ледствие чего-то. €так, лишь соединив  с
восприЯтием  шороха  понЯтие  следствиЯ чего-то,  Я  получу  повод  выйти за
пределы отдельного наблюдениЯ и искать причину.  ЏонЯтие  следствиЯ вызывает
понЯтие  причины, и  Я  ищу тогда  предмет, послуживший причиной,  который и
нахожу в виде тетерева. Ќо этих понЯтий причины  и  следствиЯ  Я никогда  не
могу  добыть путем простого наблюдениЯ,  какое  бы количество случаев оно ни
охватывало.  Ќаблюдение вызывает мышление, и только это последнее  указывает
мне на способ, каковым отдельное переживание сочетаетсЯ с другим.

     Љогда от  "строго объективной  науки"  требуют, чтобы  она черпала свое
содержание только из наблюдениЯ, то следует при этом требовать и того, чтобы
она отказалась от всЯкого мышлениЯ. €бо мышление по своей природе выходит за
пределы наблюдаемого.

     ’еперь  самое  времЯ  перейти  от мышлениЯ к мыслЯщему  существу.  ‚едь
именно через него мышление свЯзываетсЯ с  наблюдением. —еловеческое сознание
и есть  та арена, где понЯтие  и наблюдение  встречают друг друга и  где они
соединЯютсЯ друг с другом. Ќо тем самым характеризуетсЯ одновременно  и наше
(человеческое) сознание. Ћно  -  посредник  между мышлением  и  наблюдением.
Џоскольку  человек наблюдает какой-либо предмет, последний предстает ему как
данный,  а  поскольку он мыслит, он сам  предстает себе как  деЯтельный.  Ћн
наблюдает  предмет  как  объект, а  самого  себЯ  - как  мыслЯщего субъекта.
ЌаправлЯЯ свое мышление на наблюдение, он сознает объекты. ЌаправлЯЯ же свое
мышление  на  себЯ,  он получает  сознание  самого  себЯ, или  самосознание.
—еловеческое   сознание   должно  по  необходимости   быть  одновременно   и
самосознанием,  потому  что оно есть мыслЯщее сознание.  €бо  когда мышление
направлЯет свой взор на свою  собственную деЯтельность,  оно имеет предметом
свою  исконнейшую  сущность,  следовательно,  свой  субъект,  ставший  здесь
объектом.

     Ћднако  не следует упускать из виду, что  мы определЯем себЯ в качестве
субъекта и можем  противопоставлЯть себЯ объектам только с помощью мышлениЯ.
Џоэтому   мышление  никогда  не  следует  понимать  как  чисто  субъективную
деЯтельность. Њышление находитсЯ по ту  сторону субъекта и объекта. Ћно само
образует оба  эти понЯтиЯ, как  и все прочие. ‘ледовательно, когда  мы,  как
мыслЯщие  субъекты, относим  понЯтие к  какому-нибудь объекту, мы  не должны
понимать это отношение как нечто просто субъективное. Ћтношение создаетсЯ не
субъектом, а  мышлением.  ‘убъект мыслит не потому,  что он субъект,  но  он
ЯвлЯетсЯ  себе как субъект, потому что он  способен мыслить. ’аким  образом,
деЯтельность, осуществлЯемаЯ человеком как мыслЯщим существом, это не просто
субъективнаЯ деЯтельность, но такаЯ,  котораЯ ни субъективна, ни объективна,
а выходит за пределы обоих этих  понЯтий.  џ никогда  не вправе сказать, что
мой индивидуальный субъект мыслит; напротив,  он и сам живет лишь по милости
мышлениЯ. €так, мышление есть элемент,  который выводит менЯ за пределы менЯ
самого и свЯзует  с объектами. Ќо оно  в то же времЯ и отделЯет менЯ от них,
противопоставлЯЯ менЯ им в качестве субъекта.

     Ќа  этом покоитсЯ  двойнаЯ  природа  человека:  он  мыслит  и  объемлет
мышлением самого себЯ и остальной мир; но он должен в то же времЯ определЯть
себЯ посредством мышлениЯ и как противостоЯщий вещам индивидуум.

     Ѓлижайшим  вопросом   будет  теперь  следующий:  каким  образом  другой
элемент, который мы  до сих  пор  обозначали  только как объект наблюдениЯ и
который  в сознании встречаетсЯ с мышлением,  - каким  образом он вступает в
сознание?

     —тобы  ответить  на  этот  вопрос,  мы  должны выделить  из полЯ нашего
наблюдениЯ  все,  что  уже внесено в него мышлением, так как в каждое данное
мгновение содержание  нашего сознаниЯ  всегда  уже бывает всЯчески пронизано
понЯтиЯми.

     Њы  должны представить себе существо с совершенно развитым человеческим
умом, возникающее из ничего и выступающее перед  миром.  ’о, что оно увидело
бы  в нем, прежде чем оно успело  бы задействовать мышление, это  и было  бы
чистым  содержанием наблюдениЯ.  Њир  Явил бы  тогда  этому существу  только
простой  бессвЯзный агрегат  объектов  ощущениЯ:  красок,  звуков,  ощущений
давлениЯ,  тепла,  вкуса  и   обонЯниЯ;  далее  -  чувств   удовольствиЯ   и
неудовольствиЯ.   ќтот  агрегат   есть   содержание   чистого   машинального
наблюдениЯ. …му противостоит мышление, готовое развернуть свою деЯтельность,
если к тому найдетсЯ точка  приложениЯ. Ћпыт  в скором  времени научает, что
таковаЯ находитсЯ. Њышление в состоЯнии протЯгивать нити  от одного элемента
наблюдениЯ к другому. Ћно соединЯет с этими элементами определенные  понЯтиЯ
и таким образом  приводит их во взаимоотношение.  ‚ыше  мы  уже видели,  как
встречающийсЯ нам шорох свЯзываетсЯ с другими  наблюдениЯми благодарЯ  тому,
что мы обозначаем его как следствие последнего.

     …сли  мы  вспомним теперь, что  деЯтельность  мышлениЯ  никоим  образом
нельзЯ понимать как субъективную, то  мы избежим  соблазна  представить себе
ситуацию так, словно  такие отношениЯ, создаваемые  мышлением,  имеют только
субъективное значение.

     ’еперь  дело будет идти о том, чтобы  путем  мыслительного  рассуждениЯ
найти  то   отношение,  в  котором   вышеуказанное  непосредственно   данное
содержание наблюдениЯ находитсЯ к нашему сознающему субъекту.

     ‚следствие  зыбкости словоупотреблениЯ, мне представлЯетсЯ  необходимым
условитьсЯ с  моим  читателем  об  употреблении  одного  слова,  которое мне
придетсЯ  применЯть в  дальнейшем.  “помЯнутые  мною  выше  непосредственные
объекты  ощущений,  поскольку  сознающий  субъект  получает   знание  о  них
посредством наблюдениЯ,  Я  буду  называть  восприЯтиЯми.  €так, не  процесс
наблюдениЯ, а объект этого наблюдениЯ называю Я этим именем.

     џ не останавливаю свой выбор на термине ощущение, потому что он имеет в
физиологии определенное значение, более узкое,  чем  значение моего  понЯтиЯ
восприЯтиЯ.  —увство,  возникающее  во  мне  самом,  Я  могу обозначить  как
восприЯтие,  но не как ощущение в физиологическом смысле  слова. € знание  о
моем  чувстве  Я  получаю  благодарЯ  тому,  что  оно  становитсЯ  длЯ  менЯ
восприЯтием. Ђ то, как мы через наблюдение получаем знание о нашем мышлении,
позволЯет нам и мышление в первом его поЯвлении длЯ нашего  сознаниЯ назвать
восприЯтием.

     Ќаивный  человек рассматривает свои восприЯтиЯ в том  смысле,  что  они
ЯвлЯютсЯ ему  непосредственно,  как вещи,  имеющие совершенно независимое от
него существование. Љогда он видит дерево, то он полагает  поначалу, что оно
в  том самом  виде,  который  открыт  его  взглЯду, с  расцветкой,  присущей
отдельным его частЯм, и т. д. стоит на  том  месте, куда направлен его взор.
Љогда тот же  человек видит утром  солнце, поЯвлЯющеесЯ на  горизонте в виде
диска,  и прослеживает  затем бег этого  диска,  все  это,  по  его  мнению,
существует  и  происходит  таким  именно образом  (само  по  себе),  как  он
наблюдает.  Ћн  твердо держитсЯ этой  веры,  пока ему не  встречаютсЯ другие
восприЯтиЯ,  противоречащие   первым.   ђебенок,   не   имеющий  еще   опыта
относительно расстоЯний,  пытаетсЯ  схватить  луну и  исправлЯет то, что  на
первый  взглЯд считал действительным, тогда  лишь,  когда второе  восприЯтие
оказываетсЯ в противоречии с первым. Љаждое расширение круга моих восприЯтий
вынуждает  менЯ   исправлЯть  мою  картину   мира.  ќто  проЯвлЯетсЯ  как  в
повседневной жизни, так и в духовном развитии человечества. Љартину, которую
люди  древнего мира составлЯли  себе об отношении  ‡емли к ‘олнцу  и  другим
небесным  телам,  Љопернику  пришлось  заменить  другой,  поскольку  она  не
согласовывалась с неизвестными ранее  восприЯтиЯми.  Џосле  того  как доктор
”ранц  прооперировал одного слепорожденного, этот последний  сказал,  что до
своей операции он  составил себе посредством своих  осЯзательных  восприЯтий
совсем   другое   представление   о   величине   предметов.   …му   пришлось
отрегулировать свои осЯзательные восприЯтиЯ посредством зрительных.

     Ћтчего происходит, что мы  вынуждены  к  такой постоЯнной корректировке
наших наблюдений?

     Џростое соображение дает  ответ на этот вопрос. Љогда Я стою  на  одном
конце аллеи, то на  другом, отдаленном  от  менЯ  конце деревьЯ кажутсЯ  мне
более  маленькими и  теснее  сдвинутыми  между собой,  чем там,  где Я стою.
Љартина  моих восприЯтий станет  другой, если Я переменю место,  с  которого
делаю  мои  наблюдениЯ. €так, то, как  она  встает передо  мною, зависит  от
некоего определениЯ, которое принадлежит не объекту, а мне, воспринимающему.
„лЯ аллеи  совершенно безразлично, где Я стою. Ќо  картина, которую Я от нее
получаю,  существенно  зависит  от  этого. ’акже  и длЯ ‘олнца  и  планетной
системы безразлично то  обстоЯтельство, что  люди  смотрЯт на  них  именно с
‡емли. Ќо  картина восприЯтий,  предстоЯщаЯ  последним, определена  как  раз
местом  их обитаниЯ.  ќту  зависимость  картины  восприЯтий от  места  наших
наблюдений  легче  всего  бывает  усмотреть.  „ело   усложнЯетсЯ,  когда  мы
знакомимсЯ с зависимостью мира наших восприЯтий от нашей телесной и духовной
организации. ”изик показывает нам, что  внутри  пространства,  в котором  мы
слышим звук, происходЯт колебаниЯ воздуха и что даже тело, в котором мы ищем
источник   звука,  обнаруживает  колебательное  движение  своих  частиц.  Њы
воспринимаем это  движение как звук  только  в том случае, когда располагаем
нормально организованным слухом. Ѓез такового весь  мир оставалсЯ бы длЯ нас
извечно  немым.  ”изиологиЯ  учит  нас, что бывают  люди, которые ничего  не
воспринимают  из   окружающего  нас  красочного   великолепиЯ.   Љартина  их
восприЯтиЯ   обнаруживает  лишь   оттенки  светлого  и  темного.  „ругие  не
воспринимают  только  одного  определенного  цвета,  например  красного.  €х
картине  мира  недостает  этого  красочного тона,  и оттого  она оказываетсЯ
фактически иной, чем у обыкновенного человека; џ назвал бы зависимость  моей
картины восприЯтий от места моих наблюдений математической, а зависимость от
моей  организации -  качественной. Џервой  определЯютсЯ  отношениЯ величин и
взаимные  расстоЯниЯ  в моих восприЯтиЯх, а второй  - качество  их. ’о,  что
красную поверхность Я вижу  красной,  - это качественное определение зависит
от моего глаза.

     €так, образы моих восприЯтий предстают поначалу субъективными. Џознание
субъективного характера наших  восприЯтий может легко привести к сомнению, -
лежит  ли  в  их  основе вообще  что-либо  объективное.  …сли мы знаем,  что
восприЯтие,  например, красного цвета  или какого-нибудь  определенного тона
невозможно без  определенного устройства нашего организма, то можно прийти к
убеждению,  что  такое  восприЯтие  не  удерживаетсЯ  нигде,   кроме  нашего
субъективного организма,  что оно  не имеет никакого  существованиЯ вне акта
восприЯтиЯ,  объектом которого  оно  ЯвлЯетсЯ.  ќто  воззрение нашло  своего
классического  представителЯ в „жордже  Ѓеркли,  который  придерживалсЯ того
мнениЯ,  что  с  момента,   когда  человек  осознал  значение  субъекта  длЯ
восприЯтиЯ,  он не  может  более верить в  существование мира вне сознающего
духа. Ѓеркли говорит: "Ќекоторые истины так близки и понЯтны, что достаточно
открыть глаза, чтобы  их увидеть. ’акой истиной  Я считаю важное  положение,
что весь  небесный хор и  все,  что принадлежит  к земле,  словом, все тела,
составлЯющие огромное здание мира, не имеют  никакого существованиЯ вне духа
и что бытие их состоит в том, чтобы быть воспринимаемыми и познаваемыми, так
что до тех пор, пока они действительно не воспринЯты мною и  не существуют в
моем сознании или в сознании другого  сотворенного духа, они  либо вообще не
имеют существованиЯ, либо существуют в сознании какого-нибудь вечного духа".
„лЯ этого воззрениЯ от восприЯтиЯ не остаетсЯ больше ничего, если не считать
самого акта восприЯтиЯ. Ќет цвета, если его не видЯт, нет звука, если его не
слышат. Џодобно цвету и звуку, не существует и  протЯжениЯ, формы и движениЯ
вне акта восприЯтиЯ. Њы нигде не видим только протЯжениЯ или формы, а всегда
видим  их  в  соединении  с  цветом  или  с  другими  свойствами,  бесспорно
зависЯщими от нашей субъективности.  …сли последние  исчезают вместе с нашим
восприЯтием, то аналогичное должно произойти и с первыми, как находЯщимисЯ в
свЯзи с ними.

     Ќа возражение,  что если  фигура, цвет,  звук и т. д. не имеют никакого
иного  существованиЯ, как  только  внутри акта восприЯтиЯ,  то все же должны
быть вещи, которые существуют помимо сознаниЯ и с которыми осознанные образы
восприЯтий имеют сходство, означенное воззрение отвечает  следующим образом.
Ћно говорит: цвет может быть сходен  только с  цветом, фигура  - с  фигурой.
Ќаши восприЯтиЯ  могут  быть похожи  только  на  наши  восприЯтиЯ, а  не  на
какие-либо другие вещи. ’о, что Я называю предметом, есть также не что иное,
как  группа восприЯтий, свЯзанных известным  образом. …сли Я отниму у  стола
его форму, протЯжение, цвет  и т.д., словом, все, что только составлЯет  мое
восприЯтие, то больше  ничего не останетсЯ. Џоследовательно выдержанное, это
воззрение приводит  к утверждению, что  объекты  моих  восприЯтий существуют
только благодарЯ мне, и именно лишь поскольку и покуда Я их воспринимаю. Ћни
исчезают вместе с восприЯтием и без него не  имеют никакого смысла. ‚не моих
восприЯтий Я не знаю ни о каких предметах и не могу знать о них.

     Ќа это утверждение нечего  возразить до тех  пор, пока Я только в общем
смысле считаюсь с тем обстоЯтельством, что  восприЯтие определЯетсЯ  также и
организацией моего субъекта. Ќо дело обстоЯло бы существенно иначе, если  бы
мы  были  в  состоЯнии  указать,  какова  функциЯ нашего  восприниманиџ  при
осуществлении восприЯтиЯ. Њы бы тогда  знали, что происходит с восприЯтием в
процессе восприниманиЯ, а также  могли бы определить, какие элементы  должны
уже присутствовать в нем, прежде чем оно будет воспринЯто.

     ’ем  самым  наше  рассмотрение  переводитсЯ  с  объекта  восприЯтиЯ  на
субъект.  џ  не  только воспринимаю другие  вещи, но  Я воспринимаю  и  себЯ
самого.  ‚осприЯтие  менЯ  самого имеет содержанием прежде  всего то,  что Я
остаюсь  пребывающим  по  сравнению  с  постоЯнно  приходЯщими  и  уходЯщими
образами  восприЯтий.  ‚осприЯтие  моего  џ  может всегда выступать  в  моем
сознании,  покуда у  менЯ бывают другие  восприЯтиЯ.  Љогда  Я углублЯюсь  в
восприЯтие  какого-нибудь данного предмета,  то  Я имею  сознание  пока  что
только о нем. Љ этому может затем присоединитьсЯ восприЯтие моей собственной
личности.  ’огда Я  осознаю  уже  не  только  предмет,  но и  мою  личность,
противостоЯщую предмету  и наблюдающую  его. џ  не просто  вижу дерево, но и
знаю, что это именно Я его вижу. џ узнаю также, что нечто во мне происходит,
в  то времЯ как  Я  наблюдаю дерево. Љогда  дерево  исчезает из  полЯ  моего
зрениЯ, длЯ моего сознаниЯ остаетсЯ остаток от этого процесса: образ дерева.
ќтот образ  соединилсЯ  в  процессе  моего  наблюдениЯ  с  моей  собственной
личностью.  ЊоЯ собственнаЯ личность  обогатилась; ее  содержание принЯло  в
себЯ новый элемент. ќтот элемент  Я  называю моим представлением о дереве. џ
никогда не  пришел  бы к возможности говорить о  представлениЯх, если бы  не
пережил их в восприЯтии моей собственной личности. ‚осприЯтиЯ приходили бы и
исчезали;  Я пропускал бы их  мимо. ’олько благодарЯ тому, что Я воспринимаю
мою собственную личность и замечаю, что с каждым восприЯтием изменЯетсЯ и ее
содержание, Я вижу себЯ вынужденным привести  наблюдение  предмета в свЯзь с
изменением  моего   собственного   состоЯниЯ   и  могу   говорить   о   моем
представлении.

     Џредставление Я воспринимаю  при  моей  собственной  личности в том  же
смысле, как цвет, звук и т. д. при других предметах.  ’еперь Я могу провести
и  различие,  назвав эти другие,  противопоставленные  мне предметы  внешним
миром,  между  тем  как  содержание  моего  самовосприЯтиЯ  Я обозначаю  как
внутренний  мир. Ќепонимание  отношениЯ  между  представлением  и  предметом
вызвало величайшие недоразумениЯ в  новейшей  философии. ‚осприЯтие  некоего
изменениЯ  в  нас, модификациЯ, испытываемаЯ  мною самим, была выдвинута  на
первый  план,  а вызвавший эту модификацию объект был  совершенно упущен  из
виду. ѓоворилось:  мы воспринимаем не предметы, а только наши представлениЯ.
џ ничего не могу знать о  столе самом  по  себе, который  ЯвлЯетсЯ предметом
моего наблюдениЯ,  а  могу  знать только  об изменении, происходЯщем со мною
самим, в то времЯ как Я наблюдаю стол. ќто воззрение не следует  смешивать с
ранее упомЯнутым воззрением  Ѓеркли. Ѓеркли  утверждает субъективную природу
содержаниЯ моих восприЯтий, но он не говорит, что Я могу знать только о моих
представлениЯх. Ћн ограничивает мое знание моими  представлениЯми,  полагаЯ,
что вне деЯтельности представлениЯ нет никаких предметов. ’ого, что Я считаю
столом, в смысле Ѓеркли уже не существует, как только Я больше не обращаю на
него  мой  взор. Џоэтому  Ѓеркли  полагает,  что  мои  восприЯтиЯ  возникают
непосредственно по воле  Ѓога.  џ вижу  стол, потому что Ѓог вызывает во мне
это  восприЯтие.  Ћттого Ѓеркли  не знает  никаких  других реальных существ,
кроме Ѓога и человеческих духов.  ’о, что мы называем миром, существует лишь
в пределах духов. ’о, что наивный  человек называет  внешним миром, телесной
природой, длЯ  Ѓеркли  просто не  существует.  ќтому  воззрению противостоит
господствующее в настоЯщее времЯ воззрение Љанта,  которое ограничивает наше
познание  мира нашими представлениЯми не вследствие убеждениЯ, что  вне этих
представлений  не  может  существовать никаких  вещей,  но  потому, что  оно
считает нас организованными таким  образом,  что мы способны узнавать только
об изменениЯх нашей собственной личности,  а не о  вызывающих  эти изменениЯ
"вещах в себе". €з  того, что мне  известны только мои представлениЯ, оно не
делает вывода, что нет никакого независимого от этих представлений  бытиЯ, а
только  заключает,  что субъект  не может непосредственно  принимать  в себЯ
ничего такого, что  "он способен воображать, сочинЯть, мыслить, познавать, а
может   быть,  и   не  познавать,  не  иначе,  как  через  посредство  своих
субъективных мыслей" (Ћ.‹ибман, "Љ анализу действительности").

     ќто   воззрение   считает,   что  оно   высказывает  нечто   безусловно
достоверное,  нечто такое, что  ЯвлЯетсЯ непосредственно  убедительным, даже
без всЯких доказательств. "Џервое основное положение, которое философ должен
Ясно осознать, состоит в познании, что наше знание  не простираетсЯ поначалу
ни на что  дальнейшее, кроме наших  представлений. Ќаши  представлениЯ  суть
единственное, что  мы непосредственно узнаем,  непосредственно переживаем. €
именно оттого,  что мы их  непосредственно  узнаем,  даже  самое радикальное
сомнение не  в состоЯнии  отнЯть  у  нас знание  о  них.  Ќапротив,  знание,
выходЯщее за пределы моего представлениЯ  - Я употреблЯю здесь это выражение
в  самом широком смысле, так что  под ним  разумеетсЯ  все,  совершающеесЯ в
психике, - не защищено от сомнений. Џоэтому в начале философствованиЯ всЯкое
знание,  выходЯщее  за  пределы  представлений,  должно  быть  категорически
полагаемо как подверженное сомнению" - так начинает  ”олъкельт свою  книгу о
"’еории  познаниЯ  €ммануила   Љанта".  Ќо  то,  что  здесь  таким   образом
полагаетсЯ, как если бы это была непосредственнаЯ и  сама собою разумеющаЯсЯ
истина, на самом деле есть лишь результат мыслительной операции, протекающей
следующим  образом.  Ќаивный  человек  убежден,  что  предметы,  как  он  их
воспринимает,  существуют  и  вне  его  сознаниЯ.  Ќо  физика,  физиологиЯ и
психологиЯ,  кажетсЯ,  учат,   что  длЯ  наших  восприЯтий  необходима  наша
организациЯ  и  что мы,  следовательно, не можем знать ни о чем, кроме того,
что сообщает  нам о  вещах  наша  организациЯ.  Ќаши  восприЯтиЯ  суть таким
образом модификации нашей организации, а  не "вещи в себе". Ќамеченный здесь
ход мыслей  ќдуард фон  ѓартман фактически охарактеризовал как тот,  который
должен  привести  к убеждению в положении,  что прЯмое знание мы можем иметь
только о  наших  представлениЯх (ср.  его книгу  "ЋсновнаЯ  проблема  теории
познаниЯ"). ’ак как вне нашего организма  мы находим только колебаниЯ тел  в
воздухе, представлЯющиесЯ нам как звуки, то отсюда заключают, что то, что мы
называем звуком, есть не что иное, как субъективнаЯ реакциЯ нашего организма
на указанные движениЯ во внешнем мире. Џодобным же образом находЯт, что цвет
и   теплота  также  суть  только  модификации  нашего  организма.  Џри  этом
придерживаютсЯ  мнениЯ,  что  оба  эти  рода  восприЯтий  вызываютсЯ  в  нас
действием во внешнем  мире  каких-то процессов, совершенно отличных от того,
чем  ЯвлЯютсЯ переживаниЯ теплоты или цвета. Љогда такие процессы раздражают
кожные  нервы  моего  тела,  то  у  менЯ возникает  субъективное  восприЯтие
теплоты, а  когда они касаютсЯ зрительного нерва,  то  Я воспринимаю  свет и
цвет. ‘вет,  цвет и теплота  суть таким образом  то,  чем мои чувствительные
нервы отвечают на раздражениЯ извне. ’акже и  чувство осЯзаниЯ сообщает  мне
не  о  предметах внешнего  мира,  а только  о моих собственных состоЯниЯх. ‚
смысле  современной  физики  можно  было  бы, пожалуй,  помыслить, что  тела
состоЯт  из  бесконечно  малых  частиц,  молекул,  и  что  эти  молекулы  не
непосредственно граничат друг с другом, но отделены известными расстоЯниЯми.
‘ледовательно, между ними - пустое  пространство. ‘квозь  него они действуют
друг  на  друга посредством сил притЯжениЯ и отталкиваниЯ. Љогда Я приближаю
руку  к  какому-нибудь  телу,  то  молекулы  моей  руки отнюдь  не  касаютсЯ
непосредственно молекул тела,  но.  между телом  и рукой остаетсЯ  известное
расстоЯние, и то, что Я ощущаю как сопротивление тела, есть не что иное, как
действие силы  отталкиваниЯ, которую его молекулы  оказывают  на мою руку. џ
просто  нахожусь  вне этого тела и  воспринимаю только его  действие  на мой
организм.

     „ополнением  к  этим  рассуждениЯм  ЯвлЯетсЯ учение  о  так  называемых
специфических энергиЯх внешних чувств, выдвинутое  €.Њюллером (1801 - 1858).
Ћно состоит в  том,  что  каждый  орган  внешних  чувств  имеет  особенность
отвечать на все внешние  раздражениЯ только одним определенным образом. …сли
воздействовать на зрительный нерв, то возникает восприЯтие света, все равно,
вызываетсЯ  ли  раздражение  тем,  что  мы  называем  светом,  или  на  нерв
воздействует механическое давление или электрический ток. ‘  другой стороны,
в  различных органах  чувств одинаковыми  внешними раздражениЯми  вызываютсЯ
различные восприЯтиЯ. Ћтсюда, по-видимому,  следует, что наши чувства  могут
сообщать лишь то, что  происходит в них самих, но ничего о внешнем мире. Ћни
определЯют восприЯтиЯ в зависимости от своей природы.

     ”изиологиЯ показывает, что не может  быть также никакой речи и о прЯмом
знании  того, что  вызывают  предметы  в  наших  органах  чувств.  ”изиолог,
прослеживаЯ  процессы в нашем  собственном теле,  находит, что уже в органах
чувств  действиЯ внешнего движениЯ видоизменЯютсЯ самым  различным  образом.
џснее всего  мы это  видим  на глазе и ухе. Ћба суть  очень  сложные органы,
существенно  изменЯющие  внешнее  раздражение,  прежде чем  довести  его  до
соответствующего  нерва.  Ћт  периферического  конца  нерва  уже  измененное
раздражение направлЯетсЯ дальше, к мозгу. ‡десь должны быть снова возбуждены
центральные органы.  €з этого  заключают, что  внешний процесс,  прежде  чем
дойти  до  сознаниЯ, испытывает  рЯд  превращений. ’о,  что  разыгрываетсЯ в
мозгу,  соединено  с  внешним процессом посредством  стольких  промежуточных
процессов, что нельзЯ больше и  думать о  каком-либо сходстве с  первым. ’о,
что мозг передает,  наконец, душе,  суть не внешние процессы и не процессы в
органах чувств, а лишь таковые внутри мозга. Ќо и этих последних душа еще не
воспринимает  непосредственно.  ’о,  что мы имеем под  конец в сознании, это
вовсе не мозговые  процессы,  а  ощущениЯ. Њое  ощущение  красного  не имеет
никакого сходства с процессом, который разыгрываетсЯ в мозгу, когда Я ощущаю
красное.  Џоследнее снова выступает  в  душе  лишь  как  следствие и  только
вызываетсЯ  мозговым процессом. Џоэтому ѓартман говорит  ("ЋсновнаЯ проблема
теории познаниЯ"): "€так, то, что  воспринимает  субъект, это  всегда только
модификации  его собственных психических  состоЯний, и ничто, кроме  этого".
Љогда  Я  имею  ощущениЯ, то  они еще далеко не сгруппированы  в  то, что  Я
воспринимаю  как  вещи.  ‚едь  мне  могут  быть  сообщены  через мозг только
отдельные  ощущениЯ.  ЋщущениЯ твердости  и  мЯгкости  сообщаютсЯ  мне через
чувство осЯзаниЯ;  цветовые  и  световые  ощущениЯ  -  через чувство зрениЯ.
Ћднако  они оказываютсЯ объединенными на  одном и том же предмете. €так, это
объединение должно  быть  еще  вызвано  самой душой. ќто  значит,  что  душа
соединЯет  в  тела  отдельные, сообщенные  через  мозг  ощущениЯ.  Њой  мозг
передает мне отдельно - и притом совершенно различными  путЯми - зрительные,
осЯзательные  и  слуховые   ощущениЯ,  которые  затем   душа   соединЯет   в
представление  трубы. ќтот  конечный член процесса  (представление  трубы) и
есть  то, что дано с самого начала моему  сознанию. ‚ нем нельзЯ более найти
что-либо  из  того,   что  находитсЯ  вне  менЯ  и  что  поначалу  произвело
впечатление на мои чувства. ‚нешний предмет совершенно исчез по пути к мозгу
и через мозг к душе.

     ‚ истории человеческой духовной жизни трудно будет сыскать другое такое
мысленное  построение,  которое  было  воздвигнуто с  большим  остроумием  и
которое при  более точном  испытании  все же распадаетсЯ в ничто.  Џосмотрим
сблизи,  как оно  образуетсЯ. ‘начала исходЯт  из того,  что  дано  наивному
сознанию: из воспринЯтой вещи.  ‡атем показывают,  что все находимое в  этой
вещи не существовало бы  длЯ  нас, если бы  мы не имели  органов чувств. Ќет
глаза - нет и цвета.  €так, цвет не находитсЯ еще в том, что воздействует на
глаз. Ћн возникает только  через  взаимодействие между глазом  и  предметом.
‡начит,  этот последний бесцветен.  Ќо  цвета  нет  и  в глазу,  ибо  в  нем
происходит химический  или  физический  процесс,  который  лишь  через  нерв
проводитсЯ в мозг и там  вызывает другой процесс. Ќо и этот не ЯвлЯетсЯ  все
еще  цветом.  Џоследний  вызываетсЯ  только  в  душе,  благодарЯ   мозговому
процессу. Ќо и там он не  входит еще в мое сознание, а  перелагаетсЯ сначала
душою наружу на  какое-нибудь тело.  ’ут-то,  наконец, и кажетсЯ мне,  что Я
воспринимаю его. Њы описали полный круг. Њы осознали некое цветное тело. ќто
первое. ’еперь начинаетсЯ мыслительнаЯ операциЯ.  …сли  бы у  менЯ  не  было
глаз, тело было бы длЯ менЯ бесцветным.

     €так, Я не могу перелагать цвет на тело. џ отправлЯюсь в поиск  за ним.
џ ищу его в глазу - напрасно; в нерве - напрасно; в мозгу - тоже напрасно; в
душе - здесь Я, правда, его нахожу, но не  свЯзанным  с самим телом. –ветное
тело Я нахожу только там, откуда Я исходил. Љруг замкнут. ‚ том, что наивный
человек  мыслит существующим  вовне  в пространстве,  Я полагаю,  что  узнаю
порождение моей собственной души.

     Џока останавливаютсЯ на  этом,  до  тех  пор  все выглЯдит в  наилучшем
порЯдке. Ќо дело приходитсЯ начинать  еще  раз  сначала. ‚едь  Я до  сих пор
хозЯйничал над  одной вещью -  над  внешним восприЯтием,  о  котором раньше,
будучи  наивным человеком,  Я имел совсем ошибочное  понЯтие. џ полагал, что
оно, как  Я  его  воспринимал,  имело объективное  существование.  ’еперь  Я
замечаю,  что  оно исчезает  вместе с  моим представлением, что  оно  только
модификациЯ  моих душевных  состоЯний.  …сть ли  у  менЯ  вообще  еще  право
исходить из  него в моих рассуждениЯх? Њогу  ли  Я  сказать  о нем,  что оно
действует на мою душу? - Ћтныне Я должен рассматривать как представление тот
самый стол, о котором раньше  думал,  что он воздействует на менЯ и вызывает
во  мне представление о  себе.  Ќо мыслЯ  последовательно,  Я  должен  тогда
признать субъективными также и мои органы чувств и процессы в них. џ не имею
никакого права говорить о действительном глазе,  Я могу говорить лишь о моем
представлении глаза. ’ак же  обстоит дело и  с нервной системой и с мозговым
процессом; не  в  меньшей степени и с  процессом  в  самой  душе,  благодарЯ
которому  из хаоса  различных ощущений  образуютсЯ  вещи. …сли при допущении
правильности  первого  круга мыслей Я пробегу еще раз  по звеньЯм моего акта
познаниЯ, то последний окажетсЯ  сотканным из представлений, которые ведь не
могут, как  таковые, действовать друг  на друга.  џ  не  могу  сказать:  мое
представление  предмета  действует  на мое представление глаза,  и  из этого
взаимодействиЯ возникает представление цвета. Ќо  мне этого и  не нужно. €бо
как только мне станет Ясно, что  мои  органы чувств и виды их  деЯтельности,
мой  нервный  и душевный процессы .также могут быть  даны мне  только  через
восприЯтие,  описанный  ход   мысли  тотчас  же  предстанет  во  всей  своей
невозможности.  ‚ерно   то,  что  ни  одно  восприЯтие   не  дано  мне   без
соответствующего  органа  чувств.  Ќо  и  сам орган  чувств  не дан мне  без
восприЯтиЯ.  џ могу перейти от моего  восприЯтиЯ стола к  глазу, который его
видит, и к кожным нервам, которые  его осЯзают, но что в них происходит, это
Я могу узнать опЯть-таки только из восприЯтиЯ. € тогда  Я скоро замечаю, что
процесс, происходЯщий в глазу, не имеет  ни малейшего сходства с тем,  что Я
воспринимаю как цвет. џ не могу уничтожить мое восприЯтие цвета указанием на
процесс, происходЯщий  в глазу во  времЯ этого восприЯтиЯ. ’очно  так же  не
нахожу Я цвета  в  нервном  и  мозговом  процессах;  Я только соединЯю новые
восприЯтиЯ  внутри моего организма с тем первым восприЯтием, которое наивный
человек  перелагает  вне  своего организма.  џ  только  перехожу  от  одного
восприЯтиЯ к другому.

     Љроме  того, всЯ  цепь выводов  содержит в себе разрыв. џ  в  состоЯнии
проследить процессы, происходЯщие  в моем  организме,  вплоть до процессов в
моем   мозгу,  хотЯ   мои   предположениЯ   будут  становитьсЯ   все   более
гипотетичными, по  мере того как Я приближаюсь  к  центральным  процессам  в
мозгу. Џуть внешнего  наблюдениЯ прекращаетсЯ с  процессом в  моем  мозгу, а
именно  с  тем, который  Я воспринЯл  бы,  если  бы  мог  обрабатывать  мозг
физическими,  химическими  и  тому подобными  средствами  и  методами.  Џуть
внутреннего наблюдениЯ начинаетсЯ с ощущениЯ и доходит до построениЯ вещи из
материала  ощущений.  Џри  переходе от мозгового  процесса  к ощущению  путь
наблюдениЯ прерываетсЯ.

     Ћхарактеризованный   образ   мышлениЯ,   называющий   себЯ  критическим
идеализмом, в противоположность  точке зрениЯ наивного сознаниЯ, называемого
им наивным реализмом, делает ту ошибку, что он характеризует одно восприЯтие
как представление, другое же принимает как раз  в том  самом смысле, как это
делает  опровергнутый  им Якобы наивный  реализм. Ћн  пытаетсЯ  доказать длЯ
восприЯтиЯ  присущий ему  характер представлениЯ  тем, что наивно  принимает
восприЯтиЯ, получаемые  от собственного организма,  за  объективно  значимые
факты  и  к  тому  же  еще  упускает из  виду, что он смешивает две  области
наблюдениЯ, между которыми он не может найти никакого посредничества.

     Љритический  идеализм может опровергнуть  наивный  реализм  лишь в  том
случае,  если  он  сам на наивно-реалистический лад примет свой  собственный
организм за  объективно существующий. ‚ тот самый момент,  когда он осознает
полную  однородность восприЯтий,  получаемых от  собственного  организма,  с
восприЯтиЯми, принЯтыми наивным реализмом за объективно существующие, он уже
не  может больше опиратьсЯ на первые как на надежную основу. …му пришлось бы
рассматривать   и  свою  субъективную  организацию   как  простой   комплекс
представлений. Ќо  тогда  была бы  утрачена возможность  мыслить  содержание
воспринЯтого мира как нечто, вызванное духовной организацией. Ќужно было  бы
допустить,  что  представление  "цвет"  есть лишь модификациЯ  представлениЯ
"глаз".  ’ак  называемый  критический  идеализм  не  может быть  доказан без
плагиата  из наивного реализма.  Џоследний опровергают только тем,  что  его
собственные предпосылки без всЯкого испытаниЯ применЯют в другой области.

     Ћтсюда  Ясно  следующее: посредством исследований  в области восприЯтий
критический идеализм не может быть доказан,  а вместе с тем и восприЯтие  не
может быть лишено своего объективного характера.

     Ќо  еще  менее  может  быть  признано  само  собой  разумеющимсЯ  и  не
нуждающимсЯ  в  доказательстве положение,  что "воспринимаемый мир  есть мое
представление".  опенгауэр начинает  свой  главный труд  "Њир  как  волЯ  и
представление"  словами: "Њир  есть  мое  представление: вот истина, имеющаЯ
силу длЯ  каждого живого и познающего  существа, хотЯ  только человек  может
возвести   ее  до   рефлектирующего   абстрактного   сознаниЯ;  и   если  он
действительно это делает, то в нем возникает философский взглЯд на вещи. „лЯ
него тогда  становитсЯ Ясным и  достоверным, что он  не  знает ни солнца, ни
земли, а  знает только  глаз,  видЯщий  солнце, руку, осЯзающую  землю,  что
окружающий  его мир  существует лишь  как представление, т. е. исключительно
только по отношению к другому, к представлЯющему, которым ЯвлЯетсЯ он сам. -
…сли какаЯ-нибудь истина может  быть высказана a priori,  то именно эта, ибо
она есть выражение той  формы  всЯкого возможного и мыслимого опыта, котораЯ
имеет более общий характер, чем все другие формы, чем времЯ,  пространство и
причинность: ведь все  они  уже  предполагают  ее..." -  ‚се  это  положение
рушитсЯ вследствие  приведенного  уже  мною выше  обстоЯтельства, что глаз и
рука суть такие же  восприЯтиЯ, как солнце и землЯ.  ‚  духе опенгауэра и в
подражание  способу  его  выражениЯ  можно   было  бы  противопоставить  его
положению другое:  мой  глаз, видЯщий солнце, и  моЯ  рука, осЯзающаЯ землю,
суть  такие же мои представлениЯ, как солнце и землЯ. Ќо Ясно без дальнейших
объЯснений,  что  тем  самым  Я упразднЯю  его  положение.  €бо  только  мой
действительный глаз и моЯ действительнаЯ рука, а  не мои представлениЯ глаза
и руки могли бы иметь в себе,  как свои  модификации, представлениЯ солнца и
земли. ‹ишь о них вправе говорить критический идеализм.

     Љритический идеализм совершенно не в состоЯнии выработать  воззрение на
взаимоотношение   восприЯтиЯ  и   представлениЯ.  Ћн   не  может   выполнить
намеченного  выше, на  стр. 521,  разделениЯ  между  тем,  что происходит  с
восприЯтием во времЯ восприниманиЯ, и тем, что должно уже быть в нем, прежде
чем оно воспринимаетсЯ. „лЯ этого, следовательно, должен быть проложен  иной
путь.

     V. ЏЋ‡ЌЂЌ€… Њ€ђЂ
     €з предшествующих  рассмотрений  следует невозможность  привести  путем
исследованиЯ  содержаниЯ  наших наблюдений  доказательство  того,  что  наши
восприЯтиЯ  суть представлениЯ.  €бо длЯ  этого  доказательства пришлось бы,
собственно, показать, что если процесс  восприЯтиЯ происходит таким образом,
как  его   представлЯют  себе   согласно   наивно-реалистическим   гипотезам
относительно   психологического   и   физиологического   устройства   нашего
индивидуума,  то  мы  имеем  дело  не  с  вещами в себе, а только  с  нашими
представлениЯми о вещах. Ќо если последовательно проведенный наивный реализм
приводит к  результатам,  представлЯющим  собою прЯмую противоположность его
предпосылкам,  то  эти  предпосылки  должны   быть  признаны  негодными  длЯ
обоснованиЯ   мировоззрениЯ  и  их  следует  отбросить.  ‚о   всЯком  случае
непозволительно отбрасывать  предпосылки и  оставлЯть в силе выводы, как это
делает критический  идеалист,  принимающий указанный  ход доказательства  за
основу своего утверждениЯ: "мир есть мое представление". (ќдуард фон ѓартман
приводит  в  своем  труде  "ЋсновнаЯ  проблема  теории  познаниЯ"  подробное
изложение этого хода доказательства. )

     Ћдно   дело   -   правильность   критического   идеализма,   другое   -
убедительность его доказательств. Љак обстоит дело с первым, выЯснитсЯ позже
в   контексте   наших  дальнейших   рассуждений.   Ќо   убедительность   его
доказательства  равна нулю.  Љогда  строЯт дом и при постройке второго этажа
разваливаетсЯ первый, то вместе с  ним обрушиваетсЯ и  второй  этаж. Ќаивный
реализм и критический идеализм относЯтсЯ друг к другу, как  этот первый этаж
ко второму.

     Љто придерживаетсЯ  взглЯда, что  весь  воспринимаемый мир есть  только
представленный, а именно воздействие незнакомых мне вещей на  мою душу,  длЯ
того   действительный   вопрос   о   познании   естественно   переноситсЯ  с
представлений, содержащихсЯ только, в душе, на лежащие  по ту сторону нашего
сознаниЯ, независимые от  нас  вещи. Ћн спрашивает: в  какой  мере  можем мы
опосредованно  познавать  последние,  раз они  недоступны  нашему наблюдению
непосредственно? ‘тоЯщий  на этой  точке  зрениЯ заботитсЯ  не о  внутренней
свЯзи своих  сознательных восприЯтий,  а об их уже  неосознаваемых причинах,
имеющих независимое от него существование,  между тем как восприЯтиЯ, по его
мнению,  исчезают,  как только  он отвлекает  свои органы  чувств от  вещей.
‘огласно этой точке  зрениЯ  наше  сознание действует  подобно  зеркалу,  на
котором отображениЯ вещей исчезают в то же мгновение, как  только отражающаЯ
поверхность перестает быть обращенной к ним. Ќо кто не видит самих  вещей, а
видит только их отображениЯ, тому остаетсЯ косвенно, посредством заключений,
осведомлЯтьсЯ о  свойстве первых,  исходЯ из  поведениЯ последних.  Ќа  этой
точке зрениЯ стоит новейшее естествознание, пользующеесЯ  восприЯтиЯми  лишь
как последним  средством  длЯ обнаружениЯ находЯщихсЯ  за ними и единственно
существующих материальных процессов. …сли философ, как критический идеалист,
вообще допускает какое-либо  бытие,  то его познавательное стремление бывает
направлено - с косвенным использованием представлений - исключительно на это
бытие.  …го  интерес перескакивает через  субъективный  мир  представлений и
обращаетсЯ на то, что вызывает эти представлениЯ.

     Ќо критический идеалист может зайти так далеко, что он говорит:

     "џ заключен в мир  моих представлений и  не в  состоЯнии выйти из него.
Љогда Я мыслю за моими  представлениЯми какую-либо  вещь, то ведь и сама эта
мысль есть не  что:иное, как мое представление". ’акой идеалист  будет тогда
либо вовсе отрицать вещь  в себе, либо же, по крайней мере, заЯвит,  что она
не имеет длЯ нас, людей, ровно никакого значениЯ, что так или иначе означало
бы ее отсутствие, поскольку мы ничего не можем знать о ней.

     ’акого рода критическому идеалисту весь мир предстает лишь сновидением,
по  отношению  к  которому  всЯкое  стремление  к познанию  было  бы  просто
бессмысленным.   „лЯ   него   могут   существовать   лишь  два  рода  людей:
предубежденные, которые  принимают  ткань своих  собственных  сновидений  за
действительные вещи,  и  мудрые,  которые прозревают ничтожество этого  мира
сновидений и постепенно  терЯют всЯкую охоту далее  заботитьсЯ о нем. ‘ этой
точки  зрениЯ и  собственнаЯ личность может стать просто грезЯщимсЯ образом.
Љак среди образов  сновидений  поЯвлЯетсЯ наш  собственный  образ, так  и  в
бодрственном  сознании   к   представлению  внешнего   мира   присоединЯетсЯ
представление   собственного  џ.  ’огда  нам  даетсЯ  в  сознании  не   наше
действительное џ,  а только  наше  представление  о џ.  €так,  кто  отрицает
существование  каких-либо  вещей или, по  крайней мере, возможность  длЯ нас
что-либо  знать о них, тот должен отрицать и бытие, а стало быть, и познание
собственной  личности.  Љритический идеалист приходит  тогда к  утверждению:
"‚сЯкаЯ реальность  превращаетсЯ  в  удивительный  сон  без  жизни,  котораЯ
снитсЯ, и без духа, которому снитсЯ, - в сон, состоЯщий из сна о себе самом"
(сравни ”ихте, "Ќазначение человека").

     Ѓезразлично, предполагает ли человек, признающий непосредственную жизнь
за  сновидение,  что  за  этим  сновидением ничего более  не таитсЯ,  или он
относит  эти свои  представлениЯ к  действительным вещам:  сама жизнь должна
потерЯть  длЯ  него всЯкий  научный  интерес.  ‚  то  времЯ как длЯ  одного,
думающего,  что доступнаЯ  нам  ‚селеннаЯ исчерпываетсЯ сновидением,  всЯкаЯ
наука  есть  нелепость,  длЯ другого, считающего  себЯ вправе  заключать  от
представлений к  вещам, наука  будет состоЯть в исследовании этих  "вещей  в
себе". Џервое воззрение на  мир может быть названо абсолютным иллюзионизмом,
второе  же воззрение  самый последовательный  его представитель, ќдуард  фон
ѓартман, называет трансцендентальным реализмом *. (* ’рансцендентальным  - в
смысле этого мировоззрениЯ  -  называетсЯ такое  познание, которое полагает,
будто  ему  известно, что  о  вещах  в  себе  нельзЯ ничего  непосредственно
высказать, по которое от известного субъективного фактора косвенно заключает
к  неизвестному,  лежащему но  ту  сторону  субъективного, трансцендентному.
‘огласно этому  воззрению  вещь  в  себе  находитсЯ  по  ту сторону  области
непосредственно нами познава