ра, грабить который может кто угодно, а ты хочешь грабить сам себЯ. Ђ в
чем смысл такого грабежа?  Ћн не знал,  к  какому берегу пристать.  ‘тарый -
пусть и неприветливый,  собственно,  чужой и холодный длЯ него, тем не менее
успокаивает надежностью,  устойчивостью,  бестревожностью, а новый - там все
неопределенно,  зыбко, дразнЯще, угрожающе. € все же... и все же... Ћтказ от
любви,  холодное превосходство, с которым он, пренебрегаЯ зовом жизни, хочет
идти бесконечным путем отречений и какой-то холодной справедливости,  -  чем
все  это  кончитсЯ?   …ще  большим  одиночеством,   чем  он  имел  в  гнезде
Ћльжичей-Џредславских,  или же  позорным падением,  дрожью и  стоном души да
раскаЯнием, раскаЯнием, ибо невозможно без человеческого тепла, без любви.
     Љому он мог доверитьсЯ? ‘ кем поговорить откровенно?
     Џроходил мимо  детского садика ‚алеры.  Џростые детские души поддержали
бы дЯдю ’вердюню. Ќет никого. ‡акрыто. ’емно.
     Ћн шел дальше. ЌачалсЯ консульский квартал, машины проплывали тут слабо
и редко,  тишина,  респектабельность,  и в этой тишине ’вердохлебом овладело
вдруг  сумасшедшее желание ЯвитьсЯ вот  так,  из  дождЯ и  ночи,  из  своего
одиночества и  отчаЯниЯ,  на квартиру к ‘авочке и покаЯтьсЯ,  или заклеймить
себЯ,  или...  Љак в  речи кнЯзЯ “русова в  защиту мещанки „митриевой против
воинского  начальника  Љострубо-Љарицкого,  принудившего  ее  к  вытравлению
плода: "‘клоните его гордую голову под железное Ярмо равенства и закона!"
     Њожет быть,  такаЯ дурацкаЯ мысль не возникла бы у  ’вердохлеба,  но он
как  раз  приближалсЯ к  дому,  где  находилась квартира  ‘авочки.  ’оже  на
‹ьвовской площади,  как и у Ћльжичей-Џредславских,  только с другой стороны,
на џрославовом ‚алу, а Ћльжичи жили за рвом.
     ‘авочки еще  тогда  тут  не  было.  ‚  реестр  ‘авочкиных пристанищ эта
квартира вписана совсем недавно.  ‚  ней многие десЯтилетиЯ (еще с довоенных
времен)   проживало   некое   медицинское   светило   (не   по   Њальвининой
специальности),  и оно славилось не так своими знаниЯми и достоинствами, как
тем,  что  имело  в  своем  помещении настоЯщего ЃрейгелЯ  (величиной с  две
ладони,  зато настоЯщий!)  и  кушетку-рекамье,  на которой лежал Ќаполеон во
времЯ своего похода в ђоссию.  Ќе установлено,  правда,  когда именно лежал:
тогда ли,  когда шел на Њоскву,  или когда драпал оттуда,  - но кушетка была
знатнаЯ,  и  во времЯ оккупации на ней будто бы даже любил сидеть фашистский
комендант Љиева и  сидЯ  любовалсЯ Ѓрейгелем.  ‘ветило жил  еще  долго после
войны,  а  когда  умер,  горсовет никак не  мог  распорЯдитьсЯ такой большой
квартирой,  пока не  произошло вселение в  нее ‘авочки.  ‘обственно,  она не
вселилась,   а  перепорхнула,  поскольку  именно  так  следует  назвать  тот
беспрерывный процесс смены  своих местопребываний,  этой  "охоты к  перемене
мест",  котораЯ заставлЯла ‘авочку порхать по  всему  Љиеву,  жить  на  всех
бульварах и шоссе,  вверху и внизу,  в старых и новых кварталах,  в высотных
домах и коттеджах.  Џринцип был такой: каждаЯ новаЯ квартира лучше и больше,
чем  предыдущаЯ.  …ще  один  принцип:  не  допустить,  чтобы у  кого-либо из
подчиненных квартира была больше, нежели у начальника, то есть у ‘авочки.
     ‘  этой  квартирой  на  ‹ьвовской площади  осуществилась мечта  ‘авочки
превзойти  самого  Ћльжича-Џредславского,  то  есть  и  своего  подчиненного
следователЯ ’вердохлеба ”едора Џетровича.
     Ќа что только тратЯтсЯ попусту человеческие усилиЯ?
     Љакой метод помогал ‘авочке в этих порханиЯх? ‘амый простой. Ќеутомимое
хождение по начальству. Ќачинать с секретарш. "џ знаю, что женщины ненавидЯт
друг  друга,  но  разве  Я  женщина?  ђазве женщина может быть  прокурором?"
‘екретарша говорила начальству:  "ќта  ”еодосиЯ ‘авична такаЯ  симпатичнаЯ!"
Ќачальство впускало ‘авочку.  Ќе длЯ дела,  не длЯ прошений,  а так... € что
же?  ‘трогаЯ прокурорша,  ходЯчий кодекс, трибунальство? „а боже упаси! Њоре
простодушиЯ, демократического придурства, по-свойски придерживает начальство
за локоть (чуть повыше, чем сатана бога), посмеиваетсЯ, шепчет на ушко. € не
о  какой-то там квартире,  не о  собственной нужде,  не о хлопотах и скучных
обЯзанностЯх,  а  так:  анекдотик,  сплетенка,  то да се...  ‘лыхали,  что в
Ђвстралии двухлетнЯЯ девочка взЯла в рот Ядовитую змею и откусила ей голову?
‡меЯ сдохла, а девочке - хоть бы что! •и-хи-хи!.. Ђ слышали, что если свинью
пЯть раз  в  неделю гонЯть по  восемь километров,  то  она  станет совсем не
похожей на символ обжорства,  жадности и лени? •о-хо-хо... € начальство тоже
смеЯлось и  говорило еще  более  высокому начальству:  "Ђх,  какаЯ  приЯтнаЯ
личность эта ”еодосиЯ ‘авична!  Љак бы ей помочь там с  квартирой?" Ђ высшее
начальство,   которое  тоже   имело   честь   слышать  ‘авочку,   важно  так
приговаривало:  "”еодосиЯ ‘авична?  Ђ  почему  же?  Њожно  и  помочь.  Ќужно
помогать такому человеку!"
     € справлЯлось очередное новоселье. Џриглашались сослуживцы. ‚сегда было
множество  друзей.   Ѓывшие  комсомольские  работники,   юристы,   агрономы,
журналисты,  был  даже  "организатор  кинопроизводства",  то  есть  человек,
который организовывал массовки на  киносъемках и  хвасталсЯ тем,  что  мог в
свое времЯ "организовать" длЯ какой-то картины весь —ерноморский флот. € все
это были мужчины.  †енщин -  ни  одной,  кроме ‘авочкиной свекрови,  которую
приходилось   терпеть   ради   "количества   прописанных"   при    очередном
перепархивании.
     Ќа последнем новоселье ’вердохлеб, Ясное дело, был среди самых почетных
гостей, ему показывали то, что посторонним и не показывают, хотели ошеломить
размерами,  объемами,  масштабами,  и  хотЯ обстановочка в квартире поражала
бедностью  (ну  какие  ж  там  доходы  у  ‘авочки!)  и,  откровенно  говорЯ,
запущенностью, но самое жилье потрЯсало.
     „умал  ли  тогда ’вердохлеб,  что  это  новоселье,  смотрины ‘авочкиной
квартиры,  их соседство - все переплететсЯ именно так, чтобы в эту тревожную
длЯ него ночь толкнуть его на поступок крайне нерасчетливый?
     Ђ какие поступки следует считать расчетливыми?
     ‡абыв,  который час, не обращаЯ вниманиЯ на тишину в подъезде и во всем
доме,  тишину и сон, ’вердохлеб поднЯлсЯ по мраморным (правда, выщербленным,
как  зубы  у  старого человека) ступенькам,  узнал  высокие двери,  нажал на
кнопку звонка. "Ќазло надменному соседу". Ќазло.
     …му открыл муж ‘авочки,  то  есть ”еодосии ‘авичны.  •удой,  костистый,
чем-то  похожий на  ’ещиного Ѓрата,  он стоЯл на пороге в  довольно странном
халате (голые ноги  торчали из-под  халата,  как  две  сухие палки),  хлопал
бесцветными глазами,  глЯдЯ на ’вердохлеба, не знал, что ему говорить, о чем
спрашивать.
     - ‚ы к нам?  - наконец выдавил он из себЯ, смешно чеканЯ каждое слово и
каждый звук, словно диктор в радиовестнике ђЂ’Ђ“.
     Ќечиталюк посмеивалсЯ,  что  муж у  ‘авочки исполнЯет роль,  отведенную
обычно   женщинам,   -   транжирит  деньги   и   молодитсЯ:   месЯцами  пьет
дистиллированную воду,  принимает ванны из мумие, гонЯетсЯ за экстрасенсами.
Ќечиталюк, конечно, трепло, но к чему такому неуклюжему человеку молодитьсЯ!
€ что это даст человечеству?
     - Џростите,  - устало пробормотал ’вердохлеб. - џ не совсем вовремЯ, но
так уж вышло... ”еодосиЯ ‘авична дома?
     - ”еодосиЯ ‘авична? - Њуж не отступал от порога, его удивило не столько
то,  что  ’вердохлеб ворвалсЯ сюда в  такое позднее времЯ,  сколько то,  что
пришел он, выходит, почему-то не к нему, а к ”еодосии ‘авичне... "Љ какой-то
”еодосии ‘авичне" - так нужно было понимать его позу.
     Ќо  тут  из  глубин  гигантской квартиры Явилась ее  настоЯщаЯ хозЯйка,
котораЯ могла называтьсЯ и  ”еодосией ‘авичной,  и  ‘авочкой,  могла быть  и
женщиной,  и  мужчиной,  одетаЯ не  в  халат,  как этот бездельник,  который
заливаетсЯ дистиллированной водой,  а в так называемую "прогулочную пижаму",
нарЯд  пенсионеров  на  отдыхе.   Њуж  был  отстранен  одним  взмахом  руки,
’вердохлеб впущен  и  допущен,  торчащим коротеньким пальчиком его  поманили
куда-то за собой, щелкнул выключатель, вспыхнула лампочка (не люстра, нет!),
осветившаЯ огромную комнату,  голую,  убогую, минимум меблированную, минимум
книжек, минимум комфорта. Њинимум тепла.
     - —то случилось?
     ’вердохлеб даже не снЯл мокрое пальто. ‘тоЯл и ждал, что вот-вот с него
потечет и  зажурчит дождеваЯ вода,  которую он  собирал от самого Љрещатика.
•озЯйка то ли не замечала этого,  то ли просто не обращала вниманиЯ на чужие
неудобства.  „а и нужно ли обхаживать мужчину, который врываетсЯ к вам домой
в полночь?
     - ’ак  что  у  тебЯ,  сынок?  -  почти  по-матерински  поинтересовалась
”еодосиЯ ‘авична.  Ћна стала ходить по своему кабинету (очевидно, именно так
полагалось   называть   этот   холодный   неприветливый  зал),   покашливаЯ,
пофыркиваЯ,  горбЯсь,  всЯчески демонстрируЯ свое  полное истощение и,  если
хотите, старость.
     - џ пришел к вам, потому что не мог не прийти...
     - ‚ижу!
     - ”еодосиЯ ‘авична!
     - ‘лышу!
     - Љороче. ‚ы знаете, что мне поручено проводить следствие в объединении
"€мпульс"...
     - ‡наю!
     - џ работал добросовестно, честно... џ хотел...
     - ЊенЯ не  интересует,  что вы  хотели,  но  как вы умеете работать,  Я
знаю... ’ак что?
     - џ пришел к вам... €звините, что не по-служебному...
     - “же пришел - теперь нечего миндальничать!
     - џ хочу заЯвить об отводе. ‘амоотвод от этого дела. Ћт порученного мне
дела...  Ћт участиЯ в расследовании... џ не могу быть беспристрастным в этом
деле. Ђ при наличии сомнениЯ в беспристрастности... ‚ы сами знаете...
     Ћн  стал  ссылатьсЯ на  соответствующую статью уголовно-процессуального
кодекса, но взмах короткой ручки остановил его.
     - ‡ачем мне эта статьЯ?  Ќа менЯ никакие статьи не действуют! ’ы говори
прЯмо: что там у тебЯ?
     ’вердохлеб растерЯлсЯ. Ћн почему-то надеЯлсЯ, что его честность оценЯт,
не  вдаваЯсь в  нежелательные уточнениЯ (слова  "расследованиЯ" он  избегал,
безотчетно  адресуЯ  его   всем,   кроме   себЯ,   -   лишнее  свидетельство
несовершенства человеческого рода).
     - Ћказалось, что у менЯ на "€мпульсе" знакомый человек.
     - “ менЯ пол-Љиева знакомых.
     - Ќо... это не такое знакомство... Ѓлизкое...
     - ѓм, близкое... —то - мужчина или женщина?
     ’вердохлеб не успел ответить, потому что поЯвилсЯ муж ‘авочки, в том же
халате,  но уже не такой растерЯнный,  о чем свидетельствовал подносик в его
руках, а на подносике бутылка, рюмки, умело нарезанное сало, хлеб.
     - џ  подумал,   может  быть,   кто-нибудь  выпьет,  -  пробормотал  он,
натолкнувшись на колючий ‘авочкин взглЯд.
     - Љто же будет пить? - хмыкнула хозЯйка. - ’вердохлеб, ты?
     - …сли можно, Я попросил бы воды.
     - ‘лышал? - бросила она мужу. - ‚оды! ‚оды, а не водки!
     ’от мигом исчез, а ’вердохлеб осталсЯ на растерзание и осмеЯние.
     - ’ак кто же этот знакомый - мужчина или женщина?
     - ќто не имеет в данном случае никакого...
     - џ спрашиваю - кто?
     - Ќу... †енщина...
     - „авно?
     - ”еодосиЯ ‘авична, это не то, что вы думаете...
     - —то Я думаю, это мое дело. Џодойди ко мне!
     ’вердохлеб приблизилсЯ осторожно, словно к гремучей змее.
     - „ыхни!
     - ‚ы менЯ обижаете, ”еодос...
     - Ћбижаю?  Ќу тогда иди выспись,  а завтра -  на работу,  и никаких мне
выдумок с самоотводами и сомнениЯми! ‘лышал?
     - ‘лышал.
     - ’ак что будь здоров!  Ђ  разговора у  нас с  тобой не  было никакого.
‚ремЯ не рабочее, место не служебное. ‚от так, сынок.
     "Ќужно   подавать  заЯвление,   -   думал   ’вердохлеб,   спускаЯсь  по
выщербленным мраморным ступенькам. - Џисать заЯвление - и конец. €наче позор
и смех. ‘мех и позор..."
     Ћн проклинал себЯ за то, что пошел к ‘авочке домой. ЏрельстилсЯ близким
соседством.  ‡акон  сохранениЯ энергии.  ‚  таком настроении следовало бы  к
‘емибратову,  но к нему -  через весь город, а мы привыкли экономить усилиЯ.
‹еность тела и леность души.
     Ђх,  как  ему  нужно  было  бы  сегоднЯ к  ‘емибратову,  в  его  тесную
трехкомнатную квартирку на  массиве,  где на  него сразу же  налетели бы два
лобастых черноглазых мальчишки и  повисли на нем с  криком "„ЯдЯ ’вердюнЯ!",
где   хозЯйка  дома  ’атьЯна  €вановна,   целомудренно  проносЯ  по   тесной
малометражке свою высокую грудь,  встретила бы  его,  как  это  умела делать
только она, красиво, деликатно, мило, и быстренько позвала бы своего ‚адьку,
‚ладлена „митриевича, то есть их ‘емибратова.
     ‚ладлен „митриевич ‘емибратов поЯвилсЯ в  их  отделе лет пЯть или шесть
тому назад.  Џриехал с юга,  был следователем областной прокуратуры, там его
заметили и  перевели в  столицу.  Ќе было в  нем ни зависти,  ни интриг,  ни
предательства,  а  когда замечал это  в  ком-то,  то  постепенно и  спокойно
начинал боротьсЯ и  уже не  отступал.  „ва года назад его избрали секретарем
партбюро.  Ђ  еще  перед тем  они  сблизились с  ’вердохлебом.  ‘близитьсЯ с
‘емибратовым было не  так-то  просто.  ќтот человек исчезал на целые месЯцы,
его  буквально  раздирали  на   части,   отовсюду  просили  прислать  только
‘емибратова,    ибо   ‚ладлен   „митриевич,    как   выЯснилось,    оказалсЯ
непревзойденным специалистом по  раскрытию самых  загадочных и  таинственных
убийств. ‚идетьсЯ с ним, найти времЯ длЯ дружеской беседы, где-то уединитьсЯ
- где, когда, как?
     €  все  же  они  с  ’вердохлебом находили  те  несколько дней  в  году,
пользовались теми незначительными послаблениЯми, которые нет-нет, а выпадали
иногда,  и встречались то ли дома у ‘емибратова,  то ли где-то в городе,  на
концерте (‘емибратов любил музыку) или на каком-нибудь вечере. ЋбъединЯло их
чтение.   ‚  своих  бесконечных  странствиЯх  по  республике,   спасаЯсь  от
нечеловеческого напрЯжениЯ и всех тех ужасов, с какими неизбежно приходилось
соприкасатьсЯ в  процессе расследованиЯ,  ‘емибратов каждую свободную минуту
отдавал чтению.  ‚ечно таскал с собой полный чемодан книг,  упрЯмо верЯ, что
не убийство,  кровь,  коварство и  подлость,  а правда и красота всегда были
главными в человеческой жизни, были и всегда будут.
     ‚ отличие от ’вердохлеба ‘емибратов читал только прозу, поэзии вроде бы
пугалсЯ,   что  ли,   а   возможно,   предпочитал  прозу  из-за  большей  ее
предметности,  конкретности,  так сказать,  более тонкой приближенности ее к
повседневной жизни, в которую он был уж слишком погружен.
     - џ  люблю читать,  -  говорил он ’вердохлебу,  -  как чеховский доктор
ђагин из "Џалаты ќ 6".  Њожет, это чисто профессиональное. Џреследуешь убийц
в надежде,  что станет меньше смертей на свете,  а их становитсЯ все больше,
но  ты  не  опускаешь руки  и  упорно  борешьсЯ дальше.  џ  не  участвовал в
освобождении ђодины,  не  стал выдающимсЯ человеком,  не  отличаюсь высокими
талантами,  но еще сызмальства понЯл ту великую истину, что жизнь требует от
человека большого мужества и  еще  большей  доброты.  €  как-то  само  собой
получилось так, что Я стал боротьсЯ за жизнь, преследуЯ убийц. Љровь убийц -
зла.  Ћна отбрасывает человечество на целые века назад, к пещерам, в норы, к
четырехногости и пресмыкательству, ее нужно не боЯтьсЯ - ненавидеть и думать
только о человеческом бессмертии. Љак тот же чеховский доктор ђагин, который
любил  читать  и  думал,  почему человек не  бессмертен.  Ђ  когда,  избитый
сторожем в  палате,  умирал,  то о бессмертии думал "только одно мгновение":
"‘тадо  оленей,  необыкновенно красивых и  грациозных,  о  которых он  читал
вчера,  пробежало мимо него".  џ ловлю это стадо!  ‚ том мое призвание и всЯ
жизнь!
     ‘емибратов пережил  ленинградскую блокаду.  Љогда  началась война,  ему
было шесть лет.  Ћтец погиб на фронте,  с  матерью маленький ‚ладлен пережил
два  года  блокады,  которые  даже  на  расстоЯнии  десЯтилетий сливались  в
сплошной ужас холода и голода, прежде всего холода, ибо это превосходило все
человеческие возможности.  ’е две зимы,  длившиесЯ по шесть,  а может,  и по
семь или восемь месЯцев, - это просто невозможно себе представить сегоднЯ.
     Ћн  помнил ту  страшную ночь,  когда  мама  зачем-то  заперла дверь  их
комнаты изнутри,  замкнула вечером после наступлениЯ комендантского часа,  а
где-то под утро во сне или же вовсе без сна молча,  тихо и страшно умерла. Ђ
‚ладлен,  уже привыкший к смерти, но напуганный неземным холодом, веЯвшим от
маминого тела,  попыталсЯ было разбудить маму,  надеЯсь,  что она все же  не
оставит его,  проснетсЯ,  вздохнет,  застонет,  тЯжело приподниметсЯ и снова
станет защищать своего мальчика...
     Ќапрасно и безнадежно.
     ’огда он бросилсЯ к двери, схватилсЯ за ключ, попыталсЯ повернуть его в
замке - и не смог, не хватало сил в маленьком теле.
     Ћн не мог даже битьсЯ в дверь: тело было такое невесомое, как воздух.
     ‘олдаты вытащили его  через  окно,  высадив раму.  Ѓыл  синий,  легкий,
неподвижный,  но живой.  ‚  эшелоне ленинградских детей его везли на Ѓольшую
землю.  Џомнил товарнЯк,  нары,  раскаленную "буржуйку",  от  которой они не
могли отойти и все пообжигали себе руки.
     ‘  той поры он  ничего на  свете не боЯлсЯ,  кроме холода.  Џочти не ел
хлеба,  ибо все казалось ему, что где-то есть голодные дети, а он съедает их
кусок.
     - ЉакаЯ жуть в мире! - говорил ‘емибратов.
     ‘иловое поле чистоты и правды отделЯло его от всех мелких и неискренних
людей. Ќевидимый барьер. Ќепреодолимое расстоЯние. Њногих это раздражало, но
что они могли противопоставить такому человеку?
     ’вердохлеб был благодарен ‘емибратову за  то,  что тот даровал ему свое
расположение, считал это драгоценнейшим даром, но в то же времЯ и казнилсЯ в
душе, что не умеет должным образом оценить и воспользоватьсЯ этим даром.
     ’ак случилось и в тот вечер, когда он забрел к ‘авочке, а потом не спал
всю ночь,  мучилсЯ и каЯлсЯ,  обещал себе,  что утром пойдет к ‘емибратову и
все ему расскажет, не побоитсЯ его осуждениЯ, выдержит укоризненный взглЯд и
еще более укоризненное любимое его словечко: "†уть!"
     “тром,  придЯ на работу, он узнал, что ‘емибратов ночью вылетел куда-то
длЯ расследованиЯ убийства, ‘авочку снова забрала "скораЯ помощь", очередной
раз она легла в больницу,  в отделе хозЯйничал,  потираЯ руки,  Ќечиталюк, о
’вердохлебовом слабодушии никто  ничего  не  узнал,  -  нужно  было  жить  и
работать  дальше,   и  ’вердохлеб,   забрав  бумаги,   решил  встретитьсЯ  с
Ѓорисоглебским.
     ‚  своем кабинете Ѓорисоглебский совсем не напоминал того подавленного,
чуть ли  не  полностью уничтоженного человека,  каким ЯвилсЯ когда-то  перед
’вердохлебом    в     присутствии     генерального    директора.     Ќикакой
побитости-перебитости,  встрепенулсЯ,  выпрЯмилсЯ,  смотрит поверх  тебЯ,  в
голосе сталь.
     Љабинет у Ѓорисоглебского размером как и у генерального директора, но у
того сплошнаЯ функциональность,  простота,  открытость,  тут - все длЯ того,
чтобы сбить с  панталыку посетителЯ,  длЯ  всЯческого его унижениЯ,  что ли.
€мпортнаЯ  мебель  из  ценных  пород  дерева,   бронза,  нержавеющаЯ  сталь,
множество   аппаратов  и   приспособлений  неизвестного  назначениЯ,   целаЯ
телефоннаЯ станциЯ возле гигантского стола,  с десЯток мерцающих телеэкранов
разного  формата и  длЯ  созданиЯ еще  большей таинственности на  широченных
окнах  финское жалюзи  из  пепельного пластика.  Љаждый выпендриваетсЯ,  как
может.
     Ќо  ’вердохлеб пришел к  Ѓорисоглебскому не длЯ того,  чтобы любоватьсЯ
освещением кабинета. Ћн сидел за приставным столиком, а Ѓорисоглебский давил
его  авторитетом из-за  безграничного своего стола  с  такой дистанции,  что
казалсЯ недосЯгаемым.  Ќе ждал ни ’вердохлебовых вопросов,  ни сообщений, ни
обвинений. €з серого жалюзевого полумрака гремел:
     - ‚ы  не  открыли нам ничего нового!  ‚ы  хотите знать больше нас,  но,
надеюсь,  уже  убедились,  что  это  неосуществимаЯ  мечта.  -  €,  наконец,
традиционное:   -   ‚ы  мешаете  коллективу  объединениЯ,  вносите  ненужную
нервозность в нашу работу.  Њы не можем позволить,  чтобы наша озабоченность
по поводу некоторой нехватки телевизоров распространЯлась на весь коллектив.
„авайте ставить вопрос так: что ценнее - телевизор или человек?
     ’вердохлеб  устало  усмехнулсЯ.  Ќе  позавидуешь его  судьбе.  Џопробуй
поставить себЯ  на  место  всех  честных  тружеников объединениЯ.  Ќесколько
месЯцев толкутсЯ в объединении следователи.  € все об этом знают.  €,  Ясное
дело,  разговоры:  к  честным руководителЯм следователей не  пошлют.  Ђ  кто
честный,  кто  нечестный?  кала  заслуг так  или  иначе  держитсЯ благодарЯ
существованию наказаний. Ћн почти сочувствовал Ѓорисоглебскому.
     - џ могу понЯть ваше настроение.  ћристы не приносЯт радости.  Ћни дают
познание.  Ќе  всЯкое познание -  радость.  Ќа этом трагическом противоречии
строитсЯ  всЯ  наша  работа.   ‚ы  говорите:  человек.  Џойдем  дальше:  нам
приходитсЯ иногда так или иначе затрагивать людей с добрым именем.  Ќу и что
же? Њежду фактами и добрым именем мы вынуждены отдавать предпочтение первым,
ибо они -  истина, а так называемое доброе имЯ завоевываетсЯ порой не совсем
справедливо - бывает, что присваиваетсЯ, покупаетсЯ, узурпируетсЯ.
     - ’ак,  может быть,  вы станете утверждать,  что мы давали указаниЯ длЯ
этих... как вы их называете?.. злоупотреблений?
     - ‡лоупотреблениЯ совершаютсЯ не по указаниЯм. Ћни возникают спонтанно.
ќто  проЯвление инициативы,  котораЯ ищет  выход.  Љ  сожалению,  инициативы
преступной.  Њы  работаем  здесь  действительно  слишком  медленно,  но  что
поделаешь?  ‚се так запутано и  так неуловимо,  что приходитсЯ чуть ли не по
винтику  воспроизводить  каждый  из  тысЯч  телевизоров,   которые  ушли  по
незаконным каналам.  ‚се  эти  каналы  мы  тоже  установим,  но  хотелось бы
рассчитывать и на вашу помощь.
     - Ќа мою?! € длЯ этого вы пришли ко мне?
     "Ђ к  кому же мне идти?" -  готов был закричать ’вердохлеб,  но сдержал
этот крик, сказал спокойно:
     - џ не принадлежу к сторонникам так называемой молчаливой порЯдочности.
     - € вы приходите, чтобы менЯ допрашивать?
     - Ќазовем это так.
     - Ќо менЯ могли бы спросить в другом месте. ‚ высших инстанциЯх.
     - ‘амаЯ высшаЯ инстанциЯ -  справедливость.  џ обЯзан обращатьсЯ с вами
как с гражданином, а граждане не имеют рангов.
     ђазговор  их  зашел  в  мертвый  угол.  Ѓорисоглебский взЯлсЯ  за  свои
аппараты,  изо всех сил демонстрируЯ озабоченность, энергичную деЯтельность,
смертельную занЯтость и загруженность, вел переговоры, отдавал распорЯжениЯ,
принимал сообщениЯ,  записывал,  делал  заметки,  следил за  дисплеЯми,  длЯ
’вердохлеба у  него просто не  оставалось ни  времени,  ни возможностей,  ни
вниманиЯ,   он  слушал  и   не  слушал  его  вопросы,   и  ответы  его  были
однотонно-однотипные, словно их выдавала электроннаЯ машина:
     - ќтого вопроса Я не стану касатьсЯ...
     - ќто не тема длЯ разговора.
     - џ просто не буду говорить об этом!
     - ‚рЯд ли кого-то может заинтересовать этот вопрос...
     - ‚ данном случае вы затронули нежелательный вопрос...
     - Њне неприЯтно углублЯтьсЯ в этот вопрос...
     - Ѓыло бы бестактно возвращатьсЯ к этому вопросу...
     - џ знаю этого человека...
     - џ верю этому человеку...
     - џ всегда считал этого человека точным...
     ‚  сером сумраке,  наполненном мистически нелепым мерцанием технических
устройств, двое вели соревнование на выносливость, на терпеливость, а может,
и на упорство,  ни один из них не хотел поступитьсЯ, но ’вердохлеб знал, что
сегоднЯ он  выиграть соревнование не  может,  потому что  он  пришел сюда  и
должен так же уйти отсюда, хозЯин же кабинета был и остаетсЯ, а гость, какие
бы он ни имел полномочиЯ, все же только гость.
     “шел не побежденный, но и без победы.
     ’олько со  временем он  смог  убедитьсЯ в  своей  наивности.  ЏоражениЯ
приходЯт  тогда,   когда  их   меньше  всего  ожидаешь.   Ќапрасно  он   так
легкомысленно пренебрег тем  финским жалюзи.  ‚ладельцы пепельных кабинетных
игрушек готовы испепелить твою жизнь, почуЯ в тебе какую-то угрозу.
     ’вердохлеб жил без страхов,  как все честные люди.  €спепелить его?  Ќе
было таких зевсов ни  на  земле,  ни  на  небе.  Ќо отравить жизнь,  сделать
невыносимым каждый твой день,  каждый твой час -  разве не  имел он этого от
Њальвины в последние месЯцы?
     Љакие-то тайные силы проникли еще дальше, и вскоре после его неприЯтной
беседы  с  Ѓорисоглебским возник  еще  более  неприЯтный разговор у  них  на
партбюро. ‘обственно, и не разговор, а сплошной монолог Ќечиталюка, который,
никого не называЯ,  а только недвусмысленно намекаЯ, долго и нудно говорил о
затЯжных следствиЯх,  когда растревожены огромные коллективы,  нарушаетсЯ их
трудовой ритм,  сотни,  а  то  и  тысЯчи честных людей  вынуждены ходить под
несправедливым  подозрением.  ‚  большом  производственном  коллективе  вела
следствие группа ’вердохлеба,  все  это знали,  все понимали,  что Ќечиталюк
прозрачно намекает именно на ’вердохлеба,  только никто не понимал,  чем это
вызвано:  то  ли  Ќечиталюк что-то  разнюхал,  то ли получил указание,  или,
возможно, просто завидует ’вердохлебу и хочет обесценить его работу, или они
с  ‘авочкой  испугались возможного разглашениЯ истории  с  телевизорами.  Ќа
’вердохлеба все  посматривали с  плохо скрываемым интересом,  ждали,  что он
вспыхнет,  возмутитсЯ, станет защищать если не себЯ, то принципы, напомнит о
призвании и  роли советского юриста,  но ’вердохлеб сжалсЯ и сидел молча,  с
безразличным лицом,  только устало поникшие плечи выдавали,  как ему тЯжко и
горько.
     - Љак  ты  думаешь,  защитит тебЯ кто-нибудь?  -  едва слышно прошептал
’вердохлебу ”антюрист.
     - џ не подсудимый, чтобы менЯ защищали, - отбуркнул в ответ ’вердохлеб.
     - Џо-моему,  никто не заступитсЯ,  - не унималсЯ ”антюрист. - ЏобоЯтсЯ.
ђаз уж Ќечиталюк так распелсЯ, то есть где-то такое мнение...
     ‘покойный голос ‘емибратова ворвалсЯ в ”антюристово шушукание, перекрыл
его, смЯл, отбросил прочь.
     - ‚ы имеете в виду дело,  которое ведет группа ’вердохлеба?  -  спросил
‘емибратов Ќечиталюка.
     - —тобы  специально иметь  что-то  в  виду,  то  нет,  но...  -  заюлил
Ќечиталюк.
     - € все же?  - не отступал ‘емибратов. - Љ чему все эти намеки? Њы люди
слишком  конкретной профессии,  чтобы  тратить  времЯ  на  разговоры вообще.
ђуководство  недовольно   тем,   что   ’вердохлеб  ведет   расследование  на
"€мпульсе"?  ’ак  и  скажите.  •отите критиковать ’вердохлеба?  Љритикуйте и
менЯ, ведь это Я предложил, чтобы ’вердохлеб возглавил группу...
     ќтого ’вердохлеб не знал!  Ћчевидно,  не знал и  Ќечиталюк,  потому что
заюлил так,  словно под ним зашипело.  Ћн охотно изображал из себЯ ‘авочкину
жертву перед всеми, но только не перед ‘емибратовым, - не тот человек!
     - џ ничего не имею против,  - забормотал он, - Я просто... вообще... на
всЯкий случай... длЯ пользы дела...
     - …ще раз повторЯю,  - твердо сказал ‘емибратов, - что мы собираемсЯ не
длЯ разговоров вообще... “ кого-то есть претензии к группе ’вердохлеба?
     - “  нас все в  норме и нечего нас толкать под локоть,  -  не сдерживаЯ
голоса, выкрикнул ‹уноход.
     ’вердохлеб,  который  до  сих  пор  сидел  потупив  взор,  посмотрел на
‘емибратова.  ’акое знакомое ему бледное лицо, усталый взглЯд. € будто тихий
голос,  но  не отсюда,  а  из другого разговора,  только между ними,  не длЯ
посторонних:  "џ вижу твою душу и  потому многое прощаю тебе.  ‚ тебе таитсЯ
нервность истинного таланта,  о  которой ты,  возможно,  и не догадываешьсЯ.
’алант твой обЯзан раскрытьсЯ.  ’ы  талантливый следователь,  понимаешь?  ’ы
останешьсЯ,  а  те,  кто  не  видит  твоей  одаренности,  пожужжат немного и
исчезнут".
     Џожужжат  и  исчезнут...   ’еперь  ’вердохлеб  смотрел  на  ‘емибратова
свободно и смело,  и ‘емибратов усмехнулсЯ ему так, чтобы все это увидели, и
все  сразу  сбросили с  себЯ  какую-то  невидимую тЯжесть,  нечто гнетущее и
обидное,  зашевелились,  застучали стульЯми,  заговорили,  кто-то засмеЯлсЯ,
кто-то закурил.
     Љогда-то  ‘емибратов говорил ’вердохлебу:  "Ќужно  работать,  уставать,
страдать и верить. Ќикому не дано права проворонить свою жизнь".
     ќто были разговоры между друзьЯми,  в четыре глаза.  ‘егоднЯ ‘емибратов
отстаивал  ’вердохлеба  уже  не  перед  ним  самим,   а   перед  ‘авочкой  и
Ќечиталюком.
     Ђ чем он сам помог ‘емибратову?  „емонстрировал терпение?  ‚озлагал все
надежды на диалектику,  котораЯ утверждает, что савочки отмирают? Ќо ведь мы
живем не  тысЯчу лет,  чтобы терпеливо ждать,  пока вокруг нас исчезнет зло.
…го  нужно  уничтожать  ежедневно  и  ежечасно  так,   как  это  делает  сам
‘емибратов,  смело  берЯсь разматывать самые  страшные дела  об  убийствах и
зверствах, о крови и муках.
     Џосле  партбюро Ќечиталюк догнал  ’вердохлеба в  коридоре,  схватил  за
плечи, округлил свои мертвые, как у всех сплетников, глаза, застонал:
     - ‘тарик, ты себе не представлЯешь, как мне тЯжело и противно на душе!
     “  него  был  вид  человека,  принЯвшего  на  себЯ  грехи  всего  мира.
‘траданиЯ, гадливость, горечь. Ћ фарисеи!
     - џ должен разделить твою ношу?
     - „авай зайдем ко мне. Ќужно поговорить.
     - ’ы еще не наговорилсЯ? —то-то мне не хочетсЯ слушать.
     - Ќу тогда к тебе! Ђ то ведь люди же вокруг...
     - ’ы уже стал боЯтьсЯ людей? ’ак быстро после заседаниЯ? Љо мне мы тоже
не пойдем. •очешь - говори вот здесь.
     - „авай хотЯ бы к окну.
     ‘хватив ’вердохлеба за рукав,  он потЯнул его к  окну в конце коридора.
’вердохлеб шел  неохотно,  презрительно морщилсЯ,  раздувал ноздри.  —то еще
нужно этому ‘авочкину карманному чертику? Њало ему, что он битый час каталсЯ
по ’вердохлебу, как по снежной горе на саночках?
     - Ќу, что вы еще там с ‘авочкой наворочали? - не сдержалсЯ он.
     - ‘тарик, ты же великодушный человек! Љто еще так поймет? Ђ что Я могу?
’ЯнетсЯ,  тЯнетсЯ эта ахинеЯ заседаний,  и кто-то же должен... ’ы понимаешь?
†ертвы нужны...  Ќу,  не настоЯщие, а так... как говорит ‘авочка: "—то у нас
сегоднЯ главное? ѓлавное, чтоб конкретно и на перспективку". Ђ ты сиди возле
него  и  попробуй увидеть эту  "перспективку" и  чтобы  "конкретно"!  ’ы  же
заметил, как Я выкручивалсЯ, чтобы не "конкретно"! Џотому что Я твой друг!
     - Ќу да, друг. € чтобы откупитьсЯ от врагов, приходитсЯ продавать своих
друзей. € ты продаешь. Ќо запомни: номер твой не пройдет!
     - „а какой же мой? Љакой мой!
     - Ќу,  ваш с ‘авочкой,  если отрекаешьсЯ от авторства. ‘ телевизорами Я
распутаю все до конца.  €  никакаЯ сила менЯ...  ’ак и  запомни!  €  ‘авочке
можешь... ‘квозь заслоны правды еще никому не удавалось прорватьсЯ...
     - „а какой ‘авочка! ‘тарик!..
     - Ђ  если сам вылез с  такой инициативой,  то  заруби себе на  носу.  €
можешь потирать свои ручонки! “ченые пишут, что в этом есть что-то целебное.
‚озможно,  и Џилат потирал руки с этой целью.  Ђ может,  думал,  что смоет с
себЯ подлость, вымыв руки. експировский џго тоже считал, что его подлость -
только способ защиты.  Ђ  что ему было защищать и зачем?  ’ак и ты.  ’ы хоть
заметил,  какой ты  темный и  необразованный среди тех,  кто тЯнет колесницу
правосудиЯ честно и  упорно,  во всеоружии знаний и  той верности призванию,
какой ждет от нас народ?  џ  знаю:  что тебе народ,  что призвание!  ‹ишь бы
благосклонность ‘авочки. ’ы ведь не раз слышал от ‘авочки: "Љогда Я сижу, то
похожа на маршала †укова".  Ђ  на кого похож ты?  Љ  кому примазываешьсЯ?  €
вообще как вы смеете примазыватьсЯ -  ты и ‘авочка?  ‚ы ведь необразованные.
‚ы - невежды. Ѓудь моЯ сила и волЯ, Я бы выгнал всех таких, как вы, вымел бы
поганой метлой!  ‚сех недоучек, малограмотных, неучей ничтожных! Ћт неудачно
построенной фразы  может  зависеть человеческаЯ жизнь.  Ђ  вы?  ’емные души,
темные умы, никчемность и суета...
     - ‘тарик,  - отклеиваЯсь от окна, пробормотал Ќечиталюк, - ты уж что-то
чересчур.   џ,   разумеетсЯ,  не  стану  возражать  ‘емибратову,  но  ты  же
понимаешь... “ ‘авочки везде есть уши и все такое прочее...
     - € все такое прочее,  -  повторил за ним ’вердохлеб.  -  €менно это ты
должен был сказать,  и ты сказал. € Я услышал. •отЯ мог и не слушать. ‡наю и
так. Ќасквозь вас вижу! ’ак ‘авочке можешь и донести.
     - ‘тарик, за кого ты менЯ?..
     - ‡а того, кто ты есть...
     Џотом он подумал:  несчастные люди. € Ќечиталюк, и ‘авочка несчастные и
одуревшие от собственных хитростей люди.  “ менЯ есть Ќаталка,  чистаЯ душа,
чистое сердце, а что у них - сплошные козни? Ђ потом содрогнулсЯ от страшной
мысли:  а  действительно ли есть у  него Ќаталка и  что у  него есть вообще?
Њожет,  только пустые ладони,  как  у  всех  людей,  даже  у  самых  больших
завоевателей,  переходЯщих в  вечность так же ни с чем,  как и пришли в этот
мир?
     ‚первые в жизни ’вердохлеб подумал о собственной смерти. Ќе думал о ней
ни тогда,  когда видел куреневскую катастрофу,  ни в  подземелье Љум-ЉоролЯ,
потому что  там  могла идти  речь о  смерти тела,  а  молодое тело оказывает
неосознанное сопротивление этой угрозе,  не  поддаетсЯ ей,  не хочет верить.
’еперь же он испугалсЯ, что умрет его душа, так и не встрепенувшись, ни разу
не озарившись, уснет медленно, угаснет, покроетсЯ пеплом.
     ‘пасение было только в Ќаталке,  в ее присутствии, сочувствии. џ просил
бы  у  женщины только  молитвы,  а  не  плоти,  как  библейский царь  „авид.
‘кованный дух без нее,  и величайшаЯ скорбь,  и ужас покинутости.  “жасов не
нужно придумывать -  они и  так сыплютсЯ на человека отовсюду с непрестанной
щедростью,  словно порожденные необузданной фантазией из  детства.  Ђх,  как
хорошо быть твердокожим,  толстоногим,  как  слон,  чтобы брести через лужи,
сквозь грЯзь,  топтать, разбрызгивать. Љогда-то говорили: преклони колени, и
ты уверуешь.  Ќикогда!  Ќи кланЯтьсЯ,  ни рытьсЯ в грЯзи!  …го достоинство и
престиж -  стоЯть над грЯзью и  никогда не загрЯзнитьсЯ самому.  Љак свЯтой.
‘вЯтость  юристов.  Ѓлагородство и  своеобразное превосходство.  ‘пасение от
оскудениЯ  души,  но  и  напоминание,  чтобы  не  вскружилась  голова.  Ѓыть
профессионалом.   ќто  самое  высокое  звание.   ‹юдЯм,  чтобы  жить,  нужно
трудитьсЯ.  ’ак возникает проблема умелых рук,  совершенных умов,  талантов,
гениев,  подвижников,  преобразовывающих мир. Њаркс впервые обратил внимание
на то,  что человек не просто трудитсЯ,  а  преображает мир.  ђЯдом с такими
людьми  очищаешьсЯ душой.  Ѓыть  может,  именно это  приковало ’вердохлеба к
Ќаталке?
     Ќо где ж она?  € кто поможет ему найти Ќаталку именно тогда,  когда без
нее  невозможно жить?  Ќикто и  никогда!  „аже его всемогущее правосудие тут
бессильно,  как бессильно оно бывало даже там,  где на  него возлагало самые
высокие надежды все человечество. Њы не воскресили убитого на дуэли Џушкина,
не  возродили сожженных на  кострах „жордано Ѓруно,  џна  ѓуса  и  протопопа
Ђввакума,  не возвратили евченко и  „остоевскому преступно отобранных у них
каторгой ссылки десЯтков лет  жизни,  не  спасли от  кровавых фашистских рук
юную ‡ою и детство молодогвардейцев.
     Ђ сами продолжаем жить, жаждем удовольствий и ужасно возмущаемсЯ, когда
кто-то  лишает нас  этой возможности,  иногда ищем знаний и  весьма гордимсЯ
такими желаниЯми;  и  почти не думаем о  величии,  хотЯ легко могли бы и его
увидеть,  если и  не  вокруг себЯ,  то  в  прошлом,  где  оно сохранЯет свою
нетленность даже в трагичности.
     ’вердохлеб улучил свободный часок и заглЯнул к ‹есю Џанасовичу, который
залег  в  свою  "осенне-зимнюю  спЯчку"  и  теперь  метал  бронзовые  стрелы
Џерунового гнева из  своей малометражки на Љрасноармейской во всех тех,  кто
замахиваетсЯ своей нерадивой и равнодушной рукой на древние камни Љиева.
     Ћба обрадовались встрече,  но уже вскоре ’вердохлеб убедилсЯ,  что ‹есь
Џанасович в  своем одиночестве каждого готов сделать жертвой,  не считаЯсь с
тем, виновен ты или нет.
     - ‡наете,  ”едор, - перебираЯ бумаги, которыми был завален чуть ли не с
головой, говорил ‹есь Џанасович, - за времЯ, что мы с вами не общались...
     - џ был страшно занЯт, собственно, Я и сейчас еще...
     - ‡наю,  знаю.  Џока человек бегает,  ему некогда голову поднЯть,  а уж
чтоб оглЯнутьсЯ вокруг и увидеть - куда там! ’ак вот, за это времЯ, что мы с
вами...  ‚ Љиеве произошло немало событий... Ћбратите внимание: Я не говорю,
что построено,  это видно и так.  Ђ вот что Я хочу вам рассказать, - об этом
мало кто...  ‚ы, конечно, скажете, что не чувствуете никакой своей вины, что
вы не участник,  а только зритель, наблюдатель, свидетель... „а, а что такое
принимать участие и  наблюдать?  ‚ремЯ не обходит человека,  оно не проходит
сквозь него бесследно -  оно тЯнет его за собой,  делает совиновным во всем,
что  происходит...  ‚от  сейчас Я  вам перечислю все...  “  менЯ записано...
Џочему-то  мы считаем,  будто прошлое нас не касаетсЯ.  Њы либо не хотим его
знать,  либо пугаемсЯ,  либо пренебрегаем,  отвергаем,  топчем. Ћднако народ
всегда видит в прошлом свЯтыни. •одили на богомолье в лавры, теперь гонЯютсЯ
за историческими романами,  -  думаете,  это случайно?  ќто как тот домовой,
которого презрительно отметает и наука, и христианскаЯ церковь, а люди с еще
большим упорством продолжают верить в его существование,  ибо в домовом есть
очарование таинственности,  а  без  таинственности жизнь пресна и  убога.  “
древних были  лары  и  пенаты,  божества дома,  очага,  родни,  христианство
сокрушило их, цивилизациЯ отметает даже осколки, ибо в малометражке никакому
домовому нет пристанища,  тут ни закоулков,  ни тайников, все голо, открыто,
словно на палубе.  ‚ам хочетсЯ,  чтобы всЯ жизнь стала похожа на палубу? Њне
отвечают:  новый быт,  новые потребности, новые требованиЯ, потому что новый
человек. •орошо. —еловек нового типа. ‚от вы - согласны?
     - „опустим.
     - ќтот  человек -  что?  ђаботает.  Џреисполнен веры в  справедливость.
Ћптимистически настроен. ’оварищеский характер. —увство коллективизма. ѓотов
на самопожертвование ради других. Ќе погружен в собственные неврозы. ’ак что
же -  он полностью лишен личной жизни, не имеет внутреннего мира, обезличен,
снивелирован,  как малометражнаЯ квартира?  “ вас что - нет в душе тайны, от
которой хочетсЯ застонать?
     ’вердохлеб и в самом деле чуть не застонал от этих слов.
     Ќе помог ему ‹есь Џанасович. „а и кто бы мог помочь?
     Ќаталка не  позволЯла чересчур отдалЯтьсЯ (а  смог бы  он?),  но  и  не
допускала слишком близко,  держала на безопасном расстоЯнии.  ЏротивостоЯние
планет.
     Џриходилось ждать, когда она позвонит, мучитьсЯ этим ожиданием и полным
своим  бессилием.  Ќо  настоЯщаЯ  мука  начиналась,  когда  Ќаталка  наконец
звонила.  "Ђга, - говорила она откуда-то из далекой дали, - это Я. Ђ это ты?
Ќу...  ‚от Я  и позвонила...  ќто Я так...  ‡анЯта очень.  € на работе,  и с
девчатами, и с этими... Ќу, ты же знаешь... ’оржественные собраниЯ, собраниЯ
и  собраниЯ...  €  Я  в  президиумах...  ЊенЯ  показывают,  чтобы влюблЯлись
мужчины!..  ’ы  бы  тоже,  наверное,  влюбилсЯ,  если бы  увидел...  „а тебе
некогда..."  ’вердохлеб,   переждав  ее  тарахтение  (нарочно  дразнила  его
президиумами  и  мужчинами,   все  нарочно!),  глухо  спрашивал,  когда  они
встретЯтсЯ.  Ћна  не  знала.  Ћн  настаивал  -  она  не  знала.  Ћн  просил.
Њучительно,  унизительно,  нищенски. Ћна смеЯлась: "ђазве Я знаю!" - "—то же
ты знаешь?  -  хотелось ему кричать.  -  Љакого же черта звонишь?"  Ќо он не
кричал,  только вздыхал и  осторожно клал  трубку.  ‡а  эту  смиренность она
позволЯла  себе  смилостивитьсЯ над  ’вердохлебом  и  звонила  иногда  среди
рабочего днЯ,  совсем неожиданно.  "“  менЯ  сегоднЯ выходной,  если хочешь,
можешь через час увидеть менЯ возле ‡олотых ворот..." ’вердохлеба охватывала
паника.  "Ќо ведь Я...  Љ  сожалению..."  -  "’ы,  конечно,  занЯт.  “  тебЯ
государственные дела. џ так и знала... Ќу, тогда как-нибудь в другой раз..."
€ - щелк, и все, конец, на много дней.
     Ђ  потом они все же  встречались.  „ва или три раза в  кафе.  Ќесколько
кинофильмов.  „ве выставки.  ‘кверы,  улицы, трамваи, метро. Ћсень и зима их
неприкаЯнности.  •олодные слезы киевских дождей,  шелест листьев под ногами,
манЯщее тепло освещенных окон,  ласковое солнце соборов, проникающее в душу,
золото летЯщее, плывущее, вознесенное в небо, неуловимое и тревожное, тускло
рдеет  в  холодном ночном  небе,  словно зовет  и  тебЯ  вознестись,  но  ты
возносишьсЯ только взглЯдом и  мыслью,  а  сам  торопишьсЯ в  заманчивый уют
метро,   бормоча  вслед  за  поэтом  слова  благодарности  его  эскалаторам,
мраморам,  бездомности:  "‘пасибо,  метро.  ‡а то,  что в декабрьскую вьюгу,
когда цепенели днепровские белые склоны мертво,  у  книжной витрины мы нежно
кивали друг другу и мимо Ѓотсада к тебе торопились, метро. Ќа твой эскалатор
бессонный вбегали,  и тут же,  взойдЯ на ступенечку выше, как будто на трон,
ты щеки мои задубевшие,  полные стужи, в ладонЯх своих согревала. ’ы все это
помнишь, метро. € что нам с того, что развихренный джаз дожидалсЯ в кофейнЯх
вальЯжных -  с  немою улыбкой Џьеро...  Њы снова спускались к  зеленым твоим
дилижансам,  -  и  нас,  будто старых знакомых,  ты вновь принимало,  метро.
Џускай  не  впервые,   пускай  эта  тема  бездонна:  подъезды...  террасы...
вагоны...  шатер  голубой над  „непром...  ‹юбовь,  видно,  вечн