н  ввел  ее  в  собор  и  она  увидела  росписи ‚аснецова и
Ќестерова,  всплеснула ладошками  и,  дерзко  разрушаЯ  торжественную тишину
собора, закричала:
     - ‚от это рисуночки!
     - Љто  тебЯ научил так  выражатьсЯ?  -  спросил ‹юдмилку уже  в  машине
Љарналь. - Џочему "рисуночки", а не рисунки? —то это за жаргон?
     - Ђ так говорит ћка.
     - Љакой ћка?
     - Ључмиенко.
     Ључмиенки вели наступление тремЯ колоннами. Ћдна била в ЉарналЯ, другаЯ
- в ‹юдмилку,  третьЯ -  в Ђйгюль.  ‚озглавлЯла этот штурм Џолина.  †аднаЯ к
жизни,  самоувереннаЯ, несокрушимаЯ, красиваЯ, здороваЯ, энергичнаЯ, была не
похожа ни на подруг Ђйгюль, которые только и знали, что говорить про балет и
про театр,  ни на тех ученых,  что приходили в  гости к  Љарналю и  говорили
только про науку.  Џолина относилась к  самой себе с веселым пренебрежением.
Ќазывала себЯ "безымЯнной высотой",  довольствовалась ролью жены человека не
без значениЯ,  а может,  и выдающегосЯ -  это мы еще увидим!  Ќе верила, что
всем надо быть выдающимисЯ,  разве же в этом смысл и цель жизни,  да еще длЯ
женщин?  „лЯ женщины главное -  красота,  это ее талант и все преимущества в
мире.
     ЋтчаиваЯсь наступлением старости,  в стремлении отомстить неведомо кому
за попусту истраченные годы,  Џолина любила передавать сплетни и  анекдоты о
знакомых.   •васталась  любовниками,   мечтала  о  любовниках,  развертывала
сногсшибательные планы супружеских измен.
     Љарналь возмущалсЯ:
     - ‡ачем ты все это ей позволЯешь, Ђйгюль?
     Ќерастраченной  энергии  у  Џолины  было  так  много,  что  она  охотно
выплескивала ее и на ЉарналЯ.
     - ’ы  почему так  много сидишь за  книгами?  -  кричала она задорно.  -
•очешь стать  шизофреником?  Ќеужели мало  телевизора?  Љниги  читают только
шизофреники!  —то,  у  тебЯ на столе еще и романы?  Њой Ључмиенко никогда не
читает никаких романов.  ‡ачем забивать себе голову? ќто исторический роман?
Ѓоже,  восемьсот страниц!  ’акое может написать только ненормальный человек.
Џосмотри на портрет этого писателЯ, на его глаза. ќто глаза безумца. „аже за
очками не может скрыть неистовости взглЯда!
     Ћна  буквально ошеломлЯла могучим  потоком слов  и  невежеством.  Љогда
Љарналь несмело заикнулсЯ, что писатель, подаривший ему свой роман, лауреат,
Џолина обрадованно воскликнула:
     - џ же говорила:  ненормальный! ѓде ты видел нормального лауреата? …сли
не столетний дед, остекленевший от склероза, то просто энергичный пенсионер,
который всем  кишки  прогрыз своими домоганиЯми.  ѓде  ты  видел  лауреата в
двадцать или хоть в тридцать лет?
     Љ Џолининой болтовне не относились серьезно ни Љарналь,  ни Ђйгюль, эта
агрессивнаЯ женщина была длЯ  них  как бы  развлечением и  противовесом,  ее
претензии на  опекунство казались такими же смешными,  как попытки Ључмиенко
завоевать какие-то позиции и влиЯние в науке.  Ќо известно же,  что ничто на
свете не  проходит бесследно:  зло,  даже бессильное и  смешное,  все  равно
просачиваетсЯ в твою жизнь и медленно отравлЯет ее.  Ђйгюль, в крови которой
неугасимо жила неукротимость,  медленно и даже охотно поддавалась своеволию,
неорганизованности и неуправлЯемости Џолины.  “же пренебрегала иногда своими
уроками,  танцевать могла без  репетиций,  вгонЯЯ в  отчаЯние постановщиков.
‚ыручала ее  уникальнаЯ музыкальнаЯ памЯть,  выручали запасы приобретенного,
но надолго ли могло хватить этих запасов?  "€спуганной и дикой птицей летишь
ты,  но зарЯ -  в крови..." Љарналь любил повторЯть эти стихи Ѓлока, они так
подходили  к  Ђйгюль.   Ќо  с  какой  болью  наблюдал  неожиданные  приступы
оцепенениЯ,  которые на нее находили все чаще и чаще.  Ћт воспоминаниЯ о ней
теплело у  него на  сердце в  часы тЯжелейших борений мысли,  безнадежнейших
споров и  трагичнейших неудач в  работе.  Ќо  приезжал домой и  не  заставал
Ђйгюль,  хотЯ и знал,  что она не в театре.  Ќаучилась водить машину, гонЯла
иногда целыми днЯми вместе с Џолиной вокруг Љиева, а когда возвращалась и он
пыталсЯ ее  обнЯть,  с  ужасом  ощущал:  держит  в  объЯтиЯх облако,  туман,
пустоту.  ЋтгонЯл даже  намеки на  то,  что  Ључмиенки могут  иметь какое-то
влиЯние  на  их  с  Ђйгюль  жизнь  и  счастье.  Ќу  да,  действительно,  они
становились их добровольно-упорными спутниками,  но ведь без значениЯ, таких
людей словно бы  и  не  замечаешь,  их  обходишь,  оставлЯешь позади,  точно
километровые столбы, не оглЯдыватьсЯ, не вспоминать, дальше, дальше, дальше!
Ђ  Ључмиенко и  его жена незаметно становились как бы  прикомандированными к
ним домашними,  прирученными маленькими дьЯволЯтами.  Ључмиенко выступал как
соблазн посредственности,  легкой дороги в жизни,  безбедного существованиЯ,
он  изо  всех сил  играл роль любимца судьбы,  он  был  деловит,  бездарен и
ограничен,  но всегда бодрый,  добродушный,  здоровый телом и  душой,  любил
раздаривать советы,  как сохранить здоровье, сколько приседаний, по Ђмосову,
надо   делать   каждое  утро,   чтобы   спастись  от   террора  заседаний  и
постановлений,  как  сохранЯть приличиЯ во  всех случаЯх жизни.  …го любимым
словом   было   "приличный".   "ќто   приличный   человек...",   "‘овершенно
прилично...",  "‚се было очень прилично..." ђазговоры про спорт, про футбол.
Љто - кого? Џо не он и не его. Ћн всегда - сторона. Ћн добродушный советчик.
"џ не Я, и хата не моЯ".
     Џолина же  как  бы  задалась целью  ошеломить Ђйгюль своим безграничным
практицизмом.  Ћна готова была поучать день и ночь.  —то есть, что надевать,
как  здороватьсЯ,  как сидеть,  как махать рукой,  как смотреть,  как спать,
дышать,  чихать.  Љогда выросли их  дети,  она убедила ‹юдмилку,  что лучшей
пары,  чем  их  ћка,  ей  никогда не  найти,  и  хоть Љарналь симпатизировал
‘овинскому,  да и сама ‹юдмилка словно бы склонЯлась поначалу к €вану, но из
множества парней,  которые ее окружали,  выбрала все-таки сына Ључмиенко,  и
тут уж никто ничего не смог сделать.
     Љарналю казалось, что он до сих пор пребывает на пути к вершинам своего
триумфа,  и оно так и было. Ќачалось же с того ночного разговора с Џронченко
по телефону и  продолженного на следующий день в  –Љ.  ’огда всемогущаЯ сила
поднЯла его к тем, кто стоит над человечеством и временем, точно исполинские
одинокие деревьЯ на  поднебесных горах.  …ще с  детства жило в  душе ЉарналЯ
воспоминание о берестах на ‘авкином бугре по ту сторону поповой левады в его
родном селе.  ѓигантскаЯ подкова,  веер из берестков, расставленных на бугре
под небом невидимой силой.  Њетут круглыми вершинами небо,  а  между черными
стволами такаЯ  даль,  такой  простор,  такаЯ беспредельность,  что  хочетсЯ
плакать от бессилиЯ и собственной малости. ЃьютсЯ кобчики о бересток...
     ’еперь сам  себЯ ощущал будто тем  берестком под высоким небом и  билсЯ
сердцем об то дерево. ‚озможно ли такое?


        13

     ђедактор был поглощен процессом думаниЯ,  наверное,  потому не  замечал
Ђнастасию,  котораЯ стоЯла перед ним уже длительное времЯ,  стоЯла терпеливо
и,  так  сказать,  провоцирующе.  Ќаконец конституционное времЯ  думаниЯ длЯ
редактора кончилось. ђедактор увидел Ђнастасию, пожевал губами.
     - Ђга, вы уже здесь? Џрекрасно, есть идеЯ...
     - ЉажетсЯ, вы забыли предложить мне сесть, - напомнила ЂнастасиЯ.
     - ‚ самом деле забыл.  Џростите. ‘адитесь и слушайте. џ должен всем вам
подавать идеи. Љогда вы сами научитесь плодотворно мыслить?
     Ћн  почти стонал.  ‘традание о  несовершенстве редакционных сотрудников
терзало ему душу.
     - Ќаука сейчас - это все. ђешающаЯ сила.
     - ђабочий класс, - спокойно напомнила ЂнастасиЯ.
     - —то?  Ќу да. Ќе учите менЯ марксизму. џ высказываюсь фигурально. €ли,
может,  вы  хотите  отрицать  значение  науки,  котораЯ  сегоднЯ  становитсЯ
производительной силой?
     - Ќет, Я не хочу.
     - €нтервью с Љарналем остаетсЯ за вами.
     - џ отказываюсь от этого заданиЯ. “же говорила вам: не могу.
     - Ќичего, ничего, еще есть времЯ. Џодумаете и сделаете. ’акие материалы
на улице не валЯютсЯ. Ђ длЯ разгона хочу подбросить вам новую идейку.
     - ЋпЯть с учеными?
     - ‚ам не нравЯтсЯ ученые?
     ЂнастасиЯ промолчала.  ЌравЯтсЯ - не нравЯтсЯ. ђазве можно ограничитьсЯ
такой однозначностью?
     - ‘лушайте!  -  редактор вскочил со стула,  забегал по кабинету.  -  ‚ы
хотите, чтобы наша газета была интересной?
     - •очу.
     - ’ак почему же?..  Љак же  вы можете относитьсЯ к  своей работе так...
нетворчески?
     - ‚ы спросили менЯ об ученых,  Я отвечу.  Џо моему мнению, они мало чем
отличаютсЯ от других людей.  Ћдни раздражены,  другие слишком грубы,  третьи
чрезмерно вежливы.  ‚  общем же они надоедливы,  как все слишком переученные
люди. •отЯ с недоученными тоже не легче.
     - Џрекрасно.  - ђедактор потер руки. - ‚ы угадываете мою мысль. Љак раз
о  переученности-недоученности мы  и  поведем  разговор  на  страницах нашей
газеты.  Љак именно?  Ћчень просто.  Њы  дадим десЯть или двенадцать фамилий
ученых.  ‚озьмем представителей точных наук.  ”изиков или математиков,  либо
тех  и   других.   €з  университета,   политехнического,   из  академических
институтов,  как  можно  более широкий круг.  Џоговорить с  каждым:  что  он
читает,   кроме  специальной  литературы.   Ќас  интересует  общее  развитие
современного ученого,  его энциклопедизм, универсализм. €бо ученые сегоднЯ -
это знамЯ Ќ’ђ, а Ќ’ђ...
     Њожно было уже не слушать,  потихоньку поднЯтьсЯ и уйти из кабинета под
монотонное гудение редакторского голоса.  Џоскольку об Ќ’ђ редактор знал все
из всех газет ‘оветского ‘оюза и мог бы выступать на конкурсах на тему: "—то
вы можете сказать об Ќ’ђ?"
     Ћт двери ЂнастасиЯ сказала:
     - •орошо, Я подумаю.
     - Ќо не медлите! ќто будет основной материал!
     „ва днЯ она просидела у  телефона.  Џрекрасное занЯтие!  ’ы  не видишь,
тебЯ не видЯт, но ты подавлЯешь авторитетом прессы и наконец договариваешьсЯ
о встрече, отвоевываешь у терроризированного, оглушенного ученостью человека
час, которого он, наверное, не пожертвовал бы и любимой женщине! Џервый этап
закончилсЯ длЯ  Ђнастасии даже  более  чем  успешно:  она  получила согласие
двадцати одного ученого!  ’ри профессора, семь доцентов, девЯть аспирантов и
два  ассистента.  €з  них  одна женщина,  кандидат наук,  и  две аспирантки.
ѓлавное же -  все молоды,  или абсолютно,  или относительно. ’еперь зарЯдить
свою маленькую камеру пленкой,  удрать из редакции на неделю, а то и на две,
затерЯтьсЯ в  большом городе,  забыть о  своем одиночестве и заботах,  о еще
свежих разочарованиЯх, а может, и о несмелых симпатиЯх, не думать ни о таком
же одиноком,  как она,  ‘овинском,  ни о  непостижимом Љарнале,  ни о добром
Ђлексее Љирилловиче, ни об угрожающе-таинственном Ључмиенко.
     Ћна  встречалась  с  учеными  в  большинстве  случаев  после  окончаниЯ
рабочего днЯ,  который,  собственно,  длЯ них никогда не кончаетсЯ.  ‚се они
продолжали работать,  домой уходить никто не  собиралсЯ,  это  была норма их
поведениЯ, их стиль жизни, выбранный без принуждениЯ, добровольно, навсегда.
Ќачала она не по значимости,  не по званиЯм, а так, как выпал случай. Џервым
был аспирант,  крикливый юноша с острым взглЯдом,  весь какой-то острый, как
нож,  с  птичьим профилем.  Ћн  вывел  Ђнастасию в  коридор ("—тобы никто не
слышал и не мешал"), но и там, стоЯ у окна и без видимого желаниЯ отвечаЯ на
ее  вопросы,  умудрилсЯ затеЯть ссору  с  двумЯ или  тремЯ коллегами.  €мел,
видимо, талант к скандалам, ловил людей буквально на лету, останавливал, без
долгих  околичностей и  предисловий  накидывалсЯ  с  какими-то  обвинениЯми,
домогательствами,  укорами.  Њожет,  хотел испугать Ђнастасию?  Ќо  не на ту
напал.  Ћна не отступалась.  —то читал?  ‘колько?  —то думает о прочитанном?
Ђспирант читал только коротенькие рассказы,  такие,  как у „жека ‹ондона или
Ћ'ѓенри, прочитал все номера журнала "Ќаука и жизнь". —то? ќтот журнал может
спихнуть  его  до  среднего  уровнЯ?  Ќо  в  нем  выступают одни  академики!
ЂнастасиЯ записала про  аспиранта:  "‚сегда найдет  способ оправдать себЯ  и
обвинить других".
     ‡атем  была  преподавательница,  кандидат  физико-математических  наук,
красиваЯ, хоть и усталаЯ с виду женщина. Ћна искренне призналась, что за год
прочла одну-две книги, да и то лишь те, которые так уж разрекламированы, что
не  прочитать  их  культурному человеку  немыслимо.  Ќеважно,  какаЯ  именно
реклама сопровождает эти книги:  хвалЯт или бранЯт. Љроме того, она женщина,
у нее семьЯ,  семьЯ буквально подавлЯет.  ‘частлив тот,  кто не имеет семьи,
ему свободнее дышитсЯ.  "Љак кому", - хотела сказать ЂнастасиЯ, но смолчала.
„а и кто она такаЯ, чтобы поучать кандидатов наук?
     ’ретьим  был  профессор,   светило,  лауреат,  молодаЯ  надежда  науки.
Ћчаровал  Ђнастасию  безукоризненной  улыбкой,   безукоризненными  манерами,
безукоризненным костюмом,  сам  сварил длЯ  нее кофе (держал в  кабинете все
необходимое длЯ этого),  показал ей фотографию жены и  двух белокурых дочек,
охотно  смеЯлсЯ  над   собственными  остротами  и   отдавал  должное  колким
замечаниЯм  Ђнастасии  по   адресу   ученых,   которые   удивили  ее   своею
ограниченностью.
     - ќто как понимать ограниченность,  -  терпеливо объЯснЯл профессор,  -
например,   вы  считаете,   что  культура  человека  зависит  от  количества
прочитанных за год книг.  Ђ  если Я  вам скажу,  что читаю сейчас минус одну
книгу в год? ’о есть каждый год забываю по одной книжке из тех, что когда-то
прочитал,  а  новых  не  читаю?  ‡абыл,  когда  читал.  Џытаюсь читать,  да.
Џрочитываю первые три страницы и  бросаю.  џ  люблю такие книжки,  чтобы над
ними  можно было думать так  же,  как  над  Ќьютоном,  Џаскалем,  ‹ейбницем,
„екартом,  как над ’олстым и „остоевским. ‘егоднЯ как-то не могу найти таких
книг.  Ћграничиваюсь старыми запасами.  ‘огласитесь,  что  во  времена карет
литература была не хуже, чем во времена автомобилей и ракет.
     - ‚ы  считаете,  что  современные книги скучны или  попросту пустые?  -
полюбопытствовала ЂнастасиЯ.
     - Џожалуй, первое. ЊенЯ действительно заедает скука.
     - Ђ это не лицемерие?
     - ‚ы не верите в мою искренность?
     - Ќет,  Я просто хотела сказать,  что,  строго говорЯ, чувства скуки не
существует.  ‘кукой называют одну из форм растерЯнности.  “сложнение науки и
техники,  которое мы теперь наблюдаем, приводит к исчезновению дилетантизма.
Ђ литература и искусство?  Ћни так же усложнЯютсЯ,  как наука и техника. Ћни
так же  многослойны,  вбирают в  себЯ историю,  традиции,  базы,  на которых
выросли.  —тобы их воспринимать, тоже необходима соответствующаЯ подготовка.
‹енин говорил: "Ќе опускатьсЯ до неразвитого читателЯ, а неуклонно - с очень
осторожной постепенностью -  поднимать его развитие".  Њы  же  привыкли не к
восприЯтию,  а  к  потреблению.  ѓоворю это именно вам,  потому что вы умный
человек и, надеюсь, не рассердитесь.
     - Ѓлагодарю за  доверие.  Ќаверное,  вы  правы.  Ќо  у  менЯ просто нет
времени задерживатьсЯ на этих проблемах.  ‚се же человек остаетсЯ человеком.
ќто  система,   как  сказали  бы  кибернетики,  конечнаЯ,  а  следовательно,
ограниченнаЯ.  џ ограничен,  как все люди. Ќо что Я могу поделать? Џомните у
Џушкина!   "“м,   любЯ   простор,   теснит"?   Џопытка  приспосабливатьсЯ  к
потребностЯм  твоей   отрасли   неминуемо  обеднЯет.   “ниверсализм  сегоднЯ
несовместим  с  успехами,   он  граничит  с  разбросанностью,  хотЯ  глубина
мышлениЯ,  в  свою  очередь,  враждует с  завершенностью,  котораЯ по  своей
природе неминуемо ограничена.  Џомимо всего,  Я считаю, что убеждение, будто
книги  -  это  синоним  культурности,  типично западноевропейское убеждение,
несколько наивное.  ђазве мы  не  можем допустить,  что  существовали народы
наивысшей ступени мышлениЯ,  но мысль их не имела иной формы,  кроме устной?
Ќапример, скифы. Ћни не оставили после себЯ литературы. Ќи единого слова, ни
единой буквы.  Ќемые длЯ нас и загадочные в своей немоте. Ќо поглЯдите на их
золото,  которое  выкапывают из  степных  курганов  археологи!  ЏоглЯдите на
пектораль,  найденную в  ’олстой могиле!  ђазве это не чудо?  Ђ никакой ведь
литературы! Џростите за столь дикие мысли.
     - Њне было интересно с вами разговаривать, - почти не скрываЯ сожалениЯ
по  поводу  расставаниЯ,  сказала  ЂнастасиЯ.  -  ‚  вас,  наверное,  должны
влюблЯтьсЯ женщины.
     - ‚ самом деле? Ѓлагодарю.
     Ћна  не  добавила:  "Љроме таких,  как  Я,  ибо  длЯ  менЯ  вы  слишком
образцово-показательны". ‡накомство с профессором действительно было длЯ нее
как  бы  маленьким праздником,  и  его  хватило  длЯ  хорошего настроениЯ на
несколько дней, особенно потому, что и новый ее собеседник оказалсЯ приЯтным
и  умным  человеком.  Љандидат наук,  бывший крестьЯнский сын,  грубоватый и
прЯмодушный, он сначала не поверил, что кто-то серьезно может интересоватьсЯ
тем, что и как он читает.
     - ‡ачем это  вам?  „лЯ  газеты?  ђазве наши газеты о  таком пишут?  ’ам
только глобальные проблемы.  €ной раз в  голове гудит от  этой глобальности!
Ђ-а, молодежнаЯ. Ќу, молодежных Я не читаю. „авно уже не читал. ‡абыл, когда
и был молодым. "Ђ молодiсть не вернетьсЯ, не вернетьсЯ вона". ‚ы поете? џ не
пою,  математики не поют, у них в голове само поетсЯ. Ќе верите? ’ак, что-то
промурлыкать могу,  но  не  помню ни одной песни.  Ћдна строка -  и  ни шагу
дальше!  ’елепередачи тоже так  смотрю.  ‚се отрывками.  Љусок телеспектаклЯ
посмотрю,  и  все как будто бы уже Ясно.  ’ак и  книжки.  Ќачинаю читать как
попадет, редко с начала, потому что и авторы сами не всегда знают, где у них
начало,  а где середина,  поперепутают, позагонЯют одно туда, а другое сюда.
ЏриходитсЯ  читать   квадратно-гнездовым  методом.   Џросматриваю  еще   "‡а
рубежом",  "Ќауку и жизнь",  читаю их с конца. Џотому что самое интересное в
них всегда в  конце.  ‘колько все-таки за  год?  Ќу,  от нулЯ до двух книжек
наберетсЯ.  Љакие успехи в  науке?  ќто уж спросите саму науку.  Ђ Я что?  џ
слуга, раб науки. Ќа всю жизнь.
     - Ќо ведь вы осуществили какое-то открытие в науке...
     - €зобретениЯ,   открытиЯ...   -   небрежно  отмахнулсЯ  доцент.   -  џ
крестьЯнский сын и скажу вам,  что изменЯютсЯ только мельницы,  а ветры дуют
так  же,  как и  на  первый ветрЯк тысЯчу лет назад.  •отите правду?  ‚от до
войны,  так то  были настоЯщие ученые.  ‚  нехватках,  в  трудностЯх,  среди
неграмотности,   среди  затурканности,   а  какие  имена!  Ђ  нам  что?  Њы,
послевоенные,   -  любимцы,  счастливцы,  нам  все  на  блюдечке  с  голубой
каемочкой,  как Ћстапу Ѓендеру.  Њожет,  из-за  того Я  и  мечусь,  не  могу
сосредоточитьсЯ,  хватаю то  одно,  то другое.  Ќу,  математика,  она уж как
вцепитсЯ,   так  не  отпускает,   потому  и   держусь.   Ђ   книжки  -   они
слабохарактерны,  слишком демократичны в сравнении с нашими точными пауками.
‚ыходит, мне лично демократиЯ противопоказана.
     Ќаверное, журналистика - все-таки мужскаЯ специальность. Љто-то сказал,
что   женщины   вводЯт   в   тонкую   драгоценную   оправу   неприглЯдную  и
неотшлифованную мужскую жизнь.  Ќо  выполнить назначение можно  лишь  тогда,
когда вызовешь взаимодоверие,  истинную человеческую близость.  Љогда же  ты
журналистка,  то  всегда остаешьсЯ длЯ тех,  к  кому приходишь,  силой почти
враждебной,  отношение к тебе сдержанно-настороженное, люди повернуты к тебе
одной стороной,  как луна,  они никогда не раскрываютсЯ до конца.  ’ак чужой
Язык не  допускает тебЯ до  своих глубин,  и  ты  обречен вечно скользить по
поверхности,  удовлетворЯтьсЯ  приблизительными  знаниЯми,  приблизительными
значениЯми,  приблизительным пониманием - никогда не постичь всего богатства
его, гибкости, красоты.
     Љоллекционирование ученых  по  их  читательским вкусам словно бы  стало
даже  нравитьсЯ  Ђнастасии.  Ѓросались  в  глаза  человеческаЯ  непохожесть,
оригинальность  даже  тогда,  когда  читательские  вкусы  совпадают  или  же
равнЯютсЯ нулю. Ќе одним чтением жив человек. “беждалась в этом все больше.
     Љакое  все-таки  несоответствие  между  внешностью  и  настоЯщей  сутью
человека.  Ћсобенно это  поражает в  мужчинах,  женщины гармоничнее,  в  них
приЯтнаЯ внешность как-то  смЯгчает,  амортизирует неминуемый удар,  который
наносит порой зиЯние духовной пропасти, открывающейсЯ пытливому уму; женскаЯ
красота -  это как бы выкуп за возможную неполноту и несовершенство душевной
конструкции.  „лЯ  мужчин же  внешнЯЯ красота,  когда она  не  подкреплЯетсЯ
никакими внутренними качествами,  становитсЯ чем-то  близким  к  неприличию.
Ќадо ли говорить, что ЂнастасиЯ даже обрадовалась, когда после хвастливого и
пустого  ассистента  встретилась  с  некрасивым,  высоким,  худым  доцентом,
который повел себЯ с  ней просто сурово,  не стал разглагольствовать,  сразу
сообщил,  что  прочитывает восемь -  десЯть книг  в  год,  и,  сославшись на
большую загруженность,  попросил прощениЯ и  оставил журналистку,  даваЯ  ей
возможность упорЯдочить свои записи, а может, и мысли.
     …ще  один  кандидат  наук  был  совершенной  противоположностью  своему
слишком  строгому  и  пунктуальному коллеге.  ќтот  ЯвлЯл  собой  словно  бы
передвижной  лекторий,   штормовой  ветер,  орудие  длЯ  корчеваниЯ  пней  и
портативную  электронно-вычислительную  машину.   Ћн   всюду  успевал,   его
интересовала не только математика,  но и  биологиЯ,  философиЯ,  литература,
историЯ,  он прочитывал за год пЯтнадцать, может, и двадцать (не помнит, ему
можно было верить) книг,  он бросилсЯ к Ђнастасии с расспросами, пыталась ли
она читать Џруста,  первый том которого недавно у нас издан, и что она может
сказать об  этом писателе,  он заЯвил,  что времени у  него,  вообще говорЯ,
почти хватает на все,  так как он еще не женат и  не знает,  когда это с ним
произойдет,   а  тем  временем  компенсирует  семейные  заботы  беготней  по
общественным делам,  ведь еще Ђристотель сказал,  что человек - это животное
общественное.  ’о был человек,  в котором жили души прочитанных им книг, они
светились в его серых искренних глазах, они радовались и за себЯ, и за него,
им  было уютно в  нем,  в  его  душе и  памЯти.  ЂнастасиЯ бестревожно могла
оставить те книги,  а  когда,  думалось ей,  придетсЯ встретитьсЯ с доцентом
через какое-то времЯ,  через год или через два,  то, наверное, разрастутсЯ в
нем  эти  книги роскошным зеленым садом,  полным бело-розового цветениЯ,  до
краев  залитым  небом.  Ђ  может,  неожиданнаЯ симпатиЯ  к  этому  веселому,
удивительно энергичному человеку была вызвана его заЯвлением о  том,  что он
не женат,  а у Ђнастасии,  вопреки ее воле,  родилось чисто женское желание,
надежда на избавление от полного отчаЯниЯ одиночества? Ќет, неправда! Ћна бы
никогда не  позволила темным  инстинктам осилить точный  и  четкий свой  ум.
„остаточно было одной ошибки в ее жизни, больше не будет!
     „ва профессора,  которые еще оставались в  ее списке,  очевидно,  имели
немалые  заслуги  в  своей  отрасли,  но  Ђнастасии после  того  доцента они
показались обедненными чуть ли не до убожества.  “ них и имена были точно из
детской игры в перестановку:  один €ван ‚асильевич, другой ‚асилий €ванович.
€ван  ‚асильевич без  лишних  предисловий заЯвил,  что  читает  все  выпуски
"ђоман-газеты" и ни страницы больше!
     - Ђ вы не жалеете,  -  спросила ЂнастасиЯ у профессора,  - что мимо вас
проходит множество прекрасных произведений,  о  которых вы  так ничего и  не
узнаете?
     - Ќе   вижу  иного  выхода,   -   вежливо  вздохнул  профессор,   играЯ
паркеровской   ручкой.    -   „лЯ   "ђоман-газеты"   сочинениЯ   подбираютсЯ
специалистами.  џ  должен им  верить,  если хочу,  чтобы мне  верили в  моей
отрасли.   ‘олидарность   ответственных   людей.   Љстати,   Я   посоветовал
воспользоватьсЯ моим методом ‚асилию €вановичу,  вы  с  ним  тоже,  кажетсЯ,
встретитесь, и он очень доволен! ‚ы убедитесь в этом сами.
     Џосле  этого  с  ‚асилием  €вановичем,  собственно,  можно  было  и  не
встречатьсЯ,  но  ЂнастасиЯ не могла не сдержать слова,  данного профессору.
‡астала его в лаборатории, он сидел боком к столу и ковырЯл в носу.
     - Ќе  обращайте  вниманиЯ,   это  у  менЯ  рефлекс  против  собраний  и
совещаний.  ‡наете,  просто гудит в голове.  Ѓез конца отрывают от работы. “
менЯ ученики по всей стране:  в Њоскве,  ‹енинграде,  Ќовосибирске, здесь, в
Љиеве. џ до некоторой степени знаменитость, говорю вам это не длЯ похвальбы,
а  чтобы  вы  приблизительно представили себе  бюджет моего  времени и  моих
расходов энергии.  ‡а  литературой тоже нужно следить,  иначе превратишьсЯ в
троглодита с галстуком и с научным званием.  €ван ‚асильевич посоветовал мне
"ђоман-газету", и Я теперь не имею забот. ЏодписалсЯ на год - и спокоен. Ќу,
там,  понЯтно,  тоже бывает всЯкое.  Љ каждому выпуску они дают предисловие,
так  вот  в  одном выпуске было такое,  что  Я  запомнил буквально,  так как
слишком уж это комично:  "—то это?  ђоман?  Ќет,  не роман! Џовесть? Ќет, не
повесть.  ’огда что  же  это?  ќто -  художественнаЯ литература!.."  Џравда,
смешно?  Љто-то  может посмеЯтьсЯ и  надо мной,  но  пусть он  подскажет мне
выход. Ќапример, вы его знаете?
     ЂнастасиЯ не знала.  …сли бы она была не просто молодой журналисткой, а
‘ибиллой Љумской и  могла каждому предсказывать все,  что с  ним будет и как
оно будет!  —асто даже наше будущее живет в  нас неведомым и неугаданным,  и
своими будничными словами мы  только глубже прЯчем его  от  самих себЯ и  от
других.
     ЏоследнЯЯ встреча должна была состоЯтьсЯ с доктором наук,  работающим у
ЉарналЯ.   Ђнастасии  совсем  не  хотелось  больше  соватьсЯ  туда,  боЯлась
встретить в  лифте ЂлексеЯ Љирилловича или самого академика,  не хотела быть
навЯзчивой,  твердо решила не попадатьсЯ больше на глаза Љарналю, потому что
самой  отвратительной  чертой  в  ее  глазах  была  настырность,   как  своЯ
собственнаЯ, так и со стороны других. Ќо доктора наук ѓальцева ей настойчиво
рекомендовали в отделе науки их газеты, без него и анкета бы вышла неполной.
ЂнастасиЯ не хотела навлекать на себЯ нареканиЯ редактора, поэтому поехала к
ѓальцеву.
     Ћн принадлежал к тем стриженным ежиком,  тихоголосым,  скромным парнЯм,
которые в двадцать пЯть лет делают открытиЯ чуть ли не мирового значениЯ, до
тридцати становЯтсЯ докторами, а в тридцать пЯть - академиками. Ѓыл похож на
юношу,  худой,  застенчивый,  краснел на каждом слове,  и ЂнастасиЯ невольно
почувствовала себЯ матерью перед этим мальчиком.  —итал он немного: десЯть -
двенадцать книг в год. Ќе сказал, сколько читал прежде, но видно было, что в
голове у него целые библиотеки.  ‹итература,  искусство, политика - всюду он
был  как  у  себЯ  дома,  обо  всем  имел  суждениЯ глубокие,  оригинальные.
ЂнастасиЯ даже записать ничего не смогла,  так поражена была этим невзрослым
доктором.  Ћ  науке она  побоЯлась и  вспомнить,  так как тут ѓальцев просто
подавил бы ее, в этом она была убеждена. …ще удивило Ђнастасию, что ѓальцев,
помимо своей невероЯтной эрудиции,  был далек от категоричности и всЯкий раз
допытывалсЯ:  "Ђ что вы на это скажете?  ‚озможно,  Я  ошибаюсь?  џ  могу не
разобратьсЯ до конца,  так что вы простите,  пожалуйста". ѓоворил он устало,
чувствовалась в  нем преждевременнаЯ исчерпанность,  но каждую мысль свою он
старалсЯ  сформулировать  четко  и  всЯкий  раз  придавал  большое  значение
деталЯм, подробностЯм, фактам. „а и в самом деле: как можно говорить часами,
не опираЯсь хотЯ бы на один факт, не вспоминаЯ ни одного живого впечатлениЯ?
ќто умеют делать разве что телевизионные обозреватели,  которых расплодилось
такое множество,  что,  наверное, длЯ всех не хватает фактов и они вынуждены
заполнЯть образуемые пустоты потоками слов.
     ‘нимки  ученых  вышли  все  удачные.  ‘амое  любопытное,  что  в  очках
оказалось только двое,  в  свитере только один,  также лишь один с  бородой.
Ѓольшинство были в  солидных костюмах,  с белыми воротничками и в галстуках,
женщины были  с  модными прическами и  свою  немногочисленность наверстывали
красотой.  —то же касаетсЯ самой статьи,  которую ЂнастасиЯ писала целых два
днЯ,  то  тут возникли осложнениЯ,  если не  сказать хуже.  €звестно,  что в
редакции материалы читаютсЯ со  скоростью,  обратно пропорциональной времени
их  написаниЯ.  —ем  быстрее пишешь,  тем дольше читают в  секретариате и  в
редакторате.  ЂнастасиЯ  писала  два  днЯ,  редактор  читал  четыре.  Џотом,
наверное,  с кем-то советовалсЯ,  а может, и не советовалсЯ, а просто думал,
может, и не думал, а выдерживал Ђнастасию "в карантине", давал почувствовать
свою власть и приближение грозы.  Џотому что если нет немедленных восторгов,
то жди грозы.
     ‚ самом деле,  ЂнастасиЯ была вызвана, не замечена, как всегда в минуты
дурного  настроениЯ,  не  приглашена  сесть,  но  она  не  чувствовала  себЯ
виноватой,  поэтому  сразу  же  указала  редактору  на  неучтивость  и,  как
вознаграждение за отвагу, получила право на табурет.
     - ‘лушайте, ЂнастасиЯ, - утомленно спросил редактор, перебираЯ листочки
ее статьи, - что это вы мне подсунули?
     - Њатериал, который вы просили.
     - Њатериал? ‚ы называете это материалом?
     - џ  работала целую неделю.  Ћбегала весь Љиев!  ‚ы представлЯете себе,
какие это занЯтые люди?
     - ѓм,  представлЯю  ли?  Ђ  представлЯете ли  вы,  что  предлагаете длЯ
газеты? ќто же поклеп на советских ученых!
     - ‘ каких это пор правда стала называтьсЯ поклепом? €ли длЯ газеты было
бы  лучше,  если б  Я  составила это интервью,  не  выходЯ из редакции?  ’ак
называемые воображаемые интервью? Ћбогатить журналистику новым жанром?
     - ‘оветские ученые самые передовые в мире. ‚ы это знаете и возражать не
станете. Ђ что вы пишете? Џрофессор, лауреат ѓосударственной премии, человек
почти с мировым именем читает - что читает? - минус одну книжку в год! Њинус
одну - это же надо придумать!
     - ќто его терминологиЯ.
     - ‚ыходит,  у него опустошаетсЯ голова? € нам с вами нужно бросать свою
работу,  сесть и принЯтьсЯ за расчеты, когда же этот зловещий процесс дойдет
до конца? Џрофессор пошутил, а вы на полном серьезе...
     - Ћн действительно ничего не читает.
     - Ђ  кого интересует профессор,  который ничего не  читает?  ‚ы  были у
ЉарналЯ,  вы  с  ним беседовали?  ‘просили вы у  него,  что он читает?  ќтот
человек прочитывает целые библиотеки!
     - Ќо Я ведь пишу не о Љарнале.
     - ‚ы издеваетесь надо мной, - плаксивым голосом сказал редактор.
     Ђ ей почему-то показалось, что издеваютсЯ над ней. Ќо кто? Ќе редактор,
нет. ЏонЯла вдруг, что уже давно, много дней живет каким-то предчувствием, а
жестокаЯ действительность всЯкий раз  иронично опровергает эти предчувствиЯ.
‚се  событиЯ  последнего  времени  комбинируютсЯ  так,  чтобы  причинить  ей
неожиданную боль,  ее гордое одиночество беспричинно страдает,  благороднаЯ,
как ей  казалось,  независимость терпит поражениЯ на  каждом шагу.  Ќе могла
сказать,  когда это началось,  но чувствовала, как разрастаетсЯ в ней что-то
алчное, неукротимое. …ще сдерживала это, загонЯла внутрь, но уже видела: сил
не  хватает,  прилив  плоти,  лишенной духовных устремлений,  сметет  бурЯми
низких страстей все то,  что она с таким трудом выстраивала во времена своей
независимой холодности.  €сполнились слова мудреца:  "Љому не  хватает того,
что хватает, тому ничего не хватает".
     - ‹адно,  -  сказала она редактору,  -  Я  заберу материал и переделаю.
Ќаверное, Я сгустила краски, пренебрегла объективностью.
     Ќесколько успокоившись,  медленно вышла  из  редакции.  •отела сесть  в
машину, но вспомнила, что до почты два квартала. Ћтправилась пешком, надеЯсь
по  дороге  составить телеграмму ‘овинскому в  Џриднепровск.  —то  писать  в
телеграмме - не знала.


        14

     ђазбитое зеркало не  склеишь.  Ћбразы того страшного днЯ  рассыпались в
памЯти  ЉарналЯ на  мелкие осколки,  сеЯлись мрачной пылью,  слезились серым
дождем безнадежности.
     ‡а ним заехал Џронченко. Њолча обнЯл за плечи, повел к лифту, к машине,
в которой сидела ‚ерико Ќодаровна,  бросила навстречу Љарналю всечеловечески
добрые глаза,  как свою душу.  Џо корпусам прокатилось перешептывание:  "‘ам
Џронченко,  сам...  сам...  сам..." Љарналь не слышал ничего, послушно сел в
машину,  пустооко  смотрел,  как  летит  мощный  лимузин  по  улицам,  через
Љуреневку,  на Њинское шоссе. оссе оказалось узким, даже сердце заходилось,
и  извилистым,  как кошмарный сон.  Ѓыла та неопределеннаЯ пора года,  когда
зима отступила,  а  весна еще не  пришла.  ‚се мертвое,  голое,  бесцветное,
безнадежное.  ‘амое страшное, что никто ничего не говорил. „аже Џронченко не
решалсЯ произнести ни слова. Ћни спешили, и то, к чему они так спешили, было
за пределами любых слов...
     †елтые  машины  автоинспекции.  „еловитаЯ растерЯнность,  высокие чины,
приглушенные рапорты... ђазбитый гигантский "ЉрЂ‡". Џо другую сторону узкого
шоссе  смЯтый,  как  тонкаЯ бумага,  кузов  новой "‚олги".  ‘мЯтый и  мертво
брошенный в ров.
     Џолковник говорил  о  каком-то  "Њосквиче-412".  ‚одитель "ЉрЂ‡а" успел
заметить,  что  то  был "Њосквич".  Ќи  номеров,  ничего не  успел.  "‚олга"
обгонЯла "Њосквича", а он гнал что было духу, не уступал. ‘колько так летели
- десЯть,  двадцать километров?  …сли  бы  из  Љиева,  можно было  бы  найти
"Њосквича".  Ќо ехали в Љиев.  ‘корость на таком шоссе -  сто двадцать. Ћдин
хочет  перегнать,  другой не  хочет  уступить.  Ќикогда не  следует забывать
первое  золотое правило водителей:  "‡а  рулем  другой машины всегда больший
идиот,  чем  ты".  Ќа  этом  извиве дороги перед "‚олгой" очутилсЯ встречный
"ЉрЂ‡". "Њосквич" проскочил и удрал...
     ”отографии...  ‚се заплывало красным туманом... Љарналь отвернулсЯ... “
Ђйгюль была любимаЯ цветнаЯ фотографиЯ,  подареннаЯ ей  Ќиколаем Љозловским.
Ѓездонно-глубокаЯ  чернота,   прочерченнаЯ  стройной  женской  ногой,  ногой
Ђйгюль, с ее нескончаемо плавными прекрасными линиЯми, другаЯ нога, согнутаЯ
в колене,  как бы обнимает выпрЯмленную,  а дальше,  над ними, будто розоваЯ
корона, светитсЯ ладонь Ђйгюль с растопыренными пальцами. Ђйгюль назвала эту
фотографию "Љораллы"...
     - Џокажите,  -  обратилсЯ Љарналь к  автоинспекторам,  и  сам не  узнал
своего голоса,  и  ни  за  что  бы  не  мог сказать,  зачем ему те  страшные
фотографии, сделанные умелым, холодным экспертом...
     Џочти отбросил все фотографии,  прикоснулсЯ к одной - ударило его почти
ощутимой болью. ’оже Ђйгюль... …е прекрасные ноги... Ќо...
     - ѓде она? ѓде?
     - “спокойсЯ,  - сказал ему Џронченко. - „елают все возможное... ‘лышишь
менЯ, Џетр Ђндреевич? ‚се возможное...
     Џолина  Ључмиенко была  убита  сразу.  Џомощник ЉарналЯ  тоже.  Њолодой
дурень.  Љак он очутилсЯ в  машине?  Људа они ездили?  € зачем?  € как могли
гнать на  таком шоссе?  Ђ  где у  нас шоссе?  €  не бессмыслица ли выпускать
быстроходные машины длЯ  таких  допотопных дорог!  Љурсы по  оказанию первой
медицинской помощи...  Ђ  надо строить шоссе...  Ђ пока закон об ограничении
скорости...  Ќе  знаки,  а  закон,  принЯтый  ‚ерховным  ‘оветом!  Њысли  на
ступеньках... Њысли на ступеньках... "‚ полдневный зной в долине „агестана с
свинцом в груди лежал недвижим Я..."
     …ще помнит,  что он  жалел Џронченко.  Љак может сердце одного человека
вмещать в себЯ все боли,  чужие несчастьЯ делать своими? Љак выдерживает? Ћн
обнЯл  Џронченко и  заплакал.  ‚ерико Ќодаровна тоже  плакала,  но  пыталась
утешать ЉарналЯ:
     - Ѓудем надеЯтьсЯ, будем...
     Ћх,  будем,  будем.  "€сходит кровью в ранах,  в грудь,  стенаЯ, бьет".
ЊертваЯ землЯ,  сонные корни деревьев,  беспощаднаЯ бесцветность... ‘ерый, в
клеточку Ључмиенко.  "Џетр Ђндреевич,  Џетр Ђндреевич,  крепись! “ менЯ что?
Џолины уже не  вернешь.  Ђ  ты  надейсЯ.  ‘оветскаЯ медицина самаЯ сильнаЯ в
мире!.."
     Ћпустошенность  земли,   опустошенность  души...   не  зазеленеет,   не
зацветет.  “богаЯ  декорациЯ последнего акта.  †елтые машины среди  мертвого
пейзажа,  плоский горизонт, небо без солнца, свет, засыпанный мертвой пылью.
Ђйгюль бросала ему свои цветы.  Ћсыпала его цветами.  ’еперь пыль умираниЯ -
все,  что осталось от цветов...  "€ человек по землЯм бродит,  бродит,  чтоб
снова вечность под землей лежать..."
     € еще раз через весь Љиев.
     …ще уже дорожка, ведущаЯ к ”еофании. Ќиколай ”омич... человек, в глазах
которого навеки застыла боль многих людей...  Ќичего не обещал. ѓлавный врач
никогда не обещает.  Ќо надеЯтьсЯ надо...  ‚се молчало. Ћн любил молчание ее
очей.  Ћчи-зеркала,  очи-поцелуи, очи, мЯгкие, как шелк... ѓладила взглЯдом,
нежно гладила,  мЯгко целовала,  вспыхивал в черной бездонности ее глаз свет
только длЯ него,  всегда только длЯ него,  никогда не  угасал.  ’еперь глаза
подернулись мутью...
     ЃелаЯ палата,  белые бинты, все белое, только черные очи, еще живые, но
уже мертвые...  €  уста,  живые только в своих линиЯх,  но обесцвеченные и в
каких-то ненастоЯщих подергиваниЯх-судорогах... ЋдесскаЯ телеграмма: "‹юблю.
†енимсЯ.  Ђйгюль".  Ќа  всю  жизнь  безмолвнаЯ музыка этих  слов.  Ђ  теперь
безмолвное умирание.  —то она думала, умираЯ? Љакое слово, какой стон, какаЯ
боль  затрагивала  край  ее   сознаниЯ?   Ќепостижимость,   бесконечность  и
неисчерпаемость огромных пустынь  Ђзии  навсегда остались в  ней.  Њожет,  в
пустыне жила бы  вечно?  Ђ  тут ей  не хватило места,  было тесно.  ђано или
поздно это должно было случитьсЯ.  Ќеприспособленность свою пыталась одолеть
летучестью,  прожить,  не  углублЯЯсь,  едва прикасаЯсь к  поверхности мира,
жизнь на пуантах, в сердце музыки...
     “ них была когда-то игра.  Ћн прикладывал ей, усталой, к губам зернышко
граната,  она обсасывала его и возвращала ему.  Ћн -  взрослый,  она - дитЯ.
Ќазывал ее "ђонЯ". Џочему - не знали оба.
     Ќиколай ”омич стоЯл ненавЯзчиво рЯдом.  "“  вас можно найти гранат?"  -
"Ќайдем". - "Џожалуйста"...
     Ќа  белой  тарелочке темный  сок,  рубины  зерен,  половина  граната  и
первозданное буйство жизни  в  нем,  будто  лежит  перед  тобой  разрезаннаЯ
пополам ‡емлЯ!  Љак  можно  умирать на  этом  свете,  где  столько красоты и
неосуществленности,   котораЯ  должна   стать   действительностью!   Љарналь
прикладывал   к   устам   красные   зернышки   граната.   Ќепослушные   губы
бессознательными движениЯми выталкивали зернышки назад,  и  он  подбирал их;
казалось,   все  возвращаетсЯ,   все  как  было,  но  зернышки  возвращались
нетронутыми.  ’акие  же  кроваво-живые.  “ста  выталкивали  их,  возвращали,
вспоминаЯ былое,  вспоминаЯ незабываемое.  ѓде-то  еще  жил  краешек памЯти.
’онюсенький сегментик.  € это все,  что было между ними. “гасало, как луна в
ночь затмениЯ.  ‡олотаЯ ниточка среди мрака вечности.  ’оньше, тоньше... Ћна
угасала. Ќавеки...
     "Ќе умирай, не умирай!" - творил он немую молитву.
     “же над мертвой...  ђозовые кораллы рук и  ног,  и  ничего...  ѓовори и
делай менЯ мудрым,  дай мне мудрость...  ’ак и  не  сумел он должным образом
оценить ее порыв - из пустыни к нему. "‹юблю. †енимсЯ. Ђйгюль".
     Ћх,  Ќиколай ”омич, Ќиколай ”омич, врачам суждена боль еще тЯжелее, чем
больным, потому что никогда она длЯ них не унимаетсЯ и не кончаетсЯ...
     Љак он мог работать этот год? Ќе имел времени - какой ужас! - думать об
Ђйгюль,  вспоминал ее только в  недолгие часы одинокого отдыха,  лишь теперь
постиг,  что Я про живую последние десЯть или пЯтнадцать лет, в сущности, не
имел   возможности  думать,   поскольку  все   его   времЯ  съедала  работа,
размышлениЯ,  нечеловеческое напрЯжение ума,  все  силы -  на  раскручивание
исполинского маховика прогресса,  на разгон,  размах,  на то,  чтобы кого-то
догнать,   на  опережение.   ‚перед,   вперед,   выше,  к  непостижимости  и
неосуществимости.  „лЯ Ђйгюль времЯ оставалось в самолетах,  в чужих отелЯх,
ей не принадлежали даже бессонные ночи, он напоминал ту легендарную птицу из
древности, котораЯ вила себе гнездо на волнах морЯ: удержатьсЯ среди стихий,
подчинить себе  стихии,  заставить каждую волну  твоей  жизни дать  максимум
того,  что  она  может дать,  научитьсЯ управлЯть собственной жизнью,  а  не
позволЯть, чтобы жизнь управлЯла тобой. Ќикогда не останавливатьсЯ, никакого
отдыха. ‚ыше, выше!
     Ќикто не замечал отчаЯнного состоЯниЯ его души.  Џоказалось ему, что та
девушка-журналистка  была  первой.   Ђ  может,   только  показалось?  Њожет,
напомнила облик Ђйгюль: высокаЯ шеЯ, дивнаЯ походка, гибкаЯ фигура. Њогла бы
привлечь взглЯд его  усталых глаз,  можно бы  даже влюбитьсЯ (если позволено
применить это  высокое  слово  к  мужчине  его  возраста и  его  утрат),  но
нестерпимаЯ боль  памЯти уже  никогда не  исчезнет,  так  же,  как  не  дано
вторично родитьсЯ.
     ‹учше  всего  было  бы  упрЯтать  его  в  некий  современный монастырь,
отрезать  от  мира,  прекратить  все  контакты,  поставить  возле  него  тех
"параметров",  чтобы они  брали все  ценное,  что  может давать его мозг,  и
пересылали  по  назначению.  €бо  разве  кибернетик  в  действительности  не
пребывает,  так  сказать,  в  духовном отъединении от  реального мира с  его
хаотичностью,   разве   не   вынужден   всЯкий   раз   возвращатьсЯ  в   его
неупорЯдоченность,   котораЯ  не   имеет   ничего  общего  с   деЯтельностью
кибернетика, с его мечтами и амбициЯми? ќто словно поражениЯ после побед. Ќе
успеваешь насладитьсЯ победами  своего  ума,  и  вновь  поражениЯ ежедневной
жизни отбрасывают тебЯ