Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     © Copyright Сергей Прокопьев
     Email: s_prokopyev(a)mail.ru
     Date: 10 May 2004
---------------------------------------------------------------










     Все это было бы смешно,
     Когда бы не было так грустно.
     М.Лермонтов.

     Трудно составлять портрет  здравствующего литератора. Иное дело - когда
перед тобой классик. Тогда  сразу же на память приходят готовые умные фразы,
речь  льется  свободно.  Сергей  Прокопьев, слава Богу, пока еще не классик.
Нет, это я не потому говорю,  что он не достоин, пусть и небольшого, но зато
прочного  пьедестала в литературе. Просто  у Сергея все еще  впереди. А пока
перед  нами блестящий импровизатор, мастер новеллистической  мозаики на темы
быта. "Второй Чехов", - скажете  вы. А почему бы  и нет? Чехов ведь известен
не только "Чайкой" и "Черным  монахом", начинал он с рассказов-анекдотов, за
которыми раскрывалась многомерная российская жизнь.
     Обычно, когда говорят о писателе, непременно выстраивают биографическую
канву,   стараясь  рассмотреть   за   жизненными  фактами  рвущийся   наружу
литературный  талант. Своими  биографами (вроде  Эккермана  у  Гете)  Сергей
Прокопьев пока  не обзавелся. Что  же касается жизненного пути, то здесь все
достаточно  стандартно для человека советской эпохи: школа - технический вуз
(Казанский авиационный институт) - производство. Двадцать лет Сергей работал
инженером  в КБ ПО  "Полет". Сейчас  он  корреспондент  многотиражной газеты
объединения  "Полет".  Но эта  одна сторона жизни писателя. Другая связана с
литературой. Живя рядом с  нами,  Сергей  Прокопьев  художественным  образом
фиксирует эпоху. Может, отдельные кадры еще не стали цельной лентой, главное
- что они появились  и продолжают появляться. Первая книга писателя  вышла в
свет в  1990 г., тогда автору  было 37 лет. Членом Союза писателей России он
стал в  1994 г. Но наибольшая творческая активность наблюдается  в последнее
время,  когда С.  Прокопьев  ежегодно выпускает  по  книге: "Ларек-"Пузырек"
(1997 г.),  "Отелло с  кочергой"  (1998  г.),  "Ключик на старт" (1999  г.),
"Ёксель-моксель" (2000 г.), "Сорок бочек  арестантов" (2001 г.), "Клизмой по
профессионализму" (2002 г.). Сегодня в активе писателя, который приближается
к  славному 50-летнему юбилею, семь книг,  идет работа над восьмой.  Кстати,
деятельность С. Прокопьева была  высоко  оценена на Пленуме  Союза писателей
России, который проходил в 1997 году в Омске.
     Признаюсь,   я  с   удовольствием   откликнулся   на  просьбу  написать
предисловие к "Избранному" Сергея Прокопьева, потому что люблю его рассказы,
доверяю самому писателю, который находится в  водовороте нашей жизни и видит
в ней то, мимо чего, к сожалению, мы часто проходим.
     И  вроде  бы нет  в  книгах  Прокопьева описания  каких-то  закрученных
сюжетов,  "чернухи"  вкупе  с  "порнухой",  чем  порой  завлекают  читателей
незадачливые авторы. Здесь мне  вспомнилось чеховское высказывание: "Никаких
сюжетов  не нужно. В жизни нет сюжетов,  в ней  все перемешано - глубокое  с
мелким,  великое  с  ничтожным,  трагическое   со  смешным".  Потому-то  так
узнаваемы и близки нам прокопьевские герои.  Я  не  ошибусь, если скажу, что
Сергей Прокопьев - это писатель для всех: людей любого  возраста, профессии,
социального положения.  Для  примера  сошлюсь на  своих сыновей  -  один  из
которых  по образованию  историк и юрист,  а  другой  химик.  Но  за книгами
Прокопьева они гоняются как за нашумевшим бестселлером, и каждый открывает в
них  что-то свое,  близкое  собственному мироощущению. Вероятно, дело в  том
внутреннем,  удивительно многогранном мире  писателя, который заключен в его
произведениях.
     У Сергея Прокопьева не было литературных наставников в привычном смысле
этого слова. Не было учебы в различных семинарах или Литературном институте.
Можно сказать, что учителем для  писателя  стала сама жизнь. Конечно, совсем
без  литературных  воздействий  не  обходится  ни  один  писатель  (это  так
называемые  опосредованные  традиции).  Мне  думается,  что  среди  авторов,
которые  в  той или  иной степени повлияли на формирование Прокопьева, можно
назвать Чехова, Аверченко, Зощенко, Шукшина.
     И смею утверждать, что Прокопьев не затеряется в этом ряду, в том числе
и благодаря особому,  новому, остро современному языку. Писатель - это язык,
в нем  главное отличие одного  творца  от  другого.  В  языке -  психология,
философия.  По  языку видно,  откуда автор пришел,  куда  движется. Хотя, по
большому счету, в мире все старо, все описано,  но и ветхая тема, озвученная
иным языком, воспринимается остро  и молодо. В немалой  степени  именно язык
связывает  литературу  с современностью. "Химический" состав  прокопьевского
языка удивляет сложностью: здесь и хлесткая забористая  простонародная речь,
и  сленг  советской технической интеллигенции, и строгая  книжная  классика,
почти  "литературизмы",  и   вдруг  технический  канцелярит,  который  можно
услышать   лишь  на  оборонном  заводе,  и   неожиданные,   чисто  авторские
словосочетания-афоризмы, позволяющие кратко и экономно описать новое явление
в  жизни  или  характер.  Пользуясь обычными языковыми приемами,  для  этого
понадобилось бы извести целые  страницы, при этом вся соль просто испарилась
бы. Да, прокопьевская смесь на первый взгляд гремучая,  но  текст  "живет  и
побеждает", потому что он естественен и органичен, нет в нем порочного слово
и смехотворчества, вымученного конструирования языковых форм.
     Сергея    Прокопьева   можно    смело   назвать    мастером   короткого
юмористического рассказа.  Но  перед  нами  не  пародист  типа  Хазанова или
Шифрина, которые больше высмеивают,  порой  достаточно зло.  В произведениях
омского писателя  смех  какой-то добрый. Однако за  кажущейся простотой  его
рассказов скрывается нечто глубокое и  важное. Может быть, это и надо сейчас
читателю,  запуганному и замордованному со  всех сторон. Ибо слишком  долгое
время мы  были серьезными, а  когда человек смеется, душа его распрямляется.
Сергей  Прокопьев пишет  не  только для  того,  чтобы  рассмешить читателей.
Писателю важно не только весело  посмеяться над нелепостями нашей жизни,  но
прийти в конечном итоге к выводу о духовных возможностях человека.
     Нет,  Прокопьев  весьма  далек  от  того,  чтобы  в  его  произведениях
непременно  видели  перст  указующий, чтобы  глубокомысленно размышлять  над
"проклятыми" русскими вопросами: "кто виноват"? и  "что делать"? Да и должен
ли писатель всегда отвечать на них? Пусть уж сам читатель делает свой выбор.
Но  мы были  бы не правы,  обвинив автора в  равнодушии  к  его героям. Ведь
сами-то  прокопьевские  персонажи так и норовят  выкинуть такое коленце,  от
которого не знаешь, что и делать: плакать или смеяться. Уж больно нелепыми и
абсурдными бывают их поступки.
     К некоторым положительным героям Сергея Прокопьева удивительно подходит
определение  "чудик",  которым  в  свое  время критика наградила  персонажей
Василия Шукшина. Вспомним шукшинские рассказы, где один  из героев, сельский
механизатор,  покупает микроскоп  и  мечтает  избавить  все  человечество от
болезней;  другой  рассказывает приезжим охотникам о  том, как он  стрелял в
Гитлера;  третий  смысл  жизни  открывает  в  деревенской  бане.  Шукшинские
интонации, несомненно, присутствуют в рассказах Сергея Прокопьева. Вспомним,
например,  начало рассказа  Шукшина "Алеша Бесконвойный": "Его и звали-то не
Алеша, он был Костя Валиков, но все в деревне звали его Алешей Бесконвойным.
А звали  его  так вот  за что:  за  редкую  в  наши  дни безответственность,
неуправляемость".  Сергей  Прокопьев в рассказе  "Волоха" пишет: "Звали  его
Владимир  Борулев.  Но испокон века повелось в деревне Волоха да Волоха.  Не
будем и мы ломать традицию. Отличался  Волоха одной особенностью. Имел  тягу
пооригинальничать".
     Дело  здесь  не  в  стилистических  перекличках. Важнее другое  - сумел
Прокопьев увидеть в шукшинских "чудиках" что-то близкое и родственное своему
духу. Оттого то и кажутся некоторые его герои странными, чудоковатыми. А они
живут по законам  своей души, в том мире,  где есть возможность  праздника и
воли.  Вот  только  жизнь не дает  им  возможности развернуться  и постоянно
загоняет в  прокрустово  ложе  схем  и  инструкций.  И  тогда  они  начинают
выламываться из этих пут,  и как следствие  -  их чудачества.  Вспомним  уже
упомянутый рассказ "Волоха",  в  котором главный герой  все  время  удивляет
односельчан  какими-то  выходками:  то  он  сошьет   расклешенные  брюки  со
вставными красными клиньями, то  решит построить у себя лучшую на весь район
баню. Наконец надумал медведя в домашнем хозяйстве завести. Благовоспитанный
читатель может задать вопрос - а к чему все эти чудачества? Не лучше ли жить
спокойно,  как все?  Но  этот вариант  чужд  любимым  прокопьевским  героям,
жаждущим чего-то большего.
     Когда-то  Михаил Зощенко сказал:  "А ведь посмеются  над нами лет через
триста.  Странные,  скажут,  людишки  жили.  Какие-то  у  них  были  деньги,
паспорта.  Какие-то акты  гражданского состояния  и  квадратные метры  жилой
площади. Ну что  ж! Пускай смеются". Читая  сегодня книги Сергея Прокопьева,
думаешь, а вот пройдет пусть не триста, а хотя  бы лет сто. Что же останется
узнаваемым от того  времени,  которое  описывает  писатель. Вспомнит  ли  он
развал Советского Союза, гайдаровские реформы, когда  в одночасье почти  все
стали нищими. Вспомнит ли давку в общественном транспорте, талоны на водку и
колбасу, засилье духовных  сектантов  всех  мастей.  Все это, может быть,  и
забудется.  Но  что  обязательно  останется, так  это  психология  человека,
которая с  трудом поддается изменениям. Об этом  и пишет  Сергей  Прокопьев.
Причем  он  не  ищет специально  своих  героев в  жизни.  Автор  признается:
"Героями моих  рассказов  могут  быть инженер,  учитель,  станочник, летчик,
священник,    сектант,    ракетчик,    милиционер,    пожарный,   челночник,
предприниматель, пенсионер, моряк, врач, журналист,  бухгалтер,  горожанин и
сельский житель. Люди,  которым ничто  человеческое не чуждо. О том, что  не
чуждо, я и пишу..."
     Да,  герои Прокопьева весьма  далеки от распространенного  в  советской
литературе  облика  положительного героя эпохи.  Его персонажи  не совершают
никаких  подвигов,  просто живут,  стараясь  как-то  приспособиться к  новым
условиям. Ведь  материалом для  рассказов и повестей Прокопьева стала  самая
обыкновенная  жизнь средних людей,  тех, кто озабочен своим бытом. А  уж как
они его устроят - это зависит только от них. Одни, пытаясь попасть в ногу со
временем, мечтают только о том, чтобы сытно поесть  да  мягко поспать.  Как,
например, Чумашкин, из "новых русских", который купил две  квартиры - двух и
трехкомнатную,-  прорубил  между ними  дверь  и в  двухкомнатной, в  ванной,
заделал  парную ("К чертям  свинячим").  Или самогонщица  Мурашиха,  которая
"самогонку стала  гнать,  как молокозавод  закрыли.  Потыркалась  туда-сюда,
нигде толком не пристроишься. Чтобы потеплее и не пыльно. Держать скотину на
продажу,  как  некоторые  соседи,  не  для Мурашихи заработок.  Любила себя.
Заказала зятю  в город аппарат  и начала шинкарить"  ("Руслан и  Мурашиха").
Мечта заиметь приличную квартиру не дает покоя Мише Швецу  из  рассказа "Два
диагноза против Миши": "Жил он всю свою  сознательную жизнь в частном  доме,
мечтал о  цивилизации без дров  и  беготни  с  ведрами  на колонку. Наконец,
поднапряглись  (точнее  -  тещу  напрягли)  и купили  квартиру. Не Бог весть
какую, напряжения хватило только на хрущевку".
     В  рассказах  Сергея  Прокопьева  мы находим своеобразные  варианты тех
ситуаций, когда обыкновенный человек может выступить в роли далеко не всегда
безобидной.  Таков Юрий Трифонович Ковригин, помешанный на опасности теракта
("Борьба за выживаемость"); или похотливый владелец пуделя ("Точка сборки").
Не отстает от последнего и  безымянный  директор торговой фирмы из  рассказа
"Где сгреб, там и хлоп".
     Но  авторский  сарказм  распространяется  не  на  всех героев.  Позиция
писателя ко многим из них значительно сложнее. Присмотримся повнимательней к
той жизни,  которую  ведет прокопьевский герой, прислушаемся к тому, что  он
говорит, пусть  не всегда литературно, зато искренно. Таковы, например, Кока
и Мошкин, главные герои  книги "Ключик на старт". Надо сказать, в этой книге
тема ракетчиков, "космонавтов" на земле, которые  по уши в быту, Прокопьевым
раскрыта, пожалуй, впервые в современной литературе. Это те люди, на которых
когда-то держалась  наша  страна. Да и в перестроечное  время  они не  стали
циниками, так и  не  научились  ловчить, хотя, казалось  бы, сама обстановка
располагала  к  этому.  Вот они  отправляются  в  командировку на  Байконур,
который  когда-то был  гордостью  Советского Союза ("Почти по Тютчеву").  Но
теперь другие  времена,  другие нравы.  "На  Байконуре  тогда  власть казахи
взяли.  Что  могли, разграбили до основания, остальное стало разрушаться.  В
номере ни радио, ни телевизора и холод собачий".  Что остается героям делать
в этой ситуации? Ответ будет привычным и вполне русским - на помощь приходит
бутылка спирта. Ибо "новорусской" демократической России такие люди стали не
нужны. Потому-то  сам  автор и  его герои ностальгически вспоминают  далекие
70-е  годы,  когда  "молодые   специалисты  впятером  жили  в  двухкомнатной
квартире-общежитии хрущевской пятиэтажки. Вот уж давали жару-пару тепленькой
водички!  Если  "пулю"  расписать,  то до утра,  а уж  дни рождения начинали
праздновать в пятницу вечером,  а заканчивали поздней воскресной ночью... Но
на работу в любом состоянии - закон" ("Бурлаки без Волги").
     Или взять героев из рассказа "Шишкобои", которые у себя в кооперативном
гараже словно реанимировали утопию Мора о счастливом  веке человечества, где
воссияли новым светом слова "Свобода"! "Равенство"! "Братство"!
     Рассказы  Сергея Прокопьева просты и одновременно  по-чеховски  мудрые.
Вместе с  писателем  мы  весело  смеемся  над  нелепицами нашей  жизни,  над
незадачливыми  персонажами, которые все время попадают в какую-либо историю.
Но за смешными бытовыми эпизодами можно увидеть мятущуюся человеческую душу,
задуматься над смыслом человеческой жизни, над смыслом нашей эпохи.
     Валерий Хомяков,
     кандидат филологических наук,
     доцент ОмГУ,
     Член Союза писателей России.








     Суицидников Виктор Трофимович Сажин  чувствовал за версту. Не успеет на
своем конце провода бедолага  доложить,  что через минуту смертельно разящей
пуле даст ход  в истерзанное сердце  или  что окно распахнуто,  до полета по
законам всемирного  тяготения лбом  об землю всего один шаг, - эта  кровавая
трагедия  еще  не сорвалась  с языка,  а Виктор Трофимович уже чувствует: от
трубки  телефона   службы  доверия,  где   подрабатывал  по   ночам,   несет
самоубийством.
     В  то  дежурство, как только радио пробило полночь,  Виктор  Трофимович
поворотом ручки заткнул крикливое "окно в мир" и начал в тишине укладываться
на скрипучий диван.
     Куда там уснуть! Сразу заблажил телефон. От звонка веяло кладбищем.
     "Я тут при чем?" - раздраженно подумал Виктор Трофимович и снял трубку.
     - Значит так, - без "здрасьте" раздалось в ней, - сейчас открою бутылку
водки, выпью стакан и повешусь.
     "Ну и дурак! - подумал Виктор Трофимович. - Уж пить так весь пузырь..."
     - Как вас зовут? - спросил он.
     - Без разницы, - отказался от знакомства собеседник.
     - Меня - Виктор Трофимович, - не обиделся Сажин. - Что у вас стряслось?
     - У меня обнаружен СПИД.
     Виктор  Трофимович  испуганно  оторвал  трубку  от  уха.  СПИДа  боялся
панически.  Предохранялся  от  него днем и ночью.  В парикмахерской  наотрез
отказывался от штрихов, наносимых бритвой на шее  и висках. Вдруг на  лезвии
осталась   от   предыдущего   клиента  частичка   СПИДоносной  крови?  Летом
остервенело  боролся  с комарами,  и  редко  какому  удавалось  пробиться  к
кровеносным  сосудам. Если хоботок крылатого упыря все же  осквернял  кровь,
Виктор Трофимович пусть и не срывался в поликлинику сдавать анализы, молитву
самосочиненную обязательно  повторял  про  себя:  "Боже  праведный, спаси  и
сохрани от СПИДа, дай надежный иммунитет от заразы в трудную минуту".
     Сорок раз подряд читал молитву. Чтобы наверняка услышал Создатель. Хотя
по жизни Виктор Трофимович крещеным не был.
     - Сейчас бутылку открою, - тускло повторила трубка, - выпью и на люстре
повешусь.
     - Может не выдержать, - брякнул Виктор Трофимович.
     - Что не выдержать?
     - Разве не  знаете, -  вильнул на дежурную  тропу Виктор  Трофимович, -
самоубийство - великий грех.
     И подумал: "Как бы я повел себя на его месте?"
     - А если я девушку заразил? - с вызовом спросила трубка.
     "И  под  ее атласной  кожей  течет  отравленная кровь",  - вспомнился с
вечера  звучавший по радио романс.  И  тут же в голове  пронеслось.  -  Боже
праведный, спаси и сохрани от СПИДа..."
     -  Я  бы  сначала  подвесил  за  одно  место  ту, что  меня заразила! -
непедагогично бросил Виктор Трофимович.
     -  Сам хотел придушить эту профурсетку! А она смоталась на  два месяца.
Порядочную из себя корчила: "Нехорошо! - ломалась.  - У меня муж! Никогда не
изменяла!" А у самой СПИД!
     - Найдите ее непременно! - Виктор Трофимович решил на этом отвлекать от
суицидной веревки зараженного. - Как ее фамилия?
     - Зозуля.
     - Из 101-й аптеки?! - кипятком ужаса обдало Виктора Трофимовича.
     - Откуда я знаю?
     -  Ну,  ты даешь  копоти!  -  перешел  на  "ты"  Виктор  Трофимович.  -
Раздеваешь женщину, и где она? что? не спросил!
     - Она сама раздевалась.
     - Я в переносном смысле.
     - А вы что - анкету заполнять заставляете перед кроватью?
     -  Зато у меня и  СПИДа нет!  -  сказал  Виктор  Трофимович.  Но голову
полоснуло: "А вдруг есть?!"
     - Имя-отчество Зозули? - прокричал в трубку Виктор Трофимович.
     - Я бы эту тварь еще по отчеству звал! Танька.
     "В  аптеке   тоже  Танька",  -  сердце  у  Виктора  Трофимовича  бешено
заколотилось.  Трясущейся рукой он  начал  листать записную книжку. Где  эта
Зозуля? Где? Единственный раз тогда изменил принципу предохранения. От  вина
затмение нашло...
     На "З" фармацевта не было.
     - Секундочку, - сказал Виктор Трофимович в трубку, бросил ее на  стол и
лихорадочно принялся  шерстить  блокнот. Сначала справа налево,  потом  -  в
обратную  сторону.  Где она?  Где?  "Боже,  спаси  и  сохрани  от СПИДа, дай
надежный иммунитет..."
     Дал. На глаза Виктора Трофимовича попала запись "Татьяна Козуля".  Он в
голос засмеялся. Вот уж на самом деле  - у страха  глаза по чайнику! Как мог
спутать - в аптеке не Зозуля, а Козуля.  Ну, чудило!  Сам себя до полусмерти
напугал.
     "Татьяна Зозуля - СПИД", - записал в книжку для памяти.
     А зараженному сказал:
     - Надо, прежде чем вешаться, разделаться с этой Зозулей!
     - Куда она денется? - презрительно бросил тот. - Сама сгниет!
     -  По-вашему, - снова на "вы" перешел Виктор Трофимович,  - эта  зараза
пусть и дальше косит нашего брата?
     - А  мне как  жить? Как?! -  с надрывом крикнула трубка.  -  Я невинную
девушку... Мы в ЗАГС собрались.
     - Она проверялась?
     - Не могу ей сказать про СПИД! Нет!
     - Давайте я скажу.
     Вызвался  Виктор Трофимович исключительно  для  поддержания  разговора.
Общаться с инфицированной ни под какой петрушкой не собирался. Не верил, что
ВИЧ не передается дыхательным путем.
     - Нет! Нет! Нет!  - отказался от услуги зараженный. - Если только после
моей смерти. Это Галочка из 3-го книжного.
     - Да?! - шепотом выдохнул Виктор Трофимович.
     Галочку  он  знал.  Слава Богу, не в интимном плане. Магазин  был через
дорогу  от  "психушки",  где  работал  Виктор Трофимович. Частенько  заходил
посмотреть детективы.
     - Такая  девушка!!! - с  трагическим восторгом воскликнул зараженный. -
Ей 22 года, а до меня ни одного мужчины не было! Представляете!!
     "Дождалась  дура!"  - нехорошо  подумал  Виктор  Трофимович  и  записал
Галочку в черный список рядом с Зозулей.
     - Такая девушка! - повторила трубка.  -  Доверилась мне! А я ее СПИДом!
Кобель! А ведь знал тогда, знал: надо предохраняться. Я имею в виду, когда с
Танькой  кувыркались.  Знал, что  береженого  Бог  бережет.  А  как  осадили
бутылку, все полезное из головы вылетело. Кого там от Таньки предохраняться!
Одно на уме - быстрей вперед! А теперь Галочку, такую девушку...
     - С ней почему не предохранялись?
     - Откуда я знал, что СПИД поймал от этой Козули!
     - Как Козули?! - подскочил Виктор Трофимович. - Ты говорил Зозули.
     - При чем здесь Зозуля? Козуля ее фамилия!
     - У тебя что, вконец крышу сорвало? Ты говорил Зо-зу-ля!
     У Виктора  Трофимовича  взмокли  подмышки. Левое  веко  задергалось. Он
готов был своими руками повесить зараженного.
     - Какая  вам разница  - Зозуля  или  Козуля меня заразила?! Я,  скотина
такая, Галочку невинную на смерть обрек!  Она  доверилась! А у  меня на  ВИЧ
отрицательный результат!! Как с этим жить? Как?!
     - Отрицательный? Точно?!
     - Нет, я ради  шутки  вешаться собрался. Вот она передо мной  бумажка с
анализом.
     -  Ну,  ты  дундук!  -  в  данный  момент  Виктор Трофимович  готов был
расцеловать  суицидника. -  Ну, темнота!  Ну, глухомань!  Мой тебе  совет  -
возьми  веревку  вешательную,  натри  скипидаром и отхлестай  себя по  голой
заднице! Может, поумнеешь...
     - Нет, я повешусь!
     -  Если  результат отрицательный,  баран  ты  ни  разу не образованный,
значит, ты не инфицирован. Минус в данном случае - самый что ни на есть плюс
для таких дураков, как ты. Никакого СПИДа у тебя нет!
     Виктор Трофимович открыл книжку и  с удовольствием вычеркнул занесенных
в список СПИДоопасных Галочку и Козулю.
     - Точно?! - заорала трубка. - Точно!!!
     - Нет, я буду с тобой приколы шутить.
     - Слушай,  - теперь на "ты"  перешел  псевдоВИЧинфицированный, - где ты
сидишь? Сейчас беру такси и еду к тебе с бутылкой...
     - Езжай лучше к Галочке и не забудь на свадьбу пригласить.
     - Первым гостем будешь!
     - Коробку презервативов подарю налевака ходить.
     - Что ты?! Налево теперь ни ногой!
     - Не зарекаются любя, предохраняются почаще.
     На  этой  мудрости  Виктор Трофимович  положил  трубку  и только  начал
укладываться на диван, раздался звонок. Вновь показалось - суицидный.
     - Сколько времени? - спросила трубка с явно похмельным выхлопом.
     Виктор Трофимович пошел на борьбу с новым самоубийством по методу "клин
клином..."
     - Вешаться собрался? - взял быка за рога.
     - Ага,  хозяин точно  за яйца подвесит, если опоздаю к семи! Вчера  так
ушатался, не могу въехать, где? как? и сколько времени?
     - Половина первого, - спас от подвешивания  клиента за богоданные места
врач.
     - Отец, базару нет, - в качестве благодарности радостно рявкнула трубка
и запела гудком.
     "Нет, так нет, - снова  начал укладываться подремать Виктор Трофимович.
Приняв позу, параллельную линии горизонта,  государственно подумал. - Надо с
предложением в  горздрав  выйти:  писать на  результатах анализов коротко  и
дураку  понятно: "СПИДа  не обнаружено". Мозги  у народа  вконец  отсохли от
терроризма, наркомании и проституции, на ровном месте в петлю лезут".
     А засыпая, заповторял: "Боже праведный, спаси и  сохрани от  СПИДа, дай
железный иммунитет от заразы..."


     Вдруг у Аркадия  Шурыгина жизнь нараскоряку сделалась. Конечно,  каждый
сам  кузнец своей  невезухи.  Аркадий ковать ее начал на  дне  рождения жены
Антонины. Сорок лет -  бабий век, но жена говорит: "А мы не станем горевать,
а будем гулять от пуза!"
     - От пуза - это как? - спросил Аркадий.
     -  А так,  что я всю дребедень  кухонную -  салаты, горячие с холодными
закусками  -  беру  на  себя,  а ты купи винно-водочной отравы  и культурную
программу обеспечь.  Стихи любимой жене,  тосты, анекдоты.  Чтобы не в ритме
гонок  "формулы 1" за столом сидеть, когда  не  успеваешь бутылки открывать.
Хочу  благородно  и  цивильно.  Чтобы не  "наливай-поехали"  звучало круглый
вечер, а настоящие поздравления. Как-никак, не  у 20-летней свиристелки день
рождения, 40-летняя дама юбилей справляет.
     Аркадий взял  под  козырек.  Продумал  исходные  данные  задания.  Тост
сочинил, анекдотов начитался и сверх  заказанного сюрприз приготовил. Такой,
что  почище  шоу  под куполом цирка. Натуральный смертельный  номер. Жене ни
слова, ни полслова про инициативу. Всю  программу  на  контрольную  проверку
предоставил, а здесь - молчок.
     В  знаменательный день  родня и другие гости набежали крепко выпить, до
одури  наесться. Аркадий сразу вожжи правления  торжественной  пьянки в свои
руки схватил.  Дабы  не  просто  очередную  рюмку  кувыркнули  и  с  вилками
наперевес  к  тарелкам, а  с чувством,  толком  и поздравлениями. Кое-кому с
целью создания масштабности праздника заранее написанные речи всучил. Сам не
умолкал с шутками и анекдотами.
     Поздравлять  юбиляршу, кроме  прочих, пришла ее сестра  с  мужем Гошей.
Свояк Гоша в последнее время начал учить Аркадия, как в современных условиях
судьбу строить. По  жизни  был  он  специалистом  по  парнокопытным и другой
скотине  с  рогами  и  без.  Ветеринаром. Долгие  годы  молчал в  тряпочку о
карьерных достижениях, связанных со свиньями и баранами. А  тут выгнул грудь
колесом.
     - Вот ты, Арканя,  майор  в отставке,  -  наседал на Аркадия, -  и что?
Молодой  мужик, а  настоящих колыбашек  в  глаза  не видишь.  Я на кошках  и
собаках в день больше зашибаю, чем ты за месяц.
     Гоша пользовал домашнюю животину в частной клинике.
     -  Вчера  кота  опростал  новому  русскому,   он  махом,  не  спрашивая
прейскуранта, двадцать баксов отслюнил.  Следом пятьдесят дают за  добермана
клещенутого, я его вылечил. А  тут, - тычет Гоша в сторону Аркадия вилкой, -
сорок пять  мужику! И  он в расцвете сил бегает с протянутой рукой рекламным
агентом! Такая работа простительна семнадцатилетней ссыкухе...
     Аркадий на юбилее умышленно спровоцировал свояка.
     - Ну, как, Гоша, - зацепил ветеринара, - много абортов кошкам сделал?
     - Сам ты выкидыш, - Гоша не  любил иронии в адрес  своей  профессии.  -
Евроремонт не можешь сделать!
     - Откуда у меня дурные деньги?
     - В наше время стыдно скулить. Замути какое-нибудь дело. Знакомый пацан
на противозачаточных за два  года поднялся. Начинал с  того,  что сумками из
Москвы презервативы возил. А  сейчас монополист в этом деле. 22 года, он уже
квартиру двухуровневую купил. А ты живешь, как голохреновка!
     - Замумукал ты меня! - крикнул Аркадий и, повалив стул, ринулся к окну,
рванул створки в разные стороны...
     Осенняя погода ударила Аркадия в грудь и заспешила  к столу с яствами и
весельем.
     Гости, затуманенные алкоголем, сразу не въехали,  к чему клонит хозяин,
стоящий на подоконнике. Думали, зажарился от гулянки, охладиться захотел.
     - Продует! - забеспокоилась сестра жены.
     - Прощайте! - крикнул Аркадий и шагнул в темноту.
     - Дурак! - махнул рукой Гоша.
     Гости нехотя отложили рюмки с вилками, бросились к месту трагедии. Суют
головы за окно. Да  что там разглядишь? Темень октябрьская вплоть до первого
этажа, фонари во дворе давно свое отгорели.
     Будь  они с  электричеством, все равно  свежего трупа  Аркадия было  не
разглядеть.  Что он  - дурак, прыгать  с  такой  пятиэтажной высоты  в  день
рождения  супруги?  В  том  и  заключался  сюрприз,  Аркадий  шагнул   не  в
губительное  воздушное  пространство,  а  на  карниз,  что  вокруг дома  для
архитектурной красоты был проложен. Сантиметров сорок выступало. Хоть пляши.
Аркадий плясать не стал. Притаился и ни мур-мур.
     Гости от  окна  к двери  побежали,  собирать по двору  бренные  останки
Аркадия.
     -  Неужто  разбился?  - кричала  по  дороге  к  дорогим  останкам  жена
Антонина.
     Аркадий  дождался,  когда заметались  во дворе гости, и вернулся домой.
Пропустил рюмашку  для сугрева - прохладно  в одной рубашке за окном.  А тут
уже и гости зашумели в коридоре.
     Аркадий снова вернулся под купол цирка - на карниз.
     - Сволочи! - заругались гости. - Вообще беспредел! Труп украли!
     - Кому он понадобился, дурак такой! - не унимался Гоша.
     - На органы для пересадки! Почки, сердце, печень...
     - Точно! - согласился с догадкой ветеринарный медик  Гоша. - Сейчас  на
органах умные люди такие колыбашки делают!
     - Вызывай милицию! Пустят Аркадия на органы - кого хоронить будем?
     -  Ой,  что наделал!  В день  рождения! -  жена причитает.  - И ведь не
ругались ничего в последнее время.
     "Вот врать-то", -  мысленно хихикнул Аркадий.  Он,  прилипнув к  стене,
ждал момента эффектно завершить  номер,  чтобы у гостей челюсти отпали. Даже
реплику на выход с карниза придумал:  "Други, отставить нытье  - вот вам мой
цветущий труп собственной персоной! Отложим пускать его органы на пересадку!
Они для начала выпить хотят граммов триста".
     Пока Аркадий отрабатывал отпадный  монолог, "скорая"  приехала, у врача
сразу профессиональный интерес возник:
     - Где самоубийца?
     - Украли! - жена рыдает. - На органы!
     - Вы из  меня  лоха  не делайте? - врач не  верит.  -  Где  разбившийся
гражданин?
     - Нет! - в один голос родня отвечает. - На органы похитили!
     - Как это нет! - Аркадий встал на подоконник. - А это что - накакано? -
И приказывает. - Наполнить рюмки! Доктору штрафную в стакан!
     - Морду бьют за такие шутки! - отказался доктор от угощения.
     Свояк Гоша так и сделал.  Подошел к  родственнику, стащил с подоконника
и, ни слова не говоря, врезал по скуле.
     Не  поняли юмора гости.  Аркадий  думал, они от хохота  начнут кипятком
писать. Попадают со смеху, и будут даже пострадавшие.
     В результате пострадал сам, упав от удара затылком об пол.
     Гости так разобиделись - допивать и доедать не стали.
     С той  поры  началась  у Аркадия черная  полоса.  Рекламная фирма,  где
подрабатывал к пенсии,  развалилась. Жена Антонина сделала семейному счастью
ручкой.
     -  Специально подгадал,  -  возмущалась, собирая  вещи перед  уходом, -
именно  на  дне  рождения сыдиотничать. Обгадить  юбилей!  Как только  башку
дурную  не свернул! Вот уж  действительно - дураку все по колено. Умный, как
пить дать, шею бы сломал.
     - Умный не полез бы! - вякнул Аркадий.
     - Не идиотничай! - не хотела слушать жена.
     Пригорюнился Аркадий от  такого поворота  судьбы. Как быть? Что делать?
Хоть на самом деле во двор из квартиры прыгай.
     Посмотрел из окна вниз, подумал и... отказался от крайностей. Вспомнил,
как по  радио психолог вещал, если почерк изменить - судьба тоже меняется. И
бросился к столу. Всю жизнь у него буквы направо, животом вниз укладывались,
Аркадий начал  их влево  клонить, на спину заваливать. "Мама мыла раму. Раму
мыла мама", - исписывал листок за листком, стремясь к счастливой жизни.
     Рука  консервативно  сопротивлялась.  Чуть  контроль  ослабнет,  "мама"
вместе с "рамой" норовили прилечь по  старинке,  вернуть судьбу на невезучие
рельсы.
     Только  не на  того напали.  Аркадий парень упертый.  Боролся  за новую
жизнь  все  свободное  время. Гору бумаги извел, пучок  стержней  исписал. И
загнул судьбу на левую сторону.
     Сразу, как в сказке,  "пруха" пошла. Наследство  получил.  Бабушка  дом
новому русскому продала. Пусть хоромы  ее на княжеские не походили, больше -
избушка на рахитичных ножках. Зато заваливалась набок не  в таежной глуши, а
в  центре  города, и  земельный  участок был неслабый. Новый  русский  купил
избенку,  чтобы на  ее  месте виллу отгрохать.  Бабуля  выторговала  за свою
догнивающую недвижимость однокомнатную квартиру плюс еще 110  тысяч  рублей.
100 тысяч  любимому внучку Аркане  отвалила. Не из чулка, цивилизованно - на
счет в сбербанке перевела.
     "Нельзя держать в рублях, - потерял сон из-за наследства Аркадий, - при
моей непрухе - обязательно инфляцию жди".
     Решил снять наследство и выгодно купить на него доллары.
     А снять не может. Почерк-то, выводя налево "мама мыла раму", изменил до
неузнаваемости. Расписаться никак не получается  в прежнем стиле. Бьется изо
всех сил у окошечка и все зря. Кучу бланков извел, а ни рубля не дают.
     - Может, это и не вы вовсе? - упрямится служащая банка.
     - Как это не я?! - сует Аркадий паспорт. - Посмотрите фото!
     - А подпись! -  тычет  пальцем под портрет служащая.  -  Подпись-то  не
ваша!
     - Я  почерк поменял! - вышел  из  себя Аркадий. - Чтобы судьбу в  корне
улучшить!
     На эту новость заведующую вызвали.
     - Справка из психиатрички есть? - заведующая спрашивает.
     - Да нормальный я! Нормальный! - закричал Аркадий.  - Выдайте сейчас же
деньги!
     И  дальше  в том же смысле права  качает. Дескать, произвол над правами
человека! Буду жаловаться!
     Зашушукались сбербанковские - не пора ли милицию вызывать?
     Зря не вызвали. Вдруг в зал врываются двое в масках. С пистолетами.
     - Всем стоять! - командуют. - Не двигаться! Убьем!
     "И почерк не  помог,  - подумал Аркадий. -  Пристрелят, как  собаку.  Я
здесь единственный мужчина".
     Рядом с "единственным" не менее перепугано женщина столбом застыла. Она
только что получила 20 тысяч и начала пересчитывать из соображения - доверяй
да проверяй, а тут грабители налетели...  Увидели денежки, выхватили кровные
сбережения, проверять, в отличие от хозяйки, не стали,  забрали еще до  кучи
из кассы наличку и рванули на выход.
     Без  грабителей  и без  20  тысяч  женщина  забилась в истерике. Жалко,
как-никак не чужого дяди были деньги, свои.
     Аркадию  тоже кровные жалко, поэтому заплясал от радости. Не вприсядку.
Мысленно.  Понимал,  пустись в перепляс у окошечка - психушка обеспечена.  А
как хотелось, не отходя от кассы, чечетку  отчебучить. Ведь это не кто иной,
как  он, должен был биться в слезах на месте потерпевшей. Ему, кабы не новый
почерк,   на  роду  было  написано  оплакивать   безвременно  ушедшие,  даже
убежавшие, 100 тысяч. А так наследство до копеечки целехонькое.
     Круто изменил судьбу, завалив буквы на спину.
     И  в  семейном  плане раскоряк рассосался.  Супруга  простила  прикол с
несостоявшимся трупом. Родственники тоже поостыли  в  неприязни,  узнав  про
наследство.  Аркадий  на радостях мировую им  выставил.  Не  хуже  памятного
юбилея гулево закатил.
     - С такими деньгами на карниз нельзя выходить! - уважительно говорил за
столом ветеринар Гоша. - Надо, Аркадий, беречь себя. И завещание обязательно
напиши на ближайших родственников...
     Я  на  том пиру был,  вино с  водкой пил и  заверяю:  Аркадий  научился
ставить размашистую загогулину росписи по-старому и зажил по-новому.


     "Козлы  мужики! -  клеймила  сильный пол, глядя  в заоконное автобусное
пространство, Елена Петровна Гонча. - Все козлы!!"
     Когда-то она получала  образование в физкультурном институте. Бегала  -
только  пятки сверкали на  средних дистанциях. А когда они  устали  молотить
беговые  дорожки, подалась в ученые, дабы подрастающей смене помогать медали
отхватывать.  Писала диссертацию "Влияние женских молочных желез на скорость
бега на виражах".  Как  эти  обязательные  - нередко  обаятельные -  женские
атрибуты утягивают бегуний в сторону от рекордных финишей.
     Однако  и диссертация  ушла в  прошлое.  Все  течет, всех  меняет. Если
раньше нечему было влиять на бег самой Леночки на виражах, сейчас тормозящие
объемы,  случись выйти под стартовый пистолет, мотали  бы  Елену Петровну во
все стороны. Только она  давно уже завязала со спортом, безвозвратно забыла,
с  какой стороны на стадион  калитка  открывается. На  хлеб  зарабатывала  с
помощью многоуровневого маркетинга.
     - Что сейчас впариваешь?  - ехидничал при встрече  сосед  по лестничной
площадке Пашка Легенза.
     - Тебе, нищете, разве что впаришь?
     - Ты зато, как я погляжу, разбогатела! - смеялся Пашка.
     И был прав.
     В  разное  время  Елена Петровна распространяла и герболайф, и продукты
жизнедеятельности  пчел, и турпутевки...Суетливый  бизнес, но перед  глазами
имели  место  живые  примеры, когда  на  "впаривании"  люди  поднимались  на
состоятельный уровень. Елена Петровна, мотаясь  по городу,  об этих  высотах
только мечтала.
     Но не абы как. Согласно передовой технологии.  Когда мечте,  зажатой  в
угол, в один момент некуда будет от претворения деться.
     Обучалась припирать мечту к стенке на специальном семинаре.
     - Нарисуйте  внутренним  зрением образ  цели, -  преподавала психологию
мечты   забальзаковского  возраста  дама,  -  и   ежедневно  вызывайте  его,
примагничивайте,  чтобы  принудить желаемое  обратиться в  действительность.
Когда-то   давно,   -  привела   преподаватель   пример   из   личной,   еще
добальзаковской жизни, - придумала я себе картину. Будто сижу в Швейцарии на
террасе и попиваю  вино. А  передо мной сказка  горнолыжная - снег сверкает,
лыжники летают. В небе облако, смахивающее на чайку... Два года, проснувшись
утром, и вечером, перед сном, рисовала себе эту сказку. И что  вы думаете? В
один прекрасный день оказалась на той самой террасе с бокалом вина в руке...
Все  сбылось,  даже,  представляете,  облако,  правда,  больше  на   камбалу
походило. Но не это главное.
     Елена  Петровна по примеру многоопытного  преподавателя  тоже принялась
магнитить  будущее.  Привораживать  его  на  свою сторону. Но  нацелилась на
теплые  параллели.  Приколдовывала Эмираты.  В возбужденном  мозгу распаляла
чудную  картинку.  Ранний вечер  в  экзотических  краях, за спиной  у  Елены
Петровны в стекле и разноцветном  неоне айсберг супермаркета. Впереди шоссе,
черт  знает  сколькорядное,  по  нему  роскошные лимузины  шуршат  по  своим
заграничным  делам.  Противоположный  берег автопотока  перетекает  в  берег
океана.  К нему  от  горизонта  катят  изумрудные валы  соленой  воды, чтобы
шарахнуться  о твердь  земли  для извлечения музыки  прибоя. Океанский ветер
гладит упругие  щеки сибирячки, ее полные плечи  с лямками шикарного платья,
крепкие ноги, украшенные изящными туфельками...
     Дело дошло до хи-хи. Елена Петровна могла задуматься, сколько подъездов
в  ее  доме,  зато  с  первого позыва натренированное  воображение  рисовала
мельчайшие  детали  остро желаемой экзотики.  Однако  покинуть родной двор с
билетом в кармане в привораживаемую сторону не удавалось.
     В   последнее   время    Елена   Петровна   распространяла   по   схеме
многоуровневого  маркетинга  лекарства и косметику.  С  утра заряжала  сумку
панацейными мазями и чудо таблетками...
     - Маркетингерствовать пошла? - издевался Пашка Легенза,  встретив утром
соседку с ношей.  -  Желаю впарить  весь  куль. Дураков на  ваше счастье еще
хватает.
     -  Лучше  бы жидкость от  лысины  купил. Скоро на рассаду нечего  взять
будет.
     -  На  хорошей крыше трава не растет, - ласково поглаживал свою "крышу"
сосед.
     ...В тот день в одной торговой фирме удалось запудрить мозги секретарше
и  прорваться  к  директору.  Лет сорока мужчина, он обрушивал в  окружающее
пространство крутые волны дорогущего одеколона.
     "О,  -  обрадовалась Елена Петровна  шибающему  в нос обстоятельству, -
клиент слаб на косметику".
     И начала маркетинговый натиск. В нем главное что? Воспитанный человек с
первой  секунды  не  вытолкает  за   порог  -  "нет,  не  нуждаюсь".  В  эту
микроскопическую  паузу   и  надо  ворваться,  чтобы  втереться  в  доверие,
ошеломить напором.
     Наша героиня принялась метать из сумки флаконы и тюбики.
     - Косметика  21  века -  это  глубинная  косметика!  -  задудела  в уши
потенциальному покупателю.  - Например, вот крем для  лица, он проникает  во
внутренние   слои  кожи,   она  в  ответ  благодарно  молодеет,  расправляет
морщины...
     - Да ну? - закрутил запашистой головой директор. - Беру!
     - Средство для чистки ванн. С одной капли белее снега...
     - Пойдет!
     На  все, что доставала  Елена  Петровна: зубную пасту  - от коей кариес
ищет  во рту  пятый  угол, шампунь - смерть  перхоти, стельки  -  заменители
прогулок босиком, - пахучий клиент бросал без раздумий:
     - Пойдет!
     За всю карьеру многоуровневого "впаривания" впервые такая удача.
     "На нем можно Эмираты сделать!" - запела душа Елены Петровны.
     Мгновенным  видением  вспыхнул  за спиной радугой  витрин  эмиратовский
супермаркет, из-за горизонта  покатили для симфонии  прибоя волны,  ветер  с
океана дунул в щеку...
     - Может, кофе? - предложил уникальный клиент.
     Они сидели в глубоких креслах друг напротив друга.
     - Спасибо, - поспешно отказалась Елена Петровна. - Она боялась упустить
момент, товара  в  сумке было  еще ой-е-ей сколько. - Вот новинка - джинсы с
медными  нитями.   Постоянное  ношение  прекрасно   повышает  тонус,  говоря
по-русски,  - настроение  мужской  половой  сферы,  способствует,  извините,
беспроблемной  потенции,   уменьшает  риск  грозного  бича  всех   мужчин  -
простатита. Масло "Адам" - используется для вызова симпатий противоположного
пола. Секс-бальзам "Лев" и крем "Геракл" -  увеличивают половую активность в
количественном и качественном разрезе.
     - В этом разрезе мы без медных брюк, крема и масла! - сказал клиент и -
вот  те  на - положил  руки  на  обтянутые черными  колготками колени  Елены
Петровны.
     Не  успела  она  сообразить,  что  продвижение  глубинной  косметики  и
тонизирующего товара  приняло физиологический  оборот,  - на  нее навалилась
волна дорогого запаха, и не только волна.
     Как клешнями, обхватило плечи.
     - Что вы! Что вы!! - пыталась призвать клиента к разуму Елена Петровна.
     Куда  там.   Настырные  руки  обшаривали   по  всей   женской  площади,
недвусмысленно мяли и однозначно ощупывали.
     - Все беру! - жарко задышал покупатель. - Вместе с сумкой!
     Елена   Петровна,   наконец,   поняла   суть  дополнительных   условий,
выдвигаемых  для  купли-продажи,  перестала  сопротивляться.  Движением  ног
сбросила туфли и начала податливо проваливаться в кресло.
     - Вот и хорошо!  -  поощрил смену настроений  у продавца покупатель.  В
предчувствии вкусного будущего ослабил хватку.
     Но ничего хорошего не случилось.  Елена Петровна резко подтянула колени
к груди. Пятки  отнюдь не  интимно уперлись  в живот партнера, губы которого
только  было вожделенно потянулись к сахарным устам дамы... Лишь в полете он
сообразил,  на  какой  метательный агрегат попал. Откуда было  знать,  что у
Елены Петровны за спиной и в ногах сотни километров тренировок и диссертация
о  молочных  железах  на  виражах. Стремительно удаляясь  от желанных  губ и
желез, он вхолостую  чмокнул воздух  и, как  из пращи  выпущенный, влетел  в
кресло, а затем - вместе с ним - врезался в стену.
     -  Ну,  ты  даешь!  - восхищенно  сказал  директор,  придя  в  себя  от
катапульты. -  Че такая-то.  Я  хотел  показать, что  без  джинсов  и  масла
настроение  с  тонусом  всегда  на  высоте!  Хотя  штанишки  с  медью  можно
попробовать. А электричеством в них не шибает без заземления?
     Елена Петровна бросала баночки и тюбики обратно в сумку.
     -  Какое  вы хамье - мужики!  Совести ни  в одном  глазу! Даже имени не
спросил!
     - А у нас в  деревне  так, - хохотнул, садясь  за стол директор, -  где
сгреб, там и... хлоп!
     - Я что, предмет?!
     -  Ага,  блин,  предмет!  Меня, как  взрывом,  взметнуло!  А с  виду не
подумаешь! Прямо вулкан! Нет, я бы всю сумку купил, если...
     Кавалер достал кошелек:
     - Может, передумаешь?
     - Козлы вы все! - уже в дверях бросила Елена Петровна.
     "Козлы! Козлы!  Козлы!" -  повторяла в автобусе. Перед ней стоял видный
мужчина в благородно коричневом, ниже колен, пальто, бело-красный шарф. И...
в облаке дорогого одеколона.
     "Тоже, поди, форменный козел!" - подумала Елена Петровна.
     Но попутчик  был  хорош.  Интеллигентное лицо. В  руке  черная  кожаная
папка. Респектабельный мужчина, что там  говорить. За деловым видом читалась
не базарная озабоченность.
     "Все равно козел! - стояла на своем  Елена  Петровна. - Одно у  них  на
уме!"
     Покидая общественный транспорт на своей  остановке,  она  вдруг увидела
руку  автобусного  "козла", ладонью  вверх  она  двигалась  навстречу  Елене
Петровне, предлагая помощь при выходе.
     Елена  Петровна  машинально  приняла  предложение,  почувствовала своей
ладошкой длинные сильные пальцы.
     Буря вопросов ударила в голову: "Что? Зачем? Тоже из этих, "где  сгреб,
там  и хлоп"? Сейчас начнет вязаться на  кофе? Или пригласит в ресторан?.. А
потом... в Эмираты..."
     За спиной сказочно  вспыхнуло  стекло  супермаркета. Его  цветные  огни
падали  на  асфальт под  колеса  шикарных авто.  Тело охватывал  сбежавший с
океанских просторов вольный  ветер. Рядом с Еленой Петровной у витрины стоял
джентльмен,   на  руку   которого  она  сейчас,  при   выходе  из  автобуса,
опиралась...
     С этой картиной в голове Елена Петровна, как в тумане, сделала три шага
по ступенькам и пришла в себя из Эмиратов, когда опустевшая ладонь сиротливо
простерлась в пространство...
     Мужчина,  держа  папку  двумя  пальцами  за  уголок,  быстро уходил  от
остановки   вглубь  микрорайона...   Спина   его  выражала   достоинство   и
озабоченность.
     "Козлы  мужики!  Козлы! -  сделала резкий вираж в  сторону своего  дома
Елена Петровна. При этом  скорость на повороте нисколько не снизилась. - Все
козлы! Все!!!"

     Десять  лет  назад  с  Лехой   Тетерей  случай  произошел.   Не   успел
познакомиться с одной девицей - та в декрет. Не сильно Леха расстроился. "А,
ексель-моксель! - сказал себе, - когда-то все одно хомут надевать".
     Моя мама,  Анна  Михайловна, говорила:  молодые все симпатичные. Лехина
жена  была  исключением.   Не   Баба-яга,   но  из  близкой   родни.  "Какая
разница-заразница, -  не  расстраивался Леха. -  Возьмешь красавицу, она  из
тебя сохатого-рогатого начнет мастерить..."
     Шесть  лет  вместе  прожили. Как-то Леха возвращается  с  работы...  По
дороге  три литра - свою норму  -  пива  купил. Со сладкими  мыслями: сейчас
оттопырюсь до упора, - открыл дверь квартиры... И захлопнул  с вытаращенными
глазами. С наружной стороны  к  двери не  было претензий, тогда как  изнутри
одна табуретка  расхлябанная осталась да на  подоконнике ракушка  из Сочи. И
голые стены.
     - Ёксель-моксель! - побежал Леха к соседям. - Обокрали!
     Вышло хуже. Согласно пословице: "Только муж не знает, что жена гуляет".
Его далеко не красавица, оказывается, целый год с одним казахом, несмотря на
бабуягиную фотогеничность, из Лехи "сохатого-рогатого" мастерила.
     Создав   законному  мужу  густую  ветвистость  на  лбу,   казах  поехал
доделывать начатое в  свой аул. Подогнал  фургон и  вместе со  всем  скарбом
Лехино сокровище погрузил.
     - Ну, ексель-моксель, - поклялся на руинах  семейной жизни Леха, - чтоб
еще хоть одна баба переступила мой порог!
     И сел пить пиво с водкой. При этом яростно пел: "Отцвела любовь-сирень,
вот такая хренотень!"
     Насчет баб четыре года свято  держал страшную  клятву. С попугаем делил
жилище. А завел его не из магазина "Оазис".
     Рот у Лехи дырявый. Крошки, как горох из худого мешка, на пол сыплются.
Леху прореха не колышет, а  воробьям - радость. Летом постоянно харчуются на
балконе.
     В  один холостяцкий день  Леха глянул на  крылатых нахалявщиков, ба!  -
вместе с ними попугайчик прилетел столоваться. Разноцветный, как из шоу.
     -  Ёксель-моксель,  -  удивился  Леха,  - прямо филиал  Африки  у  меня
открывается. Того и гляди, крокодилы с бегемотами нарисуются.
     Крокодилы  не  прилетели, зато попугай постоянно  поддерживал балконную
Африку.  Регулярно  с воробьями заруливал.  Спелся  с  ними, будто  на одной
пальме вылупились.
     - Ёксель-моксель, - как-то, глядя  на  несерьезную  одежонку заморского
гостя, прикинул Леха. - А холода нагрянут, что зачирикаешь в своем эстрадном
полуперденчике?  Воробьи  -  пройдохи  морозоустойчивые,  а  твои  цветастые
перышки облетят с первым снегом.
     Человек Леха был сердобольный. "Простодыра чертова!"  - называла его до
убега в аул жена.
     Глядя  на  попугая,  Леха  вспомнил   голопузое   детство  и,   выручая
теплолюбивую птаху, навострил ловушку: ванночка детская, перевернутая кверху
дном, на палочку одним краем опирается, под ней семечки. К палочке привязана
леска,  на другом конце  которой Леха лежит в комнате  под балконной дверью.
Попугай прилетел на семечки, а  дальше как в  песне: "Ну, попалась,  птичка,
стой, не уйдешь из сети".
     Словил попугая, как когда-то синичек.  Возник вопрос имени спасенной от
зимы птахи.
     - Ты,  ексель-моксель, в своей  Африке был каким-нибудь  Мандейлом  или
Чомбой,  а  у  меня  будешь  Фаней! И не  балуй! - окрестил  Леха  крылатого
сожителя.
     Купил ему красивую клетку, чтобы все  как  у  людей. Фаня с ходу "как у
людей" отверг.  Хватанул  с воробьями  воли,  после  чего жить  за железными
прутьями наотрез отказался. Закатывал скандалы и голодовки.
     - Дурак ты,  ексель-моксель,  ни  разу не  грамотный! - сказал  Леха  и
навсегда открыл клетку.
     Лехин приятель, заядлый голубятник, как-то зашел с добрым жбаном пива и
забраковал Фаню на человеческую речь.
     - Напрасный труд, -  сказал орнитолог-самоучка, - твоего попку учить  -
только язык мозолить! Не из породы говорливых.
     - Жаль,  -  немного  расстроился  Леха,  -  а  то  бы,  ексель-моксель,
поболтали на досуге. Не все в телек пялиться по вечерам.
     В  одно  отнюдь не  прекрасное  утро  Леха  (накануне  накосорезился  с
дружками) просыпается, а сквозь хмарь в голове "ексель-моксель!" доносится.
     Лехе  совсем  дурно стало. "Эт че, - подумал  больной головой, -  глюки
колбасят?"
     Похолодело  все  в  пересохшем  нутре, показалось:  крыша  едет,  труба
плывет, парохода не видать.
     "Надо,   ексель-моксель,   завязывать   так   надираться",   -   сделал
благоразумный вывод и увидел в изголовье Фаню.
     Попугай  с интересом  рассматривал  страдающего  хозяина.  И  вдруг  со
стороны Фани раздалось:
     - Ёксель-моксель!
     - Дак это ты, паразит! - обрадовался Леха, что "крыша" на месте.
     - Ёксель!.. - подтвердил догадку Фаня.
     С этого  дня  его  прорвало.  Безостановочно  посыпалось:  "не  балуй",
"паразит", "халява", "пошел в пим", "без базару".
     Давал корм дружку Леха всегда с ласковым напутствием:
     - Ешь свою хренотень!
     Фаня   подцепил   призыв.   Причем  повторял   не  лишь   бы  брякнуть.
Исключительно,  когда Леха сам садился  за стол. Еще  любил  говорить: "Пить
будем".
     Да ладно бы только говорил. Пристрастился к  пиву не хуже Лехи, который
поглощал слабоградусный напиток  в  неслабых  количествах. Начнет  наполнять
кружку,  Фаня,  заслышав пенистое "буль-буль",  летит  сломя  голову  из-под
потолка. Усядется на  край кружки и  сладострастно макает  клюв  в  хмельную
жидкость. Много ли птахе надо? В голове захорошеет, в лапках  ослабнет, того
и гляди, в кружку свалится.
     -  Че, ексель-моксель, -  спросит Леха подвыпившего кореша, -  полетишь
орлам морды бить, сорок щупать?
     Не  только к пиву пристрастился  Фаня. Курить начал. Даже по трезвянке.
Леха за  сигарету -  Фаня тут как тут. На плечо  хозяина приземлится  и, как
только  Леха выпустит  струю  дыма,  торопливо  начинает клевать никотиновый
воздух.
     -  Ёксель-моксель,  -  однажды удивился Леха, - дак тебе  че -  и  баба
нужна?
     - Ёксель, - согласился Фаня, - без базару!
     Леха принял пернатое заявление за чистую монету и, решив,  что на  Фаню
клятва в отношении женского  пола в  данной  квартире  не  распространяется,
принес дружку самочку.
     Реакция на "бабу" была - не  удержать. Но не в эротическом смысле. Фаня
принялся гонять невесту по  всей квартире, только перья сыпались. А ведь был
абсолютно трезвый. Долбал бедняжку в хвост и в гриву, пока Леха не унес ее.
     - Ну ты, ексель-моксель, даешь! -  ругался Леха. -  Не  знал, что такой
отморозок!
     - Пивко поцыркаем, - хитро передернул разговор на другую тему Фаня.
     - Кто поцыркает, а кто  и пролетает, - ворчал  недовольный Леха,  - ему
как путному купил...
     -  Отцвела  любовь-сирень,  вот  такая хренотень!  -  издевался  из-под
потолка Фаня.
     - Сверну башку - узнаешь!
     Но вскоре они уже целовались.
     Если Леха приходил  домой  в настроении,  Фаня тут же подлетал к нему и
начинал тыкаться клювом в  усы, губы. Когда Леха садился перед  телевизором,
Фаня  цеплялся ему  за  чуб,  как за  ветку,  и повисал вниз  головой, мешая
зрительскому процессу. Дескать, куда уставился, вот же я...
     И никогда не вязался к Лехе, когда тот возвращался хмурым.
     В  такие вечера  Фаня засовывал голову в ракушку,  доставшуюся Лехе  от
жены при  разделе  ею имущества, и ворчал туда на свою жизнь. Звук получался
эхообразный.  От  чего Фане  казалось - в  ракушке  сидит  сочувствующий ему
собеседник.
     Однажды среди зимы из аула заявилась с повинной бывшая хозяйка. Но Леха
сделал  ей резкий  от  ворот поворот. Дескать, отцвела любовь-сирень,  лейте
слезы по другим адресам.
     Но потом Фаня недели две не высовывал голову из ракушки...
     А весной Леха влюбился. Да так, что не балуй. Зашел в магазин за пивом,
а там Катя за прилавком.  И...  "попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети".
Леха и не рвался на выход.
     - Ну, ексель-моксель, женщина! -  делился с Фаней переполнявшим  сердце
чувством. - Класс! Бывают же такие!
     Попугай телячьих восторгов не разделял.
     - Хренотень! - говорил он.
     - Сам ты воробей общипанный! - обижался Леха.
     Если  он  начинал  ворковать  с  Катей по телефону,  Фаня или в ракушку
голову засовывал жаловаться на жизнь,  или того  хуже -  с возмущением летел
обои драть под потолком. Будто всю жизнь не с  воробьями,  а с дятлами  имел
дело. Как  начнет клювом  долбать  - летят  во  все стороны  клочки  недавно
наклеенных обоев.
     - Перестань, паразит! - крикнет Леха. - Прибью!
     Попугай -  ноль реакции.  Как об стенку горохом угроза смерти. Все края
обоев обмахрил.
     Чем  дальше в  лес  заходил  роман  хозяина  с  Катей,  тем  отвязаннее
становился Фаня.
     - Падла! - кричал Лехе. - Пошел в пим!
     -  Фильтруй  базар!  -  шутливо  успокаивал  друга  Леха  и задабривал,
подсыпая в кормушку корм. - Ешь свою хренотень!
     Фаня отказывался. Изредка поклюет самую малость...
     Даже на сигареты не реагировал и на пиво не падал коршуном с небес.
     Лехе, что там говорить, некогда было вокруг Фани скакать-угождать, Катю
обхаживал все свободное время. А когда, без ума счастливый, на руках внес ее
в фате в свое жилище, Фаня сказал: "Ёксель", - и упал замертво на пол.
     Вот такая была, ексель-моксель, любовь-сирень.


     - Ой, темнеченько!  -  стенала Антоновна соседке. -  Тимофей кончается.
Семый  день капелюшечки не ест,  пластом лежит.  Ой, темнеченько, люблю ведь
его как смерть.
     Тимофей  был Антоновне не сват,  не брат, даже не зять с мужем. Тимофей
был  котом.  Но каким!  Такого  днем  с  огнем по всему свету  ищи  - только
батарейки  в  фонарике  садить.  Как  будто  из лауреатов  кошачьей  красоты
свалился однажды на крыльцо. Шерсть исключительной пушистости и до голубизны
дымчатая, на шее белый галстучек, глаза зеленые...
     - Ну,  и  околеет, - бросил  муж  на причитания Антоновны,  -  невелика
персона.  Возьмем нового. У Протасовых кошка через день с пузом. Убивался бы
я по каждому шкоднику. По мне бы кто так убивался...
     - Тебя-то бульдозером не сковырнешь...
     - Ага, по весне вона как скрутило.
     - Дак горло дырявое, то и загибалси!
     - Че горло, когда желудок прихватило.
     - Выжрал какой-нибудь порнографики из киоска...
     - Тебя переговорить - надо язык наварить! - махнул рукой муж.
     - А нечего спориться...
     Антоновна пошла в закуток, где лежал кот.
     - Тишенька! Тиша! - склонилась над умирающим любимцем.
     У того не было силушки даже глаза  приоткрыть. Всегда  подвижный  хвост
лежал  мертвой палкой. Ухо  безжизненно завернулось. Шерсть свалялась, как у
помоечной собаки. Нос горячий.
     Антоновна  пошаркала с  горем  к  ветеринару,  который  не  выразил  ни
малейшей радости, завидев бабку.
     -  Я  по  кошачьим  не  специализируюсь,  -  прервал  просительницу  на
полуслове.
     - Как это? - удивилась Антоновна. - Все одно скотина.
     - Ты ведь не идешь к зубному, если возник гинекологический вопрос?
     - Слава Богу, этот вопрос  отвозникался.  И  во  рту протезы.  Ты  мне,
родненький, Тимофея полечи.
     - Сам оклемается. Кошки живучие.
     - Дак ведь это кот. Пойдем осмотришь, я заплачу, не сумлевайся.
     Летом  ветеринар  поклялся  с Антоновной дел  не  иметь. Она ухитрялась
никогда деньгами  не рассчитываться. Скажем,  такса  опростать поросенка  от
мужской  нужды  -  50 рублей. Жадная бабка вместо наличности  то  кусок сала
старого  всучит,  то  бутылку некачественной самогонки.  У ветеринара своего
сала  -  хоть  через  забор кидай, и что  бы  он сивухой  при  его должности
давился?  А язык деревенеет  категорически  отрубить:  деньги  давай!  Будто
гипноз  анестезирующий   подпускала  Антоновна.  Потом,  возвращаясь  домой,
ветеринар плюется в свой адрес: зачем брал?
     -  Ты к Степаниде сходи,  - отфутболивая настырную  бабку,  посоветовал
поросячье-коровий доктор.
     Степанида жила знахарством. Шептала, заговаривала, травничала.
     - Кота тащить  не надо, -  отказалась  от осмотра  слабоживого пациента
Степанида. - Еще оцарапает. Фотография есть?
     - Моя?
     - На кой мне твоя? Кота!
     - Я сама-то лет двадцать не фоткалась.
     - Нашла чем хвастаться, - строго сказала Степанида. - Тогда клок шерсти
с живота начеши.
     - Чьей?
     - Да не твоей же!
     Степанида дула  на Тимофееву шерсть, шептала над ней, подбрасывала  под
потолок  и внимательно следила за падением. В завершении колдовских процедур
завернула клок  в бумажку и  швырнула  в печь. Антоновне  вручила пузырек  с
желтой жидкостью - капать Тимофею в пасть.
     -  Сколько  должна?  - спросила  Антоновна,  не удовлетворенная  курсом
лечения.
     - Десятку.
     - С собой нет, - сказал Антоновна, - вечером занесу.
     Хотя "с собой" было.
     Дома Антоновна  набрала  в пипетку жидкости  из Степанидиного пузырька,
пошла  вливать целительную влагу  в  болезного Тимофея.  Того  в  закутке не
оказалось.
     Сердце Антоновны оборвалось в нехорошем предчувствии.
     - Где Тиша? - трагически спросила мужа.
     -  Где-где,  - грубо  прозвучало  в ответ, - в гнезде! Околевать, поди,
уполз. Они, как сдыхать, завсегда уходят из жилища.
     - Ой, темнеченько! - заголосила Антоновна и принялась жалостливо звать.
- Тишенька, Тиша, погоди умирать, полечимся.
     Антоновна  ходила  по дому, заглядывала  во  все углы. Тимофея нигде не
было.
     - Ой, темнеченько! - вышла в сени.
     Через минуту оттуда раздался истошный крик:
     - Ах ты, тварь! Ах ты, скот! Убью-ю-ю!!!
     В  поисках  околевающего  любимца Антоновна заглянула  в кладовку.  Где
страшно  зачесалось  схватить дрын  потяжелее. Под  потолком висело  полтуши
неделю   назад   забитого  бычка.  На  ней,  намертво  вцепившись   когтями,
распластался  Тимофей.  Он  хищно  рвал  мясо  зубами.  Добрая  часть  бычка
отсутствовала.
     - Заболеешь так жрать-то, - прибежал на крик муж.
     - Убью! - кричала на любимца Антоновна.
     Тимофей не стал дожидаться смертельного дрына, камнем упал с объеденной
туши и резво, несмотря на болезнь, юркнул на улицу.
     Антоновна  ругала кота,  мужа,  который низко повесил бычка, оплакивала
уничтоженное мясо и думала: платить Степаниде или обойдется?
     Платить,  по-хорошему,  было  не  за  что. Но ведь порчу может навести.
Ладно, если на кота-вредителя, а вдруг - на саму Антоновну...


     -  Не буду шмутье твое драное  стирать! Хватит!  -  кричала  Клавдия. -
Жадишься денег давать!
     - Нету, - бубнил Витя Фокин, мужчина средних лет.
     - И на кормежку не ходи! Нашел дурочку с переулочка!
     - Твоей фигуре вредно много есть, плывет.
     -  Как  лапать,  так  пойдет!  А тут сразу  не  топмоделистая! Че тогда
квартирантом на полкровати пристроился?..
     - Нету денег.
     - Не надо было  клад сдавать?! - плюнула солью в старую рану Клавдия. -
И вообще - побаловались и буде, сделай тете ручкой!
     - Не возьму тебя в Швейцарию! - обиженно бросил с порога Витя.
     - Ой-ей-ей! Напугал козу морковкой! На носу боком ты в нее поедешь!
     Витя подхватил узелок с бельем и  поднялся к  себе, двумя этажами выше.
Последние семь месяцев он частенько квартировал у Клавдии "на полкровати". И
вот получил от ворот поворот. Или облом, по-современному.
     Жил Витя  берложно. Однокомнатная квартира была обставлена односпальной
кроватью.  Выпущенная  ширпотребовским  конвейером лет тридцать  назад,  она
давно обезножела, горизонт спальной поверхности держали куски шпал.
     - Паровозы не снятся? - вышучивала кровать Клавдия.
     - Проводницы и стрелочницы, - отвечал Витя. - Вот с такими стрелками.
     Проблему  постельного  белья  Витя решал с завидной изобретательностью.
Чистая простыня складывалась вдвое.  Сначала эксплуатировалась одна половина
конструкции,  через  пару  недель - вторая.  Затем простыня перегибалась  на
другую сторону,  что  обеспечивало еще две смены.  С наволочкой  такой номер
экономии не проходил, посему Витя спал на плюшевой подушке.
     Из мебели имелись также гвозди по стенам, исполняющие функции платяного
шкафа.
     Окна украшали музейных времен занавески с ретро-выбивкой 60-х годов.
     Вместо ковра  над  транссибирской  кроватью  был  прибит  флаг.  Но  не
персидский,  то бишь  -  иранский,  а швейцарский. Красное  полотно с  белым
крестом.
     Вернувшись от Клавдии, Витя лег  на железнодорожное  ложе. "Зря  ей про
клад болтанул", - подумал с закрытыми глазами.
     Клад  был печальной промашкой  давних лет. Витя нашел  его на  кладбище
мамонтов. Как эти вагоны с хоботом в доисторически древнем году оказались на
кладбище, Витя не знает. Может, стадо ловило дремотный  кайф  после водопоя.
Стояло на  высоком, с  которого сдувало комаров, берегу, а тут ледник снегом
на  голову. Не  успели толстокожие сообразить, что  в природе катаклизм, как
перешли в свежемороженую фазу. И мех не спас.
     А может,  кладбище возникло  по другой причине - первобытная скотобойня
на данном участке располагалась?  Местные, не менее чем  мамонты ископаемые,
люди  с  дрекольем, камнями и шестоперами заманивали пропитание  с бивнями в
ловушки - оврагов  кругом  немерено,  -  ломая ноги,  срывались простодырные
травоеды с кручи  вниз, а там уже плотоядно  раскочегаривали костер двуногие
мясоеды.  И вскоре  обглоданные  кости  весело  разлетались  от  первобытной
трапезы в разные стороны, создавая это без памятников кладбище. На коем Витя
наткнулся  на клад,  хотя искал  вместе с  классом  доисторический скелетный
материал.
     Весной, когда бивни и другие останки вешние воды вымывают на обозрение,
школьники пошли  пополнять свой музей. Поисковый день у Вити складывался  из
рук  вон.  Всего  одну  кость  обнаружил, и  та  из  более  позднего периода
захоронения  - собачья. Уже  под вечер спустился  в овраг и  глядь -  торчит
экспонат. Не собачьего происхождения, без экспертизы видно, от мамонта. Витя
хвать-похвать, а кость не вытаскивается из доисторического кладбища в музей.
Заметался юный археолог, чем бы подковырнуть находку? Туда-сюда дергается, а
под ногами поисков пенек березовый путается. Пнул с досады, чтоб не мешался.
На что пенек зазвенел от обиды.
     - Ах, ты, пень-забубень! - рассердился Витя и еще раз пыром  приголубил
помеху на тропе археолога.
     Пень вылетел из земли, сея на лету ложки, вилки, деньги, кольца, кулоны
и цепочки.
     - Ничего себе пенек! - раскрыл рот Витя, разглядывая  березовый  туес и
его содержимое.
     А  потом заорал  на  все кладбище, наверно, так  мамонты  ревели, когда
летели вниз бивнями в ловушку:
     - Клад! Клад!!
     Класс, конечно, сбежался на чужое добро...
     - Я клад нашел! - примчался домой Витька.
     - Где он? - мелко завибрировал отец.
     - Отдал! - сиял Витька.
     - Кому? - крупно завибрировал отец.
     - Учительнице, она сдаст куда надо!
     Отец заходил ходуном.
     - Пенек! - закричал он. - Зачем орал на всю округу?! Зачем?!  Сунь клад
в рюкзак, и концы в воду!
     -   Это  достояние  государства!  -   возмущался  дремучести   родителя
комсомолец Витя.
     -  Государство  его  закапывало? Ты кошелек  на  улице  обронил  - тоже
достояние государства?
     - Мне по закону полагается 25 процентов.
     -  Всыпать  тебе  полагается 225  процентов  по заднице!  - хватался за
ремень отец.
     Ременных  процентов  Витя не  получил, мать  отстояла. Как, впрочем,  и
законных. Клад, согласно  полученным из Москвы бумагам, в разряде лома пошел
на переплавку.
     -  Золотые   цепи,  кресты,  "десятки",  "пятерки",   броши,  кулоны  в
переплавку! - снова крупно вибрировал отец. - Пенек! Ой, пенек!  Наделают из
них разъемов и проволоки!
     Отец и через десять лет не успокоился.
     - Пенек стоеросовый! - обзывался время от времени. - На миллион человек
одному-разъединственному в 100 лет такая жар-птица!.. А ты? Пять килограммов
золота и серебра своими руками в прорву! Ой! пенек!
     - Куда бы я их дел?
     - Я бы реализовал! А  деньги на книжку! Они бы уже страшными процентами
обросли!
     - Ты и так засолил их навалом!
     - Не твоего, пенек, ума дело!
     Отца всю жизнь разрывали две  огненные страсти. Деньги и водка. Страсть
как любил  пополнять вклады  на сберкнижке и  был чересчур  склонен к питию.
Взаимно-уничтожающие  чувства. Первое  трупом ложилось  на  пути  второго  в
водочный магазин.  Если на свои покупал. И в то же время на дармовой выпивон
никаких шлагбаумов.  Тут  и возникала заковыка - стоило  отцу помазать губы,
как душа  щедро  начинала выворачивать карманы, деньги  радостными  голубями
летели в  водочный отдел... На следующий день не так с похмелья страдал, как
жаба давила - столько угрохал. До сберкассы не донес.
     Трезвый  тащил  туда все  что можно. К 1991 году  имел вклады  в объеме
трехкомнатной  квартиры. Когда ее коровьим языком слизала либерализация цен,
чуть инфаркт не шандарахнул старика.
     - Ой, пенек! - истязал себя. - Ой, пенек!
     Отвлекла  от  инфаркта вторая страсть.  Попил  водки,  снял  стресс,  а
вскорости начал играть в "Русский дом Селенга". Закладывал туда всю пенсию и
что с сада-огорода выручал.  Гараж продал. Жил по-вегетариански: без мяса, с
черно-белым телевизором.
     -  Нет,  не пеньки мы, - во множественном числе навеличивал себя,  ведя
подсчеты бешено накручивающихся процентов, - все вернем! Эх, Витек, зачем ты
клад  в рюкзак не сунул.  Сейчас бы на нем  такие  деньги наварили.  Золотые
цепочки  метровых размеров,  платиновый перстень  в  форме  кошачьей головы,
кольцо с изумрудом...
     Отец знал наизусть весь перечень клада
     От удара с крахом "Селенги" и водка не помогла.
     "Я пойду другим путем", - хороня отца, решил Витя.
     ...А сейчас, лежа на транссибирской кровати, с  удовлетворением  думал:
"Верным путем иду".
     Зазвонил телефон.
     - Выезжаю, - коротко бросил в трубку Витя. Надел джинсовый костюм, взял
самый приличный во всей квартире предмет - кожаный дипломат...
     Не подумайте,  что  "другой  путь" у Вити  - это антисанитарная дорожка
деклассированного элемента. Витя располагал актуальным рукомеслом.  Вскрывал
сейфы. Как консервы.  И не воровским,  среди ночи  с пистолетом  за пазухой,
способом,  а  официально - по вызову  в  бессилии  плачущих перед  ящиком  с
деньгами хозяев. Когда близок рублик, а не достанешь.
     При всеобщей  банкотизации  страны сейфов на душу народонаселения стало
больше, чем денег у большей  части  народа, которой  сколько кредит в  очной
ставке с дебитом  не  своди  - сальдо карман  не тянет. А у кого "тянет", те
норовят его в сейфы упрятать от посторонних глаз и карманов. Но раз  в год и
палка  - гранатомет.  То есть ляжка размечталась, чтобы ее деньги  жгли, а в
закрома их хранения доступа нет. И  хоть ты мозоль на языке набей: "Сим-сим,
открой!" - Сима  бессильна.  Надо за  Витей  бежать. А он такой  мастер, что
дунет, плюнет, перекрестит заартачившийся замок и... берите ваши сбережения,
отслюните специалисту...
     Не всегда в деньгах запертое под заевшим замком счастье заключалось.
     Был случай. Новый год на носу. Совсем на кончике, а Витю от  телевизора
срывают.  Господин  с толстой  мошной  из  Европы шампанское  привез.  И  не
простое, что на рупь ведро, а из королевских погребов. Легче иной автомобиль
купить, чем бутылку такого алкоголя. В гараже его держать не будешь.  В сейф
поставил.  В  Новый  год  захотелось  выдрючиться.  Назвал  гостей,  закуски
накупил. Побежал к сейфу, дескать, не бормотье в честь  праздничка под елкой
употреблять будем! Готовьте бокалы под эксклюзив.
     Гости всегда давай. А близок сосуд, да не нальешь. Хоть  автогеном сейф
режь.  Взбрыкнул  тот по причине, что вместо  буфета используют,  и  обрезал
хозяину кайф. Гости подначивают: "Нагнал про супершампань!"
     И стрелки на часах  блохами  скачут  на встречу  друг с другом в высшей
точке. Срам, позор и стыдоба.
     Хозяин за Витей послал.
     Шепчет  мастеру по прибытию: "Откроешь  до  двенадцати -  хорошие бабки
получишь и  напою".  За  две минуты  до  курантов  Витя обеспечил  доступ  к
королевским пузырькам. Чести отведать напиток земных  богов удостоен не был,
зато 200 долларов отхватил.
     Ему больше ничего и не надо. Пить-то Витя давно ни-ни.
     В тот  раз, когда  вызвали после  размолвки с  Клавдией,  тоже не из-за
денег сыр-бор  вокруг замка  с секретом  разгорелся.  Босс водочной  фирмы в
Нью-Йорк собрался,  билет  на берега Гудзона  в  сейф  засунул. Из  расчета:
подальше  от ревнивой жены  положишь - ближе возьмешь. Эта истеричка может и
порвать, если узнает, что с переводчицей летит.
     Целее целого лежит билет в  сейфе,  и хоть вместе  с ящиком тащи  его в
аэропорт,  чтобы  на  рентгеновский просвет  зарегистрировали.  Иначе никак.
Бьется путешественник с  замком, матершинными выражениями на нет исходит,  а
проездной  документ  с  каждой  минутой  все  ближе к  ценности  фантика  от
съеденных  конфет приближается. Можно  выкинуть,  а  можно в  семейный архив
сдать.
     Витя  на то и мастер, чтобы остановить процесс девальвации. Поковырялся
с зауросившим замком, не дал улететь самолету за океан без билета из сейфа.
     100 долларов за оперативность отхватил.
     Сунул их в  тайник под транссибирской кроватью. Но не все. Один понес к
Клавдии с узелком белья.
     - Клав, постирай, а! Хотя бы рубашки.
     - А в Швейцарию возьмешь? - сунула доллар в карман фартука Клавдия.
     - Конечно! - с готовностью сказал Витя. - Цюрих, Берн, Женевское озеро.
     Кстати,  о девочках, Швейцария была не для запудривания женских мозгов.
И  не пустопорожними  грезами с флагом над  кроватью. Без инвестиций в  виде
манны небесной видел себя Витя на улочках  Цюриха. Без розовых слюней изучал
карту Берна. Открывая заклинившие сейфы, он прорубал лаз в Европу.  Расширяя
его с каждым покоренным замком. Чалдон Витя с круглой,  как блин, нос кривой
картошкой,  физиономией, имел счет  в Швейцарском банке. И  жесткий  план  -
увеличивать  сумму  вклада  на семь  тысяч  долларов в год. План  героически
выполнялся.
     - Почему Швейцария? - спросила, разводя порошок в тазу, Клавдия.
     - Чем я хуже Ленина?
     - Тогда я не хужее Крупской! - хохотнув, провела историческую  аналогию
Клавдия.
     - А то! - поддакнул Витя. - Конечно, не хужее!
     Сам подумал: "Нужна ты мне там, как ежик за пазухой! Неужто в Швейцарии
не устроюсь к какой-нибудь бабенке квартирантом на полкровати?.."


     В  один  момент  Петр  Егорович  Замиралов запаниковал: зачем  с  баней
затеялся, если переполюсовка ожидается? Не сегодня-завтра все прахом пойдет.
     Идею этого  катаклизма  встретил с энтузиазмом.  У брата  в Красноярске
гостил, тот и посвятил в  теорию, согласно коей Земля вот-вот перевернется с
ног на голову по причине смены полюсов.
     -  Ты  думаешь, - рассказывал брат, -  земную ось воткнули в галактику,
крутнули планету-матушку, как глобус для пятого  класса, и  она миллионы лет
пилит по  заданному маршруту? Ничего  подобного. Угол  наклона оси постоянно
меняется в одну сторону. А это значит что?
     - Что? - открыл рот Петр Егорович.
     - Ничего хорошего  кой для кого. Примерно  каждые 13 тысяч лет  Земля с
ног на голову перекувыркивается. Мы как раз находимся в той части прецессии,
когда вот-вот переполюсовки жди. Катаклизмы как грянут на головы грешников -
только держись. Старые материки уйдут под воду, новые вынырнут. Атлантида, к
примеру, выскочит  наверх,  Аляска,  наоборот, на дно  провалится.  Там, где
бананы   росли  -  тундра  образуется,  а  где  пингвины  бегали  -  попугаи
зачирикают.
     - Это че, конец света? - спросил Петр Егорович.
     -  Конец  не  конец, да лишь достойные  выживут.  Как  говорится, много
званых, да мало избранных. Кто правильно живет - вознесутся... А Земля может
перекувыркнуться  за каких-то  двадцать часов.  Вчера ты  в трусах  огурчики
собирал, а вот уже ледник на твои грядки заполз.
     Не все  Петр Егорович  понял, лекцию по  переполюсовке  обильно  водкой
сдабривали. Прецессию не уразумел до конца, хотя сама теория легла на душу.
     - Нужна переполюсовка, -  горячо поддерживал брата, - чтобы  избавиться
от этих хапуг на чужом горбу. Миллионеров  и другую мафию. Добром кровопийцы
никогда не изменятся. Придавить ледником всех паразитов! И с нуля начать...
     Брат учил  специальным образом  дышать, чтобы наверняка вознестись.  Не
накроет переполюсовкой, во-первых, тех, кто праведно живет. Не грешит  почем
зря. Хотя им тоже не след сложа руки потопа дожидаться.
     - На халявку в избранные не  попадешь, - говорил брат,  - надо готовить
сознание.
     Дышать учил  так. Семь секунд  в нос  воздух сосредоточенно  затягивай.
Потом  семь  секунд  плавно  выпускай,  причем не  просто  сопи,  стравливая
углекислоту, а представляй внутри  себя тетраэдрон  - этакую объемную звезду
многоконечную. Выдохнул и замри впускать воздух.
     В бездыхательный период из вершин тетраэдронной звезды свет пойдет, а у
тебя  в  этот  момент   электричество  должно  начать  туда-сюда  бегать  по
позвоночнику.
     Как Петр  Егорович ни  пыжился - не пробегало. Может,  что за  бутылкой
этот самый тетраэдрон медитировал?
     И все же Петр  Егорович  считал: если  не он, то кто тогда  вознесется?
Конечно, имелись грешки  на счету.  В  молодости на  разнообразие  тянуло  -
шкодил с разбитными  бабенками тайком от  жены. На заводе  работая,  не  раз
миновал  проходную  отягощенный  за  поясом  или  в  других  укромных местах
посторонними предметами. Особенно  в последние  годы,  когда  зарплату стали
месяцами  задерживать. Тридцать килограммов меди мог  на себе зараз вынести.
Но это какой грех, когда другие  составами воруют? Свое беру, считал, сдавая
цветмет в пункт приема.
     Вернувшись домой из Красноярска, на трезвую голову завибрировал: на кой
с баней горбатиться, если  труды могут на днях, а  то и раньше под  воду или
новый ледник уйти?
     Побежал брату звонить. Тот -  ни раньше, ни позже - в тайгу за кедровым
орехом ушел.
     Пришлось ждать...
     Детство  Петр  Егорович  провел  в  бараке,  где десять дверей по  одну
сторону коридора и столько же по другую. В одном конце кашлянут, в другом за
бутылкой бегут  - от гриппа профилактироваться. Удачно женившись в отношении
жилплощади,  Петр  Егорович  покончил  с  барачной  судьбой,  но  все время,
несмотря на проживание в хорошей  квартире, мечтал  о  своем  доме...  Чтобы
выйти босиком,  а крыльцо от  солнца горячее, в небе самолет  по своим делам
жужжит, в палисаднике ветерок колобродит, птичка какая-нибудь цвенькает...
     К пятидесяти годам купил в  пригороде домик в дачных целях. Справный. С
палисадником, крыльцом и огородом, но без бани.
     "Должен в жизни  хоть  что-то  капитальное своими  руками построить!" -
подумал Петр Егорович.
     И наметил возвести баню. Да не в мышиный глаз площадью, как у свояка. У
того, конечно, жаркая - ничего не скажешь. В  любой мороз с двух охапок дров
раскочегаривается, аж волосы  трещат. Только париться в  ней  без асбестовых
трусов   и  бронежилета  -  это  как  на  минном  поле  танцевать.  Куда  ни
повернешься, задница в печку упирается. Из железа сваренную.
     У Петра Егоровича на всю  оставшуюся  жизнь  красота правой  полужопицы
шрамом обезображена. "Скорую" в предбанник вызывали. Конечно, бдительность у
нашего парильщика в момент жаркого соприкосновения с раскаленным боком печки
была на  200  граммов  водки  понижена,  но  что  это за  баня,  если нельзя
стакан-другой дернуть в охотку?
     Врач "скорой" женщина попалась.
     -  Че  ты  заробел,  как  девица?  -  Петру Егоровичу говорит,  который
застеснялся  сразу обнародовать  ожог  из  штанов. Дескать,  дайте,  доктор,
лекарство, сам намажу. - У меня, -  хихикает врачиха, -  по субботам обычное
дело диагноз: банное поджаривание филейного агрегата. Сегодня второй случай.
Все  жду, -  съехидничала, - когда  кто-нибудь из вас переднюю часть задницы
подпалит.
     Поэтому  Петр  Егорович  строил  баню  "пять  на  шесть"   по  внешнему
периметру.  В  парной  предусматривал стопроцентную технику безопасности для
передней   и  задней  части.  В  предбаннике   планировалось  пару  кроватей
полнометражных и стол поставить. Парься, ешь-пей,  горизонтально  отдыхай  в
усладу.
     У  брата  под Красноярском такая баня. Они  с женой могут всю субботу в
ней провести. Как начнут часов с одиннадцати... В снегу валяются, пиво пьют,
спят,  телевизор смотрят... А  между  этим парная... Для них часов  восемь -
делать  нечего  посвятить  жаркому процессу. Дровишек подкинут  и  опять  на
полок. Оттягиваются на всю шкалу.
     Петр Егорович хотел поставить  баню по всем правилам -  из осины. Свояк
свел с  мужичком, который пообещал  посодействовать  со  срубом.  Причем  по
сходной цене. Вскоре  сруб  был  в разобранном виде доставлен. Петр Егорович
нарадоваться не мог: по дешевке такую важную проблему новостройки решил.
     На  крыльях банного  вдохновения,  по  принципу  -  готовь сани  летом,
сорвался за семьдесят километров на глухоманную речку булыжников набрать для
каменки. Загляденье, каких  насобирал. Увесистых, перекатами  со всех сторон
выглаженных.  Такие  будут паром  стрелять,  только  успевай  на  уши  шапку
натягивать!
     Вернулся Петр Егорович  с камнями, а у сруба милиция. Оказывается,  его
украли в соседнем районе.
     Накрылась баня медным тазиком.
     Кипя  злостью,  Петр  Егорович  начал булыжники  для каменки  по  всему
огороду расшвыривать.  Один,  несясь, как тунгусский  метеорит,  ворвался  в
стройные - по ниточке - ряды помидоров и  повалил  широкую просеку,  обильно
забрызгав  ее красной  мякотью.  Другой попал  в ранетку.  Густо  обсыпанные
урожаем ветви судорожно дернулись, плоды, как по команде, сыпанули на землю,
враз образовав под деревом  желтый круг. Шарообразный, как  ядро, коричневый
со  светлыми прожилками  каменюка, гневной  рукой пущенный, угодил в туалет,
тот загудел  обиженным колоколом на  всю  округу. Петр  Егорович  готов  был
разорвать свояка. Из-за него  красота мягкого места испорчена, еще  и деньги
накрылись - ищи  теперь ветра в поле от  этих ворюг. Совсем для других целей
подобранный на  осененном елями берегу камень  круто вошел в парник и накрыл
всей тяжестью  заматеревший  под  солнцем  снарядообразный  огурец-семенник.
Широким веером  вылетел из-под толстой кожуры несостоявшийся урожай будущего
года.
     Жена  Петра  Егоровича, приседая с  каждым броском,  наблюдала  картину
разрушительного камнепада из окна.
     - Сволочи! - жутко кричал Петр Егорович, запуская в  любовно взращенную
огородину камни. - Ворье! Продажные твари!
     Ругал и  расхитителей, и милицию, которая ловит  не тех,  кто миллиарды
загребает, а всякую мелочевку.
     Голодать бы Петру  Егоровичу грядущей зимой: камней привез с запасом  -
четыре ведра, но, схватив очередной, слишком  рьяно  размахнулся, в поясницу
ударила  резкая остеохондрозная  боль. Что  и  спасло  огород от  стихийного
бедствия.
     ...Через год Петр Егорович  поднатужился и купил новый сруб. Уже подвел
баню под крышу, полы начал стелить, а тут переполюсовка как снег  на голову.
Надо  бы  подналечь  да  закончить  к  зиме  стройку,  а  кому  хочется  зря
напрягаться?
     Погоды в тот сентябрь  на загляденье были. Теплынь... Облака по небу...
В  самом верху  изогнутые  перистые застыли,  пониже  кучевые  проплывают...
Благодать... То и дело пили со свояком на крылечке недостроенной  бани пиво,
о переполюсовке беседовали.
     Две недели маялся неизвестностью Петр Егорович...
     - Петюня, не беспохлебся! - выйдя из тайги, успокоил брат по телефону.
     В цивилизацию он  вернулся в прекрасном расположении духа. Лучше некуда
отшишковался и удачно оптом реализовал орех.
     -  Смело строй баньку, - учил. -  С ней  и вознесешься. Это  ведь, если
говорить технически, не  на небо  улететь,  а уйти в  другое измерение.  Все
нужное  с тобой переходит. И заблаговременно  определись, что  брать.  Вдруг
выбирать дадут.
     -  Жену  не  буду,  - обрадовался Петр  Егорович на возможность строить
баню.
     -  Молодых  вдовушек  найдем!  - поддержал инициативу  брат  и серьезно
добавил. - Не забывай дышать. Я даже в тайге медитировал.
     - На кедре? - съехидничал Петр Егорович.
     - Не, нынче падалку собирали.
     "Надо дышать, - настраивал  себя Петр Егорович, настилая полы в парной,
- а то вдруг не дадут баню с собой взять".
     Однако, как в перекурах  ни рисовал  в животе тетраэдрон,  как ни сопел
строго по расписанию - электричество не хотело бегать по позвоночнику.
     "Может,  по причине  радикулита электропроводность  в  спине слабая?  -
беспокоился Петр Егорович. - К врачу что ли сходить?"
     Но, подумав, решил врача в переполюсовку не посвящать. Тот был чересчур
жадный, как больничный давать.


     Завелся  у  Любаши  Светличной  жених  на   море-океяне.  Не  из  пучка
водорослей.  От брата  Димки. Морячок торгового флота, он в ревущих  широтах
показал дружку Мише фотоличико сестры: гля, какая сеструха!
     "Ба!"- сказал Миша и побежал сочинять письмо в сторону берега.
     Дошла океанская весточка по  волнам и через тайгу с болотами в  Сибирь.
Завязалась  переписка. И вдруг,  трах-бах, от  моряка телеграмма: "ПРИЕДУ НА
НОВЫЙ ГОД ТЧК".
     В  доме у Светличных случился психоз. Любаша у родителей была последним
чадом. Когда  хорошо за сорок обоим стукнуло, учудили младшую дочу. В момент
образования просоленного Любкиного жениха родители невесты имели прочный, не
отдерешь,  статус деда  Макара  с  бабой Мотей. С пенсией  и  внуками. Кроме
моряка-холостяка Димки и Любаши, имелась еще дочь Валентина и сын Геннадий.
     Мишин причал в Кашире Московской области располагался. Как бабе Моте не
вдалбливали,  что   Кашира  помене  их   Ачинска  в   длину  и  поперек,  не
перетолкуешь, считала: жених из москвичей.
     - Ой, Любка, - причитала, - опозоримси-и-и...
     Миша сообщал,  что  он  механик.  Данное  рукомесло  баба  Мотя  оченно
уважала.  Это  не  Димка-непутня, радист какой-то, а здесь - механизмы!  Имя
заведовать - не ручки у радио туды-сюды вертеть.
     Были у  бабы  Моти  переживания  по  застольной программе: чем  угодить
москвичу, что  в  их  родову метит?  Но  главная  тревога, терзавшая  сердце
хозяйки, - компания.  В ее мужицкой части. Ох, богата она была  на подводные
камни. Самый опытный мореход может лоб расшибить и перехотеть жениться.
     В  отношении  камня  "врезать за  Новый  год" баба  Мотя на оргкомитете
постановила: если кто переврежет, невзирая на принадлежность лица - муж, сын
или зять, - морду утюгом отрихтует.
     Но мужики не только врезать были мастаки. У деда  Макара  после третьей
рюмки  душа  перла  наружу  так,  что   пуговицы  не  выдерживали.  До  пупа
расстегивались  как сверху, так и с  шириночной стороны.  Свои с  пониманием
относились к рвущейся сквозь застежки душе. А вот как москвич отреагирует?
     Зять  Никита  по пуговицам  был вне подозрения.  Зато под хмельком петь
любил. Вокалировать  начинал без  палочки  дирижера. Как  мешком из-за угла.
Даже для самого  певца. Вдруг в голове замыкалось реле, и всегда  на "Ревела
буря,  дождь  шумел!.."  А ревел, как та буря во мраке.  Штормовую  стихию в
масштабе один к одному рисовал. Сидит компания, выпивает-закусывает, на небе
ни облачка, вдруг  Никита как рявкнет подвальным басом: "Ревела!.." Не  зная
певца, можно с инфарктом в салат окочуриться.
     Дочери Валентине баба Мотя  наказала  ни  на секунду не  отвлекаться от
мужа Никиты, отвлекая  его реле  от  бури. А на вырывающуюся от винных паров
душу деда Макара сама нашла  управу: приказала  надеть  на нее вместо рубахи
водолазку сына Генки. Шириночную калитку хотела обойти спортивным трико. Дед
попытался вякнуть: "Я что - цирк приехал?" На что  баба Мотя рявкнула:  "Тут
хуже - москвич едет!"
     Но посмотрела на  обтянутый от лысины до  пяток видок  мужа и  плюнула:
"Срамота!"
     Дед даже с распахнутой настежь ширинкой смотрелся лучше.
     Кстати,  жених  тоже  переволновался,  собираясь на  смотрины.  Писаным
красавцем себя не считал, но и не урод, чтоб глаз косой или нос набок. А все
одно  -  беспокойство имелось. Как  никогда  часто в зеркало  гляделся. Но с
каждым  автобиографическим отражением все больше убеждался - нормальный ход.
И вдруг красота, как в помойное ведро. Всю жизнь тридцать два зуба без пломб
и  червоточины,  а тут... За день  до отлета к невесте жених  в баню  пошел,
после парной бес под руку толканул: открой пиво зубами...
     Переступив  порог  Сибири,  Миша  старался   левую   половину  рта   не
раскрывать.  Маскировал  изъян красоты. В  результате даже улыбка  кособокая
получалась. Отчего  вся физиономия имела вид: "Что вы тут, лапти  сибирские,
волокете  в  жизни?  Вот  мы  - москвичи!.."  Он-то улыбался от  души,  даже
застенчиво.  А   получалось  сквозь  зубы.  Окружающие  думали:   "За  каким
хреном-овощем вообще было ехать?"
     Невесту  посадили как раз со стороны зубной недостачи. Любаша, глядя на
поджатые губешки суженого: изводилась, ну что ему не по душе?
     Потенциальная  теща тоже не  знала,  как быть? Она, сияя личиком, гостю
рыжики  отведать  предлагает: "Кушайте,  сами  собирали".  Тот  всю  тарелку
полуведерную подчистую навернул, а все равно морду кривит. Бабе Моте как нож
под сердце. Да  что за люди москвичи эти?!  Ведь видно -  нравятся грибочки.
Нет, косорылится, как, прости, Господи, навозом накормили.
     Мужикам и совсем  бы плевать  на  кривизну гостя,  кабы им  граммов  по
двести  на  каждый глаз. От закусок  стол  проседал, а  пить  разрешалось по
предпраздничной   инструкции  только   сухое  вино.   Под  страхом   смерти.
"Портвейна" хотя бы взяла, - ворчал про себя дед Макар на бабку, - а то мочу
эту..."
     - По коньячку? - предлагал Миша мужикам.
     - Ага, - дружным хором звучало в ответ.
     - Они не пьют! - сверкала глазами на хор баба Мотя.
     - Не пьем, - вздыхали мужики.
     Дочь  Валентина, помня материнский наказ,  отвлекала Никиту от  "Ревела
буря"  пинками. Хотя с чего петь-то?  С кисляка  впору  волком выть. Но жена
пинала: "Не пой!" И ведь не в войлочных тапочках сидела. Как же - московский
гость! В туфлях. Еще бы лодочки, тогда куда  ни шло.  А тут подошва, как  из
БелАЗовской резины.  После третьего  пинка налился  синяк. Вскоре конечность
можно было ампутировать.
     Никита запросился поменяться местами.
     - Че у тебя, гвоздь в стуле?
     - Ногу отсидел.
     Через  полчаса  к ампутации созрела  вторая конечность.  Баба Мотя тоже
периодически толкала деда в бок:
     - Застегнись!
     Дед судорожно хватался за насмерть застегнутую на  замок и  две булавки
ширинку. А москвич с кривой физиономией недоумевающе смотрел на дергающегося
с  частотой отбойного молотка  Никиту,  на деда,  то и дело  хватающегося за
причинное место. Только Гена сидел тихо, со  смертной  тоской в  глазах.  Он
вспоминал, как славно гуляли без москвича раньше.
     В  прошлом году  в  три  часа ночи давай в  фанты играть.  Деду  Макару
досталось с балкона овцу изобразить. Взбрыкивая, зарысил дед на четвереньках
на балкон, откуда на всю округу заголосил:
     - Бе-е-е-е!..
     Жалостно так.  Глупая овечка от отары отбилась, боится,  что на  шашлык
наденут.  Отблеял дед Макар  и только  за рюмку - сольный номер  отметить, -
звонок в дверь. Лейтенант милиции.
     - У вас, - строго спрашивает, - на балконе сельхозскотина?
     - Ага, - дед Макар цветет.
     - В  частном  секторе, -  говорит милиционер,  -  похищена  овца.  Надо
провести опознание.
     -  Запростака, - хохотнул  дед Макар,  упал на  четвереньки  и,  бекая,
пробежался по комнате.
     - Косим под психклиента? - не  улыбнулся милиционер. - Так и занесем  в
протокол.
     -  Мил человек!  - пришла в  себя  баба Мотя.  - Какой протокол? Старый
дурак напился. Но ничего мы не воровали. Смотрите сами...
     -  Успели  перепрятать! -  заглянул  милиционер  на балкон. -  Придется
пройти в отделение.
     От волнения дед Макар в секунду расстегнул все пуговицы на ширинке.
     - Вы че?- отпрыгнул от него милиционер и достал наручники. - Гомик?
     - Точно, - сказала баба Мотя. -  Убила бы,  какой комик. Продыху от его
надсмешек нет. Доблеялся, старый козел!
     - Я имел в виду, что он гомосексуалист!
     - Какой там сексуалист! Давно уже, слава Богу, с этим не пристает.
     - А че тогда на меня ширинку нацелил? Я же при исполнении.
     И забрал деда.
     Не  успела  баба Мотя  утереть слезу  и  снарядить дочек выручать  папу
родимого, как грохот в дверь:
     - Откройте! Милиция!
     Дед Макар в милицейской фуражке  и в обнимку с недавно арестовавшим его
лейтенантом, у которого в руках бутыль самогонки.
     Оказывается, милиционер - это  племянник соседа снизу, приехал к дядьке
в гости из Абакана. Ну, и решил подшутить.
     Славно  всегда гуляли.  Нынешний праздник  летел,  как говорил  в таких
случаях дед Макар, корове в подхвостицу...
     Баба Мотя всю жизнь угощения делала тазами. Таз пельменей, таз колдунов
- вареники с капустой, - таз винегрета... На этот раз тазы  были практически
нетронутыми. Мужикам на сухую в горло не лезли ни пельмени, ни колдуны...
     - Хватит! - в один момент хлопнул по столу дед. - Спать!
     На  часах еще и  двух  не было.  И это сказал  дед Макар, который,  как
правило, в Новый год куролесил до следующего  вечера.  Приткнется где-нибудь
на  полчаса, проснувшись,  пуговицы застегнет  и опять  гулять. Тут отрезал:
"Спать!" И все согласились.
     Гуляли  они  в  однокомнатной  квартире  сына Генки. В своем  добротном
частном  доме  привечать гостя баба Мотя наотрез отказалась - не с  деревни,
чать,  он  приехал.  У  Генки  имелся дефицит спальных мест. Женщины выбрали
диван-кровать и покатом  поперек лежбища разместились. Мужикам постелили  на
полу, гостю - на кухне, на раскладушке.
     Мужики суровым  строем лежали под елкой. Не спалось. Червь недовольства
точил их.  Один  всех  троих.  Большой  и  злой.  Двенадцать  месяцев  ждешь
праздник,  и вот  он бездарно летит  в подхвостицу.  За  окном смех,  песни,
визг...
     И попробуй, усни, когда ни в одном глазу.
     - Сейчас бы снотворных капель! - зашептал дед Макар.
     - Пару кружек, - согласился Никита. - Пойду погляжу.
     - А? - спросонья услышала его голос супруга.
     - Бэ! - недовольно продолжил алфавит муж. - В  туалет хочу. До утра что
ли терпеть?!
     Заурчала  вода. Вернувшись, Никита доложил командному пункту под елкой:
"Спит". Начался совет в Филях под одеялом, что делать? Но и враг не дремал.
     - Вы что там вошкаетесь?- спросила Валентина.
     "Кто вошкается?" -  хотел возразить  Генка,  но дед Макар вовремя зажал
ему рот.  Надо было  усыпить бдительность противника.  "Храпите!" - приказал
дед. Мужики начали свистяще-храпящими руладами изображать спящих.  И женщины
сомлели под эту музыку.
     - Все! - зашептал Генка. - Я на разведку. Вы храпом прикройте.
     На четвереньках он добрался до порога и растворился во мгле. Оставшиеся
извлекли  уши  из-под  одеяла,  вперили  их  в  темноту.  Заскрипела  дверь,
взвизгнула раскладушка.
     - Укоренился, - сказал минут через десять Никита. - Я пошел.
     - Стой! - остановил дед Макар. - Старших положено  вперед... А ты храпи
за троих!
     Женщины спали беспокойно. Любаша во сне плакала на пирсе. В море уходил
жених  на  корабле с  желтыми,  как  детские  пеленки после  неожиданностей,
парусами.  Валентина  то  и  дело  взбрыкивала  - она все еще противопесенно
пинала  Никиту.  Баба Мотя плакала  над  прокисающими  в тазах пельменями  и
колдунами...
     Однако  в  семь утра женщин сорвало с дивана. Из кухни громом  грянуло:
"Ревела буря, дождь шумел!.."
     Буря ревела на всю пятиэтажку. Женщины бросились на голос.
     Мужики сидели на кухне в трусах. Хорошо сидели.
     - Любка, - вышаривал на майке пуговицы дед Макар, - выходи  за Михаила.
Наш человек! Сибиряк!
     - Во мраке молнии блистали! - подтвердил сказанное Никита.
     - Че так-то, без  пельменей, - засуетилась с разогреванием баба Мотя, -
без колдунов...
     Она была счастлива, увидев пьяно, но не криво, улыбающегося во все свои
тридцать один с пеньком зубы Михаила.
     Такой зять был в самый раз.


     В двенадцать ночи дед  Егор  достал муку и  завелся с  блинами. Он  был
крепко  не  в  духе.  Пока  у  соседа  в  "дурачка" резался,  внучка Галинка
усвистала на дискотеку.
     "Это  ведь  по три-четыре  раза на  неделе скачет,  - ворчал, просеивая
муку, дед. - Ну, в субботу поплясала, ну, в воскресенье добавила, нет, через
день да каждый день дрыгалки  подавай. Ох, задам перцу сегодня!.. Не дай Бог
в Нюрку пойдет..."
     Нюрка  была сестрой деда  Егора. Давно  была.  Дед  Егор еще  при  царе
родился, Нюрка на пять лет раньше.
     Жили они, с одной стороны,  в  медвежьем  углу,  а с другой  - деревень
вокруг  было  столько,  что  медведь себя квартирантом  в  тайге чувствовал.
Свадьбы в  деревнях часто играли. А Нюрка на них первой плясуньей и певуньей
была.  Из  нее такой  концерт  шел:  самую  захудалую  гулянку  растормошит.
Замшелый  дед  не  улежит на  печке,  кулем  с  костями  свалится  пошаркать
напоследок "Барыню" или "Подгорную".  Но  переплясать Нюрку -  дохлый номер.
Пытались...  Одного прямо на круге родимчик  ударил... Другой ухитрился жилу
какую-то повредить, охромел после  пляски. Нюрке хоть  бы хны. Как сейчас, у
деда Егора  перед глазами она: верхняя  часть  туловища - что  бюст  вождю в
камне, бровью не поведет, будто фотограф  с фотоаппаратом перед ней, а не на
гулянке.  Зато  внизу  что  творится!  Не  передать!  Танцевальный  пулемет!
Кажется, вот-вот ноги из суставов выскочат. Упляшет,  бывало, всех в  умат и
давай песни петь. Немерено их знала.
     Бывало, из-за  Нюрки  дрались. Она пляшет на одной  свадьбе, за  ней  с
другой едут,  тоже хотят  повеселиться  с таким мотором. Первые  не  отдают,
дескать, наша, вторые напирают: дайте другим повеселиться...
     Без устали Нюрка в девках пела, плясала, а  и замужество не остановило.
Хозяйство уже свое, дети, а  она  как удерет на свадьбу... Муж бегает, ищет.
Поди, знай,  где она?  В  Самарке, Ивановке, Петрушах, Еловке...  А  свадьбы
неделями играли. Вот Нюрка и живет там. Да и не отпускали. Любили Нюрку, где
она, там скучно не бывает. А муж с ног собьется, пока найдет...
     "Запляшется Галинка, - беспокоился за внучку дед, - как Нюрка! Это ведь
такая зараза". Дочь деда, Галинкина мать, Наталья, смеялась: "Не борозди ты,
папа, ерунду".
     Вот и сейчас уже двенадцать подходит, Галинки нет,  а Наташка  с  мужем
спят без  задних ног. По-хорошему -  взять бы ремень да на ту дискотеку. Дед
Егор намазал сковородку жиром и начал печь блины. От того, что был сердитый,
первый вышел комом.
     А  вот  первый  муж у  Нюрки  был  золотой парень. Только  не  выдержал
перепляса. Год прожили, Нюрка никак не успокоится,  одно на  уме - скорей бы
где-нибудь свадьба. Два прожили, та же картина... Дети пошли - ей один черт.
Лишь прознает,  где-то  сватанье прошло: все,  как подменили Нюрку,  сама не
своя делается, бес изнутри точит. Муж и юбки топором рубил, и обутку прятал,
а все одно - убегала.  Выскочит, будто на минутку  за дровами или в сенцы, и
ищи ветра  в поле. В один из Нюркиных  убегов муж смастерил петлю из  вожжей
и... Пляши, дескать, дальше...
     Зато  второй супруг был два сапога пара - гармонист. С ним вместе Нюрка
совсем  под  откос пошла.  Он еще  и  закладывал. Не  просто  так, зараза, с
выкрутасами пил. Тоже артист. Играет, и чтобы  обязательно на гармони стакан
полный стоял. И какой бы пьяный ни был,  все равно капли не разольет. Пальцы
по пуговкам за мелодиями шныряют, меха музыку на сжатие-разжатие выдувают, а
стакан как прибитый  к гармони. Волнишка не  пробежит по  хмельной жидкости.
Играет, играет, хлобыстнет  до дна,  ему тут же снова до краев на инструмент
поставят...
     Недолго они,  два  сапога пара, дуэтом  свадьбы обслуживали.  Как-то на
одной зимней...  Что уж вынесло муженька ночью  за порог? Нужда естественная
забурлила или черти на свою свадьбу поманили? Когда утром хватились плясать,
гармонист уже  окоченел за  амбаром.  Сбацал,  что  называется, отходную  на
свежем воздухе.
     Ничего Нюрку не брало. Дети, хозяйство, мужья живые и покойные - все до
дверцы.  И ведь не пила вина-то зеленого. Ни боже мой! Так, пригубит слегка,
на язык плеснет капелюшку... Не вино на свадьбы тащило...
     "Надо Галинке вопрос на ребро поставить, - накачивал себя  дед  Егор, -
хватит по дискотекам  заполаскивать, так можно все проплясать. И институт, и
жизнь  дальнейшую! Раз матери  с отцом  наплевать  - я займусь!  Нюрку  тоже
вовремя  не тормознули.  Отец рукой махал: пусть погуляет, еще  впряжется...
Впряглась, да не в ту телегу... И у Галинки целый  день магнитофон орет. Еще
и днем пляшет".
     Коротко  брякнул звонок в прихожей. Галинка заявилась  - не запылилась,
только вся шубейка и шапка в снегу. Щечки румяные.
     - Ух, егоза! - насупил брови дед Егор. - Опять чуть не до утра!
     - Дедуль, ну че ты?
     - Че-че! Через плечо и за голяшку! Блины будешь?
     - Ты блинов напек?!
     Галинка  в блестящем  платье, да не платье, а  лоскуток, едва спереди и
сзади исподнее прикрывающий, голова в завитушках, села за стол.
     - Ух,  егоза!.. -  дед Егор  погрозил  пальцем.  - Ремешком бы  тебя по
заднему хозяйству.
     - Брось ты, дедуль. А блинчики у тебя, как всегда, качественные.
     - Не первый год на свете живу.
     - Дедуль, мне опять лазерный диск вручили, никто лучше меня не танцует.
Когда ты мне музыкальный центр купишь?
     - Ох, точно по Нюркиным генам пойдешь! Что с тобой делать?
     - Еще блинчиков дай...
     За окном ветер гонял густо сыплющийся  с  небес снег, у окна на батарее
спал  кот, а дед Егор, глядя на внучку, думал, как бы  ей генное выправление
провести и... музыкальный центр купить.


     Егор Куколяшев,  сосед Николая  Целуйко по  гаражу,  шесть  жен сменил.
"Шесть ходок сделал", - смеется.
     Он  бы и на седьмую пошел  в  поисках  идеала, уже начал поговаривать о
перемене  слагаемых в семейной сумме, как  инфаркт приласкал.  В  объятиях у
потенциально седьмой не выдержало сердце любовной истомы.
     Слава  Богу,  не  до  смерти. А все  одно  - стал Егор как та  бодливая
корова, которая сызмальства  комолая.  На языке инфаркт рубцов не оставил. В
обществе женщин молотил им - только успевай комплименты  с ушей смахивать. В
остальном наблюдались последствия.
     Например,  с  передвижением в  пространстве.  Стоило Егору  разогнаться
нормально  ориентированным способом  - носом вперед,  -  в грудь  как гвоздь
вбивали. Впору волком выть. Хоть ложись и помирай. Но живи, сколько  влезет,
если передвигаться пятками вперед. Никаких тебе гвоздей.
     Будто компас  какой-то внутри Егора перевернулся с ног на голову. Когда
в  магазин за хлебом сходить -  терпел, не  пятился, в гаражном кооперативе,
после  "соточки", и  на даче, в любом состоянии,  включал заднюю скорость. И
вполне сносно приноровился гонять коленками назад. Шею  бы еще не клинило от
выворачивания за спину.
     Тем  не  менее  с пятками  в  авангарде  ты уже  не  хахаль.  Актуально
перекроив  непечатно забористую женскую  частушку,  можно сказать: "С задним
ходом на  фига, когда с передним до фига?" Так намеченная  на  седьмую ходку
невеста и сказала Егору.
     Однако  к  тому  времени он хронически  заразил  многоженством  Николая
Целуйко. До гвоздей в грудь частенько антисанитарно из  одного стакана водку
пили.  И  допились.  Через  это Николай  в  разряд  рецидивистов  по  статье
супружества попал.
     Первая  жена  загляденье досталась.  Взял  бы  и  съел,  ладненькая  да
миниатюрная. Николай любил цирковой  фокус. Берет супругу  из положения стоя
за  щиколотки  и  поднимает  свечкой  под потолок.  Та верещит  от  страха и
удовольствия. Ух, была  кошечка-крохотулечка. Но Лев по гороскопу. Всю жизнь
бы строила всех в шеренги и  колонны. Не  дай  Бог, кто не под козырек... На
третий год остоелозило Николаю в казарме жить.
     Вторую  супружницу выбирал, чтобы не из  джунглей,  а мирное  животное.
Нацелился на Рыбу.
     Егор Куколяшев отговорил:
     - Четвертая  ходка у меня с Рыбой происходила. Красавица... Но холодная
по  ночному делу, как колода. И в домашнем хозяйстве ни рыба  ни  мясо. Года
два мучился, ждал перевоспитания... Дождался. Устроилась на хладокомбинат...
Вокруг морозильник, а  она разгорячилась -  не удержать: и рыба, и  мясо,  и
остальное пошло... Хвостом закрутила  во все стороны... Направо-налево  икру
метала.  Терпел я, терпел,  а  потом говорю: таскай  назад такую простипому,
хватит с меня второй жены, на всю округу стерлядь была...
     Николай послушался опытного товарища. Выбрал Овна. Овечку по-русски. До
свадьбы  точно агнцем  Божьим вела себя. Потом оказалась волчицей в  овечьей
дубленке.  Утром  не  успеешь  глаза  продрать,  у  нее  уже  кричальник  на
полквартиры разинут. Агнцем лишь во сне носом к стенке была.
     "Да что у  меня,  две жизни?" - возмутился Николай и задал стрекача под
покровом ночи.
     - Стрелец без закидонов знак,  - делился познаниями  гороскопов Егор. -
Надо попробовать на собственной шкуре.
     Сердечный  удар помешал  Стрельца  под семейным кровом  испытать.  Зато
Николай третью жену взял, меченную этим знаком.
     "Ах ты, моя стрельчиха!" - ласково звал супругу Надежду.
     Та   была   шебутная  бабенка.  Ничего  командирского   в   помине.   И
весела-я-я... На  гулянке  мертвого расшевелит.  "Эх,  милка  моя, шевелилка
моя..."  Петь, плясать,  хохотать -  всегда  пожалуйста.  Николай сам  не из
угрюмых. Одно не приветствовал: его стрельчиха пококетничать была горазда.
     - Я ведь только поболтать, - смеялась на замечания мужа.
     Сдобная  да  веселая,  "шевелила"  мужеский  пол  на   подвиги.  Однако
назойливых категорически отшивала:
     - С головой не договорившись, к заднице не лезь!
     И никому не удавалось договориться.
     За восемь лет  супружеской жизни Николай поменял трех жен,  и  каждую с
ветерком катал  на одном  и том же мотоцикле. Он бы и в технике искал идеал,
кабы   мотоцикл   так  же   легко   выходило   поменять  на  "Жигули",   как
разонравившуюся  жену -  на  свежую.  От  одной супруги  избавиться - другую
завести, денег  много не  надо.  С техникой  такой номер не проходил. По сей
причине "Урал" служил верой и правдой Николаю и всем его супругам.
     В тот  день они с ветерком возвращались  с  пляжа. Набравшая через край
энергию солнца, воды и речного простора, Надежда восседала в люльке. На фоне
пролетавших мимо  березовых колков мечтала  о ванной, борще  и мягком, перед
телевизором,  кресле. Сладкие грезы прервал заглохший мотор.  Бензин  иссяк.
Километра за четыре до бензозаправки и за пять до гаража.
     - Придется толкать, - обреченно сказал Николай.
     - Я что, трактор "Беларусь"? - отказалась Надежда. - Или бульдозер?
     На  их  счастье, Егор Куколяшев мимо проезжал на своем  "Москвиче".  Не
задним  ходом. За рулем он  без всяких гвоздей  мог передвигаться  коленками
вперед.
     - Дай бензину, - попросил Николай.
     - У самого на две затяжки осталось. Давай до бензоколонки дотащу.
     Они зацепили мотоцикл тросом.
     -  Преступление  таких женщин  на  мотокоптилке возить!  -  укорил Егор
Николая, кивая на Надежду. - Ей не каждый "Мерседес" подойдет.
     - Перебьется, - отмахнулся от претензий Николай.
     - Тогда пускай пешком идет, - заявил Егор, - двоих не утяну.
     -  Вы  что, на мои  габариты  намекаете? - с кокетливой  обидой дернула
головой Надежда.
     Она  была  женщиной пышных конституций. Впереди и в бедрах  содержалось
богато ядреных объемов.
     -  К габаритам  ноу  претензий,  -  с  элементами английского  галантно
заговорил Егор. - Наоборот,  вери мач восхищений.  Имею в  виду, мой мустанг
двоих в мотоцикле не утянет. Пусть дама перебирается ко мне.
     - Ладно, - согласился Николай.
     Не успели  Куколяшев с Надеждой сесть в машину, Егор  начал с "головой"
договариваться.
     -   Такую  королеву  физиономией   об  ветер   возить  -  это  вопиющая
бесхозяйственность   к   достоянию   государства.   Ведь   мягкие   прелести
тазобедренных частей все  кочки на дороге соберут.  Такие богатства на руках
переносить надо.
     - Ботало ты.
     -  А  коленки!  Чистое дорожно-транспортное  происшествие. Руки  так  и
норовят руль бросить и потрогать, несмотря на возможную аварию. Хорошо, если
мордой об столб  дело кончится, а  если в сердце любовь  саданет? Оно у меня
без того натруженное.
     Однако,  вопреки  изношенности  сердечной  мышцы,  правая  рука бросила
"баранку" и потянулась к округлой, чуть тронутой загаром сахарно-царственной
коленке.
     - Но-но! - кокетливо загородила аварийные прелести Надежда. - С головой
не договорившись, к заднице не лезь.
     - Это верно! Женщинам обязательно надо поначалу мозги запудрить. Знаешь
песню:




     - Ну ты даешь! - похвалила сольное пение Надежда.
     Вдохновленный кавалер заорал во все горло:




     Надежда в долгу не осталась, грянула в ответ:




     -  За  четыре булки  меня не продавали,  а за  сто  рублей вторая  жена
променяла. Я  ее с  хахалем за  ноги в кровати поймал. Хахалю - пинков  и по
мордасам,  ее давай стыдить: ты че,  шалава, опупела?! Она  бесстыжие  зенки
вылупила и говорит: "Он на сто рублей больше тебя получает, а в остальном вы
все одинаковые". Вот халда была!
     - Баб вы мастера хаять! А сам-то, сам! Инфарктник уже, а все "сужетики"
по коленкам нашариваешь.
     - Против такой королевы разве утерпишь?
     За светским разговором они проскочили заправочную, спохватились у ворот
гаражного кооператива.
     - О, - присвистнул Егор, глянув в зеркало заднего обзора.
     Мотоцикл на  привязи не просматривался. Вот  тебе  и "все бабы спят, им
жабы снятся"!
     -  Где  его  потеряли? -  сделал  удивленное  лицо  Егор.  - Что значит
обворожительная женщина! Весь ум из головы долой!
     Возвратившись, застали Николая, зло толкающим мотоцикл.
     Его  "потеряли", можно сказать, не найдя.  Трос  оборвался  на  старте.
Егор, очутившись рядом с Надеждой, забыл элементарную вещь: взял на прицеп -
трогай помалу.  А он, одурманенный  загорелыми прелестями соседки, рванул  с
места в карьер.
     - Ну что, - зло спросил Николай Егора, - с головой договорился, скоро к
заднице перейдешь?
     - Дурак! - закричала Надежда, высунувшись из машины.
     - Ты за кого меня,  Никола, принимаешь? - искренне возмутился Егор. - И
в мыслях не  было.  Я  после инфаркта,  знаешь, водила какой. Одна дорога  в
голове. Цепляй по-новой и не выдумывай околесицу.
     - У тебя, как я погляжу, только на словах инфаркт.
     - Тебе бы такое. Ходить по-человечески не могу. Как рак пячусь...
     "Следующую жену  из  Раков буду  брать,  - думал  Николай,  тащимый  на
прицепе. - По гороскопу идеальная для меня супруга".
     Но вдруг вспомнил мудрую формулу из рассказа Шукшина: "Жену выбирай, не
выбирай,   -   все   равно  ошибешься..."   -   и   крепко   засомневался  в
целесообразности обмена шила на мыло.


     Проснулся Геннадий Фаддеевич Кукузей от дрели.  Воя на изнуряющей ноте,
она до мозгов пронзала пространство  откуда-то из-за стен. Трудно сказать, с
каким  успехом  сверло дырявило неживую материю, Геннадия Фаддеевича  в пять
секунд прошило насквозь, сон улетучился, как и не было.
     "Что они, вконец озверели?!" - нелюбезно подумал о соседях.
     С  каких,  спрашивается, атрибутов любезности  взяться:  ночь в  полном
развороте,  темнота,  хоть глаза  всем  подряд  коли, самое  время трудовому
человеку  расслабиться в кущах  Морфея, а ему  в уши заместо  колыбельной  -
сверло.
     Геннадий   Фаддеевич  возжег  лампу  в  изголовье.  И  нехорошие  слова
бесенятами  заплясали  на  языке.  Стрелки  часов  еще   только  разменивали
четвертый час, до верещания будильника спать да спать!.. А тут...
     Жену  дрель  не  брала.  Она,  во всей  красе раскинувшись на  основных
площадях двуспальной кровати, насморочно сопела.
     "А мне стоит всхрапнуть, - испепеляющим взглядом оценил безмятежный вид
супруги, - сразу локоть до самых печенок воткнет".
     Геннадий Фаддеевич зашевелил ушами, определяя местоположение нарушителя
тишины.
     "Какой гад ночь со днем перепутал? - задался шерлокхолмовским вопросом.
- Опять Чумашкин?"
     Чумашкин  был  новым  русским с верхнего  этажа.  Год  назад купил  над
головой у  Геннадия Фаддеевича две квартиры: двух- и трехкомнатную. Прорубил
между  ними  дверь,  и  нет  жить  по-человечески   на  этих  просторах,   в
двухкомнатной, в ванной, заделал парную.
     Когда  перестраивался, всех  соседей достал долбатней.  Устали бегать к
нему со скандалами: сколько можно издеваться? И он притомился отбрехиваться.
Нашел мастеров-полуночников. Те в самый сон, часа в  три, затевали сверление
и другой строительный шум. И партизанами не открывали на звонки соседей.
     Собственно - против парной Геннадий Фаддеевич ничего не имел. Сам любил
взбодрить  кожу  веником  до ракообразного  состояния. Имеется в виду, когда
раков к  пиву  варят.  Напариться и пивком  жар  внутренний  унять  Геннадий
Фаддеевич считал первейшим удовольствием. Будь с кошельком Чумашкина, сам бы
парную дома  заварганил. Чтобы, как зачесалось, в шесть секунд раскочегарить
и с веником на полок - держите меня, кто смелый!
     Чумашкин, он хоть и новорусский, а все одно - Чумашкин.
     Посади  субъекта  свинофермы за стол...  Вдобавок к  парной  в  ванной,
сделал из  кухни бассейн. То  есть плиту, мойку и  остальные  принадлежности
домашнего очага -  геть, а во всю освободившуюся ширину и длину водная гладь
в  добрый метр  глубиной... На тот предмет, чтобы  нырять из  парной, как  в
прорубь.
     Жить с водоемом  над головой не мед, а прямо  наоборот - деготь. Только
сядешь вечерком чайку испить, обязательно  мысль  кляксой ляпнет:  а что как
потолок  не выдержит  купания  ракообразно  распаренных телес? Как обрушится
вместе с "прорубью"? Как полетят в чашку мочалки и голые задницы?
     С  такими  тараканами в  мозгах не  до чая!  Бежит Геннадий  Фаддеевич,
чертыхаясь,  в дальний угол  квартиры, где не  висит над головой  дамокловый
бассейн.
     И вот, похоже, этому ихтиандру тесно  на кухне нырять стало,  расширяет
акваторию на всю оставшуюся квартиру.
     "Чтоб твой  банк лопнул! Чтоб тебя  налоговая за вымя взяла! -  зверея,
лепил проклятия Геннадий Фаддеевич. -  Чтоб у тебя  член на лбу вырос!  Чтоб
тебя черти забрали!"
     Расхрабрившись, хотел даже постучать в потолок шваброй. Но передумал. И
сосед может в суд подать, и жена спасибо не скажет.
     К тому же показалось: сверлят в другой стороне.
     "У проститутки что ли?"
     Дом  пользовался  большим  спросом среди денежных граждан. Когда-то,  в
60-е годы, строился для медработников и учителей, а сейчас другие работники,
как мухи на сладкое, норовили въехать. Геннадию Фаддеевичу не раз предлагали
с крутой доплатой обменяться, но он держался.
     Дом стоял в очень живо написанном природой и человеком месте. На бреге.
Волны  без  устали катили  мимо окон. Высунешься, а у тебя перед глазами  не
автобусы  с  троллейбусами или подштанники  на  веревке  -  речные  просторы
успокаивают нервы. Тут же рядом сквер вместо шума городского листвой шуршит.
Тогда как до городского шума меньше  чем  раз плюнуть, центр  в пяти минутах
черепашьего хода.
     Недавно  за  стеной проститутка поселилась. Геннадий Фаддеевич лицензию
ей на профпригодность не подписывал и свечку не держал, но жена говорила:
     "Проститутка, сразу видно. Нигде не работает, одевается, как из Парижа,
мужиков   разных  водит,  и  пол  в   коридоре  палкой  не  заставишь  мыть.
Проститутка, и к бабке не ходи".
     Пол она однажды мыла. Геннадий Фаддеевич видел.  Вышла  на площадку,  в
одной руке  двумя пальцами,  как  дохлую  крысу  за хвост, держит тряпку,  в
другой - чашка с водой. Плеснула на пол, бросила в лужицу  тряпку, заелозила
ногой.
     Глаза бы отсохли на такое глядеть.
     "Убила бы! - злилась жена Геннадия Фаддеевича. - Проститутка чертова".
     Квартира  эта  всегда была, как  говорила супруга, "слаба на  передок".
Раньше  в  ней Валька-парикмахерша  "слабела". Но у той  веселье с мужичками
было  образом жизни. На  коммерческую  основу не  ставила.  Отчего  пришлось
квартиру продать.
     На днях  Геннадий Фаддеевич  к  мусоропроводу с  ведром идет, навстречу
проститутка с подругой.
     - Многое могу простить мужчине, - сказала в пространство, как бы в упор
не видя соседа, - но если выносит на помойку ведро, ни за что с ним не лягу.
     "Куда  ты,   мокрощелка,  денешься,  когда  у  меня  будут  деньги",  -
мстительно подумал Геннадий Фаддеевич.
     Но денег не было. Родное предприятие, чтоб ему провалиться, считай, год
не платило наличкой. То  макаронами выдадут,  то  крупорушкой.  Не идти же к
проститутке с крупорушкой...
     "У нее, точно у нее гудит, - приложил Геннадий Фаддеевич ухо к стене. -
Но че  бы она  сверлила? У нее  руки  не на  дрель заточены. Может, массажер
какой?"
     "Чтоб  тебе замассироваться в доску!  - пожелал  Геннадий Фаддеевич.  -
Чтоб у тебя критические дни сплошняком пошли! Чтоб тебя  черти  в свой гарем
затащили!"
     И, вспомнив сцену у мусоропровода, тихо выплыл в  общественный коридор.
Где  подкрался  к  железной  проституткиной двери и  от  всей души  каблуком
попинал ее. Грохот получился отменный.
     Геннадий Фаддеевич не стал  ждать реакции хозяйки двери или ее клиента,
заскочил домой и нырнул под одеяло.
     Источник бессонницы, вроде бы смолкший, вновь появился.
     Тонким  воем, настойчиво вгрызаясь в мозги, он  выматывал душу. Как  ни
натягивал против него одеяло, как ни лез под подушку, сон не шел.
     Геннадий  Фаддеевич высунул уши из-под одеяла, нацелил в пол. Нет,  зря
терроризировал проституткину дверь. Снизу шумит.
     Под ними недавно купил  квартиру по культуре  чиновник. Его чаще  можно
было в телевизоре увидеть, чем  наяву.  А  по ночам давала знать о себе  его
жена. "Импотент чертов!" - бескультурно вопила.
     "Ему  еще и дома  "потентом" быть! - говорила на  это супруга  Геннадия
Фаддеевича. -  На работе  круглый день  не переводятся балерины  ногастые да
певицы сисястые..."
     "Может, с горя новый ремонт начала?" - подумал Геннадий Фаддеевич.
     В плане работ по  дому  сосед был  точно не "потент". Глухой нуль. Зато
соседка (не  как жена  Геннадия  Фаддеевича, которая ни петь,  ни  свистеть,
когда надо красить или белить) была что надо  по отделочным вопросам. Кафель
наклеить, обои, что-то  закрутить, прикрутить  - это  никому не доверяла. "У
меня что, ку-ку поехало халтурщикам платить, - говорила, - когда сама во сто
крат лучше и с душой!"
     "А может,  картину  опять муж приволок,  ей  вздумалось  посередь  ночи
вешать, раз от  него никакого толка, - выдвинул новое предположение Геннадий
Фаддеевич. - Не могла, зараза, до утра подождать".
     Картин у них было, только что в туалете не висели.
     "Чтоб  ты сама обеспотентилась! - адресовал мысленное послание соседке.
- Чтоб тебя черти защекотали! Чтоб..."
     И  вдруг  опять  показалось  -  изматывающее  сверло  ноет  со  стороны
Чумашкина.
     Или от проститутки?
     Или снизу?
     "Да чтоб вас всех  перевернуло  и трахнуло! - скопом  пожелал  Геннадий
Фаддеевич соседям. - Чтоб вас рогатые сверлили денно и нощно!"
     Затем  достал из аптечки рулон  ваты,  вырвал  два  здоровенных  клока,
каждым из которых можно было наглухо  законопатить  для разоружения танковое
дуло, и с остервенением воткнул в уши...
     "Теперь хоть засверлитесь!" - натянул одеяло.
     Но изнуряющий звук  не исчез.  С еще  большей  силой он  начал дырявить
воспаленные бессонницей мозги...
     И Геннадия Фаддеевича пробило - не надо пенять на зеркало...
     Воющая "дрель" сидела в его родной головушке.
     "Да чтоб ты пропала! - застучал кулаком по "родной". - Чтоб ты отсохла!
Чтоб ты провалилась к чертям свинячим!"
     И вдруг  перед глазами замелькали копыта, хвосты, мерзопакостные морды,
запахло серой...
     Голова со свистом куда-то проваливалась. То ли в сон, то ли похуже...



     Корова у Толика Пестерева была из  рода колобковых. Вредная, хуже тещи.
Почти как жена. Хотя последняя, в отличие от Зорьки, на сторону не норовила.
Эту  постоянно  тянуло  из  стада  улизнуть.  Пошляться  близ   деревни  без
пастушьего контроля. А не парк за огородами культуры с  отдыхом и без оного.
Тайга.  И  медведь случается,  и  человек,  что почище косолапого дармовщину
любит.
     На этот раз дело  с  побегом в августе произошло. Одни сутки Зорька без
пастушьего бича провела, вторую ночь в аналогичном  режиме. Понравилось.  Не
идет домой.
     - Какая она Зорька?! - ругался Толик, когда  жена налаживала на поиски.
- Сволочью надо переименовать!
     Мужики  говорили: чьи-то коровы у деревни  Новая  Жизнь  бродят. А  это
добрых десять километров.
     Толик пошел к соседу Сашке за лошадью.
     - Погляди, как там шишка уродилась,  - напутствовал  Сашка, -  говорят,
рясная нынче.  И  косолапого  шугани  при  встрече,  чтоб жизнь  сахаром  не
казалась!
     Насчет  кедра  - "не  учи  ученого". Толик  без  напоминаний не забудет
разведку  провести.  Шишкобоить  смерть как  любил. В  отношении  косолапого
сложнее. За тридцать лет (минус два  года армии)  жизни в  медвежьем  углу с
хозяином тайги ни разу с глазу на глаз не сталкивался. И не тужил по данному
поводу. Но как ревет по весне, доводилось свидетельствовать. Жутковато, надо
сказать, надрывается.  Почему-то  сразу,  когда  услышал,  захотелось  в БМП
оказаться у пулемета.
     Потом-то мужики сведущие разъяснили, отчего мишка благим матом орал. Он
перед спячкой  внутренности прочищает. Для  чего в  больших количествах орех
кедровый жрет.  Ловко  так  шишку лапой  от  кожуры очищает и в  рот... Орех
способствует освобождению  желудочно-кишечного  тракта  от лишнего для  зимы
содержания.  Когда  ненужное выйдет  наружу, медведь приступает  к закупорке
организма пробкой. Для чего природа прописала хвою употреблять. Натрескается
ее,  законсервирует себя  снизу и со  спокойной душой укладывается в берлогу
баиньки.
     Весной  для  возобновления  активной  жизнедеятельности  необходимо  от
пробки избавиться. О ствол  головой не выбьешь. Поэтому - пыжится косолапый.
Напрягается до звона в ушах и  темноты перед глазами. И орет попутно  на всю
округу. Болезненно закупорка выходит.
     Сопровождающие  процесс  вопли  Толику  однажды  довелось  слышать.  Но
смотреть не побежал. Наоборот, к дому повернул.
     - Шугану  Михайло  Потапыча,  -  пообещал  Сашке, молодецки заскочив  в
седло, - мало зверюге не покажется!
     - Только Марципана не гони, - предупредил Сашка.
     Мерина так вкусно звали.
     Толик и не собирался галопом скакать. Куда торопиться?  Знать бы точно,
где сволочная Зорька! А так ищи там, не знаешь где. Если даже в районе Новой
Жизни шляется, он ведь не на вертолете... С Марципана много не углядишь...
     Добравшись  до кедрача,  Толик  и вовсе  глядеть по  сторонам перестал.
Задрал  голову вверх.  Шалопутная  Зорька отошла  на второй план. Какая  там
корова, когда  кедры  увешаны шишками! И один  крупняк.  Недельки через  три
такой кедр  колотом  шарахни, он  заговорит-заговорит по сучьям полновесными
красавицами, и начнут тяжеленные  шлепаться вокруг ствола.  С  одного дерева
можно по мешку огребать.
     Если   в   своих  шишкобойных  мечтах  Толик   и  загибал   в   сторону
преувеличения, то не сильно. Добрая уродилась шишка.
     И вдруг Марципан сделал скачок... Как будто он коза дикая, а не зрелого
возраста  трудяга-конь, который ни  в каких  цирках отродясь не выступал,  в
кавалериях  не  служил.  А  тут вдруг  совершил  невероятной высоты прыжок в
сторону.
     Конечно,  Толик и  близко не ожидал от  мерина  подобной  прыти. Сидел,
задравши голову  в сладких мечтах:  сколько  кулей ореха набьет, куда  денет
вырученные  деньги. Поэтому  выпорхнул из седла мелкой  птахой. Но шмякнулся
кулем.
     Однако уже в полете понял, с  какой такой неожиданности Марципан блохой
скакать  начал.  Матерый  медведь  дорогу  перегородил.   Доводилось  Толику
пельмени из  медвежатины есть,  котлеты. Из этого много бы получилось.  Гора
мяса стояла впереди. Но с зубами и когтями.
     Такой экземпляр хорошо в зоопарке разглядывать...
     Толик брякнулся  на бок  и прямо с  положения  лежа стартанул в  сугубо
обратную от медведя сторону - в деревню.  Кроме как на ноги, не на  что было
надеяться.  Даже складничка в  кармане не  имелось. После этого случая  Толя
стал тщательнее готовиться в тайгу, а тогда легкомысленно отнесся...
     Пришлось включать конечности. И сразу за спиной раздался топот погони.
     "Хорошо, полукеды обул", - подумал, набирая скорость.
     Спортивную обувь сосед Сашка продал накануне. За 120 рублей.
     "За 130 покупал",- уверял. Врал, конечно. Говорят, деревенские - сплошь
валенки,  лапти,  лохи по-современному, их городские запросто вокруг  пальца
обводят. Ничего подобного относительно Сашки. До припадков доводил городских
на базаре. Как вцепится в  продавца - сбавь! Как вопьеся клещом энцефалитным
-  скинь!  Причем  просил  не  десятку-другую  уступить.  Сразу процентов на
пятьдесят резал цену. Купец  сначала хохочет от сельской простоты, потом  не
знает, где от нее пятый угол искать. Сам начинает слезно у Сашки вымаливать:
будь  человеком,  набавь  хоть чуток,  в  убыток  заставляешь отдавать.  Так
покупатель  достанет нудежом.  Полдня  может  канючить, распугивая клиентов.
Сашка  - он  ведь  народный психолог -  не просто  банным  листом прилипнет,
антирекламу вовсю попутно  гонит. Дескать, смотри, вот дефект,  а  здесь еще
изъян...  Продавец убить готов клиента, Сашке хоть  бы  хны.  Торочит свое -
сбавь да сбавь.
     Толик подозревал, полукеды также были куплены.
     А все-таки  в последний  момент китаец  поднагадил,  меньше  на  размер
всучил. Малы Сашке оказались. А Толику в самый раз.
     Бежалось в них  хорошо. Не сравнить,  если бы  в  сапогах от косолапого
чесать.  И все-таки не  мог  Толик уйти  в  отрыв.  Несмотря  на  спортивное
прошлое. Как ни старался, топот за спиной тише не делался.
     Оно сказать, со школьной скамьи в  соревнованиях не участвовал.  А  был
когда-то в деревне  первым  лыжником. Что там  в деревне. В десятом классе в
районе второе  место занял. Среди мужиков. Он бы и первое взял даже на своих
"дровах" мукачевской фабрики. Откуда в их Удачке пластиковые, на каких лидер
наяривал? А  все  равно  Толик  всю  дорогу  на пятки наступал  пластиковым.
Прилип, как медведь сегодня, и требует: "Лыжню!"
     А соперник в ответ: "Хренушки!" - говорит.
     Неспортивно ведет поединок.
     "Все равно в заднице будешь!" - Толик обещает.
     И  был  уверен  -  будет.  Силы  так  и  перли  наружу.  Наметил  место
соревнований, где обставит  наглеца.  Там лыжня  вдоль  дороги метров двести
шла.  Выскочив на  оперативный простор,  Толик планировал заделать сопернику
козу.  Как назло, на подходе  к  этому  участку  Толик  упал. Угораздило  на
повороте одной лыжей за носок другой зацепиться. Шапочка - зазноба связала -
при падении слетела. Пока вещи собирал, время ушло.
     В сегодняшних соревнованиях наоборот Толику уступать первое место никак
не хотелось. Он очень пожалел, что давным-давно забросил пробежки по утрам.
     "Пора начинать тренировки", - подумал.
     Впереди   показалась    деревня   Новая   Жизнь.   Точнее   бывшее   ее
местонахождение. Новая  Жизнь  приказала жить лет  тридцать назад.  От домов
следа не осталось. На кладбище один железный крест торчал.
     "Вот  уж хренушки! Поживу еще!"  - несясь  мимо погоста, подбодрил себя
надеждой на будущее Толик и поддал ходу.
     Медведь тоже газку подбавил.
     В отличие от Новой Жизни, в родной  деревне дома стояли на месте. Толик
надеялся:   медведь,   завидев   цивилизацию,   почуя    дух   человеческий,
перепугается. Ничего подобного. Он и по улице не отставал. Топал за спиной.
     Стрелой подлетел Толик к своему дому.
     И, понимая, что калитку открыть не успеет, полез на столб.
     Последний был без сучка и задоринки. Тем не менее Толик в мгновение ока
взлетел по самые чашечки.
     А что делать?
     Самое интересное, в отличие от лыж, по столбам в прошлом не так успешно
карабкался.  Призы  ни  разу  не получал.  Однажды  на  масленицу  полез  за
самоваром. И то из воздушки  подстрелили. Рядом со столбом тир находился,  в
нем  люди тоже  призы хотели.  Жадно палили  из всех четырех  стволов.  Один
меткач не то что в цель, в щит не попал. Зато точно Толику в щеку.
     От неожиданности Толик посыпался вниз от самовара.
     Честно  говоря,  он уже из последних  сил карабкался. Пуля, очень может
быть, избавила от конфуза неудачи.
     Зато сейчас в секунду у проводов оказался.
     И, впервые  за всю гонку  оглянулся, - не лезет  ли настойчивый медведь
следом?
     У столба тяжело дышал Марципан.
     Толик спешно заскользил вниз. Не видел ли кто?
     Видел.
     Не успел приземлиться, Сашка тут как тут.
     - Ты че от Марципана улепетывал?
     - Сбесился чертов мерин! Сбросил и давай топтать! Какая муха долбанула?
     - Ладно врать-то!
     - А че бы я от него бегал? Для испытания твоих тапочек?
     Толик  посмотрел на  полукеды. От них  остались рожки да ножки. Подошвы
сбиты до дыр, носки в клочья, кожа стерта до крови.
     - Продал ерунду! Первый раз надел!..
     - Так бегать! А на столб зачем?
     - А куда?
     Открыла калитку жена Толика:
     - Зорьку нашел?
     - Пропади она пропадом! Там медведь ходит!
     - Какой такой медведь? - заинтересовался Сашка.
     - Белый, - нырнул от дальнейших вопросов к себе во двор Толик.
     И тут  же  начал придумывать  правдоподобное  вранье  на  тему  забега.
Сашка-настыра завтра обязательно пристанет с расспросами...


     -  Все  из-за  твоего выдрючивания! - шумел  на всю округу  тесть. - Не
можешь, как у людей! Вечно надо высунуться! Пятнадцать уликов псу под хвост!
     Тесть матерно сокрушался по поводу разорения медведем пасеки.
     Мог кинуть  упрек и в свой адрес. Почему ульи стояли у зятя? Во-первых,
тесть хотел посадить  больше  картошки.  Во-вторых, его  огород  упирался  в
тайгу, раз плюнуть медведю забраться, тогда как огород зятя со  всех  сторон
окружали соседские наделы.
     - Вот уж выпендрило! - собирал остатки ульев тесть.
     - Не бери в голову, батя! - утешал зять.
     Звали его  Владимир Борулев.  Но испокон века повелось в деревне Волоха
да Волоха. Не будем и мы ломать традицию.
     Отличался   Волоха   сызмальства   одной    особенностью.   Имел   тягу
пооригинальничать.
     - Похвальбушка! - ласково говорила жена, если страсть мужа  не заходила
слишком далеко.
     - Выпендрило! - клеймил тесть.
     В  молодости  Волоха  шокировал  родную  Михайловку  нарядами.  Черными
брюками,  расклешенными красными клиньями. Желтой рубахой с псевдокружевными
манжетами... В более зрелом возрасте  перестал штанами стиляжными будоражить
деревню,  по-другому высовывался. Сосед прибил под табличкой с  номером дома
подкову на счастье.
     - Старо! - оценил Волоха.
     Взял велосипедные цепи, в форме двух сердец приделал к половинкам своих
ворот. Кои покрасил в зеленый цвет, а сердца - в ярко-красный.
     - Ты бы задницы еще нарисовал, -  проворчал тесть, увидев архитектурные
выкрутасы.
     И как в воду глядел.
     Чьи-то шкодные детки  вывели  черной краской  в одном сердце "М",  а  в
другом, естественно, "Ж".
     Закрепив  написанное  тем,  что  происходит   за   данными   буквами  в
общепринятом смысле.
     Обнаружив цинизм, Волоха  закрасил туалетные обозначения толстым слоем.
А сыну-пятикласснику, наказал:
     - Своим дружкам передай: еще раз  напакостят, поймаю и  из каждого  "М"
сделаю "Ж"! Вырву сикалки, чтоб знали, как гадить где попало!
     Приступая к возведению бани, заявил:
     - Построю на  весь район лучшую! У вас же предбанники - только на одной
ноге раздеваться можно, я сделаю с диваном двуспальным.
     - Диван-то на кой? - возмущался новой причуде тесть.
     - Вывалишься из парной, плюх кверху пузом и ка-а-а-йф!
     - Брось людей смешить! Иди в дом и валяйся с кайфом вместе!
     - Ничего ты, батя, не рубишь! Дома не успеешь порог переступить, Танька
какой-нибудь заморочкой  загрузит!  Она  ведь,  как осенняя  муха, не может,
чтобы я так просто  полежал, обязательно вязаться начнет. А  я в предбаннике
телевизор поставлю...
     Возвел Волоха баню с диваном в  предбаннике. Зато парная совмещалась  с
помывочной. Все углы задницей пересчитаешь, пока  попаришься. Мученье, да  и
только. Печь дымит. На полке ушам тепло, а пятки мерзнут.
     Тесть  пришел угоститься  зятевым парком, пару  раз  махнул  веником  и
плеваться начал:
     - Ты, Волоха, все через жопу норовишь. Потому и выходит  заднепроходный
результат. Разве это баня?
     Волоха не обижался.  Тем более,  ничуть не сомневался в личной правоте.
Потому как с тестем имел разные подходы к пару.
     В свое  время, отдав дочь за  Волоху, тесть устроил зятю два испытания.
Первое проверяемый прошел без сучка и задоринки. Через неделю после свадьбы,
папа жены зазвал  в гости и выставил литр водки.  Выпив  бутылку, Волоха  не
только остался на ногах, он еще и полмашины дров наколол теще.
     - Молодчик! - подвел итог проверки тесть. - Держишь дозу! Я в твои года
послабее  был. Однажды,  выкушав  пузырь,  заблудился в  огороде  в  поисках
нужника, мордой в морковке спал.
     Второй тест Волоха  провалил с треском. По сей день деревня  помнит тот
случай!
     Тесть повел в свою баню.  Само  собой  -  на первый пар.  Принадлежал к
самоубийцам, какие нагнетают на полке  атмосферу, когда  надо дверь с петель
срывать - того и гляди стены вспыхнут.
     - Ты шапку да рукавицы надень! - сказал тесть молодому зятю.
     - Брось ты, батя! Я че - первый раз в бане!
     После пробного ковша, брошенного тестем на каменку, у Волохи уши повяли
в трубочки, после второго -  сдуло с полка  на пол. Аж в легких запламенело.
После третьего - пулей вылетел в предбанник и, не задерживаясь, - в огород.
     Как водится, свидетели голого  мужика поглядеть  тут  как тут.  Соседка
вышла картошку копать. Так и села в лунку.
     - Ой, мамоньки, никак нежное обжег?
     Волоха одним махом преодолел огородные гектары, бурей ворвался во двор.
     И  здесь не  обошлось без лишних  глаз. Теща  с подругой  расселись  на
свежем воздухе чай с шанежками откушать. И вдруг такой крендель,  румяный да
блестящий. Теще и сорока в ту пору не было, и подруга в самом соку бабенка.
     Волохе  не до смущения, заскочил в  сени и головой в кадку с водой бух!
Мозги остудить...
     Такой Волоха. В ту пору, о которой наш рассказ, было герою уже порядком
за тридцать. И  надумал он ни больше ни  меньше, как  медвежонка в  домашнем
хозяйстве завести.  Не мышей, конечно, ловить.  Посадить на цепь во  дворе и
пусть бегает.
     Как-то ехал  в соседнюю деревню  на  бензовозе. После ремонта  дороги в
одном месте осталась  гора гравия.  Издалека  видит Волоха: ребятишки  с нее
катаются на задницах. "Ничего себе,  куда  забрались!" - подумал  Волоха. До
ближайшего жилья километров десять было. Но когда поближе подъехал, удивился
в другом направлении. Не детишки - медвежата с горки катались.
     Волоха по тормозам.
     "Опа!" - обрадовался.
     План поимки зверя был прост,  как воздушный шарик. Медвежата забирались
на горку и лихо катились вниз. Надо тихонько подойти к увлеченным забавой и,
когда покатятся, подождать внизу, чтоб прямо в руки.
     Двое, увидев Волоху,  сразу изменили маршруты,  свернули  вбок,  третий
тоже  в  сторону от ловца  начал рулить, но Волоха успел  подхватить его.  И
увидел медведицу. Она выскочила из-за за горки.
     Волоха метнулся к машине. Хорошо, дверцу  оставил открытой, и двигатель
работал.
     Медвежонка, убегая  от мамаши,  не выпустил из рук. То ли от страха, то
ли  из жадности.  Бросил в кабину, и по газам. А в ушах топот медведицы... К
счастью, бензовоз не подвел - не заглох.
     Волоха посадил медвежонка  на длинную  цепь. Вместо собаки.  И дал  имя
Федулка.
     - Ты бы еще волка поймал, - ругался тесть.
     Как бы  вел себя волк в собачьем  положении, трудно сказать, медвежонок
быстро свыкся.  И с Федулкой,  и с цепью. Ходил  по двору, забавлял детишек,
хозяйских  и  деревенских, которые  в первое время валом  приходили смотреть
зверинец.
     Соседский  петух, частенько  залетавший к Волохиным хохлаткам,  однажды
нарвался  на  нового  сторожа  и,  заполошно  кукарекая,  убрался  восвояси.
Напугался так, что навсегда забыл дорогу к чужим курицам.
     И спас воздержанием жизнь.
     Федулка с интересом смотрел на  хохлаток,  этих  одновременно птиц и не
птиц. Крылья  есть, а летать не умеют. Но попробуй поймай. Федулка пробовал.
Не  получалось.  А  они  постоянно  будили охотничий азарт,  мельтеша  перед
глазами.  Купались  в  пыли  под  забором,  куда Федулку  не  пускала  цепь,
прятались  под навесом от дождя, что-то выискивали в траве. Все время рядом,
но чуть бы  поближе и тогда лапой их лапой... Да  куриные  мозги тоже что-то
варят,  дурных не было подставлять себя  под удар,  дистанцию хохлатки четко
держали.
     Федулка взял  хитростью. Заметил, стоит хозяйке  выйти и начать бросать
зерно из фартука, как  курицы летят со всех сторон. Смикитил, что к чему, и,
улучив  момент,  принялся изображать  кормежку. Двор был  посыпан  меленькой
галькой. Федулка передними лапами загребет,  подбросит. Загребет, подбросит.
Купился куриный ум, жадный до зерна.
     Побежали  хохлатки на  имитацию обеда,  Федулке только это и надо. Хлоп
одну лапой, хлоп другую. Готовенькие.
     Несколько раз повторил фокус. Ровно столько, на сколько хватило  куриц.
И  каждый  раз  они   попадались.  Когда   хозяйка  вышла  кормить  хохлаток
по-настоящему, те лежали бездыханными.
     - Их Федулка побил, - доложил соседский парнишка.
     Шельмец  с  самого  начала  наблюдал  за  охотой  с  приманкой,  но  не
предупредил.
     -  Я  для них специально загон сделал! - отбивался Волоха  от жены. - А
ты: "Пусть гуляют, лучше нестись будут".
     Тесть на этот раз не ругался. Ему очень понравился Федулкин прием.
     - Учи-учи Волоху, - смеялся от души. - Человеческого языка не понимает.
Может, от медвежьего умнее станет.
     Проучили обоих. И тестя тоже.
     Медведица отыскала свое чадо.  А  найдя, не сгребла  его  на радостях в
охапку да деру из деревни, где собаки и мужики с ружьями. Нет. Пришла ночью,
разворотила  пасеку, задрала у  Волохи корову с телкой. Натешилась местью, а
после этого, оборвав цепь, ушла с Федулкой в тайгу.
     - Вам же хотел в этом году на меде мебель купить! - кричал тесть.
     -  Ты, батя,  который год грозишься гарнитуром. А я на  мясе коровы  да
телки куплю. Свезу в город и продам.
     - А сам че жрать станешь?
     - Мясо, батя, вредно. И молоко тоже. Давно собираюсь на овощи перейти.
     - Выпендрило! - ругался тесть, собирая порушенные ульи.
     - Зато жить долго буду! - весомо аргументировал Волоха.
     И пошел разделывать останки коровы да телки.
     Ведь  не выбрасывать гору мяса на скотомогильник. Хватит  того, что все
поголовье куриц там оказалось по дурости жены...


     В менталитете русского мужика гараж  -  статья наособицу. На изъеденном
червями  индивидуализма  Западе  такое  разве   встретишь?  Лозунг   Великих
революций, Французской и Октябрьской: "Свобода! Равенство! Братство!" -  без
кровопролития  и  миллионных  жертв  претворяется  в  гаражных  кооперативах
России.
     Во-первых,  Свобода от  женского гнета. Не лезут  бабы  в  благоухающие
бензином боксы.  Отдыхай без хомута, ярма и  ошейника.  Во-вторых, Равенство
членов. Пусть даже у  одного "Москвич" первого выпуска, а у другого "Жигули"
только  что  с  конвейера спрыгнули. Однако  владелец допотопного "Москвича"
может обладать исключительным качеством. Например, наградил Бог сверхслухом.
Стоит  послушать  пару  минут  работу любого движка, как  безошибочно ставит
диагноз, что барахлит. Или рыбак  первостатейный. В гаражах, как в бане, все
на  виду.  Должностью  не прикроешься,  гонором не  занавесишься.  Мужик  ты
нормальный, компанией не брезгуешь - всегда помогут, в беде автомобильной не
бросят. Стакан нальют  для  снятия  стресса,  с ремонтом  пособят.  У одного
сварочный аппарат, у другого  шлифмашинка,  третий  отрихтует любую вмятину.
Братство.
     А душой где так отмякнешь? Свобода в застолье  от баб. Равенство вокруг
бутылки, кем  бы за гаражной  чертой  ни был. И закуски  сколько  хочешь. На
погребах стоим. В каждом варенья-соленья, хреновина, что горлодером вовнутрь
идет. Варенье,  конечно, даром  не нужно. Тогда  как огурчики,  помидорчики,
сало и хреновина - в самый раз для поддержки Братства, Равенства и Свободы.
     В тот раз революционные принципы претворяла в жизнь компания следующего
состава. Василий Александрович Вдовин о  себе говорил: "Маслопуп  по жизни".
Долго  "маслопупничал" авиационным механиком, пока авиацию  в их городке  не
прикрыли.  "Я  остался  верен  летному  составу!" - говорил, дурачясь. Возил
директора птицефабрики. И если не пуп, то руки в масле были сплошь и рядом -
в  гаражном кооперативе  считался  лучшим  знатоком машин.  И  хоть  Вдовина
друзья-приятели  редко  именовали Вася-маслопуп,  будем  называть  его  так,
потому что будет в рассказе еще один Вася.
     Андрей  Степанович  Лавринович был из породы ищущих. Служил  в милиции,
учился  на  юрфаке, бросил образовательный процесс,  пошел  в строители... В
данный момент преподавал в школе "обожаемый" учениками ОБЖ. Основы борьбы за
жизнеобеспечение. "Балбесов жить учу, - объяснял, - и родину любить". Мог на
уроке  сверх программы стихи читать, а мог "балбесу" щелчок в  "бестолковку"
закатить, от которого искры из глаз.
     В  самом начале преподавательской деятельности Андрей Степанович принес
на урок  два арбуза в качестве наглядных пособий. Поставил на стол и щелк по
одному.   Тот  сразу  раскололся.   Учитель  предложил  желающим   повторить
фокус-покус - расправиться таким же образом со вторым арбузом.
     Фокус-покус  - это  не у доски  отвечать,  вся мужская  половина класса
вызвалась. Да как ни старались великовозрастные школьники, ничего не вышло.
     - Вы надрезали первый! - усомнились умники в чистоте опыта.
     Андрей Степанович без долгих рассуждений щелкнул  по второму. Почти без
замаха, раз - и заалела арбузная мякоть.
     - Кто еще не верит, подставляй лоб.
     Смелых не нашлось. Но время от времени буйные головы, входящие в раж на
ОБЖ, оказывались в шкуре подопытных арбузов. И хоть "бестолковки" не трещали
по швам от щелчков, но можно было, как на ринге, счет нокдаунный открывать.
     Поэтому "балбесы" в борьбе за выживаемость на ОБЖ старались не выводить
из себя Андрея Степановича, которого за глаза называли Щелканыч.
     Третий  участник  гаражного междусобойчика,  Евгений  Иванович Титарев,
занимался  снабжением  на  глиноземном  комбинате.  Имел в хозяйстве,  кроме
тестя,  тещи и жены -  три автомобиля,  на перечисленных выше  родственников
записанных. Старые, правда.  "Запорожец",  сто  лет  в  обед.  "Москвич"  не
намного  младше.  "УАЗик"  пережил еще  до Евгения Ивановича два капитальных
ремонта. Но все были на ходу. В немалой степени стараниями Васи-маслопупа.
     Гаражей  Евгений Иванович  настроил с запасом -  четыре.  Один  недавно
бомбанули.  Удачно. Воры дважды пролетели мимо своего бизнеса. Если метили в
машину, попали пальцем в пустой гараж. Зато в нем имелась другая ценность  -
десять  ящиков спирта. Китайского. Одна незадача: этикетка на  бутылках была
исполнена  сугубо  на  азиатском диалекте - бледными иероглифами.  Только  и
понятного было  -  красный  крест  в  углу. И  еще маленькими  циферками  96
градусов  обозначено.  Услугами  переводчика  воры  не  пользовались.  Крест
прочитали, как:  "Не хлебай - убьет!" От  злости разбили  банки  с вареньем,
пустую 20-литровую бутыль. Но бутылки с иероглифами обошли в гневе стороной.
А вдруг ядовитые испарения?
     Одним  словом,  прошли мимо  своего  счастья. Потому что спирт на самом
деле был - пальчики оближешь. Евгений Иванович  его  в меру женил с водицей,
добавлял  растворимый  кофе, корицу, подогревал,  потом  студил  и получался
объеденье напиток. Мужикам в гараже очень нравился.
     Сегодня как раз тем спиртом расслаблялись.
     В  отношении  погоды  на  тот  период был следующий  расклад:  сентябрь
только-только клюнул лето осенним ветерком, в тайге начала маяться на кедрах
созревшая  шишка.  В  городе маялись  по  ней  мужики. Не  удивительно,  что
разговор за гаражным столом с китайским спиртом после  первой рюмки уперся в
животрепещущую шишкобойную тему.
     - Я в прошлом году в чернореченской тайге рядом с Васей-бесом шишковал,
- закусил соленым огурцом Титарев. - У Васи-беса, как водится, и шишкобой, и
гульбище  все разом.  На  две  недели выехал,  в  первый  день  флягу бражки
поставил, чтобы  не скучно  было, и бабенку  с  собой прихватил  из  тех  же
соображений.  Проехался дурочке по ушам, что отдохнет в первозданной  тайге.
Сам как запряг ее! Слышу орет: "Направляй, едрена-шестерена!" А "направлять"
барс кралю поставил. Прикиньте.
     Следует пояснить, что барс  в данном случае  не хищник о четырех лапах,
по снежным склонам прыгающий за  добычей, а бревно свежесрубленной березы. В
два с лишним метра длиной,  и толщина  сантиметров двадцать. Не каждый мужик
такое поднимет. А если с  непривычки  потаскает,  то к вечеру на  плече кожи
нет. Барсом  по кедру бьют для сотрясения урожая, от чего шишки отрываются и
летят  на  радость  шишкобоев.  В  случае  с  Васей-бесом  технология  имела
следующий рисунок. К  бревну в верхней части привязывается веревка  с  двумя
длинными  концами, барс приставляется к кедру, за хвосты веревки  берут  два
мужика,  или четыре, или  шесть,  которые  двумя командами располагаются  по
разные стороны кедра. Верхний  конец барса отводится от ствола, а  потом  на
"раз-два" мужики рывком тянут веревки и ударом припечатывают бревно к кедру.
От чего шишки летят со страшной силой. Чтобы  барс ложился точно по  стволу,
его  надо  направлять.  Вася-бес  на эту  операцию поставил  бабенку. Больше
некого было. А дама Васина тяжелее авторучки в руках ничего не держала.
     - Весь  день по тайге раздавалось: "Направляй, едрена-шестерена!" Утром
прохожу мимо их лагеря, она  картошку чистит. Ручонки дрожат, очечки в котел
падают. Насладилась первозданной тайгой. Еще, поди,  всю ночь Вася-бес с нее
не слазил.
     - Вася-бес в технике бабоукладки спец.
     Титарев на  правах  хозяина  спирта разлил еще по одной,  после которой
Вася-маслопуп рассказал свою историю из разряда "ходили мы по орехи".
     - Шишковал в районе Кия-Шалтыри. Забросили  нас на вездеходе. Как раз в
обеденное  время  на месте оказались. Затаборовали. Все чин  по чину. Кто-то
станок,   что  шишку   молоть,  приладил,  другие  палатки  поставили.  Обед
спроворили. Жрачки набрали, даже  арбуз имелся. Такого аса, как Щелканыч, не
было,  ножом разрезали. Насчет  водки  еще  в  городе  закон  постановили  -
отмечаем  день приезда и шабаш,  никаких пьянок-гулянок. Только пару бутылок
на экстренный  случай оставляем. Оставили. Но  кроме, этой  НЗ-заначки,  все
взяли отметить  открытие сезона  по максимуму. Пили за удачный шишкобой,  за
ветер-помощник,  за  кедровку,  за бурундука, чтоб  он зимой не кончал жизнь
через самоубийство.
     Стоит  пояснить несведущим. Когда  кедровые запасы бурундука  разоряют,
он,  понимая,  какая  участь ждет зимой, избавляет  себя от  мук  голодной и
холодной смерти  - находит сучок-рогатку и бросается на нее  горлом.  Мужики
гуманно выпили за благополучную судьбу бурундучка.
     И за белку приняли на грудь. И мишку косолапого не забыли, чтобы в мире
с ним соседствовать на таежной тропе.
     Когда всех  зверей и птиц перебрали,  водка кончилась. Магазинов вокруг
на  сотню  километров  нет, поэтому  решили  сделать  первый  удар.  Открыть
шишкобой. Срезали  березу под  барс. И видят: кедр стоит,  усыпанный шишкой.
Если кедр начинает давать урожай в 60 лет, этот раз 140 плодоносил. Компания
состояла  из восьми мужиков.  Раз пять ударили по стволу  обычным  способом.
Одна шишка слетела, и та наполовину кедровкой обработана.
     -  Был  среди нас знаток  Древнего  Рима, -  продолжил Вася-маслопуп. -
Давайте,  говорит,  тараном попробуем. Им в  Древнем Риме и Греции  не менее
старой ворота крепостей пробивали, только щепки летели, а тут какие-то шишки
сбить.  Мы, пьяные дураки, согласились. Может, думаем, на самом деле хороший
способ.  Дремучий сибирский  народ историю  не читал,  не знает  по  темноте
своей, что так шишковать можно. А кедр, который решили во что бы то ни стало
пробить, стоял удобно, было  где  разогнаться для тарана. И вот мы,  валенки
сибирские, схватили барс, отошли метров на двадцать  и  с  криком  "Зашибу!"
пошли на  таран. Скорость  набрали-и-и... Не удержать. Водка сил  прибавила.
Кедр, попади в него, должен был напополам переломиться. Во главе тарана этот
самый знаток Древней Греции бежал.  Что уж ему  взбрело?  То  ли труханул  -
шишкой прибьет? Или забоялся  - сам об ствол звезданется?.. Нам-то говорил -
оступился. Словом, в последний момент, перед  самым ударом, урулил в сторону
от цели. А мы сзади че: в землю глаза уперли, несемся,  как  слоны на войну.
Ни черта не видим.
     Титарев  еще плеснул  в стаканы, Вася-маслопуп  на  секунду выпивальную
отвлекся и снова продолжил рассказ:
     -  Кедр  на  косогоре  рос.  Пролетев   мимо,  помчались  вниз.  И   не
остановиться,  когда  сообразили, что  шишек  от  тарана не будет. Наоборот,
скорость набираем.  Ноги  сами переставляются.  Попробуй  затормози, свои же
сомнут, затопчут. Тут уж куда кривая выведет. Она выносит  на дорогу лесную.
Лет  двадцать назад  по ней лесовозы  ходили,  а сейчас загруженность трассы
такая,  что если раз в месяц машина пройдет, то хорошо. Появилась она  в тот
момент,  когда мы шишковали мимо  кедра. "Газелька". Груженая. Рядом с  нами
компания шишковала. В  двух местах били, а молотили в одном. Как раз везли к
табору шишку. А тут мы крепость Рима с Грецией штурмуем. Водила тоже пентюх.
Ехал бы  и ехал  мимо  нас,  дураков.  Он ошалел  от  такой картины.  Восемь
обалдуев с  березой наперевес несутся на таран. Затормозил. Дурбень! А у нас
сила  инерции вовсю  разошлась. Попробуй совладай  сразу.  Прямо в  радиатор
впилили со  всего  маху.  Аж  мешки с шишкой  полетели из кузова...  Мне  же
ремонтировать потом и пришлось.
     - Про мешки врешь, поди.
     - Не все, конечно. Три верхних упали...
     Мимо гаража пролетела машина Васи-беса. Тут же задним ходом вернулась.
     - О,  едрена-шестерена!  - выскочил из машины.  -  Вам на ужин  хрен не
нужен?
     - Нужен.
     - Тогда наливай, а то уйду!
     - Как жизнь, Вася?
     - От такой жизни и жеребец мерином станет.
     - Что так погано?
     - Картошку  в  поле выкопали,  - пожаловался Вася-бес,  но горевать  не
стал. - А, и пес с ней! Меньше возиться.
     И  совсем забыл  об  ограблении, узнав повестку застольного  разговора.
Сразу с предложением выступил.
     -  Давайте  выскочим   на  субботу-воскресенье  за   Улуй.   Мешков  по
пять-десять  шишек наберем. Ни бить, ни лазить не надо, паданка должна быть.
Там ветра, говорят, прошли. За два часа на машинах долетим. Погнали?
     Соблазнил компанию.
     На  следующий  день  поутру  они  "погнали".  Вася-маслопуп   поругался
предварительно  с  женой.  Она,  узнав   про   намерения   мужа,   сразу   в
кошки-дыбошки:  "Картошку надо  копать,  пока  погода стоит, а  ты все  свои
прихоти справляешь!"
     "Если завтра не приедешь, на  развод подам!" -  крикнула вослед супругу
вместо того, чтобы пожелать ему Бога в дорогу.
     Евгений Иванович Титарев в личном доме сам  решал-определял,  когда что
копать-сажать,  или  идет  все  лесом.  Андрей  Степанович  уже  покончил  с
картофелем.  Васе-бесу,  как  говорилось  выше, доброхоты облегчили судьбу с
полевыми работами.
     В селе  Большой  Улуй  взяли  Вову-проводника,  родственника Васи-беса.
Мужик лет  под  сорок,  в  очках  с  большой  оправой. Он  огорчил  компанию
сообщением, что шишки-паданки еще нет.
     По  понтонному  мосту они перелетели  за  Чулым  и  сразу  тормознули -
перекусить. Достали сало, спирт с иероглифами, помидоры-огурцы...
     - Ветра пока все равно нет, -  сказал,  разливая, Вася-бес. - Но вроде,
смотрите, начинается. Подождем.
     - Под  носом у  тебя начинается, -  недовольно сказал Вася-маслопуп. На
душе у него скребли кошки по поводу утреннего скандала с женой.
     -  Мужики,  хотите покажу  исторический факт,  - после  второй  бутылки
сказал  Вова-родственник,  - Екатерининский тракт? С  прошлого  века остался
отрезок.
     - Не может быть?! - удивился Андрей Степанович.
     Конечно,  без Вовы-проводника, проскочили  бы, внимания не обратили. За
сто  с лишним лет после постройки  Транссибирской магистрали время подчистую
съело тракт. А тут среди покосного луга узкий  вытянутый остров метров в сто
длиной. Только подойдя вплотную, видишь, что земля,  густо  поросшая травой,
ровно приподнята на  когда-то проезжей части. Ширина не больше трех  метров.
По  бокам  кюветы  просматриваются,  тоже  травой  покрыты,  в  них по  всей
протяженности несколько толстенных берез растет.
     - Кое-где в тайге встречаются такие куски, - пояснил Вова-проводник.
     -  Получается,  здесь   декабристов   гнали?  -  сел  на  тракт  Андрей
Степанович. -  Княгиня  Волконская к  мужу ехала?  С ума сойти! Вот по  этой
дороге! - похлопал Андрей Степанович по траве.
     - У меня соседа, -  сказал Вася-бес, - за аварию  в  цехе на химию срок
отбывать послали, так его баба  не то что  поближе переселиться,  ни разу не
съездила на  свиданку,  а дома  такой шалман  открыла. "У меня, - говорит, -
одна жизнь. Что мне теперь в монашки записываться?" Прошмонтовка.
     - Так ты сам, поди, от нее не вылезаешь?
     - Не дается, едрена-шестерена! - под смех мужиков доложил Вася-бес.
     -  А  мой прапрадед,  выходит,  вот тут переселенцем  в прошлом веке на
телеге  ехал?  - копнул семейную хронику Вася-маслопуп. - Могучий был мужик.
Пятерых детей в Европе настрогал и в Сибири еще девять.
     - Не он могучий, а баба.
     - Тоже ничего. Прадедом моим не могла разродиться,  так прыгала с крыши
сарая.
     - А сейчас чуть не выходит у  бабы, - Вася-бес вставился, - ей животень
хрясь кесаревым  сечением. Нет, чтобы  заставить  с сарая  попрыгать,  ножом
кромсают.
     - То-то ты в тайгу баб берешь барс таскать...
     -   Барс  у  него  вместо  противозачаточного,  чтобы  до  сечений   не
доводить...
     - Прадед мой в Сибири поднялся, -  Вася-маслопуп прошелся по  тракту, -
маслобойня была...
     - А Чехов здесь на Сахалин ехал, - сказал Андрей Степанович.
     -  Каторгу  отбывать?  -  Вася-бес  тоже  кое-что  помнил  из  школьной
литературы, но с пятого на десятое.
     - Нет, за шишками.
     - Пора и нам за ними.
     Во второй половине дня мужики, наконец, добрались до цели. Ветра  так и
не было. Шишки висели высоко-высоко...
     -  Нет,  -  сказал Вася-бес,  -  у  меня сегодня  нет  эрекции с барсом
таскаться. Лазить - тем более. Лучше в деревне бражки  попить. Ночью, может,
ветер пойдет, а нет, возьмем пилу "Дружбу".
     Возражений  отложить  мероприятие  не  последовало.  Заделье,  спирт  с
иероглифами, имелось.
     На  следующий  день  зашли  в  тайгу  без  Вовы-проводника. С пилой  он
отказался шишковать. В нашей компании,  углубившейся в тайгу, тоже по  этому
поводу возникли разногласия. Бить барсом или  пару кедров завалить?  В споре
истина не родилась. Выкидыш получился - заблудились. Куда идти? Где деревня?
И небо  сплошняком  в  облаках. Уперлись в  топкое болото. Но куда  от  него
двигаться?
     - Это нам за "Дружбу", - сделал вывод Андрей Степанович.
     - А ты, - обиделся Вася-бес, - че без компаса  в тайгу  прешься?  Вас в
ОБЖ этому учат?
     - Как закачу  щелбан!  Ты же торочил: как свои  пять пальцев знаешь все
здесь. Что за болото?
     - Конь о четырех ногах  и то об асфальт  запинается. Заболтался с вами,
"пилить - не пилить"... Сразу надо было пилить...
     -  Мне завтра  картошку копать, -  сказал Вася-маслопуп. - Сожрет баба,
если не приеду.
     - Раньше  медведь сожрет,  -  подбодрил товарища  Титарев.  -  А ко мне
завтра купец за спиртом должен приехать.
     - Придется кому-то на кедр лезть, - сказал Андрей Степанович.
     - Ты у нас  спец ОБэЖистый,  - подхватил идею Вася-бес, -  вот и  лезь,
поищи по народным приметам, где север, где восток. И по веткам пощелкай, раз
такой Щелканыч, посбивай шишки. А то кедр ему жалко пилить...
     "Вид-то!" - забравшись на дерево, восхитился Андрей Степанович.
     Привязку к  местности произвел  с первого взгляда, поэтому со спокойной
душой за будущее предался восторгам открывшейся панорамы.
     В ней до горизонта преобладали таежные краски. Густая  зелень с желтыми
вкраплениями. Километрах в  пяти возвышалась грива. Перед ней лежало длинное
сухое болото, по которому заходили  в тайгу. На болоте в несколько островков
пламенели осинки. "Здесь где-то в старину гать проходила, - вспомнил рассказ
Вовы-проводника   Андрей  Степанович,   -   ответвление  от  Екатерининского
тракта... Жили люди... Дороги для лучшего прокладывали..."
     Внизу завизжала "Дружба".
     "Вот  уж  бес,  - подумал Андрей  Степанович,  - все-таки  пилит.  Меня
специально наверх загнал".
     "Держаться будем вправо от топи", - наметил пути выхода...
     И вдруг кедр завибрировал.
     -  Вы что, охренели?! - закричал вниз в  надежде  на здравый смысл. - Я
ведь разбиться могу!
     Шум пилы заглушал глас терпящего бедствие. Теория ОБЖ рекомендаций, как
вести  себя  в  случае  подобных  действий компаньонов,  не  давала.  Андрей
Степанович   заспешил   вниз,   надеясь   успеть   сказать   пару   ласковых
друзьям-товарищам  до образования  пня. Однако  скорость  спуска значительно
уступала  скорости пиления. Кедр  закачался и пошел в  сторону  топи. Андрей
Степанович,  теряя опору под ногами, ухватился за сук,  но, на свое счастье,
не удержался. Обгоняя  дерево, камнем полетел в трясину.  Плюхнулся,  только
брызги полетели. Ветки вскользь хлестанули по спине.
     "Повезло, - вынырнул из жижи. - Только бы не засосало".
     Смертельная опасность целила с другой стороны.
     Раздался выстрел, над ухом просвистел заряд дроби.
     - Вы что? - заорал, чуть приподняв голову.
     Вася-бес бежал с ружьем.
     - Думали, медведь свалился. У тебя куртка черная...
     - Спилили да еще чуть не продырявили...
     - Кедры перепутали.
     - А че палить начал? У тебя ведь патроны на рябчиков.
     - Перепугался герой! - хохотал Титарев.
     -  Как  закачу щелбан в  лоб, - замахнулся на  Васю Андрей  Степанович,
выбравшись из жижи.
     - Ты че! - загородился  Вася ружьем. -  Без  того голова  со вчерашнего
раскалывается. Лучше скажи, ОБэЖесное направление определил?
     - А как же!
     -  Хорошо, что  не утоп, - сказал Вася-маслопуп. - А то мне на картошку
завтра.
     - И не застрелили, - добавил Титарев.
     - И не распилили, - хихикнул Вася-бес.
     И тут мощный порыв ветра прошелся по вершинам деревьев. Один, второй...
Первые   сорвавшиеся  шишки  тяжело  зашлепали   по  земле.  А  потом  кедры
заговорили-заговорили от ударов плодов по веткам. Пошла паданка...
     -  А   мне   на  картошку  завтра!   -  со  слезой  сожаления  произнес
Вася-маслопуп.
     - Халява! - закричал Вася-бес. - Халява!!
     И мужики, как дети счастливые, бросились собирать шишки.


     Равиль  Мухарашев ел  сало,  а  ведь  татарин с любого бока.  Ладно  бы
Назарко или Низенко затесались среди бабушек и дедушек. Татарва кругом. Хотя
и сибирская. Мухарашевы, Урамаевы да Хайрулины. Ни одного хохла-салоеда.
     Тем  не менее  Равиль шел вразрез со  статьями  Корана. И не только  по
салу.  Скоромным продуктом  спиртосодержащие жидкости закусывал.  Праздновал
караемые Аллахом запреты: ни грамма сала, ни капли самогонки.
     И  это  не  все. Кабы  Равиль, натрескавшись  сала,  накушавшись водки,
баиньки зубами  в стенку заваливался. Нет,  пьяные руки  чесались по рычагам
трактора. Душа, залитая самогонкой, ублаженная салом, требовала скорости.  И
летал ДТ-75  с  моста  в  реку,  "Беларусь"  брал  на  таран сельский  клуб,
"Кировец" прореживал столбы на улице.
     Заканчивайся  этим список грехов пьяных, было бы полбеды.  Однако сало,
водка и приключения тракторные не в дугу Равилю, если жену не погоняет.
     Будь она из Петровых или Смирновых, еще туда-сюда. А тут, с какого бока
ни возьми, Муслима без всяких примесей. Единоверка. Но Равиль, как подопьет,
с порога:  "Богомать!.."  - и далее в  режиме ненормативной лексики. Хотя  и
исключительно русской. После чего включается рукоприкладство.
     И  несется  Муслима  по  селу,  дети  в  охапке,  где бы  переночевать,
переждать бурю.
     Так и жили.
     В  тот  переломный  день Равиль не на кочерге пришел домой, а чуть губы
помазавши.  Но хотелось  кочерги. Начал просить  на  бутылку. И  тут впервые
Муслима заявила:
     - Я тебя отравлю!
     - Сам повешусь, елки зеленая, раз не даешь на пузырь! Дашь?
     - Туда тебе и дорога, - не испугалась самоубийственных угроз супруга. -
Не придется руки марать!
     Ах так! Равиль  отложил на  время проблему кочерги и полез  на сеновал.
Набил  комбинезон сеном, лямки поверх куртки пропустил,  в которую тоже сена
напихал.  Для  полного  правдоподобия  сапоги  приделал.  На  голенища  гачи
натянул, штрипки на подошвы  вывел. И так приспособил  двойника под навесом,
что  полная иллюзия -  Равиль  повесился. Один к  одному похоже на  страшную
трагедию.
     Что самоубийца без головы, сразу не разберешь. В полу сеновала был лаз.
Равиль куклу  приделал таким образом,  что  как бы петля и  голова  бедолаги
остались  внутри,  а  тулово, начиная с плеч,  из лаза свешивается. Лестницу
отбросил. Сумерки вечерние на руку правдоподобию. Под навесом и того темнее.
Поди сразу разбери - трагедия висит или фарс, в нее переодетый?
     Полюбовался  Равиль сотворенным.  Даже  слегка  не  по  себе  стало  от
искусной имитации личного самоубийства.
     "Как  бы,  елки  зеленая,  инфаркт  Муслиму  не   долбанул,  -  подумал
сердобольно  и  тут  же  отбросил сантименты.  -  Ёе, пожалуй,  долбанет!  А
пореветь полезно".
     И  пошел  догонять  себя  к  состоянию, которое  именуется  "пришел  на
кочерге".
     Часа  через  два возвращается на ней  самой, слышит шум,  крики, у дома
народ толпится.
     - Что за дермантин? - интересуется тусовкой.
     - Равиль повесился!
     - Какой?
     - Ой, батюшки, да вот же он! А там кто?
     Погонял  Равиль,  как  водится,  Муслиму  в   тот   вечер,  наутро  она
похмельному говорит:
     - Отравлю!
     -  Че болтаешь,  дура? - у Равиля и без того голова трещит по швам, тут
еще бабской болтовней загружают. - Тебя посадят! А детей на кого?
     - За детей он раскудахтался!  А когда пьешь в два горла, совесть твоя о
них  вспоминает? Иллюминаторы бесстыжие зальешь и герой над нами изгаляться!
Че дети хорошего видят?!  Морду твою пьяную... Вчера  о них думал?  Опять на
всю деревню  осрамил!  Как людям в глаза глядеть? Отравлю! Сколько можно  по
селу от кулаков твоих прятаться?
     Костерит Муслима, Равиль нехотя отбрехивается. Не впервой.
     - Отравлю! - рубит сплеча Муслима.
     Равиля на арапа не возьмешь.
     - Дура. Накрутят срок,  елки зеленая, будешь на зоне  трусы мужские лет
восемь шить...
     - Не буду!
     - Куда ты денешься?
     - Шито-крыто устрою!
     - Че в  печке меня по  деталям  сожжешь? - смеется сквозь головную боль
Равиль.
     - Делать мне нечего возиться. Похороню и все.
     - В больнице быстро  определят отравление. И готовьте, гражданка, ручки
для наручников.
     - Какая  больница? По нашим законам в день смерти хоронят. Это раньше в
район возили  на вскрытие.  А сейчас кому надо? Ты известный пьянчужка. Мало
вас в последнее время, нажравшись гадости, откинулось?.. Кто будет  возиться
с алкашом?..
     Логика,  конечно, есть.  И  хотя Равиль  был на все сто уверен, Муслима
стращает, задался вопросом: "Сильно убивалась, как меня висячего обнаружила,
или нет?"
     Спросил у соседки Тоньки Перегудиной. Та одной  из первых прибежала  на
самоубийцу.
     - Ага! Прямо руки себе заламывала за спину, - сказала Тонька. - Головой
о поленницу как начала, сердешная, биться! "Ненаглядный мой, - кричит,  - на
кого меня такой-разэтакий покинул?  Как без тебя, кормильца сытного, поильца
вкусного,  жизнь  доламывать?  За  кого  теперь в  беде ухватиться,  в  горе
облокотиться?" И давай волосы  на себе  клоками рвать,  пучками выдергивать.
Еле удержала. Останется, думаю, лысой, как столб. Никто замуж не возьмет.
     - Ты  какая-то бесчувственная, Тонька, - укорил соседку Равиль. - Муж в
петле  находится, елки зеленая, горе  у людей, а  ты  жену  за нового мужика
сватать готова. Непутевая ты.
     - Ага, ты распутевый!  То-то  Муслима обрадовалась, когда  тебя в петле
застала. "Ой,  - говорит, - какое счастье  подвернулось! Поживу без битья  и
синяков".
     - Да ну тебя, дермантин всякий собираешь!
     Тоньку, конечно,  только задень.  Наворотит  с добрый зарод.  То  у нее
убивалась Муслима, то радовалась безостановочно.
     Неудовлетворенный Тонькой,  Равиль  продолжил опрос односельчан.  Никто
версию,  что Муслима  от вида  руки на  себя наложившего супруга  хлопала  в
ладоши  и скакала  от  восторга, не подтвердил.  В то же время  ни  один  из
очевидцев потоков  слез, битья  головой  о  близлежащие предметы и крики  по
покойнику не зафиксировал.
     -  Плакала, а как же,  - рассказывал  дед Илья, сосед по огороду, - муж
родной себя порешил. Конечно, убивалась. Шутка ли - такое сотворил... Честно
говоря, я не видел. Почти перед тобой пришел. До меня все слезы выплакала...
     Однако  Равиль  ни  одного  настоящего свидетеля,  кто хотя бы слезинку
застал в глазах у Муслимы под трупом супруга, не нашел.
     "Ничего себе дермантин!" - подумал.
     Он слышал: есть  два способа введения яда в организм. Можно одной дозой
свалить  в  гроб  намеченный объект,  а  можно  подмешивать  отраву  в  пищу
понемногу. Она  копится-копится  в  органах,  а  потом  хлоп -  готово дело,
заказывайте место на кладбище. Или в мази, которыми пациент натирает  разные
места, подмешивать. Мазью Равиль пользовался только сапожной.  "Через сапоги
отравление не должно действовать, - подумал. - Да и чищу их редко".
     Тогда как ел Равиль каждый день.
     "Надо всем рассказать, что Муслима хочет извести меня", - решил.
     И  тут  же  отказался  от  открывающейся  перспективы:  "Засмеют,  елки
зеленая! Скажут - допился Равиль до дермантина  в голове, пора в сумасшедший
дом определять".
     Кусок в горло лезть перестал.
     Никогда на аппетит в части его отсутствия не сетовал. В поле тем более.
Как раз время пахоты началось.  На свежем воздухе только подавай. К обеду не
то  что  есть -  жрать хочется.  Волчий  голод  нападает. Вылезет  Равиль из
трактора,   достанет  котомку  и  первым  делом  сало  ищет.  Такой  у  него
диетический распорядок. Кто-то непременно  салат должен употребить на старте
трапезы  или   стакан  сока,   Равилю  для  разгона  сало  подавай.   А  как
раскочегарится, салом  темп  поддерживает  и  точку финишную им  же  ставит.
Поэтому, приступая к еде, для начала полшмата умнет, первый голод утолить, а
уж   потом   к  остальным  блюдам  переходит,   заедая  каждое  все  тем  же
немусульманским деликатесом...
     Все  привычки прахом пошли после  убийственной угрозы.  Стоит занести в
поле нетерпеливый нож над вожделенным куском, мысль резанет: "А вдруг яд?"
     "Как сало можно отравить? - сам себе удивится  и тут же  поставит крест
на сомнениях. - В надрезы для чеснока  пипеткой залить, яд впитается, следов
не найдешь..."
     Как есть после таких предположений? Забросит шмат подальше в кусты.
     Собаку привлекал на экспертизу. Пес Прибой всегда вязался с хозяином  в
поля  выезжать. Прежде  Равиль  не  баловал его  прогулками. Тут каждый день
брать стал. Добрый кусок сала отрежет, бросит  и ждет, когда сдыхать начнет.
Прибой сожрет и только хвостом виляет: дай еще.
     Равиль  обрадуется: "Нет  яда!".  Но сделает  жадный  надкус  и тут  же
выплюнет. Вдруг Муслима избрала вариант постепенного отравления?
     Летит сало в сторону от обеда на радость Прибою.
     Суп борщ, данные в поле, сразу  выбрасывал. В жидкое тем более добавить
яду раз - плюнуть.
     Раньше яйца вареные на  дух  не переносил. С голодухи начал  пожирать в
больших количествах. Вот уж, считал со злорадством, что нельзя отравить, так
яйца.  Гарантия   железобетонная.  Но   однажды,  после  того   как,  давясь
всухомятку,  зажевал  четыре  штуки,  остолбенел:  можно  шприцом   закачать
какой-нибудь мышьяк или кураре.
     Бросил трактор в борозде, побежал скорлупу собирать, отверстия  искать.
Так и сяк обсмотрел каждый  кусочек. Вроде нет ничего. Но глазам уже доверяй
да  проверяй.  Дальнозоркость  подступила.  Очки,  конечно,  с этой  пьянкой
завести некогда.  Принялся на продутие скорлупу проверять. К  губам вплотную
поднесет и пыжится - дует.
     Не успел докончить исследования, живот будто ножами изнутри резануло...
Ложись и  помирай. "Ну, сволочь,  елки  зеленая! Ну, гадина!  -  начал крыть
Муслиму. - Отравила!"
     И давай из себя изгонять съеденное.
     Дома тоже не еда. Муслима,  как  суп разливать, норовит собой  кастрюлю
загородить. Не  уследишь, подсыпала чего или  нет  в  тарелку? Одна надежда,
дети не доедят, тогда Равиль подчищает за ними.
     - Папка жадный, - малыши говорят, - свое не ест, а наше.
     Будешь жадным.
     Бывало, Муслиму попросит:
     - Поешь со мной.
     По молодости часто из одной тарелки хлебали.
     -  Делать мне нечего, рассиживаться с  тобой!  Ты что  ли  корову доить
будешь?
     Молоко  Равиль  пил.  Когда-то  в  детстве с  сестрой  белены объелись,
молоком  их  отпоили.  С  того  времени  на  своей   шкуре  знал  -  продукт
противоядный. И с  той  же поры воротило от него.  А тут начал  употреблять.
Чуть сердце кольнуло, печень вякнула, в животе заурчало, в ухе стрельнуло, в
глазу  зачесалось - смертным потом обольется:  "НАЧАЛОСЬ!" - и бежит молоком
наливаться, пока обратно не пойдет.
     Как назло, калыма не было. Готов был работать за тарелку супа. Но никто
не  звал. И  голодное время на дворе. Летом где  грибы  в лесу, где огурцы в
огороде. Можно зазевавшегося  гуся за селом поймать. А тут весна,  не будешь
ведь кору березовую жевать!
     Отощал Равиль, ветром шатает. И состояние угнетенное - смурной ходит.
     -  Заболел? -  мужики  спрашивают. -  Не знаешь,  чем лечатся  от  всех
болезней?
     Лучше вас  знает. Организм волком воет, просит лекарства  ударную дозу:
бутылку одну-другую употребить. Да жить больше  хочется. В пьяном виде,  без
бдительности, проще пареной репы яд съесть.
     Неделю  Равиль в рот самогонки и другой сивухосодержащей  продукции  не
берет, вторую... Вот уже месяц ни в одном глазу, второй...
     Однажды не выдержал, спросил Муслиму:
     - Неужели  рука не дрогнет  отравить?  Пятнадцать  лет вместе.  Четверо
детей.
     - Ты-то все  пятнадцать уразу справляешь, а  я как  прокаженная?  Света
белого не вижу!
     - Ладно врать, елки зеленая, скажи попугать решила с отравлением?
     Муслима нырнула  в сени, вернулась  с пузырьком, на  которой рукописная
этикетка "Яд".
     - О! Я  тоже  могу так  накарябать, - сделал  веселое лицо Равиль,  - и
череп с костями пририсовать для страху!
     - Плеснуть в чаек!
     - Ты че! - испуганно накрыл чашку.  - Вылей сейчас же в помойное ведро,
чтобы духу в доме не было! Еще дети найдут.
     - Не найдут, - снова унырнула в сени Муслима.
     Равиль по-прежнему  не пьет  и  время  от  времени  столбом  застывает:
"Неужто взаправду сможет отравить?"
     ...А Муслима и сама не знает.


     На  похоронах  Геннадия Крючкова,  воина  пожарной  службы, в  процессе
поминок  изрядно  выпивший пожарный Иван Троян поколотил  не более  трезвого
следователя Николая Мещерякова.
     -  Крючков всю  дорогу  издевался  над  тобой,  -  нелестно об  умершем
отозвался следователь.
     -  Шутил Генаха, - защитил дружка Иван. - Любил, царствие небесное, это
дело. Веселый, стервец, был. Не ныл, как ты всю дорогу: "Жена-поганка, денег
нет, гнием в  этой дыре". Жил весело  и  помер - не  стонал, не охал. А ведь
знал, что недолго протянет.
     - Ага, шутил, особенно когда ты яйца  в  бочку засунул. И сидел дураком
набитым.
     После  этого Троян  поколотил  следователя.  Омрачил  под  окнами  дома
умершего поминки. Крепко поколотил. Два зуба выбил.
     На следующий день на кладбище винился перед Крючковым: "Прости, Генаха,
не сдержался".
     Перед Мещеряковым пришлось принародно извиняться.  До начальства  дошла
информация о драке... Мещеряков, похоже, и настучал. Крупными неприятностями
запахло...
     Парочка Крючков и Троян была сладкая, с перцем. Перец доставался Ивану.
Лет десять они  в пожарной части районного села Большой Улуй не разлей  вода
корешковали.  Крючков  не  поднялся  по  служебной  лестнице  выше  старшего
сержанта,  Троян  носил  погоны  со звездочками.  Махонькими.  По  чуть-чуть
увеличивая созвездие.
     Несмотря  на разрыв в звании, Крючков не переставал разыгрывать Трояна.
Большой был мастак по части шуток. Голова постоянно переваривала задачу, как
бы повеселиться за счет дружка.
     Прав   был  побитый  на  похоронах:  к  разряду  безобидных  шутки   не
относились.
     В те времена, откуда берет начало наше повествование, пожарные дежурили
в милиции. Подсобляли  правоохранительным сотрудникам, с которыми состояли в
одном  ведомстве,   в  борьбе   с   преступностью.  Последняя,  естественно,
присутствовала в  селе, но не в таких  размерах,  чтобы пожарным приходилось
постоянно  активно  включаться в единоборство. Чаще  на дежурствах  сидели и
спали  в  резерве  главного  командования.  Генаха  разнообразил  сидение  и
лежание.
     Как-то ночью  Иван  расположился  подремать  на  столе,  намереваясь  с
наибольшей личной  выгодой  использовать служебное время. Уснул  крепко, без
сновидений.  Генаха не стал тратить ночь впустую. Че  зря спать, когда можно
веселуху  устроить. Вооружился иголкой, ниткой и тихонько принялся за первый
этап  развлекательного  мероприятия. Вначале  пришил  одну  штанину  Ивана к
другой.  Осознавал,   что  данное  рукоделие  небезопасно.   Если  спросонья
пришиваемый лягнется, то можно в глаз сапогом получить. Иван на посту спал в
полном обмундировании.
     "Спи,  Ваня, спи", - шептал Крючков,  орудуя иглой. Рукава кителя  тоже
добросовестно  к бортам присобачил. Ложился покемарить Иван с одной степенью
свободы конечностей, а, разоспавшись, оказался без всяких степеней.
     Глубокая   ночь.  Тишина   в  районном  отделении  внутренних  дел.   В
единоборстве  преступности  с  органами  обе   стороны   взяли  паузу.  Иван
безмятежно  заполнял  перерыв  сном.  И  вдруг   Крючков,  вырубив  вдобавок
освещение, орет во весь голос: "Пожар!!!"
     С тремя восклицательными  знаками орет. И кому? Пожарному. У которого в
голове  комплекс   неотложных  действий  вшит   на   данный  клич.  Влекомый
профессиональным долгом, Иван вскочил  укрощать горячую стихию.  Тут  каждая
секунда на вес золота. Сдуло со стола  намерением бежать, отдавать  команды,
собственноручно уничтожать  пламя.  А  ни  бежать,  ни  шевелить  руками  не
получается. Кукла куклой. Рухнул со стола физиономией в пол.
     Быстро понял, в чем загвоздка. Так как в темноте раздался хохот Генахи.
В  доли  секунды  разорвал путы, вернул себя  в исходное  состояние.  Только
синяки под глазами от соприкосновения с полом прошли через неделю.
     - Убью, Гендос! - шарил по стене в поисках выключателя.
     Крючков предусмотрительно скрылся.
     Другой бы на  месте Трояна смертельно обиделся. Мало  того, что младший
по званию, еще и приятель. Иван долго дуться не мог. Позлится,  поразоряется
и опять вместе с Крючковым запишется на ночное дежурство.
     И ведь знал, что  Генаха непременно не  сегодня,  так  в следующий  раз
пакость сделает. Ждал подвоха. А все одно - магнитило к Крючкову.
     "Над тобой, дураком, все село смеется!" -  ругалась жена Ивана,  а  тот
лишь отмахивался: "Че бы ты понимала..."
     После смерти  друга тосковал Иван.  Проезжая мимо кладбища, обязательно
кинет  взгляд в  сторону местоположения могилы Крючкова. Вздохнет  про себя.
Скучно без Генахи...
     Один  раз  на   Новый  год  выпало  дежурить  сладкой   парочке.  Народ
пьет-гуляет, им  - сиди  в отделении.  А погода чудесная!  Никольские морозы
пугнули недельным  скачком  за минус сорок, но  перед  Новым годом  отпустил
холод. Благодать. Из  труб  березовый дым благоухает. С неба  снежок сыплет,
вкусно под валенками скрипит...
     Конечно, если ты в гости идешь, а не на дежурство в милицию. Хотя когда
обстановка спокойная,  то нормально.  Это  ведь  не у домны стоять.  Нарушая
внутренний распорядок, Генаха  с  Иваном не с пустыми  руками пришли в РОВД,
прихватили бутылку и закуску.  В конце концов, Новый год не  в  каждый месяц
случается.
     Минут за двадцать до курантов  Генаха заглядывает в дверь дежурки, Иван
в тот момент сало  резал.  Сало  с  шампанским, скажете вы,  не гармонирует.
Правильно. Иван с Генахой  и не думали шампанское  пить. Раз в пять покрепче
напиток приготовили.  На столе  сало,  бутылка  в  укромном  месте, а Генаха
говорит:
     - Вань, в КПЗ сотенная в углу... Прилипла к полу, не могу отодрать.
     И скрылся.
     -  Врать-то!  -  высказал сомнения  Иван.  И тут  же на  всякий  случай
застолбил свой интерес. - На двоих делим!
     Генаха будто и не слышит дружка.
     - Не отрывается, - сообщает громко из КПЗ. - Как бы не порвать.
     - Подожди, - не выдержал Троян, бросил сало. - Где? - направился в КПЗ.
     - Да вон в углу, ножом бы попробовать. Сейчас принесу.
     Сам на выход.  И  пока  Иван  искал  сотенную, быстренько  запер  двери
камеры.
     - Убью! - понял оплошку Иван.
     Стучит в дверь, требует освобождения.
     - Гендос, открывай!
     Кстати, Гендосом называл Крючкова исключительно в состоянии повышенного
возбуждения,  когда готов  был  гром и  молнии  в  него  метать.  И кулаками
добавлять воспитательного воздействия. В  иное  время  называл сослуживца  с
любовью - Генаха.
     - Вань, ты ведь никогда в камере Новый год  не встречал? - Гендос из-за
двери,  железом  оббитой,  спрашивает.  -  Оригинально! Кому  не расскажешь,
завидовать будут!
     - Убью! - облагодетельствованный оригинальностью долбит ногами в дверь.
     Новый год идет по стране, к РОВД подбирается, а Иван вместо того, чтобы
доброй чаркой его  приветствовать, в заключении сидит. Ни  старый проводить,
ни Новый встретить.
     - Гендос, по доброму прошу - открой!
     - Не, Иван Алексеевич, знаю я твое "доброе", жить хочу.  Сиди теперь до
утра. Смена выпустит. И не беспокойся, я за тебя чарочку приму.
     И не выпустил. Неделю после этого на глаза Трояну не попадался, а потом
снова стал в устах последнего Генахой.
     Не дружили они домами, жена  Ивана Алексеевича не переносила Генаху. Не
ездили  вместе на рыбалку,  а вот на службе тянуло  друг к другу.  Троян  не
переставал восхищаться  выдумками Генахи: "Вот стервец! Откуда что  берет? Я
ни за что бы не придумал!" И  даже гордился причастностью  к  розыгрышам. Не
кто-нибудь, он герой проделок приятеля. И  сам больше других  смеялся, когда
те  становились  достоянием истории. Свежие не  любил вспоминать.  А зла  не
держал  никогда.  Покричит,  обмишурившись,  поматерится.  Пройдет  какое-то
время,  первым начнет в  лицах рассказывать, как Генаха  ухитрился  провести
его.
     Генаха, надо отметить, раньше времени никогда не трепал языком о  своих
приколах. Пока потерпевший сам не начнет рассказывать, молчал.
     Но случалось, о розыгрыше сразу все село узнавало.
     Однажды Крючков отправил в Москву на радио письмо от имени сослуживцев:
"Просим  всеми  уважаемому  майору нашей пожарной  части  Ивану  Алексеевичу
Трояну  в день рождения, 8-го марта, исполнить его любимую песню со словами:
"А ты такой холодный, как айсберг в океане".
     На  самом  деле  Ивана  колотило  от  песенного  айсберга. Дочь  купила
пластинку и крутила до дыр в ушах с утра до вечера. Это  одно несоответствие
действительности. Другое - Троян в  ту пору носил погоны  лейтенанта. А день
рождения праздновал 28 ноября.
     На радио откуда знали про сельские  тонкости?  Честно исполнили заявку.
Пришлось Ивану  половине села,  знакомых  не меньше,  объяснять,  что ему до
майора тушить не перетушить пожары и в честь дня рождения рано пузырь с него
требовать.
     В другой  раз  Крючков, используя  знакомую деваху на почте,  штампанул
чистый  бланк телеграммы. Даже на шоколадку в связи с этим  разорился. Затем
следователя,  того  самого,  пострадавшего   позже  на  похоронах,   Николая
Мещерякова,  попросил  на  машинке  текст  отпечатать.  Чин по чину  оформил
телеграмму и через подставных лиц подсунул Трояну. Иван накануне в "Товары -
почтой" сделал заявку на двигатель к мотоциклу "Урал". Вовсю  шла зима, Иван
рассчитывал: пока  то да се, как раз  к летне-мотоциклетному сезону и  будет
новый движок.
     И вдруг  приносят  телеграмму:  "ПО  ВАШЕМУ  ЗАПРОСУ  ПОЛУЧЕН ДВИГАТЕЛЬ
ВНУТРЕННЕГО СГОРАНИЯ К МОТОЦИКЛУ УРАЛ ТЧК ПОЛУЧИТЕ СРОЧНО ТЧК".
     "Только позавчера заявку отослал! -  страшно удивился Троян и  помчался
на почту. - Вот это сервис!"
     Через десять минут летит с матами:
     - Убью, Гендос!
     Насчет истории,  упоминание которой  вызвало  рукопашную  на похоронах,
дело обстояло так.
     Случилось все в  ту достославную пору, когда пиво возили в Большой Улуй
в деревянных  бочках. Солидные,  литров на 130, емкости. В крышке отверстие,
деревянной  пробкой  укрощенное.  В торговый  момент пробка извлекается, при
помощи насоса аппетитный напиток бьет веселой струей в кружки, банки, бидоны
и ведра. Пей, честной народ, наслаждайся жизнью.
     То дежурство нашей сладкой с перцем парочки выпало хлопотное,  на  День
молодежи. Поспать не  удалось. Время теплое, молодняк всю ночь  тусовался по
селу.  Не без мордобоя.  Приходилось помогать милиции гасить  стычки горячих
парней.
     К  рассвету  праздник  угомонился.  Генаха  с Иваном  вышли  на крыльцо
милиции  покурить. Село  спит, пятый час.  Но солнце, набравшее к концу июня
летней мощи, вовсю всходит.
     -  Пивка бы  сейчас,  -  размечтался Иван.  -  Мужики говорили,  доброе
"Таежное" завезли.
     -  Выжрали вчера все,  - приземлил  желания  друга Генаха, - одни бочки
пустые остались.
     И вспоминает давнюю домашнюю заготовку.
     -  Спорим, -  подзуживает Ивана,  -  на  полтора  литра водки, ты  свои
абрикосы в бочку пивную не опустишь!
     Понимаете,  какие  "абрикосы" Генаха  имел  в виду?  Те части  мужского
детородного органа, которые схожи по форме с вышеназванным фруктом.
     - Это у тебя они, как у быка, а че бы я не засунул? Там такая дырища!
     - Спорим!
     - Ну, пошли посмотрим! - чуток попридержал себя Иван.
     Магазин, на заднем дворе коего  стояли  пустые бочки, находился  рядом.
Через дырку в заборе приятели проникли к емкостям.
     - Спорим! - согласился Иван, как только вблизи поглядел на отверстие.
     - Войдут, как в трубу! - уверенно  произнес, когда ударили по рукам.  -
Дома-то водка есть? А то пока магазин откроют.
     - Не беспокойся! Ты опусти вначале!
     Иван быстренько  скинул штаны форменные, трусы зеленые, заголил не  для
каждого  глаза разрешенную часть тела, приставил ящик,  с его помощью сел на
бочку и без труда опустил "абрикосы" во чрево  после "Таежного" емкости, все
еще наполненной запахом чудного напитка.
     -  Беги!  - Иван  победителем приказывает с бочки. - Я дома  с  большим
удовольствием накачу горькой граммов со стакан и спать завалюсь.
     После  этих слов Иван начал  привставать  навстречу  дармовой выпивке и
желанному отдыху. Не тут-то было. Легко опустить, не значит запросто изъять.
Какой там запросто! Боль полоснула Ивана.
     - Ё-е-е!  - удивился непредвиденному обстоятельству. Легко скользнувшие
в нутро бочки фруктово-мужские атрибуты обратно на свет Божий не шли.
     Начал осторожно вынимать главных героев спора наружу. Как ни старался и
без рук, и при помощи пальцев - ничего не выходило.
     - Ну, я пойду за водкой! -  с трудом сохраняя невозмутимость лица, даже
пытаясь изобразить горечь поражения, произнес Генаха.
     - Погоди! - еще надеялся на вызволение Иван.  Хотя начали закрадываться
волнения.
     А  солнце поднимается  над селом. Замычали  коровы, готовясь к выходу в
стадо.  Утренние  звуки   пусть  еще  не  во   всю  силу,  но  уже  залаяли,
закукарекали, заблеяли,  затарахтели  с  разных  сторон. В  дырку  в  заборе
заглянул Карнаухов, конюх лесничества.
     - Че надо? - строго с "трибуны" спросил Иван.
     Конюх скрылся.
     Еще  раз  дернулся  Иван  обрести  свободу  от бочки.  И  опять  эффект
ниппеля...
     В пот  Трояна бросило. Сорокалетний  мужик без штанов  сидит на  бочке,
стыдливо  прикрывая причинное  место.  В  самом  центре  села... Пусть не на
главной площади под бюстом Ленина. Но рядом с ним - по прямой всего два шага
- метров сто.
     - Генаха, - тихо позвал дружка, который отошел в угол двора.
     - Бежать за водкой? - с деланной готовностью обернулся Крючков.
     - Кремом что ли намазать? Сходи за ним, а?
     -  Как? - едва  сдерживает смех Генаха. -  Как намазать? И некогда мне.
Раз проспорил, надо идти за водкой.
     Он,  конечно,   знал,  что  обязательно  проспорит  в  первой  части  и
непременно выиграет во второй. Бабушка моя, Евдокия Андреевна, говорила, кто
не знает да спорит, тот дурак, а кто знает - подлец.
     Генаха подлецом себя не чувствовал.
     А уж как чувствовал  себя  Иван,  можно представить. Мало того, что без
порток, еще и в кителе с погонами. Ведь хотя он и сидел, хуже чем привязано,
по бумагам был при исполнении служебных обязанностей офицера МВД.
     Иван   то   растерянно   закрывал  причинное  место  руками,  то  снова
лихорадочно манипулировал пальцами, в надежде вернуть в надлежащее место - в
брюки - все причиндалы.
     Неотвратимо  день  разгорался.   Стадо  прогнали.  Солнышко  пригревать
начало. Вот-вот у магазина движение откроется. Хлеб с пекарни привезут, бабы
за ним  потянутся... Какая-нибудь по  нужде  на  задний двор заглянет. А там
мужик во всей красе сидит, че хошь с ним делай!
     Иван  задрапировал  брюками  сокровенную  часть  организма.  И  тут  же
сторожиха-выпивоха  тетка  Клава  появилась. Она  сегодня  на  дом  охранные
функции брала, поэтому торопилась до продавщицы прискакать на боевой пост.
     - Иди, тетка, отсюда! - наладил ее со двора  Иван. - У нас следственный
эксперимент.
     А как только та скрылась, взмолился плачущим голосом:
     - Делай что-нибудь, Генаха!
     Как видите,  Иван не называл Крючкова Гендосом. Осознал, что оказался в
плену у эффекта ниппеля: туда дуй  -  обратно ноль  в квадрате. Не только на
велосипеде  данный  закон  действует.  Лампочку,  к  примеру,  в  рот  можно
засунуть, а  обратно - ни  фига. Или голову в одну сторону протиснуть  между
прутьев  спинки железной кровати... Ивану,  прежде  чем лезть на злополучную
бочку, вспомнить бы постулаты народной физики...
     -  Два  литра  ставишь?  - выдвинул  условие  освободительной  операции
Генаха.
     - Три не пожалею!
     Генаха побежал за инструментом: молотком, топором,  выдергой,  ножовкой
по железу. В  помощники  позвал  Мещерякова.  Последний  подсоблял в разборе
емкости на клепки, а также любопытных  отгонял  с  места  событий. Благодаря
сторожихе тетке Клаве, весть об "эксперименте  без порток  на  бочке" быстро
распространилась по селу.
     Разбирали бочку  с превеликой осторожностью,  чтобы  вследствие  резких
действий  не получилось  расплющенных  последствий. Как-никак Иван  давил на
бочку своей 90-килограммовой тяжестью. Мещеряков даже предлагал  перевернуть
емкость вместе с пострадавшим, дескать, пусть Иван ее  на животе держит, так
легче обручи сбить.
     - Переворачивая, точно оборвем подчистую! - забраковал Генаха рацуху.
     Операцию  удаления  бочки  от Трояна, благодаря сметке и мастеровитости
Крючкова,  провели с  филигранной  четкостью,  почти  безболезненно.  Однако
последний  штрих  вызволения  друга  -  расщепление  дощечки  с  отверстием,
закапканившим  легкомысленные  "абрикосы",  Генаха  оставил  Мещерякову. Сам
поспешно ретировался со двора  под  угрозу, сказанную злым шепотом, чтоб  не
услышали за забором, в спину:
     - Ну, Гендос, убью!
     Месяца два не разговаривал Иван с дружком. А потом распили мировую...
     ...За  драку  на похоронах Трояну  здорово  нервы потрепали,  начальник
грозился устроить суд  офицерской чести, выгнать с треском. Потом смягчился.
Только и всего - Трояну задержали очередное звание на полгода.
     "И после смерти он тебе, дураку, язык показал! - ругалась жена Ивана. -
Сколько денег недополучили!"
     Но про себя возмущалась. Вслух боялась  вякать. Перед глазами был живой
пример: крепко, с увечьями зубов, побитый Мещеряков.


     "Эх, сорок бочек арестантов,  - чешет Вася Елистратов затылок, - квасил
же я когда-то".
     Истинно - бочки с арестантами, как спиртные напитки употреблял. И не по
обычной  схеме:  трое  мужиков  сгоношились,  осадили   одну-две  бутылки  и
рассосались.  Нет,  Вася перебежками  любил.  Скачкообразно. Выпьет  с одной
компанией стакан,  все -  надо  менять коллектив  вокруг поллитровки.  Не по
причине неуважения собутыльников, а такой по жизни. Распрощается "по  ручке"
и  закусил удила  куда  подальше. К  друзьям или знакомым,  или  просто -  у
магазина...  В итоге перемен  декораций и  действующих со стаканом лиц мог в
"вытрезвоне" очнуться, а то и похлеще...
     Поначалу  от  одной  бутылке  к  другой  в своем уме  скачет, потом  на
автопилоте.  Как-то в момент обратного переключения у Васи челюсть  отвисла:
что за сорок бочек арестантов? Ночь темная. Поле чистое.  Под ногами дорога.
И ни души, ни огонька. Ау, люди, где вы? Домой хочу.
     Вдруг машина.
     - Земляк, - взмолился Вася, - Омск-то где?
     - Ты че, - вытаращил глаза шофер, - с луны упал?
     - Не исключено, сорок бочек арестантов.
     Откуда ноги растут в  питие  перебежками -  трудно сказать. Может, Вася
родился  землепроходцем. Ему надлежало покорять полюса, гонять  на собаках и
велосипедах по суше, на лодках  бороздить океаны. Жить с рюкзаком за плечами
и компасом в кармане. Как те бородачи, что домой заскакивают раз в год ванну
принять, в  телевизор  потаращиться, убедиться  по новой:  жизнь городская -
скукота несусветная,  и  опять, вереща от радости,  сунуться  в какую-нибудь
дыру-пещеру.  Возможно,  Вася  таким  же  колобродом  замышлялся, но  что-то
подломилось в его программе и вместо путешественника стал сварным. Классным,
кстати, но все равно это  не  скалы,  джунгли и саванны. Посему стоило  Васе
приложиться к стакану, как тяга к перемене мест жгла пятки.
     Такие сорок бочек арестантов.
     Однажды  они с водой  были. После перебежек от одного стакана к другому
среди ночи  врубился в окружающую действительность, а она мокрая... Стоит по
грудь в реке. И не понять, что к чему? На другом берегу огоньки деревенские.
Невдалеке  бакен.  Волнишка  плещет.  Сам  при полном  параде  -  в  брюках,
пиджаке... Какие бесы-балбесы загнали в водную стихию?
     Конечно, бесов внутри  Васи  хватало.  Хорошо  хоть ангел-хранитель  не
махнул  на подопечного рукой.  В том же  водном  случае,  только  Вася  стал
соображать, что  к  чему  - "Ракета" несется,  волна как  даст, Вася  так  и
окунулся с головой... Еле прокашлялся...
     Нет, Вася законченным бухариком не был,  но  погулять любил и  вдаль  и
вширь. Жена, конечно, не приветствовала эту черту характера.
     В один момент рубанула с плеча.
     Пришел  к Васе  старший  брат. Он с детства  Васю  воспитывал. Словом и
делом.  Отца-то не было. У шебутного Васи  с юных  лет шило в заднице, да не
одно... Брат в школьные годы частенько ремнем обрабатывал место их обитания.
     Сидят братья за столом, украшенном поллитровкой, беседуют. Вася как раз
за неделю до этого в Иртыше очнулся, но об этом ни полслова. Надо сказать, в
данной  компании  Вася  смирненько  к  рюмке прикладывался, на перебежки  не
тянуло. Выпили граммов по сто, Васина  жена заявляется... Не успела дверь на
всю ширину раскрыть, как завелась от сервировки стола:
     -  Вам  что  здесь  распивочная?  - зашумела.  -  Расселись! Только  бы
надраться до соплей! Алконавты!
     - Ну, сорок бочек арестантов! - воскликнул Вася.
     Жена схватила бутылку и вылила драгоценность в раковину.
     Рука не дрогнула, так разозлилась.
     Вася  почернел  весь. Не так часто брат родной, который вместо отца всю
жизнь, заходит...
     Брат встал и ушел. Кому нужен чужой скандал?
     Однако  Вася   не  стал  раздувать  его.  Ни   междометия   поперечного
благоверной.
     Через месяц у нее день рождения, не из рядовых - 35 лет.
     Супруга, конечно, расстаралась.  Неделю по магазинам бегала, двое суток
у плиты дневала и ночевала. Гости-то  сплошь по ее  линии.  Водку и  вино на
Васю возложила, наказала закупить этого добра с избытком.
     Что Вася и сделал...
     Наконец,  торжественный момент.  На столе  наглядный  пример  изобилия.
Слюна от него вожжой до колена. А рука тянется не к перу и не к бумаге...
     И компания подобралась. Родственники  у жены - из  пяти шесть выпить не
любят. Сестре Лидке намахнуть стакан водки, что ногой дрыгнуть. Поперек себя
толще, ее и литром не свалишь.  Только  румянец со  щек на  шею и в декольте
разольется. Год назад после дня рождения начала  собираться домой, одну ногу
обула в сапог, со второй не выходит данный номер.  Не лезет конечность, хоть
тресни. Пыжится затолкать -  все без толку. Наконец, догадалась сунуть  руку
для проверки внутренностей сапога. А там...
     -  Какая зараза,  - зашумела  Лидка,  -  яблоко  подложила? Совсем  уже
опупели!
     А гости, вокруг стоящие,  кто еще вертикально может держаться,  валятся
со смеху, умирают от жизненной комедии.
     Лидка ногу в свою дамскую сумочку заталкивает, абсолютно уверенная, что
надевает сапог.
     Потом оправдывалась: "Она у меня тоже коричневая".
     У другой  свояченицы, Нельки, с обувью конфуз не хуже приключился. Та в
налоговой  работает.  Их  ушлые бабы затемнили  с  одним  предпринимателем и
отхватили  на  всю ораву  по  дешевке добрые  сапоги.  Как-то  утром  Нелька
проснулась, накануне  в честь 8-го Марта расслабились в конторе,  посмотрела
на свою  обувь  и  дурно  сделалось.  Хуже  чем  Васе в Иртыше.  "Где  это я
таскалась?" -  обожгло  похмельную  голову.  Они,  конечно,  с  продолжением
веселились. Но чтобы так за вечер состарить новые  сапоги - надо ухитриться.
С горки катались -  было. По парку с песнями  таскались  -  помнит.  К одной
сотруднице зарулили... Потом - к другой... Но так ухайдакать сапоги! Каблуки
стоптаны, носки вышарканы...
     Посмотрела на шляпу - еще горше стало. Отродясь головной убор из соболя
украшал  крендельком пришитый хвост данного зверя. Хвоста  в помине нет. Как
собаку,  шляпу кто-то купировал. Подчистую.  "Когда отчекрыжили, сволочи?! -
Нелька  убивается  по нарушенной красоте. -  Даже следов не оставили! Что за
народ?!"
     К мужу за  сочувствием  бросилась. А тот глаза вытаращил: "Разве у тебя
хвост на шапке был?" За что был заклеймен супругой: "Пить надо меньше!"
     И только через  два часа Нелька  поняла:  самой  меньше надо. Дошло  до
похмельного сознания, что на  голову и на ноги чужое напялила.  Сапоги одной
сотрудницы, шапку другой.
     Такие у Васи родственнички по линии жены!
     Понятно,  с каким  настроением пришли они на  день рождения. А на столе
"тяжелее"  минералки  и   запивалочки  ничегошеньки.  Закуски  -  гулять  не
перегулять. Но без выпивки она, известное дело, - просто еда.
     -  Вась, - гости вразумляют  хозяина,  - ты  че совсем запурхался из-за
именинницы?! Соловьев салатами не кормят!
     И жена подгоняет:
     - Неси вино-водку!
     Вася  нарядный весь:  белая рубаха, брюки  отглажены, малиновый галстук
пылает на груди в честь дня рождения  любимой супруги. Встает,  эффектно так
разводит широко руки и говорит:
     - Вам что здесь, сорок бочек арестантов, распивочная?!
     Гости, конечно, быстренько убрались восвояси.
     С той поры Вася не пьет.
     По истечении года трезвой жизни купил бутылку коньяка,  пририсовал одну
звездочку, через год еще... Сейчас звезды рукописные в два ряда горят.
     Такие сорок бочек с арестантами.
     А вы говорите, русский мужик слаб в коленках.
     Для удовлетворения шила в заднице Вася завел сад за тридцать км от дома
и  гоняет  туда  исключительно   на  велосипеде.  Огурцы,  объеденье  какие!
наловчился солить. Но родственники жены больше к Васе не ходят.
     Собственно, Вася и не зовет их.


     Двадцать лет  после института... Ау, где  вы? Пролетели, просвистели...
Сколько воды в разные стороны утекло, а вся группа на юбилей собралась.
     Вот они,  все мы шестнадцать,  на фотографии. Нинка  Постникова  только
растолстела. Очаровашка-куколка была, и вот буфетчица, а не Нинка.
     - Нин, че так разнесло?
     - Лишь бы человек хороший был.
     Обидно. Любил я Нинку на втором курсе. Всю ночь  однажды напролет рядом
с ней в палатке прокрутился, поцеловать хотел. Она даже не проснулась.
     - Нин, че со своим разошлась?
     - Отстань, Саня!..
     После диплома  Нинка выскочила за таксиста.  На руках,  говорят, носил.
Жила как  барыня. Так нет, привязалась к  нему с  ультиматумом:  поступай  в
институт, иначе развод.
     Одна сына ростит-учит. Эх...
     Бабы дуры, бабы дуры,
     Бабы бешеный народ!
     Как увидят помидоры,
     Так и лезут в огород!
     Зато Ленка Кардаш расцвела.
     В институте  была так себе, кордебалет. Четыре с минусом, не  больше. А
сейчас сногсшибательная красавица.
     - Лен, у тебя даже как ноги длиннее стали.
     - Ты, Саня, неисправим.
     - Замуж вышла?
     - Давай о другом...
     На фотографии с Мишей Теребиловым в разных углах стоят.
     В институт они поступили под ручку. В школе Миша тоже десять лет Ленкин
портфель  таскал. Мы, начиная с первого курса, ждали: ну, завтра-послезавтра
староста по червонцу с носа соберет, и "ах, эта свадьба-свадьба-свадьба пела
и плясала!.." Погуляем!..
     До диплома жених с невестой нас мурыжили, стаж накручивали...
     Зато на  свадьбе у них  мы с Витей Мирошниковым накушались. Под занавес
на кухне приняли бутылку  подсолнечного масла  за  пиво  и, как рассказывали
очевидцы,  раскатали с большим аппетитом. Потом дня  два аппетита не было по
причине расстройства желудка.
     - Мишь, а че вы с Ленкой разбежались?
     - Тайны секса.
     - Какие  тайны! Ты, говорят,  так  залевачил,  аж дым  коромыслом!  Что
называется:
     Миш, а Миш,
     На тебя не угодишь!
     То велика, то мала,
     То кудрява, то гола!
     - Отвяжись, Саня!
     Отвяжись,  плохая  жисть,  привяжись  хорошая.  Ну  и   ладно.  А  Витя
Мирошников рядом с Ленкой  стоит.  Усы гвардейские. Взгляд  гусарский.  Рост
гренадерский. Прямо жених.
     Но не женился больше. Побаловался, говорит, один раз, и будет.
     Побаловался он оригинально.
     На  одной  вечеринке мы с  ним  познакомились  с  двумя подрунями.  Моя
завлекашечка  танго  исполняла  по-абордажному,  впритык  -   ни  миллиметра
разрыва. Я  разбежался  на  легкую  победу. Ан,  нет.  Дальше танго не моги.
Быстро расстались. А Витя со своим Светиком-семицветиком задружил. Крепко.
     Я  на  лекции, он к ней  на  дневку. Тем  более, рядом с  общагой жила.
Аккуратно Витя оттуда не вылазил.
     Светик-семицветик  во  второй  или  третий  раз собиралась поступать  в
театральный институт, Витя поддерживал беседы об искусстве.
     Как  говорится:  сколько  с  кувшином  по воду  ни  таскайся, все равно
разобьется.  Однажды Витя  столкнулся  с  "тещей".  Они,  бывало,  и  раньше
сталкивались,  но в несколько  другом виде. На этот  раз, будучи  на дневке,
твердо зная, что "теща" на работе, Витя вышел из ванной.
     Представьте  картину:  Витя, выходящий  из ванной.  На усах гвардейских
роса. Распаренный. Рот до ушей от удовольствия...
     Выходит, а  тут  "теща"  дверь входную своим ключом широко  раскрывает,
принесло раньше времени часов на пять.  Коридор тульский Левша делал - общая
площадь полквадратного шага. Витя нос к носу с "тещей"...
     Все бы ничего, да на Вите ничего, кроме росы на усах не было.
     Гренадерский рост.  Гусарский  взгляд. Аполлон  до  пояса  и ниже.  Как
воспитанные люди, "теща"  с Витей, извинившись,  тут же  скрылись каждый  за
своей дверью.
     Однако "теща" вечером сказала Светику-семицветику:
     - Не пора ли Вите вещи к нам переносить?
     Так теща стала писаться без кавычек.
     Актриса из  Светика-семицветика не получилась.  Зато с порога сварливая
бабенка. При мне и то, бывало, как раскроет ротик... Хоть в окно выпрыгивай.
     - Вить, а че ты ее не перевоспитал?
     - Ты, Саня, как "здрасьте" среди ночи!
     - А че?  Ты парень выдержанный... Это я  чуть заискрилось - сразу саблю
наголо... А ты спокойный, уравновешенный. Дочку нажили и развелись...
     - Отстань, Саня! С Воспитателем на эту тему поговори.
     Воспитатель  - это Юрка Петушок.  Вот он в  куртке на фотографии. Все в
пиджаках, при галстуках, а он плевал на официальность.
     "Воспитателя" ему прилепили на четвертом курсе.
     Восьмого  марта  в общагу на танцы пришла девица  в  глубоком декольте.
Конец семидесятых, никаких видюшников, в кинофильмах о половых актах даже не
думали.  И  вдруг  декольте  до  пояса  в  мужском  на  девяносто  процентов
общежитии.
     А  Стелка  такая девица, что хоть спереди, хоть сзади, хоть  сбоку  - в
любом месте декольтируй, не ошибешься. Везде высший класс!
     Мужики на танцах начали кидаться на лакомство.
     На  темной лестнице Юрка освободил Стелку от нахрапистого приставалы. А
вскоре они  поженились.  Хотя сразу было видно - интеллект  Cтелкин лучше не
декольтировать. Юрка сказал: "Перевоспитаю".
     - Юр, че разошелся?
     - Поговорить тоже хочется.
     -  Вторая  супруга  у  тебя, слышал,  культурный  работник. Вот,  поди,
разговоры разговариваете...
     - Замнем, Саня, для ясности. Не порть праздник.
     Замять  можно.  Только  на  шестнадцать  человек  в  группе  тринадцать
разводов. Почему?
     Я  сам  первый  раз  женился назло, второй - по  расчету,  третий -  по
инерции.
     - Зачем так?
     - Не бери, Саня, в голову.
     - Лишь бы человек хороший был.
     - Будь ты проще, ляг ты на пол, забудь все.
     Ложусь. Забываю.

     ОТ НЕСЕРЬЁЗНОГО АВТОРА
     Николай    Петрович    Патифонов    и    Владимир    Петрович    Мошкин
инженеры-ракетчики  заводского  конструкторского бюро.  Добрая  часть  жизни
проходит в цехах, на полигонах, в военных частях. Николай Петрович - мужчина
56-го размера.  Несмотря на впечатляющие  габариты,  еще в институте назвали
его Кокой. Прилипло имечко, гвоздодером не отдерешь. И в  двадцать - Кока, и
в  тридцать, и  в  пятьдесят.  Владимир  Петрович Мошкин и в тридцать  44-го
размера, и в пятьдесят - таких же грациозных форм. Оба классные специалисты,
при  этом  - все человеческое им не чуждо. На том,  что не чуждо, и заострил
внимание несерьезный автор на нижеследующих страницах.

     КОВАРНОЕ ПИВО
     - Пиво меня и подвело, - глядя в заоконную даль, сказал Кока.
     - Как это пиво может подвести? - поднял брови Мошкин.
     - Да уж подвело на пути из Капъяра в Москву, - Кока пошаркал ногами под
столом и начал рассказ.
     -  В  декабре  сделал  я  "ключик  на старт",  техруком  был  на  пуске
"Бархана",  отметили мы  это дело так,  что еле успел на астраханский поезд.
Вагон прицепной, а  в  купе попался  полковник. И мне  в  дорогу пару литров
"шила" сунули... Оздоровляемся потихоньку...
     Душевная была в купе атмосфера. Собрались два  мужика, на столе "шило",
то  бишь  спирт, -  изначально,  вообще-то, он  предназначался  для промывки
разъемов, да у кого  рука поднимется лить такое добро почем зря на контакты.
Дорога впереди длинная, колеса по ней стучат, и пейзажики за окном мелькают.
Не   заметили,  как  Волгоград  замелькал,  где  стоянка  час,  а  их  вагон
перецепляют к душанбинскому поезду.
     Пока суть да дело с отцеплением-перецеплением, Кока с полковником пошли
на базар. Капустки  купили квашеной,  арбузик  соленый,  леща сушеного. Лещ,
слюнопровоцирующий красавец, прямо по мыслям бьет: пивка бы! И на тебе такое
- в гастрономе у вокзала бутылочное! День солнечный с морозцем, и времени до
поезда  навалом.  Сели мужички  во  дворе  гастронома  на  лавочку,  лузгают
неторопко пивко  с лещом... Хорошо!  Производственные  заботы, ау!  Домашние
хлопоты, ау! Можете не отзываться, мы не соскучились...
     - С собой в дорогу  мы тоже взяли портфель  пива, - рассказывает дальше
Кока. - Поднимаемся не спеша по высоким  ступенькам  волгоградского вокзала,
вдруг  диктор, поганка,  объявляет:  "До  отхода  поезда "Москва -  Душанбе"
осталось пять минут". Распугивая под ногами путающихся пассажиров, метнулись
мы на перрон. Колеса  нашего поезда  только-только начинают проворачиваться.
Прыгаем на  ходу в родной двенадцатый  вагон,  вдруг на пути костьми ложится
проводник-таджик. "Ты что, - говорю, - зверюга,  своих не  узнаешь?" А он не
узнает.  Толкает нас в  обратную сторону,  в  Волгоград. Тогда полковник, не
говоря ни слова на это гостеприимство, а мужик был здоровее меня...
     - Здоровее тебя только слон, - вякнул Мошкин.
     -  И полковник, - не смутился Кока, - берет он  проводника за шиворот и
на убегающий перрон опускает.  Иди, говорит, посмотри мемориальный  комплекс
на Мамаевом кургане. Прорвались мы в родное купе, а там опять  "здрасьте"  -
посторонние живут. И моих вещей -  сумки - нет. "Где?" - спрашиваю.  Мямлят,
что  не  было  вещей. И тут  я  замечаю, что вагон плацкартный. И  полковник
обратил на это обстоятельство внимание. А  мужик он  горячий, москвич. "Я за
купе платил! -  начал права качать. - Они  вагон поменяли!" Ногами  затопал.
Бабулька на топот  говорит, что она из самой Москвы  в третьем вагоне едет и
он всю жизнь плацкартный.
     - И тут я протрезвел, - сказал Кока.
     - А чем ты раньше глядел? - упал на стол от смеха Мошкин.
     - Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.
     "Некоторые" замолчали.
     И вот почему. Как-то наладили  Мошкина в двухступенчатую  командировку.
Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут
лежал в Кзыл-Орду,  на Байконур.  Мошкин славно  отработал первую, бумажную,
ступень.  На   второй  вышел   пассаж.  Семнадцать  лет   не  видел   Мошкин
институтского  однокашника  Равиля Уразова, а тут  в метро "Калужская" упали
друг другу в объятия.
     Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку.
Отмечать встречу друзья  поехали  в Домодедово. И прямым ходом  в  ресторан.
Время общения на вес  золота  - Равилю  до отлета оставалось три  часа.  "За
лучший в мире Казанский авиационный!"  "За славный  девятый  факультет!" "За
великолепную   шестую   группу!"   Чем  дальше,  тем  труднее   воспоминания
пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили  рейс Равиля.  Он полетел к
своим плавучим  ракетоносцам, а Мошкин, стараясь  идти  ровно, направился за
билетом в Кзыл-Орду.  Природа  обделила  его ростом  и весом,  зато наделила
редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.
     - В Кзыл-Орду, - попросил билет.
     Дикция  у   Мошкина  не   театральная.  Начало  слова   съедает,  конец
проглатывает,  а середину  жует. Было  бы еще  название  типа Иваново.  А то
тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.
     - Кызыл? - переспросила кассирша.
     - Орда! - мотнул тяжелой головой Мошкин.
     Но у него получилось ближе к "ага".
     На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:
     - Регистрация уже началась.
     - Кзыл-Орда? - с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.
     - Ага-ага, - ответили ему.
     В  самолете  Мошкин безмятежно спал,  а когда  вышел на вольный воздух,
увидел, что пейзажик вокруг него  не тот.  Вместо плоских казахских степей -
непонятная гористость.
     - Мы где? - тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.
     - В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.
     - А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.
     Через десять часов, среди кромешной ночи,  у Коки  раздался  вкрадчивый
телефонный звонок.
     - Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.
     - Ты че, саксаулов объелся? - возмутился Кока. - У нас два часа ночи!
     И положил трубку.
     - Кока,  - взмолилась трубка  во  второй раз, - выручай,  стою у твоего
подъезда.
     До Омска у  Мошкина  хватило денег  долететь, а дальше  он надеялся  на
друга. Кока  дал денег и страшную клятву не выдавать  сослуживца даже  своей
жене. Этой же ночью Мошкин,  конспиративно  натягивая шапку на глаза, а шарф
на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.
     Кока много лет свято хранил эту тайну...
     ...-  Пришлось нам  на  ближайшем  полустанке выйти, -  продолжал  Кока
рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.
     - Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...
     - Остановился.
     Кока   опустил  интересный   эпизод,  когда,  невзирая  на  уважение  к
полковничьим  погонам   и  внушительную  комплекцию  обоих   пассажиров,  их
вышвырнули среди степей.  Саранчой налетела бригада проводников,  остановила
поезд и  выкинула за шиворот - в отместку за  своего  собрата,  оставленного
полковником в Волгограде на  просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом
шли в город-герой.  И  горло  промочить от  дорожной  усталости было  нечем.
Портфель  с пивом,  арбузом и лещом  поехал в  Душанбе.  Кстати, проводника,
отправленного  полковником  на  экскурсию, они встретили  на вокзале и  даже
предложили  отметить  событие.  Проводник бежал от них, как черт от  свечки,
обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"
     - Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.
     - Да-да-да!  - поддакнул Кока, - а  то  некоторые  вместо Орды в  Кызыл
улетают.
     - Это кто улетает? - заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна
Лукьянчикова.
     - Проехали, - выдал себя Мошкин.
     Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".


     Кока прочитал в книжке, как  средней ноги  прыгун в высоту  в  немецком
концлагере  превзошел  личный  рекорд  -  перепрыгнул  двухметровый забор из
"колючки", чтобы доставить информацию о восстании в соседнюю  зону. Прочитал
и долго  чесал  затылок от невероятных тайн, заложенных в  человеке и в  нем
самом,  в Николае Патифонове. Он перемахнул два  метра  "колючки"  вообще не
представляя, как, прыгая в высоту, спортсмены ходят и сдают.  За  всю  жизнь
выше  оградки  палисадников не скакал. Да и  то во времена,  когда  школьная
молодость в  штанах бурлила  -  девчонкам цветы воровал.  А прыгал в высоту,
если хозяин  цветов  с колом в руках выскакивал на крыльцо. И вот уже далеко
не  парубок,  под  тридцать  катило,  а два  метра с гаком  взял  без всякой
разминки. И не на стадионе с матами, а в полевых условиях с вытаращенными на
лоб глазами. Конечно, не от скуки и не ради рекордов...
     Накануне уникального  результата, за ужином в кафе,  Мошкин под "Варну"
поведал занятную историю, приключившуюся с ним в предыдущей командировке.
     - Я думал, все - тапочки! - сделал зверскую мину Мошкин.
     "Тапочки" -  термин, означавший отнюдь не безобидную  обувь  у кровати,
недавно попал на балаболистый  язык  Мошкина  и прижился на нем за лаконизм,
цинизм и натурализм.
     -  Спустились  мы  в  шахту  регламентные  проверки  гнать.  Стоит  эта
тридцатиметровая дура, опоры потрескивают...
     "Дурой" Мошкин, любя,  обозвал ракету, что на боевом дежурстве. То есть
-  все в ней чин по чину: боеголовка к бою готова, баки  заправлены, десятки
тонн  компонентов  -   окислителя  и  горючего  -  ждут  команды  на  запуск
двигателя...  Но  не   допусти,   Господь,  состояться   нештатной   встрече
компонентов...     Стоит    ракета    на     опорах,     кои     под    этой
взрыво-пожаро-ядовитоопасной тяжестью потрескивают.
     -  Среди  нас  был, -  хлопнул одним глотком  полстакана вина Мошкин, -
пермяк,  соленые уши.  Здоровенный!.. Шайба  семь на восемь, восемь на семь,
голос как  из  бочки.  И вдруг  ни с  того ни с сего он своим, как из бочки,
орет: "Все! Тапочки! Изделие складывается!.."
     Этот пермяк,  уши у которого соленые, потрескивание металла опор принял
за "складывание" ракеты под собственной  гремучей тяжестью. Запаниковал, что
грядут неприятности: огромная бочка окислителя рушится на еще большую  бочку
горючего, а значит, сейчас состоится их пламенная встреча...
     -  Откуда  я  знал,  -  проводил  Мошкин  взглядом симпатичную  фигурку
официантки, -  что  пермяк хуже бабы заполошный. Метнулся за  ним к лифту. С
переляку пермяк у меня противогаз зацапал...
     Короче,  пока  Мошкин  соображал,  надевать  противогаз  или  погодить,
пермяк, несмотря на то что собственный висел  на  боку, выхватил у Мошкина и
натянул на свою шайбу, а она на три размера больше, чем противогаз Мошкина.
     Ругаться   некогда,  за  спиной   "тапочки"  назревают,   поднялись  на
поверхность  и рванули,  пока  не  рвануло.  Пермяк,  с ушами  солеными  под
противогазом, впереди темп задает,  Мошкин следом бешеную скорость набирает.
Солдатик  на  посту,  глядя  на  зверский  бег  гражданских,  решил:  шпиона
американского  ловят  -  пермяк  был  в  фирменных  джинсах, в те  годы  они
ассоциировались с вражеским Западом, - и дал длинную  очередь над "шпионом".
Тот и не подумал сдаваться...
     -  Догнали нас на  машине!  - закончил свой рассказ Мошкин. -  Пермяк в
мирных условиях начал кончаться в моем противогазе,  а снять  со своей шайбы
не может. Я давай помогать, рву противогаз с задыхающейся шайбы, она хрипит:
больно! Пришлось разрезать! По сей день мышцы ног болят, так чесали!..
     Забавный  случай.  В  день  Кокиного  невероятного  прыжка  было  хуже.
Народная  пословица  гласит: пока  ракета  не грянет - русский  ракетчик  не
перекрестится.  Техника безопасности на старте в  тот день была шаляй-валяй.
Не совсем, конечно, и все же... Идет заправка носителя компонентами, встреча
которых прохладной не бывает, а народ, надо и не  надо, шляется по стартовой
площадке. На этот раз дело было  не в шахте - на вольном воздухе... И ракета
грянула! Вначале пожар вспыхнул...
     Кока,  вместо  того  чтобы  сидеть  в  бункере,  нежился  под  весенним
солнышком. Опротивело  за зиму  четырехстенное  пространство, а  тут майский
денек,  листочки  вылупились  на  деревьях, облачка  по  небу тыняются...  В
перископ из бункера  такой поэзии не  узреешь.  И воздух -  петь хочется, не
чета бункерному! И вдруг полыхнуло...
     "Все!  Тапочки!"  -  по-мошкински  подумал Кока, но не стал  ждать этой
обуви. Стартанул к забору. Ничего потом вспомнить не  мог  толком. Во всяком
случае - предыдущая жизнь перед глазами не мелькала.  Перескочил  через один
забор, потом  - другой... Да-да,  там  две "колючих"  высоты было. Кока, как
бегун барьерный - только что барьеры по два метра, - перемахнул один, другой
и помчался под защиту майского леса.
     Кстати, Мошкин в  это самое  время тоже не  стоял на  месте  -  догонял
"газик-бобик". Он, завидев огонь, побежал  в  сторону контрольно-пропускного
пункта. Чешет, а его обгоняет "бобик".  Мошкин  разумно решил, что на машине
быстрее  выйдет покинуть взрывоопасную зону, и поднажал. Не удалось "бобику"
уйти далеко. Сказалось участие Мошкина в гонках за лидером-пермяком.
     Коку нашли в лесу на следующий день.  Он питался клюквой и, считая, что
идет  на  юг, к Плесецку, двигался в противоположную сторону -  к Ледовитому
океану. Подсознание не хотело больше ракет и космодромов.
     -  Это ж  надо так  трухануть! - подзуживал потом Мошкин. -  Два забора
перескочил, будто это бордюры придорожные.
     - Сам, поди, все четыре перемахнул бы с такой стартовой прытью. "Бобик"
от него оторваться не смог.
     - Так ведь рано тапочки надевать в таком цветущем возрасте.
     -  Это уж  точно,  -  согласился  Кока,  -  с  тапочками  мы,  пожалуй,
повременим...


     Зима в тот год от звонка до звонка лютовала. Не то что птицы - мысли на
лету  замерзали.  В  ожидании  автобуса,  до  последних  костей  продрогнув,
подумаешь мечтательно:  "Эх,  сейчас  бы..."  А  дальше  ни  бэ, ни  мэ,  ни
кукареку.  Смазку в  голове прихватывает, мыслительный  процесс  нараскоряку
встает, впору паяльной лампой отогревать.
     Посреди  климатического катаклизма  жена Тамара  спрашивает у Владимира
Петровича Мошкина:
     - Катанки  маме  подошьешь? Прохудились на  пяточках,  жалуется -  ноги
больно зябнут.
     - Надо подумать, - стал набивать цену мастер.
     - Она за работу бутылочку шампанского обещала.
     Мошкин  быстро подсчитал:  размеры его дневного заработка тянут меньше,
чем жидкий гонорар, и взял отгул.
     Первым этапом  ремонта был поиск подшивочного материала. В подвале дома
имелись  кладовки. В мошкинской  от прежнего  хозяина всякий хлам валялся. В
наследственных  закромах  Владимир  Петрович  откопал  пару  поношенных,  но
добротно катанных валенок. Экстерьер находки  отличался  жуткой  расцветкой.
Будто в зоопарке шерсть с кого ни попадя чесали.  С верблюда  клок, с  козла
куделю, с  собаки жмень и еще  черт знает  с какого страшного зверя...  Одно
пятно рыжее, другое пегое,  третье вообще серо-буро-коричневое... Кошмар! По
всему видать, обувь производства военной поры. Когда не до эстетики в  тылу,
если пули на фронте туда-сюда свистят...
     Мошкина данное обстоятельство не огорчило. Кто там будет тещины подошвы
на предмет красоты разглядывать? С тестем давно разошлась...
     Натирая  шелковые нитки варом,  Владимир  Петрович  приготовил дратву и
"включил" шило.
     Крепко припек  мороз  старушку,  над любой  копейкой от  макушки до пят
трясется,  а  тут   шампанское  посулила  выкатить.   Обещанное  грело  душу
сапожника. Любил  напиток аристократов.  Через это работал  качественно. Над
каждой стежкой старался. Не гнал "быстрей-быстрей", абы как.
     К приходу жены заканчивал ремонт первого валенка.
     Тамара с  40-градусного  мороза влетела раскрасневшаяся,  счастливая  -
наконец-то попала в тепло. С легонькой ехидцей спросила, снимая пальто:
     - Что, Данила-мастер, получается чаша?
     -  Полбутылки   шампанского  теща  может   выставлять!  -   с  чувством
сапожнической гордости подал "Данила" готовый валенок.
     - О! - схватила супруга предмет ремонта. - Шик-моде...
     И  запнулась. Будто с  разбегу в  стену  лбом врезалась.  Во  все  щеки
морозный румянец на  раз схлынул с лица.  В  глазах, глядящих мимо  Мошкина,
вспыхнул ужас.
     Мошкин  повернулся  за взглядом  жены и  забыл про шампанское.  Матерки
зароились на кончике языка.
     "Данила"-сапожник свершил роковую  оплошку. До того  увлекся процессом,
что, как закодированный, подошву для первого ремонтируемого валенка вырезал,
распластав  голенище  второго  тещиного.  А пара  пегих,  военно-катанных из
козла, собаки и других верблюдов, стоит в сторонке целехонькая.
     За все время работы шилом ни полмысли не пролетело о неправильном цвете
подшивки.   Наоборот,   Владимир   Петрович   пел   над   радикально  черной
дополнительной  подошвой,   ни   грамма  не   подозревая  о  собственноручно
сотворенной  катастрофе.  У тещи  без  того  со  здоровьишком завал,  покажи
раскромсанный  валенок  - враз дуба врежет. А новые купить в ту  сумасшедшую
зиму было бесполезно.
     - Вечно ты сломя голову,  как голый в баню! - кричала жена. - Как можно
не отличить эту страхолюдину от маминого?! Как?!
     Мошкин тупо смотрел на жену.
     - Урод - в жопе ноги! - клеймила благоверная.
     Приходилось безропотно соглашаться...
     -  Подшивай мои!  - приказала.  - Они,  конечно, тоньше.  Но нога у нас
одна, авось мама не заметит подмены.
     - А ты как? - сердобольно вякнул Мошкин. - Вся зима впереди, сплошняком
морозы трещат!
     - У тебя умнее есть варианты?
     Таковых не имелось.
     И спарить отремонтированный  тещин  с валенком жены  бесполезно.  Сразу
видно - один толще.
     Подшивая  Тамарины тещиными,  Мошкин о  деликатесном вознаграждении  не
думал. Какое тут к лешему шампанское?
     Хотя  супруга  больше не ругалась. Но  потому,  как  гремела  на  кухне
тазами,  как швыряла в них  мокрое белье, было  ясно: внутри клокочет вулкан
злости. Дабы не сгореть заживо, затеяла отвлекающим маневром стирку.
     Покончив с  валенками для мамы жены (Тамара на этот раз  не восхищалась
"шик-модерн"), Мошкин  забеспокоился, душа прямо заныла: в чем супруга будет
противостоять  жутким морозам?  Из  зимней обуви  остались  одни  сапожки на
рыбьем  меху. И тот искусственный. В  таком обмундировании хоть запляшись на
остановке: смерть ногам обеспечена. А они не только стройные, родные. Жалко.
Любящее сердце подсказало: остатками тещиных валенок подшить козлино-собачью
пару.
     - Том, давай тебе эти отремонтирую?
     - Делай что хочешь! - обречено прозвучало в ответ.
     Дескать,  если  на  роду написано  нести тяжкий крест,  выше судьбы  не
прыгнешь.
     Подшив  три валенка, Мошкин набил руку до виртуозности. Шило замелькало
над  военно-пегими,  вскоре  те  обрели   дополнительные  подошвы.  Владимир
Петрович  поставил отреставрированную пару на табуретку, полюбоваться итогом
работы. Нет, руки у него  из нужного места растут. Покрасить бы еще. Молодая
женщина и будто со свалки... А завтра на работу. Да не на стройку штукатуром
-  в  технологический  отдел...  Каким-то  образом надо подводить  пятнистую
козлино-верблюжью поверхность под общий цветовой знаменатель.
     На новую проблему заряженная голова  -  на то и существует у  инженера,
чтобы  мыслить,  -  вспомнила  про  индийский  сапожный  крем,  имеющийся  в
хозяйстве. Если им покрыть разномастную поверхность? "Разогретая до  жидкого
состояния  вакса  ровнее ляжет", - решил Мошкин.  В плошке  на газе растопил
крем,  тампоном нанес на рыжее  пятно. Ура! Его как ни бывало.  Рыжее  стало
черным.
     Вдохновленный  блестящим  результатом эксперимента, Мошкин  приступил к
промышленным  площадям  покраски.  Решительно поставил на газ  металлическую
банку с  кремом.  Под  воздействием высокой  температуры  тот  начал  быстро
переходить в жидкообразную фазу...  Но  не остановился в этом состоянии, как
требовалось   сапожнику,  неуправляемо  двинул  дальше...   Вспыхнул   ярким
пламенем...
     Сажа, как из пушки, вырвалась  из  банки и заполнила хлопьями  кухонное
пространство. Перед глазами у Мошкина пала  шевелящаяся темнота. Она затмила
лампочку, шкафчики, весь белый  свет. Каких-то 200 граммов в баночке, а сажи
налетело   хоть   лопатой   греби...   Белоснежные   паруса    простыней   и
пододеяльников, развешанных  для  просушки,  в  мгновение приняли  пиратский
окрас. Малюй череп и кости и бери океаны на абордаж.
     "Ё-мое! - подумал во мраке Мошкин. - Коряво получилось".
     На  взрыв прилетела жена. Увидела постельное белье,  покрытое  лопухами
жирной сажи, с нарастающим воем выскочила обратно.
     Мошкин   услышал,  как  она  плашмя  упала  на  диван,  сквозь  рыдания
простонала:
     -  Боже, чем я перед тобой так провинилась?!  За  что ты надел на  меня
этот камень? За что?!
     "Так уж и камень!" - проворчал Владимир Петрович. Тем не менее, во весь
голос не решился  опровергать  скоропалительный  вывод  жены. Обстоятельства
требовали срочного спасения семейных ценностей. Вооружившись  зубной щеткой,
принялся снимать черные хлопья  с постельных  полотнищ. Технология оказалась
верной. В первом приближении удалось счистить траурный налет.
     Жену  на экспертизу  приглашать  не  стал. И  так было  яснее  ясного -
требуется перестирка.
     Помыв пол в кухне, вернулся к основному занятию того, памятного на  всю
оставшуюся  жизнь  дня  -  валенкам.  К  счастью,   крем  не  весь   сгорел.
"Данила-мастер" вовремя  успел  накрыть баночку тряпкой. Осторожно расплавил
остатки и, щедро замазывая пятна, сделал пестрые валенки, катанные в суровые
военные годы на основе зоопарка, черными.
     И все-таки не в тот момент была поставлена точка в этой истории.
     -  Ну что? - спросил  жену Мошкин-сапожник,  когда  на  следующий вечер
вернулась домой. Отреставрированная  обувь на  ней была по-прежнему идеально
черной.
     - Что-что? Сорвал рабочий день нашему отделу.
     С мороза Тамара примчалась в верблюжье-собачьих, цвета индийской  ваксы
валенках на работу, разместилась в своем углу, и через десять минут сапожная
вонь  густо ударила в  сотрудников. Даже те,  у  кого  обоняние было  забито
насморком, начали задыхаться от газовой атаки.
     Коллеги  закрутили  носами  -  откуда  амбра  прет?  И как  по  команде
бросились искать источник отравления атмосферы труда. Как-никак не казарма -
кирзой благоухать.
     Все углы обшарили, мебель перетрясли - нет причины отвратного запаха.
     В сторону  Мошкиной посмотрят,  вроде оттуда тянет.  И  только  плечами
пожмут. На молодой женщине  валенки. Не  та обувь, чтобы  солдатский  вонизм
испускать.  И  окно не  откроешь,  без  того  в  помещении тепла каких-то 12
градусов. В пальто сидеть приходится. Только что без варежек.
     Целый  день  сотрудники  поминутно  выскакивали  в  коридор  за  свежим
кислородом. Какая уж тут производительность...
     Но  и это  еще  не  точка  в  случае с  "Данилой"-сапожником.  Ее  теща
поставила, принеся обещанное шампанское.
     - Совсем  никудышняя стала, - пожаловалась, вручая презент зятю. - Хоть
ты что делай -  ноги день  ото дня  мерзлячее. В неподшитых  катанках меньше
зябли. Помру, видать, скоро.
     Тамара вонзила в мужа испепеляющий  взор, но удержалась  пояснять маме:
не здоровье изменилось в смертельную сторону, а толщина обуви.
     Зверский взгляд не испоганил Мошкину аппетит.
     "Больше бы таких "камней на шее",  - самокритично подумал,  - из всякой
безнадеги выход найду".
     И выпил по данному поводу три фужера подряд. Не стал ждать Нового года.
Шампанское шло как по маслу...


     На пороге  восьмидесятых затеял  Мошкин приобрести  автомобиль в личное
пользование.  За  грибками  съездить  или  на Иртыш  подальше  от  городской
коптильни.   Планку   на  "Волгу"   задирать   не   стал.   "Запорожец"   бы
какой-никакой... Тем паче, денег на счету и в кубышке - кот наплакал.
     - На обновах будем экономить, - сказал жене.
     - Какие обновы?  - вскинулась благоверная.  - Забыла,  когда  себе  что
покупала!
     Мошкин  не  стал  напоминать.  А сам решил затянуть  пояс  на  обедах в
столовой.  Что  же  касается обнов,  наметил  на  носках  экономить.  В  его
гардеробе имелась пара уникальных. Другие уже поменял на десять рядов, а эти
за  восемь  лет  только  цветом  поблекли.  Были нестерпимо  красные,  стали
терпимо. А ведь носил и в хвост и в гриву. Уже надоели до чертиков, но  жене
не разрешал выбрасывать.
     В  этих  сверхпрочных,  без  запасных,   поехал   Мошкин  в  длительную
командировку в Капустин Яр, запускать с французами их спутник.
     Соблюдая режим  экономии,  Мошкин  утром ограничивался  демократическим
чайком,  обедал вторым  без гарнира. Брать  один гарнир,  к  бабке  не ходи,
прибыльнее, но на подвиг такого масштаба организм Мошкина был не способен. В
часы вечернего и воскресного досуга Мошкин на корню душил предательские думы
об ужине в ресторане.
     В номере  жил с Кокой Патифоновым. И достал  последнего  несносными,  в
смысле - неизносимыми, носками. Была у Мошкина неистребимая привычка бросать
носки где попало. Экономя на мыле, стирал их не каждый  день, в то время как
жара  ниже  40  градусов   имени  Цельсия  не  опускалась,  посему  носки  в
определенной степени озонировали окружающее пространство.
     - Соседку в  гости пригласить нельзя! - возмущался  Кока. - Дождешься -
сделают они чижика в окно!
     И, вернувшись однажды от соседки  не в духе,  выкинул безальтернативную
пару.
     Утром  Мошкин  проснулся.  Погладил  брюки,  рубаху, оделся  франтом  -
сегодня  предстояло  работать  бок о бок с  французскими  специалистами, - а
носков, хоть застрелись, нет  нигде. Растолкал  спящего  Коку. Тот указал на
окно. Мошкин выглянул наружу - пропажа висела на вершине тополя.
     - Чудило ты! - обматерил Коку.
     Тополь  снизу  был голый, как телеграфный  столб.  Мошкин обхватил  его
руками-ногами и полез, как обезьяна на пальму за кокосом...
     -  Владимир Петрович, что  с  вами? - донесся  снизу официальный  голос
заместителя главного конструктора.
     - Зарядку делаю, - спрыгнул Мошкин под строгие очи начальника.
     - Регламент вчера провели? - спросил тот.
     - Без замечаний, - доложил Мошкин.
     - Продолжайте, - разрешил замглавного.
     Продолжать  сил не было. "Шест бы какой..." - тоскливо подумал Мошкин и
вспомнил про Кокино бамбуковое удилище.
     -  У  тебя  что, ку-ку замкнуло? -  поднял голову от подушки Кока. - Из
окна рыбачить.
     - Молчал бы...
     Мошкин  не  стал  разматывать леску, подцепил носок  концом  удилища  и
осторожно попятился в комнату. Нога зачесалась  в  предвкушении долгожданной
одежды. Но зуд  быстро исчез. С неба камнем упал на дерево стервятник. То ли
оголодал,  а может,  от рожденья  придурок. Схватил  носок,  будто это кусок
мяса, а не тряпка, кровожадно сверкнул в Мошкина очами.
     - Скотина!  -  ткнул Мошкин удилищем жулика из поднебесья. - Все  равно
ведь, гад летучий, жрать не будешь!
     Крылатый  ворюга  каркнул  от  боли,  выронил  добычу.  Носок,  нет  бы
опуститься из когтей на землю, зацепился за ветку.  Разгневанный  стервятник
взмыл куда подальше и снова из космоса бросился вниз. Чем уж понравились ему
эти  носки? Позже Мошкин анализировал: возможно, на стартовой площадке носки
чуть  хватанули  ракетного  топлива  -  гептила.  Самую  малость   пропахли,
человеческое  обоняние  не  чует, а звериное ловит. Тогда  как  гептил имеет
отвратный запах падали,  не  зря воронье  обожает заправку ракеты.  Может, и
орел до падали опустился?  Второй  раз Мошкин встретил истребителя носков на
подлете к охраняемому объекту. И от души шарахнул пернатого  агрессора, тот,
как заполошная курица, зачастил крыльями и полетел наутек.
     Не  дожидаясь новой атаки, Мошкин быстро доставил в комнату один носок,
надел  и,  окрыленный  удачей,  потянулся  удилищем  за вторым.  Но  тут  же
испуганно вбросил удилище  в комнату, отпрянул от окна. На крыльце гостиницы
французы щебетали на  своем  беззаботном языке.  Мошкина в  жар кинуло: чуть
было  не   открыл   европейскому   взору  психушную  картинку  -  в  русском
секретно-космическом городке  ракетный специалист на утренней  зорьке, перед
тем как "ключик на старт" сделать, рыбалит носки из окна гостиницы.
     Полубосый Мошкин кругами заметался по комнате.  До  стартовой  площадки
час езды, автобус будет через три минуты, и смерти подобно опоздать.
     - Ты! - сорвал простыню с Коки.  - Мне сегодня с французами работать! А
я - советский инженер! как пугало!
     - Это твоя личная сексуальная драма! - Кока отвернулся к стене.
     - Тогда я твой чемодан выкину! - выхватил Мошкин из-под кровати чемодан
и потащил к окну. - Сейчас он чижика сделает!!!
     Нешуточная угроза  подействовала мгновенно. Кока вскочил как ошпаренный
и только на подоконнике ему удалось спасти свои пожитки от полета.
     - На,  возьми! - достал из чемодана в качестве  откупного  новенькие, с
бирочкой, носки.
     В  них  Мошкин  предстал перед  иностранными  коллегами. Но весь день в
голове  сидела заноза - как там на  дереве? Возвращаясь в  гостиницу, первым
делом посмотрел вверх. Носок не просматривался ни на ветке, ни на земле.
     - Белла  Яковлевна,  - побежал  к администратору  гостиницы, - носок  с
дерева никто не передавал?
     - Вова,  ты не перегрелся? - внушительная Белла Яковлевна подозрительно
посмотрела на Мошкина. - Может, врача вызвать?
     - Наверное, орел унес... - сказал Мошкин.
     Он  поднялся   в   свои   апартаменты.  Постоял  в  раздумье.  И  вдруг
категорически пнул сиротливо валявшийся на полу носок. Потом громко бросил в
номерное пространство:
     - Не жили богато - не хрен начинать!
     И пошел в кафе "Уют". Заказал борща и сто пятьдесят коньяка.
     - Что, Таня, - выпив, остановил официантку, - не жили богато  - не хрен
начинать!
     - Ежу понятно! - согласилась Таня. - Что-то вы к нам, Вова, не заходите
в этот раз.
     - Буду! - сказал Мошкин и заказал еще сто пятьдесят и лангет.
     На автозатею махнул рукой с высокой горы.


     В июне  80-го Кока  с  Мошкиным  приехали  в  столицу в командировку  и
оторопели.  Москва  надраена, как  пятак. Блестит, как  пасхальное  яичечко.
Навела  перед олимпиадой лоск,  какого отродясь не  было. Кока с  Мошкиным в
аэропорту рты разинули,  и  дня  три  промеж  зубов  ветер гулял. Это как, к
примеру,  ты сотню  лет  знал  бабенку. Пусть  ладненькая,  симпатичная,  но
светской дамой не  назовешь. Ведь на шее  хомут из мужа и детей,  его наспех
наведенным  макияжем  не  скроешь.  И   вдруг  среднестатистическая  бабенка
отставляет  хомут в  сторону,  делает что-то решительное с лицом, обалденную
прическу, наряжается в шикарное платье. Эффект сногсшибательный. Вчера ты ее
дальше  "здрасьте" не  замечал,  а  сегодня  увидел  и...  со страшной силой
захотелось в Париж.
     Предолимпийская Москва подействовала на Коку аналогично. Нафуфыренная в
центре, причипуренная в остальных местах. До стартов за золотые медали целый
месяц,  а на всех  улицах праздник и нерабочая  обстановка.  Что называется,
"народ к разврату готов". Коке  тоже  захотелось шапку  оземь:  "Эх!  едрена
Матрена, однова живем!"
     -  Неужели мы, советские  инженеры-ракетчики, не можем  себе  позволить
фешенебельно  пообедать?!  -  сказал Мошкину. -  В  каком-нибудь "Славянском
базаре"  или   "Метрополе".  Чем  мы  хуже  негров  из  джунглей?  Пока  они
наперегонки с антилопами нарезают тренировки, проверим на собственном опыте,
как их здесь от имени нашего народа, а значит, и нас, встречать собираются.
     Мошкин   удивился  размаху   друга,   всегда   отличающегося   железной
расчетливостью. Самый захудалый пятак был у него на жестоком  учете. И вдруг
разморило отмочить обед по высшему разряду.
     Отутюжили друзья костюмы, галстуки...
     Зал  ресторана  поразил  роскошью. В  стиле эпохи  возрождения  стулья,
голубые водопады оконных штор, арктической белизны скатерти  - все испускало
флюиды высшего класса. Коку сразу разморило заказать  сигару.  Хотя сроду не
знал, с какого боку к ним подступать.
     И метрдотель респектабельно выглядел. "Как маршал", - подумал Мошкин. И
рост, и осанка, и неимоверной  наглаженности брюки. Очки в золоченой оправе.
Черной блестящей бабочкой галстук намертво прилип к горлу.
     - Что желаете, ребята? - спросил он.
     - Пообедать! - с достоинством ответил Кока.
     - Пройдите туда, пожалуйста, - кивнул распорядитель на дверь в  боковой
стене.
     За дверью открылся другой зал. Попроще, чем предыдущий. Но зайди друзья
сначала  в  него, глаз бы,  как в первом, выпал. Тоже был неслабо обставлен,
нехило отделан. Самая распоследняя салфетка  задирала нос. Коке  тоже первым
делом захотелось заказать сигару.
     Метрдотель  пусть  был  не  маршальского  покроя, но  генеральского, не
меньше. Если и  пониже ростом, то самую  чуть,  если и пожиже  статью, то на
мизинчик. До блеска выбрит, по нивелиру пробор, волосок к волоску прическа.
     - Что желаете, ребята? - спросил.
     - Пообедать, - сказал Кока.
     Хотел добавить, что их послали из первого зала.
     -  Пройдите туда, пожалуйста, - опередил "добавку" метрдотель и показал
на широкую дверь.
     Друзья  безропотно  последовали  в указанном  направлении.  И попали  в
третий  зал. Поскромнее второго, тем  более - первого. Но столовкой язык  не
повернулся бы  назвать.  Мошкин с Кокой  за  свою жизнь  не в одном  десятке
ресторанов  отметились. Таким  залом любой бы  гордился. Во  всяком  случае,
"Приму" в нем курить рука не поднимется.
     Метрдотель - не маршал  от  ресторации  и не генерал, но полковник, это
как пить  дать.  Матерый полковник. Пусть  не такая шикарная  бабочка, как у
первого метрдотеля, и  идеальная  прическа,  как  у второго, но тоже  не  из
магазина   "Промтовары"   одет,  не   сосед-сапожник  портняжными  ножницами
постригал.
     - Что желаете, ребята? - традиционно спросил.
     - Пообедать, - традиционно ответил Кока.
     - Не торопясь, - нетрадиционно добавил Мошкин.
     Однако  ресторанную  традицию  этим  не  испортил.  Прозвучало  не  раз
слышанное за последние пять минут:
     - Пройдите туда, пожалуйста, - метрдотель указал на дверь.
     За нею был коридор с поворотом, который упирался в еще одну дверь.
     Со словами:
     -  У них  залов, как у Бобки блох! -  Мошкин толкнул дверь, и... друзья
вывалились на улицу,  где  светило предвечернее солнышко,  гулял под  окнами
свежеокрашенных зданий беспечный московский ветерок.
     -  Вот это сервис! - восхищенно  захохотал Мошкин. -  Почти  как негров
обслужили! Не сказали, что рылом не вышли, не послали с ходу в  энное место,
а культурно...
     - Да уж! - мотал головой Кока. - Сервис олимпийский! - Пойдем-ка  лучше
пивка попьем.
     И они,  ослабив узлы строго завязанных галстуков, пошли  по  привычному
маршруту от одного зала пивных автоматов к другому, забегая по пути в  тогда
еще неплатные туалеты.

     ВОДКА С СОДОВОЙ
     В  то  распрекрасное  время  Владимир  Петрович Мошкин  был  желторотым
молодым специалистом. Поехал  с зубрами ракетного  дела на  полигон Капустин
Яр. В пятницу вечером двинул с ними в кафе "Уют".
     Где познакомился с рецептом водки с содовой. Технология имела следующее
содержание. Наливается  полфужера  водки. В тот вечер  заказали "Пшеничную".
Открывается бутылка минералки и четырьмя пальцам берется под горлышко. Пятый
-  большой - плотно закрывает отверстие.  Закупоренный таким  образом  сосуд
пару-тройку  раз   энергично  встряхивается.  Отчего  газированная  жидкость
начинает  бешено  искать  в бутылке  пятый  угол.  В  этот  взрывной  момент
палец-клапан  чуть  приоткрывается, сама себя распирающая  минералка,  почуя
слабину, устремляется на  выход,  который уже нацелен в  бокал. Мощная струя
воды и газа с шипением вырывается на волю и динамическим ударом вбрасывает в
веселые градусы минеральную добавку.
     Не хуже сифона агрегат получается. И всегда под рукой.
     Хотя не так элементарно, как у сифона: нажимай  да пей. Сноровка нужна.
Поначалу   у  Мошкина  выходило   "обливай  кого  попало".   Доведенная   до
взрывоопасного состояния "содовая" била в брюки,  в декольте  дамам, техруку
Шухову в глаз. С головы до пят  мокрый Мошкин - благо на улице плюс тридцать
и  в кафе не меньше - упрямо продолжал укрощать струю, он должен был напоить
товарищей модным напитком собственного исполнения.
     Наконец,  набил руку  на  оптимальное взбалтывание,  четкое  управление
клапаном и  струей,  которая  стала  бить  точно  в  центр  фужера,  а не  в
физиономии соседей.
     Отмечая  обретение  полезного рукомесла, Мошкин,  на  радость компании,
заказал от себя лично бутылку "Пшеничной".
     Не подумайте - ракетчики все внимание сосредоточили на водке с содовой.
Они танцевали,  наперебой вспоминали рыбалки, которые в  этой местности были
не описать пером.
     Черную  икру здесь  измеряли  литрами, ели ложками,  покупали  за спирт
тазами. В  своей жизни Мошкин всего один раз употреблял данный  деликатес. В
бутербродном исполнении. Тот  по плотности  расположения  икринок походил на
доминошный "камень"  два-два.  Посему наш герой не мог уразуметь фантастику,
как    в    наше    время    можно   икру    есть    ложками    из    тазов.
Купчина-золотопромышленник  мог наворачивать  ее  так  в  прошлом веке.  Или
какой-нибудь князь...
     - Мы раз поехали на рыбалку на  моторке, - еще больше ошарашил Шухов, -
причалили к  берегу, бутылку  достали. Перед  рыбалкой  перекусить  не грех.
Вдруг  видим: на  другом берегу  мужик из штанов выпрыгивает в нашу сторону.
Кричать через реку не докричишься. Он семафорит  что-то руками-ногами. Стали
приглядываться.  Дурдом  какой-то. То  ли  от  рожденья клоун, то ли  жизнью
пришибленный. Лет сорок мужику, он оскалился,  уши двумя руками оттопырил  и
теребит. "Надрать нам  что  ли грозится?" - гадаем на его ужимки. Потом язык
начал  показывать.  Вывалил его до основания, как  собака загнанная, и машет
головой. Мы даже в бинокль посмотрели на эту канитель. "Не в себе человек, -
думаем. - Явно мозги набекрень". Он язык убрал, начал по горлу себя колотить
ладонью со зверской  физиономией. "Че это,  -  говорим,  -  он нас пьяницами
обзывает? Всего-то две бутылки на  пятерых выпили".  И только  когда он  два
сазана,  килограммов на  пять каждый, притащил  к воде и замахал рыбинами  в
нашу  сторону,  Большаков  все  понял:  "Не  обзывается  вовсе.  Показывает,
сердешный, что горло пересохло, уши опухли, так выпить хочется".
     Оказывается,  дружки-приятели утром  оставили  мужика  за сторожа, сами
уплыли на лодке за опохмелкой и пропали. А он один-одинешенек на острове без
плавсредств. И голова  раскалывается.  За бутылку спирта тазик икры навалил.
"Ой,  спасибо, мужики,  - забегал  вокруг нас, - не дали  умереть". И что вы
думаете  мы сделали с икрой?  Если  и  съели, то процентов десять. Остальные
девяносто в воду на обратной дороге...
     - Как! - чуть не упал со стула Мошкин. - Протухла?!
     - Зачем. От греха подальше. Попадись рыбнадзору  - он  за  икру  все бы
конфисковал: снасти, ружья, моторку - да еще в КБ телегу накатал.
     - Надо было слопать! -  не мог прийти в себя от  такого расточительства
Мошкин.
     - Не дай Бог, икрой объесться!
     - Я бы съел!
     - Завтра предоставим такую возможность.
     - Не может быть?
     - А то.
     ...Мошкин,  дело  молодое,  перед  сном обычно  предавался  эротическим
фантазиям. После  кафе  мечты  носили более дефицитный  характер. Засыпал  в
сладком предвкушении поглощения икры ложками.
     И первое, что  пришло утром в  голову под звон  будильника, -  мысль  о
предстоящей  царской закуске.  Только  после  этого вспомнил  про задание  -
купить хлеба на всю компанию.
     - Чтобы икру заедать, - говорил Шухов.
     - Лично я не буду вкус хлебом портить? - сказал Мошкин.
     Голова  у него, несмотря на выкушанные накануне объемы водки с содовой,
не  болела.   Владимир  Петрович  пока  находился  во   младенческой  стадии
потребления алкоголя,  когда  нет похмельной  отдачи. Наивный  организм  еще
пребывал  в  надежде  на благоразумие  хозяина,  не махнул на  него  рукой и
тщательно   перерабатывал  сивушные   масла.  Голова   не  трещала,  как   у
мужика-робинзона  с  икрой  и  сазанами.  Хотя послересторанная  легкость  и
некоторая заторможенность имели место.
     Мошкин сунул руку  под  подушку и  обомлел. Схватил  брюки со  стула  и
заскрипел зубами.
     "Свистнули!" - панически вспыхнуло в голове.
     И тут же погасло.
     Голова  с  облегчением  вспомнила,  что  кошелек  был предусмотрительно
спрятан вечером в чемодан и сдан под надзор в камеру хранения.
     От сердца паника отлегла.
     Чтобы через пятнадцать минут налечь пуще прежнего.
     Мошкин до последних носков перерыл чемодан. Кошелек отсутствовал.
     А в нем  ни  больше, ни  меньше  164  рубля  командировочных  -  сумма,
соизмеримая  с   месячным   заработком,  -  и  билет  на  обратную   дорогу.
Экономический удар,  равнозначный катастрофе.  И впереди месяц командировки.
Мошкин побежал к администратору, та позвонила в милицию.
     Милиционер был дюжий, ражий, с полковничьей статью, но капитан.
     Цепким взглядом окинул место преступления и начал расследование кражи.
     - Сколько пропало денег? - спросил с полковничьей строгостью.
     Мошкин назвал размеры финансовой трагедии.
     - Спиртные напитки употребляли накануне?
     - Три рюмки, - изрядно покривил душой потерпевший.
     - Какой алкоголь принимали? - продолжал опрос капитан.
     - Водку с содовой?
     - Это что за отрава?
     Мошкин рассказал рецепт. Милиционер хмыкнул.
     - Кого подозреваете в содеянном?
     Мошкин  никого в нем  не подозревал, хотя вспомнил, что вечером,  когда
упаковывал  кошельком чемодан,  в  номере присутствовал один  жилец.  Будучи
простым инженером, Мошкин  попал  в номер массового поселения, где стояло  6
кроватей. Сожители  незнакомые,  посему  Мошкин  и прибегал к услугам камеры
хранения. Но,  изрядно нагазированный водкой  с содовой,  упрятав  кошелек в
чемодан,  сразу  не  закрыл и  не  сдал  его  под  охрану.  Ходил умываться,
заглядывал  в  номер  к Шухову. У подозреваемого  было  время на  совершение
грабежа.
     И как только он появился на месте  преступления, капитан взял в оборот.
Записав фамилию, другие данные, приступил к допросу:
     - Вы видели, как гражданин прятал кошелек в чемодан?
     - Нет, - ответил подозреваемый, еще не понимая к чему клонит милиция.
     - Гражданин был пьяный? - указал на Мошкина капитан.
     - Не сказать чтобы,  - с улыбкой уклончиво ответил подозреваемый, - все
хотел научить меня делать водку с содовой.
     - Сколько было денег в кошельке? - будничным тоном спросил капитан.
     - Откуда мне знать? - растерялся подозреваемый.
     -  Зачем  открывали  чемодан  в отсутствии  владельца?  - на  этот  раз
капитан, отбросив сантименты, спрашивал, как в тюремной камере.
     -  Ничего я  не  открывал,  - начал  понимать суть  происходящего сосед
Мошкина и побледнел.
     -  Потерпевший утверждает:  за время  его  отсутствия  чемодан  изменил
местоположение.
     - Он загораживал проход, я убрал в сторону.
     - В каких купюрах были деньги в кошельке? - капитан, коварно расставляя
мины, вдруг снова заговорил простецким тоном.
     - Наверное, бумажными, - ответил подозреваемый.
     -  Пожалуйста,  не  умничайте,  -  предупредил  капитан.   -  Разрешите
посмотреть ваш кошелек?
     В этот момент в номер заглянул Шухов.
     - Ты хлеб взял? - спросил Мошкина.
     - У меня деньги сперли, - трагически сказал потерпевший. - Я не поеду.
     -  Жалко, -  посочувствовал Мошкин. - Мы  тебе  привезем банку...  -  и
осекся, посмотрев на капитана, - чего-нибудь.
     Подозреваемый то взволнованно садился на свою койку, то вставал.
     -  Из  номера никуда не выходите, -  взял  с него "подписку" о невыезде
капитан и направился с Мошкиным в камеру хранения.
     Обнаружив  в чемодане пропажу, Мошкин сдал его обратно под  охрану. Раз
пошло такое воровство, могут и без носок оставить.
     Капитан  внимательно  осмотрел   замки  чемодана  на  предмет  вскрытия
отмычкой. Следов взлома не обнаружил.
     - Откройте, - предложил потерпевшему.
     Мошкин открыл.
     - Я на сто рядов перерыл, - заверил он.
     Капитан засунул руку вовнутрь и... вытащил пропажу из-за подкладки.
     - Ваш?
     - Мой, - виновато ответил Мошкин.
     -  Молодой  человек, - по-отечески  посоветовал  капитан, -  никогда не
булыжьте  водку.  Великий  Менделеев  не  зря  учил:  в  ней должно быть  40
градусов. А вы  поганите  продукт всякой  пошлостью?  Фугуете туда пузыри  с
содой!
     - Лучше вообще одну минералку пить, - самокритично заявил Мошкин.
     - Вам виднее, - сказал капитан.
     Но вечером Мошкин опять лихо пускал струю "Боржоми" в "Пшеничную".
     - Пошли ко мне, - позвал его после рыбалки Шухов, - мы  тебе икры целую
банку привезли.
     - Половина,  - собираясь на  икру,  сказал  Мошкин  зря  подозреваемому
соседу, - твоя. В качестве морального ущерба.
     - Да ладно, - ответил тот. - Спасибо.
     Банка оказалась баночкой из-под детского питания, граммов на пятьдесят.
     - Я думал литровая, - разочаровался Мошкин.
     - Больше  не  получилось,  - сказал Шухов, довольный удавшейся шуткой,-
рейд у рыбнадзора, побоялись.
     Мошкин  хотел поначалу всю баночку отдать  мнимо подозреваемому.  После
первой рюмки решил  разделить деликатес по-братски. После  второй сказал: "А
че  там дробить? В следующий раз дам!"- и умял чайной ложкой царскую закуску
один.
     Без хлеба.
     Запивая водкой с содовой.
     И не объелся.


     Рыбу ловить  - не  шанежки  со  стола  хватать!  Так считал  Мошкин.  И
категорически не  разделял пораженческих  настроений:  на рыбалке,  дескать,
главное - не сколько поймаешь, первейшее дело - отдых у воды. Клюет не клюет
- для здоровья все одно полезно.
     - Где здесь польза? - возмущался Мошкин. - Часами дергаться, вперившись
в неподвижный поплавок? Я же не монах-пупосозерцатель!
     Вдобавок всегда, если  у тебя не клюет, рядом находится таскающий  одну
за  одной.  Ладно  бы, мертвый  сезон по всему  водоему:  у  рыбы  пост  или
голодовка  с экологическими  -  очистить  от  загрязнения мокрые  стихии!  -
требованиями. То есть не  только  тебе  тоскливо, у чужих удочек аналогичный
нуль.  В конце концов, и  без ухи  есть, чем закусить. Но если бы так.  Куда
там, обязательно найдется один рыбак, портящий всю коллективную малину.
     В  тот раз  получился именно такая несправедливость. У Мошкина  и  Коки
клевало в  час  по чайной  ложке, ловилось  еще  реже,  а  рядом  в  камышах
щупленький  дедок то  и  дело выдергивал  на  свет  божий  карасей. Кока  не
мельтешил на своей лодке-резинке по акватории,  тупо ждал счастья,  намертво
заякорившись. Мошкин гонялся за удачей с места на место. Забивался в камыши,
выходил на чистую воду, искал глубину,  вставал,  где помельче.  От перемены
мест сумма улова не увеличивалась.
     Вечером на берегу дедок обсмеял наживку наших рыбаков.
     - Ваши  червяки  в  воде шнурками  висят. А тутошний карась  падаль  не
уважает. Мои-то на крючке играют...
     Черви у  дедка были загляденье: свеженькие,  как  огурчик, красненькие,
как роза, аппетитные и веселенькие - на  месте не  усидят. Тогда как у наших
рыбарей они лежали в банке позавчерашней вермишелью.
     По  возвращении  домой Мошкин  облазил в  поисках  стоящей  наживки все
пустыри  и  окраины. И  наткнулся на свалке на такую  породу,  что  запел от
радости, как  геолог, открывший золотую жилу. Это были  янычары.  Тараканами
разбегались  из-под  лопаты.  Такая наживка на  крючке  плясать будет.  Чуть
зазеваешься, гвоздями вонзались в землю, уходили на недосягаемую глубину.
     - Теперь весь карась наш! - доложил Мошкин Коке.
     Кока  заехал за Мошкиным  в  половине пятого  утра. Друга у подъезда не
просматривалось. На призывный  сигнал он возбужденно  высунулся из форточки,
шепотом прокричал  что-то нечленораздельное и скрылся.  Выскочил из подъезда
минут  через пятнадцать.  Как из переделки.  Куртка  в  один  рукав  надета,
взлохмаченный, рубаха полузастегнута.
     - Ты че? - спросил Кока.
     - А, - махнул рукой Мошкин.
     Ночка перед  путиной  выдалась,  как  на передовой.  Подготовил снасти,
собрал рюкзак, наконец, в первом часу лег и только заснул  -  страшный крик.
Ну, убивают как  минимум.  Причем отрывая голову от тела. Орала теща. Мошкин
сунул руку под  кровать:  времена  такие -  того и жди,  вломятся непрошеные
гости с большой дороги. Для встречи с ними держал под рукой топор. Вбегает с
ним на кухню, там теща перед раскрытым холодильником рот еще шире раскрыла -
орет, будто режут. Как увидела  Мошкина в трусищах и  с  занесенным топором,
сразу замолчала и - кувырк в обморок. Подумала: по ее душу зятек.
     Мошкин глядь в холодильник,  и  причина душераздирающего тещиного крика
разом  прояснилась.  По всему  холодильнику ползали черви. Мошкин  их полную
пол-литровую  банку накосил на свалке, в два слоя марлей обвязал  горловину,
пусть  дышат, и  поставил,  чтобы не  раскисли, в холодильник. Эти  сарацины
пробили   марлю,   как  паутинку,   и   расползлись  по   всему  прохладному
пространству. Ладно бы по стенкам.  Они были в супе, масле, каше... Теща  на
ночь вставную челюсть  опускала в чашку  с водой и прятала в холодильник  от
мушек и других перелетных тварей.  Тут поднялась чайку с пряничком попить от
бессонницы, а в чашке с  протезными зубами черви  резвятся.  Возопишь благим
матом...
     На истошный вой и стук  тещи об пол вбежала супруга, Мошкин едва вместе
с  червями,  рыбалкой и "своей дурью"  не полетел  вприпрыжку в темную ночь.
Кое-как  собрал  наживку  под  крики  в  два  горла,  как  ругаться  -  теща
оклемалась, закрыл полиэтиленовой крышкой и поставил в коридоре.
     По звонку  будильника первым делом побежал  посмотреть,  не задохнулись
красавцы?  Банка  была пустой.  Черви нашли щелку в крышке  и разбежались по
коридору.  Половину  Мошкин  собрал, вторая осталась осваивать квартиру.  На
радостную встречу с женой-рыбачкой после путины рассчитывать не приходилось.
     - Хватит и  столько,  - хохотал Кока.  -  Можно разрывать на  несколько
частей.  Эти живчики и в кускообразном  состоянии  будут на крючке  плясать.
Остальные Тамарка на следующую рыбалку соберет.
     - Не надо про Тамарку, - взмолился Мошкин, - настроение и без нее как у
повешенного.
     На  озере оно  в неповешенную  сторону  не  изменилось. Клева  не  было
вообще. Сказать,  черви  притомились  от  ночных  бдений  по  холодильнику и
коридору,  - ничего подобного. Их было не  удержать, насаживая  на крючок. А
рыба  не  брала. И опять не  по причине  всеобщей  сытости или  перехода  на
лечебное  голодание.  Неподалеку  тот  же  дедок   тягал  карасиков  в  свое
удовольствие.
     Вечером сошлись на бережке. Дедок ведро рыбы набузовал, а нашим рыбакам
уху можно было варить только из комаров.
     - Покажите-ка червячков, - попросил дедок и закричал, увидев наживку. -
Да вы что? От  таких терминаторов не то, что  карась, щука пятый угол искать
будет! Зверюги! На них по трезвянке даже человеку смотреть страшно!
     Век живи - век репу чеши на загадки природы.
     Друзья за бутылку водки купили у дедка полведра карасей. Кока свою долю
"улова" великодушно  уступил Мошкину, ведь  тому  предстояло  дома  выстоять
скандал по поводу не поехавших на рыбалку червей.

     Чем  заполнить  свободное  время молодому-неженатому  в командировке  -
вопрос риторический. Не совсем молодому и совсем  женатому, - считал Мошкин,
- тем более  только в командировке и можно  расслабиться на  полную катушку.
Раскрутить ее, чтоб чертям тошно стало.  И раскручивали... Пока один хвостик
не  остался... Еще  в  начале восьмидесятых в этом закрытом городке  в любой
магазин  зайдешь:  сухих  вин  -  пальцев  на  всех конечностях  не  хватало
пересчитать! Если  только в два круга загибать. А коньяки!.. Млечный путь на
витрине!.. Про закуску вспоминать  -  слюной захлебнешься!  И  все  доступно
простому  инженеру, тем  паче  -  ведущему...  А  в конце  восьмидесятых как
отрубило изобилие, талоны на все ввели. Мошкин сахар из дома за тысячу верст
тащил, чаю попить.
     Что называется, проскочили коммунизм и не заметили.
     Когда  проскочили, Мошкин без рвения  поехал в командировку.  Разве что
отоспаться от семейной  кутерьмы. Но  неожиданно  открыл для  себя пикантное
развлечение - видео с сексом. Городок военный, мизерный. Центральная улица -
на одном  конце плюнешь, через другой в море Баренцево  летит, зато в каждой
подворотне видеосалон. В выходной  день матросики с утра до вечера из одного
подвала  в другой ходят... Запросы Мошкина были скромнее, но  и  он  фильмов
восемь за неделю просмотрел. Как уж там матросики несли вахту после видео?..
На  Мошкина оно оказывало сильное  влияние.  Хотя был уже не в том возрасте,
когда каждую ночь "горю, как сотня батарей!"
     Нельзя сказать,  что  Мошкин отличался особой  уж удалью в  сексуальном
плане, чтобы  запросто -  "разрешите с вами  познакомиться", а  через  час -
"распрямись ты, рожь высокая, тайну свято  сохрани". Насмотревшись фильмов с
возлежанием, вдруг обрел  отчаянную уверенность в вопросах  противоположного
пола. "А че робеть? - думал, - дело обоюдоприятное, раз-раз и на матрас". На
женщин по-хозяйски орлом начал  глядеть: эта пойдет, эта не очень, хотя тоже
можно... Прежде на трезвую голову симпатичных на улице только глазами любил,
теперь  с разговорами без всяких подходит. Язык и раньше прилипшим к небу не
был, тут  совсем  размагнитился. Игривость откуда-то  взялась,  комплименты,
намеки... Побед пока не было, но и дураком ни одна не обозвала...
     Знакомство с Софой произошло на скоростях видеосценария: парень девушку
раздел,  хочет  познакомиться.  Софа  работала в  Доме  торговли  на  кассе.
Очаровательная, веселая пышечка. Отбивая  чек на  шнурки, Мошкин  сумел и  о
свидании  с  ней договориться. Каких-то  десять  минут  и  адрес  в кармане.
Обратите внимание, не  под романтическими часами ждать у  моря  погоды, нет,
свидание под крышей у дамы на ночь глядя. Чувствуете разницу?
     Софа жила в соседнем поселке, автобус ходит каждые полчаса.
     На следующий день ровно в двадцать тридцать Мошкин взбежал по лестнице,
даванул звонок по указанному в бумажке адресу.
     Софа была в джинсовой юбочке, футболке, надетой на голое тело.
     - Кто стучится в дверь моя? Видишь, дома нет никто! - впустила Мошкина.
     - Вижу  дома  нет  никто, где моя  висеть  пальто?  - пропел счастливый
гость.
     Про себя отметил - на вешалке нет ничего мужского.
     Журнальный столик с угощениями стоял у широкой софы.
     По этому поводу Мошкин сочинил каламбурный тост:
     - Предлагаю поднять бокалы за картину: я и Софа на софе хорошо сидим!
     - И лежим! - залилась смехом Софа и упала на  спину,  ноги до основания
наружу... И хохочет...
     Хохотушка   она   была   редкостная.  И   пылкая,   как   в  постельном
видеофильме...
     Софа плескалась в  ванной, когда Мошкин разведчиком прыгнул к платяному
шкафу. Внутри в поспешном беспорядке были свалены шинель с погонами мичмана,
китель, брюки, черная пилотка.
     Мошкину вспомнилось: "Жди меня и я вернусь..."
     "А ведь может вернуться", - невесело подумал.
     За окном лил в темноту холодный дождь.
     Софа  пришла  завернутая в  простыню,  богато и влажно оттопыренную  на
груди. Упала на софу на спину, руки в стороны, запела довольнешенькая:
     - Играй, музыкант, настежь двери!..
     - А где твой муж? - игриво спросил Мошкин.
     - Назло мужу  -  сяду в  лужу! -  сурово сдвинула  брови  Софа и тут же
расхохоталась.
     - В морях поди болтается? - любопытствовал Мошкин.
     - Не  боись, Вова,  я  рядом!  -  шлепнула  его  по спине Софа. - Лучше
поцелуй меня, а потом я тебя!..
     - Веселая ты! - похвалил Мошкин.
     - Зачем грустить? Муж  сказал: застукаю с любовником - первая пуля тебе
в сердце, вторая - ему в лоб. Лишней секунды мне пожить не дает.
     -  Серьезный  мужчина,  -  согласился  Мошкин.  - Настежь  двери  -  не
заявится? Может, пора мне ноги включать?
     - Колхоз дело добровольное, - отвернулась к стенке Софа, - хочешь лежи,
хочешь домой бежи.
     Легко сказать - "бежи"...
     -  Че ты  так  уверена,  что не заявится?  - спросил  через  пару минут
кавалер, но дама уже спала.
     К Мошкину сон не шел. До сна ли, когда того  и гляди уложат, пикнуть не
успеешь. В  обнимку с любовницей оно, может,  и  достойнее  для мужчины, чем
трамвай переедет, а все равно радости мало.
     Мошкин тихонько поднялся, сделал в  коридоре рекогносцировку.  Замок на
соплях. Дверь входная открывается наружу. Дерни посильнее - и ключа не надо.
Одним  днем  вояки  живут. Ну, поставь  ты  пару добрых замков  и душа будет
спокойна. Нет...
     Вдруг муж сегодня в патруле?  Забежит обсохнуть, и начнется стрельба по
лежачим мишеням. Именем закона в  изменников  супружеской  верности ОГОНЬ!..
Кому в сердце, кому в лоб...
     "Ее,  поди, пожалеет,  -  подумал Мошкин, - свое как-никак, а  меня  че
жалеть? Первый раз видит".
     Хоть одевайся да "бежи" от греха подальше.
     "Подальше"  было  двадцать  километров  по дождю  без  зонтика.  Первый
автобус в шесть утра.
     Идти  не  хотелось.  Половину предыдущей  ночи  мечтал  о  сегодняшней,
половину сегодняшней претворял мечты в реальность, а организм не железный.
     "Авось пронесет, - махнул рукой Мошкин. - Но сонным не дамся".
     Подтащил к входной двери стиральную машину, поставил на  нее табуретку,
на  край  табуретки  чугунную  сковороду  полметра  диаметром...  Получилось
баррикада и будильник одновременно. Входящий обязательно врежется впотьмах в
сооружение. Грохоту будет...
     Мошкин прилег рядом с Софой, устало закрыл глаза...
     Грохот  получился  обвальный. На лету  просыпаясь,  Мошкин плюхнулся на
пол, откатился к стене  под обеденный стол. Маневр  совершил подобно  группе
захвата, которая в кино катом перемещалась к самолету с террористами.
     Отсиживаться  под  столом,  поджавши  хвост,  Мошкин  не  собирался.  В
пистолете семь пуль, арифметика простая: хочешь жить  - умей вертеться. Семь
раз  увернуться...  Нет  -  шесть,  первая пуля Софина. Муж,  поди,  стрелок
никакой.   Кого   он  стреляет  на  подводной   лодке  или   корабле?   Плюс
психологический момент.  Это не в тире с холодным сердцем. Значит, шесть раз
увернуться, а в рукопашном бою  Мошкин  руки  вверх не  поднимет. Только  бы
выжить до рукопашной...
     В коридоре опять что-то загремело. Выстрелов не было.
     "Выжидает", - подумал Мошкин и бесшумно двинулся навстречу судьбе. Полз
не под  пули в  лоб.  Полз,  используя  фактор внезапности,  выбить  у  мужа
инициативу вместе с пистолетом...
     Мошкин миновал софу, на которой безмятежно спала Софа,  переместился  в
соседнюю комнату. Противник ни звуком не выдал себя. Мошкин подполз к порогу
в коридор, и тут за спиной раздался характерный сухой щелчок.
     "Началось! -  жаром  ударило  в голову. Ошпаренно замельтешили мысли. -
Осечка? Или с глушителем поливает? В кого метил? Как оказался в тылу?"
     Еще один щелчок прорезал темноту.
     "Ура! - мысленно зааплодировал силе своего ума Мошкин. - Ура!"
     Муж включал свет. Да будет свет, сказал монтер, обрезав провода. Ложась
спать, Мошкин предусмотрительно вывернул пробки.
     Он  вскочил  на  ноги  -  самое  время  уйти  по-английски,  хотя  и  в
отечественных  трусах,  -  низко  пригнувшись,  нырнул  в  темноту в сторону
входной  двери.  Как чудненько,  что  она  вышибается наружу!  Правой  ногой
вышибающе пнул дверь,  но громко попал в чугунную  сковороду,  левым коленом
шарахнулся о табуретку, головой смял угол стиральной машины...
     -  Милка! Гадючка, а не кошка! - раздался  сонный голос Софы.  - Хватит
скакать!
     - Это я, - поднялся с колен Мошкин, в голове стоял шум.
     - Что-то света  нет, -  еще раз щелкнула  выключателем Софа и шаловливо
запела. - Нету света, нету света, нету электричества!..
     - Сейчас пробки посмотрю.
     - Иди ко мне, - нежно позвала из темноты Софа, - потом посмотришь.
     - Спи, я покурю... - отказался Мошкин.
     - Ты говорил, не куришь!
     - Закуришь тут...
     -  Как  знаешь,  -  сказала Софа  и допела частушку. - Нету  качества в
парнях, нету и количества!
     До половины  шестого Мошкин  просидел  на кухне, потом по-английски, но
уже одетый-обутый, не  прощаясь,  ушел. На  выходе  из подъезда нос  к  носу
столкнулся  с мичманом.  На руке у того  была красная  повязка "Патруль", на
боку пистолет в кобуре.
     "Смотри рогами стенки не обдери!" - весело подумал Мошкин, но на всякий
случай шел, оглядываясь, - не гонится ли за ним мичман.
     Первое,  что увидел, въезжая к  себе в городок, - красочную  афишу:  "В
видеосалоне "Феникс" демонстрируется остроэротический фильм "Любовь втроем и
при свидетелях". Дети до 18 лет не допускаются".
     "После 18-ти тоже не надо допускать!" - зло подумал Мошкин.
     Подумал-подумал и вечером решил обязательно посетить "Феникс".


     Чертями из подземелья вылезли на  свет  божий  Кока и Мошкин.  Чумазые,
паровозно дыша. По замыслу владельца этого подвального подземелья станет оно
вскорости  евроконфеткой,   в  которой  как  из  ведра  хлынет   шампанское,
душевынимающе грянут гитары и цветастые цыганки мелко завибрируют плечами...
А пока "конфетка" была сокрыта горами грунта и мусора.
     Родное КБ ни мычит ни телится и, в отличие от подземелья, перспектив на
будущее и зарплату за прошлое не дает.  По этой скучной причине Кока, Мошкин
и еще четверо инженеров с  носилками в руках расчищали подвальные объемы под
шампанское  с  виброцыганками,  выводили   на   разудалую  орбиту  подземную
"конфетку".
     - Вот бы в подвале найти кубышку с золотом, - помечтал Мошкин, доставая
обед. И скривил нос от найденного. - Опять яйца сунула! Закукарекаю скоро  и
куриц начну топтать. Моей зарплату яйцами выдали...
     - Хорошо не гранатами... Представляешь: развернул обед, а там - парочка
противотанковых.
     - Лучше бы окорочка куриные, как в прошлый раз...
     - Окорочка сурка вкуснее, - глубокомысленно сказал Кока.
     Мошкин  как  раз затолкал в рот  яйцо, чтобы, минуя осточертевший вкус,
заглотить  целиком,  не  разжевывая,  белок  да желток, и  вдруг  пожеланием
приятного  аппетита  эта   мерзость  -  "сурковые   окорочка".   Яйцо  пулей
просвистело мимо Коки.
     - Фу! - отплевывался Мошкин. - Пожрать не дашь спокойно!
     - Село ты необразованное. Окорочка сурка -  это же как зайчик! Потушить
и  холодными  подавать.  Рука сама стопарь ищет... Но  однажды мы залетели с
сурком...
     Молодого инженера  Коку  после трех лет  работы  в КБ призвали  на пару
годков в  армию.  Офицерствовал он в  оренбургских  степях,  на  технической
ракетной базе (ТРБ). Она обслуживала ракетные точки, каждая из которых могла
поставить жирный восклицательный знак за океаном.
     Чтобы не мозолить глаза за океаном, точки были в шахтах.
     Как-то  в первые  месяцы  службы вместе  с  бывалым прапорщиком Цыбулей
отправился Кока в самый дальний ракетный район, за  сто километров от ТРБ. В
караване  у  них  был  бензовоз   и  машина  с  нейтралкой,  жидкостью   для
нейтрализации ракетного горючего.
     Отъехали километров 40 от ТРБ,  Цыбуля командует: стоп, машина,  слазь,
шофер - отдыхаем. Ракеты  стояли и стоять будут, а насчет пожевать, если сам
не почешешься, никто не встрепенется.
     Вокруг ни души из  начальства. Солнце степное,  оренбургское буйствует,
ветерок  жаркий пролетает, живность  травяная  от полноты  чувств стрекочет.
Одним словом  - природа. И сурки в ней по всей степи стоят. Цыбуля стоять не
хочет,    командует   солдатикам    достать   припасы,   сделать   тенек   и
скатерть-самобранку. Расположились вокруг нее офицеры вдвоем, а посредине  -
лучок зеленый, сало белое с розовыми прожилками...
     - На  месте  обязательно угостят  байбаком,  -  сказал  Цыбуля молодому
лейтенанту. - Ух, мясо вкусное!
     Сидят  они,  закусывают.  Конечно,  не на  сухую. Цыбуля  первым  делом
"ракетного топлива" - спирта - фляжку достал. Приняли по хорошей  порции,  и
без  этого не  грустили,  тут тем более в  праздничную сторону поплыла душа.
Прилегли.  Цыбуля начал  рассказывать,  как ловить сурков, или, по-местному,
байбаков. И вдруг байбак перед самым носом высунул морду  из норы. И тут  же
скрылся.  Потом  снова  нарисовался. Издевается  самым натуральным  образом.
Дескать, че ты, прапор, зайчишься о теории лова, ты меня поймай!
     Цыбуля аж подскочил от такого хамства.
     - Сейчас  я  тебя сделаю!  -  подбежал  к норе  с  наглецом.  - Пробкой
вылетишь!
     И  приказывает подогнать машину  с  нейтралкой. Литров триста байбаку в
жилье ахнул. Байбак не то что "пробкой" - нос не показал.
     Цыбуля   командует:   добавить  еще  с  "полкубика"  для  нейтрализации
наглости.
     Опять, как в трубу, ухнула нейтралка. Никакой реакции из подземелья.
     Зато  у  Цыбули  реакция  матершинная.  На  четвереньки  упал  у  норы.
Охотничьей собакой  засуетился. Только что  не лает. Землю разгребает, нос в
нору сует. Байбак,  надо  сказать, это не суслик, которых  на ведро десяток.
Байбак он  под десять килограммов может  вымахать. Уж  пять-шесть - точно. И
вход в нору у  него не дверной глазок. А Цыбуля туда нос бесстрашно вонзает,
пытается разглядеть, где там байбачина от нейтралки сховался.
     - Смотри - отхватит шнобель! - Кока смеется.
     - Я ему первее голову откручу? - звереет Цыбуля.
     ...- Нам ехать надо, - рассказывает Кока, - а он ни в  какую: "Плевать,
- говорит, -  скажем, что обломались в дороге". Всю службу послал подальше -
один байбак в голове.
     Заклиненный охотой, подгоняет Цибуля машину с бензином.
     - Сейчас мы ему бензинчику под хвост. Сразу выскочит. Ведь не катакомбы
у него там прорыты!
     И добавил к нейтралке литров  пятьсот бензина.  Они тоже,  как в шахту,
ушли. Байбак и на этот маневр на люди не вышел.
     - Да он, поди, сдох, - предположил Мошкин.
     - Ничего подобного, - отмахнулся Кока и продолжил рассказ.
     ...  Цыбуля  с  криком: "Он что  в  штаты  ход прорыл?!"  - фуганул еще
бензина. И, видя, что эффекта нет, приказал бензовозу отъезжать.
     -  Зараз  я  этой заразе  устрою фейерверк... - многообещающе засмеялся
Цыбуля в сторону  сурка. -  Подпорчу  мех на окорочках,  если  человеческого
языка не разумеет.
     Зажег спичку и бросил в нору.
     Огонь не к байбаку  в подземелье пошел, метнулся в обратном направлении
- к бензовозу, который, отъезжая с волочащимся шлангом, чертил пожароопасную
дорожку. По ней пламя весело побежало к емкости...
     -  Я мигом протрезвел, -  рассказывал Кока. - Ну, пусть он вылил литров
восемьсот  или куб,  остальные  -  в бензовозе...  Бомба на колесах.  Водила
вовремя успел выпрыгнуть. Мы, конечно, сыпанули в  разные стороны, на  землю
попадали... Пламя добежало до шланга и остановилось, горит ровным  огоньком,
мы лежим, гадаем:  рванет или...  Жахнуло, как на фронте. От  бензовоза одни
рожки  да  ножки  остались.  Когда  они просвистели над головами, встали  мы
посмотреть место фейерверка, и тут мне в ногу как даст боль! Байбак, зараза,
впился. Осатанел от взрыва.
     - Какая скотина не озвереет, - сказал Мошкин, поднимаясь  от стола.- Ее
химией нейтрализуют, бензином палят, начнешь тут на всех кидаться!
     - Мы-то с тобой не звереем, - резонно перевел в тупик стрелки разговора
Кока. - Денег не платят, под землю с носилками загнали...
     - Человек - такая скотина - ко всему привыкает. Вдобавок - бензин в наш
подвал еще не льют...
     - Дорогой нынче бензин. В байбачью нору мы дармовой фуговали...
     - Для  хороших людей ничего  не жалко... Ладно,  хорош  ночевать, пошли
работать.
     И они направились с носилками за новой порцией грунта.


     Владимир Петрович Мошкин дефилировал по перрону Курского вокзала, что в
Москве. Без  цели - абы час  времени убить до своего поезда. Настроение имел
праздное, кругом кутерьма с высадкой-посадкой, а ему наплевать.
     Вдруг романтическое состояние разом испарилось от удара в мягкое место.
Мошкин  полетел ровнять носом  перрон. Что-то проехалось по спине, и  даже -
прошлось.
     - Что -  повылазило? - вернул к вокзальной  действительности  визгливый
крик.
     Над  Мошкиным  стояла  упитанная,  лет  под  пятьдесят,  но  еще  очень
недурственная женщина.
     - У меня там хрусталя на тысячу баксов! - кричала она.
     Женщина, торопясь  на  поезд, катила  перед собой что-то среднее  между
тележкой для ручной клади и армейским тягачом. Под этот грузовик ручной тяги
и угодил романтически настроенный Мошкин.
     - Ты у меня платить будешь! - кричала женщина.
     Мошкин, ушиблено  сидя на перроне, вспоминал, где видел это разъяренное
лицо?
     Если вернуться к истокам  и  коснуться истории,  Мошкину была уготована
судьба бродяги. Ложилась  ему прямая  дорога в геологи, кабы  не космические
50-е.  Ночами  не спал  -  высматривал  комариные блесточки первых спутников
земли. Поэтому пошел в авиационный институт.
     И стал инженером по эксплуатации ракет. А это  такая география, почище,
чем  у геологов. Мошкин не  понимал  тех, кто  на второй неделе командировки
начинал  нудить:  скорей  бы  домой. В некоторый  год  у  него трех  месяцев
семейной жизни не набиралось. Приехал  домой, отчет написал, жену приголубил
и  опять - "жди  меня, и  я вернусь".  Командировочные чемоданы изнашивались
быстрее   брюк.    Прибалтика,   Украина,   Забайкалье,    военные    части,
фирмы-разработчики, полигоны, общежития, гостиницы,  казармы. Компанейский и
не только  языком  поболтать:  магнитофон починить, часы  отремонтировать. И
боец! - выпить мог при случае не одну бутылку.
     А  уж какие компании собирались  на полигонах  - в  Капустином  Яре или
Плесецке!    Ленинградцы,   москвичи,   днепропетровцы,   пермяки,   миасцы,
харьковчане,  красноярцы,  омичи.  У  одних  записи  - "Битлз", у  других  -
доморощенный частушечник. У третьих - баянист играет так, что в глазах рябит
от переборов.
     Мошкин  играть умел  когда-то  только  на  ударных, но в  гостинице  на
барабане разве  постучишь? Зато каблуками в переплясе - пожалуйста. А Мошкин
такие фигуры Лиссажу ногами выделывал - у профессионалов слюнки текли.
     Как-то  в Москве, в ресторане-"поплавке", чуть  цыганских  мастеров  не
уронил  принародно. Их  солист, с серьгой сверкучей и  смоляными  кудрями, -
развлекал публику, под бешеный огонь гитар и скрипок, пляской. "Ну-ка, Вова,
врежь  ему  по-русски!  -  начали  подзуживать  товарищи  во  главе с  Кокой
Патифоновым.  -  Ты  не  хуже могешь!!" Мошкина  долго  упрашивать  не надо,
выскочил на цыганский круг и давай наезжать  на  профессионального  плясуна.
Сам низенького росточка, белобрысенький, смотреть не на что, а пошел, пошел,
пошел на смуглого красавца. Тот в алой атласной рубахе, Мошкин - в синенькой
бобочке,  у  того  на ногах сапожки плясовые,  у Мошкина - башмаки  в летнюю
дырочку... Но  не успел Мошкин до среднего огня разогнать себя, еще подметки
не заискрили в разные стороны, как музыка оборвалась.
     Главный цыган подозвал к эстраде и, улыбаясь, шепнул на ухо: "Садысь на
мэсто, а то гитара об башка ломаю".
     Однако чуть позже прислал русскому плясуну бутылку  армянского коньяка,
а  после закрытия  - вежливо попросил поделиться коленцами с цыганским асом.
Мошкину не жалко - распространил сибирский опыт на цыганский табор.
     ...В то лето Мошкин  торчал в Капъяре. Пустил две  ракеты, перед пуском
третьей у одной из красноярочек был день рождения. Народу в номере собралось
под завязку. И среди него - харьковчанка Дуня.
     Видная женщина. Бровь соболина, шея лебедина, грудь обильна, в общем, -
кровь с молоком. Глаз Мошкина давно на ней  пролежни пролежал.  Да все никак
не получалось поближе  подъехать.  На дне  рождения  у них  заиграло  друг к
другу. Как он отплясывал в  тот вечер, давно перешедший в ночь! Снизу начали
от зависти стучать в батарею - прекратите.  Тогда разгулявшиеся  -  инженеры
как-никак - взяли табуретку, поставили на  стол, подложили под ножки подушки
против распространения танцевальных волн в  нижние этажи, Мошкин  вскочил на
табуреточную  эстраду  и пошел отбивать  чечетку. Двое мужчин крепко держали
"танцплощадку" за ножки, в то  время как  танцор выкамаривал  на ней чудеса.
Дуня завороженно смотрела на это мастерство под потолком. От ее восхищенного
черноокого взгляда у Мошкина внутри все переворачивалось  и ноги вколачивали
в табуретку  перплясы невероятной частоты. Аж  жарко стало.  Танцор сорвал с
себя рубашку, бросил на головы зрителей. Клешенные от колен брюки, загорелый
торс и бешеная дробь.
     - До утра выдержишь? - крикнула Дуня.
     Выдержу! - еще громче зачечеточил Мошкин.
     Не выдержал каблук - отлетел.
     Мошкин переобулся и игриво предложил Дуне "пройтиться, там где мельница
крутится, электричество  светится  - по  шошше".  Они вышли  в южную ночь. В
обществе Дуни  душа  у  Мошкина пела, ноги плясали. То и  дело  он выкидывал
какой-нибудь номер.
     Вдруг вскочил на лавочку, на которой они напропалую целовались, отбивая
ритм подошвами,  спел:  "Дунечка, Дунечка,  Дуня-тонкопряха".  Повторяя  эту
фразу, начал бешеное пяточное  ускорение. Дойти до  сверхзвукового  темпа не
дали.
     - Сейчас я  тебе, стукачу, ноги повыдергиваю! - угрожающе раздалось  из
окна.
     А   то  вдруг  после  затяжного  поцелуя,  высоко  подпрыгивал  -  ноги
"ножницами" - и в прыжке касался пальцами носков туфель.
     Дуня счастливо смеялась:
     - А танец живота можешь?
     - А як же!
     Мошкин как стоял на тротуаре, так и упал плашмя.
     Дуня вскрикнула: сейчас будет коленце фотографией об тротуар.
     Но перед впечатыванием носа  в  асфальт Мошкин  подставил  руки на упор
лежа. Тут же, оттолкнувшись от земли, хлопнул в ладоши, снова приземлился на
них. И пошел  частить:  хлопок - упор  лежа, хлопок - упор... Потом встал на
руки, прошелся вокруг  Дуни, лихо  вскочил на ноги и тут же упал перед дамой
на коленопреклоненный шпагат.
     - Эх, куда бы уединиться до зореньки утренней? - забросил Мошкин удочку
с намеком на крючке.
     - Соседка по номеру, - заговорщицки ответила Дуня, - завтра  уезжает на
два дня в Волгоград...
     На следующий день  Мошкин  проснулся приплясывая. Счечеточил у  кровати
ритм "Маленьких лебедей". И весь день был в плясовом настрое. Даже в очереди
в столовой перебирал ногами.
     - Тебе че не стоится? - спросил Кока. - Недержание?
     - Не, - счастливо засмеялся Мошкин, - погода хорошая.
     В тот день был пуск ракеты, его две  недели готовили Мошкин, Кока, Дуня
и еще целая компания. Вечером спроворили  по этому  поводу  шикарный стол  в
гостиничном номере.  Но до пуска - это тебе  не чайку попить - ни-ни в плане
торжественных возлияний по случаю. В двадцать  минут двенадцатого полезли на
крышу своими глазами убедиться, что банкет они заслужили - можно наливать.
     В темноте над самой землей вспыхнул яркий шар, разрастаясь,  постоял  в
раздумье, а надумав, - с пламенным хвостом заторопился вверх.
     - Ура! - заорали смотрящие.
     Но  вдруг огонь, стремящийся до  сего  момента  к  звездам, начал круто
менять направление своих устремлений на прямо противоположное.
     - Куда  ты?  -  как  на  шкодного кота, прыгнувшего  на стол,  закричал
Мошкин.
     Огонь, не реагируя на окрик, помчался вертикально вниз.
     - Автомат стабилизации  отказал! - сказал Мошкин, когда в районе старта
финишным взрывом ударил в землю носитель.
     - Ошибка в программе  полета! - категорически  возразила Дуня. - Тангаж
отрабатывался в противоположную сторону.
     Банкет полетел псу под хвост. Вскорости в штабе, на аварийной комиссии,
Мошкин, с  пеной у рта защищая  программу  полета, к которой имела отношение
его фирма, доказывал,  что  причина  аварии - в автомате  стабилизации. Дуня
решительно защищала прибор своей конторы.
     -  Валить на автомат - это полная техническая безграмотность! -  рубила
сплеча Дуня.
     - А на программу - голый дебилизм.  Зачем вас, баб,  вообще на полигоны
посылают?!
     Ясно-понятно: каждый-всякий боролся не за истину, а как бы  свою  фирму
выгородить.
     В этой борьбе любовь, как та ракета, недалече уйдя от старта, потерпела
сокрушительную аварию.
     ...Мошкин сидел на перроне, а женщина чистила его в хвост и в гриву.
     -  Дуня,  - наконец сказал потерпевший, - что ты шумишь на  всю Москву,
это ведь не Капъяр?
     Женщина оторопело уставилась на Мошкина:
     - Вова?
     ...- А ведь тогда  вы  в  программе ошибку нахомутали, - говорила Дуня,
пока Мошкин  затаскивал ее  оккупационные чемоданы в  вагон.  - В Капъяре-то
бываешь?
     - Ага, - соврал Мошкин.
     - Как там?
     - Плохо, - не соврал Мошкин.
     -  А  я  вот  на жизнь челночу,  -  сказала  Дуня и на  прощание крепко
поцеловала Мошкина в губы.
     -  Дуня,  тогда  в  моей  программе  ошибка   была!  -  крикнул  Мошкин
отъезжающей.
     И звонко постучал себя кулаком по голове.
     - В моей тоже! - прозвучало в ответ.
     Но легче от этого обоим не стало.


     Толя Шухов соблазнил Коку Патифонова, Мошкина и еще двух коллег по КБ в
поход  на  плоту.  Показал фотографии,  и  даже  от черно-белых  у  мужичков
зачесался дух бродяжий, похватали  рюкзаки и самолетом-вертолетом полетели в
Горную Шорию на реку Мрас-Су.
     Заповедные  места!  Уже  от первой  рыбалки  Кока  остолбенел.  Не ерши
сопливые,  лещи костлявые - царь-рыба, таймень, попалась! И не из присказки:
поймал два  тайменя  - один с нос,  другой  помене!  На  восемь  килограммов
выволокли красавца на удочку в клеточку, то бишь - сеть.
     А природа!  Че  там  сравнивать  с  зацивилизованной  вдоль  и  поперек
Швейцарией! Тайменя  вы в  Швейцарии на 8 килограммов возьмете? "Один с нос,
другой помене" и то не  водится. А тут первозданная  красота. Хоть  на  горы
голову задери, хоть в  речку загляни, хоть в тайгу нос  сунь, если, конечно,
не боишься косолапого встретить.
     А  какую мужички баньку устраивали! Представьте - мощный галечный плес,
сзади тайга, впереди река, вверху небо, а  мы посередине! Представили. И вот
здесь,  посередине,  десяток  жердей   ставятся  чумом,  на  них  полиэтилен
герметично натягивается. Пусть  просвечивает,  да кто там за тысячу верст от
жилья  твои бесштанные  телеса  увидит.  Жар в "чумовой  бане"  обеспечивают
раскаленные   камни,   кои   затаскиваются   из   костра.   Пол   устилается
свежескошенной травой,  обязательно  с  душицей,  а  сверху  слой  пихтового
лапника. Представили? Дальше любая фантазия  бледнеет перед кайфом. На камни
плеснешь взвар  из листьев  смородины,  душицы... Взахлеб  дышал бы,  да уши
трубочкой сворачиваются, посему - падай на лапник и млей в аромате, а  потом
ковш взварчика на камни и  айда истязаться веником,  пока  круги в глазах не
замелькают. А  как замелькали, прыгай в реку, откуда без кругов, но с криком
"едрит твою в  копалку!" пулей  вылетишь на берег. А в  родничке компотик из
ягод малины  и смородины томится... Кружки  две хватанешь и  опять в  банный
чум!..
     И в  том же родничке стоят поллитровочки в ожидании момента, когда весь
пар разберут мужички и усядутся кружочком...
     На следующее  утро  после  такой  баньки  порог грозно зашумел  поперек
маршрута. Да  такой, что, если шарахнет о  камни, костей  не соберешь. "Я бы
его  лучше  заочно прошел", - сказал Мошкин, когда туристы-водники,  стоя на
берегу, кумекали, как лучше миновать препятствие.
     Однако проскочили ревущую преграду без человеческих  жертв. После  чего
речка успокоилась. Левый бережок более каменистый, правый - более кустистый.
Мошкин  стоял  между  ними на  плоту.  И вдруг  раздвинулись  кусты,  из них
высовываются две очень колоритные физиономии. Даже  морды. Недалеко от этого
места находился  лагерь, отнюдь не пионерский, физиономии-морды были оттуда.
Не  сбежавшие  -  нет,  из  разряда  расконвоированных.  То есть  зек, но  с
некоторой свободой от колючей проволоки.
     Свобода не очень отразилась на их угрюмых физиономиях.
     - Мужики, - спросила одна морда, - у вас бухалов есть?
     Не успели  наши мужики  ответить "нет" или "не  пьем", Мошкин торопыжно
высунулся:
     - Среди нас Бухалова нет!
     И  чтобы  ни  в  коем случае не перепутали его  с  этим  неизвестно где
пропавшим Бухаловым - может, подляну какую корешкам  устроил? - громко ткнул
себя в грудь:
     - Лично я - Мошкин.
     Кока и остальная компания едва в реку не попадали.
     - Ой, не могу! - корчился Кока  в судорогах. - Ой, зачальтесь, я сойду!
Он, оказывается, не Бухалов, а Мошкин!
     И до конца похода "Бухалов" намертво приклеился к Мошкину.
     - Бухалов, доставай родственника в стеклянном пиджаке!
     - Бухалову бухаря не наливать! Он и так Бухалов.
     Особенно, конечно, Кока изгалялся.
     - Смеется тот, кто хохочет последним, - отмахивался Мошкин.
     И дождался праздника в своем переулке.
     Окончив маршрут, путешественники приехали в шахтерский город  Осинники,
где  в ресторане, а потом до поздней ночи на квартире у брата Шухова ставили
яркую  точку  походу.  И, конечно, в  очередной  раз  угорали от  истории  с
Бухаловым.
     -  Да  я для  ржачки подыграл  зекам! - в сотый раз пытался открутиться
Мошкин. Но ему не верили.
     Наутро Кока и  Витя Смолин пошли за билетами на самолет. Хотели послать
Бухалова, но Мошкин сказал:
     - Я в Омске торчал в кассе, теперь ваша очередь париться.
     Наши отпускники пришли в кассу в семь утра. А надо было в пять, очередь
выстроилась - смерть мухам... Они в семь-то еле поднялись после "точки".
     При  виде  непробиваемой  очереди  мужичкам  совсем поплохело.  Хорошо,
захватили  для  освежения  бутылку  вермута. Освежились  за углом,  опять  в
очереди  потоптались, которая двигалась  в час по чайной ложке. В те времена
не было автоматизации и  компьютеризации, билеты выписывали  врукопашную,  и
кассирша явно работала не на износ.
     Коке  временами хотелось разнести всю  эту богадельню, до того медленно
шел процесс. Он буквально  сатанел  от глупо проходящей  жизни. И когда руки
уже тянулись к рукоприкладству, Смолин уводил напарника в гастроном, где был
портвейновый сок на разлив.
     После двенадцати  Кока начал  психовать по другому  поводу: успеют  они
отовариться билетами до перерыва, который начинался в 13 ноль-ноль, или нет?
Кока  делал контрольные замеры  времени  обслуживания,  складывал,  умножал,
делил, получалось - успевают.
     И вдруг, когда перед ними осталось три  человека,  к  окошечку прилипла
дамочка в канареечном платье.
     - На группу беру, - сказала она в ответ на Кокины роптания.
     Стрелка  на обед  неумолимо  ползет, окошечко  перед носом,  а  очередь
столбняком - ни тпру, ни ну, ни кукареку...
     Без  пяти  час  групповая  дамочка  отлипла от  кассы, но  та  поспешно
захлопнулась. Кока бросился на закрывшуюся амбразуру с кулаками:
     - Еще  пять  минут! - барабанил он, пытаясь  отвоевать  у вечности  час
жизни.
     - У меня бланки кончились! - прокричало окошечко.
     Смолин потащил разъяренного  Коку от греха подальше -  в гастроном. Там
Кока несколько успокоился. Однако после обеда в кассу две бабенки полезли на
арапа. Одна тощая, как заноза, другая - еще наглее. Буром в два горла:
     - Мы стояли! - доказывают.
     -  С семи  утра вас здесь  в глаза не  видел! - задохнулся от  бабского
хамства Кока.
     - Кого увидишь, когда с шести зеньки залил! - сказала заноза.
     - Ты меня поила? - Кока грудью встал на пути несправедливости.
     - Пять билетов на  рейс 3460! - сказал в билетное отверстие, решительно
оттирая женщин в сторону.
     - На куда? - вылетело в Коку.
     - На рейс 3460.
     - Какой рейс? - возмутилось окошечко.
     -  Самолетный!  -  возмутился  Кока. - На  "попрыгунчик": Новокузнецк -
Новосибирск - Омск - Свердловск.
     - Что вы мне голову дурите! - закричало окошечко. - Это железнодорожная
касса!
     Удар был ниже пояса. Аэрофлотная обилечивала двумя кварталами дальше, в
точно такой  же девятиэтажке. И очередь там  была  дня на два. А вокруг  нее
ходил озабоченный Мошкин в поисках пропавших коллег.
     С ним случился приступ смеха от рассказа о роковой ошибке.
     - Кока, ты бы еще в банной кассе попросил билет на самолет!
     Потрясенный случившимся, Кока молчал.
     - Бухалову не забудьте взять билет! - отхохотался Мошкин.
     - Пошел ты знаешь куда? - сказал Кока.
     - Знаю! - сказал Мошкин. - Пиво пить.
     И пошел, провожаемый тоскливыми взглядами друзей.


     Как-то в отделе зашла речь о терапевтах заводской поликлиники.
     - Лазарева врач как? - спросил Мошкин.
     - Дура! - Кока поднял голову от бумаг.
     - Был я у нее два года назад. Дура!
     Все с интересом повернулись в сторону  Коки.  Кока пошаркал ногами  под
столом и начал:
     -  Чирей у меня вскочил  на...  - Кока  посмотрел  в угол, где  женщины
сидят. По-разному называют этот угол: цветник, малинник, серпентарий... Кока
посмотрел туда и сказал, - в общем, вскочил на самом смешном месте... сзади.
Только  было  в  отпуск пошел,  а тут ни  сесть, ни встать, ни, извините,  в
туалет  по-человечески  сходить.  Свояк посоветовал соленый  раствор горячий
заделать и подержать в нем... - Кока опять посмотрел в женский угол, - чирей
подержать. Как рукой,  говорит,  снимет.  Пачку соли высыпал я  в таз,  воды
горячей  набуровил и целюсь  туда смешным местом... Таз большой, а все равно
не  палец  опустить.  Попробуй, попади.  Корячился, корячился -  на  пол таз
ставил,  на табуретку...  Кое-как  принял  процедуру.  Ночью готов был убить
свояка, еще хуже стало.
     Кока  сделал паузу,  пошаркал  ногами под  столом,  шарканьем он  мысли
подгоняет, и повел рассказ дальше:
     - Еле  утра дождался. Нога правая  прямо отстегивается. Дошкандыбал  до
терапевта...
     - Тебе к хирургу надо было! - вставился Мошкин.
     - А тебе-то что? - ответствовал Кока.
     Мошкин, как всегда, наскакивал на Коку с эффектом Моськи, что вяжется к
Слону.  Они  и  по  объемам  тютелька  в  тютельку  к  басне.  Кока  под  90
килограммов, а  Мошкин всю дорогу по жизни в  наилегчайшей весовой категории
рассекает.
     - Полтора часа я в очереди простоял...
     -  Прихватил  бы  газетку,  сиди  да читай... - во  второй  раз перебил
Мошкин.
     Кока посмотрел на него, как на недоумка:
     - Повторяю, чирей у меня вскочил на... - Кока сделал  паузу и... махнул
рукой.  -  В  общем,  захожу  в  кабинет.  Только  начал  слова   подбирать,
покультурнее  объяснить  местоположение  болезни,  на  меня   кашель  напал.
Лазарева говорит: "Раздевайтесь до пояса, послушать вас надо".
     - До пояса сверху или до пояса снизу? - не унимался Мошкин.
     -  Если ты  для  прослушивания легких оголяешь задницу, то я - грудь, -
пояснил Кока.
     Тоже деталь.  Свою  задницу за  весь рассказ Кока в присутствии  женщин
назвать напрямую постеснялся, а Мошкина - запросто.
     -  Прослушала  меня  Лазарева,  - продолжил  Кока  повествование  своих
злоключений,   -  и  поставила   предварительный  диагноз:   катар   верхних
дыхательных путей. Держите, говорит, направление к отоларингологу.
     - Тебе же к хирургу надо было! - сказал Мошкин.
     -  А   тебе-то  что?  -  отмахнулся   Кока  и  пошаркал  ногами.   -  У
отоларинголога тоже очередь...
     - Все с чирьями? - поинтересовался Мошкин.
     Кока не удосужил вниманием эту шпильку.
     - Час простоял! Оказывается,  отоларинголог - это по уху, горлу с носом
специалист. Как напустилась на меня: "Вам что - делать нечего? Вам к хирургу
надо!.."
     - А там очередь, - забежал вперед паровоза Мошкин.
     - Не было очереди.  И врач мужик. Слов подыскивать не надо. Смело штаны
я  скинул, а тут, как мухи  на мед, профессор со  студентами. Человек десять
студентов,  половина... -  "баб" хотел сказать Кока,  но посмотрел в женский
угол, поправился, - половина девок.  Положили меня на операционный стол  без
штанов.  Обступили  чирий...  Ощущение, как в бане со  стеклянными  стенами.
Профессор на живом примере читает лекцию и вместо кролика  мое смешное место
режет.  Там  оказался  интересный  случай,  не  фурункул,  а  того  хлеще  -
карбункул, сразу несколько голов развивалось...
     - И сколько развитых голов у тебя в смешном месте наковыряли? - спросил
Мошкин.
     - А  тебе-то  что? -  буркнул Кока и,  уткнувшись в  бумаги,  закруглил
рассказ. - Больше я к Лазаревой не ходок.

     Мошкин  загулял  на Байконуре с  горя. Его коллеги  - Кока  Патифонов и
слесарь Артур Федоров - за компанию. Они, конечно, и без мошкинского горя не
удержались бы. Запуск спутника на три недели отложили,  работы нет. На дворе
казахский март. Ни тебе порыбачить, ни тебе покупаться.
     Опять  же  горе  у  Мошкина  горькое -  три  миллиона  за  десять минут
профукал.  Тогда  в ходу миллионы были. Не потерял, не украли - собственными
руками как псу под хвост. Теми самыми, которые впервые такую сумму держали.
     Дураков не  сеют - сами всходят. А когда рынок со всех сторон объявили,
их на каждом углу проверяют на всхожесть.
     На такой  проверке Мошкин и взошел. На пути из Омска в  Тюратам бригада
делала пересадку  в Самаре.  Пока Артур  с  Кокой стояли за билетами, Мошкин
крутанулся по  вокзалу в поисках приключений на  свой карман. Они стояли тут
же  на вокзале  в  виде  моментальной  лотереи.  Простой,  как три  копейки.
Покупаешь  жетон, крутится стрелка удачи, а как остановилась - получай приз.
Мошкин в  первом раунде получил бутыль  шампуня, а следом на кон ставится...
"Ё-мое!" - ухнуло у Мошкина сердце. Японский магнитофон ставится... А Мошкин
- меломан с огромным  стажем. Не  пассивный, который  уши  развесил и  ловит
дилетанский  кайф, Мошкин сам  когда-то в ансамбле на барабанах играл. Любую
песню на них подберет.
     Годков  за  пятнадцать  до  самарской  лотереи  при помощи  барабанного
искусства  два  месячных  оклада  пропел  на  ресторанной  эстраде. Поехал в
Красноярск  в  командировку,  а  вечерком  в  питейном  заведении   "Такмак"
зачесалось поиграть, попеть на весь зал. "За ради Бога, - сказали музыканты,
- плати бабки за каждую песню и  лабай до посинения, а мы подыграем". Мошкин
разошелся в сценическом кураже  и не остановился, пока суточные, проездные и
квартирные не пролабал.
     Меломан  Мошкин  до мозга костей,  а тут  на  кону "Panasonic" японской
сборки, и стрелка тормозится на мошкинской "десятке". Мошкин  чуть энурезную
неожиданность не произвел в штаны от радости.
     - А у меня тоже "десять", - омрачила проявление  чувств пришибленная на
вид девица.
     - Не может быть?! - не поверил своим глазам и ушам Мошкин.
     - Может,  - знающе ответил ведущий  лотереи, - теперь между собой  приз
разыгрывайте. Кто больше на кон налички поставит, тот и победитель. А мне 10
процентов за арбитраж.
     Мошкину в этот критический момент пораскинуть бы умишком, что ведущий с
девицей одна шайка  с лейкой, невзирая на рядом прохаживающего милиционера с
дубинкой-демократизатором  на боку.  Мошкин наоборот хохотнул про себя: "Эту
деревню я одними суточными задавлю", - и бросил на кон сто тысяч.
     - Отвечаю, - выложила бумажный ответ пришибленная девица.
     - Мошкин бросал  200, 300,  400 тысяч, полмиллиона. Соперница талдычила
свое пришибленное "отвечаю" и отвечала. Даже на отчаянно брошенный миллион.
     - Секундочку, - взмолился азартный Мошкин.
     - Пожалуйста, - вежливо согласилась девица.
     - Займи миллион, - подлетел заведенный Мошкин к Артуру.
     Если  бы Артур знал, что деньги псу под хвост. И если бы Кока рядом был
в тот момент, он как назло отошел по надобности...
     Пришибленная и этот миллион покрыла...
     - Дурак ты! - охарактеризовал друга Кока. - И не лечишься!
     - Ну, ладно бы я, - сокрушался Артур, - дурак-работяга, но ты-то...
     - И на старуху бывает непруха, - слабо  защищался  Мошкин. - Для вас же
старался, думал, будет веселее в командировке.
     И  запил с  горя. А что делать? На Байконуре тогда власть казахи взяли.
Что могли, разграбили до основания, остальное стало разрушаться. В номере ни
радио,  ни  телевизора  и холод собачий. Ракетчики задернули шторы,  заперли
двери  на  случай, вдруг нахалявщики  на чужой  спирт  нагрянут,  и  пошли в
автономное  плавание. "Задраить отсеки! -  кричал Мошкин, в былые времена он
частенько  работал с моряками-подводниками. - Начинаем борьбу  за выживание!
Наливай!"
     И боролись,  не выходя из номера. А  зачем  выходить? Это  в  советском
Байконуре   все   было:  от   цитрусовых  до   тушенки   и  сухого  вина.  В
казахско-демократический на счет пожевать приходилось из дома везти. Дураков
не было вино  с цитрусовыми волочь на  себе,  но картошку мужики приволокли.
Которую  варить можно  было  только  на  костре на задах гостиницы. А зачем?
Когда неработающий холодильник забит омским салом.
     Неуловимо-волшебным  способом не пустовал на столе графин с гидролизным
спиртом.  Рядом  - дежурный шмат сала истощался в  шматок. Иногда ракетчики,
тяжело  выбираясь  из-под одеял,  сходились  у  графина.  Нередко  случались
одиночные подходы. "Задраить отсеки!" - кричал, проснувшись, Мошкин коллегам
по автономке, которые далеко не всегда реагировали на призыв.
     Когда волшебный графин наконец-то опустел, в номер вошла Галя, знакомая
Мошкина с "десятки" - центра  Байконура. Наши  герои  жили на 95-й площадке,
это полтора  часа  на мотовозе от  центра. Галя надумала Мошкина  проведать,
который начал выбираться навстречу гостье из-под одеяла.
     - Подожди! - Галя поспешно отвернулась.
     И    зря.   Мошкин   был   не   в   неглижово-постельном   виде.   Хотя
парадно-официальным  его тоже не назовешь. Брюки и пиджак порядком  помялись
за автономку.
     - Ух ты, наша красавица! - поцеловал Мошкин гостью в щечку.
     - Поешьте сдобненького! - достала Галя из сумки домашнюю выпечку.
     - Ух ты, наша мамка! - Мошкин опять полез целоваться.
     - Я еще и завтра к вам приеду, - сказала Галя.
     На что Мошкин моментом сделал стойку:
     - Привези канистру пивка.
     - Я уже на "гидрашку" смотреть  не могу!  - Артур достал из-под кровати
пустую канистру. - Привези, будь другом!
     - Вы что, мальчики! Такую тяжесть тащить!
     - Моя ты сладкая, - Мошкин два раза чмокнул воздух в сторону Гали, - мы
тебя встретим у мотовоза и на руках в гостинницу принесем.
     - А на "десятке" как я допрусь до мотовоза?
     - На саночки поставь да вези, - весело подсказал Мошкин.
     Галя нехорошо посмотрела  на него и покрутила пальцем у виска, мол, что
- голова бо-бо?
     - Ты че? - сказал Мошкин. - У тебя же есть саночки!
     - В окно-то выгляни, - закачала головой Галя.
     Мошкин отдернул штору.
     - Эх, мамочка, на саночках катался  я не с той! - грянул из своего угла
Кока.
     - Откатался! - сказал ему Мошкин.
     - Эт почему? - обиделся Кока и резко глянул  в окно, при этом чуть лбом
стекло не вышиб.
     Вместо ожидаемого снежного пейзажика за окном зеленела трава.
     - Че, снег уже  сошел?! -  ошарашенно посмотрел в ту же сторону Артур и
тут же обрадованно завопил. - Весна! Выставляется новая фляга!
     И достал из-под кровати полную канистру.
     - За зеленую травку  не грех  и  принять! -  согласился  Мошкин и отдал
команду. - Задраить отсеки! Начинаем борьбу за выживание!..

     ПОД СТУК ТРАМВАЙНЫЙ
     По  иронии  судьбы  Кока  Патифонов  дорабатывал  до  пенсии  под  стук
трамвайных колес кондуктором. В период демократических преобразований родное
КБ платить  перестало, Кока  помыкался-помыкался  и  надел  на  шею сумку  с
мелочью и  билетами. Пошел,  как  говорил друг Мошкин,  в "обер-кондукторы".
Работа не располагала к лирике и романтике, но, бывало, пробегающий за окном
пейзаж  воскрешал в  памяти былое.  Однажды  (бросили его  тогда на "второй"
маршрут), проезжая  мимо  дома,  в котором начинал семейную  жизнь,  отыскал
глазами свои окна, и припомнился подзабытый за давностью лет эпизод.
     Начинался он так.
     - Николай, - подозвал начальник Коку, - сгоняй в Капъяр.
     - Я же в отпуск собрался...
     - Успеешь. Там дел-то, туда-сюда съездить. На две недельки всего!
     - Знаю эти две недельки. Жена путевки берет.
     -  Он  у нас еще  молодожен,  -  друг  Мошкин  вставился,  -  не  может
оторваться от меда.
     - Поезжай, некому больше, Мошкин в Плесецк летит.
     - Две с половиной тысячи зарабатывать для семьи, - хохотнул Мошкин.
     Накануне они подписали оптимистичную бумагу, что  в  случае  гибели  на
полигоне  семье  выплачивается  2500  рублей.  Примерно  годовой  заработок.
Месяцев  за  десять до этого взорвалась ракета на  старте,  имелись  жертвы,
начальство высокое отреагировало.
     Мошкин взял открытку, где на лицевой стороне взлетела ракета с надписью
"Май!  Мир!  Труд!", и на развороте буквами, вырезанными из журнала, наклеил
следующий текст: "СТРАХОВОЙ ПОЛИС. В случае чего этакого с гражданином Кокой
подателю сего выплачивается  2500 рублей".  В  соседнем  отделе у  любителей
домино была самодельная печать в виде головы  козла. Ею Мошкин заверил текст
и вручил Патифонову.
     Кока не  собирался  осчастливить молодую  жену Марию такой  суммой,  но
рассказал ей накануне отъезда о  финансовых  правах  "в случае чего" и  ради
хохмы вручил "страховой полис".
     - Ты не лезь куда не надо, - обнимая в аэропорту, попросила Мария.
     Две недели разлуки пролетели, технический руководитель продлевает ее ни
много ни мало еще на пять дней.
     - Что я могу поделать, - заявил Коке, - работа откладывается, значит, и
твой отпуск!
     Патифонов не из тех,  кто личное ставит выше государственного, надо так
надо. Только и всего, что крякнул от досады.
     По  истечении  недели  пришлось еще  раз крякать,  так  как  снова пуск
отложили по техническим причинам.
     Наконец  одноступенчатая баллистическая ракета 8К63 на  пусковом столе.
Кстати, замечательная была  ракета,  которую закончили выпускать  к  средине
60-х, но она и  через двадцать лет  после  этого летала, и  еще бы работала,
кабы Горбачев, прогибаясь перед американцами, не уничтожил весь запас.
     И вот этакий карандашик,  высотой с  пятиэтажный дом, стоит  в ожидании
старта. Пуск,  что  называется,  в народно-хозяйственных  целях  - по заказу
разработчиков боеголовок.  Новую в который  раз испытывали.  Как она и что в
полете.   Для  этого  снимали   радиолокационные   характеристики.  Конечно,
запускался макет. И было два режима - в одном боеголовка, после отделения от
ракеты, нормально следовала по своей траектории, в другом - кувыркалась.
     Дабы заставить ее  лететь кувыркающимся образом, конструкторы придумали
нехитрое,  но верное  приспособление  на основе бельевой веревки, на которых
хозяйки рубашки  и  носки с рейтузами  сушат.  Берется этакая метров  десять
длиной,  по  концам привязываются  карабины,  складывается  гармошкой,  один
карабин  за головную часть цепляется,  второй  - за переходный отсек ракеты.
Когда  полезная нагрузка, то бишь  "голова",  отделяется от  ракеты, веревка
натягивается, рвется и начинается нужное кувыркание.
     Разработчики   боеголовки   перед  пуском,  в   зависимости  от   своих
настроений, делали заказ - крутить голову или нет.
     В  тот  раз  было то  Степа,  то  не  Степа.  Сначала  дали  разнарядку
"крутить",  потом, когда  ракета  уже стояла на стартовой позиции и началась
подготовка к заправке топливом, поступила команда "не крутить".
     Проблем-то,  казалось  бы, -  веревку  перерезать.  Чик-чик  и  готово.
Совершенно  верно, будь она во дворе между столбами, а не в  ракете на самой
верхотуре. Привязывают, когда ракета в горизонтальном положении.
     В арсенале высотных  средств имеется автовышка,  но коротка  для данной
задачи. Вот если  в  приборный  отсек надо, что между  баками  окислителя  и
горючего, то запросто, а тут другой отсек - переходный,  к которому "голова"
крепится  и  веревка.  Можно,  конечно,  с  помощью  автовышки  на  цыпочках
попытаться  проникнуть в  люк, ведущий  к веревке. Но  инструкций  на данную
операцию нет. Что делать?
     Офицерики топчутся, скромно  молчат, хотя вопрос их  зарплаты.  Боятся,
вдруг за это штаны снимут.
     Видя нерешительный настрой, Кока запаниковал. Он с таким трудом, даже с
боем,  как-никак лето отпускное  вовсю полыхает, вырвал вчера билет домой, и
вот запахло новой отсрочкой старта, а значит, и отъезда.
     - Давайте я полезу! - вызвался на амбразуру.
     - А у тебя удостоверение монтажника-высотника есть?
     - Есть, - соврал Кока, - но дома.
     - Без удостоверения, - сказали военные, - не пойдет.
     Короче, и хочется и колется. Но пуск откладывать им тоже не резон.
     - Ладно, - разрешили.
     Дали  Коке  в  помощники  старшего  лейтенанта,  которого  Мошкин  звал
"человек со зверской фамилией".
     Зверь,  легший в основу  фамилии,  был  из  жутко  страшных  -  барсук.
Экипировали Коку  с  Барсуковым,  как  полагается для  работы  на  высоте  -
монтажными поясами, и полезли бедолаги к злополучной веревке.
     По пути Кока вспомнил про две с половиной тысячи, что выдаются родным в
случае гибели. "Но  ведь  я без  удостоверения, -  подумал.  - Могут не дать
Марии". Короче, падать было нельзя.
     А вероятность имела место. Вышка и ракета ходили под дуновениями ветра.
Это на земле он приятно ощущался легким зефиром, наверху сердце екало, когда
вышка  в  одну  сторону,  а ракета  - в  другую... Высота,  напомню, хороших
двадцать метров.
     Закарабинился  Кока, дотянулся  до  люка  отверткой.  Винты  удобные  -
невыпадающие,  люк  тоже  хорошо  снимать  -  на  цепочке, держать  не надо.
Осталось веревку перерезать.  А как? Как проникнуть  в люк, спрашивается? Не
хватает автовышки.
     С добрый метр можно добавить, если  встать на перила площадки. Для чего
надо отцепить страховку, которая, как цепь собачья, не пускала к цели.
     Кока крякнул,  снова вспомнил про две с половиной  тысячи  и  ступил на
перила.  Под  ложечкой похолодело.  Фактически  на жердочке  стоишь, что над
пятиэтажной высотой. "Парашют бы", - тоскливо подумал Кока.
     Бочина серебристой  ракеты перед  носом ходит. И автовышка туда-сюда...
"Человек  со зверской фамилией" за ноги  обхватил.  "А ведь  не  удержит,  -
подумал Кока, - если вдруг полечу".
     Значит, лететь нельзя. Но подошвы отрывать надо, чтобы в люк залезть. И
вот Кока наполовину  в ракете -  голова в районе  головной  части, тогда как
ноги  болтаются в околоземном  пространстве. Перерезал веревку у  карабинов,
чтоб ни клочка не осталось,  сунул в карман на память об уникальной операции
и  в обратную сторону направился. Для  чего  надо на перила попасть. Глаз на
затылке  нет, "человек со зверской фамилией" ловит Коку за  ноги, показывает
башмакам, где перила.
     Все  получилось  удачно,  сэкономил  Кока  государству  две с половиной
тысячи рублей.  И сам доволен - отпустили в  Омск. На крыльях любви зашел во
двор -  балкон  открыт, значит,  Мария дома,  взлетел по лестнице, на звонок
надавил, весь в нетерпении обнять жену.
     Та открывает,  но  не  радость увидел молодой  супруг  на лице не менее
молодой жены - дикий ужас отразился на физиономии.
     Побелела, руками замахала  в  значении "изыди,  сатана". Кока думал: на
грудь бросится, она шарахнулась,  как от покойника. Убежала в спальню  и как
заплачет в голос.
     Ничего себе - встретила мужа после первой разлуки!
     Кока даже обиделся...
     Откуда он знал, что Мария себя во вдовы  записала. Не дождавшись мужа в
обещанный срок, позвонила  знакомой, которая работала  с  Кокой в  КБ, но по
канцелярской части. В те времена все были сдвинуты на секретности, знакомая,
находясь в  декретном  отпуске, вместо того, чтобы дать телефон  приемной КБ
или  Кокиного отдела,  насоветовала  "отбить"  телеграмму  в  Капустин Яр, в
гостиницу "Уют".
     - Больше негде ему остановиться.
     Мария так и сделала.
     Ответ пришел до жути короткий: "ПАТИФОНОВ НЕ ПРОЖИВАЕТ"
     "Погиб!" - остолбенела супруга.
     Откуда ей  знать,  что Кока жил не в самом Капъяре, а на так называемой
"четвертой площадке".
     Мария снова звонит знакомой.
     - Может, он в другой гостинице?
     -  Одна гостиница в  Капъяре,  одна.  И  не  паникуй  раньше времени, -
успокоила знакомая. - Еще телеграмму давай. Не захотели толком искать.
     Второй ответ несколько успокоил: "ПАТИФОНОВ УЕХАЛ В ОТПУСК"
     "К родителям подался? - решила жена. - Мы ведь  вместе  собирались! Что
за  человек?  Значит,   Коленька,  не  хочешь  расставаться  с  холостяцкими
привычками. Ну, задам тебе!.."
     Быстренько  отправляет телеграмму свекрови со свекром: "ЕСЛИ НИКОЛАЙ  У
ВАС ПУСТЬ ПОЗВОНИТ".
     И сердце оборвалось, когда среди ночи  принесли  "срочную": "НИКОЛАЙ  К
НАМ НЕ ПРИЕЗЖАЛ ЧТО СЛУЧИЛОСЬ".
     "Что-что? -  заревела  над  бланком  жена. -  Ракета  взорвалась, и все
сгорели. Поэтому не сообщают".
     Кока   ведь  застращал   супругу   секретностью   и  опасностью   своей
деятельности.  Дескать, ни  в коем случае  нельзя  раскрывать профиль работы
мужа,  географию  командировок.  Даже  намеком. "Иначе  затаскают.  Все  под
контролем спецорганов". И вдруг пропал. Значит...
     Сидела и ждала, когда позовут на похороны.
     ...А он заявляется живее живого.
     Бросился Кока в спальню к супруге.
     - Все, - вскочила та  с кровати зареванная, - завтра  подаешь заявление
об уходе. Не  надо мне  ночей бессонных, две с  половиной тысячи! Хватит! Ты
почему ничего не сообщил?
     - Я думал, в отдел позвонишь.
     - А ты телефон дал?  Чтобы я с тобой еще  в отпуск  когда  собралась, -
бросила в сердцах. - Раздельно будем отдыхать.
     Такой случай  припомнил  Кока в  салоне  "двойки".  А другой,  опять же
касаемый  отпуска  (на  сей  раз  "раздельного"),  всплыл  в  памяти,  когда
обилечивал граждан на "восьмом" маршруте. Проезжал в районе одной интересной
больницы и усмехнулся сам себе.
     В те времена -  семейный стаж исчислялся уже солидной цифрой - отпуск у
Коки выпал на холодную зимнюю пору.
     -  Никак  не  дадут  поваляться  кверху  пузом  на  солнышке, - сказал,
ознакомившись с графиком отпусков.
     - Позагораешь на полигоне, - пообещал Мошкин. - Облезешь даже.
     В  феврале  Кока  взял путевку  в Чернолучье,  в дом отдыха. Получилось
дешево и лучше не надо.  Почти задаром, за 30 процентов  стоимости, и в часе
езды от дома, в чудном месте.
     Кока отсыпался, играл в бильярд, в шахматы, катался на лыжах, пил пиво.
     Дня за три до отъезда желающим предложили русскую баню.
     - Непременно! - разыгрался аппетит на парную у Коки.
     Мышцы сладко заныли в предвкушении горячего веника.
     Но русскую баню в тот раз топил нерусский.  В парной стояла температура
моечного отделения,  в моечной  - предбанника,  в  предбаннике  хоть  волков
морозь.
     А  Кока  уже  растравил душу  на  пар  так,  что  или  пан или  пропал.
Набравшись сил за три недели ничегонеделанья, рвался  в  бой на полок. Перед
этим,  дабы  раззудить  тело, сделал лыжный поход километров на 15. Настроил
организм на массаж банным жаром и березовым ударом. Пива взял три бутылочки.
А в парной ни два ни полтора.
     Кое-что  Кока попытался выжатьз каменки. Прежде  чем  плеснуть, прыскал
изо рта на камни, определял, какие горячее. Все было мертвому припарки.
     Что  там  говорить,  вышел  из бани в настроении  "лучше бы  не ходил".
Словно бежал на день рождения, а угодил на поминки.
     Выпил  Кока  без  вкуса  пива.  И   на  следующий  день  за   завтраком
почувствовал  боли  в горле. "Перетерпим", - решил. Деньги  заплачены,  надо
доотдыхать. К вечеру густо обметало губы и начала опухать щека. Герпес.
     - Ну и видок у тебя! - сказал сосед по палате.
     - Ни фига себе, сказала я себе! - посмотрелся в зеркало Кока. - Вот это
рожа!
     И засобирался с ней домой.
     - Что это? - испугалась Мария.
     - В бане дров пожалели.
     - К врачу с утра иди.
     - Само пройдет! Пару дней отпуска осталось, дома отсижусь.
     Но к утру "рожа" приобрела еще  более жуткую живописность. Кока побежал
в поликлинику.
     -  Ой! ой!!  ой!!!  -  сказала  терапевт. - Тут резать  надо,  идите  к
хирургу!
     - Как резать? - Кока не хотел операций. - Выпишите таблеток.
     - У вас абсцесс на лице, это крайне опасно.
     "Лучше бы не ходил", - подумал Кока.
     - Зачем резать? - возмутился хирург.
     - И я о том же, - повеселел Кока. - Мазь там или таблетки...
     - Идите обратно без всякой очереди, я сейчас позвоню.
     Не  успел больной опуститься  на этаж к терапевту, как к нему подлетела
медсестра:
     - Пойдемте, "скорая" уже выехала.
     - Какая "скорая"? - опешил Кока.
     - В кожно-венерологический диспансер повезут.
     - Зачем,  - отпрянул Кока от  медсестры, как от  прокаженной. - Мазь бы
какую, таблетки.
     - Будут там и мазь, и таблетки.
     И попал Кока в веселое учреждение.
     "Во, отдохнул", - чесал  затылок. И  ругал себя за баню, холодное пиво,
что не утерпел выпить после студеного пара. Водки бы надо... Ведь предлагали
мужики. Пожалел деньги.
     - За неделю вылечите? - спросил у врача.
     -  Какой  ты шустрый! - доктор попался  из  веселых. -  Со  снегурочкой
целовался?
     - Ага, со снежной бабой в бане!
     - С  телками надо париться! - дал  медицинский  совет доктор. - Минимум
недельки на четыре к нам загремел.
     Кока  жутко расстроился  от такой перспективы. Болеть страшно не любил,
лечиться  - тем более. Будучи  в поганых чувствах, жене о местопребывании не
сообщил. Будто она виновата в "роже".
     "Захочет, - подумал, - сама найдет".
     Жена захотела.  Вернувшись с  работы  и не  застав супруга, помчалась в
поликлинику.
     - Мой муж у вас утром был? - спросила в регистратуре.
     - У нас за день мужей и не мужей столько проходит...
     - Мой видный.
     - И видных, и замухрышек.
     - В том смысле, что заметный. У него на лице опухло.
     -    А-а-а,    который   со   страшной   рожей,   так   его   сразу   в
кожно-венерологический диспансер на "скорой" отвезли.
     У  Марии  подкосились   колени.  "Кожно"  пролетело  мимо   ушей,  зато
"венерологическим" ударило по мозгам.
     "Вот, значит, как он,  котяра, славно отдыхал! Наглец! Заливал про баню
холодную! Сам бабу горячую подцепил. И подцепил..."
     В  гневе  раскочегарилась  так,  что  проскочила  автобусную остановку,
полетела домой пешком.
     Внутри бурлило и клокотало.
     "А я, дура, расчувствовалась! Ах ты,  курвец! Ах ты, юбочник! Завтра же
в  КБ  позвоню.  Пусть  знают  о  своем  работничке.  И  чтобы  ни  в  какие
командировки больше не отправляли. Хватит! Развод!"
     Придумав коварную месть, немного успокоилась. Даже мотив  прощения стал
возникать в душе. Может, выпил лишнего, и какая-нибудь халда повисла на шею.
Ведь они специально за этим ездят отдыхать. А он неопытный. Не зря  говорят,
чаще  такие залетают. От стыда  и позвонить не  решился.  Переживает... Нет,
развод - это слишком. Если прощение попросит...
     Любящее сердце отходчивое.
     Стало отходить, но вдруг бешено забилось: "Он ведь и меня заразил!!!"
     Кровь прихлынула к  лицу. Красным фонарем супруга  забегала по комнате,
не  зная,  что  предпринять?  "Завтра  же  на  развод".  В  поисках брачного
свидетельства в семейном архиве наткнулась на "страховой  полис" с  козлиным
штампом - разорвала. Такая же участь постигла свадебные фотографии.
     "Стыд-то какой! Стыд-то  какой!  - стучало в  голове и высекло  ужасное
предположение. - Завтра за мной "скорая" приедет на работу".
     Утром  затемно ("успеть до "скорой") полетела в  кожно-венерологический
диспансер узнать  у  Коки, насколько заразно. Может,  без больницы  разрешат
лечиться?
     -  Вчера  Николая  Патифонова  к  вам  привезли,  -  заикаясь,  сказала
дежурной.
     - С чем?
     - В доме отдыха, стервец, подцепил какую-то венерическую заразу.
     - Да не  трясись ты, милая, - нашла в списках Коку дежурная, - в кожном
отделении твой. Венерики за решетками содержатся.
     И сразу соловьи грянули в душе у Марии. Так хорошо стало, как, пожалуй,
не было в жизни никогда.
     А у Коки наоборот.  За  завтраком подсел к трем  мужчинам, в настроении
познакомиться,  поговорить,  надо  ведь  как-то обживаться, время  коротать,
четыре недели  не три дня. Но не успел пожелать приятного аппетита  коллегам
по лечению, те, как по команде,  подхватили свои тарелки и убежали в дальний
конец зала.
     Не захотели питаться рядом с жуткой "рожей"...
     Об этом вспомнил  Кока поздним осенним  вечером  под  стук колес пустой
"восьмерки".
     "Чего  только  не  бывает  в  жизни", -  усмехнулся, поправляя сумку  с
выручкой и билетами.
     Кондуктором  Кока  был одним из лучших  в парке. План  брал настойчивой
деликатностью,  завидной   зрительной  памятью  и   работоспособностью.   Не
возмущался,  если  кто-то,  протягивал  деньги  с  тихим: "Билет  не  надо".
"Спасибо",  - с достоинством кивал  в  ответ, а  вечером  мог позволить себе
взять к ужину калымную чекушечку.
     Так что, и на самом деле, чего только не бывает в жизни.


     При   всей  боевитости  Галка   Рыбась  против  грома  дите.  По  любым
показателям отважная  женщина, а как громыхнет - голову в песок прячет. Если
в грозу одна дома - в ванной отсиживается. Заслышит  раскаты  и без памяти в
укрытие.  Свет  и  тот  не включает. Вдруг  по  проводам  молния  хлестанет!
Сжавшись  в комок, посидит-посидит, приоткроет на палец дверь:  закончилось,
нет? Снова на задвижку запрется, если грохот продолжается.
     Редкая трусиха грозового электричества. Тогда как спать одна на даче не
боялась.
     Ну, не  совсем море по колено на  предмет  одиноких  ночевок.  С ружьем
спит. Упросила  мужа Борыску одностволку выделить. С огнестрельной  подмогой
спокойнее.
     Надо сказать, любила оставаться  на даче  без всяких помех. Вечером так
хорошо. Никому ничего не должна.  Никто ничего не просит. На балкон выйдешь,
и как на  космическом корабле. Звезды вверху,  земля  внизу... Расправить бы
крылья и полететь...
     Над   кроватью  Борыска  не  разрешил   одноствольный  атрибут  обороны
повесить:
     - Не казарма! - отрезал.
     Спрятал в захоронку. Под крышей.
     Выходишь на балкон, прыг на стол, руку просунул и - огонь!
     В год описываемого  случая Галка июнь без "огонь!"  ночевала, отпускной
июль без стрельбы по разбойничьим мишеням  круглосуточно с дачи не вылезала,
половину августа мирно провела, а потом нагрянуло "в ружье!"...
     Как-то проводила своих, чай, не спеша, попила, посуду помыла, принялась
ложе   готовить.   За   день  наломалась  -   навоз   таскала,  -  руки-ноги
отстегивались,   в   горизонтальное  положение   просились.   Сопротивляться
пожеланиям работников не стала. Вышла на балкон простынь вытряхнуть, дабы ни
одна соринка поперек сна в бок не впилась.
     И только намаявшиеся руки пошли вверх  встряхнуть белоснежное  полотно,
как  намаявшиеся ноги ослабли до ватности.  Не  по причине дневных нагрузок.
Скосила  глаза влево, а  на соседнем участке  мужик.  В  штормовке.  Женским
чутьем  сразу  уяснила:  нежданно-незваный  гость  не  с  добрым  намерением
пожаловал. Поодаль еще один аналогичного содержания.
     Первый второму отмашкой знак дал ("Командир!" - определила Галка),  оба
замерли,  что  суслики  в  степи.  Только не свистят. Наоборот -  не  дышат.
Специалисты оказались  по маскировке. Стойку  сделали,  вроде неодушевленные
предметы торчат из земли.
     Да  Галка  уже  раскусила:  такие  "предметы",  дай  волю, не  пожалеют
беззащитную женщину.
     "Не  зря баб на  фронт не  берут, - позже вспоминала, -  вроде стою, не
падаю, а коленки ты-ды-ды-ды. В бедрах ничего, а ниже ходуном ходит..."
     Первая реакция была  из разряда - спасайся, кто может. Рви к людям  без
оглядки!
     Да с  ногами, что  дрожат-подкашиваются, далеко ли уйдешь? В  два счета
накроют и зададут жару.
     "Ружье успею достать", - оценила свои физические возможности.
     Превозмогая дрожь, вскарабкалась на стол ослабшими ногами.
     "Куда она лезет?" - удивились мужики.
     А "она" уже слазит.
     С ружьем.
     И пусть коленки вибрировать не перестали, увереннее на душе сделалось.
     Что теперь запоете, ясны соколы? Смелые, шаг вперед!
     Курок взвела,  на  главного ствол  наводит.  Грамотно, согласно  боевой
инструкции  действует:  первым  делом ликвидируй  командный пункт, обезглавь
противника, посей в его рядах панику.
     "И  так  захотелось  пальнуть,  - рассказывала  позже. -  Сил  нет, как
зачесался палец жимануть на курок".
     Стреляла Галка раз в жизни, в первый год замужества. Заряд был с дымным
порохом. Конфузно вышло.  В банку  трехлитровую с  пятидесяти  шагов всадила
заряд,  только осколки брызнули, но  и сама  слетела  с  катушек.  Отдачей в
сугроб кинуло, только валенки сверкнули.
     Помня стрелковый опыт с падением, наведя ружье, соображала: "Выстрелю -
непременно брякнусь. И возьмут тепленькую".
     Так обмозговывалось  одна половина дилеммы  "стрелять - не стрелять?" В
случае  личного оглушения бой заканчивался поражением.  Тем более, следующий
патрон находился на первом этаже, в тумбочке.
     Вторая часть гамлетовских терзаний упиралась в жуткое "вдруг попаду?"
     Желание  пальнуть  назло врагам было такое, что еле сдерживала палец на
спусковом  крючке.  Но  не  для  уничтожения незваных  гостей.  Логика чисто
женская: и хочется стрельнуть, и убивать жалко.
     Поверх налетчиков открывать огонь боялась по причине того самого закона
подлости. Если  баба  в  небо  целит,  как  пить дать, кому-нибудь  в сердце
наповал угодит.
     Такие  мысли в  голове  мечутся из  угла  в  угол. В конце концов Галка
решает: полезут через забор, открываю стрельбу. А там уж как кривая вывезет.
     Налетчик, которого на мушке  держала, под решительным дулом  без всяких
дилемм  попятился за яблоню, а потом ломанулся через малинник, хруст, как от
медведя, пошел.
     Галка глядь - второй тоже исчез.
     "Ага, испугались, сволочи!" - опустила ружье.
     Села  в  бессилии на  табуретку. Опасность миновала, а ноги  по инерции
продолжают трястись. И сердце им в такт заячьим галопом наяривает.
     Но постепенно успокоилось...
     Взяла  Галка  простыню,  можно, наконец, спать укладываться,  взмахнула
белоснежным полотном во второй  раз за вечер и во второй раз замерла. Внизу,
у Омки, у самой воды, утка крякнула, а выше, на обрывистом берегу, другая ей
отвечает. Потом еще раз перекрякнулись.
     Сроду утки в здешних угодьях переклички не устраивали.
     "Окружают!" -  снова затыдыдыкали в  страхе коленки, сердце  от стресса
хватануло порцию адреналина и тоже сорвалось в бешеную скачку.
     Не  долго  думая,  Галка  поставила  табуретку  на  стол  и  полезла  в
захоронку, откуда ружье достала.  Отверстие было чересчур скромных размеров.
Да уж  какое есть. Быстрей-быстрей, пока "утки" не налетели,  протиснулась в
него  вместе  с ружьем  и руками-ногами.  Табуретку,  прежде  чем  бесследно
скрыться под крышей, предусмотрительно отбросила.
     Все - лежим, не дышим.
     Дышать-то  особо   нет   места,  теснота,  как  в  гробу.  Но  длинном.
Вперед-назад  можно ползком передвигаться, в остальных направлениях - никак.
Зато попробуй  найди в таком  месте. Обняла  ружье, уши в ночь нацелила. Как
там "утки"? Окружают? Или в другие края "кормиться" наладились?
     Вроде молчат...
     Трусливая  дрожь  в  коленках  стала проходить.  На смену  - от  холода
началась. Ильин день  миновал, погода на осень  температуру повернула. Галка
уже  неделю  верблюжьим  одеялом на  даче укрывалась.  А тут один халатик из
ситчика. Ружье душу зарядом на  волка греет,  тело - отнюдь. Наоборот, ствол
холодит кожу.
     Маялась так до  рассвета. Глаз  не  сомкнула. Какой сон, когда и "утки"
могут нагрянуть,  и  холодно так, что плакать  хочется! А плакать - нарушать
маскировку - нельзя...
     С  рассветом   осмелела.   Время  татей   миновало,  можно  из  укрытия
выбираться. Хоть чуток поспать перед работой.
     Сунула голову на выход, а не пролазит.
     "За ночь доски сели  или  голова  распухла от бессонницы? - растерялась
Галка. - Как же вчера мухой проскочила?"
     И вспомнился  рассказ матери,  та  на пожаре,  когда  дом родной горел,
тяжеленный сундук  с приданым вытащила.  Который сдвинуть с места не могла в
спокойное время.
     "Как же я выйду?" - и так и сяк пытается протиснуть голову на волю.
     Расширить  отверстие  путем  ломания  тоже  не  получается.  Борыска на
совесть дом сделал. И пространство узкое, не размахнуться что есть силы. Все
же изловчилась, ударила прикладом по краю доски. Той хоть бы хны, а ружье не
выдержало топорного обращения, бабахнуло. Курок, как был с вечера взведен на
"уток", так и находился в боевой готовности.
     Заряд с  жутким  грохотом просвистел над ухом. Галка упала, как при том
памятном, первом в жизни выстреле. На этот раз  вперед лицом  нырнула. И так
удачно,  прямо  в  дырку.  Голова  проскочила, как  маслом  намазанная. Но в
тазобедренном районе Галка  застряла. Ненадолго. В  затормозивший  район,  в
мягкую его сферу, последовал удар острой боли. Ножевой. И еще один. Отчего с
воем  и так  свободно,  будто  враз похудела  на  пару размеров,  вывалилась
наружу. Плечом в стол. Массировать ушибленное место было недосуг. Согнувшись
в три погибели, как от пуль на  передовой, нырнула  в дом,  дверь  за  собой
захлопнула.
     Из-под крыши летели осы. Заряд, предназначавшийся ворогам, угодил прямо
в осиное гнездо. Но  дроби на всю злючую  семейку не хватило. Выжившие после
обстрела особи ринулись в ответную атаку.
     Заперлась  от  них в  доме,  села на  кровать без  простыни.  И  тут же
вскочила от обострения осиной боли.
     Дней   пять  потом   сидеть  не  хотелось.   "Я  постою",  -  кокетливо
отказывалась в автобусе.
     - Уйди! - говорила Борыске, когда тот шутя  замахивался шлепнуть пониже
спины. - Не мог отверстие шире сделать!
     - На одностволку, а не на двустволку рассчитывал! - смеялся муж. - А ты
полезла...
     - Ума нет - считай калека! - крутила пальцем у виска Галка.
     И больше грома  в тот  садово-выгодный  сезон  боялась ночевать на даче
одна.

     Года  не  случалось,  чтобы  Галка  Рыбась  не  поздравила  стародавнюю
подругу, вместе техникумовский хлеб ели, Валентину Воронову с днем рождения.
Гуляли -  дым коромыслом, огонь столбом.  С песнеплясами и другим отрывом от
будничного состояния.
     На этот  раз Галка не помышляла о  гульках до упаду.  С  некоторых  пор
Валентина  воцерковилась.   Муж   Анатолий  нетвердый   оказался  по   части
алкогольного выпивания. Пока  дети  в  сопливом возрасте  произрастали,  еще
туда-сюда - время от времени вспрыскивал за воротничок. Позже регулярно стал
на пробку натыкаться. И мужик-то не опойка какой-нибудь. Голова на плечах, и
руки  не в  карманах.  А  тянет  и тянет к горлышку.  Уже  и  сам  не  прочь
остановиться, да разошлись вороные под откос...
     Главный  центр  соблазна  - гаражный  кооператив,  где  автолюбители  -
большие любители запузырить. Атмосфера пропитана вопросом: не послать ли нам
гонца за бутылочкой винца? И всегда с положительным ответом.
     - Ну, ходи туда со мной! - огрызался Анатолий на ругань Валентины.
     - Ты что, дите неразумное? Пасти тебя?
     Однажды   Галка  с  ними  за  грибами  поехала.  Чуть  время  к  вечеру
наладилось, Анатолий заегозил: "Хватит пни обнюхивать! Пора домой!"
     -  Знаю,  где  у тебя  свербит! - Валентина ему. -  Торопишься в  гараж
глыкнуть.
     - Не надо шороха без пороха! - обиделся муж. - У тебя одно на уме!
     - Это у тебя одно, как бы застаканить!
     - Ну, поехали-поехали вместе!
     - А давай! - Галка говорит.
     Анатолий  хотел  прикинуться  глухим на  встречную инициативу, но Галка
настояла.
     Не успел он загнать машину в  гараж, мужичок рысит, штаны на подтяжках,
очки резинкой подвязаны, с вопросом:
     - Толь, ключ  на четырнадцать  есть? И пойдем, подержишь, если  дамы не
прочь!
     Дамы остались у раскрытых ворот, кавалер заторопился на взаимовыручку.
     Быстро, надо  сказать,  вернулся в женское  общество.  И  не успел ключ
положить на место, как другой автолюбитель с протянутой нуждой:
     -  Толик,  ключ  на восемнадцать дай. Обыскался - не найду  свой. И  на
секунду пошли подможешь.
     На третий раз Анатолия призвали с ключом на двадцать.
     - Не могут без моего обойтись, - загордилась мужем Валентина.
     Однако Галка засомневалась:
     - Че это они разом обломались, инструменты порастеряли?
     Пошла взглянуть на ремонт. Теплая  картина открылась любопытному взору.
В дальнем углу гаража три мужичка, у каждого в руках ключ на 250... граммов.
И не пустой...
     - Продай машину, гараж! - советовала Валентине Галка.
     - А ты что не продавала, когда Борыска керосинил?
     - Бесполезно было!
     - Вот  и тут надо весь кооператив  продавать  на  вывоз! Он  ведь и без
машины нарасхват будет.
     Кодироваться Анатолий  наотрез  оказался: "Я что  - робот-терминатор  с
шифром в башке ходить?!"
     Добрые люди подсказали Валентине окреститься и насоветовали съездить на
могилу  блаженной Ксении Петербургской,  скоропомощнице. Валентина  денег не
пожалела, свершила паломничество. Все как надо сделала. И ведь прекратил муж
питье  беспробудное.  В  гараж  ходит, машины  ремонтирует  и мужиков водкой
озабоченных костерит.
     На Валентину тоже ворчит, если та рюмашку намахнет.
     Однако не по данному  поводу Галка не в песнеплясном настрое собиралась
на день рождения. С ней Анатолий дозволял жене винцом разговеться. Загвоздка
состояла в факте,  что  день рождения на  Великий пост  выпал,  а  Валентина
строго постовалась. И поздравляли ее такие же серьезные женщины. Одна, Анна,
в церкви свечки и книжки продает, другая, Татьяна, по праздникам в церковном
хоре участвует...
     Галка,  кстати,  тоже в  церковь ходит  по большим  праздникам,  даже с
Владыкой знакома, но не строго соблюдает посты, как Валентина с подругами.
     Те  уже  отдалились  от земной  круговерти.  Поэтому неугомонная  Галка
придумала: дай-ка  немного позабавлю  товарок.  Хоть  и Великий пост,  а  не
страстная неделя. Чуток развеяться мирским можно.
     - Поздравляю  с днем рождения! - вошла к подруге и распахнула пальто. -
Принимай подарок!
     А на  груди три  кролика.  Белый,  серый и черный. Уши торчат, глазенки
зыркают. Галкины очи тоже шкодно блестят.
     Сюрприз получился дальше некуда. Татьяна по светской жизни медсестра. У
нее стерильность двадцать четыре часа в сутки. Что на работе, что в домашних
условиях. Пылинка приблудная залетит и  та пятый угол ищет, куда бы забиться
от чистоты. Того и гляди - тряпкой накроют, пылесосом затянут.
     Такая чистюля, и вдруг кролики.
     Оттащила Валентину в сторону, перепугано спрашивает:
     -  Она что: прямо  сейчас забивать,  обдирать  и готовить начнет?  Пост
ведь!
     Кровавая фантазия не  на  голом  месте  в сдвинутой на  чистоте  голове
возникла.  Ровно  год назад  Галка  тоже  поздравила  оригинальным  макаром.
Заходит, на лице улыбка по уши, в вытянутой руке рыбина. Живая... Будто пять
минут назад с крючка. Опусти в воду - поплывет. Но в подарочном  оформлении.
К  туда-сюда  ходящему  хвосту бант  розовый привязан,  изо  рта  три  белых
гвоздики торчат.
     И не  плавать  в ванну  Галка  отправила подарок. Схватила нож,  фартук
надела... Часа не прошло, как подала фаршированную рыбину к столу.
     - Не должна кроликов разделывать, - не очень уверенно Валентина Татьяне
шепчет. А Галку спрашивает:
     - А куда я их дену?
     Галку таким вопросом не смутишь, быстро коробку картонную приспособила.
     - Пусть здесь пока растут.
     Анна из менее пугливых оказалась. Взяла черного кролика, гладит.
     - У вас что - они прямо в квартире живут? - спрашивает.
     - Конечно!
     - В кладовке?
     -  Зачем  скотину  мучить, прямо в спальне.  Борыска,  правда, нынешней
зимой не выдержал,  переехал  в другую комнату. Забрал кровать:  "Надоело, -
говорит, - в сарае жить", - и перебрался.
     - А запах? - спросила Татьяна.
     - Какой запах? Чистое животное. Вовремя убирать и все.
     "Ага,  чистое, -  паниковала  про себя Валентина. -  Анатолий возьмет и
сорвется. Запьет от совместной с кроликами жизни!"
     - У  меня нынче даже на ванне клетка  стояла, - рассказывала  Галка.  -
Моешься, а они, чертяки, подглядывают.
     - Ну-у-у, это вообще! - Татьяну внутренне передернуло.
     - Какие хорошенькие! - Анна присела у коробки. - А банан будут есть?
     Валентина  не знала, как быть? Это кого-то можно обдурить, дескать, все
культурно с кроликами, если в квартире держать. Почти как с аквариумом. Одно
эстетическое наслаждение. Она-то знает Галкин зверинец.
     - Валь, этого Чернышом надо назвать, - скармливала Анна банан подарку.
     - Банальнее не придумать! - раздраженно отвергла Татьяна. - Раз черный,
значит, Чернушка.
     -  У  нас была Чернушка,  -  поделилась  случаем  из богатой  кроличьей
практики Галка. - Внучке Насте во втором  классе сочинение  задали о любимых
животных. Кто про  собаку написал, кто про рыбок. Нашу  угораздило накатать:
"У  бабушки  жил кролик Чернушка. Он  был пушистый  и  черный.  Я его  очень
любила. Кормила морковкой. Еще он  любил яблоки. Однажды пришла к бабушке, а
Чернушка висит в ванной вниз головой, и дедушка его острым ножом разделывает
на  мясо  и  шкуру  для моей  шубки".  В  школу  меня вызвали.  "Вы  что,  -
учительница ругается, - без гуманизма воспитываете?" А как от Насти скроешь,
если у меня в тот год сто кролей было? Замучилась траву косить.
     "А если  у  меня будет  внучка, когда Вовка  женится?"  - заволновалась
Валентина нанести травму будущему ребенку.
     Но  отказаться  от подарка не могла.  Пять  лет  назад  Галка  вылечила
Валентину  перепелиными  яйцами.  Каждый вечер приносила и  заставляла  пить
целебный  продукт,  который  выращивала  дома.  Силком  впихивала:  "Пей!" И
подняла подругу, которая маялась легкими.
     - Слушай, - озадачилась Анна, - им ведь клетки нужны?
     - Конечно, - как за спасительную соломинку схватилась Валентина, - а  у
меня нет ничего.
     - Не майся ерундой! -  отняла соломинку  Галка. - Из тальника сплетешь.
Проще простого, научу за шесть секунд. Пока в коробке пусть поживут.
     Валентина  знала, как жили первое время в  коробке у Галки. Процарапали
дырку,  вылезли  и  провод  телефонный  напрочь погрызли,  заодно  и  кабель
телеантенны...
     - Вы только не говорите, что от них  запаха нет, - зациклилась Татьяна.
- Это ведь не чучело, имеются ежедневные естественные отправления.
     - Может, малеха есть, но привыкаешь. Понюхайте сами.
     С этими словами  Галка схватила белого крольчонка  и бросила  на колени
Татьяне.
     -  Ой!  -  ужалено  вскочила  та,  ракетоносителем   увлекая  за  собой
крольчонка, который  приземлился  в морковный салат. Из  заячьего деликатеса
прыгнул в фасоль, пробежался по блюду с брусникой и сиганул на пол.
     - Все испортил! - ужаснулась Татьяна.
     И  не  успели подруги оглянуться,  как она смела  тарелки  с яствами  в
помойное ведро.
     - Куда? - вскричала Галка. - Чистое животное!
     - Скажи, чтобы унесла кроликов, -  шептала Татьяна Валентине  на кухне,
отдраивая тарелки мылом и остальными чистящими средствами.
     - Не могу, она обидчивая, как ребенок.
     - Неужели не понимает?
     - Кто шепчется, на том черт  топчется!  -  заглянула на кухню Галка.  -
Прошу к столу. Я тост приготовила.
     Стол был накрыт свежей скатертью.  Кое-какие  блюда удалось отстоять от
Татьяны. Галка разлила по фужерам сок и произнесла речь:
     - Любимая моя подружайка, поздравляю тебя с днем рождения. И дарю...
     На этих словах достала из пакета белоснежную пуховую косынку.
     - Специально  для  тебя  вязала...  А кроликов, извини, заберу.  Ты  не
против?
     -  Ой, спасибо! -  бросилась  обнимать  подругу Валентина. - Ой,  какой
прекрасный подарок!
     Галка хотела сказать "два подарка", но сияющая Валентина перебила:
     - Давайте, девочки, кагора выпьем? Можно? - обратилась к Татьяне.
     - Можно, - разрешила та.
     Хотя в тот день было нельзя.


     Борыска страшно любил видеофильмы про  рыбалку. Тайком от Галки покупал
и прятал в кладовку в дипломат с кодовым замком. Смотрел, можно сказать, под
одеялом, когда жена под ним отсутствовала.
     В очень-преочень хорошем расположении духа мог предложить супруге:
     - Хочешь понаслаждаться?
     Такое из ряда вон событие раз в год случалось.
     Галке особенно про ловлю карпов понравилось. Обалденные съемки! И озеро
загляденье! и вечер с  роскошными  красками  заката на воде! и рыба... Лапти
килограмма на полтора. Сердце от вида таких экземпляров заходится.
     Галка смотрит  и...  будто  сама в  той лодке. Нутром весь волнительный
процесс  чувствует.  Вот  ожил  поплавок,  карп  осторожно  зобнул  наживку.
Попробовал,  что  за  новость  в  родном  водоеме.  А  вот  леска  до  звона
натянулась, удочка дугой - повел красавец...
     Галка не лежа на диване смотрела. Куда там улежать! Усидеть не могла.
     - Подсекай! - кричит в телевизор. - Подсекай! Уйдет!
     У самой рука автоматически  дергается, всеми фибрами  чувствует клюющую
рыбину.
     Карп,  вырванный  из  воды, сверкнул  переливчатым  боком  и  плюхнулся
восвояси.
     - Все вы мужики - сила есть, ума не надо! - не могла спокойно перенести
сход  добычи.  -  Че  было  рвать со  всего  маху?  Нежнее  надо! Тоньше! Не
ерш-придурок на крючке, который сразу до задницы заглатывает!
     Покритиковать рыбаков  противоположного пола любила.  Им,  по  большому
счету-расчету,  крыть  в ответ  было  нечем. Перелавливала Галка подавляющее
большинство.
     -  Как  бы не выхвалялись умищем  своим, - говорила, -  а женщины всяко
разно мудрее. Возьмись поголовно за рыбалку, вы со  стыда бежали  бы от воды
на веки вечные.
     Сама Галка творчески подходила к рыбной ловле.
     "Кукуруза что  за наживка? -  подумала однажды. - Преснятина!  Только с
голодухи рыба клюет".
     Придумала галушек наделать. Таких, что даже обожравшийся мальками сазан
будет хватать.
     Нажарила  конопли,  семени  льна.  Перемолола  это  пахучее  объеденье.
Семечек  подсолнуховых нажарила, натолкла.  Манку, крахмал ввела  в  рецепт,
яйца куриные, капли анисовые. Разложила ингредиенты по баночкам, дабы у воды
галушек  настряпать.  Удивлять рыбу,  так  свежениной.  Яйца  сырые  за  200
километров везла.
     Наготовила  на  берегу  галушек,  посыпала  жареной  коноплей.  Плотные
получились, запашистые. Отломи кусочек и насаживай.
     Поехали в тот раз втроем. Борыска соседа по даче Коляку Попитько взял.
     Галка  его недолюбливала. Скупердяй, каких свет не  видывал.  На халяву
мог не  одну  бутылку выпить. Но когда самого вынудят угостить, после первой
рюмки с табуретки падает, лыка поговорить с гостями не вяжет.  Все, дескать,
окончен  бал, хозяин  в отрубе. А бутылку с остатками водки под стол норовит
сунуть.
     И заносчивый всегда! "Да я могу! Да это мне в два счета сделать!"
     -  Если рыба  есть, - осмеял Галкины ухищрения  с галушками,  - на  все
клевать будет! А если в спячку залегла, хоть из себя наживку мастери...
     "Не дам галушек", - озлилась Галка.
     И не дала.
     Борыска остался с берега рыбачить, Галка с Колякой поплыли на лодках.
     -  Давай  сразу договоримся, - сказала Галка, - не жмись ко  мне! Озеро
большое, вставай подальше!
     - Нужна ты! Жаться к ней! Че ты - девочка восемнадцати годов ни разу не
целованная!
     -  Ой, какой молодой  паренек нашелся!  В  каком Чернобыле вы, вьюноша,
облысеть успели, аж морда морщинами покрылась!..
     - С бабой свяжешься, - махнул рукой Коляка, - сам обезьяной станешь!
     Метрах в ста заякорился.
     День  случился  из  тех, что  клев стоял  по принципу:  сначала  вообще
ничего, а  потом  как обрезало.  Рыбаков полная  акватория,  и  впустую  все
удочками машут...
     Одна Галка в своем репертуаре.  Ловит и ловит. Попала галушками в самую
рыбью точку. И караси заинтересовались фирменным блюдом, и даже сазанчики...
     У  Коляки  ни  поклевки.  По  первости ерепенился.  С  места  на  место
переезжал,  подкормку  бросал, потом приуныл. И сморило на солнцепеке.  Ночь
накануне  не спал, лодку  ремонтировал. У него всегда, как ехать, так лошадь
делать. Гипнотизируя бездыханно лежащий поплавок,  себя усыпил.  Начал носом
клевать. Лодка самодельная, хлипенькая  (на путную денег жалко),  на ней ухо
востро надо держать. У Коляки не только ухо, глаз притупился. Один, а за ним
и  второй.  В  сон кинуло.  Да так резко, что  из положения сидя - кувырк  в
положение буль-буль.
     Из рыбака в мгновение ока превратился в утопающего.
     Спасайте! Человек за бортом!
     Проснулся, конечно. А обратно на борт подняться не может. Водоизмещение
у  плавсредства  такое,  что  будешь  залазить,  точно  перевернешь,  снасти
утопишь.  Плавать  Коляка умеет  только  руками по  дну.  Здесь и ногами  не
достать.  Ситуация не из  смертельных, можно, держась за  лодку,  до  берега
добраться. Но  предварительно  надо  якоря  поднять.  На  что  Коляка  с его
плавательными  способностями не  решился.  Есть вариант "руби канаты", нож в
лодке  под  рукой имеется,  но жалко. Не якорей, их роль  кирпичи  в  сетках
исполняли, жалко веревки. Хотя запас припрятан на берегу.
     - Галя, - запросил помощи, - выручай!
     - Да чтоб ты утоп! - пробурчала Галка себе под нос.
     Клев зверский идет, кто знает, что завтра будет? Тут лови момент, чтобы
оправдывать поездку. А из-за этого растяпы бросай все!
     - Помоги ему! - Борыска с берега приказывает.
     - Нечего было кулему брать! - ворчит Галка.
     Ворчи не ворчи, надо выручать. Помогла Коляке добраться до суши.
     За все  хорошее спасенный,  толком не обсохнув, поплыл снова за  рыбой.
Увидел Галкины достижения, забыл про сон.
     Впритык к Галке за камыш привязался.
     Для  нее  хуже  смерти  толпой  рыбачить.  Ненавидит,  если  в  радиусе
видимости кто-то маячит. Без того круглые сутки среди народа. Днем  автобусы
да магазины,  вечером телевизор.  Хоть  на  природе  без  физиономий у  носа
побыть. Нет, Коляка приплыл.
     - Че тебе озера мало? Сам говорил - я не девочка, чтоб жаться!
     - Мешать, Галочка, не буду!  Честное пионерское! Рядом половлю.  У тебя
место рыбное!
     - Как дала бы удочкой по башке!
     Ага, "не  буду".  Пару раз забросил в другу сторону,  потом  под Галкин
поплавок начал.
     - Вот уж хохол упертый! - Галка нервничает. - Все равно клевать  у тебя
не будет!
     - Не каркай! - Коляка обижается. - Ведьма какая-то.
     На самом деле не клюет, как ни старается. Галка же таскает и таскает.
     Причем у нее одна удочка, а у Коляки две. По результатам, как вообще ни
одной.
     - Ты бы лучше поспал на бережку! - в ответ на "ведьму" Галка говорит. -
Больше пользы здоровью.
     Нет, сон  у  Коляки  пропал.  Другая  потребность организма, хоть узлом
завязывай, вспыхнула. По нужде приспичило.
     - Отвернись, - просит соседку, - в туалет хочу.
     - Нужен ты мне, смотреть всякие гадости! - упрямится Галка.
     - Как ты терпишь весь день?
     - Памперс, - отмахивается Галка.
     - Ну, отвернись, будь человеком! - пляшет в лодке Коляка.
     - Отстань! Езжай вон в камыш!
     - Не доеду! Отвернись!
     - Я  за своим поплавком смотрю,  а не в  чужие  штаны! И надо мне  твои
прелести!
     Коляка  максимально  отвернулся,  со  штанами  возится.   А   те   кроя
продедовских  времен. Ширинка не  спереди,  как в  классическом варианте,  с
боков застежки. Еще с флотской  Колякиной службы остались. С такими  штанами
надо  подальше  от  женщин  рыбачить.   Расстегнул  бывший  моряк  пуговицы,
приспустил портки, а  глаз рыбацкий из орбит вылезает в сторону поплавков. И
как оно всегда происходит в таких случаях, ни  раньше ни  позже, лишь только
прицелился нужду  за борт справить - поклевка. И такая серьезная. Сначала на
одной удочке, следом на второй.
     Потом  говорил:  "Вот дурак,  надо было  сразу,  как  зачалился,  нужду
удовлетворять.  Терпел-мучился.   Не  успел  струю   пустить,  клев  на  нее
открылся".
     У Коляки, конечно, при виде оживших поплавков нужду как ножом обрезало.
Одно плохо -  надо и рыбу  вытаскивать, и  штаны ловить,  которые  на колени
норовят съехать, обнажить перед дамой непотребство. Коляка одной рукой брюки
хватает,  другой  -  удилище.  Синхронно получилось:  и штаны  поддернул,  и
сазанчика выдернул.
     Ладный сазанчик затрепыхался в лодке.
     В это время на второй удочке поплавок с концами под воду ушел.
     Коляка  забыл  про  штаны, не  до  гардероба, когда сразу видно знатное
взялось, подсек, а  там белорыбица  граммов на восемьсот. Коляка ее выводит.
Резко тащить нельзя - сорвется.
     Борыска под руку с берега кричит:
     - Прикрой срамоту! Совсем обнаглел!
     Коляке не до замечаний, когда удочка пополам гнется. Того и гляди уйдет
добыча.
     Галка  хоть  и  отвернулась от  бесштанного Коляки, все  одно не  может
утерпеть, чтобы краем глаза не посмотреть, что там у него взялось.
     - Одень штаны! - приказывает. - Помогу!
     Коляка такой рыбак, что без подсачека поехал.
     Галка свой подсачек под рыбу подвела и... готово дело.
     Да так вовремя. В подсачеке рыбина сорвалась с крючка.  Но это уже не в
воду.  Правда,  и снасть  запуталась.  Коляка левой рукой штаны  на  коленях
принялся ловить,  а в правой удилище  мотается  без  рыбьего  противовеса. В
результате грузило  в  ячею подсачека  провалилось, леска запуталась, крючок
намертво зацепился.
     - Ёлкин дом! Не зря Борыска костерит тебя всю дорогу! Уж какой вы бабье
противозный народ. Зачем полезла с медвежьей услугой? Вот разрежу подсачек!
     - Только  попробуй! Точно до  берега не доплывешь. Подсачек Борыска мне
на юбилей подарил, не рассчитаешься!
     - Коляка, - Борыска с берега кричит, - надень сейчас же штаны!
     - Надел я!  Надел!  - вскочил Коляка продемонстрировать целомудренность
гардероба. - Замумукули вы меня!
     И кувырк за борт.
     - Чтоб я еще раз с тобой поехал на рыбалку! - вынырнул из озера.
     - Да уж сделай милость, - не заплакала Галка.
     На берегу Борыска отобрал у Коляки лодку:
     - Хватит стриптизерничать!
     - Только клев начался!
     - Я и продолжу! А то у тебя сазаны че-нибудь отклюют, жена выгонит.
     Но "продолжить" не получилось, рыба по-прежнему шла только к Галке.
     - И зачем я тебя рыбачить научил? - сокрушался  Борыска, забрасывая  на
Галкин поплавок.
     - Чтобы дома рыба была! - ответила Галка. - Лучше езжай уху вари.
     И  Борыске ничего  не оставалось,  как ехать  кашеварить, дабы жена  не
отвлекалась от пополнения семейных запасов.

     ОСЕННЯЯ СОНАТА
     "Дождалась  на  старости  лет, - думала,  сидя на  корточках за сараем,
Галка  Рыбась. -  Отродясь  таких слов  не говорил.  Испугался, что  потолок
поехал!"
     - Звездочка моя единственная! - вонзал в холодный ветер любовный призыв
муж. - Счастье мое! Ягодка! Где ты? Отзовись!
     "Счастье" мучилось за сараем.
     ...Начиналось все очень даже славно.
     Галка  с  мужем Борыской в воскресенье двинули на дачу за  картошкой. В
автобусе встретили соседа Ивана Францева. Их участки впритык стоят.
     Как водится в светской беседе, поговорили  о погоде.  Она стояла такой,
что  ноябрь нежаркий выдался.  Уже прощупал население минусом в 20 градусов,
тогда как снегом не  баловал. Дачи, конечно, до селезенок промерзли.  Рыбаси
пригласили соседа на  свою, где протопили в кухоньке печку, создали  сносную
температуру для общения за  рюмкой чая. Рюмок, надо сказать,  не было, как и
чая.  Зато покрепче  нашлось.  У Францева на  даче  имелась  с лета  забытая
заначка, о которой вовремя вспомнил. И Рыбаси не с пустыми руками поехали за
город.
     Посидели  душевно, посудачили о житейских проблемах, потом засобирались
с  картошкой домой. Пьяному,  конечно, море по колено. Но моря не было. Одна
Омка рядом подо льдом протекала.  Арифметика маршрута к дому была такой, что
если добираться через мост,  то  полчаса  из жизни вон, а напрямую по льду -
тридцать минут экономии.
     Пока  Борыска  закрывал на зимние  запоры  дачу,  Иван  да Галка  смело
ступили на лед. Дама впереди с песней: "Нэсэ Галя воду..."
     - Накаркаешь воду! - пошутил Иван.
     И как глядел в нее.
     Лед проломился, Галка, не допев песню про тезку, ухнула в ледяную Омку.
Иван следом  начал погружение. Галка  шла с  пустыми руками, Иван тоже, зато
спина у  него  была  с ношей, рюкзак, полный  картошки, моркошки  и  свеклы,
горбом торчал сзади. Корнеплоды дружно потянули Францева  на дно. Галку туда
же тащили сапоги, пуховик и остальные носильные тряпки.
     Борыска  увидел картину  трагедийного моржевания и остолбенел с ног  до
головы. Только что веселилась компания, и вот на тебе - большая часть терпит
бедствие.
     Не сказать, чтобы уж совсем пузыри пускают, Галка,  как  Серая шейка из
сказки,  плавает на  поверхности свинцовых  вод, Францев норовит рюкзаком на
лед залезть.
     И  все равно  что-то спасательное Борыске  надо предпринимать,  так как
МЧСа под боком  нет.  А у Борыски столбняк, в голову  вошедший, не проходит.
Стоит, глазами лупает и пальцем не пошевелит во спасение жены и соседа.
     - Помогай! - кричит Галка. - Холодно ведь!
     - Как? - Борыска инструкций просит.
     - Жердины давай! Веревку!
     - А где взять?
     Францев  не  стал  ждать орудий спасения. Как  атомный  ледокол в белом
просторе  Арктики, начал,  двигаясь спиной к берегу,  ломать  рюкзаком  лед,
пробивать проход к земной тверди. Галка устремилась следом.
     Вышли они на берег. Опасность затонуть, как "Титаник", миновала, другая
грянула - замерзнуть, как  путешественник Скотт.  Одно отличие - у того дачи
под леденеющим боком не было, а наши замерзающие бросились на место недавней
трапезы. На  этот раз Францев не  стал пропускать  даму  вперед. В мгновение
ока,  так бедняга  околел в  Омке, разделся догола  и нырнул под  ветхое, но
ватное одеяло на диван, стоявший на кухне дачи Рыбасей.
     Галка продрогла  не меньше  соседа. Ниточки сухой не найти. Мозги  и те
застыли в лед. Посему тоже наплевала  на условности, тут же у дивана сорвала
с себя мокрые тряпки,  верхние и нижние. Однако Борыска  грудью встал  между
обнаженной супругой и одеялом, под которым клацал зубами Францев.
     - Ты что? - округлил ревностью глаза. -  Очумела?! Куда прешься, там же
Иван голяком?!
     Галка, как и  не слышит. Голая до последней  складочки настырно лезет к
чужому мужчине в постель.
     - Оденься! - требует муж. - У тебя, что - крыша поехала?
     Замерзающий горячему  не товарищ. До Борыски не доходит,  что у жены из
всех половых желаний  одно осталось  - согреться. Больше ничего от соседа  и
любого другого мужика не нужно ни за какие коврижки и ананасы.
     Недогадливый муж теснит ее в коридор на холод, но Галка буром лезет под
одеяло к соседу.
     Еле вытолкал из кухни. Дал старое, в краске измазанное трико, которое с
треском едва налезло на крутые, гусиной кожей крытые бедра. Лишь после этого
разрешил запрыгнуть под бочок к обнаженному соседу.
     Сам  рядом  сел.  Для пресечения порнографии.  Попутно  дрова  в  печку
подкладывает. Они минут через пять закончились.
     К тому времени Галка немного согрелась. Зуб на зуб стал попадать. И тут
началось... Не  подумайте,  греховные  желания  зароились в голове. Как  раз
ничего общего с  этим не  имеющие.  Желудок  расстроился. Трудно сказать, по
какой причине. Или переохлаждение тому виной? Или испуг дал себя знать?  Или
самогонка  плохо легла?  Медвежья  болезнь  открылась.  Расстроился желудок,
никакой моченьки нет. Как ни хочется на холод, а надо бежать.
     Когда   Борыска  полетел  за  дровами,  Галка,  отчаявшись  перетерпеть
схватки, выскочила из-под одеяла, схватила фуфайку, прыгнула в старые туфли,
что  с  лета  валялись  в  углу,  и  помчалась  за  сарай.  Туалет  на  зиму
заколачивали.
     Борыска прибегает с  дровами, первым делом,  конечно, в сторону  дивана
зырк, нет ли шалостей между утопленниками?
     Уже рот раскрыл заорать,  что  это Галка под одеялом у голого  Францева
ищет? - как понял: кроме последнего нет никого на диване.
     - Где? - выпали дрова из рук.
     - Сама не своя вскочила, ни слова не говоря, убежала, - сказал Францев.
- Спрашиваю: что? Подозрительно хихикает.
     "Крыша поехала!" - ахнул Борыска.
     Страшная  мысль  о  сумасшествии  клюнула   в  голову,  когда  Галка  в
присутствии живого мужа лезла к Францеву в кровать, тут Борыска утвердился в
жутком предположении окончательно.
     "За что?" - пронзило болью сердце.
     Выскочил на крыльцо.
     - Галочка! - закричал в начинающие сумерки. - Любимая!
     Заглянул  под крыльцо.  Испуганно пробежался по  участку.  Посмотрел на
деревья соседнего - не повесилась ли?
     -  Родная моя! - стенал на всю округу. - Цветочек ненаглядный! Солнышко
кареглазое! Счастье единственное! Не уходи!
     "Прямо как лебедь,  что подругу потерял! -  сидела Галка  за  сараем. -
Откуда слова берет? Сериалов мексиканских насмотрелся что ли?"
     "Лебедь" метнулся к полынье.
     "Может, в воду прыгнула?" - резанула жутка мысль.
     - Любовь моя! - простонал в реку. - Как я без тебя?!
     - Там у нас туалетной бумаги нет? - спросила Галка из-за сарая...
     И теперь часто  воскрешает в памяти музыку тех сладких слов, что кричал
в вечереющее дачное пространство напуганный муж.
     И так светло становится на душе... Так отрадно...

     ТАЁЖНЫЙ КРЕСТНИК
     Галка ждала крестника Леонида Бекишева - Ленчика. Передали, он жалуется
на сердце и чуть ли не помирать собрался. Неделю в больнице лежал. Но  то ли
удрал, то ли выгнали. Скорее - последнее. Ленчик из тех, кто таблетки водкой
запивает.
     Вы догадались, сын крестный - не дите несмышленое. Того  хуже. Всего на
пять лет младше крестной матери. А сердце той же водкой надрывает.
     Галка  наметила сводить Ленчика к  чудотворной иконе  Почаевской Божией
Матери, которая благодатно  присутствовала  в Омске.  Надо,  чтобы  крестник
приложился  к  Пречистой.   Когда   с   иконой   ходили   по  больницам,   в
кардиологическом отделении один совсем  безнадежный поднялся. И еще наметила
просить   Владыку,   пусть   крестника  на   богоугодное   дело   определит,
строительство  какой-нибудь  церкви. Галкин Борыска четыре года на Ачаирском
монастыре работал. Ни в  какого  бога не верил (и  сейчас не верит), горькую
употреблял в любые будни и праздники. И вдруг бросил. Напрочь.
     А ведь казалось, конца края  не будет. Недавно Сергей, сын их, анекдот,
от  которого  плакать  хочется, рассказал.  Много  лет  молчал,  а тут выдал
родного папу. Когда дачу штукатурили, привезли две  машины  раствора. Мужики
штукатурят, Борыска на ломовой работе  -  раствор  таскает,  подает. Ближе к
вечеру Галка начала  ужин  готовить, отблагодарить мастеров  доброй  чаркой,
сытной закуской. Борыска в возбуждение пришел от скорой перспективы. Как же,
звездой  путеводной  трехлитровая  банка  самогонки  в  погребе  весь   день
охлаждалась  до  аппетитной  температуры.  Но на пути к  ней  гора  раствора
высится. Не обойти, не объехать препятствие. Материал такой, что на потом не
оставишь, кровь из носа, надо выработать, пока камнем не взялся.  Тем  паче,
как раз хватит стену  закончить. А это часа на два волокиты. И тогда Борыска
давай в Омку  раствор шуровать. "Глянет, - Сергей рассказывал, - никто в его
сторону не смотрит  и, будто за ним кто  гонится, швыряет в  воду.  Лопата с
частотой пулемета мелькала".
     По сей день стена дачи недоштукатурена.
     Такой Борыска  был жадный до пьянства. И  вдруг как отрезало. Пятый год
даже пивом губы не  помажет.  Галка считает - монастырь  повлиял. За хорошую
работу, это от Борыски не отнять, был избавлен от греха невоздержания.
     Ленчика тоже надо спасать.
     Судьба свела их прошлой осенью.
     Борыска в  то  время работал  на  оптовке  в  охране  и  познакомился с
сельским предпринимателем из серии "курочка по  зернышку". "Зернышками" были
ягоды,  орехи, мед, которые в Омск доставлял на продажу, и водка, ее закупал
на оптовке и возил в деревню, где держал киоск. Места вокруг киоска на сотни
верст заповедные: Иртыш, тайга со  всеми богатствами. Предприниматель позвал
к себе в гости, мол, приезжайте - грибы-ягоды, шишки... Мимоходом пригласил,
думал - какой дурак за 300 км потащится бензин жечь?
     Но он Галку не знал.  Если Борыска индифферентно отнесся к приглашению,
Галка   с   сыном   Сергеем   и  невесткой   Оксаной  поехали.  Без   всяких
предупредительных телеграмм, дескать, такого-то числа ждите. Не по-английски
отправились  в  гости.  По-Галкиному.  Собственно,  телеграмму  некуда  было
посылать, точного адреса не знали, фамилию адресата, кстати, тоже.
     Деревня не  город, киоск в самом центре стоит, знакомый предприниматель
за прилавком. Но радости бурной не проявил  по поводу  неожиданной  встречи,
когда  дела по боку, хлеб-соль на стол мечи и желание гостя - закон. Замялся
по поводу похода в тайгу:
     - Это надо организовывать, так быстро не получится!
     - Ты что? - Галка ему.  - Когда организовывать? Мы на два дня приехали.
Надо быстрее ягоды собирать!
     В  этот  критический  момент  к  киоску  подошел  мужичок  с  тоскливым
выражением лица. Не бомж, не бич, но  сразу видно - хочет  выпить,  и  сразу
видно - не на что.
     - Ленчик, - сказал хозяин киоска, - может, ты людей сводишь в тайгу.
     Мужичок оживился.
     - У меня  капитан катера знакомый,  бакены проверяет, отвезет  в  любое
нужное место.
     - Нужно с ягодами, - сказал Галка.
     - В любое. Я места знаю, вырос тут.
     Капитан  с  удовольствием согласился  за  литр  самогонки  доставить  к
ягодам.
     Самогонку  гонорарную Ленчик  и  капитан  начали пробовать  сразу,  как
отвалили  от  причала. Когда  пошла  вторая  бутылка,  капитан вдруг  бросил
штурвал, задрал ноги  и стал  управлять плавсредством нижними  конечностями,
верхние раскинул в стороны, как в танце:
     - А ручки-то вот они! - задорно крикнул, закладывая вираж.
     - Ты че! - всполошилась Галка. - Прекрати! Перевернемся!
     - Не дрейф, мать! Мы капитаны! Мы на севера ходили!
     Благо, Иртыш  был  пуст  на многие  километры, катер  несся  по чистому
фарватеру, обгоняя течение.
     -  Сазоныч, не получится,  как в прошлый раз.  - Ленчик тоже с  опаской
воспринял цирковой номер. - На мель не сядешь? Людям по ягоды быстрей надо.
     -  Молчать! пока зубы торчать! Под руку  не каркай! Под  ногу тоже! - и
запел мореходную. - Прощай, любимый город...
     -  Впору с  жизнью прощаться! - ругалась Галка.  -  Знала  бы - не дала
самогонку, пока не доставил на место!
     -  На сухую бы с якоря не снялся! -  сказал Сазоныч и снова  запел. - С
якоря сниматься, по местам стоять!
     Затем, взяв штурвал в верхние конечности, направил катер к берегу.
     Прибыли.
     С нашей компанией плыла жена Ленчика, но на берег  не сошла, ее Сазоныч
должен был забросить в деревню ниже по Иртышу.
     Галина не успела ступить на  землю, как  заторопила: быстрее-быстрее по
клюкву.
     - Вещи прячем и вперед!
     - Да оставляйте так! - говорил Ленчик. - У нас не воруют.
     - Береженого Бог бережет.
     Стаскали манатки в кусты, ветками  забросали. Спички Галка, как человек
бывалый, положила  в несколько  мест. Но  главное  хранилище источника  огня
устроила  в  пятилитровом  алюминиевом бидоне.  В  таком укрытии любой дождь
выдержат.
     Он не  заставил себя  долго ждать.  Через два  часа  хлынул. За  время,
отпущенное хорошей погодой, наша компания порядком углубилась в тайгу. Ягода
была. Галка забыла про все треволнения на воде, наполняя емкости дарами леса
и болота.
     И  вдруг  дождь. Для  порядка покрапал  предупредительно минут  пять, а
потом как врежет.  Проливной. Небо  заволокло.  Обидно, клюквы полным-полно,
светлый день, собирать бы и собирать.
     - Ух, кто-то из нас грешный! - сказала Галка. - Ленчик, наверное?
     - Не могу быть грешным. Некрещеный.
     - Еще и  нехристь!  Ну,  дал  Бог проводничка,  -  засмеялась  Галка  и
скомандовала. - Идем к вещам. Не хватало только заболеть!
     - Ух, надо погреться, - многозначительно хихикнул Ленчик.
     - Ты давай веди.
     - Не беспокойся.
     Пошли. Тайга не бабушкин огород, ни дорожек, ни тропинок, ни  примет до
боли  знакомых. Все вроде  как одним миром мазано.  Что направо посмотришь -
стволы, кочки, что налево - точно такой пейзаж. "Одна  бы, - думает Галка, -
обязательно заблудилась".
     Но  вдруг  закрались  сомнения  -  с  проводником,  похоже,  не  лучше.
Встретились  останки трактора.  Тайга  тайгой,  но  не  совсем  первобытная.
Человек случается. Даже  на тракторе.  Миновали следы  механизации сельского
хозяйства, а через час опять то, что было когда-то трактором.
     - Как похож  на первый,  - невестка  говорит.  - По  всей  тайге что ли
разбросали?
     -  Ничего  не похож! -  Галка  зашумела.  - Тот же самый!  Ты куда  нас
ведешь, знаток?
     - Нет, не тот! - Ленчик  отрицает. - У того на  кабине  краска не такая
облупленная.
     У Галки взыграла криминальная фантазия.  А не одна ли  это шайка-лейка:
жена Ленчика, что якобы в  деревню к матери едет, капитан, ногами рулящий, и
Ленчик?  Сейчас,  пока  этот водит по кругу,  те ридикюль обчистят.  Как она
забыла деньги взять?  С этой спешкой ягодной оставила в  рюкзаке. В ридикюле
приличная сумма. Галка, стараясь выжать из поездки по максимуму, планировала
мясо подкупить в деревне. И брякнула об этом Ленчику.
     "Точно, -  разгадывает Галка замыслы  грабителей, - обчистят и порешат.
Закон - тайга, медведь  - хозяин. Убьют и концы в болото. Мужик из  киоска с
ними заодно. Не  зря с радостью предложил в своем  дворе  машину оставить. С
дальним прицелом. Тысяч пятьдесят за нее можно взять..."
     - Ты сколько нас за нос водить будешь? - схватила Ленчика за грудки.
     - Я здесь не был двадцать лет, - виновато захлопал глазами проводник. -
В Якутии жил. На бульдозере работал.
     - Лезь на дерево, трепло! Куда идти?
     - В другую сторону надо! - доложил Ленчик сверху. - Блуданули!
     А дождь хлещет. Уже никто не прикрывается. Вода кругом - сверху, снизу.
До ниточки промокли.
     У Галки в руках ведро, за  спиной кан  с  ягодами - бак алюминиевый  на
лямках. У Сергея такой же, и  в  каждой руке по ведру, так как Оксана падает
от  усталости.  Там,  собственно, кому тайгу покорять? Птенчик-крохотулечка.
Метр пятьдесят ростиком,  талия как  карандашик,  хотя уже  двоих родила. На
такую глядеть в упор боязно - вдруг покалечишь. Да  не верь глазам. Смотреть
смотри, а руку поднимать - себе дороже.
     Сергей как с  ней познакомился. В отпуске  армейском был.  На остановке
стоит, в двух шагах дюймовочка автобуса ждет. Солдат ребенка не обидит. Зато
у  гражданских не заржавеет. Двое  подошли  с приставанием: айда,  крошка, с
нами. И, не  ожидая согласия, руки распустили тащить в свои планы. Сергей им
по-хорошему: ребята, девушка не вашей  весовой категории, других разве  нет?
"Ребятам" только это и надо. "Сейчас мы тебе, хлеборез, глаз на жопу натянем
и моргать заставим!" Один кастет надевает, а второй размахнулся для удара. В
следующий   момент   Сергей   увидел,  как  миниатюрная  ножка,   увенчанная
микроскопической  туфлей,  поднялась  на  невообразимую высоту и этой  самой
туфлей  клюнула наглую морду.  Тресь! Владелец морды сразу хлоп на  асфальт.
Как  в кино. Может, конечно, от неожиданности в глубоком шоке оказался. Зато
второй  однозначно  по другой  причине  лег в  нокаут. Это Сергей  включился
защищать честь мужчины перед защищающей его честь женщиной.
     Дюймовочка была каратисткой.
     Однако в ту сумасшедшую погоду  и японская борьба не помогла. Кочкастый
путь, дождь, блукание вымотали Оксану.
     - Не могу идти, - упала молодым трупом, - сил больше нет.
     Дескать, пристрелите меня, нет никакой возможности терпеть этот ужас.
     - Ползи! - Галка на нее. - Ползи! Не смей лежать!
     Да так  страшно начала кричать,  что Оксана поднялась на четвереньки  и
поползла.
     А  что  Галке  в этой ситуации оставалось  делать? Пойди  на  поводу  у
жалости, и тогда воспаление легких обеспечено.
     Еще раз загнала Ленчика на дерево. Опять изменили направление.
     - Я тебя здесь закопаю! - угрожала проводнику.
     Спас Ленчика  от верной смерти вдруг раздавшийся вдали гудок  парохода.
Сбоку и сзади. Получается - опять брели незнамо куда.
     - За мной! - обрадованно сказал Ленчик.
     - За тобой  уже было! -  оттолкнула его Галка и  взяла  руководство  на
себя.
     Через час вышли к вещам.
     Те будто в Иртыше побывали. Мокрые от и до. Из-за ягодной лихорадки, да
и солнце во  все  небо  тогда  стояло, Галка поленилась  достать полиэтилен,
накрыть.
     Одно успокоило - дальновидность в отношении спичек. Полезла в бидон  за
первейшей в  подобном  случае драгоценностью... Мать  честная!  В  крышке  -
невооруженным  взглядом  не  углядишь  -  микроскопическая дырочка  имелась,
которой за глаза хватило вымочить содержимое емкости вместе со спичками.
     - А говорила - сухие будут, - Ленчик упрекнул.
     Галка  не  стала  ввязываться  в  ненужную  перепалку,  перебрала  весь
спичечный запас и отыскала две сухие спички и чиркалку.
     - Живем! - сказала. - Быстро за дровами!
     Построили  костер, разжечь  его Галка  поручила  Ленчику.  Она все  еще
видела в  нем опытного таежника, выросшего не на асфальте, а в экстремальных
условиях. А тут самые  тяжелые  для  разведения  костра. Сверху льет,  дрова
сырые, ветер.
     - Это мы запросто! - сказал Ленчик и лихо чиркнул.
     Огонек,  от  которого  должно  было  разгореться живительное пламя  для
спасения ягодников, погас, не дойдя до веточек.
     - Таежник сраный! - Галка была  вне  себя  от  ярости. - Ты че наделал?
Думай  теперь, как разжигать наверняка!  Думай!  Последняя спичка  осталась.
Испортим - хана всем!
     Ленчика, наконец-то, проняло. Понял ответственность момента.
     -  Бересту надо от живой березы, - вспомнил навыки бесштанного детства.
И побежал драть ближайшую березу.
     Галка, тоже возбужденно  соображая "как быть?", вспомнила о допинге для
огня -  самогонке. Имелся  неприкосновенный для  пьянства  запас -  литровая
бутылка.  Да  не  просто самогонка -  экстра.  Мать гнала  на день рождения,
верных семьдесят градусов первач.
     На  этот  раз спичку отдала Сергею. Все  плотным,  дрожащим  от  холода
кольцом обступили костер, огонек вспыхнул, лизнул тоненький краешек бересты,
перекинулся на него,  следом  занялись  веточки.  Галка  начала подстегивать
пламя  самогонкой.  А  оно,  как тот  пьяница, что  без  горючего  не  может
работать, - держится, пока есть  на дровах  спиртоносная влага. Закончилась,
тут  же  никнет.  Береста,  тоненькие  веточки  схватываются  огнем,  быстро
прогорают - а серьезные дрова никак не разойдутся.
     Галка уже полбутылки вылила и дальше щедро плещет.
     И не видит, что у  Ленчика глаза ужасом  расширены.  Он  терпел-терпел,
потом как закричит:
     -  Ты что, зараза  такая, делаешь?! Ты в  своем уме, ведьма  проклятая!
Оставь хоть маленько погреться!
     Но  для  Галки Ленчик перестал быть  авторитетом! Самое  интересное,  с
последней каплей костер набрал  силу и стал перемалывать  любые  дрова. Да и
дождь стихать начал.
     К  полуночи  высушились.  Надо  спать   укладываться.  Галка  Сергею  с
невесткой  все  тряпье  отдала.  Они  что  под  себя  положили, что  на себя
натянули,  поросятами  прижались,  засопели.  Галка  с  одного  бока  к  ним
пристроится - мерзнет, с другого - такой же комфорт. В чужом пиру сладко  не
опохмелишься. Крутилась, крутилась, плюнула  на сон.  Села у костра. И здесь
не  согреться. Что  спиной к  пламени повернется, что лицом  -  азбуку Морзе
зубами выстукивает: холодно! холодно! холодно!
     А  Ленчик похрапывает.  У  него пуховый спальник. "С  Якутии привез", -
хвастался. В майке дрыхнет, физиономия блаженная. И спальник, надо отметить,
просторный. Как раз на двоих. Но не полезешь к чужому мужику.
     Будь теплее, Галка бы красотами любовалась. Небо очистилось, в звездах.
За стволами деревьев бегучее тело Иртыша.  Тайга после дождя благоухает.  Но
не до того, когда у точки замерзания организм.
     Промаялась до рассвета. А  с первыми лучами солнца зеркальце достала. И
плохо сделалось. На самом деле ведьма, а не женщина. Ужас! Волосы свалялись,
труха  в  них, солома ... Лоб в саже, щека  в крови, комара раздавила. Галка
про  холод забыла, достала  шампунь и в ручье голову вымыла. Посмотрелась  в
зеркало. Вот  теперь женщина как женщина. Фен в тайге не найти,  над костром
начала сушить волосы. И окончательно перешла точку  замерзания в критическую
сторону.
     -  Ты,  - ткнула  Ленчика  в бок,  -  вылазь! Хозяин  тайги называется!
Женщина околела, а он без задних ног храпит...
     - Давай вместе, - гостеприимно предложил Ленчик.
     - Разогнался! Освобождай!
     Забралась в  спальник, застегнулась, один  нос наружу,  и только  тогда
согрелась.
     ...А  через полгода Ленчик приехал в гости. Вот тогда Галка и окрестила
его.
     И  вот  теперь  ждала  крестника, решительно настроившись на борьбу  за
здоровье его тела и души.
     ЖАН С РОГАМИ
     Козел  он и есть козел. Молока не  дождешься. Но дареному будь рад и не
кочевряжься.
     Уговорила Галка мужа Борыску свозить на север области, сделать бизнес в
пользу  семьи.  Выгода  сама  в  руки  просится.  В  Омске  литр  разливного
подсолнечного масла 14 рублей, в деревне - 20. Есть разница? Галку не деньги
в  первую очередь  интересовали, натуральный продукт.  За  две  "полторашки"
масла давали  мешок картошки,  тогда  как в Омске ведро дешевле,  чем за  30
рублей, не возьмешь. Сетей оптом на три тысячи накупила на баранов менять.
     Приехали  в  деревню,  и пошло-поехало. Целый базар  у машины открылся.
Одной картошки  тридцать  мешков загрузили. Мужики,  увидев  сети,  побежали
баранов резать.  Пока  разделывали, Галка напросилась к одному  деревенскому
подворье  посмотреть. Интересно! Коровы,  свиньи,  овцы, козы...  Знакомится
Галка с живностью, у самой слюнки текут:
     -  Мне  бы  такое!  Тридцать  лет  в КБ потеряла,  а так хочется  всего
попробовать!
     - Хочешь козленка попробовать? - хозяин спрашивает.
     Козленок  был  слаб  на передние ноги, не мог стоять в  полный рост. На
коленках всю дорогу существовал или лежа...
     - Бедненький ты  мой! - воскликнула  Галка,  увидев бедолагу. - А какой
хорошенький!
     - Забирай! Мне  с ним возиться некогда.  Была бы еще козочка. Бери, два
ведра комбикорма сверху даю!
     Совсем дурочкой надо быть отказываться. Козел,  конечно, не козочка, но
раз их природа создала, значит, должна быть какая-то польза.
     - Давай! - согласилась Галка.
     Козленку до  козла  расти  и расти,  характером тем  не  менее  обладал
соответствующим для нарицательной породы.
     По приезде домой поместила Галка  неожиданное приобретение в ванную.  А
куда еще?
     - Ну, ты даешь? - не обрадовался Борыска.
     - На  ноги  подниму,  определю  куда-нибудь, не хвилюйся!  -  пообещала
светлую перспективу Галка. - Че бы я отказывалась, когда задаром дают?
     - Делать тебе нечего! - невзлюбил козленка Борыска.
     - Козлов  у нас еще не было, - весело  заметила дочь Маринка и  назвала
первенца крайне легкомысленно - Жанчик.
     Тот, и вправду, был  писаный красавчик. Как снег белый, кудрявенький. А
шерстка - чистый шелк.
     - Какой он  к лешему  Жанчик! - не согласился Борыска. -  Больше чем на
Дурко не тянет.
     Как аукнется, так и откликнется начал относиться к Борыске Жанчик. Будь
силен  на  ноги,  рогами  бы  проявлял антипатию. Ой, как чесалось в сторону
недоброжелателя главное козлиное оружие. Однако применять его ударно-колющую
силу с неисправной ходовой частью не мог.
     Он, вредина, другой способ придумал бить недруга.
     Не  зря  козел - нелюбимое  в  русском  языке животное. Стоило  Борыске
открыть  дверь  в  ванную,   зубы   почистить   или   лицо  побрить,  Жанчик
поворачивался к нему  задом и портил воздух. Галка и  Маринка сколько хотели
пребывали в козлином стойле, Борыска постоянно подвергался газовым атакам.
     -  Остальные ноги  переломаю, - выскакивал  за  дверь вдохнуть  свежего
воздуха.
     Ходил бриться с дезодорантом, пытаясь ароматически нейтрализовать едкую
ненависть. Да куда там химии против естественного состава!
     Борыска  пытался разнообразить тактику противодействия. Бил упреждающе.
Засунет руку  с  баллончиком аэрозоли в чуть прикрытую  дверь, щедро откроет
клапан  и  создает  парфюмерное облако, дабы нырнуть  в  него потом.  Жанчик
чихал, мотал башкой, но последнее газовое слово все одно оставлял за собой.
     -  Козлиное  отродье!  -  ругался  Борыска,  окончательно  перебравшись
бриться  на  кухню. - Скоро  от меня, как от  козла,  будет  нести! Помыться
по-человечески не могу.
     - В баню сходи!
     - Я лучше ему башку оторву!
     - Это не петух.
     - Возьму  электропилу, - грозился Борыска, - и в секунду отлетит вместе
с рогами.
     Болезнь Жанчика требовала  медицинского вмешательства. Но не тратить же
деньги  на  ветеринара. Из  восстановительных  процедур Галка  первым  делом
взялась  массировать  ноги больному.  Вечером  на  полу  в  комнате  стелила
постель,  брала  с  собой  Жанчика  и  массировала  ему  ножки.  Утром, едва
проснувшись, тоже за  массаж принималась. Это раз. Второе - на птичьем рынке
провела опрос, что и как при данных симптомах болезни делать. Узнала: падает
на передние ножки от недостатка витаминов. Раскошелилась на тривит и шприцы.
     Что  уж там больше благотворно  подействовало  -  массаж или  уколы,  а
вскоре Жанчик стал  подниматься  на  все ноги.  Даже взбрыкивать начал, хотя
долго стоять в полный рост еще не мог.
     Как Борыска не любил Жанчика, а все равно жалко животинку.
     - Зачем мучишь его? - отчитывал супругу. -  Живет  без движения. Это не
попугай в клетке. И  того полетать  выпускают. Чтобы ноги окрепли, двигаться
надо.  Вон они как  в деревне скачут. Не угонишься! Сходила бы  и погуляла с
ним.
     И Галка пошла.
     - А я пока помоюсь, - обрадовался Борыска.
     Галка  нарядилась в выходное  пальто,  шапку  норковую. Собачий повадок
взяла, с Жанчиком на лифте спустилась...
     -  Ты  че без намордника зверюгу вывела?  - сосед дядя  Вася пристал  с
подковырками. - Не положено! Будем жаловаться!
     -  На  рога  ножны  надень! -  еще один критик  впрягся  посмеяться.  -
Перебодает всех, на лекарствах прогоришь!
     - Идите вы в пим дырявый!
     Люди  отстали, другая  напасть  началась -  собаки. Королевский  пудель
Портос  подбежал  в игривом настроении.  Жанчик в деревне пуделей  не видел,
решил - это какая-то лохматая нечисть и без предупреждения саданул рогами  в
бок. Пес  обозлился на такую бестактность - цапнул  Жанчика за ногу. У козла
зубы не такие острые, еще раз поддел обидчика рогами, тот завизжал от боли.
     -  Совсем  охренели!  Козлов  развели!  - прибежала хозяйка породистого
пуделя, к  которому на  вязку сучек  аж  из других  областей  возят,  а  тут
какие-то паршивые козлы экстерьер портят.
     - А вы хуже собак своих! - Галка в долгу не осталась.
     Жанчик быстро понял, что  от нового  персонажа дворовой стычки хорошего
ждать  не приходится, поэтому сделал прыжок и как дал низкорослой  владелице
Портоса под обширную тыловую часть организма.  Отчего  женщина полетела злой
на козлов физиономией в землю.
     Визг, крик. Портос, удостоверившись, что  его зубы слабы против  рогов,
бросил хозяйку  и панически  бежал. Он в  жизни не видел козлов, решил,  это
собака жуткой породы.
     - Больше не пойду! - вернулась Галка домой. - Как дурочка с переулочка.
Теперь на полгода разговоров во дворе.
     Борыска только собрался душ в спокойной обстановке принять. И не успел.
     - Не могла еще с полчаса погулять! - проворчал.
     - С ним погуляешь! Все, в воскресенье пойду продавать!
     - Жду не дождусь!
     В воскресенье Галка повязала Жанчику голубой бант на шею.
     - Это зачем? - спросил Борыска.
     - У базара частный сектор под боком, если сбежит - сразу видно чей.
     - Ты ему зеленкой бока намажь.
     - Совет дельный, но не будем портить красоту.
     Запросила  за  красавца  300  рублей. Невелика  цена,  однако никто  не
зарится. Базар  он,  с одной  стороны,  птичий, в смысле,  живность домашняя
предлагается на продажу, а с другой - торгуют чем придется. Поросята, кошки,
щенки,  краны, пилы, ключи гаечные  и  сами  гайки... Галка встала на бойкое
место. Но позади,  в  следующем ряду, мужичок с  напильниками  расположился.
Лохматый такой мужичок, кепчонка солдатская, на расстеленном  на земле мешке
разложил  свой товар широкого  ассортимента: и  натфили, и драчовые, и самых
разных калибров не один десяток.
     Мужичок,  как увидел Жанчика, сразу набасурманился. Галка возьми  еще и
брякни:
     - Ты где столько напильников натырил?
     - Сама поди козла стащила!
     Жанчику такое обращение не понравилось. Он после Борыски мужской пол не
любил. То ли к хозяйке ревновал?... Начал упрямо  пятиться на напильники. Не
так,  чтобы  сразу  прыг  и  пошел  делать  черное дело.  Нет,  тихой  сапой
перемещается,  перемещается  и  вот  уже  копытами  "прилавок" топчет. Галка
вернет на место, он снова за свое.
     -  Убери  козла! - ворчал  мужичок. - Весь базар  портит! Иди  в другое
место!
     - Сам иди.
     С чего бы  Галка с центрального  ряда уходила?  И  народ  стал Жанчиком
интересоваться. Правда, почему-то половую принадлежность путают.
     - Ой, какая козочка красивая! Ой, какая прелестная!
     - Козел  это противный! Козел! - мужичок с напильниками злорадствует. -
Ходят  на базар  и  не  могут козлиную промежность  от козьей  отличить  без
ветеринара.
     - Нет,  козла нам не надо!- сразу теряли интерес покупатели. - Мы хотим
с соседями мирно жить! Он ведь обязательно в огороды начнет лазить!
     - Что вы говорите? -  защищает Галка. - У него очень  ровный  характер.
Как-никак, не в сарае воспитывался!
     Злопамятный Жанчик тут  же отомстил мужичку за "козла противного".  Так
потоптался по товару, что половина напильников оказалось на земле.
     -  Затрахал он  меня!  - взбесился  сосед.  - Убери,  не то за  себя не
отвечаю!
     И схватил трехгранный напильник, замахнулся на обидчика.
     Тот видит, рога  тупее  данного оружия, а значит, пора  включать другой
вид  самообороны.  Как сиганет! А так как  был  на  поводке, Галку за  собой
поволок. От такой неожиданной прыти она упала на  руки,  чуть не  прочертила
носом базарный асфальт. Однако поводок не выпускает.
     Вот что значит массаж специалиста! Кто поверит, что  всего месяц  назад
Жанчик  самостоятельно стоять не мог? А теперь  восемьдесят пять килограммов
Галкиного  веса,  как  пушинку,  тащит!  Галка  еле  успевает  ногами-руками
перебирать. Наконец, изловчилась, поднялась на ноги.
     До рядов с поросятами домчались в одной связке. Там Жанчик остановился.
У Галки сразу бизнес-план в голове: "Вот бы на поросенка выменять!"
     И перешла  к другой тактике торговли. Как говорится, если покупатель не
идет к продавцу, значит,  хватит  ждать  милости от рынка,  пора  заниматься
маркетингом, активно  продвигать товар. Привязала товар к дереву и пошла  по
поросячьим рядам.
     -  Возьмите  ребенку  козленка!  - начала  нахваливать  Жанчика. -  Для
сынишки или внуков. - Смотрите, какой бравенький! На поросеночка меняю!
     - Пап, - клюнул один парнишка, - хочу козлика!
     - Это уже целый козел! - отец говорит.
     - С поводком отдам, - Галка уговаривает. - И с бантом!
     - Бант нам зачем?
     - Для красоты!
     - Пап, купи! - канючит парнишка.
     - Хорошо! - согласился отец.
     Галка рада без ума, но вошла во вкус торговли.
     - Посмотрите, какой справный! Сам на ногах стоит.
     - А что - на костылях должен?
     - А шерсть? Как шелк!  Глаза блестят!  За такого  надо  самого хорошего
поросеночка! И поводок, и бант отдаю!
     - Бант не надо!
     У покупателей козла  в багажнике  "Жигулей"  12 поросят  возятся. Самый
крупный  среди  них  -  кабанчик.  Стоит ли  говорить,  на кого  Галка  глаз
положила.
     - Вот на него меняюсь! - показывает пальцем.
     И замялась в нерешительности. Здравый  смысл начал проникать  в горячую
голову: "Кабанчик, значит,  надо яйца выкладывать, ветеринара искать, деньги
тратить, после  кастрации они болеют,  некоторые - умирают..."  В результате
пришла к выводу: лучше меньше, да свинку.
     Конечно, самую справную выбрала.  В мешок  посадила  и, дай Бог ноги  с
низкого старта. Натуральным галопом пошла с базара. Так мчалась до автобуса,
как сроду не бегала. В мыслях  одно билось:  "Вдруг  передумают!  Как начнет
портить воздух да рогами бить! Как начнет вредничать!"
     Лишь  запрыгнув в автобус,  успокоилась.  Все,  прощай русский козел  с
французским именем. Се ля ви!
     Радостная вернулась домой. И свинка тоже весело повизгивает.
     Борыске дурно сделалось.
     - Куда ты ее приволокла?
     - Пусть, Боренька,  пока у нас побудет, после сватам отвезем, выкормят,
детям мясо, сало.
     - Давай прямо сейчас отвезу.
     - Ты же знаешь сватов - заморозят в два счета. У них сарайчик холодный.
А по  ночам еще  минусовая температура. Чуть потеплеет,  да и  свинка к тому
времени подрастет, окрепнет...
     - Куда ее дома?
     Галка посадила в ванну. Свинка тут же, как барьерный прыгун, выскочила.
Галка взяла  кухонный  стол,  ножками кверху перевернула,  накрыла  ванну  с
прыгучей скотинкой.
     - Вот и порядок.
     -  Галочка, дорогая, - Борыска уговаривает,  - я уже  полмесяца не могу
помыться! То этот газами душил, сейчас - вообще свинарник!
     - Потерпи, Боренька!
     - Давай отвезем!
     - Сердце мое чует, пропадет у сватов! Не умеют они за скотиной ходить.
     Такой диалог  супруги ведут, и вдруг грохот, визг. Свинка выскакивает в
коридор,  из  нее  пахучая  жидкость  фонтаном  на палас  брызжет,  дорожкой
стелется.
     -  Надо чем-то  потяжелее ванну  накрыть!  - заметалась Галка из угла в
угол.
     Но  Борыска в  две секунды засадил животину в мешок. На  лету одеваясь,
выскочил за дверь. Галка слова поперек вымолвить не успела.
     ...На  такой  сверхзвуковой  скорости  закончилась  история   с  козлом
Жанчиком и свинкой,  которая по причине  своих  прыгучих  качеств  не успела
получить имя. Не то быть бы ей Сюзанной или того хлеще - Жизель.

     САЙГАК НА КОЛЁСАХ
     Елена,  дочь деда Петро Рыбася, и  сын его Борыска пребывали в  сильной
тревоге. Отец,  ветеран  Великой Отечественной войны и  инвалид ее сражений,
подал губернатору прошение о выделении автомобиля.
     Тревога была не в том, что откажут  заслуженному воину. Как раз на  180
градусов наоборот.  Вдруг удовлетворят  просьбу. Странный  народ,  скажет не
знающий  деда  Петро, им  на  льготных  условиях  машину могут отвалить, они
фордыбачатся.
     А вот  знакомые ветерана горячо понимают его  детей. Душа которых всего
один  годик и была на спокойном  месте,  пока грудой железа стоял  в  гараже
"Запорожец" деда Петро, двадцать лет назад подаренный советской властью.
     В военном прошлом дед - оторви да брось, какой был отчаянный разведчик.
Таким в душе и остался по сию пору. А в теле уже семьдесят пять лет.
     Дальтоник - это  самый безобидный  изъян автолюбителя деда Петро.  Огни
светофора можно по счету  определять.  Вверху -  красный,  внизу -  зеленый,
посредине  - желтый. Так дед  цвета и  различает. Куриная  слепота,  когда в
темноте дед  Петро дальше своего носа ни бельмеса не видит, - тоже  терпимый
недостаток.  Ночью  за языками  уже  не ездить.  На дачу и  за  грибами днем
гоняет.  Хуже, что реакция у  бывшего разведчика ниже некуда. На  поворотах,
как  плохой велосипедист,  действует. Дугу  такого радиуса  закладывает, что
обязательно встречную полосу прихватит.
     И ни  тени волнений.  Ему - что  раньше в тыл врага сбегать, что сейчас
против шерсти на шоссе  проехаться. Запросто.  А ведь  не советские времена.
Джипов и  "Мерседесов" на дороге, как  вшей  у  бомжа. Воткнись  в  такой  -
квартирой  не рассчитаешься... Но деду  разве докажешь, что новым русским, у
которых в голове одна извилина,  и та в  виде доллара,  до  фонаря его раны,
ордена и протезы вместо ног.
     Да, чуть не забыл, ног у деда нет, отсюда - управление ручное.
     Дочь  Елена  без  "Отче  наш"  ездить с отцом  не может. Сидит,  крепко
привязавшись ремнем, и без конца повторяет: "Отче наш, иже еси на небеси..."
     Жизнь  "Запорожца" деда  Петро была полна  ярких событий: кузов  каждым
погнутым  миллиметром  -  других  не   имелось  -  помнил  кюветы,   столбы,
перевороты,  потери колес... Попав  в  руки  деда,  "Запорожец"  с  радостью
воспринял разудалый характер хозяина. Автомобиль и сам был натурой неуемной.
Получилось: два сапога - пара. Не вспомнить дня, чтобы машина была полностью
исправна.  Отказывали тормоза, рвался  в дороге ремень  вентилятора, садился
аккумулятор в неподходящий момент...
     В нашем рассказе претензий к аккумулятору, ремню и двигателю не было. В
нашем рассказе  сцепление не  сцепляло.  Дед  Петро, надумав  поехать с дачи
домой, передвигался скачками. После  каждого торможения сайгаком срывался  с
места  в карьер, и ниже  60 км в час не получалось. Выше  тоже. Но скоростей
"формулы 1" и не требовалось.
     На  удивление,  тормоза  держали.  Иначе  -  кто  его  знает,  до  чего
допрыгался бы.
     Оно и так в тот день вышло, не дай Бог.
     Прискакал дед Петро  домой. Да не  в условленный час.  Должен  был,  по
оговоренным  с  дочерью  планам,  через день  прибыть, но  ему  запоносилось
раньше. Про внезапно открывшееся недержание Елена, конечно, не знала.
     Когда на дачу  приехала  и соседи  доложили: дед Петро  отбыл, - сердце
заныло в  недобром  предчувствии.  Чего  хорошего ждать,  если  собственными
руками  погреб на  просушку  открыла, стальную  крышку  люка перпендикулярно
проезжей части гаража ломом застопорила.
     Побежала  на  электричку.  Только  догнать по  рельсам  "Запорожец"  не
удалось.
     Дед с дачи благополучно прискакал - плюс к сцеплению ничего в дороге не
отказало  - дверь гаража открыл. С  его куриной  слепотой разве мог что-то в
сумраке помещения  узреть?  Собственно,  и не смотрел.  Что в  родном гараже
разглядывать? И  так все с закрытыми глазами  знает.  Поэтому уверенно сел в
машину, отпустил тормоза  и прыжком влетел в гараж. Помеху так  и не увидел.
После   удара   крышка   багажника   (как   известно,   он   у   "Запорожца"
шиворот-навыворот,  спереди  находится) подскочила  вверх. У крышки без того
был  неправильный  "прикус" - итог столкновения  с забором дачи, тут  совсем
перекорежило.
     Дед Петро понял:  его в гараже не ждали, и оперативно  дал  задний ход.
Выпрыгнул за ворота.
     Как в кино - ни раньше, ни позже, сын Борыска мимо на машине спешил. По
этой дороге он  вообще  никогда  не ездил. Раз  в год, если  и  занесет... А
тут...
     Елена потом втихушку радовалась, что Борыска был.
     Дед,  как  инвалид войны,  гараж  в  хорошем месте отвоевал. Впритык  к
напряженной трассе. Удобно,  не надо по закоулкам крутиться, и всегда чисто.
А  недавно поблизости бар  со стриптизом  открыли.  Дед  Петро  уже девками,
показывающими  сахарные места под музыку, не интересовался,  а вот  иномарки
под вечер на сладкое летели мимо гаража...
     Если бы такой в бочину дед врубился...
     Бог миловал. Родному сыну врезался. Тот накануне закончил предпродажную
подготовку  своих "Жигулей", торопился к покупателю  в предвкушении денег, а
тут родной папаня, как с цепи сорвавшись...
     И опять повезло, долбанувшись в авто сына и вылетев от удара на средину
проезжей  части,  наскочил ни на  "Вольво", ни на "Мерседес"  или КамАЗ - на
ветхую бабульку, что шкандыбала через дорогу, опираясь на  лыжную палку. Еле
волочилась, припадая на все больные ноги...
     И вдруг  на нее  жуть  летит. "Запорожец"  и на конвейере красавцем  не
назовешь, а тут вдобавок перекореженная крышка багажника, как челюсть акулы,
распахнута.  Зада  вообще  нет.  Он  в  салон переместился после  встречи  с
"Жигулями". Бабку по идее должен был кондрашка обнять от такой напасти.
     Да не  из тех была бабуля,  у  кого жизнь медом текла. Эта закалилась в
невзгодах и лишениях. Такой прыжок сделала с двух ног и палки,  используемой
как   спортивный   шест,  что  любо-дорого  поглядеть.  Дед  Петро  не  смог
полюбоваться  -  крышка   багажника,  пастью  хищника   распахнутая,   обзор
перекрывала. Поэтому, крутнув  руль, опять  в сторону бабки направил зверюгу
на колесах.
     По всем показателям прежней жизни, "Запорожцу"  после  двойного удара -
мордой о крышку, задом о "Жигуль"  - следовало заглохнуть на веки вечные. Он
в  разнос пошел. Двигатель, форсажно ревя,  не  выключался, как ни  старался
укротить его дед Петро. И тормоза отказали. "Запорожец" кровожадным хищником
прыгал по дороге, норовя подмять под  себя старушенцию. Та скакала, как черт
на  горячей сковородке. Инвалидные ноги вытворяли чудеса  спорта,  уходя  от
четырехколесной опасности. Лет десять, не меньше, кроме шарканья при ходьбе,
ничего прытче  не  могли, а тут бабуля козой летала во все боковые стороны и
вперед-назад.
     - Хохол треклятый! - клеймила в прыжках преследователя.
     Обидное прозвище  могло относиться и к деду Петру, и к "Запорожцу". Дед
ничего не слышал,  автомобиль оскорбился. С еще большей настойчивостью  стал
гонять бабку, не  давая отдышаться и наложить на себя  спасительное крестное
знамение.
     Дед Петро, не видя ничего прямо по курсу, бросил руль, принялся  шарить
под  приборной  доской  в  надежде  разорвать  электроцепь  зажигания,  дабы
укротить сбесившегося мерина.
     - Насильник! - верещала бабуля. - Поганец!
     Наконец, Борыска подбежал  к автомобилю, засунул  руку в перекореженное
чрево и выдернул пучок проводов.
     "Запорожец" испустил дух в миллиметре от бабули.
     Дед  тоже  был  спасен.  Из-за  поворота  вылетели  иномарки,  спешащие
поглазеть на девок, снимающих исподнее на сцене бара.
     Продолжай  "Запорожец" скакать неуправляемым сайгаком,  иномарки навряд
ли невредимыми добрались до голобабского действа. Но деду повезло...
     Старушенция не весь порох сожгла в прыжках, сделала еще один - на  этот
раз не  от  машины,  а  наоборот.  И  со всего размаха  титановой палкой  по
лобовому стеклу как саданет. Дед инстинктивно закрыл глаза,  а когда открыл,
то лучше бы сидел зажмурившись. По стеклу рясно змеились трещины. За секунду
до этого  дед Петро с  удовлетворением подвел  итог передряги: "Зато лобовое
целое..." И вот надо вносить коррективы...
     ...С полгода потом надоедал дочери:
     - Борыска, расстреляй меня комар, обиделся, что ли? Не звонит. Когда он
думает машину мне ладить?
     Но Борыска поклялся ни за что ремонт "Запорожцу" не делать.
     И вот теперь родственники  с  ужасом ждут решения губернатора - возьмет
да облагодетельствует деда Петро новым автомобилем.

     Дочь  деда Петро Рыбася Елена, официально говоря, мать-одиночка. Замуж,
был случай в  биографии, сходила. Далеко на сторону угораздило. На  Украину.
Хороший  муж был.  Ласковый, добрый.  С матерью. Лениной свекровкой.  У  той
хозяйство-о-о... Огород до горизонта. Свиней - резать не перерезать. Коров -
доить не передоить. Кур - щупать не перещупать. Мама-свекровь всей оравой до
последней  кошки, включая сына  и  невестку, командует. Кто  слово поперек -
сразу расстрел и девичья фамилия.
     В один  момент  Елена вернула  мужнину  -  жить под  дулом не сахар - и
отправилась обратно в Сибирь-матушку. Щупайте сами своих коров со  свиньями,
режьте кур и другую водоплавающую птицу.
     Приехала к отцу. Однако Украина даром не прошла. Во-первых, дочь Юлька.
Во-вторых, заразилась огородными бациллами. Пристрастилась  на даче клубнику
в  обширных масштабах  выращивать.  Участок под самый забор, домик и  туалет
засадила.
     В период снятия урожая жизнь требует плантацию сторожить. Не то обберут
сладку  ягоду,  будешь  потом у голого огорода горе-горевать, что  результат
потопроливных трудов чужому дяде достался.
     На даче ночевали или дед Петро, или Елена. Последняя не очень надеялась
на  первого. Может,  приняв  на  грудь,  заспать  набег  ворогов,  старалась
самолично нести караул, с ружьем в изголовье. Хотя всего один заряд имелся в
дачном  арсенале, тем  не менее огнестрельное  вооружение, не палка  о  двух
концах, которой только воробьев гонять от ягоды.
     Охрана объекта  получалась  бы  без  проблем, кабы не дочь,  которую  в
детский садик для воспитания требуется почаще водить.
     В то воскресенье Елена наладила деда Петро с  Юлькой домой, чтобы утром
доставил внучку в дошкольное учреждение.
     И  вдруг  среди  ночи  стук  в  дверь. На небе  ни  звездочки.  Темнота
бандитская, а тут гости нежданные. Елена взяла ружье на изготовку.
     - Кто? - навела дуло на дверь.
     - Там дед с девочкой идут.
     - Какой дед?
     - Инвалид на протезах.
     Это уже теплее.
     - С ним девочка Юлька.
     Боже мой! Откуда? Как? Что случилось?
     В изложении деда Петро события развивались следующим порядком.
     Машина  в   тот  период  стояла  на  приколе,   туда-сюда   электричкой
добирались. По  возвращении  домой дед  Петро отпустил Юльку  погулять перед
подъездом, сам прилег.
     - Уставши был, - объяснял дочери.
     - Знаю твое "уставши"! Принял с мужичками на грудь, так и говори!
     -  Никак  нет, расстреляй  меня  комар! -  не  сознался  дед.  -  Очень
притомился в электричке.
     Отдохнувши   после  усталости,   проснулся  и  запаниковал  от  чувства
ответственности  за  данное поручение.  Внучку в садик  пора  вести.  У  них
заведующая - зверь, страх  как не  любит опозданий. С максимальной скоростью
протезных ног выскочил во двор, схватил Юльку, которая возилась в песочнице.
Елена сто раз повторила: "Смотрите, не опоздайте! Устала из-за вас замечания
выслушивать. Неужели нельзя пораньше выходить!"
     Примчались в садик, там закрыто.
     Дед  Петро  поначалу  перепугался:  "Опять  опоздали,  расстреляй  меня
комар!" Потом успокоился, состояние детского дошкольного учреждения говорило
само  за  себя  -  не  работает.  Ни  тебе  детских  голосов,  ни  командных
воспитательских. Беззвучная тишина.
     "Карантин", - поставил диагноз ситуации.
     В  таком разе,  решил,  делать в  городе нечего.  Надо  ехать  на дачу,
помогать Елене собирать клубнику. Как раз скоро электричка.
     В пути делать нечего, Юлька принялась развлекать деда:
     Наша Таня громко плачет,
     Уронила в речку мячик!
     Тише, Танечка, не плачь,
     А то будешь там, где мяч.
     - Где только гадостей набираешься? Мать услышит, задаст перца!
     - Ванька Манякин в группе рассказал. А знаешь, что такое любовница?
     - И че? - заинтересовался дед познаниями внучки в семейных передрягах.
     - Когда у дяденьки есть жена, а он еще одну тетеньку любит.
     - Тоже Ванька научил?
     - Ага!  - радостно подтвердила догадку Юлька.  И дальше деда  пытать. -
Секс, знаешь, что такое?
     И, будучи уверенной в дремучести собеседника, сразу сообщает:
     - Это когда дяденька с тетенькой ложатся в кровать и трахаются.
     -  Я  твоему  Ваньке  уши  оборву  по  самую  задницу,  когда  карантин
закончится. И ремнем отхожу.  Не побоюсь воспитательниц и другое начальство!
Куда они только смотрят?!
     Короче,   не    скучают    в   дороге    старый   да    малый.    Ведут
развлекательно-воспитательные  беседы. И  вдруг дед Петро,  глянув в  окошко
вагонное,  начал  сомневаться   во  времени  суток.  Солнце  должно  задорно
подниматься над лесами и полями, оно устало к горизонту жмется.
     И спросить не у кого, в какую сторону светило путь держит: кроме пустых
скамеек,  в вагоне  одна бабка  находится  со  стервозным видом. Обратись  к
такой, обзовет при внучке алкашом, который день с ночью не соображает.
     Прилип дед к окну, следит за движением солнца, куда оно наладилось? Под
купол неба? Или за край земли?
     И как ни хотел, дабы сбылось  первое, как ни  подгонял: "Ну, давай, иди
вверх!" -  расстояние между горячим  шаром  и горизонтом не увеличивалось, а
наоборот...
     - Дед, знаешь, что такое трахаются?
     - Отстань ты, банный лист! Я запутался - утро или вечер сейчас?
     - Какая разница?
     Разницы деду Петру, неработающему пенсионеру, и Юльке, дошколятнице, не
было  никакой.  Кабы  не  существенное  обстоятельство:  последняя  вечерняя
электричка до дач не доходит шесть километров.
     "Заночуем в поселке, - постановил дед Петро,  окончательно  убедившись,
что на дворе вечер, в ночь переходящий. - Где мы, разведчики, не пропадали".
     Слишком хорошо разведчик подумал о поселковских. Те ненавидели дачников
лютой ненавистью. Жили, горя не зная, многие годы.  Сами по себе.  Что хочу,
то и ворочу. Вдруг полчища чужаков нагрянули.
     Вокруг  поселка до  горизонта  нарезали дачных  участков. И  закатилось
тихое  счастье. Машины  снуют.  Электрички  толпами народ  туда-сюда  возят.
Жизнь, как на вокзале.
     Отсюда  попытки  деда упроситься  на  ночлег  кончились плачевно.  Даже
наличие внучки не разжалобило аборигенов. А вокзальчик на ночь закрывался.
     - Стрелять вас надо, куркулей! - заругался дед.
     - Что такое куркуль? - спросила Юлька.
     - Сволочь! И хватит вопросов, пошли к мамке!
     Оно шесть километров  пустяк для летнего  времени. Не  зимой  в  мороз.
Правильно, если  свои  ноги,  не  протезы. И темнота  сгущается. Как  только
солнышко, порядком подкузьмившее в этот день,  зашло, сразу  тучки набежали,
весь небесный свет закрыли.
     Дед,  старый разведчик, не  растерялся,  принял  единственно правильное
решение - идти вдоль железной дороги. Рельсы блестят, путь указывают.
     Юлька, внучка разведчика и дочь  мамы-туристки, держится  молодцом,  не
капризничает, наоборот, деда развлекает:
     - Дед, знаешь, почему сначала  видим молнию, а потом гром гремит?  Ага,
не знаешь! Потому, что у нас глаза впереди, а уши сзади.
     Двигались   они   с   такой   скоростью,   что  пройденное   расстояние
увеличивалось в  час  по  чайной  ложке,  соответственно - предстоящий  путь
уменьшался  в таком же  объеме.  Протезы они  ведь  не родные ноги,  сами не
передвигаются, волочь надо.
     Когда  Елена,  оповещенная ночным посетителем о  путниках,  бредущих из
последних  сил  на  дачу, прибежала к ним с  ружьем на плече,  картина имела
следующую  композицию. На  Юльке  висел  до  пят  пиджак  деда.  Температура
окружающей  среды стояла на  прохладной отметке. Дед в майке передвигался на
четвереньках.  Бодрости  в  протезах  не осталось.  Сам бы  давно  завалился
где-нибудь под  насыпью в кустах  и  спал бы до утра. Старому  разведчику не
привыкать. Но Юлька... Поэтому, вспоминая военное прошлое,  сотни километров
исползал в тылу  врага, передвигался  на четвереньках. Под майкой характерно
оттопыривалось.
     - Ты еще и пьешь! - заругалась Елена.
     Поллитровку дед купил в поселке, когда отчаялся устроиться на ночлег.
     - Смотри,  -  достал  бутылку, -  только,  расстреляй  меня комар,  для
поддержания сил, всего  граммов семьдесят пять выпил. Не соображаю, думаешь,
че ребенок на шее?
     Соображал, отпил не больше названных граммов.
     - Ты зачем потащился сюда? Че стряслось?
     - Дак, думал утро, оно - вечер, садик закрыт...
     - И Юльку в этом грязном платье в садик повел?
     - Че грязное-то?..
     - Мам-мам, а дед не знает, что такое секс!
     - Она у тебя, Ленка, такая умная стала. Пора ремешком поучить по одному
месту.
     - Вас бы обоих ремешком пора!
     - А меня за что? - закапризничала Юлька.
     Елена  не стала пояснять проект приговора, взяла дочь на руку, отца под
руку,  и  пошла  троица   с  ружьем  на  женском  плече  в  сторону  частной
собственности, громко именуемой дачей.
     ГОРСТЯМИ И КЛОПОДАВНО
     Дед Петро справлял День  Советской Армии. Давно уже в  новейших святцах
отсутствовал  боевой праздник  с  таким  названием,  у  деда, старого  воина
Красной Армии,  он проходил исключительно  под  данной  вывеской.  И хотя на
календаре красовалось 19 февраля, а не искомое 23-е, веселье было в разгаре.
     Дед Петро  сидел на полу с  гармошкой в руках и  пел: "По долинам и  по
взгорьям  шла дивизия вперед..." Продвигалась дивизия к месту кровопролитных
боев  за  новую   жизнь  не  торопясь.  Только  разойдется  по  пересеченной
местности,  как  стоп, машина,  слазь,  шофер, не работает стартер! Причина,
конечно,  не  в  стартере - "что-то  горло дырынчит, надо горло  промочить".
Благо, бегать  далеко не надо, бутылка рядом стоит. Промочит певец голосовые
связки, устранит вокальные  помехи и по-новой растягивает меха "по долинам и
по взгорьям".
     В данном исполнении  текст был каноническим, не подкопаешься. Тогда как
в  музыкальное  сопровождение  то  и  дело  вкрадывалось  вранье. Когда  оно
становилось вопиющим,  дед Петро в сердцах отрывал  пальцы  от клавиатуры  и
возвращал  песню  на  исходные  позиции. К месту  назначения - "Приморью"  -
должен  был  добраться  без помарок, дабы  безошибочно  взять  "белой  армии
оплот".
     Музыкально-боевые  маневры  происходили  далеко  за полночь,  песня  на
колыбельную  не  тянула,  дочь  Елена маялась  в  соседней от  музицирования
комнате. Сказать отцу:  "Заканчивай  поход, пора спать!"  - знала по опыту -
ничего не даст. А придумать, как по-другому прекратить продвижение войск, не
могла.
     ...Родова у деда  Петро была  голосистой и певучей. В довоенные времена
на свадьбе  тетки как  затянут на  Бог  знает сколько голосов "Дывлюсь я  на
нэбо, тай думку гадаю", как  поведут мелодию  по душам  односельчан,  те про
вино и закуску забудут. Будто околдуют Рыбаси, ничего не надо - пусть поют и
поют...  А дядька на баяне  играет. Петро  прилипнет к баянисту,  глаз с его
пальцев  не спускает,  и  одно  в голове:  "Научусь  так же,  истинный  Бог,
научусь". А в будни приставал: "Дядя Андрей, научи!" Тот все откладывал...
     В госпитале, очнувшись после ампутации ног, первым делом спросил:
     - На баяне буду играть? Руки целы?
     - Даже на рояле!
     - Не, на баяне дядька обещал научить.
     - Девок охмурять! - подмигнула медсестра.
     - Не, песни играть! - застеснялся Петро.
     - Будешь, солдатик. Обязательно будешь!
     Но жизнь, расстреляй ее комар, понесла по кочкам только держись. Не  до
певучих  черно-белых кнопок. Не  раз  сокрушался Петро: "Рано Гитлер, бисова
кровь,  войну  открыл,  ой рано.  Не  дал  баян  освоить. Сейчас  бы  жил не
тужил..."
     Приходилось  инвалиду  тужить.  Всякое  бывало.  Одно  время  фотоделом
подкармливался. Из аппаратуры фотокамера трофейная  и ничего больше. А тогда
не сейчас: щелк-щелк  и без  всяких проявителей-закрепителей огребай монету.
Все  в  рукопашную.   Денег  на  фотоувеличитель  Петру  где   взять?  Да  и
электричество до  родной деревни еще не дошло. Как тот солдат, что из топора
кашу  варил,  разведчик  Петро  одним  фотоаппаратом обходился.  При  помощи
системы зеркал, установленных в состыкованных трубах, солнечный свет залучал
в  темную  комнату  на самодельный  увеличитель,  с  объективом  от  той  же
фотокамеры.  Так печатал  снимки  со свадеб  и других деревенских событий. И
вздыхал. Будь в руках баян, королем бы жил, обрабатывая сельские праздники.
     - Ничего, мы еще сыграем, - упрямо твердил. - Гармошку все одно освою.
     Когда  женился,  супруга  Настасья  сразу  в штыки  встретила  мечту  о
музыкальном будущем.
     - Не дури, - злилась на упрямые мечты.
     - Боишься, расстреляй меня комар,  буду баб охмурять, -  смеялся Петро,
тогда совсем не дед.
     Самое интересное, и, будучи в солидном возрасте, музыкальные  мысли  из
головы не выкинул.
     На шестьдесят пять лет дети подарили гармошку.
     Радости было. Аж подпрыгивал на протезах.
     - Эх, гармошечка-гармазеюшка! - гладил инструмент. - Долгожданная моя!
     Пробовал на звук и светился, припадая щекой к мехам.
     - От, золотенькие  у меня  детки! От,  Леночка  и Боречка!  От, угодили
папке!
     Со шкодным лицом пел:
     Растяну меха гармони!
     Заглушу аккордеон -
     Третий день милашка гонит
     И меня, и самогон!
     "Растянуть меха" он мог, а вот "заглушить" кого-нибудь стройной музыкой
- увы... Тем не менее весь вечер за столом не отпускал подарок от себя.
     -  Дай поставлю  на шкаф, - говорила жена.  -  Че без толку держать. Не
умеешь ведь!
     - Не трожь, мамка!
     Уже  на   следующий  день   "мамка"   категорически  потребовала  в  ее
присутствии не музицировать.
     - Мне твои упражнения-испражнения не нужны!  Без них нервы  истрепал за
сорок с лишним лет! Умел бы, тогда другое дело. Не смеши людей!
     - А как я научусь?
     - Только не в моем присутствии. Без меня, хоть ложкой хлебай... А когда
я дома, никаких пиликаний...
     - Ты всегда дома!
     Пришлось поставить гармонь  на шкаф пыль  собирать. Но самоучитель  дед
купил,  теорию  осваивать, листал  и сам над собой смеялся: "Это, расстреляй
меня комар, как девок по переписке целовать".
     Лет пять стоял беззвучно инструмент на шкафу.
     - Испортится без дела, - сокрушался дед Петро.
     И  только  через   полгода,  после  того  как  схоронил   жену,  достал
"гармазеюшку".
     Хотел  в кружок записаться. Обзвонил все  клубы и  не нашел гармошечной
студии.
     - Ну, и дураки! - оценил ситуацию. - Сам научусь!
     На кнопки клавиатуры наклеил кружочки с названиями звуков: до, ре, ми и
так далее. Приступая  к  разучиванию песни, писал свою партитуру. К примеру:
до2, ми3, соль1. Что означало  в  переводе на язык действий: до нажимать два
раза, ми  -  три... Длительность звуков - целые, половинные, четвертные... -
не обозначались в оригинальной  записи. По  поводу  этой составляющей музыки
дед Петро полагался исключительно на слуховые данные.
     "Че мне симфонии играть?"
     Смастерил несколько пюпитров, дабы самодельные партии песен держать при
разучивании перед  глазами. Для игры на полу (без протезов,  сидя  на  полу,
очень удобно) -  одна подставка для нот. В случае музицирования на  диване -
другой пюпитр, за столом - третий. Основательно подготовился.
     Разучивал  песни,  как сам говорил, "давя клопов",  или - "клоподавно".
Больше, чем на одну кнопку, сразу не нажимал.
     Взялся  за  гармошку  настырно.  Играть,  считал,  так  играть,  а   не
мечтательные пузыри  пускать.  Без того  уйма  лет  безмузыкально  потеряно.
Поэтому продыху инструменту не давал.
     Первую песню выбрал "Во поле береза стояла".
     - Ух, у нас в разведке один хорошо ее пел! Как затянет, бывало!
     Действовал начинающий музыкант так. Усядется, скажем, на полу, пюпитр с
партитурой поставит и поехали:
     - Во поле бере...
     Конечно, каждую клавишу прежде  чем нажать, глазами найти надо. Мелодия
и без того неспешная, у  деда Петро вообще  со скоростью  черепахи движется.
Через очки  на носу посмотрит в партитуру, потом  на  меченые клавиши,  дабы
точно совместить  одно с  другим,  извлекая  песню из  гармошки. На  пути от
партитуры  до  клавиатуры  нередко   происходили  потери,  и  тогда   вранье
закрадывалось во вдохновенную игру.
     - Деда, какую-то левизну играешь! - не могла промолчать внучка Юлька.
     - Сам вижу! - психовал дед. - Молчала бы, соплюшка!
     - Сам соплюх!
     Пальцы у гармониста  отнюдь не для виртуозных пассажей. Суставы узлами,
подушечки  шляпками  болтов, так  и  норовили,  кроме  нужной,  за  компанию
соседнюю пуговичку прихватить. То и  дело  инструмент  блажил  аккордом,  не
предусмотренным нотной грамотой. Случалось,  на пути к цели  палец за  палец
запнется, опять затык.
     Дед  не   отчаивался  от  таких   мелочей.  Тем  более,  играл   и  пел
одновременно. Вранье сопровождения покрывал вокальной партией.
     - Во поле береза, -  к  примеру, бравенько сыграет и споет без помарок.
Как результат - головокружение от успехов. Забудет, какого следующего "клопа
давить". - Вот, расстреляй меня комар! - ругнется и по-новой. - Во поле...
     А тут палец оступится, не на ту пуговку попадет.
     - Ну, старый  тупень!  - автобиографично  обзовет  себя, но  продолжает
упорно гнуть свое. - Во поле береза...
     - Когда она у тебя стоять будет? - не выдержит Елена.
     - Ты лучше борщ не пересоли! - защитится музыкант. -  Кричишь под руку.
Сама вечно соли набуровишь, без самогонки в горло не лезет.
     - Тебе лишь бы повод осамогониться найти! То не лезет -  пересолила, то
не лезет - другая холера!
     - Во поле береза стояла,  - удачно перейдет трудную  часть гармонист, -
во поле...
     И  опять  тормоз  -  не  может  отыскать, с  какой  клавиши  продолжать
"кудрявая"...
     - На полу неудобно играть, - найдет  выход из заминки,  -  некуда  меха
растягивать.
     Начинает  перемещаться на диван.  С  помощью Юльки  установит  диванный
пюпитр.
     - Ничего,  -  усядется поудобнее, - оно  всегда  морока  в ученье, зато
потом, как  заиграю, все девки на гулянке  мои.  "Не  забуду  четверга, было
девок до фига..."
     Спел частушку а капелла, без гармошечной поддержки.
     - Дед, а зачем тебе девки? - спросила Юлька.
     - Любовь крутить!
     -  Старые любовью не занимаются,  - Юлька заявляет, - у них  импотенции
нет.
     - Юлька схлопочешь по губам! - выскочит из кухни Елена.
     Дед, прикрывая внучку, громко заведет в который раз:
     - Во поле береза стояла!
     - Во поле кудрявая стояла, - помогает внучка, но быстрым ритмом собьет,
не давая дойти до заветного "люли-люли".
     - Юлька, не мешай!
     - Дед, ты опять сегодня не заломаешь березу! А зачем ее ломать?
     -  Чтобы тебя прутиком выпороть! Может, старших начнешь уважать! Любовь
они, видите ли, крутить не могут!
     - Папа, прекращай! - снова прибежит из кухни Елена...
     Так бился за музыкальное будущее наш гармонист.
     К  моменту действия сегодняшнего рассказа, когда дед  Петро  праздновал
День  Советской  Армии,  он  уже прошел начальный этап ученичества.  И,  как
всегда самоуверенно, считал, что победил гармонь.  Клавиатура все еще была в
кружочках, хотя гармонист уже свободно ориентировался в расположении клавиш.
На  гулянках  после  первой  рюмки  рвался поразить  гостей  исполнительским
мастерством,  хватался  за  инструмент. Не  всегда  Елене удавалось  вовремя
пресечь гармошечные порывы. За душу, что там говорить, музыка из-под пальцев
деда  Петро  никого не брала.  Если  и развлекала гостей, исключительно  как
цирковая экзотика: древний дед гармошку на восьмом десятке освоил.
     Как бы там ни было - мелодии наш  герой научился "клоподавно" выводить.
С поддержкой  басами дело обстояло хуже. Правая рука с левой никак не  могли
спеться. Одна в лес,  другая -  по  своим делам.  Аккордами, как говорил дед
Петро, "горстями", - вообще плохо получалось.
     Это не  смущало гармониста, играть он любил. Репертуар  был не  слишком
богатый, но  по  одной песне на все случае жизни. "Заламывал березу", "искал
Сулико",  выпрашивал  у  мороза   милость  по   отношению  к   себе  и  коню
белогривому... Согласно тематике февральского праздника, растягивал меха "по
долинам и по взгорьям...".
     "Дивизию"  на  место  боев  вел с привалами, на которых прикладывался к
бутылке и дремал, положив голову на гармошку.
     В  эти  моменты Елена радовалась:  "Кажется, успокоился". Однако вскоре
опять "шли лихие эскадроны".
     В одну из  пауз дочь осторожно выглянула.  Отец спал - спиной к  стене,
голова на мехах. Елена осторожно взяла  бутылку, где  оставалось граммов сто
пятьдесят (на пару часов "похода дивизии"), на цыпочках  унесла. Затем вышла
на  лестничную  площадку, повернула  рубильник,  отключила  электричество  в
квартире, для правдоподобности картины - погасила лампочку на площадке.
     Вскоре дед Петро проснулся.
     -  Че темно-то, расстреляй меня комар? - обратился  в ночь.  - Лена, ты
погасила?
     Не  дождавшись  ответа,  пошарил  рукой вокруг себя. Играть  и  петь  в
темноте мог,  но сугубо при наличии смягчителя "дырынчащего" горла. Коего не
находил.
     С трудом поднялся на протезы, щелкнул выключателем в комнате, затем - в
коридоре. Повозился с замками, открыл входную дверь.
     -  Расстреляй меня комар,  -  проворчал, - и здесь нет.  Сволочи!  День
Советской Армии, они свет вырубили! Сталина бы на вас!
     -  Лена,  -   обратился   за  сочувствием   к   дочери,  -  холодильник
разморозится...
     Долго ворчал, укладываясь на диван.
     "Вот  я умно сделала!  - мысленно гладила себя по голове  Елена.  - Вот
хитро придумала!"
     А гармонисту в ту ночь приснился волшебный сон, в котором молодой Петро
был одновременно в двух лицах: сидя на лавке, играл  на баяне, да так играл,
что  пальцы в умопомрачительной скорости носились  по  клавиатуре, не  давая
спокойной  жизни  ни  одной кнопке! и тут же  на  круге  плясал  с  "гарными
дивчинами". Ноги - свои родные ноженьки! -  резвые  да  проворные заделывали
такого гопака, что земля ходуном ходила!..
     ПЫЛАЮЩИЕ ГОЛОВЁШКИ
     Через год, как жена Настасья умерла, дед Петро надумал бабушку завести.
     - Две головешки веселее тлеют, - сказал дочери.
     Елена  и сама за  такой расклад.  Трудно одной дом вести,  когда  Юлька
маленькая, отец - инвалид. С бабушкой все легче будет.
     Первая кандидатка в головешки через три дома жила. Не прочь была вместе
с каким-нибудь старичком тлеть. И площадь для этого есть. Своя однокомнатная
квартира. Завидная головешка. Пригласили ее  на семейную гулянку. Дед Петро,
приняв  на  грудь, бульдозером пошел  на невесту.  Вместо того  чтобы салаты
подкладывать,  водочку подливать, комплименты расточать и другие кавалерские
знаки внимания, он  начал прихватывать  за когда-то знатно выпуклые  места и
недвусмысленно намекать на активные интимные действия. Дескать, айда к тебе,
че время терять! Бабулька больше, как тлеть вместе, ни о чем не мечтала, тут
на нее пламя рукастое налетело.
     - Мне  свой за сорок лет надоел до чертиков этим шорканьем!  -  наотрез
отказалась идти в предлагаемый костер. - Не хочу перед смертью новый грех на
душу брать!
     Дед Петро не стал принимать близко к  сердцу от ворот  поворот,  тут же
казашку Раю нашел. Маленькая, неказистая, она никаких претензий не выдвигала
насчет  телесных притязаний. Другое  в данном женительном  варианте но.  Для
Елены особенно.  Своего жилья Рая не имела, зато родственников добрый аул. И
не  в  далеких  степях  Казахстана, в  Омске.  В  частном  секторе.  Мыться,
стираться как  наедут,  Елена  не знала,  куда бежать.  Табор.  Одни в ванне
плещутся, другие на пол в  большой комнате рассядутся, как в юрте, чай пьют.
Подрастающее поколение в огромном количестве во всех комнатах на ушах стоит.
Одним словом, от этой головешки такой пожар
     - Из-за них с Юлькой не могу позаниматься! - жаловалась Елена.
     Отцу хоть в лоб, хоть по лбу. Казашка Рая нравилась вместе с родней.
     - Дак, хорошо! Люди вокруг, весело.
     - Какие люди? Содом! Хоть святых выноси!
     На святых и вышла нестыковка.
     Казашка Рая  - мусульманка,  тогда как дед Петро любовь к салу всосал с
молоком матери. За пятьдесят лет осибирился основательно, на украинскую мову
только  в  моменты  сильнейшего душевного  волнения  мог  сбиться, тогда как
аппетит  к национальному  продукту морозы не высушили.  Дня  не проживет без
него.  Казашка  Рая  видеть  сала   не   могла.  Покрывалась  аллергическими
пятнами...  Дед Петро решил, что  поступиться национальным  достижением ради
любви - неподъемная  цена.  И затушил  казахский пожар русским выражением: а
идите вы все куда подальше.
     Вступив  на женительную тропу,  остановиться  не мог.  Вскорости  после
казахского   нашествия   появилась   Лида.   Бабушка-старушка   очень   даже
исключительная. Шестьдесят восемь лет от роду,  ей и пятьдесят пять не дашь.
Яблочко наливное,  а  не  бабулька.  Моторная, страшное  дело.  Все  сериалы
посмотреть  успеет,  заодно  -  и  сготовить,  и  постирать.  На  что  Елена
проворная,  не могла  угнаться. Ростиком новая  зазноба деда  небольшенькая.
"Полумерок я", - иронизировала на свои  формы. А силы!.. Деда Петро  хвать и
подняла с пола на диван.
     - Черт ты в юбке! - жених довольный хохочет.
     Пользуясь  костровой  терминологией,  можно  сказать,  со  всех  сторон
замечательная подвернулась  головешка. Дед Петро рядом  с  ней разгорелся  в
ладного парубка.
     А Елене какая подмога!  Нарадоваться не могла! Пока обухом по голове не
заявил отец: "Буду жениться по всем правилам".
     Пусть без фаты и галстука-бабочки, но  с официальным ЗАГСовым штампом в
паспорте. Мол,  все  должно  как у  людей,  а не потаскушным методом. "Мы не
подзаборные собаки! Я че, зря кровь на войне проливал?!"
     От  такой честности у Елены  давление начало зайцем  скакать, а мысли -
блохами.
     Сошлись, называется, головешки веселее тлеть.
     - Ну, а вдруг ты умрешь, квартира как? - пытается отцу втолковать.
     - Че ты меня хоронишь?
     - А вдруг она на развод подаст? Начнет жилплощадь оттяпывать.
     - Надо верить людям!
     - Ему говоришь стриженый, он -  бритый! Живите на  здоровье без  всяких
ЗАГСов!
     - Мы не подзаборные собаки!
     - Дались тебе эти собаки! Ты нас с Юлькой  хочешь сделать подзаборными,
без квартиры оставить!
     Да деда разве переговоришь. Упертый! Во всех отношениях. К примеру, кто
бы ему что ни делал - всегда  плохо. Нередко  до смешного  доходит:  не знаю
как,  но не  так.  Всю  жизнь дед  провел на  позиции: лучше его  никто  "не
сробит".  Даже если сам не может,  из  шкуры вон  лезет под руку с советами.
Уверен  на  все сто: только  с  его мудрыми подсказками что-то  путное может
получиться.  При этом ценными  указаниями доводит  исполнителя до  истерики.
Ведь топор тот держит не так, рубанок не  эдак, кистью, как метлой, машет...
Словом, одни безрукие и безголовые деда окружают.
     По этой причине Борыска долго не хотел копать колодец на даче  у Елены.
Согласился  с одним  жесточайшим  условием -  отца  близко не  будет.  Пусть
безвылазно дома сидит.
     - Если появится, - сказал сестре, - брошу все в ту же минуту к чертовой
матери, и ноги моей больше не будет. Начнет из меня дурака делать!
     Папин сынок, одним словом.
     Как ни буйствовал  дед  Петро на  ультиматум  старшего  чада,  пришлось
согласиться.
     - Да будь свои ноги, расстреляй меня комар, просил бы я вас!
     Через   Елену  надавал  советов.   Непременно  стыки   колец  раствором
скреплять. Последнее кольцо на две трети должно в воде быть... и т. д. Елена
записала техническое задание на бумажку. Роспись только забыла взять.
     -  Знаю без наставлений! - отмахнулся Борыска. -  Я выкопал одиннадцать
колодцев, что мне его теория.
     Копал отцу с помощью друга. Хорошо получилось, без перекосов.
     - Неправильно! - принесся дед Петро на следующий день. - Неправильно! Я
не так говорил!
     - Вот же! - Елена предусмотрительно бумажку с техзаданием сохранила.
     - Они не дошли до жилы.
     - Ты сам просил последнее кольцо на две трети опустить!
     - Нет, воды будет мало, надо углублять!
     - У всех так.
     - Потому и маются без воды!
     Борыска отказался заниматься "мартышкиным трудом":
     - Делать мне нечего из пустового в порожнее надрываться!
     Мысль  об углублении колодца  глодала деда Петро  всю зиму, в которую с
бабушкой-невестой Лидой познакомился. Эту головешку надумал (зачем тратиться
на работников) послать на исправление огрехов сына.
     -  Ты сама говорила,  что  чистила в деревне колодец.  А здесь  -  тоже
самое. Подкопаешь по кругу, чтобы кольца сели. Не боись!
     - Я и не боюсь!
     Дал дед Петро указания, бабушка-невеста опустилась в земное чрево.
     - Петро, - сосед спрашивает, - ты что уже баб в колодце солить начал?
     - Вас ведь, расстреляй меня комар, не допросишься.
     Лида,  согласно наказу, подкапывала  по окружности  кольца. Дед  сверху
заглядывал.
     - Сделаем в лучшем варианте! - бабушка-невеста кричит.
     Не получилось. Из-под кольца хлынула вода, пошел плывун.
     - Ой! погибель моя! - заголосила головешка. - Господи, спаси-помоги!
     - Че ты орешь! - утешил жених. - Сейчас пройдет!
     Ошибся.   Кольца  заскрежетали,  начали  смещаться.  Трагические  звуки
наверху было  жутко слышать, а уж внутри колодца... Бабушка-невеста  истошно
завопила, накрыв голову руками.
     - Хватайся за веревку! - закричала Елена. - Скорей!
     Кольца  пошли вбок, Лида  мертвой  хваткой вцепилась  в  веревку. Елена
вырвала работницу наружу.
     - Ой! смертушка  чуть не пришла! - голосила та, поспешно переодеваясь в
чистое.
     -  Вот  и остановились! - глядя в  колодец,  сказал заказчик. - Смотри.
Завтра можно продолжить.
     Смотреть бабушка-невеста  не стала. Поспешно развернулась  на  выход  и
запылила с дачи, куда глаза глядят.
     На радость Елены плывун бесповоротно  отпугнул головешку от совместного
тления.
     А Дед Петро, снова оставшись вакантным женихом, вздыхал:
     - Хороша была,  расстреляй меня комар,  девка! - Ох,  хороша! Трусливая
только! С кем теперь колодец углублять? Ума не приложу...


     На  дежурный  вопрос: "Как  жизнь?" - Дарья Жарый до  29 лет  отвечала:
"Кверх  ногами".  Хотя  жизнь до этого  срока  была  конечностями  в  нужную
сторону.
     Дарья происходила из  роду-племени, кто не любит  откладывать на завтра
то, что  можно съесть сегодня.  Что и схлестнуло  в туристической  Хургаде с
Леонидом Шубиным. На второй египетский день сластена Дарья купила клубнику -
дело было в январе, когда в родном Омске зверствовали крещенские морозы, - и
тут же начала поедать аппетитную ягоду.
     -  Вы что? - сделал большие  глаза  вышеназванный  Леонид.  - Она  ведь
немытая!
     - А, - беспечно положила на язык клубничину дама, - здоровее буду!
     - Это же Азия! Тут всякой заразы полным-полна коробка!..
     -  Девочки  и  мальчики, не  сосите пальчики!  В  пальчиках микробики -
попадете в гробики!
     -  Вот-вот, только не  надейтесь, что ваш  прекрасный  труп в  пирамиде
Хеопса разместят.
     С пирамидами и вовсе хихикс вышел. Экзотику Дарья тоже  норовила вперед
батьки поглощать. Из автобуса  в долине пирамид выскочила раньше  всех. Пока
Леонид  галантно  пропускал таких  же  нетерпеливых до  седьмого чуда  света
попутчиков, Дарья уже  прыгала на древнюю землю. А  на ней корабль пустыни в
одногорбом  исполнении  лежит в призывной позе - садись, мол, поехали. Рядом
бедуин  стоит, на башке арабский  намоточный головной  убор,  в  руке повод.
Дарья  обрадовалась,  как  же  -  первая  оказалась  в очереди  на верблюжье
катание,  быстренько,  пока   конкуренты  не  расчухали,  взгромоздилась  на
горбатый  транспорт.  Бедуин-погонщик  отдал  команду, и  начался скоростной
аттракцион.
     Возликовало сердце у Дарьи. Это  же вспоминать и плакать всю жизнь, как
хорошо! Солнце, небо, пирамиды фараонских эпох, горячий ветер в лицо бьет, в
ушах свистит...
     На лошади  за  всю жизнь  ни разу верхом не пришлось, а тут на верблюде
скачет...
     Бедуин рядом верной слугой, будто она шахиня или фараонша, чешет...
     В это время Леонид тряс за грудки экскурсовода:
     - Я тебя урою! Почему не остановил ее!
     Дарья поняла  подводную суть скачки, когда пирамиды остались за спиной,
верблюд несся в чистую пустыню.
     Позади  раздались  крики. Погоня  из  полицейского и Леонида  требовала
остановить "катание".
     Корабль  пустыни  оказался пиратским. Ему бы  череп и кости нарисовать,
хотя  бы  на мешке,  что  под хвостом висел для  сбора  навоза  -  сырья  по
производству местного топлива.
     Бедуин бросил  на  произвол  судьбы  сырье и верблюда,  один почесал  в
Сахару.
     -  Я думала, верблюд  - это  сервис египетский,  согласно  путевкам!  -
оправдывалась Дарья. - Езда, как в зоопарке на пони!
     -  Ага, прямиком  в  гарем!  Продал бы тебя  бедуин, и обслуживай  кого
прикажут! Мусульманам только подавай таких красоток!
     Дарья  была  белолицей,   пышногрудой,  крутобедрой  блондинкой.  И  не
удручающе  прямоугольной формы, если смотреть со  спины.  Талия  без словаря
читается,  а  потом  резко  переходит  в фундаментальное  основание  женской
фигуры. Султаны таких наложниц не для кордебалета держат.
     - В гареме поди  благодать! -  хихикала Дарья. - Целый день рахат-лукум
трескай, телевизор гляди. Телевизор там есть?
     - К турку немытому попала бы прямо на диван!.. - пугал Леонид. - Был бы
тебе телевизор  с картинками! Все - лавочка закрывается, больше ни на шаг от
меня! Беру шефство!
     - Есть! - с энтузиазмом стала подшефной Дарья.
     Неразлучно  с той поры купались в Красном  море,  совершали прогулки на
катере  и проводили вечера в  ресторане. Только от  погружений  с аквалангом
Дарья отказалась бесповоротно. Сначала загорелась, тем паче Леонид  галантно
брал  на себя расходы по подводным  экскурсиям. Приступила к курсу обучения,
предвкушая экзотику глубинных слоев Красного моря. Пока не увидела в кафе на
пляже кусок изгрызенной ласты, что висел на стене.
     - Акула, - простецким тоном объяснил Леонид.
     - Да?! - округлились, как по циркулю, глаза Дарьи. -  Нет, с аквалангом
плавать не буду!
     -  Не  надо  паники!  Акулы-людоеды  здесь только  теоретически.  Ласту
ножницами покромсали для хохмы.
     - Раз в год и теория с зубами бывает. Зажует акула, а сына куда?
     - На мужа! - успокоил Леонид.
     - Ага, он со своим оффшорным бизнесом всю дорогу в разъездах.
     - Придет срок,  мы оффшорников прищучим!  - Леонид, несмотря на молодой
возраст, был неслабым начальником в налоговой полиции.
     - Все бы вы щучили!
     - Быть на Красном море и не поплавать с аквалангом... - перевел тему на
водные рельсы Леонид.
     - Да что за радость мне нырять, когда полная голова акул?!
     Не уговорил на этот совместный вид отдыха кавалер.
     Зато от цветомузыкального фонтана Дарья  была без  ума. Вода  с музыкой
понравилась больше, чем пирамиды.
     -  Снаружи  они,  ничего не скажешь, грандиозное зрелище! -  говорила о
седьмом  чуде  света.  -  А  изнутри...   Рабы  мучились,  кровью  и   потом
строительство  поливали,  а  наш  брат  поливает  исторические  углы другими
выделениями. Не  бомжи ведь, что у нас в  подъездах туалетничают, ездят сюда
туристами. Чудо света, а войдешь, как в панельной питиэтажке, нос зажимай от
вонизматического благоухания.
     Фонтан  произвел  без  омрачающих  факторов  эстетическое  наслаждение.
Нарисуйте себе картину: ночь темная до кромешности, и вдруг, как от  взрыва,
летит в небо стена разноцветной воды, обрушивается со всех сторон скрипичная
музыка...
     Дарья,  не  обращая внимания  на соседей,  хлопала  в ладоши,  кричала,
подпрыгивала.  Внутри  клокотал вулкан восторга. И не  по  причине вина, что
выпили с Леонидом накануне фонтана. Зрелище было "вспоминать и плакать".
     - Смотри-смотри, как  фейерверк на  День Победы! - кричала Дарья. - Как
салют!
     И вправду,  будто  сотни  скорострельных  пушек  начали  безостановочно
выбрасывать в небо цветистые заряды.
     - Красота! - Дарья сжимала руку Леонида. - Сказка!
     "Салют"  сменили  гигантские   зеленые  водоросли,  они   величественно
качались из стороны в сторону.
     - Крутизна! - крепко обнимал кавалер Дарью за талию.
     Не  менее "круто" пронзили  черную ночь оранжевые столбы.  Под мажорную
музыку подперли  небо,  постояли  высоченными  колоннами,  затем  опали  под
тяжестью  темноты.  И  сразу три  гигантских  веера  распустили переливчатые
перья, заколыхались, как в руках великанш, скрываемых мраком ночи.
     - С ума сойти! - на полную громкость восторгалась Дарья.
     ...Через  два месяца после Египта хмурым  сибирским  утром Дарья  везла
сына  Алешку к свекрови. В "маршрутке" все пассажиры клевали носом от  столь
раннего часа, в  одном Алешке  бурлила  жизнь.  Прилипнув к окну, он засекал
шикарные автомобили.
     - Мам-мам, а вот такую мне купишь? - мимо проплыл "Мерседес".
     - Губа не дура!
     - Нет-нет, вот такую? - Алешка перестроился на БМВ.
     Но  передумал,  как  только  новенький   вишневый  джип   поравнялся  с
"маршруткой".  Алешка  очарованно   тыкал   пальцем   в  красавца,   идущего
параллельным курсом.
     - Такую, такую мне! А если, мамочкина, не купишь, расскажу папе, что ты
дядю Леню в писю целовала.
     Как по команде, встрепенулись секунду назад дремавшие попутчики.
     - Остановите! Остановите! - закричала Дарья.
     И выскочила с сыном в серое утро.
     В спину ударил взрыв хохота.
     "Как  пить дать, проболтается,  - прикидывала будущее  Дарья. - Значит,
развод. А с Алешкой?.."
     Жизнь вставала кверху ногами.
     ДВА ДИАГНОЗА ПРОТИВ МИШИ
     Хороший  знакомый,  Миша  Швец,  читая  мои  рассказы,  мотал  головой,
восклицал "ой да!" и не переставал удивляться:
     - Откуда ты берешь?
     И хитро улыбался, дескать,  свисти-свисти - приятно  слышать,  когда  я
пытался объяснить, что  голову для выдумывания ломать не надо, было бы время
свободное, и только успевай описывать нашу замечательную жизнь.
     Не  верил  в такую простоту Миша, пока в  больнице  не оказался. Откуда
вышел со словами:
     - Ой-е-ей! Учудил я! Ничьих мозгов не хватит сочинить!
     Учудил Миша следующее. Жил он  всю сознательную и бессознательную жизнь
в  частном  доме,  мечтая  о цивилизации без  дров и  беготни с  ведрами  на
колонку. Наконец, поднапряглись (точнее - тещу напрягли)  и купили квартиру.
Не  бог весть какую, напряжения хватило только  на хрущевку,  где одни стены
целые, остальное требует ремонта. Но были бы кости, мясо нарастим.
     Жена  насчет  наращивания первым делом потребовала  ванну заменить.  До
сорока лет дожила, ванны личной отродясь не видывала. Всю дорогу по баням да
чужим людям фигуру на помыв таскала.
     -  Уболтала,  -  сказал  Миша,  - поставлю  тебе личное  корыто  первым
пунктом.
     Сдержал  слово.  В квартире  еще полный  разор, а белоснежное  чудо уже
блестит  в  подключенном  ко  всем  коммуникациям состоянии. Жена скакала от
радости и чуть что - бежала мыться.
     - Ты специально мараешься, лишь бы занырнуть! - смеялся Миша.
     Благоверная покрасит немножко, побелит чуток и опять:
     - Пора освежиться, пропылилась вся.
     И  лезет в  который  раз за день "освежаться". А через пять минут песни
начинают литься из ванной. Блаженствует женщина от достижений  цивилизации и
приобретений оных в личное пользование.
     И вдруг  вместо  пения  душераздирающий вопль, купальщица вместе  с ним
выскакивает из ванной. Голова в мыле,  глаза квадратные, груди затравленно в
разные стороны мечутся, пятый угол ищут.
     - Какая муха тебя цапнула? - Миша с кистью летит узнать, в чем дело.
     - Током бьет!
     - Каким током?
     - Каким-каким! Электрическим!
     Лежала  она  в  кайфоловном  настроении,  и  захотелось   полить   себя
прохладной водичкой из душа. Открыла холодную, а из нее как долбанет.
     Оказалось, у соседа за неуплату  газ отключили. А он самогонщик. Каждый
день  простоя  -  сплошные  убытки.   Стал  гнать  чемергес  с  привлечением
электроэнергии. Для снижения себестоимости продукта, выходящего из змеевика,
отматывает данные счетчика  в невинную сторону, заземляясь на трубу. Знающие
соседи рассказали механизм, когда  Миша побежал выяснять  причину нештатного
электричества. Сам самогонщик рубаху на груди рвет, отпирается:
     - В жизни не гнал! Знать не знаю, ведать не ведаю, как это делается!
     Но что  отпираться, если вонь из вентиляции  с  первого  по пятый  этаж
распространяется, когда он кочегарит.
     - Это жена пироги печет, - врет и не морщится.
     Короче, не  ванна  получается, а  электрический стул.  Жена не  то  что
мыться, заходить туда без резиновых  сапог не решается. Как вода нужна, Мишу
кличет.  Бежит тот  с  пластмассовым  ведром для  анализа  электричества.  С
замиранием сердца подставит токонепроводящую емкость под кран, пустит  струю
и пробует рукой на удар.
     Не жизнь, одним словом, а малина. Но не по этому  поводу  Миша убедился
на  собственной  шкуре,  что  писательские темы  сами  в  руки идут, сиди да
записывай.
     Как-то  под вечер  ремонтно-трудового дня  Миша закончил красить окна и
двери.  Будучи  по натуре из  мастеров основательных, первым делом  принялся
кисти мыть, тщательно протирать.  Можно,  конечно,  проще - сунул  в воду, и
пусть киснут до следующей  покраски. Миша  работать  на  глазок - хип-хоп на
один  бок,  плюс-минус лапоть - не любит.  У него  все  по линейке, отвесу и
циркулю. И каждый инструмент на своем месте в лучшем виде.
     Не  жалея  растворителя,  промыл Миша  кисти,  придал  им  упругость  и
чистоту, после чего отработанную жидкость слил в унитаз.
     И тут  же на него сел.  С удовлетворением в душе. Еще дня три-четыре, и
квартира примет  жилой  вид. Умостился Миша  на овале стульчака и  закурил с
чувством  хорошо  поработавшего  человека.  Сладко  так затянулся, а  спичку
горящую бросил  в  унитаз. Он  даже  в общественном туалете не имел привычки
почем зря сорить, а тут в собственном.
     В  следующий  момент   раздался  взрыв,  и  Миша,  преодолевая   земное
притяжение, как баллистическая ракета, пошел вверх.
     Ванну  Миша,  по  просьбе  жены,  поменял сразу, унитаз  стоял  древней
конструкции - бачок под потолком,  самый что ни на есть чугунный. В  него на
взлете бедолага со всего маху затылком врезался.
     На этом подъем закончился. Летательный, по собственной дурости, аппарат
рухнул на пол. Без признаков сознания.
     Какое сознание выдержит  удар  с обеих  концов,  один  другого больнее.
Вверху сотрясение об бачок, внизу ожог нежных частей.
     Тем временем жена вернулась домой  с  нестерпимым желанием  вымыть руки
после трудового дня и автобусных переездов. Где того и гляди сибирская язва,
чума, холера или СПИД привяжутся.
     -   Мишаня!   -   зовет  супруга  для   проверки  наличия  постороннего
электричества в ванной. - Иди на мой сторона.
     Шутит маленько, в хорошем настроении пришла. Но никто не отвечает.
     - Ты  что,  - в пряталки  со мной  вздумал  играть?  - высовывается  из
ванной. - Я же вижу, ты дома.
     Однако ни ответа, ни привета. Туда-сюда поискала игруна.  Потом дернула
дверь в туалет. Закрыто. Вот ты где окопался.
     - Миша, - тарабанит, - я пива принесла.
     Постучала раз да другой. А потом как дернет...
     Батюшки свет! Супруг без штанов лежит и без признаков сознания.
     Натянула брюки на потерпевшего аварию и побежала вызывать "скорую".
     В  больнице быстро поставили  диагноз -  сотрясение мозга - и назначили
курс лечения.
     После чего чувствуют: паленым пахнет. Будто у хозяйки что-то подгорело.
Носом  крутят  эскулапы, откуда несет? Даже в  форточку один  высунулся,  не
пожар ли в столовой этажом ниже. Наконец, догадались заглянуть Мише в штаны.
Где и обнаружили второй диагноз.
     Вылечившись от обоих, Миша зашел ко мне.
     - Присаживайся, - обрадовался я гостю.
     -  Постою,  -  наотрез  отказался.  -  Это, - говорит, -  захочешь,  не
сочинишь, до чего я додумался - спичку в ацетон бросить, сев на него верхом.
Ты бы такое сочинил?
     - Ни за что, - честно я признался.
     - Ладно, опиши для смеха и назидания. А квартиру буду менять.  В ванной
электрический стул без объявления приговора. В туалет как идти, сразу голова
трещит и пониже спины огнем жжет.  Такие неудобства  с этими удобствами. Так
что тебе на этот раз,  и вправду, ничего  выдумывать не надо. Одна просьба -
фамилию другую поставь, я человек скромный.
     Что я и сделал по просьбе потерпевшего в житейских буднях читателя.
     КЛИЗМОЙ ПО ПРОФЕССИОНАЛИЗМУ
     Валерий  Егорович  храпел.  "Убила  бы!"  -  говорила  жена.  И подавно
негуманные  чувства  охватывали   посторонних,  кто   волей  судьбы-злодейки
оказывался  рядом с  могучим  сном. Сил не  было вынести богатырские рулады.
Валерий  Егорович  бессонницей  никогда не маялся - стоило прилечь  в  любой
окружающей обстановке, как камнем  проваливался в объятия Морфея. И повез, и
повез в  гору. Ну, точно - трактор из  последних  лошадиных сил надрывается,
сани,  груженные сверх допусков,  на подъем тащит. Или самолет  оторвался от
бетонной полосы над самым ухом...
     С  такими  данными  Валерий  Егорович лег  в  больницу.  В палате  семь
человек, мест свободных нет.
     -  Немножко  храплю,  -  не  стал скрывать  от  сотоварищей по  лечению
недостаток.
     В первую ночь дал гари. Часам к двум проснулись все соседи.
     -  Это  какие  надо иметь бульдозерные  голосовые связки!  Без  роздыха
керосинит и керосинит!
     - Не знаю, как его связки, мои уши можно в помойное ведро выбрасывать!
     - Надо ваты у сестры попросить, уши заткнуть.
     -  Эти  извержения  ватой  не   перекроешь.  Впору  деревянные   пробки
вколачивать!
     - Мы в армии храпунам портянки на лицо бросали!
     - Где их в больнице взять?
     - Ну, не палата, а Херсон!
     - Почему?
     - Сон херовый!
     - Вообще никакого сна! Когда он только нахрапится?
     Будто услышав сетования, Валерий Егорович с шумом всосал  в себя доброе
ведро воздуха и... замолк. Тишина упала на соседей. Только что никакой жизни
не было, а тут гробовое безмолвие. Спи сколько душе угодно...
     Секунду, другую... десятую ни звука...
     - Я уже до сорока досчитал, как молчит.
     - Может, отошел к праотцам?
     - Хоть поспим...
     Не получилось. С львиным ревом, сотрясая стены, воздух вырвался наружу.
     -  Все! -  вскочил  с  кровати старичок,  который  часа  четыре пытался
считать  баранов  со слонами, дабы  уснуть. -  Буду  недоедать,  недопивать,
копить с пенсии, чтобы в следующий раз в буржуйской палате лечиться!
     Буржуйской называл платную, одноместную.
     Соседи  толкали Валерия  Егоровича  в бок,  дергали  за  нос, за уши...
Бесполезно.  Он храпел  в классической позе - на  спине. Не менее  тихо - на
боку, с какими-то страшными, казалось,  предсмертными  звуками - на  животе.
Такой гигант.
     Был он из себя мужчина объемистых форм, видный и цыганистый. С чернявой
волнистой прической, подкопченный лицом и остальной кожей, в глазах бесенята
посверкивают.  А по  фамилии  самый  что ни  на есть  Иванов.  Себя  называл
профессионалом по жизни.  У некоторых зеков фигурирует выстраданная наколка:
"Люблю жить,  но  не умею". Иванов умел.  "Где  у  вас ничего  не  выйдет, -
говорил соседям по палате, - я запросто!"
     И не врал.  Другому идти в кабинет к чиновнику или  врачу за бумажкой с
печатью  -  нож под  сердце.  Побитой  собакой сожмется,  напуганным  зайцем
съежится.  За  версту  трусом пахнет. А  кому хочется этим дышать? Он еще  в
кабинет не ступил, его  уже по  кругу налаживают. Не лучше и тому, кто буром
прет.  Первый,  поджавши хвост бегает, второй,  кулаками  размахивая, но оба
везде  чужаки. Иванов-душечка куда ни заглянет - свой в доску. Гипнотизер да
и только. Улыбнулся, два слова сказал и готово - хоть бумажка, хоть лечение.
Мимо любой очереди проскользнет, в любую дверь просочится.
     В больнице,  к примеру,  никого не пускают домой.  Иванов  в выходные с
женой  спит.  Если  доктор заартачится, он  с  сестричками  договорится.  Те
напишут в своих талмудах, будто больной на месте, процедуры проходит.
     Улыбаючи Иванов живет. Но не доверяясь кривой, которая когда вывезет, а
когда и в стену  лбом саданет. У Валерия  Егоровича все рассчитано. А внешне
рубаха-парень,  с первого взгляда хочется  с ним  в  разведку идти или пивка
попить.
     В больнице Иванов лежал с целью подтверждения инвалидности.
     -  Давление  у   меня,  парни,  зашкаливает   за  ватерлинию,  -  хитро
подмигивая, объяснял в палате. - А мы ему помогаем.
     Всякий раз перед тем, как идти на удавление - так на больничном жаргоне
именовалась  процедура измерения артериального  давления, - Валерий Егорович
совал  кипятильник  в   пол-литровую  кружку,  доставал  кофе  и   надувался
крепчайшим напитком до тошноты. Вдобавок к кофеину в туалете поприседает, по
лестнице  пройдется.  Разглядывание   голых  прелестниц   из  "Плейбоя"  или
"СПИД-инфо" тоже верняком способствовало переходу за ватерлинию.
     На момент нашего рассказа Иванову исполнилось сорок восемь лет. В сорок
четыре  его  осенило:  пора  на  пенсию.  До шестидесяти  ожидаючи  -  мохом
покроешься.    Изъян   в   организме    есть    -    давление    пошаливает.
Проконсультировался  со знатоками  и  через  полгода  стал инвалидом  второй
нерабочей  группы, с которой обрел льготы и главное -  свободу.  Пенсия, что
там говорить, слезная для мужчины  в  соку.  Иванов  и не  собирался  на ней
сидеть,  деньги без  того умел зарабатывать. У  него  была  хитрая  фирма по
производству "фирменных" шапочек. Женщины-надомницы вязали "найк", "адидас",
Валерий Егорович реализовывал без всяких налогов.
     -  Я, как только инвалидность получил, -  рассказывал однопалатникам  в
больнице,  -  сразу побежал на вокзал,  к брату  по льготному тарифу в Томск
сгонять.  А в кассе  абзац.  Не тычьте,  кричат, бумажкой про  инвалидность,
удостоверение  предъявите!  Объясняю  буквоедам  русским  языком:  не  успел
получить. Они слушать не хотят.  Свое бюрократское талдычат. Плюнул на  них,
пошел   домой,  а   на  вокзальном  туалете  надпись:  инвалиды  2-й  группы
обслуживаются бесплатно. Неужели, думаю,  и  перед  унитазом удостоверение с
фотографией  потребуют?  Нет, по заключению  ВТЭК  пропустили. Первый  раз в
жизни, парни, с таким  удовольствием  помочился! Душа перед  писсуаром пела:
начала инвалидность работать! начала!..
     - После этого храпеть стал?
     - С младых ногтей страдаю.
     - Это мы страдаем...
     - Валер, твоя жена, поди, на ночь наушники надевает?
     - Что интересно  - обычно на  чем  свет ругается, а  сейчас без  ночной
музыки спать  не  может.  По  десять  раз  за ночь, говорит,  просыпается от
могильной тишины.
     - Заведет храпуна для снотворного.
     - Вечным сном тогда закемарит...
     Сам  Иванов, на радость соседей, время от времени  исчезал  на ночь  из
палаты. Возвращался под утро с уклончивым:
     - Телевизор у медсестер смотрел. Не к этому же барыге идти.
     Случился   однажды  с   Ивановым  телевизорный  прокол.  Пригласил  его
посмотреть  футбол  больной  из  буржуйской  палаты.  Одноместный  номер   -
телевизор, холодильник, кресло. С деньгами что не лечиться. На этаже в холле
стояло  телеубожество, звука почти не слышно, а изображение различали у кого
богатая  фантазия.  Многолетний сериал, где все физиономии наизусть  знаешь,
можно  смотреть,  но издевательство над  собственным здоровьем -  болеть  за
футбольную сборную.
     - Я на  человеческий  телевизор договорился,  - как-то под  завистливые
взгляды соседей пошел Иванов в буржуйскую палату.
     -  От  же  пройда,  без  мыла  влезет!  -  прокомментировали обделенные
болельщики.
     Вернулся Иванов недовольный, хотя наша сборная выиграла.
     - Он с меня 50 рэ затребовал! Плюс 15 - за пиво! Во, гад!
     - Вы сразу договорились?
     - Нет.
     - А зачем платил?
     - И не думал. Сказал - с собой нет.
     Через полчаса Иванов изменил мнение о больничном предпринимателе:
     - Правильно делает!  Так и надо жить!  Тогда и лечишься по-людски, а не
как мы - колхозно-сарайным способом.
     Больше,  правда, не  посещал  платный просмотр. Как  донесла  разведка,
пристроился ходить  на  ночной телевизор в  женский буржуйский номер.  Храп,
похоже, не мешал состоятельной больной.
     Теперь Валерий Егорович только в дневной сончас терроризировал соседей.
     И вдруг  стал спать в родной палате днем и ночью. Причем без храпа.  Не
совсем чтобы беззвучно. Ворочался во сне с боку на бок, тяжело вздыхал, даже
стон, бывало, вырвется,  храпа - ни грамма.  Ни на  спине, ни на боку, ни на
животе.   Такие  метаморфозы.   С  бодрствующим  Ивановым   тоже   произошли
разительные  перемены.  Ироничный  настрой слетел,  как  и  не  было.  Ходил
понурый, с тоской в глазах.
     - Дома что-то случилось? - интересовались соседи.
     - Нет, - бурчалось в ответ.
     Коля  Хмара,  его кровать впритык стояла  с  ивановской,  каждый  вечер
угощал желающих салом. Валерий Егорович всегда первым откликался на зов.
     - Ох, люблю свинотерапию!  - хлопал себя по животу в ожидании угощения.
- Доброе у тебя, Мыкола, лекарство! Ух, доброе!
     И вдруг отказался его принимать перед сном.
     Причина   упадка   духа   была  в   нижеследующем.  Для   подтверждения
инвалидности кучу бумаг надо собрать. Кабы только бегать пришлось. За каждый
бланк  раскошеливайся, за  обследование  в диагностическом центре  - подавно
плати. Но в случае с профессионалом по жизни  не на того напали. Еще  чего -
деньги  он  будет  тратить  на людей  в белых  халатах! Иванов ухитрился под
социальную  статью   себя   подвести.  Дескать,  обследуйте  бесплатно,  как
малоимущего.
     - Ну,  мужички, - гордо  доложил в  палате,  -  я не буду,  как  вы, по
300-400  рублей  платить  за  УЗИ,  рентген  и  остальную хренотень.  Халява
называется.
     Однако  вскоре  восторг  исчез,  наш  герой так закручинился,  что даже
храпеть  перестал. Потерянно  сидел в своем углу, не отвечая  на  расспросы.
Собака резкой смены настроения была зарыта в процедуре под названием клизма.
Перед  УЗИ   и  рентгеном  необходимо  очистить   организм  от  отвлекающего
исследования  содержания,   удалить   помехи   для   получения   объективных
результатов анализа.
     В  прежние   разы   Иванов  без  диагностического  центра   подтверждал
инвалидность, а тут обрадовался на дармовщинку... Ему ведь не сразу  сказали
про  необходимость  очищения,  а  когда  узнал  -  отказываться было поздно.
Медиков злить - себе дороже.
     В  конце концов,  не выдержал,  поделился  в палате бедой. Мужики давай
успокаивать:
     - Что ты убиваешься? Плевое дело.  Раз-раз и готово! Как шуруп, вкрутят
наконечник, и польется теплая водичка. Не больно...
     - Вы представляете себе картину? - с надрывом говорил Валерий Егорович.
-  Там же в основном соплюшки после училища! И я  перед  ними  буду  задницу
заголять! Всю жизнь сам штаны с баб снимал, а теперь им подставляйся.
     - Тебе что, ни разу не делали!
     - Нет, конечно! Хоть из больницы беги.
     - Да брось ты!
     - Это за то, что я столько девок в молодости перепортил!
     -  Я в  прошлом  году навел  шороху,  - Николай  Хмара  начал отвлекать
Иванова  от мрачных дум.  - Достали меня  клизмами.  По три  раза на  дню...
Надоело в  туалет  бегать. Ставили,  как Валера говорит,  соплюшки  без году
неделя из медучилища. А тут новенькая появилась. Откуда она взялась? Лет под
пятьдесят. Может, где-то медиком  по бумажной части  работала, но в клизмах,
вижу, ни в  зуб ногой. "Больной,  -  робко  зовет  меня, - буду  вам  клизму
делать". Я - всегда пожалуйста. И тихохонько  в  рот воды  набрал.  Пришел в
процедурную. Она что  надо вставила, что надо включила. Лежу, как тот бачок,
водой  наполняюсь.  Молча,  конечно. Медичка спрашивает: "Больной, как  себя
чувствуете?"  Я давай мычать  нечленораздельное,  как немтырь, еще  и  глаза
выпучил, головой  паралитично задергал.  Она  перепугалась.  "Вам плохо?"  -
наклонилась. А я навстречу как дуну струей в лицо. Что началось!  Закричала,
как потерпевшая!  Кинулась краник перекрывать. Подумала  курячьими  мозгами,
что я переполнился и лопнул. Вода, прорвав желудок,  верхом хлынула.  В лице
побелела,  на стул рухнула.  Чуть инфаркт не  хватил. Тут уж я заволновался,
давай штаны  натягивать,  врачей звать. Врезал мне потом  зав. отделением за
юмор.
     Рассказанный  случай нисколько не развеселил Валерия  Егоровича. В день
процедуры он совсем сник, перед тем как идти на удавление, даже кофе не пил.
Собственно, давление и без накачки подскочило...
     Пришла за Ивановым не соплюшка, недавно получившая диплом медсестры,  а
женщина в зрелом возрасте, правофлангового роста. Встала руки в боки:
     -  Ну  что, красавчик, - пробасила прокурено, -  пойдем! Не все вам нас
портить-пользовать!  Вдую  тебе литр  другой для  уменьшения курдюка.  А  то
нарастил мамон в два обхвата.
     Иванову  бы сказать,  дескать,  на  себя  посмотри, но  он  молча  взял
простынку, безропотно поплелся за медсестрой.
     Вернулся как с пытки.
     - Что, - сказал Хмара, - дефлорацию прошел?
     Иванов не ответил. Сел на кровать, скрючившись в три погибели, и только
минут через пять разлепил уста, глядя в мысленную даль:

     И вдруг схватился за живот, сорвался в направлении  туалета. После чего
весь вечер провел на низком старте.
     И  больше  грузы по ночам  не вез.  Клизматерапия оказалась радикальным
средством. Неизвестно, что было дома  после выписки,  в больнице от  Иванова
храп не исходил.
     Такую  злую  шутку сыграла  с  профессионалом  по жизни  судьба. Однако
продлению инвалидности еще на год клизма не помешало.

     КУВШИН РАЗБИЛСЯ
     Вверху было торжественно и чинно. Желтая луна, серебряные звезды. Внизу
было -  погано. Поле, охапка соломы, фуфайка, лежащий на отшельническом ложе
Юрий Антонович Лисин, в комбинезоне и сапогах. На расстоянии вытянутой  руки
трактор сочувственно замер, говоря всем железным  видом: крепись, Антоныч, я
рядом. Не те годы у Антоныча - сорок девятый  катит - ночевать без простыней
и подушек с трактором под боком, да куда от обстоятельств денешься!
     Сколько кувшином воду не  таскай, - гласит восточная мудрость,  - а все
равно одни черепки останутся. Стоит только зазеваться.
     Антоныч ругал себя и так и эдак: не потеряй бдительности, сколько еще с
"кувшином" можно было... А сейчас уши от стыда горят, как  вспомнишь детей и
соседей, будь они неладны...
     Супруге  Антоныча, Наталье Кузьминичне, в то самое  время тоже подобная
мудрость  голову  напрягала. Не зря  говорят:  муж  и жена  одна  сатана. За
двадцать четыре  года совместной жизни даже  мозги на  одну  фазу  замыкает.
Правда, кроме разбитого кувшина, думалось еще о  веревочке,  которой сколько
ни виться, а конец известен.
     Наталья  Кузьминична  лежала  на  двуспальной  кровати, заложив руки за
голову  и, белея  в  темноте  еще  приличной  наготой, гадала:  сколько  лет
"веревочка" у нее под носом вилась, "кувшином" жажду утоляли?
     Во  всяком  случае  вспомнила,  как  вот  уже   который  год  повторяла
подружкам:
     - Мой такой барин  стал, в  поле обедать не хочет. Не лезет, видите ли,
ему сухомятка  в горло.  Яйца  вкрутую, сало,  на  колене  резанное.  "Я,  -
говорит, - не  свинья, с земли жрать".  Обязательно хочет за столом. Первое,
второе, салфетки. Чуть  есть возможность, тарахтит на тракторе домой. Я весь
день в конторе сижу, так он сам разогреет, салат нарежет. Не ленится...
     В  тот  день  Антоныч  тоже  "притарахтел"  на  обед,  а  дома  Наталья
Кузьминична.
     - Что такое? - удивился наличию супруги. Она работала  за два километра
от дома, на другом конце села. - Воспалением хитрости заболела?
     -  Не  радуйся. На  минутку  забежала.  В  магазин  блузки  завезли, я,
растяпа, деньги дома забыла. Так что питайся без меня. Чего доброго разберут
еще...
     - Вот вы, бабье, тряпичницы! - полез в холодильник за борщом Антоныч. -
Внуки растут, а ты все  мимо  зеркала не пройдешь, чтобы  физиономию туда не
засунуть.
     -  Не  надо   меня  лечить!  Сам,  как   в  гости  идти,   по   полчаса
наглаживаешься, седые волосы выдергиваешь.
     - Заметила, один раз и было...
     Наталья Кузьминична подхватила сумку:
     - До вечера.
     - Ага.
     "До вечера" не получилось, вышло "ага"...
     Каждый  день   у  человека   отмирает  масса  клеток  головного  мозга.
Врачи-циники обозвали  невеселое для умственной деятельности явление "мадам,
уже  падают  листья". У нашей  мадам  в тот день  "листья  падали"  особенно
интенсивно.  Антоныч едкой иронией  в  адрес  женского  пристрастия к  ярким
тряпкам  отвлек  супругу  на секунду  от  кошелька, в результате сумку, куда
обновку положить, взяла, а емкость с деньгами - отнюдь.
     В магазине хватилась рассчитываться за выбранную блузку и обозвала себя
"дурой", у которой дырявая голова ногам покоя не дает. Почесала домой.
     Там по-прежнему у ворот стоял трактор, на столе - тарелка с недоеденным
борщом, мужа не просматривалось.
     - Юра, - позвала, бросив в сумку злополучный кошелек, - где ты?
     В  ответ радио бормочет  последние известия, да  часы тикают в  сторону
вечности.
     Наталье Кузьминичне  в  магазин  спешить  надо, тем не менее интересно:
куда  супруг  запропастился? Вдруг  плохо  стало?  Мужики  ведь  хлипкие. На
прошлой неделе одноклассника  хоронили. Сумку  в багажник машины поставил, в
город ехать собирался, и... ага. Инсульт. До больницы не довезли.
     Наталья Кузьминична заглянула в туалет, в огород, в дверь гаража сунула
голову.  И отпрянула с ужасом на лице и в горле.  Рот начал дергаться, как у
рыбы на свежем воздухе. Совершенно в беззвучном режиме.
     Продолжая  по-немому шлепать  губами, побежала  Наталья Кузьминична  со
двора. Включились  голосовые  связки метров через  сто  на улице. Из  сердца
вырвался душераздирающий крик:
     - Люди! Помогите! Господи, что делается! Помогите!!!
     Люди не заставили себя долго ждать, оперативно откликнулись.  Первым  -
дед Артем. Он  выскочил с багром. Когда-то на каждом доме  в  селе на видном
месте висела фанерная табличка с нарисованным  ведром, топором или багром...
Кому  что  нести, если,  не дай  Бог, пожар приключится.  Дабы организованно
навалиться на стихию. Не то  все в  панике прибегут  с топорами, и получится
народное ополчение, а не добровольная пожарная команда. Огонь из тех врагов,
кого  одним  топором  не  запугаешь.  Давно  истлели  инструктирующие  селян
таблички, но у деда Артема по-прежнему начеку стоял багор.
     Пожарно  оценила крик Натальи  Кузьминичны  и Верка Петрохина,  бабенка
шустрая  на  ногу.  На  язык,  кстати,  не  менее скорая.  Она  прибежала  с
автомобильным огнетушителем.
     Максим  Солодовником  в душераздирающем  вопле  соседки услышал  другую
трагедию.
     - Где они? - примчался босиком, но с ружьем.
     Максим  был в три  раза  младше деда Артема,  взрослел в новые времена,
когда  впору  прибивать  на  дома  таблички   с  нарисованными  пистолетами,
автоматами или хотя бы оружием крестьянских восстаний - вилами. Солодовников
днем и  ночью держал  под  рукой двустволку  16  калибра.  Услышав призыв  о
помощи, отнес  причину крика к  грабежу  и  насилию, схватил  ружье и горсть
патронов с желанием вершить справедливость из всех стволов.
     - Где они? - подлетел к потерпевшей.
     - В гараже! - вопила Наталья Кузьминична. - Помогите, люди добрые!
     "Люди  добрые" - набралось  их человек восемь,  -  бросились  к гаражу.
Впереди отряда, сверкая отчаянными пятками, с пальцем на курке летел Максим.
Дед Артем  предусмотрительно  отстал,  рассуждая  про  себя,  что пахнет  не
пожаром,  а порохом, тут с багром много не навоюешь. Пусть  уж молодые бегут
вперед за орденами.
     Максим отважно рванул на себя ворота гаража и... опустил ружье.
     - Ты че орала?
     В  гараже скакал  на  одной ноге  Антоныч,  безуспешно  пытаясь  другой
попасть в гачу комбинезона. На его волосатой груди в такт суматошным прыжкам
мотался  нательный крестик. Обнаженной спиной к толпящимся в воротах  стояла
кума Натальи  Кузьминичны  и  Антоныча  - Татьяна  Афанасьевна.  У нее  тоже
возникла незадача с одеждой. Блистая черным атласом нижнего белья, старалась
руки и голову засунуть в соответствующие отверстия в платье.
     - Че помогать-то?  -  спрашивал  Максим. -  Сам справиться  не мог  или
убивал куму?
     - Кабы убивал!
     - Ух, подсадистая  Танька девка! - с восхищением пробился в первые ряды
зрителей дед Артем. - Ух, подсадистая!
     Верка  Петрохина с  огнетушителем в руках  побежала  по улице с горячей
новостью из светской жизни.
     - Наташка Лисина в гараж сунулась, - сообщала Верка односельчанам,  - а
там секс во всю ивановскую! Юрка куму Таньку, как утку, топчет. Наташка умом
двинулась  от  такой  передряги.  "Горим,  -   кричит,  -   помогите!"  Я  с
огнетушителем прибежала,  пламя заливать, а там из горячего только  Танька в
трусах! Солодовников чуть стрелять не начал. Он думал,  Антоныч куму обманом
затащил  в гараж. Насильничать. А там обоюдополюбовно. Как бы Танькин Васька
стрелять не начал этих лебедей!
     Вскоре уже  Васька летел к дому, повторяя:  "Не  может быть!  Не  может
быть! Убью!"
     Антоныч, наоборот, выжимал из трактора скорость в направлении полей...
     Ночью,  лежа  на  соломе, он  смотрел  в небо.  Ни высокие  звезды,  ни
поэтичная луна не могли отвлечь от грустных  дум.  Душу терзала  досада. Как
жить дальше? Хоть заводи трактор да езжай, куда фары глядят.
     В это время дед Артем делился с бабкой пережитым:
     - Ух, Танька подсадистая девка! Будь у меня такая кума, тоже не утерпел
бы!
     - Чем тебе твои кумушки не нравились?
     - На них смотреть страшно, не то что обнять. Что одна, что другая тощее
жерди, только детей пугать!
     - Дак я специально выбирала, - хохотала бабка, - чтоб не позорил.
     - И вспомнить перед смертью нечего, - тяжело вздыхал дед.
     Тяжело, но не искренне...
     А  обманутый  муж, кум Антоныча Василий,  стоял у  дверей  в комнату, в
которой на ключ закрылась жена, и безрезультатно просил:
     - Прости, Танечка! Прости дурака за-ради Бога! Прости, черт попутал!
     Максим Солодовником, сидя перед  телевизором,  в котором разворачивался
американский кровавый боевик, чистил ружье. Вернувшись от сцены в гараже, он
с расстройства, что  не удалось  повоевать с  бандюгами,  пошел за  огород и
"завалил" пару ворон.
     Наталье  Кузьминичне на холодной постели вспомнилась поговорка, которую
часто повторял муж в  присутствии кумы: "Кума, сойди с ума - купи пива!"  Да
уж - сошла с ума... И его свела...
     Наталья Кузьминична резко соскочила с кровати, налила полстакана  водки
и выпила залпом. После чего горько заревела, упала на супружеское  ложе и...
уснула.
     Приснился большой кувшин, с длинным узким горлом и  широкими, как бедра
у кумы, боками. Целый.

     "Березовой кашей надо воспитывать наш менталитет,  - рубит правду-матку
Владимир Чуднов,  -  экономические  отношения новые, остальное тяп-ляпнутое!
Почему живем ни два ни полтора?  А потому,  что  работаем  не  пришей кобыле
хвост! Серьезная фирма, "Гражданпроект", вызвалась перестроить мне квартиру.
Камин  сделали,  как разожгу, соседи  бегут  с огнетушителем. Дым  у них  из
розетки  клубами валит.  "Сгорим к  едрене-матрене!" - в морду огнетушителем
тычут, не дают расслабиться у огня с бокалом вина. После них только на водку
тянет. А как вспомню всю перестройку квартирную, вообще, в драбадан напиться
хочется!.."
     Владимир Чуднов - предприниматель. Он  и в советские времена  метался в
поисках счастья, чтобы много и сразу. Молодым специалистом за три  года в КБ
четыре отдела поменял ради  роста зарплаты, потом еще два КБ. "Пригрей место
- теплым станет!" - не для него совет.  И  скажем  правду:  не зря скакал  -
обставил в карьере однокурсников. Но всего на полкорпуса. По большому счету,
вся суета на плоскости происходила, пусть и с легким уклоном вверх, но темпы
не скачкообразные, а ползком.
     Поэтому, когда наступила  свобода  предпринимательства, не  раздумывая,
бросился в стихию, пахнущую долларами. Поначалу по компьютерам предпринимал,
потом  металлом занялся, наконец, на запчасти перекинулся.  Не  сказать, что
денег куры не клюют, поросятам не дают, но  хватает не  только на поросят  с
хреном в день рожденья. Квартиру купил в районе, который в советские времена
именовался в народе  "Дворянским гнездом". То бишь  не для простых смертных.
Жили там не дворяне, а скорее те (вместе с потомками), кто дворян к ногтю, к
стенке, на лесозаготовки определял.
     "Гнезда"  в  "Дворянском"  под  одну  гребенку  строились. Чуднов общей
колонной жить  не  хотел.  Допредпринимавшись  до  уровня  благосостояния  в
центральном  районе, купленную  квартиру  в корне  взялся  перестраивать  на
европейский  манер:  камин,  джакузи,  биде,  а  вместо  клетушек  - бальный
простор.
     "Чем мы хуже дворян по эстетизму!"
     Для  образования  европейского пространства  следовало  убрать  главную
преграду - бетонную стену пять на два с половиной метра минус дверной проем.
"Гражданпроект"  сказал:  стена  хоть  и  не слабая,  но  слабонесущая,  без
последствий  уберем,  оставшееся швеллером усилим,  и пойдет за  милую душу,
только  деньги  вперед  плати.  Сверх  этого   запросили  натурой  расходные
материалы  -  пару  алмазных  дисков.  Остальное,  дескать,  не  вашего  ума
проблемы, а наших рук дело.
     Чуднов,  как человек  предприимчивый,  не бросился  в магазине покупать
диски, нашел у оптовиков в три раза дешевле и купил  не два, а четыре, запас
карман не тянет.
     "Сейчас   бегом  эту   стеночку  аннулируем,  -   заверили  специалисты
"Гражданпроекта", - не впервой ломать не строить".
     Через  пару  часов  позвонили  в  офис  заказчику  с рапортом отнюдь не
победным и с вызовом на место происшествия для анализа ситуации.
     Чуднов  застал  фронт работ колом стоящий на  месте, лишь стена в  чуть
подпиленном состоянии. Форма четырех алмазных дисков потеряла геометрическую
правильность, была кускообразной.
     - Оказывается,  хозяин, - чесали затылки мастера,  - дом  твой - первая
двенадцатиэтажка в городе, панели на совесть  делали! Можно мосты подпирать!
Гранитная скала, а не бетон.
     Загрустил Чуднов. Впору квартиру в обратную сторону продавать.  Снаружи
чудно -  Иртыш  под  окном,  пуп  города под боком,  а внутри  стандартность
отжившего образца, тогда как душа просит камин, биде и джакузи.
     И все же, что значит предприниматель с массой знакомых, не долго Чуднов
пребывал в пессимизме.
     - Сходи на любую стройку, - посоветовал один дружок,  -  как пить  дать
мужики  головастые  найдутся,  которые  посредством зубила и какой-то матери
любую скалу своротят.
     И ведь прав оказался. Нашлись умельцы.
     - На кой ляд алмазные круги! Мы тебе шлямбуром по периметру пройдемся и
готово.
     Загвоздка возникла по поводу расчета. Мужики на бригаду из трех человек
требовали пять  бутылок водки до начала операции удаления лишней стены и три
- после. Хозяин, беспокоясь за исход дела, настаивал на обратной арифметике.
     - Восемьсот тридцать три грамма на нос! Вы после  этой дозы  кувалду не
поднимите!
     - На  сухую  этот  гранит подавно не  возьмешь!  Сам говоришь, алмазные
круги не выдерживают!
     Ударили  по рукам  на  компромиссном  варианте:  четыре поллитровки до,
столько же - после.
     - Надеюсь, резину тянуть не будете, к вечеру сделаете.
     - Обижаешь, хозяин.
     - Нормально сделаете - не обижу!
     Через пять часов мужики докладывали по телефону:
     - Хозяин, вези расчет, осталось только завалить!
     -  Молодцы-кутузовцы!  -  у Чуднова  развеялись  последние  сомнения по
поводу  проживания  в "Дворянском гнезде".  - Сверх  расчета  премия  в  два
пузыря!
     Чуднов -  человек  слова,  тут же прыгнул в  машину в сторону магазина.
Доехать до прилавка не успел. Тревожно запел сотовый телефон, номер которого
сам Чуднов смутно помнил, знали его  с десяток  сверхнужных людей, остальные
довольствовались пейджером  нашего  героя. И  вдруг звонит старший по  дому,
которого даже близко не было в списке сверхнужных.
     Старший  относился  к  тончайшей прослойке  не жирного слоя  российской
интеллигенции  -  не матерился.  С  окружающими  был исключительно на  вы  и
деликатно. Когда-то черчение в школе преподавал.
     "Точно дворянского происхождения, не наш лапоть", - предполагал Чуднов.
     - Ты, - раздалось из сотового, - ...
     Дальше в речи старшего интеллигентных слов не было.
     "Неужто дворяне тоже заворачивают по матушке?" - подумал краем сознания
Чуднов.   Но   лишь  последним  краешком,   остальным   разумом  метнулся  в
перестраиваемую квартиру...
     Когда вихрем машина  влетела во двор, там царил переполох. И не понять,
то  ли карнавал, то  ли хуже. Один в семейных трусах, брюхо наружу, другая в
шубе,  но  босиком.  Третий  сломя голову  куда  глаза  глядят улепетывал  в
домашних тапочках и  зачем-то с раскрытым  зонтиком.  Все-таки  происходящее
больше смахивало на стихийное бедствие. Дедок  тащил  из подъезда телевизор,
простоволосая  бабушка-соседка  Чуднова  с одиннадцатого  этажа носилась  по
двору с трагическим воплем:
     - Мы этот хрусталь из Германии привезли! Трофейный! Ему цены нет!
     И всем совала под нос горсть стеклянной пыли.
     Чуднов влетел на свой этаж. Стена лежала на  полу, мужички переминались
с ноги на ногу.
     -  Коряво  получилось,  хозяин.  Старались порадовать  тебя  -  быстрее
закончить!
     Работали  мужички добросовестно. Долбили так, что в их адрес столько из
разных  углов  дома натолкали  "добрых  слов"  -  не утащишь.  Но  это  были
цветочки. Семечки посыпались позже.
     Закончив  долбежку,  заваливать плиту  решили  не  по  частям.  "Че тут
мудохаться!" Жахнули  кувалдой  раз  да  другой, и стена ахнула во весь свой
рост и вес.
     Соломки  в  месте  падения  или  других  демпфирующих многотонный  удар
материалов - досок, бревен - подкладывать не стали. "Че тут мудохаться!"
     Дом аж присел от такой оплеухи  и зашатался  как пьяный. Грохот  на всю
округу раздался. И все  бы рассосалось,  да накануне в Москве  дом рухнул от
взрыва.  Телевидение с утра до вечера с этой темы  не соскакивало. Все двери
подъездов были заклеены инструкциями по самовыживанию.
     И вдруг шум, гром, сотрясения... Забегаешь тут в трусах и с зонтиком от
предполагаемых камней. Жители начали  хвататься  за детей, деньги  и  другие
личные вещи.
     У соседей Чуднова, что под  полом, в посудном шкафу  от  удара  сорвало
полки:  богемский  хрусталь, саксонский фарфор  - весь трофейный антиквариат
вмиг обратился в сор. С люстр градом посыпались подвески. Моль роем вылетела
из ковров.  Хозяйка  упала  на  четвереньки.  Хозяин,  в  прошлом  фронтовой
полковник,  последовал  трусливому  примеру.  Выскочили  они  по-собачьи  на
лестничную площадку, где оказались не одни в столь перепуганной позе.
     Чуднов не смог найти замену богемским и саксонским раритетам, откупился
деньгами. С полковником выпили мировую, полковничихе вручил цветы.
     После  чего  продолжил  строить  свое  гнездо  силами "Гражданпроекта",
как-никак договор с ним,  а не с мужичками со  стройки. Подрядчик,  согласно
собственным расчетам, должен был швеллером укрепить проем. Чем и занялся при
помощи электросварки.
     "Ну, варить  не  ломать",  -  подумал Чуднов, оставляя специалистов  на
объекте.
     Не прошло получаса, секретный  сотовый завибрировал, как  ужаленный.  В
нем опять непечатно кричал старший по дому. В переводе шумел так: "Ты, хвать
тебя  наперекосяк,  200 телевизоров  и 200 холодильников хочешь покупать?! А
лифт?!"
     С чего бы Чуднов хотел?
     Когда с одного  края  швеллер  начали приваривать к стене, телевизоры в
доме,  хором  настроенные  на популярный сериал,  разом  покрылись  болотной
рябью,  а потом, будто  спохватившись, стали прокручивать предыдущие серии в
бешеном темпе. Жильцы высыпали на площадки, что за конец света? Пока бегали,
сварка на первом этапе завершилась, сериал двинулся в нужном ритме.
     Приваривание  второго  конца  швеллера  не  повлияло  на   фильм,  зато
вспыхнули  кабели лифта, в котором угораздило спешить к злополучному сериалу
боевому полковнику с супругой.
     Оба выжили, но мировую соседка отказалась пить, хотя полковник был за.
     Чуднов  не  расстроился - детей  с  ветеранами  не  крестить.  Закончил
перестройку.
     И теперь долгими зимними вечерами  расслабляется от предпринимательства
с бокалом вина у камина, кайфует с тем же бокалом в джакузи и мечтает...
     В это время у соседей тошнотворно сосет под ложечкой, екает сердце, они
тревожно   поворачивают   головы  в   сторону  чудновского  "гнезда",  будто
чувствуют,  что  мечтает   новосел  ни  больше  ни  меньше,   как  расширить
европейский  простор вверх - прорубить окно  на крышу и  пристроить себе еще
один этаж. К примеру, для зимнего сада...


     Яша Шишкин жил  в  сильно  северном районе, но не  из  тех был,  кто на
деревенской улице герой, чуть в город попал - тише воды, ниже любого газона.
Яшу хоть  в Кремль  помести, хоть  к  американцам в Белый  дом забрось  - не
забьется в дальний  угол известку  тылом обтирать.  Через пять минут он, как
всю жизнь там обретался. Через десять  - душа компании. Такой Яша экземпляр.
Обожает быструю езду, чтобы спидометр дымился,  хоть верхом  на лошади, хоть
на мотоцикле. В  последнее  время на машине. Возраст - сорок пять -  требует
соответствия. Еще Яша любит пареную калину.
     Но не об этом речь.
     Рост у Яши, прямо скажем, ниже скромного, зато плечи со скамейку, грудь
как стол, ручищи - такими медведей душить.
     Но не об этом речь.
     Должность у  Яши неслабая. Главный человек в районе по березам, соснам,
кедрам и другой флоре. Лесничий.
     Но не об этом речь.
     Огород  в огород с Яшей живет тетка Амалья с нерусской  фамилией Штырц.
Теткой  Яша  ее по-соседски зовет,  а  так  бабуля  семидесяти  пяти годков.
Объеденье, какие окорока коптит. Что уж в дрова подмешивает, когда в огороде
коптильню,  из  железной  бочки сооруженную,  кочегарит? Ветчина  получается
исключительно  знатная.  По  национальности  тетка, как  поняли  догадливые,
немка. Сын с семьей перебрался пятнадцать  лет назад в палестины, из которых
предки при Екатерине-II в Россию сквозанули. В Германию. Звал мать с  собой,
наотрез  не  согласилась.  Тут  дочь,  тут  внуки, могилка  мужа...  Сын  на
исторической  родине умер,  а дочь  Фридка  в  Сибири вела  беспутный  образ
существования.
     С  некоторых  пор тетку Амалью стал  навещать внук германский  Зигфрид.
Заскочит  на день-другой,  конфет, печенья  привезет,  марок  немецких чуток
отщипнет - "купи, бабуля, что-нибудь из одежды", спросит "не продает  ли кто
иконы?" и опять "пока-пока".
     Зигфрид - парень хваткий, в Россию не со слезой по родственникам ездил.
В Германии  надыбал нишу  на рынке.  Немцы, с их разлинованной до миллиметра
страной, уважают полотна  художников на темы  вольных русских  просторов.  У
кого-то ностальгия о прошлом, а кто-то, глядючи на луга и березки, о будущем
России под  протекторатом Германии бредит.  Как  бы там ни  было, бюргерские
стены  украшают картины  нашей природной действительности, с реками, полями,
соснами, цветами.
     В  тонкостях искусства бюргеры не больно разбираются, на этом Зигфрид и
организовал   прибыль.   Да  еще  на  слабом  денежном  содержании  русского
рисовального населения.
     Познакомился  Зигфрид  в  Омске с  восторженной  любительницей живописи
Людой,  которая,  добрая  душа, вовсю бросилась  помогать  немецкому  другу.
Фроендшафт  у них международный образовался. Где сама  рисовала, но  большей
частью носила коллегам с кистью каталоги, по которым те делали нужные копии.
Кто  лучше,  кто  хуже,  но   для  немецких  "чайников"  сойдет.  Контингент
копировальщиков  постоянно менялся, так как  Зигфрид вечно  тянул с  выдачей
гонораров. Платил, надо сказать, слезы, и страсть как не обожал расставаться
с дойчмарками.  То  придумает историю "обокрали"  или  другую легенду найдет
потянуть с расчетом.
     В  Германии  русские  полотна,  само  собой,  по другой  цене  впихивал
бюргерам. Бизнес был выгоднее, чем в народной мудрости: за морем полушка, да
рубль перевоз. Товар  такой,  что  в ручной  клади умещался. Себе  на  билет
потратил,  вот  тебе  и  все  расходы  на перевоз. Первое время,  с месяц, у
Зигфрида с Людой были чисто деловые отношения на почве любви к  искусству, а
потом неудержимо открылся зов плоти. Месяцами Зигфрид жил в Омске у Людмилы,
точнее -  с  Людмилой на жилплощади  ее родителей, собирая очередную  партию
картин. Кроме березок, сюрреализм возил в фатерлянд,  некоторые  продвинутые
немцы  слюни пускали от полотен, когда без шнапса не разберешь, то ли черт с
копытом,  то ли ведьма с метлой, то ли почище  аллегория закручена.  Зигфрид
систематически  окучивал  в Омске честолюбивый молодняк от живописи, который
без ума  был, что шедевры из-под его кисти в Европу отбывают, да еще на пиво
перепадает.
     Как-то тетка Амалья в огороде завидела Яшу Шишкина:
     - Яшенька, в Омск не собираешься?
     - Жениха, тетка Амалья, привезти городского?
     - Мои женихи давно райские яблочки кушают.
     - С рогатыми?
     -  Да ну тебя! Игорь мне деньги  немецкие привозил. В нашем магазине не
берут. Я  в  мешочек собирала,  в кладовке  прятала.  Фридке дай  - пропьет.
Думала, может,  когда сама в город соберусь. А все никак. Позавчера глядь  -
деньги мыши погрызли.
     - Даешь ты, тетка Амалья! Мышей марками кормить! Много в чулок набила?
     - А я разбираюсь? Поменяй на рубли, хоть конфет куплю.
     Вынесла  бабка  "чулок".  Пухленький,  надо сказать.  Некоторые  купюры
изрядно мышам понравились. Вплотную к номерам подобрались.
     Взялся Яша обменять. Как не пособить соседскому горю?
     - За это, тетка Амалья, окорок зимой закоптишь.
     - Конечно, Яшенька.
     Прикатил Шишкин в Омск по лесным вопросам, между делом заскочил в банк.
За   компанию  взял  с  собой   непосредственного  областного  начальника  и
одновременно хорошего приятеля. Яша знает, с кем дружбу водить.
     И вот эта парочка подруливает к солидному банку. Яша впереди в парадной
форме  лесничего  - благородно  темно-зеленый  китель  с  иголочки  (Яша  из
дремучего  леса, а одежду, когда  надо, как лорд  носит), в  петлицах  горят
отличительные  значки, башмаки  начищены, физиономия здоровьем  лоснится  от
лосятины,  гусятины   и   кабанятины.  Ну,   генерал  и   генерал!   Заходит
беспрепятственно в банк. А сзади его  областной  начальник вышагивает.  Тоже
неслабо  упакован:  длинное кашемировое  пальто,  норковая шапка...  На  две
головы  выше  подчиненного. Яшу пропускают безоговорочно, а начальника... Не
успел   тот   глазом   моргнуть,  как  на  пути   охранник   грозно   вырос,
профессиональными руками давай шмонать по всей  протяженности сверху донизу.
"Сдать, - приказывает, - оружие!"
     За Яшиного телохранителя принял.
     Яша хохочет от такой обозначки. А в банке очередь. Ни раньше, ни  позже
всем понадобились валютные операции. Клиент, естественно, не базарный. Чинно
стоит.  Одного  Яшу распирает  распрекрасное  настроение. Как  не поделиться
таким богатством. Накануне банка с начальником бутылочку коньячка раскатали.
Принялся Яша рассказывать посетителям про тетку Амалью.
     -  Вот  народ  у  нас!  Бабка,  соседка  моя,  валютой  мышей  кормила!
Оказывается, этим  грызунам только  дай  дойчрубли. Может,  немцы  шпигом их
смазывают для долговечности?  Бабка  в чулок  марки лет восемь пихала. Дочь,
конечно, у бабки  пьет, мужиков  меняет, но  ведь внуки  есть. Нет,  лучше в
чулке  пусть деньга  преет. Она  бы  и  дальше  складировала,  кабы мыши  не
почикали. Я со  смеху чуть не кончился, как увидел эту торбу. Внучок у бабки
в  Германии дурит  немецкого брата  мазней русских  художников. Они здесь за
рублевые  гроши  малюют,  он  там  за  недешево впаривает. И ведь  находятся
лопухи, берут, валюту не жалко!  Как-то подкатил:  продай ему  икону. Есть у
меня, от бабушки осталась. Я, конечно,  послал его по прямому проводу. Купец
заморский!  В детстве вечно сопливый бегал, по чужим огородам промышлял. Всю
дорогу  Игоряном  звали,  а  теперь  не  хвост  собачий,   а   собачачий   -
исключительно Зигфрид.
     Развлекает Яша  публику,  для наглядности  рассказа  достал  мешочек  с
погрызенными марками: полюбуйтесь, люди добрые, на чудеса в "чулке". И вдруг
из очереди выскакивает дама пенсионного возраста и прямо на Шишкина прыгает:
     - Это наши деньги мыши жрут! - кричит в Яшу. - Отдайте!
     И хвать Шишкина мертвой хваткой за руку.
     У Яши, конечно, глаз выпал. Все-таки не в сумасшедшем доме, в передовом
банке области. И вдруг почище базарных рядов выходка.
     Через  две  минуты  глаз  в  другой раз  выпал. Дама,  отталкиваясь  от
подпорченных мышами  дойчмарок, продолжила Яшин рассказ  с обратной  стороны
живописной медали.
     Как ни  жил Шишкин  в  крайне северном  районе,  а все одно мир  тесен.
Оказывается,  Людмила,  что  пособляла немецкому любителю  искусства днем  и
ночью,  - не кто  иная, как  родная дочь дамы,  вцепившейся в  тетки Амальин
"чулок".  Можно сказать,  произошла неожиданная смычка города  с деревней на
почве валюты Зигфрида.
     Он,  как поведала  дама,  на третьесортных копиях  поднялся  и  захотел
скупать  полотна  у  без дураков  художников.  Компаньона подыскал,  тот был
тертый калач в  картинном бизнесе, но без выхода за рубеж.  Зигфрид говорит:
чем я не  выход! Бьют по рукам. Российский купец подобрал партию картин и за
десять  тысяч  долларов  предложил  немецкому  негоцианту. "Без  базару",  -
согласился по-новорусски тот и повез товар на реализацию.  Столковались, что
через пару  месяцев компаньон приедет в  Висбаден за американскими деньгами,
параллельно расслабится по-европейски.
     Прилетает наш бизнесмен  от изобразительного  искусства  в объединенную
Германию,  кошелек неслабый прихватил под десять  тысяч  долларов.  Накануне
созвонился с  Зигфридом.  "Все абдемах, - докладывает тот, - деньги жгут мою
ляжку!"  И  попросил гостинца - вкусной водки "Гжелки". Обрадованный партнер
водчонку под мышку и на самолет. Но  в аэропорту назначения никто  в объятья
не  сграбастал.  Отсутствовал  Зигфрид  и  по висбаденскому  адресу.  Неделю
компаньон  наугад   рыскал   по   городу,   вторую,   язык   на   плече,   с
достопримечательностями  знакомился  -  вдруг  среди  них наглая  физиономия
Зигфрида мелькнет, - нервничать  начал:  как  вернуть картинные  доллары? От
перевозбуждения в  одиночестве,  как  алкаш  последний, "Гжелку"  выхлестал.
Вместе с водкой  виза  закончилась, немцам наплевать на издержки живописного
производства, дранг нах остен указали.
     Рассвирепел компаньон. "Ах ты, фашист! - начал обзываться в самолете. -
Ах ты, Геббельс! Ах ты, немчурина недобитая! Развел меня, как лоха!"
     И  Курскую дугу не устроишь с утюгом  на  животе,  кирпичом,  к мошонке
притороченном.
     На  подлете  к Омску  чуток  успокоился обманутый  бизнесмен.  Прямо  с
аэропорта к Людмиле на такси рванул. А у той сын, Александр Зигфридович, пол
животом полирует, ждет, когда  папка, как давно обещал  мамке, заберет их на
постоянное   жительство   в   Германию.    Компаньон   обрадовался   наличию
подрастающего поколения, говорит Людмиле:
     - Ты мне должна  десять тысяч долларов. Через месяц  не отдашь, я этого
немчуренка возьму за ноги и об стену шарахну! Ферштейн, фрау?
     Никакого человеколюбия! А ведь  не сивушно-водочный предприниматель,  с
образцами высокого искусства коммерцию имеет.
     -  Связывайся  со  своим  Геббельсом,  пусть  шлет  долг! Или  квартиру
продавай! Мне лично по барабану! Но через месяц деньги на бочку.
     На  следующий  день  еще  раз  проведал  Людмилу,  в  компании с  двумя
мордоворотами, но с тем же шкурным интересом.
     - Мы квартиру продали! - ревела теща Зигфрида в банке. -  Купили халупу
в деревне, крыша течет, туалет завалился... Это наши деньги мыши жрут! Наши!
Отдайте!
     И Шишкин отдал "чулок".
     - Зачем? - спросил начальник в машине.
     - Все одно их вроде как мыши съели!
     - А соседка?
     - Куплю сладостей и будет довольна.
     - Она, поди, не совсем  дура.  Понимает, не  на кило  пряников в  чулке
было!
     - Не боись, Марфута, все сходится - ребеночек не наш! - захохотал Яша и
похлопал себя  по карману.  - В мешке только сильно  погрызенные были, марок
двести, остальные  триста  у  меня.  Тетку  Амалью  забижать  нельзя, окорок
обещала закоптить. Привезу на пробу, пальчики оближешь.
     - О правнуке ей не трекни!
     - За кого меня держишь?
     - За Яшу Шишкина!
     - То-то!
     И они поехали в другой пункт валютного обмена.


     - УРА! - грянула пятиэтажка с балконов.
     Причиной восторга был Вася-Кришна. Он зигзагами вплывал во двор. Голова
его  имела  все  тот же  лысопостриженный  вид.  В  остальном на  Васю  было
любо-дорого смотреть.  В руках  палка копченой колбасы,  одет в красные, как
пожарная машина, трусищи,  футболку со смелой надписью: "Собирайтесь, девки,
в кучу!" Вдобавок ко всему Вася охально горланил:
     Я, бывало, предлагала
     На скамейке вечером!
     Не подумайте плохого -
     Из стакана семечек!
     Ноги  Вася-Кришна  переставлял   с   трудом.  Через  каждые   два  шага
останавливался,  блаженно  улыбался,  кусал  колбасу  и  пытался  продолжить
движение,  заводя  по  новой: "Я,  бывало..."  За Васей  бежала здоровенная,
голодно оскалившаяся собака.
     На  балконе  третьего этажа,  не веря  своим глазам, стояла жена Васи -
Светка. Крепкая  во  всех  женских частях  деваха.  На  ее рассиявшимся лице
читалось - неужели это ты, Вася? Это был он.
     Вася, притомившись от  ходьбы,  сел посреди двора на травку. Собака тут
же вцепилась  в колбасу.  Вася  был иного мнения  на предназначение  мясного
продукта. Схватился за него двумя  руками. Терзаемая голодом  псина повалила
Васю  на  живот,  поволокла  вместе   с  колбасой,  зеленя  травой  надпись:
"Собирайтесь, девки, в кучу!"
     Четыре месяца назад дом уже имел счастье наблюдать подобную по  рисунку
и  накалу  страстей  схватку. На месте пьяного  Васи был  совершенно трезвый
Вася, на месте истекающей слюной собаки - Светка. На месте колбасы - задняя,
килограммов  на  двадцать, говяжья нога. Вася тащил ее к помойке,  а Светка,
ругая его: "Долбанушка!" - пыталась вернуть ногу в лоно семьи.
     Но если сейчас  в  колбасу  с  разных  концов жадно  вцепились существа
одинаково  смотрящие  на  нее,  тогда взгляды  были  взаимоуничтожающие. Две
идеологии рвали ногу в противоположные стороны. Одна хотела пустить на борщи
и котлеты, другая - выбросить к чертям свинячим.
     - Долбанушка! - кричала Светка. - Жрать-то что-то надо!
     - От мяса у тебя дурные желания.
     Перед  этим  у  них состоялся интимный  разговор.  Вася-Кришна  повесил
категорический "кирпич" на интимные отношения.
     -  Мне этим  заниматься позволительно только для  зачатия  потомства! -
заявил супруге. - Просто так не  положено. Если тебе уступлю -  после смерти
мучиться  буду! Попаду  в низший уровень,  где стану  обезьяной  или  другой
скотиной...
     - Мучиться он, как сдохнет, будет! А я сейчас не  мучаюсь?! - свирепела
Светка.  - Ты обо  мне, долбанушка,  подумал? Работать не  хочешь!  Меня  не
хочешь! По  дому палец  о  палец ударить  не  хочешь!  Ты  уже  сейчас  хуже
обезьяны! Долбанушка!
     - Мясо жрать не надо! - рассердился на оскорбления Вася.
     И побежал  на  балкон. Где выхватил из ящика говяжью  ногу и сбросил на
землю.
     Светка хотела вышвырнуть Васю следом, да  побоялась - за это время мясо
могут  уволочь. Сорвалась возвращать  добро  домой.  Вася обогнал  Светку на
втором  этаже  и  первым  успел  к  ноге.  Схватил  и  поволок  заднюю часть
священного животного в сторону мусорных баков. Светка быстро настигла  Васю,
начала вырывать супы и тефтели.
     - Светка, держись! - громко поддерживали соседи из форточек. - На измор
бери! На измор!
     Вася-Кришна не ел мясо, да все же мужик - перетягивал щи и беф-строганы
в помойку. На что Светка безжалостно - а что  теперь жалеть?  - пнула мужа в
интимно-чувствительное  место. И хотя Вася  на нем поставил крест,  боль там
еще не отсохла. Вася отпустил говяжью ногу и схватился за боль.
     - Ура! - закричал двор.
     Гуляш и пельмени были спасены.
     Зато в поединке за колбасу верх одержал Вася.  Пес в пылу перетягивания
не рассчитал  -  жадность  сгубила - так сжал челюсти,  что перекусил мясную
палку. В пасти остался кусок, но Васин край был значительно длиннее.
     Собака отбежала переваривать,  а Вася,  уставший от борьбы, тоже  решил
подкрепиться, куснул отвоеванное.
     - А как же харе кришна? - спросили соседи.
     - Идет он в харю раму! - пьяно оскалился Вася.
     Достал из заплечной сумки початую бутылку винища, хлебнул из горлышка.
     - Пей, Вася! - поддержал дом. - Пей!
     Вдруг балконы заблажили:
     - Беги! Вася! Беги!
     Во двор вошли парни в оранжевых балахонах. Как Вася-Кришна, лысые.
     Из подъезда мчалась к Васе Светка.
     Опять  началось  перетягивание.  Светка  рвала  Васю  в  дом  за  ноги,
оранжевые мужики за его душу боролись, ухватившись за руки.
     Разрываемое на части румяное от винища яблочко раздора ерничало:
     - Мишка за Сашку, Сашка за ляжку - хрен вам, а не Машку!
     - Светка, держись! - болели балконы.
     Один в поле кашу  не сваришь. Оранжевые мужики  вырвали Васю, оставив в
руках у Светки одни кроссовки. Стянули с Васи красные трусищи,  в швах по их
религии гнездятся злые  духи, - футболку  с охальной надписью.  Вася сначала
кричал: "В  харю раму! В харю!.." А потом, когда его завернули в оранжевое и
понесли, запел: "Я, бывало, всем давала..."
     - Долбанушки! - Светка швырнула в оранжевых кроссовками.
     - Долбанушки! - поддержали балконы и обезлюдели.


     Годы у  Филиппа  Матвеевича Назарова были  уже не те,  чтобы в убегашки
заполаскивать  по  улицам.  А  куда  денешься,  когда  вопрос  ребром  между
дальнейшей жизнью и стремительно приближающейся кончиной от рук разъяренного
бугая с каминной кочергой в руках?
     Во  все  времена  клали  доктора  личные жизни  в  гроб  ради  здоровья
человечества.  Прививали  себе  чуму и другую  холеру,  бесcтрашно  лезли  в
зараженные районы. Умри, но выполни присягу Гиппократа. Филипп Матвеевич  не
клялся на  анатомии  - медицинских  академий  не  заканчивал,  тем  не менее
который  год нес  тяжелый  крест нестандартного народного  целителя.  Тащить
приходилось среди темных от образования масс. Один из представителей которых
уже дышал в спину с огромным желанием шарахнуть лекаря кочергой по голове.
     Всю жизнь Филипп Матвеевич был учителем физкультуры,  уйдя  на пенсию и
освободившись  от  неуемного  племени  школяров,  почувствовал  в  себе  дар
нетрадиционного медика.
     Новый   метод   был  уникальный   и   безболезненный,  универсальный  и
бескровный. Берется  подушка,  сверху  кладется куриное  яйцо, заключенное в
контейнер, этакую  спецматрешку, на нее садится пациент  (чаще - пациентка).
Учение  Филиппа Матвеевича требовало  использовать яйца  обязательно  из-под
топтанной курицы. Яйцо выполняет роль буферного устройства между организмом,
сидящем на нем, и космосом. В процессе лечения в наседку втекают целительные
силы вселенной,  а  черная  энергия  недугов уходит прочь.  Пациент (чаще  -
пациентка)  при  содействии Филиппа Матвеевича, можно сказать, высиживает из
себя болезнь.
     Горят восковые  свечи,  Филипп  Матвеевич  (непременно  в темных очках)
широко и плавно водит над больной  руками, таинственным голосом призывает ее
сосредоточить внимание  на яйце: "Ты видишь под собой белое и желтое.  Белое
темнеет! темнеет!  темнеет!  Вбирает  в себя  твои  хвори и недуги,  боли  и
тревоги! Ты выздоравливаешь!"
     Три раза за сеанс меняет Филипп  Матвеевич яйцо под наседкой, забирая с
хворобами, подкладывая свежее.
     Оригинальный метод пока не получил широкого признания, пациентки еще не
осаждали валом  неформального лекаря, не ползали перед  ним на коленях: лечи
нас, Филипп! лечи!  Собирал  клиентуру народный  целитель с бору по сосенке,
для чего  ходил  в народ - на  базар. Выбрав в  толпе, кого  из женщин стоит
полечить, действовал  решительно и нетрадиционно. Вдруг подскакивал, хватал,
к примеру, за живот и роковым голосом ставил диагноз:
     - Больная печень!
     Или цапал за талию:
     - Камни в почках! Пойдем к тебе, буду лечить!
     Своей  клиникой Филипп  Матвеевич еще не  обзавелся, а врачевать дома -
бабка ругалась.
     Что интересно - диагноз ставил безошибочно.
     И  все  же  не  всегда  потенциальные клиентки  с  распростертой  душой
бросались  в объятия  нового метода. В частности,  вчерашний день начался не
лучшим образом.
     Первую больную схватил за грудь:
     - У тебя грудная жаба!
     А у нее в бюстгальтере были доллары.
     - Грабят!  -  закричала больная и, защищая  валюту  от грабежа, врезала
целителю железным бидоном по голове.
     Впору  самому  садиться  на  яйца  от   сотрясения.  Да  деньги  нужны.
Оправившись от бидона, другую женщину лапанул в область декольте с диагнозом
астмы. Последняя имела место, но, кроме нее, в двух шагах имел место муж, он
бросился на целителя  с кулаками  и настучал  доктора по  физиономии.  Самое
время пойти  домой и  отсидеться на  яйцах. Но сапожник всегда без сапог,  а
доктор без здоровья.
     Наконец,  нашел пациентку. Покрутившись рядом, нет  ли  мужа или другой
опасности, схватил за бок:
     - Поджелудочная болит. Срочно айда к тебе лечиться!
     Пошли.  Квартира  была  шикарной,  с  камином.  Посему Филипп Матвеевич
запросил соответственный гонорар.
     Трудный  день - удары бидоном по голове  и кулаком  по скуле - требовал
разрядки.  Филипп  Матвеевич  хорошо расслабился у товарища  в гараже. После
чего, добираясь домой, потерял лукошко с яйцами и спецматрешку.
     Утром, продрав глаза, побежал искать медтехнику. Первым делом сунулся к
Тане, так звали больную с камином.
     - Таня дома? -  спросил у открывшего дверь бугая. Тот был в попугаистых
шортах, и глаза навыкате от такого наглого посетителя.
     - Яйца у нее вчера я не оставлял?
     - Что?! - еще больше выпучил глаза бугай, превращаясь в Отелло.
     Цыганка  когда-то нагадала ему: "Женишься,  касатик, один раз, но  жена
достанется  слабой  до королей  и  вальтов".  "Посмотрим?" -  сказал будущий
Отелло.
     Друзья  юности  прикалывали  его  на  счет  королей  бубновых  и  рогов
ветвистых. "Смеется  тот,  кто смеется опосля", - успокаивал весельчаков  за
чужой счет. Долго  выбирал жену,  в конце концов остановился  на Тане. Ее на
аркане не затащишь в бассейн, под пистолетом - на пляж.  Убивай - прозрачное
платье не наденет. Живот и бедра были со следами ожогов.
     Отелло показал язык  цыганке, когда Татьяна показала  непривлекательные
следы.
     И  что же получается - поторопился с языком?  Пока он деньги кует, ему,
вопреки ожогам, рога растят. Змеиное отродье - нашла выход! Старому мухомору
молодку и с  ожогами только  давай!  Тем более,  у этого мухомора  пороха  в
пороховнице через край - не угонишься.
     Отелло метнул кочергу вдогонку.  Она  со свистом пролетела  над головой
целителя. Филипп Матвеевич скаканул козлом и прибавил прыти.
     Однако ослепляющая ревность  была  сильнее  жажды  жизни, топот  погони
настигал жажду. Вдруг за спиной жажды что-то громко упало.
     Топот стих.
     Филипп Матвеевич обернулся.
     Отелло распластанно лежал на тротуаре,  верхом на нем сидела пигалица в
очках.
     - Я его все равно замочу! - хрипел в асфальт Отелло. -  Он ходит к моей
жене!
     - Темнота! Это народный  целитель Назаров! - болевым приемом сдерживала
клокочущую ревность пигалица.
     - Замочу! Пусти!
     - Дурак! Он женщин  лечит. Меня в прошлом году от аллергии  избавил,  я
потом турнир в Праге выиграла. Помните, Филипп Матвеевич?
     - А как же! - сказал, опасливо поглядывая на Отелло, народный целитель,
хотя убей не помнил пигалицу.
     - А меня можешь вылечить? - спросил с асфальта бугай.
     -  Бешенство  неизлечимо! - находясь  в  позе высокого  старта, ответил
Филипп Матвеевич.
     -  Не бешенство!  - Отелло в бугае угас. - Нервы с этим бизнесом  не  в
тему стали.
     - Как-нибудь зайду, - уходя, сказал Филипп Матвеевич.
     - А Таньку больше не лечи! - в спину бросил Отелло.
     "Пусть ее собака Авва лечит", - проворчал себе под нос Филипп Матвеевич
и пошел искать лукошко с яйцами.


     Антонина  Ветлугина столкнулась  в  поликлинике с дальней родственницей
Надеждой, та ей  глаза на конец  света и разлепила. Умные люди, оказывается,
без  хи-хи да ха-ха  относятся к  библейскому  катаклизму. И  не сложа руки,
камни  с неба  и серный  дождь на  голову поджидают.  Одни  тычут  в  глобус
биорамками на  предмет  определения  медвежьих углов,  где можно  с  грехами
пересидеть.  Другие  ищут надежные  огнетушители  -  недвижимость  в  геенне
огненной спасать. И только одна Антонина живет, как засватанная.
     Сама Надежда предусмотрительно на чемоданах сидит.
     - Ты  думаешь,  -  учила Антонину, -  так просто  сел да  поехал? Держи
карман  шире!  Места, куда концом света не достанет, позанимали ушлые. Мы  с
одним ездили  присмотреть  заброшенную  деревню,  так  не  пускают  колдуны,
захватили спасительные территории, не продраться!
     - Палками гонят? - ужаснулась Антонина.
     - У них такие палки, не приведи Господь. День  едем на машине, другой -
нет свертка на деревню. Ему  давно быть по карте, наши колеса будто на одном
месте  крутятся.  По  обочинам  пора дремучим лесам расти, вместо них  степь
голая не  кончается.  И  холодает -  спасу  нет. Июль на  дворе,  мы  зубами
клацаем,  как  в  зимний  мороз.  Все  на  себя  насдевали,  а  все  одно  -
зубодробилка  во  рту  грохочет:  встречные машины  по  кюветам  шарахаются.
Плюнули, не замерзать же средь лета в ледышки, повернули - через пять секунд
жарко,  как в Африке,  сделалось,  и веришь ли,  нет,  в три  часа до города
долетели. А ты говоришь - палками. Колдунов-то, по писанию, первым делом под
корень кончать будут. Вот они и забеспокоились подальше залезть.
     Родственница,    оказывается,   посещает    общество    "Первый    день
апокалипсиса", где по концу света честной народ собирается. Чтоб, значит, не
как снег на голову этот апокалипсис встретить.
     - Приходи в воскресенье, - стала зазывать Надежда в общество. -  Старец
Афиноген будет выступать. Сильный знаток по концу света.
     Антонина после  этого  разговора сама не своя  сделалась. Так ведь и на
самом  деле - шарахнет конец света поперек квартиры, а ты ни сном ни духом -
в какую сторону бежать от него.
     Пошла на Афиногена.
     Старец был  слегка за пятьдесят мужчина.  Квадратного покроя. Бородища,
как  пук  черной  проволоки  в  лицо  воткнули. Глазки  настырные,  обшарили
Антонину  по всему периметру, у той аж сердце обмерло, спина взмокла. Рубаха
черная  у  Афиногена до кадыка  застегнута. Невысокий,  но,  поднявшись  для
доклада, плечищами  полкомнаты отхватил. Бородища  вулканом  разверзлась  на
первом слове,  из пропасти зубы торчат, ими только листы кровельного  железа
кромсать.
     - Спасайтесь, братья и  сестры! - обжигающей лавой упало на слушателей.
- Ибо время близко! При дверех! Грядет плач и скрежет зубов!
     И заплакал басом. С крупной слезой.
     Антонина тем более в рев ударилась.
     Старец Афиноген не дал разойтись рыданиям.
     - Мужайтесь! - строго сказал. - Истинно говорю вам, братья и сестры: не
останется камня на камне!
     После  чего углубился  в концесветную тему. Он, оказывается,  произведя
сложные  вычисления по  количеству  знаков  в Библии: букв, точек  и  других
запятых с  пробелами, - определил дату начала конца  света. Через год огонь,
испепеляющий  греховный мир,  пойдет  по странам  и  континентам,  очищая от
скверны. Когда пламя Божьей кары располыхается вовсю, земля треснет в районе
экватора,  и несожженные остатки  погрязшего в грехе мира  ухнут  в  горячее
чрево планеты, а неухнувшие - водой покроет.
     Резкими  мазками   нарисовал  отец  Афиноген  катастрофическое  завтра.
Антонину  с ног до головы жар охватил, будто уже вовсю  полыхало  вселенское
пламя.  Сердце  заполошно  дырявило грудь  от  страха  за  себя  и  близких.
"Пропадем, - вытирала обильные слезы Антонина, - как есть  пропадем, а детки
еще жизни не видели".
     -  Истинно  говорю:  сие  все  будет!  Глады  и  моры  пойдут, СПИДы  и
землетрусы!  Камня на камне не останется. Одна великая скорбь, какой не было
от начала мира. И токмо претерпевший до конца спасется.
     По  библии,  сказал  старец  Афиноген,  не сгорят в  огне и потопом  не
накроет тех, кто глубоко в тайгу упрячется, подальше от самой распоследней и
забытой деревни. Рядом с деревенскими даже у черта на  куличках  не избежать
меча Господнего,  везде  народишко  погряз  в богомерзких  деяниях: блуде  и
пьянстве. Спасение только в безлюдной глухомани.
     - В дебри бесчеловеческие надо забираться!
     "Как Лыковы", - подумала Антонина.
     - Как Лыковы, - сказал старец.
     По  окончании   доклада   подозвал  Антонину.   "Поедешь,   -   говорит
непреклонным  голосом,  - матушка, со  мной в  тайгу спасаться.  Ты  женщина
тихая, покорная. Мне подходишь. У меня для спасения все есть,  токмо матушки
не хватает".
     Антонина  не успела  отнекаться  от  хотя и  лестного,  но неожиданного
сватовства,  а  уже глядь  - в  трамвае трясется рядом  с  ухажером. Трамвай
никаким  боком  не подходит  ей  домой  добираться.  Надо  выходить,  менять
транспорт.  Но  на руки-ноги нисходит  затмение  от старца Афиногена,  -  не
разворачиваются оглобли в нужную сторону. И в голову туман пал.
     "Спасемся, матушка, - тихим голосом отец Афиноген говорит, - спасемся".
Антонина  пытается  спастись: хмарь  в  голове разогнать,  а никак.  Глядь -
трамвая как и не  было  вовсе, вокруг  домишки частного характера,  и старец
Афиноген во двор ее заводит. Батюшки свет, три лютых пса, зверюги цепные без
цепей навстречу скачут, вот-вот разорвут на лоскутки...
     - В тайге без собачек погибель, - сказал старец и цыкнул на волкодавов.
     Взошли на крыльцо, в сенках кули увязанные по углам. Здоровенные! Прямо
матрасовки. Такие травой набей - и то не поднимешь.
     - Запасы в тайгу, - хлопнул по одному из  кулей старец. Даже вмятины не
осталось. Утрамбовано насмерть!
     В доме  по  стенам  тоже стояли наготове  запасы от конца света.  Шутки
шутить с этим природным явлением старец Афиноген, и вправду, не собирался.
     Хозяин  быстро спроворил ужин. На  столе возникло  сало, колбаса, куски
вареного мяса, крупно нарезанный окорок, соленья, копченья, литровая бутылка
водки.
     - Пост ведь, - робко вякнула Антонина.
     - Мне  Господь простит, - ответствовал старец, - я в мир большие знания
несу.
     Перекрестившись,  он выкушал стакан водки. Как  кока-колу какую-нибудь,
прости Господи,  бросил в  горло зелье  - ни  грамма не поморщился. Антонина
даже  не  пригубила   рюмочку.  Старец   Афиноген,   швыряя   в  то  и  дело
распахивающуюся  ртом бороду  куски  мяса, сала и другую  скоромную закуску,
начал живописать предстоящее житье-бытье в тайге.
     - Поначалу, матушка, в палатке с тобой перебьемся, апосля дом поставим.
Деляну раскорчуем поболе,  огородик  вскопаем... Я крепко  молиться  за всех
грешных человеков буду.
     "Он, значит, -  размышляла про  себя  Антонина,  -  будет  молиться,  а
огородик копать кому?"
     - Скотинку  разведем.  Я сильно парное молоко уважаю! - мечтал дальше о
конце света отец Афиноген.
     "За   скотинкой  ему  тоже  некогда   ходить,  -  Антонина  рационально
соображает, - когда навоз убирать, если день и ночь поклоны бить?"
     "Я с таким  спасением загнусь, - загрустила  она  посреди трапезы, -  с
моим-то здоровьишком много не накорчуешь".
     И вызвалась тоже молиться за спасение грешников.
     В  ответ старец  употребил второй  стакан водки.  Под  третий  Антонина
спохватилась: она ведь  не  как  перст на белом  свете. Детки, какой-никакой
муж...
     - Как  я за тебя пойду, -  спрашивает резонно, - если у меня  муж, двое
детей...
     - Ну и что? - не смутился старец. - Я ведь не с ними в тайгу сокроюсь -
с   тобой.  Быстренько  разводись,  обвенчаемся  и  айда-поехали.  Ты  такая
покорная, послушная, мне в самый раз.
     "Чтоб пахал на мне!" - окончательно пробило Антонину.
     Здесь она заметила, что за окном уже светать начинает.
     - Развиднелось уже, - обронила.
     - Да, - согласился старец Афиноген, - пора почивать.
     И сграбастал "покорную" Антонину в крепкие объятья.
     - Пост ведь! - вскрикнула та. - Бог накажет!
     Предупреждение о грехе и каре не отрезвили старца.
     Он  продолжал  с  азартом  наваливаться  на  Антонину,  буравя ее  лицо
бородищей. И казалось - быть грехопадению. Не совладать голубке с коршуном!
     Да вспомнила голубка поучительный случай из личной жизни.
     Забежала как-то Антонина в отдел  дамского белья, там женщины толпятся,
и вдруг все разом начали плеваться и звать: "Милиция!" В ряды  покупательниц
затесался мужик,  слабый  насчет выставить  на  всеобщее  обозрение  мужские
атрибуты. Дамы шарахнулись по сторонам от неожиданной демонстрации. И только
одна,   далеко  не   импозантного  телосложения,   смело  шагнула  навстречу
развернутой экспозиции  и схватила бесстыдника за оголенный на  весь магазин
экспонат.  Да так схватила, что хозяин  вернисажа заревел раненым медведем и
замахнулся кулаком  уничтожить противницу его  искусства. В ответ  последняя
тут же отреагировала  увеличением усилия  на  сжатие. Куда  медведь девался?
Заблажил  мужик  слезливой   бабой,  сам  громче  всех  призывая   на  место
происшествия органы правопорядка: "Милиция!"
     Антонина вовремя вспомнила  поучительный случай. Дальнейшее было  делом
техники. Технично провела аналогичный магазинному прием.
     Старец Афиноген взвыл тигром:
     - Убью!
     - Оторву! - ответствовала Антонина  и обозначила  пальцами нешуточность
угроз. Силушка в руках когда-то сельской девушки водилась.
     - Больше не буду! - прикинулся агнцем Божьим старец. - Отпусти!
     Не отпуская из рук инициативу, Антонина вывела сластолюбца  на крыльцо,
заставила  его гаркнуть  на кровожадно  подскочивших волкодавов.  Недовольно
скалясь, те  ушли  в сарайку.  Старец Афиноген и Антонина  лицом  к лицу  не
разлей  вода  парочкой прошествовали  до  ворот.  Лишь  за калиткой Антонина
разжала капкан.
     "Вот дура! - ругала себя, быстро удалялась от дома старца, одновременно
озираясь  по  сторонам  с целью местоопределения. - Спаслась, называется, от
конца света..."
     И  благодарила  ангела-хранителя,   что  помог   от  греха  избавиться,
подсказал, как сбросить его с хвоста.

     Кроме напряженных  будней, случались в отделе  чудные праздники. Бокалы
поднимали даже в шибко строгие времена, когда не допусти, Господь, попасться
на проходной с хмельным запахом. Как-никак режимное предприятие. А все одно,
оглядываясь на дверь, опрокидывали чарочки. Даже в судорожные годы борьбы за
горбачевскую трезвость наливали  из конспиративного чайника  праздничные сто
граммов.
     Но не эти,  второпях принятые  грамульки определяли  праздник. Особенно
два  главных  -  День  Советской  Армии и  8-е  Марта.  Накануне  начинались
таинственные  однополые собрания по углам, репетиции  после работы. Особенно
изощрялись в театрализованных маскарадах мужчины.
     В один  год они  вышли в торжественный момент  в  строгих костюмах  и в
цилиндрах  времен  Евгения  Онегина.  Двадцать  Онегиных  и  все   в  черных
цилиндрах.  Хотя последние  были из бумаги,  выглядели  мужчины  бесподобно.
Каждый  сама серьезность, и что-то прячет за спиной. По команде "три-четыре"
все разом упали  на левое  колено  и розы,  прекрасные белые розы,  волшебно
выпорхнули  из-за  мужественно  стройных  спин и  поплыли  в  трепетные руки
cотрудниц.
     Каждый год в  эти  два праздника звучали стихи, песни и целые спектакли
во  славу  женщин  и  мужчин.  Но  мужчины,  как и подобает  сильному  полу,
обязательно придумывали гвоздем программы забойный номер. Однажды был  танец
маленьких лебедей. Лебеди  выплыли как на подбор. Впереди молодой специалист
Саша  Вялых, под  стропила  ростом  и  худой,  как удочка.  Следом  Владимир
Петрович  Донцов,  метр  с пуантами  вверх и столько же в ширину, замыкающий
лебедь  -  Андрей  Сергеевич  Бойко,  одновременно  баскетбольного  роста  и
тяжеловес в 130 кг. На всех белые пачки идеально торчат. Как-никак инженеры:
сгофрировали кальку и  такие классные пачки  вышли над белыми спорт-трусами.
Слаженно лебеди плывут. Па-па-па-па-па-а-бра-па!..
     Два  вечера  репетировали.  Волосатые  руки   крест-накрест   ангельски
замерли, волосатые ноги крест-накрест в такт Чайковского синхронно вышивают.
Головы в  коронах,  а взор  скромно долу опущен.  Па-па-па-па-па-а-бра-па!..
Плывут царские птицы.  В одну  сторону без  запинки  протанцевали, в другую!
Па-па-па!.. И вдруг  божественная  музыка  обрывается дрыгастым  "Без женщин
жить нельзя на  свете,  нет", и наши лебеди, варьетешно подбрасывая ноги под
потолок, срываются в бешеный канкан.
     Женщины  ладошки  измозолили  аплодисментами.  Три  раза  кафешантанные
лебеди  танцевали  на  бис. Вызывали их и в четвертый, но Андрей  Сергеевич,
держась  за  сердце,  сказал  за   кулисами:  "Похоже   отлебедился,  только
умирающего в ящик сыграть могу".
     Как-то на "сцену"  разухабисто выскочили две оторвяжки. Сверху  парики,
снизу  -  колготки на подозрительно  мужских  ногах, яркая  помада  и  бюсты
киноголливудских размеров. Выскочили и айда, приплясывая, сыпать картинистые
частушки: "Я пою и веселюся, в попу жить переселюся! Вставлю раму и стекло -
будет сухо и тепло!"
     При этом как бюстами поведут, а они не бутафорско-тряпочные. Технология
передовая  -   в  надувные  шарики   наливается  вода   и   под  бюстгальтер
спецпошивочного  наполнения... В  результате  рекордная  пышность  с ядреной
упругостью.  Женщины  визжали от  восторга, глядя  на  этих красоток.  А  те
наяривали всеми частями тела и языками: "Ой, трудно мне,  кто-то был на мне!
Сарафан не так, а в руке пятак!"
     Было что  вспомнить. Но наступили времена,  что ни в сказке сказать, ни
пером описать -  непечатно  выходит. Ни работы,  ни денег  который  месяц. В
непечатном настроении женщины подняли вопрос: а не перенести ли 23-е февраля
до первых денег?
     -  Вы  что,  девочки, хотите лицом  в лужу  сесть?!  - встала наперекор
тяжелому  вопросу  Анна  Павловна  Томилина. - Да  чтоб у  этих  кремлевских
мафиози, рак их побери, СПИД на лбу вырос! А  мужчины-то наши причем? Придут
в День Советской Армии, а мы им:  фиг  вам, расходитесь по домам, - праздник
отменяем. Позор! Давайте скребанем по  сусекам  и  назло  врагам друзьям  на
радость каждая тортик...
     Зажигательная речь Анны Павловны высекла из  коллектива идею - провести
конкурс  тортов под девизом: кто на что горазд. А дегустационное жюри -  все
мужчины.
     Женщины наскребли по сусекам кто баночку  сгущенки, кто мед, на  случай
простуды  хранимый,  кто  варенье,  на  случай  гостей...  Вечером  накануне
праздника,  опаленные  жаром плит,  женщины молили своих  кулинарных  богов,
чтобы поднялось, пропеклось, пропиталось...
     Анна  Павловна  вошла на кухню  полная решимости, несмотря  ни на  что,
выиграть конкурс, выставив на него "Птичье молоко". Атмосфера в доме была не
дай  Бог  взрывная, чуть что - глаза  закрывай  да беги.  Завод мужа на пути
реформ встал  нараскоряку - ни бэ, ни мэ, ни денег.  Анна Павловна подыскала
мужу место дворника. "Я что, Герасим из "Муму", метлой махать?!" - отказался
от   низкоквалифицированного   труда.   Четвертый   месяц   искал   достойно
квалифицированный, в то время как сын растет, ему хоть каждый час  устраивай
трехразовое  питание  -  от  добавки  не откажется. Хорошо, мама-пенсионерка
подбросила деньжат  на мясо.  Анна  Павловна для  разминки, перед выходом на
торт, настряпала  гору  пирожков.  Румяные  да духовитые.  В  форме  лодочки
плоскодонки  и размером  не меньше. Пару съешь, и дышать нечем -  желудок на
легкие давит...
     Муж прибежал на дурманящий запах: "Эх! пирожочки!"
     Анну Павловну черт  дернул за язык: "Ты  не заработал". Муж взвился под
потолок и, хряснув дверью,  убежал  до  полночи.  Настроение  в доме повисло
нетворческое. Руки на торт не поднялись.
     Утром, поколебавшись, Анна Павловна взяла на работу пирожки.
     На  конкурс  были  выставлено  12 тортов.  "Гвардейский"  - со звездой,
выложенной из клюквы.  "Боцманский" - черемуховый  с сине-бело-тельняшечьими
полосами  поверху.  Из  деталей, что идут  на  "Поленницу",  было  построено
"Пулеметное  гнездо"...  От  одного вида конкурсного стола  слюна  кипела, и
глаза жюри разбегались. Мужчины с трудом собирали их для объективной оценки.
Андрей  Сергеевич  Бойко, анализируя  очередное  произведение,  ахал,  охал,
подводил глаза под потолок, а закончив дегустацию, вытирал  губы  платочком,
по стойке "смирно" громыхал: "Служу Советскому Союзу!" - и церемонно целовал
ручку мастеру. Женщины рдели от счастья.
     Но без Анны Павловны. С вымученной улыбкой она поставила блюдо пирожков
на  конкурсный  стол  и,  почувствовав  страшное желание провалиться  сквозь
землю,  ушмыгнула в закуток  за шкафы. Где ругала себя последними  словами -
сама кашу заварила и сама первая "лицом в лужу села".
     - А это что за торт? - подошел к пирожкам Бойко.
     - "Артиллерийский"! - с полным ртом придумал название Саша Вялых.
     - А ты что, заряжающий? - строго спросил Бойко. - Прилип, не оторвешь!
     - Никак не распробую, - сказал Саша и потянулся за третьим пирожком.
     -  Мне-то оставь, -  завозмущался  Владимир  Петрович  Донцов,  -  я  в
артиллерии служил и то всего два съел.
     Бойко  отведал пирожок, хотел поцеловать  ручку автору и,  не обнаружив
его, взял еще один.
     На  объявление  результатов  конкурса  мужчины  вышли   бравым  строем,
смертельно впечатывая башмаки в пол.
     - После  бурных споров,  перешедших в  продожительные дебаты, - доложил
председатель жюри Бойко,  - единогласным  решением первое место присуждается
торту "Артиллерийский".
     - Ура! Ура!  Ура! -  троекратно проуракали мужчины. И вытащили  на свет
коробку конфет в качестве главного приза.
     Анна Павловна,  на  ходу смахивая  едкую слезу  горечи,  вслед  за коей
набегала сладкая радости, вышла из-за шкафов.
     - Мальчики, девочки, ешьте, - сорвала  целлофан с призовой коробки. - Я
завтра "Птичье молоко" испеку.
     - По мне лучше "Артиллерийский" повторить, - сказал Вялых.
     - "Артиллерийский!" "Артиллерийский!" - единогласно поддержали мужчины.


     Я теперь тоже не баран чихнул. Я теперь новый нерусский, так как мать у
меня татарка, отец  - украинец,  а сам я на пиво,  сигареты и  сто грамм  из
семьи - ни грамма. Зарабатываю бизнесом. Специализация - добыча и реализация
металла.
     Предпринимательствую  без отрыва от производства.  Да  и  как разорвать
пуповину  с  заводом, когда  металлодобывающая промышленность на  территории
находится,  где я и промышляю по всем углам.  Это раньше на заводской свалке
горы добра высились  до небес. Тащи - не хочу! Да кто же знал, что этот хлам
может понадобиться? Жили, про завтра не думали. Зато сейчас на свалке гвоздя
ржавого не осталось, а по  территории  стая  шакалов-металлоискателей рыщет,
где бы ухватить меди кусок, титана пруток, латуни шматок.
     Тот же  титан взять.  Я еще когда старым нерусским  был,  читал, что  в
Японии за  10  титановых  лопат компьютер  дают.  Компьютер  мне, как  зайцу
подфарники,  но  нет бы  эту  огородно-ракетную валюту  сундучить на  всякий
случай, я  лопаты, таская с завода, родным-знакомым направо-налево раздавал.
Девиз:  "Тащи с  завода каждый гвоздь - ты  здесь хозяин,  а  не  гость!"  -
претворял на всякую  ерунду. Один раз  чуть из-за пустяка жизни  не лишился.
Подвернулся  кусок поролона.  В кулацком хозяйстве  все сгодится. Обмотался,
как  простыней,  сверху  полушубок  надел.  Иду  -  и  вдруг  сердце  начало
отказываться работать в обмотанных условиях. До проходной еще метров триста,
а  я  уже  готов боты  отбросить, прямо  скоропостижная  клиническая  смерть
начинается. Поролоном, оказывается,  только врагов пытать: душит,  как удав.
Начал  я  удавку  рвать с  груди и остального  тела,  жить-то охота. Сорвал,
выбросил. Но потом, отдышавшись, думаю:  э, нет,  фиг вам, дорогие товарищи,
зря умирал что ли? В цехе, что рядом с проходной, опять обмотался, и как раз
хватило времени выскочить за вертушку до начала отбрасывания бот.
     А  будь я тогда умнее, намотал бы на себя, как на катушку, бухту медной
проволоки, она в отличие от поролона даже пользу радикулиту приносит. Мы тут
с Витьком Учаевым обмотались...
     Витька я  когда-то на станке  работать уму-разуму  учил. Теперь он меня
взялся наставлять жить в рыночных условиях. Как-то заскучал: денег, говорит,
нэма! Я начал советы давать металлом заняться.
     -  Нет,  Игнатич,  - говорит  он, - орел  падаль не  ест.  Шакалить  по
территории не буду! Я пойду шершеляфамным путем.
     И пошел кадрить Вальку-кладовщицу  со  склада металлов. Да так шустро у
него на этом пути покатило, через неделю приволок бухту медной проволоки.
     - Половина, - говорит, - тебе, Игнатич, пользуйся моей добротой, только
помоги обмотаться.
     Обматываем мы друг друга, а Витек меня подначивает:
     -  Игнатич,  ты  бы Валькину  напарницу  Лидку  на  себя взял  в  плане
шершеляфамства. У них на складе и титан, и кобальт, и никель, и латунь.
     Удружил  Витек,  нечего сказать. Лидка  мало того, что страшнее атомной
войны и косая на все глаза, она первая на заводе скандалистка.
     - Спасибо, - говорю, -  но Лидку  в  голодный  год за таз  пельменей не
соглашусь кадрить.
     - Жалко, -  хихикает Витек, - мы бы  такой прииск открыли без отрыва от
производства и шершеляфамов.
     Обмотали мы друг друга  от бедра до подмышек проволокой. Сверху на этот
панцирь  пальто. Получилось, хоть  сейчас  в ОМОН:  пуля  не возьмет, нож не
пробьет, кулак сломается. Еще бы через проходную пройти.
     Я прошел.  Физиономию тяпкой - и вперед. А пунктов  по приему металла у
завода  целых два  открыли,  хошь  направо  иди, хошь налево  шагай, везде с
распростертыми  объятиями  обслужат. Я шагнул налево, где  размотали меня  и
деньги выдали.
     Обмотанный Витек  со  мной не  пошел, вначале зачесалось ему к дружку в
инструментальный заскочить. Заскакивает,  а у  дружка сабантуй - спирт пьют.
Витек сто  грамм  заглотил  неразбавленного  и  быстрее  из графина запивать
огонь, а в графине  тоже неразбавленный... После  такого сабантуя Витька  на
проходной  с "факелом" задержали: "Иди сюда, голубь спиртокрылый!" Повели  в
караулку  объяснительную писать  и  обнаружили,  что, кроме  "факела", Витек
проволокой,  как  ротор,  обмотан.  Можно вращать вокруг оси  для  выработки
электричества. Но ось еле на ногах держится. Выгнали Витька с завода.
     Не получился у него прииск на складе. Погорел орел-добытчик не за понюх
табаку.  Оставил  меня  одного  по  территории рыскать,  где  залежи металла
скудеют  с  каждым  днем, так как шакалы-старатели вырабатывают его  из всех
углов.
     В связи с этим думаю думку о проложенной Витьком шершеляфамной дорожке.
Вальку-кладовщицу  после  Витька-красавца  бесполезно   охмурять.  А  Лидка,
конечно, страхолюдина... Зато на  титане  сидит...  Но  скандальная!..  Зато
медь-латунь под рукой...  Но ведь  косая во все  стороны...  Ну и что?  Если
разобраться с позиции нового нерусского, она первая заводская красавица, так
как - хозяйка медной горы. А в бизнесе все прекрасно, если навар есть.
     А уж у нас с ней навар будет! Ух, какой крутой наварчик!!


     За  окном электрички  была  весна,  а в электричке -  Клавдия Никитична
Борзенкова.  У нее в сумке имелась самогонка, а  в  голове - мысли. Не очень
чтобы  очень развеселые,  но  и не  грустные по причине  того,  что  Клавдия
Никитична  третий  месяц  гвардии  рядовой  армии  безработных.  Безотказной
пчелкой  двадцать пять  лет трудилась рядовым технологом  на благо  ракетной
техники, а тут сокращение. На  первый-второй рассчитайсь! И каждый второй из
списков долой! Дуб,  мочало начинаем жизнь сначала! Легко сказать "сначала".
Это в песне: "В сорок  пять  -  баба  ягодка опять!" В жизни  предпенсионные
ягодки на ярмарке рабочих мест не идут нарасхват. Без блата не суйся ненищее
место найти. Заревела Клавдия Никитична...  Да нет худа без добра - свекровь
обезножела.  "Ты, Клавдя,  ревмя  не реви! -  сказала она  с  кровати,  -  а
принимай самогонную эстафету! Я уже, видать, свое отогнала!"
     В  последние  годы  зарабатывала  свекровь  живую  копейку   самогонным
способом.  Надо сказать,  интеллигентно зарабатывала. Ханурики красноглазые,
трясунчики  похмельные не точились под ее дверями. Свекровь  вела  подсудное
дело по мудрому принципу,  где  гоню  - не  продаю! Наварит  литров  десять,
разольет  в  полиэтиленовые бутылки  -  не  бьются, не  брякают  и легкие  -
поставит в  сумку на  колесиках  и  покатила в  деревню.  Что  продаст,  что
обменяет. Больше обменивала,  с  деньгами  в  деревне  хоть караул кричи. Не
доходили до деревни желанные бумажки.
     Утерла  Клавдия Никитична  слезы безработного, засунула  в дальний угол
угрызения   совести:  раз   пошла   такая   пьянка,  чем   мы  хуже   других
предпринимателей, - и раскочегарила самогонный агрегат.
     Потому-то за окном электрички весна  мелькает,  а  в голове  у  Клавдии
Никитичны деловые мысли: неплохо бы сегодня свининкой разжиться  и сметаной.
В прошлый раз  бабка Семениха заказала восемь литров самогонки на поминки. А
сметана у Семенихи -  на хлеб мажь и пальцы береги, чтобы не откусить вместе
с этой вкуснятиной.
     Семениха была не в духе. За ночь  пять  цыплят  околело.  Столько денег
вбухала,  а попались дохлотики.  Витаминами  потчует, лампой противозаразной
освещает, электричество днем жжет, и все одно - падеж.
     Вон еще один заскучал, видать, не жилец...
     -  Каждый  и всякий, -  вздыхает  Семениха, - старается, тудымо-сюдымо,
тебя облапошить. И у тебя, девонька, самогонка слабая. Экономишь на градусе.
     Клавдия Никитична чуть не задохнулась от нанесенной обиды. Уж меньше 45
градусов никогда не гонит.
     - Что значит слабая?! - возвысила голос в защиту изделия.
     - Ты,  девонька, не кипятись!  - окончательно  отвернулась от  болезных
цыплят  Семениха. -  Не кипятись! Петруха Мурашко на прошлой неделе  у  меня
пахал огород, так я ему, паразиту, тудымо-сюдымо, литр скормила, он со двора
на своих ногах ушел. Рази это самогонка?
     -  Вашего Петруху,  поди,  колом  по голове не свалишь? При  чем  здесь
градус?
     -  Э,  нет,  девонька,  не  гоношись!  -  остановила  хозяйка   гостью,
вскочившую с лавки уходить. - Послушай, какую самогонку другие варят.
     И рассказала Семениха историю из жизни родной Сосновки.
     - До меня  Петруха у  деда Емельяна пахал. Колхоз-то наш, как социализм
упразднили,  развалился.  Петруха  на  развале  трактор  ухватил. На  нем  и
перебивается от случая к  случаю.  Через  это  произошел у  него  случай  от
самогонки деда Емельяна. Петруха, тудымо-сюдымо,  в  сенцы-то после угощения
вышел, а там вся ориентировка пропала. Направо надо идти, он налево  свернул
и  прямиком  в кладовку  угодил.  А там  на полу  перина порванная валялась.
Петруха  в нее со всего маху споткнулся.  И  уснул  довольнешенький.  Ночью,
тудымо-сюдымо, как водится, закипело по нужде. Петруха опять ориентировку не
нашел.  К деду в избу  заваливается. И  хоть в голову  нужда бьет, все равно
чувствует  -  что-то не  то  в  нужнике. "Очко-то  куда  дели?" -  сам  себя
спрашивает. Дед  Емельян  спросонья думал про карты речь. "Я,  - говорит,  -
тильки в дурачка  гуляю". "А, занято, - сказал  Петруха. - Извиняйте!" - и в
сени выпятился. Где и засоображал, что не дома находится. Нуждишка прояснила
мозги.
     -  Но  сказано  -  хорошая  самогонка!  - продолжила Семениха  рассказ,
поправив платок. -  Петруха ничего  лучше не удумал,  как по нужде  восвояси
бежать. На другой  конец деревни. Прямо,  прости  меня,  Господи, состязание
открыл, кто быстрее будет: ноги резвые или пузырь кипящий. Петруха, конечно,
стремится, чтобы ноги выиграли.  А  навстречу догоняшкам-перегоняшкам Колька
Солодовников бредет. Он раньше скотником был, а как колхоз вместе со  скотом
аннулировали,  свояк Кольку  устроил сторожем в школу. Тоже,  тудымо-сюдымо,
работничек. Среди  ночи  вспомнил про дежурство. Потом  говорил: лучше бы не
вспоминал, чуть Богу душу не отдал. Потому что бредет, позевывая, на пост, а
навстречу  по  воздуху  привидение  белое. Петруха в  пуху-то  извазжакался,
полперины на себя намотал и таким чудом посередь ночи летит. Колька, глядючи
на видение-явление, решил, что это Александр Николаевич, агроном, с кладбища
пожаловал в родную деревню.  Он аккурат за неделю до того скоропалительно от
инфаркта  скончался.  Колька  перед смертью  у него бутылку занял, отдать не
успел. "По мою душу скупердяй пришел!"  - подумал Колька и  от разыгравшейся
фантазии дал стрекача. Присоединился, тудымо-сюдымо, к состязанию с пузырем.
Но  у деда  Емельяна  самогонка была крепчее,  чем у  Солодовникова. Петруха
Кольку настигает. А тот видит - дело худо, поворачивается, рвет пиджачок  на
груди и кричит: "Ты че, зараза, хочешь?" "По маленькому, - Петруха объясняет
на ходу, - очень хочу!" И успел-таки в результате  состязания  раньше пузыря
на финиш прибежать. Дверь в нужнике сорвал с петель, а успел.
     - Вот это самогон!  - закончила Семениха. - А твоего мы с  Королихой на
Пасху по стакану  высуслили  и  сидим,  как две дуры старые,  песен  петь не
хочется, хоть чай от скуки заваривай. Пришлось еще принять.
     Клавдия Никитична опять обиженно засобиралась за порог.
     - Ты че эт, девонька, тудымо-сюдымо, губешку надула? - шлепнула себя по
колену Семениха. - Мне че - сметану в помойное ведро выбрасывать? Я ее сроду
не ем. Доставай, девонька, самогон, через  неделю мне деда поминать? А потом
Троица...
     Клавдия  Никитична  достала  бутылки,  Семениха  им навстречу с полки -
стаканчики.
     - Дихлофос для дури в бутылки не прыскаешь? - строго спросила.
     -  Я  не  буду,  мне  ехать!  - замахала  руками  на  угощение  Клавдия
Никитична.
     - Значит, прыскаешь гадость!  - Семениха  решительно  поставила на стол
уже было пригубленный стаканчик...
     Вскоре бабоньки,  обнявшись, пели: "А  в  степи глухой замерзал ямщик!"
Душевно пели.  Со  слезой. Жалко им было  бесталанного  ямщика, жену его, по
ходу  песни превращавшуюся  во  вдову,  жалко  было  цыплят-доходяг  и себя,
тудымо-сюдымо, тоже маненько жаль.


     Перед кабинетом врача сидели две женщины.  Одна  в  чешуйчато-блестящем
жилете, у второй кудри были с густо-фиолетовым отливом.
     -   Радикулит  только   иглоукалывание   берет,   -   горячо   говорила
фиолетово-кудрявая.
     - Не скажите, - возражала блестящая, как в цирке, - трава мокрец  - это
дешево и сердито на сто процентов.
     - Бабушкины сказки? Сами-то пробовали?
     -  Тут целая история  с географией, - сказала женщина в жилете горящем,
как тридцать три богатыря. - У моей подруни муж Бориска. Орел, под два метра
ростом. Как-то, лет  десять назад, приносит домой повестку  из  военкомата -
отправляют  на  двухмесячные сборы в Тюмень, на переподготовку. Подруня, как
путная, собрала мужа в путь-дорожку. От слез на вокзале и провожаний Бориска
отказался.  Подруня,  между прочим, и не рвалась - не  первый  год  замужем.
Прощаясь,  Бориска предупредил, что получку  -  работал токарем -  цеховские
принесут домой.
     Женщина  в сверкающем на  все  лады жилете поправила юбку  на коленях и
продолжила рассказ:
     - В день мужниной  получки соломенная вдова присмотрела ткань на платье
и  думает:  "Что  сидеть  ждать у  моря погоды,  побегу-ка  сама  в завод за
деньгами".  У проходной запнулась об  знакомого  из Борискиного цеха.  "Твой
получил уже", - говорит знакомый. "Что ты мелешь? - удивилась подруня.  - Он
вторую неделю на сборах!" Мужичок замямлил, мол, ему показалось, в ведомости
стоит Борискина подпись, хотя самого Бориску и вправду  давно не видел. "Вот
бестолочь!" - подумала на мужичка подруня, но изменила маршрут, для начала в
цех, а не  в кассу, порулила. В  цехе народу пусто, кому надо в день получки
торчать.  Подруня  через эту пустоту уже на  выход  навострилась,  да  вдруг
кольнуло оглянуться. И странной показалась тумбочка у одного станка.  Этакий
металлический  шкафчик, метр с  небольшим  высотой.  Подруня к этой тумбочке
подскакивает, дерг дверцу. Она  чуть подалась, но сразу  назад, как пружиной
привязанная. Тогда подруня двумя руками ухватилась и рванула на всю мощь...
     - Неужели? - перебила ее женщина с фиолетом в кудрях.
     - Ну! - подтвердила догадку чешуйчато  переливающаяся рассказчица.  - В
тумбочке Бориска сидит. Глаза виноватые, нос на коленях. При его двух метрах
и  ста килограммах уместиться  в  такую шкатулку...  "Негодяй!"  - закричала
подруня и  хватает  стальной пруток  -  проучить  паршивца  в  этом капкане.
Бориска не стал ждать прутком по голове,  захлопнул дверцу и держит так, что
не открыть. Подруня давай хлестать-грохотать железякой  по тумбочке. Бориске
не сладко внутри,  но терпит. Пусть лучше барабанные перепонки страдают, чем
красота лица. Подруня даже притомилась с прутком и  глядь, рядом с тумбочкой
замок лежит. Взяла и на два  оборота закрыла Бориску. "Продолжай, - говорит,
- повышать военную и политическую подготовку!" Не успела  до проходной дойти
- доброжелатели доложили, с кем Бориска сборы проводит. Пошла моя подруня на
место сборов и лахудре космы проредила.  "Иди,  - говорит, -  забирай своего
военнообязанного вместе с тумбочкой!"
     Дома  начала Борискины вещи собирать, чтобы выставить за  дверь,  а тут
его привозят  в  три  погибели  сложенного. В  тумбочке под  замком  Бориску
радикулит  разбил. Заколодило поясницу - не вздохнуть  не  пискнуть.  Но моя
подруня  молодец. Везите,  говорит,  его к той военно-полевой сучке,  мне на
него  начхать. Но,  оказывается,  к той  прости-господи Бориску уже  возили.
Инвалид ей даром не  нужен. Дружки-товарищи оттартали Бориску на дачу. Благо
время  летнее.  На  даче Бориска  нашел  способ мокрецом  лечиться. Два  дня
поприкладывал, и как рукой  на всю жизнь сняло. Приходит через неделю домой.
"Прости, - упал передо мной на колени, - больше не буду". А я ему: "Вот тебе
Бог, а вот - порог!" И...
     -  Стойте! Погодите! -  перебила женщина с фиолетовой  прической. - При
чем здесь вы, если он муж подруги...
     Но  тут  ее вызвали к врачу,  она  так  и  не  узнала, чей все-таки муж
проходил военную переподготовку в тумбочке.


     Никола Наумов  успел бы к выносу тела, кабы не заминка  в Тюмени. Вышел
на  перрон размять  засидевшиеся  ноги, навстречу  наряд милиции.  Никола  в
носках  совершал  променад.  Обувь, стоит заметить, и летом не сезонная, тем
более  -  в  октябре.  И одет Никола  был непрезентабельно:  брюки  на  заду
лоснящиеся,  на  коленях пузырящиеся, обремканные  по низу.  Рубашка как  из
мусорного ведра. Да и то сказать, не  с тещиных блинов возвращался мужик - с
северной  нефтевахты. Четырехдневная щетина  на скулах, столько  же  дневный
перегар изо  рта.  Скажи  кому, что слесарь  шестого разряда -  ни за что не
поверят. Бомж и бомж.
     За бомжа и приняли. Поезд тем временем ту-ту. Только на следующий  день
упросил Никола милицию  позвонить в свою контору. Особых  примет у Николы на
банду уголовников хватит: рыжий, косоватый, передних зубов нет, лысина...
     Одним словом,  портрет по факсу можно не  посылать. Сличили  Николу  по
телефону  с  оригиналом  и отпустили.  Не извинились, но стоптанные  тапочки
дали...
     Счастливый  приезжает   Никола  домой,  а  ему   обухом   по  голове  -
Петруха-сосед, дружок первейший, помер. Вчера последний путь совершил.
     - В чем похоронили? - ошарашенно сел Никола на порог. - В чем?
     - В гробу, - ответила жена Николы.
     - Понятно, не в колоде. В костюме каком?
     -  В каком!  У Тамарки, сам  знаешь, деньги  куда  идут! Один приличный
костюм всю жизнь у Петрухи, в нем и схоронили.
     Это  был еще один удар, причем ниже пояса. Его, Николы, тысяча долларов
накрылись медным тазиком, точнее - крышкой гроба.
     Удружил Петруха.
     Его жена  Томка была  профессиональной  больной. За год  всаживала себе
уколов  больше, чем  нормальный человек за всю жизнь. Без горсти таблеток за
стол  не садилась. В  поликлиниках врачам  всех кабинетов дурно становилось,
когда Томка переступала порог учреждения. Она любому доктору  на  раз  могла
высыпать кучу симптомов болезней, гнездящихся в ее членах.
     Богатырский был у Томки организм.  Хилый давно бы  окочурился  от такой
прорвы химии, что прогоняла через внутренности  Томка. А ей хоть бы хны. Два
раза  даже  заставляла  врачей  оперировать себя. Раньше-то,  при бесплатной
медицине, было проще, сейчас  профессионально болеть в  копеечку влетало. Но
Томка уже не могла остановиться. Большая часть заработков Петрухи уходило на
лекарства.  Петруха  не жаловался.  Чем  бы  дите ни  тешилось, лишь  бы  не
вешалось.
     На  "КамАЗе" дальнобойщиком  Петруха неплохо зарабатывал. На  лекарства
хватало. И все  же мечтал Петруха  о  катере.  Имел  он  слабость  к  водным
просторам. Любил, когда ветер в лицо, брызги за шиворот, а днище волну мнет,
как хочет. Не  зря служил когда-то  в морфлоте  на  эсминце "Стремительный",
именем которого хотел назвать катер. Кабы не Томкины хвори... Но если у тебя
машина под задницей и  голова на плечах, а не то место, для которого сиденья
в кабине ставят, всегда можно подкалымить. Что Петруха и делал, заначивая на
катер. Прятал  занаку от  Томки в  костюм, под  подкладку.  В кармане  делал
прореху,  в нее  -  ни за что Томка  не  догадается  -  доллары просовывал и
зашивал клад.
     Катер он уже  подсмотрел. Классный катерок. За две с  половиной  тысячи
баксов.  Тысяча  была,  а тысячу  занял  от всех втайне Никола. Свои доллары
Никола  тоже  заначивал  от супруги  (ей  только  покажи -  враз  на  тряпки
растренькает), копил на подарок сыну - компьютер. До дня  рождения  было три
месяца и компьютеры дешевели.
     И  вот  баксы  в  могиле.  Жалко Петруху.  На  рыбалку  ездили, в  бане
парились...  До  слез  жалко. Но и  деньги Николе  не  жар-птица  в  клювике
принесла.  Как-то  надо  вызволять  горбом заработанный компьютер.  Но  как?
Обнародуй, что в могиле  его тысяча  долларов, кто поверит? "Больную женщину
оббирать?!" - как резаная закричит Томка. Она больная-больная, а если что  -
из глотки вырвет.
     Посему действовать нужно было по-партизански.
     На  следующий день вечером Никола, сказав дома,  что поедет  к брату  в
район, отправился  на мотоцикле на кладбище. Сторожу наплел, дескать,  брата
похоронили в его костюме, а в кармане  он забыл права и документы на машину.
И пообещал 50 долларов.
     - Сто, - запросил сторож, дедок с прохиндейской физиономией.
     "Заплачу из  Петрухиных, -  подумал Никола, - по  его  вине вляпался  в
катавасию".
     -  И давай  на  берегу  договоримся,  -  сказал  сторож,  -  я  тебе  в
копательном деле не товарищ! И  если что: ты меня не знаешь, я тебя - первый
раз вижу! Гроб поднять помогу, есть приспособа,  милиция как-то пользовалась
и забыла.
     К Петрухе они пошли, когда кромешная тьма пала на кладбище.
     Сторож  выдернул крест, обезглавил могилу  и ушел  вместе  с фонариком:
"Тебе здесь светиться не след!" Оставил Николу один на один с бугорком.
     Из темноты  грозными  рядами надвинулись  кресты и памятники. Где-то за
кладбищем завыла собака. Ветер  недовольно зашелестел  сухими  венками. Луна
трусливо нырнула глубоко в тучи.
     Когда-то они с Петрухой,  шишкуя в тайге, переходили топкое болото. "Не
ссы в штаны, я рядом!" - подбадривал Петруха  вибрирующего в коленках друга.
Сегодня поддержать Николу в трудную минуту уже не мог.
     "Прости, Петруха!" - вонзил лопату в бугорок Никола.
     Ветер  могильным  холодом ударил  в лицо,  еще  громче  взвыла  собака.
Запахло погребом. Но отступать от долларов было некуда. "Прости, дружище!" -
откинул в сторону землю Никола...
     Приближаясь к Петрухе, не переставал беседовать с ним, -  за разговором
было веселей: "Тебе-то деньги на кой? Твою долю Томке отдам..."
     "Она  все на  лекарства  спустит, -  вдруг  застыл с лопатой. - На  что
доброе бы... Опять же привяжется: откуда  взял? Если сказать - из могилы, по
судам затаскает... С нее станет придумать, что долларов лежало в  десять раз
больше... Плюс моральный ущерб за осквернение памяти".
     "Не беспокойся, Петруха, отдам, - отбросил сомнения вместе  с очередной
порцией могильной  земли, - навру  что-нибудь...  А  может, катер  купить? И
назвать, как ты мечтал - "Стремительный"?..
     В  процессе  колебаний  достиг искомой глубины...  Сторож помог поднять
гроб, открыл крышку и ушел.
     - Ты тут сам, - бросил Николе, - не люблю покойников.
     "Прости,  Петруха", - сказал Никола и осторожно, чтобы не оголить  лица
усопшего  -  видеться с Петрухой не тянуло  - полез под покрывало.  Подпорол
бритвочкой подкладку  пиджака,  проник  в  тайник...  Действовал Никола, как
минер,  доверяясь чутким пальцам, которые страсть как жаждали прикоснуться к
долларам, но избегали Петруху.
     Покрывало  резко белое, ночь жутко  темная  - луна стойко  отказывалась
быть свидетелем финансовой эксгумации. Зато кресты назойливо  лезли в глаза,
которые  Никола  трусливо отводил  от  домовины.  Где-то  за  спиной  ветер,
выдерживая  издевательские паузы, клацал  металлическим венком по памятнику.
На каждый стук сердце Николы трусливо екало, срывалось на свинячий галоп.
     Однако  вскоре он забыл  все страхи. Принялся обшаривать  Петруху,  как
хулиганы пьяного.  Все  подкладочное пространство до самых плеч  прошуровал.
Долларов не было.  Зачем-то полез  в брючные карманы. И  там был голый нуль.
Сердце заныло-заломило по всей площади груди...
     "Куда девал?" - в отчаянии откинул Никола покрывало с Петрухи.
     Откинул...  и сам чуть  не  откинулся. В призрачном свете - луна во всю
любопытную рожу вылезла поглядеть на Петруху  - в  домовине  лежал усатый...
Петруха отродясь эту растительность не носил.
     "Подменили!" - нокаутом шарахнуло Николе в голову.
     Хотелось завыть вместе с собакой.
     "Что у них там под землей делается?" - возмутился.
     И тут взгляд  упал  на лежавший рядом с могилой крест. На табличке было
написано: "Бургасов".
     Петруха по жизни был Васков.  Никола подбежал к соседней могиле. Вот же
зараза без глаза -  промазал с эксгумацией клада! Друг  лежал рядом.  Никола
даже ударил кулаком по Петрухиному кресту. Баран! Поверил сторожу!..
     Но вдруг  настроение подскочило вверх. Че горевать?!  Главное - доллары
целы. За такую сумму можно еще на кладбище попотеть.
     Теперь уж точно Томке всю ее тысячу не отдаст.
     - Готова дочь Петрова? - вдруг раздалось за спиной.
     Ноги у Николы подкосились: усатый заговорил!
     Никола рухнул без чувств на Петрухин бугорок, в самую гущу венков.
     -  Э-э! -  подбежал сторож.  - Смотри,  не  окочурься!  Давай возвертай
могилу в исходную позицию.
     - Ты  где копать показал? - отойдя от удара, спросил Никола, держась за
сердце.
     - Значит, вчера на этой аллее еще  одного жмура положили, - почесал нос
сторож и не очень расстроился. - Ты это, - сказал, - не бери  в бестолковку,
сегодня не успеем, а завтра приходи, помогу за те же деньги.
     В две лопаты  вернули усатого на место последнего приюта, остаток  ночи
Никола прокоротал в сторожке.
     - Вечером опять поеду к брату, - объявил дома жене, укладываясь спать.
     - Че эт зачастил?
     - Копать еще... то есть - сарайку строить помогаю.
     - Коль, слышь, я че думаю: че Петруха-то помер?
     - Ну? - укрываясь одеялом, недовольно спросил Никола.
     -  Тамарка  сегодня  проболталась: она  в день  смерти нашла  у Петрухи
заначку: две тысячи долларов. Сердце у бедняги и схватило...
     - Как нашла?! - вылетел из-под одеяла Никола.
     - В пиджаке. Он из рейса ночью вернулся, а доллары у Тамарки. "Молодец,
- говорит ему, - мне на операцию накопил!" Самое  главное - у нее аптека, не
дом, а нитроглицерину для Петрухи не оказалось.
     Дай  мне тринитроглицерину!  - зашатался  Никола. -  Накрылся компьютер
вместе с катером...






     Рыбка плавает по дну,
     Не поймаешь ни одну!
     Если хошь ее поймать,
     Выпей грамм сто двадцать пять.

     Скажи  мне  кто полтора года назад, что буду владельцем киоска, в глаза
бы ему наплевал. Такое сморозить! Я - ведущий инженер по ракетной технике...
Но от тюрьмы и от прилавка не зарекайся. Сегодня, 12 июня 1994 года, у моего
торгово-ларечного предприятия "Пузырек" - юбилей. Ровно год назад мы с женой
робко  отворили окошечко первого киоска, и  смурной дядя, опалив меня амброй
крутого перегара, сделал почин: "Водовки!"
     С той бутылки ведется летосчисление "Пузырька".
     Для кого-то год  - раз  плюнуть срок. Я  эти двенадцать месяцев как  на
линии огня провел,  когда того  и  гляди, шарахнет не  в лоб, так  по лбу. И
шарахало, только раскошеливайся. При  такой шарахнутой  жизни год очень даже
круглой датой показался.
     Юбилейные торжества перенесли на природу. Солнце, воздух, котлован... В
эпоху  лопат и телег  такие  райские  места  прудами именовали,  во  времена
землеройной  техники решили,  что котлован  звучит достойнее для бульдозера.
Нам-то  за скатертью-самобранкой без разницы, как обозвать. Выпили по первой
за процветание нашего безнадежного  дела, запела душа. Хорошо среди  друзей,
есть кому сказать: налей! По второй налили, а как же: зеленый змий супостат,
голову отрубишь - три выростат! Упорхнули заботы... Так бы и лежал на травке
в небо глядючи... Вокруг ивы, трава-мурава, водная гладь...  От нее продавец
ночной Егор кричит: "Карася поймал!" Егор сильнее чая ничего в рот не берет,
наши тосты празднует с удочкой. А я-то  думал: в  этой  луже  ничего,  кроме
дафний, не  водится.  Да  не зря  говорят: у того клюет,  кто вина не  пьет.
Ладного Егор карася выволок, царь-рыба для такого котлована.
     Мигом юбилей вместе с застольем  у меня  из головы вон. Что  вы хотите,
если рыбак-хроник.  Как увидел  карася, все  симптомы обострения  налицо.  В
руках зуд,  пальцы  дрожат и  обильное слюновыделение на червяка  плевать. У
современной медицины один рецепт от  данной хвори - удочка. Схватил лечебную
снасть и побежал подальше от юбилейных пьяниц. Егор метрах в тридцати стоит.
Сейчас, думаю, покажу тебе, как профессионалы таскают.
     Егор не  сдается,  выдергивает парчатку  - сразу  двух. Не  прошло пяти
минут,  еще одну тащит. Мой  поплавок умер, как и  не  жил.  Стрекоза села и
уснула, будто поплавок - не чувствительный элемент рыбацкой системы, а пень.
У  Егора ни грамма  совести, одну за другой таскает. Занервничал я туда-сюда
по берегу. Червяков начал менять ни разу не кусанных. Поплавок вверх-вниз по
леске гоняю, глубину обитания карасиных косяков ищу...
     Рядом  с  Егором  подружка его  встала.  Таких  рыбаков  близко  к воде
подпускать нельзя. Удочку через  голову забрасывает. Все кусты  перецепляет,
пока в котлован попадет. Свист вокруг, грохот. Поплавком по  воде бухает. От
такого ботанья  весь карась должен  на грунт лечь. Смотреть противно. Отошел
подальше, эта вертихвостка верещит как нащекоченная - парчатку поймала.
     Народ устал от обеда. Хватит, кричат, водку пить, надо плавки намочить!
Полезли купаться.
     Советов мне с другого берега полную сетку насовали.
     - Никитич, плюй на червя гуще!
     - Штаны сними, Егор видишь в плавках ловит, а тебя карась за рыбнадзора
держит!
     Я, и вправду, зарыбачился. Солнце жарит, извилины плавятся, а я все еще
в штанах парюсь.  Сбросил, тут же Надя-разводная от хохота из  лодки-резинки
вывалилась.
     -  Никитич,  - заливается, -  бросай  рыбалку к лешему,  не  то  будешь
виноват в смертельном исходе моей жизни.
     Я-то,  сама  наивность,  посчитал,  на нее хохотунчик  напал по причине
картины моих синюшных ног.
     Купил  как-то брюки. Итальянские написано, без  синтетики. Тело  вольно
дышит, на лето - в самый раз. А они оказались как в том анекдоте.
     Мужчина прибегает к доктору. Лица  на бедолаге  нет. Трясущимися руками
штаны снимает.
     - Доктор, - умоляет, - спасите! Левое яичко синеет!
     - Будем резать, - успокоил доктор, -  не то  дальше  пойдет. И не боись
последствий: девушек будешь без загвоздки любить.
     Отхватил намеченное,  облегчил  душу  пациента.  Он через неделю  снова
бледнее мела:
     - Доктор, что делать - правое посинело?!
     - Резать! - говорит доктор. - И не трясись - для девушек правое тоже не
главная ценность.
     Вскорости мужчина опять с бедой в кабинет.
     -  Все, - рухнул без штанов на кушетку, - главная, - плачет, - ценность
синяя, и нога начинает...
     Доктор провел по синеве тампоном и как затопает ногами:
     - Че ты меня ерундой отвлекаешь!? У тебя трусы красят!
     Попади  я с моими брюками  к  тому доктору, он  бы меня сразу  по  пояс
обезножил.  Сколько ни  ношу, ни стираю - как  снимать,  так в  ванну лезть,
красятся, хоть плачь.
     С синюшными ногами стою на берегу, а Надя-разводная заливается. В  этот
момент  у меня  дерг-дерг  поплавок,  и солидно  так повело. Делаю  в  ответ
моментальную подсечку... Там малявка,  рта на крючок не хватило  -  за брюхо
поймал.
     Коллектив  мой  на всю округу завопил  "ура!" и с криками "качай шефа!"
бросился плыть в мою сторону.
     - Назад! - кричу. - Клев начался!
     Дальше  хохотали  вместе. Егор,  оказывается, привез втихаря  мороженых
карасей и гнал кинофильм ловли.



     Не разведешь - не проживешь.

     Устроил мне  коллектив  развод  в  честь юбилея.  Сделал из  начальника
комедию с удочкой  наперевес. На одном конце крючок,  а напротив разместился
разведенный дурачок.  Развод имеется в виду  не тот, когда супружеская лодка
вдребезги  разлетается о житейский  риф. В наше  время  развод,  когда  тебя
держат за простачка и при  помощи ловкости рук, языка и психологии оставляют
с носом.
     Карасиный развод, конечно, дружеский шарж, от него в кармане "Пузырька"
не обмельчает  ни в материальном,  ни в моральном  плане.  А  сколько хочешь
случается, когда разные всякие убытки терпим.
     Надя-разводная добавочное имя почему получила? Потому, что неоднократно
была  объегоренной за  прилавком. Это на котловане веселилась  до  слез,  за
неделю до этого белугой ревела.
     Утром только  приняла смену, как гриб  после дождя, мужчина  без особых
примет с дипломатом вырос и с ходу предлагает товар на продажу - микросхемы.
Такой,  нахваливает,  исключительной  дефицитности  товар,  с  руками-ногами
специалисты  разберут.  По три тысячи, говорит, за штуку ставь,  с каждой  -
тысяча рублей тебе.
     Надежде хочется и жим-жим. Микросхемщик напирает на сомнения: возьми на
пробу  десяток.  Пойдет  - хорошо, а нет  -  разойдемся при своих. У Надежды
глаза загорелись, взяла десяток.
     Через пят минут мужичок  за сигаретами подходит. Как увидел микротовар,
в  присядку на  месте запрыгал.  Он второй месяц  пятки  мозолит,  рыщет эти
детали, а они лежат и ни  мур-мур. Давай, говорит, дочка, скорей сорок штук,
побегу  наверстывать   упущенные  заработки.  Надя  себя  дурой  обозвала  -
побоялась  больше  взять. И  приглашает  мужичка после  обеда еще  зайти. Он
клянется, "обязательно приду", только чтобы никому не продала.
     Не  успел  его  след остыть,  как  тип, что без примет и с  дипломатом,
появился.  Надя  давай  его  упрашивать  на  дополнительные  тридцать  штук.
Микросхемщик готов всей душой навстречу, но он скоропостижно  уезжает.  Если
деньги вперед, нет проблем, иначе -  надо ждать  месяц. Кого  ждать? Быстрее
товар на кон, бери 60 тысяч и езжай на здоровье.
     Раскланялся микросхемщик  с Надей, ушел,  оставив продавщицу  в сладких
грезах - каждый день бы так подрабатывать!
     Вечером  мед  грез  сменился  горечью разочарований, а потом  праведным
гневом.  Мужичок,  помирающий  без  микросхем,  не  появился.  И микродетали
оказались на поверку не чем иным, как конденсаторами, что на рубль ведро.
     Надя в слезы. Вороной себя обзывает. Хотя кого тут винить: не мы такие,
жизнь такая.
     Раньше  была  у  нас  страна  советов,  а  теперь  страна  разводов. Не
государство, а  фармазон  Остап  Бендер, с вечным свербежом в  заднице,  как
объегорить  доверчивых   граждан.  Телек  включишь,  там   как  пить  видать
кого-нибудь  да  облапошивают:  колхозников  или  пенсионеров,  шахтеров или
медиков, а  то всеобщий развод:  либерализация приватизации или приватизация
демократизации  c  выплатой  дивидендов в  виде "хрен  вам,  расходитесь  по
домам".
     "Чтоб тебе жить в эпоху перемен!" - говорили мудрые китайцы.
     "Чтоб тебе жить в эпоху разводов", - чешем затылки мы.
     Напротив моего "Пузырька" завод-громадина,  вокруг него походом  неделю
ходить можно. Директор всю жизнь головой о трибуны  бился -  для  него, мол,
рабочий - сын, дочь, брат  и  мама родная. Ради  трудяги  в лепешку насмерть
расшибется. И вот этот заслуженный-перезаслуженный, Герой соцтруда и лауреат
госпремии,  разводит  завод  -  только  щепки  свистят. Будто его  бациллами
загребущими опрыскали за рубежом, откуда не вылазит, как ворота  раскрыли. И
раньше  самодур был,  но заказы  выбивал, жилье строил.  И куда  оно  ухнуло
соцгеройство  и  госпремиальное мышление?  В  мутной воде  гонит на  сторону
боевой металл: самолетный алюминий  как обрезки, ракетный титан как  опилки,
сталь нераспечатанную  как  утиль,  при этом  пяткой в грудь себя бьет,  что
выводит  завод из  пике.  По пути  рабочих,  как балласт,  пачками  за  борт
сокращает. И  пень-то за шестьдесят,  но  гребет  под себя, аж  неудобно  за
него...





     масть пойдет.

     Кстати, зовут  меня Виктор Никитич,  фамилия Бондаренко. Честное слово,
скажи мне  кто два года назад, буду киосками руководить, обматерил бы. Такое
ляпнуть! Ведущий инженер ведущего в области ракетно-космической  техники НИИ
и вдруг торгаш. Да никогда! Да ни за что!..
     Только от сумы и от ларька  не зарекайся! Особенно когда задувают ветры
великих  перемен и от них в головах великих госдеятелей пролетают  сквозняки
лозунгов.  Одним из  первых перестроечных  кличей  был "изыскать  внутренние
резервы за счет сокращения малопродуктивных штатов".
     Кто в НИИ  попадает под этот топор? Конечно,  уборщицы.  Сократили их в
нашей  конторе. Тети Маши  и  тети Даши  ушли,  вытирая халатами слезы, одни
ведра и тряпки остались.  Лозунг выполнили, а полам все равно, есть технички
в штатном расписании  или оно уже  прогрессивно сокращено, - пачкаются полы.
За пару недель обросла контора грязью, как конюшня, что Геракл чистил. В НИИ
доктора наук есть, кандидаты тех же наук  есть, Гераклов нет. Встал  вопрос,
кому  мыть?  Помараковали, морща репу,  и - как-никак мужи  ученые -  решили
трудную задачку: мыть по очереди.  Разбили с привлечением компьютера полы на
участки, составили графики, прикрепили ответственных.
     Загвоздка вышла с туалетами. Народ в  один голос  ответил: нет! Наотрез
отказался.  Раньше в конфликтных ситуациях  поропщут бывало  да и смирятся с
судьбой, а тут - ни в какую. Начальство,  говорят, упразднило уборщиц, пусть
само  и елозит тряпкой места общественного  пользования.  Самое интересное -
эти места не отличались  особой загрязненностью, не какие-нибудь вокзальные.
Контора  интеллигентная,  а интеллигентность она во всем проявляется. Однако
интеллигенция  техническая  встала  на  дыбы  -  не  будем  мыть!  В  верхах
конторских решили: туалеты моют начальники секторов.
     Я начальником не был,  но в это реформаторское  время как раз  исполнял
обязанности приболевшего шефа.  Поэтому на волне  протеста пошел  грудью  на
баррикады - не  буду  мыть  туалеты!  С начальником  отдела  мы всегда  жили
нормально, а тут задерганный  половой проблемой: сверху давят "решай", снизу
кричат  - "мы  не ассенизаторы", - рубанул в ответ  на  мой протест: ну и до
свидания! На следующий день остыл, да тут я закусил удила  -  ухожу и горите
вы  синим  огнем  вместе  с  туалетами.  Разорвал пуповину,  шестнадцать лет
связывающую  с космической  техникой.  Но не сразу  с  "Пузырьком" нырнул  в
рыночную пучину торговли.
     И не нырнул бы, кабы не подтолкнули...
     В  доларечные времена дома завел порядок:  в  пятницу, хоть булыжники с
неба падай,  вечером моем  пол  и стираемся. Любил в субботу проснуться  без
этих заморочек в распорядке дня.
     Полощу я простыни, и вдруг жена говорит:
     - А не хватит ли тебе по шарашкам мотаться?
     Расплевавшись с НИИ, пошел я по рукам производственных кооперативов. Не
зря говорят, трудно первый раз уволиться, а потом запросто... Вошел во вкус,
чуть что не по нраву: заявление на стол и будьте здоровы,  живите богато, но
без меня. Поискал  инженерного счастья на стороне. Да все как-то мимо.  Мимо
кассы  и мимо души. Не прижились  производственные  начинания на развесистых
ветвях новых экономических реформ.  По газетам вроде как нужны, а на деле не
то что палки ставят, колеса отвинчивают.
     C  простыней  в  руках  подумал:  супруга  ненаглядная  пожалела  меня,
дескать, намытарился, два года  не в своей  тарелке,  возвращайся в НИИ,  не
майся дурью. В НИИ меня усиленно приглашали.
     Жена сказала:
     - Давай киоск купим?
     У меня простыня из рук выпала.
     - Это что, спекулировать? - застыл я полоротым.
     - Нет! Зарабатывать на  жизнь! - отрезала.  -  Разуй  глаза!  -  ткнула
пальцем в окно. - Посмотри!
     По  ее  словам,  все  вокруг, не  теряя  драгоценного  времени,  что-то
покупали,  продавали,  в умных  руках  крутилось  шмутье, питье,  лекарство,
обрастая хорошим наваром для проворных  рук,  и только  мы бесцельно коптили
оставшиеся до кладбищенского бугорка годы.
     И это говорила моя  жена, которая всю  жизнь отчитывала маму-тещу за ее
неистребимое стремление лишний огурец или  другую огородину снести на базар.
"Не позорь  меня!  -  взывала к совести, -  я  учитель,  а  ты  на  базар  с
котомками!"
     - Мы уже отдали  дань обществу, давай поработаем на себя! - агитировала
супруга,  пока я бултыхал в воде  простыни.  - И вообще, не нравится  киоск,
бегай  и дальше по шарашкам, а я начну мотаться за вещами в Москву. Ты этого
хочешь?
     Чтобы  моя  жена,  на которую  руку  во сне  положишь, она  задыхается,
таскала  сундучные сумки?  Этого  я  не хотел. Тем  не менее попытался  было
увильнуть  за  спасительное,   мол,  надо  обмозговать,   посоветоваться  со
знатоками.  Не  вышел  маневр.  Все  уже  было  за  моей   спиной  обдумано,
обсоветовано, обмозговано.
     Киоск  продавал  сосед  через стенку Леха  Бессмертный  или Леха  Вечно
Живой.  Говорун и большой собачник. Вселившись в дом, впервые встретил его с
двумя псами - эрдельтерьер и королевский пудель рвались с поводков.
     - Обе твои? - удивился.
     - Нет! Ты что? - замотал головой Леха. - Вот моя красавица, - указал на
эрдельку! - А этот дуропляс - моей жены!
     По  утрам  Леха  вместе  с  его  женой  крепко  спят. Возмущенные такой
наглостью псы поднимают скулеж. Моя супруга -  слышимость чересстенная у нас
превосходная - начинает вторить псам, я просыпаюсь  от хора друзей человека,
шарахаю кулаком в стену:
     - Леха! Подъем!
     В  другой  жизни  Леха  Вечно  Живой  был технологом,  сейчас открывает
магазин и  готов нам продать киоск в рассрочку, а также  ссудить деньжат под
проценты для старта.  Жена вывалила на меня Лехины и  свои планы. Прижатый к
бортику убийственной логикой, я  не придумал ничего умнее, как взять бутылку
"Столичной" и пойти к Лехе.
     - Давно пора делом заняться, - сказал Леха после первой рюмки.
     - Слыхал песню "Не зевай, ребята, пока демократы"? Вот и не зевай!
     После четвертой рюмки Леха повез меня на остановку, где стоял киоск.
     - Не пуп города, - пояснял в такси, - но и не задворки. Народ с утра до
ночи табунится. А чем больше народу, тем навар круче.
     Я думал,  Леха  рекламу гонит,  а он, как выяснилось  позже, не  трекал
языком.
     Во-первых, киоск  стоял  на  узловой  трамвайно-троллейбусно-автобусной
остановке.  Со   всеми  вытекающими   отсюда  посадками-пересадками.   Одних
автобусов 18  маршрутов  останавливается. Во-вторых,  парк  за  спиной,  там
каждая  лужайка  шепчет:  возьми пузырек,  выпей! В-третьих, три  завода  по
соседству.  В-четвертых, стадион  под боком.  В-пятых,  птичий  рынок  через
дорогу.  По  воскресеньям  клеточные   орнитологи,  аквариумные   ихтиологи,
домашние кинологи да кошатники наезжают. Тьма народу колготится каждый день.
Кому жвачку, кому сигареты.  Одному  шампанское на  вечер.  Другому  быстрей
похмельный синдром  загасить. Третий наоборот - трезвый, как бабушка, самому
противно.
     Ночь не спал после разговора с Лехой.
     - А, была не была! - сказал  в итоге жене. - Дед  говорил, в нашем роду
приказчик был, авось от него пару торговых генов и мне досталось.


     Дело вести -
     не языком мести.
     Первым посетителем с черного хода был Петро Иваныч, участковый.
     С порога спел:
     Эх, ек мотарек!
     Мы поставили ларек!
     Пиво в ем и водка в ем!
     Круто нонче заживем! -
     Был он под пятьдесят, с похмелья.  Штаны  форменные  давно  забыли  жар
утюга.
     Петро Иваныч  сразу сказал, что об  рубли не пачкается. Выпить,  как ни
просите, не откажется при наличии аппетита. В тот раз таковой имелся.
     - Вчера день  чекиста отмечал,  - пояснил Петро Иваныч, - и получилось:
стаканчики граненые упали со стола, я рядом растянулся, такие вот дела!
     Я,  было,  засомневался,  какой такой день чекиста среди  лета? Но  все
правильно: у Петро Иваныча  этот  праздник  случался каждый  месяц  десятого
числа - в день получки.
     Я открыл бутылку.
     -  Подожди,  - остановил  Петро Иваныч,  плеснул  из бутылки на столик,
поджег. Жидкость горела ровным, синим пламенем.
     - По рисочку налей, - разрешил Петро Иваныч, оценив пламя.
     Опрокинув рюмаху, сказал:
     - Я,  ребята, человек  небольшой,  с одной стороны.  А  с  другой -  не
хвастаясь скажу: сотрудник органов такой,  что палец  в рот не клади,  мигом
отпечаток сниму. Так что предлагаю дружить.
     Участковый распрощался, за ним  с  визитом  знакомства хозяин соседнего
киоска заявился. В черной майке, в наколках до плеч.
     - Митя-рцд, - представился он, - два  раза  от звонка  до  звонка  срок
тянул.  - И без переходов покатил  бочку.  - Я,  секс твою  за  ногу, хозяин
остановки, а ты без спроса торговлю развернул. Спалю, секс твою наперекосяк!
     Митя  был  рецидивистом,  но почти не матерился,  вместо  чего  обильно
унавоживал лексикон "сексом".
     -  Двадцать процентов  с  оборота  мне  будешь  отстегивать!  -  заявил
Митя-секс.
     Я порядком труханул  от такого соседства.  И  промямлил, мол, все равно
кому  платить,  хотя  "крыша"  вроде как  есть у  меня.  Я,  правда, к  тому
конфликтному  моменту  ее  не  видел.  Леха  Вечно  Живой  предупредил,  что
"Пузырек" взят под опеку, когда надо - мафия появится.
     - Какая крыша? - продолжал топорщить  пальцы Митя-секс. - А ты  знаешь,
что это такое?
     Митя поднес к моему лицу кулак. На фалангах было вытатуировано "MORT".
     - Смерть, - перевел я.
     - Во, секс! - обрадовался Митя-секс. - Ты в языках волокешь! А  я видак
взял, там инструкция не по-нашему куда нажимать. Ни хрена, секс им под кожу,
не разберу! Сейчас привезу, расшифруешь мне.
     Митя  исчез,  а мы сидели  с женой  и не знали, сразу бросать  ларечную
затею или подождать чуток.
     Секс-сосед  появился  через  час.  Мы  с  женой  переводили  ему,  куда
нажимать, а он, купив у нас ликер, усиленно угощал "переводчиков".
     Митя-секс  был  нашим постоянным  покупателем.  Я  долго удивлялся  его
торговле. Ассортимент скудный, часто падал в многообразии до одной водки.  А
Митя-секс ходил  с  преуспевающим  видом,  и  беспрерывно  у него  в  киоске
тусовались гости, а продавцы бегали к нам за питьем. Причем  никогда Митя не
брал в долг.
     Глаза на Митин бизнес открыл Петро Иванович участковый.
     - Это, Витя, самая выгодная торговля, когда она наоборот. За товаром по
городу  не рыскать, не  трястись, что  шоколад  поплывет, а пиво  скиснет...
Потому что у него не  киоск, а стиральная машина - деньги чьи-то отмывает. И
еще Петро Иваныч  по-отечески  предупредил: водку Митину не пить.  От нее за
весту левизной прет.



     Выше крыши не прыгнешь.

     "Крыша" - термин, можно сказать,  официальный. В  нем  присутствуют все
черты  делового   языка:  лаконизм,   однозначность,   отсутствие   ненужной
эмоциональности. "Крутая крыша", "наехала крыша", "разбирайся с моей крышей"
- и все предельно  ясно. В названии того же общественного института  рэкетом
нет универсальности  несмотря на то, что это термин  милицейских протоколов.
То же управление внутренних  дел, будучи чьей-то "крышей", никогда  этот род
своей  деятельности  рэкетом   не   обзовет.  Чересчур   термин   протоколом
попахивает.  Мафия  -  те же  штаны, только  пуговицей на Запад, откуда наши
газетчики пополняют свой  опереточный  лексикон. Бандиты -  вот определение,
которое наиболее в точку.  Себя они  во  всяком разе  именуют бандитами. Я в
глаза назвать свою "крышу" бандитами не решаюсь.
     Как-то после  ливня  спросил  еще одного  соседа по  ларьку,  владельца
торгово-ларечной фирмы "Феникс" Стаса Подопригору:
     - У тебя крыша не течет?
     -  Моя  "крыша",  -  скаламбурил Стас, - течет  постоянно  и  всегда  в
обратную от меня сторону.
     Поток в сторону моей "крыши" начался через две  недели  после  открытия
предприятия. Подъехал скромный "Форд", из него водила вылез, здоровяк такой,
что танку башку запросто открутит,  а следом, вылез... вот уж, где не чаешь,
там встречаешь.
     - Степан, - представился кудреватый блондин.
     По младости  лет  он  меня,  слава  Богу, не  помнил. Это  был  младший
представитель  бесчисленного  семейства  Грошевых. В поселке,  где я  вырос,
Грошевых на своей шкуре знала каждая собака. Со старшим, по прозвищу Гаврош,
я  учился  в  пятом  классе.   Прозвище  никаким  боком  не  соответствовало
действительности. Чтобы  наш Гаврош  под пулями полез  собирать  патроны для
революции?  Никогда! Зато в карманы  к героям,  пока они  отстреливались  на
баррикадах, полез бы, не задумываясь. В школе Гаврош аккуратно  тырил мелочь
в гардеробе. И всегда имел стабильную тягу к плохолежащим предметам. Впервые
по крупному  сыпанулся, забравшись ночью в  книжный магазин.  Что уж  он там
искал? В нашем книжном днем-то ничего путного нельзя было найти.
     Участковый  Петро  Иванович,  опростав  как-то  стакан   "по  рисочку",
сообщил,  что руководит  Степаном из  Москвы какой-то  его брательник. Может
быть, Гаврош? "Та мелочишка по карманам, что в люди вывела меня".
     Степан  ввел меня  в  курс сотрудничества.  Деньги  даю только ему. Это
правило нарушается  постоянно. Под предлогом  "дай взаймы", а это  значит  с
концами, или "Степан просил", или коротко "ДАЙ!" ощутимо щиплет вся бригада.
В плане товара, объяснил Степан, бутылку одну-другую... в пределах разумного
(но  не  обозначил пределы)  давать  всем.  Позже  вокруг бригады  появилось
человек пять друзей Степана.
     - Ты  уж  не мелочись, - говорил Степан, -  не обижай корешей моих. Ну,
придешь ты к ним в гости, разве они тебя не угостят?
     Я к ним никак не выберусь, они у меня из гостей не вылезают.
     -  От наездов  других  бандитов  мы  тебя защитим, - заверил  Степан, -
работай спокойно. И чтобы все продавцы нас знали.
     С того разговора потек ручеек в сторону моей "крыши".


     Благими намерениями
     заасфальтирована
     дорога под откос.

     Про крышу есть песенка:
     Ты пишешь мне, что крыша прохудилась,
     С дырявой крышей очень плохо жить!
     Но мы с Серегой поправим это дело,
     Ведь крышу можно матом обложить!
     К  сожалению,  нет у меня таких  друзей,  свою "крышу" могу только  под
одеялом обложить.
     Стас Подопригора  под  водочку поведал  однажды, как пытался убить двух
зайцев, один  из коих "крыша". Если из идеализма, практицизма и  неукротимой
энергии  сделать  коктейль  -  получится  Стас. Ларечное  дело  развернул  -
позавидуешь. Многому от него научился. Но время  от времени Стас  решительно
бросает:
     - Спалю свои ларьки к чертям собачьим! В сторожа пойду!
     Охота на двух зайцев у Стаса началась с покупки машины.  Купил "Жигули"
и на  собственных  внутренностях  ужаснулся  городским дорогам. "Это  как по
шпалам ездить!" - схватился за голову. Из окна  автобуса чувствовал дорожную
проблему, но всю ее буерачную  глубину понял за рулем. В инициативной голове
созрел оригинальный  план  по созданию источника финансирования для  ремонта
дорог. Деньги, в буквальном смысле, лежали по обочинам.
     Стас  прорвался  к мэру  города, представился  руководителем  ларечного
предприятия и,  бережно относясь  к времени государственного человека, сразу
схватил быка за рога:
     - Если  трезвыми  глазами  вчитаться в финансовые отчеты моей  торговой
точки, вывод получается один - предприятие повернутых: "Нам денег не  надо -
работу  давай! Нам хлеба не надо - опять же давай!" Работая с утра до вечера
без  выходных и отпусков, я по бумагам получаю  минимальный в  стране оклад.
Мои  продавцы  по ведомостям  такие  же  альтруисты  за идею рынка:  "Работа
трудна! Работа томит! За  нее  никаких копеек! Но мы  работаем, будто делаем
величайшую  эпопею!"  И  бухгалтеру  ничего  не  надо,  дай  только  цифирки
посчитать, чем и сыт вместо колбасы с мясом. Товар в киоск с неба падает. По
бумагам в штате водитель не числится. Такое интересное кино гоним в отчетах.
И все вокруг такие же кинщики. В том числе и проверяющие в курсе, что дурных
за ради процесса поторговать нет. Но...
     Мэр  щипал  усы, крупно  вращал бровями, не перебивал. Изложив  вводную
часть проекта, Стас перешел к главному:
     - Реально  процентов тридцать  дохода я плачу государству. До  сорока -
"крыше". У вас  власть,  уберите "крыши", избавьте  нас от паразитов! Прорва
денег  высвободится! Если пустить ее  на дороги, хватит с головой, еще  и на
тротуары  останется. Сейчас у нас как в песне: "Много в море капель! Много в
небе звезд! Здесь, куда ни плюнешь, - водочный киоск!" Я к вам две остановки
пешком прогулялся и насчитал 28 ларьков и 15 частных  магазинов. Это сколько
дорожных денег на одной короткой дистанции?!
     Стас рассказывал, а сам представлял, как по  улицам города идут шеренги
машин,  сдирают  старое покрытие  и тут же  укладывают  идеально  новое,  по
которому будешь катиться пасхальным яичком.
     - Так перекуем "крыши" на дороги! - пламенно закончил Стас.
     Мэр,  навращавшись  бровями,  посадил  Стаса голой задницей  на  старый
асфальт:
     -  Вы,  молодой  человек,  витаете  в черных  облаках,  -  сказал,  как
пригвоздил. - У  нас в  городе нет организованного  рэкета! Бывают  досадные
недоразумения, которые тут  же пресекаются милицейскими органами. И если  вы
столкнулись с криминальным явлением, заявите в РОВД, там разберутся.
     И поставил точку приема вставанием.
     Не удалось Стасу "крышами" покрыть колдобистые дороги.



     Кто там шагает правой?
     Левой! Левой! Левой!

     На  Стаса  нередко  после  второй-третьей  рюмки  нисходит  философское
настроение.
     - Берем, Никитич, грех на душу, спаиваем народ. А разве для  этого мама
родила?
     Трудовой  путь  в  ларечники  пролег   у  Стаса  через  политехнический
институт,  инженерство  на  заводе, преподавание в строительном  техникуме и
через родившуюся  на волнах  перемен  проектную организацию "Крыло", которая
взяла на грудь  обязательство  заполнить небо России  дирижаблями.  Заводной
Стас клюнул на эту приманку.  Душа просила  большого дела. Шуму в  городе от
"Крыла"  было до  небес, казалось,  вот-вот эскадрильи цеппелинов  заполонят
небо   и  поплывут  под   облаками,   захватывая  по   пути  мировой   рынок
воздухоплавания. Зря граждане  выворачивали  шеи, таращились  во все  глаза,
кроме облаков ничего  вверху не  плавало.  "Мы  пахали,  как папа  Карло,  -
говорит  Стас, -  а все  оказалось разводом".  Через  полтора  года  "Крыло"
распласталось на финансовом  нуле. "Ждите,  -  начальство говорит,  -  будут
деньги".  И месяц "ждите"  и полгода...  А как  тут  думать про  конструкции
дирижаблей,  если  желудок по мозгам бьет: есть хочу! Этот  внутренний орган
вчерашнего добра не помнит, ему, что ни день - новое подавай.
     Стас  через суд расплевался с  "Крылом"  и на вырученные  деньги открыл
свое дело. Но иногда кается:
     - Спаиваем народ, благо бы качественным товаром.
     Прав Стас, левой водки хватает. Хорошо, если из  гидролизного спирта. В
связи  с конверсией военной промышленности ее  обязательный производственный
атрибут  -  гидролизный  спирт  - оказался  не  у  дел.  А  так  как  у  нас
одновременно с расцветом конверсии президент молодого демгосударства воззвал
в отчаянии: люди  добрые, помогите! не могу напоить народ! И  сложил с  себя
монополию  на   водку.  Добрые  люди  плач  демгосударя  услышали,  кинулись
помогать.  На конспиративных квартирах и в  засекреченных сараях гидролизный
спирт,  по рабоченародному - гидрашка,  начал переодеваться в  "Московскую",
"Столичную"  и  даже  менять  гражданство  на  "ROYAL"  и  "RASPUTIN".  Могу
засвидетельствовать,  опираясь  на  собственный  опыт: бывая на космодромах,
выпил гидрашки  не  один стакан, продукт  вполне съедобный, хотя медицинский
спирт вкуснее.  Но  со  временем  мощный поток  гидрашки  начал  иссякать. В
бутылки полезла всякая нечисть.
     Петро  Иваныч, с  какой  иностранной этикеткой  не  наливай  ему водку,
обязательно сделает анализ  на чистоту перед употреблением. Плеснет с чайную
ложку и  подожжет. Синий  огонек - наливай "по рисочку",  а  нет - извините.
Как-то "Белый орел", что из Америки, подожгли, копоть, как от резины, пошла.
     - Пусть они  своего  "орелика" сами  кушают! -  сказал Петро Иваныч  и,
выпив  "по  рисочку" хорошо горящей водки, рассказал случай из жизни  своего
знакомого.



     Судьба - индюшка,
     а жизнь - полушка.

     Валентин  Бантев жил  на участке,  который Петро Иванович курировал.  В
ранешное время был Валентин  завзятым  дружинником, помогал  Петро Иванычу в
наведении порядка, но не это главное, главное, что Валентин всю жизнь мечтал
о  своей  машине.  По  собственному  признанию,  в   институте  бывало   так
размечтается  - живот  вспотеет.  Утром в  общаге в  окно выглянет,  прогноз
погоды узнать,  а у дома  напротив "Волга"  стоит. Алая, как  паруса Ассоль.
"Эх!  Такую бы!.."  - подумает  и... живот мокрый. Потом высохнет и  ничего,
жить  можно.  А  все равно на третьем курсе на всякий случай  сдал на права.
Только после  института  все реже и реже потел живот. Но вдруг в 91-ом  теща
купила автомобиль.
     Она вовремя созрела - не те времена деньги на книжке держать. А тесть -
боевой  ветеран  войны:  ордена, медали,  ранения  с  контузией.  Сам тесть,
конечно, только в атаках под пулями боевой, в  мирное время с его храбростью
утюг  не купишь. Теща, размахивая  мужниными  заслугами, землю в учреждениях
рыла. И успела последнюю  ветеранскую машину вырвать. После нее прикрыли эту
лавочку  -  участникам  фронтов  льготные авто  давать,  новая  власть  всех
уравняла перед личными средствами передвижения.
     Вырвала теща "Жигули". У Валентина живот на радостях взмок...
     "Не  дам  ему доверенность, - сказала теща жене Валентина. -  С машиной
под задницей в два счета скурвится. Превратит ее в бабовоз".
     Живот высох не солоно нахлебавшись.
     Самое интересное, из тестя водитель, как из  Валентина клоун на манеже.
Машина два года гнила без движения.
     А потом Валентин отрубил: идите вы со своей дачей!..
     С дачей теща пролетела. Пока созревала: брать не брать? - участки стали
нарезать, где Макар телят не пас. Достался такой, что автобусом, электричкой
и пешком три километра.
     "Машина будет  ржаветь,  а  я  на  перекладных  корячиться!?  - ругался
Валентин. - Лучше с дивана телек погляжу!"
     И теща сдалась. Зять на даче был главной рабсилой.
     Наконец-то Валентин обрел алые паруса в виде зеленых "Жигулей".
     И как-то сразу с  Оксаной шуры-муры.  Накаркала теща. Махнула Оксана  с
обочины рукой, Валентин  с готовностью  остановился, и  познакомились,  пока
подвозил.
     Оксана была не из тех женщин, которым любого мужчину подавай, лишь бы в
брюках. Большая, стройная и серьезная.  Валентин уже было даже разочаровался
в попутчице, но в один момент она вдруг так посмотрела, что водитель чуть на
встречную полосу  не вылетел  с индикаторно  взмокшим животом. Черти в серых
глазищах водились.  И  какие  черти!..  Валентин стал цепко напрашиваться  в
гости, но дальше телефона дело  не продвинулось.  Загадочно  обронила  шесть
цифр.   Через  час  Валентин  позвонил,   мило  побеседовали,  потом  Оксана
пригласила в гости: "Вечером в пятницу".
     Живот взмок  в  ночь  с четверга  на пятницу  и не  просыхал  до  утра.
Проснулся Валентин  в праздничном настрое. Хотелось  мыться, бриться  и зубы
чистить. Надел белоснежные, в обтяжку, ни разу не ношенные  трусы и не менее
белые носки.
     В  обеденный перерыв по дороге домой решил запастись  горячительным  на
вечер. Тормознул у  одного киоска  и бросил на  заднее  сиденье  две бутылки
водки и одну шампанского.
     После  обеда прилег сил  на вечер  набраться  - и сразу  взмок живот от
жарко  нарисованных  картин  скорого  свидания. Но вдруг  высох,  а Валентин
вскочил, как ужаленный, - под окном  взревел родной мотор. Валентин прилип к
стеклу - алых парусов на месте не было.
     - Угнали! - схватился за сердце.
     И побежал на улицу ловить ветер в поле. Вернулся, позвонил в милицию:
     - Срочно ловите! Только что отъехали!
     Теща повела себя странно. Не раскричалась: говорила, ездий на работу на
автобусе!  Не развопилась: надо  было  в  гараж ставить!  Не раскудахталась:
надолго собаке блин! Наоборот, начала успокаивать зятя:
     - Брось ты убиваться из-за этой кучи железа!
     Валентин не слушался. В панике обзвонил всех знакомых, чтоб искали. Сам
оббежал соседние улицы.
     Теща бегала следом, пытаясь напоить зятя каплями, накормить таблетками,
подбодрить словом:
     - Зато страховку получим.
     - Что на нее сейчас купишь? - хватался за голову Валентин.
     Накрылись медным тазиком алые паруса. Эх, раззява! Валентин клял ворюг,
Оксану, тещу - не могла в окно посторожить.
     Ночь прошла в кошмарах, а утром машина нашлась. Петро  Иваныч и нашел с
напарником   в  нерабочее  время,  собирая  грибочки  по  случаю  выходного.
Целехонькая, без единой  царапины  стояла машина в березнячке.  И  угонщиков
милиционеры  взяли.  Они  и  не  сопротивлялись.  Как  выпили  под  кустиком
Валентиновой водочки, так  и  успокоились,  до шампанского руки не  дошли. И
ноги тоже.
     С того случая Валентин, по  его собственным  словам, верующим стал.  Во
всяком разе твердо знает - ангел-хранитель у него есть. Во-первых, от смерти
уберег. Хватанули бы они с Оксаной  водочки в  интимной обстановке и  оба...
ага.  Взламывают  двери,  а они  лежат  рядышком  с  комнатной  температурой
обнаженных тел. "Отчего умер?"- "Да с любовницей на брудершафт постельный не
той  водки  выпил",  -  говорили бы  на  похоронах.  Спас  ангел от  позора.
Во-вторых, "Жигули"  нашлись. Это по горячке теща сладко  пела: не убивайся!
Поостыв, заныла бы на всю оставшуюся жизнь: профунькал машину! И здесь ангел
выручил. В-третьих, уберег от прелюбодейства.
     Хотя на нейтрализацию этого греха можно было не тратить ангельских сил.
     Поучительный случай. Потому что подпольной  водки в нашем деле хватает.
Конечно,  смертельно-подпольная  -  это  исключительный факт.  А  так,  даже
импортная часто левит. И зарубежные братья  могут туфту подсунуть, и наши  в
их  бутылки  льют.  А  уж  от  чумового  отечественного  самопала  никто  из
ларечников  не  застрахован. Оптовики  тебе  среди  других  ящиков  подсунут
гаражного разлива и не заметишь. Все чин  по чину, сертификат  дадут, пей на
здоровье, да если бы они в каждую бутылку его засовывали.
     На  меня  тут однажды  налоговая  стала наезжать.  То  кассовый аппарат
сломан, то продавец чек еле видно отбил. Никого не трогают, меня заковыряли.
Одна проверка за другой... Все оказалось проще простого. Тот же Петро Иваныч
и разузнал. На стадионе, что  у нас под боком,  сауна не для всех. Полюбил в
нее мэр,  с которым Стас хотел дороги на крышные  деньги строить,  заезжать.
Как говорится, пойдем в баню, заодно и помоемся. Не  знаю, в  тот раз мылись
они  или  нет,  но водки  не  хватило,  гонца  черт  дернул  в  моем  киоске
отовариться. Мэр на следующий день  пластом лежал. Может, и не  от водки, от
пара угарного. Не разобравшись, дал команду принять в отношении моего киоска
меры. Сколько  раз ко  мне вязались, штрафовали  почем зря... К счастью, мэр
сам погорел, развели его соперники, другого назначили. И от меня после этого
отстала налоговая.



     На то и бараны,
     чтобы стричь.

     С разводом в прилавочной практике раньше или позже  сталкивается каждый
продавец. Надя-разводная в  "Пузырьке"  абсолютный  рекордсмен.  Раза четыре
попадалась. Тем  не  менее,  в лицо  ей никто по данному поводу  не смеется.
Брось  в  меня камнем  - и сам дураком  будешь.  Надя,  не  отходя от кассы,
припомнит  личные достижения  каждого.  Как  я  ни  учу продавцов  на  чужих
ошибках, все равно свои цепляют.  С  обратной стороны прилавка такие ухорезы
водятся! Задурят, запудрят... Финансовые потери  от разводов на продавцов не
возлагаю, списываю.  Митя-секс  обзывает долбаком. Но я развод приравниваю к
стихийному бедствию.
     Однажды это бедствие  всю остановку накрыло,  будто  в  городе конгресс
разводящих проходил с показательными выступлениями.
     Почин сделала Надя. Вообще-то на Надю мне грех жаловаться. Как говорили
раньше: работает с  огоньком,  имеет высокие производственные показатели.  В
самые дохлые  дни  выручка выше,  чем  у других. Уговорный Надя продавец. Из
тех, к кому сунешься за куревом, а уйдешь до бровей в товаре. Однако на лице
ее спецы, видимо, читают: к разводу всегда готова!
     В то утро прихожу, она летает по киоску.
     - Виктор Никитич, - вся прямо светится, - я вам лекарство купила!
     Какое, не могу взять в  толк, лекарство?  Стас мэру  на госуши лапшу не
вешал, говоря, что мы работаем без  выходных и  проходных. Халявным хлеб наш
не  назовешь. Во  всяком случае, жена  моя  надеялась на значительно  лучшую
жизнь. Кровушку ларечный  бизнес портит  - только держись. Но я пока стрессы
никаким лекарством, кроме как от сорока болезней - на каждый градус по хвори
- не снимаю. Стаканчик другой жидкого антистрессина приму и все хоккей - без
задних ног сплю.
     - Что за лекарство? - спрашиваю Надю.
     - Дефицитное,  -  отвечает, -  ваша знакомая принесла.  В очках  такая,
челка крашеная. Лидой назвалась из аптеки.
     Врать не буду, регулярно принимаю  лекарство от сорока  недугов, только
не в беспамятных количествах. Никакой Лиды от аптеки не знаю.
     - Она  сказала: вот  достала  кое-как  Виктору Никитичу  лекарство, две
упаковки.
     - Взяла? - спрашиваю, хотя уже понимаю, что к чему.
     - Одну  упаковку,  - извиняется Надя. - Денег  на кассе двадцать  тысяч
было, упаковка двадцать пять стоит.
     Пять Надя из своего кошелька добавила.
     - Вторую упаковку, - говорю, - потом занесет?
     - Ну! - радостно говорит Надя.
     - Лида-фармацевт, - объясняю, - может, не родня тому микросхемщику,  да
состоят они в одном профсоюзе,  а лекарство дефицитное фирма "Развод" варит.
Хотя во флаконе с виду что-то витаминное перекатывалось.
     Надя в слезы, я - в няньки.
     Не успел одну успокоить, Митя-секс в раздерганных чувствах влетает.
     - Убью! - кричит. - Прямо секс среди белого дня! Убью!
     Какой-то виртуоз не  побоялся Митиной рцд-физиономии,  под  ля-ля сунул
десять  тысяч. А  когда  сквозь землю провалился со сдачей и пачкой сигарет,
Митя развернул денежку и на дыбы с  матерками! Кто бы мог подумать? - купюра
склеена  из  двух половинок. Одна  достоинством в  десять  тысяч, другая - в
тысячу.   Фокус-покус:  одиннадцать  тысяч  ловкостью   рук  превращаются  в
двадцать. Разгадай  Митя  сразу  цирковой секрет, он  бы  наделал  фокуснику
шрамов по всей окружности физиономии...
     - Воспользовался,  скотина,  что  я  с бодуна!  -  жаловался  на мякине
разведенный Митя.
     Пошел я  Стаса  предупреждать и  опоздал.  Его  продавца  на  47  тысяч
нагрели.
     Недавно говорили: копейка рубль бережет. Да не сберегла! Сама приказала
долго  жить, и  рубль лег рядом  в  братскую могилу. На него двух  спичек не
купишь.   Сегодня   -  сотня  миллион  бережет.  Да  пока  сотенный  миллион
пересчитаешь  -  пальцы  мозолями  обрастут.  То  ли дело пятидесятитысячные
купюры.  Но  есть  одно "но".  Фальшсотен  встречать  в  своей  практике  не
приходилось,  а пятидесятитысячных  кустарных  сколько  хочешь. Множительная
техника  до чего дошла - водяные значки берет. Смотришь на свет - нормальные
деньги, на  самом  деле -  дерибас. По первости сам  прокололся, отоварил на
фальшивку. Если быть точным: не такие они совершенные неофициальные  деньги.
Когда не торопясь их смотреть, сразу видно: рисунок не той  четкости, бумага
на  ощупь не  ГОСТовского  хруста, нет красных волосинок, ксерокс пока их не
берет. В спокойной обстановке  без спектрального  анализа  ловится левак. По
этой причине  от разводящего спокойной  обстановки не дождешься. Как  начнет
забивать  баки продавцу:  какая жвачка мятнее?  какие  сигареты  ментольнее?
какая водка слаще? Путь к кошельку покупателя лежит через вежливость - закон
ларечного  бизнеса. Ты-то блюдешь закон, а за это получаешь купюру домашнего
разлива.
     На такую продавец Стаса попалась.
     - Не бери  в голову, - успокаивал  Стас, -  мелочь  это  в  сравнении с
госразводом.  - Меня больше  другое  беспокоит,  подозрительно  давно сверху
ничего не было.
     Не  успел он докончить  накаркивающую мысль, Митя-секс заревел  на  всю
остановку:
     - Секс твою наперекосяк! Лучше бы я умер маленьким!
     Че это, думаю, Митя дуреет без наркоза.
     - Убил бы! - кулаками  трясет.  - Позавчера машину продал, два миллиона
старыми дали, а сегодня им кранты!
     Одним  словом,  пока мы обсуждали результаты разводов,  Москва объявила
денежную реформу.
     У меня захолодело внутри: сколько их старых в чулке?  Сорвался считать,
а дома лазарет с истерикой. Жена соседку валерьянкой отпаивает.  Не знаю, за
что  хвататься,  соседку откачивать или  свои  деньги выручать.  Хоть  и  не
столько, как у  соседки,  получилось,  но  ведь мои.  А  соседка  руки  себе
заламывает. Брат у  нее с шилом пониже спины. На юге  поработал  - жарко, на
севере - лета, говорит, мало, на востоке, дальнем, понравилось. Неделю назад
заявляется на  два часа, чаи, говорит, гонять некогда,  дает сестре 15 тысяч
долларов, купи, говорит, хатенку с высокими потолками - и улетел.
     Сестра обрадовалась без  ума как: брательник на  якорь в родном  городе
встает,  быстро квартиру  нашла. Да такую  классную... У  самой кухня в  три
спичечных коробка квадратных, а  там  на кухне вальсы  бальные с  кастрюлями
кружить можно.  По коридору стада слонов впору  на водопой  гонять.  Комнаты
одна другой  больше -  и все веселые.  Две  кладовки,  первая как ангар,  во
второй с семьей  жить можно. Но владелец  данных  хором  патриот, доллары не
любит.  Черт, говорит, знает  эти не наши,  вдруг липовые. Наши ему подавай.
Соседка полжизни  на валютной операции, меняя не наши на наши, потеряла, так
как до этого доллары только по телеку лицезрела. Обменяла их на рубли, а тут
государство тоже обмен затеяло: с Лениным купюры - геть из  обращения, на их
место новые. А кто много старых накопил, тому их  прощают.  Кинулась соседка
считать  и  в  обморок кувырк - пять  миллионов отмененных  у нее. Позвонила
дрожащими  ручонками продавцу квартиры,  надеясь  старые рубли  всучить.  Да
дураков уже нет. Передумал, говорит продавец, доллары давай. С этими нашими,
мол, то Степа, то не Степа.
     Удружил  братик сестричке. Она совсем зачастила  с обмороками: хлоп  да
хлоп.  Надо  "скорую"  вызывать,  а телефонистка перебивает:  с  вами  будет
Владивосток говорить. Братик  звонит.  Узнал, в чем дело, начал успокаивать.
Не  бери, требует, близко к сердцу,  деньги  -  дело  наживное,  на днях еще
привезу,  держи квартиру, если  понравилась.  Он  в  газете работает. Им  за
строчки в рублях  гонорарят, а что между  закладывают - за  то в валюте. Он,
выходит, шибко писучий щелкопер!
     Я так  быстро наживать деньгу  не  научился,  схватил свои  пропадающие
восемьсот пятьдесят тысяч и  поехал с сумкой водки по знакомым из НИИ, чтобы
в сберкассе обменяли. Вернулся домой пьянее водки, но без денег.
     В те дни со старой  купюрой многие  на стенки  лезли. Но самый забавный
курьез произошел со свояченицами Петро Иваныча.



     Солнце встает над рекой Хуанхэ,
     Китайцы на работу идут...
     Горсточку риса зажав в кулаке,
     Песню про Мао поют!

     Лида,  первая свояченица участкового,  проснулась в  то  июльское  утро
93-го  в чудненьком  настроении. Три  дня  назад  с  сестрой Таткой,  другой
свояченицей Петро Иваныча, нагруженные до бровей сумками вернулись из Китая.
А  вчера, ну  просто  на  сверхчудненьком  условии, сдали весь  товар  вдруг
подвернувшемуся купцу из Норильска.
     Еще совсем  недавно каждое божье утро тащилась на завод за нищий оклад,
теперь квартира начинена миллионами, как огурец семенами. Даже зашифрованный
план тайников имеется на случай забывчивости.
     Повторю,  настроение  у Лиды  было  распрекрасное. Впереди  неделя  без
забот, хлопот, товаров...
     Лида ткнула пальцем  в радио.  Что там в мире  творится?  По чем доллар
идет?
     В  мире  творилось  такое, что Лида винтом пошла по квартире  с  планом
тайников.  Объявили каюк прошлогодним рублям. Свежие, нынешние года выпуска,
имей сколько угодно, а те, что с  61-го по 92-ой год  штамповали,  - два дня
ходят,  потом  всего  35  тысяч  каждому  обменять  дают.  Если  сверх  того
насундучил, толку от сбережений, как от козла молока. Можно пускать купюры с
Лениным на новогодние гирлянды.
     Из  укромных  углов,  шкафов, тумбочек  полетели  на палас разноцветные
бумажки. Каждый раз, когда попадались с Лениным, Лида плевалась.
     "Ленин  жил! Ленин жив! Ленин будет  жить!" -  пришли на  ум строки  из
пионерского далека.
     "Дожился! - плюнула в радио. - Чтоб вам всем ни дна ни покрышки!" Одним
словом,  разволновалась  свояченица,   шутка  ли  -  считала  11   миллионов
упраздненных денег.
     "А у Татки сколько?" - побежала к телефону.
     - Маоцзэдуна! Вэй! -  раздался в трубке лающий голос сестры. - Сяо фань
дзы!
     - У тебя что, крыша поехала? - спросила Лида.
     - Да-да! - заплакал на другом конце Вася, муж сестры. - Как  узнала про
отмену денег, так понесла  околесицу  на  китайском.  Борщ  палочками ест!..
Представляешь!..
     - Хунвэйбина дзиу дзиу! - раздалось на другом конце.
     "Сука  норильская  знал про обмен, -  подумала Лида. -  Одними  старыми
рассчитался".
     Лида помчалась к сестре.
     Та в защитного  цвета шортах,  без лифчика, с красным флажком и детским
ружьем ходила строевым шагом по квартире.
     - Цзяофаня! - ткнула в Лиду ружьем. - Ни хао!
     - Врача вызывал? - спросила Лида Васю.
     -  Какого врача?! - заблажил Вася.  - Ее в психушку упекут, а  у нас 28
лимонов старых денег. Что я буду делать?
     Лида упала на телефон и через подругу нашла психиатра.
     - Маоцзэдуна! - закричала на доктора Татка. - Сяо фань дзы!
     - Ага! - не стал возражать доктор.
     Лида  с ужасом заметила, у сестры лицо стало сковородочно плоским,  нос
расползся, глаза сузились. В  сумме получилось: "Моя сестра красависа:  носа
нет - одна лиса!"
     - Может, какое дефицитное лекарство надо? - спросила Лида доктора.  - Я
достану.
     - Для выхода из китайского состояния нужен шок, - сказал доктор.
     - Шао линь! -  вдруг  подпрыгнула Татка и  в  прыжке  саданула  доктора
пяткой в грудь.
     Доктор упал в шоке.
     Лида побрызгала его из чайника.
     - Извините, - сказала очнувшемуся.
     - Мы привычные, - поднялся доктор. - С вас десять тысяч.
     "Не слабо", - подумала Лида и дала старой купюрой.
     - Эти не надо, - отказался доктор.
     - Сяо фань дзы! - закричала Татка. - Шао линь!
     Но доктор вовремя выскочил за дверь.
     Лида  заходила  по комнате  в поисках шоковой терапии на  выбивание  из
Татки иероглифов.
     А если  холодной водой окатить из-за  угла? Татка с детства  визжит  от
холодной. Посуду моет кипятком, от которого у Лиды руки волдырятся.
     К обеду, намаршировавшись китайским макаром, Татка заснула в кресле.
     Прижав  к животу  таз  с  шоковой  водой,  Лида подкралась  к  больной.
Непосвященный в водную процедуру Вася  отупело следил за странными маневрами
свояченицы, забоявшись: не  наследственная  шиза  косит сестер? Лечебный таз
уже поднимался  над больной, когда та разлепила щелочки глаз и с криком "шао
линь!" в прыжке двумя ногами выбила емкость из рук сестры.
     Таз  по свистящей траектории пролетел  через  комнату и  опрокинулся на
голову Васе.
     -  Маоцзэдуна!  -  заорал Вася, воинственно расправив мокрую  грудь.  -
Шаолиня!
     "Еще один",  - подумала Лида. И не расстроилась.  Васю  она  не любила.
Татка  вечно крутится,  как  на  пожаре,  а  он только  колбасу  на  закуску
порезать.  И вида никакого. Недоросток белобрысый. Лида давно мечтала  найти
сестре что-нибудь поприличнее.
     Пока  супружеская  пара  слаженно  переходила  на китайскую мову,  Лида
придумала шокировать сестру ружьем. А че?  Взять и  разрядить  оба  ствола в
аквариум,  который  объемом на  целую бочку. Шуму будет, грому... И  рыбки у
Татки ценные. От ружейного шока никакая китайская стена не устоит.
     Двустволка  двенадцатого калибра висела в кладовке. Лида зарядила  ее и
решительно шагнула в китайскую зону.
     - Не  стреляй в Таню! - на  чистейшем русском закричал Вася  и бросился
грудью на стволы.
     После этого героического броска свояченица зауважала зятя.
     Лида  в  последний  момент успела  дернуть ружье вверх.  От хрустальной
люстры   остался  мышиный  хвостик   провода,  со  шкафа  бесследно  исчезла
фарфоровая ваза литров на двадцать.
     - Хунвэйбина! - затопала ногами Татка.
     Вася на трясущихся четвереньках пополз за валерьянкой.
     В этот трагический  момент ожил телефон. Звонил валютный жучок Лева. Он
предлагал обмен старых рублей на новые с гонораром 30 долларов в собственный
карман за каждый обменянный миллион.
     - Будешь на этих условиях? - спросила Лида Васю.
     - Он что? - вдруг  закричала Татка. -  За дурочек нас держит? Думает, я
базар не знаю?
     Татка выхватила трубку из рук сестры и громко заторговалась с Левой.
     И  чем дольше  она говорила, тем больше глаза  приобретали  европейский
разрез, нос - родную картофелеобразность.
     Лида  с радующимся  сердцем  смотрела на сестру и думала: "В  Африку за
товаром ее не возьму. Еще превратится в негритянку с кольцом в носу".



     Поезд едет, рельсы гнутся.

     Китайские  мотивы  сыграли  злую,  даже роковую  шутку  с  самим  Петро
Иванычем. Посудите сами: "по рисочку" не  принял, зайдя на следующий день  в
киоск.
     - Уволят, - сокрушался бедолага.
     Залетел  Петро  Иваныч  в  международном  масштабе.  Подвела слабость к
пострелять в  выпившем  состоянии, гусарско-ковбойская  жилка,  чуть  что  -
обнажать ствол. Мол, ша, парнишки, я вооружен и  могу стрельнуть. И приводит
без  предупреждения угрозу  к исполнению.  По ковбойской причине он  еще  до
китайского случая чуть не попал впросак по служебной линии.
     Очередной  день  чекиста,  то  бишь  получку,  обмывал  в  ресторане  с
темпераментным названием  "Джигит".  Перед его  входом у коновязи не  стояли
иноходцы-карагезы.  Преданных  скакунов  джигиты  обменяли  на   фартуки   и
поварские   колпаки,  кинжалы  -  на  кухонные   ножи,  предлагая  сибирякам
оригинальные блюда  кавказской  кухни: шашлык из  свинины, люля-кебаб  -  из
говядины,  харчо   -  непонятно  из  чего.  Петро  Иваныч,  неприхотливый  к
кулинарным изыскам, в рассидочку употребил полкило  водки, и вздумалось  ему
лакирнуть принятое соточкой коньяка.  Джигит принес что-то по вкусу близко у
коньяка  не стоявшее.  Даже  не чача.  Самогоняка закрашенная. Такая, как  в
песне Петро Иваныча:
     Самогонку пьем - не лезет!
     Это что за кутерьма?
     Дядя Вася-самогонщик
     Натолкал туда назьма.
     Мол, с куриного помета
     Мой продукт бывает злей!
     Дяде Васю бьем по морде:
     Сам продукт куриный пей!
     Петро Иваныч, отведав разводного  коньяку, сразу  ствол  не обнажил, но
возмутился:
     - Ты что за пойло мне, воину МВД, принес?
     - Шистый дагестанский коняк! - оскорбился джигит. - Пят звезд.
     Не поленился, пустую бутылку принес.
     - Смотри оба глаза, что написано!
     - На моем сарае "Маша + Саша" написано,  а там дрова! - хлопнул ладонью
по столу Петро Иваныч.
     - Ты зачэм бочка лэзэшь? -  засверкал  глазами  джигит. - Нэ  понимаешь
коняк пит, нэ ходы приличный рэсторан, сыды свой хата, водка хлестай!
     -  Я  из УВД! -  представился  Петро Иваныч. - Закрою вашу богадельню к
чертям свинячим!
     - А я из красный уголок! - не поверил джигит.
     -  Ты из красного чума! - сказал Петро  Иваныч и пошел в туалет,  горло
прополоскать после высокогорного коньяка.
     В общественном заведении его с нетерпением ждал  уже  знакомый джигит и
два незнакомых. Они так и  не поверили, что Петро Иваныч  не баран чихнул, а
воин МВД. Одет он был по гражданке.
     - Ми тебя, дарагой, - говорят  с улыбочкой, - будем мал-мал ум за разум
учит!
     И как горные орлы начали окружать клиента.
     - Это я вас буду "ум за разум учит", как на воина МВД руку поднимать! -
сказал Петро Иваныч и обнажил табельный ствол.
     И  чтобы  сразу   развеять  сомнения  насчет  правдишности  вооружения,
выстрелил в дверь кабинки.  Из нее вывалился  гражданин,  глаза  по чайнику,
штаны на коленях, руки задраны вверх. "Извините", - прикрыл интимное место и
боком-боком  спутанно засеменил к  выходу. Горные орлы быстро смикитили, что
шутки шутками, а пару пуль в желудке дело невеселое.
     - Стоять! - скомандовал Петро Иваныч.
     Напрасно  повышал голос, педагогический  порыв  у джигитов испарился. А
бежать  от  пистолета  в  направлении  куда  глаза  глядят  -  не  позволяло
пространство туалета. Джигиты замерли как вкопанные.
     - Кругом! - командует дальше Петро Иваныч.
     Ставит джигитов руки на стену, ноги  на ширине плеч. И закрепляет  позу
выстрелом над головами. Мол, это вам не горные кручи, а сибирские равнины.
     На  прощанье потребовал подпирать  стену, пока каждый тысячу баранов не
насчитает.
     Утром Петро Иваныч проснулся  в холодном  поту:  могут погнать из рядов
МВД. Побежал к джигитам  улаживать инцидент. Но те и в  качестве потерпевших
не захотели связываться с начальством Петро Иваныча.
     В отличие от джигитов, китайцы связались.
     Роковые события  развивались следующим  образом.  Знакомый  следователь
уговорил Петро Иваныча по  легкому  срубить тысяч пятьсот.  Поезд  Москва  -
Пекин, прозванный  в народе Ходя, возил из  Китая китайцев с  ширпотребом. В
поезде товары были дешевле и дорожали по мере удаления от железной дороги. В
этом  и был сермяжный смысл международного  бизнеса.  По  плану коммерческой
операции  Петро Иваныч и следователь садились в Ходю и,  пока тот постукивал
колесами,  отоваривались, а через час выходили  на следующей станции, сделав
Ходе  ручкой. В поезде они купили шесть  кожаных курток. "В  два раза дороже
продадим",  - обещал опытный бизнесмен-следователь. Взяли по паре спортивных
костюмов "Reebok", где фирменную надпись  точнее  было делать иероглифами. В
завершении операции следователь у проводника взял три пары джинсов.
     С  этой  самой  сделки  и  начался  детектив.  У  следователя  сработал
профессиональный инстинкт.  Он  разорвал  одну упаковку,  вторую,  в третьей
нашел, что искал: вместо пары джинсов - половина. Может быть, даже произошла
ошибка, проводник не хотел  следователю продавать эту располовиненную  пару.
Он ее приготовил  сунуть через  окно тем, кто штурмовал Ходю на станциях. Но
так было хорошо упаковано, что китаец сам перепутал. Однако  признать ошибку
категорически не захотел.
     - Моя твоя цесно целий давала. Твоя моя хытрый!
     Ах, ты  желтолицый собрат по разуму. Как  все вывернул.  Его  моя цесно
продавал, а моя его развел.
     Петро Иваныч  со  следователем  начали разъяснять,  че  нас  за дураков
держать?
     -  Моя твоя  не  понимай, цего  хоцись!  Моя  целий  давал!  - талдычит
узкоглазый брат.
     - Нас цесный китайца! - тут же рядом крутился второй проводник.
     Крутился-крутился  "цесный  китайца" и  пропал,  прихватив сумку  наших
милицейских бизнесменов.
     Во-о-о-н чешет в конце вагона. Петро Иваныч сорвался в погоню.
     - Стой! - кричит. - Стрелять буду!
     Петро Иваныч на  этот раз был в  форме, но его погоны собрата по разуму
не испугали. Рвет когти во  все китайские лопатки. Петро Иваныч налегке и за
своим добром, начал  настигать. В вагон-ресторан  залетели, тут  бы и накрыл
убегающего  догоняющий,  да  перед  последним   стена  из   четырех  ходиных
проводников  выросла. Мол,  нету  хода пароходу. Петро  Иваныч  не  выдержал
такого унижения воина МВД.  А он перед операцией  для храбрости принял у нас
"по  рисочку". Не успели китайцы глазом  моргнуть,  и, хотя  моргание  у них
имеет  очень малый  ход,  Петро  Иваныч за это время обнажил  ствол.  Как  в
западных  фильмах,  из-под мышки  выхватил  пистолет.  На  родной  земле мне
китайскую стенку ставить?! И сделал над ней предупредительный выстрел:
     - С дороги!
     Попал в окно.
     Грохот  и звон  разбитого стекла заставили широколицых братьев  по Азии
уважать воина МВД. Китайцы попадали на пол, расползаясь под столы.
     Петро  Иваныч помчался  дальше за  сумкой.  Добежал  до  конца  поезда,
повернул обратно, заглядывая в каждое купе. Все китайцы были на одно лицо, и
ни у одного не было в руках пропажи Петро Иваныча.
     На следующей станции нашего коммерсанта поджидал наряд ОМОНа.
     Своего посла Китай из России не отозвал, а Петро Иваныч погорел на ниве
международного предпринимательства.
     Одно  время  даже просился  к  нам  управляющим,  да  наша  "крыша"  не
разрешила.


     Слесарю - слесарево.

     Город  занимает круговую  оборону, интенсивно зарешечивается.  Танковый
завод  ввиду  перехода на мирную  продукцию перековывает броню  на  решетки:
граждане  в  связи  с  переадресацией  внешней угрозы  на  внутренний  рынок
старательно защищают  окна.  В тюрьме решетки, чтобы клиенты  не вылезли, на
домах, чтобы аналогичные клиенты не залезли.
     В пятиэтажке напротив моего дома Володя  живет. Этакий  шкаф бровастый,
из славного племени  созерцателей.  Стоит весеннему солнцу  растопить зимние
снега,  Володя раскрывает окно  (балкона  у  него  нет),  ложится грудью  на
подоконник  и остается в такой позе  до холодов. Как  ни выгляну - Володя на
посту.
     - Эй, - крикну, - что там в мире делается?
     - Вон, - скажет, - воробьи свару затеяли. Этот хулиган ободранный опять
раздухарился.
     Володя всех воробьев, собак, голубей и кошек в лицо знает.
     И  вдруг на окнах у  Володи  решетки серебрятся, а он с  видом "сижу за
решеткой в темнице сырой",  схватился за  одну  и трясет  с остервенением  -
телеантенны на крыше дугой гнутся.
     Мы  тоже   упорядочили   ажурной  сталью  пространство  между  нами   и
покупателем. Как шутил ночной продавец Макс, являясь на службу: "В камеру на
смену  прибыл!" И  хотя решетка  у нас не  в тюремную  клеточку,  я бы  даже
сказал, с уклоном в барокко  - завитушки, финтифлюшки, а все одно - решетка.
Но что делать, когда береженого Бог бережет. У Стаса в два ночи шарахнули по
витрине, забрали половину бутылок и продавца просквозило.
     Хотя против лома решетка, всяко-разно, не прием.
     Однажды Макс в три  часа  ночи  открыл на стук  окошечко и вместо  лица
увидел дуло, а вместо просьбы: "Водки!" - услышал:
     - Ну-ка, лох, выручку быстро сюда!
     Макс был лучшим ночным продавцом. На работу приходил  с чемоданчиком, в
котором размещалась цветомузыкальная  установка.  Витрина у  Макса  цветасто
сверкала,  полыхала и подмигивала.  Не зря Макс на радиофаке учился.  Народу
что? Развлечений подавай. Летят, как  бабочки на свет, к  киоску Макса. Но в
отличие от бабочек - с деньгами.
     А поначалу  Макс  не  захотел у нас  работать. Как-то подходит парень с
коробкой мороженого и просит взять на реализацию.
     - По сколько брал, - упрашивает, - по столько и отдам.
     Объяснил  ему,  что  мороженое - не  наш  продукт  и  предложил  работу
продавца. Парень  мне понравился, и была вакансия.  От  моего предложения он
отказался. А позже поведал, как пытался заниматься сладким бизнесом.
     Получил  Макс  стипендию  -  двадцать  тысяч  -  и   в   нем  проснулся
предприниматель.
     "Деньги должны работать, а не в чулке преть", - жуя мороженое, вспомнил
Макс наставления одноклассника Генки Трошкина, который, отучась полтора года
в политехе,  сделал институту  ручкой: "С  верхним образованием только время
терять", - и  пошел делать коммерческие деньги. Преющих богатств  у Макса не
было. Не до жиру, куртяшку бы какую да штанцы купить.
     "Как стипу  заставить  работать? -  подумал зарождающийся бизнесмен.  -
Запустить в дело, а потом... купить штанцы".
     Откусил  здоровый  кусок мороженого,  горло обожгло холодом,  а  голову
блестящей  идеей: он  ест мороженое по 140 рублей, в центре такое же по 250,
если для скорости пустить по  240... Молниеносно подсчитал: сто порций  дают
десять  тысяч чистого навара. Это как  сдуру полстипендии  найти.  Идешь  по
улице, а половина валяется... Только и времени уйдет - нагнуться.
     Охваченный   базарным   азартом,  заторопился   Макс,  пока  другие  не
подобрали...  Купил прямо с ящиком сто морожин и поехал на самую центральную
улицу.
     Почин сделала девчушка-соплюшка лет  восьми  от роду.  Сунула Максу три
"стольника", Макс  дал  пятьдесят сдачи, с десяткой было  хуже - обшарил все
карманы - нет.
     - Подожди, - попросил.
     - А, не надо! - щедро сказала соплюшка.
     - Как "не надо"? - оскорбился Макс.
     Но девчушка уже упорхнула.
     Подошел затрюханный мужичок, тупо посмотрел на мороженое, облизнувшись,
соврал:
     - Врачи, заразы, запретили!
     И направился врать лоточнице с пирожками.
     Женщина, в очках и в спешке, выпалила:
     - Два!
     Сунула товар в пакет, спохватившись, спросила:
     - Вкусное?
     Не дожидаясь ответа, нырнула в подземный переход.
     Парень  в  сильно кожаной  куртке и вызывающе  мохеровом  шарфе, голова
презервативно обтянута шапочкой "минингиткой", никуда не спешил. По-хозяйски
взял мороженое, лизнул, брезгливо скривился:
     -  Дерьмо, - и  метко  швырнул  низкооцененный продукт в далеко стоящую
урну.
     - Я здесь слежу за общественным порядком, - вытер пальцы  о  штаны, - с
тебя десять тысяч или крути педали, пока в лоб не дали!
     Макс "крутнул педали" на менее центральную улицу.
     Но цену не сбавил.
     У трансагентства за каких-то пять минут набежало семьсот рублей  чистой
прибыли.  Макс,  гипнотизируя  прохожих,  повторял   про  себя:  "Мороженое!
Налетай-разбирай! Налетай-разбирай!"
     Два верзилистых парня в инкубаторски одинаковых пуховиках и шароварного
покроя брюках, один с  бородой,  второй с босым подбородком, весело налетели
из-за угла.
     -  О,  юный  финансовый  воротила!  Бог  в  помощь!  -  поприветствовал
бородатый пуховик.
     - Боги сказали, чтоб вы нам помогали! - нейтрально ответил Макс.
     -  Завсегда  помогаем,  -  сказал  бритый пуховик. -  Тебе  новую  цену
принесли: двести шестьдесят рублей ноль-ноль пупеек.
     - Мне и двести сорок хватит, - отказался от помощи Макс.
     - Тебе с головой хватит, - согласился бородатый,  - да и  нам за помощь
надо отстегнуть.
     - И лучше крупными, - уточнил безбородый. - Идет?
     - Не идет, - свернул торговлю Макс.
     - Тебе жить, - не обиделись пуховики. - Но больше здесь не мозолься, не
то малеха мочить будем.
     Зарождающийся  Рокфеллер  под  тяжестью сладкой  ноши  прозрел: кожаные
охранники от сверхприбылей и  пуховые  помощники ценообразования  так просто
подобрать полстипендии не  дадут. Рынки сбыта надо  искать в подполье.  Юный
бизнесмен  поднапряг  предпринимательскую  часть извилин  и  наметил  завтра
вместо  института крутнуться по школам родного района. Поди там эти жандармы
от свободной торговли не сидят в засадах.
     Дома  невмоготу как  мороженого  захотелось,  но  Макс укротил  барские
замашки. Сладкий товар бережно поставил на балкон.
     Проснулся от странных тук-тукающих  звуков за окном...  "Синички долбят
мороженое!" -  слетел с кровати  Макс. Рванул  балконную дверь,  и  в  ногах
поплохело.  Ящик со сладким  товаром  потерял строгость линий, забрюхатил на
все  четыре стороны и взмок. Будто  кто-то посидел на нем, а потом  водичкой
полил. Но  никто  не сидел, не  лил  -  просто сибирская зима  взяла сторону
рэкета и шарахнула  по ящику оттепелью. Мол, не хочешь платить - продавай на
разлив.
     Макс открыл  размякший  ящик, начерпал трехлитровый бидон. "Хоть наемся
досыта", - подумал с тоской.
     Завтракал мороженым, обедал  им же, от ужина отказался. К вечеру в носу
хлюпало, в горле хрюкало, в животе пал иней, а на голове хоть блины пеки.
     Весь  иссопливевший  пришел к нам.  Стипендия растаяла, на что-то  надо
было жить.
     Как и  всех продавцов, учил я Макса  за бутылку  не умирать, подвигов у
прилавка с бросками под танки не делать.
     На грозное:
     - Ну-ка, лох, выручку быстро сюда!
     Макс собрал  деньги и медленно левой  подает. Дуло  исчезло,  навстречу
деньгам потянулась жадная лапища. Но Максу хотелось под  танки. Я и не знал,
что на прилавке  у него  всегда стоял, четко направленный, прикрытый пачками
сигарет,  газовый  баллончик.  Руку  правую  протяни...  Он  протянул  и дал
очередь...
     Дальше  Макс  не  помнит,  сам  хватанул  газа.  Очнулся   на  полу   в
тошнотворном состоянии, с выручкой.
     Стас посоветовал в милицию не заявлять:
     - Проходили, - безнадежно махнул рукой, - Могут самого крайним сделать.
Будешь потом время  терять доказывать,  что ты не двугорбый. И бандитам я бы
не говорил на твоем месте.
     Максу я выдал компенсацию за треволнения и взял с  него слово в будущем
героической самодеятельностью не заниматься.
     Такой возможности Максу больше не предоставили.
     В его следующую смену дуло, появившись, не исчезало, пока 200 тысяч  не
покинули киоск. После чего под прикрытием того же ствола в окошечко пролезла
ручища и начала выгребать все до чего дотягивалась: видеокассеты, бутылки...
Одних кассет забрали на двести пятьдесят тысяч.
     "Крыша" появилась утром уже откуда-то наинформированная.
     - Странно, -  недоверчиво качал головой Степан, - ты сам попробуй одной
рукой натаскать столько.
     Я пробовал, не получалось.
     - Будем разбираться, - пообещал Степан.
     А я  пошел посоветоваться с Петро Иванычем. Его насторожил факт: откуда
бандиты так быстро все узнали, если я их еще не успел оповестить. И добавил:
     - Твой Степа дуру гонит! Есть такие загребалы, через окошечко полкиоска
очищают.
     Вечером "крыша"  сняла  меня с ужина.  Ко мне  домой  "крыша" приезжает
всегда  без предупреждения  и, когда они предлагают "проехаться",  у меня на
языке вертится брякнуть: с родными прощаться или как?
     По дороге сообщили результаты следствия:
     - Разводит  тебя  твой продавец. У него  дома нашли пять бутылок водки,
три шампанского, четыре видеокассеты, хотя видака нет.
     Что-то вякать против следствия было бесполезно.
     Привезли  меня  в большой подвал,  где  во  времена  моей  студенческой
молодости был турклуб. Здесь  мы  готовились к  походам,  здесь  счастливыми
щенятами  пели: "Как здорово, что все мы  здесь сегодня собрались!" Теперь в
подвале стояли качковые тренажеры, сидел избитый  Макс. Вокруг него бандиты,
в основном блатнячок сопливый.
     - Не колется пока, - сказал один из них Степану.
     Тот отвел  меня в угол, где на  стене была  нарисована снежная вершина,
оставшаяся от другой жизни.
     -  Если он тебе нужен, - кивнул в сторону Макса Степан, - плати  четыре
лимона. Иначе здоровье у него отнимем и сдадим в милицию...
     Достал я кошелек.
     - Классно он тебя сделал!  Ох, классно!  -  говорил  на следующий  день
Стас. - Они нас лохами кличут. Лохи мы и есть! Были, есть и будем! Как хотел
великий Ленин!



     Любовь не вздохи
     на скамейке...

     Кого только нет у нас  среди продавцов! Дипломатов нет.  Летчиков  нет.
Хирург торрокальный был.  Коля Брагин. Можно сказать,  распределился  к нам.
Заканчивая институт, попросился на постоянную работу:
     - Возьмете?
     Почему не  взять  умного  человека. Макса  "крыша" потребовала уволить,
открылась вакансия.
     Работала у нас  в  ту пору  Лида Потехина,  когда-то  учитель  физики и
всегда чистюля до мозга  костей.  Пылинки на  витрине в ее смену не найдешь.
Белоснежную тряпочку из рук не выпускала.
     Что Коля-хирург, что Лида-физик работали без претензий, подвела весна.
     В пересменку  подает  Лида  список  прохождения товаров, я на  обратной
стороне обнаруживаю:
     У меня поехала крыша -
     Я несу несусветную чушь!
     Но хочу тебя, Лидочка, слышишь!
     И обидеть тебя не хочу!
     И подпись: "Николай".
     С "Я помню чудное мгновение" не сравнить по гениальности. Тем не менее,
даже самый вредный критик не будет отрицать - оба  произведения не что иное,
как признание в любви.  У  Коли, может,  платонизма  поменьше. Да оно  бы  и
ладно, так  имелось  осложняющее поэзию обстоятельство - Лида  была замужем.
Хотя Коля-хирург тоже. Кстати, муж у Лиды виртуоз. Как-то я обронил при нем:
хорошо бы иметь свою печать санэпидстанции. Он на следующий день приносит.
     - Где, - спрашиваю, - приватизировал?
     - Нигде, - говорит, - сам вырезал, как выпускник кружка "Знай и умей".
     Тут бегаешь штампульки  дурацкие по кабинетам собираешь, он их  играючи
делает.
     И вот  его разводят. Сразу по прочтению стиха, хотелось думать - развод
поэтический. Так сказать, гипотетически-филологический.
     Ан, нет.
     Прихожу утром на остановку, у одного моего киоска, как после артналета,
ни   одного  целого  стекла.   Витрина  всяким  тряпьем   закрыта:  одеялом,
полушубком, ящичным картоном.
     Селезенка екнула - ограбили! Второй раз екнула - а продавец?
     После Макса я куста боялся...
     Коля-хирург выходит, весь живой и виноватый.
     - Виктор Никитич,  - начинает лепетать, -  извините, стекла  сегодня же
вставлю.
     -  И  ничего не рассказывает, поросенок, что ночью заявился муж Лиды  и
устроил взятие Бастилии.
     Драма  началась  вечером.  В  одиннадцать  часов  Коля,  нарушая  закон
"Пузырька"  -  не  оставлять киоск без  присмотра, - закрыл свой и побежал к
возлюбленной  на чашку  чая.  Пока  муж в отъезде. Он  возьми  и анекдотично
заявись  раньше срока. Квартира у них  в  двух  уровнях. На первом этаже две
комнаты,  наверху зал и кухня. Муж постучал в дверь,  Лида Колю спрятала  за
шкафом. Стой, мол, ниже травы, тише воды. А сама мужа от гнезда любви уводит
на второй этаж и укладывает бай-бай под предлогом: внизу жара, дышать нечем.
     Коля,  боясь  задохнуться  от  жары,  поспешил  с  эвакуацией.  Ему  бы
подождать чуток,  когда  супруг-соперник  крепче уснет. Да  сердце болит  за
производство,  киоск бесхозно брошен.  В темноте в прихожей  оделся-обулся и
тихохонько  принялся замки открывать. Крутит-крутит, ничего  не  получается.
Откуда  Коле  знать,  что один  вправо открывается, а  другой  влево.  Ну  и
заблудился в двух замках. Крутит, дверь дергает, трусливым потом обливается.
Шаг до спасения остался и...
     Муж возню  услышал, обдало жаром: воры лезут! Поднялся  и, прихватив по
дороге  газовый ключ, бесшумно начал перемещаться в сторону лестницы. А Лида
опрометчиво  заснула,  переволновалась женщина.  Намеченная жертва возится с
замками,  охотник  идет  на возню  и не знает,  что сам  намечен в  качестве
трофея.  У  них кот  сиамский,  вторую такую  зверюгу поискать надо,  хищник
комнатный. Шнурки жрет, на людей цепным псом кидается. Кромешная тьма, муж с
ключом в руке крадется  к лестнице,  а котяра  на шкафу  распластался, ждет,
когда жертва переместится в  зону броска. И как  прыгнет когтями  на голову.
Ситуация.  Особенно  в восприятии мужа.  Нервы напряжены  до  предела:  черт
знает, сколько ворья внизу? Сунешься, а  они тебя  самого... И вдруг на тебя
кто-то прыгает.
     Муж  заблажил,  а  Коля наконец-то  открыл  замки, выскочил на свободу.
Пронесло. Если бы  еще шапку не оставил. Явившись переполненный чувствами на
свидание, швырнул,  не глядя,  головной убор, он  и  завалился  за  вешалку.
Собираясь в  темноте восвояси, Коля шапку  не  нашарил. Муж компрометирующее
вещественное доказательство и при свете не увидел  бы, не начни  искать, что
унес грабитель. Шапка у Коли  - лохмаче не  делают. Раз с такой столкнешься,
не   забудешь.  Муж  часто  посещал  наше  предприятие,  посему  сталкивался
неоднократно.  Сразу понял,  кто  вор  и  что  похитил.  В  гневе побежал  в
"Пузырек".
     - Я тебе рога обломаю! - кричал, круша киоск.
     Хотя рогатым был сам.
     И еще угрожал:
     -  Ты у  меня узнаешь  сейчас  на  всю  жизнь, что  Земля  имеет  форму
чемодана!
     Закончился  этот развод  без  потерь.  Коля-хирург  пересидел  бурю  за
стенами киоска и, вставив стекла, ушел от нас,  так  и оставшись  на прежних
позициях в отношении формы Земли. Лида-физик тоже покинула "Пузырек". И тоже
при  своих интересах, развод любовный не  повлек за собой развода семейного.
Муж великодушно простил женскую слабость.
     А что же, как не слабость? Любой развод от слабости пляшет. Лопоухость,
ротозейство, жадность - все у спецов этого дела идет в  ход. Посему, живи  и
помни: уши  по плечам не развешивать! Клювом не щелкать!  На халявные деньги
губу  не  раскатывать! А  главное  -  не  быть  лохом!  Хотя  лох -  это  не
слабость... Как-то Митя-секс  ругается: чуть, говорит, под лоховоз не попал.
Это что, спрашиваю, за зверь будет - лоховоз? Оказывается, автобус или любой
другой  общественный транспорт. Лохи  перемещаются  по  городу исключительно
давясь  в  автобусах,  толкаясь  в троллейбусах  и  с чьей-то  мамой штурмуя
трамваи. Но я-то не давлюсь с чьей-то матерью и не толкаюсь с ее же помощью,
своя  машина  под  задницей. И все равно  я - лох. Настоящий,  классический.
Судьба...  Та, что определила меня когда-то в  инженеры. Знай, дескать, лох,
свой шесток. Из этого  тоже  не следует  категоричный  вывод -  все инженеры
лохи. Работал я с Гришей Мазиным...
     Кстати, отчебучили мы с ним однажды номерок с картинками. Летели вместе
в  командировку в  Капустин  Яр. Тогда о нем  даже супруге  сказать не моги,
государственный секрет, это сейчас никому не интересно, что космодром там. В
аэропорту   нас   с  порога  обрадовали:   задержка  рейса.   Вот  напугали!
Командировка только началась, на раздел цен в  ресторанном  меню не  глядим,
берем, что душа желает, а в аэропортовском ресторане рябина на коньяке была.
Нарябинились мы... не заметили,  как до  Куйбышева долетели,  который сейчас
Самара.  Там  опять задержка, Волгоград не  принимает,  и неизвестно,  когда
откроется.  Не шибко мы расстроились,  Волгоград  закрыт,  зато  у ресторана
двери настежь, водка  посольская в меню и пиво. А  у нас  в  те времена один
пивзавод  на   ремонт  закрывается,  другой  никак  запуститься  не   может,
переходный период лет в десять, на пиво дефицит хронический. Дорвались мы, и
вдруг  объявляют:  желающие улететь через час  в  Ахтубинск могут приобрести
билеты в третьей кассе. Мы очень желаем. Я впервые летел, а Гриша все знает.
Там, говорит, от  Капъяра один палец по  карте,  час на автобусе  - и  мы на
месте опохмеляемся  в  гостинице "Уют".  Допиваем  для похмельного  синдрома
пиво-водку, берем билеты и летим. В  Ахтубинске на автовокзале глаза сломали
у  расписания:  не  можем найти Капъяра и все тут. Да  что он  сквозь  землю
провалился   что   ли?   Или   до   того   засекретились,  написать  боятся?
Милиционер-казах мимо проходит.
     -  Товарищ  сержант, - спрашиваем, - откуда  автобус до Капустиного Яра
отходит?
     Он на нас смотрит,  как баран на новые  ворота.  Милиция и та  не знает
никакого Капъяра, и автовокзал в Актюбинске один.
     Вот  тебе,  бабушка,  и  юркнул  в  щель!  Оказывается, находимся  не в
Ахтубинске Астраханской, а в Актюбинске Казахстанском. Похохотали  над собой
и опять, уже экономя  деньги, просчитались, сели в  поезд, который через тот
же Куйбышев два дня тащился до похмельной гостиницы "Уют".
     Чуданули...  Финансовый  отчет  о  командировке  с  таким  перерасходом
транспортных средств  шли подписывать к директору НИИ с мандражом в коленях.
Но Гриша точно  выбрал момент с хорошим настроением у  шефа, тот хохотал над
нашими залетами, в приемной подумали: у шефа крыша набекрень съезжает. Мужик
Гриша  был  ничего и  инженер  неплохой,  да  не лох! Нет!  Вдруг  заделался
освобожденным профсоюзным деятелем, а в годы компании за трезвый образ жизни
стал председателем общества борьбы за трезвость. Лекции  читал, что водка  -
яд! пейте  соки! Свадьбы безалкогольные устраивал, когда  муха под  потолком
зажужжит  и  гости, как по команде, вскинутся наблюдать  за  ее перелетом из
одного  угла в  другой. Похихикивали  мы  над  Гришей, а  он плевал на  нас,
методично переходя из армии лохов в отряд избранных. Сейчас Гриша - водочный
оптовик-монополист. Спиртное в его фирме беру. И только гляди, чтоб левое не
всучили. А еще один  мой бывший коллега  по  инженерной  ниве разводит  нас,
лопоухих,  на приватизации.  При коммунистах усиленно в авангард общества, в
партию, рвался, морду в курилке воротил, когда при нем анекдоты про Брежнева
рассказывали, и вдруг стал на каждом углу пяткой в грудь бить: я - с детства
демократ! Как под себя перестал ходить, на горшок сел, так и демократ! Долой
партаппараты! и комуняк долой!
     Сейчас в демаппарате большим разводящим стал.
     Нелохи гонят нам дурочку в любой области. Развести лоха - для них смысл
жизни. "Крыша" доит  меня  со  всех сторон. И все равно свербит у  них,  что
водятся у  меня деньжата. Так и норовят в какое-нибудь "выгодное" совместное
дело втащить. В ресторан  повезут, икру,  водчонку вкусную  закажут  и давай
лапшовую картину рисовать: какое они выгодное  мероприятие задумали. С умной
мордой  слушаю и жду,  когда скажут, сколько с  меня  миллионов для  старта.
Потому как вся пьеса  играется для  этого.  Слушаю, а язык чешется брякнуть:
готов в любую партию встрять, но без вступительных взносов. Да не скажу, лох
я,  и носить этот аркан  всю жизнь. И что  бы они ни говорили  по телеку,  в
газетах или за столом, как бы ни клялись  - их  неисправимая цель - развести
меня. Поэтому каждое утро начинаю с молитвы: не развешивай уши по плечам! не
раскатывай губу  на  халяву! не щелкай  клювом! Тогда  не  попадешься. Может
быть.
     Наш Дима-водитель попался на эротическом любопытстве.
     - Зато опыту набрался-я-я-я! - говорил по приобретению оного.




     О, женщина, ты чудо из чудес!

     Мужику  женатому что? Да ничего, за ворота выскочил и  холостой. Диме и
выбегать не надо, он везде  вольный казак. Потому что семейный  аркан шею не
трет. А жених Дима первостатейный.  Только  что конопатый  с  ног до головы,
зато квартира однокомнатная в полном распоряжении.
     Свах  Дима  отшивает: отвяньте!  идеал ищу! Ничего он не  ищет,  любит,
когда сам себе хозяин. Взбрело - пошел направо, взбрело - налево... На нудеж
свах: не мальчик по столовым-то желудок портить, - Дима хохочет сердобольным
в глаза. Он сам у плиты шурует - пальчики оближешь. Это до армии, у мамы под
крылышком думал, борщ стряпать - высшая  кастрюльная математика. После армии
рискнул  и  с первого  раза  плечи  на  кухне  расправил,  любую женщину  по
первым-вторым переплюнет.
     Жил Дима,  не тужил по законной лебедушке. Залетных хватало.  В мужском
смысле  функционировал  без   отклонений.  Всякие-разные  к  нему  залетали:
блондинки и рыжие, хохотушки и сосредоточенные, худенькие и  у которых всего
через край. Разные-всякие, только с профессионалками не случалось.
     Как-то  раз   включил  Дима  телевизор,  а  в   нем  предлагают  услуги
оздоровительных массажисток с вызовом на дом.
     "Че  эт они  такое  массируют,  -  сильно заинтересовался Дима, -  если
непременно привлекательные и обязательно не старше двадцати пяти?"
     Навряд ли поясницу, решил Дима, хотя поясница у  него  тоже была слабым
местом.
     Так, для смеха - а сколько стоит? - взял и позвонил. И челюсть отвисла!
Не от смеха. Ну, двадцать, ну, тридцать  тысяч Дима еще мог предположить, но
шестьдесят за  одну  ночь!  Борзота!  За  такие деньги  он  три  дня баранку
туда-сюда до вечера крутит.
     "Во, дерут!" - возмутился Дима и  выбросил  бумажку с телефоном. С глаз
долой, из  сердца вон.  С глаз-то  вон, да в  голову цифры намертво влетели.
Закодированный ими, Дима  прожил пару  дней  и,  получив  нашу "пузырьковую"
получку, резко отделил  60 тысяч. А что? "Выпей,  кума, тут, на том свете не
нальют!"  Если в райских кущах стопарь не поднесут, то  в отношении женского
пола там и подавно никакого массажа. Здесь свое надо брать! Здесь!
     "Ты  приходи ко мне на пляж! И со  мною рядом ляжь!" - спел Дима. После
чего накрутил массажный номер и, стараясь говорить голосом, каким вызывается
сантехник, произнес:
     - Нужен массаж на девять вечера.
     - Заказ принят, - ответил оздоровительный диспетчер.
     Готовился к  процедуре Дима  основательно. Противень мяса по-французски
заделал   в  духовке,  купил  два  коньяка  и   шампанское,   ночь-то,  иех!
длин-н-н-ая!..
     Скорей бы только наступала!.. Интересно ведь что и как!..
     Наконец, в прихожей грянул звонок.
     - Ты приходи ко мне на  пляж! - откликнулся  на зов  Дима и  на крыльях
вожделения устремился к двери.
     За которой круто стояли два незнакомца.
     Не успел Дима рот раскрыть: кто? зачем? и по какому поводу? - навстречу
пробасило:
     - Массажистку заказывали?
     Вопрошающий  был  этакий  бычара,  плечи  во!  и  лоб  не уже!  Если на
бульдозер пойдет - еще неизвестно кто кого перебодает! Второй хоть и помене,
да тоже не из  хилого десятка. Боровичок-броневичок, правую руку то сожмет в
кулак, то растопырит пальцы. И как  сожмет  - оружие пролетариата, булыжник,
выходит! не дай Бог в голову такой прилетит.
     - Заказывали? - переспросил бычара.
     Из-за  крутых плеч  парней выглядывала очень  недурственная  девица. Не
будь  у ее тела  хранителей,  Дима секунды  бы  не  сомневался  в надобности
оздоровительной  процедуры,  а  так...  что-то  расхотелось.  Но сказать "не
заказывал" не посмел.
     Бычара по-деловому оглядел квартиру.
     - Мы на кухне посидим, - сказал, - телек посмотрим. Сейчас хоккей, наши
с Москвой, зарубон ожидается-я-я!
     - С этой  работой, -  проворчал боровичок-броневичок, - некогда  живьем
игру поглядеть.
     Дима закрыл дверь в комнату и остался с массажисткой наедине.
     - Не робей! - подбодрил из-за двери бычара.
     Но Диму на подвиги не тянуло.
     -   Ты   че   делать-то  умеешь?  -   без   огонька  поинтересовался  у
оздоровительницы.
     - А все! - сказала та и положила руки на пояс цветастого джемпера.
     - Раздеваться?
     - Массаж на спине-пояснице соорудишь? - спросил Дима.
     -  Сколько хочешь!  - телефонная  девица оставила  джемпер в  покое и с
шутками-прибаутками взялась  обрабатывать конопатую Димину спину. "Рельсы, -
весело говорит, - рельсы..." А сама вдоль позвоночника как проложит кулаками
"рельсы".   Раз,   да   другой,  да   третий.  Запылала  спина.   "Шпалы,  -
приговаривает, -  шпалы". И  по  ребрам  "шпалу"  за  "шпалой",  "шпалу"  за
"шпалой" густо  прокладывает. "Ехал поезд запоздалый. А  за ним слон..." Ух!
Эх!  Ух!  Эх! Ух!  Эх! Тяжело  зашагал  слон, всей  массой  в  кровать  Диму
вдавливает. "А за ним слоненок..." Топ-топ, топ-топ... Кайф, а не процедура!
Вкуснее  "Жигулевского".  "Может,  специально старается,  чтобы  от  главной
обязанности увильнуть? -  лениво подумал  Дима сквозь  дрему. - Ну  и пусть!
Успеется".  Убаюкал  массаж.  Даже  сон  привиделся  -  звезда  эротического
кинематографа. Такая со всех сторон звезда. Груди во! И попа во! Ноги -  ух!
Росли для двух - одной достались.  Целиком в обнаженном виде...  Диму тут же
потянуло на подвиги. С героической тягой проснулся.
     -  Ты приходи ко  мне  на пляж! - пропел со  сна  и решительно  прервал
массаж командой. - Можно раздеваться!
     - Запросто, - сказала девица и потянула с себя джемпер.
     В дверь застучали.
     - Слушай, - раздался голос бычары, - че телек-то хреново кажет?
     - Антенну покрути! - недовольно ответил Дима. Он и забыл про охранников
массажного тела.
     Вспомнив, поскучнел.
     - Потри еще поясницу, - прервал раздевание.
     Массажистка уселась ему на ноги. Восхитительная тяжесть ее бедер начала
индуцировать в Диме героические настроения.
     - Ты приходи ко мне на пляж!.. - снова бодро запел.
     - Раздеваться? - спросила оздоровительница.
     - Гол! - заорал бычара за стеной. - Гол!
     -  Мужик, - опять затарабанили в дверь,  - наши шайбу  ввалили,  продай
выпить.
     - Нету! - огрызнулся Дима.
     - Придется в киоск бежать! - сказал боровичок-броневичок.
     Хлопнула входная дверь.
     - Шею помассируй,  - попросил Дима, -  чуть  просквозит, заколодит так,
что как волк хожу.
     Пальцы оздоровительницы запорхали по плечам, шее. То сильные,  горячие,
то вдруг нежные. Под массажную музыку Дима повернулся на  спину, умелые руки
побежали по груди, животу...
     - Ты приходи ко мне на пляж! - взмыл под небеса пациент...
     На  кресло  решительно  полетели  джемпер,  лосины  и остальной девичий
туалет.
     Дима забыл все на свете в профессиональных объятиях.
     - Сеанс окончен! - вдруг раздалось за спиной. - Продлевать будешь?
     - Как окончен? - повернулся из объятий к закрытой двери Дима. -  На всю
ночь же!
     - На час! Продлевать будешь?
     -  Что  значит  на  час?  -  завозмущался Дима  и  вспомнил,  массажный
диспетчер говорил: ваше время до десяти.  Дима-то считал -  до десяти  утра.
Еще подумал, надо будет завтраком девушку накормить.
     - Продлевать будешь?
     Девица, глядя в потолок, ожидала результатов торга.
     - Да! - закричал Дима, - На пять минут!
     "Успею", - подумал.
     -  Не на переговорном пункте! - рявкнуло из-за двери. - Меньше часа  не
положено!
     - Тогда все, - сказал Дима. Денег было в обрез на пять минут.
     Массажистка  выскользнула из  объятий и  оделась быстрее, чем солдат по
тревоге.
     "Во выучка! - подумал Дима. - Что значит, время - деньги!"
     Он отсчитал хранителям массажного тела 60 тысяч денег.
     - Может, с учетом инфляции? - шутканул.
     - С учетом потенции, - заржал боровичок-броневичок.
     "Тогда сдачу давай!" - подумал Дима, но промолчал.
     "Ты приходи ко мне на пляж!" - закрыл  за оздоровителями дверь и сел на
телефон  вызванивать  знакомую непрофессионалку!  Че  мясу-то  по-французски
пропадать?
     На собственный день рождения Дима устроил  нам  мальчишник  и рассказал
эту  историю  на десерт, предложив желающим  телефончик массажистки  и  свою
квартиру на время сеанса. Желающие нашлись только на квартиру.



     Не в деньгах счастье!
     А в их количестве!

     Стас  пустил-таки  красного  петуха.  Хотя  не сознался в происхождении
жаркой птицы. Она уже  отлетела, оставив после себя  головешки и бесполезные
огрызки  от двух киосков, когда Стас  официально  прибыл к  останкам  своего
предприятия  по  имени  "Феникс",  однако, глядя  на  пожарище,  не  проявил
энтузиазма возрождения.
     - Не сбылась мечта идиота! - обречено пнул смятую жаром в грязный комок
бутылку.
     В  Стасовых мечтах  не  сверкали золотые  горы в  Швейцарии,  он мечтал
перебраться из одноклеточной квартиры в приличное жилье.
     Всю семейную жизнь мечтал об этом. И когда работал на заводе, и когда в
строительном  техникуме,  и  когда  в  дирижаблевом  "Крыле".  Везде  только
обещали. А сейчас и обещать некому.
     - Соберу  тити-мити, - говорил  в последнее время Стас, - куплю хату  и
расплююсь с коммерцией. Хватит пойлом торговать.
     Титей-митей не хватало. Стас загорелся сделать  финансовый скачок.  Как
тот Ваня  из фольклора: "Сидит  Ваня на скамейке, носом долбит  три копейки.
Хочет сделать три рубля. Вот такая тру-ля-ля!"
     Дурак  дураком  Ваня,  а  и не совсем. Правильно  оценил  экономическую
ситуацию: в период  инфляционного  жора сидеть на деньгах себе  дороже.  Тем
более если жажда мучит обрастить состояние процентами.
     Один из путей обрастания - это кредитование сбережений. Желающие всегда
есть.  И  процент  согласны платить жирнее,  чем  в банке. Просто, удобно  и
навар,  если не  бояться неплатежей. Чума этого явления шагает  по городам и
весям  от  Москвы  до  самых  до  окраин. Никто  нигде  ни  с  кем  не хочет
рассчитываться. Нечем, мол, и вся недолга. Государство нулижды нуль заводам,
те нулижды плюс  нуль друг другу. Крестьяне на земле сеют и пашут за голимый
шиш, шахтеры под землей ковыряются за тот  же барыш. В книгу  рекордов  надо
записывать от  Москвы  до самых до  околиц.  Прямо  комедия  из  театра  для
повернутых.
     За неплатежи  крестного папаню  "Пузырька"  - Леху Вечно Живого  избили
замком.  Леха   одному  кредитору   две  тысячи  долларов  не  отдавал.  Тот
ходил-ходил  за своей валютой,  Леха  ему  то  пятое, то завтра будут, тянет
резину  за нос.  Не  выдержал кредитор, у Лехи  на столе замок лежал, да  не
какой-нибудь от почтового ящика, увесистый из породы амбарных, таким костыли
в  шпалы забивать с  одного удара. Леха тоже деятель, при долгах стол надо в
чистоте держать. Поздно вечером встречаю Леху,  он псарню выгуливает, а лицо
сплошной  фонарь, китайские щелочки вместо глаз.  Обороняясь  от замка, даже
свой газовый пистолет не успел выхватить.
     Однажды у него гости гуляли, такие умные, что взялись Леху учить  жить.
Леха,  не  долго  думая,  обнажил  газовый  ствол и айда  в  учителей палить
очередями.  Дорогие  гости  расползались,  как  травленые  тараканы.  Синяки
замковые  были у Лехи всего  лишь неплатежные цветочки. Ягодки не  заставили
себя долго  ждать,  быстро  созрели. Не  успели  старые фонари поблекнуть  -
обновленные засияли, и узлы Леха из квартиры тащит.
     - Че, - спрашиваю, - виллу приобрел?
     - Ага, - говорит, - с видом на помойку.
     Он, кроме  тех долларов,  был  еще  должен сорок миллионов  бандитскому
банку.  Лехино  предприятие провисло,  отдавать нечем.  Банку  наплевать  на
гуманизм. Пришли  к Лехе трое, поработали с ним  пару часов  и выбили хату в
счет долга.
     Не  стал я Леху Вечно Живого  расстраивать  расспросами: куда он  собак
своих  девал? А  жена его  с  детьми к матери в деревню перебралась.  Леха в
общаге устроился.
     Так что  кредитование - палка о двух концах. Хорошо,  если ты бандит, а
если нет, можно и пролететь.
     Имеется другой способ приумножить богатство.
     Человек  всегда  мечтает найти  золотую жилу,  копаясь  в огороде,  или
запнуться на улице  о  горшок с  бриллиантами. Не было ни шиша,  да сразу до
шиша. Спрос к  скороспелому богатству имеет  вековые  традиции. А где спрос,
там  предложения обязательно не заржавеют.  Сегодня ими рынок завален,  хоть
телевизор не включай. Банки, акционерные общества, компании обещают клиентам
из трех копеек без долбежки  сделать хорошие  деньги. Не сказать, что совсем
без долбежки. Долбит реклама в поисках Вань.
     Для  финансового  прыжка  к  новой  квартире  Стас  выбрал  акционерное
общество "МММ".
     Чудо, которое пытался сотворить носом Ваня на скамейке, свершило "МММ".
За  полгода цена акций подскочила  в сто раз. Это  почти тот самый горшок  с
золотом в огороде, окучивая картошку,  найти. К примеру, имеете вы состояние
в  сто тысяч. В январе на эту сумму, если что и купить можно  было,  то пару
башмаков,  Вы в  январе от башмаков  решительно  отказываетесь,  вкладываете
сбережения в акции АО "МММ". В июле их продаете, и, в результате операции  с
ценными бумагами, у вас  на руках оказывается ворох денег,  который тянет на
автомобиль. Пусть не на "Мерседес", зато на добрые "Жигули".
     "МММ"  особенно  усердствовало в  рекламе именно  в  эти  полгода.  Все
средства информации доставали население, призывая  Вань  и других  граждан в
акционеры.  Телевизор, радио включишь - тебе  по  мозгам,  где  иммунитет  к
рекламе зарыт, со  всего маху - ЭМ! И  ты  очумело по карманам зашарил.  Для
закрепления агитационного эффекта еще раз в ту же точку от души  - ЭМ!! И ты
уже  туго соображаешь, как  под наркозом,  лезешь  в  чулок со сбережениями.
Чтобы  не  очухался в чулке, в третий  раз, как  обухом, - ЭМ!!!  После чего
можно открывать счет: за сколько до пункта продажи акций добежишь.
     В мае Стас не выдержал, рванул со всех ног с десятью миллионами. За три
месяца  запланировал наварить  денюжки  жирными  процентами и  оказаться  на
пороге новой квартиры. Которую тут же подобрал и залог внес.  За недельку до
назначенного  срока  окончательной  купли,  сон приснился  -  будто  коттедж
приобрел. Обалденный особняк в три этажа, камин в гостиной, во дворе бассейн
с морской водой. "Почему решил, что с морской?" - подумалось Стасу. И тут же
сомнения рассеялись:  медуза в  добрый таз  показалась  в  бассейне.  От  ее
гнусного вида Стас разом проснулся с  мыслью: не к добру такая слизь.  Сгреб
эмэмэмные акции и поскакал превращать  в наличку. На  день раньше  медуза бы
приснилась.  Перед носом  у  Стаса абсолютно ликвидные акции стали абсолютно
непринимаемыми.  Через пару дней прием открылся, сдавай, пожалуйста, но цена
упала в сто раз. "Выдолбленные" три рубля упали до изначальных трех копеек.
     Митя-секс тоже попался на два миллиона.
     -  Секс им под кожу! - возмущался. -  Куда смотрит государство?  Грабеж
разводят у него под носом, они ни уха ни рыла!
     Телевидение и радио Митю услышали, давай во все  лопатки ругать  "МММ",
дескать, махинаторы,  фармазоны и кровопийцы простого люда. Я послушал  этих
вякалок и  понял, мужи с правительственного насеста захотели  подсуетиться в
качестве  "крыши"  для "МММ",  такие  миллиарды  мимо их  личных  счетов без
запинки  плывут,  на что  "М" в  кубе  заартачилось.  Ах,  вы  такие сякие в
копалку!  -   сказали  бандиты  правительственные,  не  хотите  по-честному,
получите  развод.  И  набуровили   нарушение  налогов,   лицензий.  Проявили
государственную бдительность.  А  в каких окопах вы, страдатели  за народное
счастье, раньше-то, зажмурив глаза, заткнув уши, сидели? Ведь не вчера,  три
года назад заэмэмэмило на всю страну!
     Как бы там  ни было,  погорел Стас. И  с  акциями,  и на  остановке.  В
последнем  случае,  мне кажется, не  все чисто. Дня  за два  до пожара вдруг
отказался от ночной торговли. А загорелись киоски, по словам моих продавцов,
как   по  команде.   Не  исключаю,   Стас-умелец   смастерил   дистанционный
поджигатель, чтобы сгорело дотла - и идите  вы все к лешему, начинаю жизнь с
чистого листочка.
     Не успел рассеяться дым пожарища  и развеяться  ларечный пепел, бандиты
Стаса  привезли  новенький киоск.  Не  горюй,  говорят  погорельцу,  "крыша"
завсегда друзьям  поможет. У  Стаса челюсть отвисла,  "крыша" подумала  - от
радости. Давай, говорит, кредит дадим.
     - Что вы! Что вы! - не захотел затягивать петлю Стас.
     - Не  сбылась мечта лоха! - пришел  ко мне, проводив "крышу". - Слабо я
рассчитал бандитский фактор.  Завтра второй киоск обещают. Неужели всю жизнь
в ларьке сидеть?
     И  вдруг, нарушая свой  категорический  полугодовой  принцип трезвости,
предложил:
     - А давай, Витя, вмажем "по рисочку"!
     Накушались мы  в  тот день... Лили водку  на стол, жгли  и, не  обращая
внимания на цвет пламени,  пили, пили, пили. А на закуску  горланили  вокруг
костра:
     Мы мирные лохи,
     Но наш бронепоезд
     Стоит на запасном пути!
     И воинственно ударяли по рукам завтра искать запасный путь.
     Завтра, на скорую руку опохмелившись, поехали за товаром: Стасу в новые
ларьки, а мне - в старые.
     июль-октябрь 1994





     Познакомились  мы  с  Татьянкой  в заводской  столовой  между первым  и
вторым, когда  я  соль  попросил. Познакомились  в городе,  свадьбу играли в
селе,  у ее родителей. Дворца бракосочетаний в деревне нет, зато сельсовет -
на  все  руки  мастер.  На  регистрацию  народу  набежало... Все  не  вошли,
остальные в окна заглядывают. Интересно.  Это не городской ЗАГС,  где все по
секундомеру: раз-два - расписались, три-четыре - окольцевались, пять-шесть -
поцеловались и  кругом-бегом: освободите  место, другим тоже надо в семейные
объятия.
     Сельсовет без затертого Мендельсона, но от души.
     Председатель сельсовета, длинный такой дядечка, командует:
     - Задние не напирай, передние очистить круг!
     А передние уже шампанским целятся вспрыснуть момент.
     - Брызгалки отставить! - строжится председатель. -  Я еще, - говорит, -
посмотрю, расписывать кота в мешке или погодить!..
     -  Какого кота?  -  возмущаются гости.  - Не  тяни  резину - там  водка
киснет!
     Председателю - пусть она хоть зачерствеет.
     - Мне,  -  говорит,  -  за молодых потом  краснеть не резон! Внести,  -
требует, - тест! Я их сейчас на всхожесть проверю.
     Откуда ни возьмись - пилу-двуручку, бревно и козлы вносят.
     - О-о-о! - веселятся гости. - Председатель решил пилораму открыть!
     - Семейная жизнь не медовый месяц, - останавливает смешки председатель,
- одними поцелуями сыт по горло не будешь. Пусть молодые покажут,  откуда  у
них руки растут.
     И подает  нам пилу. Я, естественно, без понятия - есть у Татьянки тям в
отношении дрова пилить или нет?
     Шепчу:
     - Не дави, не тяни, сам буду... Только ручку держи.
     Сразу послушалась. Как дерганет... Платье у нее - парашют с рюшками  да
воланами. Эх, платье мое - четыре волана, хочу дома я ночую! Хочу у Ивана! С
первого захода Татьянка запилила по рюшке.
     Гостям только и надо похохотать. Советчики со всех сторон.
     - Вы лучше вдоль пилите!
     - Ремонт платья за счет сельсовета!
     - У председателя губа не дура чужими руками дрова пилить!
     - Замерзнет этой зимой председатель!
     Освободили  мы пилу из  платья, но запил  сделать  не можем. Исцарапали
бревно вдоль  и  поперек...  У Татьянки не тест в голове, а как бы  рюшку не
отпилить.
     - В брачную ночь тоже будете - один в лес, другой по дрова?  - резвится
народ над чужим горем.
     - Нет, они будут - один в лес, другой - под кровать!
     - Ты бы еще, председатель, заставил их кур щупать!
     Вдруг свидетельница два шага вперед, ни одного назад:
     - Дайте, - просит, - я вместо невесты попилю!
     - Ночью тоже вместо будешь? - интересуются мужики.
     - Я, - говорит свидетельница, - подругу хошь где заменю: в огне, в воде
и в брачной постели!
     Все: ха-ха-ха!
     - Невеста на подмену согласна? - спрашивает председатель.
     - Сейчас, - закивала головой Татьянка, - разбежалась! Дружба дружбой, а
жених на двоих не делится!
     И бросает пилу.
     - Ну-ка, - поворачивается к председателю, - снимай пиджак!
     - Ты че, девка? - растерялся председатель.
     - Снимай-снимай! - требует Татьянка. - Власть переменилась!
     - Слово невесты  -  закон!  -  говорит  Миша-подженишник, по-научному -
шафер.
     - Сейчас она пиджак на жилетку распилит, - предполагают гости.
     Татьянка пиджак на себя надела вместо халата, он ей и вправду до колен,
рукава   закатала,   пуговицы   застегнула.   Платье  парашютное   вместе  с
рюшками-хрюшками под прикрытием оказалось, оглядываться не надо. Пилу взяла,
и мы с ней такой класс показали - только опилки в гостей полетели!
     На "раз" бревно развалили.
     Свадьба ладошки от восхищения отбила.
     - Горько! - торопыги кричат.
     -  Вперед  батьки "горько" не  бывает! -  тормознула  меня  с поцелуями
Татьянка. - После подарков горчит!
     - Молодец, девка! - председатель  похвалил. - Тест выдержала на пять  с
музыкой!
     И включает магнитофон. А там:
     С неба звездочка упала
     На кривую линию!
     Меня милый перевел
     На свою фамилию!
     Перевел я Татьянку на свою фамилию. Председатель командует:
     - Вынести тест!
     -  Стоять! - Татьянка тормозит.  - Мы  что - зря  мордовались?  Чурбаки
отдай, не греши!
     Слово невесты - закон.
     Вышли  с дровами на крыльцо,  а  там  стрельба началась из всех  ружей.
Палят в честь нашей свадьбы. Деревня, что там говорить! Но приятно.



     Под  салют вошли в  тещин  двор.  Это  чей такой дом? Чья  это усадьба?
Колокольчики  звенят, у  Тани с  Лешей свадьба!  Теща  с  тестем на  крыльце
встречают.  Хлеб-соль. Бабушка с иконой.  Нам  под  ноги  шубу  мехом  вверх
бросили, чтобы мягко было принимать благословение.
     Поцеловали мы хлеб, нам по рюмке водки. Хрустальные рюмочки,  лучики на
гранях... Согласно инструкции - пить нельзя. Пригубили, остатки за спину.  Я
Мише-подженишнику  в  глаз попал. Не стой под  краном. Свидетельница вовремя
увернулась. Пригубили, выплеснули и разом  с Татьянкой рюмки об пол.  В соль
на счастье разлетелись!
     Слава  Богу,  все  формальности выполнили.  Дорогие гости,  переходим к
застольной части.
     Столы  накрыты!.. Ел  бы  и  плакал! Нафаршированные  гречкой поросята!
языки  в  сметане!  судак  заливной!  свиные  ушки!   маринованные  маслята!
чернослив  с   орехами  -  мое  любимое   блюдо!   И,  конечно,   кислятинка
всевозможная:   огурчики,  помидорчики!..   Слюна  у  гостей  кипит,  сердце
желудочным соком обливается, ждет команды: наливай-поехали!
     Свадьбой   заправляет  тамада.  Кроме  официального  говорильщика,   дя
Афанасий,  тещин брат,  вставляется.  Как выдаст залепушку - все  лежат. Сам
сорок  четвертого  размера,  что  в  ширину, что  в длину  дробный,  но всем
говорит: я изнутри могучий! Особенно язык могучий. В него вся мощь ушла.
     За столы садимся, дя Афанасий как закричит теще пожарным голосом:
     - Убери от невесты этот салат!!!
     С такой физиономией кричит, ну, прямо - яд на столе.
     -  Убери,  -  требует,  -  к  чертовой матери  этот салат!  Без  внуков
останешься!
     Теща, на что знает родственника, и то испугалась.
     - Что такое?! - всполошилась.
     Гости тоже остолбенели, рты пораскрывали на радость мухам.
     - Это противозачаточный салат! - дя Афанасий бьет  себя  в  грудь. - На
себе испытал!
     Все довольны! Все смеются!
     - Болтун ты! - теща говорит.
     - Болтун не вывелся! - дя Афанасий в ответ.
     Тамада постучал вилкой по бутылке, закатил речь:
     - Сегодня  мы  собрались  тра-та-та-та... Прошу поднять бокалы за новую
семью!
     Подняли, дя Афанасий тут как тут:
     - Будет счастье молодым, если мы напьемся в дым!
     В дым никто не против на счастье...
     Гуляем!.. Тамада  раздал  дипломы  на  вступление  в  должности свекра,
свекрови,  тестя.  Тещу  особо  отмечает:  тра-та-та-та... по  постановлению
Верховного  Совета  звание  тещи приравнивается  к званию  Героя  Советского
Союза! Выпьем за молодую тещу, которую саму можно под венец!
     Конечно, выпьем! Трезвый на свадьбе - шпион!
     Закусываем, дя Афанасий опять подсуетился, бравенько прокричал:
     Ох, теща моя,
     Чтоб ты провалилась!
     Твоя дочь в брачную ночь
     Плохо шевелилась!
     - Совести у тебя, Афанасий, ни грамма! - теща ворчит.
     - Совесть есть, да не всегда ею пользуюсь!
     Всем весело... Гуляем... Моя мама украдкой  слезы  вытирает. Теща  тоже
нет-нет да поднесет платочек к глазам... Не за горами бабушками станут.
     Нам с Татьянкой в этом плане советы со всех сторон:
     - На каждую ночку сына и дочку!
     - Дети цветы жизни! Даешь бабушкам по букету!
     - Детей бить нельзя - только в качестве самообороны!
     Под эти наставления подносят нам таз, в нем гора нашинкованной капусты.
     - Ну-ка, - тамада говорит, -  кто первый у молодых родится: мальчик или
девочка? Пусть жених с невестой поищут!
     Наперегонки  с  Татьянкой  сунули  руки в  капусту. Как первоклассники,
попались на мякинку.
     - Мальчик должен быть! - ищу я по дну тазу.
     - Нет, девочка! - Татьянка шурует. Даже перчатки не сняла.
     Дя Афанасий рукой на нас махнул:
     - Кольца,  -  говорит, - надели, а  умом не созрели! Кто  это в капусте
детей ищет? Кто?!
     Лопухнулись мы. Зато гости довольны.
     - Молодым, - хохочут, - теорию еще, откуда дети берутся, учить надо!



     Тамада  опять  стучит вилкой по  бутылке.  Куранты  бьют  ответственную
минуту.  Дорогие гости,  не  прячьте головы за пазуху, а деньги в  карманах!
Дружно соберем молодым на орехи!
     Выходит Татьянкина крестная с подносом.
     - Сейчас начнется рытье могил! - Татьянка мне шепчет.
     - Ага, - поддакиваю, хотя сам думаю: при чем здесь рытье, когда подарки
вручать будут?
     Первыми  родители положили  на  поднос  сберкнижки.  Потом родственники
взялись поздравлять.
     Выходит Татьянкин дядя:
     - Дорогие, - говорит, - Таня и Леша, поздравляю вас и дарю...
     Сам молча рисует углем на белоснежной  от известки стене: рожки, ножки,
голову, кудряшки - в сумме получается баран в натуральную величину.
     Я подумал - у дяди не все дома, а гости кричат:
     - Ура! Горько!
     Пока мы  с удовольствием удовлетворяли  просьбу, Татьянкина тетя начала
рисовать  на другой стене  прямоугольник, а в нем  крупными буквами  вывела:
"ПАЛАС".
     Хороший подарок, но что дальше?
     Дальше пошла писать деревня в лице невестиной родни. А родни у нее - за
день в окошко не перекидаешь.
     "ПЫЛЕСОС ОТ ТЁТИ ПАШИ".
     "САМОВАР САПОГОВЫЙ ОТ МАШИ И ВОВЫ".
     "СТО РУБЛЕЙ НА ПОКУПКУ КОРАБЛЕЙ".
     Резвятся углем вдоль стен, поперек и по диагонали.
     "ОДЕЯЛО ИЗ..." Рядом каракатица нарисована.
     - Из каракатицы? - тамада интересуется.
     - Из верблюда!
     - Если это верблюд, - тамада головой качает, - значит, я - трактор!
     А гости поздравляют подарками дальше.
     "ХРЮ-ХРЮ МОЛОЧНЫЙ".
     "ТАНЯ + ЛЁША + СЕРВИЗ ОТ БРАТА ГОШИ".
     "ВЕДРО МЁДА ЭТОГО ГОДА".
     Исполосатили стены - места живого нет.
     "НАБОР ПУСТЫШЕК ДЛЯ ПЕРВОЙ ДЮЖИНЫ ДЕТИШЕК".
     - Ничего, - говорят, - молодая забелит!
     Параллельно надписям гора денег на подносе растет.
     -  На  самом  деле,  - на ушко спрашиваю Татьянку, - тебе  эту живопись
забеливать?
     Оказывается, ей и не когда-нибудь, а непременно до завтрашнего утра. То
есть - в самую брачную ночь!
     - Брачная ночь, - говорю, - святое дело! Отдай - не греши!
     Но хорошая хозяйка все должна успеть.
     Вот уж  действительно "рытье"...  Традиции - лохмаче  не  придумаешь! В
нашем селе такого варварства нет.
     Один потолок чистым остался.
     Да, думаю, Татьянке в брачную ночь глаз сомкнуть некогда будет.
     - А ты мне помогать должен! - Татьянка говорит.
     Тут дя Афанасий  встает и  начинает  доставать  откуда-то из-за  пазухи
деньги.   Одну   купюру,  вторую,   третью...  Потом  из-под  стола  молоток
вытаскивает.
     -  Деньжата,  -  говорит,  - дарю  детишкам  на  молочишко,  а  Леше  -
персонально молоток! Клади под подушку - наследник родится.
     Молоток как игрушечка, сам в руки просится.
     - Желаю, - говорит дя Афанасий, - внести подарок в протокол.
     Ставит табуретку на стул и лезет писать на потолке.
     - Ну, дя Афанасий, - Татьянка грозится. - Припомню вам потолок!
     - Не говори под руку! - сказал дя Афанасий с верхотуры, написал "МО..."
и полетел в противоположную от потолка сторону.
     Поймали его, но все же на чью-то вилку напоролся вскользь.
     -  Налейте,  -  за  бок  схватился, - пятнадцать капель,  рану  изнутри
продезинфицировать от столбняка.
     Поднесли ему фужер капель, нам  с Татьянкой  поднос с деньгами. Но тоже
не  в  карманы  распихивать  -  в  банку  трехлитровую  полагается  ссыпать.
Утрамбовали   мы   под   горлышко.   Татьянка   машинкой   для   закатывания
законсервировала урожай. Получился трехлитровый банк под крышкой.
     Неплохо "на орехи" собрали.
     Если бы еще в настенный протокол не заносили...



     Забанкованные деньги бабушка на хранение унесла. В стеклянном банке они
процентами  не  обрастут, но  мы вовсе не собирались  трястись  над сосудом.
Запланировали  после  свадьбы  под  мышку  его  и  к  морю,  где  персики  и
шампанское...
     На свадьбе  шампанского  два  ящика  было. Татьянка подняла фужер и как
заверещит, запрыгает  пощикоточно. Вася-сосед вылезает из-под стола с туфлей
невесты в зубах, синяк под глазом от каблука наливается.
     Словил фонарь, пока перепонку туфли отстегивал.
     Выкуп  с  Миши-подженишника  заломил - полный  туфель денег  или  пусть
невеста неполноценная сидит.
     Собрался  круто компенсировать испорченную под столом фотографию. Я  на
одной свадьбе столкнулся с таким поворотом событий. Полвечера тюха-свидетель
ходил среди гостей с протянутой  туфлей: подайте, кто сколько может, невеста
голая  сидит! Гостям оно большая радость  внеплановые убытки нести,  кровные
раскошеливать.
     Неужели, думаю, Вася подгадит нашу свадьбу в самом начале.
     Дя Афанасий со своим языком выручил.
     - Деньги, - говорит, - навоз! Сегодня нуль, а завтра - воз!
     Татьянка, молодец, сразу отрезала,  что у нее туфель - не мусорная яма,
всякий  навоз туда пихать.  И тамада  поддерживает: слово  невесты -  закон!
Меняй, Вася, пластинку с требованиями.
     Вася недоволен, хотел по-легкому сорвать деньжат. И повеселюся, мол, на
свадьбе  и навар.  А  ему шлагбаум перед носом. Гуляй, Вася,  жуй  опилки, я
начальник лесопилки.
     Он не нытьем, так карканьем решил навредить.
     - Пусть, -  меняет  Вася  пластинку, -  свидетель  выпьет полный туфель
водки!
     Туфель у  Татьянки -  не "лодочка"-маломерка. Тридцать  девятый размер,
граммов триста войдет без напряжения.  Для Миши-подженишника  это верный аут
на четвереньках. Он  и без того зла в рюмках после тостов не оставлял, сушил
до дна.
     Но Миша вдруг говорит:
     - Два туфля могу выпить, правый и левый!
     Ничего себе, думаю, заносит  Мишаню.  Дергаю  его за рукав:  попридержи
коней,  водку  туфлями  хлестать!  Свадьба  только  началась,  у  тебя  куча
обязанностей, а ты под стол, напившись, лезешь, друг называется.
     - Спокойно, - Мишаня говорит, - два туфля осушу, если ты, Вася, выпьешь
стакан шампанского, не прикасаясь руками!
     К стакану, само собой. И к содержимому тоже.
     Цирковой  номер. Берет Мишаня граненый  стакан,  наполняет  шампанским:
пей, Вася, не стыдись!
     Васе и  сказать нечего. Туфель  крепко держит,  не  дай  Бог,  выхватят
добычу, синяком озабоченно красуется.
     - Лакать надо! - советуют болельщики.
     - Через тряпочку сосать!
     - Через трубочку!
     Весь фокус - без тряпок и трубок пьется. Один на один со стаканом.
     - Если сам без рук выпьешь, - Вася ухмыляется, - тогда отдам туфель.
     Мишаня  только этого  и ждал.  Стакан  перед собой поставил, руки,  как
арестант,  за голову -  ручки, дескать, вот они, - зубами край стакана сжал,
оторвал его от стола и, медленно поднимая, выпил до капли содержимое.
     Никогда  не замечал в Мишане таких способностей. Как выяснилось  позже,
он сам впервые так пил: ва-банк шел. Когда выпил, как закричит:
     - Горько!
     С обутой невестой не грех поцеловаться.
     Дя Афанасий  решил повторить фокус  в облегченном варианте -  с рюмкой.
Правда, наполнил ее водкой. Чтобы тут же на себя вылить.
     -  Ничего, - говорит, - для моей раны снаружи тоже полезно. Это не соль
все-таки.



     Дальше  еще  кучерявее. Поднялись мы подышать свежим воздухом.  Сокол с
места  - ворона на  место. Возвращаемся, наши смягченные  подушечками стулья
заняты, Татьянкины двоюродные братья-парубки  уселись. И довольные, как слон
после купания.
     -  Ну-ка, - говорю, -  ребятки-трулялятки,  ослобоните  места  согласно
купленным билетам!
     Им что в  лоб,  что  по  лбу.  Рот  до  ушей  от  счастья!  Не  просто,
оказываются, сидят - за выкуп. Проворонили свидетели трон.
     - Что, - спрашивает Миша-подженишник, - теперь из стула пить?
     -  Все  бы ты горлом  рассчитывался! - тамада  говорит.  - Пора  ногами
поработать на пару со свидетельницей!
     Просит их цыганочку сплясать.
     Мишаня - это мы запростака! - пиджак снял, рукава  рубашки закатал. Эх,
вышли плясать, расступитесь, дали! Вы такого молодца сроду не видали!
     Раздайся круг, сольный номер идет!
     Оказалось,  слишком  запросто  хотел  Мишаня  посадить  нас  обратно  в
президиум. Да у тамады нашармачка не проедешь. Ставит  посреди круга стул  и
назначает Мишане со  свидетельницей за  коллективное ротозейство сплясать на
нем.  Хоть с выходом из-за  печки,  хоть без  выхода, но на  стуле. Да не по
отдельности,  а  в  одной  упряжке.  Трактор,  трактор-сосипатыч  и  коробка
скоростей! Давай, милка, потанцуем для развития костей!
     Танцплощадка такая, что на ней не разбежишься кренделя писать. Да еще с
дамой.  Везде ее ноги, руки и  другие выступающие  части. Попробуй среди них
ударь чечетку или вприсядку пройдись.
     Мишаня,   стараясь  не   упасть,   начал  было  что-то  изображать,  но
свидетельница его быстро охолонила.
     - Ты что, - говорит, - по моим ногам как по бульвару?! Разуйся!
     Разулся Мишаня, да все равно нет цыганского огня, чтобы искры на головы
окружающих из пяток и стула.
     Баянист  наяривает  по  клавиатуре  туда   и  обратно,   чертит  мехами
синусоиды...
     Мишане обидно  на себя глядеть, умеет он цыганочку делать... Да еще как
умеет! Свидетельнице тоже в пляске палец в рот не клади - отобьет каблуками.
Но нет на  стуле простора, чтобы  развернуться, заткнуть тамаду-выдумщика за
пояс. Топчутся как слепые котята...
     -  Это тебе  не  безручные стаканы  опрокидывать!  - Вася-сосед синяком
ухмыляется!
     Но Мишаня вдруг кричит свидетельнице: "Подвинься, я  лягу!" - падает на
стул на колени и давай  руками  по  себе плясать.  Нашел  выход. Поверхность
собственного тела  больше  площади  сиденья и  свидетельница не путается. По
груди,  животу,  бедрам,  коленям,  затылку,  пяткам  в  бешеном темпе  себя
охлапывает, весь  ходуном  - то вперед согнется, то назад откинется - ходит.
Такие пассажи вытворяет, у всех слюнки  текут. Свидетельница над ним  ручную
чечетку  бьет, задиком,  плечами танцевально вихляет...  Дают,  не  сходя со
стула, цыганского дрозда. На полу такое не каждый сумеет.
     Тамаде только и осталось руками развести и кышнуть непрошеных гостей из
президиума.
     Заняли мы свои места, а дя  Афанасий  захотел посидеть на  танцевальном
стуле.
     -  Что-то,  - жалуется, - рана в  боку заныла,  похоже,  осколок  вилки
остался.
     Цыганские  переплясы стул  выдержал,  дя  Афанасия  с  осколком  нет  -
рассыпался.
     - Не  свадьба,  -  поднялся  с пола дя Афанасий, - а увечья сплошные. В
боку  травма от  холодного  оружия, еще  и  ум зашиб.  Налейте, - просит,  -
пятнадцать капель для дезинфекции шизофрении.



     Ради здоровья не грех и выпить. Но тамада строго следит: начинают гости
стаканами за галстук плескать, мигом объявляет культурное мероприятие.
     - Ну-ка, - говорит, - чья сторона больше частушек знает?
     И  вызывает  к  себе двух женщин со стороны  невесты и  двух мужчин  от
жениха.
     Мячиками выскочили Татка и Натка, две кубышечки  лет  по  двадцать пять
каждой. Трахнули каблуками, лампочки заподмигивали:
     Оха-ха! Оха-ха!
     Чья же буду я сноха?
     Кто же будет мой жених?
     Повоюю я у них!
     Такие точняком повоюют без поражения.
     На Татке юбка цветными волнами ходит. Натка в джинсах наступает на  мою
команду, в которую, что самое интересное,  первым  вошел  мой начальник цеха
Сметана.  На  самом деле он  - Князев, Сметаной за  глаза зовут,  потому что
белобрысый  с  ног до  головы.  Я его больше для приличия  приглашал,  когда
отгулы  подписывал, он с женой приехал, и,  не лом проглотивши сидел, мол, я
начальник и этим все сказано,  веселился, невзирая на должность. Смело  спел
против Татки и Натки:
     Начинаю припевать -
     Жарено, варено!
     То ли дома ночевать,
     То ли у Матрены?
     Натка, по  бокам  и сзади  выпирающая  из джинсов, подхватила  любовную
тему, не опускаясь до березок и свиданий при луне на речке:
     Я любила тебя, гад,
     Четыре года в аккурат!
     А ты меня полмесяца
     И то решил повеситься!
     На подмогу Сметане в борьбе с этими оторвяжками  вышел Паша Груздь, мой
двоюродный  брат.  Паша  - это два метра  красоты,  не считая  сутулости. Он
любовную  бочку  катить не  стал:  с  кем  тут состязаться?  Спел на  головы
моторных девок:
     Сидит заяц на заборе
     В алюминевых трусах!
     А кому какое дело,
     Что ширинка на болтах?!
     Татку  такое  пренебрежение задело  за живое.  Не  переставая  колотить
каблуками, выпалила в Пашку:
     Пойду в сад, в самый зад,
     Наломаю хрену!
     Натолкаю Пашке в рот
     За его измену!
     Сметана не стерпел, ввязался в любовную полемику:
     На горе стоит избушка,
     Красной глиной мазана!
     Там живет моя зазноба,
     За ногу привязана!
     И получил за это от девок:
     Я любила Вовку,
     Да уважала Вовку!
     А теперь Вовку
     На мясозаготовку!
     Если  учесть,  что  Сметану Владимиром Николаевичем зовут, то  вышло  в
самую  точку.  Натка еще и язык  показала, что, мол,  получил сильный пол от
слабопрекрасного! Паше все равно. С тем же видом - кто это мне  в пуп дышит?
- продолжает заячью тематику:
     Сидит заяц на заборе,
     Курит жареный сапог!
     Воробей сидит на крыше,
     Подпоясан молотком!
     Дя  Афанасий встрял вернуть соревнование  на любовные  рельсы,  свадьба
как-никак, вякнул вне конкурса:
     Шел я лесом, камышом,
     Видел бабу нагишом!
     - Спасибо за подсказку! - крикнула Натка и отбарабанила:
     Эх, топну ногой!
     Да притопну другой!
     Не люблю милого в одеже,
     А люблю, когда нагой!
     На что Сметана моментально отреагировал:
     Эх, топни нога!
     Да притопни друга!
     Не люблю милую в одеже,
     А люблю, когда нага!
     Народ  про  капли   в   пол-литровых   пузырьках  забыл,  приплясывает,
подпевает: оп-па!  оп-па!  зеленая ограда!  потеряла  я тебя! этому и  рада!
Сильнее за девок болеют, Татьянкиной родни больше. А девки стараются:
     Полюбила я его,
     А он, девочки, связист!
     У него насчет любви
     Провода повисли вниз!
     В ответ на плясовые наскоки Сметана пристукивал каблуками, Паша даже не
шевелился,  сыпал  свою  заячью  программу,  как с трибуны.  Лишь  "провода"
отвислые задели за живое, не стерпел, запустил в девок:
     У моей милашки ляжки
     Сорок восемь десятин,
     Без порток в одной рубашке
     Обрабатывал один!
     Минут  двадцать они  бодались. Девки  прут по  всему  фронту, огонь под
пятками:
     И пол доски!
     И потолок доски!
     Почему ребята злые?
     Они недоноски!
     Мои мужички с улыбочками отбрыкиваются:
     Я хотел нынче жениться!
     Так и думал - поженюсь.
     Увидал у девок в речке -
     До сих пор еще боюсь!
     Вдруг наступление  захлебнулось. Татка с Наткой бэ, мэ, а пороха больше
нет.  Как по речке, по реке  плывет корова в пиджаке! Рукава бумажные, у нас
дела  неважные! Неважные  дела у  Татки  с  Наткой -  закончились  частушки.
Резервом главного командования Татьянка моя выскочила на помощь:
     Меня милый провожал,
     К стеночке притиснул,
     А в кармане был трояк,
     Он его и свистнул!
     Спела,  рукой   махнула,  вот  мы  какие!  Обручальное  кольцо,  символ
супружеской  верности,  с  пальца  слетело  и  покатилось  под  стол.  Гости
растерялись, один  тамада,  будто  и  это  запланировал,  тут  же  объявляет
следующий номер культурной программы: кто найдет кольцо,  в  награду получит
поцелуй  невесты и  бутылку  шампанского на  закуску!  Все, как тараканы  от
света, кинулись под столы. Писк! Визг! "Не наступайте на  голову, она и  так
пустая!" "Сойди с руки, не казенная!"
     Дя Афанасий первым нашел золотую пропажу.
     -  Невесту, -  говорит, -  я поцелую в  щечку, а  шампанское  мне врачи
строго-настрого  не велят. Вилочная  рана,  говорят, будет в боку  гноиться!
Одну водку разрешают помаленьку. Но  часто. Не  откажите  пятнадцать  капель
согласно рецепту!



     Порезвились  гости,  да  нагрянула пора убираться  со двора. На боковую
отдыхать   пошли.  У  нас   "САМОВАР  САПОГОВЫЙ  ОТ  МАШИ  И  ВОВЫ",  другие
протокольные  надписи  кричат со стен, спать  не  дают. Невеста  белоснежное
платье  с   воланами  и  рюшками  не   на  пеньюар  интимный   -   на   робу
маляра-штукатура сменила. С сестрой на побелку рукава закатали.
     Дя Афанасий тоже бессонницей мается. Помогает нам с тестем пространство
от столов освобождать.
     - Леша,  - спрашивает меня,  - что такое два удара - восемь дырок?  - И
сам отвечает. - Вилка! Дайте ножик, дайте вилку я зарежу мою милку!
     Вдруг  Миша-подженишник нарисовался, не сотрешь. Я  думал, он  давно со
свидетельницей заборы по  селу подпирает, ничего подобного  -  заходит,  как
пугало огородное. На голове панама в горошек,  рубаха линялая на пупе узлом,
гамаши, что пожарная машина красные... Только часы  на руке свои. Полюбила я
его, а он деревенский! При плаще и при часах, но в рейтузах женских!
     -  Мишаня,  - говорю,  -  ты вроде водку  туфлями  не пил,  зачем тогда
перепутал день с ночью? Ряженые завтра будут. Рано ворон пугать. Они спят, и
ты иди поспи!
     - Свистеть приказа не  было! -  топает ногой Мишаня. - На дворе брачная
ночь, не могу друга в беде бросить! Давай, - требует, - кисть, белить буду!
     Как  тут не  подумаешь:  успел-таки под занавес, после  сладкого стола,
набраться.  Пол  в  общаге  помыть толком не может,  поперек  плашек  всегда
тряпкой елозит, и то не заставишь, вдруг - зачесалось белить.
     -  Это не  коровник,  -  объясняю,  -  белить.  Дело ответственное. Вся
свадьба  работу  невесты  утром  принимать  будет.  Иди, - отправляю его,  -
отдыхай, завтра день тяжелый: дурнина ожидается.
     Мишаня прочел мои мысли.
     - Я тебе, - говорит, - сейчас докажу, какой я пьяный!
     И приседает на одной ноге "пистолетиком":  раз-два, раз-два...  Потом у
стенки делает стойку на руках - пятки к небу, как раз ткнулись в "ВЕДРО МЁДА
ЭТОГО ГОДА", - и отжимается от пола вверх ногами.
     Похоже, трезвый.
     Нас однажды с Мишаней  после дискотеки менты замели. Были мы на взводе,
но слегка. Привезли в вытрезвитель, командуют: руки вытянуть вперед! закрыть
глаза!  приседай! Мишаня говорит:  "Удивили! Это вы попробуйте  сделать, как
я".  И давай  им  "пистолетик"  и отжимание  вверх  ногами  демонстрировать.
"Подумаешь!"  -  один  работник  вытрезвителя  скривился.  Прямо  в  сапогах
повторил  стойку: руки на ширине плеч, ноги вверх, каблуки к стенке. И начал
отжиматься. Как только руки в локтях согнул, сразу лицом в пол впился. А пол
бетонный...
     Продержали нас тогда до утра.
     -  Мишаня,  -  прошу его, -  это не  вытрезвитель, а  свадьба! Иди,  не
путайся под ногами выполнять народные обряды!
     Мишаня бровью не  ведет, упрямо забирает кисть у Татьянкиной  сестры, а
меня посылает взбивать подушки.
     Белильщик Мишаня оказался такой, что лучше Татьянки и  ее сестры вместе
взятых. Любовь  к  спорту заставила.  В школе Мишаня  гимнастикой занимался.
Тренера они на руках носили, и он в ответ их любил, когда не курили.  Курцов
отучал от никотина трудом. Как кого из  секции заловит с сигаретой - на тебе
ведро с  известкой и кисть, иди  бели раздевалку  в спортзале.  Да не просто
корова хвостом машет, чтоб обязательно без полос. Мишаня, раскрыв рот, любил
тренера, но и курить обожал с детских лет.  Школу закончил с первым разрядом
по гимнастике, и дома мать доверяла ему самые ответственные потолки.
     Мишаня с Татьянкой как взялись в четыре руки белить...
     У  нас  есть фотография -  Татьянкина  сестра делала, - стоим: Мишаня в
панаме и гамашах, невеста в заляпанном халате, веревочкой подпоясана, я хоть
и  поприличнее одет, но тоже без  галстука.  Счастливые  стоим - только  что
закончили с побелкой. Пусть теперь кто-нибудь попробует вякнуть, что молодая
хозяйка неумеха!



     На  второй день ни  один  мужик  не  заметил  свежевыбеленных стен. Как
уперлись в столы, глаза выше  бутылок  не поднимают.  Можно понять  - больше
часа у ворот гостей промурыжили. Там без обрядов шагу не шагни: пока молодых
свидетели не приведут, гости в дом заходить не моги. А молодых тоже: раз-раз
за  руку взял да привел  - не получается. Место брачного  ночлега держится в
совершенном секрете. От свидетелей в том числе.  А мы,  так получилось,  как
разведчики запрятались.  Положили нас через два дома от  тещи, у Татьянкиной
тети. В доме духота, мы под утро  потихоньку перебрались на сеновал. В самом
углу, за горой сена, на свежем воздухе разоспались.  Мишаня, разыскивая нас,
поднялся, с лестницы посмотрел.
     - Здесь, - объявил, - нет их.
     А Татьянка на ухо мне шепчет:
     - Пусть подождут-побегают. Стены разукрасили, не пожалели меня...
     По всей родне нас искали, пока мы сами не вышли из подполья.  Гости без
ума обрадовались, а им опять вместо опохмелки красный свет - прохода нет. Дя
Афанасий  перед  тещиной  калиткой сидит. На голове  милицейская фуражка,  в
одной руке  бутылка водки, в другой - рюмашка,  у  ног  - банка трехлитровая
пустая. Сидит и поет:
     Кто ходи в гости по утрам,
     Тот поступает мудро!
     То здесь сто грамм!
     То там сто грамм!
     На то оно и утро!
     Хотя сам  сто грамм не дает. Не лает,  не  кусает,  не  наливает. Рубль
нужен.  Бросай  в банку и  проходи.  Хочешь стопарик похмельный  завалить  -
десятку бросай. Нет денег - не беда. Нищий  вариант  тоже  учтен. На калитке
сковорода висит метр в диаметре и закопченная... Чернее сажи! Жалко  рубль в
фонд молодых - целуй сковороду. Можно не в засос, но чмокнуть  должен. Гости
заждались до такой степени, готовы дя Афанасия в лысину целовать...
     Есть фотография, где он не  лает,  не  кусает,  в дом не пускает. Такой
весь сугубо официальный сидит...
     Раз в год с супругой обязательно свадебные фотографии достаем. И всегда
интересно посмотреть. Все  молоденькие... Мы с Татьянкой тест пилим... Детей
в капусте ищем... Стеклянный банк Татьянка консервирует... Смотрим, смеемся,
вспоминаем, и, честное слово,  каждый раз именины делаются на сердце... Есть
фотография, где  Миша-подженишник дает на стуле  цыганского  дрозда  на фоне
протокольных  стен...  Кстати, мужики так и не заметили свежую побелку, пока
им женщины об этом не сказали.
     - И вправду, - удивились мужики. И  тут же предложили. - Так  выпьем за
молодую хозяйку!
     Нашли повод, но под аппетитную руку вскакивает дя Афанасий.  Серьезный,
как пол-литра.
     - Стойте! -  наливает себе водки и кланяется всем. - Дорогие  товарищи,
спасибо за компанию! До свидания!
     Как на вокзале, только чемоданов нет, а так - вот-вот поезд отойдет.
     - Ты куда? - теща спрашивает.
     - Никуда, - отвечает,  - но сейчас выпью на старую закваску и перестану
вас узнавать, а компания на редкость душевная подобралась. Хочу попрощаться,
пока в своем уме и добром здравии...
     Есть  еще  уникальная  фотография:  Татьянка  выливает  ведро  воды  на
Васю-соседа. У  того ошарашенные с синяком  глаза...  Хотя, как всегда,  сам
нарвался. На второй день гости опохмелились и захотелось им водицы студеной.
Идти  на колодец должна  молодая хозяйка с ведрами на коромысле. И  капли по
дороге  не пролей, а сами толкаются со  всех сторон  под руку. Особенно Вася
старался навредить. Два раза Татьянка возвращалась к колодцу наполнять ведра
по новой, а на третий подловила момент и окатила Васю. Иван Купала - обливай
кого попало! А фотограф вовремя щелкнул.
     На  второй день  вообще дурнина была редкостная. Пашу  Груздя  нарядили
невестой. Бюст  натолкали: полсвадьбы на таком рассядется. Фата  из  драного
тюля,  платье  -   только   к  скотине  ходить.  Глаза,  брови,  щеки,  губы
разукрасили...  Есть  фотография:  невеста  с  женихом  целуются.  Жених - в
солдатском обмундировании Татка-кубышечка, что  Паше  в пуп дышит. Исправляя
высотное     неравенство,    невеста-скромница     (Паша)    упала     перед
женихом-недомерком (Таткой) на колени и тянет намалеванные губищи целоваться
в  ответ  на  призыв  "горько!" Вокруг  ряженые:  один  с метлой,  другой  с
пионерским  барабаном...  Натка-частушечница  цыганкой  нарядилась, в  руках
грелка, в которой водка... Вася-сосед в мотоциклетном шлеме с тачкой, тещу с
тестем  и  других гостей  за вознаграждение  катать по селу.  А кто не хочет
платить, тех в лужу...
     Да что  там  говорить,  славно  погуляли!  А ведь  мы  с Татьянкой было
высунулись:  не  надо свадьбы, лучше деньгами возьмем! Дешевле,  мол, и  без
хлопот.  Родители  нас  мигом задвинули,  лишили  права  голоса. И правильно
сделали. Разлетелись бы  деньги, а  так есть  что  вспомнить,  порадоваться,
людям рассказать. Что называется: оп-па!  оп-па! крутится точило!  пропивали
молодых весело, красиво!
     А  если  красиво "пропили",  то  и живется потом легче молодым, честное
слово!
     1990



     И под ее атласной кожей
     Судьба налево, судьба направо
     Где сгреб, там и хлоп.
     Ёксель-моксель
     Темнеченько
     Швейцария на полкровати
     Переполюсовка
     Ревела буря в новогоднюю ночь
     Егоза
     С головой не договорившись
     К чертям свинячим

     Медвежьи гонки
     Волоха
     Шишкобои
     Ёлки зеленая
     Абрикосы в "таежном"
     Сорок бочек арестантов
     Фотография

     От несерьезного автора
     Коварное пиво
     Прыжок со старта
     Катанки с шампанским
     Ключик на старт
     Олимпийский сервис
     Выстрел в ночи
     Водка с содовой
     Не шанежки хватать
     Секс на баррикадах
     Байбаки подземелья
     Авария любви
     Билет Бухалову
     А тебе-то что?
     Почти по Тютчеву
     Под стук трамвайный

     В ружье
     Подарок подружайке
     Галушки на сазана
     Осенняя соната
     Таежный крестник
     Жан с рогами
     Сайгак на колесах
     Дед Петро на рельсах
     Горстями и клоподавно
     Пылающие головешки

     Кверху ногами
     Два диагноза против Миши
     Клизмой по профессионализму
     Кувшин разбился
     Кашей по менталитету
     Мышиные дойчмарки
     Очищение под елкой

     Вася-кришна
     Отелло с кочергой
     Афиноген
     Золотые ручки
     Новый нерусский
     Тудымо-сюдымо
     Переподготовка в тумбочке
     Занака






Last-modified: Mon, 10 May 2004 17:20:49 GMT

Оцените этот текст: