о Я там  застал, называл  его "ѓенрих", а
другие  никак  не называли -- по-видимому,  и не знали его  лично. ‘обралось
человек  шесть  молодежи,  большинство  студенты.  "ѓенрих"  принес  чайник,
стаканы, печенье, оказал: -- если что понадобитсЯ, Я  к вашим услугам,  -- и
ушел в другую комнату, и никто его не удерживал.
     Њы там решили объЯвить себЯ комитетом, собрать массу денег  и вооружить
массу народу. ѓоворили, главным  образом, двое из студентов: один -- большой
видно  философ, со  множеством  заграничных терминов  в  каждой фразе;  зато
другой, напротив,  реального  и  даже  немного циничного  оклада, с  резкими
еврейскими интонациЯми, удивительно как-то подходившими к его ходу мысли.
     --  Ќе  могу,  --  излагал  философ, --  никак не  могу  отрешитьсЯ  от
некоторого скепсиса пред  этой  концепцией:  наша  еврейскаЯ  масса  в  роли
субъекта охраны.
     -- ‚ы боитесь,  что разбегутсЯ?  --  Ќу,  а  если разбегутсЯ,  так что?
Ќакладут  им? € пускай накладут: это их проучит,  на  следующий  раз храбрее
будут.
     -- Ќо не рациональнее ли было бы, -- настаивал первый, -- утилизировать
элементы  более революционные: поручить эту функцию, например, сознательному
пролетариату?
     --  ‚от как?  --  отвечал  второй.  --  Њы за  каждый "бульдог"  должны
заплатить  три  рублЯ  шестьдесЯт,  и Я  еще  не вижу, где  мы  достанем три
шестьдесЯт;  а  потом дадим  эту штуку  вашим  сознательным, и  спрашиваетсЯ
большой вопрос, в кого они будут палить?
     -- ќто совершенно необоснованнаЯ одиознаЯ инсинуациЯ!
     --  Њожет  быть;  но чтобы  на мои  деньги  подстреливали  моих  же  --
извините, поищите себе другого сумасшедшего.
     ‘амойло, все времЯ молчавший, вдруг сказал (Я чуть ли не  в первый  раз
тогда услышал его голос):
     --  ‘юда пригласили, кроме нас, еще двоих, которые  "состоЯт в партии",
но они не пришли.
     -- €м  квартира  не  нравитсЯ,  --  объЯснил  кто-то,  понизив  голос и
оглЯдываЯсь на закрытую дверь второй комнаты.
     -- Ђга!  -- подхватил циник. --  џсно:  длЯ них  квартира  важнее,  чем
еврейские бебехи; а нам  нужны такие, длЯ которых  те бебехи важнее, чем эта
квартира!
     Њне из самолюбиЯ неловко было  спросить, чем плоха квартира; остальные,
по-видимому,   знали,  и  Я  тоже  сделал  осведомленное  лицо.  Ѓольшинство
высказалось за  точку зрениЯ циника; мы принЯли  какие то  решениЯ,  вызвали
ѓенриха попрощатьсЯ и разошлись. ‘амойло жил в моей стороне города, мы пошли
вместе по безлюдным полуночным улицам.
     -- —то это за ѓенрих? -- спросил Я.
     Ћн даже  удивилсЯ, что  Я  ѓенриха не  знаю. Ћказалось, это был местный
уполномоченный хитрого столичного жандарма ‡убатова, который тогда устраивал
(об этом слышал, конечно,  и  Я)  легальные рабочие союзы "без политики",  с
короткой   инструкцией:   против   хозЯев   бастовать   --   пожалуйста,   а
государственный строй -- дело государево, не вмешивайтесь.
     -- ѓм, -- сказал Я, -- в самом деле, неудобнаЯ штаб-квартира.
     --  Ќайдите другую, чтобы дали  всем приходить и еще склад устроить;  а
ѓенрих ручаетсЯ, что обыска не будет.
     -- Ђ сам не донесет?
     --  Ќет; Я его  знаю, он из моего  городка. „урак, впуталсЯ в  пропащее
дело; но донести не донесет.
     -- ’олько ли "пропащее"? ‹юди скажут: скверное дело.
     -- Џочему?
     --  Ќу,  как  же:  во-первых,  с жандармами;  а  главное  --  в  защиту
самодержавиЯ.
     ѓоворить можно было свободно, прохожих не было и  мы нарочно  вышли  на
мостовую;  конечно,  беседовали  тихо. —то  ‘амойло так разговорчив,  Я  уже
перестал удивлЯтьсЯ;  мне как-то недавно и  ЊарусЯ обмолвилась,  что  с  ним
"можно часами болтать, и куда занЯтнее, чем с вами".
     ’еперь он на мои слова не ответил, но через минуту сказал:
     --  ‚овсе не оттого треснет  самодержавие, что  люди бросают  бомбы или
устраивают бунты. Џо моему если хотите, чтобы непременно случилось  какое то
событие, совсем  не  надо ничего делать длЯ этого;  даже  говорить не  надо.
Џросто надо хотеть и хотеть и хотеть.
     -- ’о есть как это? Џро себЯ?
     -- Џро себЯ. ѓде есть  человек, хотЯ бы один на всю толпу, который чего
то хочет, но по настоЯщему, во что бы то ни стало, -- незачем ему старатьсЯ.
„остаточно  все  времЯ хотеть.  € чем больше  он  молчит,  тем это  сильнее.
ЉончитсЯ так, как он хочет.
     -- —то ж это будет -- чернаЯ магиЯ, или гипнотизм какой то новый?
     -- ѓипнотизм,  магнетизм, это разберут доктора,  а Я только аптекарь. џ
знаю по-аптекарски: если один человек в комнате, извините, пахнет карболкой,
всЯ комната  и все  гости в  конце концов пропахнут карболкой.  €  почему вы
говорите: "новый"? ‚сегда так было, и  в больших делах и  в маленьких делах;
даже у человека в его собственной жизни.
     ‘мутно мне подумалось,  не  о  себе ли  он  говорит,  о  своих каких то
умыслах; и, действительно, он прибавил, помолчав:
     -- џ вот там кис у себЯ  в ‘ерогозах  и мечтал уехать  в Ћдессу и стать
фармакологом, а  денег не было; что  ж вы думаете, Я барахталсЯ, лез из кожи
вон?  Ќичего подобного. Џросто хотел и хотел, мертвой хваткой. ‚друг приехал
дЯдЯ €гнац,  посмотрел на менЯ и сказал: укладывай рубахи,  едем. €  во всем
так будет.
     -- ’еперь мне направо; до свиданьЯ,  мсье такой то, спасибо за приЯтную
компанию.
     Ћн все еще не привык называть  людей по имени-отчеству, очевидно считаЯ
это фамильЯрностью. Њы расстались; Я шел один и,  по молодости лет,  дивилсЯ
тому, что вот и у  такого  рЯдового пехотинца жизни,  оказываетсЯ, есть своЯ
дума и своЯ оценка вещей.
     ‘коро  все  Ящики   в  столах  у  ѓенриха  наполнились  "бульдогами"  и
патронами. Џозже Я слышал  жалобы, что патроны  не все были  того калибра, а
шестизарЯдные револьверы наши кто то назвал "шестиосечками"; но разбирали их
бойко,  с утра  до ночи приходили  студенты, мЯсники, экстерны,  носильщики,
подмастерьЯ, показывали записки от  членов  комитета  и уходили  со  вздутым
карманом.
     Џришел и ‘ережа, ведЯ на буксире нахмуренного  молодца в каскетке, вида
странного, хотЯ  мне смутно  знакомого: длЯ рабочего человека слишком чист и
щеголеват, -- но и приказчики  так  не одеваютсЯ -- на шее цветной платок, а
штаны в  крупную  клетку; что то в этом роде описывал тот сослуживец  мой по
газете,  бытописатель нашего порта и  предместий. Ќемного знакомо было мне и
самое лицо.
     -- ќто иудей ЊотЯ Ѓанабак, -- представил  его ‘ережа, -- Я вас когда то
познакомил на лодке; помните, когда  еще учил вас, как  едЯт  гарбузы? „айте
ему шесть хлопушек, длЯ него и его компании; Я за них ручаюсь.
     Ќа ‘ережино ручательство Я бы не положилсЯ, но ЊотЯ Ѓанабак предъЯвил и
подлинную записку от студента-циника, с пометкой "важно".
     -- ќто что  за  тип? -- спросил  Я у ‘ережи,  когда  тот ушел со  своим
пакетом. -- Ќе сердитесь -- но не сплавлЯет ли он барышень в Ѓуэнос-Ђйрес?
     --  ‚ы,  кабальеро,  жлоб и невежда:  те  в  котелках  ходЯт,  а  не  в
каскетках. Ђ  вы  лучше  расспросите брандмейстера  Њирошниченко про пожар в
доме ‘тавриди на ‘лободке: кто  спас ѓанну Ѓрашеван  с  грудным дитем? ЊотЯ.
Џожарные сдрейфили, а ЊотЯ с халЯстрой двинули на третий этаж и вынесли!
     -- —то вынесли?
     -- Љак что? ѓанну и дите. Њало?
     -- Ђ еще что? не на руках, а в карманах?
     Ћн очень радостно рассмеЯлсЯ.
     -- Џравильный  постанов вопроса, не отрицаю. Ќо вам теперь какие нужны:
честные борцы за мелкую земскую единицу -- или головорезы с пЯтью пальцами в
каждом кулаке?
     Џропало,  тот  уже   ушел,   дальше  спорить  не  стоило.  ‚прочем,   и
студент-циник, тем временем надошедший, присоединилсЯ к мнению ‘ережи:
     -- ЌациЯ  мы, --  сказал он, -- хотЯ  музыкальнаЯ  и  так далее,  но не
воинственнаЯ; только  вот такое  жулье  у  нас  пока  и  годитсЯ  --  как он
выразилсЯ, тот пшютоватый? -- "в субъекты охраны".
     Њарко  у нас дневал и ночевал, и тут же  "училсЯ стрелЯть".  Љто то ему
сказал, что  это можно и  в комнате: надо стать перед зеркалом и целитьсЯ до
тех  пор, пока дуло не исчезнет и останетсЯ только отражение  дырки. Ќа этом
маневре он  умудрилсЯ разбить генрихово  зеркало, но сейчас же сбегал вниз и
купил два -- про запас. “спешно ли  подвигалось обучение, сомневаюсь, потому
что он поминутно  отрывалсЯ от "стрельбы", как только приходил новый клиент:
со всеми пускалсЯ в  разговор, тараща  вылупленные глаза, и жадно пил каждое
слово.  ‹ица Њарко Я  все таки не помню, но  сейчас мне кажетсЯ, что  у него
должны были  быть  огромные уши,  оттопыренные навстречу  собеседнику,  и из
каждого уха широкие трубы вели прЯмо в сердце.
     ‘амойло пришлось вызвать  еще раз: он единственный из комитетчиков умел
перевести   на  "жаргон"  прокламацию  и  начертать  анилиновыми   чернилами
квадратные  буквы.  Ћн  же, пощупавши гектограф,  покачал головою:  тридцати
копий  не  даст,  Я вам  сварю на  двести.  “шел, принес  желатин, бутылку с
глицерином  и  еще  не  помню  что,  целый  час  провозилсЯ,  и  на  завтра,
действительно,  отпечатал  высокую кипу  фиолетовых листовок.  Љогда  он  их
выдерживал на массе, нажимаЯ и поглаживаЯ, Я нетерпеливо спросил:
     -- ‘колько времени на каждый лист?
     -- €наче  нельзЯ, --  ответил он  назидательно. -- „лЯ всЯкого дела два
правила: не торопитьсЯ -- и мертваЯ хватка.
     (ђаздать пачки с  листовками  по  десЯти адресам  взЯлсЯ  Њарко, но  по
дороге чем то увлексЯ, и через месЯц Я половину этой литературы нашел у него
под столом; но Я не виноват -- ему это поручили, когда менЯ не было).
     ‘амойло оказалсЯ полезен  и  стратегически.  Џока он варил на керосинке
жижу длЯ гектографа, мы обсуждали, где какую под  ‘ветлый праздник поставить
дружину; одну из них решили  поместить у лодочника в самом низу  Љарантинной
балки -- лодочник был персиЯнин и сочувствовал. ‘амойло вмешалсЯ.
     --  Љогда  есть балка,  глупо  ставить людей внизу. ‚ы  их разместите у
верхнего конца: сверху вниз удобнее стрелЯть.
     ’ак  и  сделали;  а  впрочем  все это  не  понадобилось.  Џогром  в  то
воскресенье состоЯлсЯ, и кровавый, и до сих пор не забыт;
     но  произошел  он  в этот  раз  не  в  Ћдессе.  Њы  устроили  последнее
ликвидационное   заседание,   послали  сообщить  владельцу  оружейной  лавки
ђаухвергеру, что уплатить ему долг в пЯтьсот рублей нам нечем, и попрощались
с ѓенрихом. Ћн долго жал мне руку, и сказал:
     --  Ќе  благодарите:  Я сам так рад помочь  делу, о котором нет споров,
чистое оно или грЯзное...
     ‚  глазах  у  него  было  при  этом   выражение,  которое  надолго  мне
запомнилось: у менЯ  так самого  бы  тосковали глаза, если бы заставила менЯ
судьба -- или своЯ вера  -- пройти  по улице с клеймом отщепенца  на лбу,  и
вокруг бы люди  сторонились  и отворачивались.  Љто его знает, может быть, и
хороший был человек.
     Ќо Њарко,  отвергнув сосиски  в  таверне  Ѓрунса, пошел домой, разбудил
Ђнну  Њихайловну и  потребовал: во-первых,  чтобы  мЯсо  впредь  покупали  в
еврейской  лавке; во-вторых, чтоб была посуда отдельнаЯ длЯ мЯса и отдельнаЯ
длЯ молочных продуктов, как у Ђбрама Њоисеевича; и завтра же начать. Ћна его
прогнала  спать; тогда  он на свои деньги завел две тарелки, сам их отдельно
мыл, а домашних котлет вообще знать не хотел, и  вместо того купил на  запас
аршин варшавской  колбасы с  чесноком. Љолбасу  он хранил на гвозде у себЯ в
комнате,  а комната  у  него  была общаЯ  с  ‘ережей;  сколько из  за  этого
потрЯсений  вышло у  них в  доме,  Я  и  рассказать не  умею. ’ри недели это
длилось, пока Њарко не  объЯвил  матери, что постановил вообще обратитьсЯ  в
вегетарианство; а  также -- не помню, в какой свЯзи -- приступить к изучению
персидской литературы в подлиннике, и длЯ того намерен с осени перевестись в
Џетербург, на факультет восточных Языков.

        XIII. ‚ђЋ„… „…ЉЂЊ…ђЋЌЂ
     Џо пути  событий,  определивших Њарусину  судьбу, особенно  помню  одну
летнюю  ночь,  сначала на море, потом  на  ‹анжероне.  ’рудно будет  об этом
рассказать так,  чтобы ни одно слово не царапнуло: ради памЯти Њаруси мне бы
не хотелось обмолвитьсЯ неловко  или шероховато.  “ нее действительно (Я уже
сказал)  все  выходило  "по  милому", даже  самые  --  длЯ  того  времени --
взбалмошные  безрассудства,  но  сберечь  эту  черту  в моей передаче  будет
нелегко; очень боюсь за эти две главы, но надо.
     ‚ шаланде было нас семеро, большаЯ шаланда; были одинаковые мать и дочь
Ќюра с Ќютой; два белоподкладочника, однажды здесь описанные (или другие, не
важно);  ЊарусЯ, ‘амойло  и  Я.  ‘амойло после  той  недели  на  квартире  у
"ѓенриха" уже не так сторонилсЯ,  хотЯ снова замолчал. Ќа четырех веслах  мы
ушли очень далеко; и еще до заката съели все 'пирожки и груши.
     ЊарусЯ была неровнаЯ,  то хохотала  и шумела, то задумывалась.  џ знал,
почему. Љогда мы опускались к берегу и  отстали вдвоем, она вдруг обернулась
и шепнула, всЯ клокоча внутри от возбуждениЯ и радости:
     -- —ерез месЯц Ђлеша приезжает.
     џ не  сразу понЯл, о ком это; потом сообразил -- о ђуницком. Љогда мы у
него были год  тому назад, она его называла Ђлексей  „митриевич. ‘колько раз
он  с тех  пор уезжал "на ‘ахалин", сколько раз возвращалсЯ,  встречались ли
они, Я не знал; видно, встречались.
     ’еперь  она  в  лодке  минутами  сходила  с   ума:  скакала   по   всем
перекладинам, садЯсь на плечи гребцам и раскачиваЯ плоскодонку так, что Ќюра
с Ќютой  взвизгивали в унисон; завидЯ  вдали малорослый  пароход "’ургенев",
возвращавшийсЯ  перед  вечером из  Ћчакова,  приказала "обрезать  ему нос" и
обЯзательно перед самым носом; вырвала  у ‘амойло руль и провела предприЯтие
так удачно, что с корабельной рубки понеслась хороваЯ ругань, которую, слава
Ѓогу, отчасти  заглушали тревожные гудки; но  ‘амойло  сидел рЯдом  с нею на
корме и  следил, прищурЯ  глаза,  и Ясно было,  что при надобности он ссадит
Њарусю на дно и выручит нас. Џосле этого подвига она ушла на нос, свернулась
там колечком и долго  молчала, глЯдЯ  на  закат. Џотом взЯла урок курениЯ  у
одного из студентов -- женщины тогда еще у нас  не  курили; и  много весельЯ
было по поводу того, что у студента  на крышке портсигара внутри, так что не
мог не прочесть  каждый, кому бы он  предложил папиросу, оказалась известнаЯ
надпись серебрЯнной славЯнской вЯзью: "кури, сукин сын, свои".
     ’ем временем коллега его поддразнивал Ќюру и Ќюту, уверЯЯ, что обе  они
тайно влюблены  в  ‘ережу: "поровну,  конечно". €х записки к нему начинаютсЯ
так: "ђодной наш...", и одну строку пишет мать, а следующую дочь.
     -- ќто не нужно, -- отшучивались Ќюра и Ќюта, -- у нас один почерк.
     Ќо Я с удивлением  заметил, что обе  слегка -- "поровну" -- порозовели.
‚прочем,   это   мог  быть  и  .просто  отблеск  заката:  небывалой  красоты
развернулсЯ  в  тот   вечер   закат.  Њы   бросили  грести;  лодка  даже  не
покачивалась. Љто то вздохнул: -- хороши у ѓоспода декораторы.
     Џосле  этого  мы  играли  в  Ueberbrettl  --  Ќюра   с  Ќютой,  женщины
образованные, видели это недавно в ‚ене.
     ‘тудент с портсигаром очень  мило пел  гаванные песни. Ѓольшинство были
обычные, но одной Я ни до того, ни после  не слышал: целый роман. ‘начала он
и  она -- еще малые  дети: "играютсЯ" где то на  Љосарке  и  дразнЯт улиток:
"лаврик, лаврик, выставь рожки,  напеку тебе картошки". Џотом она, подростаЯ
и хорошеЯ, дразнит уже его; дальше -- он начинает ревновать:
     "Љто купил тебе сережки?". ‚ конце концов она его бросила;
     он  грузчик в порту,  а она  -- свЯзалась с  богатым греком и, встретив
прежнего милого, уже отвернулась.
     ‹аврик, лаврик, выставь рожки...
     ђазошлись наши дорожки.
     Ќюра  и Ќюта рассказали историю из французского сборника легенд.  “мную
историю: только много лет после того, и на иных опытах, Я понЯл какую умную.
†ил-был  рыцарь,  у  которого  отроду  не было сердца, но знакомый  часовщик
сделал длЯ него хитрую пружину, вставил в грудь и завел раз навсегда. ђыцарь
с  пружиной вместо  сердца  ездил  по  дорогам  и  защищал  вдов и  сирот; в
крестовом походе  спас самого  Ѓодуэна,  первый взобралсЯ  на стену  свЯтого
города;  увез  из  терема,  охранЯемого   драконом,  прекрасную  ‚еронику  и
обвенчалсЯ с нею  в  соборе; отличнаЯ  была пружина. Ђ после всего, покрытый
славой и ранами, разыскал он того часовщика и взмолилсЯ •риста ради: да ведь
Я не  люблю  ни  вдов и сирот, ни свЯтого гроба, ни  ‚ероники, все это  твоЯ
пружина; осточертело: вынь пружину! -- Ќюра и Ќюта умудрились это рассказать
"вдвоем", т.  е.  одна говорила, втораЯ  кивала головою, а впечатление было,
что вдвоем.
     ‚торой   белоподкладочник,  очевидно   человек   настойчивый,  придумал
кораблекрушение. ’олько трое спаслось  на необитаемом острове: мичман и  две
пассажирки ("второго класса", прибавил  он ехидно),  мать и дочь. Ќа острове
обе дамы влюбились в мичмана ("поровну"), но, будучи "адски благовоспитаны",
и помыслить  не могли ни о  каких  вольностЯх.  €  вот  случилось  два чуда:
во-первых,  оказалось, что на том  необитаемом  острове законом  разрешаетсЯ
многоженство;  а  во-вторых -- когда мамаша  однажды  хорошенько  помолилась
Ѓогу, Ѓог сжалилсЯ: ее дочь перестала быть ее дочерью и стала ее племЯнницей
и т. д.
     Ћн  очень забавно рассказал  эту чепуху.  ‘нова ли  зарумЯнились Ќюра и
Ќюта, уже не было  видно:  быстро темнела  ночь, пока еще безлуннаЯ.  ’олько
звезды светили  так, что можно было разобрать, который  час, и гладкаЯ вода,
полнаЯ   фосфора,   при   каждом  легком   всплеске   рассыпалась  гроздьЯми
хрустального бисера.
     ‘амую лучшую историю рассказал, по моему,  Я, и  не ерунду, как  он,  а
правду: про  республику ‹уканию. Љогда мы были в третьем классе, потрЯсающее
впечатление  произвели  на  менЯ   и  товарищей  две  строчки  из  оды  "“ме
недозрелый":
     ђумЯный, трожды рыгнув, ‹ука подпевает:
     "Ќаука содружество людей разрушает".
     Њы  учредили  тайное ‘одружество  румЯного  ‹уки  --  программу незачем
излагать, дело Ясное, -- оккупировали одну долинку, вон там, на ‹анжероне, и
в  честь  веселого  патрона   окрестили  ее  республика  ‹уканиЯ.   ‚   виду
полудамского состава аудитории, не всю летопись этого государства можно было
им рассказать, но что можно было, прошло с успехом: как мы  строили крепость
из  наворованных  кирпичей;  как  функционировал  у  нас  почтовый  Ящик  --
двухфунтоваЯ жестЯнка  из под чаю ‚ысоцкого, зарытаЯ глубоко в  родную землю
(когда мне нужно было  снестись  по срочному делу с одним из сограждан, Я на
перемене в гимназии  шептал  ему на  ухо: "вьгглЯдай на  почтальона";  после
уроков  он  мчалсЯ  на  ‹анжерон,  откапывал, прочитывал,  составлЯл  ответ,
закапывал  и  мчалсЯ   ко  мне  домой  --   позвонить  у  двери  и  шепнуть:
"вьгглЯдай..."; тогда мчалсЯ Я...)  и про газету  "маровоз", где  напечатан
был приказ  по министерству  народного просвещениЯ о  реформе  классического
образованиЯ: "заменить греческий латинским, а латинский греческим"; и как мы
там провели в жизнь смелый и совершенно беспримерный государственный опыт --
уже  выбрав ‹ельку  ђакло президентом,  после  этого, чтобы не обиделсЯ  его
соперник   ‹елька   Џомидора,  дополнительно  выбрали  того   королем  нашей
республики.  ЋтличнаЯ,  по моему,  историЯ;  огорчило  менЯ только  то,  что
аудиториЯ не поверила в ее подлинность: Я обиженно показывал им пальцем в ту
сторону, где ночь сокрыла берег ‹анжерона,  и божилсЯ,  что и теперь еще мог
бы найти ту долину и даже предъЯвить уцелевшие огрызки крепости...
     ‚друг ЊарусЯ откликнулась:
     --  Џокажете мне? …ще сегоднЯ ночью, на обратном пути?  џ домой пойду с
вами.
     Џосле этого была очередь ‘амойло. џ ожидал, что он буркнет отказ, но он
вместо того сейчас же внес и свою повинность, и именно так:
     -- †ила  была одна девушка, и  постоЯнно любила играть с  огнем;  вот и
кончилось тем, что обожглась ужасно больно. ‚се.
     „аже при свете  звезд Я разобрал,  что ЊарусЯ  высунула ему Язык. Ќо...
’еперь  ли  только мне кажетсЯ, что от его слов почему  то мне холодно вдруг
стало  у  сердца, или так оно  и  было? ‚ероЯтно  кажетсЯ:  Я  не  подвержен
предчувствиЯм. Ќо уже вскочила, во  весь  рост  на  носу закачавшейсЯ лодки,
ЊарусЯ и заЯвила:
     -- ’еперь Я. †ила-была одна девушка и любила играть с водою;  и однажды
была чудеснаЯ ночь на море,  и  она решила купатьсЯ прЯмо с лодки. Њальчики,
не сметь оглЯдыватьсЯ! ‘амоило, убирайсЯ с кормы и сЯдь спиною.
     --  ‚ы... не простудитесь? -- робко спросила Ќюра,  мать Ќюты; а больше
никто ничего не сказал, даже ‘амойло молча  пересел и  закурил папиросу. —то
думали  другие,  не знаю; но у менЯ было странное чувство -- как будто и эта
ее выдумка в порЯдке вещей,  так и должна кончитьсЯ такаЯ ночь, и Њарусе все
можно. џ сидел на передней перекладине, ближе всех к носу плоскодонки, прЯмо
надо мной  шуршали ее батисты; ничего стыдного нет  признатьсЯ, что пришлось
закусить  губу и сжать руками  колени от невнЯтной  горЯчей дрожи  где  то в
душе.  ѓоворЯт,  теперь  ни  одного  юношу  из  новых поколений  это  бы  не
взволновало, он просто  сидел бы  спиной  к  девушке  и спокойно давал бы ей
деловые советы, как удачнее  прыгнуть в воду; но тогда было другое времЯ. Ќи
одному из нас четырех и в голову не могло прийти говорить с нею в эту минуту
-- это бы значило почти оглЯнутьсЯ, это не по  дворЯнски.  Ѓелоподкладочник,
сидевший со  мною,  вдруг опЯть  запел;  Я  понЯл, что это он бессознательно
хочет заглушить  шорох ее платьЯ, и он  в ту  минуту сильно  поднЯлсЯ в моем
уважении. Њолчали тоже Ќюра и Ќюта, а лиц их Я не видел, только заметил, что
они  длЯ защиты ближе прильнули друг к дружке,  словно марусина дерзость и с
них срывала какие-то невидимые чадры.
     -- Ђддио навсегда! -- крикнула ЊарусЯ, и  менЯ обдало брызгами, а вдоль
лодки с обеих сторон побежали бриллиантовые гребни.
     ‘лышно было, что она уплывает по мужски, на размашку:
     хороший, видно, пловец, почти бесшумный; по ровным ударам ладоней можно
было  сосчитать, сколько она отплыла. „есЯть шагов -- пЯтнадцать -- двадцать
пЯть.
     -- ЊарусЯ, -- тревожно позвала Ќюра или Ќюта, -- зачем так далеко...
     Ћттуда донессЯ ее радостный голос:
     -- Ќюра, Ќюта, глЯдите, Я всЯ плыву в огне; жемчуг, серебро, изумруд --
ѓосподи, как  хорошо! -- Њальчики,  теперь  можете смотреть: последний номер
программы -- танцы в бенгальском освещении!
     —то-то смутно-белое там металось за горами алмазных фонтанов; и глубоко
под водою тоже  переливалсЯ  жемчужный костер,  и  до  самой  лодки и дальше
добегали сверкающие кольца.
     Ќюра спросила, осмелев: -- не холодно?
     -- ‘лавно, уютно, рассказать  нельзЯ... --  Ћна смеЯлась  от подлинного
игривого блаженства. -- ’еперь отвернитесь: Я лЯгу на спину -- вот так  -- и
засну. Ќе сметь будить! -- —ерез минуту тишины она  добавила,  действительно
сонным  сомлевшим  голосом: --  Я  бы рассказала,  что  мне  снитсЯ,  только
нельзЯ...
     Ђ когда подплыла обратно к носу  лодки и ухватилась  за борт, у  нее не
хватило мускулов поднЯтьсЯ, и она жалобно протЯнула: -- ‚от так катастрофа.
     -- Њы  вас  вытащим,  --  заторопились  Ќюра  и Ќюта, подымаЯсь: но еще
больше заторопилась ЊарусЯ:
     -- Ћй нет, ни за что, да у вас и силы не хватит. Ќе вы...
     Ћна не сказала, кто; но ‘амойло  молча поднЯлсЯ, бросил папиросу в море
и пошел к ней, переступаЯ через сиденьЯ и наши, колени. Ћн сказал отрывисто:
"возьми  за  шею";  плоскодонка  резко  накренилась  вперед, корма  взлетела
высоко; он вернулсЯ обратно и сел на прежнее место на дне.
     -- …ще минутку, не  сердитесь,  -- говорила  позади нас ЊарусЯ, -- надо
обсохнуть. -- ѓолос  у нее был как будто просЯщий, но под ним чувствовалось,
что она все еще смеетсЯ от какой то своей радости.
     Њинута прошла (студент опЯть запел), потом опЯть зашуршало, и еще через
минуту  она  шумно  соскочила  на дно,  воскликнула: -- ѓотово -- ангелы  вы
терпеливые!  --  схватила  моего  соседа  за  голову, откинула  ее  назад  и
поцеловала в лоб, прибавив: -- относитсЯ ко всем.
     Ќо еще это был не конец той ночи.

        XIV. ‚‘’Ђ‚ЌЂџ ѓ‹Ђ‚Ђ, Ќ… „‹џ —€’Ђ’…‹џ
     —естно:  эту  главу  пишу только по  чистой  трусости. џ  уже раза  три
начинал продолжение той ночи, но оно мне трудно даетсЯ, робею;  три страницы
бумаги только что разорвал. „лЯ передышки напишу пока о другом. Ћдин критик,
разбираЯ книжку  моего производства, указал с  укором на большой недостаток:
нет  описаний  природы. ќто  было  лет  десЯть тому  назад, но мое самолюбие
задето: надо попробовать. Љонечно, такаЯ глава -- не длЯ читателЯ: читатель,
несомненно, описаний природы не  читает; Я, по крайней мере, всегда  их  при
чтении  безжалостно  пропускаю.  џ  бы  мог,  ради  упомЯнутого   самолюбиЯ,
разбросать по разным  местам этой повести десЯток пейзажных воспоминаний, но
это была бы ловушка; самое добросовестное -- выделить их в особую главу (тем
более, что оробел и хочу сделать передышку),  и главу честно  так  и назвать
вроде "не любо, не слушай".
     ‹етом  наш  берег...  (‹етом:  что зимою, того Я знать не хочу. џ очень
люблю жизнь  вообще, и свою жизнь особенно люблю и люблю ее  припоминать, но
только с апрелей до сентЯбрей. ‡ачем Ѓог создал зиму -- не знаю; Ћн, бедный,
вообще много напутал и лишнего натворил. Ѓольшинство моих  знакомых уверЯют,
что им очень нравитсЯ снег: не только декоративный снег,  верхушка Њонблана,
просто  белаЯ  краска на  картине, можно полюбоватьсЯ  и отвернутьсЯ,  -- но
будто бы даже снег  на улицах  им нравитсЯ: а  по  моему снег  -- это просто
завтрашнЯЯ слЯкоть. џ помню только лето).

     114
     ‹етом  наш  берег,  глЯдЯ  с  морЯ,  представлЯет сочетание двух только
цветов, желтого и зеленого;  точнее -- красно-желтого и серо-зеленого. Ѓерег
наш  высокий, один сплошной обрыв на десЯтки верст; никак теперь  издали  не
могу сообразить, выше ли двухсот футов или ниже, но высокий. †елтый песчаник
его костЯка редко прорывалсЯ наружу, обрывы больше облицованы были той самой
красноватою глиной,  а  на  ней, в уступах или в  расщелинах, росли рощицами
деревьЯ  и кусты.  —то  за  порода  преобладала, из  за которой общий  облик
получалсЯ чуть-чуть сероватый, не знаю; может быть, дикаЯ маслина.  ѓосподи,
какие чудеса палитры  можно создать из двух только оттенков! Ћднажды с лодки
Я засмотрелсЯ -- в  тот  час солнце освещало обрывы  под особенным каким  то
углом -- и  вдруг мне представилось, что все это не глина и не листва, а все
из  металла. ‘пит у —ерного  морЯ, раскинувшись, великан,  и это его  меднаЯ
кираса. „авным-давно спит, сто  лет  его  поливали дожди, и во впадинах меди
залегла густыми  пЯтнами Ярь. Љак  то  раз,  уже много лет  после разлуки  с
Ћдессой, Я увидел эту самую радугу из двух цветов в Џровансе и едва не запел
от волнениЯ, но в вагоне были чужие.
     ЌастоЯщие каменные скалы помню  только внизу, у самой  воды или прЯмо в
воде. Ѓыли и гранитные, где мы собирали креветок (их у нас называли "рачки")
и  миди,  т.  е. по  ученому  "мидии".  Ќо  больше  и скалы были из  рыхлого
песчаника; самаЯ  высокаЯ  называлась Њонах, у Њалого  ”онтана, и каждый год
море  смывало  по кусочку,  теперь уже верно ничего не  осталось. Ђ еще были
"скалы" из какой то зеленоватой глины, мы ее называли "мыло", и в самом деле
можно было отломать пригоршню и намылитьсЯ, даже в соленой воде.
     Љонечно, была и третьЯ краска --  море; но какаЯ? ‘иним Я его почти  не
помню, хорошо помню темно-зеленым, с золотистою подкладкой там, где сквозили
полосатые мели. Љто то удивлЯлсЯ при мне, почему наше море назвали —ерным: а
Я своими глазами видел его черным, прЯмо под веслами  и на версту  вокруг, и
не в бурю или в  хмурый день,  а под солнцем. Ќо, по-моему,  наше море  надо
было смотреть тогда, когда оно белое. Ќадо встать за час до восхода, сесть у
самой воды на колючие голыши  и следить,  как  рождаетсЯ зарЯ;  только  надо
выбрать совсем тихое утро. …сть тогда четверть часа, когда  море белое, и по
молочному  фону  простелены  колеблющиесЯ,  переменчивые  полосы,  все  тоже
собственно белые, но другой белизны: одни с оттенком сероватой стали, другие
чуть-чуть  сиреневые, и редко-редко вдруг  промерещитсЯ  голубаЯ. Џостепенно
восток начинает  развешивать  у  себЯ на авансцене  парадные  занавески  длЯ
приема  солнца, румЯные, апельсиновые,  изумрудные -- Ѓог  с ними, Я  и слов
таких не знаю  по-русски;  и,  отражаЯсь, весь  этот хор  начинает,  но  еще
смЯгченными, чуть-чуть отуманенными  откликами, вплетатьсЯ  в основную белую
мелодию морЯ -- и вдруг все загоритсЯ, засверкает, и кончено, море как море.
-- ќто Я лучше всего видел,  когда рыбак Ђвтоном —убчик вез менЯ с Њарусей к
ней на дачу после ночи у менЯ в ‹укании; но Я забегаю вперед.
     ‚  описаниЯх природы  принЯто  называть по  именам растениЯ; Я когда то
умел,   только  имена  были  все,  кажетсЯ,  не  настоЯщие.  Ѓыл,  например,
плебейский  красный  цветок,  на высоком  стебле, а  вокруг  цветка  колючий
ошейник: его звали "турка"  -- идешь по тропинке  и палкой сбиваешь турецкие
головы; однажды Я сбил три сразу одним ударом,  как пан ‹онгинус Џодбипента,
герба  ‡ерви-каптур,  у ѓенриха  ‘енкевича. €ли  был  такой  куст, по  имени
"чумак":  если потереть  листьЯми руки, они вкусно пахнут  гречневой  кашей.
‹учше всего, однако, не ломать головы над именами: если просто лечь на спину
и зажмурить  глаза,  одна симфониЯ запахов  крепче свЯжет  тебЯ  навсегда  с
божьим садоводством, чем целый словарь наизусть.
     €з  божьего скотоводства  самый  прекрасный  зверь у нас  была Ящерица.
Ћттого ли, что в …вропе другаЯ порода,  или просто оттого, что сам Я старею,
но вот  уже, сколько лет  и сколько стран, Ящерицы попадаютсЯ  только серые.
Ќаши на  —ерном  море были  пестрые: самоцветнаЯ смарагдоваЯ  чешуЯ, хвост и
мордочка, а горло и брюшко в переливах от розового  до  золотистого. Ћднажды
вечером, еще второклассники в ‹укании,  наловили мы нарочно десЯток, заперли
в крепости  и битый час освещали их толстыми бенгальскими спичками, красными
и зелеными; перепуганные зверьки то шмыгали от стенки к стенке, то застывали
на месте, и такое было это пьЯное празднество красок, какого Я с тех пор и в
столичных  феериЯх не видел, где режиссеры почитались мастерами color scheme
и антреприза не жалела тысЯч.
     …ще был один хороший занЯтный зверь, но совсем иной -- краб, и жил он в
подводных  расщелинах  массивов. Њассивы  --  это  громадные  каменные кубы,
которыми на  много верст в длину облицованы  берега, молы и волнорезы нашего
порта; под ними ютились камбала  и бычок, даже скумбриЯ или паламида ("или":
когда  идет паламида,  скумбрии  не будет  -- паламида ее съела);  но больше
всего было крабов. Њы их удили  при помощи камнЯ, шпагата и психологии... но
Я уже где то в старом рассказе это описал: и  так  слишком много повторЯюсь.
Џосидеть  бы теперь  на массивах полчаса; Я бы и крабов  не стал беспокоить:
только посидеть, свесив босые ноги, прикоснутьсЯ, как Ђнтей,  к земле своего
детства.
     …ще было одно  —ерное море,  и даже Ђзовское  при  нем, с проливом, как
полагаетсЯ, но без воды:  это  были две  большие котловины в Ђлександровском
парке, нарочно не засаженные ни деревьЯми, ни травою: там мы гурьбами играли
в мЯч... ѓосподи, как это безжизненно выходит по-русски: "играли в мЯч".  Ќе
играли,  а игрались;  не  в мЯч, а в мЯча; даже не игрались, а гулЯлись; и в
гилки  гулЯлись, и  в  скракли,  и  в  тепки; впрочем,  и это  Я уже где  то
описывал.  Љогда всю жизнь  пишешь  и  пишешь, в  конце концов слово сказать
совестно. “жасно это глупо. ѓлупаЯ вещь жизнь... только чудеснаЯ: предложите
мне  повторить  --  повторю, как была,  точь-в-точь, со  всеми  горестЯми  и
гадостЯми, если можно будет опЯть начать с Ћдессы.


        x x x

     Љстати, уж  раз передышка: та песнЯ  про "лаврика" столько  вертелась у
менЯ на пороге  ЏамЯти, так  просилась на бумагу после того, как Я мимоходом
ее помЯнул, что  Я  не выдержал: ночь отсидел, и приблизительно восстановил.
‡ато теперь буду  считать  ее своим произведением: по  моему, лучший из всех
моих  поэтических плагиатов. Џравда, иногороднему  читателю  нужен  длЯ  нее
целый словарь  -- кто  из них, например, слыхал про "альвичка", разносившего
липкие  сласти в  круглой стеклЯнной  коробке?  Ќо,  в конце концов,  Я  эту
повесть и  вообще  не длЯ  приезжих  написал: не поймут,  и не надо. ‚от  та
песнЯ:
     Љоло ‚альтуха больницы
     Ѓыли нашие дворы.
     ‚ Ќюты зонтиком ресницы,
     Ђж до рота и догоры.
     …й з массивов Я в карманах
     Њиди жменЯми таскал,
     ђвал бузок на трох ”онтанах,
     ‚ парке лавриков шукал.
     ‹аврик, лаврик, выставь рожки,
     џ свару тебе картошки.
     Ћткогда большаЯ стала,
     о то начала крутить:
     ’о одскочь на три квартала,
     ’о хотить и не хотить.
     џ хожу то злой, то радый,
     —ерез Ќюту мок и сох...
     Ђ вже раз под эстокадой
     Њы купалисЯ у-двох.
     ‹аврик, лаврик, выставь рожки,
     ѓорько мышке в лапах кошки.
     Ќа горе стоить Ћдесса,
     Џод низом Ђндросов мол.
     ‡адаваетсЯ принцесса,
     Ѓу Я в грузчики пойшел.
     ђаз у год придеть до „юка,
     џ вгощу от альвичка...
     € -- табань, прощай разлука:
     —ерез рыжего шпачка.
     ‹аврик, лаврик, выставь рожки,
     •то куплЯл тебе сережки?
     ѓод за годом, вира-майна,
     Џорт, обжорка, сам один...
     ’ольки раз шмалю нечайно
     Њимо ѓрецка в Љарантин --
     “ ”анкони сидить Ќюта,
     Ќа ей шлЯпка, при ей грек.
     ‚же не смотрить, вже как будто
     ЃосЯва не человек.
     ‹аврик, лаврик, выставь рожки,
     ђазойшлись наши дорожки.

        XV. €‘ЏЋ‚…„њ ЌЂ ‹ЂЌ†…ђЋЌ…
     ЊесЯц над республикой ‹уканией  взошел поздний, горбатый, но необычайно
Яркий.
     ’рудно было пробратьсЯ среди сплошного кустарника, диких груш и маслин,
акации, бузка и  черемухи. ЂкациЯ уже отцветала, в голубоватой лунной тишине
стоЯл только намек  на ее недавнее владычество. Ѓыло так безлюдно, как будто
и вообще забыл  весь  мир  о  ‹укании,  даже днем сюда  никто  не  заглЯнет:
действительно, высокие  шелковистые травы  заполнили и дно  ложбины, а в мое
времЯ оно  всегда  было  утоптано. Љругом со  всех сторон толпились кудрЯвые
холмы, не видать  и не слышно было ни  морЯ, ни дач, ни города;  пока мы шли
сюда, еще доносилась откуда то издали музыка на гулЯнье, но теперь и оркестр
уже разошелсЯ по домам, после полуночи.
     --  „уетесь?  --  спросила  ЊарусЯ,  все  тем  же  голосом  подавленной
внутренней радости.
     Ќазад она велела грести не к ним на дачу,  котораЯ лежала много  дальше
на юг, а сюда; выскочила на берег, потЯнула за руку менЯ, а остальным велела
плыть куда угодно.  "Ћн  менЯ проводит домой  еще  на  этой неделе; если кто
завтра увидит маму -- велите ей не  беспокоитьсЯ,  младенца не  будет".  Ћни
послушались  и  уплыли,  отсалютовав  sans raneune  --  так  она давно  всех
воспитала; но мне было не по себе.
     --  Ќе ворчите, --  просила  она, держа менЯ под руку и  прижимаЯсь. --
„ома ведь  не  беспокоЯтсЯ.  (ќто  была правда, с  компанией  на  лодке в их
беззаботной  семье часто  на  всю  ночь  пропадали не  только  ЊарусЯ,  но и
младшие).
     -- ђазве Я ворчу?
     --  ‚роде.  ‚ы...  "молчите  против менЯ".  Ђ  как раз сегоднЯ  нельзЯ,
сегоднЯ  надо менЯ все времЯ по  головке гладить. -- џ знаю, в  чем дело. ‚ы
боитесь, как они подумают: вот, наконец, и его ЊарусЯ в "пассажиры" взЯла --
не спассЯ! ’ак?
     џ призналсЯ, что так; но  от близости ее лица, от лунного света  и всей
красоты и тишины кругом, досада моЯ быстро уже выветрилась.
     -- ‘Ядьте, -- приказала  ЊарусЯ, -- а  Я приклоню буйную голову на ваши
колени -- это ведь не такаЯ уж великаЯ вольность, правда?
     џ  разложил  пиджак по траве, а  сам присел на кочке; она легла,  долго
укладывала  голову у менЯ  на коленЯх, все  времЯ беззвучно  смеЯсь чему  то
своему; наконец устроилась, облегченно вздохнула, закинула руки и взЯла  обе
мои: -- "удобно?"
     -- Ћчень; а вам?
     -- Ћ,  мне страшно уютно. Љак там, в воде, когда Я купалась; только еще
лучше. Ђ вы на менЯ сердились за купанье с лодки?
     џ высвободил одну руку и сделал жест, будто нарвал ее за ухо:  -- ‚от и
все, теперь  вы прощены.  -- Ћна тихо засмеЯлась  и  потребовала:  -- Ђ руку
отдайте  обратно,  это  часть  моего  уюта. --  Џотом  оба  мы  замолчали  и
засмотрелись. Џо писательской  привычке  всегда  придиратьсЯ, Я  хотел  было
сказать себе с насмешкой, что все тут у нас, как  по книжке, -- летнЯЯ ночь,
долина, эхо запаха  отцветающих  цветов, даже  с луною,  и ни души на версту
кругом, -- но не вышла насмешка; Я вдруг почувствовал, что эти старые краски
божьей  палитры и в  самом деле хороши, лучше всего другого на свете;  нет у
менЯ тут иронии в душе -- в душе литургиЯ.  € еще одно сообразил  Я тогда, в
первый  раз  за жизнь:  что молодость -- не просто  счет годам,  а  какаЯ то
особаЯ, сущаЯ,  наличнаЯ  эссенциЯ, -- что  будет времЯ, когда ее не станет,
зато сегоднЯ она  во мне и в  Њарусе, и  всЯ долина и небо над нею  служат и
поклонЯютсЯ нам.
     ЊарусЯ поднЯла ко мне  глаза и спросила шепотом, очень естественно, как
будто это совсем разумный вопрос:
     -- Њожно поплакать?
     -- Њожно.
     Ћна покрыла глаза  моими руками;  щеки  у  нее были прохладные, ресницы
ласково щекотали мои ладони. Џлакала ли она, не знаю; плечи иногда чуть-чуть
вздрагивали, но это не доказательство. Њолчали  мы  долго; вдруг  она отвела
мои  руки, опЯть  поднЯла  ко мне  глаза -- действительно влажные -- и опЯть
шепнула:
     -- Њилый... побраните менЯ изо всей силы.
     џ спросил, тоже вполголоса:
     -- ‡а что?
     -- Ќагнитесь ближе, а то букашки подслушают. -- ‡а все, что вы обо  мне
думаете;  или  думали  бы,  если бы не  были  такой  глупый  и  добрый  и...
посторонний.
     -- џ не посторонний!
     -- џ лучше знаю; но теперь не о вас, теперь обо мне. Џобраните!
     -- ‡ачем это вам?
     -- ’ак. Ќужно. €наче начну колотитьсЯ головой о стволы.
     —то с  ней творитсЯ, Я не понимал,  но видно было, что это  не игра, не
приемы: о чем то она взаправду изголодалась -- ей надо помочь, надо вторить.
Ќо  и  само  собой  уже  вторилось, помимо умысла  -- менЯ уже захватило все
колдовство часа и округа и ее близости. џ спросил послушно:
     -- Џодскажите, за что бранить?
     Ћна открыла глаза:
     -- ‡а  эту выходку на лодке; за то, что  всегда всех дразню и щекочу  и
нарочно взбалтываю муть.  ‡а то, что  Я  всЯ  такаЯ...  захватаннаЯ  руками.
Џравда, захватаннаЯ?
     џ молчал.
     -- Џовторите, -- просила она, сжимаЯ мне руки изо всей силы. -- "Њуть".
"‡ахватаннаЯ".
     џ молчал.
     -- € еще: "...недорогаЯ". Џовторите!
     -- ЊарусЯ, -- ответил Я резко, -- вы откройте глаза и посмотрите, кто с
вами. ќто Я, а не черниговский  дворЯнин, столбовой или  стоеросовый или как
это у них называетсЯ, по имени Ђлеша.
     -- ‘овсем он не стоеросовый, -- шептала она, -- не смейте. Ћн прав.
     џ молчал; Я действительно злилсЯ.
     -- ђазве не прав? ђазве это все -- про менЯ -- не подлиннаЯ правда?
     -- „аже если "правда", -- сказал Я, -- это еще не значит, что "прав".
     ’ак часто бывает: прикоснешьсЯ к человеку  наудачу -- а попадешь именно
в  нервный узел боли. ‚ероЯтно, эти слова мои отозвались на то самое, что ее
мучило. „о сих пор, если напрЯгу памЯть, почти слышу ту ее  долгую страстную
исповедь и защиту; наизусть ее помню. …е лицо с закрытыми глазами, когда она
говорила, было страшно серьезно: не Я и даже не "Ђлеша" стоЯл тогда пред нею
и обвинЯл, а что то иное, чего до тех пор Я за нею не знал.
     --  ...Ѓог мне свидетель:  Я  не дразню нарочно и не  щекочу. џ живу  и
смеюсь и... дружусь так, как само выходит. …сли выходит гадко, значит Я сама
в корне гадкаЯ, Ѓог менЯ отроду проклЯл; но Я ничего не делаю длЯ цели.
     -- ...€ никого Я не  ушибла. ‚от  они  все мысленно  предо мною  сейчас
наперечет, весь... список; кому из них хуже стало от того, что Я  была с ним
-- такаЯ? Џокутили  месЯц, месЯц потом потосковали, а теперь благодарны и за
хороший час,  и за  конец.  џ не  глубокаЯ, Я  не отрава на всю жизнь:  Я --
рюмочка вина пополам с водою; отпил глоток, встрЯхнулсЯ и забыл. Ќеужели нет
и длЯ таких права и места на свете?
     -- "‡ахватаннаЯ руками": хорошо,  пускай. Ђ Я иногда так  думаю: будь Я
большаЯ певица, и пришел  бы ко  мне  друг, просто  обыкновенный приЯтель, и
попросил бы:  "спойте мне, ЊарусЯ", -- что  тогда:  можно спеть или не надо?
Њожно  подарить  чужому что то от моего существа? ‚се скажут: можно. Ђ разве
талант не ласка? …ще, может быть, гораздо свЯтее и секретнее, чем ласка. „лЯ
менЯ ласка -- простаЯ деталь дружбы; пусть Я гадкаЯ, но это правда.
     џ знал, что она умница, но до тех пор она никогда не говорила при мне с
такой сосредоточенной убежденностью; Я и не подозревал, что есть в ней такаЯ
своЯ работа мысли. џ спросил:
     -- ќто софизмы, или вы вправду так думаете?
     -- џ клЯнусь.
     ‚друг  она  открыла глаза,  отпустила  мои  руки, прижала к  груди свои
кулачки и заговорила вслух:
     --  џ вам в другом исповедаюсь; этого еще  не сказала никому. ‹аски мне
не жалко, это мелочь -- как доброе слово, как улыбка, или сахарнаЯ конфетка.
Ђ  вот,  если  бы действительно  был  у  менЯ  талант, что то  единственное,
неповторЯемое,  избранное --  вот когда была  бы Я  скупаЯ!  Њожет быть, и в
самом деле не только длЯ гостЯ бы не п