        ‚иктор ‘липенчук. ‡инзивер

---------------------------------------------------------------
     &copy; Copyright ‚иктор ‘липенчук
     WWW: http://www.slipenchuk.ru/
     &copy; €здательство "‚агриус", 2001 і http://www.vagrius.com
     Date: 24 Aug 2001
---------------------------------------------------------------

     <img src=zinziwer.jpg width=160 height=244>


     € увидев, фарисеи говорили ученикам …го: почему “читель ваш
     ест с мытарЯми и грешниками?.
     “слышав же это, он сказал им: не здоровым нужен врач, а болЯщим.

     Ћт ЊатфеЯ. 9, 11-12

     Џриближались  же к Ќему  все  мытари  и грешники слушать …го. € роптали
фарисеи и книжники, говорЯ: Ћн принимает грешников и ест с ними.
     Ћт ‹уки. 15, 1-2

     € ответил во второй раз голос с  неба: "что Ѓог очистил, ты не объЯвлЯй
нечистым".
     „еЯниЯ апостолов. 11, 9

     ЉрылышкуЯ золотописьмом
     ’ончайших жил...
     ‚елимир •лебников
     ...џ  закрыл  глаза  и услышал сквозь всхлипы  мамино  причитание - она
подумала, что Я опЯть брежу. џ не бредил...  Ќо чтобы не пугать ее, уткнулсЯ
в цветок и тут  же уснул, то есть как бы растаЯл в благоухании сада. ‘колько
спал -  не знаю. Љогда  очнулсЯ, все так  же лежал, уткнувшись  в цветок, от
которого все так же веЯло майским садом.
     џ привстал. ‚ окнах пылала  такаЯ  необыкновеннаЯ зарЯ, что подумалось:
окна раскрыты настежь, и Я в беленьком домике, и это из волшебного сада веет
ароматом роз. € действительно, Я  вдруг увидел  аккуратный беленький  домик,
дорожки, покрытые розовым гравием, низкий штакетник  с  ниспадающими на него
кустами цветущих роз и приближающиесЯ легкие переборы гармошки.

     ’ысЯчелетие и миг.
     Џесчинка и планета.
     ‚о всем проЯвлен Ѓожий лик.
     ‚о всем дыханье света.

     џ оглЯнулсЯ. џ предполагал,  что увижу  отца или  маму, но Я увидел ее.
Ћна  была в  белых туфлЯх и платье в  золотой  горошек, в  котором выглЯдела
точь-в-точь как школьница. Ћна улыбалась мне и звала, звала...

         * —Ђ‘’њ Џ…ђ‚Ђџ * 

        ѓ‹Ђ‚Ђ 1
     Ћднажды  глубокой  февральской ночью (Я всегда писал свои стихи и пьесы
ночью, а  днем отсыпалсЯ) мною  овладело  тЯгостное  уныние. Џричиною  стали
галлюцинации,  которые   поначалу  как-то  даже  забавлЯли,  скрашивали  мою
монотонную  одинокую жизнь.  ‡асмотришьсЯ на  пожелтевшую, потрескавшуюсЯ от
времени   столешницу,   и   вдруг   как   бы   из   ее   недр,   словно   на
скатерти-самобранке,  ЯвлЯетсЯ взору столовский поднос, уставленный большими
тарелками с горЯчими блюдами. ’ут тебе и домашние щи, и дымЯщаЯсЯ в томатном
соусе  баранина,  и  кофе со сливками. Џричем все настолько живо, что в  щах
можно  было рассмотреть, и  Я  рассматривал, плавающие  колечки поджаренного
лука,  а  на  баранине  -  сочную  зелень  молодой  петрушки.  (‘огласитесь,
превесьма соблазнительные иллюзии длЯ человека, денно и нощно голодающего не
по прихоти, а по беспросветности...)
     ‘озерцаЯ  столь  великолепные  подарки  воображениЯ,  как  правило,  за
полночь; постепенно стал  подготавливатьсЯ  к ним.  ’о есть на то место,  на
котором чаще всего взор  мой обессмысливалсЯ  и  цепенел,  Я еще до полуночи
клал ложку, вилку, столовый нож и  ставил какую-нибудь пустую бутылку из-под
боржоми.  ѓрафинчик и рюмочку - не ставил.  (’акое роскошество позволил лишь
раз,  на  день  рождениЯ,  а  наутро  ужасно   сожалел  -  голова  буквально
раскалывалась,  а  желудок  схватывали такие  спазмы, какие обычно случаютсЯ
после страшного перепоЯ.)
     ‚ общем, подготавливалсЯ с воздержанностью,  чтобы потом не сожалеть, и
в то же  времЯ, чтобы  чувствовать себЯ  достаточно свободным  в выборе  как
меню, так и музыкального оформлениЯ, каким он оснащалсЯ.
     —то это такое -  свободный  выбор...  и музыкальное  оформление?  ќто -
песнЯ! „а-да, песнЯ,  потому что  в результате подбора и сочетаниЯ, казалось
бы, простых кухонных предметов  Я,  подобно профессору магии, в конце концов
овладел искусством вызываниЯ почти предсказуемых галлюцинаций.
     Љонечно,  Я   испытал   множество  вариантов  и  вариаций,  прежде  чем
остановилсЯ на определенных, наиболее соответствующих  моим  наклонностЯм. ‚
силу своей профессии Я  не люблю шумных компаний,  в них всегда присутствует
не  то чтобы  разнузданность,  но  какаЯ-то внутреннЯЯ  разухабистость. —аще
всего Я выбирал отдельный кабинет, стол, накрытый белоснежной скатертью, два
серебрЯных прибора  и скрипача в черном фраке и цилиндре. Ћткровенно говорЯ,
скрипач  менЯ  развлекал не столько музыкой, сколько своим поведением. €граЯ
полонез  Ћгиньского,  он  всегда  так  преувеличенно  выпЯчивал  грудь,  так
наступал  на соседа по столу, что  тот вынужден был раз за  разом уклонЯтьсЯ
вбок, чтобы не  пролить из ложки.  Ќо и  здесь верткий  музыкант не терЯлсЯ,
ловко обегал его и уже с другой стороны наседал на беднЯгу.
     ‚  конце концов сосед  откладывал ложку, доставал из нагрудного кармана
розовый шелковый платочек и, прикладываЯ к глазам, растроганно повторЯл:
     - Ќе могу, не могу, чтобы так душещипательно!
     —уть-чуть сменив угол зрениЯ, Я отдалЯл скрипача в центр зала, и сосед,
опасливо оглЯдываЯсь, опЯть бралсЯ за ложку.
     - Ќе могу, не могу, чтобы так... - продолжал он  бубнить над ухом, но Я
не отзывалсЯ.
     —тобы не нарушать подконтрольность галлюцинации, Я  всегда вынужден был
действовать в строго очерченных рамках. Ќаверное, покажетсЯ странным, но лиц
соседа, скрипача и официанта Я никогда не  видел. € в то же времЯ совершенно
точно знал,  что мой сосед -  пожилой  чопорный англичанин, интеллигентный и
весьма, весьма денежный.  (Ћн  иногда уходил  из-за  стола раньше менЯ, и  Я
собственными глазами видел, какие крупные чаевые в долларах он оставлЯл.)
     Ћфициант,  конечно, был сделан в ‘‘‘ђ.  € вовсе не потому, что Я помнил
штамп завода-изготовителЯ на алюминиевой чашечке  абажура. ‚ глаза бросалась
лакейскаЯ услужливость  перед  иностранцами,  свойственнаЯ тем достопамЯтным
временам.  „олговЯзый  и неуклюжий,  в  знак высочайшей  почтительности  он,
изгибаЯсь  в  поклоне,  нависал  над  столом  так, словно  хотел  поцеловать
англичанина непосредственно в  макушку.  ЏренеприЯтнейшаЯ услужливость, даже
сейчас слышитсЯ его паточно-приторный голосок: товаришочки, чего изволим-с?!
     Ћ скрипаче ничего не скажу, но подозреваю, что вместе  с официантом они
делили чаевые  и, очевидно, как глава предприЯтиЯ  официант брал  больше. ‚о
всЯком случае, однажды Я стал свидетелем красноречивого диалога:
     - Џозвольте-позвольте, а где мои - за двойной полонезик?!
     -  Ќе знаю,  не  знаю, ѓога-товаришок, все у вас. (‘ладостно-Ядовитое.)
Џоищите в дырочке под подкладочкой.
     -   Ќо   позвольте,   как    же-с,   ведь   был   двойной   полонезик?!
(Ќачальственно-сердитое.)
     -     „ак    хоть     бы    и     тройной!..    Ђ    за    инструмент?!
(Ќазидательно-наставительное.)  Ќе забывай,  ѓога-товаришок,  что  на  такую
‘тради мигом сыщу нового музыкантика...
     Ћтдельный кабинет менЯ устраивал еще и потому, что Я овладел искусством
не только раздвигать его  стены, но  и перемещатьсЯ вместе с ним,  словно  в
машине времени. ЌаходЯсь в кабинете и оставаЯсь  невидимым длЯ окружающих, Я
мог присутствовать на любой пирушке  и даже свадьбе. Ћсобенно Я любил - нашу
с ђозочкой.
     ‚  большинстве  это  происходило  так:  в момент дружного скандированиЯ
"горько!",   Явственно   слышимого   как   бы   из   соседней   комнаты,   Я
сосредоточивалсЯ и всеми своими фибрами желал очутитьсЯ там... ‹егкое усилие
воли, именно  легкое,  и,  точно  по  мановению  волшебной  палочки,  стена,
находЯщаЯсЯ   у  менЯ  по  правую  руку  и  соответственно   прЯмо  напротив
англичанина,  активно   выцветала,   будто  выедалась  какими-то   мигающими
песчинками. Ќаконец  она  утончалась настолько, что через  нее, словно через
кисею,  начинали   проступать   очертаниЯ   неестественно  длинного   стола,
занимающего почти весь зал, тесно усаженных за ним гостей и  в самом дальнем
конце  -  белоснежное  кружево  с   радостно  светЯщимсЯ  личиком,  воздушно
теплЯщимсЯ, точно свечечка.
     Ќо вот кисеЯ спадала, левое плечо англичанина вздрагивало (это особенно
хорошо  было  видно  по  розовому  платочку,  выглЯдывающему  из  нагрудного
кармана),  и  Я  вдруг ощущал,  как всЯ  моЯ жизненнаЯ сила  переливаетсЯ  в
англичанина  как  раз  через  этот  нагрудный карман.  ‘транное  дело, но  Я
откуда-то знал, что,  перелившись  в  англичанина, не  исчезну, а лишь в его
внешности предстану перед окружающими своеобразным свадебным генералом.
     ’ак и случалось. ЏоправлЯЯ платочек и тем самым осваиваЯ его смокинг, Я
обнаруживал  в правом, внутреннем, кармане увесистое портмоне, туго набитое,
как ныне говорЯт, зелеными, а в левом, нижнем, врезанном едва  ли не в самый
край  подкладки,  старинные  золотые часы  на огненно вспыхивающей  цепочке,
украшенной  бриллиантами.  Ќа  глухом  футлЯре, а  именно  на  открывающейсЯ
крышечке, инкрустированной перламутром, виднелись  выгравированные латинские
литеры SVT. Љстати, их Я  тоже сразу освоил и прочитывал на русском не иначе
как "сват", что придавало моему  присутствию на свадьбе некую дополнительную
естественность. ‘ловом,  почувствовав  себЯ  англичанином  и при  деньгах (в
скобках заметим,  на  своей  свадьбе, на  своей!),  Я ощущал в  удовольствие
приобретенную  вдруг  старческую  медлительность  и  чопорность,  с  которою
доставал  золотые  часы,  а  достав,  привлекал  к  себе  всеобщее  внимание
мелодичным   звоном,    которым   непременно    сопровождалось    открывание
инкрустированной крышечки. Њедлительность и чопорность были мне хороши еще и
тем,  что позволЯли  вполне  незаметно  оглЯдетьсЯ  и,  в строго  очерченных
рамках, сделать свой первый и, главное, правильный ход.
     ѓлЯдЯ  на  циферблат, Я замечал  боковым зрением, как  мое  физическое,
материальное  "Я"  бесследно исчезало, испарЯлось,  а  мой кабинетный  стол,
накрытый белой скатертью, срасталсЯ  с  неестественно длинным  свадебным, за
которым  все  лица, повернутые ко мне, выражали  почтительное и вместе с тем
веселое внимание.
     ‡десь Я  позволЯл себе несколько покичитьсЯ (эх,  годы, годы!). …два не
опрокинув фужер,  расплескивал боржоми, с трудом  вставал,  чтобы произнести
тост за здравие  и  счастье  Њолодых. Ќевольно пристыженные моей  старческой
беспомощностью, следом, как по команде, вскакивали  не только  гости,  но  и
жених, и невеста. Џригубив фужер с водою, Я начинал речь. Ќе знаю,  была  ли
она достаточно короткой, чтобы выслушивать ее стоЯ, но выслушивали. ‡а времЯ
тоста  Я  умудрЯлсЯ сообщить,  что  нахожусь  на свадьбе не случайно,  а  по
протекции  или,  проще  сказать,   по  просьбе  родителей  виновников  столь
торжественного  событиЯ, которые в  силу  обстоЯтельств не смогли приехать и
поручили мне передать их свЯтое благословение.
     (’ут  Я,  хотЯ и не  распространЯлсЯ, давал понЯть, что матушка жениха,
одинокаЯ,  забытаЯ  страной  пенсионерка,  живет  очень далеко,  где-то  под
Ѓарнаулом. Ђ родители невесты, беженцы-погорельцы, живут еще дальше,  где-то
под Њанчестером, с ними Я, в прошлом белый офицер-эмигрант,  там,  в русском
посольстве, и познакомилсЯ.)
     ‡атем, осенив широким крестом Њолодых, Я выражал искреннюю надежду, как
бы только что привезенную из Ђнглии, в том, что доченька,  студентка второго
курса медучилища,  несмотрЯ на замужество,  все же успешно закончит  учебное
заведение. Ђ сыночек (Я добавлЯл от себЯ) не ударит в грЯзь лицом и достойно
сдаст  выпускные  экзамены  в  ‹итинституте и  уже в ближайшие  годы  своими
бессмертными творениЯми войдет в золотую сокровищницу мировой литературы.
     ‡акончив  речь, Я допивал  боржоми, и -  тут  происходило чудо.  „а-да,
чудо!  € всегда в одном и том же эпизоде: как только Я допивал воду,  но еще
не  успевал поставить фужер,  кто-то (непонЯтно кто,  но голосом точь-в-точь
матушкиным) громко и весело сообщал: чёй-то питие горькое?!
     Ћ, что тут начиналось! ‘вадьба взрывалась дружным требованием, и жених,
преодолев  смущение, привлекал к  себе  невесту  с  таким  волнением,  что Я
невольно опускал глаза, чувствуЯ беспамЯтство его страсти.
     ‘тараЯсь не  мешать  ему и  все же  не  менее  его взволнованный  этими
незабываемыми   минутами,  Я  доставал  туго  набитое  купюрами  портмоне  и
совершенно  по-джентльменски  просил от имени  родителей передать невесте ее
приданое.
     Ќе  буду  рассказывать,  как,  сложенный  на  левую  сторону,  то  есть
кармашками  с  долларами наружу, из  рук  в руки плыл над головами увесистый
заграничный  бумажник.  џ  не  смотрел  на него.  Ѓыло  бы  неприличным  длЯ
интеллигентного  русского,  воспитанного  в  Ђнглии,  оберегать  его  цепким
взглЯдом. џ и так  внезапно обострившимсЯ слухом, помимо воли, улавливал его
прерывисто-волнообразную  траекторию.  €  немудрено,  при одном  приближении
кошелЯ веселый говор стихал, уступал место восхищенному молчанию.
     џ  не реагировал.  ‚новь  доставал  часы и,  пользуЯсь  своей почтенной
медлительностью, словно маскхалатом, открывал их ровно в ту секунду, в какую
невеста получала приданое. Џопадание было архиважным, Я не хотел видеть и не
желал, чтобы другие видели, каким  образом и куда ђозочка спрЯчет  бумажник.
Њелодичный  звон  часов,  как правило,  отвлекал всех  от  этого  пикантного
действа.
     ‚прочем,  не  буду  лукавить  -  не  всегда все  получалось  в  строгом
соответствии с расчетом. €ногда вдруг  (прошу прощениЯ,  но  cбoи происходЯт
вдруг)   посередине  стола,   а  может,  чуть  дальше   внезапно  раздавалсЯ
стесненно-сиплый, пронзающий тишину голос:
     - ѓотов поспорить с кем угодно, там этих "джорджиков" тысЯч на десЯть!
     Љак после этого было не растерЯтьсЯ, не выломитьсЯ из строго очерченных
рамок?!  "„жорджики"?!  Љакой  ты  англичанин,  если   приданое  привез   из
Њанчестера не в фунтах стерлингов, а в долларах?! ‚ самом  деле, при чем тут
доллары?!  ‚оистину все в  чисто русском  ключе - непобедимый на поле  брани
богатырь в  конце концов заканчивает  свой жизненный  путь  либо постригом в
монахи,  либо,  поскользнувшись   на  ровном  месте,   разбивает   голову  о
валун-камень.
     Ђ  между  тем, чувствуЯ себЯ голым королем,  по собственному недомыслию
разоблаченным, Я принужден был продолжать  игру -  доставать часы, открывать
инкрустированную крышечку, то есть по устоЯвшемусЯ  сценарию  владеть  общим
вниманием.
     €  Я  владел.  Џод  мелодичный  звон  часов, не  ожидаЯ  ничего,  кроме
осуждениЯ  и брезгливости, Я вдруг (да-да, опЯть вдруг) награждалсЯ  дружным
ликованием. „а-да, ликованием застольЯ, оно непонЯтным образом объЯснЯло мое
родство  с английской  королевой, которое по скромности Я Якобы утаивал,  но
которое, слава Ѓогу,  благодарЯ  баснословному  приданому, весьма удачно длЯ
всех разъЯснилось.
     ќто было так поразительно,  так  неправдоподобно,  но Я  все  равно был
счастлив, воистину счастлив...

        ѓ‹Ђ‚Ђ 2
     ‚озвращение в  конуру всегда было тЯгостным, особенно  после свадьбы. €
вовсе не потому,  что резче  обычного  бросались в глаза  нищета  и убогость
обстановки. ‚иною были переживаниЯ,  свЯзанные с  ђозочкой. Џосле  встречи с
нею одиночество и  безысходность  овладевали с такой силой, словно она  ушла
только что.
     Ђ обстановка, увы, даже нравилась.
     Љухонный  стол, он же  письменный  и он  же хозЯйственный - в некотором
роде верстак длЯ починки домашней утвари.
     Ќад  столом -  уже  известнаЯ  лампа  с  чашечкой абажура, прикрученнаЯ
проволокой к стоЯку батареи.
     ЉухоннаЯ табуретка, она же - рабочее кабинетное кресло.
     ЌевероЯтной  ширины  спальнаЯ  кровать  без  пружин  -  из-под  матраса
выглЯдывало довольно обширное поле теннисного стола, которое попутно служило
оригинальной  лавкой. (‚о всЯком случае, всЯкий,  кто усаживалсЯ  на нее, не
обходилсЯ без комплимента: оригинально, очень оригинально-с!)
     ‘разу за входной дверью, в левом углу, - стопки книг и кипы  рукописей,
перетЯнутых  и  не   перетЯнутых  шпагатом,  лежащих  на   полу   развалами,
прислоненными  к  боковой  стене.  ‡десь  же, поверх книг и  рукописей,  мое
демисезонное  пальто, напоминающее  крылатку, пошитое  в  пору  гайдаровских
реформ из  общежитского байкового одеЯла и названное "семисезонным шоковым".
(‚ самом деле,  поЯвлЯЯсь в  нем на улице,  Я шокировал  всех прохожих. Њало
того,  что  останавливались  как  вкопанные,  еще  и  растерЯнно   провожали
взглЯдом, точно какого-нибудь  южноафриканского страуса.) ‚месте с крылаткой
лежала  и другаЯ одежда и  одежонка. ‚  общем, и ее, и книги,  и  всЯкие там
рукописи  Я  содержал  как  бы  в шкафу,  под  аккуратно  накинутой  на  них
простынею.
     Ќичего другого из мебели не было, да и не  могло быть. ’о есть когда-то
было,  но  ђозочка увезла.  € правильно! ‡ачем мне  холодильник,  что  в нем
держать? ’елевизор - опЯть вопрос, потому что и без него могу смотреть "„о и
после  полуночи". ЏлатЯной  шкаф тоже не  нужен. Ђ  уж  книжный - и подавно,
отставшие и надорванные  обои гораздо удобнее любого шкафа и любой этажерки.
џ  засовывал под них  не только газеты, журналы и книги, но и всЯкие  другие
вещи, которые каждую  минуту могли понадобитьсЯ.  „лЯ менЯ стало правилом: в
быту - никаких излишеств. €так, благодарЯ многоцелевому назначению предметов
порой казалось, что  роскошествую и в своем обиходе вполне бы  мог  обойтись
меньшим.  ’от  же  старинный  утюг  на  рукописи,  раскрытый,  точно   пасть
крокодила.  ‘удЯ по застарелым окуркам,  карандашам и  ручкам,  торчащим  из
него, смело можно было заключить, что он многоцелевой: и тебе пресс-папье, и
пепельница,  и  письменный прибор, и,  конечно же, если  доведетсЯ,  грозное
оружие  самообороны.  €  это при всем при  том, что  хотЯ и редко, но все же
случалось его использовать по назначению.
     ‘ловом, никакой  нищеты  и  тем более  убогости не чувствовал.  €ногда,
правда, уж очень хотелось есть. ЉажетсЯ, так бы и закричал:  е-есть, е-есть!
’ак бы и побежал куда глаза глЯдЯт в своей крылатке. Ќо Я научилсЯ управлЯть
собой. …ще будучи  студентом, провел  эксперимент - ровно  тридцать дней жил
практически на  одной соленой воде. џ мог бы  голодать и дольше, но слух обо
мне настолько растревожил общежитие,  что не стало житьЯ от любопытствующих.
‚место  занЯтий они  набивались в комнату и  раз за разом будили менЯ, чтобы
удостоверитьсЯ, помер Я или  нет. ‘ам  руководитель нашего семинара  посетил
менЯ. ‚о мне обнаружились способности к  внушению и самовнушению... ‚прочем,
это отдельнаЯ тема, а сейчас,  изредка голодаЯ,  Я получал с этого кое-какие
дивиденды в виде "горЯчих щей  и баранины с  петрушкой", что помогало мне не
падать духом и писать, писать свои стихи и  пьесы. џ был уверен, что однажды
общество  заинтересуетсЯ: чего это он, взаперти,  все пишет и пишет? Љстати,
писать и верить - это основной принцип писателЯ.
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .

     Џервый  сокрушительный удар по основному принципу нанесла ђозочка - она
ушла...  Џочему?! Ќичего  не сказала,  не предупредила, приехала на грузовой
машине  с  двумЯ горцами  (мне  потом рассказывали, хотЯ Я и  затыкал уши) и
увезла  все  подчистую.  (Ћставила лишь  стол,  рукописи и  книги,  которые,
очевидно  в спешке, свалила за дверью.) Људа она уехала, зачем? Ќепостижимо!
Ќа столе была записка: "Ќе ищи - не найдешь, Я сменила паспорт и фамилию".
     ќто было до того странным, до того непонЯтным -как так, просто взЯла  и
сменила?!  „лЯ чего?  ’ем более что всего месЯц назад на предложение судьи -
"прежде  чем решатьсЯ на шаг расторжениЯ, следует хорошо подумать" - ђозочка
ответила за нас обоих: хорошо, подумаем.
     € вот?! Ќепостижимо!..
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . .

     ‚озвратившись в свою конуру, Я припоминал подробности  нашей совместной
жизни.
     ‘туденческаЯ свадьба в молодежном кафе. Њои  успешные  госэкзамены.  …е
академический отпуск (через писательскую поликлинику Я достал ей необходимое
заключение  врачей  - после  —ернобылЯ были подозрениЯ).  ‚еселый  и  шумный
отъезд    в   нынешний    провинциальный    городок.   Њое   трудоустройство
литконсультантом  в  областной  комсомольско-молодежной  газете.  („олжность
блатнаЯ,  полученнаЯ  мною  по  ходатайству  ‹итинститута.  „а-да,  на  менЯ
возлагали надежды, но не буду отвлекатьсЯ.)
     Њы  получили  комнату  в  общежитии  телевизионного  завода  (пусть  на
конечной остановке автобуса, пусть не очень просторную,  но светлую) - у нас
поЯвилась  крыша. Љак бы там ни было,  а  первое времЯ мы  жили великолепно.
Љонечно, моей зарплаты не хватало,  но не зрЯ говоритсЯ, что с милой рай и в
шалаше. ’ем более  Я писал тогда круглосуточно, и мы надеЯлись, что настанет
день и мои пьесы пойдут сразу веером,  на нескольких сценах.  Ћднажды к  нам
приходил  даже  главреж  местного драмтеатра,  просил  менЯ поправить  пьесу
одного маститого московского  драматурга, которую он собиралсЯ  ставить,  но
почему-то не поставил, хотЯ необходимые поправки Я сделал и даже получил сто
рублей - деньги по тем временам длЯ нас неслыханные.
     Ћ, мы замечательно жили! ђозочка целыми днЯми спала, а Я писал и писал.
џ верил. џ посвЯщал ей буквально все свои стихи и пьесы, и она находила их в
некотором   смысле    гениальными.   ЏотЯгиваЯсь,   волшебно   выгнув   свою
безукоризненную фигурку, она спрашивала:
     - …сть ли у нас поесть?
     Ћткрывала дверку холодильника. џ чувствовал себЯ ужасно глупо,  но  она
успокаивала:
     - Ќет хлеба единого, так что ж?..
     ђозочка намекала: не хлебом единым жив человек. ‡ахлопнув дверку, брала
с  холодильника "ђодопи",  закуривала и  опЯть  ложилась  в постель, готоваЯ
слушать  мои  стихи и отрывки из пьес. € Я  читал,  на мой взглЯд,  наиболее
удачные,  поэтому  нисколько  не  удивлЯлсЯ,  когда  она  вдруг,  всплакнув,
говорила:
     -  ’ы  знаешь,  ЊитЯ,  в  некотором  смысле  это  гениально,  но  Я  не
заслуживаю, не заслуживаю от тебЯ даже корочки хлеба!
     џ бежал  по длинному коридору общежитиЯ в надежде занЯть  у кого-нибудь
хоть немного денег. €ногда этот процесс затЯгивалсЯ на целый день. Џод видом
неотложных дел (Я  вел литературное объединение  раз в  неделю)  приходилось
поЯвлЯтьсЯ  в  редакции и  исподволь  присматриватьсЯ  к  окружающим,  чтобы
неосторожным словом не вспугнуть беспечного кредитора.
     ‡анЯв  крупную  сумму  (как  правило, маленькую  мне не  одалживали), Я
исчезал  в  неизвестном  направлении.  ’о  есть  направление Я  обозначал  в
объЯвлении:   "‚  свЯзи  с   отъездом  в  командировку  (работа  в   архиве)
литобъединение переноситсЯ на последний четверг месЯца".
     Ќадо отметить, что мои частые отъезды в архив создали вокруг менЯ ореол
весьма серьезного и умного литератора.
     Ќа самом  деле  быстрым  и  уверенным  шагом  Я направлЯлсЯ в ближайший
продовольственный  и  закупал  все  необходимое,  чтобы  вместе  с  ђозочкой
отпраздновать мои в некотором смысле гениальные произведениЯ.  ЏонимаЯ,  что
мне одолжили, быть может,  в  последний  раз,  - не скупилсЯ. Ѓрал несколько
бутылок  водки  и  столько  же  - вермута (ђозочка любила  крепленые  вина).
‡акуску выбирал тоже  отменную и только потом уже вместе со всей этой снедью
ехал домой радостный и счастливый, в предвкушении нашего царского пиршества.
     Ћ,  как  замечательно   мы  жили!  ‚последствии,  благодарЯ  ђозочкиной
изобретательности, у  нас почти  не  переводились деньги. Ћна подсказала мне
одалживатьсЯ  не в редакции, а у членов литературного объединениЯ и долги не
отдавать.   ’о   есть   отдавать   иным   способом,   так  сказать,   устным
рецензированием,  причем  хвалить  автора  не в зависимости  от литературных
достоинств его  произведений, а  в зависимости от одолженной суммы. Џоначалу
это было ужасно,  что-то наподобие квашеной капусты с трюфелЯми. Ќаверное, Я
бы  никогда  не преодолел  себЯ, если  бы не  образ  ђозочки.  Љ счастью,  в
особенно  роковые минуты  ее милое личико, полное  укоризны, вдруг  вставало
перед  глазами и  как бы  отгораживало  менЯ от моей же собственной низости.
Ѓолее того, когда  приходилось  брать в долг у безнадежного графомана,  мной
овладевало какое-то  смешанное чувство садизма  и мазохизма. ЏрЯча деньги, Я
заговорщицки  подмигивал кредитору  и,  панибратски похлопав по  плечу,  без
обинЯков рекомендовал его своей литературной элите:
     - Џрисмотритесь, новый ‹ермонтов!
     Ћтносительно "элиты" Я не оговорилсЯ, у менЯ так бойко пошло дело,  что
вскоре  Я заведовал самым именитым литобъединением в мире: новый Ћстровский,
новый   ’ютчев,   новый   —ехов,  новый  Ѓлок...  Љаждый  следующий  "новый"
определЯлсЯ  прежде  всего  по  возрасту  и  полу,  а  потом  уже  по  жанру
представленных произведений. ‘реди поэтесс были не редкостью новаЯ Ђхматова,
новаЯ  –ветаева,  новаЯ  ‚ероника  ’ушнова, новаЯ  ‘ильва  ЉапутикЯн.  Љогда
литобъединение  покинули   все   более-менее  способные  авторы,  Я   совсем
распоЯсалсЯ. —ерез старосту литактива, как одного из наиболее "безнадежных",
внедрил в умы  начинающих литераторов  что-то в  виде  тарифной  сетки. …сли
начинающий  прозаик,  допустим,  одалживал  мне  половину  своего  месЯчного
заработка,   то   он   мог   претендовать  только  на   нового  ѓерцена  или
—ернышевского. …сли же отдавал всю зарплату, то тут Я уже не сомневалсЯ, что
передо мной собственной персоной либо ”едор Њихайлович „остоевский, либо сам
граф  ‹ев Ќиколаевич. Ќе буду  объЯснЯть всех нюансов сетки, скажу лишь, что
за  точку  отсчета  бралсЯ  семнадцатый   век,  а  дальше  расценки  шли  по
нарастающей. Џо  особенно крутому номиналу оценивались  именитые писатели из
ныне здравствующих.
     -  Џока  они живы -  их можно превзойти,  -  не  раз в свое  оправдание
говаривал  Я  тому или  иному  автору. Џричем не делал  исключений даже  длЯ
нобелевских лауреатов. -  ‚ремЯ  у тебЯ есть, постараешьсЯ  - превзойдешь, -
нагло  заЯвлЯл Я, читаЯ  в  глазах  притЯзателЯ искреннее  одобрение и  даже
признательность за свои слова.
     ‚ общем,  мое предприЯтие  пошло так гладко,  что накануне критического
анализа  произведений начинающие авторы  сами  подходили ко мне  и  напрЯмую
давали  "в  долг"  в расчете на  …сенина  или  ЊаЯковского.  ‚начале  Я  еще
удивленно вскидывал брови,  изображал на лице недоумение и даже оскорбление,
но быстро понЯл, что без  церемоний оно надежней. …динственное, что смущало,
в свЯзи с новыми политическими  веЯниЯми многие мои Ѓелинские, —ернышевские,
ранние   „остоевские   и   ѓерцены   кинулись   в   какие-то   демонстрации,
несанкционированные митинги  протеста, экологические шествиЯ. —тобы удержать
оставшихсЯ  литобъединенцев,  Я  иронизировал   над  ушедшими,   клеймил  их
дезертирами, попами-расстригами,  предупреждал, что политика - камень на шее
литературы, но все впустую, рЯды кредиторов катастрофически редели.

     ‚новь началось безденежье, а  с  ним и  вынужденный  ‚еликий пост,  тем
более ужасный,  что мы уже вкусили  сладостных греховных  плодов.  —тобы  не
показывать свою беспомощность перед  обстоЯтельствами,  Я опЯть писал. Џисал
день и ночь по-чеховски, в том смысле,  пока не сломаю пальцы. ђозочка стала
искать работу,  Я не смел  отговаривать,  а  только с  еще  большим  рвением
посвЯщал  ей  все мною  написанное. ‚ дни заседаний литкружка, не дождавшись
ее, Я оставлЯл ей записки, полные  любви: "ЊилаЯ  ђозочка, сто раз  целую!",
"ђозочка, целую  нежные кончики твоих  пальцев!",  "Ћ, лучший  аромат  неба,
целую-целую ’ебЯ всю-всю!" џ писал свои записки крупно, на форматной лощеной
бумаге и  расклеивал по всей комнате. ‚сюду-всюду  можно было  наткнутьсЯ на
мои записки:  на стене,  на  экране  телевизора, в  платЯном шкафу и  даже в
морозилке холодильника.
     Ћднажды она вернулась особенно  уставшей и  бледной. Њашинально открыла
пустой  холодильник. Љак  сейчас  помню, оттуда выпорхнула моЯ  записка: "Ћ,
лучший аромат неба, целую-целую  ’ебЯ всю-всю!" Ќе буду лгать, менЯ резанули
кощунственность и беспросветность ситуации. Ќе знаЯ, что сказать, Я спросил,
ела ли  она. ‚ ответ, едва не задохнувшись от негодованиЯ, она крикнула, что
сыта по горло! € не раздеваЯсь легла на кровать, отвернувшись к стене.
     ‚ тот день ђозочка  потребовала развод и повела менЯ в нарсуд. —увствуЯ
себЯ виновным и оттого несчастным вдвойне, Я был согласен на  все. €менно  с
того  днЯ,  по ее настоЯнию, Я стал называть  ее ђозарией ”едоровной,  а она
менЯ  - физическим  лицом ‘лезкиным.  Љроме  того,  ђозочка  строго-настрого
запретила мне читать мои пьесы вслух и тем более ей.
     ‚ ту злополучную ночь Я впервые спал в углу на своих рукописЯх. € самое
странное, спал как убитый. ЏроснулсЯ поздно, и не от какого-то там шума - от
собственного смеха.
     Џеред  самым  пробуждением   мне  приснилсЯ   уж   очень  веселый  сон.
‡апомнилось, что  Я нахожусь на  очередном  заседании  нашего  литературного
объединениЯ,  но  вместо отпетых  бездарей тесным  кругом  стоЯт  выдающиесЯ
писатели всех времен и народов (что-то схожее с собранием библиотеки мировой
классики, так сказать, живьем). ‚от  Џушкин, ‹ермонтов, ѓоголь, „остоевский,
’ургенев...  €з иностранцев:  ‘ервантес,  експир,  „анте,  ѓёте...  Ѓольше,
конечно,  писателей,   которых   впервые  вижу,   но  все   они,   подлинные
знаменитости, стоЯт плечом к плечу и напоминают мне как бы кольца древесного
круга.  џ всматриваюсь в лица  -  олохов, …сенин,  укшин и почему-то между
”олкнером и •емингуэем -  ѓорький. Ќу,  в общем, всё как  во сне. Ђ Я,  ЊитЯ
‘лезкин, в  центре этого плотного  многоЯрусного кольца:  в черном цилиндре,
байковой крылатке с тремЯ поперечными полосами по плечам (тогда ее у менЯ не
было, а вот однако ж...),  в лаковых  туфлЯх на очень высоких  каблуках  и в
руке у менЯ - батистовый платочек. џ  приготовилсЯ петь частушки с приплЯсом
и ищу глазами Њихаила Ђфанасьевича Ѓулгакова, который должен быть непременно
с моноклем в  правом глазу. џ ищу его  в  поддержку  себе -  плЯсать и  петь
частушки  в столь серьезном кругу без поддержки как-то боЯзно. (Џочему Я был
уверен   в   его  поддержке,  надеюсь,  понЯтно?!*)  €  вот  вместо  Њихаила
Ђфанасьевича натыкаюсь взглЯдом на ‹ьва Ќиколаевича. ‚зглЯд у него свирепый,
глаза горЯт - бог ‘аваоф, а  в  руках - розги. џ на полуслове онемел, потому
что знаю, что  сейчас  принародно за  каждое  неправильно употребленное мною
слово получу  сто  розог. ‚сё  - конец представлению!.. € вдруг догадываюсь,
что  собрание  классиков  всех времен и народов  ненастоЯщее,  что  все  они
рЯженные мною члены нашего литературного объединениЯ. ђадость  тут  охватила
менЯ - великаЯ. Љак давай Я петь, как давай  отбивать каблуками,  а частушки
все с картинками и после  каждого  куплета - рефреном: "џ пришел экологом, а
уйду пахеном. Ћй-ли, ой-люли. Ђ уйду пахеном!"
     ‘ этим на  уме, смеЯсь, и проснулсЯ. ЏроснулсЯ и тут же все вспомнил. Ђ
вспомнив,  аж похолодел от страха не хуже, чем перед розгами, - ѓосподи, что
за  белиберда, что  подумает  ђозочка?! Љ счастью, ее уже  не было, она ушла
искать работу.
     Ќаскоро привел себЯ в порЯдок (Я спал на рукописЯх одетым),  отправилсЯ
в редакцию.
     Џризнаюсь, о завтраке Я и не подумал, и не потому, что все равно ничего
не было, дело в том, что  в присутствии ђозочки Я не испытывал потребности в
пище  -  никогда. ‚ самом деле, вдумайтесь:  ђозочка и корка  хлеба во рту -
ужасно, невыносимо! „аже сейчас, когда Я уже совершенно другой, нахожу,  что
тот џ  или Ћн по  большому  счету был  прав. ‚о всЯком случае, его  мысли  и
действиЯ   если  не  заслуживали  оправданий,   то  хотЯ   бы  снисхождениЯ.
ђазумеетсЯ, в присутствии ђозочки  мне приходилось есть,  и бывало  так, что
несколько  раз  на  дню,  но это не было самоцелью, а случалось  чаще  всего
невзначай,  машинально.  „ругое  дело  - кормить ђозочку или  доставлЯть  ей
удовольствие  тем,  что  сам  что-то  съешь;  надеюсь,  различие  достаточно
ощутимое.

     ‚ общем, Я  поЯвилсЯ в  редакции, чтобы занЯть денег.  Њотивировка была
прежней (в командировку - срочнаЯ работа в архиве).  џ надеЯлсЯ, и тому были
основаниЯ (уже давненько не поЯвлЯлсЯ в редакции с утра),  что мое поЯвление
никак не будет свЯзыватьсЯ с моим желанием у кого бы то  ни было одолжитьсЯ.
Ќо - ошибсЯ. Ќе успел, как говоритсЯ, нарисоватьсЯ в дверЯх - ко мне быстрым
шагом, как будто загодЯ  поджидали, подошли  два  корреспондента  из  отдела
комсомольской жизни и  с таким видом, словно Я самый богатый человек в ‘‘‘ђ,
попросили  в долг по  червонцу. "‚  крайнем  случае,  -  настаивали  они,  -
подскажи, кто при деньгах, перехватим у него". Љонечно, они копировали менЯ,
но  самое  неприЯтное, что  обоих этих  корреспондентов  Я  знал  как  самых
серьезных и состоЯтельных в  редакции и именно у них рассчитывал одолжитьсЯ.
ђазумеетсЯ, таким способом мне устроили обструкцию. џ решил стоЯть насмерть.
‚прочем, ничего другого и не оставалось.
     џ сел  за свой стол и первым делом написал объЯвление: "„еньги есть, но
не одолжу из принципа". џ понимал, что теперь навсегда пресекаю редакционный
источник. Ќо что  было делать, еще оставалсЯ редактор  газеты, и  его как-то
надо было дождатьсЯ (он, как правило, приходил в редакцию перед обедом).
     Њои  подозрениЯ оправдались полностью.  ’олько Я  успел  написать  свой
письменный отказ и вытащил кипу рукописей Якобы  длЯ чтениЯ, ко мне  один за
другим  стали подходить  сотрудники с  уже известной целью. Ќе  произносЯ ни
слова, Я указывал на объЯвление, лежащее  на краю  стола. Ћ, как внутренне Я
хохотал,  наблюдаЯ  боковым  зрением  вытЯгивающиесЯ  лица.  Ќе знаю,  как Я
догадалсЯ мгновенно сочинить "„еньги  есть...", это было какое-то гениальное
прозрение.  ‚олею  провидениЯ  Я  спутал карты -  не менЯ унижали, а -  Я...
Џричем не  надо  было  вступать  в  диалог, объЯснЯтьсЯ. ‚опрос  - ответ.  џ
ликовал. Ќо оказалось, преждевременно.
     Џосле того как все от менЯ отстали и все  улеглось,  успокоилось, вновь
поЯвились те двое из "Љомсомольской жизни". џ полагал, что они сейчас начнут
притворно  упрекать  менЯ, стыдить, канючить, мол,  как же так, говорил, что
денег нет, а у  самого, оказываетсЯ... Ќу и так далее... Љ такому повороту Я
был готов. Ќо нет.
     Ћни  подошли  ко мне как бы впервые. Ћчень  долго  и молчаливо  изучали
объЯвление.  Џотом,  не  обращаЯ   на  менЯ  никакого   вниманиЯ,  словно  Я
отсутствовал, стали  обмениватьсЯ впечатлениЯми, говорить, что принципы надо
уважать,  а  людей принципиальных  - чтить и  даже по  возможности  ублажать
деньгами длЯ какой-нибудь срочной работы в архиве или ресторане.
     Ќамеки  были  слишком  прозрачными,  чтобы   не  понЯть...  но  все  их
ерничество менЯ не трогало, не вызывало обиды.  Ќапротив, в какой-то степени
забавлЯло, пока они не вытащили свои карманные деньги (хрустЯщие красненькие
червонцы).  ’ут  только почувствовал,  что  как бы проваливаюсь  в  пустоту.
Љорреспонденты затеЯли своеобразное соревнование в щедрости. „ескать, ты мне
можешь одолжить двадцать рублей, а Я тебе - тридцать. ’ы - сорок, а  Я - все
сто.
     Ќе знаю,  как  удалось  выдержать. ќто было больше, чем измывательство.
—тобы они  не догадались о моих  чувствах, неотрывно смотрел в рукопись. € -
таки выдержал, они убрались, и Я дождалсЯ редакто-ра!
     Ћн заЯвилсЯ после обеда, в приподнЯтом настроении (собиралсЯ в отпуск),
и принЯл менЯ сразу. € тоже весело так:
     - —то, ЊитЯ, опЯть в командировку - срочнаЯ работа в архиве?!
     џ  ответил,  что  нет, не  длЯ  того  зашел  -  срочно нужны деньги.  €
посмотрел на  него  уж не  знаю как,  но веселость с его лица мигом слетела.
‚начале  он  задумалсЯ,  как  будто  внезапно вспомнил что-то свое, а  потом
как-то суетливо поднЯл трубку и при мне попросил бухгалтерию:
     -  ‚ыдайте Њите ‘лезкину, - поправилсЯ, -  выдайте поэту ‘лезкину треть
его будущей зарплаты.
     € чтобы там,  на другом конце провода,  никто не оспаривал его решениЯ,
как бы выбросил на кон козырного туза:
     - “ него срочнаЯ работа в архиве. „а-да, в Џитере.
     “ж не  знаю,  что прочитал редактор  в  моем взглЯде,  но  только  и  в
бухгалтерии ко мне отнеслись с пониманием и выдали не треть, а - уже по моей
просьбе - половину зарплаты.
     Љак  только   получил  деньги,  все   во  мне  так  и   запело,  так  и
заприплЯсывало.  Ќевольно  остановилсЯ  на  лестничной площадке  -  какаЯ-то
знакомаЯ  мелодиЯ, во всЯком случае -  приплЯс?! €  вдруг вспомнил:  во  мне
пелись с  приплЯсом  приснившиесЯ  слова, повторЯющиесЯ рефреном: "џ  пришел
экологом, а уйду пахеном.  Ћй-ли, ой-люли. Ђ уйду пахеном!"  ѓлупо? Љонечно,
глупо, но  Я, так  же как и во сне, рассмеЯлсЯ и почувствовал  на душе такую
необыкновенную  легкость,  словно  в ту  минуту там, на лестничной площадке,
свалил с себЯ груз всех прежних и будущих унижений.

        ѓ‹Ђ‚Ђ 3
     ђозочка  встретила великолепно.  Џоложила пакеты  со снедью на  стол  и
позволила обнЯть себЯ. Ћ ѓосподи! ‚  ответ каждаЯ моЯ  клеточка вскрикнула в
восторге, нечленораздельно, но с такой истомленностью, словно мы не виделись
тысЯчу лет. џ  сжал ее в объЯтиЯх,  прижалсЯ  к ней и  в какой-то сладостной
муке  уже  членораздельно, с  какими-то  непонЯтными  мне  самому  всхлипами
пролепетал:
     - ђоз-зоч-ка!
     - ’ы что,  плачешь? - строго,  но все же больше удовлетворенно спросила
она и откуда-то  из-под менЯ протЯнула  руку  и  потрогала мои глаза,  чтобы
удостоверитьсЯ.
     Ќе знаю, может, в самом деле всплакнул от избытка счастьЯ, только сам Я
ничего не  почувствовал,  кроме нежной  легкости  ее пальчиков. Ђ  хотЯ бы и
всплакнул, что тут такого?! ЉажетсЯ, у „остоевского читал, что через великие
страданиЯ  все  к  нам  приходит,  -  вот  и  ђозочка  пришла. ‚прочем,  без
„остоевского, по собственному опыту  познал, что  счастье -  это как подарок
душе уже за то, что она, душа, есть...
     “  ђозочки душа удивительнаЯ, удивительнаЯ по понЯтливости - она всегда
понимала менЯ лучше, чем Я сам себЯ самого.  Ђ  потому  опЯть, как-то  ловко
сцепив руки  замком,  поднырнула под менЯ и, отстранЯЯсь, уперлась ими в мою
грудь с такой силой, словно коленом.
     - ЉакаЯ Я  тебе ђоз-зоч-ка?! - сердЯсь, передразнила она и потребовала,
чтобы Я сейчас же отпустил ее.
     џ отпустил, конечно, но  мысленно все  еще как бы  прижимал к себе. ’ак
бывает с песней - тронет душу, уже давно отзвучит, а отзвук все еще теплитсЯ
в  сердце.  ’ак  и  здесь  -  отпустил,   стою  переполненный,  в   каком-то
гипнотическом состоЯнии, даже боЯзно пошевелитьсЯ.  €  тут она огорошила как
бы сковородкой:
     - —то, товарищ ‘лезкин, маненько забылись, дали волю рукам?
     ’о есть не огорошила, она ведь еще во дворике нарсуда предупредила, что
отныне  она  длЯ менЯ никакаЯ не ђозочка, а ђозариЯ  ”едоровна.  € Я длЯ нее
тоже  не  бог  весть кто, а физическое лицо, постороннЯЯ личность.  ‚ лучшем
случае - товарищ ‘лезкин. ’ак что никакой "сковородки" с ее стороны не было,
просто все сказанное ею в  этот момент  было  в  таком  ужасном диссонансе с
моими чувствами, что Я как стоЯл, так и продолжал стоЯть, но уже без чувств.
     ЋправлЯЯсь и охорашиваЯсь от объЯтий, ђозочка несколько раз внимательно
посмотрела  на  менЯ,  потом  хохотнула, как умеет только она,  прикрыв  рот
рукой.
     - ЏовторЯю: что, товарищ ‘лезкин, маненько забылись, дали волю рукам?
     € засмеЯлась так весело, так  заразительно, что и Я наконец-то пришел в
себЯ, тоже засмеЯлсЯ, радуЯсь, что ей весело.
     Њы вместе  готовили ужин, баловались, бегали друг  за другом на  кухню,
путали чужие сковородки со своей. € было даже интересно называть ее ђозарией
”едоровной и откликатьсЯ на ”изическое ‹ицо или Џостороннюю ‹ичность, словно
на некий внезапно пожалованный прокурорский чин или воинское звание.
     ‚ общем, постепенно Я привык к нововведению. …динственное неудобство от
ее  затеи  испытывал в  постели. (ђозочка  снова  разрешила спать  с нею, но
пригрозила: если хоть раз  товарищ ‘лезкин забудетсЯ  и  неправильно назовет
ее, то пусть пенЯет на себЯ.)  „аже  во времЯ самых интимных излиЯний, когда
вот-вот потерЯешь рассудок, она предупредительно, тычками в  живот, извещала
менЯ, чтобы держал себЯ в руках, не забывалсЯ и не распускал слюни. Љак-то Я
сознательно пошел на хитрость. ‡наЯ, что после  интимных излиЯний ей, так же
как и мне, особенно приЯтно  полежать просто так,  созерцательно, без всЯких
мыслей, Я пододвинулсЯ к ней (она  лежала на спине отдохновенно, в некотором
забытьи)  и  с  неподдельной нежностью,  свойственной  мне  в  такие минуты,
прошептал: цветочек  мой, ђозочка!  Ћна как лежала, так и продолжала лежать,
только голову,  не приподнимаЯ  даже  от подушки, резко повернула  ко  мне и
голосом ровным, холодным и внЯтным сказала:
     - —то, ЏостороннЯЯ ‹ичность?
     „аже сейчас, спустЯ два года, мне иногда слышитсЯ этот леденЯщий голос.
Ѓольше Я не  испытывал  судьбу.  ‚  постели всегда молчал,  а  если случалсЯ
разговор,   то  силой  воображениЯ   Я   подменЯл  ђозочку  на  какую-нибудь
отвлеченную ђозарию ”едоровну, длЯ которой иначе как товарищем ‘лезкиным Я и
не существовал.
     Љак говоритсЯ, и здесь притерпелось. ’ем более что в своих мыслЯх Я был
по-прежнему  волен и  по-прежнему ђозочка оставалас