но, представлЯл собой сплошной пустырь,
заваленный всевозможными кучами.
     „лЯ всех эти кучи были грЯзным сором,  выбрасываемым раз в  неделю,  по
субботам,  из  всех этих нищенских лачуг,  но  длЯ  оборванных мальчишек они
представлЯли собою неисчерпаемые источники богатств и наслаждений.  Ћдин вид
их -  серый, пыльный, блестЯщий от кусочков битого стекла, сиЯвших на солнце
всеми переливами радуги,  -  уже радовал их сердца. ‚ этих кучах были зарыты
целые  клады:   костЯшки  длЯ  игры  в  пуговки,   бабки,   нитки.  ‘  каким
наслаждением, бывало, в субботу, когда выбрасывалсЯ свежий сор, накидывалась
на него ватага жадных ребЯтишек, и в числе их - ’ема с €оськой.
     ‚от  дрожащими  от  волнениЯ  руками  тЯнетсЯ  кусочек  серой  нитки  и
пробуетсЯ ее крепость. Ћна годитсЯ длЯ пусканиЯ змеЯ, - ничего, что коротка,
она будет свЯзана с другими такими же нитками;  ничего, что в ней запутались
какие-то  волосы и  что-то  прилипло,  что  она всЯ сбита в  один запутанный
комок,  -  тем больше наслаждениЯ будет, когда, собравши свою добычу, ватага
перелезет  через  кладбищенскую  стену  и,  усевшись  где-нибудь  на  старом
памЯтнике, станет приводить в порЯдок свое богатство.
     ’ема  сидит,   весь  поглощенный  своей  трудной  работой.   ѓлаза  его
машинально блуждают по старым покосившимсЯ памЯтникам, и он думает: какой он
глупый был, когда испугалсЯ головы …ремеЯ.
     ѓераська, главный атаман ватаги, рассказывает о ночных похождениЯх тех,
которых зарывают без отпеваниЯ.
     - Џрикинет тебе дорогу и ведет... ведет, ведет... ‚от будто, вот сейчас
домой...  ’ак и  дотЯнет до петухов...  Љак кочета закричат,  ну и будет,  -
глЯдишь,  а ты на том же месте стоишь. ‚ерно! Ќакажи менЯ бог! - креститсЯ в
подтверждение своих слов ѓераська.
     - —то ж? ќто ни капельки не страшно, - пренебрежительно замечает ’ема.
     - Ќе  страшно?  -  воспламенЯетсЯ ѓераська.  -  Ђ  попади-ка к  ним под
сочельник,  они тебе покажут,  как не  страшно!  ЏоглЯжу Я  на  тебЯ,  когда
Џульчиха...
     Џульчиха,  стараЯ,  восьмидесЯтилетнЯЯ, высокаЯ, толстаЯ одинокаЯ баба,
занимала  одну  из  лачуг  наемного двора.  Ћна  всегда  отличалась угрюмым,
сосредоточенным,  несообщительным нравом и всегда нагонЯла на детей какой-то
инстинктивный ужас своим низким,  грубым голосом,  когда гонЯла,  бывало, их
подальше от своих дверей.
     Ћднажды  дверь  обыкновенно аккуратной Џульчихи  оказалась затворенной,
несмотрЯ на то,  что все давно уже встали.  ѓераська сейчас же,  заметив эту
ненормальность,  заглЯнул осторожно в  окошечко лачуги и  с  ужасом отскочил
назад:  выпученные  глаза  Џульчихи  страшно  смотрели  на  него  со  своего
вздутого, посинелого лица.
     Џреодолев ужас,  ѓераська опЯть  заглЯнул и  разглЯдел тонкую  бечевку,
тЯнувшуюсЯ с потолка к ее шее.  Џульчиха, казалось, стоЯла на коленЯх, но не
касаЯсь пола, а как-то на воздухе. ЏоднЯли тревогу, выломали дверь, вытащили
старуху из  петли,  но уж все было кончено -  Џульчиха умерла.  …е отнесли к
"висельникам",  а лачуга так и оставалась пустой,  не привлекаЯ к себе новых
квартирантов.
     ќта неожиданнаЯ,  страшнаЯ смерть Џульчихи произвела на ватагу сильное,
потрЯсающее впечатление.
     - ’ы думаешь,  -  продолжал ѓераська, воодушевлЯЯсь, и мурашки забегали
по спинам ватаги,  -  ты думаешь,  она подохла?  держи карман!  ‚от пусть-ка
снимет кто ее хату?!  Ђ-га!  ‚от тогда и узнает, где эта самаЯ Џульчиха, как
она,  подлаЯ,  ночью притащитсЯ на четвереньках под окно и  станет смотреть,
что  там  делают.  ђожа страшнаЯ,  си-и-и-нЯЯ,  вздутаЯ,  зубами лЯскает,  а
глазищи так и ворочаютсЯ,  так и ворочаютсЯ... Ќакажи менЯ бог! Ћна и сейчас
каждую ночь шлЯетсЯ,  сволочь, и пока ей в брюхо не забьют осиновый кол, она
так и будет лазить. Ђ забьют, ну и шабаш!
     ђассказ производит потрЯсающее впечатление.  ’ема давно сорван со своих
скептических подмостов и  с  напрЯженным лицом  следит  за  каждым движением
ѓераськи.
     ЌапрЯженнее всех всегда слушает Љолька, у которого даже жилы надуваютсЯ
на  лбу,  а  рот  остаетсЯ открытым и  тогда,  когда все остальные уже давно
пришли в себЯ.
     - “-у! - ткнет ему, бывало, џшка пальцем в открытый рот.
     ЏодниметсЯ хохот.  Љолька вспыхнет и  наметит обидчику прЯмо в ухо.  Ќо
џшка увернетсЯ и со смехом отбежит в сторону.  Љолька пуститсЯ за ним,  џшка
от него. ‘мех и общее веселье.
     ‘олнце окончательно исчезает за  деревьЯми;  доносЯтсЯ крикливые голоса
матерей всех этих ѓерасек, Љолек, џшек; ватага шумно карабкаетсЯ по стене, с
размаху прыгает во двор и  расходитсЯ.  ’ема некоторое времЯ наблюдает,  как
родители  встречают запоздалых друзей  шлепками,  и  нехотЯ  возвращаетсЯ со
своим оруженосцем €оськой домой.  ‚се ему так нравитсЯ, все внутри так живет
у  него,  что  он  жалеет в  эту  минуту только о  том,  что не  может вечно
оставатьсЯ на наемном дворе, вечно играть со своими новыми друзьЯми.
     ‚ечером за чайным столом сидит всЯ семьЯ,  сидит ’ема,  и  образы двора
толпЯтсЯ перед ним.  Ћн как-то смутно вслушиваетсЯ в  разговор и  оживлЯетсЯ
лишь тогда,  когда до его слуха долетает жалоба пришедшего арендатора на то,
что номер Џульчихи по-прежнему не занЯт.
     - Ћн и не будет никогда занЯт, - авторитетно заЯвлЯет ’ема.
     Ќа  вопрос  "почему?"  ’ема  сообщает  причину.  ‡аметив,  что  рассказ
производит  впечатление,   ’ема  продолжает,   стараЯсь  подражать  во  всем
ѓераське:
     - Љак кто наймет,  она,  подлаЯ,  полезет к окну, морда си-инЯЯ, зубами
лЯскает, сама вздутаЯ, подлаЯ...
     ’ема все силы напрЯгает на последнем слове.
     - Ѓоже мой! что это?! - восклицает мать.
     ’ема немного озадачен, но доканчивает:
     - Ђ вот если ей в брюхо кол осиновый загнать,  она, сволочь, перестанет
ходить.
     Ќа другой день ’ему на наемный двор не пускают, и весь день посвЯщаетсЯ
чистке от нравственного сора, накопившегосЯ в душе ’емы.
     ’щательное   следствие   никакого,    впрочем,   особенного   сора   не
обнаруживает,  хотЯ  одна  не  совсем  красиваЯ историЯ  как-то  сама  собой
выплывает на свет божий.
     ‚  числе игр,  развлекавших ребЯтишек,  были и такие,  в которых сорные
кучи были ни при чем,  а именно:  "дзига" - вид волчка, свайка, мЯч и орехи.
ЏоследнЯЯ игра требовала уже денег,  так как орехов Ђбрумка даром не  давал.
Ѓыл,  конечно,  способ достать орехов в саду. Ќо орехи сада не годились: они
были слишком крупны,  шероховаты,  а  длЯ  игры требовались маленькие орехи,
круглые и легкие.  Ќичего,  что внутри их все давно сгнило,  зато они хорошо
катились в  Ямку.  ‚  случае крайности за три садовых ореха ’еме давали один
Ђбрумкин.  ќти садовые орехи тоже нелегко давались. ’ема должен был рвать их
с  риском попастьсЯ;  иногда ломались ветви под  его  ногами,  что  тоже мог
заметить зоркий глаз отца.  ’ема придумал выход более простой. Ћн пришел раз
к Ђбрумке и сказал:
     - Ђбрумка, скоро будет мое рождение, и мне подарЯт двадцать копеек. „ай
мне теперь орехов, а в рождение Я тебе отдам деньги.
     Ђбрумка  дал.   ’аким  образом,  набралось  на  двадцать  копеек.  ’ема
некоторое времЯ не ходил к Ђбрумке,  но нужда заставила, и, придЯ к нему, он
сказал:
     - Ђбрумка, дай мне еще орехов.
     Ќо  Ђбрумка напомнил ’еме,  что в  рождение ему подарЯт только двадцать
копеек.
     ’огда ’ема сказал Ђбрумке:
     - џ забыл, Ђбрумка, мне ’анЯ обещала еще десЯть копеек подарить.
     Ђбрумка подозрительно покосилсЯ на ’ему.  ’ема покраснел и почувствовал
к Ђбрумке что-то враждебное и злое.  Ћн уже хотел убежать от гадкого Ђбрумки
и отказатьсЯ от своего намерениЯ взЯть у него еще орехов, но так как Ђбрумка
пошел в лавку,  то и ’ема передумал и направилсЯ за ним.  Ђбрумка копалсЯ за
темным,  грЯзным  прилавком,  отыскиваЯ  между  загаженными  мухами  полками
грЯзную банку с  гнилыми орехами,  а ’ема ждал,  пугливо косЯсь на соседнюю,
тоже  темную,  комнату,  где  в  полумраке на  кровати обрисовывалась фигура
больной жены Ђбрумки.  Ћна уже давным-давно не  вставала и  лежала на  своей
кровати,  казалось,  засунутаЯ в пуховую перину,  -  вечно больнаЯ, бледнаЯ,
изможденнаЯ,  с горевшими черными глазами,  с всклокоченными волосами,  -  и
изредка тихо, мучительно стонала.
     Џолучив орехи,  ’ема опрометью бросилсЯ из лавки,  подальше от страшной
жены Ђбрумки,  у  которой ѓераська как-то  умудрилсЯ заметить хвостик и  сам
своими глазами видел,  как  она  однажды верхом на  метле,  ночью под шабаш,
вылетела в  трубу.  ’ак  как  ѓераська при этом снЯл шапку,  перекрестилсЯ и
сказал:  "Ќакажи менЯ бог!" - то сомнениЯ быть не могло в справедливости его
слов.
     Џолучив орехи и проиграв их, ’ема больше уже не решалсЯ идти к Ђбрумке.
Ћн чувствовал,  что надул его,  и это его мучило.  …му казалось, что и Ђбрум
это понЯл. ’ема чувствовал свою вину перед ним и без щемЯщего чувства не мог
смотреть на угнетенную фигуру вечно торчавшего у своих дверей Ђбрумки.
     €ногда вдруг,  среди веселой игры,  мелькнет перед ’емой образ Ђбрумки,
вспомнитсЯ близость днЯ рождениЯ, безвыходность положениЯ, и тоскливо замрет
сердце. ’олько одно утешение и было, что день рождениЯ еще не так близок. Ќо
беда пришла раньше, чем ждал ’ема. Ћднажды Ђбрумка, никогда не отходивший ни
на шаг от своей лавочки, вдруг, заметив ’ему во дворе, пошел к нему.
     ’ема при  его приближении вильнул было,  как будто играЯ,  в  кирпичный
сарай,  но Ђбрумка вошел и  в  сарай и  потребовал от ’емы денег,  мотивируЯ
нужду в деньгах неожиданной смертью жены.
     ’ема уже  с  утра слышал от  своих товарищей,  что жена Ђбрумки умерла;
слышал даже подробный рассказ,  как Ђбрумка сам задушил ее ночью, наложив ей
на голову подушку,  и,  усевшись; сидел на этой подушке до тех пор, пока его
жена не перестала хрипеть; затем он слез и лег спать, а утром пошел и сказал
всем, что его жена умерла.
     - ’ы сам видел? - спросил с широко открывшимисЯ глазами ’ема.
     - Ќакажи менЯ бог, видел! - проговорил ѓераська и в доказательство снЯл
шапку и перекрестилсЯ.
     ’еперь этот Ђбрумка,  как будто он  никогда не душил своей жены,  стоЯл
перед ’емой в темном сарае и требовал денег.
     ’еме стало страшно:  а вдруг и его злой Ђбрумка сейчас задушит и пойдет
скажет всем, что ’ема взЯл и сам умер.
     - “ менЯ нет денег, - ответил ’ема коснеющим Языком.
     - Ќу,  так Я лучше папеньке скажу,  - просительно проговорил Ђбрумка, -
очень нужно, нечем хоронить мою бедную •имку...
     € Ђбрум вытер скатившуюсЯ слезу.
     - Ќет,  не говори, Я сам скажу, - быстро проговорил ’ема, - Я сейчас же
принесу тебе.
     “  ’емы пропал всЯкий страх к  Ђбрумке.  €скреннее,  неподдельное горе,
звучавшее в  его словах,  повернуло к нему сердце ’емы.  Ћн решил немедленно
идти к матери и сознатьсЯ ей во всем.
     Ћн застал мать за чтением.
     ’ема горЯчо обнЯл мать.
     - Њама, дай мне тридцать копеек.
     - ‡ачем тебе?
     ’ема замЯлсЯ и сконфуженно проговорил:
     - Њне жалко Ђбрумки, ему нечем похоронить •имку, Я обещал ему.
     - ќто хорошо,  что тебе жаль его,  но  все-таки обещать ему ты  не имел
никакого права.  ђазве у тебЯ есть свои деньги? ’олько своими деньгами можно
располагать.
     ’ема напрЯженно, сконфуженно слушал, и когда Ђглаида ‚асильевна вынесла
ему деньги,  он  обнЯл ее  и  горЯчо ответил ей,  мучимый раскаЯнием за свою
ложь:
     - ЊилаЯ моЯ мама, Я никогда больше не буду.
     - Ќу, иди, иди, - ласково отвечала мать, целуЯ его.
     ’ема бежал к  Ђбрумке,  и  в  воображении рисовалось его  лицо,  полное
блаженства, когда он увидит принесенные ему ’емой деньги.
     ђаскрасневшись,  с блестЯщими глазами,  он влетел в лавочку и, чувствуЯ
себЯ  хорошо и  смело,  как  до  того  времени,  когда он  еще  не  сделалсЯ
должником, проговорил восторженно:
     - ‚от, Ђбрумка!
     Ђбрумка,  рывшийсЯ за прилавком, молча поднЯл голову и равнодушно-уныло
взЯл протЯнутые ему деньги.  Ќо,  взглЯнув на разочарованного ’ему,  Ђбрумка
инстинктивно понЯл, что ’еме нет дела до его горЯ, что ’ема поглощен собой и
требует награды за свой подвиг. „вижимый добрым чувством, Ђбрумка вынул одну
конфетку из банки,  подал ее мальчику и,  потрепав его по плечу,  проговорил
рассеЯнно:
     - •ороший панич.
     ’еме не по душе была фамильЯрность Ђбрумки, не по душе было равнодушие,
с  каким последний принЯл от него деньги,  и  восторженное чувство сменилось
разочарованием.  ’о, что-то близкое, что он за мгновение до этого чувствовал
к обездоленному,  тихому Ђбрумке, сменилось опЯть чем-то чужим, равнодушным,
брезгливым.  ’ема  уже  хотел оттолкнуть конфетку и  убежать,  хотел сказать
Ђбрумке, что он не смеет трепать его по плечу, потому что он - Ђбрумка, а он
’ема  -   генеральский  сын,   но  что-то  удержало  его.  Ћн  на  мгновение
почувствовал унизительное бессилие от своей неспособности обрезать так, как,
наверно,   обрезала  бы  ‡ина,   и,   скрываЯ  брезгливость,  разочарование,
раздражение и сознание бессилиЯ молча взЯл конфетку и,  не глЯдЯ на Ђбрумку,
уже собиралсЯ поскорее вильнуть из лавки, как вдруг дверь отворилась, и ’ема
увидел,  что происходило в другой комнате. ’ам толпа грЯзных евреек суетливо
доканчивала  печальный  обрЯд.   ’ема  увидел  что-то  белое,  спеленатое  и
догадалсЯ,  что это что-то было тело жены Ђбрумки.  ‚  комнате,  обыкновенно
темной,  было теперь светло от отворенных окон;  кровать,  на которой лежала
больнаЯ,  была пуста и прибрана. "€ никогда уж больше не будет лежать на ней
жена Ђбрумки",  -  подумал ’ема.  …е сейчас понесут на кладбище,  зароют,  и
останетсЯ она  там одна с  червЯми,  тогда как он,  ’ема,  сейчас выбежит из
лавочки,  и  счастливый,  полный  радости жизни  будет  играть,  смотреть на
веселое солнце,  дышать воздухом.  Ђ  она не  может дышать.  Ђх,  как хорошо
дышать!  € ’ема вздохнул всей грудью. Љак хорошо бегать, смеЯтьсЯ, жить!.. Ђ
она не может жить,  она никогда не откроет глаз и никогда,  никогда не лЯжет
больше на эту кровать.  Љак пусто,  тЯжело стало на душе ’емы.  Љакой мрак и
тоска охватили его от формулированного в  первый раз понЯтиЯ о  смерти.  „а,
это все пройдет.  Ќе  будет ни  Ђбрумки,  ни  всех,  ни его,  ’емы,  ни этой
лавочки,  -  все, все когда-нибудь исчезнет. € все равно когда-нибудь смерть
придет,  и никуда нельзЯ от нее уйти, никуда... ‚от жена Ђбрумки... Ђ если б
она спрЯталась под кровать?!  Ќет, нельзЯ, - смерть и там нашла бы ее. € его
найдет...  €  от  этой мысли у  ’емы захватило дыхание,  и  он  стремительно
выбежал из лавки на свежий воздух.
     ‘кучно стало ’еме.  ’очно все - все умерли вдруг, и никого, кроме него,
не  осталось,  и  все  так  пусто,  тоскливо кругом.  Љогда ’ема  прибежал к
игравшей в пуговки ватаге, озабоченно и взволнованно следившей за движениЯми
ѓераськи,  в третий раз победоносно собиравшегосЯ бить кон,  ’ема облегченно
вздохнул,  но по-прежнему безучастный, присел на пыльную землю, прижавшись к
стене избушки,  возле которой происходила игра.  Ћн рассеЯнно следил за тем,
как мелькали по воздуху отскакивавшие от стены медные пуговки, как, сверкнув
в  лучах  Яркого солнца,  они  падали на  пыльную,  мЯгкую землю,  мгновенно
покрываЯсь серым  слоем,  следил за  напрЯженными,  возбужденными лицами,  и
невольнаЯ параллель контрастов -  того, что было у Ђбрумки и что происходило
здесь,  -  смутно давило его.  ’ут радуютсЯ,  а  там смерть,  им нет дела до
Ђбрумки,  а  Ђбрумке -  до  них,  и  нельзЯ так  сделать,  чтобы  и  Ђбрумка
радовалсЯ.  …сли его позвать играть с  ними?  Ћн не пойдет.  ќто им,  детЯм,
весело,  а большие не любЯт играть.  Љак скучно большим жить - ничего они не
любЯт:  ни бабок, ни пуговиц, ни мЯча. € он будет большой, и он ничего этого
не будет любить -  скучно будет.  Ќет,  он будет любить!  Ћн условитсЯ вот с
џшкой,  ѓераськой,  Љолькой,  чтобы всегда любить играть,  и будет им всегда
весело... Ќет, не будет - он тоже разлюбит... Ќет, не разлюбит, ни за что не
разлюбит!  €,  вскочив,  точно  боЯсь,  что  может отвыкнуть,  он  энергично
закричал:
     - Њой кон!
     €  вдруг в  тот момент когда ’ема так живо почувствовал желание играть,
жить, - у него неприЯтно екнуло сердце при мысли, что он обманул мать.
     "Ќичего!  Љогда Я просил у мамы прощениЯ, Я думал, что прошу за то, что
обманул ее, Я когда-нибудь расскажу ей все".
     “спокоив себЯ, ’ема забыл и думать обо всем этом. € вдруг все открылось
как-то так, что он и оглЯнутьсЯ не успел, как сам же спутал себЯ.
     Љ  удивлению ’емы,  Ђглаида ‚асильевна отнеслась к  этой  истории очень
мЯгко и только взЯла с ’емы слово, что на будущее времЯ он будет говорить ей
всегда правду, - иначе ворота наемного двора длЯ него навсегда запрутсЯ.


     Џрошел год.  ’ема вырос,  окреп и развернулсЯ. ‚ жизни ватаги произошла
некотораЯ перемена. ЏриЯтно было бегать по двору, лазить на кладбище, но еще
приЯтнее было убегать в  ту  сторону,  где синело необъЯтное море.  ‚  таких
прогулках было столько заманчивого!..  ’ема забывал,  что  он  еще маленький
мальчик.  Ћн  стоЯл на  берегу морЯ;  нежный,  мЯгкий ветер гладил его лицо,
играл  волосами и  вселЯл  в  него  неопределенное желание чего-то,  еще  не
изведанного.  Ћн  следил  за  исчезавшим на  горизонте пароходом с  каким-то
особенно щемЯщим,  замирающим чувством,  полный зависти к  счастливым людЯм,
уносившимсЯ в  туманную даль.  ђыбаки,  пускавшиесЯ в  море  на  своих утлых
челноках,  были в  глазах ’емы и  всей ватаги какими-то полубогами.  ‘ каким
уважением он и  ватага смотрели на их загорелые лица;  с каким благоговейным
напрЯжением выбивались они  из  сил,  помогаЯ  такому  собиравшемусЯ в  путь
рыбаку стащить в море с гравелистого берега лодку!
     - „Яденька,  поЯс!  -  кричал какой-нибудь счастливчик, заметив забытый
рыбаком на берегу поЯс.
     Љакой   завистью  горели  глазенки  остальных,   какой  удовлетворенной
гордостью блистали  глаза  счастливца,  на  долю  которого досталось оказать
последнюю услугу отважному,  неразговорчивому рыбаку!  Ќапрасно глаза  жадно
ищут еще чего-нибудь, забытого на песке!
     - Њальчик!   Џоднеси-ка  корзинку!  ‚он,  вон  на  песке,  -  кричит  с
выступающего камнЯ другой рыболов, поймавший на удочку рыбу.
     ЌоваЯ   работа:   ребЯтишки   вперегонку  пускаютсЯ   за   корзинкой  и
какой-нибудь счастливец уже несетсЯ с ней.
     - Ћ-го!  ‡доровый!  -  разрешает он себе замечание,  принимаЯ в корзину
пойманную рыбу.
     ђыболов   снова   погружаетсЯ  в   безмолвное  созерцание  неподвижного
поплавка,  корзинка относитсЯ на место,  и мальчишки ищут новых занЯтий. Ћни
собирают по  берегу плоские камешки и  с  размаху пускают их по воде.  "ђаз,
два, три, четыре" - скользЯ, полетел камень по гладкой поверхности.
     - —ебурых!  -  презрительно говорит кто-нибудь,  когда камень, пущенный
неумелой рукой,  с  места  зарезываетсЯ в  воду,  вместо того  чтобы  лететь
касательно.
     Ђ то,  засучив по колена штаны, ватага лезет в воду и ловит под камнЯми
рачков, разных ракушек. Џоймает, полюбуетсЯ и съест. …ст и ’ема и испытывает
бесконечное наслаждение.
     Ћднажды ватага забрела на  бойню.  ’ема,  увлекшись,  не  заметил,  как
очутилсЯ в  самом дворе,  как  раз в  тот момент,  когда рассвирепевший бык,
оторвавшись от привЯзи,  бросилсЯ на присутствовавших,  а  в  том числе и на
’ему.  ’ему едва спасли. ЊЯсник, выручивший его, на прощанье надрал ему уши.
’ема был рад,  что его спасли, но обиделсЯ, что его выдрали за уши. Ћн стоЯл
сконфуженный,  избегаЯ любопытных взглЯдов ватаги,  и  обдумывал план мести.
Њежду тем мЯсники,  кончив свою работу,  нагрузили телеги и поехали в город.
’ема знал,  что  их  путь лежит мимо дома его отца,  и  потому отправилсЯ за
ними.  “видев у  калитки дома …ремеЯ,  ’ема обогнал обоз и  стал у калитки с
камнем в  руках.  Љогда выдравший его за ухо мЯсник поровнЯлсЯ с  ним,  ’ема
размахнулсЯ и пустил в него камнем, который и попал мЯснику в лицо.
     - „ержи,   держи!   -   закричали  мЯсники  и  бросились  за  маленьким
разбойником.
     ‚лететь в калитку,  задвинуть засов -  было делом одного мгновениЯ.  Ќа
улице раненый мЯсник благим матом вопил:
     - Ѓатюшки, убил! “бил, разбойник!
     ЊЯсники на все голоса кричали:
     - ѓрабеж, караул! Љараул, режут!
     "“бил!" - пронеслось в голове ’емы.
     Ќа крыльцо выскочили из дому испуганные сестры,  бонна, а за ней и сама
Ђглаида ‚асильевна, бледнаЯ, перепуганнаЯ непонЯтной тревогой.
     ”изиономиЯ ’емы,  его растерЯнный вид Ясно говорили,  что в нем кроетсЯ
причина всего этого шума.
     - —то? —то такое? —то ты сделал?
     - џ... Я убил мЯсника, - заревел благим матом ’ема, приседаЯ от ужаса к
земле.
     Ѓыло не  до  расспросов.  Ђглаида ‚асильевна бросилась в  кабинет мужа.
ЏоЯвление генерала дало делу более спокойный оборот.  ‚се объЯснилось,  рана
оказалась неопасной.  Ћбиженный получил на  водку,  и  через несколько минут
мЯсники снова отправились в путь. “ ’емы отлегло от сердца.
     - Ќегодный мальчик! - проговорила, входЯ с улицы, мать.
     ’ема  потупилсЯ и  почувствовал себЯ  действительно негодным мальчиком.
Ќиколай ‘еменович был не того мнениЯ.
     - ‡а что ж ты ругаешь его?  -  возмущенно обратилсЯ он к жене. - —то ж,
по-твоему, ему уши будут рвать, а он ручки за это должен целовать?
     Ђглаида ‚асильевна, в свою очередь, была озадачена.
     - Ќу,  так и  берите себе этого разбойника,  а мне он больше не сын,  -
проговорила она и быстро ушла в комнаты.
     ’ема не почувствовал никакой радости от поддержки отца и удовлетворенно
вздохнул только тогда, когда последний ушел. Ќа душе у него было неспокойно;
лучше было бы, если бы отец его выругал, а мать похвалила.
     Џоходив с час,  ’ема отправилсЯ к матери и,  как полагалось, когда мать
на него сердилась, проговорил:
     - Њама, Я больше не буду.
     - ‘кверный мальчик!  —то ты больше не будешь?  ’ы понимаешь,  в  чем ты
виноват?
     - ‚ том, что дралсЯ.
     - ‚  том,  что ты  такой же грубый,  как и  тот мЯсник,  в  которого ты
швырнул камнем. ’ы знаешь, что, если бы не он, бык разорвал бы тебЯ?
     - ‡наю.
     - …сли бы ты тонул и тебЯ за волосы вытащили бы из воды, ты тоже бросил
бы камнем в того, кто тебЯ вытащил?
     - Ќу да... Ђ зачем он менЯ за руку не взЯл?
     - Ђ зачем ты без позволениЯ к нему во двор пошел?  ‡ачем ставишь себЯ в
такое положение,  что тебЯ могут взЯть за  ухо?  ‡ачем ты  без позволениЯ на
бойне был?  ‡ачем ты злой?  ‡ачем ты волю рукам даешь,  негодный ты мальчик?
ЊЯсник грубый,  но добрый человек,  а  ты грубый и  злой...  €ди,  Я не хочу
такого сына!..
     ’ема  приходил и  снова  уходил,  пока  наконец само  собой  как-то  не
осветилось ему все:  и  его роль в  этом деле,  и его вина,  и несознаваемаЯ
грубость мЯсника, и ответственность ’емы за созданное положение дела.
     - ’ы,  всегда ты будешь виноват,  потому что им ничего не дано,  а тебе
дано; с тебЯ и спроситсЯ.
     ‡акончилось все уже вечером притчей о  талантах и рассуждением на тему:
кому много дано, с того много и спроситсЯ.
     ’ема  внимательно и  с  интересом слушал,  задавал вопросы,  в  которых
чувствовалось, что он сознательно переживает смысл сказанного.
     ѓорЯчаЯ Ђглаида ‚асильевна не могла удержатьсЯ,  чтобы в  такой удобный
момент не подбросить несколько лишних полен...
     - ’ы большой уже мальчик,  тебе десЯтый год.  Ћдин мальчик в  твои годы
уже царем был.
     ѓлаза ’емы широко раскрылись.
     - Ђ  Я  когда буду  царем?  -  спросил он,  уносЯсь мыслью в  сказочную
обстановку €вана-царевича.
     - ’ы царем не будешь,  но ты,  если захочешь,  ты можешь помогать царю.
‚от такой же мальчик, как ты...
     €  ’ема  узнал  о  Џетре  ‚еликом,   ‹омоносове,  Џушкине.  Ћн  услышал
коротенькие стихи, которые мать так звучно и красиво прочла ему:

                ‘ети рыбак расстилал по берегу студеного морЯ;
                Њальчик ему помогал. Њальчик, оставь рыбака!
                ‘ети иные тебЯ ожидают,
                Ѓудешь умы уловлЯть, будешь помощник царЯм.

     ’еме рисовалась знакомаЯ картина:  морской берег, загорелые рыбаки, он,
нередко помогавший им  расстилать на  берегу  длЯ  просушки мокрые сети,  и,
вздохнув от избытка чувств, он проговорил удовлетворенно:
     - Њама, Я тоже помогал расстилать сети рыбакам.
     ‡асыпаЯ в  этот вечер,  ’ема чувствовал себЯ как-то особенно возвышенно
настроенным. ‚ сладких, неЯсных образах носились перед ним и рыбаки, и сети,
и  неведомый мальчик,  отмеченный какой-то  особой печатью,  и  десЯтилетний
грозный  царь,   и   все  это,   согреваемое  сознанием  чего-то   близкого,
соприкосновенного, Ярко переливало в сонном мозгу ’емы.
     "Ђ  все-таки Я  хорошо сделал,  что хватил мЯсника:  теперь уж никто не
захочет  взЯть  менЯ  за  ухо!"  -  пронеслось вдруг  последней сознательной
мыслью, и ’ема безмЯтежно заснул.


        VI

        ЏЋ‘’“Џ‹…Ќ€… ‚ ѓ€ЊЌЂ‡€ћ

     …ще  год  прошел.  Џодоспела гимназиЯ.  ’ема  держал в  первый класс  и
выдержал. Ќакануне начала уроков ’ема в первый раз надел форму.
     ќто был счастливый день!
     ‚се смотрели и говорили,  что форма ему очень идет.  ’ема отпросилсЯ на
наемный двор. Ћн шел сиЯющий и счастливый.
     Ѓыло августовское воскресенье; Яркие лучи заливали сверху, глаза тонули
в мЯгкой синеве чистого неба. Ђкации, окаймлЯвшие кладбищенскую стену, точно
спали в сиЯнии веселого, ласкового днЯ.
     ‘емьЯ  Љейзера,  всЯ  налицо,  сидит  за  обедом  перед  дверЯми  своей
квартиры.  Ѓлагообразный старик,  точильщик Љейзера,  чопорно и  сухо мерЯет
’ему глазами.  ‘  тою же неприветливостью смотрит и  похожий на отца старший
сын.  ‡ато "Љейзеровна" всЯ исчезла в  доброй,  ласковой улыбке,  и ее белый
высокий чепчик усердно кивает ’еме. Њаленький Љейзер - младшаЯ ветвь, весь в
мать  -  тоже растаЯл и  переводит свои блаженные глаза с  чепчика матери на
’емин мундир.
     - ‡дравствуйте,  здравствуйте,  ’емочка! - говорит Љейзеровна. - Ќу вот
вы, слава богу, и гимназист... совсем как генерал...
     ’ема сомневаетсЯ, чтобы он был похож на генерала.
     - Џапеньке и  маменьке радость,  -  продолжает Љейзеровна.  -  Џапенька
здоров?
     - ‡доров, - отвечает ’ема, смотрЯ в пространство и роЯ сапогом землю.
     - € маменька здорова?  и братик?  и сестрички?  Ќу, слава богу, что все
здоровы.
     ’ема чувствует, что можно идти дальше, и тихо, чинно двигаетсЯ вперед.
     “ дверей своей лачуги сидит громадный џков и наслаждаетсЯ.  …го красное
лицо блестит,  маленькие черные глаза блестЯт, разутые большие ноги греютсЯ,
вытЯнутые на солнце. Ћн уже пропустил перед обедом...
     ‚ отворенное окно несетсЯ писк и шипение сковороды,  на которой жаритсЯ
одна из пойманных сегоднЯ камбал.  џков каждое воскресенье ходит удить рыбу.
есть дней он переносит пЯтипудовые мешки на своих плечах с телег на суда, а
в  седьмой -  до  обеда удит,  а  с  обеда до вечера кейфует и  наслаждаетсЯ
отдыхом.  ‘ ним живет старуха мать,  и больше никого. Ѓыла когда-то жена, но
давно сбежала, и давно уже ничего о ней не знает џков.
     - џков, Я уже поступил в гимназию, - говорит ’ема, останавливаЯсь перед
ним.
     - ‚ гимназию, - добродушно тЯнет џков и улыбаетсЯ.
     - ќто мой мундир.
     - Њундир? - повторЯет џков и опЯть улыбаетсЯ.
     Ќаступает молчание. џков смотрит на большой палец ноги, как-то особенно
загнувшийсЯ к соседу, и протЯгивает к нему руку.
     - Њного наловил? - спрашивает ’ема.
     - Ќаловил, - отвечает џков, отставив рукой большой палец ноги, который,
как только его выпустил џков, еще плотнее насел на соседний.
     - Ђ мне уж нельзЯ больше с тобой ходить,  -  говорит ’ема, вздыхаЯ, - Я
теперь гимназист.
     - ѓимназист, - повторЯет џков и опЯть улыбаетсЯ.
     ’ема идет дальше,  и везде,  где только сидЯт, он останавливаетсЯ, чтоб
показать себЯ.  ’олько заметив €вана €вановича,  он спешит пройти мимо. ’ема
не любит разговаривать с €ваном €вановичем,  когда он пьЯн. Ђ €ван €ванович,
отставной  унтер-офицер,  сослуживец  отца,  несомненно пьЯн.  Ћн  сидит  на
завалинке, качаетсЯ и поводит кругом мутными глазами.
     - ‘той! - кричит он, увидав ’ему, - на караул!
     - „урак, - отвечает, не останавливаЯсь, ’ема.
     - ‘той!! …дЯт тЯ мухи с комарами!
     - € €ван €ванович делает вид, что бросаетсЯ за ’емой.
     ’ема пускаетсЯ в рысь, а €ван €ванович весело визжит:
     - „ержи, держи!
     ’ема скандализован;  он заворачивает за угол, оправлЯетсЯ и опЯть чинно
идет дальше.
     ЏоЯвление  ’емы   перед  ватагой  произвело  надлежащий  эффект.   ’ема
наслаждаетсЯ впечатлением и  рассказывает,  с  чужих слов,  какие в гимназии
порЯдки.
     - …сли кто шалит,  а  придет учитель и  спросит,  кто шалил,  а  другой
скажет,  -  тот  Ябеда.  Љак  только  учитель уйдет,  его  сейчас  поведут в
переднюю, накроют шинелЯми и бьют.
     ‚атага,  поджав  свои  босые  грЯзные  ноги,  сидела  под  забором и  с
разинутыми ртами  слушала  ’ему.  Љогда  небольшой  запас  сведений  ’емы  о
гимназии был  исчерпан,  кто-то  предложил идти  купатьсЯ.  ЏоднЯлсЯ вопрос,
можно ли  теперь идти и  ’еме.  ’ема решил,  что если принЯть некоторые меры
предосторожности,  то  можно.  Ћн  приказал ватаге идти поодаль,  потому что
теперь уже неловко ему - гимназисту - идти рЯдом с ними. ’ема шел впереди, а
всЯ,  ватага,  сбившись в  тесную кучу,  робко шла сзади,  не  сводЯ глаз со
своего преобразившегосЯ сочлена.  ’ема  выбирал самые  людные улицы,  шел  и
беспрестанно оглЯдывалсЯ  назад.  €ногда  он  забывал  и  по  старой  памЯти
ровнЯлсЯ с ватагой,  но, вспомнив, опЯть уходил вперед. ’ак они все дошли до
берега морЯ.
     Ђх,  какое чудное было море! ‚се оно точно золотыми кружками отливало и
сверкало на солнце и  тихо,  едва слышно билось о  мЯгкий песчаный берег.  Ђ
там,  на  горизонте,  оно,  уже  совсем спокойное и  синее-синее,  уходило в
бесконечную даль. ’ам, казалось, было еще прохладнее.
     Ќо  и  тут хорошо,  когда скинешь горЯчий мундир и  останешьсЯ в  одной
рубахе. ’ема оглЯнулсЯ, где бы уложить новенький мундир?
     - Ђ вот дайте, Я подержу, - проговорил вдруг высокий, худой старик.
     ’ема с удовольствием принЯл предложение.
     - „а вы бы,  сударь,  немного подальше от этих... неловко вам, - шепнул
’еме на ухо старик, когда ’ема собралсЯ было раздеватьсЯ.
     "ќто верно!" - подумал ’ема и, обратившись к ватаге, сказал:
     - Ќам в гимназии нельзЯ...  нам запрещено вместе... ‚ы здесь купайтесь,
а Я пойду подальше...
     ‚атага переглЯнулась, а ’ема со стариком ушли.
     - Ќу, вот здесь уж можно, - проговорил старик, когда ватага скрылась из
глаз благодарЯ выступающему камню.  ’ема разделсЯ и  полез в  воду.  Џока он
купалсЯ,  старик сидел на берегу и не мог надивитьсЯ искусству ’емы.  Ђ ’ема
старалсЯ.
     - џ  могу вон до тех пор доплыть под водой,  -  кричал он и  с  размаху
бросалсЯ в  воду.  -  џ и на спине могу,  -  кричал опЯть ’ема.  -  џ могу и
смотреть в воде!
     € ’ема опускалсЯ в воду, открывал глаза и видел желтые круги.
     - Ђ Я могу... - начал снова ’ема, да так и замер: ни старика, ни платьЯ
не было больше на берегу.  ‚  первую минуту ’ема и  не догадалсЯ о печальной
истине:  ему  просто стало  жутко от  одиночества и  пустоты,  которые вдруг
охватили его с исчезновением старика,  и он бросилсЯ к берегу. Ћн думал, что
старик просто перешел на  другое место.  Ќо старика нигде не было.  ’огда он
понЯл,  что  старик  обокрал его.  ђастерЯнный,  он  пришел  к  ватаге,  уже
выкупавшейсЯ и одетой,  и сообщил ей свое горе. ђозыски были бесполезны. ‚се
пространство,  какое охватывал глаз,  было безлюдно. ‘тарик точно провалилсЯ
сквозь землю.
     - Њожет,  это нечистый был,  -  сделал кто-то предположение,  и  у всех
пробежали мурашки по телу.
     - Џойдем,  -  предложил џшка,  не  отличавшийсЯ храбростью,  и,  быстро
вскочив, напЯлил шапку на мокрые волосы.
     - Ђ Я как же? - жалобно проговорил ’ема.
     Ѓыла одна комбинациЯ: остатьсЯ ’еме на берегу и ждать, пока дадут знать
домой.  Ќо одному было страшно, а из ватаги никто не хотел оставатьсЯ с ним.
‚сех  напугал  нечистый,  всем  было  страшно,  все  спешили  уйти,  и  ’ема
волей-неволей потЯнулсЯ за всеми.
     - “-ла-ла-а! ѓолый мальчик!
     - ѓолый  мальчик!   ѓолый  мальчик!  -  €  толпа  городских  ребЯтишек,
припрыгиваЯ и улюлюкаЯ, бежала за ’емой.
     ѓолый мальчик не каждый день ходит по улицам,  и все спешили посмотреть
на голого мальчика.  ’ема шел и  горько плакал.  Џочти каждый прохожий желал
знать,  в  чем дело.  Ќо ’ема так плакал,  что говорить сам не мог;  за него
говорили его  друзьЯ.  ќто  было  очень трогательно.  ‚се  останавливались и
слушали, слушал и ’ема. Љогда рассказ доходил до мундира, ’ема не выдерживал
и начинал снова рыдать.
     - Ќо  почему же  вы  не возьмете извозчика?  -  спросил ’ему господин в
золотых очках.
     "€звозчика?!"  -  думал  ’ема.  ђазве  мало  убытков  папе  и  маме  от
пропавшего платьЯ! Ќет, он не возьмет извозчика.
     „ва господина остановили процессию и тоже пожелали узнать,  в чем дело.
‚ыслушав, один из них спросил ’ему:
     - Љак ваша фамилиЯ?
     - Ља-ка-рташев, - ответил, захлебываЯсь, ’ема.
     - ѓенерала  Љарташева?  -  переспросил удивленно господин и,  посмотрев
насмешливо на  своего спутника,  проговорил пренебрежительно:  -  ‚енгерский
герой!
     - Ђ-га!  -  протЯнул  небрежно  его  спутник.  €  оба  прошли,  чему-то
улыбаЯсь.
     ‘ердце ’емы болезненно сжалось от  этих туманных,  насмешливых намеков.
…му Ясно было одно:  над его отцом смеютсЯ!  € ему стало так больно,  что он
забыл,  что он голый,  и  весь потонул в  мучительной мысли.  ’еперь,  когда
спрашивали  его,  как  фамилиЯ,  ’ема  отвечал  уже  нерешительно  и  робко.
‘ъежившись,  он снова ждал какого-нибудь обидного намека и пытливо смотрел в
глаза спрашивавших.
     - ‚ы сын генерала?
     - „а, - отвечал почти шепотом ’ема.
     - Ѓедный мальчик! ‚озьмите извозчика.
     ‘лава богу, этот ничего не сказал.
     - ѓенерала Љарташева?! ЌиколаЯ ‘еменыча?!
     ’ема стоЯл ни  жив ни мертв.  ќто было на базарной площади,  и  говорил
высокий, здоровый, немного пьЯный старик.
     "Ђ вдруг он менЯ сейчас ударит?!" - подумал ’ема.
     - Ѓатюшки мои!  „а  ведь  это  мой  генерал!  џ  ведь с  ним,  когда он
эскадронным еще... џ и жив через него осталсЯ! ‹изка! ‹изка-а!
     Џодошла толстаЯ краснощекаЯ торговка.
     - ‚оз давай! - орал старик.
     - Љакой еще воз?
     - „авай воз! ѓенеральский сын! ’ого генерала, что жизнь мою... Џомнишь,
дура,  говорил  тебе  сколько раз...  Ћфицер  на  войне...  Ќу,  вот  из-под
лошади... ќ, дура!
     "„ура" вспомнила и с любопытством осматривала ’ему.
     - Ќу, так вот сын его... Ќу, давай, что ли, воз! ‘ам повезу... ‘ рук на
руки сдам. ‚от что!
     - Ђ кавуны? ‘ десЯток еще осталось.
     - Ќу их!  Љакие тут кавуны!  „авай воз! Ђх ты, грех какой! Ќу, беда! Ђх
он, окаЯнный!
     ’ак  причитаЯ,  размахиваЯ  руками,  то  наклонЯЯсь к  ’еме,  то  опЯть
выпрЯмлЯЯсь,  ораторствовал старик,  пока  дочь  его,  сидЯ на  краю телеги,
поворачивала лошадь в толпе.
     - ‚от  какое  дело  вышло!  -  продолжал  кричать  старик,  обращаЯсь к
окружающим,  -  первый генерал, можно сказать, и на вот!.. ’о ись, значит...
одно слово!  ЏрЯмо отец!..  ‘трог!..  Ђ чтоб обидеть - ни-ни! ’ут вот сейчас
смерть твоЯ, а тут отошел, отошел... и нет его: голыми руками бери! € любили
ж! Ќу, прЯмо вот скажи: ложись и помирай! ‘ейчас! …й-богу!
     - Љонечно,  ежели,  к примеру,  хороший господин... - поддержал старика
мастеровой.
     - ’о ись,  вот какой господин -  что тебе, солдату, полагаетсЯ, значит,
бери, а водку особо. ‚от какой господин!
     ќтот довод окончательно убедил толпу.
     - ’акому господину и послужить можно!
     - €звестно, можно!
     - ’о вже не то що Як, а то господын...
     Ђ старик уже сидел на возу и только молча одобрительно кивал головой на
сочувственные отзывы толпы.  ‘идел и ’ема, укутанный в свиту, с наслаждением
прислушиваЯсь к словам старика.
     - ’ы хорошо знаешь моего отца? - спрашивал ’ема.
     - Ђх ты,  мой милый,  милый!  -  говорил старик, - отца твоего Я во как
знаю.  џ  двадцать лет его изо днЯ в  день видал.  ќтакого человека нет и не
будет! Ћн за тебЯ и душу свою, и себЯ самого, и рубаху последнюю снимет! ‚от
он какой!
     ’ема уж так расстроилсЯ,  что не мог удержатьсЯ от слез; слезы радости,
слезы счастьЯ за отца текли по его щекам.  ‚атага не отставала от ’емы и всЯ
шла тут же возле телеги.
     - ‚ы тут что? - накинулсЯ было на них старик.
     - ќто мои мальчики,  они со мной, - вступилсЯ ’ема. - Ћни у нас живут в
доме.
     - ‚от как! „ружки, значит? ’ак что ж... айда в телегу и вы!
     ‚атага   не   заставила  себЯ   упрашивать  и,   живо   вскарабкавшись,
разместились,  кто как мог.  —ерез несколько минут ребЯтишки веселым шепотом
еще  раз  передавали случившеесЯ,  на  этот раз  передаваЯ все с  комическим
оттенком.  Љак ни был опечален ’ема,  но и  он не мог удержатьсЯ и  фыркнул,
когда џшка передавал,  как они утекали от  нечистого.  Ќередко на чью-нибудь
меткую остроту раздавалсЯ дружный, сдержанный смех остальной компании.
     - Џрысь,  прысь!  - говорил старик, за спиной которого шушукались дети,
как котЯта в мешке.
     €, откинувшись к ним, старик долго любовалсЯ своим грузом:
     - ‚ишь, как они!.. Љак мухи к меду... Ќе брезгуешь...
     €, повернувшись назад, старик убежденно докончил:
     - € господь не побрезгует тобой.


     ’олько через неделю была готова новаЯ форма.
     Љогда ’ема поЯвилсЯ в  первый раз в  классе,  занЯтиЯ были уже в полном
разгаре.
     ’ему проводили из дому с  большим почетом.  Џриехавший батюшка отслужил
молебен.  Њать  торжественно перекрестила его  с  надлежащими  наставлениЯми
новеньким образком,  который и  повесили ему  на  шею.  Ћн  перецеловалсЯ со
всеми,  как будто уезжал на  несколько лет.  ‘ережику он  обещал принести из
гимназии лошадку.  Њать,  стоЯ  на  крыльце,  в  последний раз  перекрестила
отъезжавших отца и  сына.  Ћтец сам вез ’ему,  чтобы сдать его с  рук в руки
гимназическому начальству.  Ќа  козлах сидел …ремей,  больше чем  когда-либо
торжественный.  ‘ам  ѓнедко вез  ’ему.  ‚  воротах стоЯл €оська и  сиротливо
улыбалсЯ своему товарищу. €з наемного двора высыпала всЯ ватага ребЯтишек, с
разинутыми ртами  провожавшаЯ глазами своего члена.  ’ут  были  все  налицо:
ѓераська,  џшка,  Љолька,  ’имошка,  Џетька,  ‚аська...  ‚  открытые  ворота
мелькнул наемный двор,  всевозможные кучи,  вросшие в  землю  избушки,  чуть
блеснула стена  старого кладбища.  ‚спомнилось прошлое,  мелькнуло сознание,
что все уж это назади,  как ножом отрезано... —то-то сжало горло ’емы, но он
покосилсЯ на отца и удержалсЯ. „орогой отец говорил ’еме о том, что его ждет
в гимназии,  о товариществе,  как в его времЯ преследовали Ябед -  накрывали
шинелЯми и били.
     ’ема  слушал знакомые рассказы и  чувствовал,  что  он  будет  надежным
хранителем  товарищеской  чести.  ‚  его  голове  рисовались  целые  картины
геройских подвигов.
     “  дверей класса ’ема поцеловалсЯ в  последний раз  с  отцом и  осталсЯ
один.
     ‘ердце его  немного дрогнуло при виде большого класса,  набитого массой
детских фигур.  Ћдни на него смотрели с любопытством,  другие насмешливо, но
все равнодушно и  безучастно;  их  было слишком много,  чтобы интересоватьсЯ
’емой.
     ‚ошел €ван  €ванович,  высокий черный надзиратель,  совсем молодой еще,
конфузливый, добрый, и крикнул:
     - ѓоспода, есть еще место?
     Ќа каждой скамейке сидело по четыре человека. ‘вободное место оказалось
на последней скамейке.
     - Ќу,  вот  и  садись,  -  проговорил  €ван  €ванович  и,  постоЯв  еще
мгновение, вышел из класса.
     ’ема пошел скрепЯ сердце на  последнюю скамейку.  €з  рассказов отца он
знал, что там сидЯт самые лентЯи, но делать было нечего.
     - ‘юда!  - строго скомандовал высокий, плотный, краснощекий мальчик лет
четырнадцати.
     ’ему  поразил  этот  верзила,  составлЯвший резкий  контраст  со  всеми
остальными ребЯтишками.
     - Џолезай!  -  скомандовал ‚ахнов и  довольно бесцеремонно толкнул ’ему
между собой и маленьким черным гимназистом, точно шапкой покрытым мохнатыми,
нечесаными волосами.
     €з-под  этих  волос на  ’ему  сверкнула пара косых черных глаз и  снова
куда-то скрылась.
     Ќесколько человек бесцеремонно подошли к соседним скамьЯм и смотрели на
конфузившегосЯ,  не  знавшего куда  девать свои  руки и  ноги ’ему.  €з  чих
особенно впилсЯ в ’ему белобрысый некрасивый гимназист Љорнев,  с заплывшими
небольшими  глазами,   как-то  в   упор,   пренебрежительно  и  недружелюбно
осматриваЯ его.  ‚ахнов,  облокотившись локтем  о  скамейку,  подперев  щеку
рукой, тоже осматривал ’ему сбоку с каким-то бессмысленным любопытством.
     - Љак твоЯ фамилиЯ? - спросил он наконец у ’емы.
     - Љарташев.
     - Љак? ђубль нашел? - переспросил ‚ахнов.
     - Ћчень   остроумно!   -   едко   проговорил  белобрысый  гимназист  и,
пренебрежительно отвернувшись, пошел на свое место.
     - ќто - сволочь! - шепнул ‚ахнов на ухо ’еме.
     - џбеда? - спросил тоже на ухо ’ема.
     ‚ахнов кивнул головой.
     - …го били под шинелЯми? - спросил опЯть ’ема.
     - Ќет еще, тебЯ дожидались, - как-то загадочно проговорил ‚ахнов.
     ’ема посмотрел на ‚ахнова.
     ‚ахнов молча, сосредоточенно поднЯл вверх палец.
     ‚ошел  учитель  географии,  желтый,  расстроенный.  Ћн  как-то  устало,
небрежно сел и раздраженно начал перекличку.  Ћн то и дело харкал и