 хотЯ никто и не домогалсЯ этого обещаниЯ.
     Љостик подсадил ‚еронику в  лодку,  через наклоненный борт зачерпнулось
немного воды. „жансуг что-то закричал почти пугающее, †ора засмеЯлсЯ, Љостик
не  стал сразу влезать в  лодку,  еще немного подержалсЯ за борт,  между тем
моторка очутилась уже возле горловины, за которой лютовало море, впечатление
было такое,  будто перед самыми скалами с этой стороны вода куда-то исчезла,
почти совсем,  образовалась глубокаЯ отлогаЯ Яма,  по другую сторону которой
круто нависала тысЯчетоннаЯ масса темноклокочущей стихии.
     ‹одку швырнуло в  эту  Яму,  затЯнуло,  завертело.  †ора ничего не  мог
поделать,  даже крикнуть Љостику не успел,  а  только скривилсЯ и скрежетнул
зубами,  в следующий миг моторку понесло между скал,  понесло боком, она как
бы и  не прикасалась к  воде,  летела в воздухе,  а вместо нее в воду нырнул
Љостик,  одна рука его сорвалась с  борта,  он  еще цеплЯлсЯ за  борт другой
рукой,  но уже,  кажетсЯ,  тремЯ или двумЯ пальцами, какаЯ-то сила давила на
него,  загонЯла все глубже и глубже в воду.  ЂнастасиЯ зажмурила глаза,  без
слов молилась в душе: "‚ынырни, вынырни, вынырни!", а когда спустЯ мгновение
глЯнула туда,  где  перед тем  судорожно царапались за  борт пальцы Љостика,
увидела,  как в  воздухе мелькнула рука,  как ухватилась за  борт,  потом ей
помогла другаЯ рука; в потоках воды, хлеставшей изо рта, носа, даже из глаз,
Љостик налег на борт, лодка угрожающе накренилась, резанула по воде, тЯжелое
мокрое тело перевалилось через борт прЯмо на  Ђнастасию,  и  как раз в  этот
момент моторка в  смертельном вираже пронеслась вокруг страшной черной скалы
и очутилась в гудЯщем просторе морЯ.
     - ѓо-го-го!   -   обрадованно  завопил  †ора,   хотЯ   его   пассажиры,
ошеломленные и напуганные пережитым,  еще не верили,  что спаслись, им еще и
сейчас казалось, что лодка должна утонуть, если не здесь, сразу по выходе из
бухты,  то  дальше,  они  еще  не  избавились от  страха;  длЯ них одинаково
угрожающими были и скалы на выходе из бухты,  и первый темный вал воды, чуть
не  разбивший моторку,  и  каждаЯ дикаЯ волна,  ошалело мчавшаЯсЯ на лодку с
откровенным намерением потопить ее, раздробить, уничтожить.
     ЂнастасиЯ,  всЯ мокраЯ от неуклюжего Љостика,  который навалилсЯ на нее
и,  тЯжело отдуваЯсь,  еще никак не мог прийти в себЯ,  не делала попыток ни
высвободитьсЯ,  ни отшатнутьсЯ, ни хотЯ бы встрЯхнутьсЯ немного. ѓотова была
на все,  перенести любые неудобства,  неприЯтности,  только бы плыть, плыть,
плыть -  и  не утонуть.  ‚ другой раз -  согласна.  Њогла утонуть,  сгореть,
задохнутьсЯ,  разбитьсЯ  в  автомобиле,  погибнуть в  авиакатастрофе.  Љогда
угодно, но не сегоднЯ. ‘егоднЯ она должна выплыть из морЯ, добратьсЯ до того
берега, на котором так неосторожно оставила утром удивительного человека, по
сути, почти незнакомого, но... „умала теперь лишь о том береге и об усталом,
каком-то странно одиноком человеке на нем. ‡агадала: встретит - не встретит?
Ћбещал,  да.  Ќо ведь не обЯзательно.  Њог обидетьсЯ, что с ним так небрежно
обошлись.  Ќо ведь сам сказал: приду встречать. € улыбка. ‘мущеннаЯ, гордаЯ,
холоднаЯ,  неприступнаЯ,  презрительнаЯ? ’ак улыбатьсЯ не умеет никто другой
на свете.
     Љостик неуклюже возилсЯ в лодке. €стерзанный, исчерпанный, перепуганный
уже,  наверное,  до конца своих дней. Џусть бы теперь попробовал загундосить
свое "Џусть неудачник плачет!".  Ќе до того!  ‡абыл обо всем.  ‘нова и снова
переживает свою  смерть,  которую видел в  клокочущей воде горловины,  между
твердых скал, отходит душой, пробует радоватьсЯ спасению и не знает, как это
сделать.  ЂнастасиЯ вспомнила свое  обещание  про  белый  флаг.  Њогла  ведь
забыть!
     - †ора!  -  крикнула с не свойственной длЯ нее сегоднЯ бодростью, чтобы
хоть немного развеЯть подавленность,  воцарившуюсЯ в  лодке.  -  “ тебЯ есть
какаЯ-нибудь мачта?
     †ора нагнулсЯ,  поискал у  себЯ под ногами,  показал короткое дюралевое
весло. ЋтпихиватьсЯ от причала - только и того.
     - „авай хоть это.
     Ћн подал,  ЂнастасиЯ показала глазами „жансугу: возьми. ’от взЯл, но не
знал,  что  делать с  веслом.  ”илософ и  весло -  ничего общего.  ЂнастасиЯ
протЯнула „жансугу свою белую блузку.
     - ЏривЯжи, чтобы не сорвало ветром.
     - Ђ чем?
     - Ќу, разве Я знаю? Ќайди.
     ЋпЯть  надо  было  просить †ору.  ’от  нашел  кусок проволоки.  „жансуг
кое-как прикрепил блузку к веслу,  сконфуженно улыбнулсЯ Ђнастасии: никак не
мог сообразить,  зачем это. Ђ слышал ведь, как она утром обещала поднЯть над
лодкой белый флаг.  Ќеужели у  мужчин такаЯ куцаЯ памЯть?  €ли  они  слушают
только самих себЯ?
     - „авай сюда! - скомандовала почти сердито. ЏоднЯла весло, белаЯ блузка
затрепетала  на  ветру,  весло  рвалось  из  рук,  гудело,  словно  бы  даже
притормаживало лодку, так что Љостик посмотрел вверх почти испуганно.
     - —то ты придумала? - спросил настороженно.
     - ‹ежи, дыши, - посоветовала ему ЂнастасиЯ.
     ‚ бухтах людЯм некуда деватьсЯ,  негде спрЯтатьсЯ. ‡аточенные камнЯми и
морем,  вынужденные сидеть там,  пока уйметсЯ стихиЯ,  ни на что не надеЯсь,
ничего  не  ожидаЯ,   только  завистливо  провожаЯ  глазами  чаек  да  такие
сумасшедшие лодки,  как эта.  Ђ в пансионате? ’ам, наверное, ветер прогнал с
набережной  всех,  и  врЯд  ли  кто-нибудь  смотрит  и  приметит  трепетанье
маленького белого крылышка.  Ќе будет и ЉарналЯ возле причала,  -  почему бы
ему быть исключением?  € все же ЂнастасиЯ тайно гадала в душе:  "Ѓудет -  не
будет,  будет  -  не  будет..."  ’ак  в  детстве  обрывала лепестки ромашки,
загадываЯ то или иное,  всегда что-то глупое,  несущественное,  в сущности и
ненужное.  ’еперь пригодилась бы не ромашка,  а тысЯчелепестковый невиданный
цветок,  чтобы обрывать его долго-долго,  чтобы хватило до самого берега, до
причала,  до того мгновениЯ,  когда она увидит,  убедитсЯ и либо обрадуетсЯ,
либо...  ЋтгонЯла от  себЯ горькие предположениЯ,  хотелось верить,  верить,
верить... ‚о что? € по какому праву? ѓлупаЯ, глупаЯ...
     ’ам,   на   берегу,   куда  устремлЯлсЯ  ее  взглЯд,   творилось  нечто
невообразимое  и  непередаваемое,   непостижимое.   Ѓезоблачное,  выметенное
ветрами  небо  летело  неизвестно  куда  в   пронзительном  синеватом  свете
предвечерьЯ,  затЯгивало  в  свое  космическое безудержное движение  зеленые
деревьЯ с набережной,  белые строениЯ, пугливо прикрытые вздыбленной красной
черепицей,   зубцы   скал   и   вершины   гор,   которые  еще   удерживались
миллионотонными  базальтовыми  массами,   но  уже  угрожающе  крепились,   в
молчаливых каменных вскриках рвались вслед за ветрами,  за небесами,  за той
пронзительной синевой, от созерцаниЯ которой у Ђнастасии заходилось сердце и
хотелось плакать, как малому ребенку от собственной незащищенности, от своей
малости,  от бессилиЯ,  от страданиЯ и боли,  потому что некому рассказать о
том,  что она чувствует,  глЯдЯ на неистовую красоту мира, котораЯ просто не
умещаетсЯ в ее душе.
     ‚   далеких   бухтах   вытанцовывали  маленькие  человеческие  фигурки,
завистливо  провожали  глазами   отчаЯнную  лодку,   одиноко   боровшуюсЯ  с
неистовством морЯ,  размахивали руками, словно хотели взлететь, вырватьсЯ из
неожиданного заточениЯ,  полететь вслед за  теми  отчаЯнными,  которые реЯли
перед всем берегом белым флажком вызволениЯ.
     ‚ лодке с нею милые,  прекрасные люди,  но что ей до них? †ора смелый и
отчаЯнный,  как  и  положено  морЯкам.  Љостик  и  ‚ероника  -  добродушные,
погруженные в себЯ.  „жансуг посреди взвихренных стихий должен заботитьсЯ об
атараксии и адиафории, завещанных еще греческими скептиками. Ћна с ними и не
с ними. „лЯ той неистовой красоты, котораЯ разворачивалась впереди на суше и
какую,  пожалуй,  видно было только отсюда,  с  разбесновавшегосЯ морЯ,  она
должна была иметь рЯдом с собой кого-то другого. Љого же? ЃоЯлась признатьсЯ
самой  себе,  и  от  этого ее  страданиЯ еще  усугублЯлись,  и  мука  ее  от
созерцаниЯ летЯщего синевато-серебристого света еще увеличивалась.
     Ђ  лодка плыла так тЯжело,  долго и медленно к берегу,  что,  казалось,
заблудилась в вечности и никогда не доберетсЯ к своему причалу.
     Ћт  берега тем  временем с  двух  сторон наперерез моторке,  котораЯ то
исчезала,  то поЯвлЯлась среди гигантских волн,  слабо трепеща белым флажком
безнадежности,  помчались два  могучих  глиссера  спасательной службы.  †ора
замахал Ђнастасии,  чтобы она убрала свой флажок,  -  он не хотел позоритьсЯ
перед спасателЯми,  он что-то кричал и  даже топал ногами о днище лодки,  но
ЂнастасиЯ упорно держала весло,  глиссеры пронеслись мимо них раз и еще раз,
оттуда  кричали что-то  в  мегафоны.  Љостик,  уже  оклемавшись,  помахал им
успокоительно рукой,  но  спасатели не  отставали от  моторки и  повели ее к
причалу в  почетном эскорте,  будто плыли в  ней какие-то чрезвычайно важные
лица.  ЂнастасиЯ только  теперь  вспомнила про  свой  "Џетри",  спрЯтанный в
рюкзаке  среди  полотенец и  одежды,  должна  бы  достать аппарат и  сделать
несколько снимков на  памЯть,  а  если бы  очутилась на  берегу и  поймала в
объектив картину  сопровождениЯ глиссерами потрепанной штормом  моторки,  то
еще,  глЯдишь, снимок получил бы премию на одном из многочисленных ежегодных
фотоконкурсов,  устраиваемых ныне, кажетсЯ, всеми газетами ‘оветского ‘оюза.
Џорой человеку хочетсЯ забыть о  своей профессии,  не  напоминать о  ней  ни
посторонним,  ни себе самой,  сосредоточитьсЯ на чем-то другом. Ќа чем же? Ћ
себе  ЂнастасиЯ знала наверное,  хоть  и  не  сознавалась сама  себе.  Љогда
вспомнила про  фотоаппарат и  про  свои  профессиональные интересы  и  когда
вообразила  себЯ  на  том  причале,   к   которому  сквозь  клокотанье  морЯ
пробивались  три   лодки,   пыталась  этим  заполнить  невыносимую  пустоту,
открывающуюсЯ ее глазам,  безнадежность, пустынность берега, свои отчаЯние и
ужас,  что  ждали ее,  белый флаг отчаЯньЯ,  который она  все  еще держала в
руках,  выставлЯла, показывала. Љому? ‚етру, горам, ошалевшему солнцу, что в
облачных завихрениЯх мчало в неизвестность, уносЯ с собой все надежды?
     ‚  том,  как волны налетали на  берег и  с  грохотом разбивались,  было
какое-то  непередаваемое величие.  Ќо  все  померкло,  как  только ЂнастасиЯ
убедилась:  ЉарналЯ на  берегу нет.  Ќа  причале не было никого.  Љарналь не
пришел.  Ћбещал и  не выполнил обещаниЯ.  ‘обственно,  никаких обЯзательств,
кроме слова,  но  ведь такой человек не  бросает слов на ветер.  ‚етра такие
люди тоже не пугаютсЯ.  ‡начит, не пришел, потому что не хотел. „аже об этом
ЂнастасиЯ не  сумела  подумать,  потому что  думать вообще в  эту  минуту не
могла.  ’олько видела пустой причал,  может,  потому мысленно и  летела туда
сама,  чтобы  встречать возвращение с  морЯ  этих  жалких  аргонавтов,  этих
незадачливых поедателей  шашлыков,  этих  водолюбов  и  водофобов  („жансуг,
который мог относитьсЯ только к  водофобам,  еще и сейчас испуганно молчал и
смотрел  на  Ђнастасию мучительно-виноватыми черными глазами).  …сли  бы  ей
сказали, что в это времЯ Љарналь уже подлетает к Џарижу или что через неделю
он увидит такое же,  как она,  развихренное, потемневшее солнце, торопЯсь на
похороны отца,  ЂнастасиЯ не то чтобы не поверила, а содрогнулась бы сердцем
от боли за того человека,  но,  к сожалению,  знание того,  что есть и скоро
будет,  не  всегда  открываетсЯ тебе,  вот  и  должна  казнитьсЯ и  мучитьсЯ
неопределенностью, неосуществимостью надежд, неутолимостью желаний. "Ќадежда
- мой компас земной,  удача -  награда за смелость..."  ЊЯгкаЯ печаль голоса
Ђнны ѓерман одолевала грозный шум морЯ,  от воспоминаниЯ о прекрасном голосе
хотелось  расплакатьсЯ,  а  может,  царил  в  душе  Ђнастасии другой  голос,
ЉарналЯ, его фигура, его глаза? Љаким нежным и ласковым было утреннее море и
какое Яростное оно  теперь!  „лЯ  иных человеческих душ  вода -  это  стихиЯ
отчаЯньЯ. Ћтныне ЂнастасиЯ должна была бы причислить себЯ к этим несчастным.
     Ћна не заметила, что лодка их уже возле берега, не заметила, как Љостик
и  ‚ероника,  сбиваемые с  ног  волнами,  пытались завести  моторку в  тихую
бухточку, сидела и тогда, когда из лодки все повыносили на берег, и „жансуг,
смущенно покашливаЯ, прошелсЯ возле, раз и другой, не решаЯсь напомнить, что
надо сходить на берег.  ‚ пансионате комната Ђнастасии была рЯдом с комнатой
Љостика  и  ‚ероники.  „жансугу  еще  предстоЯло  добиратьсЯ до  палаточного
городка "дикарей" на пустыре у виноградников,  где стоЯла его чернаЯ "‚олга"
и  оранжеваЯ импортнаЯ палатка  и  где  нашли  пристанище также  Ђнастасиины
"†игули".
     - ‡наешь,  - сказал ей доверительно „жансуг, - Я не люблю морЯ. ’акого,
как это,  не люблю! Џрости, но не могу хвалитьсЯ. Ќе испугалсЯ, но не люблю.
’ы понимаешь?
     - ђазве  Я   тебЯ  упрекаю?   -   она  посмотрела  на   „жансуга  почти
сочувственно. - Ќе думай обо мне, „жансуг. Ќе нужно никаких оправданий.
     - Њы должны поужинать все вместе. џ приглашаю всех. †ора тоже с нами.
     - €дите. џ сегоднЯ не буду. ‘пасибо. Њожет, попозже найду вас.
     Ћна почти отгонЯла их  от себЯ,  нетерпеливо выжидала,  пока оставЯт ее
одну на  причале,  хотелось быть одной на  всем берегу,  чтобы нигде никого,
абсолютнаЯ пустынЯ,  уж коли пустота,  так пустота!  Ќакинула на себЯ легкий
курортный сарафанчик,  взЯла сумку,  набитую всЯким добром,  долго стоЯла на
берегу,  наблюдаЯ за  одинокими прохожими,  медленно погружалась в  сумерки,
хотела одиночества,  чтобы дать волю своему отчаЯнию,  но в то же времЯ жила
надеждой.  Ђ может,  может!  Џотом медленно пошла в ту сторону, откуда утром
поЯвилсЯ Љарналь; в горы, на крутые узкие тропинки, мимо спасательной вышки,
на  которой кто-то упорно вглЯдывалсЯ в  темень разбушевавшегосЯ морЯ,  мимо
виллы конструктора,  с ее причудливыми башенками,  слепыми окнами,  широкими
террасами.  Љто-то  темный поЯвилсЯ на  террасе как  раз тогда,  когда внизу
проходила ЂнастасиЯ, стоЯл долго и неподвижно, как будто следил за женщиной,
провожал ее молчаливым взглЯдом,  такой же темный и одинокий, как и она. Љто
там, наверху, вознесенный над всеми? Њожет, и Љарналь. ѓость того неведомого
и невидимого конструктора-академика.  Ђкадемик у академика.  •олод науки - и
ничего человеческого.
     "‚ небе незнакомаЯ звезда светит, словно памЯтник надежде..." ‘нова жил
в  ней  голос  Ђнны  ѓерман,   ласковый,   ненавЯзчивый,  но  и  незабываемо
прекрасный. Ќаверное, надежда должна иметь цвет и звук этого единственного в
мире голоса.  €  она живет всегда и вечно!  „аже длЯ того темного человека в
его  отчаЯнном  одиночестве  там,  наверху!  ’еперь  ЂнастасиЯ  готова  была
поклЯстьсЯ,  что на террасе не Љарналь. Ќе мог он там быть, не мог не прийти
на берег,  его нет ни здесь, ни поблизости, он где-то далеко. ѓде и почему -
не знала, но чувствовала, что так оно есть, так должно быть. € все же хотела
найти его еще в  эту ночь,  сейчас,  немедленно,  увидеть его хоть издалека,
просто знать, что он там-то или там-то.
     ЉакаЯ-то испуганнаЯ птица прокричала впереди во тьме,  звала за поворот
тропинки,  за скалу,  за море.  Ќайди его!  Ќайди! Ћна бросилась туда, птица
больше не подавала голоса, но теперь кричало что-то в ней: найди! ‚ смЯтении
она повернула назад,  снова оказалась возле морЯ,  оно бело билось о  берег,
казалось,  что  в  черноте ночи  можно видеть даже все  обломки,  водоросли,
мертвые тела  медуз,  которые вода несет на  сушу.  ‚се  выбрасывает море на
берег, не возвращает лишь утрат...
     Ќа  асфальтированной  набережной,  в  мертвом  свете  ртутных  фонарей,
куталсЯ в  Японскую куртку высокий тонколицый десЯтиклассник.  Ћдин на  весь
берег,  как и она.  ‘просить?  “спокоить хлопца? “тешить? Ђ кто утешит ее? €
надо ли утешать?
     †енщины  не  выносЯт невниманиЯ,  возмущаютсЯ равнодушием,  не  прощают
пренебрежениЯ  собой.  ‘амое  страшное  длЯ  них  -  даже  не  поражениЯ,  а
неминуемость признаниЯ их.  ЂнастасиЯ спохватилась слишком поздно. Ќесколько
часов блужданиЯ по темному берегу,  бессмысленное желание бежать в помещение
дирекции -  расспросить какого-нибудь  дежурного об  академике Љарнале,  еще
более  бессмысленное,   уж  совсем  дикое  желание:   встать  к   очередь  к
междугородному телефону-автомату и звонить в Љиев.  Љому,  о чем,  зачем? Ќе
знала и сама.  ‘начала оскорбилась в ней женщина, потом, пожалуй, от попытки
оправдать свое настроение,  пришло иное: раз Љарналь здесь уже две недели, а
она только два днЯ, то, выходит, он здесь хозЯин, а она гость. •озЯин должен
был встречать гостЯ,  но не встретил. Џоэтому она и обеспокоена. Ђ кто здесь
гость,  кто хозЯин?  —то-то подсказывало ей,  что с Љарналем могло случитьсЯ
непредвиденное,  теперь она уже была уверена в этом, оставалось лишь узнать,
утвердитьсЯ в своих предположениЯх,  унЯть свое беспокойство, свои опасениЯ.
Ќо как? ѓде?
     Ћтнесла свои  вещи  в  комнату,  переоделась,  пошла искать друзей.  Ќа
танцах или в ресторане?  ‚ыбрала ресторан,  без надежды надеЯсь, что Љарналь
тоже  там,  с  радостью и  облегчением убедилась в  своей ошибке,  нашла там
только свое дневное общество,  присоединилась к нему, попыталась прикинутьсЯ
беззаботной,  выпила немного вина,  танцевала с „жансугом,  с †орой,  даже с
Љостиком Ѓегемотиком,  потом, будто ей только что пришла в голову эта мысль,
предложила всем пойти к  междугородному автомату и  позвонить в Љиев "одному
знакомому".
     - "Џусть неудачник пла-ачет!" -  снова загундосил Љостик.  - ЂнастасиЯ,
ты разбиваешь сердца не только вблизи, но и на расстоЯнии!
     - ’огда зачем же придуман телефон? - засмеЯлась ЂнастасиЯ.
     - Њне жаль того человека, - сказала ‚ероника ѓлобус.
     - ‡ато  ЉнЯзь  должен  отныне  полюбить телефон-автомат!  -  воскликнул
Љостик.
     - џ не люблю телефонов, - смущенно улыбнулсЯ „жансуг.
     ЂнастасиЯ посмотрела на  него не  то удивленно,  не то с  невысказанной
признательностью.
     - ’ы говорил это о море, - напомнила она.
     - Ќе люблю морЯ и телефонов.
     - Ђ что же ты любишь? - допытывалсЯ Љостик.
     - ‘лушай! - умолЯюще прижал руки к груди „жансуг. - Џочему ты все времЯ
на менЯ нападаешь?  ‘ократа обвинЯли:  ремесленник Ђнит,  оратор ‹икон, поэт
Њелит.  ’ы не ремесленник,  пусть им будет твой брат-режиссер, ты не оратор,
потому что слишком толст длЯ этого,  не  поэт,  так как не знаешь даже чужих
стихов. ’огда почему ты на менЯ нападаешь?
     - ’ак ты же не ‘ократ! - захохотал Љостик. - Ђ еще: боишьсЯ морЯ.
     - џ не люблю морЯ.
     - ’елефонов не любишь, морЯ - тоже. —то же ты любишь? Ђнастасию?
     - ‚се, кроме морЯ и телефонов.
     •отЯ  времЯ было  уже  довольно позднее,  возле будки телефона-автомата
понуро темнела почти бесконечнаЯ очередь. †ора свистнул тихо и безнадежно.
     - Ћдин автомат на тридцать километров побережьЯ,  -  сказал он. - Ѓелый
человек может позвонить тут  только зимой,  когда море  начинает замерзать у
берегов.
     Љостик метнулсЯ туда-сюда,  мигом все разведал,  вернулсЯ к  друзьЯм не
опечаленный, скорее развеселившийсЯ.
     - …сть предложение!  -  закричал бодро.  -  Џоставить в  кустах палатку
ЉнЯзЯ и  в ней ждать очереди,  отмечаЯсь каждые три часа.  Ќе пройдет и трех
месЯцев, как ты, ЂнастасиЯ, разобьешь чье-то сердце по телефону.
     - Ђ  сегоднЯ  не  удастсЯ  этого  сделать?  -  изо  всех  сил  стараЯсь
разыгрывать лукавство, спросила ЂнастасиЯ.
     - Њогу открыть маленькую тайну: телефон не работает!
     - Љак это?
     - Ћчень просто.  Ћн набит монетами,  а  те,  кто должны были приехать и
выбрать из  него  деньги,  либо  загулЯли,  либо просто перевыполнили план и
решили культурно отдохнуть. ’ехника-ка-ка!
     - ’огда почему же очередь стоит? - удивилась ЂнастасиЯ.
     - Ќа всЯкий случай. Ђ вдруг телефон заработает? ђазве не все равно, как
отдыхать - в очереди или без очереди? ‚ернетсЯ человек с морЯ, будет ему что
вспоминать. ‘кажет, вот уж настоЯлсЯ, так настоЯлсЯ!
     - Љак это прекрасно! - не сдержалась ЂнастасиЯ.
     - —то именно?  - не понЯл „жансуг, которому теперь уже до конца суждена
была одна только растерЯнность.
     - ’о, что телефон набит монетами! - ЂнастасиЯ счастливо засмеЯлась.
     ѓолос Ђнны  ѓерман продолжал петь в  ней  сладостно и  щемЯще.  "‘ветит
незнакомаЯ звезда,  снова мы  оторваны от дома..."  Њожет,  и  в  самом деле
прекрасно быть иногда безнадежно оторванным от дома,  от родного города,  от
знакомых людей, от всего на свете и поддатьсЯ только этому теплому ветру над
теплым  морем,   и   пустить  за  ветром  свое  отчаЯнье  и   свое  странное
беспокойство?  •отела позвонить безрассудно, наивно, по-глупому. Љому? ђазве
что милому Ђлексею Љирилловичу, человеку, призванному делать людЯм добро, не
получаЯ ничего взамен и  никогда не  надеЯсь на  это,  ибо  добро -  это его
предназначение на  земле,  форма проЯвлениЯ свободы,  его долг перед жизнью.
Ђлексей Љириллович,  дорогой,  вы  не  скажете ли  мне?  Ќе  знаете ли?  —то
случилось?  Џочему так неожиданно и негаданно? Љак оказалсЯ здесь академик и
куда  мог  исчезнуть  столь  неожиданно?   ’ак  много  вопросов  -   и   все
бессмысленные.
     ‚  шутках и нарочито курортной болтовне провожали ЉнЯзЯ к его "имению",
потом  „жансуг  провожал  их  до  морЯ,   там  еще  долго  стоЯли,   шутили,
подсмеивались друг над другом, беззаботность, неомраченность, жизнь чудесна,
они  молоды,  все впереди,  всЯ жизнь впереди,  прошлого нет,  одно будущее,
когда же  наконец разошлись и  ЂнастасиЯ оказалась в  своей комнатке,  среди
сотен сонных людей,  где спал смех,  спали слова,  спали надежды, и невольно
вспомнила все,  что  с  ней  сегоднЯ  было,  ее  охватил ужас!  ‚се  будущее
перескочило в  прошлое в  умерло там,  уничтожилось навеки только этим одним
трагичным а своей непостижимости и загадочности днем,  который на самом деле
должен был стать длЯ нее днем озарениЯ, а стал днем отчаЯниЯ.
     ‡аснуть не могла, насилу дождалась рассвета, быстро уложила вещи, пошла
в лагерь "дикарей". ‚ серых рассветных сумерках довольно легко нашла пеструю
палатку „жансуга,  отперла машину,  запустила двигатель.  „жансуг высунул из
палатки голову, хлопал сонными глазами, ничего не мог понЯть:
     - ЂнастасиЯ? —то случилось?
     - …ду заправлЯтьсЯ.
     - ђано. ‚се колонки закрыты.
     - Џо дороге в  ‘имферополь есть дежурнаЯ.  ‚ Ѓелогорске.  Љруглосуточно
открыта.
     - ‚ ‘имферополь?  - он выполз наполовину из палатки, застенчиво прикрыл
пижамой лохматую грудь,  как  будто не  показывал ее  днем на  плЯже тысЯчам
людей, также и Ђнастасии. - ’ы едешь в ‘имферополь?
     - Ќу,  еще не знаю.  Ќадо.  ‘рочное задание редакции.  ђепортаж о самой
большой в мире домне...
     Џро  домну  она  выдумала  только  что  и  обрадовалась своей  выдумке.
„ействительно,  почему бы  и  не поехать на самую большую в  мире домну?  Ћт
самого большого в мире отчаЯньЯ к самой большой в мире домне...
     - ’ы в  самом деле?  -  „жансуг уже стоЯл около машины,  ЂнастасиЯ тоже
вышла из "†игулей", улыбаЯсь, протЯнула ему руку:
     - „а. ‚ самом деле.
     Ћн  растерЯлсЯ.  …ще  не  отошел от  сна,  а  тут такое ее  неожиданное
решение.
     - ‘лушай,  -  растерЯнность не к лицу философам,  но он, наверное, даже
забыл о том, что философ. - ’ы знаешь что? ‘кажи, не забудешь менЯ?
     - Ќу?  Ќе забуду. ’ы такой... - искала и не могла найти нужное слово. -
’ы ненавЯзчивый,  „жансуг,  хоть и пытаешьсЯ строить из себЯ навЯзчивого. Ќе
забуду... „о свиданиЯ...
     Џожали друг  другу  руки,  она  села.  ЊаленькаЯ машина почти  неслышно
покатилась по узенькой улочке палаточного городка.
     Ѓегство? ЏогонЯ? Џозади осталось случайное и несущественное. ‚переди за
утренней  холмистой  землей   лежала  бесплоднаЯ  равнина  времени,   пустаЯ
плоскость, безмернаЯ и безнадежнаЯ. "‚ небе незнакомаЯ звезда светит, словно
памЯтник надежде..." Њогла ли она знать, что Љарналь почти не спал в ту ночь
в  средневековом отелике мадам ’акэ,  полном таинственных шорохов,  шепотов,
скрипов,   вздохов  и   привидений,   от   которых  плакал  стокилограммовый
итальЯнский социолог? Ђх, если бы можно было все знать, разгадывать!
     ‡ато  у  Ђнастасии была  теперь  цель,  она  безмерно  радовалась своей
выдумке о  поездке на главную домну страны.  Ћна поедет в тепло и солнце,  в
беспредельность степей,  среди которых внезапно,  непрослеженно,  как взрывы
человеческого титанизма,  от  которого  всегда  гордо  возноситсЯ твой  дух,
возникают  огромные  города,   чуть   не   в   самое  небо   бьют  сполохами
тысЯчеградусных  температур  доменные   и   мартеновские  печи,   конверторы
бессемеров;  состЯзаЯсь с  небесными громами,  гремЯт километровые прокатные
станы;   спокойное   море   черноземов   увенчиваетсЯ   неистовым   буйством
сизо-красных   красок   Љриворожского   крЯжа,   химерическими  надстройками
рудников,    циклопическими   карьерами   горно-обогатительных   комбинатов,
напоминающих как бы картины новейших дантовских фантазий, если бы такие были
возможны на самом деле.
     Њожно ли заменить величие,  которое сосредоточиваетсЯ, аккумулируетсЯ в
одном лишь человеке,  величием общим, доступным безмерно щедрым? Џервое лишь
коснулось тебЯ,  как солнечный луч,  и исчезло, полетело дальше, неуловимое,
приглашает,  обещает, излучаЯ сиЯние если не на весь мир, то, безусловно, на
всю  твою страну.  ’ы  приглашена в  Љривой ђог,  туда,  где  возник один из
символов твоего  времени,  главнаЯ домна  страны,  невиданное и  неслыханное
сооружение,  выросшее  на  краю  Љриворожской степи,  среди  садов  рабочего
поселка в невиданно короткий срок,  в течение которого художники не успевают
написать картину и романисты -  романы,  родилось как в прекрасном, реальном
сне,  но материализованном мужественными, творческими, героическими деЯниЯми
твоих современников.
     Љривой ђог лежит в  самих глубинах Џриднепровских степей,  за  золотыми
пшеницами,  подсолнухами,  кукурузами,  полЯ обступают тебЯ со  всех сторон,
пшеницы стоЯт,  как вода,  усатые Ячмени -  плотные, как щетка, подсолнухи и
кукурузы  напоминают  своим   зеленым  неистовством  нечто  тропическое,   -
наверное,  именно  здесь  увидишь начала тех  украинских хлебных миллиардов,
какими прославилась твоЯ землЯ.
     „аже  самое  большое поле  всегда чем-то  напоминает тебе  ненаписанную
страницу:  такаЯ  же  чистота  и  нетронутость,  одинаково наглЯдно бессилие
человека перед  невообразимостью беспредельности труда и  такое же  конечное
торжество,   когда  после  длительных,   упорных  усилий,  после  наивысшего
творческого напрЯжениЯ человек засевает зерном пшеницы землю или зерном слов
бумагу и получает всходы, урожаи, дарит людЯм плоды, красоту, вдохновение.
     Ђ  что  напоминает самаЯ крупнаЯ в  мире домна?  ‚едь до  нее  не  было
подобных,  ее  не  с  чем сравнить,  она как бы отдельный мир,  загадочный и
самодовлеющий,  невероЯтно сложный и  по-своему прекрасный,  в ней обещание,
надежда,  могущество,  непостижимость,  восторг,  и в то же времЯ все это, в
конце концов, умещаетсЯ в категории сугубо человеческие: в умении, дерзости,
точности  расчета,   самоотверженности  и  героической  настойчивости.   ’ут
поражает  все:   и  то,   в  какое  невиданно  короткое,   спрессованное  до
фантастической плотности времЯ сооружена домна,  и  дерзость конструкторской
мысли,  в  размах  всего  созданного,  и  картины  смелого борениЯ людей  со
временем,  с металлом,  с бетоном,  и самый образ домны,  могучий ее силуэт,
дымчато-серый  издали,   твердо-четкий  вблизи,   будто  даже   четче  самой
геометрии.   Ќевольно   тушуешьсЯ  перед   этим   титаническим  сооружением.
Ќевозможно вообразить,  что совсем недавно тут зеленели рощи, тихие садочки,
что  строители формовали бетонный "пень" домны  прЯмо посреди завалов желтой
глины,  что  первые кольца стального кожуха домны монтажники сваривали среди
таких завалов и в такой непролазной грЯзище, что самое неистовое воображение
не  могло бы тогда еще нарисовать то гармоническое диво,  которое подниметсЯ
тут в скором времени.
     ЂнастасиЯ металась со своим маленьким аппаратиком, щелкала, записывала,
обрадованно терЯлась среди  величиЯ,  жаждала незаметности,  хотела забыть о
себе, отдатьсЯ созерцанию, восторгам и прославлениЯм.
     ќта  домна представлЯлась ей  уже и  не  металлургическим агрегатом,  а
чем-то  намного величественнее именно благодарЯ своей  неповторимости.  ЏЯть
тысЯч кубометров объема,  четыре миллиона тонн чугуна в год.  ‚ысота - свыше
восьмидесЯти метров, диаметр - свыше семнадцати метров, под землей проложены
бетонные туннели,  по  которым в  домну  текут целые реки  воды,  неохватной
толщины трубопроводы посылают из  воздухонагревателей целые океаны воздуха в
"легкие" печи,  воздушный эстакадный "мост", который километрово перекинулсЯ
между  домной  и  горно-обогатительным  комбинатом,   подает  в  чрево  печи
ежесуточно свыше пЯтисот вагонов шихты,  специально построеннаЯ ’ќ– свой ток
отдает сложным механизмам и агрегатам,  компьютерам, которые управлЯют всеми
технологическими процессами и установками кондиционированиЯ воздуха,  потому
что это уж и  не обычнаЯ домна,  а  нечто словно бы вроде комфортабельного и
управлЯемого вулкана беспрерывного действиЯ.
     Џостроить все  это,  и  построить невиданно быстро,  можно было  только
благодарЯ тому,  что на строительстве с первого днЯ,  с первого часа не было
никакой неуверенности и  неопределенности,  все было запрограммировано,  все
загодЯ обусловлено,  все высчитано с высочайшей точностью: диаметры, объемы,
размеры,  вес,  способы  креплениЯ,  монтажа,  характер  работ,  очередность
сооружениЯ  объектов,  высота  прожекторных  мачт  длЯ  освещениЯ,  мощность
энергоблоков и  компрессоров длЯ  подачи  сжатого воздуха,  типы  кранов длЯ
монтажа  (пЯтидесЯтитонные и  стотонные),  радиусы закруглений на  кольцевых
бетонных     автодорогах,      количество     номеров     на     коммутаторе
оперативно-диспетчерской  свЯзи  и   количество  мест  в   огромной  рабочей
столовой, сверкающей нержавеющей сталью, эмалью, стеклом и пластиками.
     Ђх,   если  бы  человеческую  жизнь  можно  было  планировать  с  такой
точностью,  с  такой гармоничностью,  с такой заданной наперед эталонностью,
чтобы она,  достигаЯ наивысшей завершенности в каждом отдельном случае, в то
же  времЯ служила своеобразным образцом длЯ  всех  остальных,  кануном жизни
грЯдущей!
     Ќесколько дней,  добровольно,  за счет собственного отпуска,  уставаЯ и
изнурЯЯ  себЯ  до  предела,  металась ЂнастасиЯ по  Љривому  ђогу,  готовила
материал,  от  какого бы пришел в  восторг даже ее невозмутимый скептический
редактор,  встречала и провожала почти все рабочие смены, питалась в рабочей
столовой, в гостинице соцгородка, кажетсЯ, даже не бывала, потому что забила
и про себЯ,  наконец вынуждена была признать:  от тоски и отчаЯниЯ не спасет
ничто.
     ‚новь и вновь плыла она в гудЯщем море,  видела за вздыбленной Яростной
водой  пустой  причал,  снова  переживала свою  боль,  не  принимала никаких
оправданий,  не  хотела знать никаких причин.  ‚едь  дано  было  слово.  Ѓез
принуждениЯ,  без упрашиваний и мольбы.  „обровольно и легко. ’акое слово не
нарушают.  „а еще так молча,  загадочно, без объЯснений. ‚иноват тот, кто не
пришел.  Ќе прийти может женщина.  Њужчина -  никогда. †енщины всегда правы.
Љак тираны и диктаторы. Ћна - диктатор? ‘мех и грех!
     ‡апершись  в  гостиничном номере,  ЂнастасиЯ пыталась  упорЯдочить свои
журналистские  впечатлениЯ  от  нового  мира,   открывшегосЯ  ей  здесь,  но
вынуждена была признатьсЯ самой себе, что предпочитает упорЯдочить разве что
собственное отчаЯние,  как будто длЯ этого есть какое-нибудь средство. ‘амое
удивительное: никак не могла понЯть, почему в ней осталсЯ такой ужасный след
от того,  казалось бы,  столь незначительного происшествиЯ на море.  —то она
Љарналю и  что ей  Љарналь?  ‘лучайно узнала о  его существовании.  ‘лучайно
познакомилась.  Ѓез  восторгов,  даже без элементарного удовольствиЯ.  ’акой
человек если и  не  отпугивает,  то вызывает чувство враждебности или просто
равнодушиЯ.   ‘о   времени  знакомства  отношениЯ  их  были,   так  сказать,
случайно-пунктирные.  …ле заметные.  Џравда,  та дикаЯ ночь,  когда пришлось
спасатьсЯ от  нахального Ључмиенко...  Ќаверное,  тогда  пролетело что-то  в
ночном телефоне между двумЯ одинокими людьми...  и...  Џролетело? Ќо это она
может сказать только о  себе.  Ђ  о  Љарнале?  “хватилась за его обещание на
берегу,  как за свидетельство чего-то давнего и  более высокого.  Ђ если это
была простаЯ вежливость?
     Ќо  не убеждало Ђнастасию даже это.  Ќапротив -  возмущало.  Џотому что
вежливость пусть длЯ других -  не длЯ нее.  €ногда хочетсЯ быть эгоисткой. €
если  это  самаЯ  решающаЯ минута  жизни,  то  кто  станет  упрекать тебЯ  в
самолюбии? Ђнастасии же почему-то казалось, что именно тот день должен стать
решающим длЯ нее.  Ђ что принес?  ЋтчаЯнье. ‚ самоослеплении и наивности она
обрадованно ухватилась за  случайную,  спасительную мысль  поехать сюда,  на
самую большую домну в  мире.  Ќо в первый же день убедилась,  что люди несут
сюда не свое отчаЯнье,  а истинное величие и воодушевление.  ’ак же,  как на
…нисей и  ‘амотлор,  на ЃЂЊ и  в  космос.  Џристыженно укрылась в гостинице,
целый  день  писала  текст  к  своим  снимкам,  терзала бумагу,  готова была
растерзать себЯ.  Ќу,  почему,  почему так?  „вое  людей ищут  друг  друга в
беспредельности времени, но в разных плоскостЯх общности. ‚от идут навстречу
друг  другу  с  протЯнутыми  руками,  осталось  лишь  шевельнуть  пальцем  и
дотронутьсЯ,  но  не  находЯт один  другого,  не  дотрагиваютсЯ,  расходЯтсЯ
неудержимо,  безнадежно,  может,  и  навеки,  чтобы стать как те легендарные
пирамиды ожиданиЯ,  вершины которых стесываютсЯ черканьем птичьего крыла раз
в тысЯчу лет.  Љамень может терпеть и ждать?  Ќо человек - нет. Ћн создан не
длЯ терпениЯ.  —еловек вообще -  это одно.  Ђ  женщина?  Њожет,  создана длЯ
унижениЯ?  Џознать счастливое унижение с любимым человеком - длЯ этого стоит
жить. Ђга, с любимым! ‘лово найдено, но не длЯ нее и не длЯ этого места.
     ЂнастасиЯ быстро отыскала одно из своих вечерних платьев, принарЯдилась
перед зеркалом, решительно спустилась по лестнице в ресторан, который гремел
модными мелодиЯми еженощно,  но еще ни разу не привлек ее,  не заинтересовал
ни как молодую женщину,  ни даже как журналистку, котораЯ должна знать жизнь
во всех ее самых неожиданных проЯвлениЯх.
     Љонечно же  в  ресторане не  было ни одного свободного столика!  Ќо,  в
отличие от столичных ресторанов,  не торчал тут столбом за стеклЯнной дверью
толстый линЯлый швейцар и не совал тебе в глаза табличку:  "Њест нет". ‡десь
двери  настежь,  здесь  свобода передвижений,  веселых сборищ,  беззаботного
выстаиваниЯ под  стенами  и  между  столиками в  ожидании  очередного танца,
первый такт которого словно бы включает что-то в этих молодых сильных телах,
запрограммированных на  сладкий  автоматизм  движений,  на  ритмический  ход
счастьЯ и беспечности. ‚ таком месте легче всего затерЯтьсЯ самой и потерЯть
свое одиночество.  Ќикому не помешаешь,  не надоешь,  никто не заметит тебЯ,
потому что тут все спарены, все свЯзаны загодЯ договоренностью, склонностью,
симпатией. Ћднако ЂнастасиЯ никогда не принадлежала к тем, кого не замечают.
“бедилась в  этом и тут,  потому что,  как только переступила порог большого
ресторанного зала,  из  самого  центра танцующих пар,  из  самого водоворота
выскочил высокий жилистый парень,  в  джинсах и  в  довольно странной кофте,
поклонилсЯ Ђнастасии, гибко прошелсЯ, взмахнул рукой.
     - ‘ вами или длЯ вас?
     - Џо крайней мере, не со мной.
     - ’огда длЯ вас!
     - Ќе слишком ли быстро?
     - „лЯ такой женщины - нет!
     - Џредупреждаю: Я вас не заставлЯла.
     - „обровольно!
     - ‚ерите в добровольное рабство?
     - ’олько в свободу! Ђ красота - это свобода...
     Ћн  не дал ей ничего больше сказать,  замахал издали оркестрантам,  те,
видимо,  знали его,  потому что с полутакта сразу перешли на другое,  что-то
модно-столичное,  спазматически-модерное,  пары сбились с  темпа,  некоторые
немедленно перестроились,  другие  отошли  в  сторону,  образовалось немного
свободного  пространства,  коим  незамедлительно завладел  жилистый  парень,
выказываЯ немыслимое чувство ритма, уже, наверное, и не длЯ Ђнастасии и всех
присутствующих,  а длЯ самого себЯ, получаЯ наибольшее удовольствие от своей
гибкости, молодости и раскованности.
     Љто-то  остановилсЯ возле Ђнастасии,  остановилсЯ неожиданно,  большой,
тЯжелый и в то же времЯ страшно несмелый.  Љазалось,  даже не дышит.  “жасно
переживает эту свою тЯжелость,  из-за которой ему никогда не дано сравнЯтьсЯ
с  тем  жилистым  веселым  дьЯволом,  что  заполнил  уже  все  пространство,
растолкав всех танцующих на далекие периферии зала.
     - Ћн  тут  всегда так...  „лЯ  всех гостей танцует...  €  работа его не
берет...
     ѓоворил стоЯвший рЯдом.  ЂнастасиЯ повела глазом в  сторону.  ‚озле нее
стоЯл ‘овинский.


        4

     …сть  слова  произнесенные  и  слова  написанные.   „лЯ  тех  и  других
существует присущее им  времЯ,  определЯемое и  определенное не  то законами
человеческого поведениЯ, не то законами самого бытиЯ. Љарналь как-то даже не
представлЯл,  какими неуместными, норою возмутительно-бестактными могут быть
слова  произнесенные.  Љогда  он  вышел  из  гонимой бешеным ветром машины и
спрЯталсЯ за  стеклЯнной дверью конструкторского корпуса,  он подсознательно
надеЯлсЯ  хотЯ  бы  на  короткое времЯ  в  своих  обычных  заботах  уйти  от
мучительных мыслей уже  о  двух смертЯх -  Ђйгюль и  отца,  -  шел к  людЯм,
большинство которых еще не  знало о  его новом горе,  а  если и  узнают,  то
попытаютсЯ спасти тебЯ не пустыми сочувствиЯми, а прежде всего неуЯзвимостью
мысли,  что  приходит как  милосердный дар  за  длительные и  упорные  труды
самосознающего разума.
     Ћн поздоровалсЯ с  секретаршей „иной ‹аврентьевной,  котораЯ все знала,
но знала и  то,  какими неуместными могут быть слова,  потому только скорбно
взглЯнула на ЉарналЯ,  и он был признателен за это ее скорбное молчание.  Џо
видеоселекторной свЯзи  он  поздоровалсЯ с  главным  инженером,  с  ведущими
конструкторами,  с  производственными участками,  лотом  провел  коротенькое
совещание с руководителЯми так,  словно бы он отсутствовал лишь день-два,  а
не  несколько  недель.   ‘обственно,   каждое  дело,   надлежаще  и  разумно
налаженное,  продолжаетсЯ даже  тогда,  когда  тебЯ  нет,  даже  после твоей
смерти.   €бо  делаешь  не  сам,  делают  сотрудники,  соратники,  выражаЯсь
торжественно.
     Њожно бы даже наперед угадать,  кто будет жаловатьсЯ,  кто ворчать, кто
хвастать.   ѓлавный   инженер  пожаловалсЯ  на   неполадки  в   новом   цехе
логарифмических  линеек,   там   смонтировали  импортное  оборудование,   но
представители зарубежной фирмы  заЯвили,  что  их  машины в  таком режиме не
смогут  работать,   и  начали  требовать  условий  чуть  ли  не  санаторных.
‡аместитель  по   кооперации  попыталсЯ  было  перечислить  все  те  пЯтьсот
предприЯтий-снабженцев,   которые   своевременно   не   дали   деталей   длЯ
вычислительных машин.  ‡аместитель по капитальному строительству метал громы
и молнии на финансистов, кои целыми пригоршнЯми сыплют средства длЯ тех, кто
их не в  состоЯнии освоить,  взамен этого вечно задерживают ассигнованиЯ длЯ
людей  действительно оперативных  и  деловых.  есть  миллионов  бухгалтеров
подсчитывают зарплату,  выискивают экономию,  чтобы получать за  это премии,
планируют  сырье,  материалы,  все  разновидности  благодати  и  даже  божьи
милости, а ты сиди и жди?
     Љарналь  терпеливо  выслушал  все,  посочувствовал,  где  надо,  обещал
помочь, записывал, советовал, потом, как будто забыв, что ѓальцев был вместе
с  ним в  селе,  переключилсЯ на отдел новых разработок и  тут с  запоздалым
раскаЯньем вдруг вспомнил все.  “же хотел, извинившись перед конструкторами,
закончить видеолетучку, но ѓальцев оказалсЯ на месте и спокойно доложил, что
у  них все идет по графику и  через месЯц они надеютсЯ вместе с  наладчиками
довести до  конца работу над  машиной 1030.  Њ-1030  -  новаЯ вычислительнаЯ
машина, над которой отдел ѓальцева работал уже год. “ ѓальцева собрались все
такие,  как он сам. •удощавые мыслители, скуластые таланты с острыми глазами
зазнавшихсЯ студентов-отличников,  застенчивые гении,  уникальные  юноши,  в
которых  сугубо  научное мышление странным образом сочеталось с  технической
одаренностью.  Љарналь,  который,  собственно,  так и  осталсЯ на  всю жизнь
только теоретиком,  часто ощущал свою полную беспомощность рЯдом с ѓальцевым
и его "командой",  буквально каждый год выдававшей новую конструкцию машины,
"пробивавшей" ее в серию и в "фирму".  ЉарналЯ всЯкий раз хвалили за это,  а
он сам только конфузилсЯ и  ждал того днЯ,  когда сможет наконец снова стать
только  ученым,  передав бесконечно сложное хозЯйство лобастому застенчивому
ѓальцеву.
     "ќто ведь он  бросил все  и  поехал за  полтысЯчи километров",  -  лишь
теперь  сообразил Љарналь,  удивившись не  столько самому поступку ѓальцева,
сколько вдруг открывшемусЯ новому качеству его характера.  Џотому что до сих
пор на ѓальцева все,  в том числе и сам Љарналь, смотрели как бы на какую-то
разумную  машину,   а