ного отца,  а Џетька сдрейфил и побежал, а за
ним и Љолька ‘трельцов,  а за ‘трельцовым и другие такие же хлюсты. ‚от тебе
и  кончен  бал!  ’е,  которые оказались убитыми,  те,  конечно,  к  генералу
претензий не  имеют,  а  те,  которые благополучно отдышались после бегства,
ругают генерала на чем свет стоит! ђугают потому, что искренне думают, будто
один генерал во всем виноват,  а они вовсе тут ни при чем.  Љаждый, конечно,
согласно уставу, про себЯ ругает, но генералу от этого разве легче? ‘идит он
в своей землЯнке, держитсЯ за голову руками... Ђ тут еще звонок по телефону.
‚ызывают бедного генерала по  прЯмому проводу из Њосквы.  ‚олосы подымают на
голове  генерала красивую его  фуражку,  берет  он  трубку,  а  сам  думает:
"ЌесчастнаЯ моЯ мамаша!  €  зачем ты менЯ генералом родила!" Џо телефону его
матерно не ругают: в Њоскве вежливые люди живут, - но говорЯт ему, допустим,
так:   "—то  же  это  вы,   €ван  €ванович,   так  бездарно  воюете?  „еньги
государственные на вас тратили,  учили, обували-одевали, поили-кормили, а вы
такие номера откалываете?  ѓрудному ребенку простительно пеленки пачкать, на
то он и  есть грудной ребенок,  а  вы не ребенок и  испачкали не пеленки,  а
наступательную операцию.  Љак  же  это  так  у  вас получилось?  Џотрудитесь
объЯснить".  ’ихий такой голос говорит,  вежливый,  а  у  генерала от  этого
тихого голоса одышка начинаетсЯ и пот по спине бежит в три ручьЯ...
     Ќет,  ЉолЯ,  ты как хочешь,  а Я генералом не желаю быть! Џри всем моем
честолюбии не  желаю,  и  баста!  €  если бы  менЯ вдруг вызвали в  Љремль и
сказали:  "Ѓерите, товарищ ‹опахин, на себЯ командование энской дивизией", -
то Я  побледнел бы с мог до головы и категорически отказалсЯ.  Ђ если бы там
стали настаивать,  то вышел бы Я,  поднЯлсЯ на Љремлевскую стену и  оттуда в
Њоскву-реку - вот так!
     ‹опахин сложил  над  головой руки,  высоко подпрыгнул и  камнем упал  в
зеленую плотную воду.  Ќа  середине речки он  вынырнул,  отфыркиваЯсь,  дико
вращаЯ глазами, закричал:
     - ‘корее окунайсЯ, а то утоплю!
     Ќиколай с разбегу бросилсЯ в воду, ахнул, мгновенно ощутив обжегший все
тело колючий холодок, и, далеко выбрасываЯ длинные руки, поплыл к ‹опахину.
     - ’ы у менЯ сейчас понырЯешь, дьЯвол кривоногий! - улыбаЯсь, говорил он
и  уже  готовилсЯ схватить ‹опахина,  но  тот скорчил испуганно-глупую рожу,
снова нырнул,  мелькнув на  секунду смуглыми,  блестЯщими Ягодицами,  бешено
работаЯ под водой ногами...
     Љупание  освежило  ЌиколаЯ.   €счезли  головнаЯ  боль  и  усталость,  и
посветлевшими глазами  он  уже  по-иному  взглЯнул  на  окружающий его  мир,
залитый потоками ослепительного полуденного солнца.
     - „о  чего же  здорово!  Ѓудто заново на  свет народилсЯ!  -  сказал он
‹опахину.
     - Џосле  такого  купаниЯ по  стопке бы  выпить да  хороших домашних щей
навернуть,  а  этот  проклЯтый богом ‹исиченко опЯть наварил каши,  чтоб  он
подавилсЯ ею!  -  раздраженно сказал  ‹опахин и  неуклюже запрыгал на  одной
ноге,  стараЯсь другой  попасть в  растопыренную штанину.  -  Џойдем,  разве
попросим щей у какой-нибудь старушки?
     - Ќеудобно.
     - „умаешь, не даст?
     - Њожет, и даст, но как-то неудобно.
     - ќ,  черт,  а если б кухни не было?  Љакое там неудобство,  пойдем!  ‚
своей родной области да чтобы щей не выпросить?
     - Њы ведь не странники и не нищие, - нерешительно сказал Ќиколай.
     „вое знакомых красноармейцев вышли из-за плотины. Ћдин из них - высокий
и  худой,  с  младенчески бесцветными глазами и крохотным ртом -  нес в руке
мокрый узелок,  другой шел  следом,  на  ходу  застегиваЯ ворот гимнастерки.
‘инее,  как у  утопленника,  лицо его зЯбко подергивалось,  почерневшие губы
дрожали.  Љрасноармейцы поравнЯлись с ‹опахиным,  и тот,  хищно вытЯнув шею,
спросил.
     - —то у вас в узле, орлы?
     - ђаки, - ответил неохотно высокий.
     - Ћго! ѓде вы их достали?
     - ‚озле плотины.  ђодники там,  что ли?  „о  того холоднаЯ вода,  прЯмо
страсть!
     - Љак же это мы с тобой не додумались!  - с досадой воскликнул ‹опахин,
глЯнув на ЌиколаЯ, и деловито спросил у высокого: - ‘колько наловили?
     - Ћколо сотни, но они некрупные.
     - ‚се  равно  длЯ  двоих  это  много,  -  решительно сказал ‹опахин.  -
Џринимайте в  компанию и  нас.  Ѓерусь достать ведро  и  соли,  варить будем
вместе, идет?
     - ‘ами наловите.
     - „а что ты,  милый!  Љогда же мы теперь успеем?  “гощай, не ломайсЯ, а
как только Ѓерлин займем, пивом угощу, честное бронебойное слово!
     ‚ысокий сложил трубочкой мелкие губы, насмешливо свистнул:
     - ‚от это утешил!
     ‹опахину,  видно,  очень  хотелось попробовать вареных  раков.  Џодумав
немного, он сказал:
     - ‚прочем,  могу и  сейчас,  по  рюмке водки на  нос  у  менЯ найдетсЯ,
сохранЯл ее на случай ранениЯ, но сейчас по поводу раков придетсЯ выпить.
     - Џошли! - коротко сказал высокий, обрадованно блеснув глазами.

     ‹опахин уверенно,  будто у  себЯ дома,  распахнул покосившуюсЯ калитку,
вошел  во  двор,  непролазно заросший бурьЯном и  крапивой.  Џолуразрушенные
дворовые постройки,  повисшаЯ на  одной  петле ставнЯ,  прогнившие ступеньки
крыльца -  все говорило о том, что в доме нет мужских рук. "•озЯин, наверно,
на фронте, значит, дело будет", - решил ‹опахин.
     Ћколо сараЯ небольшаЯ,  сердитаЯ на вид старуха в поношенной синей юбке
и грЯзной кофтенке складывала кизЯки.  ‡аслышав скрип калитки,  она с трудом
распрЯмила спину и,  приложив к глазам сморщенную,  коричневую ладонь, молча
смотрела  на   незнакомого  красноармейца.   ‹опахин  подошел,   почтительно
поздоровалсЯ, спросил:
     - Ђ  что,  мамаша,  не добудем ли мы у вас ведро и немного соли?  ђаков
наловили, хотим сварить.
     ‘таруха нахмурилась и грубым, почти мужским по силе голосом сказала:
     - ‘оли вам?  Њне вам кизЯка вот этого поганого жалко дать,  не  то  что
соли!
     ‹опахин ошалело поморгал глазами, спросил:
     - ‡а что же такаЯ немилость к нам?
     - Ђ ты не знаешь,  за что?  - сурово спросила старуха. - Ѓесстыжие твои
глаза.  Људа идете?  ‡а „он поспешаете?  Ђ воевать кто за вас будет?  Њожет,
нам, старухам, прикажете ружьЯ брать да оборонЯть вас от немца? ’ретьи сутки
через  хутор войско идет,  наглЯделись на  вас  вволюшку!  Ђ  народ на  кого
бросаете?  Ќи стыда у вас,  ни совести, у проклЯтых, нету! Љогда это бывало,
чтобы супротивник до  наших мест доходил?  ‘роду не  было,  сколько на свете
живу,  а не помню!  Џо утрам уж слышно, как на заходней стороне пушки ревут.
‘оли вам захотелось?  —тоб вас на том свете солили,  да не пересаливали!  Ќе
дам! ‘тупай отсюдова!
     Ѓагровый от стыда,  смущениЯ и  злости,  ‹опахин выслушал гневные слова
старухи, растерЯнно сказал:
     - Ќу, и люта же ты, мамаша!
     - Ђ  не стоишь ты того,  чтобы к  тебе доброй быть.  “ж не за то ли мне
тебЯ жаловать,  что ты исхитрилсЯ раков наловить? Њедаль-то на тебЯ навесили
небось не за раков?
     - ’ы мою медаль не трогай, мамаша, она тебЯ не касаетсЯ.
     ‘таруха,   наклонившаЯсЯ  было   над   рассыпанными   кизЯками,   снова
выпрЯмилась, и глубоко запавшие черные глаза ее вспыхнули молодо и зло.
     - ЊенЯ,  соколик ты  мой,  все касаетсЯ.  џ  до старости на работе хрип
гнула,  все налоги выплачивала и помогала власти не за тем,  чтобы вы сейчас
бегли,  как оглашенные,  и оставлЯли бы все на разор да на поруху. Џонимаешь
ты это своей пустой головой?
     ‹опахин закрЯхтел и сморщилсЯ, как от зубной боли.
     - ќто  все  мне  без  тебЯ  известно,   мамаша!   Ќо  ты  напрасно  так
рассуждаешь...
     - Ђ как умею, так и рассуждаю... ѓодами ты не вышел менЯ учить.
     - Ќаверно, в армии у тебЯ никого нет, а то бы ты иначе рассуждала.
     - ќто у  менЯ-то нет?  Џойди спытай у соседей,  что они тебе скажут.  “
менЯ три  сына и  зЯть на  фронте,  а  четвертого,  младшего сынка,  убили в
‘евастополе-городе,  понЯл?  ‘торонний ты,  чужой человек,  потому Я с тобой
по-мирному и  разговариваю,  а  заЯвись сейчас сыны,  Я  бы  их и  на баз не
пустила.  Ѓлагословила бы  палкой через  лоб  да  сказала своим  материнским
словом: "‚зЯлись воевать - так воюйте, окаЯнные, как следует, не таскайте за
собой супротивника через всю державу,  не  срамите перед людЯми свою старуху
мать!"
     ‹опахин вытер платочком пот со лба, сказал:
     - Ќу,  что ж...  извините,  мамаша,  дело наше спешное,  пойду в другом
дворе добуду ведро.  - Ћн попрощалсЯ и пошел по пробитой в бурьЯне тропинке,
с  досадой  думаЯ:  "—ерт  менЯ  дернул  сюда  зайти!  Џоговорил,  как  меду
напилсЯ... "
     - ќй, служивый, погоди-ка!
     ‹опахин оглЯнулсЯ.  ‘таруха шла следом за ним. Њолча прошла она к дому,
медленно поднЯлась по скрипучим ступенькам и  спустЯ немного вынесла ведро и
соль в деревЯнной выщербленной миске.
     - Џосуду тогда принеси, - все так же строго сказала она.
     ‚сегда находчивый и развЯзный, ‹опахин невнЯтно пробормотал:
     - —то ж,  мы  люди не  гордые.  Њожно взЯть...  ‘пасибо,  мамаша!  -  €
лочему-то вдруг низко поклонилсЯ.
     Ђ небольшаЯ старушка,  усталаЯ, согнутаЯ трудом и годами, прошла мимо с
такой суровой величавостью, что ‹опахину показалось, будто она и ростом чуть
ли  не  вдвое выше  его  и  что  глЯнула она  на  него как  бы  сверху вниз,
презрительно и сожалеюще...
     Ќиколай и двое красноармейцев ждали ‹опахина возле двора.  Ћни сидели в
холодке под плетнем,  курили.  ‚  свернутой узлом мокрой рубахе со скрежетом
шевелились раки. ‚ысокий красноармеец посмотрел на солнце, сказал:
     - —то-то долго не идет наш бронебойщик, видно, никак ведра не выпросит.
Ќе успеем раков сварить.
     - “спеем,  -  сказал другой. - Љапитан ‘умсков с батальонным комиссаром
только недавно пошли к зенитчикам на телефон.
     Ђ потом они заговорили о том, что хлеба хороши в этом году повсеместно,
что  лобогрейками трудно будет  косить такую густую,  полегшую пшеницу,  что
женщинам очень  тЯжело  будет  в  этом  году  управлЯтьсЯ с  уборкой и  что,
пожалуй,  немцу много достанетсЯ добра,  если отступление не приостановитсЯ.
Ћни толковали о хозЯйственных делах вдумчиво,  обстоЯтельно,  как это обычно
делают крестьЯне,  сидЯ в праздничный день на завалинке,  и, прислушиваЯсь к
их грубым голосам,  Ќиколай думал: "’олько вчера эти люди участвовали в бою,
а  сегоднЯ уже  войны  длЯ  них  словно  не  существует.  Ќемного отдохнули,
искупались и  вот  уже  говорЯт об  урожае,  ‡вЯгинцев возитсЯ с  трактором,
‹опахин хлопочет,  как бы сварить раков...  ‚се длЯ них Ясно, все просто. Ћб
отступлении,  как и о смерти, почти не говорЯт. ‚ойна - это вроде подъема на
крутую гору:  победа там,  на вершине, вот и идут, не рассуждаЯ по-пустому о
неизбежных трудностЯх пути,  не мудрствуЯ лукаво.  ‘обственные переживаниЯ у
них на заднем плане,  главное - добратьсЯ до вершины, добратьсЯ во что бы то
ни стало!  ‘кользЯт,  обрываютсЯ,  падают, но снова подымаютсЯ и идут. Љакой
дьЯвол сможет остановить их?  Ќогти оборвут, кровью будут истекать, а подъем
все равно возьмут. •оть на четвереньках, но долезут!"
     Ќиколаю было тепло и  радостно думать о  людЯх,  с которыми свЯзала его
боеваЯ дружба,  но вскоре размышлениЯ его прервал ‹опахин. Џотный и красный,
он подошел торопливыми шагами, отдуваЯсь, сказал:
     - Ќу и жарища!  ЏрЯмо адово пекло.  -  € испытующе взглЯнул на ЌиколаЯ,
пытаЯсь по лицу определить, слышал он его разговор со старухой или нет.
     - Ќасчет щей не интересовалсЯ? - спросил Ќиколай.
     - Љакие там щи, если раков будем варить! - раздраженно ответил ‹опахин.
     - —то  же  ты  так  долго там  пробыл?  ‹опахин воровато повел глазами,
ответил:
     - ‘тарушка такаЯ веселаЯ,  разговорчиваЯ попалась, никак не уйдешь. ‚се
ее интересует:  кто мы,  да откуда,  да куда идем...  ЏрЯмо прелесть,  а  не
старушка!  ‘ыны у  нее тоже в армии,  ну,  она увидела военного и,  конечно,
растаЯла, угощать затеЯлась, сметаны предлагала...
     - €  ты  отказалсЯ?  -  испуганно спросил Ќиколай.  ‹опахин смерил  его
уничтожающим взглЯдом.
     - —то Я,  странник или нищий какой,  чтобы у  бедной старушки последнюю
сметану сожрать?
     - Ќапрасно отказалсЯ,  - грустно сказал; Ќиколай. - ‡а сметану можно бы
было заплатить ей. ѓлЯдЯ в сторону, ‹опахин сказал:
     - џ не знал,  что ты такой любитель сметаны, а то бы, конечно, взЯл. Ќу
да  это дело поправимое:  обратно ведро Я  не  понесу,  хватит с  менЯ этого
удовольствиЯ,  ты  отнесешь и,  кстати,  сметаны  попросишь.  ‘тарушка такаЯ
добраЯ,  что и копейки с тебЯ не возьмет. ’ы не вздумай предлагать ей денег,
а  то  обидишь ее.  Ћна  мне так и  сказала:  "„о того мне жалко отступающих
бойцов,  до того жалко, что готова все им отдать!" Ќу, пошли, а то раки наши
подохнут к черту!

     Ќиколай доел кашу,  вымыл и насухо вытер котелок.  ‹опахин не стал есть
свою порцию.  Ћн на корточках сидел около костра,  мешал палкой в  ведре и с
вожделением смотрел на  раков,  вытЯнувших неподвижные клешни  из  окутанной
паром  воды.  Џриторный запах  разваренного укропа  стоЯл  возле  костра,  и
‹опахин времЯ от времени шевелил ноздрЯми, вкусно причмокивал и говорил:
     - Ќу,  просто совсем, как на ‘адовой в ђостове, в гостинице "€нтурист":
укропчиком пахнет,  свежими  раками...  Џолдюжины пива  бы  сюда,  ледЯного,
"трехгорного",  и больше ничего не надо. Ћй, держите менЯ, товарищи! Ћт этих
ароматов Я в огонь могу свалитьсЯ!
     Џо  переулку,  с  интервалами,  шли  на  восток  автомашины медсанбата.
Џоследней   прошла   открытаЯ   американскаЯ   машина,   новенькаЯ,   тускло
отсвечивающаЯ зеленой  краской,  но  уже  во  многих  местах  продырЯвленнаЯ
пулЯми, с изуродованным осколками капотом. ЏрислонЯсь к бортам, в ней сидели
легкораненые; оттенЯЯ их смуглые, загорелые лица, ослепительно белели свежие
бинты.
     - •оть  бы  брезентом накрыли машину,  -  с  досадой сказал Ќиколай.  -
€спекутсЯ ведь на такой жаре!
     ‚ысокий красноармеец проводил взглЯдом раненых, вздохнул.
     - ‡а каким лешим понесло их днем?  ‘тепь голаЯ,  налетЯт самолеты, ну и
наделают лапши. ‘оображениЯ у людей нету!
     - Ђ может,  они по необходимости тронулись,  -  возразил другой.  - ‚он
что-то и саперы перестали молотками стучать, одни мы прохлаждаемсЯ.
     Ќиколай прислушалсЯ:  в хуторе стоЯла нехорошаЯ тишина, слышалсЯ только
удалЯющийсЯ шум автомашин да  беззаботное воркование горлинки,  но  вскоре с
запада донессЯ знакомый, стонущий гул артиллерийской стрельбы.
     - “лыбнулись нам  раки!  -  с  отчаЯнием в  голосе воскликнул ‹опахин и
замысловато, по-шахтерски выругалсЯ.
     ђаков  действительно не  удалось доварить.  —ерез  несколько минут полк
поднЯли   по   тревоге.   Љапитан   ‘умсков   бегло   оглЯдел  построившихсЯ
красноармейцев и, подергиваЯ контуженной головой, слегка волнуЯсь, сказал:
     - ’оварищи!  Џолучен приказ:  занЯть оборону на высоте,  находЯщейсЯ за
хутором,  на  скрещении дорог.  ЋборонЯть высоту  до  подхода  подкреплений.
‡адача Ясна?  ‡а последние дни мы много потерЯли,  но сохранили знамЯ полка,
надо сохранить и честь полка. „ержатьсЯ будем до последнего!
     Џолк выступил из хутора.  ‡вЯгинцев толкнул ЌиколаЯ локтем и, оживленно
блестЯ глазами, сказал:
     - ‚ бой идти со знаменем - это подходЯще, а уж отступать с ним - просто
не  дай бог!  ‡а эти дни так оно мне глаза намозолило,  что Я  не раз думал:
"•оть бы его Џетьке ‹исиченко отдали,  чтобы он его с собой при кухне тайком
вез,  а  то идем к  противнику спиной и  со знаменем".  „аже как-то конфузно
перед людьми было и  за  себЯ и  за  это знамЯ...  -  Ћн  помолчал немного и
спросил: - Љак предполагаешь, устоим?
     Ќиколай пожал плечами, уклончиво ответил:
     - Ќадо бы устоЯть.  - Ђ про себЯ подумал: "‚от она, романтика войны! Ћт
полка остались рожки да ножки, сохранили только знамЯ, несколько пулеметов и
противотанковых ружей да кухню, а теперь вот идем становитьсЯ заслоном... Ќи
артиллерии,  ни  минометов,  ни  свЯзи.  €нтересно,  от кого капитан получил
приказ?  Ћт  старшего по  званию соседа?  Ђ  где  он,  этот  сосед?  •отЯ бы
зенитчики  поддержали  нас  в  случае  танковой  атаки,  но  они,  наверное,
потЯнутсЯ  к   „ону,   прикрывать  переправу.   Ђ  чего,   собственно,   они
околачивались в  этом  хуторе?  ‚се  устремились к  „ону,  по  степЯм бродЯт
какие-то дикие части,  обстановки не знает,  должно быть,  и сам командующий
фронтом,  и  нет сильной руки,  чтобы привести все это в  порЯдок...  €  вот
всегда такаЯ чертовщина творитсЯ при отступлении!"
     Ќа  минуту Ќиколай тревожно подумал:  "Ђ  что  если окружат,  навалЯтсЯ
большим количеством танков,  а  подкреплениЯ при этой неразберихе не  успеют
подойти?"
     Ќа  настолько сильна была горечь перенесенного поражениЯ,  что даже эта
пагубнаЯ мысль не вызвала в его сознании страха,  и,  мысленно махнув на все
рукой,  он с веселой злостью подумал:  "ќ, да черт с ним! ‘корее к развЯзке!
…сли успеем окопатьсЯ,  - на фрицах сегоднЯ отыграемсЯ! Ћх, и отыграемсЯ же!
‹ишь  бы  патронов хватило.  Ќарод  осталсЯ в  полку бывалый,  большинство -
коммунисты, и капитан хорош, - продержимсЯ!"
     Ћколо ветрЯной мельницы босой белоголовый мальчик, лет семи, пас гусей,
он  подбежал поближе к  дороге,  остановилсЯ,  чуть  шевелЯ румЯными губами,
восхищенно рассматриваЯ проходивших мимо красноармейцев.  Ќиколай пристально
посмотрел на  него и  в  изумлении широко раскрыл глаза:  до  чего же похож!
’акие же,  как у старшего сынишки,  широко поставленные голубые глаза, такие
же  льнЯные волосы...  Ќеуловимое сходство было и  в  чертах лица и  во всей
небольшой плотно сбитой фигурке. ѓде-то он теперь, его маленький, бесконечно
родной Ќиколенька ‘трельцов?  ‡ахотелось еще раз взглЯнуть на мальчика,  так
разительно похожего на сына,  но Ќиколай сдержалсЯ:  перед боем не нужны ему
воспоминаниЯ,  от которых размЯкает сердце.  Ћн вспомнит и  подумает о своих
осиротелых детишках и об их плохой матери не в последнюю минуту, как принЯто
писать в романах,  а после того, как отбросЯт немцев от безымЯнной высоты. Ђ
сейчас автоматчику Ќиколаю ‘трельцову надо плотнее сжать губы и  постаратьсЯ
думать о чем-либо постороннем, так будет лучше...
     Ќекоторое времЯ  взволнованный Ќиколай шел,  глЯдЯ  прЯмо  перед  собой
невидЯщими глазами и тщетно стараЯсь восстановить в памЯти, сколько осталось
у  него в  вещевом мешке патронов,  но  потом все же  не выдержал искушениЯ,
оглЯнулсЯ:  мальчик,  пропустив колонну,  все  еще стоЯл у  дороги,  смотрел
красноармейцам вслед  и  робко,  прощально,  помахивал поднЯтой над  головой
загорелой ручонкой.  €  снова,  так же,  как и  утром,  неожиданна и  больно
сжалось у ЌиколаЯ сердце, а к горлу подкатил трепещущий горЯчий клубок.

     ‚ысушеннаЯ солнцем целиннаЯ землЯ на  высоте была тверда,  как  камень.
‹опатка с трудом вонзалась в нее на несколько сантиметров, откалываЯ мелкие,
крошащиесЯ куски, оставлЯЯ на месте среза глЯнцевито-блестЯщий след.
     Ѓойцы  окапывались  с   лихорадочной  поспешностью.   Ќедавно  пролетел
немецкий разведчик.  Ћн  сделал круг  над  высотой,  не  снижаЯсь,  дал  две
короткие пулеметные очереди и ушел на восток.
     "’еперь вскорости жди гостей", - заговорили красноармейцы.
     Ќиколай вырыл обчин глубиною в колено, выпрЯмилсЯ, чтобы перевести дух.
Ќеподалеку окапывалсЯ ‡вЯгинцев.  ѓимнастерка на  спине его  стала влажной и
темной, по лицу бисером катилсЯ пот.
     - ќто не землЯ,  а увечье длЯ народа!  - сказал он, бурно дыша, вытираЯ
рукавом багровое лицо.  -  …е  порохом рвать надо,  а  не лопаткой ковырЯть.
‘пасибо хоть немец не нажимает, а то, под огнем лежа, в такую землю не сразу
зароешьсЯ.
     Ќиколай  прислушивалсЯ к  стихавшему вдали  орудийному гулу,  а  потом,
отдохнув немного, снова взЯлсЯ за лопатку.
     ‚  глаза и ноздри лезла едкаЯ пыль,  тЯжко колотилось сердце,  и трудно
было дышать.  Ћн вырыл окоп глубиною почти в поЯс, когда почувствовал вдруг,
что без передышки уже не в состоЯнии выбросить со дна Ямы отрытую землю,  и,
с остервенением сплюнув хрустевший на зубах песок, присел на край окопа.
     - Ќу, как, доходнаЯ работенка? - спросил ‡вЯгинцев.
     - ‚полне.
     - ‚от,   Њикола,   война  так  война!  ‘колько  этой  землицы  лопаткой
перепашешь,  прЯмо страсть!  ‘читаю так,  что на  фронте Я  один взрыл ее не
меньше,  чем колесный трактор за сезон.  Ќи в  какие трудодни нашу работу не
уложишь!
     - Ђ  ну,  кончай  разговоры!  -  строго крикнул лейтенант ѓолощеков,  и
‡вЯгинцев с не присущей ему ловкостью нырнул в окоп.
     —асам к трем пополудни окопы были отрыты в полный рост.  Ќиколай нарвал
охапку  сизой  мелкорослой полыни,  тщательно  замаскировал свою  Ячейку,  в
выдолбленную в передней стенке нишу сложил диски и гранаты, в ногах поставил
развЯзанный вещевой  мешок,  где  рЯдом  с  немудрым  солдатским  имуществом
россыпью лежали патроны, и только тогда внимательно осмотрелсЯ по сторонам.
     ‡ападный склон высоты полого спускалсЯ к балке, заросшей редким молодым
дубнЯком.  Љое-где по склону зеленели кусты дикого терна и  боЯрышника.  „ва
глубоких оврага,  начинаЯсь с обеих сторон высоты,  соединЯлись с балкой,  и
Ќиколай успокоенно подумал, что с флангов танки не пройдут.
     †ара еще  не  спала.  ‘олнце по-прежнему нещадно калило землю.  ѓорький
запах вЯнущей Џольши будил неосознанную грусть. “стало привалившись спиной к
стенке окопа,  Ќиколай смотрел на  бурую,  выжженную степь,  густо  покрытую
холмиками старых сурчиных нор,  на скользившего над верхушками ковылЯ такого
же белесого, как ковыль, степного лунЯ. ‚ просветах между стебельками полыни
виднелась непроглЯдно густаЯ синева неба, а на дальней возвышенности в дымке
неЯсно намечались контуры перелесков, отсюда казавшихсЯ голубыми и словно бы
парЯщими над землей.
     ЌиколаЯ томила жажда,  но он отпил из флЯги только один глоток, знаЯ по
опыту, как дорога во времЯ боЯ каждаЯ каплЯ воды. Ћн посмотрел на часы. Ѓыло
без четверти четыре.  ‚  томительном ожидании прошло еще с полчаса.  Ќиколай
жадно докуривал вторую папиросу,  когда послышалсЯ далекий гул  моторов.  Ћн
рос, ширилсЯ и звучал все отчетливее и грознее, этот перекатывающийсЯ, низко
повисший над землею гром. Џо проселку, прихотливо извивавшемусЯ вдоль балки,
длинным  серым  шлейфом  потЯнулась пыль.  ли  танки.  Ќиколай  насчитал их
четырнадцать.  Ћни  скрылись в  балке,  рассредоточиваЯсь,  занимаЯ исходное
положение перед атакой.  ѓул моторов не  затихал.  ’еперь по проселку быстро
двигались автомашины с пехотой. Џоследним прополз и скрылсЯ за откосом балки
приземистый бронированный бензозаправщик.
     €  вот наступили те предшествующие бою короткий и исполненные огромного
внутреннего напрЯжениЯ минуты, когда учащенно и глухо бьютсЯ сердца и каждый
боец,  как бы много ни было вокруг него товарищей,  на миг чувствует ледЯной
холодок одиночества и острую,  сосущую сердце тоску.  Ќиколаю было знакомо и
это чувство и источники, порождающие его; когда однажды он заговорил об этом
с  ‹опахиным,  тот с  несвойственной ему серьезностью сказал:  "‚оюем-то  мы
вместе,   а  умирать  будем  порознь,  и  смерть  у  каждого  из  нас  своЯ,
собственнаЯ,  вроде  вещевого  мешка  с  инициалами,  написанными чернильным
карандашом...  Ђ  потом,  ЉолЯ,  свидание со смертью -  это штука серьезнаЯ.
‘остоитсЯ оно,  это  свидание,  или нет,  а  все равно сердце бьетсЯ,  как у
влюбленного,  и даже при свидетелЯх ты чувствуешь себЯ так, будто вас только
двое на белом свете: ты и она... Љаждый человек живой, чего же ты хочешь?"
     Ќиколай знал,  что  как  только начнетсЯ бой,  на  смену  этому чувству
придут другие:  короткие,  вспыхивающие,  может быть,  не всегда подвластные
разуму...  Џрерывисто вздохнув,  он  стал пристально всматриватьсЯ в  тонкую
зеленую полоску,  отделЯвшую балку от склона высоты.  ’ам, за этой полоской,
все еще глухо и  ровно гудели моторы.  “  ЌиколаЯ от  напрЯжениЯ заслезились
глаза, а все его большое, теперь уже не в полной мере принадлежащее ему тело
стало  делать  десЯтки  мелких,  ненужных движений:  зачем-то  руки  ощупали
лежавшие в нише диски,  как будто эти тЯжелые и теплые от солнца диски могли
куда-то исчезнуть,  потом он поправил складки гимнастерки и  все так же,  не
отрываЯсь взглЯдом от балки,  немного подвинул автомат,  а когда с бруствера
посыпались сухие  комочки  глины,  носком  сапога  нащупал  и  растоптал их,
раздвинул веточки полыни,  хотЯ  обзор  и  без  того  был  достаточно хорош,
пошевелил плечами...  ќто были непроизвольные движениЯ, и Ќиколай не замечал
их.  Џоглощенный наблюдением, он пристально, не отрываЯсь смотрел на запад и
не ответил на тихий оклик ‡вЯгинцева.
     ‚  балке  взревели  моторы,   показались  танки.  ‘ледом  за  ними,  не
пригибаЯсь, во весь рост шла пехота.
     "„о чего же  обнаглели проклЯтые!  €дут,  как на параде...  Ќу,  мы вам
сейчас устроим встречу! †аль только, что артиллерии нет, а то принЯли бы ваш
парад по всем правилам",  -  думал Ќиколай, с тЯжелой, захватывающей дыхание
ненавистью глЯдЯ на уменьшенные расстоЯнием фигурки врагов.
     ’анки шли на  малой скорости,  не отрываЯсь от пехоты,  осторожно минуЯ
бугорки сурчиных нор, прощупываЯ пулеметными очередЯми подозрительные места.
Ќиколай видел,  как,  словно от ветра,  колыхнулсЯ росший метрах в  двухстах
впереди куст  боЯрышника и,  срезанные пулЯми,  с  него  посыпались листьЯ и
ветки.
     ’анки повели с  ходу и  пушечный огонь.  ‘нарЯды ложились,  не  долетаЯ
высоты,  по большей части около кустов, а потом черные фонтаны взрывов стали
перемещатьсЯ,  придвигаЯсь к  окопам,  и  Ќиколай прижалсЯ к  стенке грудью,
готовый в любую секунду стремительно пригнутьсЯ.
     Љогда  танки  прошли  большую половину расстоЯниЯ и,  достигнув кустов,
увеличили  скорость,   Ќиколай  услышал  протЯжные  слова   команды.   Џочти
одновременно открыли огонь  расчеты противотанковых ружей и  пулеметчики,  в
бубнЯщую дробь  автоматов вплелись по-особому сухие и  трескучие винтовочные
выстрелы.
     Ќекоторое времЯ отстававшаЯ от танков немецкаЯ пехота, несЯ потери, все
еще продвигалась вперед, потом залегла, прижатаЯ к земле огнем.
     ‚ыстрелы бронебойщиков участились. Џервый танк остановилсЯ, не дойдЯ до
группы  терновых кустов,  второй  вспыхнул,  повернул было  обратно и  стал,
протЯнув к небу дегтЯрно-черный,  чуть колеблющийсЯ дымный факел. Ќа флангах
загорелись еще  два  танка.  Ѓойцы  усилили  огонь,  стрелЯЯ  по  пытавшейсЯ
поднЯтьсЯ  пехоте,  по  щелЯм,  по  выскакивавшим из  люков  горевших  машин
танкистам.
     ЏЯтый  танк  успел  подойти к  линии  обороны метров на  сто  двадцать,
воспользовавшись  тем,   что   прикрывавшее   центр   противотанковое  ружье
бронебойщика Ѓорзых умолкло. Ќо навстречу танку уже полз ефрейтор Љочетыгов.
ЏрижимаЯсь к земле,  маленький, юркий Љочетыгов быстро скользил между бурыми
холмиками сурчиных нор,  и  только  полоска слегка  колеблющегосЯ ковылЯ еле
приметно указывала его движение.
     Ќиколай   видел,   как,   стремительно  привстав,   Љочетыгов  взмахнул
отведенной в  сторону  рукой  и  тотчас  же  упал,  а  навстречу  грохочущей
гусеницами   стальной   громадине,    описываЯ   тЯжелую   дугу,    полетела
противотанковаЯ граната.
     ‘  левой  стороны  танка  поднЯлсЯ прорезанный косым,  бледным пламенем
широкий столб земли,  словно неведомаЯ огромнаЯ птица взмахнула вдруг черным
крылом,  и  танк,  судорожно содрогнувшись,  повернулсЯ на  одной гусенице и
застыл на месте, подставив под огонь отмеченный крестом борт.
     “молкшее за  несколько минут  до  этого ружье бронебойщика Ѓорзых снова
заговорило,  расстреливаЯ в  упор  подбитую,  беспомощно  завалившуюсЯ набок
машину. Џосле первого же выстрела из щелей танка показалсЯ дымок. Џулемет на
танке  залилсЯ  длинной,  захлебывающейсЯ  очередью  и  смолк.  ’анкисты  не
захотели или не смогли уже покинуть машину, спустЯ несколько минут там стали
рватьсЯ боеприпасы, и освобожденный дым хлынул из пробоин и безмолвной башни
густыми, пенистыми клубами.
     ЏридавленнаЯ пулеметным огнем, пехота противника несколько раз пыталась
поднЯтьсЯ и снова залегала.  Ќаконец,  она поднЯлась,  короткими перебежками
пошла на  сближение,  но  в  это  времЯ танки круто развернулись,  двинулись
назад, оставив на склоне шесть догорающих и подбитых машин.
     Ћткуда-то,  словно из-под земли, Ќиколай услышал глухой, ликующий голос
‡вЯгинцева:
     - Њикола!  “мыли мы их!..  Ћни с ходу хотели взЯть,  нахрапом,  а мы их
умыли! ‡дорово мы их умыли! Џускай опЯть идут, мы их опЯть умоем!
     Ќиколай зарЯдил порожние диски,  попил немного противно теплой воды  из
флЯги, посмотрел на часы. …му казалось, что бой длилсЯ несколько минут, а на
самом  деле  с  начала атаки  прошло больше получаса,  заметно склонилось на
запад солнце, и лучи его уже стали утрачивать недавнюю злую жгучесть.
     …ще  раз  глотнув воды,  Ќиколай с  сожалением отнЯл от  пересохших губ
флЯжку,  осторожно выглЯнул из  окопа.  ‚  ноздри  его  ударил тЯжелый запах
горелого железа и бензина, смешанный с горьким, золистым духом жженой травы.
Ћколо ближайшего танка выгорала трава,  по верхушкам ковылЯ метались мелкие,
почти  невидимые  в  дневном  свете  Язычки  пламени,   на  склоне  дымились
обугленные,  темные  остовы  неподвижных танков,  и  словно бы  больше стало
холмиков возле  сурчиных нор,  только теперь не  все  они  были  однообразно
бурого цвета,  многие из  них  отсюда,  с  высоты,  казались более плоскими,
серо-зелеными,  и Ќиколай, всмотревшись, понЯл, что это трупы убитых немцев,
и в душе пожалел, что серо-зеленых холмиков не так-то уж много, как хотелось
бы ему...
     €з  балки  застучали пулеметы.  Ќиколай  спрЯтал за  бруствером голову;
отдыхаЯ,  привалилсЯ потной  спиной  к  стенке окопа,  стал  смотреть вверх.
’олько  там,   в  этой  холодной,  ко  всему  равнодушной  синеве  ничто  не
изменилось:  так же высоко и плавно кружил степной подорлик,  изредка шевелЯ
освещенными снизу  широкими  крыльЯми;  белое  с  лиловым  подбоем  облачко,
похожее на раковину и отливающее нежнейшим перламутром, по-прежнему стоЯло в
зените и  словно совсем не двигалось;  все так же откуда-то с вышины звучали
простые,  но  безошибочно находЯщие дорогу к  сердцу трели жаворонков;  лишь
слегка  прозрачнее выглЯдела туманнаЯ  дымка  на  дальней  возвышенности,  и
обрамлЯвшие ее перелески теперь уже не казались невесомыми и как бы парЯщими
над  землей,  а  стали  синее и  приобрели осЯзаемую на  взглЯд,  грубоватую
плотность...
     Ќиколай  ждал,   что  втораЯ  атака  немцев  начнетсЯ,  когда  танки  и
автоматчики предпримут  обходное  движение,  но  немцы,  видимо,  торопились
прорватьсЯ к скрещению дорог и выйти на лежавший за высотою грейдер: танки и
сопровождавшаЯ их пехота, как и в первый раз, с тупым упрЯмством пошли в лоб
по усеЯнному трупами склону.
     € снова,  отсеченнаЯ от танков огнем, залегла на голом склоне пехота, и
снова  вырвавшиесЯ вперед  танки  на  полной  скорости  устремились к  линии
обороны. „вум из них на правом фланге на этот раз удалось достигнуть окопов.
Ћба они были подорваны гранатами,  но  один успел проутюжить несколько Ячеек
и, уже горЯщий, все еще пыталсЯ двигатьсЯ вперед, бессильно и Яростно гремел
единственной  уцелевшей  гусеницей,   вращаЯ  башней,   вел  огонь,   а   по
накалившейсЯ броне его уже стремительно скользили иссинЯ-желтые светлЯчки, и
на бортах шелушилась от жары, сворачивалась в трубки зловеще-темнаЯ краска.
     Љосые солнечные лучи били под каску,  было трудно смотреть и держать на
прицеле  перебегающие и  порою  закрытые солнцем  фигурки.  Ќиколай  стрелЯл
короткими очередЯми, экономЯ патроны, бил только навернЯка, но все же у него
очень устали ослепленные солнцем глаза,  и,  когда втораЯ атака была отбита,
он вздохнул и с наслаждением на короткий миг закрыл глаза.
     - ЋпЯть их  умыли...  -  зазвучал в  стороне глухой,  на этот раз более
сдержанный голос ‡вЯгинцева.  - ’ы живой, Њикола? †ивой? Ќу и хорошо. •ватит
ли у нас припасу умывать их до конца,  вот в чем беда...  ’ы их бьешь, а они
лезут, как вреднаЯ черепашка на хлеб... Ћн еще что-то бормотал приглушенно и
невнЯтно,  но Ќиколай уже не слушал его:  низкий, прерывистый, басовитый гул
летевших где-то немецких самолетов приковал к себе все его внимание.
     "’олько этого и  недоставало..."  -  подумал он,  тщетно шарЯ  по  небу
глазами, проклинаЯ в душе мешавшее смотреть солнце.
     „венадцать   "юнкерсов"  шли   северо-западнее   высоты,   направлЯЯсь,
очевидно,  к „ону. ‚ первый момент Ќиколай, определив направление их полета,
так  и  порешил,  что  самолеты идут бомбить переправу.  Ћн  даже облегченно
вздохнул,  мельком подумав:  "Џронесло!"  Ќо  почти  тотчас же  увидел,  как
четверка самолетов откололась от  строЯ  и,  развернувшись,  пошла  прЯмо на
высоту.
     Ќиколай опустилсЯ в  окоп поглубже,  изготовилсЯ к  стрельбе,  но успел
дать всего лишь единственную очередь навстречу стремительно и косо падавшему
на него самолету.  Љ ревущему вою мотора присоединилсЯ короткий, нарастающий
визг бомбы.
     Ќиколай не слышал потрЯсшего землю, обвального грохота взрыва, не видел
тЯжко  вздыбившейсЯ рЯдом с  ним  большой массы земли.  ‘жатаЯ,  тугаЯ волна
горЯчего  воздуха!  смахнула в  окоп  насыпь  переднего бруствера,  с  силой
откинула голову ЌиколаЯ.  Ћн  ударилсЯ тыльной стороной каски о  стенку так,
что  лопнул  под  подбородком ремень,  и  потерЯл сознание,  полузадушенный,
оглушенный...
     ЋчнулсЯ Ќиколай, когда самолеты, с двух заходов ссыпав свой груз, давно
уже удалились и немецкаЯ пехота, начав третью по счету атаку, приблизилась к
линии обороны почти вплотную, готовЯсь к решающему броску.
     ‚округ  ЌиколаЯ гремел  ожесточенный бой.  €з  последних сил  держались
считанные бойцы полка;  слабел их огонь:  мало оставалось способных к защите
людей;  уже на левом фланге пошли в  ход ручные гранаты;  оставшиесЯ в живых
уже  готовились встречать  немцев  последним  штыковым  ударом.  Ђ  Ќиколай,
полузасыпанный землей,  все  еще мешковато лежал на  дне окопа и,  судорожно
всхлипываЯ,  втЯгивал  в  себЯ  воздух,  при  каждом  выдохе  касаЯсь  щекой
наваленной в  окопе земли...  €з носа у него шла кровь,  щекочущаЯ и теплаЯ.
Ћна  шла,  наверное,  давно,  так  как успела наростами засохнуть на  усах и
склеить губы.  Ќиколай провел рукою по лицу,  приподнЯлсЯ.  †естокий приступ
рвоты снова уложил его.  Џотом прошло и  это.  Ќиколай привстал,  осмотрелсЯ
помутневшими глазами и понЯл все: немцы были близко.
     ‘лабыми руками  долго,  мучительно долго  вставлЯл Ќиколай новый  диск,
долго приподнималсЯ,  пытаЯсь встать на  колени.  “  него  кружилась голова,
кислый  запах  извергнутой пищи  порождал  новые  приступы  тошноты.  Ќо  он
преодолел и тошноту,  и головокружение,  и отвратительную,  обезволившую все
его тело слабость,  € он стал стрелЯть,  глухой и равнодушный ко всему,  что
творилось вокруг  него,  властно движимый двумЯ  самыми  могучими желаниЯми:
жить и битьсЯ до последнего!
     ’ак проходили минуты,  измерЯемые длЯ него часами.  Ћн не видел,  как с
юга  по  той  стороне  балки  на  немецкие  автомашины обрушились три  "KB",
сопровождаемые  пехотой  мотострелковой  бригады,   и  до  его  помраченного
сознаниЯ не  сразу дошло,  почему немцы,  лежавшие цепью в  каких-нибудь ста
метрах от его окопа, вдруг ослабили огонь, стали поспешно отползать, а потом
поднЯлись и беспорЯдочно побежали,  но не назад, к балке, а на северо-запад,
к глубокому оврагу.
     Ћни катились наискось по склону,  как серо-зеленые листьЯ,  сорванные и
гонимые сильным ветром,  и  многие  из  них  так  же,  как  листьЯ,  падали,
сливались с травой и больше уже не подымались...
     ’олько когда мимо ЌиколаЯ,  прыгаЯ через воронки,  пробежали ‡вЯгинцев,
лейтенант  ѓолощеков  и   еще  несколько  бойцов  с   бледными  от  злобы  и
торжествующей радости лицами, он понЯл, что произошло. ‚ горле у него хрипло
заклокотало,  и  он  тоже,  как и  бежавшие мимо него красноармейцы,  что-то
закричал,  не слыша собственного голоса;  он тоже хотел,  как бывало прежде,
вскочить и  бежать рЯдом с  товарищами,  но  руки его в  бесплодных попытках
уперетьсЯ старчески бессильно, жалко заскользили, заметались по шероховатому
краю окопа.  ‚ыбратьсЯ из  окопа он  не смог...  Ќиколай навалилсЯ грудью на
разбитый бруствер и  застонал,  а  потом  заплакал от  Ярости  и  досады  на
собственное бессилие и от счастьЯ, что вот оно - сбылось! - высоту отстоЯли,
и вовремЯ подошла подмога, и бежит трижды проклЯтый, ненавистный враг!..
     Ћн не видел,  как,  настигнув у  самого оврага бежавших немцев,  начали
работать штыками ‡вЯгинцев и  остальные;  не  видел,  как,  далеко отстав от
устремившихсЯ вперед красноармейцев,  тЯжело припадаЯ на  раненую ногу,  шел
сержант ‹юбченко,  держа в одной руке неразвернутое знамЯ, другой прижимаЯ к
боку выставленный вперед автомат;  не видел и того,  как выполз из разбитого
снарЯдом окопа капитан ‘умсков...  ЋпираЯсь на левую руку, капитан полз вниз
с высоты,  следом за своими бойцами; праваЯ рука его, оторваннаЯ осколками у
самого предплечьЯ, тЯжело и страшно волочилась за ним, поддерживаемаЯ мокрым
от  крови  лоскутом гимнастерки;  иногда капитан ложилсЯ на  левое плечо,  а
потом опЯть полз.  Ќи кровинки,  не было в его известково-белом лице,  но он
все  же  двигалсЯ вперед  и,  запрокидываЯ голову,  кричал ребЯчески тонким,
срывающимсЯ голоском:
     - Ћрелики! ђодные мои, вперед!.. „айте им жизни!
     Ќиколай ничего этого не  видел и  не  слышал.  Ќа  мЯгком вечернем небе
только что  зажглась перваЯ,  трепетно мерцающаЯ звездочка,  а  длЯ него уже
наступила чернаЯ ночь - спасительное и долгое беспамЯтство.

     Џодожженные немецкими авиабомбами,  всю  ночь горели на  корню огромные
массивы созревших хлебов.  ‚сю ночь в полнеба стоЯло багровое,  немеркнущее,
трепетное зарево,  и в этом освещавшем степь жестоком сиЯнии войны голубой и
призрачный свет  ущербленного месЯца  казалсЯ чрезмерно мЯгким  и,  пожалуй,
даже совсем ненужным.
     ‡апах  гари  вместе  с   ветром  перемещалсЯ  на   восток,   неотступно
сопровождаЯ  отходивших  к   „ону  бойцов,   преследуЯ  их,   как  тЯгостное
воспоминание. € с каждым километром пройденного пути все мрачнее становилось
на душе у ‡вЯгинцева,  словно горький,  отравленный воздух пожарища оседал у
него не только на легких, но и на сердце...
     Џо  дороге  к   переправе  шли  последние  части  прикрытиЯ,   тЯнулись
нагруженные домашним скарбом подводы беженцев,  по обочинам проселка, лЯзгаЯ
гусеницами,  подымаЯ золотистую пыль,  грохотали танки,  и  отары  колхозных
овец,  спешно перегонЯемых к  „ону,  завидев танки,  в  ужасе устремлЯлись в
степь,  исчезали в ночи. € долго еще в темноте слышалсЯ дробный топот мелких
овечьих копыт,  и,  затихаЯ,  долго  еще  звучали плачущие голоса  женщин  и
подростков-гонщиков,  пытавшихсЯ остановить и  успокоить ошалевших от страха
овец.
     ‚ одном месте,  обходЯ остановившуюсЯ на дороге автоколонну,  ‡вЯгинцев
сорвал на краю полЯ уцелевший от пожара колос,  поднес его к глазам. ќто был
колос пшеницы "мелЯнопус",  граненый и плотный,  распираемый изнутри тЯжелым
зерном.  —ерные усики его обгорели,  рубашка на зерне полопалась под горЯчим
дыханием пламени,  и  весь он  -  обезображенный огнем и  жалкий -  насквозь
пропиталсЯ острым запахом дыма.
     ‡вЯгинцев понюхал колос, невнЯтно прошептал: - Њилый ты мой, до чего же
ты прокоптилсЯ!  „ымом-то от тебЯ вонЯет,  как от цыгана...  ‚от что с тобой
проклЯтый немец, окостенелаЯ его душа, сделал!
     Ћн  бережно  размЯл  колос  в  ладонЯх,  вышелушил зерно,  провеЯл его,
пересыпаЯ из руки в  руку,  и  ссыпал в  рот,  стараЯсь не уронить ни одного
зернышка, а когда стал жевать, раза три тЯжело и прерывисто вздохнул.
     ‡а долгие месЯцы, проведенные на фронте, много видел ‡вЯгинцев смертей,
людского  горЯ,  страданий;  видел  разрушенные и  дотла  сожженные деревни,
взорванные заводы,  бесформенные груды кирпича и щебнЯ на месте, где недавно
красовались  города,  видел  растоптанные танками  и  насмерть  покалеченные
артиллерийским огнем  фруктовые сады,  но  горЯщий спелый хлеб  на  огромном
степном просторе за все времЯ войны довелось ему в этот день видеть впервые,
и  душа  его  затосковала.  „олго шел  он,  глотаЯ невольные вздохи,  сухими
глазами  внимательно  глЯдЯ  в   сумеречном  свете  ночи   по   сторонам  на
угольно-черные,   сожженные  врагом  полЯ,  иногда  срываЯ  чудом  уцелевший
где-либо возле обочины дороги колос пшеницы или  ЯчменЯ,  думаЯ о  том,  как
много и  понапрасну погибает сейчас народного добра и  какую ко всему живому
без жалостную войну ведет немец.
     ’олько иногда глаза его отдыхали на  не тронутых огнем зеленых разливах
проса да на зарослЯх кукурузы и  подсолнуха,  а  потом снова расстилалась по
обеим  сторонам дороги  выжженнаЯ землЯ,  такаЯ  темнаЯ и  страшнаЯ в  своей
молчаливой печали, что временами ‡вЯгинцев не мог на нее смотреть.
     ’ело его смертельно устало и молило об отдыхе,  но отЯгощенный виденным
ум продолжал бодрствовать,  и ‡вЯгинцев,  размышлЯЯ о войне и чтобы отогнать
от себЯ сон, чуть слышно заговорил:
     - Ђх,  немец ты,  немец, паразит ты несчастный! Џривык ты, вредный гад,
всю жизнь на чужой земле топтатьсЯ и  нахальничать,  а вот как на твою землю
перейдем с войной, тогда что? ’ут у нас развЯзно ты себЯ держишь, очень даже
развЯзно,  и  мирных баб  с  мирными д