х науках  получить больше,  чем  только  простой феноменализм,  а
именно получить тот феноменализм, который  ѓете как естествоиспытатель хотел
развивать, в  тот  момент,  когда  мы больше  нуждаемсЯ в  естествознании, а
точнее, в гетеанизме.
     —то  это  означает?  Љогда мы  обращаемсЯ к взаимоотношению между нашим
внутренним  и внешним  миром, физически-чувственным внешним  миром, мы можем
наши понЯтиЯ,  образованные нами о природе, использовать  еще так, чтобы, не
останавливаЯсь  на  Явленной  природе,  мыслить  еще  позади  этой  Явленной
природы. Њы поступаем  так, когда не только  говорим,  что в спектре рЯдом с
желтым  цветом  находитсЯ  зеленый,  а на  другом конце  начинаютсЯ  оттенки
синего,  когда не только отделЯем одни феномены, ЯвлениЯ от других с помощью
наших понЯтий, но  хотим этот  ковер чувственных восприЯтий как бы проткнуть
нашими  понЯтиЯми  и  позади  него  посредством  наших  понЯтий  еще  что-то
сконструировать. Њы делаем это, когда говорим: Я образую длЯ себЯ, исходЯ из
полученных мною  Ясных понЯтий, атомы, молекулы, то,  что должно быть позади
Явлений   природы  -   движение  внутри  материи.   ’ут   происходит   нечто
удивительное.  Ђ  именно:  когда  Я  как человек  здесь (см.  рисунок)  стою
напротив чувственных Явлений,  Я пользуюсь  своими понЯтиЯми  не только  длЯ
того,  чтобы в  этом чувственном  мире  установить  длЯ себЯ некий порЯдок в
познании, но  Я прорываю границу чувственного мира и конструирую позади  нее
атомы и  тому подобное. ‘ моими Ясными понЯтиЯми Я, до известной степени, не
могу  бездействовать  рЯдом  с чувственным миром.  џ,  до некоторой степени,
ученик этой инертной материи,  котораЯ, доходЯ до какого-либо места, все еще
продолжает двигатьсЯ по инерции, даже если сила длЯ продолжениЯ движениЯ уже
прекратила  действовать.  Њое познание  доходит  до чувственного мира,  и Я,
будучи  инерционным, имею некоторую инерцию и качусь со своими понЯтиЯми еще
ниже за чувственный мир  и конструирую себе  там некий  мир, в котором потом
снова сомневаюсь, когда замечаю, что всем своим мышлением Я лишь следовал по
пути своей инерции.
     €нтересно, что  большаЯ часть  философии, котораЯ ведь не  ограничивает
себЯ  чувственным  миром,  по  сути  дела,  ЯвлЯетсЯ ничем иным,  как  таким
продолженным движением по инерции за  пределы того, что, собственно, реально
существует в мире. Ќевозможно  остановитьсЯ. Њы стремимсЯ думать все дальше,
дальше и дальше за пределы и конструировать атомы и молекулы, конструировать
при  известных  условиЯх  также  многое  другое, что  там,  позади,  создали
философы.  Ќичего  удивительного,  что  эта  прЯжа  собственного   плетениЯ,
рожденнаЯ в мире из сил инерции, должна быть снова распущена.
     Џротив  этого закона инерции восстал ѓете.  Ћн не  хотел этого убеганиЯ
мышлениЯ; он хотел остановитьсЯ  строго на  границе  (см.  рисунок:  широкаЯ
полоса) и применЯть понЯтиЯ внутри мира внешних чувств. ’ак он  сказал себе:
в  спектре  Я вижу желтый  цвет, в спектре  Я вижу  синий, красный,  индиго,
фиолетовый  цвета  (13).  Ќо  если  Я  пронизываю  миром  своих  понЯтий эти
различные цветовые ЯвлениЯ,  оставаЯсь  внутри феноменов,  то  сами ЯвлениЯ,
феномены  собираютсЯ  передо мной.  €  вот, что  Я получаю из факта  данного
спектра: когда Я располагаю темные цвета, или вообще темноту, позади светлых
цветов,  или  вообще  позади  светлости,  то получаю то,  что  находитсЯ  по
направлению к синей  части спектра.  € наоборот: когда Я  располагаю светлое
позади темного,  то получаю то, что находитсЯ по направлению к красной части
спектра.
     <img width="193" height="131" alt="0x01 graphic" src="-0.png">

     —его же хотел ѓете? ѓете хотел из сложных феноменов выЯвить простые, но
непременно  такие,  с  которыми  он останавливалсЯ внутри этой  границы (см.
рисунок)  и  не  выкатывалсЯ  в некую  область,  в  которую  попадаешь  лишь
продвигаЯсь  по инерции, с помощью определенной духовной  инерции. ’ак  ѓете
хотел  остановитьсЯ  в   пределах  феноменализма.  …сли  оставатьсЯ   внутри
феноменализма  и   все  свое  мышление  организовать  таким  образом,  чтобы
остановитьсЯ, а не следовать  по  инерции, как Я  ее  охарактеризовал, тогда
встает старый  вопрос  на  новый  лад:  какое  значение имеет  в  этом мире,
рассматриваемом так феноменологически, то, что Я вношу в него из  механики и
математики,  что Я  вношу в  виде  числа,  массы, веса или  в виде временные
отношений? ‚ чем же значение этого?
     ‚ы,  может  быть, знаете, что некий  род нового пониманиЯ ведет к тому,
чтобы всЯкую жизнь в феноменах звука, цвета, тепла и тому подобного в первую
очередь рассматривать как субъективное; и напротив, как нечто объективное, а
не субъективное, присущее вещам, видеть в так называемых первичных качествах
вещей  -  пространственных,  временных,  свЯзанных с  весом. ’акой  взглЯд в
существенном  находит свои  истоки в  английском философе ‹окке (14), и он в
высшей    степени    господствует   в   философских   основах   современного
естественнонаучного мышлениЯ. Ќо вопрос стоит на самом деле так: какое место
во всей нашей научной системе знаний о внешней  природе занимает математика,
занимает  механика, которые мы  ведь  выпрЯдаем из  себЯ  самих - по крайней
мере, так выглЯдЯт  вещи на первый  взглЯд, - какое  место  они занимают? Њы
должны будем  еще  вернутьсЯ к этому  вопросу,  имеЯ в  виду  особую  форму,
полученную  им в свЯзи с кантианством. Ќо,  даже не входЯ непосредственно  в
историческое рассмотрение,  можно все-таки отметить, что если мы  производим
измерениЯ  или расчеты,  или определениЯ  веса,  то  мы, по  существу, иначе
устанавливаем  свЯзь с внешним  миром,  чем когда мы описываем  другого рода
качества вещей внешнего мира.
     ‚едь  нельзЯ  все-таки  отрицать,  что  свет,  цвета,  звуки,  вкусовые
ощущениЯ находЯтсЯ  в  другом  отношении  к нам,  чем  вещи  внешнего  мира,
подлежащие  по  нашему  представлению законам  математики  и  механики.  €бо
все-таки имеет  место  удивительный факт, который уже  требует внимательного
рассмотрениЯ. ‚ы ведь  знаете, что мед на вкус сладкий, но если кто-то болен
желтухой, то  длЯ него он -  горький.  ’ак что мы, стало быть, можем  в этом
мире удивлЯтьсЯ своему положению по  отношению к этим свойствам мира.  ’огда
как говорить, что нормальный человек каким-то  образом принимает треугольник
за  треугольник,  а  больной   желтухой  принЯл  бы   его,  может  быть,  за
четырехугольник - так говорить мы не вправе! €так, различиЯ тут налицо. € на
этих  различиЯх мы  должны учитьсЯ, а не делать  из них абсурдные  выводы. Ђ
философскаЯ мысль вплоть до сегоднЯшнего днЯ находитсЯ  в странном неведении
по отношению к этим фундаментальным фактам всего пути развитиЯ познаниЯ. ’ут
мы  можем,  например,  видеть,  как  один  из   новых  философов,  профессор
Љоппельман  (15),  в   своей  книге  "‚опросы  мировоззрениЯ",  сверх  того,
перекантовал Љанта тем, что,  например, сказал (вы можете  это прочитать  на
стр.  33  "‚опросов  мировоззрениЯ"  Љоппельмана):  "‚се,  что  относитсЯ  к
пространству и  времени,  мы должны  конструировать внутри только  с помощью
рассудка,  в то времЯ как цвета и вкусовые ощущениЯ мы воспринимаем  в  себЯ
непосредственно.  Њы конструируем тетраэдр, октаэдр, додекаэдр и так  далее;
мы  можем  конструировать  обыкновенные  правильные  тела  только  благодарЯ
устройству нашего разума". "“дивительно  то, - говорит  Љоппельман, -  что в
мире   нам   встречаютсЯ  только  те  правильные  тела,  которые  мы   можем
конструировать своим разумом".
     €  почти  дословно  вы найдете у  Љоппельмана такое  предложение:  "ќто
исключено, что однажды придет геолог и даст геометру кристалл,  ограниченный
семью равносторонними треугольниками, просто потому, -говорит  Љоппельман, -
что такой  кристалл имел бы форму, котораЯ не укладываетсЯ  в нашей голове".
ќто есть "перекантование" кантианства. € тут можно было бы  сказать: в  мире
вещей в  себе  при  известных условиЯх  могут,  пожалуй, существовать  такие
кристаллы,   ограниченные   семью  правильными  треугольниками,  но  они  не
укладываютсЯ в  нашей голове, и потому мы проходим мимо них, они длЯ нас  не
существуют.
     ’олько одно забывают такие мыслители, они забывают, - и на это мы будем
обращать внимание, используЯ по ходу чтениЯ докладов со всей определенностью
силу доказательства, - они забывают, что наша голова сконструирована из  тех
же  закономерностей  внешнего бытиЯ, из  которых  мы конструируем правильные
многогранники и тому подобное, и что поэтому  наша голова в силу такой своей
конструкции  не  конструирует  никаких  других  многогранников,  кроме  тех,
которые встречаютсЯ также и вовне.  €бо в этом, видите ли, и состоит одно из
основных  различий  между  так  называемыми  субъективными свойствами звука,
цвета, тепла, а также многочисленными  свойствами чувства осЯзаниЯ и  т.д. и
тем, что выступает нам  навстречу в механике-математическом образе мира. ќто
основное различие таково. ‡вук, цвет - они даны нам самим вне нас; мы должны
их только принимать, мы должны их только воспринимать. Њы как люди находимсЯ
вне звука,  цвета, тепла и  т.д. ‘ теплом  это  не  совсем так - об  этом мы
поговорим завтра, - но  до некоторой степени подобное происходит и с теплом.
‘начала они нам даны вне нас, и мы должны их воспринимать. Ќо это происходит
иначе,  если речь  идет о соотношениЯх форм,  пространственных,  временных и
весовых соотношениЯх.  Њы  воспринимаем  вещи  в  пространстве, но  мы  сами
включены в то же  самое пространство и в такую же закономерность,  в которой
вне  нас находЯтсЯ вещи. Њы  пребываем  во времени, как  и внешние  вещи. Њы
начинаем  нашу  физическую жизнь  в определенный момент времени и в какой-то
момент времени завершаем  ее.  Њы  расположены внутри пространства и времени
так,  что  они  словно  проходЯт  сквозь  нас,  хотЯ  вначале  мы  их  и  не
воспринимаем.  „ругие  вещи  мы  сперва  должны  воспринЯть.  Ќо,  например,
относительно  веса,  мои  уважаемые  слушатели,  тут и  вы согласитесь,  что
восприЯтием, мало ведь зависЯщем  от произвола, здесь не много сделаешь, так
как иначе тот, кто дошел до нежелательного веса через свою тучность, избегал
бы  его одним  только  осознанием, простой силой  восприЯтиЯ.  Њои уважаемые
слушатели, мир  принимает нас совершенно объективно  также и в наших весовых
соотношениЯх,  хотЯ  мы  и не  можем  что-либо  изменить  с  помощью  той же
организации, посредством которой мы  свЯзаны с цветом,  звуком, теплом и так
далее (16).
     €так, прежде всего мы должны  сегоднЯ поставить перед собой вопрос: Љак
вообще  возникает в нас математико-механическое суждение? Љак приходим мы  к
математике  и механике?  € как получаетсЯ, что эту математику и эту механику
можно  применЯть к внешней природе? €  как же это происходит, что существует
различие между  математико-механическими  свойствами  вещей внешнего  мира и
между тем, что выступает нам  навстречу в  виде  так называемых  чувственных
свойств  так называемой субъективной природы, доставлЯемых органами чувств -
в звуке, цвете,
     в свойствах тепла и т.д.?
     €так с одной стороны мы имеем этот  кардинальный вопрос. „ругую сторону
мы  приоткроем  завтра.  ’огда  у  нас  будут  две  исходные точки  научного
рассмотрениЯ.  Џри  дальнейшем  продвижении  мы  на  другой  стороне  найдем
образование социального суждениЯ.

     ’ретий доклад
     „орнах, 29 сентЯбрЯ 1920г.
     Њы  видели, что  человек известным образом приходит к двум рубежам: или
когда пытаетсЯ из себЯ глубже проникнуть в ЯвлениЯ природы,  или же пытаетсЯ
с позиции своего обычного  сознаниЯ глубже  погрузитьсЯ  в  свое собственное
существо, чтобы именно благодарЯ этому отыскать подлинную сущность сознаниЯ.
Њы-  вчера  уже  указали  на  то,  что происходит  на  одной  границе  нашей
познавательной деЯтельности.  Њы видели,  как человек  при взаимодействии  с
внешней физически-чувственной  природой  пробуждаетсЯ  к  полному  сознанию.
—еловек был бы более  или менее сонным существом, существом со спЯщей душой,
если бы он не  смог пробудитьсЯ во внешней природе.  € на самом деле  в ходе
духовного  развитиЯ человечества  не происходит ничего другого, кроме  того,
что в процессе достижениЯ знаний о внешней природе постепенно  происходит то
же,   что  осуществлЯетсЯ  каждое  утро,  когда  мы,  переходЯ  из  сна  или
сновидческих  грез во внешний мир,  воспламенЯемсЯ к  полному  бодрствующему
сознанию.  ‚ последнем случае мы в известной степени имеем  дело с  моментом
пробуждениЯ.  ‚  ходе развитиЯ  человечества  мы  имели  дело с  постепенным
пробуждением,  некоторым  образом   с  осуществлением  растЯгиваниЯ  момента
пробуждениЯ.
     ’ут мы  видели, что на этой  границе  очень легко  поЯвлЯетсЯ некий род
инерционной  силы души.  €  мы,  вместо  того,  чтобы действовать  в  смысле
феноменализма  ѓете,  который хочет  остановитьсЯ перед феноменами  снаружи,
определенным образом объединить  их в соответствии с  достигнутыми им Ясными
представлениЯми, понЯтиЯми и идеЯми, рационально систематизируЯ описать их и
т.д.,  вместо  этого  мы,  сталкиваЯсь   с  распростертым  миром  феноменов,
продолжаем со своими понЯтиЯми и  идеЯми катитьсЯ еще за границу феноменов и
через это приходим к установлению некоего мира, например, мира расположенных
позади физического атомов  и молекул и т.д., который  по существу, когда  мы
его таким образом  достигаем, оказываетсЯ измышленным миром;  следом  за ним
тотчас же  вкрадываетсЯ сомнение, и то,  что было нами  сплетено только  как
теоретическаЯ  сеть,"  мы  снова  распускаем.   €  мы   видели,  что  чистой
проработкой самих  феноменов,  феноменализмом,  можно  предохранить  себЯ от
такого перешагиваниЯ границы нашего природопознаниЯ в данном направлении. Ќо
мы должны обратить внимание также на то, что  в этом месте  нашего  познаниЯ
всплывает кое-что,  предлагающее себЯ  к  использованию как непосредственную
жизненную необходимость,  - речь  идет  о  математике  и  о том, например  в
механике,  что можно понЯть, не прибегаЯ к эмпиризму,  т.е.  обо всем объеме
так называемой аналитической механики.
     …сли  мы  внимательно  рассмотрим  все, что  охватывает  механика,  что
охватывает аналитическаЯ механика, то мы придем к надежным системам понЯтий,
с которыми мы можем  осваивать работу в мире феноменов. ’олько все же нельзЯ
оставить незамеченным, -  Я  на  это  вчера указывал,  - что весь характер и
способ  образованиЯ  математических   представлений,  а   также  образованиЯ
представлений  аналитической  механики  -  эта  внутреннЯЯ  душевнаЯ  работа
абсолютно  отличаетсЯ от той,  которую мы  совершаем, когда экспериментируем
или  наблюдаем,  исходЯ из опыта,  из чувственного опыта,  и когда соединЯем
факты  экспериментов  или  результаты  наблюдений,  именно  собираем  знаниЯ
внешнего  опыта. Ќо  чтобы в  этих вещах прийти к полной Ясности,  требуетсЯ
сильно поразмышлЯть,  так как  в  этой  области нет  другого пути к Ясности,
кроме напрЯженного размышлениЯ.
     ‚ чем различие между собиранием эмпирического знаниЯ  примерно в смысле
Ѓэкона  и  способом,  внутренне  захватывающим  вещи, как это  происходит  в
математике и  в  аналитической  механике?  ‚ последнем  случае  при  простом
внЯтном  формировании  понЯтиЯ  параллелограмма движениЯ и  затем -  понЯтиЯ
параллелограмма  сил (17) можно как раз провести четкую границу по отношению
к тому,  что не схвачено таким внутренним образом. ’о, что из двух движений,
направленных  под  некоторым углом друг к  другу,  образуетсЯ результирующее
движение, - это одно положение аналитической механики.
     Љогда здесь  (а)  от определенного  заданного усилиЯ действует  сила, и
здесь  (b)  от  определенного  заданного  усилиЯ действует  сила,  возникает
результирующаЯ  сила,  котораЯ  также   может  быть  определена   по   этому
параллелограмму.  ќто  два совершенно  отличных  друг  от  друга  содержаниЯ
представлений.   Џараллелограмм   движениЯ  в   строгом  смысле  принадлежит
аналитической механике,  так  как  его  можно доказать в душе как какое-либо
положение математики, как например теорему Џифагора или что-либо другое. ’о,
что существует параллелограмм сил - это может быть только результатом опыта,
эксперимента. ‚ то, что мы проработали  внутренне, мы  кое-что вносим -силу,
котораЯ  может  быть дана  нам  только внешне  через  опыт, через  эмпиризм.
‡начит,  тут  мы  имеем дело  уже  не с  чисто  аналитической механикой, а с
эмпирической механикой. ‚ы  видите,  что  тут  можно провести четкую границу
между тем, что еще ЯвлЯетсЯ в истинном смысле математическим,  как и  должны
еще сегоднЯ воспринимать математику, и тем, что переводит в обычный эмпиризм
внешних чувств.
     ’ак вот,  мы стоим перед фактом математики как таковой. Њы воспринимаем
математические  истины.  Њы  приводим  к  определенным аксиомам  ЯвлениЯ  из
области математики. ‡атем из этих аксиом мы создаем всю ткань  математики  и
стоим  определенным образом  перед  какой-либо  конструкцией,  схваченной  в
созерцании, но во внутреннем созерцании. € мы, если мы в состоЯнии с помощью
интенсивного размышлениЯ провести четкую  границу по отношению ко всему, что
исходит из внешнего опыта, должны увидеть в этой математической ткани нечто,
осуществлЯемое совсем иной душевной деЯтельностью, чем та, благодарЯ которой
мы получаем  чувственный опыт. џ бы сказал, от того,  что мы можем благодарЯ
внутреннему опыту детально  осуществить это различие, зависит, по сути дела,
чрезвычайно  много длЯ удовлетворительного пониманиЯ мира.  €так, мы  должны
спросить: "Ћткуда приходит к нам математика?" € этот вопрос в наше времЯ все
еще  не поставлен достаточно  остро.  Ќе  спрашивают: "‚  чем  отличие  этой
внутренней  душевной  деЯтельности,  используемой  нами   в   математике,  в
построении  этой удивительной  математической <img  width="122"  height="83"
alt="0x01 graphic" src="-1.png">

     архитектоники, как эта душевнаЯ деЯтельность отличаетсЯ от той душевной
деЯтельности,  благодарЯ  которой  с  помощью внешних  чувств  мы  постигаем
физически-чувственную природу?" € сегоднЯ не  в  достаточной мере как ставЯт
этот вопрос, так и отвечают на него, потому что трагедиЯ материалистического
мировоззрениЯ  состоит в  том,  что  оно,  с  одной стороны, устремлЯетсЯ  к
чувственно-физическому опыту, с другой  стороны, вгонЯетсЯ,  в свою очередь,
не  сознаваЯ  этого,  в  абстрактный интеллектуализм,  в абстрактное  бытие,
вследствие чего это мировоззрение  как раз и уходит от  реального постижениЯ
фактов материального мира.
     —то  же   это  за  способность,  образуемаЯ  нами  в  процессе   нашего
математизированиЯ? „авайте все-таки поставим этот вопрос. …сли есть  желание
ответить  на  этот вопрос,  то, Я думаю, в  нас самих должно открытьсЯ нечто
вроде  пониманиЯ. ‘  одной  стороны, в человеческой  жизни  мы также  должны
строго обращатьсЯ  с  понЯтием  становлениЯ.  ќто  означает,  что мы  должны
исходить из того, что как  раз в высшей  степени ЯвлЯетсЯ дисциплинирующим в
современной  естественной науке. Њы должны  себЯ на этом воспитывать.  € то,
что мы  привили себе в строгом методе, в научной дисциплине в естествознании
новейшего  времени,  мы должны некоторым образом суметь  извлечь это,  кроме
самого  этого  естествознаниЯ, чтобы  поднЯтьсЯ в высшие области  с  тем  же
образом мыслей,  который  мы получили  в  естествознании,  но  с расширением
метода на совсем  другие области.  Џоэтому Я и  не думаю (и скажу это вполне
откровенно), что к истинному духовнонаучному познанию  может прийти тот, кто
не   занималсЯ   в  строгом   смысле  слова  какой-либо   естественнонаучной
дисциплиной, кто не училсЯ исследовать и мыслить в лабораториЯх и с по-
     мощью методов  современного естествознаниЯ. Њеньше всего духовнаЯ наука
имеет  повод недооценивать  это  новое естествознание.  Ќаоборот,  она умеет
оценить  его в  полной мере. —то  же  касаетсЯ менЯ самого -если  мне  будет
позволено сделать личное замечание, -многие люди ведь недовольны тем, что Я,
прежде чем открыто выступить с собственными духовнонаучными данными, сначала
написал  некоторые  сочинениЯ  именно по  естественнонаучной  проблеме в том
освещении,  которое мне  казалось  необходимым. €так,  речь  идет,  с  одной
стороны,  об  усвоении этого  естественнонаучного  образа  мыслей,  чтобы он
продолжал действовать,  когда  мы  выходим  за  границы познаниЯ природы. €,
во-вторых,  мы  должны проникнутьсЯ  полной  серьезностью  даже  к  качеству
естественного познаниЯ или скорее - к результатам этого природопознаниЯ.
     ‘мотрите, если мы берем совсем простое Явление -  возникновение теплоты
при  трении  двух тел,  то в  естествознании в  отношении такого  имеющегосЯ
налицо частного феномена мы не говорим; эта теплота возникает из ничего, или
- эта теплота просто существует, но мы  ищем условиЯ,  при  которых теплота,
прежде находЯщаЯсЯ  в  скрытом состоЯнии, определенным образом проЯвила себЯ
через тело. ’уг мы  переходим от одного ЯвлениЯ к другому, строго считаЯсь с
процессом  становлениЯ.  ’ак мы  и  должны  поступать, если хотим  ввести  в
духовную науку какое-либо  понЯтие. € прежде всего мы  должны спросить себЯ:
"‚сегда ли  в человеке,  переживающем свое бытие между  рождением и смертью,
существует   способность   к   математизированию?"   -   Ќет,   не   всегда.
Њатематизирование пробуждаетсЯ в определенный  момент времени.  Ђ именно, мы
можем совершенно точно наблюдать, оставаЯсь  при этом все же внутри опыта  в
отношении  внешнего  мира,  как  постепенно  в  известной степени  из темных
подоснов  человеческого  сознаниЯ   пробуждаетсЯ  та  душевнаЯ  способность,
котораЯ затем  проЯвлЯетсЯ как  раз в математизировании и  в вещах, подобных
математизированию, о  чем  мы  сейчас и поговорим. ќтот момент времени, если
только мы в состоЯнии рассмотреть его  детально и по-настоЯщему внимательно,
если мы  сумеем  подойти к нему так  же, как исследователь природы подходит,
например,  к поЯвлению  точки  плавлениЯ  или  точки  кипениЯ,  этот  момент
находитсЯ  примерно в  том  жизненном периоде, в котором у  ребенка менЯютсЯ
зубы,  в котором из молочных зубов возникает второй  род зубов. Ќадо  только
внимательно рассмотреть такой момент  жизненного развитиЯ, исходЯ из того же
образа мыслей, как, например, в физике учили подходить к точке плавлениЯ или
к  точке кипениЯ. Ќеобходимо приобрести  способность  вносить  в  постижение
сложного   состава   человеческой  жизни   строгую  внутреннюю   дисциплину,
достигаемую  при  наблюдении  простых  физических феноменов,  как это делает
современнаЯ  наука.  €  если  это   выполнЯют,   то  видЯт,   что  в  период
человеческого развитиЯ от  рождениЯ, или лучше сказать от зачатиЯ, вплоть до
момента  смены  зубов  вырабатываютсЯ,  хотЯ  и  постепенно, из  организации
душевные  способности,  которые еще не  в это времЯ, но  позже проЯвлЯютсЯ в
математизировании. € так  же, как мы  говорим, что  тепло, скрытое в теле  и
проЯвлЯющеесЯ при определенном условии, работало в этом  теле, во внутренней
структуре  тела, так  мы должны уЯснить себе по поводу того, что способность
математизированиЯ, проЯвлЯющаЯсЯ постепенно,  но в  некотором другом  смысле
особенно сильно  в период  смены  зубов, прежде работала  внутри организации
человека.  € таким образом мы получаем примечательное,  значительное понЯтие
этого  математизированиЯ  в  самом  широком  смысле.  Њы  получаем следующее
понЯтие:  то,  чем  мы  как  люди   пользуемсЯ  в  качестве  нашей  душевной
способности  после смены  зубов,  до  этого  действует  в  нас  организующим
образом.  „ействительно,  в ребенке примерно до седьмого года жизни  имеетсЯ
своего  рода  внутреннЯЯ математика, такаЯ внутреннЯЯ математика, котораЯ не
ЯвлЯетсЯ такой  абстрактной, как наша внешнЯЯ  математика, но  она пронизана
силами; ее, если Я позволю себе употребить выражение Џлатона (18), не только
можно  созерцать,  но  она  еще и  жизнедеЯтельна.  „о  этого  момента в нас
существует нечто математизирующее, внутренне пронизывающее нас математикой.
     …сли  мы спросим  сначала,  можно сказать не  углублЯЯсь в суть дела, о
том,  что мы  обнаруживаем  чисто опытным  путем,  когда  некоторым  образом
смотрим на скрытую в юном детском теле математику, то нам указываетсЯ на три
вещи, которые подобны органам  чувств,  обращенным вовнутрь. ‚ ходе докладов
мы еще увидим, что тут  действительно  можно говорить  и  об органах чувств.
‘егоднЯ Я хочу только обозначить, что мы пришли к тому, что подобно глазам и
ушам,  развивающим жизнь восприЯтий  наружу, кое-что развиваетсЯ вовнутрь  в
такую  способность восприЯтиЯ, котораЯ лишь в первые годы жизни остаетсЯ длЯ
нас  бессознательной.   €,  когда  мы  смотрим  здесь  во  внутреннее  нашей
организации,  но  не  по  образцу затуманивающей мистики,  а смотрим  в  это
внутреннее человека с полной силой и сознанием, тогда мы можем, Я бы сказал,
обнаружить  три подобные чувствам функции, благодарЯ которым именно в первые
годы   жизни   совершаетсЯ,   в   определенном    смысле,   математизирующаЯ
деЯтельность.  ‚о-первых,  это  то,  что  Я  назвал  бы  чувством  жизни.  ‚
последующие  годы это чувство  жизни  проЯвлЯетсЯ как  общее ощущение нашего
внутреннего. Ћпределенно  мы чувствуем  себЯ  хорошо или плохо. Њы чувствуем
себЯ покойно  или неуютно.  Љак  с  помощью глаз мы имеем  обращенную наружу
способность   воспринимать,  так   же   мы   имеем  способность  восприЯтиЯ,
направленную внутрь. ’олько  эта способность восприЯтиЯ направлена некоторым
образом на весь организм  в целом, и  потому, хотЯ она  и присутствует,  она
приглушена и затемнена. Ћ ней мы поговорим еще несколько позже. ’еперь  же Я
хочу  еще  предварительно  сказать,  что  это  чувство  жизни  -если Я  могу
позволить себе  эту  тавтологию - в жизненной силе ребенка совершенно особым
образом действует вплоть до смены зубов.
     ‚торое,  на  что  мы  должны  обратить  внимание,  когда  таким образом
всматриваемсЯ  во внутреннее человека, Я хотел бы назвать чувством движениЯ.
Њы должны  создать  себе  Ясное  представление  об этом чувстве движениЯ.  Ћ
движении  наших  членов  мы  знаем  не  только  благодарЯ  тому, что  как-то
наблюдаем себЯ  снаружи, но мы имеем внутреннее восприЯтие движениЯ  членов.
Љогда  мы  идем,  мы  осознаем  свое  движение не только благодарЯ тому, что
проходим мимо предметов и  замечаем изменение  картин внешнего  мира, но мы,
передвигаЯсь, имеем внутреннее  восприЯтие движениЯ конечностей, изменений в
себе. ’олько мы обычно  этого не замечаем, ибо  такова  сила впечатлений  от
внешнего  мира,  что  параллельно с  ними  проходит  незамеченным внутреннее
переживание,  внутреннее восприЯтие  -  так  малый свет  терЯет свою силу  в
большом свете.
     € третьим, в порЯдке продвижениЯ вовнутрь, ЯвлЯетсЯ чувство равновесиЯ.
     1. —увство жизни.
     2. —увство движениЯ.
     3. —увство равновесиЯ.
     ЃлагодарЯ этому  чувству  равновесиЯ мы определенным образом  вставлЯем
себЯ в мир, не падаем и имеем некоторый род восприЯтиЯ того, как мы приводим
себЯ в гармонию  с силами  нашего окружениЯ. € это  приведение в гармонию  с
силами своего окружениЯ  мы воспринимаем внутренне. ’ак что мы действительно
можем  сказать, что  носим в себе эти три внутренние чувства: чувство жизни,
чувство  движениЯ  и чувство равновесиЯ.  Ћни  в  совершенно особой  степени
деЯтельны  в  детском  возрасте  вплоть  до смены зубов.  Љ смене  зубов  их
деЯтельность  ослабевает. Ќо понаблюдайте  - возьмем хотЯ  бы один пример  -
понаблюдайте  за чувством равновесиЯ, как  ребенок, начинаЯ  свою жизнь, еще
вовсе ничего не имеет, что позволило бы ему овладеть  положением равновесиЯ,
которое ему необходимо в жизни. Ћбдумайте, как постепенно ребенок улавливает
это,  как он  сначала учитсЯ ползать на четвереньках, как мало-помалу  через
чувство равновесиЯ он сперва приходит к стоЯнию, к ходьбе, как он доходит до
того, что в равновесии овладевает сам собой.
     …сли вы теперь охватите весь  объем того, что происходит между зачатием
и сменой зубов,  то увидите внутри  интенсивную работу этих трех  внутренних
чувств. € если вы затем  просмотрите  происходЯщее там, то  заметите,  что в
чувстве равновесиЯ и  в чувстве  движениЯ  не развертываетсЯ ничего другого,
кроме живого  математизированиЯ.  €  чтобы  это  было  живым,  тут  как  раз
присутствует чувство жизни, оживлЯющее это. ’ак мы видим внутри до некоторой
степени скрытой,  но деЯтельной  в человеке всю математику, котораЯ потом со
сменой  зубов  не  отмирает полностью,  но  длЯ дальнейшей жизни  становитсЯ
существенно менее  отчетливой.  ’о,  что  через чувство равновесиЯ,  чувство
движениЯ  и чувство  жизни  деЯтельно  внутри человека  - это освобождаетсЯ.
‘крытаЯ математика становитсЯ  свободной,  как и скрытаЯ теплота может стать
свободной теплотой. € тогда мы видим, как это душевное сначала было вплетено
в  организм  и  проодушевлЯло его,  как  оно  становитсЯ свободной  душевной
жизнью, и  как  математика  уже как  абстракциЯ поднимаетсЯ  из состоЯниЯ, в
котором она сначала работала конкретно в человеческом организме. € потом  от
этой математики, так  как  мы  ведь  в  соответствии  с пространственными  и
временны  отношениЯми  как люди целиком  вплетены во всеобщее бытие, от этой
математики,  после того  как  мы  ее  освободили,  мы с  ней  приближаемсЯ к
внешнему  миру;  и  с математикой,  работавшей  в нас  до  смены  зубов,  мы
осмыслЯем этот внешний мир. ‚ы видите, тут нет отрицаниЯ естественной науки,
но  есть дальнейшее ее  движение  к  осуществлению того, что должно жить как
образ мыслей и волЯ в правильно рассматриваемой нами духовной науке.
     ’аким образом  за  границу чувственного восприЯтиЯ  мы выносим  то, что
выступает из  нас самих. Њы рассматриваем человека,  направлЯЯ свое внимание
на  процесс становлениЯ.  Њы  не  просто рассматриваем  математику  с  одной
стороны,  а  чувственный  опыт   с  другой  стороны,   но  мы  рассматриваем
возникновение  математики в человеке, находЯщемсЯ в процессе становлениЯ.  €
теперь Я прихожу к тому, что вводит нас в подлинном смысле в духовно научное
рассмотрение. ‚идите ли, мы  должны сказать: математизирующее,  выработанное
нами тут изнутри, в  конце концов  становитсЯ абстракцией. ’олько  не  стоит
оставлЯть  это длЯ  нашего  переживаниЯ  в виде  абстракции.  ‚  наше времЯ,
правда,  мало  возможности увидеть переживание математического в правильном,
истинном свете.  Ќо все же кое-какой след этого особенного духа в математике
обнаруживаетсЯ в одном знаменательном месте нашей западной  цивилизации. ќто
там,  где  Ќовалис  (19),  поэт  Ќовалис,  который  ведь  во  времЯ   своего
академического  образованиЯ  прошел  хорошую математическую школу, говорит о
математике, -  вы можете прочитать об этом  в его  "”рагментах". Ћн называет
математику великой поэзией, удивительной и великой поэмой.
     Ћднажды  надо  было  пережить,  что  у  кого-то  абстрактное  осознание
геометрических форм может вызвать удивительное ощущение внутренней гармонии,
заключенной  в  математизировании.  Ќадо  было  иметь   возможность  от  той
холодной,   рассудочной  деЯтельности,  которую  в  математике  многие  даже
ненавидЯт, пробитьсЯ, можно сказать, в духе Ќовалиса к восхищению внутренней
гармонией  и мелодикой  математики, -  если  мне будет позволено  употребить
выражение,  которое вы  здесь  уже не раз  слышали, исходЯ из совсем  другой
области.
     ’огда в  математическое переживание  вмешиваетсЯ  нечто новое. ’огда  в
математическое переживание, обычно чисто интеллектуальное и, образно говорЯ,
захватывающее только нашу голову, вмешиваетсЯ нечто, что  захватывает теперь
всего человека и что, по сути дела, длЯ  духа, оставшегосЯ  таким  юным, как
Ќовалис,  есть ни  что иное, как осознание факта: то, что ты тут  созерцаешь
как  математические гармонии, то, чем ты проплетаешь  феномены вселенной,  -
это ведь, по сути,  ни что иное,  как то, что  выткало тебЯ во времЯ первого
периода твоего детского развитиЯ здесь,  на ‡емле. - ’акого рода переживание
означает чувство  конкретной свЯзи человека с космосом.  € если так работают
над собой, проходЯ через  внутреннее  переживание, которое тот,  кто его  на
самом деле не имеет, принимает лишь за творение фантазии, если пробиваютсЯ к
такому   переживанию,   то   получают   понЯтие   о  переживании   духовного
исследователЯ, когда  он путем  того внутреннего  развитиЯ, о  котором Я еще
кое-что расскажу  - описание  этого  в целом вы  найдете в  моей книге  "Љак
достигнуть  познаниЯ  высших  миров?",  -  через  такие  внутренние ощущениЯ
поднимаютсЯ  к дальнейшему внутреннему  постижению  этого математизированиЯ.
€бо  тогда душевнаЯ  способность, проЯвлЯющаЯсЯ  в  этом  математизировании,
становитсЯ  гораздо более всеобъемлющей.  Ћна  остаетсЯ такой же точно,  как
математическое   мышление,   но   исходит   теперь   не   из  одной   только
интеллектуальности  или  из   интеллектуального  рассмотрениЯ,  а  из  всего
человека. Ќа этом  пути,  но на пути  внутренней, более  суровой  внутренней
работы, чем та, котораЯ происходит в лабораториЯх или в обсерваториЯх, или в
других научных центрах, учатсЯ познавать  то, что лежит в основе математики,
этого простого человеческого тканиЯ души, что,  однако, может быть расширено
и  может  стать чем-то гораздо  более всеобъемлющим.  Ќа  примере математики
учатсЯ распознавать инспирацию.  “чатсЯ познавать, на чем основано  различие
того,  как живет  в нас математика,  и как живет в  нас  внешнЯЯ  эмпириЯ. ‚
случае  внешней  эмпирии  мы  имеем   чувственные  впечатлениЯ,  наполнЯющие
содержанием наши пустые понЯтиЯ. Џри инспирации мы получаем некий внутренний
дух, который математика и протаскивает, если мы только  правильно схватываем
эту математику. Ћн в  нас живет и во  времЯ  наших  детских лет,  он как дух
организующе нас проплетает и оживлЯет. Ћн остаетсЯ в человеке. ђаспознаем же
мы его в одной отдельной сфере благодарЯ тому, что математизируем. Њы учимсЯ
понимать,  что  способ,   каким  мы  овладеваем  математикой,  покоитсЯ   на
инспирации,  и  в  дальнейшем духовно-исследовательском  развитии  мы  можем
переживать  саму  эту  инспирацию.  Ќаши  понЯтиЯ  и  наши  представлениЯ мы
наполнЯем содержанием иначе, чем  при внешнем опыте.  Њы можем инспирировать
себЯ из  духовного мира тем, что работает  в нас  в  наши  детские годы. Ђ в
детские  годы  в  нас  работает  дух. Ќо он  заключен  в человеческом теле и
созерцать  его  в  человеке можно через  человеческое  тело. ‚  его  чистом,
свободном облике его можно  созерцать,  когда с помощью инспирирующих сил не
только  приобретаешь способность  мыслить в математических  понЯтиЯх,  но  и
видеть  то, что,  организуЯ нас вплоть до  нашего семилетиЯ, живет здесь как
реальность.  € можно  созерцать  -  как  сказано,  Я  еще  буду  говорить  о
духовнонаучных методах - то, что живет в частной области в  математике и что
открываетсЯ  нам   через  инспирацию   в  гораздо  более   широкой  области.
ЏродвигаЯсь к этой  инспирации,  получаешь  не  только  новое  дополнение  к
прежним познавательным силам, но при этом  приобретаешь  возможность  нового
видениЯ. „остигаешь  нового инспирирующего  познаниЯ. ђазвитие  человечества
таково, что эти инспирирующие силы познаниЯ постепенно отступили назад, в то
времЯ  как   раньше  они  еще  в  очень  высокой  степени  пребывали  внутри
человеческого   развитиЯ.  Њожно   учитьсЯ   познавать,   как   возникает  в
человеческом  существе инспирациЯ, котораЯ длЯ нас, людей живущих на ‡ападе,
лишь утончаетсЯ в известном смысле  до интеллектуализма.  Ћднако, она  может
быть  расширена,  не оставаЯсь  уделом  одной  математики. Љогда это  вполне
внутренне  прозреваешь, тогда только  начинаешь  понимать, что  жило  в  том
мировоззрении, остаток  которого, собственно, перешел к нам лишь с ‚остока и
с таким трудом понимаетсЯ западными людьми.  ђечь идет о философии ‚еданты и
о  других  философиЯх  ‚остока.  €бо что  же это  такое,  что  жило  в  этих
философиЯх ‚остока? ќто была инспирациЯ, осуществлЯвшаЯсЯ благодарЯ душевным
способностЯм  математического  рода. ’олько  это  не математика, а  то,  что
достигалось  на  внутреннем  душевном  пути  по  образцу  математизированиЯ.
Џоэтому  Я  хотел  бы  сказать:  из  мыслей  философии  ‚еданты  и  подобных
философских мировоззренческих  представлений  древнего  ‚остока  проистекает
математическаЯ атмосфера и,  чтобы  постичь  ее,  надо охватить  ее с  точки
зрениЯ, приобретаемой тогда, когда в свою очередь сам  входишь в инспирацию,
когда оживишь в себе то, чем занимаютсЯ бессознательно в математизировании и
в  математизирующем  естествознании и  сможешь  это распространить на  более
широкую  область. ’акаЯ математическаЯ атмосфера представлЯлась  ѓете.  ѓете
скромно  признавалсЯ  в том, что не  имеет математической культуры в обычном
смысле  этого  слова.  Ћн  изложил  свое  отношение  к  математике  в  очень
интересных статьЯх (20). ‚ы можете прочитать их в серии  статей "Ћтношение к
математике" из его естественнонаучных  сочинений. ќто чрезвычайно интересно!
€бо  ѓете,  несмотрЯ на  свое скромное признание,  что он длЯ математических
понЯтий и воззрений не имеет особых  собственных математических возможностей
и не обрел их, все же он стремилсЯ к одному - к феноменализму, который  он и
применЯл   в   своих  естественнонаучных  рассмотрениЯх.  Ћн  хочет  уйти  к
прафеномену от вторичных Явлений, выступающих нам навстречу во внешнем мире.
Ќо к  чему он стремитсЯ с этим уходом? Ћн стремитсЯ к уходу к прафеноменам в
таком  роде,  как  это делает  математик, когда  он от сложных  образований,
предстающих внешнему созерцанию,  обращаетсЯ к  аксиоме. Џрафеномены  должны
быть эмпирическими аксиомами, аксиомами, полученными опытным путем.
     ’ак ѓете,  исходЯ  из  подлинно  математического духа, стремитсЯ внести
математику  в  феномены. €  он выражает  это в  следующих  словах: "Њы  ищем
прафеномены  (21), сознаваЯ, что искать их необходимо таким образом, чтобы в
самом строгом смысле можно  было отчитатьсЯ перед математиком  согласно  его
образу  мыслей". -  ’о, что  ищет  таким образом ѓете, это модифицированное,
метаморфизированное  математизирование,  это  внесение  математизированиЯ  в
феномены.  Ћн хочет  осуществлЯть  такое математизирование  как  своего рода
естественнонаучную деЯтельность.
     ќтим ѓете несколько осветил один полюс, который обычно при установлении
одного только понЯтиЯ материи,  выглЯдит весьма затемненным.  Њы увидим, как
ѓете пришел к этому одному  полюсу и как мы в наше времЯ должны, кроме того,
пытатьсЯ прийти к другому полюсу,  к полюсу сознаниЯ. ‘ другой  стороны,  мы
должны  теперь точно так  же  искать, как  душевные способности  оказываютсЯ
деЯтельными в человеческом существе, как они вырастают из природы человека и
принимают участие  во внешнем мире. Њы  должны это искать. ’огда мы  увидим,
что гетевскую феноменологию как  способ постижениЯ внешнего мира  необходимо
сопоставить с таким же постижением мира человеческого сознаниЯ, постижением,
которое  в  таком же самом строгом смысле  хочет, как  и ѓете, отчитатьсЯ  в
отношении математики. џ и пыталсЯ в скромных размерах осуществить это в моей
"”илософии свободы".
     ’ак на полюсе материального мира находЯтсЯ те результаты, которые берут
свое  начало в гетеанизме; на полюсе сознаниЯ  - результаты,  которые  могут
быть найдены на том методическом пути, на котором Я пыталсЯ скромным образом
создать мою "”илософию свободы".
     Ћб этом завтра мы будем говорить дальше.

     —етвертый доклад
     „орнах, 30 сентЯбрЯ 1920 г.
     Ќаши  вчерашние  рассмотрениЯ  были  направлены  на то,  чтобы получить
определенное  понимание  в  отношении  границы познаниЯ природы.  Њы  должны
оставатьсЯ внутри феноменов и добиватьсЯ этих феноменов, в известной степени
прочитывать их  с  помощью  того,  что  возжигаетсЯ в  нашем сознании  этими
феноменами  -  с  помощью  наших  понЯтий,   идей   и  так  далее.  „лЯ  нас
математическаЯ  и  аналитическаЯ  механика  оказались самой чистой  и  самой
прозрачной в себе областью этих идей. €, наконец, мы должны  были  заострить
наши  рассмотрениЯ   на   том,  что  показало  реальное  осознание:  как   в
действительности на  инспирации  покоитсЯ  все возникающее  в  нашей  душе в
качестве  математического содержаниЯ и содержаниЯ аналитической механики. €,
кроме того,  мы смогли  указать,  как расширение  этого  импульса инспирации
может быть обнаружено  в древней восточной философии ‚еданты, как, исходЯ из
того же духа, из которого длЯ нас, собственно,  исходЯт  только математика и
аналитическаЯ механика, получено  такое  чисто  духовное воззрение философии
‚еданты.  € затем мы обратились к ѓете,  который  при  основании своего рода
феноменализма  стремилсЯ, находЯсь в границах  феноменов, к прафеноменам,  и
показали,  что его  движение  от  сложных феноменов  к прафеноменам  душевно
ЯвлЯетсЯ движением такого же рода, как в математике от сложных представлений
к  аксиомам.  ’ак что  ѓете,  говоривший  сам о себе,  что не  получил извне
никакой математической  подготовки,  все  же так отчетливо  ощутил  сущность
математического,   что  пожелал  ради  своей  феноменологии  так  подойти  к
установлению  прафеномена