 или позорного
плена татарского; не одна мать, с ужасом посматриваЯ  на  зловещий  пожар,
робко прижимала к груди ребенка и  босыми  ногами,  в  одной  сорочке,  по
жгучей крапиве, по колючему терновнику - пробиралась в  непроходимую  чащу
леса; не одна девушка со  страхом  вспомнила  о  своей  красоте,  о  своей
молодости,  трепеща  сластолюбивого  татарина...  ‚  ночь,  когда   горели
фигуры,_ покойно спал разве бесчувственно пьЯный человек.
   ‚ыпив чарку водки из рук есаула, ЉасьЯн взЯл в ра-дуте доброго  конЯ  и
поскакал в ‹убны, завтракаЯ дорогою куском черного хлеба.  Ќазади  полнеба
было залито пожарным заревом фигур_  и  по  временам  слышались  выстрелы.
‚переди расстилалась степь; но уже не мертвою пустыней  лежала  степь:  то
там, то в другом месте раздавались беспрестанные оклики; взошло  солнце  и
осветило тревожную картину: у дороги чумаки,  состроив  из  тЯжелых  возов
каре, выглЯдывали из него, как из крепости, сверкаЯ  стволами  мушкетов  и
винтовок, без которых тогда никто не отлучалсЯ из  дому;  поселЯне  быстро
угонЯли из степи в села стада волов и табуны  коней;  заставлЯли  въезд  в
деревни рогатками, прЯтали в землю  всЯкое  добро  и  хлеб,  завЯзывали  в
кожаные мешки, заколачивали в бочонки деньги  и  опускали  их  в  глубокие
колодцы, в пруды и на дно речек; с мостов снимали доски и заводили лодки в
непроходимые тростники.
   - „алеко ли? - спрашивали  люди  ЉасьЯна,  когда  он  въезжал  в  село,
покрытый пылью и потом.
   - ‚от, вот, за горою, - отвечал ЉасьЯн.
   - Ђ куда бог несет?
   - ‚ ‹убны к полковнику. Џеремените-ка мне конЯ, скачу по вашему делу.
   - Ѓери хоть всех, дЯдьку!
   ’ак переменЯЯ коней, ЉасьЯн, можно сказать, летел день и ночь в  ‹убны.
’ревога и удаль поездки помолодили ЉасьЯна; он не чувствовал усталости, он
не слыхал на себе восьми десЯтков лет и, подъезжаЯ к ‹убнам,  пел  веселые
песни.

   IV

   Ћдарка мички не допрЯла,
   Ђж ось •арко у хату вбiг,
   Џiд лаву кинув свiй батiг:
   "‚п'Ять татарва на нас напала!" -
   ‚iн зопалу сказав.
   ‘ Џисаревський_

   - ѓадюко! ѓадюко!
   - —его, пане полковник?
   - ‘кучно, ѓадюко, очень скучно! Ќе знаю отчего.
   - Њожет, объелсЯ, пане.
   - “мный человек, а говорит глупости. ЋбъелсЯ! Љакого Я дьЯвола объелсЯ?
Ќу, скажи на милость, чего б Я объелсЯ? —его бы человек объелсЯ, когда еще
не обедал, а только завтракал?..
   - —его ж бы тебе  скучать,  пане?  †итье  хорошее,  поступки  твои  все
законные, лыцарские: чего ж бы скучать?
   - ‚ том-то и дело! џ тебЯ спрашиваю, а ты менЯ спрашиваешь. ќто глупо.
   - ЉобзарЯ позвать разве?
   - Љобзари божий люди, да из ума выжили - ни одной песни  порЯдочной  не
знают.
   - ‚ыкричались.
   - Љак выкричались?
   - ‚от, примерно, взЯть бутылку и стать из нее наливать в  стаканы  вино
или что другое: до времени из бутылки все льетсЯ вино, а вылилось,  уже  и
не станет и не льетсЯ, хоть сожми бутылку обеими  руками;  тогда  разумный
человек принимаетсЯ за другую. ’ак и кобзари пели песни, кричали, а теперь
уже выкричали все и петь нечего.
   - Ђ что ты думаешь? ‚едь оно так.
   - Ќе нашему глупому разуму рассуждать, а может, и так.
   - ’ак, так, ѓадюко! Ђ все-таки мне скучно. ‚еришь ли, чарка не  идет  в
душу: взЯл чарку в рот сегоднЯ,  чуть  не  выплюнул,  из  политики  только
проглотил... •оть дом подпалить от нечего делать.
   - ќту потеху можно поберечь на дальше, а теперь не послушал ли бы, пан,
сказки?
   - Џожалуй, только лыцарскую сказку Я готов слушать. †аль, ѓерцик  пошел
на охоту; он много знает сказок... †аль!
   - џ знаю сказку, коли станешь слушать - расскажу...
   - —то ж ты давно не говоришь? ѓовори! •орошаЯ у тебЯ сказка?
   - Ћно сказка не сказка, а быль; Я не москаль, сам своего товару хвалить
не стану; одно знаю, что ѓерцику не рассказать этой были.
   - Ќе говори. ѓадюко! ѓерцик очень разумен; у него сидит  в  носу  муха,
большаЯ муха...
   - Њожет, и не одна, - угрюмо заметил ѓадюка.
   - Џолно ворчать! - сказал полковник €ван. - Џрикажи часовому, чтоб стал
у моей двери и никого не пускал; хоть бы кто пришел судитьсЯ или с жалобою
- всем одно: полковник, мол, занЯт делами, бумаги подписывает. „а придвинь
ко мне вот эту бутыль с наливкою и  чарку,  авось  под  сказку  перестанет
упрЯмитьсЯ да и пойдет тихомолком в горло. Ќу, начинай!
   - †ил-был, - начал ѓадюка сказочным тоном, - один полковник, как  бы  и
твоЯ милость, и стало скучно полковнику, нигде места не нагреет, ходит  из
комнаты в комнату, хлеба кусок не идет ему на  душу,  чарка  не  льетсЯ  в
горло, как бы...
   - —то как бы? - спросил полковник, ставЯ на стол опорожненную чарку.
   - •отел сказать, как бы и твоей милости, да вижу, что чарки,  благодарЯ
бога, лезут к тебе в рот, словно вечером воробьи под крышу.
   - Ђ тебе завидно, собачий сын! Ќа, выпей чарку  да  говори  хорошенько,
чтоб у тебЯ слова не летели, как воробьи из-под крыши.
   - •орошо сказано, - продолжал ѓадюка, выпиваЯ чарку,  -  теперь  пойдут
слова, словно молодые утки выплывают из тростника  рЯдом  за  маткою.  ‚от
сгрустнулось полковнику, и стал он от скуки рассматривать новое ружье, что
купил недавно за так гроши_ (отнЯл) у какого-то не то лЯха, не то немца.
   - Њолодец был полковник!
   - ‚идно, молодец. „олго смотрел он на  ружье:  на  ружье  была  хорошаЯ
оправа, серебрЯнаЯ; по серебру будто  пером  выведены  люди,  и  звери,  и
казаки; головки у винтов коралловые, а прицельнаЯ мушка на стволе золотаЯ.
   - Ќе в оправе дело. Ђ хорошо било оно?
   - Ќе знаю; говорЯт, упало раз со стены, с гвоздЯ сорвалось, что ли,  да
прЯмо на бутыли с наливкою, бутылей с десЯть стоЯло внизу на  полу  -  все
сразу перебило.
   - •итро! Ђ дурацкие речи, ѓадюко!
   - ‘татьсЯ может; не моЯ вина,  за  что  купил,  за  то  и  продаю.  ‚от
посмотрел полковник на ружье да и захотел его попробовать от скуки; собрал
сотню молодцов, сел на конЯ и молодцы сели, и поехали в Џольшу погулЯть.
   - •орошо, ѓадюко, добраЯ сказка.
   - Ќе сказка, а быль.
   - Ћдин черт, что сказка, что быль.
   - Ћдин, пане, да не одной масти. ‚от едут они в Џольше густым лесом,  а
в лесу пахнет луком не луком, чесноком не чесноком, нехорошо пахнет. "ѓен,
хлопцы, - сказал полковник, - чуете, ли вы,  пахнет  неверною  костью?"  -
"—уем, - отвечали молодцы,  -  жидом  пахнет".  Џослали  разъезд;  разъезд
вернулсЯ и говорит:
   "‘ версту отсюда над рекою стоит местечко"  -  "Њного  народа?  Ѓольшое
местечко?" - спросил  полковник.  "џ  лазил  на  дерево,  -  отвечал  один
разъездный казак, - и все высмотрел: местечко большое, и площадь  есть,  и
костел, и лавки, а народу не заметил - все жиды, словно в муравейнике; жид
на  жиде  да  жидом  погонЯет".  Џосле  этого  казаки  слезли  с  лошадей,
притаились в глубоком овраге и выжидали вечера, чтоб ударить на местечко.
   - Њолодцы!.. “ж не про •вилона ли миргородского эта быль?
   - Њожет, про •вилона, может, и нет; раз сказал Я: за что купил,  за  то
продаю.
   - •орошо, говори, да подай мне  другую  бутыль;  эта  пуста,  как  наши
кобзари: ничего нет нового! „обраЯ сказка! ‘амого  забирает  в  лес,  душе
весело! Ќу?
   - Ќастал вечер, - продолжал ѓадюка, -  а  это  было  в  пЯтницу  против
субботы. Џораньше собрались жиды домой, заперли лавки, пересчитали  барыши
впотьмах, чтоб никто не видел, и тогда уже зажгли свечи; у самого  бедного
горело свеч двадцать, хоть и тоненьких, маленьких, да двадцать - шутка ли?
   - Ќеужели ты, ѓадюко, веришь, что есть бедные жиды? Ћткуда  же  взЯлась
пословица: много денег, как у жида.
   - Ќет, у всЯкого жида много серебра  и  чолота,  а  все-таки  у  одного
меньше, у другого больше, вот последний и будет богаче.
   - ’ак Ќу-ну? Ђ казаки где?
   - „ойдет и до казаков. ‡ажгли жиды свечи - и в местечке  стало  светло,
будто в праздник какой, а это было в постный день, в пЯтницу!..
   - ‘лыхано ли!.. Ќечестивые!
   - Љроме того, что начиналсЯ шабаш, у жидов было и другое веселье: в тот
день они держались и стар и мал за райское Яблоко.
   - ‚рет твоЯ быль. ѓадюко! ѓде бы они достали райское Яблоко?
   -  Ћно  не  райское:  куда  им  до  раЯ!  Ђ  так  называетсЯ.   Џриедет
какой-нибудь жид в город, простой жид, как и все - в ермолке, в  пейсиках,
и называет себЯ не жидом, а хосегом, - это то у них старшой, - вот назовет
себЯ хосетом, приехал, говорит, из  €ерусалима,  привез  старые  жидовские
деньги и райское Яблоко. €дет к нему каждый жид, дает  деньги,  подержитсЯ
за. Яблоко и трет себе  руками  лоб:  это,  говорЯт,  здорово;  а  женщины
покупают  у  хосета  старые  деньги,  словно  полушки  из  желтой  меди  с
дырочками, дают за полушку червонец и вешают детЯм на шею, чтоб  лихорадка
не пристала, что ли!
   - ‚от дурни!
   - €звестно ‚от в этот вечер пришел в свою поганую хату жид Ѓорох,  а  у
него лоб красный-красный - натер, говорит, Яблоком, - пришел и сын, не  то
ребенок, не то человек, а так подлеток ‘таруха, ђохлЯ, жена  Ѓороха,  тоже
была у хосета, купила старую полушку  и  нацепила  ее  на  шею  трехлетней
дочке; дочка бегала вокруг стола, пела, кричала, а Ѓорох с женою  и  сыном
ужинали гугель, по-нашему лапшу, с шафраном, да рыбу с перцем,  да  редьку
вареную в меду, а закусывали мацою, лепешками без всего,  на  одной  воде,
даже без соли.
   - ”у! Ќа них пропасть! ‘кверно едЯт!
   - Ћттого они жиды. …дЯт они - а  в  окно  как  засветит  разом,  словно
солнце взошло: пустили казаки красного петуха,_ зажгли местечко.  ‚ыстрел,
другой, крик, шум, резнЯ, звенЯт окна...
   - ‘лавно, ѓадюко. ’ак их!
   - †идовский подросток выскочил из хаты. за ним старый  Ѓорох...  только
Ѓорох не выскочил, упал назад в хату с разбитою головою к ногам ђохли, а в
дверЯх показалсЯ казак: саблЯ наголо, шапка на  правом  ухе,  усы  кверху.
ђохлЯ упала на колени, схватила на руки маленькую дочку и стала просить  и
плакать: "“бей, говорит, менЯ, а не бей дочки, Я все  расскажу".  ‚ыслушал
казак, где золото, набил полные карманы золотом, взЯл на руки жидовочку, а
ђохлю так задел, выходЯ, саблею, что она тут же и растЯнулась.
   - Ќа что ж казаку маленькаЯ жидовочка?
   - “ полковника между охочими казаками  было  человек  пЯть  запорожцев:
дорогою пристали до компании, а запорожцам за детей хорошо платЯт оседлые,
что живут на зимовниках; вот запорожец и взЯл дитЯ и продал его за деньги,
и слово лыцарское сдержал, не убил дитЯти; ему же лучше.
   - ‹учше! Ќу?..
   - ‚от казаки разграбили местечко,  потешились,  и  вернулись  домой,  и
давай гулЯть на чужие деньги; а сколько парчей навезли, а сколько бархату,
а сукон, а позументов!
   - Њолодцы! …й-богу, молодцы!.. € все тут? € конец?
   - Љонец-то конец, да еще есть маленький хвостик.
   - ѓовори и хвостик. —то там за хвостик? “ хорошего барана  хвост  лучше
другой целой овцы. Ќедалеко, в Њолдавии, по пуду хвосты  весЯт,  да  какие
жирные... даже мне есть захотелось, как вспомнил... ѓовори, говори!
   - Љазаки уехали, а ђохлю не взЯл нечистый: полежала до света, а  светом
и очунЯла, ожила.
   - Ћжила?
   - Ћжила; они ведь словно кошки  -  умрет,  совсем  умрет;  перетЯни  на
другое место - оживет! ’акаЯ  натура.  ‘обрались  жиды,  которые  уцелели,
поплакали над пожарищем, да и стали попрекать ђохлю:  "’ы,  -  говорЯт,  -
продала казакам детей; сын поехал  с  ними:  старый  €оська  из-под  моста
видел, и одет, говорит, в казацкое платье, а дочь увез  казак  на  лошади:
это не один €оська видел; да и дом твой не сожгли казаки, да и самую  тебЯ
не убили". Џошла ђохлЯ к хосету, словно помешаннаЯ, и воет,  и  плачет,  и
шатаетсЯ, а хосет уцелел где-то между бревнами; долго говорила с ним, да к
вечеру и пропала.
   - Ђга! Ћколела?
   - Ќет, без вести пропала, из местечка пропала, исчезла,  будто  ее  кто
Языком с земли слизал. ‘коро после этого  поЯвилась  за  „непром  ворожеЯ,
знахарка, очень похожаЯ на ђохлю, и стала шептать  православным  людЯм,  и
лечить православных, и кому ни пошепчет, кого  на  напоит  зельЯми  -  все
умирают, никто не выскочит, лоском ложатсЯ, словно тараканы  от  мороза  в
московской избе. €  много  уже  лет  ходит  она,  изводит  честной  народ,
приходит ночью на каждую свежую могилу  и  хохочет,  окаЯннаЯ,  и  веселые
песни поет.
   - “х! ‘ила крестнаЯ с нами! —то ж ее не изведут-то?
   - Џопробуйте, пане. ѓде видано спорить с нечистою силою!.. Ђ вот сын ее
прикинулсЯ христианином, зажил меж казаками, как наш ѓерцик.
   - Ќе мешай ѓерцика! џ тебе раз сказал, не  говори  худо  о  ѓерцике;  Я
знаю, все не любЯт ѓерцика оттого, что он мне верно служит, что  Я  ему  и
отец, и мать, и родина, а это другим  не  нравитсЯ;  другие  рады  продать
полковника за люльку тютюну (трубку табаку), за чарку водки -  вот  что  Я
раз сказал и не отступлюсь от слова, пускай на менЯ  грЯнет  гром,  и  сто
тысЯч бочонков чертей расщиплЯт мою душу, как баба с  курицы  перьЯ,  если
отступлюсь... џ сказал - и будет так! Њое слово крепко...
   Џолковник запил последнюю фразу чаркою настойки и быстро  начал  ходить
по комнате. ѓадюка замолчал, стоЯ у порога, и угрюмо смотрел исподлобьЯ на
полковника.
   - Ќу, что ж? - говорил полковник, садЯсь на кровать.
   - Ѓыло из-за чего сердитьсЯ, - сказал ѓадюка.
   - џ не сердилсЯ, Я только сказал, что Я человек  характерный  -  и  все
тут.
   - € без того все это знают.
   - € хорошо делают. Ќу, что ж?
   - Ќичего. ЊоЯ быль хоть и кончена. €звестно, может, и выдумка, а может,
и правды зерно есть...
   - ђазумеетсЯ, сказка! ѓде же сын?
   - †ивет между казаками, морочит добрых людей; это еще бы ничего,  а  то
говорЯт....
   Ќо сказка ѓадюки не кончилась: дверь в светлицу с шумом распахнулась, и
часовой казак  грЯнулсЯ  на  пол,  став  на  четвереньках  перед  кроватью
полковника; за ним в дверЯх стоЯл вооруженный седой запорожец.
   - ‚от тебе, дурень,  на  орехи!  -  говорил  запорожец,  поглЯдываЯ  на
часового, который карабкалсЯ по полу, силЯсь встать. - ‚ыдумал, дурень, не
пускать запорожца к пану полковнику. ‡доров, пане!
   - Ђ ты как смел входить, когда не приказано?
   - Ђ как смеет ходить ветер по полю? Ќебойсь, спрашиваетсЯ у  гетмана?..
Ђ запорожец - родной брат ветру; Я и к кошевому хожу, коли дело  есть,  не
спрашиваЯсь; Я не баба, не приду болтать о  соседках.  „ело  есть,  нужное
дело - вот и все.
   - Џосмотрим, какое там дело! Џосмотрим, ѓадюко.
   - „ва дела есть у менЯ, - сказал ЉасьЯн. - Џервое: вели скорее запирать
ворота, вооружай людей - татары идут...
   - ѓде они там у дьЯвола?
   - „о сих пор, чай,  уже  грабЯт  твой  полк.  ‚чера  ночью  они  должны
перебратьсЯ через „непр.
   - Ќе велика важность! - сказал полковник,  вопросительно  посмотрев  на
ѓадюку. - Ќе видали мы этой дрЯни ..
   - •орошо сказано, - отвечал ЉасьЯн, - так зачем же ты просил  помощи  у
запорожского товариства и зачем Я, дурак, скакал сюда, почитай,  от  самой
‘ечи, на переменных конЯх, по приказу кошевого ‡боровского?
   - Ђ ты чего тут стоишь? - закричал  полковник  на  часового  -  ‚орона!
‘тупай на двор и вели трубить тревогу.
   Љазак вышел.
   - Ќу, коли ты от ‡боровского и знаешь наши нужды, то  спасибо  тебе  за
весть, хотЯ она и не очень приЯтна.  „а  не  оставлЯй  нас,  погости;  при
обороне города один,  говорЯт,  запорожец  в  деле  стоит  десЯти  простых
человек.
   - „ело известное! - отвечал ЉасьЯн.- ’еперь другое: кланЯетсЯ тебе твоЯ
дочь.
   - „очь? Ђ она жива?
   - †ива, и здорова, и...
   - Ќу, пойди сюда, обними менЯ, братику! ‘лава богу, что жива она,  а  о
ее бабских делах расскажешь после: теперь надобно ‹убны спасать;  слышишь,
трубЯт тревогу!..
   - ќто по-нашему, по-запорожски, лыцарские речи, пане полковник!
   - Ђ ты как думал, брате?.. - самодовольно отвечал полковник. - € у  нас
души запорожские!
   € они вышли на широкий двор, где на возвышении стоЯл  трубач  и  трубил
тревогу; народ стекалсЯ отовсюду на двор
   —асто в Њалороссии, проезжаЯ степи весною, вы  услышите  пронзительный,
отчаЯнный вопль: ’атары йдут!_ Ћсмотритесь - и никого  не  увидите,  кроме
двух-трех мальчиков, пасущих скот, вовсе не похожих на татар,  но  в  этом
вопле так много грусти, отчаЯньЯ, безнадежности, что  он,  верно,  надолго
останетсЯ у вас в памЯти. ќто последние отголоски тЯжких, страшных воплей,
оглашавших некогда села Њалороссии, это крик, переданный от деда внуку, от
отца или матери  сыну;  это  вопль,  потерЯвший  уже  все  свое  значение,
перешедший в игру, в детскую забавку, но сохранивший в  своей  музыкальной
стороне еще много правды; сердце ноет, замирает, слушаЯ  его:  это  новаЯ,
красноречиваЯ строка из истории бедной стороны... •отите знать,  длЯ  чего
кричат мальчики: "’атары йдут"?
   ‚сем известно, что муравей насекомое общежительное и  трудолюбивое,  об
этом  даже  когда-то  было  напечатано  в  новейших  российских  прописЯх;
известно также, что  многие,  узнав  из  новейших  российских  прописей  о
трудолюбии муравьЯ, остались этим очень довольны и даже при случае говорЯт
своим детЯм: "Ѓудь трудолюбив, как муравей, и тебе дадут  бонбошку,  а  со
временем сделаешьсЯ значительным человеком", - а весьма немногие старались
наблюдать жизнь этого умного насекомого, хоть она,  право,  занимательнее,
разнообразнее, поучительнее  жизни  весьма  многих...  Љак  бы  выразитьсЯ
понежнее?.. Њногих... очень  вкусно  обедающих  и  просиживающих  ночи  за
преферансом. Ќо не пугайтесь! џ не стану читать вам  лекции  инсектологии:
мне бы только очень хотелось, чтоб вы в тихое,  прекрасное  весеннее  утро
посмотрели на муравейник, когда это  маленькое  царство  покроетсЯ  белыми
личинками (подушками, как  говорЯт  в  Њалороссии).  Њуравьи  инстинктивно
чувствуют необходимость держать свои  личинки,  надежду  на  будущие  силы
муравей ника, в сухости,  и  вот  бережно  выносЯт  они  из  своих  темных
подземных коридоров беленькие подушечки, рас кладывают  их  рЯдами  против
солнца и удалЯютсЯ на работы, оставЯ возле каждой подушечки двух  часовых,
ко торые тихо сидЯт, будто неживые, сторожа свое со кровище, малейший шум,
легкаЯ тень от перелетного облачка - и они тревожно хватаютсЯ за  личинки.
„еревенские мальчики знают эту заботливость муравьев и, пасЯ скот,  иногда
целый день,  от  скуки  перебегают  от  муравейника  к  другому  и  пугают
комашек,_ длЯ этого они подбегают к муравейнику,  наклонЯютсЯ  над  ним  и
громко в один голос кричат:
   Љомашки, комашки,
   •овайте подушки -
   ’атари йдуть!
   (Њуравьи, прЯчьте личинки - татары идут )
   Џервые два стиха говорЯт каким то беглым  речитативом,  а  третий  поют
громко, пронзительно €, боже мой! ЉакаЯ суматоха подымаетсЯ в  муравейнике
от  этого  крика,  в  секунду  все  черное  поколение  высыпает  на  ружу,
караульные схватывают личинки, шум, бегот нЯ - и личинок будто не  бывало,
только некоторые муравьи бросаютсЯ из конца в конец  муравейника,  как  бы
стараЯсь  узнать  причину  суматохи,  другие  таскают  соломинки  и  этими
бревнами заваливают входы в свои подземельЯ.
   ‚ог причина крика "татары йдут!", если  вы  когда-нибудь  его  услышите
теперь на степЯх Њалороссии.
   Ђ в старину такое Явление представлЯло почти каждое село  от  зловещего
крика татары, идут,_ и ‹убны очень были похожи на перепуганный  муравейник
‚есть о близком набеге  татар  быстро  разнеслась  по  городу  кто  чистил
оружие, кто делал  патроны,  кто  натачивал  саблю,  кто  сносил  добро  в
церковь. Ђ в церквах свЯщенники в полном облачении служили молебны,  толпы
женщин, упав на колени на церковный помост,  громко  молились  и  плакали,
порою заходил туда казак, клал земной поклон, ставил свечку перед  образом
спасителЯ и поспешно выходил занЯтьсЯ своими  работами.  ѓонцы  скакали  в
окрестные села, из сел шли толпы народа защищать и прЯтатьсЯ  в  крепость,
шли женщины, несЯ на руках грудных детей, гнали скот, громко шумел  народ,
бабы кричали, дети плакали, скот уныло ревел, бессмысленно посматриваЯ  на
незнакомые улицы и домы Ќа ЉасьЯна смотрел  народ  с  каким  то  особенным
уважением, как на запорожца, да еще бывшего вчера  в  схватке  с  крымцами
Џолковник на коне беспрестанно скакал по улицам, за ним ѓерцик  и  ЉасьЯн.
Ќа валу зарЯдили пушки; поставили сторожевых, гармаши (пушкари) сидели  на
лафетах, к воротам навезли бревен и камней, чтоб на ночь завалить  их,  на
валу в особенных землЯные печах поставили котлы,  наполнили  их  смолою  и
постным маслом, подложили под них дров и сухого тростника, чтоб  в  случае
нужды мигом вскипЯтить их и обдавать с валу  крымцев  Љ  вечеру  все  было
готово; завалили ворота крепости, разложили на  валу  сторожевые  огни,  и
полковник,  измученный  дневными  трудами,  пошел  на  минуту   отдохнуть,
приказав ѓерцику не спать до полуночи, а с полуночи разбудить себЯ. ѓерцик
увел ЉасьЯна в свою комнату, хоть старую, мрачную и с железными решетками,
но Ярко освещенную огнем, пылавшим в печке,  там  жарилась  баранина  и  в
кувшине варилась вкуснаЯ варенуха.
   ЏриЯтно было старому ЉасьЯну  отдохнуть,  и  понежитьсЯ,  и  поесть,  и
подкрепить силы варенухой после тЯжкой  езды,  добровольного  поста,  двух
бессонных ночей и двух дней, проведенных в тревоге.
   ЉасьЯн хоть был запорожец и лет двадцать-тридцать  назад  проплЯсал  бы
еще и эту ночь, однако лета взЯли свое:  после  куска  жирной  баранины  и
нескольких чарок теплой варенухи на него нашла лень, истома, рука в  плече
заболела, ноги стали будто не свои, глаза поминутно слипались, и, наконец,
он, склонЯсь на лавку, захрапел молодецким сном.

   V

   "Ѓач, чортЯкэ! Ѓач, падлюка,
   џк умудровавсЯ!
   ‘е вже, бач, нiмецька штука!" -
   ’вардовський озвавсЯ.
   ѓулак-Ђртемовський_

   ‡ажуриласЯ •мельницького сiдаЯ голова,
   ™о при йому нi сотникiв, нi полковникiв нема.
   —ас приходить умирати,
   Ќiкому поради дати.
   ЌароднаЯ_ малороссийскаЯ дума_

   ђассветало. ЏроснулсЯ ЉасьЯн, потЯнулсЯ, зевнул и,  посмотрЯ  на  окно,
проворчал: "‘тар стал ЉасьЯн! Ќезаметно проспал до утра". ‚ разбитое окно,
через решетку, веЯло утреннею свежестью; где-то недалеко слышен был шорох,
будто от ходЯщего человека. ЉасьЯн подошел к окну; за окном узкий  дворик,
огороженный высокой стеной; на дворике никого  не  было,  только  воробей,
сидЯ на ветке какого-то сухого кустика, надувалсЯ,  ерошил  свои  перьЯ  и
встрЯхивалсЯ. ‡а дверью опЯть послышались шаги. ЉасьЯн бегло  взглЯнул  по
комнате - нет его оружиЯ;  подошел  к  двери  -  дверь  заперта.  ЏротЯжно
свистнул он и отошел.
   - тука! - ворчал ЉасьЯн, ходЯ по небольшой комнате.-  ЌемецкаЯ  штука!
•итро, чтоб ему первою галушкой подавитьсЯ! „а и нехорошо как! Ќе  приведи
_господи, нехорошо! ѓде это видно: зазвать гостЯ, упоить, отобрать оружие,
да и запереть в клетку? Ќехорошо! —то, Я им дрозд какой, что ли?  Џерепел,
что ли? ‡ачем менЯ держать в клетке?.. „урень Я, не догадалсЯ вчера, когда
пришел  в  эту  гадкую  тюрьму,  разбить  было  немецкому  казаку  голову,
приговариваЯ: "Ќе води угощать в  тюрьму  вольного  запорожца!"  ’ак  нет,
поддалсЯ, старый дурак! ‘ам вошел, седой баран, в загорожу.  Ќедаром  этот
перевертень так подбивалсЯ, подъезжал ко мне, словно парубок  к  смазливой
девке, и о —айковском расспрашивал, и о Њарине, и пил их  здоровье,  будто
они ему роднЯ какаЯ!.. Ќе догадалсЯ, просто не догадалсЯ!  —то  Я  ему  за
приЯтель? Џравду говорЯт: коли человек больно тебЯ ни с  того  ни  с  сего
ласкает, берегись: или он обманул или обмануть хочет...
   ‡а дверью опЯть послышались шаги. ЉасьЯн подошел к двери  и  сильно  ее
дернул - нет ответа, только снаружи загремел, застучал тЯжелый замок.
   - ќй, ты! ‘лушай, ты! Ћткликнись! Љоли ходишь, так  и  говорить  умеешь
Љто там? Њолчание
   - Ќу, что ж ты не отвечаешь? - продолжал ЉасьЯн - џзыка нет? ‚ерно,  не
человек ходит; это корова ходит.
   - ‚решь, не корова, а казак,  -  отвечал  за  дверью  голос,  обиженный
неприличным сравнением.
   - ‚силу-то отозвалсЯ! ‘кажи мне на милость,  что  за  комедию  со  мною
играют! ‡ачем менЯ заперли сюда? ‚ерно,  боЯлись,  чтоб  Я,  в  хмелю,  не
разорил вашего города? Ђ?
   Њолчание.
   - „а что же ты не говоришь? ЋтозвалсЯ было, как человек, - и  замолчал,
словно рыба!
   Њолчание.
   ЉасьЯн махнул рукою и начал ходить по  комнате;  подошел  к  окну,  там
опЯть только воробей весело прыгал по сухим веточкам  чахлого  кустика  и,
поворачиваЯ кверху головку, отрывисто перекликалсЯ  с  товарищем,  который
отзывалсЯ где-то на кровле. ЉасьЯн плюнул  -  воробей  улетел,  все  стало
тихо.
   - †идовскаЯ птица! - сказал ЉасьЯн,  отходЯ  к  своей  постели,  сел  и
задумалсЯ.
   Ѓог знает, что думал ЉасьЯн; но верно не  очень  веселое,  потому  что,
мурлыкаЯ себе вполголоса, мало-помалу перешел в песню и запел известную  в
Њалороссии трогательную думу о побеге трех братьев из Ђзова:
   €з города из Ђзова не велики туманы подымались:
   ’ри казака родных брата из тЯжелыЯ неволи убирались.
   „вое конных, третий пеший вслед за братьЯми спешит;
   Џо кореньЯм, по каменьЯм меньший брат босой бежит;
   Ќоги белые о камни посекает,
   Љровью теплою следочки заливает,
   Љонных братьев догонЯет
   € словами промовлЯет:
   "‘таньте, братцы, быстрых коней попасите
   € менЯ, меньшого, обождите".
   .......................................................................
   ‘  первых  стихов  заметил  ЉасьЯн,  что  невидимый  голос  за   дверью
подтЯгивает ему; ЉасьЯн  запел  громче,  начал  выводить  голосом  трудные
переходы - голос вторил ему верно. ЉасьЯн не выдержал и, не кончив  песни,
закричал:
   - ‘лавно, брат! …й-богу, славно! € голос у тебЯ хороший... ’ы до  конца
знаешь эту песню?
   ѓолос умолк.
   - ‘транлый человек! - продолжал ЉасьЯн.- Џоет  хорошо,  а  говорить  не
хочет.
   - ѓоворить не хочет! - сказал сам  себе  казак  вполголоса:  -  ђад  бы
говорить, да когда не велено!
   - Ђ! ‚от что! ѓоворить не ведено, так петь, верно, можно,  коли  поешь.
Ќу, пой мне, Я начну. € ЉасьЯн запел:
   Ћй на горе Явор зелененький...
   ‘кажи ты мне всю правду, казак молоденький:
   ‡а что менЯ невинного в тюрьму засадили?
   †елезным запором тюрьму затворили?
   - Ќу, что ж ты не поешь? - сказал ЉасьЯн.
   ‚идно, часовому понравилсЯ разговор в новом вкусе: за дверью послышалсЯ
тихий смех, прерываемый словами: "‘казано запорожец! ‚от  притча!";  потом
смех немного успокоилсЯ, и часовой запел на тот же голос:
   ‡а что тебЯ посадили, Я того не знаю;
   џ так себе человек, моЯ хата скраю.
   ЉасьЯн
   „а какому ж Я обЯзан собакину сыну,
   —то не в поле, а в тюрьме, может быть, загину?
   Љазак
   Ћи, спит казак под горою; саблЯ сбоку
   € мушкет, и конь пасетсЯ недалеко.
   Џришли люди темной ночью полегоньку,
   Ћбобрали казаченька потихоньку:
   ’ак пан велел, старшой велел, говорили,
   € казаченька в темницу затворили;
   Ђ темницу замком запер панский чура
   Ќа нем платье казацкое, а натура...
   Ђ натура не казачьЯ, не..

   - Ђ в солому!.. ‚ишь как воет! - закричал за дверьми строгий  голос.  -
—то ты, на улицу вышел?.. Ќа вечерницах?
   - Њне говорить запрещали, а петь не запрещали, так Я и пою со скуки.
   - Њолчи! Џеть не  запрещали!.._  ђазговорилсЯ;  Я  тебЯ  проучу...  Ћн_
спит?.. Ќе слышно?
   - Ќет, не спит, уже и пел песни.
   - ’о-то, ты своими криками да воем хоть мертвого  разбудишь...  Ќе  дал
гостю успокоитьсЯ...
   Џосле этого загремели замки, заскрипела дверь, и послышались  шаги  под
окном ЉасьЯна; скоро он увидел между решеткою лицо ѓерцика.
   - ‡дравствуй, дЯдюшка! ‡дравствуй старик! - говорил ѓерцик, улыбаЯсь.
   ЉасьЯн молчал.
   - Ќе сердись, храбрый запорожец, не сердись, лыцарь; не моЯ вина; видит
бог, как Я люблю тебЯ; уже за одно то люблю, что ты дал  пристанище  моему
бедному другу Ђлексею! —то-то он теперь делает...
   - —его тебе хочетсЯ? ЋтвЯжись от менЯ! - грубо сказал ЉасьЯн.
   - —его мне хочетсЯ? Ђй, боже ж мой!  Ќичего  мне  не  хочетсЯ;  Я  всем
доволен, по милости полковника. ‘лавный человек полковник, только  хитрый,
подозрительный. –елый день вчера все отведет менЯ в сторону да и  говорит:
"Ѓоюсь Я, ѓерцик, этого запорожца; кто знает, может, он подослан крымцами,
да им и ворота отопрет". - "Ѓог с вами, пане мой! - говорил Я. - ’акой  ли
это человек; да он и вашу дочку приберег у себЯ; да он и смотрит не  так".
- "Ќет, - говорит полковник, - мне не  веритсЯ,  чтоб  и  моЯ  дочка  была
жива". € все такое неподобное... даже хотел пытать тебЯ...
   - ЊенЯ? - громко сказал ЉасьЯн. - Џытать запорожца?
   - ’о-то и есть; а делать нечего: сила солому ломит!.. ‚силу Я  упросил,
чтоб тебЯ посадили в тюрьму.
   - ‚от за это спасибо! ‚идно, что добрый человек.
   - €менно добрый. Ќе пугайсЯ, ЉасьЯн, тебе будет  хорошо:  ты  будешь  и
сыт, и пьЯн; а когда прогоним татар и полковник увидит, что ты прав, что у
тебЯ нет с ними ничего, вот мы и поедем все к тебе на зимовник.  Џолковник
простит дочку; она приедет сюда с мужем, и пойдут пиры да веселье! Ћй, ой,
ой! —то за пиры будут!.. Ќе скучай, ЉасьЯн! Ќе сердись  на  мене,  Я  тебе
добра желаю; да как выпустЯт, не говори полковнику, что Я был у  тебЯ:  он
очень подозрительный человек, и мне худо будет! Џрощай, ЉасьЯн! Ќе сердись
на менЯ, не скучай! - и есть, и пить принесут тебе  вволю,  отдыхай  после
дороги.
   - Ђ моЯ саблЯ где?
   - ‘аблЯ у полковника, висит на  стенке  под  образами!  ‚  почете  твоЯ
саблЯ, добраЯ саблЯ! ЌельзЯ ли мне , пошалить твоею саблею с  татарами?  ‘
лыцарскою саблей и сам станешь словно лыцарь.
   - € не думай!.. - закричал ЉасьЯн. -  „о  сих  пор  верно  служила  моЯ
саблЯ, крестила головы неверных, не выкрошивалась; не притуплЯлась; до сих
пор чужаЯ рука не трогала ее - и не тронет; умру - завещаю положить  ее  в
гроб со мною. ’ы, может быть, и добрый человек; бог тебЯ знает, что у тебЯ
на  уме,  только  не  трогай  моей  сабли,  не  обижай  старика,  да   еще
заключенного, не ссорьсЯ со мною.
   - ‘охрани менЯ боже, боже менЯ  сохрани!  -  говорил  уходЯ  ѓерцик.  -
Џрощай, дЯдюшка, не сердись; Я полковнику передам твою волю: добрый  казак
любит саблю, как жену, больше жены, сто  раз  больше,  тысЯчу  раз...  сто
тысЯч...
   Ђ между тем, при первых лучах солнца сторожевые  казаки  с  крепостного
вала приметили вдали большие клубы пыли,  и  вскоре  показались  на  степи
легкие отрЯды татар. ‚ооруженные казаки высыпали на вал; гармаши (пушкари)
стали у пушек; известные,  опытные  стрелки,  зарЯдив  гаковницы  (длинные
крепостные ружьЯ), навели  их  в  поле  и,  припав  за  щитками,  выжидали
неприЯтелЯ.  ’атары  наездничали,  гарцовали,  подскакивали  к   крепости,
изредка пускаЯ стрелы, которые, не долетаЯ  к  цели,  вонзались  в  землю.
Љазаки не  стрелЯли.  Ќесколько  раз  казаки  просились  у  полковника  из
крепости погулЯть за валом и переведатьсЯ с татарами; но полковник  угрюмо
отвечал им: "Ќе пора!" или "Ќе спешите прежде отца в пекло  (ад)"  -  и  с
нетерпением поглЯдывал на север. …ще вчера,  сейчас  по  приезде  ЉасьЯна,
полковник €ван послал гонца  к  полковнику  прилуцкому  просить  помощи  и
приказ пирЯтинской сотне немедлЯ ЯвитьсЯ  под  ‹убны:  гонец  не  ЯвлЯлсЯ,
помощи не было, пирЯтинцы не шли. ’атарские наездники стали смелее, начали
ближе подъезжать к валу; но грЯнула с крепости гаковница, другаЯ,  третьЯ,
и они рассеЯлись, оставЯ на месте двух человек да конЯ; один лежал ничком,
будто спал; другой, лежа кверху лицом,  махал  руками  почти  до  полуднЯ,
словно ветрЯнаЯ мельница, а раненый конь все силилсЯ поднЯтьсЯ, становилсЯ
на передние ноги и,  сидЯ  на  задних,  как  собака,  судорожно  вытЯгивал
длинную шею, глЯдЯ на крепость, так что страшно  было  смотреть  на  него;
потом, шатаЯсь, падал и опЯть становилсЯ на передние ноги...
   Ќастал  полдень  тихий,  знойный.  ’атары,  выехав   из-под   выстрелов
крепостных орудий, стоЯли густыми толпами; над чистым полем плавал в  небе
большой  коршун;  распустив  широкие  крыльЯ,  вытЯнув  ноги,  вооруженные
острыми когтЯми, медленно спускалсЯ он на трупы и, торопливо откидываЯсь в
сторону, будто нехотЯ  подымалсЯ  кверху,  когда  раненый  татарин  быстро
взмахивал руками. Џо полю труском бежала какаЯ-то пестраЯ собака,  опустив
хвост, повесЯ голову и длинный высунутый Язык; усталаЯ,  остановилась  она
перед трупами, кругом понюхала поле, завыла  и,  поджав  хвост,  бросилась
бежать со всех ног. Џолковник, отираЯ потные глаза, посмотривал на север -
на севере никого не было - только  чистаЯ  степь,  раскаленнаЯ  полуденным
солнцем, да по степи, словно  бегущие  стада  белых  овец,  мелькал  порою
жаркий пар на далеком горизонте.
   ѓерцик советовал полковнику сделать вылазку; полковник  не  соглашалсЯ,
ожидаЯ скорой помощи.
   - Ќа что вам, к чему вам  помощь,  когда  вы  сами  великий  лыцарь?  -
говорил ѓерцик. - Џридет помощь, вы разобьете татар и все скажут:  не  сам
разбил полковник €ван, люди помогли, еще, пожалуй, запоют  песню,  бабскую
песню:
   Ћй не сама прЯла -
   Љума помогала;
   „ала куме миску пшена
   € два куска сала...
   ЃабскаЯ песнЯ, а запоют ее на ваш  счет  -  и  вам  будет  совестно,  и
придратьсЯ будет не за что.
   - Ђ хотел бы Я послушать, кто запоет?
   - џзык без костей! ‹юбаЯ баба запоет - что вы  ей  скажете!  ќту  песню
давно поют, не  стать  вам,  пане,  запрещать  ее!  ‡апретите,  еще  хуже,
неподобное скажут про  вас,  про  храброго  лыцарЯ;  и  в  Џрилуках,  и  в
Њиргороде будут петь песню, коли в нашем полку побоЯтсЯ...  џ  вас  люблю,
пане мой, очень люблю . вот откуда берутсЯ слова мои.
   - ‡наю, друже мой, знаю, братику ѓерцик, спасибо тебе; даст бог утихнет
жар, Я с ними переведаюсь,  Я  докажу,  что  сам  побью  эту  погань,  без
прилуцких дегтЯрей... хоть осторожность не мешает... Ђ что запорожец?
   - ‘идит под караулом.
   - € слава богу! ’ы надоумил менЯ припрЯтать эту старую лисицу. ‘пасибо,
брате, мне и в голову не пришло сначала, что это шпиг (лазутчик) от татар,
наделали бы кисло во рту, если б оставили его на воле...
   - €звестно! ‚ы сами, пане, прежде об этом думали, да не хотели  обижать
лыцарЯ; вы сейчас и приказали, что думали...
   - ќкаЯ голова у тебЯ, ѓерцик! - сказал самодовольный полковник. - Њысли
мои даже знает...
   - џ дрЯнь против вас, пане мой, а господь умудрЯет слепцов...  €  какую
историю выдумал этот старик: будто покойница Њарина - царство ей  небесное
- воскресла.
   - —удно и мне показалось это, да долг лыцарский не велел  расспрашивать
о бабе... Ђ что, если она жива?
   - Ћ, боже ж мой! разве, пане, мертвые воскресают? ‘ам  видел,  как  она
взошла на подмостки, сам видел .. да Я уже говорил  вам..  всилу  ушел  из
‘ечи, и менЯ казнили б, если б нашли, так разлютовались эти неверы!
   - Ќе говори так, ѓерцик, - грустно сказал полковник, - они христианские
лыцари, а хитры бывают и люты, словно волки... Ќе думал  Я  пережить  моей
Њарины; не сдержал слова покойнице жене..
   - —то с воза упало, то пропало, пане мой. —то ж, если б  и  осталась  в
живых Њарина?
   - ‚идит бог, Я бы отдал ее за ЂлексеЯ. џ и тогда хотел это сделать . да
. бог его знает... как... Ќу, да что  говорить  об  этом!  ‚ыспрашивал  ты
вчера запорожца о моей дочке?
   - –елый вечер . „а врет небылицы, стараЯ лиса! ’ак, говорит, пришли, да
и живут у менЯ - видимо путаетсЯ в речах; он, живЯ на зимовнике, верно, не
знал того, что вы знаете из  письма  кошевого  и  моих  слов..  а  выдумал
сказку, длЯ большего почету думал, что вы баба - оттого, что они всех нас,
гетманцев, считают бабами - и расплачетесь при весточке о дочке  и  дадите
ему волю делать что захочет длЯ крымцев. ‚ерно, получил от  хана  не  один
дукат...
   - ’ак, так! Џостой, собака! “правлюсь Я с татарами, Я  научу  его,  как
шутить с полковником €ваном. —то же он теперь? ’ы его видел сегоднЯ?
   - ‚идел. ‘ильно загрустил, бьетсЯ об решетки, даже плачет...
   - Џускай плачет, пускай плачет, от злости плачет! Џонюхал пирога, да не
удалось попробовать... Ђ не худо бы и нам перекусить, ѓерцик.
   Ќачало вечереть. ’атары небольшими кучками  стали  разъезжать  по  полю
перед крепостью; одна  из  них,  побольше,  подъехала  довольно  близко  и
окружила трупы товарищей;  некоторые  слезли  с  коней;  казалось,  хотели
поднЯть и увезти мертвые тела. ѓармаш прилег к пушке, приложил фитиль -  и
с крепостного вала грЯнул выстрел: Ядро попало прЯмо  в  кучу;  как  живое
серебро, разбрызнулись татары в стороны, оставЯ на  месте  еще  нескольких
товарищей и две длинные пики, воткнутые в землю, на пиках  торчали  только
что отрубленные  казачьи  головы;  кровь  струилась  по  длинным  древкам;
вечерний ветерок покачивал их. в стороны и веЯл черными чубами...
   - Ќа коней, хлопцы! - сказал полковник, заскрежетав от злости зубами. -
‚от Я им! Ђ где ѓадюка?
   - ѓотовит ужин длЯ пана, - отвечал ѓерцик, - да позвольте, Я  поеду  за
вами. Ќа что вам ѓадюка? †дать долго...
   - Џожалуй! —то это у тебЯ за перышко на шапке?
   - ‡аговор (талисман) от иули и  стрелы  и  всЯкого  оружиЯ,  -  отвечал
ѓерцик, выезжаЯ рЯдом с полковником из крепостных ворот.
   Ѓыстро понеслись казаки врассыпную на крымцев, и в минуту по всему полю
завЯзалась  жаркаЯ  схватка.  —еловек  десЯть  татар  скакали   прЯмо   на
полковника. Џолковник с ѓерциком  скакал  на  них.  агах  в  двадцати  от
крымцев полковник выхватил из кобуры пистолет, спустил  курок  -  вспышка;
другой пистолет тоже не выстрелил; бросЯ и этот на землю, полковник поднЯл
руку, вооруженную тЯжелою кривою саблей, сверкавшею в воздухе, как светлый
рог молодого месЯца, но в ту  минуту  две  стрелы  впились  ему  в  грудь;
полковник зашаталсЯ на седле, опустил поднЯтую саблю, а татары, схватЯ  за
поводье его лошадь и лошадь ѓерцика, поскакали в степь.  Љазаки  бросились
выручать своего начальника; но их  было  мало,  а  крымцы  прибавлЯлись  с
каждою минутой, били казаков и теснили к крепости.  ‚друг  страшный  вопль
огласил  поле:  из  крепости  скакал  чудный  воин,  на   неоседланной   и
невзнузданЯой дикой  лошади;  быстро  летел  он,  схватЯ  ее  за  гриву  и
поворачиваЯ жилистою рукою во все стороны,  словно  поводами;  голова  без
шапки, нестриженаЯ, небритаЯ, нечесанаЯ, ноги обнажены до колен,  руки  до
локтей, в правой руке поднЯт тЯжелый топор.
   - ѓде вы дели, собаки, моего пана? - страшно  кричал  он,  ринувшись  в
толпу татар. - Џане мой, пане мой! ‡десь Я, здесь  ѓадюка!  -  кричал  он,
быстро опускаЯ направо и налево тЯжелый топор, от которого, как  снопы  от
бури, валились татары. Ћтбив раненого полковника,  ѓадюка  перебросил  его
поперек конЯ и помчалсЯ в крепость; но вслед за ним поскакали и  ѓерцик  и
казаки, теснимые со  всех  сторон  множеством  крымцев.  “же  были  они  у
крепостных ворот, несЯ на плечах своих неприЯтелЯ,  как  с  гиком  ударила
вбок пирЯтинскаЯ сотнЯ; крымцы испугались засады, сробели  свежего  войска
и, преследуемые в свою очередь казаками, ускакали в степь, присоединЯЯсь к
своим обозам. ЏирЯтинцы, распустив  сотенные  значки,  вошли  в  крепость,
приветствуемые народом. ‚место раненого полковника, принЯл  над  крепостью
начальство пирЯтинский сотник.
   Ќастала  ночь.  Ќа  далекой  степи,   словно   звездочки,   засветились
сторожевые огоньки татар; на крепостном валу казаки удвоили стражу.
   ‚ своей опочивальне, на широкой кровати,  покрытой  до  полу  азиатским
ковром, лежал полковник €ван, сильно страдаЯ от ран.
   Љазак-знахарь (лекарь) осмотрел раны, перевЯзал их и покачал головою.
   - —то? - спросил слабым голосом полковник.
   - Ќичего, пане полковник! - отвечал знахарь.
   - Ќет надежды? Ђ?
   - Ѓогу все возможно...
   - Ћставь это... Я не баба. Ђ по-твоему как?.. —то?..
   - Џо-моему, плохо.
   Џолковник покачал головою и тихо спросил:
   - Ђ ѓадюка где?
   - ‹ежит раненый,- отвечал ѓерцик,
   - •удо! ЋстаньсЯ со мною, ѓерцик;. а вы  все...  ’ут  полковник  махнул
рукою - все вышли. ѓерцик запер дверь и подошел к полковнику.
   - ‘лушай, ѓерцик, - говорил полковник, - расспроси  этого  запорожца  о
моей Њарине... мне.. мне все кажетсЯ, что жива  она...  Љазаки  не  поймут
менЯ, подумают, Я без характера... а ты  любишь  менЯ,  слушай:  если  это
правда... если она... - € полковник начал шепотом говорить ѓерцику.
   ЌаклонЯсь над полковником, ѓерцик долго слушал, вперив свои быстрые очи
на умиравшего, и страшно улыбнулсЯ. Љогда  умолк  полковник,  он  с  дикою
радостью прошелсЯ  по  комнате,  подошел  к  кровати,  наклонилсЯ  к  лицу
полковника,  внимательно  прислушивалсЯ  и  сказал:  "•орошо,  пане,   вам
неприЯтен свет, Я вас поворочу к стенке". Џотом поворотил полковника лицом
к стене, покрыл его синим походным плащом и, отойдЯ на  середину  комнаты,
кашлЯнул и сказал довольно громко:
   - ’еперь хорошо, пане? Ђ?
   - •орошо, - ответил полковник слабым шепотом.
   - •орошо, хорошо! - сказал ѓерцик. - ’еперь Я пойду исполню вашу  волю,
пане мой - слышите?
   - ‘лышу.
   ѓерцик вышел.
   - Ђ что? Ђ что? - спрашивали ѓерцика старшины, бывшие в другой комнате.
   - ЂнгельскаЯ душа! - отвечал ѓерцик со слезами на глазах - Ћн чует свой
близкий конец и обо всех помнит.
   - Ќеужели?
   - „а; говорит, если Я умру, ѓерцик,  скажи,  чтоб  отдали  пирЯтинскому
сотнику моего черкесского конЯ ‘ивку..
   - „обрый конь! - говорили старшины.
   - Њне с ним и не управитьсЯ! - сказал сотник.
   - Ђ хорунжему Џодметке, - продолжал ѓерцик, - мое старое ружье.
   - ‡нает, что Я охотник: добраЯ душа!
   - …саулу Ќелейводу-ЏрисЯдковскому - серебрЯную чарку.
   - “пьюсь из этой чарки, -  сказал  Ќелейвода-ЏрисЯдковский,  -  ей-богу
упьюсь!
   - …саулам ѓопаку и  ’ропаку  по