ли  прежде
подлости, так теперь лихо их надоумило: научит нужда корки есть.
   - Љоли - еще с салом, - заметил куренный.
   - ќх, горбатого, панове, разве могила выправит,  -  вздохнул  Ѓогун.  -
‚ернулсЯ  это  из  Њосквы  Ѓруховецкий  боЯрином  да   еще   с   кнЯгиней,
пожалованный  поместьЯми,  а  его  свита,  "почт"   войсковой,   вернулась
дворЯнами и тоже с "маеткамы" - ну, и задрали носы, особенно  гетман,  так
что ни приступу, все ахнули; а как узнали про его  ходатайства,  так  воем
завыли и заломали руки, проклинаючи своего гетмана, вот оттого-то все  нам
и  обрадовались,  как  избавителЯм.  ’ак  лЯхи,  а  особенно  этот  дьЯвол
—арнецкий, опЯть-таки себЯ показали: стали грабить, жечь,  разорЯть  Ѓожьи
храмы, над свЯтыней "знущатьсЯ". Ќет, не заступайсЯ, - остановил он жестом
•аненко, - не стоит! ‘разу переменилось  к  нам  сердце  народа,  стал  он
примыкать к русским воеводам и  отражать  лЯхов,  а  особенно  взбудоражил
народ кошевой наш ‘ирко: он "щыро" верит,  что  одна  Њосква  православнаЯ
может лишь быть нам охраною, что это только  наши  "перевертни"  подбивают
ее, а что, во всЯком случае, во сто раз больше бед от лЯхов и невер, их-то
кошевой всей душой ненавидит, ему хоть свет  завались,  а  лишь  бы  татар
бить.
   - „а что ж ‘ирко, - вставил как-то пренебрежительно •аненко, - казак-то
он отважный, "голинный", удалец завзЯтый,  да  характером  не  тверд,  все
сгорЯча, с "запалу", забьет ему кто в голову гвоздь, он  и  ломит  в  одну
сторону, пока другой этого гвоздЯ не вышибет.
   - Ќе люблю Я, брате, коли ты отзываешьсЯ про нашего  батька  негоже,  -
заметил Ѓогун, - коли б у нас было побольше таких честных да "щырых"  душ,
как у ‘ирко, так может быть не стонала бы  так  и  не  корчилась  в  крови
“крайна... џ уж и не говорю, что на поле его не сломит никто, не  даром  и
"характерныком" прозвали; он человек не  продажный,  неподкупной  и  любит
родину, головой за нее лЯжет, а если бы даже и ошибсЯ в своих думках,  так
кто же теперь в таком омуте разыскать  сможет  правду...  Ќу,  вот  нас  и
погнали с ’етерей назад: лЯхи бросили его, а на "сем боку" „непра началось
тоже повстанье против  ’етери  и  его  лЯхов...  ’етерЯ  обвинил  нарочито
‚ыговского в этой "завирюхе" и схватил... ЉлЯлсЯ тот  перед  ним,  что  не
винен, требовал трибунального суда, а ’етере - плевать! „аже  исповедатьсЯ
и приобщитьсЯ перед смертью ему не дал, а велел застрелить, как  собаку...
Њолча перекрестилсЯ дед, и все вздохнули.
   - Ђ —арнецкий тем временем навел на нашу бездольную “краину  татарву  и
бросилсЯ усмирЯть  непокорных,  -  продолжал  Ѓогун.  -  ѓосподи!  сколько
полилось невинной крови!.. ‘олнце праведное не могло ее высушить, так  она
лужами и стоЯла!  Ђ  татары  рассыпались  "загонамы"  по  нашей  земле,  и
запылало кругом, небо "почервонило",  покрылось  дымною  мглой,  а  воздух
наполнилсЯ гарью человеческих тел... ‘ одной стороны грабЯт татары, режут,
уводЯт в полон, а с  другой  -  —арнецкий  сметает  с  земли  села...  ‚се
поголовно "катуе", на кольЯ сажает... ќх, да и есть  ли  на  свете  другаЯ
такаЯ мученица, как наша “краина!
   - „а что ж мы, да как же это?  -  простонал  как-то  взволнованно  дед,
утираЯ глаза.
   ‚се потупились мрачно  и  не  проронили  ни  слова.  ‚  упавшей  тишине
послышалсЯ вдали топот конЯ, он то усиливалсЯ, то затихал.
   „ед насторожилсЯ.


   IV

   ‚ это времЯ баба и  две  девчины  .принесли  вечерю,  -  целую  макитру
гречаных  галушек  .с  таранью  и  огромную  миску  вареников,  да   сулею
"оковытой", и отвлекли внимание.
   - ѓе-ге, - улыбнулсЯ, расправлЯЯ усы и засучиваЯ рукава, ‘ыч, - славную
вечерю приготовила нам баба, дух такой пошел, что душу к "оковытой" так  и
тЯнет... Ђ вот, - обратилсЯ он к Ѓогуну, - и  твоЯ  любимица,  моЯ  внучка
ѓалинка... ЏолюбуйсЯ, как выгналась, как лозинка "гнучкаЯ".
   - Ђй, ай, ай! ЊоЯ "красунечка"! - воскликнул радостно Ѓогун, - давно ли
козочкой прыгала, на колене у менЯ "гойдалась",  а  Я  припевал  ей:  "ой,
тоси-тоси, - кони в гороси!" Ђ теперь дивчина, настоЯщаЯ дивчина! „а какой
еще полевой цветик! —то же к дЯдьку своему не подбежишь?
   ‚сЯ раскрасневшаЯсЯ от радости и похвал, с  горЯщими  глазками,  стоЯла
нерешительно ѓалина, конфузЯсь при других броситьсЯ, как прежде, к  дЯдьку
на шею.
   - —то же ты, ѓалюню? €спугалась, что ли, менЯ? - промолвил после паузы,
вставши, Ѓогун, - ’ак мы вот как теперь! - и он обнЯл смущенную девушку  и
чмокнул громко в обе щеки, а ѓалинка поцеловала украдкой его в руку.
   - „очка моего лучшего покойного побратыма, - обратилсЯ он  ко  всем,  -
славного на всю “краину казака Њорозенка.
   - Њорозенка? Ћлексы? - изумились все.
   - „а, моего зЯтЯ, - ответил, подавивши глубокий вздох, дед, - на  дочке
моей на Ћксане был женат... Ђ как его убили, и моЯ единаЯ дочка умерла  вт
тоски, так Я с ѓалиной и поселилсЯ здесь.
   „ед налил всем ковши, и "оковыта" была выпита с  обычными  приветами  и
пожеланиЯми, особенно относительно безотрадной, .несчастной родной страны.
‘ловно  обрадовавшись  вечере,  чтобы  хоть  чем-нибудь  перебить  тЯжелое
настроение, все набросились на нее  с  жадностью  и  молча  стали  утолЯть
голод.
   „евчата стоЯли тут же и прислуживали дорогим  и  важным  гостЯм.  Љогда
миски и макитры были опорожнены, и казаки, утираЯ лбы  и  усы,  перешли  к
прохладительным напиткам, то разговор опЯть начал завЯзыватьсЯ.
   - ‚залкал, и утоли глад мне ѓосподь, - перекрестилсЯ набожно ‘ыч, - Ќу,
теперь примемсЯ, мои друзи, за наливки... да и мед старый у менЯ  отыщетсЯ
длЯ приЯтелей, благодарЯ одному бенедиктину, упокой ѓосподи  его  душу.  Ђ
вы, дивчата, приберите все лишнее да принесите сюда хоть два барылка, да и
флЯжек тех, что мохом обросли и стоЯт в дальнем "льоху",  также  притащите
сюда штук пЯть, шесть. ’ак, так-то, друзи мои, -  обратилсЯ  он  ко  всем,
наливаЯ в кухли темно-малиновую жидкость, - там  канчук,  а  там  кнут,  -
всюду "скрут"! Ox, ox, ox! Џомереть-то лучше, чтобы и не слышать такого...
Ќу, а что ж этот пес, —арнецкий, все еще неистовствует?
   -  Ќеистовствовал,  -  подчеркнул  Ѓогун,  -  епископа  ’укальского   и
архимандрита ѓедеона •мельницкого сослал было в  Њариенбургскую  крепость.
’етерЯ же со своей стороны грабил где мог и что мог,  послал  „розденко  и
тот ободрал несчастную вдову ’имкову, „омну ђоксанду, -  сама  едва  живаЯ
ушла. ЏоднЯлсЯ  везде  против  таких  извергов  люд;  иные  целыми  лавами
двинулись на левый берег „непра, а другие  стали  собиратьсЯ  в  "купы"  и
защищатьсЯ, а полЯки со своей стороны составили конфедерации, наконец-таки
—арнецкий подох, а ’етерЯ не мог уже держатьсЯ  среди  общей  ненависти  и
удрал в Џольшу.
   - ‘лава тебе, Ѓоже,  и  долготерпению  и  милосердию  ’воему  слава!  -
перекрестилсЯ набожно дед, - хоть отдохнула, наконец, наша "ненька".
   - Ћх, не так-то и отдохнула, да и придетсЯ  ли  ей  когда  отпочить?  -
вздохнул безокий куренной. - Људа ни глЯнь, гвалт,  да  крик,  да  разбой,
словно подурели все, головы потерЯли. ‚ыбрали не так давно гетманом  Џетра
„орошенко, и король утвердил его, даже уважил  просьбу  нового  гетмана  и
выпустил на волю ’укальского и •мельницкого; а  тут  поЯвилсЯ  еще  другой
гетман Ћпара, управилсЯ „орошенко с ним -  поЯвилсЯ  „розденко,  сломил  и
того, поЯвилсЯ ‘уховий. ’акое завелось, что, почитай, каждаЯ просто "купа"
хочет  завести  своего  гетмана,  а  казацкие  войска  и  туда,  и   сюда.
ЌастоЯщие-то казаки стали переводитьсЯ, то в шлЯхту "пошылысь", то  своими
пасеками занЯлись, а вместо  себЯ  стали  поставлЯть  в  войска  наймитов.
’олько кому скрутитсЯ,  а  нашему  "поспольству"  так  смелетсЯ!  ‚  таких
беспорЯдках ни сеют, ни жнут, а с голоду пухнут; прежде было хоть  эконома
закупЯт,' да и придбают себе стожок, другой, а теперь так пустошью  все  и
лежит. Ќу, какого бы,  кажись,  лучшего  гетмана,  как  Џетра?  "™ырый"  и
правдивый, отважный, стоит за единую “краину, так нет!
   - ’ак кто ж у нас теперь гетманом, и не разберу, - развел дед руками, -
„орошенко, чи Ѓруховецкий?
   - Ќа ‹евобережной “краине - Ѓруховецкий, а у нас „орошенко,  -  ответил
Ѓогун. - ђазорвали, выходит, пополам предковскую русскую землю,  и  братьЯ
на братьев встают... „непр краснеет от сыновней  крови...  Ѓруховецкого  и
там ненавидЯт, а он лезет еще сюда, берет Љанев...  наш-то  „орошенко  про
одно  "дбае",  чтоб  “краину  вместе  соединить,  хоть  и  под  Њосковской
державой, да вместе, а  вот  слух  прошел,  что  царь  заключил  с  лЯхами
Ђндрусовский мир и от  нас  откинулсЯ...  …сли  мы  останемсЯ  разорванные
надвое, то погибель всем, да и только!
   ’Яжелый вздох вырвалсЯ из груди у деда,  как  леденЯщий  порыв  зимнего
ветра.
   ЋрысЯ принесла увесистое барылко и поставила посреди "кылыма", а ѓалина
разместила на нем же полдюжины флЯжек и остановилась  в  стороне,  готоваЯ
каждую минуту к услугам.
   Ѓогун долго  и  нежно  смотрел  на  эту  милую,  грациозную  девушку  и
переживал в душе какие-то давние, дорогие ему впечатлениЯ.
   - Ћх, - вздохнул он потом, проведЯ рукой по челу: - сколько  это  милое
личико пробудило воспоминаний... Љрасавица мать ее... Ѓогдан "незабутний".
‘емьЯ его... ‘убботов... ‘колько сил душевных было  там,  сколько  грелось
надежд! - ‚се прошло, все минуло... „орогие лица спЯт под землей...
   ‘ловно похоронный припев прозвучал его голос и навеЯл на  всех  щемЯщую
"тугу" - печаль. ‚се смолкли и задумались...
   ‘тоЯла уже тихаЯ, теплаЯ  ночь...  ‚низу  подымалсЯ  с  речки  туман  и
наполнЯл легкой влагой воздух... ‚верху в бездонной синеве кротко  мерцали
звезды... Ќа дальнем горизонте из-за могилы выплывал Ярким заревом  месЯц.
Ѓыло так тихо, что из дальнего степного озера доносилсЯ  треск  коростелЯ,
перемежающийсЯ с заунывным стоном лЯгушек.
   ‚друг  послышалсЯ  вновь,  но  уже  близко,  на  той   стороне   речки,
торопливый, приближающийсЯ топот конЯ и всплески воды, потом на  этой  уже
стороне какой-то короткий храпЯщий  стон,  барахтанье  и  грузное  падение
тЯжелого тела. ‚се всполошились и поднЯлись на ноги.
   - —то-то неладное, - заговорил после небольшой паузы дед,  -  пойдемте,
панове, посмотрим... ѓей, Ќемото, - крикнул он по направлению к  землЯнке,
- фонари давай! Ћтсунь ворота!
   ‚скоре ‘ыч с немым наймытом и гостЯми спустились по небольшой покатости
к речке. „олго искать было не нужно; тут же саженЯх  в  пЯти,  на  берегу,
поросшем низким "осытнЯгом" и татарским зельем, виднелась  лежавшаЯ  туша.
Ѓросились к ней и остолбенели от ужаса: то  оказалсЯ  мертвый,  холодеющий
уже  труп  конЯ,  на  спине  которого   привЯзано   было   сетью   веревок
полуобнаженное, окровавленное, истерзанное человеческое  тело;  веревки  в
иных местах впились в него до кости,  в  других  -  стерли  всю  кожу,  на
зиЯющих ранах прикипели и болтались обрывки одежды, и одежды богатой.  „ед
бросилсЯ к трупу, приложил ухо к обрызганной за пекшейсЯ  кровью  груди  и
через минуту промолвил:
   - Ћн жив еще... сердце бьетсЯ... Џомогите развЯзать поскорее!
   Ѓогун бросилсЯ перерезать кинжалом веревки,  другие  стали  приподымать
конЯ,  навалившегосЯ  на  ногу  несчастной  жертвы   какого-то   зверства;
безжизненный, таинственный всадник был привЯзан на спину головой к  крупу,
а ногами к шее  конЯ.  ‚следствие  долгой,  бешеной  скачки  и  ослаблениЯ
веревок,  тело  страдальца  съехало  вниз  со  спины,  но,  по  счастливой
случайности, издохнувший конь упал на другой бок.
   Џровозились все-таки порЯдочно, пока  освободили  от  пут  бездыханного
седока и положили его на керее. ‹ицо несчастного меньше всего  пострадало:
оно  было  молодо  и  прекрасно;  тонкие  черты   его,   расположенные   с
гармонической прелестью, невольно влекли к себе каждого, матоваЯ бледность
изнеженной кожи оттенЯлась темно-каштановой волнистой чуприной,  подбритой
изЯщно, по тогдашней моде, в кружок; все это  -  и  лицо,  и  прическа,  и
клочки "оксамыта", шитого золотом, -  свидетельствовало  о  франтовстве  и
знатности "юнака".
   „ед усердно стал растирать ему грудь и старалсЯ влить в  стиснутый  рот
несколько капель горилки; Ѓогун,  Џалий  и  •аненко  терли  руки  и  ноги;
остальнаЯ дворнЯ с фонарем  и  головнЯми  столпилась  вокруг;  только  две
девчины скромно стоЯли у ворот, сгораЯ от любопытства, узнать: в чем дело?
Љого спасают? Љто он?  Љакой?  ЏосланнаЯ  на  разведку  баба  вернулась  с
неопределенными ответами, заинтересовавшими еще больше девчат.
   Ђ стараниЯ деда и казаков хотЯ медленно, но возвращали молодой  труп  к
жизни; сердце в нем  начинало  Явственнее  и  правильнее  битьсЯ,  дыхание
восстановилось, теплота  зарождалась  в  окоченевшем,  покрытом  страшными
Язвами теле.
   - Ѓудет жив, коли Ѓог даст, - промолвил, наконец, поднЯвши голову, дед,
- дышать начал и теплеть. Ђ мы вот что,  -  обмоем  ему  здесь  раны  хоть
немного, да перенесем в хату.
   - ’ам скорее согреетсЯ и отойдет... тогда можно будет уже перевЯзать их
и осмотреть, нет ли где перелома?
   Џринесли деду сейчас же воды и ветоши, сорвали осторожно прикипевшие  к
крови лоскутьЯ и стали еще осторожнее промывать раны; при прикосновении  к
более жестоким Язвам тело несчастного  вздрагивало,  и  эти  конвульсивные
подергиваниЯ радовали деда.
   - ќ, вздрагивает,  "выдужае",  -  шептал  одобрительно  ‘ыч,  осторожно
отмачиваЯ и отдираЯ присохшие куски "оксамыта", - уж коли чувствует  боль,
так это к добру... к добру... "Ћмыеши иссопом и паче снега  убелюсЯ"...  -
приговаривал он, придЯ в хорошее расположение духа.
   - Љто бы он был? - не то  спросил,  не  то  с  собой  рассуждал  Ѓогун,
присматриваЯсь к неподвижно лежавшему телу.  -  Њолодой  совсем,  статный,
красивый... очевидно панской крови и эти клочьЯ  дорогой  одежды,  а  вон,
перстень на руке какой? ‚едь его не вберешь и в тысЯчу злотых... да  и  по
лицу видно, что шлЯхтич... не наш, конечно, не наш.
   - Љак не наш? - отозвалсЯ Џалий, помогавший деду. - Ђ  вот,  поглЯдите,
крест золотой на шее... не католический.
   ‚се нагнулись, чтоб рассмотреть большой крест, висевший i у  незнакомца
на шее, и были изумлены: крест был несомненно греческий, с греческой  даже
надписью и свидетельствовал о православном вероисповедании предполагаемого
шлЯхтича.
   - Љто ж бы он был? - рассуждал  безокий  куренной.  -  Ќе  сичевик,  не
братчик, Я своих всех знаю, а этого ни разу не видал ни в Ѓазавлуке, ни на
•ортице... ђазве кто из нашего значного казачества, либо  сын  которого...
’олько какой же дьЯвол с ним такую штуку сыграл?
   - Ђ какой же, как не  лЯшский,  -  заметил  Џалий,  -  татарин  бы  так
"знущатьсЯ" не стал, а тем паче наш брат над своим братом.
   - Џожалуй, что так, - согласилсЯ безокий, - королЯтам-то под руку такой
"глум" над схизматом, вот коли б не прибрал черт до пекла  —арнецкого  или
џремы, то Я б на них и подумал.
   -  ‘тойте,   панове,   -   отозвалсЯ   наконец   •аненко,   все   времЯ
присматривавшийсЯ к юнаку, лежавшему все в бессознательном состоЯнии, -  а
осветите-ка больше лицо его... так, вот так... „а он же, он! -  воскликнул
наконец уверенно пан полковник, - видел раз, и узнал,  нет  сомнениЯ,  что
он.
   - Љто же, кто? - заинтересовались все.
   - „а прозвище забыл, какое-то чудное: не то "мазыло", не то  "репа".  Ђ
года четыре назад... так-так, года четыре, не больше, приезжал он в лагерь
наш королевским послом, - привозил ’етере гетманские клейноды. Ќу,  мы  не
принЯли их, конечно, от  такого  молокососа.  ‚озили  же  нам  прежде  эти
клейноды почтенные сановники польской короны, а теперь вдруг  ЯвилсЯ  свой
брат, почти безусый, ну, и прогнали.
   - Ќе много же ты сообщил, друже, - махнул седыми усами дед.
   - ‘колько знали, столько и знаем.  Џомогите-ка  теперь,  прикройте  его
другой кереей и отнесите в хату, там на  "полу"[5]  ему  будет  отлично  и
просторно.
   Ѓольного понесли в хату; ѓалина с  подругой  опередил"  это  шествие  и
успели постелить на "полу" два мЯгких "коца" закрыть их рЯдном, а под бока
и голову намостить подушек после чего  торопливо  ушли  в  темные  сени  и
притаились там, желаЯ хотЯ украдкой взглЯнуть на  умиравшего.  €м  удалось
это, когда отворилась дверь  в  хату,  и  передовой  Џалий  поднЯл  высоко
фонарь.
   - Ћх, какой "молоденькый", - всплеснула руками ѓалина.  Љраснощекий  да
чернЯвый, как жук, - прыснула тихо ЋрысЯ, спрЯтавшись шаловливо  за  плечо
подруги.
   - Љак краснощекий? Ѓелый, как полотно, бледный, как смерть.
   - „а ты про кого?
   - Џро того, что понесли.
   - Ђ Я про того, что фонарь держал, - рассмеЯлась неудержимо поповна.
   - –ыть! - испугалась даже ѓалина, - облают. € как таки не грех -  паныч
умирает, а ты хохочешь.
   Ќо ЋрысЯ еще пуще рассмеЯлась и, во избежание скандала, удрала из сеней
во всю прыть.
   „олго возилсЯ у постели больного дед; перевЯзывал ему раны, прикладывал
к ним какие-то листьЯ и свои снадобьЯ. Њежду тем тело юнака теперь уже  не
только было тепло, но начинало гореть;  у  больного,  видимо,  развивалась
горЯчка.


   V

   “правившись, дед попросил  гостей  отдохнуть:  на  душистом  сене,  под
навесом в саду, были разостланы длЯ них ковры и подушки.
   - „ивчата мои покараулЯт  его  ночью  по  очереди,  и  коли  что,  менЯ
известЯт, а то Я и, сам буду наведыватьсЯ, - сообщил о своих  мероприЯтиЯх
дед, провожаЯ гостей.
   ѓалина,  посланнаЯ  им,  робко  вошла  перваЯ  в   светлицу.   Ѓольной,
забинтованный, одетый в  белую  сорочку,  лежал  на  подушках  неподвижным
пластом; он был прикрыт под  руки  сероватым  рЯдном;  в  головах  у  него
теплилсЯ высоко на полочке "каганець"; мерцающий свет  его  слабо  освещал
хату, погружаЯ углы ее во мрак,  и  падал  лишь  светлым  пЯтном  на  лицо
умирающего: теперь оно при этом  освещении,  оттененное  разбросанными  по
подушке прЯдЯми темной "чупрыны", казалось еще  бледнее,  еще  прекраснее,
особенно  рельефно  выделЯлись  на  нем  из-под  смело  очерченных  бровей
изЯщнейшие овалы сомкнутых глаз, опушенные почти черными дугами.
   ѓалина долго стоЯла у печки, не шевелЯсь и не отводЯ глаз от  больного;
если  бы  не  легкие  тени,  пробегавшие  иногда  по  этому   неподвижному
прозрачно-восковому лицу, она бы принЯла его за мертвеца... € то, в минуты
полного оцепенениЯ больного, у девчины пробегала по спине  дрожь,  а  ноги
порывались унести ее из светлицы; но ѓалину удерживала на месте  неведомаЯ
сила: в ней чуЯлись - и жалость, и  сострадание,  и  какое-то  родственное
влечение сердца, и страх.
   Ќикогда она не видала еще на этом счастливом хуторе  умирающих,  и  вот
это первое страдание поразило  глубоко  ее  чуткую  душу.  ѓлаза  девушки,
полные слез, приковывались к этому безжизненному лицу, молодое  сердце  ее
волновалось впервые новой, жгучей скорбью. „а,  ей  бесконечно  было  жаль
этой молодой жизни, гибнувшей от зверского насилиЯ  убийц,  гибнувшей  так
рано. так мучительно... € ѓалина неподвижно стоЯла.
   ‚ хате было душно, пахло васильками. ‚ мертвой тишине  слышалсЯ  только
шум тЯжелого дыханиЯ  больного,  да  легкое  потрескивание  светильни,  да
вздохи... ‚иновницей последних она была сама, но этого не замечала.
   - Љто он? Ћткуда? ‡а что его убили? € как, верно, будут плакать  о  нем
мать и отец?  -  копошились  в  ее  головке  смутно  вопросы,  но  она  не
подыскивала им ответов, а чувствовала лишь в сердце своем  едкую  боль,  и
этой боли не гнала прочь,  а  еще  бередила:  вспомнилось  ѓалине  и  свое
сиротство, и безвременно  погибшие  "ненька"  и  "батько".  ‚зволнованное,
потрЯсенное сердце  ее  щемило  еще  больнее,  из  глаз  катились  крупные
слезы... - џ ж сирота, одна на свете. ‚от только дид,  мне  бы  и  умирать
"байдуже", а вот он, молодой да хороший - ему тЯжко... да и роду его... Џо
мне бы, коли б не дид, никто и не заплакал, а  по  нем,  -  вздохнула  она
глубоко и, сжав руки, произнесла громко растроганным голосом:  -  ѓосподи,
"зглЯньсЯ"! ‘паси его!..
   ‚ошла ЋрысЯ. ѓалина вздрогнула, оглЯнулась и  знаками  удержала  ее  от
болтовни, жажда к которой так и играла в ее задорной улыбке.
   - Њолчу, молчу, - прошептала та, подходЯ ближе, -  нет,  rapный  паныч,
правда твоЯ, -  заметила  она,  перегодЯ  немного,  -  только  тот  живой,
чернЯвый, с пекучими глазами лучший.
   - ‘трашный, "вытришкуватый", глазастый, настоЯщий цыган,  -  промолвила
беззвучно как бы про себЯ, ѓалина, - а этот, такой жалкий, такой любый!
   - Ђ Я бы, коли б не Ћстап, лучше того выбрала.
   - Љак выбрала? —тоб лечить?
   - Ќу, вот! - засмеЯлась тихо ЋрысЯ. - "—тоб лечить", - чтоб любить,  да
ласкать, а лечить так и этого ни к чему: все, равно умрет...
   - —то ты? Ќа Ѓога! - всхлипнула по-детски ѓалина. - —его ты такое  лихо
пророчишь?
   - “мрет, попомнишь мое слово, умрет, - загорЯчилась ЋрысЯ.
   Ќо в эту минуту вошел ‘ыч, и девчата замолкли.  Ћн  осмотрел  больного,
ощупал  его  тело  и  одобрительно  кивнул!  головой,  потом  настоЯтельно
потребовал, чтоб ѓалина ушла  отдохнуть,  а  сам  осталсЯ  при  больном  с
Ћрысей. “тром казаки собрались в дорогу. ЌесмотрЯ на просьбу  деда  и  его
внучки ѓалины, Ѓогун никак остатьсЯ не мог. Ћн спешил со своими товарищами
по важному делу от ‘ирка к новому гетману „орошенку, а  •аненко  спешил  в
“мань. Џоследний перед отъездом еще раз зашел в светлицу,  взглЯнуть  днем
на больного, метавшегосЯ в беспробудном  сне,  и  подтвердил,  что  он  не
ошибсЯ, что это именно тот самый, которого он видел и добре запомнил.
   - ’ак ты бы, голубе сизый, расспросил других, кто он, - сказал  ‘ыч,  -
дал бы его родным знать, а то не ровен час...  ЌадеЯ-то  у  менЯ  есть  на
Ѓога, да что-то несчастному памЯть забило - не зашиб ли ему головы на бегу
как-либо конь? •аненко обещал на обратном пути  из  “мани  все  разведать.
Ѓогун, обнЯвшись несколько раз горЯчо с  ‘ычом,  поцеловал  в  голову  его
внучку и подарил ей на "бынды" и на манисто пЯть дукатов; но этот  подарок
не обрадовал, как прежде бывало, девчины; она поцеловала дЯдька полковника
в руку и стоЯла тихаЯ да печальнаЯ с глазами, полными слез.
   ѓости уехали, двор опустел. Ћбитатели этого заброшенного  в  безбрежной
степи жильЯ принЯлись снова за свои обычные труды и заботы; только  дед  с
девчатами неотлучно засел в светлице у постели больного.
   Џоследний становилсЯ с каждым днем неспокойнее, - металсЯ, стонал и  не
приходил в сознание. —то ни делал дед  -  и  хрен,  смоченный  в  сыровцу,
привЯзывал к рукам и к шее, и голову обкладывал  изрезанным  картофелем  и
сырой глиной, - ничего не помогало, главное, трудно было влить больному  в
рот хоть немного варева из чудодейственных дедовских трав,  а  то  бы  оно
унЯло, наверное, "огневыцю", разгоравшуюсЯ сильней и сильней...
   ’ак прошло три днЯ, и дед  уже  начинал,  видимо,  терЯть  надежду;  он
становилсЯ все пасмурнее и мрачнее  и  неодобрительно  качал  головой  при
перевЯзке бесчисленных ран. „евчата ходили по светлице на цыпочках, молча,
с  печальными  лицами;  даже  веселаЯ  и  жизнерадостнаЯ  ЋрысЯ  перестала
улыбатьсЯ.
   Џосле  мЯтежно  проведенной  третьей  ночи  больной  к  утру  несколько
успокоилсЯ, или быть может выбилсЯ из сил;  губы  его  от  страшного  жара
потрескались и запеклись "смагою", на бледных  щеках  поЯвились  два  алых
пЯтна... казалось, он совсем  догорал,  и  дед  с  усиливающейсЯ  тревогой
подходил чаще и чаще прислушиватьсЯ к его груди,  но  вдруг  неожиданно  и
внЯтно больной вымолвил слово "пить".
   ‚се  вздрогнули  радостно;  ѓалина  всплеснула   руками   и   с   немой
благодарностью поднЯла глаза в угол, к темному лику ‘пасителЯ.
   - ‡ельЯ, зельЯ, давайте скорее!.. —то  же  вы  стали?  -  прикрикнул  с
улыбкой дед.
   Ћжившие девчата опрометью бросились к кухлю...  Ћднако  радость  ѓалины
оказалась преждевременной. Џосле  единственного  вырвавшегосЯ  у  больного
возгласа он впал снова в прежнее бесчувственное  состоЯние.  Џрошел  день,
другой, но зоркий глаз деда не  мог  найти  никакого  признака  улучшеньЯ,
напротив, положение больного принимало угрожающий характер. ‹ежа на  спине
неподвижно, как пласт, с заброшенной головой, с закрытыми глазами,  он  не
произносил ни слова, ни звука,  ни  стона.  …сли  бы  не  густой  зловещий
румЯнец,  покрывавший  его  щеки,  да  не  жгучее,   порывистое   дыхание,
вырывавшеесЯ из полуоткрытых запекшихсЯ губ, - его можно было  бы  принЯть
за мертвеца. "ЋгневыцЯ" разгоралась все больше и больше в его  истерзанном
теле. ЌесмотрЯ на холодные трЯпки, которые ѓалина постоЯнно прикладывала к
его голове, несмотрЯ на картофель, на глину - голова больного горела,  как
в огне, лицо его пылало,  кожа  на  теле  была  так  суха  и  горЯча,  что
казалось, можно было и на расстоЯнии ощущать исходЯщий из нее жар.
   - „иду, диду, умрет он, или останетсЯ жить? - спрашивала у деда ѓалина,
переводЯ свои полные слез глаза с лица больного на лицо старика.
   - Љак ѓосподь милосердный захочет, так и будет! ђече бо и быша,  повеле
и создашасЯ, - отвечал дед, угрюмо посматриваЯ на больного.
   - ’ак будем же "рЯтувать" его, диду! - хватала старика за руку  ѓалина,
- ведь нельзЯ же ему умереть!
   - Љак тут "рЯтувать"? ‚от если заснет, тогда можно будет  надеЯтьсЯ,  а
если нет...
   - „а ведь он же спит все времЯ!
   - ‘пит, - качал головой ‘ыч, -  есть,  дытыно,  разный  сон.  Љоли  сон
темный, так это только "навмыруще", а светлый сон, легкий,  ну,  тогда  уж
верно, что жив будет.
   - ’ак что же делать, дидусю?
   - ЊолитьсЯ. ‚от если б акафист, или молебен с водосвЯтием,  да  напоить
свЯтой водою!
   - ’ак послать бы за татом Ћрыси, за отцом ѓригорием!
   - Ѓлизкий свет! •оть Я  и  сам  про  то  думаю...  раны-то  ничего,  не
чернеют, вот только эта "огневыцЯ" мне не по сердцу, ох, не по  сердцу!  -
вздыхал ‘ыч и отходил в сторонку, а  ѓалина  снова  садилась  у  изголовьЯ
больного.
   ‘ тех пор, как она увидела его полумёртвого, истерзанного, мысль о  его
спасении всецело захватила ее. Ћна не отходила ни на минуту  от  больного;
все ее доброе, чуткое  сердце  имевшее  так  мало  объектов  длЯ  любви  и
привЯзанности, прониклось  чувством  бесконечной  жалости  к  несчастному,
молодому шлЯхтичу. ‘ какой материнской, нежной  ласкою  склонЯлась  она  к
больному, проводЯ своей  нежной  рукой  его  пылающей  голове;  как  жадно
прислушивалась она к малейшему шороху, боЯсь не расслышать его голоса. Ћна
спускала с него глаз, стараЯсь уловить его малейшее движенье; она наломала
в саду лопухов и обмахивала ими беспрерывно лицо больного, думаЯ хоть этим
уменьшить изнурЯют его жар.
   ‘ыч любовным взглЯдом следил  за  нею,  когда  она  бесшумно  скользила
вокруг больного, во всех ее движениЯх, во взглЯде,  во  всем  ее  существе
было столько трогательной любви и заботы, что нельзЯ  было  не  умилЯтьсЯ,
глЯдЯ на нее. „аже ЋрысЯ, помогавшаЯ во всем подруге, не могла  надивитьсЯ
ее уменью ухаживать за больным. Ђ баба, смотрЯ на то, как  ловко  помогала
‘ычу ѓалина перевЯзывать и промывать раны больного, шептала  только  тихо,
покачиваЯ головой: "‘казано, ЃожьЯ душа".
   Љ концу второго днЯ у больного поЯвились какие-то беспокойные движениЯ.
   - „иду, смотрите, ему уж лучше, он  шевелитсЯ,  -  прошептала  радостно
ѓалина, заметив перваЯ эту перемену в  состоЯнии  больного.  Ќо  ‘ычу  это
известие не доставило большого удовольствиЯ: он посмотрел  внимательно  на
больного, дотронулсЯ до его тела рукой и сомнительно покачал головой.
   Љ ночи жар в теле больного еще усилилсЯ; он металсЯ по постели,  срываЯ
свои перевЯзки, порывалсЯ с такой  силой  схватитьсЯ  с  места,  что  ‘ычу
стоило большого труда удержать его. Ќо к  утру  силы  больного  совершенно
упали; тело его стало холодно, лицо побледнело, буйные порывы исчезли. ‘ыч
снЯл перевЯзки с его ран, промыл их, затем осмотрел тело больного, и  лицо
его принЯло крайне озабоченное выражение.
   - —то, что там такое, дидусю? - нагнулась к нему испуганнаЯ ѓалина.
   - Ђ вот что, дытыно, - указал он ей на  обнаженную  рану  больного.  Џо
внутренней стороне руки шел рЯд красных пЯтен, такие же пЯтна виднелись  и
по всему телу.
   - Ђ что, это очень погано, диду? - спросила ѓалина дрогнувшим голосом.
   - Џогано, дытыно, - ответил серьезно ‘ыч, - будем надеЯтьсЯ на Ѓога!
   Љ полдню у больного началсЯ страшный озноб,  а  через  час,  через  два
сменилсЯ он нестерпимым жаром, который к ночи перешел в бред. Ѓольной стал
снова Яростно срывать свои перевЯзки, грозить кому-то,  кричать,  и  вдруг
среди воплей и  криков  он  открывал  глаза  и  начинал  шептать  какие-то
ласковые  невнЯтные  слова.  ’ак  прошел  день,  другой,   третий;   озноб
перемежалсЯ с жаром, но  с  каждым  днем  приступы  жара  становились  все
сильнее и сильнее.
   ѓалина  с  трепетом  следила  за  этим  горЯчечным  проЯвлением  жизни,
прислушивалась к словам больного, стараЯсь уловить в них его желаниЯ, но в
безумных отрывочных фразах  и  выкриках  больного  она  не  могла  уловить
смысла.
   ’о он нежно  шептал  кому-то:  "ђадость  моЯ!  ‘частье  мое...  ’ы  как
солнечный, весенний луч здесь,  на  чужбине...  и  отогрела  и  оживила...
умереть за тебЯ..." ’о снова тихаЯ речь больного обрывалась, и  переходила
в раздраженный, угрожающий тон: "џ не хлоп! Ќе быдло! - выкрикивал он - мы
такие же вольные люди и носим сабли! —то? ‘вЯзать  менЯ?  Ќе  подходи,  на
месте положу! €роды! Љровопийцы!" - выкрикивал он, порываЯсь  поднЯтьсЯ  с
подушек и снова падал в изнеможенье назад.
   ‚слушаетсЯ дед в этот бред, покачает головой и промолвит:
   - ќх, беднЯга! € тебе, верно, довелось от  панов  попробовать  "пергы",
как и нам, грешным.
   - Љакой "пергы", диду?
   - Ђ той, доню, горькой, что от меду отбрасывают!
   - „иду, да как же они смеют, эти паны, издеватьсЯ  над  всеми,  почему,
отчего? - заволнуетсЯ ѓалина.
   - Љак смеют? - улыбаетсЯ ‘ыч. - Ђгнец ты Ѓожий! Ђ так смеют, потому что
у них руки длинные, а потому они у них такие длинные выросли, что у других
все времЯ свЯзанные были.
   ѓалЯ взглЯнет тревожно на деда, а потом на больного и с болью в  сердце
закусит губу.
   ’ак прошло еще днЯ три, и с каждым  днем  положение  больного,  видимо,
ухудшалось.


   VI

   Ѓыло раннее утро; с больным вновь началсЯ озноб; ‘ыч и ѓалина ожидали с
минуты на минуту приступа жара, ЋрысЯ была тут же. ‡а последнее времЯ  она
сильно соскучилась пребыванием в степи, часто вздыхала, задумывалась  и  с
нетерпением  ожидала  приезда  своего  отца,  свЯщенника   из   ближайшего
левобережного села.
   ЋхваченнаЯ всЯ страстным желанием спасти умирающего, ѓалина не замечала
настроениЯ своей подруги, так и теперь сидела она неподвижно,  не  спускаЯ
глаз с больного; тело его перестало вздрагивать, на бледном  лице  начинал
проступать лихорадочный румЯнец, из полуоткрытых, запекшихсЯ губ  начинало
вылетать порывистое дыхание. ‚друг больной вздрогнул с ног  до  головы  и,
открывши глаза, обвел всю комнату горЯщим,  безумным  взглЯдом;  затем  он
быстро сорвалсЯ с подушек, одним порывистым движеньем сбросил с себЯ рЯдно
и, севши на своей постели, устремил глаза в дальний угол.  …го  прекрасное
лицо было страшно в эту минуту; глаза с каким-то безумным ужасом вперились
в пустое пространство, губы беззвучно зашевелились. ‚друг  страшный  дикий
крик вырвалсЯ из его груди, больной рванулсЯ назад и, вытЯнув вперед худые
руки,  словно  стараЯсь  защитить  себЯ  от  какого-то  невидимого  врага,
заговорил хриплым, прерывающимсЯ шепотом:
   - Ђ! ’ы опЯть здесь... пришел терзать менЯ?..  ‘колько  раз  хочешь  ты
убить менЯ? ‘колько раз, спрашиваю? ѓовори, говори!  ѓовори  же,  трус!  -
закричал он диким голосом. - —его ж стоишь, чего смотришь?! —ему смеешьсЯ,
гадина?!
   - „иду, - вскрикнула от ужаса ѓалина, - что с ним?
   - …му представлЯетсЯ, видимо, то лихо, что стрЯслось над его головой...
ќто все "огневыцЯ"... уложить бы лучше.
   ЋрысЯ подошла осторожно к больному, он все  еще  смотрел  неподвижными,
широко раскрытыми глазами в угол, пораженный каким-то ужасным видением,  и
вдруг, словно заметив  приближающихсЯ  к  нему  деда  и  Ћрысю,  порывисто
откинулсЯ назад и вскрикнул злобно:
   - ‡асада! Ђ, вас пЯть, а Я один! •а, ха, ха! - запрокинул он  голову  и
разразилсЯ диким хохотом, - ха, ха, ха! "лЯхетный вчынок", пане! Ќу,  что
ж, - Я не  скрываюсь.  Ћскорбил,  так  оскорбил,  -  продолжал  больной  с
какой-то гордою улыбкой. - †ена! •а, ха! ’ы-то ее как поважал? Ќу, вынимай
саблю... џ готов сразитьсЯ... џ готов сразитьсЯ со всеми вами! џ готов!  -
повторил он настойчиво, нахмурив брови,  и  вдруг  остановилсЯ,  умолкнул,
словно прислушиваЯсь к чьим-то словам.
   - Ћй, дидуню, дидуню! - всплеснула руками ѓалина.
   - ’ише! –ыц! - махнул на нее рукой дед, - подай скорее натертого  хрену
и ветошки.
   - —то!? - вскрикнул бешено больной, вскакиваЯ с постели и поворачиваЯсь
к ним с безумным пылающим лицом. - ’ы не станешь сражатьсЯ  с  хлопом?  ’ы
прикажешь своим слугам разделатьсЯ со  мной?  ’ак  погоди  же,  с  Њазепой
разделатьсЯ не так легко! ѓде  же  саблЯ?  ѓде  саблЯ?  -  хваталсЯ  он  в
отчаЯнии за поЯс руками, и, не находЯ ничего, закричал  диким  голосом,  -
ты, ты? Ќизкий трус, посмеешь сделать это? - и ринулсЯ вперед.
   „евушки отскочили с криком. „ед подкралсЯ тихо и поднЯл с полу рЯдно.
   - ‘вЯзать?! - продолжал в исступлении больной, -  менЯ,  менЯ,  Њазепу,
чтоб хлопы вЯзали!? - Ќет! Ќе удастсЯ! “бью! ‡адавлю вот этими руками!  Ђ!
‚от готов один... другой... - рычал он, срываЯ с лавы подушки и  судорожно
сжимаЯ их в своих руках.
   ‚ это времЯ дед накинул его  сзади  рЯдном  и  крепко  охватил  руками.
Џрикосновение это привело в бешенство больного.
   - Џрочь, прочь! -  закричал  он,  вырываЯсь  от  деда.  -  Џредатели...
схватили сзади... безоружного! Ќет! Ќет! …ще есть сила! †ивым не дамсЯ!  -
металсЯ он, стараЯсь вырватьсЯ из объЯтий деда.
   - „иду! Ќа Ѓога! Ќе мучьте его! - крикнула со слезами ѓалина.
   - Њолчи, дытыно, его надо уложить! - ответил  ‘ыч,  делаЯ  знак  Ћрысе,
чтоб та помогла ему уложить больного на постель.
   Ќо исполнить это оказалось очень трудным. ‘  хрипом  и  визгом  хищного
зверЯ больной впилсЯ зубами в плечи ‘ыча, вцепилсЯ  ногтЯми  в  его  тело.
Ѓагровое, искаженное отчаЯньем лицо исступленного было ужасно.
   - Ѓудь ты проклЯт, трус! €уда! - хрипел он, задыхаЯсь.  -  ‚от  что  ты
придумал длЯ менЯ? Ђ... конь?! -  бросилсЯ  он  вдруг  с  диким  криком  в
сторону и, запутавшись, упал на кровать. ‘ыч воспользовалсЯ этой минутой и
набросилсЯ с Ћрысей пеленать  его.  Џочувствовав  на  себе  тЯжесть  ‘ыча,
больной судорожно забилсЯ в подушках. - Џустите! Џустите же,  хамы!  ‹юди!
„а неужели же Ѓога нет у вас  в  сердце?  -  стонал  он  раздирающим  душу
голосом. - ђежут веревки! „обейте лучше! Ѓросьте под копыта! Ќа Ѓога! - Ќо
‘ыч уже не выпускал его.
   Ќе было сил наблюдать эту сцену.
   - „иду, диду! - бросилась к ‘ычу с рыданьем ѓалина, - оставьте его,  не
давите!
   Џри звуке ее  голоса  больной  вдруг  вздрогнул  весь,  приподнЯлсЯ  на
локтЯх, впилсЯ в  лицо  ѓалины  каким-то  безумным  взглЯдом  и  лицо  его
осветилось диким, злорадным выражением. - Ђ и ты здесь, - зашептал  он,  -
плачешь, плачешь теперь? Ђ раньше почему не  ушла  со  мной,  как  говорил
тебе? Џани, шлЯхетнаЯ пани! - продолжал он Язвительно, - поиграть хотела с
казаком! - € вдруг закричал снова диким голосом, протЯгиваЯ  вперед  руки,
словно старалсЯ оттолкнуть какое-то неизвестное существо: - Џрочь!  Џрочь!
Ќе надо мне твоих продажных слез. џ ненавижу, слышишь, ненавижу тебЯ, всех
вас, всех, всех! - ѓолова его запрокинулась, он упал на подушки; казалось,
силы совершенно оставили его; ‘ыч воспользовалсЯ этой минутой и,  спеленав
предварительно  ноги,  начал  с  Ћрысей  пеленать  и  руки.  Ќо  едва   он
прикоснулсЯ к ним, как бешеное сопротивление" охватило больного с  двойной
силой.
   - Џустите, пустите!  -  закричал  он,  стараЯсь  вырватьсЯ  из  крепких
объЯтий ‘ыча, - Я не позволю привЯзать себЯ.  ‚еревки  впиваютсЯ  в  тело!
†жет менЯ! †жет огнем!  ‘пасите!  ‘пасите!  -  стонал  он,  напрЯгаЯ  свои
последние силы. - Ќа Ѓога! Ќет никого! ‹ес... сучьЯ... терновник...  ‚оды!
‡адыхаюсь!.. ‘мерть! - рванулсЯ он вдруг с такой силой, что даже оттолкнул
‘ыча и грохнулсЯ всей  тЯжестью  навзничь.  €  ЋрысЯ,  и  ѓалина  в  ужасе
бросились к нему, но ‘ыч остановил их.
   - ’ише, дивчата, не тревожьтесь, теперь только укрыть  его,  будет  уже
лежать тихо. €шь ты, бездольный,  видно  "добре"  тебЯ  вымучили  паны,  -
покачал он головой, старательно укутываЯ больного,  который  теперь  лежал
уже неподвижно с запрокинутой головой, с запавшими глазами  и  словно  еще
похудевшим лицом.
   - €роды гаспидские, - ворчал дед, поправлЯЯ на ранах больного сбившиесЯ
и сорванные перевЯзки.  -  Ќу,  подожди,  подожди,  даст  Ѓог,  может  еще
выходим, тогда отплатим всем.
   ‚ это времЯ у ворот послышалсЯ сильный стук и чей-то  громкий,  молодой
голос крикнул вслед за ним:
   - ѓей, кто там есть? Ћтворите ворота!
   Џри звуке этого  голоса  ЋрысЯ  вдруг  покраснела  и  с  подозрительной
поспешностью бросилась из хаты.
   - Џостой ты, "дзыго"! - крикнул  ей  вдогонку  ‘ыч,  но  ЋрысЯ  уже  не
слышала его, - ‚ерно, панотец приехал. €шь, как соскучилась за батьком,  -
улыбнулсЯ он доброй широкой улыбкой  и  обратилсЯ  к  ѓалине.  -  Ќу,  ты,
дытыно, посиди здесь, а  Я  пойду  панотца  встретить,  может  он  молитву
прочтет над ним, и "зглЯнетьсЯ" ѓосподь.
   ‘ыч вышел, ѓалина осталась одна. Ћна придвинула свой табурет  к  самому
ложу больного и задумалась. “жасный бред его произвел на  нее  потрЯсающее
впечатление. €з его отрывочных криков ей было Ясно только то,  что  Њазепа
стал жертвой  возмутительного  панского  насилиЯ,  и  что  какаЯ-то  пани,
вероЯтно, жена того пана, - решила ѓалина, - помогала  еще  во  всем  этом
"гвалти". Љартина насилиЯ вставала перед ней, как живаЯ; ей казалось,  что
она видит страшную борьбу  Њазепы,  его  тщетные  усилиЯ  освободитьсЯ  от
злодеев, что она чувствует  его  нечеловеческие  муки...  €  в  сердце  ее
разгоралась ненависть к мучителЯм-панам и чувство  бесконечной  жалости  к
несчастному страдальцу.
   - Ѓедный, бедный, любый наш!  -  шептала  она  со  слезами  на  глазах,
наклонЯЯсь к нему и проводЯ ласково рукой по его голове. - ’ы не бойсЯ, мы
не отдадим тебЯ никому, никому. Њы  любим  тебЯ,  слышишь?  ‹юбим,  любим,
любим! € защитим от всех.
   ‚ хате было тихо; слышно было, как  билась  и  жужжала  запутавшаЯсЯ  в
паутину муха.
   ѓалина все шептала на ухо больному нежные, ласковые слова,  но  больной
только слабо дышал и не слыхал ее слов. Њежду  тем  во  дворе  происходила
следующаЯ сцена. ЏрЯмо друг против друга сидели в  тени  вишневого  садика
‘ыч  и  гость,  приехавший  в  сопровождении  трех   казаков.   Џоследние,
подкрепившись уже  всем,  что  могла  достать  длЯ  дорогих  гостей  баба,
разошлись отдохнуть с дороги. ЋрысЯ также куда-то исчезла.
   ‘обеседник ‘ыча казалсЯ гораздо моложе его, хотЯ волосы  и  борода  его
были сильно тронуты сединой, но черные глаза глЯдели живо, молодо и смело,
а во всех движениЯх его высокой, но коренастой  фигуры  виднелись  сила  и
здоровье. Ћдет он был в чоботы, шаровары и в холщовую рЯсу, скорее похожую
на длинный кафтан; только по волосам, заплетенным в тугую  косичку,  и  по
кресту на шее можно было догадатьсЯ, что это был свЯщенник.
   - ’ак-то, панотче, - говорил глубокомысленно ‘ыч, наполнЯЯ  медом  ковш
своего гостЯ, - недаром говоритсЯ: гора с горой не сойдетсЯ, а  человек  с
человеком сойдутсЯ. Љто бы мог гадать, кто бы мог думать, что  мы  с  вами
"спиткаемсЯ" снова и когда? Ђ вот же и свел ѓосподь на храму  за  „непром,
после двадцати, а то и больше лет.
   - „а, да, - отвечал, поглаживаЯ бороду, свЯщенник, -  во  всем  „есница
ЃожиЯ. Њного воды уплыло. ’ы из дьЯчка запорожцем стал,  ге-ге,  да  ты  и
всегда был воинствующий... Ђ помнишь, как мы  с  тобой  в  ‡олотареве  наш
колокол "боронылы"?
   - Љак не помнитьi - вскрикнул шумно ‘ыч, - ух, распалилось с того днЯ у
менЯ сердце на этих  клЯтых  панов!  Ђ  потом  с  нашим  батьком  покойным
Ѓогданом...
   - „а Я и сам, - поправил волосы батюшка, - если б не  было  тогда  пани
матки да дробных деток, - ушел бы к нему, ей-ей, ушелбы!
   - Ox, ox! € славное ж тогда было времЯ, панотче, - стукнул  в  восторге
‘ыч ковшиком по скатерти, - ей-Ѓогу, и душу свою отдал бы, чтоб снова  так
пожить, как тогда жилось! ‚от седьмой уже десЯток начинаю, а встань сейчас
славный наш  гетман  Ѓогдан  •мельницкий  да  крикни,  как  прежде:  "ѓей,
хлопци-молодци, славни козакы запорожци!" - орлом бы  за  ним  полетел!  -
‹ицо ‘ыча засиЯло, глаза вспыхнули.  -  Ђ  как  вспомнишь,  панотче,  наши
славные бои, - продолжал он  с  воодушевлением,  -  ЏилЯвцы,  †овти  ‚оды,
Љорсунь, - ей-Ѓогу, от думки одной помолодеешь! Ђ  наши  лыцари,  —арнота,
ѓанджа. Љривонос, Њорозенко! ќх, что там считать! -  махнул  он  рукой,  -
правда, что и ѓосподу Ѓогу нужны казацкие души, только, как подумаешь, что
таким лыцарЯм пришлось умереть, так даже жалко станет, на какого ж беса ты
сам осталсЯ на свете никому не нужным "шкарбаном"!
   - ќх, дЯче, мой дЯче! - вздохнул батюшка, - теперь нам еще нужнее люди!
‚он  в  оторванной  нашей   ‹евобережной   “краине   что   творитсЯ?   Љак
лиходействует  Ѓруховецкий?  ‘одом  и  ѓоморра!  -  свЯщенник   махнул   с
отвращением рукой и продолжал: - ‘лыхал ли ты верно  о  том,  что  затевал
гетман повсюду?
   ‘ыч только молча кивнул головой.
   - Њало ему