Љ  тому же  зима выдалась вельми
долгой и  тЯжелой,  скот нечем было кормить,  саранча зазимовала на “краине,
весной снова поЯвилась,  причинила большой вред, и потому поднЯлась огромнаЯ
дороговизна. ЏолЯ наполовину были не засеЯнными, а где и сеЯли, то ничего не
уродилось,  одна лишь падалица взошла в тех местах, где прошлым летом стоЯли
войсковые лагерЯ.  Љормили скот соломой со стрех,  так что до весны и соломы
на хатах не стало.  Џосле рождества жито продавалось по два злотых с лишком,
а потом и по копе,  в апреле осьмушка жита шла за сорок три злотых, осьмушка
проса по  три и  десЯть,  овес по  два злотых.  џ  же  должен был не  только
прокормить войско,  но  и  удержать его от грабежей,  показать его величие и
достоинство.
     ‘нова была  передо мною землЯ сгорбленнаЯ,  как  натруженные люди.  ‚се
битвы мои среди таких холмов,  а родились мы на необозримых равнинах, и души
наши были далекими от ограниченности и скованности.
     ђегиментари заложили табор на  целую милю в  длину длЯ личных удобств и
просторного стоЯниЯ.  Ѓыло у  них войска двадцать или тридцать тысЯч и в три
раза больше челЯди при нем,  так что и получалось,  может, на шестьдесЯт или
семьдесЯт тысЯч всего,  как и  у  менЯ.  —етыре орды,  пришедшие с ханом,  -
крымскаЯ,  ногайскаЯ, азовскаЯ и белгородскаЯ - могли насчитывать тоже около
шестидесЯти тысЯч,  может,  и  больше  -  никто  не  мог  бы  сказать,  даже
€слам-ѓирей,  потому что  войско можно посчитать только тогда,  когда кормЯт
его,   когда  же  оно  питаетсЯ  самостоЯтельно,  то  как  можно  знать  его
количество?  “  менЯ было двадцать три полка казацких -  и все неодинаковые:
были и  по  пЯть тысЯч,  и  по пЯтьсот,  а  посполитых прибывало каждый день
тысЯчами.  Љанцлер ђадзивилл считал, что под ‡бараж идут одни лишь обманутые
•мельницким:  "Ќицпон •мельницкий обманывал плебс,  заЯвлЯЯ,  будто это сама
шлЯхта вопреки королю и праву хочет уничтожить казаков, поэтому сгрудились в
таком большом количестве.  Ќесколько дней  перед этим  наши в  вылазке убили
множество из этого талатайства".
     Ќе   гультЯйство   и   не   талатайство  собралось   под   ‡бараж,   не
кошмарно-кроваваЯ азиатчина и  варварскаЯ дичь,  как  говорили паны шлЯхтичи
пренебрежительно,  -  пришел туда  народ,  поднЯтый великим духом и  великой
надеждой защитить добытую свободу,  и были это уже не орды беспорЯдочные,  а
могучее войско, над которым стоЯл гетман •мельницкий, вождь и полководец.
     —то есть полководец? Џророки, апостолы, даже боги не идут в сравнение с
ним,  ибо никто из них не может повести людей на смерть, а полководец ведет,
и люди идут за ним приподнЯто,  с воодушевлением, даже с радостью. Љто может
это объЯснить? Џолководца никогда не проклинают, потому что убитые молчат, а
уцелевшие радуютсЯ жизни и прославлЯют того,  кто сумел их сберечь.  ‚едЯ на
битву,  полководец обещает не смерть,  а  надежду и  победу.  Ќадежда всегда
присутствует.  …сли бы  никто не возвращалсЯ с  полЯ боЯ,  то никто бы и  не
пошел никогда на битву. ‹юдей всегда ведет надежда.
     ‚ишневецкий хотел  запугать  нас  одними  размерами шлЯхетского табора.
‚ысокие  валы  тЯнулись,   перескакиваЯ  с   холма  на   холм,   безмерно  и
беспредельно,   неприступные  и   необозримые.   Ќаученные  под   ЏилЯвцами,
региментари расположились на  великих холмах,  оставив длЯ менЯ тесноватое и
неудобное поле да еще окрестные болота.
     џ ударил по шлЯхетскому лагерю,  как только приблизилсЯ к нему. Ћкружил
весь этот огромный лагерь казацкими пушками,  и они засыпали его Ядрами так,
что легче было найти там пушечное Ядро, чем во львовском уезде куриное Яйцо.
     Ђ потом сам повел свое войско на штурм и был среди отважнейших, в самом
пекле,  грудь под пули подставлЯл,  без страха,  в хаосе,  дыму, в пламени и
резне, все замечаЯ, всем руководЯ, с лицом льва, с оком орла. Љазаки били из
самопалов так густо,  что подсекали шлЯхтичей,  будто серпами, однако войско
шлЯхетское было  готово к  этому натиску и  отбивалось умело,  мужественно и
страшно. Ѓрехали впоследствии, Якобы •мельницкий впереди гнал хлопство, паны
кричали им падать, а сами стрелЯли в казаков. џ мог бы сказать, что не казак
прЯталсЯ за  хлопа  (когда это  казак мог  за  кого-то  там  прЯтатьсЯ?),  а
наоборот,  но и  этого не хочу говорить,  потому что в тот день никто уже не
различал,  где казак,  а где посполитый,  все дрались отчаЯнно,  бесстрашно,
даже орда,  котораЯ всегда выжидает, налегла тучей на панский табор, засыпаЯ
его стрелами, натиск длилсЯ целый день, валы были скользкими от крови, перед
вечером уже сбили мы с  валов полк каштелЯна ”ирлеЯ и панство чуть не начало
бежать в  ‡баражский замок,  но спасли его ночь и дождь,  который стал перед
нами стеной,  казацкие довбыши ударили на передышку, шлЯхта смогла вздохнуть
свободнее.
     “же  первый этот  день принес тЯжелые длЯ  нас  утраты.  Џогиб от  пули
старый мой товарищ ЃурлЯй,  а молодой Њорозенко, поставленный мною над нашей
конницей,  безрассудно прорвалсЯ в  такой ад,  из  которого возврата не было
даже самым отважным душам.

                Ћй Њорозе, Њорозенку, ти славний козаче!
                ‡а тобою, Њорозенку, всЯ ‚кра“на плаче.

     ‚  этой песне-стоне плач и  кручина всех наших матерей,  жен и дочерей,
которые провожали нас на войну, и не день, не год, а всю историю.
     †ены  знай провожают мужей на  войну.  Љогда встречают,  того не  видит
никто.  Њир только и видит,  как провожают, как льют слезы, заламывают руки,
бьютсЯ в  отчаЯнье о  сырую землю -  неутешные,  измученные,  без надежды на
возвращение тех, кто были их любовью.
     €  когда  окровавливаютсЯ полЯ  войны,  тогда  обливаетсЯ кровью любовь
людскаЯ,  а  над  нею  ненависть хочет  поднЯть свой  голос,  но  все  равно
отступает, побежденнаЯ и бессильнаЯ.
     џ выезжал из —игирина словно бы и не на войну,  а только длЯ переписи и
смотра своего войска,  Њатрона не  выезжала длЯ прощаниЯ до  самого полЯ,  а
провожала менЯ,  стоЯ на  крыльце,  не было это отчаЯнное прощание ѓектора с
белораменной  Ђндромахой,  молодаЯ  гетманша  не  хотела  оплакивать  своего
гетмана заживо,  держалась с достоинством,  молча смотрела,  как Я сажусь на
конЯ,  как подбираю поводьЯ, поправлЯю саблю, но в серых ее глазах был то ли
упрек,  то ли мольба,  то ли страх. Ђ потом вспыхнул в них немой крик: "Ќет!
Ќет! Ќет! Ќе уезжай, не покидай менЯ, без тебЯ - лишь горе!", Я даже боЯлсЯ,
чтобы этот крик не вырвалсЯ наружу, и поскорее ударил конЯ.

                „обраЯ! ‘ердце себе не круши неумеренной скорбью.
                Џротив судьбы человек менЯ не пошлет к Ђидесу;
                Ќо судьбы, как Я мню, не избег ни один земнородный
                Њуж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родитсЯ*.
     ______________
     * ѓомер. €лиада. Џеснь шестаЯ. Џеревод Ќ.ѓнедича.

     €  там,   на  валах  шлЯхетских,   когда  рвалсЯ  Я  вперед  со  своими
отважнейшими казаками,  стоЯл в  моих  глазах этот  темный крик Њатронки,  и
страх охватывал менЯ - и не за себЯ, а почему-то за нее, все за нее.
     Љазаки заслонЯли менЯ от шлЯхетских пуль, кричали встревоженно:
     - Ѓатько! ЏоберегсЯ бы!
     - ‘ами управимсЯ!
     - Ќастигли панов, теперь им уже не уйти живыми!
     - ’ут им и крышка! ’ут им конец!
     Ђ Я успокаивал их, как мог, и не отступал:
     - „етки!  ѓетманы в битвах не гибнут! ѓетманов убивает не пулЯ и меч, а
только злоба.  ‘  вами  хочу быть,  дабы защитить всех вас,  повергнув панов
малой кровью. Ќе рад не только гибели людской души, но даже стебелька травы.
†аль говорить!
     ‚оЯки  в  шлЯхетском таборе  на  этот  раз  собрались  твердые,  бились
мужественно и  Яростно,  Я  понЯл  уже  с  первого  днЯ,  что  игрушки будут
затЯжными,  а понЯв -  успокоилсЯ.  Ќичем не напоминал того написанного злою
рукою гетмана,  который, вернувшись в лагерь, рычал, как раненый зверь, рвал
на груди жупан,  царапал лицо; почти сходЯ с ума от Ярости и досады, с пеной
у  рта,  топал  ногами  и  обеими  руками рвал  волосы на  голове и  кричал:
"ѓорилки!"
     ЉакаЯ суетность вымысла!
     Љогда льетсЯ обфито человеческаЯ кровь,  затихает и самый великий гнев.
ђазъЯрЯтьсЯ можно на  предателей,  у  нас же их не было,  потому что все они
были  по  ту  сторону валов вместе с  ‘емком ‡абудским,  бежавшим еще  перед
ЏилЯвцами с  цепью на  шее,  как  пес.  Ћдин  неудачный штурм,  как  и  одна
неудачнаЯ битва,  еще  не  означает проигранной войны,  а  Я  имел намерение
выиграть не  битвы,  а  войну великую,  поэтому приготовилсЯ к  этому прежде
всего выдержкой и  каменным терпением и  менее всего напоминал того казачка,
который мечетсЯ подобно фурии.  •отелось бы  панству видеть менЯ  таким,  но
тщетно!
     ’от вечер,  что был весь в крови и в тЯжком,  будто каменном дожде,  не
показалсЯ нам ни легким,  ни слишком обнадеживающим. € когда в моем простом,
но просторном шатре собрались старшины и полковники,  Я в самом деле крикнул
джурам:  "ѓорилки!", хотЯ ‚ыговский буркнул у менЯ над ухом, чтобы Я не пил,
потому-де что хан может прислать за мной, а он не любит, мол, духа горилки.
     - € ты с нами выпьешь,  пане писарь!  - крикнул Я. - Ђ если хан захочет
нас  видеть,  то  и  его  угостим!  Ћкружены мы  тут видишь каким изысканным
товариществом!  ‡а валами сам кнЯзь џрема ‚ишневецкий с панством вельможным.
‚озле нас великий хан €слам-ѓирей.  Ћт  ‹юблина спешит его величество король
џн Љазимир.  €з ‹итвы намереваетсЯ ударить в гнездо казацкое, в Љиев, гетман
литовский џнуш ђадзивилл.  Љак говорили древние:  conditio sine qua non. €ли
же  по-нашему:  вот  где  закавыка,  да  и  только!  ‘озвал вас  длЯ  рады и
размышлений,  потому как  стоЯние может быть затЯжным и  тЯжким.  —то бы  ты
сказал нам, отче ”едор?
     Њой  исповедник,  который теперь не  часто  мог  быть  рЯдом  со  мною,
вздохнул:
     - ђабов божьих не губи, гетман.
     - € на штурм напрасный не толкай! - подбросил Њатвей ѓладкий, полковник
миргородский.
     - ‚алами панов надо окружить, - спокойно промолвил Ѓогун. - € досаждать
им подкопами да разными фортелЯми.
     - „а какие валы, какие валы! - сорвалсЯ с места Ќечай. - “дарить по ним
завтра на рассвете - и захватить, как мокрых кур!
     - Љак мокрых мышей! - захохотал —арнота.
     ’емнолицый „желалий посматривал то на менЯ, то на полковников.
     - ‘тиснуть их надо так,  чтоб в  горсти вместились и  чтоб сыворотка из
них потекла,  -  сказал он со спокойной злостью.  - Ђ уж когда и как, пускай
решает гетман.
     …ще лежали непохороненными Њорозенко и ЃурлЯй, а мои полковники рвались
к новой битве,  котораЯ принесет новые смерти,  может,  и полковничьи.  „ети
неразумные,  а  Я  их  отец такой же неразумный!  Џривел сюда чуть ли не всю
“краину,  чтобы истекала она  кровью на  этих высоких валах под  шлЯхетскими
пулЯми и  пушками?  Џротив џнуша ђадзивилла,  который спускалсЯ по  „непру с
верховий,  чтобы  добратьсЯ,  может,  и  до  Љиева,  послал  своего  давнего
спасителЯ Љричевского и  €лью ѓолоту,  но  не спасли они ни Љиева,  ни самих
себЯ.  ѓолота погиб под  ‡агалем возле ЊозырЯ в  битве с  хоругвЯми ‚инцента
ѓосевского, а Љричевский неудачно повел битву с самим ђадзивиллом под ‹оевом
на „непре,  казакам пришлось отступить, они кинулись вплавь через реку, было
их  так много,  что за  головами не  видно было и  воды,  и  великий канцлер
литовский,  родич џнуша Ђльбрихт ђадзивилл,  сидЯ  вдали от  полей сражений,
напишет,  смакуЯ,  об  этом страшном отступлении:  "ќти головы брали за цель
наши пехотинцы,  стоЯ на  берегу так,  что едва ли  триста из  трех тысЯч их
спаслось из  этого погрома.  ЏриЯтное это было зрелище -  лицезреть стольких
плавающих, а одновременно тонущих".
     ’Яжело раненный Љричевский попал в  руки  самого џнуша ђадзивилла.  ’от
спросил,  не  хочет  ли  пан  ‘танислав Њихаил  длЯ  исповеди русского попа.
Љричевский ответил по-казацки:  "‘орока не  хватит!"  ’огда  спросили его  о
католическом,  но он только простонал:  "‹учше хотел бы себе кубок воды".  €
умер не столько от ран,  сколько от огорчениЯ,  что не ђадзивилл попал ему в
руки, а он сам в неволе, да еще и погубив войско.
     “ менЯ перед глазами все еще стоЯл страшный день нынешний.  Љогда пушки
рыкали, будто дикие звери кровожадные. Љогда шум голосов людских пересиливал
гром  мушкетов и  пищалей затынных.  Љогда даже  деревьЯ выли,  будто с  них
сдирали кору.  Љогда только смерть властвовала над огромным простором. Љогда
люди  падали на  землю,  как  вода небеснаЯ,  которую уже  никто не  возьмет
обратно. Љогда казаки выливали из сапог пот и кровь, кровь и пот. Љогда даже
отвага  заламывала руки  в  отчаЯнье.  Љогда  трупы  стлались,  будто  трава
потоптаннаЯ.
     € никакие покаЯнные рыданиЯ не помогут.
     „ети мои!
     Ћни лЯгут в братских могилах под большими дубовыми крестами,  и на этих
крестах  раскаленным железом казацкие писари-самоучки выведут,  обращаЯсь то
ли к гетману, то ли к самому богу: "Њы жили, ибо ты хотел. Њы умерли, ибо ты
велел. ’еперь спаси нас, ибо ты можешь".
     Њог ли Я?
     „алее слушал своих полковников,  которые состЯзались в храбрости теперь
уже на словах,  потому что днем имели возможность показать это на деле. Ѓыли
в  самом деле мужественными и дико отважными,  принадлежали к вельми крепкой
породе людей,  которой удивлЯлась всЯ …вропа, о чем писал когда-то ђейнгольд
ѓейденштейн,  бывший попеременно личным секретарем у џна ‡амойского, а потом
и  у королей польских ‘тефана ЃаториЯ и ‡игмунда ’ретьего.  “же никто теперь
не имел сомнений в  нашей прочности,  в  нашей стойкости,  и  ведал Я вельми
хорошо,  что и  тут,  под ‡баражем,  придетсЯ проЯвить ее в полной мере.  Ќо
достаточно ли одной только прочности и отваги?
     - ѓде моЯ трубка?  -  спросил Я,  неизвестно к кому и обращаЯсь,  может
вспомнив с  болью,  что  нет  рЯдом  со  мною  Њатроны,  котораЯ так  любила
натаптывать мне  трубку  табаком и  одарЯла каждый раз  щедрой улыбкой своих
серых глаз, становившихсЯ еще более глубокими в сиЯнии драгоценностей, коими
была украшена гетманша.
     Љто-то  подал мне трубку натоптанную и  прикуренную,  Я  окуталсЯ целым
облаком дыма, спрЯталсЯ от своих полковников, которые добивались моих слов и
моих велений длЯ новых смертей, длЯ нового мужества и твердости.
     Ѓыло превеликое удивление,  когда Я пообещал не викторию, какую от менЯ
все  ждали,  будто  благословениЯ господнего,  а  промолвил  черствые  слова
угрозы:
     - Љаждый из  полковников заплатит мне головой,  -  сказал Я  из  своего
дымового облака,  - горлом каждый будет приплачивать мне, кто пустит хотЯ бы
одного человека из своего полка на грабежи или насилиЯ.  ‘тоЯть на этом поле
придетсЯ не день и  не два,  шлЯхта от нас теперь не убежит,  мышь оттуда не
проскочит и птица не вылетит,  осилим шлЯхту и додавим, но не одним штурмом,
не  за  один раз.  Ќужно терпение,  а  не  слепаЯ отвага,  необходимо нам  и
надлежащее достоинство.  ‘жать и зажать ‚ишневецкого с региментарЯми - этого
мы  уже достигли.  Ќе можем слишком долго тут стоЯть,  так как король хотЯ и
медленно,  однако идет  сюда,  собираЯ войско,  которое дарЯт  ему  магнаты.
Ћтовсюду шлет универсалы к  шлЯхте,  чтобы ЯвлЯлась на  войну.  ‚сюду идут к
нему войска.  Ѓудет и  он  когда-то здесь,  потому-то мы должны использовать
свое времЯ.
     - ’ак кого же  в  осаде должны держать -  панов или свое казачество?  -
недовольно буркнул Ќечай.
     - € панов, и казачество, если хочешь, Ќечай, - спокойно ответил Я ему.
     - Њожет,  ты  и  орду удержишь,  гетман?  -  рассмеЯлсЯ мой  непокорный
брацлавский полковник.
     - € орду удержу.
     - Љаким же образом?
     - Ђ вот поедем с паном ‚ыговским к хану €слам-ѓирею да и начнем об этом
беседовать. Џоедем же, пан €ван? €ли будешь ждать, пока хан пришлет за мною,
как ты говорил?
     - ‡наешь же,  гетман,  мою преданность,  -  тихо промолвил ‚ыговский. -
…сли надо, готов и сквозь этот дождь пробиватьсЯ.
     - —то казаку дождь? ЃожьЯ роса, да и только. ‚ода пускай себе течет, на
то она и вода. Љогда же войско наше начнет растекатьсЯ, тогда беда. Ќо самаЯ
перваЯ беда  будет  длЯ  вас,  полковники.  ‡апомните хорошенько!  Џоднимите
сотников,  есаулов, каждую десЯтку казацкую, присматривать следует за каждым
казаком,  чернь  держать,  и  самим  ни  полшага  отсюда  -  наказывать буду
беспощадно и  страшно!  „овольно разглагольствовать,  довольно непослушаниЯ!
Џокажем свою силу, но покажем и достоинство высокое!
     ‚ темноте,  под черными потоками воды поднЯл Я полк свой охранный, взЯл
с  собой ’имоша и  ‚ыговского и поскакал к далеким холмам,  где была ханскаЯ
ставка. Ћкруженный шатрами вельмож, ханский шатер из золотистой парчи сиЯл и
в темноте.  Ѓыло жаль,  что мокнет под ливнем такаЯ дорогаЯ ткань, об этом и
сказал  Я  €слам-ѓирею,  когда  нас  после  проволочек и  недоброжелательных
переговоров с великим визирем ‘ефер-кази впустили к хану.
     €слам-ѓирей сидел на  толстых коврах,  поджав ноги,  куталсЯ в  большую
соболиную шубу,  мерз  от  нашей  сырости,  поджимал свои  искривленные губы
немилостиво,  в  красноватом свете  турецких  бронзовых  каганцов  вид  имел
отпугивающий и враждебный.
     - Ќе  ты  дарил мне  шатер,  не  тебе  и  жалеть его,  -  промолвил хан
неприЯзненно, наверное бесЯсь, что так поздно потревожил его да еще и прибыл
без подарков.
     - ‚едаю,  что  это  подарок самого его величества султана твоей ханской
милости,  - попыталсЯ Я размЯгчить суровую ханскую душу. •отел еще добавить,
что соболЯ на хане -  тоже подарок,  да еще и от самого царЯ московского, но
вовремЯ удержалсЯ, не знаЯ, как это воспримет €слам-ѓирей.
     - ’ы  же даришь мне один позор!  -  снова поморщилсЯ хан.  Ћн хлопнул в
ладоши. Џеред ним поЯвилсЯ кофе в золотых чашечках.
     - ’вои слова звучат обидно,  великий хан! - не удержалсЯ Я, услышав его
речь.
     - Џочему не добыл сегоднЯ польский табор?  - крикнул хан, греЯ пальцы о
чашечку с горЯчим кофе.
     - ‚идел сам, как отважно защищались польские рыцари.
     - Ћни враги, а не рыцари!
     - €  врагов следует уважать,  когда они  проЯвлЯют высокий дух.  Љазаки
бились мужественно и Яростно,  но и противники не хуже.  Џало много храбрых.
ЏотерЯл Я  двух  своих  полковников,  может  самых дорогих мне.  Ћсада может
оказатьсЯ затЯжной.  Џотому и  прибыл к  тебе  в  такой неурочный час.  •очу
просить тебЯ, великий хан.
     - Ћ чем можешь просить после такого позорного боЯ?
     џ немного помолчал,  прикидываЯ в уме, что за времЯ моего молчаниЯ гнев
ханский либо остынет, как кофе в чашке, либо еще увеличитсЯ, достигнув таких
размеров,   когда  человек  уже  ничего  не   слышит,   кроме  самого  себЯ,
следовательно, тогда и ты можешь изливать собственный гнев как захочешь.
     - Џомнишь,  великий  хан,  -  промолвил Я  довольно  спокойно,  -  как,
принимаЯ менЯ милостиво в своем дворце в Ѓахчисарае, угощал щедро и пышно, а
потом вычитывал мою судьбу из  такой вот золотой чашки?  ѓоворил тогда,  что
достигну величиЯ,  но  будет оно  наклонным и  будут скакать на  него разные
люди.
     - Ќизкие люди,  сказал Я  тогда,  -  напомнил хан,  удивлЯЯ менЯ  своей
колючей памЯтью.
     - Ќе  хотел употреблЯть этого слова,  но ты сам его произнес.  ‚  самом
деле сказал ты  тогда:  "Ќизкие люди".  Џервое твое пророчество уже сбылось.
„обыл Я  великие победы над  своим врагом и  достиг величиЯ.  ’ак  должно ли
сбыватьсЯ и другое пророчество?  Џока могу,  не хочу его допустить. ‡абочусь
уже и  не о  собственном величии,  а  о величии своего народа.  „ал тебе длЯ
выжиданиЯ самые  высокие места незанЯтые,  потому ты  мог  хорошо видеть мое
войско.  ‡а  день битвы,  хотЯ и  недоволен ее результатом,  мог ты видеть и
великий дух моего народа.  Ќе хочу допустить его принижениЯ и  буду отсекать
каждую руку, котораЯ посЯгнет на него.
     - —его хочешь?  -  будучи не  в  состоЯнии проследить ход  моих мыслей,
спросил €слам-ѓирей нетерпеливо.
     - ’олько что у менЯ состоЯлась рада великаЯ. Њолвилось там не столько о
завтрашней битве,  которую начнем  снова,  как  только начнет рассветать,  -
молвили мы о  том,  чтобы удержать свое огромное войско в порЯдке,  не даваЯ
ему растечьсЯ или пуститьсЯ в грабежи и насилие.
     - Џрибыл об этом сказать нам?
     - Џрибыл просить тебЯ, великий хан, чтобы ты тоже удержал свою орду.
     - Ћрда -  это  не  отара послушной черни,  которую ты  имеешь под своей
рукой,  •мельницкий.  Ћрда  не  может  долго стоЯть на  месте.  €стоскуетсЯ,
рассыплетсЯ в чамбулы, пойдет на добычу, никакаЯ сила ее не удержит.
     - ’ы великий хан и властелин,  если захочешь, так сможешь удержать свою
орду.
     €слам-ѓирей,  видно,  тешилсЯ моей простоватостью.  ‡абыл даже о  своем
гневе, рассматривал менЯ с любопытством и сочувствием.
     - ‹адно.  ‘воим  словом  Я  удержу орду  на  месте.  Ќо  она  голодна и
своевольна и начнет рубить казаков, если они не захватЯт польский табор и не
дадут ей добычи тут.
     - Џочему не подумал ты,  хан,  о  том,  что и казаки могут точно так же
рубить орду?  Ћтвернусь от  шлЯхетского табора и  ударю всей  своей силой по
орде, когда замечу своевольство, и тогда бог нам судьЯ!
     - ’ы смеешь со мной так разговаривать! ‡абыл, как целовал мою саблю?
     - џ клЯлсЯ соблюдать верность. ђазве Я нарушил ее?
     - ’ы забыл,  кто ты такой. Ќе хан, не король - простой казак. •валишьсЯ
своим  величием,   а  как  оно  тебе  досталось?  Ќе  в  наследство,  не  по
происхождению, а как добыча, как грабеж. € цена ему такаЯ.
     - Ќе ты мне добыл его,  а Я сам, своей собственной рукой, - сказал Я. -
ђазве твоЯ орда хотЯ бы  один раз пошла в  бой вместе с  казаками?  ‘тоЯла и
выжидала,  чей будет верх, кого грабить. € теперь стоишь и ждешь здесь, а мы
умираем.  Ќе  стану ломать ваших привычек -  не  мое это дело.  Ћднако хочу,
чтобы достойно вели себЯ в  моей земле.  ‘казать об  этом и  прибыл к  тебе.
Џрости, если нарушил твой покой, хан. Ѓудь здоров!
     ‘  этими словами Я  встал и  пошел из  ханского шатра,  ведЯ  за  собой
’имоша,  посмеивавшегосЯ в  ус,  и  ‚ыговского,  который  с  перепугу  забыл
присесть и  так  и  проторчал перед  нашими  глазами  в  течение  всей  моей
перепалки с ханом.
     - Ћтомстит хан  за  твои  слова непочтительные,  гетман,  -  вполголоса
промолвил мне пан €ван, - ой отомстит.
     - Ќе  боюсь его  мести.  ‘мерть вокруг летает тысЯчекрыло,  так что мне
угрозы чьи бы то ни было,  даже владетелей? Љороль тоже угрожает мне, забыв,
как помогал Я ему добыть престол.  “же назначил цену за мою голову, а того и
не ведает,  что цена ей - всЯ “краина, которую панство потерЯло, как золотое
Яблоко,  навеки!  ’ы  моЯ тень,  пане €ван,  должен помнить,  что в  прошлое
возврата не будет никогда!  †ду вестей из Њосквы и буду ждать их упорно, как
величайшую надежду. ‡апомни это, не думай ни о чем другом и отбрось все свои
страхи!  Ѓудешь моей тенью, иначе не будет тебЯ при мне. ЋставайсЯ человеком
обыкновенным, спи со своей новогрудской шлЯхтЯнкой, заботьсЯ о своем добре и
достатках, длЯ менЯ же знай свое дело - и больше ничего! ‘лышишь, пане €ван?
     - Љто еще так предан тебе, Ѓогдан, как Я? - идЯ слева от менЯ, обиженно
промолвил ‚ыговский.
     „ождь проглотил эти его слова, врЯд ли Я их и услышал, а ’имко с правой
стороны хохотал,  потешаЯсь над ханом,  которому довелось, может, впервые за
свое ханство услышать такие слова дерзкие и возмутительные.
     - „а,  батьку,  посадил ты  хана голым задом на ежа нашего украинского!
’еперь не будет спать всю ночь,  будет молитьсЯ аллаху да посылать проклЯтиЯ
на твою голову.
     ЃоЯлсЯ ли Я проклЯтий?
     „ругой   страх   охватил   менЯ.   Ќеожиданный  приступ  одиночества  и
покинутости после слов ‚ыговского о  его преданности.  …сли бы Я услышал эти
слова хотЯ бы от родного сына (но тот должен быть преданным без слов), пусть
бы промолвил их самый незаметный казак или самый убогий посполитый -  и  эта
ночь  дождливаЯ,  полнаЯ  тревог  и  неопределенности,  засиЯла бы  мне  как
светлейший день! Ќо не слышал этих желанных слов, лишь дикие выкрики ханской
стражи позади,  черный шелест дождЯ  да  какие-то  темные стоны  неведомые в
окружающем просторе,  будто жалобы безвинно убитых детей и вдов осиротевших.
„умал о народе, заботилсЯ о его свободе и величии, а что же слышал от него в
этот час печали и  заброшенности моей душевной?  Ќарод всегда отсутствующий,
когда тебе тЯжело,  и какой же силой надо обладать, чтобы самому удержать на
плечах невыносимое бремЯ.  Љто поможет,  кто подставит еще и свое плечо, кто
соблюдет верность,  на  кого можешь положитьсЯ?  ‚ыходит,  что  всего лишь и
преданности что  твой единственный приближенный писарь,  привЯзанный к  тебе
долгом,   страхом  да  еще,  может,  какими-то  своими  смутными  надеждами,
проникнуть в которые не дано не только мне,  но и всем дьЯволам преисподней.
„аже мои вернейшие полковники то становЯтсЯ вокруг менЯ стеною так, что могу
оперетьсЯ на любое плечо, то незаметно отходЯт, отскакивают в стороны, когда
им  это нужно,  когда выгода говорит громче гетмана или же  собственный нрав
толкает на поступки нерассудительные и дерзкие.  Ќу и что?  ‚ерный мой „емко
‹исовец,  ничего  не  нажив  на  службе у  менЯ,  порой  тЯнетсЯ к  маетному
казачеству,  проЯвлЯЯ ему то внимание,  то почтение,  может надеЯсь получить
если  и  не  прЯмую выгоду,  то  хотЯ  бы  благосклонные взглЯды этих мужей,
умеющих твердо стоЯть на земле и топтать под ноги все,  что попадаетсЯ у них
на пути, не исключаЯ и родного брата.
     ‚  такие минуты „емко,  хотЯ и  стоит передо мною,  смотрит на  гетмана
отсутствующим взглЯдом,  и Я уже не знаю,  где бродЯт его мысли, и незлобиво
говорю ему,  чтобы шел  он  искать €ванца Ѓрюховецкого,  потому что  тут они
становЯтсЯ неразлучной парой.
     ‚ыговский умеет быть и  со  старшинами,  и  со мной одновременно,  и  Я
никогда не  мог  поймать его на  предательстве.  ѓибкое тело,  гибкий разум,
гибкаЯ совесть.  Ђ  что такое наша совесть?  ќто дар пониманиЯ греховности и
духовного  несовершенства,   всех   провинностей,   допущенных  и   еще   не
осуществленных;  этот дар дает возможность отличать добро от зла, сдерживать
страсти  и  своекорыстные расчеты,  отчетливо видеть  незаслуженность своего
положениЯ. ‘овесть свЯзывает всех людей воедино не рабскими путами, а высшим
смыслом, она мучает тебЯ, терзает, не дает быть самодовольными, подвигает на
непрерывное совершенствование, оберегает от унижений и приспособленчества, -
и  потому она  никогда не  может быть гибкой,  ведь длЯ  настоЯщего человека
лучше сломитьсЯ, чем гнутьсЯ.
     ‚ыговский был далек от  всех этих добродетелей,  а  Я  терпел его возле
себЯ,  не  отгонЯл,  он  опутывал менЯ все крепче и  крепче;  укутывал,  как
безвольную куколку,  потому что был верным исполнителем моей воли,  а гетман
без   исполнителей  не   может,   мужественных,   храбрых,   отчаЯнных   ему
недостаточно, нужны еще и преданные. ’е избалованы свободой, они готовы были
скорее идти на  смерть,  чем  прислуживать,  этот же  был свободой угнетен и
потому верен мне, как пес.
     - •очу попрощатьсЯ с  убитыми,  -  неожиданно сказал Я и свернул конЯ в
поле, туда, где сквозь тЯжелую дождевую стену посверкивали слабые огоньки.
     - ’акаЯ непогода,  и  ночь  темнаЯ,  -  попыталсЯ было отсоветовать мне
‚ыговский.
     - Њертвые ждать не могут,  видели своего гетмана в битве,  теперь ждут,
когда придет склонить над ними голову.  Ѓудешь со  мной,  писарь,  держись с
нами и ты, сынок.
     - Њожет, сначала к убитым полковникам? - осторожно спросил ‚ыговский. -
Ћни под шатрами, где-то там, наверное, и отец ”едор молитсЯ.
     - ЏомолимсЯ и мы без шатров и отца ”едора,  поворачивай,  пан писарь, а
полк отпусти!
     —ернаЯ ночь, залитаЯ черным дождем, и в ней помигиванье кроваво-красных
огоньков,  блуждавших между землею и небом,  будто души погибших.  Љрасное и
черное,  цвета нашей страшной истории,  а  не самих только вышитых сорочек и
рушников,  краски  печали  и  радости,  жизни  и  смерти.  Љонь  подо  мною,
напуганный полем смерти,  к которому мы подъехали,  загарцевал норовисто,  Я
слез с конЯ, передав поводьЯ коноводу, пошел в темноту, слышал, как за мной,
чавкаЯ в  грЯзи,  идут ‚ыговский,  ’имош и  несколько казаков „емка,  но  не
останавливалсЯ,  не  оглЯдывалсЯ,  углублЯлсЯ в  это  поле  павших,  будто в
собственную смерть.  „ождь  шумел потоками темной воды,  оплакивал и  омывал
убитых, они купались в черных небесных слезах, лежали неподвижно там, где их
застала смерть,  а землЯ плыла под ними и вместе с ними,  -  так плыли они в
вечность,  чуждые всему,  что осталось на  этом свете,  равнодушные к  нашим
хлопотам,   страстЯм,   надеждам  и  ужасам,  равнодушные,  будто  землЯ,  и
терпеливые,  будто землЯ.  Ќаверное,  вельми удивились бы  они,  узнав,  что
блуждает между ними их гетман,  растерЯнный и беспомощный, не умеЯ сказать и
перед самим господом богом,  над кем он гетманствует теперь - над живыми или
над мертвыми,  и  не  умерла ли и  его собственнаЯ душа от этих инфернальных
видений.
     Ћсторожно обходил Я  тела павших в  сплошной тьме,  стал зорким,  душой
своей  чуЯл  каждого убитого каким-то  неведомым мне  чутьем,  шел  дальше и
дальше,  хотел  увидеть вблизи хотЯ  бы  один  из  тех  красных колеблющихсЯ
огоньков,  которые блуждали в  пространстве недостижимые и  непостижимые,  и
какие-то словно бы шепоты звучали вокруг,  и тихие всхлипываниЯ,  и сплошной
стон в пространстве, над чертороЯми мрака и чертоломами пучины. Ќаконец один
огонек сверкнул совсем неподалеку от  менЯ,  Я  увидел,  что  это слабенькаЯ
свечечка,  накрытаЯ  узенькой  прозрачной ладошкой,  каким  же  хрупким,  но
одновременно и  надежным укрытием от  дождЯ,  от  ветра и  от всех стихий на
свете,  и  ладошка эта была -  о  диво!  -  женскаЯ!  €  как только увидел Я
склоненную женскую фигуру  над  убитым  и  эту  свечечку,  прикрытую женской
ладошкой,  как  все  неуловимые  и  недостижимые дотоле  огоньки  словно  бы
слетелись к  этому месту,  окружили менЯ светлым кругом,  Я увидел множество
женских согбенных фигур с  огоньками в руках,  молчаливых и тихих,  как сама
печаль,  как горе всего народа моего.  ‘отни, а то и тысЯчи женщин ходили по
темному, заливаемому черными потоками дождЯ полю, будто искали своих родных,
слетевшись сюда со всей “краины!  Ћткуда взЯлись здесь,  как прибились сюда,
откуда узнали о поле смерти, кто они и что? Ћ мои измученные, изгоревавшиесЯ
сестры!
     ’ихо ушел Я оттуда и шел так долго, что уже начало рассветать, и только
тогда попал Я  в  шатер,  где лежали в только что сколоченных дубовых гробах
мои полковники ЃурлЯй и  Њорозенко,  один изрубленный и  иссеченный,  весь в
давних шрамах,  собрав в  своих морщинах тЯжких все ветры степей и  морЯ,  а
другой совсем юный,  красивый, как молодой бог, с печатью мудрости на челе и
после смерти. Љто повинен в их смерти? Љому и как отомстить?
     „олго стоЯл Я у этих гробов,  покрытых красной китайкой,  этой заслугой
казацкой,  чтобы  и  на  том  свете  видели,  какаЯ кровь казацкаЯ краснаЯ и
горЯчаЯ, как горит она неугасимо в обороне земли своей и воли.
     ‚ыговский придвинулсЯ ко  мне,  без слов указал своими невыразительными
белыми глазами: пора, гетман.
     џ  вышел в дождь,  коноводы подвели коней,  „емко спросил,  куда теперь
едем.
     - Људа же?  - сказал Я. - Љ полкам передовым. Ќадо будить панство, а то
бока позалеживают, пролежни наживут. Ђ поскольку дождь - еще и подопреют...
     - ЏодкрепитьсЯ бы тебе надо, гетман, - напомнил ‚ыговский.
     - Љому страва*,  а кому слава,  пане €ван, - кинул Я ему через плечо. -
Љак сказано в  ќкклезиасте:  горе тебе,  землЯ,  если кнЯзьЯ твои едЯт рано.
Њертвые вопиют, слышишь, пане €ван! ’ребуют мести!
     ______________
     * ‘трава - кушанье, блюдо, Яство.

     џ  бросил на  шлЯхетский табор всю  свою  силу,  ударил сразу отовсюду,
снова рвалсЯ сам во все пекла битвы,  в диком натиске,  в стрельбе, криках и
Ярости прошел этот день,  а за ним еще день и еще. „ождь лил непрерывно днем
и ночью,  и люди мокли в воде, как коноплЯ. ‘ухари покрывались плесенью даже
в деревЯнных бочках, порох промокал и не выстреливал, пушки увЯзали в грЯзи,
трупы стлались густо,  но дух казацкий не умирал, и еще гуще сыпались шутки,
насмешки летели на ту сторону валов вместе с пулЯми и стрелами, сильнее пуль
и острее стрел.
     - Ђ что наш дождик - не донимает?
     - ‚оды - хоть умойсЯ!
     - Ќе очень огорчайтесь, панове: чему висеть, то не утонет!
     - Ђ кто и выплывет, того повесим хорошенько!
     - Ћтдадите уж нам свои сафьЯнцы, свои саеты, адамашки и кармазины!
     - Ђ мы вам - хотЯ бы и свои кобенЯки заханлюженные.
     - ќй,  паны!  -  кричали казаки. - •ватит вам по шанцам лазить, дорогие
кунтуши портить!
     - €дите уж в Ясырь в Љрым, там хоть конины пожуете!
     - Ђ то ведь у вас тут три пана на один сухарь выпадает!
     - Љогда же вы, панове шлЯхта, чинш на “краине собирать будете?
     - ‚от уже год есть, как мы ничегошеньки не платили!
     - ‚от вам, панове, роговое очко!
     - ‚от вам аренды, ставщизна, панщина, пересуды и сухомельщина!
     - Ђ может, придумаете еще какую-нибудь панщину?
     - ‚от и со скотины до сих пор не брали десЯтины!
     - Љони ржут, и быдло ошалело, на Ярмарку хочет!
     - —то ж вы там спрЯтались за валами, что и “краины не видите?
     - ѓлаза больше живота!
     - Џаны не целые сани, да еще и ноги висЯт!
     ‚сю неделю ежедневно и ежечасно продолжались наши непрестанные штурмы и
крики;  так  что  шлЯхта  и  выдержать не  могла  такого  натиска.  „ееписец
шлЯхетский горько  промолвит впоследствии:  "Ќапрасно мудрые ищут  пекло  in
centro terrae*.  ‚ “краине -  там настоЯщее пекло людской злобы".  џ гнал на
лагерь вражеский тысЯчи волов,  чтобы осажденные тратили на них свой порох и
боеприпасы,  стращал всЯческими неожиданностЯми,  фортелЯми,  криками, а тем
временем  казачество насыпало и  насыпало свои  валы,  которые  все  плотнее
сжимали кольцо осады. Џод прикрытием деревЯнных щитов, гулЯй-городин, мешков
с землею казаки копали шанцы, насыпали валы, выставлЯли такие высокие шанцы,
что в шлЯхетском таборе видели все как на ладони, - легко могли попасть даже
в  собаку.  ‡а  неделю панство окружило свой  табор,  возведЯ намного короче
внутренний вал,  и  потихоньку перебралось туда.  Љазаки  тотчас  же  занЯли
первые  вражеские укреплениЯ и  продолжили свое  неутомимое копание.  —етыре
раза,  по  мере  того  как  редело шлЯхетское войско,  гибли кони,  исчезали
припасы,  ‚ишневецкий уменьшал и свой табор, подобравшись с ним уже вплотную
к ‡баражской крепости, и уже теперь казаки, возведЯ свои шанцы высотою в два
конЯ,  забрасывали вниз на длинных веревках крюки, зацеплЯли польские возы с
припасами,  а  то и  самих шлЯхтичей и  тЯнули к себе.  Џаны рыли норы,  как
кроты,  от голода были иссохшими и близкими к египетским мумиЯм,  выбивались
из последних сил,  а  Я уже не посылал казаков на напрасную смерть,  надеЯсь
взЯть ‚ишневецкого и его воинство голыми руками.
     ______________
     * ‚ центре земли (лат.).

     ‘трашные дела творились по  ту сторону валов:  голод,  смрад от трупов,
ели коней,  мышей,  собак,  сапоги и ремни с телег,  грызли зубами ссохшуюсЯ
землю.  Ќе  один пан заплатил пошлину головою на  шлЯхетском базаре и  воды,
бедный, не напилсЯ без кровавой платы, да и ту пил с червЯми и сукровицей из
трупов.
     €з  шлЯхетского табора ежедневно перебегали целые тучи  беглецов,  хотЯ
региментари и  рубили длЯ острастки руки и ноги пойманным.  џ знал все,  что
происходит по  ту сторону валов,  знал,  что уже и  сам кнЯзь Ясновельможный
џрема жует  дохлую конину,  и  терпеливо ждал своего часа.  „олжен был  быть
терпеливым, как землЯ.
     €  кто  же  захотел испытывать мое  терпение?  Џисарь  мой  генеральный
‚ыговский.  „емко, сообщаЯ мне о чем-то важном, имел привычку говорить вроде
бы в пространство, тоскливо и небрежно. € чем важнее была весть, тем большаЯ
тоскливость вырисовывалась на его спокойном лице. џ только что возвратилсЯ в
свой шатер после целодневного пребываниЯ в полках, которые упорно штурмовали
осажденных.   ‘идел,   склонившись  за  столом,   руки  мои  тЯжко  свисали,
исчерпанность в каждой жилочке.  „ень-деньской был с казаками, заохочивал их
словом и обещанием, сам рыл с ними землю, мок под дождем так, что не было на
мне сухой нитки,  однако был не в  силах и  переодетьсЯ в  сухое,  а  джуру,
который попыталсЯ было подать мне смену одежды, прогнал прочь.
     - ’ам наши разъезды перехватили посланца,  -  небрежно промолвил „емко,
войдЯ  в  шатер  и  глЯдЯ  куда-то  в  угол,   будто  именно  там  был  этот
перехваченный посланец.
     - —ей  посланец?  ѓде?  -  встрепенулсЯ Я,  мгновенно сбрасываЯ с  себЯ
усталость и  отвращение ко  всему на  свете.  ‚оин загорелсЯ во мне,  воин и
гетман, Я снова был уже деЯтельным, готовым к решениЯм и отпору, хотел иметь
врага перед собой, был нетерпелив, как малое дитЯ. - —то за посланец? Џочему
молчишь?
     - „умал,  знаешь уже,  гетман. ЉнЯзь џрема из табора выслал с письмом к
королю шлЯхтича. ЉакаЯ-то отчаЯннаЯ душа! Џроскочил аж за ‹ьвов.
     - Љак же он выбралсЯ из табора?
     - Ђ черти его маму знают. Љак-то, вишь, выполз. Њожет, как крот или как
Ящерица.  ЋчутилсЯ за  ‹ьвовом.  …сли  бы  не  наши разъезды,  которые Ѓогун
разослал,  то  видели  бы  мы  его,  как  прошлогодний снег.  ’акой  резвый!
ЋтбивалсЯ, как черт. Ќе отдал письма, пока и головы не лишилсЯ.
     - ѓде письмо?
     - „а где же? “ писарЯ пана ‚ыговского.
     - ‡ови ‚ыговского!
     Љазак,  посланный за  генеральным писарем,  возвратилсЯ быстро,  однако
один.
     - Ќу? - нетерпеливо взглЯнул Я на него.
     Љазак был немолодой, воин опытный и человек бывалый. Ћн прищурил глаз и
пустил улыбочку под усы.
     - Џан писарь принимают ванну под своим шатром.
     - ‚анну? - не поверил Я услышанному.
     - Ќу да, - кашлЯнул казак уже с откровенной насмешкой.
     - ’ащите его сюда с его ванной! - затопал Я ногами так, будто казак был
виновен в шлЯхетских нравах моего писарЯ.
     - ѓетманское веление!  -  крутнулсЯ казак,  и  уже его не было,  уже он
кинулсЯ созывать товарищество, чтобы поскорее выполнить это веление.
     Џан €ван сначала и не сообразил, что происходит. Љогда влетела к нему в
шатер дюжина казаков,  он,  наверное,  думал,  что  это  его  многочисленные
пахолки, которые носили ему горЯчую воду, подливаЯ в шлЯхетскую ванну, чтобы
напарить да  поманежить белое холеное тело  писарЯ.  Ќо  когда казаки дружно
схватились за  краЯ ванны и  покачнули ее  вместе с  ‚ыговским,  он взмахнул
своими короткими руками, гневно крикнул:
     - ќй, что за шутки!
     Љазаки  молча  тащили ванну  с  писарем из  шатра.  ’ам  уже  сбежалось
множество люда,  так  что ‚ыговскому,  чтобы закрыть свой срам,  пришлось по
самую  шею  погрузитьсЯ в  воду.  Љазаки тем  временем поднЯли ванну выше  и
понесли ее вокруг Џисарева шатра,  будто в этакий крестный ход, в насмешку и
надругательство над  генеральным  писарем.  Ћтовсюду  бежали  казаки,  чтобы
потешитьсЯ таким  зрелищем,  ‚ыговский пускал пузыри в  ванну,  мочил усы  в
обмылках, пенилсЯ от Ярости на тех, которые тащили его неизвестно куда:
     - ‹айдаки! ѓоловы поотрываю!
     - Ќе хлопочи,  пане писарь,  о наших головах! - добродушно отшучивались
казаки.  -  ’ы поотрываешь,  а пан гетман снова приставит.  …ще крепче будет
сидеть на плечах.
     џ  стоЯл перед своим шатром и  смотрел,  как  приближаетсЯ ко  мне этот
чудной поход.
     - —то,  пане писарь,  теплаЯ ли водичка?  -  спросил насмешливо,  когда
ванну с  ‚ыговским поставили передо мною.  Џан €ван не  мог вымолвить слова.
ЏонЯл уже,  что  это  не  простаЯ шутка самих казаков,  что  тут речь идет о
чем-то другом, может и страшном.
     - ѓде письмо ‚ишневецкого?  - тихо промолвил Я. - ЊанежишьсЯ в ванне, а
гетман должен тебЯ ждать! ѓде письмо, спрашиваю!
     - Џисьмо у менЯ. Ќо ведь, гетман... ’акое обращение...
     - Љакого же еще хотел обращениЯ! Џочему сидишь в своей ванне? Џисьмо!
     - џ ведь не одет... Ќе могу так... Ћскорбление маестата...
     - ‚ылезай из своей ванны как есть,  и одна нога там, а другаЯ тут! †аль
говорить о каких-то маестатах! Ќу!
     ‚ыговский выпрыгнул из ванны, прикрываЯ ладонью срам, под хохот и свист
казацкий  метнулсЯ к  своему  шатру.  “  него  не  было  времени  одеватьсЯ,
завернулсЯ в  какую-то кирею,  сразу же и  прибежал назад со своей писарской
шкатулкой, где хранил самые важные письма.
     џ пропустил его в свой шатер, вошел следом за ним, сказал спокойно:
     - ‘адись и читай.
     - Џан гетман, Я ведь не одет.
     - —итай.
     - Ќехорошо учинил со мною, гетман. ‡а мою верность и...
     - ‘лыхал уже.
     - Љто еще так предан тебе?
     - € это слыхал.
     - Ћберегаю тебЯ, как могу...
     - —итай!  -  закричал  Я  на  него,  готовый  кинутьсЯ на  ‚ыговского с
кулаками. - —его канючишь?
     „рожащими руками достал он из шкатулки письмо ‚ишневецкого,  отобранное
у  посланца,  начал читать,  как стоЯл,  босой,  мокрый,  кутаЯсь в  широкую
одежду,  и  отчаЯнье в его голосе вельми созвучно было отчаЯнным жалобам,  с
которыми ‚ишневецкий обращалсЯ к  королю  в  письме:  "Њы  в  крайней  беде.
ЌеприЯтель окружил нас со всех сторон так,  что и  птица к нам или от нас не
перелетит. Ќа достойное соглашение никакой надежды! •мельницкий