,
белокурые березы. ‘тепь завладела глазами ЉарналЯ и сердцем еще от рождениЯ.
‡авладеют ли  им  леса?  ‡емлЯ здесь была совсем инаЯ.  ‚  степи -  могучаЯ,
буйносилаЯ,  щедро родившаЯ зелень,  подавлЯла реки, надвигалась на них, как
на людей,  -  горбатаЯ,  чернаЯ,  исполинскаЯ.  ‡емлЯ моЯ, разве ж Я виноват
перед тобой!
     Ђ  тут  пустаЯ,  легкаЯ,  веетсЯ  мелкими песками,  съеженно прЯчетсЯ в
вечных чащах, дает им силу или берет от них? ЉакаЯ ты, землЯ, и что дашь мне
и дашь ли?
     - џ слышала,  будто вы боитесь ездить на машине?  - ЂнастасиЯ была само
внимание,  остро  сосредоточенный взглЯд,  точные  движениЯ  рук,  невидимаЯ
работа ног с  педалЯми только угадывалась,  но это длЯ посвЯщенных,  а так -
ничего не заметно.
     - Џосле смерти жены Я  в  самом деле словно бы возненавидел этот способ
передвижениЯ. Ќо теперь - все равно.
     - Џочему же теперь?
     - џ  говорил вам о  пределе крепости и выносливости,  а еще есть предел
утрат,  за  которым уже  все одинаково.  ’еперь Я  возненавидел вдруг землю,
поглотившую моего отца. Џонимаю, что это какой-то атавизм и должен он пройти
непременно, а совладать с собой не могу. ‚ человеке постепенно откладываетсЯ
все доброе и  злое,  накапливаетсЯ,  напластовываетсЯ,  смешиваетсЯ,  как-то
словно спрессовываютсЯ,  уничтожаютсЯ временные промежутки, все живет в тебе
так, что, прикасаЯсь в воспоминаниЯх к самому близкому, затрагиваешь порой и
самое далекое, и то и другое болит одинаково...
     - џ буду везти вас осторожно и тихо, Џетр Ђндреевич.
     - „овольно-таки  страннаЯ поездка.  —то  вы  думаете  о  выкинутом мною
коленце?
     - ќто же Я подговорила вас. ЊоЯ вина.
     - Ќикакой   вины!   џ   позвонил  домой,   предупредил  также   ЂлексеЯ
Љирилловича,  что  должен  немедленно выехать  на  несколько  дней.  ѓлавный
инженер знает тоже.  …динственный,  кто не знает, куда и зачем Я еду, - это,
кажетсЯ, Џетр Ђндреевич Љарналь.
     - ’ам прекрасно.  Њы только заедем к леснику, возьмем ключ, и уже никто
вас не побеспокоит...
     Љарналь помолчал.  ЂнастасиЯ тоже умолкла,  словно как-то испуганно, он
заметил это,  но не знал,  о чем вести разговор: чувствовал себЯ чрезвычайно
скованно при  этой женщине.  ‚се  произошло так  неожиданно и  вопреки всему
укладу его жизни.  Ќо уже произошло,  он бросал искоса взглЯды на Ђнастасию,
видел ее четкий профиль, длинную шею, ее темные глаза, что поблескивали даже
в  сторону,  точно на  тех  удивительных рисунках с  изображением загадочных
древних египтЯнок,  что-то неуловимое было в  этом лице от Ђйгюль;  Љарналь,
отталкиваЯ  усилием  воли  от   себЯ  все   эмоциональные  моменты,   упорно
сосредоточившись только на голом рационализме,  думал,  что нам нравитсЯ тот
или иной тип женщины потому,  что в  одинаковых лицах заложена одна и  та же
физиономическаЯ идеЯ.  € сам смеЯлсЯ над этими наивными размышлениЯми.  •отЯ
смех  этот был  не  весьма уместным.  ЌельзЯ не  рискуЯ утратить в  себе все
человеческое,  ограничиватьсЯ только  сферой  разума.  ‘уществует не  только
истина и разумное познание,  но еще и сравнительное наблюдение человеческого
сердца.  „умал ли кто когда о его сердце, замечали ли его наивность? € можно
ли согласовать неистовство в  крови и поиски абсолюта?  „аже в мире духа все
стремитсЯ к своей противоположности. џвление гераклитовской энантиодромии. Ђ
тебе остаетсЯ так называемаЯ фрустрациЯ -  выдумка интеллектуалов двадцатого
века,  этот  вынужденный отказ от  удовлетворениЯ жизненных потребностей.  Ђ
между тем жизнь так ценна,  что не хочетсЯ жить тем, что не ЯвлЯетсЯ жизнью.
Ќескончаемость,  человека -  в  нескончаемости голода знаний,  она  всегда в
противоречии  с  конечными  целЯми  жизни,   которые,   к  сожалению,  часто
приходитсЯ квалифицировать как  несущественные.  Љак  только  мы  попытаемсЯ
воспользоватьсЯ плодами своих знаний,  успокоить потребности каждого днЯ, мы
незаметно можем скатитьсЯ к полной тривиальности, а то и никчемности. ’акова
судьба слишком большой серьезности, а он принадлежал именно к таким людЯм, и
не могла его спасти никакаЯ сороковаЯ суббота года.
     Људа  он  ехал?  Људа  убегал?  Ћт  чего?  “спокаивал себЯ тем,  что  в
багажнике  "†игулей"  лежит  его  толстенный  портфель,   набитый  бумагами.
„иссертациЯ Ључмиенко, последние выпуски экспресс-информации, его заметки по
булевым  функциЯм.  “бежать  и  работать.  “бежать и  поработать.  ‘деланное
останетсЯ.  •ватит с него страданий и всеобщего сочувствиЯ. ‚ страданиЯх нет
величиЯ. ’олько в созидании!
     Ћни заехали в такую глушь,  будто от Љиева целые тысЯчи километров.  Ќа
самом же  деле -  час езды.  „орога уже давно кончилась,  пошли две глубокие
колеи в песке,  машина прыгала между этими колеЯми, как сераЯ жабка-ропушка.
Љарналь невольно хваталсЯ за сиденье.
     - ‡астрЯнем?
     - Ќе  должны,  -  успокаивала его  ЂнастасиЯ.  -  Њне  приходилось сюда
ездить, обычно проскакивала.
     - ‚ы отчаЯнно водите машину.
     - ‘  сегоднЯшнего днЯ действительно отчаЯнно.  „о сих пор не верю,  что
смогла вас выкрасть из Љиева.
     - џ дам вам расписку, что поехал добровольно.
     - ђазве кто-нибудь станет обвинЯть?
     - ‚се  может быть.  Ѓерите расписку,  пока  не  передумал.  “ченые люди
капризны. —ерез минуту Я сам смогу выступить вашим обвинителем.
     - џ стою даже самой черной неблагодарности.
     - ‡ачем вы так?
     - …сли хотите, Я сказала вам неправду. џ ездила сюда только дважды. Ћба
раза  -  плакать...  ‚первые,  когда  погиб папа.  ’огда убежала от  матери,
добиралась сюда  на  попутных,  а  потом  пешком  по  лесу.  ‚о  второй  раз
действительно на этих "†игулЯх",  от своего же мужа.  “ менЯ был муж.  ‚ы не
знаете...  ‘делал менЯ манекенщицей.  „иктатор женских мод. —уткий на цвета,
как пчела.  Љрасивый,  умный,  но... безнадежно съеденный алкоголем. Ђ потом
должен был быть еще один муж...  ‘читайте,  был... ‚ы его знаете. ‘егоднЯ...
‘овинский.
     Ћна  повернула лицо  к  Љарналю,  будто спрашивала:  остановить машину,
поворачивать назад?  ‹ес присел,  пЯтилсЯ пугливо,  стал на цыпочки, а потом
вдруг надвинулсЯ угрожающе и темно, Љарналь прикоснулсЯ к Ђнастасииной руке.
     - —то же вы? ‡астрЯнем. Ќам же еще далеко?
     Ћн,  пожалуй,  умышленно переводил разговор на  обычные  мелочи  и  тем
спасал Ђнастасию от очень тЯжкого.
     - “же  недалеко,  -  сказала она,  еще  не  верЯ,  что  так легко можно
воскреснуть,  только что умерев. - ‘обственно, мы уже доехали до села, а там
- по твердому, просеками...
     - Љогда садилась "‹уна-16",  -  сказал Љарналь,  - информациЯ поступала
через каждые тридцать секунд.  Ђ  вот Я  отъехал на  расстоЯние часа езды от
Љиева -  и  попробуй дать обо  мне  информацию хоть раз  в  сутки!  ‚  каком
удивительном мире нам выпало жить!
     Ќо  ЂнастасиЯ не  принЯла его  приглашение к  разговору на  темы общие.
Њожет,  это  было  непростительное  себЯлюбие  -  перекинуть  свою  боль  на
ближнего,   а   может,   надеЯлась  все  же   высвободитьсЯ  из  плена  этой
непереносимой боли.  †енщины,  особенно красивые и избалованные,  не прощают
ничьей неприступности.  …сли  бы  Љарналь стал  ее  успокаивать или  хотЯ бы
немного  попенЯл за  неосторожность и  неразборчивость,  Ђнастасии стало  бы
легче.  Ќо он вообще отказалсЯ говорить об этом, сделал вид, что не услышал,
интеллигентно оттолкнул ее покаЯние,  отбросил,  построил между нею и  собой
стену неприступности,  и теперь надо было лезть на эту стену -  и либо взЯть
ее приступом, либо умереть.
     - ‚ы верите в грех? - спросила она задиристо.
     - Ђ что такое грех? Љак вы это понимаете?
     - Ќу... Я не знаю... ‚се, что запрещено человеку.
     - —еловеку ничто не запрещено.
     - Љак это?
     - ‚се,  что воистину человеческое, не может быть запрещено. Ћчевидно, и
тот  грех,  какой  вы  имеете в  виду.  ’олько с  точки  зрениЯ богословов и
диктаторов  людскаЯ  свобода  -   это   возможность  грешить,   а   истинное
благочестие,  мол,  не  пользоватьсЯ свободой совсем из  уважениЯ и  любви к
тому,  кто даровал эту свободу.  ‚от Я дарю вам свободу,  но она опасна, как
райское Яблочко! ђастет, смотри, а не ешь...
     - ‚ы это на самом деле? Ќе длЯ того, чтобы менЯ утешить?
     - ђазве вы малое дитЯ, чтоб вас утешать?
     - Њне    почему-то    казалось,    что    вы    такой   рассудительный,
холодно-рассудительный, почти...
     - Џочти?
     - Џочти догматик в обычных житейских вопросах...
     - ђассудительность -  одна  из  разновидностей  трусости,  так  же  как
догматизм -  это  интеллектуальнаЯ форма фарисейства.  Њне  всегда одинаково
враждебны были и то, и другое.
     - Њне  казалось,   что  вы...  самый  решительный  из  людей,  каких  Я
когда-либо знала. „аже это ваше бегство...
     - “бегать,  наверное,  можно всем,  кто отдал все и чувствует,  что уже
больше  не  сможет  дать  миру.  Њы  же  пытаемсЯ  убежать  преждевременно и
заблаговременно,  еще и  не  успев ничего дать людЯм,  да  и  думаем мы не о
людЯх,  а только о себе.  ‘пастись? Ђ как? Ћтъехать от страданий и несчастий
можно за  час и  за полчаса,  а  жить все равно же целые годы!  Ќикакой лес,
никакой пейзаж не  спасут.  Њожет,  Я  надеЯлсЯ и  не  на  себЯ,  а  на вас,
ЂнастасиЯ...
     - Ќа менЯ?
     - ‚ы  скажете:   два  одиночества,   сложенные  вместе,   дадут  третье
одиночество,  еще  большее.  Ќо...  џ  слишком долго живу  в  безличном мире
формул, а жизнь не может быть безличной...
     - Ђлексей Љириллович рассказывал, как вы страдаете после смерти жены...
     - ’олько глЯдЯ на  вас,  Я  понЯл,  что так и  не успел сказать ей одну
вещь. “ нее глаза были еще больше, чем у вас. Ћт таких глаз, теперь лишь это
постиг,  наверное,  устает лицо.  …сли бы Я  успел ей это сказать,  может...
ЉакаЯ-то мистика... —то за жизнь была у Ђйгюль? ‚ойна, гибель отца, песчаные
бури,  зной  пустыни,  ашхабадское  землетрЯсение,  смерть  матери,  каторга
балета... ќто просто невозможно вообразить...
     - Ќо у вас было такое долгое счастье.
     - „олгое  счастье?  ‘частье  не  признает  длительности.  “  него  иные
измерениЯ. „ень, час, мгновение - и всЯ жизнь!
     Ћн вдруг забормотал что-то про себЯ. ЂнастасиЯ разобрала только: "Љогда
Я  состарюсь...  когда  доживу до  старости,  когда стану совсем старым,  не
покидай менЯ  в  старости,  не  покидай менЯ..."  ЋпомнилсЯ почти мгновенно,
коснулсЯ рукою лба.
     - ‚ моем возрасте...
     - ‡ачем вы о возрасте, Џетр Ђндреевич?
     Ћн упрЯмо повторил:
     - ‚  моем возрасте,  который не  ЯвлЯетсЯ тайной,  хоть,  может,  и  не
соответствует моей внешности...  ЊенЯ часто упрекают моложавостью,  на что Я
всегда  отвечаю,  что  это  моложавость райграса на  газонах,  который часто
стригут,  не  даваЯ ему  зацвести.  ЊенЯ тоже жизнь стригла довольно часто и
безжалостно,  да и  теперь стрижет...  Ќо о  моем возрасте...  ќто категориЯ
объективна, и она диктует человеку поведение, мысли и настроение. ‚о мне как
бы  спорЯт сразу два  чеховских героЯ.  ‘аша  из  "Ќевесты" говорит:  "Ќужно
перевернуть жизнь!"  Ђ  доктор из  "—айки" печально возражает:  "“же  поздно
менЯть жизнь". ђазве от этого убежишь? Ќо куда мы приехали?
     - ‡а ключом, - поЯснила ЂнастасиЯ, направлЯЯ машину в широкую, заросшую
спорышем улицу какого-то странного села.
     Ћгромные  замшелые  срубы  многооконных хат,  серые  колоды  ворот,  на
скамеечках у ворот -  женщины в черном. ЉиевскаЯ ђусь в полусотне километров
от Љиева?
     ЂнастасиЯ остановила машину  возле  одних  циклопических ворот,  быстро
сбегала куда-то, вскочила в "†игули".
     - „альше?
     - ЋстанавливатьсЯ было бы смешно,  возвращатьсЯ - малодушно, - в тон ей
ответил Љарналь.
     - ’еперь недалеко!
     - ‚ы же обещали, что до людей - целые световые годы...
     - Ќу,  тут люди ненадоедливые. Џока не позовете, никто никогда... “меют
уважать одиночество.
     ‘нова  окунулись в  царство  деревьев,  пронизанное полосами солнечного
света.  Љарналь с  жадностью вглЯдывалсЯ в  мир,  открывавшийсЯ его  глазам,
загадочный,   затаившийсЯ,   могучий,  полный  скрытой  борьбы,  молчаливого
состЯзаниЯ.  ’акой мир открывалсЯ разве что в  детстве,  когда еще маленький
нырЯл  с  раскрытыми глазами  в  ‡еленом озере.  Њальчишкам страшно хотелось
проникнуть в  подводное царство,  причаститьсЯ к  его тайнам.  ’ам переживал
почти первобытные чувства. Њираж глубины, золотисто-красные нити водорослей,
побелевшие стебли,  буйные чащи,  пересечениЯ радуг, разноцветные колебаниЯ,
зависшие  в  невесомости зеленые  рощи  без  корней,  бородатый роголистник,
молчаливаЯ нагота,  неустойчивые законы  равновесиЯ -  все  образовывало мир
призрачный,    обманчивый,    ненастоЯщий   и    именно   поэтому   особенно
привлекательный: в детстве устаешь от будничной реальности.
     Ђ тут было солнечное ласковое сиЯние где-то над соснами и дубами,  и от
Ђнастасии тоже как бы излучалось тонкое тепло, которое несло на своих волнах
ароматы молодого женского тела и первозданно пьЯнЯщий дух леса.
     „еревьЯ росли на  круглых холмах,  цепко держались на склонах,  спорили
друг  с  другом за  место на  земле и  за  кусок неба,  а  те,  кому удалось
укоренитьсЯ наверху,  стоЯли с какою-то изысканной небрежностью,  далекие от
ограничений,  толчеи,  раздоров и интриг, они наслаждались волей, простором,
чванливо поглЯдывали вниз,  забываЯ,  что суждено им первым принимать своими
верхушками жесточайшие удары ветров,  осенних ливней,  зимних вьюг,  что  их
будут  расщеплЯть бури,  сжигать  молнии,  первыми  заметит их  хищный  глаз
человека - и безжалостнаЯ сталь врежетсЯ в их законченно-прекрасные тела.
     Ќе был ли и  он таким деревом с  вершин,  не обрушивались ли и  на него
тЯжкие  чрезмерности света,  разве  не  поставил  он  себЯ  в  позицию,  где
отброшена  вежливаЯ  множественность человеческой общности  и  царит  грубаЯ
единичность,  как в  бинарном исчислении,  принцип которого положен в основу
действий тех  машин,  благодарЯ которым он,  собственно,  стал  самим собой?
‚озносилсЯ мыслью в  сферы недостижимые,  забываЯ,  что гибкий ум  неминуемо
толкает к  зазнайству,  а  еще  забываЯ старое  мудрое  правило о  том,  что
преувеличенное представление о  своем богатстве ЯвлЯетсЯ одной из главнейших
причин бедности.
     ЂнастасиЯ вела  машину  между  круглыми холмами  по  бездорожью,  умело
выбираЯ  целинную  твердь,  покрытую спрессованным слоем  перетлевшей листвы
дубов, берез и сосновой хвои.
     - ‚печатление такое,  будто  вы  каждый  день  сюда  ездите,  -  сказал
Љарналь.
     - “ менЯ водительский нюх.
     - Ђ  мне  кажетсЯ,  что  мы  никогда  уже  не  сможем  выехать  отсюда.
“глублЯемсЯ в такие дебри, откуда уже просто не может быть возврата.
     - Њогу вас успокоить: мы уже приехали.
     - ѓде же ваша избушка?
     - ‘мотрите вверх. ‚едь вы любите смотреть вверх?
     - Ћткуда вы взЯли?
     - ’ак. Џутем размышлений.
     Ќе хотелось ни спорить,  ни вообще продолжать такой разговор, тем более
что  ЂнастасиЯ как бы  угадала его настроение,  высказываЯ,  хоть и  немного
другими словами, то же, о чем он думал.
     Њашина остановилась у подножьЯ высоченного круглого холма с разрушенным
песчаным склоном  -  будто  какаЯ-то  невиданнаЯ сыпучаЯ белаЯ  рана  земли.
Љогда-то  этот  склон,  как  и  все  другие,  спокойно  красовалсЯ шумливыми
соснами,  застенчиво прЯтал свое  бело-песчаное тело  под  пушистым настилом
хвои,  по  нему  легко  сбегали серны и  прыгали желтоклювые певучие дрозды,
наверное,  и  тот человек,  что поставил на самом верху небольшую деревЯнную
избушку,  тоже выбрал этот холм из-за отлогости и  покоЯ склона.  Ќо древнЯЯ
сосна,  котораЯ своими  широко разветвленными корнЯми держалась за  склон  и
сама теми корнЯми тоже держала сыпучий песок множество лет, наверное, устала
от этой молчаливой и невидимой работы и, выбрав мутную пору лесной сумЯтицы,
когда  бурЯ  терзает  деревьЯ,   тЯжко  рухнула  вниз,   причинЯЯ  ужасающие
разрушениЯ всему,  что  служило ей  подножием.  ‚место спокойной отлогости -
крутой песчаный обрыв,  торчащие черные корни тЯнутсЯ к  небу,  мертвое тело
старой сосны простерлось бесконечно, как отчаЯние.
     Ђ  на  самом  верху холма,  под  высокими деревьЯми спрЯтаннаЯ у  самой
земли,  но  и  вознесеннаЯ  надо  всем  лесным  пространством,  в  празелени
столетних мхов,  -  по  боковой стене  -  желтенькие осенние астры -  стоЯла
обещаннаЯ Ђнастасией леснаЯ избушка, неведомо кем, когда и зачем втиснутаЯ в
такое странное место.
     Ћни  оставили машину внизу,  обошли холм,  довольно легко  добрались до
избушки,  ЂнастасиЯ отперла скрипЯщую дверь,  открыла старую,  посеревшую от
дождей и  снегов ставню,  молча показала Љарналю,  который топталсЯ со своим
бестолково набитым академическим портфелем,  что можно осмотреть убежище. Ќе
хотела быть свидетелем первого знакомства,  побежала к машине,  несла оттуда
какие-то  пакеты,  тащила  спальный  мешок.  Љарналь  между  тем  заглЯнул в
избушку,  увидел  небольшую кирпичную печь,  недавно  побеленную,  такие  же
побеленные деревЯнные стены,  небольшой столик,  сбитый из толстых горбылей,
два табурета,  топчан со  старым матрасом,  который зашелестел сухой травой,
когда Љарналь прикоснулсЯ к нему.
     - „лЯ  анахорета  идеальные условиЯ,  -  встретил  Ђнастасию на  пороге
Љарналь.
     - ‚от спальный мешок,  вот продукты,  свечи,  спички, - она была теперь
сплошнаЯ деловитость.  -  „рова есть в чуланчике,  сухие,  длЯ растопки. Ђ в
лесу -  так уж вволю.  ‚  чулане есть топор.  ќто вам и  оружие от медведей,
разбойников и нечистой силы.
     - Ћт нечистой силы надо дымом свечки намалевать крест на притолоке и на
матице, - засмеЯлсЯ Љарналь.
     - Ќе  беспокойтесь,  это уже сделано задолго до  вас.  ’ут бывали люди,
если и не суеверные,  то предусмотрительные.  ѓоворила же вам,  что питатьсЯ
будете суворовским рагу.  ђецепт моего папы.  Џриготовлю вам, а потом вы уже
сами сможете готовить.
     - Ѓлагодарю. џ сам сумею. ‚ы только объЯсните.
     - Ћчень просто.  ‘ало,  колбаса, картошка, горошек, морковь, лук, соль,
перец -  составные части. …сли бы было что-нибудь другое, можно бы и другое.
Ќо  исходим всегда из  наличных продуктов.  ‡акладывать в  горшок можно  все
сразу или в  любой последовательности.  Ќе забудьте залить водой.  ‘тавьте в
печь, пусть кипит, варитсЯ, доходит. …сть с хлебом или так. ‚ зависимости от
настроениЯ. Ќа суворовском рагу можно прожить хоть целый год.
     - ‚ы пробовали?
     - Љонечно. €наче бы вам не советовала. „лЯ сна - спальный мешок. “ менЯ
в машине всегда на всЯкий случай.  ’епло,  удобно, гигиенично. ‘вечей вам на
неделю хватит.  Ђга.  Љриница. „авайте покажу вам криницу. ‚едро здесь есть,
кружка   тоже.   „верь   можете  запирать,   можно   оставлЯть  так,   пусть
проветриваетсЯ хатенка.  Љогда вечером станет холодно,  натопите печь, греет
идеально. Ђ дух непередаваемый! Ќу, вот и криница...
     Љриница была  глубокаЯ,  наверное,  до  самого основаниЯ холма,  старый
сруб,  спокойный блеск четырехугольника воды внизу.  Ћни  оба  нагнулись над
отверстием,  увидели  свои  отражениЯ внизу,  потом  туда  плюхнулось ведро,
легким всплеском разбило их  изображениЯ,  словно они были из тонкого стекла
или из неслышного дыханиЯ света.  ЂнастасиЯ отклонилась от криницы,  Љарналь
упорно заглЯдывал туда.
     - ‚ы не суеверны? - спросила откуда-то словно издалека ЂнастасиЯ.
     - Ќет, а что?
     Ќо она как будто и забыла уже о своем вопросе.
     - Џоказать вам лес?  ’ут есть озеро,  есть прекрасные холмы, на которых
любЯт резвитьсЯ лоси.
     - ‚ы дважды были здесь и все знаете?
     - Ќаверное, наблюдательна.
     - Ђ кто сажал эти астры? Ћни почти золотые.
     - ЉакаЯ-то добраЯ душа.
     - “ вас тоже добраЯ душа, ЂнастасиЯ.
     - ‚ы не знаете, какаЯ Я злаЯ.
     - Ќикогда не нужно оговаривать себЯ.
     - Ќо Я действительно злаЯ. ЊенЯ надо боЯтьсЯ!
     - —еловек должен боЯтьсЯ только самого себЯ - не других.
     - ‚ы знаете, Я почему-то думала, что вы страшно серьезный человек, Џетр
Ђндреевич.
     - ђазве Я показалсЯ вам несерьезным? •отЯ и правда... ќта поездка... ‚ы
можете подумать обо мне что угодно и будете иметь все основаниЯ длЯ этого.
     - Ќет,  нет...  џ  понимаю ваше  состоЯние...  ђазве тут  до  моральных
категорий, до того, что и кто там о тебе скажет? џ о другом. Џочему-то когда
впервые увидела вас,  то сложилось впечатление:  этот человек может думать и
говорить только серьезное... €... ну, не знаю, приподнЯтое, что ли...
     - џ - несерьезный?
     - ‘прашиваете менЯ о цветах.
     - –веты - это очень серьезнаЯ вещь, если хотите.
     Љарналь засмеЯлсЯ.
     - ‚ам удобно в этих, Я бы сказал, слишком городских туфлЯх?
     - Ќе обращайте вниманиЯ на менЯ.  џ  одеваюсь и обуваюсь так,  чтобы не
чувствовать этого на себе.  ќто у менЯ тоже от папы.  Ћн научил. ’ак одевают
солдат.
     - Ѓыл солдатом.  ‡наю.  Ќо в вас -  ничего солдатского.  ‚ы не из таких
женщин.
     - ‚зглЯните  лучше   на   озеро.   Џока   еще   солнце,   озеро  просто
очаровательно.
     Ћзеро было круглое,  темное,  спокойное. ‹ежало между соснами и песками
неестественно красивое  и  одинокое до  отчаЯниЯ.  ЂнастасиЯ сложила  ладони
"домиком", крикнула озеру:
     - Ђ-о-о!
     …е  чистый  голос  отразилсЯ от  лоснЯщейсЯ поверхности воды,  вознессЯ
вверх,  полетел меж деревьев, над холмами, заполнил простор. € Љарналь вдруг
почувствовал себЯ  лишним  в  этом  лесу  рЯдом  с  этой  молодой  женщиной,
дерзко-неуправлЯемой в своих душевных измерениЯх, независимой и свободной.
     Ћни пошли в  обход озера,  держались друг от  друга на  расстоЯнии,  не
обусловленном и  не  предопределенном,  то  сходЯсь чуть ли не вплотную,  то
пугливо расходЯсь, шли молча, избегаЯ встречатьсЯ взглЯдами, а когда Љарналь
случайно заглЯнул Ђнастасии в  глаза,  то невольно отметил,  что глаза у нее
как  бы  покорные,  без  той  дерзости,  которую он  почему-то  готов был им
придать.
     Џо  ту  сторону озера  среди  сосен стоЯл старый-престарый дуб,  черное
плетение  могучих  ветвей  прЯталось в  густой,  несмотрЯ на  осень,  зелени
листьев,  и  внизу под  деревом было темновато.  Ћни очутились под тем дубом
как-то неожиданно, оба одновременно испугались темноты, царившей под старыми
ветвЯми. ЂнастасиЯ заблудилась взглЯдом в ветвЯх, Љарналь - тоже, отправилсЯ
взглЯдом туда,  не знаЯ,  что он там ищет,  и оба почти одновременно увидели
высоко, где-то около верхушки, большое гнездо, сложенное из толстых прутьев,
корЯвое,  нескладное,  но  крепкое,  наверное,  такое,  что  его  оттуда  не
стрЯхнуть никаким ветром.
     - —ье бы оно могло быть? - подумал вслух Љарналь. - Ќеужели орлиное?
     - Ђ почему бы не быть здесь орлам?
     - џ слишком неопытен... но такое большое гнездо...
     - •отите, Я полезу и посмотрю?
     - ‚ысоко же.  „а и что вы там увидите?  ѓнездо брошенное,  может, много
лет назад...
     Ќо она уже не слышала. ‹егко сбросила туфли, подпрыгнула, ухватилась за
самую  нижнюю  ветку,  блеснула  перед  Љарналем  белыми  стройными  ногами,
по-мальчишечьи ловко и  быстро полезла выше и  выше,  и у ЉарналЯ вдруг тоже
возникло нелепое желание карабкатьсЯ вслед за  Ђнастасией в  это  украшенное
резными дубовыми листьЯми поднебесье.
     "Ћчевидно,  у  менЯ что-то  не в  порЯдке с  психикой",  -  подумал он,
стараЯсь пригасить темное неистовство крови  и  с  ужасом ощущаЯ полное свое
бессилие.
     - Ќичегошеньки! - крикнула от гнезда ЂнастасиЯ. - Ќикаких следов.
     - ‘пускайтесь! - крикнул Љарналь. - џ же говорил...
     ‚низ  она  слезала  медленнее,  осторожнее,  мЯгко  светила ему  сверху
улыбкой,  не  то  умышленно,  не  то  и  впрЯмь обессилев,  несколько раз не
попадала ногой на сук и  угрожающе повисала,  еле держась,  а сердце ЉарналЯ
падало всЯкий раз в пропасть, от ужаса он зажмуривалсЯ.
     “же  очутившись над головой ЉарналЯ,  ЂнастасиЯ обнаружила,  что нижние
сучьЯ все же слишком высоко от земли, она никак не могла решитьсЯ спрыгнуть,
примерЯлась,  колебалась,  прицеливалась,  потом, крикнув: "„ержите!", упала
прЯмо  в  его  раскинутые руки,  он  отчаЯнно обхватил ее,  его  ослепило ее
смеющеесЯ  лицо,  обожгло  прикосновение груди,  бедер,  взорвалось  в  теле
какое-то гигантское тропическое дерево с тысЯчами корней и миллионами веток,
с сочными листьЯми и Яркими цветками, в запахах и красках, способных вызвать
и дрожь и смех.  ‚се в нем содрогалось от того дерева, и какой-то смех билсЯ
в груди. Ќо он превозмог себЯ, он должен был держатьсЯ любой ценой, хотЯ был
всегда и  до  конца  человеком,  имел  горЯчую кровь  и  пылкое воображение.
Ѓережно поддержал Ђнастасию и поставил ее на землю, точнее говорЯ, оттолкнул
от себЯ, а потом подал туфли.
     - ѓоворил же  вам:  не  надо  было  так  высоко...  ‚идно  и  так,  что
брошенное...
     Ћна обулась так же легко, как и разувалась, трЯхнула волосами.
     - ‘олнце скоро зайдет, а мне надо выбратьсЯ отсюда засветло...
     - “дивлЯюсь до сих пор, как вы вообще могли сюда проехать.
     Ќо она не хотела о том, как ехать и проехать.
     - ‚ы знаете, что такое рай? - спросила неожиданно.
     - ђай? Ќикогда над этим не задумывалсЯ.
     - ђай -  это вода и деревьЯ.  ‚от как здесь.  ЏредставлЯете,  как здесь
летом? ЏокупатьсЯ бы в этом озере! ‚ы знаете, почему люди любЯт купатьсЯ?
     - Ќу...
     - ‚ы  и  над  этим  не  задумывались,  правда же?  Џотому что  голые  -
счастливые! Ћни снимают с себЯ все и остаютсЯ самими собой. •отите, Я покажу
вам лосиные холмы?
     - Ќо ведь вам...
     - Ѓудет поздно? •отите, Я буду вас поддерживать?
     - Ђ может, Я вас?
     - ђазве не все равно?
     Ћни пошли к озеру,  дальше и дальше в странно всхолмленный лес,  легкаЯ
сила несла их выше и выше, над ними было небо, вокруг никого и ничего, кроме
молчаливых деревьев.  Ћни не слышали даже птиц,  только шелест сухих листьев
под ногами,  биение собственных сердец и тишина,  тишина.  ЂнастасиЯ держала
ЉарналЯ за руку,  он держал Ђнастасию.  Љто кого вел,  завел,  свел? € снова
молчали,  словно нечего было сказать друг другу, а потом, когда оказались на
одном из  круглых холмов под стройными молодыми дубами и  ударило им в  лицо
багрЯностью  предзакатного солнца,  Љарналь,  словно  впервые  заметив,  что
держит руку Ђнастасии, несмело спросил:
     - ‚ы позволите поцеловать вашу руку, ЂнастасиЯ?
     ‚опрос  был  таким  неуместным  здесь,  в  этом  царстве  одиночества и
красоты,  что следовало бы засмеЯтьсЯ им обоим,  но ЂнастасиЯ невесть почему
испугалась, выдернула руку, отбежала от ЉарналЯ, закричала почти отчаЯнно:
     - Ќет,  нет,  прошу  вас,  Џетр  Ђндреевич!  џ  не  достойна этого,  не
достойна... Ќе надо! Ќет, нет...
     Џобежала вниз,  потом, как бы опомнившись, остановилась, убедилась, что
Љарналь идет  за  ней,  не  захотела бросать его  здесь одного,  должна была
вывести с  этих  холмов,  и  лишь  когда снова миновали озеро и  очутились у
подножиЯ разрушенного старой  сосной холма,  ЂнастасиЯ,  с  прежним пугливым
упрЯмством,  подбежала к  Џетру Ђндреевичу,  обдала его своим тонким теплом,
оставила  ему  на  щеке  обжигающее прикосновение губ  и  бросилась бегом  к
машине.
     - ЂнастасиЯ!  -  попыталсЯ было погнатьсЯ за нею Љарналь.  - Њы же ни о
чем еще...
     - џ приеду в то воскресенье! „о свиданиЯ, Џетр Ђндреевич! Џростите!
     € маленькаЯ машина затерЯлась меж деревьев, покатилась дальше и дальше,
а  с нею покатилось и сердце ЉарналЯ.  €ли не покатилось?  Ќе мог и не хотел
себе этого сказать.  Џробовал гнатьсЯ мыслью за Ђнастасией, оттеснЯЯ от себЯ
все  запреты и  опасениЯ.  Ќежданно-негаданно становилась длЯ него дьЯволом,
соблазном,  обещала избавление, спасение от угнетенности духа, от страданиЯ,
которое  угрожало  разрастись  до  размеров  нежелательных.   Ћна  почему-то
представлЯлась ему  как бы  синонимом вечности и  бессмертиЯ,  но  ведь была
просто женщиной помимо всего этого,  а  он?  Ќе смешнаЯ ли он фигура рЯдом с
ней?  €  не нелепость ли это его странствие в молодость?  ђасцвет души?  € в
такое времЯ,  когда душа  твоЯ  изранена,  изболевшаЯсЯ,  почти разрушеннаЯ.
ђазве не противоречит это законам природы, человеческой моральности и просто
здравому смыслу?  Ќо здравый смысл -  это косность и ограниченность,  против
которых ты всю жизнь боролсЯ,  а  природа ведь так своевольна!  ‘частье -  в
чувствах,  бесчувственного счастьЯ не существует.  ‚люблЯютсЯ даже министры,
президенты,  диктаторы.  Ђ  как быть с  академиками?  •отЯ они в большинстве
своем  стары,  но  ведь  каждому дурню  известно,  что  "любви все  возрасты
покорны".  ќто  дурню.  Ђ  если  ты...  математик?  €  все  привык  считать,
сопоставлЯть?   —исла,   наверное,  возникли  так  же  непрослеженно,  но  и
закономерно, как и слово "свобода", поэтому пользоватьсЯ и тем и другим надо
осторожно и  ответственно.  ЏЯтьдесЯт и  двадцать пЯть  или  тридцать -  как
сопоставить?
     Ќет,  он  не хотел об этом думать.  Ћцепенело стоЯл на том самом месте,
где  поцеловала его ЂнастасиЯ,  созерцаЯ,  как покрываетсЯ пЯтнами маленькаЯ
полЯнка,  на  которой еще  недавно стоЯла маленькаЯ машина,  как удлинЯютсЯ,
пересекаютсЯ,  переплетаютсЯ тени деревьев,  как уходит день...  Ђ  на  небе
кто-то  зарезал поросенка и  обрызгал кровью горизонт...  Њозг был  выдут из
черепа ветрами.  Ќи единой мысли.  ’олько какаЯ-то пустота, неспособность ни
на  что,  ожидание чего-то...  ‚ернулось бы  то,  что три десЯтка лет назад.
"‹юблю.  †енимсЯ.  Ђйгюль..."  ‚ерил,  был  уверен,  что  Ђйгюль длЯ него не
повторитсЯ никогда.  Ќо  выходит,  что  можешь изменЯть даже самому себе.  ‚
схожих лицах та же физиономическаЯ идеЯ... ‹ейбниц: от ума до сердца длинный
путь...  Ѓезрассудно. ‚се безрассудство... удвоенное блаженство даетсЯ нам в
жизни  через  радости  тела  и  в  спасительном  спокойствии  духа...  Љакое
спокойствие?   „лЯ  кого?  ђазве  что  длЯ  тех,  кто  отличаетсЯ  туповатой
жизнерадостностью?
     Љарналь медленно поплелсЯ к избушке,  вытрЯхнул на столик все, что было
в портфеле,  сверху очутилась диссертациЯ Ључмиенко.  Ќеужели надо это здесь
читать?  Ћн  присел на табурет,  полистал немного отпечатанную на ксерографе
(Ључмиенко пользовалсЯ всеми  благами техники) рукопись,  потом,  волоча  за
собой диссертацию,  как дохлую кошку,  вышел во двор,  остановилсЯ возле тех
золотистых,   привЯдших  от   ночных   осенних   холодов   астр,   попыталсЯ
сосредоточитьсЯ на  чтении,  но  ничего не  мог понЯть.  ‹ишь теперь до  его
сознаниЯ дошли слова Ђнастасии:  "Џриеду в то воскресенье". ‘ ума она сошла?
‡акинуть  его  сюда  на  целую  неделю!  Џочетное  самоустранение.  Ѓегство.
Ѓезумие!
     Ћн  отнес рукопись в  избушку,  еще походил вокруг,  потом нашел дрова,
стал  растапливать печь.  Џочувствовал,  что  спасение только  в  простейших
действиЯх.  •одить,  двигатьсЯ,  хлопотать по мелочам, отгонЯть от себЯ даже
намеки  на  какие-либо  мысли.  ‘тал  готовить суворовское рагу  по  рецепту
Ђнастасии,  постлал постель,  бездумно глЯдел на огонь,  пробовал вспомнить,
когда вот так в последний раз приходилось ему сидеть перед огнем,  и не мог.
‚спомнив слова Ђнастасии о том, что вода в кринице "с бромом", долго и жадно
пил.  Њожет, заснет и проспит всю неделю? ’огда о нем напишут в газетах там,
где  пишут,  как  лось забрел в  гастроном или  как двое пьЯных съели лебедЯ
‚аську в зоопарке.
     •лопотал возле печи. Љомичное зрелище. Џожилой человек в модном светлом
костюме,  с  французским  галстуком  неумело  толкает  ухватом  в  печи:  от
неосторожного движениЯ горшок с  рагу  опрокинулсЯ,  вода вылилась,  ухватом
достать горшок никак  не  мог,  пришлось вооружатьсЯ какой-то  палкой,  весь
выпачкалсЯ сажей,  вспотел,  издевалсЯ над собой, снова налил в горшок воды,
продвинул его к огню, вышел из хатенки.
     ‘олнце уже зашло, и в лесной тишине отовсюду раздавались птичьи голоса,
которых он  до сих пор не слышал,  видимо оглушенный присутствием Ђнастасии.
‘тоЯл в щебечущем мире, на который надвигалсЯ мЯгкий осенний вечер, и птичьи
голоса  вспыхивали,   как   Яркие   огоньки  в   пространстве.   ‘овершеннаЯ
бессодержательность птичьих голосов,  одни  лишь переливы звуков.  Ћт  этого
можно было сойти с  ума в  безнадежном одиночестве,  к тому же добровольном.
‡абыв про огонь в  печи и про свое суворовское рагу,  Љарналь медленно пошел
вниз,  забредал в  сумерки,  как в густую воду,  как в невысказанную скорбь.
ќтот лес,  несмотрЯ на  его  первозданность,  все же  производил впечатление
чего-то ненатурального. Ћсень стоЯла слишком сухаЯ, воздух нагревалсЯ, как в
летние дни,  был  такой  сухой и  упругий,  что  скрипачи об  него  могли бы
натирать свои смычки. ’ут хотелось бы столетних мхов, туманов, терпких Ягод,
веприного рыка  и  взрытых  полЯн  под  дубами.  Ќо  мог  ли  он  сегоднЯ  с
уверенностью сказать,  чего  ему  хочетсЯ?  ‚сегда  стремилсЯ  к  наивысшему
существованию, неужели оно и тут?
     „олго блуждал по лесу, темень исчезла, так и не завладев пространством,
ее  заменило призрачное сиЯние  лунного света,  ночь  обещала быть  светлой,
сухой,  тихой,  про сон Љарналь даже не  вспоминал,  "бромированнаЯ" вода не
действовала.  Ћн  вдруг вспомнил про огонь в  печи,  про свое рагу,  чуть не
бегом  бросилсЯ в  гору  по  склону,  еще  издали почуЯл запах  подгорелого,
напомнивший ему  почти  забытый фронтовой запах  каши,  подгоревшей в  котле
полевой кухни,  вбежал в  хатенку,  заглЯнул в  печь,  схватил рогач.  Џеред
простейшими вещами  проЯвлЯешь неожиданное исчезновение твоего человеческого
престижа. Ќе странно ли?
     ‡аглЯнул в горшочек, понюхал, лизнул. Ќе был голоден и не знал, захочет
ли  тут есть когда-нибудь,  но  огонь нужно было поддерживать,  пока не  лег
спать,  потому что огонь прогонЯл одиночество,  был товарищем, собеседником,
живым,  теплым  существом  среди  пустынных горизонтов лесного  бесконечного
времени.  „рова  были  сухие,  занимались быстро  и  охотно,  огонь  полыхал
молодой,  веселый,  беспечный и,  так сказать,  бесстыжий в своей прекрасной
наготе.  Њолчаливый хохот, бронзовый вечный смех бил в ЉарналЯ от того огнЯ.
Ќаверное,  так  улыбались каменными улыбками ангелы с  фасадов соборов,  что
веками стоЯли среди  пожаров и  дымов,  и  провоцирующе подмигивала человеку
вечность,  приглашаЯ вот так гореть,  полыхать, сиЯть. Ћдни гибли на кострах
судилищ,  другие сгорали в полыхании мифов, третьих пожирал огонь тщеславиЯ.
Ђ  чистое пламЯ вдохновениЯ вело  к  вымечтанной стране открытий только тех,
кто,   не  щадЯ  усилий,   пыталсЯ  раздвинуть  узкие  пределы  человеческих
способностей, возможностей и сил.
     ‘идел перед огнем долго и  упорно.  ‚орочал в голове одно и то же,  как
ребенок конфету во рту:  Я тут,  как зверь в зоопарке, сижу в клетке, никуда
не  денусь,  приезжай -  всегда застанешь менЯ на  том же  месте.  ‡нал:  не
приедет никто. ’олько в будущее воскресенье. ЌеделЯ - это невыносимо! Ќе мог
даже  представить себе  такую  огромность  пустого,  ничем  не  заполненного
времени.  Њожет,  его там ищут?  Њожет,  перепугаютсЯ, мол, как бы не сделал
чего с собой... Њожет, может...
     Љогда огонь догорел,  а  новых дров подкладывать больше не  захотелось,
Љарналь попыталсЯ заснуть.  “мостилсЯ на  топчане,  залез в  спальный мешок,
сено под ним шуршало,  тонко попискивал,  затухаЯ, жар в печи, над маленьким
оконцем висела  гигантскаЯ луна,  рассеивала над  лесами  призрачное сиЯние,
уничтожаЯ все  звуки ночи,  останавливаЯ течение времени.  Ќа  ЉарналЯ вдруг
напал такой страх,  как когда-то  в  детстве,  только и  разницы,  что тогда
страхи были неосознанные и неочерченные, а теперь как бы детерминированные в
четких категориЯх разума,  были тысЯчекрат гнетущее и непереносимее, ибо шли
не  от  окружающего  загадочного мира,  а  вырастали  из  глубин  сердца,  и
впечатление было такое,  будто ты умер и  лежишь на самом дне хаоса,  откуда
уже  возврата нет.  ќто  была цена одиночества,  к  которому он  так слепо и
неразумно стремилсЯ и  которого не  мог  перенести,  оказываетсЯ,  даже едва
зацепив его краешком. Ђ если погрузитьсЯ еще глубже?
     €збушка вибрировала,  как  тонкаЯ  дека  старой скрипки,  от  малейшего
колебаниЯ воздуха.
     ‡вуки легко пронизывали деревЯнное тело  избушки,  было  слышно падение
каждого отдельного листка с дерева, будто что-то тЯжелое и твердое ударЯлось
о землю, как человеческое одиночество.
     „о самого рассвета Љарналь так и  не заснул,  находилсЯ в  том странном
состоЯнии,  когда нет у  тебЯ сил поднЯтьсЯ и что-то делать,  хотЯ бы просто
посидеть и  подумать или  бездумно смотреть перед  собой,  когда спишь и  не
спишь,  когда словно бы и  снитсЯ тебе что-то смутное и отрывистое и в то же
времЯ сознание работает четко, напрЯженно до болезненности.
     Ќе заметил,  как померкла луна,  небесное светило как бы растворилось в
серебристом пространстве,  и  над  лесами  родилсЯ новый  перламутрово-серый
свет.  ‘  земли,  с трав и кустарников,  выкупанных в холодной осенней росе,
космато поднималсЯ туман,  в который приЯтно было окунутьсЯ,  как в холодную
воду,  обещавшую бодрость.  Љарналь, передергиваЯ плечами от прохлады, почти
бегом одолел расстоЯние от избушки до лесного озера,  затерЯлсЯ в низине, до
краев наполненной туманом,  лес  поднималсЯ где-то  недостижимо вверху,  был
старый, большой и такой высокий, что становилось еще страшнее, чем ночью под
мертвым  сиЯнием  луны.  Љарналь  подивилсЯ,  что  вчера  не  заметил  этого
отпугивающего величиЯ леса,  а может, вчера его и не было, а родилось оно за
ночь  в  его  душе,  испуганной отчаЯнным,  не  присущим  ему  одиночеством?
ЉакаЯ-то    мистика   и    чертовщина,    перед   которой   бессильна   даже
всемогущественнаЯ его математика.
     ‚ообще  говорЯ,  математика создает систему истин  наиболее условных из
всего сущего.  Џоэтому она может иметь влиЯние даже более всеобъемлющее, чем
всемогущественнаЯ политика.  Ќо  в  нетронутой  природе,  наверное,  нет  ни
внешней логики,  ни  математики.  ’олько внутреннЯЯ,  скрытаЯ так  глубоко и
тщательно, что открыватьсЯ может лишь посвЯщенным.
     Ћн  побрел  дальше,  просыпалось птичье царство,  наполнЯЯ пространство
вокруг пасторальными мелодиЯми,  на  круглом холме  за  озером двое  молодых
лосей  гарцевали,  точно  в  день  сотворениЯ мира,  небо  приобретало живые
колеры,  вливалась в  него голубизна,  пронизывала чуть заметнаЯ пунцовость,
лес  от  этого  как  бы  уменьшалсЯ,  корЯвость  сменЯлась  ласкающей взглЯд
округленностью,  и он уже не отпугивал, шел навстречу человеку и, как бы длЯ
заключениЯ  мирного  пакта  с  ним,  выслал  с  высочайшими  своими  мирными
полномочиЯми навстречу Љарналю  маленькую серну,  котораЯ поЯвилась на  пути
невесть когда и  откуда.  ‘тоЯла в нескольких шагах на пологом склоне одного
из зеленых холмов,  спокойно смотрела на человека,  стройноногаЯ,  с  нежной
шеей, большеглазаЯ, чистаЯ и прекраснаЯ. Љарналь не остановилсЯ, не замедлил
шага,  а  пошел прЯмо на серну все в  той же медлительной задумчивости,  как
сомнамбула.  Љозочка не испугалась,  только чуть посторонилась, сопровождала
его удивительным,  почти человеческим взглЯдом. Љогда обогнул холм, с другой
стороны в  ложбине увидел старые,  потемневшие от  ненастий Ясельки,  вокруг
вытоптаннаЯ землЯ,  засохшие, еще прошлогодние катыши. ‹есники подкармливают
оленей сеном.  ‹ес не  был ни  заброшен,  ни забыт,  ни лишен великой логики
жизни.
     Љарналь повернул и пошел к своему прибежищу.  “ него было много работы,
выходной, если уж на то пошло, принадлежал ему безраздельно.
     …л свое подгоревшее холодное рагу, пил "бромированную" воду из криницы,
листал свои бумаги,  Ључмиенкову диссертацию отложил на потом, поскольку она
никак не подходила к  этому простому быту,  к нетронутости окружающего мира,
рЯдом  с  которым  даже  мудрейшие  разговоры о  математизации показались бы
упрощенно-бессмысленными.
     „нем заметил в избушке то,  чего вчера не видел.  Ќа стене над столиком
висела стараЯ иконка.  Џросто липоваЯ дощечка, заключеннаЯ в нечто черное, -
плоское подобие Ящичка,  ни резного оклада,  ни стекла.  ‚ремЯ с беззаботной
щедростью  оставлЯло  на  лице  свЯтого  свои  напластованиЯ,  так  что  уже
невозможно было разобрать,  кто  там намалеван,  Ќиколай ли  “годник или сам
‘паситель,  но ЉарналЯ заинтересовал не свЯтой и  не сама икона,  хотЯ могла
быть и  весьма старой и,  может,  редкостного письма.  …го  внимание привлек
краешек пожелтевшей бумаги, высовывавшийсЯ из щели в черном иконном укрытии.
Љарналь снЯл икону со  стены,  откинул два  жестЯных крючочка сбоку,  открыл
Ящичек.  ‡а  иконной доской  лежали  сложенные вчетверо два  листика бумаги,
когда же развернул их, оттуда выпала маленькаЯ, тоже пожелтевшаЯ от давности
фотографиЯ.  •удаЯ высоконогаЯ девчушка,  два мышиных хвостика темных волос,
глаза -  во все лицо.  ‡еленоватые,  словно тигриные. ѓлаза укротительницы и
повелительницы. ’оненькаЯ ручка поднЯта кверху, там держит ее чьЯ-то большаЯ
и сильнаЯ рука,  владелец которой не поместилсЯ на снимке.  Ћтец? ’акаЯ рука
может быть только отцовской.  Љарналь вспомнил,  что у него есть точно такой
же снимок с маленькой ‹юдмилкой. ’олько у ‹юдмилки глаза не такие - темнее и
как бы  добрее.  Ђ  этих глаз мог бы испугатьсЯ,  если бы не знал,  кому они
принадлежат. Џринадлежали Ђнастасии. Ќаверное, возила снимок всегда с собой,
а тут забыла.  Ђ может,  оставила,