ивоок.
     Ћна,  молча  глЯдЯ  на него, снова стала улыбатьсЯ. € такаЯ боль была в
ее улыбке, что слезы выступили у ‘ивоока на глазах.
     - ‚от  горе,  -  пробормотал он. - —то же мне с тобою делать? Њожет, ты
заблудилась? „авай Я отведу тебЯ туда, где люди!
     Ћна  без  сопротивлениЯ дала повести себЯ, несколько раз произносЯ свое
загадочное  "€с-са!",  шла за ‘ивооком, в селении не отступала от него ни на
шаг;  они  ходили от хижины к хижине, ходили среди людей, заточенных камнем,
людей  твердых  и  серых, как камень; люди неохотно откликались на расспросы
‘ивоока,  равнодушно  посматривали  на девушку, никто ее не признавал своей,
никому  она  здесь не была нужна, никто не показал ее пристанища, а сама она
тоже  его  не  знала,  а  может,  и  не  имела  вовсе;  из  отдельных слов и
обрывочных  намеков  ‘ивоок  наконец  сложил  себе  кое-какую  историю  этой
девушки.  Ќапоминала  она  историю  его  собственного  детства: точно так же
исчезли  где-то, наверное в море, ее отец и мать (как исчезли они когда-то и
у  него),  точно  так  же оказалась одинокой среди жестокой жизни, точно так
же,  видно,  не имела имени, блуждала тЯжело и долго, и никто не протЯнул ей
руку.  ‚  этой истории не хватало начала, да, собственно, самой истории тоже
не  было,  ‘ивоок выдумал ее сам, ему хотелось найти в мире еще одну судьбу,
похожую  на  его  собственную;  наконец  он не чувствовал себЯ одиноким, мог
стать спасителем этой несчастной, тем самым словно бы спасаЯ и самого себЯ.
     - ђаз  ты ничьЯ, - сказал он девушке, - так, может, пойдем к нашим? ’ам
у нас добрые люди.
     - €с-са, - сказала девушка.
     - Ѓуду звать €ссой, ладно?
     - €с-са!  -  Ћна  упорно  не  говорила  больше  ничего,  хотЯ  казалось
маловероЯтным,  чтобы  она  не  знала  никакого другого звука. „аже немые на
большее способны.
     - Џошли, что ли? - спросил ‘ивоок.
     ‘нова,  как  и на берегу, она послушно пошла за ним. Љогда некуда идти,
человек всегда послушен.
     €гумен ‘имеон встретил €ссу криком возмущениЯ.
     - Ќе  позволю  свЯтотатства  в  божьем  пристанище!  - набросилсЯ он на
‘ивоока. - €бо сказано же...
     €сса  с  неизменной  покорно-болезненной улыбкой смотрела на маленького
старого  человека  в  чрезмерно  широком  одеЯнии.  ‘ивоок отстранил игумена
широкой ладонью в сторону.
     - Ѓудет  пристанище,  когда  построим, - сказал он ‘имеону, - а пока не
вмешивайсЯ. Џошли, €сса.
     Ћн  показал  ей,  как нужно умыватьсЯ, помыл ей руки и ноги. •отел дать
ей  что-нибудь  из  мужской  одежды,  но ничего не вышло. ѓиерон посоветовал
сшить  длЯ  €ссы  что-нибудь  из  паруса. €ноки плевались, увидев женщину на
близком  расстоЯнии.  ‘имеон  похвалЯлсЯ отправить ‘ивоока в Љонстантинополь
на  патриарший или императорский суд за произвол и непокорность. Ќо это были
напрасные  слова,  поскольку  весь  монастырь,  с  его запутанными каменными
катакомбами  и  будущим  каменным  собором,  был  в голове у ‘ивоока, больше
никто  здесь не мог бы быть старшим на этом строительстве, без ‘ивоока все б
остановилось.  ‡нал  это  и игумен, но не мог сдержатьсЯ в своей ненависти к
приблудной  девушке, котораЯ угрожала внести беспокойство в уединенную жизнь
иноков;  он каждый день принародно бранил ‘ивоока за его греховные дела, чем
немало  раздражал  того.  Џротивно  было слушать из уст свЯтого отца слова о
том,  о  чем  ‘ивоок  никогда  и  не  помышлЯл: длЯ него €сса так и осталась
несчастной  девочкой,  которую он встретил в темноте и должен был вывести на
освещенный  путь.  Ћн  терпеливо обучал ее всему простейшему, что необходимо
человеку,  -  захотел услышать от нее хотЯ бы несколько слов, но не достигал
в  своих  стараниЯх  ничего,  €сса  знала лишь свою горькую улыбку с покорно
наклоненной  головой да еще непостижимое, протЯженное, тихое, будто молитва,
"€с-са!".  —тобы  не  вызывать  насмешек,  ‘ивоок  обращалсЯ к €ссе на своем
родном  Языке.  ’огда все равно никто ничего не понимал, и могли они думать,
что  девушка  своим  "€с-са" отвечает на его слова. Џотом он верно рассудил,
что  учить  ее  нужно с самого начала, так почему бы не попытатьсЯ и в самом
деле  обучить  €ссу своему Языку? Ѓыть может, окажетсЯ он легче, быть может,
ромейские  звуки ненавистны девушке, ибо среди людей этого Языка постигли ее
все  несчастьЯ, о которых она не умеет рассказать. ’ак начал он создавать на
каменном  острове две странные и удивительные вещи: собор из каменных узоров
и  девичью  душу  в  звуках  своего  далекого  прекрасного  Языка,  где хлеб
называетсЯ  житом,  как  жизнь, а вода имеет в себе нечто от вожделениЯ, ибо
только  попробуй  пойти  за  водой,  то уже и вернешьсЯ ли; свет же свЯзан с
бесконечностью  мира,  пронизываЯ  его  насквозь, а дружиной называют жену и
вернейших стражей земных владык.
     ’рудно  сказать,  смогло бы дойти до сознаниЯ €ссы это богатство Языка,
при  всем  том,  что девушка с течением времени научилась произносить слова,
подсказываемые  ‘ивооком,  но  повторЯла  их,  видно,  лишь бы отвЯзатьсЯ от
своего  назойливого  учителЯ.  „лЯ  нее  полным  глубокого скрытого значениЯ
осталось  только  ее  "€с-са!",  она  каждый  раз  убегала  в  свою каменную
пустыню,  блуждала  там  целыми  днЯми  голоднаЯ,  снова покрывалась грЯзью,
котораЯ,  как  это  ни  странно, была ей к лицу. ‘ивоок искал ее, приводил в
свое  пристанище,  кормил,  приносил воду, чинил изодранное в клочьЯ одеЯние
€ссы;  так  продолжалось  очень  долго;  девушка  сопротивлЯлась,  наверное,
сильнее,  чем  твердый  камень,  но как резчик не отступает даже перед самым
твердым  гранитом, так и ‘ивоок, решившись возвратить €ссу в жизнь, не жалел
ни  усилий, ни терпеньЯ, ни вниманиЯ, но неизвестно, удалось бы ему настоЯть
на  своем,  если  бы  событиЯ  не  изменили вдруг неторопливое, однообразное
течение жизни.
     €з  ЉонстантинополЯ  раз  в  месЯц, а иногда и реже приплывал корабль с
едой  и  всем  необходимым  длЯ  продолжениЯ  работ;  длЯ ѓиерона каждый раз
привозили  новую  книгу,  взамен  которой  он  отправлЯл  назад  ту, которую
прочел;  он  умел  выменивать  нужные  ему  книги,  даже  находЯсь  вдали от
столицы:   где-то   в  монастырских  книгохранилищах  у  него  были  хорошие
товарищи;   иногда  он  давал  некоторые  книги  и  ‘ивооку,  а  чаще  всего
рассказывал   о  прочитанном  своим  антропосам.  Ћднажды  ‘ивоок  попыталсЯ
привести  на  такую  беседу  и  €ссу,  но антропосы зарычали, как тигры, они
боЯлись  женского тела, эта девушка пробуждала в них воспоминаниЯ о столице,
о   тайных   наслаждениЯх,  о  диких  оргиЯх,  когда  уходило  с  дымом  все
заработанное  за  долгие  месЯцы  тЯжелого  труда  у Ђгапита, тут об этом не
следовало  и  вспоминать.  „евушка  же,  хотЯ  и  одетаЯ  в грубую парусину,
прикрывавшую  в  ней  все  женское,  все  же  была девушкой, женщиной прежде
всего,  только  прЯдь волос, длинных и волнистых, упадет ей на плечо - и уже
она  женщина,  уже  соблазн.  ’ак  разве  же не лучше не видеть ее вовсе, не
вспоминать,  как  это делают свЯтые отцы? Ђнтропосы загалдели, задвигались с
угрозой,  ѓиерон  умолк, и ‘ивооку стало Ясно, что длЯ €ссы тут не место. Ћн
подал ей руку и увел ее подальше, не пытаЯсь больше рисковать.
     Џришла  весть  о  смерти  императора ‚асилиЯ, который прожил отмеренное
богом.  ’еперь единственным императором ромеев был Љонстантин, бывший на два
года  моложе  своего  воинственного  брата,  и  если ‚асилий исчерпал себЯ в
войнах  и  походах, то, как говорили по секрету, Љонстантин ровно столько же
потратил  в  гульбищах,  и уже занесен над ним, как над €родом, божий меч, и
трудно сказать, надолго ли он переживет своего старшего братца.
     Ќо  островитЯн  теперь  не  волновало то, что происходило в столице. €м
было  все  равно - два императора или один. “мер ли там кто-то своей смертью
или  ему  помогли,  ибо  редко  кто из византийских императоров отдавал богу
душу без посторонней помощи.
     ЉажетсЯ,  единственным  преимуществом  длЯ  антропосов,  очутившихсЯ на
острове,  была  их  полнаЯ  независимость от столицы и от Ђгапита, о котором
они стали даже забывать.
     Ќо  вот  дромона  привезла  от  Ђгапита  харатью  к игумену и ѓиерону с
суровым  повелением  немедленно  отправить  в  Љонстантинополь руса ‘ивоока,
несмотрЯ  на  все его упорство и несмотрЯ на величайшую потребность в нем на
острове,  ибо  присутствиЯ  этого  варвара  в  столице  требуют  царственные
интересы.  •аратьЯ  была загадочной длЯ игумена и длЯ всех антропосов, но не
очень  волновала  ‘ивоока:  один  переход через море - и он узнает обо всем.
†аль  было,  правда,  расставатьсЯ  с  незавершенной  своей каменной мечтой,
только  теперь  он  понЯл,  как  тЯжело  здесь  жить  его  товарищам,  но  и
недостроенный  монастырь,  и  антропосы,  и  каменные нагромождениЯ не имели
такого  значениЯ  в  последний  день пребываниЯ его на острове, как €сса. Ћн
вдруг  увидел и осознал, что не может бросить девушку здесь снова в каменном
одиночестве;  она тоже, наверное, знала, что погибнет окончательно без этого
доброго  человека со сверкающей бородой и мглистыми загадочными глазами. ‚се
дни  молчала,  не  произносила  даже  свое  "€с-са", лишь улыбалась горько с
покорно  наклоненной  головой,  ни разу не пробовала убежать, не отходила от
‘ивоока, казалось даже, тЯнетсЯ к нему в поисках защиты.
     - Џоедешь со мной? - спросил однажды ‘ивоок. - ‚ Љонстантинополь.
     Ћна молча улыбалась.
     - ’ам  тебе  будет  лучше, - сказал ‘ивоок. - Љонстантинополь - большой
город.  џ куплю длЯ тебЯ хорошую одежду, у тебЯ будут украшениЯ, будешь жить
в доме, будешь слушать звон колоколов, увидишь ипподром.
     Ћна  послушно пошла за ним на дромону. €гумен ‘имеон плевалсЯ и посылал
анафемы  на  ‘ивоока.  ѓребцы,  считаЯ плохой приметой пребывание женщины на
корабле,  начали  кричать ‘ивооку, чтобы он оставил свою "нечесаную козу" на
берегу.  €сса  испуганно  дрожала, прижималась к ‘ивооку, тот молча прошел к
своему месту на носу дромоны и крикнул:
     - Љто прикоснетсЯ к ней хоть пальцем, тому голову снесу!
     …сли   бы  не  высочайшее  повеление  немедленно  доставить  варвара  в
столицу,  с  ним  не  стали  бы  церемонитьсЯ, а так приходилось терпеть его
капризы.
     Ћднако  как  только  дромона отчалила от берега и закачалась на волнах,
как  только полоса воды, отделЯвшаЯ корабль от острова, стала разрастатьсЯ -
€сса  кинулась  к  одному  борту,  другому,  испуганно  заметалась по судну,
побежала  к  корме,  котораЯ  была  все-таки ближе к берегу, чем нос. ‘ивоок
попыталсЯ  ее  задержать,  но  она  выскользнула у него из рук, он догнал ее
только на корме в тот миг, когда девушка чуть было не ринулась в воду.
     - ’ы  чего?  -  грубо  крикнул  он,  с трудом удерживаЯ ее. Ђ она молча
вырывалась  из  его  рук,  тЯжело  дышала, волосы у нее разметались, закрыли
лицо,  лишь  один глаз поблескивал сквозь прЯди черных волос, и в этом глазу
была  ненависть,  ненависть  тЯжелаЯ,  необъЯснимаЯ  - то ли к морю, то ли к
кораблю, то ли к нему, ‘ивооку.
     Ќо  нет,  она  не  видела ‘ивоока, не узнавала его, - наверное, все длЯ
нее  сосредоточилось  в  стремлении во что бы то ни стало покинуть дромону и
либо  утонуть, либо добратьсЯ до своего острова; но гребцы дружно налегли на
весла,  корабль  отплывал все дальше и дальше от каменного берега, прыгать в
море  было  бы  не  совсем  безопасно даже хорошему пловцу, а об €ссе ‘ивоок
даже  не  знал,  умеет  она  плавать  или сразу же пойдет на дно, как только
окажетсЯ  за  бортом,  поэтому он не стал нЯнчитьсЯ с непокорной, сгреб ее в
охапку,  отнес  на  отведенное  им  место,  усадил на скамью, сам сел рЯдом,
чтобы  успокоить  ее  хоть немного; она еще порывалась бежать, потом, видно,
исчерпав  все  силы,  затихла,  прижалась  к  ‘ивооку,  теперь  он не мог ее
оторвать  от  себЯ,  она  боЯлась  оставить его хотЯ бы на мгновение, словно
приросла  к  нему;  внезапно  -  впервые с момента их знакомства - открылось
ему,  что это женщина, он понЯл, что сближает его с €ссой не просто жалость,
не  обычное  сочувствие  людское,  а,  наверное, прежде всего - нежность. Ћн
долго  шел  к  этому открытию, не всегда и не каждый может признатьсЯ себе в
нежности  к  кому-то,  но  вот  рЯдом  с  ним  была  прекраснаЯ, испуганнаЯ,
единственнаЯ  в  мире  девушка,  длЯ которой он тоже был теперь единственным
после  того,  как  отнЯл  у  нее  ее  каменный  остров.  Ќаступила уже ночь,
сменЯлись   гребцы,   дромона   медленно  продвигалась  во  тьме  по  путЯм,
обозначенным  одними  лишь  звездами,  а  эти  двое,  брошенные морем друг к
другу,  сидели, тесно прижавшись; ‘ивоок с испугом прислушивалсЯ к тому, как
в   нем   пробуждаетсЯ   неугомонное   и   неудержимое,  из-за  чего  боЯлсЯ
шевельнутьсЯ,  а  €сса,  наверное,  вовсе  и  не ведала того. „о сих пор еще
блуждал  в  ее  теле  ужас  перед  стихией,  защита была лишь в этом сильном
человеке,  она  искала  спасениЯ неосознанно, каждый новый удар волны о борт
дромоны  толкал  €ссу ближе и ближе к ‘ивооку; теперь отступать было некуда,
и  в  темном стоне, в счастливых слезах, притаенном смехе они соединились, и
только тогда ушел от €ссы страх, вызванный морем.
     ‚  ‡олотом ђоге, на пристани, дромону встречал сам Ђгапит с несколькими
своими  антропосами,  среди  которых  выделЯлсЯ и Њищило. ‚ голубом скиадии,
обшитом  жемчугами, в голубом же хитоне поверх гонкого шелкового дивитиссиЯ,
в  красных чагах, с дорогой золотой гривной на шее (с крылатыми грифонами на
концах) - в самом ли деле это был Њищило или это его двойник?
     Ђ  с дромоны сходил ободранный, еще сильнее заросший светлой золотистой
бородой  ‘ивоок,  да  еще и вел за собой какое-то неистовое существо, увидев
которое  все  стоЯвшие  на  берегу  закрестились,  бормоча  молитвы.  Њищило
сплюнул,  Ђгапит  же  нахмурилсЯ,  наверное,  вспомнив  ‡еновию,  о которой,
собственно,  уже  давно  забыл,  сменив  за  эти годы множество любовниц, но
снова  проснулась  в  его  душе  обида на руса, который когда-то из-под носа
сумел  перехватить  такую  женщину.  €  вот теперь, когда он, Ђгапит, стал и
вовсе  старым  человеком,  ‘ивоок  еще только входит в силу, варварскаЯ мощь
дико  бурлит  у  него в жилах, и вот он вывозит себе девку даже с проклЯтого
богом острова. Ђгапит нахмурил брови, недовольно махнул рукой.
     - Ђнтропос!  -  вместо  приветствиЯ  крикнул он навстречу ‘ивооку. - Њы
звали тебЯ сюда одного, а ты привез еще какую-то, в конце концов...
     - ќто  моЯ  жена,  -  не  дал  ему закончить ‘ивоок. - Џоклонись, €сса,
нашему Ђгапиту.
     €  -  о  чудо!  -  €сса покорно склонила голову и улыбнулась горестно и
ласково,  и  старый  Ђгапит  смЯгчилсЯ  душой  от  этой улыбки, а может, тут
причиной  было  что-нибудь  иное,  потому  что  еще  никогда не был ‘ивоок в
объЯтиЯх  у своего повелителЯ, а тут вдруг оказалсЯ. €ссу же Ђгапит, со всей
возможной  длЯ  толстого  туловища  грациозностью,  одарил учтивым поклоном,
добродушно   хлопнул   ‘ивоока   по   плечу,  отправлЯЯ  его  здороватьсЯ  с
остальными.  € каждый протЯнул ‘ивооку правую руку, показываЯ в знак приЯзни
открытую  ладонь;  лишь  Њищило  подал руку согнутой, словно бы длЯ поцелуЯ.
‘ивоок  посмотрел  на  него  с удивлением, Њищило горделиво раздувал ноздри,
тут   что-то,   видимо,   произошло   за  эти  годы,  но  ‘ивоока  это  мало
интересовало,  -  сделав  вид,  что  он  ничего  не заметил, ‘ивоок вывернул
ладонь   Њищилы,   пожал  ему  руку,  как  единоземец  единоземцу,  и  снова
возвратилсЯ к Ђгапиту.
     - Џозвал менЯ, а там еще много работы.
     - †дет  тебЯ новаЯ работа, - солидно молвил Ђгапит, и уже стоЯл рЯдом с
ним   Њищило,   тут  в  самом  деле  что-то  произошло,  антропосы  остались
антропосами,  только  кое-кто  из  них  состарилсЯ,  а  некоторые и вовсе не
изменились,  а  вот с Њищалой что-то происходит: и одежда, и гривна дорогаЯ,
и рука, протЯнутаЯ длЯ поцелуЯ...
     - Џоедете  на ђусь, - продолжал Ђгапит, - кнЯзь Љиевский зовет умельцев
наших. Њищило будет старшим над вами.
     - €  Я  поеду?  - забыв и про Њищилу, и про черта-дьЯвола, тихо спросил
‘ивоок.
     - „лЯ того тебЯ и вызвал.
     - €сса,  мы  поедем на ђусь! - крикнул ‘ивоок своей жене. - ‘лышишь? Њы
поедем!
     - Ќегоже  везти  в  свЯтой  Љиев  поганых наложниц, - солидно промолвил
Њищило.
     - Ќе твое дело! - отрезал ‘ивоок.
     - џ старший над вами всеми!
     - € будешь старшим, а Я сам по себе!
     - ‚елю повиноватьсЯ.
     - ’окмо не мне!
     - Ђнтропосы! - развел руки Ђгапит. - „рузьЯ! ‡ачем же пререкатьсЯ?
     - Џослы  русские  в  Љонстантинополе,  - сказал Њищило, - на завтра все
приглашены  в Ѓольшой дворец, пред очи самого императора. ЋдетьсЯ должен как
следует, чтобы не опозорить нашего званиЯ.
     - ЋдетьсЯ?  - пробормотал ‘ивоок. - „а кто бы не хотел одетьсЯ, было бы
лишь во что?
     €сса стоЯла позади него и улыбалась горестно и пугливо.
     - ‘казано   у   Љсенофонта,   -   не   унималсЯ   ‘ивоок,  раздраженный
чванливостью  Њищилы,  - хорошо одетые друзьЯ - лучшее украшение мужчины. ’ы
же поспешил вырЯдитьсЯ сам, а мне тычешь в нос моей ободранностью.
     - „рузьЯ  мои,  - прервал их снова Ђгапит, - зачем же препиратьсЯ? ‚сем
вам дарована одежда из царского вестиариЯ...
     - Ђ  свою  наложницу  одевай  на  свои  деньги,  - мстительно подбросил
Њищило.
     - †ена! - крикнул ‘ивоок. - ‘лышишь, Њищило, она мне жена!
     - €мею  христианское  имЯ  -  ”илагрий,  - сказал важно Њищило, - так и
зови менЯ.
     - Ђ  Я  - Ѓожидар, - засмеЯлсЯ ‘ивоок, - от болгар имею, кроме ‘ивоока.
•ристианское  тоже имею. —еловек может иметь множество имен. € что же? ђазве
ценность его в именах? „елами только можно возвеличить себЯ иль опозорить.
     - ‡иждители  храмов  постоЯнно  возвеличиваютсЯ  перед  богом, - сказал
Ђгапит.
     - ‚озвеличивают Ђгапита, - снова засмеЯлсЯ ‘ивоок.
     - Ћшалел ты на острове, - вздохнул Њищило.
     Ќо Ђгапит прикинулсЯ, что не понЯл шпильки ‘ивоока.
     - Џовезете  и  на ђусь мой помысел, - самодовольно сказал он ‘ивооку, -
нашему  другу  ”илагрию поведал Я мысль, какой нужно возвести собор в Љиеве,
вы  же  должны  слушатьсЯ  его во всем, тем исполните мою волю, а награда же
вам - от архонта Љиевского.
     ’от   же  самый  разговор,  только  более  спокойный  и  торжественный,
состоЯлсЯ  на  следующий  день между антропосами и послами Љиевского кнЯзЯ в
ожидании приема во дворце.
     €х  посадили  ждать  в портике ЂвгустеЯ, послы здесь были в третий раз,
они  уже  преподнесли  императору  богатые  дары  от  Љиевского  кнЯзЯ,  или
архонта,  как  его  называли  ромеи;  теперь  должен  был  состоЯтьсЯ прием,
последний  перед  отъездом послов вместе с мастерами на ђусь. Џослы изо всех
сил  старались казатьсЯ важными, расспрашивали ромеев о здоровье императора,
ромеЯм  любопытно  было знать про Љиев и про загадочного архонта. Џравда ли,
что  у  него  четыреста прислужниц? € что он никогда не сходит с престола? €
даже  естественную  надобность  справлЯет  в  чашу?  Ђ  послы в свою очередь
допытывались:  своей  ли смертью умер император ‚асилий или помогли ему? €бо
где  же  это  слыхано,  чтобы  два  брата  да мирно делили престол? ђано или
поздно  станет  брат против брата, об этом же и в ‘вЯщенном писании сказано.
€  правда  ли,  что  император  Љонстантин  настолько злоупотреблЯл женскими
утехами,  что  теперь  не  может  сесть  на  конЯ,  а  уж коли ему нужно это
сделать,  то  поддерживают  его  с двух сторон евнухи, а по всем улицам, где
должен  проехать василевс, подбирают каждый камушек, чтобы не попал под ноги
коню, не встрЯхнул свЯщенную особу, не причинил ей новых болей?
     Џотом  послов позвали во дворец скилы, что рЯдом с ’риклином ћстиниана.
‚  ’риклине,  на возвышении, покрытом багрЯнцами, был поставлен большой трон
императора   ”еофила,  василевса  Љонстантина  провели  на  трон,  по  бокам
расположились  чины кувуклиЯ, в соседнем зале заиграли два серебрЯных органа
димов,  живые  картины  задвигались,  в  ’риклин  ћстиниана ввели магистров,
патрикиев,  протоспафариев,  чины  входили  один за другим, перед поЯвлением
новых  чинов  поднималсЯ  определенного  цвета  пышный  занавес, старшие шли
впереди  младших,  за  сенатом  были чины гвардии, потом были допущены димы;
все  располагались  в  рЯды и группы, подобранные по рангам и цветам одежды.
‚от  тут  и  начиналсЯ  торжественный  парад  византийских  обычаев, который
должен  был  свидетельствовать  о  господствовании  великой империи над всем
миром,   ибо   наученные   придерживатьсЯ  порЯдка  и  последовательности  в
движениЯх  и словах, в деле и искусстве тем самым приучаютсЯ к подражанию, а
подражание  ведет  к  устойчивости, послушанию, к закостенению. €звестно же,
что  закостенение  есть  твердость.  Ђ  что  может  быть лучшего длЯ великой
империи, чем твердость ее власти?
     ђусским  послам, вошедшим в ’риклин ћстиниана, открылась величественнаЯ
и   красочнаЯ   композициЯ   византийских  вельмож,  которые  стоЯли  вокруг
императорского  трона,  будто  восковые  куклы, нарЯженные в богатые одежды;
послов   приветствовали,   задали  через  препозита  вопросы  о  здоровье  и
благополучии  архонта  Љиевского ѓеоргиЯ, а также о здоровье послов, а также
сообщили  волю  императора  всех  ромеев, после чего послы сели беседовать с
василевсом,  а  все,  кто  их  сопровождал,  перешли в соседний зал; ‘ивоок,
стесненный  длинной,  неудобной  одеждой,  шел  рЯдом  с  Њищилой,  который,
казалось,  рожден  был длЯ дворцовой роскоши, горделиво задирал редкобородую
физиономию,  пыталсЯ  вытЯнуть короткую шею, чтобы увидеть как можно больше,
а  возможно, чтобы показать себЯ, хотЯ и без того он возвышалсЯ над всеми на
целую  голову;  они  с  ‘ивооком  были почти одного роста, только ‘ивоок был
гармоничного  сложениЯ,  а Њищило напоминал Ђгапита: короткие ноги, короткаЯ
шеЯ  клеветника,  туловище  такое  длинное,  что,  когда  Њищиле приходилось
садитьсЯ,  он  чувствовал  себЯ  страшно  неловко,  ему  все  времЯ хотелось
куда-то  упрЯтать  хоть  часть  своего  туловища.  ‚  конце концов, не имеет
значениЯ,  у  кого какое тело; хуже то, что Њищило в душе своей не отличалсЯ
ничем  добрым,  а  это  особенно теперь тревожило ‘ивоока в свЯзи с тем, что
Њищило  был  назначен  старшим  над  ним.  “тешало  ‘ивоока  лишь то, что он
возвращаетсЯ  на  родную  землю. Љак там все будет? —то будет? —то бы там ни
было,  но  увидит  он сочные травы, навестит пущу, встанет над „непром возле
Љиева,   вспомнитсЯ   ему   все  лучшее,  что  было  когда-то,  плохое  тоже
вспомнитсЯ,  наверное;  но  пусть,  лишь  бы  только была под ногами мЯгкаЯ,
теплаЯ  -  роднаЯ!  - землЯ. Ћн пройдет по ней босиком, как ходил когда-то в
детстве,  весной  и  летом будет он ходить там босиком и будет носить мЯгкий
легкий  мех и белую льнЯную одежду, а не эти жесткие, шитые золотом одеЯниЯ,
которые  напЯлили  на него, чтобы провести во дворец, допустить к величайшим
свЯтынЯм, не спрашиваЯ, хочет он видеть их или нет.
     Џотом  был  обед  в  ’риклине  девЯтнадцати  акувитов.  –арь возлежал с
чинами  за  акувитами,  а  послы  стоЯли  сбоку.  Љогда  же  вошли все, кому
надлежало  присутствовать на трапезе, и было совершено поклонение василевсу,
послы  расположились  за  отдельным  столом. Џевчие храма свЯтых Ђпостолов и
‘офии  пели  "многаЯ  лета"  императору,  музыканты  и  потешники развлекали
василевса  и  его  гостей. Ђ в ‡олотом ’риклине обедали люди русских послов,
русские  купцы,  находившиесЯ  в  то  времЯ  в Љонстантинополе, и художники,
которые  должны  были  ехать  в  Љиев,  направлЯемые  по высочайшему велению
самого   василевса,  и  во  времЯ  обеда  раздавались  драгоценные  блюда  с
апокомбиЯми  и  выдавались  каждому  по  его чину: послы получали в два раза
больше  свЯщенников  и  толмачей,  а остальной люд - вчетверо меньше послов;
длЯ  Љиевского  же  архонта  от  василевса  даровано  золотое с драгоценными
камнЯми  блюдо.  Љонстантин радовалсЯ случаю показать свою щедрость, котораЯ
считалась  первым  признаком  настоЯщего  императора.  Ћн расценил послов от
Љиевского  кнЯзЯ  как  признание  своего  истинного  величиЯ;  приЯтно  было
сознавать,  что  властелин земли, едва ли не большей, чем ‚изантиЯ, по своим
размерам,  обратилсЯ именно к нему, василевсу всех ромеев, попросил прислать
мастеров   длЯ  сооружениЯ  божьего  храма.  49  лет  сидели  на  троне  два
императора,  но  все  это  времЯ  ‚асилий заслонЯл собой Љонстантина, главой
царства  считалсЯ  старший  брат,  он  ходил  в  походы, вел войны, принимал
послов,  а  на  долю  Љонстантина  все  времЯ  оставались  лишь развлечениЯ,
гульбища,  всЯкие прихоти, еще и теперь, состарившийсЯ и обессилевший, думал
он   о   том,  как  хорошо  было  бы  покинуть  Љонстантинополь  и  умчатьсЯ
куда-нибудь   на  охоту.  Ќо  изболевшаЯсЯ  плоть  не  разрешала  баловства,
окаменело  сидел  он  на  торжественных  церемониЯх, с горечью думал иногда,
напрЯгаЯ  свой  затемненный,  опустошенный  мозг,  что после брата не сумеет
свершить ничего благородного или достойного воспоминаний.
     Ќо  вот подвернулсЯ случай показать свой государственный ум и превзойти
даже  покойного  брата.  Љогда-то  отец нынешнего Љиевского архонта ‚ладимир
вынудил  императоров  выдать  за  себЯ их сестру Ђнну. Љогда же они вместе с
сестрой  хотели  послать  на  ђусь  еще  и митрополита, ‚ладимир отказалсЯ и
самолично  освЯтил  на  этот  пост епископа-болгарина. ’еперь Љиевский кнЯзь
еще  только  утверждаетсЯ  на  престоле,  следовало  бы  воспользоватьсЯ его
неопытностью  и  шаткостью  его  положениЯ.  €мператор  долго  советовалсЯ с
премудрыми  своими  евнухами,  и  решено  было  послать  в  Љиев  не  только
константинопольских  умельцев каменных и художнических дел, не только щедрые
дары,   но   еще   и  императорский  хрисовул  к  кнЯзю,  предлагаЯ  принЯть
митрополита  земли  ђусской,  рукоположенного в этот чин константинопольским
патриархом.
     •отЯ  русские  послы  и  не  имели  таких  полномочий  от своего кнЯзЯ,
отказатьсЯ  от  императорского  хрисовула и от чуть ли не силком посаженного
на  их  корабль  митрополита  они  не могли. Ѓывали же случаи, когда послов,
проЯвлЯвших  непослушание  воле  императора, ослеплЯли или казнили, - тут не
действовали  никакие  законы,  тут правили василевсы, да славитсЯ могущество
ромеев!
     ЋтправлЯлись  в  путь,  оставлЯЯ  солнце  справа от себЯ. ‘ивоок был на
корабле  с €ссой. …й было непривычно в пышной одежде, приобретенной на Њесе,
она  прижималась  к ‘ивооку, но теперь уже не от темного страха перед морем,
а,  очевидно,  от  неизвестности и от злых взглЯдов Њищилы, который вел себЯ
довольно  нагло  и чванливо. ‘ивоок же думал об их дороге. ‚ыйдЯ из Ѓосфора,
они  должны  были  достичь  области Њессемврии, напротив реки „ичины, далее,
придерживаЯсь  берегов, придут в Љонстанцию на реке ‚арне, от ‚арны пролЯжет
путь  в  Љоноп,  от  Љонопа  -  к  „унаю, где смешиваютсЯ желтые воды реки с
морской  прозрачностью,  там  протЯнутсЯ  пологие  песчаные  берега и крутые
глинЯные,  и  нигде  не  смогут  они пристать к берегу уже до самого входа в
„непровский  лиман,  потому  что  будут  подстерегать  их  на  этих  берегах
печенеги,  готовые  мгновенно  напасть  на  неосмотрительных;  да и на самом
„непре  еще не конец опасностЯм: еще будут подстерегать их дикие кочевники в
самом  узком  месте у порогов, где убит был кнЯзь ‘вЯтослав, еще придетсЯ им
перебиратьсЯ  через  каменные шумные пороги, и только в киевских тихих водах
закончитсЯ их многострадальное, страшное, трудное и тЯжелое плавание.
     Ќо тот, кто решил возвратитьсЯ на родную землю, готов ко всему.


                                  ѓод 1026
                               ‹€‘’ЋЏЂ„. Љ€…‚

                                                      џрослав же седе Љыеве,
                                                        утре пота с дружиною
                                                     своею, показав победу и
                                                                 труд велик.

                                                            ‹етопись Ќестора

     ‚епрь,  затравленный  собаками,  загнанный  на  копьЯ,  истекаЯ горЯчей
кровью,  в  последней  неистовости  грыз железо наконечников, дробил держаки
копий;  его  напрЯженное  тело  зловеще  вскрикивало  в  тысЯчных огнЯх, оно
вот-вот  должно  было  взорватьсЯ  красной  кровью, зверь, видно, чувствовал
приближение  последнего  мгновениЯ,  он  не хотел смерти, стремилсЯ избежать
того  конца, после которого не бывает уже начала; переполненный предсмертным
рыком,  наежившийсЯ  грЯзно-серой  щетиной,  с  хищным сверканием клыков, он
рванулсЯ  из  круга  уничтожениЯ, его помутившиесЯ от боли глаза сделали еще
одно  усилие, чтобы увидеть свободный промежуток; задранное в Яростном гневе
рыло   торопливо   вынюхивало   дорогу,  мохнатые  уши  улавливали  малейшие
дуновениЯ  лесной  свободы,  кабан  вырвалсЯ  из той ложбины, где должен был
погибнуть,  оставил  там  людей,  собак,  острые длинные копьЯ и помчалсЯ по
склону вверх, туда, где одиноко следил за охотой кнЯзь џрослав.
     ‚се   произошло   с   непостижимой   быстротой.  Ќикто  не  успел  даже
ужаснутьсЯ,  раненый  дик  летел  на  одинокого  человека - ни отступить, ни
преградить  ему  путь;  десЯтеро  не  сумели уложить зверЯ, - следовательно,
одному  теперь  оставалось  пасть  жертвой  беспощадных  клыков разъЯренного
зверЯ;  кнЯзь  стоЯл  на  горе, чтобы увидеть гибель дика, вышло же так, что
сам  должен  был  теперь  погибнуть; зверь летел на него с отчаЯнным стоном,
каждый  его  прыжок  был  словно  бы  черным  криком,  хриплое  всхлипывание
сопровождало  этот  неудержный бег: "†ох! †ох! †ох!" Ѓлиже, ближе - весь лес
и  весь  мир  наполнен  только  этим  звуком.  џрослав уже и не видел самого
вепрЯ,  только слышал этот обезоруживающий звук. ‘ознание не успело овладеть
руками,  сознание  было  поглощено вслушиванием в зловещий бег дикого зверЯ,
но  тело  действовало  самостоЯтельно,  согласно  выработанной привычке; уже
ноги  уперлись  в  покрытую мЯгкими желтовато-красными листьЯми осени землю,
всЯ  тЯжесть  тела  переключилась на левую, неповрежденную ногу, праваЯ рука
потЯнулась  к  ремнЯм  копьЯ,  располагаЯсь  поудобнее и понадежнее; человек
изготовилсЯ   встретить   дика,   у   него   оказалась   уйма   времени  длЯ
приготовлениЯ,  он  еще  успел  втЯнуть  ноздрЯми  прохладный  запах осенней
листвы,    влажной    земли,    набухшей    от    дождей    коры   деревьев,
сладковато-тревожный  запах погружениЯ пущи в зимний сон - запах умираниЯ. €
от  этого  человеку еще милее стала жизнь, страх существовал теперь длЯ него
лишь  в  сознании;  ни  в  руках, ни в глазах, ни в едином мускуле страха не
было.  Ќо  разве  мог  знать об том вепрь? Ћн движим был одной лишь жаждой -
устранить  последнюю  преграду на пути к избавлению, спасению, к жизни, и он
пер  на  человека,  чтобы  поскорее  сбить  его,  прежде  чем опомнитсЯ он и
опомнЯтсЯ  те,  которые  остались  внизу  вместе  с  их пугливыми собаками и
холодным  железом.  Ќо  человек, стоЯвший на дороге у дика, не принадлежал к
простым  людЯм.  …ще  с  малых  лет приучал свое тело в каждом его отдельном
члене  к  действию  молниеносному  и  точному,  и  если  сознание  человека,
несмотрЯ  на все его напрЯжение, не сумело справитьсЯ с неожиданной угрозой,
плечи  его  налились  упругой  силой  именно  тогда,  когда рука замахнулась
копьем,  а глаз направил эту руку так умело и безошибочно, что тЯжелое копье
прошумело  и  прорвалось  к  самому  сердцу  вепрЯ,  и зверь на полном скаку
свалилсЯ  на  бок, судорожно загреб ногами, запенилсЯ, глаза его, стекленеЯ,
еще  всматривались в широкую волю, котораЯ так и не открылась дику, огромные
зубы  его  еще  были  ощерены  на  џрослава, но уже бессильно, не было в них
прежнего  блеска  и  мощи,  - подернуты они были какой-то грЯзной желтизной,
как всЯкаЯ мертваЯ кость.
     џрослав  через  силу  проглотил  слюну,  отвернулсЯ от вепрЯ, все в нем
содрогалось  то  ли  от  пережитого испуга, то ли от радости. ‘низу набежали
перепуганные  ловцы,  тЯжело  дышал  позади них толстый боЯрин ‘итник, бежал
молодой  новгородский  воевода €ван ’воримович, кнЯжеский шут Ѓурмака сбивал
шуршащие  листьЯ  задранными  носками  своих  не  по  ноге огромных сапожищ,
бежали  еще  какие-то  люди,  но  кнЯзь  никого не хотел видеть; припадаЯ на
искалеченную  правую  ногу, побрел сквозь заросли, махнул позади себЯ рукой,
оставайтесь, мол, и займитесь добычей.
     - ЉнЯже! - крикнул ‘итник. - Људа же ты? Ќа внутренностЯх погадаю!
     џрослав  приходил  в  себЯ от недавнего испуга. ’олько теперь. …го тело
сотрЯсалось  от  дрожи, стучали зубы, он весь взмок. ЏотЯнуло справить малую
нужду.  ‘тал под каким-то деревом, не разобрал, дуб это или береза. ѓосподи,
господи,  никто  не  должен  видеть, как властелин иногда становитсЯ простым
смертным  человеком. †енам лишь дано знать эту тайну, пускай они и знают, но
больше никто и никогда!
     - ЉнЯзюшка,  -  хохотал  позади  Ѓурмака,  жалкий  карлик, препаскудный
болтун, набитый дурак, - а свиное ухо? ЉнЯзюшка! Ђ хвостик! ЉнЯзюсик!
     —ерез  силу  џрослав  улыбнулсЯ.  ‘  души  у  него  скатывалась тЯжесть
страха,  становилось  все  свободнее  и свободнее на сердце. ‘обственно, что
там  такого  -  вепрь!  Ђ  два  лета  назад  был  медведь.  Љогда восстали в
‘уздальской  земле волхвы и начали бить старшин и жен старшинских за то, что
прЯтали  хлеб  и  повинны  были  в  голоде, который охватил всю землю, тогда
џрослав  пошел  с  дружиной  на  усмирение.  „олжны  были  бы  ждать кнЯзЯ в
надежде,  что  он  спасет  от  голода, а случилось наоборот. ‚олхвы перебили
старшин  и  их  жен,  не нашли много хлеба, ибо неурожай был длЯ всех: и длЯ
старшин,  и  длЯ  простолюдиЯ;  тогда  кинулись  все  по  ‚олге  к булгарам,
привезли  оттуда хлеб еще до прихода кнЯзЯ; от кнЯзЯ не надеЯлись ни на что,
кроме  наказаниЯ  за  бунт, поэтому и встречали его лодьи на ‚олге, на самом
краю  ђостово-‘уздальской  земли,  не  добром  - донимали стрелами на мелких
перекатах,  валили  поперек  речки  огромные  деревьЯ, создаваЯ непроходимые
преграды.  ’олько  кнЯзь  вышел  с  дружиной  на берег, невидимые противники
подследили,  когда  слезет  он  с  конЯ, и напустили на џрослава гигантского
медведЯ.  ’оже  вот  так же внезапно длЯ всех, как только что мчалсЯ на него
дик.  Ќаступил  бы  там  и  конец  кнЯзю, ибо зверь шел молча, поднЯвшись на
задние  лапы,  вырос словно бы из-под земли возле кнЯзЯ, уже дохнул џрославу
в  лицо  горЯчим  смрадом  смерти.  ’очно  так  же тогда не успел опомнитьсЯ
кнЯзь,  но  его  рука  выхватила  у  дружинника  топор  и ударила с холодной
безошибочностью,  и  зверь  упал  чуть  ли  не на самого кнЯзЯ, так что тому
пришлось  отскочить  в  сторону, неуклюже таща свою искалеченную ногу. ‚елел
на  том  месте  заложить  город  и  назвать  его  своим  именем. Њесто славы
џрослава:  џрославль.  ђазве  что и здесь велеть построить город или хотЯ бы
сельцо?  ’огда,  побив  в  ‘уздале  волхвов, сказал народу: "Ѓог посылает за
грехи  на каждую землю голод, или мор, или непогоду, или другое наказание, а
человек  ничего  не ведает и не может". ‡ато сам всегда мог и гордилсЯ этим.
—то  бы ни посылал на него бог, со всем сумел управитьсЯ кнЯзь. ‘начала было
тЯжело,  впадал  иногда  в  отчаЯние,  но потом понЯл; все несчастьЯ на него
посланы  длЯ  закалки  духа.  —ем  больше  ударов  наносила  ему судьба, тем
прочнее утверждалсЯ он на земле.
     Ѓыло  с  ним  точно  так,  как  с апостолом Џавлом: "’ри раза менЯ били
палками,  однажды  камнЯми побивали, три раза Я терпел кораблекрушение, ночь
и  день  пробыл  во  глубине  морской;  много  раз  был  в  путешествиЯх,  в
опасностЯх   на   реках,  в  опасностЯх  от  разбойников,  в  опасностЯх  от
единоплеменников,  в  опасностЯх  от  Язычников,  в  опасностЯх  в городе, в
опасностЯх  в пустыне, в опасностЯх на море, в опасностЯх между лжебратьЯми.
‚  труде  и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на
стуже в в наготе".
     Ќо  кто  хочет  жить, должен побеждать, ибо победители отнимают жизнь у
других, а те сами умирают...
     џрослав  поправил  одежду,  разгладил  бороду,  смахнул  с лица остатки
растерЯнности, возвратилсЯ к своим. …го приветствовали радостно и искренне.
     ‘итник  уже  засучил  рукава,  подошел  с  огромным  ловецким  ножом  к
огромной туше вепрЯ.
     - Џодожди,  -  остановил  его  кнЯзь,  -  взЯть  вепрЯ  на бревно - и в
Ѓересты.
     - Ѓревнышко  поломаетсЯ, - выскочил к џрославу слюнЯвый шут, растЯгиваЯ
свою и без того широкую, как голенище, морду в улыбке.
     - Ќовое  вырубим.  -  Ѓудничные  слова,  он  это  отчетливо чувствовал,
приносили  душевное успокоение, поэтому џрослав охотно включилсЯ в словесную
перепалку с Ѓурмакой. - €ли же тебЯ, Ѓурмачило, заложим вместо бревна.
     - ѓи-ги! - хохотнул шут. - Ђ кто же понесет? Љони или люди?
     - ‹юди!
     - ‹ишь  бы  не  кони,  потому  как  жаль  безгласной  скотины,  а  люди
вытерпЯт. —еловек все вытерпит, а кони и кнЯзьЯ терпеть не умеют.
     - Ќа  том  же  месте,  где  ты  болтаешь,  -  сказал почти торжественно
џрослав, - заложим поселение людское.
     - € назовем џрославец! - воскликнул тотчас же Ѓурмака.
     - џрославль  Љиевский,  - взмахнул своим огромным ножом ‘итник. - —тобы
всюду были џрославли, по всей земле. Џусть славитсЯ имЯ твое, кнЯже!
     - ‚еприще  -  вот  как  назвать,  - сказал кнЯзь, - потому что Я впрЯмь
кабан был огромный.
     - ђазве  это  кабан?  -  пырнул  сапогом  в  вепрЯ Ѓурмака. - ђазве это
вепрь? ’ак себе, веприк.
     - ‚от и назовем село ‚еприк, - улыбнулсЯ кнЯзь.
     ут запрыгал, захлопал в ладоши:
     - ‚еприк, веприк, хрю-хрю! ѓлупым был кнЯзь, да занЯл ума у Ѓурмаки!
     - —то  ты  мелешь,  шут! - зашипел на него ‘итник. - €ли ты уже и вовсе
спЯтил с ума?!
     - Ђ  кнЯзь  наш  глупый не потому, что глупый сам, а потому, что такими
дураками, как ты, окружил себЯ! - подбоченилсЯ шут.
     ‘итника  боЯлись  все,  ему  принадлежали  дела  тайные и грозные, лишь
Ѓурмака  не  проЯвлЯл  ни  страха, ни уважениЯ к этому кнЯжьему боЯрину, ему
было  все  равно,  на  кого  разевать свой ротище, он мог начать перепалку с
самыми близкими людьми џрослава, а кнЯзь этим лишь тешилсЯ.
     Ѓурмаку  он  нашел несколько лет назад в селе на днепровской переправе.
†или  там  перевозчики,  рыбаки,  косари, народ как на подбор, не пугливый и
такой  красоты,  какую лишь „непр дает тем, кто с малых лет засматриваетсЯ в
его  воды  и  орошаетсЯ  его  росами.  € вдруг среди этих красивых и сильных
людей  родилось  нечто  отвратительное, какой-то недоносок, выкидыш поЯвилсЯ
на  свет;  пока  он  был  мал, никто и не замечал, видно, его никчемности, а
когда  однолетки  выросли,  а  он осталсЯ таким же малым, лишь покорченным в
разные  стороны, тогда все и заприметили; сам же он налилсЯ злостью и обидой
на  всех  людей,  на  целый  свет  белый,  и  вот  прозвучала перваЯ ругань,
принесеннаЯ  человечку  слюной  на  Язык,  сболтнул он что-то злое и глупое,
назвали  его  за  это  Ѓурмакой*,  посмеЯлись,  кто-то  даже  накормил, чтоб
отвЯзалсЯ.  Ѓурмака  кого-то  там  обругал  еще и еще, его снова накормили и
снова   смеЯлись   извинительно,   покровительственно,  как  умеют  смеЯтьсЯ
сильные,  уверенные  в своем превосходстве люди, а карлик смекнул, что может
удержатьсЯ  на  этом  свете  одним  лишь  своим Языком, и распустил его, что
называетсЯ, на всю губу, и уже не было на него управы.
     ______________
     * Ѓурмака - ворчун, брюзга.

     ЉнЯзь  услышал  проклЯтие  Ѓурмаки  на  переправе.  Љарлик  тащилсЯ  за
перевозчиками, мешал им делать свое дело, бранилсЯ на чем свет стоит.
     Џеревозчики  посмеивались  над глуповатым карликом, кто-то позвал его к
чугунку  с  ухой.  Ѓурмака  побежал туда, начал хлебать уху и при этом ругал
изо всех сил того, кто его кормил.
     - —тоб тебе кость поперек горла встала!
     - Ђ приведите-ка его ко мне, - велел џрослав.
     Ѓурмака не захотел идти к кнЯзю.
     - …жели  нужно,  пускай  сам  притащитсЯ ко мне, - выкрикнул Ѓурмака. -
€ли у него, может, ноги отнЯлись? €ли покорчило? €ли какаЯ хворь напала?!
     џрослав  никогда  не  стерпел бы напоминаниЯ о его несчастных ногах, но
тут  почему-то  не  обратил вниманиЯ на брань карлика, почти послушно пошел,
прихрамываЯ, к Ѓурмаке, сказал ему примирительно:
     - •очешь ко мне в службу?
     - Ђ  пускай  тебе  нечистаЯ сила служит! - трахнул о котелок деревЯнной
ложкой  карлик.  -  „ураком ты был, дураком и останешьсЯ. ‡олота нацеплЯл на
себЯ,  как  собака колючек. ‘апоги зеленые. Ќе из жабьей ли кожи пошили тебе
холуи?
     - Ѓудешь  иметь  и  золото,  и  сапоги  такие  же, и все, как у менЯ, -
пообещал  џрослав,  сам еще не ведаЯ, зачем ему этот слюнЯвый отвратительный
крикун.
     - Џодкупить  хочешь  Ѓурмаку? - закричал карлик. - ’ак не дождешьсЯ же!
‡олота  твоего не хватит длЯ моей мудрости. —тоб ты подавилсЯ своим золотом,
награбленным и накраденным!
     ‘меЯлись  все: перевозчики, кнЯжеские люди, сам џрослав. ЉнЯзь подумал:
вот  такой  пускай  себе  бранит. Ќикто всерьез не примет его брань, а перед
богом  оправдание:  не  вознессЯ  в  гордыне, выслушиваешь каждый день слова
хулы.  ‹учше самому держать возле себЯ глуповатого хулителЯ, чем ждать,