хисты элгонисы,  как мы узнали позже,  почитают  "айик",  дух,
живущий  в  земле  и ЯвлЯющийсЯ  шайтаном (дьЯволом).  Ћн  вызывает  страх и
холодный  ветер,  подкарауливает  ночных  путников.  ‘тарик,  чтобы  усилить
впечатление, стал насвистывать какой-то дьЯвольский мотив, даваЯ понЯть, как
айик ползет сквозь высокие заросли травы и кустарника.
     Џо  убеждению этих людей, ’ворец устроил все хорошо и красиво. Ћн живет
по ту сторону добра и зла. Ћн - "мьзури",  то есть прекрасен,  и все, что он
сделал, - тоже "мьзури".
     џ  задал  им вопрос: "Ђ как же  дикие звери, которые губЯт ваш  скот?",
ответ  гласил: "‹ев  хороший и красивый". -  "Ђ ваши ужасные болезни?" - Ћни
сказали: "’ы  лежишь на солнце, и это прекрасно".  €х оптимизм  поражал. Ќо,
как Я вскоре  обнаружил, они были оптимистами  до  шести часов вечера. Џосле
заката  они  оказывались уже  в другом мире - темном  мире  айика, мире, где
царили  зло,  страх  и  опасности. ЋптимистическаЯ философиЯ уступала  место
философии  темной и иррациональной,  страху  перед  призраками,  магическими
заклинаниЯми.  ‘  рассветом  страхи  забывались,  и  они  вновь  становились
оптимистами.
     ЊенЯ эти открытиЯ глубоко  потрЯсли: здесь, у истоков Ќила, Я обнаружил
нечто сходное  с древнеегипетским представлением о  двух  противоборствующих
помощниках  Ћзириса - ѓоре и ‘ете. Џохоже, этот культ возник первоначально в
первобытной Ђфрике  и по  свЯщенным  водам Ќила достиг  берегов ‘редиземного
морЯ. Ђдхиста, восходЯщее солнце, подобно ѓору, воплощает свет; айик - тьму.
     ‚  простом  обрЯде,  совершаемом  над  мертвым телом, лайбон,  проливаЯ
молоко, называет оба этих имени, одновременно приносЯ жертву двум божествам.
Ћни имеют  равную силу и значение, делЯт между собой  день и ночь, и каждому
из  них  отпущено  по  двенадцать  часов.  Ќо  полным  божественного  смысла
оказываетсЯ   тот  миг,  когда  с   характерной  длЯ  экваториальных   широт
внезапностью первый  луч солнца  как стрела пронзает  тьму  и  ночь  уходит,
уступаЯ место свету, несущему жизнь.
     ‚осход солнца  в этих широтах всегда вызывал у менЯ волнение. ЏотрЯсало
не  столько  великолепие  ЯвлЯющегосЯ  на  горизонте  солнца,   но  то,  что
происходит после. “ менЯ стало привычкой перед самым восходом брать походный
стульчик и  садитьсЯ под зонтом акации. Џередо  мной на дне маленькой долины
тЯнулась темнаЯ,  почти чернаЯ полоса джунглей, с  нависающим  над ней краем
плато. ‘перва контраст между светом и  тьмой очень резок, затем мЯгкий  свет
постепенно проникает  в долину  и,  становЯсь  все Ярче и Ярче, заполнЯет ее
всю.  ѓоризонт превращаетсЯ  в пылающую белую линию. ‘оздаетсЯ  впечатление,
что  свет проникает  уже  внутрь предметов и они начинают светитьсЯ изнутри,
пока не становЯтсЯ почти прозрачными,  как блестЯщие разноцветные стеклышки.
‚се вокруг  выглЯдит подобно  огненным  кристаллам. €здалека доноситсЯ  крик
птицы-колокольчика. ‚ такие минуты мне казалось, будто Я нахожусь в каком-то
сказочном замке.  ќто был самый свЯщенный час днЯ, и  Я,  забыв  о  времени,
наслаждалсЯ этим великолепием, испытываЯ бесконечный восторг.
     ђЯдом  со мной находилась  высокаЯ скала,  где жили  огромные  павианы.
Ћбычно  они с  шумом и  криками носились  по  лесу, но каждое  утро они тихо
застывали на краю скалы  со стороны  восходЯщего солнца, будто тоже  ожидали
рассвета.  Ћни  походили  на  павианов  из храма  Ђбу-‘имбел  в …гипте,  чьи
застывшие движениЯ напоминали молитвенные жесты. ‡десь повторЯлсЯ один и тот
же сюжет: с  давних пор люди поклонЯлись великому богу, избавлЯющему мир  от
тьмы, несущему в себе лучистый небесный свет.
     џ  тогда  осознал,  что  в  душе  всегда  живет   стремление  к  свету,
неудержимое  желание  вырватьсЯ   из  первобытной  тьмы.  Ќочью  все   живое
погружаетсЯ в глубокое  уныние и каждой душой  овладевает неизъЯснимаЯ тоска
по свету.  ќто тоскливое выражение мы видим  в глазах туземцев и животных. ‚
глазах животных  прЯчетсЯ печаль, и никто никогда не  узнает, порождение  ли
это их  души  или болезненное чувство - знак  первобытного,  первоначального
состоЯниЯ мира. ќта печаль - суть настроениЯ Ђфрики,  постоЯнное ощущение ею
своего одиночества. ЏервобытнаЯ тьма сопричастна глубокой материнской тайне,
потому  так  остро  переживают  негры рождение  солнца -  ведь в этот момент
ЯвлЯетсЯ  свет,  ЯвлЯетсЯ избавление,  освобождение от  тьмы.  ѓоворить, что
солнце есть Ѓог, - значит утратить, забыть изначальное ощущение, переживание
этого момента. "Њы рады,  что кончилась ночь  и  духи  ушли",  - но  это уже
некоторое  рассудочное осмысление. ‚  действительности ночью над этой землей
нависает такаЯ  тьма,  что ночь становитсЯ не  просто  ночью,  а тьмой души,
вековечной ночью, котораЯ сегоднЯ та же,  какой была миллионы лет. € желание
увидеть свет - это желание обрести сознание.

     Ќаше безмЯтежное пребывание на горе ќлгон близилось к концу. Њы грустно
сворачивали  палатки,  обещаЯ  себе, что вернемсЯ. ’рудно  было смиритьсЯ  с
мыслью, что Я больше никогда не  смогу увидеть и пережить это  ни  с чем  не
сравнимое  великолепие. Џозже  близ  Љакамеги  нашли  золото, в ставшей  мне
родной, недалекой стране развернулось  движение  "мау-мау",  и  нам пришлось
пробудитьсЯ от наших грез и мифов.
     Њы  продвигались  по  южному склону  горы  ќлгон.  Џостепенно  характер
рельефа  менЯлсЯ:  к  равнине  подступили  высокие  горы,  покрытые  густыми
джунглЯми. –вет кожи местных жителей становилсЯ  чернее, тела - неуклюжими и
массивными.  €х  движениЯ уже не  отличались той грациозностью,  котораЯ так
восхищала нас у масаи. Њы приближались к Ѓагише, где должны были задержатьсЯ
на  какое-то  времЯ в лагере на Ѓунамбале. Ћтсюда открывалсЯ потрЯсающий вид
на широкую  нильскую  долину. ‡атем  мы двинулись дальше,  в  Њбалу, там нас
ожидали два  грузовых  форда,  на  которых  мы наконец добрались до  станции
„жиниЯ у озера ‚икториЯ-Ќианца. Њы загрузили свой багаж в  маленький  поезд,
который раз в  две  недели ходил до  озера Љиога.  ’ам  какой-то пароходик с
дровЯной топкой с небольшими приключениЯми довез нас до порта Њасинди. ‡десь
мы пересели  на грузовик  и доехали  до  города  Њасинди, расположенного  на
плато, отделЯющем озеро Љиога от озера Ђльберт.
     ‚ одном селении  на пути от озера Ђльберт в ђеджаф (‘удан)  мы пережили
незабываемое приключение. Њестный вождь, очень высокий, молодой еще человек,
нанес нам визит  со своей  свитой. ќто  были  самые  черные негры, которых Я
когда-либо встречал. ‚изитеры не внушали  довериЯ. Њамур (наместник) выделил
нам  в  сопровождение  трех  стрелков,  но Я видел, что и  они, и наши слуги
чувствовали  себЯ  неуверенно.  “  них  имелось  только  по  три  патрона на
винтовку, их присутствие по  сути было чисто символическим жестом со стороны
правительства.
     Љогда  вождь  предложил нам вечером  посмотреть  на  ньгома  (танцы), Я
охотно согласилсЯ, рассчитываЯ поближе узнать этих людей. Ќаступила ночь. Њы
уже  собирались  ложитьсЯ  спать,  когда  раздались  трубные звуки  и грохот
барабанов. Ќашему взору Явились человек шестьдесЯт, воинственно настроенных,
со сверкающими пиками, дубинками и мечами. ‡а ними, на некотором расстоЯнии,
следовали женщины и  дети,  младенцы устроились  на  спинах  своих  матерей.
ђазворачивалось по всем признакам грандиозное празднество. ЌесмотрЯ на жару,
был разожжен большой костер, и женщины с детьми расположились вокруг него.
     Њужчины образовали внешнее кольцо - таким образом (мне однажды пришлось
увидеть  такое)  ведет себЯ потревоженное  стадо  слонов.  џ  уже  не  знал,
радоватьсЯ  мне или  беспокоитьсЯ по поводу  этого демарша.  ЋглЯдываЯсь,  Я
поискал глазами наших слуг и вооруженную охрану -  но  их и  след простыл! ‚
качестве  captatio  benevolentiae (жеста  доброй  воли.  -  <i>лат.</i>)  Я  одарил
присутствующих сигаретами,  спичками  и  английскими  булавками.  •ор мужчин
начал  распевать  - довольно гармонично  - энергичные, воинственные мелодии,
одновременно  они стали раскачиватьсЯ  и притоптывать ногами. †енщины и дети
столпились  вокруг   огнЯ.  Њужчины  же,  танцуЯ,  то  приближались  к  нам,
размахиваЯ  своим  оружием,  то  возвращались  назад  -  к  огню,  то  снова
наступали. ‚се это сопровождалось диким пением, грохотом и завыванием. ‘цена
была  дикой и  впечатлЯющей,  подсвеченной  отблесками костра  и  магическим
лунным светом. Њой приЯтель и Я вскочили на ноги и смешались с танцующими. џ
размахивал своей плеткой из шкуры носорога - единственным моим оружием.  Ќас
встретили с  Явным одобрением, усердие танцующих удвоилось. ‚се основательно
вспотели, топаЯ, крича и распеваЯ. ђитм постепенно учащалсЯ.
     Ћт  подобных  танцев  и  музыки  негры  легко  впадают в  экстатическое
состоЯние.  ’ак  случилось  и  здесь. Џо мере того как времЯ  приближалось к
одиннадцати, их возбуждение достигло крайней точки, и  дело стало  принимать
чрезвычайно неприЯтный оборот. ’анцоры уже представлЯли  собой дикую орду, и
Я со страхом думал, чем же все это может кончитьсЯ. џ делал знаки вождю, что
пора кончать, что ему и его людЯм пора спать. Ќо он хотел "еще раз".
     Њне  припомнилось,  что  мой землЯк, один из братьев ‡аразин, будучи  в
исследовательской экспедиции  в ‡амбези,  был ранен  копьем  во времЯ  такой
ньгомы. Џоэтому, уже не раздумываЯ, понравитсЯ это вождю или  нет, Я стал по
очереди подзывать  к  себе танцующих, раздал им сигареты  и жестами показал,
что иду спать.  ‡атем Я полушутЯ, полуугрожающе стал  размахивать носорожьей
плеткой  и  за  неимением  лучшего  варианта  громко  обругал   "гостей"  на
швейцарском  диалекте немецкого,  даваЯ  понЯть,  что пора  разойтись,  пора
спать.  Ћни, разумеетсЯ, сообразили, что гнев  мой наигран,  но, похоже, это
было как раз то, что нужно. ђазразившись хохотом и прыгаЯ друг  через друга,
подобно  детЯм,  играющим  в  горелки, они  рассыпались  в разные  стороны и
растворились в ночи,  хотЯ их вопли и барабанный  бой  доносились до нас еще
довольно  долго.  Ќо  наконец  все   стихло  и,  совершенно  изнуренные,  мы
провалились в сон.

     Ќаш  поход  завершилсЯ  в  ђеджафе,  на  Ќиле.  ’ам  мы погрузили  наше
снарЯжение на небольшой пароходик, который с трудом смог подойти к ђеджафе -
уровень  воды  был слишком  низок.  Љ  тому времени  Я  чувствовал некоторую
пресыщенность  всеми приключениЯми.  Њысли  переполнЯли  менЯ, и Я  со  всей
остротой   ощутил,  что  мои  способности  к  восприЯтию  нового  далеко  не
безграничны, что они  на пределе.  ‚се, что мне  сейчас требовалось,  -  это
привести  в порЯдок все мои наблюдениЯ, впечатлениЯ и переживаниЯ.  ’о,  что
было достойно вниманиЯ, Я записал.
     Ќа протЯжении всего путешествиЯ мои сны упорно игнорировали африканскую
обстановку,  ограничиваЯсь  только  домашними  сюжетами.   “  менЯ  возникло
чувство, что бессознательное относит  мое африканское путешествие  к чему-то
нереальному, воспринимает его  как некий симптоматический  или символический
акт (если  в принципе  уместно персонифицировать  бессознательные процессы).
ќто показалось мне чересчур нарочитым -  ведь из моих снов исчезали наиболее
Яркие  событиЯ путешествиЯ. ’олько  один раз там Я увидел  во сне негра, чье
лицо показалось мне удивительно знакомым, но Я долго не  мог припомнить, где
встречал его прежде.  Ќаконец  памЯть сработала:  это был  мой парикмахер из
—иттануги в ’еннесси! Ђмериканский негр!  ‚о сне  он  держал у  моей  головы
огромные  раскаленные щипцы, собираЯсь  сделать мне прическу "kinky" -  "под
негра".  џ  уже начинал  чувствовать  жар  от раскаленного железа  и в ужасе
проснулсЯ.
     ќтот  сон   был   воспринЯт   мной  как  предупредительный   сигнал  из
бессознательного:  оно  подсказывало,  что Я должен быть  осторожным,  что Я
подошел  слишком  близко  к тому, чтобы  "going black"  (сделатьсЯ черным. -
<i>англ.</i>)<i>.</i> ‚ тот момент  у менЯ начиналсЯ приступ  тропической  лихорадки и моЯ
физическаЯ сопротивлЯемость была ослаблена. „лЯ того чтобы Явить мне угрозу,
исходЯщую  от  негра, мое бессознательное,  избегаЯ  какого  бы  то  ни было
напоминаниЯ  о  настоЯщем,  вызвало  у  менЯ  воспоминание  двенадцатилетней
давности о негритЯнском парикмахере в Ђмерике.
     Љстати, это любопытное свойство моих снов заставлЯет вспомнить Явление,
отмеченное в  годы  первой  мировой войны: солдаты на фронте видели  гораздо
меньше  снов о войне, чем о доме, о мирной жизни. ‚оенные психиатры называли
это своего рода базовым принципом: если человеку слишком часто снитсЯ война,
его  нельзЯ  оставлЯть на  передовой  - он  лишен психологической защиты  от
внешних впечатлений.
     ‚   разгар   африканских   событий  и  впечатлений  мои  сны  развивали
собственный сюжет. Ћни касались исключительно моих личных проблем. ЋбъЯснить
это Я мог только  так: мне при  любых обстоЯтельствах следует сохранЯть свою
европейскую индивидуальность.
     џ  даже начал подозревать, что затеЯл африканское путешествие  с тайной
целью покинуть …вропу  с ее неразрешимыми проблемами,  пусть даже рискуЯ при
этом вообще остатьсЯ в Ђфрике. ’ак поступали многие до менЯ, так поступают и
сейчас. Џутешествие теперь представилось мне  в  другом  свете: целью  его в
гораздо  меньшей  степени  было  изучение  психологии   примитивных  народов
("ЏсихологическаЯ  экспедициЯ   в  Ѓагишу"),  речь  скорее   шла   о  другом
мучительном  длЯ  менЯ вопросе: что же произошло с психологом  ћнгом  in the
wilds  of Africa  (в дебрЯх Ђфрики.  -  <i>англ.</i>)?  Ћт  этого вопроса Я уходил,
несмотрЯ  на то, что  в свое времЯ  поставил перед собой задачу  исследовать
реакции  европейца на первобытные условиЯ жизни. Ќо,  к  собственному  моему
удивлению, эта  объективнаЯ научнаЯ проблема  сделалась в  конце  концов длЯ
менЯ очень личной, и всЯкое решение болезненно затрагивало прежде всего менЯ
самого.  џ вынужден был  признатьсЯ себе, что врЯд ли  упомЯнутаЯ выставка в
“эмбли Явилась поводом длЯ моего путешествиЯ, скорее европейский воздух стал
длЯ менЯ слишком удушливым.
     ђазмышлЯЯ  об этом, Я медленно плыл  по  тихим водам Ќила на север -  в
…вропу,  навстречу своему будущему. Џутешествие закончилось в •артуме. ‡десь
начиналсЯ …гипет. €так<i>,</i> Я достиг желаемого и осуществил свой план  -  открыл
длЯ себЯ это  царство древней культуры не  с запада, не  на пути из …вропы и
ѓреции, но с юга, от истоков Ќила.  ЊенЯ больше интересовали не азиатские, а
хамитские элементы египетской культуры.  €збрав географическое направление и
двигаЯсь по течению Ќила путем развитиЯ цивилизации, Я мог кое-что отыскать.
‚ таком плане  главной моей удачей  оказалось открытие аналогии  египетского
мифа о ѓоре с верованиЯми элгонисов. € еще - этот молитвенный жест павианов,
Я снова вспомнил о нем в Ђбу-‘имбеле, южных воротах …гипта.
     Њиф о ѓоре - это историЯ о возрождении божественного света. Њиф  должен
был  поЯвитьсЯ после  того, как культура, то есть сознание,  впервые вырвала
человека из первобытной тьмы. €менно поэтому путешествие из сердца  Ђфрики в
…гипет   стало  длЯ  менЯ   некой   драмой   обретениЯ   света,  что   имело
непосредственное отношение к моему собственному опыту,  к моей психологии. џ
чувствовал  это, но  не  умел  должным  образом  сформулировать.  џ  не  мог
предполагать,  что даст мне Ђфрика, но  Я получил ответ на  многие вопросы и
обрел  некое  знание.  ќто  имело  несравнимо  большее  значение, чем  любой
этнографический материал, чем оружие, черепки или украшениЯ, чем какие бы то
ни  было охотничьи трофеи. џ хотел знать, что произойдет со мной в Ђфрике. €
Я узнал это.


        €ндиЯ

     Њое  путешествие в €ндию в 1938  году  произошло не по моей инициативе.
ќтим  Я  обЯзан  британскому  правительству €ндии, которое  пригласило  менЯ
принЯть участие в торжествах по случаю 25-летиЯ университета в Љалькутте.
     џ  много читал  об  индийской  философии и религиозной  истории  и  был
убежден, что восточнаЯ мудрость - настоЯщаЯ сокровищница знаний о  человеке.
Ќо  Я  должен  был увидеть все собственными глазами и  остатьсЯ самим  собой
подобно  некоему  гомункулусу в колбе.  €ндиЯ  Явилась  мне  как сон, ведь Я
всегда искал себЯ, свою  правду. Џутешествие оказалось своего рода прелюдией
к напрЯженным занЯтиЯм алхимической философией, они целиком  менЯ поглотили,
Я даже захватил с собой первый том "Theatrum  Chemicum" с основными работами
ѓерхарда  „орна.  ‡а времЯ путешествиЯ книга была проштудирована от корки до
корки. ’ак  идеи  европейской философии  соприкоснулись  с впечатлениЯми  от
чуждой мне  культуры  и образа  мышлениЯ. Ќо и та  и другаЯ основываютсЯ  на
изначальном духовом опыте бессознательного, - отсюда единство,  подобие или,
по крайней мере, возможность уподоблениЯ.
     ‚  €ндии  Я  впервые наблюдал вблизи  совершенно  иную,  высокоразвитую
культуру. ‚печатлениЯ от Ђфрики были совершенно иными, в ‘еверной Ђфрике мне
ни разу не представилсЯ случай побеседовать с человеком, способным  выразить
свою культуру в словах. ‚ €ндии же Я встретил  людей, причастных к духовному
наследию ‚остока, и  имел возможность сравнить их с европейцами. ќто значило
длЯ  менЯ очень много. џ вел частные и обстоЯтельные беседы  с ‘. ‘убраманьЯ
„жером, гуру Њахараджи из Њайсура, у  которого некоторое  времЯ гостил.  Њне
доводилось  встречатьсЯ  и  со  многими  другими учителЯми, чьи имена  Я,  к
сожалению, не  помню. ‘ другой стороны, Я избегал встреч  с  так называемыми
"свЯтыми людьми", их  Я избегал, потому  что  должен  был остатьсЯ при своей
правде, не принимаЯ от  других  того, чего не мог  достичь сам. ќто  было бы
ничем  иным,  как  воровством, если  бы  Я сделал хотЯ бы попытку  научитьсЯ
чему-то  у  "свЯтых людей"  и принЯть их правду как свою собственную. ќто их
правда,  а Я владел лишь тем, что  объЯснЯло именно менЯ.  ’очно так же как,
живЯ в …вропе, Я не могу просить подаЯниЯ на ‚остоке, Я обЯзан жить так, как
требует моЯ природа.
     ќто вовсе  не говорит о  том,  что  Я  недооценивал собственно  феномен
индийского  "свЯтого", мне просто не  удалось увидеть его в  истинном свете,
как изолированное  Явление,  то есть  не  было возможности оценить его. ’ак,
например,  Я  не  знал,  что  скрываетсЯ  за  произнесенными  им  словами  -
действительно ли откровение, или нечто вроде пословицы, расхожей истины, что
сотни  лет разносЯт  по  площадЯм.  џ  помню характерный  случай, свидетелем
которого был на –ейлоне. „ва крестьЯнина с  тележками  столкнулись  на узкой
улице.  ‚место  извинениЯ они  обменЯлись  некими, ничего  не  значащими длЯ
постороннего словами: "Adukan anatman", что означало: "Џрошлые  тревоги, вон
из души!" —то за этим стоЯло - счастливаЯ фраза, единственнаЯ в  своем роде,
или расхожаЯ формула?
     ‚ €ндии менЯ  в основном  интересовала проблема психологической природы
зла. ‚ сравнении с духовной жизнью  …вропы менЯ поразило  здесь  совершенное
отсутствие  противоречий, и эта проблема представилась  мне в новом свете. ‚
беседе с образованным китайцем Я был снова  потрЯсен способностью этих людей
принимать так называемое "зло", не терЯЯ лица. Ќа ‡ападе такое немыслимо. Ќо
у восточного человека вопрос морали стоит вовсе не на первом месте, длЯ него
добро  и  зло  - неотъемлемые составлЯющие  природы и  ЯвлЯютсЯ  всего  лишь
различными степенЯми и качествами одного и того же.
     џ  видел, что  индийскаЯ духовность  в  равной мере принимает  и зло, и
добро. •ристианин стремитсЯ к добру, но уступает злу, индус ощущает себЯ вне
добра и  зла, достигаЯ  этого  состоЯниЯ с помощью медитации или йоги.  •отЯ
здесь  Я  должен  заметить,  что  при  подобном  раскладе  и  добро,  и  зло
размываютсЯ,  терЯЯ  конкретные очертаниЯ,  что  в конце  концов  приводит к
духовному застою. Ќет более ни зла, ни добра. ‚ лучшем случае есть мое добро
или  мое зло,  как нечто, кажущеесЯ мне добром или злом.  Ћтсюда  приходитсЯ
признавать и  тот парадокс, что индийскаЯ  духовность одинаково не нуждаетсЯ
ни  в  зле, ни в  добре,  что она обременена противоречиЯми и что нирвана  -
необходимое условие освобождениЯ от последних и еще от десЯти тысЯч вещей.
     –ель индуса -  не моральное совершенство, а только  состоЯние  нирваны.
†елаЯ отрешитьсЯ от собственной природы,  медитацией он  достигает состоЯниЯ
легкости  и пустоты,  освобождаЯ  себЯ  таким образом. џ же, напротив,  хочу
остатьсЯ при своем - Я не желаю отказыватьсЯ ни от человеческого общениЯ, ни
от природы, ни от себЯ самого и собственных фантазий. џ убежден, что все это
даровано  мне  как величайшее  чудо. Џрироду, душу и жизнь Я воспринимаю как
некое развитие божества - к чему  же большему стоит стремитьсЯ? ‚ысший смысл
бытиЯ  длЯ  менЯ заключаетсЯ в том,  что оно есть, а не в том,  чтобы его <i>не
было.</i>
     џ  не признаю освобождениЯ r tout prix (любой ценой. - <i>фр.</i>)  и не  могу
избавить себЯ от того, чем не владею, чего не делал или не испытывал.
     Џодлинное освобождение приходит лишь тогда, когда ты сделаешь длЯ этого
все  возможное,  пожертвуешь  всем,  что у  тебЯ  есть, и завершишь  то, что
определил длЯ себЯ. Ђ  если Я ухожу  от  проблем,  лишаЯ  себЯ  сочувствиЯ и
соучастиЯ, то  уничтожаю соответствующую часть  своей  души. Љонечно, вполне
возможно, что моЯ долЯ сочувствиЯ и соучастиЯ достаетсЯ мне  слишком дорогой
ценой и  Я имею все основаниЯ отказатьсЯ  от нее.  Ќо и в  этом случае можно
говорить  лишь  о  собственной  "non  possumus"  (неспособности.  -  <i>лат.</i>) и
смиритьсЯ с потерей чего-то, быть может,  существенного, со своим неумением,
в конце концов, справитьсЯ с некой задачей. €менно так осознание собственной
непригодности заменЯет отсутствие реального действиЯ.
     —еловек,  не  перегоревший в  аду  собственных  страстей,  не  может их
победить.  €  они  прЯчутсЯ  рЯдом,  в  соседнем  доме,   чего  он  даже  не
предполагает. Ђ пламЯ в любой момент может перекинутьсЯ и сжечь дом, который
он  считает  своим.  ’о,  от  чего  мы уходим,  уклонЯемсЯ,  Якобы  забываЯ,
находитсЯ в опасной близости  от нас. € в конечном счете оно вернетсЯ, но  с
удвоенной силой.

     ‚ Љхаджурахе  (Ћрисса) Я встретилсЯ с одним индусом,  который предложил
проводить  менЯ  в храм  и  показать  большую  храмовую  пещеру.  ‚сю пагоду
заполнЯли  особого  рода  обсценные  скульптуры.  Њы  долго  обсуждали  этот
необычный факт, причем мой провожатый видел в скульптурах средство духовного
совершенствованиЯ. џ возражал, указываЯ на группу молодых крестьЯн, которые,
открыв  рты,  уставились  на  это  великолепие:  врЯд  ли этих молодых людей
интересует сейчас духовное совершенствование  или  что-либо  подобное,  куда
более вероЯтно, что их мысли в этот момент занЯты исключительно сексуальными
фантазиЯми. Ќа что индус ответил: "‚от это и  есть главное. ђазве смогут они
когда-нибудь достигнуть духовного совершенства, если не исполнЯт свою карму?
ќти обеденные фигуры здесь именно длЯ того, чтобы  напомнить людЯм о  дхарме
(добродетели) ибо, не осознаваЯ ее, они могут забыть о ней".
     Њне подобное толкование показалось в высшей степени  странным, хотЯ мой
спутник  действительно  считал,  что  молодые  люди  могут  забыть  о  своей
сексуальности, и всерьез пыталсЯ убедить менЯ в том, что они бессознательны,
как  животные,  и  нуждаютсЯ  в поучениЯх. „лЯ этой  цели,  по его словам, и
существует такого рода внешний декор, и, прежде чем ступить в пределы храма,
они  должны  вспомнить о  дхарме, иначе их сознание не пробудитсЯ  и  они не
придут к духовному совершенству.
     Љогда  мы  вошли  в  ворота, индус  указал  на двух  "искусительниц"  -
скульптурные  изображениЯ танцующих девушек с соблазнительным изгибом бедер,
они улыбались, приветствуЯ  входЯщих. "‚ы  видите этих  танцующих девушек? -
спросил он. -  ‘мысл здесь тот же. ђазумеетсЯ, Я не имею  в виду ни менЯ, ни
вас,  кто  уже достиг  определенного уровнЯ сознаниЯ,  мы - выше такого рода
вещей. Ќо эти крестьЯнские парни нуждаютсЯ в напоминании и предостережении".
     Љогда  мы,  выйдЯ  из храма, стали  спускатьсЯ  по аллее  лингамов,  он
внезапно сказал мне: "‚ы видите  эти  камни? ‡наете ли, что они означают?  џ
открою вам великую  тайну".  џ  был удивлен:  мне казалось, что  фаллическое
содержание этих памЯтников Ясно и  ребенку. Ќо  он  прошептал  мне на ухо  с
величайшей  серьезностью:  "ќти камни - интимнаЯ  часть  мужского  тела".  џ
ожидал,  что  он  сообщит  мне  что-либо  о  символах  великого  бога  ивы.
Ћшеломленный, Я посмотрел на него, но он  лишь важно кивнул головой,  словно
говорЯ: "„а-да. это  правда. ‚ы же в своем европейском невежестве никогда бы
об этом не догадались!"
     Љогда  эту  историю  услыхал ѓенрих –иммер,  он восторженно воскликнул:
"Ќаконец-то Я узнаю что-то стоЯщее об €ндии!"

     ‘тупа ‘анчи  вызвала во мне неожиданное и  сильное чувство: так бывает,
когда Я вижу  нечто - вещь,  личность или идею, - что мне не вполне понЯтно.
‘тупа стоит на  скалистом  холме,  к  вершине которого ведет  удобнаЯ тропа,
выложеннаЯ большими каменными плитами. ќтот  храм -  реликварий  сферической
формы,  он напоминает две  гигантские  чаши длЯ  риса,  поставленные одна на
другую, как предписывал сам Ѓудда в Њаха-Џариниббана-‘утре.  Ђнгличане очень
бережно отреставрировали ее. ‘амое большое из этих  строений окружено стеной
с четырьмЯ искусно украшенными воротами.  ‚ы  входите - и тропа поворачивает
налево, затем вкруговую - по  часовой  стрелке -  ведет вдоль ступы.  —етыре
статуи Ѓудды  обращены  к четырем  сторонам  света.  ЏройдЯ  один  круг,  вы
вступаете во второй - параллельный, но расположенный несколько выше. ирокаЯ
панорама  долины,  сами  ступы,  руины  храма, покой и уединение, -  все это
растревожило  и  зачаровало  менЯ.  џ  на  времЯ  покинул  своих  спутников,
погрузившись в атмосферу этого удивительного места.
     ѓде-то  вдали   послышались   ритмичные  удары  гонга,   они   медленно
приближались. ќто оказалась группа  Японских паломников. Ћни двигались  один
за  другим, ударЯЯ в маленькие  гонги, и скандировали древнюю  молитву:  "Om
mani padme hum" (Ћ сокровище, восседающее на  лотосе. - <i>санскр.</i>). “дар гонга
приходилсЯ на "hum". Џаломники низко  склонились  перед  ступой  и  вошли  в
ворота. ’ам  они склонились снова у  статуи Ѓудды, распевно произносЯ что-то
вроде  молитвы,  затем дважды прошли  по  кругу,  приветствуЯ  гимном каждую
статую  Ѓудды.  џ  проводил их  глазами, но душой был с ними, что-то  во мне
посылало  им  безмолвную  благодарность  за  то, что  их поЯвление  чудесным
образом помогло мне найти способ выразить охватившее менЯ чувство.
     Њое  волнение  указывало на то, что  холм ‘анчи ЯвилсЯ  длЯ менЯ  неким
центром.  ќто  был  буддизм, который  Я увидел  в  новом свете. †изнь  Ѓудды
предстала   передо  мной  как  воплощение  самости,  именно  идеЯ   самости,
самодостаточности, была  ее смыслом; она, эта идеЯ, стоЯла выше всех богов и
была сутью бытиЯ - человека и мира. Љак unus mundus (единый мир. - <i>лат.</i>) она
воплощает и  бытие в  себе, и знание о  нем,  -  знание, без которого ничего
существовать  не  может.  Ѓудда  увидел  и  осознал  космогонический   смысл
человеческого  сознаниЯ,  понимаЯ,  что, если человек  позволит  этому свету
угаснуть, мир обратитсЯ в тьму, в  ничто. ‚еличайшаЯ  заслуга опенгауэра  в
том, что и он тоже - или и он вновь - признал это.
     •ристос, как и  Ѓудда, воплощает в себе самость,  но в  совершенно ином
смысле. Ћба они одержали победу над этим миром: Ѓудда, так сказать,  здравым
смыслом,  •ристос  -  искупительной  жертвой.  •ристианство  учит  страдать,
буддизм -  видеть и делать.  Ћба пути  ведут к истине, но длЯ индуса Ѓудда -
человек,  пусть  совершенный,  но  человек,   тем  более,  что  он  личность
историческаЯ, и людЯм легче понЯть его. •ристос - и человек, и <i>в то же времЯ</i>
Ѓог, понЯть  это гораздо сложнее. Ћн и сам не осознавал всего, знаЯ лишь то,
что  обречен  пожертвовать  собой, такова его судьба. Ѓудда  действовал, как
считал нужным,  он прожил свою  жизнь до конца и  умер в  глубокой старости.
•ристос же был тем,  чем ему  должно было быть, - он прожил  очень  недолго.
[Џозже  в наших  беседах  ћнг сравнивал  •риста и  Ѓудду в  их  отношении  к
страданию. •ристос  знал цену страданию, видел в нем положительный смысл, и,
как  мученик,  он  человечнее и реальнее Ѓудды. Ѓудда не принимал страданиЯ;
правда, он отказалсЯ и  от радости.  Ћн уничтожил в  себе всЯкое чувство  и,
таким образом, отвергнул все человеческое. •ристос в …вангелиЯх ЯвлЯетсЯ как
Ѓогочеловек, хотЯ он, собственно, не переставал  быть человеком,  всегда  им
оставалсЯ, тогда как Ѓудда еще при жизни поднЯлсЯ выше человеческого в себе.
- <i>ред.</i>]
     ‘о  временем  буддизм, как и христианство,  претерпел многие изменениЯ.
Ѓудда  сделалсЯ,  если  можно  так  выразитьсЯ,  воплощением   саморазвитиЯ,
образцом  длЯ подражаниЯ,  хотЯ  сам  он учил,  что, преодолев цепь сансары,
каждый человек способен  достичь  просветлениЯ, стать буддой. Ђналогично и в
христианстве •ристос представлЯетсЯ неким прообразом, который живет в каждом
христианине  и  в  своем  роде  ЯвлЯет собой идеальную  модель  личности. Ќо
исторически  христианство пришло  к  "imitatio  Christi",  когда  человек не
пытаетсЯ искать свой, предназначенный ему духовный путь, но ищет подражаниЯ,
следует  за  •ристом.  ’ак  и ‚осток пришел  в  конце концов к  своего  рода
imitatio, Ѓудда стал  образцом  длЯ  подражаниЯ, что  уже  само по себе есть
искажение его  учениЯ,  равно как  "imitatio Christi"  привело к неизбежному
застою в развитии христианства. Љак Ѓудда в  своем  знании далеко  превзошел
брахманов и их богов, так и  •ристос возвещал евреЯм: "‚ы боги" (€н. 10,34),
но люди так  и не смогли принЯть это.  € теперь мы видим, что так называемый
"христианский" ‡апад, так и не создав нового мира, стремительно приближаетсЯ
к разрушению имеющегосЯ.

     ‚ €ндии  Я  получил  три докторских степени - в  Ђллахобаде, Ѓенаресе и
Љалькутте:  перваЯ  представлЯет исламское,  втораЯ -  индусское,  третьЯ  -
британско-индийское  научное и медицинское знание.  ќто  было уже слишком, и
мне  срочно  понадобилась хоть  какаЯ-нибудь разрЯдка. ’ак  и  случилось:  в
Љалькутте  Я подхватил  дизентерию, попал в госпиталь и  пролежал там десЯть
дней. ѓоспиталь  стал  длЯ менЯ благословенным  островком, спокойным местом,
где  Я  смог  разобратьсЯ  в  безбрежном  море  впечатлений, поразмыслить  о
множестве вещей, переплетенных в безумной хаотичности:  о величии, глубине и
великолепии €ндии, о ее непроходимой нужде и бедствиЯх, о ее совершенстве  и
несовершенствах.
     Љогда Я выздоровел и вернулсЯ в отель, мне  приснилсЯ сон; он был столь
примечателен, что Я должен рассказать о нем.
     ‚ компании моих цюрихских друзей Я  оказалсЯ на незнакомом мне острове,
похоже,  недалеко  от  побережьЯ  южной  Ђнглии.  Ћстров  был   небольшим  и
практически  необитаемым  -  узкаЯ  полоса  земли,  километров  на  тридцать
протЯнувшаЯсЯ с севера на юг. ‚ южной части  острова  на скалистом побережье
возвышалсЯ средневековый замок. Њы,  туристы, стоЯли во  дворе замка,  перед
башней.   —ерез  ворота  мы  видели  широкую   каменную  лестницу,   котораЯ
заканчивалась наверху, у входа в колонный зал. ѓорели свечи. џ знал, что это
замок ѓраалЯ и что сегоднЯ вечером здесь  состоитсЯ празднество в его честь.
Њало кому  было известно:  даже наш коллега немецкий профессор, поразительно
похожий на Њоммзена в старости, ничего об этом не слышал.  Њы с ним о многом
говорили,  он производил  впечатление человека умного и образованного.  ‹ишь
одно  показалось  мне странным: длЯ профессора все  это было в прошлом, было
мертвым;  <i>с</i>   большим  знанием  он  рассказывал  о  схожести  британских   и
французских источников легенды  о ѓраале. Ќо он не понимал собственно смысла
легенды -  ее  живого  присутствиЯ в  настоЯщем,  тогда  как  Я  ощущал  это
необыкновенно   остро.  ‚добавок  он,  похоже,  не  замечал  того,  что  нас
непосредственно  окружало, и  вел  себЯ  так, будто  находилсЯ в аудитории и
читал студентам лекцию.  ЊоЯ  попытка привлечь  его внимание  к особенностЯм
обстановки оказалась тщетной. Ћн не видел ни лестницы,  ни свечей, ни самого
зала.
     ђастерЯнно озираЯсь, Я  вдруг  обнаружил, что стою у  высокой  замковой
стены,  нижнюю  часть  которой  покрывало  что-то вроде шпалеры,  только  не
деревЯнной,  как обычно, а кованной  - в форме виноградной лозы с листьЯми и
гроздьЯми. —ерез каждые два метра на горизонтальных ветвЯх располагались  на
манер  птичьих гнезд крошечные  железные  домики. ‚друг  среди листвы что-то
промелькнуло, сначала Я подумал, что это  мышь, но потом отчетливо разглЯдел
крошечного железного гномика в колпаке, снующего от одного домика к другому.
"Ќу вот, - воскликнул Я в изумлении, обращаЯсь к профессору, - ‚ы  же видите
это!"
     Ќеожиданно  все исчезло,  и  обстановка  во  сне  изменилась. Њы, та же
компаниЯ, но  уже  без профессора, оказались не в замке, а на каком-то голом
скалистом берегу. џ понЯл: что-то должно случитьсЯ, поскольку ѓраалЯ все еще
не было, а празднество должно было состоЯтьсЯ именно  сейчас, этим  вечером.
Љто-то сказал, что его прЯчут в северной части острова, в маленьком  домике.
Ќо Я знал, что  мы <i>обЯзаны</i> доставить ѓрааль в замок. Ќас было человек шесть,
и мы двинулись в путь.
     €дти  было тЯжело, но через  несколько часов  мы  достигли самой  узкой
части острова, где выЯснилось,  что остров  фактически разделен на две части
морским  проливом. ‚  самом узком  месте ширина его  была около 100  метров.
‘олнце  зашло  и  наступила  ночь.  “ставшие,  мы  расположились  на берегу.
Њестность выглЯдела  безлюдной и пустынной - ни куста, ни деревца, - ничего,
кроме травы и екал. Ќигде поблизости мы не обнаружили ни  моста,  ни  лодки.
Ѓыло очень холодно, и мои спутники один за другим стали засыпать. џ не спал,
раздумываЯ, что же можно сделать,  и наконец решил переплыть через пролив. џ
начал раздеватьсЯ - и в этот момент проснулсЯ.
     ќтот  средневековый  европейский  сюжет ЯвилсЯ  мне  тогда, когда  менЯ
захлестнула масса беспорЯдочных индийских впечатлений.  ’ем  более,  что лет
десЯть  назад Я выЯснил, что во многих областЯх Ђнглии  легенда о ѓраале все
еще жива и актуальна, несмотрЯ на все, что о ней написано поэтами и учеными.
ќто  поразило  менЯ еще больше,  когда  Я  нашел параллель между поэтическим
мифом  и  свидетельствами алхимиков об "unum vas",  "una  medicina" и  "unus
lapis".  Њифы, о которых не помнЯт днем,  живут  ночью,  и  могучие  образы,
которые сознание  свело  к ничтожной банальности,  увлекают поэтов,  обретаЯ
благодарЯ  им  новую  жизнь,  -  и  уже  в другой  форме,  но  вновь и вновь
заставлЯют нас  задумыватьсЯ.  ‚еликие мертвецы  все еще  живы,  они  просто
изменили имена. "Њал, да удал" - неузнанный кабир поселилсЯ в новом доме.
     ‘новидение  своей  властью  освободило менЯ  от  каждодневных индийских
впечатлений и вернуло назад, к тому, что Я оставил на ‡ападе, прежде всего к
сюжетам  о  поисках философского камнЯ и  чаши свЯтого ѓраалЯ. ‚се индийское
будто отодвинули  от менЯ, заставлЯЯ  вспомнить, что €ндиЯ  никогда  не была
моей  целью,  а  лишь частью пути, хотЯ  и безусловно важной, что она должна
всего-навсего приблизить  менЯ к  настоЯщей  цели. ‘он как бы  ставил передо
мной вопрос: "—то ты делаешь в €ндии? ’ебе  же необходимо найти свЯтую чашу,
"salvator mundi". Ќеужели тебе не понЯтно, что еще немного, и будет взорвано
все, что создавалось веками?".
     Љонечным пунктом моего путешествиЯ был –ейлон - уже не €ндиЯ, а юг, где
Ясно  ощущалось  присутствие чего-то  от  раЯ,  где нельзЯ  было  оставатьсЯ
слишком  долго.  Љоломбо - шумный торговый  порт, на него каждый день  между
пЯтью и шестью часами  с  Ясного  неба  вдруг  обрушиваетсЯ страшный ливень.
‚скоре мы покинули  город,  направлЯЯсь в глубь страны. Њы побывали в Љанди,
древней столице, всегда окутанной  легким туманом, прохладнаЯ влага которого
дает жизнь буйной  зелени.  •рам  „алада-Њалигава,  где  находитсЯ свЯщеннаЯ
реликвиЯ  -  зуб  Ѓудды, сам  по  себе  невелик,  но  в  нем  Я  нашел много
интересного длЯ себЯ. џ проводил в храмовой библиотеке долгие часы,  беседуЯ
с  монахами и рассматриваЯ серебрЯные листы с выгравированным на них текстом
буддийского канона.
     ‡десь  мне довелось стать  очевидцем  незабываемой вечерней  церемонии.
ћноши и девушки  возлагали  целые горы цветов жасмина  к алтарю  и тихо пели
молитву - мантру. џ думал, что  они  молЯтсЯ Ѓудде, но  сопровождающий  менЯ
монах объЯснил: "Ќет, Ѓудды нет больше. …му нельзЯ молитьсЯ, - он в нирване.
Ћни  поют:  эта  жизнь  быстротечна как  очарование этих цветов; Ѓог мой  да
разделит  со мною плоды этого подношениЯ". ‚ том, что пели эти молодые люди,
чувствовалось нечто подлинно индийское.
     Џеред церемонией был организован часовой концерт в мандапаме (это нечто
вроде  зала  ожиданиЯ  в  индийских  храмах).   ‚  каждом  углу  зала  стоЯл
барабанщик,  а  еще один  - очень красивый юноша - занЯл  место в центре. Ћн
солировал, демонстрируЯ настоЯщее искусство. Ќа нем были красный поЯс, белаЯ
шока (длиннаЯ юбка,  доходЯщаЯ до щиколоток) и  белый  тюрбан, руки украшали
сверкающие  браслеты, его  темно-коричневаЯ кожа  блестела  от  пота.  ћноша
подошел к  золотому Ѓудде,  держа  в руках двойной барабан,  чтобы "принести
звук  в  жертву", и сыграл  великолепную мелодию с потрЯсающим мастерством и
артистизмом. џ наблюдал сзади, как он стоЯл перед маленькими светильниками у
входа в  мандатам. Ѓарабан - это своего рода чревовещатель, и "молитва" - не
совсем  молитва,  а "очистительнаЯ" мантра, медитациЯ или самовыражение. Ћна
не имеет никакого отношениЯ  к почитанию несуществующего  Ѓудды -  это некаЯ
духовнаЯ акциЯ, совершаемаЯ человеком во имЯ спасениЯ себЯ самого.

     Џриближалась весна, - времЯ  возвращениЯ домой. ‚печатлениЯ переполнЯли
менЯ, Я даже не испытывал желаниЯ сойти с кораблЯ и осмотреть Ѓомбей. ‚место
этого,  засел за мой латинский трактат по  алхимии. Ќо €ндиЯ оставила во мне
неизгладимый след: она  открыла некий  путь без начала и конца,  бесконечный
мир - другой мир, несоизмеримый ни с чем, что Я знал и к чему привык.


        ђавенна и ђим

     Љогда  Я впервые посетил  ђавенну  в 1914 году, гробница ѓаллы Џлацидии
уже  тогда   произвела  на  менЯ  глубокое   впечатление  -  казалось,   она
удивительным  образом притЯгивала менЯ. 20  лет спустЯ Я  снова испытал  это
необыкновенное чувство. џ пошел туда с одной знакомой  дамой, и по выходе мы
сразу попали в баптистерий.
     Џервое, что менЯ потрЯсло, это мЯгкий голубой свет, который заливал все
помещение.  Ќо Я не  воспринимал его как некое  чудо, не пыталсЯ понЯть, где
его источник, почему-то это не имело  длЯ менЯ  значениЯ. ’ем не менее Я был
удивлен,  что  на  месте  окон, которые Я  еще  помнил, теперь располагались
четыре огромные необычайно красивые мозаичные фрески. Ќо Я решил, что просто
забыл  о  них, и  даже слегка  огорчилсЯ, что  памЯть  моЯ  оказалась  столь
ненадежной. Њозаика на южной стене представлЯла крещение в €ордане, втораЯ -
на  северной  -  переход  детей  €зраилевых  через   Љрасное  море;  третьЯ,
восточнаЯ, в  моей памЯти не сохранилась. ‚озможно,  она изображала Ќеемана,
очищающегосЯ  от проказы в €ордане -  этот сюжет Я хорошо знал по библейским
гравюрам Њериана. Ќо самой необычной  оказалась последнЯЯ, четвертаЯ мозаика
на  западной  стене баптистериЯ.  Ќа  ней  был •ристос,  протЯгивающий  руку
тонущему  Џетру. Њы стоЯли  перед ней  минут  двадцать  и спорили о таинстве
крещениЯ, об  изначальном обрЯде  инициации, который  таил  в себе  реальную
возможность  смерти.  €нициациЯ  действительно  представлЯла  опасность  длЯ
жизни, включаЯ в себе архетипическую идею о смерти и возрождении. € крещение
изначально было реальным "утоплением", когда  возможно  было по меньшей мере
захлебнутьсЯ.
     ‘южет  о  тонущем  Џетре  сохранилсЯ  в  моей  памЯти  с  поразительной
отчетливостью. џ и сегоднЯ представлЯю его до последней мелочи: синеву морЯ,
отдельные мозаичные  камни с  надписЯми у губ Џетра и •риста (Я  пыталсЯ  их
расшифровать). Џокинув баптистерий,  Я  сразу  же  заглЯнул в  лавку,  чтобы
купить фотографии мозаики,  но  их  не  оказалось.  ‚ремени  было  мало, и Я
отложил покупку, полагаЯ, что смогу заказать открытки в –юрихе.
     “же  будучи  дома,  Я  попросил одного  знакомого, который  собиралсЯ в
ђавенну, привезти мне эти открытки. Ќо ему не удалось их найти, и не мудрено
- он обнаружил, что описанной мной мозаики нет вообще. € не было.
     Њежду тем Я уже успел рассказать об исходных представлениЯх о  крещении
как инициации на одном из моих семинаров и, естественно, упомЯнул те мозаики
из  баптистериЯ. џ отлично помню  их по  сей  день.  ЊоЯ спутница еще  долго
отказывалась  верить,  что  того,  что  она   "видела  своими  глазами",  не
существует.
     Њы  знаем,  как  трудно   определить,  в  какой  степени  два  человека
одновременно видЯт  одно и  то  же.  Ќо в этом  случае Я мог с  уверенностью
утверждать: мы видели мозаику, по крайней мере в главных чертах.

     ‘лучай в ђавенне - одно из самых невероЯтных событий в моей жизни. …два
ли  он  поддаетсЯ объЯснению.  Џо-видимому, некоторый свет в  данном  случае
прольет  один сюжет из  средневековой хроники об императрице ѓалле Џлацидии.
‡имой, когда она плыла из ЉонстантинополЯ  в ђавенну,