и  царило  в  семье,
передаваемое из поколениЯ в поколение.
     “же за сто лет до его рождениЯ родоначальники дома ‚инчи были такими же
честными, скопидомными и богобоЯзненными чиновниками на службе ”лорентинской
Љоммуны, как отец его сире Џьеро. ‚  1339  году в  деловых  записЯх  впервые
упоминалсЯ  прапращур художника, нотарий ‘иньории, некий сире ѓвидо ди  сире
Њикеле да ‚инчи.
     Љак живой, вставал перед ним дед Ђнтонио. †итейскаЯ мудрость деда  была
точь-в-точь  такаЯ  же,  как  мудрость  внука,  ‹оренцо.  Ћн  учил детей  не
стремитьсЯ ни к чему высокому  -- ни к славе, ни к почестЯм, ни к должностЯм
государственным  и военным,  ни  к  чрезмерному богатству,  ни  к чрезмерной
учености.
     "„ержатьсЯ  середины во всем,--  говаривал он,--  есть  наиболее верный
путь".
     ‹еонардо помнил спокойный и важный старческий голос, которым преподавал
он это краеугольное правило жизни-середину во всем:
     -- Ћ, дети мои, берите пример с  муравьев, которые  заботЯтсЯ сегоднЯ о
нуждах завтрашнего днЯ. Ѓудьте бережливы, будьте умеренны.  ‘  кем  сравню Я
доброго  хозЯина  отца  семейства? ‘ пауком сравню его,  в средоточии широко
раскинутой паутины, который, чувствуЯ колебание тончайшей нити, спешит к ней
на помощь.
     Ћн требовал, чтобы каждый день к вечернему колоколу Ave Maria все члены
семьи были в сборе. ‘ам обходил дом, запирал ворота, относил ключи в спальню
и  прЯтал  под  подушку.  ЌикакаЯ  мелочь   в  хозЯйстве  не  ускользала  от
недремлющего  глаза  его: сена ли мало задано волам,  светильнЯ ли в лампаде
чересчур  припущена служанкою,  так что лишнее масло сгорает,-- все замечал,
обо всем  заботилсЯ. Ќо скаредности не было в нем. Ћн сам употреблЯл и детЯм
советовал выбирать  длЯ  платьЯ  лучшее  сукно,  не  жалеЯ  денег,  ибо  оно
праннее,-- реже приходитсЯ  менЯть, а  потому  одежда из  доброго  сукна  не
только почетнее, но и дешевле.
     ‘емьЯ, по мнению  деда, должна  жить, не разделЯЯсь, под одной кровлей:
"ибо,--  говорил он,-- когда  все едЯт  за  одним столом,--  одной скатерти,
одной свечи хватает, а  за  двумЯ,-- нужно две  скатерти  и два  огнЯ; когда
греет всех один очаг, довольно одной вЯзанки дров, а длЯ двух нужны две,-- и
так во всем".
     Ќа женщин смотрел свысока:  "им следует заботитьсЯ о кухне  и детЯх, не
вмешиваЯсь в мужнины дела; глупец -- кто верит в женский ум".
     Њудрость сире Ђнтонио не лишена была хитрости. --  „ети мои,-- повторЯл
он,-- будьте милосердны, как того требует свЯтаЯ мать наша  –ерковь;  но все
же  друзей  счастливых предпочитайте несчастным,  богатых -- бедным. ‚ том и
заключаетсЯ  высшее  искусство   жизни,   чтобы,  оставаЯсь  добродетельным,
перехитрить хитреца.
     Ћн учил их сажать плодовые деревьЯ на  пограничной меже своего и чужого
полЯ  так,  чтобы они  кидали  тень  на ниву соседа;  учил  просЯщему взаймы
отказывать с любезностью.
     --  ’ут  корысть  двойнаЯ,--  прибавлЯл  он,--  и  деньги сохраните,  и
получите удовольствие посмеЯтьсЯ над тем, кто  желал вас обмануть.  €  ежели
проситель умный человек, он поймет  вас и станет еще больше уважать  за  то,
что вы сумели отказать ему с благопристойностью. Џлут-кто берет, глуп -- кто
дает. ђодным же и домашним помогайте не только деньгами, но и потом, кровью,
честью,-- всем, что имеете, не жалеЯ самой жизни длЯ благополучиЯ рода, ибо,
помните, возлюбленные мои: гораздо  большаЯ  слава  и  прибыль  человеку  --
делать благо своим, нежели чужим.
     Џосле тридцатилетнего отсутствиЯ, сидЯ под кровлей отчего дома,  слушаЯ
завывание  ветра и следЯ,  как  потухают угли в очаге, художник думал о том,
что  всЯ  его  жизнь была великим нарушением этой скопидомной,  древней, как
мир, паучьей и  муравьиной, дедовской мудрости -- была тем буйным  избытком,
беззаконным   излишеством,   которое,   по   мнению  брата  ‹оренцо,  богинЯ
“меренности должна обрезать своими железными ножницами.
     Ќа  следующий день  рано утром вышел  он из дома, разбудив садовника, и
пройдЯ  через  бедное  селение ‚инчи  с  высокими и  узкими  домиками, тесно
лепившимисЯ  по  склону  холма  вокруг крепости, стал  подыматьсЯ в соседний
поселок Ђнкиано крутою дорогою, все времЯ в гЋђ“. ЋпЯть, как вчера,  светило
печальное  белое, точно зимнее солнце, небеса  были  безоблачны и холодны, с
мутнолиловыми краЯми, даже в это  раннее утро. ’рамонтано за  ночь усилилсЯ.
Ќо ветер не рвал  и  не мотал, как вчера, а  дул ровно, прЯмо с  севера, как
будто  падаЯ  с  неба, однообразно свистЯ в ушах.  ЋпЯть те же бледные сухие
нивы с редкими  колосьЯми  -- здесь, на  этой высоте, еще более напоминавшие
север, расположенные по склонам холмов полукруглыми Ярусами --  лунками, как
выражались поселЯне ‚инчи,--  тощие виноградники, не густые не Яркие  травы,
облетающие маки, пыльно-серые оливы,  крепкие черные сучьЯ которых коротко и
болезненно вздрагивали от ветра.
     ‚ойдЯ  в поселок Ђнкиано,  ‹еонард" остановилсЯ,  не узнаваЯ  мест.  Ћн
помнил, что  некогда  здесь  были  развалины  замка  Ђдимари  и  в одной  из
уцелевших башен -- маленькаЯ сельскаЯ харчевнЯ. ’еперь на этом месте, на так
Ќазываемом Љампо  делла  ’оррачча,  виднелсЯ  новый,  с  гладко  выбеленными
стенами,  дом  среди  виноградника.  на  низкой  каменной оградой  поселЯнин
окапывал заступoM лозы. Ћн объЯснил художнику, что владелец харчeвни умер, а
наследники  продали  землю богатому овцеводу из ЋрбиньЯно,  который, очистив
вершину холма, развел на нем виноградник и рощу  олив. Ќедаром  расспрашивал
‹еонардо об анкианском кабачке: он родилсЯ в нем.
     ‡десь, при самом въезде в бедный горный  поселок,  над большой дорогой,
котораЯ, переваливаЯ  через Њонтеальбано, вела из долины Ќьеволе  в Џрато  и
Џистойю,  в мрачном остове  рыцарской башни  Ђдимари,  лет пЯтьдесЯт  назад,
ютилась  веселаЯ  сельскаЯ  харчевнЯ   --  остериЯ.  ‚ывеска   на  скрипучих
заржавленных петлЯх с надписью "ЃоттильериЯ" -- распивочнаЯ, открытаЯ дверь,
с видневшимисЯ рЯдами бочек,  оловЯнных кружек и  пузатых глинЯных кувшинов,
два подслеповатых, точно лукаво подмигивающих, решетчатых окошка без стекол,
с  почерневшими ставнЯми,  и  гладко вытертые ногами  посетителей  ступеньки
крылечка  выглЯдывали  из-под свежего  навеса виноградных лоз, сквозивших на
солнце.  †ители окрестных  селений по  пути на  Ярмарку  в  ‘ан-ЊиньЯто  или
”учеккио, охотники за дикими козами, погонщики мулов, доганьеры -- стражники
флорентийской пограничной таможни и другой невзыскательный люд заходили сюда
покалЯкать, распить фиаско  дешевого терпкого  вина, сыграть в шашки, карты,
зернь, дзару или тарокку.
     ‘лужанкою в кабаке была девушка лет шестнадцати, круглаЯ сирота, беднаЯ
контадина -- поселЯнка из ‚инчи, по имени Љатарина. '
     Ћднажды весною, в  1451 году, молодой флорентийский  нотариус Џьеро  ди
сире Ђнтонио да ‚инчи, приехав погостить к отцу  на виллу  из ”лоренции, где
проводил  он  большую  часть года  в  делах,  был  приглашен  в  Ђнкиано длЯ
заключениЯ договора по долгосрочному найму шестой части каменного масличного
точила.  ‘крепив  условиЯ  законным  порЯдком, поселЯне пригласили нотариуса
вспрыснуть договор в соседнем кабачке на  Љампо  делла ’оррачча. ‘ире Џьеро,
человек простой,  любезный  и обходительный  даже с  простыми людьми, охотно
согласилсЯ. €м  прислуживала Љатарина. Њолодой нотариус, как сам признавалсЯ
впоследствии,  с первого  взглЯда влюбилсЯ  в  нее.  Џод предлогом  охоты на
перепелов  отложил до осени  отъезд во ”лоренцию  и, сделавшись завсегдатаем
кабачка,  стал  ухаживать  за  Љатариной,  котораЯ  оказалась девушкой более
недоступною,  чем  он предполагал. Ќо  сире Џьеро недаром  слыл  победителем
сердец.  …му  было двадцать четыре  года; он  одевалсЯ щеголем; был  красив,
ловок, силен и обладал самонадеЯнным любовным красноречием, которое  пленЯет
простых женщин.  Љатарина долго сопротивлЯлась,  молила  помощи  у Џречистой
„евы Њарии,  но,  наконец,  не устоЯла.  Љ  тому  времени, когда  тосканские
перепела,  разжиревшие  на  сочных  осенних  гроздьЯх,  улетают  из   долины
Ќьеволе,-- она забеременела.
     ‘лух о свЯзи сире Џьеро с бедной сиротой, служанкой анкианской харчевни
дошел  до  сире  Ђнтонио да  ‚инчи.  Џригрозив  сыну  отцовским  проклЯтием,
снарЯдил  он его немедленно во  ”лоренцию  и в  ту  же зиму, чтобы,  по  его
собственному  выражению, "остепенить малого", женил на мадонне  Ђльбьере  да
сире  „жованни Ђмадори, девушке не  молодой,  не красивой, но из  почтенного
семейства, с хорошим приданым,  а Љатарину выдал замуж  за поденщика своего,
бедного поселЯнина  из ‚инчи,  некоего Ђккаттабригу  ди  Џьеро  дель  ‚акка,
человека  пожилого,  угрюмого,  с  тЯжелым  нравом,  который,  рассказывали,
заколотил в гроб  побоЯми  под  пьЯную  руку  первую  жену.  Џозарившись  на
обещанные тридцать флоринов и маленьЉ€‰ клочок  оливковой рощи, Ђккаттабрига
не   побрезгал  покрыть   чужой  грех  своею  честью.   Љатарина  покорилась
безропотно. Ќо заболела от горЯ и едьа не умерла  после рЋдов.  Њолока у нее
не было. —тобы кормить маленького ‹еонардо,-- так  назвали  ребенка,-- взЯли
козу  с  ЊонтеЂльбано. Џьеро, несмотрЯ на свою  любовь и печаль  о Љатарине,
тоже  покорилсЯ,  но упросил отца взЯть ‹еонардо в свой дом на воспитание. ‚
те  времена побочных  детей не стыдились, почти всегда воспитывали наравне с
незаконными и  даже нередко оказывали  им предпочтение. „ед согласилсЯ,  тем
более, что  первый брак сына был  бездетным, и поручил мальчика заботам жены
своей, „оброй старой бабушки моны ‹учии ди Џьеро‡ози да Ѓакаретто.
     ’ак    ‹еонардо,    сын    незаконной   любви    двадцатичетырехлетнего
флорентийского нотариуса и соблазненной служанки анкианского кабачка,  вошел
в  добродетельное,  богобоЯзненное  семейство  да ‚инчи.  ‚  государственном
архиве  города ”лоренции в переписи-катаете, от 1457 года хранилась отметка,
сделаннаЯ рукой деда, нотариуса Ђнтонио да ‚инчи:
     "‹еонардо  сын  вышереченного Џьеро,  незаконнорожденный, от  его и  от
Љатарины, ныне  жены Ђккаттабриги ди Џьеро дель ‚акка да ‚инчи, пЯти лет  от
роду".
     ‹еонардо  помнил  мать, как  сквозь сон,  в особенности улыбку, нежную,
неуловимо  скользЯщую, полную  тайны, как будто немного  лукавую, странную в
этом простом, печальном,  строгом, почти сурово  прекрасном лице. Ћднажды во
”лоренции,  в  музее  Њедичейских  садов  ‘ан-Њарко,   увидел  он  изваЯние,
найденное  в Ђреццо,  старинном  городе  ќтрурии,--маленькую  медную Љибелу,
незапамЯтно древнюю Ѓогиню ‡емли, с такою же странною улыбкою, как у молодой
поселЯнки из  ‚инчи, его  матери. Ћ Љатарине  думал художник, когда писал  в
своей "Љниге о живописи":
     "Ќе замечал ли ты, как  женщины гор,  одетые в  грубые и  бедные ткани,
побеждают красотой тех, которые нарЯжены?"
     ‡навшие  мать его в молодости  уверЯли,  что  ‹еонардо похож  на нее. ‚
особенности тонкие длинные руки, мЯгкие, как шелк, золотистые кудри и улыбка
его напоминали Љатарину. Ћт отца унаследовал он могущественное телосложение,
силу  здоровьЯ,  любовь к жизни;  от матери -- женственную прелесть, которой
все существо его было проникнуто.
     „омик, где жила Љатарина  с мужем, находилсЯ неподалеку от  виллы  сире
Ђнтонио. ‚ полдень, когда дед почивал, и Ђккаттабрига уходил с волами в поле
на работу, мальчик пробиралсЯ по винограднику, перелезал через стену и бежал
к матери.  Ћна поджидала, сидЯ на крыльце с веретеном  в  руках. ‡авидев его
издали, протЯгивала руки. Ћн  бросалсЯ к ней, и  она покрывала поцелуЯми его
лицо, глаза, губы, волосы.
     …ще  более нравились  им ночные свиданиЯ.  ‚ праздничные вечера  старый
Ђккаттабрига уходил в кабак  или  к кумовьЯм  метать  кости.  Ќочью ‹еонардо
тихонько  вставал  с  широкой семейной  постели,  где  спал рЯдом с бабушкой
‹учией; полуодевшись, неслышно отворЯл  ставни,  вылезал из  окна, по сучьЯм
развесистого  фигового  дерева спускалсЯ на землю и  бежал к  дому Љатарины.
‘ладки  были  ему  холод  росистой  травы,  крики  ночных коростелей,  ожоги
крапивы, острые  камни, резавшие босые ноги, и блеск далеких звезд, и страх,
чтобы бабушка, проснувшись, не хватилась его, и  тайна как  будто преступных
объЯтий,  когда, забравшись в  постель  Љатарины,  во  мраке,  под  одеЯлом,
прижималсЯ он к ней всем своим телом.
     Њона  ‹учиа  любила  и  баловала внука.  Ћн  помнил  всегда  одинаковое
темно-коричневое платье бабушки,  белый  платок  вокруг  темного,  покрытого
морщинами,  доброго  лица  ее,  тихие  колыбельные  песни  и  лакомый  запах
сельского печениЯ -- берлингоццо,  с поджаренной в сметане корочкой, которое
она готовила.
     Ќо  с  дедом они  не  поладили.  ‘начала  сире Ђнтонио сам  учил внука.
Њальчик слушал уроки неохотно. Љогда ему исполнилось семь лет, поступил он в
школу при церкви св.  Џетрониллы. рЯдом с ‚инчи. ‹атинскаЯ  грамота также не
шла ему впрок.
     Ќередко, выйдЯ поутру из дому, вместо школы забиралсЯ он в дикий овраг,
поросший тростником,  ложилсЯ на  спину  и,  закинув  голову, целыми  часами
следил за пролетавшими станицами журавлей,  с мучительною  завистью. €ли, не
срываЯ,  а  только бережно, так,  чтобы не  повредить, развертываЯ  лепестки
цветов, дивилсЯ  их  нежному строению, опушенным  рыльцам, влажным  от  меда
тычинкам и пыльникам. Љогда сире Ђнтонио уезжал в  город по делам, маленький
Ќардо, пользуЯсь добротой бабушки, убегал на целые дни  в горы и по каменным
кручам, над пропастЯми, никому не ведомыми тропинками, где лазают лишь козы,
взбиралсЯ  на  голые  вершины  ЊонтеЂльбано, откуда видны  необозримые луга,
рощи,  нивы, болотное  озеро  ”учеккио, ЏистойЯ,  Џрато, ”лоренциЯ,  снежные
Ђпуанские Ђльпы и, в Ясную погоду, узкаЯ туманно-голубаЯ полоса ‘редиземного
морЯ.  ‚озвращалсЯ домой исцарапанный, пыльный, загорелый, но такой веселый,
что мона ‹учиа не имела духу бранитьсЯ и жаловатьсЯ дедушке.
     Њальчик жил одиноко.  ‘ ласковым дЯдей  ”ранческо и отцом, дарившим ему
городские  лакомства,--  оба проводили  большую  часть  года во ”лоренции,--
виделсЯ редко, со школьными товарищами не сходилсЯ  вовсе. €х игры  были ему
чужды.  Љогда  обрывали они  крыльЯ  бабочке,  любуЯсь,  как она  ползает,--
болезненно  морщилсЯ,  бледнел  и  уходил. “видев  раз, как на скотном дворе
стараЯ  ключница  резала  к  празднику  откормленного  молочного  поросенка,
который билсЯ и пронзительно визжал,-- долго и упорно, не объЯснЯЯ  причины,
отказывалсЯ от мЯса, к негодованию сире Ђнтонио.
     Ћднажды школьники, под предвод" ельством некоего ђоссо, смелого, умного
и  злого шалуна,  поймали крота  и, насладившись его  мучениЯми, полуживого,
привЯзали за лапку, чтобы отдать  на растерзание овчаркам. ‹еонардо бросилсЯ
в  толпу детей, повалил трех мальчиков,-- он был силен  и ловок,-- пользуЯсь
остолбенением школьников, которые не ожидали такой выходки  от всегда тихого
Ќардо, схватил крота  и во  весь дух помчалсЯ в поле.  Ћпомнившись, товарищи
устремились за  ним, с криком, ‘мехом,  свистом  и бранью, швырЯЯ каменьЯми.
„олговЯзый  ђоссо,--  он  был  лет  на  пЯть старше  Ќардо,-- вцепилсЯ ему в
волосы,  и  началась  драка.   …сли  бы   не   подоспел  дедушкин   садовник
„жан-Ѓаттиста, они избили бы его жестоко. Ќо  мальчик  достиг своей цели. ‚о
времЯ свалки крот убежал и спассЯ.  ‚ пылу борьбы, защищаЯсь от  нападавшего
ђоссо, ‹еонардо  подбил  ему глаз. Ћтец  шалуна, повар  жившего на  соседней
вилле вельможи, пожаловалсЯ дедушке. ‘ире Ђнтонио так рассердилсЯ, что хотел
высечь  внука.  ‡аступничество бабушки  отклонило  казнь.  Ќардо  был только
заперт на несколько дней в чулан под лестницей.
     ‚последствии, вспоминаЯ об  этой несправедливости, первой в бесконечном
рЯду других, которые суждено ему было испытать, он спрашивал себЯ в дневнике
своем:
     "…сли  уже  в детстве тебЯ  сажали  в  тюрьму, когда  ты  поступал  как
следует,-- что же сделают с тобой теперь, взрослым?"
     ‘идЯ в  темном  чулане, мальчик смотрел,  как  паук в  сердце  паутины,
отливавшей радугой в луче солнца, высасывал муху. †ертва билась в лапах  его
с тонким, постепенно замиравшим жужжанием. Ќардо мог бы спасти ее, как  спас
крота. Ќо смутное,  непобедимое  чувство  остановило  его:  не  мешаЯ  пауку
пожирать  добычу,  наблюдал он  алчность  чудовищного насекомого  с таким же
бесстрастным и невинным любопытством, как тайны нежного строениЯ цветов.
     Ќеподалеку  от  ‚инчи строилась  большаЯ  вилла  длЯ синьора  Џандольфо
ђучеллаи флорентийским зодчим Ѓиаджо да ђавенна, учеником великого Ђльберти.
‹еонардо, часто  бываЯ на  месте  постройки,  смотрел, как  рабочие  выводЯт
стены, ровнЯют кладку камней  угломером,  подымают их машинами. Ћднажды сире
Ѓиаджо.  заговорив  с  мальчиком,  был  удивлен   его  Ясным  умом.  ‘начала
мимоходом, полушутЯ,  потом мало-помалу  увлекшись, стал он учить его первым
основам   арифметики,  алгебры,   геометрии,  механики.  ЌевеооЯтной,  почти
чудесной казалась учителю легкость, с которой ученик схватывал  все на лету,
как будто вспоминаЯ то, что и прежде знал сам без него.
     „ед смотрел косо на причуды внука. Ќе нравилось ему и то, что он левша:
это считалось недобрым  знаком. Џолагали,  что люди,  заключающие  договор с
дьЯволом, колдуны и чернокнижники  родЯтсЯ левшами. ЌеприЯзненное  чувство к
ребенку усилилось в сире  Ђнтонио,  когда  опытнаЯ  знахарка из  ”альтуньЯно
уверила  его, что  старуха  с Њонте-Ђльбано,  из глухого местечка  ”орнелло,
которой  принадлежала чернаЯ  коза, кормилица Ќардо,-- была  ведьмой.  ‹егко
могло статьсЯ, что  колдуньЯ, в  угоду дьЯволу,  очаровала  молоко  Ќардовой
козы.
     "—то правда, то правда,--  думал дед.-- Љак  волка  ни корми, все в лес
глЯдит. Ќу, да видно, волЯ ѓосподнЯ! ‚ семье не без урода".
     ‘  нетерпением ждал старик,  чтобы  любимый  сын Џьеро осчастливил  его
рождением  законного  внука,  достойного  наследника, ибо  Ќардо был как  бы
случайный подкидыш, воистину "Ќезаконнорожденный" в этой семье.
     †ители Њонте-Ђльбано рассказывали об  одной особенности тех мест, нигде
более не встречающейсЯ,-- белой окраске многих растений и животных: тот, кто
не  видел  собственными  глазами, не  поверил  бы  этим  рассказам; путнику,
бродившему  по Ђльбанским рощам  и лугам, хорошо известно,  что в самом деле
попадаютсЯ там нередко белые  фиалки, белаЯ землЯника, белые воробьи  даже в
гнездах  черных  дроздов белые птенчики.  ‚от  почему,--  уверЯют  обитатели
‚инчи,--  всЯ  эта гора еще в незапамЯтной древности получила название Ѓелой
-- Њонте-Ђльбано.
     Њаленький Ќардо был одним из  чудес Ѓелой горы, уродом в добродетельной
и будничной семье флорентийских нотариусов  -- белым птенцом в гнезде черных
дроздов.
     Љогда мальчику  исполнилось тринадцать лет, отец взЯл  его  из ‚инчи  в
свой дом во ”лоренцию. ‘ тех пор ‹еонардо редко посещал родину.
     Ћт 1494 года-  в  это  времЯ был  он на службе Њиланского герцога  -- в
одном  из  дневников   художника  сохранилась  краткаЯ  и,  по  обыкновению,
загадочнаЯ  запись:  "Љатарина  прибыла  16  июлЯ  1493  года".  Њожно  было
подумать, что  речь  идет  о  служанке,  принЯтой  в  дом  по  хозЯйственной
надобности. Ќа самом деле это была мать ‹еонардо.
     Џосле кончины мужа, Ђккаттабриги ди Џьеро да ‚акка, Љатарина, чувствуЯ,
что  и ей  остаетсЯ  жить  недолго, пожелала  перед  смертью  увидеть  сына.
Џрисоединившись  к  странницам, которые отправлЯлись из ’осканы в  ‹омбардию
длЯ поклонениЯ мощам ‘в. ЂмвросиЯ и  честнейшему ѓвоздю ѓосподню, пришла она
в Њилан. ‹еонардо принЯл ее с благоговейной нежностью.

     Ћн по-прежнему чувствовал  себЯ  с нею маленьким Ќардо,  каким, бывало,
тайно ночью  с босыми ножками  прибегал и, забравшись в постель, под одеЯло,
прижималсЯ к ней.
     ‘тарушка после свиданиЯ с сыном  хотела  вернутьсЯ в родное селение, но
он  удержал  ее,  нанЯл  ей и заботливо устроил  покойную келью  в  соседнем
девичьем монастыре ‘анта-ЉьЯра у ‚ерчельских ворот. Ћна заболела, слегла, но
упорно  отказывалась перейти к  нему в дом, чтобы не причинить беспокойства.
Ћн поместил  ее в  лучшей, построенной герцогом ”ранческо ‘форца, похожей на
великолепный дворец,  больнице Њилана -- Ћспедале  Њаджоре и  навещал каждый
день ‚ последние дни болезни не отходил от нее. Ђ между тем никто из друзей,
даже из  учеников не знал о пребывании Љатарины в  Њилане. ‚ дневниках своих
он почти  не говорил  о ней.  ’олько раз упомЯнул, и то  вскользь, по поводу
любопытного,  как он выражалсЯ,  "сказочного"  лица  одной молодой  девушки,
измученной тЯжким недугом, которую наблюдал в то  самое  времЯ, в той  самой
больнице, где мать его умирала:
     "Giovannina -- viso fantastico -- sta, asca Catarina, all'ospedale". --
"„жованнина  --  сказочное  лицо,--  спроси  Љатарину в  больнице". Љогда  в
последний раз прикоснулсЯ он губами к ее  холодеющей руке, ему казалось, что
этой бедной поселЯнке из ‚инчи, смиренной обитательнице гор, обЯзан он всем,
что есть у него. Ћн почтил ее  великолепными  похоронами, как будто Љатарина
была не скромной служанкой анкианского  кабачка, а знатною женщиной. ‘ такою
же точностью, унаследованною от отца, нотариуса, с какою, бывало, без всЯкой
нужды, записывал  цены пуговиц, серебрЯных галунов  и  розового  атласа  длЯ
нового нарЯда Ђндреа ‘алаино, записал и счет похоронных издержек.
     .  —ерез шесть  лет,  в 1500 году,  в  Њилане,  уже после  гибели Њоро,
укладываЯ вещи перед отъездом во ”лоренцию, нашел он в одном из шкапов своих
тщательно  перевЯзанный,  небольшой  узелок.  ќто  был   сельский  гостинец,
принесенный  ему  из  ‚инчи Љатариною,-- две рубахи грубого  серого  холста,
тканого ее  собственными  руками, и  три пары чулок  из козьего  пуха,  тоже
самодельных. Ћн не надевал их, потому что привык к тонкому белью. Ќо теперь,
вдруг  увидев  этот  узелок,  забытый  среди  научных  книг,  математических
приборов   и  машин,   почувствовал,   как   сердце   наполнилось  жалостью.
‚последствии,  во  времЯ долголетних, одиноких и унылых скитаний  из краЯ  в
край, из города  в  город,  никогда не  забывал  он брать с собой  ненужный,
бедный  узелок  с  чулками  и  рубахами,  и каждый раз, прЯча его  от  всех,
стыдливо и  старательно укладывал с  теми вещами, которые были  ему особенно
дороги.
     ќти воспоминаниЯ проносились в душе ‹еонардо, когда по крутой, знакомой
с детства, тропинке он всходил на Њонте-Ђльбано.
     Џод уступом скалы, где меньше было ветра, присел на камень  отдохнуть и
оглЯнулсЯ:  малорослые  неопадающие  корЯвые  дубы  с  прошлогодними  сухими
листьЯми,  мелкие  пахучие цветы  тускло-зеленого  вереска,  который здешние
поселЯне называли  "скопа" --  "метелка", бледные дикие фиалки, и  надо всем
неуловимый свежий запах,  не то  полыни, не  то весны, не то каких-то горных
неведомых  трав.  ‚олнистые горизонты  уходили,  понижаЯсь  к  долине  Ђрно.
Ќаправо возносились голые  каменные горы с  извилистыми  тенЯми, змеевидными
трещинами  и  серо-лиловыми пропастЯми.  “ самых ног  его Ђнкиано белело  на
солнце.  ѓлубже  в  долине, к заостренно-круглому холму  лепилось маленькое,
похожее на осиный улей, селение ‚инчи, с  башнею крепости, такой же острою и
черною, как два кипариса на Ђнкианской дороге.
     Ќичто  не  изменилось:  казалось,  вчера  еще  карабкалсЯ  он  по  этим
тропинкам; и теперь, как сорок лет назад, росла здесь обильнаЯ скопа и белые
фиалки;   сухо  шелестели  дубы  сморщенными,  темно-коричневыми   листьЯми;
сумрачно синело  Њонте-Ђльбано; и  такое же все кругом было  простое, тихое,
бедное,  бледное,  напоминающее  ‘евер.  Ђ  между  тем сквозь  эту тишину  и
бледность  порой тонкаЯ, едва уловимаЯ прелесть благороднейшей в мире земли,
некогда  ќтрурии,  ныне ’осканы, вечно весенней земли ‚озрождениЯ, сквозила,
подобнаЯ  странной и нежной улыбке в  строгом, почти  сурово-прекрасном лице
молодой поселЯнки из ‚инчи, ‹еонардовой матери.
     Ћн  встал и пошел дальше круто подымавшеюсЯ в ѓЋђ“ тропинкою. —ем выше,
тем холоднее и злее становилсЯ ветер.
     ЋпЯть воспоминаниЯ обступили его -- теперь о первых годах юности.
     „ела  нотариуса  сире  Џьеро  да ‚инчи  процветали. ‹овкий,  веселый  и
добродушный, один  из тех,  у которых в жизни все идет как по маслу, которые
сами живут и другим жить не мешают,-- умел он ладить со всеми. ‚ особенности
лица духовного званиЯ  благоволили  к нему. ‘делавшись  доверенным  богатого
монастырЯ  ‘вЯтейшей Ђннунциаты и многих других богоугодных учреждений, сире
Џьеро округлЯл свое  имущество, приобретал новые участки, дома, виноградники
в окрестностЯх ‚инчи, не изменЯЯ прежнего скромного образа жизни, согласно с
житейской  мудростью  сире  Ђнтонио.  ’олько  на  украшениЯ  церквей  охотно
жертвовал и,  заботЯсь о чести  рода, положил  могильную  плиту  на семейную
гробницу ‚инчи во ”лорентийской Ѓадии.
     Љогда  умерла  перваЯ  жена его, Ђльбьера Ђмадори,  быстро  утешившись,
тридцативосьмилетний  вдовец   женилсЯ   на  совсем  молоденькой  прелестной
девушке, почти ребенке, ”ранческе  ди сире „жованни ‹анфредини.  „етей и  от
второй жены у него не было. ‚ это времЯ ‹еонардо жил с отцом во ”лоренции, в
нанимаемом у  некоего  Њикеле Ѓрандолини доме,  на площади ‘ан-”иренце, близ
Џалаццо  ‚еккьо. ‘ире  Џьеро намеревалсЯ незаконнорожденному первенцу своему
дать хорошее воспитание, не жалеЯ денег, чтобы, может быть, впоследствии, за
неимением   законных   детей,  сделать   наследником   --   тоже,   конечно,
флорентийским нотариусом, как и все старшие сыновьЯ в роде ‚инчи.
     ‚о ”лоренции жил тогда знаменитый естествоиспытатель,  математик, физик
и астроном Џаоло даль Џоццо ’осканелли. Ћн обратилсЯ к  •ристофору Љолумбу с
письмом, в  котором вычислениЯми доказывал,  что морской путь в  €ндию через
страны антиподов не так  далек, как  предполагают,  ободрЯл к  путешествию и
предрекал успех. Ѓез  помощи  и напутствиЯ  ’осканелли Љолумб не совершил бы
своего открытиЯ:  великий мореплаватель был только послушным орудием в руках
неподвижного  созерцателЯ,-- исполнил  то,  что было задумано и рассчитано в
уединенной  келье флорентийского ученого.  ‚  стороне  от  блестЯщего  двора
‹оренцо Њедичи, от изЯщных и бесплодных болтунов-неоплатоников, подражателей
древности,     ’осканелли    "жил,     как     свЯтой",     по     выражению
современников,--молчальник, бессребреник,  постник, никогда  не вкушавший от
мЯса, и совершенный девственник. ‹ицо иЊел безобразное, почти отталкивающее;
только  светлые,  чистые  и  младенчески простые  глаза его  были прекрасны.
Љогда, однажды,  ночью  в  1470  году  постучалсЯ в двери дома его у палаццо
Џитти  молодой незнакомец, почти мальчик,  ’осканелли  принЯл  его  сурово и
холодно, подозреваЯ  в госте  обычное  праздное любопытство.  Ќо, вступив  в
беседу с ‹еонардо,  он, так же как некогда прежде Ѓиаджо да ђавенна, поражен
был математическим мышлением  юноши.  ‘ире  Џаоло сделалсЯ  его учителем.  ‚
Ясные летние ночи подымались они на один из холмов близ ”лоренции, Џоджо аль
Џино,   покрытый  вереском,  пахучим  можжевельником  и  смолистыми  черными
соснами,  где  полуразвалившаЯсЯ  от ветхости  деревЯннаЯ  сторожка  служила
обсерваторией великому астроному. Ћн рассказывал ученику все, что знал сам о
законах  природы. ‚  этих  беседах  ‹еонардо почерпнул  веру  в  новое,  еще
неведомое людЯм, могущество знаниЯ.  Ћтец  не  стеснЯл его, только советовал
выбрать какоелибо доходное занЯтие. ‚идЯ, что он постоЯнно лепит €‹и рисует,
сире  Џьеро отнес некоторые  из этих работ старому  приЯтелю своему, золотых
дел мастеру,  живописц“  и скульптору  Ђндреа дель ‚ероккьо. ‚скоре ‹еонардо
поступил к нему в мастерскую на в›учку.
     ‚ероккьо, сын бедного кирпичника был старше ‹еонардо на семнадцать лет.
     Љогда  с  очками  на  носу  и с лупой в  руках сидел  он за прилавком в
полутемной мастерской -- боттеге своей, недалеко от Џонте ‚еккьо, в одном из
тех  старинн›х, покосившихсЯ домиков, с  гнилыми  подпорками,  стены которых
купаютсЯ в  мутно-зеленых  водах  Ђрно,-- сире Ђндреа  был  скорее похож  на
обыкновенного флорентинского лавочника, чем на великого художника. ‹ицо имел
неподвижное, плоское, белое, круглое и пухлое, с двойным подбородком; лишь в
тонких, плотно сжатых  губах  и  в  пронзительно  остром,  как  игла,  взоре
крошечных глаз виден был ум, холодный, точный и бесстрашно любопытный.
     “чителем   своим   Ђндреа   считал   древнего  мастера  Џаоло   “челло.
ђассказывали,  будто  бы,  занимаЯсь  отвлеченной  математикой,  которую  он
применЯл к  искусству,  и  головоломными  задачами перспективы, презренный и
покинутый всеми,  “челло  впал в  нищету  и едва не  сошел с ума;  целые дни
проводил  без пищи,  целые ночи без  сна; порой, лежа в постели с  открытыми
глазами  в темноте,  будил жену восклицанием:  --  Ћ, сколь сладостнаЯ  вещь
перспектива! “мер  осмеЯнный  и  непонЯтый.  ‚ероккьо,  так же  как  “челло,
полагал математику  общей основой искусства и науки, говорил, что геометриЯ,
будучи частью математики,--  "матери всех наук", есть  в  то же времЯ  "мать
рисунка -- отца всех искусств". ‘овершенное знание и совершенное наслаждение
красотою было длЯ  него одно и то  же. Љогда  встречал он редкое по уродству
или прелести лицо или другую часть тела человеческого, то не отворачивалсЯ с
брезгливостью, не  забывалсЯ в мечтательной  неге, подобно таким художникам,
как ‘андро Ѓоттичелли, а  изучал, делал  анатомические слепки из гипса, чего
никто  из мастеров  не делал  до  него.  ‘ бесконечным  терпением сравнивал,
мерил,  испытывал,  предчувствуЯ  в  законах  красоты  законы математической
необходимости.  …ще неутомимее, чем ‘андро,  искал новой прелести  --но не в
чуде,  не в  сказке, не  в соблазнительных сумерках,  где  Ћлимп сливаетсЯ с
ѓолгофою, как ‘андро, а в таком проникновении в  тайны природы, на какое  не
дерзал еще никто, ибо не чудо было длЯ ‚ероккьо истиной, а истина -- чудом.
     ‚ тот день, как сире Џьеро да  ‚инчи привел к нему в мастерскую  своего
восемнадцатилетнего  сына,  участь  обоих была  решена. Ђндреа  сделалсЯ  не
только учителем, но и учеником ученика своего, ‹еонардо.
     ‚  картине,  заказанной  ‚ероккьо  монахами  ‚алломброзы,  изображавшей
крещение  ‘пасителЯ,  ‹еонардо написал коленопреклоненного  ангела. ‚се, что
‚ероккьо смутно предчувствовал и  чего  искал ощупью, как слепой,-- ‹еонардо
увидел, нашел и  воплотил в этом образе. ‚последствии рассказывали, будто бы
учитель, приведенный в  отчаЯние тем, что мальчик превзошел его,-- отказалсЯ
от живописи. Ќа самом деле вражды между ними  не  было.  Ћни  дополнЯли друг
друга: ученик обладал тою легкостью,  которой природа  не  одарила ‚ероккьо,
учитель  --  тем  сосредоточенным  упорством,  которого  недоставало слишком
разнообразному и непостоЯнному ‹еонардо. Ќе  завидуЯ  и  не соперничаЯ,  они
часто сами не знали, кто у кого заимствует.
     ‚ это времЯ ‚ероккьо отливал из меди •риста с ”омою длЯ Ћрсанмикеле.
     Ќа  смену  райским  видениЯм фра  Ѓеато  и сказочному бреду Ѓоттичелли,
впервые, в образе ”омы, влагающего  пальцы в Язвы ѓоспода, Явилось людЯм еще
небывалое на земле дерзновение человека перед Ѓогом  --  испытующего  разума
перед чудом.
     Џервым произведением ‹еонардо был рисунок длЯ шелковой завесы,  тканной
золотом  во  ”ландрии,  подарка  флорентинских  граждан  королю  Џортугалии.
ђисунок  изображал  грехопадение  Ђдама  и  …вы. Љоленчатый  ствол одной  из
райских пальм изображен был с таким  совершенством, что, по словам очевидца,
"ум помрачалсЯ при мысли о том, как могло быть у человека столько терпениЯ".
†еноподобный лик  демона-змеЯ дышал соблазнительной прелестью, и,  казалось,
слышались слова его: "ЌeT, не умрете,  но  знает Ѓог, что в  день, в который
вкусите их, откроютсЯ глаза ваши,  и вы будете,  как боги,  знающие добро  и
зло".  жена протЯгивала руку к дереву познаниЯ, с тою улыбкою  дерзновенного
любопытства, с  которой в изваЯнии ‚ероккьо ”ома Ќеверный влагал персты свои
в Язвы ђаспЯтого.
     Ћднажды сире Џьеро,  по  поручению соседа  своего, поселЯнина из ‚инчи,
услугами которого  пользовалсЯ  длЯ рыбной  ловли и охоты, попросил ‹еонардо
изобразить  что-либо на круглом деревЯнном  щите, так называемой "протелле".
Џодобные щиты  с аллегорическими картинами  и  надписЯми  употреблЯлись  длЯ
украшениЯ  домов.  •удожник задумал изобразить чудовище, которое внушало  бы
зрителю ужас, подобно голове Њедузы. ‚  комнату, куда никто не входил, кроме
него, собрал Ящериц, змей,  сверчков, пауков, сороконожек,  ночных  бабочек,
скорпионов, летучих  мышей и множество других безобразных животных. ‚ыбираЯ,
соединЯЯ,  увеличиваЯ разные  части их тел, образовал он  сверхъестественное
чудовище, не существующее и действительное,-- постепенно вывел то, чего нет,
из того, что есть, с такою Ясностью, с какой …вклид или Џифагор выводЯт одну
истину из другой.
     ‚идно было,  как животное  выползает из  расщелины  утеса,  и казалось,
слышно,  как  шуршит по  земле  кольчатым черно-блестЯщим скользким  брюхом.
‡иЯющаЯ пасть выхаркивала смрадное  дыхание, очи -- пламЯ, ноздри -- дым. Ќо
всего изумительнее было  то,  что ужас чудовища пленЯл и притЯгивал, подобно
прелести.
     –елые дни и ночи проводил ‹еонардо  в запертой комнате, где невыносимое
зловоние издохших гадов так  заражало воздух,  что трудно  было дышать. Ќо в
другое времЯ  чрезмерно,  почти изнеженно-чувствительный  ко всЯкому дурному
запаху, теперь не замечал  он его. Ќаконец, объЯвил отцу, что картина готова
и  что  он может взЯть  ее. Љогда сире Џьеро пришел, ‹еонардо  попросил  его
подождать в  другой комнате,  вернулсЯ в  мастерскую,  поставил  картину  на
деревЯнный постав, окружил ее черной тканью, притворил ставни  так, что один
лишь луч падал прЯмо  на ротеллу, и позвал сире  Џьеро. ’от вошел, взглЯнул,
вскрикнул и  отступил в испуге:  ему показалось,  что он  видит перед  собой
живое чудовище. Џристальным  взором следЯ,  как  страх на лице его сменЯетсЯ
удивлением, художник молвил с улыбкой:
     --  Љартина достигает  цели:  действует именно так,  как Я  того хотел.
‚озьмите ее -- она готова.
     ‚ 1481  году  от монахов ‘ан-„онато-а-‘копето  получил  ‹еонардо  заказ
написать запрестольную икону ЏоклонениЯ ‚олхвов.
     ‚  наброске  длЯ  этой  иконы  обнаружил он  такое  знание  анатомии  и
выражениЯ  человеческих чувств в движениЯх тела, какого до него не было ни у
одного из мастеров.
     ‚  глубине картины виднеютсЯ  как бы образы древней  эллинской жизни --
веселые   игры,  единоборства  наездников,  голые  тела  прекрасных  юношей,
пустынные  развалины  храма с  полуразрушенными арками и  лестницами. ‚ тени
оливы  на  камне сидит Њатерь ЃожиЯ с младенцем €исусом  и улыбаетсЯ  робкою
детскою  улыбкою,  как  будто  удивлЯЯсь  тому,  что  царственные  пришельцы
неведомых  стран  приносЯт сокровища -- ладан,  мирру  и  золото,  все  дары
земного  величиЯ --  в  ЯслЯх  ђожденному. “сталые,  согбенные  под бременем
тысЯчелетней  мудрости,   склонЯют  они   свои   головы,  заслонЯЯ  ладонЯми
полуослепшие очи, смотрЯт на чудо,  которое  больше всех чудес,-- на Явление
Ѓога в  человеке, и падают  ниц  перед ’ем, Љто  скажет:  "истинно,  истинно
говорю вам, ежели не обратитесь и  не станете, как  дети, не  можете войти в
царствие Ѓожие".
     ‚ этих  первых двух созданиЯх  ‹еонардо как бы очертил весь круг своего
созерцаниЯ:  в  ѓрехопадении  --  змеиную  мудрость в  дерзновении разума; в
Џоклонении ‚олхвов -- голубиную простоту в смирении веры.
     Ћн, впрочем,  не кончил этой картины, как впоследствии  не кончал почти
ни  одной  из своих работ. ‚ погоне  за совершенством  недосЯгаемым создавал
себе  трудности, которых  кисть  не  могла  победить:  "утолению,  по  слову
Џетрарки, мешала чрезмерность желаниЯ".
     ‚тораЯ жена сире Џьеро,  мадонна ”ранческа, умерла в юности. Ћн женилсЯ
в третий раз на Њаргерите, дочери сире ”ранческо ди ѓульельмо, взЯв на нею в
приданое 365 флоринов. Њачеха  невзлюбила ‹еонардо, особенно  с тех пор, как
осчастливила мужа рождением двух сыновей, Ђнтонио и „жулиано.
     ‹еонардо был расточителен.  ‘ире Џьеро,  хотЯ и не щедро, помогал  ему.
Њона Њаргерита поедом  ела мужа за то, что он отнимает имущество у  законных
наследников и  "отдает подкидышу,  пащенку,  питомцу  ведьминой  козы",  как
называла ‹еонардо.
     ‘реди товарищей  в  боттеге  ‚ероккьо и в других мастерских было у него
также  много  врагов. Ћдин из  них,  ссылаЯсь на  необычайную  дружбу  между
учителем  и  учеником, составил  безымЯнный донос, где обвинЯл их в содомии.
Љлевета  приобретала подобие вероЯтиЯ, благодарЯ тому, что молодой ‹еонардо,
будучи прекраснейшим из  юношей ”лоренции, удалЯлсЯ от  женщин. "‚о всей его
наружности,-- говорил современник,-- было такое сиЯние красоты, что при виде
его всЯкаЯ печальнаЯ душа проЯснЯлась".
     ‚ том же году,  покинув  мастерскую ‚ероккьо, он поселилсЯ один.  ’огда
уже  ходили  слухи  и  об  "еретических  мнениЯх",  о  "безбожии"  ‹еонардо.
Џребывание во ”лоренции становилось длЯ него все более тЯгостным.
     ‘ире  Џьеро доставил сыну  выгодный заказ у ‹оренцо Њедичи. Ќо ‹еонардо
не сумел ему угодить.  Ћт своих приближенных ‹оренцо прежде  всего требовал,
хотЯ и высшего, утонченного, но все  же подобострастного поклонениЯ. ‘лишком
смелых и свободных людей недолюбливал.
     ’оска  бездействиЯ овладевала ‹еонардо. Ћн даже  вступил было  в тайные
переговоры  с  одним  вельможей  --  диодарием  ‘ирийским  через  посольство
египетского  султана  Љаит-биЯ,   которое   прибыло  во  ”лоренцию,--  чтобы
поступить на службу к диодарию главным строителем,  хотЯ знал, что длЯ этого
должен был отречьсЯ от •риста и перейти в мусульманскую веру.
     …му  было все равно куда, только бы прочь  из ”лоренции. Ћн чувствовал,
что погибнет, если останетсЯ в ней.
     ‘лучай  спас его. Ћн изобрел многострунную серебрЯную лютню,  наподобие
лошадиного   черепа.  ‹оренцо  ‚еликолепному,   большому  любителю   музыки,
понравилсЯ  необычайный  вид и  звук этой лютни.  Ћн предложил  изобретателю
поехать в Њилан, чтобы  поднести ее в дар герцогу ‹омбардии, ‹одовико ‘форца
Њоро.
     ‚  1482  году,  тридцати  лет  от  роду, ‹еонардо  покинул  ”лоренцию и
отправилсЯ  в  Њилан,  не  в  качестве  художника  или  ученого,   а  только
придворного музыканта. Џеред отъездом написал герцогу Њоро:
     "€зучив и обсудив. ‘иньор мой ‘лавнейший, работы нынешних изобретателей
военных машин, Я нашел,  что в  них нет ничего такого, чем бы они отличались
от находЯщихсЯ во всеобщем употреблении. Ђ посему решаюсь обратитьсЯ к ‚ашей
‘ветлости, дабы открыть ей тайны моего искусства".
     € перечислил  свои изобретениЯ: мосты чрезвычайно легкие и несгораемые;
новый способ разрушать, без помощи бомбард, всЯкую крепость или замок, ежели
только  основаниЯ  их  не  высечены  в  камне;  подземные  ходы  и  подкопы,
пролагаемые  бесшумно  и   быстро  под  рвами  и  реками;  крытые   повозки,
врезающиесЯ во вражий строй, так что никакие  силы не  могут им противитьсЯ;
бомбарды,  пушки,  мортиры,  пассаволанты  нового   "весьма  прекрасного   и
полезного  устройства"; осадные  тараны,  исполинские метательные снарЯды  и
другие  орудиЯ "действиЯ изумительного";  и  длЯ  каждого отдельного  случаЯ
изобретение   новых   машин;   также   длЯ  морских   сражений  всевозможное
оборонительное и наступательное оружие, корабли, стены  которых  выдерживают
каменные и чугунные Ядра; никому не известные взрывчатые составы.
     "‚ мирное времЯ,-- заключал  он,-- надеюсь удовлетворить ‚ашу ‘ветлость
в  зодчестве,  в  сооружении  частных и  общественных зданий,  в  устройстве
каналов и водопроводов.
     ’акже  в искусстве ваЯниЯ из мрамора,  меди,  глины, и в  живописи могу
исполнить какие угодно заказы не хуже всЯкого другого, кто бы ни был.
     €  еще  могу  принЯть  на  себЯ  работу  по  отливке  из  бронзы  ЉонЯ,
долженствующего  быть вечною славою блаженной памЯти  синьора ‚ашего  отца и
всего именитейшего дома ‘форца.
     Ђ    ежели   какие-либо   из   вышеозначенных   изобретений   покажутсЯ
невероЯтными, предлагаю сделать опыт  в парке  вашего  замка  или  во всЯком
другом  месте, которое  угодно будет назначить вашей светлости,  милостивому
вниманию коей поручает себЯ ‚ашего  ‚ысочества всепокорнейший слуга ‹еонардо
да ‚инчи".
     Љогда над зеленой равниной  ‹омбардии увидел  он первые снежные вершины
Ђльп, то почувствовал, что начинаетсЯ  новаЯ жизнь, и что  эта  чужаЯ  землЯ
будет длЯ него родной.
     ’ак,  подымаЯсь  на  Њонте-Ђльбано,  вспоминал  ‹еонардо полвека  своей
жизни.
     Ћн уже близок был к вершине Ѓелой  горы  -- к перевалу. ’еперь тропинка
шла  вверх  прЯмо,  без извилин, между сухим кустарником  и  тощими корЯвыми
дубами с  прошлогодними листьЯми. ѓоры,  мутно-лиловые  под дыханием  ветра,
казались дикими,  страшными и пустынными -- точно не на земле,  а на  другой
планете. ‚етер бил в лицо, колол его  льдистыми иглами,  слепил глаза. Џорой
камень, сорвавшийсЯ из-под ноги, катилсЯ с гулом в пропасть.
     Ћн поднималсЯ все выше и выше -- и страннаЯ, знакомаЯ с детства, отрада
была в этом усилии подъема: Љак будто побеждал он суровые, нахмуренные горы,
облитые  ветром,  и  с   каждым  шагом  взор   становилсЯ  длиннее,  острее,
необъЯтнее, потому что с каждым шагом даль открывалась все шире и шире.
     ‚есны уже не было: на  деревьЯх -- ни  почки; даже трава едва зеленела.
Џахло только пронзительно влажными мхами. Ђ еще выше, там, куда он