, мной  уже упомЯнутых, неразвитые функции обладают
дополнительной особенностью,  заключающейсЯ  в  том, что, когда сознательнаЯ
установка интровертна, они экстравертны, и наоборот. ‘ледует поэтому ожидать
обнаружениЯ   экстравертных  чувств  у   интровертного  интеллектуала,  что,
возможно, как раз и было  выражено таким типом, однажды сказавшим: "„о обеда
Я кантианец,  но  после обеда Я ницшеанец". ‚ своей привычной установке,  на
которую  указано, он интеллектуал, но при стимулирующем воздействии хорошего
обеда волны дионисийства прорывают его сознательную установку.
     Љак раз здесь мы встречаемсЯ с огромной трудностью в диагностике типов.
Ќаблюдатель видит  проЯвлениЯ  обеих составлЯющих:  сознательной установки и
автономных Явлений  бессознательного. €  он  оказываетсЯ в затруднении:  что
следует приписывать  сознательному,  а что бессознательному?  ђазличительный
диагноз  может   быть  основан  только  на  внимательном  изучении   качеств
наблюдаемого  материала.  Њы   должны  пытатьсЯ  обнаружить,  какие  ЯвлениЯ
возникают  вследствие  сознательно  выбранных мотивов,  а  какие оказываютсЯ
спонтанными, и так же должно быть  установлено, какие из них адаптированы, а
какие имеют неадаптированный архаический характер.
     ’еперь  должно  быть  достаточно  Ясно,   что  сами  качества   главной
сознательной функции, то есть сознательной установки как целого, оказываютсЯ
в жестком контрасте с качествами бессознательной установки. „ругими словами,
мы можем сказать, что между сознательным и бессознательным обычно существует
противоположение.  ќто  противоположение,  однако,  не   воспринимаетсЯ  как
конфликт до  тех пор, пока сознательнаЯ установка  не слишком одностороннЯ и
не слишком отдалена от установки бессознательной. Ќо если случитсЯ обратное,
то  кантианец  будет  неприЯтно  удивлен  своим  дионисийским  двойником,  у
которого  обнаружатсЯ весьма неподобающие кантианцу  импульсы.  …го сознание
почувствует  необходимость  подавить  эти  автономные проЯвлениЯ,  и,  таким
образом, возникнет конфликтнаЯ  ситуациЯ. ’отчас же бессознательное войдет в
активную  оппозицию  к сознанию,  оно попросту  откажетсЯ быть  подавленным.
‚ерно,  что  некоторые обозначенные сознанием  проЯвлениЯ подавить не  столь
трудно, но  тогда бессознательные  импульсы попросту отыщут другие отдушины,
которые будет не  так-то легко обнаружить. € поскольку эти фальшивые клапаны
безопасности открыты,  человек  уже находитсЯ  на пути к неврозу.  Љосвенные
выходы, конечно, могут быть сделаны доступными пониманию путем анализа и уже
затем  подвергнуты  вновь  сознательному подавлению. Ќо  это  не  загасит их
инстинктивного динамизма, а лишь отбросит  еще  дальше  на задний план, пока
понимание непрЯмого  маршрута, избранного  бессознательными  импульсами,  не
приведет с  собой  понимание  односторонности сознательной  установки.  Ћдно
должно  сменить  другое,  так  как  оно прежде всего было  не чем  иным, как
односторонностью, активировавшей бессознательную оппозицию;  и проникновение
в  бессознательные  импульсы  полезно  лишь   тогда,  когда  оно  эффективно
компенсирует эту односторонность.
     €зменение  сознательной установки  -  дело  нелегкое, потому что  любаЯ
привычнаЯ установка ЯвлЯетсЯ,  в  сущности,  более  или  менее  сознательным
идеалом,  освЯщенным  обычаем  и  исторической   традицией,  и  основана  на
материковой породе  врожденного темперамента  данного человека. ‘ознательнаЯ
установка по своей  природе всегда ЯвлЯетсЯ <i>мировоззрением</i> (Weltanschauung),
если  это не религиЯ в открытом  виде.  ќто как раз то, что делает  проблему
типологии столь важной. Џротивоположение (противостоЯние) между типами - это
не  просто  внешний конфликт  между  людьми,  но  это  источник  бесконечных
внутренних  конфликтов, причина не только внешних споров и неприЯзней, но  и
нервных болезней, и психического страданиЯ. Љроме того, это тот  самый факт,
который обЯзывает нас, врачей, постоЯнно расширЯть свой медицинский кругозор
и включать  в него не только общие психологические точки зрениЯ,  но также и
вопросы,  свЯзанные со взглЯдами на  жизнь  и  на мировые проблемы того  или
иного больного.
     ‚ рамках одной лекции Я  не  могу, конечно, дать  вам  развернутую идею
глубины и масштаба этих  проблем. џ должен довольствоватьсЯ общим изложением
главных фактов и их приложений. „лЯ  более полного уточнениЯ всей проблемы Я
должен порекомендовать вам свою книгу <i>"Џсихологические типы".</i>
     ђезюмируЯ, Я бы хотел  подчеркнуть, что каждаЯ из двух общих установок,
интроверсиЯ и экстраверсиЯ, проЯвлЯет себЯ  в индивиде особым образом, через
преобладание одной из четырех основных функций. ‘трого говорЯ, не существует
чистых и неразложимых интровертов и экстравертов, а есть только интровертные
и  экстравертные функциональные  типы (функции-типы), такие как мыслительные
типы, ощущающие типы и так далее. ‘уществует, таким образом, по крайней мере
восемь Ясно различаемых типов. Ћчевидно, что можно при желании увеличить это
число, если, скажем, каждую из функций разложить на три подгруппы,  что было
бы  возможным эмпирически. Њожно, например, легко  разделить мышление на три
хорошо   известные  формы:   интуитивное   и   спекулЯтивное,  логическое  и
математическое, эмпирическое  и  позитивное. ‘ходные  подгруппы  могут  быть
образованы и  длЯ  других функций,  например  в случае интуиции, имеющей как
интеллектуальный,  так и эмоциональный и сенсорный  аспект.  Ќа  этом уровне
может быть  образовано  большое  число  типов,  каждое  новое  подразделение
становитсЯ все возрастающе утонченным.
     ‚  завершение необходимо добавить, что  Я не рассматриваю классификацию
типов  согласно интроверсии  и экстраверсии  и  четырех базовых функций  как
единственно возможную. ‹юбой другой  психологический  критерий может служить
не менее эффективно  в качестве  классификатора, хотЯ, на мой взглЯд, другие
не обладают столь обширным практическим значением.


        3. ЏсихологическаЯ теориЯ типов

     [‹екциЯ, прочитаннаЯ на  Љонгрессе швейцарских психиатров (–юрих, 1928)
и   опубликованнаЯ    как   "Psychologische   Typologies   ("ЏсихологическаЯ
типологиЯ") в "Seelenprobleme der  Gegenwart" (Zurich, 1931). Џри подготовке
настоЯщей  работы  был  использован   (с  изменениЯми)   русский  перевод  с
немецкого, сделанный Ђ. Њ. Ѓоковиковым и опубликованный /134- ‘.90-110/]
     •арактер    -   это   сложившаЯсЯ   устойчиваЯ   индивидуальнаЯ   форма
человеческого  бытиЯ. Џоскольку  эта форма воплощает в  себе как физическую,
так и психическую природу, то общаЯ характерологиЯ представлЯет собой учение
о признаках  как  физического,  так и  психического  свойства.  ЌеобъЯснимое
единство живого существа ЯвлЯетсЯ причиной того, что физический признак есть
не   просто  физический,   а  психический  -  не  есть  просто  психический.
Ќеразрывность и целостность  природы ничего не ведает о тех несовместимостЯх
и различиЯх, которые вынужден устанавливать человеческий разум, чтобы суметь
проложить дорогу к пониманию.
     ђазличение тела и разума  - это искусственнаЯ дихотомиЯ, дискриминациЯ,
котораЯ,  несомненно,   в   большей   степени  основываетсЯ  на  своеобразии
познающего интеллекта, чем на природе вещей. ‚  действительности же взаимное
проникновение  телесных  и  психических  признаков  столь  глубоко,  что  по
свойствам тела мы не только можем сделать далеко идущие  выводы о  качествах
психического,   но   и   по   психической  специфике   мы  можем  судить   о
соответствующих  телесных  формах.  Џоследнее,  конечно,  потребует  от  нас
несравненно  больших  усилий,  но,  пожалуй,  не  из-за  того,  что  психика
оказывает меньшее влиЯние  на тело,  чем тело на психику, а потому, что если
начинать  с  психического,  то нам придетсЯ  делать вывод по неизвестному об
известном, тогда как в противном случае у нас есть преимущество:  ведь здесь
мы можем отталкиватьсЯ от известного, то есть от видимого нами тела. ‚опреки
психологической теории, котораЯ Якобы у нас  сегоднЯ существует, психическое
все  же  намного  бесконечнее  и   темнее,  чем  видимаЯ  поверхность  тела.
Џсихическое по-прежнему ЯвлЯетсЯ чужой, неизведанной  страной, из  которой к
нам поступают  лишь  косвенные  известиЯ,  передаваемые  через  подверженные
всевозможным иллюзиЯм функции сознаниЯ.
     ‘ледовательно,  более  безопасным представлЯетсЯ  путь  от  внешнего  к
внутреннему,  от известного к  неизвестному, от  тела к психике. Џоэтому все
попытки созданиЯ  характерологии начинались снаружи.  Љ  ним относЯтсЯ такие
методы  предков,  как,  например,  астрологиЯ,  котораЯ  даже  обращалась  к
звездам,  чтобы постичь те линии судьбы, начала которых лежат в человеческом
сердце,  а  также  хиромантиЯ, френологиЯ  ѓаллЯ  и  физиогномика  ‹афатера.
Ќедавние попытки  подобного рода представлены  графологией,  физиологической
типологией Љречмера и клЯксографическим методом ђоршаха. Љак видно, путей от
внешнего к внутреннему, от телесного к психическому вполне достаточно. ’акое
направление от внешнего к внутреннему должно  быть путем исследованиЯ до тех
пор, пока  не  будут  с  достаточной  надежностью  установлены  определенные
элементарные психические состоЯниЯ. Ќо как только это произойдет, путь может
стать обратным. ’огда мы сможем  поставить вопрос: каково телесное выражение
конкретного  психического  состоЯниЯ?  Љ  сожалению,  мы  еще  не  настолько
продвинулись в  данной  области, чтобы быть в  состоЯнии  вообще затрагивать
этот  вопрос,  потому  что  основное  условие, а  именно  удовлетворительнаЯ
констатациЯ психического состоЯниЯ,  еще далеко не выполнено. Ѓолее того, мы
лишь начали упражнЯтьсЯ  в расстановке психического инвентарЯ,  да и  то  не
всегда успешно.
     ЏростаЯ  констатациЯ  того, что  определенные  люди  выглЯдЯт  так-то и
так-то,  совсем  ничего не будет значить, если  она  не позволит нам сделать
вывод о соответствующем  содержании. Њы  только  тогда  будем удовлетворены,
когда  узнаем, какой вид психического соответствует  определенным физическим
качествам.  ’ело без психики нам ни о чем не говорит, так же как -  позволим
себе встать на точку зрениЯ психического - душа ничего не может значить  без
тела. …сли мы теперь собираемсЯ по какому-нибудь физическому признаку судить
о соответствующем ему психическом качестве,  то мы делаем это,  как уже было
сказано, по известному о неизвестном.
     џ, к сожалению, вынужден  подчеркивать эту мысль, поскольку  психологиЯ
ЯвлЯетсЯ  самой  молодой  из  всех   наук  и  поэтому  находитсЯ  во  власти
предрассудков.  ’от факт,  что  психологиЯ,  в  сущности, была открыта  лишь
недавно,   ЯвлЯетсЯ   непосредственным   доказательством   того,   что   нам
потребовалось слишком много времени длЯ  отрыва  психического от субъекта  и
тем  самым  выделениЯ  его   в  качестве  предмета   объективного  познаниЯ.
ЏсихологиЯ  как  естественнаЯ  наука  -  это  фактически приобретение самого
последнего времени, поскольку до сих  пор  она была таким же  фантастическим
продуктом произвола, как и средневековаЯ естественнаЯ наука. ‘читалось,  что
психологией можно распорЯжатьсЯ.  €  этот предрассудок  ощутимо  следует  за
нами. ЏсихическаЯ  жизнь - это нечто самое непосредственное, а поэтому вроде
бы и самое знакомое, даже  более чем  знакомое: она  зевает  нам в лицо, она
раздражает нас  банальностью  своей  нескончаемой  повседневности,  мы  даже
страдаем от этого и делаем все возможное, чтобы о ней не думать. €з-за того,
что психическое  представлЯет  собой  самое непосредственное Явление,  из-за
того,  что мы сами  ЯвлЯемсЯ  психическим,  мы  врЯд ли  можем  предположить
что-либо иное, чем то, что  мы знакомы с ним глубоко,  основательно и долго.
Џоэтому каждый не только имеет свое  мнение  о психологии, но и убежден, что
он, само собой разумеетсЯ, лучше всех в  ней разбираетсЯ. Џсихиатры, которым
приходитсЯ  сражатьсЯ  с  родственниками   и   опекунами  своих   пациентов,
понЯтливость которых (родственников и опекунов) уже стала притчей во Языцех,
были, пожалуй, первыми  людьми, которые  в качестве профессиональной  группы
столкнулись с бытующим  в массе слепым предрассудком, что  в психологических
вопросах каждый понимает больше любого  другого, что, впрочем, не  мешает  и
самому  психиатру  разделЯть это мнение.  Џричем  доходит  до того,  что  он
вынужден признать: "‚  этом городе вообще  только два  нормальных  человека.
Џрофессор ‚. - второй".
     ‚ психологии сегоднЯ  нужно, в конце концов, прийти к  пониманию  того,
что психическое  -  это нечто  совершенно неизведанное, хотЯ  оно и  кажетсЯ
абсолютно  знакомым, и что психику другого каждый знает, пожалуй, лучше, чем
свою собственную. ‚о  всЯком случае, длЯ начала это было  бы весьма полезным
эвристическим   предположением.   ‚едь   именно   из-за   непосредственности
психических Явлений психологиЯ и была открыта  так поздно.  Ђ  поскольку  мы
стоим  еще только у  истоков  науки, постольку  у нас отсутствуют понЯтиЯ  и
определениЯ, с помощью  которых  мы могли  бы охватить  известные нам факты.
Џервые у нас  отсутствуют,  последние (факты) - нет; более  того, они теснЯт
нас  со всех  сторон,  мы  даже  завалены ими  в  отличие  от  других  наук,
вынужденных их разыскивать, а естественное группирование их,  как, например,
химических элементов  или  семейства  растений,  опосредуетсЯ нами наглЯдным
понЯтием  апостериори. ‘овсем иначе, однако, обстоит  дело с психикой; здесь
со своей эмпирически-наглЯдной  установкой мы просто попадаем  в непрерывное
течение наших субъективных психических Явлений, и если из этого потока вдруг
всплывает всеобъемлющее  общее понЯтие, то оно ЯвлЯетсЯ не более чем простым
симптомом.  ђаз  мы сами  ЯвлЯемсЯ  психическим,  то,  позволЯЯ  исполнитьсЯ
психическому процессу,  мы почти неизбежно  растворЯемсЯ  в  нем и тем самым
лишаемсЯ способности познающего различениЯ и сравнениЯ.
     ќто только  одна трудность;  другаЯ  заключаетсЯ  в  том, что  по  мере
отделениЯ от пространственного ЯвлениЯ и приближениЯ к беспространственности
психического  мы терЯем возможность точного  количественного измерениЯ. „аже
констатациЯ  фактов  становитсЯ  затруднительной.  Ќапример,   если  Я  хочу
подчеркнуть недействительность  какой-либо  вещи, то  говорю,  что  Я только
подумал.  "“ менЯ даже и мыслей таких  не было бы,  если бы не... и вообще Я
такого не  думал".  ‡амечаниЯ  подобного рода  доказывают,  какими туманными
ЯвлЯютсЯ  психические факты  или,  точнее  сказать,  насколько неопределенно
субъективными они  кажутсЯ, ибо на  самом  деле  они столь же  объективны  и
определенны,  как и любое другое событие. "џ действительно  подумал так-то и
так-то, и отныне это всегда будет присутствовать  в моих действиЯх". „аже  к
такому, можно сказать, само собой разумеющемусЯ признанию многие люди должны
буквально-таки продиратьсЯ,  порой  при огромном напрЯжении  моральных  сил.
€менно с этими трудностЯми мы сталкиваемсЯ, когда делаем вывод по известному
внешнему Явлению о состоЯнии психического.
     Ћтныне  область моих  изысканий сужаетсЯ с  клинической констатации,  в
самом широком смысле, внешних признаков до исследованиЯ и классификации всех
психических  данных, которые вообще могут быть  выЯвлены и  установлены.  €з
этой  работы сначала  возникает психическаЯ  феноменологиЯ,  котораЯ  делает
возможным  поЯвление  соответствующего   структурного   учениЯ,   а  уже  из
эмпирического    применениЯ    структурного    учениЯ    вытекает    наконец
психологическаЯ типологиЯ.
     Љлинические исследованиЯ основываютсЯ на  описании  симптомов, и шаг от
симптоматологии  к психической феноменологии  можно  сравнить с переходом от
чисто симптоматической патологии к знаниЯм о патологии клеточной и патологии
обмена веществ, ибо психическаЯ феноменологиЯ позволЯет нам увидеть процессы
заднего  плана  психического,   лежащие  в   основе  возникающих  симптомов.
Ћбщеизвестно, что это  стало  возможным благодарЯ  применению аналитического
метода. ‘егоднЯ мы  обладаем действительным знанием о психических процессах,
вызывающих  психогенные симптомы. ќтим  знанием  ЯвлЯетсЯ не что  иное,  как
учение о комплексах,  которое, собственно, и оказываетсЯ основой психической
феноменологии.  —то  бы ни действовало  в  темных  подпочвах психического  -
разумеетсЯ,  на  этот счет существуют разнообразные мнениЯ, - несомненно, по
крайней мере,  одно:  прежде  всего это особые  аффективные  содержаниЯ, так
называемые  комплексы, которые  обладают определенной автономией. Њы уже  не
раз  сталкивались  с  выражением  "автономный  комплекс",  однако,  как  мне
кажетсЯ,  оно  часто  употреблЯетсЯ   неправомерно,  тогда   как   некоторые
содержаниЯ бессознательного и в самом деле обнаруживают поведение, которое Я
не  могу  назвать  иначе  как  "автономным", подчеркиваЯ этим их способность
оказывать сопротивление  сознательным  намерениЯм,  поЯвлЯтьсЯ  и  исчезать,
когда им заблагорассудитсЯ. Љак известно, комплексы - это прежде всего такие
психические  величины, которые  лишены  контролЯ со  стороны  сознаниЯ.  Ћни
отщеплены  от него  и  ведут  особого  рода  существование  в  темной  сфере
бессознательного, откуда могут постоЯнно препЯтствовать или же содействовать
работе сознаниЯ.
     „альнейшее углубление учениЯ о комплексах последовательно  приводит нас
к проблеме возникновениЯ комплексов. Ќа этот счет также существуют различные
теории. Ќо как бы то ни было, опыт показывает, что комплексы всегда содержат
в себе нечто  вроде  конфликта  или,  по  крайней  мере,  ЯвлЯютсЯ  либо его
причиной,  либо  следствием. ‚о  всЯком случае  комплексам присущи  признаки
конфликта, шока, потрЯсениЯ, неловкости, несовместимости. ќто так называемые
"больные  точки", по-французски  "betes noires",  англичане в свЯзи  с  этим
упоминают о "скелетах в  шкафу" ("skeletons in the  cupboard"), о которых не
очень-то хочетсЯ  вспоминать и еще  меньше хочетсЯ,  чтобы о  них напоминали
другие, но которые,  зачастую  самым неприЯтным образом,  напоминают о  себе
сами.  Ћни  всегда  содержат  воспоминаниЯ, желаниЯ,  опасениЯ, обЯзанности,
необходимости или мысли, от  которых никак не  удаетсЯ отделатьсЯ,  а потому
они постоЯнно мешают и вредЯт, вмешиваЯсь в нашу сознательную жизнь.
     Ћчевидно,  комплексы  представлЯют собой  своего рода неполноценности в
самом широком  смысле,  причем Я тут же  должен  заметить, что  комплекс или
обладание комплексом  не  обЯзательно  означает  неполноценность. ќто значит
только,  что  существует нечто несовместимое,  неассимилированное,  возможно
даже, какое-то препЯтствие, но это также  и стимул к великим  устремлениЯм и
поэтому, вполне вероЯтно, даже новаЯ  возможность длЯ успеха. ‘ледовательно,
комплексы ЯвлЯютсЯ в  этом смысле  прЯмо-таки центром  или  узловым  пунктом
психической  жизни,  без  них  нельзЯ  обойтись;  более  того,   они  должны
присутствовать,  потому  что  в  противном  случае психическаЯ  деЯтельность
пришла  бы к  чреватому  последствиЯми  застою.  Ќо  они  означают  также  и
неисполненное в индивиде, область, где, по крайней  мере сейчас,  он  терпит
поражение,  где  нельзЯ  что-либо  преодолеть  или  осилить;  то  есть,  без
сомнениЯ, это слабое место в любом значении этого слова.
     ’акой характер комплекса  в значительной степени освещает  причины  его
возникновениЯ. Ћчевидно, он поЯвлЯетсЯ в результате  столкновениЯ требованиЯ
к  приспособлению  и  особого,  непригодного  в  отношении  этого требованиЯ
свойства  индивида. ’ак, комплекс  становитсЯ длЯ нас диагностически  ценным
симптомом индивидуальной диспозиции.
     Ќа  первый  взглЯд  кажетсЯ,   что  существует  бесконечное   множество
вариантов  комплексов,  но их тщательное  сравнение дает относительно  малое
число  основных  форм, и все  они надстраиваютсЯ  над  первыми переживаниЯми
детства.  ’ак  и должно быть, потому что  индивидуальнаЯ диспозициЯ вовсе не
приобретаетсЯ  в течение  жизни, а, ЯвлЯЯсь врожденной, становитсЯ очевидной
уже  в  детстве.  Џоэтому  родительский  комплекс  есть  не  что  иное,  как
проЯвление  столкновениЯ  между  реальностью  и  непригодным  в этом  смысле
свойством  индивида.  ‘ледовательно,  первой  формой комплекса  должен  быть
родительский  комплекс,  потому  что  родители  - это  перваЯ  реальность, с
которой ребенок может вступить в конфликт.
     Џоэтому существование родительского комплекса, как ничто другое, выдает
нам  наличие у индивида  особых  свойств.  Ќа  практике, однако,  мы  вскоре
убеждаемсЯ,  что  главное   заключаетсЯ  отнюдь   не  в  факте   присутствиЯ
родительского комплекса,  а, скорее,  в том, как этот комплекс проЯвлЯетсЯ в
индивиде.  ‡десь имеютсЯ самые разные вариации, и, пожалуй, только  малую их
часть можно свести к  особенностЯм влиЯниЯ родителей, поскольку многие  дети
зачастую подвергаютсЯ одному и тому  же  влиЯнию и все-таки реагируют на это
совершенно по-разному.
     Џоэтому Я стал уделЯть внимание именно этим различиЯм, сказав себе, что
как  раз  благодарЯ   им  можно  познать   индивидуальные  диспозиции  в  их
своеобразии.  Џочему  один   ребенок  в  невротической  семье  реагирует  на
родительские воздействиЯ  истерией,  другой  неврозом  навЯзчивых  действий,
третий психозом,  а четвертый,  похоже, вообще  не  реагирует?  ќта проблема
"выбора  невроза",  котораЯ  предстала   также  и  перед  ”рейдом,   придает
родительскому комплексу  как таковому этиологическое значение, переносЯ  тем
самым постановку вопроса на реагирующего индивида и его особую диспозицию.
     ”рейд  пыталсЯ  подойти к  решению  данной проблемы, но эти его попытки
оказались совершенно неудовлетворительными,  да  и сам Я  еще далек от того,
чтобы  ответить на этот  вопрос. џ  вообще  считаю  преждевременным  ставить
вопрос  о  выборе  неврозов.  Џотому  что  прежде,  чем   подходить  к  этой
чрезвычайно трудной проблеме,  мы должны  знать  намного больше  о том,  как
индивид реагирует, а именно  как он реагирует на  препЯтствиЯ. Ќапример, нам
нужно перейти  ручей, через  который не переброшен мостик  и который слишком
широк,  чтобы через  него перешагнуть. ‡начит,  мы должны  перепрыгнуть. „лЯ
этого   мы   располагаем   сложной   функциональной   системой,   а   именно
психомоторикой  -  вполне  сформированной  функцией,  которой  нужно  только
воспользоватьсЯ. Ќо прежде чем это осуществитсЯ, происходит  еще нечто чисто
психическое: принимаетсЯ решение о том, что вообще надо сделать.  ‡десь-то и
совершаютсЯ  решающие  индивидуальные  событиЯ,  которые, что  показательно,
редко признаютсЯ субъектом  типичными или же не  признаютсЯ таковыми  вовсе,
потому  что они, как правило, либо вообще не  рассматриваютсЯ, либо  на  них
обращают   внимание  лишь  в  самую  последнюю  очередь.  Џодобно  тому  как
психомоторный  аппарат  привычно подготавливаетсЯ  к  прыжку,  так,  в  свою
очередь,  и   психический  аппарат   привычно  (а   потому   бессознательно)
подготавливаетсЯ к принЯтию решениЯ о том, что вообще нужно делать.
     ЊнениЯ  насчет состава  этого аппарата весьма  существенно  расходЯтсЯ.
Ќесомненно только одно - что каждый индивид обладает своим, характерным  длЯ
него способом принимать решениЯ и обходитьсЯ  с затруднениЯми. …сли спросить
одного,  то  он  скажет,  что  перепрыгнул  ручей, потому что  ему  нравитсЯ
прыгать; другой  скажет, что у него не было никакой иной возможности; третий
- что  при  встрече  с  любым препЯтствием  у  него  возникает  желание  его
преодолевать. —етвертый не прыгнул, потому что не терпит бесполезных усилий,
пЯтый - потому что не было острой необходимости перебратьсЯ на другой берег.
     џ  намеренно выбрал  этот банальный  пример, чтобы  продемонстрировать,
насколько несущественными кажутсЯ  подобные  мотивации.  Ћни  кажутсЯ  столь
поверхностными, что  мы склонны отодвинуть их в сторону все и объЯснить  все
по-своему. €  все  же они ЯвлЯютсЯ именно теми вариациЯми, которые позволЯют
реально взглЯнуть на индивидуальные психические системы приспособлениЯ. …сли
мы рассмотрим  первый  случай - где ручей пересекаетсЯ  ради удовольствиЯ от
прыжка  - в  других  жизненных ситуациЯх, то  мы, вероЯтно,  обнаружим,  что
подавлЯющее большинство поступков этого человека совершаетсЯ ради  получениЯ
удовольствиЯ. ‚торой, который  прыгает потому, что не видит иной возможности
длЯ переправы, внимателен и брюзглив и,  как мы  увидим, путешествуЯ по  его
жизни, всегда  руководствуетсЯ принципом faute-demieux (за неимением лучшего
- <i>фр.)</i> и т. д. “ каждого уже заранее выработана  особаЯ психическаЯ система,
котораЯ  и  принимает решение.  ‹егко  себе  представить,  что  число  таких
установок - легион. €х индивидуальное многообразие невозможно исчерпать, так
же как неисчерпаемы индивидуальные  вариации кристаллов, которые, вне всЯких
сомнений,  принадлежат, однако,  к  той  или  иной  системе.  Ќо  так же как
кристаллы указывают на относительно простые основные законы, так и установки
указывают на некоторые основные свойства, присущие определенным группам.
     Џопытки человеческого духа создать типологию и тем самым внести порЯдок
в хаос  индивидуального - можно сказать с уверенностью -  уходЯт  корнЯми  в
древность.  Ѓесспорно, что  самую первую  попытку  такого  рода  предпринЯла
возникшаЯ на древнем  ‚остоке астрологиЯ  в так называемых  тригонах четырех
элементов - воздуха, воды,  земли и огнЯ. ’ригон воздуха в гороскопе состоит
из трех воздушных замков ‡одиака - ‚одолеЯ, Ѓлизнецов и ‚есов; тригон огнЯ -
из Ћвна, ‹ьва и ‘трельца, и т. д.  ‘огласно древним представлениЯм, тот, кто
родилсЯ  в  этих  тригонах,  отчасти  обладает  их  воздушной  или  огненной
природой, а это, в  свою  очередь, определЯет соответствующий  темперамент и
судьбу.  Џоэтому  физиологическаЯ типологиЯ древности,  то есть  деление  на
четыре  гуморальных  темперамента,  находитсЯ  в  тесной  свЯзи  с  древними
космологическими  воззрениЯми.  ’о,  что  раньше  объЯснЯлось  зодиакальными
созвездиЯми,  теперь  стало  выражатьсЯ  на  физиологическом  Языке  древних
врачей, конкретно в словах  <i>флегматический, сангвинический,  холерический</i>  и
<i>меланхолический,</i> которые представлЯют  собой не что иное,  как  наименование
телесных соков. Љак известно, эта последнЯЯ типологиЯ сохранЯлась по меньшей
мере до 1800 года. —то же касаетсЯ астрологической типологии, то она всем на
удивление по-прежнему держитсЯ и даже переживает сегоднЯ новый расцвет.
     ќтот  исторический  экскурс в прошлое  убеждает  нас  в том,  что  наши
современные  попытки  созданиЯ  типологии  отнюдь  не  есть что-то  новое  и
небывалое, если уж совесть ученого не позволЯет нам вернутьсЯ на эти старые,
интуитивные пути. Њы  должны найти  свое собственное решение  этой проблемы,
решение,  которое  удовлетворЯло  бы  запросам  науки.  ’ут-то  и  возникает
основнаЯ трудность  проблемы типологии  - вопрос  о масштабах или критериЯх.
Ђстрологический   критерий   был  прост:  это   было   объективно   заданное
расположение  звезд  при  рождении.   ‚опрос,  каким  образом   зодиакальные
созвездиЯ и планеты приобрели  качества  темперамента,  простираетсЯ в серый
туман  прошлого   и   остаетсЯ  без   ответа.   Љритерием   четырех   старых
физиологических  темпераментов  был  внешний  вид  и  поведение  индивида  -
критерий абсолютно тот же, что и у сегоднЯшней физиологической типизации. Ќо
что, однако, должно быть критерием психологической типологии?
     ‚спомним  о  приведенном  ранее примере,  в котором различные  индивиды
должны были перебратьсЯ через ручей. Љак  и под каким углом зрениЯ мы должны
классифицировать  их  привычные  мотивировки? Ћдин  делает,  чтобы  получить
удовольствие,  другой делает потому,  что  бездействие еще  более  тЯгостно,
третий   вовсе   <i>не</i>   делает,   поскольку  придерживаетсЯ   на   этот   счет
противоположного мнениЯ, и  т.  д.  ђЯд возможностей  кажетсЯ бесконечным  и
безысходным.
     „ругие, вероЯтно, подошли бы иначе к разрешению этой задачи, как -  мне
неизвестно. џ  же в свЯзи  с этим могу сказать только  одно: раз Я взЯлсЯ за
это дело, то должен  терпеть, когда  менЯ  упрекают  в том,  что  мой способ
решать  проблему  ЯвлЯетсЯ всего лишь  моим  личным  предубеждением.  €  это
возражение до такой степени  верно, что Я даже не знаю, каким образом  можно
было  бы от  него  защититьсЯ. џ  могу только сослатьсЯ на  старину Љолумба,
который, основываЯсь  на  субъективном  предположении,  на ложной гипотезе и
пойдЯ оставленным современным ему судоходством путем,  открыл Ђмерику... —то
бы мы ни рассматривали и как бы ни рассматривали, все равно глЯдим мы только
собственными глазами. €менно поэтому  наука делаетсЯ не одним человеком,  но
многими.  Љаждый отдельный человек вносит только свой вклад, и только в этом
смысле Я осмеливаюсь говорить о <i>своем</i> способе смотреть на вещи.
     ЊоЯ профессиЯ уже давно заставила менЯ принимать  в расчет  своеобразие
индивидов, а то  особое обстоЯтельство, что в течение многих лет - Я не знаю
скольких  -  Я  должен  был  лечить  супругов  и  делать мужчину  и  женщину
взаимоприемлемыми,   еще  больше   подчеркивает   необходимость   установить
определенные средние истины. ‘колько раз  мне  приходилось говорить: "‚идите
ли, ваша жена - очень активнаЯ натура и от нее действительно нельзЯ ожидать,
чтобы  все  ее существование заключалось лишь в домашнем хозЯйстве". ќто уже
ЯвлЯетсЯ  типизацией,  и  этим выражена своего  рода  статистическаЯ истина.
‘уществуют <i>активные</i> и <i>пассивные</i> натуры.  Ћднако эта прописнаЯ истина менЯ не
удовлетворЯла.   ‘ледующаЯ  моЯ  попытка  состоЯла   в   предположении,  что
существует нечто вроде <i>задумывающихсЯ</i> и <i>незадумывающихсЯ</i> натур, ибо Я видел,
что многие натуры,  кажущиесЯ на первый взглЯд пассивными, на  самом деле не
столько пассивны, сколько <i>предусмотрительны.</i> Ћни сначала обдумывают ситуацию
-  потом действуют,  а  так  как длЯ них это обычный образ действиЯ, то  они
упускают случаи, где необходимо  непосредственное  действие без раздумий, и,
таким  образом, складываетсЯ  мнение  об  их пассивности.  ЌезадумывающимисЯ
всегда  казались мне те, кто без  раздумий прыгает обеими ногами в ситуацию,
чтобы потом уж только сообразить, что  они, похоже, угодили в  болото. ’аким
образом, их,  пожалуй, можно было бы охарактеризовать  как незадумывающихсЯ,
что  надлежащим  образом проЯвлЯлось в активности;  предусмотрительность  же
других в рЯде случаев ЯвлЯетсЯ в конечном счете весьма важной активностью  и
весьма   ответственным  действием  в  сравнении  с  необдуманной  мимолетной
вспышкой  одной  лишь  деловитости.  Ћднако  очень  скоро Я  обнаружил,  что
нерешительность  отнюдь  не   всегда  вызываетсЯ  предусмотрительностью,  а,
скорее,  действие не  всегда  необдуманно. Ќерешительность первого  столь же
часто основываетсЯ на свойственной ему боЯзливости  или, по крайней мере, на
чем-то  вроде  обычного  отступлениЯ  перед   слишком  сложной  задачей,   а
непосредственнаЯ активность второго часто обусловливаетсЯ большим доверием к
объекту, чем  к себе. ќто наблюдение побуждает менЯ сформулировать типизацию
следующим образом: существует целый класс людей, которые в момент реакции на
данную ситуацию  как бы отстранЯютсЯ, тихо  говорЯ "нет", и только  вслед за
этим реагируют, и существуют люди, принадлежащие к другому классу, которые в
такой же ситуации реагируют непосредственно, пребываЯ, по-видимому, в полной
уверенности, что их  поступок, несомненно,  правильный. ’о есть первый класс
характеризуетсЯ некоторым  негативным  отношением  к  объекту,  последний  -
скорее позитивным.
     Љак известно, первый  класс  соответствует <i>интровертной, а</i> последний  -
<i>экстравертной</i> установке. ‚ведением  обоих этих терминов достигнуто  столь же
мало, как  и открытием мольеровского "bourgeois  gentilhomme", что он обычно
говорит прозой. ќти  типы будут иметь смысл и значимость только тогда, когда
мы узнаем, что же еще присуще каждому из них.
     ‚едь нельзЯ быть <i>интровертом,</i>  не будучи им во всех отношениЯх. ЏонЯтие
<i>интровертный</i> означает: все душевное  проЯвлЯетсЯ у интроверта так, как это и
определено  длЯ него соответствующими законами. …сли бы это было не так,  то
характеристика  определенного  индивида  как экстраверта  была бы  такой  же
несущественной,  как и констатациЯ того, что длина его  тела  составлЯет 175
сантиметров  или же  что  он  шатен  либо  брахицефал. Љак  известно,  такие
констатации  содержат  ненамного  больше  обозначаемого  ими  факта.  Ћднако
выражение   <i>экстравертный</i>  претендует  на  гораздо  большее,  ибо  стремитсЯ
выразить, что сознание  экстраверта, равно как и его бессознательное, должно
обладать  определенными  качествами,  что  все  поведение  экстраверта,  его
отношение  к  людЯм,  даже  течение  его  жизни  указывают  на  определенные
типические свойства.
     €нтроверсиЯ  и  экстраверсиЯ как  типы установок обозначают диспозицию,
обусловливающую  в  значительной   степени  психический  процесс  в   целом,
поскольку она  характеризует  предрасположенное  реагирование  и  тем  самым
определЯет не только образ действиЯ и вид субъективного опыта, но и характер
бессознательной компенсации.
     ‘ледовательно,  определение привычного  реагированиЯ (Reactionshabitus)
должно попасть  в самую точку, поскольку предрасположение (Habitus) ЯвлЯетсЯ
в  известной  степени  центральным  коммутаторным пунктом, откуда,  с  одной
стороны, регулируетсЯ внешнее поведение, а с другой - оказываетсЯ влиЯние на
формирование    специфического    опыта.    Ћпределенное   поведение    дает
соответствующие  результаты,  а  благодарЯ  субъективному  осмыслению   этих
результатов  поЯвлЯетсЯ  опыт, который  со  своей  стороны  вновь  оказывает
влиЯние  на поведение  и тем самым по  пословице  "Љаждый есть кузнец своего
счастьЯ" отражаетсЯ на индивидуальной судьбе.
     —то касаетсЯ привычного реагированиЯ, то можно, пожалуй, не сомневатьсЯ
относительно того, что тут мы ухватываем  центральное звено проблемы. Ћднако
здесь  возникает  другой  щекотливый  вопрос:  удастсЯ  ли  нам  (адекватно)
охарактеризовать  способы  привычного  реагированиЯ?  Ќа  этот  счет   могут
существовать  самые  разнообразные  мнениЯ,  даже если  кто-либо  и обладает
интимными  знаниЯми в этой  особой  области.  ’е факты, которые  мне удалось
разыскать в  пользу моей точки  зрениЯ, объединены  мною  в  книге  о типах,
причем  Я  полностью  отдаю  себе  отчет,  что  моЯ  типизациЯ  не  ЯвлЯетсЯ
единственно верной или единственно возможной.
     Џротивопоставление  интроверсии и экстраверсии  провести просто, однако
простые формулировки, к  сожалению, чаще всего подозрительны. ‘лишком  легко
они укрывают действительные трудности. џ говорю так,  исходЯ из собственного
опыта, ведь едва  Я опубликовал  первую формулировку своих критериев - этому
событию скоро будет двадцать лет, - как, к своему неудовольствию, обнаружил,
что  каким-то образом  попал впросак. —то-то не сходилось. ‚идимо, Я пыталсЯ
объЯснить  слишком  многое простыми средствами, как это чаще всего и  бывает
при первой радости открытиЯ.
     џ обнаружил факт, который невозможно было отрицать, а именно прЯмо-таки
огромные различиЯ  внутри самих групп  интровертов и экстравертов, различиЯ,
которые были столь велики, что у менЯ поЯвились сомнениЯ, видел  ли Я вообще
что-либо правильно.  „лЯ  того чтобы  развеЯть  эти  сомнениЯ, потребовалось
около десЯти лет работы по наблюдению и сравнению.
     ‚опрос,  откуда берутсЯ огромные различиЯ внутри типа, столкнул менЯ  с
непредвиденными  трудностЯми,  к  которым  Я  долго  не   мог  подступитьсЯ.
Ќекоторые  из  этих  трудностей  основывались  на  наблюдении  и  восприЯтии
различий, но главной их причиной была, как  и раньше, проблема критериев, то
есть  подходЯщего обозначениЯ длЯ различий характеров.  €  здесь  Я  впервые
отчетливо  понЯл, насколько же молода  психологиЯ.  ‚рЯд ли она представлЯет
собой что-либо иное, кроме хаоса произвольных  учений, добраЯ часть которых,
безусловно,  обЯзана своим происхождением обособленному вследствие generatio
aequivoca  и  тем самым уподобившемусЯ ‡евсу мозгу  ученого. џ не  хочу быть
непочтительным, но все же не могу удержатьсЯ  от  того, чтобы устроить очную
ставку профессора  психологии с психологией женщины, китайца и южного негра.
Ќаша психологиЯ  должна  доходить  до жизни,  иначе  мы просто  застрЯнем  в
‘редневековье.
     џ понЯл, что из хаоса современной  психологии невозможно извлечь четкие
критерии,  что  их,  скорее,  еще  только  требуетсЯ создать,  причем  не из
голубого  воздуха,  а  на основе предшествовавших бесценных работ  тех,  чьи
имена историЯ психологии не обойдет молчанием.
     ‚  рамках  одного  доклада  у  менЯ  нет  возможности  упомЯнуть о  тех
отдельных  наблюдениЯх,  которые побудили менЯ выделить в качестве критериев
рассматриваемых различий  <i>определенные психические  функции</i>.  ‚  целом можно
констатировать  только  одно, что  различиЯ, насколько они теперь  стали длЯ
менЯ  понЯтными,  заключаютсЯ  в  том,  что  интроверт, например, не  просто
отступает перед  объектом  и  колеблетсЯ,  а делает  это  совершенно  особым
образом. € поступки свои он  совершает не так, как любой другой интроверт, а
тоже  совершенно особым  образом. ’ак же  как лев поражает своего  врага или
добычу  не  хвостом,  как  крокодил,  а  лапами,  в  которых  заключена  его
специфическаЯ  сила,   так  и  присущий  нам  способ   реагированиЯ   обычно
характеризуетсЯ нашими сильными  сторонами,  то  есть  использованием  нашей
наиболее  надежной и развитой функции, что,  впрочем,  не мешает  нам иногда
реагировать и  своими специфическими слабостЯми.  ‚  соответствии с этим  мы
будем подготавливать или искать одни ситуации и избегать других и тем  самым
будем соответственно приобретать специфический, отличающийсЯ от других опыт.
€нтеллектуал будет приспосабливатьсЯ к миру с  помощью своего  интеллекта, а
вовсе  не как  боксер шестой весовой категории, хотЯ и он может  в  приступе
Ярости употребить  свои кулаки. ‚ борьбе за  существование и  приспособление
каждый человек  инстинктивно  использует  свою  <i>наиболее  развитую  функцию</i>,
котораЯ в результате становитсЯ критерием привычного способа реагированиЯ.
     ‚опрос  теперь можно поставить так: каким  образом следует так охватить
все  эти  функции   общими  понЯтиЯми,  чтобы  они   смогли   выделитьсЯ  из
расплывчатости  простого  индивидуального  существованиЯ?  ѓрубую  типизацию
подобного  рода давно  уже создала социальнаЯ жизнь  в  фигурах крестьЯнина,
рабочего, художника, ученого, воина и т. д. или в перечне всех профессий. Ќо
психологии с такой типизацией  делать практически нечего,  потому  что среди
людей науки,  как однажды ехидно сказал один известный ученый, есть и такие,
которые ЯвлЯютсЯ всего лишь "интеллектуальными носильщиками".
     ’о, что  здесь  имеетсЯ в виду,  -  вещь  весьма  тонкаЯ.  Ќедостаточно
говорить,  например,   об  интеллекте,  ибо  это  понЯтие  слишком  обще   и
неопределенно; разумным можно назвать все, что функционирует гладко, быстро,
эффективно и  целесообразно.  € ум,  и  глупость  ЯвлЯютсЯ  не  функциЯми, а
модальностЯми, и они никогда не говорЯт о том <i>что,</i> а всегда о том <i>как.</i> ’о же
самое  касаетсЯ  моральных   и  эстетических  критериев.  Њы  должны  суметь
обозначить то, что в привычных реакциЯх действует в  первую очередь. Џоэтому
мы вынуждены использовать здесь нечто такое, что на  первый  взглЯд выглЯдит
столь   же   ужасающе,  как  психологиЯ  способностей   XVIII   столетиЯ.  ‚
действительности же мы прибегаем к уже имеющимсЯ в обыденном Языке понЯтиЯм,
которые доступны  и Ясны  каждому. …сли, например, Я говорю о "мышлении", то
только философ не знает,  что под этим подразумеваетсЯ, но ни один  дилетант
не найдет это непонЯтным; ведь мы  употреблЯем это слово ежедневно  и всегда
подразумеваем под ним примерно одно и то же, однако если попросить дилетанта
дать четкое определение  мышлению, то  он  окажетсЯ в весьма затруднительном
положении. ’о же  самое касаетсЯ  "памЯти"  или  "чувства". Ќасколько трудно
бывает  научно определить  такие  непосредственные психологические  понЯтиЯ,
настолько же легки они длЯ пониманиЯ  в обиходном Языке. џзык par excellence
(предпочтительно, в основном) ЯвлЯетсЯ собранием  наглЯдностей; оттого-то  с
таким  трудом  закреплЯютсЯ  и  очень  легко  отмирают  ненаглЯдные, слишком
абстрактные понЯтиЯ, что они слишком мало соприкасаютсЯ с действительностью.
Ћднако  мышление  и чувство ЯвлЯютсЯ такими неотъемлемыми длЯ нас  реалиЯми,
что  любой   непримитивный  Язык   имеет  длЯ  них  совершенно  определенные
выражениЯ. ‘ледовательно, мы можем быть уверены, что эти выражениЯ совпадают
соответственно с совершенно определенными  психическими фактами, как  бы эти
комплексные факты научно ни назывались. Љаждый представлЯет себе, что такое,
например, сознание, и, хотЯ наука далеко еще этого не знает, никто не  может
сомневатьсЯ в  том, что  понЯтие  "сознание"  покрывает вполне  определенные
психические факты.
     €менно поэтому Я и  взЯл в качестве критериев различениЯ внутри  одного
типа установки просто  выраженные  в Языке дилетантские  понЯтиЯ и обозначил
ими соответствующие психические функции. Ќапример, Я взЯл  мышление