ѓлеб  €ванович  не  вернулсЯ.  €ван  Њихайлович  приезжал с  работы  поздно,
заставал почти всегда гостей, садилсЯ за стол, как всегда,
     непроницаемо  оживленный.  Џочти  никогда  Я в эту последнюю неделю  не
оставалсЯ  с  ним  наедине, чтобы спросить.  —то спросить? •отел,  ,чтобы он
ответил мне на страшные, возникающие вопросы. „а не успел.
     14  июнЯ  в  ’еатре  ‚ахтангова была премьера. ѓлавную  роль играл  наш
приЯтель ‚олодЯ Њосквин. Џремьера прошла с успехом, мы дождались, когда
     он  разгримировалсЯ,  и --как  мы  договорились -- пошли все вместе  на
‘пиридоновку. Ѓыла  дивнаЯ  ночь лета,  мы шли  домой, смеЯсь  и дурачась,--
прЯтались за этим весельем от ужаса, уже прочно поселившегосЯ в нас.
     ЏоднЯлись  на площадку  и позвонили.  „верь  открыла  не наша  Љлава, а
незнакомый  военный   в  энкаведевской  фуражке.  ”ельдъегерь,  подумал   Я,
удивлЯЯсь любезности, с которой  он нас пропускает  вперед. Ќо  почему-то  в
прихожей оказалось много фельдъегерей... ‚ дверЯх столовой показалось
     белое, застывшее лицо  ‘офьи Ђлександровны,  и Я  сразу же  понЯл,  что
происходит...
     ‹юбезные "фельдъегери" пропустили нас в столовую и сказали, чтобы
     мы  вели  себЯ  тихо... ‡а столом сидел окаменевший Ќиколай  Ќиколаевич
Ћзеров  и   наши  старые,  добрые  друзьЯ  --  ‚ознесенские.  •озЯин--  €ван
Њихайлович --  еще не  вернулсЯ  с работы. ѓолубые  фуражки  уже  копошились
внутри кабинета, другие фуражки дежурили у  дверей, у телефона, наблюдали за
присутствующими. ‚олодЯ Њосквин  сел за стол, взЯл в руки бутылку коньЯка  и
повернулсЯ к командовавшему этой операцией чину:
     -- ‚ы! Џить можно?
     -- …сли только не хулиганить...
     ‚олодЯ усмехнулсЯ и налил себе и мне. Ћстальные гости  не проронили  ни
слова и не притрагивались к напиткам и закускам. Њы с ‚олодей  успели выпить
всего несколько  рюмок,  как  послышалсЯ  звонок  в  двери --  приехал  €ван
Њихайлович. ѓолубые фуражки встретили его в передней и  с эскортом проводили
в кабинет. Ѓледный и  спокойный Њосквин на ходу здоровалсЯ с  гостЯми. —ерез
некоторое времЯ вызвали ‘офью  Ђлександровну, а еще минут через десЯть  €ван
Њихайлович вышел из кабинета, за ним энкавэдэшник нес узелок с тем маленьким
набором вещей, которые можно взЯть при аресте.
     Ћн  попрощалсЯ с каждым  из нас с  какой-то виноватой улыбкой,  как  бы
извинЯЯсь за неприЯтность, которую нам доставил. Њашина зарычала под
     окном.  ѓостЯм  предложили  уйти,   и  через  строй  оперативников  (их
почему-то прибавилось) они, съежившись, пошли  к двери. ‚олодЯ допил бутылку
коньЯка
     и в дверЯх обернулсЯ ко мне:
     -- ѓде мы встретимсЯ? Њожет, там?
     џ пожал  плечами.  Џотом ‘офье Ђлександровне очень  вежливо  предложили
проехать в ‚олынское длЯ обыска. Љогда она хотела взЯть не плащ,
     а летнее пальто, начальник удивленно сказал:
     -- ‡ачем? ‘ейчас тепло, самое позднее -- через час мы вернемсЯ обратно.
     ‚ кабинете, чужом и недоступном, шел обыск.  Ћксана была около ребенка,
Я  один  сидел  за столом,  хмель  менЯ  не  разбирал.  —ерез  час  вернулсЯ
командующий "операцией". Ќа вопрос, где же ‘офьЯ Ђлександровна, он удивленно
поднЯл брови:
     -- ’о есть, как где? Ћна арестована.
     ќто был  мой первый опыт столкновениЯ с  жестокостью, причины которой Я
не мог  понЯть. Џочему надо было  немолодую и  нездоровую женщину забирать в
тюрьму  даже без маленького узелка  с бельем и  туалетными принадлежностЯми,
которые всегда, со времен фараонов, разрешалось брать с собой? € последующих
передач не было. € писем не было. Ќичего не было. ‘офьЯ Ђлександровна умерла
через  год или  полтора в  Џотьме, в  лагере длЯ  —ќ‘…€ђЋ‚  -- членов  семей
изменников ђодины, так и не узнав ничего о судьбе мужа, дочери, внучки, всех
близких и далеких, от которых ее оторвали.
     Љаждый из нас многажды старалсЯ себе представить, как вели себЯ близкие
нам люди прежде, чем их палачи вытащили на смерть. џ никогда не узнаю о том,
как проходили допросы €вана  Њихайловича,  но  почти уверен, что его мучили,
сильно пытали -- в  нем было  то  упрЯмство, которое палаческих дел мастеров
крайне раздражает.
     —ерез почти десЯть лет, когда один мой срок кончилсЯ,  а  второй еще не
наступил,  Я,  презрев  все  законоположениЯ,  на  которые  Я,  как  опытный
арестант,  плевать  хотел, приехал  в  Њоскву. € побывал у ‹юбови ‚асильевны
Њосквиной.  Ћна  жила одна в большой,  все еще увешанной картинами квартире.
€ван Њихайлович ушел от нее к  еще  молодой и красивой ’арасовой. ”едЯ погиб
на войне, ‚олодЯ продолжал тЯжко пить...
     ‹юбовь  ‚асильевна  поплакала  над  сыновьЯми,  ‘офьей  Ђлександровной,
Ћксаной, над собой. Џотом, когда выплакалась, сказала:
     -- ЉакаЯ страннаЯ судьба у  двух Њосквиных, у двух €ванов Њихайловичей.
‚аш €ван Њихайлович жил как аскет и всю жизнь много и тЯжко работал. Ќе знаю
и не понимаю длЯ чего. Ђ мой €ван любил только себЯ, свое искусство,
     при всех  правительствах он сладко  пил и  ел,  любил женщин, плевал на
любую  политику... €  вот  он народный, богатый,  депутат  вашего ‚ерховного
‘овета, наверное, за руку здороваетсЯ со ‘талиным. Ђ ваш... ‚спомнЯт ли его
     когда-нибудь?
     Ќет, не вспомнили и, наверное, не вспомнЯт. € мы никогда не получим
     ни от  €вана  Њихайловича,  ни  от  ѓлеба  €вановича,  ни от  всего  их
поколениЯ ответа  на вопрос: когда,  в  какой момент их  жизни -- на воле, в
тюрьме, на выводе  -- понЯли  они,  какую смерть они уготовили себе и  какую
жизнь тем, кто осталсЯ жив?