  воду  глЯдел. „умала  Я,  хватит тебе и  семилетки -- платки  вЯзать  ума
большого  не надо, а терпением и сноровкой Ђллах не обидел. „а и  в чем тебе
на занЯтиЯ ходить, ломала голову.
     ”орму и платье шерстЯное,  пальто и валенки -- все в  школе мне выдали.
‚ызвал  Љузнецов к себе в  кабинет и говорит: "‚от,  ѓульсум-апай, длЯ дочки
вашей". Ђ на стульЯх  и длЯ других учеников одежда лежит, а пальтишки разных
цветов и фасонов... ’онкий человек ваш учитель, все  учел, менЯ одну вызвал,
от  любопытных глаз  и глупых  Языков  оберегал. Ђккуратно подарок завернул,
перевЯзал  и  наказал, чтобы вам  не говорила,  что  одежда  казеннаЯ,  мол,
учтите, детскаЯ душа -- штука сложнаЯ... ’ак  что  учись, дочка, не одна Я о
вас пекусь. Ђ за ученье мы заплатим как-нибудь.
     Њать поднЯлась, прикрыла  задвижку  у  печи и,  снова  сев  за вЯзанье,
продолжила неторопливо:
     -- € пенсию вам, хоть и малую, тоже Љузнецов выхлопотал. Џришла  к нему
в слезах: "Џомогите, -- говорю, -- ћрий Ђлександрович, в собесе крутЯт: мол,
похоронка у менЯ  не та. Љак не та, когда почти все мужики из Њартука в один
день полегли под Њосквой. €  в один день нам казенные письма почта принесла.
‚  тот вечер  плач  из  поселка, наверное, в самом  Ћренбурге был слышен". Ђ
директору ли не знать об этом: митинг-то на другой день в школе прошел.
     ‚ похоронке нашей, одной-единственной, написано: "Џропал  без вести". Ђ
куда ему, отцу нашему, там  пропасть, когда мужики из Њартука вокруг него  и
держались. ‚есельчак и верховода отец наш был, да и партийный к тому же. € в
эшелоне, который целый час простоЯл в поселке, отец старшим по вагону ехал.
     Џошли мы тут  же с вашим директором школы в собес.  Џравда, Я во  дворе
осталась: сил  моих  больше не было,  боЯлась  --  кинусь дратьсЯ.  —ас жду,
другой, -- вылетает вдруг ћрий Ђлександрович,  на ходу оборачиваетсЯ, совсем
не по-учительски ругаетсЯ:  "‘волочи! Ѓюрократы!" Џотом  немножко поостыл  и
говорит:  "’ы  уж,  ѓульсум-апай,  наберись терпениЯ  и  жди, а  Я  в Њоскву
напишу". Џолгода ждала, а Љузнецов все это времЯ  в разные учреждениЯ писал,
но  пенсию  все-таки выхлопотал.  „обрыми  делами  и  на  добрых  людЯх  мир
держитсЯ, никогда не забывайте об этом, дети.
     ’ак под тихое журчание материнских рассказов коротали они долгие зимние
вечера...
        XXIV
     „екабрь  пришел в занесенный снегами  Њартук студеными  ветрами, на дню
несколько  раз  менЯвшими  направление,  сбивал  с ног прохожих.  ‡акрутило,
завихрило, заметелило, -- и в школе отменили занЯтиЯ.
     ‚етер,  завываЯ  в  трубе,  рвалсЯ  в  землЯнку,  словно  собиралсЯ  ее
разворотить. „ень и ночь, не умолкаЯ, гудели за окном натЯнутые, как тетива,
заиндевелые  провода. Њать, подкладываЯ кизЯк  в ненасытную  утробу печи,  с
тревогой говорила: "€  в  это  воскресенье,  видно,  не  бывать базару,  кто
рискнет приехать из аулов в такой буран?"
     Љупленный ею с ђушаном кизЯк  убывал, казалось, не по днЯм, а по часам.
ѓульсум,  накинув фуфайку, кидалась  к соседЯм, дальним  и близким:  купить,
взЯть взаймы, выменЯть десЯток кизЯков -- иногда удавалось.
     "’олько бы пурга унЯлась к воскресенью", -- молила мать и, хотЯ денег у
нее  на такую большую покупку, как воз  кизЯка, не было, верила, что казахи,
не раз выручавшие ее, дадут в долг и в этот раз.
     ‚ такие  вечера, когда на улицу  и выглЯнуть-то  было страшно, приходил
гость.  ЏоЯвлЯлсЯ  он  всегда  неожиданно,  и  скрипучаЯ  дверь   отворЯлась
бесшумно. ‘начала дверной проем заполнЯл  большой грЯзный  канар --  мешок с
заплатами, который гость ставил тут же, у двери, а сам возвращалсЯ в сенцы и
долго отрЯхивал  там полушубок и  казахский малахай-тумук. ‚ходил в землЯнку
уже в гимнастерке, вешал на гвоздик, вбитый в стену, свой полушубок.
     -- ѓимай-абы, вам идти с другого  краЯ села, из-за  станции, не боитесь
сбитьсЯ  с  пути в пурге?  €  как  это у вас  ловко  с  нашей старой  дверью
получаетсЯ? -- спрашивала дотошнаЯ ‘аниЯ, заканчивавшаЯ делать уроки.
     -- џ, дочка, с первого днЯ  начинал в дивизионной разведке,  а кончил в
зафронтовой.
     -- Ђ  почему  вы папу с  собой не взЯли? -- ђушан перебиралсЯ поближе к
гостю.
     -- Ќа войне, ђушан-батыр, не спрашивают, кто с кем хочет воевать.  ЊенЯ
в эшелоне приметил какой-то  майор, не доезжаЯ до  Њосквы  Я и распрощалсЯ с
Њирсаидом.
     Њать молча возилась у плиты, готовЯ нехитрое угощение.
     --  Ќаживешь  ты, ѓимай, с  этим канаром беды, -- говорила она гостю за
чаем.
     ѓимай, поглаживаЯ чапаевские усы, смеЯлсЯ:
     -- ‘колько раз объЯснЯл тебе, что  за мной числЯтсЯ только штуки кож, а
посылают нам в вагонах  нестриженые шкуры. Љожзавод наш --  одно название, а
на деле -- артель кустарнаЯ. „убить не успеваем, не то что стричь шкуры. ’ак
и кидаем в чаны, а после каустика шерсть  никуда не годитсЯ. €з чанов вилами
ее приходитсЯ выбрасывать, животы  надрываем... Џо  совести  говорЯ,  за это
тебе  еще платить  бы надо:  остриженных шкур в  чан вдвое больше  лезет, на
чистке чанов день экономим, раствор сохранЯем. Љругом, считай, выгода.
     --  ’ак-то  оно  так, -- соглашалась мать,  но  упорно гнула свое: -- Ђ
шерсть все-таки государственнаЯ.
     -- Ћттого в  бураны и  хожу,  чтобы людей  не дразнить.  Ђ  боЯтьсЯ мне
некого -- Я не вор и не мошенник, Я и на фронте с поднЯтой головой ходил...
     Ћдним  неуловимым  движением ѓимай оказываетсЯ у канара, и сильные руки
его выбрасывают на середину землЯнки шкуру за шкурой.
     --  ђазве  можно такое  добро  губить? ‘мотри,  вот несколько козьих, с
пухом. Ќа шаль не пойдет, а на перчатки -- заглЯденье!
     -- ЊериносоваЯ... -- слышитсЯ с полу тихий голос матери. Ћна ползает по
шкурам,  вырываЯ,  где  можно,  клочьЯ  шерсти.  --  Љакие паутинки  свЯзать
можно...
     -- € Я о чем! -- ѓимай выбрасывает последние шкуры, и пустой канар, как
у фокусника, исчезает в недрах полушубка. -- џ вот наточил, как обещал...
     €з кармана полушубка он вынимает  завернутые в  трЯпицу острые, тЯжелые
ножницы.  €з другого кармана  достает ком вЯзкого мыла, которое варЯт на том
же кожзаводе, и идет к рукомойнику.
     -- ’олько мыла  не  надо жалеть,  а то в этих шкурах любую заразу можно
подцепить.
     ЏрЯмо по шкурам довольный ѓимай возвращаетсЯ к самовару...
     Љак  ни  Ярилась зима,  неожиданно  она сдалась, словно понЯв,  что  не
сломить ей маленький, по трубы занесенный снегом Њартук. €, как бы винЯсь за
разметанные по ветру обледенелые стога, за стужу в сырых землЯнках, за пучки
соломы,  развеЯнной  по безлюдным  улицам,  за ЯгнЯт, не  выживших  и днЯ  в
продуваемых насквозь кошарах, за поезда, застрЯвшие на голодных полустанках,
вдруг  установились  в  поселке такие дни, какие помнили старожилы  только в
добром давнем довоенном времени.
     —то-то  произошло  не  только с  погодой,  но повеЯло и от жизни теплом
близких  перемен,  все чаще слышалось полузабытое слово "надежда". € правда,
словно  расчищаЯ  дорогу  новому  наступающему  году,  у  Ќюркиного магазина
поЯвилось  объЯвление,  что   с   первого  ЯнварЯ  будет   снижение  цен  на
промышленные  товары,  и  следовал длинный  перечень  нужных  и ненужных длЯ
жителей села вещей.
     Ќо еще более радостнаЯ  весть прокатилась  солнечным днем  по  Њартуку:
обещали  открыть  надомную  артель  вЯзальщиц. ЌастоЯщее  предприЯтие  --  с
авансом  и зарплатой.  "‘ авансом и  зарплатой! ‘  авансом и  зарплатой!" --
катилось от двора ко двору, как звонкое морозное эхо.
     “же не  отменЯлись из-за стужи и пурги занЯтиЯ,  и мальчишки с  окраины
села катили в школу на прикрученных  к валенкам коньках. Ћжил  школьный двор
на  переменах. ЋттаЯли  и умолкли провода,  поЯвились наголодавшиесЯ за зиму
воробьи. ‚ такие радостные дни сбылась  давнЯЯ мечта  ђушана: мать разрешила
ему ходить на станцию и к поездам за шлаком.
     ѓульсум-апай, изучившаЯ  кормилицу-станцию как собственный пустой двор,
долго  противилась этому, потому что знала: шлак  и  та малость, какую можно
добыть  у  паровозов, -- монополиЯ дружных,  не  по годам дерзких  ребЯтишек
железнодорожников,  живущих  тут  же,  в  кирпичных  домах при  станции,  за
огромными огнедышащими горами шлака.
     Ќо  ђушан так  страстно  и  долго  уговаривал  ее,  уверЯл,  что  самый
отчаЯнный из мальчишек, по кличке Љожедуб, учитсЯ с ним в одном классе, да и
не  каждого задирают  станционные, а только тех, кто  из  жадности  пытаетсЯ
урвать больше всех.  Ђ он  не буржуй,  ему  больше  всех не  надо. Џоследним
доводом он развеселил мать так, что рассмеЯлась она от души, легко и весело.
     -- Ќе буржуи, значит, мы?
     -- Ќе буржуи...
     Џосле  школы ђушан  установил на санки  крепкую  корзинку, кинул  в нее
помЯтое и залатанное цыганами ведро и поспешил на вокзал.
     „ух станции, особенный, неповторимый, ощущалсЯ за квартал,  а отвалы на
фоне саманных, вросших в  землю,  построек  Њартука  казались  горами и были
видны с каждого двора. ‡апахи  тлевшего в недрах  отвалов шлака, подпаленных
креозотовых шпал на местах чистки  топок, машинный  запах больших  сдвоенных
паровозов и пар, клубившийсЯ вокруг них, всегда волновали и влекли мальчика.
Ћн знал: отсюда по  двум  тонким  нитЯм путей ведет  дорога в какую-то  иную
жизнь.  Ћттуда, из этой жизни, приходЯт поезда,  пахнущие  теплом  и  летом,
красным апортом и желтыми мандаринами, поезда, в которых, рассказывала мама,
зеркала во всю дверь и настоЯщие ковровые дорожки, и где едут щедрые военные
и красивые барышни, и еще много всЯких других людей.
     Љак и  подобает  человеку,  занЯтому  делом,  проходЯ  мимо  прибывшего
состава, он не стал глазеть на торги у вагонов, хотЯ слышал  восторг толстых
пассажирок в тЯжелых шубах, накинутых на Яркие китайские халаты:
     -- Љакой узор! ЉакаЯ изЯщнаЯ кайма!
     -- Ђ пушитсЯ, а пушитсЯ-то как!
     Љак  мудрец среди шаловливых детей, ђушан  улыбалсЯ и беззлобно  думал:
"ЏушитсЯ? „а как же ей не пушитьсЯ?" Ћн-то знал, как немыслимо долог путь до
того момента, когда шаль окажетсЯ на чьих-то зЯбнущих плечах. Ћн видел своих
сверстников  в казахских  аулах,  выхаживающих  маленьких шаловливых козлЯт,
видел  чабанов, изо днЯ  в день, из года в год, в  стужу и  зной кочующих со
стадами в скудных степЯх,  продуваемых летом и зимой злыми  ветрами. ‡нал не
понаслышке, сколько тепла человеческих  рук  -- детских, женских  и  суровых
мужских -- вложено в  красавицу шаль,  знал, сколько  слез пролито над ней в
холодных кошарах  и в  тени  керосиновых ламп, и не  удивлЯлсЯ  восторженным
восклицаниЯм покупательниц...
     ЏережидаЯ, пока  женщины перетащат на  носилках шлак после ташкентского
скорого, ђушан с высоты отвала впервые оглЯдел  лежавший внизу Њартук. ‚дали
виднелась крытаЯ  шифером  школа,  а рЯдом,  под  Ярко-зеленым  железом,  --
сельсовет с  обвисшим флагом. Ћстальные  дома можно было различить  лишь  по
тонким струйкам дыма, тЯнувшимсЯ, казалось, прЯмо из-под снега. „алеко вдоль
путей высилсЯ похожий на одногорбого верблюда элеватор. Ќа потемневшем цинке
обшивки, прЯмо на горбу, криво и некрасиво написано "1927 год".
     ‡аслонив  элеватор  облаками  пара,  пронессЯ  скорый на  Њоскву. Љогда
облако рассеЯлось,  ђушан увидел, как путейцы поставили на рельсы  мадерон и
стали грузить  свой тЯжелый инструмент: ломы, кирки, молотки, кувалды. ђушан
всегда  невольно  отличал  путейцев  от других  людей  потому, что пока знал
одну-единственную профессию,  котораЯ не зависела ни от времени  года, ни от
погоды, ни от сельсовета, да и ни от кого-либо еще.
     ‘колько он себЯ помнил, столько и знал каждого путейца села  в  лицо, и
всегда у них была работа, а значит -- аванс и получка. Ђ еще он знал, что им
положен  настоЯщий  уголь  и  они могут выписывать старые  шпалы,  а  из них
ставить добротные  теплые  сараи. Ђ главное --  и это  казалось  уже  совсем
волшебством,  -- каждому  ежегодно полагалсЯ  Ѓ…‘Џ‹Ђ’Ќ›‰ билет в любой конец
‘оветского  ‘оюза. € обратно, конечно. ‚  любой  конец!  Џеред ним  при этом
всегда оживал старенький школьный глобус.
     "‚ырасту и  стану  путейцем", --  глЯдЯ вслед  удалЯвшемусЯ на  перегон
мадерону, думал мальчик и улыбалсЯ.
     Ќе случилось. ‚се повернулось иначе в жизни, но стоит ли теперь об этом
жалеть...
        XXV
     ‚тораЯ  историЯ  свЯзана с отчимом,  а  точнее, это была  их  последнЯЯ
встреча.
     Џисьмо  пришло  перед самым отпуском, когда путевка  у  ђушана была  на
руках  и  билет  уже заказан. Џисем  от матери он не получал с  тех пор, как
однажды,  возвращаЯсь с морЯ, поставил старикам телефон.  “становить телефон
на селе еще сложнее, чем в городе, но  ему повезло:  начальником телефонного
узла оказалсЯ давний школьный приЯтель.
     „о  ужина ђушан письма не распечатал. …му пришла в голову даже  нелепаЯ
мысль заказать срочный разговор и спросить  у матери, что это за письмо  она
прислала...
     Џисала мать, что отчим  собралсЯ уходить на пенсию, а в трудовой книжке
записей  каких-то  недостает,  с  отчеством что-то  напутали.  ‘  татарскими
именами напутать немудрено, такие встречаютсЯ заковыристые -- Язык сломаешь,
не то что буквы перепутаешь. ‚от он ходил-ходил, -- из одной  двери в другую
гонЯт, из одной конторы в другую шлют, -- да  и  обиделсЯ. ѓоворит: "Ќе надо
мне вашей пенсии, пока  руки-ноги целы, не пропаду, а что записи не сделаны,
так мое дело было работать, а  бумажки составлЯли  другие". Џисала мать, что
уже  который  месЯц бумаги  лежат без  толку,  а  ей строжайше  наказано  не
вмешиватьсЯ в его дела и вообще о пенсии запретил всЯкие разговоры. "Ђ жалко
ведь старика,  сколько  на своем  веку  потрудилсЯ,  да  и обидно ему, Я  же
вижу..." -- заканчивала она свое торопливо написанное письмо.
     Џросила  ѓульсум-апай  сына  приехать  в  отпуск  домой,  отдохнуть   и
подтолкнуть пенсионное дело  -- все-таки человек образованный, законы знает,
да и  дружки школьные  теперь многие в начальниках,  может, помогут старику,
ведь, считай,  на  людских  глазах век прожил, не таилсЯ,  и  работал-то всю
жизнь в Њартуке.
     Ћ  том, чтобы  отложить поездку  в  отчий  дом, и речи  быть  не могло.
Љазалось, что за неделю, ну, максимум дней за  десЯть, он уладит дела и  еще
успеет к морю. ‘ тем он и уехал в родные краЯ...
     ‘тоЯ  у  окна,  вглЯдываЯсь  в  бескрайнюю,  выжженную  жарким  солнцем
казахскую  степь,  он  то  и  дело  мыслЯми  возвращалсЯ  к  отчиму. € не  о
предстоЯщих  пенсионных  делах  и хлопотах думал.  ’олько сейчас, под мерный
стук колес, он неожиданно ощутил, как коротка человеческаЯ жизнь. Ћ том, что
она  коротка, он, разумеетсЯ, знал, но так остро, до волнениЯ,  почувствовал
это только теперь.
     Љак  же  так?  ќтот,  как  будто совсем  недавно  по-юношески  стройный
мужчина,  мастерски  игравший  за  "станцию",  за  "железку"  в  волейбол  и
приезжавший к ним на голубом, сиЯвшем  хромом и никелем трофейном велосипеде
"„иамант" -- неслыханнаЯ роскошь на селе  в  те послевоенные  годы,  --  уже
уходит на пенсию?  € еще более непонЯтно, что он, ловкий и смелый, имевший в
селе больше всех орденов, нуждалсЯ сейчас в его, ђушане, помощи.
     Ђ ведь когда-то, мальчишкой, он с  отчаЯнием думал, что пропащаЯ у него
жизнь,  что стать  таким  человеком, как  отчим,  --  неунывающим,  веселым,
справедливым,  чтоб уважали  друзьЯ и враги,  -- он никогда не  сможет,  это
казалось  недостижимым. „а и мог ли  он тогда предполагать, что когда-нибудь
€смагилю-абы понадобитсЯ его  помощь и он  чем-то сможет быть  полезен  ему?
Љонечно, нет! „аже сейчас, через столько лет, „асаев словно услышал в пустом
коридоре радостный смех сильного, уверенного человека, -- так смеЯлсЯ отчим,
еще ездивший в ту пору на голубом "„иаманте"...
     Ќа  станции  его  встречала  мать.  Ќе  видел  ее  ђушан  лет  пЯть,  а
ѓульсум-апай в последние годы крепко сдала.
     Њать у него долго была красивой  и статной, не  зрЯ, наверное, завидный
жених €смагиль  ее с  двумЯ детьми взЯл,  хотЯ в каждом доме невеста  любого
возраста нашлась бы. ’рое, всего  трое мужчин вернулось в  Њартук с войны, а
ушло... ‹учше и не вспоминать.
     ‚росший  окнами в  землю  дом,  где  родилсЯ ђушан и  во двор  которого
когда-то лихо вкатывал  на "„иаманте"  €смагиль-абы, стоЯл раньше у  дороги.
’еперь на этом месте был запущенный розарий.  …го разбили давно,  во времена
всеобщего увлечениЯ мартучан розами, а  теперь здесь росли густые, одичавшие
кусты, как ни странно, Ярко и щедро зацветавшие с  тех  пор, как оставили их
без  вниманиЯ.   ‚плотную  к   колючим  кустам   жалсЯ   веселый  штакетник,
красно-бело-синий,  так его  всегда  красил отчим, так же чередуютсЯ цвета и
теперь.  ‘  обеих  сторон  невысокого  заборчика  в землю были  врыты лавки.
’олстые плахи,  на  которых нацарапаны дорогие длЯ  кого-то  девичьи  имена,
потемнели,  а одна чуть треснула. „асаев  хорошо помнил эти лавочки. Ћни  --
как и розы, а позже -- персидскаЯ сирень,  --  были в свое  времЯ модным, но
быстро прошедшим увлечением Њартука. “ каждого  дома, у  каждого палисадника
имелась лавочка,  скамейка  на свой  лад,  и  в  поселке  считалось  хорошей
приметой, если по весне в скворечнике поселились птицы, а молодые облюбовали
скамеечку у дома.
     „ом строили, нанимаЯ  людей. ‘аман купили у цыган,  промышлЯвших  летом
этим трудным  ремеслом. •отЯ  и выглЯдел отчим  тогда еще  молодцом,  но  на
тЯжелую  работу уже не  годилсЯ.  ‡ато  архитектором,  прорабом, бригадиром,
снабженцем оказалсЯ отменным и,  нанимаЯ  людей, знал, кто  на что способен.
Џлотничал  одноногий  ѓани-абы  Љадыров.  Љакие   песни   пел   за   работой
неунывающий, громогласный,  единственный на  все село башкир!  Њать  иногда,
бывало, заслушаетсЯ и обед то пересолит, то переварит.
     Ћтстроились   вовремЯ,   потому   что,   как   шутЯт   нынче  сатирики,
прославленный скульптор  Ѓенвенуто  —еллини  меньше  брал  в  свое  времЯ за
статую, чем сейчас плотник  за обыкновенный дверной  косЯк. €  какие  резные
наличники, какого веселого петушка на коньке крыши оставил на памЯть о своей
работе ѓани-абы, что люди по  сей день останавливаютсЯ полюбоватьсЯ, проходЯ
мимо  их  дома,  а  ведь  об  "излишествах  архитектуры"  они  с  отчимом не
договаривались...
     Џо дороге  с вокзала  ѓульсум-апай, обрадовавшаЯсЯ сыну несказанно,  но
как  будто уже  жалевшаЯ о своей  затее,  строго-настрого предупредила  его,
чтобы дома -- ни слова о пенсии, а уж если и пойдет по делам, то  осторожно,
чтобы не дошло до отчима.
     ЊЯгкий, спокойный закат, обещавший  назавтра Ясный день, розово окрасил
полнеба за огородами, когда они  с матерью добрались до двора. Ћтчим, видно,
только что закончил поливать из шланга зелень, цветники, запущенный розарий.
ЂсфальтоваЯ дорожка, нагретаЯ за долгий день  жарким солнцем, чуть дымилась.
‚  воздухе стоЯл  запах земли,  сада, пахло так, как может пахнуть  только в
деревне после дождЯ.  €смагиль-абы стоЯл у  самовара, подбрасываЯ  из  совка
истлевающие  рубиновые куски углЯ, чтобы медный  красавец  запел, -- видимо,
это  было  главным  заданием  матери, потому  что  тут же, в затишке  летней
веранды, гостЯ уже ждал стол, прикрытый от мух марлей в два слоЯ.
     Ћтчим на первый взглЯд изменилсЯ мало, только заметно поредел его седой
ежик, которому  €смагиль-абы  не  изменЯл всю  жизнь.  Ќо лишь сейчас  ђушан
заметил,  как мал  и худ  стал  отчим, словно  подросток. € что-то неуловимо
изменилось  в лице и речи, но он понЯл сразу, в чем тут дело: наконец-то тот
поставил зубные протезы.
     Ћни как-то неловко, словно  смущаЯсь, обнЯлись, и „асаев ощутил  острые
лопатки отчима под  теплой фланелевой  рубашкой. Њать, что-то наскоро убрав,
что-то добавив, пригласила мужчин к столу. €смагиль-абы прихватил из ведра у
колонки  чекушку  захолодевшей водки. ‚ыпили  за  приезд и закусили первыми,
своими, малосольными огурцами. ‘лово за слово, отчим спросил -- надолго  ли,
или опЯть на один-два днЯ?
     --  Ќаверное,  надолго, --  ответил  ђушан  и  неожиданно  добавил:  --
‘оскучилсЯ Я по дому... -- и тут же понЯл, что не слукавил, сказал правду.
     …му  было радостно ощущать  на себе  теплый,  радостный  взглЯд матери,
чувствовать  ненавЯзчивое внимание  отчима. ЏриЯтно  было  вдыхать  порЯдком
подзабытые  запахи тлеющего самоварного углЯ, свежей кошенины, уложенной  на
просушку на крыше низкого сараЯ,  удивлЯтьсЯ  по-деревенски пахучему аромату
масла, молока.  …му хотелось пожить  дома, куда когда-то собиралсЯ вернутьсЯ
навсегда, и где бывал теперь только наездами.
     ’аких домов в Њартуке раньше  не было, можно сказать, с немцев началось
строительство больших, просторных, со  стеклЯнными верандами, домов. ’еперь,
правда, пошли еще  дальше: и веранды сделали теплыми, и воду в дома провели,
и отопление паровое у хороших хозЯев не редкость.
     Ћпределили  старики  сына на  "его" половине  дома,  --  большой  зал с
роскошным фикусом и  темноватаЯ  спальнЯ, так они были задуманы  в  проекте,
ведь  родители  ожидали  ђушана  после учебы, надеЯлись и невестку увидеть в
новом доме. Љаждый раз, возвращаЯсь из отпуска или из командировки и заезжаЯ
на  день-другой  в  родной дом, он размышлЯл,  как бы сложилась  его  жизнь,
вернись  он  в  Њартук  навсегда,  и  иногда  такой  спокойной,  безмЯтежной
рисовалась она, что казалась похожей на  сказку.  Ќо „асаев быстро отрезвлЯл
себЯ и успокаивалсЯ, ибо в этой удобной, рЯдом с отчимом и матерью, да и при
крепком хозЯйстве, жизни не было места главному -- его работе.
     Љонечно, вернись он в Њартук, нашлось бы дело и  длЯ него. Ќо был бы он
тогда как  капитан без  морЯ  или  летчик без  неба, а  работа длЯ мужика --
главное, это он усвоил в безработном поселке с детства.
     Ќо   дома,   в   ’ашкенте,   сверх  меры  наводненном  дипломированными
специалистами, три четверти которых составлЯли такие же выходцы из маленьких
местечек,  как  он  сам,  „асаев иногда с некоторой  жалостью думал о  своих
коллегах,  не  состоЯвшихсЯ,   по   большому  счету,   инженерах,   напрасно
отирающихсЯ в  раздутых  штатах  многочисленных  отделов  и  бюро.  Љак  бы,
наверное, пригодились их знаниЯ и умение у себЯ  дома. ќтим людЯм,  которые,
по сути своей, не способны на масштабные дела, в малом, наверное, удалось бы
показать себЯ, ведь строилась-то страна  из краЯ  в край, -- сейчас  в любом
самом затерЯнном уголке выситсЯ башенный кран. Ќо нет, привыкли, притерлись,
так и живут по  многим  городам, иногда заходЯсь тоскующими воспоминаниЯми о
родных  хуторах, аулах, кишлаках, селах  несостоЯвшиесЯ горожане и  не очень
грамотные инженеры.
     “тром,  когда ђушан проснулсЯ, отчима  уже  не  было  --  промкомбинат,
которому  €смагиль-абы  отдал  тридцать  с лишним лет,  начинал  работать  с
половины восьмого.
     —ай пили на веранде с распахнутыми  в  огород окнами. „асаев пребывал в
добром  расположении  духа,  хорошо выспалсЯ,  и даже  сны видел приЯтные, о
давней,  отроческой жизни. Њать,  заметившаЯ это, приободрилась, -- вчера на
вокзале  ей показалось,  что  сын  приехал скорее по  долгу,  чем по велению
сердца. Ќо сейчас она видела,  как радует сына солнышко, гулЯвшее в огороде,
пыхтЯщий  самовар,  заметила,  какими  соскучившимисЯ  глазами оглЯдывает он
соседние дворы за плетнЯми,  как  тЯнетсЯ то  и дело  взглЯдом к жеребенку в
казахском дворе, у Њустафы-агаЯ.
     ‘идели  они  долго, ѓульсум-апай дважды  подкладывала из  совка  жаркие
угли, чтоб не кончалась песнЯ надраенного до золотого блеска восьмилитрового
самовара.
     Љазалось, не иссЯкнут  вопросы сына и не будет конца ее ответам,  -- за
каждым  ответом  чьЯ-то жизнь, так или иначе соприкасавшаЯсЯ  с его  давними
днЯми. Ќо  разговор их  прервали -- пришли  две казашки, которых мать тут же
усадила за стол. €, обращаЯсь  к той, что  старше, своей ровеснице, сказала,
гордЯсь:  "‚от  сын  приехал  в отпуск из  ’ашкента,  большим инженером  там
работает". Ђ та ответила, что помнит ђушана, как малым с другими ребЯтами он
приходил к ним во двор поздравлЯть  с гаитом*, да  жаль, не щедро одаривала,
уж такое трудное  времЯ было, а сейчас, мол, милости просим, барана зарежем,
гостем будете, хвала Ђллаху, жизнь и к нам повернулась лицом.
     „асаев,  выпив с ними пиалу чаЯ, откланЯлсЯ. ‚есь день не шло у него из
головы, кто же эта аккуратнаЯ старушка в розовом бархатном жилетике и где, в
какой стороне, ее усадьба, но так и не вспомнил,  а ведь Њартук его  детства
был не так уж велик.
     ‡а  последние пЯть лет многое  изменилось: “краинскаЯ  улица  покрылась
асфальтом, почти исчезли на ней старые  дома,  отстроились  заново,  считай,
все.  „а  и  старые  саманные  дома, что  еще сохранились,  обложены снаружи
светлым  кирпичом-сырцом -- веселее,  нарЯднее стала  улица.  “знаваЯ  и  не
узнаваЯ дворы  соседей, на  чьи огороды в  детстве  делал дерзкие  налеты, а
позже тайком рвал цветы длЯ девчат,  он незаметно прошел собес,  здание  под
ржавой крышей.  Ќа его  памЯти там  всегда  ютилось районо в двух  крошечных
комнатках. "‹адно, успеетсЯ", -- подумал он и не стал возвращатьсЯ.
     *ѓаит -- мусульманский праздник, подобный христианскому ђождеству.
     ЏроходЯ  мимо  промкомбината,  „асаев  замедлил  шаг, а  потом и  вовсе
остановилсЯ, захваченный воспоминаниЯми. ЏерейдЯ через дорогу, присел в тени
акаций у веселого, желтой окраски, обшитого деревом дома.
     Џромкомбинат,  главный  кормилец Њартука, долго,  до  тех пор,  пока не
набрала силу  целина,  оставалсЯ единственным предприЯтием  в  поселке,  где
можно  было получить работу. ђушан знал все ходы и выходы  на его казавшейсЯ
тогда огромной территории, ведь не раз приходилось  носить в сумерках отчиму
скудный ужин, когда €смагиль-абы  задерживалсЯ в цеху до  глубокой ночи. Ђ в
праздники, умытый  и по возможности  принарЯженный, бегал сюда на утренники.
Љакие елки, с какой выдумкой устраивала длЯ поселковой ребЯтни артель, как в
просторечии называли в селе промкомбинат! Ђ подарки, вручавшиесЯ "настоЯщим"
„едом Њорозом, даже по нынешним  меркам были истинно новогодними, ибо уже за
два-три  месЯца начинали думать, чем порадовать  детей, и людей равнодушных,
способных хоть  что-то  урвать на  этом  или  подсунуть  залежалые печеньЯ и
конфеты, и на дух не подпускали к веселому празднику.
     „асаев поглЯдывал на выросшие,  вытЯнувшиесЯ вверх на  три-четыре этажа
новые  цеха комбината.  Ћн  знал, что вон в  том дальнем, угловом здании, на
втором этаже, отчим стегает ватные одеЯла, а какие они получаютсЯ мЯгкие, из
Ярких  атласов  и цветной хлопчатки,  с  красивым узором-строчкой, он  вчера
видел сам. ЋдеЯла хорошо раскупались в районе, а теперь и из других областей
присылают заЯвки, успевай только стегать. •отелось  поднЯтьсЯ к отчиму в цех
и,  никуда  не  спеша, посидеть рЯдом, не мешаЯ,  а  потом вместе через весь
поселок вернутьсЯ домой, -- до обеда-то уже  недолго. Ќо опЯть он решил, что
успеетсЯ, нечего торопитьсЯ.
     ‚друг  пришло на  ум,  что стоило бы рассказать  о  волоките  с пенсией
парторгу  комбината  --  отчим  хоть  и не  партийный, зато  ветеран,  а  не
перекати-поле,  кому  в трудовой  книжке  и штамп ставить некуда,  к тому же
фронтовик, орденоносец.
     „асаев  встал  и  решительно  направилсЯ  в  одноэтажный,  под цинковой
крышей, флигель,  единственное  здание,  оставшеесЯ неизмененным  с  прежних
времен.  ‡десь,  он помнил, издавна располагалась  администрациЯ. Ќо партком
оказалсЯ на замке, а  спрашивать  кого-нибудь, по  какому случаю закрыто, не
хотелось, тут же до €смагилЯ-абы дойдет: сын, мол, парторга разыскивал.
     Ћн  уже  выходил из  узкого  темного  коридора на улицу, как вдруг  его
окликнули. Ћбернувшись, „асаев  увидел  тетю Љатю,  жившую  раньше напротив,
через  дорогу. ‘колько  себЯ  помнил,  она  всегда  работала  в  бухгалтерии
комбината.
     Ћна обнЯла ђушана, по-восточному похлопываЯ его  по плечу, и они вместе
вышли во двор.
     --  ‘колько  ж лет Я тебЯ не  видела?..  Џомню,  с ‘евера  в  отпуск на
новоселье приезжал,  тогда Я еще плЯсуньей и  певуньей была. „а, хороший дом
отгрохал Ђлексей (она  называла  отчима на русский лад), хвалилсЯ тогда, что
женить тебЯ будет и  внуки, мол, скоро  по дому просторному  побегут... Љак,
дети-то есть?
     -- Ќет, холост до сих пор... -- отчего-то виновато потупилсЯ „асаев, но
женщина продолжала делитьсЯ своим:
     --  Њы ведь получили казенную хату за  железной дорогой, строитьсЯ нам,
старикам, не по силам, да и не по деньгам. Ђ дети, как и ты, разлетелись, не
чаще, чем тебЯ,  вижу. Љак матушка? џ ее тоже давно не видела, вот, господи,
в одном  селе,  называетсЯ, живем... ђаньше-то  Я  частенько  у вас  бывала,
попила уж чаю из вашего самовара, бывало -- с сахаром, бывало -- вприглЯдку,
всЯко  довелось. €ное времЯ и вспомнить страшно. ‘лава богу, что на старость
и к нам жизнь людскаЯ пришла. Ђ ты чего к нам в артель пожаловал?
     -- „а  вот, с парторгом хотел увидетьсЯ. ’олько вы уж, тетЯ  ЉатЯ, отцу
об этом не говорите, -- попросил ђушан.
     -- Ђ-а, понимаю.  •арактер  у  ЂлексеЯ что кремень: дважды  не  просит.
‘лышала, в обиде он на собес. ќто хорошо,  что ты  вызвалсЯ помочь  старику,
такое уж времЯ бумажное: к каждой справке справка требуетсЯ,  а иную бумажку
добыть -- просить надо,  в  поЯс  кланЯтьсЯ. Ђ твой отчим  смолоду  такой: с
голоду  помирать  будет,  не унизитсЯ.  Ќастрадалась,  поди,  твоЯ  мать  от
характера его? †ивет-то он правильно и от других того же требует, да люди-то
все разные. ’ы уж помоги  старику. Ђ у менЯ все давно готово, подсчитано, не
больно,  правда,  много получаетсЯ,  но все  проскребла, трижды  просчитала,
ничего не  упустила. Ќе  было ведь  раньше денежной работенки в наших краЯх,
хоть и надрывались порой до седьмого пота, да ты и сам, чай, помнишь...
     „асаев покивал головой, соглашаЯсь.
     -- џ отдам тебе,  ђушан, папочку на времЯ, посмотри  сам, просчитай еще
разок, дело  нехитрое. „ам, хоть  и  не положено. ‘ Ђлексеем-то нас  ниточка
свЯзывает, с  ним ведь уходил  на службу, на его глазах погиб и им похоронен
жених мой,  „митрий. „ружки  неразлучные, волейболисты первые на  район  они
были с Ђлексеем в парнЯх... -- она привычно вздохнула. -- ’ак ты уж посмотри
сам...
        XXVI
     ’оненькаЯ  папка на  тесемочках хранила не только выписки из  приказов,
ведомости  заработной  платы за многие  годы, расчеты  и  прочие  финансовые
документы, необходимые, чтоб установить размер пенсии отчиму, -- она хранила
историю  их  семьи.  Џо ней можно было проследить  более  чем тридцатилетнюю
жизнь €смагилЯ-абы, пожелтевшие листы бумаги  возвращали  ђушана  к детству,
отрочеству. €ногда в  комнату, где он сидел за  письменным столом, незаметно
входила мать, она бережно, как обращаютсЯ с документами  малограмотные люди,
брала  какую-нибудь  бумажку,  исписанную  не  потерЯвшими цвет  фиолетовыми
чернилами, и сразу узнавала в строчках, выведенных тонким ученическим пером,
руку Љати Џанченко, их бывшей соседки.
     Џоначалу ђушана  удивлЯло,  что  мать,  только  глЯнув  в ведомость,  в
строку,  где были указаны  жалкие гроши,  что зарабатывал  ее муж  более чем
двадцать  лет назад, помнила, не вчитываЯсь  в документ, чем занималсЯ отчим
именно  тогда. € тут же, если  была в настроении и  не ждали  дела, начинала
рассказывать  о  чем-нибудь примечательном, памЯтном из того  давнего  года.
ђассказываЯ, она тайком утирала краешком  накинутого на голову платка глаза,
а  перед  ним  из полузабытых,  смутных или  вдруг озаренных  Яркой вспышкой
памЯти картин складывалась не только  судьба их семьи, но и историЯ  артели,
всего Њартука.
     ЏамЯть  матери удивила  сына  еще и потому, что,  проработав  на  одном
предприЯтии много лет,  отчим  сменил десЯтки профессий,  пойди упомни. Ќет,
€смагиль-абы не был летуном или неумехой. "‡олотые руки, золотаЯ голова", --
так  все говорили про него,  это  ђушан и  сам слышал не  раз. „ело  в ином:
артель долгие годы была  хозЯйством маломощным, да и бестолковым, по  правде
говорЯ: чуть ли  не каждый год открывались одни цеха  и  закрывались другие.
…два набрав работников,  обучив их  и начав кое-как выполнЯть план, --  люди
уже радовались  забрезжившей  надежде  на хорошие  заработки, --  бессменный
председатель артели €лЯхин  приносил нерадостную весть: закрывали один  цех,
как велела  область, открывали другой.  Ђ через год, растерЯв оборудование и
людей, вновь  спешно  организовывали год назад  закрытое дело.  Љаких только
цехов не было за эти годы: и шорный, и швейный, и  кондитерский... „аже сани
-- кошевые, легкие, быстрые, в которых разъезжали председатели колхозов всей
области,  -- делали в  Њартукской  артели. Ѓогата  наша  землЯ  умельцами  и
толковыми мужиками, если даже  в их  небольшом селе за любую работу брались:
хоть чесанки  валЯть,  хоть  тулуп, полушубок справить,  хоть  шаль-паутинку
свЯзать, и все получалось -- одно заглЯденье, до  сих пор вспоминают люди...
Ђ все закрытиЯ начинались  с увольнениЯ. Ќо чаша сиЯ  миновала €смагилЯ-абы:
работник он бы умелый и безотказный, да  и по праздникам, при  всех орденах,
которым  было тесно  на  его  неширокой груди,  сидел всегда  в  президиуме.
Ќеудобно было бы с фронтовиком так поступать. ЏрЯча глаза в пол или отводЯ в
сторону, говорил обычно €лЯхин: "’ы уж, Ђлексей, не  обессудь, опЯть в новый
цех учеником пойдешь,  ты одолеешь..." Џотому-то  и  встречались ведомости с
графой, где отчиму причиталось по тем старым деньгам всего 280-320 рублей, а
работали тогда не только без выходной  субботы,  но и воскресеньЯ  частенько
прихватывали.
     Ќо  мать  помнила не только грустное; вдруг,  казалось бы, не  к  слову
вовсе, глЯдЯ в те же графы, она вспомнила, что это был месЯц выборов. ’епло,
с  вмиг  посветлевшим  лицом,  упоминала она  по  имени-отчеству  забытых  и
полузабытых вождей, которые дать ей ничего хорошего в жизни не успели, кроме
твердой веры в светлый завтрашний день. Ђ  ђашид, уже вполуха  слушаЯ  мать,
снова будто воочию видел радостные, праздничные дни выборов в Њартуке.
     ѓлавный агитпункт, где проводились  сами  выборы, располагалсЯ тогда  в
школе,  и по вечерам там  уже за месЯц до  праздничного днЯ  играла радиола,
Ярко  горели огни.  Ђ в  день  выборов родители уходили  голосовать затемно,
когда он еще спал. ‚озвращались они веселые, успев пропустить рюмочку-другую
с  друзьЯми,  сослуживцами,  родственниками,  --  дело не зазорное  в  такой
всенародный праздник, -- а  мать еще и наплЯсавшись и под русскую гармонь, и
под татарскую тальЯнку с  колокольчиками. Џриходили они всегда с  чем-нибудь
вкусным: апельсинами, халвой, ржаными прЯниками или копчеными лещами -- едой
столь редкой и потому особенно памЯтной по праздничным днЯм...
     ‡ахваченные воспоминаниЯми, засиживались они с матерью иногда часами, а
однажды проговорили до  самого обеда,  опомнились, только  увидев  у калитки
отчима.   ђушан  от  растерЯнности  не  все  бумажки  успел  припрЯтать,  но
€смагиль-абы, к радости матери, не обратил на них вниманиЯ...
     ‡а  столом, и  позже, поливаЯ  с отчимом по  вечерам огород или мастерЯ
что-нибудь по  хозЯйству -- дел  в любой усадьбе всегда с избытком, -- ђушан
лишь изредка перекидывалсЯ с ним малозначащими  фразами, а если  и говорили,
то только по делу.
     „асаев уже успел заметить, что  мужчинам с отцами своими с течением лет
говорить все труднее,  сложнее, что ли, чем женщинам  с матерЯми.  “ тех все
наоборот: с годами дочери теснее  сближаютсЯ со  своими матерЯми, потому что
сами обзаводЯтсЯ детьми и постигают материнские заботы.
     „етство  ђушана  и его сверстников прошло без особых ласк, без умильных
вздохов над проказами мальчишек-сорванцов. “ родителей были заботы  поважнее
забота  --  накормить  да  хоть как-то обуть-одеть  малых,  тогда  это  было
главным.  “ходили на  рассвете, приходили с  закатом, но  заработанного едва
хватало, чтоб  свести концы с концами. „о ласк, до нежностей ли было? ‚от  и
он, хоть  всего шесть лет ему исполнилось, не  назвал  отчима отцом, знал --
его отец,  танкист, погиб  под  Њосквой. „а  и  позже никогда не называл его
"ати", а всегда "абы", хотЯ, помнитсЯ, поначалу €смагиль-абы, чтобы привык к
нему парнишка,  много времени потратил.  ђискуЯ расшибить, ободрать  сиЯющий
хромом "„иамант", научил его раньше других мальчиков кататьсЯ на велосипеде.
€ санки,  и коньки самодельные, и лыжи-самоструги были у  ђушана лучше всех,
но так ни разу и не услышал отчим долгожданного "ати".
     ‚споминаЯ это, ђушан даже сейчас не мог понЯть причину  своего детского
упрЯмства. ‚едь у многих не было отцов, а  у него был,  такой замечательный,
веселый, да еще с орденами,  --  ему  завидовали все мальчишки, считаЯ,  что
дЯдЯ Ђлексей самый сильный в Њартуке, хотЯ и намного меньше ростом, чем отец
Џетьки ‚асЯтюка. Ђ вот он так никогда и не назвал его отцом...
     ‚ отсутствие матери  ђушан открывал  старый,  окованный медью китайский
сундук, где  некогда хранилось  девичье приданое бабушки.  ‚  узком  боковом
отделении лежали ордена и медали €смагилЯ-абы. „аже по нынешним скептическим
меркам  людей, не  нюхавших войны,  награды  у  отчима  высокие,  и  было их
действительно много  -- девЯть.  Ђ  первый  орден  отчим получил  в тридцать
девЯтом,  на озере •асан. ђассматриваЯ вновь эти ордена, к которым в детстве
его  тЯнуло как  магнитом, он  вспоминал, что раньше,  хоть и  трудно  было,
голодно, но часто приглашали гостей,  и в  праздник отчим не забывал  надеть
награды.
     ‚одкой  баловались только по большим праздникам, ставили бутылку-другую
в красном  углу стола длЯ дорогих и редких гостей:  не по карману мартучанам
была  она.  Ђ  готовили хозЯева,  ждущие гостей, за неделю-две до праздников
"бал" --  разновидность  русской  бражки-медовухи.  Ќапиток не  крепкий,  но
хмельной,  и делали  его  в каждом доме по-своему.  ‹юдей,  гнавших подобное
зелье на продажу, тогда не было, и власти смотрели на производство бала "длЯ
себЯ" сквозь пальцы.
     ђушан,  перебираЯ ордена и медали, вспоминал,  что  обычно  в такие дни
отчим на  свой военный китель прилаживал только  два ордена, -- теперь-то он
знал  им цену, этим орденам ‘лавы.  Ќо это было  давно-давно, когда отчим со
своей  матерью, бабушкой ‡ейнаб-аби,  только переехали к ним насовсем, тогда
€смагиль-абы  еще разъезжал на  "„иаманте" и не  пропускал  ни  одной игры в
волейбол за "‹окомотив" -- станционную команду, честь которой защищал еще до
войны.
     ђаньше  -- ђушан помнил хорошо, потому что об этом говорили и  сопливые
мальчишки,  и соседки  всегда судачили, --  за ордена  и медали  выплачивали
деньги,  не ахти  какие,  правда.  Ќо  поскольку у отчима  наград таких было
немало, и если учесть, что в Њартуке каждаЯ копейка ценилась, ибо заработать
ее было особенно негде, и эти деньги были подспорьем. ‘ наградных-то денег и
баловал   иногда  €смагиль-абы  семью.  Ќо  выплаты  очень  скоро  почему-то
отменили. ‚  Њартуке, правда,  событие это  почти никого,  кроме  отчима, не
задело,  но как  огорчилсЯ €смагиль-абы,  ђушан помнил. ‚едь выплаты были не
только  подспорьем семье, а  поднимали  его  в  глазах  сельчан:  не  просто
фронтовик, а воевал как надо,  потому  и  почет, награды, -- и  вдруг  разом
лишили всего.
     ЊаЯлсЯ  отчим  еще и  потому, что находились  люди,  которые  намеренно
подначивали его, называли ордена "железками". Џомнит ђушан,  как у  них дома
на  октЯбрьские праздники  отчим  подралсЯ из-за  этого с  каким-то мужиком,
приехавшим из Ћренбурга с мелочной торговлей.
     -- Џровокатор, сволочь! -- кричал по-русски разъЯренный €смагиль-абы, и
рыжие  веснушки, словно кровь, горели на его мертвенно-бледном лице. -- џ бы
таких,  как ты, расстреливал на  месте, гнида,  спекулЯнт... --  ЯрилсЯ  он,
удерживаемый могучим дружком ‚асЯтюком...
     Ђ мужик, ретируЯсь, показывал кукиш и зло огрызалсЯ:
     --  ‚оЯки... обвешались, как казашки, побрЯкушками и хотите тут порЯдки
фронтовые  завести... Џоплачете, хлебнете еще горюшка на  гражданке со своей
совестью и правдой, генералы бесштанные...
     ‘  тех пор, ђушан помнит, отчим реже стал доставать  из сундука ордена.
Ќо гулЯнок с дракой, руганью он больше не припомнил.
     —аще  всего  бывали  у  них  дома одни  и те  же люди:  ‚асЯтюк, соседи
Џанченко,  несколько  оренбургских  татар  --  отчим был  родом  оттуда,  --
одна-две  вдовы,  подружки матери, и  всегда  ѓани-абы, плотник с деревЯшкой
вместо левой ноги, первый песенник и гармонист. Ђ какие песни  -- татарские,
башкирские,  русские, украинские  -- певали  на этих  вечеринках!  ‡а  песни
больше  всего  и любил  гостей  ђушан. Ђ  иногда вдруг  --  тогда  еще много
говорили о прошедшей войне -- заводили разговор о своих солдатских путЯх те,
кто собиралсЯ за  столом. Ћбычно  начиналось со слов:  "а вот в ѓермании..."
или  "а  в  Џольше..." €  разговор чаще  всего  шел  о  мирном:  об  укладе,
привычках, нравах, хозЯйствовании,  о скоте... Ќо иногда вспоминали и о боЯх
-- жестоких, кровавых... „а разве можно  было избежать этой темы, если в той
"а в ѓермании", "а в Џольше" остались навечно друзьЯ, товарищи, землЯки?
     Ћтчим,  как ни  странно,  уклонЯлсЯ  от  таких  разговоров,  но  всегда
находилсЯ  в  компании  новый  человек,  не  знавший   о  его  наградах,  и,
естественно, спрашивал: а этот орден  за  что,  а тот?  €смагиль-абы отвечал
односложно: за выполнение  особо  важного  заданиЯ.  Ќо изредка,  то  ли под
настроение,   то  ли   подогретый  воспоминаниЯми  с