ваЯ и без того
неполный глоток воздуха.
     џ подбежал к ђозочке и, как уже бывало, взЯл ее на руки и вместе с  нею
сел на кровать так, чтобы, прильнув  друг к другу, мы могли смотреть в окно.
Љак  всегда, двумЯ руками она  прижала мою руку к груди. џ попыталсЯ достать
из-под  подушки массажную  щетку, которой  расчесывал ее исхудавшее тело, но
она  не  разрешила.  ‡аглЯнула  в  менЯ своими большими-большими  глазами  и
поцеловала мою руку.
     - Њитенька, Я, наверное, скоро умру, -  не то  спросила, не то сообщила
ђозочка и, преодолеваЯ кашель,  добавила,  что все  это потом,  а завтра она
хочет  помЯнуть матушку,  потому что  матушка  из-за нее, ђозочки,  померла,
боЯлась... очень боЯлась родную дочь пережить.
     ђозочка  закашлЯлась, и Я  обнЯл  ее всю-всю, чувствуЯ,  как  ее кашель
разрывает и мою грудь.
     - Њитенька, Њитенька,  ты  уж  завтра  укольчиков  не жалей! Љак только
скажу  глазами  (Я  ее понимал без  слов),  так сразу и  доставай  шприц,  а
медсестру не вызывай, все ее сложные уколы - тот же морфий.
     ђозочка захрипела, и  Я, опасаЯсь нового приступа, приказал ей молчать,
не  волноватьсЯ,  Я  все  сделаю  так,  как она  просит.  ‚ ответ она  вновь
поцеловала мою руку и, прильнув к груди, сказала:
     -  Њитенька, это ты мой  доктор  в  белом халате, это  ты мой  принц из
Њанчестер ‘ити!
     Ћна помолчала, чтобы пригасить позывы кашлЯ, вызванные волнением.
     -  Џрости, Њитенька... не  смогла  стать настоЯщей  женой... Ќо  там, в
другом мире,  буду  ждать тебЯ... разыщу - где бы ты ни был... € ты скажешь:
"Њы с ђозочкой - одно... ђоза - это лучшаЯ моЯ часть, нет - это лучшаЯ часть
менЯ!"
     Ћна опЯть  закашлЯлась,  и  Я опЯть приказал  ей молчать,  и тогда  она
попросила глазами, чтобы Я сделал укол. € пока Я готовилсЯ: разбивал ампулу,
наполнЯл шприц, - ђозочка смотрела на менЯ с такой проникновенной нежностью,
словно Я и впрЯмь был принцем из Њанчестер ‘ити.
     Џосле  укола  Я  стал  на  колени перед кроватью и, прильнув к ђозочке,
сказал:
     - Ђнгел мой, Я люблю тебЯ! ’ы - лучшаЯ часть менЯ!..
     ђозочка ничего не ответила, но глаза ее сделались такими огромными, что
они вместили в себЯ больше того, что могут вместить слова, - и Я заплакал.
     ...Ќа  второе  маЯ   день  выдалсЯ  необыкновенным:  тихим,  теплым   -
серебрЯным. ‚ысокие перистые облака, белое  сиЯние  солнечных лучей,  как бы
сыплющихсЯ с небес, паутинисто тЯгучее гудение ос в одичавшем винограднике -
все придавало ему какую-то нездешность и даже нереальность. „а-да, на всем и
во  всем ощущалсЯ некий серебристый  флер легкой забывчивости и сна. ‚ такие
дни ирреальность  мира представлЯетсЯ  реальной, а  реальность  - достаточно
призрачной. Љак бы там ни было, а второго маЯ утром ђозочка приЯтно удивила.
џ проснулсЯ - она сидела на моей кровати (то есть не на моей - Я теперь спал
на  кровати  ђаисы Њаксимовны).  ќто  было  настолько неожиданно,  настолько
неправдоподобно, что, не верЯ себе, Я протер глаза.
     ђозочка  засмеЯлась  с  той   известной  особинкой,  по  которой  сразу
угадывалось,  что  она  принЯла   наркотик.  ‚  ее  состоЯнии  это  казалось
невероЯтным. Ќо факт  остаетсЯ  фактом - она  сама  встала с постели и  сама
сделала укол.
     - Њитенька, ты не забыл, что сегоднЯ маме - девЯть дней?!
     Ћна   спросила   с  некоторой  приподнЯтостью,  словно  предстоЯло   не
поминовение,  а чествование. Љонечно, и это  Я объЯснил действием наркотика.
“вы. Ќо об этом позже.
     ‚се, что нужно было сделать в тот день, - мы сделали. Џосетили кладбище
и  положили  букет живых гвоздик  на  могилу. Џобывали в  больнице  -  через
главврача  пригласили  на  поминальный обед медперсонал. ‘ходили в  церковь,
поставили  свечи  и  попросили прихожанок, которые обрЯжали матушку, чтобы и
они пришли помЯнуть ђаису Њаксимовну. Љстати о прихожанках - о них вспомнила
ђозочка. ’ри сухонькие седенькие старушки словно  три  основные христианские
добродетели: ‚ера, Ќадежда, ‹юбовь.
     - ‡наешь, Њитенька, они такие богобоЯзненные, такие уважительные, такие
кроткие...  џ бы и себЯ  вверила  им,  пусть бы и  менЯ  собрали в последний
путь...
     -  Ќу  что  ты такое  говоришь,  ђозочка?!  -  попыталсЯ Я  хоть как-то
урезонить ее.
     - Ђ что тут такого, Њитенька? ‘тарушки всё знают,  всё понимают, потому
и  обрЯжают как на праздник. Ђ это ведь так, Њитенька, отсюда уйду, а там...
встречусь  с отцом  и матушкой - чем не праздник?.. ‹адно-ладно, не буду, не
пугайсЯ, Я сама переговорю с батюшкой.
     ‚се в тот серебрЯный день происходило как бы само собой, без напрЯжениЯ
и усилий. џ нанЯл частника (он называл себЯ  "таксистом по лицензии"),  и мы
ни в чем не испытывали проблем. ‚ самом деле,  и вино, и холодные закуски он
завез загодЯ, а горЯчие блюда успевал доставлЯть из  ресторана прЯмо на стол
- да-да, действительно еще горЯчими.
     ‚се шло хорошо, и многие из медперсонала радовались за ђозочку, что она
поправилась.  ‚водило  в  заблуждение  ее  приподнЯтое настроение. ђаза  два
ђозочка  незаметно  отлучалась  как бы  привести  себЯ  в  порЯдок,  но Я-то
догадывалсЯ  об истинной причине  отлучек. € хотЯ Я точно знал, что без моей
помощи она сама  себе делает  уколы, но  когда медсестры  радовались за нее,
искренне верил, что все так и есть: ђозочка поправилась. Ћднако менЯ спустил
с  небес  главврач  - прощаЯсь,  похлопал  по  плечу и  в  свойственной  ему
начальнической манере сказал:
     - Љрепись, сожми зубы и крепись!
     Џосле его  "крепись" как-то враз  силы  оставили  менЯ, а  то  бы точно
нагрубил ему.
     ‚о времЯ поминального обеда очень много хороших слов говорилось в адрес
ђаисы Њаксимовны.
     - ‘колько помню, -  сказала ђозочка, -  все самое  лучшее мама отдавала
мне, она всегда жила длЯ менЯ...
     ђозочка, всхлипнув, поперхнулась  и,  не имеЯ  сил говорить, заплакала.
’огда,  чтобы отвлечь внимание от нее (даже в такие минуты уныние греховно),
Я произнес:
     - ‚се так и есть, все лучшее она отдавала ей, а потом и мне. Џриготовит
что-нибудь  вкусненькое и вот так  вот  возьмет все  сразу... и отдаст  мне:
"…шь, зЯтек, ешь!" - и Я возьму и - съем.
     ‘лушаЯ   менЯ,   ђозочка  вытерла  слезы  и   даже  улыбнулась,   когда
красноречивыми  жестами Я  стал  показывать  величину  вкусненького.  ‚ослед
ђозочке многие заулыбались, а седенькие  старушки так  ласково посмотрели на
менЯ, словно мои слова касались только лично их.
     Џосле поминального обеда  "таксист по лицензии" развез всех по домам. Ђ
с седенькими старушками ђозочка сама  поехала: и  проводила, и побеседовала,
во всЯком случае, вернулась умиротворенной и еще какой-то возвышенной.
     -  Њитенька,  мама,  наверное,  была  бы  довольна,  -  сказала  она  и
предложила съездить к морю, как когда-то к ‚олхову.
     € мы поехали за рыбцех (есть такое полуразвалившеесЯ строение барачного
типа на крутом скалистом берегу, который острым клином заходит в море),  там
перед  ним гладь воды расстилаетсЯ на обе стороны, словно перед носом судна,
а полуразвалившеесЯ  строение напоминает  капитанскую  рубку  "’итаника".  ‚
первый мой приезд мы с ђозочкой довольно часто бывали за рыбцехом - в свежую
погоду белые барашки  волн наскакивали на скалы и отпрыгивали, словно горные
мериносы. Ђ уж в  тихую, солнечную (особенно на закате) белый известнЯк скал
и руины рыбцеха казались розовыми  и  очень легко  представлЯлось, что мы на
оторванном клочке суши, - "...не спрашивай  никогда, по ком  звонит колокол:
он  звонит по  тебе". Ќе знаю почему, но именно эти  слова припоминались мне
всЯкий раз, когда мы выходили на  крутой берег. Џрипомнились и сейчас,  и до
того горько мне стало, что, перепрыгиваЯ с камнЯ на камень, быстро спустилсЯ
к морю и умылсЯ, чтобы ђозочка ничего не заметила.
     Ћна заметила. ‚о всЯком случае, когда Я вернулсЯ, и сел с нею  рЯдом, и
она прильнула ко мне, и Я ее взЯл на колени, чтобы чувствовать всю-всю,  она
сказала:
     - Њитенька, очень-очень прошу никогда  не плакать обо мне. џ скоро умру
(она еще теснее прижалась и, опережаЯ мое возражение, зашептала с обжигающей
горЯчностью), но Я не умру,  Я оттуда буду помогать тебе. ѓде бы ты ни был -
Я буду рЯдом. Њитенька, как  только похоронишь менЯ... нет-нет, проводишь...
’ак вот,  как только  проводишь -  сразу же и уезжай отсюда. џ не люблю этот
дом, эту хату,  эту  развалюху,  мы с  мамонькой не жили  в ней, а медленно,
медленно так существовали.  Њитенька, только с тобой Я и пожила чуть-чуть, а
то все  умирала  и умирала, но, кажетсЯ, уже  совсем скоро Я  никого не буду
мучить... Ќет-нет, Њитенька, подожди... (ЋпережаЯ мои возражениЯ, она  опЯть
прижалась.) ’ам, Њитенька, там, в вечной  жизни, Я всегда буду ждать тебЯ. џ
уже попросила этих седеньких старушек, чтобы собрали менЯ, чтобы обЯзательно
надели  платье,  что  в  золотой  горошек...  такое,  вперемежку с  зелеными
клиньЯми. Џомнишь, ты говорил, что Я в нем точь-в-точь как школьница? € еще,
Њитенька, те белые  туфли, что ты втайне от менЯ купил... ’ак и не надела их
ни разу, все берегла и сама не знала длЯ чего, а теперь понЯла...
     - Ќу что ты, ђозочка?! - взмолилсЯ Я. - Њы еще сходим в них на открытие
нашего ресторана и на дискотеку...
     € опЯть она прижалась ко мне, сдавив мои руки.
     -  Џогоди,  Њитенька, погоди...  Я  в этих  туфлЯх и  платье в  золотой
горошек  хочу  понравитьсЯ тебе, когда выбегу  встречать  тебЯ. „а-да, чтобы
там, в новой жизни, ты сразу узнал  менЯ. „а-да, Њитенька, узнал  и полюбил,
так же, как здесь, а большего мне и не надо. Џосмотри, посмотри, это оттуда,
с ангельских полей, серебрЯные лепестки сыплютсЯ!
     ђозочка отстранилась от менЯ и с неестественной твердостью посмотрела в
даль морЯ так, что и Я посмотрел вслед  ее взглЯду. џ, конечно, не поверил в
ее серебрЯные лепестки, подумал, что началась галлюцинациЯ, но нет...
     ЊенЯ охватил восторг  - над морем, словно кто-то распахнул окна, потоки
белых  солнечных лучей касались  воды, и морскаЯ  рЯбь играла и серебрилась,
точно с  небес и  в самом  деле  были  просыпаны  звенЯщие лепестки.  „а-да,
звенЯщие... Џравда, мне показалось, не лепестки - над морем как бы шел дождь
из серебрЯных монет.
     - ѓосподи, как красиво! - выдохнула ђозочка.
     €  это  действительно было красиво. ‘ловно  зачарованные, мы  не  могли
наглЯдетьсЯ. Ђ окна  то закрывались, то опЯть распахивались в новом месте, и
тотчас под ними  в лучах солнца ЯвлЯлись взору сверкающие серебрЯные полЯны.
Ђ  дождь все  звенел  и звенел.  €  море  в благодарении  все  серебрилось и
серебрилось.
     „а, это и впрЯмь был серебрЯный день!..
     € вдруг, очнувшись, ђозочка опЯть прильнула ко мне.
     - ’ы видишь, видишь радугу? - спросила и затаилась, словно давала времЯ
увидеть и оценить.
     Џод впечатлением серебрЯного дождЯ Я готов был увидеть все, что угодно.
џ вытЯгивал шею, крутил головой, оглЯдывалсЯ, но никакой радуги не видел.
     - ЉакаЯ жалость,  что не видишь, а она такаЯ большаЯ - от горизонта  до
горизонта, мы уже плывем под нею. ‚идишь?!
     Љак бы навстречу радуге она рванулась так резко, что Я едва удержал ее.
     - ‚идишь, видишь?!
     џ ничего  не  видел,  кроме того,  что у  ђозочки началсЯ  приступ,  на
который, наложением,  отЯгчающе подействовали  наркотики, и она бредила, что
называетсЯ, наЯву - быть  может,  представлЯла нас  на теплоходе, плывущем в
…впаторию.
     - „а, ђозочка, да, Я вижу радугу, - согласилсЯ Я.
     Џотом обнЯл ее  и, чувствуЯ жар  ее воспаленного тела, сказал, что надо
идти домой.
     џ взЯл  ђозочку на  руки и невольно в который  раз поразилсЯ  ничтожной
тЯжести ее тела. Ћна весила, наверное, меньше самого маленького подростка.
     ‚ машине она как  будто успокоилась и даже немного вздремнула.  Ќо дома
ее стал душить кашель. ЋбессиленнаЯ,  она выглЯдела  ужасно (живой труп),  а
глаза взывали - нет-нет! - кричали о помощи.
     џ  сделал ей два укола: один внутримышечно, второй  внутривенно.  —ерез
некоторое времЯ ђозочка опЯть успокоилась и даже попыталась что-то напевать.
Ћднако еще через минуту как-то враз затихла и уснула.
     џ  вышел на  улицу и  сказал "таксисту по  лицензии", чтобы  он съездил
поужинал,  а  потом  уже  не  отлучалсЯ,  дежурил   до  утра.  ’аксист  стал
отказыватьсЯ, очевидно опасаЯсь,  что Я исчезну, не выплатив гонорара. ’огда
Я дал ему пЯтьдесЯт долларов, он укатил.
     Ћн укатил, а Я стал слушать шум ветра в макушках деревьев и смотреть на
очень   крупные  зеленые  звезды,   которые,  покачиваЯсь,  поднимались  над
горизонтом,  будто  топовые огни  какого-то дрейфующего судна. Ќа душе  было
пустынно и одиноко, так одиноко, словно Я находилсЯ на необитаемой  планете,
на которой мне предстоЯло умереть.
     Њысль о смерти испугала, но не напрЯмую, а  через ђозочку. џ вспомнил о
миелолейкозе, ампулах с морфием, о том, что сегоднЯ девЯть дней ее матери, и
почувствовал внутренний озноб - да, на этой планете без нее - смерть...
     џ поспешил  в  горницу и только подошел к ђозочкиной  кровати,  как она
сказала, что это не радуга, а мост, поддерживаемый aнгeлaми.
     - „а-да, Њитенька, ангелами и миссионерками любви.
     Ћна  сказала это,  приподнЯв  голову, но  не  пошевелив  губами,  и так
отчетливо, что Я оглЯнулсЯ.
     -  Ќет-нет, Я не вернусь, Я  устала, мы пойдем вместе, ма-а... -  вновь
как бы сзади менЯ сказала ђозочка.
     џ взЯл ее на руки, и мы вместе стали смотреть в окно, в котором Я видел
растекающуюсЯ на  стекле  звезду, а  ђозочка  -  радугу  в лучах восходЯщего
солнца.
     ‘колько мы так сидели - бог весть!  ђозочкина словоохотливость внезапно
сменЯлась  продолжительным  забытьем,  а  то  вдруг, очнувшись,  она  слегка
отстранЯлась,  ищуще   взглЯдывала  на  менЯ  и,  неожиданно  все  вспомнив,
припадала к моей груди:
     -  Њитенька, ангел  мой,  не удерживай  менЯ,  отпусти! ’ам,  Њитенька,
хорошо, там мы все-все вместе.
     џ не понимал,  о  чем она  просит,  и только  еще  теснее прижимал ее к
груди.
     - ђозочка, ангелочек  мой, не уходи, не оставлЯй менЯ  одного, - шептал
Я.
     ђозочка  поднимала   глаза,  и  по  их  неправдоподобной  огромности  Я
чувствовал, что причинЯю  ей душевную боль.  € тогда, чтобы не терзать ее, Я
замолкал,  а чтобы надежнее сохранЯть  молчание,  закрывал  глаза. ‚ одну из
таких минут, кажетсЯ, уже на рассвете, внезапный сон сморил менЯ.
     Њне привиделось, что  мы с ђозочкой  стоим у солнечного родника, ручеек
от которого, звенЯ, падает вниз на скалы и там расцветает радугой.
     -  ѓде  это  мы?  - спрашиваю Я  ђозочку. - ‡десь так хорошо, здесь так
красиво, здесь так бесподобно, что просто дух захватывает!
     - Ђ  ты догадайсЯ!  -  говорит  ђозочка  и, смеЯсь,  отбегает  от менЯ,
приглашаЯ поиграть в догонЯлки. - ’ы же принц, мой принц?!
     Ћна ступила на  самый краешек скалы,  но Я не успел испугатьсЯ.  ‘ловно
лебедушка из "‹ебединого озера", ђозочка вытЯнулась в волнообразном движении
крыл-рук и перелетела через парЯщий над скалами ручей.
     - ‡наю,  знаю...  мы  -  в Њанчестер  ‘ити! -  обрадованно сообщил  Я и
спросил: - Џравда, правда?!
     - Џравда!  - весело  ответила ђозочка  и, мЯгко  опустившись  на другой
стороне ручьЯ, как бы играЯ, помахала  мне носовым платочком: - „о свиданиЯ,
Њитенька! „о свиданиЯ...
     Ќо тут легким ветерком стало  относить на нее радугу, и Я вдруг увидел,
что  платочек в ее руке из  шелка в золотой  горошек, то  есть  как платье с
зелеными клиньЯми, а на  ногах белые туфельки, которые Я втайне от нее купил
в Њоскве, когда мы ехали к нам домой вместе с ђаисой Њаксимовной.
     Њысль о ђаисе  Њаксимовне (что  ее  нет,  умерла)  встревожила  менЯ. џ
подумал: а  почему это здесь ђозочка в белых  туфельках и  платье  в золотой
горошек? Џодумал, а ђозочка вдруг тотчас прочитала  мою мысль и  сказала так
ласково-ласково, как бы извинЯЯсь:
     - Ђ ты, Њитенька, догадайсЯ, догадайсЯ, ангел мой!
     ЊенЯ словно током ударило, так внезапно проста была догадка. џ очнулсЯ,
но прежде чувств уже знал, что произошло непоправимое.
     - Џрости, ђозочка, прости! - сказал Я вслух, толком не понимаЯ, за  что
прошу прощениЯ, но вполне уверенный, что она менЯ слышит и простит.
     Ћсторожно, словно со спЯщей  на  руках,  Я  встал и  так  же осторожно,
словно спЯщую,  положил ђозочку  на  кровать.  ђаспрЯмлЯЯ ее еще не остывшие
члены, Я подумал, что ђозочка  стала значительно тЯжелее. Bcе это времЯ, что
ее укладывал, Я избегал смотреть ей в лицо, а когда посмотрел - прежде мысли
возликовал (мне показалось, что ђозочка живаЯ),  но тут же вместе с мыслью и
опечалилсЯ.
     ђозочка лежала  с  открытыми глазами,  и на лице  ее  была  запечатлена
жалостливаЯ-жалостливаЯ улыбка.  Ћна словно бы  просила у менЯ прощениЯ - ну
хотЯ бы за то, что стала длЯ менЯ значительно тЯжелее.
     џ  невольно  простер  ладонь  и  закрыл  ей глаза.  Њои  действиЯ  были
машинальными,  Я  чувствовал,  что   руководствуюсь  не  своим,  а  каким-то
общечеловеческим  опытом, который более моего полезен,  но  который  сейчас,
применительно ко мне и ђозочке, почему-то ранит.
     -  Ќет-нет, ты передо мною  ни в чем не  виновата.  ќто ты менЯ прости,
потому что мне очень-очень одиноко. „а, очень...
     џ  зажег  лампадку  перед  иконой  Ѓожией  Њатери.  Џодошел к  ђозочке,
поцеловал ее  в лоб, перекрестил и сам перекрестилсЯ.  Џотом  достал бутылку
водки, два стакана и вышел к "таксисту по лицензии".
     ’аксист  спал,  откинув   спинку  кресла.  џ  постучал  по  капоту,  он
вскинулсЯ, зажег  габаритные огни.  Џотом,  потЯгиваЯсь, вышел  из машины и,
увидев, что наполнЯю стаканы, спросил:
     - ‚сё?!
     џ ничего не ответил, подал стакан, накрытый бутербродом.
     - –арство ей небесное... совсем молодаЯ, - сочувственно сказал таксист,
и мы не чокаЯсь выпили.
     Џотом  Я  еще  налил  (ему  поменьше, а себе  опЯть  полный),  в общем,
опростал всю бутылку.
     - Ћна сказала, чтобы Я не печалилсЯ, не оплакивал ее, ей там... хорошо.
     ’аксист зЯбко поежилсЯ, но не от холода, и Я отпустил его.
     - Џриезжай часам к десЯти, - попросил Я и пошел в хату.
     Ќе глЯдЯ на  ђозочку,  лег на полу рЯдом с  ее кроватью.  Њне хотелось,
чтобы приснилсЯ солнечный родник, которым мы  могли  бы любоватьсЯ  вместе с
ђозочкой,  но  мне  раз  за разом снилось,  что  Я выхожу  к  таксисту  и он
спрашивает:
     - ‚сё?!
     € это  "всё?!", нескончаемо множащеесЯ и  повторЯющеесЯ в сознании, как
эхо, терзало  менЯ так сильно,  что Я  просыпалсЯ: да - всё... ‚сё  потерЯло
смысл. џ осталсЯ один на необитаемой планете.

        ѓ‹Ђ‚Ђ 47
     Џосле похорон Я  не  стал задерживатьсЯ в  —ерноморске и на другой день
уже  был  в Њоскве,  а  утром следующего днЯ - в Ѓарнауле (стоЯл на  площади
возле автовокзала в ожидании рейсового автобуса в родную —еремшанку).
     џ не был дома шесть лет. „лЯ Ѓарнаула - ничто, длЯ менЯ - четверть моей
прожитой жизни. € все же  Я был  как  будто тем  же, а все вокруг -  другим.
‹арьки,  ларьки и опЯть ларьки - они стоЯли повсюду... € музыка... Љазалось,
пришел какой-то вечный праздник, но -  только казалось. €ногда возле киосков
и палаток,  переполненных заграничными товарами,  вдруг возникали потерЯнные
лица сельских жителей, которые всеми силами старались не замечать крикливого
изобилиЯ,  - старались,  но не могли...  Њешки с товаром,  с  которыми и они
приезжали на рынок, выглЯдели нищенскими, словно сумы побирушек.
     ‚ полдень Я сидел в переполненном "рафике" на своем новеньком чемодане.
Њужики  и бабы, тазы и  ведра и еще  всЯкаЯ  громыхающаЯ  утварь  постепенно
утрЯслись,  превратились  в  единую живую массу. „аже  Я со своим  инородным
чемоданом стал ее неотъемлемой частью.
     ‡а городом салон оживилсЯ, разговоры вращались вокруг цен и покупок, но
больше  - кто  и  что увидел. Њужикам, как по  заказу,  попадалась  сплошнаЯ
пьЯнь. (‹адно бы на вокзале или под забором - прЯмо на крылечке в паспортное
отделение!..) Ѓабам - беспризорные детишки: худющие, грЯзные, с болтающимисЯ
головками  на  тонких  шеЯх.  Џритом зло матерЯщиесЯ  промеж собой,  будто в
умственном помрачении. (Ћ таком, ин, и после войны не сказывали.)
     “ поворота  к дому, у знаменитого, прЯмо-таки царского ЯсенЯ Я попросил
остановить автобус. Љогда был маленьким, мы  с мамой часто отдыхали под ним.
Љогда подрос,  залезал на него и  в  трещинах  ствола, из  которого  сочилсЯ
древесный  сок, ловил майских жуков. Џосле десЯтого класса, уезжаЯ в далекую
Њоскву, постоЯл под ним, как бы на долгую памЯть.
     џсень оказалсЯ не таким уж большим и царским. ‚ разветвлении одна часть
дерева  была  высохшей  (местами омертвелаЯ  кора  свисала рваными ремнЯми -
виднелась застарелаЯ, побитаЯ личинками древесина).
     Џоставив чемодан, сел на него. Љонечно, Я мог бы приехать  на такси, но
так уж повелось со времен ЋдиссеЯ, что после странствий в отчий дом надлежит
возвращатьсЯ  в рубище. Ќачало маЯ, а в тени ледок - Я ощущал  запах  осени,
да-да,  поздней  осени и  еще печали. Њне  было жаль этот  усыхающий  Ясень,
одинокую маму  и  себЯ - единственный  сын, а  только и  нашелсЯ, что послал
пЯтьсот рублей.
     Ѓыло горько и обидно, но не потому, что у менЯ полно денег, а у мамы их
нет. €ли  - что  Ясень  в пору моей  юности был  огромным, а ныне усох. Ќет,
конечно. ’о  есть  и  это присутствовало, но  было не главным. ѓлавными были
обида и горечь на что-то такое, что было вне менЯ, что Я пропустил, не сумел
вобрать и  закрепить в сердце. ‚ самом  деле, разве  мы  с ђозочкой не могли
раньше приехать?!

     „омой подвез бригадир  овощеводческой бригады €ван €ванович Ћгородников
- ехал  на  одноконной  подводе за  семенным  луком.  “знав,  что Я  …вдокии
‘лезкиной сын, многозначительно заметил:
     - “ж если природа указала - тому не возразишь, точно предугадывает: это
- овощ, это - фрукт, а это - техническаЯ культура.
     џ не  понЯл логики, тогда он поЯснил, что вначале …вдокиЯ  о муже слезы
лила,  теперь  о  сыне, то есть обо мне,  потому что - ‘лезкина. Ѓудь  у нее
какаЯ  другаЯ  фамилиЯ  -  действиЯ  были бы  соответствующими. ‚зЯть его  -
Ћгородников, результат - бригадир овощеводов, практически все огородничество
на нем. Ђ ведь плотничал, боролсЯ с  природой, хотел победить свою экологию,
дескать, ты мне одно  прочишь, а Я, гомо сапиенс, другое  возьму. Ќе взЯл. Љ
старости все равно огородничеством занЯлсЯ.
     “ них  в бригаде есть Њатрена Ѓаклушина. Ќа ходу спит, а бить баклуши -
перваЯ! Ћгородами, вплавь через ледЯную реку - а с работы убежит, и никто не
заметит когда... €ли Љлеопатра …влампиевна, бывшаЯ доЯрка.  ‘  ѓорного ЂлтаЯ
приехала. Љак лето, обЯзательно змеЯ ужалит. ‚ —еремшанке сроду никаких змей
не было, и что же (он сам свидетель), приехала Љлеопатра, и  в то же лето  у
нее под крыльцом змеи завелись.
     - Ђ все потому, что Љлеопатра, - философски подытожил бригадир.
     Џрошлым  летом к  ним  наведалсЯ некто  Њардоний •рюшин.  ‚  шлЯпе  и с
портфелем - на  два ключика.  "“ вас в гостиничной комнате  (при  конторе) -
клопчики".  —истюлЯ  такой  и  грамотный:  инспекциЯ,  дезинфекциЯ,   акциЯ,
махинациЯ... ‚се  - циЯ,  циЯ... Ќу еще: чики, чики - спорчики, договорчики,
огурчики, помидорчики...
     Џредседатель  колхоза   растерЯлсЯ,   боЯзно  с  неизвестным  человеком
заключать договор на будущий урожай. ѓоворит:
     - €ваныч, на тебЯ всЯ надёжа - мнение?
     -  Џогодить  надо.  ЏроЯвит себЯ  -  либо  на имени,  либо  на  фамилии
поскользнетсЯ.
     - ‘мотри, €ваныч, как бы твоЯ теориЯ всем нам поперек горла не встала -
с  соседЯми  позаключает   свои  договорчики,  а  от  нас  как  от  приверед
отвернетсЯ!
     Ќазавтра  засветло  пошел на  конюшню,  а  там,  за скотными дворами, -
огромнаЯ лужа, видит, посреди нее человек  лежит,  да  так потерЯнно, словно
валЯетсЯ  рЯдом со  шлЯпою  и портфелем. ‚ытащил и чуть заикой не  сделалсЯ:
лица нет - морда свинаЯ, и  даже  не морда  - рыло. ‘ перепугу зуб на зуб не
попадал - никак труп изувеченный?!  Ћтер  соломой -  дышит.  ‘лава  Ѓогу, не
захлебнулсЯ -  пьЯный. ‡а ноги подтащил  к сеновалу  - шлЯпа, полнаЯ  грЯзи,
портфель -  кизЯк навозный, в задранных штанах -  дерьмо.  Џописал  на него,
чтоб маленько умыть, и  ахнул:  из-под рыла не  морда даже, а губатое личико
нарисовалось, и не кого-нибудь - ЊардониЯ •рюшина.
     Џотом,  вместе  с председателем, открыли портфель, а  в  нем печатей, и
штампов  разных,  и  бланков,  и государственных  бумаг  -  пройда!  ‚одочка
подвела...
     - •отЯ что  напраслину возводить,  -  повинилсЯ бригадир. - ‘ейчас  все
пьют. Џо осени не захотели мардониЯм свеклу отдавать,  а ныне сами, кому  не
лень, самогон  гоним. Ђ участковый  (Џробников  …фим) навроде  дегустатора -
перваЯ чекушка его. ‚чера - ‘то свЯтых. ‡автра - Ѓлаговещение. Џослезавтра -
‚ербное воскресенье... ‡а тысЯчу лет ЉрещениЯ  ђуси... каждый день календарЯ
- праздник. ’ак что, если иметь  надлежащее здоровье,  - можно  целый год не
просыхать...
     Ћн  поведал,   что   уже   ставил  вопрос   на  колхозном  собрании   о
переименовании —еремшанки в Њардонию. ‚се обозлились на него, а за что?
     ‚озле дома, помогаЯ  снЯть чемодан, посоветовал выйти вечерком к плетню
и постоЯть, послушать деревню.
     - ‚ редкой избе не  услышишь песнЯка, а почему?.. „а потому, что там, -
он указал пальцем в небо, - деревнЯ наша уже переименована, мы - мардонайцы!

     џ поставил чемодан на ступеньку крыльца и оглЯделсЯ. Љуры, промышлЯющие
у покосившегосЯ  плетнЯ.  ‹етнЯЯ кухнЯ,  собраннаЯ  из  каких-то  немыслимых
кусков фанеры и  вагонной  рейки. ‡абор  из жердин,  разделЯющий  внутренний
дворик. ‚о всем ощущалась крайнЯЯ бедность.
     џ подошел к тополю и подивилсЯ дымчатой  свежести его коры и еще  тому,
что  всю эту бедность Я  уже видел. „а-да, конечно, Я все это видел в Љрыму.
Ќо там и запустение, и  бедность, и огород, и деревьЯ, и всЯ природа  вокруг
имели самостоЯтельное значение. Ћни были  всегда  и всегда  были без менЯ. Ђ
здесь все: изба, и летнЯЯ кухнЯ, и  сараюшки, и покосившийсЯ плетень, и этот
просыпающийсЯ тополь,  и все-все, что Я видел своими или мамиными глазами, -
было моим,  было со мной, было  частью  менЯ.  Њногое,  конечно, изменилось,
стало иным, но мы узнали друг друга - узнали. …сли бригадир Ћгородников прав
и  там,  на небе, уже переименована —еремшанка,  то это  произошло и по моей
вине.
     џ не стал вытаскивать палочку,  на которую была закрыта дверь в избу. џ
вспомнил "электрические" лампочки стеклЯнных банок своего  детства, умного и
приветливого „жека, согбенную старуху Љоржиху, пугающую своей клюкой, и, как
в детстве, сел  на крыльцо,  уверенный - где бы  ни была  сейчас  мама,  она
думает обо мне, и надо только немного подождать - она уже спешит домой.
     € точно, только Я сел на крыльцо, только посмотрел на закатное  солнце,
на  горЯщие  стеклЯнные банки  на  плетне,  только  посмотрел  в даль  нашей
колхозной  улицы,  как  сейчас  же  и  увидел  ее,  спешащую...   Ђ  за  ней
голубоватую, с  белым подбрюшьем, козу и двух белых, как снег, козлЯт. …ще Я
увидел „жека, то есть пЯтнистую дворнЯжку, очень похожую  на  „жека, котораЯ
бежала  впереди  и  изредка,  поджидаЯ  маму,  подтЯвкивала  в  сторону избы
(очевидно, чувствовала во дворе мое "постороннее" присутствие).
     Њама прошла мимо колодца и подошла к воротам во двор длЯ скота. “ ворот
ее загораживала  сараюшка длЯ углЯ, но  и  так было Ясно, что  мама загонЯет
коз. Џотом ее  голова  в темно-коричневом  платке  с  красными  Яблоками  по
окрайку поЯвилась над калиткой.
     ЏЯтнистаЯ дворнЯжка, отбежав едва ли  не  на  середину улицы, заливисто
залаЯла.
     - ’ы чего, арик?  - недоуменно  спросила мама, но его беспокойство уже
передалось ей.
     ЋткрываЯ калитку, она внимательно оглЯдела палисадничек по-над плетнем,
готоваЯ застать в нем чужую  козу или другую  непрошеную живность.  Ћна даже
поднЯла  прутик, чтобы  разобратьсЯ с потравщиком. € тут  бросила взглЯд  на
крыльцо.
     - Ња-а?!
     Ћна  вздрогнула и,  точно маленький  ребенок,  прЯча  прутик за  спину,
попЯтилась и села на лавку у плетнЯ, которую Я не приметил.
     - Њи-итЯ! -  выдохнула мама  и так  быстро  и  мелко закивала  головой,
словно еще что-то хотела сказать, но ей не хватало воздуха.
     Ќе помнЯ себЯ, Я слетел с крыльца; мама приникла  лбом к моему плечу, и
Я крепко-крепко сжал ее голову.
     - Ња-а, ну теперь-то чего?
     џ осторожно усадил ее опЯть на лавочку.
     - Ќичего, ничего. - Њама отрешенно уставилась  на свои ноги в резиновых
сапогах. - Љак жеть, как жеть эт Я?!
     - „а ладно тебе, мам, Я  только что приехал. ЊенЯ подбросил  на подводе
€ван €ванович Ћгородников.
     џ присел на корточки и стал подзывать арика. Ћн как-то очень умудренно
смотрел на мои пустые руки - и не подходил.
     Њама продолжала молча сидеть,  машинально теребЯ прутик. ѓосподи, какаЯ
она  маленькаЯ  в  этом огромном  темно-коричневом  платке,  в  этом широком
плюшевом жакете,  в этих  больших резиновых  сапогах.  €  еще этот  прутик в
руках, с которым  она и вовсе кажетсЯ  подростком.  ѓосподи,  как сильно она
постарела:  глубоко впавшие  глаза,  морщины,  изрезавшие лицо,  - а ей ведь
всего сорок  четыре года. џ  вспомнил, как еще маленьким мама водила менЯ по
барнаульским больницам... Ђ потом, когда Я уже училсЯ в восьмом классе и жил
в  интернате, она не упускала ни одной подвернувшейсЯ оказии, чтобы прислать
мне коржиков и вареньЯ...
     Ђ теперь Я  сидел на корточках  и  всеми силами старалсЯ не видеть, как
она беспомощно теребит прутик. ‚  этой ее  беспомощности  Я чувствовал  свою
вину - мы с ђозочкой так и не удосужились сообщить наш адрес. „а что там?! џ
не удосужилсЯ!..
     - арик, арик! - позвал срывающимсЯ голосом.
     арик  утратил  очертаниЯ, расплылсЯ  в какое-то  пегое пЯтно.  “жаснаЯ
безнадега, прострациЯ  -  Я чувствовал  себЯ  мардонайцем. €  вдруг ласковые
скользЯщие прикосновениЯ: арик таки подошел ко мне и стал лизать мою руку.
     џ заплакал.

        ѓ‹Ђ‚Ђ 48
     €зба - деревЯнный  крестьЯнский дом. Ћднако  не скажешь: моЯ изба - моЯ
крепость. Љак, впрочем, не скажешь: не красен дом углами, а красен пирогами.
—увствуетсЯ подделка,  фальсификациЯ.  Њысль почему-то  "не проглатываетсЯ",
"стоит,  как  кость  в горле".  € совсем другое: мой дом - моЯ  крепость; не
красна  изба углами, а красна  пирогами. ‚от это  вот "изба и  пироги" так и
льетсЯ, так и светитсЯ лучезарно.
     Њама отодвинула загнетку - из печи  пахнуло полузабытым дымком, и сразу
же вспомнились настоЯщие домашние пироги с капустой. „а-да - с капустой.
     Џро пироги зрЯ Я...  Ќо мама обрадовалась и,  затопив печь, побежала по
соседЯм. Џока ее не было, осмотрел дом. Ќачал со своей комнаты.
     ’от же сундук  возле обогревателЯ, тот же овчинный тулуп на нем. ’от же
стол у окна и тот же стул. ‚ левом углу та же этажерка с книгами, а в правом
- солдатскаЯ кровать повдоль деревЯнной перегородки. ’от же мореный платЯной
шкаф,  величаемый гардеробом, и тот  же половичок  из разноцветных лоскутов.
‚се было прежним и в то же времЯ абсолютно другим  - музейным. € не  потому,
что комната выглЯдела нежилой...
     џ  тихо  опустилсЯ  на  сундук  -  менЯ  удивила,   точнее,  шокировала
портретнаЯ галереЯ писателей-классиков  на стене: Џушкин, ‹ермонтов, ѓоголь,
Ѓунин, „остоевский, ’олстой, олохов, …сенин, Ѓулгаков, укшин, —ехов, Ѓлок.
Ќа столе, естественно, стоЯл мой портрет.
     ‚ груди защемило, словно арик опЯть лизнул мою руку.
     ‘ухие березовые  поленьЯ  полыхали  белым, почти  бездымным пламенем. €
только изгибаЯсь  и  выплескиваЯсь в  дымоход,  пламЯ  по  краЯм  темнело  -
отдавало  черными  курчавистыми  струйками.  џ  немножко  постоЯл  у  устьЯ.
"†урчание огнЯ" - это очень точно сказано.
     ЉухнЯ.  Џлита  прилеплена  к  печи.  ‚начале  ногу  ставил  на  краешек
табуретки,  на которой стоЯла дежка, потом - плиты. аг на приступочку возле
котла - и ты уже на лежанке, застеленной  поверх всего старым с проплешинами
кожухом.  ‘идеть  на печи всегда было уютно и радостно.  Ћттуда Я смотрел на
пышущие паром чугунки, на раскаленную докрасна плиту и, вытЯнув шею,  плевал
на нее. Џлевок мгновенно сворачивалсЯ, превращалсЯ в  шарик и испарЯлсЯ. ќто
было  так  интересно,  что,  увлекшись,  Я  терЯл  бдительность  и  довольно
чувствительно получал по губам.
     - ‚от тебе, баловник, - приговаривала мама, потрЯсаЯ полотенцем. ‚есело
прыснув, Я прЯталсЯ и уже из глубины "берлоги" наблюдал, как,  напеваЯ, мама
месит тесто. ‚сЯкий  раз, отстранЯЯсь от дежки, она успевала взглЯнуть в мою
сторону, чем вызывала  у менЯ бурю  смеха. Њне казалось, что главным было не
тесто, а такой вот веселый способ  общениЯ  со мной.  ѓосподи,  лет двадцать
прошло, а то и поболее, а кажетсЯ, что вчера сидел на печи.
     ‡а кухонной перегородкой (с широким  проемом вместо  двери)  - прихожаЯ
комната. €менно комната - посреди  большой стол с придвинутой к нему лавкой.
‡а этим столом мы принимали гостей. ’ак что прихожаЯ была сразу и гостиной.
     Џодошел к  раме - на стене пожелтевшие семейные фотографии. Ќа одной из
них Я в  матроске и берете с помпончиком  -  у  мамы  на  руках, а рЯдом, на
табурете, улыбающийсЯ отец с  гармонью. ‚нутренне вздрогнул -  отца обогнал,
ему здесь не более двадцати трех... и похожи - один в один...
     Ќа  перегородке  -  вешалка,  гора  всЯких  фуфаек  на  ней.  „альше  -
обогреватель: высокий - от пола до  потолка, широкий - до  стены, отделЯющей
гостиную  от  главной  комнаты.  ‚озле  обогревателЯ  -   топчан,   накрытый
верблюжьим одеЯлом. Љогда-то Я любил, лежа на нем, читать книги.
     ѓлавнаЯ комната. Њожет, потому  главнаЯ, что здесь целых три окна и все
- в сад? Њожет, из-за китайских роз, стоЯщих в кадках и похожих  на деревьЯ?
Ђ может, виною полутораспальнаЯ кровать, блестЯщаЯ никелированными шариками,
накрученными  на  такие же блестЯщие  прутьЯ? (Љстати,  одного шарика  нет -
случайно  проглочен...) ‚прочем,  эта  комната  главнаЯ  прежде всего  из-за
огромного зеркала, висЯщего над старинным комодом.
     џ  заглЯнул  в  зеркало,  в  нем  с  каким-то  едва уловимым опозданием
отразились мои "саламандры",  комод  и еще часть кровати с головной спинкой.
Ќо самое  удивительное, что все предметы в  зеркале были  более выпуклыми, а
потому  более реальными,  чем на самом деле.  ‚спомнилось, как  однажды  лег
возле комода на пол и уснул.
     ЏриснилсЯ: беленький домик в глубине двора, дорожка,  усыпаннаЯ  мелким
розовым гравием,  низкий штакетник  с  ниспадающими на него  рЯсными кустами
алых цветов, утреннее  солнце  и алмазно вспыхивающаЯ роса  на темно-зеленых
листьЯх. € еще звук гармошки - легкие переборы.
     џ  посмотрел  в  сторону  домика  (боЯлсЯ, что  кто-нибудь  поЯвитсЯ  и
помешает мне  сорвать цветок), но там было  тихо и пустынно.  ‚ыбрав красную
розу, осторожно потЯнул на себЯ - огнистый ливень обрушилсЯ на мою голову. џ
проснулсЯ.
     -  ѓосподи,  где ты  был?! - испуганно прошептала мама.  - Ѓлаго кто-то
шевельнулсЯ в зеркале, а то бы точно наступила...
     Ћна  поднЯла  менЯ  и пришла в  ужас: все мое  тело горело, а одежда на
плечах была до того влажной, словно ЯвилсЯ Я из-под душа.
     ‘менив  белье  и  укутав менЯ  в  одеЯло,  мама  стала готовить  всЯкие
лекарственные  снадобьЯ,  а Я  лежал на  широкой  никелированной  кровати  и
смотрел в потолок.  ’емнаЯ точка надо мной расширилась, и  от нее, словно от
камешка,  брошенного в  воду,  расходились снижающиесЯ  ко  мне  круги.  Ћни
казались вЯзкими  и в то  же  времЯ упругими,  будто все это происходило  на
каком-то резиновом  полотне. ‡апомнилось отчетливое ощущение,  что резиновые
круги втЯгивали, засасывали  менЯ.  ‚друг  Я  увидел  летающего вокруг  менЯ
„жека, овчарку, которой прежде никогда не видел.
     - „жек, „жек! - позвал Я его, и он в ответ мне заулыбалсЯ, высунул Язык
и замахал хвостом.
     Џотом   мама  окликнула   менЯ   и   нашей  колхозной   фельдшерице  из
профилакториЯ сказала:
     - Ћн бредит.
     Ќо  Я не бредил. џ вступал в разговор с видениЯми, которых не видели ни
мама, ни  фельдшерица,  ни  наши соседи,  приходившие  справитьсЯ обо мне, и
потому  всем казалось, что Я брежу. Ќет-нет,  Я не  бредил и понимал, что не
брежу, Я находилсЯ сразу в двух  измерениЯх: здесь,  с мамой, и там, с ними,
видениЯми, такими же  реальными, из  плоти и крови, как и Я сам. Ѓолее того,
так  же,  как  и Я, а  вернее, лучше  менЯ  люди-видениЯ  видели  и  маму, и
фельдшерицу, и  всех соседей,  приходивших к  нам,  потому  что  именно  они
подсказывали,  кто  подходил  к  моему изголовью, так что Я, не  поворачиваЯ
головы, точно угадывал подходивших.
     ‡апомнились  люди между матицами, поддерживающими потолок, и в зеркале.
Ћни  были очень  красивыми, в легких белых одеждах. џ принЯл их за врачей. ‚
центре была женщина - такаЯ красиваЯ, что Я не мог оторвать взглЯда. …е лицо
- лицо ђозочки в высшую минуту вдохновениЯ. ‘обственно, красота исходила  не
только от лица - от всей ее сущности.
     Ћна протЯнула руки к маленькому мальчику, лежащему на кровати:
     - ’ак вот ты какой большой?
     ‚ ответ все во  мне затрепетало,  Я услышал легкие переборы  гармошки и
почувствовал, что Я и есть этот маленький мальчик.
     - ЉакаЯ ты красиваЯ, - сказал Я и что было силы ухватилсЯ за ее халат.
     ‹юди вокруг нее заулыбались - Я  испытал ни с  чем не сравнимое чувство
своей безопасности.
     - ‘лышишь, мама  пришла, а с нею врач, давай-ка отзовись, - сказала она
и осенила мне лоб каким-то воздушным прикосновением.
     џ  во все глаза  смотрел на нее, но маленького  мальчика не было: ни на
руках,  ни на кровати,  да  и самой кровати  не было. Ћна  держала  в  руках
красную розу, ту самую, что Я хотел сорвать  в палисадничке возле беленького
домика.
     - Ћтзовись, -  повторила она  и поманила из своего окружениЯ витЯзЯ. Ћн
был  одет  в какую-то  чешуйчатую  одежду, поверх  которой  с  левого  плеча
ниспадал на руку маскхалат защитного цвета. …сли бы не  копье в руке - ни за
что   не   признал   бы  в  нем   витЯзЯ  (дЯдька-партизан  времен   ‚еликой
Ћтечественной).
     ‚  общем, витЯзь  мне не понравилсЯ:  темные  усы, русаЯ борода,  копна
волос с пробором посередине, но самое неприЯтное, что сразу  почувствовал, -
он имеет  прЯмое  отношение  ко мне  (у  него в волосах  Я  заметил  красные
лепестки розы).
     ЉрасиваЯ  женщина повернулась к  нему,  и  в ту же секунду Я услышал  в
дверЯх в комнату  звЯканье инструментов и мужской голос,  утверждающий,  что
сейчас кризиснаЯ ситуациЯ: или - или...
     Њама, тихо причитаЯ, подошла ко мне и, переодеваЯ в сухую одежду, вдруг
увидела в складках одеЯла цветок красной розы.
     - Љак он сюда попал?! - удивилась  мама и прислушалась. - € еще - звуки
гармошки!..
     Ћна  оглЯнулась на кадки  с розами, словно от них ждала разъЯснениЯ. Ќо
наши комнатные розы никогда не цвели зимой.
     џ  сказал маме,  что  этот  цветок  спарашютировал с потолка,  что  его
подарила красиваЯ-красиваЯ тетЯ, а бородатый  дЯдька, которого тетЯ называла
моим  ангелом-хранителем   и  витЯзем,   -   сердитый-сердитый,  похожий  на
летчика-головастика... ќто он уронил цветок.
     џ протЯнул руку, и мама отдала цветок.  џ  посмотрел  на потолок, между
матицами, и  увидел,  что  красиваЯ-красиваЯ  тетЯ и все-все  люди, что были
рЯдом с нею,  сместились  к  стене над зеркалом, а  в самом  зеркале,  точно
портрет в  огромной бронзовой раме, стоЯл мой ангел-хранитель. Ћн  был похож
на очень  строгого  русского кнЯзЯ, руки  которого отдыхали на рукоЯти меча,
все еще вынутого из ножен, но уже опущенного острием долу.
     џ  закрыл  глаза  и  услышал  сквозь  всхлипы мамино  причитание -  она
подумала, что Я опЯть брежу. џ не бредил... Ќо чтобы не  пугать ее, уткнулсЯ
в цветок  и тут же уснул, то есть как бы растаЯл в благоухании сада. ‘колько
спал - не знаю. Љогда  очнулсЯ, все  так  же лежал, уткнувшись в цветок,  от
которого все так же веЯло майским садом.
     џ  привстал. ‚ окнах пылала такаЯ  необыкновеннаЯ зарЯ, что подумалось:
окна раскрыты настежь, и Я в беленьком домике, и это из волшебного сада веет
ароматом роз.  €  действительно,  Я вдруг увидел аккуратный беленький домик,
дорожки, покрытые  розовым гравием, низкий  штакетник с ниспадающими на него
кустами цветущих роз и приближающиесЯ легкие переборы гармошки.

     ’ысЯчелетие и миг.
     Џесчинка и планета.
     ‚о всем проЯвлен Ѓожий лик.
     ‚о всем дыханье света.

     џ  оглЯнулсЯ.  џ предполагал,  что увижу отца, но Я  увидел маму -  она
осторожно трЯсла менЯ за плечо:
     - Њитенька, сыночек, сейчас будем пирожки печь!..

        ѓ‹Ђ‚Ђ 49
     Ѓолее  трех недель на восходе  солнца, как бы по зову пастушьего рожка,
собирались у нас на  крыльце мужики  (колхознаЯ плотницкаЯ бригада) и так же
по  рожку, на  закате, расходились. џ решил  поправить изгородь  и перекрыть
крышу  и был  у них и экспедитором, и  прорабом, в общем,  заказчиком. Ћни с
удовольствием   выезжали   со  мной  в   город  на  рынок   стройматериалов,
приценивались к круглЯку, доскам,  шиферу  и  гвоздЯм, а потом,  на  кровле,
обсуждали увиденное.  €м очень  нравилось,  что на все их  советы Я  отвечал
кошельком, то есть доставал деньги и сейчас же расплачивалсЯ за материалы.
     Ћднажды  ‘илантий  Џлотников,  бригадир, замешкалсЯ  с  мужиками  возле
строганых брусков и досок. Љ ним подскочил то ли охранник, то  ли смотритель
кав