Оцените этот текст:




     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: П.Сувестр и М.Аллен.
            "Затерянный поезд. Любовные похождения князя"
     Перевод с французского Артура Лааста
     Издательство МП "Этоним", Минск, 1993
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 8 декабря 2002 года
     ---------------------------------------------------------------------

     Данная книга продолжает серию популярных романов о зловещих похождениях
Фантомаса, начатую таллиннским А/О "Одамеэс".


                                 Оглавление

                     Глава 1. ЧЕЛОВЕК В ЗАСАДЕ
                     Глава 2. В РОСКОШНОМ РЕСТОРАНЕ
                     Глава 3. ФАНТОМАС ЗАБАВЛЯЕТСЯ
                     Глава 4. ТРОЙНАЯ ЛОВУШКА
                     Глава 5. АРЕСТ ЭЛЕН
                     Глава 6. КОГО ПРЕДАТЬ?
                     Глава 7. ЛЮБОВНАЯ ДРАМА?
                     Глава 8. ДОПРОС И ОЧНАЯ СТАВКА
                     Глава 9. ДЕРЗКИЙ ПОБЕГ
                     Глава 10. ТАИНСТВЕННЫЙ ПОЕЗД
                     Глава 11. ЦИРК БАРЗЮМА
                     Глава 12. МАДЕМУАЗЕЛЬ МОГАДОР,
                               НАЕЗДНИЦА ВЫСШЕГО КЛАССА
                     Глава 13. ЖЮВ В АНТВЕРПЕНЕ
                     Глава 14. ПЫШНЫЕ ПОХОРОНЫ ВЛАДИМИРА
                     Глава 15. ПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗИК
                     Глава 16. БАРОН ЛЕОПОЛЬД
                     Глава 17. БЕЗУМИЕ БАРЗЮМА
                     Глава 18. ИМПРЕСАРИО И ПОЛИЦЕЙСКИЙ
                     Глава 19. ФАНТОМАС!
                     Глава 20. ШЕСТЬ ЧЕМОДАНОВ
                     Глава 21. КРОВАВЫЕ БАНКНОТЫ
                     Глава 22. В КУПЕ НАЕЗДНИЦЫ
                     Глава 23. ГНУСНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
                     Глава 24. ПРИЗНАНИЕ УБИЙЦЫ
                     Глава 25. С ГЛАЗУ НА ГЛАЗ
                     Глава 26. ЛИЧНОСТЬ ЛЕОПОЛЬДА
                     Глава 27. СУД НАД КНЯЗЕМ
                     Глава 28. ДОЧЬ ФАНТОМАСА?
                     Глава 29. ЗАТЕРЯННЫЙ ПОЕЗД






     Было  около  восьми  часов  вечера.  С  террасы ресторана "Вержю",  что
означает "кислое вино",  можно было наблюдать,  как на воды Марны опускается
густая пелена тумана. Сквозь нее едва пробивались мерцающие огоньки фонарей,
привязанных к носовой части лодок в ожидании любителей ночных прогулок.
     Справа  смутно  вырисовывались контуры темной  громады крутого высокого
берега реки,  невидимого для глаза. Слева, над горизонтом, стояло неизменное
красноватое марево,  подобное отсвету пожаров; там, без сомнения, находились
столичные парижские бульвары.
     Ресторан казался погруженным в тень.  Действительно,  в зале было почти
темно,  лишь  на  террасе за  колченогими столиками сидела  дюжина  кутивших
посетителей,  которые вели  беседы,  временами пели  или  кричали,  переходя
моментально от дружеских излияний к яростной схватке.
     Днем в зале неизменно пиликали скрипки,  кружили пары,  звучали громкий
смех и песни, стоял шум и гам.
     По вечерам на берегу реки устанавливалась тишина,  и  голоса запоздалых
посетителей казались почти святотатством среди покоя,  воцарившегося в  этих
местах.
     Правда, участники позднего ужина были сейчас очень далеки от мысли, что
они ведут себя непотребным образом.  Совсем наоборот, веселье их становилось
час от часу все более буйным.
     - Эй,  Красавчик!  -  кричал старик,  обладатель необычно белой бороды,
Бузотер собственной персоной. - Чего теперь уминать-то будем?
     Красавчик,  сидевший напротив Бузотера и обнимавший за шею Мари Легаль,
которая стала недавно его любовницей,  приподнялся, чтобы испепелить бывшего
бродягу взглядом.
     - Да ты,  малыш,  не умеешь вести себя,  -  сказал он. - Разве я должен
выбирать харчи? Нет, это дело женатого человека угощать и гулять.
     Реплика была  встречена хохотом и  рукоплесканиями,  так  что  Бузотеру
стоило большого труда восстановить тишину.
     - Для начала,  -  заявил он,  -  я покамест еще не женат,  может, оно и
будет когда-нибудь,  но сегодня я  еще холост.  И  мне ли сейчас выкладывать
денежку...
     Бузотер хотел  продолжить,  но  мамаша Тулуш,  которая вечно  старалась
женить на себе Бузотера, вышла вперед и решительно оборвала его.
     - Да ты, голубчик, - сказала она, - такие деньги уже сегодня выложил, а
говоришь,  тебе ли роскошествовать... В кошельке у тебя и так уже ни шиша, и
если платить должен опять ты, совсем нищим будешь...
     Тулуш властно продолжала:
     - Потом, не мы одни собираемся жениться. Вот Иллюминатор и Горелка, они
совершенно созрели для этого дела!
     На этот раз последовали еще более громкий хохот и бурные рукоплескания.
     Точно,  все об этом знали и никто не оспаривал.  Иллюминатор и Горелка,
двое неразлучных, уже некоторое время пылали страстью к Адель. Никто не знал
наверняка,  чьей любовницей она  была.  Похоже,  что обоих сразу и  что всех
устраивала  жизнь  на  троих.   Тем  не  менее,   всем  казалось,   что  это
необыкновенное содружество завершится свадьбой.
     Красавчик отреагировал короткой фразой:
     - Брак,  по  мне,  самая  настоящая чума.  Бузотер  женится  на  Тулуш,
Иллюминатор и Горелка женятся на Адель,  черт побери. Да, есть у вас, отчего
перепугаться...  И мне охота бросить Мари Легаль сию минуту от страха, что в
один прекрасный день она может стать моей законной половиной.
     Пока же Красавчик говорил,  он прижимал к  себе все нежнее Мари Легаль,
щекоча  ее  ухо  кончиками  усов,  обильно  омытыми  содержимым всех  рюмок,
опрокинутых им за день.
     Что и  говорить,  тема для споров была серьезная.  Тут из кабака выплыл
сам Вержю, хозяин заведения, который стал со временем называться его именем.
     Это был толстяк с коротко подстриженными волосами, тройным подбородком,
широченными плечами,  сильными руками,  который ступал, как утка - ему мешал
громадный толстый живот.
     - А ну-ка,  подвали,  хозяин несчастный! - рычал Иллюминатор. - Чем нас
теперь кормить собираешься?
     Так как бегать Вержю не мог, он подошел к клиентам не торопясь.
     - Ну что, компашка, - начал он, - как вашим жерлам жуется?
     Это было единственное выражение, которое он придумал за всю свою жизнь,
и, гордясь им чрезмерно, он вворачивал его, где только мог.
     "Компашка", однако, не рассмеялась. Вержю продолжал:
     - Верно, что на террасе у воды лучше, чем в зале? Разве я не прав?
     - Заткнись! - обрезал его Красавчик.
     - Оставь свое право при себе.
     Тут раздался мстительный голос мамаши Тулуш:
     - Ты нам за это заплатишь,  рухлядь. Говоришь, в хате никого нет? А нас
отправляешь купаться в речке...  Разве это дело для ревматиков, вот увидишь,
что сейчас получится.
     Но   Вержю  лишь  пожал  плечами  и   пленительно  улыбнулся,   обнажив
великолепную вставную челюсть, под стать большой сторожевой собаке.
     - Красавица ты моя,  -  ответил он,  смерив Тулуш взглядом с  головы до
ног, - не в обиду тебе будет сказано, разговариваешь ты, как грымза. Не надо
хамить,  раз я не хочу.  В зал захотели? Не надо приставать, мне не нравится
это, понятно? Я усадил вас тут, на верхотуре, здесь и оставайтесь.
     Потом, смягчившись, он предложил:
     - Может, порцию солонины с картошкой?
     Адель поморщилась:
     - Опять свинина, это не изысканно!
     Иллюминатор захотел, конечно, шикануть:
     - Надо бы чего-нибудь получше,  Вержю.  Ты что,  не видишь,  что с нами
дамы. Принеси деликатесы, может, найдешь рокфора...
     Именно это у Вержю и было. Он ответил:
     - У  меня имеется знаменитый сорт рокфора.  Там  внутри столько червей,
что кажется, будто жрешь мясо. Вы у меня запоете!
     Он повернулся и ушел. Когда он воротился, то глазам его гостей предстал
совершенно сгнивший сыр.
     - Вот, - сказал Вержю, - знатоки бы сделали из этого паштет.
     Но Бузотер был другого мнения:
     - Да никогда в жизни!  Знатоки! Я сам знаток, я был продавцом, продавал
именно сыр. Не надо мне вешать лапшу на уши!
     Увы, его не слушали. Тулуш схватила кабатчика за руку и дружески трясла
ее:
     - Послушай,  почему ты все-таки не хочешь впустить нас в хату?  Что,  у
тебя нет горючего в газовых рожках?
     Говоря   это,   Тулуш   состроила  томные  глазки,   пытаясь  выглядеть
соблазнительной.
     Это  было,  с  ее  стороны,  неосторожно при  своем  женихе  Бузотере и
бесполезно для Вержю, человека совершенно неподкупного, который говорил, что
его не волнуют прелести слабого пола.
     - Ничего не поделаешь,  красавица моя,  я тебе докладывать не буду.  Вы
мне помешаете в хате, вот и все!
     После  столь  загадочного ответа  Вержю  удалился,  отказав  компании в
салоне своего заведения и заставив ее ужинать под открытым небом.
     Опершись на сальную клеенку,  которой был накрыт стол, Тулуш заговорила
доверительно:
     - Полагаю,  друзья, что я вовсе не должна набрать в рот воды и онеметь.
Этот Вержю замыслил какую-то  пакость.  То,  что он  не  впустил нас в  зал,
связано с типом, который живет на втором этаже...
     Она показала рукой на потонувший во мраке кабачок, в окне второго этажа
которого виднелся слабый луч света.
     - Там, - сказала немолодая женщина, - этот тип в черном. Я не знаю, кто
он такой, но подозреваю, что из шишек...
     Наклонившись к Красавчику, она добавила совсем тихо:
     - ...или из префектуры.
     Между тем,  все  налегли на  рокфор.  И  хотя ужин длился уже долго,  в
толстом куске сыра образовались вскоре значительные бреши.
     - Знаменитый сорт! - говорила Адель с полным ртом. - Ах, как я пропахла
вся,  как он летит кубарем в живот,  как подымается потом и ударяет в нос! Я
сыта по горло!
     И даже Мари Легаль подтвердила:
     - Ничего хорошего, буржуи такое не едят.
     Так  как  Мари Легаль была нянькой,  она считала себя знатоком порядка,
заведенного в буржуазных семьях,  привычек тех людей,  которых она называла,
как и ее любовники, "обожравшиеся".
     Иллюминатор и Горелка тем временем уловили мысль Тулуш.
     Пока дамы обсуждали сыр, двое громил встревоженно переглядывались.
     - Слыхал, Горелка, мамаша говорила о префектуре?
     - Да уж, старина! У меня весь аппетит перебило!
     Красавчик встал. Опираясь на плечо Тулуш, он наклонился к ее уху:
     - Что, по-твоему, сыр воняет? Если такой хозяин, как Вержю, не впускает
клиентов вроде нас,  это что-то  означает...  Каков из  себя тип со  второго
этажа? Ты его видела?
     - Нет, - ответила Тулуш, - я только заметила, как он промелькнул.
     - А он тебя разглядел?
     - Тогда нет, только сейчас.
     Красавчик вскочил:
     - Как, сейчас? Да что ты мелешь!
     - Я хочу сказать, что за нами следят...
     Тулуш  говорила  сквозь  зубы,   не   повышая  голоса,   чем  возбудила
любопытство Бузотера.
     - Ничего себе дела,  -  сказал бродяга,  - тут собираются наставить мне
рога перед самой свадьбой.  Красавчик,  может, хватит похабничать перед моей
суженой?
     Бузотер хотел было помешать разговору,  но  тут  Красавчик наградил его
увесистым тумаком.
     - Ты, заткнись, - прорычал громила, - не суйся, куда тебя не просят.
     И Красавчик позвал:
     - Иллюминатор!   Горелка!  Слыхали,  что  мать  напела?  Наверху  сидят
фараоны...
     Иллюминатор и Горелка отлично расслышали сказанное старухой.
     - Так надо драпануть! - заключил Иллюминатор.
     Горелка пожал плечами:
     - Смываться, так смываться.
     Но Красавчик был не из тех, кто отступает просто так.
     - Лучше всего нас застукали бы  тогда,  когда мы переходили мост,  руки
живо  на  затылок  и...  Нет,  это  было  бы  слишком просто,  -  сказал  он
насмешливо. - А потом, я везунчик, меня так просто не купишь. Надо разузнать
все как следует.
     Красавчик ударил кулаком по столу и громко позвал:
     - Вержю, эй, Вержю!
     Хозяин заведения вышел и прислонился к дверному косяку.
     - Время позднее, что это такое! Перестаньте вы орать, наконец!
     - Подвали-ка к нам!
     Вержю приблизился.
     - Ну чего вам еще после рокфора надо?
     Он вел себя как-то неестественно.
     Все почувствовали неловкость и тревогу,  а дрожь,  которая их охватила,
объяснялась не только ночной прохладой.
     - Послушай,  кореш Вержю,  - начал Красавчик, - давай будем откровенны.
Скажи нам:  ты  не  впустил нас в  хату из-за придурка,  которого держишь на
втором этаже? Кто этот тип?
     Вержю пожал плечами:
     - Я не знаю.
     - Это правда? И ты его никогда не видел?
     - Никогда.
     После некоторого молчания Красавчик спросил:
     - Это не фараон, случайно? Он за нами следит?
     Вержю молчал.
     Теперь  смятение  овладело  всеми  участниками  ужина.  Адель  потянула
Иллюминатора за рукав:
     - Надо уйти, милый.
     Но Иллюминатор еще сомневался.
     Тогда шалава обратилась к Горелке:
     - Скажи, милый, надо уносить ноги?
     Горелку трясло, как и Иллюминатора.
     - Сделаем, как другие, - сказал он.
     И он спросил Красавчика:
     - Ну что, порубаем еще или смотаем удочки?
     Красавчик подмигнул Тулуш и повернулся к Вержю:
     - Скажи,  хозяин несчастный,  если ты имеешь дела с Кэ де л'Орлож,  так
надо было все же нас предупредить. Как бы твои дела не вышли тебе боком!
     В словах громилы сквозила явная угроза, но Вержю и ухом не повел.
     - Все в порядке!  -  заявил он.  - Нет причин, чтобы вы стали мне шутки
устраивать.  Для начала,  никаких таких дел у меня нет.  У меня свои счета с
префектурой.  Что касается того типа там,  наверху, то я вам сказал уже, что
не  знаю,  кто он  такой.  Он пришел раньше вас и  сказал так:  "Хозяин,  ты
обслужишь меня наверху,  а  тех типов,  которые сюда придут,  ты  посадишь в
саду".
     Слова Вержю показались искренними.  Может быть,  он и  на самом деле не
знал ничего сверх того, что уже сказал. Но и сказанного оказалось уже вполне
достаточно.
     Тулуш подвела итог:
     - В общем, это фараон, который пялит на нас из-за ставен. Если драпанем
направо,  нас заметут за мостом.  Если удерем налево, нас возьмут за жабры у
воды... Крышка нам!
     Внезапно сильно побледнев, Тулуш обняла Бузотера за шею.
     - Ах, милый, я как чувствовала беду, меня такое беспокойство разобрало.
Сегодня вечером я так капитально влюблена...
     Никто не слушал Тулуш, только Бузотер был немного тронут ее словами.
     Каждый  трясся  за  свою  шкуру.  Положение было  действительно аховым:
друзья собрались у  Вержю покутить в свое удовольствие,  и вот их выследили.
Сто чертей! У каждого на совести было какое-нибудь неприятное дельце, каждый
опасался встречи с любопытными дядями из мест не столь отдаленных.
     Присутствующие бубнили:
     - И верно,  как тут будешь спокойным,  Тулуш права,  в конце концов, не
иначе.
     После страха всех обуял гнев.
     - Если вы со мной согласны, - начал Красавчик, - то пойдем все вместе и
найдем этого олуха наверху...  предложим ему  стаканчик вина...  и  если  он
совершенно один и не будет больше держаться на ногах, то...
     Взгляд,  брошенный в  сторону мутных  вод  Марны,  которые плескались у
самой террасы, дополнил рассуждения громилы.
     Экая важность,  одним трупом больше или меньше!  Иллюминатор, Горелка и
Красавчик были вполне способны постоять за себя, Бузотер, Тулуш, Мари Легаль
и Адель, наверняка, не стали бы трепаться потом.
     Вержю забеспокоился:
     - Так чего же еще будем есть?
     - Заткнись! - рявкнул Красавчик.
     И уже выпрямившись во весь рост, громила спросил:
     - Так двинулись?
     - Двинулись,   -   ответил  Иллюминатор,   -  надо  хотя  бы  разузнать
чего-нибудь.
     Все трое вытащили свои ножи,  в  ночной темноте блеснула сталь клинков.
Они направились в сторону кабака, за ними семенил Вержю.
     - Куда ж вы идете? - вопил он.
     Вержю внезапно бросился вперед и,  несмотря на свою тучность,  опередил
их.
     Разведя руки, он пытался остановить нахалов на пороге дома.
     - Я же сказал, что не надо входить!
     Красавчик насупил брови:
     - А ну живо, отойди! Мы собираемся вызвать твоего олуха, а на дом никто
не нападает.
     Именно в этот момент Мари Легаль позвала:
     - Эй, Красавчик!
     Красавчик обернулся и увидел поразительное зрелище.  Менее чем в десяти
метрах от него шел размашистым шагом к реке человек, одетый в черное. Откуда
он  явился,  как  вышел  из  дому?  И  куда  направлялся?  Угадать это  было
невозможно.
     - Тьфу,  черт!  - выругался Красавчик. - На сей раз нас облапошили! Это
грабеж, у того типа здесь внизу сообщники!
     Красавчик вопросительно взглянул на Вержю.
     Он  был очень зол,  и  хозяина,  привыкшего считать его одним из  своих
малопочтенных клиентов, невольно охватил озноб.
     - Поганое дело, - пробурчал он, - что они собираются выкинуть еще?
     Вслух Вержю сказал:
     - Старина Красавчик,  да ты малость перебрал.  О каком грабеже речь? Ты
где увидел грабеж,  обалдел,  что ли?  Грабежа не было и  никогда не будет в
моем доме!  Мужик,  которого ты видишь,  как раз и есть постоялец со второго
этажа.
     Заявление  показалось  странным.  Сам  Иллюминатор,  несмотря  на  свою
несообразительность, возразил:
     - Да как он выбрался-то, субчик со второго этажа?
     - Через окно. Пока вы тут выпендривались, он спустился вниз по плющу.
     Это поразило и сильно испугало всех.
     Одним  прыжком Красавчик оказался возле Вержю,  приставив острие своего
складного ножа к горлу кабатчика.
     - Отвечай, падла, или зарежу! Кто этот тип?
     - Не знаю я,  -  ответил,  не вздрогнув,  Вержю,  привыкший к подобному
неласковому обращению.
     - Куда он идет?
     - Вы же видите, что к реке...
     Так  оно  и  было!  Незнакомец  обошел  дам,  сбившихся  вокруг  своего
защитника Бузотера,  пересек террасу и  оказался у  самой воды.  Он  отвязал
лодку и прыгнул в нее.  Глухой звук весел, ударивших по воде, отдался тотчас
эхом.
     - Холера! - рычал Красавчик. - Он же сбежит, надо помешать ему!
     Красавчик отпустил Вержю и подозвал жестом Иллюминатора и Горелку:
     - Кроме шуток,  кореши!  Надо поторапливаться и  проследить,  куда этот
кретин направляется.
     Красавчик побежал на береговой откос, за ним поспешили остальные.
     - В лодку! - скомандовал громила.
     Он  удерживал у  берега  большую шлюпку,  где  торопились занять  места
перепуганные женщины.  Те  предпочитали любые  приключения страху оставаться
одним, без мужчин.
     - За весла, Иллюминатор и Горелка, и вперед на всех парах!
     Фонари были вмиг погашены,  и  уже  через несколько секунд утлая шлюпка
отчалила.
     Туман  становился,   между  тем,   все  более  густым,   с  кормы  едва
просматривался  нос  лодки.   Чернильные  воды  Марны  казались  таинственно
мрачными и полными опасностей.
     - Теперь мы точно утонем! - стонала Мари Легаль.
     Пощечина заставила ее замолкнуть.
     - Молчи, ради Бога, надо же найти этого типа.
     У Иллюминатора, Горелки и Красавчика были разъяренные физиономии. У них
действительно перехватило дух от  страха,  они совершенно не знали,  кем был
человек,  который засел в засаду внутри,  чтобы наблюдать за ужином.  Они не
знали,  чего  он  добивался,  но  их  не  покидало  предчувствие,  что  дело
нешуточное и что незнакомец был там не случайно.
     - Если он окажется фараоном, - сказал Иллюминатор шепотом, - бросим его
в воду.
     - Еще как! - подтвердил Красавчик. - Налегай на весла, старина!
     Лодка скользила во мгле вслепую,  в густом тумане не было видно ни зги.
Преследователи ориентировались лишь по звуку весел незнакомца,  который греб
где-то впереди, плывя против течения и пытаясь оторваться от них.
     - Поверни направо!
     - Нет, держись левой стороны!
     - Направо, подонок!
     Они тихо препирались, сбившись с курса.
     - Если берег рядом,  - говорил шепотом Красавчик, лоб которого покрылся
испариной,  - то готов биться об заклад, что нас зацапают. Там, должно быть,
полно легавых!
     Страх перед полицией подстегивал их. Женщины молчали, мужчины на веслах
сопели. Только Бузотер сохранял хладнокровие, сидя на корточках на дне лодки
и погрузив ладони в холодную воду.
     - Вперед, вперед!
     В  ту  же минуту,  когда Красавчик дал команду,  из мрака ночи раздался
ясный, сильный и властный голос:
     - Полегче, детки... держитесь чуть правее, оставить весла, стой!
     В  этот миг,  едва ли  в  трех метрах от  лодки,  где сидела компания с
террасы, из непроницаемого тумана появилась другая лодка, как будто вынырнув
из речной глубины.
     В  этой  фантастической  лодке  был  только  один  человек.  Он  стоял,
облаченный  в  черное,  скрестив  руки  на  груди,  пристально вглядываясь в
сидящих в большой шлюпке.
     Громилы, похолодев от ужаса, никак не могли разглядеть его лица.
     - Боже мой!  -  ругался тихо Красавчик.  -  Вот и  приехали...  Но этот
тип...
     Иллюминатору и Горелке даже в голову не приходило сопротивляться.
     Затем  лодка  незнакомца  приблизилась вплотную,  уткнувшись в  другую.
Черный силуэт стал отчетливей,  и громилы увидели лицо незнакомца.  Оно было
скрыто под капюшоном, только глаза сверкали в отверстиях маски!
     И все выкрикнули голосами,  еще дрожащими от страха,  но наполняющимися
уже великой надеждой, одно имя. Имя их друга, имя трагическое, смертоносное,
страшное имя!
     - Фантомас!






     - Фантомас!
     Участники пирушки у  Вержю выкрикнули дружно,  в  один голос это жуткое
имя. Наконец они вздохнули с чувством облегчения, счастья, радости!
     Ведь они думали, что их преследуют легавые, боялись, что их выследили и
настигли инспектора уголовной полиции. Теперь же они успокоились совершенно,
удостоверившись, что человек, из-за которого они натерпелись столько страху,
оказался Фантомасом, их хозяином и, как они полагали, другом.
     Крики,  которыми они  встретили его  появление,  отдавались над  ночной
Марной гулким эхом.
     Иллюминатор,  Горелка  и  Красавчик вскочили в  своей  лодке.  Фантомас
продолжал стоять в своей, пожимая нетерпеливо плечами.
     - Спокойно! - скомандовал он властно. - Вы что, хотите, чтобы на десять
километров вокруг все знали,  что я здесь?  По правде говоря, вы каждый раз,
когда мы встречаемся, все такие же пентюхи и олухи.
     Выговор  был  внушительный,  но  Горелка,  Иллюминатор и  Красавчик  не
унимались.
     - Боже мой, шеф, - вымолвил Красавчик, - здорово же ты нас провел, надо
сказать.  А мы сидели там,  как последние дубари!  Значит,  это ты ужинал на
втором этаже у Вержю? Это ты устроил заваруху?
     - Спокойно! - повторил Фантомас.
     И, помолчав минуту, он отдал приказ:
     - Поставьте свою лодку рядом с моей,  молчите и слушайте меня.  Я здесь
не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы.
     Привыкший к тому,  что любые его приказы выслушивались с благоговением,
он говорил ясно и твердо, властным голосом.
     - Шеф,  - начал Бузотер, молчавший до тех пор, - конечно, мы тут не для
того,  чтобы задавать тебе вопросы. Но ты все-таки скажи, откуда ты явился и
как так получилось, что мы здесь столкнулись.
     - Молчи, Бузотер!
     Одним движением руки  он  заставил умолкнуть старого бродягу.  Потом он
сел и, ловко орудуя веслами, поставил свою ладью вровень с другой лодкой.
     - Женщины,  отойдите назад,  - приказал Фантомас. - Ты же, Красавчик, и
ты, Иллюминатор, и ты, Горелка, подойдите поближе, хочу вам сказать что-то.
     Фантомас вытащил из  кармана револьвер,  положил его на колени и  жутко
улыбнулся. Он собирался было уже заговорить, но тут вмешался Бузотер:
     - А  мне куда податься,  Фантомас?  Я же не баба,  а подойти ты меня не
пригласил.
     Вместо ответа Фантомас пожал плечами.
     - Друзья мои, - начал он.
     Но его еще раз прервали, на сей раз это сделала мамаша Тулуш:
     - Послушай,  Фантомас,  -  заявила  старая  скупщица  краденого,  -  ты
поступаешь некрасиво.  Я что,  тоже должна отойти, ты мне, значит, больше не
доверяешь?
     Фантомас еще раз улыбнулся своей жуткой улыбкой.
     - Тулуш, - сказал он, - я разрешаю тебе оставаться впереди.
     Фантомас облокотился из-за сильной качки на край лодки и, оглядев всех,
кто его слушал, холодным взором, в котором сверкал металл, медленно спросил:
     - Эй вы, что вы вообще знаете, что вы об этом думаете?
     Этот простой сам по себе вопрос поразил всех.
     - О чем ты говоришь?  - спросил Красавчик. - Что мы должны такое знать,
объясни нам, Фантомас.
     Бандит еще раз пожал плечами, и недовольная гримаса исказила его лицо:
     - Ладно,  я вам объясню!  Как вы думаете,  что со мной сталось? И чем я
занимался после последней нашей совместной работы?
     Иллюминатор ответил первым:
     - Ничего  мудреного здесь  нет,  -  начал  громила голосом,  в  котором
сквозила неподдельная насмешка.  -  Ты попробовал стибрить монеты у  дядюшки
Барабана,  это было во всех газетах.  Дошло до того, что ты дал надуть себя,
Фантомас! Жюв взял верх над тобой, оставил в дураках.
     Из уст Фантомаса вырвался свистящий звук, который стеганул Иллюминатора
прямо в лицо:
     - Ты последний кретин!
     Фантомас повернулся к Красавчику:
     - А что ты думаешь об этом?
     - Ничего, - сказал Красавчик, - хотя и думаю, как Иллюминатор. При всем
моем почтении к тебе, шеф, ты дал себя обдурить. Что, план не удался?
     - Дурак ты! - повторил Фантомас.
     Теперь он повернулся к Горелке:
     - Ты-то что думаешь об этом?
     Горелку трясло:
     - Я вообще...  ничего не думаю... шеф. Я хочу знать, зачем у тебя пушка
на коленях? Не люблю я, когда эти штучки перед глазами.
     На этот раз Фантомас улыбнулся.
     - Дурак и трус ты,  -  сказал он.  - Ты, Горелка, ничуть не лучше своих
кирюх.
     Фантомас встал и  перегнулся через свою лодку,  чтобы хлопнуть по плечу
мамашу Тулуш:
     - А что думаешь ты?
     Тулуш, старая мегера, ответила уверенно:
     - Я мало чего мыслю в этих делишках,  но мне кажется,  что игра на этом
еще не кончилась.  Ты,  в общем,  спасся,  тебя не взяли,  значит, ты можешь
отыграться!
     - Тулуш,  -  прервал ее Фантомас, - ты соображаешь действительно больше
всех этих кретинов, вместе взятых!
     Фантомас выпрямился и  немного попятился.  Властным жестом он  заставил
умолкнуть своих сообщников:
     - Спокойно! Где мы сейчас?
     - Несемся вниз по течению,  -  сказал Бузотер,  -  и,  как всякая река,
впадем в море...
     Бузотер не успел досказать, как Фантомас резко вскочил.
     - Друзья,  -  начал он, - я пришел с тем, чтобы нанять вас, у меня есть
работенка.
     Это заявление вызвало, разумеется, небольшое потрясение у всех.
     Фантомас продолжал, явно не замечая внимания, с которым его слушали:
     - Я действительно должен вам кое-что объяснить. Прежде, чем мы займемся
будущим,  я  помогу вам понять прошлое.  Что вам в  точности известно о деле
дядюшки Барабана?
     Красавчик,  стараясь восстановить свою достаточно подмоченную репутацию
умного человека, поспешил ответить:
     - Как известно,  Фантомас,  сейчас Жюв совсем недалеко от Бордо, где он
только  что  застукал  вроде  бы   семейство  Рикаров.   По   крайней  мере,
рассказывают так.
     Фантомас вынул из кармана часы.
     - Сейчас полночь,  -  сказал он,  -  через четверо суток Жюв  умрет,  и
Рикары будут на свободе.
     Он говорил в обычной для него повелительной манере. Воцарилось глубокое
молчание.
     Что же  хотел сказать их страшный хозяин?  Какое темное дельце замышлял
он теперь?
     Фантомас прервал размышления своих сообщников.
     - Жюв действительно находится под Бордо,  -  сказал он,  - правда также
то, что он там в компании Рикаров...
     Затем его тон изменился, в голосе появились нотки торжества:
     - Но если он находится там,  то это означает,  что мне так было угодно.
Если Рикары находятся рядом с ним, то это также означает, что я посадил их к
Жюву, несчастные кретины вы такие! Может, хотите, чтобы я вам рассказал, как
я  устроил арест Рикаров?  Неужели я  должен вам  повторять,  что  в  делах,
которые  меня  интересуют,   ничего  не   случается  без  моего  ведома  или
разрешения?  Жюв схватил Рикаров!  Ха-ха-ха! Умора, да и только! Рикары дали
взять себя,  а дали они взять себя потому, что я им велел. Ни один из вас до
этого, конечно, не додумался!
     Фантомас захохотал,  громилы  же  лишь  украдкой бросали взгляд  в  его
сторону.
     Неужели все так и было, как рассказывал Фантомас?
     Неужто произошло так,  как он сказал, - Жюв, арестовав Рикаров, попал в
ловушку?  Может  ли  так  быть,  чтобы после разоблачения фальшивого дядюшки
Барабана полицейский исключительного нюха попал в  капкан,  расставленный их
грозным хозяином?
     Горелка робко спросил:
     - И что, шеф, ты собираешься пристукнуть его?
     Фантомас пожал плечами.
     - Жюв приговорен к смерти,  - прошептал он медленно, - с тех пор, как я
вынес ему  приговор,  прошло уже немало времени.  Теперь я  просто собираюсь
привести приговор в исполнение.
     Медленно,  необычайно медленно,  негромким  голосом,  который,  тем  не
менее, отозвался странным звуком над ночной рекой, покрытой мрачным туманом,
Фантомас обронил фатальные слова:
     - Жюв  находится в  Бордо,  ибо я  хотел,  чтобы он  ехал в  Бордо.  Он
арестовал Рикаров, ибо я хотел, чтобы он их арестовал. Он умрет, ибо я хочу,
чтобы он умер!
     Затем он внезапно переменился и захохотал тем сардоническим смехом,  от
жутких ноток которого стыла кровь в жилах.
     - Но дело вовсе не в этом,  - продолжал он. - Смерть Жюва, по существу,
мелочь, которая интересует лишь меня самого. Поговорили об этом, и довольно!
Я пришел сюда с тем, чтобы предложить вам работу.
     Фантомас сделал паузу, а затем продолжил:
     - Я говорю вам о крови, я обещаю вам золота...
     В этот самый миг страшный удар потряс челноки.
     С тех пор, как Фантомас появился в обществе бандюг, лодки несло вниз по
течению.  Внезапно  из  темноты  вырос  мост,  и  наши  несчастные лодочники
врезались в  одну из его опор.  Удар от столкновения был столь сильным,  что
разнес носовую часть одной из утлых посудин.
     - Мы погибли! - завопил Горелка.
     - Бес тебе в ребро! - прорычал Иллюминатор.
     В ночной тиши были слышны плеск воды и какой-то неясный глухой шум.
     В лодках началась отчаянная суматоха.
     - На помощь! - хрипел Бузотер.
     - Весло, черт побери! - кричал Красавчик.
     Сильный гребок удержал лодку,  готовую было уже опрокинуться. Женщины -
Адель,  Мари Легаль, Тулуш - не успели еще прийти в себя от пережитого шока,
как лодку подхватило течением, она проскочила под мостом и понеслась дальше.
     - Сто чертей! Я перепугался, - сказал Красавчик.
     Помрачневший разбойник обернулся и позвал:
     - Фантомас!
     Тут Красавчик совсем растерялся:
     - Ах ты, бога в душу мать! Где Фантомас?
     Лодка  неслась  одна,  предоставленная прихоти  марнских  вод.  Другого
челнока нигде не было, он будто провалился.
     До Красавчика донеслись уже другие крики.
     - Горелка! - звала Адель.
     - Иллюминатор! - хрипел Бузотер.
     На борту лодки двух громил не было.
     - Черт подери, - ругался Красавчик, - я слышал, как два тела шлепнулись
в воду, да им будет крышка! Надо найти их!
     Он схватил весла и стал изо всех сил грести.
     Утлый челнок с  трудом преодолевал течение.  Женщины были  ни  живы  ни
мертвы от  страха,  когда  лодка прошла под  аркой моста в  том  месте,  где
произошло столкновение.
     - Э-ге-ге! - звал Красавчик.
     Ответом была лишь полная тишина.  Глубокая,  ничем не нарушаемая тишина
ночной реки под покровом тумана.
     - Э-ге-ге! - прокричал Красавчик еще раз.
     На этот раз ответило лишь отдаленное эхо.
     - О,  дьявол!  -  ругался разбойник.  - Фантомас, Иллюминатор и Горелка
утонули! Ну и невезуха же!
     Лодку опять несло по течению.
     Красавчик чиркнул спичкой и зажег фонарь.
     - Может, они увидят нас, если еще держатся на плаву!
     Фонарь осветил лодку  красноватым светом.  Тулуш,  которую всю  трясло,
испуганно воскликнула:
     - Смотрите! Там... там письмо!
     Тулуш не ошиблась. К краю лодки был кинжалом пригвожден белый конверт!
     Красавчик вырвал клинок из  дерева,  развернул лист бумаги и  при свете
фонаря прочитал дрожащим голосом:
     "Я забираю Иллюминатора и Горелку с собой,  они мне понадобятся. Будьте
каждый вечер в восемь часов у Вержю, я скоро дам вам знать о себе. Повторяю:
я обещаю вам и крови, и золота".
     Красавчик тряс этим странным посланием.
     - Подписано  "Фантомас",  -  прошептал  он.  -  Так,  оказывается,  это
Фантомас устроил столкновение с  опорой моста!  Это  он  увел Иллюминатора и
Горелку,  а те и ахнуть не успели!  Он обещал нам крови и золота!  Фантомасу
слава!
     Женщины и Бузотер поддержали его дружно:
     - Фантомасу слава!
     Восклицание из уст этого отребья разнеслось далеко в ночи и растаяло.




     На  следующий вечер,  в  половине восьмого,  перед  входом  элегантного
заведения  на   улице  Рояль,   которое  весь   Париж  называл  "Шотландским
рестораном",  остановилось такси дорогой марки.  Из  него вышли двое мужчин,
одетых в роскошные черные костюмы, которые хорошо сидели на них.
     - Старина,  -  сказал один из них другому очень тихо на ухо, - вспомни,
что хозяин говорил: пятнадцати су вполне достаточно здесь на чай.
     Второй смерил своего приятеля долгим презрительным взглядом.
     - Да знаю я эти манеры,  старина,  -  ответил он,  опираясь небрежно на
плечо грума,  который подбежал открывать дверцы автомобиля,  сняв  форменную
фуражку с головы.  -  Знаю я манеры.  Вспомни-ка лучше, как я поразил в свое
время публику в "Золотом доме".
     Говоря это,  человек вылез из автомобиля,  щедро расплатился с шофером,
который рассыпался в благодарностях,  дал на чай груму и,  взяв приятеля под
руку, направился к входу в ресторан.
     - Наверх!  -  скомандовал он,  поправляя немного нервной рукой цилиндр,
который он носил,  согласно последней моде,  сдвинутым на затылок. - Наверх,
старина!  И смотри,  держи язык за зубами и не выступай.  Хозяин сказал, что
один из них англичанин,  другой тип -  австриец,  что будут еще аргентинцы и
антильцы, в общем, все тузы.
     Он по-прежнему говорил очень тихо, его приятель отвечал ему так же.
     - Не беспокойся, старик, не беспокойся, раз мы уже тут, мы найдем их, у
нас есть фото этих фраеров.
     Так они вошли в двери.  В вестибюле посыльные наперебой предлагали свои
услуги,  чтобы  проводить новых  клиентов в  зал.  Те  обменялись лукавой  и
восхищенной улыбкой.
     - Вот это класс, старик!
     - Да, неслабо.
     Они,  казалось,  были  охвачены  настоящим  восторгом,  глядя  на  ярко
освещенный, роскошный и изысканный зал фешенебельного ресторана.
     К ним, между тем, подошел метрдотель:
     - Господа, у вас заказан столик?
     - Еще чего? Нет...
     Тут гость осекся, прикусив язык.
     - Я хотел сказать,  -  продолжил он вежливым тоном, - что мы не звонили
вам предварительно.
     Он покосился на товарища, очень обеспокоенного его ляпсусом и решившего
помочь ему:
     - Проводите нас в такой зал,  где было бы непыльно,  то есть,  я имел в
виду, где можно поразвлечься.
     Метрдотель привык к  капризам разных снобов,  как  правило,  никогда не
соглашающихся сесть за предлагаемый им столик.  Поэтому,  думая о своем, ему
было не до стилистических тонкостей новых гостей.
     - Господам будет угодно выбрать большой или малый салон?
     Первый посетитель опередил своего приятеля:
     - Мы бы предпочли другой зал,  -  сказал он, явно не зная, считается ли
зал, в котором они находились, большим или малым.
     Гости последовали за метрдотелем и, забывшись, засунули руки в карманы.
Они шли вразвалку, с любопытством разглядывая сидевших за столиками.
     - А дичи-то нет, - сказал один.
     - Может, они в другом зале, - ответил второй.
     Они вошли вслед за  метрдотелем во второй зал.  Едва они приблизились к
столикам, как их сомнения развеялись.
     - Эй,   гарсон,  -  сказал  один  из  них  метрдотелю,  задетому  таким
фамильярным обращением, - мы хотим сесть вон там, в углу.
     Гости  уселись за  несколько игриво накрытым столиком в  углу  большого
зала  "Шотландского ресторана".  Более отважный из  них,  заглянув разочек в
меню, распорядился пресыщенным тоном:
     - Приготовьте нам чего-нибудь вкусненького похавать.  Мы что, этих меню
не видали, там всегда одно и то же.
     Метрдотель с поклоном предложил им:
     - Не угодно ли господам посмотреть на список вин?
     Двое приятелей обменялись удрученными взглядами.
     - Минеральную воду, - заказали они.
     Метрдотель поклонился еще ниже.  "Конечно, - размышлял он, - вид у этих
людей пошлый и  вульгарный.  К  тому же  они выказали полнейшее равнодушие и
редкую наглость.  Это, без сомнения, богатые коммерсанты. А может, и плебеи,
выигравшие крупно на бегах".
     Метрдотель повернулся и позвал официантов,  гордый тем, что ему оказали
доверие и поручили составить меню:
     - Значит,  подадите двоим  закуску,  омары  по-американски,  перепелки,
телятину с рисом и щавелем, сыр, десерт...
     Потом он добавил:
     - Счет-то будет немножко соленый,  но раз желудки пустые, то стесняться
тут нечего.
     И, рассмеявшись, подошел к другим клиентам.
     Пока  метрдотель "Шотландского ресторана" пытался  прощупать и  оценить
двух гостей,  которых он усадил за угловой столик,  те обменялись довольными
взглядами.
     - Ну,  теперь ты поверил,  что я  знаком с  хорошими манерами,  стерва?
Разве я не говорил именно то, что полагалось при голодном желудке?
     Сообщник прошептал ему очень тихо:
     - Не  воображай,  что  ты  умнее  всех,  Иллюминатор.  Тебе  бы  только
выпендриваться,  черт побери!  Разве Фантомас не учил тебя уму-разуму?  А ты
только что трещал, как настоящий попугай.
     На что Иллюминатор, - а это был именно он! - ответил:
     - Горелка,  ты  мне надоел,  я  бы прекрасно держался в  великосветском
кругу  и  без  всякой  на  то  помощи.  Был  бы  только случай,  а  я  бы  с
удовольствием...  Потом,  учти,  это свинство,  что Фантомас с  нами сделал.
Послал  сюда  и  запретил всякую выпивку.  Ничего,  кроме  минеральной воды!
Испугался, похоже, что мы налижемся.
     В  голосе  Иллюминатора  звучало  глубокое  сожаление.   Он  исподтишка
рассматривал  соблазнительные  бутылки  на   соседних  столиках,   заботливо
уложенные в  плетеные  корзиночки.  Они  невольно притягивали его  тоскливый
взгляд.
     Совершенно  ясно,   что  Фантомас  послал  Иллюминатора  и   Горелку  в
"Шотландский ресторан" вовсе не из удовольствия угостить их дорогим обедом.
     Неразлучная парочка получила,  должно  быть,  очень  четкие  и  строгие
наставления.
     Горелка напомнил своему напарнику:
     - Ты это брось, стерва, - сказал он, с высокомерным видом беря пальцами
кружочки колбасы,  тщательно уложенные на блюде. - Брось коситься на бутылки
и заткнись. Ты лучше порубай. А вот и фраеры!
     Горелка обратил незаметным движением руки внимание Иллюминатора на трех
молодых людей и  двух чрезвычайно элегантных женщин,  чьи  прически украшали
пышные султаны. Они только что вошли и направились к одному из столиков.
     - Разве нам не повезло? - продолжал Горелка. - Сидим себе тихо-мирно, а
тут подваливают эти чуваки и чувихи и прямо за соседний столик!
     - Молчи, старик. Сейчас начинается комедь.
     Иллюминатор согласился:
     - Точно. Давай жевать потихоньку, но держать ухо востро.
     Они договорились, что больше - ни слова.
     В  это  время  элегантная публика занимала места за  столиком,  который
оказался столь удачно по соседству.
     - Дорогой! Вы поухаживаете за нами?
     - Ни за что на свете, моя красавица.
     - Это почему же, мой хороший?
     - Если я буду ухаживать за вами, это даст вам определенные права.
     Пока  новые  гости  церемонно усаживались,  на  почтительном расстоянии
застыли официанты, поближе к столику лебезил метрдотель.
     Наконец  все  уселись.  Молодая,  очень  смуглая  женщина  откинула  на
банкетку медленным и томным движением длинную шелковую шаль.
     Справа от  нее расположился молодой человек с  гладко выбритым и  густо
напудренным лицом,  на  пальцах его красовались перстни.  По  правую руку от
него сидела очень тоненькая белокурая женщина с  прической мадонны и  самыми
прекрасными на свете глазами.
     По  другую  сторону  столика  сидели  двое  молодых  людей,  один  ярко
выраженный блондин,  другой смуглый,  с напомаженными волосами, и, что самое
примечательное,  - из-за манжеты у него вызывающе выглядывал лиловый носовой
платок.
     Все  очень  долго и  тщательно изучали меню.  Когда наконец был  сделан
заказ и наполнены рюмки, беседа возобновилась.
     - Силы  небесные!  -  воскликнула одна  из  молодых  женщин.  -  Только
подумать,  что существуют люди,  которым жизнь кажется скучной!  Это ужасно!
Они что, не любят хороших вин?!
     Все засмеялись. Затем молодой человек, который был, вероятно, главным у
них, произнес фразу, в которой сквозил легкий иностранный акцент:
     - О боги!  Я с вами совершенно согласен,  дорогая.  Со стаканом доброго
вина в руке жизнь кажется мне всегда приятней.
     - А коли стакан выпит до дна?
     - Милый мой,  когда мой стакан полон,  я осушаю его, а когда он пуст, я
хандрю.
     Все опять засмеялись.  Затем юный блондин спросил с заметным английским
акцентом:
     - Вы в  самом деле такой выпивоха?  Но вы еще не так захандрите,  когда
отправитесь со мной в унылую Англию.
     - Есть вещи погрустнее для меня,  -  ответил молодой человек в шутливом
тоне. - Я должен вскоре расстаться с красавицей, которую обожаю.
     Он  метнул пылкий взгляд в  сторону белокурой девушки,  сидящей рядом с
ним.
     - Князь Владимир,  -  заявила красавица,  -  у вас есть способ избежать
разлуки. Возьмите меня с собой.
     - Куда? В Лондон?
     - Ну да.
     Молодой  человек,   которого  только  что  назвали  князем  Владимиром,
поднялся с полным до краев стаканом в руке, приветствуя даму.
     - Я поднимаю свой кубок,  -  сказал он, - в честь этой блестящей мысли.
Естественно,  я возьму вас с собой, коли вы этого желаете. Что вы скажете по
этому поводу, Гаррисон?
     Молодой англичанин горделиво улыбнулся:
     - Я,  право,  не  знаю,  возможно ли это...  нас направляют в  качестве
посланников с секретной миссией...
     Он собирался продолжать, но сосед прервал его:
     - Значит ли это, что вы оба, Гаррисон и Владимир, покидаете праздничный
Париж ради славных государственных дел? Можно ли узнать, о чем речь?
     Князь Владимир нахмурил брови.
     - Это настоящая обуза для меня,  -  признался он. - Даже большая обуза,
чем то, что я двоюродный брат Фридриха-Кристиана II, короля Гессе-Веймара.
     Он  говорил унылым  голосом.  Соседка слева,  смеясь,  хлопнула его  по
плечу:
     - Ничего себе!  Вы жалуетесь,  что вы двоюродный брат короля! Но это же
так лестно, так приятно писать на своих визитках "князь Владимир"!
     - Нет, это весьма обременительно, - настаивал молодой человек. - Лучшее
тому подтверждение,  моя  крошка,  что  не  далее как  уже  завтра я  обязан
вернуться в  Глотцбург,  а  оттуда  -  в  Лондон в  сопровождении Гаррисона,
уполномоченного английского правительства.
     Молодые женщины воскликнули в один голос:
     - Как,  князь,  вы  отправляетесь уже завтра?  Возможно ли это?  Отчего
такая поспешность?
     Князь Владимир обнял обеих женщин нежно за плечи,  которых он, кажется,
обожал одинаково.
     - Тсс!  Секретная миссия! - сказал он. - Государственная тайна! А потом
вы   неправы,   когда  говорите  "вы   отправляетесь".   Надо   сказать  "мы
отправляемся". Я же беру вас с собой, не так ли, Гаррисон?
     - Как  вам угодно,  -  ответил флегматичный англичанин.  Не  обращая на
женщин никакого внимания, он наполнял и осушал одну рюмку за другой.
     Князь Владимир продолжал:
     - Самое  удручающее в  этой  поездке само  поручение,  возложенное моим
двоюродным братом,  его величеством королем Фридрихом-Кристианом II на меня.
Он,  видите ли,  недавно купил  остров в  Тихом океане,  который принадлежал
британской короне.
     Его прервали восторженные восклицания женщин:
     - Купил остров! Потрясающе!
     - Сколько же надо выложить за остров-то?
     Князь Владимир одарил улыбкой каждую из них в отдельности:
     - Остров  этот  обошелся  в  пять  миллионов,  которые  вручены  нашему
замечательному другу Гаррисону.  Мне  поручено сопровождать его до  Англии и
передать привет от Гессе-Веймара его величеству королю.
     Едва он закончил, как дамы восторженно захлопали.
     - Дьявол!  Вы отправляетесь в путь с пятью миллионами в кармане, уму не
постижимо! И сколько времени вы проведете в Лондоне?
     - Ровно столько, чтобы отведать местного виски и возобновить знакомство
с шикарными...
     Тут  подошел дворецкий с  новыми марками вин.  Молодые люди  беседовали
некоторое время о  том о  сем,  о  последних сведениях касательно завтрашних
бегов, о новой моде, которая появилась с легкой руки знаменитого модельера.
     Мысли  же  женщин витали далеко.  Белокурая соседка князя Владимира еще
раз спросила его:
     - Князь, вы на самом деле отправляетесь завтра в Глотцбург?
     - На самом деле.
     - И когда вы поедете дальше в Лондон?
     - Уже послезавтра.
     В  это время князь Владимир повернул голову и  бросил рассеянный взгляд
на субъектов за соседним столиком.
     - Черт, а я и не знал, - сказал князь, - что здесь можно курить трубку.
     Действительно,  Горелка успел уже вытащить трубку из  кармана,  не имея
понятия о порядках, установленных в ресторане. К счастью, он услышал реплику
князя и  быстро спрятал трубку обратно,  хотя  успел схлопотать от  приятеля
удар локтем в ребра.
     - Послушай,  мы разузнали все,  что надо было. Может, смотаемся теперь?
Мне тут осточертело.
     Четверть часа  спустя,  заплатив по  счету  и  добавив  царские чаевые,
Иллюминатор и Горелка покинули ресторан.
     За  церковью  Марии-Магдалины их  поджидал автомобиль хозяина.  Громилы
проворно залезли в него.
     - Ну как?  -  спросил их строгий голос,  который принадлежал человеку в
черном, сидевшему в глубине салона.
     Горелка ответил первым:
     - Все в  порядке,  шеф,  мы узнали и  какие башки у  них,  и  когда они
отчаливают. Ей-Богу, здорово получилось! Мы времени зря не теряли.
     И добавил ворчливо:
     - Только вот  минеральную воду я  не  уважаю.  Ты  бы  повез нас  после
роскошного ресторана в любой кабачок, где можно было бы промочить горло.






     Толпа,  которая обычно суетится на Северном вокзале в  часы отправления
поездов дальнего следования, была в то утро особенно многолюдной.
     Отправление скорого поезда  на  Лондон  задерживалось,  он  должен  был
тронуться  еще  двадцать  минут  назад.  Между  тем,  ничто  на  перроне  не
свидетельствовало о  том,  что  поезд вот-вот  начнет двигаться.  Вдоль всех
вагонов стояли  пассажиры,  а  также  тележки с  желтыми баулами и  большими
кожаными чемоданами, привычными для англичан.
     Молодые  блондинки  с  крупными  зубами  торопливо  сновали  туда-сюда,
озабоченно задавая служащим вокзала вопросы.  Те же,  не останавливаясь,  на
ходу отвечали им что-то неопределенное, воздевая измученно руки к небу.
     Кабинет  заместителя начальника вокзала  был  взят  приступом.  В  зале
ожидания первого класса возле стенда,  на котором висели объявления,  царила
суматоха.
     Старая белобрысая англичанка схватила за руку одного служащего компании
и спросила его:
     - Эх! А корабль все-таки будет пересекать пролив?
     Служащий ответил, пожав плечами:
     - Я не могу вам обещать этого,  но все позволяет надеяться, что переход
через Ла-Манш удастся.
     Потом  прибыла группа  туристов с  детьми,  нагруженных вещами и  очень
удивленных  необычным  оживлением.  Тут  они  обрадовались,  узнав,  что  не
опоздали на поезд, и принялись в свою очередь теребить двух контролеров:
     - Разве море так штормит, что нельзя переплыть в Англию?
     Старший из  них  ответил устало,  как человек,  уже сто раз повторивший
одно и то же:
     - Дело не в море,  оно, конечно, тоже неспокойно, но не очень. Все дело
в забастовке.
     - Это в какой еще забастовке? - спросил один из туристов.
     Пока ему стали объяснять суть дела,  вокруг тотчас образовалось плотное
кольцо людей,  ловивших новости.  Все узнали,  что забастовку начал накануне
вечером личный состав кораблей.
     Моряки  отказывались выходить  в  море,  требуя  немедленного повышения
заработной  платы.  С  раннего  утра  их  представители вели  переговоры  со
служащими компании. Тлела надежда, что вот-вот будет достигнуто согласие, но
пока сохранялась неопределенность.
     Один англичанин изрек:
     - Если французские моряки не хотят выполнить свой долг,  то не остается
ничего иного,  как обратиться к английским морякам и пригласить их корабль в
Кале, за нами.
     Железнодорожный служащий парировал:
     - Речь идет,  сударь,  о международной забастовке,  англичане оказались
солидарны с нашими.  И, учтите, заводилы здесь бельгийцы. Так, нам известно,
что со вчерашнего дня прекратилась работа в Остенде...
     И он добавил:
     - Поэтому сегодня ночью переправа осуществлялась в  Антверпене,  чем  и
объясняются все задержки.
     Но  тут  раздались  звонки,  и  пассажирам было  объявлено,  что  через
несколько минут поезд все же  отправится в  Кале,  а  там уж будет видно.  К
переполненным донельзя вагонам кинулись те,  кто  еще  не  успел занять свои
места.
     Среди  пассажиров,  пытавшихся протолкнуться в  вагон  второго  класса,
можно было видеть три скромные фигуры вполне благопристойного вида.  Но если
бы кто-то пригляделся к ним внимательно,  то лица их показались бы странными
и не внушающими доверия. Они тихо переговаривались между собой.
     Это были двое мужчин и женщина. Один из мужчин обратился к ней:
     - Пошевеливайся,   Адель,   жми  вперед!  Ты  что,  слепая,  поезд  уже
смывается.
     Женщина лишь пожала плечами и без всякой спешки ответила:
     - Да заткнись ты,  Горелка,  времени еще навалом.  Вот беда с мужиками,
которые всегда боятся опоздать на "кукушку".
     И  в  самом деле,  это  оказался не  кто иной,  как Горелка,  известный
громила. Тот не удостоил Адель ответом, повернувшись к другому спутнику:
     - Дай-ка мне цигарку, пойду пока в коридор, покурю.
     Этим  спутником  был,   конечно,   Красавчик.   Тройка  разместилась  в
переполненном вагоне не  без  труда.  Тут они принялись зубоскалить в  адрес
других пассажиров, дергали друг друга за рукава, изобретая все новые шуточки
сомнительного свойства в отношении внешности несчастных англичан,  буквально
сплющенных между скамейками.
     - Тебе  не  кажется,  -  спросила Адель,  глядя  на  дочерей  туманного
Альбиона, - что чувихи похабно накачались?
     Но Красавчик был совсем иного мнения и скромно заявил:
     - А там есть и смазливенькие.
     Он удостоился презрительного взгляда Адель,  а  также Горелки,  который
никогда не противоречил своей любовнице ради сохранения домашнего мира.
     Вдруг все  три приятеля осеклись на  полуслове.  Они увидели через окно
вагона человека, идущего по перрону, и прошептали:
     - Это же шеф, Фантомас! Ну и принарядился, прямо в пух и в прах!
     Он   промелькнул  очень  быстро,   они   едва  разглядели  его,   Гения
преступления.
     Ему пришлось буквально прыгнуть на подножку вагона первого класса,  так
как состав в этот момент тронулся с места.
     Фантомас сел  на  поезд,  не  остыв  еще  от  гнева.  Утренние события,
казалось, специально повернули против него. Весь хитроумный план, который он
выработал,  грозил в одночасье расстроиться.  И все из-за стачки, которую он
назвал дурацкой,  ибо  она помешала его замыслам.  Фантомас узнал всего лишь
час назад,  что движение на линии Остенде -  Дувр прервано. Он подумал: "Что
же предпримет этот дурачок Иллюминатор, как он выйдет из положения?"
     Иллюминатор,  действительно, получил приказ Фантомаса ехать в Остенде и
дожидаться там  Гаррисона и  князя  Владимира,  которые должны были  прибыть
поездом Веймар -  Остенде. Незаметно прицепившись к ним, ему надлежало сесть
на тот же пароход,  плывущий в  Дувр,  вместе с  преследуемыми и  попытаться
разузнать,  где  они  прячут  громадную  сумму  денег,  предназначенную  для
английского правительства.
     Это  препятствие,  меняющее  в  корне  положение  вещей,  надобно  было
преодолеть. Фантомас узнал, к счастью, вовремя, что поезда, направляющиеся в
Остенде, идут впредь в Антверпен. Он отбросил сомнения и послал Иллюминатору
телеграмму следующего содержания:  "Уезжай Остенде направляйся Антверпен где
найдешь клиентов".
     И  подписался:  "Коммерсиаль Экспресс",  что означало "Фантомас"!  Этот
псевдоним знали только ближайшие товарищи великого бандита.
     И все же Фантомас,  отослав телеграмму и вскочив на поезд, кипел еще от
ярости.
     - Недоумки!  - рычал он, вспоминая забастовщиков, из-за которых чуть не
сорвалась вся операция.
     Ему с  трудом удалось отыскать свободное место в вагоне первого класса,
который был  прицеплен непосредственно к  паровозу.  Заняв  свое  место,  он
погрузился в  чтение газеты,  не  обращая ни малейшего внимания на соседей и
проносящиеся за  окном виды  парижских пригородов.  Поезд набирал постепенно
скорость, с грохотом вырвавшись наконец из объятий города на простор полей и
лугов.
     Соседями Фантомаса оказались иностранцы,  которые  говорили на  ломаном
французском языке с испанским акцентом.
     Двое  чрезвычайно  элегантных  загорелых  мужчин  сопровождали молодую,
красивую  смуглую  даму.   Та,  слегка  наклонившись  вперед,  обратилась  к
Фантомасу своим бархатным голосом:
     - Я не помешаю, сударь, если открою окно?
     Ее точеная грудь вздымалась и опускалась от глубоких вздохов, когда она
добавила:
     - Здесь невыносимая жара!
     Фантомас окинул ее  быстрым внимательным взглядом.  Он  нашел,  что она
прелестна, и любезная улыбка заиграла на его губах.
     - Как  вам  будет  угодно,  мадам,  -  сказал  он,  подчеркнуто  учтиво
поклонившись красавице.
     Она  ответила ему  признательным взглядом.  Фантомас стал  разглядывать
спутников дамы.
     Некоторое время назад они,  как  и  Фантомас,  были погружены в  чтение
газет.   Теперь  они  отбросили  газеты  на  подушки  сидений  и  были  явно
расположены вступить в разговор.
     Едва успев обменяться несколькими ничего не значащими словами, как дама
внезапно вскрикнула:
     - Где мой саквояж, куда он делся?
     Она обратилась к одному из своих спутников:
     - Леон, вы его не видели?
     Молодой человек,  к  которому она  обратилась,  поспешно вскочил,  стал
переставлять  вещи,  пошарил  на  полке  с  багажом.  Он  пожал  плечами  и,
повернувшись к Фантомасу, сказал:
     - Консепсьон просто неисправима!
     И продолжил:
     - Видите  ли,  сударь,  Консепсьон -  моя  сестра,  но  она  совершенно
безголовая. Как только она справляется со своими делами, не знаю. Меня зовут
Леон Родригес.
     В  это  время  за  поиски  пропавшей вещи  взялся  второй  спутник юной
иностранки.
     - Консепсьон,  -  продолжал ее брат,  -  уже потеряла вот таким образом
ожерелье  стоимостью  пятьдесят  тысяч   франков,   когда   мы   поехали   в
Буэнос-Айрес, чтобы сесть на пароход, идущий в Европу.
     Фантомас из вежливости спросил:
     - Мадам, наверное, бразильянка, как и вы, господа?
     Тут брат Консепсьон Родригес энергично возразил:
     - Мы аргентинцы,  сударь,  из Республики Аргентина,  которую не следует
путать с Бразилией.
     Фантомас сделал извиняющий неопределенный жест рукой.
     Молодая аргентинка продолжала жаловаться:
     - Просто чудеса!  Никак не  могу  найти,  хотя несколько минут назад он
лежал вот тут, под рукой.
     И тут же добавила:
     - Я могу поклясться, что его похитил Фантомас!
     В ту же секунду она испустила новый крик, на сей раз радости.
     - А вот и мой саквояж!
     Действительно,  она нашла его.  Сак, оказывается, завалился за подушку.
Она торжествующе помахала им.
     Фантомас улыбался.
     Такое  начало  его   очень  забавляло,   хотя  совпадение  было  чистой
случайностью.  Молодая красивая женщина произносит его имя, понятия не имея,
что напротив нее находится знаменитый бандит собственной персоной,  которого
знают, оказывается, во всем мире.
     Впрочем,  саквояж по  давней привычке стащил Фантомас,  со знанием дела
обшарил и вернул на место, не найдя ничего достойного, что бы напоминало ему
юную аргентинку.
     Через час с четвертью после отправления из Парижа, когда поезд прибыл в
Амьен,  все четверо чувствовали себя великолепно.  Оживленная беседа приятно
сокращала время  в  пути.  Аргентинцы успели рассказать кучу  подробностей о
себе.
     Фантомас   узнал   таким   образом,    что    Леон   Родригес   богатый
скотопромышленник,  который уже три месяца путешествует в  свое удовольствие
по  Европе  вместе  с  сестрой Консепсьон и  ее  женихом сеньором Боливасом,
политическим деятелем и будущим президентом Аргентины.
     Аргентинцы подробно описали все прелести Парижа, с которыми им довелось
ознакомиться.
     Фантомас слушал рассеянно их рассказы,  но вдруг оживился. Оказывается,
эти  богатые иностранцы были завсегдатаями "Шотландского ресторана",  и  два
дня тому назад они присутствовали на роскошном ужине в обществе обаятельного
человека,  князя Владимира.  В  Лондоне они встретятся с  ним вновь и вместе
посетят Уэльс и шотландские озера.
     "Как тесен мир,  -  удивился Фантомас,  - какие удивительные совпадения
случаются!"
     В  его  голове зарождались новые  замыслы,  как  ограбить этих  богатых
иностранцев  уже  в  Англии,  где  они  наверняка  не  встретятся  с  князем
Владимиром, обреченным им на верную смерть.
     Когда  поезд выходил из  Амьенского туннеля,  мысли его  были  прерваны
бархатным,  мелодичным  голосом  Консепсьон  Родригес,  которая  простодушно
спросила:
     - А как вас зовут, сударь?
     В голове разбойника созревала сумасшедшая мысль.
     Может,  поразвлечься немножко,  чтобы развеять скуку, и подразнить этих
толстосумов из Америки?
     Глядя нагло в глаза девушке,  которая покраснела и отвела взгляд, Гений
преступлений скромно ответил:
     - Вы только что назвали сами мое имя, мадам. Я - Фантомас!
     В ответ раздался дружный хохот.
     - Просто  прелесть!  -  воскликнула аргентинка.  -  Как  вы  остроумны,
сударь!
     И продолжая в шутливом тоне, она спросила:
     - Так это из-за вас я только что не могла найти свой саквояж?
     - Вот именно! - подтвердил бандит с невозмутимым видом.
     Аргентинцы продолжали любезно улыбаться.
     Боливас заявил:
     - Приключения этого Фантомаса действительно необычайны...  И  хотя речь
идет  о  преступнике,  ему  нельзя  отказать в  хитрости и  отваге,  которые
вызывают просто восхищение.
     Фантомас вяло поклонился.
     Тут вмешался Родригес:
     - Конечно,  -  сказал он,  -  его  можно хвалить и  защищать,  если  вы
уверены, что его нет поблизости от вас.
     - А вы в этом уверены? - спросил Фантомас.
     Консепсьон засмеялась.
     - Уверена, сударь, - ответила она, - разве вы не читаете газет?
     - Нет, не читаю, - ответил Фантомас.
     - Газеты  сообщают  нам,  -  продолжала Консепсьон,  -  что  знаменитый
преступник выслежен полицейским Жювом на  юге Франции и  что в  самом скором
времени он будет схвачен.
     Фантомас пожал плечами:
     - Не стоит слишком доверять газетам,  -  сказал он.  -  Они очень часто
преувеличивают, а иногда выдумывают...
     И бандит добавил:
     - Я, например, знаю, что Фантомас выбрал совсем другой маршрут. И очень
скоро он заставит говорить о себе в той стране, куда вы сейчас путь держите.
     Он  говорил настолько убедительно и  со  знанием дела,  что  аргентинцы
стали переглядываться. Наконец Родригес обратился к Фантомасу:
     - Я понял, сударь, кто вы. Теперь мне ясно...
     Бандит улыбнулся:
     - Ну вот и хорошо. Я - Фантомас.
     Но аргентинец качал головой:
     - Нет, вы - Жюв, а может быть, вы и вовсе Жером Фандор!
     На этот раз Фантомас ответил со смехом:
     - Вообще-то, как вам будет угодно.
     В  это  время заглянул служащий вагона-ресторана,  приглашая пассажиров
завтракать.
     Трое аргентинцев покинули своего таинственного спутника.
     - Мы  встретимся в  Кале,  -  сказала Консепсьон,  протягивая Фантомасу
руку,  облаченную в  перчатку.  Тот запечатлел на руке почтительный поцелуй,
прошептав с загадочным видом:
     - Быть может...
     Когда поезд прибыл в  Кале и  аргентинцы пришли за  чемоданами,  они не
застали уже своего обаятельного собеседника.
     Но  едва они  раскрыли свои баулы,  как  до  них дошло,  что незнакомец
сказал им сущую правду. Это был Фантомас!
     Все  ценные  вещи,  которые  были  у  них  в  чемоданах,  действительно
испарились!


     Море  было очень неспокойным.  Большой корабль "Король Эдуард",  хоть и
оснащенный  паровыми  турбинами,   сильно  качало.   А   вместе  с   ним   и
многочисленных пассажиров на  его  борту.  Корабль отдал швартовы в  Кале  и
направился в Дувр только после длительных переговоров с экипажем.
     Фантомас находился на корабле, но его бы уже не узнал никто из тех, кто
был с  ним в  поезде.  Он покинул первый класс и устроился на нижней палубе,
сменив  элегантное  платье  на  поношенную  одежду.   Густые  фальшивые  усы
совершенно изменили его лицо.
     Опершись на перила,  Фантомас созерцал высокие пенистые волны. Время от
времени ветер швырял ему  в  лицо  крупные соленые брызги,  но  разбойник не
обращал  на  это  никакого  внимания.  Недалеко  от  него  держался Горелка,
которого качка мотала из стороны в сторону. Красавчик и Адель распростерлись
на мотках каната, мертвенно-бледные, неимоверно страдая от морской болезни.
     Напрасны  были  попытки  Горелки  помочь  им,   микстура  из  язвенника
оказалась бесполезной; желудки у несчастных свело от жестокого расстройства.
     Нечувствительный к  качке  Фантомас  с  приближением английского берега
давал своим подручным последние указания.
     Безучастный к мучениям Красавчика, он тряс его за плечо.
     - Ты все понял,  дуралей?  -  бурчал он.  - Хочу, чтобы ты выполнил мои
приказания абсолютно точно,  как  только причалим в  Дувре.  Если ты  что-то
перепутаешь и если что сорвется по твоей вине, то поплатишься!
     Зеленее, чем волна, которую разрезал нос парохода, Красавчик выдавил из
себя, икая:
     - Понял,  шеф, понял. Делайте со мной что хотите, но еще двадцать минут
на  этих  проклятых  качелях  -   и  я  сдохну,   у  меня  вываливаются  все
внутренности!
     Адель, лежа на палубе, лепетала в свою очередь:
     - Вот беда!  Чтобы я  еще когда-нибудь поехала на таком корыте...  Я уж
лучше вернусь в Пантрюш на поезде,  чем отправлюсь на корм селедке.  К черту
эти морские прогулочки!
     Фантомас презрительно взглянул на  нее,  пожал  плечами  и  обернулся к
Горелке,  который,  борясь с бортовой качкой,  пытался сохранить равновесие.
Его, по крайней мере, не рвало.
     - Ты запомнил свою роль?  -  спросил хозяин. - Попытайся сыграть чисто.
Когда причалим,  ты поддержишь Адель и сойдешь с корабля вместе с ней. Номер
вашего купе в поезде - 367, вы супруги Дюран, понял?
     Фантомас смерил с  головы до  пят  нескладного и  расхлябанного на  вид
громилу:
     - Постарайся походить на добропорядочного человека, - сказал он, - а не
на шпану. Поправь галстук, причеши волосы, застегни жилет на пуговицы.
     Горелка, хотя его и качало, стал приводить себя в надлежащий вид.
     Прозвучал протяжный звук сирены. Красавчик вскочил на ноги:
     - Неужто приехали? - спросил он.
     Молодой разбойник вздохнул с  облегчением.  Он увидел причалы Дувра,  к
которым "Король Эдуард" уже приближался.
     Турбины  были  остановлены,  элегантный пароход  скользил  медленно  по
спокойной воде  внешней гавани -  аванпорта.  Слышны были сигнальные звонки,
различные устные  команды.  Потом  последовало несколько легких  толчков,  и
корабль замер  вдоль длинного причала,  построенного из  камня и  способного
противостоять штормам с запада.
     Прямо  на  причале  стояли  красные  вагоны.  Пассажиры,  потрепанные и
бледные,  поспешили к поезду.  Фантомас,  который медлил еще,  с насмешливой
улыбкой  проводил взглядом своих  соседей по  поезду,  молодую даму  и  двух
аргентинцев,  с  облегчением почувствовавших снова твердую землю под ногами.
Вид у них, надо сказать, был прежалкий.
     Между тем Фантомас перестал заниматься ими и  сел тоже на поезд.  Когда
он тронулся, покидая причал и въезжая в Дувр, разбойник увидел в окно вагона
среди прочих людей, оставшихся у корабля, своих трех сообщников.
     "Все идет как по маслу", - решил он.
     Довольный,  Фантомас занял  свое  место в  купе,  устроился поудобнее и
закрыл глаза.






     Было  около  девяти  часов  вечера.   Красавчик,  говоривший  прекрасно
по-английски, подошел к служащему порта:
     - Скоро ли ожидается судно из Бельгии?
     - Да,  сударь, - ответил служащий, - бельгийский корабль должен прибыть
через полчаса,  причем из Антверпена, а не из Остенде. Это из-за забастовки,
которая, похоже, грозит перекинуться и в другие места...
     Служащий был  явно  расположен продолжить свои разглагольствования,  но
Красавчик повернулся к нему спиной и поспешил удалиться.
     Через  полчаса  он  вернулся на  причал,  но  узнать  его  теперь  было
невозможно.  Красавчик  стал  совершенно неотличим  от  толпы  носильщиков в
форменной одежде,  которые стояли в  ожидании бельгийского парохода у легких
мостиков. По ним пассажиры обычно спускались с корабля.
     Носильщиков требовалось в  порту много,  и  профессия эта  была  весьма
выгодной.  Кроме того,  им полагалось полное обмундирование.  У носильщиков,
приписанных к  Дуврскому порту,  были темно-синий френч и  украшенная медным
номером форменная фуражка.
     Красавчик надел именно такую форму.
     Что он задумал?
     Издалека послышался сиплый гудок, показались два дрожащих огня, которые
быстро приближались. Затем между двумя причалами появилась темная громада, а
на причалах все внезапно засуетились.
     В  Дуврский порт  прибыл  бельгийский пароход.  Вместо  прежней  тишины
раздавались приветственные возгласы и короткие слова команды.
     Начальник порта сообщал через рупор капитану корабля, где ему следовало
бросить  якорь.  Весь  в  соленых  брызгах  бурного моря,  послушный корабль
медленно скользил к своему причалу.
     Видно было, как тихо и равномерно вращался в воде корабельный винт. Ему
вторил зеленый паровоз,  который пыхтел и шипел,  собираясь вскоре повезти в
красных вагонах пассажиров с бельгийского корабля в Лондон.
     Как  только корабль встал  у  причала,  был  перекинут первый мостик на
палубу. Сразу же по нему на борт судна устремились носильщики.
     Одним из первых среди них был Красавчик, сердце его сильно колотилось в
груди. Он думал: "Лишь бы эта посудина не вышла обратно в море. Я достаточно
кормил рыб сегодня днем, как-то не хочется вечером снова..."
     Но   Красавчик   волновался   зря.   Судно   освещалось  теперь   ярким
электрическим прожектором,  прикрепленным к  самой высокой мачте,  а  палуба
качалась не больше, чем твердая земля.
     Пассажиры были разбиты после трудной переправы с  материка.  Носильщики
предлагали им наперебой свои услуги.
     Они хватали увесистые чемоданы и  тяжелые саквояжи и несли их к поезду,
надеясь на приличное вознаграждение.
     В  отличие от  своих "коллег" Красавчик не хватал первый попавшийся ему
багаж.  Он два-три раза притворялся,  будто не понимал, чего пассажиры хотят
от него, указывая на свои вещи. Да, ему хотелось нести чемодан. Но он должен
был прежде всего выбрать его среди прочих!
     Фантомас  говорил  ему,  что  это  чемодан  мышиного цвета,  охваченный
черными  ремнями,  а  между  ручками  -  гильошированный  серебряный  замок.
Принадлежит же  этот  чемодан  двоим,  внешность которых  Фантомас  подробно
описал своему соучастнику.
     Один   из   них,   разумеется,   был   князь  Владимир,   представитель
Гессе-Веймара, а другой - Гаррисон, представитель Англии.
     Красавчик занял позицию возле мостика,  по  которому пассажиры покидали
корабль,  и внимательно вглядывался в лица. Однако несмотря на все старания,
он -  увы!  - не увидел тех двоих, - из-за которых он взошел на палубу и чей
багаж должен был заполучить во что бы то ни стало.
     Красавчик был зол на себя.  "Если я дал маху, - подумал он, - то как же
я выкручусь перед Фантомасом?"
     Большинство пассажиров уже спустилось с  трапа.  Но  среди них не  было
никого, кто отвечал бы особым признакам, описанным Красавчику его хозяином.
     Внезапно он вздрогнул, лицо его просияло:
     - Чтоб я провалился, это точно один из них!
     Он  внимательно  разглядывал  несколько  нескладного человека  высокого
роста с кирпично-красной физиономией, одетого в клетчатый костюм каштанового
цвета и обутого в желтые туфли. Все приметы совпадали!
     Сей  человек с  легкостью нес  серый чемодан,  охваченный двумя черными
ремнями.
     Красавчик подбежал к нему.
     - Нужен носильщик? - спросил он.
     И, не дожидаясь ответа, он вырвал чемодан из рук ошарашенного человека.
Он побежал впереди клиента:
     - Следуйте за мной, сэр, - сказал он на чистейшем английском языке.
     Сбитый  с  толку  владелец  чемодана  покорился  и  послушно  пошел  за
Красавчиком.
     Молодой бандит был чрезвычайно доволен тем, как у него все получилось.
     "А я молодец", - подумал он.
     Его  мысль лихорадочно заработала:  как избавиться теперь от  владельца
чемодана.  Тот,  не подозревая своего лженосильщика в  коварстве,  сам помог
ему.
     - Отнесете чемодан в вагон первого класса и придете затем в станционный
буфет, скажете мне номер купе.
     - Олл райт, милорд! - воскликнул Красавчик радостно.
     Он тотчас побежал в противоположном от поезда направлении,  в то время,
как его ничего не подозревающий клиент направился в буфет выпить чашку чая.
     Красавчик, конечно же, направился с чемоданом отнюдь не в вагон первого
класса. Перемахнув через ограду, он бросился в сторону дальнего берега.
     Ночь выдалась темная. Красавчик был уверен, что ему никто не помешает в
поздний час  на  этом пустынном берегу,  где  дул  яростный восточный ветер,
разбивая об камни легкие барашки волн.
     Красавчик грубо  сорвал замок  чемодана,  запустив грязные руки  в  его
содержимое.  Он  обшарил все,  бросил на  песок  одежду,  белье,  несессер с
туалетными принадлежностями.
     - Вот дьявол, ничего! - прорычал он.
     Красавчик пытался утешить себя:
     "Нет ведь никаких доказательств, что Гаррисон положил деньжата, которые
нужны Фантомасу,  в свой чемодан.  Возможно,  он носит их при себе, и теперь
это уже не моя забота потрошить его".
     Вдруг он заволновался:
     "А может,  я  взял чемодан вовсе не Гаррисона?  Он ведь был один,  этот
англичанин! Я почему-то не заметил рядом с ним второго - князя Владимира".
     Он  продолжал лихорадочно рыться  в  содержимом чемодана,  вытащил кучу
носовых  платков,  чиркнул  спичкой  и  при  свете  дрожащего пламени увидел
монограмму "Д" на всех платках и на белье.
     "Проклятье!  - подумал Красавчик, швырнув носовые платки в сторону. - Я
точно дал маху".
     Молодой бандит пытался изо  всех сил  сообразить,  что  же  ему  теперь
предпринять, чтобы исправить допущенную ошибку.
     Он набрался смелости и побежал обратно в сторону причала.  Перепрыгивая
через ограду, он издал гневное восклицание:
     - Тьфу ты, все пропало! Поезд-то уходит!
     Как длинная извилистая змея,  поезд уходил из порта,  чтобы подъехать к
Дуврскому вокзалу, до которого было не более полукилометра.
     На  этой  маленькой  пустынной станции  скорый  поезд  простоял  только
минутку,  чтобы затем,  растворившись в  ночи,  пробежать на  всех парах 175
миль, которые отделяли его от Лондона.
     Пронзительный голос дежурного прокричал несколько раз:
     - Экспресс "Дувр - Лондон" отправляется!
     Затем раздался свисток, и тяжелый состав медленно тронулся.
     Но до этого одна дверца,  ведущая прямо в купе,  все-таки открылась,  а
затем захлопнулась за двумя субъектами,  которые отчаянно бежали вдоль всего
поезда.  Только эти двое и  ждали на  городском вокзале Дувра проходящего из
порта  в  Лондон поезда.  Читая номера вагонов,  они  бросились к  купе  под
номером 367 вагона первого класса. На окне купе была вывеска: "Заказано. Г-н
Дюран".
     Поезд набирал скорость.  Горелка и Адель,  -  а это были именно они!  -
стали устраиваться в купе. Вернее будет сказать, они плюхнулись на сиденья.
     - Ух,  -  выдохнул запыхавшийся разбойник,  - вот и хорошо, что успели!
Это все-таки тебе не на вокзале торчать. Я уже думал, что опоздаем на поезд.
     Адель спросила:
     - А мы не ошиблись? Ты уверен, что они находятся рядом с нами?
     Горелка с довольным видом кивнул.
     - Еще бы!  -  сказал он,  -  я углядел это в один момент.  У меня, что,
глазенапы в кармане?  Темное купе рядом с нами под номером 366 заказали себе
князь Владимир и Гаррисон. Они, небось, дрыхнут уже.
     И все же он хмурил брови.
     - Странно,  - продолжал он, - что вагон старого типа и нет коридора, по
которому можно гулять и посмотреть, что где творится.
     - И верно, - согласилась Адель. С растерянным видом она спросила: - Что
делать-то будем?
     Но,  ничего  не  ответив,  Горелка  продолжал  самодовольно  улыбаться,
вытаскивая из кармана длинное стальное сверло:
     - Немудрено,  -  сказал  он.  -  Этой  игрушкой  я  просверлю  дырку  в
перегородке,  а потом дуну им через отверстие такой замечательной штуковины,
и они у меня...
     Он уже собрался было сверлить дырку в стене, но тут Адель помешала ему.
     - У  нас с  тобой в запасе целых два часа,  -  сказала она,  -  подожди
немного. Мы должны быть уверены, что они хорошенько заснули.
     - Ты права, - признал Горелка.
     В  течение двадцати минут  бандит и  его  любовница обратились в  слух,
прильнув ухом к  перегородке.  В соседнем купе было тихо,  как в могиле,  ни
звука.
     - Я уверена, что они дрыхнут, - сказала наконец Адель.
     Тогда Горелка вытащил свой бурав и просверлил в стенке, почти под самым
потолком вагона, дырку.
     После этого бандит и  его любовница предались странному занятию.  Адель
вытащила из  кармана своего  широкого плаща  что-то  вроде  пульверизатора с
резиновой грушей и передала его Горелке.
     - Вот тебе хлороформ, - сказала она.
     Горелка  взял  пульверизатор,   вставил  его   металлическую  трубку  в
отверстие,  которое он  просверлил в  стенке,  и  начал равномерно сжимать и
разжимать резиновую грушу.
     Работая так примерно полчаса,  он израсходовал весь хлороформ,  который
был в бутыли.
     Завершив сие занятие, он взглянул на Адель и приказал ей:
     - А ну-ка, послушай!
     Оба  навострили уши.  Из  соседнего  купе,  куда  они  перекачали целую
бутылку хлороформа, не раздавалось ни звука. Адель потирала от радости руки,
довольная улыбка озарила ее лицо.
     - Порядок! Теперь они спят, как сурки, - сказала она.
     И добавила с сияющим видом:
     - Если дело удастся, мы будем впредь при больших деньгах!
     Горелка молвил с важным видом:
     - Самое трудное позади.  Теперь надобно проникнуть в  их купе,  да так,
чтобы не сорваться под колеса. А тогда уже займемся их карманами.
     Горелка и Адель открыли окно,  высунули головы наружу.  Поезд мчался на
большой скорости.
     - Проклятие! - сказала Адель, побледнев. - Это чертовски опасно!
     Горелка поспешил успокоить свою подружку:
     - Фантомас все предусмотрел. Он сказал мне, что около 10 часов 20 минут
поезд  замедлит ход,  чтобы  проехать через  узловую станцию Тамбридж,  так,
по-моему,  зовут это место. Сейчас четверть одиннадцатого, будем готовиться.
Как только поезд затормозит, откроем дверцу и пройдем в соседнее купе.
     - Так и  сделаем,  -  ответила Адель,  которая вновь обрела присутствие
духа.
     Действительно,  минут через пять паровоз дал  свисток и  стал замедлять
ход.  Дверца одного из купе вагона первого класса открылась, и двое, мужчина
и  женщина,  вцепившись крепко в  поручни,  без  особого труда перебрались в
соседнее купе.  Их опасный переход прошел удачно,  и теперь они находились в
темном,  пропитанном хлороформом купе, где должны были спать мертвецким сном
Гаррисон  и  князь  Владимир,  в  отношении которых  Фантомас проявил  столь
редкостную изобретательность.




     Дуврский поезд должен был  прибыть на  лондонский вокзал Виктория через
десять минут.
     На  перроне,   где  ожидался  состав  с  пассажирами  из  Франции,  все
засуетились.  Здесь  были  многочисленные  носильщики,  которых  ждали  горы
чемоданов.   Все  шумнее  становилось  на   стоянке  такси,   где  хвост  из
таксомоторов  все   более   растягивался.   Тяжелые   двухэтажные   автобусы
выстраивались по другую сторону дороги.
     Вскоре под  стеклянные гулкие своды вокзала въехала роскошная машина со
сверкающими фарами. На крыше лимузина была эмблема скорой помощи.
     Из  лимузина вышел человек,  который подошел к  одному из  заместителей
начальника вокзала.
     - Извините,  сударь,  -  сказал он.  -  Я врач и приехал на этой скорой
помощи,  чтобы увезти двух пострадавших пассажиров.  Они,  как мне сообщили,
находятся в  купе номер 366 вагона первого класса.  Не  могли бы  вы сказать
мне,  где  остановится означенный вагон,  чтобы  поставить машину как  можно
ближе?
     Заместитель начальника поезда  заглянул  в  свою  записную книжку,  где
помимо  прочего  был   указан  порядок  расположения  вагонов.   Он   охотно
проинформировал своего собеседника.
     Лимузин занял место, указанное служащим вокзала Виктория.
     Тем временем врач наклонился к  шоферу и  прошептал ему на ухо,  причем
по-французски:
     - Смотри, удерем немедленно, как только погрузим шмотки!
     "Врач",  который произнес эти  слова,  был  не  кто  иной,  как...  сам
Фантомас.
     Он  предусмотрел действительно все,  чтобы  захватить князя Владимира и
Гаррисона.
     Он не только пустил в Антверпене по их пятам Иллюминатора, но устроил в
Дувре маскарад с Красавчиком,  который должен был овладеть их чемоданами при
пересадке с  корабля на  поезд.  И,  наконец,  он  снабдил Горелку с  Аделью
хлороформом, чтобы усыпить жертв в пути и ограбить их...
     Таким образом,  он, все предусмотрев, был теперь уверен, что схватит их
еще  одурманенными хлороформом и  увезет туда,  где они будут всецело в  его
власти.
     Ничего не  было упущено,  дело просто должно выгореть!  Тем  не  менее,
сердце Фантомаса сжалось, когда раздался пронзительный свисток, извещавший о
прибытии на вокзал поезда из Дувра.
     Что он найдет по прибытию поезда?  Что произошло со времени отправления
корабля из Антверпена?
     Фантомас не знал этого,  но он доверял своим товарищам, был уверен в их
ловкости и  преданности.  Словом,  он  имел  веские  основания питать  самые
радужные надежды.
     "Смелость  все  решает",   -   сказал  он  самому  себе,   когда  поезд
остановился.  Он подозвал четверых носильщиков, дав каждому полную пригоршню
шиллингов, и приказал:
     - Доставьте живо двух больных из купе номер 366 и поместите их в машину
скорой помощи.  Я  не  хочу,  чтобы  вокруг собралась толпа зевак,  вы  сами
понимаете, что это неприятно.
     Обрадованные   щедрыми   чаевыми,    носильщики   обещали   действовать
решительно.  Едва  поезд  остановился,  как  четверо носильщиков вытащили из
указанного Фантомасом купе  двух субъектов,  которых они  быстро доставили в
машину скорой помощи.
     Фантомас сел  в  машину с  револьвером в  руке,  сделал знак шоферу,  и
лимузин стремительно сорвался с места.
     И тут раздался вопль страшного гнева:
     - Да что это значит, сволочи!?
     В машине лежали...  Горелка и Адель.  У пораженного Фантомаса буквально
почернело перед глазами.
     Он  стал  их  яростно  трясти,  но  совершенно безрезультатно.  Горелка
издавал  какие-то  нечленораздельные звуки,  его  большое  неподвижное  тело
вздрагивало лишь, когда колеса машины попадали в ухабы.
     Адель же заснула настолько глубоко,  что напоминала своим необыкновенно
бледным видом настоящего мертвеца.
     Напрасно Фантомас бил их по рукам, тряс изо всех сил, разбудить их было
невозможно...
     Через час Фантомас,  которого распирала злоба,  оказался с двумя живыми
трупами  в  безлюдном  домике  на  окраине  Лондона.   Он  готовил  для  них
сильнодействующие снадобья.
     Адель  приходила  в  себя  чрезвычайно медленно,  испытывая неимоверные
муки; ее страшно тошнило.
     Горелка  очухался  значительно  быстрее.  И  чтобы  помочь  ему  скорее
проснуться  и  все  вспомнить,  Фантомас  влепил  в  его  костлявую  бледную
физиономию несколько оплеух. Лицо Горелки побагровело.
     - Кретин!  Недоносок!  Трижды осел и олух!  -  рычал Фантомас,  приводя
Горелку в  чувство.  Тот обводил комнату мутным взглядом,  как бы  вопрошая:
"Где я? Что со мной случилось?"
     Охватив голову тощими руками, Горелка пролепетал:
     - Ничего не понимаю...  Как это... Было ведь сделано, как ты сказал. Мы
накачали им в другое купе хлороформа.  Оттуда не было слышно ни звука,  мы и
подумали, что они дрыхнут. Потом мы оба потихоньку перебрались туда, Адель и
я, а потом...
     - Ну,  а  дальше?  -  спросил Фантомас.  -  А как с князем Владимиром и
Гаррисоном?
     - Клянусь,  -  начал  Горелка,  но  тут  его  скрутил  жестокий приступ
тошноты, - их там не было! Ни слуху ни духу! Тогда мы почувствовали себя как
пьяные,  хотели выбраться оттуда,  открыть окно... Ну, а дальше - захотелось
ужасно спать, так оно и получилось.
     - Так оно и получилось, - повторил Фантомас с нескрываемым презрением и
отвращением,  глядя  на  долговязого Горелку  и  несчастную  Адель,  которая
корчилась на полу.
     - Других таких кретинов на свете не сыскать! - продолжал он. - Подумать
только, их было четверо, и они не смогли ничего сделать!
     Тем не менее у Фантомаса была еще искорка надежды.
     После  того,  как  купе,  заказанное  князем  Владимиром и  Гаррисоном,
оказалось пустым,  стало  ясно,  что  специальные посланники Гессе-Веймара и
Англии задержались по каким-то пока еще неясным причинам в пути.
     "Может,  Красавчику все  же  удалось  ограбить их  в  Дувре?  А  может,
Иллюминатор успел еще в Антверпене попотрошить их?"
     Надежда стала постепенно возвращаться к  Фантомасу,  когда он размышлял
таким образом. Он верил в свою счастливую звезду.
     Вдруг  в  тиши  мрачного дома,  который Фантомас сделал своим  логовом,
раздался пронзительный дверной звонок. Бандит вздрогнул, схватил револьвер и
подбежал к двери.
     - Кто там? - спросил он, не открывая. Юный и чистый голос ответил:
     - Телеграмма, сэр!
     Фантомас приоткрыл дверь,  принял желтый конверт,  на котором значилась
некая вымышленная фамилия,  -  под  ней  он  снял этот дом -  и  поспешил из
осторожности закрыть дверь.
     Фантомас  вернулся  в  освещенную комнату,  где  по-прежнему находились
Адель и Горелка.
     Он  нетерпеливо  разорвал  конверт  и  прочитал  депешу.  Должно  быть,
сообщение  было  столь  важным  и  ужасным,  что  лицо  Фантомаса  покрылось
мертвенной бледностью.
     - Этого еще не хватало! Это предел! - выдавил он из себя.
     Он  невольно провел рукой по  лицу,  на лбу его выступили крупные капли
холодного пота. Фантомас разорвал телеграмму на мелкие куски.
     Скрестив руки на  груди,  он стал шагать из угла в  угол,  чертыхаясь и
проклиная все на свете.
     - Что делать?
     Внезапно он остановился.
     - Надо немедленно уехать в Бельгию, черт возьми! - воскликнул злодей.
     Но  тут его взгляд упал на специальный выпуск вечерней газеты,  которая
лежала  на  столе  перед  ним.  Через  всю  первую  страницу шел  заголовок,
набранный крупным шрифтом:


                           МОРСКОГО ПАРОХОДСТВА!
                      ЗАВТРА МЕЖДУ АНГЛИЕЙ И МАТЕРИКОМ
                            СООБЩЕНИЯ НЕ БУДЕТ!






     В  то время,  как в  Англии протекали события,  описанные в  предыдущей
главе,  и сведения о забастовке моряков становились все менее утешительными,
в   то   время,   как  Фантомас  пребывал  вместе  со   своими  неудачливыми
соучастниками в  Лондоне после  провала великолепно задуманного и  тщательно
подготовленного нападения  на  посланников  двух  стран,  на  другом  берегу
Северного моря, в Антверпене, разворачивались не менее странные события.
     Корабль, которого ждал Красавчик в Дувре, вышел из Антверпенского порта
только в три часа после обеда и приплыл в Дувр лишь в девять часов вечера.
     Увы,  этот корабль оказался последним, так как сразу после его отплытия
из Антверпена забастовка стала всеобщей, охватив экипажи не только маленьких
судов,  но и крупных океанских лайнеров,  курсирующих между Южной Америкой и
Африкой.
     Внешний вид  причалов Антверпена стал  непривычным и  странным,  хотя и
весьма живописным.
     Все  причалы  и   набережная  Шельды  были  завалены  кипами  и  тюками
всевозможных товаров,  которые уже не вмещали складские помещения.  Кипы эти
готовы были занять чуть ли не проезжую часть.
     Сама река Шельда была заполнена таким количеством судов самых различных
видов, что до самого горизонта виднелись одни мачты и трубы пароходов.
     На   причалах  собирались  в   загадочные  сплоченные  группы  матросы,
механики,  машинисты.  Кабаки были переполнены ими и на первом,  и на втором
этаже,  они  толпились на  тротуаре,  вино и  водка всех марок лились рекой,
развязывая языки и горяча кровь.
     Время от  времени по набережной проходил вооруженный военный патруль из
сержантов и  солдат,  они  шли  медленно,  предлагая добродушным жестом руки
отойти тем, кто вставал на их пути.
     Они не были настроены преследовать в  общем-то спокойных забастовщиков,
которые, хотя и не работали, но оставались совершенно мирными и спокойными.
     Суматоха  царила  зато  в   конторах  крупных  морских  компаний,   где
раздавались  стенания  и  крики,  разыгрывались сцены  гнева,  возмущения  и
отчаяния.  Каждый раз,  когда поезда привозили из внутренних регионов Европы
на антверпенский вокзал новые толпы пассажиров, жаждущих отчалить в Англию и
узнающих  о  невозможности отплыть,  начинался один  и  тот  же  концерт  из
проклятий и воплей.
     Контора  корабельной  компании,  которая  осуществляла сообщение  между
Остенде и Дувром и была перенесена накануне вечером в Антверпен,  была взята
в настоящую осаду.
     - Как  это  возможно,   -  возмущался  очень  громко  молодой  человек,
обращаясь к старику-служащему,  который сидел за окошком, - что один корабль
ушел в Англию час назад, а следующий вообще не выйдет?
     Старик  за  окошком,   который  не  был  обязан  вдаваться  в  тонкости
сложившегося положения и в смысл действий своих хозяев, равнодушно сказал:
     - Знаешь,   сударь,  когда  случаются  такие  вещи,  что  один  корабль
отправляется,  а следующий -  нет, то спрашивать надо у забастовщиков, вот у
кого.
     Молодой человек пожал плечами -  не  везет,  так не везет.  Он прибыл в
Бельгию из  Центральной Европы.  Сперва его  поезд держал курс  на  Остенде,
потом  изменил направление и  поехал в  Брюссель,  прибыв в  конце  концов в
Антверпен.
     Пока он  ехал на  поезде,  его  успокаивали уверениями,  что  он,  мол,
обязательно сядет на плывущий в  Англию корабль.  Увы,  корабль этот отчалил
час назад.  Пассажир к  своему огорчению узнал,  что забастовка переросла во
всеобщую, и надо подождать. Но сколько времени?
     Несмотря на безучастность старика-служащего,  к  которому он обратился,
молодой человек настаивал:
     - Я   князь   Владимир,   личный   посланник   его   величества  короля
Гессе-Веймарского.   Мне  поручено  исполнить  официальную  миссию,  поэтому
необходимо приложить все  усилия,  чтобы  я  смог  достичь Англии.  Со  мной
высокопоставленный спутник, сэр Джеймс Гаррисон, доверенное лицо британского
правительства.
     Князь Владимир, а это был он собственной персоной, сделал это заявление
тоном  весьма  повышенным.  Толпа,  которая  запрудила  служебное помещение,
почтительно отступила от двух важных персон и  уважительно рассматривала их.
Те продолжали энергично настаивать на своих требованиях отправить их немедля
в   Англию.   Только  старый  служащий  за  своим  окошком  сохранял  полную
невозмутимость. Что ему до их титулов!
     - На все воля Божья,  - сказал он. - Ваше высочество не сможет хоть раз
сделать того, чего оно желает...
     - Знаешь,  -  продолжил он,  попыхивая огромной  трубкой,  если  будете
кого-то искать и  уговаривать рабочих в порту,  то ничего не получится.  Они
знать ничего не хотят...
     Князь Владимир в ярости пожал плечами:
     - Что с них возьмешь, это же животные.
     Тут он повернулся и вышел из конторы морской компании, а вместе с ним и
его флегматичный спутник Гаррисон,  не  проронивший за  это время ни  слова.
Молодые люди  смешались с  толпой  зевак  и  бастующих,  переполнивших улицы
Антверпена.
     Они блуждали так некоторое время, то и дело их толкали или наступали им
на ноги. Часто встречались женщины, которые громко стонали и причитали из-за
горя,  которое на  них  обрушилось.  Обычно столь  скупой на  слова Гаррисон
прошептал своему спутнику на ухо:
     - Я  полагаю,  что  забастовка наиболее  выгодна  карманным  ворам.  Мы
находимся не  более часа в  этом городе,  где  царят величайший беспорядок и
суматоха, но, увы, со всех сторон мы только и слышим жалобы людей, что у них
украдены кошельки с деньгами или другие вещи.
     Гаррисон осекся, заметив, что его спутник более не слушает его.
     Владимир внезапно подался вправо,  сделав англичанину знак следовать за
ним. Он решительно направился по стопам молодой дамы, чей изысканный наряд и
миловидная внешность составляли разительный контраст  с  простецким видом  и
пошлыми   платьями  женщин,   которые  толкались  на   бесконечных  причалах
Антверпена.
     - За мной!  - крикнул Владимир Гаррисону. Молодая особа, за которой они
увязались,  скорее всего  этого  не  заметила.  Она  очень торопилась и  шла
настолько  быстро,  насколько  позволяло сшитое  по  последней моде  платье.
Собравшись немного  с  духом,  она  вошла  в  контору одной  из  корабельных
компаний, где народу было поменьше.
     Эта  компания отвечала за  плавания в  Южную  Африку.  Дама  подошла  к
роскошному письменному столу и  обратилась к  чиновнику.  Голос ее дрожал от
волнения, хотя она старалась изо всех сил казаться спокойной.
     - Верно  ли,  сударь,  что  пароход "Президент Крюгер" не  отправляется
сегодня?
     Чиновник улыбнулся ей  и  с  легким  немецким акцентом произнес не  без
иронии:
     - Ни сегодня,  ни завтра...  Он должен был выйти в  море позавчера,  но
машинисты оставили работу, котлы были потушены. Теперь требуются, по крайней
мере,  сутки,  чтобы  после окончания забастовки привести корабль в  рабочее
состояние.
     Пассажирка вся задрожала.
     - Боже мой! - пробормотала она. - Какое невезение!
     Глубоко вздохнув, она спросила:
     - Я вас прошу,  сударь,  я вас умоляю,  подскажите мне, как же все-таки
поехать в Натал? Я должна непременно попасть туда!
     Но насмешливый чиновник сказал:
     - Железная дорога через  Африку еще  не  построена,  барышня.  Остается
разве аэроплан,  я  не  вижу  иного средства,  чтобы доставить вас  в  пункт
назначения.
     - Ну что же делать? Что делать? - продолжала сокрушенно повторять дама.
     - Ждать! - ответил ехидный чиновник, пожав плечами.
     В это время мимо конторы прошла шумная ватага людей.  Было где-то около
шести  часов  вечера,  послеобеденная относительная тишина сменилась шумом и
гамом  забастовщиков,  которые  изрядно выпили  в  многочисленных заведениях
города.
     Чиновник сказал:
     - Как видите,  барышня, по ним вовсе не заметно, что они горят желанием
приступить к  работе.  Даже совсем наоборот,  люди эти  собираются,  похоже,
фестивалить всю ночь.
     - Боже  мой,  сударь,  -  говорила пассажирка,  чуть  ли  не  плача,  -
посоветуйте хоть что-нибудь!
     Девушка положила,  тем  временем,  на  небольшой столик,  который стоял
между нею и чиновником,  свою сумочку и открыла ее,  чтобы достать билет, от
которого теперь не было никакого толку.
     Чиновник  бросил  нескромный взгляд  в  содержимое сумочки  и,  понизив
голос, с улыбкой сказал:
     - Мой вам добрый совет,  барышня: надо аккуратнее прятать вещь, которую
вы держите в ридикюле.
     Девушка густо покраснела.  Действительно,  рядом с  носовым платочком и
розовыми конвертами в сумочке лежал маленький револьвер.
     Пока девушка закрывала ридикюль, чиновник покровительственно добавил:
     - У вас могут быть неприятности, если игрушку найдут. В Бельгии это под
запретом, особенно сейчас. Господин бургомистр шутить не будет. Не далее как
сегодня утром было  объявлено о  запрете носить оружие всем,  кто  не  имеет
отношения к армии или гражданской гвардии.
     И, лукаво подмигнув девушке, он пошутил:
     - Я не думаю, что вы входите в гражданскую гвардию.
     Девушка схватила сумочку и вышла из конторы, опустив задумчиво голову.
     Князь  Владимир наблюдал эту  сцену  в  дверях конторы,  и  все  усилия
Гаррисона  увести  его  оказались тщетны.  Лицо  его,  обычно  приветливое и
добродушное, стало суровым.
     Когда  озабоченная девушка вышла  из  конторы,  князь  вместе со  своим
спутником Джеймсом Гаррисоном последовал за нею.
     Англичанину очень  не  нравилось поведение князя,  он  терпеть  не  мог
уличной толкотни и  считал  глупым  волочиться за  женщиной,  когда  ожидало
столько важных дел.
     Гаррисон,  желая попасть в Англию во что бы то ни стало, решил оставить
их  и  попытаться  фрахтовать  судно  для  себя  одного.   На  переполненной
набережной он  потерял Владимира.  Отбросив сомнения,  англичанин решительно
направился в  "Палас-отель" и,  расположившись на большой веранде гостиницы,
стал внимательно читать последние известия в газетах.
     Через полчаса появился князь Владимир.
     - Так вот вы где, вероломный, - сказал он.
     - Это я должен обвинять вас,  -  ответил англичанин.  - Я ведь вернулся
сюда прямиком.
     Владимир улыбался с важным видом:
     - Ну  да...  Я  последовал за красивой девушкой,  которую мы только что
встретили, и даже поговорил с ней.
     Гаррисон был мало расположен к  выслушиванию сердечных излияний,  но из
вежливости он произнес:
     - И что?
     - А  то,  что сегодня вечером нам скучать не придется.  Она,  возможно,
будет ужинать вместе с  нами!  Я  сообщил ей,  что  у  нас  заказан столик в
"Л'Эстюржеоне", осталось полчаса.
     При всей своей флегматичности Гаррисон имел один недостаток - он был на
редкость  большой  гурман.  Много  поездив  по  свету,  он  прекрасно  знал,
насколько славится этот знаменитый ресторан Антверпена,  где во  все времена
года подают самые изысканные рыбные блюда и кушанья из дичи.
     Перспектива поужинать в "Л'Эстюржеоне" казалась ему заманчивой.
     Он  поднялся из  плетеного кресла,  в  котором  небрежно растянулся,  и
заявил:
     - Пора идти одевать смокинг, мой милый, и я буду в вашем распоряжении.
     Владимир также поднялся в  свой  номер,  чтобы наскоро привести себя  в
порядок.
     Сколько же  правды  содержалось в  утверждении Владимира о  предстоящем
свидании с красавицей?
     Ровным счетом ни капельки!
     Она не  только ничего не  обещала князю гессе-веймарскому,  но  даже не
разговаривала с ним на улице.
     Выбравшись  из   конторы   корабельной  компании,   девушка  с   трудом
протискивалась сквозь толпу на  набережной.  Она шла в  гостиницу "Брабант",
где снимала комнату.  Попав в толкучку, она внезапно ощутила, что исчезла ее
ручная сумочка. Она закричала, несколько человек остановилось возле нее. Она
стала им громко жаловаться о пропаже.
     Подошел полисмен и бросил:
     - Ах,  барышня,  сейчас только и слышно, что о кражах. В этой суматохе,
знаете ли, прямо рай для преступников.
     Потом, вынув записную книжку, сказал:
     - Оставьте,  пожалуйста,  свои данные, чтобы я знал, куда вернуть вещи,
если они случайно найдутся.
     Девушка заколебалась, густо покраснела и молвила:
     - Вы можете принести вещи в гостиницу "Брабант".
     Полисмен уточнил:
     - И на имя кого?
     После некоторого замешательства девушка сказала:
     - Меня зовут Элен, так что просто на имя мисс Элен.
     Она тут же смешалась с толпой и направилась к своей гостинице.
     Элен, мисс Элен!
     Никто  на  свете  не  угадал  бы,  что  эта  девушка,  застрявшая из-за
забастовки в Антверпене, была дочерью знаменитого Фантомаса!
     Из-за   несчастного  стечения  обстоятельств  невеста  Жерома   Фандора
оказалась в  Бельгии,  хотя  страстно рвалась  в  Натал.  Она  была  глубоко
опечалена  тем,   что   корабль  "Президент  Крюгер",   который  должен  был
направиться в Южную Африку, застрял в тихих водах Шельды.
     Прошло  уже  три  недели  с  того  кровавого  дня  на  вилле  в  городе
Виль-д'Аврэ,  где Элен встретилась со  своим страшным отцом и  где вынуждена
была расстаться с журналистом Жеромом Фандором, прикрывшим ее бегство и, тем
самым, невольно облегчившим побег самого Гения зла.
     С  тех пор девушка вела беспокойную и тревожную жизнь.  Произошли новые
события,  которые помогли ей  продвинуться вперед в  раскрытии тайны  своего
происхождения.  Она  была  настолько  взволнована и  потрясена,  что  ее  не
интересовало сейчас ничего кроме этого.
     После трехнедельных скитаний по Франции и Бельгии она купила в Брюсселе
билет на "Президента Крюгера".
     Девушка остановилась в  гостинице "Брабант" в  самом  конце набережной.
Снаружи гостиница казалась скромной и  непритязательной,  но  вид  этот  был
обманчивый.  Большой дом  был переполнен путниками,  которые ожидали,  как и
Элен, возможности отправиться дальше, кто куда.
     Элен,  вернувшись к себе в семь часов вечера, заказала в номер скромный
ужин, продолжая размышлять о своем будущем.
     Она  была просто в  отчаянии из-за  того,  что корабль не  мог выйти из
Антверпенского порта.  Но она не осмеливалась и  предупреждать Фандора,  так
как боялась,  что ее письмо перехватит французская полиция,  которая вряд ли
прекратила охоту за  ней.  Она  сама  понимала,  что  причиной тому  было ее
двусмысленное присутствие на той вилле во время кровавой бойни.
     Элен настолько погрузилась в свои размышления, что она едва дотронулась
до  еды,  которую ей  принесли на подносе в  номер.  Она совершенно забыла о
потерянной сумочке, ее мало заботила пропажа мелочей и дамского револьвера.
     В девять часов вечера Элен,  которой совсем не хотелось спать, услышала
доносившиеся с  набережной крики продавцов экстренного выпуска газет.  Улицы
города к  тому  времени почти опустели,  забастовщики,  бузившие целый день,
отправились по домам отдохнуть.
     Девушка решила выйти подышать воздухом,  и  она  невольно направилась к
причалу,  где стоял на  приколе "Президент Крюгер".  Против всякой логики ее
питала надежда,  что забастовка вот-вот кончится,  и  пароход сразу выйдет в
море.
     Элен оказалась вскоре у  пакгаузов,  где после полуденного шума и  гама
царила теперь полная тишина.




     - Ну что, мой друг, - произнес Джеймс Гаррисон ироничным тоном, допивая
бокал искристого шампанского.  -  Я  полагаю,  что  сия молодая особа уже не
навестит нас сегодня вечером?
     Князь Владимир поднял свой бокал и чокнулся со своим спутником.
     - Очевидно,  -  сказал он, - она немного задерживается, но это не имеет
никакого значения.  Если  имеешь дело  с  женщинами,  то  торопливость ни  к
чему...
     Джеймс Гаррисон улыбнулся.
     - Конечно, конечно, - сказал он, - но ваша гостья все же не знает меры.
Прошло уже два часа, как она должна была явиться сюда, а мы пируем здесь без
нее... Стали бы еще ждать, пережарили бы угорь по-татарски.
     - Это верно, - признал Владимир, - но вдруг она еще появится...
     - Да нет уж,  -  молвил Гаррисон убежденно и добавил с улыбкой,  -  она
нас... нас... Как это в таком случае говорится?
     Владимир помог ему:
     - Она обвела нас вокруг пальца.  Но  что поделаешь,  ей же хуже.  Будем
пить и есть одни.
     Молодые люди сидели в отдельном кабинете ресторана "Л'Эстюржеон".
     На столе был прибор и для третьего человека.  Владимира, казалось, мало
беспокоило отсутствие дамы,  которую он якобы пригласил.  На самом деле он с
ней вообще не говорил.
     Но какую цель он преследовал, заведомо обманывая своего спутника?
     Может, он придумал этот предлог, чтобы убедить Джеймса Гаррисона прийти
ужинать с ним в ресторан "Л'Эстюржеон"?
     А  может быть,  он надеялся в этом элегантном и многолюдном месте,  где
бывали самые разные люди, завязать знакомство с какой-нибудь дамой и приятно
провести вечер?
     Князь Владимир не  посвящал спутника в  свои  планы,  и  каждый из  них
ужинал, по существу, в одиночестве.
     Когда черед дошел до сигар,  и  они стали пускать кольца дыма в воздух,
небрежно развалясь на  диванах отдельного кабинета,  князь Владимир сказал с
самым серьезным видом, выдержав некоторую паузу:
     - Мой  дорогой Гаррисон,  мне,  вероятно,  не  надо вам напоминать суть
нашего путешествия,  начатого вчера.  Я  должен вам передать от имени своего
правительства пять миллионов, которые при мне в виде банковских билетов.
     Это  предисловие  немедленно  напомнило  Гаррисону  смысл  его  миссии.
Мечтательный вид англичанина тут же сменился флегматичным и серьезным.
     - Это так,  -  подтвердил он, - вы передадите мне эту сумму, князь, как
только мы вступим на английскую землю.
     - Согласен с вами,  -  ответил Владимир, - но из-за не зависящих от нас
обстоятельств я  не могу передать вам деньги на английской земле,  поскольку
мы не можем попасть туда...
     - И что из этого следует? - удивился Джеймс Гаррисон.
     - А следует вот что,  - сказал Владимир. - Не буду скрывать от вас, что
меня ждут послезавтра в  Париже,  и  я  хочу непременно быть там.  С  другой
стороны,  мы обречены торчать здесь дни, а может быть, и недели... Деньги же
предполагалось передать вам завтра.  Если я этого не сделаю, то должен нести
крупные издержки в виде процентов за задержку...
     - Это все так, - сказал Гаррисон, - но что вы предлагаете?
     - Да очень просто,  -  вскричал Владимир, - я могу рассчитаться с вами,
Гаррисон,  немедленно,  после чего я  оставляю вас в покое с вашей невеселой
судьбой и отбываю из Антверпена в Париж.
     - Это не очень любезно с вашей стороны, - пробурчал англичанин, который
в то же время не мог не признать известной доли правоты в предложении своего
спутника.
     И все же он заметил:
     - Но  вы  помните,  князь,  что должны вручить мне эти пять миллионов в
английских банковских билетах?
     Это был последний аргумент Гаррисона,  чтобы удержать Владимира и ехать
вместе с  ним в Англию.  Но князь все предусмотрел и вместо ответа извлек из
кармана два  бумажника,  которые положил на  столе  между батареей бутылок с
ликерами и марочными винами.
     - Я обменял гессе-веймарские банкноты на английские,  -  заявил он, - и
если вы хотите доставить мне удовольствие,  дорогой мой Гаррисон, то давайте
покончим немедленно с этим делом!
     - Почему  бы  и  нет,  -  согласился англичанин,  -  не  вижу  в  вашем
предложении, в конце концов, ничего зазорного.
     Воцарилась  тишина.   Слышен   был   только  вкрадчивый  тихий   шелест
пересчитываемых денег. Князь Владимир передал деньги сэру Джеймсу Гаррисону,
который педантично еще раз пересчитал их.
     После того, как кипа банкнот перекочевала из одних бумажников в другие,
Гаррисон протянул Владимиру некий документ, скрепленный красной печатью.
     - Вот  расписка,   -   сказал  он,  -  содержание  которой  согласовано
дипломатами обоих правительств.
     Князь Владимир внимательно ознакомился с  текстом бумаги и,  сложив ее,
спрятал в кармане.
     - Прекрасно,   дорогой  Гаррисон!   -   заявил  он.   -  Моя  искренняя
признательность вам,  что  вы  согласились принять деньги  сейчас.  Я  смогу
поехать  в  Париж  уже  завтра.  Вам  же  желаю  скорейшего  окончания  этой
забастовки, чтобы вы смогли вернуться к себе домой в Англию.
     Молодые  люди  встали,  несколько церемонно раскланялись и  потом,  как
будто  выступая перед  публикой,  которая ловит  каждое  их  слово,  подняли
бокалы, чокнулись и по очереди произнесли:
     - За здравие его величества короля гессе-веймарского!
     - За здравие его величества короля английского!
     Некоторое время спустя,  когда им принесли счет за ужин,  они поспорили
за  право проявить щедрость.  В  этом споре верх одержал князь Владимир,  он
расплатился за роскошный стол, потом хлопнул Гаррисона по плечу и предложил:
     - Дорогой друг,  поверьте,  небольшая прогулка после  ужина  совсем  не
повредит нам.
     - Хорошо,   -  согласился  Гаррисон,  -  к  тому  же  это  способствует
пищеварению.
     Было около половины десятого,  когда они  шли по  набережной в  сторону
своей гостиницы.
     Молодые люди,  как и Элен,  заметили, что вокруг бесконечных пакгаузов,
забитых товарами,  столь шумных и многолюдных в дневное время, царили сейчас
необычное спокойствие и тишина.
     Владимир  слушал  краем  уха   рассуждения  Гаррисона  о   неразумности
забастовщиков.  Ему  будто  нравилось  петлять  между  громадными  ангарами,
высокими  штабелями  мешков,  металлическими  контейнерами,  кипами  хлопка,
горками камня и щебня.
     Наконец Владимир и  Гаррисон оказались у чернеющих вод бокового канала,
который сообщался с Шельдой.


     В это время дочь Фантомаса безотчетно шла по ночному городу,  размышляя
о своей судьбе и будущем.  Ноги сами несли ее к обводному каналу,  где стоял
на приколе "Президент Крюгер". Она шла медленно, с опущенной головой. Кругом
спал громадный портовый город. Морской гигант казался мертвым.
     Элен, почти совсем отчаявшись, думала:
     "Когда же, наконец, я отправлюсь в Натал?"
     Она шагала вдоль набережной,  в нескольких метрах от Шельды, и вдруг ей
показалось, что она уже проходила здесь, что она кружит все время по одним и
тем же улицам.
     "Уж не заблудилась ли я?" - подумала она.
     Легкое беспокойство охватило ее сердце,  она почувствовала что-то вроде
озноба.  Вокруг был  слышен загадочный шепот.  Она  направила свой  взгляд в
чернильную мглу, но не увидела ровным счетом ничего.
     Внезапно она вздрогнула,  отчетливо услышав глуховатый звук падающего в
воду предмета.
     "Должно быть,  какой-то тюк или ящик свалился в воду", - промелькнуло у
нее в голове.
     Элен пыталась взять себя в руки и успокоиться.  Она отошла от края воды
и зашагала по мощеной улице, где встречались даже редкие прохожие.
     Девушка прошла еще метров двадцать и остановилась как вкопанная.
     "Нет, на этот раз я не ошиблась", - подумала она.
     Прозвучал как бы сухой хлопок.  Звук раздался в  ночной тиши совершенно
отчетливо. Это был определенно выстрел!
     "Боже мой,  что же творится в темноте вокруг пакгаузов",  -  успела она
подумать и почти побежала по дороге.
     Элен заметила силуэты двух полицейских,  которые направились в  сторону
реки, откуда, как ей показалось, прозвучал выстрел из револьвера.
     Девушка  заколебалась:  женское  чутье  подсказывало  ей  поспешить  на
помощь,  но  разум  говорил  ей,  что  она  сама  в  списке  подозреваемых и
преследуемых, а следовательно, должна скрыться.
     Элен вернулась в гостиницу и уже через час спала сном праведника...
     На  заре,  должно быть,  около шести часов,  в  дверь комнаты,  которую
занимала дочь Фантомаса,  стали бешено колотить. Она моментально проснулась,
вскочила с постели, накинула пеньюар и пошла открывать.
     - Что вам нужно от меня? - спросила она.
     Она попятилась,  изумленная и  испуганная,  -  в  коридоре стояла целая
толпа  служащих гостиницы,  полицейский и  некий  молодой  человек в  черном
рединготе.
     Этот  молодой человек вошел без  промедления в  комнату Элен  и  изучил
быстрым взглядом сугубо женский беспорядок, который царил в ней.
     Элен стала энергично протестовать против вторжения в  ее номер,  но тут
человек в черном вынул из кармана дамский револьвер.
     - Барышня, - спросил он, - узнаете ли вы это оружие?
     Элен подняла взгляд.
     - Конечно, - воскликнула она, - это мой револьвер, который у меня вчера
украли после обеда.
     - Ну, тогда все хорошо, - молвил молодой человек.
     Потом, сделав шаг в сторону Элен, он объявил:
     - Я комиссар полиции южного района Антверпена. Вы арестованы!
     Элен, как оглушенная, упала в кресло.
     - Что вы такое говорите, сударь? - пролепетала она.
     - Я повторяю, именем закона вы арестованы!
     Потом  комиссар  повернулся  к   сопровождавшему  его   полицейскому  и
приказал:
     - Уведите эту женщину!






     - Должна ли я заказать машину для господ?
     - В этом нет необходимости, барышня.
     - Не позвать ли носильщика, чтобы он спустился с вашим чемоданом?
     - Нет, не нужно.
     - Значит, я больше не нужна, господа?
     - Нет, барышня, мы больше не нуждаемся в ваших услугах.
     Служанка наградила Жюва улыбкой и, поклонившись Фандору, удалилась.
     Двое  друзей остались одни  в  своем гостиничном номере.  Жюв  сидел на
стопке  из  нескольких одеял,  которые  он  тщательно сложил,  Фандор  стоял
посредине комнаты, опустив руки. Вид у него был растерянный и удрученный.
     Пока  в  коридоре  были  слышны  шаги  уходящей  служанки,   в  комнате
сохранялась молчание.
     Внезапно Фандор нарушил его, бросившись к другу:
     - Жюв!
     - Что, Фандор?
     - Жюв, а вам не кажется, что я сволочь?
     Пожав плечами, Жюв флегматично ответил ему:
     - Это волнует тебя?
     - Да, - признался Фандор, - это волнует меня. Я сам себе противен!
     - Значит, ты ее не любишь больше?
     Фандору пришлось умолкнуть. Это молчание и было лучшим ответом.
     Жюв, не выдержав, засмеялся:
     - Видишь ли, Фандор, ты считаешь себя сволочью, потому что уезжаешь. Но
если бы ты остался, кем бы ты тогда считал себя?
     - Опять же сволочью! - воскликнул Фандор, воздев руки яростно к небу!
     Жюв другого ответа и не ожидал, поэтому он не был удивлен.
     - Ну и прекрасно,  дружок,  насчет сволочи ты совершенно прав.  Поэтому
лучше тебе оставаться лицом к лицу со мной, чем с ней...
     Он принялся опять разворачивать одно одеяло за другим,  при этом ничего
не  замечая и  громко сопя.  Это  был верный признак того,  что он  пытается
подавить в себе какое-то сильное чувство или переживание. Затем он изобразил
веселый вид и,  встав со своей постели,  подошел к  Фандору и хлопнул его по
плечу.
     - Знаешь что,  трижды скотина, не отчаивайся. Хочешь узнать мое мнение,
Фандор?
     Фандор покачал головой.
     - Нет, - ответил он. - Вы все равно правду не скажете.
     - Скажу! - возразил ему Жюв.
     Полицейский важно поднял палец и произнес:
     - Тот  заслуживает  прозвище  "сволочь",   кто  действительно  совершил
свинство.  И  вот ты,  Фандор,  совершил наихудшее из возможных свинств,  не
поспешив на помощь Элен.  С другой стороны, Фандор, ты не совершишь никакого
свинства,   покинув  на   время  своего  старого  приятеля  Жюва,   которому
действительно не угрожает здесь никакая опасность.
     На  этот  раз  Фандор ничего не  ответил.  Его  мрачный лоб  перерезала
глубокая складка. Лицо его дергалось, он кашлял, закуривая сигарету.
     - Что делать, Жюв?
     - Да уезжай немедленно, чтобы черти тебя побрали. Еще не хватает, чтобы
я ударил тебя ногой в зад и повел в наручниках на пароход.
     Жюв,  конечно,  шутил. Тем не менее, ему не удалось скрыть меланхолию в
голосе, говоря:
     - Видишь ли,  золотце Фандор,  старикашки вроде меня не должны докучать
молодым людям. И главное - они не должны встревать в их любовные дела, иначе
они достойны только презрения.
     Жюв схватил увесистую кипу тщательно сложенных им одеял,  напялил шляпу
и, изобразив голос какого-то буки, сказал:
     - Да подойди же, негодный мальчишка!
     Наконец Фандор решился.  На  стуле стоял увесистый чемодан,  набитый до
отказа.   Казалось,  он  сейчас  разорвется.  Фандор  схватил  его  с  такой
легкостью, будто он был наполнен пухом.
     - Ладно, пошли!
     - Ты сказал это, будто приговоренный к высшей мере.
     - Жюв, я подлец!
     - Что, тебе от этого легче?
     Уже   три  дня  в   Бордо,   в   гостинице  "Терминус",   разыгрывалась
необыкновенная сцена,  развязка которой приближалась. Жюв и Фандор, каждый в
отдельности,  выслеживали супругов Рикаров. Они преуспели в этом, наследники
так называемого дяди Барабана были задержаны. Им удалось раскрыть сердцевину
весьма и весьма запутанной интриги.
     Жюв  заключил сделку  с  Рикарами:  так  как  супруги  были  связаны  с
Фантомасом,   который  обещал  им  назначить  в   ближайшее  время  встречу,
инспектор,  предоставил им  относительную свободу в  обмен на  обязательство
навести на бандита.
     - Я окажу вам потом помощь и содействие,  - сказал Жюв супругам, - если
вы поможете мне схватить Фантомаса.
     Рикары,   будучи  по  натуре  не  только  трусами,  но  и  предателями,
испугались ареста и  поспешили согласиться с предложением Жюва.  Он велел им
оставаться в  гостинице,  даже запер их в  номере.  В  течение трех дней Жюв
выжидал.
     Если Жюв был совершенно уверен,  что с  помощью супругов он на этот раз
схватит неуловимого Фантомаса и  даст ему последний бой,  то Фандор с самого
начала выражал сомнения в успехе дела.
     - Жюв,  -  сказал ему журналист,  - вы трижды попадаете пальцем в небо.
Рикары вам врут, когда говорят, что Фантомас назначил им встречу. Еще больше
они врут, что свидание состоится именно здесь, в этой гостинице...
     Разумеется,  Фандор и  Жюв  живо поспорили между собой.  Первый из  них
обвинял  супругов Рикаров в  лживости,  второй  настаивал на  том,  что  они
говорят правду.
     И хотя Жюв вроде бы одерживал верх в споре, он внезапно умолк, прикусив
губу, чтобы не расхохотаться.
     - Вот что, Фандор, - загремел он, - скажи, не ты ли случайно врешь мне?
Ты  хочешь  заставить  меня  без  сна  и  отдыха  караулить Рикаров,  а  сам
собираешься в это время последовать за своей невестой Элен?
     Фандор густо покраснел,  но смолчал.  Будучи прекрасным психологом, Жюв
действительно угадал истинные чувства Жерома Фандора.
     С  самого начала пребывания в  Бордо  у  журналиста было  лихорадочное,
прямо-таки непреодолимое желание поспешить за Элен.
     Он  представил себе,  что девушку ожидают страшные опасности в  Натале,
что Фантомас может перехватить свою дочь.  Но дело было, конечно, в том, что
он очень любил Элен, и ее отсутствие причиняло ему жестокое страдание.
     Ясно сознавая душевное состояние своего друга, Жюв более не колебался.
     Он  стал настойчиво,  но  осторожно убеждать молодого человека,  что не
нуждается больше в  его  помощи,  что  его дальнейшее пребывание во  Франции
бесполезно.  У  Жюва  была  определенная сумма  сэкономленных денег,  и,  не
предупредив даже Фандора, он купил ему билет до Кейптауна.
     - Отправляйся в дорогу,  -  бурчал он,  -  твой долг находиться рядом с
Элен.  Ты любишь ее,  ты должен защитить ее.  Мой же долг удерживает меня во
Франции. Моя партия с Фантомасом не окончена, а только отложена... Так что я
остаюсь на месте, а ты отправляйся...
     Фандор  сперва  согласился,   потом  отказался.  Он  испытывал  ужасные
душевные муки. Жюв буквально тащил его на корабль:
     - Да  уезжай же  ты,  бестия,  нехристь этакий!  Элен  будет счастлива,
увидев твою физиономию.
     Но Фандор лишь качал головой.
     - Элен  меня  поймет  и  простит,   -   сказал  он.  -  Она  знает  мою
привязанность к  вам и  разделит мое беспокойство,  если я оставлю вас здесь
одного. Не могу я подставить вас, дорогой Жюв, одного под удары Фантомаса.
     Они вместе вышли из гостиницы и поспешили к причалу.
     - Не будь глупым,  -  повторял Жюв своему другу,  - я прекрасно понимаю
опасности, которые меня преследуют здесь. Не воображай, что я закрываю глаза
перед ними.  Эти  супруги Рикары -  идиоты,  вполне возможно,  что  они  мне
солгали, а на самом деле не получали никаких вестей от Фантомаса.
     - Жюв, обещайте мне быть осторожным!
     - Да, да, конечно.
     Они остановились у мостика,  по которому Фандор должен был подняться на
борт  корабля,  идущего в  далекую Африку.  Друзья не  могли  скрыть сильное
волнение, которое охватило их. Они обнялись.
     - Иди же, Фандор, - сказал дрогнувшим голосом Жюв, - и не беспокойся ни
о чем.
     - Жюв! Жюв! Обещайте дать телеграмму при малейшей опасности!
     - Разумеется, договорились!
     Они  хотели бы  продлить эту минуту прощания до  бесконечности.  Многие
годы  два  друга  вместе вели  войну  против самого чудовищного преступника,
смотрели не  раз  смерти в  глаза.  Они  испытывали друг к  другу глубокое и
теплое чувство дружбы,  согревающей ровным пламенем их души.  Но тут подошел
матрос:
     - Прошу прощения, но мы должны поднять мостик и отчалить...
     Жюв подталкивал Фандора к мостику:
     - Иди,   малыш,   иди,  до  свидания...  Приятного  путешествия!  Когда
встретишь Элен, поцелуй ее от меня!
     Жюв  круто повернулся и  быстро зашагал прочь.  Расстояние между ним  и
отходящим кораблем увеличивалось каждую  минуту.  "Малыш  поплывет навстречу
своей любви,  а я возвращаюсь к своей нескончаемой борьбе,  -  подумал он. -
Вот и отлично!"
     Жюв уже вполне овладел собой. Великая душа!




     В  то  время,  как Жюв и  Фандор трогательно расставались на  пристани,
супруги Рикары,  по-прежнему запертые в своем номере,  яростно спорили между
собой. Причин для этого было более чем достаточно.
     - А я тебе говорю,  -  утверждала Алиса Рикар,  - что нужно обязательно
слушаться Жюва!
     - Но мы можем лишиться так богатства! - вскричал ее муж, Фернан Рикар.
     - Богатства! - кривила губы женщина. - Подумаешь! Если ради этого нужно
так рисковать, я предпочитаю оставаться до конца жизни бедной.
     - Алиса, да ты с ума сошла!
     - Фернан, я тебя совсем не понимаю!
     Некоторое время супруги сидели неподвижно,  уставившись друг на  друга.
Затем  Фернан Рикар  встал,  подскочил к  круглому столику на  одной  ножке,
сделанному из красного дерева,  схватил лежавшее на нем письмо и стал трясти
его перед глазами жены:
     - Прочти же, наконец, что Фантомас написал нам! Боже мой, это же что-то
значит!
     А  так как Алиса Рикар упорно отказывалась читать,  ее  муж стал громко
зачитывать это письмо:
     "Вы сослужили мне верную службу,  вы находитесь в Бордо, остановились в
указанной мною гостинице и выполняете условия,  которые я вам предписал. Это
очень хорошо, и я доволен вами.
     Вы сдержали свое обещание,  теперь моя очередь.  Будьте сегодня вечером
около восьми часов в  Аркашонском лесу,  возле пруда Шевро,  где  растут три
гигантских дерева... Я буду там, чтобы сделать вас богатыми".
     Фернан Рикар победно добавил:
     - Посмотри, Алиса, и подпись его - "Фантомас"! Ну почему ты упрямишься?
Ведь у  нас  скоро будет все,  о  чем только можно мечтать,  мы  обязательно
выиграем...
     - Или все проиграем!  - прервала его жена. - Фернан, мы же не свободны.
Чтобы попасть на встречу в Аркашонском лесу, ничего не сказав Жюву, нам надо
бежать из этой гостиницы.
     - Да, это очень сложно!
     - Нет,  довольно легко,  но этого недостаточно... Надо, чтобы мы забыли
то, что нам сказал Жюв.
     При этих словах Фернан Рикар помрачнел, пожал плечами и пробурчал:
     - Жюв! Опять Жюв! Вечно ты жуешь это имя, не надоело тебе? Что, он тебя
околдовал?
     - Он сказал нам,  - спокойно продолжила Алиса Рикар, - следующие слова,
вспомни:  "Предайте Фантомаса,  и  я  помогу  вам  устроить  ваши  дела.  Но
попробуйте только предать меня!  Клянусь вам,  пока я буду жив, вам не будет
ни минуты покоя!" Или ты забыл это, Фернан? Я сыта по горло приключениями! С
меня довольно вечного страха легавых, суда, тюряги и виселицы!
     Фернан Рикар отмалчивался, вид у него был пасмурный. Он был не согласен
с женой.
     - Послушай, дорогой, - сказала Алиса, - я тебя не понимаю. Еще вчера ты
говорил  мне  буквально  следующее:   "Боже!  Я  не  могу  дождаться  письма
Фантомаса,  а он ведь обещал.  Как только мы получим письмо,  то предупредим
Жюва и  поможем ему встретиться с Гением зла.  А потом..." Ну что,  разве не
говорил?
     - Оставь!  -  прервал ее муж. - То было вчера, когда я еще не знал, что
именно Фантомас нам напишет.  Теперь обстановка изменилась, Фантомас обещает
нам богатство! Ты говоришь, что умрешь со страху, если изменишь Жюву. А что,
изменить Фантомасу легче? Ты подумала, как это чудовище может отомстить нам?
     - А как он может отомстить, если его схватят? - настаивала Алиса.
     - Его  схватят!  Ну  и  насмешила!  Ты  когда-нибудь слыхала,  что  его
поймали? Жюв гоняется за ним десять лет. Лови ветра в поле!
     - Я тебя умоляю, Фернан!
     Супруги еще долго спорили и  ссорились,  но  верх одержала все же Алиса
Рикар.
     Фернан дал себя убедить в том,  что предательство Жюва повлечет для них
настолько  далеко  идущие  последствия,   что   лучше  не   делать  этого  и
придерживаться договоренности со старым сыщиком.
     - Ладно, - сказал муж, - делай, как знаешь, может, ты и права.
     В эту минуту раскрылась дверь, и на пороге показался... Жюв собственной
персоной.
     - Здравствуйте, - молвил сыщик.
     Алиса Рикар сильно побледнела и устремилась навстречу ему.
     - Здравствуйте! - воскликнула она.
     Она стала торопливо говорить о письме, но Жюв прервал ее.
     - И что же Фантомас сообщил вам?  -  спросил он совершенно спокойно.  -
Что он...
     Жюв не успел закончить свой вопрос, как Фернан Рикар выпалил:
     - Как!? Вы знаете? Как это...
     - Да,  представьте себе, знаю. Я увидел утром конверт под вашей дверью.
Кто  еще  кроме известного бандита может знать ваш  здешний адрес?  Не  надо
иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, кто прислал вам письмо.
     - Но почему же вы сразу не пришли к нам? - Алиса была недовольна.
     - У меня были на то самые серьезные причины. Никто не должен знать, что
предстоит новый бой с Фантомасом, - сказал он грустно.
     Жюв  вспомнил своего друга Фандора,  которого корабль уносил все дальше
от  Бордо.   На  этот  раз  его  не  было  рядом  с  ним  в  роковой  момент
противостояния со злодеем.
     Жюв отогнал от себя невеселые мысли и сухо спросил:
     - Где это письмо?
     Алиса Рикар, прятавшая письмо на груди, протянула его Жюву.
     - Господин Жюв, мы выполняем свое обещание.
     - Да-да, а я выполню свое.
     Жюв неторопливо прочитал краткое послание Фантомаса супругам.
     Завершив чтение,  он вложил письмо в конверт и убрал в портфель.  Затем
он стал жестко,  властно и  со свойственной только ему несравненной ясностью
отдавать распоряжения.
     - Вот что надобно делать, - начал Жюв. - Вы, Алиса Рикар, отправляетесь
на встречу с Фантомасом возле пруда Шевро.
     - Полагаю, Фернан пойдет со мной?
     Жюв дал жестом ей понять, чтобы она молчала.
     - Нет,  -  сказал  он,  -  Фернан  Рикар  остается со  мной.  Он  будет
заложником.
     Так как молодая женщина задрожала всем телом, то Жюв не спеша добавил:
     - Сударыня, я вам предлагаю свободу, Фантомас предлагает вам богатство.
Я не хотел бы ставить вас в положение,  в котором вам пришлось бы бороться с
тяжелым искушением.  Но предупреждаю вас - не надо просить или умолять меня,
решение мое окончательное и обсуждению не подлежит.
     Заявив это, он как ни в чем не бывало буднично сказал:
     - Алиса,  вы направляетесь к Фантомасу и сообщаете ему,  что ваш супруг
серьезно ранен и  вынужден скрываться в охотничьем домике недалеко от пруда.
Вы должны добавить, что Фернан Рикар хочет срочно повидаться с ним, сообщить
что-то важное...  Одним словом, я полагаюсь на изворотливость женского ума и
хитрость. Надо, чтобы Фантомас шел к этому охотничьему домику.
     - Но, господин Жюв... - начала было Алиса.
     Сыщик уже поднялся.
     - Никаких "но",  сударыня,  -  сказал он с легкой хрипотцой в голосе. -
Когда приходится сражаться с  таким чудовищем,  как  Фантомас,  все средства
хороши, любые хитрости позволительны. Между мной и Фантомасом идет война, он
мне не дает спуску, я - ему...
     - Но, сударь, а если Фантомас догадается...
     - Замолчите,  -  прикрикнул Жюв,  -  держите язык за зубами!  Я  же вам
сказал,  что между нами идет война,  а  вы  на ней -  мои шпионы.  Шпионы же
должны помалкивать и слушаться.
     Жюв взял себя в руки и сбавил тон, продолжая отдавать распоряжения:
     - Вы приведете Фантомаса к домику, где будем находиться я и ваш супруг.
Мы,  между прочим,  отправимся с  ним  тотчас туда.  Как  только мы  возьмем
Фантомаса,  вы будете свободны.  Я  сам отвезу вас по вашему выбору в  любую
страну.




     Около  восьми  часов  вечера того  же  дня  в  окнах  обычно безлюдного
охотничьего домика,  расположенного в  самой  середине Аркашонского леса,  в
километрах трех от пруда Шевро, можно было заметить слабый свет.
     Жюв пришел сюда еще днем вместе с супругами Рикарами.
     Он вышколил Алису надлежащим образом и теперь отправлял ее на встречу с
Фантомасом:
     - Я  буду ждать вас здесь.  Да  вас прямо трясет,  успокойтесь.  Бандит
должен  увидеть  вас  совершенно невозмутимой и  самоуверенной.  Волноваться
нельзя, это было бы непростительной ошибкой.
     Ночь  выдалась  недобрая.  Ветер  свистел  в  сосновых  ветвях,  кругом
распространялся терпкий  запах  древесной  смолы.  Ночь  была  безлунная,  в
кромешной тьме не видно было ни зги. Хоть выколи глаза!
     - В путь,  сударыня,  -  наставлял Жюв молодую женщину,  -  и приведите
Фантомаса настолько быстро, насколько это возможно.
     Его самого охватили сильное беспокойство и тревога.
     Алиса Рикар уже собралась идти, но Жюв окликнул ее.
     - Вы хорошо запомнили, как мы условились действовать? - спросил он. - Я
буду находиться в  комнате справа,  ваш муж -  в  комнате налево.  Вы должны
направить Фантомаса в левую комнату, и пока он будет разговаривать с вами, я
наброшусь на него, застигнув врасплох.
     Жюв протянул Алисе Рикар револьвер.
     - Он заряжен,  -  предупредил он,  -  и может вам вполне пригодиться. А
теперь ступайте!
     Алиса   энергично   затрясла   головой,   наотрез   отказавшись   взять
предложенный револьвер.  Не говоря ни слова,  бледная,  она медленно,  очень
медленно стала  удаляться от  охотничьего домика,  зашагав  в  сторону пруда
Шевро.






     Через полчаса после того,  как Алиса Рикар покинула Жюва,  она достигла
пруда Шевро.  Она чувствовала себя совершенно разбитой. И причиной тому была
не усталость, а нервное напряжение.
     Местность кругом была пустынной и мрачной. Алиса остановилась, увидев в
темноте зеркальную гладь пруда.
     От страха и отчаяния сердце ее то учащенно билось,  то вовсе, казалось,
замирало в груди.
     В  этот момент у  Алисы Рикар в  голове промелькнула мысль,  совершенно
противоположная той, которую она утром усиленно вдалбливала мужу.
     - Надо предать Фантомаса,  -  утверждала она поутру,  - чтобы сослужить
службу Жюву. Это выгодно нам!
     Увы!  Теперь она  потеряла всякую веру в  то,  что  можно перехитрить и
побороть коварное чудовище - Фантомаса.
     Ей показалось вдруг,  что темному и  грозному бору конца-краю нет,  что
она  тут  совершенно одна,  без  всякой  надежды на  помощь.  Если  Фантомас
догадается о западне, которую ему приготовили, то месть его будет неумолимой
и чудовищно жестокой.
     Алиса стояла у темнеющего края леса, перед ней простиралась тихая гладь
воды.  Было  слышно  кваканье лягушек,  шорох  крыльев редких птиц,  которые
перелетали с  ветки  на  ветку.  Эти  приглушенные звуки  лишь  подчеркивали
глубокую, ничем не нарушаемую тягостную тишину ночи.
     Алиса пыталась разглядеть окрестности.  Фантомас писал в  своем письме,
что он будет у трех гигантских деревьев, растущих возле пруда.
     Ничего не скажешь, хорошенькое место для жуткого свидания!
     Густой слой сосновой хвои под ногами заглушал звуки шагов.  В этом было
что-то предательское и  коварное,  казалось,  в  любую минуту можно упасть в
какую-нибудь волчью яму или угодить в капкан.
     "Я пропала!" - подумала Алиса Рикар.
     Она  в  отчаянии подняла глаза к  небесному своду,  будто ожидая благую
весть или помощь, надеясь увидеть хотя бы сверкающую звезду в высоте.
     Вдруг ее мечущаяся мысль ухватилась за соломинку.
     "Может быть, Фантомас не смог прийти? Может, его нет здесь?" - подумала
она.
     Алиса не выдержала мрака и неизвестности,  которые ее окружали, и вдруг
каким-то странным, сдавленным голосом она крикнула:
     - Фантомас! Фантомас!
     Ответом было лишь гулкое эхо,  а слова ее растворились в пелене тумана,
который стелился над водой.
     Вдруг  перед  ней   возникла  тень,   которую  она   напрасно  пыталась
разглядеть, хотя глаза ее буквально вылезали из орбит.
     Молодая женщина в ужасе выговорила, запинаясь:
     - Кто там? Кто вы... отзовитесь...
     В ответ раздался насмешливый голос:
     - Не сходите с ума,  не будьте дурой!  Подойдите же, я стою прямо перед
вами.
     Перед ней стоял Фантомас во  всем черном,  в  черной маске и  в  черных
перчатках, сливаясь с окружающим мраком ночи.
     Разглядев наконец человека с  тысячей лиц,  Гения зла,  она  с  великим
трудом сделала несколько шагов вперед, чуть ли не бухнув на колени.
     - Фантомас, - бормотала она, - я пришла одна, без мужа.
     Молнией сверкнули во мгле глаза бандита.
     - Молчи,  Алиса Рикар,  -  сказал он грозно,  -  я знаю все, что ты мне
собираешься сказать.  Я знаю, что твой муж Фернан сидит с Жювом в охотничьем
домике,  и что ты пришла сюда, чтобы предать меня. Ты должна заманить меня в
западню!
     Резким движением он бросил ее на землю.
     - Я знаю также, что скоро ты умрешь, Алиса Рикар!
     - Прости, помилуй, - закричала несчастная, - не убивай, это не так...
     - Это так!  Пойми, тварь, что нет таких вещей на свете, которых я бы не
узнал!
     Раздался его сатанинский хохот.
     - Я  нахожусь повсюду,  я  слышу все.  Ночь  моя  сообщница,  вечер мой
приятель.  Если я  захочу,  я вхожу в закрытые комнаты.  Если мне угодно,  я
слышу  сквозь  стены.  И  если  мне  надо,  я  преодолеваю самые  немыслимые
расстояния. Я нахожусь повсюду, я вижу все...
     И, перестав смеяться, он добавил:
     - Я  есмь Смерть!  А  смерть бывает всегда и  везде,  в любое время и в
любом месте...
     Алиса Рикар продолжала умолять:
     - Хозяин,  не  убивай меня!  Я  буду твоей преданной рабыней!  Да,  Жюв
готовил тебе западню,  но почему ты решил, что мы с мужем согласились помочь
ему?
     - Ты пришла, чтобы продать меня, - прервал ее Фантомас.
     - Хозяин, я обманула Жюва, я пришла, чтобы спасти тебя...
     - Я не нуждаюсь в спасителях...
     - Хозяин, не убивай меня...
     Фантомас опять расхохотался:
     - Ладно тебе ныть!  Надоела.  Скоро вода в пруду будет твоим саваном, и
не  далее  как  сегодня вечером Фернан Рикар составит компанию тебе.  Вот  и
поспите вечным сном, как миленькие...
     Он садистски продолжал:
     - Ты умрешь легкой смертью. Я вскрою тебе вены, привяжу к ногам тяжелый
камень и спокойненько брошу в пруд.  И кровь твоя,  кровь предателя, вся без
остатка вытечет из вен.  Уста твои,  которые посмели обманывать меня,  будут
забиты илом и грязью... Готовься, тварь, к своему концу!
     Фантомас сделал шаг вперед,  положил ногу на голову женщины и прижал ее
лбом к земле.
     - Мне только жаль,  что никто так и не узнает, почему я тебя убил. Я бы
хотел,  чтобы  повсюду разнеслась молва  о  судьбе  предателя.  Чтоб  другим
неповадно было.
     Тут несчастная собрала последние силы,  поднялась на колени и, протянув
к нему умоляюще сложенные руки, прошептала:
     - Помилуй,  сжалься надо  мной,  хозяин!  Не  губи,  клянусь тебе всеми
святыми, что сама убью Жюва!
     - Жизнь за жизнь?  -  спросил Фантомас и задумался.  - А ты, стерва, не
безнадежна. В тебе что-то есть...
     Пожав плечами, он продолжал презрительно:
     - Убить Жюва очень нелегко. Уже около десяти лет я мечтаю о смерти этой
хитрой полицейской ищейки.  Он  не  сумел  одолеть меня,  но  и  я  не  смог
расправиться с ним. И ты, Алиса Рикар, вознамерилась победить такую бестию?
     - У Жюва нет никаких причин подозревать меня,  -  стонала женщина. - Он
знает,  что я  возвращаюсь с  вами,  чтобы схватить вас.  Я  войду к  нему в
комнату и заколю его ножом.  Он доверяет мне. Хозяин, поверьте, так и будет.
Сжальтесь надо мной!
     Фантомас заколебался:
     - А чем ты докажешь, что опять не врешь? Почему я должен верить, что ты
не предашь меня еще раз?  Хорошо, если Жюв умрет, ты и твой муж будете жить.
Встань и не кричи,  не нужна мне твоя собачья благодарность.  Молчи и слушай
меня внимательно.
     Полупомешанная от  пережитого  ужаса  Алиса  Рикар  пыталась  понять  и
запомнить каждое слово бандита.
     - Мы подойдем к  охотничьему домику,  и  я  устрою так,  чтобы твой муж
Фернан смог выйти из этой лачуги,  - наставлял Фантомас. - Надо, чтобы он из
заложника Жюва  превратился в  моего заложника.  Тогда ты  войдешь в  дом  и
убьешь Жюва.  Если это удастся тебе,  вы с мужем будете свободны. Если же ты
дашь маху и  не сумеешь поразить его в сердце,  то твой муж умрет сегодня же
ночью,  а ты,  тварь,  сдохнешь завтра.  Я найду способ, как помочь искупить
тебе тогда свою подлость!
     Фантомас завернулся в просторный черный плащ, который он ранее небрежно
бросил на низкую веточку сосны, и коротко скомандовал:
     - Пошли!
     Алиса Рикар,  еще не  веря,  что она только что избежала смерти,  плохо
соображая,   еле  переставляла  одеревеневшие  ноги.   Это  была  безвольная
марионетка,  которой суждено теперь  прикончить сыщика  Жюва,  стать  слепым
орудием убийства.
     Они  плелись  в  кромешной  тьме  довольно  долго,   пока  Фантомас  не
остановился у цели.  Он неплохо знал дорогу сюда, так как целый день и вечер
крался по следам Жюва и злополучных супругов Рикаров.
     - Где комната Жюва? - спросил он.
     Алиса повторила слова Жюва:
     - Его комната справа, мой муж сидит в комнате налево.
     Фантомас преспокойно вытащил из кармана острый нож.
     - На, держи! Ударить надо прямо в сердце, - наставлял он, - удар должен
быть сильным и точным. Поняла?
     Алиса автоматически взяла холодное оружие,  не сказав ни слова, готовая
выполнить все, что ей прикажут, без всякой мысли о сопротивлении разбойнику.
     Фантомас,  между тем,  явно торопил события. Он не очень рассчитывал на
полумертвую от страха женщину. Но подумал:
     "Чем черт не шутит, Жюв доверяет ей, глядишь, и в самом деле пырнет его
и отправит к праотцам".
     Фантомас вынул духовую трубку и объяснил Алисе, что бесшумным выстрелом
отправит записку в комнату второго этажа, где сидел Фернан Рикар, с приказом
украдкой спуститься по густому плющу, который покрывал фасад домика.
     Он  объяснил ей,  что когда Фернан станет его заложником,  ей  надлежит
подняться в комнату Жюва и совершить то, о чем договорились.
     Но тут он задумался,  прикусив губу.  Ведь Жюв ждет Алису вместе с ним,
Фантомасом! Увидев ее одну, он может заподозрить неладное.
     Фантомас ловко выстрелил из духовой трубки,  и небольшой комок,  внутри
которого было  письмо,  попал  в  щель  между  ставнями окна  верхней  левой
комнаты.  Прошли  еще  долгие  томительные десять  минут,  пока  в  окне  не
показался  силуэт  человека,   который,  цепляясь  за  плющ,  стал  медленно
спускаться. Фантомас приготовил лассо, чтобы на земле тотчас заарканить его.
     - Пора, - скомандовал он, - идите в дом через веранду!
     Она шла,  как лунатик,  не  чувствуя почвы под ногами,  не  ощущая даже
страха. Бесшумно поднявшись, она остановилась перед дверью Жюва.
     "Я должна убить его, убить, убить! - повторяла она беззвучно. - Если он
умрет, я буду жить!"
     Она отворила совершенно неслышно дверь и шагнула в мрак комнаты, ощутив
внезапно ледяное спокойствие.
     В  кресле  посредине комнаты  спал  Жюв!  Спал  глубоким праведным сном
предельно  уставшего  человека,   не  подозревая  о   грозившей  смертельной
опасности.
     Алиса   приблизилась  к   нему,   прижимая  к   груди   острый  клинок.
Остановилась,  глаза  застилал кровавый туман.  Она  усилием воли  отбросила
сомнения,  подняла руку, мгновенно блеснула сталь, и она с силой вонзила нож
в  грудь спящего.  Тело человека бесшумно забилось в предсмертных судорогах.
Алая теплая кровь брызнула прямо в  лицо убийцы.  Это было и тошнотворно,  и
опьяняюще! Алиса совершенно обезумела, она ударила жертву еще раз, потом еще
раз,  десять раз,  сто раз! Она не могла остановиться, хотя была с головы до
ног в липкой крови, жестокость ее превосходила все мыслимые границы.
     Вдруг открылась дверь,  и  на  пороге стоял человек!  Она  как безумная
закричала:
     - Хозяин, я прикончила его! Жюв мертв!
     Только тут она разглядела человека с фонарем.  Это был...  Жюв!  Фонарь
его  осветил истерзанное тело в  луже крови.  Это был труп злосчастного мужа
Алисы!
     - Что вы натворили,  несчастная! - крикнул пораженный сыщик. - Зачем вы
это сделали?!
     Алиса Рикар рухнула на пол с диким воплем:
     - Фернан! Я убила своего мужа... я заколола Фернана...
     Сыщик наклонился над  креслом,  чтобы осмотреть труп Фернана Рикара.  В
это время раздался страшный звук.
     Женщина  успела   приподняться,   пошарила  кругом   и   наткнулась  на
окровавленный клинок,  который из последних сил вонзила себе в  грудь.  Звук
падающего тела и услышал Жюв.
     Несчастная  долго  еще  корчилась  и  хрипела,  предсмертная агония  ее
длилась до самой зари.
     Только при первых лучах солнца ей было суждено испустить дух,  так и не
приходя в сознание...




     Поздно  вечером следующего дня  двое  мужчин  тихо  разговаривали между
собой  в  злополучном охотничьем домике в  Аркашонском лесу,  который смерть
посетила дважды в минувшую ночь.
     Один из двоих был господин Авар, шеф Службы безопасности, другой - Жюв.
     Жюв вызвал срочно шефа в  Бордо,  так как произошло действительно нечто
из  ряда вон выходящее.  Сам сыщик был буквально раздавлен случившимся.  Ему
пришлось многое повидать на своем веку, но этот ужас сразил его наповал.
     Взяв напрокат автомобиль, он на большой скорости приехал с шефом Службы
безопасности в Аркашонский лес.
     - Я во всем виноват,  я почти убийца этого Фернана Рикара, - обвинял он
себя.
     Шеф никак не мог успокоить страшно расстроенного Жюва:
     - Если вы и виноваты,  то только в том, что так рисковали своей жизнью.
Кому вы доверились?  Соучастнице Фантомаса!  Они могли запросто убить вас, а
вы себя ничем не подстраховали.
     - Нет,  -  покачал Жюв головой,  -  я был достаточно предусмотрителен и
осторожен.  Даже чересчур.  Когда я отправил Алису Рикар к пруду,  чтобы она
привела Фантомаса,  я  предусмотрел возможное предательство этой женщины.  Я
подумал, что если она предаст меня, она направится сперва в комнату мужа...
     - Я  что-то не улавливаю,  -  сказал господин Авар,  -  какое это имеет
значение?
     - Да  все  очень просто.  Я  сказал Алисе Рикар:  "Я  буду находиться в
комнате справа,  ваш муж - в комнате налево. Вы должны направить Фантомаса в
левую комнату, а пока он будет разговаривать с вами, я наброшусь на него".
     Он продолжал:
     - Так вот,  я поменял комнаты и для верности, боясь также предательства
ее  мужа,  привязал его в  своей комнате к  стулу и  заткнул ему рот кляпом.
Страшно подумать,  что он  видел,  как его жена подняла нож над ним,  и  он,
бедный, не смог даже крикнуть, чтобы она остановилась, что он - ее муж!
     - Что с  вами?  -  огорчился шеф Службы безопасности.  -  Ну  зачем так
горевать...
     - Нет,  я не могу простить себе, что из-за меня погиб другой человек! -
воскликнул благородный Жюв.
     Он продолжал рассказывать:
     - Я был практически вне прямой опасности... В комнату, где я находился,
влетела записка. Я догадался, что ее выстрелили из бесшумной духовой трубки.
Автором записки мог быть только Фантомас: "Срочно выходите, вы мне нужны, со
мной ваша жена".
     - Ну, а дальше что? - спросил господин Авар.
     - Дальше? Я делал вид, что выполняю распоряжение бандита, вылез из окна
и стал медленно спускаться со второго этажа, благо там был густой плющ.
     - И тогда... что случилось?
     - В это время Алиса зашла в мою комнату, решила, что я сплю на стуле...
дальше вы  все  знаете!  Я  стал живо подниматься обратно,  услышав какой-то
жуткий хрип... нет, не могу!
     Жюв был в отчаянии. Тут его совершенно поразил насмешливый тон, которым
господин Авар заговорил:
     - Черт побери!  Хотите знать, что я думаю обо всем этом деле? Я нахожу,
что вам очень повезло, что все повернулось таким боком, и нечего вешать нос!
А  супруги Рикары заслужили виселицы!  Счастье,  что на вашем месте оказался
этот субъект.
     И шеф Службы безопасности добавил:
     - Чтобы не  волновать общественное мнение,  мы заявим,  что речь идет о
любовной драме и самоубийстве. Ведь истину знаем только мы с вами.
     Жюв не поверил своим ушам! И это говорит сам господин Авар! Заметив его
реакцию, начальник Жюва авторитетно заявил:
     - Жюв,  примите  это  и  как  совет,  и  как  приказ.  Огласка  деталей
происшествия помешает  дальнейшему выполнению вашей  основной задачи.  Иначе
будет такая лавина всяческих бумаг,  что  на  деле  это  будет означать ваше
отстранение от расследования преступлений Фантомаса.
     И, как бы между прочим, он сказал:
     - Боюсь, мой дорогой Жюв, что вы уже несколько дней не читаете газеты?
     - Увы, не читаю.
     - А между тем произошли трагические события, и нужна ваша помощь...
     - И где же? - спросил Жюв.
     - В Антверпене...
     - А почему в Антверпене?
     - Потому что там дочь Фантомаса только что прикончила...
     Услышав эти слова,  Жюв почувствовал,  что лоб его покрывается холодной
испариной.






     В  то время,  пока Жюв вертелся в гуще событий в центре Франции,  Элен,
арестованную на  сорок  восемь  часов  в  Антверпене,  держали в  строжайшем
секрете в муниципальной тюрьме, куда она была заключена.
     Дочь Фантомаса,  удивленная тем,  что  ее  неожиданно разбудил комиссар
полиции в сопровождении двух агентов,  не могла понять мотивы,  определившие
столь суровое решение.  Впрочем,  этот служака был  всего лишь исполнителем,
обладателем "права уводить",  и  не вникал ни в какие тонкости.  Ему сказали
вести в тюрьму человека, сознавшегося в хранении револьвера, - и все дела.
     Элен  же  случайно  признала во  время  первого  допроса  у  комиссара,
показавшего ей  револьвер,  что  это  ее  оружие,  что  у  нее  его похитили
несколько часов назад,  ну, а судья тотчас исполнил свою миссию, не стремясь
особо узнать, какие побуждения ею руководили...
     Элен  разрешили  поспешно  одеться,   потом  под  шиканье  гостиничного
персонала она пересекла коридоры,  спустилась по лестнице,  по бокам которой
стояли двое ребят в  форме;  ее посадили в  машину,  и  по узким многолюдным
улицам города она прямехонько подкатила к тюрьме.
     В одиночке,  куда ее упрятали,  Элен,  еще порядком обалдевшая от такой
быстрой смены  событий,  начала  понемногу бороться с  отчаянием,  уже  было
захватившим ее.  Затем с той силой характера, которой, должно быть, обладала
только  она,   Элен  спросила  себя:  какова  все  же  истинная  причина  ее
задержания?
     Увы!  Девочка быстро сообразила,  в  чем тут штука.  Конечно же,  уже в
течение многих недель французские полицейские власти просто обязаны были  ее
разыскивать из-за  нашумевшего дела  Виль-д'Аврэ,  в  котором,  чтобы спасти
своего папашу, ей пришлось создать видимость собственной виновности.
     Несомненно, она была поймана легавыми, брошенными по ее следу. А влипла
из-за дурацкой забастовки моряков, помешавшей отправиться, как она хотела, в
Натал. Теперь же ее личность установлена, и, возможно, ее отправят в Париж.
     Элен была настолько убеждена в том,  что это и есть причина ареста, что
когда за ней пришли после полудня и повезли, она здорово удивилась, заметив,
что ее тащат не на вокзал, а на площадь Правосудия.
     Полисмены ей сообщили:
     - Вас будет допрашивать королевский прокурор.
     И действительно, молодую девушку ввели в роскошный кабинет, где за бюро
лакированного красного дерева  возвышался важный  субъект с  довольно бравой
выправкой.  Ему могло быть лет шестьдесят.  Сухой,  худой.  На щеках длинные
седые бакенбарды.
     То  была  наиболее  известная  личность  в   бельгийском  магистрате  -
Боорнает, королевский прокурор при Антверпенском трибунале.
     Он  сперва  окинул  девушку сверлящим взглядом инквизитора.  Вообще  он
казался  удивленным,  даже  пораженным тем,  что  перед  ним  был  человек с
изящным,   почти  возвышенным  выражением  лица,   с  обликом  энергичным  и
одновременно мягким,  ну  абсолютно ни  в  чем не  похожим на физии бандюг и
воров, которые, как правило, мелькали перед ним.
     Несмотря на ситуацию, Элен внушала весьма глубокое уважение.
     Мягким голосом мсье Боорнает указал на сиденье девушке,  и она бесшумно
села.
     Она думала: "Сейчас этот фараон скажет мне: "Вы дочь Фантомаса", и если
я вздумаю отрицать,  он пригласит в кабинет кого-нибудь из ребят французской
Службы безопасности,  может быть, самого Жюва, давненько поджидавшего случая
меня хватануть".
     Элен в самом деле решила уступить.  Впрочем...  Да что ей теперь!  Надо
ведь,  чтобы все как-то разрешилось. Уж лучше сейчас, чем потом. Несчастная,
долгое время изолированная,  измученная многочисленными событиями,  в полном
упадке сил...  Если бы прокурор сумел этим воспользоваться, он имел бы перед
собой заключенную, которая даже не сопротивляется.
     Мсье Боорнает, однако, медленно проговорил:
     - Я  вас  выслушаю,  мадемуазель,  в  присутствии  мсье  Ван  Миделика,
следственного судьи,  назначенного заниматься ужасным  делом,  в  котором вы
замешаны.
     Прокурор нажал на кнопку,  отдал приказ судебному исполнителю,  и через
несколько секунд судья вошел в кабинет.
     Мсье  Ван  Миделик  был  полная  противоположность  прокурору.  На  вид
добродушный,  с  немного помятым лицом.  Похоже,  он  был  легко  возбудим и
впечатлителен и  без труда переходил от  гнева к  веселью и  наоборот.  А  в
остальном, можно сказать, парень что надо.
     - А-а!  - воскликнул он, продолжая при этом пыхтеть, как кузнечные меха
(этот здоровенный дядя преодолел два этажа бегом). - А-а! Вот и наша крошка!
     И, оглядев своими маленькими глазками Элен, он промолвил вкрадчиво:
     - О,  какая жалость!  Возможно ли, чтоб такая славная девочка оказалась
способной на столь ужасное преступление?!
     Элен постепенно рассматривала двоих фараонов,  ожидая в  каждую секунду
точно  поставленного вопроса,  который  бы  вынудил  ее  ответить  абсолютно
честно. Мсье Боорнает, тем временем, продолжил речь:
     - Мадемуазель, - спросил он, - вы догадываетесь, почему вы здесь?
     Из осторожности Элен ответила:
     - Нет, мсье.
     Прокурор хранил спокойствие,  в  то время как судья воздел руки к небу,
причитая:
     - Да возможно ли дальше скрывать?!
     Но мсье Боорнает не без некоторого замешательства проговорил:
     - Я  вам  скажу,  мадемуазель.  Вчера вечером в  половине десятого было
совершено преступление.  Убиты два человека.  Один из них брошен в  Шельду и
унесен волнами реки.  По крайней мере,  мы так предполагаем,  поскольку труп
еще  не  найден.  Что  касается второго,  он  был  поражен пулей в  сердце и
отбросил коньки моментально.  Тело  его  осталось на  берегу...  Наши  парни
прибежали на шум выстрела, но только и успели констатировать смерть одной из
жертв,  да исчезновение другой. Однако им было проще пареной репы установить
личность виновного,  благодаря револьверу, оставленному на этот раз на месте
преступления.  Один  из  полицейских,  находившихся  в  момент  выстрела  на
станции,  получил в  тот же  день после полудня жалобу на  пропажу сумки,  в
которой находился револьвер.
     Эта сумка,  доставленная часом позже в полицейскую часть,  не содержала
больше  оружия,   описание  которого,  тем  не  менее,  было  дано  служащим
судоходной компании, оказавшимся случайно в курсе дела. Он сказал, что видел
это оружие в  руках одной путешественницы,  и  сообщил ее приметы.  И нам не
составило труда,  -  добавил  прокурор,  -  в  течение ночного расследования
определить,  что револьвер,  которым было совершено преступление, именно тот
самый,  что вы признаете как свою собственность. Я предвижу ваше возражение,
вы  нам скажете,  мол,  точно,  у  вас его стащили,  чтобы затем продырявить
кого-то.  На это я отвечу,  что, к сожалению, ваша аргументация хромает, ибо
наши парни, прибежавшие к месту происшествия, засекли не кого-нибудь, а вас,
улепетывающую со  всех ног.  В  общем,  мы  советуем в  ваших же собственных
интересах  полностью  признаться  во  всем  и  указать  причину,  побудившую
совершить столь чудовищный акт.
     Элен внимательно выслушала небольшую речь прокурора,  в  которой сперва
не понимала ни черта. Потом потихоньку ее сознание начало проясняться.
     Итак, ее подозревали в убийстве двух субъектов, которых она, впрочем, и
знать-то не знала, ей даже были не знакомы их имена. Очевидно, убийство было
совершено ее револьвером;  ничего удивительного -  оружие действительно было
похищено за несколько часов до преступления.
     Было,  кроме  того,  одно  досадное  совпадение  -  она  в  самом  деле
находилась  совершенно случайно  возле  рокового  места  и  вправду  слышала
выстрел,  о  котором  упоминал  прокурор;  видела  она  и  двух  полисменов,
принявших ее за убийцу.
     Но  Элен  больше  не  волновалась  из-за  этого  идиотского  обвинения,
висевшего теперь на ней, как мешок с булыжниками; она верила в свою звезду и
считала,  что сможет достаточно быстро оправдаться. Девушка довольствовалась
лишь тем, что повела плечами, да тряхнула головой.
     Она процедила дерзко:
     - Мсье королевский прокурор,  то, что вы мне тут изобразили - это прямо
целый роман.  Знайте -  я  здесь абсолютно ни  при  чем.  Я  отрицаю все эти
бредни.
     Мсье Ван Миделик при последних словах аж выпрыгнул из своего кресла.
     - Бог ты мой!  - вскричал он. - Да знаете ли вы, что это вообще событие
из ряда вон!  Обвиняемая, позволяющая себе противоречить самому королевскому
прокурору!
     И от подобной мысли лицо его налилось кровью. Мсье Боорнает, между тем,
был  невозмутим,  словно  не  замечал  запирательства  молодой  девушки.  Он
продолжал:
     - А  пока,  мадемуазель,  мы знакомимся с деталями дела,  я попрошу вас
представиться: имя, фамилия, домашний адрес, национальность...
     Элен побледнела. Это было как раз то, чего она опасалась. О! Девушка ни
за что не хотела,  да и не могла сознаться,  что она -  дочь Фантомаса. Нет,
она не откроется,  не расколется ни в какую.  И просто,  но решительно,  она
проговорила:
     - Я уже говорила,  что остановилась в отеле "Брабант",  зовут меня мисс
Элен, и я не дам более обширных справок.
     - Почему? - спросил прокурор.
     - Потому что, - ответила Элен, - это невозможно.
     Неожиданно для  нее прокурор не  был так уж  удивлен,  он  наклонился к
судье и пробормотал на ухо слова, которые она, впрочем, сумела разобрать:
     - Я  в  сомнении,  дорогой друг,  это  дело своеобразное,  на  редкость
странное от  начала до  конца...  И,  знаете ли,  мы постоянно натыкаемся на
загадки.
     Затем,  попусту не теряя времени, прокурор нажал на кнопку. Явились два
чина.
     - Уведите обвиняемую, - скомандовал он.
     Восемь  часов  вечера.  В  большой  муниципальной тюрьме  Антверпена  -
тишина.  В камере Элен испытывала некоторое замешательство, но это не мешало
думать.  Ей  не сиделось на месте.  Ослабленная,  взволнованная,  она все же
ощущала прилив энергии.
     - Им не известно,  - повторяла она без конца, - что я - дочь Фантомаса.
Меня только подозревают в  преступлении,  к  которому я не причастна,  стало
быть,  ничего не потеряно,  и мне удастся запросто выбраться отсюда.  Но что
делать?
     Глаза Элен увлажнились,  когда она вспомнила о тяжелых дверях и высоких
стенах, мимо которых проходила в сопровождении двух стражников.
     Прошло еще полчаса, и в коридоре послышались тяжелые шаги. Ключ с шумом
повернулся в замке,  дверь камеры отворилась.  Тюремный смотритель с фонарем
проворчал:
     - Пошли!
     Девушка,  слегка заинтригованная,  последовала за ним. Это был помощник
начальника тюрьмы по присмотру за заключенными.  Он провел ее через тюремные
дворы к судебной канцелярии.
     Она вышла на улицу.  На тротуаре поджидала машина.  Тюремщики подсадили
Элен, предварительно нацепив ей наручники.
     - Когда  я  наконец  освобожусь?   -   спрашивала  себя  девушка.   Она
побледнела.  Страх возрастал по мере того, как она стала замечать, что везут
ее вовсе не к Дворцу Правосудия, а в неизвестном направлении. Подозрения ее,
кажется,   оправдывались.   "Они  пронюхали,  что  я  -  дочь  Фантомаса,  -
пульсировало у нее в голове,  - и сейчас меня направят в Париж... вроде как,
уже везут на вокзал".
     Элен ошибалась!
     Ее  везли  в  противоположном направлении.  Через двадцать минут машина
остановилась,  и  когда Элен  вышла,  то  сразу очутилась на  пристани среди
доков.  Ее  провели сквозь  полицейский кордон  прямо  к  реке,  где  стояли
жандармы в высоких касках и тугих сюртуках.  Среди них Элен тут же приметила
своих "старых дружков" - королевского прокурора и судью.
     "Что им от меня надо?" - пронеслось у нее в голове. Но Элен не пришлось
долго  ждать.   Мсье   Боорнает  приблизился  к   ней   и   произнес  важным
начальственным тоном:
     - Сейчас мы  воспроизведем весь ход  событий.  Но  сперва -  я  еще раз
предлагаю вам, скажите всю правду!
     По  знаку  прокурора Элен  сделала несколько шагов вперед.  Оступившись
среди тросов,  наваленных на  набережной,  она наткнулась на хлопковые тюки,
возвышавшиеся всюду густыми ватными стенами.
     Место выглядело зловеще.  Сердце девушки сжалось, и вдруг она испустила
ужасный  крик.  Прямо  под  ногами  она  внезапно  обнаружила вытянутое тело
человека с синеватым лицом, черными губами и мертвыми глазами. Узкая струйка
крови, испачкав рубашку, тянулась от сердца к шее и исчезала за ушами.
     - Ах,  Боже мой... - пробормотала Элен, отступая на шаг. Ее расширенные
от ужаса глаза неотрывно взирали на труп. Что же это был за человек?
     Он казался элегантным,  изящным, несмотря на мертвецкую бледность, даже
загорелым, волосы цвета светлого шатена.
     Девушка  вглядывалась  в  лицо  покойника,  словно  пытаясь  сообразить
что-то. Наконец она выдавила, запинаясь:
     - По-моему, я видела этого несчастного... Причем, похоже, не так давно.
Не пойму только, где именно...
     Королевский прокурор наклонился над  ней и  со  всей вкрадчивостью,  на
какую был способен, произнес:
     - Я  помогу оживить ваши воспоминания,  мадемуазель...  Вы  должны были
встретить этого мсье вчера после полудня в момент, когда выходили из конторы
судоходной компании, где осведомлялись об отправке парохода до Натала.
     - Точно!  -  воскликнула Элен,  вставая между  прокурором и  убитым.  -
Там-то я и видела этого мсье несколько секунд перед тем,  как у меня стянули
сумку с револьвером.
     Судья также подошел вплотную.
     - Так вы, значит, признаетесь, что прикончили его? - спросил он в упор.
     Но Элен, возмущенная, запротестовала срывающимся голосом:
     - Не знаю, что вы хотите сказать, мсье, но я никогда никого не убивала,
я невиновна...
     Тогда вмешался королевский прокурор:
     - Мсье Ван Миделик,  -  выговорил он строго, - воссоздание преступления
должно быть произведено мной,  а  не  вами...  Поэтому позвольте мне,  а  вы
будете допрашивать обвиняемую в своем кабинете...
     И прокурор повернулся к Элен, добавив:
     - Несчастный,  что валяется у ваших ног, мадемуазель, - иностранец, сэр
Гаррисон, посланный сюда специально английским правительством для выполнения
секретной миссии.  Он  должен был отвезти в  Англию сумму в  пять миллионов,
уплаченную ему вчера вечером князем Владимиром, представляющим Гессе-Веймар,
что следует из расписки, обнаруженной рядом с телом жертвы.
     - Ну и?.. - выдохнула Элен. - Я-то что могу тут поделать?
     - О!  -  вскипел прокурор.  -  Оставьте же  эту  вашу  систему защиты и
расскажите нам, что все-таки произошло.
     Молодая девушка опустила голову и пробормотала, запинаясь:
     - Я не знаю, мсье...
     - Итак,  -  с  оживлением сказал прокурор,  потирая руки,  -  раз вы не
желаете,  мне придется самому все изложить. Очевидно, вы принадлежите к тому
разряду людей,  у которых отвага граничит с безрассудством.  Вы также весьма
находчивы и проворны. Короче говоря, вот как обстояло дело: пронюхав сперва,
что  эти  два  господина -  князь Владимир и  сэр Гаррисон -  обладают пятью
миллионами,  вы  решили непременно похитить у  них эту сумму.  Чтобы создать
себе  алиби,  объявили о  пропаже револьвера,  подали даже  жалобу по  этому
поводу,  после  чего  пришли на  набережную от  восьми до  половины десятого
вечера в надежде, что ваши жертвы явятся туда (ведь накануне вы им назначили
встречу, по сути, заманили, пустив в ход все чары своего коварного обаяния).
И  в  самом деле,  во  время обеда в  ресторане "Л'Эстюржеон" они говорили о
какой-то женщине, поджидавшей их.
     - Ах, мсье! - попыталась прервать Элен.
     - Молчать!  -  приказал прокурор.  И продолжил:  - Итак, вы подстерегли
двух  несчастных на  этом самом месте...  Сначала вы  укокошили выстрелом из
револьвера сэра Гаррисона.  Возможно,  в  этот момент он находился один.  Вы
опустошили его карманы,  а  заодно и портфель,  прихватив банковские билеты.
После чего,  когда появился князь Владимир,  не  подозревавший ни  о  чем (а
может,  как раз наоборот,  стремившийся помочь своему товарищу), вы уже были
вполне  наготове,  чтоб  скинуть  его  в  реку.  Вероятно,  не  обошлось без
некоторой схватки между вами и  жертвой,  так  как  мы  обнаружили на  месте
преступления смокинг и  шляпу князя.  В этом-то смокинге и лежала расписка о
получении денег, которую я вам уже демонстрировал.
     - Так вот оно что! - выкрикнула Элен, ошеломленная всем этим. - То, что
вы тут выдумываете - какой-то сумасшедший бред, я знать не знаю этих мсье...
Впрочем,  посудите сами -  ну как бы я могла справиться с ними!?  Я - слабая
женщина против двоих мужчин...
     Прокурор заулыбался.
     - Я  ждал этого аргумента!  Вот вы и  загнали себя в ловушку.  О,  нет!
Совершенно очевидно,  что  эти  два  убийства вы  не  могли  совершить одна.
Следовательно, для исполнения замысла, построенного заранее (в чем я уверен)
вам  необходимы  были  сообщники.   Итак,   мадемуазель,  теперь,  когда  вы
находитесь возле тела одной из ваших жертв,  заклинаю -  раскайтесь! Скажите
нам  истину,  и  над  головой этого мертвеца во  имя справедливости назовите
имена сообщников, участвовавших в таком ужасном злодеянии!
     И  прокурор добавил тихим  голосом,  полагая,  что  это  будет наиболее
сильным аргументом:
     - Судьи примут к сведению ваше раскаяние и признания.
     Это была вершина его красноречия.  Однако Элен не призналась, продолжая
энергично отрицать все подряд.
     Через час жандармы,  судьи, судебные исполнители и прокурор, измученные
и раздраженные, отвезли ее обратно в тюрьму.






     "Я должна выбраться отсюда... выбраться любой ценой!"
     Такова была единственная мысль,  снедавшая Элен в течение сорока восьми
часов,  которые она провела в  тоске и  смятении,  запертая в темной мрачной
камере муниципальной тюрьмы Антверпена.
     После  чудовищной  очной  ставки  с  покойником  молодая  девушка  была
возвращена в  свою одиночку,  а  потом,  на следующий день,  предстала перед
следственным  судьей,  то  есть  "снисходительным добряком"  Ван  Миделиком,
который  частенько бывал  вспыльчив,  раздражителен,  будто  каждую  секунду
боролся с кем-то.
     Он  был склонен во  что бы то ни стало засудить Элен.  Она же,  в  свою
очередь,  упорно  стремилась освободиться,  но  временами  выглядела немного
рассеянной,   так  как  слушая  чиновника,   набрасывала  в  уме  достаточно
рискованный и дерзкий план бегства.
     Во  время  утренней  беседы  Элен  подметила  один  любопытный факт,  в
общем-то,  на  вид ничего не  значащий,  но  зато подкинувший ей презанятную
идейку.
     Кто-то пришел к  судье по поручению прокурора,  чтобы просить подписать
приказ  об   освобождении  заключенного,   невиновность  которого  полностью
доказана,  и  Ван Миделик на простом листе бумаги с  печатью своего кабинета
набросал несколько слов.
     - Отпустите заключенную из сорок пятой камеры,  - сказал судья посланцу
прокурора,  -  достаточно передать  эту  бумажку  в  тюремную канцелярию,  и
задержанная будет немедленно освобождена.
     Перед тем,  как Элен увели в камеру,  она взяла лист,  исписанный рукой
следственного судьи. То был текст обвинительного заключения, предоставленный
ей  Ван Миделиком для изучения,  чтоб она могла по  каждому пункту выдвинуть
собственные аргументы.
     Элен не  стала терять время на обед,  а  сразу принялась за чтение этой
бестолковщины.  Внезапно она  остановилась,  ее  глаза  зажглись от  лукавой
мысли:
     - Придумала! Сегодня вечером я уже буду на свободе.
     Что же она задумала? Это был неожиданно дерзкий план побега.
     Элен позвала стражника и невозмутимо сказала ему:
     - Принесите мне ручку. Я хочу подготовить слово для защиты.
     Это не запрещалось.  И страж мигом исполнил ее желание. Через несколько
минут перед ней были перо, бутылочка чернил и несколько листов белой бумаги.
     Итак, Элен приступила к реализации плана.
     Бумага судьи лежала у  нее перед глазами,  и она силилась повторить его
почерк.  Пыхтела добрых полчаса -  ловкая,  искусная,  полная жажды свободы.
Наконец все было готово, довольная улыбка блуждала на ее бледном лице.
     - Кажется, теперь я спасена, - бормотала она.
     Элен  начертила несколько линий.  Никто бы  в  жизни не  отличил их  от
линий, выведенных рукой судьи. Она просто великолепно подделала почерк!
     На  листе  было  написано:   "Просьба  к  господину  директору  тюрьмы.
Немедленно  освободите  заключенную  из  четырнадцатой камеры,  невиновность
которой абсолютно установлена".
     И она так лихо подделала подпись Ван Миделика, что вряд ли он сам сумел
бы отличить ее от собственной.
     Девушка  сунула   новоявленную  драгоценность  между   листами  бумаги.
Получилось нечто вроде папки.
     Теперь уже  в  полном спокойствии она ожидала того часа,  когда за  ней
придут и препроводят к судье.
     - Если к  тому же  удастся шлепнуть на  эту штуку печать,  -  все будет
о'кей, - постановила она в конце концов.
     За ней пришли и повели во Дворец Правосудия.
     - Итак, мадемуазель, - обратился к ней мсье Ван Миделик, - ознакомились
ли   вы  с   моим  обвинительным  заключением?   Надеюсь,   вы  созрели  для
чистосердечного признания?..
     Будучи девушкой проницательной,  Элен блестяще раскусила характер этого
человека еще с  первой встречи.  Он был снисходителен и добродушен,  когда с
ним во всем соглашались.  Но если кто-либо осмеливался перечить даже в самой
мелочи,  судья моментально приходил в  дикую ярость и становился практически
неуправляемым.
     "Ох и поиздеваюсь же я над тобой,  чучело гороховое",  - подумала Элен,
когда он задал первый вопрос.
     В случае необходимости она могла быть превосходной актрисой.  И с этого
момента Элен  приступила к  осуществлению последней части своего плана.  Она
ответила спокойно:
     - Я прочла ваше обвинительное заключение,  мсье,  я внимательно изучила
его.   Несомненно,   это  труд  замечательный  по  сплетению  уймы  мелочей,
выстроенных в жестком логическом порядке. Однако, позвольте заметить, что, в
сущности, заключение ваше рассыпается, как снежный ком...
     - Как снежный ком!.. Вы сказали, как снежный ком?! - вскричал судья. Он
был настолько ошеломлен такой наглостью, что не верил своим ушам.
     - Я  сказала,  -  уточнила Элен,  -  что  это белиберда.  Чушь собачья.
Состряпанная на уровне полуграмотной кухарки.  Для серьезных юристов все это
не  имеет  решительно никакой  силы.  Вы  даже  не  смогли  придумать ничего
стоящего, чтобы укрепить как следует улики против меня. Скорее наоборот: это
обвинительное заключение  является  именно  моим  оправданием и  лишний  раз
свидетельствует о вашей непроходимой тупости.
     Элен поднялась, приблизилась, жестикулируя, вплотную к бюро. Перед этим
она  незаметно  сложила  настоящий акт,  а  наверх  в  папку  подсунула свою
фальшивку.  Девушка все  больше  и  больше входила во  вкус.  Она  принялась
хватать разные тяжелые предметы и  стучать ими по  столу,  как бы  в  порыве
негодования.  Сначала она швырнула на стол пресс-папье, затем тяжелую книгу,
и вдруг,  якобы случайно,  взяла печать,  известную судебную печать (которую
заприметила уже давно,  как только появилась в  кабинете) и в середине одной
напыщенной фразы протеста изо  всех сил шмякнула ею  как раз по  той бумаге,
где   содержалось  требование  к   начальнику  тюрьмы   о   ее   немедленном
освобождении.
     Все  было сделано столь стремительно,  что Ван Миделик абсолютно ничего
не заметил. Его рыхлая физиономия стала ярко-красной, потом фиолетовой.
     Судья не привык находиться в  присутствии таких нахальных и  энергичных
подследственных.   И  хотя  перед  ним  была  женщина,  а  по  существующему
законодательству он  обязан  оказывать  ей  соответствующее уважение,  судья
все-таки не выдержал и решил положить конец ее выходкам.
     - Охрана!  -  закричал  он.  -  Схватите  сейчас  же  эту  психопатку и
приведите в чувство!
     Элен,   тем  не  менее,   грубым  жестом  оттолкнула  двух  охранников,
подошедших к ней.
     - Не трогайте меня!  - завопила она. - Я ни в чем не виновата, я только
защищаюсь, вот и все.
     Стражи,   бессильные  перед   такой  свирепой,   энергичной  девчонкой,
отступили на шаг. Что касается Ван Миделика, то он был так разгневан, что аж
задыхался  и  не  мог  выговорить  ни  слова.  Когда  же  наконец  его  губы
зашевелились, он пробормотал, устремив безумные от ярости глаза на Элен:
     - Ах вот как!? Да кто же вы такая, черт подери, что ведете себя с такой
неслыханной наглостью?!
     Судья приподнялся со  стула,  и  в  этот момент Элен решилась на  самый
крупный  риск.  Надо  было  ошарашить  их  всех,  и  она  отчеканила ясно  и
решительно, вызывающе скрестив руки на груди:
     - Кто я такая?.. Я - дочь Фантомаса.
     Сие  страшное  имя  прозвучало зловещим гулким  эхом,  и  Ван  Миделик,
ошеломленный,  обезумевший от гнева,  в ярости сделал резкий жест и случайно
повалил на пол все папки с бумагами.
     - Уведите ее! - вскричал он. - Уведите ее! Она сумасшедшая.
     И задыхаясь, он бухнулся в кресло.
     В  этот  момент произошла весьма своеобразная сцена.  Элен  вдруг круто
изменила свое поведение,  превратившись за какую-то долю секунды в смиренную
послушную девушку.
     Охранники бросились поднимать с  пола папки с  бумагами,  и  Элен стала
помогать им,  как бы показывая,  что просит прощения за свои выкрутасы.  Она
оказалась способна на восхитительное самообладание.
     Среди груды бумажного хлама Элен  заметила конверты с  отпечатанными на
них  данными  тюремной  дирекции.  Один  из  этих  конвертов Элен  незаметно
спрятала и  положила в  него свою драгоценную бумажку,  которую намеревалась
использовать.
     Беспорядок в кабинете был быстро ликвидирован,  Элен взяла папку,  села
на стул и, смиренно опустив глазки, пролепетала кающимся голосом:
     - Извините  меня,   мсье  судья,   я  в  самом  деле  вела  себя,   как
ненормальная...  Если вы не будете так уж строги,  завтра утром я выложу все
начистоту.
     Ван Миделик немного успокоился и  даже восстановил дыхание.  Он смотрел
на Элен удивленными глазами и думал:
     "Этой  дамочке надо  просто-напросто показаться психиатру,  вот  и  все
дела".
     Последняя фраза  Элен  доставила ему,  однако,  некоторое удовольствие,
поэтому судья не стал упрекать ее за недавнюю истерику. Он ответил ей:
     - Хорошо. Пусть будет по-вашему. Сейчас я прикажу отвезти вас обратно в
тюрьму, а завтра утром продолжим допрос.
     В  коридоре  Дворца  Правосудия  в  сопровождении охраны  Элен  ожидала
момента отправления в  свой "милый домик".  Подъехала машина,  ее  вывели из
дворца;  и,  поднимаясь в  кузов,  она умышленно бросила на тротуар впопыхах
заклеенный конверт.
     Само собой,  стражники это заметили, и когда один подбирал его, другой,
крепко сжимая руку девушки, спросил:
     - Что вы такое швырнули, а?
     Спокойным и вместе с тем презрительным тоном Элен произнесла:
     - Этот судья,  этот Ван Миделик меня держит,  вроде как за слугу.  Я не
нанималась к  нему  в  разносчики корреспонденции.  И  не  собираюсь  ничего
передавать директору.
     - Что вы этим хотите сказать? - спросил охранник.
     Но  коллега  объяснил ему,  показав на  конверт,  брошенный девушкой на
тротуар:
     - Вот! Это письмо, - сообщил он, - от мсье судьи к господину директору.
Она  должна была поместить его вместе со  своими бумагами.  Здорово,  что мы
заметили, - с этими словами он сунул письмо в карман и добавил:
     - Я отдам его лично в руки директору, как только мы прибудем.
     Два  бравых  служаки  выглядели  чрезвычайно довольными собой.  Они  не
сомневались, что чертовски ловко подловили Элен.
     Молодая  девушка  фактически  повторила  поступок  знаменитого  бандита
Алтмайера,  бросив на  землю  конверт,  в  котором лежало фальшивое письмо с
приказом о ее освобождении.
     Для  пущей  достоверности нужно было,  чтоб  его  доставил к  директору
кто-нибудь из тюремной охраны.  Так оно и  получилось.  Короче,  все шло как
надо.
     Когда Элен  привели в  камеру,  она  почувствовала,  что  сердце готово
разорваться в груди.
     Получится ли у нее задуманное?
     Несомненно,  все  было  скомбинировано превосходно,  но  иногда  планы,
построенные наилучшим образом, рушатся из-за какого-то пустяка.
     Вдруг директор тюрьмы засомневается в чем-то,  вдруг вздумает позвонить
судье... тогда она пропала. И Элен приняла ужасное решение:
     - Я умру,  - пообещала она себе, - этой же ночью, если меня не выпустят
отсюда.
     Прошло минут двадцать.  Неожиданно в  тишине коридора послышались шаги.
Элен не успела расслабиться.  У нее возникло ясное предчувствие,  что вскоре
ее участь будет решена.
     Ключ  скрипнул в  замке камеры,  дверь отворилась.  Вошел надсмотрщик и
молча оглядел Элен с головы до ног.
     - Что  нужно?  -  спросила  она,  стараясь придать  собственному голосу
твердость.
     Тюремщик только произнес:
     - Идите вперед.
     Бледная,  с колотящимся сердцем,  Элен повиновалась.  В коридоре, кроме
стража, который пришел за ней, больше никого не было. И уже одно это вселяло
добрую надежду.
     Спускаясь по лестнице,  она несколько раз чуть не грохнулась, настолько
ноги ее  не  слушались.  Тюремщик заметил это и  мягким,  почти товарищеским
тоном, что как-то не очень вязалось с его чином, проговорил:
     - Не  стоит так  волноваться,  мадемуазель.  Через несколько минут тебя
освободят, и все будет тип-топ.
     Элен остановилась.  Ей  не хватало дыхания.  Она смотрела на тюремщика,
будучи  не  в  состоянии отвечать  что-либо;  впрочем,  блеск  ее  глаз  был
красноречивей любых слов.
     Таким образом,  план осуществлялся!  Ее  военная хитрость удалась!  Она
продолжала еще капельку сомневаться,  проходя судебную канцелярию, где нужно
было расписаться в  каких-то документах.  И она ставила свою подпись,  дрожа
всем телом.  Она продолжала сомневаться, выполняя еще какие-то формальности,
и  вздохнула наконец полной грудью,  только оказавшись на тротуаре пустынной
темной улицы.
     Свобода!  Она свободна!  Элен остановилась на мгновение, прислонилась к
шероховатой  стене  здания,   "обитательницей"  которого  она   была   всего
каких-нибудь несколько секунд назад,  отдышалась и вдруг, пренебрегая всякой
осторожностью (будто  ноги  сами  понесли ее),  бросилась бежать куда  глаза
глядят.






     Элен торжествовала,  но ее триумф длился недолго! Бросившись бежать без
оглядки,  она довольно быстро удалилась от зловещей тюрьмы,  где провела два
мучительных дня и две ночи.  Дочь Фантомаса достигла окраины города и теперь
бродила  в  толпе,  которая  была  особенно многолюдной благодаря забастовке
моряков, вынудивших прекратить работу всех служащих порта.
     Элен,  однако,  чувствовала себя  среди этих простых и  спокойных людей
гораздо увереннее,  нежели в какой-нибудь респектабельной части города,  где
она боялась быть узнанной.
     После  того,   как   она   не   дрогнув  осуществила  свой   суперплан,
подготовленный  с   неподражаемым  хладнокровием,   доказав,   что  достойна
называться  бандитом   наивысшей  категории,   достойна,   наконец,   самого
Фантомаса,  несчастная молодая девушка испытала нечто  вроде  реакции -  она
зашлась в рыданиях.
     Элен,  впрочем,  прекрасно отдавала себе отчет в  том,  что ее  нелепые
приключения отнюдь не закончены.  И чтобы не оказаться снова схваченной,  ей
необходимо  действовать как  можно  быстрей.  Совершенно ясно,  что  уловка,
которую  она  использовала для  побега,  вот-вот  раскроется  (если  уже  не
раскрылась),  на  ее  поимку,  надо  думать,  будет брошена вся  бельгийская
полиция, а отсюда до тюрьмы - рукой подать.
     Надо было прежде всего покинуть страну,  постараться улизнуть как можно
дальше или спрятаться в  таком месте,  чтоб никто в  жизни не догадался о ее
присутствии.
     За  свою  жизнь  Элен  имела  предостаточно разных авантюр и  прекрасно
понимала,  что иногда,  даже уехав далеко-далеко, трудно избежать опасности.
Бывает,  лучше зарыться где-то поблизости,  главное -  чтобы это неожиданное
укрытие и в голову не могло прийти преследователям.
     Молодая  девушка знала,  что  в  подобных случаях следует прежде  всего
опасаться железнодорожных вокзалов,  автостоянок при въезде в город, границ.
И  полиция,  и  служба  безопасности во  всех  странах  особенно скрупулезно
просматривают эти точки.  Тут-то,  как правило,  и попадают к ним в лапы все
злоумышленники.
     Элен  то  и  дело спрашивала себя,  какое избрать оптимальное средство,
чтобы исчезнуть.
     Во время пререканий со следователем Элен, чтобы позабавиться, а точнее,
чтобы еще больше огорошить его,  бросила ему прямо в  лицо,  дескать,  она -
дочь Фантомаса.  Тогда Ван Миделик, само собой, не поверил, вероятно, приняв
эту  фразу  за  очередную шалость  сумасбродной экзальтированной девицы.  Но
теперь он вполне мог допустить,  что она сболтнула правду, что она и в самом
деле достойный потомок гениального короля преступлений.
     Продолжая размышлять,  Элен зашагала более решительно.  Она не забывала
рассматривать  маленькие  кирпичные  домики,   окаймлявшие  большую   дорогу
предместья, в котором она находилась около четверти часа.
     С  наступлением сумерек небо потемнело,  облака превратились в тучи,  и
первые тяжелые капли дождя объявили о приближении грозы. Вскоре порывы ветра
стали сильнее, прохожие разбежались по укрытиям, посыпал мощный град.
     Элен спряталась под дверью одного из  домов с  небольшой группой людей,
которых тут же принялась исподтишка внимательно рассматривать. Она оказалась
среди рабочих с  простыми добродушными лицами и  грубой вульгарной речью.  С
ними были также несколько женщин и  детей.  Элен заметила,  что  несмотря на
свой элегантный светский вид, она не так уж и привлекает внимание.
     Когда  дождь  закончился,  девушка  решилась спросить одного  из  своих
соседей:
     - Вы  не  знаете,  мсье,  есть  тут  по  соседству приют,  харчевня или
постоялый двор, где бы можно было немного прокантоваться?
     И добавила, как бы извиняясь:
     - Я плохо знаю эти места, я из Германии.
     Мужчина оглядел ее,  потом, четко выговаривая слова, что лишь усиливало
фламандский акцент, ответил:
     - Да, в принципе, здесь немало всяких дыр, но, полагаю, это не подойдет
вам,  мадемуазель.  Лучше садитесь на трамвай, да направляйтесь в центр, там
неподалеку от порта вы найдете как раз то, что надо.
     Элен, внезапно испуганная этим советом, покинула свод дома, под которым
находилась,  и пошла в направлении, противоположном указанному. Ни за что на
свете не вернется она в центр города.
     Стремительным шагом  она  продвигалась по  главной  улице  предместья и
скоро начала замечать,  что  понемногу приближается к  деревне,  где  нет ни
воды, ни света, а всюду лишь торчат трубы, да чернеют стены заводов.
     На одном перекрестке Элен заколебалась - куда идти дальше? Тут же к ней
пристали двое матросов, один из которых предложил, бесстыдно посмеиваясь:
     - Хочешь позабавиться с нами, девочка? Сегодня вечером мы при капусте -
кайфово похаваем, все такое...
     Элен резко повернулась и  припустила от  них,  все  больше погружаясь в
мрачную деревенскую ночь.
     Девушка шла час,  а может,  больше.  Утопая в грязи, промокшая, так как
дождь возобновился с  новой силой,  она не могла найти убежища.  Элен совсем
заблудилась и не представляла теперь, в каком направлении идти.
     Беглянка  почти  умирала  от  голода,   холода  и   два  или  три  раза
чувствовала,  что  вот-вот упадет в  обморок,  поскольку прошло уже двадцать
восемь часов,  как ее  выпустили из  тюрьмы,  и  она за  это время не  имела
практически ни секунды отдыха.
     Наконец Элен добрела до калитки какого-то садика,  окружавшего одинокий
дом.
     "Попрошу у них, - подумала она, - кусок хлеба, стакан воды, и, если это
гостеприимные люди,  они не откажутся предоставить мне местечко где-нибудь в
сарае".
     Она  робко  позвонила.   Ответом  был  свирепый  лай  огромной  собаки,
выбежавшей из конуры и  подскочившей к  решетке,  за которой находилась дочь
Фантомаса.
     Через несколько мгновений окошко дома приоткрылось,  выпустив тоненькую
струйку света, и хриплый мужской голос спросил:
     - Кто там? Чего надо?
     Элен проговорила:
     - Заблудившаяся женщина... хотела бы вас попросить...
     Но она не закончила.  Мужской голос ответил глухим ругательством, после
чего окно захлопнулось.
     - Боже! Боже! - взмолилась Элен. - Что со мной будет?!
     Тем не менее, она не стала задерживаться и продолжила свой путь.
     Через   некоторое  время   девушка  вдруг   заметила,   что   переходит
железнодорожный переезд.  Она  увидела сверкающие блестящие рельсы.  Вдалеке
справа  мерцали разноцветные огоньки.  Время  от  времени до  нее  доносился
хриплый свист.
     А может, не стоит слишком уж удаляться от вокзала? И вместо того, чтобы
просто пересечь пути, она прошла вдоль них примерно с километр.
     Судя по  раздвоенности рельсов,  можно было заключить,  что  вокзал,  к
которому она  приближалась,  -  один  из  самых  крупных.  Она  следовала по
рельсам,  уставленным вагонами,  в  которых пассажиров было,  как  селедки в
бочке.  Элен подумала: "А не подняться ли в один из этих вагонов?" Но тут же
отказалась от этой мысли:
     "Если поднимусь,  то  сразу же  свалюсь от  усталости.  И  меня тут  же
застанут врасплох. Нет, нет, это не годится".
     Тогда новая идея возникла в ее сознании:
     "Пожалуй,  нужно припустить,  что есть духу,  и удирать,  удирать,  как
можно дальше от Антверпена..."
     Элен  намеревалась дойти до  какой-нибудь станции и  там  взять билет в
любом направлении.  Главное -  подальше. Она зашагала к ближайшей остановке.
Вскоре показались огни.
     Девушка  увидела  крупный  вокзал,   поезда  и  людей,  прохаживающихся
взад-вперед по платформам.
     Но в  самый последний момент Элен все-таки отказалась и от этого плана.
При тусклом свете электрического фонаря,  освещавшего пути,  по  которым она
бродила,  девушка осмотрела себя:  "Боже!  В таком жалком состоянии,  в этой
мокрой грязной одежде!.. Нет, абсолютно невозможно проскочить незамеченной!"
     И более того,  Элен вспомнила о жандармах,  которые возле зала ожидания
осматривают пассажиров, проходящих на платформы.
     Засекут ее.  Это несомненно. И что тогда будет? Особенно, если описание
примет "наглой особо опасной преступницы" уже распространено...
     Элен уже почти подошла к вокзалу, но внезапно повернула обратно.
     Молодая девушка мучительно брела по  балласту,  спотыкаясь отяжелевшими
ногами на каждом шагу,  спрашивая себя, сколько еще сможет она вынести такой
пытки...
     Вдруг  Элен  остановилась.   Прямо  перед  ней  возникли  два  медленно
приближающихся  больших  фонаря.   Резкий   гудок   разорвал  воздух.   Элен
сообразила,  что если сию секунду не отскочит в сторону, то окажется лицом к
лицу с локомотивом.
     Тяжелый поезд полз,  как черепаха.  Он  состоял из  одинаковых купейных
вагонов,  в  конце  каждого из  которых виднелись небольшие лесенки.  Состав
казался совершенно пустым.
     Безумная идея осенила Элен. Впрочем, у нее не было времени на раздумья.
Собрав всю энергию,  она пробежала несколько метров рядом с  поездом (благо,
он двигался еле-еле) и потом, ухватившись руками за перила, вскарабкалась по
лестнице одного из  вагонов.  При этом пару раз чуть не грохнулась.  Наконец
забралась. Присела. Перевела дух.
     Элен была настолько утомлена,  что подумала:  "А  не остаться ли здесь,
несмотря ни на что?"  Но,  с  другой стороны,  она уже сожалела о содеянном:
все-таки это было безрассудство. С минуты на минуту кто угодно мог без труда
засечь ее. Пассажир, стрелочник, любой служащий. Что ответить, если спросят,
откуда она взялась и  какого черта ей  здесь надо?  И  уж конечно,  о  такой
подозрительной пассажирке не замедлят сообщить в  полицию,  и  ее сцапают на
первой же  станции.  Элен  хотела уже  соскочить,  но  -  увы!  Поезд набрал
скорость, и все попытки спуститься стали невозможны.
     Девушку пронизывал холод,  в глаза попадали мелкие кусочки несгоревшего
угля. И она приняла решение.
     Баста! Пора с этим всем кончать.
     Вместо того,  что попытаться спрыгнуть,  она встала и,  с силой толкнув
дверь, проникла в коридор вагона.
     Несколько мгновений Элен стояла неподвижно, прислушиваясь. Было тепло и
тихо.  Коридор освещался с  обоих  концов небольшими электрическими лампами,
прикрытыми синими сеточками.  Это давало света как раз столько,  чтобы можно
было пройти, не натыкаясь на стены.
     Двери всех купе были закрыты.  Сам  же  коридор загроможден чемоданами,
пакетами;  это указывало девушке на  то,  что поезд вовсе не  пустой.  Более
того,   ясно  было  -   он  не  пригородного  значения,   а,  скорее  всего,
международный.  Возможно, пересекая Бельгию, он следует в Голландию, Францию
или Германию.
     Отметив это, Элен подумала с надеждой:
     "Если только повезет,  и  я  смогу открыть какое-нибудь купе,  обнаружу
местечко - все! До завтрашнего утра, считай, можно спокойненько вздремнуть".
     Глянув в  окно,  она не  без удовольствия заметила,  что поезд проходит
большой вокзал, даже не притормозив.
     Элен  сделала  вывод,  что  находится в  составе  дальнего  следования,
который,  вероятно,  доставит ее  в  места,  не  досягаемые для  бельгийской
полиции.
     Сейчас поезд проходил мимо деревни,  и монотонный стук колес вселял все
большую надежду в молодую девушку.
     Вагоны соединялись тамбурами.  Продвигаясь осторожно,  Элен  перешла из
одного  в  другой,  желая  хорошенько освоиться,  прежде  чем  устроиться на
ночлег.
     Но внезапно она замерла, прижавшись к перегородке в темном углу. Кто-то
шел  ей  навстречу.  Глаза,  как у  кошки,  привыкшие к  темноте,  без труда
различили два маленьких существа,  держащихся за руки, - скорее всего, дети.
Они медленно продвигались,  хватаясь то и  дело за стены,  чтоб не упасть от
толчков поезда.
     - Да,  это, конечно, дети, - прошептала Элен, - здорово! Может, они мне
объяснят кое-что.
     И когда мальчик и девочка приблизились к Элен,  она наклонилась к ним и
спросила тихим нежным голосом:
     - Скажите,  крошки  мои...  -  но  тут  же  осеклась,  подавив  возглас
изумления,  поскольку,  наклонившись,  она  хорошенько разглядела облик этих
"деток".  У мальчика было старческое лицо с густыми черными усами, а девочка
оказалась вполне зрелой женщиной. Это была пара карликов.
     Пауза длилась недолго.  "Ребята" тоже были немало озадачены неожиданным
появлением девушки. Пробормотав несколько слов на каком-то непонятном языке,
они исчезли в коридоре, предварительно отвесив удивленной Элен торжественный
поклон.
     Элен оставалась несколько секунд неподвижной у входа в коридор.
     - Ну и встреча,  -  пробормотала она,  - забавно! Однако не стоит из-за
этого особо волноваться.
     Не  без  некоторого колебания Элен  двинулась дальше.  В  другом  конце
вагона она заметила свет, просачивающийся из приоткрытой двери купе. Девушка
приблизилась и, окинув беглым взглядом комнатку, пришла в полное недоумение.
На  кушетке располагался здоровенный детина,  заполняющий собой  практически
все пространство небольшого помещения.  На  тупом одутловатом лице выступали
крупные капли пота.  Этот субъект блаженно курил сигару,  и,  глядя на него,
трудно было понять,  лежит он,  сидит или стоит,  настолько он  был огромен,
настолько дряблое тело в гигантской пижаме заполняло все купе.
     Он  заметил Элен и  посмотрел на  нее с  озадаченным видом.  Сперва она
отступила на шаг, сделав резкое движение, но тут же сообразила, что не стоит
выказывать такого уж  удивления по поводу столь необычайной внешности,  ведь
ему это, скорее всего, не понравится.
     Немного осмелев, Элен спросила:
     - Не могли бы вы мне сказать, мсье...
     Молодая девушка остановилась.  Что  она,  собственно,  хотела спросить?
Вопрос,  вертевшийся на  языке,  мог  только  вселить  лишние  подозрения  в
путешественника. И в самом деле, Элен чуть было не брякнула:
     - Куда мы едем? Куда следует этот поезд?
     Но  она  быстро  смекнула:  абсолютно  неправдоподобно,  чтобы  обычная
пассажирка задала такой вопрос.  К счастью, Элен была чрезвычайно находчива.
В таких случаях мозг ее работал на всю катушку. Вот и сейчас она сообразила,
что сказать. И после легкой паузы Элен спросила спокойным тоном:
     - Вы не скажете, мсье, какая следующая остановка?
     Этот вопрос,  такой простой и естественный, почему-то совершенно удивил
амбала.  Он  вздохнул,  глубоко затянулся сигарой и  через несколько секунд,
показавшихся девушке столетиями, произнес:
     - Тирлемон.
     Элен поблагодарила его и сразу поспешно удалилась.  Тирлемон...  Что бы
это могло означать?
     Она   слышала  о   таком  городе,   расположенном  довольно  далеко  от
Антверпена, но все в той же Бельгии. Но почему Тирлемон? Почему поезд должен
остановиться именно там? И почему толстяк так удивился ее вопросу? Будто все
пассажиры обязаны знать, какая ближайшая остановка...
     Стремясь выяснить эту загадку,  Элен продолжала свой путь,  перебираясь
из одного вагона в другой.
     Наконец обнаружив открытое купе, она прошмыгнула в него и, стремительно
бросившись на сиденье, тут же заснула от усталости.
     Сколько времени молодая девушка спала? Часа два? Нет, вероятно, дольше.
Вдруг она оказалась как бы  вырванной из  своего сна раскатом пронзительного
смеха.
     Удивленная,  испуганная,  она огляделась вокруг,  но ничего не увидела.
Между тем,  начинало светать,  утренний свет пробивался еле-еле сквозь тучи,
закрывающие все небо.
     Элен уже решила,  что ей померещилось, когда новый взрыв сардонического
хриплого хохота долетел до ее слуха.
     Молодая девушка,  сильно встревоженная,  выпрямилась. Она располагалась
на  сиденьи в  трехместном купе,  напротив которого приходилась перегородка.
Рассмотрев перегородку,  из-за которой вроде бы и доносились звуки,  Элен не
удержалась от  крика.  Наверху,  почти  под  самой  крышей  вагона,  имелось
слуховое окно, позволяющее видеть, что происходит в соседнем купе.
     Однако в этом окошке торчала какая-то странная жутковатая физиономия, в
упор глядевшая на Элен. Девушка отшатнулась и, выскочив в коридор, побежала,
шатаясь, в противоположный конец вагона.
     Существо,  которое смеялось, рассматривая Элен из слухового окна, было,
мягко говоря,  своеобразным.  То была собачья голова с длинной шерстью,  но,
что самое поразительное, с человеческим лицом!
     Несчастная дочь Фантомаса,  потрясенная до смерти, напуганная, начинала
воспринимать происходящее вокруг как какой-то кошмарный сон. Или, может, она
сама рехнулась?  Со вчерашнего вечера,  когда она вошла в  этот поезд,  Элен
успела увидеть столько странных,  совершенно фантастических персонажей,  что
до сих пор не могла поверить во все это.
     Сначала  два  карлика,   потом  здоровенный  верзила,   наконец,   этот
получеловек-полупес, разбудивший ее своим хохотом.
     Кроме того,  Элен  была измучена вконец.  Голова -  что  чугунная гиря.
Девушка чувствовала,  что если сейчас же не заснет в каком-нибудь безопасном
месте, то прямо здесь, в коридоре, бухнется в обморок.
     Сделав   нечеловеческое  усилие,   Элен   перешла  в   соседний  вагон,
оказавшийся не  пассажирским,  а  багажным.  Кроме  чемоданов и  сумок  всех
размеров,  тут еще были свалены в  кучи огромные кипы белья,  тяжелые рулоны
ткани.  Как  только Элен  пристроилась между двумя большими тюками какого-то
хлама, тяжелый сон моментально сомкнул ее веки.
     Дочь Фантомаса, сраженная усталостью, не могла больше бороться со сном.
Лежа неподвижно на пакетах белья,  она глубоко спала, не задаваясь вопросом,
где находится,  безразличная ко всему на свете.  Не думая даже о  том,  куда
уносит ее загадочный поезд.






     Проснувшись,  Элен сначала не могла даже пошевелиться. Руки и ноги были
как будто сломаны из-за страшно неудобной позы, в которой она спала.
     Широко   раскрыв   глаза,   молодая  девушка  силилась  различить  хоть
что-нибудь - кругом было темно. Она с трудом соображала, где находится.
     Понемногу память стала возвращаться к  ней.  Дочь  Фантомаса вспомнила,
как пробралась в  конец поезда и рухнула в багажном отсеке среди кучи тюков,
пакетов и чемоданов,  сваленных друг на друга.  Вспомнила также о том, как в
окрестностях Антверпена поднялась в  этот странный поезд и как в начале ночи
встретилась в какими-то совершенно удивительными персонажами.
     Перед тем как подняться,  Элен прислушалась.  Нет,  сюда не  доносилось
никакого шума.
     Размяв немного свои  затекшие члены,  она  не  без  труда  выбралась из
бельевых завалов, в которые точно провалилась вчера, мертвая от усталости.
     Теперь  она  заметила крохотную лампу,  скорее  даже  ночничок,  тускло
мерцавший под потолком вагона.
     Вдруг Элен почувствовала,  что дрожит от холода.  Ну конечно - ведь она
вчера попала под ливень,  и одежда до сих пор не высохла.  Да и вообще, она,
должно быть,  имела вид  весьма жалкий -  в  мокрых,  грязных и  разорванных
лохмотьях.
     Элен  пробралась к  выходу  из  багажного  помещения,  соединявшегося с
пассажирскими вагонами тамбуром.  Она  отметила,  что  на  улице-то,  скорее
всего,  еще ночь.  Все правильно,  она же  отключилась на  рассвете и,  надо
думать, проспала весь день.
     Девушка  попыталась  еще  раз  разобраться в  том,  что  происходит,  и
сообразить,  где  она  находится.  Опасаясь быть замеченной,  Элен осторожно
приоткрыла  дверцу,   выходящую  прямо  на  улицу.  Несмотря  на  ночь,  она
заключила, что это деревня и что поезд стоит на запасном пути.
     Кроме  ночника,   мерцавшего  в  ее  импровизированной  гостинице,  все
остальные лампы в коридорах вагонов были погашены.
     От  ночного воздуха Элен стало еще холоднее.  К  тому же влажная одежда
так плотно облегала гибкое тело, что мешала передвигаться. Девушка вернулась
обратно.
     "А не подыскать ли что-нибудь переодеться?" -  мелькнула дерзкая мысль.
Если удастся найти подходящую одежонку, это здорово облегчит ее бегство и, с
другой стороны, чертовски затруднит дальнейшие поиски бельгийской полиции.
     Элен с  надеждой вытащила один из больших бельевых пакетов,  на которых
спала. И радостно вскрикнула. Там была мужская одежда! Ее глаза, привыкшие к
тусклому свету лампы,  смогли различить темный костюм,  как будто подходящий
по размеру.
     Дочь  Фантомаса и  раньше,  бывало,  носила  мужской  наряд,  а  потому
переодевание не составило особого труда. Стягивая платье, намокшее от грязи,
буквально отрывая лифчик,  приклеившийся к груди, Элен чуть ли не в один миг
изменила свой облик.
     Несмотря на всю неопределенность и непредсказуемость ситуации,  молодая
девушка невольно улыбнулась.
     - Ну и видок! Прямо униформа какая-то! - заговорила Элен сама с собой.
     И действительно,  выглядела она более чем странно.  Какие-то немыслимые
короткие штанишки военного типа,  просторный темно-зеленый  пиджак,  обшитый
красной нитью на рукавах и лацканах, украшенный медными пуговицами.
     Девушка  собрала  свою  пышную  рыжую  шевелюру  и,  аккуратно  уложив,
прикрыла широкой фуражкой.
     - Трудно сказать,  -  рассуждала она, - то ли это солдатский мундир, то
ли нечто вроде ливреи...
     Но  все  же  она была довольна,  что переоделась таким образом,  теперь
будет куда легче проскочить незамеченной и удрать.  Элен больше не опасалась
встретить  жандармов  или  полицейских,  которые  вряд  ли  обратят  на  нее
внимание.
     Даже  если  побег  из  антверпенской  тюрьмы  обнаружен,   полицейские,
брошенные по  ее следам,  разумеется,  имеют приказ разыскивать женщину,  но
никак не мужчину.  Элен,  вновь обретая мужество,  покинула багажный вагон и
начала осторожно продвигаться по коридорам пустого поезда.
     Пустого? Похоже, что да.
     Пробежав его два раза из конца в конец,  Элен абсолютно уверилась,  что
все пассажиры оставили поезд.  Может,  это конец пути?  И  состав помещен на
запасные рельсы для разъединения?..
     На  мгновение Элен задумалась:  "А не сон ли все это?  Или галлюцинации
уставшего воображения...  В особенности необычные видения предыдущей ночи...
Встретила ли она в самом деле двух карликов,  перепугавшихся ее и скрывшихся
в  неизвестном направлении?  А  потом здоровенного детину с сигарой в зубах,
заполнившего собой все купе?  И, наконец, странное "не пойми что" в слуховом
окошке с мохнатой головой собаки, но с лицом и взглядом человека?.."
     Это   все   казалось  настолько  неправдоподобным,   что   Элен  начала
сомневаться вообще в реальности происходящего.
     Но  все-таки,  где же она нынче находится?  Если поезд,  в  который она
поднялась накануне вечером,  колесил всю ночь, а затем и весь день (пока она
спала),  стало быть,  сейчас он уже далеко-далеко от Антверпена и  наверняка
давно покинул Бельгию.  При этой мысли Элен радостно вздохнула, успокаиваясь
все больше и больше.  Разумеется, она себя чувствовала гораздо более надежно
за  пределами страны,  где  ей  пришили  жуткое  обвинение в  убийстве  двух
человек, которых она и знать-то не знала.
     Первый раз за все время Элен задумалась об этих покойничках. Со времени
ареста  произошло столько всевозможных событий,  что  Элен  просто не  имела
времени хладнокровно взвесить все и  хорошенько разобраться,  где тут собака
зарыта.  Ведь не  случайно же  все это:  пропажа револьвера и  сразу арест и
обвинение в двойном преступлении.
     Из  всего  случившегося Элен  больше  всего  запомнилось лицо  убитого,
продемонстрированного ей  полицией на набережной Антверпена.  И  особенно ее
поразило то, что лицо это было ей немного знакомым.
     Она  видела  этого  человека  за   несколько  часов  до  его  смерти  в
сопровождении  мужчины  с  умным,  но  несколько  грозным  выражением  лица;
последнего Элен тоже запомнила вполне неплохо. А еще в памяти остались имена
"своих жертв", так как при допросах следователи неоднократно их повторяли.
     Речь шла,  утверждали следователи, о двух важных персонах: сэре Джеймсе
Гаррисоне  и  князе  Владимире  Гессе-Веймарском.  Итак,  оба  этих  сеньора
прикончены.  Возможно,  в  то  время,  пока  полиция устраивала очную ставку
дочери  Фантомаса с  трупом Гаррисона,  было  обнаружено и  тело  Владимира,
которого, по версии Службы безопасности, утопили в черных водах Шельды.
     Элен пыталась разобраться в этой мешанине.  Уверяла себя, что оказалась
впутанной случайно, благодаря многочисленным совпадениям, но сомнения все же
мучили ее.  Несчастная спрашивала себя,  не  обошлось ли  в  этой  необычной
истории,  из которой она выкарабкивалась ценой таких неимоверных усилий, без
жестокого таинственного вмешательства рокового и ужасного Гения преступлений
- ее дорогого папочки.
     Элен резко отогнала подобные мысли.
     Все,  пора бежать.  И как можно быстрей.  Остаться здесь хоть на минуту
дольше было бы самой большой глупостью.
     Элен покинула поезд, спрыгнув с последней ступеньки лестницы на насыпь,
и  собралась пересечь линию железнодорожного полотна,  мерцающего при лунном
свете.
     Неожиданно послышался глухой удар,  потом один из составов,  казавшихся
безлюдным,  припустил на полном ходу.  Едва успела Элен это заметить, сделав
несколько шагов,  чтобы  удалиться от  поезда,  как  вдруг  остановилась как
вкопанная.
     Внезапно вокруг нее появилось несколько катящихся по  путям вагончиков,
запряженных  лошадьми,  на  шеях  которых  болтались  веселые  бубенцы.  Эти
"кареты"  остановились поблизости от  Элен,  из  них  выскочило десятка  три
людей, тараторящих на разных языках. Они заспешили подняться в поезд, только
что  оставленный Элен.  Тогда  состав  осветился,  и  девушка смогла получше
различить некоторых из  этих людей.  Среди них были и  мужчины,  и  женщины,
одетые в длинные раскрашенные накидки,  причесанные довольно экзотично,  но,
вместе с тем, изысканно.
     Одна  женщина  держала  восхитительную диадему,  завернутую  в  фольгу,
разукрашенную мелкими камешками.
     Элен,  застывшая на месте от удивления,  находилась почти в  самой гуще
этой толпы,  увеличивающейся с каждой минутой.  Но, что самое поразительное,
никто не обратил абсолютно никакого внимания на присутствие молодой девушки,
переодетой в мужчину.
     Но  удивление Элен возросло еще  больше:  вдруг,  возвышаясь над всеми,
появился вчерашний амбал  с  бессменной сигарой  в  зубах.  Вялой  небрежной
походкой он пробирался к поезду.
     - О, да это же тот самый гигант, сказавший мне, что ближайшая остановка
- Тирлемон.  Блуждающий взгляд,  жирные  губы,  одутловатое лицо.  Это,  без
сомнения, он, - прошептала Элен.
     Значит,  это был не  сон:  и  ночь в  загадочном поезде,  и  пассажиры,
покинувшие вагоны и теперь поспешно занимающие свои места.
     Что же это означает?  Кто эти люди?  И  чего ждать в  дальнейшем?  Элен
начинало казаться, что она просто-напросто сумасшедшая.
     Но  тут она вышла из  оцепенения.  Кто-то  ее  дернул за руку,  и  Элен
отпрыгнула в  сторону.  Человек,  который это сделал,  был маленький крепыш,
семенящий мелкими шажками,  чуть прихрамывая.  Проходя мимо Элен, перед тем,
как схватить ее за руку, он сказал по-английски:
     - Э-э,  старина,  пошевеливайся! Чего зеваешь? Поздно уже, пора кончать
бодягу! - и преспокойно продолжил свой путь.
     Элен поняла:  ее,  вероятно, принимают за кого-то другого. Но каково же
было ее удивление, когда она заметила, что собеседник одет точно так же, как
она.  Такого же покроя короткие штаны,  темно-зеленый пиджак с красной нитью
по бокам и медными пуговицами.
     - Ах вот как!  Так,  значит,  я оказалась в...  в...  - попыталась Элен
сделать вывод, который, впрочем, уже напрашивался сам собой.
     Сквозь шум она расслышала крик на английском:
     - Принц де Голль убежал!
     И  заметила  несколько  мужчин  и  женщин,   бегущих  в  беспорядке  от
сцепленных вагончиков к освещенному поезду, стоящему на запасном пути.
     Тут  же  Элен  поняла,  кто  такой этот  Принц де  Голль,  услыхав стук
подкованных копыт за спиной.  Обернувшись,  она увидела великолепную лошадь,
несущуюся на полном скаку между стальных рельсов, бьющую по ним копытами, от
чего во все стороны разлетались искры.  Лошадь ржала,  то и  дело вставая на
дыбы.  Кучка  мужчин пыталась перекрыть железную дорогу.  Время  от  времени
слышались  проклятия  по   поводу  поездов,   мчащихся  обычно  на  огромных
скоростях.
     Неожиданно для себя Элен рванулась вперед.
     - Беги же! - завопил кто-то.
     И она бросилась, не думая. В этот момент девушка была окружена десятком
людей, одетых, как и она, в темно-зеленую униформу.
     Вдруг раздался стон.  Один  из  парней,  подбежав к  лошади,  попытался
схватить ее за гриву, но упал, сраженный ударом копыта в грудь.
     То  было  потрясающее  животное  -   совершенно  черное,   крепкое,   с
мускулистыми ногами;  белая пена стекала с губ.  Лошадь часто дышала,  глаза
сверкали, и Элен невольно восхитилась таким грандиозным, немного дьявольским
зрелищем.
     Что  еще  натворит  эта  вырвавшаяся  на   железную  дорогу  красавица,
преследуемая разношерстной толпой, своенравная, непредсказуемая?..
     У Элен не было времени долго размышлять.  Пока часть бежавших обступила
хрипящего раненого,  остальные продолжили погоню,  силясь  окружить  лошадь,
чтобы попытаться успокоить.  Но  все напрасно!  Зверь,  спотыкаясь о  шпалы,
обдирая копыта, выглядел все более безумным.
     Внезапно один из мужчин швырнул Элен,  находившейся в  непосредственной
близости от лошади,  длинную веревку с петлей на конце.  Ошарашенная девушка
машинально схватила лассо. Раздался призыв.
     - Э-э! Смотри не упусти!
     "Произошло чудо!"  -  смекнула Элен.  Ведь человек,  бросивший веревку,
естественно, принял ее за кого-то из своих!
     К счастью,  Элен умела обращаться с лассо и моментально сообразила, что
нужно делать.  Ловко схватив веревку,  она примерилась, подбирая необходимый
ритм, прицелилась и стремительным броском накинула петлю на шею лошади.
     Девушка повисла на  другом конце веревки,  в  то время как на мгновение
озадаченный зверь бухнулся на колени.
     На помощь подоспели несколько человек, схватились за веревку, но защита
лошади была столь яростной, что они повалились друг на друга.
     В этот момент произошло нечто, потрясшее всех.
     Самый маленький,  самый стройный и гибкий из преследователей,  одетых в
униформу,  пробежал вдоль веревки,  протянутой между лошадью и людьми.  Этот
человек  с  удивительным  хладнокровием приблизился  к  взбесившемуся зверю,
временами  задыхавшемуся от  петли,  стягивающей  горло,  издававшему сиплое
ржание.
     Этим храбрым человеком была Элен!
     Молодая  девушка  улучила удачный момент  для  прыжка,  приготовилась и
через какой-то  миг  сидела на  спине лошади.  Совершенно непонятным образом
Элен заставила ее  повиноваться без  всяких шпор и  плетки.  Она  передавала
лошади свои желания движениями коленей.
     Кобыла взбрыкнулась пару раз,  встала на дыбы. Перепуганные, измученные
погоней мужчины отпустили веревку. Девушка, использовав момент, когда лошадь
мотнула головой, одной рукой схватилась за гриву, а другой поймала свободный
конец лассо.
     Несмотря на бешеное сопротивление непокорного зверя, отважный маленький
кавалер удержал равновесие и вышел победителем в напряженной схватке.  После
нескольких  мгновений  тишины  толпа,  наблюдавшая за  этим  леденящим  душу
спектаклем, разразилась аплодисментами и криками "браво"!
     Однако Элен было не  так-то  просто держаться на лошади со столь буйным
нравом,   и  она  никак  не  могла  направить  ее,  куда  хотела.  Та  точно
загипнотизированная, остановилась и - ни с места.
     Все  это  происходило на  железнодорожных путях.  Широко открытые глаза
Элен увидали невдалеке две горящие точки,  приближающиеся к  ней.  Прозвучал
предостерегающий крик:
     - Бегите! Спасайтесь! Поезд идет!
     Элен поняла,  что  к  ней стремительно приближается паровоз.  Надо было
немедленно мотать отсюда или,  в  конце концов,  спрыгнуть с  лошади.  Когда
девушка собиралась в последний раз хоть как-то расшевелить ее ударом каблука
в  бок,  чтоб заставить отпрыгнуть в сторону,  над толпой раздался еще более
пронзительный и отчаянный вопль:
     - Еще поезд! С другой стороны.
     Элен  обернулась.  Точно!  С  противоположного конца по  соседнему пути
прямо на нее мчался еще один локомотив.
     Все!  Похоже,  пробил  ее  последний час.  Проклятая кляча,  до  смерти
напуганная приближающимися с разных сторон неистовыми гудками,  отказывалась
повиноваться,  сделать один-единственный скачок.  Казалось,  не  было больше
никакой возможности отступать,  поезда вот-вот встретятся,  и  уж один-то из
них непременно сотрет в порошок и кобылу, и седока.
     Элен  сконцентрировала всю  свою  энергию,  подсознательно вспомнив  за
какой-то  миг,  как  давным-давно  укрощала  непокорных скакунов  в  долинах
Трансвааля.  Она сделала последнее усилие,  и наконец -  о,  чудо!  - лошадь
уступила (по-видимому,  почуяв неминуемый близкий конец) и резко отскочила в
сторону с  рельсов.  Еще секунда -  и два поезда промчались на полном ходу и
тут же растаяли в ночи.
     После этого Принц де Голль совершенно успокоился. Дрожащий, взмокший от
пота он подчинялся малейшему движению своей наездницы.  Элен,  скрестив руки
на груди, медленно подъехала к людям, восторженно аплодировавшим ее подвигу.
     Подоспели конюхи, накинули на лошадь поводья, связали ноги. Элен, между
тем, проворно спрыгнула на землю.
     Кто-то  подбежал  к  ней  и  стал  пожимать  руки.  Это  был  маленький
коренастый человечек,  некоторое время назад ущипнувший Элен  за  руку.  Его
лицо выражало неподдельное восхищение.
     - Браво! Это было потрясающе! - но он тут же осекся. Элен попала в этот
миг  в  самый луч  прожектора.  Без  труда можно было  различить ее  лицо до
малейшей черточки. Человек, вглядевшись, удивленно спросил:
     - Слушай, а кто ты? Кто вы? По-моему, я вас даже не знаю...
     Спускаясь с  лошади,  Элен обронила каску,  и теперь великолепные рыжие
волосы,  рассыпавшись по плечам,  привлекли еще большее внимание потрясенной
толпы. Самоотверженным наездником оказалась женщина!
     Все эти события произошли столь стремительно,  что Элен едва ли  успела
сообразить,  что делает.  Если б она хоть на минуту задумалась об этом,  то,
конечно,  поняла бы,  что идея вспрыгнуть на лошадь и  укротить ее на виду у
всех - полное безрассудство.
     Но  действуя таким образом,  молодая девушка повиновалась исключительно
собственному инстинкту решительного, отважного человека.
     Ну,   а   сейчас   она   была   окружена   группой   незнакомых  людей,
рассматривающих ее с удивлением и уважением одновременно.
     Вокруг стояли не только парни в темно-зеленых костюмах, но также амбал,
заслоняющий собой,  наверное, половину толпы, а у его ног радостно прыгали и
аплодировали  миниатюрными  ручонками  вчерашние  знакомцы  -   таинственные
карлики.
     Вдруг Элен почувствовала,  что взлетает вверх.  И в самом деле, десятки
благодарных рук подхватили ее и  торжественно понесли к  освещенному поезду.
Раздавались возгласы:
     - К мсье Барзюму! Ее нужно отнести к мсье Барзюму!
     Запыхавшаяся, оглушенная и обалдевшая от всего происходящего, близкая к
обмороку молодая девушка была доставлена в один из вагонов поезда.
     Сознание расплывалось все больше и  больше.  После только что пережитых
волнений,  криков и суматохи наступила полная тишина, по контрасту еще более
впечатляющая.  Девушка была буквально внесена в просторное купе и оставалась
на пороге двери,  все еще задыхающаяся, дрожащая, еле справляясь с тревогой,
волной накатившей на нее.
     Вагон,  в который она попала,  был обустроен как приличный офис.  Стены
покрыты темной тканью. Ноги Элен ощутили под собой мягкий ковер.
     В  интерьер комнаты входило несколько кожаных кресел  и  бюро.  В  углу
стояла  ширма  с  изображением китайских персонажей в  натуральную величину,
насмешливо глядевших на молодую девушку.
     Комната освещалась мягким  неназойливым светом.  Элен  была  одна.  Она
подождала пару минут. Ни малейшего шума не доходило с улицы. Элен плюхнулась
в кресло и только сейчас почувствовала, как бешено колотится сердце.
     Раздался свисток паровоза. Элен показалось, что поезд тронулся с места.
     Девушка все больше и больше ощущала себя,  словно в каком-то непонятном
таинственном  сне.  Внезапно  в  глубине  кабинета  напротив  нее  открылась
маленькая дверца. Кто-то вошел.
     Это  был  мужчина примерно лет  пятидесяти,  высокого роста,  одетый  в
черный  элегантный костюм прекрасного покроя,  в  лакированных ботинках.  На
пальце сверкало бриллиантом кольцо.  У  него  была  длинная бородка и  рыжие
бакенбарды,  а  также  густая седеющая шевелюра.  Позолоченные очки  немного
смягчали холод серо-голубых глаз.
     С минуту он молча разглядывал Элен, не смевшую заговорить первой. Потом
тяжело  опустился за  свое  бюро  и  жестом предложил девушке подойти.  Элен
повиновалась.  Мужчина  смотрел на  нее  еще  несколько мгновений и  наконец
спросил, обращаясь на французском с характерным американским акцентом:
     - Ваша национальность?
     На всякий случай Элен ответила:
     - Француженка.
     - Хорошо,  -  сказал он.  -  Мое восхищение!  Вы только что великолепно
обуздали  эту  лошадку,  с  которой  мои  люди  и  в  обычное-то  время  еле
справляются.  Она принадлежит,  -  продолжал он, - мисс Донне Белле - первой
наезднице моего цирка,  покинувшей меня вчера из-за небольшой дискуссии... С
одной стороны, я весьма опечален ее отъездом, но с другой... сейчас, когда я
вас узнал...
     Элен  была потрясена таким предисловием,  но  -  любопытная деталь -  в
присутствии этого холодного субъекта, довольно бесцеремонно рассматривающего
ее сквозь очки,  она не чувствовала никакого стеснения. И потом - ведь перед
ней уже произносили имя, известное всем: Барзюм.
     Осмелев, молодая девушка спросила:
     - Мсье, не могли бы вы мне объяснить, где я нахожусь и кто вы?
     Ее собеседник незаметно улыбнулся.
     - Глядя на вас,  мадемуазель,  -  заметил он не без некоторой иронии, -
переодетую в  форму моих работников конюшни,  я подумал,  что вы,  вероятно,
принадлежите к моему персоналу... или, по крайней мере, так сказать, в курсе
дела...
     - Мсье,  -  пробормотала Элен,  - прошу извинить меня, но я оказалась в
этой одежде совершенно случайно. Видите ли... я - несчастная...
     Он прервал девушку коротким жестом:
     - Вы  -  наездница  наивысшего класса,  гениальная наездница.  И  этого
достаточно директору цирка Барзюма, который перед вами!
     - Барзюм!  -  воскликнула Элен, уставившись расширившимися от изумления
глазами на всемирно известного импресарио.
     Таким  образом,  благодаря неожиданному стечению обстоятельств и  целой
цепочке  потрясающих  совпадений,  Элен  оказалась  в  специальном  цирковом
поезде,  разъезжающем по всему свету.  Она попала в одну из самых знаменитых
трупп мира, почитаемую в любом уголке земли.
     И  кто  бы  мог  вообразить  -   именно  от  Барзюма  девушка  услыхала
комплименты в свой адрес!
     Внезапно Элен побледнела. Каким будет результат этой беседы? Ну хорошо,
допустим, на какое-то время она спасена от тюрьмы в этом поезде, несущемся в
неизвестном направлении.  Но ведь она даже не знает,  где находится в данную
минуту!  Во Франции, в Германии или в другом каком месте... А что, если... в
Бельгии?
     И  что произойдет в  будущем?  Как поступит Барзюм,  когда установит ее
личность и узнает всю историю?
     Элен с тревогой ожидала продолжения разговора. Однако последующая фраза
директора ее несколько успокоила:
     - Я  понимаю,  мадемуазель,  в  обстоятельствах вашего появления здесь,
разумеется, есть нечто загадочное. Но это неважно, я не желаю об этом ничего
знать.  Предлагаю вам  следующее:  начиная  с  этого  разговора,  точнее,  с
завтрашней репетиции,  вы  становитесь частью моей  труппы.  Если,  конечно,
первый опыт пройдет успешно,  в  чем я не сомневаюсь.  Назначаю вам зарплату
три тысячи долларов в месяц. Мы подписываем контракт на год... Ну вот, вроде
и  все.  Единственное,  что потребуется от вас,  -  это прилежание,  а также
корректное обращение с  окружающими.  Вы будете здесь в  среде актеров.  Это
честные и достойные люди!..
     - Мсье,  -  возмутилась Элен.  Ее лицо покраснело при мысли о возможных
предположениях Барзюма,  -  я достаточно себя уважаю и не позволю кому бы то
ни было...
     - Я вам верю,  мадемуазель,  - закончил он, - многолетний опыт работы с
людьми позволяет мне судить о них с первого взгляда.  Я не знаю,  кто вы,  и
меня не интересуют причины,  заставившие вас искать у нас убежище.  Вы тут в
полной безопасности. Итак, по рукам?
     У Элен не было выбора.  Она не могла отказаться,  даже если б захотела.
Это решение великолепно сбивало со следа бельгийскую полицию.
     Элен не колебалась:
     - Я готова подписать договор, мсье, - проговорила она решительно.
     - Хорошо, - сказал Барзюм.
     Затем,  написав несколько строк крупным размашистым почерком,  протянул
лист бумаги Элен.
     - Подпишите, пожалуйста, - предложил он.
     Девушка замялась...
     Увы!  Разве могла она открыть свое подлинное имя,  поставив подпись под
этим документом?
     Элен спросила:
     - Как бы вы сами предпочитали меня называть?
     Мгновение подумав и,  кажется, поняв, если не все, то, по крайней мере,
почти все, Барзюм ответил:
     - Подпишитесь именем одного из наиболее славных предков.  Поставьте имя
знаменитой наездницы... Могадор.





                          НАЕЗДНИЦА ВЫСШЕГО КЛАССА

     Жребий был брошен, Элен стала участницей персональной высшей школы.
     Решение,  вынесенное накануне вечером в  ходе  беседы между  девушкой и
импресарио,  было подтверждено утром следующего дня  чем-то  вроде экзамена,
устроенного дочери  Фантомаса  хозяином  манежа  под  неусыпным оком  самого
Барзюма.
     Последний был  весьма воодушевлен знанием дела  и  даже мастерством,  с
которым его  новая  воспитанница выполняла конные упражнения.  Когда девушка
закончила, он сказал ей:
     - Это  только начало.  Через некоторое время вы  хорошенько узнаете всю
подноготную цирка и будете выполнять фигуры высшего пилотажа.
     Потом он наклонился и прошептал на ухо:
     - Я вам удвою зарплату.
     Элен,   все  еще  не   до   конца  пришедшая  в   себя  после  вереницы
головокружительных событий,  произошедших за  такое короткое время,  грустно
улыбнулась последней реплике Барзюма.
     Ведь на самом деле для нее не так уж и важно богатство, которым пытался
заманить ее великий импресарио.  Все,  чего добивалась Элен, - это полностью
отвести от себя подозрения бельгийской полиции,  которая никогда в  жизни не
догадается разыскивать ее  в  труппе циркачей,  разъезжающих по всему свету.
Потому-то и приняла она приглашение на работу.
     Кроме того,  молодая девушка предвидела в той роли,  которую собиралась
играть,  возможность немного изменить внешность,  скрыв наиболее характерные
черты с помощью грима.
     Утро было загружено целиком. Барзюм отвел девушку к цирковому портному.
Тот с ловкостью человека,  привыкшего к подобной работе, подобрал ей в самые
короткие  сроки  платье  для  верховой езды  -  черного  цвета,  превосходно
облегавшее ее стройное грациозное тело.
     Было  одиннадцать утра.  Элен  освободилась и  решила просто побродить,
приглядываясь к жизни артистов и служащих цирка.
     Обедать  ее  пригласили в  вагон-ресторан,  где  собралось  большинство
актеров труппы. Среди них были известные звезды.
     Поначалу  Элен   немного  стеснялась  и   краснела,   но   очень  скоро
почувствовала себя абсолютно в своей тарелке, поскольку люди, окружавшие ее,
были доброжелательны, даже сердечны, и совершенно просты в общении.
     Если бы наша героиня была писательницей,  она,  несомненно,  нашла бы в
этой среде любопытнейший материал для наблюдений.
     Цирк  Барзюма состоял из  самой  разношерстной публики со  всех  концов
Земли.
     Тут  находились акробаты,  гимнасты,  фокусники -  уроженцы Венгрии или
Богемии,  русские атлеты,  английские клоуны,  латиноамериканские наездники,
китайские жонглеры, японские эквилибристы.
     И  вдобавок  несколько человек,  обиженных природой,  зарабатывающих на
хлеб своим уродством или увечьем.
     Напротив Элен сидел кадр,  в общем-то,  ничем особо не выделявшийся. Он
был молчалив и прожорлив. Девушка полюбопытствовала насчет его профессии. Ей
ответили:
     - Это человек-каучук.  Взгляните на его дряблую кожу. Этот парень может
оттягивать щеку на полметра.
     Соседями Элен были два карлика,  взгромоздившиеся на высокие табуретки,
та самая крошечная чета,  которую девушка встретила в  первую ночь в поезде.
Оба неутомимо болтали друг с другом, но такими слабенькими тихими голосками,
что едва ли кто-либо мог их расслышать.
     Потом Элен обратила внимание на сидящего за другим концом стола мощного
атлета с загорелым лицом и жестким взглядом.  Ей шепнули,  что этого крепыша
зовут Жерар, и он является укротителем хищников.
     Девушка смотрела на него с огромным интересом.  Ей, правда, не сказали,
что  он  родом  из  колонии Кап;  но  это  заставило бы  ее  призадуматься о
собственном происхождении,  о  далекой стране,  где протекли ее  первые годы
вскоре после войны за Трансвааль.
     Девушке было  хорошо среди этих приветливых,  дружелюбных и  деликатных
актеров.  Никто ни  разу даже не  помыслил спросить о  том,  как  она  здесь
очутилась.  Хотя,  надо полагать,  ее  неожиданное появление вчера вечером в
одежде конюха могло  выглядеть более  чем  странно.  Да  еще  это  укрощение
непокорной лошади...  Однако ни  один из  них не пытался узнать,  кто она на
самом деле. Мсье Барзюм, представляя ее труппе, сообщил:
     - Прошу познакомиться -  мадемуазель Могадор. Отныне она будет замещать
покинувшую нас мисс Донну Беллу.
     И  никто  даже  не  поморщился,   услыхав,  что  незнакомка  носит  имя
знаменитой наездницы, являющейся, возможно, ее прабабкой.
     Могадор... Элен стала понемногу привыкать отзываться на это имя.
     Когда ее  отвели в  небольшое,  но уютное купе,  к  ней через некоторое
время  пришел  секретарь Барзюма мсье  Чарли  и  принес  несколько вещей,  в
которых она могла нуждаться:  коробочку с гримом,  хлысты, шпоры, а служанка
принесла для молодой наездницы белье.
     Это все выглядело настолько непривычно,  забавно и неправдоподобно, что
напоминало какой-то  чудесный  сон.  И  Элен  даже  позабыла  о  трагических
инцидентах последних дней.
     Поезд  стоял неподалеку от  большого товарного вокзала города Тирлемон.
Это название Элен услыхала первый раз двое суток назад от великана с сигарой
в  зубах,  заполнившего своими телесами все купе.  Теперь-то она знала -  ее
собеседник как раз и прославился тем, что он, судя по всему, самый громадный
и тяжеленный человек на планете.
     К   двум  часам  после  полудня  прибыли  еще  два  больших  состава  и
расположились на соседних путях.
     Карлики,  привязавшиеся к  девушке и  не  отходившие от  нее ни на шаг,
объяснили:
     - Это приехало специальное цирковое оборудование. Скоро установят шатры
для представлений.
     Так Элен узнала,  что в  команду Барзюма входят три поезда.  Два -  для
материалов и оборудования и один - для артистов. Этот поезд состоял из шести
вагонов,  три из которых предназначались для актеров,  самого Барзюма и  его
бюро,  в  четвертом ехали конюхи,  наездники и  укротитель Жерар,  а  в двух
последних - лошади, хищники и администрация цирка.
     Возле  лошадей,  выдрессированных  по  высшей  школе  эквилибристики  и
испанского танца, в клетках размещались три пары: тигров, пантер и львов.
     Как только прибыли грузовые поезда,  из  них вышло множество подручных.
Быстро  загрузив повозки всякой  всячиной (коробками,  палатками,  огромными
рулонами  полотна),   они   запрягли  мулов.   Во   всех  этих  манипуляциях
чувствовался строгий определенный порядок. Колонна собиралась отправиться на
расстояние примерно полтора километра от  вокзала в  просторную долину,  где
через несколько часов должен быть сооружен цирк Барзюма.
     Таким  образом,   в   течение  целого  дня  Элен,   никогда  раньше  не
присутствовавшая при подобных зрелищах, наблюдала непрерывную цепочку машин,
загруженных разными диковинными вещами.
     Путь,  ведущий от  вокзала к  предполагаемому месту установления цирка,
был  настоящей трясиной.  Накануне прошел  дождь,  и  теперь тяжелые повозки
месили грязь на протяжении всей дороги.
     И  при  этом  можно  было  наблюдать поистине  неожиданное оригинальное
зрелище:  несколько огромных слонов принялись услужливо помогать людям.  Они
уцепились своими крепкими хоботами за брусья и  рукоятки повозок и стали изо
всей  силы  подталкивать их,  поскольку лошади  были  бессильны сдвинуться с
места.
     - Неужели к вечеру все будет готово?  -  удивлялась Элен.  Но маленькие
спутники - карлики, в течение двух часов семенившие рядом, успокоили ее.
     - Будьте уверены, Могадор, - сказали они, - организация цирка Барзюма -
самая чудесная в мире.
     Карлики произнесли эти слова убежденно -  каждый из  них являлся частью
той всемирной славы, которой пользовался цирк Барзюма.
     Быстро  поужинав  к   половине  седьмого,   Элен,   согласно  указаниям
режиссера,   поднялась  в  машину,  отправлявшую  ее  вместе  с  несколькими
артистами к самому цирку.
     - Ни о чем не беспокойтесь,  -  сказали ей,  -  ваша гримерная будет за
кулисами.
     И молодая девушка,  преодолев полтора километра,  прибыла на просторную
площадь,  ярко  освещенную  электрическими прожекторами,  в  центре  которой
возвышался гигантский монумент.  Ей объяснили,  что театр вмещает пятнадцать
тысяч зрителей.
     Ровно в полдевятого двери цирка открылись для публики.
     На  спектакль собрался  чуть  ли  не  весь  Тирлемон,  поскольку труппа
намеревалась устроить лишь одно представление.
     Многие приехали из Брюсселя,  из Льежа и других городов страны на своих
автомобилях, стремясь не упустить неповторимое зрелище.
     Первые  зрители,  проникшие под  огромный  шатер,  установленный весьма
ловко  всего  за  несколько  часов,  погружались  сразу  же  в  удивительную
атмосферу  -  они  попадали  в  длинный  коридор,  в  котором  на  небольшом
расстоянии  друг  от  друга  размещались  эстрады,   занятые  феноменальными
представителями человеческой природы.
     Среди них  были  человек-каучук,  женщина,  с  ног  до  головы покрытая
татуировкой,  ребенок без рук и ног.  Зрители собирались,  конечно,  и возле
человекообразной собаки -  существа с  длинным ворсом на лице,  но с  вполне
разумным  взглядом.   Этот  пуделеподобный  парень  восхищал  публику,   ему
непрерывно  подбрасывали  кусочки   сахара,   как   самому   обаятельному  и
экзотичному члену общества.
     Неподалеку  от  наитолстейшего  человека  в  мире  занимал  свое  место
человек-скелет,  настолько тощий, что когда смотрели на его почти прозрачную
грудь,   освещенную  сзади  электрической  лампой,   можно  было  без  труда
пересчитать кости. Зазывала, представлявший этого субъекта толпе, утверждал,
будто каждое из  его  бедер в  диаметре не  превышает по  размеру доллар или
пятифранковую монетку.
     Тут же мельтешили и двое карликов -  новых дружков Элен.  Поговаривали,
дескать,   они  принцы,  вернее,  потомки  какой-то  исчезнувшей  балканской
династии.  Оба  имели утонченные манеры,  их  можно было приглашать в  любые
великосветские салоны,  тем  более,  что  карлики  разговаривали  на  многих
языках.
     Красовался здесь  и  султан из  Конго  с  бронзовой кожей  и  роскошной
бородой.
     Вдоволь наглядевшись на феноменов,  публика прошла в зал и расселась по
местам.  В этот момент поднялся занавес,  и показалась арена, потрясшая всех
гигантскими размерами. Это был настоящий ипподром эллиптической формы метров
двести в длину,  в середине которого помещались целых три цирка на небольшом
расстоянии друг от друга.
     Под   куполом  свисали  закрепленные  балки,   лестницы,   перекладины,
предназначенные для захватывающих трюков.
     Оркестр  загрохотал в  самом  конце  зала  напротив выхода  артистов на
арену,  и  спектакль открылся  выездом  колесницы,  промчавшейся по  большой
полосе ипподрома, в то время, как в каждом из трех отдельных цирков акробаты
приступили к  смелым  и  опасным номерам.  Особенно блистала группа японских
гимнастов, взобравшаяся под самый купол цирка.
     Появился  громадный  синий  шар.   Он   стал  подниматься  по  винтовой
четырехметровой лестнице и на ее вершине раскрылся,  представив ошеломленной
публике  прелестную молодую  девушку  с  белыми  волосами,  разбросанными по
плечам.
     Затем дорожку перекрыли огромные клетки с крепкими прутьями из железа -
в них рычали львы.  Рядом бежал медведь,  переодетый в солдата.  Он тянул за
собой  небольшую повозку,  в  которой находился укротитель зверей  в  плотно
облегающем блестящем костюме с красными петлицами. В программе значилось имя
укротителя Жерара, уже знакомого нашей героине.
     Первые зрительские ложи были битком набиты элегантной толпой -  светлые
туалеты вперемешку с  темными.  Несмотря на  то,  что действие происходило в
деревне, многие стремились прийти сюда в вечернем костюме.
     В  этот вечер самые сливки бельгийской аристократии собрались у Барзюма
- представители высшего света не хотели упустить возможность встретиться,  с
кем необходимо, или даже завязать какие-то новые деловые отношения.


     Две молодые дамы беседовали друг с другом.
     - Ты знаешь, Клементина, - сказала одна, глядя немного в сторону сквозь
свой лорнет,  -  вон тот молодой человек,  который ходит взад-вперед с таким
видом, будто хочет воспользоваться...
     Ее подружка -  толстая блондинка,  постоянно потевшая, хотя температура
была еще не такая высокая - встряхнув своей жирной массой, пробормотала:
     - Ей-Богу,  Филомена, я лучше и смотреть не стану. Поскольку уже больше
двух дней, как мой содержатель вернулся из Голландии...
     И  две женщины с  удвоенной энергией принялись строить глазки и  в упор
рассматривать молодого человека,  элегантно одетого и  с  изящными манерами,
вот уже несколько минут расхаживавшего неподалеку от них.
     Наконец он  решился и,  больше не колеблясь,  с  какой-то поразительной
непринужденностью проник в их ложу.
     - Добрый вечер!  -  весело проговорил он.  - Ну, как делишки? Последний
раз мы, вроде, виделись позавчера, а?
     И  повеса пожал им  руки,  как  будто имел  дело со  старыми знакомыми.
Женщины удивленно переглянулись. Клементина спросила Филомену:
     - Слушай, это твой приятель, да?
     Но Филомена ответила:
     - Это забавно, но я его впервые вижу.
     Вновь прибывший,  услышав их реплики, шумно рассмеялся (правда, с видом
довольно-таки натужным) и поджал губы.
     - Как?!  Вы  меня никогда не  видели?!  -  вскричал он громким голосом,
точно специально, чтоб его услышали по соседству. - Однако мы ужинали вместе
на бульваре Анспаш... Два или три раза на прошлой неделе. И вам известно мое
имя - барон Леопольд.
     Исключительно из вежливости Клементина произнесла:
     - Ах да, кажется, я припоминаю.
     Однако по  ее  растерянному виду  было ясно,  что  ничегошеньки она  не
понимает.
     Незнакомец,  тем временем,  фамильярно втиснувшись между двумя молодыми
женщинами и  заказав  цветы,  принялся  рассказывать все  таким  же  громким
голосом (словно для кого-то  другого...)  всю свою жизнь,  чуть ли не час за
часом.  Будто каждый обязан был знать,  что он  приехал из Спа,  затем был в
Остенде,  после чего  восемь дней провел в  Брюсселе,  что  зовут его  барон
Леопольд  и  что  в  течение  четырех  дней  он  курсирует  между  Льежем  и
Тирлемоном.
     Филомена наклонилась к Клементине и пролепетала наивно:
     - К чему он несет все это?  Вот если бы предложил,  к примеру,  немного
поужинать...
     Клементина,   более  решительная,  чем  подруга,  попыталась  перевести
разговор на эту важную тему.
     - Что касается вкусной еды... - начала она.
     Но молодая женщина остановилась,  так как заметила,  что барон Леопольд
ее абсолютно не слушает.  Он резко и грубо поднялся,  даже немного задев при
этом двух дам, и облокотился о бортик ложи. Он пялился вытаращенными глазами
на представление, которое развертывалось теперь как раз напротив ложи.
     Только  что  вывели  великолепного коня.  На  нем  восседала грациозная
амазонка в платье из черной ткани, со сверкающим цилиндром на голове.
     То была Элен! В программе значилось под номером двенадцать:
     "Мадемуазель Могадор, наездница высшего класса".
     Барон Леопольд, до этой минуты болтавший без умолку, не проронил больше
ни  слова.  Он  побледнел,  руки,  лихорадочно прижимавшие к  глазам лорнет,
дрожали.  Пока длилось представление,  барон не  отрывался ни  на секунду от
этого зрелища.
     Конечно,  он  был решительно очарован обаянием наездницы,  но  поза его
выглядела настолько неделикатно,  настолько было ясно,  в чем тут дело,  что
обе бедные женщины от досады кусали губы.
     - Я думаю,  - продекламировала Клементина, не испытывающая недостатка в
здравом смысле,  - если кто и отужинает сегодня вечером с этим господином, -
это буду не я.
     - И  не я,  -  подтвердила Филомена,  скрывая за взмахом веера глубокий
вздох.
     Однако толстушка-фламандка Клементина все никак не могла успокоиться, и
когда наездница под  овацию восхищенной толпы закончила последний трюк,  она
(возможно, из простого упрямства) потянула барона за рукав и спросила:
     - Ну, так как насчет ужина?
     Но  ей вторично пришлось остановиться.  На этот раз барон Леопольд,  не
обратив ни на нее,  ни на ее подружку ни малейшего внимания,  покинул ложу и
исчез в крытой галерее.
     Две дамы смущенно переглянулись.
     - Ты знаешь, - сказала Филомена Клементине, - у меня такое чувство, что
на этот раз мы облапошены.
     И добавила с горечью:
     - Барон совсем не желает воспользоваться...
     Между  тем,  Леопольд быстро  шел  по  галерее,  запруженной зрителями.
Наконец он достиг конца скакового круга,  расположенного как раз возле входа
за кулисы, где возвышался здоровенный служитель цирка в одежде швейцара.
     - Сюда нельзя, - сказал он, - посторонним вход...
     Но  барон Леопольд знал,  как  нужно разговаривать с  такими субчиками.
Продолжая  стремительно продвигаться,  он  незаметно  сунул  в  лапу  стража
золотую монету, объявив при этом достаточно решительно:
     - Я не посторонний. Я - барон Леопольд, и меня ждут возле конюшен...
     Великан по-армейски отдал честь и кивнул головой с понимающим видом. Он
удостоверился, что поблизости нет инспекторов, которые могли бы схватить его
за руку.
     Тот,  кто назвался бароном Леопольдом,  уже шел по огромному лабиринту,
встроенному в кулисы цирка.  Кулисы занимали еще большую площадь, чем шатер,
покрывающий скаковые дорожки и  ряды  зрителей.  Они,  правда,  выглядели не
столь изящно, но зато весьма экзотично.
     Барон Леопольд обратился к проходившему мимо клоуну:
     - Скажите, где уборные наездников?
     Скоморох   пустился   в   неловкие  объяснения  на   довольно  гнусавом
американском, который барон, к счастью, немного понимал:
     - Перейдите за  первый шатер,  затем обойдите второй,  там  вы  найдете
стойла лошадей, а немного подальше - гримерные наездников...
     Небрежно поблагодарив,  барон  последовал в  указанном направлении.  Он
пересек многочисленную толпу людей,  сидевших на  корточках перед маленькими
открытыми чемоданами,  из которых они доставали разноцветные костюмы,  яркие
кричащие румяна. К крышке каждого чемодана были прикреплены зеркальца; в них
артисты смотрелись, накладывая грим.
     Повсюду   валялась   солома,   из-под   нее   струились  ручьи   черной
отвратительной воды.  Гримерные клоунов, акробатов, статистов, среди которых
бродил сейчас Леопольд,  располагались прямо на земле,  а поскольку накануне
прошел дождь, она была грязная и намокшая, по запаху напоминая сортир.
     Это представляло зрелище одновременно и  жалкое,  и живописное -  точно
посыпанные мукой мордахи клоунов,  силящихся состроить комические гримасы, в
то  время,  как  их  матерчатые  башмаки  постепенно  наполнялись  водой,  а
разноцветные штанишки покрывались грязными пятнами.
     Барон  Леопольд поспешно пересек  пристанище клоунов,  поражающее своим
комическим безобразием.  Он собирался прошмыгнуть сквозь соседний шатер,  но
был  остановлен  резкими  криками  переодевающихся статисток  -  американок,
русских и австралиек. Барон вынужден был отступить.
     Он,  собственно,  и  не настаивал,  ведь это было не то,  что он искал.
Барон повернул направо и проскользнул через соседний шатер.
     Объяснения,  данные  клоуном,  больше  не  могли  помочь визитеру.  Он,
похоже,  безнадежно заблудился в  длинном  лабиринте  цирка  Барзюма.  И  он
начинал  все  больше  и  больше  нервничать,  представляя  последствия своей
шалости.
     Представление на  арене всегда начиналось вовремя и  разворачивалось по
четко  спланированному сценарию,  тогда  как  за  кулисами  творилась полная
неразбериха.   Отовсюду  раздавались  крики,   какие-то   нелепые  указания,
взаимоисключающие  друг  друга,   то  и   дело  гасла  электрическая  лампа,
обрушивался кусок  декоративной стены,  обшитый материей.  Из  разных  углов
доносились  ругательства  конюхов.   Рабочие  по   ходу   действия  заменяли
отслужившие декорации.
     В три часа утра поезд Барзюма должен был отправляться, шатры необходимо
было сложить, актеров отвезти на вокзал, не теряя при этом ни секунды.
     Через десять минут барон Леопольд добрался до конюшен. Два или три раза
он  чуть  не  оказался сбит  лошадьми,  выводимыми конюхами для  отправки на
поезд.
     Одного из них, похоже, главного, Леопольд спросил внушительным тоном:
     - Вы  не  в  курсе,  где  мадемуазель Могадор?  Мне  очень нужно с  ней
поговорить.
     - Честное слово,  вам повезло,  -  промолвил служитель,  -  она как раз
сейчас отправится на поезд. Торопитесь, если хотите ее повидать.
     Сердце  учащенно  забилось  в  груди  барона  Леопольда в  предвкушении
встречи, и тут же он действительно заметил наездницу, осторожно вышагивающую
между лужами грязи, подобрав черную юбку.
     Элен в  самом деле только что  покинула цирк и  направлялась к  машине,
которая должна была отвезти ее к поезду. По дороге кто-то вдруг окликнул ее:
     - Мадемуазель!
     - Мсье!
     Девушка  обернулась,  озадаченная повелительным тоном,  которым  к  ней
обратились.
     Она  побледнела.  Страх все еще преследовал Элен,  ведь они до  сих пор
находились в Бельгии,  и,  в принципе,  она могла быть узнана и арестована в
любой момент.
     Девушка с удивлением взглянула на незнакомца.  Тот, между тем, не теряя
даром времени, твердо произнес:
     - Разрешите представиться,  мадемуазель,  - барон Леопольд, родственник
бельгийского короля...  неплохой малый,  к тому же весьма удачного сложения,
а?..
     И  через мгновение этот  пройдоха добавил,  нагло приближаясь к  Элен и
стремясь схватить ее за руку:
     - Договорились, детка? Я вас похищаю, и вечером мы ужинаем вместе...
     Девушка пришла в  такое замешательство,  что не  знала,  как отвечать и
уместно ли в подобной ситуации сердиться.  Элен смотрела при свете фонаря на
этого нахального ловеласа,  и  -  странное дело -  ей  померещилось,  что не
будучи с  ним знакомой,  она все же встречала его где-то раньше.  Где же она
видела  эти  холодные  сверлящие  глаза,  бритое  костлявое  лицо  и  волосы
какого-то пепельного цвета?
     И необычный голос был тоже вроде немножко знаком... Элен не могла точно
вспомнить,  при каких обстоятельствах встречалась с этим мужчиной. Но вдруг,
почему-то еще с  большей интенсивностью,  чем прежде,  перед ней всплыли все
приключения,  пережитые за последнее время, в том числе и арест в Антверпене
по подозрению в убийстве.
     Внезапно девушка покраснела от гнева.  Человек, представившийся бароном
Леопольдом,  обхватил Элен за  талию и,  дерзко прижав к  себе,  прикоснулся
губами к ее волосам. Гордая кровь Элен взбунтовалась, она отпрыгнула назад.
     - Мсье! - вскричала она возмущенно.
     Движение сработало быстрее мысли,  и  своей плетью наездница хлестанула
по лицу пошляка-барона.
     В  глубине цирка появился человек.  Невозмутимо скрестив руки на груди,
наблюдал  он  сцену  и  улыбался,  одобрительно оценивая прием,  примененный
девушкой по отношению к назойливому ухажеру. Это был укротитель львов Жерар,
человек родом из Натала.


     Было  два  часа утра.  Поезд Барзюма вот-вот  собирался трогаться.  Все
артисты, конюхи, служащие, а также оборудование были готовы к отправлению.
     Старший конюх,  только что проверивший загрузку последних лошадей,  уже
собрался и сам подняться в поезд,  как вдруг,  в тот момент,  когда раздался
гудок локомотива, кто-то потянул его за рукав.
     Он  обернулся.  Перед ним  стоял молодой человек,  одетый в  элегантный
вечерний костюм и высокую шляпу.
     Он спросил немало удивленного служащего:
     - Ваша труппа не нуждается случайно в конюхах?
     - Нет, мсье, - ответил тот.
     - А в работниках конюшни?
     - Нет, мсье.
     Дав гудок,  поезд тронулся с места, старший конюх запрыгнул в вагон, но
на  ступеньках лестницы,  находившейся в  самом  конце,  примостился молодой
человек, успевший-таки просунуть в лапу служащего банковский чек.
     - Уверяю вас,  -  проговорил он  загадочно,  -  именно вы  нуждаетесь в
помощи. А посему - лишний конюх вовсе не помеха...
     Вид он  имел такой необычный и  такой убежденный,  произнося эти слова,
что  главный  конюх  остался весьма  озадачен.  Тем  не  менее,  он  ответил
утвердительно,  увидав,  как молодой человек вытаскивает из  кармана на этот
раз целую пачку банковских билетов, говоря:
     - Это, чтобы лучше обеспечить вашу новую службу.
     Главный конюх,  удостоверившись,  что никто не видит,  опустил деньги в
карман и тихо спросил:
     - А в чем служба-то?
     - Я - барон Леопольд. Вы можете называть меня просто - Леопольд.
     Старший конюх посмотрел на пришельца:
     - Любовная интрига, да? - спросил он.
     - О, еще бы! И не спрашивайте, - буркнул барон.
     И  тогда служитель с облегчением вздохнул.  Разумеется,  он предпочитал
это чему-либо другому. К тому же и сам был в таком деле мастак и считал, что
любовные истории,  как правило,  не длятся долго. Кроме того, он хорошо знал
артистов цирка  Барзюма  как  достойных порядочных людей,  знал  также,  что
подавляющее  большинство женщин  -  замужем,  или  собираются  выйти  замуж.
Поэтому  он   с   иронией  взглянул  на   ловеласа,   который,   несомненно,
представлялся  бароном,   чтобы   побыстрей  завоевать  сердце  какой-нибудь
актрисы.
     Шеф конюхов сказал:
     - Я вас помещу в одну из свободных кабин.  Завтра,  возможно,  подберем
вам подходящую униформу.
     Через  несколько минут  барон  Леопольд сидел  на  аккуратной кушетке в
маленьком купе. Он потирал руки от удовольствия.
     - Все  лучше  и  лучше,  -  рассуждал он,  -  дела  устраиваются просто
блестяще, и славная крошка из Антверпена...
     Барон не  успел закончить мысль.  Раздался резкий короткий стук  в  его
купе,  и дверь отворилась. Кто-то стоял в коридоре. Это был мужчина высокого
роста, с бронзовой кожей и густыми усами.
     Едва барон взглянул на вошедшего, как тот пробрался внутрь и проговорил
тихим голосом, но в то же время сухо, внушительно и властно:
     - Слушайте меня,  любезнейший!  Если  еще  раз  вы  позволите себе хоть
малейшую некорректность по отношению к мадемуазель Могадор,  то будете иметь
дело со мной, равно как и с моими друзьями.
     - Вот как!  -  брякнул барон,  глядя смущенно на  этого рыцаря.  Тем не
менее, попытавшись улыбнуться, он спросил:
     - А кто они - ваши друзья?
     Мужчина ответил нарочито спокойно:
     - Львы, тигры и пантеры. Я - Жерар, укротитель хищников.
     Это  и  в  самом  деле  был  Жерар  собственной персоной.  Откланявшись
подчеркнуто вежливо, он вышел и скрылся в темноте коридора, оставив барона в
немалом замешательстве.






     - Я просто счастлив вас видеть,  мсье Жюв. Дело настолько запутанное...
Я думаю, нам стоит вместе порассуждать.
     Королевский прокурор  антверпенского трибунала принимал  Жюва  в  своем
кабинете. Удобно устроившись в глубоком кресле и машинально поглаживая ножом
из слоновой кости седые,  аккуратно подстриженные бакенбарды,  он ежеминутно
посылал Жюву любезные улыбки.  По правде говоря,  он был вообще-то несколько
удивлен манерой поведения инспектора.
     Бельгийский прокурор являлся воплощением спокойствия и флегматизма. Что
бы ни случилось, он никогда излишне не волновался и не дергался. А перед ним
Жюв ходил взад-вперед,  не в силах оставаться на месте ни на секунду,  топал
ногами,   кусал   губы,   временами  отпуская   какие-то   нечленораздельные
восклицания.
     Но как Жюв очутился в Антверпене?  И,  главное,  каким образом проник в
кабинет к главному прокурору?
     Инспектор испытал глубокое потрясение,  когда  в  Бордо  Алиса Рикар по
трагической ошибке убила своего мужа,  после чего покончила с собой. Честный
полицейский подсознательно чувствовал себя ответственным за то, что не сумел
предотвратить эти две смерти.
     К  счастью,   мсье  Авар  утешил  инспектора.  Менее  чувствительный  и
восприимчивый,  чем Жюв, но еще более опытный (если такое вообще возможно!),
привыкший к  постоянным опасностям во время полицейской службы и презирающий
эти  опасности (ничего удивительного -  едва ли  этот вояка более двух раз в
течение всей своей работы покинул стены кабинета),  он усмотрел в событиях в
Бордо лишь одно.
     - Это чертовски здорово,  - подмигнул он Жюву, - что не вы оказались на
месте Фернана Рикара, не так ли, а?
     И добавил цинично:
     - А  теперь,  когда  эти  ребята спокойненько дрыхнут на  глубине шесть
футов, старина Жюв вновь приступит к работе.
     Мсье Авар замял дело.  Несмотря на отчаянный протест,  он уверил Жюва в
том,   что,  кроме  совести  полицейского,  есть  еще  общественное  мнение,
убежденное в том, что причина гибели Рикаров - любовная драма.
     Потом,  когда все формальности были соблюдены,  мсье Авар проводил Жюва
до его кабинета,  а по дороге описал в двух словах таинственные необъяснимые
происшествия в Антверпене.
     - Что вы обо всем этом думаете?  -  спросил он.  - Не прослеживается ли
здесь вмешательство Фантомаса?
     По  правде  говоря,  в  этот  момент Жюв  ничего еще  не  прослеживал в
"антверпенских событиях".
     Ему необходимо было кропотливо все изучить и взвесить, чтобы убедиться,
действительно  ли   Фантомас  побывал  в   Антверпене  и   продырявил  посла
Гессе-Веймара,  а впридачу и англичанина,  затем точно ко времени подоспел в
Бордо и там возле охотничьего павильона осуществил свой коварный замысел...
     Проведя расследование (как только он  это  умел делать,  -  не  покидая
кабинета,  изучая лишь материалы,  предоставленные полицией),  Жюв в  высшей
степени  проникся  тем,   что   некоторые  именовали  уже  не   иначе,   как
"антверпенская тайна".
     Это  произошло  в   самый  разгар  его  ознакомления  с   "бельгийскими
событиями".  Как-то  утром  ему  доставили  депешу  от  брюссельской  Службы
безопасности, содержащую следующее:
     "Если  вас  не  затруднит,  срочно приезжайте в  Антверпен к  господину
королевскому прокурору,  который будет счастлив побеседовать с вами, а также
официально поручит вам расследование дела".
     Депеша  подчеркивала  также,  что  предложение  очень  даже  выгодно  с
финансовой точки зрения. Впрочем, на это Жюв не обратил особого внимания.
     - О!  О! - только и воскликнул полицейский, прочитав короткое послание,
и тут же заторопился собирать чемодан.  - Похоже, на этот раз меня поджидает
неплохая работенка.
     В  тот же вечер Жюв был в Антверпене,  и на следующее утро его принимал
королевский прокурор.
     К  сожалению,  Жюву  не  удалось заполучить хоть  сколько-нибудь ценной
информации в ходе визита к обходительному прокурору, который довольствовался
лишь тем, что заново оттарабанил инспектору официальную версию.
     Из  его  слов  невозможно  было  понять,  в  чем  тут  дело;  гипотеза,
предложенная прокурором, была попросту заимствована из газет.
     - Видите ли,  -  резюмировал прокурор,  -  вся история сводится в  двух
словах к следующему.  Мистер Гаррисон,  приехавший из Англии, был убит. Этот
факт не  может отрицать и  сам Господь Бог.  А  еще -  представляется весьма
вероятным,  что  укокошивший его  злоумышленник стянул все  деньги,  которые
Гаррисон имел при себе. Впрочем, до конца это еще не выяснено... Кроме того,
англичанин находился в  компании князя Владимира из  Гессе-Веймара,  однако,
что случилось с  этим князем,  пока не известно.  И,  увы,  сие тоже следует
принять как факт...
     - Хм! - кашлянул Жюв.
     - Решительно никаких известий,  - продолжал невыносимый прокурор, - так
как, возможно, он уже "готов", и не исключено, что труп его выкинули в море,
и... знаете ли...
     На это Жюв не ответил ни да, ни нет.
     - Пардон,  -  только спросил он,  -  но  ведь  насколько мне  известно,
бельгийская полиция произвела арест?
     - Да,  -  ответил прокурор,  -  и  это самое ужасное,  что вообще могло
произойти.  Мы  арестовали  одну  девицу,  показавшуюся нам  подозрительной.
Создалось впечатление,  что она каким-то  образом,  так сказать,  замешана в
убийстве.  Ну,  а сейчас, когда эта поганка умудрилась улепетнуть из надежно
охраняемой тюрьмы, с такой неподражаемой изобретательностью, я даже не знаю,
что и думать...
     - Да уж, - промолвил Жюв.
     Но в этот момент он замер как вкопанный посреди кабинета.
     - Постойте, а эта девушка, - уточнил он, - какая она была из себя?
     Как всегда невозмутимый прокурор с улыбкой ответил:
     - Это очень даже славненькая девочка. Подобных красоток не так уж много
в Антверпене.
     - Но ее имя?!
     - Она ни в какую не желала называться.
     - О, да, я думаю! Но вы хотя бы пытались выяснить?
     - Да, но увы - безуспешно.
     - А как же антропометрическое обследование?
     - К сожалению, мы не успели его провести.
     Жюв топнул ногой.
     - Однако газеты твердят, что...
     - На этот раз, мсье Жюв, газеты и в самом деле говорят что-то более или
менее правдоподобное.  Опираясь на рассказ следственного судьи Ван Миделика,
они утверждают, что речь идет о дочери Фантомаса.
     Итак,  который  уже  раз  на  своем  полицейском поприще Жюву  пришлось
услышать это треклятое имя!
     С   одной   стороны,   пока   инспектор  скрупулезно  изучал  материалы
антверпенского дела, ему в голову не раз приходила мысль о возможном участии
в этой чехарде его старого "дружка", точнее, его дочери. По крайней мере, на
это было как-то похоже.  Но с другой, по словам Фандора, эта девица ну никак
не  могла  находиться в  Антверпене,  так  как  села  на  пароход в  Бордо и
отправилась в Натал, где, собственно, Фандор и собирался ее подкараулить.
     Поэтому, слушая королевского прокурора, поддерживавшего версию, что так
ловко сбежавшая особа -  дочь Фантомаса, Жюву, ох, до чего хотелось тряхнуть
этого малого как следует...
     Дочь Фантомаса?  А вот - черта лысого! Здесь-то как раз и невозможно ее
участие. Но что касается ее папочки...
     Внезапно Жюв проговорил:
     - Эта  девчонка могла быть  только соучастницей.  Следовательно,  нужно
искать истинного виновника в другом месте.  Господин королевский прокурор, я
полагаю,  вы  просмотрели весь  порт,  и  труп князя Владимира,  само собой,
искали повсюду?
     - Разумеется,  - ответил прокурор, - перерыли и обшарили буквально все,
тем не менее, труп пока не найден.
     - Это черт знает что! - пробормотал Жюв и, встряхнув головой, плюхнулся
в кресло напротив прокурорского бюро.
     - Вы прояснили, мсье прокурор, что за личность этот князь Владимир? Кто
он такой?  С точки зрения моральной, физической, политической и так далее? -
нервно спросил он.
     Королевский прокурор как-то замялся.
     - Нет, - признался он, - мы почти не занимались князем Владимиром. Ведь
он является жертвой и, следовательно...
     - Хм! Да уж, жертва... - прервал инспектор. И подытожил:
     - Мсье королевский прокурор,  давайте разберемся: два человека обладают
внушительной суммой  -  Гаррисон и  Владимир.  Первый из  них  убит,  деньги
бесследно исчезают,  как,  впрочем,  и  второй участник нашей  истории.  Что
прикажете думать обо всем этом?
     Крупные капли пота выступили на лбу прокурора.
     - Но это ужасно!  -  вскричал он.  -  Вы, значит, допускаете, что князь
Владимир мог  воспользоваться украденными деньгами или  даже сам их...  Нет,
поверьте, это решительно невозможно!
     Жюв  ограничился лишь  тем,  что  пожал  плечами.  Королевский прокурор
приходил все в большее смятение.
     - Подозревать князя Владимира!  О,  Боже мой! Это же недопустимо! Может
разразиться грандиозный скандал...
     - Ну и что из того? - спросил Жюв.
     Невозмутимость полицейского чуть успокоила разволновавшегося прокурора.
Но мысль о  том,  что князь замешан в  краже денег и убийстве,  казалась ему
невообразимой.
     - Мсье  Жюв,  мсье Жюв,  разве можно допустить такое...  -  пробормотал
прокурор.
     От волнения он не мог усидеть на месте.  Вскочил и принялся расхаживать
взад-вперед, а Жюв, напротив, теперь довольно спокойный оставался в кресле.
     - Мсье Жюв, - отчеканил судебный чин, - бельгийская Служба безопасности
выразила желание пригласить вас  сюда на  консультацию,  так  как  именно вы
лучше,  чем кто бы то ни было в мире, знаете всю подноготную Фантомаса, а до
сих пор полиция была убеждена, что Фантомас...
     - Да, - прервал Жюв, - ну и...
     - Ну  и  вот,  -  продолжал  прокурор,  -  я  уполномочен  заявить  вам
следующее:  мсье Жюв, необходимо пролить свет на это дело. Для Бельгии - это
вопрос  чести.  Мы  должны установить,  кто  осмелился на  нашей  территории
прикончить посланников Гессе-Веймара и Великобритании.
     Жюв спокойно улыбнулся и сказал:
     - Допустим,  вы правы, мсье прокурор, прекратим дискутировать. Скажите,
мне будет предоставлено все необходимое для поисков?
     - Разумеется.
     - И мне позволят довести дело до конца?
     Королевский прокурор, возбужденный до предела, платком промокнул лоб.
     - Без сомнения,  -  выдавил он,  - вам не будет препятствий... однако -
это  чудовищно!  Просто невообразимо,  чтобы князь Владимир...  кузен самого
Фридриха-Кристиана II...
     Жюв больше не слушал.
     - Мсье  прокурор,  -  опять прервал он  без  малейшего стеснения,  -  я
благодарю вас  за  предоставленные сведения и  расследую это  дело  прямо  в
Антверпене.   Надеюсь,   через  четыре  или,   максимум,   пять  дней  смогу
предоставить довольно интересные подробности.
     Жюв  поднялся  и  уже  собирался откланяться,  но  прокурор,  в  полном
недоумении от поведения сыщика, удержал его за руку:
     - Мсье Жюв,  вы  не  хотите быть аккредитованы от нашей полиции?  Кроме
того,  мы могли бы передать в  ваше подчинение несколько отличных парней.  В
конце концов, можно объявить в газетах...
     - Черт побери! - вспылил Жюв. - Не вздумайте делать ничего подобного!
     И  так  как  прокурор  уставился на  него  расширившимися от  изумления
глазами, инспектор продолжил:
     - Я  предпочитаю не  быть  нигде  аккредитованным,  не  иметь  в  своем
подчинении никаких  "отличных  парней",  никаких  помощников,  действовать в
одиночку и, более того, оставаться инкогнито.
     И он попрощался, кивнув головой:
     - Мсье прокурор, я в вашем распоряжении.
     Затем, оставив последнего в немалом замешательстве, он вышел на улицу и
по большому бульвару направился к Дворцу Правосудия. Жюв был весьма озадачен
этой историей.
     - Дело странное,  -  рассуждал полицейский сам  с  собой,  -  непонятно
почему,  но  упорно создается впечатление,  что Фантомас каким-то  образом к
нему причастен.  С  другой стороны,  личность этого Владимира мне  совсем не
известна... Что же касается хитрой молодой красотки...
     По правде говоря,  в  мыслях Жюва не было уж такой ясности.  Он ускорил
ходьбу.  И  уже неподалеку от  отеля,  где остановился,  инспектор попытался
подытожить имеющиеся на данный момент факты.
     - Проворство,  с  которым  было  совершено преступление,  а  также  его
важность,  наводят  на  мысль  о  Фантомасе.  Обстоятельства  же  заставляют
подозревать в  убийстве князя  Владимира.  Фантастическая изобретательность,
проявленная при побеге из  тюрьмы ловкой девицей,  арестованной по  этому же
делу, подталкивает к самым тревожным выводам...
     Но  в  этот  момент рассуждения Жюва  были  прерваны.  Перед ним  стоял
служитель гостиницы.
     - Вы - мсье Рауль?
     - Да, - ответил Жюв, назвавшийся этим именем.
     - В таком случае, вот депеша для мсье.
     Жюв схватил телеграмму, поступившую от парижской Службы безопасности на
имя,  выбранное Жювом по  совету мсье  Авара.  Телеграмма была  зашифрована,
однако инспектору не потребовалось много времени, чтоб ее перевести:
     "Немедленно  возвращайтесь в  Глотцбург,  Фридрих-Кристиан  II  требует
личной беседы с вами".
     Еще не дочитав текст, Жюв наморщил брови и прикусил губу.
     - О! Фридрих-Кристиан II требует меня лично. Что это могло значить?
     И полицейский вновь увидел перед глазами молодого короля,  которого так
коротко  узнал  во  время  его  пребывания в  Париже.  Тогда  Жюв  занимался
историей,  названной прессой "дело поющих фонтанов",  в которой, как всегда,
не обошлось без трагического участия Фантомаса.
     - О! - продолжал рассуждения Жюв. - Должно быть, монарх вызывает меня в
связи с прозвучавшим именем моего старого "дружка"...
     Инспектор, пожав плечами, выговорил сам себе:
     - Посмотрим,  посмотрим...  Это я,  наверное, по глупости не догадался,
что речь идет об антверпенском деле. И очень похоже, что Фридрих-Кристиан II
желает  побеседовать  со   мной  об  этом  убийстве.   Он,   видимо,   хочет
удостовериться,   действительно  ли  Владимир,   его  кузен  и   официальный
посланник, был убит, стал жертвой в этой зловещей истории!
     Жюв аккуратно сложил телеграмму, засунул в портфель и позвал:
     - Швейцар, дайте мне справочник.
     И, вздохнув, инспектор добавил:
     - Ох, уж и придется мне помотаться с этим треклятым делом...






     Через два дня Жюв, одетый в черный пиджак и шелковые брюки, находился в
королевском дворце  Гессе-Веймара.  Он  имел  довольно  жалкий  вид,  бросал
настороженные взгляды во все стороны и недоуменно шептал:
     - Да что же это такое? Что это все значит?..
     И впрямь, было чему удивляться.
     Едва инспектор успел высадиться с парохода в столице Гессе-Веймара, как
сразу побежал к  портному,  чтобы сшить костюм,  необходимый для королевской
аудиенции.  И  по  дороге Жюв  просто не  мог не  заметить крайнее волнение,
царившее в маленьком городе.
     Улицы были запружены возбужденной толпой,  то  и  дело дворцовые кареты
сновали туда-сюда, и отовсюду слышался зловещий звон колоколов.
     В чем дело?
     Вскоре  Жюв  узнал  все  от  своего портного,  к  счастью,  говорившего
по-французски.
     - О,  мсье!  - воскликнул тот. - Такое несчастье! Сегодня хоронят князя
Владимира, кузена его величества Фридриха-Кристиана II.
     В эту секунду инспектор еле удержался от крика удивления и досады.
     Он  чуть  было  не  начал подробно расспрашивать портного,  но  вовремя
остановился.
     - Хоронят князя Владимира, - пробурчал Жюв, - следовательно, обнаружили
его труп, следовательно...
     Но  он тут же замолчал,  притворяясь глубоко равнодушным к  предстоящей
сегодня церемонии. Между тем, с того момента, как Жюв узнал о похоронах, его
стало терзать жгучее любопытство.
     Полицейский в самом деле в течение всей поездки непрерывно размышлял об
антверпенском деле.  Прогнав в  памяти все  детали,  собранные воедино,  Жюв
пришел к выводу:  более чем вероятно,  что его старый "приятель" Фантомас не
имеет ни малейшего отношения к убийству Гаррисона.
     Зато инспектор не сомневался, что кое-кто другой очень даже причастен к
нему, и этот другой - не кто-нибудь, а именно сам князь Владимир. Жюв пришел
к такому выводу путем элементарного рассуждения.
     - Убитый Гаррисон,  -  сказал он себе,  -  имел приличную сумму,  кроме
того,  он  находился в  компании  князя,  который  впоследствии исчез,  как,
впрочем,  и денежки.  Черт меня подери! Ведь вроде было совершенно ясно, что
их стырил "его высочество". А кто же еще?
     Все аргументы сыщика основывались,  в сущности,  на том, что до сих пор
был не найден труп Владимира.  И поэтому,  прибыв в Глотцбург,  Жюв оказался
буквально сраженным известием о похоронах князя.
     Теперь,  когда тело обнаружено,  все  добросовестные построения летят в
тартарары...
     Жюв и сам не заметил,  как приблизился к королевской резиденции,  почти
машинально поднялся по  лестнице,  оказался в  приемной...  И  вот открылась
дверца, появился придворный в ливрее и объявил зычным голосом:
     - Его королевское высочество Фридрих-Кристиан II.
     В  этот момент Жюв согнулся вдвое.  Он с  должным вниманием относился к
подобным формальностям и  знал  этикет королевского двора.  Он  был  глубоко
тронут приемом, оказанным ему королем Гессе-Веймара.
     - Добрый день, Жюв, - произнес без лишних церемоний монарх. - Это очень
любезно,  что вы откликнулись так быстро на мой зов.  Впрочем, я хорошо знаю
вашу преданность. Я никогда в вас не сомневался...
     - Ваше величество так добры и великодушны,  -  проговорил инспектор.  -
Ваше величество имеют повсюду такое влияние,  уважение и вдруг... привлекают
мою персону...
     - Полно, полно, Жюв. К чему комплименты?
     Король Гессе-Веймара указал сыщику на кресло и промолвил:
     - Жюв,  я  должен с вами серьезно поговорить.  Забудьте,  что я король,
вспомните лучше про нашу дружбу... Я попросил вас приехать, чтобы вы оказали
одну услугу.
     - Что бы ваше величество не соизволило приказать,  - отчеканил Жюв, - я
всегда в его распоряжении.
     На это Фридрих-Кристиан II топнул ногой.
     - Нет, - сказал он, - это не приказ, а именно просьба, я повторяю...
     И изменившимся тоном,  внезапно выдавшим его огромное волнение,  король
продолжал:
     - Жюв,  вы в курсе того,  что происходит? Вы знакомы с обстоятельствами
темного дела в Антверпене?
     - Да, - ответил инспектор, - я знаю эти печальные события.
     - Вы  знаете,   -  промолвил  Фридрих-Кристиан,  -  что  сэр  Гаррисон,
посланный королевским двором  Англии,  вез  большую сумму,  выплаченную моим
правительством, в сопровождении моего собственного кузена князя Владимира, и
что он был убит и ограблен?
     - Да, знаю.
     - Вам, конечно, известно - до сих пор не найдено тело моего несчастного
кузена, возможно, убитого в то же самое время, что и сэр Гаррисон?
     При последних словах Жюв буквально подпрыгнул в  кресле.  Казалось,  он
забыл про всякий этикет и позволил спросить королевскую персону:
     - Что вы  говорите?  Не нашли тело князя Владимира?  Но как это?!  Ведь
сегодня Глотцбург в трауре!
     И  Жюв указал на королевские сады.  В открытом окне были видны траурные
флаги. Повсюду - мрачная зловещая атмосфера.
     - Как же так? - воскликнул инспектор. - Кого же сегодня хоронят?
     Слушая полицейского, Фридрих-Кристиан II удрученно опустился в кресло.
     - Жюв,  -  сказал он,  -  вам не известно,  может быть, самое ужасное в
антверпенской истории.  Послушайте меня...  Я  вручаю в  ваши руки не только
собственную честь,  не  только честь  князя  Владимира,  но  и  честь  всего
Гессе-Веймара...
     Король говорил с таким напряжением, что волнение передалось и сыщику.
     - Ваше  высочество  может  не  объясняться и  не  открываться скромному
полицейскому...  Я  всегда был и остаюсь искренне преданным вам и сделаю все
от меня зависящее...
     Жюв собирался продолжать, но остановился, заметив слезу, сверкнувшую на
ресницах короля.
     - Жюв,  -  медленно проговорил Фридрих-Кристиан,  - история чудовищная.
Потому я и просил вашей помощи и поддержки...
     Чувствовалось,   как   тяжело  ему   говорить.   Каждое  слово  как  бы
выдавливалось с громадным трудом.
     - Жюв,  труп  Владимира  вовсе  не  нашли.  Поговаривают...  причем,  и
английские,  и бельгийские власти,  и даже мой собственный народ,  что князь
Владимир жив...
     Жюв закусил губу, ожидая, что добавит Фридрих-Кристиан.
     - От  слухов недалеко до  откровенного злословия.  То,  что не решаются
произносить во весь голос,  передается из уст в уста.  Жюв,  и англичане,  и
бельгийцы,  и граждане Гессе-Веймара подозревают, что... подозревают, что...
мой  кузен,   официальный  представитель,  посол  королевства...  убил  сэра
Гаррисона, ограбил и скрылся, прихватив деньги...
     Тихо-тихо король добавил:
     - Боже, какой позор!
     Жюв побледнел.  До сих пор ему было непонятно, как такое возможно, ведь
хоронят-то все-таки не кого-нибудь, а князя?!
     - Жюв,  -  продолжал король,  -  вы,  разумеется,  вникаете в ситуацию:
Англия обвиняет Владимира в  убийстве и ограблении Гаррисона.  Это обвинение
пока еще не  официальное,  но,  тем не менее,  с  минуты на минуту оно может
стать таковым.  Если Владимир действительно виновен,  для  меня это означает
прежде всего  необходимость немедленно выплатить британцам утраченную сумму.
Но разве в том дело?!  Вы прекрасно понимаете,  Жюв,  если он и в самом деле
вор  и  убийца,  как осмеливаются некоторые утверждать,  -  я  и  моя страна
обесчещены навсегда!
     Неподдельное рыдание сквозило в его речи.  Фридрих-Кристиан был бледен,
на лбу проступили крупные капли пота. Внезапно он поднялся.
     - Жюв, я хотел ответить, - объявил король, - на коварную клевету. Я сам
решил,  что  князь  Владимир непременно должен  быть  мертв,  и  сегодняшние
официальные похороны -  всего лишь следствие моего решения.  Увы,  Жюв,  это
фиктивные  похороны.  Как  еще  мне  убедить  сомневающихся  и  притормозить
подозрения хотя бы на срок пятнадцатидневного траура? Инспектор, сегодняшние
утренние похороны,  катафалк, установленный в честь погибшего (тело которого
до  сих пор не обнаружено),  -  это вызов,  брошенный мной всему свету,  это
ответ на обвинения недоброжелателей... Но, безусловно, не аргумент!
     И голосом,  настолько тихим,  что Жюв едва расслышал,  Фридрих-Кристиан
прибавил:
     - Я  -  честный человек,  Жюв,  и  желаю,  чтоб в этом деле была полная
ясность.  Конечно,  я верю,  что князь Владимир убит, как и его спутник, сэр
Гаррисон, но хотел бы иметь полную уверенность... Жюв, из всех полицейских я
доверяю только вам.  Необходимо, чтобы вы разыскали князя живым или мертвым,
чтобы вам стали известны все без исключения детали этого кошмарного дела.
     Сыщик ответил также тихо:
     - Ваше высочество,  даю слово чести,  что до тех пор, пока не установлю
истину, не буду иметь ни минуты передышки.
     В королевском кабинете воцарилась тишина.  Монарх погрузился в глубокие
горькие  размышления,  Жюв,  со  своей  стороны,  продолжал  кусать  губы  с
удвоенной яростью.
     Фридрих-Кристиан первым нарушил молчание.
     - Инспектор,  -  голос держался лишь благодаря крайнему усилию воли,  -
вам  нужны  какие-нибудь  справки?  Вы  можете  получить любые  сведения для
прояснения обстоятельств дела.
     - Я  хотел  бы  узнать,  кем  именно  являлся (или  является...)  князь
Владимир. Ваше высочество позволит мне задать несколько вопросов?
     - О, разумеется! И вообще - оставьте, пожалуйста, все церемонии...
     - Каковы в точности узы родства, связывавшие князя с вами?
     - Князь - мой кузен, сын эрцгерцога Жана Норта.
     - Сын Жана Норта!
     Жюв побледнел еще сильнее. Жан Норт!
     О,  дьявол!  Он  знал,  да  что там,  весь мир знал это имя.  Тот самый
эрцгерцог,  который в один прекрасный день внезапно исчез,  просто испарился
из  королевства  Гессе-Веймар,   отказавшись  от  титулов,   почестей,  всех
привилегий,  оставив  удачную карьеру,  семью,  обязанности,  уединившись от
всех.  Жан Норт,  который после нашумевшего скандала превратился в  личность
прямо-таки легендарную.
     Одни  поддерживали версию,  будто он  погиб в  кораблекрушении,  другие
утверждали, что он обитает где-то в джунглях Южной Америки.
     И князь Владимир был его сыном!
     Это обстоятельство выглядело весьма настораживающе.
     Жюв спросил:
     - Если это возможно,  ваше высочество,  скажите со всей откровенностью:
князь Владимир действительно являлся достойным и уважаемым человеком?
     На этот вопрос Фридрих-Кристиан II ответил, густо покраснев:
     - Жюв,  я  не  стану скрывать от  вас ничего.  Честно говоря,  князь не
вызывал почти  ни  у  кого  ни  малейшей симпатии.  Это  был  человек весьма
легковесный, игрок. И даже способный на все...
     Жюв промолчал.
     Полицейского   восхищала    потрясающая   честность    и    искренность
Фридриха-Кристиана.  Больше  всего  король Гессе-Веймара опасался,  что  его
несносный кузен убил сэра Гаррисона.  Тем  не  менее,  ему хватило силы духа
прямо сказать инспектору:
     - Вы бы знали, я так боюсь, что Владимир - убийца... Хуже всего то, что
он и в самом деле способен на подобное злодеяние.
     - Ваше высочество, - сказал Жюв, - позволит мне откланяться? Немедленно
приступлю к расследованию. Я проведу его с максимальной осторожностью. И как
только тайна  будет приоткрыта,  как  только узнаю всю  истину до  последней
крупицы, я сразу же буду у вас.


     Прошло три дня.
     Жюв  сидел в  своем кабинете в  Париже,  подперев руками подбородок,  в
явном замешательстве.
     С того момента, как он был принят Фридрихом-Кристианом II в Глотцбурге,
полицейский не переставал ни на минуту напряженно размышлять.
     В  его распоряжении пока не  было никаких достоверных сведений,  только
предположения, гипотезы.
     Жюв оставался несколько часов в Глотцбурге, поприсутствовал на условных
похоронах, после чего возвратился в Париж.
     Сыщик недоумевал, с чего ему начинать работу?
     Справки,  которые удалось раздобыть,  еще  больше убеждали в  том,  что
князь Владимир -  фигура весьма сомнительная.  Гуляка и кутила,  прожигающий
жизнь в бесконечных оргиях.
     Жюв все более склонялся к  тому,  что именно князь Владимир -  истинный
виновник;  и  если полицейский еще немного колебался,  то  лишь потому,  что
представлял,  в какое отчаяние придет Фридрих-Кристиан,  узнав окончательный
вывод  инспектора.   Впрочем,  Жюв  был  слишком  энергичен,  чтобы  подолгу
застревать на подобных сентиментальностях.
     - Ведь Фридриху-Кристиану я обещал представить истину,  какой бы она ни
была...
     Жюв поднялся, позвал своего помощника:
     - Жан,  -  скомандовал он, - приготовьте мой чемодан, сегодня вечером я
возвращаюсь в Антверпен.
     Однако не успел Жан отправиться по поручению, как тут же вновь появился
в кабинете и протянул Жюву телеграмму.
     Сыщик ознакомился с ней, устало провел рукой по лбу. Затем, взглянув на
помощника, произнес:
     - Жан,  продолжайте готовить чемодан. Правда, я еду не в Антверпен, а в
другое место... Бельгии...
     Тот,  не  выразив ни малейшего удивления,  удалился.  А  Жюв медленно и
вдумчиво перечитал полученную телеграмму, которая сообщала:
     "Если вы свободны, прошу срочно приехать и сопровождать мой специальный
поезд. Здесь происходит что-то очень странное. Только вы можете разобраться.
О  деньгах не  беспокойтесь,  все  расходы за  мой  счет.  Довожу до  вашего
сведения: тут, похоже, замешан Фантомас..."
     Следовало название маленького городка на границе Люксембурга.  И стояла
подпись - импресарио, Барзюм.
     Что же случилось в поезде Барзюма?
     Почему великий циркач обратился к помощи вездесущего полицейского?






     - Войдите. Что вам угодно?
     Чарли  -  специальный секретарь Барзюма  -  работал в  своем  купе  над
предложением,  поступившим из гамбургского зверинца, в момент, когда в дверь
к нему раздался робкий стук.
     Дверь отворилась, взору секретаря предстала весьма странная голова. Кто
же побеспокоил Чарли?
     Если бы какой-нибудь незнакомец случайно попал в  цирк Барзюма,  он был
бы  немало удивлен,  заметив такое необычное существо.  Невозможно было даже
определить его пол.
     Из-под пышной шевелюры (явно женской) глядели огромные добрые глаза, но
особенно выделялись усы,  уложенные на манер Гийома -  немецкого императора,
придававшие  этому  человеку  мужской  облик,   как,   впрочем,   и   черная
мушкетерская бородка.
     - Что вам от меня нужно? - спросил Чарли. - Кто здесь?
     Тонкий голосок ответил:
     - Это я, мсье, женщина с бородой.
     То и в самом деле была весьма необычная персона, гордость цирка; будучи
женщиной,   она  носила  бороду,   которой  могли  бы   позавидовать  многие
актеры-мужчины.
     Чарли, раздраженный тем, что его побеспокоили во время работы, едва мог
скрыть свое мрачное настроение:
     - Ну что? Раз пришли - проходите. Чем обязан? Вы ведь прекрасно знаете,
что в этот час я никого не принимаю.
     Женщина с  бородой,  несмотря на мужскую внешность,  в действительности
была  существом  мягким  и  робким.  Войдя  наконец  в  комнату,  она  густо
покраснела и приблизилась в нерешительности к секретарю.
     - Извините меня,  мсье,  -  проговорило это странное создание, которое,
если б не борода,  вполне сошло бы за довольно изящную и красивую девушку, -
но я вынуждена с вами поговорить.
     - По какому поводу? В чем дело?
     Чарли становился все более раздражен и  нелюбезен.  Он  даже не  встал,
чтобы принять вошедшую,  и не выпускал из рук перо, подчеркивая своим видом,
что надеется на весьма непродолжительную беседу.
     Однако женщина с  бородой,  хоть и явно смущалась,  вовсе не собиралась
откланиваться.
     - Мсье  Чарли,  -  начала она,  покручивая машинально кончик усов (этим
жестом  во  время  представлений она  зарабатывала наибольшие овации),  -  я
пришла к вам, чтобы представить одну жалобу.
     - Жалобу? Почему? На кого?
     - Я не знаю,  на кого,  мсье Чарли, зато знаю, почему. Сегодня утром из
моей уборной украли большое золотое кольцо. Обычно я его ношу на руке...
     Бородатая актриса  собиралась поведать  еще  какие-то  подробности,  но
Чарли резко оборвал ее:
     - Вот  еще!  Да  сколько можно?!  Со  вчерашнего вечера я  принимаю уже
четвертую жалобу.  Впрочем, четыре дня подряд чуть ли не весь персонал цирка
только и твердит о каких-то кражах. Мне это все осточертело - во как!
     Но  на этот раз Чарли все-таки отложил перо и,  скрестив руки на груди,
подозрительно взглянул на потерпевшую.
     - А вообще-то,  ладно. Посмотрим. Выкладывайте ваши подробности! Только
все четко и по порядку.
     Бедная циркачка выглядела запуганной вконец.
     - Но по порядку...  Я и сама не знаю, - запротестовала она, - и не могу
объяснить,  в  чем  дело.  Если  б  я  хоть подозревала кого-нибудь,  тотчас
сообщила бы. Но я решительно ничего не понимаю...
     - Где было ваше кольцо?
     - Оно  лежало на  столике в  моем  купе  рядом со  щеточкой для  усов и
расческой, там, куда я его всегда кладу.
     - Ну и?
     - Ну,  вот и  все,  мсье.  Что я  могу еще сказать?  Во время утреннего
туалета кольцо было на месте,  я в этом уверена.  Затем отлучилась буквально
на  несколько секунд поздороваться с  женщиной-змеей и  ходячей татуировкой.
Когда же вернулась, сразу заметила, что кольцо исчезло.
     - Кто заходил в вашу гримерную?
     - Какая-то дама. Я ее не знаю.
     Секретарь Барзюма раздраженно встал, откинув ногой кресло.
     - Это ужас какой-то,  ей-Богу! - брякнул он. - Мадам Элеонора, если б я
не  знал  вас  столько лет,  то  подумал бы,  что  вы  решили поразвлечься и
разыграть меня.  За один только вчерашний вечер ко мне приходили с  жалобами
три канатоходки.  У кого брошку сперли,  у кого еще что-то...  Прямо досада!
Ведь мы все друг друга хорошо знаем. Знаем, что среди нас лишь честные люди,
следовательно...
     В этот момент раздался звонок.
     - О,  черт!  Теперь патрон...  Нет покоя бедному секретарю: то одно, то
другое... Сил моих больше нет!
     Чарли стремительно вернулся к  бюро,  принялся собирать бумаги,  папки,
письма.
     - Слушайте,  мадам Элеонора,  -  выпалил он, - меня вызывает Барзюм. Не
могу больше вас выслушивать.  Но  вы  можете рассчитывать на меня,  обо всех
этих инцидентах сообщу патрону. И, честное слово, надеюсь, что...
     Чарли  не   закончил  фразу.   Раздался  еще   более  требовательный  и
продолжительный звонок.
     - Директор  проявляет  нетерпение...   Бог  ты  мой,  ну  и  профессия!
Обязательно заскочу к вам в гримерную, - бросил секретарь Элеоноре.
     Он выпроводил актрису из своего купе,  закрыл дверь и, пройдя несколько
метров по коридору вагона, вошел в рабочий кабинет Барзюма.
     Его встретила нервная реплика хозяина.
     - В чем дело?  - холодно спросил Барзюм. - Нужно непременно звонить два
раза, чтобы вы соблаговолили явиться?
     Чарли,  привыкший за долгие годы совместной работы к грубоватым манерам
своего патрона, не удивился нисколько.
     - Извините меня,  мсье,  - сказал он, - я не мог ответить на ваш первый
зов, так как был занят беседой с бородатой Элеонорой.
     - Что она хотела?
     - Она приходила с жалобой, мсье Барзюм.
     - По какому поводу?
     - По поводу кражи.
     Ответ Чарли прозвучал решительно и даже с некоторым нетерпением.
     Импресарио воскликнул с гневом:
     - По поводу кражи?! - в голосе послышался свист. - Подумать только! Мой
цирк превратился в бандитское логово.  В течение восьми дней каждый раз, как
мы  встречаемся,   вы  объявляете  о   бесконечных  кражах.   Есть  над  чем
поразмыслить, согласны? В общем, я вам поручаю провести расследование.
     - Понимаю, мсье, - ответил секретарь, - но дело в том, что я уже сделал
нечто в этом роде.
     - И какой вывод?
     На  губах Чарли появилась тонкая улыбка.  Он  посмотрел на озадаченного
патрона, поглаживающего элегантным жестом свои короткие рыжие бакенбарды.
     - Мсье,  -  быстро ответил Чарли,  - пока мое расследование не принесло
достоверных результатов.
     На этот раз директор в самом деле потерял самообладание.
     - Вечно  одно  и  то  же!   Говорите:  да  или  нет?!  Подозреваете  вы
кого-нибудь? Вам известно, кто обворовывает артистов?
     - Я знаю,  -  ответил секретарь, - что хищения совпали с приходом в ваш
цирк одного мсье... из числа конюхов, принятого недавно на работу.
     - Его имя?
     - Его зовут Леопольд.
     Лицо Барзюма исказилось от досады, но он быстро взял себя в руки.
     - Сегодня же  вечером прогоните этого парня ко  всем чертям.  Не желаю,
чтоб подобные инциденты происходили в моем заведении.
     И, закончив с этим, Барзюм перешел к следующему вопросу:
     - Вы получили ответ из Гамбурга? Во сколько обошлись нам эти три льва?
     Чтобы  дать  ответ,  Чарли  полез  в  бумаги,  стараясь отыскать письмо
продавца свирепых хищников.
     В  то  время,  как Чарли и  Барзюм обсуждали дела труппы,  в  том числе
участь конюха Леопольда, последний шел по длинному коридору поезда, стремясь
найти  двадцать седьмое  купе,  где  жила  молодая хорошенькая наездница,  в
которую он был влюблен.
     Конюх Леопольд или,  точнее,  барон Леопольд, перевоплотившийся в новую
роль, остановился в нерешительности перед дверью гримерной дочери Фантомаса.
Он  колебался:  входить или нет.  Наконец,  собравшись с  духом,  тихонько и
деликатно постучал. И тут же услышал молодой женский голос:
     - Войдите.
     Он смело шагнул в узкую кабину,  служившую гримерной для наездницы.  Но
едва барон переступил порог купе,  как  тотчас всю его уверенность как рукой
сняло.
     В самом деле,  Элен презрительно взглянула на него, и в ее высокомерном
виде не было ничего ободряющего.
     - Мадемуазель...  мадам...  -  начал барон Леопольд, - простите меня за
то, что имею наглость вас побеспокоить, но видите ли...
     - Что вам от меня нужно? - резко оборвала Элен.
     Ее  маленькая гримерная выглядела так же,  как и  все остальные в  этом
поезде.  Оборудованная наскоро, но в то же время довольно удобно, обстановка
состояла из кресла-кровати,  узкого туалетного столика и  шкафчика с ящиками
для одежды.
     В  момент,  когда  Леопольд  постучал,  Элен  читала,  однако,  заметив
вошедшего,  резко  вскочила и  нахмурила брови.  Недовольная гримаса сделала
лицо суровым и  злым,  а правая рука машинально схватила хлыст,  висевший на
стене.
     Несмотря на  такой,  мягко говоря,  нелюбезный прием,  лжеконюх все же,
преодолев смущение, продолжал:
     - Мадам,  я  не  хотел  бы  сразу сообщать причину моего появления,  но
осмелюсь сказать, что никогда вы не были так прекрасны, как этим утром...
     Леопольд продекламировал свою тираду с  неподражаемой самоуверенностью.
Однако, выслушав холодный ответ Элен, он на мгновение сник.
     - Мсье,  если вы явились, чтобы выдавать мне пошлые комплименты, знайте
- это абсолютно бесполезно.  Ваше присутствие здесь неуместно. И я прошу вас
удалиться.
     - Мадам,  -  сказал он,  - я знаю по опыту, что весьма трудно нравиться
тем,  кто,  как и вы, красив и благороден. Я усвоил еще с детства: не бывает
легких побед.  Не прогоняйте же меня.  Прошу вас,  потерпите, тем более, что
мне нужно сделать одно важное признание.
     Элен прервала барона резким жестом.
     - Вам  нечего мне  сообщить.  Не  зная вас  как  следует,  я  прекрасно
понимаю, кто вы такой. И не желаю выслушивать...
     - Вы  просто восхитительны!  -  с  пафосом произнес барон  Леопольд.  -
Однако ваша дерзость меня несколько угнетает, мадемуазель... мадам...
     - Можете говорить "мадемуазель".
     - Вы не знаете, кто я такой...
     - Отчего же, мсье, вы - самый обыкновенный хлыщ.
     - Вы,  очевидно, имеете в виду, что я - прежде всего, ваш поклонник. Но
дело не  только в  этом.  Позвольте наконец представиться.  Известно ли вам,
мадемуазель,  что я  проник в  этот поезд под видом конюха исключительно для
того,  чтобы иметь счастье побеседовать с вами? На самом же деле, я вовсе не
работник конюшни. Я - барон.
     На последнюю реплику дочь Фантомаса прыснула от смеха.
     - Вы - барон Леопольд. Мне это известно. Вы, верно, забыли, что два дня
назад я  уже  имела удовольствие на  ваши оскорбительные ухаживания ответить
ударом плетки.  Так что мне знакомы ваши самоуверенность и  заносчивость.  К
тому же, сегодня утром я заметила вас среди циркового персонала.
     - Я влюблен, мадемуазель.
     Между тем,  барон приблизился на шаг, желая поцеловать руку девушки. Но
едва он  тронулся с  места,  как  Элен занесла руку с  хлыстом,  готовая для
удара.
     - Выйдите,  мсье!  -  приказала она.  -  Я  никому не позволяю говорить
подобные вещи.  Ваша настойчивость неуместна.  И  мне искренне жаль,  что вы
никак не хотите этого понять.  Но,  повторяю,  я  готова на все,  лишь бы вы
наконец услышали. Короче, вот выход, мсье.
     Барон Леопольд,  безусловно,  не привыкший к тому, чтобы его ухаживания
отвергались столь решительно, предпринял последнюю попытку.
     - Мадемуазель,  -  сказал он,  отступая на шаг, смерив, в свою очередь,
взглядом дочь  Фантомаса,  -  вы  глубоко заблуждаетесь,  если думаете,  что
напугали меня своей плеткой.  Я не из тех,  кто отступает перед ударами.  Но
лучше все-таки потерпите еще минутку. Слушайте, я чертовски богат. Позвольте
мне разорвать ваш контракт с  администрацией цирка!  Я могу предоставить вам
несметные богатства. Одно ваше слово, и...
     - Мсье,  -  прервала Элен,  -  да поймите же,  в  конце концов!  Или вы
немедленно покинете гримерную,  или  -  видите этот револьвер?  Я  стреляю в
воздух, чтобы позвать на помощь. Полагаю, администрации цирка доставит далее
некоторое удовольствие освободить меня от вашего присутствия.
     Элен выглядела настолько грозной,  что  барон Леопольд и  в  самом деле
начал немного побаиваться.
     - Карамба! - бросил раздраженно фальшивый конюх. - Как вы упрямы! Какой
вы  умеете принимать властный вид.  Ладно,  будь по-вашему.  Сегодня не смею
больше настаивать,  вы слишком болезненно реагируете.  Но вообще, очень даже
советую хорошенько подумать и  не отметать с ходу мои предложения.  Впрочем,
сегодня же вы сами убедитесь в моем могуществе. А заодно - и ваш любовник.
     Барон  Леопольд отступил к  двери  гримерной.  Услышав последнюю фразу,
Элен прыгнула к нему.
     - Что вы этим хотите сказать?  -  возмутилась девушка.  - Как вы смеете
утверждать, будто у меня есть любовник?!
     Барон Леопольд, пожав плечами, открыл дверь.
     - Ваш любовник,  -  проговорил он зловеще,  -  получит вечером приятный
сюрпризик.
     И,  усмехнувшись,  он вышел и исчез в коридоре,  оставив Элен в ужасе и
полном недоумении. Однако этот пронырливый тип не успел уйти слишком далеко,
так  как  возле вагонов,  служивших конюшнями,  встретил секретаря Барзюма -
мсье Чарли в компании старшего конюха.
     - Леопольд, оп-ля! Ну-ка, иди сюда.
     Барон подбежал к подозвавшему его шефу.
     - Вы меня ищите?
     Чарли ответил ему:
     - Друг мой,  вы немедленно соберете пожитки,  затем пройдете в  кассу и
получите расчет. Отныне мсье Барзюм больше не нуждается в ваших услугах.
     Выслушав эту сентенцию, лжеконюх побагровел от гнева.
     - Ах вот оно что?! Меня прогоняют? От меня хотят избавиться?!
     - Да, - холодно ответил Чарли.
     - Что же я сделал?
     Секретарь заколебался:
     - Не считаю нужным вам это сообщать.
     - Вот как?! А я, представьте, считаю нужным знать...
     Помощник Барзюма наклонился к нему.
     - Вы оказались ворюгой! Так-то.
     И  не  желая  выслушивать протесты Леопольда,  он  резко  повернулся на
каблуках  и  направился к  рабочему  кабинету,  где  его  поджидала обширная
корреспонденция.


     В тот же вечер,  примерно в восемь часов,  когда обслуживающий персонал
поезда последовал за артистами в вагон-ресторан на ужин, со стороны вагонов,
где располагались хищники Жерара, раздался душераздирающий крик.
     Он  был  настолько ужасный  и  нечеловеческий,  что  трудно  было  даже
определить, какому существу он мог принадлежать.
     Элен,  дремавшая в  своем  купе  после  репетиции,  где  она  выполняла
чрезвычайно сложные упражнения на манеже цирка,  услышав крик, вздрогнула от
ужаса.  Однако она имела силы лишь на то,  чтобы подняться и подойти к двери
комнаты.
     - Что случилось? Кто там вопит?
     В такой час поезд обычно пустовал.  Актеры,  закончив еду, как правило,
предпочитали  покинуть  перегретые  вагоны  и   прошвырнуться  где-нибудь  в
окрестностях,  подышать свежим воздухом.  Так что никто не ответил Элен.  Ее
голос эхом отозвался в пустом коридоре поезда. Кроме того, свет был погашен,
и  поначалу она ничего не  могла разглядеть.  Девушка подумала уже,  что ей,
очевидно, померещилось.
     - Может, никакого крика и не было? Может, это у меня уже крыша поехала,
- спросила себя Элен, никогда не терявшая чувства юмора.
     Она не успела закончить мысль.  Вновь раздался страшный вопль,  совсем,
вроде бы, по соседству.
     Что это был за крик? Что он означал?
     Даже если б  и  захотела,  Элен не смогла бы сейчас ответить на все эти
вопросы, родившиеся у нее в голове.
     "Бог ты мой!  Наверное,  какая-нибудь из пантер вырвалась из клетки", -
вдруг промелькнула мысль.
     И  больше не раздумывая,  наездница бросилась вперед,  повинуясь только
зову  своего сердца.  Она  побежала по  длинному узкому коридору поезда,  по
тамбурам переходя из вагона в вагон.
     - Наверняка, - шептала девушка, - убежала пантера, вероятно, укротителя
нет на месте.
     Меньше чем за три минуты она достигла предпоследнего вагона.
     Увы!  В  этот миг  Элен побледнела и  остановилась,  не  смея двинуться
дальше, перед ужасным зрелищем, открывшимся ее глазам.
     Последний вагон, в котором находились клетки с грозными хищниками и где
тренировались  дрессировщики,  был  ярко  освещен.  Элен  потребовалось лишь
какое-то мгновение, чтобы сообразить, что происходит.
     То,  что увидела девушка,  было поистине кошмарно.  Одна из клеток была
открыта.  Из  нее  вышла  огромная свирепая пантера.  Это  ее  дикое рычание
слышала Элен.  Гибкая,  мускулистая,  с огромными горящими зрачками пантера,
облизываясь,  неторопливо приближалась к  распростертому на  полу  человеку,
лица  которого Элен  не  видела.  Человек  лежал  неподвижно,  притворившись
мертвым, и, видимо, надеясь таким образом обмануть хищника.
     Элен  почувствовала,  что  через  какое-то  мгновение пантера прыгнет и
вцепится в  горло  несчастного.  Девушка знала  -  этот  громадный зверь был
совершенно дикий. Его приобрели совсем недавно в гамбургском зоопарке.
     Всего одно мгновение наблюдала Элен чудовищную сцену.  Другой бы  на ее
месте,  возможно,  пустился наутек или  завопил,  что  есть  мочи.  Элен  же
внезапно...  расхохоталась.  Непонятно только,  как она нашла в  себе силы и
мужество?
     За   какую-то  долю  секунды  перед  ней  возникли  картины  из  полной
всевозможных приключений жизни в равнинах Натала.
     Услыхав  смех,  пантера вздрогнула и  остановилась.  Похоже,  она  была
готова к  чему угодно,  только не к этому.  Повернув голову,  грозный хищник
взглянул  на  Элен,   которая  тут  же  двинулась  вперед,  приняв  суровый,
решительный, но в то же время невозмутимый вид.
     Девушка смотрела на пантеру без малейшего страха. Так осмеливаются себя
вести лишь самые отважные укротители.
     Но что же она собиралась предпринять?
     Наша  героиня  продолжала наступать твердыми шагами.  Переступила через
тело все еще неподвижного человека и повернула направо, прямо к хищнику.
     Между ними оставалось четыре метра. Три... Два...
     Невеста Фандора находилась сейчас так  близко от  животного,  что  тому
стоило лишь поднять когтистую лапу, чтобы в клочья разорвать ее.
     Однако хищник не двигался с места.
     Раздалось страшное рычание, и можно было подумать: он вот-вот бросится.
Но нет! И тогда дочь Фантомаса прибегла к последней хитрости.
     Парализовав движения животного силой своего взгляда,  Элен обратила его
в  бегство.  Протянув прямо к морде пантеры свою тонкую белую руку,  девушка
поджала большой, средний и безымянный пальцы, выставив вперед указательный и
мизинец.  Она  попыталась использовать прием,  называемый укротителями "удар
вилки".
     Эти  два направленных пальца,  создав реальную угрозу для глаз пантеры,
заставили ее отступить.
     Сиплое  рычание  вырвалось  из  ее  груди,  хвост  задрожал,  на  губах
появилась пена,  но  все-таки  пантера  попятилась.  А  Элен  шаг  за  шагом
подталкивала ее,  не  опуская  руки  с  выставленными пальцами.  Наконец она
довела хищника до открытой клетки. Все это продолжалось не более пяти минут.
Заведя пантеру в клетку и закрыв ее снаружи на защелку,  Элен почувствовала,
что теряет силы и вот-вот упадет в обморок.
     За  ее  спиной человек,  лежавший до сих пор неподвижно (благодаря Элен
чудом избежавший смерти),  -  вскочил и, подбежав к девушке, сжав ее в своих
руках, забормотал что-то невнятное.
     Кто же был этот спасенный?
     Укротитель Жерар.
     Что он говорил?
     Элен успела разобрать лишь одну фразу. Жерар произнес совсем тихо:
     - Спасибо, Тедди!
     Тедди!  Он назвал это имя,  которое когда-то, давным-давно в Трансваале
носила Элен. Значит, он знал ее? И они встречались в те годы?
     Но в эту минуту Элен потеряла сознание.
     Через полчаса Элен,  все еще не  придя в  себя,  лежала в  купе Жерара.
Укротитель на руках принес ее к себе и осторожно уложил на кровать.
     Заботливо склонившись над девушкой, он осмотрел ее лицо.
     - Черт возьми! - пробормотал укротитель. - Не приходит в сознание, надо
бы дать ей подышать нюхательную соль, но у меня ее нет. В такое время врача,
конечно, не найти в поезде... Что же делать?
     Жерар тут же сообразил.
     - О!   У   бородатой  Элеоноры  наверняка  есть  на  туалетном  столике
нюхательная соль. Пойду-ка одолжу немного, ничего страшного...
     Укротитель вышел из кабины, оставив свою спасительницу одну.
     Но... совсем ли одну?
     Как  только Жерар покинул купе,  из-под  крыши выпрыгнул мужчина.  Лицо
незнакомца трудно  было  разглядеть,  так  как  он  предусмотрительно поднял
воротник пальто и вдобавок низко опустил голову.
     Этот человек,  воспользовавшись отсутствием укротителя, проник к нему в
жилище и, даже не обратив внимания на лежащую девушку, опустился на колени.
     Таинственный посетитель достал из своего кармана бумажник и, вытащив из
него несколько банковских билетов,  испачканных кровью,  бесшумно засунул их
за шкаф, в котором укротитель держал одежду.
     Когда  через  несколько минут Жерар вернулся с  флакончиком разведенной
для  Элен соли,  ему,  конечно,  и  в  голову не  могло прийти,  что  в  его
отсутствие здесь побывал недоброжелатель,  спрятавший в  купе  окровавленные
деньги, которые могли послужить великолепной уликой.
     Какова  же  была  в  этой  истории с  пантерой роль  барона  Леопольда,
отвергнутого поклонника Элен,  обещавшего преподнести ее "любовнику приятный
сюрпризик"?






     Запыхавшийся укротитель держал в руке флакон со стеклянной пробкой.
     - Бедная девочка, - шептал он, приподнимая голову Элен и подсовывая под
нос  баночку с  едким  запахом.  Жерар надеялся привести ее  таким образом в
чувство.  Он осторожно вытащил шпильки, и роскошные рыжие волосы рассыпались
по плечам.
     - Наверное,  все-таки позову врача,  но только не буду ему рассказывать
об инциденте.  Разболтает кому надо и  кому не надо.  И так я,  видимо,  зря
поведал об этом секретарю директора. Но теперь уж ничего не поделать...
     Он  задумчиво рассматривал чистое  хорошенькое личико дочери Фантомаса.
Еле слышно, голосом, дрожащим от волнения, Жерар позвал:
     - Элен! Тедди! Моя бедная маленькая Тедди...
     И на эти звуки Элен чуть-чуть приоткрыла глаза.
     Да,  Жерар хорошо знал эту  девушку и  называл ее  именем,  которое она
носила в далеком детстве, проведенном на равнинах Натала.
     А  в  это время требовательный нетерпеливый звонок раздался в  кабинете
Чарли,  специального секретаря Барзюма,  только что встретившего в  коридоре
Жерара и  узнавшего от  него об  ужасном происшествии.  Чарли в  этот момент
быстро шагал по  коридору,  покусывая ус.  Он  казался крайне взволнованным.
Услыхав звонок шефа, секретарь раздраженно буркнул:
     - Вот зараза!  Ни  минуты не  прожить спокойно.  В  этом цирке никто не
принадлежит себе!  Барзюм  требует,  чтобы  все  постоянно находились в  его
распоряжении.
     Но  на  самом-то деле,  несмотря на ворчание и  недовольный вид,  Чарли
все-таки очень любил и уважал своего патрона.  Ускорив шаг, он быстро достиг
кабинета директора.  Улыбнувшись,  Чарли вошел. Его встретил вопрос, который
он, впрочем, слышал уже много лет подряд:
     - В чем дело,  Чарли?  Чем вы занимаетесь?  Я зову вас уже целых четыре
минуты...
     - Мсье,  -  возразил секретарь,  -  я  подумал,  лучше уж заставить вас
немного подождать, чем допустить несчастный случай.
     - Несчастный случай? Что вы хотите сказать?
     - Я хочу сказать, что чуть не произошла настоящая катастрофа.
     Барзюм поднялся, побледнев.
     - Что  вы  несете,  Чарли?!  Поезд  стоит на  запасном пути,  какая,  к
дьяволу, катастрофа?!
     - Речь вовсе не идет о поезде,  мсье. Речь идет о недавно приобретенной
пантере, вырвавшейся из клетки.
     Чарли не добавил больше ни слова,  так как Барзюм,  дрожа от ярости, со
всей силы шмякнул по столу кулаком.
     - Порази меня гром на этом месте!  - закричал он. - Пантера, понимаете,
сбежала! Да что это такое, черт подери?! И где был Жерар?
     - Он чуть не оказался съеденным заживо.
     - Выкладывайте мне все детали!
     Барзюм  пребывал  в  великом  гневе.  Который,  впрочем,  длился  всего
несколько  секунд.   Вообще,   этот   гениальный  импресарио  имел  поистине
неподражаемое самообладание.  И  что  бы  ни  случилось,  действовал четко и
решительно и находил выход из любых ситуаций.
     - Объясните мне,  что произошло,  - повторил он, - откровенно говоря, я
замечаю в  последнее время  в  нашем  цирке  некоторый беспорядок.  Придется
что-то предпринять.
     В  голосе его  зазвучал металл.  Чарли,  знающий Барзюма как  свои пять
пальцев, хладнокровно объяснил суть происшествия:
     - Я  услышал об  этом  от  самого Жерара.  Он  спокойно дремал в  своей
кабине,  когда раздался тревожный звон.  Такой звон бывает, если открываются
клетки.  Естественно,  услыхав  звонок,  Жерар  подумал,  что  один  из  его
помощников решил  запоздало добавить корма зверям.  Однако только он  открыл
дверь гримерной, как столкнулся нос к носу с пантерой, выбравшейся из вагона
и медленно расхаживающей по коридору поезда.
     - Кто открыл клетку? - прервал Барзюм.
     - Мсье,  вот как раз это-то я стремлюсь выяснить. Но пока неизвестно, -
ответил Чарли.
     В нескольких фразах он описал шефу конец этой истории,  а также поведал
о  той роли,  которую в  ней сыграла Элен,  о  ее неподражаемом бесстрашии и
самообладании,  о  том,  как она силой взгляда заставила вернуться пантеру в
клетку.
     - Пожалуй,  надо будет удвоить зарплату этой наезднице.  Что бы  мы без
нее делали?  -  заключил Барзюм. - А еще необходимо выяснить, благодаря чьей
небрежности открылась клетка...  Ну,  в общем,  ладно.  Уже одиннадцать.  Мы
потеряли уйму времени. Все. Работаем.
     Барзюм плюхнулся в  кресло,  Чарли сел за свой маленький столик,  и оба
погрузились в сценарий новой грандиозной программы.
     В  самый разгар дискуссии,  в  тот  момент,  когда Чарли был  полностью
поглощен вопросом расположения на сцене клоунов, Барзюм вдруг спросил:
     - А  что Леопольд?  Надеюсь,  вы  его уже это,  тютю?  Я  имею в  виду,
выставили за дверь?
     - Что-что?
     Секретарь не имел таких потрясающих способностей, как его шеф, и не мог
делать  одновременно  десять  дел.   Занимаясь  разработкой  программы,   он
абсолютно забывал все  остальное.  И  потребовалось,  чтобы директор уточнил
свою мысль:
     - Я вас спрашиваю, - повторил патрон, - действительно ли конюх Леопольд
уволен?  Помните?  Ведь мы его заподозрили в  мелких кражах,  участившихся с
некоторого времени...
     На этот раз до Чарли дошло.
     - Мсье, я самолично уволил этого типа.
     - Но... убрался ли он?
     - Еще бы!
     - Так вы уверены?
     - Ну, своими глазами я не видел...
     Барзюм раздраженно повел плечами.
     - Опять  двадцать  пять!   Когда  вам  поручают  выполнить  что-то,  вы
непременно торопитесь передать задание кому-то  другому.  И  таким  образом,
даже спросить-то  не с  кого...  Меня вот что интересует:  конюх Леопольд не
ссорился с укротителем Жераром?
     Чарли сделал неопределенный жест:
     - Право, не знаю... Как-то не задумывался над этим. А что?
     - Видите ли,  друг  мой,  клетка с  пантерами не  могла  открыться сама
собой.  Держу  пари,  что  ее  открыл тот,  кто  хотел  отомстить за  что-то
Жерару... Ну ладно, оставим. Сейчас продолжим работу, а это выясним попозже.
     И они приступили каждый к своему делу.


     Поезд был погружен в полную тишину,  все артисты в недолгие часы отдыха
прогуливались по окрестностям.  В то время, как Жерар выхаживал Элен в своем
купе,  Барзюм и  Чарли  работали,  а  гигант тщетно искал  пристанище своему
огромному телу в  гримерной (устраиваться в единственном подходящем для него
месте -  коридоре вагона ему запрещалось),  в  то самое время,  пока все это
происходило, некто удалялся большими шагами от товарного вокзала, на котором
находился состав.
     Кто же это был? Ну конечно же, барон-конюх Леопольд.
     Он  и  вправду был уволен сегодня утром по  приказу Чарли,  но,  тем не
менее, не спешил покинуть поезд.
     Вначале барон был  здорово влюблен в  хорошенькую наездницу,  которая в
столь оскорбительной форме отвергла его ухаживания.  Но  затем его положение
становилось все более и более идиотским.  Нарядившись в конюха,  он проник в
поезд, так сказать, "по любви", однако одежда была непривычной, да к тому же
и денежки вскоре иссякли, а этот субъект привык жить на широкую ногу.
     А  теперь плюс ко всему его еще и  уволили.  В кассе выплатили какую-то
унизительную сумму в  тридцать два  франка,  на  которую ни  приодеться,  ни
пообедать как следует,  ни добраться до своего места,  тем более,  что поезд
уже преодолел некоторое расстояние, выехав из Тирлемона.
     Что делать?
     Целый день  барон Леопольд был  вынужден бродить неподалеку от  поезда,
стоявшего на запасном пути.  Он прятался то в одном вагоне,  то в другом,  и
это оказалось совсем несложно,  благодаря многочисленности и разношерстности
служебного персонала.  Наконец для  Леопольда пробил час отправления.  Поезд
как раз остановился недалеко от Спа.
     В одиннадцать вечера он спокойно спрыгнул с последнего вагона,  пересек
железнодорожное полотно и,  выйдя из товарного вокзала, направился к большой
дороге.
     Барон шел, яростно стиснув кулаки.
     - Так значит,  меня прогоняют,  -  бормотал он, - ладненько! Посмотрим!
Они еще пожалеют об этом,  я им устрою!  А эта взбалмошная дуреха! Эта рыжая
идиотка... И она у меня еще попляшет! Всем отомщу!
     На большой дороге отвергнутый поклонник остановился и огляделся.
     - Сколько же это,  интересно,  до Спа? Наверное, километров пять-шесть,
не больше.  Итак,  вперед.  В Спа!  Я буду не я,  если сегодня же вечером не
выиграю немного деньжат в рулетку...
     Однако   барон   Леопольд   ошибался.   К   пяти-шести   километрам   в
действительности добавилось еще  примерно столько же.  И  хотя  барон  шагал
быстро, он достиг известного казино лишь к полуночи.
     - Эх,  красота,  черт возьми! - прошептал Леопольд, подойдя к роскошным
садам,  окружавшим игорный дом. Он любовался вереницей великолепных экипажей
и автомобилей, выстроившихся вдоль тротуара.
     - Но вот,  пожалуй, единственный нюанс, который я не предусмотрел, - он
с досады хлопнул себя по лбу,  -  это одежда.  Ведь в наряде конюха в казино
наверняка не пустят! Да-а, ну и положеньице...
     Увы,  этот  светский  молодой  человек  действительно одет  был  весьма
неподходяще для подобного заведения.
     - Чем же все это кончится? Неужто так и не удастся ничего придумать?
     Он брел по освещенному яркими фонарями тротуару.  Автомобили и  экипажи
словно дразнили его своим богатством.
     - Куда идти?  Оставаться здесь тоже бессмысленно.  Еще  загребут,  чего
доброго, за бродяжничество да нищенство! Вот будет потеха!
     И как раз в этот момент его окликнули:
     - Эй! Вы! Да-да, вы, в синей жилетке!..
     Упоминание о  синей  жилетке  не  оставляло  ни  малейшего  сомнения  -
обращались к нему.
     Это был шофер автомобиля,  на вид весьма импозантный,  одетый в богатую
ливрею и шляпу с медной вышивкой.
     Барон  Леопольд,  не  привыкший к  такому  фамильярному тону  (за  дни,
проведенные в  цирке,  он так и  не сумел приспособиться к тому,  что все на
равных), ответил довольно сухо:
     - Что вам от меня надо?
     - Ну, подойди ближе... Никто тебя не съест.
     Шофер,  подозвавший фальшивого  конюха,  был,  очевидно,  парижанином -
акцент  и  манеры безошибочно выдавали происхождение.  Да  и  все  остальные
шоферы, вероятно, были оттуда же. Они принялись подшучивать:
     - Ну и видок у этого парня! Ха-ха! Экий недотепа!
     - Держу пари, что этот тюфяк только и умеет мешать навоз! Ха-ха!
     - Иди сюда! - повторил первый шофер.
     Барон Леопольд, скорее даже из любопытства, подошел.
     - Чего ты маячишь здесь? - спросил шофер. - Нечем заняться, что ли?
     На эту реплику,  произнесенную таким наглым тоном, барон Леопольд готов
был  уже  броситься и  задушить дерзкого слугу или хотя бы  поставить его на
место холодным замечанием:
     - Друг мой,  кто ваш хозяин?  Назовите имя,  и завтра я чиркну ему пару
строк, чтобы он немедленно выставил за дверь такого хама и подонка, как вы.
     Но, к счастью, барон Леопольд удержался.
     - В конце концов, - рассудил он, - ведь этот паршивец не знает, да и не
может знать,  кто я  такой...  В определенном смысле даже забавно!  Ведь эта
ситуация опровергает утверждение, что, дескать, нельзя судить по наружности.
     Барон наклонил голову и, пытаясь имитировать рабочего, ответил:
     - Да вот, прогуливаюсь, дышу свежим воздухом.
     - Хочешь заработать сто су?
     Сперва лоб Леопольда побагровел от ярости.
     - Он смеет предлагать мне свои вонючие сто су!  Да я ему!  Но... а что,
собственно, сказать? Конечно, для него это вроде насмешки.
     Но неожиданно для себя барон выпалил:
     - Конечно,  я бы с удовольствием подработал. Кто ж от денег откажется?!
А что надо делать?
     - О!  Да ничего особенного!  Видишь вот эти три машины? Мою синюю и две
красные?  Ты их немного посторожишь,  пока мы пропустим пару стаканчиков вон
там. Ясно? Не боись! Не напряжешься!
     - И вы мне дадите сто су?
     - Не дрейфь,  все будет о'кей!  Да,  вот еще что. Если вдруг неожиданно
появятся хозяева,  знаешь,  где нас найти?  Мы в бистро,  понятно?  Там,  за
углом.  Чтоб ты был в курсе,  моя хозяйка в красном вечернем наряде,  поверх
которого мантия с белым мехом из горностая. Что касается остальных...
     Шофер  указал на  двоих дружков,  собиравшихся вместе с  ним  промочить
горло в соседнем кабаке, но они прервали его жестом:
     - Слушай,  хорош  трепаться!  Ты  же  знаешь,  наши  хозяева никогда не
приходят,  пока не закроются все салоны. А они не закроются, будь уверен, до
шести... утра! Ха-ха! Так что все в порядке. Пошли.
     Итак,  после необходимых напутствий,  трое шоферов удалились,  а  барон
Леопольд остался  сторожить машины.  Он  прогуливался взад-вперед,  иронично
улыбаясь. Никогда прежде не доводилось ему исполнять подобную роль.
     Для дворянина это было более чем оригинально! Поначалу барон возмутился
таким унизительным заданием, но затем ему стало даже немного забавно.
     - Какая-то  неправдоподобная история!  Теперь мне обеспечен грандиозный
успех в  клубе.  Представляю,  как вытянутся физиономии его членов,  когда я
расскажу, каким образом мне пришлось заработать сто су перед зданием казино,
в котором я столько раз проигрывал и выигрывал тысячи и тысячи...  Возможно,
никто и не поверит.
     Так рассудив, Леопольд перестал обижаться на судьбу. Он рассуждал сам с
собой:
     - Я ведь нахожусь здесь исключительно по собственной вине. И не на кого
пенять, кроме как на самого себя.
     Наконец  барону  наскучило  бесцельно шляться  туда-сюда,  и  он  решил
рассмотреть машины, доверенные ему для охраны.
     - Ей-Богу, - пробормотал он, - эти колымаги не так уж и дурны, особенно
синяя...  Марка солидная, корпус ничего себе, да и салон удобный. Как только
снова  разбогатею,  непременно куплю  себе  что-нибудь  подобное.  Она  даже
получше моей нынешней...
     Обойдя автомобиль с другой стороны,  барон полюбопытствовал, кто же его
хозяин?  Взглянув  на  медную  пластинку с  выгравированным на  ней  именем,
Леопольд рассмеялся:
     - Вот это да!  Просто потеха!  Оказывается,  я сторожу машину одного из
своих знакомых!
     При свете фонаря он прочел надпись, сделанную готическими буквами:

                           Княгиня Соня Данидофф.

     - Ах вот оно что!  Но это и впрямь чертовски забавно! Ведь в поезде все
поговаривали, будто Соня Данидофф - любовница Барзюма.
     Через секунду барон с демоническим блеском в глазах проговорил:
     - А что, если воспользоваться случаем и отомстить немедленно?
     И  дворянин принял дьявольское решение.  Открыв дверцу,  он  забрался в
салон и уселся за руль.
     - На такой тележке,  да с  приличным запасом горючего,  я  буду у  себя
меньше чем через четыре часа.
     Он намеревался осуществить свой коварный замысел - украсть машину и уже
было собрался дать газ,  как вдруг чья-то рука в  перчатке опустилась на его
руку.
     - Давайте побыстрее, Анри, - сказал приятный женский голос, - к поезду,
мы торопимся.
     Хлопнула дверца.  Остолбеневший барон замер,  пытаясь сообразить, в чем
дело.
     - Ох,  Боже правый!  Это ведь Соня Данидофф!  А я, идиот, и не заметил,
как она подошла...  Видимо,  она приняла меня за своего шофера.  Вот, села в
машину... Досада! Что же делать?
     Было уже слишком поздно как для угона машины,  так и для побега. Открыв
дверцу, он спрыгнул на землю.
     "Наверное,  нужно предупредить ее  об  ошибке и  пойти за  шофером",  -
подумал Леопольд.
     Но  в  этот  момент  он  вздрогнул от  неожиданности.  Заглянув  внутрь
лимузина,  барон заметил,  что княгиня не  одна.  Рядом с  ней на  роскошном
сиденьи расположился человек, которого лжеконюх тотчас узнал. Человек, нежно
беседовавший с княгиней, был Барзюм собственной персоной.
     - Только этого не хватало! Час от часу не легче!
     Какая еще идея могла появиться в голове этого авантюриста?
     Леопольд  решил  воспользоваться  тем,  что  на  него  не  обращали  ни
малейшего внимания; снова поднялся в машину, сел за руль и включил скорость.
     - О! На этот раз я, кажется, по-настоящему отомщу.
     Будучи  отменным автомобилистом,  барон  очень  быстро вывел  машину из
окрестностей Спа и добрался до большой дороги.
     - Так-так, - шептал Леопольд, - покинул поезд на своих двоих, а нынче -
нате вам,  мчусь в машине... Только что был жалким слугой - теперь же хозяин
положения.   Быстро  же  мы,   однако,  поменялись  ролями  с  этим  поганым
актеришкой, ха-ха-ха!
     Через  некоторое время,  когда последние дома  Спа  остались позади,  и
дорога стала совершенно пустынной,  да и время было - первый час ночи, барон
проговорил:
     - Ну, вот и все! Настал момент!
     Что же он решил?
     Барон-конюх-шофер  потихоньку приступил к  осуществлению своего  плана.
Продолжая удерживать руль  одной рукой,  другой он  вытащил из  кармана брюк
блестящий металлический предмет и положил его на колени.  Затем стремительно
нажал  на  тормоз -  последовал сильнейший толчок,  после чего  машина резко
затормозила. Леопольд и сам очутился на полу, а из салона раздался отчаянный
крик  Сони Данидофф.  Потом открылась дверца,  соединяющая кабину водителя с
салоном, и послышался раздраженный вопрос Барзюма:
     - Да вы что - ненормальный?! В чем дело?
     Тут же хитрый лжешофер протянул руку к дверце.
     - Не двигаться! Молчать! - скомандовал он. - Одно слово, и я продырявлю
вашу башку, как грушу!
     В  его  руке  сверкнул  револьвер,  нацеленный  на  голову  импресарио.
Директор оказался застигнутым врасплох.
     - Вот как! - начал он.
     Но барон не дал ему закончить.
     - Тихо!  -  приказал он.  -  И вы тоже помолчите,  мадам. Лучше даже не
пытайтесь выяснять,  кто я такой (он ведь находился за перегородкой,  и лица
не было видно из салона), это не имеет никакого значения. Сейчас ваша задача
четко выполнить все то,  что я скажу.  Итак, открывайте дверь и оба выходите
из машины,  да-да,  именно, и без разговоров, спускайтесь на дорогу и можете
уматывать на все четыре стороны.  Кстати,  ваш поезд недалеко -  семь-восемь
километров.  Ничего страшного.  Я  же  проделал такой  путь!  Мне,  господа,
просто-напросто приглянулась ваша колымага,  вот и все дела.  Ну, а теперь -
чао!  Когда-нибудь вы поймете,  что с вами произошло, а главное - почему это
произошло.
     Леопольд совсем не  боялся быть  узнанным.  Вокруг было темно,  дорога,
зажатая с обеих сторон деревьями, не освещалась ни фонарями, ни луной.
     Барзюм и Соня Данидофф не могли различить его черты. А барон, напротив,
видел их отлично в  ветровое стекло:  и личико Сони,  искаженное страхом,  и
энергичного Барзюма, который выглядел скорее изумленным, чем напуганным.
     - Ну-ка, пошевеливайтесь, - поторопил Леопольд, - живо, живо.
     Он  подтвердил свой приказ нетерпеливым движением руки,  в  которой был
зажат револьвер.
     Барзюм, похоже, приготовился к выходу:
     - Однако вы  не  галантны.  Разве  можно  так  обращаться с  дамой?  Но
поскольку  сила  в  данный  момент  на  вашей  стороне,   что  ж,   придется
подчиниться...
     Он поднялся, собираясь выходить из машины.
     - Давайте-давайте, поторапливайтесь! - повторил Леопольд.
     - Не кричите на меня, я ведь исполняю ваш приказ.
     Барзюм и в самом деле казался покорным.
     - Дорогая Соня... - начал он.
     Но  в  тот миг,  когда барон меньше всего этого ожидал,  ситуация резко
изменилась.
     Барзюм,  который,  вроде, уже вот-вот должен был покинуть машину, вдруг
со скоростью молнии бросился на агрессора и сразу же сбил его сокрушительным
ударом кулака. При этом циркач выкрикнул:
     - Идиот!
     Завязалась быстрая  жестокая схватка.  Но  уже  через  несколько секунд
послышались жалобные просьбы поверженного барона:
     - Пощадите! Пожалейте! Не убивайте меня!
     Потом  Соня  Данидофф,  замирая от  страха  в  салоне машины,  услышала
звенящий в ночной тишине голос импресарио:
     - Милая Соня! Представляете, этот тип надеялся от нас избавиться!
     Барзюм рассмеялся и добавил:
     - Я его только немного оглушил, надеюсь, в течение какого-то времени он
ничего не  выкинет дурного.  Если не трудно,  подайте,  пожалуйста,  вон тот
ремень, которым закреплено запасное колесо, я свяжу этого удальца.
     После нескольких минут возни на  дороге он подошел к  Соне,  потихоньку
уже приходившей в себя. Стряхивая пыль с одежды, Барзюм сказал:
     - Не  беспокойтесь,   дорогая,  этот  голубчик  далек  от  того,  чтобы
отбрасывать коньки. О, бедняжка, вы, должно быть, здорово перепугались?
     - Я  думала,  умру  от  страха,  -  проговорила дрожащим  голосом  Соня
Данидофф.
     - Я очень сожалею, дружище. Кто бы мог вообразить, что на нас обрушится
такая напасть?
     И  немного отдышавшись,  Барзюм,  который с такой бесподобной ловкостью
обратил в прах коварные замыслы Леопольда, продолжил:
     - Я  сяду за руль и довезу вас до поезда,  где вы сможете хоть капельку
передохнуть.  А  сам  отвезу этого  бандита с  большой дороги в  полицейский
участок. Там с ним разберутся как положено.
     Импресарио  с  невозмутимым  видом  наклонился  и  с  легкостью  поднял
связанное тело барона.
     - Вот так! - сказал он. - Я заброшу его на крышу машины, надеюсь, он не
упадет. Впрочем, даже если упадет, мы не станем убиваться от горя, верно, а?
     Через  некоторое время  машина  остановилась возле  входа  на  товарный
вокзал. Из нее вышла Соня Данидофф.
     - Вот  поезд,  -  сказал ей  Барзюм,  указывая на  состав,  стоявший на
запасном  пути.  -  Мне  потребуется минут  десять,  чтоб  закончить с  этим
субчиком. И вскоре я к вам присоединюсь.
     Любезно проводив Соню до двери своего вагона и поцеловав на прощание ее
руку, он повторил:
     До скорой встречи!
     Княгиня,   войдя  в  купе,  услышала,  как  на  улице  включился  мотор
автомобиля. Барзюм повез Леопольда в ближайшее управление полиции.






     В  ту ночь,  когда барон Леопольд пытался захватить автомобиль княгини,
Чарли  спокойно  спал  в  своем  узком  купе.   В  его  сознании  проплывали
всевозможные приятные видения.
     Секретарь представлял во  сне,  что  его вызвал Барзюм и  сообщил,  что
повышает зарплату на  сто  пятьдесят франков и,  кроме того,  за  выдающиеся
заслуги предоставляет ему оплаченный отпуск на три месяца.
     В  купе было страшно душно,  воздух почти не  проникал сквозь небольшое
окошечко, однако это не мешало секретарю крепко спать.
     Но после воображаемой встречи с Барзюмом, а также после того, как Чарли
увидел сказочную райскую страну, где он прогуливался в гордом одиночестве, и
после еще  нескольких,  столь же  благостных сновидений,  секретарь внезапно
проснулся.
     Ему послышалось,  что кто-то стучит в дверь. Чарли открыл глаза, сел на
кровати и прислушался.
     Конечно.  В  дверь  стучали,  причем,  довольно сильно.  Можно сказать,
барабанили и руками,  и ногами.  К тому же временами раздавались возмущенные
возгласы:
     - Да что это такое? Здесь вы или нет?! Откройте же, черт возьми!
     Секретарь до этого спал так крепко, что не сразу сообразил, в чем дело.
Как бы стряхивая с себя сон, он попытался понять, что происходит.
     Затекшей рукой он нащупал кнопку,  включил свет и,  ослепленный на миг,
принялся протирать глаза.  Потом  прямо  в  ночной рубашке встал с  постели,
сделал пару шагов и остановился посредине купе.
     В дверь продолжали колотить все более нетерпеливо.
     - Открывайте же, Чарли! Слышите? Живей! Мне нужно с вами поговорить!
     Тогда Чарли потихоньку начал приходить в себя.
     - Господи,  да это же Барзюм! Ну конечно, кто же еще? Ох, что за участь
выпала мне,  несчастному!  Даже  ночью не  дают  поспать нормально,  будят в
неурочный час.  Ну,  днем еще ладно,  я  всецело в  его распоряжении,  но уж
ночью-то можно оставить человека в покое?
     Продолжая  ворчать,  он,  тем  не  менее,  принялся  отодвигать  засов,
закрывавший дверь.
     - Это вы, шеф? Вам что-то нужно?
     Едва  Чарли отворил замок,  как  дверь сильным ударом оттолкнула его  в
сторону.  То и в самом деле был Барзюм - бледный и мрачный, как сама смерть.
Он  стремительно прошел в  купе.  Секретарь к  тому моменту уже окончательно
проснулся.
     - Что случилось, патрон? - спросил он.
     Барзюм ударом ноги захлопнул дверь и,  положив обе руки на плечи Чарли,
посмотрел на него каким-то диким и в то же время растерянным взглядом.
     - Вы проснулись? - спросил директор. - Вы меня слышите? Понимаете?
     В  эту  секунду  Чарли  показалось,   что  импресарио  довольно  сильно
тронулся.  И  он  не  на  шутку перепугался.  Но  возможно ли,  чтобы такого
сильного,  стального человека  охватило  безумие?  Ведь  он  всегда  казался
хладнокровным,  даже  флегматичным и  в  любых  ситуациях великолепно владел
собой.
     - Да,  конечно,  -  ответил Чарли,  -  я проснулся,  вы же сами видите,
патрон. Но что случилось?
     Секретарь почувствовал,  как  ногти  Барзюма  невольно вцепились в  его
плечи и даже немного поцарапали кожу.
     - Нет, черт возьми! - прорычал Барзюм. - Я вижу, вы еще спите. Сделайте
же усилие, ну!
     С  этими  словами он  мощно встряхнул Чарли и  с  силой швырнул его  на
кровать.
     - Погодите же, я вас приведу в чувство!
     Бедный секретарь и  рта  не  успел раскрыть,  как разгневанный директор
наполнил целую кастрюлю водой и выплеснул ему на голову.
     - Ну что? - спросил Барзюм. - Надеюсь, вы больше не спите?
     После такого душа Чарли,  ясное дело,  стало не до сна. Плюс к тому, он
еще и порядком обиделся на шефа.
     - Да что вы себе позволяете,  в  конце-то концов!  Я же сказал,  что не
сплю, значит, не сплю, что еще надо?
     Он поднялся, желая оттолкнуть Барзюма и взять полотенце, чтобы вытереть
лицо и голову. Но патрон преградил дорогу и крепко сжал его в руках.
     - Дорогой мой, - сказал импресарио, - ради Бога, не сердитесь, этот душ
и  ночное пробуждение будут вам оплачены отдельно и  сверх зарплаты.  Просто
мне  необходимо,  чтобы  вы  были  в  состоянии меня  слушать и  отвечать на
вопросы.
     Но в  этот момент терпение покинуло бедного Чарли.  В свою очередь,  он
тоже вцепился в шефа и порядком тряхнул его.
     - Вы!  -  воскликнул он.  -  Вы  начинаете меня бесить!  Так невозможно
работать! Ни секунды покоя! Говорите, что надо, или проваливайте восвояси!
     Между тем,  гнев  Чарли заставил Барзюма улыбнуться.  Он  даже  чуть не
прыснул от смеха.
     - О'кей! Вы сердитесь - значит, вы проснулись, вы в ярости, стало быть,
и в здравом уме. Вы меня слышите, Чарли?
     - Ну разумеется!
     - Посмотрите на меня.
     - Смотрю - дальше что?
     - Вы уверены, что это в самом деле я перед вами?
     Вопрос прозвучал более чем странно.  Чарли даже не понял, как на него и
ответить-то.
     Но Барзюм повторил:
     - Узнаете вы меня или нет,  черт возьми?  Посмотрите внимательно -  это
точно я, Барзюм, директор цирка?
     - Естественно... а почему вы спрашиваете?
     - Наверное, не без причины, а? - нервно отреагировал Барзюм.
     Импресарио несколько минут  молча  ходил  по  купе  взад-вперед,  затем
остановился перед секретарем. Он выглядел еще более встревоженным.
     - Чарли!  Вы  в  состоянии доказать,  что  действительно проснулись как
следует?
     И  так  как  секретарь глядел на  него  с  возрастающим ужасом,  Барзюм
добавил:
     - О,  прошу вас,  не смотрите на меня такими глазами!  Если б вы знали,
каково  мне  сейчас!  И  как  я  нуждаюсь в  вашем  хладнокровном и  трезвом
суждении...
     Но, не закончив фразы, импресарио призадумался.
     - Вот что,  мой дорогой Чарли, - сказал он, - садитесь-ка за ваше бюро.
Так. Хорошо. Возьмите перо. Вы готовы писать?
     - Да,  -  ответил секретарь,  взволнованный не  на  шутку и  начинавший
сожалеть, что в вагоне нет специальной кнопочки для сигнала тревоги.
     - Итак,  -  продолжал Барзюм,  -  обмакните перо в чернила, берите лист
бумаги и пишите то, что я попрошу.
     - Хорошо, но что именно, шеф?
     - Да так, пустяковину. Напишите, что вы делали сегодня вечером.
     Чарли,  полагавший, что имеет дело с сумасшедшим, что Барзюм, вероятно,
тронулся  от  сильного  переутомления,  приготовился уже  обмакнуть  перо  в
чернильницу,  но  чуть не  подпрыгнул от  поставленного перед ним  странного
вопроса.
     - Патрон, - произнес молодой секретарь, - успокойтесь, я вас умоляю! Вы
меня,  ей-Богу,  пугаете.  В  чем дело?  Я смотрю,  происходит нечто из ряда
вон...
     Директор пожал плечами.
     - Да-а,  -  проронил он удрученно,  -  вы,  верно,  также считаете меня
сумасшедшим.
     Тут на него вновь нахлынул припадок гнева:
     - Но нет,  дьявол меня побери!  Ни хрена я не спятил, ясно?! В том-то и
штука - я в полном здравии и рассудке!
     И, немного успокоившись, он заявил:
     - Чарли, в общем, пишите, что вы делали сегодня вечером.
     - Но, мсье, вы это знаете так же хорошо, как и я, поскольку...
     - Пишите, пишите! - настаивал Барзюм.
     Чарли понял - так или иначе, а все равно придется подчиниться.
     - Бедняга,  -  подумал секретарь, - вот и поди ж ты! Даже самый светлый
разум порой мутнеет.
     Между тем,  решив,  что с  помешанным спорить бесполезно,  и  не  желая
поэтому лишний раз нервировать своего шефа, он проговорил:
     - Ладно, так и быть, уже пишу.
     И он действительно написал то, что уже не требовало никаких объяснений:
     "Я работал с вами,  мсье Барзюм,  до половины одиннадцатого или, может,
до одиннадцати без четверти, потом вернулся и около полуночи лег спать".
     Секретарь протянул бумажку Барзюму.
     Однако тот даже не взглянул на нее. Капли пота выступили у него на лбу,
глаза зажглись лихорадочным светом, и он буквально затопал ногами на месте.
     - О,  Господи!  -  вскричал импресарио.  -  Я  был уверен,  что вы  это
напишите...  Ну,  конечно, мы весь вечер проработали вместе, вы ушли от меня
около полуночи... Я вовсе не псих...
     Но посмотрев на подчиненного, он выпалил с раздражением:
     - И все же я -  ненормальный,  и вы также,  Чарли!  Это бесспорно,  это
совершенно точно.  Так как я не работал сегодня с вами и не находился в этом
поезде.
     После этих слов Барзюм расхохотался каким-то зловещим смехом.  А затем,
не успел секретарь сделать и  движение,  как шеф бросился к  выходу из купе,
открыл дверь,  вышел,  и Чарли услышал, как он закрывает с той стороны замок
на ключ.
     Что же произошло на самом деле? Почему Барзюм вел себя таким, более чем
странным образом?  И  что  означали все  эти  загадочные слова?  Может он  и
вправду обезумел, в чем все больше убеждался бедный Чарли?


     Когда Соня  Данидофф подошла к  поезду (в  то  время,  как  сам  Барзюм
направился в ближайшую жандармерию отвезти лжеконюха,  так, впрочем, им и не
узнанного),   она,   повинуясь  указаниям  своего  возлюбленного,  прошла  в
специальную квартиру хозяина цирка.
     Соня Данидофф действительно была любовницей Барзюма. Эта связь не особо
скрывалась, но все же была неофициальной.
     Хорошенькая русская  княгиня  за  свою  жизнь  поучаствовала во  многих
авантюрах  и  приключениях,   следовательно,   имела  кое-какой  опыт  и  не
стремилась  афишировать  свою  страсть  к  американцу,   директору  всемирно
известного цирка.
     Барзюм,  в  свою  очередь,  очень даже  заботился о  собственном реноме
серьезного  человека,   равнодушного  ко   всем  посторонним  вопросам,   не
относящимся  непосредственно к  работе.  Поэтому,  подойдя  к  поезду,  Соня
Данидофф старалась все делать тихо и незаметно.
     Пробравшись в  квартиру Барзюма,  она  скинула красную шелковую мантию,
обшитую  золотом,  а  также  кофточку из  колючей шерсти,  потом  поочередно
стянула с пальцев многочисленные драгоценные кольца, которые обожала.
     Она находилась одна всего несколько минут. Вдруг за ее спиной открылась
дверь, и знакомый голос спросил:
     - Как, это вы, мой друг? Вы здесь? Какой приятный сюрприз!
     Княгиня резко обернулась и  посмотрела на  Барзюма.  Ее  лицо  выражало
беспредельное изумление.
     Почему Барзюм,  покинувший Соню  минут десять назад и  договорившийся с
ней о встрече в этой квартире, теперь так удивился, увидав ее?
     Соня смекнула,  что,  видно,  импресарио решил пошутить,  и  с  улыбкой
ответила:
     - Мой дорогой друг,  этот сюрприз -  ничто по сравнению с  тем,  что мы
испытали совсем недавно. Вы согласны?
     Ее прервал невозмутимый голос директора:
     - Извините,  Соня,  но я не совсем понимаю. Какое испытание вы имеете в
виду?
     Вопрос показался ей, по меньшей мере, нелепым. Княгиня даже прыснула от
смеха.
     - Ну и ну,  -  сказала она,  -  да вы,  я погляжу,  настоящий оригинал!
Неужто я  должна напомнить,  что каких-то полчаса назад мы чуть не оказались
начисто ограбленными?
     - Ограбленными? - повторил Барзюм.
     Он посмотрел на нее с нескрываемым беспокойством.
     - Несомненно,  -  продолжала Соня,  - разве вы забыли, что на нас напал
жуткий бандит?  И  если б  не  ваша отвага,  дорогой Барзюм,  я  бы лишилась
машины. Ведь этот подонок нам угрожал...
     - Простите,  - произнес импресарио, - но я, право, не понимаю, о чем вы
говорите, Соня. На что вы намекаете?
     Он говорил настолько естественно,  что княгиня почувствовала - директор
действительно не шутит, и удивилась в свою очередь.
     - Но я думала,  вы и сами прекрасно знаете. Не могли же вы с самом деле
забыть этот ужасный инцидент,  произошедший с нами при возвращении из казино
города Спа.
     В  этот миг Соня Данидофф осеклась.  На  лице директора появилось такое
недоумение,  даже отчаяние,  что она сама перепугалась всерьез, предчувствуя
что-то таинственное и зловещее в этой странной истории.
     Между тем,  импресарио приблизился к  ней  вплотную,  взял  за  руки  и
медленно проговорил:
     - Ладно,  милая Соня. Хватит шутить. Побудьте хотя б немного серьезной.
Итак, о чем вы толкуете?
     Княгиня Соня резко вырвалась.
     - Я  тоже  хочу сказать:  бросьте шутить!  Вы  и  так  напугали меня до
предела! Зачем придуриваться? Вы же отлично помните, как возвращаясь из Спа,
мы стали жертвами...
     - "Мы"? - возмутился Барзюм. - Вы сказали: "мы стали жертвами"?!
     - Да, разумеется. Вы и я.
     Тогда медленно, но весьма настойчиво директор промолвил:
     - Дорогая  Соня!  Я  прошу  вас  немедленно  прекратить эту  игру.  Она
становится невыносимой.  Мы  никогда не  оказывались жертвами кого бы  то ни
было.  Кроме того,  хочу  подчеркнуть:  я  не  был  в  Спа,  само собой,  не
сопровождал вас и, следовательно...
     Если бы в комнату,  где они находились,  попала молния,  или, допустим,
луна,  сорвавшись с  неба,  грохнулась на  пол и  подкатилась прямо к  ногам
красавицы-княгини, Соня не была бы так поражена, как словам Барзюма.
     - Да вы просто рехнулись! - вскричала она, отшатнувшись назад. - Какого
черта из меня дурочку делать?  Можно подумать,  вы и впрямь не помните,  как
приехали забрать меня из казино в  одиннадцать часов,  как мы провели вместе
вечер и как на обратном пути, в автомобиле, на нас напал преступник.
     Голос ее  начал срываться.  Соня была потрясена происходящим,  впрочем,
Барзюм - не меньше.
     - Соня,  - сказал импресарио, - а вы не больны случайно? Повторяю, я не
был этим вечером в Спа.
     Тон,  которым говорил директор,  убедил Соню,  что  над  ней  вовсе  не
насмехаются и  не разыгрывают.  Она побледнела и почувствовала,  что вот-вот
упадет в обморок.
     - Это непостижимо! - пробормотала она. - Вы были в Спа, но утверждаете,
будто там не были!
     И добавила тихонько:
     - О! Мне страшно! Боже, как мне страшно!
     Барзюм, к счастью, еще более или менее владел собой.
     - Мы  оба  чего-то  не  понимаем.  Вполне возможно,  мы  стали  жертвой
какого-то досадного недоразумения.  Вам,  вероятно,  показалось, что это я в
салоне машины,  в то время,  как это был кто-то другой,  может быть,  просто
похожий на меня.
     - Но ведь я  же говорила с вами!  -  завопила Соня Данидофф.  -  Вы мне
отвечали! Помню, еще сказали: "Я приехал за вами..." И мы отправились вместе
и подверглись нападению.  Вы спасли меня от потери машины,  победив и связав
того негодяя. А затем проводили меня сюда.
     Княгиня собиралась прибавить еще некоторые детали,  но  тут уж  Барзюм,
потеряв терпение, закричал:
     - Но это невозможно! Вы бредите! Или сошли с ума! Я не трогался с места
в течение целого вечера, проработав все время вместе с Чарли.
     Оба поднялись и уставились друг на друга обезумевшими глазами.
     Соня Данидофф была абсолютно уверена,  что возвратилась в сопровождении
Барзюма,  тогда как  последний в  неменьшей степени был убежден,  что провел
вечер в компании Чарли. Кто же из них старался обмануть другого?
     - Соня! Соня! - умоляюще протянул Барзюм. - Ну скажите, что вы попросту
хотели посмеяться.
     Но на эту просьбу молодая женщина побледнела еще больше.
     - Не приближайтесь ко мне!  - заорала она. - Или я позову на помощь! Вы
- сумасшедший! Я вас боюсь!
     Ситуация принимала трагический оборот. Кроме потрясения от переживаемых
событий, Барзюм испытывал также острую боязнь скандала.
     - Ладно,  -  сказал он с  нескрываемым раздражением,  -  я  рассею ваше
заблуждение свидетельством Чарли.
     Импресарио помедлил  немного.  Он  все-таки  надеялся  -  Соня  вот-вот
признается, что пошутила и помешает ему идти беспокоить секретаря.
     Но ничуть не бывало! Напротив, Соня оживилась на его предложение.
     - Очень  хорошо,  -  сказала  она,  -  ступайте  и  выясните  у  Чарли,
действительно ли вы провели вечер вместе.
     Прошло четверть часа.  За это время Барзюм растолкал спящего секретаря,
добился от него письменного подтверждения своих слов,  после чего вернулся к
Соне.
     - Берите и читайте, - сказал он.
     Едва взглянув на  бумагу,  она  вынуждена была сесть,  так  как  у  нее
закружилась голова.
     - Слушайте,  Барзюм!  -  вскричала она.  -  Клянусь вам,  я не вру.  Вы
находились в одиннадцать часов в Спа.
     - Нет, я был здесь, - возразил директор, размахивая листом бумаги.
     Сначала  княгиня  ничего  не  ответила.  Потом  решила  описать  своему
возлюбленному весь прошедший вечер в мельчайших подробностях.
     Рассказывая в  деталях  все  происшествия,  она  внимательно следила за
выражением лица Барзюма, менявшимся с каждой секундой по мере ее рассказа.
     "Может быть, он все-таки разыгрывает меня?" - лихорадочно думала она.
     И директор был не так уж далек от подобных мыслей.
     "Это все похоже на какую-то фантастическую историю,  - вертелось у него
в голове, - однако вид у Сони совершенно искренний".
     Внезапно импресарио поднялся.
     - Достаточно,  -  сказал он,  -  я  пришел к выводу,  что с нами обоими
произошел некий кошмар.  Главное -  необъяснимый!  Наверное,  надо  попросту
отдохнуть, вот и все. И потом, мы ведь доверяем друг другу, верно?
     Проговорив эти  слова,  Барзюм  проводил свою  любовницу до  дверей  ее
квартиры. И она, сильно взволнованная, не произнесла больше ни слова.
     Через  несколько  минут  Барзюм  сидел  за  своим  бюро  и   размышлял.
Знаменитый импресарио,  нервно перекладывая с места на место разбросанные по
столу листы бумаги, бормотал:
     - Что за история? Я ведь на все сто уверен в секретаре Чарли. Он всегда
говорит правду,  и  в этот раз,  конечно,  тоже...  Да.  Но как тогда быть с
утверждением Сони,  мол,  мы  вместе  возвращались из  Спа,  стали  жертвами
нападения и так далее?  Ведь и она,  в свою очередь,  не обманывает... Стало
быть, в эту ситуацию вмешался один, а может, и несколько доселе не известных
мне злоумышленников, чудовищные намерения которых покрыты полным мраком.
     Какое-то  время  Барзюм  оставался неподвижным.  Затем  вскочил и  стал
прохаживаться по  кабинету взад-вперед.  Его  мысли постоянно возвращались к
тому человеку,  который,  приняв его, Барзюма, внешность, сопровождал Соню в
автомобиле...
     Директор мысленно вернулся на несколько дней назад,  к  тем фактам,  на
которые он тогда не обратил почти никакого внимания.  Ведь Чарли рассказывал
ему,  причем,  не один раз о  многочисленных кражах всяких драгоценностей из
актерских уборных.
     Что-то исчезло и  у  бородатой Элеоноры,  и у человека-татуировки,  и у
женщины-змеи,  причем,  ни  один  из  них  так  и  не  заметил таинственного
похитителя, с неподражаемой ловкостью совершившего эти мелкие преступления.
     Барзюм  невольно  сравнил  эти   незначительные  кражи  с   тем  наглым
нападением,  которому подверглась Соня Данидофф.  Может быть,  и  не  стоило
проводить такую уж четкую параллель...
     Внезапно американцу почудилось,  что рядом с  ним находится кто-то еще.
Он резко обернулся и заметил свою любовницу, стоящую в соседней комнате.
     - Соня, дорогая моя, - нежно сказал импресарио, - вы, значит, не спали?
     Княгиня была бледна и  сильно взволнована,  а ее огромные выразительные
глаза -  полны ужаса. Она подошла к возлюбленному и ласковым певучим голосом
проговорила:
     - Друг мой, я была, наверное, слишком груба с вами. Прошу вас, простите
меня. Но я так перепугалась, когда вы стали уверять, будто не приезжали этим
вечером в Спа. Я просто потеряла голову...
     - Да,  ничего страшного,  милая Соня, не будем больше об этом. Надеюсь,
завтрашним утром я сумею прояснить этот клубок противоречий.
     Хорошенькая княгиня недоверчиво тряхнула головой.
     - Ох,  не думаю, - сказала она, - такое впечатление, будто мы живем уже
дней  пять  в  кошмарной атмосфере.  Помните  дурацкие похищения бижутерии в
поезде?  И  теперь -  нападение на меня...  Да еще такая загадка с  подменой
внешности!  Нет,  поверьте,  здесь что-то  нечисто.  Я  думаю,  тут замешано
какое-то ужасное существо, способное на все... Боже, как мне страшно!
     Она  казалась  потрясенной последними  событиями.  Мысль,  возникшая  в
голове Сони, была так чудовищна, что она даже не решалась ее сформулировать.
     Соня Данидофф была весьма впечатлительна.  Несмотря на молодой возраст,
княгиня успела немало повидать за свою жизнь. Десять лет назад она оказалась
втянутой  в  крайне  неприятные приключения,  и  вот  теперь  зловещий и,  к
сожалению, незабываемый силуэт возник в ее памяти...
     Когда-то давно княгиня стала любовницей Фантомаса!
     И  сейчас,  встревоженная не  на  шутку проблемой "двух Барзюмов",  она
невольно прошептала леденящее душу имя:
     - Фантомас! То был Фантомас...
     Барзюм услышал. И улыбнувшись иронично на ее реплику, ответил:
     - Дорогая   моя,   вы   преувеличиваете.   Позвольте  не   согласиться.
Безусловно,   мы  имеем  дело  с  неким  злоумышленником,   но  чтобы  такой
грандиозный бандит,  как Фантомас... В нашем, в сущности, пустяковом деле...
Нет, это маловероятно.
     Импресарио, скорее всего, догадывался о бывшей связи своей любовницы со
знаменитым преступником,  но он так глубоко любил Соню, что игнорировал все,
или почти все, из ее прошлой жизни.
     Княгиня, побледнев еще больше, резким жестом прервала своего друга:
     - Не  шутите,  прошу вас!  Все очень серьезно.  Я  не  успокоюсь,  пока
ситуация не прояснится.  Исполните мою просьбу, дорогой, - завтра оповестите
полицию. Надо быть готовыми к самому худшему.
     Услыхав последние слова, директор нахмурил брови.
     - Соня,  -  довольно холодно произнес он,  - вы должны бы хорошо знать,
что я не люблю,  когда суются в мои дела.  Если я приглашу полицию, начнется
суматоха, расследование, обыски, пойдут шарить по всему поезду... Ну, и чего
мы добьемся?
     Соня  Данидофф почувствовала по  тону  своего  возлюбленного,  что  его
решимость  непоколебима.   Барзюм  вообще  имел   характер,   мягко  говоря,
специфический.  Кроме того, он ненавидел все официальное, административное и
уж тем более - полицейское.
     Поразмыслив с минуту, княгиня предложила:
     - Я  прекрасно понимаю ваше нежелание принимать у  себя полицию,  да  и
вряд  ли  она  добьется  каких-то  ощутимых  результатов.  Но,  может  быть,
обратимся в частное агентство? Как это сплошь и рядом делается в Америке, а?
Вызвать детектива-любителя?
     - Но, Соня! Разве вы не знаете, что почти все полицейские, как правило,
полные дебилы?  Не способные раскрыть даже самые ерундовские загадки. Уверяю
вас, лучше уж я сам разберусь.
     Соня Данидофф поняла - настаивать бессмысленно, и только намекнула:
     - Да,  разумеется,  но ведь вы так заняты делами цирка!  Плюс к тому мы
должны вот-вот отправиться в путешествие. Да и устали вы смертельно, Барзюм!
Как жаль, что мы не окажемся во Франции!
     Княгиня произнесла последние слова не  без  некоторого раздражения,  не
ускользнувшего от Барзюма. Он спросил, улыбаясь:
     - Почему вы хотите оказаться во Франции?
     - Потому  что,   -   быстро  ответила  Соня,  -  мы  могли  бы  вызвать
известнейшего опытного полицейского,  который к  тому же  вполне корректен и
деликатен.
     - Вот как? Кого же?
     - Жюва.
     Барзюм  ответил  не  сразу.  Собравшись с  мыслями,  он  остановился на
мгновение, затем добавил:
     - Соня,  вы  правы.  Мы не во Франции.  Но я  чертовски богат,  поэтому
немедленно пошлю телеграмму знаменитому сыщику.
     Импресарио  был  человек  решительный.  Проникшись  идеей,  он  схватил
авторучку и  размашистым почерком написал послание,  которое Жюв  получил по
возвращении из  Глотцбурга.  В  это  время  инспектор был  всецело  поглощен
ответственным поручением,  данным ему Фридрихом-Кристианом II,  -  разыскать
князя Владимира живым или мертвым.






     Итак,  Барзюм,  желая покончить раз и  навсегда с  загадкой,  направил,
следуя совету своей возлюбленной,  послание Жюву,  который единственный,  по
словам Сони, был в состоянии пролить свет на это темное дело.
     Через два дня Барзюм вошел в свой рабочий кабинет, смежный со спальней,
ровно в девять утра.  Поезд уже покинул станцию и на тихой скорости следовал
к границе Люксембурга,  после которого он собирался прибыть в Германию. Было
светлое солнечное утро,  и только на равнинах, по которым продвигался поезд,
еще как-то угадывался легкий ночной туман.
     Мсье Барзюм,  однако,  не  обращал никакого внимания на  вид за  окном.
Впрочем, директор был пресыщен разного рода пейзажами. За свою жизнь чего он
только не повидал.
     - Никто меня не спрашивал? - спросил он.
     - Никто, мсье директор.
     - Хорошо, - сказал он, жестом отпуская слугу.
     Затем вновь взглянул на часы.
     - Девятнадцать минут десятого,  -  констатировал Барзюм.  И  продолжил,
издав легкий вздох:  -  Опаздывающие люди никогда не внушали мне уважения. И
по мере того,  как бегут секунды, этот хваленый сыщик падает все ниже в моих
глазах.
     Импресарио в самом деле был крайне пунктуален и даже суров и терпеть не
мог, когда кто-либо не выполнял его приказы.
     В  послании Жюву  оговаривалось:  "Будьте у  меня  в  девять пятнадцать
утра". Однако сейчас уже девятнадцать минут.
     - Ух ты!  -  воскликнул директор,  взглянув на кучу писем на столе.  Он
собрался позвать секретаря, но передумал.
     - Нет, пожалуй, я сам их разберу даже быстрее.
     И, вскрыв конверты, он быстро пробежал всю корреспонденцию.
     Предложение,  сделанное торговцем хищников  из  Гамбурга,  привлекло на
мгновение его внимание.
     - Надо будет на эту тему перекинуться парой слов с Жераром,  - заключил
Барзюм.
     Директор цирка снял  телефонную трубку,  раза  два  или  три  прокричал
"алло", но так и не добился ответа.
     - Да я же кретин! Связь-то осталась в спальне, - вспомнил он.
     Барзюм  прошел  в  соседнюю комнату к  телефонному автомату.  Поговорив
несколько минут с Жераром, он вернулся обратно.
     Но  когда сел и  снова принялся за  просмотр корреспонденции,  то вдруг
невольно воскликнул:
     - Да что же это!  Готов поклясться,  только что ширма находилась справа
от меня!
     Барзюм изумленным взглядом окинул китайскую перегородку с изображенными
на ней сказочными персонажами в  натуральную величину,  которая стояла слева
от бюро, занимаемого импресарио.
     Директор посидел минуту молча,  силясь сообразить,  в чем дело,  затем,
пошевелив плечами, бросил:
     - Ну и черт с ней!
     И  он опять принялся за работу с письмами,  методично раскладывая их по
назначению, и помечал каждое синим карандашом, чтобы его секретарь знал, как
с ними поступать в дальнейшем.  Но импресарио снова пришлось прерваться.  На
этот раз его из соседней комнаты нежным голоском окликнула Соня Данидофф:
     - Милый, я хочу, чтобы вы пришли ко мне...
     Барзюм покинул свое бюро.  Он пробыл с Соней некоторое время,  но когда
вернулся  в  кабинет,   остановился  на  пороге,   как  вкопанный,  не  веря
собственным глазам.
     - Нет, это уж слишком! То ли галлюцинация, то ли я совсем повернулся...
     И впрямь -  было чему удивляться.  Перегородка, только что находившаяся
слева от бюро,  теперь вновь была справа. Ширма заняла свое старое привычное
место. Но разве могло это успокоить импресарио?!
     - Или кто-то насмехается надо мной, или... я сам не соображаю, что вижу
и что делаю.
     Директор постучал себя в грудь,  ущипнул за руку, чтобы удостовериться,
что  это  не  сон.  Потом,  какой-то  момент  поколебавшись,  приблизился  к
перегородке и осмотрел ее.
     Китайские персонажи смотрели на Барзюма с таким насмешливым видом,  что
ему захотелось мощным ударом кулака сокрушить ширму ко всем чертям. Особенно
разозлила его маленькая гейша, кокетливо согнувшаяся под широким зонтиком.
     Но  Барзюм сдержался.  Застыдившись своего желания,  он пожал плечами и
сел за бюро.
     - Ерунда какая-то! - проворчал он.
     Директор попытался работать,  но никак не мог сосредоточиться, а взгляд
его то и дело возвращался к загадочной ширме.
     Ему казалось,  что китаец, держащий в одной руке рыболовную удочку, а в
другой - веер, посматривая на него, улыбается.
     - Зараза!  Проклятье!  -  завопил Барзюм,  нервным жестом отбросив свой
карандаш,  подбежал к стенке и уставился на китайца в упор. Нет, здесь, судя
по всему, не было никакой мистики. Просто ширма чуть приходила в движение от
тряски поезда.
     Но,  тем не менее,  разве могла она пересечь таким образом всю комнату,
заняв (причем, дважды!) место в противоположном углу?
     Директор решил  обойти  перегородку со  всех  сторон.  Он  сделал  это,
соблюдая наивысшую осторожность,  как если бы кто-то притаился за ширмой. Но
за ней было пусто.
     Однако,  когда Барзюм,  обойдя все вокруг,  вернулся к  своему рабочему
месту, он, человек флегматичный, привыкший никогда ничему не удивляться, все
же не удержался от возгласа изумления.  За его бюро,  в кресле,  преспокойно
положив локти на  стол,  восседал незнакомец,  небрежно вертя в  руках синий
карандаш,   оставленный  импресарио  полминуты  назад,  и  насмешливо,  даже
вызывающе, поглядывал на Барзюма.
     Директор побледнел.  Кто был этот незнакомец,  позволивший себе сыграть
дерзкую  шутку?   Барзюма  охватила  ярость.   Он   собрался  уже   выругать
невоспитанного пришельца,  но  тот  уверенным,  четко  поставленным  голосом
первым нарушил молчание.
     - Мсье Барзюм,  -  сказал он,  -  разрешите дать вам один важный совет.
Человек,  занимающий такое место,  как вы, должен быть постоянно настороже и
не   доверять  никому.   Между  тем,   я   полагаю,   что   это   предельная
неосмотрительность - хранить в своем кабинете столь опасную перегородку.
     - Простите, - сказал импресарио, - но...
     - Позвольте мне договорить,  -  прервал незнакомец.  - Я думаю, в вашем
кабинете вообще не должно быть места никаким ширмам. Знаете почему?
     Директор  собрался что-то  возразить,  но  странный собеседник опередил
его:
     - Вы скажете, когда закончу я. А сейчас - выслушайте мои соображения по
поводу  перегородки.  Она  безвредна только на  вид,  на  самом  же  деле...
Поверьте,   нет  предмета  более  опасного  при  вашей  работе.   Во-первых,
персонажи, изображенные на ней, рассеивают внимание, во-вторых, от малейшего
толчка стенка приходит в движение,  и они как бы оживают, даже делают жесты,
что,  согласитесь,  весьма озадачивает. Но и это еще не все! Третье, и самое
главное,  за  этой  ширмой очень  удобно прятаться.  Практически любой может
забраться  сюда,  подслушивать  разговоры,  шпионить,  выведывать  все  ваши
намерения, а затем напасть, ограбить или убить.
     Барзюм,   пораженный,   слушал  эту  небольшую  речь,   произносившуюся
спокойным,   чуть  насмешливым  тоном.   Застигнутый  врасплох  директор  не
шевелился.  Пришелец же  поднялся из кресла и  открыл одно из боковых окошек
вагона.  Потом,  подойдя к  ширме,  он быстрым движением сложил ее и,  ловко
просунув в окно, выбросил на пути.
     Затем закрыл раму и посмотрел на Барзюма.
     - Как-то вы очень уж бесцеремонно обошлись с  такой ценной меблиной,  -
сказал импресарио.
     - Не  сердитесь,  это  в  ваших же  интересах,  -  ответил незнакомец и
добавил:
     - Впрочем,  это  все  детали.  Итак,  вы  назначили мне встречу,  желая
сообщить что-то важное. Я вас слушаю.
     Внезапно мрачное лицо Барзюма озарилось широкой улыбкой.
     - Вот как?! Ну, вы и оригинал, я погляжу! Что ж, это мне даже нравится.
Я вас только что мысленно оклеветал за опоздание. А между тем, вы находитесь
здесь, видимо, довольно давно?
     Директор на секунду прервался и спросил:
     - Я угадал, вы - мсье Жюв, инспектор парижской Службы безопасности?
     - Он  самый,  -  отрапортовал знаменитый  полицейский.  Приблизившись к
нему, Барзюм протянул руку:
     - Очень рад, мсье! Как вы поживаете?
     Жюв пожал руку:
     - Спасибо. Превосходно!
     И,  расположившись в  глубоком кресле,  на  которое указал ему  хозяин,
инспектор повторил:
     - Итак, я вас слушаю.
     Манера поведения Жюва понравилась американцу, не очень-то ожидавшему от
французских полицейских жестких  решительных действий,  так  характерных для
людей Нового Света. Поэтому Барзюм немедленно проникся симпатией к сыщику.
     Он  был  благодарен  княгине  Соне  Данидофф,  порекомендовавшей такого
детектива.
     И,  пытаясь быть таким же пунктуальным и  решительным,  как собеседник,
Барзюм четко и ясно обрисовал ему некоторые аспекты сложившейся ситуации.
     - Вот о чем идет речь,  мсье Жюв, - закончил он, - я не один, меня, так
сказать, двое...
     - Как вы сказали? - переспросил полицейский.
     Директор спокойно повторил:
     - Меня - два. А может быть, три или даже четыре. Не знаю... Возможно, и
сейчас моя  личность раздвоена,  и  в  некоторых обстоятельствах я  совершаю
поступки, как говорится, без своего ведома...
     Жюв иронично улыбнулся:
     - Правая рука не ведает, что делает левая...
     - Как бы там ни было,  - прервал Барзюм, - но это означает, что однажды
я   сделаю  какие-то  вещи,   совершу  определенные  поступки,   от  которых
впоследствии откажусь.  Но  как быть,  если в  обоих случаях найдутся вполне
достойные свидетели?
     - Вы в этом уверены? - спросил Жюв.
     - В чем? - наивно проговорил импресарио.
     - Ладно,  - пояснил полицейский сердитым тоном, - во-первых, в том, что
говорите, а во-вторых, в благонадежности ваших свидетелей?
     Выслушав этот  грубый вопрос,  директор остался на  несколько мгновений
озадаченным. Несмотря на свой флегматизм, Барзюм все же удивился: как посмел
детектив подвергнуть сомнению его  слова,  а,  кроме  того,  достоинство его
окружения?
     Если бы перед ним находился не Жюв,  а кто-то другой, Барзюм немедленно
выставил бы  его  за  дверь.  Но  американец умел  сдерживать свои чувства и
поэтому лишь ограничился репликой:
     - Мсье,  я знаю, что говорю, а также людей, окружающих меня. Если б был
в состоянии сам разобраться, вряд ли обратился бы к вашему министерству.
     "О! - подумал Жюв. - Этот человек говорит прямо, как пастор..."
     Он слегка кивнул головой и на этот раз учтиво проговорил:
     - Само собой разумеется,  вы - правдивый человек, и те, с кем вы имеете
дело, - вне подозрений. Итак?
     - Итак,  -  повторил Барзюм,  не понимавший, серьезно говорит инспектор
или шутит, - вот, что произошло.
     Импресарио поведал полицейскому о любопытнейшем инциденте,  - как он, с
одной стороны, ездил в Спа за подругой своих друзей, а, с другой, - в это же
самое  время  -  не  покидал  рабочего кабинета,  что,  кстати,  совпадает с
утверждениями секретаря.
     Кроме того, Барзюм рассказал о нападении на автомобиль, в котором ехала
подруга его знакомых с  "ним -  вторым" по  дороге из  Спа в  Тирлемон,  где
находился тогда цирковой поезд.
     - А! - воскликнул Жюв, внезапно оживившись, и уточнил:
     - Что это был за грабитель?
     - Он должен еще сидеть в тюрьме города Спа,  и мне бы не хотелось, чтоб
он выходил оттуда,  поскольку этот бандит собирался прикончить как меня, так
и женщину, которую я сопровождал.
     - Эта женщина,  -  прямо спросил Жюв,  -  кто она,  и  какие между вами
отношения?
     Барзюм  покраснел до  самых  корней  волос.  Ведь  он  был  воспитан  в
религиозных традициях протестантства. Он проговорил сухо:
     - Это не имеет никакого отношения к  делу.  И  я  бы предпочел оставить
данный вопрос в стороне.
     Жюв не настаивал. С минуту помолчав, он спросил:
     - Короче говоря, что бы вы хотели от меня?
     - Мне нужно знать,  -  решительно сказал Барзюм,  -  действительно ли я
имею двойника,  или это все -  ловко подстроенный обман.  Кроме того, мне бы
хотелось понять, что все-таки происходит в моем поезде. Несколько раз подряд
в  нем наблюдались какие-то  странные кражи,  незначительные,  но,  впрочем,
порядком  взволновавшие цирковой персонал.  Затем  случился ужасный  эпизод,
чуть не закончившийся трагедией, когда свирепый хищник вырвался из клетки. И
мне некого даже заподозрить в невнимательности.  Я желаю, мсье, чтобы вы мне
разъяснили четко и ясно все эти инциденты по возможности в наиболее короткий
срок. Добавлю, что здесь вы можете чувствовать себя как дома.
     Жюв прекратил шутить.  Он сидел,  подперев руками голову,  и напряженно
размышлял.  Барзюм подумал,  что из скромности инспектор не решался обсудить
один деликатный вопрос, и поэтому сам перешел к нему:
     - Я не посмотрю на затраты,  -  объявил он,  - дело есть дело. У меня к
вам одно предложение.
     Жюв поднял голову, посмотрел на Барзюма с удивлением.
     - Какое? - спросил он.
     - Давайте так,  - сказал Барзюм, по привычке вытаскивая из своего ящика
листы проштампованной бумаги, обычно используемые для заключения контрактов,
- я  вам назначаю сто долларов в  день.  В течение десяти дней.  И на исходе
последнего из них вы принесете мне полный отчет обо всем происшедшем.
     - А если не закончу? - спросил инспектор.
     - Тогда,  -  заявил директор,  -  каждый день опоздания вы  мне  будете
выплачивать те же сто долларов. Годится?
     Детектив поднялся:
     - А что?! Придумано лихо! Пожалуй, мне это подойдет.
     Нервным быстрым почерком импресарио накорябал несколько строк на  белом
листе бумаги.
     - Сейчас подпишем договор, - обрадовался он.
     Но полицейский, пожав плечами, улыбнулся с легкой тенью пренебрежения:
     - Даю вам слово, мсье, и этого достаточно. Я не коммерческий человек.
     В   последней  фразе  прозвучала  несколько  презрительная  нотка,   не
ускользнувшая от Барзюма. Он больше не настаивал.
     - Ну   и   замечательно,   -   проговорил  он,   разрывая  только   что
подготовленный документ, - вы имеете мое слово, а я - ваше.
     И добавил, торопясь покончить с этой темой:
     - А  сейчас,  мсье,  я  в  вашем распоряжении,  можете занять то место,
которое вам понравилось в нашем поезде.
     Полицейский  не  отвечал.  Подойдя  к  боковому  окошку  вагона,  он  с
озабоченным видом открыл его и выглянул на пути.
     - Движение замедляется, - проговорил он и, посмотрев на часы, добавил:
     - Мы  приближаемся к  приграничной остановке,  где,  по всей видимости,
поезд будет находиться какое-то время...
     Впрочем,  в  этот  момент  раздался гудок,  и  состав  начал  понемногу
тормозить, а вскоре остановился в гулком зале станции.
     Жюв, взяв свою шляпу, протянул Барзюму руку:
     - Счастливо, мсье!
     - Вот как? - удивился импресарио. - Вы нас покидаете?
     - Да, - ответил Жюв, - но ведь мы увидимся через десять дней, правда?
     - Несомненно,  -  подтвердил Барзюм,  - но что же вы собираетесь делать
все это время?
     - О!  -  воскликнул Жюв. - Вы слишком требовательны! Например, сейчас я
направлюсь в  табачный киоск купить сигареты.  Я намерен их курить на берегу
моря...  или в  деревне...  или еще где-нибудь.  У меня ведь есть время,  а?
Больше недели, это кое-что! Согласны? Ну, до свидания, мсье!
     И,  оставив  Барзюма  в  недоумении,  полицейский поспешил покинуть его
кабинет.
     Но Жюв был великолепным актером. Якобы по рассеянности, он вместо того,
чтобы  открыть  дверь,   выходящую  в  коридор  и  затем  на  пути,  толкнул
противоположную дверь, связывающую рабочий кабинет с комнатой Барзюма.
     Импресарио остановил его.
     - Вы ошиблись, мсье! - повысил голос директор.
     Инспектор действительно отступил,  но  все же он успел сделать то,  что
хотел:  беглым  взглядом  окинул  соседнюю  комнату.  Пробормотав  несколько
невнятных оправданий, он тут же быстро оставил кабинет директора. Но если бы
Барзюму удалось внимательно рассмотреть лицо  полицейского,  он  заметил бы,
как черты его изменились от удивления и тревоги.


     Несколькими минутами позже  Жюв  покинул приграничную станцию,  где  на
некоторое  время  остановился  поезд  Барзюма.  Около  вокзала  он  приметил
свободное такси.
     - Сколько времени добираться до Спа? - спросил полицейский.
     Шофер задумался.
     - Дороги плохие,  мсье.  Езды - шестьдесят километров. Это примерно два
часа.
     И он добавил:
     - Вы  быстрее доедете по железной дороге.  Три четверти часа.  И  поезд
отправляется через пять минут.
     Но Жюв залез в машину и, глубоко вздохнув, проговорил:
     - Ничего не поделаешь, я не очень-то и спешу. И потом - расходы ведь не
за мой счет.
     Автомобиль тронулся с  места.  Сыщик зажег сигару,  и  в то время,  как
машина затряслась по пыльной дороге, он, закрыв глаза, принялся рассуждать:
     - Да,  вся  эта чехарда меня решительно удивляет.  И  чем дальше -  тем
больше. Оказывается, любовница директора не кто-нибудь, а Соня Данидофф.
     Княгиня Соня Данидофф!
     Когда Жюв,  как будто бы случайно,  ошибся дверью и  заглянул в спальню
Барзюма, он увидел там женщину, которую тотчас узнал: то была Соня Данидофф,
возлюбленная импресарио. Полицейский знал ее давно.
     Не  она ли  была замешана десять лет назад в  той истории,  связанной с
первым появлением Фантомаса в Париже!
     Не  она  ли  тогда стала жертвой бандита,  похитившего у  нее бесценные
украшения,  и  затем,  -  не  она  ли  позволила соблазнить себя  Гению зла,
сделавшись его любовницей!
     Жюв   вспомнил  одну   трагикомическую  сцену,   когда  Соня   Данидофф
конкурировала,  пожалуй,  с  самой  известной любовницей века,  растоптавшей
собственную честь,  достоинство, добродетель и все принципы, отдавшись телом
и душой величайшему преступнику современности.
     Русская княгиня была соперницей самой леди Белтхем!
     И  неужели  после  смерти  миледи  Фантомас  опять  возобновил любовные
отношения с Соней, которая, несмотря на прошедшие десять лет, не потеряла ни
капельки своего обаяния, своей величественной красоты?!
     Жюв чувствовал,  что в  событиях,  которые ему предстояло расследовать,
был каким-то образом замешан Фантомас.
     В  определенной степени инспектор был  суеверен.  Каждый раз,  как  его
просили разобраться в каком-нибудь таинственном деле, Жюву казалось, что все
вокруг подчинено воле только одного человека -  Гения зла.  И  что  люди,  с
которыми полицейский имеет  дело,  являются как  бы  послушными марионетками
Фантомаса.
     Вот почему,  когда сыщик заметил Соню Данидофф,  он немедленно выбросил
из головы Барзюма, чтобы целиком сосредоточиться на Фантомасе.
     Прав был Жюв - или ошибался?


     - Что вам угодно?
     Толстый  грузный  комиссар  полиции  с  трудом  оторвался от  глубокого
приятного сна. Перед ним в кабинете стоял элегантно одетый человек.
     Кабинет располагался на  первом этаже  маленького сельского дома.  Окна
обрамлялись зеленью, а дверь находилась на одном уровне с газоном.
     Эта веселенькая дачка являлась,  однако,  ничем иным, как комиссариатом
города Спа.
     Жизнь в этом городе протекала абсолютно спокойно. Полиции почти никогда
не  приходилось приступать к  непосредственным обязанностям.  Максимум,  что
иногда доводилось делать,  -  это  довезти до  границы какого-нибудь начисто
проигравшегося в казино грека.
     Итак,   когда  в   полиции  появился  незнакомец,   комиссару  пришлось
проснуться. Было около часу дня.
     - Что вам угодно? - повторил толстяк.
     Незнакомец казался чем-то стесненным.  Затем, взглянув на полицейского,
дремавшего в углу, он попросил:
     - Я бы хотел поговорить с вами тет-а-тет.
     Комиссар понял, но заколебался. Будучи добродушным малым, он не захотел
будить своего сотрудника и  предпочел вместо этого  окончательно проснуться.
Затем  шеф  полиции  встал  и,  положив  фамильярно  руку  гостю  на  плечо,
предложил:
     - Пойдемте в сад.
     В саду завязался разговор.
     - Я -  мсье Барзюм,  -  заявил незнакомец.  - Недавно вечером я схватил
одного типа, шофера автомобиля, задумавшего преступление.
     - А!  -  воскликнул  комиссар.  -  Это  вы,  наверное,  имеете  в  виду
Леопольда?
     - Точно, - сказал человек, назвавшийся Барзюмом, и продолжал:
     - Я навел некоторые справки по поводу этого парня и понял наконец,  что
произошло.  Оказывается,  он не собирался меня убивать,  и если еще возможно
его освободить, я буду не против.
     Лицо комиссара прояснилось.
     - Если это пойдет вам на  пользу -  ради Бога.  Нам далее выгодно,  ибо
заключенные, находясь в тюрьме, едят и пьют за счет правительства Бельгии.
     Барзюм улыбнулся.
     - Тогда  отпустите  его,   -  попросил  директор.  -  Если  потребуется
возместить какой-то расход, я охотно уплачу.
     Они  без  труда договорились,  так  как основной принцип комиссара был:
меньше историй - меньше шума.
     Через полчаса Барзюм, уплатив по счету девяносто семь франков, вышел на
улицу.   В  это  время  открылись  двери  тюрьмы,   и  на  пороге  показался
небезызвестный Леопольд.
     Молодой человек сперва ничего не  понял из объяснений комиссара полиции
и,  озадаченный, машинально проследовал за Барзюмом по пустынному в этот час
городу.
     - Дорогой  мсье!   -  воскликнул  Леопольд,  совершенно  счастливый  от
внезапно  обретенной свободы.  -  Объясните,  пожалуйста,  как  вам  удалось
вызволить меня из тюрьмы?
     Импресарио окинул собеседника загадочным взглядом.
     - Вы оказались жертвой судебной ошибки,  -  сказал он, - и для меня был
единственный способ хоть немного оправдаться в ваших глазах - это освободить
вас.
     Услышав эти  слова,  Леопольд изменил тактику.  Недоверчиво взглянув на
своего собеседника-избавителя, он намекнул:
     - Но  вообще-то,  дорогой мсье,  так не годится.  Раз уж я,  по-вашему,
ничего не совершил, наверное, стоило заплатить мне как следует, а?
     Но Леопольд не договорил,  издав крик боли.  Барзюм прервал его,  резко
вывернув руку.  Прием  оказался настолько болевой,  что  барон  повалился на
пыльную дорогу. Он тут же поднялся возмущенный.
     - Мы еще встретимся! - прохрипел он.
     Но Барзюма и след простыл.
     Впрочем... Барзюм ли это был?..
     Через полчаса этим же  вопросом задался кое-кто,  не видевший спасителя
Леопольда -  собеседника комиссара полиции. Этот кое-кто был сильно удивлен,
узнав,  что Барзюм самолично походатайствовал об освобождении преступника. И
этот кое-кто был Жюв.
     Через два часа Жюв подъехал в  такси к  городу Спа.  Он  намеревался по
совету Барзюма допросить в  тюрьме загадочного Леопольда,  чтобы после этого
приступить к расследованию.  Каково же было его изумление, когда он услышал,
что бандит отпущен по просьбе того же Барзюма!
     Полицейский  был   поистине  ошарашен.   Ничего  не   сказав  тюремному
служащему, он вышел на улицу и погрузился в размышления:
     "Итак,   Барзюм  прямо   горел   желанием  узнать  побольше  деталей  о
злоумышленнике,  а  теперь он  его  освобождает.  Сперва нужно разрешить два
вопроса. Первый - действительно ли Барзюм ездил в Спа? И второй - с кем же я
беседовал в цирковом поезде? Эх, дьявол! Два часа затрачено на поездку сюда!
А ведь шофер предупреждал, что на поезде только три четверти часа. Значит, я
мог бы опередить "импресарио".
     Машинально Жюв вернулся на вокзал города Спа, продолжая рассуждать:
     - Если Барзюм говорил искренне, тогда во всем этом есть какая-то тайна.
Галлюцинация, безумие или еще что-то... А может, он попросту насмехался надо
мной... или зачем-то отвлекал внимание? О, надо будет действовать осторожно.
     Инспектор знал,  что  поезд  Барзюма должен был  пересечь Люксембург не
останавливаясь,  прибыть в Колонь и остаться там дней на восемь. Полицейский
потер руки.
     - Ладно, - проговорил он, - я тоже поеду за ним. И уж там-то выясню все
до конца!






     Чтобы  войти  в  ресторан  "Кайзер",  надо  миновать  четырехстворчатую
дверь-турникет,  после  чего  посетитель оказывается в  этаком  обособленном
ватном мире, тихом и спокойном, защищенном от уличных шумов.
     Главный зал этого шикарного ресторана,  где лакомятся городские гурманы
и офицеры здешнего гарнизона,  когда бывают при деньгах,  представляет собой
великолепно  освещенный   просторный  прямоугольник,   украшенный  несколько
чрезмерно и тяжеловато.
     Новое  искусство получило полную  свободу  в  этом  щедро  вызолоченном
заведении,  где столы, стулья, мельчайшие детали имеют рисунок, казалось бы,
простой, однако, нередко являются плодом сложных поисков и плохого вкуса.
     "Кайзер" был в  свое время организован в соответствии с самыми строгими
принципами немецкого  искусства.  Это  очень  известное в  Кельне  заведение
находится на  некотором расстоянии от  величественного кафедрального собора,
чья мрачная гранитная громада высится в центре многолюдного города, живущего
активной и напряженной жизнью.
     В  тот вечер,  около восьми часов,  в  "Кайзер" вошел одетый в  обычный
пиджак стройный мужчина. Перед ним шествовала элегантная дама, чье появление
произвело настоящую сенсацию.
     Она была одета в вечернее платье с большим декольте;  на ее шее, в ушах
и в темно-каштановых волосах сверкали великолепные бриллианты.
     Походка молодой женщины была величественна, силуэт - изящен.
     В  зале  уже  было много посетителей,  которые,  несмотря на  занятость
процессом поглощения пищи,  являющимся для  немцев одним  из  важнейших дел,
прервались,  чтобы полюбоваться красивой женщиной, медленно и с достоинством
проходившей по  ресторану,  вполне  понимая,  какое  впечатление она  должна
производить.
     Молодая женщина и  сопровождающий ее господин в  пиджаке прошли в конец
зала  и  сели  за  приготовленный  для  них  столик,   полускрытый  зелеными
растениями.  Метрдотель,  полагая,  что  имеет  дело  с  богатыми клиентами,
кланяясь на ходу, подбежал предложить одно из самых изысканных меню. Позади,
невозмутимо и  важно  ожидая,  когда  коллега  завершит свою  миссию,  встал
буфетчик с перечнем вин.
     Женщина из  гардеробной службы сняла с  красивой посетительницы богатое
манто, а от ее спутника приняла пальто и небольшой чемоданчик.
     Обилие предложенных блюд вызвало улыбку у  вновь пришедших,  а красивая
брюнетка довольствовалась всего несколькими блюдами. Не привыкший иметь дело
со столь скромными аппетитами, метрдотель пришел в полное недоумение.
     Передавая заказ официанту, он заметил с долей презрения:
     - Иностранцы не умеют есть, как мы...
     Это были действительно "иностранцы".  И  пожелавший узнать их имена был
бы  весьма удивлен,  обнаружив,  что эта на вид буржуазная,  но изящная пара
имела самое прямое отношение к огромному заведению,  только что возведенному
из  столбов и  огромных полотнищ на некотором удалении от центра города,  на
обширной площади, примыкающей к левому берегу Рейна.
     В самом деле,  пришедшая поужинать пара были княгиня Соня Данидофф и ее
любовник господин Барзюм,  директор знаменитого цирка,  накануне вечером уже
давшего одно представление в  Кельне.  Барзюм,  принимая во внимание успех и
полученные доходы,  решил,  что труппа пробудет в  этом городе неделю,  а не
двое суток, как планировалось.
     Импресарио нравилось,  что  его  люди,  помимо того,  что  принесут ему
немалую прибыль,  проведут целых семь дней на  одном месте,  а  это позволит
осуществить вынашиваемый в  течение двух последних недель план.  Дело в том,
что,  по согласованию с  дрессировщиком хищных зверей Жераром,  Барзюм решил
приобрести на выгодных условиях в Гамбурге пару великолепных львов.
     Вот почему в  этот вечер Барзюм пришел в  ресторан "Кайзер" с  княгиней
Соней Данидофф не в  смокинге,  а в простом пиджаке и мягкой шляпе.  Великий
импресарио собирался сразу же после ужина сесть в экспресс, отправлявшийся в
Гамбург...
     С едой покончили быстро и практически без единого слова. Когда ужин был
завершен,  Барзюм попросил заказать такси,  чтобы отвезти княгиню Данидофф в
"Палац-отель", где она остановилась.
     В холле огромной гостиницы любовники простились.
     - Вы надолго уезжаете? - спросила Соня Данидофф.
     Барзюм сделал неопределенный жест:
     - Дня на три, не больше.
     И, улыбнувшись, добавил:
     - Дела не позволяют мне отсутствовать долго... И если я уезжаю, то лишь
для  того только,  чтобы снова куда-нибудь тут же  уехать...  К  тому же,  -
продолжал он,  с  чувством целуя руку  княгини,  -  я  очень тороплюсь снова
оказаться рядом с вами...
     Соня  Данидофф грустно улыбалась,  задумчиво глядя  вслед  удалявшемуся
антрепренеру.
     Вот уже полгода, как Барзюм был ее любовником.
     Княгиня  познакомилась  с  ним  в  Англии,   на  пляже,  совершенно  не
подозревая,  что  ухаживавший  за  ней  человек  был  знаменитым  владельцем
известного во всем мире цирка.
     Их познакомили общие друзья,  надо сказать,  довольно случайные друзья,
которые обычно появляются в местах развлечений. Она уже научилась понимать и
почти любить этого интеллигентного,  энергичного, но, вероятно, скромного и,
без сомнения,  скрытного человека,  привносившего в  ее любовные порывы лишь
некоторую правильность.
     Это явно было не то,  чего хотелось княгине Данидофф, пылкой, страстной
и впечатлительной, как все женщины ее родины. Она предпочла бы какого-нибудь
галантного рыцаря,  полностью отдавшегося ей одной, не имевшего иной заботы,
как вечное почитание культа ее красоты!
     Но вдова с двенадцатилетним стажем Соня Данидофф, которая вовсе не была
недотрогой,   умела  определять  истинную  цену  мужчинам.  Она  знала,  что
восторженным порывам пылкого влюбленного иной раз следует предпочесть любовь
мирную, спокойную, почти мещанскую, какую дает серьезная связь.
     И аристократка Данидофф была,  в конечном счете,  польщена тем,  что ей
удалось заполучить в  любовники человека,  обращавшегося с  ней с  великой и
уважительной скромностью.
     Барзюм избегал появляться со своей любовницей на людях. И об этой связи
в цирке знали лишь немногие, самые близкие знаменитому антрепренеру люди.
     Соня  Данидофф никогда не  ездила вместе с  труппой или  в  специальном
поезде.  Она предпочитала селиться в  каком-нибудь городе по соседству с тем
местом,  где останавливался цирк.  И,  возможно, это активное и одновременно
скрытное существование,  которое надо было вести, чтобы встречаться со своим
любовником, было самым большим очарованием их любви.
     Обо   всем   этом  размышляла  Соня  Данидофф,   не   спеша  подходя  к
апартаментам, снятым для нее на втором этаже гостиницы.
     Княгиня собиралась позвать горничную,  чтобы та  помогла ей  раздеться,
как вдруг зазвонил телефон.
     Удивленная княгиня подняла трубку. Швейцар отеля сказал ей по-немецки:
     - Герр  Барзюм ждет фрау Данидофф в  автомобиле перед гостиницей...  Он
просит фрау  соблаговолить спуститься к  нему  как  можно скорее.  Он  также
просит фрау захватить с собой ключи...
     Не  прошло и  четверти часа с  тех пор,  как Соня Данидофф рассталась с
любовником.  Она взглянула на часы,  украшавшие камин,  -  было десять минут
десятого... Неужели Барзюм опоздал на гамбургский поезд?
     Этого не могло быть!  Княгиня Соня хорошо помнила, что поезд отходил из
Кельна в девять девятнадцать.
     Тогда что значил этот срочный вызов?.. Зачем она была нужна Барзюму?..
     Набросив на  плечи только что снятое манто,  княгиня сбежала по широкой
мраморной лестнице "Палац-отеля".  Сиявший галунами портье, который ожидал в
холле,  проводил ее к автомобилю, стоявшему у дверей, открыл дверцу машины и
затем захлопнул ее за красивой клиенткой. Машина отъехала.
     Соня  Данидофф упала  на  сиденье рядом с  Барзюмом.  Хотя  погода была
вполне теплой,  тот  сидел с  поднятым воротником пальто.  Импресарио тут же
спросил у изумленной женщины:
     - Ключи с вами, Соня?
     - Да, - ответила она. - Что случилось?
     - А!  - сказал Барзюм, пожав плечами. - Это даже смешно... Представьте,
приехав на вокзал,  я обнаружил, что, во-первых, потерял ключи, а во-вторых,
совсем не взял денег,  во всяком случае взял слишком мало,  чтобы можно было
купить в  Гамбурге то,  что собирался.  Мне надо срочно вернуться в кабинет,
ну,  а  поскольку у  вас,  как я  знаю,  есть дубликат ключей от него,  то я
позволил себе вас побеспокоить.
     Соня Данидофф одобрительно кивнула головой.
     - И очень хорошо сделали, - сказала она.
     Затем княгиня Соня замолчала и  уже не  проронила ни слова за все время
поездки.  Впрочем,  как и Барзюм, который, казалось, думал только о том, как
бы  не  удариться  о  крышу  машины,  бешено  мчавшейся по  пустынным улицам
пригорода, на краю которого находился товарный вокзал, где стоял специальный
поезд цирка.
     Импресарио  был  явно  раздосадован случившейся  накладкой.  Он  сидел,
спрятав голову  в  воротник пальто,  и  единственное,  что  связывало его  с
присутствовавшей Соней Данидофф,  была ее маленькая ручка в  белой перчатке,
которую он сжимал, разумеется, нежно, но машинально.
     Через  четверть часа  машина остановилась у  входа  на  вокзал.  Барзюм
вышел, помог Соне выбраться из автомобиля; затем оба, узнанные служащими, не
пускавшими  посторонних на  железнодорожные пути,  вошли  в  просторный зал,
вдоль которого тянулся поезд.
     - Откройте,  пожалуйста,  -  попросил Барзюм Соню  Данидофф,  когда они
подошли к вагону, служившему директорскими апартаментами.
     Было  темно.  Поезд был  пуст.  И  кроме двух сторожей,  находившихся в
проходе и  абсолютно не заинтересовавшихся появлением пары,  чьи силуэты они
несомненно узнали,  никого  не  волновала судьба  этого  города на  колесах,
страшно оживленного в обычное время, когда артисты не находились в цирке.
     Но вечером представление шло полным ходом; к тому же значительное число
циркачей, получавших большую зарплату, имело разрешение жить в городе.
     Все  более и  более скрытный и  бесстрастный,  скрестив руки на  груди,
Барзюм смотрел на Соню Данидофф.
     Элегантная  княгиня  извлекла  из   сумочки  небольшую  связку  ключей,
вставила один из них в замок вагонной двери. Дверь легко открылась.
     - Входите, пожалуйста, - пригласил Барзюм.
     Княгиня вступила в  темноту.  Наизусть зная где и  что находилось,  она
нашла выключатель,  и  свет залил комнату,  куда вошел и  Барзюм.  Это  была
спальня. Импресарио поспешно закрыл дверь и задернул занавески.
     - Не хочется,  чтобы сторожа видели свет в моем вагоне. Для них я уехал
в Гамбург.
     В вагоне было жарко,  и Соня Данидофф машинально сняла манто. Затем она
подошла  к  зеркалу  поправить  несколько  растрепавшуюся во  время  поездки
прическу. Когда она обернулась, Барзюма в комнате не было.
     Импресарио прошел в  соседнюю комнату в  свой  рабочий кабинет.  Он  не
пригласил Соню Данидофф последовать за ним,  и  княгиня,  не зная позовет ли
любовник  своего  секретаря,  который,  возможно,  находился  в  поезде,  не
решалась, по своей скромности, выйти из спальни.
     Она стала прислушиваться. Сначала было тихо. Но вдруг княгиня встала.
     - Любопытно, - пробормотала она. - Похоже, стучат молотком.
     Странные удары слышались из рабочего кабинета Барзюма.
     Княгиня снова  напрягла слух.  Заслышав треск,  она  приоткрыла дверь и
вскрикнула:
     - Ой! Что вы делаете?
     То, что делал Барзюм, было в самом деле, странным.
     Сидя в  кресле лицом к  столу,  с помощью молотка и зубила он взламывал
один из выдвижных ящиков.
     Как ни в чем не бывало продолжая свою работу и не оборачиваясь,  Барзюм
проговорил несколько насмешливо:
     - Ну это же просто, Соня. Я же сказал, что потерял ключи, что мне нужны
деньги, а они в ящике. Вот я и ломаю стол, чтобы их достать.
     Он ломал свою собственную мебель, надо отметить, весьма умело.
     Княгине нечего было сказать.  И все же она не возвратилась в спальню, а
села в кресло позади любовника, который явно не обращал на нее внимания.
     Ящик  наконец  открылся.  Запустив  в  него  обе  руки,  директор  стал
выгребать пачки банкнот и не считая рассовывать их по карманам.
     Соня Данидофф наблюдала за ним со все возрастающим недоумением.
     "В этом есть что-то ненормальное,  -  думала она.  -  Барзюм ведет себя
как-то странно. Обычно он такой спокойный, педантичный, аккуратный".
     Вспоминая,  она  удивилась,  что Барзюм не  был слишком огорчен потерей
ключей;  она удивилась также замкнутости,  почти злости, не покидавшей его с
того  момента,   как  он  вызвал  ее  из  "Палац-отеля";   еще  ее  поразила
небрежность,  с  какой  импресарио взламывал ящик  своего бюро  из  розового
дерева,  ценностью и  редкостью которого он  не  раз  хвастался перед  своей
любовницей.
     На  этом  удивление  Сони  Данидофф  не  кончилось.  Элегантная молодая
женщина, сидя перед зеркалом, могла видеть своего любовника в зеркале.
     И машинально она следила за выражением его лица.
     Соне почудилось,  что  когда импресарио набил карманы деньгами,  в  его
взгляде на мгновение вспыхнула искра удовлетворения.
     Но вот,  взяв один из документов,  разбросанных на столе, Барзюм жадно,
будто видел впервые, прочитал его.
     Под документами он нашел подшивку копий почтовых отправлений и принялся
весьма внимательно перелистывать их.
     Внезапно флегматичный импресарио подскочил в  своем  кресле.  Лицо  его
совершенно изменилось. Он несколько раз перечитал копию одного из текстов.
     - Это  невозможно!  -  проговорил он  сквозь зубы.  -  Нет,  это просто
невозможно!
     И добавил:
     - Нет, это судьба! Подумать только - я мог этого никогда не узнать...
     Он еще раз перечитал копию.
     Соня  Данидофф,  чье  удивление росло  ежесекундно,  о  которой Барзюм,
погоже, совершенно забыл, дала о себе знать.
     - Что же  все-таки здесь происходит,  дорогой?  У  вас такой удивленный
вид.
     И,  подойдя,  она  взглянула через  плечо на  подшивку копий,  лежавшую
открытой на  бюро.  Чуть  дрожащим пальцем Барзюм указал на  ту,  которую он
только что читал. Княгиня тоже прочитала.
     Это  телеграмма,   направленная  Барзюмом  несколько  дней  тому  назад
полицейскому Жюву с просьбой срочно приехать в его специальный поезд.
     - И что? - спросила Соня Данидофф.
     - Как "и что"?  -  проворчал импресарио. - Что все это значит? Для чего
была нужна такая телеграмма?
     Княгиня стояла, будто пораженная громом.
     - Да  вы  что?  -  наконец проговорила она.  -  Вы  шутите?  Вы сами ее
написали и сами три дня назад отправили! Вы же знаете, что...
     - Что я знаю? - перебил ее Барзюм.
     - Что вызвали полицейского Жюва по моему совету.
     Импресарио взвыл:
     - Несчастная! Вы это сделали?
     Барзюм был взбешен. Он круглыми от удивления глазами взирал на княгиню.
Директор был неузнаваем!
     Соня Данидофф вдруг побледнела.
     Только  теперь,  в  первый  раз  после  отъезда из  "Палац-отеля",  она
разглядела его при полном освещении.
     И вот,  что внезапно ей пришло на ум:  Барзюм - это невероятно - не был
Барзюмом!
     Разумеется,  Барзюм был похож на  Барзюма,  хотя бы уже потому,  что он
походил на самого себя, но была некая разница между Барзюмом и...
     Вдруг Соня Данидофф страшно побледнела и, пошатнувшись, упала в кресло.
С трудом переведя дыхание, она произнесла:
     - Барзюм! Вы не Барзюм!
     В  ответ раздался пронзительный смех,  и  резким движением импресарио -
точнее,  тот,  кто играл его роль,  - сорвал с себя парик, и княгиня увидала
энергичный подбородок и характерный череп человека с незабываемым выражением
лица.
     Ей хватило сил лишь произнести:
     - Фантомас! Это Фантомас...
     Это был действительно Фантомас,  таким образом оказавшийся лицом к лицу
с  княгиней,  один,  без посторонних,  в  огромном пустом поезде,  в глубине
громадного  товарного  вокзала,  поразительно ловко  и  столь  же  загадочно
завлекший туда княгиню Соню Данидофф.
     Что  нужно  было  Гению  зла  от  любовницы импресарио?  С  какой целью
подстроил он  это свидание с  той,  кого когда-то  знал и  кого не видал так
долго?
     Парализованная ужасом,  Соня Данидофф смотрела на Фантомаса,  в котором
видела самого неуловимого бандита, самого закоренелого преступника, но также
и  любовника,  любовника  самого  нежного,  самого  завораживающего,  самого
пылкого и бесстрашного из всех тех,  кого она знала,  ибо Соня Данидофф была
когда-то любовницей Фантомаса!
     Понемногу придя в себя, княгиня собралась с силами и произнесла:
     - Что  все это значит,  Фантомас?  Зачем вы  меня сюда завлекли?  Что с
Барзюмом?
     Бандит ответил:
     - Да! Я - Фантомас!
     И,  обволакивая княгиню своим обольстительным взглядом, он подсел к ней
поближе и сказал:
     - Я  благословляю небеса за то,  Соня,  что они поставили меня на вашем
пути, за то, что позволили встретить ту, о которой я сохранил самое нежное и
живое воспоминание...
     - Ради Бога! - пролепетала княгиня. - Объяснитесь...
     - Все очень просто,  -  сказал Фантомас.  - Когда я снова вас увидал, в
моей памяти всплыли воспоминания о тех чудесных и слишком редких часах,  что
мы  провели вместе,  и  мне захотелось их  воскресить,  продлить...  Вы были
восхитительны со мной в тот день, когда я вас вез из Спа...
     Княгиня Соня в ужасе поднялась.
     - Из Спа? - воскликнула она. - Так это вы были тогда в автомобиле, а не
Барзюм?
     - Я!  -  ответил Фантомас.  -  И мы провели бы отведенный нам час самым
лучшим  образом,   если  бы  какому-то  балбесу  не  взбрело  в  голову  нас
обокрасть...  Согласитесь,  он  сделал не  самый лучший выбор,  -  продолжал
Фантомас,  с удовольствием засмеявшись при мысли,  что какой-то мелкий жулик
напал на него, самого Гения зла!
     Сжав лоб  руками,  как безумная,  Соня Данидофф металась по  крошечному
кабинету своего любовника,  стук ее каблуков тонул в  плотной ткани гардин и
занавесей.
     - Теперь, - произнесла она вполголоса, как бы рассуждая сама с собой, -
мне  все  понятно...  Вот  почему  удивился  Барзюм,  когда  я  пришла  сюда
продолжить разговор, начатый с вами...
     Через некоторое время молодая женщина вспомнила о своем антрепренере.
     - Так что же все-таки с Барзюмом?  -  спросила она, со страхом взглянув
на Фантомаса, боясь услышать рассказ об очередном злодействе.
     Княгиня с облегчением вздохнула, когда Фантомас заявил:
     - Не беспокойтесь,  Соня.  Как и положено, он уехал в Гамбург. И сейчас
спит сном праведника в экспрессе, увозящем...
     Княгиня перебила его:
     - Зачем вы появились? Для чего весь этот маскарад?
     Фантомас нахмурился:
     - Соня,  я  не люблю давать объяснений и  не терплю допросов...  Вам же
могу сказать только,  что если после долгого изучения, - согласитесь, Барзюм
человек непростой,  -  мне удалось стать его двойником,  то для этого у меня
были свои особые причины,  в частности,  нужда в деньгах, которые я и добыл,
благодаря переодеванию и вашей любезности.
     Взглянув  на   развороченный  и   опустошенный  ящик,   Соня   Данидофф
воскликнула сдавленным голосом:
     - Боже мой! Вы действительно обокрали Барзюма!
     Фантомас улыбнулся:
     - Самого себя не обворовывают... Разве я только что не был Барзюмом?
     Княгиня посмотрела на него.  Хотя она уже давно знала Фантомаса, но все
еще не  привыкла к  его не  поддающимся логике выходкам.  Для нее оставалось
тайной,  как этот жуткий бандит мог от  страшной ярости тут же  переходить к
тонкой  иронии.   Кровь  застыла  в  ее  жилах,  когда  она  услыхала  голос
приближавшегося  к   ней  и  гипнотизировавшего  ее  пронзительным  взглядом
Фантомаса.
     - К тому же я хотел бы знать,  Соня, действительно ли вы так влюблены в
этого держателя цирка, которому отдались?
     - Какое ваше дело?
     - Дело в  том,  -  заявил бандит,  -  что  мне совершенно ясно,  что вы
поддались минутному настроению и  взяли этого человека себе  в  любовники не
из-за любви, а из-за простой усталости, если хотите - тоски...
     Фантомас все ближе подходил к княгине.
     - Вы  знаете,  какие чувства я  испытываю к  вам,  Соня,  -  говорил он
страстным шепотом.  -  Вы знаете, что очарование, источаемое вашим сладостно
волнующим телом,  оставило в моем сердце незаживающую рану... Да, вы знаете,
что я вас люблю, люблю...
     Блестяще  владевший  искусством  обольщения,   Фантомас  обнял  молодую
женщину,  прижал к  груди  и  медленно,  с  великолепной непринужденностью и
смелостью увлек в соседнюю комнату,  в интимную,  кокетливую комнату,  приют
любви директора цирка.
     Не  будучи  в  силах  сопротивляться,  Соня  Данидофф  только  лепетала
слабеющим голосом:
     - Фантомас! Ах, Фантомас!..




     Гул  машин  артистов,   возвращавшихся  из  цирка,  неожиданно  прервал
любовную беседу Фантомаса и Сони Данидофф.
     Опьяненные друг другом, княгиня и злодей обменялись последними ласками,
и  прекрасно владевший собой  Фантомас бросился в  кабинет  Барзюма,  где  с
лихорадочной поспешностью надел парик и фальшивую бороду, и прислушался.
     "Лишь бы меня не увидели,  -  подумал он.  - Нельзя, чтобы люди решили,
будто Барзюм возвратился,  -  завтра они точно будут знать,  что он на самом
деле в Гамбурге".
     Фантомас никак не хотел, чтобы его великолепный трюк был раскрыт.
     Не ожидая княгини, - похоже, бандит ее любил менее пылко, чем уверял, -
погасив свет,  он  разбил окно со стороны,  противоположной той,  к  которой
подъезжали артисты, не жившие в городе.
     Спрыгнув на насыпь,  Фантомас побежал, заботливо прижимая к груди пачки
ассигнаций, взятых у богатого импресарио вместе с его любовницей!
     И все же Фантомас был озабочен, обеспокоен. Что значил вызов, посланный
Жюву директором цирка по инициативе Сони Данидофф?
     Впрочем,   княгиня  ему   наивно  объяснила,   что  Барзюм  был  сильно
встревожен,  подозревая себя в  лунатизме,  в раздвоении личности.  Поэтому,
чтобы  прояснить  загадку,  она  и  посоветовала ему  обратиться  к  Жюву  и
пригласить знаменитого полицейского к себе.
     Что  же  -  это можно было понять.  И  после того,  как первое волнение
улеглось,  Фантомас с  некоторым удовлетворением подумал,  что  судьба снова
сводит его с непримиримым старым противником.
     Но  любивший прятаться в  тени,  чтобы  вернее  наносить свои  страшные
удары,  Фантомас вовсе не  хотел чувствовать себя под чьим-либо наблюдением,
особенно такого человека,  как Жюв,  тем более, что невозможно было угадать,
где  Жюв  находится именно в  этот момент...  Видел ли  он  уже Барзюма?  Не
спрятался ли где-нибудь в поезде?
     На  этот счет импресарио ничего не  говорил своей любовнице.  И  она не
знала,  ответил ли Жюв Барзюму.  Так что Фантомасу не было известно, приехал
ли Жюв в Кельн.
     Оказавшись далеко от директорского вагона,  бандит снова сорвал с  себя
бороду и парик и, пряча лицо под широкими полями фетровой шляпы, приблизился
к большим вагонам, служившим для циркачей жилищем.
     - Нет  ли   среди  этого  народа  какого-нибудь  подозрительного  типа,
кого-нибудь,  кто вывел бы  меня на след моего противника?  А  может,  увижу
самого Жюва?  -  не  смея  даже  надеяться на  такое  везение,  спросил себя
Фантомас.
     Но вдруг,  проходя около одного освещенного вагона, обычно флегматичный
и уверенный в себе злодей непроизвольно вскрикнул,  увидев то,  точнее - ту,
которую никак  не  ожидал встретить здесь.  Он  заметил одетую в  просторное
черное платье амазонки свою дочь,  свою Элен!  Элен, уехавшую, как он думал,
две недели назад в Южную Африку!
     Теперь настала очередь Фантомаса растерянно и тревожно гадать:
     - Что это значит?






     - Разрешите войти, хозяин?
     Уже третий раз стучали в  номер,  занимаемый Жювом в  "Дойчланд-отеле",
где он остановился, приехав в Кельн.
     Эта  гостиница  не  была  шикарным  дворцом,  в  котором  жила  княгиня
Данидофф.  Здесь все было попроще,  поспокойнее.  И главное,  - что отвечало
осторожной скромности полицейского, - здесь можно было жить незаметно.
     Номер,  в котором жил Жюв, был так называемым "Туринг-клубом", и потому
его  стены  были  абсолютно белыми,  совершенно голыми и  покрытыми эмалевой
краской.
     В тот вечер, a было около семи, Жюв не спешил отвечать на стук в дверь.
Когда же постучали в третий раз и особенно настойчиво, он проворчал:
     - Ну, входи же, входи! Боже ты мой!
     И на пороге появился старый слуга.
     Накануне Жюв телеграфировал этому служаке:
     "Приезжай с шестью чемоданами".
     Старый Жан,  срочно покинув улицу Тардье,  вскочил на  поезд,  шедший в
Кельн, где на следующее же утро вышел с багажом хозяина.
     На  таможне,  где  Жана  заставили открыть все  чемоданы,  он  произвел
впечатление артиста варьете, иллюзиониста-трансформатора.
     В  каждом  чемодане лежали  столь  же  разнообразные,  как  и  странные
костюмы,  многочисленные коробки с красками, париками, накладными бородами и
прочими ухищрениями.
     Старый Жан не  стал разуверять таможенников в  том,  что он артист.  Он
вовсе не собирался докладывать, что все это хозяйство не принадлежало ему, а
было орудиями труда хозяина, полицейского Жюва.
     Итак,  услышав ответ Жюва, Жан вошел. Инспектор не выходил из комнаты с
самого обеда, и, оказавшись в номере, старый слуга испуганно воскликнул:
     - Хозяин,  похоже,  ваши полицейские дела повредили вам разум... Вы уже
начали портить чужое имущество!
     Жюв не ответил, и Жан остался при своем.
     В самом деле,  то,  что делал полицейский,  выглядело странным. Сидя на
низенькой скамеечке,  лицом к  стенке,  как напроказивший школьник,  толстым
фломастером он  рисовал на ее совершенно белой поверхности какие-то странные
знаки.
     Начертив на  расстоянии полметра друг от  друга несколько жирных линий,
он заполнил пространство между ними непонятными фигурами.
     Слева  Жюв  нарисовал большой  вопросительный знак,  в  середине -  ряд
маленьких "к",  а выше -  довольно схематично -  метлу, которой пользуются в
конюшне.
     Справа он изобразил кинжал и нечто похожее на силуэт человека, лежащего
на земле.
     Жан  с  ужасом  взирал на  эти  эскизы,  но  спрашивать хозяина уже  не
решался. Кончив рисовать, Жюв погрузился в размышления.
     Слуга кашлянул,  повозил ногой по полу, но Жюв явно его не замечал. Так
длилось добрых пятнадцать минут.
     Наконец полицейский заговорил, а старый слуга стал внимать.
     - Вопросительный знак означает,  что мы еще блуждаем в  неизвестности и
среди загадок...  Это касается и последнего события -  кражи,  совершенной в
кабинете  Барзюма,  чьи  деньги  были  вытащены  из  выдвижного ящика.  Мало
вероятно,  что это было сделано самим Барзюмом.  Он прибыл сегодня в Гамбург
и,  принимая во  внимание время совершения преступления,  просто не имел для
этого возможности.  Но,  как следует из проведенного мной расследования, его
видели или,  во всяком случае, заметили прошлой ночью возле своего поезда...
В то же время этот человек не наделен даром вездесущности.
     Жюву никак не  удавалось понять сложившуюся ситуацию.  Он не знал,  что
действующим лицом был Фантомас и  что,  кроме того,  злодей время от времени
принимал облик и фигуру знаменитого импресарио.
     И все же для чего нужны были эти надписи и зарисовки?
     Все объясняется очень просто!
     Будучи человеком точным и методичным,  уясняя ту или иную ситуацию, Жюв
любил изобразить ее схематически.  В  данном же деле он видел три совершенно
четкие группы событий. И чтобы лучше себе представить их, а затем и изучить,
он,  разделив белую стену на три части,  с помощью определенных и только ему
понятных иероглифов уточнял положение вещей.
     Колонка с  вопросительным знаком была отведена для  последнего события,
известного благодаря найденной в  кельнской полиции  телеграмме,  в  которой
Чарли, секретарь Барзюма, извещал о краже, совершенной вчера вечером.
     Во вторую колонку Жюв вписал маленькие "к", а над ними нарисовал метлу,
что в его представлении имело следующий смысл: в специальном поезде цирка за
последние пять -  шесть дней был совершен ряд мелких краж.  Разумеется, судя
по  тому,  как  они  были осуществлены,  эти кражи не  имели ничего общего с
последней, обозначенной большим вопросительным знаком.
     Жюв приписывал их загадочному конюху,  известному под именем Леопольда.
Этот Леопольд в  течение некоторого времени входил в  состав труппы,  но был
выставлен за дверь цирка.
     Затем  его  застали  при  попытке обокрасть Барзюма,  возвращавшегося с
любовницей из  Спа  на  автомобиле.  Но  потом  произошло  нечто  совершенно
невероятное и  довольно подозрительное:  сам  Барзюм,  который  выразил было
признательность Жюву за  поимку негодяя,  устроил так,  что его выпустили из
тюрьмы раньше, чем полицейский успел снять допрос.
     - Нужно любой ценой найти этого конюха, - ворчал Жюв, - и разобраться с
ним как следует.
     В  третьей колонке красовался кинжал,  парящий над распростертым телом.
Этим рисунком Жюв обозначил преступление,  содеянное в  Антверпене и все еще
остающееся загадочным для полиции.
     Это дело было самым запутанным и одновременно самым важным.
     На  набережной Шельды был убит кинжалом некто сэр Гаррисон,  английский
дипломат.  Сопровождавший его князь Владимир также исчез,  будучи, вероятно,
тоже убитым.  Во  всяком случае находившиеся при них миллионы были украдены.
Это  было серьезным преступлением,  и  Жюв пришел к  заключению,  что здесь,
скорее всего, не обошлось без Фантомаса.
     Прокручивая эту  мысль,  полицейский неожиданно спросил слугу,  все еще
неподвижно стоявшего за спиной:
     - Ты  навел  справки в  морской компании,  чьи  корабли ходят  в  Южную
Африку?
     - Разумеется,  хозяин -  ответствовал старый Жан.  -  Мне сказали,  что
теплоход,  на котором господин Фандор плывет в Натал, двое суток назад вышел
из последнего порта и прямым ходом идет в Кейптаун. Он там бросит якорь дней
через десять.  Что касается господина Фандора,  то с  ним можно связаться по
радиотелеграфу.
     От досады Жюв поморщился.  Он и  сам подумал было об этом варианте,  но
поразмыслив, отказался от него.
     "Бедный малый пришел бы в отчаяние от моих вестей,  -  подумал он,  - и
покончил бы с  собой,  если бы не нашел корабля,  идущего во Францию.  А он,
действительно,  ничего не найдет раньше,  чем окажется в Кейптауне.  Так что
оставим его пока в покое..."
     Жюв, в самом деле, имел сообщить своему другу Фандору нечто из ряда вон
выходящее,  весьма огорчительное для него.  И  если бы  кто-нибудь пошарил в
карманах  полицейского,   то   обнаружил  бы  уже  составленную  телеграмму,
адресованную журналисту.
     "Срочно возвращайся.  Элен  не  в  Натале.  Она  в  Европе.  Замешана в
антверпенском деле".
     Занявшись  делами,  интересовавшими одновременно  бельгийскую  полицию,
короля Гессе-Веймарского и  директора цирка  Барзюма,  Жюв  времени даром не
терял.
     Он  быстро  узнал  об  аресте,  совершенном антверпенскими властями,  о
заключении под стражу загадочной девушки с револьвером, от которого был убит
Гаррисон, и о ее дерзком побеге из тюрьмы.
     В разговоре со следователем эта девица кричала, что она дочь Фантомаса!
     Бравый служитель Фемиды,  естественно,  ей не поверил, но Жюв был менее
скептичен и,  тщательно изучив  дело  и  собранные в  разных  местах  вполне
достоверные данные,  пришел к выводу,  что беглянка, скорее всего, не врала.
Наконец,  совсем недавно,  по прибытии в цирк Барзюма,  полицейский к своему
великому удивлению обнаружил,  что  наездница Могадор  была  той  загадочной
девушкой, в которую так сильно влюбился Фандор.
     Если бы  Жюв доверял Барзюму,  он  не  колеблясь спросил бы,  при каких
обстоятельствах и после каких событий он нанял эту артистку.  Но неожиданное
освобождение  директором  цирка   конюха  Леопольда  заставило  полицейского
относиться к  нему настороженно и  не посвящать в свои мысли прежде,  чем не
будет установлена истинная подоплека его поступка.
     Поняв,  что Элен и  Могадор одно и  то  же  лицо,  Жюв принялся за  ней
следить.  Так он заметил,  что она была в  очень хороших отношениях с  одним
ветераном цирка Барзюма, с неким Жераром, укротителем хищных зверей.
     Зная малообщительный характер невесты Фандора,  Жюв удивился проявлению
такой симпатии к дрессировщику.
     Кем  был  этот  Жерар?   Какие  связи  и  какие  взаимоотношения  могли
существовать между ним и дочерью Фантомаса?
     Давно  не  задавал  себе  этих  вопросов  полицейский и,  покопавшись в
памяти,   обнаружил  там  кое-какие  интересные  факты,  касавшиеся  событий
относительно далеких.
     Дело было несколько лет тому назад,  в то время,  когда Жюв,  преследуя
Гения зла, оказался в Натале, где Фандор познакомился с Элен.
     Там  Жюв встретил одного беглого каторжника по  имени Рибонар.  Рибонар
поддерживал в столице Южной Африки связь с группой сомнительных лиц,  бывших
сообщников Фантомаса.  Один из  этих оборванцев по имени Жерар был искателем
алмазов и вел жизнь весьма загадочную и далеко не добродетельную.
     Но тот ли это был Жерар? Точнее, не был ли темнолицый и широкоплечий, с
черными как  уголь глазами дрессировщик,  работающий у  Барзюма,  тем  самым
Жераром,  несомненно много знавшим о  загадочном и невероятно бурном прошлом
Фантомаса и его доченьки?
     Разглядывая  свой  последний  рисунок,   до  красных  кругов  в  глазах
всматриваясь в  грубое изображение кинжала,  висевшего как бы  на  невидимой
нити над лежащим на земле мужчиной, Жюв говорил себе:
     "Совершенно необходимо  разговорить Жерара.  Но  как  войти  к  нему  в
доверие?  А  пока  что  следует держаться поближе к  этому  поезду и  срочно
установить за ним наблюдение..."
     Итак,  двое  суток  назад  Жюв  определил  основные  направления  своих
действий.
     Уже   сорок  восемь  часов  Жюв   жил   мыслью,   что   совершит  нечто
замечательное,  что-то  такое,  что  может и  должно получиться и,  в  таком
случае, даст ему ключ ко всем загадкам!
     Приказав  Жану  привезти  шесть  чемоданов,  полицейский  действительно
собирался ими воспользоваться.
     В  них  находился полный комплект вещей,  необходимых для  всевозможных
переодеваний.  Здесь были мужские и  женские одежды,  а  также прочие штуки,
позволявшие по желанию превратиться в  элегантного клубмена,  или в  ветхого
старца,  или в изящную даму...  Так что Жюв имел в своем арсенале все, о чем
можно было мечтать.
     Но  в  одном из чемоданов хранилось нечто совершенно фантастическое,  а
именно  -  одеяние из  черного драпа  с  огромными и  на  вид  бесформенными
складками.
     Это облачение находилось в шестом чемодане.  И старый Жан,  знавший все
аксессуары хозяина и  ничему не  удивлявшийся,  к  черному плащу относился с
известным уважением и даже трепетом.
     Плащ сей был заказан Жювом уже давно,  но еще ни разу не использовался,
и поэтому старый Жан был чрезвычайно удивлен,  когда в телеграмме, посланной
полицейским, было указано взять с собой шестой чемодан тоже.
     Когда Жюв прервал свои размышления и,  поднявшись со скамеечки, сказал:
"А  теперь,  старина Жан,  подготовь-ка мне содержимое шестого чемодана",  -
слуга, как зачарованный смотревший на стенную роспись, выполненную хозяином,
нервно заморгал.






     Было  восемь часов вечера.  Труппа Барзюма уже  поужинала.  Большинство
артистов,  в  частности,  те,  кто  выступал в  начале  программы,  покинули
товарный вокзал и,  погрузившись в фургоны,  уехали в цирк, установленный на
широкой эспланаде на достаточном расстоянии отсюда.
     У кое-кого еще было время. Этим "кое-кем" был Жерар!
     Его  номер  с  хищниками  начинался в  одиннадцать,  и  дрессировщик не
испытывал никакого желания приезжать раньше срока.
     В   тот   вечер  Жерар  казался  необычайно  озабоченным.   Он   открыл
запиравшийся на ключ небольшой шкафчик,  в котором хранились его личные вещи
и бумаги.
     Этот  шкафчик стоял в  его  купе  напротив кровати.  Жерар достал пачку
писем, лежавших у задней стенки. Но когда укротитель стал их развязывать, то
вдруг в  ужасе вскрикнул и,  смертельно побледнев,  упал  на  стоявший рядом
стул.
     Из  шкафчика,  который  в  последний  раз  он  открывал  неделю  назад,
неожиданно выпало что-то совершенно ужасное, кошмарное!
     Это была связка банкнот, залитых кровью!
     Поначалу  Жерар  не  понял,   что  бы  это  могло  быть,  и  машинально
наклонился,  чтобы  подобрать  вывалившиеся разноцветные бумажки,  но  потом
увидел, что это деньги и они - в пятнах крови!
     Добрых четверть часа изумленный Жерар сидел,  как  пригвожденный,  тупо
смотря на необычную находку.
     Откуда взялись эти банкноты? Как оказались в шкафчике, ключ от которого
всегда был при нем? Сколько времени они уже находились там?
     Жерар продолжал задавать себе вопросы,  ни на один из которых он не был
в состоянии ответить.  Понемногу, когда первое потрясение прошло, укротитель
овладел собой  и,  стараясь собраться с  мыслями,  понять,  что  происходит,
приступил к внимательному изучению своей непростой находки.
     Итак,  перед ним  лежали банковские билеты,  выпускаемые правительством
Гессе-Веймара.  Их было пятнадцать,  каждая - достоинством в тысячу франков.
Вдруг дрессировщик вскрикнул:
     - Господи! А что, если они связаны с антверпенским делом?
     Жерар бросился к  валявшимся в глубине купе старым газетам.  Порывшись,
он нашел номер, в котором сообщались подробности знаменитого преступления, а
также перечислялись банкноты,  украденные у  сэра  Гаррисона и,  как  уверял
редактор газеты, у князя Владимира.
     Прежде чем приступить к сличению перечисленных банкнот с теми,  которые
он  обнаружил у  себя,  Жерар настежь открыл окно  купе  и  с  удовольствием
подставил грудь ворвавшемуся ночному холоду.
     Дрессировщик дышал  тяжело.  Крупные капли пота  блестели на  его  лбу.
Жерар  стер  их  тыльной  стороной  слегка  дрожавшей  ладони  и  проговорил
вполголоса:
     - Господи! Неужели? Невероятно! И все же...
     Произнося эти  загадочные слова,  укротитель стиснул  голову  руками  и
задумался.
     О чем думал он?


     Жюв оказался прав. Он не ошибся относительно личности дрессировщика.
     Вот уже несколько дней Жерар испытывал в  высшей степени возбужденное и
странное состояние! Случай, столкнувший его с Элен, которую он знал как дочь
Фантомаса, разбудил в нем целый рой воспоминаний.
     Они,  действительно,  уже  встречались десять лет  назад,  когда  Жерар
влачил жалкое и  почти преступное существование в весьма сомнительных местах
под Кейптауном!
     Его прошлое вовсе не  было безоблачным.  К  тому же  он  знал кое-какие
важные секреты,  доказательством чего  было  то,  что  когда дочь  Фантомаса
спасла его от вырвавшейся из клетки пантеры,  он назвал ее Тедди, то есть по
имени, которое она носила еще в Трансваале!
     И  всем,  кто окружал Жерара,  было видно,  что он проявлял к наезднице
Могадор знаки неподдельного уважения и почти любви.
     Не  раз  дрессировщик и  наездница  вели  продолжительные и  загадочные
беседы,  которые,  судя по их серьезным и  возбужденным лицам,  обоих весьма
волновали.


     Около получаса Жерар просидел глубоко задумавшись,  в полном отрешении.
Наконец встряхнувшись, он произнес, глядя на кровавые деньги:
     - Возможно ли?  Неужели Элен,  несчастная Элен,  общаясь с  Фантомасом,
приобрела этот страшный атавизм?
     Жерару  захотелось  что-то  предпринять,   как-то  действовать,   чтобы
избавиться от ужасной мысли.
     Он  взял газету с  номерами украденных банкнот и,  разложив на  столике
окровавленные ассигнации,  только  что  обнаруженные в  шкафчике,  начал  их
проверять одну за другой.
     Внезапно Жерар почувствовал, что теряет сознание, и крик ужаса застыл у
него в горле!
     То,  что происходило у него перед глазами, было совершенно невероятным,
невообразимым! Он не верил своим глазам! Но все же это было так...
     Не  прошло и  минуты,  как он  пересчитал деньги.  И  когда он проверял
пятнадцатый банкнот и  повернулся,  чтобы положить его к остальным,  как раз
остальных-то и не оказалось!
     Укротитель положил банкнот и быстро огляделся.  Когда же снова взглянул
на  столик,  то  его,  как  и  предыдущих,  уже  не  было.  Но  на  этот раз
дрессировщик заметил,  в каком направлении этот банковский билет улетал, как
по волшебству.
     Банкнот медленно поднялся к потолку и, проскользнув в щель в перекрытии
вагона, исчез. Ошеломленный Жерар смотрел ему вслед.
     Укротителю не потребовалось много времени, чтобы сообразить, что кто-то
с  помощью невидимой нитки или иглы воровал его деньги...  Но  кто это был и
зачем он это делал? На эти вопросы надо было срочно найти ответ.
     Не теряя ни секунды,  Жерар выскочил в окно. Физически натренированный,
он крепко ухватился за край крыши и, резко подтянувшись, оказался на вагоне.
И кровь в его жилах застыла от страха.
     Напротив,  на соседнем вагоне,  лежал на животе какой-то человек. Жерар
почувствовал недоброе.
     На человеке был черный плащ с капюшоном,  скрывавшим лицо, а его рука в
черной перчатке сжимала огромный пистолет, нацеленный в лоб укротителя.
     Уже давно,  наверное лет десять,  Жерар не встречал ничего похожего. Но
воспоминание о плаще и капюшоне не стерлось в его памяти, и пораженный Жерар
проговорил, весь дрожа:
     - Фантомас! Это Фантомас!
     Но введенный в заблуждение очертанием силуэта укротитель ошибался!
     Под черными одеждами скрывался Жюв!
     Это и было содержимым шестого чемодана!
     Уже  давно,  несколько лет  назад,  Жюву пришла мысль,  что,  возможно,
когда-нибудь ему  понадобится принять облик  Фантомаса,  чтобы  проникнуть в
кое-какие его тайны.
     И вот накануне Жюв решил, что час настал!
     Он чувствовал,  что должны были открыться поразительные вещи, но узнать
их можно было бы,  лишь обманув всех, втершись в доверие к друзьям Фантомаса
и  получив от  них сведения,  которых он  никогда не сообщил бы полицейскому
Жюву.
     Кроме того, Жюв находился в чужой стране, и его положение было довольно
деликатным.  Да,  у него сложная миссия: оказать помощь бельгийской полиции,
правительству Гессе-Веймара и дирекции цирка. Но теперь он был на германской
территории,  и  это  весьма  осложнило бы  ее  выполнение,  действуй он  как
полицейский чин.
     Исходя из  всего этого,  Жюв решил выдавать себя за бандита.  Временно,
разумеется.  Вот  почему,  к  великому  огорчению  старины  Жана,  инспектор
французской Службы безопасности в целях проведения дальнейшего расследования
переоделся Фантомасом и оказался вблизи загадочного американского цирка...
     Судьба  явно  покровительствовала Жюву  в  тот  вечер.  Подойдя к  ярко
освещенным  вагонам  в  надежде  найти  укротителя,   который  был  когда-то
сообщником Фантомаса, как уже установил полицейский, он застал дрессировщика
в  момент,  когда  тот,  открыв свой  шкафчик,  замер в  изумлении при  виде
выпавших денег...
     Жюв взобрался на крышу и через отверстие,  оставшееся от времен,  когда
поезд  освещался лампами,  а  не  электричеством,  смог  увидеть всю  сцену,
сыгранную соло  Жераром,  сцену удивления,  тревоги,  отчаяния,  за  которой
последовало  сопоставление кровавых  ассигнаций  со  списком,  помещенным  в
газете,   сообщавшей  подробности  краж,  совершенных  после  антверпенского
убийства.
     Жюву пришла в  голову гениальная,  как он  решил,  мысль.  У  него была
припасена очень тонкая стальная проволока,  загнув конец которой, он получил
крючок.  Инспектор просунул снасть в  щель и,  пользуясь тем,  что Жерар был
поглощен сопоставлением, один за другим стащил у него все банковские билеты.
     Но  произошло совершенно неожиданное для  Жюва:  на  крыше вдруг возник
укротитель.
     И  когда "Фантомас" наставил на  Жерара "пушку",  тот  ответил тем  же.
Сталь двух браунингов зловеще блеснула в ночи.
     - Фантомас!  -  яростно рычал укротитель.  -  Рад  встретиться с  тобой
снова... подонок!
     "Черт возьми!  -  подумал Жюв.  -  Встреча начинается плохо,  а  может,
хорошо... в зависимости от того, кем я себя считаю: Фантомасом или Жювом".
     Такое  начало  было,  действительно,  совершеннейшей неожиданностью для
полицейского.  Он полагал найти в  Жераре друга и даже сообщника знаменитого
бандита.  Однако было похоже,  что укротитель вовсе не собирался петь осанну
своему бывшему патрону...
     По  всему выходило,  что Жерар был на Фантомаса сильно зол,  потому как
принялся поносить его, то есть того, кого принимал за такового.
     Жерар говорил,  говорил, вспоминая какие-то события, то и дело упоминая
Элен,  Тедди,  Жюва,  Кейптаун и  Натал.  Увы!  Жюв мало что понял из  этого
монолога!
     Он  был  в  отчаянии.   Впервые  он  пожалел,  что  совсем  не  говорит
по-голландски,  а  только по-французски и  на воровском арго.  А  укротитель
продолжал высказывать Фантомасу свои горячие и все более загадочные для Жюва
упреки именно на этом языке!
     Полицейский мечтал только об  одном -  как бы  перейти на  язык,  более
привычный для него. Он уже был готов что-нибудь пробормотать по-французски в
надежде,  что дрессировщик последует его примеру,  как вдруг после небольшой
паузы тот сам заговорил на французском:
     - Но все это в прошлом...  и черт с ним... мертвые молчать умеют... так
последуем их примеру, Фантомас...
     Жюв непроизвольно вздрогнул под своим капюшоном.  Значит, дело касалось
мертвых...  чьих-то трупов?  Что это было за преступление,  о  котором Жерар
упоминал?
     Все объяснилось, когда тот неожиданно спросил:
     - Фантомас, это ты украл банкноты, которые я сверял?
     - Я,  -  признался Жюв,  стараясь говорить басом,  чтобы  укротитель не
заметил подлога!
     Жюв полагал,  что деньги,  которые он стащил у  Жерара и  которые из-за
темноты еще не  успел рассмотреть,  были изъяты из кассы Барзюма,  и  заявил
заговорщицким тоном:
     - Наверное,  Жерар,  мы  могли бы  их  хотя бы  поделить между собой...
Впрочем, поздравляю - выпотрошить кассу хозяина тебе удалось классно.
     На какое-то мгновение на лице Жерара изобразилось крайнее удивление.  С
револьверами в  руках собеседники лежали друг против друга,  каждый на своей
крыше.  Но  если Жерар не  мог  разглядеть черты того,  кого он  принимал за
Фантомаса и кто прятал лицо под капюшоном, то Жюв прекрасно видел физиономию
укротителя, и потому от него не ускользнуло его откровенное удивление.
     Дрессировщик покачал головой и произнес:
     - Ошибаешься,  Фантомас...  Раньше ты  был сообразительнее.  Эти деньги
связаны с антверпенским делом!
     "Отлично!" - удовлетворенно отметил про себя Жюв.
     У него так и чесались руки схватить за шиворот этого Жерара,  в котором
он видел теперь если не главного преступника, то уж, по меньшей мере, одного
из сообщников убийцы.
     Немного невнятно, чтобы можно было дать задний ход, если ошибется вдруг
снова, Жюв проговорил:
     - Так это ты, Жерар, прикончил Гаррисона и князя Владимира?
     Не располагая фактами,  подтверждавшими предположение об участии Жерара
в антверпенском деле,  Жюв вынужден был говорить наугад и потому в очередной
раз  попал  впросак,  в  чем  убедился,  заметив вновь  появившееся на  лице
укротителя изумление.
     Жерар усмехнулся:
     - Ты забываешь,  Фантомас, что я изменился с тех пор, как мы виделись в
последний раз.  Я  честный  человек,  Фантомас.  Я  и  раньше  не  занимался
"мокрыми" делами я сейчас не хочу начинать. Я уже тебе говорил, почему...
     Жерар явно намекал на то, что было сказано по-голландски.
     - Я хочу сохранить эти деньги,  потому что пятна крови на них - подпись
преступника. И мне хотелось бы когда-нибудь его найти.
     - Зачем? - спросил Жюв.
     - А  затем,  -  сурово проговорил Жерар,  -  что каждый честный человек
обязан найти виновного и тем самым спасти невиновного. Ты понимаешь, о чем я
говорю,  Фантомас? Может, ты не знаешь, но человек, которому сейчас угрожает
опасность, это...
     Он  замолчал.  Но  Жюв почувствовал,  что укротитель явно имеет в  виду
Элен, дочь Фантомаса!
     И  все  же,  что значат все эти странные речи?  Что движет укротителем,
вполне  похожим  на  честного человека и  определенно желавшим найти  автора
преступления,  содеянного в  Антверпене,  найти,  чтобы  отвести  угрозу  от
загадочной девицы, которую кое-кто принимает за убийцу?
     Впрочем,  времени для  рассуждений у  Жюва не  было,  потому что  Жерар
становился  все  более  напористым и  был,  кажется,  готов  на  все,  чтобы
заполучить банкноты обратно.
     - Слышишь,  Фантомас?  Отдай мне их...  Или я тебя убью...  Или ты меня
убьешь... Живым отсюда уйдет только один из нас! Клянусь!
     Жерар отполз к концу вагона.  Машинально Жюв сделал то же самое.  Враги
лежали, держа друг друга на прицеле.
     Что было делать?  На что решиться?  Жюв быстро оценил обстановку. "Ни в
коем случае не суетиться,  -  сказал он себе. - Перестрелка с Жераром ничего
хорошего не даст! Кроме всего прочего, этот человек, вероятно, честен!
     К  тому же,  если все-таки он  бандит,  поймать его не составит особого
труда", - продолжал свои рассуждения Жюв.
     Что до  укротителя,  то он совершенно не подозревал,  что перед ним был
полицейский Жюв, а не Гений зла!
     - Будем  действовать осторожно,  -  сказал  себе  Жюв,  решив  уступить
Жерару.
     - На! Держи! - проговорил он, протягивая деньги дрессировщику.
     Все так же угрожая друг другу револьверами,  противники сблизились.  Но
когда  Жерар протянул руку  за  последним банкнотом,  полицейский неожиданно
предложил ему:
     - Послушай,  Жерар,  у  Фантомаса,  как  тебе  известно,  нет  привычки
выполнять чужие  просьбы.  Однако ты  должен признать,  что  с  тобой я  был
сговорчивым.  Теперь твоя очередь оказать мне услугу.  Я  хотел бы  оставить
себе пятнадцатый банкнот, на котором тоже есть пятна крови и отпечатки руки,
убившей Гаррисона.
     После короткого размышления Жерар ответил:
     - Ладно... Но зачем тебе это?
     Жюв не  знал,  что отвечать,  -  не мог же он,  в  самом деле,  сказать
укротителю, для чего именно ему нужен этот банковский билет!
     А все было просто: на этой ассигнации имелись четкие отпечатки пальцев,
что,  как  верно  рассудил  Жерар,  было  настоящей подписью преступника,  и
полицейский намеревался ее расшифровать в ближайшее время.
     Жерару незачем было знать, что Жюв тоже искал автора злодеяния.
     Вдруг француза осенило.  Он  знал,  что любовь Фантомаса к  дочери была
безгранична, и патетичным тоном заявил:
     - Мне этот банкнот нужен для того, чтобы спасти Элен, мою дочь!
     Сардоническая улыбка изобразилась на лице Жерара:
     - Я смотрю -  тебе неймется...  Но ведь ты слышал, что я тебе сказал...
Согласись, та, кого ты называешь своей дочерью...
     Жерар пожал плечами и замолчал. Пораженный Жюв смотрел на него.
     "Что  значит  этот  жест?   -  пытал  он  себя.  -  Что  заставило  его
замолчать?.. Почему он сказал: "Та, кого ты называешь своей дочерью?"
     Не   догадываясь  о   причине   задумчивости  собеседника,   укротитель
продолжал, слегка иронизируя:
     - Что ж,  Фантомас,  можешь себе его оставить.  Пусть он  тебе принесет
удачу.






     Представления американского цирка в Кельне, где он солидно обосновался,
заняв  одну  из   обширных  эспланад,   совершенно  отличались  от   обычных
спектаклей,  проводимых во  второй половине дня  в  предместье какого-нибудь
города, откуда той же ночью приходилось отправляться дальше.
     Представление,  особенно шапито Барзюма,  были не чересчур экзотичными,
но зато весьма пышными.
     Для кочевников,  какими были Барзюм и  его труппа,  недельная остановка
представляла собой и долгожданный привал, и продолжительный отдых.
     Оказавшись  в  Кельне,   каждый  постарался  устроиться  с  наибольшими
удобствами или в  городе на  частной квартире,  или в  артистических уборных
цирка.
     Эти  комнаты  не  отличались  особенным  изяществом,   но  были  вполне
комфортными.  На этот раз в уборных ведущих артистов были настланы полы, так
что не приходилось месить грязь ногами,  как это случалось всякий раз, когда
цирк в спешке устанавливался где-нибудь на пашне или на воинском полигоне.
     Посетители цирка Барзюма в Кельне по достоинству оценили почти шикарное
обустройство шапито.  Конечно,  большую  часть  зрителей  составлял  простой
народ,  но были и представители сливок общества,  знаменитости,  чиновники и
даже  кавалерийские офицеры  кельнского гарнизона,  раскупившие все  дорогие
места.
     В  первый же  день Барзюм заметил,  что его цирк привлекает и  шикарную
публику, которая, впрочем, была уведомлена о его приезде загодя - чуть ли не
за  две  недели!  -  при  помощи огромных афиш.  Тем  не  менее,  в  порядке
признательности за  готовность,  с  какой публика явилась в  его  заведение,
Барзюм решил в первый же вечер усилить электрическое освещение.
     Таким  образом,  представления  шли  при  великолепном  освещении,  все
плавало в море света!
     Нанявшись в  цирк,  дочь  Фантомаса понемногу привыкла  к  своей  новой
профессии.     Однако    когда    специальный    поезд    Барзюма    пересек
германо-бельгийскую  границу,  незадачливая  девица  вздохнула  с  особенным
облегчением.
     Надеясь,  что  поиски и  преследования,  предпринимаемые антверпенскими
органами  правопорядка,  невозможны на  территории иностранной державы,  она
почувствовала себя в большей, чем прежде, безопасности.
     Не слыша больше разговоров на эту тему,  Элен уверила себя, что те, кто
искал авторов загадочного преступления, скорее всего, потеряли ее след.
     Она  не  имела  ни  малейшего  представления  о  том,  что  происходило
буквально в нескольких метрах от нее в этом странном и сложном мире цирка.
     Она старалась держаться ото всех в стороне,  и коллеги-артисты не имели
никакой возможности рассказать ей о  директорских переживаниях,  о появлении
Жюва и присутствии Фантомаса, словом, обо всем том, что знали уже все.
     Впрочем,  совершенно спокойной Элен  не  была.  Ее  сердце не  покидала
тревога.  Вот уже две недели,  как она не имела вестей от Фандора.  Напрасно
Элен  читала  французские газеты,  выискивая хоть  какую-нибудь информацию о
милом ее сердцу журналисте! Напасть на его след ей никак не удавалось.
     Наездницу сильно  встревожила весть  о  трагической и  странной  смерти
супругов Рикаров.  Но ни одному слову официального сообщения она не поверила
и теперь дрожала от страшного предположения,  что к их гибели в определенной
мере причастен Фантомас.
     Фантомас!
     Отныне всякий раз,  когда Элен произносила это страшное,  кровавое имя,
сердце ее наполнялось гневом.
     Пылкая девушка испытывала глубочайшую ненависть к злодею! Не оттого ли,
что хотя Фантомас был ее отцом, своими поступками и преступлениями он вызвал
в своем ребенке такое отвращение, что голос крови был не в силах заглушить в
его душе упреки и ненависть?
     А  может,  произошло  нечто  неожиданное,  заставившее  резко  изменить
прежние взгляды, чувства и мысли?
     Внезапно покидая Фандора, девушка заявила ему:
     - Я  уезжаю в  Натал,  чтобы привезти оттуда все необходимое для нашего
будущего счастья...
     Увы!   Осуществлению  этого   намерения   помешали   некоторые   весьма
трагические события.  Элен оказалась вовлеченной в цепь не зависевших от нее
событий,  из  которых,  правда,  она  могла  бы  вырваться  -  захоти  этого
по-настоящему.
     С  тех пор,  как Элен превратилась в мадемуазель Могадор,  наездницу из
труппы Барзюма, она, казалось, была вполне довольна своей судьбой и вовсе не
собиралась ее менять, хотя несомненно могла бы разорвать контракт и уехать в
Натал.
     Забастовка моряков закончилась несколько дней назад. Но Элен оставалась
на месте, и было не похоже, что у нее появилось желание пуститься в плавание
до  Кейптауна.  Девушка  совершенно  не  подозревала,  что  Фандор  вот  уже
несколько суток плыл в неблизкую Южную Африку.
     Что же удерживало ее в цирке?
     Она даже не догадывалась,  что кое-кто заметил ее сильную и  загадочную
привязанность к одному человеку и что эти "кое-кто" были Жювом и Фантомасом,
от которых не ускользнули ее продолжительные беседы с Жераром...
     Но эти двое не знали, какова была тема сих интригующих тет-а-тетов.
     После каждой встречи с  Жераром Элен казалось,  что  в  ней  воскресает
надежда,  и она уходила от него взволнованной, но и одновременно ободренной,
даже счастливой!
     В тот вечер, облачившись в амазонку, она сидела в своей уборной, ожидая
выхода,  как  вдруг  появился Жерар.  Увидев  его,  она  сразу  поняла,  что
произошло нечто ужасное.
     Дрессировщик едва переводил дыхание,  его  лицо было мертвенно-бледным,
по лбу струился пот.  Спрыгнув с крыши,  после встречи с тем, кого он принял
за Фантомаса, Жерар опрометью побежал в цирк.
     Ему  уже  надо  было  выводить своих  хищников,  но,  упросив режиссера
сделать перестановку в  программе и  получив таким  образом десять свободных
минут, он поспешил к Элен.
     - Фантомас здесь!  -  выпалил он прерывающимся от волнения голосом. - Я
только что с ним разговаривал. Элен, будьте осторожны!
     Оставив  девушку  наедине с  этой  ошеломительной вестью,  дрессировщик
помчался к зверям.
     Неожиданная новость  повергла девушку в  глубокое оцепенение.  Лицо  ее
страшно побледнело, но кулаки гневно сжались. Природная энергия помогла Элен
выйти из состояния подавленности, и, нервно сжав хлыст, наездница произнесла
с вызовом:
     - Ну, что ж... Рано или поздно это...
     Ее прервал стук в дверь.
     - Войдите! - крикнула Элен.
     Вошла костюмерша, старая американка по имени Нелли.
     Несмотря на волнение, при виде ее Элен едва не рассмеялась.
     Старушка появилась с  охапкой  цветов,  которые,  вздохнув,  бросила на
одноногий столик, стоявший посреди комнаты.
     - Ах,  мадемуазель Могадор! - воскликнула она. - Решительно, вы сведете
с ума всех кавалеров этого города. Сразу трое сейчас сунули мне в руки цветы
и  просили передать вам.  И  все  трое просят позволения выразить лично свое
восхищение вашим искусством. Что я могу им сказать?
     Старая костюмерша была привычна к происшествиям такого рода. Уже не раз
ей приходилось передавать волокитам ответы, лишавшие их всякой надежды.
     Элен и  из осторожности,  и  заботясь о  своей репутации,  не принимала
подобных визитеров, которыми двигали весьма однозначные намерения.
     Потому-то славная Нелли так удивилась,  когда наездница смело и  игриво
заявила:
     - Ну так что ж,  дорогая Нелли, пусть первый из них войдет, а вы будьте
готовы по моему сигналу впустить следующего!
     Бросив взгляд на  украшавшее ее  уборную зеркало,  Элен улыбнулась сама
себе;  в  самом  деле,  она  выглядела  очень  элегантно в  этой  облегающей
амазонке, в этом каштановом парике, скрывавшем ее собственные светлые волосы
и  подчеркивавшем белизну лица  и  голубизну глаз,  одновременно придавая им
энергичность и нежность.
     Но улыбка ее вдруг превратилась в тревожный оскал.
     В зеркале она увидала того,  кого вводила Нелли.  Это был изящно одетый
мужчина в  смокинге с  цветком в бутоньерке.  У него было тщательно выбритое
лицо,  энергичный подбородок и незабываемый взгляд.  Никаких сомнений у Элен
не было относительно этого человека.  Повернувшись к нему и пристально глядя
в глаза, она медленно проговорила:
     - Фантомас, вы здесь?
     Это  был,  действительно,  Гений  зла.  Он  предстал перед девушкой без
маски,  без парика -  таким,  каким был...  великолепным в  своей дерзости и
невозмутимости.
     Фантомас низко поклонился:
     - Да... как видишь.
     Он таинственно улыбнулся и, пытаясь взять руку наездницы, добавил:
     - Разреши, дитя мое, поцеловать твою ручку.
     Но тут бандит сделал шаг назад. Элен, его дочь Элен в ужасе отшатнулась
от него. В ее лице не было ни кровинки, но в глазах сверкали молнии!
     - Как  вы  осмелились сюда явиться?  -  спросила она.  -  Соблаговолите
немедленно выйти вон!
     От  такого  приема,  несмотря на  все  свое  хладнокровие и  постоянную
готовность  к  неожиданностям,   Фантомас  несколько  секунд  стоял,   будто
оглушенный.
     Как? Неужели родная дочь встречает его столь высокомерно и гонит прочь?
Да,  конечно,  бандит  и  раньше знал,  -  а  его,  пусть  жестокое,  сердце
чувствовало!  -  что  Элен с  отвращением относилась к  его образу жизни,  к
преступлениям! Но еще никогда она не была с ним так холодна и жестока!
     Фантомас догадывался и чувствовал, что между ними образовалась глубокая
пропасть.  Но он никак не мог понять,  почему так вдруг?  Но,  хотя он и был
глубоко огорчен, некое ядовитое любопытство не давало ему покоя.
     - Элен,  -  ласково проговорил он,  -  что значит этот прием? Почему вы
меня так третируете?
     Девушка как  будто одеревенела.  Она стояла,  опустив глаза,  не  желая
видеть Фантомаса.
     Наездница казалась совершенно спокойной. Но тот, кто заметил бы нервное
подрагивание век  и  рук,  понял бы,  что  вид девушки не  соответствовал ее
внутреннему состоянию.
     Она сказала в ответ:
     - Ступайте вон! Я не могу вас видеть без содрогания! Уходите! Живо!
     Фантомас был  не  из  тех,  кого  можно было выгнать таким образом.  Он
спокойно уселся в кресло и спросил:
     - Элен,  твое поведение требует объяснений. Я хочу знать, почему ты так
жестока с отцом. Надеюсь, ты не забыла, что я твой отец?
     Девушка процедила сквозь зубы:
     - Убирайтесь прочь, презренный негодяй!
     "Как  справиться с  этим  упрямым нежеланием дочери  разговаривать?"  -
думал Фантомас.
     Тут  в  голову  ему  пришла  мысль,  достойная  самого  Макиавелли.  И,
утверждая ложное,  чтобы  узнать истину,  надеясь,  что  ложь  заставит Элен
разговаривать более откровенно, он притворно произнес:
     - Ты обижаешься на меня за то,  что мне пришлось убрать Фандора? Увы! Я
не мог поступить иначе, я был в состоянии законной самозащиты.
     Не  успел  он  произнести последнее слово,  как  произошло нечто такое,
отчего никого не боявшееся чудовище само задрожало всем телом!
     Элен, словно фурия, кинулась на Фантомаса и, взяв со столика револьвер,
приставила его дуло к груди бандита.
     - Убийца! Убийца! - кричала она. - Вы убили... убили Фандора!
     И,  отбросив хлыст, левой рукой схватила Фантомаса за горло и стала его
душить.
     Бандит задыхался,  но даже и не думал сопротивляться - все происходящее
казалось ему  фантастическим,  невероятным!  Наконец  он  опомнился,  и  ему
сделалось страшно при  виде этой бешеной реакции Элен.  Но  испугался он  не
риска быть убитым, а того, что она в отчаянии могла покончить и с собой.
     Оторвав от себя руки Элен, Фантомас сказал умоляющим тоном:
     - Прости,  Элен...  Я  плохо пошутил...  Фандор жив и свободен.  Я даже
пальцем его не тронул.  Я  же тебе обещал...  И  ты знаешь,  что я  выполняю
обещания, данные дочери.
     Сдвинув брови, девушка хмуро спросила:
     - Что с Фандором? Я хочу знать правду.
     Вид  девушки был так трагичен,  что Гений зла,  перед которым трепетали
все,   виноватым  голосом  напроказившего  школьника  и  тоном  обвиняемого,
умоляющего судью, пролепетал:
     - Фандор уехал в Натал. Он думает, что ты там.
     В маленькой комнатке,  где разыгралась эта трагическая сцена,  раздался
крик отчаяния и вместе с тем радости.
     - Слава Богу!  -  кричала Элен.  -  Так вот почему я  ничего от него не
получаю!
     Фантомас же,  надеясь,  что  этим  признанием милость дочери завоевана,
поспешно заговорил:
     - Элен,  умоляю тебя. Теперь, когда я сказал правду, объясни, почему ты
так ко мне относишься, откуда вдруг такая ненависть?.. Что ты делаешь в этом
цирке? Что произошло в Антверпене? Я хочу знать все. Слышишь? Все...
     Вместо ответа девушка лишь загадочно улыбнулась.
     Она  нажала  на  кнопку  звонка,   и,   в  соответствии  с  полученными
указаниями,  Нелли  ввела  в  уборную чрезвычайно элегантно одетого молодого
человека лет двадцати пяти,  который,  не  замечая присутствия третьего лица
(Фантомас встал в угол комнаты), весь сияя, подошел к девушке.
     - Высокоуважаемая мадемуазель Могадор,  -  проговорил он с победоносным
видом,  -  у  меня  есть  все  основания полагать,  что  никогда не  следует
отчаиваться.  Увы!  Ради вас,  кого я  так люблю,  мне пришлось пройти через
самые немыслимые испытания.  Но  это уже не имеет значения!  Я  победил вашу
строгость  и  теперь  вижу  свое  будущее  усеянным  розами,   поскольку  вы
соблаговолили принять те, что я вам преподнес...
     И,  желая  подчеркнуть  свою  шутку,  которую  он  сам  находил  весьма
остроумной,  молодой человек указал на  букет  посланных им  девушке цветов,
лежавших на столе среди других.
     Белая  как  мел  Элен  слушала глупые  словоизлияния молодца,  который,
естественно, совершенно не подозревал, чему он был обязан таким приемом.
     У  него и в мыслях не было,  что сегодня вечером Элен его приняла всего
лишь для того, чтобы положить конец нежелательной беседе с Фантомасом.
     Но  если появление хлыща не  очень удивило Элен,  оно  крайне возмутило
бандита.
     Фантомас узнал этого типа с  первого взгляда и  очень удивился,  увидев
его  в  элегантном  костюме,   с  манерами  светского  человека.   Когда-то,
возвращаясь из Спа с  Соней Данидофф,  он велел арестовать этого щеголя,  но
потом - все еще в образе Барзюма - освободил из тюрьмы.
     Молодец был Леопольдом!  Тем хулиганом, который вел машину! Леопольдом,
представляя  которого,   старая   Нелли   торжественно  назвала  "господином
бароном".
     Предпочитая беседовать  с  девушкой  без  свидетелей,  Леопольд  бросил
недовольный взгляд в сторону Фантомаса и,  приняв человека,  которого ему не
представили, за лицо малозначительное, продолжил свой монолог:
     - Железо куют,  пока оно  горячо.  Такая блестящая наездница,  как  вы,
мадемуазель,  должна любить,  чтобы ее дела шли как можно лучше... Вот что я
хотел  бы  вам  предложить.  Сегодня  вечером  я  чувствую себя  в  отличном
настроении и приглашаю вас отужинать вместе после представления.
     Слышавший все  это  Фантомас побелел  от  гнева  и  едва  устоял  перед
инстинктивной потребностью  подойти  к  нахалу,  позволявшему в  таком  тоне
разговаривать с его дочерью, и надавать пощечин!
     Но Элен не казалась слишком оскорбленной предложением барона,  которого
несколько дней  назад отстегала хлыстом.  Она  ничего не  ответила и  только
улыбнулась тонкой и неопределенной улыбкой, загадочно застывшей на ее губах.
     Девушка позвонила.  Дверь уборной открылась в третий раз,  и послышался
громкий стук сабли и звон шпор.
     В  комнату боком вошел кирасирский капитан,  весь  затянутый в  белый с
золотом мундир.
     Он  сделал несколько нетвердых шагов и,  подняв руку на  высоту бровей,
по-уставному приветствовал девушку.  Проделав все это,  капитан заговорил на
ужасном английском языке:
     - Мисс,  вы есть замечательная наездница и очень красивая женщина.  Мои
товарищи,  капитаны-холостяки  третьего  кирасирского  полка,  поручили  мне
пригласить вас,  мисс,  на небольшой дружеский праздник, отмечаемый у одного
из нас. Будет много шампанского и артистов городского театра.
     И  он  завершил приглашение громким  смехом,  не  переставая с  наивным
удовольствием принюхиваться своим красным носом к пьянящему аромату девичьей
комнаты.
     Элен присела в церемонном книксене перед офицером:
     - Благодарю вас, господин капитан. Вы очень, очень любезны...
     Лукаво  взглянув на  барона Леопольда,  гневно взиравшего на  огромного
кирасира, она сказала ему по-французски:
     - У меня только одно затруднение: кого из вас троих выбрать?
     Проходивший в это время по коридору режиссер прокричал:
     - Мадемуазель Могадор, на выход! Через три минуты!
     Элен  разразилась саркастическим смехом  умалишенной.  И,  выскочив  из
своей комнаты, размахивая хлыстом, бросив револьвер, который все еще держала
за спиной, прокричала:
     - До скорой встречи, господа! Ждите ответа!
     И побежала в конюшню, где ее нетерпеливо ждала лошадь.
     Леопольд бросился следом за  наездницей.  Громадный кирасир поспешил за
ним, но без особого успеха. Когда исчезли эти два шута, над которыми, как он
понял, Элен просто смеялась, Фантомас остался один.
     Однако бандит был в  растерянности.  Он отдавал себе отчет в  том,  что
Элен  разрешила этим  господам войти  к  ней  только затем,  чтобы  избежать
разговора, которого он так желал.
     То  была одна из  тех женских уловок,  против которых у  мужчин средств
нет.  Подавленный и разбитый,  Фантомас тоже покинул тесную уборную, где ему
пришлось пережить столь странные минуты.
     Фантомас вышел  из  цирка,  на  территории которого он  не  мог  больше
оставаться из-за риска наткнуться на Жюва, шедшего, как он уже понял из слов
Сони Данидофф, по его следам.
     Фантомас ощущал  настоятельную потребность остаться одному  и  спокойно
поразмышлять.






     В тот момент, когда фактически изгнанный дочерью Фантомас выходил из ее
артистической, его вид был еще вполне светским, и рассеянная улыбка блуждала
на его лице.
     Однако что-то надломилось в  нем,  и  он сейчас испытывал жуткую тоску,
невыносимую усталость...  Тот,  кто ни  перед кем и  ни перед чем не дрожал,
сейчас переживал страх... Нет, не перед людьми, а перед Судьбой.
     Впервые в жизни Фантомас страдал.  Впервые за все свое существование он
готов  был  просить  милосердия.  Им  овладело не  известное доселе  желание
умолять о помощи какое-нибудь высшее всепрощающее божество.
     - Элен меня выгнала!  -  говорил он.  -  У нее нет ко мне ни любви,  ни
нежности... Ах, Элен, Элен...
     Рыдание прервало ход его мыслей.  Но  он снова взял себя в  руки.  Этот
наделенный  энергичным,  непреклонным и  сильным  характером человек,  перед
которым в  страхе трепетал весь  мир,  снова нашел в  себе гордость и  волю,
пытаясь - хотя бы внешне! - быть бесстрастным и холодным.
     Было  уже  около  часа  ночи.  Черные  облака загромождали низкое небо.
Порывы  ветра,  налетевшие вместе  с  грозой,  свистели  в  вершинах  мощных
тополей.
     На Фантомасе был фрак,  а поверх -  легкое пальто. Бандит расстегнулся,
подставив горящий лоб свежему ветру.
     Его  знобило.  Сердце лихорадочно стучало.  В  голове -  чудилось ему -
каталось какое-то тяжкое ядро, безжалостно крушившее все его существо.
     - Элен меня прогнала,  -  повторял он. - Элен нарочно все так устроила,
чтобы не оставаться со мной наедине...
     И  безжалостно,  как  бы  самому  себе  нанося беспощадный удар  ножом,
Фантомас признал страшную правду, которой так боялся:
     - Элен меня ненавидит!
     Эта мысль причинила ему ужасную боль,  Фантомас любил свою дочь превыше
всего на свете и среди немыслимых злодеяний, совершаемых ежедневно, сохранял
в  своем  сердце  единственный чистый  уголок  нежности,  полностью отданный
дочери. Теперь же он должен был признать, что она его ненавидела, презирала,
как презирал его весь мир.
     - Она меня ненавидит! Ненавидит!
     Искавший одиночество Фантомас размашистыми шагами удалялся от  цирковых
построек.  Ему сделалось душно,  он задыхался и  в  то же время инстинктивно
чувствовал потребность в движении,  в действии,  чтобы физической усталостью
подавить в себе эту страшную мысль.
     Фантомас вышел в поле.
     Нагнув голову,  он  шел  вперед,  разрывая своим сильным телом грозовую
ночь и, казалось, был готов снова на самые страшные безумства.
     Вдруг он остановился.
     - Элен  еще  никогда,  -  медленно  проговорил он,  -  еще  никогда  не
обращалась со мной так,  как сегодня...  Что ж,  я  ей покажу...  Она узнает
такое...
     Фантомас еще не знал,  что именно он сделает. Слезы текли по его щекам,
жгучие слезы, оставлявшие на коже огненный след.
     - Мне страшно!  Страшно! - шептал Гений зла, в отчаянии заламывая руки.
- Мне страшно от того, что я узнал!
     Чего же боялся неуловимый злодей?
     Какую новую страшную мысль родил его ум?
     Какое адское подозрение терзало его душу?
     Этот человек,  который всего минуту назад был  слаб и  разбит,  как все
страждущие,  снова  сделался бесстрастным и  дерзким,  готовым бросить вызов
самой Судьбе!
     - Я узнаю,  -  шептал Фантомас, - узнаю, почему Элен говорила со мной с
таким отвращением.
     Фантомас зашагал дальше.  Но не в сторону поля, а обратно, к просторной
площади,  на которой находился цирк.  Но когда подошел к шапито, увидел, что
жизнь здесь уже замерла.
     Сжав кулаки и бормоча проклятия,  он бродил вокруг огромного балагана и
вдруг незаметно скользнул под помост в зале для представлений.
     Он кого-то искал?
     Возможно...
     Только одна  фраза  временами слетала с  его  перекошенных и  до  крови
искусанных губ:
     - Узнаю... все равно узнаю...
     Безрезультатно облазив весь  цирк  и  заметив,  что  ночные сторожа его
вот-вот  обнаружат,  преследуемый грозным  рычанием  собак,  привязанных  на
расстоянии друг  от  друга,  Фантомас  вынужден был  уйти.  Он  направился в
соседний лесок,  где  среди  зарослей его  ждала  мощная  гоночная машина  с
потушенными фарами.
     Бандит  сбросил  свое  узкое  элегантное пальто,  вынул  из  бутоньерки
гардению,  снял пластрон,  блеснувший в ночи девственной белизной,  и сел за
руль.  Он не стал зажигать фары,  а лишь включил два подфарника, которые, не
привлекая внимания посторонних, достаточно освещали дорогу.
     С  легким рокотом дорогого мотора машина сначала подалась назад,  потом
выехала на дорогу и свернула.
     В это мгновение можно было сказать, что Фантомас, будто новый сказочный
кентавр,   составлял  со   своей   машиной  единый   организм.   Создавалось
впечатление, что он не правил своей машиной, а только отдавал ей приказания.
     Изящный и  быстрый стальной зверь слушался его беспрекословно.  И когда
на  всей  скорости автомобиль вонзился в  темноту,  он  походил на  чудесное
животное,  несшее на себе фантастического всадника в черных одеждах, который
плакал и смеялся, крича ветру, ночи и дороге свою нестерпимую боль.
     Однако эта бешеная езда длилась недолго.
     Как  всадник натягивает удила скачущему во  весь  опор коню и  внезапно
останавливает его, чтобы легко соскочить на землю, так Фантомас, резко нажав
на тормоза,  остановил полет своего автомобиля,  еще промчавшегося вперед на
невращающихся колесах и послушно застывшего у обочины.
     Бандит вышел из машины и огляделся.
     - Кажется,  здесь, - тихо сказал он. - Вон поезд. Он должен быть где-то
там... Я заставлю его сказать все, черт возьми!
     Взгляд Фантомаса был ужасен.  Бандит находился возле товарного вокзала,
где стоял поезд Барзюма.
     Вдруг он прервал свой монолог.
     "Кто-то идет, - подумал он. - Спрячемся".
     Но прятаться было негде.
     Насколько хватало глаз,  была  видна только голая насыпь,  прочерченная
рельсами.
     Вдали   чернела   расплывчатая  масса   специального  поезда,   кое-где
освещенного огнями.
     "Что делать?" - думал Фантомас.
     Решать надо было быстро:  шаги все  приближались,  и  его вот-вот могли
обнаружить. А бандит вовсе не хотел, чтобы его увидели.
     Фантомас  распластался на  земле  и,  превратившись в  едва  различимое
пятно, слился с мраком ночи.
     Действие трагедии стало разворачиваться стремительно.
     Приближавшийся человек,  конечно, не подозревал, что дорога его ведет к
Фантомасу,  находившемуся уже всего в нескольких метрах.  Он шагал уверенно,
спокойно, засунув руки в карманы и насвистывая чардаш.
     Сначала  Фантомас увидел  лишь  какой-то  силуэт,  затем  разглядел всю
фигуру, и вдруг его взгляд упал на ноги прохожего.
     - Сапоги, - прошептал бандит. - Он тоже носит сапоги. Неужели...
     Фантомас задрожал,  как в лихорадке. Его волнение усилилось еще больше,
когда ничего не подозревавший человек остановился,  чиркнул спичкой и поднес
ее к сигарете.
     Крошечный язычок пламени на какое-то мгновение осветил его лицо!
     Фантомас вскочил.
     Он возник из ночи так неожиданно,  что прохожий, полагавший, что вокруг
никого не было, от растерянности уронил спичку.
     Мрак снова все поглотил.
     - Кто здесь? - крикнул человек.
     Фантомас начал молча приближаться.
     - Эй! Кто здесь? - повторил свой вопрос человек.
     Фантомас подходил все ближе и ближе.
     - Отвечайте! Или будет хуже! Предупреждаю! - кричал незнакомец.
     Это уже была явная угроза.
     Фантомас только рассмеялся.
     Тогда в третий раз раздался голос прохожего:
     - Человек или дьявол -  все равно!  Иди сюда! Я погляжу тебе в лицо при
свете! Что ты делаешь здесь, около поезда?
     На этот раз Фантомас ответил:
     - Жерар, это я, Фантомас... Я жду тебя...
     Это,  в самом деле, был укротитель, которого бандит разыскивал с самого
наступления ночи.
     Услышав голос Фантомаса, Жерар вздрогнул:
     - Как? Это вы... опять? Это уже слишком, Фантомас!
     Но в это мгновение Гений зла положил руку на плечо дрессировщика.
     - Молчать и  не двигаться!  -  приказал он.  -  У меня к тебе серьезный
разговор. Пошли.
     - Никуда я  не  пойду,  -  запротестовал Жерар.  -  Я  же  тебе сказал,
Фантомас, что стал честным человеком и не хочу иметь с тобой никаких дел.
     Лежавшая на плече рука Фантомаса дрогнула...
     Жерар повторил:
     - Иди отсюда,  Фантомас.  Я твой бывший компаньон, и мне не хотелось бы
тебя закладывать...  Я тебе уже говорил это...  Всего несколько часов назад,
сегодня...
     Звук  застрял  в  горле  укротителя.  Фантомас  отпустил его  плечо  и,
молниеносным движением схватив за горло, стал медленно и безжалостно душить.
     - Ты пойдешь со мной,  -  хрипел бандит. - Пойдешь. Я хочу все знать...
Слышишь? Все!
     Лицо Жерара посинело. Глаза вылезли из орбит. Теряя сознание, он рухнул
на землю.
     Тогда, подняв ногу, Фантомас вдавил каблук в лицо несчастного.
     - Падаль, - прохрипел бандит. - Как я тебя ненавижу... за эту ненависть
ко мне, которую ты породил в...
     Еще долго и явно с удовольствием, Фантомас бил ногами дрессировщика.
     - Дурак!   -   наконец  остановившись,  проговорил  бандит.  -  Потерял
сознание.
     Властитель ночи наклонился над  своей жертвой и,  обхватив безжизненное
тело,  взвалил его себе на спину и побежал к машине,  явно не ощущая тяжести
ноши.  Сбросив Жерара на сиденье, он нажал на стартер и бешеная гонка в ночи
продолжилась.
     Через  час  машина  катилась уже  в  совершенно пустом поле.  Фантомас,
которого, видимо, преследовали ужасные мысли, вдруг расхохотался.
     Дьявольский смех длился несколько секунд.  Затем голосом,  от  которого
затрепетали бы самые бесстрашные сердца, бандит проговорил:
     - Теперь я все узнаю... все!
     Он остановил машину,  вышел,  зажег фары и,  заметив, что его ботинки и
брюки в крови, презрительно пожал плечами и безразличным тоном сказал:
     - Пожалуй, я бил сильнее, чем полагал.
     Затем он подошел к заднему сиденью, на котором лежал Жерар:
     - Он  все еще не пришел в  себя.  Тем хуже...  Сейчас мы его приведем в
чувство.
     И, как припев страшной песни, стал повторять:
     - Он у нас заговорит. Я хочу все знать... все... все...
     Фантомас бросил  на  дорогу тело  укротителя.  Тот  не  подавал никаких
признаков жизни.  Тогда  бандит  нагнулся над  багажником,  достал канистру,
облил  ноги  Жерара бензином,  чиркнул спичкой и  кинул ее  на  несчастного.
Жуткая боль пронзила дрессировщика.
     Мучительный стон и страшный вопль исторглись из его груди:
     - На помощь! Помогите!
     Но  Фантомас  уже  набросил  покрывало  на  тело  несчастного.  Сначала
подвергнув  жизнь  дрессировщика опасности,  теперь,  рискуя  своей,  он  ее
спасал.
     Огонь погас, но Жерар все еще корчился от боли, катаясь по земле.
     Не обращая внимания на жалобы и  стоны и  даже не осознавая всего ужаса
содеянного,  Фантомас схватил  Жерара  за  плечи,  оттащил  к  краю  дороги,
прислонил к дереву и расстегнул воротничок на шее умирающего.
     И  все время,  пока он  занимался Жераром,  Фантомас не  переставал его
спрашивать, задыхаясь так же, как и он:
     - Жерар, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь? Ты можешь мне отвечать?
     - Фантомас,  -  наконец прохрипел тот.  -  Зачем ты меня мучаешь? Что я
тебе сделал? Вчера ты мне говорил...
     Встав  на  колени,  Фантомас почти  вплотную приблизил свое  бледное  и
залитое потом  лицо  к  изуродованному лицу  несчастного.  Глаза его  горели
страшной ненавистью. Бандит был вне себя.
     - Молчи,  Жерар! - ответил он. - Вчера ты видел не меня... Я с тобой не
разговаривал! Но сейчас это не имеет значения для тебя. Ты умрешь, Жерар. Но
прежде ты должен мне сказать всю правду... Слышишь?
     Услыхав ответ Фантомаса, несчастный, похоже, немного пришел в сознание.
     Понимал ли он, что от него требовал Фантомас?
     Знал ли он, что так страстно желал узнать Гений зла?
     Догадывался ли он, на что намекал злоумышленник?
     Несомненно.
     Огромным усилием воли Жерар попытался придать твердость своему голосу.
     - Фантомас, - произнес он, - никогда я не скажу тебе правды. Ты никогда
не узнаешь того, что так тебе хочется узнать.
     - Тогда ты умрешь, - прохрипел бандит.
     - Пусть!
     - Ты умрешь в жутких муках.
     - Невозможно страдать больше, чем я уже страдаю, - с бледной улыбкой на
лице ответил умирающий. - Впрочем, может, этим я искуплю свою вину...
     Наклонившись над тем,  кого он  убивал,  вперя в  него безумный взгляд,
Фантомас, казалось, хотел проникнуть в мозг Жерара.
     Эта жуткая сцена продолжалась несколько секунд.
     - Жерар!  - воскликнул бандит. - Ты должен говорить! Ты не имеешь права
унести с собой тайну...  Только ты ее знаешь... Сжалься надо мной... Гляди -
я тебя прошу,  умоляю!  Жерар,  вспомни Натал...  Ты мне был товарищем... Ты
меня узнаешь?
     Глаза несчастного постепенно стекленели,  губы синели,  нос заострялся.
Приближалась агония.
     - Жерар! Жерар! - хрипел Фантомас. - Говори же...
     Едва слышным голосом укротитель пролепетал:
     - Фантомас,  я знаю,  что тебе хочется узнать.  Но я также знаю, что не
должен тебе этого говорить,  потому что ты  безжалостен.  Вот ты  говоришь о
степях Натала,  моей родины.  Если бы ты знал,  как ясно я вижу в эту минуту
себя в детстве! Фантомас, ты был моим злым гением! Это ты сделал из меня то,
что  я  представляю собой сейчас:  бывший каторжник,  вынужденный скрываться
изгой!  Фантомас!  Вот моя месть:  ты  ничего не узнаешь!  Я  тебе ничего не
скажу!
     Фантомас так низко наклонился к  несчастному,  что едва не  касался его
лица.
     - Нет! - зарычал он. - Ты заговоришь! Не сомневайся, Жерар... Я вырву у
тебя эту  правду...  Это  еще не  все твои мучения...  Лучше выкладывай свою
тайну... Ну! Говори же!
     Но тот потерял сознание снова.  Слышал ли он еще Гения зла?  Понимал ли
его безумные заклинания?
     Фантомас в отчаянии заломил руки.
     - Я не хочу, чтобы ты умер, не рассказав! - кричал он, тряся умиравшего
и хлеща его по лицу. - Э, нет! Ты еще помучаешься! Ты заговоришь!
     Жерар захрипел. Хрип то утихал, то становился громче и громче, наполняя
собою ночь.
     - Говори!  Говори же!  -  приказывал Фантомас тому, кто уже практически
был трупом...
     Гений зла,  ужасный мучитель достал из кармана нож и  вонзил его в руку
умиравшего.
     - Говори! Или я подожгу тебя снова! Ну давай! Говори!
     Возвращенный  в  сознание  нестерпимой  болью,  причиненной  ранами  от
кинжала, Жерар взмолился:
     - Хозяин! Пожалей! Прости! Не мучай!
     - Говори!
     Но  губы  умиравшего снова  сомкнулись.  Тогда Фантомас поднялся,  взял
канистру и еще раз облил его ноги бензином.
     - Сейчас ты умрешь,  -  произнес безжалостно бандит,  снова обращаясь к
дрессировщику.  -  Но  можешь избавить себя от новых мучений...  Ну?  Будешь
говорить?
     - Нет.
     - Тогда пеняй на себя.
     И он зажег спичку.
     В тот самый момент,  когда Фантомас сделал вид,  что собирается поджечь
горючую жидкость, вне себя от боли, Жерар позвал бандита.
     От страха голос умиравшего,  казалось,  стал тверже,  и Жерар отчетливо
произнес:
     - Фантомас! Не надо! Я все скажу...
     Гений зла склонился над своей жертвой.
     - На!  Понюхай!  -  сказал бандит и  поднес к носу умиравшего пузырек с
едко  пахнувшей солью.  Затем  он  приподнял Жерара,  посадил поудобнее и  с
дрожью в голосе попросил:
     - Говори же! Говори!
     Жерар спросил, с трудом выговаривая слова:
     - Разве не с  тобой я  разговаривал на крыше вагона?  Разве не ты хотел
отобрать у меня банкноты?
     - Забудь, - прервал его бандит. - Какое это теперь имеет значение! Нет,
это был не я... Продолжай! Говори!
     И Фантомас умоляюще сложил руки.
     - Говори же скорей! Сейчас ты умрешь и тогда все пропало...
     В это мгновение глаза Жерара закрылись.  Муки его были страшными.  Ноги
невыносимо жгло.  Кровь сочилась из многочисленных ран. Все это истощило его
силы. Жерар с трудом собрался с мыслями. Он был между жизнью и смертью.
     - Фантомас, - пролепетал он. - Я скажу тебе то, что ты хотел узнать, но
поклянись...
     На мгновение Жерар замолчал.
     Болезненная судорога перекосила его лицо.
     Успеет ли он сказать прежде, чем умрет?
     Фантомас склонился к его губам.
     На лице умиравшего появилось нечто похожее на успокоение.
     Вероятно,  боль  на  время  утихла.  Едва  владея языком,  дрессировщик
произнес несколько фраз.
     Его голос был так слаб,  что бандиту пришлось сильно напрягаться, чтобы
разобрать этот лепет.
     Гений зла  слушал рассказ бывшего каторжника Жерара,  и  лицо  его  все
больше и больше бледнело. Фантомаса трясло, как в лихорадке.
     Как и укротитель, он страдал... и страдал жутко...
     Если  Жерар  мучился  от  боли  физической,  то  Фантомаса терзали муки
душевные.
     На  одном дыхании умиравший рассказал бандиту то,  что  так  сильно ему
хотелось узнать.  Чтобы закончить рассказ,  он  собрал все  оставшиеся силы.
Последние слова его были почти неразличимы. Это была просьба:
     - Фантомас, я тебе все сказал... Дай мне спокойно умереть.
     Гений зла поднялся.
     - Нет!  -  сказал он,  дрожа,  как от невыносимой боли. - Нет! Тебе еще
рано умирать... Мне нужны доказательства того, что ты мне сейчас рассказал.
     Бандит извлек из кармана блокнот и,  протянув несчастному Жерару листок
бумаги, силой вставил ему в руку авторучку.
     - Напиши! - приказал он. - Напиши все это.
     - Не могу.
     - Пиши, или я снова буду тебя мучить.
     Фантомас тряхнул свою жертву за плечи,  как бы стимулируя его последние
силы.
     Белой  обескровленной рукой  укротитель написал  всего  несколько слов,
сделав для этого невероятное усилие воли.
     Начались  предсмертные  конвульсии.   Глаза   Жерара  закатились.   Рот
перекосило... Кровавая слюна потекла изо рта... Жерар захрипел.
     - Боже мой! - застонал Фантомас. - Он ничего не сможет написать!
     Фантомас наклонился над листком бумаги, на котором Жерар криво написал:
     "Я признаюсь, что убил..."
     Бандит  прочитал.  Взгляд был  безумен.  Он  схватил руку  умиравшего и
поднес к бумаге:
     - Подпиши! - закричал он ему прямо в ухо. - Подпиши! Подпиши!
     С невероятным трудом Жерар начертил свою подпись.
     И  в  то  время,  когда  Фантомас пытался  разобрать написанное,  Жерар
опрокинулся на спину.  Тело его затрепетало в конвульсиях, и через мгновение
все его члены одеревенели. Затем последняя судорога искривила рот.
     В ночи раздался вопль оборвавшейся жизни. Жерар скончался.
     Двадцатью минутами позже тело  несчастного было брошено на  дно  ямы  и
завалено ветками.
     Фантомас завел машину. Смертельно бледный и даже не пытавшийся скрывать
слезы,   раздавленный  отчаянием,   он   мчался  во   мраке  ночи  навстречу
неизвестности.






     В  ту самую ночь,  когда с привычной для него жестокостью Фантомас убил
несчастного укротителя Жерара,  другой  человек,  а  именно  Жюв,  незаметно
проскользнул в  поезд  Барзюма  и,  переходя  из  вагона  в  вагон,  пытался
отгадать, кто из обитателей купе еще не спал.
     Одет Жюв был зловеще: фрак, черная полумаска и черные перчатки! Все это
делало его до странности похожим на легендарного Гения зла.
     С какой целью полицейский загримировался снова?
     Что делал он ночью в поезде Барзюма? Что искал? Почему время от времени
инстинктивно и  почти  машинально  ощупывал  в  своем  кармане  заряженный и
готовый к бою браунинг?
     У  Жюва,  разумеется,  не было никаких злых помыслов.  Он лишь старался
осуществить  разработанный  днем  план  действий.   Разговор  с  укротителем
Жераром,  принявшим  его  за  Фантомаса,  естественно,  сильно  заинтриговал
полицейского.
     Жюв отлично помнил,  какую роль играл много лет назад в  долинах Натала
человек,  ставший теперь главным дрессировщиком в цирке Барзюма. Он вовсе не
забыл,  что Жерар был правой рукой Фантомаса, когда тот еще назывался Гарном
и жил в стране буров,  где у него родилась дочь, знаменитая Элен, замешанная
в бесчисленные мрачные истории.
     Вполне вероятно,  что  Жерар  прекратил сношения с  Фантомасом!  Вполне
вероятно также, что порвав с прежней жизнью, бывший каторжник стал человеком
честным.  Но  все это не  избавляло от размышлений о  том,  что по странному
совпадению Жерар  оказался в  одном  поезде не  только с  дочерью Фантомаса,
ставшей невестой Фандора,  но,  возможно,  еще и  с самим Фантомасом!  И чем
больше думал полицейский о загадочных событиях,  свидетелем которых он стал,
тем больше убеждался,  что Гений зла находится где-то  рядом и,  укрывшись в
поезде, выслеживает дочь.
     Разговор Жюва с  Жераром был  довольно продолжительным.  Увидев залитые
кровью банкноты в  руках укротителя,  полицейский подумал,  что как раз он и
был  настоящим убийцей англичанина Гаррисона и  посла  Гессе-Веймара,  князя
Владимира.
     Однако,  благодаря своему тонкому чутью,  Жюв вскоре почувствовал,  что
ошибался  относительно  Жерара.   Отвечая  Жюву,  которого  он  принимал  за
Фантомаса,  укротитель говорил,  без сомнения, откровенно, находя интонации,
исходившие  из  сердца,   защищался  с   нескрываемым  гневом  и   отчаянной
непосредственностью.
     - Черт возьми!  -  сказал себе Жюв, расставаясь с Жераром. - Три тысячи
чертей! Похоже, я ошибаюсь, и Жерар ни в чем не виноват...
     Возвращая деньги Жерару, Жюв уговорил его подарить пятнадцатый банкнот,
более  других испачканный кровью,  на  котором отпечаток большого пальца был
виден особенно четко.
     В  руках  полицейского  такая  улика  была  страшным  оружием,   ценным
подспорьем в расследовании.
     Целый день Жюв скрупулезно изучал этот отпечаток, измеряя, фотографируя
и воспроизводя его всевозможными способами.
     Только в полночь Жюв пришел к определенному выводу, который явно не был
для него слишком приятным,  но который он со свойственной ему откровенностью
признал:
     "Я  был неправ!  Этот кровавый след оставлен не Жераром.  Убийца не он.
Укротитель невиновен!"
     В  этот  момент полицейский со  всей тщательностью сравнивал отпечаток,
обнаруженный  на  банковском  билете,   с  тем,  что  был  оставлен  конюхом
Леопольдом.  Никому  не  говоря,  этот  отпечаток Жюв  снял  с  предательски
открытого запора клетки с пантерой.
     Если  отпечаток на  деньгах был  четким и  легко идентифицировался,  то
этот,  к сожалению,  был расплывчатым, наполовину стершимся. Но сравнение их
приводило к страшному выводу, значение которого трудно переоценить.
     В час ночи Жюв внезапно остановил свою работу.
     - Нет,  до тех пор,  пока я  с ним не поговорю,  сердце мое будет не на
месте,  - сказал полицейский. - Пусть Жерар скажет то, что знает, а знать он
должен немало.
     Уже  стоя на  пороге,  Жюв засомневался:  кем представиться укротителю?
Жювом или, наоборот, снова попытаться предстать в облике Фантомаса?
     Никогда не  принимавший скороспелых решений,  полицейский после  долгих
размышлений пришел к гениально простому плану действий:
     "Если я  Жерару представлюсь Жювом,  то навсегда останусь в  его глазах
Фантомасом.  Если же,  наоборот,  я  появлюсь в  виде Фантомаса,  то  мне не
составит большого труда при необходимости размаскироваться и показать, что я
в действительности Жюв, а не Фантомас..."
     Утвердившись  в   своем   намерении,   полицейский  принялся  тщательно
гримироваться.  И  еще до наступления утра проник в  поезд Барзюма,  надеясь
найти Жерара, чтобы любой ценой узнать правду.
     Эти поиски не  оказались успешными для Жюва,  поскольку прошедшей ночью
Жерар был убит Фантомасом.  В купе дрессировщика он,  естественно, никого не
обнаружил.
     - Н-нда-а, - произнес он хмуро, - уж не перепугался ли наш герой?
     Рой новых подозрений закружился в  голове полицейского.  Не  подался ли
дрессировщик в  бега,  испугавшись вопросов,  неожиданно вставших перед ним?
Если он виновен,  то вполне логично предположить,  что укротитель,  которого
застали  за  пересчитыванием  краденых  денег,  посчитал  разумным  оставить
Барзюма на следующее утро.
     Внезапно прервав свои рассуждения, Жюв сказал себе, пожав плечами:
     - Стоп!  Отставить! Я веду себя, как дурак... Всю вторую половину дня я
трудился, чтобы прийти к выводу, что кровавый след на деньгах принадлежит не
Жерару, а теперь начинаю подозревать человека на том лишь основании, что его
нет дома.  То, что Жерара нет в купе, - это еще ничего не значит! Оказавшись
в  Кельне,  многие  артисты  цирка  поселились в  гостиницах,  где  комфорта
значительно больше, чем в поезде.
     Таким образом Жюв  пришел к  заключению,  что после представления Жерар
вполне мог поехать не сюда, а в отель.
     "Итак, поиски обещают быть не очень быстрыми", - подумал полицейский.
     В  тот  же  миг на  ум  ему пришла новая мысль:  не  болтает ли  сейчас
дрессировщик с кем-нибудь из приятелей здесь же, в поезде?
     И тут же воскликнул:
     - Черт побери! А не сидит ли он у Элен?
     Крайне осторожно, стараясь не шуметь, и готовый при первой же опасности
скрыться, Жюв крался вдоль поезда.
     Увы!  Чем дальше продвигался полицейский, тем больше убеждался, что его
предположения безосновательны.
     Совершенно очевидно, что у Элен никакого Жерара не было: в ее купе свет
не горел.  В этот поздний час мало кто из циркачей бодрствовал.  Кроме того,
Жюв вспомнил,  что укротитель никогда не ездил в  город,  стремясь постоянно
держать своих свирепых подопечных под контролем.
     - Где же, черт возьми, он может быть? - пробормотал полицейский.
     И в двадцатый раз, хотя и гнал от себя это подозрение, Жюв подумал, что
Жерар сбежал.
     Измученный бесплодными поисками,  полицейский добрался до конца поезда,
где были купе,  служившие директору цирка его личными апартаментами.  Он уже
собирался  повернуть  обратно,  как  вдруг  произошло событие,  которого  он
опасался и которое могло иметь самые серьезные последствия.
     В двух метрах от Жюва открылась дверь, и женский голос спросил:
     - Это вы?
     Удивившись, что никто не отвечает, женщина повторила вопрос:
     - Это вы? Ответьте же... Кто здесь?
     Разумеется,   у   Жюва  не  было  ни  малейшего  желания  удовлетворять
любопытство этой полуночницы.  В  тот  момент,  когда дверь открывалась,  он
поспешил погасить свой карманный фонарик и,  желая, по возможности, остаться
незамеченным, прижался к вагону.
     Стоять было  неудобно.  Боясь пошевелиться,  Жюв  с  тоской думал,  чем
кончится это приключение.  Внезапно женщина повернула выключатель, и коридор
осветился.
     - Черт!  -  недовольно проворчал полицейский.  -  Это  может  кончиться
плохо... Слишком хорошо я загримировался Фантомасом...
     Жюв думал быстро, но не настолько, чтобы опередить женщину.
     Вспыхнувший свет выхватил из  темноты загримировавшегося под  Гения зла
полицейского.  И Соня Данидофф,  -  это была она!  -  в страхе сцепив пальцы
своих изящных рук, воскликнула:
     - Боже! Какая неосторожность! Фантомас, ты здесь?
     Не  успел Жюв оправиться от  изумления,  как элегантная русская женщина
схватила его за руку и почти силой втащила в вагон.
     - Фантомас,  -  сказала княгиня,  влюбленно прижимаясь к  Жюву,  -  мне
страшно, я боюсь за тебя... Зачем ты пришел сюда? Зачем ты надел свою маску?
Разве не меня ты хотел видеть?
     Многое бы  отдал  Жюв,  чтобы  не  быть  в  таком,  как  сейчас,  виде,
оказавшись на свидании с княгиней Данидофф!
     "Что делать?  -  думал полицейский,  сохраняя суровое молчание и  желая
получше оценить сложившееся положение.  -  До  тех  пор,  пока Соня Данидофф
принимает меня за Фантомаса, все будет хорошо. Но если она догадается, что я
Жюв, - все пропало!"
     И  не  зная,  как  избежать беды,  он  ломал себе голову над  тем,  как
избавиться от молодой женщины.
     И пока мнимый Фантомас размышлял, Соня Данидофф продолжала засыпать его
вопросами:
     - Почему ты невеселый?  Почему молчишь?  Вчера я тебя обидела?  Да?  Не
обижайся! Ведь я снова тебя люблю, как тогда. Я просто без ума от тебя. Я же
говорила тебе...
     Жюв превратился в слух и смотрел на княгиню во все глаза.
     "Похоже, - думал он, - случай вывел меня на интересный след. Не поможет
ли мне княгиня узнать,  где Фантомас?  Судя по ее словам, она с ним виделась
совсем недавно..."
     Увы!  Соне Данидофф не было нужды рассказывать Фантомасу о том,  что он
знал  не  хуже  ее.  Как  раз  наоборот -  русская красавица честно пыталась
понять,  как  могло получиться,  что  в  три часа ночи,  у  своих дверей она
встретила того, кто сейчас должен был быть далеко!
     Вдруг женщина вздрогнула.
     - Нет!  -  отпрянула она от Жюва с самым искренним страхом в глазах.  -
Какая я  дура!  Фантомас,  мне страшно!  Я поняла,  зачем ты сюда явился!  Я
догадываюсь,  почему ты  оказался возле поезда!  Нет!  Я  не хочу,  не хочу!
Умоляю тебя! Ради меня! Пощади его!
     Жюву надо было что-то отвечать.  Но что, в сущности, можно было сказать
принимавшей его за другого женщине,  которая,  к великому сожалению, все еще
ни слова не сказала об интересовавших его событиях.
     Вдруг Жюв решился.
     "Что же,  - подумал он, - раз случай сделал из меня Фантомаса, придется
играть эту  роль до  конца...  Буду вести себя так,  как  вел бы  себя Гений
зла..."
     Не  снимая своей черной полумаски и  не  спуская глаз с  Сони Данидофф,
пожав плечами и скрестив руки на груди, Жюв подошел к женщине.
     - Соня,  дорогая!  Вы  с  ума сошли!  -  заговорил он,  довольно удачно
подражая голосу Фантомаса. - Что такое вы говорите?
     Все еще умоляюще сжимая руки на груди, княгиня упала на колени.
     - Фантомас!  Не убивай его!  -  стонала она.  - Клянусь, он не причинит
тебе никакого зла! Никогда! Если надо, чтобы Барзюм прогнал его, я это легко
устрою...  Я  уверена!  Зачем тебе еще один труп на твоем пути?  Не проливай
кровь, которая не принесет тебе никакой пользы.
     "Черт возьми!  -  подумал полицейский.  - Да произнесет ли когда-нибудь
она имя того, кому я смертельно угрожаю?"
     Жюв решил перевести разговор на интересующую его тему.
     - Соня, дорогая, - повторил он, - вы трижды сошли с ума из-за вашего не
в меру горячего воображения... О чем вы просите? О чьей жизни?
     Княгиня Данидофф поднялась с  пола и,  протянув руку к  Жюву,  бледная,
дрожащая, заговорила, как бы стремясь избавиться от кошмара:
     - Фантомас,  я вас прошу не убивать Жерара...  Фантомас,  я умоляю вас,
вас, кто был моим любовником вчера, будет сегодня и завтра, в любое время...
умоляю пощадить беднягу, единственной виной которого является любовь к вашей
дочери!  Фантомас,  вы хотите убить Жерара потому, что он опекает Элен. Я не
знаю  ваших  намерений,  но  чувствую,  что  этот  человек  невиновен  и  не
заслуживает судьбы,  которую вы ему готовите!  Я  никогда и  ни о чем вас не
просила... Сегодня прошу подарить мне жизнь Жерара!
     В   этот  момент,   когда,   страшно  побледнев  под  своим  капюшоном,
Жюв-Фантомас спрашивал себя,  нет  ли  объяснения отсутствию Жерара  в  этой
трагической просьбе,  и  когда Соня Данидофф очередной раз повторила:  "Ради
меня, пощади его!" - в соседнем купе раздался шум.
     - Боже  мой!   -  застонала  княгиня.  -  Кто-то  идет.  Возможно,  это
возвращается Барзюм... Беги! Беги!
     Соня Данидофф подскочила к двери купе и задвинула крохотную задвижку.
     - Скорее, Фантомас! - зашептала она. - Скорее! Я не смогу долго держать
эту дверь закрытой... Если случайно...
     - Так и быть,  -  ответил Жюв,  - хорошо, я уйду. Сегодня у меня что-то
нет желания быть здесь хозяином.
     "Фантомас" издевательски улыбнулся и даже засмеялся.
     Жюв  в  самом  деле  превосходно имитировал властные повадки того,  чей
облик он принял.
     Соня Данидофф буквально выпихнула его в  коридор вагона и  проводила до
двери, выходившей на насыпь.
     - Беги! Беги! - торопила молодая женщина. И умоляющим голосом добавила:
     - Но обещай сохранить Жерару жизнь. Обещаешь?
     - Если смогу, - отвечал Жюв.
     Соня Данидофф подставила ему для поцелуя лоб. И полицейский с уважением
ее поцеловал.
     - Фантомас! Повелитель мой! Ты вернешься?
     Жюв, конечно, не мог обещать, и ответ его был загадочным:
     - Я вернусь, Соня Данидофф, в свой час...
     В  то  время  как  княгиня,  скрывшись  в  спасительном мраке,  спешила
возвратиться в  свои апартаменты,  где полагала увидеть Барзюма,  несомненно
удивившегося, почему была заперта дверь между его салоном и комнатой Сони, в
это же самое время,  оставшись один,  Жюв юркнул под поезд и,  спрятавшись в
темном углу, предался размышлениям.
     Ему   удалось  хорошо   сыграть  роль   Гения   зла,   сохранив  полное
хладнокровие, когда перед ним возникла загадочная русская княгиня. Благодаря
железной воле,  он не закричал от удивления,  когда узнал, что Соня Данидофф
снова  стала  любовницей  Фантомаса,   факт,   который  дал  ему  абсолютную
уверенность в том, что бандит был где-то рядом...
     Истинное хладнокровие ему  понадобилось еще  раз,  когда Соня Данидофф,
приняв его за Фантомаса, сказала:
     - Не убивай Жерара...
     То,  что русская красавица обратилась к нему с такой просьбой и умоляла
сохранить жизнь укротителю,  означало,  что Фантомас вынашивал самые мрачные
планы.
     От этих мыслей Жюва бросило в холод.
     Какую страшную интригу предстояло ему  еще разгадать,  чтобы понять эту
новую тайну?  Какова в  действительности была роль Гения зла  в  следовавших
одно за другим трагических событиях?
     Каково было участие Жерара в  убийстве,  совершенном в Антверпене?  Как
оказались у него банкноты,  украденные у Гаррисона и князя Владимира? Почему
ему надо было опасаться мести Фантомаса?
     Конечно же,  многое в этом темном деле стало бы понятнее Жюву, знай он,
что в  это самое время,  силой заставив Жерара говорить,  бандит безжалостно
убил укротителя,  сбросил его труп в  канаву и,  вне себя от отчаяния,  гнал
свою машину сквозь глухую ночь!
     Но  всего  этого полицейский не  знал.  И  если  он  нервно вздрагивал,
спрашивая себя о причине отсутствия Жерара в поезде и о том, что с ним могло
произойти, ему было невозможно знать, что бывший каторжник уже мертв.
     Что  делать  дальше?  В  каком  направлении вести  расследование?  Что,
собственно говоря, надо искать? И кого было бы полезнее всего спрашивать?
     Признания Сони Данидофф повергли в  смятение душу Жюва.  И  обуреваемый
серьезными  сомнениями  относительно  дальнейших  действий,  сыщик  предался
размышлениям, прислонившись к оси какого-то вагона.
     Внезапно до  него  долетел звук,  похожий на  тот,  что  издает тяжелый
мешок, когда его волокут по земле.
     "Это что еще?" - удивился Жюв и на всякий случай достал револьвер.
     Через мгновение его сердце заколотилось сильнее.  В нескольких шагах от
себя он увидел -  или ему только показалось, потому что возле вагонов ночной
мрак был гуще -  человека,  медленно и чрезвычайно осторожно ползущего в его
сторону.
     Жюв  стиснул зубы.  Ему  вспомнились лица всех,  кого он  любил,  образ
Фандора,  находившегося так  далеко,  что  даже не  мог  подозревать,  какая
опасность нависла над ним.
     Что подумал Жюв?
     Нет, полицейский не сомневался!
     В  его  воображении  уже  нарисовалась следующая  драматичная  картина:
оставшуюся одну Соню Данидофф наверняка посетил Фантомас и  узнал об  ошибке
своей  возлюбленной.   Гению  зла  не  понадобилось  долго  гадать,   с  кем
разговаривала княгиня,  - только один человек мог себе позволить имитировать
его -  Жюв!  И,  стало быть,  понял,  что полицейский напал на его след!  И,
бросившись в погоню,  нашел его здесь, под вагоном, а теперь крадется, чтобы
дать последний, решающий бой!
     Мгновения были трагическими. Секунды тянулись бесконечно.
     "Хорошо,  -  решил для себя Жюв. - Один на одного. Бой будет равным. Но
выйдет отсюда только один из нас - или я, или Фантомас".
     Полицейский притих,  чтобы бандит принял его за  спящего.  Жюв надеялся
застать врасплох того, кто сам собирался напасть неожиданно!
     Он сидел не шелохнувшись до того момента, когда ползущий оказался всего
в  метре.  Жюв выскочил из темноты и,  стоя на коленях,  -  распрямиться под
вагоном было невозможно! - выставил вперед браунинг и крикнул:
     - Ни с места! Вы кто?
     Он уже приготовился отскочить в сторону,  ожидая,  что Фантомас кинется
на  него  с  ножом.  Но  каково было удивление полицейского,  когда в  ответ
раздался нечленораздельный крик, полный отчаяния, изумления и безысходности!
     - Кто здесь? - переспросил Жюв.
     Но  человек поднялся и,  прячась между вагонами,  пустился наутек.  Жюв
бросился вдогонку за  любителем ночных приключений.  В  три прыжка он настиг
перепуганного беглеца,  схватил за руку и, не дав опомниться, повалил, затем
достал фонарик и осветил лицо пленника.
     Кого же он увидел?
     Пока Жюв извлекал из кармана электрический фонарь, арестованный лепетал
в страхе:
     - Фантомас! Это Фантомас!
     Изумленный полицейский спросил у  незнакомца его имя.  Тот и  не  думал
скрывать.
     - Леопольд! - пробормотал он. - Конюх Леопольд!..




     Странная  сцена  разыгралась через  двадцать минут  посреди  пшеничного
поля, неподалеку от поезда, куда Жюв привел Леопольда.
     Загадочный  барон  дрожал  всем  телом  и   с   восхищением  взирал  на
полицейского.
     - Хозяин, - спросил лжеконюх, - можно мне сказать?
     Жюв кусал себе губы, с трудом сдерживая смех.
     "Так-так,  - думал он, - вот еще один попался на удочку, приняв, но что
самое главное, признав меня за Фантомаса!"
     И, как того требовала роль, властным голосом произнес:
     - Говори.
     - Хозяин,  я уже несколько лет мечтаю с вами познакомиться, - заговорил
барон Леопольд,  все более и более оживляясь.  - Хозяин, я тебя сразу узнал.
Хозяин,  я  подозревал,  что ты  где-то возле поезда.  Произошли трагические
события,  в которых чувствовалась твоя рука. Совершены преступления, которые
способен совершить только ты.  Хозяин, ты, конечно, знаешь, что я был выгнан
из цирка,  в котором от скуки приволокнулся за одной наездницей.  Хозяин,  я
пришел сюда именно потому,  что мечтал с тобой познакомиться и выразить свое
глубокое уважение к тебе.
     Здесь Жюв разразился смехом, все так же подражая Фантомасу.
     - В самом деле?  -  спросил полицейский.  - Почему же ты мечтал со мной
встретиться?
     - Чтобы попросить разрешения стать твоим подручным.
     - Однако! - хохотнул Жюв.
     Но насмешливый тон его слов не был замечен бароном Леопольдом.
     - Еще, - продолжал липовый конюх, - чтобы предупредить тебя, что Барзюм
вызвал Жюва.  Жюв скоро будет здесь,  а может,  уже приехал. Да, конечно, не
этому глупому полицейскому тягаться с тобой! Ты сильнее! Но все же...
     Жюв сухо прервал его.
     - Я сильнее Жюва?  Пожалуй!  -  с досадой в голосе сказал он.  -  Но ты
хорошо  сделал,  предупредив меня...  Не  исключено,  что  однажды Жюв  меня
победит.
     Но на эти слова барон Леопольд лишь пожал плечами и  с прежней лестью в
голосе проговорил:
     - Ты  шутишь,  Фантомас...  Никогда Жюву  не  одержать над  тобой верх!
Никогда! Ты знаешь это лучше меня.
     Затем, сменив тон, продолжил:
     - Ты -  Фантомас,  Гений зла,  Царь ужаса, Император преступности! Ты -
Фантомас,  стоящий выше  всех  и  выше всего!  Я  восхищаюсь тобой!  Я  тебя
боготворю! Я тебя почитаю выше всего на свете. Фантомас, хочешь ли ты, чтобы
я стал твоим самым покорным, самым преданным слугой?
     При  этих  словах Жюв  почувствовал себя  несколько смущенным.  События
разворачивались   слишком    стремительно.    Происходило    что-то    столь
фантастическое и невероятное, что все его расчеты смешались.
     Что он должен был говорить сейчас?
     На что решиться?
     К какой хитрости прибегнуть?
     Жюв произнес четко и кратко:
     - Мне нравится твоя просьба.  Но ты должен знать,  что желающих служить
под моим началом я просто так не принимаю.  Не всякий может стать сообщником
Фантомаса. Чем ты заслужил мое покровительство?
     Наделенный душой странной,  барон Леопольд,  -  этот низкий авантюрист,
под  маской  светского  человека  прятавший самые  злостные  наклонности,  -
выпалил со страшным самодовольством:
     - Хозяин,  не думай,  что я  новичок в этом деле.  Я достоин службы под
твоим  началом.  У  меня  есть  доказательства.  Вот,  например:  я  пытался
обокрасть Барзюма и Соню Данидофф.  "Освободил" артистов его труппы от самых
дорогих вещей.  Далее:  мне удалось украсть ключ от клетки с  хищниками.  И,
наконец...
     Изображая высочайшее презрение,  Жюв  пожал плечами и,  хотя  ему  было
более чем интересно слушать все эти заявления, произнес:
     - Это все мелочи. Кража - это не бог весть что. Мне смешно...
     Но теперь уже барон Леопольд прервал Фантомаса:
     - Ты слишком поспешно обо мне судишь и выносишь мне приговор. Послушай,
я не только вор -  я еще и убийца. Я прошел крещение кровью. Я убивал. Это я
совершил преступление в Антверпене. Это мне удалось убить Гаррисона...
     Выслушивая признания,  произносимые с  гордостью и  даже радостью,  Жюв
весь дрожал; его сознание решало в этот момент сложнейшую задачу.
     "Я переоделся Фантомасом,  -  думал он.  -  И  только в  его личине мне
удалось  услышать  эту  жуткую  исповедь.  Только  неожиданной хитростью мне
удалось вызвать на откровенность этого человека.  Он думает,  что беседует с
Фантомасом.  Но  имею ли  я  право воспользоваться его ошибкой?  Должен ли я
сейчас арестовать этого преступника?  Он убил Гаррисона и  этим похваляется.
Но что стало с князем Владимиром? Его он убил тоже?
     Жюв  все  еще ломал себе голову над решением моральной проблемы,  когда
барон Леопольд снова принялся умолять:
     - Теперь ты знаешь,  Фантомас,  кто я  и  что могу.  Я  тебе доверился,
ничего не утаил.  Можешь ли ты мне доверять? Хочешь ли теперь принять меня к
себе?
     Жюв презирал себя за нерешительность, но не переставал прислушиваться к
голосу совести.
     - Вот что,  Леопольд, - медленно произнес он, положив свою тяжелую руку
на плечо презренного,  - слушай меня внимательно. Ты действительно доверился
мне. Ты мне рассказал все начистоту. Это хорошо. И я хочу тебя отблагодарить
за откровенность. Так вот, Леопольд, я не возьму тебя в товарищи. Этого я не
сделаю никогда!  И еще...  Ты только что мне говорил о Жюве. Я тебя слушал и
не перебивал.  Мне хотелось узнать,  чего ты стоишь на самом деле.  Теперь я
знаю.   Настала  пора  мне  сказать  тебе  кое-что,   о   чем  ты   даже  не
подозреваешь...
     Жюв замолчал. В предупреждении, которое он делал Леопольду, было что-то
величественное, свидетельствовавшее о честности его игры.
     - Леопольд,   -  продолжил  мнимый  Фантомас,  -  ты  сейчас  уберешься
отсюда...  перейдешь границу...  скроешься как  можно  дальше...  Над  тобой
нависла страшнейшая опасность,  так  как,  послушай,  Жюв  знает  все.  Жюву
известно, что ты убил Гаррисона. И он не успокоится до тех пор, пока тебя не
арестует... самым законным и открытым образом.
     В  словах  "Фантомаса" был  определенный тайный смысл,  но  постичь его
Леопольду дано не было.
     Однако  Жюв  говорил  таким  тоном,   что  не  поверить  в  серьезность
сказанного несчастный не мог.
     Жюв знал все! Жюв шел по его следам! Жюву было ведомо, что он убийца!
     У бедняги голова пошла кругом!
     - Фантомас! - кричал он. - Если Жюв знает все, ради Бога... не оставляй
меня! Ты сильнее его! Защити!
     Но тот, кого барон принимал за Фантомаса, лишь покачал головой.
     - Я не сильнее Жюва,  -  заявил полицейский. - И не могу тебя защитить.
Уходи.  Настанет день,  когда ты поймешь, что я тебе даю единственный совет,
который могу дать сейчас!
     И чтобы усилить впечатление от сказанного, Жюв внезапно поднял капюшон,
и его бледное, энергичное и волевое лицо предстало перед Леопольдом.
     - Смотри хорошенько!  -  крикнул Жюв.  - Запомни и никогда не попадайся
мне на пути!
     Его голос звучал с такой грозной энергией, с таким холодным гневом, что
барон Леопольд,  не знавший ни лица Жюва, ни физиономии Фантомаса, поскольку
ни  разу в  жизни не  видел ни  жуткого бандита,  ни  великого полицейского,
смертельно побледнел и замолчал.
     Он  посмотрел на  мнимого Фантомаса ненавидящим взглядом,  будучи не  в
состоянии простить того,  кто оттолкнул его.  Через секунду лжеконюх скрылся
из виду.




     Прошел час, а Жюв все еще лежал посреди пшеничного поля. Мысли его были
мрачны и печальны.
     - Я выполнил свой долг, - рассуждал полицейский. - Честному человеку не
позволительно прибегать к  подлости даже  для  того,  чтобы  раздавить такую
гадину,  как  этот тип.  Но  как  тяжело было выполнить этот долг!  Как  мне
хотелось броситься на  мерзавца,  связать по  рукам  и  ногам  и  оттащить в
участок!
     Внезапно Жюв выпрямился.
     - Кто идет? - тут же вскочив на ноги, крикнул он и огляделся.
     Вокруг плотным кольцом стояли люди с карабинами наготове.
     - В чем дело? - спросил Жюв.
     - Не двигаться! - прозвучало в ответ на немецком языке.
     Французу все стало ясно даже раньше,  чем прошло удивление:  за спинами
жандармов суетился некто, кричавший:
     - Убейте его! Убейте, черт возьми! Это Фантомас! Я приказываю вам!
     Жюв расхохотался! Новая ошибка, жертвой которой он стал, рассмешила его
до крайности, хотя ситуация была весьма трагическая.
     Кто же  был этот персонаж,  утверждавший,  что он,  Жюв -  Фантомас,  и
требовавший его убить?
     Жюву было достаточно взглянуть на него всего один раз!
     Человек,  прятавшийся за  спинами  жандармов,  был  бароном Леопольдом,
которого так  великодушно он  пощадил совсем  недавно и  который,  вероятно,
пожалел о  своем признании в совершенных преступлениях и,  будучи уверенным,
что сделал его Фантомасу, всполошил всю местную жандармерию.
     Жюв спокойно отбросил револьвер.
     Желая  показать  свои  мирные  намерения  и   чтобы  не  спровоцировать
стрельбу, он поднял руки вверх и пошел навстречу жандармам.
     - Могу ли я говорить с командиром отряда? - спросил он спокойно.
     Держа на  взводе крупнокалиберный револьвер,  вперед вышел офицер.  При
малейшем подозрительном движении Жюва он был готов выстрелить.
     - Слушаю, Фантомас, - сказал он. - Что вы хотите?
     - Я хочу, - ответил полицейский, - чтобы вы сами взяли у меня в кармане
мои документы и проверили их.
     И так, чтобы никто, кроме офицера, не слышал, тихо добавил:
     - Лейтенант,   произошла  ошибка.  Я  -  полицейский  Жюв,  а  человек,
приведший вас сюда,  - убийца, на арест которого у вас имеется постановление
и которого вы должны передать властям Гессе-Веймара. Это тот, кто убил посла
Гаррисона. Его имя - Леопольд.
     Жандарм был крайне удивлен. Он внимательно посмотрел на француза. Черты
его  ему  были  совершенно не  знакомы,  но  по  многочисленным фотографиям,
распространенным по всему свету,  он несколько представлял себе мужественную
физиономию великого детектива.  Немец еще сомневался,  но уверенность в том,
что  перед ним  Фантомас,  была  уже  подорвана.  Слушая заявления Жюва,  он
колебался, но все же решил выполнить его просьбу.
     Итак,  лейтенант обыскал так называемого Фантомаса и  без труда нашел в
бумажнике  Жюва  его   личные  документы,   в   том   числе,   удостоверение
полицейского,  воспроизводившее лицо  Жюва,  то  есть  стоявшего  перед  ним
человека.  Этого оказалось совершенно достаточно жандармскому офицеру, и все
мгновенно изменилось.
     Лейтенант повернулся к своим людям и крикнул:
     - Именем его императорского величества! Арестуйте этого человека.
     И указал не на Жюва, а на Леопольда!
     Через несколько минут еще  не  оправившийся от  потрясения лжеконюх был
посажен в карцер жандармского участка. Проходя мимо, Жюв холодно сказал ему:
     - Барон,  никогда не говорите,  что Фантомас сильнее Жюва.  И главное -
так сказать,  не будущее!  - слушайтесь советов Жюва. Я же вам сказал, чтобы
вы скрылись. А вы вернулись. Теперь пеняйте на себя... Человеческое терпение
имеет пределы, и я больше не позволю убийце уйти от правосудия.
     Вне себя от отчаяния, арестованный молчал.






     В то время как Жюв вел борьбу сначала внутреннюю,  решая свои этические
проблемы,  а  затем  выполнял  долг  полицейского,  арестовывая убийцу  сэра
Гаррисона,  в  это  же  самое время во  мраке ночи,  потрясенный признаниями
своего  бывшего подручного Жерара,  Фантомас на  бешеной скорости мчался  по
шоссе, казалось, думая только о дороге...
     Жерар умер в три часа ночи.
     И  лишь когда над дальними холмами забрезжил мутный рассвет,  к бандиту
стало  возвращаться  обычное  хладнокровие.  Инстинктивно  сбросив  газ,  он
перестал  давить  на  акселератор  и  повел  машину  осторожно.   Вскоре  он
остановился.
     Незаурядная натура  того,  кого  весь  мир  именовал Гением  зла,  была
устроена так,  что он мог резко переходить из состояния крайнего возбуждения
к полному владению своими нервами и чувствами.
     Едва машина остановилась, Фантомас вылез и принялся ходить взад-вперед,
низко наклонив голову, пытаясь выработать порядок дальнейших действий.
     Прошли четверть часа, полчаса, час.
     Фантомас все размышлял.  Время от  времени он  доставал из кармана лист
бумаги,  на котором умиравший Жерар написал несколько слов.  Бандит бледнел,
стискивал зубы, кусал губы; бешенство поднималось в нем опять.
     - Неужели это правда?  -  шептал он. - Неужели Жерар не соврал? Неужели
мои самые заветные мечты...
     Он  снова  и  снова  пытался успокоиться,  прятал  листок в  бумажник и
принимался быстро ходить, обуреваемый горестными мыслями.
     Внезапно Фантомас заорал как, одержимый!
     - Клянусь всеми  богами!  -  кричал он,  трагическим жестом указывая на
красневший над горизонтом шар. - Клянусь! Еще не все потеряно! Боец не может
себе позволить поражения!  Если надо бороться,  я буду бороться!  Если нужно
убивать,  я  стану убивать!  Но эта тайна погибнет вместе со мной!  Только я
буду ее знать, потому что другой, знавший ее, замолчал навсегда!
     В тот момент,  когда он кричал небесам,  брови его грозно сдвинулись на
переносице.
     И опять на его ресницах заблестели слезы.
     - А Элен?  -  прошептал он.  -  Элен знает то, что теперь известно мне?
Жерар ей рассказал?
     Преследуемый сомнениями, бандит вдруг остановился возле машины и провел
ладонью по потному лбу.
     - Увы! - рассуждал он. - Жерар и Элен познакомились еще в Натале, и они
узнали друг  друга в  этом проклятом цирке!  Да,  да!  Вполне возможно,  что
укротитель ей все рассказал!
     С губ бандита слетело ужасное проклятие.
     - О,  мерзавец!  - проговорил он. - Как я его ненавижу! Как мне хочется
снова терзать его! Чтобы отомстить за причиненную боль!
     Дьявольская ярость,  казалось,  снова  овладела Фантомасом.  Перед  его
взором опять возник образ несчастного Жерара,  уснувшего вечным сном посреди
пустынного поля.
     Но  мысль  о  содеянном  не  тревожила Фантомаса.  Он  не  испытывал ни
малейшего угрызения совести за только что совершенное преступление.  Он даже
не сознавал всей гнусности своей жестокости.  Напротив, он был в отчаянии от
того,  что  ненавистный дрессировщик больше ему  не  доступен,  находясь под
вечной защитой смерти.
     Фантомас понимал,  что надо действовать. Действие было необходимо этому
существу,  привыкшему все  и  вся  подчинять своей воле.  Бандит не  мог  не
бороться, не вступать в битву, когда на его пути возникало препятствие.
     - Сначала,  -  сказал  он  себе,  стараясь  освободиться  от  тягостных
размышлений, - сначала надо разведать, что знает Элен...
     И устало, и одновременно вызывающе он погрозил кулаком небесному своду.
     Видевший в  этот момент Фантомаса мог  подумать,  что он  бросает вызов
самим богам!  Тот,  кто  видел,  как он  холодным и  циничным взором обводит
безлюдные поля, угадал бы, что Гений зла бросает вызов природе, людям, всему
свету!
     - Нет! - прохрипел Фантомас. - Не все мои карты биты! Рискнем! Доиграем
игру до конца!
     Лихорадочное возбуждение снова  овладело  им.  Он  бросился  в  машину,
схватился  за  руль  и  запустил  мотор.  Хотя  Фантомас  и  был  прекрасным
водителем,  но  в  коробке скоростей раздался скрежет,  не  прекращавшийся в
течение всего времени, пока он разворачивался.
     Еще через десять минут,  перелетая с горы на гору, автомобиль мчался по
шоссе навстречу неизвестности.
     Фантомас спешил в цирк Барзюма.  Путь его проходил по той же дороге, по
которой он ехал ночью,  во время страшного приступа отчаяния.  Он должен был
проехать и мимо того места, где недавно убил Жерара. Другой вздрогнул бы при
виде столь зловещего места,  похолодел бы  от  ужаса при  мысли о  том,  что
приходится ехать  так  близко от  трупа  несчастного укротителя,  брошенного
всего в двадцати метрах от дороги!
     Но Фантомас даже не повернул головы.  Он был,  как всегда, бесстрастен,
хотя и озабочен.  Впрочем,  его волновала только одна мысль:  ехать быстрее,
как можно быстрее!
     Ночное путешествие Фантомаса было  долгим.  К  тому  же,  ему  пришлось
сделать несколько остановок для заправки.  Но как быстро ни мчался бандит, у
товарного вокзала,  где стоял поезд Барзюма,  он оказался лишь в четыре часа
дня.
     С какой целью возвратился он к поезду?  Зачем,  убив Жерара,  осмелился
появиться в  окрестностях цирка,  где,  по  всей вероятности,  уже  заметили
исчезновение укротителя?
     Осуществляя свой  план,  Фантомас пошел на  поразительную хитрость.  О,
нет! Он никогда не действовал наобум! И если оказался здесь, то это ему было
нужно!
     Гений зла остановил машину вблизи товарного вокзала.  Он  надел длинное
пальто,  которое достал  из  багажника и  которое скрыло его  покрытый пылью
вечерний фрак,  а  также  мягкую фетровую шляпу -  опущенные поля  несколько
скрыли лицо.  И в таком виде,  почти замаскированный,  не спеша направился в
сторону поезда, стоявшего на запасном пути.
     Подойдя  довольно  близко,  страшный  бандит  спрятался  за  кустами  и
принялся изучать ситуацию.
     - Так-так, - проговорил он.
     То,  что он  увидел,  не могло не удивить его.  Вокруг поезда суетилась
уйма всякого народа.  Взад и вперед сновали чернорабочие, таскавшие какие-то
тяжелые тюки.
     Фантомас не ошибся в значении наблюдаемой картины.
     - Я приехал вовремя,  -  решил он.  - Шапито наверняка уже разобрано, и
сейчас идет погрузка оставшегося.  Барзюм перевозит свое хозяйство в  другое
место... Вечером поезд уйдет.
     Еще несколько минут Фантомас любовался красочным беспорядком,  наблюдал
за   членами   труппы,   занятыми   последними   приготовлениями.   Холодная
саркастичная усмешка тронула его губы.
     "Все к лучшему,  - думал он. - В этой толчее мне легко будет оставаться
незаметным".
     Фантомас  вышел  из  укрытия  и  по  тропинке,   шедшей  вдоль  насыпи,
приблизился к  поезду.  Держа в руке какие-то бумаги и расталкивая встречных
рабочих, выдавая себя за служащего, спешившего с поручением, он стремительно
передвигался  в  разных  направлениях,   смешиваясь  с  толпой.  Наконец  он
вспрыгнул на подножку последнего вагона специального поезда.
     Куда шел Фантомас?
     Попав в  вагон,  отведенный для артистов,  он  направился прямо в  купе
Жерара...
     Найдя его закрытым и зашторенным,  он облегченно вздохнул. Никого рядом
не было, никто за ним не следил.
     - Все идет как нельзя лучше!  -  констатировал бандит.  -  Должно быть,
думают,  что Жерар вышел или спит.  Во  всяком случае,  не  похоже,  что его
отсутствие обнаружено.
     Бандит еще раз посмотрел, не следят ли за ним, и смело взялся за ручку.
Открыв купе, вошел внутрь.
     Едва Фантомас очутился в  комнате укротителя,  как  нервное возбуждение
снова охватило его.
     - Быстрей!  Быстрей!  -  бормотал он. - От малейшей случайности зависит
все. Если кто-нибудь из его приятелей войдет - я пропал...
     Тем временем бандит делал что-то совершенно непонятное.  С  этажерки он
снял фотографию Жерара и положил на гримировальный стол перед собой.
     Затем Фантомас снял  с  себя  одежду и  полуголый сел  перед коробкой с
гримом своей несчастной жертвы,  и,  глядя на фотографию, стал гримироваться
под того, которого убил.
     Фантомас был  отменным актером  и  прекрасно владел  сложным искусством
гримировки.   Всего  полчаса  потребовалось  ему,   чтобы  преобразиться  до
неузнаваемости.  С помощью коричневой краски он придал своему лицу цвет кожи
Жерара.  Из лоскута крепа и  умело перекроенной бороды он сделал себе тонкие
длинные  усы   дрессировщика.   Еще  несколько  штрихов  жирным  карандашом,
морщинка,  нарисованная жженой пробкой, - и вот вполне точная копия портрета
Жерара.
     "Надеюсь,  отличить меня от него практически невозможно",  -  улыбнулся
себе  Фантомас  по  завершении  своего  труда,  исполненного с  изумительной
тщательностью.
     Свое перевоплощение бандит завершил самым простым способом.  На вешалке
висела  одежда,  которой он  и  воспользовался.  Натянув на  себя  бархатные
панталоны и  сапоги,  надев  мягкую  шляпу  и  черную куртку укротителя,  он
констатировал:
     - Теперь совсем хорошо!
     И  еще  раз  сверив свое  отражение в  зеркале с  фотопортретом Жерара,
удовлетворенно добавил:
     - Жерар, да и только!
     Однако требовательный к себе Фантомас продолжил гримировку.
     Самым внимательным образом он изменил рисунок бровей, продлив их черным
карандашом. Жирными белилами нарисовал на лбу шрамы от когтей хищника.
     Теперь он  в  самом  деле  был  настоящим укротителем Жераром!  И  если
заранее не знать, кто есть кто, сомнений в этом возникнуть не могло.
     Еще несколько секунд Фантомас изучал свое отражение в  зеркале и только
после тщательной проверки грима решил, что перевоплощение состоялось.
     - Здесь мне  уже делать нечего,  -  сказал он  себе,  -  зато много дел
имеется там...
     Фантомас спрятал свои вещи под кроватью укротителя и,  имитируя Жерара,
расслабленной походкой подошел к двери купе.
     - Итак,  я -  Жерар! - неожиданно свирепо произнес он. - А Жерар - друг
Элен.  Вот  как Жерар я  и  пойду к  дочери.  Только так мне удастся узнать,
рассказал ли он ей...
     План, разработанный бандитом, был чрезвычайно дерзок.
     В   соответствии  с   ним  он  и   появился  вновь  в   поезде,   чтобы
загримироваться  Жераром!  Первоочередной  задачей  Фантомаса  было  узнать,
посвятил ли  укротитель в  свою тайну Элен,  в  ту  тайну,  которую он  сам,
Фантомас, буквально сорвал с губ умиравшего.
     Уверенно,  так,  что ни  один мускул не дрогнул на его лице и  не выдал
страха перед собственной дерзостью, бандит открыл дверь купе.
     Если  бы  кто-нибудь  заметил  что-либо  странное  в   его  одежде  или
заподозрил в чем-то Фантомаса, то он пропал бы!
     Но Фантомас без страха и сомнения шел вперед.
     Он  был  абсолютно уверен,  что ему легко удастся обвести людей Барзюма
вокруг пальца!
     В тот момент, когда бандит вышел из купе укротителя и направился было к
купе своей дочери, его вдруг окликнули.
     Это был Чарли, секретарь Барзюма.
     - А,  вот  и  вы!  Наконец-то!  -  крайне  раздраженно  крикнул  он.  -
Прекрасно! Постойте, не уходите! Я вас ищу весь день!
     - Что  вам  угодно?  -  спросил  Фантомас,  точно  воспроизведя  акцент
покойного.
     - Что мне угодно? - переспросил Чарли с другого конца вагона. - Я вижу,
вы шутник! Вы что, не знаете, черт побери, что львы и пантеры уже доставлены
из Гамбурга?
     - Ну и что?
     - А  то,  что их  надо перевести из  вагона в  клетки!  Сегодня вечером
уезжаем! Поторопитесь! Займитесь, наконец, делом!
     - Слушаюсь, - ответил мнимый Жерар.
     Он  уже сделал шаг,  чтобы продолжить свой путь,  но Чарли его окликнул
снова:
     - Э,  не-ет!  Пожалуйста,  не  убегайте!  Черт  вас  подери!  Когда  вы
исчезаете,  никто не знает,  когда вы вернетесь.  Сейчас же займитесь своими
подопечными! Надеюсь, вы знаете, где они?
     - Ни малейшего представления.
     - В пакгаузе! Вон там!
     Чарли  рукой  указал  на  огромный  ангар,  находившийся  на  некотором
расстоянии от пути, где стоял специальный поезд.
     - Ваши звери там,  в конце пакгауза.  Большая клетка на земле.  Малая -
напротив нее. Сейчас же организуйте их перемещение. Через пятнадцать минут я
подошлю людей.
     Круто  повернувшись,   секретарь  собрался  было  уходить,   как  вдруг
обернулся и прокричал:
     - Один совет, Жерар! Будьте осторожны! Барзюм говорит, что одна тигрица
довольно опасна! Поостерегитесь!
     Побледневший Фантомас лишь пожал плечами.
     - Не бойтесь! Если кто меня и съест, то только не она!
     Чарли не слышал ответа - к нему с бумагами на подпись подошел мастер.
     "Он проторчит здесь еще минут десять...  - подумал Фантомас. - Чтобы не
привлекать его внимания, придется сейчас же двинуться в сторону зверей".
     Бандит вовсе не собирался заниматься хищниками. Он хотел только отвлечь
внимание секретаря Барзюма, а затем, когда тот уйдет, возвратиться к дочери,
выспросить все и далее действовать по обстоятельствам.
     К несчастью для Фантомаса, этому плану не было суждено осуществиться.
     Когда, желая обмануть бдительность секретаря, Фантомас пришел в ангар к
прыгавшим в  клетках зверям,  то  был  неприятно удивлен,  застав возле  них
рабочих цирка, занимавшихся погрузкой имущества в вагоны.
     Один из них мимоходом приветствовал его:
     - А! Вот и вы, господин Жерар! Пришли взглянуть на своих кошечек? Очень
мило...  Только имейте в виду,  что одна тигрица сегодня что-то не в духе...
Так что желаю успеха!
     Не  без страха бандит подошел к  клеткам с  четырьмя львами и  тиграми,
ожидавшими переезда на новые квартиры.
     "Н-да, - подумал он, - есть большая возможность не выйти отсюда живым".
     И,  вспомнив,  что вместе с одеждой он оставил под кроватью Жерара свой
револьвер и нож-кинжал, Фантомас вздрогнул.
     Однако надо было что-то делать!
     Краем глаза он заметил, что рабочие с любопытством следят за ним.
     "Если  я  отступлю,  -  размышлял Гений зла,  -  они  удивятся и,  чего
доброго, забьют тревогу... И не известно, чем это может кончиться".
     Фантомас решил доиграть свою новую роль до конца и  войти к  хищникам в
клетку. Нетрудно себе представить, что должен был сделать мнимый укротитель.
     Как  и  сказал Чарли,  обе  клетки стояли друг  против друга.  Та,  что
поменьше, была пуста. Животные сидели в большей.
     Надо  было  перегнать тигров  и  львов  из  большой клетки  в  малую  и
запереть. Только после этого можно было их везти дальше.
     Медленным шагом Фантомас обошел клетки кругом.
     План действий уже созрел в его голове. В меньшей клетке имелась дверца.
Надо было войти,  пройти через всю  клетку,  открыть другую дверь,  ту,  что
находилась напротив большой клетки, войти туда и, напугав зверей, выгнать их
в малую клетку и запереть.
     Все  это  Фантомас понял в  одно мгновение.  Понял он  также и  простую
истину, которую не замедлил себе сказать:
     - Однако я  совершенно не  умею  обращаться с  хищниками и  не  знаю ни
одного приема,  которыми пользуются укротители, и поэтому имеется шестьдесят
шансов из ста, что сие милое приключение мне будет стоить жизни.
     На  мгновение,  он закрыл глаза и  представил себе Элен,  свою дочь,  с
которой,  перевоплотившись в Жерара, мечтал поговорить и из любви к которой,
чтобы избавиться от сомнений относительно ее личности,  он должен был сейчас
открыть дверцу клетки, где, возможно, прольется его кровь.
     Фантомас зашел и старательно закрыл за собой дверь.
     Через несколько секунд он уже был перед большой клеткой и белый как мел
вошел в нее. Холод пробежал по спине бандита. Сидевшие на задних лапах тигры
пристально  следили  за  ним  горящими  глазами  и,  казалось,  были  готовы
броситься на него при первой же оплошности.
     Что делать?
     Фантомас медленно продвигался вперед.
     Он  пересек клетку и,  оказавшись в  одном из углов,  прижался спиной к
прутьям и быстро обернулся.
     Львы поднялись, а два тигра поползли в его сторону.
     "Если я  промедлю хотя бы  секунду,  они бросятся на меня",  -  подумал
Фантомас.
     Он взмахнул руками и громко хлопнул в ладоши. Звери отпрянули.
     "Спасен, - подумал бандит. - Я спасен!"
     Он сделал шаг вперед, гоня хищников в сторону второй клетки.
     В страхе перед его гипнотическим взглядом два льва уже перебежали туда.
     Фантомас  еще  повелевал животными и  уверенно  гнал  их  перед  собой.
Казалось, он уже избежал страшного конца, которого так боялся...
     Фантомас еще раз хлопнул в ладоши.
     - А ну,  пошли! - крикнул он, думая испугать зверей своим голосом. Но -
увы! - тем самым совершил величайшую ошибку.
     Услышав человеческий голос, хищники явно ожесточились. Один лев ответил
свирепым  рыком,   другой  весь  подобрался  и,   оскалившись,   стал  шумно
принюхиваться.
     - Назад! - крикнул Фантомас, подняв руку, чтобы испугать зверей.
     Это его погубило! Он только успел заметить, как упругое тело взвилось в
воздух и, словно торпеда, полетело в его сторону.
     - Черная тигрица! - простонал Фантомас.
     Еще доля секунды, и он был бы разорван на куски!
     Гений  зла  закрыл глаза и  стал  ждать смерти.  Вдруг послышался крик:
"Держись!"  -   и  тут  же  раздался  сухой  хлопок  выстрела,   многократно
повторенный разбуженным эхом.  Фантомас открыл глаза как  раз в  тот момент,
когда окровавленная,  с  раздробленным черепом черная пантера рухнула к  его
ногам.
     Кто же стрелял?
     Сначала  Фантомас подумал,  что  выстрелил кто-нибудь  из  рабочих,  но
никого из них не увидел в пакгаузе.
     Впрочем,   времени  на  размышление  у  него  не  было...  Перепуганные
выстрелом и глухим рычанием смертельно раненной пантеры, свирепо рыча, звери
перебежали в малую клетку.
     И  тут Фантомас услышал,  как кто-то вошел,  подбежал к  малой клетке и
задвинул щеколду.  Фантомас был  спасен!  Он  торжествовал!  Но  вдруг  крик
изумления, вопль ужаса вырвался из его груди!
     Перед  ним  стоял  тот,  кто  выстрелом из  револьвера поразил пантеру.
Фигуру этого легендарного человека Фантомас узнал с первого взгляда...
     На спасителе был черный фрак, черные перчатки и черная полумаска.
     О, зловещий силуэт! О, эта пресловутая фигура!
     Фантомасу не  понадобилось смотреть на  него дважды,  чтобы узнать!  Он
сразу узнал СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ силуэт... Спасший его человек был ОН САМ... или
некто, на него поразительно похожий.
     Охваченный дьявольским ужасом, Фантомас выкрикнул свое собственное имя:
     - Фантомас! О! Фантомас!
     А что же полицейский Жюв?
     Почему Жюв,  -  а именно он предстал перед мнимым Жераром! - почему Жюв
так своевременно оказался в пакгаузе и спас бандита?
     После  ареста  Леопольда  и  его  признаний полицейский спешно  покинул
жандармский участок и помчался к поезду Барзюма.
     Он торопился найти Жерара или хотя бы узнать, что стало с укротителем.
     Прошлой ночью от  принявшей его  за  Фантомаса Сони Данидофф Жюв узнал,
что тот собирался убить дрессировщика. И полицейский хотел любыми средствами
предотвратить это преступление.
     Оказавшись в поезде, он увидел, что Жерар еще не возвратился.
     "Что же делать?" - гадал полицейский.
     И он решил выжидать.
     Загримированный под Фантомаса, Жюв спрятался на товарном вокзале, куда,
как он заметил, прибыли клетки с хищниками.
     Если Жерар возвратится,  -  разумеется,  если он еще жив! - к вечеру он
должен здесь быть,  поскольку поезд уходит именно вечером,  а ему надо будет
срочно заняться перемещением животных.
     Жюв рассудил верно.  По меньшей мере,  он в это поверил и с облегчением
вздохнул, в шесть вечера увидев укротителя возле зверей.
     Но что за укротитель это был?
     У клеток ходил Фантомас!
     Увы! Жюв этого даже не подозревал.
     Заметив человека,  которого он принял за укротителя,  полицейский решил
было к нему подойти, но, поразмыслив, воздержался.
     Неподалеку крутились рабочие,  и  вовсе не  было нужды появляться перед
ними в облике Фантомаса, а ведь именно под личиной Гения зла намеревался Жюв
допросить Жерара.
     Еще  раз  поборов нетерпение,  полицейский не  стал мешать укротителю и
стал издалека наблюдать за  его  действиями в  клетках,  рассчитывая подойти
после перемещения зверей.
     Но события стали развиваться страшно быстро!
     Увидав,  как  прыгнула пантера,  Жюв понял всю опасность,  нависшую над
безоружным Жераром,  и снова -  в который раз!  -  явил пример поразительной
ловкости  и  сноровки!  Он  вскинул  револьвер и  выстрелил,  практически не
целясь!  Через  секунду  он  поздравлял  себя  со  спасением,  как  полагал,
укротителя Жерара. Но в действительности он сохранил жизнь Фантомасу!
     Полицейский вскочил в  клетку,  чтобы запереть зверей.  И в то же самое
мгновение от ужаса завопил Фантомас, увидав его перед собой.
     - Фантомас! О! Фантомас! - кричал бандит.




     Через  три  минуты после выстрела,  так  своевременно сразившего черную
пантеру,  которая бросилась на дрессировщика,  мнимый Фантомас, то есть Жюв,
предстал  перед  мнимым  Жераром,   то   есть   перед  Фантомасом.   Страшно
возбужденные, они улыбались друг другу в пустом пакгаузе.
     - Фантомас! - воскликнул мнимый Жерар.
     - Жерар! Жерар! - вторил ему Жюв.
     Но положение их уже не было равным.  В полумраке вокзала полицейский не
мог  разглядеть грима  Фантомаса,  и  переодетый Жерар  оставался  для  него
настоящим Жераром!
     Совершенно иным было положение бандита.
     Ошеломленный тем,  что  его спас Фантомас,  он,  разумеется,  прекрасно
понимал, что это Фантомас ложный, так как подлинным был он сам...
     Чтобы узнать истинное лицо того,  кто осмелился принять его легендарный
облик, как это сделал несколько месяцев назад актер Дик, Фантомас, продолжая
комедию, заговорил со своим спасителем.
     - Фантомас, - обратился он к Жюву, - ты мне спас жизнь...
     Пожав плечами, тот спокойно ответил:
     - Сейчас не об этом... Вчера ты упрекал меня, Жерар, что я тебя бросил,
и  ты меня даже назвал своим проклятием.  Думаю,  теперь ты видишь,  что был
неправ!
     Тут  Жюв  заметил,   что  какой-то   предмет,   лежавший  на  некотором
расстоянии, привлек внимание Жерара.
     - Куда ты смотришь, Жерар? - спросил полицейский.
     - Так... Никуда...
     "Жерар" отвечал совершенно бесстрастно, но Жюв уже увидел тот предмет.
     - Нехорошо,  Жерар,  -  укоризненно произнес Жюв. - Говорить неправду -
дурно...  Ты смотрел на мой револьвер,  не так ли? Как видишь, я бросил его,
спеша тебе на помощь.
     "Жерар" ухмыльнулся:
     - Ты вошел в клетку безоружным?
     - Думать было некогда,  -  ответил Жюв  и  добавил:  -  Но  оставим это
трагическое происшествие,  Жерар.  Я  пришел потребовать от тебя правды.  Ты
знаешь  Леопольда?  Отвечай!  Ты  знал,  что  он  причастен к  преступлению,
совершенному в Антверпене?
     Тот,  кто выдавал себя за Жерара,  сделал три шага назад и  внимательно
посмотрел на спрашивавшего.
     - Зачем тебе это знать? - спросил он.
     - Отвечай,  -  настаивал Жюв,  все так же  подражая властному и  сухому
тону, каким Гений зла обращался к своим подручным.
     Вместо ответа раздался смех:
     - Это что? Приказ?
     Теперь Жюв отступил на три шага.
     Что  за  голос?  Что за  интонация послышалась на  мгновение в  вопросе
Жерара? Жюв был поражен!
     "Уж не брежу ли я? Не спятил ли?" - думал он.
     - Да! Я приказываю тебе отвечать!
     Но Жюв не закончил фразы.  В  глазах Жерара,  того Жерара,  которого он
видел перед собой, на миг вспыхнул какой-то дьявольский блеск.
     - Не сон ли это?  -  растерянно прошептал полицейский снова,  но тут же
спохватился.
     - Выйдем отсюда,  -  с  металлом в  голосе произнес он.  -  Потолкуем в
другом месте.
     Жюву было крайне необходимо разглядеть Жерара на свету.
     "Жерар" даже не шелохнулся.
     - В каком? - только спросил он.
     - Около моего револьвера.
     Всего четверть секунды стояла тишина.
     Но  этот миг показался Жюву целой четвертью века.  Он не спускал глаз с
лица собеседника.
     И вдруг, словно разъяренная пантера, Жюв бросился вперед!
     - Фантомас! Ты - Фантомас! - заорал он.
     И Жерар, мнимый Жерар, кинувшись на полицейского, тоже орал:
     - Жюв! Ты глупец, Жюв! Ты безоружен!
     Противники схватились.
     Полицейский вцепился в Гения зла, которого наконец опознал.
     - Негодяй! Мерзавец! - кричал он.
     Но  в  этот момент,  когда Жюв схватил бандита,  страшная боль пронзила
его! Он вскрикнул и разжал руки...
     Кровь  хлестала из  ран.  А  саркастично усмехавшийся Фантомас,  увидев
спешивших  к  ним  рабочих  и  артистов,  оттолкнул полицейского и  побежал,
прячась за тюками, набросанными в пакгаузе.




     Что же произошло?
     Жюв это понял через час, бинтуя руки, покрытые глубокими порезами.
     - Ах,  Фантомас!  -  говорил он.  -  Каким злым гением ты одержим? Черт
побери! Ты знал, что мне тебя не схватить, что в этой рукопашной схватке мне
будет невозможно тебя  удержать!  Черт бы  тебя побрал!  С  помощью каких-то
дьявольских ухищрений тебе  удалось  под  одеждами,  под  теми  самыми,  что
сделали тебя так похожим на  Жерара,  разместить лезвия бритв,  на которые и
напоролись мои руки, когда я вцепился в тебя.
     Жюв сидел бледный и злой.
     - Надо же,  -  возмущался он,  - я сам, своими собственными руками спас
жизнь  этой  гадине!  И  чтобы вырвать его  из  когтей хищника,  бросил свой
револьвер, разоружив самого себя.
     - Что  ж,  Фантомас!  -  продолжал  полицейский свой  монолог,  но  уже
голосом,  полным решимости.  -  Ты снова победил. Но что-то мне подсказывает
изнутри, что твое поражение уже близко, что не за горами твой час расплаты!






     - Эй вы,  скоты!  Вы что - хотите, чтобы меня здесь разорвали на части?
Не видите, что ли, что эти типы осатанели от злости?
     - Давай! Давай, Леопольд! Шагай! Еще немного, и ты в безопасности... Да
и народ от тебя избавится, убийца! Сам ты скотина...
     Смертельно бледный,  в  разодранных одеждах,  с окровавленными руками и
лицом, барон Леопольд инстинктивно ускорил шаг.
     Закованный в  цепи,  он  шел  в  тюрьму  под  надзором наряда полиции и
охранников.
     Арестованный по приказу Жюва на границе Гессе-Веймара,  этот загадочный
персонаж был срочно этапирован в столицу королевства. Но до сего времени его
арест оставался почти не замеченным.
     Однако едва он,  с  наручниками на запястьях и в сопровождении полиции,
вышел из вагона, толпа всколыхнулась.
     Кто-то крикнул:
     - Да это же Леопольд, убийца сэра Гаррисона!
     Новость распространилась мгновенно!  И  уже ни  арестованному,  ни  его
страже не  было никакой возможности незаметно пройти то короткое расстояние,
что разделяло вокзал от тюрьмы.
     Срочно была организована охрана.
     Но  несмотря  на  все  усилия  полиции,  на  несчастного обрушился град
ударов.   Полетели  даже  камни,   которые  в   равной  степени  доставались
арестованному и конвою.
     Не раз охране пришлось пускать в ход штыки, чтобы оттеснить негодующих.
     Путь  от  вокзала к  тюрьме  оказался для  барона Леопольда не  простым
переходом из одного места в другое,  а паническим бегством,  более или менее
обеспеченным полицией, под защиту застенка!
     Перепуганный и белый как мел Леопольд испытывал страх,  возраставший по
мере того, как становились громче улюлюканье и угрозы толпы.
     Несчастный барон облегченно вздохнул,  когда за ним захлопнулись тяжкие
двери глотцбургской тюрьмы.
     После  недолгих  формальностей,   справленных  в  тюремной  канцелярии,
арестованному было  приказано снять всю  одежду.  Затем его  отвели в  конец
коридора, где находилась отведенная для него мрачная и сырая камера, грязный
земляной пол которой представлял собой настоящую клоаку.
     После того,  как полиция выполнила свои обязанности, доставив Леопольда
в канцелярию, он оказался во власти тюремщиков.
     Увидев, сколь мрачным было его новое жилище, барон возмутился.
     - Я не хочу здесь оставаться! - вопил он. - Уведите меня отсюда!
     Тюремщики только улыбались,  пожимая плечами.  Насытившись его воплями,
один из них так ему наподдал,  что бедняга слету врезался в  стену,  и кровь
полилась по его лбу, смешиваясь с потом.
     - Убийцы!  Бандиты!  -  орал Леопольд с пеной у рта. Глаза его налились
кровью.
     Он  грозил  кулаками,  ругался  страшными словами,  пытался  кусаться и
драться. Главный надзиратель сказал:
     - Спокойнее,  Леопольд!  Не то мы натянем на тебя смирительную рубашку.
Здесь надо быть паинькой, или мы так тебя утихомирим, что не обрадуешься...
     В приступе ярости и ужаса барон кричал:
     - Я не хочу больше здесь оставаться! Выпустите меня!
     В  ответ один  из  надзирателей повалил его  и  на  ноги надел железные
колодки,  толстой цепью прикрепленные к  стене,  которые тут  же  замкнул на
ключ.
     - Вот  так-то,  -  произнес тюремщик.  -  Теперь  ты  можешь идти  куда
угодно... И, если сможешь разломать стену, обещаю тебе помочь бежать.
     Но Леопольд вдруг успокоился и голосом твердым и властным произнес:
     - Ну довольно!  Пошутили и хватит.  Пусть мне позовут директора тюрьмы.
Мне надо с ним переговорить...
     Леопольд отдал это приказание с такой самоуверенностью и наглостью, что
надсмотрщики смущенно переглянулись:
     - Еще немного - и он будет нами командовать.
     Леопольд настаивал:
     - Если вы  сейчас же  не  пойдете за  директором,  вам  больше здесь не
служить.
     Однако  сообразив,  что  людям  надо  дать  хоть  какое-то  объяснение,
добавил:
     - Мне  нужно увидеться с  директором,  чтобы сказать кое-что по  поводу
антверпенского дела.
     В коридоре тюремщики стали совещаться.
     - Ну, что? Что будем делать?
     С одной стороны, надзиратели не решались напрасно беспокоить директора,
а с другой,  рисковали помешать получению показаний, которые заключенный, по
всей видимости, собирался давать.
     Наконец старший из них принял решение.
     - Ну вот что.  Будьте здесь и не спускайте с него глаз!  Как бы он чего
не натворил с собой... А я пойду доложить господину директору.




     Залечивая ужасные раны,  нанесенные Фантомасом, Жюв оставался в Кельне.
Вскоре  он  получил телеграмму,  в  которой король  Гессе-Веймара просил его
срочно прибыть в Глотцбург.
     Не колеблясь,  полицейский повиновался воле монарха и в то же утро,  то
есть через двое суток после ареста Леопольда, оказался в королевском дворце.
     Было десять часов,  когда с  таинственной почтительностью его провели в
покои короля.  Скрывая за внешним спокойствием внутреннюю растерянность, Жюв
в  течение  четверти  часа,  сидя  в  небольшом салоне,  ожидал,  когда  его
величество соблаговолит принять.
     Мысли его блуждали.
     На  память приходили события давние,  но  столь яркие,  что в  сознании
остался от них неизгладимый след.
     Несколько лет  тому  назад Жюву  уже  довелось побывать в  Глотцбурге и
сидеть  в   этом  же  самом  салоне.   Тогда  ему  надо  было  найти  короля
Фридриха-Кристиана II, таинственно исчезнувшего в собственной столице.
     В  то  время,  как  Жюв искал его в  Глотцбурге,  украденный Фантомасом
Фридрих-Кристиан  находился в  Париже,  в  жутком  подземелье под  фонтанами
площади Согласия.
     Жюву и  Фандору удалось в  конце концов разгадать эту загадку и вырвать
короля из  страшных лап  бандита.  С  той поры король Гессе-Веймара спокойно
поживал  в  своей  мирной  столице,  а  полицейский и  журналист гонялись за
неуловимым Фантомасом.
     Со  времени своего  последнего вызова  сюда  две  недели назад  Жюв  не
переставал с беспокойством думать о прошедшем и о ближайшей будущности.
     Встреча знаменитого полицейского с  Гением зла была хотя и скоротечной,
но жестокой, и Жюв чудом избежал смерти.
     Впрочем,  он мало придавал значения своим ранам и  страшным опасностям,
подстерегавшим его на каждом шагу. Его мысли были заняты совсем другим.
     - Фантомас,  -  размышлял вслух полицейский,  - затаился и подстерегает
свои жертвы Леопольд признался,  что  убил сэра Гаррисона,  но  ни  слова не
сказал о князе Владимире.  Что с ним? Где он? Убит? Не причастен ли Фантомас
к его странному исчезновению? Не совершил ли бандит нового злодеяния?
     Вошедший слуга  прервал  размышления Жюва.  Человек в  расшитой золотом
ливрее сделал низкий поклон и провозгласил:
     - Его величество ждет вас.
     Жюв молча последовал за лакеем, который ввел его в королевский кабинет.
     Фридрих-Кристиан II  находился один в  своем просторном кабинете,  окна
которого выходили во дворцовый парк.
     Монарх был очень бледен. Глаза его были полны неизъяснимой грусти.
     Скрестив руки на груди, Фридрих-Кристиан задумчиво мерил комнату своими
длинными ногами, пытаясь разобраться в мрачных думах, терзавших его.
     Поглощенный ими,  он  сначала  даже  не  заметил появления французского
полицейского.  Но  вот  король  остановился перед  тем,  кого  пригласил  на
аудиенцию, и очень серьезно спросил:
     - Господин Жюв?
     - Слушаю, ваше величество, - отвечал Жюв в низком поклоне.
     Тронув полицейского за плечо, монарх велел ему выпрямиться.
     - Господин Жюв,  - продолжал он уже более мягким тоном, - забудьте, где
вы  находитесь,  и  забудьте на  время,  что  я  король.  Давайте  поговорим
запросто,  как мужчина с мужчиной. Мне очень хочется понять самую суть ваших
соображений. Мне нужна, как говорится, голая правда.
     Полицейский посмотрел на короля.
     - Я к вашим услугам,  ваше величество. Соблаговолите только спросить, и
я отвечу с совершеннейшей откровенностью.
     Помолчав, как бы взвешивая каждое свое слово, король начал:
     - Жюв,  вы уверены в виновности барона Леопольда, арестованного на днях
по вашему приказанию и  доставленного в глотцбургскую тюрьму?  Действительно
ли он убил английского посла?
     - Барон Леопольд,  - заявил полицейский, - сам признался мне в этом. Он
убил Гаррисона с целью грабежа. Вероятно, он убил и князя Владимира.
     - Нет! - воскликнул король.
     Фридрих-Кристиан II  произнес свое "Нет!"  с  такой энергией,  с  такой
убежденностью, что Жюв в замешательстве взглянул на него, не находя слов для
ответа.
     Король продолжал:
     - Я уверен, что Леопольд не убивал князя.
     Полицейский скептически улыбнулся:
     - Ваше   величество,   всякое   заявление  имеет   вес,   лишь   будучи
подкрепленным доказательствами.
     - Доказательства,  -  произнес монарх,  -  к  счастью или к  несчастью,
имеются...
     Он  нажал  кнопку  звонка.   Дверь  открылась,  и  появился  офицер  из
королевской охраны.
     Фридрих-Кристиан сказал:
     - Попроси того человека войти в мой кабинет.
     Прошло несколько минут,  в течение которых ни король, ни полицейский не
обменялись ни словом.
     Фридрих-Кристиан  был  бледен.  Он  машинально гладил  свои  прекрасные
черные усы.
     Жюв с  интересом ждал дальнейшего развития событий и старался сохранять
полную бесстрастность.
     Но,  несмотря на всю свою готовность к  неожиданностям,  полицейский не
мог  не  воскликнуть от  изумления,  когда  стремительно вошел,  почтительно
поклонился королю и,  выпрямившись,  посмотрел в глаза Жюву тот, кого монарх
пригласил войти.
     Вошедший был  никем иным,  как  самим бароном Леопольдом!  Вид  его был
дерзок и  надменен.  Но  было в  нем что-то такое,  что делало его несколько
необычным. Этим "что-то" был непривычный цвет волос.
     Ошеломленный Жюв изо всех сил пытался разгадать загадку.  Тем временем,
указав на вошедшего, король сказал:
     - Князь Владимир.
     И добавил:
     - Господин Жюв,  барон  Леопольд и  князь  Владимир -  один  и  тот  же
человек.
     Момент был  драматичный.  Трое присутствовавших в  кабинете недоверчиво
взирали друг на друга и, чтобы не выдавать своих чувств, старались придавать
лицам как можно более безразличное выражение.
     Молчание затягивалось. Никто не хотел начинать первым.
     Тишину прервал король. Повернувшись к Жюву, он спросил:
     - Господин  полицейский,   настаиваете  ли   вы   на  своем  обвинении?
Утверждаете ли  вы,  что барон Леопольд,  являющийся никем иным,  как князем
Владимиром,  автор преступления,  совершенного над личностью сэра Гаррисона?
Уверены ли  вы,  что он украл пять миллионов,  выплаченных моим королевством
британскому послу?
     - Дьявол!  - чертыхнулся Жюв. - Самое время помолчать, уйти от вопроса,
поговорить о погоде, о чем угодно, но только не об этом...
     Однако не  будучи наделенным душой придворного,  и  как человек чести и
совести, Жюв медленно и членораздельно, глядя прямо в глаза князю Владимиру,
- а Леопольд действительно был им! - проговорил:
     - Я утверждаю, что барон Леопольд убил сэра Гаррисона.
     Король повернулся к внезапно побледневшему князю.
     - Что скажете вы?
     Князь Владимир взял  себя  в  руки,  снова став таким же  дерзким,  как
минуту  назад.  Называя  накануне директору тюрьмы  свое  настоящее имя,  он
прекрасно понимал, какие могут быть последствия его показаний.
     - Я жертва грубой ошибки,  - говорил он тюремному чиновнику, - ошибки и
юношеской глупости. Стремясь побороть сопротивление одной молодой женщины, я
не захотел называть своего подлинного имени,  желая, чтобы она полюбила меня
просто как человека.  Так я  выдал себя за бельгийского барона.  А поскольку
она была наездницей в цирке Барзюма, не колеблясь нанялся туда конюхом. Меня
выгнали,  но я снова нанялся из-за любви. Неожиданно на меня свалилось новое
несчастье:  я  оказался похожим на какого-то преступника,  и какой-то глупый
полицейский меня арестовал.  Шутка слишком затянулась,  и я прошу признать в
моем лице князя Владимира!
     Директор тюрьмы тут  же  передал этот  удивительный рассказ во  дворец.
Через несколько часов князь Владимир был  опознан и  освобожден.  После всех
этих событий Фридрих-Кристиан II в полной растерянности телеграфировал Жюву.
     - Что скажете вы?  - спросил король князя Владимира после того, как Жюв
подтвердил свое обвинение.
     Князь пожал плечами:
     - Сир,  мне нечего сказать кроме того,  что обвинение абсурдно и  что я
прошу господина Жюва соблаговолить меня оправдать.
     Полицейский  не  убоялся  страшных  взглядов,   которые  в  него  метал
Леопольд, и ледяным голосом произнес:
     - Признание в преступлении я получил из ваших уст,  князь... Вы помните
тот вечер,  ту ночь, что вы провели возле поезда Барзюма на товарном вокзале
Кельна?
     Князь снова побледнел!
     - К чему вы ведете? - пролепетал он.
     - К  следующему,  -  отвечал Жюв.  -  Той ночью вы неожиданно оказались
лицом к  лицу с человеком в черном,  закутанным в темный плащ,  с человеком,
чье  лицо скрывалось под капюшоном,  и  вы  узнали это пресловутое одеяние и
сказали себе:  "Это Фантомас!" И Фантомасу сделали исчерпывающее признание в
совершенном вами преступлении,  а  также в  краже.  Вы  даже хвастались этим
перед тем, кого принимали за неуловимого Гения зла, но который был...
     На мгновение Жюв замолчал.
     - Который был кем? - в один голос спросили король и князь.
     - Которым был я, - просто сказал Жюв.
     - О боже!  Боже мой!  -  произнес король,  страшно побледнев,  и упал в
кресло.
     Быстро  справившись с  волнением,  Владимир снова  сделался невозмутимо
бесстрастным.  Он  улыбнулся,  а  его  нервно подрагивавшие губы открыли ряд
ослепительно белых зубов.
     - Браво!  Господин Жюв! - воскликнул он. - Вы прекрасно сыграли! Однако
придется  вашу  замечательную  конструкцию  разрушить.  И  для  этого  будет
достаточно одного слова.
     Повернувшись к королю, князь продолжил:
     - Действительно,  в  ту  ночь,  о  которой  упоминает господин  Жюв,  я
наткнулся на  человека,  которого  принял  за  Фантомаса.  Действительно,  я
хвастался перед ним якобы совершенными преступлениями и  кражами.  Но что же
это доказывает?  Лишь то, что если ты оказываешься лицом к лицу с бандитом и
не желаешь стать жертвой его ненависти,  приходится вести себя так же, как и
он.  И утверждая,  что я такой же преступник,  как и он, я сумел спасти себе
жизнь. Вот и все.
     - Вот и все, - с улыбкой на губах повторил Жюв.
     Полицейский собирался сказать еще  кое  о  чем,  но  король,  возможно,
заметив это,  а может,  не желая,  чтобы полицейский заходил слишком далеко,
остановил его.
     У Жюва, в самом деле, имелся страшный аргумент против барона Леопольда.
Для него не имело никакого значения был ли этот, с позволения сказать, барон
князем Владимиром или нет.
     Жюв,  как  мы  помним,  установил,  кому принадлежали красные отпечатки
пальцев,   оставленные  на  кровавых  банкнотах,  украденных  у  английского
дипломата.  И  он  знал,  что  при желании можно установить их  идентичность
отпечаткам пальцев князя Владимира!
     Король, однако, сказал упавшим голосом, повернувшись к французу:
     - Пока что оставим это,  господин Жюв.  Я не могу допустить,  что князь
Владимир преступник. Прощайте. Спасибо. Мы скоро увидимся.




     Весть о  столь неординарном событии быстро распространилась по  городу.
На  следующий день  после  освобождения барона Леопольда,  в  котором узнали
князя Владимира, разразился грандиозный скандал.
     Рьяные защитники трона  и  королевской семьи считали освобождение князя
справедливым  и   требовали,   чтобы  ему  были  принесены  самые  серьезные
извинения.  Другие,  в  равной мере выдававшие себя за сторонников порядка и
власти, ратовали за то, чтобы общественности было дано полное удовлетворение
и  чтобы кузен короля был оправдан на открытом процессе,  с которого он ушел
бы абсолютно обеленным.
     Город разделился на  два  лагеря,  и  споры шли  как  в  самых скромных
жилищах, так и в пышных дворцах.
     Скандал  разрастался с  каждым  днем,  и  толстые стены  дворца  короля
Гессе-Веймара не могли уберечь его величество от кривотолков.
     Как-то  вечером,  выйдя из-за стола,  королева Ядвига отозвала короля в
сторону.  Отношения между ними  были  сугубо официальными,  даже  холодными.
Довольно неудачная чета:  Ядвига была ревнива,  злопамятна и  мстительна,  а
Фридрих-Кристиан не всегда поступал,  как положено идеальному супругу. Сверх
того,  они  расходились и  во  взглядах:  кругозор короля  отличался широтой
взглядов, мировоззрение королевы было, скорее, мещанским.
     В  течение вот  уже  нескольких лет  они  обменивались одними ничего не
значившими или  официальными словами.  Потому-то  и  удивился король,  когда
королева вошла вслед за ним в его рабочий кабинет и приказала приближенным:
     - Оставьте нас.
     - В чем дело,  мадам?  -  спросил король,  величавым жестом указывая на
кресло.
     Чеканя слова, Ядвига произнесла:
     - Дело касается князя Владимира, ваше величество.
     И тут же добавила:
     - Обстановка складывается невыносимая. По городу распространяются самые
вздорные слухи о нас,  о князе,  о нашей семье... Народ требует ясности. Вам
это известно?
     - Я об этом знаю, - со вздохом отвечал король.
     - Стало быть,  вы согласны с  тем,  что в дело это нужно внести полную,
исчерпывающую ясность.
     - Все это так,  -  неуверенно проговорил король, - но каковы могут быть
последствия?
     - Какие бы последствия ни были, - подчеркнула Ядвига.
     Голос ее  звучал властно,  и  ее решительность произвела впечатление на
Фридриха-Кристиана.
     Он сам вот уже несколько дней убеждал себя, что надо что-то делать, что
необходимо набраться мужества и досконально изучить это загадочное дело.
     Но,   будучи  более  информированным,  чем  королева,  Фридрих-Кристиан
испытывал определенный страх перед тем, что может вскрыться.
     - Последствия могут быть катастрофическими,  - проговорил он, - а вдруг
князь Владимир...
     Но встав во весь рост, королева прервала его:
     - Князь Владимир невиновен, и расследование это подтвердит. Не бойтесь!
     И с металлом в голосе добавила:
     - Сир, вам необходимо дать распоряжение о созыве верховного суда. Князя
Владимира может судить только этот высокий суд.  Председателем вы  назначите
бургграфа Рунг-Касселя.
     Король вздрогнул и сделал шаг назад.
     - Вы хорошо подумали, ваше величество? - спросил он.
     - Я так решила.  Я так хочу,  - заявила Ядвига. - Только такой ценой вы
спасете свою корону.
     И королева так быстро вышла из кабинета своего сиятельного супруга, что
тот успел лишь посмотреть ей вслед.
     Фридрих-Кристиан  II  понимал,  что  королева совершенно права,  требуя
созыва верховного суда, но подозревал также, что окружение королевы...
     Несомненно, отступать было уже некуда, и оставалось одно: убедить князя
предстать перед этим чрезвычайным судилищем,  собиравшимся в  исключительных
случаях, когда дело касалось лиц королевской крови.
     Но  каково  будет  решение суда?  Фридрих-Кристиан знал,  что  бургграф
Рунг-Кассель, дуайен королевства Гессе-Веймара, был больным, ветхим, впавшим
в  младенчество старцем,  но также он знал и то,  что он был безмерно предан
королеве.  И вот, с помощью этой развалины, сообразуясь лишь с прихотью, она
собралась решать судьбу князя Владимира.
     Был князь виновен или нет?  Этот вопрос король даже не осмеливался себе
задавать...
     Но  медлить дальше было нельзя.  И  на следующий день он поручил своему
камергеру Эрику  фон  Кампфену известить народ  о  том,  что  через три  дня
соберется верховный суд  под председательством бургграфа Рунг-Касселя и  что
суд  имеет  честь  надеяться,  что  перед  ним  предстанет  его  королевское
высочество князь Владимир.




     Верховный суд собрался прямо в  королевском дворце,  в  одном из  самых
больших  его   залов.   Все   было   устроено  так,   чтобы   публика  могла
беспрепятственно входить и, при желании, присутствовать на заседании суда.
     Было  всего  девять  часов  утра,  но  служба  порядка,  размещенная  в
дворцовых садах, уже с большим трудом удерживала внушительную толпу желавших
побывать на заседании и познакомиться с подробностями процесса.
     Верховный суд должен был открыться в час пополудни.
     Накануне  вечером  князь  Владимир  явился  в  качестве арестованного в
замок. Его поместили в одном из флигелей. Естественно, вся домашняя прислуга
была  при  нем.  Ожидалось  прибытие  свидетелей,  а  также  полицейских  из
Антверпена. Жюва не пригласили.
     Для  людей сообразительных было ясно,  что этот якобы публичный процесс
будет пустой формальностью, а проще говоря - комедией.
     В  десять часов по  толпе пронесся слух,  что объявился некто,  кого не
ждали,  и что,  вероятно,  он будет давать показания.  Шепотом называли имя:
Барзюм... импресарио...
     В  самом деле,  ни  для кого не было секретом,  что знаменитый директор
познакомился с князем Владимиром, когда тот, скрываясь под именем Леопольда,
служил в его цирке конюхом.
     Что  собирался говорить  Барзюм?  Что  намеревался делать?  Приехал  ли
действительно? Вопросы оставались без ответа.
     Но,  как часто бывает со слухами, едва распространится один, как тут же
рождается новый, совершенно противоречащий первому.
     - Неправда!  -  утверждали другие.  - Барзюм не будет выступать в суде.
Его просто нет в Глотцбурге!
     Первый слух оказался,  однако,  верным.  В  десять часов утра к  левому
крылу  замка  подошел  неизвестный,   попросивший  передать  князю  визитную
карточку.
     Едва прочитав имя посетителя, бывший цирковой конюх тут же распорядился
ввести его к себе в изящный кабинет, служивший узилищем.
     Перед ним предстал Барзюм.
     Беседа князя и директора была долгой. О чем говорили они?
     Через час князь Владимир и импресарио расстались.  Но загадочный Барзюм
прежде сказал:
     - Вы совершенно снимете с  себя подозрение,  лишь назвав имя виновного.
Сделайте это! Последуйте моему совету...
     И добавил почти шепотом:
     - Я вам даю такого виновного, что лучше не сыскать: он не сможет ничего
отрицать!
     Как  жаль,  что  никто  не  слышал,  о  чем  беседовали эти  двое.  Так
называемый Барзюм говорил тихо,  постоянно прислушиваясь и озираясь,  словно
боясь,  не шпионит ли кто за ними.  Что касается князя,  то после того,  как
прошло первое удивление и смущение, он явно повеселел. Он даже торжествовал!
Он  смеялся во все горло!  Когда же,  дав последний совет,  Барзюм замолчал,
экс-конюх протянул ему руку и заявил:
     - Спасибо, Фантомас. Отныне мы связаны жизнью и смертью!
     ...Барзюм!
     ...Фантомас!
     Да,  действительно,  это  был  Фантомас,  который,  снова приняв личину
Барзюма и пренебрегая опасностью, явился с визитом к князю Владимиру.
     Что сказал Гений зла убийце сэра Гаррисона? О чем они договорились?
     Было  ясно  только то,  что  с  того рокового момента они  были связаны
каким-то ужасным секретом,  страшным сообщничеством. Обманутый в прошлый раз
Жювом,  князь Владимир потребовал от своего гостя доказательств того, что он
в самом деле был Фантомасом!
     Надо  полагать,  что  бандит  их  представил и  что  князя  они  вполне
удовлетворили,  поскольку,  не колеблясь и совершенно доверяя визитеру,  тот
заявил:
     - Отныне, Фантомас, мы связаны жизнью и смертью!
     Известно,  что Гений зла принимал подобные клятвы только при условии их
неукоснительного исполнения!
     Мнимый  Барзюм спешно покинул дворец и,  не  дожидаясь разбирательства,
которое должно было начаться с минуты на минуту, сел в свою машину, умчавшую
его в неизвестном направлении.






     Заседание  верховного суда,  которому  предстояло решать  судьбу  князя
Владимира,  проходило, по приказанию короля, под председательством бургграфа
Рунг-Касселя.
     Суд  собрался в  самом большом зале дворца,  в  котором обычно давались
особо торжественные приемы.  В длину зал имел восемьдесят метров, в ширину -
тридцать.
     Старый  бургграф занял  свое  председательское место,  строго  соблюдая
традиционный церемониал.  В  соответствии с  древней  поговоркой королевства
Гессе-Веймара,   гласившей,  что  никогда  не  следует  пренебрегать  светом
правосудия, перед ним шли два лакея с зажженными факелами в руках.
     По  английскому правилу  законодательство Гессе-Веймара предусматривало
расширенный состав членов суда и лишь одного судью.
     И  в  самом  деле,  позади  Рунг-Касселя  в  высоких  креслах восседали
представители аристократии,  официального  и  придворного  кругов.  Там  был
префект   Глотцбурга,   распорядительный  директор  дипломатической  службы,
имевший  ранг  министра,   принц  Реусский,  родственник  короля,  барон  де
Рутишеймер,  исполнявший  в  королевском дворце  обязанности лейб-консульта.
Присутствовали    и    представители    буржуазии,    выражавшие    интересы
демократических слоев.
     Все,  имевшие  право  на  ношение  мундира,  явились в  парадной форме,
остальные были в черных фраках и при орденах.
     Превращенный в  зал  суда праздничный зал  дворца был украшен полотнами
знаменитых мастеров.  Эта грандиозная галерея,  вобравшая в  себя за  долгие
годы  великое  множество  произведений изобразительного искусства высочайшей
пробы, являла собой одну из достопримечательностей города Глотцбурга.
     В наступившей тишине раздался голос герольда:
     - Заседание начинается.
     В  тот  же  момент из  небольшой дверцы в  стене  зала  показался князь
Владимир.
     На  нем  был  великолепный  дипломатический мундир,  украшенный  высшей
наградой королевства Гессе-Веймара - "Серебряным Леопардом", планка которого
была усыпана алмазами.
     Князь почтительно поклонился тем,  кто должен был решать его судьбу,  и
сел  в  кресло  красного бархата  с  золотыми позументами как  раз  напротив
бургграфа  Рунг-Касселя,  совершенно  утонувшего  в  своем  кресле  и  более
походившего на человеческую руину.
     Начался  допрос,  вести  который  было  поручено королевскому камергеру
господину Эрику фон Кампфену.
     Бесцветным и  робким голосом он  задавал князю  Владимиру бесконечные и
никчемные  вопросы,  на  которые  тот  отвечал  непринужденно и  с  завидным
изяществом.
     У обвиняемого спросили имя,  возраст, титулы, местопроживание - все то,
что было известно всем и ни у кого не вызывало сомнений.
     Наконец дело дошло и до событий, послуживших причиной созыва верховного
суда,   не   собиравшегося  в   течение   ста   пятидесяти  лет   и   теперь
останавливавшегося на  каждом шагу,  так как процедура его была основательно
забыта  и  приходилось то  и  дело  лезть  в  старинные книги  и  выискивать
надлежащие слова и жесты,  чтобы -  не дай Бог!  - не совершить какой-нибудь
бестактности или оплошности.
     Королевский камергер,  исполнявший,  по  сути,  те функции,  которые во
Франции возложены на нотариуса, начал задавать князю вопросы.
     - Скажите,  пожалуйста,  какова была цель вашей поездки из Глотцбурга в
Англию?
     Тот ответствовал:
     - Правительством мне было поручено передать пять миллионов специальному
посланнику Англии сэру Гаррисону.
     - Какова была цель этого платежа?
     - Покупка  Гессе-Веймаром  острова  в  Тихом  океане,   принадлежавшего
британской короне.
     - Почему этот платеж совершался в Антверпене?
     - Была  забастовка  моряков,   она  нас  задержала.  Дело  в  том,  что
существовала дата,  после которой началось бы начисление процентов.  В  силу
этого  я  должен  был  вручить  деньги  английскому  правительству  точно  в
назначенный срок. Впрочем, сэр Гаррисон дал мне расписку.
     - Совершенно верно,  -  подтвердил королевский камергер,  - расписка за
переданную  английскому  правительству  сумму  была  обнаружена  бельгийской
полицией на месте трагедии, на набережной Шельды.
     Королевский  камергер  обернулся  в   сторону   председательствовавшего
бургграфа,  как бы спрашивая совета у  дуайена королевства;  но тот блаженно
улыбался,  заведя глаза к  потолку и  играя дрожащими пальцами с ручкой,  из
которой было  вынуто  перо,  чтобы  бедный  старик  ненароком не  поранился,
поскольку явно не давал себе отчета в том, что вообще делал.
     По  залу  пролетел  шепоток;  тогда,  возобновляя допрос,  фон  Кампфен
сказал:
     - Князь,  народная молва  и  прочие  россказни,  которым государство не
может доверять,  не  имея доказательств,  представляют дело так,  будто ваше
высочество причастно к  загадочной кончине  сэра  Гаррисона и  будто  бы  вы
располагаете  определенными  сведениями   о   трагической  гибели   посланца
английского правительства...
     Более деликатно сказать князю Владимиру,  что он обвинялся в  убийстве,
было невозможно.
     Наступал решительный момент:  ответы князя дали бы  каждому возможность
составить свое мнение о совершившемся. Внимание присутствовавших возросло до
предела.
     Однако прекрасно владевший собой князь Владимир спокойно заявил:
     - Вот как все происходило:  пообедав в ресторане, мы с сэром Гаррисоном
решили прогуляться по набережной Шельды прежде, чем отправиться в отель, где
остановились.  При сэре Гаррисоне были те пять миллионов, что я ему вручил в
обмен  на  расписку.  Мы  шли  на  некотором  расстоянии друг  от  друга  по
совершенно пустой  набережной...  Вдруг  я  услыхал  крик  и  одновременно -
выстрел!  Узнав голос сэра Гаррисона,  я бросился к нему, но тут передо мной
возник  темнолицый  детина  с  револьвером в  руке.  Незнакомец кинулся  мне
наперерез и нанес удар такой страшной силы, что я потерял сознание и рухнул.
Я упал между двух тюков и пролежал так,  вероятно, час или два. Этот человек
и  был,  как я полагаю,  убийцей сэра Гаррисона.  Я же избежал смерти только
чудом!
     Заявление  князя  Владимира произвело посредственное впечатление -  все
ожидали рассказа более подробного и конкретного.  У чувствовавшего себя, как
на пытке, фон Кампфена не было никакого желания продолжать этот затянувшийся
допрос,  и  он  с  тоской поглядывал на  старого бургграфа Рунг-Касселя.  Но
председатель был совершенно безразличен к  происходившему и развлекался тем,
что вылил содержимое чернильницы на стол и,  макая пальцы в чернила,  что-то
рисовал на листах бумаги, лежавших перед его носом.
     Отчаявшись получить  хоть  какие-нибудь  указания,  фон  Кампфен  вновь
обратился к князю Владимиру:
     - Князь,  не  могли бы  вы  нам сказать,  что стало с  вашей сиятельной
персоной и  почему вы не поставили антверпенские власти в известность о том,
что живы?
     Князь кивнул головой:
     - Я скажу почему...  Узнав, что полиция Антверпена сочла меня погибшим,
я  решил не сообщать,  что жив.  И вот почему:  в тот момент я поставил себе
целью тайно, но чрезвычайно активно, предпринять поиски того, кто учинил это
гнусное злодейство, того, кто не только поверг в траур самые родовитые семьи
Англии,  но и  лишил меня преданного друга.  Именно по этой причине я как бы
исчез.
     Помолчав, он продолжил:
     - Я  уже  рассказывал его  королевскому величеству,  сколь разнообразны
были способы,  использованные мною для  сокрытия своей личности.  В  течение
целой недели, рискуя жизнью, я выдавал себя за простого бельгийского барона,
а затем даже за конюха. Притворившись влюбленным в наездницу одного цирка, я
искал в  его труппе возникшего передо мной в  момент совершения преступления
злодея, подозревать которого имел все основания.
     - Вы обнаружили этого человека?
     - Да, - сказал князь Владимир голосом взволнованным, но ясным.
     Это заявление вызвало в толпе волну одобрения.
     Чувствуя поддержку публики, допрашивавший спросил:
     - Вы можете назвать его имя?
     - Разумеется!   -  ответил  князь.  -  Перед  Богом  и  людьми  я  могу
поклясться,  что этим человеком,  поднявшим руку и на меня, был не кто иной,
как укротитель хищников, служивший в цирке Барзюма и носивший имя Жерара!
     Заявление было столь же  категорическим,  сколь и  неожиданным,  вызвав
неодинаковую реакцию у  присутствовавших.  Если  со  стороны возвышения,  на
котором восседали высшие придворные,  послышались оглушительные аплодисменты
в знак одобрения слов князя,  то по тесным рядам простого народа прокатилась
волна скептического ропота.
     Раздался чей-то задиристый возглас:
     - Надо бы это доказать!
     Найти  того,  кто  дерзнул поставить под  сомнение заявления князя,  не
удалось.
     Напрасно суетились стражники,  пытаясь разглядеть наглеца в толпе.  Она
не спешила выдавать того, кто выражал ее мнение.
     В это время, воспользовавшись всеобщим переполохом, неизвестный человек
проник сквозь кордон военных,  отгораживавших публику от суда, и приблизился
к возвышению, на котором заседал верховный суд.
     Неизвестный был  одет в  черное.  У  него было энергичное лицо,  острая
бородка и  вьющиеся седеющие волосы.  Все с удивлением следили за человеком,
который, не называя себя, приближался к судьям.
     Вдруг по залу пронесся шепот,  и прозвучало имя директора американского
цирка:
     - Это Барзюм! Барзюм идет!
     Человек   почтительно   поклонился   бургграфу   Рунг-Касселю,   затем,
повернувшись к королевскому камергеру, произнес звучным голосом:
     - Меня зовут Барзюм.  Я директор цирка.  Прошу суд дать мне возможность
высказаться в  связи  с  заявлением,  только что  сделанным его  королевским
высочеством князем Владимиром.
     Высокопоставленные  лица,   находившиеся  на   возвышении,   озабоченно
переглянулись,   боясь,   как   бы   этот   человек   не   слишком  усложнил
разбирательство.
     Отправить восвояси или  заставить молчать  новоявленного свидетеля было
невозможно - камергер это понимал. Смерив его суровым взглядом, он сказал:
     - Говорите, сударь... но только то, что непосредственно касается дела.
     Директор цирка  поклонился.  Совершенно безразличный к  его  появлению,
князь Владимир даже не взглянул на него.
     Тем не менее,  он вздохнул с  явным облегчением,  когда Барзюм произнес
первые слова:
     - Князь Владимир сказал правду.
     Это   заставило  высокопоставленные  лица  уже   с   большей  симпатией
посмотреть  на  свидетеля,   намеревавшегося,  судя  по  всему,  подтвердить
показания его королевского высочества.
     На это рассчитывал и сам князь.  И, разумеется, совершенно обоснованно,
так  как тот Барзюм,  что стоял рядом с  ним посреди огромного зала,  был не
подлинным Барзюмом,  а  Фантомасом,  всего  два  часа  назад  имевшим тайную
встречу с ним...
     Фантомас, чье лицо никому не было известно, продолжал:
     - Я знал о присутствии в моем цирке человека,  скрывавшегося под именем
барона Леопольда и поверившего мне свое истинное имя князя Владимира,  здесь
присутствующего.  Мы  вместе  искали злодея,  но  несмотря на  заверения его
высочества,  я  все  же  не  решался  признавать  виновным  Жерара,  который
оставался для  меня  честным человеком до  того  самого  момента,  когда  по
окончании одного из представлений в Кельне он вдруг исчез...
     Будучи справедливо обеспокоенным,  я обыскал купе, которое он занимал в
моем поезде,  и тогда,  господа,  я нашел -  увы!  -  не все пять миллионов,
похищенных у  вашего правительства,  но  лишь скромную сумму в  четырнадцать
банкнот по тысяче франков каждый.  Старательно спрятанные среди личных вещей
Жерара,  эти банковские билеты слишком свидетельствовали о  злодействе,  ибо
были испачканы кровью.
     Более  того  -  было  обнаружено нечто такое,  что  особенно доказывало
виновность этого несчастного!  Было найдено письмо,  точнее,  начало письма,
написанного рукой Жерара...
     Мнимый  Барзюм  достал  из   кармана  смятую  бумажку  и   протянул  ее
королевскому камергеру.
     - Соблаговолите ознакомиться, сударь, - сказал он, - с этим письмом.
     Королевский камергер побледнел.  Он  все  боялся какого-нибудь подвоха.
Пока разбирательство шло  по  благоприятному для  князя Владимира руслу,  но
никогда не знаешь, как повернется публичное слушание.
     Чуть дрожащим голосом камергер прочитал:
     "Я признаюсь, что убил..."
     Он остановился.
     - Ну, что? - послышалось со стороны возвышения. - Что дальше?
     Покачав головой, камергер тихо сказал:
     - Больше ничего... Это - все...
     "Барзюм" решил вмешаться:
     - Извините,  господа!  Господин камергер не  все  дочитал.  После слова
"убил"  Жерар  написал еще  одну  букву,  одну-единственную,  но  совершенно
понятную и  крайне значительную.  Читайте,  господин камергер,  и вы увидите
букву  "Г",  позволяющую заключить,  что  мучимый  угрызениями совести Жерар
таким образом начал свою исповедь.  Он письменно признал,  что убил Г..., то
есть   Гаррисона!   Неожиданное  обстоятельство  помешало   ему   продолжить
признания!
     - Какое  же  это  было  обстоятельство?   -  задал  вопрос  королевский
камергер.
     И тогда жутким, заставившим толпу вздрогнуть, голосом Фантомас изрек:
     - Смерть... господа! Жерар умер, покончив с собой!
     Присутствовавшие долго шептались.  Дело становилось все  более и  более
интригующим.
     Толпа снова стала сочувствовать князю Владимиру.
     Слушания продолжались,  и суд намеревался задать еще несколько вопросов
Барзюму,  как  вдруг  появился герольд  и  объявил,  что  начальник немецкой
полиции просит предоставить ему слово.
     - Пусть  войдет,  -  ответил королевский камергер,  пытаясь скрыть свои
опасения и  волнение.  Появление новых свидетелей заставляло его  нервничать
все сильнее.
     В зале появился толстый полицейский, облаченный в тесный редингот.
     В  руках у него была рукопись,  которую после традиционного приветствия
он начал монотонно зачитывать.
     Однако слушали его  очень  внимательно,  поскольку то,  что  он  читал,
содержало сведения об обнаружении под Кельном изуродованного трупа Жерара.
     Труп  был  опознан  многими.   Несомненно,   это  было  тело  человека,
исчезнувшего из цирка.  Заявление полицейского подтвердило полностью и  даже
дополнило  свидетельство Барзюма,  которое,  в  свою  очередь,  подтверждало
заявление князя Владимира.
     Немецкий полицейский продолжал дачу показаний.
     - Трудно поверить,  -  заметил он,  -  в самоубийство Жерара. Напротив,
кажется, что этот человек был убит после жестоких пыток.
     Это заявление всех взволновало, в народе послышался ропот.
     До  полного  раскрытия  тайны  было  явно  далеко,   но,   предчувствуя
опасность, королевский камергер прервал свидетеля.
     - Замолчите...   В  задачу  верховного  суда  Гессе-Веймара  не  входит
выяснение  обстоятельств,   при  которых  умер  этот  несчастный,  самолично
признавшийся в совершении преступления, что и было доказано.
     Помолчав, камергер продолжил тоном торжественным и многозначительным:
     - Объявляю  расследование дела  князя  Владимира  законченным  и  прошу
господина  бургграфа Рунг-Касселя,  председателя настоящего верховного суда,
объявить от имени государства свое решение.
     Раздались  робкие  протестующие голоса.  Но  бурные  и  продолжительные
овации  заглушили  их.  Высокопоставленные лица  были  явно  удовлетворены и
считали,  что в дело князя Владимира внесено достаточно ясности и потому оно
могло быть закрыто.
     Для  этого  юридического  фарса  не  хватало  эпилога,   и,  подойдя  к
бургграфу, камергер короля что-то шепнул ему на ухо.
     Пребывавший почти в бессознательном состоянии старец с трудом оторвался
от  своего кресла.  Тело  его  тяжело качнулось,  и  из  его  недр  вылетело
несколько нечленораздельных слов,  которые  камергер  поспешил воспроизвести
громким голосом:
     - Господин  бургграф,   председатель  верховного  суда,   объявил  свое
решение.
     И,   облекая  свои   слова   в   затейливые  архаические  формулировки,
королевский  камергер  подтвердил  приговор,  который  с  замиранием  сердца
ожидали все:
     - Князь Владимир невиновен.
     Страшный гвалт  наполнил зал.  Понять -  поддерживала или  нет  публика
вынесенное решение -  было невозможно.  Лишь со  стороны возвышения долетали
возгласы полного удовлетворения.
     Камергер собирался уже  закрывать заседание,  как  вдруг  ему  передали
какую-то  телеграмму.  Зачитав ее,  он сначала побагровел,  а  потом страшно
побледнел.
     Неприятная неожиданность, которой он так боялся, все же произошла!
     Депеша  поставила суд  в  крайне  затруднительное положение,  исправить
которое было почти невозможно. Страсти в зале накалились.
     Оказавшаяся в  руках фон Кампфена телеграмма была отправлена из Кельна,
где все еще стоял поезд Барзюма, она гласила:
     "Я   только   что   обнаружил   и   арестовал  участницу  преступления,
совершенного в Антверпене,  и убийцу дрессировщика Жерара.  Это - Элен, дочь
Фантомаса".
     Ниже стояла подпись: "Барзюм".
     Изумленная публика взвыла:
     - Барзюма! Барзюма сюда! Где Барзюм? Что значит эта телеграмма, если он
только что был здесь?
     Тот,  кто  смог бы  установить личность недавно выступавшего свидетеля,
без особого труда понял бы суть произошедшего.
     В  то  время,  как  великолепно загримированный под Барзюма Фантомас из
непонятных  пока  что  побуждений явился  дать  ложные  показания,  стремясь
отвести подозрение от князя Владимира,  настоящий Барзюм, вернувшись в Кельн
и  оказавшись в  своем  поезде,  должно быть,  действительно обнаружил нечто
весьма странное и  потрясающее,  если решился послать телеграмму в  судебные
инстанции Гессе-Веймара,  извещая  об  аресте  женщины,  известной как  дочь
Фантомаса.
     В зале заседания стоял неописуемый беспорядок.
     В   то   время  как  придворные  толпились  вокруг  князя  Владимира  и
поздравляли его  с  признанием невиновности,  а  также  с  раскрытием с  его
помощью преступника,  в глубине зала,  там,  где толпился народ, раздавались
недовольные  и  возмущенные  крики,  а  также  требования  немедленно  найти
Барзюма,   чтобы  этот   странный  свидетель  объяснил  свое  противоречивое
поведение.
     Увы!   Барзюм  исчез,   испарился!   Не   дослушав  до   конца  депешу,
Барзюм-Фантомас поспешил стушеваться.
     Узнав об  аресте дочери,  бандит страшно побледнел.  Он вскочил в  свою
гоночную машину и помчался прочь из этого королевства.
     В Глотцбурге пробило четыре часа.
     Надо было кончать со всем этим правосудием, и начальник охраны приказал
своим людям разогнать толпу.
     Ударами в спину солдаты поторапливали задержавшихся.
     Вдруг в  одной из  дверей произошла давка:  столкнулись двое.  Взглянув
друг на друга, они одновременно воскликнули:
     - Жюв!
     - Фандор!






     В  тот  момент,  когда в  столице Гессе-Веймара начался суд  над князем
Владимиром, цирковой поезд находился в Лаутербахе, на границе с Германией, у
входа  в  туннель,  заканчивающийся Дортом,  первой железнодорожной станцией
Гессе-Веймара.
     В  служившем  Барзюму  рабочим  кабинетом  купе  находились  двое:  сам
директор  и  наездница  Могадор.  Барзюм  стоял,  скрестив  руки  на  груди.
Пристально глядя в глаза девушке,  он уже в двадцатый раз задавал один и тот
же вопрос:
     - Мадемуазель, я прошу, я требую, чтобы вы сказали правду, всю правду.
     Устало пожимая плечами, но совершенно твердым голосом Элен отвечала:
     - Мне нечего вам сказать, господин директор. Мне нечего вам сообщить.
     - Извините, но я прошу вас объяснить, как вы попали в мой поезд, откуда
прибыли и куда направлялись?
     Подняв свои большие глаза на импресарио, Элен спросила, в свою очередь:
     - Для чего это вам надо знать?  И вообще,  господин Барзюм,  что значит
этот допрос?
     Последний вопрос вывел из себя обычно уравновешенного американца.
     - Не вам, - заорал он, - это объяснять! Полагаю, вы догадываетесь - для
чего!
     - Нет, не догадываюсь, - твердо сказала Элен.
     - Ну так слушайте!
     Вопреки своему  обычаю  бешено жестикулируя,  Барзюм подбежал к  столу,
взял телеграмму и издали показал ее девушке:
     - Несчастная! Знаете ли вы, что это такое?
     Девушка снова пожала плечами:
     - Нет, не знаю.
     - Так знайте! Это сообщение антверпенской полиции! Теперь вы понимаете?
     - Нет, не понимаю.
     - В  самом деле?  Что  ж,  тогда я  объясню.  Однако вы  неплохо умеете
притворяться!
     Элен встала.
     - Вы хотите меня оскорбить? - сказала она.
     Девушка была  готова уйти,  но  повелительным жестом Барзюм приказал ей
сесть.
     - Таким женщинам, как вы, - гневно, с металлом в голосе заявил он, - не
приходится  обижаться.  Лучше  перестаньте  ломать  комедию  и  признайтесь.
Полиция известила меня,  что вы,  по  всей вероятности,  и  есть та женщина,
которая замешана в убийстве сэра Гаррисона.  Я просто не в состоянии -  черт
побери!  -  разобраться во  всех сообщениях,  поступающих со всех сторон!  Я
никак не могу понять,  жив или мертв этот князь Владимир!  Ну! Отвечайте же!
Являетесь ли вы той загадочной беглянкой?!
     Легкая улыбка осветила лицо девушки.
     - Да,  я  именно та женщина,  которая замешана в антверпенском деле,  -
ровным голосом сказала Элен.
     - Стало быть,  вы -  убийца! Это вы убили несчастных дипломатов? Но это
не все! Я вас подозреваю еще и в совершении других преступлений!
     Возмущенная Элен вскочила:
     - Уверяю вас,  господин директор,  я невиновна. А ваши обвинения просто
чудовищны!
     Но Барзюм ей не верил. Не мог верить.
     - Молчите!  - заорал он. - Вы! Несчастная! Вы убили Гаррисона! Вы убили
князя Владимира!  И я абсолютно уверен,  что именно вы,  мадемуазель,  убили
моего бедного Жерара!
     Это новое,  внезапно нависшее над ее  головой обвинение как бы  придало
Элен силы.  Теперь уже она пошла в  наступление и,  вперя в  импресарио свой
энергичный ледяной взгляд, крикнула:
     - Это неправда,  господин директор!  Я не убивала Жерара!  Я не убивала
никого! И мне ничего не известно обо всех этих темных делах! Клянусь честью!
     Барзюма понесло.
     - Ах,  какая трогательная клятва!  - кричал он. - Ах, как я ей поверил!
Но нет! С меня довольно вашего вранья! Лучше признавайтесь!
     Элен гордо тряхнула головой и произнесла:
     - Даже если бы мне пришлось умереть, я не признаю ужасных преступлений,
которые вы мне приписываете!
     В ее голосе прозвучала такая искренность, что американец смутился.
     - Однако,  - проговорил он, - все складывается не в вашу пользу. Каждый
факт - обвинение против вас.
     - Обвинение не есть доказательство, господин директор.
     - Доказательства... их вам представит полиция.
     Наездница вздрогнула.  Смертельно побледнев,  она сказала прерывающимся
голосом:
     - Как? Вы собираетесь меня передать полиции?
     - Вот именно,  -  заявил Барзюм.  - И я это уже сделал. Мною направлена
телеграмма в  органы правосудия Гессе-Веймара.  Я  телеграфировал,  что вы -
преступница.
     И тут же упрямо добавил:
     - Мне в  цирке не нужны убийцы!  Это во-первых.  А во-вторых,  я сыт по
горло всей этой жутью.  Я уже не могу спать спокойно.  Итак,  да или нет? Вы
признаетесь?
     Элен снова отрицательно покачала головой:
     - Мне не в чем признаваться.
     - Тогда вам придется сегодня ночевать в тюрьме.
     Эту угрозу Барзюм произнес решительно и неумолимо.
     - Нет! - внезапно послышалось в купе.
     Барзюм и  Элен  вздрогнули.  Рядом  с  ними  стоял  человек,  незаметно
вошедший в  кабинет.  Его  ответ  на  угрозу  директора прозвучал спокойно и
властно.
     Элен резко обернулась,  пытаясь понять,  кто так своевременно пришел ей
на помощь, и страх сковал ее...
     Барзюм тоже поднял голову и от ужаса едва не потерял сознание.
     Перед импресарио стоял человек,  не узнать которого он не мог.  Это был
он сам, второй Барзюм во плоти!
     Директор задрожал.  Холодный пот выступил на его лбу.  Слова застряли в
горле. Однако оцепенение и ужас Барзюма длились всего несколько мгновений.
     Он был взбешен.
     - Кто вы такой,  сэр?  -  крикнул он,  подскочив к двойнику.  - Что вам
нужно?
     Пришелец самоуверенно отвечал:
     - Кто я?  Никто...  или кто угодно... как захочу... у меня сто лиц... и
даже - ваше. А что мне нужно, Барзюм? Мне нужна свобода этого ребенка, моего
ребенка!
     - Фантомас!  Это Фантомас!  -  закричала Элен, не дав бандиту закончить
фразу. Она тяжело дышала, глаза блуждали.
     Настоящий Барзюм отступил на  шаг,  едва заслышав зловещее имя.  И  ему
вдруг все стало ясно.
     Так значит,  существуют два Барзюма?  Он сам и  этот,  который на самом
деле - Фантомас.
     Теперь  импресарио  понимал  происхождение  всех   загадочных  событий,
доводивших его чуть ли не до сумасшествия.
     И все же он оставался несчастным директором цирка, не способным постичь
всю глубину происходившего.
     - Фантомас! - лепетал он. - Это Фантомас...
     Тем временем бандит, Гений зла, подошел к нему вплотную.
     - Вот именно,  -  куражился он.  - Вот именно! Фантомас! И потому я вам
приказываю...  даю две минуты на  размышление...  две минуты жизни,  Барзюм.
Итак, отпустите этого ребенка. Элен должна быть свободной.
     - Убийца! - взвыл Барзюм. - Никогда! Запугать...
     - Тогда вы сейчас умрете.
     Гений зла ухмылялся.  Он стоял лицом к лицу с импресарио,  который явно
был не способен защищаться.
     - Неужели,  господин Барзюм,  вы полагаете,  что я спокойно позволю вам
разрушать мои планы?  Очень жаль.  Несмотря на ваш умный вид,  вы были всего
лишь глупцом. Я сказал "были", потому что вас больше нет. Вы уже мертвы!
     В  руке  Фантомаса сверкнул  кинжал,  и  отточенная сталь  прочертила в
воздухе дугу. В этот момент страшный крик потряс бандита.
     До сих пор молча наблюдавшая за мужчинами Элен вдруг бросилась к ним.
     - Барзюм! Берегитесь! - крикнула она. - Уступите! Иначе он убьет вас!
     Увы! Было поздно. Кинжал со свистом рассек воздух и опустился. Раздался
глухой удар, а затем жалобно вскрикнул Барзюм: Его безжизненное тело рухнуло
на пол.
     - Право же,  -  сказал Фантомас,  спокойно обтерев кинжал о  занавеску,
закрывавшую маленькое оконце,  и убрав его обратно в ножны, - право же, дитя
мое,  ты рассуждаешь,  как дурочка.  Так или иначе,  этот человек должен был
умереть. И потому...
     Фантомас был очень бледен и робко смотрел на дочь. В его голосе звучала
тоска.
     Нет, конечно, не о только что совершенном злодействе он сожалел! Еще не
остывший труп Барзюма не вызывал в  нем никаких эмоций!  С  явным страхом он
поглядывал на стоявшую перед ним дочь!
     Элен с трудом сдерживала себя.
     - Подойди ко мне, - позвал он ее. - Скажи, ты меня любишь?
     Указав  на  труп,  Фантомас решил  использовать этот  главный,  как  он
считал, аргумент.
     - Взгляни!  -  сказал бандит.  -  Для того,  чтобы тебя освободить, мне
пришлось убить этого человека.  Видишь,  как я тебя люблю? Я был очень-очень
далеко отсюда,  когда узнал,  что  этот  жалкий директоришка держит тебя под
арестом.  Он  послал телеграмму в  верховный суд Гессе-Веймара.  Я  сразу же
бросился сюда. Теперь ты понимаешь, как я тебя люблю, доченька?
     Фантомас осекся.  Услышав все это,  Элен отпрянула.  Щеки ее пылали.  В
зрачках  горел  огонь  ненависти.  С  глубоким презрением в  голосе  девушка
ответила:
     - Фантомас,  вы жалкий негодяй!  Не было никакой нужды в  убийстве ради
моего спасения! Я, как и многие, верю в правосудие! Разумеется, угроза сдать
полиции меня напугала!  Но,  в конце концов, я смогла бы защититься. Не ради
меня вы убили, Фантомас!
     - Нет! Только ради тебя!
     - Не лгите!  Вы убили Барзюма ради вашего очередного злодейского плана.
Вы вызываете ужас! Я вас ненавижу!
     - Элен! Элен!
     - Я вас ненавижу!  -  грозно повторила невеста Фандора. - Вы воплощение
зла! О, как я вас ненавижу! Как я вас ненавижу!
     Фантомас стоял,  опустив голову.  Слова  девушки были  для  него  самым
страшным приговором.
     Однако он  вскоре взял себя в  руки.  Подняв голову,  посмотрел девушке
прямо в глаза.
     - Элен,  замолчи! - приказал Гений зла. - Ты не имеешь права оскорблять
отца.
     Девушку снова взорвало.
     Она скрестила руки на груди и пошла прямо на Фантомаса,  смотря на него
в  упор.  Подойдя к  нему так,  что лица их  едва не касались,  она,  словно
выстрелом, обожгла его страшными словами:
     - Это вам,  Фантомас,  следует замолчать!  Жерар мне все сказал. Я знаю
правду.   И  не  пытайтесь  отрицать!   У  меня  есть  доказательства.   Они
неопровержимы.  Фантомас!  Вы мне не отец!  Нас ничего не связывает.  Я  вам
ничем не обязана.  Вы не имеете на меня никаких прав. Идите! Ступайте прочь!
Я прогоняю вас!
     Сраженный этими речами, Фантомас едва не упал на диван.
     Его  дочь,  или  та,  кого он  считал своей дочерью,  тоже знала жуткую
тайну!
     Увы,  это  было  именно так!  Элен,  которую он  всю  жизнь  любил  как
собственную дочь, не была его ребенком.
     Там,  в  Натале,  когда над  его равнинами метался огненный флаг войны,
была совершена подмена.
     Старая кормилица Литеция вместо ребенка Фантомаса, которого он не знал,
но страстно хотел иметь, подложила другую девочку, Элен.
     Это было известно лишь одному человеку на свете:  укротителю Жерару.  И
перед смертью Жерар все рассказал!
     Фантомас был сражен, уничтожен. Страшное отчаяние охватило его.
     Но через несколько секунд он снова крепко стоял на ногах!  Ничто,  даже
самые свирепые бури не могли его согнуть!
     - Элен!  - прохрипел бандит. - Пусть ты не моей крови, но ты дитя моего
сердца!  Я  не хочу,  чтобы ты отказывалась от меня!  Я хочу,  чтобы ты меня
любила!
     - Я ненавижу вас из-за ваших злодейств!
     - Элен! Ты мне нужна! В тебе все мое счастье!
     - Вы не заслуживаете счастья!
     - Элен, я не хочу тебя терять...
     - Уходите,  Фантомас! Хотя вы не мой отец, не знаю, что удерживает меня
от того, чтобы вас убить.
     Чтобы не  упасть,  Элен схватилась за  гардину.  Силы ее оставили,  эта
трагическая сцена истощила ее.
     Но понемногу она начала приходить в себя.
     - Вы вызываете в моем сердце ужас, - произнесла она. - И все же мне вас
жаль,  поскольку именно сегодня для  вас  начинается новая  жизнь,  жизнь  в
покаянии. Прощайте, Фантомас! Прощайте навеки!
     И,  не повернув головы, девушка направилась к двери. Она уже взялась за
ручку, чтобы выйти, спрыгнуть с поезда, и, возможно, исчезнуть навсегда, как
вдруг взбешенный Фантомас вскочил.
     - Нет!  -  заорал он. - Я не хочу, чтобы ты ушла вот так! Ты останешься
со мной, чего бы это мне ни стоило!
     И,  не дав девушке времени для того,  чтобы как-то защититься, бросился
на нее, едва не сбив с ног.
     Внезапно бандит издал пронзительный свист.




     - Жюв!
     - Фандор!
     Когда   толпа   медленно   расходилась  после   заседания   суда,   Жюв
почувствовал,  что чья-то рука легла на его плечо. Он беспокойно обернулся и
увидал своего верного друга, Жерома Фандора.
     Оказавшись на улице, Жюв спросил, задыхаясь от волнения:
     - Ты здесь? Какими судьбами?
     Появление Фандора в  Глотцбурге требовало объяснения.  И  в двух словах
Жером удовлетворил тревожное любопытство Жюва.
     - В  Дакаре  я  сошел  с  теплохода  и  поплыл  обратно,  решив  срочно
вернуться.  По  сведениям,  доходившим  туда,  можно  было  понять,  что  вы
возобновили войну с Фантомасом, и я решил, что вам нельзя рисковать жизнью в
мое отсутствие.
     При этих словах слезы навернулись на глаза Жюва.
     - Ах, малыш, малыш!
     Но Фандор не дал Жюву долго умиляться.
     - Во  Франции мне  стало  известно все,  что  произошло в  Антверпене и
поезде Барзюма. Вот уже пять дней, как я мечусь по белу свету в поисках вас.
И только здесь нашел.
     Жюв снова был готов к борьбе.
     - Прекрасно, - сказал он. - Происходит такое... Ты знаешь, что с Элен?
     - Да,  я знаю,  где она,  -  прервал полицейского Фандор.  -  Я в курсе
трагедий, которыми вы сейчас занимаетесь.
     Внезапно журналист остановился.
     - Ага!  -  воскликнул Жюв.  -  Теперь,  я вижу, и ты понял, что Барзюм,
который появлялся здесь... Как ты думаешь, кто это был?
     - Фантомас!  -  уверенно ответил журналист.  -  Настоящий Барзюм сейчас
сидит в своем поезде. Там-то мы его и найдем.
     На это полицейский с сомнением покачал головой:
     - Слишком поздно. Поезд наверняка уже ушел.
     Друзья  выходили  из  дворцового парка.  Держа  Фандора  за  руку,  Жюв
объяснил:
     - Фантомас-Барзюм исчез. Где он теперь? Я не знаю. Боюсь, что где-то на
пути к цирку.  Сегодня специальный поезд должен стоять у входа в туннель, на
границе с Германией,  а точнее, в Лаутербахе... Его отправление назначено на
5.30. Сейчас четыре часа двадцать минут. Мы не успеваем...
     Жюв был расстроен. Фандор в отчаянии кусал губы.
     Вдруг он воскликнул:
     - Жюв, нельзя, чтобы Фантомас оказался рядом с дочерью. Надо остановить
этот поезд. Куда он направляется?
     - Из  Гарца,  через туннель,  поезд попадает в  Дорт,  в  Гессе-Веймар,
потому что туннель проходит под границей.  Куда он направится затем -  я  не
знаю.
     - Что же делать? - стонал Фандор. - Как бы нам попытаться...
     - Вот что!  -  воскликнул полицейский.  -  В Германии я ничего не смогу
сделать,  задержать поезд в Лаутербахе мне не удастся.  Но в Дорте, - если я
окажусь  там  вовремя!   -   пользуясь  полномочиями,  предоставленными  мне
Фридрихом-Кристианом II, я смог бы это сделать.
     Друзья срочно принялись за осуществление плана Жюва.
     Они бросились к дворцовым службам.  Жюв был аккредитован при дворце,  и
прислуга его знала. Назвав пароль, он направил Фандора в королевский гараж.
     - Фандор,  -  торопил полицейский приятеля,  -  бери машину и попытайся
оказаться в  Лаутербахе до  отхода  поезда.  Если  сможешь,  сядь  на  поезд
Барзюма.  В  Дорте,  как  только  он  выйдет из  туннеля,  я  постараюсь его
остановить.






     Фандор сделал невозможное!
     В то время,  как Жюв на машине, которую вел королевский шофер, мчался в
Дорт, где рассчитывал остановить поезд Барзюма, Фандор быстрее ветра летел в
Лаутербах.
     План Жюва был прост, и Жером его прекрасно усвоил.
     - Мне надо быть на  месте до  отправления циркового поезда,  -  твердил
журналист.  -  Возможно, жизнь Элен под угрозой. Жизнь Барзюма - несомненно.
Надо во что бы то ни стало схватить Фантомаса!
     Обуреваемый этими  мыслями,  рискуя жизнью на  каждом повороте,  Фандор
гнал машину,  перелетая с  горы на  гору,  как метеор,  мчась в  направлении
станции Лаутербах.
     Прибыл ли он вовремя?
     Фандор ударил по тормозам и  бросил машину к бордюру тротуара маленькой
станции у входа в туннель.
     В два прыжка он пересек зал ожидания и выскочил на перрон.
     Находившиеся там служащие станции смотрели на него с недоумением.
     - Где поезд Барзюма? - крикнул он им. - Где он?
     Ему указали рукой на вход в туннель. Три красных огня последнего вагона
быстро исчезали под черными сводами.
     Поезд ушел!
     - Опоздал! - простонал Фандор и разрыдался. - Слишком поздно...
     Но, быстро взяв себя в руки, он спросил у дежурного по станции:
     - Где ваш начальник?
     Тот стоял рядом.
     - Это ужасно!  -  кричал немец.  - Вагоны расцепились. С паровозом ушел
только один вагон!  И  мне  даже не  известно,  кто  ведет поезд!  Настоящий
машинист здесь!
     В этот момент к нему подскочил Фандор:
     - Где телефон? Где ваш телефон?
     Возмущенный столь бесцеремонным обращением, начальник станции крикнул:
     - А кто вы такой? И что вам здесь надо?
     - Мое имя вам ничего не скажет. Но мне срочно нужен телефон.
     - Зачем?
     - Боже мой!  -  орал Фандор,  тряся немца за плечи.  - Телефон! Где ваш
телефон?
     И видя, что тот готов был позвать на помощь, журналист простонал:
     - Вы что...  не знаете,  что происходит? В том вагоне уезжает Фантомас!
Да!  Да! Бандит Фантомас! И Жюв, полицейский Жюв, сейчас находится на другом
конце туннеля, чтобы остановить поезд. Мне нужно срочно его предупредить!




     Фандор битых десять минут втолковывал немцу серьезность происходившего,
прежде чем оказался у телефона с двумя наушниками на голове.
     - Алло! - кричал журналист. - Алло!
     Он попросил связать его с Дортом.  От опасения,  что Жюв, возможно, еще
не доехал до места, его прошиб пот.
     Телефон работал плохо. Фандор нервничал. Наконец брякнул звонок.
     - Алло! - завопил журналист. - Дорт? Это Дорт?
     - Дорт слушает.
     - Позовите начальника вокзала.
     - Кто его просит?
     - Да  позовите  же,  черт  побери!  Говорит  Жером  Фандор,  спросите у
начальника: Жюв...
     Вдруг Фандор крикнул:
     - Не вешайте! Бога ради, не вешайте трубку!
     Но на другом конце провода послышались короткие гудки.
     Фандор собирался снова вызвать Дорт, но в этот момент в трубке раздался
знакомый голос... голос Жюва.
     - Алло! Фандор, это ты?
     - Да! Я! Я!
     - Как дела?
     - Я опоздал, Жюв. Поезд ушел.
     Связь прервалась снова.  Через три минуты,  услышав голос Жюва,  Фандор
продолжил:
     - Поезд на  моих глазах скрылся в  туннеле.  Вы сможете его остановить,
Жюв?
     - Да, смогу.
     - Какие меры вами приняты?
     - Подожди! Сейчас!
     Жюв, должно быть, отошел, так как Фандор больше ничего не слышал.
     Секунды тянулись бесконечно.  Наконец журналист услышал,  как  Жюв взял
трубку.
     - Алло! Жюв?
     - Да! Я!
     И Жюв принялся размеренным голосом успокаивать Фандора.
     - Не беспокойся,  малыш,  я  все предусмотрел.  Я обязательно остановлю
этот поезд.
     До боли в  пальцах сжимая телефонную трубку,  Фандор продолжал задавать
свои вопросы:
     - Жюв, что именно вы сделали? Какие меры предосторожности вами приняты?
     - Все подготовлено для того, чтобы его направить на запасной путь.
     - Жюв,  вы  все сделали,  чтобы не было человеческих жертв?  Не следует
бросать поезд Барзюма на буфер. В поезде Элен. Вы слышите? Жюв, там Элен!
     Голос Жюва был более спокойным.
     - Во сколько отошел поезд, Фандор? Кто его ведет?
     - Неизвестно!   Вагоны   расцепились!   Уехали   только   локомотив   и
директорский вагон. Не направляйте поезд на буфер!
     Тревожное состояние не  покидало журналиста.  Жюв едва успевал отвечать
на его вопросы.
     Он успокаивал друга.
     - Семафор закрыт, Фандор.
     - Жюв, Фантомас поедет на красный. Он сделает все, чтобы убежать.
     Жюв начал раздражаться.
     - Не кричи,  Фандор,  -  говорил полицейский. - Дай мне сказать, что мы
тут сделали.  На  буфер мы  набросали тюки с  соломой.  Сверх того,  развели
рельсы. Они зажмут колеса, и поезд остановится сам.
     - Стало быть, опасности нет?
     - Никакой, малыш. Успокойся.
     Начальник станции потянул журналиста за рукав.
     - Ваш друг не учел следующего,  -  сказал немец,  - внутри туннеля есть
возможность так направить поезд, что он не попадет на запасной путь в Дорте.
     Фандор вновь заорал в трубку:
     - Жюв,  тут  говорят,  что  в  туннеле можно сделать так,  что поезд не
попадет на запасные пути! Вам это известно?
     - Минутку, Фандор.
     Какое-то время телефон молчал. Затем Жером снова услыхал голос Жюва:
     - Ничего нового ты мне не сообщил. Мы все предусмотрели. Держим паровоз
под парами. Если специальный поезд пролетит мимо, мы его догоним.
     Фандор был на грани обморока. Трубку взял начальник вокзала.
     - Алло,  герр  полицейский,  -  сказал немец,  -  действительно ли  ваш
локомотив под хорошим паром? Готов ли он?
     - Пока что  не  хватает трех атмосфер,  -  отвечал Жюв.  -  Но  кочегар
работает вовсю.
     На несколько минут телефон замолчал.
     И вот снова у аппарата Фандор:
     - Жюв!  Жюв!  Вы уверены,  что давление в  котле поднимается достаточно
быстро?
     Ответа не последовало. Жюв отошел.
     Журналист не переставал вызывать Дорт.
     - Господин начальник,  -  обратился он к  своему соседу,  -  во сколько
точно поезд отошел от вашей станции?
     - В 5 часов 50 минут. Точно по расписанию.
     Тут раздался звонок телефона. Это был Жюв.
     - Алло! Фандор! В котором часу отошел поезд Барзюма?
     - Я только что уточнял. В пять часов пятьдесят минут, Жюв!
     - Прекрасно...  Чтобы проскочить туннель на максимальной скорости,  ему
потребуется сорок пять минут.  Сейчас шесть двадцать.  У  нас есть еще минут
пятнадцать...
     - Жюв? Какое давление?
     - Пока недостает двух атмосфер.
     - Ладно... Хорошо...
     Фандор  принялся  следить  за  стрелками  часов.  Журналист был  крайне
возбужден.
     - Господин начальник,  - снова обратился он к немцу. - Жюв говорит, что
поезду потребуется от сорока пяти до сорока восьми минут.
     - Совершенно верно.  Экспрессы проходят туннель за  сорок пять -  сорок
восемь минут.
     - Значит, через пять минут...
     - О да!  -  прервал его начальник станции. - Через пять минут эта драма
завершится. А через две минуты герр Жюв узнает о приближении поезда.
     - Каким образом?
     - По гулу в туннеле.
     Фандор схватил телефон:
     - Алло! Жюв! Ваш паровоз готов?
     - Почти, малыш.
     - Осталось четыре минуты.
     - Да. Мы готовы.
     - Жюв,  мне сказали,  что за  три минуты до появления поезда из туннеля
должен послышаться сильный гул. Вы слышите что-нибудь?
     - Нет. Пока что ничего не слышим.
     Оставалось ровно  три  минуты.  Сжав  кулаки так,  что  ногти впились в
ладонь, Фандор ждал известий о поезде, бледнея с каждой секундой.
     - Жюв, что-нибудь слышите?
     - Ничего.
     - Жюв, паровоз готов?
     - Да. Давление в норме.
     Прошла еще минута.
     - Жюв, что-нибудь слышно? Алло! Алло!
     Связи не было.  Смертельно бледный,  с бешено стучавшим сердцем, Фандор
крутил диск, пытаясь связаться со станцией в Дорте.
     Так прошло еще четыре минуты.
     - Алло! Жюв?
     - Да, Фандор!
     - Ну что?
     - Пока тихо.
     Из груди Фандора вылетел крик отчаяния:
     - Это  невозможно!  Уже сорок девять минут,  как поезд Барзюма ушел,  а
чтобы пройти туннель, ему нужно всего сорок пять!
     Из трубки долетали слова команд, которые Жюв давал в Дорте.
     - Алло! Жюв! - орал журналист. - Вы слышите гул?
     - Почему-то нет...
     Происходило что-то совершенно необъяснимое.
     В  течение  пятнадцати  минут,   не  переводя  дыхания,   Жером  Фандор
накручивал диск,  стучал по рычагам,  кричал,  вызывая Жюва.  Связь, однако,
была: до журналиста постоянно долетали отголоски команд Жюва.
     - Алло!  Фандор!  -  наконец  послышался  громкий  голос  полицейского,
вернувшегося к телефону.  -  Здесь мне говорят,  что,  по всей видимости,  в
туннеле что-то  произошло...  Вот  уже двадцать минут,  как поезд должен был
появиться,  а  мы его даже не слышим.  Ты уверен,  что он вышел в пять часов
пятьдесят минут?
     - Абсолютно!
     Отложив трубку, журналист спросил начальника станции:
     - Что делать? Поезд так туда и не пришел...
     Поразмыслив, немец предложил:
     - Здесь имеется паровоз... на ходу... не хотите ли прокатиться до Дорта
сами и проверить,  что там случилось?  Думаю,  вы непременно встретите поезд
Барзюма, из туннеля ему просто некуда деться.
     Фандор схватил трубку.
     - Алло! Жюв! - крикнул он. - Здесь под парами стоит еще один паровоз. Я
сажусь  на  него  и  еду  к  вам.  Боже!  Как  бы  я  хотел  обнаружить этот
фантастический поезд!




     В  Дорте,  на противоположном конце туннеля,  стоял Жюв.  Он не находил
себе места от нетерпения. Прошло полчаса, как Фандор объявил о своем отъезде
из Лаутербаха. Бросив телефон, Жюв примчался сюда.
     Он   был  ни  жив,   ни  мертв.   Фантазия  рисовала  ему  всевозможные
неожиданности. Одна страшней другой!
     И в самом деле, произойти могло всякое.
     Поезд Барзюма не  показывался.  Стало быть,  он  находился все  еще под
толщами Гарца, застряв под мрачными сводами туннеля.
     Однако сейчас по его следам мчится Фандор на своем локомотиве.
     Жюв  страшно  переживал  из-за  того,  что  не  успел  попросить своего
обезумевшего от любви друга быть поосторожнее.  Он с ужасом представил себе,
как  наклонившись вперед,  Фандор  стоит  на  передней  площадке  и  торопит
машиниста.
     Нетерпеливый Фандор наверняка гонит паровоз на всех парах.  А поскольку
поезд Барзюма, на котором, как надеялся Жюв, находились Фантомас и его дочь,
был еще в туннеле, то столкновение было практически неизбежным!
     "Что  делать?   Что  делать?  -  терзал  себя  Жюв.  -  Он  разобьется,
погибнет..."
     Жюв вовсе не беспокоился за Элен.
     Он даже не думал о Фантомасе.  Бандит с дочерью, должно быть, уже сошли
с поезда, остановленного ими посреди туннеля. Но Фандор вполне мог врезаться
в этот поезд, вставший на мертвый прикол где-то под Гарцем.
     Жюв считал минуты...
     "Что же делать?  -  не переставал спрашивать себя он.  - Что? Что? Если
пойти  навстречу Фандору,  можно  пропустить Фантомаса...  Оставаться здесь?
Рискуешь оставить Фандора одного, и он может погибнуть там..."
     Внезапно Жюв страшно побледнел.
     Из-под сводов донесся гул.
     Сначала - едва уловимый. Затем - все более и более громкий. И наконец -
оглушительный!
     - Через три минуты я все узнаю, - сказал себе Жюв.
     Кто-то прокричал за его спиной:
     - Внимание! Это поезд Барзюма! Это поезд Фантомаса!
     Прошло еще несколько мгновений.
     И вот во мраке черного туннеля блеснули два луча.
     - Поезд! Поезд! - обрадовались работники станции Дорт.
     Жюв в ужасе закричал:
     - Это не поезд! Это паровоз!
     Действительно, показался локомотив, на котором ехал Фандор!
     Машинист затормозил, и огнедышащее чудовище замерло в нескольких метрах
от  Жюва!  Держась за  буфер,  Жером Фандор,  черный от копоти,  с  глазами,
налитыми кровью,  пребывал в какой-то головокружительной позе. Он был крайне
растерян.
     - Жюв!  -  крикнул журналист.  -  Жюв! Мы проехали весь туннель! Поезда
Барзюма нет!  Поезд Фантомаса исчез!  Вы его тоже не видали?  Я собственными
глазами наблюдал,  как он входил в  туннель.  Но его там нет...  Что с Элен?
Жюв! Дружище! Я с ума сойду! Поезд Фантомаса пропал!

Last-modified: Mon, 23 Dec 2002 21:19:02 GMT

Оцените этот текст: