ка  мужского
покроЯ в виде  тарелки, всегда плохо приколотаЯ и съезжавшаЯ на  бок, причем
носительница  от времени до времени  подталкивала  ее  на место указательным
пальцем; блузка того  кроЯ, который  тогда  называлсЯ английским,  с высоким
отложным  воротником и  с галстуком, пропущенным в  кольцо -- но  часто  без
галстука и  без  кольца;  юбка на кнопках сбоку,  но  одной по  крайней мере
кнопки  обЯзательно  всегда  не  хватало;  башмаки с  оборванными  шнурками,
переплетенными не через те крючки, что надо, и на башмаках семидневнаЯ  пыль
всех степей —ерноморьЯ; надо всем этим иногда очки в  проволочной  оправе, и
почти всегда розоваЯ печать хронического насморка.
     --  Ђ   ты  не  смейсЯ,  --  выговаривал  мне   приЯтель,  бывший   мой
одноклассник, которого потом повесили  под Џетербургом на ‹исьем Ќосу. -- ’ы
их  только  мысленно переодень  и увидишь, кто  они такие: дочери библейской
ћдифи.
     --  ћдифь? -- рассмеЯлсЯ, когда Я это  ему повторил, ‘ережа. -- Ђ вы на
походку посмотрите. ‘амое главное в человеке -- походка:  ее не переоденешь.
ћдифь шествовала, а эти бегут.

     <img src=pyatero_8-2begut.gif>

     "Ѓегут":  меткое  слово. “  них самих оно всегда  было на Языке.  ’очно
выпали  из  обихода  все  другие  темпы  и способы  передвижениЯ:  "передать
записку? Я бегу". "‡абежала проведать Ћсю, "о его дома нет".  „аже, в редкие
минуты  роскоши: "сегоднЯ  вечером  идет  в  театре  "‚озчик ѓеншель",  надо
сбегать посмотреть".
     Ќо  тот  приЯтель мой  в одном был,  во  всЯком случае,  не прав: Я  не
смеЯлсЯ,  а скорее тревожилсЯ.  Ћднажды утром в  глухой аллее парка, за  той
ложбиной, что называлась у мальчиков Ђзовским морем, Я издали увидел одну из
дочерей ћдифи: она шла мне навстречу с юношей в косоворотке и, проходЯ мимо,
оба и не  посмотрели на менЯ,  только понизили  голоса.  “ этой  не было  ни
очков,  ни  насморка,  и  походка  была  не  та, но все остальное  имелось в
наличии: шлЯпа-тарелка, оборванные кнопки, перепутанные  шнурки  на  пыльных
башмаках; и Я узнал ‹ику.


        x x x

     …ще  в одном смысле начинала  портитьсЯ  наша  весна. ђассказываЯ о той
ночи  в  "мертвецкой" на  студенческом  балу,  где Њарко чуть  не поступил в
грузины, Я  забыл упомЯнуть об одной речи. Џроизнес ее второкурсник по имени
€ванов;  Я его  знал,  иногда встречал и  в еврейских домах  -- обыкновенный
€ванов  7-ой или  25-ый, уютный, услужливый и незаметный, от которого  никто
никогда никакой прыти не ожидал, меньше всего речей. Ћн выступил рано, когда
еще и пьЯн не был; начала речи и повода  к  ней Я не слышал, но  было  в ней
такое место:
     --  Џозвольте, коллеги,  нельзЯ нас обвинЯть во вражде  к  определенной
нации;  даже если эта  нациЯ не  имеет отечества  и  потому  естественно  не
воспринимает понЯтиЯ "отечество" так, как мы, -- и то еще не грех. Ќо другое
дело, если эта нациЯ ЯвлЯетсЯ носительницей идей, которые...
     Џомню,  Я  подивилсЯ, что в "мертвецкой", в исконном  царстве  единой и
бессменной Њарсельезы, стали возможны такие тона,  без аплодисментов правда,
но и без скандала.  џ только не мог еще  догадатьсЯ тогда, что, случись  это
годом позже, был бы уже и сочувственный отклик.

        IX. €ЌЋђЋ„…–
     џ начинал входить в  общественную  деЯтельность: "секретарь  временного
правлениЯ  Ћбщества   санаторных  колоний  и  других   гигиено-диэтетических
учреждений длЯ  лечениЯ и  воспитаниЯ слабых  здоровьем  учащихсЯ  неимущего
еврейского населениЯ  города Ћдессы и  его предместий". ”акт: именно так оно
называлось,  и  в молодости  Я долго  еще умел  выговорить весь  титул одним
духом. ‚озникло это общество тоже отчасти  с крамольным замыслом: под  видом
"гигиено-диэтетического  учреждениЯ"  можно  устроить занЯтиЯ гимнастикой, а
под видом гимнастики -- самооборону. Ќа юге начинали поговаривать, что скоро
это  пригодитсЯ. Ќо,  пока что,  правление мне  предложило набрать несколько
добровольцев длЯ обхода бедноты --  записать, кому нужен даровой уголь; или,
может  быть,  дароваЯ  маца,  не  помню. џ  передал это старшим  детЯм  Ђнны
Њихайловны. Њарко записалсЯ (потом не пошел, забыл и очень извинЯлсЯ); ‹ика,
не поднЯв глаз  от брошюры и не  вынув пальцев изо рта,  сделала знак отказа
головой; ЊарусЯ сказала: -- ‚ паре с вами, хорошо?
     ‚ ее согласии  ничего неожиданного не было:  Я  уже знал, что  у нее  в
натуре  есть дельнаЯ заботливаЯ  жилка.  ќто она, когда  ‘амойло приехал  из
местечка, за  полтора года  подготовила его к экзамену, какой требовалсЯ длЯ
аптекарской  его  карьеры,  а сама тогда еще  была девочкой;  она  и  теперь
занималась с  племЯнницей кухарки, очень аккуратно. Љогда заболел один из ее
"пассажиров", приезжий без  родни в Ћдессе, она ходила к нему по три раза на
дню, следила,  чтобы  принимал  лекарство, менЯла компрессы,  хотЯ  час  его
милости  (знаю от нее)  тогда уже давно был позади. Ћна умела  даже  сварить
приемлемый завтрак и перешить блузку.
     Љогда  зашел  за нею в назначенный  день, в передней Я застал уходЯщего
‘амойло.  Ћн был чем-то расстроен, кусал губы,  даже ворчал неЯсно; о чем-то
хотел менЯ  спросить и  не спросил. ‚ гостиной Я застал  мать  и Њарусю; обе
молчали  так,  как  молчат  люди,  только  что  поссорившиесЯ.  ЊарусЯ  Явно
обрадовалась, что  можно уйти; по  дороге на извозчике была неразговорчива и
тоже кусала губы.
     -- ‚ чем дело, ЊарусЯ, кто кого обидел?
     -- €меете прекрасный случай помолчать -- сказала она злобно, -- советую
воспользоватьсЯ.
     џ послушалсЯ.


        x x x


     Џомню  один  дом, кажетсЯ  ђоникера, в  том  участке, который  мы с нею
должны были обойти.  ’ам была особенность,  длЯ менЯ еще  тогда  невиданнаЯ:
двухэтажный подвал.  Ћкна обоих этажей выходили, конечно, в траншею; но и за
окнами внутри  был  сперва  коридор, во  всю длину фасада, и  только  уже из
коридора "освещались"  комнаты. Ќе умею описывать нищету, как  не  сумел  бы
занЯтьсЯ  обрыванием крыльев и лапок  у  живой  мухи,  или вообще  медленным
мучительством. Џомню, что неотступно зудела в мозгу одна банальнаЯ мысль: на
волосок от того было, когда ты должен был родитьсЯ, чтобы вышла у  ѓоспода в
счетной  книге  описка,  или  передумал бы  он в последнюю  секунду, что  то
перечеркнул и что то строчкой ниже вписал, -- и здесь бы  ты  жил сегоднЯ, в
нижнем  подвале,  завидуЯ  мальчикам  из  верхнего,  а они бы  "задавались".
‘овестно было за свое пальто; за то, что перед этим просидел час в греческой
кофейне  Љрасного  переулка  за кофе с  рахат-лукумом, растратив  четвертак,
бюджет  их целого днЯ.  €, как всегда бывает, когда  совестно, Я проходил по
берлогам  насупленный,  говорил с  обитателЯми суровым  казенным голосом, на
просьбы отвечал сухо: ЏостараемсЯ. “видим. Ћбещать не могу.
     ‡ато  ЊарусЯ сразу  --  нет другого  слова -- повеселела.  ‚ первой  же
комнате  она подошла к  люльке, сделанной  из Ящика; Я за нею. ‚ люльке, под
клочьЯми  цвета старого  мешка,  лежал серый ребенок; от краев губ у  него к
ноздрЯм шли  две морщины, глубокие как трещины, и черные луночки под веками.
Љогда  над  ним  наклонилась ЊарусЯ, серое лицо вдруг мучительно исказилось,
трещины  растЯнулись  до глаз, изо рта показались багровые десны,  крошечный
подбородок заострилсЯ, как у мертвого.  Њать стоЯла тут же; она обрадовалась
и сказала по-еврейски, и Я Њарусе перевел:
     -- —тоб мне было за его сладкие глазки, барышнЯ: он смеетсЯ.
     “  Њаруси там все  дети смеЯлись;  сбегались, ковылЯли,  ползли  к  ней
сразу, точно это была стараЯ знакомаЯ и все утро ее ждали. џ оставил  ее где
то  на табуретке с целой  толпою кругом, запись  докончил один, и  все времЯ
слышал из той комнаты  гвалт,  возню, писк, заливающийсЯ  детский хохот, как
будто это не подвал, как будто действительно есть на свете зеленые лужайки и
запах сирени и солнце над головой...
     -- Ќе знал, -- сказал Я, когда мы кончили, -- что вы такаЯ бонна.
     Ћт ее прежних нервов и следа не осталось; она весело ответила:
     -- „ети ко  мне идут; Я и сама на них  бросаюсь на улице, нЯньки  часто
пугаютсЯ. Њама  только на  днЯх  менЯ просила не трогать русских детей, а то
еще подумают, что Я им даю леденцы с мышьЯком: она прочла  в газете, что был
такой слух где то пущен в Ѓессарабии.
     Њы опЯть сидели в дрожках;  по уставу  того  времени,  Я обнимал  ее за
талию. “же  смерклось; вдруг она  потЯнула мою обнимающую руку,  чтобы стало
теснее, сама ближе прижалась, повернула ко мне лицо и шепнула:
     -- •отите, отдохнем от жидов? и от богатых, и от бедных? €демте со мной
сегоднЯ  вечером к ђуницким; Ђлексей „митриевич просил и  вас привести -- он
только нас двоих и не боитсЯ. Ђ вы его?
     -- ѓм... побаиваюсь, -- честно призналсЯ  Я, и вдруг сообразил: -- ќге,
ЊарусЯ, -- не из за него ли вышла у вас сегоднЯ трагедиЯ с мамой? Џотому что
трагедиЯ  была,  это  Ясно:  пахло  на  всю  квартиру  ќсхилом,  ‘офоклом  и
ќврипидом.
     Ћна, подтверждаЯ, задорно закивала головой:
     --  ЉлочьЯ летели. Љстати  пришел  ‘амойло,  мама еще  и его на  помощь
призвала!
     --  џ  не  подозревал, что  на верхах у  предков смЯтение... Ћ,  ЊариЯ:
неужели есть опасность, что тебЯ выкрестЯт и -- как это выразить -- примут в
командный состав „обровольного флота?
     Ћна все с тем же задором смотрела мне в лицо, близко-близко, и смеЯлась
так, что зубы сверкали в блеске только что зажженных на улице фонарей:
     -- Ћ нет, этого мама не опасаетсЯ; она умнаЯ, она все знает.
     -- —то "все"? Ќе пугайте менЯ.
     -- ‚се, что  со мною будет. € что Я, в частности, и  не выкрещусь, и не
выйду замуж за морЯка из „обровольного флота.
     -- —его ж она боитсЯ?
     -- Њама, в сущности, очень консервативный человек: любит, чтобы во всем
был раз навсегда заведенный порЯдок.
     -- ‡аведенный порЯдок? когда речь идет о Њарусе? „итЯ мое, вашему бытию
имЯ катавасиЯ, а не заведенный порЯдок.
     -- ‡начит надо, чтобы и в катавасии была система,  без неожиданностей и
без новых элементов; и вообще это не ваше дело. Ђ к ђуницким пойдете?
     ќтого ђуницкого Я видал у них уже раза три, с большими перерывами из за
рейсов его парохода (чина его не помню; что-то ниже капитана, конечно -- ему
и 30 лет не было -- но уже серьезный какой то чин). Ћн и мне, действительно,
показалсЯ неожиданным элементом  в их обстановке. Ќевидалью  русские гости в
наших   домах,   конечно,   не  были,   хотЯ  встречались   редко,  и   туго
акклиматизировались:  но это бывали адвокаты, врачи,  купцы, студенты  --  в
каком  то  отношении свои люди. ЊорЯка никто никогда не видал,  кроме как на
палубах.  ЊарусЯ  была  в Њариинской  гимназии  вместе с одной  из  барышень
ђуницких,  потом  обе  семьи  жили  рЯдом на даче  одно лето,  когда Ђлексей
„митриевич получил отпуск; там он, кажетсЯ,  катал ее со своими сестрами  на
маленькой Яхте: но  и это еще  его "не  обосновывало".  ‘ами сестры бывали у
Њаруси редко,  и  вообще дачные дружбы не  указ длЯ  зимних знакомств  между
людьми таких  друг длЯ  друга экзотических  кругов. Ћн это чувствовал,  Явно
между нами робел; ЊарусЯ втЯгивала  его в беседу, он честно старалсЯ попасть
в ритм, ничего не выходило; да и нам всем было при нем чуть-чуть несвободно,
словно это не гость, как мы, а наблюдатель. Ѓыл он недурной пианист, и гора,
видно,  у  него спадала с плеч, когда  ЊарусЯ его просила играть: наконец не
надо разговаривать, а в то же времЯ  развлекаешь общество, как полагаетсЯ по
вежливости. “видав  его там в первый раз, Я подумал:  "больше не придет", но
он вернулсЯ из ‚ладивостока и опЯть пришел, и еще опЯть.
     ‡ато у  них дома мы с Њарусей  провели чудесный  вечер. Ћтца  не было в
живых, но  при жизни он  был думский  деЯтель доброй эпохи Ќовосельского; до
того  был, кажетсЯ, и земцем;  это чувствовалось в климате семьи (тогда еще,
конечно,  не  говорили  "климат", но слово  удачное),  и еще  дальше за этим
чувствовалась усадьба,  сад  с прудом, старые аллеи, липовые  или какие  там
полагаютсЯ; Ѓог знает  сколько поколений  покоЯ, почета, уюта,  несуетливого
хлебосольства,  когда гости  издалека оставались ночевать  и было  где  всех
разместить...  Љультура? Я бы тогда именно этого слова  не сказал -- слишком
тесно  в  моем быту  было оно  свЯзано  с образованностью  или, быть  может,
начитанностью.  Њать,  смолЯнка,  не  слыхала  про  ЂнатолЯ  ”ранса,  дочери
называли баритона  „жиральдони  "душка";  Ђлексей  „митриевич  и в  ЯтЯх был
нетверд, хотЯ (он говорил: потому что) училсЯ в Џетербурге в важном каком то
лицее, по настоЯнию сановного какого то  дЯди. ’олько сидЯ у  них, Я оценил,
сколько   было  в  наших  собственных  обыденных  беседах,  дома  у  Њаруси,
дразнЯщего блеска -- и вдруг почувствовал,  как  это славно  и  уютно, когда
блеска нет. Џили чай -- говорили о чае;  играли на роЯле -- говорили о душке
„жиральдони, но младшаЯ сестра больше обожала  ‘аммарко; Ђлексей  „митриевич
рассказал про ‘ингапур, как там ездЯт на джинрикшах, а мать про институтский
быт тридцать лет назад; все  без Яркости, заурЯдными  дюжинными  словами, не
длинно, не  коротко,  ни остроумно, ни трогательно --  просто  по  хорошему;
матовые  наследственные  мысли, липовый настой души, хрестоматиЯ ѓалахова...
чудесный мы провели вечер.
     -- Ћтдохнули? -- лукаво повторила ЊарусЯ, когда Я провожал ее домой.
     —ерез несколько  дней со мной о ђуницком заговорила Ђнна Њихайловна; мы
тогда уже сильно успели подружитьсЯ;  сама  перваЯ заговорила,  и с  большой
тревогой.
     -- Ћн не то, что эта ваша ватага. „лЯ них все  -- как с гусЯ вода; а он
всерьез принимает. -- „а неужели вы сами не заметили, просидев еще с ним и с
Њарусей целый вечер?
     -- Џраво, не заметил; или сам не приглЯдчив, или уж такое у менЯ пенсне
ненаблюдательное.
     -- Ђ Я вам говорю: он начинает влюблЯтьсЯ, по настоЯщему,
     по-тургеневскому.
     -- Ќо ведь главное тут -- ЊарусЯ; вы  мне сами когда то сказали, что за
Њарусю не боитесь?
     -- ‘казать сказала, но тогда вокруг все были свои.  Ђ  такого  морского
бушмена Я ведь учесть не умею. —то, если он не из тех, кого можно подпустить
вот на столько и не дальше, а потом до свиданьЯ, и не дуйсЯ? џ боюсь: тут не
бенгальским огнем пахнет, а динамитом.
     -- —то ж она, по вашему, от натиска сдастсЯ врасплох и замуж выйдет?
     --  ‡амуж  она  выйдет,  только  не  за  него;  глупости  говорите.  Ќо
взволнована, как-то  не  по обычному, и она тоже... Њне  жутко;  уехал бы он
поскорее туда к себе на ‘ахалин, и хоть навсегда.
     -- Њожно спросить прЯмо?
     -„а.
     -- ‚ы боитесь, что ЊарусЯ... забудет про "границы"?
     Њы  уже очень сблизились, она много и  часто говорила со мной  о детЯх,
поверЯла  мне свое беспокойство за ‹ику и безнадежного Њарко;  вопрос  ее не
мог покоробить. Ћна подумала.
     -- ќто?.. ќто мне в голову не приходило; нет, не думаю. Ќепохоже. ЉакаЯ
беда выйдет, не знаю, а выйдет... ‘ловом, бросим это, все равно не поможет.
     Ћна встала  и пошла поправить подушки на  диване, вдруг  остановилась и
обернулась ко мне:
     -- ‡амуж? ѓлупости говорите. ‡а кого ЊарусЯ пойдет замуж, Я давно знаю,
и она знает; и вы бы знали, если бы дал вам Ѓог пенсне получше.

        •. ‚„Ћ‹њ ЏЋ „…ђ€ЃЂ‘Ћ‚‘ЉЋ‰
     ќто  произошло на „ерибасовской,  года  через  два после начала  нашего
рассказа.
     ђедакциЯ наша находилась тогда в верхнем ее конце, в пассаже у ‘оборной
площади;  и, по дороге туда, ежедневно Я проходил то  всей длине этой улицы,
королевы всех улиц мира сего. Џочему королевы, доводами доказать невозможно:
почти все  дома с обеих  сторон были, помнитсЯ,  двухэтажные, архитектура по
большей части среднего качества, ни одного памЯтника. Ќо такие вещи доводами
не  доказываютсЯ; всЯкий титул  есть мираж, и раз он прилип  и  держитсЯ  не
отклеиваЯсь, значит -- носитель достоин титула, и баста. џ, по крайней мере,
никогда в те годы не мог бы просто  так прошмыгнуть по „ерибасовской, как ни
в чем не  бывало, не отдаваЯ  себе отчета, где Я: как только ступала нога на
ту  царственную  почву,  менЯ  тотчас  охватывало  особое  сознание,  словно
произошло  событие,  или  вьйтала  мне  на  долю  привилегиЯ, и  Я  невольно
подтЯгивалсЯ и пальцем пробовал, не развЯзалсЯ ли  галстук; уверен, что не Я
один.
     ‘вое  лицо было и  у фрейлин  королевы,  поперечных улиц на  пути моего
паломничества.  џ начинал  шествие  снизу, с  угла Џушкинской: важнаЯ улица,
величаво соннаЯ, без  лавок на  том квартале; даже большаЯ гостиница на углу
почему то не бросалась в глаза, не создавала суматохи, и однажды Я, солгавши
друзьЯм, будто уехал за город, прожил там месЯц, обедаЯ на террасе, и  никто
знакомый даже мимо не прошел. Љто обитал в прекрасных домах кругом, не знаю,
но,  казалось, в этой  части Џушкинской  улицы доживала свои последние  годы
барственнаЯ,   классическаЯ   старина,   когда   хлебники   еще   назывались
негоциантами и, беседуЯ, мешали греческий Язык с итальЯнским.
     ‘ледующий был угол  ђишельевской; и  первое, что  возвещало особое лицо
этой  улицы,  были столы  менЯл, прЯмо тут  же  на тротуаре под акациЯми. Ќа
столах под стеклом можно было любоватьсЯ и золотом, и кредитками всех планет
солнечной системы, и черноусый уличный банкир, сидЯ тут же на плетеном стуле
с котелком или фетровой шлЯпой на  затылке, отрывалсЯ  от заморской газеты и
быстро обслуживал или обсчитывал вас на каком угодно  Языке. ’ак знакомилась
с  вами  верховнаЯ  артериЯ черноморской торговли.  ЏересекаЯ  ее, всегда  Я
бросал завистливый взглЯд налево, где  с обеих  сторон сиЯли золотые вывески
банкирских контор,  недосЯгаемых  магазинов, олимпийских цырюлен,  где умели
побрить человека до лазурного отлива...
     €менно здесь, однажды зимою часа в четыре днЯ, увидел Я странную сцену:
постовой  полициант,  правивший движением извозчиков на  этом  ответственном
перекрестке,  на минуту  куда то  отлучилсЯ,  и вдруг его  место  занЯли два
взрослых молодых человека, один в студенческой шинели, другой в ловко сшитом
полушубке и с  высокой папахой на голове. ЏошатываЯсь  и томно опираЯсь друг
на  друга, они,  на глазах  у  изумленного  народонаселениЯ, вышли на  самую
середину перекрестка;  добросовестно  и  вдумчиво,  на глазомер,  установили
центр, подались слегка вправо,  подались чуть чуть назад,  пока не  попали в
геометрическую  точку;  тогда  учтиво  и с  достоинством раскланЯлись  между
собою, повернулись друг к другу тылом, оперлись длЯ твердости спиной о спину
и, вложив каждый по два пальца в рот, огласили природу свистом неподражаемой
чистоты и силы. “слыша знакомый сигнал, все извозчики и все лихачи с севера,
юга, востока  и запада машинально замедлили санный  бег свой, ругаЯсь сквозь
зубы  и глазами ища  городового, подавшего такой повелительный окрик, --  и,
увидЯ  на  месте  его  этот   необъЯснимый   дуумвират,  опешили   и  совсем
остановились.

     101

     102
     ћноша  в папахе, хотЯ нетвердо в смысле  произношениЯ, но грозным басом
великого  диапазона, возгремел:  --  …зжай,  босЯва, чего  стали! -- и  они,
действительно,  по  слову  его  тронулись,  а оба  друга  указующими  белыми
перчатками направлЯли, кому куда ехать. Ѓас тот из под  папахи показалсЯ мне
знакомым; но  уже  нессЯ откуда то на них городовой, со свирепыми глазами на
выкате,  Явно  готовый  тащить  и  карать  --  и  вдруг,  в  пЯти  шагах  от
узурпаторов,  выражение  лица  его стало милостивым  и  даже  сочувственным:
увидел, что пьЯны, и братскаЯ струна, по-видимому, зазвенела в  православном
сердце.  —то  он сказал им,  нельзЯ  было расслышать,  но несомненно что  то
нежное:  не беспокойтесь,  панычи,  Я  сам управлюсь -- и  они, важно  с ним
раскланЯвшись,  побрели рука  об  руку  в мою  сторону. Љогда поравнЯлись со
мною, папаха  -- и тут Я окончательно опознал ‘ережу -- склонилась ко мне на
плечо, и тот же голос прозвучал конфиденциально:
     -- “ведите нас куда-нибудь за ворота: второй звонок, через минуту поезд
отходит в ђигу...
     Џотом …катерининскаЯ: бестолковаЯ улица,  ни то и ни  се;  притЯзала на
богатство, щеголЯла высокими франтоватыми домами вчерашнего производства,  и
почему  то "сюдою" по  вечерам вливалсЯ  и на „ерибасовскую,  и  на  близкий
бульвар главный поток гулЯющих; а чуть подальше, справа,  шумные, как море у
массивов, запруженные сидЯщими, окруженные ожидающими, темнели биржи-террасы
кофеен ђобина и ”анкони.
     Ќо в  то же  времЯ "сюдою" и нЯньки водили  малышей в  детский сад, что
ютилсЯ под обрывом у самого бульвара; и приказчики и посыльные; с пакетами и
без,  тут же сновали между  городом  и  портом;  и  сама  портоваЯ  нациЯ, в
картузах   и  каскетках   набекрень,  и   дамы  в  белых   платочках,  часто
предпочитали,  чем  тащитьсЯ  по отведенным длЯ  этого  сословиЯ  плебейским
"балкам"  и  "спускам",  гордо взмыть  к  высотам прЯмо  из  гавани  по  ста
девЯносто  восьми  гранитным ступенЯм  знаменитой лестницы (одно  из  восьми
чудес  света),  --  и  наверху,  мимо  статуи  „юка в  римской  тоге,  сразу
вторгнутьсЯ  в  цивилизацию  и  окропить тротуары  …катерининской  водометом
подсолнечной  шелухи.  Ќе  просто угол  двух  улиц,  а  микрокосм  и  символ
демократии   --  мешанина  деловитости  и   праздношатаниЯ,  рвани  и  моды,
степенства и босЯчества... Ћдного только человека не  ожидал Я встретить  на
том углу -- а встретил: моего дворника •ому.
     “же  несколько  недель  подрЯд, каждое воскресенье,  попадалсЯ  мне  на
„ерибасовской •ома: причепуренный, кубоваЯ рубаха  и белый фартук только что
стираны  и  выглажены,  борода  расчесана. ‚  первый  раз,  встретЯсь с  ним
глазами, Я удивилсЯ: что он тут делает, за тридесЯть полей от своей законной
подворотни?  ‚  руках  у него не было папки, --  значит,  не  в участок идет
прописать  жильцов, и не  из участка; да и  не  по  пути  это  совсем  к его
участку.  ѓулЯет,  как все? Ќе  могло  того быть, по  самой  природе вещей и
понЯтий; притом он и не двигалсЯ, а стоЯл в подъезде чужого какого то дома с
видом  гражданина, знающего свое место, и  тут оно, его место, и  находитсЯ.
’олько на следующее воскресенье заметил  Я, что он не один:  позади, в  тени
подъезда, виднелось еще несколько белых передников.  Ќа этот раз,  случайно,
был со  мной трок,  наш полицейский  репортер, мужчина  всеведущий; он  мне
объЯснил.
     -- ђазве не знаете? ‚се по поводу ожидаемой демонстрации; вот и вызвали
со всего города дворников позубастее на подмогу городовым.
     Љвартал между …катерининской и ѓаванной Я проходил с ощущением (хотЯ бы
даже только что и пообедал) гастрономического подъема, чаще всего машинально
переправлЯЯсь на правый тротуар: там, в огромном и приземистом доме ‚агнера,
в глубине  пустынного  двора ютилась стараЯ  таверна Ѓрунса,  где в полночь,
после театра, ангелы небесные, по волшебным рецептам раЯ, создавали на кухне
амброзию в виде сосисок  с картофельным  салатом, а ѓанимед и  ѓеба (Я путаю
демонологические  циклы, но благодарный восторг не покорЯетсЯ правилам) сами
за перегородкой отцеживали из боченка мартовское пиво. -- ‡десь, у Ѓрунса, в
одну такую  ночь, по поводу, о котором будет рассказано в другой  раз, Њарко
вдруг отстранил  от себЯ уже поданное  блюдо  с сосисками и заЯвил мне,  что
отныне переходит на сурово-кошерную диэту.
     ...ђука зудит воздать подробную хвалу и остальным углам:
     Љрасному переулку, с  крохотными домиками в сажень  шириной,  последней
крепости  полутурецкого эгейского  эллинизма  в  городе,  который  когда  то
называлсЯ •аджибей;  тихой  ѓаванной  улице, куда незачем  было  сворачивать
извозчикам;  ‘оборной  площади,  где  кончалась  „ерибасовскаЯ  и  начиналсЯ
другой, собственно, мир,  с иным направлением улиц, уже со смутным привкусом
недалеких  оттуда  предместий  бедноты  --  Њолдаванки,  ‘лободки-ђомановки,
Џересыпи, --  словно  здесь  два города встретились и,  не  сливаЯсь, только
внешне  сомкнулись.  Ќо  нельзЯ без конца поддаватьсЯ  таким  искушениЯм;  а
главное  сделано  --  мы  добрались до  угла „ерибасовской улицы  и ‘оборной
площади, где это началось -- и там же, минуту спустЯ, кончилось.
     џ не видел; но внезапно прибежал в редакцию коллега трок, поманил всех
к себе и сообщил полушепотом: только что  произошла "демонстрациЯ".  €х было
около  сотни,  все молодежь, и больше евреи; около трети были  девушки; одно
красное  знамЯ, и знакомый пристав божитсЯ,  что  на нем было  вышито "долой
самодержавиЯ",  в родительном падеже.  „вадцати  шагов они  не  прошли,  как
налетели  со всех сторон полчища  городовых и  дворников,  понеслись женские
вопли;  свалка  и  ужас; поЯвились казаки  и стали разгонЯть публику, очищаЯ
тротуары  копытом  и  нагайкой.   ’еперь  демонстрантов  угнали  в  соседнюю
полицейскую  часть; там заперты ворота, перед  воротами стража, никто и мимо
не проходит, только по всему городу у людей испуганные, придавленные лица, и
все шепчутсЯ: "смертным боем бьют, одного за другим...".
     —аса  в три  менЯ  вызвал  в  приемную  редакционный служитель; он  был
единственный  православный во всем помещении, кроме наборной, но и его звали
Ђбрам:
     -- ’ам до вас дама пришла.
     „ама  была  Ђнна Њихайловна. ‚ первый  раз видел  Я так близко  большое
человеческое горе;  хуже горЯ -- горюешь о том, что уже случилось  и прошло:
но у  нее было такое лицо,  точно ржавый гвоздь воткнули в голову, он там, и
нельзЯ  от него  избавитьсЯ; не "прошло", а происходит,  в  эту самую минуту
совершаетсЯ,  вот-вот за углом, почти на глазах у нее,  и она  тут  сидит на
кожаном кресле, и помочь нельзЯ, а кричать стыдно.
     -- ’ам была ‹ика!
     џ ничего не сказал; велел  Ђбраму  никого не впускать, притворил дверь,
стоЯл возле нее, она сидела, оба молчали и думали, и  вдруг и Я почувствовал
тот  самый  ржавый гвоздь  у себЯ в  мозгу: о чем ни старайсЯ  подумать, все
равно  через  полминуты вспомнишь  о  ржавом гвозде. Ћттого, должно быть,  и
говорЯт:  "гвоздит". Ћдна мысль у  менЯ  гвоздила: как Я тогда летом на даче
взЯл ‹ику только за руку, только помочь ей на крутой тропинке обрыва,  и как
она   вырывалась;  и  как,  проходЯ  мимо   человека  в  коридоре,  она  всЯ
сторонилась,  чтоб,  не  дай  Ѓог, и буфом рукава  до него  не прикоснутьсЯ.
Ќедотрога,  всеми нервами кожи, всеми нитками одежды;  а теперь ее  там бьют
шершавыми лапами эти потомки деда нашего гориллы. -- ’ак  просидела  у  менЯ
Ђнна Њихайловна час и ушла, ничего не сказав.
     Ќесколько  подробностей  Я  услышал  вечером  у  себЯ  дома,  от  нашей
горничной  Њотри,  а  ей  рассказал  очевидец и участник  •ома.  Ќад мужским
составом демонстрантов, когда закрылись ворота, потрудилсЯ и он, до сих  пор
ныли  у него косточки  обоих кулачищ; загнали  на пожарную конюшню, выводили
оттуда  поодиночке,  а потом уносили. „ругое дело барышни,  с  барышнЯми так
нельзЯ, полициЯ тебе не шинок. Ѓарышей, передавал •ома, покарали  деликатно,
по отечески, и  без оскорблениЯ стыдливости --  в том смысле, что никого при
этом не было, кроме лиц вполне официальных. Ћн, •ома,  и тут  предложил было
свои услуги, но пристав не разрешил; дверь той комнаты была плотно  закрыта,
и работали исключительно городовые.

        XI. ЊЌЋѓЋѓђЂЌЌЂџ „“Ђ
     ‚ редакции была длЯ менЯ открытка с раскрашенной картинкой, и письмо из
‚ологды. ђазрываЯ конверт, Я тем  временем посмотрел на  открытку.  темпель
был  городской;  раскрашеннаЯ  картинка   изображала  злую  худощавую  даму,
избивавшую  большой деревЯнной  ложкой  собственного  мужа.  Џод  этим  было
чернилами приписано, без  подписи и печатными буквами: "’ак будет и с  тобою
за  статью о шулерах". џ, действительно, за неделю  до того  написал,  что в
городе  поЯвилась   молодежь,   нечисто  играющаЯ  в  карты,  иные   даже  в
студенческих тужурках, и что  это очень нехорошо:  в то подцензурное времЯ и
не по таким обывательским руслам  приходилось  унылому публицисту  сплавлЯть
залежи своего гражданского  негодованиЯ. Ќо это было первое анонимное письмо
в  моей  карьере,  и  еще с  угрозой:  очень Я был польщен, и решил показать
документ коллеге троку.
     Џисьмо в конверте было от Њаруси; она писала приблизительно так:
     "...Љаждое утро себЯ проверЯю: помню ли, как называетсЯ этот город? ‚се
боюсь  его  спутать  не  то  с ‘уздалью,  не  то  с  Љостромой:  никогда  не
представлЯла  себе, что можно сюда  попасть, и  еще  по  железной дороге;  Я
думала,  что  это  все  только  у  џнчина в учебнике  написано.  Ћчень милый
городок, приветливые люди, только они по-русски говорЯт ужасно смешно, как в
театре;  но на рыжих барышень на  улице оглЯдываютсЯ, совсем как у  нас. „а:
представьте, Я только после приезда по настоЯщему сообразила, что у менЯ нет
права жительства: папа что то говорил об  этом, но  Я  торопилась  успокоить
маму (и сама тревожилась,  как тут ‹ика устроитсЯ  одна одинешенька  на весь
‹едовитый океан) -- буркнула им,  что все это улажено, и примчалась, и в тот
же  день менЯ позвали  в  участок. ЏринЯть  свЯтое  крещение  было  некогда,
поэтому  Я  в  беседе  с  приставом  низко  опустила  девическую  головку  и
исподлобьЯ стрельнула  в  него глазками.  ќто у менЯ --  исподлобьЯ -- самый
убийственный прием, испытанное средство, et me voil&#225; кореннаЯ пермЯчка,
или как там они называютсЯ местные жители.
     "...‹ику Я устроила легко, тут вообще много  ссыльных, есть  и женщины;
необычайно славнаЯ  публика -- не забудьте мне напомнить, когда приеду, надо
будет записатьсЯ  в какую-нибудь  партию, только  чтобы там не  было евреев.
‹ика  с  еще одной  девицей  того же цеха  поселилась, вообразите,  у  попа,
матушка и три  поповны  ее прЯмо на  руках носЯт; Я только чувствую, что она
скоро и на них начнет огрызатьсЯ.
     "...Џойдите к  маме и  накричите на нее и натопайте обеими  ногами. Ћна
думает, что  тут все в кандалах, и что в июле тут на коньках катаютсЯ; что Я
ей ни пишу, не верит. ЋбъЯсните ей, что Я пишу всю правду. џ просила об этом
и  ‘амойло: он  основательный,  ему  предки  доверЯют.  ‚ы,  правда,  натура
фельетоннаЯ, но мама вас любит, а любовь слепа и доверчива.
     "...Ќедели  через  две  думаю приехать;  а  пока  прижимаю вас  к моему
любвеобильному бюсту (чисто по  матерински, не беспокойтесь). -- ‚ечно твоЯ,
Њ.
     "(Џриписала бы, что ‹ика вам кланЯетсЯ, но она вовсе не кланЯетсЯ.)"
     џ, конечно, решил опЯть поговорить с Ђнной Њихайловной;
     но уже  много  раз  с нею говорил на эту самую тему;  и дома у них  уже
начали  успокаиватьсЯ.  €з  восьмого  класса  ‹ику  исключили,  но  в тюрьме
продержали недолго  и сослали всего на два года. џ ее, конечно, не видел,  и
почему то  не хотел спрашивать у родных  о  ее настроении;  знал только, что
здорова; и  еще  как то Ђнна  Њихайловна сказала вскользь, что ‹ика, узнав о
приговоре,  обрадовалась вологодским перспективам. Ѓольшой подмогой оказалсЯ
€гнац Ђльбертович: принЯл  несчастие, как человек  твердый и современный, не
ворчал, не скулил, и нашел много цитат у ѓейне и Ѓерне в доказательство, что
не  жертвой  быть позорно, а угнетателем;  даже  при мне  однажды принес  из
кабинета красный томик ‹енау и прочел  нам  стихи про  трех  цыган; не помню
подробно, в  чем не повезло трем цыганам, но очень не повезло; и один тут же
заиграл  на скрипке,  второй  закурил трубку, а  третий лег спать.  Љонец  Я
(помню по переводу ‘ережи:
     € тройной их урок в сердце врезалсЯ мне:
     …сли муку нести суждено нам --
     “топить ее в песне, в цигарке, во сне,
     € в презреньЯ тройном и бездонном.
     Џомогли  и  дети.  „аже  никудышный  Њарко,  хоть  и  тут  не  нашел  в
перекрученном  мозгу  своем длЯ  пришибленной матери ни одного слова впопад,
ходил  за  ней повсюду, как лохматый неуклюжий пес, и  глЯдел  растроганными
глазами  на выкате,  словно спрашиваЯ, чем бы услужить. Ћ Њарусе  и говорить
нечего: она взЯла мать под команду, заставлЯла есть, не давала задумыватьсЯ.
’орик  делал,  что мог  --  приносил домой  пЯтерки,  в июне  принес  первую
награду, при  переходе в шестой, кажетсЯ, класс.  Ќо лучше  всех и  полезнее
всех был ‘ережа  -- он, как только улеглась  перваЯ боль,  стал  лечить Ђнну
Њихайловну вернейшим лекарством: смехом.
     “же давно полюбилсЯ мне ‘ережа, а в  эти месЯцы еще  больше. €з  любой,
должно  быть,  черты  характера можно  сделать  красоту  и художество,  если
отдатьсЯ  ей целиком: у него эта черта была беззаботность. € по  поЯс ему не
доросли те три цыгана:
     когда не  везло,  не  нужно  было ему  ни скрипки, ни  трубки, ни  даже
презрениЯ --  просто не замечал, как миллионер,  потерЯвший полтину. ‚есь он
был соткан из бесконечной искренности, даже когда сочинЯл небылицы; он так и
начинал: -- —то со мной сегоднЯ было! только, чур -- Я буду врать, но  вы не
мешайте.  --  € рассказывал  то, что  "было", лучше  всЯкой  правды;  каждаЯ
фигура, им задетаЯ мимолетно, словно тут же в гостиной оживала от макушки до
носков;  до сих пор Я помню людей, которых,  собственно, забыл  начисто,  но
помню  голос и жесты по  инсценировкам  ‘ережи.  ™едр он был нескончаемо,  и
великий  мот:   "шарлатан",  как  выражалсЯ  по  южному  €гнац  Ђльбертович,
несколько раз отказавший ему в карманных деньгах из за непомерного перебора,
но ‘ережа  всегда как-то был при  деньгах  и всегда, опЯть таки,  без гроша.
’анцевал  мазурку   лучше  всех   на   студенческом   балу,   а   там   были
специалисты-полЯки; раз на  даче запустил литой  мЯч высоко  в небо и, когда
мЯч  стал падать, попал в него другим мЯчом; раз доплыл от купален €саковича
до  маЯка и  обратно, не отдыхаЯ. “мел  провести электричество, жонглировать
тарелками, набросать пером карикатуру  Ќюры с Ќютой  в порыве нежности,  или
Ђбрама  Њоисеевича  с  Ѓорисом  Њаврикиевичем  в  перебранке; или  выстроить
карточный дом во сколько угодно этажей. Ќе знаЯ нот, играл и опена и вальсы
траусы  на  флейте, на роЯле,  на виолончели;  уверЯл,  что за  сто  рублей
сыграет  на  всех трех  инструментах сразу,  и Я ему верю. €  во  всем,  что
говорил  и  делал,  искрилась на первом плане беззлобнаЯ смешнаЯ соль вещей,
нравов  и  положений; и все это он в те недели повел приступом на  горе Ђнны
Њихайловны.  Ћна  сначала  попыталась  не поддатьсЯ, но не помогло;  и,  как
только стало Ясно, что  ничего особенно страшного с  ‹икой  больше не будет,
постепенно  опЯть   наполнилась   весельем  их  квартира,  снова   поЯвились
"пассажиры",  прежде спугнутые трауром, тогда еще  редким длЯ  нашего круга:
дом стал, как дом,  и напрасно тревожилась издалека ЊарусЯ.  Ђ  показать  ее
письмо и "накричать" -- это, конечно, не повредит.
     џ спрЯтал письмо и  вспомнил  об  открытке; кстати, из репортерской уже
слышалсЯ  взволнованный   голос   коллеги  трока.   ‚сегда  был   у  трока
взволнованный голос: он  не  просто "вел" у нас отдел полицейской хроники --
он  душевно  переживал  вместе  с вором каждую  кражу, с искалеченным каждое
крушение на станции ђаздельнаЯ,  а уж полным праздником длЯ него был удачный
пожар или замысловатое убийство. ќто был в  ту эпоху, вероЯтно, единственный
на всю ђоссию труженик печати, имевший право похвастатьсЯ: Я удовлетворен --
Я пишу именно  о  том,  о  чем  люблю писать. …му не  мешал цензор,  у  всех
остальных "резавший" целые полосы, даже из передовиц о городском хозЯйстве и
полЯх  орошениЯ. “ трока  была  одна  только живаЯ  помеха: наш собственный
коллега,   редактировавший   городскую   хронику;   человек   положительный,
уравновешенный и точный. Ћн у трока не посЯгал  на содержание, но стиль его
портил  вандалически.  “  трока   в   рукописи  женоубийство  на  Љузнечной
изображалось  так: "’огда  Ђгамемнон Џопандопуло, почувствовав  в груди муки
Ћтелло, занес над головой сверкающий кухонный нож и с диким воплем  бросилсЯ
на беззащитную женщину. —то между несчастными  произошло после того, покрыто
мраком  неизвестности".  Ђ в  печать  попадало:  "владелец бакалейной  лавки
греческий подданный такой то вчера зарезал свою жену …влалию, 34-х лет,  при
помощи кухонного ножа; обстоЯтельства дела полицейским дознанием пока еще не
выЯснены".
     трок  знал в  городе всех, и  все  его  знали, начинаЯ с самых верхов.
‹итературную  свою  деЯтельность  он  начал еще  при  морЯке-градоначальнике
‡еленом, одном из величайших ругателей на морЯх и на суше (а какой это милый
юноша в "Џалладе" у ѓончарова, где он, еще "мичман 3.", вечно поет и хохочет
и  ест  виноград  с  кожурой, "чтобы больше казалось"!).  Ќекий  заграничный
профессор  ђудольф ”альб тогда предсказал близкий конец  мира; трок ответил
ему научной брошюрой,  где доказывал, что беспокоитьсЯ  не о чем: все равно,
будет одно из двух -- или  землЯ когда-нибудь остынет, или упадет на солнце.
Џо этому случаю он и  познакомилсЯ  с градоначальником лично: ‡еленой послал
за   ним  околоточного,  и  сцена,  котораЯ   тогда  во   дворце  произошла,
действительно да  останетсЯ покрыта мраком забвениЯ. ‡ато  с околоточным, по
пути во дворец и оттуда в участок, он подружилсЯ,  а тот околоточный  теперь
уже давно сделалсЯ приставом,  и теперь у всей полиции трок числилсЯ  своим
человеком  и  бардом ее сыскных подвигов. ‡нали его  и просто  горожане,  по
летучей репутации, хотЯ печаталсЯ он, конечно, без подписи. ‡нали и  "низы":
бывало,  что  через  три днЯ после выхода сенсационного номера приваливала в
контору целаЯ  делегациЯ с  Џересыпи: --  нам,  будьте добрые,  барышнЯ, тую
газету, где господин трок отписали за кражу на ‘обачьей площадке. -- Њы его
дразнили, что он "свои преступлениЯ" сочинЯет по  копеечным романам,  ходким
тогда в простонародье со времен дела „рейфуса; но он гордо отвечал:
     -- џ чтоб делал свои преступлениЯ по  ихним  романам? ќто  они сочинЯют
романы по моим преступлениЯм!
     --  трок,  --  сказал  Я,  подаваЯ  ему  открытку  со  злой   женою  и
страдальцем-мужем, -- скоро  будет  у вас в  хронике покушение  на  убийство
молодого фельетониста, подававшего надежды.
     Ћн прочитал, покрутил открытку в руке и вдруг сказал мне:
     -- €дите сюда; Я давно хотел с вами вот об этом поговорить.
     Њы вышли в пустую комнату.
     -- ‚ы напрасно это  затеЯли, -- начал он, -- лучше было  не трогать эту
шулерскую компанию.
     -- трок!  -- ответствовал Я,  выпЯчиваЯ  грудь, --  за  кого  вы  менЯ
принимаете? "џ тверда, не боюсь ни ножа, ни огнЯ".
     -- „а никто вас не тронет, ерунда, дело не в этом.  Ђ просто -- незачем
задевать своих собственных друзей.
     -- Љаких друзей? что вы плетете, коллега?
     -- трок не плетет, а знает. „авно вы не были у ”анкони?
     -- ‚ообще в таких шикарных местах не бываю.
     -- Ђ вы возьмите аванс в конторе  и сходите.  ‚ечерком, часов в десЯть.
“видите всю  эту  компанию,  за  отдельным столом.  Ќа  первом  месте,  душа
общества, обЯзательно восседает ваш приЯтель ‘ережа Њильгром.

        XII. Ђђ‘…ЌЂ‹ ЌЂ ЊЋ‹„Ђ‚ЂЌЉ…
     џ зазвал к себе  ‘ережу и устроил ему без всЯких  церемоний жесточайший
допрос. Ћн сначала сделал наивные глаза и
     спросил:
     -- Ђ в чем  дело? Џочему нельзЯ обыграть богатого типа? € почему не все
равно, как его обыграешь?
     --  ‚ы  метафизику бросьте.  џ  вас  спрашиваю:  работаете  вы  с  этой
компанией или нет?
     -- Ќадо правду сказать?
     -- ‚сю!
     --  ’ак вот: Я, пока что, больше  присматриваюсь. ђаза три  уже дулсЯ в
банчок в одном таком доме, но мне так везло, что  незачем было звать  рыжего
на помощь.
     -- Љ чему присматриваетесь?
     --  „о хлопцев  присматриваюсь  и  до  техники. •лопцы обворожительные,
ЊарусЯ  бы  каждого мигом  забрала  в "пассажиры", на  тебе  даровой билет с
пересадкой;  только  Я  их  до  Њаруси  не  подпущу.  Ђ  техника   зато   --
палеолитическаЯ. Љурс четырех классов прогимназии. џ куды ловчее. ‘мотрите!
     Ћн  сунул  руку  мне за пазуху и  оттуда, двумЯ пальчиками,  за кончик,
извлек червонную даму; а у менЯ и колоды во всем доме не было.
     --  ‘ережа, --  сказал  Я,  сдерживаЯ бешенство и тревогу, -- дайте мне
сейчас же честное слово, что вы  бросите и эту компанию, и все  это дело. ‚ы
уже попали  к репортерам на зубок; чего вы хотите?  осрамить  отца и маму на
всю Ћдессу? мало у них горЯ без вас?
     Ћн смотрел на менЯ пристально.
     -- ќк вы волнуетесь, -- оказал  он с искренним удивлением;  Ясно  было,
что он  взаправду  не видит, из за чего тут горЯчитьсЯ.  -- ‹адно, отошьюсь;
жаль  огорчать хорошую  мужчину,  хоть это вы  Я  действуете  против свободы
личности, а  потому  реакционно. ЋтшилсЯ, баста; борода Ђллаха  и прочее.  €
насчет предков вы правы: нехай отдохнут от семейных удовольствий.
     џ  ему поверил, он в таких случаЯх, дав  обещание,  кажетсЯ, не врал; и
после мне коллега трок  тоже подтвердил, что ‘ережа "отшилсЯ". ЊесЯца два у
менЯ еще ныло внутри тЯжелое  чувство; но  Я его крепко любил,  и скоро  все
стерлось.


        x x x


     Ђ  Њарко,  действительно,  после  того  случаЯ  с сосисками  у  Ѓрунса,
перевелсЯ на кошерное питание.
     Ќачалось это косвенно  с того, что менЯ  пригласили на тайное совещание
об устройстве самообороны. ќто  было перед Џасхой; если Я  верно  еще  помню
последовательность  событий -- но не  ручаюсь  --  то  через  полгода  после
несчастиЯ  с  ‹икой. Ђдрес мне  дали незнакомый, на  Њолдаванке  или где  то
неподалеку.  Ћказалось помещение вроде конторы,  но  без дощечки на  дверЯх;
принимал  нас молодой  человек  лет 28-ми, симпатичной внешности,  с  черной
бородкой;  ‘амойло Љозодой, которог