ратику... Ђ он тоже ждет - не дождетсЯ своей  сестрички,  и  глаза
его  играют  сказанной  лаской,  а  прекрасное  лицо  светитсЯ  счастливой
улыбкой. Ђ то после "сниданку" побежит она еще в рощу,  нарвать  землЯники
или спелых вишен в своем садике - и все это несет своему  больному  ’еперь
уже он сидит и пробует даже ходить по хате; теперь уже  и  она  не  боитсЯ
болтать с ним и рассказывать ему про все, про все, что взбредет ей на  ум,
что подскажет ей сердце, рассказывает почти так же откровенно, как и своей
подруге Ћрысе: о своем детстве, о разных происшествиЯх в хуторке, о  деде,
о бабе, о прибытии Ќемоты, и о первом знакомстве с Ћрысей.  Њазепа  слушал
ее с большим вниманием и с большим участием, чем ЋрысЯ, и сам  рассказывал
ей обо всем, обо всем, что ему довелось видеть: и о дремучих  лесах,  и  о
высоких горах, и  о  недоступных  крепостЯх,  и  о  многолюдных  роскошных
городах,  и  о  чужих  землЯх,  и  о  всЯких  чудесах  на  широком  свете;
рассказывал и о своем детстве, и о своей матери, любЯщей его больше жизни,
- о ее светлом уме и твердой воле; говорил с чувством и о  своем  покойном
отце, сколько довелось тому пережить на своем веку и напастей, и горЯ; как
он не смог перенести обиды от шлЯхтича и убил его, и как за эту смерть  он
был предан "баниции", т е. лишен всех прав, даже права жизни.
   Ћднажды ѓалина вошла в светлицу и остановилась  от  изумлениЯ:  посреди
хаты стоЯл Њазепа  в  роскошном  казацком  нарЯде.  „ед  стоЯл  у  окна  и
любовалсЯ своим гостем, заставлЯЯ его поворачиватьсЯ перед  собой  во  все
стороны.
   - „обре, добре,  гаразд!  ‚от  словно  на  тебЯ  шито!  -  приговаривал
самодовольно ‘ыч, - одежду эту не  стыдно  носить,  она  с  плеч  славного
полковника Њорозенка, батька твоего, - обратилсЯ он к вошедшей ѓалине. - Ђ
глЯнь-ка, полюбуйсЯ, каким славным запорожцем стал наш "спасеннык"!
   - Ћй, Ѓоженьку мой! - всплеснула руками  в  восторге  ѓалина,  -  какой
пышный, какой "мальованый"!
   - ‘естричко моЯ любаЯ, - заметил с улыбкой Њазепа, -  ты  уже  чересчур
менЯ хвалишь, смотри, не перехвали на один бок.
   - Ќет, нет, - запротестовала ѓалина, - и баба говорила, и все, что  нет
такого другого на свете, что  только  один  наш  пан  €ван.  ‚едь  правда,
дидуню?
   - „ай Ѓоже, чтобы твоЯ радость была правдой, - сказал загадочно ‘ыч  и,
тихо вздохнувши, привлек к себе свою внучку. - „ытынка она, и  сердцем,  и
душой дытына, - ласкал он ее нежно, - уж такаЯ  дытына,  что  грех  ее  не
пожалеть.
   - Ђ разве вы менЯ, дидуню, не жалеете? - ласкалась к нему ѓалина. -  “ж
так жалеете, так жалеете, а Я, ѓосподи, как вас люблю. ‚едь вы  у  менЯ  и
батько, и маты, и все!
   - ‘ироточко моЯ! - произнес растроганно ‘ыч и быстро отвернулсЯ к окну.
   Њазепа был также и тронут, и  взволнован;  какаЯ-то  новаЯ,  налетевшаЯ
вдруг мысль сдвинула ему брови и заставила глубоко  задуматьсЯ.  ѓалина  с
наивным недоумением остановила на  нем  свои  восторженные  глаза,  полные
чистой, как Ясное утро, любви, и весело вскрикнула:
   - ’еперь, значит, можно, дидуню, вывести его и в садик, и в "гай", и  в
поле?
   - Њожно, можно, - ответил ‘ыч. - ’олько не сразу, чтобы не обессилел  и
не утомилсЯ с отвычки, а так нужно - "потроху".
   - ’ак мы сегоднЯ возле хаты будем гулЯть, а завтра дальше,  а  там  еще
дальше!
   ‘ этих пор ѓалина стала всюду  водить  Њазепу  и  показывать  ему  свое
хозЯйство. ‘ каждым днем их  прогулки  удлинЯлись,  переходЯ  от  двора  к
садику, а от садика к "гаю" и к  полю.  ‹юбимым  местом  их  стала,  между
прочим, ближайшаЯ могила, с которой  открывалсЯ  широкий  простор.  ѓалина
теперь занималась  своим  хозЯйством,  потом  навещала  своего  названного
брата, приносила ему в садик "сниданок", подсаживалась  поболтать  с  ним,
затем  убегала  и  снова  возвращалась  посидеть  возле  своего  друга   с
какой-либо работой в руках, и снова убегала, а к вечеру  они  отправлЯлись
на могилу и сидели там  до  сумерек,  слушаЯ  друг  друга,  делЯсь  своими
впечатлениЯми.
   - џ вот и прежде любила  это  место,  а  теперь  еще  больше  люблю,  -
говорила оживленно ѓалина, - тут так славно, так любо: и речку нашу видно,
вон она змейкой бежит по долине к нашему хутору, и какаЯ ЯснаЯ, ЯснаЯ... Ђ
наш хуторок притаилсЯ, как в мисочке, словно  гнездышко,  и  весь  укрылсЯ
кучерЯвым дубом да Ясенем. Ђ Я, как смотрю  вдаль,  "геть-геть"  поза  наш
хутор, где садитсЯ солнце, то мне всегда досадно станет, что  у  менЯ  нет
крыльев...
   - Ђ на что тебе крыльЯ? - улыбаетсЯ Њазепа.
   - Љак на что? Џолетела бы вон туда, где сизаЯ мгла: мне бы так хотелось
увидеть конец земли, конец света, - какой он? “х, страшно, -  закроет  она
ладонью глаза, - верно такое "проваллЯ", что и  голова  закружитсЯ  и  дух
занемеет.
   - •отЯ бы и крыльЯ у тебЯ были, то ты бы не долетела  до  конца  нашего
света.
   - Љак? ’акой большой, так далеко?
   - Ќе то что далеко, а конца ему нет.
   - —то ты? - взглЯнет недоверчиво на  Њазепу  ѓалина,  полагаЯ,  что  он
шутит, смеетсЯ над ней. - Љак же, чтобы не было конца? “  всего  на  свете
есть конец; и люди говорЯт, и в песнЯх поетсЯ "на край света"...
   - ЊилаЯ моЯ! ‘лушай менЯ, Я тебе все расскажу, что знаю, про землю, про
солнце, про месЯц, а ты слушай, да запоминай.
   € Њазепа начинал говорить. ѓалина слушала с напрЯженным  вниманием,  не
сводЯ с него глаз, поражаЯсь его знанием, его умом;  то  она  приходила  в
восторг от рассказа Њазепы, то ... окончательно отказывалась  ему  верить,
то внимательно всматривалась ему в глаза, думаЯ, что он подсмеиваетсЯ  над
ней; впрочем, непривычное умственное напрЯжение скоро утомлЯло ее,  и  она
тогда прерывала рассказ Њазепы неожиданным предложением,  -  или  побежать
"взапускы", или "повабыть" перепелов, или  поискать  землЯники  на  опушке
леса.


   •

   ѓалина с каждым днем увлекалась все больше и больше рассказами  Њазепы,
хотЯ многого в них не понимала  и  не  могла  себе  даже  представить;  ее
пытливый ум поражалсЯ  всезнанием  своего  собеседника  и  смущалсЯ  своим
невежеством, так что  чем  дальше  шло  времЯ,  тем  больше  она  начинала
сознавать, какаЯ  страшнаЯ  бездна  лежит  между  нею,  ничтожною,  глупою
девчыною, умеющей лишь беззаветно любить, и им, - умным, знатным, богатым.
ќто смутное сознание начинало прокрадыватьсЯ в  ее  душу  и  отзыватьсЯ  в
сердце неведанной прежде болью. ѓалина стала подозревать, что €вану скучно
с нею, что его наверное тЯнет к  настоЯщим  панам  и  к  пышным  пирам;  с
тревогой она расспрашивала Њазепу о его прежней жизни, о  ‚аршаве,  о  тех
людЯх, которые окружали его, к  которым  он  привЯзалсЯ,  привык.  Њазепа,
впрочем, рассказывал  о  себе  неохотно,  незаметно  уклонЯлсЯ  от  этого,
переходЯ скорее к общим  описаниЯм  великолепиЯ  дворцов,  роскоши  жизни,
утонченности нравов и  лукавству  в  отношениЯх  между  этими  знатными  и
напыщенными магнатами.
   - ќх, дитЯ мое, -  говорил  он,  болезненно  морщась  от  раздражающих,
щемЯщих воспоминаний, - не завидуй той праздной панской жизни; много в ней
блеска и золота, много пьЯных утех, но больше грЯзи и лжи,  а  еще  больше
предательства и измен. …сли проповедует кто, хотЯ бы сам бискуп, о  долге,
о чести, о высоком подвижничестве - не верь: он и тебЯ,  и  твою  душу,  и
твой тЯжкий грех продаст за дукаты: если тебе клЯнетсЯ  кто  в  неизменной
дружбе - не верь: он в ту минуту обдумывает, как бы предать тебЯ,  а  если
какаЯ пани клЯнетсЯ тебе в вечной и неизменной любви... ха-ха! Ћна  только
призывает имЯ Ѓожье, готовЯсь к новой измене, к новому вероломству.
   -  Љ  какой  измене,  к  какому  вероломству?  -  не  понимала  ѓалина,
всматриваЯсь растерЯнно в глаза Њазепы и болеЯ душой за  перенесенные  им,
очевидно, огорчениЯ.
   - Ђх, к чему тебе и знать, и понимать всю грЯзь этой жизни? ’вое  щирое
сердце, твоЯ ЯснаЯ, как вон та зорька,  душа  содрогнулась  бы  от  одного
намека на те "злочынства" и грехи, которые гнездЯтсЯ  там  под  золочеными
потолками.
   - Ћй, Ѓоженьку! Ќо тебе все-таки, верно, за ними скучно... ты привык  к
ним?
   - Ќет, моЯ квиточка, не скучно мне здесь и туда менЯ больше не тЯнет...
изверилсЯ Я там во всем... и в друзьЯх,  и  в  этих  напыщенных  куклах...
ЏостоЯть за оскорбленного у них  нет  смелости,  они  сразу  переходЯт  на
сторону сильного, трусы, да еще прикрывают  свою  трусость  презрением,  -
заговорил взволнованно, раздраженно Њазепа, забываЯ, что слушательница его
не  могла  понимать  неведомых  ей  событий,  не  могла   даже   отнестись
сознательно к взрывам засевшей в его  сердце  обиды.  -  џ  этого  негодЯЯ
когда-нибудь  встречу!  Ћ,  если  он  и  тут   откажетсЯ   от   гонорового
поквитованьЯ, то Я с ним расправлюсь! Ђ король, за которого  Я  стоЯл,  от
которого ожидал правды, в котором видел надежду длЯ своей родины, - и этот
король оказалсЯ лишь золоченой "забавкою" в руках своей придворной шлЯхты!
‚сю их кривду Я "зацурав', бросил и отдалсЯ весь моей “краине. Ѓуду искать
здесь в родной стране правду и ей служить.
   ѓалина не понимала о чем шла речь: она только догадывалась смутно своей
чуткой  душой,  что  ее   друг   невинно   страдал   и   терпел   какие-то
несправедливости от магнатов, и льнула к нему трепетным сердцем.
   Ћднажды они сидели под развесистым дубом в саду,  а  баба  выносила  из
хаты разный хлам длЯ просушки и развешивала его  на  "тыну";  сначала  шла
разнаЯ казацкаЯ, запорожскаЯ, польскаЯ и даже турецкаЯ одежда,  начинаЯ  с
простых жупанов и курток и кончаЯ дорогими "адамашковымы  и  "оксамытнымы"
кунтушами, расшитыми золотом, с серебрЯными, а то и золотыми  "гудзЯмы"  и
"гаплыкамы", украшенными бирюзой  и  смарагдами;  за  одеждой  последовала
сбруЯ и оружие с золотыми насечками, с резьбой, а последним повесила  баба
на груше какой-то странный музыкальный инструмент.
   Њазепа очень заинтересовалсЯ им, быстро встал и, снЯвши его  с  "тыну",
начал с любопытством рассматривать: это был роскошный торбан,  но  страшно
запущенный, весь в пыли, в грЯзи, с гнездами мышеи под декой;  к  счастью,
последнЯЯ была цела, а равно и все  металлические  струны,  только  другие
были  переедены  мышами  и  печально  болтались  вокруг  колышков.  Њазепа
принЯлсЯ с лихорадочной торопливостью приводить этот инструмент в порЯдок,
- чистил его, мыл, подклеивал; ѓалина,  конечно,  помогала  ему  во  всем,
сгораЯ от любопытства, - что же из этого  выйдет?  Ќаконец,  когда  торбан
принЯл свой надлежащий вид,  Њазепа  принЯлсЯ  за  колышки  и  за  струны;
металлические были  скоро  натЯнуты,  а  с  другими  пришлось  повозитьсЯ,
свЯзывать,  подтЯгивать,  некоторые  совершенно  негодные  даже   заменить
нитчатыми струнами, навощеными воском. ЌатЯгиваЯ  струны  в  гармонический
строй, Њазепа пробовал аккорды; торбан прекрасно звучал и резонировал.
   ѓалина была в неописуемом восторге; каждый звук певучей струны,  каждое
гармоническое сочетание восхищало ее несказанно: ей еще ни разу  на  своем
веку не доводилось слушать музыки, - Ќемота лишь услаждал ее слух игрой на
сопилке, да  Ѓезух  гудел  на  самодельном  бубне,  а  тут  зазвучали  еще
неслыханные ею гармонические сочетаниЯ.
   - Ђх, как хорошо, как  славно!  -  вскрикивала  и  всплескивала  руками
ѓалина, прислушиваЯсь и присматриваЯсь  к  выпуклому,  овальному  туловищу
инструмента, к его длинной, унизанной струнами, шее.
   - ’ы умеешь играть на нем?
   - “мею, умею, моЯ "Ясочко", - улыбалсЯ, налаживаЯ торбан, Њазепа.
   - Ђ тамошние варшавские паны умеют тоже играть на бандуре?
   - Ќе только паны, но и панны, и пании; они играют на прекрасных лютнЯх.
   - Ђх, какие они счастливые, - вздохнула ѓалина, - а у менЯ ничего  нет,
и Я ни на чем не умею играть... чем же  Я  могу  быть  занЯтной...  -  Ћна
грустно опустила голову, - тебе здесь, голубе мой, конечно, скучно...
   - „а что ты! Ѓрось эти думки моЯ "зозулько"; мне здесь так хорошо,  как
не было нигде. Ђ про варшавскую жизнь лучше не  напоминай  мне  никогда...
’ам лучшие мои чувства оскорблены были обманом... Ќет,  не  напоминай  мне
этого прошлого .. џ хочу забыть его, стереть из памЯти: с тобою мне  лучше
всего, мое дорогое дитЯ!
   - ‘о мною? ѓосподи! Љогда б же это была правда! - вспыхнула всЯ ѓалина.
   -  ‘  тобою,  с  тобою,  -  повторил  радостно  Њазепа,  не  отводЯ  от
очаровательной девчины восхищенных глаз. - ќх,  когда  б  хоть  как-нибудь
наладить эти оборвыши! - ударил он энергично по струнам.
   - ‘той, у деда есть еще в сундуке жмутик вот таких струн,  -  вспомнила
ѓалина и бросилась к хате, - Я принесу их сейчас.
   ‘труны оказались совершенно пригодными, и вскоре торбан был  оснащен  и
настроен.  Њазепа  ударил  по  струнам,  и  зазвенели,  зарокотали  струны
созвучно, полились, скрещиваЯсь и  сочетаЯсь,  дивные  звуки  мелодии,  то
заунывной, хватающей за душу, то  торжественной,  то  веселой,  отдающейсЯ
Яркой радостью в сердце.
   ѓалина, пораженнаЯ, очарованнаЯ, стоЯла молча в каком-то  экстазе,  она
даже побледнела от нахлынувшего восторга и  только  шептала  полуоткрытыми
губами:
   - Ћй, Ѓоженьку, ой, лелечки!
   Љогда же Њазепа запел еще звонким голосом под звуки торбана,  да  запел
еще чудную песню об оскорбленном чувстве любви, а потом оборвал с  сердцем
аккорд и перешел к светлой задушевной мелодии,  к  поэтической  просьбе  к
соловью, чтоб он не пел рано под окном девчины и не тревожил бы ее  Ясного
детского сна, - ѓалина пришла в такой восторг, что забыла  решительно  все
окружающее.
   - Њилый мой, любый! - вскрикнула она и, обвивши его шею руками, осыпала
его горЯчими поцелуЯми.
   ќтот восторженный порыв девушки был так неожидан, что Њазепа совершенно
растерЯлсЯ: бандура выпала из его рук... ЏоддаваЯсь невольно обаЯнию этого
искреннего чувства девчины, он сам прижал ее невольно к груди; но  тут  же
страшно смутилсЯ, опустил руки и, не имеЯ силы оттолкнуть от себЯ девчины,
решительно не знал, что ему предпринЯть.
   ‚ это времЯ издали послышались шаги, а вслед за ними.  показалсЯ  среди
зелени ‘ыч и таким образом вывел их обоих из затруднительного положениЯ.
   - €шь, кто это разливаетсЯ у нас соловьем, -  заговорил  он  весело,  -
думаю, откуда бы это у нас  гусли  взыграли,  и  песнопение  усладительное
разлилось, а это сокол наш так разливаетсЯ! „обре, ей Ѓогу добре! € торбан
говорит у тебЯ под пальцами, и голосом хватаешь за сердце. ‘лавный  голос!
•оть на первый клирос!.. Ђ ну, сынку, нашу  казачью,  умеешь  ли?  Ѓаба  и
бывшие во дворе Ѓезух и Ќемота уже подбегали к Њазепе, заслышав  торбан  и
песню.
   Њазепа ударил по струнам, заставил  застонать  их,  заныть  в  каком-то
оборванном вопле и запел чудным, дрожавшим отполноты  звука  голосом  думу
про поповича: как казаков захватила  бурЯ  на  —ерном  море,  как  попович
покаЯлсЯ в грехах перед  "товарыством"  и  бросилсЯ  в  разъЯренные  волны
искупить своей смертью друзей.
   ђастроганный ‘ыч стоЯл, опершись руками на палку; на наклоненной голове
его с длинным "оселедцем" виднелись только нависшие серебристые  брови  да
длинные прЯди белых усов, волнуемые слегка ветерком. ‘ыч стоЯл  неподвижно
и слушал вникаЯ в каждую фразу  думы,  словно  свЯщеннодействовал,  иногда
лишь, и то украдкой, поощрЯЯ певца.
   Ђ Њазепа, оборвав думу, вдруг зазвонил на торбане игривыми струнами,  и
закипели огненным дождем  звуки,  перешедшие  светлой  мелодией  в  мерный
ускорЯющийсЯ темп бешеного танца.
   ‹ица осветились улыбкой, глаза вспыхнули радостью, восторгом, и ѓалина,
не выдержавши, пошла плавно, покачиваЯсь и поводЯ плечом, в  "дрибушечкы",
да так грациозно, так заманчиво, что старик ‘ыч пришел в экстаз и  крикнул
на Ќемоту и Ѓезуха:
   - ќх вы, "тюхтии'', лежебоки, не поддержите такой  дивчины,  да  Я  сам
пойду с нею землю топтать, будь Я не  ‘ыч,  коли  не  пойду!  -  €  старик
пустилсЯ перед своей внучкой вприсЯдку.
   Џрошло еще несколько дней, и  Њазепа  уже  почувствовал  себЯ  до  того
окрепшим, что попросил у ‘ыча конЯ длЯ поездки.
   - € не отбило у тебЯ охоты от поездки на коне, - засмеЯлсЯ шутливо ‘ыч,
- Я бы уж после такой прогулки отказалсЯ навсегда от коней.
   - Ќет, диду коханый,  -  возразил  на  шутку  Њазепа,  -  скорее  казак
расстанетсЯ с жизнью, чем со своим другом - конем; да и тот чем же  передо
мной был виноват? Ћн спас менЯ первый от смерти, - он  не  разбил  менЯ  о
деревьЯ, он не изорвал в клочки моего тела, он вынес менЯ из стаи  волков,
а потом направил уже его ѓосподь к моим милостивцам.
   - „а, помню... џ ведь пошутил, а "огырЯ" выбери из  моего  табуна  сам,
когда пригонЯт косЯк со степи, твой он и будет, потому что казаку, - верно
сказал, - без конЯ, как без рук.
   - ‘пасибо, диду, за батька родного вас считаю, - промолвил признательно
Њазепа, - уж такой ласки, какую зазнал Я у вас, разве у матери моей родной
только и мог найти.
   - „а и мы тебЯ, соколе, как сына, - обнЯл его ‘ыч, а ѓалина  ничего  не
промолвила, но глаза ее сказали много Њазепе, и Язык их был  выразительнее
всЯкого слова.
   ‚ечером Њазепа выбрал себе молодого необъезженного конЯ буланой масти с
розовыми ноздрЯми и огненными, налитыми кровью глазами; он накинул на него
лишь узду и без седла вскочил на спину  ошеломленного  конЯ.  ‚ольный  сын
вольной степи, не знавший до сих пор ни кнута, ни железа, почуЯв  на  себе
седока, взвилсЯ на дыбы и ринулсЯ бурей вперед, стараЯсь бешеными скачками
сбросить с себЯ дерзкого смельчака, посЯгнувшего на  его  свободу.  ѓалина
вскрикнула  в  ужасе,  все   шарахнулись,   чтобы   перенЯть,   остановить
разъЯренное животное, но Њазепа направил его в ворота и  понессЯ  ураганом
по степи.
   „ед бросилсЯ к ѓалине, побледневшей, как смерть, от тревоги и перепуга;
он стал успокаивать ее, говорил, что он за Њазепу вполне спокоен: с первых
же приемов видно, что он такой лихой наездник,  под  которым  и  сам  черт
хвост опустит. •оть уверениЯ деда и  успокоили  ѓалину,  но  она  все-таки
дрожала, как в лихорадке, и дед  повел  ее,  вслед  за  севшими  на  коней
Ќемотою и Ѓезухом, за ворота. ‘ пригорка было видно, как нессЯ  Њазепа  на
коне исчезающей точкой и как, описав гигантский круг,  уже  летел  стрелою
назад. ‚идно было впрочем, что направление бега было в его  руках,  и  что
сила, увлекавшаЯ всадника, подчинилась уже его воле. ‚ерховые не бросились
даже на помощь Њазепе, а стоЯли смирно и наблюдали за  ловкими  эволюциЯми
седока.
   ‘ыч был в  неописуемом  восторге;  восторг  охватил  теперь  и  ѓалину.
Џриставивши руку к  глазам,  ‘ыч  следил  с  удовольствием  за  Њазепой  и
приговаривал одобрительно, - добрый казак, орел, а не казак!  ќ,  будет  с
него прок, будет!..
   Ќаконец, конь, видимо, изнемог и пошел рысью, а потом вскоре  и  шагом.
’огда Њазепа поворотил укрощенное животное домой и подъехал  к  деду  и  к
девчине,  котораЯ  теперь  трепетала  от  гордости  и   бурного   счастьЯ.
‚змыленный конь  храпел  и  прыскал  пеной,  но  шел  уже  покорно,  качаЯ
раздраженно и бессильно головой и порывисто вздымаЯ грудь и  бока;  Њазепа
трепал его ласково рукой по шее.
   - Ќу, сынку, и на ‘ичи тебе позавидуют, будь Я бабой, коли  не  так!  -
вскрикнул восторженно ‘ыч. - ќтакого черта взЯть сразу в "лабеты", да  это
разве покойному Љривоносу было с руки!
   - ’ак, так! Џервый лыцарь! - закричал Ѓезух, а  Ќемота  только  замахал
усиленно руками.
   - ‘пасибо,  диду,  и  вам,  панове,  на  ласковом  слове,  -  отозвалсЯ
взволнованный и раскрасневшийсЯ Њазепа;  глаза  его  горели  торжеством  и
удачей, и с новой стороны пленЯли ѓалину: она не  удержалась  и  бросилась
было к коню, но последний пугливо отскочил в сторону, хотЯ и был тотчас же
осажен сильной рукой.
   -  Ѓудет,  будет!  ‚ставай  уже,  Ќемота  возьмет  конЯ!  -   попросила
трогательно ѓалина.
   - ѓалина тут  перепугалась  за  тебЯ,  страх!  Њолода  еще,  ничего  не
понимает, - заметил ‘ыч, подмигиваЯ бровью, - разве  можно  за  казака  на
коне боЯтьсЯ!
   - ’ак то за казака, а то за пана,  -  усмехнулась  радостно  девчина  и
опустила глаза.
   - •а, ха! ЊоЯ любаЯ,  -  все-таки  попрекает,  -  отозвалсЯ  Њазепа  и,
соскочив при общем одобрении с конЯ, передал его Ќемоте.
   –елый вечер только и толков было, что о Њазепе, о его ловкости,  о  его
смелости,  да  об  его  игре.  ‚споминали  всех  знаменитых  наездников  и
торбанистов и находили, что Њазепа превосходит их всех.
   ‘ этого днЯ  жизнь  Њазепы  на  хуторе  наполнилась  еще  всевозможными
разнообразными удовольствиЯми: то он укрощал диких коней, то стрелЯл метко
из лука, то пробовал дедовские рушницы, то сражалсЯ с  .‘ычом  на  саблЯх.
‡адетые за живое успехами Њазепы, и дед, и Ќемота, и  Ѓезухий  вступали  с
ним в  состЯзание,  но  всЯкое  упражнение  кончалось  торжеством  Њазепы.
‚прочем, никто этим не огорчалсЯ,  каждый  ловкий  маневр  Њазепы  вызывал
восторг в побежденных; он просто делалсЯ кумиром этого маленького хутора.
   - Ќу, да и лыцарь же ты, друже  мой!  -  вскрикивал  шумно  ‘ыч,  когда
Њазепе удавалось ловким выстрелом убить пролетавшую невзначай  дрофу,  или
повалить пулей мчавшуюсЯ по степи серну, или вышибить одним  ударом  саблю
из рук Ќемоты.
   - …й-Ѓогу же, только покойному гетману Ѓогдану было  б  и  совладать  с
тобой! Ћ, тот был на все эти штуки мастер!
   †изнь на хуторе  катилась  тихо,  весело,  безмЯтежно,  как  прозрачные
струйки воды по золотому песчаному дну. Ћднако, несмотрЯ на полное счастье
и спокойствие, охватившее здесь Њазепу, в голове его начинала уже  не  раз
шевелитьсЯ мысль о том, что пора, наконец, распрощатьсЯ со своими дорогими
спасителЯми  и  вернутьсЯ  назад  к  той  бурной  жизни,  которую  он  так
неожиданно покинул, где его ждет  еще  расправа  с  ненавистником  врагом,
где... Џри одной этой мысли мучительное волнение охватывало Њазепу и он  с
усилием гнал ее от себЯ;  ему  так  хотелось  пожить  еще  здесь,  в  этой
прелестной семье,  без  мысли  о  будущем,  без  воспоминаньЯ  о  прошлом,
отдаваЯсь тихой радости настоЯщего днЯ. ѓалина же не отступала ни  на  шаг
от него.
   - ’ебе не скучно, тебе не "нудно" здесь,  любый?  -  спрашивала  она  с
тревогой, когда холод раздумьЯ поЯвлЯлсЯ на  лице  Њазепы,  и  заглЯдывала
своими чудными ласковыми глазами в его глаза.
   Ћдин мелодичный звук этого искреннего  голоса  разгонЯл  все  тревожные
думы и заботы Њазепы.
   - Ќет, нет, моЯ Ясочко, мне так хорошо с тобой, - отвечал он, сжимаЯ ее
руки.


   XI

   - ‘лушай, моЯ "зирочко", - продолжал тихо  Њазепа,  -  ты  видела,  как
покрывает иногда всю степь  тЯжелый  непрозрачный  туман  и  своей  густой
пеленой закрывает и голубую даль,  и  Яркое  поле  цветов,  и  серебристую
речку... и вдруг с высокого неба ударит Яркий луч солнца и  словно  острой
стрелой порежет его  пелену:  туман  разорветсЯ,  заколеблетсЯ,  подыметсЯ
легкими волнами и поплывет к небу белым облачком, а  степь  снова  засиЯет
под ласковыми лучами солнца. ’ак, дытыночко, и все  мои  смутные  думы  от
одного твоего взглЯда разрываютсЯ и уплывают,  как  холодный  туман,  и  Я
снова счастлив и весел, и не хотел бы отойти от тебЯ никуда.
   - Љак хорошо сказал ты это, - прошептала ѓалина, подымаЯ на  него  свои
подернутые счастливой  слезой  глаза.  -  Ѓоженьку,  Ѓоже  мой,  какой  ты
разумный, хороший, а Я... - вздохнула она и наклонила низко, низко голову.
   - Ђ ты имеешь такое чистое и ласковое сердце, какого нет ни у кого.
   - ’ы насмехаешьсЯ?..
   - ђазрази менЯ гром небесный, коли смеюсь.
   - ’ак тебе не скучно со мной? - вскрикивала  уже  с  восторгом  ѓалина,
сжимаЯ его руки.
   - ‘частливее, как теперь, Я не был никогда в жизни.
   - € тебЯ от нас туда, к вельможным панам, не потЯнет?
   - Ќикогда, никогда,  -  отвечал  невольно  Њазепа,  поддаваЯсь  дивному
обаЯнию этих сиЯющих счастливых минут.
   ‘тоЯл  золотой,  безоблачный  летний  день;  после  раннего  обеда  все
население хутора, за исключением Њазепы и ѓалины, разошлось по  прохладным
тенистым местам, чтобы подкрепить себЯ коротким сном длЯ дальнейших работ.
Њазепа и ѓалина сидели в саду. ЏрохладнаЯ тень развесистого дуба  защищала
их от солнца, прорвавшиесЯ сквозь густую листву  солнечные  лучи  ложились
Яркими световыми пЯтнами на зеленой траве, на золотистой  головке  ѓалины.
Џри малейшем движении ветерка они приходили в движение и перебегали мелкой
рЯбью,  словно  струйки  воды  на  поверхности  реки.  Љругом  было  тихо,
слышалось только мелодичное щебетание птиц.
   Њазепа как-то рассеЯнно перебирал струны бандуры, слушаЯ  с  задумчивым
лицом нежное воркованье ѓалины.
   - Ђ вот и не слушаешь, тебе уж  наскучили  мои  рассказы!  -  прервала,
наконец, свою речь ѓалина, поворачиваЯ к Њазепе свое плутовски улыбающеесЯ
личико.
   - Ќет, не  поймала,  -  встрепенулсЯ  Њазепа,  -  Я  только  припоминал
песенку, а ты щебечи, щебечи...
   - Ќу, что это! ‚от и пташки, как хорошо поют, а и то мне  надоедает  их
щебетанье. ‡наешь что, - сорвалась она вдруг с места, -  давай  пойдем  на
речку, сЯдем в лодке и поплывем далеко, далеко, там есть  место,  где  так
много, много белых цветов на широком "лататти", а рыбок сколько!..  Љругом
тихо, Ясно, да любо!
   - •орошо, хорошо, моЯ милаЯ рыбка, - согласилсЯ Њазепа.
   - Ќу, так давай мне твои руки... нет, нет, давай, Я  подниму  тебЯ.  ’ы
ведь теперь такой слабенький, больненький, вот  так!  -  ‘  этими  словами
ѓалина схватила Њазепу за обе руки и с усилием потЯнула их.
   - ‘лабенький, слабенький... Ђ  ну,  подымай  же,  силачка,  -  улыбалсЯ
Њазепа, не трогаЯсь с места, и вдруг неожиданно вскочил, едва не опрокинув
при этом ѓалину.
   - Ћй, напугал как менЯ, - вскрикнула она, заливаЯсь серебристым смехом.
- Ќу же, скорее, скорей "наперегонкы" со мной!
   ‘ этими словами ѓалина бросилась бежать; Њазепа погналсЯ за нею, но  не
догнал. —ерез десЯть минут они уже были на берегу реки.  ЋтвЯзавши  лодку,
ѓалина вскочила в нее и села на корму с веслом  в  руке;  Њазепа  столкнул
лодку в воду и вскочивши в нее, сел на гребки. Ћдним ударом весел он вынес
ее на середину реки. ‹одка  покачнулась  и  затем  тихо  поплыла  вниз  по
течению. “зкаЯ водЯнаЯ гладь была залита ослепительными блестками  солнца,
вдали все они сливалисьi и, казалось, - там текла уже не река, а  тЯнулась
сверкающ золотом лента. Ѓольно было смотреть на эту сиЯющую даль.  ‡еркало
реки было так гладко, что высокие неподвижные стрелки очерета,  украшенные
то светлыми  кисточками,  то  темно-коричневыми  бархатными  цилиндриками,
отражались в нем без зыби, словно спускались  в  глубину  прозрачных  вод.
‚перед  смотреть  было  больно,  назад  же  за  солнцем  перед   путниками
раскрывалась прелестнаЯ картина.
   - Џоложи весло, ѓалина, - произнес Њазепа, - пусть вода сама несет нас.
   ѓалина молча поднЯла весло и вложила его в лодку. Њазепа последовал  ее
примеру. ‹одка поплыла медленно, тихо колеблЯсь; иногда  одним  или  двумЯ
ударами весла Њазепа давал ей  желанное  направление.  Ћни  сидели  молча,
словно притихли, охваченные чувством восторга перед  окружающей  красотой.
Њимо них проплывали зеленые кочки, подымавшиесЯ из воды,  словно  кудрЯвые
шапки, целые заросли зеленого "осытнЯга", сужающие  речку  в  таинственный
коридор, а то вдруг лоно  реки  неожиданно  расширЯлось,  и  они  выезжали
словно на неподвижное озерцо, окруженное кудрЯвой стеной лознЯка.  Ќо  вот
лодка сделала один поворот, другой,  и  вдруг  перед  путниками  открылось
целое  "плесо"  воды,  устланное  вплотную  широкими  зелеными  листами  с
крупными  белыми  цветами,  казавшимисЯ  под   блеском   солнечных   лучей
прелестными серебрЯными чашечками.
   - ‘той, стой! - вскрикнула ѓалина. - џ сделаю себе такой  венок,  какой
надевают русалки.
   ‹одка, впрочем, сама остановилась, и ѓалина, перегнувшись  через  борт,
начала срывать белые водЯные лилии. ‡атем она  сплела  из  них  прелестный
венок и, надевши его на голову, повернулась к Њазепе. …е прелестное личико
в этом белом венке казалось еще изЯщнее, еще нежнее.
   - Ђх, какаЯ ты гарнаЯ, ѓалина! - произнес невольно Њазепа,  не  отрываЯ
от нее восхищенных глаз.
   ‚се лицо ѓалины покрылось нежным румЯнцем.
   - Џравда? - произнесла она  живо  и,  перегнувшись  через  борт  лодки,
взглЯнула в воду. - “, страшно! - вскрикнула она,  отбрасываЯсь  назад,  -
Њожет, это не Я, может это смотрит на менЯ русалка из воды, Я лучше  брошу
венок, а то еще, пожалуй, они рассердЯтсЯ на менЯ за то, что Я сорвала  их
цветы, и ночью подстерегут, утащут на дно и "залоскочуть".
   - Ќет, нет, оставь венок; тебе так хорошо в нем, - остановил ее Њазепа.
- ‘мотри, длЯ твоих русалок осталось здесь еще много цветов.
   ‡атем он ударил веслом, и лодка с трудом,  путаЯсь  в  зелени,  поплыла
вновь; вскоре затон белых лилий осталсЯ  за  ними.  Ћбернувшись  спиной  к
Њазепе, ѓалина следила за убегающими берегами реки; вдруг взглЯд  ее  упал
на какой-то ослепительно блестЯщий на солнце предмет, лежавший  неподалеку
от берега речки.
   - —то это такое блестит там на солнце? - произнесла она  с  “дивлением,
прикрываЯ от солнца глаза рукой, и через секунду вскрикнула оживленно. - Ђ
знаешь, что это такое? - ќто кости того конЯ, который принес тебЯ.  Ќемота
и Ѓезух оттЯнули его аж вон куда... а он  тогда  сразу  же  издох.  Њазепа
вздрогнул, пристально взглЯнул на сверкающий на солнце скелет, и лицо его,
тихое и спокойное за минуту, вдруг  потемнело;  в  тесно  стиснутых  губах
отразилась затаеннаЯ злоба. ѓалина заметила эту перемену, одним  движением
вскочила она с кормы и пересела на лавочку против Њазепы.
   - Њилый мой, любый, хороший! - заговорила она, нежно берЯ его за  руку,
- тебе больно стало? ’ы  вспомнил  про  тех  "хыжакив",  что  хотели  тебЯ
замучить? ђасскажи мне, за что они привЯзали тебЯ?  џ  давно  хотела  тебЯ
спросить, да боЯлась... что рассердишьсЯ.
   - „орогаЯ моЯ, Я никогда не сержусь на  тебЯ;  незачем  тревожить  твое
сердце этим рассказом!
   Ћн  замолчал,  затем  провел  рукой  по  лбу,  как  бы  желаЯ   согнать
пригнетавшее его ум ужасное воспоминание, и затем продолжал взволнованным,
нетвердым голосом:
   - Ћ, если бы ты знала это  надменное,  жестокое  и  трусливое  панство,
тогда бы ты не удивилась ничему! …сли пан нанесет обиду, и его позовешь за
то на рыцарский "герць", то он уходит и прЯчетсЯ,  как  трус,  а  если  он
считает, что другой нанес ему кровную обиду, то и не думает расквитатьсЯ с
ним сам, один на один, как это делаетсЯ  у  шлЯхетных  людей,  а  собирает
банду своих хлопов и поздней ночью,  притаившись  за  углом,  нападает  на
безоружного... •а, ха! - рассмеЯлсЯ Њазепа злобным, жестким смехом, - о, у
них шлЯхетные "звычаи", шлЯхетные "вчынкы"!
   - ’ак, значит, он тебЯ... за обиду... за "зневагу"?.. ]
   Њазепа забросил  гордо  голову  и  по  лицу  его  пробежала  надменнаЯ,
презрительнаЯ улыбка.
   - —то значит обида и что такое "зневага"? …сли б у тебЯ был драгоценный
сосуд и ты, разбивши его,  выбросила  бы  осколки  на  двор,  -  разве  ты
посчитала бы это обидой, если бы кто-нибудь подобрал эти осколки и унес их
с собой?
   - Ќо ведь они дорогие, зачем брать чужое? I
   - ђаз выброшены, так значит от них "одцуралысь", - вскрикнул с  горечью
Њазепа, - душа человеческаЯ, ѓалина, дороже всего на свете, и ни за  какие
деньги ее никто не может закупить!
   - Ќо, - произнесла тихо ѓалина, - Я не  понимаю,  что  ты  говоришь,  -
разве можно разбить душу? ;Я
   - ‘корее, чем что-нибудь на свете!
   - Ќо как же ты мог поднЯть ее?
   - Ћ, мог бы, если бы не был таким осмеЯнным дурнем, если бы... ох!
   - „а что ты морочишь, - произнесла обиженно, робко ѓалина, следЯ своими
опечаленными глазами за расстроенным лицом  Њазепы,  -  ведь  душа  -  дух
Ѓожий!
   - “ одних дух Ѓожий, а у других "тванюка", "змиина отрута".
   Њазепа  замолчал,  замолчала  и  ѓалина;  на   личике   ее   отразилась
мучительнаЯ работа мысли.
   - Ћн убил кого-нибудь, не на смерть, а ты хотел вылечить? -  произнесла
она после короткой паузы, тихо, боЯзливо.
   - Ќет, дитЯ мое, - ответил с глубоким вздохом Њазепа, - Я думал сначала
так, но ошибсЯ: то был уже давно труп.
   - ’ак значит он был душегуб и за  то,  что  ты  узнал  об  этом,  он  и
привЯзал тебЯ к коню?.. Ћх, как же это ему  даром  пройдет,  и  король  не
покарает?
   - Љороль? —то король! Џусть глаза мои лопнут, если Я ему это  прощу!  -
произнес Њазепа мрачно. - …сть у менЯ более верный "пораднык" чем  король,
- моЯ саблЯ!
   Ќа лодке снова водворилось молчание. Ќе направлЯемаЯ ничьим веслом, она
тихо покачивалась на волнах, медленно подвигаЯсь вниз. ѓалина  с  тревогой
следила за выражением лица Њазепы.
   - Ђ пани? ’ам ведь была еще какаЯ-то пани? - произнесла она тихо, после
большой паузы, - отчего она не спасла тебЯ?
   - Џани? - переспросил ее изумленно Њазепа и на щеках его выступил Яркий
румЯнец. - Ћткуда ты знаешь? Љто сказал тебе об этом?
   - ’ы сам, когда у тебЯ была "огневыцЯ", говорил об этом; ты  кричал  на
нее, чтоб она уходила, ты боЯлсЯ ее... Љто была она?
   Њазепа опустил глаза и произнес угрюмо:
   - Ћна была его женой.
   - Ќо ты звал ее куда-то с собой? ’ы говорил,  что  она  не  захотела  с
тобой уйти. Њазепа поднЯл голову.
   - „а, Я звал ее с собой, Я хотел спасти ее от этого "ката",  но  она...
Ђ! —то говорить об этом! - вскрикнул он  раздраженно  и,  махнувши  рукой,
опустил голову.
   —то-то непонЯтное, неведомое доселе ѓалине  дрогнуло  в  ее  сердце.  ‚
словах Њазепы, в его страстном возгласе она почувствовала  какую-то  обиду
длЯ себЯ; остраЯ боль впилась ей в сердце, на глаза навернулись слезы.
   Ћн сердит оттого, что звал ее, а она не захотела уйти, он хотел  спасти
ее от пана. "Ђ, так это о ее душе говорил он!" - пронеслось молнией  в  ее
голове, и вдруг от этой мысли непонЯтнаЯ грусть охватила ее. "Ћт  чего  же
он хотел спасти ее? €менно ее? ‚ерно, она была красиваЯ, верно,  он  очень
жалел ее?"
   Џогруженный  в  свои  воспоминаниЯ,  Њазепа  не  заметил   впечатлениЯ,
произведенного его словами на ѓалину.
   - —то ж, она была  хорошаЯ,  гарнаЯ?  -  произнесла  ѓалина  дрогнувшим
опечаленным голосом, - ты очень любил ее?
   - Ћ, не спрашивай, - вскрикнул порывисто Њазепа, - ты  ведь  не  можешь
понЯть, ты не знаешь этих золотых гадин, которые не умеют  ни  любить,  ни
чувствовать! „лЯ которых золото - да их  "почт  вельможнопанськый"  дороже
всего на земле!
   Ќа лодке снова  воцарилось  молчание.  Ќи  Њазепа,  ни  ѓалина  уже  не
замечали окружающей их красоты; оба сидели молчаливые, немые, ошеломленные
роем окруживших  их  дум.  Њежду  тем  никем  не  управлЯемаЯ  лодка  тихо
ударилась о берег реки и остановилась. Њазепа машинально вышел  на  берег,
за ним вышла и ѓалина. Ћни пошли по зеленой степи: кругом  не  видно  было
ничего; хутор давно уже скрылсЯ из виду, кругом расстилалось лишь  зеленое
поле, пестреющее множеством полевых цветов; при  дыхании  ветерка  высокаЯ
трава гнулась и снова подымалась, и казалось тогда, что по степи пробегает
широкаЯ волна; нежный аромат цветов и полевой клубники наполнил воздух. Ќо
ни Њазепа, ни ѓалина не замечали ничего.
   Њазепа шагал быстро, порывисто, как только шагает сильно  взволнованный
человек; несколько раз  он  сбрасывал  шапку  и,  проводЯ  рукой  по  лбу,
подставлЯл его свежему дыханию ветра, словно хотел облегчить  свою  голову
от жгучих, мучительных дум. ѓалина шла рЯдом с  ним,  погруженнаЯ  в  свои
мысли.
   "‡ачем он хотел спасти  ее?  €менно  ее?  -  словно  повторил  какой-то
назойливый голос в ее сердце. - …сли он жалел ее, то значит любил, если он
любил ее, то значит она  была  гарнаЯ,  хорошаЯ,  разумнаЯ.  Ћн  сердитсЯ,
значит, ему жаль ее, значит он не забыл ее  до  сих  пор!"  Ѓедное  сердце
ѓалины сжималось мучительной тоской, на глаза  выступали  слезы.  "ѓлупаЯ,
глупаЯ, она думала, что ему хорошо с ней! Ќо  что  она  значит  перед  той
пышной панией, - все  равно,  что  эта  полеваЯ  былинка  перед  роскошным
садовым цветком".
   ’ак дошли они молчаливо до высокой могилы, молча взошли на нее и  молча
опустились на землю на ее зеленой вершине.
   Њазепа сбросил шапку и, вздохнувши глубоко,  оперсЯ  на  руки  головой.
ѓалина следила за ним встревоженными, опечаленными глазами.
   - ‡ачем же ты хотел спасти ее, если она такаЯ гадина? - произнесла  она
наконец тихим опечаленным голосом.
   Њазепа вздрогнул при звуке ее голоса и заговорил горЯчо.
   - „а, хотел спасти ее, потому что верил ей...  Ћ,  если  бы  ты  знала,
ѓалина,  как  умеют  они  говорить,  как  умеют  туманить  мозг   горЯчими
словами... небесными улыбками, - глухой бы услышал,  немой  бы  заговорил,
камень бы растопилсЯ горЯчими слезами!
   - ’ак это про нее ты все думаешь? ’ы за ней скучаешь? ’ы хотел бы снова
ее увидеть? - голос ѓалины дрогнул, глаза ее наполнились слезами.
   - Ќет, нет, дитЯ мое, мне с тобой лучше всего!
   Њазепа взЯл ее за руки и. поднЯвши голову, взглЯнул на ѓалину.
   - Ќо что с тобой! - вскрикнул он с ужасом  и  удивлением,  останавливаЯ
свой взглЯд на ее лице. Ћна была бледна, как полотно, казалась еще бледнее
белого венка, покрывавшего головку ее, большие карие глаза ее,  подернутые
слезами, смотрели на него с тоской, с печалью, с немым  укором,  казалось,
еще мгновение - и эти слезы польютсЯ неудержимо из ее глаз.
   - —то с тобой? - повторил Њазепа, - џ обидел, огорчил тебЯ?
   -  Ќет,  нет,  -  заговорила,  не  слушаЯ  его  слов,  ѓалина   слабым,
прерывающимсЯ голосом, - мне так чего-то больно, ты скучаешь, ты  тоскуешь
за нею. Ћна такаЯ умнаЯ, такаЯ гарнаЯ, а Я...
   - ’ы лучше их всех, ты не знаешь цены себе, ѓалина, рыбка моЯ,  голубка
моЯ, дорогаЯ! - вскрикнул горЯчо Њазепа.
   - Ћх, не смейсЯ, грех!
   - ЉлЯнусь Ѓогом свЯтым. Џречистой Њатерью, Я не смеюсь, Я не лгу тебе.
   ‹ицо ѓалины просиЯло.
   - ’ак ты не кинешь менЯ, не убежишь к той? - заговорила она  страстным,
прерывистым голосом. - Ќет, нет! ’ы любишь ее больше менЯ!
   - ѓалина, ѓалина! - вскрикнул изумленный Њазепа, но ѓалина  не  слушала
его. ‚се лицо ее преобразилось; огромные глаза сиЯли  каким-то  внутренним
светом; в голосе дрожали глубокие, страстные ноты; крупные слезы  жемчугом
спадали с ресниц и катились по бледным щекам, но ѓалина не замечала их.
   - Ќет, нет, - продолжала она все горЯчей и горЯчей, - Я не  отдам  тебЯ
ей, не отдам, не отдам! Ћх, не оставлЯй менЯ одну! џ буду тебЯ так крепко,
крепко любить! џ не дам порошине сесть на тебЯ, не дам  ветру  дохнуть  на
тебЯ! ’ы говорил, что Я длЯ тебЯ солнечный луч, а ты  -  все  солнце,  моЯ
жизнь! ’ы видишь, как все горит кругом,  как  блестит  речка,  как  синеет
небо, - это все потому, что солнце светит и освещает их! Ђ зайдет солнце -
и кругом станет темно, как в могиле, - так и моЯ жизнь без тебЯ! „а, да, Я
этого прежде не знала, а теперь вижу, теперь знаю! Ћх, не  оставлЯй  менЯ!
Љак останусь Я одна без тебЯ?.. Я умру... умру!
   -   ѓалина...   ѓалиночка...   -   шептал   растерЯнный,   потрЯсенный,
взволнованный до глубины души Њазепа.
   Ќо  ѓалина  ничего  не  слыхала  и  не  сознавала;  как  вешние   волны
вскрывшейсЯ  реки,  так  лились  неудержимым  порывом  ее  нежные,  полные
горЯчего чувства слова.
   - Ѓоже мой, Ѓоженьку! ЉаждаЯ птичка, каждаЯ  полеваЯ  мышка  тешитсЯ  с
подругами, каждый цветочек растет рЯдом с другими цветиками, тучки по небу
плывут вместе  и  играют  дружно,  только  Я  все  одна  да  одна!  Љругом
старики... Ќи молодого сердца, ни "щырой розмовы"...
   Ћна захлебнулась и, обнЯвши шею Њазепы руками, припала с рыданьем к его
груди...


   XII

   Ѓыл тихий и душный вечер. Џосле томительного  зноЯ  раскаленный  воздух
стоЯл неподвижно, даже от речки не веЯло прохладой.
   ‘олнце еще не закатилось совсем, а зашло лишь за тучу, лежавшую  темной
каймой на алевшем крае горизонта.
   “ самого берега речки, на высунувшемсЯ из-под воды камне  сидел  ‘ыч  с
удочкой и зорко следил за движениЯми поплавка; другаЯ удочка воткнута была
в кручу; молодой гость деда, успевший за короткое времЯ завоевать  к  себе
во всех окружающих большие симпатии, сидел тут же, задумавшись и  устремив
глаза  на  далекий  край  покатости,  на  которой  уже  расстилалось  море
безбрежной степи.
   - Ђга, попалсЯ! - подсек дед удочку, - а ты не хитри, не лукавь!..  Ђх,
здоровый  какой,  да  жирный,  как  ксендз,  окунец...  Ћй,  чтоб  тебЯ...
чуть-чуть не выскочил.. Ќет, не уйдешь... Џолезай-ка  в  кош  и  аминь!  -
болтал весело ‘ыч, налаживаЯ червЯка и отмахиваЯсь от мошки, что кружилась
над ними легким облачком, -  фу  ты,  каторжнаЯ  да  уедливаЯ,  лезет  как
жидова, да и баста... и в нос, и в глаза...  и  не  отженешь  ее...  забыл
смолЯную сетку взЯть... ќге-ге, пане €ване, - не выдержал,  рассмеЯлсЯ  он
весело, заметив, что Њазепа порывисто встал с места  и  замахал  энергично
руками, - и удочку бросил, хе, хе!.. ’варь-то эта  любит  нежную  кожу  да
молодую кровь, ой, как любит...
   - „а, одолевать стала сразу, - ответил Њазепа, - тут вверху хоть не так
душно.
   - ѓе, в очерете парит... это перед  дождем  и  мошка  разыгралась:  вон
солнце село за стену... а Я было на  завтра  зажинки  назначил,  придетсЯ,
верно, пообождать. Ќу, что же, дал бы ѓосподь дождик, а то донЯла "спека":
гречка подгорать  стала...  и  отава...  а  по  дождику  пошла  бы  свежаЯ
"паша"...
   - ‘лавно у вас тут, диду, - и просторно, и вольно, и тепло, - заговорил
как бы про себЯ Њазепа, - век бы, кажись, не рассталсЯ  с  такими  людьми,
щирыми да хорошими...
   ѓлаза у него  искрились  счастьем,  но  в  сердце  начина