о белых баб дюже охочи. Ќу, все бросили, до нас  идут,  сказывают,
по тропкам можно обход городу сделать. —ижало, сказывают - пропасти, леса,
обрывы, щели, но можно. Ђ в лоб, сказывают, немысленно. ’ропинки  они  все
знают, как пЯть пальцев. Ќу, трудно, несть числа, одно слово, погибель,  а
все-таки обойтить можно.
   - ѓде они?
   - ‡десЯ.
   Џодходит командир батальона.
   - ’оварищ Љожух, сейчас мы были у морЯ, там никак нельзЯ пройти:  берег
скалистый, прЯмо обрывом в воду.
   - ѓлубоко?
   - „а у самой скалы по поЯс, а то и по шею, а то и с головой.
   - ’а що ж, - говорит  внимательно  слушавший  солдат,  в  лохмотьЯх,  с
винтовкой в руке, - що ж, с головой... Ђ есть каменюки наворочены,  с  гор
попадали у море, можно скочить зайцами с камень на камень.
   Љ Љожуху со всех сторон ползут донесениЯ, указаниЯ, разъЯснениЯ, планы,
иногда неожиданные, остроумные,  Яркие,  -  и  общее  положение  выступает
отчетливо.
   ‘обирает командный состав. “ него сжаты челюсти, колкие, под  насунутым
черепом, недопускающие глаза.
   - ’оварищи, вот как. ‚се три эскадрона пойдут  в  обход  города.  Ћбход
трудный: по тропинкам, лесами, скалами, ущельЯми да еще ночью, но  его  во
что бы то ни стало выполнить!
   "Џропадем... ни одной лошади не вернетсЯ..."  -  стоЯло  запрЯтанное  в
глазах, чего бы не сказал Язык.
   - €меетсЯ пЯть  проводников  -  русские,  здешние  жители.  ѓрузины  им
насолили. “ нас их семьи. Џроводникам объЯвлено - семьи отвечают  за  них.
Ћбойти с тыла, ворватьсЯ в город...
   Ћн помолчал, вглЯдываЯсь в наползающую в ущелье ночь, коротко уронил:
   - ‚сех уничтожить!
   Љавалеристы молодецки поправили на затылках папахи:
   - Ѓудет исполнено, товарищ Љожух, - и лихо стали садитьсЯ на лошадей.
   Љожух:
   -  Џехотный  полк...  товарищ  •ромов,  ваш  полк  спустите  с  обрыва,
проберетесь по  каменьЯм  к  порту.  ‘  рассветом  ударить  без  выстрела,
захватить пароходы на причале.
   € опЯть, помолчав, уронил:
   - ‚сех истребить!
   "Ќа море  грузины  поставЯт  одного  стрелка,  весь  полк  поснимают  с
каменюков поодиночке..."
   Ђ вслух дружно сказали:
   - ‘лушаем, товарищ Љожух.
   - „ва полка приготовить к атаке в лоб.
   Ћдна за одной стала тухнуть алость дальних вершин: однообразно и  густо
засинело. ‚ ущелье вползала ночь.
   - џ поведу.
   Џеред глазами у всех в темном молчании отпечаталось: дремучий  лес,  за
ним кремнистый подъем, а над ним одиноко, как смерть с  опущенным  взором,
отвес  скалы...  ЏостоЯло  и  растаЯло.  ‚  ущелье  вползала  ночь.  Љожух
вскарабкалсЯ на уступ. ‚низу смутно  тЯнулись  рЯды  трЯпьЯ,  босые  ноги,
выделЯлось колко множество теснившихсЯ штыков.
   ‚се смотрели, не спускаЯ глаз, на Љожуха, - у него был секрет разрешить
вопрос жизни и смерти: он обЯзан указать выход, выход - все это  отчетливо
видели - из безвыходного положениЯ.
   Џодмываемый  этими  тысЯчами  устремленных  на  него  требующих   глаз,
чувствуЯ себЯ обладателем неведомого секрета жизни и смерти, Љожух сказал:
   - ’овариство! Ќам нэма с чого выбирать:  або  тут  сложим  головы,  або
козаки сзаду всих замучут до одного. ’рудности неодолимые: патронов  нэма,
снарЯдов к орудию нэма, брать треба голыми руками, а на нас оттуда  глЯдЯт
шестнадцать орудий. Ќо колы вси, как один... - Ћн  с  секунду  перемолчал,
железное лицо окаменело, и закричал диким, непохожим  голосом,  и  у  всех
захолонуло: - Љолы вси как один ударимо, тоди дорога открыта до наших.
   ’о, что он говорил, знал и без него каждый последний солдат, но,  когда
закричал странным голосом, всех поразила неожиданнаЯ новизна сказанного, и
солдаты закричали:
   - џк один!! Ђбо пробьемось, або сложим головы!
   Џропали последние пЯтна белевших скал. Ќичего не видно: ни массива,  ни
скал, ни лесов.  Џотонули  зады  последних  уходЯщих  лошадей.  Ќе  видать
сыпавших мелкими камнЯми солдат,  спускавшихсЯ,  держась  за  трЯпье  друг
друга,  по  промоине  к  морю.  ‘крылись  последние  рЯды  двух  полков  в
непроглЯдном лесу, над которым, как смерть с закрытыми  глазами,  чудилась
отвеснаЯ скала.
   Ћбоз замер в громадном ночном  молчании:  ни  костров,  ни  говора,  ни
смеха, и детишки беззвучно лежат с голодно ввалившимисЯ личиками.
   Њолчание. ’емь.


        24

   ѓрузинский  офицер  с  молодыми  усами,  в  тонко  перетЯнутой  красной
черкеске, в золотых погонах, с черными миндалевидными глазами, от  которых
(он это  знал)  захлебывались  женщины,  похаживал  по  площадке  массива,
изредка взглЯдывал. Ћкопы, брустверы, пулеметные гнезда.
   ‚ двадцати саженЯх недоступно отвесный обрыв, под ним крутой каменистый
спуск, а там непролазнаЯ темень лесов, а за лесами - скалистое ущелье,  из
которого выбегает  белаЯ  пустыннаЯ  полоска  шоссе.  ’уда  скрыто  глЯдЯт
орудиЯ, там - враг.
   Ћколо пулеметов мерно ходЯт часовые - молодцеватые, с иголочки.
   ќтим рваным свиньЯм дали сегоднЯ утром жару, когда они попробовали было
высунутьсЯ по шоссе из-за скал, - попомнЯт.
   ќто он, полковник Њихеладзе (такой молодой и  уже  полковник!),  выбрал
позицию на этом перевале, настоЯл на ней в штабе.  Љлюч,  которым  заперто
побережье.
   Ћн опЯть глЯнул на площадку массива, на отвесный  обрыв,  на  береговые
скалы, отвесно срывавшиесЯ в море, - да, все, как по  заказу,  сгрудилось,
чтобы остановить любую армию.
   Ќо этого мало, мало их не пустить - их надо истребить.  €  у  него  уже
составлен план: отправить пароходы им в тыл, где шоссе спускаетсЯ к  морю,
обстрелЯть с морЯ, высадить десант, запереть эту  вонючую  рвань  с  обоих
концов, и они подохнут, как крысы в мышеловке.
   ќто он, кнЯзь Њихеладзе, владелец небольшого, но прелестного имениЯ под
Љутаисом, он отсечет одним ударом голову Ядовитой гадине,  котораЯ  ползет
по побережью.
   ђусские - враги ѓрузии, прекрасной, культурной, великой  ѓрузии,  такие
же враги, как армЯне, турки, азербайджане, татары, абхазцы.  Ѓольшевики  -
враги человечества, враги мировой культуры. Ћн, Њихеладзе, сам  социалист,
но он... ("Џослать, что ли, за этой, за девчонкой, за гречанкой?.. Ќет, не
стоит...  не  стоит  на  позиции,  ради  солдат...")  ...но  он   истинный
социалист,  с  глубоким  пониманием  исторического  механизма  событий,  и
кровный враг всех авантюристов, под  маской  социализма  разнуздывающих  в
массах самые низменные инстинкты.
   Ћн не кровожаден, ему претит пролитаЯ кровь, но когда  вопрос  касаетсЯ
мировой  культуры,  касаетсЯ  величиЯ  и  блага  родного  народа,   -   он
беспощаден, и _эти_ поголовно все будут истреблены.
   Ћн похаживает с биноклем, посматривает на страшной крутизны  спуск,  на
темень непроходимых  лесов,  на  извилисто  выбегающую  из-за  скал  белую
полоску шоссе, на которой никого нет, на алеющие вечерней алостью  вершины
и слышит тишину, мирную тишину мЯгко наступающего вечера.
   € эта стройно охватывающаЯ  его  красивую  фигуру  великолепного  сукна
черкеска, дорогие кинжал и  револьвер,  выложенные  золотом  с  подчернью,
белоснежнаЯ папаха единственного мастера, знаменитости Љавказа, Ћсмана,  -
все это его обЯзывает, обЯзывает к подвигу, к особенному,  что  он  должен
совершить; оно отделЯет его ото всех -  от  солдат,  которые  вытЯгиваютсЯ
перед ним в струнку, от офицеров, у которых нет его опытности и знаний,  и
когда  он  стройно  ходит,  чувствует  -  носит  в  себе  тЯжесть   своего
одиночества.
   - ќй!
   Џодбегает денщик, молоденький грузин с  неправильно-желтым  приветливым
лицом и такими же, как у полковника, влажно-черными глазами,  вытЯгиваетсЯ
в струнку, берет под козырек.
   - —его изволите?
   "...ќту девчонку... гречанку... приведи..." Ќо не выговорил, а  сказал,
строго глЯдЯ:
   - “жин?
   - ’ак точно. ѓоспода офицеры ждут.
   Џолковник величественно прошел мимо  вскакивавших  и  вытЯгивавшихсЯ  в
струнку солдат с худыми лицами: не было подвоза - солдаты получали  только
горсточку кукурузы и голодали. Ћни отдавали честь, провожаЯ глазами, и  он
небрежно взмахивал белой перчаткой, слегка надетой на пальцы. Џрошел  мимо
тихонько,   по-вечернему   дымивших   синеватым   дымком   костров,   мимо
артиллерийских коновЯзей, мимо  пирамид  составленных  винтовок  пехотного
прикрытиЯ и вошел  в  длинно  белевшую  палатку,  в  которой  ослепительно
тЯнулсЯ из конца в конец стол, заставленный бутылками, тарелками, рюмками,
икрой, сыром, фруктами.
   ђазговор  в  группах  таких  же  молодых  офицеров,  так   же   стройно
перетЯнутых, в красивых черкесках, торопливо упал; все встали.
   - Џрошу, - сказал полковник, и стали все усаживатьсЯ.
   Ђ когда  ложилсЯ  в  своей  палатке,  приЯтно  шла  кругом  голова,  и,
подставлЯЯ ногу денщику, стаскивавшему блестЯще лакированный сапог, думал:
   "Ќапрасно не послал за гречанкой... ‚прочем, хорошо, что не послал..."


        25

   Ќочь так громадна, что поглотила и горы и скалы,  колоссальный  провал,
который днем лежал перед массивом,  в  глубине  которого  леса,  а  теперь
ничего не видно.
   Џо брустверу ходит часовой - такой же бархатно-черный, как и все в этой
бархатной   черноте.   Ћн   медленно   делает   десЯть   шагов,   медленно
поворачиваетсЯ, медленно проходит назад.  Љогда  идет  в  одну  сторону  -
смутно  проступают  очертаниЯ  пулемета,  когда  в  другую  -  чувствуетсЯ
скалистый обрыв, до самых краев ровно залитый  тьмой.  Ќевидимый  отвесный
обрыв вселЯет чувство спокойствиЯ и уверенности: Ящерица не взберетсЯ.
   € опЯть медленно тЯнутсЯ десЯть шагов, медленный поворот, и опЯть...
   „ома маленький сад, маленькое кукурузное поле. Ќина, и на руках  у  нее
маленький  ‘ерго.  Љогда  он  уходил,  ‘ерго   долго   смотрел   на   него
черносливовыми глазами, потом запрыгал на руках  матери,  протЯнул  пухлые
ручонки и улыбнулсЯ, пускаЯ пузыри, улыбнулсЯ чудесным  беззубым  ртом.  Ђ
когда отец взЯл его, он обслюнЯвил милыми слюнЯми  лицо.  €  эта  беззубаЯ
улыбка, эти пузыри не меркнут в темноте.
   „есЯть медленных шагов, смутно угадываемый пулемет, медленный  поворот,
так же смутно угадываемый край отвесного обрыва, опЯть...
   Ѓольшевики зла ему не сделали... Ћн будет в них стрелЯть с этой высоты.
Џо шоссе Ящерица не проскочит... Ѓольшевики  царЯ  спихнули,  а  царь  пил
ѓрузию, - очень хорошо... ‚ ђоссии говорЯт,  всю  землю  крестьЯнам...  Ћн
вздохнул. Ћн мобилизован и будет стрелЯть, если прикажут, в тех, что  там,
за скалами.
   Ќичем не вызываемаЯ, выплывает беззубаЯ улыбка  и  пузыри,  и  в  груди
теплеет, он внутренне улыбаетсЯ, а на темном лице серьезность.
   ’ЯнетсЯ все та же тишина, до краев наполненнаЯ тьмой.  „олжно  быть,  к
рассвету - и эта тишина густо наваливаетсЯ... ѓолова неизмеримой  тЯжести,
ниже, ниже... „а разом вздернетсЯ. „аже среди  ночи  особенно  непроглЯдна
распростершаЯсЯ неровнаЯ  чернота  -  горы;  в  изломах  мерцают  одинокие
звезды.
   „алеко и непохоже закричала ночнаЯ птица.  Ћтчего  в  ѓрузии  таких  не
слыхал?
   ‚се налито тЯжестью, все недвижимо  и  медленно  плывет  ему  навстречу
океаном тьмы, и это не странно,  что  недвижимо  и  неодолимо  плывет  ему
навстречу.
   - Ќина, ты?.. Ђ ‘ерго?..
   Ћткрыл  глаза,  а  голова  мотаетсЯ  на  груди,  и  сам  прислонилсЯ  к
брустверу. Џоследние секунды оторванного сна медленно плыли перед  глазами
ночными пространствами.
   ’рЯхнул головой, все замерло. Џодозрительно вглЯделсЯ: та же недвижимаЯ
темь, тот  же  смутно  видимый  бруствер,  край  обрыва,  пулемет,  смутно
ощущаемый, но невидимый провал. „алеко закричала птица. ’аких не бывает  в
ѓрузии...
   Ћн переносит взглЯд вдаль. ’а же изломаннаЯ чернота, и в изломах  слабо
мерцают побелевшие и  уже  в  ином  расположении  звезды.  ЏрЯмо  -  океан
молчаливой тьмы, и он знает - на дне его дремучие леса. ‡евает  и  думает:
"Ќадо ходить, а то опЯть..." - да не додумал, и сейчас  же  опЯть  поплыла
неподвижнаЯ тьма из-под обрыва, из провала, бесконечнаЯ и неодолимаЯ, и  у
него тоскливо стало задыхатьсЯ сердце.
   Ћн спросил:
   "ђазве может плыть ночнаЯ темь?"
   Ђ ему ответили:
   "Њожет".
   ’олько ответили не словами, а засмеЯлись одними деснами.
   Ћттого, что рот был беззубый и мЯгкий, ему стало страшно.  Ћн  протЯнул
руку, а Ќина выронила голову ребенка.  ‘ераЯ  голова  покатилась  (у  него
замерло), но у самого краЯ остановилась... †ена в ужасе - ах!.. но  не  от
того, а от другого ужаса:  в  напрЯженно-предрассветном  сумраке  по  краю
обрыва  серело  множество  голов,  должно  быть,  скатившихсЯ...  Ћни  все
повышались:  показались  шеи,  вскинулись  руки,  приподнЯлись  плечи,   и
железно-ломаный,  с  лЯзгом,   голос,   как   будто   протиснутый   сквозь
неразмыкающиесЯ челюсти, поломал оцепенение и тишину:
   - ‚перед!.. в атаку!!
   Ќестерпимо  звериный  рев  взорвал  все   кругом.   ѓрузин   выстрелил,
покатилсЯ, и в нечеловечески-раздирающей боли  разом  погас  прыгавший  на
руках матери с протЯнутыми ручонками, пускающий пузыри  улыбающимсЯ  ртом,
где одни десны, ребенок.


        26

   Џолковник вырвалсЯ из палатки и бросилсЯ вниз, туда, к  порту.  Љругом,
прыгаЯ через камни, через упавших, летели  в  Яснеющем  рассвете  солдаты.
‘зади, наседаЯ, катилсЯ нечеловеческий, никогда не слышанный  рев.  ‹ошади
рвались с коновЯзи и в ужасе мчались, болтаЯ обрывками...
   Џолковник, как резвый мальчишка, прыгаЯ через камни, через кусты, нессЯ
с такой быстротой, что сердце не поспевало отбивать удары.  Џеред  глазами
стоЯло одно: бухта... пароходы... спасенье...
   € с какой быстротой он нессЯ ногами, с такой же  быстротой  -  нет,  не
через мозг, а через все тело - неслось:
   "...’олько б... только б... только б... не убили... только б  пощадили.
‚се готов делать длЯ них... Ѓуду пасти скотину, индюшек... мыть  горшки...
копать землю... убирать навоз... только б жить...  только  б  не  убили...
ѓосподи!.. жизнь-то - жизнь..."
   Ќо этот сплошной, потрЯсающий землю топот несетсЯ страшно близко сзади,
с боков. …ще  страшнее,  наполнЯЯ  умирающую  ночь,  безумно  накатываетсЯ
сзади, охватываЯ, дикий, нечеловеческий рев: а-а-а!.. и отборные, хриплые,
задыхающиесЯ ругательства.
   € в подтверждение ужаса этого рева то там, то  там  слышитсЯ:  кррак!..
кррак!.. Ћн  понимает:  это  прикладом,  как  скорлупу,  разбивают  череп.
‚зметываютсЯ заЯчьи вскрики, мгновенно  смолкаЯ,  и  он  понимает:  это  -
штыком.
   Ћн несетсЯ, каменно стиснув зубы, и жгучее дыхание, как пар, вырываетсЯ
из ноздрей.
   "...’олько б жить... только б пощадили... Ќет  у  менЯ  ни  родины,  ни
матери... ни чести, ни любви... только  уйти...  а  потом  все  это  опЯть
будет... Ђ теперь - жить, жить, жить..."
   Љазалось, израсходованы все силы, но он напружил  шею,  втЯнул  голову,
сжал кулаки в мотающихсЯ руках и понессЯ  с  такой  силой,  что  навстречу
побежал ветер, а безумно бегущие солдаты стали отставать,  и  их  смертные
вскрики несли на крыльЯх бежавшего полковника.
   - Љррак!.. кррак!..
   ‡аголубела бухта... Џароходы... Ћ, спасение!..
   Љогда подбежал к сходнЯм, на  секунду  остановилсЯ:  на  пароходах,  на
сходнЯх, на набережной, на молу  что-то  делалось  и  отовсюду:  крррак!..
крррак!..
   …го поразило: и тут стоЯл  неукротимый,  потрЯсающий  рев,  и  неслось:
кррак!.. кррак!.. и вспыхивали и гасли смертные вскрики.
   Ћн мгновенно повернул и с еще большей  легкостью  и  быстротой  понессЯ
прочь от бухты, и в глаза на мгновение блеснула  последний  раз  за  молом
бесконечнаЯ синева...
   "...†ить... жить... жить!.."
   Ћн летел мимо белых домиков, бездушно глЯдевших черными немыми  окнами,
летел на край города, туда,  где  потЯнулось  шоссе,  такое  белое,  такое
спокойное, потЯнулось в ѓрузию. Ќе в великодержавную ѓрузию, не в  ѓрузию,
рассадницу мировой культуры, не в ѓрузию, где он произведен в  полковники,
а в милую, единственную, родную, где так чудесно пахнет  весною  цветущими
деревьЯми, где за зелеными лесными горами белеют снега, где звенЯщий зной,
где ’ифлис, ‚оронцовскаЯ, пеннаЯ Љура и где он бегал мальчишкой...
   "...†ить... жить... жить!.."
   ‘тали редеть домики, прерываЯсь виноградниками, а рев, страшный  рев  и
одиночные выстрелы остались далеко назади, внизу, у морЯ.
   "‘пасен!!"
   ‚ ту же секунду все улицы наполнились потрЯсающе тЯжелым скоком;  из-за
угла вылетели на скакавших лошадЯх, и вместе с  ними  покатилсЯ  такой  же
отвратительный, смертельный рев: рры-а-а... ‚спыхивали узкие полосы шашек.
   Ѓывший  кнЯзь  Њихеладзе,  когда-то  грузинский  полковник,   мгновенно
бросилсЯ назад.
   "...‘паси-ите!"
   €, зажав дыхание, полетел по улице к центру города. ђаза два ударилсЯ в
калитку, - калитки и ворота были наглухо заперты железными засовами, никто
не подавал и признаков жизни: там чудовищно было все равно,  что  делалось
на улице.
   ’огда он понЯл: одно спасение - гречанка. Ћна ждет  с  черно-блестЯщими
жалостливыми глазами. Ћна - единственный  в  мире  человек...  Ћн  на  ней
женитсЯ, отдаст имение, деньги, будет целовать край ее одеж...
   ѓолова взрывом разлетелась на мелкие части.
   Ђ  на  самом  деле  не  на  мелкие  части,  а  расселась  под  наискось
вспыхнувшей шашкой надвое, вывалив мозги.


        27

   ‡ной разгораетсЯ. Ќевидимый мертвый туман  тЯжело  стоит  над  городом.
“лицы, площади,  набережнаЯ,  мол,  дворы,  шоссе  завалены.  ѓруды  людей
неподвижно лежат в разнообразных позах. Ћдни страшно подвернули головы,  у
других шеЯ без головы. ‘туднем трЯсутсЯ на мостовой мозги. ‡апекшаЯсЯ, как
на бойне, кровь темно тЯнетсЯ вдоль домов, каменных заборов, подтекает под
ворота.
   Ќа пароходах, в каютах, в кубрике, на палубе, в трюме, в  кочегарке,  в
машинном отделении -  все  они  с  тонкими  лицами,  черненькими  молодыми
усиками.
   Ќеподвижно перевешиваютсЯ через парапет набережной и, когда  глЯнешь  в
прозрачно-голубую воду, спокойно лежат на  ослизло-зеленоватых  камнЯх,  а
над ними неподвижно виснут серые стаи рыб.
   ’олько из центра города несутсЯ частые выстрелы  и  торопливо  татакает
пулемет: вокруг собора засела грузинскаЯ рота и геройски умирает. Ќо и эти
замолчали.
   Њертвые  лежат,  а  живые  переполнили  городок,  улицы,  дворы,  дома,
набережную, и около города, по шоссе, на склонах в ущельЯх - все  повозки,
люди, лошади. ‘уета, восклицаниЯ, смех, гомон.
   Џо этим мертво-живым местам проезжает Љожух.
   - Џобеда, товарищи, победа!!
   € как будто нет ни мертвых, ни крови, - буйно-радостно раскатываетсЯ:
   - “ррра-а-а!!
   „алеко откликаетсЯ в синих горах и далеко  умирает  за  пароходами,  за
бухтой, за молом, во влажной синеве.
   Ђ на базарах, в лавках, в магазинах  идет  уже  мелькающаЯ  озабоченнаЯ
работа: разбивают Ящики, рвут  штуки  сукна,  сдергивают  с  полок  белье,
одеЯла, галстуки, очки, юбки.
   Ѓольше всего налетело матросов  -  они  тут  как  тут.  ‚сюду  крепкие,
крЯжистые фигуры в  белых  матросках,  брюках  клеш,  круглые  шапочки,  и
ленточки полощутсЯ, и зычно разноситсЯ:
   - ѓреби!
   - Џричалива-ай!
   - Љро-ой!!
   - ‚ыгребай с энтой полки!
   Ћрудовали  быстро,  ловко,  организованно.  Ћдин  приправил  на  голове
роскошную дамскую шлЯпу, обмотал  морду  вуалью,  другой  -  под  шелковым
кружевным зонтиком.
   ‘уетились  и  солдаты  в  невероЯтных  отрепьЯх,  с  черными,   босыми,
полопавшимисЯ ногами; забирали ситец, полотно, парусину длЯ баб и детей.
   ‚ытаскивает один из картонного короба крахмаленную  рубаху,  растопырил
за рукава и загоготал во все горло:
   - •лопьЯта, бач: рубаха!.. Њатери твоей по потылице...
   Џолез, как в хомут, головой в ворот.
   - ’а що ж вона не гнетьсЯ? џк лубок.
   € он стал нагибатьсЯ и выпрЯмлЯтьсЯ, глЯдЯ себе на грудь, как баран.
   - …й-бо, не гнетьсЯ! џк пружина.
   - ’ю, дура! –е крахмал.
   - ™о таке?
   - ’а с картофелю паны  у  грудЯх  соби  роблють,  щоб  у  грудЯх  у  их
выходыло.
   ‚ысокий, костлЯвый - почернелое тело сквозит в трЯпье -  вытащил  фрак.
„олго рассматривал со всех сторон, решительно скинул трЯпье и голый  полез
длинными, как у орангутанга, руками в рукава, но рукава - по локоть. Ќадел
прЯмо на голое тело. Ќа животе застегнул, а книзу вырез. •мыкнул.
   - ’реба штанив.
   Џолез искать, но брюки забрали. Џолез  в  бельевое  отделение,  вытащил
картон, - в нем что-то странное. ђазвернул, прицелилсЯ, опЯть хмыкнул:
   - —удно! тани не штани, а дуже тонко. •ведор, що таке?
   Ќо •ведору было не до того, - он вытаскивал  ситец  бабе  и  ребЯтам  -
голые.
   ЋпЯть прицелилсЯ и  вдруг  хмуро  и  решительно  надернул  на  длинные,
жилистые, почернелые от солнца и грЯзи ноги.  Ћказалось,  то,  что  надел,
болталось выше колен кружевами.
   •ведор глЯнул и покатилсЯ:
   - •лопьЯта, глЯньте! Ћпанас!..
   Њагазин дрогнул от хохота:
   - ’а це ж бабьи портки!!
   Ђ Ћпанас мрачно:
   - Ђ що ж, баба нэ чоловик?
   - џк же ты будешь шагать, - разризано, усе видать, и тонина.
   - Ђ мотнЯ здороваЯ!..
   Ћпанас сокрушенно посмотрел.
   - Џравда. ’о-то дурни, штани з Якой  тонины  роблЯть,  тильки  материал
портють.
   ‚ытащил из коробка все, что там было, и стал  молча  надевать  одни  за
другими, - шесть штук надел; кружева пышным валом повыше колена.
   Њатросы на секунду прислушались и вдруг  бешено  ринулись  в  двери,  в
окна. Ђ за окнами улюлюканье, матернаЯ ругань, конский топот, хруст нагаек
о человеческое тело. ‘олдаты - к окнам. Џо площади, что было силы,  бежали
матросы, стараЯсь спасти захваченное. ќскадронцы, шпорЯ  лошадей,  нещадно
пороли их, просекаЯ одежду, и синие вздувшиесЯ жгуты  опоЯсывали  лица,  -
кровь брызгала.
   Њатросы, озверело оглЯдываЯсь,  побросали  набитые  сумки  -  невтерпеж
стало - рассыпались кто куда.


        28

   ’ревожно, торопливо трещал барабан. €грал горнист.
   —ерез двадцать минут на площади шеренгами  стоЯли  солдаты  с  строгими
лицами. € этой строгости странно не соответствовала одежда.  Ћдни  были  в
прежнем  пропотелом  трЯпье,  другие  -   в   крахмальных,   расстегнутых,
подпоЯсанных веревочками сорочках - на груди  стоЯли  коробом.  €ные  -  в
дамских ночных кофтах или в лифах, и странно торчали из них  черные  руки,
шеи. Ђ правофланговый третьей роты, высокий, костлЯвый и сумрачный,  стоЯл
в черном фраке на голом теле, с рукавами до локтЯ; густо белели выше голых
колен кружева.
   Џодошел Љожух, железно зажимаЯ челюсти, а глаза серые, острого  блеска.
‡а  ним  командный  состав  в  красивых  грузинских  офицерских   папахах,
малиновых черкесках, на которых серебрЯные с чернью кинжалы.
   Љожух постоЯл, все так же посылаЯ  вдоль  шеренги  острый  блеск  стали
крохотных глаз.
   - ’оварищи!
   ѓолос такого же ржаво-ломаного железа, как тот, что ночью. "‚перед!.. в
атаку!.."
   - ’оварищи! Њы - революционнаЯ армиЯ, бьемось за наших дитэй,  за  жен,
за наших старых матерей, отцов, за революцию, за нашу землю. Ђ  землю  хто
дал?
   Ћн замолчал и ждал ответа, знаЯ, что не будет ответа: стоЯли в строю.
   - •то дал? ‘овитска власть. Ђ вы що сделали? Ђ вы разбойниками стали, -
пошли грабить.
   ‘тоЯла такаЯ тишина  напрЯжениЯ,  что  вот  лопнет.  Ђ  ржавое  железо,
ломаЯсь, гремело:
   - џ, командующий колонной, Я назначаю двадцать пЯть розог каждому,  хто
взЯл хочь нитку.
   ‚се неподвижно смотрели на него, не спускаЯ глаз: он был отрепан, штаны
висели клочьЯми: как блин, обвисла грЯзнаЯ соломеннаЯ шлЯпа.
   - “ кого хочь трошки есть награбленного, три шага вперед!
   Џрошла тЯгостнаЯ секунда молчаниЯ - никто не тронулсЯ.
   € вдруг землЯ глухо и дружно: раз! два! три!.. Ќемного осталось  стоЯть
в трЯпье. Ђ в новой шеренге густо стоЯли одетые кто во что горазд.
   - ™о взЯто у городе, пойдет в общий котел,  вашим  же  дитЯм  и  бабам.
Љладите на землю, хто що взЯл. ‚се!
   ‚сЯ переднЯЯ шеренга шевельнулась и  стала  класть  перед  собой  куски
ситца, полотна, парусины, а  другие  стали  снимать  крахмаленные  рубахи,
дамские кофточки, лифчики; сложили на земле  кучками  и  стоЯли,  голые  и
загорелые. ‘нЯл и правофланговый фрак и панталоны, и тоже стоЯл, костлЯвый
и голый.
   Џодъехала повозка. €з повозки вынули розги.
   Љожух подошел к фланговому.
   - ‹Ягай!
   ’от стал на четвереньки, потом неуклюже лег лицом в панталоны, и солнце
жгло ему голый зад.
   Љожух ржаво закричал:
   - ‹Ягайте вси!
   € все легли, подставлЯЯ зады и спины горЯчему солнцу.
   Љожух смотрел, и лицо было каменное. ђазве не  эти  люди,  шумЯ  буйной
ордой, выбирали его в начальники? ђазве не  они  кричали  ему:  "Џродал...
пропил нас?" ђазве не они играли им,  как  щепкой?  ђазве  не  они  хотели
поднЯть его на штыки?
   Ђ теперь покорно лежат голые.
   € волна силы и мощи, подобнаЯ той, что взносила его, когда  честолюбиво
добивалсЯ офицерства, поднЯлась в душе. Ќо это была другаЯ волна,  другого
честолюбиЯ - он спасет, он выведет вот этих, которые  так  покорно  лежат,
дожидаЯсь розог. Џокорно лежат, но если бы он заикнулсЯ сказать:  "•лопцы,
завертайте назад, до казаков, до офицеров", - его бы поднЯли на штыки.
   € опЯть ржавый Љожухов голос разнессЯ над лежавшими:
   - Ћдевайсь!
   ‚се поднЯлись и стали одеватьсЯ в крахмаленные рубахи,  в  кофточки,  а
правофланговый опЯть напЯлил фрак и надернул шесть штук панталон.
   Љожух сделал знак,  и  два  солдата  с  засветившимисЯ  лицами  забрали
нетронутую кучу розог и положили назад в повозку.  Џотом  повозка  поехала
вдоль шеренги, и в нее радостно кидали куски ситцу, полотна, сатину.


        29

   ‚ бархатно-черном океане  красновато  шевелЯтсЯ  костры,  озарЯЯ  лица,
плоские, как из картона, фигуры, угол повозки, лошадиную морду. € всЯ ночь
наполнена гомоном, голосами, восклицаниЯми, смехом; песни родЯтсЯ близко и
далеко,  гаснут;  зазвенит  балалаечка;  заиграет  вперебивку   гармоника.
Љостры, костры...
   Ќочь полна еще чем-то, о чем не хочетсЯ думать.
   Ќад городом синевато озаренный свет электрического сиЯниЯ.
   ‡аглЯдывает красноватый отсвет потрескивающего костра  в  старое  лицо.
‡накомое лицо. ќ-э, будь здорова, бабусЯ! Ѓабо  ѓорпино!  „ид  в  сторонке
лежит молча на тулупе.  Љругом  костра  сидЯт  солдатики,  и  лица  красно
озарены, - из своей же станицы. Љотелки подвешены, да в котелках, почитай,
вода одна.
   Ђ баба ѓорпина:
   - ѓосподи, царица небеснаЯ, що ж воно таке?! ‰шлы, йшлы, йшлы, а ничого
нэма, хочь подыхай, нэма чого пойисты. ™о ж  воно  таке  за  начальство  -
пожрать ничого не може дать? џкое  же  то  начальство...  Ђнки  нэма.  „ид
мовчить.
   ‚доль шоссе неровнаЯ цепочка уходЯщих костров.
   ‡а костром лежит на спине солдатик (его не видно),  закинул  за  голову
руки, смотрит в темное небо и не  видит  звезд.  Ќе  то  вспомнить  что-то
хочетсЯ, не то тоска. ‹ежит, заломив руки, о чем-то о своем думает, и, как
думы, плывет его голос - молодой, мЯгко-задумчивый:

   ...‚озь-ми сво-ю жи-и-ии-ку...

   Ѓьет ключом в котелке голаЯ водица.
   - ™о ж воно таке... - это баба ѓорпина. - ‡авелы, тай подыхать нам тут.
Ћт одной воды тильки живот пучить, хочь вона наскрозь прокипить.
   - ‚о!.. - говорит солдат, протЯгиваЯ к костру красно озаренную  ногу  в
новом английском штиблете и в новых рейтузах.
   “ соседнего  костра  игриво  заиграла  гармоника.  Џрерывисто  тЯнулась
цепочка огней.
   - € Ђнки нэма... ‹ахудра! „эсь вона? ™о з ей робиты? •очь бы ты,  диду,
ее за волосьЯ потЯгал. € чого ты мовчишь, Як колода?

   ...Ћт-дай мою лю-уль-ку, не-о-ба-чный... -

   продолжал  свою  песню  солдатик,  да  повернулсЯ  на   живот,   подпер
подбородок и с красно-озаренным лицом стал смотреть в костер.
   ‡атейливо выделывала гармошка. ‚  озаренно  шевелЯщейсЯ  темноте  смех,
говор, песни и у ближних и у дальних костров.
   - € все были люди, и у кажного - мать...
   Ћн это сказал, ни  к  кому  не  обращаЯсь,  молодым  голосом,  и  сразу
побежало молчание, погашаЯ гармошку,  говор,  смех,  и  все  почувствовали
густой запах тлениЯ, наплывавший с массива - там особенно их много лежало.
   Џожилой  солдат  поднЯлсЯ,  чтоб  разглЯдеть  говорившего...  Џлюнул  в
костер, зашипело. „олжно быть, молчание  в  этой  вдруг  почувствовавшейсЯ
темноте долго бы стоЯло, да неожиданно ворвались крики, говор, брань.
   - —то такое?
   - о таке?
   ‚се головы повернулись в одну сторону. Ђ оттуда из темноты:
   - €ди, иди, сволочь!
   ‚ освещенный круг взволнованно вошла толпа солдат, и костер  неверно  и
странно выхватывал из темноты то часть красного лица,  то  поднЯтую  руку,
штык. Ђ в середине, поражаЯ неожиданностью,  блеснули  золотые  погоны  на
плечах  тоненько  перехваченной  черкески  молоденького,  почти  мальчика,
грузина.
   Ћн затравленно озиралсЯ огромными прелестными, как у девушки,  глазами,
и на громадных ресницах, как красные слезы, дрожали  капли  крови.  ’ак  и
казалось, он скажет: "мама..." Ќо он ничего не говорил, а только озиралсЯ.
   - “ кустах спрЯталсЯ, - все никак не справлЯЯсь с охватившим волнением,
заговорил солдат. - ќто каким манером вышло. Џошел Я до ветру у  кусты,  а
паши еще кричат: "Џошел, сукин сын, дальше". џ это в самые  кусты  сел,  -
чего такое черное? „умал - камень, хвать рукой, а это - он. Ќу, мы  его  в
приклады.
   - Љоли его, так его растак!.. - подбежал  маленький  солдат  со  штыком
наперевес.
   - Џостой... погоди... - загомонили кругом, - надо командиру доложить.
   ѓрузин заговорил умолЯюще:
   - џ по мобилизации... Я по мобилизации, Я не мог... менЯ  послали...  у
менЯ мать...
   Ђ на ресницах висли новые красные слезы,  сползаЯ  с  разбитой  головы.
‘олдаты стоЯли, положив руки на дула, хмуро глЯдЯ.
   ’от, что лежал по ту сторону на животе и все времЯ, озаренный,  смотрел
в костер, сказал:
   - Њолоденький... ѓлЯди - и шестнадцати нету...
   ђазом взорвали голоса:
   - ’а ты хто такий?! ѓосподарь?.. Њы бьемось с кадетами, а грузины  чого
под ногами путаютсЯ? Џросили их сюда? Њы не на живот, на смерть бьемось  с
козаками, третий не приставай. Ђ хто вставит нос у щель, оттЯпаем совсем с
головой.
   Ћтовсюду  слышались  возбужденно-озлобленные  голоса.  Џодходили  и  от
других костров.
   - ’а хто-сь такий?
   - ‚он лежит молокосос... ™е и молоко на губах не обсохло.
   - ’а мать его так!
   ‘олдат грубо  выругалсЯ  и  стал  снимать  котелок.  Џодошел  командир.
Њельком глЯнул на мальчика и, повернувшись, пошел прочь, уронив так, чтобы
грузин не слышал:
   - ‚ расход!
   - Џойдем, - преувеличенно сурово сказали два солдата, вскинув  винтовки
и не глЯдЯ на грузина.
   - Људа вы менЯ ведете?
   ’рое  пошли,  и  из  темноты  донеслось   с   той   же   преувеличенной
серьезностью:
   - ‚ штаб... на допрос... там будешь ночевать...
   —ерез минуту выстрел. Ћн долго перекатывалсЯ, ломаЯсь в горах,  наконец
смолк... Ђ ночь все была полна смолкшими раскатами. ‚ернулись двое,  молча
сели к огню, ни на кого не глЯдЯ... Ђ  ночь  все  была  полна  неумирающим
последним выстрелом.
   ’очно желаЯ стереть нестираемый отзвук его, все заговорили оживленно  и
громче обычного. ‡аиграла гармошка, затренькала балалайка.
   - Њы лесом Як продирались тай подошли к скале, чуем, пропало дило: и  к
ним не влизим и не уйдем, - день настане, всих расстрелЯють...
   - Ќи туды, ни суды, - засмеЯлсЯ кто-то.
   - Ђ тут думка:  притворились  сукины  диты,  що  сплЯть;  зараз  начнут
поливать. Ђ там наверху по краю  поставь  десЯть  стрелков  -  обои  полки
смахнут,  Як  мух.  Ќу,  лизим,  один  одному  на  плечи  тай  на   голову
становимсЯ...
   - Ђ батько дэ був?
   - ’а и батько ж с нами лиз. џк долизлы до верху, осталось сажений  дви,
прЯмо стиной: ниЯк не можно, ни взад, ни вперед, - затаились  вси.  Ѓатько
вырвав у одного штык, устремив в скалу и полиз. € вси за им начали штыки в
щели втыкать, так и пидтЯгалысь до самого верху.
   - Ђ у нас цельный взвод захлебнулсЯ у мори. ‘качем, Як зайцы,  с  камнЯ
на камень. ’емь. Ћни оборвались, один за одним, в воду и потопли.
   Ќо как оживленно ни стоЯл говор, как весело ни горели  костры,  темноту
напрЯженно наполнЯло то, что каждый хотел забыть, и все так же неотвратимо
наплывал запах тлениЯ.
   Ђ баба ѓорпина сказала:
   - ™о таке? - и показала.
   ‘тали глЯдеть туда. ‚ темноте,  где  невидимо  стоЯл  массив,  мелькали
дымные факелы, передвигались, наклонЯлись.
   ‡накомый молодой голос в темноте сказал:
   - ќто же наши  команды  и  нарЯды  из  жителей  подбирают.  –елый  день
подбирают.
   ‚се молчали.


        30

   ЋпЯть солнце. ЋпЯть блеск морЯ, иссинЯ-дымчатые очертаниЯ дальних  гор.
‚се это медленно опускаетсЯ, - шоссе петлЯми идет все выше и выше.
   Љрохотно далеко внизу белеет городок, постепенно исчезаЯ. ‘инЯЯ  бухта,
как карандашом, прЯмолинейно очерчена  тоненькими  линиЯми  мола.  —ернеют
черточки оставленных грузинских пароходов. ‚от только жаль -  нельзЯ  было
прихватить и их с собою.
   ‚прочем, и без того много набрали всЯкой  всЯчины.  ‚езут  шесть  тысЯч
снарЯдов,  триста  тысЯч  патронов.  ЌапрЯгаЯ  маслЯно-черные   постромки,
отличные  грузинские  лошади  везут  шестнадцать  грузинских  орудий.   Ќа
грузинских повозках тЯнетсЯ множество всЯкого  военного  добра  -  полевые
телефоны, палатки,  колючаЯ  проволока,  медикаменты;  тЯнутсЯ  санитарные
повозки - всего хоть засыпьсЯ. Ћдного нет: хлеба и сена.
   ’ерпеливо  идут  лошади,  голодно  поматываЯ  головами.  ‘олдаты   туго
затЯнули животы, но все веселы - у каждого по двести, по триста патронов у
поЯса, бодро шагают в веселых горЯчих облаках белой пыли, и кучами носЯтсЯ
свыкшиесЯ с походом, неотстающие мухи. „ружно в шаг разноситсЯ в солнечном
сверкании:

   —и-и у шин-кар-ки ма-ло го-рил-ки,
   Ња-ло и пи-ва и мэ-э-ду-у...

   Ѓесконечно скрипЯт арбы, повозки,  двуколки,  фургоны.  Њежду  красными
подушками мотаютсЯ исхудалые детские головенки.
   Џо тропинкам, сокращенно между шоссейными петлЯми, нескончаемо  гуськом
тЯнутсЯ пешеходы все в тех же картузах, истрепанных, обвислых соломенных и
войлочных шлЯпах, с палками в руках, а бабы в рваных юбках, босые. Ќо  уже
никто не подгонЯет хворостиной живность - ни коровы, ни свиньи, ни  птицы;
даже собаки с голоду куда-то попропали.
   Ѓесконечно извивающаЯсЯ змеЯ, шевелЯсь  бесчисленными  звеньЯми,  вновь
поползла в горы к пустынным  скалам  мимо  пропастей,  обрывов,  расщелин,
поползла к перевалу, чтобы перегнутьсЯ и сползти снова в степи, где хлеб и
корм, где ждут свои.

   ‚да-ари-им о зем-лю ли-хом, жур-бою тай
   бу-дем пить, ве-е-се-ли-и-тьсЯ...
   ’о-рре-а-дор, сме-ле-е-е! ’о-рре-а-дор...

   Ќовых пластинок набрали в городе.
   ‚ысЯтсЯ в голубом небе недоступные вершины.
   ѓородок утонул внизу в синеве. ђасплылсЯ  берег.  Њоре  встало  голубой
стеной и постепенно  закрылось  обступившими  шоссе  верхушками  деревьев.
†ара, пыль, мухи, осыпи вдоль шоссе и леса, пустынные леса, жилье зверей.
   Љ вечеру над бесконечно скрипевшим обозом стоЯло:
   - Њамо... исты... исты дай... исты!..
   Њатери, исхудалые, с почернелыми  лицами,  похожими  на  птичьи  клювы,
вытЯнув шеи, смотрели воспаленными глазами на уходившее петлЯми  все  выше
шоссе, торопливо мелькаЯ босыми ногами около повозок,  -  им  нечего  было
сказать ребЯтишкам.
   Џодымались все выше и  выше,  леса  редели,  наконец,  остались  внизу.
Ќадвинулась пустынЯ скал,  ущелий,  расщелин,  громады  каменных  обвалов.
Љаждый  звук,  стук  копыт,  скрип   колес   отовсюду   отражались,   дико
разрастаЯсь, заглушаЯ человеческие голоса. ’о и дело приходилось  обходить
павших лошадей.
   ‚друг разом зной упал; потЯнуло с вершин; все посерело. Ѓез  промежутка
наступила ночь. ‘ почернелого неба хлынули потоки. ќто был  не  дождь,  а,
шумЯ,  сбиваЯ  с  ног,  неслась  вода,  наполнЯЯ  бешеным  водЯным  вихрем
крутЯщуюсЯ темноту. Ќеслась сверху, снизу,  с  боков.  ‚ода  струилась  по
трЯпью,  по  прилипшим  волосам.  ЏотерЯлось  направление,  свЯзь.   ‹юди,
повозки, лошади тЯнулись отъединенные, как будто между ними было  бушующее
пространство, не видЯ, не знаЯ, что и кто кругом.
   Љого-то унесло... Љто-то кричал... „а разве возможен  тут  человеческий
голос?.. Љлокотала вода, не то ветер, не то черно-бушующее небо, или  горы
валились... Ђ может быть, понесло весь обоз, лошадей, повозки...
   - Џомоги-ите!
   - ђа-а-туйте!.. кинец свита!..
   Ћни думали, что кричат, а это, захлебываЯсь, шептали посинелые губы.
   ‹ошади, сбитые несущимсЯ потоком, увлекали повозку с детьми  в  провал,
но люди долго шли около пустого места, думаЯ, что идут за повозкой.
   „ети зарылись в насквозь промокшие подушки и одежду:
   - Ња-а-мо!.. ма-амо!.. та-а-ту!..
   €м казалось - они отчаЯнно кричат, а это ревела несшаЯсЯ вода, катились
с невидимых скал невидимые камни, бешено горланил живыми  голосами  ветер,
непрерывно выливаЯ ушаты.
   Љто-то,  распорЯжавшийсЯ  в  этом  сумасшедшем  доме,  разом   отдернул
колоссальную завесу, и нестерпимо остро затрепетало синим трепетанием все,
что помещалось до этого в черноте необъЯтной ночи. ђежуще-сине затрепетали
извилины дальних гор, зубцы нависших скал, край провала, лошадиные уши, и,
что ужаснее, в этом безумно трепещущем свете все  было  мертво-неподвижно;
неподвижны косые  полосы  воды  в  воздухе,  неподвижны  пенистые  потоки,
неподвижны  лошади  с  поднЯтым  длЯ  шага  коленом,  неподвижны  люди  на
полушаге, открыты чернеющие рты  на  полуслове,  и  бледны  синие  ручонки
детишек  меж  мокрых  подушек.  ‚се  недвижно   в   молчаливо   судорожном
трепетании.
   ќто трепетание смертельной синевы продолжалось всю ночь; а когда так же
неожиданно-мгновенно завеса задернулась, оказалось - только долю секунды.
   ѓромада ночи все поглотила, и тотчас же, покрываЯ эту ведьмину свадьбу,
треснула гора, и из недр выкатилсЯ такой грохот, что не поместилсЯ во всей
громаде ночи, раскололсЯ на круглые куски и, продолжаЯ лопатьсЯ, покатилсЯ
в разные  стороны,  все  разрастаЯсь,  заполнЯЯ  невидимые  ущельЯ,  леса,
провалы, - люди оглохли, а ребЯтишки лежали, как мертвые.
   ‘реди  ливших  потоков,  поминутно  моргающей  синевы,   без   перерыва
разрастающихсЯ раскатов остановилсЯ обоз, войска, орудиЯ, зарЯдные  Ящики,
беженцы, двуколки, - больше не было сил. ‚се  стоЯло,  отдаваЯсь  на  волю
бешеных потоков, ветра, грохота и нестерпимо трепещущего  мертвого  света.
‚ода неслась выше лошадиных колен. ђазыгравшейсЯ ночи не было ни конца, ни
краЯ.
   Ђ  наутро  опЯть  сиЯющее  солнце;  как   умытый,   прозрачен   воздух;
легко-воздушны голубые  горы.  ’олько  люди  черны,  осунулись,  ввалились
глаза; напрЯгаЯ последние силы,  помогают  тЯнуть  лошадЯм.  Ђ  у  лошадей
костлЯвые головы, выступили, хочь считай, ребра, чисто вымыта шерсть.
   Љожуху докладывают:
   - ’ак что, товарищ Љожух, три повозки смыло в пропасть совсем с людьми.
Ћдну двуколку разбило камнем с горы. „вух убило молнией. „вое  из  третьей
роты пропали без вести. Ђ лошади десЯтками падают, по всеЯ шаше лежат.
   Љожух  смотрит  на  чисто  вымытое  шоссе,  на  скалы,  которые  сурово
громоздЯтсЯ, и говорит:
   - Ќа ночлег не останавливатьсЯ,  иттить  безостановочно,  день  и  ночь
иттить!
   - ‹ошади не выдержат, товарищ Љожух. ‘ена ни клочка. —ерез леса  шли  -
хочь листьЯми кормили, а теперь голый камень.
   Љожух помолчал.
   - €ттить безостановочно! Ѓудем останавливатьсЯ - все  лошади  пропадут.
Ќапишите приказ.
   —удесный, чистый горный воздух, так бы и дышал им. „есЯткам тысЯч людей
не до воздуха; молча  глЯдЯ  себе  под  ноги,  шагают  возле  повозок,  по
обочинам, около орудий. ‘пешившиесЯ кавалеристы ведут тЯнущих сзади  повод
лошадей.
   Љругом одичало  и  голо  громоздЯтсЯ  скалы.  “зко  темнеют  расщелины.
Ѓездонные пропасти, ожидающие гибели. ‚ пустынных ущельЯх бродЯт туманы.
   €  темные  скалы,  и  расщелины,  и  ущельЯ  полны  ни  на  секунду  не
затихающего скрипа повозок, звука колес, топота копыт, громыханиЯ,  лЯзга.
€  все  это,  тысЯчу  раз  отовсюду  отраженное,  разрастаетсЯ  в   дикий,
несмолкаемый  рев.  ‚се  идут  молча,  но  если  бы  кто-нибудь   закричал
исступленно, все равно человеческий голос бесследно потонул бы в  этом  на
десЯтки верст скрипуче-ревущем движении.
   „етишки не плачут, не просЯт хлеба, только в подушках мотаютсЯ  бледные
головенки. Њатери не уговаривают, не ласкают,  не  кормЯт,  а  идут  возле
повозок, исступленно глЯдЯ  на  петлЯми  уходЯщее  к  облакам,  бесконечно
шевелЯщеесЯ шоссе; и сухи глаза.
   ‡агораетсЯ неподавимый дикий ужас,  когда  остановитсЯ  лошадь.  ‚се  с
звериным исступлением хватаютсЯ за колеса, подпирают  плечами,  разъЯренно
хлещут кнутом, кричат нечеловеческими голосами, но все их напрЯжение,  всю
надрывность спокойно, не торопЯсь, глотает ненасытный, стократ отраженный,
стократ повторенный бесчисленный скрип колес.
   Ђ лошадь сделает шаг-другой, пошатнетсЯ, валитсЯ наземь, ломаЯ дышло, и
уже не поднЯть: вытЯнуты ноги, оскалена морда,  и  живой  день  меркнет  в
фиолетовых глазах.
   ‘нимают детей; постарше мать исступленно колотит, чтоб шли, а маленьких
берет на руки или сажает на горб. Ђ если много...  если  много  -  одного,
двух, самых маленьких, оставлЯет в неподвижной повозке и уходит, с  сухими
глазами, не оглЯдываЯсь. Ђ сзади, не глЯдЯ, идут так же медленно, обтекают
движущиесЯ повозки - неподвижную, живые лошади -  мертвую,  живые  дети  -
живых, и незамирающий, тысЯчекрат отраженный бесчисленный  скрип  спокойно
глотает совершившеесЯ.
   Њать, несшаЯ много  верст  ребенка,  начинает  шататьсЯ;  подкашиваютсЯ
ноги, плывет кругом шоссе, повозки, скалы.
   - Ќи... нэ дойду.
   ‘адитсЯ в сторонке на куче шоссейного щебнЯ и  смотрит  и  качает  свое
дитЯ, и мимо бесконечно тЯнутсЯ повозки.
   “  ребенка