анно
эмоционально и, к тому же, на полном серьезе:
      - „а ну их к ч-черту! Ќикогда не подумала бы, что хищником быть
так скучно... ‚се переживаниЯ как будто отлиты раз и навсегда,
стандартизованы и лишены оттенков. ЏьЯнка, течка, случка, спЯчка... Ђ!
“ нас интереснее.
      - ‚се равно надо было попробовать. ѓлЯдишь, - чему-нибудь
новенькому и научилась бы... ‡-знаешь, как он ее за шиворот?
      € показал.
      - “-у, - отреагировала она и начала прогибать спину, потому что
Я начал водить губами по ее поЯснице, вдоль позвоночника, касаЯсь даже
не кожи ее, а почти невидимого пушка на коже, потому что знал: этого
она сколько-нибудь долго терпеть не сможет, - а почему это мы сейчас
ничего не делаем?
      - Ђ чего бы это нам хотелось де-елать?
      € тут ее лицо приобрело характерное, никогда более не
встречающеесЯ выражение, характерное длЯ тЯжелого течениЯ Њорального
Џароксизма. €нтересно, что в подобных случаЯх она, кажетсЯ, сама верит
тому, что говорит. Ќа протЯжении, может быть, целых десЯти минут -
верит. „ругое дело, что проЯвлениЯ этой веры, - согласен, - бывают
достаточно-своеобразными.
      - “ж по крайней мере - только не эту вещь...
      - “гу.
      - Ќет, честное слово!
      - „а Я же не спорю...
      - ’ы себе, между прочим, не представлЯешь, как это ужасно!
      - ‘амо собой.
      - Ѓоль почему-то больше даже не там и не внутри, а отдает в
голову... Љак будто кто-то выклевывает мозги.
      - Ќаверное, это и впрЯмь ужасно.
      - …ще как. ‚ общем - чтобы не смел больше!
      - Њожешь быть уверена.
      Љонечно, не будем. € "эту вещь" не будем, и про обезьЯну с
красным, голым задом - тоже не будем. “ нее тем временем едва заметно
участилось дыхание и чуть расширились ноздри, что длЯ понимающего
человека (а Я, если отбросить ложную скромность, - ведущий специалист
по мухологии) ЯвлЯетсЯ достаточно показательным признаком. € он не
подвел. Њы расположились в простой, безыскусной, совершенно
первобытной позе, которую оба, тем не менее, любим. џ, в том числе,
еще и за то, что руки свободны и их можно совершенно спокойно положить
ей на талию. Љроме того - из окон этого номера открываетсЯ совершенно
потрЯсающий вид. Ћна порЯдочно завелась уже загодЯ, в ходе своей
моральной проповеди, и по ходу дела завод этот, понЯтно, только
нарастал: через некоторое времЯ она начала делать тонкие намеки, на
разный манер прогибаЯ спину, но Я этих намеков не воспринимал.
Џринципиально. ‚ конце концов, - обещаниЯ-то зачем было выбивать? €
это длилось до тех пор, пока Я не был исторгнут со всей решительностью
и определенностью и не был с той же определенностью наставлен на Џуть
Ќеистинный. Ќаши прогулки по этой тропе можно пересчитать по пальцам,
и до сих пор не понимаю, зачем ей это надо: если же исходить из
экспериментальных данных, то, по-моему, только длЯ того, чтобы жалобно
кричать в начале, мучительно стонать - в разгаре, и бурно рыдать - по
окончании. Ђ потом еще час или около того со мной не разговаривать и
люто менЯ ненавидеть. Џравда, еще через пЯтнадцать-двадцать минут она
отдаетсЯ мне с совершенно-особенной страстностью. Љак-то раз она мне
все-таки намекнула этак вскользь, что один из ее близких анноунов, -
так называемаЯ "крыса", приблизительно тринадцатилетнЯЯ девчонка,
находЯщаЯсЯ, натурально, на содержании сорокалетнего светского льва,
бездельника и отпрыска семейства богатейших магнатов. Џо ее словам, -
мужчина этот, при всем своем безделии, очень умен, крайне испорчен и
может быть страшно опасным, а "крыса", как это и положено, жуткаЯ
стерва; это, собственно говорЯ, одна из основных причин моды на "крыс"
вообще. Ћна не вдавалась в особые подробности, но по некоторым намекам
тут можно предположить наличие какой-то свЯзи. ’ак вот, на этот раз Я,
чуть в ходе процесса опомнившись, заметил, что нас в буквальном смысле
занесло: сами мы все в той же позиции находились на поросшем сочной
травкой бугре, а бугор этот непонЯтным образом, на манер миража,
находилсЯ ЌЂ„ совсем-совсем другой почвой, поросшей тонкими
оливково-зелеными травами, с приблизительно полуметровым просветом.
‚ерхнЯЯ часть бугра, вместе с нами, выглЯдела вполне реальной, но, чем
ниже, чем ближе к непостижимому интервалу, тем более призрачной
становилась материЯ этого подвешенного островка. ’о, что располагалось
вокруг, можно, в общем, назвать редкой рощей крЯжистых, узловатых
деревьев с серовато-зелеными мелкими листьЯми. ‡а деревьЯми, в
некотором удалении, виднелсЯ песчаный берег, а за ним - голубело море.
Ђ метрах в тридцати от нас, слева и чуть сзади, стоЯли, разинув рты, и
глазели на наши упражнениЯ какие-то человеки. Ћсобей восемь. •удые,
жилистые, косматые, с кожей, скорее загорелой, нежели по-настоЯщему
смуглой. Њужчины, числом шесть человек, были одеты в серые от пыли и
неотбеленности набедренные повЯзки. †енщины щеголЯли в юбках все того
же естественного цвета, демонстрируЯ отвисшие груди. “ одной из них на
руках был младенец. Љстати, - они, вообще говорЯ, косматыми не были и
носили по две довольно сальных с виду косицы. ‘лава богу, что хоть
напарница моЯ не заметила поначалу всех этих обстоЯтельств, довела
дело до желаемого ей завершениЯ и замерла, закрыв глаза и подавшись
назад. Ќе знаю, какие подробности нашего взаимодействиЯ смогли
воспринЯть в этом ракурсе наши зрители, но только Њушка открыла глаза,
увидела их, и Я понЯл, что это зрелище к разрЯду бесплатных, похоже,
не относилось: поднЯвшись, она двинулась к ним, и землЯ плавилась под
ее шагами, и воздух клубилсЯ волнами раскаленного марева при каждом ее
движении. …е? Ћна осталась потрЯсающе красивой, и суть ее внешности,
пожалуй, тоже сохранилась, но заЯвить, что ќ’Ћ - моЯ Њушка, сейчас мог
бы только слепой. ќта женщина осталась стройной и изЯщной, но это было
изЯщество сосредоточенной, разЯщей мощи. Џри тонкой талии, - очень
соразмерные, но больно уж широкие плечи, прекрасной формы, но
массивные, широкие бедра, округлые, мЯгкой формы мышцы, налитые
ужасающей силой, изЯщные, длинные пальцы, при первом же взглЯде на
которые очевидной выглЯдела их способность как цыпленку - свернуть
голову любому атлету. Ћна выглЯдела, как тЯжелаЯ бронзоваЯ статуЯ,
котораЯ ожила, обрела необходимую гибкость, но при этом осталась
непостижимым образом по-прежнему металлической. “ нее была довольно
смуглаЯ, бронзоваЯ кожа, но без фиолетового негритЯнского или чуть
пепельного индусского оттенков, и Я вспомнил один из присущих ей
эпитетов: ’емнаЯ. Ќе могу сказать, была ли она в этот момент огромной,
не могу сказать, потому что не знаю, потому что вопрос о размерах
странным образом не имел никакого смысла. Ѓыла Ћна, вокруг которой
гнулось, потрескиваЯ, как оконное стекло - под напором нечисти,
пространство, - и все остальное Њироздание, как сомнительнаЯ студийнаЯ
декорациЯ, вокруг, бледным фоном. џ упоминал уже о сути внешности, но
тут еще и глаза остались по-прежнему желтыми, огромными, горЯщими
лютой Яростью, но при этом мрачными, такими, которые могут
принадлежать только натуре отнюдь не порывистой, а глубокой и
беспощадной. Ћчень темные, коричневато-красные губы приоткрылись, и
раздалсЯ злобный визг, уподобить который в этом мире попросту нечему:
очевидно, так визжал меч Њладшего ‘ына Њуи, отлетаЯ от несокрушимой
кладки небесного свода, когда этот самый Њладший ‘ын в неизбывной
злобе своей пыталсЯ его разрушить. ‹юдишки, к которым она двигалась,
повалились наземь, как подкошенные, и Я далеко не уверен, что они были
так уж живы и попадали просто так, но Я знал, чувствовал, что это
далеко еще не все, и Ярость ее выплеснетсЯ на все окружающее, стираЯ
его в порошок. „а что там ­ в порошок? ‚ Ќичто, в €значальную Џустоту,
в бессвЯзно бормочущий, слабоумный хаос, в котором блуждают одни
только тени, сошедшие с ума от ужаса. Њиг, - и все, что находитсЯ
перед ее глазами, с грохотом рухнет в Ќичто, потому что в злобе своей
она, по-моему, обЯзательно позабыла бы про весь тот мир, что находилсЯ
позади нее, и он, по крайней мере - временно, осталсЯ бы невредим...
ќкаЯ, понЯтное дело, глупость, но именно в такой последовательности
проносились в моей голове суматошные мысли: поначалу оч-чень отчетливо
представилась картина ‚селенной, - или чего-то сопоставимого с ней по
масштабам, - когда она вот досюда - есть, а вот отсюда - нету. ‘овсем.
€ только потом возникла мысль, что ее необходимо любым способом
остановить. Ђ следом: ЉЋЊ“ это - необходимо? …‰ - так хочетсЯ, и Я
никогда не видел ничего прекраснее ’емной в ее миросокрушающей Ярости,
а есть ли какое-нибудь дело мне до всех остальных, и до ќ’€• ‚Ћ’ - в
особенности? ђазве же Я пастух длЯ братьев моих? „лЯ тупоумных,
убогих, грЯзных... ЃђЂ’њ…‚ моих!? €, кажетсЯ, одна только эта мысль
сама по себе, без всЯкого участиЯ мускулов вздернула менЯ на ноги. ‚от
только после всего этого мне в голову пришло благоразумнейшее: Ђ џ -
‘ЊЋѓ“? џ вообще-то - смогу что-нибудь сделать? ’огда Я посмотрел на
себЯ и несколько подуспокоилсЯ, потому как оказалсЯ вполне-вполне даже
подходЯщей ей парой. ‚от представьте себе, если, достигнув зрелости,
человек не начнет дрЯхлеть, стареть и болеть, не расплыветсЯ, не
высохнет и не станет дрЯблым, а потихоньку продолжит развиватьсЯ в том
же направлении, в котором развивалсЯ без помех лет с двадцати - и до
наступлениЯ зрелости? € если это будет продолжатьсЯ неизвестно -
какой, но огромный промежуток времени? ‚от именно, и длЯ этих твердых,
как корни дуба, огромных, жилистых мышц, прикрепленных к толстенным
костЯм, вес собственного тела и впрЯмь не должен был иметь особенного
значениЯ. џ был как минимум вдвое массивнее ее такой, какой она была
сейчас, и много превосходил ее той, другой ‘илой, соответственно
/ѓрафилон высокой степени безусловности. Џрим.ред./ единой со всем
остальным, что было в моем распорЯжении. џ прЯнул к ней, в единый миг
оказавшись рЯдом, как будто само это стремление перенесло менЯ. ќто
напоминало удар молнии, но успел Я едва-едва, потому что все вокруг
уже плыло и чудовищно перекашивалось, искривлЯлось, как в ‹живом
‡еркале, готовЯсь сразу же, целиком лопнуть и рассыпатьсЯ, как
рассыпаютсЯ клепки на бочке, когда полопаютсЯ обручи. џ схватил ее на
руки, и остановил исходЯщий от нее поток Џолного ђазрушениЯ, и в море
встали вихри, и ветви на деревьЯх вздыбились, а вершина единственной
на этом острове горы с оглушительным грохотом поросла густой щетиной
мрачно-сиреневых молний. ’ак разрЯжались остаточные напрЯжениЯ,
которые Я не успел и не смог разгладить, а Я уже волок ее через
никогда не виданные темные, сводчатые коридоры, а она своими острыми,
металлически-блестЯщими ногтЯми драла мое лицо, почти до глазниц
поросшее курчавой русой бородой, и выла, как миллион обезумевших
злобных кошек. ‚доль цепочки разноцветных огней, висЯщих в темной
пустоте, Я уносил ’емную, за содомскими развлечениЯми которой
осмелились подсмотреть, а она в ответ на это решила сокрушить все, что
ее окружало. —тобы всЯ подвернувшаЯсЯ ей под горЯчую руку вселеннаЯ
схлопнулась, как пузырь на воде, угодивший между камнЯми, без следа,
но красиво и эффектно, чтобы выросший –веток ‡ла был бы уж по крайней
мере махровым, как гвоздика, изысканно причудливым, как тропическаЯ
орхидеЯ...€ душистым, как смесь тех самых ее духов - с тухлым свиным
дерьмом! Љогда мой порыв прочь с того несчастного места иссЯк, вокруг
царили сумерки, а тусклый свет, разгонЯвший тьму проникал под своды
этого места сквозь широкие окна, имевшие форму трапеции с
закругленными углами. ‚сЯ обстановка этого помещениЯ была угловатой,
твердой, и окрашенной в темные, почти черные тона. € очень скудной.
’ут до убожества не было ничего лишнего или хоть сколько-нибудь
радующего взглЯд. ‡а окнами медленно, плавно, бесконечно проплывал
туман, и внизу расстилалось туманное море, из которого торчали
неимоверной высоты деревьЯ с пучками грубых черных листьев на воздетых
кверху, уродливых ветвЯх, а наше летучее обиталище проплывало метрах в
пЯтидесЯти-семидесЯти над самыми высокими вершинами. ѓромадный черный
скат со сводом посередине, обреченный вечно кружитьсЯ над этим
бесконечным лесом, затопленным сумеречными, вечно клубЯщимисЯ парами.
џ узнал это место: безусловно, - один из вариантов ‡емли Џьера, и,
судЯ по избранному им миру, был этот Џьер человеком чудаковатым и
мрачным. ЋглЯнувшись на свою спутницу, Я увидал только смутную,
неподвижную пепельную тень с неразличимыми чертами, и дело не только в
том, что в этом летучем узилище не хватало света: на нее Ќ…‚Ћ‡ЊЋ†ЌЋ
было посмотреть пристально, так же, как Ќ…‚Ћ‡ЊЋ†ЌЋ было заговорить.
‘ераЯ, безмолвнаЯ, неподвижнаЯ тень в углу, на топчане из жесткой
черной древесины, ничем не покрытой. ‚се, что осталось от недавнего
сокрушительного Ћблика, Явленного древним обитателЯм чего-то, на мой
взглЯд похожего на ‘редиземноморье. ЋбглоданнаЯ душа в обглоданном до
чистых костей мире, и увидав это, Я решил не выЯснЯть собственного
своего нынешнего облика, потому что почувствовал, - это еще не
конечнаЯ станциЯ, это только полустанок длЯ моего порыва.
      ‘ледующим местом было подножие гладкой, черной стены, бесконечно
устремленной вверх, у того места, где она плавно изгибалась, образуЯ
подобие исполинской бухты. € под ногами - гладкаЯ чернаЯ плита, чистаЯ
настолько, что нигде не было видно ни единой песчинки, словно бы ее
протерли мокрой трЯпкой, как протирают доску в классе. ‚ черном небе
по эту сторону стены горело не более десЯтка звезд, подобных меркнущим
углЯм, и два небольших кольца мрачно-сиреневого цвета, с пугающей
чернотой посередине. Ќеподалеку, непроглЯдной и безмолвной тенью
неподвижно сидит она, ровно вытЯнув ноги вперед. ‚оздух - никакой, без
вкуса, без запаха и без малейшего движениЯ. •олодно, но как-то
отдельно от менЯ, так, что Я не мерзну. Њетрах в двух от нее
единственным диссонансом со всей здешней обстановкой торчат обрывки
двух нетолстых цепей, непонЯтно как соединенных со здешней твердью,
словно вырастающих из нее. ’ут Я, пожалуй впервые за все это времЯ
попробовал завести разговор:
      - € как тебе здесь?
      Ћна не ответила, продолжаЯ сидеть неподвижно и безучастно,
тогда, неожиданно длЯ себЯ самого пожав плечами, Я двинулсЯ дальше,
чувствуЯ незнакомое ожесточение, сродни всесокрушающему стремлению
носорога.
      ’ьма. Ќичего под ногами, но при этом - страннаЯ возможность идти
в любую сторону и в любом направлении, если только можно говорить в
этом месте с его считанными, жалкими квантами света - о направлении.
ѓде-то, в такой дали, что уже не имеет смысла говорить о расстоЯнии,
сгустками еще более непроглЯдной черноты угадывались неподвижные
черные шары, дорога, по которой можно было бы идти миллиарды лет,
Џоследний Џредел, холодный уголь ’ворениЯ, за которым не было бы места
даже нам, воплощение отчаЯниЯ, куда более глубокого, чем любаЯ смерть.
Ќе знаю, сколько прошло бесконечных, неразличимых часов, дней и веков,
потому что в этом месте само времЯ было умирающим, уставшим нести
перемены и охваченным предсмертной тоской, но потом возникло слабое
движение и Я услыхал безжизненный голос:
      - „овольно. ‚се уже. Џочти все. ’олько не нужно менЯ торопить.

      ‘лабый, совершенно не мешающий, только чтобы почувствовать
людское присутствие вокруг, гул приглушенных голосов, остекленнаЯ
веранда, выдающаЯсЯ на вечернюю улицу, стекла завешены черными
газовыми шторами, затканными серебрЯными цветами, и скатерть на столе
- чернаЯ с серебром. Њежду домом и улицей - редкий рЯд высоких
деревьев, покрытых высокими, как будто бы светЯщимисЯ в сумерках
соцветиЯми, немного похожими на свечи каштанов, а под лиловым небом
неторопливо прогуливаютсЯ нечастые пары. ’ихо и тепло, похоже на
позднюю весну, только не знаю - где, и это не столь уж важно, потому
что это знает сидЯщаЯ напротив менЯ. Ќа столе горит, распространЯЯ
чуть заметный аромат тончайшего масла, маленькаЯ лампа из
полупрозрачного фарфора, расписанного райскими птицами, и своим мЯгким
светом освещает ее. —ерное платье с блестками, бросающими
темно-лиловые блики, черные, как ночь, волосы распущены во все
стороны, покрываЯ ее плащом, отливают синим отблеском вороненой стали,
в волосах - когда-то, давным-давно, страшно даже подумать - когда,
подареннаЯ ей мною диадема из черных опалов. ѓлаза прикрыты и
затенены, их не видно в густой тени, и она как будто боитсЯ поднЯть их
на менЯ. ќто она зрЯ, потому что Я не пугал ее, не сержусь, не знаю -
на что сердитьсЯ и не могу сердитьсЯ на нее. “ нее замедленные, как
будто бы через силу, движениЯ, и сердце мое рветсЯ на части, когда Я
вижу ее - такой. Ђ ведь это не стыд и не раскаЯние, потому что эти
побуждениЯ вовсе не присущи ей по самой ее природе, это нечто другое.
Љогда Я читал мифы „ревней ѓреции, частенько ловил себЯ на мысли, что
не завидую их великолепным богам; всех хороших и вообще сколько-нибудь
нормальных людей умилЯют, радуют, забавлЯют детишки, вплоть до самых
крохотных грудничков, но когда эти детские черты, продлеваЯсь дольше
положенного срока, получают иное название, у тех же самых людей не
остаетсЯ никаких прежних чувств, кроме, в лучшем случае, жалости. Ѓоги
ќллады, не оставшись на уровне слабоумного детства, очень сильно
напоминают вспыльчивых, жестоких, достаточно-легкомысленных и
капризных подростков, не могущих и не желающих противостоЯть самым
мимолетным своим желаниЯм, и положениЯ тут не менЯет ни могущество, ни
огромные знаниЯ, ни опыт, потому что все это, вместе взЯтое, не делает
их зрелыми. Ћни как будто замерли в своем развитии, и эти черты
подростковости, отрочества у по-звериному красивых, бородатых,
многоплодных, ‘еменем Ћбильных чудовищ вызывают нечто вроде легкой
брезгливости, напоминающей отношение нормального человека к местному
дурачку. Ќе вполне, согласен, но, однако же, есть что-то общее.
Ћчевидно, даже и за ‚себлагость нужно платить, только тут парадокс
состоит в том, что платЯщий - не понимает этого. ‘ нами этого не
произошло, но тот, кто не оплачивает один счет, платит потом по
другому. ЋглЯдываЯсь назад, Я не могу поверить, что с того днЯ, когда
Я начал писать дневник, прошло, если мерЯть днЯми нашей жизни, меньше
Ћ„ЌЋѓЋ ѓЋ„Ђ!!! џ - осторожненько, с оглЯдочкой, не враз, а она - сразу
и безоглЯдно, когда скрытые изменениЯ накопились, переливаЯсь через
Љрай, но мы оба стали взрослыми, и как бы не раньше времени, и на
такой манер, о котором никто раньше и не слыхивал, если и было что-то,
не оставившее о себе внЯтных свидетельств потомкам. Њы утратили
легкомыслие (легко-мыслие, легкость мысли, легкость отношениЯ и
легкость ожиданий, утрата всего этого - серьезнаЯ утрата!), и никогда
больше не сможем быть по-прежнему счастливыми. Џо-другому, - надеюсь,
- будем, а вот по-прежнему - нет. “ нас впереди - бесконечнаЯ жизнь,
пусть бесконечность эта и другого сорта, нежели та, о которой тысЯчи
лет мечтали наивные люди, даже не представлЯвшие, Ћ —…Њ мечтают, и
впереди, не сомневаюсь в этом, ждут нас другие кризисы, о которых мы
сейчас не можем иметь представлениЯ, но первый нами достигнут. џ
услыхал слабый звук, и, опомнившись от лихорадочных своих раздумий,
поднЯл глаза на нее. “ нее стучали зубы, ее буквально трЯсло в эти
минуты, когда все уже, казалось, осталось далеко позади. Ќе глЯдЯ, Я
протЯнул руку, поднЯл тЯжелый резной графин с ‡еленым Ћгнем и
выплеснул немалую его долю в два высоких бокала из хрусталЯ с
радужными прожилками. Ћна выпила адское зелье и задохнулась, но
снадобье все-таки помогло, потому что сумело выжать у нее слезы.
‚ыплакавшись, она пригорюнилась, Я почти никогда не видал ее такой, но
это все-таки не было прежней, пугающей закостенелостью. Џечаль
пройдет, и все вернетсЯ на круги своЯ, пусть это будут и несколько
другие круги. џ протЯнул ей руку и скоро почувствовал в своей руке ее
чуть дрожащую ладонь.
      ЃесконечнаЯ жизнь потребует бесконечных деЯний, идущих прЯмо от
сердца и обладающих всей силой Ќепосредственной ‘трасти. ‚сего того,
что так мало присуще мне, и составлЯет истинную ее сущность. ЊоЯ
’емнаЯ ѓоспожа. ’олько недоумки и злобные фанатики, подобные тем,
которые даже в христианстве нашли-таки место собственному изуверству,
могли принЯть за зло твою беспощадность, котораЯ столь же истинна в
этом мире, как и твоЯ любовь. ЊоЯ Љали.

       (Њы не знаем и, очевидно, никогда не узнаем, что произошло с
автором "„невника" после вышеописанных событий, хотЯ, безусловно,
можем с известной долей вероЯтности предполагать это, но после
вышеприведенных текстов характер записей претерпел кардинальные
изменениЯ: это всего около пЯтнадцати страниц все более отрывочных
записей, все более насыщенных графилонами с чрезвычайно-высокой
безусловностью. ‘реди них в том числе присутствуют образцы,
модифицирующие реальность более элементарную, нежели человеческаЯ
психика, и таким образом уже не могущие считатьсЯ символами: такого
рода сущности, будучи приведены, например, в специальных руководствах,
даютсЯ исключительно в виде инструкций по воспроизведению, но ни в
коем случае не в образцах. Ѓез графилонов же эта часть документа, и
без того малопонЯтнаЯ вне конкретного авторского опыта, должна
считатьсЯ совершенно бессвЯзной, и по этой причине не приводитсЯ в
данном издании. ‘ледует отметить, что данный документ так или иначе
приходитсЯ считать первым в длинной череде свидетельств, проливающих
свет на истинные причины событий, послуживших причиной возникновениЯ,
в разных случаЯх, мифологических, религиозных, гностических и
философских систем. ’ут автор "„невника" оказываетсЯ совершенно прав в
своих предположениЯх, что впоследствии и было подтверждено в ходе
специальных исследований, направленных на изучение роли "поперечных"
взаимодействий в течении исторического процесса. Ћписание же известных
событий, непосредственно свЯзанных с так называемым "€сходом", не
относЯтсЯ к числу задач, которые ставила перед собой ђедакциЯ в ходе
подготовки данной публикации).


        €нтерлюдиЯ

      - ‘прашивай, Я же вижу, из одних твоих слишком долгих поклонов
вижу, что ты хочешь спросить что-то, но не осмеливаешьсЯ. ’ак дай себе
волю, потому что неудовлетворенные желаниЯ ведут к болезнЯм печени.
      - …сли бы Я только мог осмелитьсЯ...
      - ѓовори поскорее, потому что непонЯтное тебе очевидно будет
непонЯтно другим.
      - ‡ачем будущему повелителю нужно мастерство живописца?
      - Ђ вот это уж  и впрЯмь не твоего ума дело... Ќет-нет, это
никакой не секрет, просто ты не сумеешь понЯть. Њудрость рождаетсЯ не
только из книг, но и от умениЯ видеть. •удожники из настоЯщих - умеют.
€ пусть не все видЯщие - мудры, но нет мудреца, который не умел бы
видеть.
      - Ќо все мы видим, господин мой!
      - џ же говорил тебе, что ты не поймешь...
      - •орошо! Ќо тогда почему именно его, почему именно Ѓезумного
•удожника? Џочему не кого-нибудь из почтенных братьев, искусных в
живописи?
      - Џотому что так будет лучше длЯ нашего дела. ’ам, где ты видишь
одно, он видит десЯть смыслов и восемь картин. Ќе только гору, но и
духа горы, и характер этого духа. Ѓезумный •удожник знает канон, но
без малейших сомнений оставлЯет его, если это хоть как-то мешает ему
рисовать. ’ак что позови-ка его сюда...
      Џрирода жестоко посмеЯлась над творцом прекрасного, наградив его
этакой внешностью. Ћн был горбат, и оттого даже и на сидЯщего
настоЯтелЯ смотрел несколько снизу. ‹ицо его, более узкое, чем у
большинства местных уроженцев, было желтым и морщинистым, но при этом
отчего-то было видно, что он совсем не стар, не более трех кругов лет.
Ћт согбенности тела его длинные руки с плоскими пальцами свободно
доставали до земли.
      - ‡наешь ли ты, зачем тебЯ позвали сюда?
      - ‡наю, - ответил художник, нелепо боднув головой, что
обозначало у него поклон, - и ничего не понЯл. џ никогда не учил малых
детей и вовсе не хочу себе такого несчастьЯ. „ело мое - видеть, и
делать видимым длЯ других.
      ЌастоЯтель  свел кустистые брови, чего местный люд в гневе
обыкновенно не делал.
      - Ќизко длЯ тебЯ? “чить будущего ‚ладыку - низко? ‡най же, что
мы все почитаем за честь сделать длЯ него хоть что-нибудь.
      - ‚от Я и не достоин такой чести.
      - •орошо же! ’ак не будет тебе места ни в округе обители Ѓаданг,
ни в округе других обителей.
      - ’ы грозишь мне, калеке? ’ак Я не боюсь. ‚ольно мне уйти туда,
куда не дотЯнетсЯ рука ваших обителей. џ бываю сыт немногим, и
единственное, что мне нужно в жизни, - это работа, во времЯ которой Я
могу забыть все остальное. ќто Я найду где угодно и как угодно далеко.
      Џока он говорил это, Ћдонг со свойственной всем незаурЯдным
людЯм гибкостью решил сменить ход разговора, и не настаивать, если уж
нужный человек так неразумно заупрЯмилсЯ.
      - ’ы дерзок, - проговорил он как бы в раздумии, - и, что бы ты
там не воображал себе, Я мог бы крепко наказать тебЯ... Ќо Я сам
виноват, Я сам согрешил недомыслием, начав угрожать, потому что наше
делание требует только доброй воли. € пониманиЯ, насколько оно важно.
Ђ потому бессмысленно угрожать, заставлЯть и вынуждать. €ди и не жди
беды или каких-нибудь притеснений. Џросто Я ошибсЯ, обратившись к тебе.
      •удожник снова поклонилсЯ на свой нелепый манер, и молча вышел,
- весь переломанный, искривленный, похожий на поломанное ветром, но
все-таки выжившее дерево с непомерно-длинными кривыми сучьЯми. Ћдонг
проводил его мимолетным взглЯдом своих прозрачных, ничего не
выражающих глаз. Ћн отменно умел отступать: в его исполнении этот
маневр никогда не был бегством, а всегда - только лишь маневром,
предпринЯтым с целью быстрейшей победы. Ћн знал эту братию, и присущее
ей детское упрЯмство. ‚се, что здесь требовалось, - это представить
дело таким образом, чтобы художник воображал, будто сам хочет того,
что нужно длЯ дела. Ћ чем говорил настоЯтель со стариком, бывшим его
доверенным лицом, мы не знаем. €звестно только, что на следующее утро,
лишь только рассвело, в условленное место, куда специально прибыл
настоЯтель, привели человека, с головы до ног закутанного в темную
ткань одежд.
      - ‘брось покрывало!
      Ќесколько минут после этого он, ни слова не обронив, внимательно
вглЯдывалсЯ в стоЯвшую перед ним женщину. Ћна тоже не была местной
уроженкой, эта бездетнаЯ вдова, занесеннаЯ в здешние места кармой,
истинным ‚етром ЌевероЯтного. ЏриЯтное, спокойное, немного грустное
лицо. —уть раскосые, крупные глаза, совсем черные и с каким-то усталым
блеском. џркие обветренные губы. ‡а складками широкой одежды легко
угадывалось гибкое, крепкое тело. Ќапоследок скользнув взглЯдом по ее
жестким, красным от нелегкой работы рукам, Ћдонг вздохнул, нахмурил
брови и начал тоном торжественным и, самую малость, строгим:
      - †енщина...
      „альнейшим своим разговором он осталсЯ полностью доволен.
ђазумный человек, и вообще то, что нужно. Ђ что не молоденькаЯ, около
двух с половиной кругов, так оно и к лучшему: порода крепкаЯ, выглЯдит
она чуть ли ни вдвое моложе своих сверстниц из числа местных уроженок,
а дури - заметно поменьше, чем у молодых. …динственное, что заботило
его теперь, так это то, чтобы калека не убрел куда-нибудь после их
вчерашнего разговора. Ќо обошлось, и через пару недель Ѓезумный
•удожник оказалсЯ надежно привЯзанным к этим местам, а спустЯ еще
короткое времЯ легко согласилсЯ на вежливые уговоры доверенного лица
Ћдонга. ‡ато теперь, взЯвшись за дело, он отнессЯ к нему с
обыкновенной своей истовостью и полным старанием. € весьма необычными
бывали порой эти уроки. ‚ полной еще темноте художник прокралсЯ в
комнату, где на тонкой подстилке, брошенной прЯмо на глинЯный пол,
спал будущий ‚ладыка.
      - ќй!
      Њальчишка, предупрежденный с вечера, поднЯлсЯ тут же, будто бы и
не спал еще мгновение тому назад.
      - Џошли со мной...
      •удожник знал дорогу, а, кроме того, дополнительной парой глаз
во тьме безлунной ночи ему служил посох, на который он при ходьбе
опирал свое искривленное тело. ‚ небе над головой алмазной россыпью
сверкали холодные, Яркие, крупные звезды высокогорьЯ, вовсе незнакомые
с трепетом долин, но и они почти совсем не рассеивали темноты. ’акой
вот ночи, - безлунной и Ясной, - он дожидалсЯ давно. ‚ полном молчании
и не зажигаЯ факелов они прошагали немало, пока, наконец, художник не
приказал остановитьсЯ. Њальчик почувствовал прЯмо перед собой и под
ногами, в нескольких шагах от себЯ безмерное пространство, залитую
прозрачной тьмой пустоту.
      - ‘мотри прЯмо перед собой, - сказал художник, - и можешь сесть.
      Њальчик привычно опустилсЯ на собственные пЯтки. ‚переди не было
бы видно вообще ничего, не будь в открывшемсЯ там многозвездьи вырезан
угрюмый, черный треугольник.
      - ‘перва заметь себе, сколь таинственны свойства тьмы, -
странным, изменившимсЯ голосом проговорил его провожатый, - не будь у
нас над головой этих огоньков, мы были бы сейчас подобны слепым, а
именно способность видеть делает нас поистине живыми, без нее мир
есть, но его как бы и нету... ‘мотри! Ќет его и сейчас, хотЯ никто не
выкалывал нам глаз. Ћн замолчал снова, и теперь молчал довольно долго,
до тех пор, пока, осветив гигантскую гору далеко впереди, не зажег на
ее вершине Ярко-алого пламени первый в этот день солнечный луч, и
скоро вершина эта пылала, словно факел, водруженный в море мрака,
затопившего дольний мир. ќтот огонь, все более пламенеющий в страшной
высоте, странным образом пока еще не разгонЯл окружающую тьму, и пик
пылал огненной пирамидой и казалсЯ подвешенным в небе. ’олько потом
начали, одна за другой, вспыхивать вершины пониже, а оттого мир
нарождающийсЯ был миром алых, розовых, оранжевых и огненно-золотистых
оттенков бесшумного огнЯ.
      - ‘мотри и помни, навеки запоминай, маленький человек: так с
каждым новым днем, с каждым новым восходом солнца мир рождаетсЯ
заново. Ђ поэтому - разве мы рисуем? ђазве рисую Я? ђисует восход,
рисует весь день до самого заката, но не мы. Џосмотри, как солнце
рождает их тьмы первый тон, простой, чистый, и Яркий, без всЯких
оттенков, и только потом из него каждодневным чудом возникают,
разделЯЯсь, новые цвета... ђазве же можно поверить поначалу, что из
этого пламени, плоть от плоти его, родитсЯ цвет синий или же зеленый?
Ќевозможно, - сказал бы любой непредубежденный, но ты еще увидишь, как
благородно-просто утро решает и эту немыслимую задачу, и через миг,
понЯв это, воскликнешь: иначе и быть не могло! € будешь прав. џ знаю,
слышал, что менЯ называли безумцем, а Я - просто училсЯ у восхода и
раннего утра, которые каждый раз рождают из ничего весь этот мир.
      Љак он и обещал, ученик его успел заметить, как из недавних
непроглЯдных теней рождалось лиловое и голубое. € нескоро еще они
выбрались домой, где мальчик, не спавший большую часть этой ночи,
все-таки не сразу сумел заснуть. ђавнодушный, как будто бы ничего
вокруг себЯ не видЯщий Ћдноглазый, - знал, что в сумраке лишенной окон
комнаты ребенок еще долго шевелил губами, беззвучно шепча что-то, и
странно водил в воздухе пальцами перед бессонными глазами. Џоэтому,
при следующей своей встрече с Ѓезумным •удожником он сразу же, едва
успев поздороватьсЯ, спросил:
      - “читель, ты говорил мне, что солнце, утро, и весь день целиком
рисуют... Ќо скажи еще, можно ли сказать так, что рисует также и тень?
’ьма?
      “слыхав такие речи от маленького своего ученика, горбатый
художник вдруг застыл, пристально вглЯдываЯсь в его лицо:
      - ЌаплывающаЯ ’ьма, хотел сказать ты? ќто - истина. Љто поведал
тебе ее?
      - Ќикто.
      - •орошо.
      ‚ этот день он не стал вести никакого урока, и, как-то странно
махнув рукой, ушел, и прошло несколько дней, прежде чем, собравшись
около полуднЯ, они отправились вместе с учеником к месту своего нового
урока.
     Њаленькие, крепкие лошадки, родившиесЯ в этих горах, ступали
среди камней и выбоин мерно и уверенно. Џутники почти не разговаривали
между со бой и поспели к месту назначениЯ вовремЯ, когда свет днЯ едва
заметно ослабел и начал обретать рыжеватые тона. ќто место, - группа
изъеденных, ветхих скал могла считатьсЯ редкостью в здешних горах с их
победительной остротой и могучей выразительностью линий.
      - “слыхав твои слова, Я тут же вспомнил это место. Љонечно, Я
его видел. Љонечно, обращал на него внимание. Ќо почему не выразил в
слове, и почему не передал никому? ‘мотри!
      € то, что было ветхим, неровным камнем, начало Њ…Ќџ’њ‘џ по мере
того, как тени от неровностей заливали впадины и оттенЯли горЯщие
тревожным рыжим огнем выступы. ‘кала вдруг превратилась в подобие
головы, защищенной шлемом, строго посмотрела на него, потом суровое
лицо, изборожденное морщинами и шрамами исподволь обрело обиженное
выражение, исказилось гримасой злобного безумиЯ, а потом ученик как-то
разом перестал понимать: а где вообще он видел тут голову и лицо? ‚едь
ничего похожего на плоскогорье не было, зато темнел тЯжелой грудой
чудовищный одногорбый верблюд, прилегший отдохнуть под темнеющим
небом. ’е же волшебные изменениЯ захватывали и другие скалы, из
которых особенно запомнилась мальчику та, что походила на головы двух
гигантских змей сцепившихсЯ челюстЯми.
      - „а, рисует, рисует и тень, рисует ЌаплывающаЯ ’ьма. Ќаверное,
Я не случайно забыл про это, а по той причине, что старею, потому что
боюсь смерти и потому что уж очень не люблю темноту. Ђ так, конечно
же, рисует наступающаЯ ночь и подступающаЯ осень. ђисую и Я.
      Џоначалу, обучаЯ мальчика держать в руках кисть, мелок или
уголь, он был безмерно снисходителен, но потом, в какой-то день и час
смутно заподозрив, с —…Њ €Њ…ЌЌЋ столкнулсЯ, после чего стал весьма
требовательным. …му была виновата любаЯ вина, а вполне угодить было
делом почти невозможным:
      - ’ы следуешь своим выдумкам, а между тем - небрежен.
Ќебрежность же хуже неспособности, хуже всего, потому что ввергает
человека в порок и ничтожество. —то это за линии?
      Ђ в другой раз, вздохнув с необыкновенным терпением:
      - ’о, что ты делаешь сейчас, быстрее и лучше сделает любаЯ
лужица. „аже самаЯ мутнаЯ...
      Џорой Ѓезумный •удожник заставлЯл ученика выполнЯть весьма
странные заданиЯ:
      - Ќарисуй божество-покровителЯ какого-нибудь места.
      - Љакое божество?
      - ’о, которому пристало жить именно в этом месте.
      Њальчик хотел поЯснений, но его наставник жестом дал понЯть, что
все разговоры закончены. ’ак родилсЯ "„ух ‡акатной ‘тены", но и тут
учитель, цепким взором ощупав буйное многоцветие красок этой
превосходной картины, которую и до сих пор могут видеть гости обители
Ѓаданг, не выразил одобрениЯ:
      - ‘амый простой путь. Љогда желаешь изобразить сильную страсть,
нет ничего легче, чем изобразить на белом лицо, искаженное гримасой.
„аже и при надлежащем равновесии спонтанности и тщательности ты ищешь
легких путей. Ќе все духи имеют лик.
      Ћднажды он приказал нарисовать Ћдонга на тридцать лет моложе и
Ћдноглазого так, чтобы он смотрел с картины двумЯ глазами. Ђ однажды
художник предложил мальчику нарисовать душу решившегосЯ на
самоубийство, и вернулсЯ к нему спустЯ заметное времЯ. Њальчик
закончил работу, и теперь увлеченно прыгал по плитам двора, стараЯсь
двумЯ ногами угодить на камешки, избираемые по какой-то непостижимой
системе. Ќикакой особенной глубины, чистые, наивные детские глаза,
какими им надлежит быть в семь лет, художник хотел выговорить ему, но
сперва бросил беглый взглЯд на доску. Ќепостижимым образом оттененный,
выделенный блик, льдисто-голубой, холодный, как ветер в ноЯбре на
промозглых перевалах, он сам собой, почти помимо воли художника через
зрение его проник в его душу, вонзилсЯ, как клинок, оставлЯЯ за собой
безнадежную пустоту и нестерпимое смЯтение. “ •удожника едва хватило
сил прикрыть руками свои застывшие глаза. € руки его неудержимо
дрожали, пока он собиралсЯ с силами, чтобы преодолеть осознание
нестерпимой длЯ человека истины. Ћн хотел, как лучше, но погонЯ за
совершенством ­ опасное дело. Ћпаснейшее, потому что невозможно знать
заранее, что именно ты рискуешь однажды догнать.

        Ђпрель 1998 г.