войство  писателЯ,  которое
теоретики  литературы  называют  "персонификацией",   а   говорЯ   проще   -
способностью  перевоплощатьсЯ  в  своих  героев  с  такой  силой,  что   все
происходЯщее с  героем  (по  воле  писателЯ)  переживаетсЯ  самим  писателем
необыкновенно болезненно.
   €звестно, что, описываЯ смерть ќммы Ѓовари от  Яда,  ”лобер  почувствовал
все признаки отравлениЯ и ему пришлось прибегнуть к помощи врача.
   ”лобер был мучеником. Ћн писал так медленно,  что  с  отчаЯнием  говорил:
"‘тоит самому себе набить морду за такую работу".
   †ил он в Љруассе, на берегу ‘ены, около ђуана. Ћкна его кабинета выходили
на реку.
   ‚сю ночь в кабинете ”лобера, заставленном  экзотическими  вещами,  горела
лампа с зеленым абажуром. ”лобер работал по ночам.  ‹ампа  гасла  только  на
рассвете.
   …е свет был постоЯнен, как огонь маЯка. € действительно,  в  темные  ночи
флоберовское окно стало служить маЯком  длЯ  рыбаков  на  ‘ене  и  даже  длЯ
капитанов морских пароходов, подымавшихсЯ по реке из ѓавра в ђуан.  Љапитаны
знали, что на этом участке реки надо было, чтобы  не  сбитьсЯ  с  фарватера,
"держать на окно господина ”лобера".
   €зредка они видели плотного  человека  в  пестром  восточном  халате.  Ћн
подходил к окну, прижималсЯ к нему лбом и смотрел на  ‘ену.  ќто  была  поза
уставшего вконец человека. Ќо врЯд ли  морЯки  знали,  что  за  окном  стоит
великий писатель ”ранции, измученный борьбой  за  совершенство  прозы,  этой
"проклЯтой жидкости, котораЯ никак не хочет принЯть необходимую форму".


   „лЯ Ѓальзака все его герои были живыми и близкими людьми. Ћн то хрипел от
Ярости, обзываЯ их негодЯЯми  и  дураками,  то  посмеивалсЯ  и  одобрительно
похлопывал по плечу, то неуклюже утешал их в несчастье.
   ‚ера в существование своих героев и в непреложность того, что  он  о  них
написал, была у Ѓальзака поистине фантастическаЯ.  Ћб  этом  свидетельствует
любопытный случай из его жизни.
   ‚ одном из рассказов Ѓальзака есть молодаЯ монахинЯ (имЯ ее Я  не  помню,
но предположим, что  звали  ее  †анной).  ЌастоЯтельница  монастырЯ  послала
кроткую †анну в Џариж по каким-то монастырским делам. ЊолодаЯ монахинЯ  была
потрЯсена блестЯщей, суетной, ослепительной жизнью столицы. ‚ свете  газовых
рожков она часами рассматривала неслыханные богатства в витринах  магазинов.
Ћна видела женщин  в  тончайших  и  душистых  платьЯх.  ќти  платьЯ  как  бы
раздевали этих красавиц и подчеркивали всю прелесть их тонких спин,  высоких
ног, маленьких острых грудей.
   Ћна слышала странные, опьЯнЯющие  слова  признаний,  намеков,  вкрадчивый
шепот мужчин. Ћна была молода и  красива.  …е  преследовали  на  улицах.  …й
говорили такие же странные слова.  “  нее  дико  колотилось  сердце.  Џервый
поцелуй, вырванный у нее силой в густой тени платана в  каком-то  саду,  был
оглушителен, как гром, и лишил ее рассудка.
   Ћна осталась в Џариже. Ћна истратила все монастырские деньги на то, чтобы
превратитьсЯ в обольстительную парижанку.
   —ерез месЯц она пошла на панель.
   ‚ этом рассказе Ѓальзак упомЯнул название одного из существовавших  в  то
времЯ женских монастырей.
   Љнига Ѓальзака попала к его настоЯтельнице.  ‚  монастыре  как  раз  была
молоденькаЯ монахинЯ †анна.  ЌастоЯтельница  вызвала  ее  к  себе  и  грозно
спросила:
   - ‚ы знаете, что пишет о вас  господин  Ѓальзак?!  Ћн  опозорил  вас!  Ћн
очернил нашу обитель. Ћн клеветник и богохульник. —итайте!
   „евушка прочла рассказ и разрыдалась.
   - Ќемедленно! - сказала громовым  голосом  настоЯтельница.  -  Ќемедленно
собирайтесь,  поезжайте  в  Џариж,  разыщите  там   господина   Ѓальзака   и
потребуйте, чтобы он сообщил всей ”ранции, что это клевета и что  он  унизил
чистую девушку, никогда даже не бывавшую в Џариже. Ћн оскорбил  монастырь  и
всю нашу паству. Џусть он покаетсЯ в этом своем безумном  грехе.  ‚ы  должны
добитьсЯ этого. ‚ противном случае лучше не возвращайтесь.
   †анна уехала в Џариж. Ћна отыскала Ѓальзака и с трудом добилась, чтобы он
принЯл ее.
   Ѓальзак сидел в  старом  халате,  задыхающийсЯ,  как  боров.  „ым  табака
наполнЯл его комнату. ‘тол был завален горами  торопливо  исписанных  листов
бумаги.
   Ѓальзак хмурилсЯ. …му было некогда - жизнь заранее была  рассчитана  так,
чтобы успеть написать не меньше пЯтидесЯти романов. Ќо глаза Ѓальзака  остро
блестели. Ћн не спускал их с †анны.
   †анна потупилась, покраснела и, призываЯ на помощь имЯ божье,  рассказала
господину Ѓальзаку всю историю в монастыре и попросила снЯть с нее  позорную
тень, которую господин Ѓальзак неизвестно зачем бросил на  ее  целомудрие  и
свЯтость.
   Ѓальзак Явно не понимал,  чего  от  него  хочет  эта  красиваЯ  и  нежнаЯ
монахинЯ.
   - Љакую позорную тень? - спросил он. - ‚се, что  Я  пишу,  всегда  свЯтаЯ
правда.
   †анна повторила свою просьбу и тихо добавила:
   - ‘жальтесь надо мной, господин Ѓальзак. …сли вы не захотите помочь  мне,
то Я не знаю, что делать.
   Ѓальзак вскочил. ѓлаза его гневно сверкнули.
   - Љак?! - закричал он. - ‚ы не знаете, что делать? “ менЯ  же  совершенно
Ясно написано все, что случилось с вами! ‘овершенно  Ясно!  Љакие  же  могут
быть сомнениЯ?
   - Ќеужели вы хотите сказать, чтобы Я осталась в Џариже?- спросила †анна.
   - „а! - закричал Ѓальзак. - „а, черт возьми!
   - € вы хотите, чтобы Я...
   - Ќет, черт возьми-снова закричал Ѓальзак. -  џ  только  хочу,  чтобы  вы
снЯли этот черный балахон. —тобы ваше молодое тело,  прекрасное,  как  живой
жемчуг, узнало, что такое радость и любовь.  —тобы  вы  научились  смеЯтьсЯ.
€дите же! €дите! Ќо не на панель!
   Ѓальзак схватил †анну за руку и потащил к выходной двери.
   - “ менЯ ведь все там написано, - говорил он. -  €дите!  ‚ы  очень  милы,
†анна, но из-за вас Я уже потерЯл три страницы текста. € какого текста!
   †анна не могла вернутьсЯ в монастырь, так как господин Ѓальзак не снЯл  с
нее позорного пЯтна. Ћна осталась в Џариже. ѓоворЯт, что через год ее видели
среди молодежи в студенческом кабачке, который называлсЯ "‘еребрЯный  вьюк".
Ћна была весела, счастлива и прелестна.


   ‘колько писателей - столько же и навыков работы.
   ‚ том деревенском доме под ђЯзанью, о котором Я  уже  упоминал,  Я  нашел
письма нашего известного гравера €ордана  к  граверу  Џожалостину  (об  этих
письмах Я тоже упоминал).
   ‚ одном из писем €ордан пишет, что он потратил  два  года  на  то,  чтобы
выгравировать копию одной из итальЯнских картин. ђаботаЯ, он все времЯ ходил
вокруг стола с гравировальной доской и  протер  в  кирпичном  полу  заметный
след.
   "џ уставал, - пишет €ордан. - Ќо  Я  все-таки  ходил,  двигалсЯ.  Љак  же
должен был уставать Ќиколай ‚асильевич  ѓоголь,  привыкший  писать  стоЯ  за
конторкой! ‚от уж истинно мученик своего дела".
   ‹ев ’олстой работал только по утрам. Ћн говорил, что  в  каждом  писателе
сидит и свой собственный критик. ‡лее всего этот критик бывает по  утрам,  а
ночью он спит, и потому по ночам писатель всецело предоставлен самому  себе,
работает без острастки и пишет много дурного и лишнего. ’олстой ссылалсЯ при
этом на ђуссо  и  „иккенса,  работавших  только  по  утрам,  и  считал,  что
„остоевский и Ѓайрон, любившие работать ночью, грешили  этим  против  своего
таланта.
   ’Ягость писательской работы „остоевского была, конечно, не только в  том,
что он работал по ночам и при этом беспрерывно пил чай. ќто, в конце концов,
не так уж сильно отражалось на качестве его работы.
   ’Ягость была в том, что „остоевский не выходил из безденежьЯ и  долгов  и
потому вынужден был писать очень много и всегда наспех.
   Ћн садилсЯ писать, когда времени оставалось в самый  обрез.  Ќи  одну  из
своих вещей он не написал спокойно, в полную силу. Ћн комкал свои романы (не
по количеству написанных страниц, а по широте  повествованиЯ).  Џоэтому  они
выходили у него хуже, чем могли бы быть, чем были задуманы.  "ѓораздо  лучше
мечтать о романе, чем писать его", - говорил „остоевский.
   Ћн всегда старалсЯ подольше жить со своим ненаписанным романом, все времЯ
изменЯЯ и обогащаЯ его. Џоэтому он всеми силами оттЯгивал  писание,  -  ведь
каждый день и час могла родитьсЯ новаЯ идеЯ, а ее  задним  числом  в  роман,
конечно, не вставишь.
   „олги заставлЯли его делать это, хотЯ он часто сознавал,  садЯсь  писать,
что роман еще не дозрел. ‘колько мыслей, образов, подробностей пропадало зрЯ
только потому, что они пришли в голову слишком поздно, когда роман  или  был
уже окончен, или, по его мнению, непоправимо испорчен!
   "Ћт бедности, - говорил о себе „остоевский, - Я  принужден  торопитьсЯ  и
писать длЯ дела, следовательно - непременно портить".


   —ехов в молодости мог писать на подоконнике в тесной и шумной  московской
квартире. Ђ рассказ "…герь" он написал в купальне. Ќо с годами эта  легкость
в работе исчезла.
   ‹ермонтов писал свои стихи на чем попало.  ‚се  кажетсЯ,  что  они  сразу
слагались у него в сознании, пели у него в душе и  он  потом  только  наспех
записывал их без поправок.
   Ђлексей ’олстой мог писать, если перед ним лежала стопа  чистой,  хорошей
бумаги. Ћн признавалсЯ, что, садЯсь за письменный стол, часто не знал, о чем
он  будет  писать.  “  него  в  голове  была  одна  какаЯ-нибудь  живописнаЯ
подробность. Ћн начинал с нее, и она постепенно вытаскивала за собой, как за
волшебную нитку, все повествование.
   ђабочее состоЯние, вдохновение ’олстой называл по-своему - накатом. "…сли
накатит, - говорил он, - то Я пишу быстро. Ќу, а если не накатит, тогда надо
бросать".
   Љонечно, ’олстой был в значительной степени импровизатором. Њысль у  него
опережала руку.
   ‚се писатели, должно быть, знают  то  замечательное  состоЯние  во  времЯ
работы,  когда  новаЯ  мысль  или  картина  поЯвлЯютсЯ  внезапно,   как   бы
прорываютсЯ, как вспышки, на поверхность из глубины сознаниЯ. …сли их тут же
не записать, то они могут так же бесследно исчезнуть.
   ‚ них свет, трепет, но они непрочны, как сны. ’е сны, которые  мы  помним
только какую-то долю секунды после пробуждениЯ, но тут же забываем.  ‘колько
бы мы ни мучились и ни старались вспомнить их потом, это не удаетсЯ. Ћт этих
снов  сохранЯетсЯ  только  ощущение  чего-то  необыкновенного,  загадочного,
чего-то "дивного", как сказал бы ѓоголь.
   Ќадо успеть записать. ЊалейшаЯ задержка - и мысль, блеснув, исчезнет.
   Њожет быть, поэтому многие писатели не могут  писать  на  узких  полосках
бумаги, на гранках, как это делают журналисты. ЌельзЯ слишком часто отрывать
руку от бумаги, потому что даже эта  ничтожнаЯ  задержка  на  какую-то  долю
секунды может  быть  гибельной.  Ћчевидно,  работа  сознаниЯ  совершаетсЯ  с
фантастической быстротой.
   ”ранцузский поэт Ѓеранже мог  писать  свои  песенки  в  дешевых  кафе.  €
ќренбург, насколько Я знаю, тоже любил писать в кафе. ќто понЯтно Џотому что
нет лучшего одиночества, как среди оживленной толпы,  если,  конечно,  никто
непосредственно  тебЯ  не  отрывает  от  мыслей  и  не  покушаетсЯ  на  твою
сосредоточенность.
   Ђндерсен любил придумывать свои сказки в  лесах.  “  него  было  хорошее,
почти микроскопическое зрение. Џоэтому он мог рассматривать кусок  коры  или
старую сосновую шишку и увидеть на них,  как  сквозь  увеличительную  линзу,
такие подробности, из которых легко можно составить сказку.
   ‚ообще  все  в   лесу   -   каждый   замшелый   пень   и   каждый   рыжий
муравей-разбойник,  который  тащит,  как  похищенную  прелестную  принцессу,
маленькую  мошку  с  прозрачными  зелеными  крылышками,  -  все  это   может
обернутьсЯ сказкой.
   Њне не хотелось бы говорить о  своем  литературном  опыте.  ќто  врЯд  ли
прибавит что-либо существенное к тому, что уже сказано. Ќо все же  несколько
слов Я считаю нужным сказать.
   …сли мы хотим добитьсЯ наивысшего  расцвета  нашей  литературы,  то  надо
понЯть, что самаЯ плодотворнаЯ форма общественной  деЯтельности  писателЯ  -
это его творческаЯ работа. ‘крытаЯ от всех работа писателЯ до  выхода  книги
превращаетсЯ после ее выхода в общечеловеческое дело.
   Ќужно беречь времЯ, силы и талант  писателей,  а  не  разменивать  их  на
изнурительную окололитературную возню и заседаниЯ.
   Џисателю,  когда  он  работает,  нужны  спокойствие  и   по   возможности
отсутствие  забот.  …сли  впереди   ждет   какаЯ-нибудь,   даже   отдаленнаЯ
неприЯтность, то лучше не братьсЯ за рукопись. Џеро будет  валитьсЯ  из  рук
или из-под него поползут вымученные пустые слова.
   џ несколько раз в своей жизни работал с легким сердцем, сосредоточенно  и
неторопливо.
   Ћднажды Я плыл зимой на совершенно пустом теплоходе из Ѓатума  в  Ћдессу.
Њоре было серое, холодное, тихое. Ѓерега тонули в  пепельной  мгле.  ’Яжелые
тучи, будто в летаргическом сне, лежали на хребтах отдаленных гор.
   џ писал в каюте, иногда вставал,  подходил  к  иллюминатору,  смотрел  на
берега. ’ихо пели в железной утробе теплохода могучие машины. Џищали  чайки.
Џисать было легко. Ќикто не мог оторвать менЯ от любимых мыслей. Ќи  о  чем,
совершенно ни о чем не надо было думать, кроме как  о  рассказе,  который  Я
писал. џ ощущал это как величайшее счастье. Ћткрытое море защищало  менЯ  от
всЯких помех.
   € еще очень помогало работать сознание движениЯ в  пространстве,  смутное
ожидание портовых  городов,  куда  мы  должны  были  заходить,  может  быть,
каких-то неутомительных и коротких встреч.
   ’еплоход резал стальным форштевнем бледную зимнюю воду, и  мне  казалось,
что он несет менЯ к неизбежному счастью. ’ак мне казалось, очевидно, потому,
что удавалсЯ рассказ.
   € еще Я помню, как легко было  работать  в  мезонине  деревенского  дома,
осенью, в одиночестве, под потрескиванье свечи.
   ’емнаЯ и безветреннаЯ сентЯбрьскаЯ ночь окружала менЯ и так же, как море,
защищала от всЯких помех.
   ’рудно сказать, почему, но очень помогало писать сознание, что за  стеной
всю ночь напролет облетает старый деревенский сад. џ  думал  о  нем,  как  о
живом существе. Ћн был молчалив и терпеливо ждал того времени, когда Я пойду
поздним вечером к колодцу за водой длЯ чайника. Њожет быть, ему  было  легче
переносить эту бесконечную ночь, когда он  слышал  бренчанье  ведра  и  шаги
человека.
   Ќо во всЯком случае ощущение одинокого сада и холодных  лесов,  тЯнущихсЯ
за околицей на десЯтки километров, лесных озер, где в такую  ночь,  конечно,
не может быть и нет ни единой человеческой души, а только звезды  отражаютсЯ
в воде, как отражались сто и тысЯчу лет назад, - это ощущение помогало  мне.
Џожалуй, Я могу сказать, что  в  эти  осенние  вечера  Я  был  действительно
счастлив.
   •орошо писать, когда впереди тебЯ ждет что-нибудь интересное,  радостное,
любимое, даже такой пустЯк, как рыбнаЯ ловлЯ под черными ивами на отдаленной
старице реки.


        ‘’Ђђ€Љ ‚ ‘’ЂЌ–€ЋЌЌЋЊ Ѓ“”…’…

   •удой старик с колючей щетиной на лице сидел в углу станционного буфета в
Њайори. Ќад ђижским заливом свистЯщими полосами проносились зимние шквалы. “
берегов стоЯл толстый лед. ‘квозь снежный  дым  было  слышно,  как  грохочет
прибой, налетаЯ на крепкую ледЯную закраину.
   ‘тарик зашел в буфет, очевидно,  погретьсЯ.  Ћн  ничего  не  заказывал  и
понуро сидел на деревЯнном диване, засунув руки в рукава неумело заплатанной
рыбачьей куртки.
   ‚месте со стариком пришла белаЯ мохнатаЯ собачка. Ћна сидела,  прижавшись
к его ноге, и дрожала.
   ђЯдом за столиком  шумно  пили  пиво  молодые  люди  с  тугими,  красными
затылками. ‘нег таЯл у них на шлЯпах. ’алаЯ вода капала в стаканы с пивом  и
на бутерброды с копченой колбасой. Ќо  молодые  люди  спорили  о  футбольном
матче и не обращали на это вниманиЯ.
   Љогда один из молодых людей взЯл  бутерброд  и  откусил  сразу  половину,
собачка не выдержала. Ћна  подошла  к  столику,  стала  на  задние  лапы  и,
заискиваЯ, начала смотреть в рот молодому человеку.
   - Џети! - тихо  позвал  старик.  -  Љак  же  тебе  не  стыдно!  ‡ачем  ты
беспокоишь людей, Џети?
   Ќо Џети продолжала стоЯть, и только передние лапы у нее все времЯ дрожали
и опускались от  усталости.  Љогда  они  касались  мокрого  живота,  собачка
спохватывалась и подымала их снова.
   Ќо молодые люди не замечали ее. Ћни были увлечены разговором и то и  дело
подливали себе в стаканы холодное пиво.
   ‘нег залеплЯл окна, и дрожь пробегала по спине при виде людей,  пьющих  в
такую стужу совершенно ледЯное пиво.
   - Џети! - снова позвал старик. - Ђ Џети! ‘тупай сюда!
   ‘обачка несколько  раз  быстро  мотнула  хвостом,  как  бы  даваЯ  понЯть
старику, что она его слышит и извинЯетсЯ, но  ничего  с  собой  поделать  не
может. Ќа старика она не взглЯнула и  даже  отвела  глаза  совсем  в  другую
сторону. Ћна как бы говорила: "џ сама знаю, что это нехорошо. Ќо  ты  же  не
можешь купить мне такой бутерброд".
   - ќх, Џети, Џети! - шепотом сказал старик, и голос его  чуть  дрогнул  от
огорчениЯ.
   Џети снова вильнула хвостом и вскользь, умолЯюще посмотрела  на  старика.
Ћна как бы просила его больше ее не звать и не стыдить,  потому  что  у  нее
самой нехорошо на душе и она, если бы не крайность, никогда бы, конечно,  не
стала просить у чужих людей.
   Ќаконец один из  молодых  людей,  скуластый,  в  зеленой  шлЯпе,  заметил
собаку.
   - Џросишь, стерва? - спросил он. - Ђ где твой хозЯин?
   Џети  радостно  вильнула  хвостом,  взглЯнула  на  старика  и  даже  чуть
взвизгнула.
   - —то же это вы, гражданин!  -  сказал  молодой  человек.  -  ђаз  собаку
держите, так должны кормить. Ђ  то  некультурно  получаетсЯ.  ‘обака  у  вас
милостыню выпрашивает. Ќищенство у нас запрещено законом.
   Њолодые люди захохотали.
   - Ќу и отмочил, ‚алька! - крикнул один из  них  и  бросил  собачке  кусок
колбасы.
   - Џети, не смей! - крикнул старик. Ћбветренное его лицо и тощаЯ, жилистаЯ
шеЯ покраснели.
   ‘обачка сжалась и, опустив хвост, подошла к старику, даже не взглЯнув  на
колбасу.
   - Ќе смей брать у них ни крошки! - сказал старик.
   Ћн начал судорожно рытьсЯ в карманах, достал немного серебрЯной и  медной
мелочи и начал  пересчитывать  ее  на  ладони,  сдуваЯ  мусор,  прилипший  к
монетам. Џальцы у него дрожали.
   - …ще обижаетсЯ!-сказал скуластый молодой человек. -  Љакой  независимый,
скажи пожалуйста!
   - Ђ, брось ты его! Ќа что он тебе сдалсЯ? - примирительно сказал один  из
молодых людей, наливаЯ всем пиво.
   ‘тарик ничего не ответил. Ћн подошел к стойке  и  положил  горсть  мелких
денег на мокрый прилавок.
   - Ћдин бутерброд! - сказал он хрипло. ‘обачка стоЯла рЯдом с ним,  поджав
хвост. Џродавщица подала старику на тарелке два бутерброда.
   - Ћдин! - сказал старик.
   - Ѓерите! - тихо сказала продавщица. - џ на вас не разорюсь...
   - Џалдиес! - сказал старик. - ‘пасибо!
   Ћн взЯл бутерброды и вышел на платформу. ’ам никого не было.  Ћдин  шквал
прошел, второй подходил,  но  был  еще  далеко  на  горизонте.  „аже  слабый
солнечный свет упал на белые леса за рекой ‹иелупа.
   ‘тарик сел на скамейку, дал один бутерброд  Џети,  а  другой  завернул  в
серый носовой платок и спрЯтал в карман.
   ‘обачка судорожно ела, а старик, глЯдЯ на нее, говорил:
   - Ђх, Џети, Џети! ѓлупаЯ собака!
   Ќо собачка не слушала его. Ћна ела.  ‘тарик  смотрел  на  нее  и  вытирал
рукавом глаза - они у него слезились от ветра.


   ‚от, собственно, и всЯ маленькаЯ историЯ, случившаЯсЯ на  станции  Њайори
на ђижском взморье.
   ‡ачем Я ее рассказал?
   Ќачав писать ее, Я думал совсем о другом. Љак это ни покажетсЯ  странным,
Я размышлЯл о значении подробностей в прозе, вспомнил эту историю  и  решил,
что если ее описать без одной главной подробности -  без  того,  что  собака
всем своим видом  извинЯлась  перед  хозЯином,  без  этого  жеста  маленькой
собаки, то историЯ эта станет грубее, чем она была на самом деле.
   Ђ если выбросить и  другие  подробности  -  неумело  заплатанную  куртку,
свидетельствующую о вдовстве или одиночестве, капли талой воды, падавшие  со
шлЯп молодых людей, ледЯное пиво, мелкие деньги с прилипшим к ним  сором  из
кармана, да, наконец, даже шквалы, налетавшие  с  морЯ  белыми  стенами,  то
рассказ от этого стал бы значительно суше и бескровнее.
   ‚ последние годы подробности  начали  исчезать  из  нашей  беллетристики,
особенно в вещах молодых писателей.
   Ѓез подробности вещь не живет. ‹юбой  рассказ  превращаетсЯ  в  ту  сухую
палку от копченого сига, о какой упоминал —ехов. ‘амого сига нет,  а  торчит
одна тощаЯ щепка.
   ‘мысл подробности заключаетсЯ в том, чтобы, по  словам  Џушкина,  мелочь,
котораЯ ускользает от глаз, мелькнула бы крупно, в глаза всем.
   ‘ другой  стороны,  есть  писатели,  страдающие  утомительной  и  скучной
наблюдательностью. Ћни заваливают свои сочинениЯ грудами подробностей -  без
отбора, без пониманиЯ того, что подробность имеет право  жить  и  необходимо
нужна только в том случае, если она характерна, если она  может  сразу,  как
лучом света, вырвать из темноты любого человека или любое Явление.
   Ќапример, чтобы дать представление о начавшемсЯ крупном дожде, достаточно
написать, что первые его капли громко щелкали по газете, валЯвшейсЯ на земле
под окном.
   €ли, чтобы дать страшное ощущение  смерти  грудного  ребенка,  достаточно
сказать об этом так, как сказал Ђлексей ’олстой в "•ождении по мукам":
   "€змученнаЯ „аша уснула, а когда  проснулась,  ее  ребенок  был  мертв  и
легкие волосы у него на голове поднЯлись".
   "- Џокуда спала, к нему пришла смерть... - сказала „аша, плача, ’елегину.
- Џойми же - у него волосики встали дыбом... Ћдин мучилсЯ... џ спала.
   Ќикакими уговорами нельзЯ было отогнать от нее  видение  одинокой  борьбы
мальчика со смертью".
   ќта подробность (легкие детские  волосы,  вставшие  дыбом)  стоит  многих
страниц самого точного описаниЯ смерти.
   Ћбе эти подробности верно  бьют  в  цель.  ’олько  такой  и  должна  быть
подробность - определЯющей целое и, кроме того, обЯзательной.
   ‚ рукописи одного молодого писателЯ Я наткнулсЯ на такой диалог:
   "- ‡дорово, тетЯ Џаша!  -  сказал,  входЯ,  Ђлексей.  (Џеред  этим  автор
говорит, что Ђлексей открыл дверь в комнату тети Џаши рукой, как будто дверь
можно открыть головой.)
   - ‡дравствуй, Ђлеша, - приветливо воскликнула тетЯ  Џаша,  оторвалась  от
шитьЯ и посмотрела на ЂлексеЯ. - —то долго не заходил?
   - „а все некогда. ‘обраниЯ всю неделю проводил.
   - ѓоворишь, всю неделю?
   - ’очно, тетЯ  Џаша!  ‚сю  неделю.  ‚олодьки  нету?  -  спросил  Ђлексей,
оглЯдываЯ пустую комнату.
   - Ќет. Ћн на производстве.
   - Ќу, тогда Я пошел. „о свиданьица, тетЯ Џаша. Ѓывайте здоровы.
   - „о свиданьЯ, Ђлеша, - ответила тетЯ Џаша. - Ѓудь здоров.
   Ђлексей направилсЯ к двери, открыл ее и вышел. ’етЯ Џаша  посмотрела  ему
вслед и покачала головой:
   - Ѓойковитый парень. Њоторный".


   ‚есь этот отрывок состоит, помимо небрежностей  и  разгильдЯйской  манеры
писать, из совершенно не обЯзательных и пустых вещей (они подчеркнуты).  ‚се
это ненужные, не характерные, ничего не определЯющие подробности.
   ‚ поисках и определении подробностей нужен строжайший выбор.
   Џодробность теснейшим образом свЯзана с тем Явлением, которое мы называем
интуицией.
   €нтуицию Я представлЯю себе как способность по  отдельной  частности,  по
подробности, по одному какому-либо свойству восстановить картину целого.
   €нтуициЯ помогает историческим писателЯм воссоздавать не только подлинную
картину жизни прошедших эпох, но самый их воздух, самое состоЯние людей,  их
психику, что по сравнению с нашей была, конечно, несколько иной.
   €нтуициЯ помогла Џушкину, никогда  не  бывшему  в  €спании  и  в  Ђнглии,
написать великолепные испанские стихи, написать "Љаменного гостЯ", а в "Џире
во времЯ чумы" дать картину Ђнглии, не худшую,  чем  это  могли  бы  сделать
‚альтер ‘котт или Ѓерне - уроженцы этой туманной страны.
   •орошаЯ  подробность  вызывает  и  у  читателЯ   интуитивное   и   верное
представление о целом - или о человеке и его состоЯнии, или о событии,  или,
наконец, об эпохе.


        Ѓ…‹Ђџ ЌЋ—њ

   ‘тарый пароход отвалил от пристани в ‚ознесенье и вышел в Ћнежское озеро.
   ЃелаЯ ночь простиралась вокруг. џ впервые видел эту ночь не над  Ќевой  и
дворцами ‹енинграда, а среди северных лесистых пространств и озер.
   Ќа востоке низко висела бледнаЯ луна. Ћна не давала света.
   ‚олны от парохода бесшумно убегали вдаль, качаЯ куски сосновой  коры.  Ќа
берегу, должно быть,  в  каком-нибудь  древнем  погосте,  сторож  пробил  на
колокольне часы - двенадцать ударов. € хотЯ до берега было далеко, этот звон
долетел до нас, миновал пароход и ушел по водной глади в прозрачный  сумрак,
где висела луна.
   џ не знаю, как назвать  томительный  свет  белой  ночи?  ‡агадочным?  €ли
магическим?
   ќти ночи всегда кажутсЯ мне чрезмерной щедростью природы - столько в  них
бледного воздуха и призрачного блеска фольги и серебра.
   —еловек не может примиритьсЯ с  неизбежным  исчезновением  этой  красоты,
этих очарованных ночей. Џоэтому, должно быть, белые ночи  и  вызывают  своей
непрочностью легкую печаль, как все  прекрасное,  когда  оно  обречено  жить
недолго.
   џ впервые ехал на север, но все казалось  мне  здесь  знакомым,  особенно
груды белой черемухи, отцветавшей в ту позднюю весну в заглохших садах.
   Њного этой холодной и пахучей черемухи было в ‚ознесенье. Ќикто здесь  ее
не обрывал и не ставил на столы в кувшинах. Њожет быть, потому, что она  уже
осыпалась.
   џ ехал в Џетрозаводск. ‚ то  времЯ  Ђлексей  Њаксимович  ѓорький  задумал
издавать серию книг под рубрикой "€сториЯ фабрик и заводов". Љ этому делу он
привлек многих писателей, причем было решено работать бригадами, - тогда это
слово впервые поЯвилось в литературе.
   ѓорький предложил мне  на  выбор  несколько  заводов.  џ  остановилсЯ  на
старинном Џетровском заводе в Џетрозаводске. Ћн был основан Џетром Џервым  и
существовал сначала как завод пушечный и Якорный, потом занималсЯ  бронзовым
литьем, а после революции перешел на изготовление дорожных машин.
   Ћт бригадной работы Я отказалсЯ. џ был уверен тогда (как и  сейчас),  что
есть  области  человеческой  деЯтельности,  где  артельнаЯ   работа   просто
немыслима, в особенности работа над книгой. ‚ лучшем случае может получитьсЯ
собрание разнородных очерков, а  не  цельнаЯ  книга.  ‚  ней  же,  по-моему,
несмотрЯ на особенность материала,  все  равно  должна  была  присутствовать
индивидуальность   писателЯ,   со   всеми    качествами    его    восприЯтиЯ
действительности, стилЯ и Языка.
   џ считал, что так же, как нельзЯ одновременно играть вдвоем или втроем на
одной и той же скрипке, так же невозможно писать сообща одну и ту же книгу.
   џ сказал об этом  Ђлексею  Њаксимовичу.  Ћн  насупилсЯ,  побарабанил,  по
своему обыкновению, пальцами по столу, подумал и ответил:
   - ‚ас, молодой человек, будут обвинЯть в самоуверенности.  Ќо,  в  общем,
валЯйте! ’олько оконфузитьсЯ  вам  нельзЯ  -  книгу  обЯзательно  привозите.
‚сенепременно!
   Ќа пароходе Я вспомнил об этом разговоре и поверил, что книгу  Я  напишу.
Њне очень нравилсЯ север. ќто обстоЯтельство, как мне тогда казалось, должно
было сильно облегчить работу. Ћчевидно, Я надеЯлсЯ протащить в эту  книгу  о
Џетровском заводе пленившие менЯ черты севера  -  белые  ночи,  тихие  воды,
леса, черемуху,  певучий  новгородский  говор,  черные  челны  с  изогнутыми
носами, похожими на  лебединые  шеи,  коромысла,  расписанные  разноцветными
травами.
   Џетрозаводск был в то времЯ пустынным. Ќа улицах лежали  большие  мшистые
валуны. ѓород был весь какой-то слюдЯной - должно быть,  от  белого  блеска,
исходившего от озера, и от белесого, невзрачного, но милого неба.
   ‚ Џетрозаводске Я засел в архивах и библиотеке и начал  читать  все,  что
относилось  к  Џетровскому  заводу.  €сториЯ  завода  оказалась  сложной   и
интересной. Џетр Џервый, шотландские инженеры, наши  крепостные  талантливые
мастера, карронский способ литьЯ, водЯные машины, нравы  -  все  это  давало
хороший материал длЯ книги.
   Џокончив с чтением, Я поехал на несколько дней на водопад Љивач и в  село
Љижи, где  была  единственнаЯ  в  мире  по  красоте  архитектуры  деревЯннаЯ
церковь.
   Љивач ревел и волочил в своей стеклЯнной, упругой воде  стоЯвшие  торчком
сосновые бревна.
   –ерковь в Љижах Я увидел на закате. Љазалось, нужны были руки ювелиров  и
целые века, чтобы построить это сооружение.  ‘троили  же  его  простые  наши
плотники и в самые обыкновенные сроки.
   ‚о времЯ этой поездки Я видел много озер, лесов, много нежаркого солнца и
неЯрких далей, но мало людей.
   ‚ Џетрозаводске Я прежде всего написал план своей будущей  книги.  ‚  нем
было много истории и описаний, но мало людей.
   џ решил писать книгу тут же, в Љарелии, и потому снЯл  комнату  у  бывшей
учительницы ‘ерафимы €оновны - совершенно опростившейсЯ старушки,  ничем  не
похожей на учительницу, кроме очков и знаниЯ французского Языка.
   џ начал писать книгу по плану,  но  сколько  Я  ни  билсЯ,  книга  просто
рассыпалась у менЯ под руками.  Њне  никак  не  удавалось  спаЯть  материал,
сцементировать его, дать ему естественное течение.
   Њатериал  расползалсЯ.  €нтересные  куски  провисали,   не   поддержанные
соседними интересными кусками. Ћни  одиноко  торчали,  не  свЯзанные  с  тем
единственным, что могло  бы  вдохнуть  жизнь  в  эти  архивные  факты,  -  с
живописной подробностью, воздухом времени, близкой мне человеческой судьбой.
   џ писал о водЯных машинах, о производстве, о мастерах, писал  с  глубокой
тоской, понимаЯ, что пока у менЯ не будет своего отношениЯ ко  всему  этому,
пока хотЯ бы самое слабое лирическое дыхание не оживит этот материал, ничего
из книги не получитсЯ. € вообще никакой книги не будет.
   (Љстати, в то времЯ Я понЯл, что писать о машинах нужно так  же,  как  мы
пишем о людЯх, - чувствуЯ их, любЯ их, радуЯсь и страдаЯ за  них.  Ќе  знаю,
как кто, но Я всегда  испытываю  физическую  боль  за  машину,  хотЯ  бы  за
"Џобеду", когда она, напрЯгаЯсь, берет из последних  сил  крутой  подъем.  џ
устаю от этого, пожалуй, не меньше, чем машина. Њожет быть, этот  пример  не
очень удачен, но Я убежден, что к машинам, если хочешь написать о них,  надо
относитьсЯ, как к живым существам. џ заметил, что хорошие мастера и  рабочие
так к ним и относЯтсЯ.)
   Ќичего нет отвратительнее беспомощности перед материалом.
   џ чувствовал себЯ человеком, взЯвшимсЯ не за свое дело, как если  бы  мне
пришлось выступать в балете или редактировать философию Љанта.
   Ђ памЯть нет-нет да и колола менЯ словами ѓорького: "’олько  оконфузитьсЯ
вам нельзЯ - книгу обЯзательно привозите".
   џ был подавлен еще и  тем,  что  рушилась  одна  из  основ  писательского
мастерства, которую Я свЯто чтил. џ считал, что писателем может быть  только
тот, кто умеет легко и не  терЯЯ  своей  индивидуальности  овладевать  любым
материалом.
   ќто мое состоЯние кончилось тем, что Я решил сдатьсЯ, ничего не писать  и
уехать из Џетрозаводска.
   Њне не с кем было поделитьсЯ своей бедой, кроме ‘ерафимы €оновны. џ  было
уже совсем собралсЯ рассказать ей о своей неудаче,  но  оказалось,  что  она
сама это заметила по каким-то, должно быть, старым учительским навыкам.
   - ‚ы как бывало мои дуры-гимназистки перед экзаменом, - сказала она  мне.
- ’ак забьют себе головы, что ничего не видЯт и не могут понЯть, что  важно,
а что ерунда. Џросто переутомились. џ вашего дела писательского не знаю,  но
думаетсЯ мне, что тут напором ничего не  возьмешь.  ’олько  перетЯнете  себе
нервы. Ђ это и вредно и просто опасно. ‚ы сгорЯча  не  уезжайте.  Ћтдохните.
Џоездите по озеру, погулЯйте по городу. Ћн у нас  славный,  простой.  Њожет,
что и получитсЯ.
   Ќо  Я  все  же  решил  уехать.  Џеред  отъездом  Я  пошел  побродить   по
Џетрозаводску. „о тех пор Я его почти не видел.
   џ пошел  к  северу  вдоль  озера  и  вышел  на  окраину  города.  „омишки
кончились. ЏотЯнулись огороды. ‘реди них то тут, то там виднелись  кресты  и
могильные памЯтники.
   Љакой-то старик полол грЯдки моркови. џ спросил его, что это за кресты.
   - ’ут ране было кладбище, - ответил старик.  -  ‚роде  иностранцев  здесь
погребали. Ђ сейчас эта землЯ пошла под огороды, памЯтники поубирали. Ђ  что
осталось, так это не надолго. „о будущей весны постоЯт, не дольше.
   ЏамЯтников, правда, было мало - всего пЯть-шесть. Ћдин из них был обнесен
чугунной оградой великолепного тЯжелого литьЯ.
   џ подошел к нему. Ќа гранитной сломанной  колонне  виднелась  надпись  на
французском Языке. ‚ысокий репейник закрывал почти всю эту надпись.
   џ сломал репейник и прочел: "арль …вгений ‹онсевиль, инженер  артиллерии
‚еликой армии императора  Ќаполеона.  ђодилсЯ  в  1778  году  в  ЏерпиньЯне,
скончалсЯ летом 1816 года в Џетрозаводске, вдали от родины. „а снизойдет мир
на его истерзанное сердце".
   џ понЯл, что передо мной была могила человека  незаурЯдного,  человека  с
печальной судьбой, и что именно он выручит менЯ.
   џ вернулсЯ домой, сказал ‘ерафиме €оновне, что остаюсь в Џетрозаводске, и
тотчас пошел в архив.
   ’ам работал совершенно пересохший, даже как будто  прозрачный  от  худобы
старичок в очках, бывший преподаватель математики. Ђрхив не был еще  целиком
разобран, но старичок прекрасно управлЯлсЯ в нем.
   џ рассказал ему, что со мной произошло. ‘таричок  страшно  разволновалсЯ.
Ћн привык выдавать, да и то редко, скучные справки, главным образом  выписки
из церковных метрических книг, а сейчас  нужно  было  произвести  трудный  и
интересный  архивный  розыск  -  найти   все,   что   касалось   загадочного
наполеоновского офицера, умершего почему-то в Џетрозаводске больше  ста  лет
назад.
   € старичок и  Я  -  мы  оба  беспокоились.  ЌайдутсЯ  ли  в  архиве  хоть
какие-нибудь следы ‹онсевилЯ, чтобы по ним можно было с большей или  меньшей
вероЯтностью восстановить его жизнь? €ли мы ничего не найдем?
   ‚ общем старичок неожиданно заЯвил, что он не пойдет  ночевать  домой,  а
будет рытьсЯ всю ночь в архиве. џ хотел остатьсЯ с ним,  но  оказалось,  что
посторонним в архиве находитьсЯ нельзЯ. ’огда Я пошел в город, купил  хлеба,
колбасы, чаЯ и сахара, принес все это старичку, чтобы он  мог  ночью  попить
чаю, и ушел.
   Џоиски длились девЯть дней. Љаждое утро  старичок  показывал  мне  список
дел, где, по его догадкам, могли быть какие-нибудь упоминаниЯ  о  ‹онсевиле.
Џротив наиболее интересных дел  он  ставил  "птички",  но  называл  их,  как
математик, "радикалами".
   ’олько на седьмой день  была  найдена  запись  в  кладбищенской  книге  о
погребении  при  несколько  странных   обстоЯтельствах   пленного   капитана
французской армии арлЯ …вгениЯ ‹онсевилЯ.
   Ќа девЯтый день  были  найдены  указаниЯ  на  ‹онсевилЯ  в  двух  частных
письмах, а  на  десЯтый  -  оборванное,  без  подписи  донесение  олонецкого
губернатора о кратковременном пребывании в Џетрозаводске  жены  "означенного
‹онсевилЯ Њарии  –ецилии  ’ринитэ,  приезжавшей  из  ”ранции  длЯ  установки
памЯтника на его могиле".
   Њатериалы были исчерпаны. Ќо  того,  что  нашел  сиЯвший  от  этой  удачи
старичок  архивариус,  было  достаточно,  чтобы  ‹онсевиль   ожил   в   моем
воображении.
   Љак только поЯвилсЯ ‹онсевиль, Я тотчас засел за книгу - и весь  материал
по истории завода, что еще недавно так безнадежно рассыпалсЯ,  вдруг  лег  в
нее.  ‹ег  плотно  и  закономерно  вокруг  этого   артиллериста,   участника
”ранцузской революции, взЯтого в плен казаками под ѓжатском,  сосланного  на
Џетрозаводский завод и умершего там от горЯчки.
   ’ак была написана повесть "‘удьба арлЯ ‹онсевилЯ".
   Њатериал был мертв, пока не поЯвилсЯ человек.
   Љроме того, весь заранее составленный  план  книги  разлетелсЯ  в  щепки.
’еперь повествование уверенно  вел  за  собой  ‹онсевиль.  Ћн,  как  магнит,
притЯнул к себе не только исторические факты, но и многое  из  того,  что  Я
видел на севере.
   ‚ повести есть сцена оплакиваниЯ умершего ‹онсевилЯ. ‘лова женского плача
над ним Я взЯл из подлинных причитаний. ќтот случай заслуживает того,  чтобы
о нем упомЯнуть.
   џ ехал на пароходе вверх  по  ‘вири,  из  ‹адожского  озера  в  Ћнежское.
ѓде-то, кажетсЯ, в ‘вирице, на  нижнюю  палубу  внесли  с  пристани  простой
сосновый гроб.
   ‚ ‘вирице, оказываетсЯ, умер старейший и самый опытный лоцман  на  ‘вири.
…го друзьЯ лоцманы решили провезти гроб с  его  телом  по  всей  реке  -  от
‘вирицы до ‚ознесеньЯ, чтобы покойный как бы простилсЯ с любимой  рекой.  €,
кроме того, чтобы дать возможность  береговым  жителЯм  попрощатьсЯ  с  этим
очень уважаемым в тех местах, своего рода знаменитым человеком.
   „ело в том, что ‘вирь  порожистаЯ  и  стремительнаЯ  река.  Џароходы  без
опытного лоцмана не могут проходить свирские стремнины. Џоэтому на  ‘вири  с
давних пор существовало племЯ лоцманов, свЯзанных круговой порукой.
   Љогда мы проходили стремнины - пороги, - наш пароход тащили два  буксира,
несмотрЯ на то, что он сам работал полным ходом.
   ‚низ по течению пароходы шли в обратном порЯдке  -  и  пароход  и  буксир
работали задним ходом против течениЯ, чтобы замедлить спуск и не налететь на
пороги.
   Ћ том, что на нашем пароходе  везут  умершего  лоцмана,  дали  телеграмму
вверх по реке. Џоэтому на каждой пристани пароход встречали  толпы  жителей.
‚переди стоЯли старухи плакальщицы в  черных  платках.  Љак  только  пароход
подваливал  к  пристани,  они   начинали   оплакивать   умершего   высокими,
томительными голосами.
   ‘лова этого поэтического плача никогда не повторЯлись.  Џо-моему,  каждый
плач был импровизацией.
   ‚от один из плачей:
   "Џошто отлетел от нас в смертную сторону, пошто покинул нас, сиротинушек?
Ќешто мы тебЯ не привечали, не встречали добрым да ласковым словом?  ЏоглЯди
на ‘вирь, батюшка, поглЯди в останний раз, - кручи запеклись  рудой  кровью,
течет река из одних наших бабьих слез. Ћх, за  что  же  это  смерть  к  тебе
пришла не ко времени? Ћх, чего ж это по всей ‘вири-реке  горЯт  погребальные
свечечки?"
   ’ак мы и плыли до ‚ознесеньЯ под этот плач, не прекращавшийсЯ даже ночью.
   Ђ в ‚ознесенье на пароход взошли суровые люди - лоцманы - и снЯли с гроба
крышку. ’ам лежал седой могучий старик с обветренным лицом.
   ѓроб поднЯли на льнЯных полотенцах и понесли на берег под  звонкий  плач.
‡а гробом шла молодаЯ женщина, прикрыв шалью бледное лицо. Ћна вела за  руку
белоголового мальчика. ‡а ней в нескольких  шагах  позади  шел  средних  лет
мужчина в форме речного капитана. ќто были дочь, внук и зЯть умершего.
   Ќа пароходе приспустили флаг, и когда гроб понесли на  кладбище,  пароход
дал несколько протЯжных гудков.
   €  еще  одно  впечатление  не  могло  не  войти  в  эту  повесть.  Ќичего
значительного в этом впечатлении не было, но почему-то  оно  в  моей  памЯти
накрепко свЯзано с севером. ќто необыкновенный блеск ‚енеры.
   Ќикогда Я еще не видел  блеска  такой  напрЯженности  и  чистоты.  ‚енера
переливалась, как каплЯ алмазной влаги на зеленеющем предрассветном небе.
   ќто была действительно посланница небес, предвестница прекрасной утренней
зари. Џочему-то в средних широтах и на юге Я никогда не замечал ее. Ђ здесь,
казалось, она одна сверкает в своей  девственной  красоте  над  пустошами  и
лесами, одна властвует в предутренние часы над  всей  северной  землей,  над
Ћнегой и ‡аволочьем, над ‹адогой и ‡аонежьем.


        †€‚Ћ’‚Ћђџ™…… ЌЂ—Ђ‹Ћ

   Ћднажды ‡олЯ  в  обществе  нескольких  друзей  говорил,  что  воображение
совершенно не нужно писателю. ђабота писателЯ должна быть основана только на
точном наблюдении. Љак у него, у ‡олЯ.
   Ѓывший при этом Њопассан спросил:
   - Љак же тогда объЯснить, что вы пишете свои огромные романы на основании
какой-нибудь одной газетной заметки и при этом месЯцами не выходите из дому?
   ‡олЯ промолчал.
   Њопассан  взЯл  шлЯпу  и  вышел.  …го  уход  мог  быть   истолкован   как
оскорбление. Ќо он не боЯлсЯ этого. Ќикому, даже ‡олЯ, он не  мог  позволить
отрицать воображение.
   Њопассан,  как  и  каждый  писатель,  глубоко  дорожил   воображением   -
великолепной средой  длЯ  расцвета  творческой  мысли,  золотоносной  землей
поэзии и прозы.
   Ћно было животворЯщим началом искусства, его, как выражались восторженные
поэты из ‹атинского квартала, "вечным солнцем и богом".
   Ќо  это   ослепительное   солнце   воображениЯ   загораетсЯ   только   от
прикосновениЯ к земле. Ћно не может гореть в пустоте. ‚ ней оно гаснет.
   —то такое воображение? ‹егче всего было бы ответить, как отвечал на такие
каверзные  вопросы  ѓайдар.  Ћн  подозрительно  смотрел  на  собеседника   и
спрашивал:
   - ЋпЯть ты менЯ решил подловить? —ерта с два! ‚се равно не скажу.
   „лЯ того чтобы нам самим стали более или менее  Ясны  некоторые  понЯтиЯ,
лучше всего разобратьсЯ в них так, как идут разговоры с детьми.
   „ети спрашивают: "Ђ что это?", "Ђ зачем это?", ". Ђ почему это?"  Ћни  не
успокаиваютсЯ, пока не вынудЯт  нас  сделать  нечеловеческое  усилие,  чтобы
найти на все эти вопросы хотЯ бы сносные ответы.
   …сли бы у нас нашелсЯ маленький собеседник,  который  мог  бы  выговорить
слово "воображение", то разговор, очевидно, происходил бы так:
   - Ђ что это такое, воображение?
   …сли бы мы ответили что-нибудь вроде того, что это "солнце искусства" или
его "свЯтаЯ свЯтых", то этот ответ завел бы нас в такие заумные чащи, что из
них оставалсЯ бы только один выход - бегство от своего собеседника.
   „ети  требуют  Ясности.  Џоэтому  мы  будем  вынуждены  ответить   нашему
собеседнику, что воображение - это свойство человеческой н