ела -- и на концерте совестно  было бы
выступить, выдать людЯм свою настоЯщую, настоЯщую  тайну. џ  бы, может быть,
спрЯталась тогда в темном  углу от всего света;  ждала бы праздника -- ждала
бы  того  мне Ѓогом назначенного рабовладельца, про каких пишетсЯ в романах;
он один бы и слышал, как Я пою,  и ноги бы Я  ему целовала за слово похвалы:
о,  ЊарусЯ тоже знает цену свЯтым вещам, только  уж это  пусть будут большие
свЯтыни!
     Ћна несколько раз разжала и снова стиснула пальцы, словно что то хватаЯ
в полную нераздельную власть, и глаза ее  смотрели  на менЯ  торжествующе. џ
осторожно поднЯл одну из ее рук, поднес к губам и поцеловал.
     -- Ћправдана?  -- спросила ЊарусЯ, опЯть укладываЯсь; и опЯть уже все в
ней ликовало внутри, и опЯть месЯц со  всеми звездами  на  небе и всЯ зелень
вокруг и Я любовалась одной Њарусей.
     -- ‚ерните руки, -- шептала она, -- а то мне одиноко... -- € снова  она
тихо смеЯлась,  прижимаЯ тыл  моих  ладоней  к своим щекам, теперь  горЯчим;
только глаза и виднелись, невыразимо как-то счастливые.
     -- ЊарусЯ?
     -- —то?
     -- Њожно дальше спрашивать?
     -- ‚се можно.
     -- ќтот Ђлеша -- это, значит, и пришел "рабовладелец"?
     Ћна медленно покачала головою:
     -- Ќ...нет. џ ведь не глубокаЯ: "пружина вместо сердца".
     -- Ќо пружина, кажетсЯ, очень уж туго закрутилась...
     -- „а; но надолго менЯ и тут не хватит, Я себЯ знаю. Ђ ради одного года
хороших вечеров напутать столько путаниц: крещение, чужие люди кругом на всю
жизнь, дети-мулаты, мои и не мои... Ќе гожусь Я на такие подвиги.
     …ще подумала и прибавила, почти про себЯ:
     -- ‚ыходить замуж надо несложно и незаметно и без надрыва.
     џ сказал тихо и серьезно:
     -- •рани вас Ѓог,  ЊарусЯ, -- такую,  как  есть.  …сли бы  и  мог Я вас
переделать, Я бы отказалсЯ. Њожет быть, каждый настоЯщий человек  молитсЯ по
своему. Ѓыл Jongleur de Notre Dame. Њожет быть, и вы такаЯ: это вы по своему
разбрызгиваете кругом  тепло,  или благодать, -- это вы молитесь  по своему,
иначе не умеете и не должны. ‘егоднЯ Я рад, что никогда до вас не дотронулсЯ
и никогда не дотронусь: зато мой суд крепче; нет на свете девушки лучше вас,
ЊарусЯ.
     Ћна  порывисто  отодвинула  мои руки, открыв все лицо:  они  было полно
жадной благодарности, на ресницах переливались бледной радугой слезы.
     -- Њилый, милый... ‚ерно или не верно, не знаю, только вы милый.
     ‚друг она рассмеЯлась своей какой то мысли, и объЯснила ее так:
     -- •орошо придумано  у христиан:  исповедь. Ќо (Я  стараюсь  продолжить
ваши сравнениЯ) снЯть с себЯ все -- вот как Я  на лодке -- ведь и это иногда
может быть исповедью?
     -- Њожет, -- ответил Я уверенно. …ще накануне Я бы не понЯл, почему это
"исповедь", но теперь мне  все  казалось Ясным, что бы она  ни предположила.
Љто то осудил ее, сказал ей, что это все нечистое; и она зовет в судьи Ѓога,
и ночь, и море, и требует оправданиЯ: разве Я нечистаЯ? ‚ероЯтно, Я вспомнил
при этом ”рину; должно быть, и  ей  сказал  про  суд над ”риной;  во  всЯком
случае, понЯл и ответил уверенно: -- Њожет!
     -- џ с утра еще,  --  прошептала она (утром получила  то письмо), --  с
самого утра  бунтовала  и мечтала об исповеди;  оттого и бросилась  в  воду,
оттого и затащила тебЯ сюда... и еще не сыта.
     Џостепенно  ее выражение менЯлось, уходило  вглубь, что то напрЯженное,
сосредоточенное  проступило  в  глазах,   как  будто  ей   сейчас  будет  по
счастливому больно.
     -- Ќагнитесь.
     Ћна мне прошептала на ухо:
     -- ‚ам Я никогда  ничего  не  подарила. Њожно?  Ќе так, как всем  -- по
иному?
     -- Њожно.
     -- ‡акройте глаза.
     ‘квозь стучащие виски Я слышал  опЯть тот  же шорох,  что на лодке,  --
чувствовал, как  она передвигаетсЯ  и поворачиваетсЯ у моих колен; отчего-то
сладко не хотелось, чтобы эта минута кончилась и она позвала "откройте"; или
да,  хотелось  --  но  потом,  не  сейчас.  Ћна  и не  звала; уже  снова  не
шевелилась, и шорох умолк, но не звала, а сначала тихо сказала:
     -- ‘трашный суд над Њарусей. †ить не захочетсЯ, если  вы подумаете, что
Я "дразню"; это не то... ’еперь откройте глаза.
     џ  послушалсЯ.  ЊенЯ поразило  ее выражение --  нахмуренное, тревожное,
почти страдальческое. Љак раньше на лодке, снова мне чудилось, что все нервы
мои в голове  и в груди дрожат до струнного звона. џ был не ребенок; в ђиме,
на Ѓабуино, однажды в лунную ночь пустил менЯ в студию сумасшедший художник,
когда чочара ‹ола, il pi&#250; bel torso a piazza di Spagna,  ему позировала
длЯ шекспировской нищенки  у ног легендарного королЯ; но и ‹ола, тоже только
в лунный свет одетаЯ до поЯса, была не краше Њаруси. ЋпЯть  Я поднес ее руку
к губам; так сделал и тот король на картине.
     -- џ должна была, -- шепнула ЊарусЯ, -- не  сердитесь?  Ќо она  по лицу
видела, что "не  сержусь", и опЯть  уже смеЯлась.  ‚друг и  мне стало легко,
словно  все так и должно быть;  Я почувствовал, что снова могу с ней  быть и
говорить и шутить просто и свободно: только в висках еще бьетсЯ, но и это не
стеснЯло.
     -- „ай обратно руки; обе!
     -- Ќа, ЊарусЯ; только -- чур?
     --  Џочему? --  Ћна счастливо  смеЯлась. -- џ не добиваюсь;  но  почему
"чур"?
     --  Љаждый любит молитьсЯ  по своему,  -- не так,  как молились до него
другие.
     -- •орошо. Ћбещаю. Ќо говорить можно все?
     -- ѓовори.
     -- Ќравлюсь?
     -- ‘ама знаешь.
     -- € не боишьсЯ, что ушибу на всю жизнь?
     -- ђуки коротки, -- смеЯлсЯ Я.
     Ћна мне сделала гримасу:
     --  €ли  бульон у тебЯ  вместо  крови.  --  Ќет, нет,  это  Я  так себе
стрекочу; не сердись. Ђ вы мне навсегда останетесь другом? Љогда Я забьюсь в
темный угол -- приедете навестить?
     -- ђазве уж решен темный угол?
     -- Ѓудто ты не знаешь, за кого Я замуж пойду, и скоро.
     -- —то скоро, не знал; а за кого, сегоднЯ на лодке догадалсЯ.
     -- Ѓлагословишь?
     -- ‚се, что соизволит ЊарусЯ, -- благословлЯю.
     ‚друг мне захотелось задать еще один вопрос, и она понЯла:
     -- ѓовори. ‚ы сегоднЯ мой, все мысли мои.
     -- џ  опЯть об Ђлеше;  потому  что вы  сказали про  бульон. ќто, должно
быть, правда, все  мы такие в нашем  этом кругу:  раса, что ли, устарела. Ќо
другое  дело  чужой.  Љто  их, печенегов,  знает: у них, может быть,  сердце
вместо пружины? ђазобьешь -- не починишь?
     Ћна  сожмурилась, всЯ вытЯнулась, всеми  зубами закусила губу -- что-то
волчье или беличье, первобытное, было в ее лице на мгновение.
     -- ‚се равно, -- прошептала она, -- будь, что будет, -- поплЯшу...
     ...Ќа  рассвете Я вытащил  из куренЯ над берегом старого приЯтелЯ моего
рыбака Ђвтонома  —убчика; он дал нам по куску вчерашнего житнЯка с брынзой и
отвез к  Њарусе  на  дачу, и  она  всю  дорогу сидела тихонько  и  про  себЯ
улыбалась.

        XVI. ‘€ЌњЋђ € ЊЂ„Њ“Ђ‡…‹њ
     Ћсенью того года Я очутилсЯ в Ѓерне; а туда попал из €талии, где провел
очень забавный месЯц.
     Ќа сентЯбрь ожидалсЯ визит ЌиколаЯ II-го к итальЯнскому королю; и когда
в ђиме об этом было торжественно объЯвлено в палате, кто то с крайней  левой
закричал:  --  Џредупредите  в  Џетербурге,  что  мы  его  освищем!  --  ‚сЯ
благомыслЯщаЯ половина  Њонтечиторио ответила  хохотом  на такую  похвальбу.
ѓоворили после, что именно этот взрыв весельЯ и сыграл решающую роль: выкрик
того депутата был экспромт и отсебЯтина, все бы о нем  забыли, но в ответ на
хохот -- крамола решила поставить на своем. Џо  всей стране начались митинги
с  резолюциЯми:  освистать.  ђадикальнаЯ  печать  уверЯла,  будто  в  лавках
тысЯчами   раскупаютсЯ  свистки  и  свистелки;  будто  правительство  думало
запретить  вольную  продажу  этого  товара,  только  воспротивилсЯ   министр
юстиции. Џечать умереннаЯ, с другой стороны, намекала, что в римских тюрьмах
заготовлено очень много вакантных помещений, и накануне визита будет великаЯ
чистка. Ќе только  в кафе Ђраньо, но в каждой харчевне гул стоЯл из за спора
между свистунами и рукоплескателЯми. Ћчень забавный месЯц.
     ђаз   Я,   помню,  пошел  на  Њонтечиторио  полюбоватьсЯ  на  очередной
парламентский  пандемониум.  ‘пектакль  удалсЯ на  славу:  президент  обеими
руками трЯс свой колокол, но и звона не было слышно  из за хоровых усилий со
всех  радиусов палаты.  Ќа  галерее  среди  публики ходили пристава  и зорко
следили,  чтобы   мы,   посторонние,   как-нибудь   не   вмешались   в   эту
законодательную процедуру;  но,  воистину,  если бы вдруг сосед  мой  справа
запел во все горло  "Љарманьолу"  или  "Ѓоже царЯ храни", пристава разве  бы
только по  движению губ догадались о таком нарушении тишины и благолепиЯ. --
ќтот сосед справа, кстати, оказалсЯ моим старым душевным приЯтелем: так  он,
по крайней мере,  сам считал  --  едва не обнЯл менЯ, когда Я сел рЯдом, жал
мне обе  руки  и что  то оживленно  говорил; но что говорил и  даже на каком
Языке,  осталось тайной  между  ним и  всеслышащим  “хом небесным.  Џо виду,
однако, был это несомненный итальЯнец, и лицо его мне было смутно знакомо.
     ‚друг, в  самый апогей грохота,  он  менЯ  толкнул и указал на  крайнюю
левую, и  по  губам  его Я  разобрал имЯ:  ”ерри.  џ  посмотрел  туда: тощаЯ
верстоваЯ акробатскаЯ  фигура знаменитого криминолога стоЯла не  на  сиденье
даже, а на пюпитре,  -- он обеими руками вроде  как бы придерживал ближайших
соседей, а  они  возбужденно  переталкивались  с таким видом, словно кричали
друг другу: вот сейчас оно произойдет!  ”ерри был когда то моим профессором,
чудовищный голос его Я знал, но тут не верилось, --  тут и сирена океанского
парохода, казалось, пропала бы втуне. Ћднако Я ошибсЯ: он открыл рот -- и не
с его места, а  откуда то  из  средины потолка  понессЯ совершенно  стальной
звук, отчетливый даже без усилиЯ, точно сделанный из другого  материала  или
раздавшийсЯ  в четвертом измерении,  -- звук,  которому  просто нет дела  до
других шумов  человеческих,  они ему  не мешают, он сквозь них  проходит без
задержки, вроде луча сквозь воздух или ножа сквозь масло:
     -- Ђ-мы-е-го-о-сви-щем!
     ‘осед мой почему то махнул рукой, горЯчо со мной попрощалсЯ за обе руки
и убежал.
     Ћколо того  времени в газетах проскользнула  весть,  что в  ђим приехал
синьор  Њ.-Њ.:  фамилиЯ  двойнаЯ,  российскаЯ,  и тогда уже  и в ђоссии, и в
€талии далеко небезызвестнаЯ. ќтого  Њ.-Њ. знал и Я лично, хотЯ гордитьсЯ бы
знакомством  не  стал.  …ще задолго  раньше, в годы студенчества, представил
менЯ  ему  приезжий  русский   писатель,  так  же,  как   и  Я,  невинный  и
неосведомленный по части личного  состава отечественной охранки за границей.
Џомню, как то мы  вдвоем удивлЯлись, что за страннаЯ официальнаЯ должность у
синьора Њ.-Њ.: на карточке начертано что то вроде "уполномоченный при свЯтом
престоле" --  хотЯ, конечно,  не посол при ‚атикане; а занЯтие  его состоЯло
как  будто  в  заведывании  унаследованным   от  ђечи  Џосполитой  старинным
подворьем на via dei Polacehi -- которым  на самом деле заведывал ничуть  не
он. Ќо  мало ли бывает  чудес  в  дипломатии; а  господин  это  был уютный и
ласковый. ’олько после, в  ђоссии,  узнали мы о его подлинной роли... ‡а кем
он тогда,  состоЯ "при свЯтом престоле", чинил  слежку в  ђиме, где так мало
было  русских,  Я и  сейчас не знаю; но теперь, в  ожидании царского визита,
Ясно  было,  зачем  вновь  пожаловал:  разведать на  месте,  освищут или  не
освищут.
     ‘вою должность он,  очевидно, исправлЯл  добросовестно. ‚ ђиме  у  него
самого было много знакомых; был и специальный туземец-осведомитель, которого
Я тоже когда то встречал у него в отеле, некий дотторе ‚ерниччи.  ‚двоем они
обследовали все точно  и донесли честно: освищут. ‚ один невеселый день было
объЯвлено, что визит не  состоитсЯ:  забавный месЯц  кончилсЯ, и  Я уехал по
личному делу в Ѓерн.
     ‡десь  Я тоже  в юные годы провел один  семестр,  еще когда университет
помещалсЯ в  одном  почему  то здании с  полицией.  џ разыскал  много старых
знакомых из  политических эмигрантов; но, как и аlmа mater уже давно перешла
в  новое  и  отдельное от  участка  помещение, так  и студенческого  состава
"колонии"  Я не  узнал.  Џервое  впечатление  было: прифрантились.  "„рипка"
обоего пола была в меньшинстве. Ѓарышни, в  мое времЯ все  сплошь опрощенки,
теперь причесаны были на высокий гребень; даже на  лекции  надевали блузки с
прошивочками  и юбки с  оборками,  а на  вечеринки ЯвлЯлись  прЯмо в цельных
платьЯх:  уже на горизонте чувствовалось, хоть Я  этого  и не знал,  будущее
декольте. Ќа мужчинах мне чего то недоставало, и не сразу Я догадалсЯ, чего:
недоставало желтоватых  картонных воротничков лейпцигской фирмы Њей и ќдлих,
которую в мои годы  мы поголовно считали всемирной законодательницей мод, --
а теперь воротнички были на  всех Явно текстильного происхождениЯ, даже если
за  дату последней  стирки  трудно  было поручитьсЯ.  --  џ пришел в союзную
столовую после  обеда, когда было пусто, и нашел на окне кипу книг, очевидно
до ужина оставленных спешившими  на лекцию: подбор литературы тоже говорил о
новых песнЯх.  Ѓыл,  правда, и ‘еньобос, и  †елезнов; но была и  истрепаннаЯ
книжка  "‘еверного ‚естника" эпохи ‚олынского и ѓиппиус  (в мое  времЯ такой
ереси в руки  не  брали); были "–веты зла" в подлиннике; были даже  какие то
опусы просто -- эротического содержаниЯ -- и то Я вежливо еще выражаюсь -- с
очень документальными картинками во всю страницу.
     --  „а,  --  сказала  мне  меланхолически   деканша  колонии,  именитаЯ
меньшевичка, -- по-видимому, что  то  менЯетсЯ там у вас в ђоссии. Џриезжают
начиненные  декадентщиной,   на   сходках   тараторЯт  о  какой  то  половой
проблеме... впрочем, пока не опасно: потолковав, пока еще расходЯтсЯ на ночь
по одиночке -- или так Я, по крайней мере, полагаю...
     ’ем  не  менее, горЯчо  трепыхалсЯ и  политический  пульс. Ќо  тоже  по
новому:  в  мое времЯ все заодно ругали  самодержавие, теперь больше бранили
друг друга. ќто были первые  годы после  эсдекского  раскола: тут Я  впервые
услышал  названиЯ большевик  и меньшевик, в ђоссии тогда еще  мало известные
вне  подпольЯ. "‚аш ‹енин  -- раздраженнаЯ  тупица",  констатировал  один, а
второй отвечал: "зато не пшют, как ваш Џлеханов". Ќасколько Я понЯл разницу,
одни  требовали, чтобы  переворот в ђоссии произошел в назначенный день,  по
точно  предначертанному  плану,  и  все  партийные  комитеты  "до последнего
человека" должны быть назначены свыше, т. е. из  за границы; а другие стоЯли
за выборное начало и "органическое развертывание" революции. Џрисмотревшись,
можно  было Явственно различить в этой пестроте строгую иерархию по степенЯм
революционной  ортодоксальности: никто,  конечно, не призналсЯ бы вслух, что
считает противника правовернее себЯ, -- но сейчас же бросалось  в глаза, кто
нападает, а кто оправдываетсЯ и клЯнетсЯ: "позвольте, Я тоже...". Џлехановцы
извинЯлись   пред  ленинцами,  эсеры  пред  марксистами,   Ѓунд  пред  всеми
остальными, социал-сионисты  разных  толков пред  Ѓундом;  простые  сионисты
числились вообще вне храма и даже не пытались молить о прощении.
     Њы, сидЯ в ђоссии, считали, что у нас "весна", у нас "кипит": но отсюда
ђоссиЯ  накануне 1905-го  года казалась мелкой заводью, даже не тихим омутом
-- против этой бурлЯщей  словокачки, где  не было  нужды в  намеках, где все
можно сказать крайними словами и напечатать всеми буквами -- и ничего нельзЯ
сделать непосредственно.  ‡а  тот  осенний  месЯц в  Ѓерне  Я впервые  понЯл
Ядовитое проклЯтие эмигрантщины, впервые оценил старые сравнениЯ:  колесо, с
огромной  силой  крутЯщеесЯ среди  пустого  пространства,  именно  потому  с
огромной силой,  что привода нет и нечего ему вертеть; "и сок души сгорает в
этой  муке,  как  молоко  у матери  в  разлуке с  ее грудным  малюткой".  Ќо
сгоревший сок  души не рассасываетсЯ, а  скоплЯетсЯ и твердеет  и  прожигает
сознание навсегда; и если так судьбе угодно, чтобы  скопом  вдруг изгнанники
вернулись на родину и стали ее  владыками, извратЯт они все пути и все меры.
џ  вспоминал   это  часто   после,   когда  видел  в  ‘тамбуле,  как  губили
возвратившиесЯ младотурки освобожденную ’урцию;  и позже  по  поводу русских
событий, -- но глава не об этом, глава, собственно, о ‹ике.
     Ћднажды Я вернулсЯ из ‹угано и застал дома телеграмму и письмо, оба  из
Ћдессы. ’елеграмме было уже три днЯ: "‹ика Ѓерне  Њатенгоф-штрассе,  там-то;
разыщите, перевела телеграфно двести такой то банк ваше имЯ. Ђнна Њильгром".
Џисьмо было от ‘ережи, посланное одновременно с телеграммой:  он  писал, что
‹ика  бежала  из ‚ологды  и  добралась  до вейцарии.  Џомню  почти дословно
главные места: "‚ообразите, даже не прЯталась по дороге: просто умылась -- и
не только жандармы, но и родной обожаемый брат ее бы не  опознал...". "Ђ кто
ей деньги достал? †е! ‚ы менЯ за шмаровоза держите,  а Я и добыл, и доставил
куда надо (через коллегу из банды Њоти Ѓанабака);  а прародителЯм ни точки с
запЯтой не сказал, чтобы сердца даром пока  не тепались...". -- "Ђ спросите:
где  ‘ережа  слимонил  такие  квадрильоны?  —итайте  и  стыдитесь: в году 52
недели, в колоде столько же карт, и гений остаетсЯ гением, даже несмотрЯ  на
чугунные кайданы, которыми вы  оковали свободный полет моей методики...". --
"…сли  свидание с  неукротимой Љатариной  кончитсЯ  тем, что у  Џетруччио на
ланите останетсЯ лазурный отпечаток,  то сообщаю на основании личного опыта,
что от фонарей помогает арника...". „альше он сообщал, что у Ђнны Њихайловны
была инфлюэнца, но она  выедет в Ѓерн,  как только оправитсЯ; в другое времЯ
поехала  бы  ЊарусЯ,  но  она "теперь  с  глузду  съехала  --  мореплаватель
причалил: в замке нашем мороз и осадное положение, но об этом расскажут вам,
когда ступите под его готические своды".
     џ  поспешил в  Њатенгоф  и  постучалсЯ в указанную  дверь на  мансарде;
оттуда  послышалось "Entrez",  такое  подлинно  и шикарно  гортанное, что  Я
подумал -- не  ошибка ли? -- но вспомнил, что у ‹ики и младших братьев долго
была  гувернантка. џ  вошел и едва  не ахнул.  ‘ережа  непомерно упростил ее
перевоплощение:  "умылась".  Џредо  мной  стоЯло существо  с другой планеты,
изысканно  изЯщное  от  высокой прически до  узеньких  туфель  на  вершковых
каблучках. ’ак врезалсЯ мне в памЯть этот силуэт,  что с него, если бы умел,
Я бы и  сегоднЯ взЯлсЯ нарисовать  моду того времени: высокий  воротничок до
ушей,  блузку с массой мелких  пуговиц впереди,  у  плеч в  обтЯжку, у талии
свободную и  "перепущенную" --  и  рукава тоже  сверху тесные,  а  у  манжет
широкие. ’еперь  уже  не нужен был взор  художника,  чтобы распознать в ‹ике
совершенно ослеплЯющую красавицу. ’олько  на руке, которую  она мне подала и
сейчас же  потЯнула обратно, Я заметил обкусанные ногти: право, единственнаЯ
черта, которую Я действительно узнал. ‚ самом деле, так она могла не то, что
по ‚ологде, но и дома по собственной гостиной пройти в полном инкогнито.
     Џо дороге  в банк  она разговаривала вежливо, но мало, и смотрела перед
собою; о своем побеге не упомЯнула, о домашних не спросила, а обо  мне самом
только одно: когда собираюсь уехать. ‘казала, однако, что хочет  поступить у
университет.
     ‚ банке вышло затруднение. „еньги получились на мое имЯ --  у  ‹ики  не
было, конечно,  бумаг; но Я совсем забыл, что и сам уехал из ђоссии -- уж не
помню по какой причине -- с паспортом коллеги трока (жандарм на  границе  в
‚олочиске,  помню,  долго качал головою на то,  что  Я  такой  моложавый длЯ
тридцатилетнего). ‚  те счастливые годы можно было  кочевать по всей  …вропе
без  документов, но  в банке нужно  было предъЯвить нечто солиднее  визитной
карточки.  џ очень смутилсЯ. Њожно  было, конечно, съездить за кем-нибудь из
знакомых старожилов длЯ установлениЯ моей личности; но  уже близко подходило
к четырем часам, это значило бы отложить все на завтра, а Я чувствовал Ясно,
что ‹ике и одной встречи со мной по горло достаточно, и вообще она тут стоит
и презирает менЯ за нерасторопность.
     ‚друг ко мне подошел -- вернее сказать: подбежал -- элегантный господин
в котелке,  схватил менЯ за обе руки и радостно  заговорил  по-итальЯнски. џ
опЯть узнал того соседа справа из  Њонтечиторио,  и опЯть сообразил, что где
то встречал его раньше. Ћн трЯс мои руки и расспрашивал, как Я поживаю, но Я
заметил, что смотрит он не на менЯ, а на ‹ику, и притом во все глаза.
     --  Џростите, Я невольно  подслушал:  у вас тут  какаЯ то заминка? …сли
надо засвидетельствовать, что вы -- вы,  Я к вашим услугам: менЯ тут  знают.
€ли это нужно длЯ синьорины? Џожалуйста.
     €, снЯв котелок, он тут же представилсЯ ‹ике, сказав довольно правильно
по-русски:
     --  Ћчень  рад  быть  полезен,  люблю  ваших компатриотов;  менЯ  зовут
‚ерниччи.
     …ще  до  того, как  он  произнес  это  имЯ,  едва  только  он заговорил
по-русски,  Я  вдруг  вспомнил,  кто  он  такой:  дотторе ‚ерниччи, соратник
римского Њ.-Њ., итальЯнский сотрудник охранки. џ чуть не расхохоталсЯ: нашла
судьба с кем познакомить именно ‹ику!
     Ќо ‹ике суждено было сегоднЯ менЯ  удивлЯть. ‚о первых, она  ему подала
руку не  только величаво, но и любезно; во  вторых,  ответила по-французски,
таким  подлинным   говором,  который,  вероЯтно,  убедил  бы  и   природного
парижанина -- во всЯком случае, парижанин принЯл  бы ее, скажем, за уроженку
‹иона:
     --   џ   по-русски  не  понимаю,  зато  немного  по-итальЯнски;   очень
признательна, перевод действительно длЯ менЯ.
     ‚ одну  минуту  он все устроил. ‹ика спрЯтала деньги и  сказала "мерси"
ему, а заодно  уж и мне. Ћн предложил выпить  кофе, и Я предоставил решение,
конечно,  ‹ике, в полной уверенности, что она откажет, -- а она согласилась,
кивнув  головой с  совершенно патрицианским снисхождением. џ  кусал  губы от
смеха и досады, но поплелсЯ  с ними; должен  сознатьсЯ, что  они  составлЯли
эффектную  пару  --  встречные  туристы  оглЯдывались  (сами  швейцарцы   на
приезжих,  вне дела,  не обращают вниманиЯ). ‚ерниччи перешел на французский
Язык,  которым  владел  недурно;  ‹ика  отвечала  приветливо --  и  главное:
говорила!  ђаз  мне  даже  показалось,  что улыбнулась. џ молчал  и старалсЯ
понЯть, в чем дело. Њожет, на человека из другого мира не распространЯлось у
нее то  озлобленное отвращение, которым  она  дарила  нас --  все равно, как
может  и  нелюдим любить,  скажем, лошадей или  кошек?  €ли  смЯгчили ее три
вологодские  поповны?  €ли  просто  --  mensehliches,  allzumensehliches  --
понравилсЯ кавалерственный южанин?  -- Ћн был очень  корректен: хотЯ  узнал,
что она остаетсЯ в Ѓерне,  но  не спросил ни зачем,  ни адреса ее,  ни  даже
имени; зато спросил мой адрес (Я  сказал, будто уезжаю завтра), дал мне свой
и объЯснил, что пробудет в вейцарии месЯца три "по частной надобности".
     Ќа улице  он откланЯлсЯ. џ не знал, как  быть: соблюсти приличие, т. е.
проводить ее домой?  или  обрадовать ее и  тут же распрощатьсЯ? Ќо  она сама
решила  мои  сомнениЯ:  не  остановилась  у  выхода   и  не  спросила   менЯ
многозначительно: "вам в какую сторону?" -- а двинулась  по  дороге, и  Я за
ней; и почти сейчас же осведомилась, не глЯдЯ на менЯ:
     -- Љто этот господин?
     џ объЯснил правдиво,  и даже  извинилсЯ за то,  что ей  пришлось  с ним
поручкатьсЯ; но вина действительно была не моЯ.
     ‚друг она усмехнулась и сказала:
     -- Ќичего не имею против такого знакомства. Њожет пригодитьсЯ.
     џ довел ее до дома; на прощанье она ни приходить менЯ не пригласила, ни
поклона своим не  передала; однако, еще раз поблагодарила, вытащила  руку из
моей руки и ушла к себе походкой царевны.

        XVII. ЃЋѓЋ€‘ЉЂ’…‹њ
     €з вейцарии Я уехал, но еще долго шаталсЯ по заграницам, а перед самым
началом Японской войны попал в Џетербург.
     Њарко  изучал  там  уже  не  персидский  Язык,  а  санскрит,  и  жил  в
студенческих  номерах. Ѓыл ли он  еще вегетарианцем,  не помню;  но душа его
была   полна   теперь   новым   увлечением   --   он   ходил   в   заседаниЯ
религиозно-философского   общества.  €менами  преосвЯщенных,  иеромонахов  и
иереев он сыпал так, словно обЯзан и Я знать, кто они такие. ‚ номере у него
лежали кипами  какие  то экзотические тома,  и он  занимал менЯ  беседами  о
ставропигии,  автокефалии  и  роли  мирЯн  в  соборе;  сообщил  мне,  что  в
армЯно-грегорианской  церкви не  один католикос,  а  два,  и  кроме того три
патриарха,  а при них "вартапеды" шестой и десЯтой степеней; а вот армЯнские
мхитаристы в  ‚ене  и  ‚енеции  --  те другое дело,  те монахи-католики  (он
презирал   католиков).  Љосвенно   заинтересовалсЯ  он  даже   иудаизмом,  и
восторженно  рассказывал  мне про "лысого Ѓоруха".  Ћказалось,  в  собраниЯх
религиозно-философского общества, очень популЯрен некий бородатый  еврей, по
прозвищу Ѓорух лысый; в миру он  был марксист и считалсЯ истребителем Ѓунда,
но с юности, заодно  с  непобедимым литвацким  акцентом,  сохранил  огромный
запас  цитат  из  ’алмуда  и  даже   каббалы,  а   в  смысле  казуистической
изворотливости "бил" (по словам Њарко)  всех православных академиков. Ќа чем
он их "бил",  мне трудно  было понЯть по круглому невежеству моему; но Њарко
знал  теперь  все оттенки различиЯ в восприЯтии божества между  иудейством и
христианством, сопоставлЯл эманации ехины с идеей триединости, и вообще был
невыносимо глубок.
     џ его  не очень слушал, зато  присматривалсЯ к его обстановке. ‘транно:
неужели в номерах такаЯ  чистеха горничнаЯ? Ќепохоже: в коридоре, в два часа
днЯ,  Я пробиралсЯ через  несколько поколений не  подметенного  сметьЯ. € не
только опрЯтность  менЯ  поразила,  но и  зеркальце в бантиках,  и картиннаЯ
галереЯ на стене -- все открытки, и все на подбор уездного вкуса: он и она и
луна,  дед Њороз в  слюдЯных блестках, ареопаг голеньких  младенцев  в  позе
деловитой и физиологической; между прочим, несколько поодаль, портрет пухлой
барышни в большой шлЯпе  с тропическим лесом на полЯх. џ сделал лицо ерлока
•олмса и спросил без церемонии: -- ‘оседка?
     --  ‘оседка, -- ответил  он  и вдруг  завозилсЯ с книгами на столе.  --
Љурсистка; т. е., она, видите ли, еще не на курсах, Я ее готовлю.
     Љогда  он  менЯ  провожал  до  лестницы,  дверь  рЯдом   с  его  дверью
приоткрылась, и выглЯнула та самаЯ  девица. Ћна была не только  пухлаЯ, но и
густо нарумЯненнаЯ,  с подведенными глазами;  однако еще в халате,  и за нею
виднелась разбросаннаЯ кровать и  налЯпаннаЯ  вода на полу под принарЯженным
умывальником.
     -- џ сейчас, ‚алентиночка, -- сказал ей Њарко.
     Ќедели через две Я пошел вечером в гости,  и  там  узнал, что на завтра
утром поЯвитсЯ  в газетах  объЯвление  войны.  ‚озбуждение  было  за  столом
огромное  --  и,  как  теперь  особенно  издали  видно,  странное:  врЯд  ли
повторЯлась эта психологиЯ когда либо в образованном обществе другой страны.
‘емьЯ  была кореннаЯ  русскаЯ,  хорошего земского направлениЯ, и  почти  все
гости  тоже; но война  эта их волновала не как собственное личное событие, а
как что  то  разразившеесЯ рЯдом,  очень близко, вот прЯмо перед глазами, но
все же не совсем у них; словно заболел сосед по комнате, или словно потрЯсла
и захватила  их, до дна души захватила, драма на сцене: они сидЯт в партере,
в двух шагах от рампы, но по ею сторону рампы.
     ‘амое странное было, что никто ничего не знал. Ћ  џпонии помнили по уже
далеким учебникам: привыкли считать ее маленькой страною вроде ѓолландии, не
понимали,  как  такаЯ  мелюзга   топорщитсЯ  воевать  с  ђоссией,  и  широко
распахивали  глаза,  слыша  нежданно,  что  там больше пЯтидесЯти  миллионов
народу. Ќе представлЯли себе и того, что ђоссиЯ на „альнем ‚остоке совсем не
тот великан, -- что туда ведет за тысЯчи верст  ниточка  жалкой одноколейки,
по  которой  медленно будет просачиватьсЯ взвод  за взводом,  еще скупее  --
провиант и амунициЯ. …ще  меньше знали, конечно, где  ЊанчжуриЯ  и кому  она
нужна: если  что  знали, то  устные пересуды о каком  то Ђбазе, о  каком  то
Ѓезобразове, которые  там  не то  напутали, не  то накрали  -- а что  и как,
неведомо.
     €, несмотрЯ  на эту, сегоднЯ утром  еще несомненную, непомерность между
мелюзгой и великаном,  все  почему то оживленно предвещали: наших  побьют; и
никто во всем доме от этой уверенности не  пригорюнилсЯ.  ’ам, на сцене, там
побьют; тут у нас, в  зрительном зале,  насущнаЯ забота совсем  инаЯ -- если
пьеса провалитсЯ  и лопнет всЯ  антреприза, нам  же лучше... ’огда менЯ это,
конечно, нисколько не  поразило,  Я ничего иного и  не ждал;  только теперь,
оглЯдываЯсь   назад,   соображаю,  как   все  это   было  странно,   сколько
нагромоздитьсЯ   должно  было  вековых  отчуждении,  чтобы   так  извратилсЯ
основной, непроизвольный, первоприродный отклик  национального  организма на
вонзившийсЯ в тело шип.
     …ще  накануне Њарко со  мной договорилсЯ встретитьсЯ на  послезавтра за
пирожками у  ”илиппова;  он,  конечно, опоздал  на  час,  но  Я так и  знал.
‘етовать не пришлось:  у  ”илиппова Я застал знакомого,  большого столичного
литератора.  €мени не назову, но все  его  помнЯт. Ѓыл это,  по  моему (хотЯ
общее мнение до сих пор  другое), человек  не подлинно талантливый, а только
зато  с  крапинами  истинной  гениальности:  самаЯ  неудачнаЯ  и  несчастнаЯ
комбинациЯ.  ’алантом называетсЯ  высокаЯ степень  способности что-то хорошо
сделать: он, по  моему, ничего хорошо сделать не умел, и все  большие  книги
его о русских романистах и  итальЯнских художниках, напрЯженно-вдумчивые, но
никуда не  доводЯщие,  будут  забыты. Ќо  отдельной  строкою  он умел иногда
поразить  и даже  потрЯсти -- вдруг приподнЯть  крышку над  непознаваемым  и
показать на секунду отражение первозданности в капле уличного  дождЯ.  џ раз
от него (но речь шла о другом авторе) услышал  хорошее слово длЯ определениЯ
этой черты: "пхосвэты в вэчность" -- он был выходец  хедера и говорил с этим
оттенком. Ѓеседовать с  ним,  когда в  ударе, было большое  наслаждение: как
ночью в море плескатьсЯ в фосфоресцирующей  воде,  думал Я не раз, вспоминаЯ
прошлое лете.
     ‚ тот день  он  был не просто в ударе,  а  весь  трепетал от  волнениЯ.
Џодсев к нему,  Я ждал,  что тут уже услышу далеко не вчерашние суждениЯ. Ћн
всю жизнь страстно рылсЯ в капиллЯрнейших извивах русской души и  мысли; мог
посвЯтить целую  страницу умствованиЯм о том, что  означают  черные волосы у
какого то героЯ "Ѓесов" ("мертваЯ крышка между сознанием и бесконечностью");
прочел  как то лекцию в Ћдессе (именно в Ћдессе!)  о какой то иконе  "иршаЯ
небес", и  еще  об одной --  кажетсЯ, "ЏанагиЯ" -- и вообще  о разнице между
византийской иконописью  и славЯнской (а  сбор отдал целиком в  пользу жертв
кишиневского  погрома);  тогда мы  и познакомились. џ  считал,  по  простоте
душевной,  что  такой человек, особенно  по еврейской  прЯмолинейности  этих
горЯщих натур, должен стоЯть за ђоссию органически, слепо и quand m&#234;me.
     --  ђазгром, --  пророчил он вместо того, -- предначертанный разгром. €
совсем не потому, что режим плох: само племЯ неудачливое.
     -- ‚ы это говорите? вы, который..?
     -- Ћ,  не смешивайте двух разных ипостасей национального  лика. ђусские
на высотах  зажигают  несравненные  вселенские огни, но  на  равнине мерцают
лучины. ‚ этом залог их величиЯ:
     коснаЯ тусклость миллионов  -- ради того, чтобы  гений  расы  тем  Ярче
сосредоточилсЯ в избранных единицах. ЏолнаЯ противоположность нам, евреЯм: у
нас  талант  распылЯетсЯ, все даровиты, а  гениев  нет;  даже ‘пиноза только
ювелир мысли, а Њаркс просто был фокусник.
     -- Џочему же тогда не ЯвитьсЯ у них гениальному полководцу?
     --  ‘овременнаЯ война -- как современнаЯ индустриЯ:  никакой Љольбер не
поможет, и никакой  ‘уворов.  ’ут  нужна инициатива каждого унтера; и больше
чем  простаЯ  смекалка -- нужен  факел осознанной  воли  к  победе в  каждой
безыменной душе.
     -- ђазве его нету-- хотЯ бы в неосознанном виде?
     -- Ќету. ќтот  народ  -- богоносец; избитое слово,  но правда. Ђ вышнее
богослужение,  как в древнем €зраиле, осуществлЯетсЯ трижды в году, не чаще.
Ѓог Японца -- земной бог: государство; это сподручный бог, у каждого солдата
в ранце, ежечасно к услугам.
     -- —то ж, -- сказал Я утешающе, -- за то многие надеютсЯ, что поражение
даст нам конституцию.
     -- ЉакаЯ пошлость! Ќе хочу всех парламентов мира за развороченный живот
одного  Ярославского  мужика. ‘тыдно  и думать об  этом: учитывать  кровавые
векселЯ.
     -- ѓосподи, но уж если мучитьсЯ Ярославскому мужику, то хоть недаром...
     --  Њуки всегда "недаром"; все  муки всегда и всюду -- родовые муки; но
незримых  родов,  где  возникают  новые  стадии  проникновениЯ,  новые  акты
надземных трагедии, а не новые аршины благополучиЯ.
     ’ут уже мне  стало трудно понимать его метафизику, и дальше Я не помню;
но вскоре пришел Њарко, и тут Я, наконец,  нашел первого  на  весь Џетербург
цельного патриота.  Ћн  даже не извинилсЯ за опоздание; и сидел  с  поднЯтым
воротом, ибо  швейцар в воинском присутствии дал ему понЯть, что из  под его
тужурки высматривает фуфайка, а рубаху надеть он забыл  -- очевидно,  убежал
из дому еще до того, как встала позднЯЯ ‚алентиночка.
     -- Џозвольте, зачем воинское присутствие?
     Ћказалось,  он решил  пойти  на  войну  добровольцем:  с  утра  кинулсЯ
наводить справки, только никак не мог  еще попасть именно в ту комнату, куда
нужно, и в скитаниЯх не по тем канцелЯриЯм претерпел уже много поношений; но
видно было, что он приемлет страданиЯ с радостью. Ќасчет солдатчины он решил
бесповоротно:  сегоднЯ  пишет  домой;  завтра пойдет в  присутствие  с одной
знакомой курсисткой -- т. е. она еще не на курсах, но и т. д. -- она человек
распорЯдительный  и сразу найдет надлежащий стол, где его приведут к присЯге
и вооружат и посадЯт в вагон.  ’о есть, конечно, будет еще обучение; но врЯд
ли надолго -- он, видите ли,  "училсЯ стрелЯть" еще тогда в самообороне,  на
квартире у ѓенриха.
     Њой собеседник его издали знал, встречал его на  религиозно-философских
беседах. Ћн деликатно усомнилсЯ, нуждаетсЯ ли теперь отчизна в добровольцах;
Њарко, отвечаЯ, подошел к предмету с более широкой стороны -- насчет Ћдина и
‡евса, св. Ђвгустина и Ѓудды и шинтоизма  и провиденциального посредничества
ђоссии. Њежду ними завЯзалсЯ разговор не длЯ моей темной головы;  а Я молчал
и  думал  об  Ђнне  Њихайловне.  ‘ережа  мне,  правда,  писал,  что "марусин
аргонавт"  уплыл  пока  еще  без  катастрофы,  но  что  "по  гулким галереЯм
дедовского замка бродит еженощно родовой призрак Њильгромов и каждую полночь
вопит дискантом: гевалд!". Ќевесело там с Њарусей; ‹ика -- ‹ика; и ‘ережа --
‘ережа, и не раз у матери затуманивались мудрые терпеливые глаза, наедине со
мною, при его имени. ’ам невесело в их веселом  хохочущем доме; а теперь еще
этот  остолоп хочет  подбавить радости.  Њне  пришла  в  голову мысль;  Я их
оставил за пирожками и богопознанием и уехал к Њарко в номера.
     ‚алентиночка  смутилась, но принЯла  менЯ радушно: Њарко хвалил. ’еперь
уже  было и у  нее  прибрано;  та  же пригороднаЯ роскошь, что  у Њарко, но,
конечно, без книг,  за то с чайниками, чашечками  и канарейкой. ђумЯна  были
наложены заново  и плотно, в  русых  кудрЯшках торчал бархатный  бантик,  на
плече  другой.  ЌастоЯла, чтобы  Я снова пил  чай с  вареньем,  несмотрЯ  на
пиршество у ”илиппова; и оказалась одесситкой -- судЯ по говору, с Џересыпи.
"Ќе  люблю выходить", объЯснЯла она, разливаЯ чай, -- "такой поганый  народ,
все пристают; конечно,  Я теперь,  чуть что, моментально даю  отскочь на три
франзоли".  ‘лово  "теперь"  у   нее   повторЯлось  почти  в   каждой  фразе
автобиографического содержаниЯ:  Ясно было, что прежде  и теперь (так она  и
выразилась) -- две большие разницы.
     -- Њарко  вас  на курсы готовит? -- спросил Я участливо. -- ”ребеличка,
бестужевские, или что?
     Ћна  посмотрела исподлобьЯ, не издеваюсь ли Я; действительно,  сглупил,
не надо было спрашивать.
     -- Њарк €гнатьевич добраЯ душа, --  сказала  она, и вдруг у нее дрогнул
голос: -- горобчика подберет на улице, так и из него захочет сделать не знаю
что; павлина. Ќикуды Я не на курсы; шить вот  хочу поучитьсЯ, тольки  еще не
умею рано вставать.  Ћн  менЯ  в •удожественный  театр водил, когда москвичи
приезжали -- и то насилу отпросилась.
     …е  чистосердечие мне  понравилось, и Я  без обинЯков перешел  к  делу:
чтобы не давала Њарко идти в солдаты -- на нее одна надежда.
     ‚алентиночка  буквально рассвирепела;  в голосе  ее  зазвенели  громкие
ноты, Явно занесенные из того ее быта, который был "прежде".
     --  …му  в стрелЯки?  € Я чтоб его  повела в присутствие? ‡еньки Я  ему
вицарапаю... Ћн! …сли  есть на  Љолонтаевской лужа, а он сам  на Љанатной --
обЯзательно  хлюпнетсЯ в  тую  лужу;  как  по  вашему, извините,  говоритсЯ:
шлимазель; или в театре Я  у москвичей слышала: двадцать два несчастьЯ. „а в
него еще тут на ученьи оттуда ЯпонскаЯ пулЯ попадет! џ ему...
     „ело было в шлЯпе, Њарко  спасен; Я подивилсЯ путаным стезЯм ЏровидениЯ
-- не угадаешь, что человеку на беду и что может  оказатьсЯ на благо. џ взЯл
с нее слово, что об этой беседе Њарко не узнает.
     -- Ќе беспокойтесь, -- ответила она воинственно, -- так богато ругатьсЯ
буду, что и про вас забуду.
     Ѓольше Я  Њарко  в  тот  месЯц не  видел;  вскоре  уехал  на юг  и  там
обнаружил,  что  дома и не  слыхали об этом  его проекте: быстро  управилась
‚алентиночка, даже написать не успел.
     ‚стретились мы с ним опЯть в Џетербурге  летом того же года. џ  написал
ему свой адрес; на другой день, часа в  три, он влетел ко мне сам не свой от
счастьЯ, схватил  обеими  руками  за  рукав, утащил  из передней в комнату и
сказал, задыхаЯсь:
     -- ‡наете, что только что случилось, полчаса назад? Џлеве убит, бомбой!
     €, подбросив фуражку в потолок, он в голос закричал:
     -- Ѓанзай!
     ќто ура  на  Языке  самураев и  гейш, самый тогда популЯрный возглас на
устах читающей  протестующей  ђоссии,  стоило  целой исповеди.  „аже  сквозь
искреннюю радость мою по  поводу его потрЯсающей новости, Я не мог  опЯть не
подивитьсЯ могучему размаху его душевного маЯтника.
     Њы решили пойти пошататьсЯ, подслушать, что  говорит  улица. Ќо удалось
это не  сразу: фуражка его,  оказалось, улетела не  в  потолок, а на вершину
саженного шкафа. Ќикак  нельзЯ  было достать со стула,  пришлось  придвинуть
стол; но наконец мы вышли.
     “лица оказалась  в том же настроении, что  и Њарко и Я. Љто шел вдвоем,
те   улыбались  и  одобрительно  качали  головами;  которые  встречались  и,
останавливаЯсь, пожимали руки друг другу, с первого слова говорили: ‡дорово!
-- Ќо  по настоЯщему вслушатьсЯ в людской говор мне не удалось: Њарко мешал.
‚сю  дорогу он  мне  рассказывал  о  себе. Ћн  окончательно  решил сделатьсЯ
брамином. Љроме того, он  теперь учитсЯ  у настоЯщего йога искусству дышать.
ќто,  видите  ли, самаЯ важнаЯ  вещь  на  свете --  вводить  кислород во все
закоулки  дыхательной  системы; это  очищает не  только  кровь, но  и  серое
вещество мозга; и  самую мысль. Љаждое утро --  десЯть минут упражнениЯ; еще
лучше вдвоем, только надо обЯзательно утром, а  вот если кто поздно  встает,
тогда хужее...

        XVIII. ЏЋ’…ЊЉ€Ќ‘Љ€‰ „…Ќњ
     —ерез  год  после того  помню большой и страшный день, и помнит его всЯ
Ћдесса и всЯ ђоссиЯ.
     Ћсень, зиму и весну Я провел в вагонах, но домой наезжал и бывал у Ђнны
Њихайловны.  ѓосподь  ей  послал  передышку. ‹ика  училась (в  Џариже,  куда
перевелась из Ѓерна), писала редко и сухо, но хоть была, спасибо,  там, а не
здесь. ‘ережа кончал третий курс и вел  жизнь многостороннюю, но, по крайней
мере, вне полЯ зрениЯ моего коллеги трока.
     Њарко уже целый год  прожил без  новых опасных  проектов  -- он  был  в
хороших  руках;  однако,  не  совсем  без  проектов.  Ћн  приехал  домой  на
пасхальные  каникулы, и  тогда и вышло у него огорчение с  табачной фабрикой
Њесаксуди.  Ћн  узнал,  что  эта фирма,  если  прислать ей  столько-то тысЯч
"картонок" от  ее  собственных папирос,  оплачивает  усердному клиенту (или,
скажем,  его даме)  месЯц жизни в  џлте.  Њарко еще с осени, отказавшись  от
теории  дыханиЯ,  сделалсЯ  бешеным курильщиком, хотЯ и  до  сих пор не умел
затЯнутьсЯ; в Ћдессе обложил картонной податью  всех  знакомых,  и  особенно
привЯзалсЯ  тогда   к   братьЯм-хлебникам   Ђбраму   Њоисеевичу   и   Ѓорису
Њаврикиевичу, которые зажигали одну  папиросу об окурок  другой. Ќо когда он
собственноручно упаковал  пудовый тюк,  лично  отнес  на  почту и отправил в
контору Њесаксуди, оттуда ему  написали возмущенно, что ничего  подобного --
где он это вычитал? Ћн мне тогда  призналсЯ, что  слышал это в Џетербурге от
полового греческой кухмистерской; был очень смущен и подавлен, и скоро уехал
на север оправдыватьсЯ.
     ‚округ Њаруси было новое поколение  пассажиров, такое же  веселое, хоть
уж  это теперь  были помощники-юристы и оперЯющиесЯ врачи;  но мне почему то
казалось, что  теперь она их держит только в общем вагоне, а в свое интимное
купе, так сказать, не пускает, или редко. Ћ ђуницком она мне как-то сказала,
что  мать  его с  сестрой  переехали в  черниговское  имение, и  свои редкие
высадки он теперь проводит  у них; но больше о  нем не говорила со мною и не
рассказывала содержаниЯ писем, изредка приходивших с диковинными марками.
     -- ‘лава  Ѓогу,  --  призналась  однажды Ђнна  Њихайловна,