционной войне. При такой постановке вопроса Ленин почти стирал грань между собою и левыми коммунистами. Расхождение было теперь в сроках. Бухарин выступал за немедленную войну. Ленин -- за войну после короткой передышки. Сепаратный мир исчез из лексикона Ленина. Но, голосуя за передышку, сторонники Ленина голосовали именно за сепаратный мир, не всегда это понимая. Как и формула Троцкого "ни война, ни мир", ленинская "передышка" была средней линией. Она позволяла, не отказываясь в принципе от лозунга революционной войны, оттягивать ее начало сколь угодно долгое время. Оставляя левым коммунистам надежду на скорое объявление войны, передышка в целом удовлетворяла сторонников подписания мира, прежде всего Ленина, т. к. давала возможность ратифицировать подписанный с Германией договор и, связывая мирным соглашением страны Четверного союза, оставляла советской стороне свободными руки для начала военных действий против Германии в любой удобный момент. С точки зрения внешнеполитических задач советской власти формула передышки также оказалась более удобной, чем сепаратный мир. Подписывая мир, большевики компрометировали себя и перед германскими социалиста- 278 ми, и перед Антантой, провоцируя последнюю на вмешательство. Передышка давала и тем и другим надежду на скорое возобновление войны между Россией и Германией. Негативной, с точки зрения Ленина, стороной, были возникшие у Германии опасения того, что большевики не имеют серьезных намерений соблюдать мир. Но поскольку более выгодного мира не дало бы Германии никакое другое российское правительство, Ленин должен был справедливо рассудить, что Германия будет сохранять заинтересованность в Совнаркоме. Что касается Антанты, то первоначальное намерение большевиков заключить сепаратный мир и разорвать таким образом союз с Англией и Францией казалось в 1918 году актом беспрецедентного коварства. Не желая, с одной стороны, иметь дело с правительством "максималистов" в России, не веря в его способность удержаться у власти, Антанта, с другой стороны, пыталась поддерживать контакты с советской властью хотя бы на неофициальном уровне с целью убедить советское правительство сначала не подписывать, а после подписания -- не ратифицировать мирного договора. В глазах Антанты Ленин, проехавший через Германию в пломбированном вагоне, получавший от немцев деньги (в чем, по крайней мере, были убеждены в Англии и Франции), был, конечно же, ставленником германского правительства, если не прямым его агентом. Именно так англичане с французами объясняли его прогерманскую политику сепаратного мира. Очевидно, что формула Троцкого "ни война, ни мир" не отделяла Россию от Антанты столь категорично, как ленинское мирное соглашение с Германией, поскольку Троцкий не подписывал с Четверным союзом мира. В этом смысле позиция Троцкого была много мудрее ленинской. Ленин, подписывая мир, толкал Антанту на войну с Россией. Троцкий пытался сохранить баланс между двумя враждебными лагерями. После 3 марта, однако, удержаться на этой линии было крайне трудно. Ленинская передышка, не избавив Россию от германской оккупации, создавала реальную угрозу интервенции Анг- 279 лии, Франции, Японии и США. Можно понять причины, по которым Ленин, казалось бы, и здесь выбрал самый рискованный для революции (и наименее опасный для себя) вариант. Немцы требовали территорий. Но они не требовали ухода Ленина от власти, наоборот -- были заинтересованы в Ленине, так как понимали, что лучшего союзника в деле сепаратного мира не получат. Антанту же не интересовали территории. Она должна была сохранить действующим Восточный фронт. В союзе с Германией Ленин удерживал власть. В союзе с Антантой он терял ее безусловно, как сторонник ориентации на Германию. Брест-Литовский договор мог войти в силу только после ратификации его тремя инстанциями: партийными съездами, съездом Советов и германским рейхстагом. В распоряжении сторонников и противников мира оставалось, таким образом, две недели (оговоренные немцами как предельный срок ратификации). Ленин ранее всего попробовал добиться отмены резолюции Московского областного бюро партии о недоверии ЦК. Случай для этого представился на московской общегородской конференции РСДРП (б), созванной вскоре после подписания мира, в ночь с 4 на 5 марта1. В докладах участников конференции были представлены все три точки зрения: Ленина, Троцкого и Бухарина. Ленинскую позицию защищали Зиновьев и Свердлов. От имени левых коммунистов выступил Оболенский (Осин-ский), предложивший конференции подтвердить резолюцию о недоверии ЦК. Левые коммунисты потерпели поражение: за резолюцию Осинского голосовало только 5 человек; 65 делегатов конференции одобрили резолюцию, выражавшую доверие ЦК, и высказались за сохранение во что бы то ни стало единства партии2. Однако в самом важном для Ленина вопросе победил Троцкий: большинство участников конференции, 46 человек, проголосовало против подписания мира (резолюция Покровского)3. Сам Троцкий в те дни не остановился на достигнутом и пробовал найти "лучшую, чем мир" альтернативу4, так как боялся, что в конечном итоге Антанта договорится со странами Четверного союза и мир на Западном фронте "бу- 280 дет построен на костях русской революции"5. Чтобы такого сговора не произошло, нужно было балансировать между Германией и Антантой, шантажируя Германию победой сторонников войны (левых коммунистов) и оставляя Антанте надежду на переориентацию советской внешней политики с прогерманской на проантантовскую. Антанта готова была сделать первый шаг. 19 февраля, вскоре после начала германского наступления, французский посол в России Нуланс позвонил Троцкому в НКИД и сообщил, что Франция могла бы помочь советскому правительству деньгами и иными средствами, если последнее пожелает оказать сопротивление немцам6. С аналогичным предложением обратились к советскому правительству англичане. Переговоры с представителями Антанты повел Троцкий7 и дал понять, что в случае оказания союзниками помощи сможет провести через Совнарком решение о возобновлении военных действий, рано или поздно все равно неизбежных8. В ЦК РСДРП (б) предложения английского и французского представителей обсуждались на заседании 22 февраля. Троцкий заявил, что в случае революционной войны поддержку Антанты нужно использовать. Зачитанная им резолюция признавала возможным закупку у англичан и французов вооружения, обмундирования и продовольствия для революционной армии и была одобрена 6 голосами против 5. За нее голосовали Свердлов, Дзержинский, Иоффе, Сокольников, Троцкий и Смилга. Бухарин, Ломов, Бубнов, Крестинский и Урицкий были против. Первых интересовало возобновление войны с Германией. Вторых -- бескомпромиссность русской революции и отказ от каких бы то ни было соглашений с буржуазными правительствами. Ленин на заседании не присутствовал (видимо, не считая его важным), но прислал циничную записку: "Прошу присоединить мой голос за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французского империализма". На следующий день решение ЦК было одобрено в Совнаркоме, постановившем оружие, обмундирование и продовольствие у англичан и французов в случае ведения революционной войны против 281 Германии "приобретать"9. В течение последующих дней Ленин как председатель СНК и Троцкий как нарком иностранных дел неоднократно встречались с неофициальными представителями Антанты в советской России. Так, 26 февраля Ленин беседовал с неофициальным представителем США, руководителем миссии американского Красного Креста в России, полковником Р. Робинсом, пришедшим к нему перед отъездом посольства в Вологду; 27 февраля -- говорил с представителем французской военной миссии графом де Люберсаком о возможности использования французской военно-технической помощи в деле борьбы с Германией, а 29 февраля виделся с британским генеральным консулом в России Р. Локкартом и имел с ним продолжительную беседу10. В каком же случае соглашался Ленин воевать с Германией? Только в одном: если немцы откажутся от ставки на ленинское правительство и попытаются создать новое. В этом случае Ленин готов был разорвать мир и воевать до конца1'. Видимо, иными соображениями руководствовался Троцкий. Он понимал, что для ускорения революции в Германии выгоднее в блоке с Антантой воевать с немцами. 4 марта Троцкий встретился с Робинсом и предложил ему "помешать ратификации Брестского мира", воздействуя на правительство США' в смысле оказания военной помощи Советам. На это Робине нашел то возражение, что трудно помешать ратификации мира, когда за нее стоит глава советского правительства Ленин. "Вы ошибаетесь, -- ответил, по воспоминаниям Робинса, Троцкий, -- Ленин понимает, что угроза германского наступления столь велика, что если бы он смог достигнуть экономического сотрудничества и получить военную помощь от союзников, то он отказался бы от Брестского мира, отдал бы в случае необходимости Москву и Петроград, отошел к Екатеринбургу, создал бы фронт на Урале и сражался бы с помощью союзников против Германии"12. Очевидно, что Троцкий либо вводил в заблуждение Робинса, либо заблуждался сам. Немцы наступали, а Ленин отстаивал брестскую передышку. Антанта предлагала 282 помощь, а Ленин и не думал сражаться с союзниками против Германии. Странно было бы предполагать, что Ленин и советское правительство разорвут договор в ответ на обещание американского правительства помогать большевикам. Помощь Антанты не могла бы проявиться быстро. При недоверии Советов ко всем "империалистическим" правительствам и невозможности для Антанты предоставить большевикам реальные гарантии долгосрочной помощи сотрудничество двух сторон в деле борьбы с Германией наладить было трудно. При разности целей Ленина и Антанты и учитывая, что германская оккупация была фактом, менять ориентацию для Ленина было слишком рискованным. Он мог не получить реальной поддержки от Антанты, потеряв при этом расположение немцев13. Переориентация советского правительства произошла бы по воле Ленина, если б немцы попытались организовать антибольшевистский переворот, и против воли Ленина, если бы партийный и советский съезд отказались ратифицировать Брестский договор между Германией и Россией. Именно к этой возможности готовились Троцкий и Ленин, каждый по-своему, прощупывая почву в переговорах с Антантой. Утром 5 марта состоялась встреча Троцкого с Локкартом и Робинсом, последняя их встреча перед открытием Седьмого съезда партии, на котором большевики должны были ратифицировать договор и передать его для окончательной ратификации съезду Советов. Локкарт, со слов Троцкого, указывал в своей депеше в Лондон, что на предстоящем съезде партии, вероятно, будет провозглашена война или будет принята такая декларация, которая сделает эту войну неизбежной. Локкарт считал, что в этом случае советское правительство само пригласит США и Англию в районы Владивостока и Архангельска14. Результатом встречи Троцкого с Локкартом и Робинсом стала нота советского правительства от 5 марта к державам Антанты15. Робине утверждает, что нота эта была одобрена Лениным и передана в США с его согласия16. Очевидно, что это не так. По крайней мере, не Ленин был ее автором, из чего следует, что он не был ее инициатором 283 (в противном случае Ленину поручили бы написать проект, и текст ноты был бы включен в его собрание сочинений). В "Документах внешней политики СССР" нота эта дана в переводе с английского по вышедшей в 1920 г. в США книге. На русском языке текста ноты не существовало; составлена она была сразу на английском, вероятно, во время встречи Троцкого с представителями союзников 5 марта. Можно поэтому предположить, что нота могла быть послана вопреки воле Ленина. Содержание ноты противоречило всему тому, к чему он так страстно стремился: нота санкционировала замену германской оккупации антантовской и давала план взаимодействия Советов и Антанты в случае отказа съездов ратифицировать мир. На Локкарта нота произвела ошеломляющее впечатление. "Уполномочьте меня информировать Ленина, что вопрос о японской интервенции урегулирован [... ], что мы готовы поддержать большевиков постольку, поскольку они будут противостоять Германии, что мы склоняемся к его условиям как к лучшему варианту, при котором эта помощь может быть оказана, -- писал он в донесении в Лондон 5 марта. -- Платой за это будет большая вероятность того, что [Германии ] будет объявлена война"17. Неанглийское правительство на донесение Локкарта реагировало сдержанно и не сочло возможным отвечать на советскую ноту. Французы тоже молчали18. * * * Ленин всегда ясно видел взаимосвязь мелочей в революции и готов был драться за каждое ее мгновение. Видимо, это и отличало его от Троцкого, извечно стремившегося к недостигаемому горизонту и не ставившего перед собой цели, дня. Такой целью для Ленина в марте 1918 года была ратификация Брестского договора на предстоящем Седьмом партийном съезде. К этому времени большевистская партия фактически раскололась на две. Самым ярким проявлением этого раскола стало издание левыми коммуниста- 284 ми собственной газеты "Коммунист", начавшей выходить 5 марта под редакцией Бухарина, Радека и Урицкого как орган Петербургского комитета и Петербургского окружного комитета РСДРП (б). Ленин пробовал противостоять левым, в основном через "Правду". Так, перед открытием съезда, 6 марта, он опубликовал статью "Серьезный урок и серьезная ответственность", не казавшуюся убедительной. Основная ее мысль сводилась к тому, что "с 3 марта, когда в 1 час дня прекращены были германцами военные действия, и до 5 марта 7 час. вечера", когда Ленин писал статью, советская власть имеет передышку, которой она уже с успехом воспользовалась19. Такой аргумент мог вызвать только улыбку. Говорить о прекращении военных действий со стороны Германии было преждевременно. Кроме того, было очевидно, что за два дня никаких мероприятий по охране государства провести нельзя. 6 марта в 8.45 вечера, вскоре после объединенного заседания президиума ВЦИК и СНК, на котором с отчетом мирной делегации выступил Сокольников, Седьмой экстренный съезд партии, созванный специально для ратификации мирного договора с Германией, открылся в Таврическом дворце. Съезд не был представительным. В его выборах могли принять участие только члены партии, состоявшие в ней более трех месяцев20, т. е. вступившие в РСДРП (б) до Октябрьского переворота. Кроме того, делегатов съехалось мало. Даже 5 марта не было ясно, откроется съезд или нет, будет ли он правомочным. Свердлов на предварительном совещании признал, что "это конференция, совещание, но не съезд"21. И поскольку такой съезд никак нельзя было назвать "очередным", он получил титул "экстренного". Собирался он в страшной спешке. Нет точных данных о числе делегатов22, можно предположить, что в нем участвовало 47 делегатов с решающим голосом и 59 с совещательным23, формально представлявшие 169.200 членов РКП (б)24. Всего же, по данным непроверенным и неточным, в партии большевиков насчитывалось в то время до 300 тысяч членов25, не так много, если учесть, что к момен- 285 ту созыва Шестого съезда в июле 1917, когда партия еще не была правящей, в ее рядах числилось около 240 тысяч26, причем численность партии с апреля по июль 1917 возросла в три раза27. Теперь же Ларин вынужден был указать, что "многие организации фактически за последнее время не выросли"28. А Свердлов, выступивший на Седьмом съезде с отчетом ЦК, обратил внимание партийного актива еще на два прискорбных обстоятельства: "членские взносы поступали крайне неаккуратно", а тираж "Правды" упал с 220 тысяч в октябре 1917 г. до 85 тысяч, причем распространялась она фактически только в Петрограде и окрестностях29. 7 марта в 12 часов дня с первым докладом съезда -- о Брестском мирено -- выступил Ленин, попытавшийся убедить делегатов в необходимости ратифицировать соглашение. Поистине удивительным можно считать тот факт, что текст договора держался в тайне и делегатам съезда сообщен не был. Между тем за знакомым сегодня каждому Брестским мирным договором стояли условия более тяжкие, чем Версальские. В смысле территориальных изменений Брест-Литовское соглашение предусматривало очищение Россией провинций Восточной Анатолии, Ардаганского, Карсского и Батумского округов "и их упорядоченное возвращение Турции"; подписание немедленного мира с Украинской народной республикой и признание мирного договора между Украиной и странами Четверного союза. Фактически это означало передачу Украины, из которой должны были быть выведены все русские и красногвардейские части, под контроль Германии. Эстляндия и Лифляндия также очищались от русских войск и Красной гвардии. Восточная граница Эстляндии проходила теперь примерно по реке Нарве. Восточная граница Лифляндии -- через Чудское и Псковское озера. Финляндия и Аландские острова тоже освобождались от русских войск и Красной гвардии, а финские порты -- от русского флота и военно-морских сил31. На отторгнутых территориях общей площадью в 780 тыс. кв. км с населением 56 миллионов человек32 (треть населения Российской империи) до революции находилось 286 27% обрабатываемой в стране земли, 26% всей железнодорожной сети, 33% текстильной промышленности, выплавлялось 73% железа и стали, добывалось 89% каменного угля, находилось 90% сахарной промышленности, 918 текстильных фабрик, 574 пивоваренных завода, 133 табачных фабрики, 1685 винокуренных заводов, 244 химических предприятия, 615 целлюлозных фабрик, 1073 машиностроительных завода и, главное, 40% промышленных рабочих, которые уходили теперь "под иго капитала". Очевидно, что без всего этого нельзя было "построить социалистического хозяйства"33 (ради чего заключалась брестская передышка). Ленин сравнил этот мир с Тильзитским: по Тильзит-скому миру Пруссия лишилась примерно половины своей территории и 50% населения. Россия -- лишь трети34. Но в абсолютных цифрах территориальные и людские потери были несравнимы. Территория России была теперь меньше, чем в допетровскую эпоху3^. Именно этот мир и стал защищать Ленин. Он зачитывал свой доклад, как классический сторонник мировой революции, говоря прежде всего о надежде на революцию в Германии и о принципиальной невозможности сосуществования социалистических и капиталистических государств. По существу, Ленин солидаризировался с левыми коммунистами по всем основным пунктам: приветствовал революционную войну, партизанскую борьбу, мировую революцию, признавал, что война с Германией неизбежна, что Петроград и Москву, скорее всего, придется отдать немцам, подготавливающимся для очередного прыжка, что "передышка" всего-то может продлиться -- день. Но левые коммунисты из этого выводили, что следует объявлять революционную войну. Ленин же считал, что передышка, пусть и в один день, стоит трети России и, что более существенно -- отхода от революционных догм. В этом левые коммунисты никак не могли сойтись с Лениным. С ответной речью выступил Бухарин. Он сказал, что русская революция будет либо "спасена международной революцией, либо погибнет под ударами международного капитала". О мирном сосуществовании поэтому говорить 287 не приходится. Выгоды от мирного договора с Германией -- иллюзорны. Прежде чем подписывать договор, нужно понимать, зачем нужна предлагаемая Лениным передышка. Ленин утверждает, что она "нужна для упорядочения железных дорог", для организации экономики и "налаживания того самого советского аппарата", который "не могли наладить в течение четырех месяцев". Бухарин считал, что "если бы была возможность такой передышки", левые коммунисты согласились бы подписать мир. Но если передышка берется только на несколько дней, то "овчинка выделки не стоит", потому что в несколько дней разрешить те задачи, которые перечислил Ленин, нельзя: на это требуется минимум несколько месяцев, а такого срока не предоставит ни Гофман, ни Либкнехт. "Дело вовсе не в том, что мы протестуем против позорных и прочих условий мира как таковых, -- продолжал Бухарин, -- а мы протестуем против этих условий, потому что они фактически этой передышки нам не дают", так как отрезают от России Украину (и хлеб), Донецкий бассейн (и уголь), раскалывают и ослабляют рабочих и рабочее движение. Такие просоветски настроенные территории, как Латвия отдаются под германскую оккупацию. Фактически аннулируются мероприятия советской власти по национализации иностранной промышленности, поскольку "в условиях мира имеются пункты относительно соблюдения интересов иностранных подданных". Затем, по договору запрещается коммунистическая агитация советским правительством в странах Четверного союза и на занимаемых ими территориях, что, по мнению Бухарина, сводило "на нет" международное значение русской революции, в конечном итоге зависящей от того, "победит или не победит международная революция", поскольку только в ней и есть "спасение". Наконец, Бухарин категорически протестовал против нового пункта Брестского договора, "добавленного уже после", согласно которому "Россия обязана сохранить независимость Персии и Афганистана". Бухарин считал, что уже из-за этого не стоит подписывать договора о двухне- 288 дельной передышке. Единственный выход Бухарин видел в том, чтобы начать против "германского империализма" революционную войну, которая, несмотря на неизбежные поражения первого этапа такой войны, принесет в конечном итоге победу, поскольку "чем дальше неприятель будет продвигаться вглубь России, тем в более невыгодные для него условия он будет попадать"36. После речи Бухарина заседание было закрыто. Вечером в прениях по докладам Ленина и Бухарина выступил Урицкий, сказавший, что Ленин "в правоте своей позиции" не убедил. Можно было бы добиваться продолжительной передышки. Но "успокоиться на передышке в два-три дня", которая "ничего не даст, а угрожает разрушить оставшиеся железные дороги и ту небольшую армию", которую только что начали создавать, это значит согласиться на "никому не нужную, бесполезную и вредную передышку с тем, чтобы на другой день, при гораздо более скверных условиях", возобновлять войну, отступая "до бесконечности", вплоть до Урала, эвакуируя "не только Петроград, но и Москву", поскольку, как всякому очевидно, "общее положение может значительно ухудшиться". Урицкий не согласился с ленинским сравнением Брестского мира с Тильзитским. "Не немецкий рабочий класс заключал мир в Тильзите, -- сказал он, -- подписала его другая сторона. Немцам пришлось принять его как совершившийся факт". Урицкий предложил поэтому "отказаться от ратификации договора", хотя и понимал, что разрыв с Германией "принесет вначале на поле брани целый ряд поражений", которые, впрочем, "могут гораздо больше содействовать развязке социалистической революции в Западной Европе", чем "похабный мир" Ленина37. Бубнов указал, что в момент, когда "уже назрел революционный кризис в Западной Европе" и "международная революция готовится перейти в самую острую, самую развернутую форму гражданской войны, согласие заключить мир" наносит непоправимый "удар делу международного пролетариата", перед которым в настоящее время "встала задача развития гражданской войны в международном мас- 289 штабе", задача "не фантастическая, а вполне реальная". В этом и заключается содержание лозунга "революционная война". Ленин же с левых позиций октября 1917 перешел на правые и ссылается теперь на то, что "массы воевать не хотят, крестьянство хочет мира". "С каких это пор мы ставим вопрос так, как ставит его сейчас тов. Ленин?" -- спрашивал Бубнов, намекая на лицемерие3*. Точку зрения сторонников передышки подверг критике Радек. Он назвал политику Ленина невозможной и неприемлемой, указав, что большевики никогда не надеялись на то, что "немецкий империализм оставит нас в покое". Наоборот, все исходили из неизбежности войны с Германией и поэтому "стояли на точке зрения демонстративной политики мира, политики возбуждения масс в Европе". Такая политика советского правительства "вызвала всеобщую забастовку в Германии" и "стачки в Австрии". Даже сейчас, после совершившегося германского наступления, Радек считал, что противники подписания мира были правы, когда утверждали, будто "крупных сил у немцев нет" и будто немцы готовы пойти на соглашение "без заключения формального мира" (о чем писала германская пресса). Радек сказал, что планы объявления партизанской войны против германских оккупационных войск не были фразой, и если бы большевики оставили Петроград и отступили вглубь страны, они смогли бы "создать новые военные кадры" за три месяца, в течение которых немцы не смогли бы продвигаться вглубь России "ввиду международного положения, ввиду положения дел на Западе"3^. Выступивший против подписания мира и за революционную войну Рязанов фактически обвинил Ленина в измене. Эвакуация Петрограда возможна как эвакуация учреждений, сказал он. "Всякая попытка сдать этот Питер без сопротивления, подписав и ратифицировав этот мир", была бы "неизбежной изменой по отношению к русскому пролетариату", поскольку "провоцировала бы немцев на дальнейшее наступление". Ленин, -- продолжал Рязанов, -- готов отдать "Питер, Москву, Урал, он не боится пойти во Владивосток, если японцы его примут", готов отступать и 290 [ступать; "этому отступлению есть предел"40. Противник подписания мира Коллонтай указала, что никакого мира не Сбудет, даже если договор ратифицируют; Брестское согла шение останется на бумаге. Доказательством этому служит от факт, что после подписания перемирия война все равно продолжается. Коллонтай считала, что возможности для передышки нет, что мир с Германией невероятен, что со здавшуюся ситуацию следует использовать для формиро- нания "интернациональной революционной армии", и если советская власть в России падет, знамя коммунизма "под нимут другие"41. Седьмой партийный съезд был знаменателен тем, что большинство его делегатов проголосовало за ратификацию мира, в то время как большинство ораторов высказывалось против, а поддерживающее Ленина меньшинство выступавших, да и сам Ленин ратовали за принятие соглашения с многочисленными оговорками (Зиновьев42, Смилга43, Сокольников44). Свердлов, еще один сторонник ратификации мира, пытаясь реабилитировать Троцкого после выдвинутых Лениным обвинений в нарушении Троцким инструкций ЦК, выступил с разъяснением, что политика Троцкого на Брестских переговорах была политикой ЦК45. После этого Троцкий изложил на съезде "третью позицию" -- ни мира, ни войны -- и сказал, что воздержался от голосования в ЦК по вопросу о подписании мира, так как не считал "решающим для судеб революции то или другое отношение к этому вопросу". Если Троцкий был искренен, то сказанное лучше всего подтверждает его неспособность придавать значение мелочам революции и бороться за них со всем упорством. По словам Иоффе, Троцкому всегда не хватало "ленинской непреклонности, неуступчивости", "готовности остаться хоть одному на признаваемом им правильном пути в предвидении будущего большинства". А именно в этом, считал Иоффе, был "секрет побед" Ленина. Троцкий слишком часто отказывался от собственной позиции ради компромисса46. Выступая на съезде, Троцкий признал, что шансов победить больше "не на той стороне, на которой стоит" Ле- 291 нин. Он указал, что переговоры с Германией преследовали прежде всего цели пропаганды, и если бы нужно было заключать действительный мир, то не стоило оттягивать соглашения, а надо было подписывать договор в ноябре, когда немцы пошли на наиболее выгодные для советского правительства условия. Троцкий подтвердил, что не верил в способность Германии наступать, но при этом считал, что возможность "подписать мир, хотя бы и в худших условиях", всегда будет. Троцкий отвел довод о том, что немцы в случае отказа советского правительства ратифицировать мир захватят Петроград и сослался на свой разговор с Лениным. Даже Ленин считал, указывал Троцкий, что "факт взятия Петрограда подействовал бы слишком революционизирующим образом на германских рабочих". "Все зависит от скорости пробуждения европейской революции"47, -- заключил Троцкий, но не высказался против ратификации мира: "Я не буду предлагать вам не ратифицировать его", добавив, однако, что "есть известный предел", дальше которого большевики идти не могут, так как "это уже будет предательством в полном смысле слова". Этот предел -- подпись советского правительства под мирным договором с Украинской Радой48. И поскольку содержание Брестского договора делегатам съезда известно не было, никто не поправил Троцкого, что заключение мира с Украинской республикой предусматривается Брестским соглашением, под которым уже стоит подпись советского правительства и которое должен ратифицировать слушающий Троцкого съезд. В 9.45 вечера 7 марта заседание закрылось. На следующий день в 11.40 дня открылось четвертое, предпоследнее заседание съезда. Вторично получил слово Бухарин, вновь призвавший к революционной войне: "Возможна ли теперь вообще война? Нужно решить, возможна ли она объективно или нет". Если возможна и если она все равно начнется "через два-три дня", для чего покупать "такой ценой этот договор", наносящий неисчислимый вред и шельмующий советскую власть "в глазах всего мирового пролетариата"?49 В ответ Ленин признал, что "на девять десятых" 292 согласен с Бухариным50, что большевики маневрируют "в интересах революционной войны", и в этих пунктах имеется "согласие обеих частей партии",