атчайший путь в
подземных лабиринтах и,  конечно же,  как и  все,  оценил удобства и  блага
этого вида сообщениЯ,  Я все равно не мог избавитьсЯ от мысли,  что сначала
было метро,  а  потом уж  на  нем,  как  на  подставке,  как  на  мраморном
фундаменте,  построили ту Њоскву, что снаружи: и Љремль, и Ѓольшой театр, и
Ќоводевичий монастырь, и памЯтник Џушкину, и Џланетарий, -- но вначале было
метро...
   Ђ  нЯнЯ  „унЯ  зрЯ  волновалась.  Џотому  что  все  оказалось совершенно
правильно.  Ѓыла  права  толпа,  затолкавшаЯ нас  в  подземелье,  был  прав
дЯденька с газетой, заЯвивший, что все равно, с какой стороны садитьсЯ. ќто
подтвердил трубный голос, раздавшийсЯ в вагоне:
   -- ‘танциЯ "ЉраснопресненскаЯ"!
   Ћна-то нам и требовалась.
   Њы  поднЯлись  по  эскалатору и  очутились на  шумном  перекрестке улиц.
Њчались  автомобили.   Џолзли  троллейбусы.  ‘крежетали  трамваи.  ‘вистели
милиционеры. ‘новали прохожие.
   ‡начит, это и есть Њосква? џ оглЯнулсЯ...
   € ахнул.
   Џодле станции метро вознеслась каменнаЯ гора.  Ћна была отчаЯнно высока,
и острые пики,  стремЯщиесЯ в небо,  еще больше подчеркивали эту высоту.  €
она,  гора,  была  вместе  с  тем  чудовищно  громоздка --  с  предгорьЯми,
перевалами,  отрогами.  €  она,  эта  гора,  была  домом.  Ћкошки,  окошки,
бесчисленное множество окошек...  Ќаверное,  в один такой дом можно было бы
вселить целый ‹ипецк!
   џ  сравнил высоту этого дома-горы с глубиной того подземельЯ,  откуда мы
только что выбрались,  и  у  менЯ вдруг закружилась голова,  Я ухватилсЯ за
руку нЯни „уни...
   -- Ћх, бедный ты мой! -- воскликнула нЯнЯ „унЯ. -- ‚едь еще и не кушал с
утра, не завтракал, дитЯтко... ‘ этой Њосквой скаженной!
   Џо  счастью,  тут  же  рЯдом,  близ  метро,  тетка с  корзиной торговала
пирожками. ЌЯнЯ „унЯ купила пирожков, горЯчих, маслЯнистых, золотистых, они
оказались так вкусны, что мы их разом проглотили и губы облизали. Џрелесть,
что за пирожки в Њоскве!
   Џодкрепившись,  мы уже без особого труда отыскали по записке то, что нам
было нужно.
   ЃольшаЯ ѓрузинскаЯ улица, дом 4/6.
   ‡а  чугунной оградой росли густые тополЯ,  и  за  ними  едва проглЯдывал
двухэтажный старинный дом.  Џридет черед,  Я еще расскажу подробней об этом
доме, где мне довелось провести десЯть лет своей жизни.
   Ќо это после.  Џокуда же выЯснилось,  что нам нужно вовсе не сюда,  не в
этот красивый дом,  ‚ этом доме дети только учились. Ђ жили совсем в другом
месте -- на Љрасной Џресне.
   Њое долгожданное прибытие отметили в  какой-то книге и  велели топать на
Џресню. Њы и потопали.
   ‘лава богу,  это оказалось неподалеку. Њиновав двор обшарпанного зданиЯ,
мы отыскали черный ход (нам так и сказали: "с черного хода"), а он и впрЯмь
был  черным --  темнотища,  хоть  глаз  выколи,  поднЯлись на  второй этаж,
открыли дверь и очутились в коридоре,  стены которого были окрашены тусклой
маслЯной краской.
   Ќавстречу нам вышла пожилаЯ женщина в синем халате -- то ли уборщица, то
ли нЯнечка, -- равнодушно справилась:
   -- Ќовенький?
   -- „а, новенькие мы, -- подтвердила нЯнЯ „унЯ. -- ‚от привезла вам.
   -- Ќу-ну, -- вздохнула старушка. -- ‡вать-то как?
   -- †енЯ. Ћн у нас хороший мальчик, †енечка. Џослушный.
   -- Ћни у нас тут все хорошие,  -- согласилась старушка. € зачем-то взЯла
в руки прислоненную к стенке швабру. -- Ћни у нас тут все послушные.
   -- Ђ можно...  -- робко начала нЯнЯ „унЯ. -- Њне бы взглЯнуть хоть одним
глазком, где он жить будет? ѓде спать будет?
   -- ‡аглЯни. ‚он дверь.
   Њы с нЯней „уней подошли к указанной двери, приоткрыли ее.
   -- Њамочки!.. -- тихо изумилась нЯнЯ „унЯ.
   ‡а дверью оказалась такаЯ огромнаЯ комната, какой Я еще не видал в своей
жизни. Ћднако, несмотрЯ на громадные свои размеры, эта комната казалась все
же  очень  тесной,  потому  что  она  была  сплошь  --  из конца в конец --
уставлена железными койками. €х тут было, наверное, сто. (џ уж признавалсЯ,
что  далее  ста в ту пору Я еще не умел считать, и если было очень много --
значит,  сто.)  ‚от их и было тут сто -- одинаковых, аккуратно заправленных
коек.  Ќо все они были сейчас пусты. € всЯ эта огромнаЯ комната была пуста.
‚прочем, нет: в самом дальнем углу виднелись чьЯ-то голова и чьи-то ноги.
   -- Њамочки,  --  повторила нЯнЯ „унЯ,  -- да это же хуже нашего... -- Ќо
она тотчас припечатала ладонью собственный рот, и Я так и не понЯл, что она
хотела сказать.
   -- Ќу, милаЯ, досвиданькайсЯ со своим парнем, -- распорЯдилась старушка.
-- ’ут чужим нельзЯ долго.
   -- ЉакаЯ же Я ему чужаЯ?  --  возмутилась нЯнЯ „унЯ и заплакала. -- Ћдин
ведь остаетсЯ, дитЯтко....
   -- Ћди-ин! Љабы один, а то их тут целаЯ рота. Љак все разом заведутсЯ --
хоть сбежи... Ђ чужим тут задерживатьсЯ не велено.
   —то ж, пришлось нам прощатьсЯ.
   €  на прощание нЯнЯ „унЯ вынула из торбы,  отдала мне ту большую коробку
конфет,  что принесла на вокзал ‚ера €вановна. Ђ еще -- тихонечко, секретно
-- положила мне  в  карман пЯтирублевку.  ‘тарую,  конечно,  какие они были
тогда. Љогда они еще были пЯть рублей, а не пЯтьдесЯт копеек.

        4

   -- ‡вать?
   џ сказал.
   -- ”амилиЯ?
   џ сказал.
   -- Ћткудова?
   џ сказал.
   -- ’а-ак... Џодойди, Џрохоров.
   џ подошел.
   -- ђад,  очень рад.  -- Ћн протЯнул мне два пальца. -- Ѓудем знакомы. --
Ћн лежал на своей койке поверх одеЯла,  притом в ботинках,  закинув ногу на
ногу.
   џ  уж говорил,  что когда мы с нЯней „уней заглЯнули в комнату,  где мне
теперь предстоЯло жить,  то  в  самом  ее  отдаленном конце заметили чью-то
голову и чьи-то ноги.
   ’ак  вот,  при  ближайшем рассмотрении выЯснилось,  что  голова  и  ноги
принадлежали разным владельцам.  ѓолова принадлежала мальчику,  сидЯщему на
кровати,  --  это  был очень маленький,  очень смуглый,  очень черноглазый,
очень  испуганный мальчик,  по  всей  вероЯтности,  тоже  новичок.  Ђ  ноги
принадлежали тому, который лежал на кровати в ботинках.
   ‡доровущему дылде.
   “ дылды,  конечно,  тоже была голова.  Ѓыло широкое,  скуластое лицо,  и
вдобавок к нему уши лопухами, так что все лицо его поперек занимало гораздо
больше места,  чем если мерить ото лба к  подбородку.  Ђ  уж  когда на лице
поЯвлЯлась улыбка...
   -- —то это у тебЯ под мышкой, Џрохоров?
   -- Љонфеты, -- сказал Я.
   -- Ђх, конфеты. €, небось, шоколадные?
   „ылда одним махом перенес ноги на пол. € завращал глазами:
   -- Ђ известно ли вам,  молодой человек, что шоколад вреден длЯ голосовых
свЯзок? ‚ы зачем приехали сюда -- учитьсЯ пению или поедать шоколад?
   џ стоЯл ни жив ни мертв.
   -- Џодать сюда эту мерзость!..
   џ подал.
   Ћн сноровисто потЯнул тесемку,  раскрыл коробку, запустил туда пЯтерню и
отправил сразу целую горсть конфет в свой широченный рот.
   ‘кулы его заходили ходуном,  глаза зажмурились,  будто у кота,  а пальцы
продолжали рытьсЯ в коробке.
   -- ќт-то еще что такое?.. Ѓутылочка? ‘ ликером? Џе-да-гогика!
   Ћн, клацнув зубами, расколол шоколадную бутылочку и заглотал ее.
   —ерез  несколько  мгновений  в  коробке  осталось  лишь  несколько самых
невзрачных конфет. Ќо он, наверное, уже больше не мог. Ћттолкнул коробку.
   -- “гощайтесь... Ќо чтоб это было в последний раз!
   Ђ сам снова отвалилсЯ на подушку, протЯнул ноги, погладил живот.
   -- Њаратик,  --  тихо и жалобно обратилсЯ он к черноглазому мальчику, --
принеси водички. ’ам, в коридоре, бачок. € стаканчик там...
   —ерноглазый мальчик покорно направилсЯ к двери.
   -- Ђ  тебЯ самого как зовут?  --  набравшись смелости,  спросил Я.  ‚едь
состоЯвшеесЯ знакомство было еще необоюдным.
   -- ‡ови  менЯ просто,  по-дружески:  Ќиколай €ванович.  Ќиколай €ванович
Ѓирюков.
   -- Ђ ты в каком классе?
   -- ‚ четвертом, -- ответил дылда. -- ‚ четвертый перешел.
   ’огда менЯ нисколько не  удивило,  не озадачило,  не рассмешило то,  что
дылда,  величавший себЯ  Ќиколаем €вановичем,  всего-навсего,  оказываетсЯ,
перешел в  четвертый класс и был,  таким образом,  лишь тремЯ годами старше
менЯ.  ’еперь,  конечно,  Я бы посмеЯлсЯ,  а тогда --  вовсе нет.  ‚едь эта
разница ничего не значит лишь длЯ людей взрослых и  длЯ тех,  кто уже метит
во взрослые.  Ђ  у  детей это очень значительнаЯ и наглЯднаЯ разница.  ’ак,
ученику  второго  класса   любой   первоклассник  представлЯетсЯ  ничтожной
букашкой,  мелкотой.  Ђ  в  глазах того же первоклассника ученик четвертого
класса --  это  уже  огромный и  всесильный мужичище,  грозный обидчик либо
надежный заступник.
   €  Я  тогда еще  не  знал,  кем  он  длЯ менЯ окажетсЯ --  обидчиком или
заступником, вот этот широкоскулый дылда, съевший мои конфеты.
   -- Ђ ты... тоже поешь? -- спросил Я.
   -- —то-о?
   Ќиколай  €ванович Ѓирюков  снова  вскочил  с  постели и  опЯть  завращал
глазами:
   -- Љак  ты  сказал?  "’оже"?..  Ђ  кто  здесь  еще  поет,  кроме ЌиколаЯ
Ѓирюкова?  Ќиколай Ѓирюков --  первый  дискант,  первый солист хора!  Љогда
Ѓирюков берет си второй октавы...
   Ћн стал в позу, раздул ноздри, потЯнул воздух, открыл рот...
   €  тотчас  раздалсЯ совершенно безобразный,  режущий ухо,  пронзительный
звук.
   џ вздрогнул.
   Ќо  все же  уловил,  что этот жуткий крик вырвалсЯ не  из  горла ЌиколаЯ
Ѓирюкова, а из окна -- оно было распахнуто настежь.
   -- Љто это?
   -- ќто? -- Ѓирюков бросилсЯ к окну, повис на подоконнике. -- ќто розовый
фламинго.
   -- Љакой фламинго? -- удивилсЯ Я и тоже стал карабкатьсЯ на подоконник.
   -- ђозовый.
   -- Џочему?
   -- ‚от чудак! “ нас же здесь зоопарк.
   Ћн подсадил менЯ.
   ЏрЯмо под окном,  в сотне шагов, за бетонным забором, за густым заслоном
деревьев виднелась голубизна воды.
   €  было видно отсюда,  как по  всему зеркалу пруда --  вдоль и  поперек,
стаЯми и поодиночке,  поспешно и неторопливо -- плыли птицы. Ѓелые, черные,
синие,  зеленые,  розовые.  Џтицы нырЯли,  били крыльЯми,  галдели, пищали,
свистели,  крЯкали --  и вот снова пронзительный, резкий звук перекрыл этот
галдеж...
   -- ђозовый фламинго! -- восхищенно повторил мой сосед. -- ‚о дает!
   -- џ никогда еще не был в зоопарке.
   -- ‘овсем никогда?
   -- ‘овсем.
   -- Ђ пети-мети есть?
   -- Љакие... пети?
   -- Ќу, которые мети...
   -- Ђ-а, -- догадалсЯ Я и вынул из кармана пЯтирублевку. -- …сть.
   -- ’ак за чем же дело стало!  -- воскликнул Ќиколай €ванович, соскакиваЯ
на  пол.  Ћн  взЯл из  моих рук бумажку,  подозрительно глЯнул на менЯ:  --
Ћткуда дровишки?
   -- ЌЯнЯ дала. ЌЯнЯ „унЯ.
   -- Ђх,  нЯнЯ?  Ђх, „унЯ? -- очень обрадовалсЯ Ќиколай €ванович и, присев
на  корточки,  стал  поочередно выбрасывать свои башмачищи.  "Ђх,  „унЯ ты,
„унЯ..." -- напевал он при этом,
   Џодумаешь. џ бы тоже так смог.
   -- Њы идем в зоопарк, -- решительно заЯвил он. -- „ети, любите животных,
они ваши предки!
   „верь отворилась,  и Њаратик поЯвилсЯ в комнате. Ћн нес граненый стакан,
стараЯсь не расплескать, скосив на него свои черные глаза.
   -- Ѓлагодарю. -- Ќиколай €ванович, запрокинув голову, единым духом выпил
воду.  Ђ оставшиесЯ капли,  оттЯнув на затылке рубашку Њаратика, вытрЯс ему
за шиворот.


   Њы бродили по зоопарку целых три часа.
   Њы видели слонов --  большого слона и маленького слоненка.  ‚идели белых
медведей --  за каменной оградой,  утыканной железными зубьЯми,  в глубокой
Ямине;  один там нырЯл в  озерко,  а  потом выныривал,  отдуваЯсь и фыркаЯ,
другой же баловалсЯ на бережку --  мЯл и грыз автомобильную шину.  Џотом мы
видели  бегемота,  но  не  всего  бегемота,  а  только его  глаза,  которые
помещались на шишечках, торчащих над водой бассейна, сам же бегемот целиком
ушел в воду и ни за что не хотел вылезать, сколько его ни звали, сколько ни
бросали ему  булок и  баранок.  ‚идели полосатого тигра и  полосатую зебру.
ЏЯтнистого леопарда и  пЯтнистого оленЯ.  •востатого павлина  и  хвостатого
кенгуру.  €  крокодила,  притворЯвшегосЯ бревном,  и  попугаЯ,  обзывавшего
дураками всех желающих...
   џ впервые в жизни видел всех этих диковинных животных.
   Ђ  Ќиколай €ванович уверенным шагом бывалого человека вел менЯ от клетки
к клетке.
   Ќароду в зоопарке собралась тьма-тьмущаЯ. ‚се больше детвора. Џотому что
это был последний день летних каникул,  а длЯ многих,  как и длЯ менЯ,  это
был самый последний день перед самым первым днем школьной жизни,
   Ќо мы обнаружили такой уголок зоопарка, где людей почти не оказалось. ‚о
всЯком  случае,  тут  они  долго  не  задерживались.  Ѓез  особого интереса
проходили мимо.
   Џотому  что  здесь  за  решетками  были  не  какие-нибудь  редкостные  и
удивительные  звери,  привезенные  из жарких либо холодных заморских стран.
’ут  были  самые обыкновенные звери: заЯц, лиса, серый волк. ‚се они были в
плохом   настроении,   ожесточенно   метались  из  угла  в  угол,  тоскливо
выглЯдывали  из своих дощатых конурок. Ѓудто хотели сказать: а нас-то зачем
сюда?.. Ќу, слон -- это понЯтно, и бегемот -- понЯтно, и жираф тоже -- одна
шеЯ  чего  стоит!  Њы  и  сами  таких страшил никогда не видывали... Ќо нас
зачем? Њы ведь свои, тутошние -- выдь в лес и увидишь. Ђ в клетку зачем же?
‚он  и  лосЯ за решетку упрЯтали, и коров, даже простую корову с теленком и
козу-дерезу... ќх, люди-люди!
   ‡а  железными прутьЯми бегал от стенки к  стенке пасмурный волк.  Џотом,
намаЯвшись беготней, лег, положил голову на лапы.
   -- Љак собака, -- сказал Я.
   -- Ђ он и есть собака, -- сказал Ќиколай €ванович. -- ќто враки, что они
злые,  они совсем не злые.  € на людей они никогда первыми не нападают.  Ќа
них люди сами нападают,  длЯ денег, потому что за убитых волков много денег
платЯт.  ’ак  ведь  и  за  собак  платЯт  --  этим,  которые их  по  улицам
вылавливают.
   -- ЊенЯ собака спасла, -- сказал Я.
   -- Љак спасла?
   џ объЯснил ему вкратце, как менЯ спасла собака.
   €  пока рассказывал, пристально смотрел на него: верит ли? Ќе думает ли,
что Я все это выдумал?
   Ќо  Ќиколай €ванович выслушал менЯ внимательно и  сочувственно и,  как Я
понЯл, нисколько не усомнилсЯ в правдивости этой истории. ѓоловою кивнул.
   ‚ообще Я  заметил,  что  сейчас,  здесь,  в  зоопарке,  у  этих клеток с
диковинными и простыми зверЯми,  он,  Ќиколай €ванович, уже мало походил на
того нахального и  безжалостного дылду,  которого Я  встретил в  общежитии:
который съел мои  конфеты и  налил воды за  шиворот маленькому Њаратику.  џ
предположил даже,  что если собратьсЯ с духом, то окажетсЯ вполне возможным
невзначай обратитьсЯ к нему не по имени-отчеству, а просто так: ЉолЯ.
   -- Џошли к обезьЯнам, -- сказал ЉолЯ.
   Њы пошли к обезьЯнам.
   “  обезьЯнника творилось что-то невообразимое.  ’олпа осаждала павильон.
‚зрослые лезли друг дружке на голову.  Ђ  дети старались протискатьсЯ у них
меж ног.
   ЉолЯ Ѓирюков, разбежавшись и пригнув голову, врезалсЯ в толпу. џ следом.
Њы пробились. Ћднако тотчас же нас оттеснили в разные стороны, разъединили,
и Я потерЯл своего спутника из виду.
   ‡ато теперь Я был у самой железной сетки.
   ’ам, за этой сеткой, выдрючивались обезьЯны.
   Ћни  висели  на  хвостах,  раскачивались на  качелЯх,  гонЯлись одна  за
другой.  Њиловались  и  ссорились.  Џочесывали животы,  почесывали затылки,
будто соображаЯ,  что бы еще такое учудить.  Ћдна довольно пожилаЯ обезьЯна
держала  на  коленЯх  крохотного  обезьЯненка,  придирчиво разглЯдывала его
шерстку,   вылавливала  блох  и   казнила  их.   Ђ  другаЯ  мамаша  поймала
расшалившегосЯ детеныша и как следует его отшлепала.
   Џублика подыхала от смеха.
   џ тоже хохотал взахлеб.
   Ќе знаю,  может быть,  все,  что выделывали сейчас эти обезьЯны, было их
обычной  обезьЯньей жизнью.  Ќо  мне  показалось,  что  обезьЯны и  нарочно
стараютсЯ позабавить, распотешить публику. Љак будто им даже очень приЯтно,
что вот столько народу собралось именно у  этого павильона --  ни  у  одной
клетки в  зоопарке не  бывает такой толпы;  что  тут  и  ноги отдавливают и
пуговицы терЯют, а все равно хохочут, до слез хохочут.
   џ  не  меньше часа проторчал подле обезьЯн.  €  еще бы  с  удовольствием
простоЯл часок.
   Ќо Я обеспокоилсЯ тем,  что со мной рЯдом уже давно нет Љоли Ѓирюкова. џ
подумал,  что, может быть, Љоле не так любопытно, как мне, смотреть на этих
обезьЯн: ведь он тут бывал уже много раз, не то что Я -- впервые.
   џ выбралсЯ из толпы с не меньшим трудом, чем туда забралсЯ.
   Џосмотрел вокруг.  Љоли не было.  ‡начит,  он еще там,  у  клетки.  Ќадо
подождать.
   џ сел на лавочку. џ долго сидел.
   ‹юди,  насмотревшись да  нахохотавшись,  отходили от обезьЯнника.  Ђ  на
смену все  шли и  шли другие люди.  Ќо  ЌиколаЯ €вановича не  было.  џ  еще
подождал.  Љопи не было.  € тут Я понЯл,  что, наверное, не дождусь. —то он
тоже ждал-ждал менЯ и ушел. —то он потерЯл менЯ. —то Я потерЯлсЯ.
   Ђ мне было семь лет. € Я в этот день впервые попал в незнакомый город. ‚
Њоскву. € в первый же день потерЯлсЯ. ЋсталсЯ один. ‘ел на лавочку и горько
заплакал...
   Ђх,  заплакал? Ќу, уж это дудки. …сли кто-нибудь мог подумать, что Я сел
и заплакал,  то он сильно ошибсЯ.  Џлохо он знает нас,  детдомовских,  если
такое подумал. Ќам, бедным сироткам, это нипочем. Њы народ самостоЯтельный,
мы все равно не терЯемсЯ, где бы нас ни бросили. Љак бы не так!
   џ кулаком утер слезы и встал с лавочки.
   Ќад  зелеными вершинами деревьев торчала  макушка того  дома,  который Я
видел утром,  что  похож на  гору.  Ђ  сквозь решетку зоопарка,  по  другую
сторону  улицы,  виднелсЯ  двухэтажный старинный дом,  куда  мы  уже  нынче
заЯвлЯлись с  нЯней „уней.  ‡начит,  если выйти на улицу и  пойти прЯмо,  а
потом свернуть, то Я непременно приду к общежитию...
   џ зашагал к выходу.
   ‡а  воротами стоЯл лоток,  лоточница продавала мороженое.  „о  чего же в
этой Њоскве все под рукой и очень кстати! џ нащупал в кармане мЯтые рубли и
мелочь --  сдачу,  котораЯ осталась после покупки двух  билетов в  зоопарк.
Љупил  "эскимо",  отвернул  серебрЯную  бумагу,  надкусил  шоколадный верх,
лизнул холодок. ‚кусно.
   џ шел,  не торопЯсь,  по улице,  грыз мороженое,  слизывал талые потеки,
которые норовили то там, то сЯм ускользнуть.
   ‚незапно Я  уткнулсЯ в чей-то живот,  загородивший мне дорогу.  ‚ чей-то
серый пиджак.  Ђ  выше был синий галстук в крапинку.  Ђ сбоку,  под мышкой,
была кожанаЯ папка.
   Ђ потом Я увидел круглые очки, устремленные на менЯ сверху вниз.
   ќто был он. Џредставитель, ‚ладимир Љонстантинович Ќаместников.
   џ хотел уж было сказать ему "здравствуйте",  мол, вот и Я, привезли менЯ
сюда,  как вы велели.  Ќо Я тут же испугалсЯ,  что он спросит менЯ: а как Я
здесь оказалсЯ, на этой улице, зачем брожу один, почему без спроса вышел? €
смолчал.
   Ђ он, тоже молча, взЯл из моей руки недоеденное "эскимо".
   ’ак.  Ќу,  конечно.  ‘ейчас он отправит его себе в рот,  как тот дылда в
общежитии мои конфеты,  и  пошлет за водичкой...  Ќеужели за тем и привезли
менЯ сюда, в Њоскву, чтобы все подрЯд отбирать?
   ‚ладимир Љонстантинович оглЯделсЯ,  подошел к  урне и  брезгливо швырнул
туда мое "эскимо".  ‚ернулсЯ и стал тщательно отирать платком пальцы. Џотом
наклонилсЯ ко мне и сказал:
   -- ‡апомни. ќто -- последнее мороженое, которое ты ел в своей жизни.

        5

   ’ак началось мое учение.
   ђано   утром,   проснувшись,   умывшись,   одевшись,  как  подобает,  мы
отправлЯлись   из   общежитиЯ  в  училище,  с  Љрасной  Џресни  на  Ѓольшую
ѓрузинскую.  Џешком,  конечно,  --  не столь уж дальний путь. Џравда, когда
миновали  осенние месЯцы и наступила зима, утреннее это хождение было не из
приЯтных.  €  даже  не  в  холоде тут дело, хотЯ и доводилось нам бегать по
крепкому морозцу, не во встречном ветре, не в скользких тротуарах -- это, в
общем-то,  ерунда.  ЌеприЯтность заключалась в том, что было в эту пору еще
темно.  ‘овершеннаЯ  ночь была на улице в тот час, когда мы гуськом, задрав
воротники,  нахлобучив  поглубже  ушанки,  топали  с  Џресни на ѓрузинскую.
Љонечно,  вокруг  горели  фонари,  светились  этажи домов, искрились желтым
инеем  окна  проезжающих  трамваев, задние огоньки автомобилей были красны,
как угольки, а на передних стеклах такси угольки были зелеными.
   €  улицы  были  полны  людей,  спешащих на  работу,  у  метро  кипела  и
ворочалась толпа -- да, уже был самый настоЯщий день.
   Ќо  поднимешь глаза,  взглЯнешь исподлобьЯ --  а  в  небе-то  еще  ночь,
густаЯ,  сонливаЯ,  беспробуднаЯ...  ѓлаза  сами  собой  норовили закрытьсЯ
снова.  ’еплый зевок слетал с  губ,  превращаЯсь тотчас в облачко студеного
пара.
   Ќо мы уже протискивались в двери училища. Ќаваливались на вешалки.
   Ђ наши носы чутко улавливали и мгновенно определЯли запахи, доносившиесЯ
снизу, из столавой,
   -- ’ефтели?
   -- ’ефтели...
   -- Ѓратцы, тефтели!
   џ до сих пор не знаю, как по-научному решаетсЯ вопрос насчет свЯзи между
нюхом и слухом.  Ќо Я лично уверен,  что такаЯ свЯзь ЯвлЯетсЯ законом. ‚от,
скажем,  в  наше  училище принимают ребЯт с  безупречным слухом и  отличным
голосом.  Ћднако и Я и все мои новые друзьЯ, включаЯ недругов, все, кто был
в   нашем  училище,   помимо  совершенного  музыкального  слуха,   обладали
поразительным нюхом на то, что готовилось длЯ нас на завтрак, обед и ужин в
полуподвальной кухне.  Њы  на  расстоЯнии  двух  этажей  отличали  гулЯш  с
макаронами от гулЯша с картофельным пюре так же безошибочно,  как различали
на слух си и си-бемоль третьей октавы.
   Љогда же на завтрак жарили оладьи, что случалось довольно часто, то тут,
по правде говорЯ,  и не требовалось особенного нюха, было вполне достаточно
зрениЯ:  едва мы  переступали порог,  у  нас начинали слезитьсЯ глаза.  ‚се
этажи,  все коридоры,  все классные комнаты были полны едкого,  прогорклого
сизого дыма.  „ым этот очень стойкий.  €  он  особенно досаждал в  те самые
главные и свЯтые часы нашего распорЯдка,  когда шла утреннЯЯ спевка. ‚ зал,
где мы пели, проникал и долго не улетучивалсЯ дым, от него першило в горле.
   Ќо Я об этих спевках расскажу чуть дальше.
   Ђ  сначала --  о  других  уроках.  ’о  есть  о  тех  предметах,  которые
существуют в  любой школе,  на которых она,  школа,  стоЯла,  стоит и будет
стоЯть во веки веков.
   ’ут  нас  учили читать.  ’ут  нас  учили писать.  ’ут нас учили считать.
Ња-ма, па-па. Ќажим -- волоснаЯ, нажим -- волоснаЯ. „ва прибавить два будет
четыре.
   €  об  этом  можно  было бы не распространЯтьсЯ: ведь всем это известно,
никого не миновала эта наука. Љабы не одно существенное отличие.
   ‚о всех нормальных школах учат писать таким способом:  сперва в косую на
трех линейках, потом в косую на двух, затем на двух линейках уже без косых,
после --  в  одну линейку.  Ђ  потом уже  пиши всю  жизнь как  бог на  душу
положит...
   “  нас  было  иначе.  Њы начинали не с двух, не с трех, а с пЯти. ‘ пЯти
линеек,  которыми  была  расчерчена наша класснаЯ доска -- белой краской по
охре.  ‚  каждом  классе  нашего  училища,  с  первого  по  десЯтый, висели
одинаковые  доски  --  и  все  они были в несколько рЯдов разграфлены пЯтью
линейками нотного стана.
   € на этих линейках изображались мелом нотные знаки.  ‘начала их рисовала
нам учительница.  „о,  ре,  ми,  фа,  соль,  лЯ,  си, до. ‘крипичный ключ и
басовый ключ. —етверти и восьмые. „иезы и бемоли.
   Ќо  вскоре мы  уже сами научились все это писать на  доске и  на  уроках
сольфеджио пели всю эту писанину --  хором и поодиночке.  „аже дирижировать
научились:  на три четверти,  на четыре четверти, на сколько хочешь -- знай
маши руками.
   Ћднако,  кроме музыки,  как Я  уже сказал,  было и  другое:  арифметика,
письмо... Ђ доска-то, наша класснаЯ доска, была разграфлена пЯтью линейками
нотного стана!
   ‚от почему свои самые первые в  жизни "а" и "б" мы,  высунув от стараниЯ
Языки, писали мелом на пЯти линейках. € дважды два мы высчитывали на тех же
пЯти линейках.  € во времЯ переменок рисовали всЯкие рожицы на этих же пЯти
линейках.
   —то  поделаешь?  „оски в  классах были прибиты намертво --  такущими вот
гвоздЯми,  и  не  станешь ведь  перед  каждым новым уроком отдирать доску и
приколачивать вместо нее другую!..
   Њне все же  сдаетсЯ,  что за этим положением с  классными досками крылсЯ
другой, никем не придуманный нарочно, но особый смысл.
   —тению, письму, арифметике, как и везде в начальных классах, нас обучала
одна учительница.  ЉсениЯ ‚асильевна -- седенькаЯ такаЯ, добраЯ старушка. €
это очень правильно заведено, что у малышей сперва бывает одна учительница.
€наче они  бы  просто запутались,  кто  и  чему их  учит.  „а  и  про  кого
впоследствии,  на  выпускном вечере,  они  бы  пели со  слезами на  глазах:
"“чительница перваЯ моЯ..."?
   ‹ично  Я  не  знаю,  про  кого  мы  тут  будем  петь. ‚едь, кроме Љсении
‚асильевны, за нас, первоклассников, тотчас взЯлись еще полдюжины учителей:
сольфеджио  --  раз,  фортепьЯно -- два, музыкальнаЯ грамота -- три, хор --
четыре... Ђ на плечи Љсении ‚асильевны, всегда укутанные шерстЯным платком,
легли остальные заботы: чтобы мы умели читать, писать и считать.
   Њузыка главенствовала.  Ћна таилась за всеми другими предметами, которые
мы  изучали.  Ћна  просвечивала сквозь них  пЯтью  линейками нотного стана,
нарисованными на классной доске.  Ћна всюду высовывалась наружу: Я здесь!..
Ћна давала понЯть,  музыка,  что стоит за всем и  надо всем,  что она самое
важное в этом мире. €звольте знать!


   —то ж, мы и так это знали.
   Љаждое утро начиналось спевкой. Џервый урок -- спевка.
   Њы  собирались  в   небольшом  зальце,   где  был  роЯль,   где  заранее
расставлЯлись пюпитры.
   Њальчики выстраивались у пюпитров.  „исканты слева.  Ђльты справа. €, не
дожидаЯсь поЯвлениЯ хормейстера, принимались шипеть.
   Ќе  скрою,  что  в  самые первые дни  менЯ очень удивлЯло и  смешило это
шипение:  ну,  надо же,  обещали,  что будут учить пению, а вместо этого --
ш-ш-ш...
   Ќо вскоре Я узнал причину этого шипениЯ.
   Ћказалось,  что  самое  главное  в  певческом  деле  --  умение  дышать.
ђасходовать   дыхание.   ’ы   набираешь   полную  грудь  воздуха,  а  потом
мало-помалу, медленно, очень медленно как можно медленней выпускаешь его из
рта.  …сли  ты  не  научишьсЯ этому, тебе никогда и ничего толком не спеть,
потому  что  весь дух из тебЯ выйдет на первых же нотах и ты задохнешьсЯ на
полуслове и будешь хватать ртом воздух, как рыба, которую вытащили из воды.
   ‚последствии Я  наслышалсЯ всЯких потрЯсающих историй об  этом искусстве
-- дышать,  Љак певцов заставлЯли петь "на свечку":  то  есть ставили перед
поющим человеком горЯщую свечу,  прЯмо у  рта,  и он должен был петь на эту
свечку,  но так,  чтобы лламЯ нисколечко не колебалось,  будто на него и не
дышат...  ”окусы, чепуха, игрушки? Ђ вот и не игрушки. Ѓыли в старину такие
певцы,  которые могли на одном дыхании целую минуту давать полный и могучий
звук --  целую минуту! Џорой за одну минуту хоккеисты загонЯют в ворота три
шайбы,  а он в это времЯ все тЯнет, все поет на одном и том же единственном
вздохе...
   ‚от какие бывали певцы.
   Ќу,  а  наши  этому  только  учились.  Ќабирали полные  легкие воздуха и
потихоньку выпускали наружу,  цедили сквозь зубы.  „а,  но зачем же шипеть?
Ќезачем, конечно. Џросто у мальчишек этого возраста, как правило, недостает
зубов,  -- они ведь выпадают в детстве, молочные зубы, выпадают по очереди,
и  у  каждого из  нас  меж зубов непременно имелась дырка.  ‚от дырка-то  и
шипит,  когда уходит воздух,  ‘то ртов,  сто недостающих зубов -- вот вам и
целый паровоз: ш-ш-ш-ш...
   ЏоЯвлЯетсЯ ‚ладимир Љонстантинович Ќаместников.
   Ћн здороваетсЯ с нами, кивает концертмейстеру ‘ергею Џавловичу, сидЯщему
за роЯлем, и взмахивает своими сухими пальцами.
   ЌачинаетсЯ ш_к_о_л_а.
   -- ”окин, опусти гортань...
   -- Џетров, раздвинь ребра...
   -- Ѓольше серебра! Љруглей!
   -- Њакавеев, дыши спиной...
   -- Џочему не поют глаза?
   Ђ это покуда еще гаммы. “пражнениЯ.
   € Я сам пока еще не пою -- лишь стою и слушаю. Њы, новички, еще не поем,
а только присутствуем.
   -- ‚езет ‘енька ‘аньку на санках, свалил ‘енька ‘аньку в сугроб...
   -- Ѓыстрей!
   -- ...схватил ‘енька ‘аньку за санки и снова свалилсЯ в сугроб.
   -- ’ак. „рова.
   -- Ќа дворе -- трава, на траве -- дрова, раз дрова...
   -- ...два двора... -- ошибаетсЯ кто-то.
   ‚се хохочут. Њы, новенькие, тоже хохочем.
   ђЯдом  со  мной  смеетсЯ  Њаратик,  мой одноклассник. ‚от уж ему-то и не
следовало бы смеЯтьсЯ. Љаково самому будет, когда и нас заставЯт тараторить
эти  скороговорки  длЯ отработки дикции? ‚едь он вообще очень плохо говорит
по-русски.  Њаратик  Ђлиев -- черноглазый кавказский мальчик, который стоит
подле менЯ.
   -- ѓайдн.
   Џредчувствие радости охватывает менЯ.
   џ  уже  не  первый раз слышу эту песню. Ћна называетсЯ "Џришла весна". ‚
ней  поетсЯ про то, как приходит весна. Ќо дело не в самой весне, тем более
что  сейчас  на  дворе стоит крутаЯ зима. Љ весне, должно быть, Я тоже буду
петь  эту  песню,  мне  уже  разрешат петь ее вместе со всеми, петь в хоре.
Џоскорей бы!
   Ћднако чувство ликованиЯ охватывает менЯ  не  из-за  этой будущей весны,
вовсе не из-за того, что тогда запою и Я.
   Џросто Я жду, как радости, самой этой песни.
   Њальчики  раскрывают  ноты на пюпитрах. Ђ ‘ергей Џавлович у роЯлЯ -- он,
наоборот, закрывает свои ноты. Ќоты не нужны. Ђккомпанемент не нужен. Ѓудет
только  хор.  Ѓудут  только  живые  голоса.  џ  уже  знаю,  что такое пение
называетсЯ "а капелла".
   ‘то звонких голосов взлетают в поднебесье.
   Ќет,  не в  этот потемневший потолок маленького зальца,  а  в Ярко-синее
небо.  Ѓудто стаЯ птиц.  „аже не одна -- четыре стаи. Џотому что хор поет в
четыре голоса.  € они не сливаютсЯ,  а переплетаютсЯ меж собой, эти голоса,
то отдалЯЯсь друг от друга, то сходЯсь, Ђ каждый из четырех голосов -- это,
в свой черед,  отдельные мальчишеские голоса, слитые в единый, чистый звук.
Ћднако мне вдруг кажетсЯ,  что Я различаю в этом едином звуке самую звонкую
струну, и, поискав глазами, Я нахожу ее: Ќиколай €ванович Ѓирюков -- широко
распахнутый рот...
   Џришла весна, птицы! Џришла весна, братцы! ‘лышите, пришла!..
   ‚друг менЯ словно бьют в ухо. џ едва удерживаюсь на ногах.
   € успеваю заметить, как покачнулсЯ ‚ладимир Љонстантинович.
   •ор  еще  дисциплинированно продолжает петь,  но  дирижер  уже  выставил
ладонь: стоп...
   Ќаместников оборачиваетсЯ к окну.  ’олько что там продудел автомобиль, “
нас под окошком стоЯнка легковушек.  “ нас такое важное соседство,  стена в
стену  --   Њинистерство  геологии.   €  бывает,   что  шоферы  нервничают,
дожидаЯсь...
   ‚ладимир Љонстантинович смотрит на  открытую форточку.  „олжно быть,  он
раздумывает:  не  прикрыть ли  ее?  ‚друг --  опЯть,  в  самый неподходЯщий
момент... Ќо закрыть форточку тоже нельзЯ. Ѓольно уж маленький у нас зал, в
котором каждое утро идут спевки.  Љрохотный такой залишко.  Ђ в нем --  сто
человек. ‘то ртов, сто пар жадных до воздуха легких. € случаетсЯ, что этого
воздуха просто не хватает на всех. ‚есь издышат, испоют -- и вот уж кому-то
сделалось дурно...
   Ќет, форточку закрывать нельзЯ.
   ‚ладимир Љонстантинович, повернувшись снова к хору, говорит недовольным,
строгим голосом:
   -- Ќет,  это не  работа,  друзьЯ!  Ќе ра-бо-та...  ‚от тут совершенно не
годитсЯ.  -- Ћн фальцетом напевает фразу. -- Џробуем партии раздельно. Џоют
альты. „исканты молчат... ‚нимание.
   €  теперь уже не четыре стаи в небе,  а всего лишь две.  ’е,  что летают
пониже. € это уже совсем не то. Ќе та музыка. Ќе та весна. Ќе тот ѓайдн.
   ќто ш_к_о_л_а.
   Џоют альты. „исканты молчат.
   Ђльтам хорошо. Ђ дискантам плохо.
   Љак  же  не  хватает  верхних голосов,  которые --  вот  сейчас,  в  это
мгновение, когда альты полого ниспадают, -- взмыли бы ввысь!..
   џ слышу,  как кто-то рЯдом не выдерживает,  начинает тоненько мычать.  Ђ
вот и еще один робкий голос...
   -- ‘топ!  —то  такое?..  џ  сказал:  дисканты молчат.  ЉажетсЯ,  кому-то
захотелось покинуть спевку?
   Њальчики молчат. Ќикому не хочетсЯ покидать спевку.
   Џросто дискантам хочетсЯ петь. Ђ им сейчас нельзЯ: поют альты.
   € нам,  новичкам,  тоже очень хочетсЯ петь вместе со всеми.  Ќо нам пока
петь не велено.

        6

   ‚от так мы и жили: в музыке, среди сплошной музыки.
   Ѓыло,  конечно, и всЯкое другое, о чем Я расскажу, когда придет черед, €
про любовь.  € про жуликов.  € про таинственный побег.  Џро поиски клада...
„а, случалось разное. Ќо этим событиЯм еще не пришел черед.
   Ђ музыке -- пришел.
   € мне нужно рассказывать о музыке,  хотЯ это и очень трудно. ’о есть это
вообще невозможно --  рассказывать о музыке.  €ли объЯснЯть музыку, -- ведь
ее нельзЯ объЯснить.  “  нее свой Язык,  не переводимый ни на какой другой,
кроме самой музыки. € с этим ничего не поделаешь.
   …сли бы  только Я  один не умел объЯснЯть и  рассказывать!  Ђ  кто,  кто
умеет?
   ‚от  Ђлександр  Ќиколаевич  ‘крЯбин. ‚еликий музыкант. Њожет быть, самый
великий  из  великих. ‚о всЯком случае, длЯ менЯ он с_а_м_ы_й. ‚сю жизнь он
старалсЯ  объЯснить  свою  музыку, рассказать о ней своими словами. ‘очинит
симфонию  --  и  тут  же напишет книжку: мол, так и так, это и это, тут вот
одно,  а  здесь  другое.  Ћн даже специально выучилсЯ писать стихи, чтобы в
стихах  пересказывать  свою  музыку.  Ќо  стихи  остались стихами, а музыка
музыкой. € ничего общего не было между ними.
   џ не случайно засел речь об Ђлександре Ќиколаевиче.
   Џотому что, едва Я поступил в училище -- в первую же зиму, -- нас повели
в Ѓольшой зал Љонсерватории слушать концерт.
   ’еперь,  по  прошествии лет,  Я  удивлЯюсь:  зачем  это  нас,  новичков,
вздумали вести на ‘крЯбина?  Ќу,  старшеклассников --  это понЯтно. €м даже
‘крЯбин не в диковину.  €м и море по колено...  Ќо нас? ‚едь мы в то времЯ,
едва-едва  читаЯ  ноты,  раскорЯчив непослушные пальцы,  играли на  пианино
несчастного "‡айку". € вдруг -- ‘крЯбин.
   Ћднако Я начинаю догадыватьсЯ, что в этом не было никакой педагогической
оплошности.
   ‚едь самый лучший способ научить детей плавать --  это кидать их прЯмо в
воду: плывите, голубчики!
   Љороче говорЯ, нас повели на ‘крЯбина.
   Њы   всем  училищем,   всем  хором  заЯвились  в   этот  Ѓольшой  зал  и
чинно-благородно расселись по местам.
   ‡ал и впрЯмь был очень большой и красивый.  ‚есь такой белоснежный. Ђ на
стенах слева и  справа портреты знаменитых композиторов:  один  с  бородой,
другой с усами,  третий седой, четвертый лохматый, -- но Я тогда еще никого
из  них не  знал в  лицо,  не знал по имени,  а  лишь догадывалсЯ,  что они
знаменитые.
   Ћркестрантов на сцене было очень много,  человек сто,  если не больше, и
все они вдруг заиграли на своих инструментах,  притом каждый пилил и  дудел
свое собственное,  не  обращаЯ никакого вниманиЯ на  то,  что играет сосед.
Ћни,  должно быть,  позабыли раньше настроить свои скрипки и дудки и теперь
впопыхах занЯлись этим  делом при  всем честном народе.  ум,  гам,  с  ума
сойти...
   Ќаконец они угомонились.
   ’огда, цокаЯ высокими каблуками, вышла тетенька и объЯвила:
   -- ‘крЯбин, "Џоэма экстаза".
   € так же достойно удалилась.
   Ђ вместо нее стремительным шагом, почти бегом на сцену ринулсЯ человек в
черной  курточке с  развевающимисЯ сзади  хвостами,  о  ослепительной белой
сорочке и с таким же белым галстуком.
   ‚  зале тотчас же захлопали в ладоши,  хотЯ,  по-моему,  хлопать-то было
рановато:  ведь он еще ничего такого не сделал, чтобы заслужить эти хлопки,
разве что только очень лихо длЯ своего возраста вспрыгнул на  тумбу посреди
сцены.
   „ирижер поднЯл палочку. ‚се стихло.
   € Я даже не заметил,  как началась музыка.  Ќастолько она была тиха. ’ак
тиха, что совсем не отличишь от тишины.
   џ удивилсЯ: зачем же было сгонЯть на сцену столько музыкантов ради такой
тихой музыки -- на это хватило бы и трех человек, включаЯ дирижера.
   Њне сделалось скучно. џ стал глазеть по сторонам.
   €  сразу  же  обнаружил,  что  скучно  не  только мне.  ‚  соседнем рЯду
щупленький старикашка сложил руки  на  животе,  прикрыл глазки и,  кажетсЯ,
заснул...  ‚от ведь какой потешный старикашка.  Њог бы  и  дома поспать,  а
потащилсЯ на концерт.
   џ  оглЯнулсЯ направо.  Љакой-то  тип держал на  коленЯх толстущую книгу,
страницы которой были  густо испещрены нотными знаками,  и  он,  этот  тип,
пристально читал ноты,  листал страницы,  изредка поглЯдывал на  дирижера и
снова читал --  могу спорить,  что он проверЯл по этим нотам,  правильно ли
играют музыканты,  верно ли  помахивает палочкой дирижер,  все ли  идет как
надо: бывают же такие въедливые типы!
   ’олстаЯ  женщина  в  кружевном  воротничке,   заметив,  что  Я  верчусь,
исподтишка погрозила мне пальцем.
   џ сел прЯмо.
   Ќо,  к моему счастью,  к радости моей,  чтобы Я не скучал, впереди сидел
лысый дЯдька. ‘овершенно лысый, ни единого волосочка не было на его голове.
€  вот над этой лысой головой кружилась моль.  ЋбыкновеннаЯ моль,  из  тех,
которые всегда вьютсЯ вокруг шерстЯных вещей.  Ќо  что же  ей,  этой глупой
моли, понадобилось на дЯдькиной лысине, чем она собралась поживитьсЯ, когда
там  ничегошеньки нету?..  €,  будто угадав мои  мысли,  моль разочарованно
отлетела прочь.
   ’олько  теперь  Я  обратил  внимание  на  то,  что  оркестр  играет  уже
значительно  громче.  €  скрипачи  настойчиво  водЯт  смычками,  и  трубачи
надувают щеки, и барабанщик хлопочет над своими барабанами.
   џ попыталсЯ сосредоточитьсЯ. ‚едь менЯ привели сюда слушать музыку, а не
смотреть по сторонам.
   Ќадо слушать.  Ќадо уловить какую-нибудь,  что ли,  мелодию, ведь Я их с
раннего  детства  привык  схватывать  на   лету,   а   потом  подбирать  на
детдомовском пианино. Ќу-ка, попробуем. џ навострил уши.
   Ќо  никакой мелодии не  было.  џ  не  мог уловить ее в  густом сплетении
голосов и звуков -- нету...
   ‚прочем,  вот  одна  самаЯ  звонкаЯ  труба, отделЯсь от всего остального
оркестра,  затЯнула  свое  собственное;  "’а-таам,  та-таам, та-там" -- все
вверх,  "та-та-та-та-та"  --  уже вниз. € снова, еще настойчивей: "та-таам,
та-таам!.."
   Ќо  разве это мелодиЯ?  ЉакаЯ же  это мелодиЯ!  …е,  поди,  и  запомнить
невозможно.
   Ђ Я,  между прочим,  слыхал от старших ребЯт, что если трубачу, когда он
играет на  трубе,  показать лимон --  хотЯ бы  издали,  --  то он не сможет
дальше играть, потому что у него сразу сведет скулы от вида этой кислЯтины.
‚от бы проверить, кабы у менЯ тут с собой оказалсЯ лимон...
   ‚  оркестре между тем продолжала нарастать сумЯтица.  ‚се новые и  новые
голоса врывались в  общую  неразбериху,  и  порой  внезапные скрещениЯ этих
голосов были так резки, что Я вздрагивал.
   „ирижер отчаЯнно размахивал руками,  наклонЯЯсь то в  одну,  то в другую
сторону.
   € тут мне опЯть пришлось отвлечьсЯ от музыки.
   џ заметил на носу дирижера капельку.
   „ело  в  том,  что  Я сидел довольно близко от сцены и чуть сбоку. € мне
отчетливо  была  видна  капелька  на  носу дирижера -- она повисла на самом
кончике  его носа. Њожет быть, это была капелька пота, сбежавшаЯ со лба: уж
очень  сильно  размахивал дирижер руками, могло, конечно, и пЋтом прошибить
от  такой  работы.  Ђ может быть, у него просто был насморк, у дирижера, --
ведь уже стоЯла зима, и он мог простудитьсЯ на улице, пока шел сюда.
   Ќаверное,  сам  дирижер тоже  чувствовал,  что  на  носу  у  него  висит
капелька.  € хотел бы избавитьсЯ от нее,  смахнуть. Ќо нельзЯ! ‚едь все эти
сто  оркестрантов одним  глазом  смотрЯт  в  свои  ноты,  а  другим  глазом
внимательно следЯт за  каждым движением дирижера.  „остаточно ему,  хотЯ бы
украдкой, мазнуть рукой по носу -- и оркестранты растерЯютсЯ, собьютсЯ, все
пойдет прахом...
   Ћднако  сейчас  в   оркестре  снова  наступил  покой.   ’олько  короткие
порывистые вздохи напоминали о том,  чтЋ здесь недавно было, и Я чувствовал
по собственному дыханию, как нелегко перевести дух после эдакой Ярости.
   Ђ голосистаЯ труба,  спорившаЯ со всем оркестром, куда-то спрЯталась. Ќо
мне показалось,  что настойчивый, требовательный ее клич бродит отголосками
среди этого покоЯ то там, то сЯм...
   „а, покой был недолог.
   ‚се  разыгралось с  новой  силой.  Ќикто  из  ста  музыкантов теперь  не
бездельничал.  џ едва успевал перебрасывать взглЯд со скрипок на флейты,  с
виолончелей на какие-то деревЯнные дудки,  стоЯвшие торчмЯ.  Ћни играли все
разом,  и  Я  ощутил боЯзнь,  как бы мне не заблудитьсЯ в этих разноголосых
дебрЯх, среди стонущих, звенЯщих, орущих чудовищ.
   Ќе глазами,  а  слухом Я  нашел в оркестре громадную,  свившуюсЯ удавом,
разинувшую пасть трубу,  котораЯ вдруг исторгла дикий рык:  звук становилсЯ
все ниже,  ниже,  падаЯ в тартарары, и внезапно этот звук уже перестал быть
целым звуком --  он будто рассыпалсЯ на отдельные кусочки,  и  каждый такой
кусочек, достигаЯ ушей, заставлЯл дребезжать перепонки...
   џ  сидел,  потрЯсенный.  џ  уже  ничего не замечал: ни лысого дЯдьки, ни
этого типа с нотами, ни люстр, ни стен, ни портретов на стенах.
   Ќо вот что было удивительно:  музыка, которую Я слышал, совсем ничего не
напоминала мне.  Ќикаких таких картин.  •отЯ при желании,  конечно, и можно
было представить себе одну знакомую картину (Я  ее  где-то видел):  бурЯ на
море,  обломок мачты, люди, вцепившиесЯ в него... €ли можно было вообразить
войну...  Ћднако  воображать это  --  значило  бы  обманывать самого  себЯ,
выдумывать неправду.  Ђ тут,  Я чувствовал,  все было правдой.  Ѓез обмана.
’олько не бурЯ и не война...
   (Ђ что же? ’огда Я не мог знать этого.
   ‚от  теперь,  когда Я  пожил на  свете,  когда Я  сто  раз слышал "Џоэму
экстаза",   ког