на грудь.
     џ  прислушивалсЯ  к ночным звукам --  урчание ходиков, далекий гудок  с
‚олги,  торопливые шаги  за окном -- а может, к себе.  џ удивилсЯ:  этот  ее
отказ вызвал во мне не чувство досады, но облегчение.
     Џомню, те  первые дни были наполнены какими--то  неприЯтными  мелочами,
которые неизбежно знает всЯкий, кто начинает жить вместе  под одной крышей с
мало  знакомым  в быту человеком.  ЉакаЯ--нибудь ерунда, не стоЯщаЯ обычно и
упоминаниЯ,  вырастала в  совершенно  неразрешимые проблемы.  ‚зЯть хотЯ  бы
элементарный стыд, животное стеснение.  Ќевозможно было опорожнить  желудок,
когда думал о том, что она прЯмо сейчас, сразу после менЯ  войдет в уборную.
џ  подолгу  жег  спички,  принюхиваЯсь к  спертому  воздуху  маленькой плохо
проветриваемой комнатки. €ли: после  ужина  менЯ мучили газы, и, когда Я жил
холостЯком, об  этом  даже  не задумывалсЯ. ’еперь, когда мы  спали  в одной
кровати,  выпустить из  себЯ крутивший  кишки дух было немыслимо, и Я  перед
сном  подолгу чистил  зубы  и  умывалсЯ  или  просто сидел на  краю  ванны в
мучительной  борьбе  со  своей  ненавистной  утробой.   Љончалось  все  это,
разумеетсЯ, крутой болью в животе.
     ‘ложнаЯ в шапочном знакомстве, ЉатЯ оказалась еще сложнее в жизни бок о
бок. ЏостоЯнные недоразумениЯ, основанные  на ожиданиЯх -- мы оба ждали ведь
чего--то  от нашего брака и все  никак не могли даже подступитьсЯ к искомому
-- стали пронизывать будни.
     ‚зЯть,  например, наши  вещи. џ  любил порЯдок и  при этом  всегда  все
разбрасывал. Њне казалось, что теперь у нас начнетсЯ правильный образ жизни,
и уборка не будет  поводом длЯ редкого матросского  аврала, а  чистота будет
ежедневна.  Ћказалось, что ЉатЯ точно так же оставлЯла после себЯ лишь следы
разрушениЯ.  Ћна  могла забыть  юбку на  стуле в  гостиной,  ночную  рубашку
бросить на пол в коридоре у выхода из ванной, а Яблочный огрызок положить на
стол  с  важными  бумагами.  Џриходилось  убирать   за  ней,   тушить  везде
непогашенный свет.  ‘перва Я делал ей замечаниЯ, потом перестал,  но  и даже
молчание приводило к взаимному раздражению.
     Ћсобенно, не знаю почему, менЯ  доводили ее волосы, прилипшие к стенкам
ванны.
     ‚ ее сумочке царил беспорЯдок, она каждый раз что--то искала и не могла
найти,  принималась все вытрЯхивать на стол или диван, ворошить в  записках,
футлЯрчиках,  деньгах, визитках, расческах, флаконах,  шпильках.  ’ам  можно
было обнаружить и  огрызки  карандашей,  и дорогую брошь. Ќа  мое замечание,
что, мол, если  навести раз и навсегда в вещах порЯдок, то ничего и не будет
терЯтьсЯ,  она  ни с того ни с сего могла  взорватьсЯ, швырнуть все и уйти в
другую комнату, потом молчать целый день.
     џ пыталсЯ  обернуть ее  молчание в шутку. Ќапример,  начинал  ей читать
26-ю декламацию ‹ибаниЯ "“грюмый человек, женившийсЯ на  болтливой  женщине,
подает в суд на самого себЯ и просит смерти". ѓоворил ей, привлекаЯ  к себе,
пытаЯсь обнЯть, приласкать:
     -- Џолно, ЉатЯ, помиримсЯ!
     Ћна пожимала плечами:
     -- Њы не ссорились.
     ѓоворила это сухо, глЯдЯ  в сторону, и ждала, когда  Я уберу руки  с ее
плеч.
     Ќо  самое  мучение  начиналось,  когда нужно  было ложитьсЯ спать.  ’от
период,  когда "ей нельзЯ", прошел уже с запасом,  как  ни рассчитывай, но Я
все ждал от  нее какого--то  знака, слова,  ласки. ЉатЯ  читала всегда перед
сном,  потом выключала свет  и засыпала. џ тоже читал, и тоже выключал  свою
лампу, и тоже пыталсЯ заснуть, но не мог.
     ‘овместное  существование  выходило  у нас  с  ней не  по--человечески,
как--то кособоко, бестолково, невыносимо. Њежду нами вырастала с каждым днем
стена недоразумениЯ, нас относило  в стороны прочь друг от друга. Ќам  нужно
было с ней объЯснитьсЯ, поговорить по душам, растопить  этот тонкий еще лед,
предотвратить всеми силами дальнейшее оледенение.
     € вот та ночь. џ не мог заснуть и вышел  на кухню,  распугав тараканов.
Џоставил на спиртовке кружку -- захотелось выпить мЯты.
     џ услышал Љатины шаги. Ћна тоже пришла на кухню, заспаннаЯ, щурЯ  глаза
от Яркого электрического света, держа в руке пустой стакан -- перед сном она
всегда ставила на свой ночной столик воду с лимоном.
     -- ‡ачем же ты босиком по холодному полу? -- сказал Я. -- ‡аболеешь!
     ЉатЯ, ничего не ответив, стала наливать в стакан из графина.
     -- Џослушай, ЉатЯ, -- Я собралсЯ наконец  начать  этот разговор, уже не
было  сил чего--то еще ждать.  -- “ нас с тобой что--то не так. Ќам  нужно с
тобой выговоритьсЯ. „а, просто сесть и поговорить.
     џ ожидал услышать в ответ что угодно, но только не то, что услышал. Ћна
прервала менЯ:
     -- Ћ чем нам говорить? Ћ гонококках?
     џ поднЯл на нее глаза.
     ‚  ее  взглЯде  было  не  презрение  даже,  а  безмернаЯ,  уничтожающаЯ
брезгливость. Ћна бросила в стакан дольку лимона и ушла.
     Љак сейчас  Я сижу на той  ночной кухне,  чувствую кончиком  носа запах
лимона,  слышу  скрип  паркета  в  конце  коридора,  глЯжу  на  спиртовку  с
закипающей кружкой и чувствую, как Я проваливаюсь в такую бездну, из которой
выбратьсЯ уже невозможно.
     џ был потрЯсен: значит, ‘оловьев ей все  рассказал. Џервой мыслью  было
пойти  убить его. Џотом подумал, что этот человек здесь в общем--то и ни при
чем.  Њерзавец ведь  не он,  а Я.  Ћн всего--навсего врач  и, наверно, хотел
сделать как лучше, оберечь ее,  и,  может быть, на его  месте Я  бы тоже так
поступил.
     Ћсторожно,  не включаЯ  света, Я вошел в нашу спальню.  џ слышал Љатино
дыхание и знал, что  она не  спит.  Џочему--то именно в ту  минуту,  когда Я
стоЯл тогда  в темноте около нашей кровати -- и часы пробили  то ли половину
первого, то  ли  час, то ли половину второго  -- стало очевидно: в этом доме
произошло что--то непоправимое. џ взЯл  свою  подушку,  одеЯло  и перенес  в
кабинет. ‘ той ночи Я стал спать у себЯ на диване.
     ЏотЯнулись  изматывающие, сумасшедшие  дни  --  Я  спасалсЯ  работой. €
боЯлсЯ  оставатьсЯ с этой  женщиной  наедине.  —асто  Я  думал  о  том, что,
наверно, было лучше с самого начала все ей честно рассказать, а теперь между
нами выросла ложь, и эта ложь ее оскорбила, но, в конце концов, этой ложью Я
хотел спасти ее достоинство.
     Џеред другими людьми, моими клиентами или той  же Њатрешей, мы с Љатей,
не  сговариваЯсь,  играли  в  какую--то  чудовищную  игру,  будто  мы  самые
счастливые   на   свете  молодожены,   будто  все   между  нами  в  порЯдке,
разговаривали друг с другом  о разных делах, обсуждали, что еще нужно купить
длЯ нашей  квартиры  или что  бы  этакое приготовить на воскресный  обед  --
наверно, и ей этот театр зачем--то был нужен.
     Џо  понедельникам  приходила  прачка.  Ќа  кухне  от  стирки дым  стоЯл
коромыслом, в комнаты  проникал запах  мыла  и щелока,  пришлось  специально
подгадать день, в который Я не принимал. Џо вторникам белье висело на заднем
дворе,  покачиваЯ подолами  и штанинами на ветру. џ стоЯл у окна  и смотрел,
как моЯ пижама рукавом трогает ее ночную сорочку.
     Ћднажды  ночью  случилось то, чего Я так ждал, о чем думал все эти дни,
на что надеЯлсЯ и чего в то же времЯ боЯлсЯ. Ћтворилась дверь в мой кабинет.
џ лежал  на боку лицом к стене и  притворилсЯ, что сплю. Ћна шла еле--еле, Я
скорее почувствовал, чем  услышал, скрип паркета,  шелест ее ночной рубашки.
Ћна  села на  пол  рЯдом с диваном и сидела  так долго. џ  не  шевелилсЯ.  џ
почувствовал  ее руку  на одеЯле. ЉатЯ чуть притронулась ко мне. Џоказалось,
что она что--то шепнула. џ не расслышал -- что.
     џ хотел было повернутьсЯ, схватить ее, целовать, все забыть,  любить. €
никакаЯ сила не  могла заставить менЯ это сделать.  ’олько  тогда, ночью, на
том  диване, когда  ЉатЯ невидимаЯ сидела на полу у  моих ног и что--то  мне
шептала неслышное -- Я почувствовал, как в ту минуту ее ненавидел.
     Ћна ушла так же тихо -- в три легких паркетных скрипа.
     ‚ремЯ  побежало дальше --  во  взаимно растущем  отчуждении.  Ѓудто  мы
сговорились  потихоньку убивать  друг  друга.  ‚сЯкий  пустЯк,  находЯщий  у
любЯщих снисходительное прощение, будил в нас целые бури злобы, обидных слов
и взаимного непониманиЯ. ’еперь, когда Я  тушил за ней  свет  в уборной, она
видела в этом какую--то  демонстрацию.  Ћдин раз даже  крикнула  мне, что  Я
доведу ее до сумасшедшего  дома,  а мне  казалось,  что это  Я  сам рано или
поздно сойду с ума, если все так дальше будет продолжатьсЯ.
     Ќа людЯх же мы по--прежнему вели себЯ как ни в чем не бывало. Ћна брала
менЯ  под  руку,  смеЯлась,   шутливо   говорила  какой--то  своей  подруге,
встреченной нами на  улице, представлЯЯ менЯ, что вот,  мол, это ее  супруг,
которого она еще не  успела разорить, но как только разорит -- сразу бросит,
и мы все втроем смеЯлись.
     ЊенЯ,  подмигиваЯ, спрашивали  знакомые, когда  же  будет ребеночек.  џ
отшучивалсЯ.
     ’ак прошло несколько  месЯцев.  ’о,  что  было непредставимо, сделалось
обыденностью. Њы вошли в этот жизненный ритм,  привыкли к нему.  •отЯ у Љати
все  чаще  происходили нервные  срывы. „а  и мне  тоже  с  трудом  удавалось
сдерживать  себЯ  в  руках. ќтот  запас  раздражениЯ  не  мог  накапливатьсЯ
бесконечно.
     € дело было даже не в многодневном изматывающем молчании, прерывавшемсЯ
иногда попытками примирениЯ, кончавшимисЯ еще большим взаимным раздражением,
из  которого  Я  опЯть  спасалсЯ  молчанием,  а она разговорами  в  пустоту,
вызывающими, оскорбительными,  не достойными ни менЯ, ни ее. ќти срывы у нее
иногда выражались  в  том, что  она начинала заговариватьсЯ,  рассказывать о
чем--то,  что вообще не имело никакого отношениЯ  к реальности, а в ее устах
это случалось чуть  ли не с  ней.  —то--то вычитанное становилось частью ее,
преобразовывалось в мозге в особую, сумеречную действительность,  в  которой
она  сама  уже  с  трудом  разбиралась.  Ћна  начинала  выдумывать   что--то
несусветное, чтобы сделать мне больно. ’ак было и на ђождество.
     ‘нега  тогда   навалило   глубоко,   по--рождественски.  Џочему--то   Я
почувствовал,  что  в этот вечер мы  должны  с Љатей образумитьсЯ,  прийти в
себЯ, проснутьсЯ из нашего ослеплениЯ, разомкнуть этот душивший  нас круг. џ
захотел, чтобы мы  встретили  ‘очельник, как  полагаетсЯ,  по--настоЯщему, с
елкой, с подарками. џ смотрел, как дворник ставил елку в крест, и  вспоминал
детство. ‚се хотелось устроить, как у нас дома: когда зажигалась елка, после
кутьи, подаваемой со звездою, все шли в гостиную, мЯса в ‘очельник не ели, а
только рыбу,  зелень и взвар,  а  подарки складывали друг  другу  в  большую
корзину, стоЯвшую под роЯлем у елки.
     џ нашел  такую же корзину,  какаЯ была в  моем детстве  в гимназическом
флигеле, купил  подарок  прислуге:  брошку и еще какой--то дребедени, а  длЯ
Љати долго  выбирал  что--нибудь  изЯщное и  нашел  очень красивый и дорогой
браслет.
     џ   боЯлсЯ,  что  ЉатЯ  вообще  не  выйдет,  но  она   даже  с  видимым
удовольствием решила  поддержать эту  игру и вышла к  ужину нарЯдно одетаЯ в
вечернее платье,  в котором  Я видел ее лишь  пару  раз -- с голыми руками и
вырезом  на  спине.  ЊенЯ  смутило только,  что  в ее глазах  была какаЯ--то
радостнаЯ злость.
     џ  зажег  на елке свечи  и  выключил  электричество. ЋсыпаннаЯ  ватой и
блестками, она светилась  в темноте, но чего--то главного,  рождественского,
чудесного, недоставало.  џ дал  Њатреше приготовленные  длЯ  нее  подарки  и
отпустил ее. Њы остались вдвоем.
     ЏламЯ свечей  отражалось  в бокалах  на столе,  в  фарфоре  тарелок,  в
серебре  приборов. џ подошел к  Љате, развернул свой подарок и  протЯнул ей.
Ћна,  скользнув  взглЯдом по  браслету и  даже не  примерив, оставила  его в
открытом футлЯре на роЯле.
     Њы сели  за стол. ‚ комнате стоЯл запах хвои,  потрескивали свечи, но Я
предчувствовал, что ничего рождественского сейчас между нами не будет. џ дал
себе слово провести хотЯ бы этот вечер достойно и не опуститьсЯ  до взаимных
унижений. Ќо во всем ее поведении Я чувствовал вызов и жажду борьбы.
     -- —то  же ты  хочешь  мне подарить  сегоднЯ, ЉатЯ? -- спросил Я  самым
миролюбивым тоном, расправлЯЯ на коленЯх салфетку.
     Ћна усмехнулась:
     -- џ приготовила тебе одну историю.
     -- ‚от как?  € что же это за историЯ? --  Я откинулсЯ на спинку стула и
глЯдел на нее сквозь сверкание бокалов на столе.
     --  Њожет  быть, мы  все же  выпьем хоть  вина, если  сели за стол,  --
сказала ЉатЯ и, неприЯтно улыбнувшись, протЯнула мне пустой бокал.
     џ открыл бутылку, налил ей. Њы чокнулись. Ћна выпила, Я пригубил.
     џ молча смотрел на Љатю,  еще не знаЯ, что она такое  приготовилась мне
сказать, но уже внутри клокотала ненависть, потому что все, что бы ни делала
эта женщина, имело целью лишь сделать мне больно и еще сильнее унизить менЯ.
€ все это именно сегоднЯ вечером, когда Я протЯнул ей руку примирениЯ.
     -- ’ак  вот, --  начала ЉатЯ, накладываЯ  себе на тарелку закуску, -- Я
столкнулась на улице случайно с одним человеком.  Ћн тебе тоже  знаком.  ќто
твой друг  ‘оловьев. Ћн предложил мне зайти к нему. џ хотела отказатьсЯ, но,
сама не понимаЯ,  почему, вдруг пошла. Њы остались вдвоем, он  запер дверь и
положил ключ в карман. Ђ положив ключ в карман, стал кем--то другим, каким Я
его не знала. € сказал, что не выпустит менЯ, пока не получит своего.
     Ћна  замолчала, вытаскиваЯ пальцами изо рта длинную тонкую  косточку от
селедки.
     -- ќто всЯ твоЯ историЯ?
     -- „а.
     Ћна жевала и смотрела мимо менЯ на мерцавшие свечи.
     џ не верил ни одному ее слову. Њне казалось, что  Я сам когда--то читал
этот роман,  откуда она взЯла эту пошлую сцену,  и при желании, наверно, мог
бы напрЯчьсЯ и вспомнить автора.
     џ встал и подошел к ней.
     -- ЉатЯ!
     џ хотел взЯть ее за руку, но она вырвалась и закричала:
     -- џ видеть тебЯ не могу!
     ’ут кровь ударила мне в голову, и все, что было во мне человеческого, в
то  мгновение  исчезло,  затмилось,  Я  целиком  превратилсЯ  в  безмозглое,
пещерное  животное. џ не удушил в ту  минуту  Љатю только  потому, что  Я ее
изнасиловал.  ЋставайсЯ во  мне в  те  мгновениЯ ослеплениЯ хоть  немного от
человека, Я бы ее удавил своими руками, но менЯ раздирало только звериное, и
мои пальцы разрывали ее платье и чулки.
     Љогда Я опомнилсЯ,  она лежала в разорванных  лоскутах на ковре рЯдом с
опрокинутым  стулом,  расставив ноги, так,  как Я  оставил ее, одна  нога  в
туфле,  другаЯ  босаЯ, и  смотрела  на  менЯ взглЯдом,  полным  ненависти  и
презрениЯ.
     џ, ничего не говорЯ, ушел к  себе, захватив по дороге из буфета бутылку
ореховой настойки.
     Ќа следующее утро Я очнулсЯ  поздно. Љати дома не  было. —асть ее вещей
валЯлась  в беспорЯдке  на  полу. џ  понЯл, что  она оставила  менЯ. џ искал
записки. ‡аписки не было.
     Џришла Њатреша,  стала убиратьсЯ.  џ слышал,  как  шелестит  в прихожей
щетка по пальто, щелкаЯ о пуговицы.
     Џостучавшись, она заглЯнула в кабинет:
     -- Љогда придет Љатерина Њихайловна?
     џ усмехнулсЯ:
     -- Ќе знаю. Њожет быть, никогда.
     Ћна посмотрела на менЯ искоса и  пошла оттирать в столовую винные пЯтна
с паркета.
     —ерез неделю Я получил от Љати письмо из Њосквы. Ћна писала, что делала
со своей стороны все, что было в ее силах, чтобы спасти наш брак, но все это
никуда не ведет и никому не нужно. "Ќикакого будущего у нас нет, -- написала
она, -- и это к лучшему". Ћна собиралась вернутьсЯ, как только придет в себЯ
и успокоитсЯ, но лишь затем, чтобы окончательно со мной расстатьсЯ.
     џ вздохнул с облегчением.
     Џрошло  Љрещение,  а  она  все не поЯвлЯлась. ‚о дворах  дети играли  с
выброшенными рождественскими елками, воткнутыми в сугробы.
     Ќаша елка засохла, ронЯла иглы  при  каждом  прикосновении, и  ее  тоже
наутро после ЉрещениЯ вынес  дворник, тащил ее  за ствол, а  голые  ветки  с
остатками мишуры цеплЯлись за косЯки дверей.
     „ни  проходили,  от  Љати не  было никаких  известий,  и  Я  стал  даже
беспокоитьсЯ,  уж не случилось ли  чего с  ней -- в ее нервном состоЯнии она
могла совершить какую угодно глупость.
     Ќаконец,  Я  услышал  в   приемной  ее  голос.  “  менЯ  сидел,  помню,
многодетный  железнодорожный  рабочий,  у  которого  оторвало  в  паровозной
мастерской  руку,  и  Я  пыталсЯ заставить  железную дорогу выплачивать  ему
пенсию, он еще вдруг сказал, вздохнув:
     -- “ железной дороги и сердце железное.
     Ћсвободившись, Я  прошел  в  гостиную.  ЉатЯ  стоЯла  ко  мне спиной  и
вскрывала вынутой из  головы  шпилькой конверты --  пока ее  не было, пришло
несколько  писем. Ћна  только  что умылась и  держала  бумагу кончиками  еще
мокрых пальцев.
     -- ’ы права, ЉатЯ, -- сказал Я. -- Ќаш брак был с самого начала чем--то
надуманным  и,  очевидно, жить вместе  нам не  судьба.  џ никоим  образом не
собираюсь  ограничивать твою свободу и готов согласитьсЯ заранее на все твои
условиЯ  развода, что касаетсЯ вопросов насущного существованиЯ. Џоверь мне,
Я зла на тебЯ не держу и желаю тебе счастьЯ. €, пожалуй, лучшее длЯ этого --
расстатьсЯ.
     Ћна прервала  менЯ и  сказала, не оборачиваЯсь, но глЯдЯ мне в глаза  в
зеркало:
     -- Ђлександр, Я беременна.
     ЉажетсЯ, Я взЯл какую--то книжку с  полки и стал  листать -- такое было
потрЯсение.
     Ћна обернулась.
     -- ’ы не спрашиваешь, кто отец ребенка?
     -- —то ты имеешь в виду?
     --  џ тебе  плела  тогда что--то про  ‘оловьева, но, надеюсь, ты мне не
поверил.  Ћтец  ребенка --  ты. Љогда соберешьсЯ с мыслЯми,  мы поговорим. €
если по--прежнему захочешь со мной расстатьсЯ, что ж... џ устала  с дороги и
хочу принЯть ванну.
     Ћна ушла. џ осталсЯ с книгой  в руках --  это  был,  как  сейчас помню,
сборник речей ‘пасовича. Љнига соскользнула с колен на пол.
     Њир  снова  перевернулсЯ.  ќто  было  моей  первой  мыслью.  Ќо  тут  Я
почувствовал  что--то совершенно новое. ЉажетсЯ, впервые за несколько лет --
наоборот -- перевернутый мир  вставал на свое место. џ был женат, и моЯ жена
ждала  ребенка -- и,  по всей  видимости, это было единственно  правильное и
желанное  положение  вещей.  џ  стал  думать  о  ребенке  --  и  происходило
необъЯснимое  чудо.   џ  будто   впервые   оглЯдывалсЯ  по  сторонам.  ‚ещи,
переставшие  длЯ  менЯ  существовать,  потерЯвшие  форму,  вид,  вес,  цвет,
ценность, снова проЯвлЯлись из пустоты и, обретаЯ наличие,  расставлЯлись по
жизни: лампа с осевшими на дне плафона мотыльками, снег за окном -- снежинки
на несколько мгновений  просвечивались и снова  исчезали  в ранних сумерках,
ковер  на  полу  с  упавшим  на  него  вспоротым  конвертом, железнодорожный
рабочий,  уже  пришедший, наверно, к себе домой и  расстегивающий  полушубок
левой  рукой.  Љонечно же -- вот эта квартира, эта мебель,  этот снег,  этот
рабочий -- все это нужно моему ребенку.
     џ пошел к Љате. Ћна только что  вышла из ванной, запахнувшись в толстый
махровый халат, на голове полотенце завернуто  в  тюрбан. Ќамазывала чем--то
кожу под глазами. џ взЯл ее руку и прижал к своей щеке.
     -- ЉатЯ, -- сказал Я, -- все у нас будет хорошо. ’еперь  главное -- это
здоровье и благополучие нашего ребенка. ђади этого мы забудем то чудовищное,
что было между нами, и будем делать все, чтобы было хорошо ему.
     …е рука пахла миндальным кремом.
     ЉатЯ даже не улыбнулась мне. …е глаза остались холодными. Ћна сказала:
     -- Љак хочешь. Ђ сейчас, пожалуйста, выйди.
     ЉатЯ была  груба ко  мне, но теперь,  когда Я вспоминал ту  ненависть и
злобу, которую  она во мне  вызывала раньше,  только  удивлЯлсЯ.  Ћткуда--то
поЯвилось совершенно новое  чувство к ней --  сочувствиЯ и нежности.  ‚се ее
выходки,  направленные  против менЯ,  все  ее  попытки  унизить,  оскорбить,
вывести из себЯ  проходили  сквозь мою  душу,  не задерживаЯсь, не  царапаЯ,
невесомо.  џ  вдруг  почувствовал  себЯ взрослым  рЯдом с больным  и  потому
капризным ребенком, на которого, разумеетсЯ, никак невозможно обижатьсЯ, что
бы он ни вытворЯл. Ћна была  матерью моего будущего сына  или дочери,  и это
само по себе ставило ее в совершенно  особое положение, когда можно простить
все и ко всему относитьсЯ с пониманием и снисхождением.
     …е  организм  переносил  беременность плохо, врачи советовали как можно
больше  времени проводить  в санаториЯх,  она уезжала надолго, и Я видел  ее
лишь изредка,  оттого, наверно,  особенно  резко замечаЯ происходившие с ней
изменениЯ.
     Џомню, в те месЯцы Я часто гадал,  как наше чудо будет выглЯдеть, какие
у него  будут глаза,  волосы, и вообще,  кто там свернулсЯ в Љате -- мальчик
или девочка. ‘тало  отчего--то  странно смотреть на людей, что они все таким
образом поЯвились на свет, и ничего в этом раньше Я не замечал особенного.
     ЉатЯ  приехала  из  одного из  санаториев  весной, в  самую  распутицу.
ђебенок подавал  первые  признаки  жизни. Ћна  останавливалась, прикладывала
руки к животу. Њне было интересно, что она ощущает, на что это похоже.
     -- ќто как что? -- однажды спросил Я.
     ЉатЯ ответила:
     -- Љак ожившие кишки.
     Њне  казалось  странным,  что  ей по--прежнему доставлЯло  удовольствие
мучить менЯ, что даже такое  событие, как поЯвление нашего ребенка, никак не
может  освободить  ее  от  того  мелкого,  неважного,  ничтожного,  что  так
отравлЯло нам раньше жизнь.
     ‘обственно беременности Я и не  видел. ‚ редкие приезды Љати мне только
бросались  в глаза округлившийсЯ живот, изменившаЯсЯ походка,  испортившаЯсЯ
кожа. ‚ообще, ЉатЯ  сильно  подурнела. ‚рачи,  которых Я приглашал,  уверЯли
менЯ, что все идет как нельзЯ лучше и, даст Ѓог, ЉатЯ родит благополучно.
     Љак--то Я  возвращалсЯ из суда и, проходЯ мимо ‚арвары ‡аступницы, ни с
того ни  с  сего остановилсЯ. ЏостоЯл и неожиданно  длЯ самого себЯ зашел  в
церковь. Ќа  улице уже  темнело,  а там Ярко  горели свечи. џ вспомнил,  как
где--то прочитал, что в церкви -- рощицы свечей. ’ак и менЯ встретили рощицы
свечей. џ  купил  свечку и поставил ее ‚арваре  ‡аступнице.  Џомню, стоЯл  в
полумраке среди каких--то полуживых  старух  и  думал: кто была эта ‚арвара?
—то  сделала?  Џочему  Я прошу ее, совершенно мне не  знакомую,  может быть,
совсем необразованную неграмотную  бабу,  к тому  же давным--давно  умершую,
сделать так, чтобы у Љати все обошлось? “дивлЯлсЯ сам себе, стоЯл и просил:
     -- ‚арвара ‡аступница, сделай так, чтобы у нас родилось здоровое  дитЯ,
чтобы ЉатЯ перенесла роды благополучно! € ничего больше не надо!
     ђоды  были  преждевременные. Ђкушерка, маленькаЯ, юркаЯ,  с  некрасивой
бородавкой под носом, требовала то лед, то кипЯтку, то клизму, то подкладное
судно, то уксусу, то нашатырного спирту. €з спальни менЯ прогнали. џ сидел в
столовой  среди банок,  пузырьков, грелок, термометров, кастрюль, полотенец,
гигроскопической ваты, рваной газетной  бумаги,  надо  всем сочилсЯ  тЯжелый
запах йодоформа.
     џ сильно нервничал. Џроще сказать, совсем  потерЯл  над собой контроль,
совершал какие--то бессмысленные, глупые вещи, над которыми в другой раз сам
бы посмеЯлсЯ, например, стучалсЯ зачем--то в дверь и спрашивал:
     -- Ќу что, скоро ли?
     €ли:
     -- ЌельзЯ ли поскорее?
     € сам удивлЯлсЯ своим словам.
     ЉатЯ  тЯжело и  беспрерывно стонала. џ  без конца  спрашивал,  можно ли
войти. Ђкушерка, привыкнув, видно, ко всему, каждый раз спокойно отвечала:
     -- Ќет, вы внесете инфекцию.
     ‚друг что--то с громом упало. ќто акушерка разбила стеклЯнный кувшин --
неловко задела полотенцем.
     ‘о  мной что--то  сделалось.  ‘ердце  упало.  ЊенЯ охватило  неприЯтное
предчувствие.  Ћтчего--то тЯжелое  ощущение  несчастьЯ  свЯзалось  именно  с
громом разбившегосЯ кувшина.
     €ногда  акушерка  выходила,  и  Њатреша  наливала  ей  из самовара. Ћна
спокойно садилась и принималась пить  чай  с  печеньем.  Њне еще  показалось
странным, как это бородавка не мешает ей есть. ЊенЯ эта женщина успокаивала,
что все идет хорошо.
     -- Њожно к ней пройти? -- не унималсЯ Я.
     -- Ќет, вы внесете инфекцию, -- не сдавалась акушерка.
     --  Ќо  она не может так кричать три часа подрЯд! -- говорил Я. -- Ђ вы
уверЯете, что это нормально!
     Ћна  посмотрела  на  менЯ  как  на  заговорившую  человеческим  голосом
лЯгушку, спокойно допила чай и пошла к Љате, закрыв перед моим носом дверь.
     Ќаконец,  после совершенно животных воплей,  будто кричала  не  ЉатЯ, а
какое--то нечеловеческое существо, что--то еле слышно завЯкало. џ бросилсЯ к
двери -- она оказалась предусмотрительно заперта на ключ.
     Ќикогда не  забуду тот  первый раз,  когда  Я  увидел мою  девочку, еще
совершенно  морковного  цвета от родовой  желтухи -- нос пуговкой,  короткие
пальчики, ушки чудесные, маленькие, но сразу же  показавшиесЯ мне какими--то
странными.  …ще  менЯ  поразили  воспаленные  губы  между  ног  --  акушерка
объЯснила, что так положено.
     Џервые  дни были  тЯжелыми. Ђнечка --  даже не  могу вспомнить,  почему
именно мы  остановились  на этом  имени,  наверно,  так назвала ее  ЉатЯ,  а
почему, не знаю, какаЯ разница -- Ђнечка плохо ела, вернее, вовсе  не хотела
пить,  и  мы  мучались  с  кормлением.  Џосле родов груди  у  Љати сделались
твердые, круглые  --  леваЯ была заметно больше.  Ћна  обтирала  их  губкой,
прежде чем дать ребенку, и мне показалось странным, что ЉатЯ совершенно менЯ
не стеснЯетсЯ: до  этого  она  так никогда  не поступила бы. Ѓудто  Я  вовсе
перестал длЯ нее  существовать. џ стоЯл рЯдом и  смотрел, как ребенок сосет,
перебираЯ пальцами грудь, и коситсЯ на менЯ одним глазом.
     ‘остоЯние  Љати после пережитого было плохим -- она все времЯ  плакала.
€з нее текла  кровь и не хотела останавливатьсЯ. Љ тому же ЉатЯ боЯлась, что
делает  что--то не так с ребенком. Љогда Ђнечка замолкала в  своей кроватке,
ЉатЯ вдруг вскакивала на постели, прислушиваЯсь -- вдруг умерла?
     џ  старалсЯ быть с ней и Ђнечкой как можно больше времени, сам  помогал
Њатреше,  сделавшейсЯ  и  нЯнькой,  ухаживать за  нашим  чудом. ЊенЯ окружил
удивительный мир младенца, состоЯщий из неведомых ранее занЯтий, вроде мытьЯ
рожков и  сосок, или  присыпки опрелостей, или  принюхиваниЯ к пеленкам, или
сцеживаниЯ.  Њолока  было так много, что ЉатЯ  сцеживалась  над  раковиной в
кухне, свесив грудь, как вымЯ.
     „нем  некогда  было  остановитьсЯ,  задуматьсЯ,  но по ночам  накатывал
потный страх, что с  Ђнечкой  может быть  что--то  не так.  џ  прогонЯл его,
смеЯлсЯ  над ним  -- ведь  иначе  акушерка сказала  бы.  ‘амое  простое было
позвать доктора. Ђ еще лучше -- докторов, но снова накатывал страх,  что они
найдут  что--то в нашем ребенке, и Я откладывал вызов врача на потом, говорЯ
себе, мол, успеетсЯ.
     Ћчень  скоро у  Љати сделалась грудница, и  она кричала от боли  всЯкий
раз, когда ребенок брал грудь. Џотом молоко исчезло.
     Ќачались визиты, всем хотелось обЯзательно взглЯнуть на нашу крошку, но
по  городу  ходила  простуда, и  Я  строго запретил  кого--либо  впускать  в
детскую, боЯсь,  что  занесут какую--нибудь дрЯнь. Ћдним из первых  поЯвилсЯ
‘оловьев.  џ давно  его не видел,  он  стал еще больше, потливее,  мохнатее,
отпустил  брюхо.  џ  и его  было  не хотел пустить к  Ђнечке, но он попросту
отодвинул менЯ от двери:
     -- џ, между прочим, доктор.
     Ћн  долго осматривал девочку, мЯл  ей ножки, переворачивал,  держал над
столом, будто хотел, чтобы она сразу пошла. џ с тревогой смотрел на него.
     ђаздалсЯ  звонок, пришел еще кто--то, ЉатЯ  вышла из комнаты.  ‘оловьев
спросил менЯ, не было ли у  менЯ или у Љати в роду каких--либо отклонений. џ
ничего такого не знал.
     -- —то--то не так? ‘кажи, с ней что--то не в порЯдке? Џочему ты задаешь
такой вопрос?
     Ћн засмеЯлсЯ:
     -- џ задаю такой вопрос, потому что у менЯ диплом практикующего врача и
такой вопрос положено задавать всем.  Ђ  девка у  вас просто  замечательнаЯ!
‘мотри, какой гренадер!
     Ђнечка стала плакать, Я  отнЯл  ее у  ‘оловьева. ’ут  прибежала ЉатЯ  с
бутылочкой, пора было кормить.
     Ќочью ребенок захныкал. џ взЯл его из кроватки и отнес к себе в кабинет
-- ЉатЯ плохо себЯ чувствовала в тот день.
     џ прилег на диван и положил Ђнечку к себе на живот. ‹ежал и слушал, как
она спокойно и ровно дышит. ‘мотрел  на отпитый стакан с  водой,  забытый на
комоде,  прислушивалсЯ к  шарканью запоздалого  прохожего за окном, к скрипу
пружин тюфЯка, на котором ворочалась Њатреша, поселившаЯсЯ у нас в маленькой
комнатке при  кухне  --  и впервые  в  жизни  чувствовал  себЯ  замечательно
большим, этаким всесильным великаном, Њикулой ‘елЯниновичем, могущественным,
бесстрашным, бесконечным, и все только потому, что на моем животе посапывало
это  крошечное  существо, беззащитное, ранимое, бессознательно  уверенное  в
моем всевластии, в том,  что на этом  свете, где  никто никого  не  любит, Я
никому не  дам  ее  в обиду. ‚  ту ночь Я понЯл, что  мне  совершенно нечего
боЯтьсЯ:  что  бы ни  сказали доктора, это ничего  уже не сможет изменить  в
нашем с Ђнечкой мире.
     Ќа следующий день Я договорилсЯ о приеме у лучшего городского педиатра,
ђомберга. ‚ назначенный день мы поЯвились у него все втроем.
     ђомберг   оказалсЯ  высушенным   стариком,   руки  его  плЯсали,  глаза
слезились, по коже ползли старческие пигментные пЯтна.
     Ћн осмотрел  Ђнечку и сказал, что видит некоторые задержки  в развитии,
но они свЯзаны с ранними родами.
     ЉатЯ  осталась  в  смотровой  комнате  одевать Ђнечку,  а  Я  прошел  с
ђомбергом в  его кабинет, как мне казалось, чтобы расплатитьсЯ, и уже достал
бумажник.
     -- ЏрисЯдьте, -- сказал он мне хмуро, плотно прикрыв за собой дверь.
     џ сел. “же в ту секунду Я понЯл, о чем он сейчас будет говорить.
     --   Џостарайтесь  выслушать   менЯ  спокойно,  --  продолжал  ђомберг,
перебираЯ  свои трЯсучие пальцы. -- џ не буду  никак  вас  подготавливать  и
скажу вам прЯмо: ваш ребенок не такой, как другие, и никогда не будет таким.
     Ћн стал сыпать медицинскими терминами. џ перебил его:
     -- Ќо его видела и акушерка, и... и еще один врач, и никто  ничего  мне
не сказал.
     --  „умаю,  что  и акушерка  все  знала, и этот ваш  еще один врач.  Ќо
попросту испугались.  ‡наете, в таких делах... —тобы сказать родителЯм такую
правду,  нужно  или мужество,  или, если  хотите,  жестокость. Џроще решить:
пусть узнают от кого--нибудь другого.
     Ћн помолчал, пожевал губами. ‘тал перекладывать на столе бумаги с места
на место, бумаги тоже трЯслись. Џотом сказал другим голосом:
     --  ‚ы извините,  что Я грубо говорю с вами. ‚се люди от  беспомощности
становЯтсЯ грубыми.
     …ще он попросил ничего не говорить  какое--то времЯ Љате,  оставить  ей
времЯ прийти в себЯ после родов.
     -- „айте  ей немножко побыть такой же  матерью,  как  все. ‚прочем,  вы
можете, если  конечно,  хотите, сдать  ребенка. ‚ы понимаете,  что  Я имею в
виду? Џри городской больнице есть детский приют, туда принимают таких.
     ’ут вошла ЉатЯ с Ђнечкой. Њы стали благодарить и прощатьсЯ. џ уже хотел
выйти, когда  ђомберг  несколько  раз кашлЯнул. џ, не понимаЯ,  посмотрел на
него.
     -- Њой гонорар, -- буркнул он.
     €звинившись, Я положил ему кредитку на стол.
     Ќе  помню, как  мы пришли  домой. Џомню  только, что моей  первой мыслю
было,  что Я все знал с самого начала, с самого первого взглЯда. џ  слонЯлсЯ
по комнатам, хотел  чем--то занЯтьсЯ,  чтобы забытьсЯ, и  не мог. ‘тал  было
перевешивать картину, но  оказалось, что  уже  невозможно -- успели выгореть
обои.  —тобы  как--то успокоитьсЯ, прийти в себЯ,  что--то делать руками,  Я
принЯлсЯ переставлЯть книги в шкафах, это  притуплЯло мысли и утомлЯло глаза
и мышцы.
     џ все времЯ заходил в детскую  и наклонЯлсЯ  над кроваткой. Ѓрал Ђнечку
на руки, ходил  с нею по квартире. Љогда  Я увидел мою  дочку в первый  раз,
менЯ охватила, поднЯла, понесла какаЯ--то волна любви к этому человечку -- а
теперь, когда  узнал,  что  она больна, эта  волна подхватила менЯ  еще раз,
намного сильнее прежней, закрутила, как щепку.
     џ  все  времЯ  приглЯдывалсЯ  к  Љате:  неужели она,  мать,  ничего  не
замечает, ничего  не  чувствует? Ђ может,  так же, как Я, все знает с самого
начала,  но  просто боитсЯ себе в этом признатьсЯ  и хватаетсЯ за  ту  ложь,
которой нас  окружают? ‚от Я теперь снова ей  лгу. Ђ что мне делать? ‘казать
ей правду? €ли продолжать бессмысленную жестокую игру?
     ЊенЯ  давили  неразрешимые  вопросы.  Џочему судьба решила  ударить так
жестоко  именно  нас?  —то  с  Ђнечкой  будет  в  будущем?   Љак  она  будет
развиватьсЯ?  —его сможет  достичь? —то  станет с нею потом, как  она сможет
жить  без  нас? Њысль лишитьсЯ  этого родного  кусочка,  как  это  предложил
сделать ђомберг,  Я  отбросил  сразу.  Ќо было вообще непонЯтно, как  жить с
таким ребенком дальше. € потом вопросы о будущем отступали перед насущным --
важным казалось, чтобы вот сейчас, сегоднЯ все было хорошо, чтобы Ђнечка  не
умерла -- ее без конца преследовали болезни. Ќо страхи не отпускали: хорошо,
Я смогу  моего ребенка сберечь,  защитить сейчас, но  что будет, если завтра
Љатю или менЯ вдруг унесет несчастный случай?
     ЉатЯ  тоже  болела,  после  родов  сделались осложнениЯ.  Џомню,  у нее
начались желчные  колики.  ‚ аптеке купили шприц  и морфий. Ћна корчилась  в
приступе, от боли выступил пот, а шприц варилсЯ двадцать минут, и Я молилсЯ,
чтобы не лопнуло стекло. Ќаконец, Я сам ввел ей в вену иголку, и вскоре ЉатЯ
успокоилась, затихла.
     џ все времЯ думал о том моменте, когда надо  будет сказать Љате правду.
ЌельзЯ  сказать эту  правду бережно,  осторожно.  ќта  правда брутальна, она
может  убить ее. •орошо, сейчас Я взЯл эту правду на себЯ, думал Я, сейчас Я
защищаю  от  этой правды Љатю.  Ќо  сколько еще можно будет  так беречь  ее?
Ќеделю? Ќесколько недель?
     Ћ несчастье знали, наверно,  уже все окружающие  и, разумеетсЯ, Њатреша
-- и все вокруг Љати надели маски незнаниЯ.
     Ћднажды она попыталась спросить менЯ:
     -- Џослушай, Ђлександр, не кажетсЯ ли тебе...
     Ћна посмотрела мне в лицо и увидела там тоже маску.
     -- —то?
     -- Ќет, ничего...
     џ знал: именно Я рано или поздно должен сказать Љате, и именно менЯ она
возненавидит за это.
     Ђнечка много болела,  часто подхватывала инфекции, простуды, все  времЯ
то кашель, то насморк, бронхит. “ нее было слабое сердце. ‚ довершение всего
началось воспаление легких. Ќи ЉатЯ, ни Я,  мы не  спали ночью,  сидели у ее
кровати. Ќаша девочка лежала в постельке  совершенно синЯЯ. ‚друг Я подумал,
что если сейчас  она умрет,  может быть, это будет длЯ нее лучше. €  даже не
испугалсЯ  этой мысли. Ђ  передо  мной  боролсЯ за  жизнь маленький человек,
боролсЯ за каждый вздох -- с решимостью жить во что бы то  ни стало. Ѓольное
сердце бешено стучало под рубашечкой. Џолузакрытые глаза. ‘инее  лицо. ‘иние
руки. Ђнечка хотела жить -- и мы должны были ей помочь.
     € еще:  ее  болезни неожиданно  сближали ее  с  другими,  обыкновенными
детьми. € это почему--то давало мне дополнительные силы.
     Џомню поразившие менЯ слова свЯщенника:
     -- ’акие дети рано умирают -- поспешите с крещением.
     „олго держать тайну от Љати не удалось.
     “  менЯ была  инфлюэнца, и  пришел не наш врач,  который был со мною  в
заговоре,  а  какой--то другой, Я  его  не  знал.  џ не  успел его ни  о чем
предупредить.  €  тогда  все  случилось  с  Љатей. ‚ыписываЯ рецепт, доктор,
поглЯдев в детскую  кроватку, стал говорить,  наверно,  нам в  утешение, что
такие дети часто болеют.
     € еще он сказал:
     -- џ знаю, вы мне не  можете поверить,  но когда--нибудь придет момент,
когда вы узнаете, как прекрасна жизнь и с таким ребенком и сколько богатства
она вам принесет -- это не утешение, это знание, опыт.
     џ с ужасом смотрел на  Љатю. Ћна  сидела, сложив  руки  на  коленЯх,  и
смотрела  в стену. Џотом вскочила  и,  схватившись  за  голову,  выбежала из
детской.
     џ бросилсЯ за ней,  но  ЉатЯ заперлась в спальной. џ стучалсЯ,  она  не
открывала. џ прислушивалсЯ, но за дверью была тишина.
     „октор тихо прошмыгнул мимо менЯ к выходу.
     џ снова стучал в дверь. Ѓезрезультатно.
     €ногда там раздавались только  какие--то странные звуки. Џотом Я понЯл,
что это ЉатЯ икала. —ерез какое--то времЯ у нее началась истерика.
     -- ЉатЯ, открой немедленно, -- кричал Я, -- иначе Я сломаю дверь!
     Ћна не отвечала.
     --  џ  все тебе  объЯсню,  ЉатЯ,  но  только  сперва  ты должна  выпить
успокаивающее.
     џ накапал  длЯ  нее в  стакан  лавровишневых капель. Ћна  не открывала.
€з--за дверей доносились рыданиЯ. џ принЯлсЯ дергать ручку, пыталсЯ выломать
замок, но прочнаЯ дверь не поддавалась. џ спустилсЯ звать дворника.
     Љогда  он  поднЯлсЯ  с топором  и  мы подошли  к  двери,  та  оказалась
открытой.  џ  вошел.  ЉатЯ   сидела   на  диване,  растрепаннаЯ,  с  красным
заплаканным лицом, закрыв глаза.
     џ подошел к ней, присел рЯдом, взЯл ее руку.
     --  ‚ыслушай  менЯ, ЉатЯ, прошу тебЯ! ’акой ребенок  -- не наказание, а
испытание. Ќужно жить с этим. Њы нужны Ђнечке. € она нужна нам. € нужно быть
сильным. Ќужно невыносимое сделать выносимым.
     Ќе помню, что еще Я тогда говорил ее  закрытым глазам. Ќам надо было бы
упасть  друг другу в  объЯтиЯ, прижатьсЯ, выплакатьсЯ,  положив голову  друг
другу на плечо -- ничего этого не было.
     ЉатЯ открыла глаза и  взглЯнула  на менЯ откуда--то издалека. Ћна будто
не  сразу  менЯ  увидела, а когда увидела,  то во взглЯде  ее  не  поЯвилось
ничего, кроме ненависти. Ћна вырвала свою руку и закричала:
     -- Ћставь менЯ! •оть сейчас уйди!
     џ пододвинул ей стакан с каплЯми на край стола и вышел.
     ’олько тогда Я  заметил, что дворник все еще стоЯл в коридоре  со своим
топором. џ дал ему полтину. Ћн, даже не поблагодарив, молча ушел.
     Ђнечка  многое  изменила  в  нашей  жизни.  ‚друг  от  нас  отвернулись
знакомые, вернее,  не отвернулись, а просто куда--то  исчезли. ’о  все времЯ
кто--то приходил, куда--то нас звали -- теперь все прекратилось.  Ќе  из--за
жестокости людей, отнюдь. Ћни просто не знали, как вести себЯ с нами, просто
боЯлись чем--то обидеть нас, оскорбить, показатьсЯ нетактичными. Њожет быть,
думали: как можно приглашать родителей на пикник или на  именины, если у них
такой ребенок?
     ‚ первые недели особенность Ђнечки  не так была  заметна,  но  когда ей
исполнилось  шесть  месЯцев,  приговор был  вынесен  окончательный:  ребенок
заметно отстал в развитии и никогда не  будет нормальным. Ђнечка была вЯлой,
сонливой и почти никак не реагировала на  нас,  на окружающий ее мир. €дЯ по
улице или гулЯЯ в парке, Я все времЯ  заглЯдывал  в чужие  колЯски, и сердце
сжималось при виде  налитых, упитанных, гогочущих младенцев, которые швырЯли
погремушки на землю, чтобы позлить нЯнек.
     џ  держалсЯ работой,  дел  становилось все больше, мысли отвлекались, и
это было спасительно -- не  оставатьсЯ весь день около  ребенка. Џо--другому
было  с Љатей. ЏодавленнаЯ происшедшим, она все  никак не могла вернутьсЯ  к
обычной жизни.  ’о, что  раньше наполнЯло ее существование  --  университет,
книги,  опыты, собаки, --  совершенно потерЯло длЯ  нее  всЯкий  интерес.  џ
уговаривал  ее  вернутьсЯ в  лабораторию  -- она сходила  туда  лишь  раз  и
вернулась  в еще  более  угнетенном состоЯнии.  Ќе  знаю,  как встретили  ее
коллеги, наверно, принЯлись утешать, во всЯком случае, любое соприкосновение
с действительностью,  в  которой  жила  ЉатЯ  до  Ђнечки, приносило ей новую
травму.
     Ћна  погружалась  в  какой--то  прозрачный   мешок,  стенки   которого,
невидимые,  но прочные,  отделЯли  ее  от  жизни. ЉатЯ  пыталась  заниматьсЯ
домашней  работой, но все  валилось у  нее из рук, и  она сидела на кухне на
табуретке и плакала или  могла часами  перелистывать  в каком--то оцепенении
ноты на пианино, не дотронувшись при этом ни  разу  до клавиш. ‚ ванной  она
принималась  разговаривать  сама  с  собой  или с  кем--то  спорить, что--то
выкрикивала.  Ќеобходимые,  насущные бесконечные  дела,  вроде  расчетов  по
покупке продуктов, с прачкой и тому подобное,  которыми  она занималась, все
были  запущены, у менЯ  до  этого просто руки  не  доходили. џ  не понимал и
удивлЯлсЯ,  как  могут  уходить  на  хозЯйство   такие  большие   суммы,  но
разбиратьсЯ не было ни времени, ни желаниЯ.
     “  менЯ был  свой мир вне  дома  -- у Љати же старые свЯзи распались, а
новые  не  поЯвлЯлись.  Њне было  больно смотреть,  как она  опускалась.  …е
окутало равнодушие,  потерЯ интереса  к тому,  что раньше  было  важным.  …й
никуда не хотелось выходить, Я не мог вытащить ее ни на концерт, ни в театр.
Ћна  сделалась  неопрЯтной. “ нее  плохо стало с  памЯтью.  Ћна вдруг  стала
интересоватьсЯ какими--то юродивыми, которых приводила  ей на кухню Њатреша.
ЉатЯ начала верить, что  Ђнечку может вылечить чудо, водица, или глина,  или
не  знаю  еще  какаЯ  дрЯнь  со  свЯтых мест, которые ей  за большие  деньги
приносили немытые проходимцы. Љатю попросту обирали, используЯ ее беду.
     €ногда  она  успокаивалась,  будто,   очнувшись,  приходила   в   себЯ,
становилась  весела,  приветлива,   у   нее   начинались  периоды   активной
деЯтельности: снова  начинала играть  с ребенком,  что--то  делать  по дому,
например, затеЯла ремонт,  обЯзательно хотела  заказать в детскую  какую--то
особенную  мебель, ездила  по  магазинам и  мастерским, но  достаточно  было
случитьсЯ  какой--нибудь  мелочи,  как  опЯть  ЉатЯ  срывалась  в  бездонную
пропас